Анатомия войны: Александр Македонский, Ганнибал, Юлий Цезарь и их великие победы

Анатомия войны: почему человечество воюет?

Война – организованная вооруженная борьба между государствами, народами, нациями, социальными группами. Война есть продолжение политики другими средствами.

К. Клаузевиц, военный теоретик XIX века.

За последние пять тысяч лет истории человечества произошло почти двадцать тысяч больших и малых войн, локальных конфликтов, в которых погибли миллиарды людей. Главная цель войны – подчинение одного государства и народа другому государству и народу, достигаемое разгромом противника и заключением мира на выгодных условиях с помощью подавления воли противника к сопротивлению. Конкретные цели и мотивы войны определяют политические деятели, которые оказывают решающее влияние на её ведение, на её военную стратегию. Во всех государствах политика не отделима от экономики, влияние политических деятелей на ведение и смысл войны во многом определяется соответствующими экономическими условиями, ситуацией в регионе и в мире – если это война мировая. Как правило, побеждает в войне та страна, у которой сильнее экономика, мощнее экономические ресурсы.

Для достижения политических и экономических целей в войне главным средством является армия, политические, экономические, дипломатические, идеологические, психологические средства. Непосредственным поводом к войне могут быть самые простые и ничтожные – «оскорбление флага», искажение дипломатического документа, убийство официального лица. Главные причины войн – жажда наживы и стремление к господству над другими или другими государствами.

За тысячи лет были разработаны законы войны, «выявлены» причины, её вызывающие – перенаселение, борьба за существование, борьбы за «жизненное пространство», создание «сильной нации с особой исторической миссией», агрессивность человека, национальные антагонизмы.

Исследователь В. Соловьев писал в 1941 году в работе «Происхождение и сущность войны и армии»:

«Теории, обосновывающие неизбежность и извечность войны, могут быть сведены к двум группам.

К первой группе относятся так называемые этические теории, считающие, что война есть такая нравственная категория, без которой не мыслиться существование человеческого общества. Наиболее ярким представителем этой точки зрения является немецкий философ Гегель, который в своей «Философии права» утверждает, что война есть нравственное явление, что она необходима, так как освежает человеческое общество, предохраняет его от окостенения, загнивания, гниения:

«Война – есть очистительная жертва, она воскрешает мужество в народах, изнеженных миром. Война есть сильнейшее целебное свойство. Она до корня потрясает положение вещей, не исключая самой жизни, и обнаруживает мелочи жизни в их истинном свете. Подобно тому, как движение ветров не дает озеру загнивать, что с ним непременно бы случилось при продолжительном безветрии, так и война предохраняет народы от гниения, которое непременно явилось бы следствием продолжительного, а тем паче вечного мира».

Согласно теории Гегеля, человечество не может существовать без войны. Государства также существуют для войны, они относятся друг к другу соответственно своей силе, должны сами охранять свою нравственность и право, сами должны создавать его себе и поэтому вести войну: «История есть вечный День гнева; победившая нация есть всегда и самая лучшая, её торжество есть доказательство её правоты». Это последнее положение в настоящее время цитируется всеми идеологами авторитарных государств и используется или для оправдания любого насилия, любой грабительской войны.

Прудон, считающий себя последователем Гегеля, в своём произведении «Война и мир» говорит, что нравственность человечества выражается в войне, а война – это самое лучшее, что дала природа человеку: «мир, в сущности, безнравственен; война есть великая нравственная школа человечества, орудие благородства и нравственного обновления; таково её назначение как божественного промысла».

Вторая группа «теорий войны» может быть объединена под общим названием биологических теорий. Сторонники биологических теорий войны выходят из высказываний английского философа Гоббса, утверждавшего, что «человек человеку волк», что в человеческом обществе постоянно существует «война всех против всех».

Разновидностью биологической теории войны являются расовые теории, которые утверждают, что человечество по естественным вечным, божественным законам делится на низшие и высшие расы. Высшие расы господ – могут осуществлять своё господство только при помощи силы, военного насилия, войны. Война – неизбежное средство расового деления общества. Немецкий философ Шпенглер, один из крупнейших идеологов современного расизма и национал-социализма в своей книге «Человек и техника» пишет:

«Человек – хищное животное, сама жизнь толкает его на драку, на борьбу, на войну. История государств есть история войн. Идеи, ставшие кровью – требуют крови. Война есть вечная форма высшего человеческого бытия, и государства существуют ради войны».

Все расовые, биологические, этические и всякие другие «теории» войны направлены на обоснование вечности войн и неизбежности их для человеческого общества. Само собой разумеется, что все эти «теоретические построения» не имеют ничего общего с действительной наукой.

Апологеты войны утверждают, что «все силы природы находятся в постоянной борьбе между собой, стремясь к созданию нового и более совершенного путём разрушения старого и отжившего». Человечество составная часть природы – подчиняется этому основному закону природы. Апологеты утверждают, что война не только многое убивает и разрушает, но и многое создаёт, «двигая вперёд цивилизацию»; при этом то, что жизнь и смерть миллионов людей противопоставляется развитию в результате войн внешней торговли, даже не обсуждается.

Войны бывают разных видов – народные, вызванные личными интересами и притязаниями руководства государства, завоевательные, религиозные, торговые, за независимость, за престол, гражданские, междоусобные, наступательные, оборонительные, сухопутные, морские.

Организаторы войны, прикрываясь «теориями неизбежности войн», всегда имеют четкую цель, для достижения которой и ведется война. Эти цели почти всегда имеют «материальную составляющую». Такие цели всегда скрываются, затушевываются, внимание общества переносится на внешние поводы, вызвавшие войну. При этом эти поводы только тогда ведут к войне, когда её вдохновители хотят её получить – в десятках и сотнях других случаях «сплошь и рядом национальная честь оскорблялась, сограждане и подданные избивались, их права нарушались, договоры рвались в клочки, и войны из-за этого не происходило, даже дипломатических нот не писалось».

Причины войны реальные и материальные интересы групп людей. При этом не имеет значения, какие войны ведутся – династические, за увеличение политического влияния, освободительные, революционные. Везде для победителей предусмотрено получение материальных благ, контроль победителей над экономикой государств. Все политические войны – а политику часто называют «концентрированной экономикой» – ведутся «за материальные интересы» группы лиц, сословия, класса, находящихся у власти. Две с половиной тысячи лет назад древнегреческий мыслитель Аристотель определил войну как «одно из искусств приобретения», присвоения чего-то, принадлежащего другому. Религиозный философ Августин говорил: «Что такое война, как не грабёж в большом масштабе?» Французский философ XVIII века Вольтер утверждал, что «во всех войнах речь идёт исключительно о грабеже, чтобы пожать хлеб, посеянный другими, забрать их скот, лошадей и домашний скарб». В XIX столетии французский философ Прудон писал, что «грабеж составляет душу войны, то, что делает её популярной». Наполеон Бонапарт говорил солдатам:

«Вы плохо питаетесь и почти голы. Правительство вам много должно, но ничего для вас не может сделать. Я поведу вас в самые плодородные равнины мира, вы найдете там большие города, богатые провинции, вы найдёте там честь, славу и богатства».

Материальные блага добывались не только грабежом. Ими являлись рабы, захват территорий и контроль торговых путей, и, начиная с XVII века, приобретение новых колоний. Многие войны велись за рынки сбыта товаров, за обладание промышленным сырьём, нефтью. Немецкий философ И. Гёте писал: «война, пиратство и торговля суть триедины и нераздельны».

Немецкий исследователь О. Николаи писал о причинах и сущности войн в своей работе «Биология войны», вышедшей в 1926 году в Ленинграде:

«В течение тысячелетий войну ненавидели. Ни один мыслящий человек никогда не сказал о ней ни одного доброго слова. Разум никогда не сможет оправдать войну. Но они не знали, как силён инстинкт войны у человека, инстинкт, сидящий в нём глубже всякого разума.

Дело в том, что даже из уст самого откровенного противника войны раздается какой-то возглас в пользу войны. Природное влечение, нечто такое, что напоминает самые потайные источники человеческой силы, заставляет нас любить войну. Любовь к войне содержится в самой крови народа, подобно скрытому инстинкту, и с наступлением подходящего случая она оживает и даёт о себе знать. В мирные времена такое опьянение требует искусственного стимула. Выпив своё пиво, баварец дерётся; английский матрос, уничтожив достойное количество виски, приступает к боксу; упоенный водкой русский лезет в рукопашную; итальянец, насладившись всласть вином, хватается за нож.

Когда народами овладевает опьянение войной, тогда драка, бокс, поножовщина становятся всеобщими. Тогда французы перестают быть «декадентствующими болтунами», британцы – «самодовольно-флегматичными коровами», русские – «нежными мечтателями», итальянцы – «увлекающимися влюблёнными», немцы – «опьяненные гуманностью идеалистами». Все тогда превращаются в людей дела. Именно эта универсальность увлечения войной доказывает, что мы имеем здесь дело с врождённым роду человеческому инстинктом, всегда готовым обнаружиться.

Честь человека покоится на уважении других людей. Честь нации базируется на уважении прочих народов. Миновали те времена, когда это уважение вызывалось мускульной силой. Сколь необходимой не казалась бы война, будь то вследствие унаследованного представления о ней, или как разумное действие, или, наконец, как дело чести, она таковой быть не может. Подобной необходимости для человека существовать не должно. Кто объявляет войну необходимостью, тот низводит её тем самым на степень животного акта. Война свидетельствует не о случайном заблуждении, а о полном непонимании положения, занимаемого человеком в природе. Зная, сколько в нас таится животного, мы с особенным усердием должны ежедневно и ежечасно развивать в себе всё человеческое. Становиться ясно, что война не только грех, но и смертный грех.

Война не является фактором в общечеловеческой борьбе за существование: война нисколько не содействует ни благосостоянию человечества, ни его уюту, ни его умственной и физической культуре.

Те немногие, которые «остаются в барышах» в войне и которые в большинстве случаев одновременно решают вопросы войны, очень редко бывают заинтересованы в предотвращении войны, так как даже в войне, требующей крупных жертв, они едва ли чем-либо рискуют. Эти люди зарабатывают, во всяком случае, именно они и затевают войны. Бисмарк сказал: «Большинство обычно не проявляет склонности к войне; война поощряется меньшинством, а в монархических странах государями или их министрами». В этих словах ясно выражена мысль, что, если бы всюду выполнялась воля народов, войны исчезли бы навсегда. Для массы людей ясно – в случае возникновения войны они теряют. Когда всё человечество окончательно убедится в этом, тогда настанет всеобщий и вечный мир.

«Укрепляющее влияние» поражения и «изнеживающий» результат победы никогда не приведёт в состояние равновесия ту справедливость, при помощи которой войне приходится регулировать взаимоотношения народов. Сызнова угнетаемый опять возвращается к мысли о мести, и всякий раз его усилия в этом направлении завершаются успехом. Этим обуславливается утомительная скука истории, представляющей вечную смену никогда не прекращающихся войн. Лишь свободная воля человека, сознающего, что так продолжаться не может, в состоянии изменить подобное положение вещей. Кажется, что почти никто не хочет извлечь из этого никаких уроков. Прав Гегель, сказавший: «История учит только тому, что никогда ничему людей не учит».

Война диктуется экономическими законами и ведется не между народами, а между господствующими элитами враждующих государств, подчиняющими себе всё остальное общество с помощью организованного насилия. С помощью информационно-психологических методов элита превращает грабительскую войну в национально-патриотическую и, естественно, справедливую. Происходит идеализация войны. Инерция решения проблем между государствами с помощью войны всё ещё очень велика и многие политические деятели разных стран хорошо помнят слова железного канцлера XIX века Отто фон Бисмарка: «Великие вопросы не будут разрешены речами и подачей голосов, но железом и кровью».

Армии – предшественники рыцарского войска, и их оружие

Проблемы происхождения армии (от лат. armare – вооружать), её назначения и сущности интересовали многих мыслителей человечества, определивших её признаки – «армия является органом государства, которым она создается и содержится; армия представляет собой организацию вооруженных людей и выполняет свои функции вооруженными средствами; армия способна вести войну и обладать для этого необходимой боевой мощью».

Армии появились при возникновении государств, как одно из главных орудий подавления и насилия, осуществляющих политику господствующих в обществе элит.

О задачах армии писал хорошо разбирающийся в этих проблемах лидер Советского Союза в 1923–1953 годах И. В. Сталин: «две основные функции характеризуют деятельность государства: главная внутренняя – держать эксплуатируемое большинство в узде, и внешняя, не главная – расширять территорию своего, господствующего класса за счет территории других государств, или защищать территорию своего государства от нападений со стороны других государств».

Армия полностью зависит от экономического развития общества. В первобытном обществе не было армий, потому что отсутствовали экономические условия её возникновения. Первой, древнейшей армией, сведения о которой дошли до нашего времени, стала армия Египта, бывшая наёмной. Её основой была пехота, поддерживаемая боевыми колесницами, лучниками, позднее кавалерией. Воины были вооружены палицами, копьями, мечами, пращами, луками. Очень большой была постоянная персидская армия, состоявшая из плохо обученной пехоты и нерегулярной кавалерии. Для её управления и контроля персидским царям пришлось создать гвардию. Основой мощной греческой армии были гоплиты – тяжеловооруженная пехота, выносливая, смелая, хорошо ориентировавшаяся и передвигавшаяся в бою.

Великолепной была армия Александра Македонского, состоявшая из тяжеловооруженной пехоты, прикрывавшейся кавалерией с флангов.

Армия Рима состояла из легионов, состоявшие из тяжелой и легкой пехоты и конницы. Организация этой наемной профессиональной армии была доведена до совершенства, военное обучение войск – бег, прыжки, борьба, плавание, всё в полном вооружении – держалось на очень высоком уровне. Много времени уделялось обучению обращения с оружием. Римская армия имела отличное управление, снабжение, инженерные и санитарные службы, вспомогательные войска.

Господство натурального хозяйства в V–VIII веках, слабые государства времен феодализма, практическое отсутствие экономических возможностей исключили возможность создания постоянной армии. Военные проблемы решало ополчение феодалов – вассалов и сюзеренов, состоявшее из рыцарей, со свитой из оруженосца, пажа, лучников и копейщиков. Тяжелая рыцарская кавалерия наносила решающий удар.

Изобретение пороха и создание огнестрельного оружия, особенно пушек, произвело переворот в способах ведения войн и организации армии. Пули пробивали рыцарские панцири, орудия громили каменные рыцарские замки. С XVI века национальные централизованные государства имели постоянные армии, комплектуемые вербовкой и набором по воинской повинности.

Оружие всегда имело решающее значение для победы. Первые виды оружия – палица, дубина, бумеранг, копьё, лук, праща, каменный топор, кинжал – появились в первобытном обществе. Развитие оружия всегда было связано с развитием экономики общества – именно по развитию оружия мы определяем первые экономические эпохи развития человечества.

Усовершенствование оружия, появление его новых видов, делало старые средства защиты непригодными, создавались новые средства и виды защитного вооружения; при этом вновь совершенствовалось наступательное оружие.

В первобытном обществе создавалось наступательное оружие, увеличивавшее длину и силу руки – дубины, палицы, копья кинжалы. Тогда же появился лук и стрелы. «Защитным» вооружением стали шкуры животных и боевые дубины для отражения ударов – прообраз первых щитов.

Каменное оружие сменилось бронзовым, возникли мечи, ставшие незаменимыми и в рукопашном бою и в борьбе с крупными хищниками. Бронзовый меч сменился железным, к копьям добавились дротики. В египетской армии вооружение состояло из мечей, топоров, пращей, копий, кинжалов, луков, бумерангов. Фаланга Александра Македонского имела копья шестиметровой длины. Римские легионы были вооружены короткими мечами, кинжалами, тяжелыми и метательными копьями. Колюще-рубящий меч gladius был заменён большим рубящим мечом – spatha.

На каждую одежду стали прикрепляться металлические пластины, прикрывающие важные части тела; появились латы, кольчуги, панцири, шлемы, поножи, наручи, щиты. Появились первые арбалеты.

В V–VIII веках были созданы основные виды оружия феодальной эпохи, постоянно совершенствуемые средства нападения и обороны.

Копьё, применявшееся в пеших и конных войсках, с развитием рыцарского вооружения значительно утолщается, получает особую защиту для прикрытия руки, прижимавшей его к телу рыцаря. Только в XVI–XVII веках появляются пики, заимствованные от восточных всадников.

В VIII веке главным рыцарским оружием становится меч – рубящее, с XIII века рубяще-колющее, а с XV века только колющее стальное оружие. К VIII веку обоюдоострый меч достигает длины 90 сантиметров и ширины 5 сантиметров. Он имеет короткую рукоятку с очень большой крестовиной. От бродячих варяжских дружин меч получает название – нормандский.

После VIII века в связи с усилием брони острие меча из округлого становится острым, его длина достигает одного метра, лезвие суживается к острию. К рубке с плеча добавляются многие другие приёмы фехтования, рукоятка становится более массивной, крестовина, защищающая руку, становится более мощной. Теперь «полутораручный меч» можно взять и двумя руками, которые надёжно защищают дуги гарды и контргарды. Именно из такого меча в начале XVII века были созданы колющая – stossdegen и рубящая – haudegen шпаги. К XVIII веку рыцарский меч сохраняется только в виде кирасирского палаша.

Некоторые из первых рыцарей также использовали и огромный двуручный меч, длина которого достигала двух метров; его носили без ножен, за спиной.

Булава, боевой топор, шестопер с XIV века выходят на первый план с развитием защитного вооружения, в борьбе с которым меч уже был не так эффективен. Булава с острыми шипами даже получила своё имя – «моргенштерн, утренняя звезда». С XVII века булава – символ военной власти, маршальский жезл.

Каркасный шлем сменяется нормандским, выковывающимся целиком, утяжеляется, защита ушей, затылка и шеи достигается кольчужным ожерельем. К XII веку шлем становится цилиндрическим, упирающимся в плечи, с прорезями для глаз и рта. В XIV веке его из-за непомерной тяжести сменил конический шлем с забралом, затем появился шлем с широкими полями, вытянутым назатыльником и узким забралом и подбородником. С появлением огнестрельного оружия шлем значительно упрощается, а к XVIII веку теряет боевое значение, становясь принадлежностью военной формы.

С VIII века появляется железная кольчуга, к которой с XIII века добавляется сплошной доспех, вытеснивший наборную броню. К концу XIV века создается знаменитый готический доспех, ярким образцом которого являлся миланский доспех из рифленого железа, полностью закрывающий всё тело. К концу XVI века используется только полудоспех, потом только нагрудник.

Первые щиты были круглыми или овальными, позднее – миндалевидными, прикрывавшими всадника от плеча до стремени. С созданием готического доспеха значение щита значительно уменьшается.

Основными центрами производств рыцарского вооружения стали Пассау на Дунае и Зоменген на Рейне, находившиеся в местностях, богатых чистой железной рудой. Позже прославились испанские и итальянские мастера – из Толедо и Милана. Оружие всегда было очень дорогим, самый простой панцирь стоил дороже лошади и быка. Способы его производства держались в строгой тайне. Оружейный цех в городах находился в самом почетном месте.

Холодное, или белое оружие являлось главным видом оружия, используемого в рукопашном бою, до XVI века, до появления и развития огнестрельного оружия. О рыцарях – мастерах боя слагались легенды, о них по всей Европе пели трубадуры и мейстезингеры. В Средние века, когда человеческая жизнь не являлась ценностью, именно рыцарство изменило подобное представление в обществе – и именно поэтому осталось в истории человечества, введя в неё понятие чести.

Гетайры и фаланга Александра Македонского.

Герой Древнего мира Александр Македонский (356–323 годы до н. э.) не потерпел ни одного военного поражения. Его военное искусство соединило в себе все достижения мирового военного искусства. Военные походы Александра Великого 334–324 годов описаны в тысячах книг историков и исследователей:

«Александр Македонский, продолжив совершенствование организации, вооружения и способов боевых действий македонской армии, начатое Филиппом II, выступил новатором в военном искусстве: увеличил плотность фаланги и изменил её вооружение, повысив силу её атаки – македонская фаланга использовалась не только в рукопашном бою, но и служила как бы тараном в атаке; превратил кавалерию в решающую ударную и маневренную силу армии; ввел новый тип конницы, способной вести бой в конном и пешем строю; установил основы маневрирования и взаимодействия элементов боевого порядка.

В зависимости от обстановки Александр Македонский действовал сосредоточенными силами или делил армию на самостоятельные колоны. Успеха в сражении он добивался созданием на одном, обычно правом, атакующем фланге ударной группировки и с тяжелой кавалерией и средней пехоты. Легкая конница и пехота завязывали бой. Тяжелая конница наносила удар во фланг и тыл боевого порядка противника, а фаланга тяжелой пехоты атакой с фронта завершала её удар. Лёгкая конница затем вела преследование разгромленного врага. Александр Македонский разработал основы кавалерийской тактики. Он развил принцип неравномерного распределения сил по фронту, открытый Эпаминондом.

Характерные особенности стратегии Александра Македонского: тщательная подготовка войны, глубокое изучение противника и его страны, ведение войны по разработанному плану, решительное и настойчивое претворение планов в жизнь, разгром живой силы противника в полевом сражении, обеспечение коммуникаций и баз снабжения армии и флота, закрепление победы.

Важное значение Александр Македонский придавал установлению и поддержанию дружеских отношений с населением завоеванных стран».

Исследователь Н. С. Голицын писал о македонском войске в книге «Всеобщая военная история древних времен», вышедшей в Петербурге в 1872 году:

«Македонская армия отличалась превосходным, в правильной соразмерности, составом из всех родов войск, различных и по вооружению, и по образу действий. Главными и лучшими были тяжелые и средние: пехота и конница; легкие же пешие и конные войска были второстепенными, вспомогательными.

Первое место между дружинами царских телохранителей и в целом войске занимали гетайры – постоянные, доблестные, знаменитые сподвижники Филиппа и в особенности Александра, который всегда и во всех своих битвах сражался во главе их или окруженный ими, и с ними делил все военные труды и опасности.

Гетайры разделялись на 8 илов – эскадронов в 200 человек каждый, следовательно, всего гетайров было 1600 человек. Первый ил был сильнее прочих, считался почетнейшим и назывался царским.

Вооружение македонских войск вообще было греческим, но значительно усовершенствованное. Тяжелая пехота имела мечи, которыми одинаково могла и колоть и рубить, и большие щиты, в рост человеческий. Но главным её оружием была сарриса или копьё длиной до семи метров. Средняя и легкая пехота были вооружены легкими латами и щитами, мечами и копьями, удобными также для метания. Тяжелая конница была вооружена мечами, щитами и длинными копьями, а легкая – легкими копьями и дротиками, луками. В тяжелой коннице и лошади и всадники были покрыты чешуйчатыми латами.

Филипп усилил и усовершенствовал греческую фалангу, учрежденную им в Македонии не ранее 359 года. Усовершенствование фаланги Филиппом заключалось в том, что он соединил в ней в один нераздельный состав тяжелые и средние: пехоту и конницу, определив относительную соразмерность их так, что конница вообще составляла 1/4 , а средняя пехота – 1/2 тяжелой пехоты. Александр Великий, удвоив численную силу фаланги, сохранил установленный Филиппом её состав. В фаланге было: тяжелой пехоты или гоплитов – 16384 человека, средней пехоты – 8192 человека, конницы тяжелой и средней – 4096 человек. Всего воинов было 28672 человека, а с начальниками до 30000 человек.

Филипп принял для строя тяжелой пехоты 16-ти шереножную глубину, потому что она доставляла тяжелой пехоте достаточные твердость и силу для нападения и обороны, и легко могла быть увеличиваема вдвое или более, для усиления натиска, либо уменьшаема наполовину, без уменьшения, однако же, твёрдости и силы строя.

Первой, основной частью македонской фаланги был лохос или ряд из 16-ти гоплитов. Он разделялся на 2 димерии, а димерия – на 2 эномотии. Передний в лохосе воин начальствовал им и назывался лохагосом, а последний или задний, урагос, был обязан наблюдать за порядком в лохосе. Оба были назначаемы из числа лучших, надёжнейших и храбрейших воинов.

Дальнейшие подразделения фаланги были образуемы путём постепенного соединения лохосов в числе 2-х, 4-х, 8-ми и 16-ти. 2 лохоса составляли дилохию, 2 дилохии – тетрархию, 2 тетрархии – таксиархию, 2 таксиархии – синтагму или ксенагию, то есть правильный квадрат из 16-ти гоплитов во фронте и стольких же в глубину; всего 256 человек.

Синтагма составляла нижнюю самостоятельную часть или тактическую единицу фаланги. Первым, главным начальником оной был синтагматарх, а вторым главный урагос. Первый в бою стоял на правом фланге передней шеренги, а последний в замке за серединой синтагмы.

Дальнейшие разделения фаланги были образуемы посредством постепенного соединения синтагм в числе 2-х,4-х,8-ми и 16-ти. Две синтагмы составляли пентекосиархию, 2 пентоксиархии – хилиархию, 2 хилиархии – мелархию, 2 мелархии (то есть 16 синтагм, 256 гоплитов во фронте, 16 в глубину, а всего 4096 воинов) – простую или малую фалангу, под начальством фалангарха.

2 простые или малые фаланги составляли двойную фалангу или дифалангархию, иначе крыло, под начальством дифалангарха. 2 двойные фаланги (1024 гоплита во фронте, 16 в глубину, а всего 16384 человека) – большую фалангу или тетрафалангархию, под началом тетрафалангарха.

Средняя пехота имела одинаковое с гоплитами число рядов во фронте, но вдвое меньшую глубину, то есть 8 шеренг.

Тяжелая и средняя конница имела одинаковое с тяжелой и средней пехотой число рядов во фронте, но вдвое меньшую против средней и вчетверо меньшую против тяжелой пехоты глубину, то есть 4 шеренги.

Тяжелая и средняя пехота действовали преимущественно наступательно и притом более или менее дробными частями, взаимно поддерживавшими друг друга, чем вознаграждался некоторым образом недостаток резервов. Конница производила нападения с большой быстротой и решительностью, а тяжелая в особенности всегда в сомкнутом строю, производя удар копьями. Легкие войска, как пешие, так и конные, вообще не имевшие определенного места в общем строе, и в бою сражавшиеся врассыпную, большей частью, однако же, становились и действовали в промежутках дробных частей тяжелых и средних пехоты и конницы, действием из метательного оружия облегчая и усиливая наступление их и удар ручным оружием.

Тяжелая пехота имела три рода строя: разомкнутый для смотра, полусомкнутый для нападения и сомкнутый для обороны.

В бою, при длине сарисс в 7 метров только первые 6 шеренг брали сариссы в руку. Остальные же 10 шеренг, сариссы которых не переступали за черту фронта фаланги, опирали их о плечи непосредственно впереди стоящих гоплитов, для ослабления действия неприятельских стрел и камней.

Для пропуска легких войск и облегчения движения, между 1-й и 2-й, 3-й и 4-й малыми фалангами было оставляемо 20, а между 2-й и 3-й – 40 шагов промежутка.

Значительным усовершенствованием вооружения, устройства и образа действий фаланги, и искуснейшим употреблением оной в битвах и применением к разнообразным видам местности и к различным случайностям и обстоятельствам войны, Филипп и Александр Великий умножили преимущества и выгоды её, ослабили её недостатки и невыгоды, и доказали, какую необыкновенную пользу можно было извлекать из неё искусным, сообразным с обстоятельствами, употреблением её. Зато она и послужила им одним из главнейших средств к одержанию блистательнейших побед.

Самой фаланге всегда соответствовал порядок, и необыкновенные дальность, продолжительность и быстрота, в некоторых случаях возбуждающие невольное удивление.

Начальствование войском, у македонян было сосредоточено, вместе с властью царской, в руках царя и потому имело необыкновенное преимущество единства и силы».

Историк В. Сахаров писал о македонском искусстве боя в «Истории конницы», вышедшей в 1882 году в Петербурге:

«Хорошее снаряжение и навык в верховой езде, которыми обладали всадники, сделали для македонской конницы возможным употребление против неприятеля стремительных атак и ударов. Способности македонской конницы к производству стремительных ударов на поле сражения Александр обязан своими победами над многочисленными полчищами. Умение управляться с конем, большая практика в верховой езде давали всадникам уверенность и устойчивость. Македонская конница приученная маневрировать в массах, является послушным и гибким орудием в руках полководца, который в самом разгаре боя сохранял возможность направлять ее для достижения своих целей.

Фаланга удерживала противника, в то время, как конница наносила свой решительный удар. Во всех сражениях, данных Александром, большая часть конницы сосредотачивалась на одном из флангов, обычно на правом, затем сам царь вел её на противопоставленный фланг противника, избранного им для решительного удара. Македонская кавалерия смело бросалась на неприятельскую конницу, опрокидывала её и затем, обнажив фланг противника, обрушивалась не его пехоту, которая при своей неспособности к маневрированию, или гибла под её ударами, или обращалась в бегство. Македонской пехоте оставалось только развивать успехи своей конницы».

Исследователь В. Уиллер писал о элите македонской конницы в книге «Александр Великий», изданной в 1899 году в Петербурге:

«Главную действующую силу армии составлял знаменитый кавалерийский полк, состоявший из македонских рыцарей, называвшихся hetairoi, то есть товарищами. Они носили металлический шлем, кожаную кирасу, покрытую металлической чешуей, и высокие сапоги. Они ездили без седла и имели при себе короткий клинок 60 сантиметров, прямой обоюдоострый меч и копье около двух метров из кизила или ясеня, обитые металлом, но не имели ни дротиков, ни щита».

Ярчайшими примерами военного искусства Александра Великого стали битвы с персидским царем Дарием и индийским царем Порром при Гидаспе.

В. Уиллер писал о битве при Гавгамеллах:

«Две армии увидали друг друга. Парменион с другими высшими начальниками, осматривая равнину между Нифратом и Гордийскими горами, видя всю её залитую светом костров и факелов, слыша ропот громадного войска, подобный отдаленному шуму бурного моря, задумывался о судьбе предстоящей битвы, сомневаясь в возможности преодолеть Дария при дневном свете. Он приступил к Александру с просьбой начать сражение ночью, для того, чтобы скрыть от своего войска страшную опасность борьбы с таким сильным неприятелем.

«Я не ворую своих побед» – отвечал Александр.

Войско Александра, успевшее отдохнуть за ночь, вступило в битву со свежими силами, а персы, целые сутки, простоявшие в боевом порядке, измучились и ослабли.

Утром 1 октября 331 года обе враждующие армии стояли друг против друга. У Александра было не более сорока тысяч пехоты и семи тысяч кавалерии – едва достаточно для того, чтобы противостоять центру армии Дария. А кроме этого центра, далеко по обе стороны, шли ещё крылья последней, способные отнять и поглотить маленькую кучку сподвижников Александра.

Для того, чтобы предохранить свою армию от отхода, Александр поставил за каждым из своих флангов резервные колонны, готовые повернуться лицом к неприятелю, нападавшему сбоку. Сначала Александр двинул всю линию своих войск вправо. Передвинулись и персидские войска, стараясь держать свой центр против центра македонян. Но при этом передвижении они поневоле вышли за пределы равнины, предназначенной для действия колесниц.

Видя это, Дарий решился напасть первым и послал свою скифскую и бактрианскую конницу в обход правого крыла македонской армии. Отряд греческой кавалерии, посланный навстречу, был отброшен, но затем другие конные отряды, к нему присоединившиеся, заставили персов отступить, хотя и с большим для себя уроном. В то же время Дарий пустил свои колесницы против центра македонской армии, рассчитывая прорвать и уничтожить его. Но эта попытка не увенчалась успехом. Македонцы убивали копьями лошадей, или схватывали их под уздцы, еще не допустив до строя. Перед теми колесницами, которым удавалось до него добраться, фаланги расступались, согласно заранее данному приказу, а потом опять смыкались и били неприятеля в тыл.

Передвижение персидской армии влево обусловило небольшой разрыв в её центре. Александр тотчас же это заметил, и, собрав отряд, состоящий из части фаланг, с гетайрами во главе, послал его в этот разрыв. Быстрым, как молния движением этот отряд проник за первую линию персидского войска, к тому месту, где находился сам Дарий. Ничто не могло противостоять напору отборной конницы, поддержанной фалангами испытанной твердости.

Дарий, возница которого был пронзен пикой, бросился бежать; первые ряды войска смяли второй ряд, тоже обратившийся в бегство; левый фланг, одновременно атакованный правым крылом Александра, смешался, и вскоре вся левая половина персидского войска, вместе с центром, пришла в полное расстройство.

На правом крыле, между тем, парфянская, индийская и персидская конница, прорвавшись сквозь центр армии Александра, в том месте, откуда был взят отряд, атаковавший Дария, отрезала и окружила левое её крыло, угрожая окончательно его уничтожить. Парменион послал к Александру за помощью.

Вот тут-то и пригодились резервы, поставленные за фалангами. Бросившись на неприятеля, они смяли его, заставив отступить по той же дороге, по которой он пришел. А на этой дороге персидская кавалерия встретила самого Александра с гетайрами, спешившего на помощь к Пармениону, и участь её была решена. Немногие успели прорваться к своим рядам, но зато гетайры понесли большой урон.

Несколько минут нерешительности – и вся персидская армия бросилась бежать.

Началось преследование. Страшная пыль, из которой доносились только крики ужаса, топот копыт, бряцанье оружия и хлопанье бичей, скрыла бегущего неприятеля и ту бойню, которая продолжалась до самой ночи, сжалившейся, наконец, над побежденными.

В. Уиллер описал эту битву македонян с индийцами при Гидаспе:

«Могучий раджа Порр собрал все свои силы для того, чтобы не допустить переправы Александра через Гидасп. Войско Пора представляло собой не какие-нибудь нестройные орды, с которыми Дарий выступил при Гавгамеллах, а хорошо дисциплинированную и сильную армию, находящуюся под начальством решительного и опытного полководца. Отчаянное сопротивление, оказанное ею Александру, в битве, которая продолжалась от восхода до заката солнца, доказало, что старая арийская доблесть живет ещё в душах индийских арийцев, и что они даже обладали тем, чего не доставало их персидским братьям – способности организовываться и беспрекословно подчиняться центральной власти.

С другой стороны, битва с Порром доказала также многосторонность военного гения, которым обладал Александр. Разбив иллирийцев и фракийцев в их родных горах; выдержав натиск белтийской фаланги – на равнинах Фив, и персидской кавалерии – при Гранике; разрушив стены Тира и неприступной Газы; развеяв орды полудиких жителей Азии при Гавгамеллах; вообще перепробовав все способы защиты и нападения, покорив своей власти все народы известного до той поры мира – это тридцатилетний молодой человек дерзко выходит за границы последнего и там разбивает представителей невиданной цивилизации, обладавших и беззаветной храбростью, и прекрасной военной организацией, и долговременной боевой опытностью. Ни один полководец в истории мира не подвергался таким разнообразным испытаниям и не вышел из них с такой честью.

Войско Пора, расположившееся на южном берегу Гидаспа, состояло из тридцати пяти тысяч человек, при трехстах слонах, подобно живым башням стоявших в одну линию. Вся сила Александра была в кавалерии, а лошади боялись даже запаха слонов и их рёва. Приходилось ждать удобного случая для атаки или придумать какой-либо иной выход.

В тёмную, грозовую ночь, под сильным проливным дождем, Александр с частью войска переправился через Гидасп в десяти милях выше лагеря своего и Порра.

К рассвету 13000 воинов Александра стояли в полном боевом порядке на неприятельском берегу: на левом фланге – даанская конница, на правом – гетайры, в центре – пять тысяч гипаспистов и другая пехота, поддерживаемая стрелками; а во второй линии – агрианиане и копейщики. Позиция их составляла как раз прямой угол с позицией Порра, находившейся в семи милях к востоку. Войско последнего стояло фронтом к реке, а Александр упирался в реку правым флангом. Для того чтобы избежать нападения сбоку или сзади, Порр должен был, следовательно, хоть часть своей армии повернуть фронтом к Александру, а стало быть, оставить реку без прикрытия или, по крайней мере, с гораздо меньшим прикрытием.

Аванпостные отряды донесли Порру о том, что через реку переправляется какое-то войско. Армия Александра, стоявшая на противоположном берегу, как будто бы не изменила места и не уменьшилась в численности. Порр не встревожился особенно и ограничился посылкой своего сына, с двумя тысячами конницы и ста двадцатью колесницами, чтобы задержать неприятеля. Такой переправы, впрочем, ожидать было невозможно: слишком уж она казалась рискованной. Порр, очевидно, не знал своего противника.

Александр, как полководец, не принимал положений, навязанных ему неприятелем, а сам стремился создать своё таковое. В данном случае, переправа его через реку и позиция во фланге неприятеля совершенно изменили весь план сражения. В новейшей стратегии такие движения известны и называются фланговыми, но в старину их не знали – тогда армии сходились фронт с фронтом. Александр первый нарушил этот обычай и, благодаря его гениальной находчивости, Порр должен был повернуться фронтом перпендикулярно реке, подставив свой левый фланг и тыл под удары остававшихся на том берегу воинов Александра. Всё преимущество его позиции было уничтожено. Сражение должно было произойти теперь на одной и той же равнине, с одинаковыми шансами для обеих армий. Кавалерия Александра, в которой заключалась главная её сила, могла теперь сразу вступить в дело. Порр был принужден быстро приспосабливаться к новому положению. Выбор места и оружия был сразу захвачен гением его противника.

Но даже при всех неблагоприятных обстоятельствах, если бы Порр тотчас же перешел в наступление, то мог бы обернуть дело в свою пользу. Благодаря значительному перевесу сил – 40000 против 13000, – а в особенности благодаря слонам, против которых конница была бессильна, он мог бы окружить отряд Александра и опрокинуть его назад в реку или совсем уничтожить. Но он предпочел ждать, пока противник его атакует.

Громадный фронт армии Порра, длинной в четыре мили, медленно повернулся и занял новую позицию. В его центре, на 20–30 метров друг от друга, стояли двести слонов. Между ними и за ними толпилась пехота в две линии. На флангах помещались кавалерия и колесницы. Несколько слонов и крупный отряд пехоты остались на прежней позиции, оберегая фланг главной армии.

Армия Порра медленно двинулась по лугу вперед, навстречу Александру и, дойдя до твердого грунта, годного для движения колесниц, остановилась перед македонским войском, фронт которого занимал менее одной мили. В этой обстановке лежало спасение Александра – ей он обязан победой, так как теперь от него зависел выбор удобного пункта для нападения. Избегая слонов, он, конечно, должен был выбирать какой-нибудь фланг и выбрал левый, ближайший к реке, отчасти потому, что привык уже нападать своим правым флангом, а главным образом для того, чтобы не быть отрезанным от реки, откуда могло прийти подкрепление.

Пехота его центра и левого фланга была оставлена в запасе, до тех пор, пока левый фланг неприятеля не будет расстроен атакой кавалерии. Эта атака была начата одной тысячью даанских конных стрелков. Засыпав неприятельскую кавалерию тучей стрел, они стремглав бросились на неё с мечами. Сам Александр с корпусом гетайров поддерживал эту атаку, напав на левую сторону неприятельского центра, а два отряда послав в обход правого крыла неприятеля, для того, чтобы быть в тылу кавалерии этого крыла, если она косвенно бросится на помощь своему левому флангу.

Левый фланг армии Порра был сбит с позиции и попал между двумя массами македонской кавалерии, почему окончательно расстроился и бежал под защиту слонов. Таким образом, уже в самом начале сражения страшно сильный центр армии Порра оказался доступным для атаки с левого фланга. О колесницах, стоящих на этом фланге, ни один из летописцев почему-то не упоминает, так что роль их остается совершенно неизвестной.

В сражении при Гадаспе Александр поступил точно так же, как он всегда поступал в подобных случаях – выбрав у противника слабый пункт, он обрушивался на него и локализовал всю битву на этой нанесенной ране. В данном случае местом такой раны было соединение левого крыла с центром, выбранное для того, чтобы избежать встречи со слонами.

Эти последние, однако, сыграли в битве некоторую роль. Когда левый фланг армии Порра был разбит, ближайшие к нему слоны, поддерживаемые остатками кавалерии, бросились на македонскую конницу и впервые заставили её попятиться. Но это движение ослабило позиции левой стороны центра. Пользуясь отсутствием слонов, удалившихся влево, македонские фаланги атаковали не прикрытую ими пехоту, а в тоже время и собственный их тыл, причем старались убивать вожаков. Такая диверсия дала возможность македонской кавалерии вновь собраться и вместе с пехотой ударить слонов с фронта. Слоны, оставшись без вожаков, стали пятиться, давить своих и вносить в их ряды полное расстройство. Скоро они даже совсем побежали и окончательно смяли всю левую часть своего центра, тогда как правая его часть и весь правый фланг стояли в бездействии.

Как раз в это время, пользуясь смятением неприятеля, македонцы с другого берега начали переправу, спеша выручить усталый отряд Александра, проведший целую ночь в походе и дравшийся уже более половины дня, так как солнце перешло уже за полдень.

Порр, однако же, был похож на Дария: пока хоть часть его армии не была ещё разбита, он оставался на своем месте, в центре, распоряжаясь сражением с высоты своего раззолоченного кресла, стоявшего на одном из самых больших слонов. Только тогда, когда бегство стало всеобщим, и сам он был жестоко ранен, несчастный раджа, вздумавший противостоять Александру, решился подчиниться судьбе.

Битва кончилась. По тонкости плана и блистательному выполнению, она принадлежала к шедеврам Александра. Армия Порра была почти совсем уничтожена, потеряв более 20000 человек. Колесницы были попорчены, а возницы их убиты. 80 слонов попали в плен, а ещё больше было перебито. Среди погибших находились и два сына Порра. От могучей армии, ещё в то же утро торжественно стоявшей на берегу реки, не осталось ничего.

В ночь на 1 октября 331 года до Рождества Христова, вся Нифратская долина до самых Гордийских гор была залита ярким светом костров и факелов нескончаемой персидской армии, рокотавшей как океанский прибой. Неприятеля было втрое больше и македонские военачальники предложили Александру атаковать Дария ночью, чтобы воины не увидели, что их фаланги хватает только на центр огромного войска царя царей.

«Я не ворую своих побед, – ответил Александр, помолчал и, улыбнувшись, добавил, – видите, они ждут нашей атаки и находятся в тяжелом вооружении в боевых порядках, даже не выпрягают лошадей из колесниц, пусть выдыхаются и слабеют».

Македонский лагерь затих. После битвы при Гранике все воины фаланги, средней пехоты, тяжелой и легкой конницы знали, что их гений предусматривает все и тщательно готовит победу. Завтра будет битва при Гавгамелах и армия Александра к ней готова до самого последнего воина. Огромная, а потому рыхлая масса персидской пехоты, управляемая только гвардией Дария, атакует македонскую фалангу, которая должна выдержать первый страшный удар. Конница бьется с вражескими всадниками, не давая им зайти в тыл гоплитам, а Александр со своими гетайрами и ударной группой на правом фланге определяет слабое место во фронте противника. Своим стремительным косым ударом, всегда под углом к линии врага, он врубается в первую линию атакующих и разрывает ее. В это же время его фаланга тараном идет на персов, не давая Дарию перебрасывать резервы к месту прорыва. В неприятельском войске, разорванном и истребляемом с разных сторон, начинается хаос, пехота бежит и гибнет под ударами македонских всадников.

Утром первого октябрьского жаркого дня сто пятьдесят тысяч персов стояли против пятидесяти тысяч македонцев. Железный прямоугольник тридцатитысячной фаланги в шестнадцать шеренг на протяжении всего двухкилометрового фронта был ощетинен овальными щитами в человеческий рост. Воины, не вытаскивавшие заранее длинные колюще-рубящие мечи, стояли в сомкнутом для обороны строе. Вот первые шесть шеренг взяли семиметровые копья под руки, а остальные десять положили свои сариссы на плечи впередистоящих товарищей. Теперь через этот железный частокол не могли жалить и бить македонский непрорываемый строй ни стрелы, ни пращные камни персидских лучников. Фланги фаланги прикрывала конница, сзади стоял резерв из средней пехоты, располагавшийся в самых опасных для прорыва противника местах четкими правильными квадратами.

Александр, как обычно, во главе восьми эскадронов – илов своих товарищей hetairoi, находился на правом фланге. Македонские рыцари в железных шлемах и длинных кожаных кирасах в металлической чешуе, были вооружены прямыми обоюдоострыми мечами, полуметровыми кинжалами и двухметровыми копьями из неперерубаемого кизила. Они не имели ни щитов, ни седел и управляли своими боевыми конями только ногами в высоких крепких сапогах. Решающий удар тысячи шестисот гетайров восемью илами был страшен и это хорошо знали все вокруг Средиземного и Красного морей.

Дарий дал сигнал к бою и на македонскую фалангу пошла персидская пехота. Одновременно царь царей послал свою знаменитую бактрийскую конницу в обход правого крыла, втрое меньшего, чем персидская армия, войска этого зарвавшегося в пределы чужой для него Азии непонятно дерзкого грека. Две лавы сошлись в бешеной рукопашной рубке и бактрийцы медленно продвигались в тыл Александра, который спокойно стоял на месте. Вслед за пехотой Дарий послал в бой сотни боевых колесниц со страшными серпами по бокам и косами в колесах. Из фаланги выскочили копьеносцы и начали бросать копья в коней, другие воины бесстрашно хватали их под уздцы и висли на них, не допуская сотни таранов до своих товарищей. Несколько колесниц прорвались к фаланге, македонцы сжались, расступились, пропустили их в образовавшиеся проходы и стерли.

Александр тут же увидел, что слева от Дария нет сильного прикрытия. Он с гетайрами и тяжелой конницей бросился на прорыв, а, отбившаяся от пехоты и колесниц фаланга сразу же полуразомкнулась для нападения и мерно двинулась вперед по всему фронту. Гетайры снесли первую линию персидских войск и Александр сбил копьем возницу Дария, прикрывшего собой господина. С фронта на врага накатилась фаланга, закрывшая гетайрам тыл, и в минуты левый фланг и центр огромного войска шахиншаха под номером три, был смят. Недоколотые остатки первой линии своим быстрым откатом расстроили вторую, левая половина бесконечного войска начала все быстрее и быстрее отползать назад. Увидевший это, царь царей, к которому с великолепно-ужасающим криком: «Дария мне!» рвался Александр, сломался, бросил управление войском и побежал. Отступление почти ста тысяч персов превратилось у убойное бегство.

Бактрийская конница, почти зашедшая в тыл фаланги, целиком была перехвачена резервами средней пехоты, поддержанной конницей. Бактрийцы завязли в рубке и в этот момент их сзади ударил Александр с гетайрами, вернувшийся из боязни удара по его армии с тыла. В ожесточенно-скоротечном кавалерийском бою у Дария не стало бактрийской конницы, а у Александра – двух эскадронов гетайров.

Бежало все, что осталось от стопятидесятитысячного войска Дария III. Македонцы преследовали недавно грозно-превосходящего врага и страшная пыль бесконечным высоким столбом затянула Нифратскую долину, из которой доносились только топот копыт, лязг оружия и крики ужаса. Наступившая ночь сжалилась над побежденными и прекратила многочасовую то ли бойню, то ли резню.

Военный гений Александра Македонского и его героев в течение нескольких лет разбил иллирийцев и фракийцев в их родных горах, выдержал бешеный натиск на равнинах Фив, устоял перед страшной атакой персидской конницы при Гранике, взял неприступные Тир и Газу, развеял в пыль войско Дария при Гавгамелах. Александру Великому всего было мало и он атаковал сильнейшую армию индийских ариев, прекрасно организованных, беспрекословно подчинявшихся своему могучему радже и имевших большой боевой опыт, доблесть и храбрость.

Армия Порра была уверена, что ни при каких условиях не допустит переправы через свой широкий Гидасп войск Александра Македонского. Могущественный раджа, решительный и опытный полководец во главе непобедимой колоссальной силы, еще не знал, что ему предстоит небывалая и совсем непредсказуемая битва от рассвета до заката длинного индийского дня.

Почти сорок тысяч индийских воинов заняли удобную и непрорываемую без колоссальных потерь позицию на южном берегу Гидаспа. Триста боевых слонов-башен в одну линию стояли вдоль реки и никогда не видевшие их македонские лошади, шарахались только от их трубного рева даже на северном берегу реки. У македонцев не было шансов пробиться в Индию, не потеряв армию, и обе стороны знали это. Александр стоял и молча смотрел на водную гладь.

Внезапно над Гидаспом разразилась гроза и пошел затяжной проливной дождь. Уже через несколько часов, на закате, тринадцать тысяч македонцев во главе с Александром в десяти километрах выше лагеря Порра начали грозовую переправу через непереправляемый Гидасп. К рассвету эти невозможные воины уже стояли двумя, прикрытыми с флангов конницей, боевыми линиями прямо против правого фланга войск Порра, стоявших фронтом к реке.

Могущественный раджа не понял, что его из невозможного положения атакует сам Александр и послал своего сына со ста колесницами и двумя тысячами всадников перенять этот странный, непонятно откуда взявшийся отряд.

Жарким летом 327 года до Рождества Христова царь Порр уже должен был знать, что победитель Александр Великий не принимает сражения, навязанного ему врагом, а всегда реализует свой военный гений. До битвы при Гидаспе армии всегда бились фронт о фронт, и для своей индийской победы тридцатилетнему македонцу пришлось ввести в мировое военное искусство фланговый маневр войск.

Отряд Александра снес почти не заметив колесницы и всадников царского сына, и гарантированная победа могущественного раджи вдруг закачалась на весах судьбы. Македонский сам выбрал удобную ему позицию, и Порру быстро пришлось приспосабливаться к тому, к чему приспособиться невозможно.

За Гидаспом замерли для броска двадцать тысяч македонцев, и Порр побоялся оставить реку без сильного прикрытия. Медленно он начал разворачивать десятки тысяч своих воинов к отряду Александра, не зная, что перед ним его главный враг. Грозовая ночная переправа через бурлящую реку была практически невозможна и раджа не верил, что Александр станет так рисковать своей жизнью. Македонский, как всегда, рискнул и теперь его гетайры и тяжелая конница могла атаковать там и тогда, где и когда это захочет гениальный полководец.

Армия Порра стала к македонцам в две линии, фронтом почти в десять километров, образовав вдоль Гидаспа длинный тупой угол. В центре новой позиции стояли двести слонов на расстоянии двадцати метров друг от друга и на самом могучем раззолоченно восседал Порр. Медленно, с кавалерией и колесницами на правом фланге, индийские воины пошли на короткую македонскую фалангу, стоявшую трехкилометровой линией. Порр видел, что у него втрое больше воинов и хотел окружить и уничтожить нагло переправившийся отряд. Раджа приказал части колесниц и коннице с правого перейти на левый фланг и в предвкушении верной победы разорвал фронт и оторвался от ста слонов и боевой линии у реки.

Александр Великий тут же увидел невидимое и победный орел, казалось, опустился на его плечо. Атаковать сильнейший центр Порра с невозможными слонами ему, конечно, придти в голову не могло, и он незаметно начал свой страшный косой удар, убедившись, что его остальная армия за рекой будет атаковать туда и когда надо.

Тысяча легких конников полетели справа налево от македонской фаланги к индийским воинам. Залив их стрелами, они бросились в мечи и тут же Александр с гетайрами страшно ударил левее центра Порра там, где кончались слоны. Македонский со всего ужасного конского скока врезался во вражеский строй, не забыв перед этим послать большой отряд конницы за правый фланг войск раджи, для блокирования переброски подкреплений к месту прорыва и угрозы удара в тыл индийцам.

Колоссальный боевой порыв Александра сбил левый фланг Порра к центру и тут же быструю переправу через Гидасп начали двадцать тысяч македонцев с северного берега. Раджа развернул слонов на гетайров и их боевые кони впервые за много лет шарахнулись от невиданного врага. Александр яростно оттянул на себя все двести индийских великанов и тут же в ослабленный центр Порра ударила, стоявшая напротив десятитысячная фаланга, напряженно ждавшая этого предусмотренного гением момента. Особый отряд мгновенно вырвался из фаланги, догнал слонов сзади и перебил их вожаков. Великаны заметались и начали давить своих и чужих без разбора. Александр и его удивительные гетайры уже рубились во главе фаланги, и левый фланг и центр Порра не могли перебросить с атакуемого сзади македонской конницей, своего правого фланга ни одного воина себе на помощь.

В этот момент двадцать тысяч свежих воинов Александра переправились через Гидасп и ударили встык, между береговой линией обороны и войском Порра, дравшегося с фалангой. С правого фланга и с тыла индийцев атаковала македонская конница, в лоб таранила фаланга, слева ужасно бил Александр с гетайрами, а переправившиеся македонцы блокировали береговую линию, воины которой даже не успели развернуть на атакующих сотню своих слонов, и заходили в тыл индийцам уже с левого фланга от Гидаспа. Особый отряд македонцев давно перебил возниц на боевых колесницах и вожаков слонов, и в окруженном войске Порра, сбитого копьем со своего индийского великана, начался предсмертный хаос. В кровавом закате на залитой кровью земле мертво лежали двадцать тысяч индийских воинов. Раненый Порр и его восемьдесят слонов были взяты в плен, погибли два царских сына и к ночи этого бесконечно-ужасного дня, от блистательной армии могущественного и непобедимого раджи, не осталось ничего.

Ганнибал и его конница

Гений величайшего полководца древности и выдающегося карфагенского государственного деятеля Ганнибала Барки (247–183 годы до н. э.) ярко доказал, что именно личность вершит историю, в которой главной движущей силой является именно «человеческий фактор».

Уже в 22 года Ганнибал – полководец, отличавшийся изобретательностью и гибкостью ума, исключительной прозорливостью. Его подвиги во время второй Пунической войны, включая и беспримерный переход в 218 году до нашей эры его армии через Альпы, и сейчас поражают воображение. Вклад Ганнибала в военное искусство огромен.

«Для стратегии Ганнибала было характерным умение правильно оценивать военно-политическую обстановку и использовать противоречия в лагере противника; постоянная забота о стратегическом тыле; обеспечение устойчивости коммуникаций и баз снабжения; тщательная организация разведки глубокое изучение театра военных действий; всесторонняя подготовка и обеспечение продолжительных переходов войск.

Основой армии Ганнибал считал сухопутные войска, главной ударной силой которых была кавалерия. Характерные черты тактики Ганнибала: хорошее знание противника; умение использовать его слабые стороны; тщательная подготовка боя; смелый маневр силами и стремление к полному разгрому врага; умелое применение внезапности и новых способов действий; учет особенности местности.

Венцом полководческого искусства Ганнибала является сражение при Каннах, ставшее новым этапом в развитии тактики, первым примером окружения крупных сил противника и его полного уничтожения».

Историк Н. С. Голицын писал о Карфагене, военно-торговой республике, бросившем вызов великому Риму в работе 1872 года «Всеобщая военная история древних времен»:

«Карфаген – торговое поселение, основанное на берегах северной Африки, за 878 лет до Рождества Христова, тирскими и другими финикийскими выходцами, с самого начала вел беспрерывные войны с целью учреждения торговых поселений и распространения своих владений и торговли. К первой половине III века до Рождества Христова Карфаген – могущественная военно-торговая республика.

Географическое положение и торговая политика Карфагена, почти беспрерывные войны, веденные им, и защита собственных владений, уже с ранних времен сделали необходимыми для него образование и содержание сильного флота и многочисленного постоянного сухопутного войска. Будучи государством преимущественно торговым, Карфаген щадил жизнь собственных подданных и предпочитал для ведения своих кровопролитных войн нанимать иноплеменников, тем более, что содержание наемников служило ему средством сообщения с различными, даже далёкими народами и основой торговых сношений с ними.

Морские военные силы занимали в Карфагене первое место и были весьма значительны. Средоточием был самый город Карфаген. Здесь находились: сильно укрепленная военная гавань, многочисленные морские склады и заведения, верфи. Военными судами были обыкновенно триремы, число которых во время сицилийских войн простиралось до двухсот. На военных судах у карфагенян были сухопутные войска и гребцы.

Военно-сухопутные силы Карфагена занимали второе место, хотя были весьма многочисленны. Состав их был самый разнообразный, а именно: 1) граждане Карфагена, 2) данники и союзники его, 3) иноплеменные наёмники.

Лишь незначительное число граждан Карфагена, большей частью из высшего, знатнейшего и богатейшего сословия, служило в войске, преимущественно в коннице, службы в которой, по дороговизне, была доступна только богатым людям и считалась почетнейшею, а также составляло особенную, отборную и почетную пешую дружину под названием священной. Эта дружина служила телохранителями главным предводителям войск, практическим военным училищем для знатных карфагенян, и отличалась как роскошью в одежде и вооружении, так и храбростью.

В случаях особенной важности или большой опасности, и прочие граждане Карфагена были одинаково обязаны вооружаться.

Второе место после собственных карфагенских войск занимали войска африканских данников Карфагена – ливно-финикиян. Этих войск было гораздо более, нежели собственных карфагенских.

Наибольшую часть карфагенских армий составляли иноплеменные наёмники. Карфагеняне набирали их в самых противоположных странах Африки и Европы, между их самыми разнородными племенами, с тем намерением, чтобы набором разноплеменных наёмников, говоривших непонятными друг другу наречиями, предупреждать заговоры, измены и возмущения между ними.

Достоверно известно, что при огромных денежных средствах Карфагена выставить 100000 войск ему не стоило большого труда.

В мирное время Карфаген также содержал некоторое число войск, которые составляли стражу столицы и городов в областях.

Военное устройство Карфагена, при некоторых выгодах, имело большие недостатки и невыгоды. Внешние неудачи не причиняли Карфагену чувствительного вреда: ему нечего было щадить и жалеть полудиких наёмников, и пока у него не было недостатков в деньгах для их найма, он всегда легко и скоро мог пополнять даже величайшую убыль своих войск, ибо охотников служить в них наёмниками всегда было множество. Народонаселение государства не было ни отвлекаемо от промышленности и торговли, ни истощено войной. Однако наёмники не могли заменять природных войск, ибо в них не было ни преданности к чуждому им государству, ни единодушия, ни благородных побуждений чести и славы. Разнородные составные части карфагенского войска не были соединены между собой никакими естественными и тесными узами, никакими общими и важными выгодами, и не составляли одного неразрывного целого. Данники всегда были готовы восстать и отложиться, а наёмники, при малейшем неудовольствии, невыдаче им жалования, либо предложении кем-либо другим большей платы, возмущались и всегда были готовы обратить оружие против самого Карфагена. От того Карфаген был слаб и почти беззащитен внутри. Внезапное нападение неприятеля на собственные его пределы, от которого флоты его не всегда были в состоянии защитить его, при невозможности сверх того в скорости собрать в таком случае наёмное войско, подвергало Карфаген величайшей опасности. Внутренние же войны, гораздо более опаснее для него, нежели внешние, нередко ставили его на край гибели.

Начальники карфагенских армий были избираемы всегда из собственных граждан Карфагена народом и большей частью не по личным способностям и дарованиям, не за заслуги и отличия, оказанные отечеству, но по особенным прихоти или благорасположению народа, либо господствующей политической партии, по знатности рода или богатству, связям или проискам. Беспрерывная борьба политических партий и попеременное торжество одной над другими, зависть народа к победам и завоеваниям искусных или счастливых полководцев, опасение, чтобы предводители армии не употребили своей власти против свободы Карфагена – всё это было причиной, что их часто сменяли, даже в продолжение самой войны, отказывали им в требуемых ими подкреплениях и денежных средствах, всячески стесняли их и, наконец, совершенно ограничили их власть. При предводителях армий во время войны постоянно находились особо назначаемые сенатом для надзора за их действиями сановники, от которых они более или менее зависели.

В V веке было учреждено герусия – верховное судилище, из ста сенаторов, предназначенное для обеспечения государственных устройства и учреждений от властолюбия аристократов и особенно предводителей армий. Имея постоянное пребывание в Карфагене, судилище это управляло оттуда войной и военными действиями, даже в самых отдалённых странах, составляло военные предначертания, требовало от полководцев непременного и точного их исполнения, и строго, нередко жестоко, наказывало предводителей армий за отступления от них, неудачные предприятия и поражения. Естественным следствием этого было то, что военные предначертания верховного судилища были редко сообразны с обстоятельствами, беспрерывно изменяющимися на войне, – полководцы, страшась ответственности и наказания за неудачи, не отваживались на предприятия и действия смелые и решительные, и поэтому военные действия и войны карфагенян велись большей частью нерешительно, вяло и слабо. И если Карфаген сумел до такой степени распространить свои пределы и могущество, то этим был гораздо более обязан своим политике и золоту, и грубому невежеству своих врагов, нежели превосходству военного устройства и нравственной силе войска и народа своих.

Карфагенские войска были пешие и конные, тяжелые и легкие, правильно устроенные и неустроенные.

Священная дружина была пешая и тяжело вооруженная. Прочие карфагенские граждане, служившие в войске, составляли тяжелую конницу.

Ливно-финикияне сражались и пешими, и конными, и составляли, первые – часть тяжелой пехоты, а последние – часть тяжелой конницы.

Испанские наёмники составляли отличную тяжелую пехоту и отчасти тяжелую конницу. Главным оружием их был большой меч, которым одинаково можно было и колоть и рубить.

Многочисленнейшим родом войск в составе карфагенских армий была превосходная, хотя и не устроенная, легкая конница кочевых африканских племён: массилян, массессилян, маков и маврузян, известная под общим названием нумидийской.

Всадники, полунагие, едва прикрытые плащами, навёрнутыми на левые руки вместо щитов, либо львиными или тигровыми шкурами, вооруженные легкими дротиками и мечами, сражались на малорослых и тощих степных конях. Но воинственные, мужественные, неутомимые, довольствовавшиеся самой скудной пищей и отменно храбрые, они были и отличными наездниками: ибо росли на коне и с детства свыкались с верховой ездой. Их кони были необыкновенно крепки, быстры на скаку и неутомимы. Нападение нумидийской конницы было всегда чрезвычайно пылкое и стремительное. Она не стыдилась бегства, ибо бежала только для того, чтобы обратясь назад, снова нападать. Превосходно обеспечивая собственное войско от внезапных нападений, она в то же время сама беспрерывно тревожила неприятеля нечаянными, частыми со всех сторон нападениями, быстро и неутомимо преследовала его в отступлении и отлично вела малую войну небольшими отрядами.

Карфагеняне также на войне употребляли военные колесницы, а потом слонов.

В общем строе карфагенское войско представляло странный вид. Середину или главные силы составляли: пехота и конница карфагенские, ливно-финикийские, галльские, испанские и другие. Впереди были рассыпаны балеарские пращники и построены военные колесницы, а по флангам находились многочисленные толпы нумидийской конницы.

Исследователь Д. П. Кончаловский писал о великом карфагенском полководце в книге «Ганнибал», вышедшей в 1923 году в Петрограде:

«Чтобы понять деятельность Ганнибала, как полководца, организатора и политика, мы должны учитывать условия быта, культуры и международных отношений, среди которых он жил. Для выполнения своей грандиозной задачи не имел под руками тех средств, которые даёт современным государственным людям наша более развитая цивилизация и во всех отношениях совершенная техника. Предпринимая борьбу, он не мог заранее подготовить всю совокупность средств, которые были необходимы, чтобы пронести её с начала до конца, не наталкиваясь на неожиданные и непредвиденные препятствия. Под Ганнибалом не было той почвы, которую чувствуем под собой мы: эта почва – целая система технических приёмов, выработанных нашей цивилизацией. Она облегчает работу отдельного лица настолько, что даже посредственность в наше время может играть крупную роль и возвышаться до исторического значения. Она ослабляет силу случайностей и позволяет лучше предвидеть даже детали всякого дела.

То, что современный политик совершает механически и по шаблону, пользуясь готовым аппаратом, Ганнибалу приходилось делать творчески, на свой манер, всякий раз с самого начала, черпая силы только из себя. Не обладая механизмом государственным, военным и дипломатическим, Ганнибал основывался только на собственном опыте и гении, на своём знании людей, на вере, что в трудную минуту он сможет найти выход с помощью наличных средств.

Умение Ганнибала находить выход их труднейших положений свидетельствует о гибкости его ума, о страшной силе воли и настойчивости. Он строит всякий новый успех на предыдущем; теряя точку опоры, только что найденную с трудом, он тотчас находит новую среди новой ситуации. Ему много помогало счастье, но лишь потому, что он умел его ловить, умел использовать случай для успеха там, где всякий другой обратил бы его себе на погибель.

Вслед за изменением положений он постоянно меняет тактику и место действия, бросает средства, на которых недавно он, казалось, строил весь расчет».

Историк В. Сахаров писал об армии Ганнибала в книге 1889 года «История конницы»:

«Армия, которой располагал Ганнибал для войны с Римом, по составу своему была не высоких качеств. Состоящая из наёмников армия не имела чувства патриотизма, она не имела своего отечества и с Карфагеном её ничего не связывало, только уплата денег по договору и затем добыча в случае победы привлекали карфагенских воинов к военной службе.

Казалось бы, что с такой армией нечего было и думать о переходе через Альпы, о шестнадцатилетней беспрерывной борьбе. Но отец Ганнибала, а затем и сам Ганнибал ещё в большей степени сумели объединить толпу разноплеменных воинов настолько, что по дисциплине и по боевому духу даже римская народная армия, защищавшая при том своё же отечество, не могла противостоять армии Ганнибала.

Карфагенская армия была обучена по образцу греческой фаланги, и Ганнибал удержал это построение в борьбе с Римом, несмотря на преимущества манипулярной тактики. Впрочем, впоследствии многое из того, что составляло дух манипулярной тактики, перешло и в карфагенские войска.

Главное средство борьбы Ганнибала с римскими легионами заключалось в коннице, которая под руководством Ганнибала, наносит противнику самые решительные удары, перед которой ничто не может устоять. Как показывает военная история, конница является оружием гениальных полководцев, так как её быстрота и стремительность в действиях вполне гармонирует со свойствами военного гения.

По смелости и лихости нумидийская конница считалась лучшей в древнем мире; насколько они были искусны в верховой езде, можно судить уже по тому, что они не только не имели седел, как, впрочем, и другие всадники того времени, но не имели даже узды, управляли лошадью голосом и хлыстом; это основано на том, что нумидийцы перед производством атак снимали уздечки, чтобы не задерживать хода лошадей и стремительнее врываться в ряды противника. Уступая тяжелой кавалерии в силе удара в сомкнутом строю, нумидийцы не имели себе равных в малой войне: засады, неожиданные нападения, набеги, введение противника в заблуждение, маскирование намерений своего полководства – вот в чем состояла их деятельность и в чем они были незаменимы. Обеспечивая свою армию от нечаянного нападения неприятеля, нумидийская кавалерия беспрерывно тревожила противника, являясь неожиданно, нападала вдруг с разных сторон, сражалась малыми отрядами и врассыпную, в случае неудачи исчезала и затем вновь неожиданно появлялась, когда противник уже думал, что он от неё отделался. В случае победы она преследовала противника, не давая ему отдыха. Словом, это была естественная конница в полном значении этого названия со всеми присущими ей качествами».

В сражении при Каннах римляне имели 64000 воинов – 50000 тяжеловооруженной и 8000 легковооруженной пехоты и 6000 конницы, 10000 солдат охраняли лагерь. У Ганнибала было 50000 воинов, из которых – 12000 великолепной карфагенской пехоты, 20000 испанской и галльской пехоты и 10000 всадников. Сражение произошло на равнине шириной в четыре километра, ограниченной кустарниками и рекой. Ганнибал окружил римскую армию и уничтожил её – 48000 римлян было убито, 6000 взято в плен. Из 16 легионов позже удалось сформировать только два. Ганнибал потерял 6000 воинов.

Выдающийся российский военный теоретик А. А. Свечин писал в начале ХХ века о битве при Каннах:

«Ганнибал, несмотря на двойное превосходство римлян, был уверен в победе, когда римляне вышли на равнину, где карфагенская конница могла свободно маневрировать. Но ординарной победы для Ганнибала было недостаточно – ему было нужно полное уничтожение римской армии, и эту цель он отчетливо поставил перед собой.

Римляне – около семидесяти тысяч – были построены в особенно глубокую фалангу: манипулы – 10 человек по фронту, 12 в глубину, в общем, не менее 34 шеренг. Такая глубина вызывалась стремлением развить максимальный натиск на фронте и не слишком затруднять наступление непомерной длиной фронта пехоты, которая и так достигала полутора верст, 1700 человек по фронту. Конница была распределена по флангам.

Ганнибал вывел свою армию на поле сражения в шести колоннах. Две средних, общим числом 20000, образовались более слабой испанской и недавно навербованной галльской пехотой. Их окаймляли две колонны по 6000 африканских испытанных ветеранов. Фланговые колонны были чисто кавалерийские – на левом фланге вся тяжеловооруженная конница – кирасиры Гасдрубала, на правом – легкая, преимущественно нумидийская конница, 10000 всадников. Равное с римлянами число легковооруженных маскировало фронт Ганнибалом.

Стремясь к уничтожению врага, Ганнибал против могущественного римского фронта – 16 легионов – развернул только 20000 человек своих средних колонн. Эти части должны были выдержать весь римский натиск; на них легли самые тяжелые потери. Чтобы дать моральную упругость испанцам и галлам, Ганнибал со штабом расположился с ними, в центре; его сравнительно молодые солдаты дрались непосредственно на его глазах.

Африканская пехота, предназначенная для удара на оба фланга неприятеля, осталась неразвернутой в колоннах, за стыком между пехотой центра и кавалерийскими крыльями и приступила к выполнению маневра по особому приказанию Ганнибала. Левое кирасирское крыло предназначалось для производства решительного маневра. Однако, если преждевременно побить и прогнать римскую конницу, когда римская пехота не ввязалась в бой, то этим неприятельскому полководцу была бы предоставлена возможность уклониться от боя и отступить. Конница должна была нанести удар в ту минуту, когда пехота уже настолько сблизится, что уклонение от боя станет невозможным.

Гасдрубал с кирасирами опрокинул римских всадников, выслал отряд на помощь нубийцам, которые вели бой с римскими всадниками левого крыла, и заставил и здесь римскую конницу бежать и предоставить легионы их участи. Главная же масса конницы Гасдрубала бросилась на тыл римской фаланги и заставила сначала повернуться назад в задние шеренги триариев, а потом остановиться и всю фалангу.

На фронте после короткого боя легковооруженных, римляне решительно атаковали галлов и испанцев, нанесли им большие потери и заставили карфагенский центр попятиться. Личное присутствие здесь Ганнибала удержало галлов от разрыва фронта и бегства. В решительную минуту, под влиянием удара с тыла римская фаланга остановилась.

Остановка фаланги означала её гибель. С флангов ударили африканцы, легковооруженные и конница метали с тыла дротики и стрелы. Только крайние шеренги окруженной толпы римских легионеров могли действовать оружием – задние были способны при атаке увеличить натиск, а при остановке фаланги представляли только мишени для летящих камней, дротиков и стрел. Почувствовав победу, энергично теснили повсюду карфагенские наемники. Чем теснее стапливались римляне, тем труднее им было действовать оружием, и положение их становилось безысходнее. После длительного сражения римская армия была уничтожена.

Ганнибал решился, располагая вдвое слабейшей пехотой, на маневр охвата обоих неприятельских флангов, на окружение врага. Канны представляют бессмертный пример необычного сражения, стремящегося к полному уничтожению врага. Маневр был связан с риском – слабому карфагенскому центру приходилось выдерживать всю тяжесть боя до выхода конницы в тыл и удара на фланги.

Римляне были беззащитны против тактики Ганнибала. Если бы у них были выделены крупные части, стоявшие под командой ответственных начальников, которые могли бы быть повернуты на три стороны, покуда в четвертую сторону ломила их фаланга, они могли бы вырвать у Ганнибала победу. Но в римской армии не было ни тактических единиц, способных к самостоятельному маневрированию, ни подготовленных частных начальников. Все 16 легионов стояли рядом и представляли одну массу, не способную к расчлененному маневру».

Эмоциональное описание каннской битвы оставил Д. П. Кончаловский:

«Наконец-то Ганнибал дождался своего дня! Впервые после многих месяцев вся римская армия остановилась перед ним на широкой свободной равнине.

Ганнибал не боялся её огромного числа и презирал её полководцев. Мощная, но неповоротливая, она должна была стать теперь верной добычей его быстроты, искусства и смелости маневра. Против густой массы легионов Ганнибал растянул часть своей пехоты в тонкую цепь, звенья которой, чередуясь, составляли кельты и испанцы. Так линия его фронта сравнялась с глубоким и все ещё широким фронтом римлян. Растянутый центр был выдвинут вперед, а по обе его стороны, уступами назад стали две колонны африканцев, лучшие пехоты армии, каждая числом в 6000 бойцов. Крайние фланги заняла конница. Ганнибал задумал маневр, который должен был парализовать превосходство сил противника.

После схватки легких передовых отрядов завязался бой главных сил, почти одновременно на всех пунктах. Легионы стремительно пошли в атаку и прежде всего натолкнулись на цепь из кельтов и испанцев. Обороняясь и сохраняя порядок, цепь стала поддаваться назад, задерживаясь по краям и прогибаясь в центре. Невольно применяясь к линии фронта, ряды римлян с флангов стали подаваться к центру, а в то же время начали развертываться обе фланговые колонны африканцев. Тогда первоначально выпуклая линия карфагенян стала превращаться в вогнутую.

Заходя вправо и влево, обе фланговые колонны поворачивали фронт против римской пехоты, угрожая ей по всей глубине до задних рядов. Плотность строя, теснота пространства и недостаток самостоятельности манипул легиона лишали римлян возможности перестроением на флангах предупредить начавшийся обход. Но, чтобы он закончился успешно, центр должен был держаться до последней крайности. Неся потери и отбиваясь от наступавших римлян, он держался. Здесь стоял Ганнибал. Но все зависело от конницы; для полного охвата римлян пехоты было слишком мало. Эту последнюю задачу и выполнил начальник тяжелой конницы, герой того дня, Гасдрубал. Стремительной атакой сбив римскую конницу в самом начале битвы, он повернул позади неприятельской пехоты ушедшей вперед, и, проскакав к противоположному краю поля, поддержал нумидийцев, сражавшихся с конницей союзников. Кавалерийский бой был решен, и Гасдрубал обрушился на тыл римской пехоты. Её охват со всех сторон был выполнен раньше, чем легионеры в центре успели порвать линию испанцев. Задние ряды римлян пришли в смятение, которое парализовало также действие передних. Их натиск остановился, а испанцы и кельты, в свою очередь, перешли в наступление.

Римляне стали сбиваться к середине занятого их массой пространства. Стоявшие внутри были бессильны подать помощь отбивавшимся по внешней линии окружения. Теперь число и плотность строя не помогали, наоборот, мешали и губили. Римская армия все более превращалась в беспорядочную кучу людей, куда без промаха летели копья, стрелы и камни, в то время как сжимавшееся кругом кольцо врагов без сопротивления рубило их наружные, совершенно расстроенные отряды. Когда на землю, наконец, спустилась ночь семьдесят тысяч трупов покрывали поле сражения; среди убитых находились Эмилий Павел, проконсулы Регул и Сервилий, легаты и трибуны легионов, восемьдесят сенаторов.

Великолепный смолоду Ганнибал прекрасно знал, что для его очаровательно богатой военно-торговой республики не составит труда выставить для войны хоть стотысячную армию. Он видел, что Карфаген специально щадит жизни собственных граждан и предпочитает нанимать в войско иноплеменников, заодно устанавливая через них торговые отношения с близкими и далекими народами.

Африканских и европейских наемников, желавших служить в войсках богатого Карфагена, всегда было множество. Совет ста сенаторов любил набирать именно разноплеменных воинов, говоривших на непохожих наречиях, чтобы не давать им объединиться, чем предупреждал военные заговоры и возмущения.

Ганнибал прекрасно знал, почему герусия, верховный совет Карфагена, в котором неостановимо боролись за власть несусветные политические партии, приставила к нему для надзора своих сановников-комиссаров. Совет ста всегда очень беспокоился за продолжение своего золотого существования и не хотел, чтобы, якобы избираемые всем карфагенским народом, но на самом деле по прихоти герусии, полководцы не подняли свою армию на такое удобное для сенаторов-олигархов государство. Двадцатилетнего изобретательного и прозорливого главнокомандующего бесило, что герусия могла даже во время войны отказать своим войскам в деньгах и подкреплениях и вообще сменить полководцев, поставив на место подготовившего успех талантливого и заслуженного командующего богато-знатную бездарь, чтобы та, в угоду своей господствующей в тот момент партии, могла присвоить результаты очередной победы во славу отечества. Сенаторы со всей своей высокоплеменной дури писали и утверждали планы войн и строго наказывали высших командиров за малейшее отступление от них. Многие военачальники, на которых хотели свалить не их просчеты и разгромы, совсем не хотели рисковать и воевать смело и решительно, а часто действовали вяло и слабо, что, конечно, не всегда приводило к ожидаемой победе.

Ганнибал понимал, что Карфаген обязан своему несомненному близко-далекому могуществу совсем не военному устройству, а только торговому золоту и грубому невежеству врагов олигархической республики. Впрочем, после первой Пунической войны с Римом, торговая республика потеряла свой великолепный военный флот из двухсот отличных трирем, но на золотом аппетите герусии это не очень отразилось.

Ганнибал прекрасно знал цену своему военному и административному гению, справедливо оценивал математическую гибкость собственного разума, страшную силу воли и настойчивость, знание человеческой природы, умение находить выход из любого трудного положения. Он, Баркид, никогда не будет игрушкой в руках обнаглевшей от бесконтрольности и безнаказанности герусии. Он не потеряет точку опоры, а всегда найдет другую, построит новый успех на основе предыдущего, черпая свои силы только из собственного опыта. Он сумеет использовать случай для победы там, где любой другой обратит его себе на погибель. Ганнибал знал, что ему помогает счастье, но лишь потому, что он умеет его не упустить.

Двадцатилетний главнокомандующий карфагенской армией ее основой считал кавалерию сухопутных войск. Его отец, знаменитый Гамилькар Барка, обучил войско по образцу фаланги Александра Македонского. Это была надежная, но не быстрая смертельная машина, а Ганнибалу требовалась на постоянно меняющейся войне часто менять место действия и тактику. Основой армии молодой гений считал кавалерию. В ее войске карфагеняне служили только в избранной Священной пехотной дружине и тяжелой гвардейской коннице. Ганнибал понимал, что у наемной армии нет патриотизма и ее с Карфагеном связывает только денежное жалование и доля в военной добыче. Он, великолепный Ганнибал Барка – Молниеносный, даст своим разноплеменным воинам особый боевой дух, основанный на его стратегическом гении и великолепных победах. Герусия хочет его контролировать, чтобы присваивать чужой политический капитал? Она хочет забрать себе не свою славу и превратить ее в тяжелое и так нужное всем золото? Пусть тогда попробует протянуть свои загребущие руки через Альпы. Он, Ганнибал, десятилетия будет воевать далеко от Карфагена и вернется к Совету ста только тогда, когда сможет с ним поспорить на равных. Он родился в этой стране и значит должен сделать ее счастливой. Если Ганнибал разобьет римскую республику и возьмет их священный город, олигархическая герусия станет всесильной и тут же снимет его с должности главнокомандующего, обвинив в чем-нибудь, чего не было.

В 218 году до Рождества Христова Ганнибал Молниеносный выступил не только против Рима. Он шел один на сто очумелых от жадности и безнаказанности карфагенских сенаторов и сами Альпы и Аппенины задрожали под поступью его великолепных бойцов и страшным воинским мастерством гения.

Ганнибал создал превосходную и многочисленную нумидийскую конницу, собрав ее из африканских кочевников. Он прекрасно знал, что именно стремительная конница является главным оружием гениальных полководцев и наносит врагу решительный удар, перед которым не может устоять никто. Полунагие африканские всадники в львиных и тигровых шкурах, с навернутыми на левые руки плащами вместо щитов, вооруженные длинными мечами и десятком дротиков, росли на конях, которые были необыкновенно выносливы, неутомимы и быстры на скаку. Нумидийцы и тяжелая конница Ганнибала по примеру гетайров Александра Великого не пользовались седлами и даже уздечками, а управляли боевыми конями голосом, коленями и хлыстом. Уздечки задерживали ход лошадей и мешали стремительно врываться в ряды неприятелей.

Нумидийцы не наносили, как тяжелая кавалерия, ураганного удара в сомкнутом строю. Легкие всадники превосходно охраняли армию Ганнибала от внезапных нападений, могли непрерывно тревожить неприятеля частыми налетами со всех сторон, вели партизанскую войну небольшими отрядами и неутомимо преследовали отступавшего неприятеля. Пылкие и стремительные, они не боялись бегства, потому что бежали только для того, чтобы вернуться и напасть снова. Нумидийская конница Ганнибала Молниеносного стала лучшей в древнем мире. Неожиданные нападения, засады, набеги, введение врага в заблуждение, маскировка атаки полководца – это был ее арсенал, и военный гений знал и владел им превосходно.

Ганнибал провел смотр карфагенского войска. Тяжелая пехота и конница из своих африканских граждан и испанцев, ливийская, финикийская и галльская средняя пехота и конница в центре, перед ним, впереди, слоны и боевые колесницы, прикрытые болеарскими пращниками, на флангах многочисленная нумидийская конница – его армия была великолепна.

Прощай надолго герусия и здравствуй великий Рим. Давай посмотрим, так ли хороши твои легионы. Ты гордишься, что имеешь народную армию и лучшую в мире тактику когорт и манипул. Я, Ганнибал Молниеносный, иду проверить это.

Через два года он дождался, наконец, этого дня!

Много месяцев и километров Ганнибал заслуженно гонял римлян по их родной земле, и вот римская армия встала перед ним на широкой равнине. Недалеко виднелись на холмах домики маленького городка с типичным аппенинским названием Канны. Римских воинов вдвое больше карфагенских, а значит их спесивые консулы, командующие войсками через день, как обычно не отступят. Ганнибалу сегодня не нужна его обычная победа. Великому полководцу надо совсем уничтожить эти самоуверенные шестнадцать легионов.

У Эмилия Павла 64000 легионеров – 50000 тяжеловооруженных пехотинцев, 8000 средневооруженных солдат и 6000 всадников. Еще 10000 воинов охраняют римский лагерь.

У него, Ганнибала, менее 50000 бойцов – 20000 испанцев и галлов, 12000 карфагенских тяжеловооруженных пехотинцев, пращники, тяжелая конница брата Гасдрубала и 10000 нумидийских конников. Ширина Каннской долины четыре километра, по краям густой кустарник и река. Он, Молниеносный, окружит и перебьет римские легионы. Целиком. Совсем. Эти совершенные машины для убийств с никчемными военачальниками должны стать добычей его военного гения.

Почти семьдесят тысяч легионеров густой массой стояли глубокой двойной фалангой из тридцати четырех шеренг. Фронт длиной почти в две тысячи солдат справа и слева прикрывали по три тысячи конников. Эмилий Павел хотел получить максимальный удар своих легионов на этих двух километрах линии боя.

Ганнибал вывел свою армию в шести колоннах. Две средних колонны, по десять тысяч испанских и галльских тяжеловооруженных пехотинцев, гений растянул широкой выгнутой к римлянам дугой и сравнял с двухкилометровым глубоким фронтом легионов. Справа и слева от своего центра на оставшихся двух километрах он уступами назад выставил две шеститысячных неразвернутых колонны карфагенских опытнейших бойцов. Перед ними слева, рядом с испанцами и галлами, выстроилась тяжелая кавалерия Гасдрубала, справа – десять тысяч нумидийских всадников.

Двадцать тысяч европейских воинов должны были выдержать страшный удар чуть ли не втрое большего количества железных римских легионеров. Чтобы его бойцы понимали, что никто не посылает их на убой, держали неудерживаемый фронт и верили в почти невозможную победу, Ганнибал со своим штабом встал в самом центре испанцев и галлов. Молодые бойцы, ненавидевшие наглый и чванливый Рим, понимали, что будут драться прямо на глазах своего любимого полководца – героя, который не бросит их и никогда не даст на растерзание страшному врагу.

Ганнибал спрятал своих ветеранов за конными крыльями, чтобы Эмилий Павел не увидел своей гибели. Великому полководцу было нужно затянуть римлян в жесткий рукопашный бой и его болеарские пращники так раздразнили легионы, что они стремительно пошли в атаку по всей линии фронта. На флангах шесть тысяч конников сорвались с места и понеслись на нумидийцев и всадников Гасдрубала, хорошо помнивших приказ командующего ни в коем случае не громить римлян до начала рукопашной схватки римской и карфагенской пехоты. Только в этом случае консул уже не сможет вывести свои легионы из боя. Африканские всадники в полмеча рубились с римлянами, и в этот момент железные когорты врезались в испанцев и галлов Ганнибала на всем двухкилометровом фронте.

Страшный удар легионов был ужасающ, и только личное присутствие и командование Молниеносного удержало его центр от разрыва линии фронта и гибели. Яростно обороняясь в сумашедше-бешеной кровавой круговерти, две средние колонны гения пятились, сквозь зубы удерживая боевой строй. Воины твердо держались на флангах, где их прикрывала конница, но несущие большие потери цепи центра, неотвратимо прогибались. Ганнибал видел, что ряды римлян, невольно применяясь к линии фронта, стали сжиматься к центру и, наконец, успокоился. Римлянам конец, если он удержит центр от прорыва. Он удержит.

Чтобы полностью затуманить Эмилию Павлу картину этого кошмарного стотысячного боя, Ганнибал отдал приказ и тут же Гасдрубал и нумидийцы опрокинули все шесть тысяч римских всадников, которые начали быстро откатываться в тыл для перестроения. Карфагеняне пошли вдогон, а на освободившихся местах по команде Молниеносного, мгновенно стали разворачиваться две колонны африканских ветеранов, справа и слева растянувшиеся до задних рядов этой бесконечной фаланги. Выпуклая дуга карфагенских войск неотвратимо для римлян стала превращаться в вогнутую.

Карфагенян было слишком мало, чтобы полностью окружить римлян, которые, тем не менее, из-за большой плотности строя, тесноты и недостатка пространства, не могли развернуть манипулы на новые фронты на флангах. Эмилий Павел понимал, что его сдавленные легионы просто перебьют пращники и копьеносцы противника. Он еще мог отступить с большими потерями, но это был позор для превосходящих римских легионов. Консул отдал приказ разорвать фронт Ганнибала пополам, и колоссальный удар сдвоенных когорт потряс центр карфагенских войск.

Военный гений вместе с испанцами и галлами выдержал невыдерживаемый удар. Карфагенские цепи держались, несмотря ни на что, откатываясь на метры, и делали это все медленнее и медленнее. Ганнибал должен был остановить эту ужасающую поступь неостановимых когорт, потому что остановка легионов означала их гибель. В самый нужный момент хаоса яростно-отчаянной резни, Молниеносный отдал приказ и тяжелая конница Гасдрубала слева, и нумидийские всадники справа снесли остатки римского кавалерийского прикрытия и ударили в тыл римской фаланге.

Эмилий Павел попытался перебросить в атакуемые задние шеренги опытных воинов-триариев, но удар карфагенской конницы сзади был так силен, что удержать его было невозможно. Римская фаланга остановилась и Ганнибал издал победный клич. Сбитые в огромный ком легионы стали огромной мишенью, в которую без промаха тяжелым проливным дождем хлынули камни, дротики и стрелы.

Рубились только крайние шеренги римлян со всех четырех сторон и воины центра были бессильны им помочь. Под бесконечным убийственным камнепадом легионеры тщетно пытались закопаться в землю или хотя бы в ужасе скрючиться в позе эмбриона внизу, в собственной крови. Над римским войском расползался удушливый запах смерти и, почуявшие его, воины Ганнибала надавили еще, отодвинув неотодвигаемый предел этого кошмара. Положение избиваемых со всех четырех сторон легионов стало безвыходным. Ганнибал мертво держал центр своего войска и непобедимые когорты стали превращаться в беспорядочную толпу охваченных смертным страхом людей, в которую летели и летели копья, дротики, камни и стрелы. Ночь обрушилась на землю каннской равнины, на которую навсегда упали консул Эмилий Павел, проконсулы, легаты, трибуны, центурионы, восемьдесят сенаторов и еще пятьдесят тысяч римлян. Разгоряченные небывалой победой воины Ганнибала, потерявшего шесть тысяч бойцов, казалось, не заметив этого, перерезали и десятитысячную охрану римского лагеря.

Римская бойня при Каннах навсегда вошла в историю войн как пример гениально проведенного полководцем сражения, в котором одна сторона полностью уничтожила другую.

Легионы Юлия Цезаря

Юлий Цезарь (100 – 44 год до н. э.) – гениальный государственный и политический деятель, полководец – оставил ярчайший след в римской и мировой истории. Он внёс громадный вклад в развитие военного искусства Древнего Рима:

«Все войны он вёл с учетом политической, экономической и военной обстановки, проявляя дальновидность и предусмотрительность в решении стратегических задач. С помощью политических мероприятий и военных действий Юлий Цезарь умело разъединял силы противников и громил их по частям. Свои войска он стремился располагать сосредоточенно, что позволяло ему, действуя по внутренним операционным линиям, быстро создавать необходимое превосходство над противником на избранном направлении. Недостаток сил он, как правило, компенсировал стремительностью действий, искусным маневром и широким применением полевых инженерных укреплений, демонстративных действий для введения противника в заблуждение.

Главным объектом своих действий Юлий Цезарь считал армию противника. После победы в сражении он организовывал преследование вражеской армии, которое он вёл решительно, на большую глубину, до полного уничтожения противника. Важную роль в решении боевых задач Цезарь отводил коннице. Её умелое использование совместно с пехотой на поле боя не раз давало Цезарю успех. Создание резерва было новым явлением в военном искусстве того времени, в силу чего боевой порядок приобрел большую глубину и устойчивость, а полководец получил возможность оказывать влияние на ход и исход сражения. Также важное значение Цезарь придавал разведке и организации охранения.

Впереди его главных сил обычно действовал авангард – конница и лёгкая пехота – и разведка. Войска Цезаря отличались высокой по тем временам подвижностью, что позволяло достигать внезапности и быстро овладевать инициативой в ведении боевых действий.

Цезарю принадлежит заслуга в создании основ штабной и инженерной служб в римской армии. Он детально изучал противника, его психологию и способности военачальников, тщательно разрабатывал замысел боя, придавая большое значение использованию особенностей местности при ведении военных действий».

Историк В. Сахаров писал об организации вооруженных сил Древнего Рима:

«Быть воином римского легиона считалось почетным, и только полноправный гражданин имел право на звание римского легионера.

Управление армиею сосредотачивалось в руках консула, который предводительствовал двумя римскими легионами. Иногда в поле выводились две армии, из которых каждая состояла под начальством особого консула. В случае же соединения для совокупных операций обеих армий общее начальство принадлежало консулам поочередно, что нередко влекло за собою гибельные последствия. В чрезвычайных случаях избирался диктатор с неограниченной власть.

Административную и боевую единицу высшего порядка в римских войсках составлял легион, в состав которого, в известном отношении входили все роды оружия: линейная пехота, лёгкая пехота и конница.

Легион силою в 4000 человек разделялся на 30 манипул. Из них 10, каждая в 120 человек линейной пехоты, составляли первую линию и назывались манипулами гастатов, то есть молодых воинов. 10, той же силы, как и первой, составляли вторую линию и назывались манипулами принципов, которыми были легионеры не старше 40 лет, но уже бывших в походах и на войне. Третью линию или резерв составляли 10 манипул триариев силою каждая в 60 человек, триариями были воины старейшие по службе, отличнейшие и бывалые. Впоследствии три манипулы, по одной из каждой линии, составляли когорту. Лёгкая пехота – велиты формировали особые команды и набирались из числа молодых и ловких воинов.

Манипулы строились в колонны, имевшие по фронту 20 человек (в манипулах триариев – 10 человек), а в глубину 6 шеренг. В боевом порядке легиона манипулы становились на интервалах, равных протяжению своего фронта, причем манипулы задних линий располагались против интервалов предыдущих линий, линия от линии на расстоянии 50 шагов.

Вооружение пеших римских воинов состояло из меча и пилума – короткого копья или дротика, нужного для метания в ряды противника издали. Предохранительное снаряжение состояло из панциря, шлема и щита.

Ведение боя легионом заключалось в следующем: под прикрытием велитов, находившихся впереди на расстоянии 100 шагов и ведших метательный бой с неприятельскими легкими войсками, легион выстраивал боевой порядок, а затем, прикрытый теми же велитами, двигался вперед. Первая линия гастатов, приблизившись к неприятелю на 10 шагов, бросала пилумы в его ряды и вслед за тем бросалась врукопашную. При этом те части неприятельского боевого порядка, которые приходились против интервалов минипул, невольно врезывались в эти интервалы. В это время появлялись принципы и ударяли на расстроенные и сжатые кучи, оказавшегося в интервалах противника.

При оборонительном бое тоже вступали в дело гастаты. Затем, если гастаты отступали, в бой вступали принципы, пропустив манипулы гастатов в свои интервалы. Не удавалось принципам повернуть дело в свою пользу, выстроившиеся за их линией гастаты повторяли тот же маневр, то есть смену принципов. Всё это время манипулы триариев оставались на месте, на коленах, прикрываясь щитами; их роль наступала тогда, когда обе первые линии не могли уже самостоятельно продолжать бой. Принявши в свои интервалы отступивших легионеров первых двух линий, триарии поднимались и встречали врага. Внезапное для неприятеля, утомленного и расстроенного боем с передовыми линиями, появление свежих сил производило обыкновенно потрясающее впечатление, в особенности, если крайние манипулы охватывали его с фланга и с тыла. Исход боя почти всегда вновь склонялся на сторону римлян. Велиты и конница бросались преследовать, а линейная пехота восстанавливала нормальный порядок.

Манипулярное построение легиона имело большие преимущества перед фалангою, так как, будучи прерывистым, оно отличалось гибкостью, подвижностью и большой способностью к наступательным действиям, а, состоя из трёх линий, доставляло возможность вести бой упорно, пользуясь резервом для поддержания передних линий и для возобновления удара.

Вооружение римской конницы состояло из копья и меча, а впоследствии и кинжала. Предохранительное снаряжение состояло из легкого панциря, шлема и круглого щита. Лошади не были покрываемы бронями. Седел римская конница не знала, а снаряжение коня состояло их покрывала.

В состав каждого римского легиона конница входила в числе 300 человек. Эта легионная конницы разделялась на турмы по 30 человек в каждой. При построении турма представляла 10 всадников по фронту и 3 в глубину, но всадники не стояли вплотную друг к другу, а на некотором расстоянии для производства поворотов каждой лошадью отдельно. Таким образом, турма имела по фронту около 60 шагов. Турмы строились в одну линию на интервалах равных протяжению их фронта.

В боевом порядке легионная конница строилась по флангам своего легиона. Ход боя конницы заключался в том, что турмы выдвигались навстречу неприятелю в строю, близком к рассыпному, так как такой строй представлял наиболее удобств для метания копий. Собственно удара в конном строю, римская конница не производила, а, расстроивши на близком расстоянии противника метанием копий, бралась за мечи и вступала врукопашную.

Большею частью побед римляне обязаны своей прекрасной пехоте».

Исследователь В. Конн писал о римском легионе в книге 1868 года «Описание государственного устройства, в частной жизни и военного дела римлян»:

«Шесть военных трибунов командовали легионом поочередно, каждый по два месяца. Сначала назначали их консулы, потом народ избирал по трибам; в случае диктатуры – сам диктатор. Под конец республики и при императорах почти все трибуны были из патрициев. В позднейшее время 60 центурионов стояли гораздо ниже по своему происхождению и по степени образования. В знак отличия центурионы получали виноградную лозу и гребень на шлем с номером центурия. Старшинством своим центурионы считались по трём родам оружия, так что за двадцатью центурионами триариев следовали двадцать центурионов принципов, а за ними двадцать центурионов гастатов.

Первый манипул триариев был самым почетным, и его центурион считался старшим, ему было вверено легионное знамя, он причислялся к сословию всадников.

Построение рядов легиона изменилось, когда были приняты когорты за единицу.

Легион состоял из 30 манипулов, манипул из двух центурий, каждая под командой центуриона. Манипулы, впоследствии когорты имели свои знамена, из копья с перекладиной наверху и привязанным к ней прапором и подвешенными золотыми и серебряными щитками. В легионах на знамёнах изображали волка, (символ хитрых и скрытых планов полководца), коня (символ быстроты), вепря, там же были надписи, номер легиона. Знамёна считались священными».

В. Конн писал о легионах Юлия Цезаря:

«Армия этого гениальнейшего из древних полководцев состояла из легионов, вспомогательной пехоты, конницы, стрелков и штаба. Теперь и низшие классы подлежали набору, а армия являлась орудием честолюбивых вождей, но она ещё состояла из римлян. В легионах господствовал национальный дух, который, без сомнения, умели поддерживать её трибуны и легаты.

Легионы Цезаря состояли из 3333 человек. Легион состоял из 10 когорт, в каждой по 333 человека; когорта состояла из трёх манипул, имевших по 111 человек; манипул имел два взвода, по 55 человек. Теперь испытаннейшее войско, вопреки древнему обычаю, стояло в первых рядах.

Легионное начальство было прежнее. Первым был центурион первой когорты, чтобы до него дослужиться, необходимо было пройти 59 ступеней.

Удобнейший способ приготовиться к званию дельного центуриона представлял отряд Antesignati, по составу равнявшейся когорте, а по свойству – легкой пехоте. Это были самые смелые, ловкие и искусные воины из целого легиона. Их избавляли от всех тягостей, давали им легчайшее вооружение, а в походе держали во всегдашней готовности к сражению.

Все три манипула теперь были вооружены одинаково. Легионер нёс, кроме оружия, около пятнадцати килограмм разных вещей, вместе связанных и вздеваемых на рогатину. Для обоза служили лошади или мулы; на них нагружали кожаные палатки, каждая на десять человек.

За отменой конницей из римлян, она состояла из призываемых по договору варварских племен и из вербуемых между галлами, германцами и испанцами. Те и другие разделялись на эскадроны по 400 человек и на взводы по 32 человека под командой декуриона.

Штаб: помощники и заступающие на место полководца были легаты сенаторского звания, начальствовавшие над одним или многими легионами. Они действовали под верховной властью императоров. Вторую степень занимали квесторы, только в экстренном случае имевшие военное начальство, а вообще заведовавшие жалованием, содержанием, одеждой и вооружением легионеров. Они же хранили легионную казну.

Из 24 военных трибунов 16 избирались народом, остальных назначали консулы. Кроме набора людей и распределения их по легионам, они надзирали за караулами, за опрятностью одежды и исправностью оружия, за военными упражнениями, решали спорные дела, давали отпуска. Со времени Цезаря упоминаются трибуны когорт.

При полководце состояли сыновья многих благородных фамилий в качестве охотников. Они исправляли должности адъютантов и причислялись к преторианской когорте.

Низшую ступень занимали ликторы, писцы, ординарцы, лазутчики и разная прислуга. Полководец имел отряд своих телохранителей из германской конницы и ветеранов.

Если армия по своей численности не имела нужды вступать в бой в целом составе, то полководец составлял один или два резерва. Когда же армию надлежало разделить на смены, то строй назывался двойным, тройным или четверным. Цезарь чаще располагал в две, или три, реже в четыре шеренги. Две боевые шеренги были равносильны, а при трех третья была слабейшая. Вторая шеренга выдвигалась в промежутке первой, третья – в промежутке второй. В самом фронте различались правое крыло, центр и левое крыло.

Для атаки предпочтительно выбирали покатую поверхность. Наступающий легион шагах в 120 от неприятеля подымал копья. Первая шеренга, подойдя на дистанцию, бросала копья в неприятеля и тотчас готовилась действовать мечом. Этот залп на близком расстоянии в 10–20 шагов, и натиск, приводили в замешательство противников, их раненые и убитые выбывали из строя. Вонзившиеся в щиты копья тяжестью древка принуждали их бросить щиты и оставаться беззащитными против римских мечей. Задние ряды поддерживали передовые и, в случае нужды, служили прикрытием для отступления в строгом порядке.

Полководец, построив ряды, старался возбудить их мужество, и потом отъезжал на господствующий над местностью пункт, и приказывал дать трубный знак к сражению, быстро передававшийся от одной когорты к другой.

Сухопутная армия служила оплотом императорам. Солдат вербовали и заключали с ними договоры. Служебный срок для преторианцев был 16, а для прочих легионов – 20 лет.

Со времени Августа преторианцы составляли отряд императорских телохранителей и служили гарнизоном в Риме в числе трёх и в Италии в числе шести когорт».

В. Сахаров писал о коннице Юлия Цезаря:

«При Юлии Цезаре римские легионы покрывают себя блестящей славою. Конница его в составе армии организуется в полки, каждый из 12 турм и силою около 400 всадников. Турмы строятся в четыре шеренги и в боевом порядке полка располагаются в две линии на интервалах, равных протяжению фронта. При сосредоточении значительных масс конницы каждый полк строил колонны, имея три турмы по фронту и четыре в глубину, то есть 16 шеренг. В общем боевом порядке Цезарь располагал кавалерию или на обоих флангах поровну, или на одном их флангов, или же иногда за линией легионов. Конница Цезаря преимущественно состояла из наемников: галлов и германцев.

У Юлия Цезаря конница не играла той исключительно первенствующей роли в бою, как конница Александра Македонского или Ганнибала, так как он постоянно употреблял оба рода орудия совокупно, поддерживая пехоту кавалерией и кавалерию пехотой. Главным же средством для направления боя в руках Цезаря служил сильный пехотный резерв, которому он придавал активное значение, усиливая им ту часть боевого порядка, которая производила главный удар, или направляя его непосредственно для производства этого удара».

Историк Ш. Ардан дю Пак писал в конце XIX века в книге «Исследование боя в древние и новейшие времена»:

«Бой ведется массами против масс более или менее глубоких, командуемых и наблюдаемых начальниками, роль которых точно формулирована. В каждой из масс происходит ряд индивидуальных, поддерживаемых состязаний, в которых сражается в одиночку человек шеренги, затем, если он падает раненый или утомленный, то замещается человеком второй шеренги, который выжидает сбоку и так далее до последней шеренги, ибо человек быстро утомляется физически и нравственно в рукопашной схватке, при которой он напрягает всю свою энергию.

Эти бои длились обыкновенно не долго, в них одерживали верх наиболее выносливые в трудах. Во время такого боя первой шеренги, – может быть, двух передних шеренг, когда один дрался, а другой в близи наблюдал, – люди задних шеренг в бездействии, в двух шагах, выжидают своей очереди, которая дойдет до них лишь в том случае, если передние убиты, ранены или изнурены; они колеблются от более или менее сильных перипетий борьбы передних шеренг. Они слышат звуки наносимых ударов и даже, быть может, различают, когда они проникают в тело; они видят раненых и обессилевших, ползущих в интервалах между ними, чтобы занять место в хвосте. Будучи пассивными и невольными зрителями опасности, они рассчитывают её приближение, соразмеряют глазом её шансы, становящиеся с каждой минутой грознее. Все эти люди, одним словом, непосредственно испытывают болевое волнение в острой форме и, не будучи поддержаны воодушевлением борьбы, оказываются, таким образом, под нравственным гнетом величайшего, мучительного беспокойства и часто они оказываются не в состоянии дождаться свой очереди и – бегут.

Лучшей тактикой, лучшими расположениями были те, которые наиболее облегчали последовательность усилий, обеспечивая наилучшим образом, связь шеренг в боевых единицах, и делали возможной связь, взаимную поддержку боевых единиц, вводя в бой лишь необходимое число людей и сохраняя остальных в виде поддержки и резерва, вне непосредственного нравственного давления.

Все тактическое превосходство римлян заключалось в этом, а также страшной дисциплине, которая подготовляла и повелевала исполнением. Дольше, чем кто-либо другой, они держались в бою, вследствие привычки к трудным и беспрерывным работам и введению свежих бойцов.

Римляне верили в могущество массы, но с точки зрения нравственной. Они не умножали шеренг для того, чтобы увеличить массу, но чтобы внушить сражающимся уверенность, что их поддержат, сменят; и число их было рассчитано сообразно продолжительности нравственного давления, которое могли выдержать люди последних шеренг. При манипулярном построении римского легиона, лучшие солдаты, храбрость которых была закалена в боях, столько выжидали, удерживаемые во второй и третьей линиях, в достаточных отдалении, чтобы не страдать от стрел, чтобы ясно видеть и не быть увлеченными передней линией, отступающей через их интервалы; достаточно близко – чтобы вовремя поддержать её и довершить дело, выдвинувшись вперед. Пехота римского легиона состояла из 30 манипул – рот, располагавшихся в три линии в шахматном порядке. Позже легион состоял в боевом порядке из 10 когорт – батальонов, строившихся также в три линии в шахматном порядке. Когда три разделенные и построенные последовательно одна за другой манипулы первобытной когорты были соединены для образования одной боевой когорты Мария и Цезаря, то тоже самое соображение заставило ставить в последние шеренги самых стойких солдат, самых надежных; более молодых же, более пылких – в первые; и каждый человек в легионе имеет свое время для действий – и каждая манипула, каждая когорта – в боевом порядке.

Цезарь, при Фарсале, не поколебался уменьшить глубину своего построения и противостал вдвое превосходной армии Помпея, такой же римской, как и его собственная, и раздавил её».

Исследователь Г. М. Игнатович писал в середине XIX века о битве при Фарсале:

«У Помпея было 40000 человек пехоты и около 3000 всадников, а армия Цезаря состояла из 30000 человек пехоты и 1000 всадников.

Утром 9 августа 48 года до н. э. Помпей вывел свою армию на Фарсальскую равнину и занял чрезвычайно выгодную позицию. Правый фланг легионов Помпея упирался в обрывистый берег протекавшего в глубокой долине ручья. Таким образом, с этой стороны прикрытие у него было надежное. Всю же конницу и легко вооруженных он стянул на левый фланг, рассчитывая благодаря перевесу смять правый фланг Цезаря и обходным маневром ударить ему в тыл. А чтобы дать возможность коннице развить этот удар, Помпей приказал пехоте, построенной в три линии когорт, задержаться и встретить неприятеля, вопреки обычаю римлян, на месте не двигаясь на него.

В случае выполнения этого плана сомкнутый строй помпеевых когорт встретил бы уже значительно расстроенные и запыхавшиеся шеренги врага и решил бы рукопашную схватку в свою пользу.

Обе армии строились на расстоянии 300 метров друг от друга, и Цезарь не мог не видеть, что против его правого крыла сосредоточена вся конница Помпея.

В ответ на это он сосредоточил на своем правом фланге свою галльскую и германскую кавалерию и усилил её специально для этой цели тренированными в быстром беге пешими бойцами.

Третья линия, как всегда, представляла общий резерв и для первой атаки не предназначалась. Из этого резерва Цезарь взял шесть когорт и построил их за правым флангом перпендикулярно к общему фронту. Предвидя силу удара конницы Помпея, он приказал своей коннице, в случае атаки неприятеля, уклониться от удара и отойти назад, чтобы затем обернуться и двойным ударом – с фронта и с фланга – разбить превосходящие силы Помпея.

Командование левым флангом Цезарь поручил Антонию, центром – Кальвину, а правым – Публию Сулле. Сам он находился также на правом фланге, против Помпея, и отдал приказ первым двум линиям выступить против неприятеля. Одновременно конница Помпея двинулась навстречу и попыталась опрокинуть правый фланг Цезаря. Однако кавалерия Цезаря, строго соблюдая приказ, не приняла атаки и отступила. Конница Помпея последовала за нею, пытаясь смять её в отступлении.

Но в это время шесть когорт Цезаря из-за правого фланга главной линии атаковали помпеянцев, а одновременно и конница Цезаря, прекратив притворное отступление, перешла в контратаку, поддерживаемая легкой пехотой. Вот тут-то и сказалась оплошность Помпея, задержавшего одновременное введение в бой пехоты, и пока он пытался исправить эту ошибку, кавалерия его оказалась отрезанной. Некоторое время она пыталась сопротивляться, но общий резерв Цезаря нанес последний удар – конница Помпея была опрокинута и обратилась в бегство.

Когда Помпей увидел, что крыло, которым он командовал, подверглось нападению с тыла, а вся армия атакована с фронта, он растерялся и бежал в лагерь, представив армию самой себе. Но исход сражения был уже предрешен. Паника охватила все войско. В беспорядке отступали солдаты Помпея к своему лагерю, который был взят Цезарем почти без боя. Помпей едва успел снять знаки отличия и, вскочив на коня, бежал в Ларису.

Хотя Фарсальская битва была и не продолжительна, но кровопролитна. 15000 помпеянских солдат остались на поле сражения, 24000 были захвачены в плен. Цезарю досталось 180 знамен и 9 серебряных орлов неприятеля. Потери же Цезаря были сравнительно невелики около 1200 человек.

Цезарь усовершенствовал когортную тактику до высшего предела, и в этом была сила его легионов. Кроме того, Цезарь, как никто, постиг искусство взаимодействия различных родов войск. Наконец, как пехота, так и конница Цезаря были прекрасно обучены. Только такую армию можно было остановить во время её отступления и, повернув кругом, бросить в контратаку. Дисциплина оставалась решающей силой.

К началу II века Рим, в котором правили императоры, стал столицей Средиземноморского государства, в которое с Италией входили земли нынешних Испании, Португалии, Франции, Бельгии, Англии, Швейцарии, Австрии, Венгрии, Хорватии, Чехии, Словакии, Балканский полуостров, земли Малой Азии и севера Австрии. Террор императоров династии Юлиев – Клавдиев разрушил Римскую империю. В 395 году Римская империя окончательно раскололась на Западную и Восточную, Византийскую. В 455 году германское племя вандалов добило и столицу некогда грозной империи – Рим. В 476 году Западной Римской империи не стало. В Европе наступил период племенных вождей, конунгов. До создания империи «первого рыцаря» Карла Великого оставалось ещё почти треть тысячелетия.

Юлий Цезарь был великолепен всегда, особенно при решении стратегических задач. С помощью политики и экономики он разъединял силы своих противников и громил их по частям. Он мгновенно создавал необходимый военный перевес сил над врагом в нужном этому гению месте, недостаток сил компенсировал стремительностью, искусным маневром и военными хитростями, легко вводя неприятеля в заблуждение. Он всегда преследовал разбитого врага до его полного уничтожения, первым среди военных теоретиков стал создавать стратегический резерв, всегда владел инициативой и внезапностью. Цезарь собирал подробные сведения о противнике, изучал психологию и боевые таланты полководцев врага, тщательно разрабатывал план сражения и реализовывал его, всегда с учетом особенностей местности.

Юлий Цезарь, военный стратег и тактик, прекрасно знал подробности страшной для Рима битвы при Каннах, в которой беспомощные легионеры от ужаса неминуемой смерти пытались закопаться в землю там, где стояли. Он внес множество изменений в римское военное искусство.

До середины I века до нашей эры в римском легионе служили 4000 солдат. Они разделялись на тридцать манипул, которые перед боем строились в три линии, сначала молодые воины – гастаты, затем опытные бойцы – принципы и мастера рукопашного боя – триарии. Три манипулы, одна за одной, составляли условную когорту. Линии разделяли пятьдесят шагов, манпулы в линиях – двадцать. Манипул строился колонной в шесть шеренг и с двадцатью воинами по фронту. Третья линия триариев была резервной, а легион спереди прикрывали легкие стрелки, велиты. Все пешие легионеры в панцирях, шлемах, поножах, наручах, со щитами – были вооружены короткими мечами и дротиками.

Легион прикрывала конница, разделенная на десять турм, по тридцать воинов в каждой. Всадники турмы, на лошадях без седел, в легких панцирях, шлемах, с круглыми щитами, вооруженные копьями, мечами и кинжалами, строились свободно – по десять по фронту, в три шеренги. Все десять турм всегда строились по сто пятьдесят воинов на флангах легиона, в одну линию с интервалами в пятьдесят шагов. Римская конница атаковала рассыпным строем, сильный концентрированный удар не наносился.

В каждой линии легиона было по двадцать совершенных бойцов, центурионов, с особыми гребнями на шлемах и изображением виноградной лозы на плече. Самым почетным и страшным был первый манипул третьей линией триариев. Его центурион был старшим и нес знамя легиона, которое считалось священным.

На знаменах, длинных копьях с перекладиной наверху, были привязаны маленькие прапорцы и подвешены золотые и серебряные щитки. Знамена имели и все манипулы, а затем когорты. На штандарте легиона кроме надписи и номера были различные изображения – вепрь символизировал силу и натиск, конь – быстроту, волк – скрытность полководца и его хитрость.

Поочередно каждым легионом командовали шесть военных трибунов из патрициев, каждый по два месяца. Половину трибунов избирал народ по трибам, половину назначали консулы, высшие должностные лица Римской республики.

Юлий Цезарь и его военный гений реформировал римскую армию. Он разрешил принимать на службу представителей всех сословий, что резко повысило ее национальный дух. Его легион из 3333 воинов состоял из десяти когорт, по 333 легионера в каждой. Когорта делилась на три манипула на 111 воинов, в манипулах было два взвода по 55 солдат. У Юлия Цезаря триарии, мастера боя, сражались в первой линии. Младшему командному составу было необходимо пройти 59 ступеней, чтобы дослужиться до главного центуриона первой когорты.

Штаб легиона состоял из командира, легата сенатского звания, нескольких квесторов, отвечавших за оружие, военное снаряжение и казну, двадцати четырех военных трибунов, которые избирались народом и назначались консулами, а также из разведчиков-лазутчиков, ликторов, писцов, ординарцев. При главнокомандующем была преторианская когорта, в которой добровольцами служили представители многих римских благородных фамилий, из патрициев и всадников. Все легионеры у Юлия Цезаря служили по двадцать лет.

Новая римская армия состояла из центра и двух флангов и строилась тремя линиями, из которых последняя была слабейшей. Четыреста всадников легиона в двенадцати турмах атаковали или двумя линиями, или глубокими колоннами. Для Юлия Цезаря главным оружием была не конница, а отборный стратегический резерв, производивший главный удар. Римский военный гений всегда строил десять когорт легиона в шахматном порядке. Для его армии не было равных противников за границами Римской республики, но в битве при Форсале он столкнулся с такой же армией, которая была и у него. В ужасном сражении Юлий Цезарь показал, что гений сильнее таланта и раздавил Гнея Помпея, своего политического и военного конкурента.

Утром 1 августа 48 года до нашей эры 40000 пехотинцев и 3000 всадников Помпея на Форсальской равнине стояли монолитной стеной. Справа легионы упирались в большой ручей, бежавший в глубоком овраге, и с этой стороны Гней Помпей мог не опасаться флангового удара. Он собрал всю конницу и велитов на левый фланг, рассчитывая резким ударом смять правое крыло армии Юлия Цезаря, у которого было 30000 пехотинцев и тысяча всадников, зайти ей в тыл и разгромить. Помпей построил свои легионы в три линии сомкнутым строем фаланги и приказал им не двигаться с места до удара войск Цезаря. Помпей считал, что запыхавшиеся и полуразомкнутые линии врага встретят железные когорты, которые опрокинут его, а конница довершит разгром. При этом он понимал, что его армия будет сражаться в обороне, а значит, будет лишена возможности маневрировать. Гней Помпей заранее соглашался на оборону и эта была его стратегическая ошибка.

Две римские армии строились к бою в трехстах метрах друг от друга и Цезарь видел, что на левом фланге Помпея готовится таран для прорыва его правого крыла. Цезарь усилил его, собрав там всех своих всадников, велитов и тренированных в быстром беге легионеров. Он скрытно перевел шесть когорт триариев в стратегический резерв и незаметно поставил их чуть сзади своего правого фланга, перпендикулярно к месту ожидавшегося прорыва.

Цезарь приказал своей коннице при ударе вражеской кавалерии отступать, затянуть за собой атакующих, а затем контратаковать, и тогда таран Помпея был бы раздавлен тройным ударом. Подобный отчаянный приказ могли выполнить только великолепно дисциплинированные и обученные воины, беззаветно верившие в своего полководца. Остановить тысячи легионеров во время отступления, развернуть их и бросить в контратаку на атакующего с численным перевесом противника, обученного так же, как и твои воины, мог только военный гений, доведший до предела взаимодействие всех трех родов войск легиона и спаявший их железной дисциплиной.

Юлий Цезарь встал, разумеется, на опасном правом фланге и приказал двум своим линиям атаковать противника. Тут же Гней Помпей бросил на Цезаря свой таран слева, пытаясь опрокинуть конницу прикрытия и зайти врагу в тыл. Конница и велиты Цезаря начали мнимое отступление, преследуемые воодушевленным противником. В этот момент атакующие линии Цезаря сшиблись с сомкнутыми рядами Помпея и началась страшная рукопашная резня двух равных противников. Почти семьдесят тысяч бойцов сцепились в неразрывном бое, Цезарь отдал приказ, и его отступавшая конница остановилась, развернулась и начала контратаку, поддержанная триариями и третьей линией легионеров. В прорывающийся таран ударили сразу слева, справа и в лоб и у Гнея Помпея не стало его конницы, которую никак не могли спасти завязшие в оборонительной рубке пешие легионы, находившиеся всего в нескольких сотнях метрах.

Стерев таран, контратака Цезаря ударила в непрекрытый левый фланг Помпея, начав рукопашную и в этот момент шесть когорт триариев зашли в тыл фаланги противника, теперь яростно атакуемого сразу с трех сторон.

В минуты все было кончено. 15000 легионеров Помпея были убиты, 25000 захвачены в плен, сам неудачный конкурент Цезаря бежал переодетым простым солдатом и вскоре был зарезан. Вечером жаркого августовского дня перед первым вечным римским императором лежали все девять священных знамен легионов его, теперь уже бывшего, противника.

Анатомия войны: почему человечество воюет?

Армии – предшественники рыцарского войска, и их оружие

Гетайры и фаланга Александра Македонского.

Ганнибал и его конница

Легионы Юлия Цезаря

Оглавление