Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Основные направления контрразведывательной деятельности

1. Организация и функции контрразведывательной службы

Как уже отмечалось выше, белогвардейские лидеры формировали свои контрразведывательные органы по образцу и подобию спецслужб Российской империи и Временного правительства. Однако Гражданская война диктовала им свои условия. Белая государственность возникала в условиях жесткого противодействия со стороны Советской России, политической нестабильности, разрушенной системы государственного и военного управления. Эти обстоятельства в той или иной степени оказали влияние на организацию контрразведывательной службы белогвардейских правительств и армий.

Обеспечением безопасности постоянно воюющей Добровольческой армии занималось контрразведывательное отделение, находившееся в составе строевого отдела ее штаба. К сожалению, остается неизвестной численность первого КРО. Следует полагать, что в начале 1918 года она оставалась незначительной, поскольку к тому времени штабные структуры еще не имели раздутых штатов.

Функции контрразведки, как пишет полковник С.Н. Ряснянский, заключались в выявлении «большевистских агентов в городах и крупных станциях, занятых Добровольческой армией и донскими казаками… и мест собраний коммунистических ячеек, а также сообщение об этом полиции, которая и производила аресты вместе с чинами контрразведки»^[1].

Видимо, понимая, что «классическая» задача контрразведки — борьба со шпионажем — в годы Гражданской войны не изменится, но в дополнение к ней могут появиться функции политического сыска, белогвардейцы воспользовались «Временным положением о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведки» от 17 июля 1917 года^[2]. Этим документом, утвержденным Временным правительством после разгона Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов, определялась задача контрразведки: «обнаружение и обследование неприятельских шпионов, а также лиц, благоприятствующих неприятелю в его враждебных действиях против России и ее союзников»^[3]. Данное решение было единственно правильным в той ситуации. Командование намеревалось с помощью контрразведки защищать Добровольческую армию не только от красных и иностранных шпионов, но и от других деструктивных элементов (большевистских агитаторов, дезертиров, махинаторов, расхитителей и т. д.). Иными словами, на контрразведку возлагалась задача сохранения боеспособности армии в самом широком смысле этого слова.

После расширения территории, находившейся под контролем Добровольческой армии, начала формироваться система ее контрразведывательных органов. В ноябре 1918 года генерал А.И. Деникин утвердил штаты КРО управления генерал-квартирмейстера штаба армии (16 человек), отдельных контрразведывательных пунктов (КРП) местностей (4 человека), и КРП при штабах дивизий (2 человека)^[4].

Правительственная контрразведка — КРЧ особого отделения части Генштаба военно-морского отдела, отвечавшая за безопасность тыловых районов — к тому времени еще не располагала исполнительными структурами на местах. Подчиненные КРЧ паспортно-пропускные пункты (ППП) появились только в середине 1919 года. Приказом главкома ВСЮР № 1662 от 27 июля были учреждены ППП при Военном управлении, а также в Новороссийске, Севастополе, Керчи. 7 августа — в Феодосии и Одессе. Сформировали белогвардейцы пункт и в Константинополе. Это были небольшие по штату подразделения, состоявшие из 4 человек: начальника (штаб-офицер), его помощника (обер-офицер) и двух обер-офицеров для делопроизводства^[5].

Обеспокоенный незначительными силами правительственной контрразведки, начальник особого отделения полковник В.В. Крейтер в ноябре 1918 года в докладе на имя начальника военно-морского отдела Особого совещания генерал-лейтенанта В.Е. Вязьмитинова предлагал «в целях продуктивности работы» все существующие и планирующиеся к открытию контрразведывательные органы и агентуру штаба Добровольческой армии подчинить КРЧ особого отделения. «В настоящее время впредь до восстановления военных округов или образования новых, должна быть принята вторая, временная система, насаждающая отдельные пункты по мере их надобности в районах армий и подчиняющая деятельность армейских отделений контразоту (контрразведывательному отделению. — Авт.) фронта, — писал В.В. Крейтер. — При дальнейшем продвижении армий в тылу должны оставаться окружные постоянные контрразведорганы, как в прежних округах». Докладчик считал наиболее целесообразным применение следующей схемы: «Район Добрармии обслуживается существующим ныне контрразведывательным отделением, расширяющим сферу своей деятельности вместе с армией и распространяющим наблюдение на Крымский полуостров. Соседний с Добрармией район Всевеликого войска Донского обслуживается своим контрразведывательным органом с постановкой дела, с которым подлежит ознакомиться и установить самые тесные сношения в целях достижения планомерности и продуктивности в работе, преследующий общие задачи.

Считать не только своевременным, но даже необходимым организацию контрразведывательных учреждений в Киеве и Одессе, поручив каждому работу прежних военных округов.

Таким образом, недреманные око контрразведки обнимет всю площадь, ныне занимаемую армией, и заглядывая далеко вперед, подготовит в будущем условия, при которых армия, вступая на новую территорию, будет вполне осведомлена с обстановкой.

Все существующие и предложенные к открытию контрразведывательные учреждения и резиденты находятся в непосредственном ведении центрального органа контрразведки Военно-морского отдела, в котором сосредотачиваются все материалы, полученные с мест, проверяются и оставляются связи»^[6].

С точки зрения начальника особого отдела КРЧ которая должна была состоять из следующих отделов: инспекторского (инструктивного), агентурного, юридического и регистрационного.

Предполагалось, что инспекторский (инструктивный) отдел будет заведовать личным составом всех контрразведывательных органов, издавать инструкции и указания, решать организационные и хозяйственные вопросы.

На агентурный отдел возлагалась бы местная и заграничная агентурная разведка, цензура, систематизация материалов и рассылка на места; на юридический — разработка материалов, добытых агентурным путем, ликвидация дел и дальнейшая передача обвинительного материала судебным властям; на регистрационный — регистрация по карточной системе всех лиц, проходящих по делам, фотографирование лиц и документов, разработка шифров и пр^[7].

Обратим внимание, что согласно временному штату, утвержденному главкомом ВСЮР 18 октября 1919 года, контрразведывательная часть особого отделения отдела Генштаба Военного управления не имела внутренней структуризации и состояла из 14 человек. Забегая вперед, отметим: внутреннюю структуризацию имела контрразведывательная часть управления генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего ВСЮР.

В заключительной части доклада начальник особого отделения сделал немаловажное для испытывавшей дефицит финансовых средств Добровольческой армии уточнение: «На приведение настоящего проекта в действие потребуются минимальные расходы и в настоящее время представляется возможность обойтись имеющимися в распоряжении контрразведки средствами, не испрашивая специальных кредитов…» На докладе генерал В.Е. Вязьмитинов наложил резолюцию: «Вопросы эти действительно важны и своевременная осведомленность — основное условие успеха всего дела»^[8]. Но дальше письменного одобрения дело не пошло. Почему предложение полковника В.В. Крейтера не было реализовано на практике, до сих пор историкам неизвестно.

Однако начальник особого отделения продолжал настаивать на реорганизации контрразведки. В очередном докладе, датированном 28 февраля 1919 года, он предложил организовать контрразведку по схеме, существовавшей в годы Первой мировой войны, подчинив контрразведывательные органы штабу главнокомандующего и отделу Генштаба Военного управления. Полковник В.В. Крейтер считал: а) контрразведка штаба главкома должна объединять все КРО и КРП при воинских частях и выполнять задачу по тщательной изоляции «воинских частей, штабов и учреждений от вредного влияния агентов противника»; б) область деятельности контрразведки отдела Генштаба значительно шире: «находясь в тесном контакте с разведывательной частью особого отделения и осведомительными органами других министерств, контрразведка пользуется всеми материалами, добытыми разведкой, главным образом заграничной, пользуется своей специальной сетью разведки и таким путем определяет систему разрушительной работы противника. Раскрытые этим способом планы и намерения противника сообщаются по всем армейским контрразведкам и таким образом последние имеют возможность своевременно и надлежаще встретить своих агентов». На нее возлагалась задача, аналогичная КРЧ Главного управления Генштаба.

Начальник особого отделения считал, что КРЧ отдела Генштаба должна находиться «в тесном контакте с контрразведкой Ставки и прочими армейскими контрразведками, направлять работу и руководить отделениями при командующих войсками, главнокомандующем, начальниками округов и т. п., поэтому все эти отделения должны быть подчинены Военному управлению»^[9].

Однако и эти доводы вышестоящее руководство не признало достаточно убедительными. КРО и КРП краев и областей так и остались в подчинении штаба Добровольческой армии (затем — ВСЮР). КРЧ особого отделения по-прежнему руководило лишь паспортными пропускными пунктами, созданными в городах на Черноморском побережье. Но эти небольшие по штату (4 человека) подразделения не могли в полном объеме справляться с возложенными на них обязанностями. Свидетельство тому — письмо начальника контрразведывательной части капитана А.С. Дмитриева начальнику особого отделения полковнику П.Г. Архангельскому, датированное 22 августа 1919 года, выдержки из которого красноречиво характеризуют состояние контрразведки отдела Генштаба Военного управления: «Прошло 6 месяцев со дня вступления моего в должность, и я с грустью должен констатировать, что все мои старания, все усилия организовать К.Р. аппарат ни к чему не привели. Все просьбы, все доклады, встречая повсюду отзывчивость и одобрение, в конечном счете наталкивались где-то на какую-то невидимую преграду, что на практике сводило их к нулю. Главная причина — отсутствие денег для постановки дела и, как последствие, — отсутствие служащих.

…Здесь нельзя не задуматься над последствиями смерти К.Р. части Генштаба. Думается мне, что не только с моим уходом, но вообще с упразднением К.Р. Генштаба, потенциал последнего не изменится.

И, действительно, за все время своего существования К.Р. не имела возможности выполнять свои задачи и, таким образом, не отвечала своему назначению. Главный орган ее — агентура — глаза и уши организма — совершенно отсутствовал. Моя мысль об устройстве контрольных пунктов, регулирующих и регистрирующих лиц, переходящих границу возрождающегося государства, была всеми подхвачена и, видимо, всех заинтересовала, так как для насаждения этих пунктов не жалелись даже никакие деньги. Между тем, пункты эти, призванные для того, чтобы обслуживать нужды К.Р. части Генштаба, на практике выродились во что-то настолько уродливое, более похожее на частно-комиссионную контору, нежели на учреждение Генштаба. И, в сущности, никому не нужное, что, кроме нареканий в широкой публике и различных грязных намеков вокруг имен тех лиц, которые так или иначе прикасаются к этому делу, ничего не вызывает. Причина та же — отсутствие служащих»^[10].

Хорошо зная слабые стороны подчиненных подразделений, КРЧ организовала получение сведений контрразведывательного характера от разведки, КРО Астраханского, Крымского и Одесского районов, отдельных агентов-осведомителей и частных лиц. Добытая информация должна была сообщаться контрразведке Ставки, Морскому управлению и органам внутренних дел. При этом следует отметить, что координация деятельности между контрразведывательными органами штаба Добровольческой армии и отдела Генштаба Военного управления не регламентировалась никакими служебными документами, а осуществлялась благодаря частным соглашениям, основанным на «хорошем отношении прежних сослуживцев, не считающихся с формальностью» и преследующих общую цель. Добытые таким путем сведения сообщались в КРЧ штаба главкома ВСЮР. Контрразведка Кубанского казачьего войска действовала самостоятельно^[11].

Проблема взаимодействия спецслужб на Белом Юге усугублялась стихийным, неуправляемым ростом контрразведок. С увеличением территории, подконтрольной белым армиям (лето — осень 1919 г.), губернаторы, атаманы, штабы воинских частей, политические организации по своему усмотрению создали многочисленные контрразведки собственной подчиненности. Поэтому размещенные в одном населенном пункте спецслужбы, имевшие разную принадлежность, порой ничего не знали друг о друге или конкурировали между собой. Так, в занятой французами Одессе «наряду с контрразведкой, подчинявшейся ВСЮР, там располагались Международное информационное бюро подполковника Тишевского, Информационное бюро генерала Глобачева, Информационное бюро газетных работников, контрразведка Русско-германского Союза монархистов-христиан во главе с капитаном Вачнадзе, контрразведывательная часть Штаба генерала Шварца, а также чины контрразведки Украинской Директории»^[12].

Кроме них в городе действовали контрразведывательные органы князя Кочубея, «Союза русских людей», капитана фон Кубе, поручика Браузе, английского и французского командований^[13].

«На Украине, в Крыму, на Северном Кавказе и в Закавказье положение было еще более запутанным, — констатирует историк В.Г. Бортневский. — Так, при гетмане Скоропадском насчитывалось не менее 18 различных разведывательных и контрразведывательных органов, которые, как отмечалось в одном из отчетов «Азбуки», «главным образом следили друг за другом»»^[14].

Комиссия генерал-майора Васильева и полковника В. А. Прокоповича в августе 1919 года выявила «самочинные» контрразведки в Евпатории, Мелитополе, в районе Керчи, Севастополе, Феодосии и Ялте^[15].

По данному поводу А.И. Деникин писал: «За войсками шла контрразведка. Никогда еще этот институт не получал такого широкого применения, как в минувший период Гражданской войны. Его создавали у себя не только высшие штабы, военные губернаторы. Почти каждая воинская часть, политические организации, Донское, Кубанское и Терское правительства, наконец, даже отдел пропаганды… Это было какое-то поветрие, болезненная мания, созданная разлитым по стране взаимным недоверием, подозрительностью»^[16].

Появление многочисленных, не контролируемых верховной властью спецслужб доставляло немало проблем белогвардейскому командованию. Действуя лишь по указанию своего непосредственного начальства, «самостийные» контрразведки нарушали законность и тем самым дискредитировали Белое движение в глазах населения. «По-видимому, каждый администратор, занимающий даже второстепенную должность и имеющий контроль над секретными суммами денег, создает свою собственную контрразведку, — отмечалось в секретном докладе генералу А.И. Деникину. — Функции этих контрразведок чрезвычайно разнообразны. Мешая друг другу, все эти учреждения препятствуют порядку и процветанию. Они подрывают авторитет как власти, так и военных»^[17].

Несмотря на поступавшие сведения о беззакониях, творимых «самостийными» контрразведками, военно-политическое руководство не принимало эффективных мер по их упразднению. Ограничительной мерой, видимо, можно считать появление приказа главкома ВСЮР № 1654 от 22 июня 1919 года, которым объявлялся временный штат армейских контрразведывательных пунктов. Открывать их разрешалось только начальнику штаба главнокомандующего.

По мере расширения подконтрольных территорий А.И. Деникин 30 августа 1919 года приказом № 2097 утвердил временные штаты контрразведки Вооруженных сил на Юге России, в состав которой вошли следующие органы: контрразведывательная часть управления генерал-квартирмейстера штаба главкома; КРО отдела генерал-квартирмейстера неотдельной армии, штабов областей и военных губернаторов; КРП 1-го, 2-го и 3-го разрядов; контрразведывательные посты^[18].

КРЧ управления генерал-квартирмейстера штаба главкома насчитывала 18 офицеров, 11 военных чиновников, 12 писарей и 33 военнослужащих рядового состава во главе с унтер-офицером. По своей структуре она подразделялась на общее, розыскное и судное отделения и имела в своем штате конвойную команду^[19].

В штате КРО отдела генерал-квартирмейстера неотдельной армии, штабов областей и военных губернаторов находилось 16 офицеров, 6 военных чиновников, 1 унтер-офицер, 16 солдат и 7 писарей. Помимо того, при отделении содержались агенты наружного наблюдения (филеры), число которых определялось начальником отделения.

Контрразведывательные пункты 1-го, 2-го и 3-го разрядов структурно копировали вышеназванные подразделения в миниатюре. В КРП 1-го разряда насчитывалось 10 офицеров, 3 военных чиновника, 5 писарей, унтер-офицер и 12 рядовых, в третьеразрядном КРП — 5 офицеров, 2 чиновника, 3 писаря, унтер-офицер и 5 солдат^[20].

Штатным расписанием предписывалось подчинение нижестоящих структур вышестоящим. Нововведением явились следственные подразделения. Изменился и статус руководящего звена. Так, должность начальника КРЧ соответствовала генерал-майору, его помощника — полковнику — генерал-майору, начальников отделений — полковнику.

31 октября 1919 года главноначальствующий Киевской области утвердил штаты контрразведки. К уже учрежденным особому отделу штаба войск области и особому отделению 1-го разряда в Киеве предполагалось сформировать отделения 2-го разряда в Екатеринославле и Кременчуге, особые пункты в Черкассах, Пежине, Лубнах и Козельце. По мере занятия новых территорий намечалось открытие второразрядных отделений в Полтаве, Чернигове, Житомире, Ровно, Ковеле, Бердичеве, Каменец-Подольске и особых пунктов в Умани, Стародубе, Проскурове, Виннице и Могилеве. На содержание контрразведывательных органов требовалось 150 ООО рублей в месяц^[21]. Успели ли белые открыть новые второразрядные отделения, неизвестно.

Таким образом, осенью 1919 года армейская контрразведка располагала целой сетью органов во главе с КРЧ, которой подчинялись КРО при штабах Черноморского и Ставропольского военных губернаторов; КРО штабов войск Северного Кавказа, Всевеликого войска Донского, Новороссийской и Киевской областей, командующего войсками Терско-Донского края, Донской армии, Кавказской армии, Добровольческой армии; КРП во Владикавказе, Новороссийске, Мелитополе, Одессе, Екатеринодаре, Ростове, Пятигорске, Севастополе, Ялте и др.

Несмотря на проводимые преобразования, военно-политическому руководству Белого Юга так и не удалось выстроить стройную, хорошо функционирующую систему армейских контрразведывательных органов. Как правило, деятельность отделений и пунктов различных штабов оставалась не скоординированной, что приводило к соперничеству и конкуренции между ними. Один из документов свидетельствует о факте, в который трудно поверить: в сентябре 1919 года начальник КРЧ штаба главнокомандующего ВСЮР не знал о существовании КРЧ особого отделения и просил разъяснить ее компетенцию в телеграмме начальнику отдела Генштаба.

11 октября получил ответ: «Руководство контрразведкой вне района армии и за границей»^[22].

Есть основания предполагать, что спецслужбы казачьих воинских формирований игнорировали указания КРЧ штаба главнокомандующего ВСЮР. «Донская армия представляла из себя нечто вроде иностранной союзной. Главнокомандующему она подчинялась только в оперативном отношении; на ее организацию, службу, быт не распространялось мое влияние. Я не ведал также назначением лиц старшего командного состава, которое находилось всецело в руках донской власти», — писал А.И. Деникин^[23].

Коррупция и беззаконие, поразившие низовые подразделения органов безопасности, стали предметом специального доклада председателя Особого совещания генерал-лейтенанта А.С. Лукомского (15 сентября 1919 г.) главнокомандующему. Он считал нужным поставить контрразведку под жесткий контроль Ставки, существенно сократить количество отделений, а их функции передать уголовно-розыскным управлениям МВД. Генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего ВСЮР генерал-майор Ю.Н. Плющевский-Плющик, напротив, предлагал расширить компетенцию контрразведки, привлечь на службу бывших чиновников и офицеров жандармерии и судебного ведомства. Но генерал-лейтенант А.И. Деникин на реорганизацию не решился, склоняясь к мысли о необходимости контроля над контрразведкой со стороны правоохранительных органов^[24].

Объединить органы контрразведки с уголовным розыском «или установить между ними более тесную связь» осторожно предлагала вышеупомянутая комиссия генерал-майора Васильева и полковника В.А. Прокоповича^[25].

Генерал А.С. Лукомский пишет о неоднократном ходатайстве Особого совещания перед А.И. Деникиным о передаче функций контрразведки уголовно-розыскной части управления внутренних дел и о сопротивлении штаба главнокомандующего такому решению, поскольку «без органов контрразведки он обойтись не может»^[26].

К сожалению, малый объем архивных документов не позволяет однозначно сказать, что стояло за вышеназванными намерениями: то ли стремление высоких чинов улучшить работу органов безопасности, то ли межведомственная борьба, попытка «перетянуть одеяло на себя». Так или иначе, руководствуясь своими соображениями, генерал А.И. Деникин на коренные преобразования органов контрразведки не пошел.

Генерал-лейтенант П.Н. Врангель, хорошо зная о нареканиях в адрес деникинских спецслужб, принял ряд мер для устранения бесконтрольности и злоупотреблений в органах контрразведки. После ревизии, проведенной сенатором П.Г. Кальпицким, главнокомандующий 26 мая 1920 года преобразовал контрразведывательные структуры в наблюдательные пункты при штабах корпусов и дивизий, а более мелкие структуры (на уровне штабов полка, батальона, отдельного отряда) полностью упразднил.

Двумя днями позже, 28 мая, генерал-лейтенант П.Н. Врангель издал приказ № 3248 об «упорядочении дела» контрразведывательных органов (наблюдательных отделений): «В виду того, что в прошлом году в занимаемых Вооруженными силами на Юге России местностях самочинно возникали, а иногда и организовывались комендантами городов и другими военными властями контрразведки, которые совершали массу злоупотреблений и преступлений, чем возбуждали население против чинов армии и в частности против законных контрразведывательных органов, приказываю:

1. Борьбу с коммунистическими организациями и большевистскими агентами, остающимися для преступной работы во вновь занимаемых нашими войсками местностях, возложить исключительно на наблюдательные пункты при штабах корпусов, дивизий и другие, организованные и подчиненные наблюдательному отделению.

2. Всякую организацию наблюдательных органов комендантами городов и вообще какими бы то ни было властями, помимо наблюдательного отделения, воспретить.

3. Виновных в неисполнении этого приказа, как организовавших или допустивших возникновение самочинных контрразведок, так и служащих в этих учреждениях, подвергать ответственности по суду»^[27].

Следующим шагом явилось создание особого отдела при штабе Русской армии — органа, объединявшего органы военной контрразведки и политического сыска. Следует отметить, что П.Н. Врангель не являлся в этом деле первопроходцем. Еще в январе 1920 года (н. ст.) в целях более эффективного противодействия большевистскому подполью, готовившему вооруженное восстание, была объединена деятельность всех уголовно-розыскных управлений и контрразведок на территории Таврии и Крыма (кроме особого отделения Морского управления) под руководством начальника Таврического губернского уголовно-розыскного управления полковника Л.Ф. Астраханцева^[28].

Несмотря на предпринятые меры руководителям врангелевских органов безопасности так и не удалось четко организовать работу оперативных подразделений. Иногда предпринятые усилия сводились на нет наличием в одном населенном пункте нескольких розыскных подразделений, имевших разную ведомственную подчиненность. Например, в Севастополе одновременно функционировали наблюдательные пункты особого отдела, Ставки, железнодорожный пункт № 12, особая часть штаба командующего флотом и государственный розыск. Руководимые различными учреждениями, эти структуры конкурировали между собой, тем самым проваливали агентуру друг друга и скрывали лиц, подлежавших аресту^[29]. При этом, избежав ареста представителями одной контрразведки, можно было попасть в застенки другой. Следует подчеркнуть, что при частых перемещениях больших масс войск на территории Крыма добиться централизации оказалось очень сложно. Старших оперативных начальников, осуществлявших координацию деятельности спецслужб различной подчиненности, тоща еще не было.

8 июля 1920 года П.Н. Врангель своим приказом возложил на чинов «прокурорского надзора военного и военно-морского ведомства в прифронтовой полосе и гражданского ведомства в тыловом районе» наблюдение за производством дознаний по делам о государственных преступлениях. Они должны были присутствовать при всех важнейших следственных действиях и «следить за законностью арестов и правильностью содержания арестованных», а контрразведчики, производящие дознания, соответственно:

«1) сообщать без промедления прокурорскому надзору военного или военно-морского ведомств — в прифронтовой полосе и гражданского ведомства в тыловом районе — а) о приступе к дознанию и б) о всяком заключении под стражу и об освобождении из-под таковой. 2) входить в соглашение с наблюдающим за дознанием лицом прокурорского надзора в случае необходимости осмотра или выемки почтовой или телеграфной корреспонденции и 3) исполнять все законные требования прокурорского надзора, как о приступе к дознанию, так и по всем предметам последнего»^[30]. Все возникающие затруднения разрешались либо главным военным прокурором, либо прокурором судебной палаты. Таким образом, впервые с начала Гражданской войны власти предприняли попытку поставить под контроль чинов прокуратуры контрразведку и политический розыск.

Как повлияли проведенные организационные мероприятия на оздоровление обстановки в контрразведке — нет однозначного мнения среди участников тех событий и, соответственно, современных исследователей. Например, французский историк Н. Росс, сославшись на признание председателя Таврической губернской земской управы В.А. Оболенского, обращает внимание, что «разбои и насилия контрразведки почти прекратились, а уличенные в злоупотреблениях ее чины наказывались»^[31].

В то же время биограф главкома Русской армией В.Г. Краснов пишет о нарушениях законности в Крыму, массовых арестах и преступных элементах в составе контрразведывательных органов^[32].

Пожалуй, в определенной степени правы обе стороны. Надо полагать, попытки поставить работу контрразведки под контроль правоохранительных органов военными властями предпринимались. Но вряд ли они были результативными во время разгула преступности, активной работы большевистского подполья и неразрешенной кадровой проблемы в наблюдательных пунктах.

Уже в начале 1918 года на Дальнем Востоке при помощи английских офицеров началось формирование отрядов под командованием есаула Забайкальского казачества Г.М. Семенова и атамана Уссурийского казачества есаула И.М. Калмыкова. В Харбине создание отрядов велось под руководством генерала Д.Л. Хорвата. Здесь помимо официально созданных спецслужб также наблюдался процесс создания «самочинных контрразведок. «Ко времени моего приезда наблюдалось, что в самых, казалось бы маленьких отрядах создавались особые органы — контрразведки, — давал показания А.В. Колчак Чрезвычайной следственной комиссии 30 января 1920 года. — Создание этих органов было совершенно самочинное, так как контрразведка может быть только при штабах корпусов… Между тем, контрразведки существовали во всех таких отрядах, в особенности в таких отрядах, которые создавалась сами по себе. Там, где впоследствии воинские части создавались на основании всех правил организации, их, конечно, не было…»^[33].

После свержения советской власти на территории Сибири и Дальнего Востока возникло несколько государственных образований и подчиненных им армий, что стало основной причиной создания децентрализованных органов контрразведки.

Первоначально Западно-Сибирская армия состояла из нескольких добровольческих полков, но в июле 1918 года началось формирование корпусов. Для их комплектования и снабжения, а также «охраны государственного порядка», вся территория Урала, Сибири и Забайкалья была разделена на пять корпусных районов, в которых вводился институт «уполномоченных по охране государственного порядка». В армии восстанавливались военно-полевые суды, вводилась смертная казнь за политические преступления. По распоряжению уполномоченного Временного Сибирского правительства все дела политического характера передавались отряду особого назначения, которым командовал чех капитан (затем — полковник) И.И. Зайчек, а уголовные — подлежали ведению уголовной милиции. После назначения И.И. Зайчека начальником отделения военного контроля управления генерал-квартирмейстера штаба Западно-Сибирской отдельной армии ему предоставлялось право в зависимости от обстановки учреждать при штабах корпусов военно-контрольные отделения, а также пункты в городах Западной Сибири.

Функционировавшие в некоторых городах контрразведывательные отделения по указанию капитана И.И. Зайчека подлежали расформированию. Так, 13 июля он подал рапорт на имя генерал-квартирмейстера штаба армии, в котором предложил расформировать, «как лишнее», КРО при штабе Омского военного округа, а все дела передать в ОВК. 18 июля временно исполнявший должность генерал-квартирмейстера армии капитан Жиряков направил телеграмму в адрес начальника штаба округа, в которой, сославшись на приказание начальника штаба армии, просил передать в распоряжение И.И. Зайчека все дела и инвентарь вышеназванного КРО^[34]. Было ли выполнено это распоряжение, автор однозначно сказать затрудняется.

Известно, что организация органов военного контроля в армии шла медленно: функционировало только три отделения — в Омске, Томске, Иркутске и пункты в Новониколаевске, Бийске, Семипалатинске.

13 августа 1918 года приказом № 3 по войскам Восточно-Сибирского военного округа был объявлен временный штат КРО штаба, КРП в Красноярске и бюро при начальнике самоохраны. В Ачинск, Канск и Нижнеудинск направлено по одному наблюдательному агенту^[35].

В течение лета 1918 года, во время боев с красными, военный контроль, наряду с задачами по обнаружению «неприятельских шпионов и их организаций, а также лиц и организаций, поддерживающих Советскую власть или работающих против возрождения и освобождения России», нередко выполнял функции армейской разведки, доставляя военному командованию сведения о планах, силах и средствах большевиков и т. д.^[36]

В сентябре 1918 года Главный штаб Военного ведомства утвердил «Положение о военно-контрольных отделениях», которым возложил на них задачу по борьбе с военным и политическим шпионажем, а также воспрепятствование «тем мерам, которые могут вредить интересам Родины»^[37].

Однако «Инструкция начальникам военно-контрольных отделений», составленная по образцу «Инструкции начальникам контрразведывательных отделений» 1911 года, обращала внимание сотрудников военного контроля лишь на борьбу со шпионажем. Так, им предписывалось с помощью внутренней агентуры систематически выявлять лиц и учреждения, находившихся как внутри страны, так и за границей, и ведших разведку против Белого движения. Объектами агентурной разработки становились иностранные консульства и агентства, а также военные учреждения и штабы, являвшиеся главной сферой деятельности шпионов по добыванию секретных сведений^[38].

Нацеленность военного контроля лишь на иностранные консульства и штабы, на наш взгляд, объясняется тем, что белогвардейские генералы, руководствуясь документами ушедшей эпохи, в первую очередь пытались защитить вооруженные силы от разведывательно-подрывной деятельности противника. Вероятно, они рассчитывали, что обеспечение безопасности государства в целом будет возложено на органы внутренних дел. Но даже с появлением жандармско-полицейских структур на территории Сибири контрразведывательные и военно-контрольные органы выполняли функции обеспечения внутренней безопасности антибольшевистских государственных образований. Поэтому контрразведка внедряла свою агентуру не только в штабы, но также и в различные гражданские учреждения и организации, во все слои общества и тем самым получала возможность вовремя предупреждать командование о готовящихся против правительства и армии враждебных акциях^[39].

Таким образом, к началу осени в Сибири был создан аппарат контрразведки. Однако отделу военного контроля штаба Сибирской армии не удалось должным образом организовать его работу. В отчете за период с 20 июня по 1 сентября указываются следующие причины: недостаток финансовых средств, дефицит опытных кадров, отсутствие соответствующей нормативно-правовой базы^[40]. Не имела контрразведка и единого управляющего центра.

В Сибири, так же как и на Юге России, контрразведывательные подразделения самостоятельно создавали независимые от верховной власти казачьи атаманы и воинские начальники, имевшие свои вооруженные отряды. Например, вся подконтрольная атаману Г.М. Семенову территория была покрыта густой сетью контрразведок. «Пункты контрразведки находились в Чите и Антипихе. Это были самые главные отделения, мелкие же часто и отдельные агенты были разбросаны по всему Забайкалью. Осенью этого же года (1918 года. — Авт.) контрразведывательные пункты были сформированы при всех воинских частях», — писал один из офицеров Забайкальского казачьего войска по фамилии Н.П. Даурец в брошюре «Семеновские застенки», изданной в Харбине в 1921 году^[41].

После создания штаба Верховного главнокомандующего капитан И.И. Зайчек 5 октября 1918 года представил начальнику штаба Западно-Сибирского округа проект организации военного контроля при Главном управлении Генерального штаба или штабе Верховного главнокомандующего, а также сети отделений и пунктов при штабах корпусов в действующей армии и округах. Реакция командования на проект автору неизвестна. В этот же день заседала комиссия под председательством начальника штаба 2-го Степного Сибирского армейского корпуса подполковника Л.Д. Василенко, которая предложила при ГУГШ или штабе ВГК сформировать центральное управление военного контроля, а при штабах действующих войск — полевые военно-контрольные отделения и пункты; при штабах военных округов — местные военноконтрольные отделения^[42]. Таким образом, ими было предложено создать систему контрразведывательных органов наподобие существовавшей в русской армии в годы Первой мировой войны.

Возможно, в развитие этих документов 12 ноября 1918 года было сформировано КРО в управлении 1-го генерал-квартирмейстера штаба ВГК. С 29 ноября это отделение, объединявшее деятельность всей контрразведывательной и военно-контрольной службы, стало называться центральным отделением военного контроля (ЦОВК) при штабе Верховного главнокомандующего. Возглавивший после прихода к власти А.В. Колчака ЦОВК полковник Н.П. Злобин своим приказом обязал находившихся в его подчинении начальников отделений и пунктов докладывать все добытые ими сведения начальникам штабов и генерал-квартирмейстерам^[43]. Однако данный приказ вызывал противодействие со стороны руководителей военно-контрольных отделений и пунктов, сформированных капитаном И.И. Зайчеком.

Наличие в одном населенном пункте спецслужб различной подчиненности создавало неразбериху и препятствовало эффективному ведению оперативно-розыскной деятельности среди набиравших силу большевистских и эсеровских организаций. Поэтому в целях усиления органов госбезопасности в армии приказом начальника штаба Верховного главнокомандующего от 1 февраля 1919 года начала создаваться вертикаль контрразведывательных органов во главе с отделом контрразведки и военного контроля (ОКРВК) управления генерал-квартирмейстера штаба ВГК, учрежденного вместо ЦОВК. Этим же приказом был объявлен штат ОКРВК, КРО при штабах армий (отделения контрразведки при штабах Сибирской, Западной и Оренбургской армий) и штабе 2-го армейского Сибирского Степного отдельного корпуса, КРП при штабах корпусов, входивших в состав армий, и в крупных населенных пунктах в прифронтовой полосе. Документом предписывалось, чтобы начальники контрразведывательных органов Ставки и штабов армий (отдельного корпуса) отчитывались перед соответствующими генерал-квартирмейстерами, начальники корпусных и местных контрразведывательных пунктов — начальниками вышестоящих органов^[44].

Весной прошла очередная реорганизация армейской контрразведки, приведшая, по мнению автора, к ее децентрализации. 18 апреля 1919 года начальник штаба ВГК приказом № 340 утвердил «Временное положение о контрразведывательной и военно-контрольной службе на театре военных действий», определявшее задачи и организацию органов безопасности на ТВД.

Задача контрразведывательной и военно-контрольной службы (КРиВКС) заключалась в «обнаружении и обследовании неприятельских шпионов, а также лиц, которые своей деятельностью могут благоприятствовать или фактически неприятелю… или посягают на неисположение существующего государственного строя и нарушения общественного порядка»^[45].

Кстати, «Временным положением о военной контрразведке во внутренних военных округах», утвержденным военным министром 26 марта 1919 года, «тыловой» контрразведке также вменялась в обязанность борьба со шпионажем и лицами, «которые своей деятельностью могут благоприятствовать или фактически благоприятствуют неприятелю в его враждебной деятельности против России и союзных с ней государств»^[46].

Обратим внимание, что вторая формулировка задачи является точной копией «Временного положения о контрразведывательной службе во внутреннем районе», утвержденного помощником военного министра генералом Новицким 23 апреля 1917 года^[47].

Этот документ готовился после ликвидации Временным правительством Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов, т. е. в ситуации, когда противодействовать леворадикальным партиям, сепаратистам и националистам в России было некому. В Сибири в 1919 году уже существовали органы внутренних дел, которые помимо борьбы с уголовными элементами занимались политическим сыском. Более того, 7 марта 1919 года Верховный правитель утвердил постановление Совета министров об учреждении при Департаменте милиции МВД «Особого отдела государственной охраны» и соответствующих управлений на местах. В губерниях, областях и уездах создавались отряды особого назначения. Между особым отделом и органами контрразведки существовал обмен информацией^[48].

Была ли необходимость оставлять за военной контрразведкой функции политического сыска? Думается, что в условиях Гражданской войны, когда действующая армия и тыловые районы подвергались интенсивному воздействию враждебных элементов, такая мера являлась оправданной. В поле зрения контрразведки находились большевистские подпольные группы, эсеровские и другие общественные организации, пресса, неблагонадежные военные и политические деятели, дезертиры, рабочие коллективы, казачьи атаманы, крестьянство, спекулянты и т. д. «Вакханалия спекуляции и страшных интриг — вот почти единственный источник того, что у нас до сего времени еще фронт, что мы еще не победили, — писал начальник отдела контрразведки и военного контроля полковник Н.П. Злобин. — Со всем этим должна вестись борьба и в настоящее время повсеместной войны во все области жизни армии и ее тыла должна быть допущена контрразведка»^[49].

В то же время следует отмстить, что широкая трактовка понятия «могут благоприятствовать или фактически благоприятствуют» позволяла контрразведке подвергать арестам кого угодно и за что угодно. Например, обвинить в большевизме рабочих, высказывавших недовольство своей низкой заработной платой. С другой стороны, обтекаемость трактовки не позволяла разграничивать сферы деятельности контрразведывательных подразделений и органов внутренних дел. Поэтому объектами оперативных разработок обеих структур неоднократно становились одни и те же большевистские организации.

Вернемся к вышеупомянутому приказу № 340, согласно которому безопасность войск и прифронтовой полосы обеспечивали контрразведывательная и военно-контрольная служба. Органами контрразведки являлись: отдел контрразведки и военного контроля штаба ВГК; контрразведывательное отделение штаба ВГК; контрразведывательные отделения штабов армий и корпусов; контрразведывательные пункты дивизий. КРО армий осуществляли организацию контрразведки в районе штабов, а также направляли работу в корпусах и дивизиях. К органам военно-контрольной службы относились: военно-контрольные отделения (ВКО) в районе армии при военно-административном управлении (ВАУ); ВКО военного округа на ТВД при помощнике начальника военного округа по военно-административному управлению; местные военноконтрольные отделения и пункты в районе армии и в районе округа на ТВД.

Границы контрразведывательных и военно-контрольных районов в пределах армии устанавливались распоряжением штабов армий.

Координацией их деятельности занимался генерал-квартирмейстер при Верховном главнокомандующем. Общее руководство контрразведывательной службой в корпусном районе, военно-контрольной службой в районе армии и округа на ТВД лежало на генерал-квартирмейстерах штабов армий, начальниках военно-административного управлений районов армий и помощниках начальников военного округа по военно-административному управлению на ТВД.

Контрразведывательный отдел штаба ВГК ведал общим руководством контрразведки, разрабатывал необходимые меры по борьбе с антигосударственными преступлениями и инспектировал нижестоящие органы контрразведки.

КРО Ставки организовывало контрразведывательное наблюдение за штабом ВГК, непосредственно занималось выявлением шпионских организаций и лиц, «благоприятствовавших неприятелю». Те же задачи решали и КРО армий в своей зоне ответственности, они также должны были руководить работой контрразведывательных органов в корпусах и дивизиях^[50].

Контрразведке вменялось в обязанность следить за военнослужащими, а военному контролю — за гражданскими лицами. Данная система, по замыслу составителей документа, создавалась лишь на время Гражданской войны. В будущем работу контрразведки предполагалось ограничить борьбой со шпионажем, а военный контроль, «обеспечивающий порядок и общественное спокойствие», передать органам внутренних дел^[51].

Однако, по компетентному мнению полковника Н.П. Злобина, образование военно-контрольных органов при военно-административном управлении, дублировавших деятельность КРО и КРП, подчиненных штабам армий, корпусов и дивизий, приводило к нежелательным трениям между ними: военно-контрольные отделения ВАУ создавались в тех же населенных пунктах, где организовывались местные КРО и КРП. Полковник Н.П. Злобин считал, что контрразведывательная и военно-контрольная службы должны быть слиты в одну, «с установлением единого рода учреждений, что создаст правильную связь между ними и даст возможность правильно командовать ими»^[52].

Таким образом, приказ № 340, видимо, подготовленный непрофессионалами и подписанный совершенно незнакомым с сущностью работы спецслужб генерал-майором Д.А. Лебедевым, внес путаницу в организацию работы контрразведки на театре военных действий, привел к дублированию функций, увеличению численности личного состава органов безопасности, перерасходу денежных средств.

Обратим внимание на смету расходов по содержанию контрразведывательных органов. Так, отдел контрразведки и военного контроля совместно с КРО штаба ВГК ежемесячно обходился казне в 103 485 руб. (40 ООО руб. единовременных расходов на обзаведение); КРО штаба армии—65 525 (25 ООО); КРО штаба корпуса — 39 750 (20 ООО); КРП штаба дивизии — 23 100 (10 000); местного ВКО в районе армии и в районе военного округа на ТВД — 62 750 (25 000); ВКО в районе армии и военного округа на ТВД — 96 825 (35 000); местного ВКП — 25 900 (10 000)^[53]. Цифры беспристрастно свидетельствуют: военно-контрольные органы обходились казне дороже контрразведывательных.

Начальник ОКРВК полковник Н.П. Злобин обращал внимание 2-го генерал-квартирмейстера штаба ВГК и на ошибочный подход при разработке штатов, когда за основу бралось количество и род должностей, по которым строилась работа учреждений, вместо того чтобы сделать наоборот. В результате этой ошибки учреждались должности, назначение которых оставалось непонятным. Вместе с тем отсутствовали специалисты, в которых нуждалась контрразведывательная служба — например, офицеры, занимавшиеся обработкой и анализом информации, следователи, заведующие наружным наблюдением, и пр. По оценке полковника Н.П. Злобина, увеличения штатов не было. Количество личного состава увеличивалось за счет прикомандированных офицеров для поручений, выполнявших большой объем работы^[54].

Обеспечением безопасности тыла колчаковской армии занималась сеть контрразведывательных отделений и пунктов на всей территории Сибири и Дальнего Востока. На верху пирамиды находилась контрразведывательная часть осведомительного отдела Главного штаба (37 человек), состоявшая из центрального контрразведывательного отделения (ЦКРО) и центрального регистрационного бюро (ЦРБ)^[55]. Ниже находились КРО управлений генерал-квартирмейстеров штабов Омского, Иркутского и Приамурского военных округов. Начальники контрразведывательных отделений руководили контрразведывательными пунктами, учрежденными на подведомственной территории.

Так, в зоне ответственности Омского военного округа КРП были организованы в Славгороде, Барнауле, Бийске, Камене, Новониколаевске, Кузнецке, Томске, Тайге, Судженске; Иркутского — в Ачинске, Красноярске, Енисейске, Канске-Енисейском, Минусинске, Нижнеудинске, Бодайбо, Илимске, Черемхово; Приамурского — во Владивостоке, Верхнеудинске, Троицко-Савске, Чите, Сретенске, Благовещенске, Харбине, Никольск-Уссурийске, Николаевске, на станциях Маньчжурия, Пограничная, Куань-Ценцзы и Цицикар^[56].

Из открытого кредита, отпущенного Главному штабу для зачисления на текущий счет, свидетельствует справка от 21 мая 1919 года, на расходы по контрразведке выделено 1272 670 руб. Омскому военному округу выделено 550 ООО руб., Иркутскому — 700 ООО, Приамурскому — 500 000^[57].

Общее руководство всей контрразведывательной работой осуществлял начальник осведомительного отдела Главного штаба. На начальника КРЧ возлагалась обязанность инспектировать нижестоящие КРО, контролировать расход финансовых средств, руководить разработкой отдельных дел, порученных центральному контрразведывательному отделению. ЦКРО занималось контрразведкой за границей, среди дипломатического корпуса, в центральных государственных учреждениях, а также разрабатывало отдельные дела, наблюдало за деятельностью некоторых представителей высших эшелонов власти. ЦРБ выполняло функции информационно-аналитического подразделения, а также составляло новые коды, способы тайнописи и секретной передачи сведений, вело архив, осуществляло переписку со всеми учреждениями по вопросам контршпионажа и т. д.^[58]

Окружной генерал-квартирмейстер, подчиненный по вопросам контрразведывательной службы начальнику осведомительного отдела, осуществлял ближайшее руководство и наблюдение за организацией и ведением контрразведывательной службы в районе округа^[59].

На начальника КРО штаба округа возлагались: организация в районе округа отдельных КРП; борьба со шпионажем, «сообщите центральному бюро регистрационного материала всех добытых сведений по организации шпионажа противника», «заведывание личным составом КРО и подготовка наблюдателей», составление сметы расходов и отчета о деятельности отделения и представление их окружному генерал-квартирмейстеру»^[60].

Начальник контрразведывательного пункта подчинялся начальнику контрразведывательного отделения. На него возлагались «организация в районе пункта сети наблюдателей; выявление шпионских организаций и производство расследования по ним, заведование личным составом пункта, сообщение в ЦРБ регистрационных материалов и всех добытых связей по организации шпионажа противника, доклады начальнику гарнизона об общем положении и осведомление его о необходимых мероприятиях в районе пункта» и т. д.^[61]

Почему разработчики документа для контрразведки тыловых военных округов, на территории которых колчаковскому режиму активно противодействовали большевистские и эсеровские организации, вменили ей в обязанность лишь борьбу со шпионажем, не приняв во внимание политический сыск, — остается неизвестным. Можно лишь высказать предположение, что в его основу был положен документ царской России времен Первой мировой войны без должной проработки применительно к реалиям Гражданской войны.

Вышеназванным документом предусматривалась координация деятельности контрразведывательных отделений внутренних округов с соответствующими структурами действующей армии и морского ведомства. Эта обязанность возлагалась на начальника Главного штаба через штаб ВГК и начальника штаба Морского министерства. Но при существовавшем в колчаковской армии соперничестве между фронтовыми и тыловыми органами военного управления такая постановка вопроса высоких начальствующих особ ни к чему не обязывала.

Некоторые руководители КРП, подчиненные начальнику КРО штаба Иркутского военного округа, представляли свои доклады начальнику контрразведки при Ставке ВГК. Между тем сношение с контрразведывательным органом Ставки должно было ограничиться исполнением отдельных требований: арестами, обысками и прочими следственными действиями, а также сообщением информации по запросам штаба ВГК. Сводки агентурных сведений должны были направляться начальнику КРО штаба округа^[62].

Согласно требованиям центрального органа контрразведки начальники КРП должны были представлять руководителю КРО еженедельные сводки агентурных сведений по своему району. Однако это требование выполнялось не всеми начальниками пунктов^[63].

И фронтовые, и тыловые контрразведывательные органы при проведении оперативно-розыскных и следственных действий руководствовались постановлением Совета министров «О правах и обязанностях чинов военной контрразведки по производству расследований» от 3 мая 1919 года. Колчаковское постановление принято почти в той же редакции, что и «Временное положение о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведывательной службы по производству расследований», принятое Временным правительством в 1917 году. Разница лишь в том, что белогвардейцы расширили права начальников КРП^[64].

В документе сказано, что начальники отделений и пунктов, их помощники и классные чины при содействии милиции имели право производить обыск и предварительный арест заподозренных лиц на основании ордера, выданного их начальниками.

При оперативной разработке контрразведчики должны были собрать достоверные и достаточно полные данные, уличавшие подозреваемых в преступных действиях лиц, после чего начальник КРО передавал сведения судебным и милицейским властям для производства ареста.

В течение суток начальник отделения или пункта должен был опросить задержанных и постановить или об освобождении их из-под стражи, или о дальнейшем задержании (до двух недель). Задержание до месяца продлевалось начальником гарнизона или другим соответствующим начальником, до трех месяцев — генерал-квартирмейстером, начальником штаба округа на ТВД^[65].

Оконченное расследование направлялось в военно-окружные или окружные суды, где судьбы обвиняемых решали несколько офицеров. Однако приговоры утверждались высокопоставленными военными, обладавшими правом предания военно-полевому суду. Первоначально этим правом на театре военных действий наделялись начальник штаба Верховного главнокомандующего, командующие армиями, командиры корпусов, главные начальники военных округов. Впоследствии командармы могли предоставлять такие полномочия начальникам крупных гарнизонов и уполномоченным по охране государственного порядка и общественного спокойствия.

Но при этом, как отмечают очевидцы, органы безопасности, чья компетенция ограничивалась проведением предварительного следствия, превышали свои полномочия, злоупотребляли служебным положением, совершали произвол в отношении арестованных. Об ужасах, творившихся в застенках колчаковской контрразведки, писали не только красные, но и белые.

Например, бежавший в Сибирь после поражения Ярославского восстания командир 1-й Латышской стрелковой бригады К.И. Гоппер намекал на участие контрразведки в расстрелах и убийствах политических противников колчаковского режима^[66].

Министр иностранных дел российского правительства И.И. Сукин в своих «Записках», со ссылкой на ходившие рассказы, писал о том, что некоторые контрразведки не только держат в застенках ни в чем не повинных людей, «но стараются получить показания пытками и угрозами. По мере ухудшения военного положения на фронте и логически следовавшей за ним милитаризации власти, деятельность этих контрразведок развилась до такой степени, что они стали сильнее, чем само правительство»^[67].

Военный министр барон А.П. Будберг считал, что «контрразведка и охранка всегда требовали особого контроля и умелого наблюдения, ибо при малейшем ослаблении надзора они делались скопищем всякой грязи и преступлений»^[68].

Попытки поставить спецслужбу под контроль со стороны высшего военно-политического руководства, надо полагать, предпринимались, но насколько они были эффективными, сказать сложно. Известны случаи, когда некоторые командиры оказывали противодействие проверяющим лицам. Например, товарищу прокурора иркутской судебной палаты Тучкову удалось проверить лишь 20 дел из 200, после этого атаман И.М. Гамов запретил выдавать ему документы. Лишь вмешательство вышестоящих военных властей помогло прокурору завершить проверку^[69].

По итогам проверки делопроизводства канского и красноярского контрразведывательных пунктов прокурор иркутской судебной палаты 29 сентября 1919 года направил прокурору Красноярского окружного суда свое представление об устранении нарушений^[70].

Имели место случаи привлечения судебными властями некоторых чинов контрразведки к ответственности за проступки и преступления^[71].

Как свидетельствуют некоторые документы, ответственность налагалась в зависимости от совершенного проступка. Так, начальник штаба Иркутского военного округа генерал-майор А.И. Вагин, получив от управляющего Иркутской губернии сообщение о взятых сотрудниками Черемховского КРП подводах у местного населения без ведома местной земской управы и проведя дознание, наложил на документе следующую резолюцию: «Я требую, чтобы чины контрразведки являли собой пример образцового исполнения закона и безупречного отношения к населению. На виновных наложить дисциплинарное взыскание, а при повторении подобных случаев привлечь к более суровой ответственности»^[72].

26 ноября 1919 года начальник КРО штаба Иркутского военного округа разослал начальникам КРП письмо, в котором сообщил о поступающих к нему жалобах на некоторых чипов и объяснял подчиненным, что на чинов контрразведки возлагается обязанность по поддержанию законности, и предупредил о применении строгих и решительных мер «вплоть до предания суду включительно»^[73].

Иными словами, чины контрразведки получили предупреждение. Возможно, угроза о предании суду была формальная, т. к. в конце ноября 1919 года уже многим становилось понятным, что падение колчаковского режима неизбежно.

Очередная реформа военно-управленческого аппарата, проведенная в соответствии с приказом начальника штаба ВГК № 558 от 25 июня 1919 года, в основном коснулась центрального аппарата контрразведки. Напомним, руководство фронтовыми и тыловыми органами безопасности сконцентрировалось в руках 2-го генерал-квартирмейстера. Но при этом реорганизация не затронула всей системы, которая продолжала оставаться громоздкой и трудноуправляемой. Как отмечал генерал-майор П.Ф. Рябиков, сложно «…было направлять работу в армиях на всей громадной территории Сибири и Дальнего Востока. Большое количество контрразведывательных органов, постоянная между ними нездоровая конкуренция, сопровождаемая иногда «подсиживанием» друг друга и взаимными интригами, отнимала много времени для очищения… контрразведывательной атмосферы»^[74].

20 августа 1919 года полковник Н.П. Злобин представил генерал-майору П.Ф. Рябикову доклад, в котором предлагал создать единую вертикаль органов безопасности. Суть проекта заключалась в упразднении военно-контрольных отделений на ТВД и передаче их функций военной контрразведке^[75].

Однако начальник штаба ВГК своим приказом от 2 сентября 1919 года № 997 ограничился лишь переименованием органов военного контроля в местные органы контрразведки, оставив их в структуре военно-административных управлений районов армий. Контрразведывательные отделения и пункты армейских штабов были переименованы в войсковую контрразведку^[76]. Став начальником штаба Восточного фронта, генерал П.Ф. Рябиков, из-за большой загруженности работой, поступил вопреки рапорту полковника Н.П. Злобина — передал всю контрразведку военно-административному управлению. «После ряда совещаний с генералом Домонтовичем (главный начальник военно-административного управления района Восточного фронта. — Авт.) мною был составлен доклад о передаче дела управления контрразведкой и военным контролем в ведение военно-административного управления, имевшихся при армии и в тыловом округе, — писал П.Ф. Рябиков. — Всяческое содействие контрразведке и военному контролю должна была оказывать наружная и уголовная милиция, а также милиция железнодорожная»^[77].

После реорганизации задачи органов безопасности остались прежними: войсковая контрразведка занималась ликвидацией неприятельских шпионов и агитаторов в войсках, местным органам контрразведки вменялось в обязанность ведение борьбы с антигосударственными элементами в тылу. С целью выяснения отношения войск и населения к существующему строю агентура насаждалась во все подразделения, вплоть до рот и эскадронов, и во все населенные пункты^[78].

Органы государственной охраны МВД пытались добиться передачи им от контрразведки всего собираемого материала по уличению большевиков и прочим государственным преступникам. Однако в действительности предписания военного министра игнорировались контрразведывательными органами, управление госохраны и КРО штаба Иркутского военного округа действовали разобщенно, о чем указывал управляющий Иркутской губернией начальнику штаба округа 22 октября 1919 года^[79].

В ноябре 1919 года председатель комиссии по ревизии омского экономического офицерского общества генерал-майор В.Н. Фельдман, обобщив опыт работы органов безопасности в колчаковский период, в частности, не согласился с тем, что контрразведка являлась официальным учреждением «публичного характера». По его мнению, это позволяло большевикам установить наблюдение за зданиями, где размещались спецслужбы, и тем самым выявить их штатных сотрудников и агентуру. В качестве меры противодействия генерал предлагал вывести контрразведку из состава военного ведомства и законспирировать ее под какое-нибудь учреждение или заведение, чтобы «скрыть от взоров общества». Аресты и «прочие акты» предлагалось проводить «гласным аппаратом старого типа»^[80]. Ничего нового данное предложение В.Н. Фельдмана не содержало. Создавая в 1911 году контрразведывательную службу, ГУГШ законспирировала ее деятельность. По этой причине сотрудники КРО были лишены всякой исполнительной власти, даже той, которую они имели как жандармские офицеры. Инструкцией им предписывалось только вести наружное наблюдение, а в случае обысков и арестов обращаться к местным жандармским органам^[81].

Осенью 1919 года руководителям колчаковских спецслужб становится понятно, что поражение армии — дело времени, и они начинают подготовку к подпольной работе. При отступлении войск контрразведка оставляла в тылу противника офицеров для создания партизанских отрядов, организации восстаний, взрывов мостов, диверсий на железных дорогах и линиях связи. Когда об этом стало известно особым отделам и местным ЧК, они предприняли меры для их задержания^[82].

Таким образом, в Сибири и на Дальнем Востоке в 1918–1919 годах просматриваются четыре основных этапа в развитии контрразведки, тесно связанные с развитием вооруженных сил. Первый: до объединения антибольшевистских правительств спецслужбы имели лишь штабы армий на театре военных действий. Второй: после образования Всероссийского (колчаковского) правительства была создана децентрализованная система контрразведывательных органов, подчиненных Ставке и Главному штабу. Третий: проведенная реорганизация военно-управленческих структур позволила создать модель с единым руководящим центром — управлением 2-го генерал-квартирмейстера. Однако при этом централизации деятельности органов безопасности добиться не удалось. Это связано с тем, что на театре военных действий функционировали контрразведывательные и военноконтрольные органы, подчинявшиеся, соответственно, армейским штабам и начальникам военно-административных управлений. И на четвертом этапе органы безопасности на ТВД были переданы в подчинение начальнику военно-административного управления.

Как видим, колчаковские органы безопасности развивались несколько иначе, нежели деникинские. В то же время следует отметить и общий момент — автономность деятельности спецслужб казачьих атаманов.

Вместе с тем, несмотря на имевшиеся недостатки, созданная во время правления Л.В. Колчака система контрразведывательных органов покрывала всю малозаселенную Сибирь и Дальний Восток сетью отделений и пунктов, что позволило властям держать под контролем армейские части, местное население, большевистское подполье и эсеровские организации.

Анализ архивных документов показывает, что в Забайкалье и Приморье задачи белогвардейской контрразведки сводились к борьбе с советскими спецслужбами и большевистскими подпольными организациями. Контрразведка внедряла в подпольные группы и партизанские отряды агентуру, вела наружное наблюдение за подозреваемыми лицами, расставляла секретные посты, зачастую проводила массовые облавы и аресты, чтобы затем путем «фильтрации» арестованных выявить партизан и подпольщиков.

Высшими оперативно-тактическими единицами вооруженных сил белогвардейцев на Дальнем Востоке в 1921–1922 годах являлись армии, поэтому организация контрразведки соответствовала армейским спецслужбам А.И. Деникина и А.В. Колчака.

По инициативе генерал-майора В.А. Бабушкина и с санкции Правителя Приамурской области генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса стали создаваться местные осведомительные органы, опиравшиеся на церковно-приходские советы. По мнению историка Белого движения В.Ж. Цветкова, опора на общественность в границах небольшой территории Приморья была вполне оправданна^[83].

На Севере России Гражданская война имела свои особенности. Во-первых, контрразведывательные органы здесь смогли уцелеть после Февральской и Октябрьской революций. В этом регионе контрразведывательное обеспечение территории осуществляли флотские спецслужбы — Особый морской Мурманский контрразведывательный пункт штаба Кольского района обороны, Особый Кемский морской контрразведывательный пункт, Беломорское контрразведывательное отделение, контрразведывательное отделение штаба флотилии Северного Ледовитого океана и их низовые структуры.

Как известно, флотская контрразведка после февраля 1917 года оказалась в более выгодном положении, нежели аналогичная армейская служба, поскольку имела в своем составе значительно меньше жандармских офицеров, подвергшихся репрессиям со стороны «демократических» властей, а следовательно, смогла сохранить опытные кадры^[84].

Именно на бывших жандармов были обрушены различного рода репрессии со стороны новых «демократических» властей.

Во-вторых, значительное влияние на организацию и деятельность местных спецслужб оказали интервенты. Подписание мирного договора между Советской Республикой и державами австро-германского блока изменило обстановку на Севере. После Брестского мира Мурманский совдеп напрямую заключил соглашение с союзниками об их помощи. 6 марта 1918 года в городе высадились 170 британских морских пехотинцев. Однако, несмотря на «доверительные» отношения с местными властями, англичане сразу поставили русскую контрразведку под свой контроль. Еще перед отправкой экспедиционного корпуса Париж и Лондон договорились о засылке своих кадровых разведчиков и агентов на Север России для оказания помощи и руководства местным антисоветским подпольем. Роль координатора подрывных операций, направленных на сплочение здесь российской контрреволюции, взяли на себя спецслужбы Великобритании. По настоянию англичан штаб Военного совета Мурманского района 10 марта издал приказ № 6, в котором указывалось, что «Военный совет, рассмотрев доклады начальника Военно-сухопутного отдела и начальника Мурманского К.-Р. пункта, приказал: организовать при штабе союзного Военного совета Мурманского района Военно-регистрационное бюро с подчинением его начальнику оперативной части штаба. В состав Военно-регистрационного бюро назначаются: английской службы — лейтенант Кольдер, французской службы — лейтенант Шарпантье и русской службы, согласно выборов Совдепа, б. штабс-капитан Петров». Приказом № 30 от 8 апреля 1918 года пункт был реорганизован в Мурманское военно-регистрационное бюро^[85]. Задачей нового органа являлась борьба со шпионажем, диверсиями, а также регистрация населения для выявления «нежелательного элемента»^[86].

27 июня 1918 года в Мурманске высадился английский десант в количестве 2 тыс. человек. Тотчас представители Антанты склонили к измене президиум Мурманского Совета, который за финансовую поддержку и доставку продовольствия обещал не препятствовать формированию белогвардейских частей и содействовать занятию края войсками союзников. Интервенты вновь подняли вопрос о создании официального союзного контрразведывательного органа. Решение вопроса не заставило себя долго ждать: приказом командующего русских сил Мурманского края генерал-майора Н.И. Звегинцева за № 7 от 4 июля 1918 года был учрежден «союзный Военно-контрольный отдел в Мурманске». Формально отдел существовал как контрразведывательное отделение штаба командующего русскими вооруженными силами Мурманского края, возглавить который с 11 июля краевой Совдеп поручил военному руководителю генерал-майору Н.И. Звегинцеву. Но реально руководил отделом офицер британской разведки майор С. Линдвей^[87].

Позже союзную контрразведку возглавил бывший военный атташе Великобритании в Петрограде полковник Торнхилл, Францию представлял граф де Люберсак. Отделения военного контроля были созданы в Железнодорожном, Мурманском, Пинежском и Северо-Двинском войсковых районах. В обязанности военного контроля входило не только противодействие разведывательной деятельности и большевистской пропаганде, но и проверка благонадежности граждан^[88].

По мнению командующего войсками на Севере России генерала В.В. Марушевского, военный контроль «…имел назначение чисто политическое. Его представители, рассыпанные по всему фронту, вели работу по охране интересов союзных войск, наблюдению за населением и сыску. По существу, это была чисто контрразведывательная организация с громадными правами по лишению свободы кого угодно и когда угодно»^[89].

Новый этап в развитии контрразведки на Севере России связан со свержением советской власти в Архангельске 2 августа 1918 года, которое осуществилось во многом благодаря активной деятельности подпольной офицерской организации, возглавляемой капитаном 2-го ранга Е.Г. Чаплиным.

Несмотря на существовавшие различия, в целом же контрразведка Белого Севера организовывалась по тому же принципу, что и в других регионах страны — на Юге и в Сибири. Политически нестабильная ситуация, отсутствие территориальных органов безопасности привели к расширению функций военно-регистрационного отделения. Помимо решения основных задач (борьбы с военным шпионажем и диверсиями) ему вменялось в обязанность следить за настроением войск, противодействовать большевистской агитации среди солдат, нести охрану складов, военных объектов, путей сообщения, осуществлять контроль над перемещением населения на территории Северной области. Нормативно-правовой основой организации и деятельности военно-регистрационного отделения послужило «Временное положение о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведки по производству расследований» 1917 г.^[90], которое потом было дополнено рядом инструкций.

На начальном этапе строительства контрразведывательных органов сотрудники пользовались «Инструкцией чинам военно-регистрационного отделения на кордонах», пункты которой в основном касались правил проверки документов, а также требований направлять задержанных лиц в распоряжение милиции. Этот документ подтверждает мнение М.К. Рындина о превалировании безагетурных методов работы над агентурными. Данная инструкция была составлена после инспекции контрразведывательной службы Селецкого войскового района, проведенной заведующим наружной службой наблюдения ВРО К.В. Мельниковым: «При обозрении Селецкого района усматривается масса дорог и тропинок, по которым весьма и весьма часто пробиваются сюда агенты-разведчики (большевики), что конечно влечет и уже влекло массу печальных для нас последствий. Все это я лично приписываю исключительно тому, что здесь нет буквально никакого контроля ни на дорогах, ни в местностях, где можно пробраться отсюда к большевикам и обратно»^[91].

Обращает на себя внимание «Инструкция по руководству агентурой», которой, в частности, классифицировались источники информации: «Основаниями к агентурному исследованию и дальнейшему дознанию могут служить: 1) личные наблюдения агентов; 2) сообщения официальных мест и лиц; 3) сообщения частных лиц; 4) анонимные сообщения»^[92].

Свои обязанности контрразведка выполняла на основе целого комплекса источников: донесений собственных агентов; полицейских органов; перлюстрации; радиоперехвата; сведений, полученных от частных лиц. Получение информации от союзных контрразведок (американской, английской, бельгийской и французской) было ограниченным. Более того, военно-регистрационное отделение находилось в зависимости от контрразведывательных органов интервентов, которые держали под своим надзором всех граждан Северной области, арестовывая их под видом большевиков и военнопленных. Даже мелкие, незначительные вопросы коллежский асессор М.К. Рындин и его подчиненные согласовывали с союзным военным контролем, что вызвало недовольство руководителя ВРС. По его словам, союзная контрразведка, «руководимая чуждыми нам мотивами, совершенно не в состоянии справляться со своей сложной задачей: общество было взволновано и озлоблено массовыми насильственными арестами граждан и военнослужащих»^[93]. В то же время не знакомая с местными условиями иностранная контрразведка оказалась не в состоянии справиться «со своей сложной задачей»^[94].

Исследователи отмечают нежелание сотрудников союзного военного контроля, особенно англичан, выполнять законы и постановления, принятые Временным правительством Северной области, что «негативно сказывалось на установлении профессиональных контактов с русскими коллегами». Согласно докладу разведчика X. Мартина, «британцы были склонны обращаться с русскими как с низшими»^[95].

Временный штат контрразведки был утвержден врид командующего войсками контр-адмиралом Н.Э. Викорстом только 6 ноября 1918 года. Военно-регистрационное отделение состояло из 81 человека. При нем имелись: военно-контрольная команда и команда наблюдателей. Максимальное количество ее чинов было установлено в 30 человек, военно-контрольной команды — 75. Личный состав в эти подразделения набирался по мере надобности, определяемой руководством контрразведки. 16 декабря 1918 года был создан Чекуевский особый контрольный контрразведывательный пункт (1 июня 1919 года переименован в Онежское отделение военно-полевого контроля), несколько позже — Селецкий и Обозерский военно-контрольные пункты. Для ведения контрразведывательной деятельности в малонаселенных или отдаленных районах области, где создавать военно-контрольные пункты было нецелесообразно, приходилось прибегать к услугам отдельных агентов^[96].

После преобразования военно-регистрационного отделения в военно-регистрационную службу ее центральный аппарат состоял из общей канцелярии, отдела дознания и регистрационной части (заведующий специальной регистрацией, регистрационный отдел, фотографический отдел и отдел пропусков). Ей подчинялись служба Архангельского военно-контрольного района, военно-регистрационное бюро в Онеге, Обозерский, Чекуевский, Селецкий и Емецкий военно-контрольные пункты, Архангельское, Холмогорское, Пинежское, Двинское, Онежское, Тарасовское, Железнодорожное, Мезенское, Тыловое, Мурманское отделения.

Численность военно-регистрационной службы, имевшей пирамидальную структуру, доходила до 450 человек (в октябре 1919 года в центральном аппарате числилось 115 сотрудников вместе с рассыльными и сторожами)^[97].

По подсчетам историка А.А. Иванова, в июне 1919 года в войсках Северной области на одного контрразведчика приходился 101 военнослужащий, а в 6-й Красной армии на одного сотрудника особого отдела—223, что демонстрирует численное превосходство белых над красными^[98].

Историк отмечает также относительную независимость от центральной администрации отдельных региональных органов военного контроля. По его мнению, некоторой автономией от Архангельска пользовались Мурманское военно-регистрационное бюро (до его включения в структуру штаба 2-го пехотного полка в начале 1919 года), получавшее финансирование от союзников и местной администрации, и военно-контрольный район под командованием капитана М.В. Бастракова^[99].

С целью повышения эффективности работы контрразведки 1 июня 1919 года генерал-лейтенант Е.К. Миллер утвердил штат и «Временное положение о полевом военном контроле», на который возлагались задачи по обнаружению, предупреждению и пресечению деятельности агентов советской власти и содействующих им лиц в пределах Северной области. Учреждались полевые и тыловые отделения военного контроля. Первые действовали в районах дислокации войск, вторые — в тылу^[100].

Согласно инструкции начальникам отделений полевого военного контроля в войсковых районах, утвержденной 28 июня 1919 года, на них возлагались задачи по сбору информации о состоянии расположенных в зоне их ответственности воинских частей, об отношениях между офицерами и солдатами, их настроениях, политических взглядах и т. д.

Аналогичные сведения собирались и в отношении жителей населенных пунктов^[101].

В августе 1919 года генерал-лейтенант Е.К. Миллер издал приказ, ужесточавший наказание для гражданских лиц, мешавших работе сотрудников ВРС.

Нарушение данного приказа грозило либо тюремным заключением до трех месяцев, либо штрафом до 3000 рублей^[102].

Уход интервентов с Северной области, а вместе с этим и ликвидация союзного военного контроля, совершенствование нормативно-правовой базы, увеличение финансирования послужило толчком к развитию белогвардейских контрразведывательных органов. Произошли изменения и в центральном аппарате ВРС. Он состоял из четырех подразделений: общей канцелярии, отдела дознаний, полевого контроля, регистрационной части. Низовыми подразделениями ВРС являлись служба Архангельского военно-контрольного района и отделение Военно-регистрационной службы Мурманского района. Последнее включало в себя: Кемский военно-контрольный пункт (тыловой); военно-контрольный пункт Попов Остров; тыловой пункт военного контроля в селе Сорока; полевой военно-контрольный пункт Медвежья Гора; тыловой военно-контрольный пункт в Мурманске; Повенецкий военно-контрольный пункт; военно-контрольный пункт Кандалакша; контрольный офицер на острове Соловецком. Кроме того, в войсковых районах имелись: военный контроль Онежского войскового района, Отделение железнодорожного военного контроля, Отделение полевого военного контроля Пинежского войскового района, Отделение полевого военного контроля Селецкого войскового района, отделение полевого военного контроля войскового района «Двина-Форс»^[103].

Таким образом, для спецслужб Севера России также были характерны преемственность организационной структуры и нормативно-правовой базы контрразведывательной службы самодержавия и Временного правительства. Несмотря на то что создание союзного военного контроля в некоторой степени тормозило развитие белогвардейской контрразведки, ее руководителям удалось создать разветвленную систему войсковых и территориальных органов безопасности с единым руководящим центром.

На Северо-Западе России также соблюдается преемственность организационной структуры и нормативно-правовой базы белогвардейской контрразведки. Поэтому их функции сводились к борьбе со шпионажем, выявлении в воинских частях и среди местных жителей сторонников советской власти, наблюдению за настроениями населения. Поскольку на занимаемой территории не существовало стабильного административного аппарата, то органам контрразведки и военной комендатуры приходилось осуществлять еще и функции местной власти. Некомпетентность, отсутствие необходимой и своевременной информации приводили к тому, что контрразведчики, осуществляя многочисленные аресты, нередко ошибались и задерживали невиновных людей, самоуправно вершили суд и исполняли вынесенные самими же приговоры. Во избежание недоразумений и излишних нареканий приказом по Северо-Западной армии № 136 от 1 июля 1919 года специально оговаривалось, что функции контрразведки заканчиваются следствием и заключением по делу^[104].

На Северо-Западе, так же как и на Юге, отмечался рост не подконтрольных центральным органам военного управления контрразведок. Для урегулирования этого вопроса командующий Северо-Западной армией генерал-лейтенант А.П. Родзянко 27 сентября 1919 года издал приказ № 237 об их расформировании^[105]. Такие строгие меры оказались не лишними в связи с наступлением белых на Петроград.

По приказу № 442 от 20 декабря 1919 года все контрразведывательные отделения и пункты штабов армии, корпусов и дивизий подлежали расформированию, а вместо них приказом № 443 от того же числа учреждались отделения и пункты военного контроля^[106].

Учитывая, что организация спецслужб на Северо-Западе основывалась на нормативно-правовой базе Временного правительства, она соответствовала контрразведывательным органам армейского звена вооруженных сил А.И. Деникина и А.В. Колчака. Выявить специфические особенности, присущие конкретному региону, не позволяет достаточно скудная источниковая база.

Характер Гражданской войны оказал решающее влияние на функции белогвардейских контрразведывательных органов. Первоочередной задачей являлась не борьба с военным шпионажем, как это было в Первую мировую войну, а противодействие политическим преступлениям, попыткам внешних и внутренних сил свергнуть государственный строй. Поэтому вполне естественным шагом создателей спецслужб было обращение к нормативно-правовой базе Временного правительства, поскольку на тот момент времени она более всего отвечала условиям того времени. Создать что-либо принципиально новое при жестком лимите времени и в сложнейшей политической и оперативной обстановке мало знакомые с организацией контрразведки и методами ее работы офицеры Генштаба просто не могли. Использование нормативно-правовой базы Российской империи имело как свои положительные, так и отрицательные стороны. Режимы А.И.Деникина и А.В. Колчака, обратившись к прежней модели, создали двоецентричные системы контрразведывательных органов, что создавало конкуренцию и параллелизм в работе, снижавшие результативность борьбы со шпионажем и большевистским подпольем. Инициативы руководителей спецслужб изменить существовавшую систему оставались нереализованными, поскольку организационно-структурные реорганизации в органах безопасности, за исключением Севера и Крыма, осуществлялись лишь в комплексе со всеми органами военного управления.

Следует отметить, что подчинение контрразведывательных структур армейским штабам и начальникам гарнизонов в условиях Гражданской войны имело больше минусов, чем плюсов. Во-первых, большинство военных, включая офицеров Генерального штаба, не имели представления о функциях спецслужб, не знали даже азов оперативно-розыскной деятельности, поэтому не могли ими эффективно руководить. Во-вторых, непосредственное подчинение руководителей контрразведывательных органов воинским начальникам сковывало инициативу первых, особенно при проведении расследований преступлений в армейской среде. Этих недостатков удалось избежать большевикам, подчинив военную контрразведку (особые отделы) ВЧК^[107].

2. Пресечение разведывательно-подрывных акций спецслужб и организаций Советской России и иностранных государств

После Октябрьской революции 1917 года территория расколотой Российской империи стала ареной борьбы за власть, сферы влияния, природные ресурсы и рынки сбыта как внутренних, так и внешних сил, стремившихся к расчленению страны. Поэтому повышенное внимание к белогвардейским государственным образованиям, боровшимся «за единую и неделимую», проявляли не только Советская Россия и Германия, но также лимитрофные страны и даже союзники — Англия, США, Франция и Япония. Шпионажем против белогвардейских режимов занимались фактически все державы, участвовавшие в той или иной форме в Гражданской войне в России.

Создавая свои органы безопасности, командование Добровольческой армии руководствовалось «Временным положением о контрразведывательной службе» 1917 года. Первым параграфом этого документа определялись задача контрразведки, которая состояла «…исключительно в обнаружении и обследовании неприятельских шпионов…»^[108]. Шпионами назывались лица, которые «тайным образом или под ложными предлогами собирали или старались собирать сведения военного характера с намерением сообщить их неприятелю», а под шпионажем понималось «собирание всякого рода сведений»^[109].

В ноябре 1918 года начальник особого отделения, исходя из опыта первых месяцев Гражданской войны, в докладе начальнику части Генштаба пояснял, что «под понятием «шпион» и «противник» нельзя разуметь подданного или агента иностранной державы, с которой мы находимся на положении войны. Противником должен почитаться всякий стремящийся своей деятельностью нанести вред единству и мощи государства». Полковник В.В. Крейтер справедливо считал, чтобы «успешно бороться с разведкой противника, необходимо следить за его работой, идти параллельно с ним и предупреждать его удары»^[110].

Однако в начальный период своего существования еще не окрепшие деникинские органы контрразведки были вынуждены свои силы и средства, прежде всего, бросить на борьбу с большевистскими подпольными организациями. «Круг обязанностей контрразведки, определяемый «Положением о контрразведывательной службе», совершенно не удовлетворяет требованиям времени, т. к. борьба с военным шпионажем противника является теперь второстепенной задачей, — говорится в докладе обер-квартирмейстера штаба командующего войсками Юго-Западного края. — Гражданская война, являясь политической борьбой, не может оставить контрразведку в стороне от политики»^[111]. С этим доводом можно согласиться лишь частично. Документы свидетельствуют, что большевистское подполье свои усилия направляло не только на организацию вооруженных восстаний и агитационную деятельность, но и проникало в армейские штабы для получения разведывательных данных. В то же время работа агентуры иностранных спецслужб не ограничивалась лишь «чистой» разведкой, а была также нацелена на ослабление потенциала деникинского режима: поддержку оппозиционных сил, пропаганду, разложение воинских частей, диверсии и т. д.

Говоря о приоритетах в деятельности деникинской контрразведки на начальном этапе Гражданской войны, следует иметь в виду, что спецслужбы главного противника — Советской России — находились в стадии формирования. Лишь 5 ноября 1918 года был создан центральный орган военной разведки — Регистрационное управление Полевого штаба Реввоенсовета Республики (РВСР). Испытывавшему недостаток финансовых средств, квалифицированных кадров Региструпру не сразу удалось создать агентурные сети в белогвардейском тылу и наладить сбор нужной командованию информации.

Органы ВЧК в 1918 году не располагали специализированными разведывательными структурами, их основные усилия были сконцентрированы на «борьбе с контрреволюцией» внутри страны и подавлении очагов антисоветских выступлений. Основной задачей созданного 19 декабря 1918 года Особого отдела ВЧК являлась борьба со шпионажем и контрреволюцией в учреждениях и частях Красной армии. Только в конце 1919 года местные особые отделы занялись внешней контрразведкой.

В период своего становления красные спецслужбы активной работы в белогвардейском тылу не вели. Данное обстоятельство вызвало некоторую успокоенность среди чинов деникинской контрразведки, которая все усилия сконцентрировала на борьбе с большевистскими подпольными организациями. Так, начальник особого отделения отдела Генштаба Военного управления полковник П.Г. Архангельский в 1919 году писал об устранении контрразведки «от выполнения своей непосредственной обязанности — наблюдения за разведчиками и агентами противника»^[112].

Пик противоборства между советской разведкой и белогвардейской контрразведкой на Юге России пришелся на 1919 год, на период развертывания интенсивных боевых действий.

Анализ документов позволяет судить, что спецслужбы красных действовали двумя методами: с одной стороны — засылали в белогвардейские штабы разведчиков-одиночек для сбора информации военного характера, а с другой — проводили массовую заброску агентуры для проведения разведывательно-подрывных мероприятий в тылу войск противника, нередко во взаимодействии с подпольными организациями. Как раз последние в большинстве своем становились объектами разработок деникинской контрразведки.

Белогвардейскими органами безопасности было установлено, что на Северном Кавказе против ВСЮР вели разведку три советских военных организации: Реввоенсовет, штаб и особый отдел 11-й армии. Советское командование, намереваясь отрезать нефтяной район от белой армии, начало наступление на Кизляр. Для ведения оперативной разведки, совершения террористических актов и агитации среди горского населения и рабочих большевики направили на Северный Кавказ около 600 малоопытных агентов. Главная масса разведчиков, по данным белогвардейской контрразведки, шла на Кизляр, Петровск, Баку, Грозный, остальные — на Ставрополь, Ростов-на-Дону, Великокняжескую, Царицын, Оренбург, Гурьев. Белым удалось захватить часть агентов и выяснить планы красного командования^[113].

12 октября 1919 года начальник КРО при штабе главноначальствующего и командующего войсками Терско-Дагестанского края ротмистр Новицкий докладывал о раскрытии всей организации советской разведки в тылу ВСЮР.

18 октября 1919 года ротмистр докладывал, что после разгрома кизлярской и грозненской организаций большевики провели в Баку заседание, на котором приняли решение образовать новую разведсеть, направляя агентуру на Тифлис, Батуми, а оттуда — на Сочи, Туапсе, Майкоп, Новороссийск и далее — на Северный Кавказ^[114].

Деникинские спецслужбы установили цели, задачи, районы действий некоторых руководителей Кавказского коммунистического комитета (ККК), занимавшегося разведывательно-подрывной деятельностью в тылу ВСЮР. Документально подтверждалась его связь с английской рабочей партией в Москве и Закавказским крестьянским и рабочим съездом в Тифлисе^[115]. Органам безопасности ВСЮР удалось узнать о плане потопления судов Каспийской флотилии, который был выработан ККК совместно с командованием РККА. В октябре 1919 года контрразведка арестовала основного исполнителя предстоящего диверсионного акта и вместо него внедрила в организацию своего агента, благодаря чему обладала достоверной информацией о готовящихся взрывах. Вскоре члены подполья были арестованы и переданы военно-морскому суду^[116].

В ноябре 1919 года контрразведка штаба командующего войсками Северного Кавказа отметила, что большевики тратят на разведку и агитацию огромные денежные средства. Более того, для понижения курса рубля и прожиточного минимума советские эмиссары наводнили заграничные рынки общероссийскими денежными знаками, чем вызывали недовольство населения белогвардейской властью. Вышеупомянутый Кавказский коммунистический комитет не жалел денежных средств для привлечения к негласному сотрудничеству чинов Добровольческой армии, организации повстанческих движений в тылу ВСЮР, подкупа контрабандистов и администрации. Руководители деникинских спецслужб предлагали властям изымать из оборота те денежные знаки, которые в неограниченном количестве распространяли Советская Россия и Германия^[117].

С момента появления в Новороссийском морском порту английских транспортов со снаряжением и вооружением контрразведчики зафиксировали повышение активности советской агентуры, сопровождавшейся уничтожением военных запасов, систематическим торможением подачи артиллерийских снарядов на фронт, хищением обмундирования и т. д.

Портовые рабочие, подверженные большевистской агитации, по данным секретных источников, намеревались саботировать работы но снабжению армии проведением забастовок^[118].

Автор далек от мысли, что вышеперечисленные факты характеризуют деятельность всех разоблаченных деникинской контрразведкой красных разведчиков и агентов. Думается, их было несколько больше, но пробелы в источниковой базе не позволяют назвать конкретных цифр, фамилий, кличек агентов, причин и обстоятельств их разоблачения и т. д. Многое, наверное, могли бы рассказать исследователям документы, появившиеся в результате утвержденной генерал-квартирмейстером штаба главкома ВСЮР в августе 1919 года «Инструкции для ведения агентурного делопроизводства контрразведывательными органами». Документ предназначался для обеспечения секретности, систематизации, регулирования и учета розыскной работы, а также устанавливал обязательный для всех КРО порядок агентурного делопроизводства.

Вся переписка о подозреваемых велась помощником начальника отделения по розыскной части или начальником пункта, с привлечением самых проверенных чинов для поручений. Пункт 6 инструкции гласил: «Все секретные сотрудники, работающие по заданиям контрразведывательных органов, могут быть записанными исключительно только в личную записную книжку начальника контрразведывательного органа, которую он должен всегда иметь при себе и при малейшей опасности ее уничтожить. Вся запись должна состоять в помещении трех слов: имени, отчества и фамилии сотрудника, без упоминания каких бы то ни было слов, касающихся агентуры, ее места жительства и занятий. Запись сотрудников должна быть зашифрована лично придуманным шифром начальника контрразведывательного органа». Алфавитная книжка секретных сотрудников велась лишь с указанием их кличек и отметок тех нарушений службы и случаев отрицательного поведения агентов, которые недопустимы и вели за собой отказ от учета агента и его исключение. Они должны были храниться вместе с шифрами и были доступны только начальникам контрразведывательных органов и лицам, заведующим агентурой^[119].

Для закрепления и развития успеха в борьбе с разведывательно-подрывной деятельностью красных деникинским органам безопасности не хватало материальных и финансовых средств, опытных штатных сотрудников и агентов. Серьезным препятствием являлись повседневная текучка и бюрократическая рутина, отсутствие взаимодействия между контрразведывательными органами различной ведомственной подчиненности — штаба ВСЮР и отдела Генштаба Военного управления^[120].

Если в разоблачении советских разведывательных организаций белые спецслужбы достигли определенных результатов, то выявление агентов-одиночек, охотившихся за секретами в штабах, для контрразведки оказалось трудно выполнимой задачей. Проникшие в учреждения большевистские агенты зачастую оставались нераскрытыми.

Борьба со шпионажем в то время осуществлялась по следующей незамысловатой схеме: получение первичной информации, наблюдение за отдельными лицами, их разоблачение, арест и предание суду. Эти задачи решались посредством внутреннего (секретная агентура) и наружного (филеры) наблюдения. Получая информацию от разных источников, чины контрразведки систематизировали все данные, разрабатывали полученный материал, вели учет и регистрацию лиц, заподозренных в шпионаже. При всей кажущейся простоте, выявление разведчиков или агентов противника являлась сложным делом. «Наибольшие затруднения представляют получения сведений о подозреваемых в военном шпионстве лицах ввиду того, что шпион работает в одиночку, не сообща, как то имело место в подпольных политических организациях, где всегда можно найти недовольных азефов, — пишет в своей книге «Тайная военная разведка и борьба с ней» генерал Н.С. Батюшин. — Обнаружить поэтому шпиона, обыкновенно ничем не выделяющегося из окружающей среды, дело нелегкое и возможно лишь при широком содействии не только осведомленных в этом деле правительственных органов, но главным образом всех слоев населения, разумно воспитанных в целях сохранения военных тайн государства, то есть в конечном результате и своих собственных интересов, с крушением государства обыкновенно страдают и частные интересы подданных»^[121].

На наш взгляд, борьба с агентурой советских спецслужб отчасти затруднялась еще и тем, что война велась со своими соплеменниками, носителями одного языка, культуры и менталитета. Произошедший раскол общества развел по разные стороны баррикад различные слои населения: интеллигенцию, офицерство, дворянство, служащих, которые являлись негласными сотрудниками советских спецслужб и подпольных большевистских организаций. Система защиты военных секретов в штабах не работала, к тому же контрразведчики не обладали должной квалификацией для выявления разведчиков-одиночек.

Предположительно по этой причине белым долгое время не удавалось раскрыть красного разведчика и подпольщика П.В. Макарова, действовавшего под прикрытием адъютанта командующего Добровольческой армии генерала В.З. Май-Маевского. Проверка вновь прибывших офицеров на лояльность тогда была простой: их посылали на передовую и только после реального активного участия в боевых действиях допускали к работе в штабах. Поскольку П.В. Макаров неплохо знал шифровальное дело, он сумел быстро сделать карьеру и получить доступ к секретной информации. Пользуясь своим служебным положением, офицер устроил телеграфистом в штаб Добровольческой армии своего брата, руководителя подпольной организации, что дало дополнительные возможности добывать полезную информацию. Как раз связь с подпольем привела к провалу красного разведчика. Морская контрразведка арестовала членов организации, готовившей восстание в Севастополе, в том числе и В.В. Макарова, а затем — и «адъютанта его превосходительства»^[122].

Как показывает мировой и отечественный опыт, наиболее частые провалы разведчиков были связаны с утечкой информации к противнику в результате предательства либо проникновения в разведорган его агентуры. Иными словами, для разоблачения красных разведчиков-одиночек в белых штабах деникинской контрразведке нужно было внедрить свою агентуру, например, в разведотдел штаба Южного фронта или разведывательные отделения штабов армий. Но, по всей видимости, таковых в 1919 году не имелось, по крайней мере автору о них неизвестно. Зато кое-что известно о работе советских агентов в белогвардейских штабах.

Так, контрразведка не смогла скрыть от разведки противника сосредоточение деникинских армий в районе Донецкого бассейна в феврале 1919 года, что позволило командованию Южного фронта перебросить главные силы на донбасское направление^[123].

В июле 1919 года разведорганы Южного фронта узнали о готовящемся наступлении Деникина на Курск — Орел — Тулу.

Во время осады Харькова Добровольческой армией штаб большевиков располагал совершенно точными сведениями о численности и расположении белогвардейских частей. При расследовании выяснилось, что агенты под видом сестер милосердия, представителей Красного Креста или перебежчиков вели разведку среди офицеров и солдат, выпытывая необходимые сведения^[124].

Не являлся тайной для командующего Юго-Восточным фронтом В.И. Шорина план белогвардейского командования прорваться к Балашову в ноябре 1919 года. Белые тогда смогли взломать оборону на правом фланге 9-й армии, овладеть Новохоперском и ст. Поворино. Но успех они тогда закрепить не смогли — в ходе боев красные перешли в общее контрнаступление^[125].

Некоторым красным разведчикам удавалось довольно-таки продолжительное время (до полугода) работать в белогвардейском тылу и оставаться неразоблаченными, выполняя важное задание. В частности, Б.И. Павликовский и А.И. Холодов установили количество кораблей и подводных лодок в Севастополе, численный состав команд и их настроение^[126].

Когда Кавказский фронт стоял на реке Маныч, готовясь нанести удар по войскам А.И. Деникина, красная разведка узнала о разногласиях кубанского казачества с белогвардейцами, что во многом способствовало успехам советских войск^[127].

Нераскрытой оказалась группа разведчиков Киевского подпольного ревкома во главе с Д.А. Учителем (Крамовым), проникшая в штаб генерал-лейтенанта Н.Э. Бредова и поставлявшая важнейшую информацию о планах белогвардейцев командованию Красной армии и партизанско-повстанческих отрядов^[128].

В Севастополе, в Морском управлении, также успешно действовала резидентура разведотделения 13-й армии Южного фронта РККА, которая передавала квалифицированные разведывательные данные о составе и передвижении белого флота, артиллерии, запасах топлива на судах, составе команд. По данным крымского исследователя В.В. Крестьянникова, белой «контрразведке не удалось раскрыть эту резидентуру, успешно работавшую до прихода в Севастополь Красной армии»^[129].

А вот разведчику-чекисту Г.Г. Лафару, более известному в исторической и художественной литературе под именем Жорж де Лафар, было не суждено вернуться из Одессы в Москву после выполнения задания. В конце 1918 года по заданию ВЧК он был направлен в оккупированную англичанами и французами Одессу с задачей внедриться в штаб французских войск и добыть сведения о планах союзников, а также их численности. Устроившись переводчиком в штабе экспедиционного корпуса французов под оперативным псевдонимом «Шарль», Г.Г. Лафар успел направить на Лубянку четыре письменных разведдонесения (из них адресата достигни только два). Деникинская контрразведка напала на его след. Охота за Г.Г. Лафаром началась после перехвата «Азбукой» его второго донесения в Москву от 12–14 февраля. В сообщении одесской резидентуры «Азбуки» начальнику политической канцелярии при главнокомандующем Вооруженными силами Юга России полковнику Д.Л. Чайковскому от 4 марта 1919 сказано: «Этот неуловимый «Шарль» из Одессы опять направил вчера известным каналом (третье) письмо в Москву, полагаем, (в) свой узел на Лубянке. Когда проследовало первое его письмо, «Иже-П» (представитель) московской резидентуры посетил адрес, обозначенный на конверте; таковой Леже Генриэтты, проживающей по обозначенному адресу, не установлено. Кисельный переулок находится в непосредственной близости от Лубянки…». Красный разведчик Г.Г. Лафар был арестован белогвардейской контрразведкой в конце марта 1919 года.

Выявление красных агентов-ходоков иногда носило случайный характер. Так, 4 декабря 1919 года начальник КРО отдела генерал-квартирмейстера Кавказской армии полковник Чурпалев докладывал рапортом начальнику КРЧ, что некто Н. Чистяков был задержан во время переправы на правый берег Волги, у него при обыске было обнаружено удостоверение сотрудника разведки большевиков^[130].

К исходу войны интенсивность работы фронтовых подразделений военной разведки Красной армии нарастала, о чем свидетельствуют регулярно поступавшие командованию красных агентурные сводки сведений^[131].

В мае 1920 года работавшая в советских штабах белогвардейская агентура обращала внимание руководителей контрразведки на осведомленность красных об оперативных планах командования Русской армии. В частности, агентура сообщала о том, что большевикам стало заранее известно о намечавшейся переброске корпуса генерала Я.А. Слащева на Керченский полуостров^[132]. Но выявление агентуры красных в собственных штабах для контрразведки оказалось делом трудным. Только после отъезда помощника 2-го генерал-квартирмейстера полковника Симинского в Грузию обнаружилось исчезновение шифра и ряда секретных документов. Проведенное по данному факту расследование показало, что полковник являлся агентом большевиков^[133].

Осенью 1920 года контрразведчики выявили и арестовали двух красных разведчиков — полковника Скворцова и капитана Демонского, которые находились на связи с военным представителем Советской России в Грузии и передавали ему сведения о Русской армии и планах ее командования. После этого случая штабные офицеры обоснованно связывали неудачу кубанской десантной операции главным образом с деятельностью этих лиц^[134].

Врангелевская контрразведка больше преуспела по обезвреживанию агентов-ходоков. «Бросая все свои свободные силы на юг, красное командование принимало одновременно меры для усиления работы своей в нашем тылу, — писал генерал П.Н. Врангель. — За последнее время вновь… усилилась работа и по военному шпионажу, руководимая регистрационным отделом («Регистродом») Кавказского фронта… Этот «Регистрод» через свои регистрационные пункты №№ 5 и 13, расположенные в Темрюке (Кубанской области) и через особые пункты («Ортчк») на побережье Таманского полуострова высылал ряд разведчиков, направляя их на Темрюк — Тамань, а затем через узкий Керченский пролив на побережье Керченского полуострова и далее в Крым и этим же путем принимал их обратно. В течение месяца в городе Керчи и в прилегающем к нему районе было арестовано шесть советских шпионов и раскрыта организованная большевиками на нашей территории «служба связи» с таманским берегом, располагавшая в Керчи и в поселке Юргаки (на Азовском море) тайными станциями, снабженными сигнальными ракетами, сферическими зеркалами для оптической сигнализации и материалами дам химического письма. У одного из этих шпионов между прочими документами было найдено также предписание «связаться с Мокроусовым» и «явка», т. е. указание, как найти сего последнего. Руководимая опытной рукой генерала Климовича работа нашей контрразведки в корне пресекала попытки противника. Неприятельские агенты неизменно попадали в наши руки, передавались военно-полевому суду и решительно карались»^[135].

Позволим себе заметить, что П.Н. Врангель несколько преувеличил роль особого отдела своего штаба в обеспечении безопасности армии и ее тыла. Советские источники опровергают слова главкома. В частности, в сентябре 1920 года разведка красных точно сообщала о количестве белогвардейских сухопутных войск в Северной Таврии и морских силах, взаимодействующих с английскими, американскими, французскими и итальянскими военными кораблями^[136].

На заключительном этапе войны кадровым сотрудникам контрразведки и их агентуре из числа местных жителей ставилась задача по внедрению в органы советской власти. Особой целью для проникновения в большевистские структуры были военно-революционные комитеты, комиссариаты, штабы Красной армии, трибуналы и ЧК. Развитие такой работы и план ее в деталях были доложены начальником штаба главнокомандующего генерал-лейтенантом П.С. Махровым генералу П.Н. Врангелю и были им утверждены^[137].

Таким образом, кроме решения задач по оказанию помощи своим войсковым частям непосредственно во фронтовой полосе органы контрразведки стали решать стратегические задачи по созданию базы для длительной борьбы, рассчитанной на долгие годы.

Итак, в ходе Гражданской войны борьба между советской разведкой и белогвардейской контрразведкой на Юге России велась с переменным успехом и носила эпизодический характер, поскольку обе спецслужбы по большому счету еще находились на начальной стадии своего развития. Но при этом все же просматривается следующая тенденция: с укреплением мощи государства происходит усиление его спецслужб, и наоборот. Победы, одержанные Красной армией, расширяли потенциал советской разведки, а поражения Русской армии, сокращение территорий, людских и материальных ресурсов сужали возможности врангелевской контрразведки. По этой причине борьба белоэмигрантских организаций против Советской России была обречена на поражение. Дальнейшее развитие событий убедительно подтверждает данный вывод.

После заключения Брест-Литовского мирного договора Германия оккупировала Украину, Белоруссию и Прибалтику. Немцам было важно контролировать большевистскую власть, чтобы против них не восстановился Восточный фронт, поддерживать сепаратистски настроенные национальные окраины с целью воспрепятствования объединению России и выкачивания материальных ресурсов. Глава германского МИД Р. фон Кюльман инструктировал посла в Москве: «Используйте, пожалуйста, крупные суммы, поскольку мы чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы большевики выжили… Мы не заинтересованы в поддержке монархической идеи, которая воссоединит Россию. Наоборот, мы должны пытаться предотвратить консолидацию России, насколько это возможно, и с этой точки зрения мы должны поддерживать крайне левые партии»^[138].

Ставка на сепаратизм была предпринята Германией еще до Первой мировой войны. Прибывший в 1911 году в качестве вице-консула в Тифлис небезызвестный граф Ф. Шулленбург, хорошо изучив Закавказье и завязав обширные связи в великосветских грузино-армянских кругах, сосредоточил усилия на работе в среде грузинских националистов с целью провозглашения независимости Грузии под протекторатом Германии.

Война на какое-то время прервала активную разведывательную деятельность Ф. Шулленбурга на территории Закавказья. За два месяца до ее начала он неожиданно выехал в отпуск на родину и вскоре принял деятельное участие в формировании грузинского национального легиона, воевавшего потом на стороне Германии на турецком фронте.

В конце 1918 года Ф. Шуллленбург вновь появился в Закавказье в качестве главы дипломатической миссии при командующем германскими оккупационными войсками генерале К. фон Крессе и провел ряд политических комбинаций по заключению договоров между горцами и мусаватистами с целью объединения Закавказья и Северного Кавказа в единую государственную систему. Опять же под протекторатом Германии.

К этому периоду относится и организация Ф. Шулленбургом новой резидентуры под легальным названием «Немецко-грузинского ферейна» во главе с немецким военным врачом Мерцвелером. Известна также попытка организации «Немецко-армянского ферейна», но она закончилась неудачей^[139].

По данным немецкого исследователя X. Ревера, в Первую мировую войну Германия прилагала немалые усилия по развитию сепаратизма на Украине с целью ее отторжения от России. Конспиративные мероприятия проводились дипломатическими представительствами в Бухаресте и Константинополе. Однако усилия немецкой агентуры за несколько лет войны не принесли желаемых результатов. Украинский сепаратизм стал заметно проявлять себя лишь после февраля 1917 года^[140].

Даже после революции ноября 1918 года, выведя свои войска из Украины и Крыма, Германия продолжала тайным путем решать свои политические задачи, сохранив оперативные связи и агентурную сеть.

Начальник военной разведки Германии В. Николаи считал, что прекращение военных действий в Европе не привело к окончанию тайной войны. Он сохранил архивы кайзеровской разведки, тем самым способствовав созданию новой секретной службы, скрываемой от государств-победителей. Так, в сентябре 1919 года в составе Войскового управления был создан орган военной разведки и контрразведки (абвер). В качестве официальной сферы деятельности на него возлагались задачи по контрразведывательному обеспечению вооруженных сил. Однако на практике абвер вел разведку против европейских стран^[141].

Наиболее дальновидные руководители белогвардейских спецслужб высказывали обоснованное предположение, что Германия не сможет примириться с потерей былого экономического могущества, поэтому слабая Россия ей необходима для возрождения и развития. 13 февраля 1919 года обер-квартирмейстер штаба войск Юго-Западного края докладывал начальнику особого отделения отдела Генштаба: «Германский капитал и банки, руководимые агентами из евреев, остались в России и в частности сосредоточились в Одессе, есть основания полагать, что направление к разрушению русского государства продолжается. Поэтому борьбу с банками, зависящими от германского капитала, проникновение в их тайны — есть один из видов борьбы»^[142].

Поставленная задача по расчленению России и укреплению влияния на окраинах проводилось посредством немецких банков и еврейской организации из крупных местных финансистов во главе с А.Р. Хари, Геттером и Бабушкиным. Как было установлено секретным наблюдением, они задались целью поддерживать Украину через различные политические направления, стремились препятствовать проведению идей Добровольческой армии по воссозданию единой России^[143].

При этом Германия старалась путем дипломатических комбинаций назначать своих ставленников на руководящие посты, которые являлись гарантией безопасности и неприкосновенности немецких агентов. В частности, присяжный поверенный Фурман, до войны работавший на германскую разведку, был назначен на должность болгарского консула в Киеве. Пост датского консула в Одессе занимал А.Р. Хари, директор местного отделения Русско-Азиатского банка, через него шли переводы денежных сумм и директивные указания немецким шпионским организациям. Хари вместе с другими лицами во время пребывания французов в Одессе скупал французскую валюту, чем способствовал понижению курса рубля. Об этом знала местная контрразведка, но не предпринимала никаких мер. Но когда население стало возмущаться, она арестовала всю группу. Однако вскоре злоумышленники были выпущены под поручительство некоего Боткина, авантюриста, игравшего видную роль в одесской контрразведке^[144].

На Юге России немцы ориентировались на политические силы, не разделявшие союзных отношений со странами Антанты и стоявшие за союз с Германией. В скрытой оппозиции к командованию Добровольческой армии и ВСЮР находилась монархическая партия, представлявшая собой значительную, хотя ничем реально не проявившую себя силу. В ее состав кроме аристократии входило значительное число офицеров и даже солдаты. С помощью монархистов немцы рассчитывали организовать заговор с целью смещения высшего командного состава ВСЮР и замены его лицами германской ориентации, чтобы потом заключить союз с Россией^[145].

Помимо этого, немецкая разведка возлагала надежды на возвращавшихся из Германии на Родину русских офицеров, снабжала их явками к своим агентам в России и Константинополе для обеспечения деньгами и проведения инструктажа.

Несмотря на бессистемный характер противодействия германскому шпионажу, белогвардейская контрразведка выявила немецкие разведцентры в Константинополе, Новороссийске, Ростове, Харькове, Николаеве, Симферополе и Севастополе, а также их агентуру^[146]. По проверенным данным, в Ростове, Таганроге и Новочеркасске находилось около 100 германских офицеров, оставленных разведкой после оккупации в качестве резидентов. Однако из-за отсутствия кредитов на содержание агентуры и оплаты услуг случайных осведомителей контрразведывательная часть лишилась всякой возможности уделять внимание немецкой шпионской организации. Дальнейшее наблюдение в указанном направлении носило эпизодический характер^[147].

Некоторые ориентировавшиеся на Германию организации белогвардейцами все же были ликвидированы. Но по вышеизложенным причинам контрразведке не удавалось доводить дело до логического конца — привлечь виновных к судебной ответственности. Начальник КРЧ особого отделения отдела Генштаба капитан Л.С. Дмитриев в августе 1919 года писал, что, наблюдая в течение полугода за контрразведкой ВСЮР, не слышал ни об одной шпионской ликвидации, ни об одном законченном процессе, кроме самосудов^[148].

Тем не менее немецкая разведка так и не смогла реализовать политические цели своего правительства — привести к власти в России прогермански настроенных политиков и заключить с ними выгодный для Германии договор. Однако вряд ли это можно ставить в заслугу белогвардейским спецслужбам. На дальнейшую политику Германии повлияло ее поражение в Первой мировой войне, которое закончилось подписанием Версальского договора 28 июня 1919 года, в результате которого страна лишалась права иметь Генеральный штаб и разведку, получила экономический кризис и внутриполитические неурядицы.

Намерение вождей Белого движения сохранить целостность России рассматривалось правящими кругами государств, образовавшихся на территории бывшей империи, как великодержавный русский шовинизм. Поэтому уже в 1918 году только что сформированные спецслужбы «самостийной» Украинской Народной Республики (УНР) — разведывательный и заграничный (руководил работой военного атташе) отделы 1-го генерал-квартирмейстера Генштаба — начали активную разведывательно-подрывную деятельность против Белого движения на Юге России. Гетманские спецслужбы собирали разведывательную информацию о военном потенциале Добровольческой армии и «агрессивных» планах ее командования относительно УНР, а также о политических организациях, ведших подрывную работу на Украине в интересах белогвардейцев. Работа украинской разведки не ограничивалась лишь добыванием важной секретной информации. Она начала осуществлять специальные операции, в частности, конспиративно оказывать поддержку Краевому правительству Кубани в его борьбе за независимость и сохранение статуса тесного союзника Украины, вела работу по углублению антагонизма между местными политиками и командованием Добровольческой армии, поскольку гетман П. Скоропадский планировал присоединение Кубани к Украине в качестве отдельной административной единицы.

С целью «присоединения» Кубани готовилась десантная операция на Тамань силами Отдельной Запорожской дивизии, дислоцированной на юго-восточных границах Украины^[149]. При тесном участии разведки из Киева на Кубань тайно переправлялось тяжелое и стрелковое вооружение (21 тысяча винтовок, 8 орудий и пулеметы), а также боеприпасы^[150].

«Политическая конъюнктура на Кубани, — отмечал первый секретарь посольства УНР в Екатеринодаре К. Поливан, — требует от украинского посольства сразу же начать как можно более широкий и энергичный труд в деле распространения политического влияния украинского государства».

Пользуясь благоприятным контрразведывательным режимом, сотрудники разведки УНР, действовавшие под прикрытием дипломатических учреждений, во второй половине 1918 года проделали большую работу по сближению Украины с Кубанью с целью последующего возможного входа края в се состав «на условиях федерации». В декабре 1918 года разведчики представили предложения относительно распространения присутствия украинских спецслужб и подготовки на Кубани вооруженного восстания против Добровольческой армии, но к их доводам не всегда прислушивались руководители, а после падения гетманата дело «было затеряно»^[151].

Украинский историк Д.В. Веденеев отыскал в центральном государственном историческом архиве во Львове документы о деятельности гетманской разведки на Кубани. Под прикрытием должности первого секретаря посольства УНР в Екатеринодаре действовал резидент украинской разведки уже упоминавшийся выше К. Поливан. Согласно представленному в декабре 1918 года отчету, руководимая им резидентура собрала материал о ситуации в крае, расстановке политических сил. Хорошее знание обстановки позволило ей осуществлять политические и пропагандистские акции, направленные на углубление противоречий между Добровольческой армией и кубанским казачеством^[152]. Деникинская контрразведка раскрыла и арестовала К. Поливана. Однако ему, судя по отчету, удалось вернуться домой. Меньше повезло послу полковнику Ф. Боржинскому, которого белые арестовали, а затем расстреляли^[153] «за измену России».

В Одессе контрразведка выявила центр, в котором группировались офицеры, поддерживавшие связь с петлюровцами и выполнявшие их разведывательные задания. Белогвардейские спецслужбы располагали сведениями о местонахождении и деятельности других разведывательных пунктов Директории^[154].

Несмотря на неудачи, Украина и дальше продолжала через своих эмиссаров поддерживать негласные контакты с правящими кругами кубанского казачества. Так, по заданию верховной власти УНР Ю. Скугар-Скварский неоднократно переходил линию фронта с фальшивыми документами, собирал информацию о силах и планах действий Добровольческой армии, а также пытался склонить власти Кубани к открытому вооруженному выступлению против А.И. Деникина. В Екатеринодаре украинский разведчик получил от члена Особого совещания И. Макаренко информацию о передислокации воинских частей белых. 15 сентября 1919 года он принял участие в секретном совещании Совета Кубани, где призывал к общей борьбе за независимость против сил российской реакции. В конце месяца эмиссар предоставил С.В. Петлюре подробный доклад о своем путешествии. Однако последующего развития это дело не получило^[155]. Заметим, что нелегальные контакты верхушки кубанского казачества с Украиной не являлись секретом для командования ВСЮР.

Другими сведениями об активной деятельности разведки УНР на территории Белого Юга автор не располагает. Возможно, ее и не было. Иначе бы эту лакуну постарались заполнить историки спецслужб нынешней «независимой» Украины, считающие белогвардейцев русскими шовинистами.

Весьма активно действовала против ВСЮР махновская контрразведка, объединявшая функции контрразведки и военной разведки. Руководство военным отделом контрразведки в тылу противника осуществлял оперативный отдел штаба повстанческой армии.

Так называемые осведомительные узлы контрразведки находились во всех городах, поселках и крупных селах юга и востока Украины. Основные явки контрразведки располагались в Одессе, Херсоне, Николаеве, Полтаве, Юзовке, Таганроге, Ростове-на-Дону, Ейске, Севастополе, Харькове, Черкассах, Киеве. Как правило, они размещались в гостиницах, ресторанах, столовых, у сапожников или портных, а также на заводах, фабриках, рудниках. Оттуда в штаб махновцев стекались сведения о состоянии тыла и настроениях рабочих. По некоторым сведениям, махновские агенты работали во всех белогвардейских штабах и воинских частях^[156].

По всей вероятности, деникинской контрразведке так и не удалось до них добраться. По крайней мере, автору не встречались документальные подтверждения выявления и арестов белогвардейской спецслужбой агентов «батьки Махно».

Исследователь В. Азаров приводит данные о результативной работе агентуры в тылу белых войск в сентябре 1919 года. Так, перед решающим сражением под Перегоновкой махновская агентура доложила в штаб повстанческой армии, «что регулярных деникинских частей нет до самого Никополя»^[157].

В поле зрения контрразведывательной части особого отделения отдела Генштаба попала польская разведка («Воинская польская организация» (ВПО), созданная Ю.К. Пилсудским еще в 1916 году с целью ведения военно-политической разведки. По данным контрразведки, на территории России ВПО набирала агентуру из числа газетных сотрудников, поэтому, по их мнению, польские газеты на территории России могли безошибочно рассматриваться как разведывательные ячейки. Таковой в Киеве являлась газета «Киевский дневник». Здесь же находился центр польской организации на Украине, во главе которой стоял Беневский. Между Киевом и Варшавой поддерживалась связь курьерами (преимущественно женщинами), донесения передавались на фотопленке. Сведения от ВПО поступали в информационный отдел польского Генштаба.

Во время пребывания в Киеве большевиков ВПО находилась в тесном контакте с киевским центром Добровольческой армии. Сотрудники деникинских спецслужб не исключали нахождения польской агентуры во ВСЮР, т. к. «поляки в курсе того, что делается у нас»^[158]. Однако КРЧ особого отделения отдела Генштаба, по всей видимости, так и не удалось выявить в штабах и учреждениях польскую агентуру, поскольку в докладе руководству, датированном 30 ноября 1919 года, начальник контрразведывательной части об этом ничего не сообщал.

Работала против белогвардейцев на Юге России и грузинская разведка. Например, ей удалось получить секретные сведения штаба главкома ВСЮР, подписанные начальником разведывательного отделения полковником С.Н. Ряснянским и полковником Мельницким; секретные доклады начальника штаба главнокомандующего ВСЮР генерала Романовского, затем опубликованные в тифлисской газете «Борьба»; телеграмму начальника Военного управления генерал-лейтенанта В.Е. Вязьмитинова относительно Грузии^[159]. Белогвардейскому командованию об этом стало известно только летом 1919 года. А в сентябре от агентуры поступили сведения о вербовке грузинскими спецслужбами уволенных из армии офицеров и направлении их в качестве агентов в белогвардейский тыл. Генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего ВСЮР генерал-майор Ю.Н. Плющевский-Плющик просил начальника отдела Генштаба Военного управления дать распоряжение пропускным пунктам Черноморского побережья сообщать о проезде таких лиц из Грузии начальнику КРП с указанием фамилий, имен, отчеств^[160].

Между союзниками и командованием ВСЮР отношения были непростыми, поскольку каждая из сторон в Гражданской войне преследовала свои интересы. Лидеры Белого движения выступали за «единую и неделимую» Россию. Англичане же придерживались принципа «разделяй и властвуй». Исходя из мировой практики, можно с большой долей вероятности предположить, что интервенты вели разведывательно-подрывную деятельность и на территории ВСЮР. По белогвардейским фондам центральных государственных архивов судить о масштабах разведывательной работы западных спецслужб очень сложно, т. к. по данной проблеме встречаются лишь единичные документы. В частности, известно, что деникинским органам безопасности удалось выявить центр французской контрразведки в Константинополе, а также английскую разведывательную организацию, действовавшую под флагом Красного Креста. Представитель главкома Русской армии в Швейцарии Ефремов 1 июля 1920 года не исключал возможности передачи большевикам сведений военного характера, добываемых этой миссией для сообщения в Лондон^[161]. Напомним, что именно в то время англичане требовали от белых правительств капитулировать перед ленинской «амнистией».

Военно-морскому агенту в Турции стало известно, что младший офицер британского разведывательного отделения в Константинополе подал на имя командующего Средиземноморским флотом рапорт, в котором изложил причины разложения армии Одесского района и быстрого оставления ею Одессы. Военно-морской агент проинформировал об этом случае Морское управление^[162].

В ноябре 1919 года внешняя контрразведка сообщала, что правительства Великих держав, не довольствуясь деятельностью своих дипломатических, военных и иных представителей, вынуждены пользоваться в целях пропаганды и разведки частными организациями, вроде Международного Красного Креста, торговых обществ и др. К числу таких организаций спецслужбы отнесли Христианский союз молодых людей. Из Полыни и Константинополя контрразведкой получены сведения, что представители ХСМЛ предполагают прибыть в расположение ВСЮР. Принимая во внимание их вредительскую деятельность, полковник С.Н. Ряснянский полагал нежелательным допущение этих лиц на территорию, контролируемую ВСЮР. В случае их появления предлагал установить контроль над их деятельностью^[163].

Предполагая рост разведывательно-подрывной деятельности иностранных государств против Белого Юга и зная уровень профессиональной квалификации сотрудников спецслужб, начальник отдела Генштаба решил подготовить практическое руководство для чинов контрразведывательной службы. С этой целью в декабре 1919 года он просил военного представителя главкома ВСЮР в Париже прислать следующие материалы: законоположение иностранных государств о борьбе со шпионажем; описание известных шпионских процессов, практических приемов борьбы со шпионажем и организации борьбы на территории иностранных государств; печатные труды по вопросам разведки и контрразведки; инструкции и руководство по ведению шпионажа, контршпионажа и политического сыска; шифры, системы тайнописи и провоза за границу секретной корреспонденции; публикации на эту тему в периодической печати. В телеграмме подчеркивалось, что снабжение отдела Генштаба указанными сведениями является постоянной задачей военного представителя^[164]. Было ли подготовлено это пособие — свидетельств нет. Если даже его удалось издать, то вряд ли данный труд уже смог пригодиться врангелевским контрразведчикам, оказавшимся после разгрома Русской армии в эмиграции. Опыту борьбы с большевистской разведкой и контрразведкой они сами могли научить западных «партнеров».

Белогвардейские режимы в Сибири основную угрозу своей безопасности не без основания видели в Советской России и Германии, поэтому усилия их контрразведывательных органов были направлены на противодействие разведывательной деятельности этих стран.

Документ под названием «Общее понятие о шпионстве и родственных ему явлениях» давал следующее определение военному шпионажу или военной разведке: «…собирание всякого рода сведений о вооруженных силах и об укрепленных пунктах государства, а также собирание имеющих военное значение географических, топографических и статистических данных о стране. Сбор этих сведений может производиться с целью передачи их иностранной державе». Здесь же давалось определение и другим видам шпионажа — экономическому, дипломатическому, политическому, морскому. В приложении сделано немаловажное уточнение, что работа тайных агентов не ограничивается только сбором сведений, а бывает направлена на создание в тылу неприятеля «условий, ослабляющих его оборонительную силу»^[165].

«Контрразведка, — говорится в «Инструкции начальникам военно-контрольных отделений», — заключается в своевременном обнаружении лиц, занимающихся разведкой для большевиков и немцев и в принятии мер для воспрепятствования разведывательной работе этих лиц. Конечная цель военного контроля есть привлечение к судебной ответственности уличенных в военном шпионаже лиц… или прекращение вредной деятельности названных лиц административными мерами». Инструкция обязывала брать под наблюдение иностранные консульства и агентства, где могли оказаться шпионские центры противника, а также учреждения и штабы, являвшиеся главной сферой деятельности агентуры по добыванию секретных документов и сведений^[166].

Данный документ отнюдь не во всем отвечал реалиям того времени. Разумеется, штабы должны были являться объектами пристального внимания со стороны военно-контрольных отделений. Однако ни большевики, ни немцы, находясь в состоянии войны с белогвардейскими режимами, не имели на их территории ни посольств, ни консульств. Также их не имели и союзники-интервенты и другие страны, не признавшие правительство А.В. Колчака де-юре.

Германская разведка на территории, занятой белогвардейскими армиями, работала с нелегальных позиций, обладая агентурными сетями в ряде крупных городов на востоке России. Военный контроль Сибирской армии выявил немецкую организацию «Всероссийский союз граждан немецкой национальности», занимавшуюся отправкой военнопленных в Германию, и арестовал се членов во главе с Герцбергом. Контрразведчики считали ее центральным органом шпионажа в Сибири и предлагали властям закрыть ее омское отделение, чтобы прервать связь с Германией^[167].

По данным контрразведки, находящиеся в сибирских лагерях австро-венгеро-германские военнопленные, будучи недовольными и озлобленными нежеланием антисоветских правительств возвращать их на родину до заключения мирного договора со странами бывшего Германского блока, выполняли задание большевиков по агитации среди рядового состава Сибирской армии. Места пребывания военнопленных были взяты под усиленный контроль, в результате которого была пресечена деятельность целой сети^[168].

В июне 1918 года на основании сведений, полученных контрразведкой союзников, донесений агентов нейтральных стран и группы русских контрразведчиков под руководством Л.М. Оссендовского, оперативным отделением штаба Западно-Сибирской отдельной армии была составлена записка «Об организации германской разведочной и агитационной службы в Сибири». В ней говорится, что 28 октября (1917 г. — Авт.) германский Генштаб известил председателя Совета Народных Комиссаров о том, что в Петрограде под руководством генерала О. Рауша было учреждено русское отделение германского Генштаба для помощи советскому правительству в борьбе с контрреволюцией и союзниками на внутренних фронтах. Ему подчинялись отделения в Перми, Самаре, Саранске, Царицыне, Казани, Астрахани, Омске, Томске, Иркутске и Владивостоке. Агент германской разведки А. Пецкер был внедрен в Союз китайских граждан в России, где навербовал большое количество негласных помощников и послал их во Владивосток, Харбин, Пермь, Екатеринбург, Омск, Иркутск и другие города.

В одном из документов белогвардейской контрразведки говорится, что в марте 1918 года разведотделение германского Генштаба с согласия большевистского правительства вооружило 12 800 австрийских и немецких военнопленных, принявших российское подданство, и направило в Сибирь для поддержки советской власти, а также с целью захвата Транссибирской магистрали и объявления Сибири своей колонией.

Однако эти грандиозные замыслы, если таковые и были на самом деле, так и остались нереализованными. Воспрепятствовала им активная деятельность чехов, которые вовремя раскрыли планы германской разведки и при содействии белогвардейских властей произвели в Томске обыски у членов шведской миссии и других лиц^[169]. Военный контроль штаба Сибирской армии арестовал членов немецкой делегации по отправке военнопленных в Германию, поместил их лагерь военнопленных и начал против них следственные действия^[170].

В дальнейшем белогвардейская контрразведка немецкую агентуру в тылу белых армий, по всей видимости, не выявляла. В 1919 году Германия не имела того могущества, чтобы попытаться негласными методами влиять на ситуацию в далекой Сибири или осуществлять сбор сведений о вооруженных силах адмирала А.В. Колчака.

Вышеупомянутые чехи не только тесно сотрудничали с колчаковской властью в борьбе с противниками режима — немцами и большевиками. Сохранившиеся в архивных фондах ГАРФ и РГВА документы свидетельствуют об активном шпионаже против белогвардейцев со стороны учрежденного летом 1918 года при штабе корпуса тайного разведывательного отдела (TVO), имевшего агентурные пункты во многих городах от Волги до Байкала^[171].

В марте 1919 года колчаковской контрразведке стало известно, что чехи стараются внедрить свою агентуру даже в органы безопасности, вербуя для этой цели бывших солдат русско-чешских полков^[172].

Однако для колчаковских спецслужб остался неизвестным чешский тайный агент Джон (оперативный псевдоним), внедренный в ближайшее окружение генерала М.К. Дитерихса. Он регулярно докладывал своему куратору майору Марино о разговорах начальника штаба Верховного главнокомандующего с адмиралом А.В. Колчаком, с офицерами своего штаба и даже женой. По отчетам Джона можно судить, что он встречался со многими высокопоставленными лицами, в частности, с командующим 1-й Сибирской армией генерал-лейтенантом А.Н. Пепеляевым, по своим взглядам близко стоявшим к эсерам и выступавшим за демократизацию колчаковского режима. В январе 1920 года он направил Марино рапорт о составе советских органов власти в Иркутске, а в марте уже докладывал об обстановке в Чите^[173].

На кого работал Джон в то время, когда чешские части под ударами Красной армии бежали на восток вместе с награбленным в России добром? На тайный разведывательный отдел штаба корпуса? Или, может быть, у него появились другие хозяева? Впрочем, эти вопросы остаются для нас без ответов, поскольку контрразведка к тому времени лежала под обломками режима, которому верно служила. Зато спецслужбы интервентов продолжали свою работу, поэтому ответы можно найти в архивах одной стран-союзниц адмирала А.В. Колчака.

Деятельность спецслужб США и Японии в 1918–1922 годах соответствовала курсу правительств этих стран в отношении России. С одной стороны, они оказывали помощь и поддержку Белому движению в борьбе с большевиками, а с другой — проводили разведывательные мероприятия военного, политического и экономического характера на территории, занятой белыми армиями, поддерживали сепаратистские течения, эсеровские выступления и т. д.

Весьма активно вели разведку американцы. К этой работе привлекались консульства во Владивостоке, Харбине, Чите, Иркутске, Красноярске, Томске, Омске, Екатеринбурге, а также военные представители и общественные организации — Красный Крест и Христианский союз молодых людей.

На Транссибирской магистрали сосредоточила большую часть своих кадров американская техническая комиссия, посланная в Россию еще при Временном правительстве. Активную деятельность во Владивостоке развил консул Колдуэлл. В своих сообщениях в Вашингтон он настойчиво советовал добиться максимального расширения союзной агентуры.

«Вскоре после высадки войск на Дальнем Востоке в распоряжение Гревса (командующий американскими войсками в Сибири, генерал-майор. — Авт.) из Вашингтона было прислано 15 кадровых офицеров военной разведки, — пишут А.И. Колпакиди и О.И. Лемехов. — Их определили в города, расположенные по Транссибирской железной дороге, где они должны были собирать сведения о военном, политическом и экономическом положении Сибири»^[174].

Отдел военной разведки (МИД) был сформирован в 1885 году и находился в подчинении генерал-адъютанта армии США. После создания в 1903 году штаба сухопутных войск вошел в его состав в качестве 2-го отдела (G-2). В 1908 году G-2 слили с отделом G-3 (военное планирование и обучение), а в 1917 году военная разведка вошла в отдел военных учебных заведений. Поскольку последняя реорганизация повлекла за собой тяжелые последствия, 26 августа 1918 года МИД опять стал самостоятельным подразделением штаба армии.

К концу Первой мировой войны получили развитие войсковые разведывательные органы (кодировались буквой «С»), начинавшиеся с уровня батальона, в котором находился офицер разведки и 28 солдат. В полку также находился офицер с подчиненными ему 8 наблюдателями, а в дивизии уже существовала разведывательная секция в составе 4 офицеров и многочисленного вспомогательного персонала^[175]. Разведку американских экспедиционных сил (AEF) в Сибири в 1918–1920 годах возглавлял подполковник P.Л. Эйхельберг.

В поле зрения особого отделения управления 2-го генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем, занимавшегося контактами с военными агентами союзнических и нейтральных стран, поддержанием непосредственных связей с представителями союзного командования в Омске и с иностранными миссиями, попал кадровый разведчик армии США майор Слоутер (по архивным документам — Слоттер), действовавший под прикрытием военного представителя. В докладе начальника особого отделения 2-му генерал-квартирмейстеру при ВГК о поездке американца на фронт Сибирской армии 23 июня — 3 июля 1919 года говорится следующее: «…внимательно относился к железнодорожному движению, каждый день делал пометки в записной книжке, в штабе Сибирской армии и Северной группы изучал расположение частей и знакомился с последними оперативными распоряжениями. Все донесения, имеющие важное значение, направляются Слоутером в Вашингтон».

Находившихся вместе с американцами колчаковских офицеров поразила их осведомленность. Так, 25 июня 1919 года консул в Екатеринбурге Фермер сообщил Слоутеру о том, что 26 июня готовится удар красных на Пермь. И в этот же день белые части были атакованы.

Чтобы воспрепятствовать утечке информации о реальной ситуации на фронтах, начальник особого отделения предлагал в момент тяжелых боев не разрешать поездки иностранцам в район боевых действий^[176]. Пожалуй, это единственная мера, которую мог позволить себе зависящий от поставок союзников колчаковский режим. Пойти на более радикальные шаги, например, арест и высылку за пределы Сибири американских разведчиков, белогвардейские спецслужбы не решались.

Отметим, что американская разведка прилагала усилия к тому, чтобы представить своему правительству реальную ситуацию в Сибири, предостеречь его от авантюрных действий. А обстановка была отнюдь не благоприятной для колчаковского режима и интервентов.

Удручающей выглядит картина в секретном донесении офицера военной разведки подполковника P.Л. Эйхельберга. «Самая значительная слабость Омского правительства состоит в том, что подавляющее большинство находится в оппозиции к нему. Грубо говоря, примерно 97 % населения Сибири сегодня враждебно относится к Колчаку», — пишет разведчик^[177].

Население Сибири негативно относилось не только к своему правительству, но и к интервентам, о чем не сказал P.Л. Эйхельберг. Однако в то время в Америке реалистичный взгляд на вещи был непопулярен. Подавляющее большинство членов правительства США и дипломатического корпуса продолжали верить в то, что адмирал А.В. Колчак при поддержке интервентов в итоге победит большевиков. Одновременно Соединенные Штаты, следуя политике двойных стандартов, оказывали поддержку силам, находящимся в оппозиции к Белому движению.

Цели и задачи так называемых экономических миссий и общественных организаций не являлись секретом для белогвардейских органов безопасности. Контрразведка фиксировала их плановую и систематическую работу по разведке и пропаганде американских интересов, контакты «с теми элементами, которые наиболее желательны для проведения американского влияния». Например, XCMЛ через свою банковско-комиссионную контору «Юроверт» субсидировал русские кооперативы и через них поддерживал связь с большевиками Западной России. Начальник штаба Западной армии генерал-майор С.А. Щепихин в своих мемуарах утверждал, что деятельность Христианского союза молодых людей способствовала усилению пацифистских настроений в некоторых частях и тем самым подрывала их боевой дух^[178].

В апреле 1919 года на Дальнем Востоке была установлена связь американской разведки с большевистскими и эсеровскими организациями, представители которых являлись ее агентами^[179]. С весны колчаковская контрразведка стала регулярно получать данные о том, что американские военные передают партизанам оружие, снаряжение и боеприпасы. В ходе нападений повстанцев американские гарнизоны почти никогда не оказывали им сопротивления, в свою очередь, красные предпочитали их не трогать. По данным белых контрразведчиков, между ними существовало тайное соглашение «о содействии».

Осенью 1919 года американцы вошли в контакт с чехами и решили поддержать правых эсеров, ограничив свою роль ассигнованиями крупных денежных сумм чехам. Прежде всего, они намеревались поставить на широких началах контрразведку, ассигновав на нее 3000 долларов в месяц, которая должна была работать главным образом против японцев и вместе с тем выяснять монархически настроенных или приверженных колчаковскому правительству русских должностных лиц.

Во избежание возможных осложнений с союзниками белогвардейская контрразведка не предприняла мер к окончательной ликвидации одновременно всех участков организации, а намеревалась произвести аресты в пути. Для проверки имеющихся сведений и ликвидации соучастников прогнозируемого контрразведкой восстания во Владивосток, Иркутск и другие города были командированы специальные агенты^[180].

В сентябре 1919 года владивостокские контрразведчики, ссылаясь на достоверные источники, сообщали в Омск об усиленной политической и военной разведке, начатой местным штабом американских войск. Для того, чтобы себя не компрометировать, американцы пригласили на руководство спецслужбой чеха поручика Муравца, ранее служившего в немецкой контрразведке^[181].

Американцев очень беспокоило поведение японцев. Для этого имелись основания. Значительно увеличив свою группировку в Сибири, Япония стала игнорировать претензии США на руководящую политическую роль в регионе. Оставаясь в тени, японцы провоцировали обострение отношений между американскими военнослужащими и казаками. Американское командование, ревностно следившее за влиянием японцев в Сибири, через спецслужбы пыталось дискредитировать японцев в глазах русского общества^[182]. Однако местные жители одинаково ненавидели всех интервентов со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Действуя в русле своих военно-политических устремлений, Страна восходящего солнца вела массированную разведку на территории Сибири и Дальнего Востока, опираясь на китайскую, корейскую и японскую диаспоры, а также отдельных российских граждан. Еще до высадки десанта во Владивосток в апреле 1918 года местное японское консульство усилило разведку. Пользуясь разрухой в крае во время правления большевиков, японцы начали вербовать агентов для скупки разного рода карт Дальнего Востока. Причем ни средствами, ни деньгами для этой цели не стеснялись. Одним из японских тайных агентов во Владивостоке был кореец Эм. Благодаря приложенным усилиям японцы смогли составить подробные карты края: Владивостока с окрестностями до Океанской с нанесенными на них фортами, дорогами, маяками, подробными очертаниями береговой линии^[183].

Разведданные в Токио поступали из штаба 5-й эскадры, корабли которой базировались во Владивостоке, из штаба командования японской армии, расквартированной здесь же. Также необходимые сведения поступали и из Министерства иностранных дел, имевшего свои консульства в Петропавловске-Камчатском, Александровске-на-Сахалине, Хабаровске, Владивостоке, Благовещенске, Чите, Одессе и в Маньчжурии. Немалую роль сыграли и представители рыбных концессий на Камчатке, угольных и нефтяных — на Сахалине и лесных — в Приморье^[184].

4 апреля 1918 года японские агенты совершили убийство двух граждан японской национальности, что послужило формальным поводом для того, чтобы командующий флотом адмирал Като на следующий день отдал приказ о высадке десанта во Владивостоке.

После ввода японских войск на Дальний Восток в Амурскую область был направлен опытный военный разведчик майор И. Макиё. По версии историка А.Д. Показаньева, перед резидентом стояла задача не только тактической, но и стратегической разведки в интересах Генштаба. Не являясь сторонником военного вмешательства Японии во внутренние дела России, майор И. Макиё в сообщениях главнокомандующему японскими войсками генералу Оой предлагал отказаться от военного вмешательства во внутренние дела России^[185].

В период оккупации в Благовещенске, Владивостоке, Иркутске, Омске, Харбине и Чите были созданы структуры так называемой «специальной (особой) службы (Токуму-Кикан)». Во главе их «стояли представители военной администрации, выполнявшие функции военных атташе Японии при правительстве А.В. Колчака и военной администрации на той или иной оккупированной территории», которые в переводе на русский язык стали именоваться японскими военными миссиями (ЯВМ)^[186].

Вербовку агентуры влияния среди местного населения японские спецслужбы осуществляли как самостоятельно, так и совместно с белогвардейской контрразведкой. «Есть основания полагать, что вербовочные подходы осуществлялись к активным борцам за власть Советов, попавшим в руки белогвардейской контрразведки и японской военной разведки, — считает исследователь А.Д. Показаньев. — Выход на отдельных из них осуществлялся с участием генералов японской армии и с их рекомендаций закреплялись вербовки»^[187].

Осуществляя контроль над белогвардейскими спецслужбами, ЯВМ вели разведывательно-подрывную деятельность в Сибири и на Дальнем Востоке, о чем свидетельствуют документы колчаковской контрразведки. В Красноярске им удалось задержать нескольких японцев, занимавшихся шпионажем среди колчаковских войск. Генерал-квартирмейстер распорядился поступать с ними по закону, уведомив начальство привлекаемых к ответственности лиц через Главный штаб и МИД^[188].

Япония пыталась укрепить влияние на континенте, привлекая к сотрудничеству представителей различных общественных групп и прессы. Например, чины военной миссии в Омске, по данным КРЧ, приглашали журналистов, охотно делились с ними всякого рода информацией, предлагали угощения и подарки^[189].

Особую активность японцы проявляли на Дальнем Востоке. В военно-статистическом (разведывательном. — Авт.) отделении штаба Приамурского военного округа, по собственной инициативе занимавшегося сбором информации контрразведывательного характера, неоднократно отмечали, что японцами проводится детальное обследование бухт, заливов и всего побережья, в районе Владивостока и на Сахалине. «По-видимому, одной их главных целей является исследование минеральных богатств побережья, столь необходимых для их экономической самостоятельности», — высказывается предположение в докладе резидента^[190].

Случаи разоблачения и привлечения к ответственности японских агентов являлись скорее исключением, нежели правилом. По документам белогвардейских спецслужб сложно судить о размахе и результативности японского шпионажа в тылу белогвардейских войск, поэтому сошлемся на оценку генерал-майора Такиуки. Подводя итоги японской интервенции на Дальнем Востоке, он откровенно заявил: «О сибирской экспедиции 1918–1919 годов говорят, что это не что иное, как попусту выброшенные 700 миллионов иен. Но это не совсем так. В то время в Сибири работали офицеры из всех полков Японии, которые занимались изучением края. В результате те местности, о которых мы ничего не знали, были изучены, и в этом отношении у нас не может быть почти никаких беспокойств…»^[191].

Таким образом, находившиеся в Сибири и на Дальнем Востоке интервенты, поддерживая колчаковский режим, в первую очередь преследовали свои собственные геополитические цели, поэтому занимались разведдеятельностью не только против Советской России, но и против белогвардейских режимов. Контрразведывательные органы Верховного правителя по мере возможности вели наблюдение за иностранными спецслужбами, но активного противодействия им не оказывали, руководствуясь, по мнению автора, в первую очередь политическими соображениями.

Характерной особенностью шпионажа в годы Гражданской войны являлось ведение разведывательно-подрывной деятельности силами различных организаций, тесно сотрудничавших со спецслужбами. Как следует из приведенных выше примеров, к подобным мерам прибегали Германия и Соединенные Штаты.

Советские спецслужбы и действовавшее совместно с ними Сибирское бюро РКП(б) вели активную разведывательную работу в тылу колчаковской армии, совершали диверсии, занимались подготовкой восстаний в городах и руководили партизанским движением в деревнях^[192]. Как следует из первой книги, зафронтовая разведка 5-й армии смогла внедрить агентуру в разведорган белогвардейской Западной армии и таким образом проводить дезинформацию противника^[193].

Успех красных спецслужб в оперативной игре в немалой степени обусловлен взаимодействием военной разведки и особого отдела — структур, подчинявшихся разным ведомствам. Кстати, особый отдел Восточного фронта также самостоятельно вел разведку, что не являлось секретом для белых. Органы колчаковской разведки и контрразведки, имея общее руководство в лице 2-го генерал-квартирмейстера, так и не смогли организовать взаимодействие друг с другом. Генерал-майор П.Ф. Рябиков в своей книге «Разведывательная служба в мирное и военное время» обратил особое внимание на координацию действий обеих спецслужб: «…контрразведка должна вести свою работу в самом тесном контакте с разведкой; для успешного разрешения задач, входящих в круг ведения контрразведки, необходимо основательное знакомство с организацией шпионажа и с задачами, которые поручаются тайным агентам; с другой стороны, разведка, выбирая сотрудников, имея дело с массой людей, недостаточно известных, должна всегда всесторонне выяснить в контрразведке, не является ли данное лицо… подозрительным по шпионажу или не имеет ли оно каких-либо подозрительных связей…»^[194]. На практике же все оказалось иначе.

Несмотря на успех советской военной разведки в проведении вышеупомянутой операции, командование Красной армии и руководители Сибирской ЧК ее деятельность в целом оценивали критически, полагая, что колчаковская спецслужба работала более эффективно, нежели собственная. По их мнению, главная причина недостатков заключалась в отсутствии грамотных специалистов. В Гражданскую войну, как известно, большевики в разведку набирали людей по политическому стажу, а не военному опыту^[195].

Так, начальник 1-го отделения 1-го отдела Региструпра В.А. Срывалин, 19 февраля 1919 года подводя итоги работы органа агентурной разведки за 10 месяцев, в своем докладе отмечал, что привлечение «партийных сил не дало пока результатов ни в качественном, ни в количественном отношениях…»^[196]. Характеризуя личный состав aгентуры, работавшей в Сибири, он указывал: «Дальность расстояния, невозможность наладить связь — не привлекала охотников пуститься в тайную разведку в Сибирь»^[197].

В данной ситуации красное командование делало ставку на массовость. Для сбора сведений во вражеском тылу вербовались возвращавшиеся домой из австрийского и германского плена офицеры и солдаты. Со временем колчаковская контрразведка научилась отличать настоящих военнопленных от мнимых. Советских разведчиков, как правило, выдавало наличие с собой больших денежных сумм^[198]. По полученным контрразведывательным отделением при штабе ВГК сведениям, каждая партия военнопленных, переходившая фронт, насчитывала в себе от 5 до 10 % большевистских пропагандистов, снабженных соответствующими документами. Среди советских агентов также были пленные сербы, карлики, женщины и дети, которым рекомендовалось поступать рассыльными в военные учреждения. Например, при штабе 1-й армии находился 13-летний советский разведчик В.В. Вейверов^[199].

Красные спецслужбы применяли и другие уловки для заброски своей агентуры: отправляли вплавь на бревне, под видом перебежчиков, которые после выполнения задания должны вернуться обратно, при отступлении подвергали порке и оставляли. Контрразведка узнавала о таких приемах, кстати, от перебежчиков. Они также сообщали о проникнувших в штабы белогвардейских воинских формирований большевистских агентах, главным образом офицерах и «интеллигентных женщинах»^[200].

Правда, такие скудные сведения не способствовали разоблачению агентуры противника.

Иногда сведения об агентуре, направленной в тыл белой армии, поступали в штабы из разведывательных органов вышестоящих штабов. Например, начальник разведки штаба Западной армии капитан Горецкий 26 января 1919 года направил начальникам штабов 1-го Волжского, 2-го Уфимского, 3-го и 6-го Уральских корпусов телеграмму о направлении трех советских агентов в расположение белых войск, с указанием возраста и примет^[201]. Как удалось контрразведке реализовать полученную информацию, остается неизвестным.

Облегчало работу неопытных красных разведчиков отсутствие в белогвардейских учреждениях системы защиты секретов. Так, на телеграфе штаба Западной армии отсутствовал негласный контроль над лицами, допущенными к работе с секретной корреспонденцией. Всякий офицер и чиновник даже других отделов смог послушать все новости, пришедшие в телеграф, которые расшифровывались в присутствии посторонних. Недаром при аресте и обыске у одного из большевиков контрразведчики нашли копии телеграмм военного характера^[202]. Об этом факте контрразведчики докладывали командованию, но были ли предприняты конкретные меры по защите тайн в штабах, на данный момент времени однозначно ответить трудно.

Контрразведка испытывала трудности в защите не только военных секретов в армейских штабах, по даже своих собственных секретов. Так, агенту Реввоенсовета Восточного фронта удалось собрать сведения о контрразведке при штабе Волжской группы, входившей в состав 3-й армии, которые были изложены в докладе помощника начальника информационного отдела Региструпра Полевого штаба РВСР. В документе приводятся сведения об организации контрразведки группы, названы воинские звания и фамилии сотрудников контрразведывательного отделения^[203].

Массовой заброске советской агентуры колчаковская контрразведка не смогла поставить надежный заслон, хотя и пыталась ей противодействовать. Так, возвращавшихся из плена офицеров, намеревавшихся занять высокие посты в армейских структурах, зачисляли в резерв при Ставке, подозрительных подвергали проверке. Для выявления красных разведчиков белогвардейские спецслужбы в каждую партию военнопленных стремились внедрить своих негласных сотрудников^[204].

Несмотря на принятые меры, разоблачать разведчиков и агентов противника колчаковским спецслужбам удавалось редко. Так, с ноября 1918 года по август 1919 года КРЧ при штабе ВГК возбудила лишь 5 дел по обвинению в шпионаже, притом 2 из них было прекращено^[205].

Нераскрытым остался для контрразведки работавший в Иркутске на благо «мировой революции» Д.Д. Киселев. Он четыре раза переходил линию фронта, доставляя советскому командованию ценные сведения^[206].

Не замеченным органами колчаковской контрразведки остался разведчик 5-й Красной армии, прибывший по Транссибу и КВЖД на Дальний Восток с целью сбора разведывательной информации. Он установил численность войск интервентов во Владивостоке, сообщал о противоречиях между американским и японским командованием и т. д., однако выяснить имя разведчика по открытым источникам исследователям пока не удалось^[207].

После разгрома армии адмирала А.В. Колчака, контрразведывательные органы правительств и армий, образованных в Приморье, вели борьбу в основном с разведдеятельностью красных спецслужб: разведупра Народно-революционной армии Дальневосточной республики (НРА ДВР), осведомительного отдела (осведотдел), военно-технического отдела (ВТО) Приморского областного комитета РКП(б) («партийной» разведки), а также военно-технического центра (ВТЦ) межпартийного социалистического бюро (МСБ). По оценке историка О.В. Шинина, «В 1920–1922 гг. на Дальнем Востоке существовала достаточно разветвленная сеть органов военной разведки, создание которых осуществлялось на принципах, принятых к тому времени в Советской России. Организация и структура этих органов в основном отражали задачи по сбору информации в военной, политической, экономической и иных сферах иностранных государств, которые ставились перед ними Советским военным руководством»^[208].

Военная и партийная разведки старались внедрить свою агентуру в различные учреждения и воинские части белых. Например, осведомительному отделу удалось завербовать своих агентов, служивших в Судебной палате (A.Л. Слонова-Трубецкая), милицейско-инспекторском отделе МВД (И. Берг), в штабе Дальневосточной армии (подполковник К.П. Новиков) и т. д.^[209]

В середине июня 1921 года ВТО Межпартийного социалистического бюро, в состав которого входили большевики, развернули агентурную сеть в белых штабах, добывали и фотографировали документы. Контрразведка выявила и арестовала некоторых членов ВТО. Устроив им побег, контрразведчики убили П.Г. Пынько, И. Портных, В. Пашкова, В.В. Иванова, И.В. Рукосуева-Ордынского. Последний, будучи полковником русской армии, вступил в РКП(б) весной 1919 года, когда служил в штабе колчаковского наместника во Владивостоке генерала С.Н. Розанова. Уже тогда он вел пропагандистскую и разведывательную работу в белой армии, но так и остался не раскрытым контрразведкой^[210].

Осенью 1921 года стала прорабатываться возможность двух параллельных антимеркуловских заговоров: большевистского и эсеровского. Нелегально работавший во Владивостоке уполномоченный правительства ДВР P.Л. Цейтлин получил инструкции придерживаться позиции о возможности компромисса с белогвардейцами и переход их на сторону ДВР, с условием роспуска всех воинских частей. Военный совет Народно-революционной армии отдал приказ командующему войсками НРА и партизанскими отрядами Приморской области А.П. Лепехину ускорить подготовку переворота во Владивостоке. В октябре 1921 года Военсовет партизанских отрядов Приморья вновь направил во Владивосток в распоряжение Приморского облревкома Л.Я. Бурлакова, который должен был активизировать деятельность «партийной» разведки.

Большевики считали, что их поддерживает треть Ижевского полка, а четверть всех каппелевцев сочувствует идее переворота. Подпольные ячейки установили связь с партизанами, отправляли им оружие и медикаменты. Партизаны принимали также перебежчиков из белой армии.

Однако контрразведка Временного Приамурского правительства с помощью японских спецслужб раскрыла заговор благодаря внедренной в ряд государственных учреждений ДВР агентуре. В частности, Н. Антонова (она же Виноградская, она же Бутенко) сумела завоевать доверие и получила поручение осуществлять связь из Хабаровска с коммунистическим подпольем во Владивостоке. Таким образом были провалены ряд подпольных партийных и комсомольских организаций. Другой агент — Черненко — была шифровальщицей и выдала подпольщиков-комсомольцев.

10 октября 1921 года во Владивостоке начались аресты. 15 октября на квартире доктора Моисеева «неизвестными» в военной форме был убит скрывавшийся там P.Л. Цейтлин. В результате провала в тюрьму попали более 200 подпольщиков, в т. ч. 120 офицеров — членов подпольных ячеек в каппелевских частях. Была разгромлена и никольск-уссурийская подпольная большевистская организация. Арестованные члены ВТО И.В. Рукосуев-Ордынский, П.Г. Пынько, И. Портных, В. Пашков, В.В. Иванов 20 октября были убиты, их изуродованные тела утопили в мешках в бухте Улисс^[211].

Серьезные потери понес и осведомительный отдел ВТО. Начальнику разведпункта штабс-капитану Попову удалось внедрить своего агента А.И. Иваненко в коммунистическую организацию, которая в течение 12 дней выявила несколько конспиративных квартир, в том числе квартиру сотрудницы осведотдела Н.С. Буториной.

В последующем были арестованы руководители и ряд сотрудников отдела П.К. Евтушенко и А.В. Одинцов, Н.С. Буторина, П.С. Думбровский, Н.А. Чукашева, М.К. Шмидт, Т.С. Юркевич, A.Л. Слонова-Трубецкая и К.П. Новиков. Дознание по этому делу 17 октября — 22 ноября 1921 года велось информационным отделением административного отдела МВД Временного Приамурского правительства. В ходе проведенных у подпольщиков обысков были обнаружены материалы разведывательного характера^[212].

С помощью своей агентуры белогвардейским спецслужбам удавалось периодически выявлять большевистских разведчиков. 22 апреля 1922 года начальник КРО управления 1-го генерал-квартирмейстера военно-морского ведомства сообщал о прибытии из Дальневосточной Республики в Харбин красного агента И. Муравейника^[213].

Несмотря на нанесенные удары по разведке красных, белая контрразведка не смогла выявить всю агентуру противника и тем самым предотвратить утечку секретных сведений из своих штабов. Приведем лишь несколько примеров. В июле 1922 года резидентурой была получена подробная информация о политическом положении в Приморье, дислокации каппелевских, семеновских и японских частей, другие секретные документы, а в августе — обширный хорошо детализированный информационный материал о политическом и военном положении в Приморье, составе, дислокации и передвижении частей Земской рати и военных грузов. В конце июля — начале августа 1922 года осведотдел добыл первые сведения о планах генерала М.К. Дитерихса начать новое наступление. «Первый удар, — говорилось в донесении осведотдела от 18 августа, — будет нанесен НРА через партизанские отряды, стоящие на флангах частей НРА. На железной дороге будет сосредоточено до трех тысяч пехоты и кавалерии, с задачей удержать противника. Широкое контрнаступление белых предполагается провести левым флангом с опорных пунктов по линии ж.д. Никольск — Гродеково — Жариково. При занятии Бикина наступление будет временно прекращено для укрепления тыла и концентрации сил»^[214].

По мнению историка О.В. Шинина, «роль в обеспечении разведывательной информацией боевых операций Народно-революционной армии ДВР органами военной разведки (во взаимодействии со структурами «партийной» разведки) можно признать существенной»^[215].

Несмотря на то что Россия была союзницей Великобритании в войне с кайзеровской Германией, английские спецслужбы активно вели разведывательную деятельность на территории нашей страны, в том числе и на Севере. Шпионажем занимались сотрудники МИ-1к (с 1930-х годов — МИ-6), офицеры секции D военной разведки и Департамента военно-морской разведки (Naval Intelligence Department — NIP). В августе 1918 года после высадки интервентов в Архангельске им в помощь прибыли офицеры секции Н (особые операции).

Экономическую и политическую ситуацию на Севере России отслеживали сотрудники Мурманского отдела британского Министерства информации, функции и решаемые задачи которого практически не нашли отражения в литературе.

Американские спецслужбы в России представляли чины управления военно-морской разведки и отдела военной информации. В составе экспедиционного корпуса имелась армейская сыскная полиция, именуемая Полис Интеллидженс^[216].

Белогвардейская контрразведка на Севере России находилась практически в полной зависимости от интервентов, в первую очередь, англичан. По этой причине они не могли проводить каких-либо контрразведывательных мероприятий против союзников, чувствовавших себя хозяевами в крае. Тем не менее по мере возможности военно-регистрационная служба фиксировала враждебные России действия «своих партнеров». Так, она вскрыла проводимую англичанами операцию по выкачиванию при помощи военнослужащих валюты у местного населения. Агент Журун 26 ноября 1918 года доложил начальнику военно-регистрационного бюро в Мурманске, что им при негласной проверке установлен факт сотрудничества железнодорожного мастера станции Сорока К.П. Бриже с французской спецслужбой. Но русские контрразведчики были лишены возможности противодействовать акциям своих «союзников».

Основные усилия ВРО — ВРС сконцентрировало на противодействие германской, финской и советской разведкам.

Так, мурманская следственная комиссия по Александровскому и Кемскому уездам привлекла в качестве обвиняемого В.Л. Сенкевича — организатора и первого начальника Красной гвардии, в последующем — комиссара Мурманского краевого совета, разрабатывавшегося контрразведкой еще в 1917 году, как вероятного агента немецкой разведки^[217]. В ноябре по обвинению в шпионаже были высланы сотрудники консульства Финляндии^[218].

Но при этом следует отметить и случаи взаимодействия спецслужб по противодействию шпионажу противника. Например, 2 октября 1918 года союзный военно-контрольный отдел, получив сведения от английского Адмиралтейства, сообщил военно-регистрационному отделению о следовании в Архангельск известного немецкого террориста барона Раутерфельса и группы его помощников с целью уничтожения военных складов. Среди указанных Адмиралтейством фамилий значился некто П.Э. Персон. Контрразведчики обнаружили последнего при проверке парохода «Михаил Сидоров» и заключили в тюрьму для выяснения личности. Однако следственными мерами не удалось установить причастность Персона к немецкой разведке и выяснить его задачи. В связи с заключением перемирия с Германией его освободили под поручительство шведского вице-консула в Архангельске^[219].

Оценивая обстановку на границе с Финляндией как достаточно тревожную, начальник контрразведки Мурманского края А. Петров 21 мая 1918 года докладывал заведующему отделом обороны Мурманского района, что «в настоящий момент для краевой власти нет задачи более грандиозной и важной и вместе с тем более ответственной, чем оборона края». Контрразведчик отмечал концентрацию финских белогвардейцев в районе Печенги и Ковдозера, активизацию немецких подводных лодок в арктических морях^[220].

Чин для поручений при штабе командующего вооруженными силами Мурманского края Д.Н. Розанов получил задание отправиться в Норвегию в качестве резидента и во время пребывания в Вардэ вести наблюдение за всеми въезжающими в Россию (Архангельск, Мурманск и все становища) из Норвегии как русских, так и подданных нейтральных держав, а также въезжающими в Норвегию из России. Помимо того — выявлять лиц, заподозренных в связи с германской разведкой.

О последних требовалось собирать максимально полную информацию.

Кроме того, Д.Н. Розанову вменялось в обязанность оказывать содействие русским офицерам-разведчикам, командируемым в Норвегию «по делам службы». Собираемую информацию контрразведывательного и разведывательного характера русский резидент обязан был направлять в штаб «по возможности быстро» и лишь «через назначенное специально лицо»^[221].

Военно-регистрационная служба выслала за пределы Северной области К. Симона и П. Фюрети за причастность к германскому шпионажу и содействие большевикам^[222]. Столь мягкое наказание можно объяснить лишь недостаточным количеством улик. По некоторым документам можно судить, что борьба со шпионажем в Северной области велась на низком профессиональном уровне. Задержанных на фронте направляли в Архангельск для проведения следствия без указания данных, послуживших основанием к аресту, и свидетелей. Случалось, что арестованных по подозрению в шпионаже лиц приходилось освобождать из-за отсутствия улик^[223].

Первый опыт борьбы ВРО с советской агентурой оказался неудачным. Контрразведчики не смогли выявить красного разведчика Ф.А. Миллера в Олонецкой губернии, предотвратить утечку сведений о численности прибывающих на Север войск интервентов в штаб северо-восточного участка завесы^[224].

По мнению исследователя А.А. Иванова, причиной низкой результативности работы контрразведки в первые месяцы войны являлось недофинансирование, поскольку в октябре 1918 года «оклады агентам по информации» еще только разрабатывались^[225].

Еще одной причиной следует назвать болтливость военнослужащих. В подтверждение приведем выдержку из приказа генерала В.В. Марушевского от 26 марта 1919 года: «Военнослужащие болтают. В этом повинны как солдаты, так и офицеры, и преимущественно военнослужащие в штабах и тыловых учреждениях. Прошу одуматься и бросить болтать языком. Болтовня вредит возрождающейся армии и способствует противнику, и пусть каждый болтун знает, что я буду брать его именно с этой стороны, а при строгости законов военного времени ему нечего рассчитывать на безнаказанность или пощаду. Имею ряд достоверных фактов, что военнослужащие посвящают в вверенные им служебные вопросы своих жен и родственников. Требую прекратить болтовню раз и навсегда»^[226].

Чего было ожидать от армейских офицеров и солдат, когда даже сотрудники контрразведки уличались в разглашении секретных сведений. «До моего сведения дошло, что некоторые служащие вверенной мне службы болтают полученные но службе сведения, — фиксировал случаи разглашения секретной информации М.К. Рындин. — Требую прекратить болтовню, в противном случае виновных без сожаления предам суду»^[227].

Для улучшения противодействия советской разведке белые предприняли ряд мер. В частности, на большинстве дорог были установлены кордоны с численностью до шести человек на каждом для воспрепятствования перехода агентуры через линию фронта^[228]. Однако таким образом белые не смогли полностью поставить заслон проникновению агентуры красных. Некоторых красных разведчиков ВРС удалось выявить как с помощью секретной агентуры, так и благодаря поддержке правоохранительных органов и представителей общественных организаций.

ВРС перехватила инструкцию Особого отдела разведчикам, работавшим на фронте и в тылу, в которой был приведен перечень сведений, интересовавших советскую разведку. В мае — июне 1919 года ВРС смогла скрыть от командования 6-й армии прибытие в Архангельск двух британских бригад^[229].

С помощью военной цензуры удалось вскрыть разведывательную деятельность коменданта 5-го Северного стрелкового полка А. Бровкова и солдата П.К. Телова^[230]. По мнению мурманского историка А.А. Иванова, успехи военной цензуры на поприще борьбы с советским шпионажем были эпизодическими, «суммарная эффективность цензорской службы оставляла желать лучшего»^[231].

На Северо-Западе России белогвардейские спецслужбы, впрочем, как правительство и армия, находились в полной зависимости от интервентов, поэтому говорить о противодействии шпионажу союзников не приходится. В силу того что документы контрразведки армии генерала от инфантерии Н.Н. Юденича оказались уничтоженными, не представляется возможным даже фрагментарно отразить данный вопрос в настоящем исследовании. Лишь из приказа по Северо-Западной армии № 271 от 19 октября 1919 года стало известно, что заведующего гаражом главного начальника снабжения Северо-Западного фронта А. Садыкера предали военному суду по обвинению в передаче красным сведений о деятельности белогвардейских организаций в Финляндии и пропаганде большевизма^[232].

Военный чекист Н.С. Микулин сумел внедриться в штаб генерала Н.Н. Юденича и передавал оттуда ценную информацию. В сентябре 1919 года он был сожжен белыми в паровозной топке на ст. Ямбург^[233]. Существуют и другие версии гибели девятнадцатилетнего разведчика, однако причастность к ней белогвардейской контрразведки не просматривается^[234].

Анализ литературы и источников дает основание заключить, что и Советская Россия, и интервенты вели разведывательно-подрывную деятельность против Белого движения всеми находящимися в их распоряжении силами и средствами. Наряду со спецслужбами к ней привлекались другие государственные учреждения, а также организации политического, коммерческого и религиозного толка. Такая система позволяла собирать сведения различного характера и вести подрывную работу, направленную на разрушение потенциала белогвардейских государственных образований. Сопутствующими тому факторами явились недовольство значительной части населения социально-экономической политикой белогвардейских режимов, слабость власти, коррупция государственного аппарата, низкий уровень воинской дисциплины в армии, негативное отношение офицеров и нижних чинов к органам безопасности.

Борьба со шпионажем велась не системно и целенаправленно, а носила эпизодический характер и заключалась в основном в агентурном сопровождении. Случаи арестов и последующего предания суду были редкостью и относились в большей степени к большевистским разведчикам. Представляется, что причинами такого положения дел были следующие.

Во-первых, белогвардейские спецслужбы противодействовали разведывательно-подрывной деятельности большевиков и интервентов в одиночку. Высшее военно-политическое руководство считало, что обеспечение внешней безопасности режимов являлось прерогативой лишь контрразведки. Между тем уже в то время характерным примером тому являлась Советская Россия, где складывалась система безопасности, составными частями которой являлись органы государственной власти и партийно-политический аппарат, а спецслужбы находились в верхней части такой «пирамиды».

Во-вторых, по своим силам и средствам, кадровому потенциалу белогвардейские контрразведывательные органы уступали спецслужбам зарубежных стран, а в конце войны — и советским.

В-третьих, контрразведывательные органы антибольшевистских режимов в основном сконцентрировали свои усилия на политическом сыске, считая контршпионаж второстепенным делом. Здесь свою роль, по мнению автора, сыграло Положение о контрразведывательной службе, принятое в 1917 году после разгона Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов и поэтому предписывающее контрразведке заниматься политическим сыском. Этот документ лег в основу Временных положений о контрразведке, утвержденных в годы Гражданской войны. Однако новое положение четко не определяло круг полномочий контрразведки в борьбе с государственными преступлениями, что приводило к дублированию функций спецслужб и созданных органов политического сыска. В результате контрразведке пришлось распылять свои незначительные силы, что негативно сказалось на обеспечении государственных образований и армий.

3. Борьба с большевистским подпольем

Важнейшей задачей контрразведывательных органов всех без исключения белогвардейских режимов являлась борьба с большевистским подпольем, поскольку советское правительство придавало большое значение ведению активных подрывных действий в тылу белых армий. Большевики занимались организацией восстаний, забастовок, демонстраций, саботажем, пропагандой и агитацией среди населения и войск противника. Сочетание самых разных форм и методов борьбы ослабляло белогвардейские режимы изнутри, способствовало победам Красной армии.

В 1918–1919 годах большую работу по организации подполья и ведению агитационно-пропагандистской деятельности по разложению войск и тыла противника проводили В.И. Ленин и Я.М. Свердлов. Из Москвы осуществлялось руководство донским, северным, северокавказским, сибирским и украинским подпольем. Советская Россия оказывала подполью поддержку кадрами, деньгами, оружием и пропагандистской литературой.

Конспиративный характер деятельности подпольных организаций потребовал соответствующих форм и методов противодействия со стороны белогвардейских режимов. Поэтому самым подходящим инструментом в обеспечении внутренней безопасности, безусловно, являлись контрразведывательные и сыскные органы.

Одной из задач контрразведки как раз и являлась борьба с большевистским подпольем, или, говоря языком одного из Временных положений, с лицами, «которые своей деятельностью могут благоприятствовать или фактически неприятелю… или посягают на нисположение существующего государственного строя и нарушения общественного порядка»^[235].

А поскольку на территориях, подконтрольных белым армиям, таковых лиц оказалось достаточно много и они представляли серьезную угрозу безопасности всем без исключения белогвардейским режимам, то борьба с ними требовала от контрразведывательных органов значительных затрат сил и средств и, по сути, являлась их основной задачей.

Эту задачу генерал-лейтенант А.С. Лукомский сформулировал следующим образом: «В аресте большевистских агитаторов и видных большевистских деятелей, оставляемых большевиками в районах, которые они принуждены были очищать при наступлении нашей армии; в производстве предварительного дознания относительно тех местных жителей, которые во время господства большевиков в данной местности своей деятельностью особо способствовали укреплению советской власти; в аресте в войсковых районах вновь проникавших туда большевистских агентов»^[236].

Что же касается противодействия контрразведывательных органов партизанскому движению различного политического окраса (красным и зеленым), то, подчеркнем, их роль в основном сводилась к информированию командования о подготовке вооруженных восстаний, ликвидации подполья, как организующей и объединяющей силы. Явно недостаточное участие спецслужб в борьбе с партизанским и повстанческим движением объясняется широким размахом последнего. На Юге России, в Сибири и на Дальнем Востоке партизаны контролировали целые районы, а численность отдельных формирований достигала нескольких тысяч человек. Находилось также немало отрядов, возглавляемых эсерами и анархистами. Для борьбы с ними белогвардейские генералы были вынуждены снимать с фронта части и проводить войсковые карательные акции.

В борьбе с партизанами, контролировавшими обширные территории, белогвардейскому командованию в большей степени была необходима разведывательная информация об их местах дислокации, численности, вооружении и намерениях командиров или атаманов. Хотя отмечались случаи получения сведений о партизанах органами контрразведки.

Рассмотрим, как велась борьба с большевистским подпольем белогвардейскими режимами.

После зарождения Добровольческой армии ее военное и политическое положение на Дону было неустойчивым. В тот период белогвардейские органы безопасности работали крайне слабо. Видимо, по этой причине не сохранилось документов, касающихся деятельности контрразведки. До нас дошли лишь некоторые воспоминания, написанные бывшими ее сотрудниками уже в эмиграции, являющиеся сегодня основным источником.

Так, полковник С.Н. Ряснянский признал результаты борьбы с большевистским подпольем весьма скромными: «…за время моего заведывания указанными контрразведками (добровольческой и донской. — Авт.), было арестовано всего какой-нибудь десяток большевиков, тогда как их были тысячи… Перед уходом из Новочеркасска я приказал всех арестованных, числящихся за контрразведкой, освободить… несмотря на громадную энергию, проявленную юными сыщиками в поисках большевистских агентов и выявления их работы, эти поиски почти не приводили к положительным результатам. Доходило иногда дело до перестрелки в темных кварталах Новочеркасска и Ростова, были раненые и убитые с обеих сторон, но это была не контрразведка, а боевая стычка… Не все у нас шло гладко и многое было не налажено, но у нас не было главного — денег, денег и денег… Препятствия чинили все, а помогали единицы»^[237].

Подпоручик Н.Ф. Сигида, выполнявший секретное поручение штаба Добровольческой армии в советском тылу, знал многих советских работников. Став во главе небольшой охранной группы после занятия немцами Таганрога, он получал or оккупантов ордера на проведение обысков и арестов бывших сотрудников советских органов власти. Германский военный комендант, несмотря на протесты со стороны городского головы Петренко, не вмешивался в работу группы Н.Ф. Сигиды^[238].

Второй Кубанский поход увенчался успехом белогвардейцев, под контролем которых находилась часть территории юга России. В это время шло формирование органов власти, реставрировались прежние порядки, земли и предприятия возвращались их прежним владельцам. В июле — сентябре

1918 года Добровольческая армия вела успешные бои по занятию Северного Кавказа и Кубани, Донская армия наступала на Царицын.

Отступление войск Южного фронта заставило советское правительство принять ряд неотложных мер по его укреплению. При этом неослабное внимание уделялось работе в тылу противника. Красное командование и партийные структуры создали в тылу белогвардейских войск сеть подпольных организаций. Уходя из крупных населенных пунктов, они наполняли тюрьмы коммунистами и агитаторами под видом черносотенцев и контрреволюционеров, которые после освобождения из заключения новыми властями начинали вести подрывную работу: собирали военно-разведывательные данные, совершали диверсии на предприятиях, готовили вооруженные восстания. Обладая значительными денежными средствами, подпольщики подкупали чиновников государственных учреждений и военно-управленческих структур, капитанов судов, перевозивших агитаторов и литературу, а также сотрудников спецслужб. Коррумпированные контрразведчики за взятки освобождали большевистских активистов из-под ареста^[239].

Руководимое из Советской России подполье представляло собой внушительную силу. Так, на Украине к осени 1918 года существовало свыше 200 подпольных коммунистических организаций, действовавших в Киеве, Николаеве, Харькове, Одессе и других городах. Только в июле — августе 1918 года произошло 11 забастовок рабочих-металлистов. ЦК КП(б)У и Временное железнодорожное оргбюро направляли своих инструкторов к участникам общей забастовки железнодорожников, к шторой в июне 1918 года присоединилось около 200 тыс. человек^[240].

Донское бюро РКП(б) поддерживало связь с подпольными организациями на Дону, Северном Кавказе в Донбассе. Только в ноябре — декабре 1918 года было образовано 10 нелегальных партийных комитетов — в Ростове, Новочеркасске, Таганроге, Макеевке, Енакиево и других городах^[241].

Целенаправленная работа деникинских спецслужб по выявлению нелегальных антиправительственных организаций давала положительные результаты в ряде городов Юга России. Осенью 1918 года агентура вышла на след таганрогской организации. В ходе дальнейшей оперативной разработки удалось выявить и арестовать ее членов. Однако Ростово-Нахичеванский комитет РКП(б) организовал в Таганроге новую подпольную группу, которая, используя мобилизации, внедряла своих людей в белогвардейские штабы и радиостанции, получала ценные разведывательные сведения^[242].

Весьма продуктивно велась работа против подполья в Ростове-на-Дону. С августа по декабрь 1918 года ростовским контрразведывательным пунктом Астраханского казачьего войска было задержано 9 человек по подозрению в большевизме. 5 из них пришлось освободить за отсутствием улик^[243].

В марте 1919 года был арестован студент Донского университета М.А. Козлов, который по заданию Москвы, используя рекомендации присяжных поверенных Ф.С. Генч-Огауева, Я.С. Штейермана, В.Ф. Зеелера и других, устроился на работу в ОСВАГ. Расследованием было установлено, что М.А. Козлов использовал бланки и печать отдела для заготовки документов подпольщикам, которые распространяли запрещенную большевистскую литературу и агитировали от имени деникинского ОСВАГа^[244]. Параллельно выяснилась причастность других лиц данного учреждения к сотрудничеству с красными. Так, начальник части общих дел А.И. Павловский, игравший видную роль в исполкоме Совета солдатских и рабочих депутатов в Ростове-на-Дону, устроил в отдел пропаганды поручика А. Стрельникова, семья которого отличалась левыми взглядами. Большевистского агента П.П. Потемкина уличили в хищении восковок от секретных сводок, но дело замяли. Должность помощника начальника осведомительного бюро исполнял инженер-технолог В.И. Форсблюм, ранее состоявший комиссаром на заводе «Айваз». Присяжный поверенный А.З. Городинский, занимавший должность юрисконсульта отдела пропаганды, постановлением ростовского военно-полевого суда обвинялся в пособничестве противнику и укрывательстве комиссара С. Рогонского. Его дело было передано в судебно-следственную комиссию.

В типографии ОСВАГ также находились служащие, поддерживавшие связь с большевистским центром, куда они передавали все поступавшие к ним для печатания секретные сведения^[245].

После личного доклада генералу П.Н. Врангелю заведующего донской контрразведкой полковника Сорохтина и начальника КРО штаба Кавказской Добровольческой армией ротмистра Маньковского П.Н. Врангелю о прибытии в Ростов-на-Дону ряда большевистских агентов и намерении их при содействии местных организаций вызвать выступления в городе командарм приказал немедленно их арестовать. П.Н. Врангель считал, что «только решительные действия власти могут еще заставить считаться с ней». В ту же ночь контрразведка арестовала около 70 человек. 6 наиболее видных большевистских деятелей были преданы военно-полевому суду и приговорены к расстрелу^[246].

В мае 1919 года контрразведчики нанесли удар по ростовскому подполью: раскрыли типографию, арестовали ее работников. Расследование помогло выйти на нелегальные группы в Новочеркасске и Таганроге. Всего удалось арестовать 60 активистов. Но уже в июне эти организации были восстановлены и продолжили свою деятельность.

Органы контрразведки неоднократно нападали на след Донского комитета партии, арестовывали его работников, разгромили две типографии, но большевики снова продолжали работу, направленную на подрыв безопасности белогвардейского тыла. Проведенные аресты не смогли существенно противодействовать активной пропаганде донских подпольщиков. Население все чаще отказывалось от мобилизации. Предпринятые репрессивные меры не принесли желаемых результатов. Большинство насильно мобилизованных перешло на сторону Красной армии или присоединилось к партизанам^[247].

В 1918 году еще слабые в профессиональном отношении спецслужбы Крыма не могли эффективно противодействовать большевистскому подполью. Агентура в основном сообщала о большевистской агитации среди белогвардейских частей и войск интервентов, росте недовольства населения политикой белых, дороговизне топлива, спекуляции и т. д. Часто проводимые облавы не давали конкретных результатов. Несмотря на слабый агентурный аппарат, контрразведка все же смогла узнать о подготовке Симферопольского подпольного комитета к вооруженному выступлению. Чтобы воспрепятствовать намерению большевиков, она арестовала секретаря горкома Я.Х. Тевлина и члена комитета Д.С. Самотина, приняла меры к розыску других видных членов организации, а также выявлению связанных с большевиками двух офицеров местного авиапарка, носивших подпольные клички «Сашка» и «Васька»^[248].

«Они (симферопольские контрразведчики. — Авт.) несколько раз находили спрятанное оружие по указаниям своей агентуры; имеют ценные сведения о главарях и рядовых большевиках; имеют не только слежку, но в важных случаях по своей инициативе совершенно ликвидируют вредных лиц, делая это бесшумно и аккуратно в противоположность Ялте, где скандалы всплывают один за другим», — сообщал сотрудник «Азбуки» «Наш» в январе 1919 года. Контрразведка смогла выявить действовавший в районе города отряд численностью в 400 человек, имеющий на вооружении до 2000 винтовок, до 100 пулеметов, а также склады боеприпасов и 16 орудий^[249].

В марте 1919 года в Севастополе контрразведка арестовала несколько человек по подозрению в принадлежности к стачечному комитету. Однако только двое из них реально имели отношение к подполью. Проводившиеся в городах облавы были низкорезультативными^[250].

В апреле 1919 года части Красной армии заняли почти всю территорию Крыма, за исключением Керченского полуострова. Но в конце мая — начале июня обстановка вновь изменилась, и Южный фронт РККА отступил на север. С приходом в Крым белогвардейцам вновь пришлось формировать контрразведывательные органы, укомплектовывать их кадрами, создавать агентурный аппарат, что негативно отразилось на результатах их деятельности. Например, работа севастопольской сухопутной контрразведки (КРО штаба крепости и КРП штаба главнокомандующего ВСЮР), по мнению начальника паспортного пропускного пункта полковника Ростова, вызывала много нареканий. Он считал ее излишней при наличии хорошо поставленной морской контрразведки^[251]. Будущее подтвердило правоту оценки офицера. Особое отделение Морского управления в декабре 1919 года — январе 1920 года на нескольких судах флота арестовало 18 матросов, многие из которых являлись членами подпольных групп^[252]. «Самочинное» крепостное КРО просуществовало недолго. КРП штаба главкома себя ничем не проявил. Ему, в частности, не удалось предотвратить проникновения в государственные учреждения агентуры разведывательных структур большевистских организаций. Например, в Симферополе подпольщики из канцелярии губернатора получали секретные сводки о состоянии дел на фронте и ценную информацию политического розыска. Благодаря чему им было известно о провале явочных квартир и арестах, что позволяло своевременно предпринимать соответствующие меры безопасности^[253].

Летом 1919 года в Крыму наблюдалось затишье в противоборстве между большевистским подпольем и белогвардейскими спецслужбами, т. к. обе стороны находились в фазе становления. Эвакуированные из Севастополя в конце июня органы советской власти еще не успели организовать подпольные структуры. И только в августе на подпольной конференции был создан севастопольский горком РКП(б), взявший на себя функции обкома и наметивший план борьбы с белогвардейцами^[254].

Воссозданные большевиками организации ушли в глубокое подполье, о чем докладывал таврическому губернатору полковник Л.Ф. Астраханцев: «Во избежание провала, работы комитета ведутся при весьма конспиративной обстановке, заседания проходят тайно, распоряжения отдаются устно, все письменные доказательства работы, а также запасы оружия и взрывчатых веществ хранятся вне квартиры, закапываются в землю или прячутся по разным тайным местам»^[255].

До подполья контрразведка смогла добраться только в феврале 1920 года, а в конце 1919 года отыгрывалась на мирном населении. В декабре большевики Крыма в докладе ЦК РКП(б) писали, что 736 жителям Севастополя было предъявлено обвинение в активном большевизме^[256].

В конце февраля 1920 года контрразведка арестовала группу подпольщиков во главе с И.А. Назукиным, чем сорвала готовившееся восстание. А 19 марта морская контрразведка арестовала ревком во время его заседания и одновременно еще 28 человек на Корабельной стороне^[257].

Екатеринодарский областной подпольный комитет РКП(б) также попал в разработку контрразведки. Однако из-за ошибок сотрудников многим подпольщикам удалось избежать ареста. КРО штаба командующего войсками Северного Кавказа получило сведения от заслуживающего доверия источника, что подпольщик профессор Валединский после освобождения из заключения должен установить связь с большевистскими организациями. 17 января 1917 года он выехал в Екатеринодар под негласным надзором поручика Фролова, трех агентов-наблюдателей и осведомителя. В результате допущенной КРЧ штаба главкома ВСЮР поспешности и передачи дела в другие руки арестованным оказался лишь профессор Валединский, остальные члены Екатеринодарского комитета РКП(б) скрылись, будучи предупрежденными об опасности^[258].

Проводя дальнейшую разработку вышеназванной подпольной организации, контрразведка произвела 29 арестов. 30 мая в газете «Утро Юга» появилась заметка, раскрывавшая намерения КРО по ликвидации подполья. Данная публикация, изображавшая будто бы полный разгром комитета, послужила сигналом для перехода подпольщиков на нелегальное положение^[259]. Этот случай стал предметом служебного расследования для установления лица, предоставившего редакции совершенно секретные сведения. Выявили ли спецслужбы канал утечки информации, однозначно сказать трудно, поскольку документов, имеющих отношение к данному вопросу, автору обнаружить не удалось.

Заслуживает внимания противодействие деникинских спецслужб советскому подполью в Одессе. Обратим внимание, что наиболее остро разгоралась борьба весной 1919 года. Данное обстоятельство связано с двумя факторами: активностью большевиков и профессиональной работой контрразведки. В то время КРО штаба командующего войсками Добровольческой армии Одесского района возглавлял статский советник В.Г. Орлов.

Белогвардейские органы безопасности располагали сведениями о руководителях и рядовых членах городского подполья, его структуре, местах расположения складов оружия, вооруженном отряде, а также задачах: подготовке восстания, ведении разведки и агитации в Добровольческой армии и войсках интервентов, совершении террористических актов и диверсий на железных дорогах^[260].

Поскольку организация, возглавляемая И.Ф. Смирновым (псевдоним Ласточкин), представляла для местных властей и воинских частей, в том числе и союзных, серьезную угрозу, было принято решение ее ликвидировать, объединив усилия вышеупомянутого КРО и французской контрразведки, которой руководил майор Порталь.

Контрразведка интервентов сконцентрировала основное внимание на французской секции Иностранной коллегии, а белогвардейская — на подпольном обкоме во главе с И.Ф. Смирновым.

1 марта 1919 года удалось арестовать прибывшую ранее в Одессу по заданию ЦК РКП(б) французскую коммунистку Ж. Лябурб, а также задержать нескольких активистов Иностранной коллегии. Интервенты после допросов расстреляли десять военнослужащих, нарушивших присягу.

В.Г. Орлов подставил подпольщикам своего агента офицера Ройтмана. Историк спецслужб А.А. Зданович, основываясь на архивных документах, пишет, что руководитель подполья клюнул на «приманку» и взял его как ценного источника на личную связь. 15 марта должна была состояться встреча И.Ф. Смирнова с Ройтманом для получения списка офицеров Добровольческой армии, якобы готовых примкнуть к подпольщикам в случае восстания. Контрразведчики арестовали Смирнова-Ласточкина и передали его под охрану французам. Интервенты содержали председателя подпольного обкома на одном из судов, а затем утопили вместе с другими узниками плавучей тюрьмы^[261].

Несмотря на арест руководителя подполья и разгром Иностранной коллегии, закрепить успех белым не удалось. 2 апреля 1919 года французским штабом было сделано объявление об эвакуации, и через два дня интервенты покинули город.

После возвращения белых в Одессу новый этап борьбы с подпольем не был столь продуктивным, как ранее. К тому времени В.Г. Орлов уже возглавлял КРЧ особого отделения отдела Генштаба. Местным КРО руководил чиновник Кирпичников.

Заняв Одессу, белогвардейцы начали расправу над большевиками. Как следует из воспоминаний следователя отделения капитана С.В. Устинова, появившиеся «самочинные» контрразведки арестовывали ни в чем не повинных людей, забирали у них документы, деньги, драгоценности и отправляли в тюрьму без предъявления какого-либо обвинения. За контрразведкой числилось 1800 арестованных. Занятые поступившими в изобилии делами, органы безопасности белых не имели возможности разобраться в создавшемся хаосе^[262]. По данным H.Л. Соболя, на 28 декабря 1919 года в тюрьме находилось 1075 человек, 800 из которых обвинялись в принадлежности к большевикам и им сочувствующим^[263].

По свидетельству С.В. Устинова, возглавлявший КРО чиновник Кирпичников брал крупные взятки, «…очень часто без всяких оснований прекращал дела, не считаясь с заключением следователя, и освобождал своей властью арестованных, преступная деятельность которых была несомненна». Но Кирпичников был не одинок. Далее С.В. Устинов пишет: «Наши агенты завели секретные отношения с большевиками, обеспечивая себе службу на случай их прихода. В том, что среди наших агентов были провокаторы, которые состояли также на службе у большевиков, в том я никогда не сомневался, так как, к сожалению, такое явление наблюдалось постоянно, где приходилось прибегать к помощи сомнительной агентуры и оплачивать ее труп грошами»^[264]. Возможно, поэтому арестованные контрразведкой и заключенные в одесскую тюрьму чекисты остались живы и дождались освобождения города^[265].

«…не было такого преступления, за которое нельзя было откупиться от суда и расправы добровольцев, — свидетельствовал один из очевидцев. — Не было греха, который за взятку не был бы отпущен. Многие арестованные, подчас совсем невинные даже с точки зрения добровольцев, мучительно умирали только потому, что у них не было денег для подкупа»^[266]. Другие источники свидетельствуют, что крупные взятки далеко не всегда спасали арестованных подпольщиков от сурового приговора.

Общая безалаберность, беспринципность, коррумпированность и низкий профессионализм сотрудников не позволяли одесской контрразведке оказать достойное противодействие большевистскому подполью. Даже когда деникинская армия находилась под Москвой, в городе нелегально издавалась газета «Одесский коммунист», предрекавшая возвращение большевиков к Рождеству. В одном из 19 выпущенных номеров дате был опубликован добытый подпольщиками приказ по армии, не предназначавшийся для широкой огласки^[267].

Контрразведка все же смогла арестовать ряд работников одесского подполья. Погибли руководитель разведывательного отдела военно-революционного штаба А.В. Хворостин и сменивший его П. Лазарев, секретарь союза металлистов Горбатов.

4 января 1920 года была осуждена группа молодежи: 9 человек из 17 военно-полевой суд приговорил к смертной казни^[268].

«…Все эти шпики, испытанные старые полицейские и жандармские ищейки слишком мало были знакомы с новыми методами нашей подпольной работы, и нужен был с лишком полугодовой опыт, чтобы напасть на один верный след, впоследствии обнаруживший часть нашей организации и приведший к делу 17-ти», — писал о своих противниках руководитель военно-революционного повстанческого штаба С.Б. Ингулов^[269].

Произведенные в Одессе аресты мало повлияли на деятельность большевиков. В ноябре 1919 года они смогли провести общегородскую подпольную конференцию, которая дала вновь избранному горкому директиву по дезорганизации белогвардейского тыла^[270].

Контрразведчики выявили сотни лиц, чья враждебная деятельность наносила вред безопасности тыла, и принимали меры к их розыску. В частности, в конце 1919 года временно исполнявший должность начальника КРО при штабе главноначальствующего и командующего войсками Терско-Дагестанского края направил начальнику КРЧ штаба главкома ВСЮР список, в котором значилось 1363 человека: представители органов советской власти, командиры соединений и частей, комиссары, сотрудники ЧК и пр.^[271]

К числу крупных операций, проведенных деникинской контрразведкой, историк В.Ж. Цветков относит четырехкратную ликвидацию всех большевистских организаций в Харькове в августе — октябре 1919 года, а также подпольных комитетов в Одессе, Николаеве, Киеве летом — осенью 1919 года^[272].

Заметим, что некоторые выводы, сделанные исследователем, не являются бесспорными. Это, прежде всего, относится к материалам о разгроме подполья в Харькове и Николаеве. Участник большевистского подполья на Дону и на Украине П.И. Долгип пишет, что харьковский подпольный ревком контрразведка ликвидировала три раза. «Четвертый подпольный ревком, ставший сразу после гибели третьего на боевой пост, привел подпольную группу бойцов к победе, несмотря на провокации, провалы». Еще один участник подполья — М.Н. Ленау — опровергает сообщение начальника штаба 3-го армейского корпуса о ликвидации подпольной организации в Николаеве 20 ноября 1919 года: «Ни один из членов комитета, никто из активных подпольных работников партии не был арестован. В тот же день состоялось собрание подпольной организации»^[273].

В данном случае, на наш взгляд, советские источники вызывают больше доверия, нежели белогвардейские, поскольку контрразведка, видимо, не располагавшая всесторонней информацией о подполье, произведя аресты многих его членов, докладывала начальству о полном разгроме организаций. Эти сведения не всегда отражали реальное положение вещей.

И тем не менее вышеприведенные факты свидетельствуют о достаточно эффективной работе деникинских спецслужб, сумевших нанести ряд серьезных ударов по большевистскому подполью и тем самым не допустить вооруженных восстаний в крупных городах Юга России.

Контрразведке иногда удавалось осуществлять агентурные проникновения в большевистские организации. Так, в середине июня 1919 года спецслужбой было перехвачено письмо от бакинских большевиков, в котором передавались инструкции по взрыву железнодорожного полотна в районе Дербента. Арестовав исполнителя диверсионного акта слесаря С. Дрожжина, контрразведка внедрила секретного сотрудника в организацию и установила наружное наблюдение за конспиративными квартирами, что позволило установить ряд причастных к ней лиц, арестовать курьера вместе с перепиской, давшей новые нити к выяснению остальных ячеек Северного Кавказа^[274].

По признанию С.Б. Ингулова, одной из причин провалов являлось предательство в собственных рядах: «…наша внутренняя провокация… дала контрразведке гораздо больше дел, чем вся масса официальных и секретных сотрудников… Подполье всегда рождало провокаторов, деникинско-врангелевское — особенно. Украина насчитывает в числе провокаторов, активно работавших в деникинских контрразведках, членов партии, при Советской власти занимавших посты председателей Исполкомов». По его мнению, во время легального существования советской власти появилась прослойка партийных работников с «чиновничьими навыками», которые были перенесены в подполье и несли «провалы за провалами»^[275]. Украинский исследователь В.В. Крестьянников тоже пишет, что агентом контрразведки являлся член крымского подпольного обкома РКП(б) А. Ахтырский^[276].

Вопрос о провокаторской деятельности и о «провокаторах», на наш взгляд, нуждается в пояснениях. Как известно, революционеры, а затем и красные подпольщики, в годы Гражданской войны называли провокаторами всех секретных сотрудников царской охранки и белогвардейской контрразведки. Но профессионалы данную точку зрения не разделяли. «Секретных сотрудников, скорее всего, можно приравнять к провокаторам, но это не совсем верно, — поясняли в начале 20-х годов прошлого века И.П. Залдат и С.С. Турло. — Провокатор сам организует и ведет работу, вовлекая в нее других лиц, в то время как секретный сотрудник только делает донесения»^[277].

Современные справочные издания дают определение провокации как одному из методов политической борьбы государства с революционерами, юристы же считают провокацией уголовно наказуемое подстрекательство к «совершению преступления лиц, которые ранее не помышляли заниматься преступной деятельностью». «Провокация как метод политической борьбы состоит в создании обстоятельств, вынуждающих политического противника к активным действиям, выявляющим преступный характер его деятельности с целью прекращения таковой с применением судебной репрессии, — пишет доктор юридических наук С.Н. Жаров. — Такие действия были одной из основных обязанностей секретных сотрудников охранки, урегулированных нормативными актами Российской империи»^[278]. С уральским исследователем солидарны московские ученые С.В. Лекарев, А.Г. Шаваев: «Сущность провокации — искусственное создание доказательств совершения преступной деятельности. Этот метод царской охранкой использовался активно и повсеместно, независимо от того, где проводилась оперативная разработка»^[279].

Применяли ли контрразведчики провокацию, как метод борьбы с большевистскими подпольными организациями, документы белогвардейских спецслужб однозначного ответа не дают. Автор склонен предполагать, что провокация ими, вероятнее всего, не применялась или применялась очень редко по двум причинам. Во-первых, контрразведчикам не было острой необходимости подталкивать подпольщиков к энергичным противоправным действиям, поскольку руководимые из Советской России организации сами проводили активную подрывную работу в тылу ВСЮР. Во-вторых, по своему профессиональному потенциалу и по менталитету деникинские контрразведчики, еще в недавнем прошлом армейские офицеры, вряд ли были способны на организацию провокаций. Скорее всего, слово «провокатор» пришло в лексикон подпольщиков из дореволюционного прошлого, и называли так они уже разоблаченных агентов.

А из какой среды были агенты, как попали в организацию, по каким мотивам стали сотрудничать с контрразведкой? На эти и другие вопросы документы деникинской контрразведки также ответов не дают. Однако из мирового и отечественного опыта деятельности спецслужб они хорошо известны. Забегая несколько вперед, обратимся к исследованию сибирского историка Н.В. Грекова, который на основе изученных документов выделил четыре мотива сотрудничества граждан с белогвардейскими спецслужбами в годы Гражданской войны: 1) желание заработать; 2) стремление укрыться от мобилизации;

3) для арестованных — шанс сохранить жизнь или свободу;

4) ненависть к большевикам или желание возродить Россию^[280]. Можно с большой долей вероятности допустить, что схожие мотивы сотрудничества могли иметь место и на Юге России. Ведь в годы Гражданской войны разделение проходило через все слои общества. Как известно, немало рабочих тоже поддерживало Белое движение, поэтому не исключено, что по идейным соображениям они становились агентами деникинской контрразведки и легко внедрялись в большевистские подпольные организации. В голодное и «лишенное принципов» время находились лица, решившие подзаработать на негласном сотрудничестве со спецслужбами.

В напряженной ситуации заваленным работой сотрудникам не всегда хватало профессионализма и терпения негласным путем выявить всех членов организации, их явки и пароли. Поэтому, арестовав несколько человек, чины контрразведки применяли к ним меры физического воздействия для того, чтобы установить местонахождение остальных подпольщиков. Или же хватали всех подряд, надеясь в ходе допросов получить необходимые признания от подозреваемых.

О пытках подследственных документы белогвардейских спецслужб умалчивают. Превышавшие служебные полномочия сотрудники, по всей вероятности, не желали фиксировать на бумаге следы своих преступлений. В частности, в докладе начальника особого отделения при штабе Киевской области, датированном 20 ноября 1919 года, говорится, что захваченные контрразведкой во время ликвидации готовящегося восстания приказом коменданта города были преданы военно-полевому суду и приговорены к смертной казни. Проведение «самочинных» расстрелов сотрудниками отделения он отрицал, при этом упоминал, что при попытке к бегству убиты арестованные члены ЦК боротьбистов, приговоренные к смертной казни^[281].

В советской исторической и мемуарной литературе зверствам белых уделяется достаточно много внимания. Возьмем, в частности, изданную в 1928 году брошюру В. Бобрика, где автор резюмирует: «Трупы, трупы и трупы устилали собой путь кавказских контрразведок»^[282]. Многие участники большевистского подполья на Юге России также свидетельствуют о пытках во время допросов и расстрелах^[283]. Вполне допустимо, что некоторые подпольщики, не выдержав истязаний, пытались сохранить себе жизнь или свободу путем соглашения о негласном сотрудничестве с контрразведкой. О пытках и расстрелах сообщали и белоэмигранты: Г. Виллиам, Н.Ф. Сигида, С.В. Устинов^[284]. Последний, приводя факты злоупотреблений служебным положением сотрудников контрразведки, в то же время акцентирует внимание на том, что следователи этого учреждения пытались придать работе формы законности: «Большинство из них (следователей. — Авт.) были старые опытные юристы, которые привыкли к спокойной беспристрастной работе. Они не принимали участия в гражданской войне и поэтому не были заражены ненавистью и жаждой мщения к большевикам. Только после вполне законченного следствия и при наличии достаточных оснований следователь передавал дело в суд. На этой почве между следователями и офицерами агентурного отдела были постоянные расхождения. Ретивые агенты старались захватить и упечь как можно более большевиков, а потому причины для ареста иногда были настолько неосновательны, что следователь принужден был освобождать немедленно по приводе к нему арестованного, к большому неудовольствию агента. И надо было иметь много настойчивости и даже мужества, чтобы отстоять свое решение об освобождении, не боясь возмущения и даже возможности подозрения в подкупе»^[285].

Некоторые руководители органов безопасности, наоборот, считали, что контрразведка «ведет дело весьма вяло», поскольку служившие в ней лица судебного ведомства старались «все вогнать в формулу законности», мешавшую быстроте «принятия решения вопросов и необходимого террора». «На фоне «чрезвычайки» наша контрразведка вызывает у обывателя снисходительную улыбку», — говорится в документе^[286].

По мнению профессора С.В. Леонова, деятельность ВЧК, где доминировали методы непосредственной расправы (массовые аресты, расстрелы, обыски, взятие в заложники и т. д.), «стала одним из принципиальных факторов, обеспечивших большевикам победу в Гражданской войне». С ее помощью власти смогли подавить «внутреннюю контрреволюцию», бороться со спецслужбами противника и иностранных государств, бандитизмом и т. д.^[287] Сложно не согласиться с ученым. Деникинская контрразведка не обладала столь высокими полномочиями, имела гораздо меньшую численность, являлась децентрализованной и уступала ВЧК еще по целому ряду параметров. Комплексное сравнение обеих спецслужб достойно отдельного обстоятельного исследования.

Естественно, недостатки в организационном строительстве, низкая квалификация кадров, коррупция органов контрразведки сыграли не последнюю роль в решении стоящих перед ними задач. Но при этом следует обратить внимание и на другие проблемы, которые буквально сводили к нулевым результатам работу спецслужб.

Обращает на себя внимание тот факт, что разгромленные организации через некоторое время вновь восстанавливались и продолжали свою деятельность. Это стало возможным лишь только при активной и целенаправленной поддержке подполья из Советской России.

В своем широко известном обращении «Все на борьбу с Деникиным!» В.И. Ленин требовал: «Все силы рабочих и крестьян, все силы Советской республики должны быть напряжены, чтобы отразить нашествие Деникина и победить его, не останавливая победного наступления Красной армии на Урал и Сибирь. В этом состоит основная задача момента»^[288]. «Успехи большевистского подполья Дона и Кубани в значительной мере обуславливались постоянным руководством ЦК РКП(б) как через Донбюро РКП(б), так и непосредственно, — пишет Н.Ф. Катков. — ЦК партии давал подполью указания и конкретные задания, оказывал материальную, денежную помощь и помощь кадрами и литературой»^[289].

Большевики хорошо понимали роль идеологического воздействия на массы, поэтому создали разветвленную систему политической пропаганды среди войск белогвардейцев, интервентов и местного населения. Тайно появляясь в населенных пунктах, агитаторы распространяли слухи о крупных победах большевиков, призывали кончать Гражданскую войну и уклоняться от мобилизации. Значительный успех имела агитация среди дезертиров и солдат, чьи части оказались расквартированными вблизи их родных сел. Итогом такой разрушительной работы являлось дезертирство, отказ нести службу, а в некоторых случаях и восстания.

Только на Астраханский театр военных действий было направлено более двухсот человек^[290]. Их массовая засылка осуществлялась в Донскую область и северо-восточную часть Ставропольской губернии агитаторами. Некоторые из них были захвачены и расстреляны. По признанию начальника КРП Всевеликого войска Донского, большевистская агитация способствовала развалу Донской армии, принявшему «грозные размеры»^[291].

Поскольку контрразведчики проявляли повышенное внимание к лицам мужского пола, вместо них в белогвардейский тыл направлялись подростки, инвалиды, а также женщины, которые, следуя за солдатами в качестве их жен, сеяли замешательство, частные неудачи белогвардейцев преподносили в преувеличенной форме, что пагубно влияло на настроение войск. В результате такой пропаганды во вновь сформированных частях чувствовалась дезорганизованность, были случаи отказа идти в бой, а также убийства своих командиров^[292]. «Советская пропаганда, пожалуй, самое страшное оружие», — констатировала деникинская газета «Жизнь» в 1919 году^[293].

Успехи советской агитации руководители деникинских спецслужб не без основания объясняли усталостью населения от войны, удорожанием жизненного уровня, победами красных частей и разочарованием в помощи союзников^[294].

Нерешенный «земельный вопрос», частые реквизиции, грабежи, террор, низкая заработная плата, высокие цены на товары первой необходимости, спекуляция негативно воспринимались аполитично настроенными городскими и сельскими жителями. Этим обстоятельством воспользовались большевики, умело проводя пропагандистские акции. Исследователь психологической войны В.Г. Крысько, изучивший опыт большевистской пропаганды в Годы Гражданской войны, не согласен с тем, что действенность большевистской пропаганды объяснялась высоким идейным содержанием. По его мнению, «главное для эффективности пропагандистского воздействия — не само содержание агитационно-пропагандистских материалов, а соответствие его общей военно-политической ситуации, конкретной оперативно-тактической обстановке, морально-политическому состоянию противника, его социально-психологическим особенностям»^[295].

Недостаточное финансирование и неудачный подбор сотрудников контрразведки, неудовлетворительное взаимодействие между органами безопасности и уголовно-розыскными структурами позволяли агитаторам целенаправленно проводить разрушительную работу в белогвардейском тылу.

Отсутствие сплошной линии фронта, слабо контролируемый въезд и выезд морским транспортом позволяли большевикам проникать на территорию ВСЮР и проводить работу по дезорганизации белогвардейского тыла.

По данным контрразведки, за взятки чиновники административных учреждений способствовали проезду и укрывательству советских эмиссаров. Спецслужбы установили широкое участие пароходных судовладельцев и судовых команд в провозе нелегальных пассажиров. Расследованием выявлено, что из всех способов нелегального перевоза наиболее распространенными являлись: внесение пассажиров в списки команд на различные должности (кочегары, матросы, лакеи и т. д.); укрывание в различных хозяйственных и служебных помещениях и даже бочках; продажа в Новороссийске в кассах пароходных обществ билетов до Адлера, где их встречали агенты общества и снабжали билетами дальнего плавания, по которым пассажиры, не имея виз на выезд, уезжали во всех направлениях.

Злоупотребления приносили колоссальный доход предпринимателям и посредникам и способствовали укрывательству дезертиров, спекулянтов и агентов противника. В связи с этим полковник Р.Д. Мергин просил черноморского военного губернатора принять следующие меры: обязать частные пароходные общества продавать билеты на суда за границу лишь при предъявлении законной визы на выезд; производить проверку судовых команд с засвидетельствованием списков портовыми властями; обязать судовладельцев и капитанов пароходов не брать на борт пассажиров, не имевших права на выезд; установить ответственность по суду за нарушение возложенных обязательств; обязать все учреждения и должностных лиц, проводивших контроль пассажиров на судах, о каждом случае обнаруженных злоупотреблений возбуждать уголовное дело с указанием виновных^[296].

Проблема коррупции на морском транспорте, способствовавшая проникновению большевиков и других преступных элементов на территорию ВСЮР, неоднократно поднималась руководителями спецслужб. Однако административными органами никаких мер для улучшения положения не принималось. Возможно ли было ожидать иной реакции, если, по данным полковника Р.Д. Мергина, в Черноморском губернаторстве должностные лица опутывались многочисленными посредниками, дававшими им взятки за принятие «нужных решений».

Значительно облегчали деятельность большевистского подполья разногласия между командованием ВСЮР и руководителями казачества Дона и Кубани, стоявшими на позициях «самостийности». Как отметил в своей монографии Н.Ф. Катков, сопротивление казачьей верхушки А.И. Деникину «давало коммунистам дополнительные возможности в идейно-политическом разложении войск и тыла противника»^[297]. Даже А.И. Деникин был вынужден признать, что пропаганда «проникла в ряды оккупационных и белых войск и в занятые ими районы… Эта работа играла решающую роль в организации победы Красной армии»^[298].

Заметим, что «внутренняя контрреволюция», с которой боролась всемогущая ВЧК, не была столь хорошо организованна, централизованно управляема и обеспечена денежными средствами, как большевистское подполье. Антисоветские организации, состоявшие в основном из офицеров и интеллигенции, по большому счету были предоставлены сами себе и не имели поддержки у широких слоев населения — рабочих и крестьянства.

Начало правления П.Н. Врангеля «ознаменовалось вереницей массовых экзекуций». Опасаясь разложения своих войск, главнокомандующий Русской армией 29 апреля 1920 года издал приказ, в котором требовал «безжалостно расстреливать всех комиссаров и других активных коммунистов». В то же время была установлена мера административного характера — высылка в Советскую Россию лиц, «изобличенных в явном сочувствии большевизму, в непомерной личной наживе на почве тяжелого экономического положения края и пр.»^[299]. Приняв решение провести широкомасштабные наступательные операции из Крыма, генерал П.Н. Врангель поставил перед органами безопасности задачу обезвредить подполье. «С приходом армии в Крым, чрезвычайно усилилась работа большевистских агентов. Работа эта последнее время особенно сильно велась среди крестьянского населения. Хотя в Крыму земельный вопрос и не стоял так болезненно, как в прочих частях нашего отечества, но и здесь, особенно в северных земледельческих уездах, агитация на почве земельного вопроса могла встретить благодатную почву», — писал П.Н. Врангель^[300].

Согласно советским источникам, крымское большевистское подполье, руководимое областным комитетом РКП(б), к апрелю 1920 года насчитывало сотни членов, имело своих людей в белогвардейских военных учреждениях, воинских частях и на кораблях, поддерживало связи с партизанскими отрядами. В крупных городах были созданы подпольные военно-революционные комитеты. Подпольщики готовили восстания, издавали листовки, проводили диверсии и срывали мобилизации. Так, при помощи солдат и моряков в Севастополе им удалось уничтожить 150 вагонов ружейных патронов, около 200 тыс. снарядов, химическую лабораторию, снять замки с артиллерийских орудий на керченском берегу и переправить их красным^[301].

Реорганизованные бароном П.Н. Врангелем органы контрразведки активно и небезуспешно вели борьбу с подрывными акциями большевистского подполья. В апреле 1920 года была раскрыта коммунистическая организация в Симферополе, планировавшая порчу железнодорожных путей, взрывы мостов и бронепоездов. Спецслужбам удалось ликвидировать большевистские организации в Керчи, Севастополе^[302].

Заведующий Крымским отделом Закордонного отдела ЦК КП(б)У Павлов 5 июля 1920 года писал: «В начале марта, накануне подготовлявшегося восстания, был арестован в Севастополе оперативный штаб, после этого насчитывается ряд провалов, арестов и казней наиболее активных работников и в результате — почти полный разгром крымского подполья»^[303]. Разгромленное в Севастополе подполье так и не смогло оправиться, но тем не менее отдельные его отряды провели ряд диверсий. По данным историка В.В. Крестьянникова, апрель, май, июнь 1920 года являлись месяцами провалов и разгрома большевистских подпольных организаций в Симферополе, Севастополе, Керчи, Феодосии и Ялте^[304]. Большевики пытались воссоздать подполье заново, однако эти попытки пресекались контрразведкой в зародыше.

17 мая морская контрразведка арестовала трех матросов подводной лодки «Утка», ведших в команде большевистскую пропаганду с целью захвата в походе лодки и увода ее в Одессу, занятую Красной армией. Это был не единственный арест среди моряков. В сентябре в Керчи был арестован почти весь экипаж канонерской лодки «Грозный» за участие в поднятии на лодке восстания в Азовском море^[305].

Из доклада «Азбуки» о политическом положении в Крыму с 20 по 27 июня 1920 года следует, что, несмотря на раскрытие нескольких подпольных большевистских организаций, большевики все же проявляли большую активность. Контрразведкой были раскрыты две боевых организации, одна из которых действовала по указаниям севастопольского исполкома, а другая готовила вооруженное восстание. При раскрытии и обысках были найдены документы, показывавшие, что профсоюз металлистов также готовился к деятельному участию в выступлениях большевиков, вследствие чего среди рабочих металлистов были проведены массовые аресты и обыски. Одной из этих организаций готовилось покушение на барона П.Н. Врангеля во время его поездки на фронт. На полотне железной дороги у ст. Бельбек под проходивший поезд главкома были подложены четыре самодельные мины, которые не взорвались, т. к. запальные шнуры не успели догореть до конца^[306].

17 августа контрразведка арестовала на Севастопольском морском заводе 112 рабочих^[307].

А в первой половине сентября 1920 года в Симферополе была раскрыта центральная крымская партийная организация, задержаны ее руководители, найдены драгоценности и много денег, в том числе и в валюте. В ходе допросов выяснилось, что организация навербовала массу молодых женщин, которые под видом сестер милосердия, беженок работали в различных городах Крыма в целях шпионажа, агитации и террористических актов^[308].

Несмотря на энергичную борьбу контрразведки с большевистскими подпольными организациями в Крыму, последние проявляли большую активность. Они намеревались из «зеленых» создать 52-й советский полк и начать партизанские действия. Большевики обратили внимание на Черноморский флот в целях распропагандирования матросов для поднятия мятежа и увода судов в порты Черного моря. При первой попытке мятежа, в корне подавленного, большевистская организация, состоявшая из пяти человек, была захвачена и ликвидирована^[309].

Оперативные разработки и аресты продолжались все лето и осень. Материалы контрразведка получала во время обысков и арестов. В Севастопольской тюрьме 1 августа находилось 80 заключенных, 1 сентября — 138, 1 октября — 193^[310].

«Техника политического сыска, — пишет в своих воспоминаниях белогвардейский журналист Г. Раковский, — была доведена в Крыму до высокой степени совершенства. Недостаточно уже было того, что тыл и фронт были насыщены агентами охранки. В некоторых случаях население теперь официально приглашается к анонимным доносам»^[311]. «Азбука» также докладывала о том, что «при Климовиче» обыски и аресты «по малейшим доносам практиковались очень широко»^[312].

В отличие от людей, наблюдавших за работой спецслужб со стороны, сами контрразведчики не были склонны преувеличивать свои возможности. В частности, вышеупомянутый жандармский офицер Н. Кравец писал: «…мне с полковником М. удалось загнать большевиков в подполье… но достаточно было немножко неудач на фронте, как большевистское подполье зашевелилось — борьба нам была не по силам, агентура была слаба»^[313].

Готовясь к наступлению, в октябре 1920 года большевики активизировали работу своей агентуры и подпольных организаций в Крыму, нацеливая их на совершение диверсионных акций. Документы свидетельствуют о намерении большевиков ликвидировать генерала П.Н. Врангеля. В момент прибытия поезда главнокомандующего на станцию Симферополь злоумышленники вывели из строя входные стрелки на железнодорожном пути. Действуя по «горячим следам», контрразведка арестовала 11 членов подпольной организации. В конце октября органы безопасности, ликвидировав ряд подпольных ячеек в технических частях Русской армии, предотвратили готовящееся вооруженное выступление^[314].

На результативность работы врангелевских спецслужб в некоторой степени повлияло объединение под общим руководством органов контрразведки и политического сыска, привлечение к работе специалистов оперативно-розыскной деятельности, а также длительное пребывание белогвардейцев в Крыму, давшее им возможность создать широкие агентурные сети. Поэтому можно согласиться с В.В. Крестьянниковым, пришедшим к выводу, что контрразведка в борьбе с большевистским подпольем в основном свою задачу выполняла^[315].

На Востоке страны противоборство между большевистским подпольем и белогвардейскими спецслужбами условно можно разделить на три основных периода. Первый этап: лето — осень 1918 года — падение советской власти, формирование белогвардейских органов гражданского и военного управления, организация большевистского подполья в Сибири и на Дальнем Востоке. Второй этап: ноябрь 1918 года — январь 1920 года — правление адмирала А.В. Колчака. Для этого периода характерна ожесточенная борьба между колчаковской контрразведкой и большевистским подпольем. Третий этап: весна 1920 года — осень 1922 года — перемещение борьбы на Дальний Восток, завершившейся разгромом белых армий.

Процесс образования большевистских подпольных организаций в Сибири и на Дальнем Востоке начался уже в первые дни после свержения там советской власти. В июне 1918 года в Новониколаевске был создан нелегальный городской комитет партии большевиков, затем аналогичные структуры появились в Красноярске, Томске, Иркутске и других населенных пунктах. В июле на состоявшемся в Тюмени совещании большевики избрали Оргбюро РКП(б) Сибири. В это время ЦК направил сюда опытных партийных работников с необходимой суммой денег и типографией для развертывания нелегальной партийной работы и организации вооруженных восстаний рабочих и крестьян.

18 августа 1918 года в Томске прошла I Сибирская областная партийная конференция, которая главной задачей подпольных организаций определила подготовку восстания во всесибирском масштабе^[316].

Однако активных действий большевистского подполья в конце лета не наблюдалось. Рабочие, на кого в первую очередь рассчитывали большевики, как отмечалось в разведсводках, были настроены против советской власти и выступали за Учредительное собрание. Правда, с осени из-за падения заработной платы и отмены 8-часового рабочего дня забастовки иногда принимали политический характер, но быстро подавлялись властями.

Как следует из отчета о деятельности отделения военного контроля штаба Сибирской армии, с 20 июня по 1 сентября бы арестовано 781 человек. Из них: 300 человек — беглых военнопленных (возвращены в лагеря), 168 — за агитацию против Временного Сибирского правительства в пьяном виде (освобождены), 118 видных деятелей советской власти (после окончания следствия направлены к прокурору Западно-Сибирского окружного суда), 98 красноармейцев (отправлены к коменданту города), 53 уголовника и лица без документов (направлены к начальнику уголовной и общей милиции), 9 бывших видных военнослужащих советской власти^[317].

Со 2 сентября по 20 ноября 1918 года военный контроль штаба Сибирской армии арестовал 12 видных участников железнодорожной забастовки и членов комитета и передал их судебному следователю омского окружного суда, а еще 12 активных деятелей советской власти — военно-полевому суду^[318].

Сведения о настроениях рабочих разрабатывались уже с первых дней падения советской власти, так как военные власти видели в них потенциальных большевиков. Деятельность коммунистического подполья также попала в поле зрения белогвардейской контрразведки. В ноябре 1918 года начальник ЦОВК при штабе В ГК доложил начальнику разведывательного отделения, что по всей линии Сибирской железной дороги велась большевистская пропаганда, особенно в Красноярске, Ачинске, Иркутске, Чите, Томске, Новониколаевске и во всем Алтайском крае. В этих пунктах работали хорошо поставленные организации среди рабочих и в воинских частях. В результате большевистской агитации нижние чины перестали подчиняться своим начальникам, упала дисциплина, участились случаи дезертирства. В Красноярске, по словам коменданта города, было почти готово восстание рабочих, а также воинских частей^[319]. Но контрразведка своевременно получила об этом информацию, и нелегальный городской комитет был ликвидирован^[320].

С июня по ноябрь 1918 года в Сибири не наблюдалось активного противостояния между большевистским подпольем и белогвардейской контрразведкой. Правда, в кратком отчете о деятельности военного контроля штаба Сибирской армии с 20 июня 1918 года по 31 января 1919 года говорится об аресте 295 видных деятелей советской власти^[321].

Пассивность борьбы, по всей вероятности, связана с накоплением сил: потерпевшие поражение большевики создавали и укрупняли подпольные организации, а пришедшие к власти белогвардейцы — органы государственного управления, вооруженные силы и спецслужбы.

Активное противоборство между ними началось в конце осени 1918 года. По всей видимости, причиной тому послужил приход к власти адмирала А.В. Колчака, взявшего курс на установление военной диктатуры, а также активизация большевистского подполья после прошедшей 22–23 ноября 1918 года в Томске II Сибирской партийной конференции, которая, сохраняя ориентацию на общесибирское восстание, высказалась за организацию местных вооруженных выступлений.

Для целенаправленного руководства нелегальной подрывной деятельностью 17 декабря 1918 года ЦК РКП(б) создал при Реввоенсовете 5-й армии Восточного фронта Сибирское бюро РКП(б) с центром в Уфе (затем оно переехало в Омск) и поставил перед ним задачу «организовать революционную агитацию на территории Сибири»^[322]. Помимо агитаторов большевики направляли сюда агентов для проведения диверсий на железных дорогах^[323].

Наиболее ожесточенная борьба между большевистским подпольем и колчаковской контрразведкой по вполне понятным причинам развернулась в сибирской столице — Омске.

Выполняя решения II Сибирской партийной конференции, Омский подпольный обком решил поднять 22 декабря 1918 года вооруженное восстание. По плану город был разделен на четыре района, во главе каждого из них стоял руководитель, определены явочные квартиры и способы связи между ними. После захвата Омска военно-революционный штаб предполагал создать армию и наступать в восточном направлении — на Новониколаевск и шахтерские районы Восточной Сибири.

Советский историк М.И. Стишов пишет, что в процессе подготовки восстания в «отдельные звенья боевых организаций партии проникли провокаторы», которые «нанесли внезапный удар в спину руководству восстания, ликвидировав его по существу в самом начале». В ночь с 21 на 22 декабря на одну из квартир, где собралось более 40 рабочих для получения последних указаний, прокрался солдат Новониколаевского полка Волков и сумел затем предупредить контрразведку. За два часа до выступления все находившиеся в квартире командиры были арестованы^[324]. Восстание подавили казачьи части с помощью англичан и чехов.

По признанию генерал-майора В.А. Бабушкина, «вооруженное выступление, имевшее место в ночь на 22 декабря, могло бы принять громадные размеры, если бы омский центральный военный штаб, получив уведомление об аресте контрразведкой штаба 2-го района… не отдал бы распоряжение о приостановке дальнейших действий»^[325].

По официальным данным, в результате подавления восстания в Омске было убито 133 человека и 49 расстреляно по приговору военно-полевого суда, были осуждены на длительное тюремное заключение и приговорены к каторжным работам 13 повстанцев. Исследователь П.А. Голуб пишет, что в действительности жертв было не менее 900 человек, в том числе около 100 видных партийных работников^[326]. Историк А. А. Рец, ссылаясь на данные подпольных организаций, пишет о гибели более 1500 повстанцев^[327].

Оставшиеся на свободе руководители Сибирского обкома и Омского горкома 23 декабря провели совместное заседание, на котором приняли решение 1 февраля поднять в городе второе вооруженное восстание.

К концу января ЦОВК стали известны планы большевиков и время проведения восстания, а также силы, на поддержку которых они рассчитывали. Полковник Н.П. Злобин распорядился произвести обыски у причастных к организации железнодорожных рабочих^[328].

1 февраля группы боевиков ворвались в казармы 51-го и 52-го стрелковых полков, но солдаты заняли пассивно-выжидательную позицию и не поддержали инициаторов восстания. Куломзинские рабочие в количестве 150 человек были остановлены правительственными отрядами. В городе начались обыски и аресты. В ходе допросов некоторые подпольщики назвали имена сообщников. Таким образом, контрразведка вышла на руководителей комитетов. Всего ей удалось арестовать около 100 членов партии. 8 февраля более 10 человек были расстреляны, другие получили различные сроки каторги^[329].

В конце февраля осведомительный отдел Главного штаба располагал сведениями о намерении большевиков, потерпевших неудачи в организации массовых выступлений, перейти к единичным террористическими актам в отношении наиболее активных деятелей колчаковского правительства, а также к диверсионной деятельности — уничтожению складов военного имущества и боеприпасов, фабрик и заводов^[330].

В марте в отдел контрразведки и военного контроля стали поступать данные о происходивших в большевистских кругах крупных разногласиях, результатом которых стало образование самостоятельной группы, состоявшей из лиц латышской национальности. Ее основной задачей являлась активная борьба с существующей властью, для чего ими усиленно скупалось оружие, организовывались боевые отряды в уездах и т. д. К выявлению лиц, состоявших в подрывной группе, были приняты соответствующие меры, но ввиду особой конспирации и осторожности контрразведке никого обнаружить не удалось^[331].

Несмотря на провалы, большевики в режиме строжайшей конспирации 20–21 марта 1919 года провели в Омске III партийную конференцию, в работе которой принимали участие около 20 представителей из различных городов Сибири и Дальнего Востока. Однако колчаковским органам безопасности через внедренного агента удалось установить руководителей и партийных работников организации, хозяев явочных квартир, пароли, инструкции парткомам, штабам, партизанским отрядам, а главное — узнать о принятой резолюции, согласно которой большевики планировали направить разворачивавшуюся партизанскую войну в Сибири на отвлечение максимального количества белогвардейских вооруженных сил от фронта.

Поскольку решения конференции представляли серьезную угрозу безопасности тыла, контрразведка приступила к ликвидации подполья. Со 2 на 3 апреля было арестовано 6 человек. В ходе дальнейшей разработки белые схватили П.Ф. Парнякова и Никифорова, курьеров ЦК Борисова-Цветкова, Л.М. Годисову, А. Валек. Один из подпольщиков так характеризовал ситуацию в Сибири: «В последнее время страшно трудно стало работать, ибо контрразведка действовала более жестоко, чем при царизме. Даже нельзя было учесть, сколько членов имела подпольная организация. Главным образом старались укрывать тех товарищей, которые могли быть каждую минуту расстреляны»^[332].

Несмотря на жесткий контрразведывательный режим, омское подполье неоднократно пыталось возобновить свою деятельность, но безрезультатно. В апреле руководитель разведотделения штаба Оренбургской армии предупредил начальника КРО штаба ВГК о командированных из Оренбурга в Омск трех большевиках — Здобнове, Кравченко и Титове — с целью организации переворота и покушения на Верховного правителя^[333]. В этом же месяце контрразведка арестовала более 20 человек, разгромила областной и городской нелегальные комитеты. Тем самым спецслужбы лишили сибирское подполье руководящего центра, существование которого в связи с развертыванием борьбы было особенно необходимо. После ряда неудачных попыток поднять восстания в городе омские большевики перенесли свою работу в окрестности, где сформировали мелкие отряды по 10–15 человек, состоявшие преимущественно из бродяг, дезертиров и беглых военнопленных. Однако и там их деятельность находилась под негласным надзором контрразведки^[334].

Колчаковские органы безопасности не менее эффективно действовали и в других городах Сибири и Дальнего Востока.

18 июня 1919 года и.д. начальника КРО штаба ВГК докладывал начальнику отдела контрразведки и военного контроля управления 2-го генерал-квартирмейстера, что в течение трех месяцев в Томске были разгромлены все большевистские организации. После чего, по данным агентуры, оставшиеся партийные работники перенесли свою деятельность в Мариинский уезд, где в ближайших к городу деревнях занялись формированием боевых ячеек^[335].

В челябинскую организацию, ставившую своей целью свержение существующей власти путем убийства Верховного правителя, отделение контрразведки Западной армии внедрило агента А. Барболина, который выявил имена некоторых руководителей, их адреса и даже главные явочные квартиры. 20 марта 1919 года отделение приступило к ликвидации подпольного горкома. Были разгромлены общегородской комитет, военно-революционный штаб, некоторые райкомы и ячейки. Во время обысков контрразведчики обнаружили оружие, взрывчатые вещества, документы, арестовали 200 человек, 66 из которых были привлечены к военно-полевому суду.

3 апреля в городе снова прошли аресты и обыски, была найдена тайная типография, много оружия и около 700 000 руб.^[336]

Из Челябинска ниточка потянулась в Екатеринбург, где контрразведка 31 марта 1919 года арестовала 27 человек (6 апреля постановлением полевого суда 8 человек было приговорено к смертной казни через повешение)^[337].

На Дальнем Востоке контрразведка также имела свою агентуру в подпольных организациях и информировала командование об их планах и действиях, сообщала о местонахождении большевистских партизанских отрядов, их вооружении, численности, руководителях, готовящихся вооруженных выступлениях и свершившихся нападениях^[338].

Одной из первых была разгромлена большевистская организация, готовившая восстание в Благовещенске, вошедшее в историю как Мухинское (по фамилии его разработчика Ф.Н. Мухина). По одной из версий, планы и время восстания контрразведке выдал находившийся в окружении Ф.Н. Мухина некто Сизов, позже перешедший на сторону белогвардейцев и убитый благовещенскими подпольщиками.

По версии историка А.Д. Показаньева, задержанный казачьим патрулем крестьянин И.В. Дымов, которому поручалось передать письма Ф.Н. Мухина партизанам, не выдержал пыток и дал контрразведчикам достоверные сведения о нахождении председателя совнаркома в городе. А.Д. Показаньев считает, что с разоблачением Сизова спецслужбы не имели агентуры в ближайшем окружении Ф.Н. Мухина, поэтому использовали «жесткие приемы розыска». Однако первичные розыскные действия оказались безрезультатными. 3–4 марта белогвардейцы совместно с японцами расправились с первой группой подпольщиков, 6–7 марта продолжались облавы по задержанию лидеров подполья. 8 марта был арестован Ф.Н. Мухин, «…чины военной контрразведки совместно с японским отрядом оцепили школу и начали проводить обыск. Первый чин, встретивший Мухина, не узнал его, но затем следующим чином контрразведки он был узнан». По разным данным, было арестовано от 66 до 100 человек^[339].

Однако большевикам удалось быстро восполнить свои ряды. В апреле 1919 года уже работал новый состав Амурского обкома, в который входило 6 человек^[340].

В апреле 1919 года контрразведка выявила во Владивостоке организацию большевиков численностью около 500 человек, которую руководством планировалось довести до 5000–6000 человек. С целью похищения грузов многие из членов организации устроились грузчиками на железную дорогу и в порт, похищали патроны, ручные гранаты. На острове Русский подпольщики раздобыли 500 винтовок, 50 ящиков патронов, ручные гранаты и снаряды. Однако место хранения арсенала скоро стало известно контрразведке^[341].

В мае КРО при штабе Приамурского военного округа провело аресты членов хабаровской большевистской организации. Среди них оказались крупные деятели советской власти: Б.А. Болотин (Б.А. Славин), бывший нарком финансов Центросибири; Н.А.Сидоренко (Н.А. Гаврилов), бывший иркутский губернский комиссар; Кам (Гейцман), бывший комиссар иностранных дел Центросибири^[342]. Подпольная ячейка была провалена благодаря внедренному агенту Розенблату, считавшемуся членом большевистской организации РКП(б). Позже подпольщики пытались его ликвидировать, но безуспешно. Прибывшему из Благовещенска агенту Струкову удалось выявить квартиры подпольщиков, что позволило контрразведке арестовать, а затем убить Г.Н. Аксенова, С. Номоконова, А.М. Криворучко и др., пытавшихся освободить из тюрьмы Н.А. Гаврилова и Б.А. Славина. Струков был разоблачен эсеркой-максималисткой Н. Лебедевой (Кияшко)^[343].

Таким образом, зимой — весной 1919 года колчаковские органы безопасности нанесли серьезные удары по подпольным организациям в крупных городах Урала, Сибири и Дальнего Востока. Попытки большевиков организовать восстания пресекались спецслужбами. В июне 1919 года контрразведка раскрыла организации в Перми, Челябинске, Екатеринбурге, Новониколаевске и Омске^[344].

Разгромы подпольных организаций в ряде городов Сибири сорвали планы большевиков провести всеобщее восстание. Начальник КРО штаба Иркутского военного округа сообщал начальнику местного управления государственной охраны, что прибывший в Иркутск из Советской России делегат отменил намеченное на 15 июня 1919 года выступление. Его сроки были перенесены на более благоприятный период для проведения всеобщего восстания^[345]. Ввиду провалов красноярской, новониколаевской и томской организаций было сорвано проведение намеченной на июль — август IV конференции РКП(б).

Иркутский комитет РКП(б) смог долго сохранять свой кадровый костяк благодаря тщательной конспирации. «По правилам конспирации мы не знали друг друга, не знали настоящих фамилий, не знали места работы друг друга… У нас были четко разграничены функции не только между членами комитета, но и между рядовыми членами партии. Даже члены комитета не знали отдельных связей и состояния отдельных районов», — вспоминал подпольщик И.М. Касаткин^[346].

Правда, активная деятельность иркутского подполья все же не осталась вне поля зрения контрразведки штаба Иркутского военного округа. В августе 1919 года для раскрытия нелегальной организации во 2-й Иркутский пехотный полк была внедрена группа агентов во главе со штатным сотрудником КРО прапорщиком Юрковым. В результате проведенной агентурной разработки 18 сентября удалось арестовать начальника военного штаба городского районного комитета бывшего прапорщика M.Л. Пасютина и 42 солдата, а на следующий день — задержать в городе руководителя центральной организации В. Букатого^[347].

Следует отметить, что сотрудники контрразведки штаба Иркутского военного округа действовали весьма профессионально. «Успеху содействовало то, что был налажен тесный контакт с руководством милиции и отрядов особого назначения, которым передавались координаты отрядов партизан для их уничтожения, кроме того, большую помощь контрразведчикам оказывали представители местного самоуправления», — пишет историк А.А. Рец^[348].

Всего в августе — сентябре 1919 года контрразведка арестовала около 30 большевиков. «Хотя провалы вынудили часть подпольщиков выехать из Иркутска в другие пункты губернии, деятельность большевистского подполья продолжалась», — констатирует историк П. А. Новиков^[349].

По свидетельству архивных белогвардейских документов, с 29 августа по 3 сентября 1919 года контрразведывательные органы в Сибири арестовали 112 человек: за агитацию — 48, за принадлежность к РКП(б) — 62, комиссаров — 2. По фактам задержания возбуждено 64 расследования^[350].

В октябре 1919 года в омской областной тюрьме более 120 человек числилось за начальником контрразведывательного отделения штаба ВГК. Распоряжением главного начальника военно-административных управлений Восточного фронта срок пребывания в заключении им продлевался еще на два месяца без объяснения причин^[351].

«Частые и большие провалы» сибирского подполья историк М.И. Стишов объясняет бдительностью колчаковских карательных структур по отношению к оппозиционно настроенным элементам, разветвленной сетью контрразведывательных структур и неопытностью начинающих членов подполья^[352].

Архивные документы подтверждают правоту отечественного исследователя. Безусловно, основные усилия густой сети контрразведывательных органов и государственной охраны в первую очередь были направлены на борьбу с большевистским подпольем. В отличие от деникинских, белогвардейские органы безопасности в Сибири обладали большими силами и средствами. Колчаковская контрразведка располагала значительными суммами денег и квалифицированными руководящими кадрами. Бывшие жандармы смогли обучить азам оперативно-розыскной деятельности подчиненных из числа армейских офицеров, умело организовать негласное наблюдение за подпольем, внедрить агентуру в большевистские организации и провести их ликвидацию.

Сведения о подпольных организациях, их количественном и качественном составе, а также планах колчаковская контрразведка получала от секретных агентов, внедренных в большевистские нелегальные структуры. По авторитетному мнению председателя Сибирского революционного комитета И.Н. Смирнова, белогвардейская контрразведка все знала о составе и планах омской организации. «Такие подробные сведения можно было получить не наружным наблюдением, а внутренним, т. е. в нашей организации были провокаторы, при помощи которых и была белыми уничтожена верхушка организации», — писал он^[353].

Возглавляемые бывшими жандармскими офицерами контрразведывательные органы действовали по схеме, неоднократно проверенной охранкой еще во времена царского режима. Получив первичные сведения об организации (доносы, допросы или сообщения других сыскных органов), внедряли туда агентуру, которая выявляла состав, связи и планы подпольщиков. Собранная информация тщательно анализировалась. После подтверждения данных о враждебной деятельности группы проводились обыски и аресты, начиналось расследование, затем дела передавались судебным органам. Широко разветвленная сеть контрразведывательных органов позволяла держать под контролем большевистские организации во многих населенных пунктах. И все же в течение декабря 1918 года — марта 1919 года рабочие восстания произошли в Челябинске, Тюмени, Омске, Иркутске, Канске и на ст. Иланской. Например, в Канске подготовка к восстанию прошла незамеченной для властей, и в ночь на 27 декабря 1918 года город и станция без единого выстрела оказались в руках повстанцев. Лишь на следующий день восстание было подавленно прибывшими карательными отрядами. Месяц спустя, в январе 1919 года, рабочие Бодайбо весьма удачно выбрали время для начала восстания: когда офицеры гарнизона веселились на балу в общественном собрании^[354]. По всей видимости, в тот период времени контрразведка еще не имела агентуры в подпольных организациях вышеперечисленных населенных пунктов. В апреле 1919 года контрразведка не могла предотвратить восстание в Кольчугино, а в августе — в Красноярске.

По свидетельству некоторых архивных документов, большую помощь контрразведке в обнаружении и разоблачении большевистских организаций оказали оказавшиеся в Сибири иностранцы. Например, начальник Тюменского КРП ротмистр B.Ф. Посников давал блестящие характеристики служившим у него сербам, чехам, мадьярам: «Ими было обнаружено большое количество большевиков», «…проявили редкие способности по раскрытию большевистских деятелей…»^[355]. С ним соглашался начальник КРО при штабе 2-го Степного отдельного Сибирского корпуса есаул Булавинов. Он докладывал руководству, что в большинстве случаев агентами являлись латыши, чехи, поляки и прочие иностранцы, русские не только не желали работать как агенты, «но даже сообщать что-либо важное… остерегаются»^[356].

Мотивами же сотрудничества со спецслужбами, как считает историк Н.В. Греков, являлись: 1) желание заработать; 2) стремление укрыться от мобилизации; 3) для арестованных — шанс сохранить жизнь или свободу; 4) ненависть к большевикам или желание возродить Россию^[357].

Несмотря на то что в руководящем звене колчаковской контрразведки служили профессионалы сыска еще жандармской школы, мы не находим примеров проведения более сложных оперативных комбинаций: разложения большевистских организаций изнутри или попыток осуществить агентурное проникновение в вышестоящие большевистские организации — Сибирское бюро РКП(б) или в Реввоенсовет 5-й армии. По мнению автора, они не проводились из-за дефицита времени и низкой квалификации оперативного состава и агентуры. Обратим внимание, что обе противоборствующие стороны обладали приблизительно одинаковым кадровым потенциалом. Ошибки и просчеты неопытных подпольщиков позволяли белогвардейцам наносить ощутимые удары по нелегальным организациям.

Разгрому подполья также способствовали политическая пассивность и малочисленность пролетариата Сибири. В первой половине 1919 года рабочие, несмотря на некоторый революционный настрой, редко участвовали в поднятых большевиками восстаниях. Свое недовольство существовавшими порядками они выражали забастовками, в которых выдвигали экономические требования. К 1917 году, по подсчетам М.И. Стишова, в огромном регионе насчитывалось всего около 200 тыс. рабочих. Ученый поясняет, что это количество «…буквально растворялось в общей массе восьмимиллионного крестьянского и полуторамиллионного городского, в основном мелкобуржуазного населения. Значительное количество рабочих было рассеяно по многочисленным мелким предприятиям кустарного типа (слесарные мастерские, пимокатные заведения, типографии, булочные и т. п.). Большинство рабочих этой категории имело тесные связи с деревней. Их пролетарское самосознание было развито еще очень слабо»^[358].

Можно сказать, что в первой половине 1919 года большевистское подполье функционировало лишь благодаря поддержке из Советской России — подпитке кадрами, снабжению деньгами, агитационной литературой. Н.Ф. Катков приводит данные, что в 1919 году Сиббюро подготовило для организаторской работы и направило за линию фронта более 200 человек, для разложения белогвардейского тыла ЦК партии отпускал миллионные денежные средства^[359]. Летом 1919 года контрразведке были известны 17 человек, направленных из Советской России в Сибирь. На некоторых были указаны приметы^[360]. По заданию ЦК и Сиббюро в феврале — марте 1919 года на Дальнем Востоке побывал связной Д.Д. Киселев, установивший контакты с подпольными организациями Благовещенска, Владивостока, Хабаровска и Харбина и передавший им директивы Центра о необходимости организации партизанского движения и проведения диверсий на железной дороге. В июне он докладывал В.И. Ленину о состоянии дел в Сибири и на Дальнем Востоке^[361].

Целенаправленная работа колчаковских спецслужб воспрепятствовала установлению прочной связи по обе стороны фронта. Посылаемые из центра в Сибирь денежные средства иногда попадали в руки белогвардейцев во время арестов курьеров при переходе линии фронта или во время провалов нелегальных организаций.

П.Л. Новиков в своей монографии пишет, что, по неполным данным, с октября 1918 года по 1 марта 1919 года из Москвы для сибирских подпольщиков было направлено 484 250 руб., но между организациями успели распределить только 220 ООО руб.^[362]

И все же, несмотря на значительные успехи в борьбе с подпольем, колчаковские спецслужбы не смогли полностью обеспечить безопасность тыла, оградить его от разведывательно-подрывной деятельности противника. Потерпев поражение в городе, большевики были вынуждены перенести свою деятельность в сельскую местность, где находились партизанские отряды различной политической ориентации.

Применение против подполья карательных отрядов не давало существенных результатов, поскольку они вылавливали только лиц, выступавших с оружием в руках. Агитаторы и пропагандисты оставались безнаказанными. Местная милиция в силу некомпетентности и перегруженности работой личного состава, отсутствия специальных средств оказалась бессильна^[363]. Для розыска большевистских деятелей в некоторых случаях вместе с карательными отрядами следовали сотрудники контрразведки. Но подобные меры не смогли воспрепятствовать росту крестьянских волнений, поскольку выступления в деревнях провоцировались в первую очередь действиями властей, которые оказались не в состоянии решить важнейшие социально-экономические проблемы. Не вызывали у крестьян симпатий к режиму грабежи, насильственные мобилизации, карательные экспедиции белогвардейских отрядов.

Во второй половине 1919 года обстановка на Восточном фронте стала изменяться в пользу красных. Войска белых потерпели поражение на Урале. Реввоенсовет Восточного фронта и Сиббюро ЦК уделяли особое внимание подполью и партизанским отрядам, направляя их деятельность на дезорганизацию тыла противника. Начавшееся 2 августа 1919 года восстание на Алтае сорвало планы колчаковских войск, намеревавшихся нанести фланговый удар по частям Красной армии. К осени развернулось партизанское движение в Иркутской губернии. В Енисейской губернии власти контролировали лишь Красноярск и несколько других населенных пунктов, где стояли крупные гарнизоны. По подсчетам исследователей, к концу 1919 года численность партизан в Сибири достигала почти 140 тысяч человек^[364].

После разгрома войск А.В. Колчака политическая обстановка на Дальнем Востоке продолжала оставаться нестабильной.

В 1921–1922 годах Приморье оставалось последним оплотом белых сил в России, где сосредоточились остатки колчаковской армии. Смена режимов наложила свой отпечаток на борьбу спецслужб с большевистским подпольем. Силы и средства контрразведок зачастую распылялись между наблюдением за нелегальными коммунистическими организациями и политическими конкурентами. Примером тому является трехмесячная борьба за власть Временного Приамурского правительства с Г.М. Семеновым. Гродековская группа войск все же подчинилась правительству, а атаман 13 сентября 1921 года уехал в Порт-Артур. Таким образом, каппелевцы и семеновцы пришли к непрочному единению^[365].

В то же время следует обратить внимание на значительную поддержку белой контрразведки со стороны японских спецслужб. В августе 1921 года состоялось совещание между японским контрразведчиком полковником Асано и белогвардейским контрразведчиком полковником Шиманаевым о совместных действиях против большевистского подполья. На эти цели начальник штаба японской жандармерии в Приморье генерал Сибаяма выделил 10 тысяч иен и сменил агентуру^[366].

Значительное сопротивление режиму С.Д. Меркулова оказывали левые силы Приморья. Большевистская организация создала областной революционный комитет РКП(б), Дальбюро ЦК РКП(б) ассигновало средства на ведение подпольной работы. 18 июня 1921 года левые партии для свержения белого правительства создали Межпартийное социалистическое бюро (МСБ), которое сформировало военно-технический отдел, взявший на себя основную работу по разложению войск Дальневосточной армии и ведению разведки в белогвардейских штабах. Большевики распространяли в воинских частях газеты и листовки, завозимые из Хабаровска и Читы, а также издаваемые на месте партизанами и подпольщиками. Особое внимание большевики уделяли работе по разложению белой армии.

В свою очередь, контрразведка пыталась выявить большевистские подпольные организации путем наружного наблюдения, внедрения агентуры, массовых облав и арестов. Например, в Никольск-Уссурийске местная контрразведка с привлечением частей гарнизона провела массовые обыски и арестовала 150 человек. Иногда в ходе массовых облав в застенки попадали невинные люди, что вызывало даже протесты прессы. В некоторых случаях власти даже были вынуждены освобождать часть арестованных^[367].

Благодаря внедренной агентуре спецслужбам удавалось добыть протоколы, доклады и переписку секретного характера местной коммунистической организации и опубликовать их в местной белогвардейской газете «Заря»^[368].

27 июля 1921 года Дальневосточное бюро ЦК РКП(б) постановило начать подготовку к восстанию с целью свержения белого режима. Партизаны активизировали свою деятельность: взрывали мосты, нарушали связь, обстреливали поста и казармы.

В каппелевские части под видом безработных вступили несколько десятков коммунистов и комсомольцев. Главную работу в частях белых взял на себя Военно-технический отдел МСБ. 11 августа контрразведка сообщала о том, что коммунисты имели агентуру во всех общественных и даже правительственных учреждениях, которая всеми средствами и способами старалась подорвать авторитет Временного Приамурского правительства, вела коммунистическую пропаганду среди войск^[369].

По данным дальневосточного историка Ю.Н. Ципкина, к осени 1921 года в подпольные организации входило 18 % солдат и 15 % офицеров^[370]. В контакт с Межпартийным социалистическим бюро вступали даже представители командования каппелевских войск, обещавшие признать ДВР и оказать помощь большевикам в совершении переворота в обмен на деньги, амнистию и обещание не расформировывать войска после успешного разрешения вопроса. Однако контрразведке Временного Приамурского правительства с помощью японской разведки удалось раскрыть эти планы^[371]. Шедшие на переговоры с начальником Полевого штаба главкома НРА бывшим полковником П. Луцковым каппелевские офицеры были перехвачены контрразведкой и ликвидированы^[372].

Осенью стала вырисовываться возможность двух антиправительственных заговоров: большевистского (в рамках МСБ) и эсеровского. И первые, и вторые были готовы сотрудничать друг с другом в подготовке переворота. Однако среди приморских большевиков зрела уверенность в успехе будущего выступления без участия эсеров. 27 сентября 1921 года нелегальная Владивостокская общегородская партконференция РКП(б) приняла решение о практической подготовке восстания. Однако контрразведка Временного Приамурского правительства с помощью японцев раскрыла заговор^[373].

В Хабаровске контрразведка внедрила в государственную организацию ДВР своего агента Н. Антоненко, которой руководство поручило осуществлять связь с партийными и комсомольскими подпольными организациями Владивостока. Таким образом, был нанесен удар по подполью, арестовано около 100 человек. После захвата белыми войсками Хабаровска Н. Антоненко под именем Л. Кременецкая работала в контрразведке полковника Щербова^[374].

9 октября 1921 года во Владивостоке начались массовые аресты. В результате провала погибли более 200 подпольщиков, в том числе ряд офицеров и солдат — членов подпольных ячеек в войсках^[375]. Арестованных большевиков держали на гауптвахте. В ночь с 17 на 18 октября они были убиты офицерами контрразведки^[376].

13 октября 1921 года правительство ввело «Особое положение об охране государственного порядка», ужесточало законы, ввело смертную казнь, усилило охрану государственных учреждений и правительственных чиновников, запретило все собрания без особого на то разрешения.

В декабре 1921 года перед нелегальным отъездом в Читу был арестован ответственный работник областной организации РКП(б) Я.И. Дерелло (Н.И. Дорелло). Под пытками он выдал 21 человека^[377]. Контрразведка захватила на квартире у известной общественной деятельницы М.В. Сибирцевой архив подпольного горкома РКП(б), чистые бланки документов, сводки белой контрразведки, военные карты, письма нелегально работавшего во Владивостоке специального уполномоченного правительства ДВР Р. Цейтлина. Была раскрыта тайная типография. «Это говорит о том, — пишет Ю.Н. Ципкин, — какой обширной информацией владели спецслужбы приморского режима. Только протесты общественности не позволили им расправиться с Сибирцевой»^[378].

В ноябре началось наступление Белоповстанческой армии из Приморья на север. 22 декабря белогвардейские войска заняли Хабаровск и продвинулись на запад до станции Волочаевка Амурской железной дороги. Но из-за недостатка сил и средств наступление белых было остановлено, и они перешли к обороне в районе Волочаевки.

В захваченном белыми Хабаровске коммунисты и комсомольцы развернули подпольную деятельность. Всей подпольной работой в районах, занятых белоповстанцами, руководил Центр в составе члена Дальбюро ЦК РКП(б) В.А. Масленникова, члена правительства ДВР И.В. Слинкина, члена Военного совета Восточного фронта П.П. Постышева.

9 января 1922 года в Хабаровске была создана контрразведка, которая начала аресты всех подозреваемых в связях с большевиками, НРА и партизанами, проводила повальные обыски, поощряла доносы. Ей удалось задержать бывшего военного комиссара Васильева и в ходе допросов получить сведения о некоторых партийных работниках. 9 февраля партизаны попытались напасть на тюрьму, но безрезультатно и с потерями — в плен к белогвардейцам попало 10 человек. Контрразведка раскрыла конспиративную квартиру в Арсенальной слободке.

В январе 1922 года контрразведка через агента А. Попова смогла разоблачить работавших в штабах белых войск большевиков. С помощью шифровальщицы Черненко был раскрыт комсомольский комитет в составе И. Климанова, В. Коношенко, А. Помилуйко, А. Цапурина и др. Предположительно последние под пытками назвали 15 имен комсомольских активистов. Правда, многие из них смогли уйти к партизанам^[379].

5 февраля 1922 года части НРА перешли в наступление и 14 февраля заняли Хабаровск.

Из-за провала похода белоповстанцев, огромных масштабов коррупции белогвардейский режим поразил острейший кризис. Выходом из сложившегося положения могло стать установление военной диктатуры. Кандидатом на роль «спасителя Отечества» являлся 48-летний генерал-лейтенант М.К. Дитерихс, намеревавшийся под знаменем монархии собрать разрозненные антибольшевистские силы. Но монархическая форма правления уже не имела поддержки среди широких слоев населения, различных политических партий и даже белогвардейцев. Поэтому период нахождения у власти Верховного правителя Земского Приамурского края сопровождался террором, который, по оценке некоторых исследователей, достиг своего апогея^[380].

Деятельность коммунистов и эсеров была запрещена, а они сами вместе со своими семьями подлежали высылке в Советскую Россию и ДВР. Историк В.Б. Бандурка пишет, что за короткое время правления правительства генерала М.К. Дитерихса обыски и погромы в рабочих районах городов следовали один за другим. Готовился разгон профсоюзов и других оппозиционных общественных организаций. «Контрразведка жестоко расправилась с руководителями профсоюзов Дальзавода и моряков A.Л. Гульбиновичем и Р.Ф. Башидзе. Канонерская лодка «Маньчжур» превратилась в плавучий застенок, куда свозились арестованные и откуда они не возвращались. Стало известно, что они сжигались в топках ее котлов»^[381].

В ходе карательных акций погиб один из руководителей комсомола Приморья В. Бонивур, которому белогвардейцы еще живому вырезали сердце^[382], а также комсомольцы А. Евданов, С. Пчёлкин, Д. Часовитин и др. Подобная политика режима вызывала нарастающее недовольство населения и активизацию большевистского подполья и партизанских отрядов.

А.И. Деникин (в центре) с членами Особого совещания

А.В. Колчак

Советская делегация уезжает из Брест-Литовска после заключения Брестского мира

Ф. Шулленбург

А.С. Лукомский

Атаман И.П. Калмыков с американскими офицерами

Калмыковцы в Хабаровске

М.К. Дитерихс

П.П. Скоропадский

Ю. Пилсудский

А.М. Оссендовский

Г.М. Семенов

Р. Гайда

Д.Л. Хорват

Схема контрразведывательных органов в Сибири. Апрель-июнь 1919 г.

Сост. по: ГАРФ. Ф. Р-5793. Оп.1. Д.1. Г.Л. 137; РГВА. Ф. 39466. Д.10. Л. 90, 92, 134-134 об.; Ф. 40218. Оп.1. Д.206. Л. 5-9.

Как следует из вышесказанного, белогвардейская контрразведка весьма эффективно боролась с большевистским подпольем благодаря следующим обстоятельствам: во-первых, тесному взаимодействию с японскими спецслужбами, во-вторых, слабой конспирации среди членов подполья, в-третьих, предательству в его рядах. Однако, несмотря на ряд успехов в борьбе с подпольем, спецслужбы так и не смогли переломить общую ситуацию в пользу белых правительств, политика которых не пользовались поддержкой широких слоев населения. Решение обострившихся социальных и политических проблем силовыми, карательными мерами еще более дискредитировало Белое движение и монархическую идею среди населения, что привело к победе большевиков, взявших «на вооружение и диктатуру, и реализовавших на практике идеи патриотизма и единства страны»^[383].

На Севере России борьба белогвардейских спецслужб с большевистским подпольем не носила столь ожесточенного характера, как на юге и в Сибири, поскольку не на этом второстепенном участке решался исход Гражданской войны. В то же время следует отметить, что целенаправленная деятельность большевистского подполья в этом регионе являлась серьезной угрозой для безопасности белогвардейского режима и войск интервентов.

К моменту вторжения интервентов из Архангельска уехали почти все видные партийные работники. Оставшиеся в городе коммунисты в первое время старались, прежде всего, обезопасить себя от преследований и найти средства к существованию, а затем уже начали налаживать между собой связи. Ориентировочно в конце августа 1918 года была создана подпольная большевистская группа во главе с председателем профсоюза транспортных рабочих К. Теснановым, которого затем вместе с другими активистами организации арестовала контрразведка. Другая подпольная группа образовалась вокруг председателя профсоюза архитектурно-строительных рабочих Д. Прокашева. Они выпустили три печатных прокламации, проводили агитационную работу в тылу противника, подталкивали солдат на сопротивление против ведения военных действий^[384].

Командующий союзными войсками на Севере России британский генерал-майор Ф. Пуль 7 августа 1918 года издал приказ, запрещавший собрания, митинги на улицах, в общественных местах и на частных квартирах, а затем запретил распространять среди населения слухи «…об одержанных большевиками победах и возможности их приближения». Неисполнение приказа каралось смертной казнью. Интервенты открыли концентрационные лагеря на острове Мудьюг и на берегу бухты Йоканьга.

От интервентов не отставали и белогвардейцы. В октябре 1918 года генерал-губернатор и командующий войсками Северной области запретил проводить собрания без предварительного получения разрешения в установленном порядке, ходить по Архангельску в ночное время без специальных пропусков, ввел военную цензуру почтовых отправлений. По мнению историка А.А. Иванова, предпринятые интервентами и белогвардейцами меры дали некоторые весьма незначительные результаты: в апреле в с. Колежма разоблачено 8 агитаторов, летом предотвращен переход двух рот 2-го Северного стрелкового полка на сторону Красной армии, выявлено несколько разведчиков противника^[385].

Лица, виновные в публичном распространении враждебного отношения к союзным или русским войскам, наказывались тюремным заключением до трех месяцев или крупным денежным штрафом. За те же проступки, совершенные на театре военных действий, либо приведшие к волнениям и нарушениям общественного порядка, виновные наказывались тюремным заключением на срок от 8 месяцев до 1 года 4 месяцев^[386].

На борьбу с большевиками интервенты и белогвардейцы бросили контрразведывательные органы, которые проводили облавы, обыски и аресты, вели следствие по делам в «сочувствии большевикам» и «агитации в пользу большевиков».

Дела в отношении задержанных лиц, чья виновность в ходе дознания была доказана, направлялись на рассмотрение Особого военного суда.

Из Советской России на территорию Северной области постоянно проникали партийные эмиссары и агитаторы. Однако на начальном этапе войны большевистская агитация «…не носила систематического характера, поскольку на контролируемой «белыми» территории ее вели в основном одиночки, обнаружение которых не представляло затруднений…». Например, в октябре 1918 года были разоблачены два агитатора: кочегар тральщика Т-15 А. Морозов и машинист тральщика Т-28 Е. Курбатов^[387].

Ситуация начала меняться к концу 1918—началу 1919 года. В общей сложности к концу 1918 года на территории Северной области действовало около 100 штатных агитаторов, основной задачей которых была переброска агитлитературы в тыл белогвардейских войск^[388].

«Большевистские агенты приезжали в Архангельск под видом крестьян, извозчиков, перевозчиков тяжестей и установили прочную связь с рабочими центрами и демократическими кругами крайнего направления, — свидетельствует в своих мемуарах командующий войсками Северной области генерал-лейтенант В.В. Марушевский. — Я начал бороться с этой пропагандой прежде всего тяжелыми репрессивными мерами и введением полевых судов, со всеми последствиями производства дел в этих судах» (расстрелы, тюремное заключение и каторжные работы. — Авт).^[389].

Результатом агитационной деятельности красных уже в январе — феврале 1919 года стало усиление антивоенных настроений, падение дисциплины в войсках белогвардейцев и их союзников, также участились случаи дезертирства и перехода солдат на сторону красных, иногда целыми подразделениями. Помимо этого участились забастовки работников лесопильных заводов и портовых служащих. «Местное население относится к нам не особенно сочувственно, — констатировал один из белогвардейских агентов. — Людей для караула и лошадей дают неохотно и страшно затягивают смену…»^[390].

Белогвардейская контрразведка совместно с англичанами сумела провести несколько серьезных операций. В феврале — марте 1919 года были разгромлены подпольные явки в Архангельском бюро профсоюзов, раскрыты ячейки в запасных частях и тыловых гарнизонах Архангельска и Мурманска. В целях поимки большевистских агентов из местного населения сотрудники военно-регистрационной службы стали арестовывать их родственников. Имели место случаи освобождения большевистски настроенных крестьян для выявления их сообщников или неблагонадежных лиц^[391]. Здесь, как и в Крыму, ограниченность территории, длительность пребывания белых облегчали работу контрразведывательным структурам, действовавшим в тесном контакте с военно-судебными органами.

Благодаря помощнику начальника архангельской контрразведки поручику И. Штепанеку был предотвращен переход к красным чехословацкого полка, развернутого на позициях в районе города Шенкурск — важного стратегического пункта в обороне белогвардейцев. Агентам Штепанска тогда удалось добыть важные сведения о намечающемся восстании в полку, пишет исследователь А. Бирюк, и потому своевременно проведенные аресты и расстрелы помешали красным прорвать линию фронта в этом районе^[392].

В Кеми была выявлена большевистская организация, ведшая агитацию среди населения и воинских частей. От контрразведки не укрылось стремление некоторых ее членов попасть в союзный авиаотряд с целью вывода из строя летательных аппаратов^[393].

Весной 1919 года отделение военно-полевого контроля Онежского района раскрыло большевистскую группу из 7 человек, занимавшуюся разведкой и агитацией среди русских солдат и союзников^[394].

Во второй половине марта военные власти получили сведения о существовании в Архангельске подпольной солдатской организации. В результате были задержаны, а затем расстреляны чины военно-контрольной команды Пухов и Шереметьев, солдаты 1-го Северного стрелкового полка и 1-го автомобильного дивизиона. За подготовку перехода на сторону противника контрразведка арестовала солдат 2-го отдельного артиллерийского дивизиона. Спецслужбы раскрыли заговор в 7-м Северном полку^[395].

В апреле 1919 года контрразведка раскрыла действовавший в Архангельске подпольный большевистский комитет, руководивший пропагандой и агитацией в тылу Белой армии. 1 мая арестованные спецслужбой члены комитета были расстреляны^[396]. Тем не менее принимаемые военным контролем меры не смогли предотвратить развал Северной армии. В апреле под влиянием большевистской пропаганды 300 солдат 3-го Северного стрелкового полка перешли на сторону красных. В ночь с 6 на 7 июля вспыхнул мятеж в районе Топса-Троица в первом батальоне Дайеровского полка, сформированном из пленных красноармейцев и заключенных губернской тюрьмы^[397]. Совместными действиями интервенты и белогвардейцы подавили восстание.

Особенно чувствительным ударом для союзников и белогвардейцев было восстание солдат 5-го Северного стрелкового полка, которые, арестовав весь офицерский состав, с оружием перешли на сторону Красной армии. Органы контрразведки оказались не в состоянии противодействовать организации восстаний: на Пинеге. в 8-м полку, затем на Двине в Славяно-британском легионе, в 6-м полку на железной дороге.

В целях выявления и поимки большевистских агентов ВРС были приняты меры по аресту их родственников, проживавших на территории области. Эта мера принесла позитивные для белогвардейцев результаты. Так, в ходе обыска у матери бывшего онежского военного комиссара Е.А. Агапитовой в руки контрразведчиков попали документы Архангельского обкома РКП(б), что повлекло за собой массовые аресты коммунистов^[398].

Однако выявление большевистских подпольных групп и аресты коммунистов не могли воспрепятствовать волне восстаний в частях и массовым переходам солдат к противнику, приведших к срыву наступления белых. Разуверившись в надежности Северной армии, интервенты начали покидать область. На рассвете 27 сентября последние корабли с войсками союзников покинули Архангельск, а 12 октября — Мурманск. Окончание интервенции имело для ВРС свои положительные стороны, в частности, ее сотрудники могли сосредоточить больше внимания на контрразведывательном обеспечении фронта и тыла, арестовывать подозрительных в связи с большевистским подпольем лиц, ранее находившихся в оперативной разработке союзного военного контроля.

В ноябре в Мурманске образовалась крупная революционная группа, ставившая своей задачей подготовку и проведение вооруженного восстания для свержения белогвардейского правительства. Одним из главных руководителей организации являлся большевик И.И. Александров. Контрразведка арестовала несколько ее членов — В.Д. Грассиса, И.Д. Скидера, С.А. Чехонина. Усилив конспирацию, работу продолжили оставшиеся на свободе Александров и Родченко^[399].

17 декабря 1919 года мурманский военно-контрольный пункт (ВКП) получил сведения о существовании в городе подпольной большевистской организации, целью которой являлось восстановление советской власти. Контрразведчики арестовали причастных к ней солдат комендантской команды^[400].

В декабре отделение полевого военного контроля № 43 арестовало 25 большевистских агитаторов. Напротив каждой фамилии в примечании давалась им краткая характеристика, например, «ярый большевик», «убежденный большевик», «очень вредный человек». В этом же месяце военный контроль арестовал и отправил в тюрьму 22 «ярых большевика»^[401].

В начале января 1920 года был раскрыт заговор солдат Шенкурского батальона, подговаривавших офицеров своей части не подчиняться приказам правительства. В Архангельске сотрудники военно-регистрационной службы обезвредили большевистского агента, выдававшего себя за белого офицера-перебежчика^[402]. 6 февраля 1920 года контрразведка, получив сведения от лежавшего в лазарете матроса, раскрыла заговор в одной из морских рот Железнодорожного фронта. Целью этой подпольной группы, связанной с большевистской организацией в 3-м Северном стрелковом полку, было открытие фронта в момент наступления частей Красной армии.

11 заговорщиков арестовали, однако их сообщники в полку сумели поднять восстание и перешли на сторону противника.

В ходе наступления частей 6-й армии фронт был прорван на одном из самых важных участков^[403]. 19 февраля Архангельск заняли красные.

Известие об этом событии послужило толчком к началу восстания в Мурманске, Александровке и других населенных пунктах. Накануне сотрудники Мурманского ВКП в своих сводках и отчетах предупреждали об опасности вооруженного выступления портовых рабочих и моряков^[404]. Но данная информация не возымела должного действия. В результате восставшие легко подавили сопротивление милиции и ополчения и захватили важные объекты в городе.

Таким образом, неспособность властей найти эффективные политические решения для удовлетворения насущных проблем широких слоев населения сводили на нет усилия контрразведки по обеспечению безопасности действующей армии и тыла. Большевистские подпольные организации своей пропагандой и агитацией ускоряли процесс брожения и разложения в войсках. В результате правительство потеряло свою единственную опору и силу, что способствовало поражению белогвардейского режима на Севере России.

На Северо-Западе контрразведка занималась выявлением сторонников советской власти, осуществляла наблюдение за настроениями населения. Каких-либо значительных акций по ликвидации большевистских подпольных организаций за спецслужбами не замечалось. Отчасти причиной такого положения дел являлась некомпетентность чинов в вопросах оперативно-розыскной деятельности, приводившая к задержанию невиновных. Как отмечал помощник военного прокурора С.Д. Кленский, проводивший проверку тюрьмы города Гдова в середине сентября 1919 года по личному приказанию генерал-лейтенанта А.П. Родзянко, в деятельности контрразведки и коменданта «замечается стремление сперва по какому-либо доносу посадить человека под стражу, а потом уже искать материал для его обвинения, что несомненно ведет к тому, что в тюрьме люди просиживают более или менее продолжительный срок и потом их отпускают, так как материала для обвинения собрать не представлялось возможным»^[405].

Несмотря на то что функции контрразведки ограничивались оперативно-розыскными мероприятиями и следствием, в реальной жизни ее сотрудники, не имея на то законных оснований, выносили и приводили в исполнение приговоры. Ради завладения чужим имуществом, деньгами и ценностями контрразведчики выдвигали ложные обвинения и проводили несанкционированные обыски и аресты, ставшие нормой поведения и вызывавшие серьезную обеспокоенность у командования^[406].

По данным историка А.В. Смолина, спецслужбы прибегали и к фабрикации дел. Так, 22 сентября 1919 года сотрудники контрразведки арестовали заведующего гаражом при Управлении снабжения Северо-Западной армии А.А. Садыкера, которого обвинили в контактах с советской властью во время нахождения в Финляндии, а также агитации и пересылке денег. Суд приговорил его к смертной казни. Несмотря на ходатайство перед Н.Н. Юденичем министра юстиции Северо-Западного правительства Б.И. Кедрина, А.А. Садыкера повесили^[407].

Недостаточная источниковая база не позволила автору более детально рассмотреть борьбу контрразведки Северо-Западной армии с большевистским подпольем.

Активная, наступательная политика большевиков, прибегших к агитации, пропаганде, организации вооруженных восстаний для дестабилизации обстановки в тылу белых армий и свержению власти белых правительств, потребовала адекватных, подчеркнем, комплексных, мер борьбы со стороны белогвардейских государственных образований. Однако лидеры Белого движения ограничивались лишь разгромами подпольных организаций, проведением карательных акций в отношении населения и партизанских отрядов.

Для проведения оперативно-розыскных мероприятий активно привлекались органы контрразведки и внутренних дел. Анализ ситуации показывает, что там, где контрразведывательные службы обладали наиболее совершенной для того времени организацией, профессионально подготовленными кадрами, относительно хорошо финансировались (Сибирь в период правления А.В. Колчака), белогвардейцам удалось парализовать работу подполья. Даже в других регионах, где пораженные коррупцией спецслужбы не имели достаточных сил и средств, большевистские нелегальные организации оказались ликвидированы. Они снова восстанавливались, в основном благодаря активной закордонной работе партийно-государственных структур Советской России. Белогвардейские органы безопасности так и не смогли перекрыть каналы связи между РСФСР и нелегальными организациями на своей территории по следующим причинам.

Во-первых, из-за отсутствия сплошной линии фронта, которая бы явилась серьезной преградой для перемещения людей с одной стороны на другую. Во-вторых, между контрразведкой и разведкой, имевшей свою агентуру в соответствующих учреждениях Советской России, не существовало тесного взаимодействия. Документально не подтверждается наличие у белогвардейской контрразведки собственной агентуры в советских партийно-государственных структурах, занимавшихся разведывательно-подрывной деятельностью в тылу белых армий. В-третьих, из-за недостатка сил и средств органы безопасности не смогли осуществить на подконтрольных территориях жесткий контрразведывательный режим.

В то же время следует отметить, что усилия спецслужб по обеспечению безопасности белогвардейских государственных образований нивелировались неразрешенными социально-экономическими проблемами основной части населения. Недовольные политикой властей рабочие и крестьяне пополняли ряды подпольных организаций и партизанских отрядов.

4. Противодействие преступности, контроль над политическими настроениями в обществе и армии

Несмотря на то что деятельность контрразведывательных органов заключалась в основном в борьбе со шпионажем и большевистским подпольем, тем не менее в суровых реалиях Гражданской войны их функции были гораздо шире. Политическая нестабильность белогвардейских режимов, ошибки правительств в государственном строительстве и социально-экономической политике, вызвавшие недовольство населения своим материальным положением и стимулировавшие рост преступности, требовали вмешательства спецслужб. В связи с этим самостоятельными объектами оперативной разработки органов безопасности являлись партия социалистов-революционеров (эсеров), рабочий класс, крестьянство, казачество и армия.

Каждое из белогвардейских государственных образований строилось и развивалось в специфических, присущих только им условиях, что, безусловно, накладывало свой отпечаток на нейтрализацию внутренних угроз контрразведывательными структурами.

Недовольство основной массы населения своим социально-экономическим положением было одинаково свойственно всем режимам, власти пытались разрешить его силовым путем. Однако внимание спецслужб к данному феномену везде оставалось разным. Созданная при А.В. Колчаке разветвленная сеть контрразведывательных органов позволяла изучать колебания настроения среди рабочих и крестьян, в начале войны остававшихся нейтральными к политике правительства. На Юге России тыловые органы безопасности обладали значительно меньшими ресурсами, поэтому их силы и средства в основном были задействованы на борьбу с большевистским подпольем и агитаторами, оказывавшими сильное влияние на дестабилизацию обстановки на театре военных действий и в тылу. К тому же на территории, контролируемой ВСЮР, изучением политической ситуации, настроений населения в большей степени занимались неправительственная «Азбука» и ОСВАГ.

Казачество, проявлявшее с точки зрения белых лидеров сепаратистские настроения, проживало на Юге, в Сибири и на Дальнем Востоке, поэтому наблюдение за ним осуществлялось лишь спецслужбами А.И. Деникина и А.В. Колчака.

Эсеры представляли наибольшую угрозу колчаковской диктатуре, на Юге были не столь активны, в других регионах члены этой партии не вызывали серьезного беспокойства властей.

Белогвардейские армии, подвергавшиеся военному и политическому воздействию противника и прочих деструктивных сил, постоянно находились под наблюдением спецслужб. Однако больше других морально-психологическому состоянию личного состава, проблемам материального обеспечения воинских частей уделяла внимания колчаковская контрразведка.

Поэтому можно говорить об адекватной в целом реакции органов безопасности на происходившие на территориях государственных образований процессы, с учетом имевшихся у них сил и средств.

Поскольку генералитет и офицерство стали негативно относиться к эсерам еще на стадии зарождения Белого движения, то между ними пролета широкая пропасть, которая только увеличивалась в ходе Гражданской войны.

Осознание эсерами себя в качестве «третьей силы» на Юге России происходило по мере того, как, с одной стороны, проявлялись реставраторские устремления деникинского режима, особенно в период наступления Добровольческой армии на Москву летом 1919 года, а с другой — нарастало недовольство крестьян воскрешавшимися этим режимом старыми порядками. Так, эсеры, преобладавшие в Комитете освобождения Черноморья, руководившем «зеленым», крестьянским движением, направляли силы на борьбу против белых, признавали необходимость единого социалистического фронта, основанного на базе свободно избранных Советов. «Деятельность партии в 1919–1920 гг. нельзя назвать планомерной, а линию политического поведения последовательной, — пишет в диссертационном исследовании историк Г.В. Марченко. — Партийцы колебались в своих симпатиях и стремлении к совместной работе то с большевиками, то с «добровольцами»». Ученый также отмечает, что эсеры, являясь самой многочисленной партией в регионе, не имели под собой устойчивой социальной опоры, а их популярность была обманчивой и конъюнктурной^[408].

В ноябре 1919 года ЦК ПСР обратился к низовым организациям Юга России со следующими словами: «…По отношению к власти и государственному порядку, установленному деникинской диктатурой, не должно быть допущено ни тени чего-либо похожего на сделку с реакцией…»^[409].

«Появились упорные слухи (впоследствии оказавшиеся вполне обоснованными), что левое крыло партии эсеров готовило покушение на жизнь Деникина, — пишет Д.В. Лexoвич. — Законодательство, существовавшее на Юге России, не предусматривало преемственности власти, поэтому генерал Деникин решил составить завещание в форме приказа войскам, где в случае своей смерти он назначал Главнокомандующим генерал-лейтенанта Романовского»^[410].

По имеющимся в распоряжении автора архивным материалам трудно судить о разработке «третьей силы» со стороны деникинской контрразведки. Не упоминается об этом и в ряде исследований, посвященных белогвардейским спецслужбам^[411]. По всей видимости, декларативная, не имевшая конкретных практических шагов деятельность эсеров не привлекала внимания перегруженных борьбой с большевистским подпольем органов безопасности.

18 ноября 1918 года в Сибири был совершен переворот, приведший к власти А.В. Колчака. Многих эсеров, в том числе членов Директории, арестовали и выслали из России. На допросе в Иркутске в 1920 году свергнутый Верховный правитель отмечал, что настроенные против Директории офицерские круги и казачество уговорили его взять и верховное командование на себя. Сам адмирал, выступавший под флагом беспартийности, приравнивал Учредительное собрание и эсеров к коммунистической узкопартийности^[412].

Сибирские эсеры, пользовавшиеся значительным влиянием в регионе, после переворота ушли в подполье и пытались оказать сопротивление новому режиму. Тенденция к активизации их антиправительственной деятельности прослеживается по регулярным сводкам органов безопасности. «Контрразведывательному отделу Ставки приходилось бороться не только со шпионами и пропагандистами большевиков, — говорится об эсерах в воспоминаниях генерал-майора П.Ф. Рябикова, — но и энергично следить за работой различных политических партий, которые… систематически подталкивали к разрушению авторитет и силу правительства адмирала Колчака»^[413].

Центральное отделение военного контроля оперативно докладывало, что 19 ноября 1918 года в Уфе образовался совет управляющих из активных деятелей партии эсеров и членов Учредительного собрания для свержения власти Верховного правителя силами чешских полков. Из совершенно секретного источника контрразведка получила сведения об эсеровском выступлении в Омске 12 декабря 1918 года, в котором должна была принять участие местная артиллерийская бригада^[414].

27 февраля 1919 года начальник осведомительного отдела Главного штаба писал руководителю военных сообщений, что в партии обсуждалась возможность вооруженного выступления, которое предположительно намечалось на весну. К тому времени, по расчетам эсеров, должно приостановиться железнодорожное сообщите из-за отсутствия топлива и проблем с ремонтом паровозов^[415]. Подтверждение этой информации контрразведывательная часть осведомительного отдела получала от агентуры и в марте. К тому времени большевики и эсеры, войдя в соглашение, образовали объединенные боевые дружины по линии Сибирской железной дороги и в крупных центрах: в Семипалатинске, Рубцовске, Барнауле, Мариинске и Тайге. На весну эсеры готовили вооруженное выступление и всеобщую забастовку^[416].

Об активных антиправительственных действиях эсеров контрразведка получала сведения из разных районов Сибири и Дальнего Востока. В частности, в сводке агентурных сведений харбинского контрразведывательного отделения, предназначавшейся главному советнику МИД при Верховном уполномоченном на Дальнем Востоке В.О. Клемму, сообщалось о завершении подготовки «к проведению в жизнь всех условий, необходимых для переворота. Остановка только за полосой отчуждения КВЖД и Дальним Востоком»^[417].

Начальник КРП штаба Омского военного округа в г. Бийске докладывал, что эсеры, члены Горного союза, во время поездок по уезду агитируют за Учредительное собрание, «как за хозяина земли русской и единственного выразителя воли народа». По данным контрразведки, в уездах агитаторы, ввиду обложения кооперации большими налогами, убеждали крестьян скрывать прибыль, рассказывали о жестоких расправах правительства над восставшими, о массовых расстрелах невиновных. Газета «Дума» в своих публикациях подбирала факты, сообщавшие о жестоких расправах при ликвидации восстаний и массовых расстрелах^[418].

Недовольные утратой власти эсеры стали организовываться вокруг возникшего в июне 1919 года Сибирского союза социалистов-революционеров, один из центров которого находился в штабе 1-й Сибирской армии. Эсеровскую организацию здесь возглавлял начальник осведомительного отдела штаба армии штабс-капитан Н.С. Калашников^[419].

«Поставив своей задачей свержение власти Верховного правителя и захват власти в свои руки посредством массовых выступлений до террора включительно и провозглашение лозунга о возобновлении деятельности бывшего Учредительного собрания, — говорится в докладе начальника отдела контрразведки при штабе ВГК прапорщика К.Б. Бури, — партия не удалилась из правительственных сфер адмирала Колчака, а пристроила своих агентов с целью тормозить работу правительства и дискредитировать его в глазах общества. Работа черновской группы (возглавлялась лидером правых эсеров В.М. Черновым. — Авт.), деятелей директории за границей и Керенского в Париже привела к результату большой важности: она вошла в контакт с сибирскими эсерами, легализованными Всероссийским правительством в Сибири и создала здесь стройную организацию, подчинявшуюся директивам центра. По постановлению «совета шести» (Керенский, Авксентьев, Минор, Игнас, Церетели, Иванов) в Сибирь для совершения террористических актов направлена группа лиц под видом купцов. В случае удачи задуманного плана партией Керенского предложено разделить Россию на 30 самостоятельных республик. Эсеры получили огромные денежные суммы от еврейских и масонских организаций и находят поддержку у части французской и английской печати»^[420].

К полученным данным о намерениях эсеров контрразведка отнеслась серьезно, взяв под наблюдение деятелей местных организаций. Во Владивостоке спецслужбы зафиксировали интенсивную работу эсеровских и меньшевистских групп по подготовке переворота. Розыскные органы выявили видных политических деятелей, принимавших активное участие в подготовке свержения существовавшей власти. В поле их зрения попал разжалованный генерал Р. Гайда, поддерживавший связь с находившимся в Японии бывшим главнокомандующим войск Директории генерал-лейтенантом В.Г. Болдыревым, который до отъезда за границу также находился под контролем спецслужб^[421].

Например, владивостокское КРО посредством перлюстрации почтовой корреспонденции установило, что находившийся в Японии генерал (по всей вероятности, имелся в виду B.Г. Болдырев) осуществлял свою деятельность, направленную на ухудшение отношений между Омском и Токио, «чтобы адмирал полетел кувырком и все попытки к признанию омской власти окончились неудачей»^[422].

Генерал В.Г. Болдырев вернулся во Владивосток в начале 1920 года и был назначен на должность председателя комиссии при Военном совете Приморской областной земской управы по разработке военных и военно-морских законопроектов. С апреля по декабрь 1920 года командовал сухопутными и морскими силами Дальнего Востока.

Кстати, бывшего младшего офицера австрийской армии Р. Гайду органы безопасности взяли под плотное негласное и наружное наблюдение сразу после отстранения от должности командующего Сибирской армией и сопровождали по пути следования его поезда из Омска во Владивосток. Предпринятая спецслужбами мера предосторожности оказалась весьма кстати.

15 июля 1919 года полковник Н.П. Злобин дал телеграмму начальникам КРП в Иркутске, Верхнеудинске, Чите, Харбине, Владивостоке, Маньчжурии, Никольск-Уссурийске о наблюдении за бывшим командармом «для выявления всех обстоятельств, сопровождающих встречу и проводы поезда на станциях с выяснением лиц, с которыми Гайда будет контактировать»^[423]. К 23 июля контрразведчики получили непроверенные сведения о том, что Р. Гайда, встречаясь с лидерами эсеров, предлагал им активно действовать для осуществления переворота и «заручился их согласием быть главнокомандующим»^[424].

10 июня 1919 года исполняющий должность начальника КРО при штабе ВГК прапорщик К.Б. Бури докладывал полковнику Н.П. Злобину о состоявшемся около двух недель тому назад съезде партии эсеров, признавшем нынешнее правительство реакционным и постановившем объявить террор в отношении его членов и лично адмирала А.В. Колчака. По тем же сведениям, съезду было доложено о получении от В.М. Чернова семи миллионов рублей на организацию борьбы с правительством адмирала А.В. Колчака^[425].

Спецслужбы по другим каналам стали получать данные о намерении эсеров физически устранить Верховного правителя. В мае — июне контрразведка располагала сведениями о постановлении ЦК левых эсеров в Москве совершить террористический акт в отношении адмирала, для чего он направил в Сибирь члена петроградской чрезвычайной миссии Р. Буша и нескольких матросов, лично знавших А.В. Колчака. По замыслу организаторов теракта, исполнители должны были прийти к Верховному правителю на прием. Но их план, по неизвестным причинам, реализовать не удалось, возможно, тому помешала вовремя полученная спецслужбами информация. Тогда эсеры решили арестовать адмирала в Омске в момент его возвращения с фронта. По данным контрразведки, в заговоре участвовали лица из конвоя адмирала, «кто-то из офицеров и даже будто бы один из министров»^[426]. Однако и этот замысел остался нереализованным.

Покушение на Верховного правителя пытались организовать не только эсеры, но и большевики. Контрразведчики от своей агентуры своевременно получали информацию о советских эмиссарах, намеревавшихся убить адмирала А.В. Колчака. В частности, спецслужбы были осведомлены о том, что бывшие воспитанники учительского института большевики Бессмертных и Горячев поступили на службу в личную охрану Верховного правителя^[427].

Эсеры охотились не только за А.В. Колчаком. Известен факт покушения на атамана Забайкальского казачьего войска Г.М. Семенова. 20 декабря 1918 года в Мариинском театре в Чите, где шла премьера оперетты «Пупсик», с галерки были брошены две бомбы в ложу атамана. Как потом выяснилось, принесенные с букетом цветов. Расследование проводили Читинский уголовный розыск и военная контрразведка. В январе 1919 года последняя выследила одного из активных участников покушения — рядового 31-го полка М. Берснбаума (Нерисса), а затем оперативным путем вышла на остальных членов эсеровской подпольной организации. Все трое участников покушения были казнены^[428].

Верховный правитель регулярно интересовался результатами работы контрразведки по наблюдению за эсеровскими организациями и их лидерами. В частности, за деятельностью А.Ф. Керенского за границей поручалось следить военным агентам, которые присылали в Омск телеграфные донесения.

Генерал-майор П.Ф. Рябиков писал, что, несмотря на нападки с различных сторон, возникавшие в результате партийной вражды, контрразведка «свою розыскную работу вела достаточно хорошо, вовремя осведомляла о той или иной противоправительственной разрушительной или вредительской работе отдельных лиц, групп и партий»^[429].

В то же время следует отметить, что некоторые чины контрразведки не видели различия между политическими партиями. Историк Е.В. Волков приводит случай, когда арестованного за беседы политического характера с солдатами сербского полка бывшего секретаря челябинского комитета партии эсеров Н. Молочковского на допросе требовали признаться в принадлежности к большевикам. С этим арестованный не соглашался. Следователь в ответ выругался и сказал: «Для меня все равны — и большевики, и эсеры». После чего Н. Молочковского избили до потери сознания и отправили в тюрьму, передав дело в окружной суд^[430].

К лету 1919 года спецслужбы достаточно хорошо изучили планы и тактику действий эсеров, которая помимо агитационной работы заключалась в дискредитации органов власти, вытеснении с государственной службы всех лиц, не сочувствовавших их партийным взглядам; проникновении в органы милиции и воинские части. «Работа эсеров направлялась в народные массы, — писал командующий Западной армией генерал-лейтенант К.В. Сахаров, — для этой цепи они избрали такие безобидные и полезные учреждения, как кооперативы. И центральные управления, и местные отделения были наполнены их людьми и ответственными работниками. «Синкредит», «Центрсоюз» и «Закупсбыт», три главные кооператива в Сибири, были всецело в руках эсеров. Этим путем распространялась литература, добывались деньги, велась пропаганда на местах и подготавливались восстания»^[431].

Генерал не без оснований считал, что эсерам «важна не Россия и не русский народ, они рвались и рвутся только к власти, одни — более чисто убежденные, фанатики, чтобы проводить в жизнь свои книжные теории, другие смотрят более практически, и им важна власть, чтобы быть наверху, иметь лучшее место на жизненном пиру»^[432].

Трудность борьбы с эсерами, по данным спецслужб, заключалась в «массе сочувствующих, которые окружают членов организаций». «Деятельность их настолько антигосударственна и разрушительна, — отмечалось в докладе, — что невольно на них устремляешь деятельность агентуры»^[433].

Под влиянием побед Красной армии над А.В. Колчаком еще больше активизировалась деятельность эсеров в различных городах Сибири и Дальнего Востока, что нашло отражение в сводках контрразведки.

В сентябре 1919 года владивостокское отделение военного контроля докладывало, что эсеровские и меньшевистские круги совместно с генералом Р. Гайдой ведут активную работу но подготовке переворота и образованию дальневосточного правительства, которое должно добиться заключения мира с большевиками и прекращения военных действий на фронте. Подпольщики, по данным агентуры, рассчитывали привлечь на свою сторону американцев и чехов, а от японцев — добиться нейтралитета. В планы заговорщиков входило физическое устранение некоторых представителей власти, в том числе начальника отделения контрразведки и еще пяти сотрудников^[434].

Несмотря на собранный материал, доказывавший антиправительственную деятельность эсеров, контрразведка не могла провести ликвидацию подпольной организации, поскольку заговорщики скрывались в поезде Р. Гайды и союзников^[435]. Она лишь информировала о преступных замыслах главного начальника Приамурского края и командующего войсками Приамурского военного округа генерал-лейтенанта С.Н. Розанова, который отслеживал обстановку в штабном вагоне Р. Гайды и по другим каналам — через внедренного в его свиту сотрудника Приморского областного управления госохраны, действовавшего под псевдонимом «Летний». Однако попытки С.Н. Розанова арестовать Р. Гайду оказывались тщетными из-за вмешательства начальника международной военной полиции американского майора Джонсона, ссылавшегося на позицию Франции, якобы взявшей под защиту мятежного чеха^[436].

Тем не менее спецслужбы продолжали вести наблюдение за активной деятельностью Р. Гайды и лидерами местной эсеровской организации, регулярно информируя власти об их шагах. Заговорщики, чувствуя за собой слежку, судя по докладу контрразведки, выступили, «не будучи вполне подготовленными»^[437]. Начатый 17 ноября 1919 года во Владивостоке переворот был подавлен войсками под командованием генерал-лейтенанта С.Н. Розанова при поддержке японского флота.

Результат эсеровского выступления мог быть иным, окажи им помощь и поддержку интервенты, на которых сильно рассчитывали заговорщики. Эсеры пытались убедить союзников в том, что замышляемый ими государственный переворот с целью свержения колчаковского режима не приведет к развалу фронта и армия сможет продолжать оборонительные бои. Представители западных держав во Владивостоке, учитывая размах партизанского движения, считали невозможным сохранение омского режима и полагали решительные внутриполитические перемены неизбежными, чтобы удержать ситуацию под контролем.

Однако когда деникинские армии наступали на Москву, а колчаковские — на Запад, в Лондоне и Вашингтоне не могли поддержать планы эсеров, поскольку свержение правительства А.В. Колчака, по их мнению, угрожало возникновением гражданской войны в лагере контрреволюции. Поэтому

18 сентября 1919 года министр иностранных дел Великобритании Дж. Керзон направил во Владивосток телеграмму, в которой говорилось: «Вы не должны делать ничего такого, что могло бы каким-либо образом ослабить положение Колчака, которого союзники согласились поддерживать, который все еще остается единственной фигурой, представляющей возможное правительство России и которого Деникин признает своим руководителем. Вы не должны никоим образом поощрять чехов или их подопечных, либо же давать им основания предполагать, что мы готовы признать их как альтернативу Колчака». Госдепартамент также известил американских представителей о неизменности политики США в Сибири. Несмотря на свое сочувственное отношение к эсеровскому замыслу, представителям западных держав на Дальнем Востоке пришлось подчиниться указаниям руководства. Японию же эсеровский переворот не устраивал, поскольку не затрагивал интересы атаманов, «давно подготовлявшихся ею к созданию сепаратного марионеточного государства»^[438].

К концу осени 1919 года обстановка на фронтах стала складываться неблагополучно для колчаковских армий, что подстегнуло эсеров к бурной антиправительственной деятельности.

8 ноября 1919 года полковник Н.П. Злобин докладывал генерал-квартирмейстеру штаба ВГК о том, что эсеры, используя недовольство офицеров Новониколаевского гарнизона 3-месячной задержкой жалования, рассчитывали распропагандировать всю формирующуюся там дивизию и использовать ее в нужный момент для поднятия вооруженного восстания. Контрразведке стало известно о направлении в Новониколаевск группы агитаторов, но из-за строгой конспирации, к которой прибегали эсеры, конкретных лиц установить не удалось^[439].

В скором времени в Новониколаевске произошло вооруженное выступление, возглавлявшееся полковником Ивакиным и лидерами местного самоуправления. Восставшие выпустили воззвание с требованием окончания Гражданской войны и перехода власти к земству. Но благодаря вмешательству одного из полков польской дивизии мятежный полковник сдался. Военно-полевой суд приговорил его к расстрелу.

Как пишет историк Е.В. Волков, выступление в Новониколаевске являлось лишь частью плана эсеровского бюро военных организаций, согласно которому в декабре 1919 года восставшие офицеры и солдаты должны были захватить власть в Томске, Красноярске и Иркутске^[440].

Контрразведчики справедливо предполагали, что в это время центром деятельности эсеровских организаций являлся Иркутск. Получив информацию о создании в городе Политцентра, поставившего себе целью свержение Омского правительства, контрразведчики своевременно передали ее в Ставку и Верховному правителю. «Несмотря на важность информации, которая могла бы снизить последствия катастрофы Омского правительства, — пишет историк А.А. Рец, — она не была по достоинству оценена в Омске, и это пагубным образом отразилось на ходе дальнейшей борьбы»^[441].

Правительство А.В. Колчака пребывало в агонии и поэтому оказалось не в состоянии адекватно реагировать на происходившие в Сибири события, приближавшие режим к катастрофе. В той сложной ситуации спецслужбы работали, полагаясь лишь на собственные силы. 20–22 декабря 1919 года государственная охрана раскрыла эсеровский штаб по руководству восстанием в Иркутске накануне его начала, захватив многих эсеровских лидеров^[442]. Но 27 декабря вспыхнуло новое восстание, в результате которого Политцентр захватил власть в городе. Однако вскоре власть в Иркутске перешла к большевикам, которые расстреляли преданного интервентами адмирала А.В. Колчака 7 февраля 1920 года^[443].

Таким образом, из вышесказанного можно сделать вывод, что контрразведка могла держать под контролем эсеровские организации и тем самым не допускать их антиправительственных вооруженных выступлений до тех пор, пока обстановка на фронте оставалась стабильной. Нарушение баланса сил в пользу красных привело к резкому ослаблению власти в тылу колчаковской армии, чем и воспользовались эсеры.

Наделенной функцией политического сыска контрразведке приходилось бороться и с экономическими преступлениями. Несмотря на явные угрозы белогвардейским режимам со стороны преступных элементов, борьба с ними велась по личной инициативе сотрудников контрразведки.

Наиболее ярким примером тому является противодействие коррупции, массовым хищениям военного имущества на Юге России, предназначавшегося для воюющей армии.

Привлекательными для дельцов являлись порты и железнодорожные станции, где концентрировались грузы различного назначения. Деникинской контрразведке удалось выявить в Новороссийске организацию, систематически совершавшую хищения имущества. Спецслужба намеревалась внедрить туда агентуру и провести ликвидацию преступной группы^[444].

На железной дороге, в том же Новороссийске, бывали случаи, когда военные грузы, предназначенные для экстренной отправки на фронт, часто выгружались, а освободившиеся вагоны поставлялись частным лицам^[445].

На Новороссийск обращал внимание и представитель особого отделения отдела Генштаба Военного управления при черноморском военном губернаторе. В октябре 1919 года полковник Р.Д. Мергин докладывал о том, что местный узел забит загруженными вагонами, не отправленными по назначению. В данном случае причиной задержек, по его мнению, являлся саботаж рабочих и мастеровых, которые препятствовали отправке снарядов на фронт^[446]. Причастность большевистского подполья к саботажу документально не подтверждается.

Начальник новороссийского КРП капитан Мусиенко также активно вел борьбу с «явно вредными поступками административных лиц, спекулянтами и большевиками». Благодаря профессиональным действиям контрразведчика, как следует из его доклада начальнику КРО управления генерал-квартирмейстера штаба Добровольческой армии, были раскрыты крупные хищения военных грузов с транспорта, расформировал военно-морской контроль, сняты с должностей многие офицеры, замешанные во взяточничестве, привлечены к ответственности должностные лица, незаконно разрешавшие вывоз продуктов питания в Грузию, и т. д.

Например, 13 декабря 1918 года чины контрразведки задержали поручика Целинского, пытавшегося скрыться от мобилизации в Грузию с незаконно выданным командиром военного порта разрешением на вывоз почти 300 пудов муки.

14 декабря 1918 года капитан Мусиенко отправил своему руководству телеграмму следующего содержания: «Штренг получил разрешение в Екатеринодаре на 150 вагонов муки вывозить в Грузию. Примак — на 560 пудов макарон в Сухуми. Как поступить?» Около полуночи его вызвал к телефону черноморский военный губернатор генерал-майор А.П. Кутепов и обвинил в карьеризме. А в конце января 1919 года генерал без всяких объяснений направил начальнику КРО штаба главкома ВСЮР телеграмму об откомандировании Мусиенко, «как совершенно неподходящего». Лишь спустя некоторое время капитан узнал, что ему главным образом ставили в вину некорректность и «рогатые» отношения к гражданской администрации^[447].

По всей видимости, добиться позитивных решений контрразведчикам не удалось. Боролись с коррупцией, пронизывавшей весть административный и военно-управленческий аппарат, лишь наиболее бескомпромиссные, высококвалифицированные руководители и сотрудники спецслужб. Говорить о серьезном противодействии этому виду преступлений не приходится, поскольку, как известно, в большинстве случаев контрразведывательные органы на Юге России сами являлись коррумпированными. Поэтому высокопоставленные должностные лица из «интеллигентско-буржуазной среды», замешанные в противоправных деяниях, оставались недосягаемыми для спецслужб и правоохранительных органов и под суд не попадали. Изворотливость, беспринципность, коррупция, покровительство служили им надежным щитом.

Колчаковское правительство стремилось всячески ограничить привилегии власть имущих, пыталось бороться с коррупцией, взяточничеством и вымогательством. Противодействием преступности занимались не только органы внутренних дел, но и спецслужбы.

Вот лишь несколько примеров. В марте 1919 года были арестованы контрразведкой за злоупотребления служебным положением два уполномоченных министерства продовольствия и снабжения на Урале, а также начальник томской губернской тюрьмы. Министр продовольствия и снабжения Зефиров был осужден по обвинению в заключении убыточных для казны сделок по закупке импортного чая^[448].

Контрразведке удалось установить, что главный начальник Дальнего Востока Д.Л. Хорват и его окружение занимались махинациями с крупными земельными участками. Данная информация позволяла принять меры против подобных злоупотреблений и тем самым снизить накал антиправительственных настроений в Приморье^[449].

Особенно сложной была ситуация на железной дороге. Охранявшие железную дорогу интервенты использовали подвижной состав в своих целях, из-за чего белогвардейцы не смогли осуществлять перевозки в полном объеме. Например, чехам железные дороги нужны для вывоза награбленного в России имущества.

Ситуацию усугубляла преступная деятельность белогвардейских должностных лиц, занимавшихся организацией железнодорожных перевозок в интересах фронта. В результате махинаций различных дельцов фронтовые части испытывали недостаток в вооружении, обмундировании и продовольствии, несмотря на то что в тылу склады были переполнены.

Агентура обратила внимание на махинации с вагонами коменданта ст. Омск, находившегося «в очень хороших отношениях» с главным начальником военных сообщений Ставки ВГК генералом-майором В.Н. Касаткиным. В связи с делом о злоупотреблении служебным положением офицеров его ведомства генерал был снят с должности и привлечен к военно-полевому суду. По приговору понижен в должности и подвергнут шестимесячному заключению, которое отложили до конца войны^[450]. С другими преступниками, кто пониже рангом, правосудие поступало менее гуманно. Например, в мае 1919 года в Омске за крупную контрабанду были расстреляны девять человек. За воровство был приговорен к расстрелу интендант из штаба 3-й (Западной) армии^[451].

В результате возникшего по вышеуказанным причинам хаоса в системе тылового обеспечения, затруднений с железнодорожными перевозками в нужном объеме колчаковская армия недополучала оружие, боеприпасы и снаряжение, которые попадали в руки различных дельцов. Приказы высших чинов, пытавшихся навести порядок в тыловом обеспечении, игнорировались и не исполнялись. В большинстве случаев должностные преступления оставались нераскрытыми. Подчиненная воинским штабам контрразведка оказалась бессильной в борьбе с экономическими преступлениями. Высокие должностные лица оставались недовольными проявлением внимания даже вышестоящих органов безопасности к подведомственным им учреждениям и старались не реагировать на информацию, поступившую от спецслужб. Кроме того, дублирование разных властных структур, в том числе контрразведывательных, военно-контрольных органов и органов внутренних дел, раздутость их штатов сильно снижали результативность их работы. Обстановка в условиях бесконтрольности деятельности чиновников и обеспечила «процветание гадов и пресмыкающихся, которые облепили органы власти и своей грязью грязнят и порочат власть»^[452].

Ради объективности все же следует отметить, что во время правления адмирала А.В. Колчака влиятельные военные и гражданские лица иногда становились объектом оперативной разработки спецслужб. Помимо вышеупомянутых генералов В.Г. Болдырева и Р.И. Гайды, как следует из воспоминаний генерала П.Ф. Рябикова, контрразведка следила «…за связями во внеслужебной деятельности одного генерала (фамилия не указана. — Авт.), занимавшего довольно высокое положение», подозреваемого (и не без основания) в политических интригах. В другом случае не прошел кандидат в министры из-за того, что контрразведка имела о нем «неблагоприятные сведения». «Адмирал был очень разочарован докладом и написал на нем весьма разумную резолюцию», — вспоминает 2-й генерал-квартирмейстер^[453].

Борьба с преступлениями среди высокопоставленных лиц, по мнению автора, стала возможной благодаря поддержке адмирала А.В. Колчака, которому генерал-майор П.Ф. Рябиков лично делал еженедельные доклады «по контрразведке»^[454].

Несмотря на то что казачество в Сибири являлось опорой режима, взаимоотношения между центральной властью и претендовавшими на самостоятельность атаманами оставались сложными.

Наиболее рельефно проявлялись сепаратистские устремления у атамана Забайкальского казачьего войска Г.М. Семенова. В начале сентября 1918 года атаман признал власть Временного Сибирского правительства (ВСП) во главе с П.В. Вологодским, благодаря чему командующий Сибирской армией генерал П.П. Иванов-Ринов назначил его главным начальником Приамурского военного округа и командиром вновь формируемого 5-го Отдельного Приамурского армейского корпуса.

Когда адмирал А.В. Колчак стал Верховным правителем, атаман Забайкальского казачьего войска Г.М. Семенов отказался его признать и потребовал в течение суток передать власть генералам А.И. Деникину, Д.Л. Хорвату или атаману А.И. Дутову. Не получив ответа, он начал задерживать эшелоны с военными грузами. Отряды атамана контролировали более 1500 километров железной дороги, соединявшей Дальний Восток с Западной Сибирью. Случаи грабежей пассажиров в поездах, «пропажи» грузов для того времени являлись обычным делом. Белогвардейское командование беспокоила возможность полного перекрытия железнодорожного сообщения с Дальним Востоком, грозившая колчаковскому режиму полной изоляцией от внешнего мира, со всеми вытекавшими отсюда последствиями. Адмирал А.В. Колчак писал: «Крайне тяжело положение Дальнего Востока, фактически оккупированного японцами, ведущими враждебную политику хищнических захватов. Поддерживаемые японцами так называемые атаманы Семенов, Калмыков, Гамов со своими бандами образуют враждебную мне группу, и до сих пор вопросы с ними не улажены, так как японцы открыто вмешались и воспрепятствовали мне вооруженной силой привести в повиновение Семенова. Последний является просто-напросто агентом японской политики, и деятельность его граничит с предательством… Что касается американцев, то пока они ограничиваются только обещаниями помощи, но реального от них мы ничего не получаем. Повторяю, что единственно, на кого можно рассчитывать, — это только на англичан и отчасти на французов»^[455].

В Омске хорошо понимали, что Г.М. Семенов, имевший под своим началом армию, по разным оценкам, от 8 до 20 тыс. солдат, к тому же поддерживаемый японцами^[456], добровольно власть не отдаст и поэтому без боевых действий с его многочисленными отрядами не обойтись. Создавать очаг вооруженной напряженности в собственном тылу при нехватке войск колчаковские власти не хотели. Уже был случай, когда по приказу Верховного правителя № 60 от 1 декабря 1918 года направленный в Забайкальскую область особый отряд под командованием генерал-майора В.И. Волкова остановили японские войска, пригрозив применить оружие, если он попытается двинуться дальше^[457].

В поисках компромисса Верховный правитель решился на переговоры. После первой неудачно закончившейся попытки 12 декабря 1918 года в Читу прибыла Чрезвычайная комиссия, предложившая атаману принять командование одним из фронтовых корпусов. Но в это время Г.М. Семенов узнал о закулисных действиях членов комиссии, которые пытались найти союзников среди сил, оппозиционных атаману. На это предложение отозвался полковник Н. Комаровский, уведший 2-й казачий полк в Иркутск. В ответ атаман выслал комиссию из Читы. Незамедлительно последовало недвусмысленное заявление японского генерала Такиуки: «Атамана Семенова — этого истого самурая мы никому не выдадим и будем защищать его всеми силами»^[458].

Для разрешения «семеновского вопроса» руководители спецслужб в докладной на имя Верховного правителя предлагали либо удалить Г.М. Семенова из Забайкалья, подчинив сформированные атаманом войска начальнику, назначенному правительством, либо создать в Забайкалье правительственные части. С учетом неудачного опыта власти предпочли второй вариант. Исходя из того, что на территории Забайкалья, по предположению омских властей, находились лица, недовольные политикой атамана, предлагалось направить туда агентуру для вербовки оставшихся не у дел офицеров и через их посредничество приступить к формированию казачьих отрядов^[459].

Поскольку конфликт между Верховным правителем и атаманом Забайкальского казачьего войска ослаблял белый лагерь на Востоке России, колчаковским властям вместе, с союзниками пришлось его улаживать. А.В. Колчак был вынужден отменить свой приказ, расценив конфликт как временное недоразумение. Одновременно он назначил Г.М. Семенова командиром 6-го Восточно-Сибирского армейского корпуса. В ответ атаман признал сибирское правительство.

Поддерживаемый японцами атаман Г.М. Семенов вел активную внешнеполитическую деятельность. В начале февраля 1919 года он прибыл в Даурию на конференцию, где шла речь о создании независимого монгольского государства, в состав которого он, помимо части Забайкалья, намеревался включить Аравию, Афганистан, Маньчжурию, Персию и Туркестан^[460]. Один из агентов контрразведки сумел добыть и переслать в Омск материалы этой конференции. Для противодействия планам атамана в Ургу был направлен поручик Б. Волков^[461]. Но грандиозный проект Г.М. Семенова разрушился без участия колчаковских спецслужб. Сменились приоритеты в большой политике. Япония в своих захватнических планах сделала ставку на генерал-инспектора Маньчжурии Чжан Цзолина, чьи войска готовились войти во Внутреннюю Монголию, и на китайских генералов из клуба «Аньфу», планировавших завоевать Халху^[462].

Историк Ю.Н. Ципкин, анализируя атаманщину в Сибири и на Дальнем Востоке, пишет, что последняя предпринимала попытки «образовать японский протекторат в виде сепаратного государства, консервировала политический и территориальный раскол России, способствовала ее дезинтеграции. Эта политика угрожала негативными геополитическими изменениями для нашей страны — закрытию выходов в Тихий океан и затруднению связей с государствами Азиатско-Тихоокеанского региона. Но именно в этом заключалась провальная перспектива атаманщины»^[463].

В целом же сибирское казачество являлось надежной социальной опорой власти до конца Гражданской войны. По данным контрразведывательных органов на начало октября 1919 года, воевавшие на фронте казаки настроены были воинственно и желали бороться с красными до победного конца. Остальные казаки не знали, за что борются, поэтому относились к войне индифферентно^[464]. Однако осенью 1919 года, когда гибель белогвардейской государственности на Востоке России являлась очевидным фактом, казачьи формирования всеми силами уклонялись от военной службы^[465].

В августе — сентябре 1919 года белое командование при подготовке к проведению Тобольской наступательной операции главную надежду возлагало на сибирских казаков. Но контрразведка своевременно предупредила командование о том, что при проведении мобилизации в ряде станиц казаками были проведены секретные круги, на которых серьезно обсуждался вопрос о переходе на сторону красных. Однако эти сведения Ставка всерьез не рассматривала, считая, что казаки всегда будут верны правительству. Это стало ее роковой ошибкой: в самый неподходящий момент атаман П.П. Иванов-Ринов отказался исполнять директивы белого командования и участвовать со своим корпусом в наступлении^[466].

Подвергнутые разложению казачьи части во время боев в районе Иркутска оказались неспособными оказать сколь-нибудь серьезного сопротивления наступавшим частям Красной армии.

С сепаратизмом казачества вожди Белого движения столкнулись и на Юге России. Изначальная причина разногласий генерала А.И. Деникина и политических деятелей Кубани и Дона заключалась в том, что главком Добровольческой армии являлся бескомпромиссным сторонником единой и неделимой России, а казачьи правительства добивались автономии и федеративного устройства. «Помогать Добровольческой армии — значит готовить вновь поглощение Кубани Россией», — заявлял глава (кубанского) правительства Л. Быч^[467]. Разногласия привели к тому, что атаманы вступали в переговоры с интервентами и просили от них политической, финансовой и вооруженной поддержки: сначала у кайзеровских войск, затем у союзников. Даже угроза со стороны Советской России не смогла повлиять на амбиции политических деятелей. По сообщению агента деникинской контрразведки, на состоявшемся 18 октября 1918 года в Новочеркасске совещании войскового атамана и правительства Донской области с представителями Южной, Народной и Астраханской армий рассматривался вопрос о союзе с Добровольческой армией. В ходе прений часть членов Донского правительства высказались против союза, опасаясь главенства А.И. Деникина. Было принято решение начать немедленно переговоры с гетманом П.П. Скоропадским^[468].

В связи с сепаратистскими устремлениями казачьих атаманов и политиков их деятельность стала объектом оперативной разработки деникинских спецслужб как на территории Вооруженных сил на Юге России, так и за рубежом. «Самостийники» находились в поле зрения политических центров Добровольческой армии, шульгинской «Азбуки», военных агентур, Осведомительно-агитационного агентства, которые достаточно полно освещали их устремления и контакты. От контрразведки белогвардейское руководство получало значительно меньше информации. По мнению автора, это связано с тем, что органы безопасности Всевеликого войска Донского действовали несколько обособленно от вышестоящих учреждений ВСЮР.

В августе 1919 года контрразведка зафиксировала враждебную деятельность «самостийной» группы Кубанской краевой рады. Результатом ее пропаганды и агитации стало разложение запорожских и черноморских полков. В станицах увеличилось число дезертиров, были зафиксированы угрозы и даже эксцессы в отношении чинов Добровольческой армии. Казаки открыто угрожали вешать и расстреливать офицеров. Не найдя компромиссов с казачеством Дона и Кубани и не имея возможности ликвидировать угрозы с помощью спецслужб, ВСЮР получили в своем тылу «пятую колонну».

К началу осени 1919 года многие депутаты Кубанской краевой рады вели энергичную пропаганду за отделение своей области от России и, не стесняясь, бранили деникинское правительство, бросая открытый вызов белому командованию и ведя переговоры с Грузией и УНР. Положение становилось чрезвычайно напряженным, поскольку пропаганда, направленная против армии, постепенно начинала проникать в ряды кубанского казачества на фронте.

Предвидя поражение белогвардейцев на фронтах, «самостийники» пытались вступить в тайные переговоры с Польшей. С этой целью в ноябре из Екатеринадара в Варшаву под видом секретаря торгового представительства выехал член Кубанской краевой рады П. Белинский. В декабре 1919 года из Варшавы в Анапу выезжал некто Н. Цибульский. Генерал А.С. Лукомский приказал начальникам пропускных пунктов и морской контрразведке принять все меры к недопущению Н. Цибульского на Кубань, а в случае прибытия — арестовать^[469].

Сбор секретных сведений о планах и намерениях сепаратистов не мог снять угрозу безопасности белогвардейскому режиму, поскольку полученная агентурой информация оказалась не востребованной и не реализованной главным командованием ВСЮР. Ради объединения антибольшевистского фронта требовалось принятие гибких политических решений. Однако, будучи сторонниками единой и неделимой России, генерал А.И. Деникин и его ближайшее окружение по своим убеждениям не могли пойти на компромисс с казачеством и тем самым лишились союзника в борьбе с Советской Россией.

Деникинский режим столкнулся также и с татарским сепаратизмом в Крыму. С приходом Добровольческой армии возобновили деятельность враждебные русской национальной идее парламент «Курултай» и правительство («Директория»), стремившиеся в период германской оккупации к «восстановлению татарского владычества». Правительство А.И. Деникина не признало преобладавшего значения татар на территории Крыма, в связи с чем были упразднены органы их законодательной и исполнительной власти^[470]. «В Крыму, — писал А.И. Деникин, — мы столкнулись с менее серьезным вопросом — татарским. Там с приходом добровольцев воскресли враждебные русской национальной идее татарский парламент (курултай) и правительство (директория), в период немецкой оккупации стремившиеся к «восстановлению в Крыму татарского владычества»»^[471].

Привлекались ли деникинские службы к разработке «татарского вопроса», автору неизвестно. Достоянием научной общественности стал «Обзор мусульманского движения», подписанный генерал-лейтенантом Е.К. Климовичем осенью 1920 года. По мнению начальника особого отдела, расцвет наблюдавшегося панмусульманского движения совпал с приходом в Крым немцев и установлением после крушения фронта связей с Турцией. Начальник особого отдела обращал внимание властей на изыскание путей по «парализованию» движения татар в Крыму^[472].

В функции контрразведывательных органов входила задача информирования командования о политической ситуации, настроениях различных слоев населения на территориях, подконтрольных белым армиям.

Для неграмотного, аполитичного крестьянства «буржуазные» лозунги были чужды и непонятны. На Юге России деревенские жители, захватив после революции помещичьи земли, скот, инвентарь, ждали реакции А.И. Деникина. «Одной из причин, наиболее волнующих крестьян, — говорится в одном из документов белогвардейской контрразведки, — являлась нерешенность земельного вопроса»^[473]. Но главного слова, закрепляющего за ними земельный передел, крестьяне от А.И. Деникина так и не услышали. Пока в правительстве готовились и обсуждались проекты земельной реформы, суть которых сводилась к передаче крестьянам части помещичьей земли за минимальный выкуп, местные власти помогали землевладельцам расправляться с крестьянами и выколачивать с них долги по арендной плате. Дважды правительство приступало к проведению аграрной реформы, однако земельный закон так и не появился. Передача части земли крестьянам должна была начаться только после Гражданской войны и закончиться спустя семь лет. А пока в действие вводился приказ «о третьем снопе», в соответствии с которым треть собранного зерна поступала возвратившемуся помещику. К тому же лидеры Белого движения даже не потрудились объяснить крестьянству свои цели и задачи. Испытывая тяготы и лишения, оно было недовольно политикой властей. «Недовольство усугублялось отсутствием такта у администрации, а также несдержанностью и некорректностью со стороны проходивших воинских частей, — говорится в докладе начальника контрразведывательного отделения 1-го армейского корпуса поручика Трусова 20 декабря 1919 года. — Вместо того, чтобы разъяснениями успокоить крестьян по волнующим их вопросам, употреблялись плети и ругань. Одной из причин, наиболее сильно волнующих крестьянство, является неразрешенность земельного вопроса»^[474].

Настроения сельских жителей Сибири, причины и характер восстаний крестьян стали предметом изучения колчаковской контрразведки с конца 1918 года.

Надежды избавиться с приходом белых от большевистской продразверстки и красного террора быстро сменились у крестьянства разочарованием и озлобленностью к реквизициям, мародерству, насильственным мобилизациям и террору белых, твердой решимостью отстоять свои права на землю и выращенный урожай. Исследователь Е.А. Корнева пишет, что наиболее характерными причинами волнений крестьян, возникших, как правило, из-за незнания целей и мотивов правительства, контрразведчики считали конфликты по поводу мобилизаций, злоупотреблений казачьих атаманов, арестов дезертиров, сбора налогов, борьбу с самогонными заводами. Крестьяне воздерживались от взноса податей, объясняя, что они не знают, кому эти деньги пойдут, т. к., по их мнению, настоящего хозяина в России в то время не было. Общая цель крестьянских восстаний в некоторых районах состояла в том, чтобы «сбросить казацкое иго, установить крестьянское правление»^[475].

Из сводок, представленных контрразведкой руководству, следует: отношение крестьянства к режиму Верховного правителя России было неоднозначным. Например, зажиточное население, владевшее плодородной землей и побывавшее под советской властью, хотело порядка и оставалось лояльным по отношению к колчаковскому правительству. Сельское население, не успевшее испытать на себе большевистского правления, под влиянием рабочей среды враждебно относилось к белогвардейскому правительству^[476]. Жители богатых сел были настроены антибольшевистски, а бедных — сочувствовали красным, оказывали «содействие дезертирам»^[477].

В первой половине 1919 года отмечалось обострение взаимоотношений между казачеством и крестьянами-переселенцами, высказывавшими свое недовольство привилегированным положением казачества, его обеспеченностью землей. Сначала появились требования «уравнять казаков с крестьянами», затем, в случае неисполнения этих требований, повстанцы грозили «перерезать всех казаков и офицеров», одновременно участились случаи погромов казачьих станиц^[478].

Управляющий Иркутской губернии П.Д. Яковлев в апреле

1919 года доносил в Омск: «За последнее время настроение широких слоев сельского и особенно городского общества повышается, разрыв правительства с народом углубляется все больше и больше… Недовольство правительственной политикой чувствуется во всех слоях населения. Деревню возмущают налоги и отсутствие товаров». Губернатор сообщал о массовом дезертирстве из армии и о том, что следующие за дезертирами военные отряды «не столько ловят дезертиров, сколько возмущают деревню своими насилиями». Губернатор заключал: «Вражда эта, видимо, растет не только в Иркутской губернии, но и по всей территории Сибири, и недалеко то время, когда она может вылиться в открытую борьбу с Омском»^[479].

Контрразведчики докладывали о бесчинствах отрядов особого назначения, терроризировавших население насилиями, грабежами и пьянством, чем вызывали недовольство крестьянства^[480]. Были недовольны крестьяне и действиями милиции, которая отнимала у них деньги^[481].

Как свидетельствуют архивные документы, иногда население жаловалось милиции на произвол агентов контрразведки, что приводило к трениям между двумя структурами. Для оздоровления обстановки начальник милиции Тюменского уезда В. Островский считал необходимым проведение строгого расследования правонарушений, чинимых контрразведкой^[482].

Противодействие нарушениям со стороны правоохранительных органов носило единичный характер. В частности, подпоручик Терров, обер-офицер отряда особого назначения Акмолинской области, насильно реквизировавший масло в артели и продавший продукт частному лицу, был заключен под стражу^[483].

Страдавшие от произвола жители деревень нуждались в защите и ходатайствовали перед властями о наведении порядка. Например, в телеграмме от 16 селений Минусинского уезда крестьяне требовали от правительства «остановить присылку карательных отрядов, принять их справедливые народные требования, не действовать силой, а мирным путем, не смешивать с большевизмом, в противном случае народ будет стоять за свои права»^[484].

Но власть оказалась бессильной, поскольку ее отдельные представители, люди, явно по своим морально-деловым качествам не соответствовавшие занимаемым должностям, сами нарушали правопорядок и уж тем более не вникали в проблемы крестьян. Бездействие местных чиновников вызывало у жителей недовольство властью, «…оно (крестьянство. — Авт.) еще не вполне верит в прочность государственной власти, да это и понятно, так как власть эта изредка появляется в деревне в лице какого-нибудь карательного отряда или пьяного милиционера, которые на оных чинят не всегда справедливый суд и расправу и так же неожиданно исчезают, как и появляются», — свидетельствует одна из белогвардейских сводок.

Контрразведкой обращалось внимание и на неосведомленность сельского населения о целях и задачах правительства, и на отсутствие какой-либо информации о нем в отдаленных районах^[485].

Начальник Семипалатинского отделения подпоручик Ханжин, собрав важные сведения о причинах возникновения восстания в Алтайской губернии, докладывал руководству о необходимости «обратить серьезное внимание на местный административный аппарат», поскольку «действия местных властей, с одной стороны, вызывали раздражение населения превышением данной им власти, с другой стороны, обнаружено было бездействие власти, равно ничего не было предпринято для предупреждения и пресечения возможности возникновения вооруженного восстания»^[486].

Командование было озабочено тем, что недовольством крестьянства политикой властей воспользуются в своих целях большевистские агитаторы, которые, по словам генерал-квартирмейстера штаба Иркутского военного округа, «усиленно работают»^[487].

Проведя обширную агентурную работу в сельской местности, колчаковские спецслужбы располагали полной информацией о причинах недовольства крестьянства, в связи с чем докладывали руководству о необходимости проведения мероприятий, направленных на нормализацию обстановки в деревнях.

Их предложения сводились к следующему. Во-первых, к укреплению власти на местах, которая бы оказалась в состоянии решать возникшие проблемы крестьян. Во-вторых, в проведении среди сельского населения широкого информирования о политике правительства.

Выдвигая свои предложения, руководители органов безопасности справедливо отмечали, что устранение этих недостатков «не входит в компетенцию контрразведывательных учреждений»^[488].

Пожалуй, иного мнения о «компетенции контрразведывательных учреждений» придерживались белогвардейские генералы. Не будучи крупными государственными деятелями и политиками, они имели самые общие представления о функциях органов безопасности, наивно полагая с их помощью полностью разрешить кризисные ситуации. Заметим, что подобную точку зрения разделяла власть предержащая во все времена, как до, так и после Гражданской войны.

Безусловно, при разрешении острых проблем без спецслужб было нельзя обойтись. Но в таких случаях они должны выполнять функцию скальпеля, а не топора. Обладая специальными методами изучения действительности, контрразведывательные органы могут разглядеть суть явления изнутри и представить объективную информацию военно-политическому руководству для принятия решений. Следует отметить, что колчаковская контрразведка с этой задачей справилась успешно, о чем свидетельствуют многочисленные документы. Иное дело, что реакция властей на рапорты и доклады чинов контрразведки носила неадекватный характер.

Ставшие во главе верховной власти бывшие царские генералы оказались не способными ни проводить эффективную аграрную политику, ни навести в деревне порядок, каким его понимали крестьяне, ни защитить их от произвола, ни одержать победу над большевиками на фронтах Гражданской войны. В конечном итоге такая политика колчаковского и других белогвардейских режимов привела к росту антиправительственных вооруженных выступлений и обусловила симпатии народных масс к большевикам.

Взятый сибирским правительством курс на восстановление частной собственности в большей степени отвечал интересам крупных собственников, нежели широких слоев населения. Заводы и фабрики переходили в руки прежних хозяев. Владельцы предприятий и торговцы, получая огромные правительственные субсидии, использовали их в корыстных целях, обогащались сами и коррумпировали обнищавший чиновничий аппарат.

В одном из своих докладов начальник отделения контрразведки при штабе 2-го Степного Сибирского корпуса довольно точно отразил сущность торгово-промышленного класса, который тяготел к сильной власти, к беспощадному подавлению всяких антиправительственных явлений, но в то же время без принуждения не приходил на помощь государству^[489].

В другой сводке, также подготовленной контрразведывательными органами, сообщается о том, что торговопромышленный класс занимается спекуляцией, особого патриотизма не проявляет и старается «освободиться от военной службы любыми способами»^[490].

Дарованная Верховным правителем свобода торговли привела к взвинчиванию цен и массовой спекуляции. «Спекулянтов образовалась целая армия, и население форменным образом обирается, — докладывал 28 марта 1919 года полковник Н.П. Злобин. — На создаваемой таким образом почве недовольства и раздражении чисто экономическими причинами легко может пустить корни и противоправительственная агитация, с этого могут начаться и выступления необеспеченных слоев населения»^[491].

Прогноз начальника отдела контрразведки и военного контроля при штабе ВГК полностью оправдался. Летом 1919 года рабочие нескольких городов обвиняли правительство в непринятии мер к прекращению спекуляции, вызывавшей дороговизну. При этом наблюдался упадок интереса к политической жизни страны^[492]. Такие сообщения неоднократно проходили в сводках спецслужб, но высшее военно-политическое руководство медленно реагировало на изменения, происходившие в массовом сознании.

Жизнь впроголодь, явившаяся следствием инфляции, низких заработков и безработицы, вызывала недовольство среди аполитичных рабочих, которые организовывали стачки, предъявляя властям требования экономического характера. В донесениях агентов колчаковской контрразведки имеются сведения о том, что забастовки в большинстве своем возникали из-за падения уровня заработной платы и отмены 8-часового рабочего дня. Рабочие Урала, например, не принимали власти ни большевиков, ни белогвардейцев. В резолюции съезда профсоюзов от 18 июня 1919 года говорилось, что правительство вместо восстановления промышленности проводит реакционную политику под флагом борьбы с большевизмом, а поэтому рабочие считали необходимым вести борьбу за осуществление народовластия и политических свобод^[493].

Спецслужбы докладывали о недовольстве рабочих задержкой заработной платы, а также ее выдачей кредитными знаками или продуктовыми ордерами взамен денег^[494].

Непринятие властями мер по улучшению материального положения вызвало волну забастовок, которые были запрещены правительством, в том числе и носивших экономический характер, что еще больше обострило взаимоотношения власти и пролетариата^[495]. Бастовали горняки Кузбасса, работники золотых приисков, железнодорожники. В целом стачечное движение наносило существенный вред социально-экономической и политической устойчивости колчаковского режима.

1 августа 1919 года начальник КРО штаба 3-й армии капитан Новицкий докладывал, что рабочие в большинстве своем настроены в пользу советской власти и не доверяют сибирскому правительству по причинам чисто материального свойства: из-за низкой заработной платы, дороговизны продуктов и задержки выплаты жалования. «За что я буду воевать, что дала нам эта власть — полуголодное существование. А красные несут нам хлеб и свободу», — цитирует сводка слова рабочих^[496].

Сообщения о «большевистских настроениях» приобрели во второй половине 1919 года массовый характер и поступали из разных городов Сибири. В них также указывалось, что тяжелым экономическим положением рабочих пользовались большевистские агитаторы, которые «обращают чисто экономические выступления в политические»^[497].

Из сводок контрразведывательных органов можно сделать вывод: главной причиной нарастания негативного отношения пролетариата Сибири к режиму А.В. Колчака было ухудшение социально-экономического положения рабочих, которым умело воспользовались большевики, проводя пропаганду об успехах социалистического строительства в Советской России. Угроза постоянных забастовок рабочих вынуждала колчаковское правительство сосредоточивать в горняцких районах воинские подразделения и части. С началом поражений белых армий на фронтах в тылу происходит рост антиправительственных настроений. С июля 1919 года в связи с ростом антиправительственных настроений рабочих на угольных копях был организован штаб контрразведки, усиленный вооруженным отрядом^[498].

Аналогичной была ситуация и на других территориях, занятых белогвардейскими армиями. Были недовольны социально-экономической политикой властей и рабочие Юга России. Изучением их настроения, в частности, занималась шульгинская «Азбука». Например, агент «Рцы» в своем сообщении от 5 марта (н. ст) 1919 года указывал следующие причины падения престижа белой власти в Крыму: неспособность существующей власти справиться с удовлетворением неотложных нужд местного населения; отсутствие ясной политики властей; полная демонстрация немощности власти, «выражавшейся изданием таких законов как о мобилизации, о борьбе с большевизмом при неспособности их осуществить и поддержать»; колеблющаяся позиция союзников «в сторону большевизма» и «импонирующая сила большевизма»^[499].

Агент «Буки II» рекомендовал привлекать рабочих на сторону Добровольческой армии путем их трудоустройства: «рабочие не скрывают, что идут за тем, кто их кормит»^[500]. В августе 1919 года «Азбука» докладывала, что у ростовских рабочих политические вопросы отходят на второй план, а на первый выдвигаются экономические проблемы: «Недостаток одежды, обуви и других предметов первой необходимости, дороговизна продуктов питания являются предметом обсуждения рабочих. Большевики пользуются этим положением для своей агитации и доказывают, что при них железнодорожные рабочие получали обувь, по пуду сахара и т. д. В настоящее время рабочие нуждаются в улучшении экономического положения, и затраты в этом отношении оттянут эту среду от большевиков скорее всякой словесной и литературной пропаганды. В Таганроге рабочие также озабочены своим экономическом положением»^[501].

Следует подчеркнуть, что спецслужбы в большинстве случаев в своих рапортах и докладах руководству старались объективно показывать отношение населения к власти. О настроениях населения военно-политическое руководство Белого Юга чаще узнавало от «Азбуки», нежели от малочисленных контрразведывательных органов отдела Генштаба Военного управления, загруженных работой по другим направлениям.

0 состоянии умов и настроениях населения в уездах и волостях Северной области регулярно информировали центральный аппарат полевые и тыловые пункты военного контроля. Например, в одном из докладов Мурманского пункта, датированном 11 ноября 1919 года, говорится, что настроение населения города подавленное ввиду принятых решений со стороны местной администрации. Не исключалось, что среди рабочих существует тенденция к возвращению под власть Советов^[502].

Итак, белогвардейские спецслужбы, используя свои агентурные возможности среди населения, регулярно предупреждали власти о его настроениях, правильно заостряли внимание на причинах недовольства рабочего класса и крестьянства, даже подсказывали белым правительствам меры, которые, по их мнению, должны были оздоровить обстановку в городах и в сельской местности. Но сводки контрразведывательных органов по тем или иным причинам оставались без должного внимания, о чем свидетельствует нарастание угроз режимам, заключавшееся в росте стачечного движения и крестьянских восстаниях, о которых говорилось выше.

Белогвардейские генералы, как никто другой, понимали роль и значение боеспособности армии для победы над врагом. По мере возможности командование старалось оградить армию от негативного влияния со стороны противника. В первую очередь руководством контрразведки обращалось внимание на борьбу с большевистскими и эсеровскими агитаторами, а также со шпионажем. Обладавшие большими ресурсами и более квалифицированными руководящими кадрами колчаковские спецслужбы, помимо вышеназванного, еще осуществляли контроль над лояльностью армии к властям, вели борьбу с различного рода преступлениями в войсках.

Возглавлявшие колчаковские органы безопасности бывшие жандармские офицеры хорошо понимали, что за армией нужен пристальный негласный надзор. Еще свежи были в памяти события 1917 года, когда оказавшиеся вне поля зрения сыскных структур воинские части переходили на сторону оппозиционных правящему режиму сил. Отчасти это произошло потому, что власть через спецслужбы не контролировала настроения в армейской и флотской среде. Существовавшую ранее систему политического сыска в войсках, о котором говорилось в первой книге, сломал товарищ министра внутренних дел и командир Отдельного корпуса жандармов генерал-майор В.Ф. Джунковский, запретивший в 1913 году использование внутренней агентуры из нижних чинов в воинских частях, т. к. считал «такую меру противной самим основам воинской дисциплины, а потому ничем не оправдываемой и впредь недопустимой»^[503].

По мнению некоторых современных исследователей, товарищ министра внутренних дел был убежден, «что, борясь с провокацией, он тем самым укрепляет дисциплину в армии и ее боеспособность». Тем не менее, какими бы благими намерениями ни руководствовался В.Ф. Джунковский, он своим циркуляром, как справедливо отмечает исследователь С.Н. Жаров, «раскрыл двери казарм… революционной пропаганде»^[504].

Один из самых деятельных специалистов по политическому розыску А.П. Мартынов в эмиграции характеризовал командира ОКЖ следующим образом: «Джунковский легко ломал, так как не чувствовал пристрастия и влечения к делу, ему по ошибке порученному, и будучи предубежден против полиции вообще, а против охранной в особенности…». И далее: «Генерал Джунковский, как всем известно, старался прослыть либеральным администратором, поскольку это создавало ему приятную атмосферу в кругах нашей либеральничающей интеллигенции, но если он чутким носом улавливал поворот вправо, то он, где нужно и где не нужно, спешил усердствовать и проявлять твердость власти»^[505].

Таким образом, умение опытных царедворцев «держать нос по ветру», но не увидеть реальную угрозу безопасности империи в итоге обернулось ее гибелью.

Придя к власти, адмирал А.В. Колчак в одном из своих первых приказов отмечал: «Все офицеры, все солдаты, все военнослужащие должны быть вне всякой политики… Всякую попытку извне и внутри втянуть армию в политику приказываю пресекать всеми имеющимися в руках начальников и офицеров средствами»^[506].

Такое положение существовало и ранее. Правда, реальная ситуация вынудила Совет министров 4 марта 1919 года отменить постановление Временного Сибирского правительства от 23 августа 1918 года «Об устранении армии от участия в политической жизни» и утвердить лишь ограничения для военнослужащих по участию в политической и общественной жизни. Им запрещалось: состоять в политических организациях; присутствовать на собраниях, где обсуждались политические вопросы; участвовать в противоправительственной агитации; публично произносить речи и суждения политического характера; принимать участие в митингах и сходках; состоять на службе в городских, земских и других общественных учреждениях; заниматься литературной деятельностью без разрешения своего начальства^[507].

Подавляющее большинство белых офицеров поддерживали идею «непредрешения» и по своей сути являлись аполитичными. «…они не занимались политикой и не разбирались в ее хитросплетениях, их ремеслом была война, — пишет в монографии исследователь офицерского корпуса колчаковских вооруженных формирований Е.В. Волков. — Поэтому от решения важных политических вопросов они предпочитали отстраниться и оставить их реализацию до окончания войны, переложив эту работу на плечи депутатов от народа»^[508].

Однако неправильным было бы представлять весь офицерский состав колчаковской армии аполитичным. В армии А.В. Колчака служили офицеры монархических взглядов, как радикальных, так и умеренных, сторонники социалистических и либеральных идей.

Верховный правитель, по оценкам историка Е.В. Волкова, «был близок к идеям либерализма, занимая центристские позиции среди различных политических течений в лагере белых»^[509]. Такая позиция адмирала не находила поддержки у монархистов, которые между собой говорили о нем, что «это не та фигура, «выскочка», продвинутый англичанами и вместе с ними болтающий что-то о народовластии, демократии и т. п.»^[510].

По свидетельству председателя Совета министров П.В. Вологодского, в феврале 1919 года чинами ведомства внутренних дел была раскрыта ячейка офицеров-монархистов, группировавшихся вокруг редакции газеты «Русская армия», в которой они «будировали» идеи монархизма. В качестве будущего правителя они выдвигали Рюриковича по происхождению А.А. Кропоткина^[511].

В оперативной разработке контрразведки находилась группа офицеров, разделявшая взгляды монархистов и поддерживавшая контакты с их представителями. Как выяснилось в ходе наблюдения, их «оппозиционная» деятельность сводилась к пьяным застольям, бесчинствам, нарушению общественного порядка и исполнению в нетрезвом виде императорского гимна «Боже, царя храни!».

Против таких офицеров контрразведка ограничивалась мерами предупредительного характера. После проведенного дознания виновных сажали на гауптвахту или отправляли на фронт. Случались и понижения в чине^[512].

В первой половине 1919 года контрразведка докладывала о возникшем антагонизме между «фронтовиками» и «тыловиками», засевшими в многочисленных штабах и канцеляриях. Само существование «тыловиков» вызывало озлобленность среди фронтовых офицеров по отношению к высшему командованию. Контрразведчики информировали командование об упорных разговорах о необходимости смещения А.В. Колчака и возможной его замене Д.Л. Хорватом, от которого они ждали лучшего отношения к нуждам армии. Многим радикально настроенным офицерам адмирал казался слишком «левым». «Такие офицеры высказывались за абсолютную диктатуру, что шло вразрез с общей политикой Колчака», — пишет историк А.А. Мышанский^[513].

В отличие от офицеров среди солдат, служивших во фронтовых частях, наблюдалось более лояльное отношение к колчаковскому режиму, подтвержденное анализом перлюстрированных контрразведкой писем^[514]. Солдаты-тыловики в большей степени демонстрировали антиправительственные настроения, о которых контрразведка также докладывала командованию^[515].

Отношение военнослужащих к властям в большинстве случаев объяснялось не их политическими взглядами, а состоянием материального обеспечения воинских частей. Как свидетельствуют многие источники, жизненный уровень большинства младшего и среднего офицерского состава оставался невысоким. Получаемого денежного довольствия, выплачиваемого с задержкой, не хватало, чтобы прокормить себя и свои семьи. «Не имея возможности купить и не получая обмундирования от интендантства (за отсутствием такового), немало из числа офицеров ходят в дырявых сапогах и заплатанных брюках, — указывал в докладе начальник контрразведки 2-го Степного Сибирского корпуса в мае 1919 года. — Думая серьезно воссоздать армию, необходимо поставить в человеческие условия жизнь офицера, ибо без него не может быть и не будет армии в настоящем смысле этого слова»^[516].

Однако «поставить в человеческие условия жизнь офицера» командование оказалось не в состоянии из-за неорганизованности, коррупции и хаоса в системе военного управления. Офицеры компенсировали нехватку жалованья казнокрадством, продовольствия — грабежом крестьян, присвоением трофеев, тем самым превратились в мародеров и торгашей. Попытки командования бороться с этим позорным явлением не привели к положительному результату.

Негативно отразилась на боеспособности колчаковской армии усталость офицерского состава от войны. По воспоминаниям некоторых участников событий, после сдачи Омска «все чаще и чаще отчаяние закрадывалось в душу армии. Все чаще и чаще произносилось слово «мир», проносилась мысль, что «большевики уже не те»»^[517]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что не верившие своему командованию офицеры в ноябре 1919 года организовали мятежи с целью прекращения Гражданской войны, заключения мира с большевиками. Новониколаевское и красноярское выступления контрразведке не удалось предотвратить.

Неудовлетворительное материальное обеспечение в большей степени вызывало недовольство среди солдат — насильно мобилизованных в армию крестьян, мещан, рабочих и бывших красноармейцев. За власть, которая не могла их одеть, обуть и накормить, они воевать не хотели, поэтому частым явлением становилось дезертирство и переход на сторону противника. Поскольку самовольное оставление частей в колчаковской армии приобрело большие масштабы, контрразведывательные органы привлекались к выявлению и задержанию дезертиров. Например, за «один зимний месяц 1919 г. колчаковские органы безопасности и военнослужащие Волжской группы генерала В.О. Каппеля задержали около 400 дезертиров, из которых 27 было приговорено к расстрелу»^[518].

Вооруженные дезертиры грабили население, чем настраивали жителей против белой власти и армии.

В сводке контрразведки по Ижевско-Воткинской бригаде отмечалось дезертирство чинов с лошадьми и оружием. Чтобы его прекратить, командир Ижевского полка с согласия командира корпуса распорядился подать докладную записку желающим уволиться с военной службы^[519].

По докладам контрразведки, в частях 2-го корпуса было заметно недовольство солдат из-за недостатка обмундирования. Многие думали о переходе к красным. 24 июля 1919 года к красным из 81-го полка перешло 304 солдата. Уличенные агитаторы были преданы военно-полевому суду. После расстрела 99 человек настроение солдат изменилось к лучшему^[520].

Однако контрразведке не всегда удавалось предотвращать переход солдат на сторону противника. Одна из причин заключается в том, что командование не давало необходимого времени на работу среди прибывающего пополнения, стремясь поскорее отправить части на фронт, чтобы остановить напор противника. После доукомплектования 1-го Волжского армейского корпуса бывшими военнопленными и мобилизованными крестьянами контрразведка выявила большевистскую организацию, после чего ходатайствовала перед командованием не отправлять корпус на фронт, чтобы полностью обезвредить подполье. Однако Ставка пренебрегла данными контрразведки, в результате чего в первом же бою наблюдался массовый переход солдат на сторону красных^[521].

Из-за голода, недостатка обмундирования, усталости от непрерывных боев и маршей, а также под воздействием большевистской агитации солдаты убивали своих офицеров и массово переходили на сторону красных.

Не смогла контрразведка предотвратить произошедший 1–2 мая 1919 года бунт в 1-м Украинском курене имени Тараса Шевченко, в результате которого на сторону противника перешло около 3000 солдат при 11 пулемётах и 2 орудиях. В июне на сторону красных, перебив офицеров, перешли два батальона 21-го Челябинского горных стрелков полка. В конце июня под Пермью без боя красным сдались два полка — 3-й Добрянский и 4-й Соликамский^[522].

Отступление колчаковских армий в конце 1919 года еще больше усугубило ситуацию в войсках. Контрразведчики отмечали брожения в 29-м стрелковом полку под воздействием открытой агитации в пользу советской власти, готовые перерасти в вооруженное восстание. В 33-м Сибирском полку даже офицерами восхвалялась служба у большевиков, а солдаты высказывали недоверие к правительству^[523].

Таким образом, информация спецслужб о причинах негативного отношения личного состава армии к политике колчаковского режима не была реализована правительством, что в определенной степени негативно отразилось на ее боеспособности. Силовые меры, предпринимавшиеся контрразведывательными органами в отношении дезертиров и прочих преступных элементов, к концу 1919 года не давали желаемых результатов. Солдаты и офицеры, уставшие от затянувшейся войны, уже не могли оказывать сопротивления наступавшим частям Красной армии, что оказало немаловажное влияние на исход Гражданской войны в Сибири в 1920 году.

Обратимся к деятельности белогвардейских контрразведывательных структур, не носившей системного характера.

Следует обратить внимание, что спецслужбы Юга России надзирали за действиями должностных лиц высокого ранга с целью обеспечения их безопасности. Контрразведкой была отмечена попытка оказания влияния на барона П.Н. Врангеля еврейско-масонским центром через некую гражданку М. Приселкову, по версии спецслужб, состоявшую с ним в интимной связи. С какой целью эта организация искала подходы к генералу — осталось невыясненным, поскольку «полное отсутствие средств в распоряжении КРЧ» не дало возможности до конца провести разработку указанного материала, а передача дела в местный контрразведывательный орган обрекла его на провал «ввиду неумения личного состава справляться со своими задачами»^[524].

Сам П.Н. Врангель пишет о систематическом наблюдении за ним, а также другими высшими должностными лицами, включая ближайших помощников главкома ВСЮР, со стороны Ставки^[525].

А.И. Деникин также писал о готовившихся на его жизнь покушениях. Сыскные органы, в том числе и контрразведка, сообщали главкому о готовившихся на него покушениях со стороны большевиков и кубанских самостийников. Донской контрразведкой была даже обнаружена группа «террористов», направлявшаяся из Харькова в Таганрог. Пятеро ее членов донской полевой суд приговорил к смертной казни. Некоторое время спустя контрразведка Ставки получила сведения, что казненные оказались невинными жертвами чьей-то провокации. По данному делу велось следствие, но результаты А.И. Деникину до его отъезда из России доложены не были.

Генерал не без основания относит рассказы о покушениях на него к «излишней впечатлительности осведомителей» или браваде заговорщиков. В качестве контрдовода он приводит прогулки по улицам Екатеринодара, Новороссийска и Феодосии, во время которых террористы могли его легко убить^[526].

Обращает на себя внимание тот факт, что контрразведку пытались вовлечь в различные политические интриги.

Так, по версии историка В.Г. Бортневского, ссылающегося на документы Бахметьевского архива Колумбийскою университета (США), нелегальная организация под названием «Анонимный центр» ставила перед собой задачу «заменить генерала Романовского генералом Лукомским в качестве начальника штаба и даже, в случае необходимости, сместить самого Деникина. Генерал Батюшин должен был получить портфель министра внутренних дел будущего правительства. Предполагалось использовать помощь Германии в восстановлении монархии в России». Ученый пишет, что в «монархический заговор» оказались вовлечены многие высокопоставленные должностные лица ВСЮР, в том числе и руководители спецслужб: начальник разведывательного отделения Штаба ВСЮР полковник С.Н. Ряснянский, начальник контрразведывательного отделения Военного управления при Главнокомандующем статский советник В.Г. Орлов^[527].

Данную версию трудно оспорить или подтвердить, поскольку в отечественных государственных архивах документов по данному вопросу автору обнаружить не удалось.

В то же время имеются сведения о вовлечении контрразведки в борьбу за власть между различными группировками на Дальнем Востоке в начале 20-х годов XX века. Так, спецслужбы Временного Приамурского правительства наблюдали за генералами Белоповстанческой армии (каппелевцами), а командир 3-го отдельного стрелкового Сибирского корпуса генерал-лейтенант В.М. Молчанов приказал своей контрразведке следить за переговорами братьев Меркуловых и командующего Гродековской отдельной группой войск генерала Ф.Л. Глебова. Каппелевцы и семеновцы шпионили друг за другом, выясняли отношение населения к ним^[528].

Взаимные распри внутри антибольшевистских сил, отвлекавшие силы и средства контрразведки, отвечали интересам их противников — коммунистическим подпольным организациям.

Таким образом, мы можем говорить о неудавшейся попытке вождей Белого движения, которых в исторической и художественной литературе называют диктаторами, противодействовать внутренним угрозам безопасности государственных образований.

Идеология «непредрешения» не смогла объединить под белым знаменем пестрый в политическом, социальном, культурном и этническом отношении антибольшевистский лагерь, что подразумевало наличие сил, оппозиционных режимам. Характерным примером тому являлась партия социалистов-революционеров, которая оказала активное сопротивление власти А.В. Колчака. Поэтому белогвардейские лидеры, воссоздавая государственность, наделили контрразведку функциями политического сыска.

Исследуя специальные формы и методы осуществления политического контроля и борьбы с преступностью, автор обратил внимание на внутреннюю агентуру и наружное наблюдение. Наиболее важным видом деятельности по разоблачению намерений эсеровских организаций, выявлению экономических преступлений и по изучению настроений населения являлась внутренняя агентура, от которой поступал основной массив объективной информации. Однако белогвардейские лидеры по различным причинам не могли реализовать полученную информацию. В условиях политического и экономического кризиса, активного противодействия противника усилий контрразведки и органов внутренних дел оказалось недостаточно для предотвращения угроз.

Генералам и поддерживавшим их политикам недоставало идей для привлечения на свою сторону народных масс и политической гибкости для объединения антибольшевистских сил, им не удалось мобилизовать людские и материальные ресурсы, создать послушный железной воле государственный аппарат для подавления политических противников и борьбы с преступностью. Опора на класс крупных собственников, часть интеллигенции и офицерства, а также союзников оказалась ненадежной.

Опыт белогвардейских контрразведывательных органов показывает, что в условиях Гражданской войны решение задач обеспечения внутренней безопасности возможно лишь в совокупности с другими мерами — политическими, экономическими, законодательными и административными.

Заключение

В истории страны процесс становления и развития белогвардейских спецслужб занимает незначительный промежуток времени, ограниченный хронологическими рамками Гражданской войны. Антибольшевистские режимы один за другим появлялись на исторической сцене и потом так же быстро исчезали. Формирование и деятельность разведки и контрразведки проходили в сложной политической, социально-экономической и военной обстановке, в различных географических и природно-климатических условиях, под воздействием обстоятельств изменялись и уточнялись взгляды на их задачи и организацию. Следует отметить, что, несмотря на человеческий фактор, который сыграл немалую роль в организационном строительстве спецслужб, разведка и контрразведка подчинялись общим законам эволюционного развития.

Спецслужбы Белого движения сыграли неоднозначную роль в истории страны, Гражданской войны. Это обусловлено в первую очередь тем, что они выполняли функции не только защиты национальных (государственных) интересов, но и «охранения» авторитарных белогвардейских режимов, подчеркнем, что являлось их прямой обязанностью. Однако военно-политическое руководство отнюдь не всегда разумно пользовалось потенциальными возможностями органов безопасности, в частности, добывать агентурными методами объективную информацию о причинах назревающей в обществе социальной напряженности. Вместо того чтобы возникавшие между «верхами» и «низами» противоречия разрешать политическими или административными методами, власти прибегали к радикальным мерам — подавляли восстания, разгоняли забастовки, проводили многочисленные аресты. В данном случае контрразведка являлась одним из орудий «белого террора». Ради объективности следует отмстить, что ее роль в карательных акциях и расстрелах оставалась незначительной в сравнении с белогвардейскими воинскими частями и советской ВЧК.

Проведенный в работе комплексный анализ деятельности разведки и контрразведки Белого движения в годы Гражданской войны в России позволяет сделать ряд выводов.

Объективное комплексное исследование деятельности разведки и контрразведки белогвардейских спецслужб в годы Гражданской войны невозможно в рамках прежней методологии. От автора потребовалась разработка иных теоретических подходов к исследованию данной темы, определению исторической сущности спецслужб как органов обеспечения безопасности белогвардейских государственных образований и России в целом. Национальные ценности, интересы, внешние и внутренние угрозы, политика властей, силы и средства, предназначавшиеся для решения задач по защите государства, представляют собой реальное проявление системы обеспечения безопасности. Диалектический сплав структурных компонентов этой системы олицетворяет взаимодействие социально-политических, экономических, военных, специальных, психологических, идеологических и морально-нравственных факторов по созданию условий существования и устойчивого развития государства и общества.

Анализ историографии проблемы показал недостаточность научной разработанности данной проблемы, отсутствие ее глубокого исторического исследования.

На изучение проблемы существенное воздействие оказывали условия экономической и общественно-политической жизни страны, которые, по мнению автора, предопределили развитие историографии Гражданской войны. Исходя из данной ситуации, представляется целесообразным разделить отечественную историографию на белогвардейскую, советскую и постсоветскую (российскую). В силу обстоятельств на каждом этапе менялись структура проблематики и подход к ее интерпретации. Под воздействием политической конъюнктуры разведка и контрразведка Белого движения долгое время не являлись объектом глубокого изучения отечественной исторической науки.

Стремительно развивающаяся в начале XXI века историография спецслужб Белого движения предоставляет уникальный шанс осмыслить их роль в истории Гражданской войны, выявить особенности развития разведки и контрразведки в ходе острейшего политического и социально-экономического кризиса.

Анализ постсоветской историографии по теме данного исследования позволил автору выделить следующие обстоятельства:

— произошло утверждение новых методологических подходов, сторонники которых разведку и контрразведку белогвардейских правительств и армий рассматривают как отечественные спецслужбы, созданные и функционирующие в годы Гражданской войны. Правда, эту точку зрения на данный момент разделяют лишь немногие отечественные историки;

— освещение проблемы ведется на значительно расширившейся источниковой базе, за счет введения в научный оборот архивных документов, характеризующих деятельность белогвардейских спецслужб, органов государственного и военного управления;

— научная разработка темы в основном носит региональный характер и представлена в подавляющем большинстве статьями в журналах и сборниках. Еще не до конца обобщены выводы и извлечены уроки, вытекающие из деятельности разведки и контрразведки по обеспечению безопасности белогвардейских режимов.

По мнению автора, историография по теме исследования может перейти на качественно новый уровень лишь в случае интеграции с историографией советских и иностранных спецслужб периода Гражданской войны в России.

Изучение источниковой базы по истории Гражданской войны и Белого движения показало, что значительный массив документов разведывательных и контрразведывательных органов хранится в федеральных государственных архивах и является вполне доступным для историков.

Вместе с тем ограниченным остается доступ к архивам ФСБ и СВР РФ, что сужает возможности исследователей в изучении противоборства советских и белогвардейских спецслужб.

Часть документов разведывательных и контрразведывательных органов Белого движения находится за границей, в частности в США — в Бахметьевском архиве Колумбийского университета и в Архиве Гуверовского института войны, революции и мира Стэндфордского университета.

По мнению автора, определенный массив документов о Гражданской войне в России образовался в результате деятельности спецслужб других стран — Великобритании, Германии, Польши, Франции, Финляндии, США, Японии и пр. Несмотря на то что за последние годы расширилась возможность российских исследователей работать в зарубежных архивах, в то же время значительная часть внешнеполитических, дипломатических, военных и прочих документов остается недоступной для отечественных ученых.

Тем не менее имеющаяся источниковая база вполне достаточна для глубокого и комплексного исследования избранной проблемы.

Развернувшееся в годы Гражданской войны военно-политическое противоборство поставило белогвардейские государственные образования перед необходимостью выживания. Реальные угрозы возникли в результате войны с Советской Россией, иностранной военной интервенции, а также глубоких социально-экономических противоречий в обществе, политических разногласий внутри антибольшевистского лагеря. Дальнейшее существование белогвардейских режимов было невозможно без своевременной нейтрализации тесно переплетенных между собой внешних и внутренних угроз, поэтому проблемы безопасности являлись для них приоритетными.

Угрозы безопасности белогвардейским режимам определили задачи разведки и контрразведки: добывание разведывательных данных о противнике и союзниках; выявление, предупреждение и нейтрализация разведывательно-подрывной деятельности советских и иностранных спецслужб; защита территориальной целостности, суверенитета и государственного строя; контрразведывательное обеспечение армии и флота; информационно-аналитическое обеспечение органов власти и военного управления.

Анализ ситуации показывает, что первоначально крестьянство и городское население, испытав на себе террор красных «чрезвычаек» и продовольственную диктатуру, встречало белых как освободителей, обеспечив рост их армий и победы на фронтах. Однако лежавшая в основе Белого движения идеология «непредрешения» не позволила властям решить комплекс внутренних проблем, в первую очередь аграрный и национальный вопросы, вызвавшие недовольство разных слоев населения. Безвластие, грабежи, террор и насильственная мобилизация вылились в антиправительственные выступления, массовое дезертирство, широкое повстанческое движение, что в итоге ослабило Белое движение и усилило его противников. Примечательно, что в ходе наступления А.И. Деникина на Москву, когда у ВСЮР существовала возможность захватить столицу и одержать военную победу над Советской Россией, восстания в тылу во многом предопределили поражение белых.

Автором установлено, что нейтрализация угроз в большей степени зависела от разрешения острых политических и социально-экономических противоречий, создания эффективно действующего государственного аппарата, способного решать сложнейшие задачи, и являлась прерогативой законодательной и исполнительной власти. Спецслужбам в данном случае принадлежала второстепенная, вспомогательная роль, заключавшаяся в объективном информировании высшего военно-политического руководства о происходящих в обществе процессах, причинах недовольства различных слоев населения проводимой белогвардейскими правительствами политикой. Вместе с тем сепаратизм, политический экстремизм, активная деятельность советских и иностранных разведок требовали от белогвардейских специальных органов адекватных мер по пресечению враждебных акций.

Следовательно, безопасность режимов могла быть достигнута только проведением единой государственной политики в данной области, реализацией системы мер политического, социально-экономического, военного, административного и иного характера, адекватных угрозам для жизненно важных сфер деятельности государства. Эффективное решение этих важных проблем возможно лишь при создании целой системы безопасности, в которой спецслужбам отводятся функции разведки, контрразведки и политического сыска. Таким образом, в оперативно-розыскной деятельности контрразведывательных органов тесно переплетались функции контрразведки с функцией политического сыска, при этом последняя доминировала над первой.

Необходимость в разведывательной и контрразведывательной деятельности остается неизменной при смене власти, проигранной войне и даже при потере независимости и территориальной целостности государства. Эта особенность в полной мере проявилась и в годы Гражданской войны. Разведка и контрразведка функционально возникли еще в антибольшевистских подпольных организациях, получив статус структурных подразделений органов военного управления в ходе формирования вооруженных сил (Добровольческая армия) или после образования белой государственности. В результате вооруженного поражения белые режимы потеряли свою государственность и территориальную целостность, вместе с которыми прекратили свое существование и спецслужбы. Однако разведка и контрразведка, подчеркнем, продолжали работать и в эмиграции. Российский общевоинский союз и другие военно-политические организации создавали собственные специальные органы. Их деятельность — тема отдельного исследования.

Проведенное исследование показало, что при формировании спецслужб белогвардейские лидеры не разработали принципиально новой нормативно-правовой базы, которой бы определялись принципы функционирования, полномочия и сфера ответственности государственных и военных органов в области обеспечения государственной безопасности в условиях Гражданской войны. Внутриведомственные документы по организации разведки и контрразведки в основном были позаимствованы у соответствующих структур Российской империи и Временного правительства.

Проанализировав нормативно-правовую базу, автор выделяет ряд особенностей ее развития. Так, задачи контрразведывательной службы (борьба со шпионажем и политический сыск), сформулированные во «Временном положении о контрразведывательной службе во внутреннем районе» и «Временном положении о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведки по производству расследований» в 1917 году, в целом соответствовали ее предназначению и в годы Гражданской войны. Поэтому нормативная база органов безопасности претерпела лишь незначительные изменения и касалась в основном организации контрразведки.

Появление некоторых новых документов в недрах разведки связано с изменением ее задач. Деятельность спецслужбы в первую очередь была направлена на добывание политической, экономической и военной информации о Советской России, а не зарубежных стран, как это происходило в годы Первой мировой войны. Немалую роль сыграло привлечение к разработке документов офицеров Генерального штаба, знакомых с теорией и практикой ведения разведки.

Несмотря на то что разведывательные и контрразведывательные структуры белогвардейских правительств и армий имели разных отцов-основателей, в них просматриваются черты одной матери — царской армии. «Генетическое сходство» им передали генералы и офицеры, которые в силу своего менталитета создали военно-административный аппарат по образцу русской армии. Проводимые ими реорганизации спецслужб носили в основном не качественный, а количественный характер (увеличивалось число структурных подразделений, расширялись штаты), что не в полной мере соответствовало их функциям в новых исторических реалиях.

Ведение стратегической разведки, по мнению военных теоретиков и практиков первой четверти XX века, являлось компетенцией Генштаба. С такой концепцией можно согласиться, если речь идет о сборе сведений для Генерального штаба. Но созданные в годы Гражданской войны в составе военных ведомств разведывательные органы добывали разноплановую информацию, потребителями которой являлись не только штабы, но и высшее военно-политическое руководство белогвардейских государственных образований, правительства, внешнеполитические структуры и т. д.

Существовавшая организация, как представляется, имела свои недостатки. Спецслужбы Ставки и отдела Генштаба в силу своего статуса не могли привлечь к разведывательной деятельности заграничные представительства других ведомств, что особенно ярко проявлялось в Европе. Попытки руководства спецслужб Юга России обязать загранучреждения оказывать помощь Генштабу в сборе секретной информации оказались тщетными. Межведомственная разобщенность в сфере обеспечения безопасности, традиционная для российских дипломатов и военных, оставалась непреодолимым барьером на протяжении всей Гражданской войны.

Статус военных разведорганов, по мнению автора, затруднял оперативное доведение срочной и важной информации стратегического характера до лидеров Белого движения. В силу своего служебного положения начальники разведывательных служб не имели права непосредственного доклада высшему руководству. Сводки, как правило, рассылались определенному кругу должностных лиц.

При доминирующем значении в годы Гражданской войны политической и военно-политической информации дать ей должную оценку могли только квалифицированные специалисты. Офицеры Генерального штаба показали себя профессионалами высокого класса при оценке зарубежной военно-политической информации, театров военных действий, военно-экономического потенциала и вооруженных сил противника. Но для грамотного анализа международных событий, хитросплетений политики на территории воюющей России нужны были специалисты другого профиля — экономисты, финансисты, политологи и др. Однако таковых в центральных аппаратах разведорганов не оказалось. На Юге России этот недостаток компенсировала неправительственная разведывательная организация «Азбука», состоявшая из людей различных профессий и добывавшая информацию политического характера.

В то же время следует отметить, что организация и функции фронтовых разведывательных структур находились в органичном единстве. Ставка ВГК, штаб главнокомандующего ВСЮР, штаб Северо-Западной армии, управление командующего войсками Северной области, штабы армий, корпусов, дивизий, полков имели свои разведывательные структуры, которыми непосредственно руководили. Такая модель продолжает функционировать и сегодня во многих странах мира, в том числе и в России.

Если структурное нахождение прифронтовой разведки в военном ведомстве было оправдано, то подчинение штабам контрразведки, по мнению автора, нельзя назвать результатом грамотно продуманной государственной политики. Военно-политическое противостояние поставило перед контрразведывательными органами задачи общегосударственного масштаба. Помимо борьбы с военным шпионажем они противодействовали политической и экономической разведке противников и союзников; пропаганде, агитации, террористическим и диверсионным акциям большевистского подполья; сепаратизму казачества; спекуляции, коррупции государственного и военно-управленческого аппарата, вооруженным выступлениям рабочих и крестьян, проявлениям политической неблагонадежности и т. д.

Однако обеспечивавшая безопасность всей политической системы контрразведка оставалась структурной единицей военных штабов различных уровней. Новые функции требовали более высокого ее статуса в государственном механизме, изменения организации, увеличения сил и средств. Несмотря на предпринимаемые усилия, белогвардейцам так и не удалось создать централизованно управляемой службы контрразведки, что «явно мешало работе агентуры», создавало нездоровую конкуренцию между структурами различной ведомственной принадлежности. Подчинение контрразведывательных структур командирам и штабам различных уровней, вплоть до начальников гарнизонов, имело ряд недостатков, поскольку большинство военных, включая офицеров Генерального штаба, не имели представления о функциях спецслужб и не разбирались даже в азах оперативно-розыскной деятельности, поэтому не могли ими эффективно руководить. Непосредственное подчинение руководителей контрразведывательных органов воинским начальникам сковывало инициативу первых, особенно при расследовании преступлений в армейской среде. Этих изъянов удалось избежать большевикам, подчинив военную контрразведку (особые отделы) ВЧК, а не армейскому командованию.

В ходе Гражданской войны вооруженные формы борьбы тесно переплетались с политическими, внутренние угрозы — с внешними. Как правило, шпионские организации, большевистские подпольные группы функционировали при поддержке внешних. Поэтому борьба с ними, по мнению автора, должна была осуществляться в условиях тесной координации деятельности разведывательных и контрразведывательных органов. В реальности же вышеназванные службы, созданные в большинстве случаев одними и теми же приказами и, как правило, структурно входившие в состав управления генерал-квартирмейстера, не являлись единым организмом. Каждое подразделение выполняло свои функции самостоятельно, фактически не взаимодействуя друг с другом. Между тем разведка нуждалась в защите от проникновения агентуры противника в свои подразделения, а контрразведка — в постоянной информации о замыслах и планах проведения разведывательных и разведывательно-подрывных акций советскими и иностранными спецслужбами, большевистскими партийными структурами на территориях, занятых белыми армиями. Однако на практике разведорганы являлись прозрачными для враждебных элементов, а контрразведка, за редким исключением, не смогла перекрыть каналы переброски большевистских эмиссаров и агентуры других стран.

Назревшие противоречия требовали разрешения возникших проблем. Но бюрократический аппарат медленно реагировал на динамично менявшуюся обстановку. Проводимые в рамках органов военного управления преобразования приводили лишь к «косметическим» структурным изменениям разведывательных и контрразведывательных служб. Только в конце Гражданской войны наметилась тенденция к созданию специальной службы с широкими функциями под единым руководством. Однако история отвела слишком мало времени для проверки эффективности новой структуры. Зато ВЧК, которая к концу Гражданской войны выполняла функции разведки, контрразведки и политического сыска, со временем трансформировалась в одну из самых мощных спецслужб мира.

На основе сравнительно-исторического анализа автором выявлены характерные особенности формирования и эволюции белогвардейских спецслужб в разных регионах России. Так, на Юге и в Сибири были образованы органы и фронтового, и тылового военного управления, имевшие параллельно действовавшие разведывательные и контрразведывательные службы, тогда как в других регионах — только фронтовые. На Севере, в отличие от других армий, разведка и контрразведка в течение полугода подчинялись разным структурам: разведка — отделению Генштаба управления командующего войсками Северной области, военно-регистрационное отделение (служба) — военной канцелярии генерал-губернатора. В российском правительстве (А.В. Колчака) был создан самостоятельный разведывательный орган — особый отдел управления делами. У генерала А.И. Деникина, в отличие от адмирала А.В. Колчака, функции политической и экономической разведки выполняла формально независимая от властных структур разведывательная организация «Азбука».

В годы Гражданской войны механизм контроля над спецслужбами не был до конца отработан, о чем свидетельствуют рост «самочинных» контрразведок, злоупотребления сотрудников служебным положением и т. д. Причины низкой эффективности контрольно-надзорных функций над разведкой и контрразведкой со стороны высшей государственной власти, командования армий, правоохранительных органов, но мнению автора, заключались в следующем:

— в слабости исполнительной и законодательной власти;

— в децентрализации органов военного управления и спецслужб;

— в отсутствии критериев оценки и механизма контроля;

— в низком профессионализме руководящих кадров.

Главнокомандующий Русской армией генерал-лейтенант П.Н. Врангель в 1920 году реорганизовал контрразведку и поставил ее под прокурорский надзор. Данная мера хотя и привела к снижению правонарушений среди сотрудников и в определенной степени повысила эффективность работы наблюдательных пунктов, но кардинальным образом ситуацию не изменила.

В свою очередь, можно говорить о невозможности полного контроля над спецслужбами со стороны белогвардейских правительств, командования и правоохранительных органов в силу специфических особенностей деятельности разведки и контрразведки, а именно — в их закрытости, корпоративности, использовании конспиративных методов работы. В хитросплетениях функционирования спецслужб могли разобраться только профессионалы высокого класса, которые были редкостью на высших ступенях военной иерархии белогвардейских режимов.

Лидерам Белого движения так и не удалось создать авторитарные режимы с присущими им огромными властными полномочиями и тем самым удержать под контролем военно-управленческий аппарат, в том числе и спецслужбы, что в большинстве случаев негативно отразилось на их деятельности.

Белогвардейским государственным образованиям пришлось создавать свои органы безопасности в условиях хаоса, глубокого социального, политического и идейно-нравственного раскола. На кадровую политику белогвардейских спецслужб существенное влияние оказали политический, экономический и личностный факторы.

Политический фактор. На подбор кадров оказали влияние отсутствие объединявшей и понятной всем идеологии, деформация морально-нравственных ориентиров офицерского корпуса в ходе Гражданской войны. Как часто случалось в истории нашего государства, к любому благородному делу примыкали лица с низкими морально-деловыми качествами. Белое движение не являлось исключением. Поэтому наряду с борцами за идею в одном строю стояли и те военнослужащие, которые стремились реализовать свои корыстные цели.

Экономический фактор. Испытывавшие недостаток финансовых средств на содержание армий лидеры Белого движения были вынуждены экономить на денежном содержании личного состава, задерживать жалованье офицерам и нижним чинам на несколько месяцев. Нищенские оклады провоцировали отток квалифицированных сотрудников или же способствовали возникновению коррупции среди беспринципных чинов.

Личностный фактор. Генерал А.И. Деникин, проявлявший политическое недоверие к офицерам спецслужб царского режима, не допускал их, за редким исключением, к службе в органах контрразведки. В итоге возглавляемые офицерами Генерального штаба контрразведывательные подразделения на Юге России работали с меньшей эффективностью, чем контрразведывательные органы адмирала А.В. Колчака и генерала П.Н. Врангеля, где служили прежние жандармы и контрразведчики.

Как показало исследование, при комплектовании разведывательных и контрразведывательных подразделений белогвардейцы руководствовались классовым подходом. Впрочем, аналогичным образом комплектовались разведывательные структуры РККА и органы ВЧК, что говорит об общих кадровых проблемах, характерных для становления государственности в годы Гражданской войны. Для тех и других был характерен классовый подход к подбору сотрудников разведки и контрразведки. Белые, как правило, делали ставку на офицеров, красные — на коммунистов. Столь упрощенная схема отнюдь не являлась гарантом надежности и высокой профессиональной квалификации.

Грандиозный масштаб Гражданской войны в России требовал всестороннего изучения различных факторов, влиявших на ведение боевых действий. Поэтому белогвардейскому военно-политическому руководству требовались сведения как о ТВД и вооруженных силах противника, так и данные о государственном устройстве, военно-экономическом потенциале, внешней и внутренней политике Советской России и Германии. С учетом коалиционного характера вооруженного противоборства лидерам Белого движения также пришлось с легальных и нелегальных позиций изучать нейтральные и союзные страны, политика которых оказала немаловажное влияние на ход и исход Гражданской войны. Таким образом, политическая, экономическая и военная разведка приобретала существенное значение для защиты интересов белогвардейских государственных образований.

По способу получения сведений разведка армейских штабов подразделялась на агентурную, войсковую, авиационную и радиотелеграфную. Каждый из этих видов разведки имел свои преимущества и недостатки, и только в совокупности они могли дать более или менее полную картину театра военных действий.

Белогвардейская разведка в разной степени задействовала все имеющиеся средства. Фактически ни одна боевая операция не обходилась без разведывательного обеспечения. Спецслужбам в основном удавалось держать под контролем перемещения войск противника, выявлять сосредоточение его крупных воинских формирований на отдельных участках фронтов, а в отдельных случаях — планы советского командования. Собранные сведения о противнике ежедневно систематизировались, регистрировались, обрабатывались и в виде сводок докладывались командованию. Успехам спецслужбы в немалой степени способствовали поддержка Белого движения частью населения России, а также недостаточно отлаженная работа советских органов безопасности.

Следует подчеркнуть, что наступательные операции белых армий расширяли возможности их разведки по добыванию сведений (допрос пленных, перебежчиков, изучение трофейных документов противника), а при отступлении, наоборот, эти возможности существенно сокращались, поскольку терялась связь с агентурой, работавшей в прифронтовой полосе.

При ведении войн между государствами (коалициями государств) разведка традиционно работала в тылу противника. Однако Гражданская война внесла в ее деятельность свои коррективы: на Юге России и в Сибири спецслужба достаточно успешно осуществляла разведывательное обеспечение войсковых операций белогвардейских вооруженных формирований против партизанских отрядов и повстанческих «армий» в своих тыловых районах.

Сведения стратегического характера о Советской России в основном добывали разведывательные службы ВСЮР генерал-лейтенанта А.И. Деникина и Русской армии генерал-лейтенанта П.Н. Врангеля, что объясняется их относительной территориальной близостью к политико-административным и промышленным центрам страны, а также наличием соответствующей структуры в отделе Генштаба Военного управления. Вместе с тем недостаток финансовых средств, отсутствие опытных сотрудников ограничили возможности спецслужбы в проведении активных мероприятий в тылу противника, налаживании регулярных контактов с антисоветским подпольем, действовавшим в Москве и Петрограде.

Результативность работы спецслужб, на наш взгляд, зависела не только от качества и количества добытой информации, но и от ее грамотной реализации государственными деятелями, политиками, военными и др. Лидеры Белого движения по разным причинам не сумели реализовать ее в полной мере.

Они не смогли дать квалифицированную оценку добытой разведкой информации политического и экономического характера о Советской России. Получая сведения о кризисном состоянии промышленности и транспорта, бюрократизации советского управленческого аппарата, голоде, недовольстве городского населения политикой властей, крестьянских восстаниях, белогвардейцы уповали на близкий крах большевизма. Несмотря на обладание достоверной информацией о Советской России, белые не смогли уяснить простую истину о том, что в условиях Гражданской войны, острого кризиса в стране именно политическая воля, диктатура помогли большевикам мобилизовать людские и материальные ресурсы, подавить сопротивление внутри страны и в конечном счете победить многочисленных противников.

Белогвардейские правительства не обладали достаточным политическим, экономическим, военным потенциалом для реализации информации, предоставляемой спецслужбами.

Сегодня не представляется возможным однозначно утверждать, насколько полно учитывались командованием белых армий разведывательные данные о противнике. Но ход боевых действий показывает, что наступательные операции белых, несмотря на первоначальные успехи, не приводили к достижению поставленных стратегических целей. Неудачи белых армий объясняются отсутствием единства действий между различными войсковыми группировками (адмирала А.В. Колчака, генералов А.И. Деникина, Е.К. Миллера и Н.Н. Юденича), а также нехваткой материальных средств и резервов.

Лидеры Белого движения были хорошо информированы о том, что страны Антанты, преследуя свои геополитические цели, поддерживая антибольшевистские силы, одновременно вели переговоры и с Советской Россией. Ни генерал А.И. Деникин, ни адмирал А.В. Колчак не смогли повлиять на внешнеполитический курс правительств ведущих мировых держав, добиться от них более значимой политической, экономической и военной помощи.

Исходя из вышесказанного, автор пришел к выводу: слабые государства ограничены в возможности реализации добываемой разведывательной информации.

Анализ документов показывает, что советский и иностранный шпионаж, направленный на дестабилизацию политической обстановки или лоббирование интересов зарубежных стран, представлял серьезную угрозу безопасности белогвардейским государственным образованиям. Поэтому со стороны контрразведывательных органов осуществлялся комплекс оперативно-розыскных мероприятий по выявлению разведывательных организаций, установлению их целей, задач, сил и средств. Однако борьба со шпионажем велась не системно и целенаправленно, а носила эпизодический характер и заключалась в основном в агентурном сопровождении и высылке разоблаченных агентов. Случаи арестов и предания суду были редкостью и относились в большей степени к советским разведчикам.

Анализ архивных документов свидетельствует о том, что противодействие военному, политическому и экономическому шпионажу не являлось приоритетным направлением деятельности контрразведки Белого движения. Ее основные усилия были сосредоточены на борьбе с большевистским подпольем. Благодаря активным действиям белогвардейских спецслужб советскому партийно-государственному руководству так и не удалось организовать крупное вооруженное восстание ни на одной из подконтрольных белым армиям территорий. Контрразведывательные органы неоднократно ликвидировали нелегальные большевистские организации, срывали их планы, что давало возможность белогвардейским армиям продолжать войну в течение длительного времени.

Но полностью обезопасить свой тыл спецслужбы не смогли по следующим связанным между собой причинам. Во-первых, им не удалось ликвидировать связь Советской России с большевистским подпольем, благодаря чему разгромленные контрразведкой организации восстанавливались и продолжали подрывную деятельность. А во-вторых, политика белых правительств создавала социально-экономические предпосылки для негативного отношения широких слоев населения к властям, о чем писали даже сами участники Белого движения. Между тем следует подчеркнуть, что спецслужбы регулярно информировали командование о причинах недовольства населения своим социально-экономическим положением, которое перерастало в стачки и вооруженные выступления, выдвигали свои предложения по нормализации обстановки.

Поступавшая от контрразведки объективная информация отнюдь не послужила для белогвардейских властей сигналом для корректировки внутриполитического курса, что обернулось для них поражением. В условиях острого политического и экономического кризиса у белогвардейских правительств не хватало сил и средств для удовлетворения насущных потребностей широких слоев населения. Помощь оказывалась в первую очередь представителям торгово-промышленного капитала и крупным земельным собственникам, поэтому власть требовала от органов контрразведки подавления всего, что не соответствовало белогвардейским представлениям о реальных нуждах народа.

По мнению автора, игнорирование высшим военно-политическим руководством полученной агентурным путем упреждающей достоверной информации о настроениях широких слоев населения, непринятие ими адекватных мер по корректировке социально-экономической политики привели к поражению белогвардейских режимов. Силовые методы позволяли лишь временно нейтрализовать социальные конфликты, но не решали проблемы в целом.

Участие контрразведок в массовых карательных акциях в отношении местного населения архивными документами не подтверждается. Спецслужбы не располагали для решения таких задач соответствующими силами и средствами. Существуют лишь свидетельства, как со стороны красных, так и белых участников Гражданской войны, о применяемых контрразведчиками обысках, арестах, пытках и расстрелах людей, в том числе и невиновных. Низкий профессионализм сотрудников, как правило, сопровождался бессмысленной жестокостью в отношении подозреваемых. Тюрьмы были забиты большевиками, как настоящими, так и мнимыми, сочувствующими советской власти, рабочими, крестьянами и т. д.

Вместе с тем в ходе Гражданской войны белогвардейские контрразведчики овладели и более тонкими методами работы — агентурными. Как правило, разведывательные и подпольные организации в основном были выявлены с помощью агентуры. В то же время сотрудникам контрразведки не хватало нужной квалификации для выявления агентов-одиночек.

Выявилось бессилие белогвардейских лидеров и правительств в обеспечении своей внутренней безопасности. Бывшие царские генералы, великолепно подготовленные в военном отношении профессионалы, оказавшись по стечению обстоятельств в роли политических и государственных деятелей, так и не смогли мобилизовать материальные и человеческие ресурсы путем привлечения на свою сторону большинства населения страны и создать надежную опору власти — результативно действующий административно-управленческий аппарат, в том числе и спецслужбы. По мнению автора, данное обстоятельство стало одной из причин поражения антибольшевистских сил в Гражданской войне. Ведь социум, лишенный функции самосохранения, обречен на гибель.

Анализ комплекса источников позволил выявить следующую закономерность: эффективность деятельности спецслужб была прямо пропорциональна политической, экономической и военной мощи белогвардейских государственных образований. Так, в период формирования белогвардейских правительств и армий разведка и контрразведка также находились в стадии становления, их возможности ограничивались людскими и материальными ресурсами. На 1919 год, когда белые армии контролировали большую часть территории страны и вели активные наступательные операции на всех фронтах, приходится наивысшая активность спецслужб. Перелом в войне, стремительное отступление белогвардейских войск, обернувшееся потерей наиболее сильных государственных образований (генерала А.И. Деникина и адмирала А.В. Колчака), нанесли ощутимый удар по разведке и контрразведке, после чего они уже не могли выполнять свои задачи в прежнем объеме.

Еще одна закономерность наблюдается в существовавшей зависимости основных направлений разведывательной и контрразведывательной деятельности от внешне- и внутриполитических задач, которые приходилось решать белогвардейским государственным образованиям в ходе Гражданской войны.

Несмотря на относительно короткий промежуток времени, белогвардейские спецслужбы накопили ценный опыт по обеспечению безопасности государственных образований и вооруженных сил в экстремальных условиях Гражданской войны. Безусловно, к опыту прошлого следует подходить критически. Извлекая из него уроки, важно помнить о существенных различиях между прошедшими эпохами и современностью, не допускать прямолинейных аналогий и слепого копирования ранее положительно себя зарекомендовавших алгоритмов на новые условия политической, экономической, социальной и оперативной обстановки. Сегодня старые модели применения спецслужб уже не могут функционировать, в первую очередь в силу изменившегося общества и его индивидов.

Заблуждаются те, кто говорят, что история ничему не учит. Повторение ошибок объясняется как раз пренебрежением полученным опытом. Ведь те же белые были вынуждены обратиться к опыту организационного строительства спецслужб Российской империи, внедрению в практику методов агентурной работы. Но их ошибка заключалась в том, что они механически, без учета условий Гражданской войны, применяли прежние модели.

Тем не менее при обращении к прошлому можно найти немало ценного и полезного. Так, несмотря на недостатки в организации, ошибки в подборе кадров, слабое финансирование, сложную военно-политическую и социально-экономическую ситуацию, белогвардейская разведка сумела обеспечить высшие органы государственной власти, армейские штабы в целом достоверной информацией политического, экономического характера.

Контрразведывательные органы Белого движения в сложнейших условиях Гражданской войны смогли организовать борьбу с советским и иностранным шпионажем, оказать активное противодействие подрывной деятельности противников (большевиков и эсеров) в тылу, вскрыть причины недовольства различных слоев населения политикой властей.

Обобщив опыт деятельности спецслужб в рассматриваемый исторический период, автор пришел к выводу, что белогвардейская разведка и контрразведка с помощью специальных методов смогли лишь минимизировать и частично нейтрализовать существовавшие угрозы белогвардейским режимам. В силу объективных причин их усилий оказалось недостаточно для обеспечения надлежащего уровня безопасности государственных образований, что явилось одной из причин их поражения в Гражданской войне.

Приложения

Приложение 1

Временный штат управления генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего Добровольческой армией (Приложение к приказу главнокомандующего Добровольческой армией № 101 от 2 ноября 1918 г.)

4. Разведывательное отделение

5. Контрразведывательное отделение

ГАРФ.Ф. р-5936. Оп. 1. Д. 421. Л. 35–35 об.

Временный штат отдельного контрразведывательного пункта местностей, занятых Добровольческой армией (Приложение к приказу главнокомандующего Добровольческой армией № 101 от 2 ноября 1918 г.)

ГАРФ.Ф. р-5936. Oп. 1, Д. 421. Л. 35 об.

Приложение 2

Временный штат особого отделения отдела Генштаба Военного управления (утвержден главкомом ВСЮР 10 марта 1919 г.)

ГАРФ.Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 1. Л. 51.

Временный штат особого отделения отдела Генштаба Военного управления (утвержден главкомом ВСЮР 18 октября 1919 г.)

ГАРФ.Ф. р-6396. Oп. 1.Д. 1. Л. 153.

Временный штат контрразведывательной части при особом отделении отдела Генштаба Военного управления (утвержден главкомом ВСЮР 18 октября 1919 г.)

РГВА.Ф. 40238. Oп. 1. Д. 59. Л. 24.

Приложение 3

Временный штат контрразведывательной части управления генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего ВСЮР (Приложение к приказу главнокомандующего ВСЮР № 2097 от 30 августа 1919 г.)

РГВА.Ф. 39499. Oп. 1.Д. 73. Л. 1–2.

Временный штат контрразведывательного отделения отдела генерал-квартирмейстера неотдельной армии и штаба областей и военных губернаторов (Приложение к приказу главнокомандующего ВСЮР № 2097 от 30 августа 1919 г.)

Примечание: кроме них при отделении содержались агенты наружного наблюдения (филеры), число которых определял начальник отделения и утверждал начальник КРЧ.

РГВА.Ф. 39540. Oп. 1. Д. 136. Л. 60 6—60 б об.

Временный штат контрразведывательного пункта 1-го разряда (Приложение к приказу главнокомандующего ВСЮР № 2097 от 30 августа 1919 г.)

РГВА, Ф. 39540. Oп. 1. Д. 136. Л. 60 в.

Временный штат контрразведывательного пункта 3-го разряда (приложение к приказу главнокомандующего ВСЮР № 2097 от 30 августа 1919 г.)

РГВА.Ф. 39540. Oп. 1.Д 136. Л. 61.

Приложение 4

Временный штат контрразведывательного отделения Полевого штаба армии (утвержден приказом управляющего Военным ведомством № 52 от 30 августа 1918 г.)

ГАРФ.Ф. р-176. Oп, 2. Д. 24. Л. 61.

Приложение 5

Временный штат Главного штаба Военного министерства (выписка из временного штата отделов и отделений Главного штаба 30 апреля 1919 г.)

1. Квартирмейстерский отдел

в) Разведывательное отделение

4. Осведомительный отдел

а) Контрразведывательная часть

РГВА.Ф. 39466. Oп. 1. Д. 10. Л. 92–92 об.

Временный штат контрразведывательного отделения военно-окружного управления

ГАРФ.Ф. р-150. Oп. 2. Д. 4. Л. 67 об.

Временный штат отдельного пункта контрразведки в районе военного округа

ГАРФ.Ф. р-150. Oп. 2. Д 4. Л. 69.

Приложение 6

Временный штат управления генерал-квартирмейстера штаба ВГК. Январь 1919 г.

2. Разведывательный отдел

РГВА.Ф. 39499. Oп. 1. Д. 82. Л. 1.

Приложение 7

Временный штат управления генерал-квартирмейстера при ВГК (утвержден приказом № 316 и.о. начальника штаба ВГК 12 апреля 1919 г.)

2. Разведывательный отдел

РГВА.Ф. 39499. Oп. 1. Д. 17. Л. 35 об. — 36.

5. Отдел контрразведки

РГВА.Ф. 39499. Oп. 1.Д. 17. Л. 37.

Приложение 8

Краткая записка о службе и.д. старшего адъютанта разведывательного отделения штаба 3-го Уральского корпуса штабс-капитана Дьяконова Михаила Захарьевича

7 октября 1918 г.

Родился 5 сентября 1890 г. в Смоленской губернии. Окончил: 4 класса смоленской духовной семинарии, по 1-му разряду полный курс Виленского пехотного юнкерского училища.

На службу вступил в Виленское пехотное юнкерское училище на правах вольноопределяющегося 31 августа 1908 г. 6 августа 1909 г. произведен в подпоручики в 9-й пехотный Ингерманландский императора Павла Великого полк. С 11 сентября 1910 г. — младший офицер пулеметной команды. С 13 сентября 1913 г. — начальник пулеметной команды. 6 августа 1913 г. произведен в поручики. 8 марта 1914 г. выдержал предварительные испытания для поступления в Императорскую Николаевскую военную академию. 8 июля назначен начальником пулеметной команды. Участник Первой мировой войны. 11 октября 1914 г. попал в плен в Австро-Венгрии. 25 декабря 1917 г. вернулся из плена инвалидом. По мобилизации 10 июля 1918 г. зачислен в штаб Отдельного Уральского корпуса на должность старшего адъютанта разведывательного отделения. 12 августа 1918 г. назначен помощником старшего адъютанта разведывательного отделения (в связи с прибытием слушателей Николаевской военной академии). 12 сентября 1918 г. произведен в штабс-капитаны. 26 сентября 1918 г. назначен исполняющим должность старшего адъютанта разведывательного отделения.

РГВА.Ф. 40307. Oп. 1. Д. 57. Л. 208–208 об.

Приложение 9

Временный штат военно-регистрационного отделения управления командующего Северной области (утвержден 6 ноября 1918 г.)

Примечание: При военно-регистрационном отделении состояли военно-контрольная команда и команда наблюдателей. Предельное количество чинов команды наблюдателей устанавливалось 30 человек, военно-контрольной команды — 75.

РГВА.Ф. 39450. Oп. 1. Д. 137. Л. 26.

Временный штат штаба главнокомандующего всеми русскими вооруженными силами на Северном фронте (утвержден 3 сентября 1919 г.) Отдел генерал-квартирмейстера

2. Разведывательное отделение

РГВА.Ф. 39450. Oп. 1.Д 201. Л. 313 об.

Временный штат управления русскими войсками Мурманского района (утвержден 29 июня 1919 г.)

Штаб командующего войсками

1. Оперативная часть

2. Разведывательное отделение

РГВА.Ф. 39450. Oп. 1. Д 242. Л. 10–10 об.

Приложение 10

Временный штат № 1 главнокомандующего Северо-Западной армией (утвержден приказом № 254 от 9 октября 1919 г.) Отдел генерал-квартирмейстера

2. Разведывательное отделение

3. Контрразведывательное отделение

РГВА.Ф. 40298. Oп. 1. Д. 33. Л. 398.

Временный штат № 119 отделения военного контроля при отделе генерал-квартирмейстера штаба Северо-Западной армии (утвержден приказом № 443 от 20 декабря 1919 г.)

РГВА.Ф. 40298. Oп. 1. Д. 28. Л. 177.

Временный штат № 119 пункта военного контроля при штабе дивизии (утвержден приказом № 443 от 20 декабря 1919 г.)

РГВА.Ф. 40298. Oп. 1.Д 28. Л. 177 об.

Приложение 11

Сведения о списочном и наличном составе особого отделения отдела Генштаба Военного управления

ГАРФ.Ф. р-6396. Оп. 1.Д. 43. Л. 127, 215, 268, 321.

Приложение 12

Состав военных агентур

ГАРФ.Ф. р-5936. Oп. 1. Д. 127. Л. 68–69.

Приложение 13

СПИСОК

сотрудников отделения «Азбука» при ставке главкома ВСЮР

1. Член Особого совещания Степанов Василий Александрович — начальник отделения

2. Лейтенант флота Масленников Григорий Григорьевич— помощник начальника отделения

3. Прапорщик инженерных войск Кеяндер Николай Андреевич — связь и информация

4. Прапорщик Лопуховский Александр Яковлевич — связь и информация

5. Васильева Вера Евгеньевна — секретарь

6. Поручик Шевченко Николай Михайлович — комендант

7. Штабс-капитан Гунта Александр Михайлович — казначей

8. Лопуховская Мария Максимовна — машинистка

9. Колюбакина Мария Алексеевна — машинистка

При отделении

1. Шевченко Михаил — рассыльный

2. Шевченко Александр — рассыльный

ГАРФ.Ф. р-446. Oп. 2. Д 23.

Приложение 14

СПИСОК

контрразведчиков Белых правительств Востока и Севера России (составлен по брошюре «Список контрразведчиков, милиции, официальных чинов Министерства внутренних дел Белых правительств», изданной ОГПУ в 1930 г.).

Андропов Ф.М. — служащий отделения полевого военного контроля в Онежском войсковом районе Военно-регистрационной службы (ВРС) Северной обл. 11. 1919.

Артамонов И.Г. — контролер ВРС Мурманского р-на. 11. 1919. Медвежья гора.

Боде (Бодэ) А.А. — начальник команды разведчиков 1-го Архангельского полка. 11.1918.

Вольский A.B. — начальник Поневецкого пункта ВРС Мурманского р-на. 11.1919.

Дешко М.З. — поручик военно-регистрационного отделения. 12.1918.

Динсберг К.Э. — начальник отделения наблюдателей КРО штаба Приамурского военного округа, начальник отдельного пункта государственной охраны. 8.1919.

Дружинин Б.Г. — обер-офицер для поручений отдела контрразведки и военного контроля (ОКРВК) управления 2-го генерал-квартирмейстера при штабе ВГК. 8. 1919.

Дружинин И.А. — следователь красноярского пункта военного контроля штаба Сибирской армии. 2.1919.

Дымский Н.В. — штабс-капитан военно-регистрационного отделения. 11.1918. г. Архангельск.

Дьяченко Д.И. — военный следователь военного контроля штаба Сибирской армии. 4.1919.

Еленевский С.С. — обер-офицер для поручений ОКРВК управления 2-го генерал-квартирмейстера при штабе ВГК. 8. 1919.

Зайчек И.И. — начальник военного контроля штаба Сибирской армии. 2. 1919.

Заплатин Н.Н. — помощник начальника КРО при штабе 5-го отдельного Стерлитамакского корпуса. 3.1919.

Захватович А.А. — офицер для поручений отделения военного контроля штаба Владивостокской крепости. 5.1919.

Зеленецкий А.Н. — начальник ВРО. 10. 1918. г. Архангельск.

Злобин Н.П. — начальник отдела контрразведки (ОКР) при штабе ВГК. 12.1918.

Иванов А.И. — офицер контрразведки при штабе ВГК. 1919.

Ивановский Г.Ф. — чиновник для поручений никольск-уссурийского КРО штаба Приамурского военного округа. 1919.

Ивановский К.Н. — начальник КРО при штабе ВГК, уполномоченный МВД. 12.1918.

Иевлев В.П. — помощник начальника ОКРВК управления 2-го генерал-квартирмейстера при штабе ВПС. 5.1919.

Ион И.Ф. — офицер для поручений военного контроля штаба Сибирской армии. 10.1918,2.1919.

Караулов А.В. — помощник начальника центрального отдела контрразведки, начальник отдела контрразведки. 2–3. 1919.

Карпов В.И. — офицер для поручений отдела контрразведки и военного контроля при штабе ВГК. 8.1919.

Катарина А.М. — начальник 5-го регистрационного пункта при ВРО. 12.1918.

Клаус И.В. — начальник КРО штаба Восточно-Сибирского военного округа. 9.1918.

Кляус Ф.Л. — штабс-капитан военно-контрольного пункта. 4.1919.

Козленко М.И. — обер-офицер для поручений центрального отдела военного контроля при штабе ВГК.

Козлов Н.Н. — помощник начальника военного контроля штаба Сибирской армии. 2.1919.

Колодезников Н.В. — штаб-офицер для поручений отдела контрразведки и военного контроля при штабе ВГК. 7. 1919.

Коровин К.К. — обер-офицер для поручений КРП. 7. 1919. г. Новониколаевск.

Котлецов С.В. — обер-офицер для поручений отдела контрразведки и военного контроля при штабе ВГК. 8.1919.

Краснослободской В.Л. — обер-офицер центрального отделения военного контроля при штабе ВГК. 3. 1919.

Кривошеин (Скиртов) П.Л. — начальник КРП 2-го отдельного Степного корпуса. 3.1919.

Кривцов H.B. — начальник КРП. 5.1919. г. Кузнецк.

Крыков В.А. — начальник военно-контрольного пункта. 9.1919.

Кутырев П.П. — обер-офицер для поручений ОКРВК управления 2-го генерал-квартирмейстера при штабе ВГК. 3–9. 1919.

Лебедев Н.И. — начальник Благовещенского КРП штаба Приамурского военного округа. 1919.

Левицкий С.М. — помощник начальника Мурманского военно-контрольного пункта ВРС. 7, 10. 1919.

Лехмусар А.М. — начальник КРП, помощник начальника КРО штаба Приамурского военного округа. 8.1919.

Липовицкий А.Н. — офицер для поручений КРО штаба Приамурского военного округа. 1919.

Матушкин А.А. — офицер для поручений ОКРВК управления 2-го генерал-квартирмейстера при штабе ВГК. 9.1919.

Мергаут А.В. — офицер для военного контроля штаба Сибирской армии. 2.1919.

Мятушкин П.Н. — чин для поручений, делопроизводитель ОКРВК управления 2-го генерал-квартирмейстера штаба ВГК. 9.1919.

Николаев И.И. — офицер для поручений отдела контрразведки. 6.1919.

Ордин H.H. — помощник начальника Тобольского губернского управления государственной охраны, обер-офицер для поручений КРО штаба Сибирской армии. 7.1918; 6,10. 1919.

Павлюков А.А. — помощник начальника новониколаевского пункта военного контроля штаба Сибирской армии. 2.1919.

Перович Н.М. — помощник начальника военного контроля штаба Сибирской армии. 2. 1919.

Петров С.И. — следователь томского отделения военного контроля штаба Сибирской армии. 2,12. 1918.

Плотто М.В. — начальник новониколаевского КРП.

Полетика М.Л. — штаб-офицер для поручений ОКРВК управления 2-го генерал-квартирмейстера штаба ВГК. 11.1918, 1.1920.

Попов А.М. — начальник отдела полевого военного контроля ВРО. 11. 1918.

Попов Н.П. — начальник КРО штаба Иркутского военного округа. 1918.

Посников В.Ф. — начальник новониколаевского пункта военного контроля. 12.1918.

Прорвич А. — офицер для поручений КРО штаба Иркутского военного округа. 7.1919.

Рындин М.К. — начальник ВРО-ВРС. 1918–1919.

Семеник П.С. — офицер для поручений при начальнике новониколаевского КРП. 7.1919.

Степаненко Ф.Г. — начальник новониколаевского отделения военного контроля штаба Сибирской армии. 2.1919.

Сычев А.Г. — офицер для поручений ОКРВК управления 2-го генерал-квартирмейстера штаба ВГК. 8.1919.

Филипповых П.Я. — разведчик военно-контрольного пункта. 6.1919. г. Новониколаевск.

Черногоров Н.П. — начальник КРП, был прикомандирован к английскому главному штабу. 4,9.1919.

Чихачев И.Я. — помощник начальника КРО штаба Иркутского военного округа. 1918.

Чунков К.С. — обер-офицер для поручений ОКРВК управления 2-го генерал-квартирмейстера штаба ВГК. 9. 1919.

ГАРФ.Ф. р-9427. Оп. 1.Д. 374.

Приложение 15

Документ 2

Сведение о поступлении донесений из «Национального центра» в Москве в разведывательное отделение штаба главнокомандующего ВСЮР 20 сентября (3 октября) 1919 г.

Сов. секретно.

Начальник разведывательного отделения штаба главнокомандующего Вооруженными силами На Юге России

«20» сентября 1919 г.

№

Ставка

Сведение о поступлении донесений из «Национального центра» в Москве в разведывательное отделение штаба главнокомандующего Вооруженными силами на Юге России.

25 марта 1919 г.

1) Об организации Стогова, ее деятельности и установлении непрерывной связи с ней при помощи курьеров;

2) об организации Московского Правого объединения, во главе с Л.Л. Кисловским;

3) об организации Ткаченко при «Союзе Возрождения»;

4) о связи с адмиралом Колчаком;

5) обстановка момента, события и новости Совдепии и Запада.

2 апреля

О политическом и экономическом положении Советской России.

12 августа То же.

21 августа

1) 0 положении дел Национального центра;

2) О настроении в Московских советских правящих кругах.

2 сентября

1) О восстаниях в Совдепии;

2) о настроении в Красной армии;

3) о нашей агитации и ее результатах;

4) состав управления Военно-Революционного Совета;

5) о численности красных армий и перебросках с Восточного фронта;

6) о продуктивности заводов в Совдепии, работающих на оборону;

7) о снабжении в красных армиях;

8) состояние Москвы в продовольственном отношении.

4 сентября

1) Финансовое состояние Московской военной организации;

2) о попытках рабочих Москвы организовать восстание;

3) о «Брусиловской группе» в Москве;

4) экономическое положение Москвы;

5) советская оперативная сводка;

6) о положении на Польском противосоветском фронте;

7) о политическом и военном положении Советской России;

8) о большевистской разведке;

9) о настроении крестьян в Совдепии;

10) список и характеристика работников Военно-законодательного совета Советской Республики.

7 сентября

1) об аресте членов нашей организации в Москве;

2) о значении рейда ген. Мамонтова.

15 сентября

1) О численности штыков в красных армиях;

2) о новых формированиях в советских армиях;

3) о производстве заводов, работающих в Совдепии на оборону;

4) о перебросках советских войск;

5) о причинах отхода на восток армии адмирала Колчака;

6) о положении в Петрограде;

7) о красном терроре в Воронеже и Петрограде.

Генерального штаба полковник Ряснянский

Обер-офицер для поручений капитан Пуницкий.

Ганин А.В. «Мозг армии» в период «Русской Смуты»: Статьи и документы. М., 2013. С. 693–694.

Список источников и литературы

1. Опубликованные источники

а) Нормативно-правовые акты

Временное положение о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведки по производству расследований от 17 июля 1917 г.// Вестник Временного Всероссийского правительства. — 1918. — 28 июля.

О безопасности (Электронный ресурс): федер. закон Рос. Федерации от 5 марта 1992 г. № 2446-1 (с изменениями от 25 декабря 1992 г., 24 декабря 1993 г., 25 июля 2002 г., 7 марта 2005 г.) // Совет безопасности РФ: (сайт). — Электрон, дан. — М., 2007.—Режим доступа: http: //www.scrf.gov.ru/documents/20.html. — Загл. с экрана.

Об уголовной ответственности участников становления советской власти и лиц, содействовавших ее распространению и упрочнению // Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России A.И. Деникине. Сентябрь 1918 — декабрь 1919 года. Публикация / под ред. С.В. Мироненко; отв. ред. и сост. Б.Ф. Додонов, сост.: В.М. Осин, Л.И. Петрушева, Е.Г. Прокофьева, B.М. Хрусталев. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2008. — С. 536–537.

О внешней разведке (Электронный ресурс): федер. закон Рос. Федерации от 10 января 1996: принят Гос. Думой Федер. Собр. Рос. Федерации 8 дек. 1995 г. (в ред. федер. законов от 07.11.2000 № 135-ФЭ, от 30.06.2003 № 86-ФЗ, от 22.08.2004 № 122-ФЗ, от 14.02.2007 № 20-ФЗ) // СВР России: (сайт). — Электрон, дан. — М., (200—). — Режим доступа: http: //www.svr.gov.ru/svr_today/doc02.htm. — 3aг. с экрана.

Положение о полевом управлении войск в военное время. — Пг., 1914. — 154 с.

Положение о лицах, опасных для государственного порядка вследствие принадлежности к большевистскому бунту // Правительственный вестник. — 1919. — 19 июля.

Свод военных постановлений 1869 г. Кн. 1—24. Военное министерство и особые высшие установления. — Пб.: Гос. тип., 1907.

Свод законов Российской империи, дополненных по положениям 1906,1908,1909 и 1910 гг. и позднейшими узаконениями 1911 и 1912 гг.; сост. Н.Е. Озерецковский, П.С. Цыпин. — Изд. 2-е. — СПб.: Гос. тип., 1913. — 790 с.

Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года (Электронный ресурс): утв. Указ. Президента РФ от 12.05. 2009 г. № 537 // Совет безопасности РФ: (сайт). — Электрон, дан. — (М.), 2009. — Режим доступа: http: //www.scrf.gov.ru/documents/99.html. — Загл. с экрана.

б) Сборники документов и отдельные документы

Борьба за власть Советов на Дону. 1917–1920: сб. документов. — Ростов-н/Д., 1957. — 42 с.

Борьба за торжество Советской власти на Севере: сборник документов (1918–1920); сост. Л.B. Владимирова и (др.). — Архангельск, 1967. — 180 с.

Борьба с колчаковщиной: сб. док. — М.; Л.: Гос. изд-во, 1926. —232 с.

Борьба советского народа с интервентами и белогвардейцами на Юге России: сб. документов. — Ростов-н/Д., 1962. — 412 с.

Верховный правитель России: документы и материалы следственного дела адмирала АЗ. Колчака (Электронный ресурс) / под общ. ред. А.Н. Сахарова и B.C. Христофорова; авт. С.В. Дроков и (др.). — М., 2003. // Институт российской истории РАН (сайт). — Электрон, дан. — (М.), (2003). — Режим доступа: http: //www.iri-ran.ru/trukan.html. — Загл. с экрана.

В.И. Ленин и ВЧК: сборник документов (1917–1922 гг.). — М.: Политиздат, 1975. — 680 с.

«Все абхазцы крайне враждебно настроены против грузин». Рапорт начальника деникинской разведки; предислов. А. Ганина // Родина. — 2008. — № 11. — С. 14–15.

ВЧК/ГПУ: документы и материалы / ред. — сост. Ю.Г. Фельштинский. — М.: Издательство гуманитарной литературы, 1995. —272 с.

ВЧК уполномочен сообщить… — Жуковский; М.: Кучково поле, 2004. — 312 с.

Деятельность Таганрогского центра Добровольческой армии // Белый архив. — Париж, 1928. — Кн. 2–3. — С. 134–136.

Доклад о деятельности Киевского центра Добровольческой армии // Белый архив. — Париж, 1928. Кн. 2–3. — С. 119–132.

Допрос Колчака. Протоколы заседаний Чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака: стенографический отчет (Электронный ресурс) / Центрархив. — Л.: Госиздат, 1925. // Военная литература (сайт) — Электрон, дан. — (М.,) 2001–2012 — Режим доступа: http: //militera.lib.ru/docs/1917—20/ db/kolchak/index.html — Загл. с экрана.

Жуменко В. Белая Армия: Фотопортреты русских офицеров 1917–1922 / В. Жуменко. — Париж: YMCA-PRESS, 2007. — 560 с.

За Советский Север. К сорокалетию освобождения Севера от интервентов и белогвардейцев: Сборник документов и воспоминаний. — Вологда, 1960. — 223 с.

Из документов белогвардейской контрразведки 1919 г.; предисл., подг. текста и коммент. В.Г. Бортневского // Русское прошлое (историко-документальный альманах). — Л., 1991. Кн. I. —С. 150–172.

Из истории Всероссийской Чрезвычайной комиссии

1917–1921 гг.: сборник документов. — М.: Госполитиздат, 1958. —512 с.

Из истории Гражданской войны в СССР: сб. документов и материалов. В 3 т. Т. 2. Март 1919 — февраль 1920. — М., 1961. —895 с.

«И на Тихом океане». 1921–1922 гг. Народно-Революционная армия ДВР в освобождении Приамурья и Приморья: сб. док. — Иркутск: Вост. — Сиб. кн. изд-во, 1988. — 356 с.

Киевщина в годы Гражданской войны и военной интервенции 1918–1920. Сб. документов и материалов. — Киев: Политиздат УССР, 1962. — 538 с.

Красная книга ВЧК: в 2 т. — Изд. 2-е, уточн. — М.: Политиздат, 1989. — Т. 1. — 416 с.; 1990. — Т. 2. — 541 с.

Кронштадтская трагедия 1921 года: Документы: В 2 кн. / (Федер. арх. служба России, Гос. арх. Рос. Федерации; Составители: Антифеева М.А. и др.); Редкол.: В.П. Козлов (отв. ред.) и др. — М.: РОССПЭН, 1999.

Минц И.И. Интервенция на Севере в документах / И.И. Минц. — М.: Партиздат, 1933. — 96 с.

МЧК. Из истории Московской Чрезвычайной комиссии.

1918–1921: сборник документов. — М.: Московский рабочий, 1978. — 320 с.

Перелистывая документы ЧК. Царицын — Сталинград 1917–1945 гг.: сб. документов и материалов. — Волгоград: Ниж. — Волж. кн. изд-во, 1987. — 256 с.

Подвиг Центросибири. Сб. док. — Иркутск: Вост. — Сиб. кн. изд-во, 1986. —480 с.

Под знаком антантовской «цивилизации». Александр Хворостин. С. Ингулов. В деникинской контрразведке. Протоколы. Испарт одесского окркома КП(б)У, 1927. — 98 с.

Подлинные протоколы допросов адмирала А.В. Колчака и А.В. Тимиревой // Отечественные архивы. — 1994. — № 5. — С. 84–97.

Рапорт Генштаба подполковника N представит. Добровольческой армии в Киеве // Белый архив. — Париж, 1928. — Кн. 2–3. —С. 138–144.

Рапорт состоящего в штабе представит. Верховн. командования Добр. Арм. Генштаба подполковника N Представителю Добровольческой Армии в Киеве // Белый архив. — Париж, 1928. — Кн. 2–3. — С. 145–150.

Российская эмиграция в Маньчжурии: военно-политическая деятельность (1920–1945): сборник документов; сост. Е.Н. Чернолуцкая; редкол.: М.С. Высоков, А.И. Костанов. — Южно-Сахалинск, 1994. — 152 с.

Русская военная эмиграция 20—40-х годов: документы и материалы. Т. 1. Так начиналось изгнанье. 1920–1922. Кн. 1. Исход. М.: Изд-во «Гея», 1998. — 426 с.

Севастополь: хроника революций и Гражданской войны

1917–1920 годов / Сост., коммент. В.В. Крестьянников. — Симферополь: Крымский Архив, 2007. — 640 с.

Северный фронт. Борьба советского народа против иностранной военной интервенции и белогвардейщины на Советском Севере (1918–1920): документы; под ред. А.Ф. Горленко, Н.Р. Прокопенко. — М.: Воениздат, 1961. — 296 с.

Тюремная одиссея Василия Шульгина: Материалы следственного дела и дела заключенного / Сост., вступ. ст. В.Г. Макарова, А.В. Репникова, B.C. Христофорова; коммент. В.Г. Макарова, А.В. Репникова. — М.: Книжица; Русский путь, 2010. — 480 с.

в) Произведения биографического и мемуарного характера

А.П. Правосудие в войсках генерала Врангеля / А.П. — Константинополь, 1921. — 56 с.

Александрович В. К познанию характера Гражданской войны. Бунт в 5-м Северном стрелковом полку 2-го июля 1919 г./ В. Александрович. — Белград, 1926. — 28 с.

Белая борьба на Северо-Западе России. — М.: Центрполиграф, 2003. — 686 с.

Бобрик В. В застенках контрразведок / В. Бобрик. — Изд. Истпарта тагокружкома ВКП (б), 1928. — 31 с.

Борман А.А. Москва — 1918. (Из записок секретного агента в Кремле) / А.А. Борман // Русское прошлое. Историко-документальный альманах. — Л., 1991. — Кн. 1. — С. 115–149.

Борьба за Урал и Сибирь: воспоминания и статьи участников борьбы с учредиловкой и колчаковской контрреволюцией / под ред. И.Н. Смирнова, И.П. Флеровского, Я.Я. Грунта. — М.; Л.: Госиздат, 1926. — 388 с.

Будберг А. Дневник /А Будберг // Гражданская война в России: катастрофа Белого движения в Сибири. — М.: ACT: Транзиткнига; СПб.: Terra Fantastica, 2005. — С. 231–322.

Виллиам Г. Побежденные / Г. Виллиам // Архив русской революции. В 22 т. Т. 7–8. — М.: ТЕРРА, 1991. — С. 203–245.

Виллиам Г. Распад «Добровольцев» («Побежденные») / Г. Виллиам. — М., 1923. — 98 с.

Гиацинтов Э.Н. Записки белого офицера / Э.Н. Гиацинтов. СПб.: Интерполиграфцентр,1992. — 272 с.

Героическое подполье. В тылу деникинской армии: воспоминания. — М.: Политиздат, 1976. — 416 с.

Гинс Г.К. Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 1918–1920: впечатления и мысли члена Омского правительства / Г.К. Гинс. — М.: Крафт+, 2007. — 704 с.

Гинс Г. Крушение колчаковщины / Г. Гинс // Гражданская война в России: катастрофа Белого движения в Сибири.—М.: ACT: Транзиткнига; СПб.: Terra Fantastica, 2005. — С. 323–394.

Глобачев К.И. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения / К.И. Глобачев. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН): Бахметьевский архив Колумбийского университета (США), 2009. — 519 с.

Глобачев К.И. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения / К.И. Глобачев // Вопросы истории. — 2002. — № 10. — С. 59–83.

Гревс В. Американская авантюра в Сибири. 1918–1920 / В. Гревс. — М.: Госвоениздат, 1932. — 248 с.

Дневник Петра Васильевича Вологодского // За спиной Колчака: Документы и материалы / А. Квакин; под ред. А.В. Квакина. — М.: Аграф, 2005. — С. 47—302.

Загородских Ф.С. Борьба с деникинщиной и интервенцией в Крыму / Ф.С. Загородских. — Симферополь: Крымское гос. изд-во, 1940. —133 с.

Записки Ивана Ивановича Сукина о правительстве Колчака // За спиной Колчака: документы и материалы / А. Квакин; под ред. А.В. Квакина. — М.: Аграф, 2005. — С. 325–510.

Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. В 2 т. Т. 1. / А.А. Игнатьев. — М.: Правда, 1989. — 589 с.

Игнатьев В.И. Некоторые факты и итоги 4 лет гражданской войны / В.И. Игнатьев //Белый Север. 1918–1920 гг.: мемуары и документы. Вып. 1. — Архангельск, 1993. — С. 99—157.

Иконников Н.Ф. Пятьсот дней: секретная служба в тылу большевиков 1918–1919 гг. / Н.Ф. Иконников // Русское прошлое. — Л., 1996. Кн. 7. — С. 43—105.

Казанович Б. Поездка из Добровольческой армии в «Красную Москву» / Б. Казанович // Архив русской революции. В 22 т. — М.: ТЕРРА, 1991. Т. 7. — С. 184–202.

Калинин И. Под знаменем Врангеля. Заметки бывшего военного прокурора / И. Калинин. — Л.: Прибой, 1925. — 73 с.

Курлов П.Г. Гибель Императорской России. — М.: Современник, 1992. — 255 с.

Ленин В.И. Все на борьбу с Деникиным! / В.И. Ленин // Полн. собр. соч. В 55 т. Т. 39. — 5-е изд. — М.: Изд-во политической лит., 1958–1965. — С. 42–63.

Лермонтов А.Г. Воспоминания (Электронный ресурс) @ L3 (Сайт Л.Л. Лазутина). — Электрон, дан. (Б. м.), 2000. — Режим доступа: http: //www.xx13.ru. — Загл. с экрана.

Лехович Д.В. Белые против красных (Электронный ресурс) / Д.В. Лехович. — М.: Воскресенье, 1992. // MILITERA. Lffi.RU: электронная б-ка. — Электрон, дан. — (М.), 2001. — Режим доступа: http: //militera.lib.ru/bio/lehovich_dv/ index, html. — Загл. с экрана.

Лехович Д. Деникин. Жизнь русского офицера /Д. Лехович. — М.: Евразия+, 2004. — 888 с.

Макаров П.В. Адъютант генерала Май-Маевского / П.В. Макаров. — Л.: Прибой, 1929. — 195 с.

Мартынов Е.И. Из печального опыта русско-японской войны (Электронный ресурс) Е.И. Мартынов. — СПб., 1906 // cruiserx.narod.ru Электрон, дан. — (Б. м.) — Режим доступа: http: //cruiserx.narod.ru/martinov/martinov.htm — Загл. с экрана.

Марушевский В.В. Год на Севере (август 1918 — август 1919 г.) / В.В. Марушевский // Белый Север. 1918–1920 гг.: мемуары и док. — Архангельск: Правда Севера, 1993. Вып. I — С. 170–341.

Марушевский В.В. Год на Севере (Часть 1—1918 г.) // Белое дело. Берлин, 1926. Т.1. С. 26–44.

Михайловский Г.Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914–1920. В 2 кн. Кн. 2. М.: Международные отношения, 1993. — 688 с.

Махров П.С. В Белой армии генерала Деникина (Записки начальника штаба Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России) / П.С. Махров. — СПб.: Logos, 1994. — 301 с.

«Наши агенты от милиционера до наркома» (Воспоминания белого контрразведчика) // Бортневский В.Г. Избранные труды / В.Г. Бортневский. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. Унта, 1999. —С. 70–84.

Ника. Воспоминания жандармского офицера // Жандармы России: (Полит, розыск в России, XV–XX вв.: новейшие исслед.: сб. ст.; сост. и предисл. B.C. Измозик). — СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. — С. 543–566.

О Михаиле Кедрове: воспоминания, очерки, статьи. — М.: Политиздат, 1988. — 255 с.

Орлов В.Г. Двойной агент: записки русского контрразведчика / В.Г. Орлов; пер. с авт. С. Шульженко; автор послесл., имен. указ. и прилож. А. Зданович. — М.: Современник, 1998. —350 с.

«Охранка»: Воспоминания руководителей охранных отделений. / В 2-х тт. — М.: Новое литературное обозрение, 2004. — 512+600 с.

Родзянко А.П. Воспоминания о Северо-Западной армии / А.П. Родзянко. — Берлин, 1921. — 168 с.

Родзянко А.П. Воспоминания о Северо-западной армии // Белая борьба на Северо-Западе России. — М.: Центрполиграф, 2003. — С. 188–316.

Ронге М. Разведка и контрразведка. — М.: Воениздат НКО СССР, 1939. — 244 с.

Самойло А.А. Две жизни / А.А. Самойло. — 2-е изд. — Л.: Лениздат, 1963. — 347 с.

Сахаров К. Белая Сибирь / К. Сахаров // Гражданская война в России: катастрофа Белого движения в Сибири. — М.: ACT: Транзиткнига; СПб.: Terra Fantastica, 2005. — С. 175–230.

Сахаров К.В. Белая Сибирь (внутренняя война 1918–1920 годов). (Электронный ресурс). — Мюнхен, 1923 // PROVIDENIE.NAROD.RU (сайт) — Электрон, дан. — (М.), 2009. — Режим доступа: http: // providenie.narod.ru/0000516. html. — 3aгл. с экрана.

Сербии Ю. О разведке / Ю. Сербии // Русская эмиграция в борьбе с большевизмом; сост. науч. ред., предисл. и коммент. С.В. Волкова. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. С. 313–321.

Слащев-Крымский Я.А. Крым, 1920 / Я.А. Слащев-Крымский // Гражданская война в России: оборона Крыма. — М.: ООО «Издательство АСТ»; СПб.: Terra Fantastica, 2003. — С. 9—148.

Соколов Б. Падение Северной области / Б. Соколов // Гражданская война в России: война на Севере. — М.: ACT: Транзиткнига; СПб.: Terra Fantastica, 2004. — С. 316–432.

Спиридович А.И. Записки жандарма (Электронный ресурс) / А.И. Спиридович. — Харьков, Изд-во «Пролетарий», 1928 // Мировоззрение Русской цивилизации: сайт. — Электрон. дан. — (М.), 2008–2013. — Режим доступа: http: //www.razumei.ru/files/others/pdfySpiridonovitch_Zapiski_zhandarma. pdf. — Загл. с экрана.

Сухомлинов В.А. Воспоминания / В.А. Сухомлинов. — Минск: Харвест, 2005. — 624 с.

Тухачевский М.Н. Избранные произведения. Т. 1. 1919–1927 гг./ М.Н. Тухачевский. — М.: Воениздат, 1964. — 321 с.

Устинов С.М. Записки начальника контрразведки (1915–1920 гг.) / С.М. Устинов. — Белград, 1922. — 146 с.

Устинов С.М. Записки начальника контрразведки (1915–1920 гг.) / С.М. Устинов. — Ростов-н/Д., 1990. — 96 с.

Устрялов Н.В. Дневник / Н.В. Устрялов // Русское прошлое. — № 2. — СПб., 1991. — С. 305.

Филатьев Д. Катастрофа Белого движения в Сибири / Д. Филатьев // Гражданская война в России: катастрофа Белого движения в Сибири.—М.: ACT: Транзиткнига; СПб.: Terra Fantastica, 2005. — С. 7—128.

Фомин Ф. Записки старого чекиста / Ф. Фомин. — Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: Политиздат, 1964. — 255 с.

Шапошников Б.М. Воспоминания. Военно-научные труды / Б.М. Шапошников. — М.: Воениздат; 1974. — 576 с.

Широнин В. КГБ — ЦРУ: секретные пружины перестройки (Электронный ресурс). — М.: Ягуар, 1997 // MAKEYEV.MSK. RU: сайт, посвященный В.П. Макееву. — Электрон, дан. — (М.), (200—). — Режим доступа: http: //makeyev.msk.ru/ pub/ NeProhodiMimo/shironin/part_01.html. — 3aгл. с экрана.

Шульгин В.В. 1917–1919 / В.В. Шульгин // Лица: Биографический альманах. М.; СПб., 1994. Ч. 5. С. 121–328.

Чекисты Красноярья / Сост. В.М. Бушуев. — Красноярск: Кн. Изд-во, 1991. — 428 с.

Orloff V. The secret dossier. George G. Harrap & CO. LTD. — London, W. C. 1932.

2. Неопубликованные документальные источники

Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ)

Ф. 102. Департамент полиции.

Ф. р-176. Совет министров Российского правительства.

Ф. р-439. Особое совещание при главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России.

Ф. р-446. Политическая канцелярия Особого совещания при главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России.

Ф. р-944. Управление внутренними делами Приамурского земского края.

Ф. р-4887. Штаб военного представителя русских армий в Париже.

Ф. р-5793. Рябиков Павел Федорович, генерал, профессор академии Генерального штаба. 1875–1932.

Ф. р-5802. Бурцев Владимир Львович. Общественный и революционный деятель, писатель, литературовед, редактор и издатель журналов «Былое», «Народоволец», газет «Общее дело», «Будущее».

Ф. р-5827. Деникин Антон Иванович.

Ф. р-5853. Лампе Алексей Александрович, фон.

Ф. р-5881. Коллекция отдельных документов и мемуаров эмигрантов. 1859–1944.

Ф. р-5903. Военно-морской агент во Франции.

Ф. р-5936. Щербачев Дмитрий Григорьевич, военный представитель адмирала Колчака за границей.

Ф. р-6215. Коллекция агентурных сводок.

Ф. р-6217. Коллекция материалов правительства Врангеля во время его пребывания в Крыму.

Ф. р-6219. Коллекция документов штаба Колчака.

Ф. р-6396. Контрразведывательная часть особого отделения отдела Генерального штаба Военного управления при главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России.

Ф. р-6605. Щепихин Сергей Арефьевич.

Ф. р-7002. Представитель особого отделения отдела Генерального штаба Военного управления при Черноморском военном губернаторе и начальник новороссийского паспортного пропускного пункта отдела Генерального штаба (Русинов).

Ф. р-7490. Коллекция документов Российского правительства (стенографическая запись допроса Колчака и другие документы).

Ф. р-7490. Коллекция документов российского правительства (стенографическая запись допроса Колчака и другие документы).

Ф. р-9427. Коллекция материалов учреждений и воинских частей белых.

Российский государственный военный архив (РГВА)

Ф. 6. Полевой штаб Реввоенсовета республики.

Ф. 39450. Штаб главнокомандующего всеми русскими вооруженными силами на Северном фронте.

Ф. 39457. Штаб Донской армии.

Ф. 39466. Главный штаб Военного министерства.

Ф. 39483. Управление Восточного фронта.

Ф. 39498. Управление 2 Степного Сибирского отдельного корпуса (бывш. Степной корпус, 2 Степной Сибирский корпус, 2 Степной Сибирский армейский корпус, 2 Степной Сибирский отдельный корпус).

Ф. 39499. Штаб Верховного главнокомандующего всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России.

Ф. 39507. Управление Приамурского военного округа.

Ф. 39515. Управление Иркутского военного округа (1-е и 2-е формирования, бывш. Восточно-Сибирский ВО, Средне-Сибирский ВО).

Ф. 39526. Управление политического розыска войск Гродековской группы.

Ф. 39528. Военно-цензурное отделение отдела Генерального штаба Военного управления при главнокомандующем ВСЮР.

Ф. 39532. Штаб главнокомандующего всеми вооруженными силами восточной окраины.

Ф. 39540. Штаб главнокомандующего Русской армией (бывш. штаб главнокомандующего Добровольческой армией, штаб главнокомандующего Вооруженными силами на Юге России).

Ф. 39551. Главный штаб Народной армии.

Ф. 39597. Военное министерство Всероссийского правительства.

Ф. 39610. Управление Тюменского военного округа на театре военных действий.

Ф. 39617. Управление Сибирской армии (бывш. Западно-Сибирской армии).

Ф. 39666. Управление генерал-квартирмейстера штаба войск Киевской области.

Ф. 39730. Управление отдельной Гродековской группы войск.

Ф. 39736. Управление Сибирской армии.

Ф. 40213. Приказы, приказания, объявления, циркуляры. Коллекция.

Ф. 40218. Отдел контрразведки штаба верховного главнокомандующего всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России.

Ф. 40226. Ново-Николаевский контрразведывательной пункт (бывш. Ново-Николаевский пункт военного контроля).

Ф. 40228. Харбинское контрразведывательное отделите.

Ф. 40231. Контрразведывательный пункт г. Мелитополя.

Ф. 40238. Особое отделение отдела Генерального штаба Военного управления при главнокомандующем ВСЮР.

Ф. 40280. Особое отделение штаба Астраханского казачьего войска.

Ф. 40298. Штаб Северо-Западной армии (бывш. штаб Отдельного корпуса Северной армии, штаб Северной армии).

Ф. 40308. Коллекция документов белогвардейских объединений, соединений, частей и учреждений «Особая Varia».

Ф. 40311. Мурманский военно-контрольный пункт.

Ф. 40316. Отделение военно-полевого контроля Пинежского района.

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА)

Ф. 2000. Главное управление Генерального штаба.

Ф. 1468. Штаб Иркутского военного округа.

Ф. 1558. Штаб Приамурского военного округа.

Государственный архив Хабаровского края

Ф. 830. Главное бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурии.

3. Справочно-эпциклопедические и библиографические издания

Алексеев М. Лексика русской разведки (исторический обзор) / М. Алексеев. — М.: Междунар. отношения, 1996. — 128 с.

Библиография русской революции и Гражданской войны (1917–1921). Из каталога библиотеки Р.З.И. Архива; под ред. Яна Славика; сост. С.П. Постников. Прага, 1938. — 448 с.

Большая советская энциклопедия. В 30 т. Т. 10. Ива-Италики / гл. ред. А.М. Прохоров. — Изд. 3-е. — М.: Сов. Энциклопедия, 1972. — 592 с.

Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия 2009 (Электронный ресурс): современная электронная универсальная энцикл. — Электрон, дан. и прогр. — М., 2009. — 2 электрон, опт. диска (DVD-ROM): зв., цв. — Систем, требования: ШМ PC: MS Windows 2000/XP/Vista, Celeron 600 Ггц, 128 Мбайт ОЗУ; 64 Мб 01гек1Х9-совместимая звуковая карта, 8х DVD-ROM, клавиатура, мышь. — Загл. с экрана.

Военный энциклопедический словарь. — М.: Военное издательство, 2007. — 872 с.

Военная энциклопедия. В 8 т. Т. 2. Вавилония-Гюйс / пред. глав. ред. комисс. П.С. Грачев. — М.: Воениздат, 1994. — 544 с.

Волков Е.В. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны: биографический справочник / Е.В. Волков, Н.Д. Егоров, И.В. Купцов. — М.: Русский путь, 2003. — 240 с.

Волков С.В. Белое движение. Энциклопедия гражданской войны / С.В. Волков. — СПб.: Издательский Дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. — 672 с.

Ганин А.В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917–1922 гг.: Справочные материалы. — М.: Русский путь, 2009. — 895 с.

Колпакиди А. Спецслужбы Российской империи. Уникальная энциклопедия / Александр Колпакиди, Александр Север. — М.: Яуза: Эксмо, 2010. — 768 с.

Контрразведывательный словарь. — М.: ВКШ при СМ СССР, 1972. —271 с.

Плеханов А.М. Всероссийская чрезвычайная комиссия СНК. (7 (20) декабря 1917 — 6 февраля 1922). Краткий справочник /А.А. Плеханов, А.М. Плеханов. — М.: СВГБ, 2011. — 528 с.

Путеводитель по фондам белой армии; Рос. гос. воен. архив; сост. Н.Д. Егоров, Н.В. Пульченко, Л.М. Чижова. — М.: Русское библиографическое общество, изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1998. — 526 с.

Путеводитель. Т. 4. Фонды Государственного архива Российской Федерации по истории Белого движения и эмиграции. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОС-СПЭН), 2004, — 794 с.

Революция и гражданская война в России: 1917–1923 гг.: Энциклопедия. В 4-х томах. — М.: ТЕРРА, 2008. Т. 1. — 558 с.

Российский энциклопедический словарь: в 2 кн. / ш. ред.: А.М. Прохоров. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2001. —Кн. 1: А — Н., Кн. 2: Н — Я. — 2015 с.

Рутыч Н.Н. Белый фронт генерала Юденича: биографии чинов Северо-Западной армии / Н.Н. Рутыч. — М.: Русский путь, 2002. — 504 с.

Рутыч Н.Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России: материалы к истории Белого движения / Н.Н. Рутыч. — М.: ООО «Издательство Астрель»; ООО «Издательство АСТ»; АНО «Редакция альманаха «Российский архив», 2002. — 381 с.

С Колчаком — против Колчака: крат, биограф, слов.; крат, указ. учреждений и организаций; крат. указ. лит. по истории Гражд. войны в Сибири / сост. и науч. ред. А.В. Квакин. — М.: Аграф, 2007. — 448 с.

Философский словарь; под ред. И.Т. Фролова. — 7-е изд., перераб. и доп. — М.: Республика, 2001. — 719 с.

Хартулари Владимир Дмитриевич (Электронный ресурс) // Электронная библиотека Псковской области. — Электрон, дан. — Псков, 2007–2012. — Режим доступа: http: //www. pskovgrad.ru/war/pervaya-mirovaya-vojna/30390-hartulari-vladimir-dmitrievich.html# — Загл. с экрана.

Энциклопедия военной разведки России / авт. — сост.

А.И. Колпакиди. — М.: ООО «Издательство Астрель»; ООО «Издательство АСТ»; ОАО «ВЗОИ», 2004. — 604 с.

Энциклопедия секретных служб России / авт. — сост.

А.И. Колпакиди. — М.: ООО «Издательство Астрель»; ООО «Издательство АСГ»; ООО «Транзиткнига», 2004. — 800 с.

4. Периодические издания

Вестник Временного Всероссийского правительства, 1918.

Вечерний Харьков. 2006.19 июля.

Крымская мысль. 1920. 21 августа.

Правда,1918–1920.

Приневский край, декабрь 1919 — январь 1920.

Известия ВЦИК, 1918–1920.

Петроградская правда, 1919.

Правительственный вестник, 1918–1919.

5. Литература

а) Монографии, научные и научно-популярные издания

Абинякин P.M. Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение. 1917–1920 гг. / Р.М. Абинякин: Монография. — Орел.: Издатель А. Воробьев. 2005. —204 с.

Агентура в разведке и контрразведке /Лет. — сост. В.М. Земляное, под общей ред. А.Е. Тараса. — Мн.: Харвест, 2007. — 432 с.

Алексашенко А.П. Крах деникинщины / А.П. Алексашенко. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1966. — 292 с.

Алексеев М. Военная разведка России. Первая мировая война. Кн. 3. Ч. 2. / М. Алексеев. — М.: Изд. дом «Русская разведка», 2001. — 512 с.

Батюшин Н. Тайная военная разведка и борьба с ней / Н. Батюшин. (Б. м.) ООО «Х-History», 2002. — 259 с.

Белая книга российских спецслужб; науч. — ред. Совет А.И. Подберезкин (и др.) — Изд. 2-е, перераб. — М.: Обозреватель, 1996. — 268 с.

Бережков В.И. Женщины-чекистки / В.И. Бережков. — СПб.: Изд. дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС образование, 2003. —384 с.

Бордюгов Г.А. Белое дело: идеология, основы, режимы власти. Историографические очерки / Г.А. Бордюгов, А.И. Ушаков, В.Ю. Чураков. — М.: Русский мир, 1998. — 320 с.

Брюханов В.А. Заговор графа Милорадовича (Электронный ресурс) // NNRE.RU: Электронная библиотека. — (Б. м.) — Режим доступа: http: //www.nnre.ru/istorija/zagovor_grafa_miloradovicha. — Загл. с экрана.

Бычков Л. ВЧК в годы Гражданской войны / JI. Бычков. — М.: Воениздат, 1940. — 76 с.

Веденеев Д.В. Украинский фронт в войнах спецслужб: исторические очерки / Д.В. Веденеев. — К.: «К.И.С.», 2008. — 432 с.

Военные контрразведчики / сост. Ю.В. Селиванов. — М.: Воениздат, 1978. — 422 с.

Волков Е.В. Под знаменем белого адмирала. Офицерский корпус вооруженных формирований А.В. Колчака в период Гражданской войны / Е.В. Волков. — Иркутск, 2005. — 300 с.

Волков С.В. Русский офицерский корпус. — М.: Воениздат, 1993. (Электронный ресурс) //Адъютант: сайт. — Электрон. дан. — (Б.м.) Режим доступа: http: //www.adjudant.ru/officer/000.htm/ — Загл. с экрана.

Волков С.В. Трагедия русского офицерства / С.В. Волков. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2002. — 509 с.

Врангель П.Н. Записки (ноябрь 1916—ноябрь 1920) (Электронный ресурс) / П.Н. Врангель // MILITERA.LIB.RU: электронная б-ка. — Электрон. дан. — (М.), 2001. — Режим доступа: http: //militera.lib.ru/memo/ russian/vrangel 1/ 10.html. — Загл. с экрана.

Врангель П.Н. Оборона Крыма / П.Н. Врангель // Гражданская война в России: оборона Крыма. — М.: ООО «Издательство АСТ»; СПб.: Terra Fantastica, 2003. — С. 159–454.

Всемирная история шпионажа / автор-составитель М.И. Умнов. — М.: Олимп; ООО «Фирма «Издательство АСТ», 2000. —496 с.

Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи: формирование аппарата, анализ оперативной практики / С.Н. Галвазин. — М.: Коллекция «Совершенно секретно», 2001.—192 с.

Галин В.В. Интервенция и Гражданская война / В.В. Галин. — М.: Алгоритм, 2004. — 608 с.

Галин В.В. Запретная политэкономия. Красное и белое / В.В. Галин. — М.: Алгоритм, 2006. — 608 с.

Ганин А.В. Последние дни генерала Селивачева: Неизвестные страницы Гражданской войны на Юге России / А.В. Ганин. — М.: Кучково поле, 2012. — 320 с.

Голдин В.И. Гражданская война в России сквозь призму лет: историографические процессы: монография / В.И. Голдин; — Мурманск: МГТУ, 2012. — 333 с.

Голдин В.И. Интервенция и антибольшевистское движение на Севере России. 1918–1920 гг. / В.И. Голдин. — М.: Изд-во Моск. гос. ун-та, 1993. — 200 с.

Голдин В.И. Российская военная эмиграция и советские спецслужбы в 20-е годы XX века: Монография / В.И. Голдин. — Архангельск: Солти; СПб.: Полторак, 2010. — 576 с.

Голдин В.И. Россия в Гражданской войне. Очерки новейшей историографии (вторая половина 1980-х — 90-е годы) / В.И. Голдин. — Архангельск: Изд-во «Боргес», 2000. — 280 с.

Голдин В.И. Русский Север в историческом пространстве российской Гражданской войны / В.И. Голдин, П.С. Журавлев, Ф.Х. Соколова. — Архангельск: Изд-во «СОЛТИ», 2005. — 350 с.

Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР: в 2 кн. / Д.Л. Голинков. — 4-е изд. — М.: Политиздат, 1986. — 2 кн.

Голуб П. А. Белый террор в России (1918–1920 гг.) / П. А. Голуб. — М.: Изд-во «Патриот», 2006. — 479 с.

Горн В. Гражданская война на Северо-Западе России / В. Горн. — Берлин: Изд-во «Гамаюн», 1923. —416 с.

Гражданская война в СССР / под общ. ред. Н.Н. Азовцева. — М.: Воениздат, 1980. — 368 с.

Гражданская война в СССР / под общ. ред. Н.Н. Азовцева. — М.: Воениздат, 1986. — 447 с.

Гребенкин И.Н. Добровольцы и Добровольческая армия: на Дону и в «Ледяном» походе / И.Н. Гребенкин: монография; Ряз. гос. пед. ун-т им. С.А. Есенина. — Рязань, 2005. — 244 с.

Греков Н.В. Русская контрразведка в 1905–1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы / Н.В. Греков. — М.: МОНФ, 2000. — 355 с.

Даллес А. ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа / А. Даллес; пер. с нем. В.Г. Чернявского, Ю.Д. Чупрова. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2000. — 427 с.

Дворянов Н.В. В тылу Колчака / Н.В. Дворянов, В.Н. Дворянов. — М.: Мысль, 1966. — 262 с.

Дегтярев К. СМЕРШ / К. Дегтярев, А. Колпакиди. — М.: Яуза: Эксмо, 2009. — 736 с.

Деникин А.И. Очерки русской смуты. Вооруженные силы Юга России. Заключительный период борьбы. Январь 1919 — март 1920 / А.И. Деникин. — Мн.: Ханвест, 2002. — 464 с.

Деникин А.И. Путь русского офицера / А.И. Деникин. — М.: ВАГРИУС, 2003. — 636 с.

Жаров С.Н. История оперативно-розыскной деятельности и ее правового регулирования в России (XI — начало XX вв.): Монография / С.Н. Жаров. — Челябинск: Изд-во Татьяны Лурье, 2008. — 376 с.

Жуков Д.А. Польша — «цепной пес» Запада / Д.А. Жуков. — М.: Яуза-пресс, 2009. — 384 с.

Зайцов А.А. 1918: очерки по истории русской Гражданской войны / А.А. Зайцов. — Жуковский; М.: Кучково поле, 2006. — 368 с.

Зайцов А.А. Служба Генерального штаба / А.А. Зайцов; вступ. ст. И.С. Даниленко, В.Я. Мелешин. — Жуковский; М.: Кучково поле, 2003. — 416 с.

Звонарев К.К. Агентурная разведка: русская агентурная разведка до и во время войны 1914–1918 гг. В 2 кн. Кн. 1 / К.К. Звонарев. — М.: Изд. группа «БДЦ-пресс», 2003. — 304 с.

Зданович А. А. Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению РККА (1921–1934) / А.А. Зданович. — М.: Кучково поле, 2007. — 560 с.

Зданович А.А. Свои и чужие — интриги разведки / А.А. Зданович. — М.: ОЛМА-ПРЕСС: ЗАО «МассИнформМедиа», 2002. — 320 с.

Зданович А.А. Отечественная контрразведка (1914–1920): организационное строительство / А.А. Зданович. — М.: Изд-во «Крафт+», 2004. — 240 с.

Зимина В Д. Белое движение и российская государственность в период Гражданской войны / В.Д. Зимина. — Волгоград: Изд-во ВАГС, 1997. —485 с.

Зимина В.Д. Белое дело взбунтовавшейся России: политические режимы Гражданской войны. 1917–1920 гг. / В.Д. Зимина. — М.: Изд-во Рос. гуманит. ун-та, 2006. — 467 с.

Зинько Ф.З. Кое-что из истории одесской ЧК / Ф.З. Зинько. — Одесса, 1998. — 148 с.

Иванов А.А. «Северная стража». Контрразведка на русском Севере в 1914–1920 гг. / А.А. Иванов. — М.: Кучково поле, 2011. —272 с.

Иванов А.А. Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага / А.А. Иванов. — М.: Эксмо; Алгоритм, 2009. — 224 с.

Иоффе Г.З. Колчаковская авантюра и ее крах / Г.З. Иоффе — М.: Мысль, 1983. — 294 с.

Ипполитов Г.М. Белые волонтеры. Добровольческая армия: зарождение, расцвет и первые шаги к закату (1917 г. — февраль 1919 г.)/ Г.М. Ипполитов, В.Г. Казаков, В.В. Рыбников. — М.: Щит-М, 2003. — 456 с.

История Украинской ССР. В 10 т. Т. 6. Великая Октябрьская социалистическая революция и Гражданская война на Украине (1917–1920). — Киев: Наукова думка, 1984. — 655 с.

Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты на службе Республике Советов / А.Г. Кавтарадзе. — М.: Наука, 1988. — 276 с.

Кадейкин В.А. Сибирь непокоренная (Большевистское подполье и рабочее движете в сибирском тылу контрреволюции в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны) / В.А. Кадейкин. — Кемерово, 1968. — 560 с.

Какурин Н. Военная история Гражданской войны в России 1918–1920 годов / Н. Какурин, Н. Ковтун, В. Сухов. — М.: Евролинц, 2004. — 320 с.

Какурин Н.Е. Как сражалась революция: в 2 т. / Н.Е. Какурин. — 2-е изд., уточн. — М.: Политиздат, 1990. — 2 т.

Калмакан И., Шкляев И. Белогвардейская агентура, шпионаж и разведка на юге Украины / И.Калмакан, И. Шкляев. — Одесса: Азбука, 2000.

Каменев С. Организация в деле разведки / С. Каменев. — М., 1922. —16 с.

Кандидов Б.П. Церковь и контрразведка. Контрреволюционная и террористическая деятельность церковников на юге в годы Гражданской войны / Б.П. Кандидов. — М.: Госиздат, 1930. — 30 с.

Карпов Н.Д. Трагедия Белого Юга. 1920 год / Н.Д. Карпов. — М.: Вече, 2005. — 384 с.

Катков Н. Ф. Агитационно-пропагандистская работа большевиков в войсках и в тылу белогвардейцев в период 1918–1920 гг. / Н.Ф. Катков. — Л.: Изд-во Лен. ун-та, 1977. — 168 с.

Кенез П. Красная атака, белое сопротивление. 1917–1918 / П. Кенез; пер. с англ. К.А. Никифорова. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. — 287 с.

Кирмель Н.С. Белогвардейские спецслужбы в Гражданской войне. 1918–1922 гг.: монография / Н.С. Кирмель. — М.: Кучково поле, 2008. — 512 с.

Кирмель Н.С. Деятельность контрразведывательных органов белогвардейских правительств и армий в годы Гражданской войны в России (1918–1922 гг.): монография / Н.С. Кирмель. — М.: ВУ, 2007. — 136 с.

Кирмель Н.С. Деятельность разведки белогвардейских правительств и армий в годы Гражданской войны в России (1918–1922 гг.): монография / Н.С. Кирмель. — М.: ВУ, 2008. —162 с.

Киршин Ю.Я. Войны локальных цивилизаций: история и современность / Ю.Я. Киршин. — Клинцы: Издательство ГУЛ «Клинцовская городская типография», 2009. — 664 с.

Клембовский В.Н. Тайные разведки (военное шпионство) / В.Н. Клембовский // Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924; вступ. ст. А.А. Здановича. — М.: Кучково поле, 2007. —С. 19—110.

Клименко В.А. Борьба с контрреволюцией в Москве. 1917–1920 / В.А. Клименко. — М.: Наука, 1978. — 192 с.

Коломийцев В. Ф. Методология истории (от источника к исследованию) / В.Ф. Коломийцев. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. — 191 с.

Колпакиди А.И. Главный противник. ЦРУ против России / А.И. Колпакиди, О.И. Лемехов. — М.: Вече, 2002. — 381 с.

Колпакиди А. Империя ГРУ: очерки истории российской военной разведки. В 2 кн. Кн. 1 / А. Колпакиди, Д. Прохоров. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. — 462 с.

Колпакиди А. Спецслужбы Российской империи. Уникальная энциклопедия / А. Колпакиди, А. Север. — М.: Яуза: Эксмо, 2010. —768 с.

Кондратов В.В. Знать все о противнике / В.В. Кондратов. — М.: Изд. дом «Красная звезда», 2010. — 336 с.

Кононова М. М. Русские дипломатические представительства в эмиграции (1917–1925 гг.) / М.М. Кононова. — М.: ИВИ РАН, 2004. — 240 с.

Корнатовский НА. Борьба за Красный Петроград / Н.А. Корнатовский.—М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. — 602 с.

Кошель П. А. История сыска в России (Электронный ресурс) / Авт. сост. П.А. Кошель. В 2 кн. Кн. 1. — Мн.: Литература, 1996 // Либрусек: электронная библиотека. — Электрон. дан. — (М.) — Режим доступа: http: //lib.rus.ec/b/104234/ read. — Загл. с экрана.

Краснов В.Г. Врангель. Трагический триумф барона: документы, мнения, размышления / В.Г. Краснов. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2006. —654 с.

Кремлев С. Россия и Япония: стравить! / С. Кремлев. — М.: Яуза, 2005. — 384 с.

Кручинин А.С. «Нужно писать правду…» (Военный историк и писатель А.И. Деникин) // Деникин А.И. Старая армия. Офицеры. — М.: Айрис-Пресс, 2005. С. 5—92.

Крысько В.Г. Секреты психологической войны (цели, задачи, методы, формы, опыт) / Под общ. ред. А.А. Тараса. — Мн.: Харвест, 1999. — 448 с.

Кубасов A.Л. Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией на Европейском Севере России (март 1918 — февраль 1922 г.): монография / А.Л. Кубасов. — М., Вологда, 2008. —216 с.

Кук Э. Сидней Рейли. На тайной службе Его Величества / Э. Кук; перев. с англ. Д.М. Белановского. — М.: Яуза: Эксмо, 2004.-448 с.

Ландер И.И. Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. В 2 кн. Кн. 1: Условный мир / И.И. Ландер. — Одесса: Друк, 2007. — 722 с.

Лацис М.Я. (Судрабс Я.Ф.) Два года борьбы на внутреннем фронте: популярный обзор двухгодичной деятельности чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности / М.Я. Лацис. — М.: Гос. изд-во, 1920. — 87 с.

Лацис М.Я. Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией / М.Я. Лацис. — М.: Гос. изд-во, 1921. — 62 с.

Линдер И.Б. История специальных служб России. X–XX вв. / И.Б. Линдер, С.А. Чуркин. — М.: РИПОЛ Классик, 2005. — 733 с.

Линдер И.Б. Легенда Лубянки. Яков Серебрянский / И.Б. Линдер, С.А. Чуркин. — М.: РИПОЛ Классик, 2011. — 688 с.

Липкина А.Г. 1919 год в Сибири (Борьба с колчаковщиной) / А.Г. Липкина. — М.: Воениздат, 1962. — 234 с.

Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. / А.Л. Литвин. — М.: Яуза; Эксмо, 2004. — 448 с.

Лукомский А.С. Воспоминания / А.С. Лукомский // Архив русской революции: в 22 т. — М.: ТЕРРА: Политиздат, 1991. Т. 5. — С. 101–190. Т. 6. — С. 81—160.

Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания / А.С. Лукомский; составл., предисловие, коммент. С.В. Волкова. — М.: Айрис-пресс, 2012. — 752 с.

Миронов С.С. Гражданская война в России / С.С. Миронов. — М.: Вече, 2006. — 416 с.

Молчанов Л.А. Газетная пресса России в годы революции и Гражданской войны (окт. 1917–1920 гг.) / Л.А. Молчанов. — М.: Издатпрофпресс, 2002. — 271 с.

На защите безопасности Отечества: контрразведка Петроградско-Ленинградского военного округа в годы войны и мира (1918–1998). — СПб.: Аврора-Дизайн, 2000. — 320 с.

Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории / Н.А. Нарочницкая. — М.: Междунар. отношения, 2004. — 536 с.

Нарочницкая Н.А. Великие войны XX столетия. Ревизия и правда истории / Н.А. Нарочницкая. — М.: Вече, 2010. — 352.

Национальная политика России: история и современность. / Кулешов С. В., Аманжолова Д. А., Волобуев О.В. и др. — М.: Информ. — изд. агентство «Рус. Мир», 1997. — 678 с.

Новиков П.А. Гражданская война в Восточной Сибири / П.А. Новиков. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. — 415 с.

Они руководили ГРУ. — М.: Вече, 2010. — 304 с.

Остряков С. Военные чекисты / С. Остряков. — М.: Воениздат, 1979. — 320 с.

Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания / Сост.: А.И. Каменев, И.В. Домнин, Ю.Т. Белов, А.Е. Савинкин, ред. А.Е. Савинкин. — М.: Военный университет; Русский путь, 2000. — «Российский военный сборник», № 17. — 639 с.

Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. 1. От древнейших времен до 1917 года / гл. ред. Е.М. Примаков. — М.: Междунар. отношения, 1996. — 240 с.

Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. 2. 1917–1933 годы / ш. ред. Е.М. Примаков. — М.: Междунар. отношения, 1996. — 272 с.

Петров М.Н. ВЧК — ОГПУ: первое десятилетие: на материалах Северо-Запада России / М.Н. Петров. — Новгород, 1995, —162 с.

Петров С.П. Упущенные возможности: Гражданская война в Восточно-Европейской части России и в Сибири, 1918–1920 гг. / С.П. Петров — М.: АИРО-ХХ, 2006. — 368 с.

Плотников И.Ф. Героическое подполье. Большевистское подполье Урала и Сибири в годы иностранной интервенции и Гражданской войны / И.Ф. Плотников. —М.: Мысль, 1968. — 342 с.

Плэтт В. Стратегическая разведка. Основные принципы / В. Плэтт. — М.: Изд-во иностр. лит., 1958. — 342 с.

Плэтт В. Стратегическая разведка. Основные принципы / В. Плэтт. — М.: Изд. дом «ФОРУМ», 1997. — 376 с.

Показаньев А.Д. На крутых поворотах: (историко-публицист. кн.) / А.Д. Показаньев. — Благовещенск, 2007. — 168 с.

Политические партии России: история и современность; под ред. А.И. Зевелева, Ю.П. Свириденко, В.В. Шелохаева. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. —631 с.

Поляков Ю.A. Историческая наука: люди и проблемы / Ю.А. Поляков. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. Кн. 2. — 352 с.

Росс Н. Врангель в Крыму (Электронный ресурс) // WHITEFORCE.NEWMAIL.RU: сайт. — Электрон, дал. — (М.), 2000. — Режим доступа: http: //whiteforcc.newmail.ru. — Загл. с экрана.

Рыбаков М.В. Из истории Гражданской войны на Северо-Западе в 1919 г. / М.В. Рыбаков. — М.: Госполитиздат, 1958. — 158 с.

Рябиков П.Ф. Разведывательная служба в мирное и военное время: в 2 ч. / П.Ф. Рябиков. — Томск, 1919. — 2 ч.

Рябиков П.Ф. Разведывательная служба в мирное и военное время / П.Ф. Рябиков // Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924; вступ. ст. А.А. Здановича. — М.: Кучково поле, 2007. —С. 111–410.

Светачев М.И. Империалистическая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке (Электронный ресурс) — Новосибирск: Наука, 1983 // Дальневосточный форпост: сайт. — Электрон, дан. — (Б. м.) — Режим доступа: http: //dvforpost. su/? р=347. — Загл. с экрана.

Седунов А.В. Обеспечение общественной и государственной безопасности в XIX — первой половине XX века: на материалах Северо-Запада России. Научное издание / А.В. Седунов. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. — 316 с.

Сейерс М. Тайная война против Советской России / М. Сейерс, А. Кан. — М.: Алгоритм, 2008. — 336 с.

Симбирцев И. ВЧК в ленинской России. 1917–1922 / И. Симбирцев. — М.: ЗАО «Центрполиграф», 2008. — 382 с.

Симбирцев И. На страже трона. Политический сыск при последних Романовых. 1880–1917 / И. Симбирцев. — М.: ЗАО «Центрполиграф», 2006. — 429 с.

Системная история международных отношений. 1918–1991. В 4 т. Т. 1. События 1918–1945 / под ред. А.Д. Богатурова. — М.: Московский рабочий, 2000. — 480 с.

Смолин А.В. Белое движение на Северо-Западе России 1918–1920 гг. / А.В. Смолин. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1999, —440 с.

Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской Чрезвычайной комиссии (1917–1922) / П.Г. Софинов. — М.: Политиздат, 1960. — 247 с.

Стариков Н.В. Ликвидация России. Кто помог красным победить в Гражданской войне? / Н.В. Стариков. — СПб.: Питер, 2010, — 384.

Старков Б.А. Охотники на шпионов: контрразведка Российской империи 1903–1914 / Б.А. Старков. — СПб.: Питер, 2006. — 304 с.

Степанищев А.Т. История: методология научного исследования и преподавания: монография. — М.: ВУ, 2009. — 564 с.

Стишов М.И. Большевистское подполье и партизанское движение в Сибири в годы Гражданской войны (1918–1920 гг.) / М.И. Стишов. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1962. — 420 с.

Тепляков А.Г. «Непроницаемые недра»: ВЧК — ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг. / А.Г. Тепляков; под ред. Г.А. Бордюгова. — М.: АИРО-ХХI, 2007. — 288 с.

Трукан Г.А. Антибольшевистские правительства России / Г.А. Трукан. — М.: Ин-т рос. истории РАН, 2000. — 256 с.

Турло С.С. Шпионаж / С.С.Турло, И.П. Залдат. (Б. м.) ООО «Х-History», 2002. — 408 с.

Уткин А.И. Забытая трагедия. Россия в Первой мировой войне / А.И. Уткин. — Смоленск: «Русич», 2000. — 640 с.

Уткин А.И. Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен / А.И. Уткин. — М.: Изд-во «Эксмо», Изд-во «Алгоритм», 2004. —624 с.

Ушаков А.И. Современная отечественная историография антибольшевистского движения в годы Гражданской войны в России / А.И. Ушаков. — М.: АИРО-ХХ, 2004. — 96 с.

Фалиго Р. Всемирная история разведывательных служб. В 2 т. Т. 1.1870–1939 / Р. Фалиго, Р. Коффер; пер. с фр. А. Чекмарева; предисл. П. Пайоля. — М.: ТЕРРА, 1997. — 528 с.

Хандорин В.Г. Адмирал Колчак: правда и мифы / В.Г. Хандорин. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 2009. — 288 с.

Хлобустов О.М. Август 1991 г. Где был КГБ? / О. Хлобустов. — М.: Эксмо: Алгоритм, 2011. — 240 с.

Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1917–1918 гг. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России) / В.Ж. Цветков. — М., 2008. — 520 с.

Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1919 г. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России) / В.Ж. Цветков. — М., 2009. — 636 с.

Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период Гражданской войны (1917–1922 гг.) / Ю.Н. Ципкин. — Хабаровск, 2003. — 358 с.

Ципкин Ю.Н. Небольшевистская альтернатива развития Дальнего Востока России в период Гражданской войны (1917–1922) / Ю.Н. Ципкин. — Хабаровск, 2002. — 267 с.

Черкасов-Георгиевский В.Г. Вожди белых армий / В.Г. Черкасов-Георгиевский. — Смоленск: Русич, 2003. — 512 с.

Чита. Город времени. — Изд. 2-е, доп. и персраб.; сост. и ответств. ред. И.Г. Куренная. — Чита: Изд. мастерская «Стиль», 2006. — 360 с.

Чуев В.П. Архангельское подполье / В.П. Чуев. — Архангельск, 1963.—127 с.

Чукарев А.Г. Тайная полиция России: 1825–1855 гг. / А.Г. Чукарев. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2005. — 704 с.

Шаваев А.Г. Галерея шпионажа / А.Г. Шаваев. — М.: ИНФРА-М, 2009. — 428 с.

Шаваев А.Г. Разведка и контрразведка. Фрагменты мирового опыта и теории / А.Г. Шаваев, С.В. Лекарев. — М.: Изд. группа «БДЦ-пресс», 2003. — 544 с.

Шамбаров В.Е. Белогвардейщина / В.Е. Шамбаров. — М.: Изд-во «Эксмо»; изд-во «Алгоритм», 2004. — 640 с.

Щербаков А. Гражданская война. Генеральная репетиция демократии / А. Щербаков.—М.: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2011. —640 с.

Эндрю К. КГБ: история внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева/К. Эндрю, О. Гордиевский. (Б. м.) «Nota Вепе», 1992. — 768 с.

Юзефович Л. Самодержец пустыни (Феномен судьбы барона Р.Ф. Унгерн-Штернберга) / Л. Юзефович. — М.: Эллис Лак, 1993. —272 с.

Ciдaк В. Нацiнальнi спецслужби в перiод украiнськоi революцii 1917–1921 pp. / В. Сiдак (Электронный ресурс): невiдомi сторiнки icтopii' // EXLШRIS. ORG.UA: украiнсьkа елеkтронна бiблioтeka: icтopia, публiцистика, художня лiтература. — Электрон, дан. — (Украина), 2005. — Режим доступа: http: //exlibris.org.ua/ sidak. — Загл. с экрана.

Andrew С. Secret Service. Her Majesty's Secret Service: The Making of the British Intelligence Community / C. Andrew. — New York: Viking, 1986. — 619 p.

Bredly J.F. Civil War in Russia, 1917–1920 / J. F. Bredly. — London: Batsford, 1975. — 197 p.

Foglesong D.S. Americas Secret War against Bolshevism: U.S. Intervention in the Russian civil War, 1917–1920 / D. S. Foglesong. — Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1995. — 386 p.

Goldhurst R. The midnight War: The American Intervention in Russia 1918–1920 / R. Goldhurst. — New York, 1978. — 288 p.

Knightley P. Die Geschichte der Spionage im 20. Jahrhundert. Aufbau und Organisation, Erfolge und Niederlagen der grofien Geheimdienste / P. Knightley. — Berlin, 1990. — 416 s.

Madsley E. The Russian Civil War / E. Madsley. — Boston, 1987. —351 p.

Parrish M. Soviet Security and intelligence Organization, 1917–1990 / M. Parrish. — New York, 1992. — 669 p.

Pipes R. The Russian Revolution 1899–1919 / R. Pipes. — London, The Harvill press, 1990. — 944 p.

Rhoer E. Master Spy. A True Story of Allied Espionage in Bolshevik Russian / E. Rhoer. — New York, 1981. — 260 p.

Roewer H. Skrupellos: Die Machenschaften der Geheimdienste in Russland und Deutschland / H. Roewer. — Leipzig, 2004. — 750 s.

Rothstein A. When Britain invaded Soviet Russia: the consul who rebelled / A. Rothstein. — London: Journeyman Press, 1979. —140 p.

Russell J, Cohn R. Азбука (секретная организация). «VSD», 2012. —64 c.

Sayers M. The Great Conspiracy. The Secret War against Soviet Russia / M. Sayers, A. Kahn. — Boston: Brown & Co, 1946. — 433 p.

Smele J. Civil War in Siberia. The antibolshevik Government of Admiral Kolchak, 1918–1920 / J. Smele. — Cambridge, 1996. —759 p.

Yost G. The KGB: the Russian Secret Police from the Days of the Tsars to the Present / G. Yost. — New York, 1989. — 152 p.

б) Учебная литература

Воронцов С.А. Правоохранительные органы и спецслужбы Российской Федерации: история и современность / С.А. Воронцов. — Ростов н/Д.: Изд-во Феникс, 1999. — 704 с.

История России XX — начало XXI века / А.С. Барсенков, А.И. Вдовин, С.В. Воронкова; под ред. Л.В. Милова. — М.: Эксмо, 2006. — 960 с.

История России (Гражданская война в России, 1917–1922): учеб. — методич. модуль; отв. ред. С.В. Карпенко; М-во обр. и науки Рос. Федерации. Рос. Гос. Гуманитарный ун-т. — М.: Изд-во Ипполитова, 2004. — 416 с.

История советских органов государственной безопасности (Электронный ресурс): учебник; редкол.: В.М. Чебриков и (др.) — М.: ВКШ КГБ при СМ СССР, 1977. // FAS.HARVARD.EDU: сайт факультета гуманитарных наук Гарвардского унта. — Электрон, дан. — (Cambridge), (200—). — Режим доступа: http: //www.fas.harvard.edu/~hpcws/documents.htm. Adobe Reader 9.1. — Загл. с экрана.

Методология истории: учеб. пособие для студ. вузов; гуманитар. — экономич. негос. ин-т Респ. Беларусь; Белорус. ветвь Ассоц. «История и компьютер» / А.Н. Нечухрин, В.Н. Сидорцов, О.М. Шутова и др.; под ред. А.Н. Алпеева (и др.). — Мн.: НТООО «Тетра Системс», 1996. — 240 с.

Отечественная история: учебник; под ред. А.П. Волкова. — М.: Военный ун-т, 2004. — 463 с.

Пугачев В., Соловьев А. Введение в политологию (Электронный ресурс) Библиотека Гумер: электронная библиотека. — Электрон, дан. — (Б. м.) — Режим доступа: http: //www.gumer.info/ bibliotek_Buks/Polit/Pugach/22.php. — Загл. с экрана.

Слободин В.П. Белое движение в годы Гражданской войны в России (1917–1922 гг.): учеб. пособие / В.П. Слободин. — М.: МЮИ МВД России, 1996. — 80 с.

Смоленский Н.И. Теория и методология истории: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений / Н.И. Смоленский. — М.: Изд. центр «Академия», 2007. — 272 с.

Щетинов Ю.A. История России. XX век / Ю.А. Щетинов. — М.: Манускрипт, 1995. — 312 с.

в) Статьи в сборниках

Буяков А.М. Особое отделение колчаковской армии / А.М. Буяков // Гражданская война на Востоке России: новые подходы, открытия, находки: материалы науч. конф. в Челябинске 19–20 апреля 2002 г. — М., 2003. — С. 153–155.

Васильев И.И. Защита военных и государственных секретов в России до начала XX в./ И.И. Васильев, А.А. Зданович // Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. — М., 2007. — Т. 3. — С. 131–173.

Васильев И.И. Спецслужбы в зеркале социологии / A.А. Зданович, И.И. Васильев // Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. — М.: Кучково поле. Т. 1. 2006. —С. 25–50.

Ганин А.В. «Мозг армии» в период «Русской Смуты»: Статьи и документы / А.В. Ганин; Российская академия наук; Институт славяноведения. — М.: Русский путь, 2013. — 880 с.

Голдин В.И. Советские спецслужбы: эпоха становления / B.И. Голдин // Гражданская война в России и на Русском Севере: проблемы истории и историографии. — Архангельск, 1999. — С. 49–58.

Греков Н.В. Контрразведка и органы государственной охраны Белого движения Сибири (1918–1919 гг.) / Н.В. Греков // Известия Омского краеведческого музея. 1997. — № 5. — C. 209–221.

Греков Н.В. Формирование контрразведывательной службы адмирала Колчака / Н.В. Греков // История «белой» Сибири: тез. науч. конф. — Кемерово, 1997. — С. 59–61.

Греков Н.В. Разведывательная служба армии Колчака / Н.В. Греков // История белой Сибири. — Кемерово, 1999. — С. 59–61.

Дайнес О. Военная стратегия в Гражданской войне 1917–1922 гг. / О. Дайнес // История военной стратегии России / под ред. В.А. Золотарева. — М. Кучково поле, 2000. — Электрон, дан. — М., (200—). — Режим доступа: http: //civwar.hotbox.гu. — Загл. с экрана.

Дело «Тактического центра и объединенных в нем организаций» (1919) // Просим освободить из тюремного заключения / сост. В. Гончаров, В. Нехотин. — М., 1998. — С. 152–160.

Жуков Ю.Н. Гражданская война в России как широкомасштабный межнациональный конфликт / Ю.Н. Жуков // 1919 год в судьбах России и мира: широкомасштабная Гражданская война и интервенция в России, зарождение новой системы международных отношений: сборник материалов научной конференции. — Архангельск, 2009. — С. 179–181.

Зданович А. А. Организация и становление спецслужб Российского флота / А.А. Зданович // Материалы Исторических чтений на Лубянке. 1997–2000 гг. Российские спецслужбы: история и современность. — М., 2003. — С. 5—15.

Зданович А.А. Организация и становление спецслужб российского флота // Исторические чтения на Лубянке. 1997 год: Российские спецслужбы: история и современность. М.; Великий Новгород, 1999. С. 11–19.

Измозик B.C. Политический контроль и сыск: методологические аспекты / B.C. Измозик // Политический сыск в России: история и современность. — СПб., 1997. — С. 8—17.

Ильин В.Н. Специальные службы в Гражданской войне на Севере России. 1918–1920 гг. / В.Н. Ильин // Исторические чтения на Лубянке. 2002 год. — М., 2003. — С. 3—24.

Кирмель Н.С. Контрразведывательные органы белогвардейских правительств и армий / Н.С. Кирмель // Белое дело. 2 съезд представ, печат. и электрон, изд.; Рез. и матер, науч. конф. «Белое дело в Гражданской войне в России, 1917–1922 гг.». — М., 2005. — С. 15–33.

Кирмель Н.С. Белогвардейская разведка на Северо-Западе России (1918–1919 гг.) / Н.С. Кирмель // Политическая Россия: прошлое и современность. Исторические чтения. Вып. V. «Гороховая, 2» — 2008. ФГУК ГМПИР. — СПб., 2008. — С. 30–36.

Кирмель Н.С. Разведывательное обеспечение операций белых армий на Юге России (1918–1920 гг.) / Н.С. Кирмель // Гражданская война в России (1917–1922 гг.): взгляд сквозь десятилетия: сб. матер, науч. конф. — Самара, 2009. — С. 183–190.

Кирмель Н.С. Белогвардейская разведка против интервентов. 1919 г. / Н.С. Кирмель //1919 год в судьбах России и мира: широкомасштабная Гражданская война и интервенция в России, зарождение новой системы международных отношений: сборник материалов научной конференции. — Архангельск, 2009. —С. 85–88.

Кирмель Н.С. Врангелевская разведка: Ленин — властолюбивый деспот, не признающий чужого мнения / Н.С. Кирмель // 1920 год в судьбах России: апофеоз Гражданской войны в России и ее воздействие на международные отношения: сборник материалов научной конференции. — Архангельск, 2010. — С. 224–227.

Крестьянников В.В. Белая контрразведка в Крыму в Гражданскую войну / В.В. Крестьянников // Русский сборник: исследования по истории России ХЕХ — XX вв. / ред. — сост. М.А. Колеров, О.Р. Айрапетов, П. Чейсти. — М., 2004. — Т. I. —С. 209–220.

Кручинин А.С. Белогвардейцы против оккупантов: из истории Добровольческой армии (1918) / А.С. Кручинин // Русский сборник: исследования по истории России XIX–XX вв. / ред, — сост. М. А. Колеров, О.Р. Айрапетов, П. Чейсти. — М., 2004. — T. I. —С. 197–208.

Ларьков Н.С. Томская «охранка» в период колчаковщины / Н.С. Ларьков // История белой Сибири: тез. 4-й научи, конф. 6–7 февраля 2001 г. — Кемерово, 2001. — С. 185–188.

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской Республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны (1917–1922 гг.) / С.В. Леонов // Государственная безопасность России: история и современность; под общ. ред. Р.Н. Байгузина. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. — С. 333–424.

Леонов С.В. История советских спецслужб 1917–1938 гг. в новейшей историографии (1991–2006) / С.В. Леонов // Материалы научной конференции (круглого стола) «Современная историография и источниковедение истории отечественных органов госбезопасности (от Ф.Э. Дзержинского до Ю.В. Андропова). Тенденции развития». Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. — М., 2007. — Т. 3. — С. 11–63.

Литвинов M.Ю. Белогвардейцы на службе у прибалтийских разведок // Белое движение на Северо-Западе и судьбы его участников. Материалы Второй международной научно-исторической конференции в г. Пскове. — Псков: 2005. — С. 180–186.

Опалев А.В. О некоторых базовых категориях Закона Российской Федерации «О безопасности» и концепции национальной безопасности Российской Федерации // ФСБ России. Правовое регулирование деятельности федеральной службы безопасности по обеспечению национальной безопасности Российской Федерации. Научно-практический комментарий. — М., 2006. — С. 203–210.

Поляков Ю.А. Гражданская война: начало и эскалация / Ю.А. Поляков // Гражданская война в России: перекресток мнений. — М., 1994. — С. 40–54.

Посадсков А.Л. Особый отдел Российского правительства: из истории пропагандистской спецслужбы белой Сибири: Тез. 4-й науч. конф. (6–7 февраля 2001 года). — Кемерово: Кузбассвузиздат, 2001. — С. 162–167.

Потрясов И.П. Советская разведка в годы Гражданской войны и интервенции / И.П. Потрясов // Труды Военно-политической академии им. В.И. Ленина. — М., 1939. — С. 179–231.

Цветков В.Ж. Новые источники и историографические подходы в изучении Белого движения в России / В.Ж. Цветков // Гражданская война на Востоке России. Материалы научной конференции в Челябинске 19–20 апреля 2002 г. — М., 2003. —С. 10–22.

Цветков В.Ж. Разведка и контрразведка белогвардейских правительств. 1918–1922 годы / В.Ж. Цветков // Исторические чтения на Лубянке. Российские спецслужбы на переломе эпох: конец XIX в. 1922 год. — М.; Великий Новгород, 1999. —С. 101–108.

Цветков В.Ж. Особенности антисоветской разведывательной работы подпольных военно-политических структур Белого движения 1917–1918 гг. / В.Ж. Цветков // Исторические чтения на Лубянке: 1997–2008. — М., 2008. — С. 36–50.

Цветков В.Ж. С.Н. Ряснянский — основоположник спецслужб Белого движения на юге России / В.Ж. Цветков // Исторические чтения на Лубянке. 2004 год. Руководители и сотрудники спецслужб России. — М., 2005. — С. 56–66.

Ципкин Ю.Н. Белое движение в Сибири и на Дальнем Востоке в современной российской исторической литературе / Ю.Н. Ципкин // История «белой» Сибири: тез. 4-й науч. конф. — Кемерово, 2001. — С. 13–18.

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1921–1922 гг. / Ю.Н. Ципкин // Материалы 57-й научной конференции преподавателей и аспирантов ДВГГУ, сотрудников Гродековского музея, секция «Актуальные проблемы истории Дальнего Востока России». Т. 1. Хабаровск: Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н.И. Гродекова, 2011. С. 72–93.

Ямпольский В.П. Роль японских спецслужб в борьбе против Советского Союза (1918–1945) / В.П. Ямпольский //Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 2. — М., 2006. — С. 174–193.

д) Статьи в периодических изданиях

Авдошкина О.В. Диктатура М.К. Дитерикса и крах дальневосточной контрреволюции / О.В. Авдошина // Вопросы истории. 2007. —№ 11. —С. 111–120.

Андриенко И. Секретные службы махновской армии / И. Андриенко // В мире спецслужб. — 2004. — № 1. — С. 35–39.

Белоусов Г. Оперативная игра / Г. Белоусов // Восточно-Сибирская правда. — 2002. — 24 апр.

Божанов Д.А. Структура русской морской контрразведки в 1917 году / Д.А. Божанов // Новый часовой. — 2002. — № 13–14.

Бортневский В.Г. Белая разведка и контрразведка на Юге России во время Гражданской войны / В.Г. Бортневский // Отечественная история. — 1995. — № 5. — С. 88—100.

Бортневский В.Г. Разведка и контрразведка Белого Юга (1917–1920 гг.) / В.Г. Бортневский // Новый часовой. — 1995. —№ 3, —С. 50–58.

Былинин В. Одиссея генерала Рябикова / В. Былинин, Н. Кирмель // Родина. — 2010. — № 7. — С. 131–134.

Варламова Л.H. Первые попытки централизованного руководства белыми формированиями на территории Урала и Сибири в 1918 г. / Л.Н. Варламова // Белая гвардия. — 2001. — № 5, —С. 11–16.

Варламова Л.Н. Аппарат военного управления Всероссийского временного правительства А.В. Колчака. 1919 г. / Л.Н. Варламова // Белая гвардия. — 2001. — № 5. — С. 17–25.

Ващук О. Не дожидаясь рассвета / О. Ващук // Новости. — 2004. —№ 53.

Веденеев Д. Разведка его ясновельможности. Малоизвестное о спецслужбах гетмана Павла Скоропадского / Д. Веденеев // В мире спецслужб. — 2004. — № 4. — С. 10–14.

Вязьмитинов М.Н. Жандармы и армия. Политический сыск и вооруженные силы России в революции 1905–1907 гг. / М.Н. Вязьмитинов // Военно-исторический журнал. — 1995, —№ 1. С. 89–93.

Ганин А. Враздробь или почему Колчак не дошел до Волги / А. Ганин // Родина. — 2008. — № 3. — С. 63–74.

Ганин А. «Помнят псы-атаманы, помнят польские паны…». Почему побеждала Красная армия / А. Ганин // Родина. — 2011.—№ 2, —С. 12–27.

Голоскоков И.В. Под оперативным псевдонимом «Павлов» / И.В. Голоскоков // Оперативник (сыщик). — 2005. — № 3 (4). —С. 23–27.

Голуб П.А. «Колчакия» / П.А. Голуб // Советская Россия. — 2005. —№ 142.

Зданович А. А. Еще раз о «Национальном центре» / А. А. Зданович // Вопросы истории. — 2009. — № 9. — С. 94–99.

Иванов А.А. Военная контрразведка Белого Севера в 1918–1920 гг. / А.А. Иванов // Вопросы истории. — 2007. — № 11. — С. 121–130.

Исповедников Д.Ю. Освещение дальневосточного приграничья разведкой штаба Иркутского военного округа (1918–1919 гг.) /Д.Ю. Исповедников // Новый исторический вестник. — 2012. — № 34 (4). — С. 48–57.

Каримов О.В. Советская военно-морская разведка в годы Гражданской войны / О.В. Каримов // Вопросы истории. — 2004. —№ 7. —С. 131–138.

Кирмель Н.С. Контрразведка Белого Юга: опыт организационного строительства / Н.С. Кирмель // Клио. — 2005. — № 4(31). —С. 174–181.

Кирмель Н.С. Контрразведка Белого Юга: опыт организационного строительства / Н.С. Кирмель // Оперативник (сыщик). — 2006. — № 2 (7). — С. 5–8.

Кирмель Н.С. Кадры белогвардейской контрразведки Юга России / Н.С. Кирмель // Соискатель. Приложите к научному журналу «Вестник Военного университета». — 2006. — № 4. —С. 3—48.

Кирмель Н.С. Кадры белогвардейских контрразведок: проблемы подбора и расстановки / Н.С. Кирмель // Клио. — 2006. — № 4 (35). — С. 197–203.

Кирмель Н.С. Борьба органов колчаковской контрразведки с военным и политическим шпионажем (1918–1919 гг.) / Н.С. Кирмель // Вестник Военного университета. — 2007. — № 1. —С. 108–115.

Кирмель Н.С. Контрразведка Белой армии в Сибири и на Дальнем Востоке / Н.С. Кирмель // Вопросы истории. — 2008. — № 12. — С. 91–98.

Кирмель Н.С. Документы спецслужб белогвардейских правительств и армий 1918–1922 гг. в федеральных архивах / Н.С. Кирмель // Отечественные архивы. — 2008. — № 3. — С. 55–64.

Кирмель Н. От агента Бормана: стратегическая разведка Белого Юга против Советской России / Н. Кирмель // Родина. — 2008. — № 3. — С. 37–40.

Кирмель Н.С. Деникинская контрразведка против большевистского подполья / Н.С. Кирмель // Оперативник (сыщик). — 2008. — № 1 (И). _с. 108–115.

Кирмель Н.С. Тайный фронт Гражданской войны: деникинская контрразведка против иностранного шпионажа / Н.С. Кирмель // Клио. — 2008. — № 2. — С. 98—103.

Кирмель Н.С. Организация и деятельность белогвардейской контрразведки на Севере России в годы Гражданской войны. 1918–1920 гг. / Н.С. Кирмель // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». — 2009, —№ 3. —С. 5—10.

Кирмель Н.С. Разведывательно-подрывная деятельность центров Добровольческой армии на Юге России в годы Гражданской войны (1918–1919 гг.) / Н.С. Кирмель // Вестник Военного университета. — 2009. — № 1. — С. 132–136.

Кирмель Н.С. Разведывательное обеспечение боевых действий белых армий в Сибири (1918–1919 гг.) / Н.С. Кирмель // Власть. — 2009. — № 8. — С. 151–153.

Корнева Е.А. Контрразведка А.В. Колчака: организация и освещение политических настроений населений и войск / Е.А. Корнева // Новый исторический вестник. — 2000. — № 1(1). —С. 63–77.

Корнева Е.А. Министерство охраны государственного порядка КОМУЧа: создание и деятельность (1918 г.) / Е.А. Корнева // Новый исторический вестник. 2004. — № 2 (11). — С. 139–149.

Ларьков Н.С. Антисоветский переворот в Сибири и проблема власти в конце весны — летом 1918 г./ Н.С. Ларьков // Гуманитарные науки в Сибири. Сер. «Отечественная история». — 1996. — № 2. — С. 24–30.

Мозохин О. Первые операции. Особый отдел ВЧК в годы Гражданской войны / О. Мозохин // Родина. — 2008. — № 12. — С. 39–42.

Молчанов Л.А. Отдел пропаганды Особого совещания: организация и деятельность / Л.А. Молчанов // Белая гвардия. — 1999–2000. — № 3. — С. 11–15.

Репиков А В., Гребенкин И.Н. Василий Витальевич Шульгин // Вопросы истории. — 2010. — № 4. — С. 25–40.

Седунов А.В. «Белые террористы» на Северо-Западе России в 1920—1930-е годы /А.В. Седунов // Псков. — 2012. — № 36. —С. 157–171.

Слугин С. Разведчики адмирала Колчака / С. Слугин // Независимое военное обозрение. — 2009. — 16 янв.

Тинченко Я. Белогвардейское подполье / Я. Тинченко // Киевские ведомости. — 2005. — 4 окт.

Цветков В. «Месяц действий» белого подполья / В. Цветков // Родина. — 2008. — № 12. — С. 48–52.

Цветков В. Государственная стража Екатеринославской губернии в борьбе с повстанческим движением в Новороссии (август — начало октября 1919 г.) / В. Цветков // Белая гвардия. — 1997/2000. — № 1. — С. 18–23.

Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения в 1917–1922 годах / В.Ж. Цветков // Вопросы истории. 2001. — № 10. — С. 121–135.

Цветков В.Ж. Белое движение в России. 1917–1922 гг. /В.Ж. Цветков // Вопросы истории. — 2000. — № 7. — С. 56–74.

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1918–1920 гг. / Ю. Ципкин // История государства и права. — 2011. — № 13. —С. 10–14.

Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 г. — октябрь 1922 г.) /О.В. Шинин // Исторический журнал: научные исследования». — 2011. — № 5(5). —С. 23–36.

Шинин О.В. Создание и становление органов военной разведки Народно — революционной армии Дальневосточной республики (1920–1922) / О.В. Шинин // Исторический журнал: научные исследования». — 2012. — № 1 (7). — С. 41–56.

Шишкин В.И. Особый отдел управления делами Верховного правителя и Совета министров Российского правительства (май — декабрь 1919 г.) /В.И. Шишкин // Вестник НГУ. Серия: История, филология. Новосибирск, 2012. Т. 11. — Вып. 8. — С. 63–81.

е) Статьи на интернет-сайтах

Азаров В. Махновская контрразведка (Электронный ресурс) / В. Азаров // NNRE.RU: библиотека. Электрон, дан. — (Б. м.) — Режим доступа: http: //www.nnre.ru/istorija/mahnovskajakontrrazvedka/index.php. — Загл. с экрана.

Алексеев И. «Кадровый вопрос» в Казанском губернском жандармском управлении накануне февральской революции 1917 г. (Электронный ресурс)/ И. Алексеев // Русская народная линия: сайт. Электрон, дан. — (Б. м.) — Режим доступа: http://ruskline.ru/anaUtika/2010/12/08/kadrovyj_vopros_v_kazanskom_gubemskom_zhandarmskom_upravlenii_nakanune_ fevralskoj_revolyucii_1917_g. — Загл. с экрана.

Аманжолова Д. Национальный вопрос в годы гражданской войны в России (Электронный ресурс) / Д. Аманжолова // HIS.1SEPTEMBER.RU: Электрон, дан. — Режим доступа: http: //his.lseptember.ru/2003/19/l.htm. — Загл. с экрана.

Ганин А.В. О роли офицеров Генерального штаба в Гражданской войне (Электронный ресурс) / А.В. Ганин // ANTISYS. NAROD.RU: электрон. б-ка. — Электрон. дан. — (М.), (200—). — Режим доступа: http: //antisys.narod.ru/ kaminski. html. — Загл. с экрана.

Гольев Ю.И. Криптографическая деятельность во время Гражданской войны в России (Электронный ресурс) / Ю.И. Гольев, Д.А. Ларин, А.Е. Тришин, Г.П. Шанкин // AGENTURA. RU: интернет-ресус. — Электрон, дан. — (М.), 2000–2004. — Режим доступа: http: // www.agcntura.ru/press/about/jointprojects /inside-zi/civilwar. — Загл. с экрана.

Зирин С. Гибель чекиста Н. Микулина (Электронный ресурс) / С. Зирин // Русская линия: православное информационное агентство. — Электрон, дан. — (Б. м.), 2010. — Режим доступа: http: //rusk.ru/st.php? idar=41050. — Загл. с экрана.

Ильин В.Н. Морская контрразведка на Севере России. 1914–1920 гг. (Электронный ресурс) / В.Н. Ильин // POBEDA. RU. — Электрон, дан. — (Б. м.), 2006. — Режим доступа: http: //www.pobeda.ru/content/ view/4603/21. — Загл. с экрана.

Кирмель Н.С. Разведывательные и контрразведывательные органы Белой армии. 1918–1920 гг. (Электронный ресурс) / Н.С. Кирмель // Военно-исторический журнал. — 2006. — № 1 (Интернет-приложение). — Электрон, жури. — (М.), 2006. — Режим доступа: http: //www.mil.ru/info /1068/11278/ 11845/25231/15824/11842/index, shtml. — Загл. с экрана.

Корнева Е.А. Военная контрразведка при Колчаке (Электронный ресурс) / Е.А. Корнева // РГГУ: (сайт). — Электрон, дан. — (М.), (200—). — Режим доступа: http: //liber.rsuh.ru/ Conf/RussiaXX/ komeva.htm. — Загл. с экрана.

Курас Л.B., Тушемилов В.К. Строительство органов государственной безопасности ДВР /Л.В.Курас, В.К. Тушемилов (Электронный ресурс) // Сибирь и ссылка: Siberia and the Exile. История пенитенциарной политики Российского государства и Сибирь XVIII–XXI веков // PENPOLIT.RU: сайт: — Электрон. дан. — Иркутск, 2007–2010. — Режим доступа: http: //www.penpolit.ru/papers/detail2.php? ELEMENT_ID=1097 — 3aгл. с экрана.

Мышанский А.А. Отношение населения Сибири к «белому» режиму в период колчаковщины (Электронный ресурс)/ А.А. Мышанский // Гражданская война на Востоке России. Проблемы истории: Бахрушинские чтения 2001 г.; межвуз. сб. науч. тр. / под ред. В.И. Шишкина; Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2001. С. 109–136. // ZAIMKA.RU: электронный журнал. — Электрон, дан. — (Б.м.), 2002. Режим доступа: http: //www.zaimka.ru/02_2002/myshansky_ whiteregime. — Загл. с экрана.

Организация борьбы трудящихся в тылу деникинцев. (Электронный ресурс) // История Киева // KIEV-HISTORY.COM. UA: сайт — Электрон, дан. — Киев, 2010–2013. — Режим доступа: http: //kiev-history.com.ua/index.php? option=com_ content&view=article&id=314: 2011—09–27—13—35–59&catid=56: 2011—09–21—21—49–28&Itemid=97— Загл. с экрана.

Рабинович С. Иностранный шпионаж в СССР в годы Гражданской войны (Электронный ресурс) / С. Рабинович // VAULT. EXMACHINA.RU: авторский проект В.В. Головача. — Электрон. дан. — (Б. м.), 2003. — Режим доступа: http: // vault. exmachina.ru/ spy/ 14/1. — Загл. с экрана.

б. Диссертационные исследования и авторефераты

Бандурка В.Б. Белое движение в Приморье (1920–1922 гг.): историческое исследование: дисс. канд. ист. наук: 07. 00. 02 / Бандурка Владислав Борисович. — М., 2004. — 248 с.

Варламова Л.H. Военное управление правительства Колчака: попытки сохранения имперских традиций: дисс. канд. ист. наук: 07. 00. 02 / Варламова Людмила Николаевна. — М., 1999, —395 с.

Воронов В.Н. Вооруженные формирования на территории Сибири в период Гражданской войны и военной интервенции: дисс. д-ра ист. наук: 07. 00. 02 / Воронов Виталий Николаевич. — М., 1999. — 563 с.

Гребенкин И.Н. Социально-политическая эволюция офицерского корпуса российской армии в 1914–1918 гг.: авто-реф. дисс. д-ра ист. наук: 07.00.02 / Гребенкин Игорь Николаевич. — Владимир, 2011. — 48 с.

Иванов А.Л. Контрразведка в системе военного управления противоборствующих сторон в условиях Гражданской войны (На материалах Европейского Севера России в 1918–1920 гг.): автореф. дисс. канд. ист. наук: 07.00.02 / Иванов Андрей Александрович. — СПб., 2010. — 22 с.

Марченко Г.В. Государственная национальная политика на Северном Кавказе 1917–1945 гг.: военно-исторический аспект: дисс. д-ра ист. наук: 07. 00. 02 / Марченко Геннадий Викторович. — М., 2003. — 564 с.

Никитин А.Н, Государственность «белой» России: становление, эволюция, крушение (1918–1920 гг.): автореф. дисс. д-ра юрид. наук: 12.00.01 / Никитин Алексей Николаевич. — М., 2007. —45 с.

Рец А.А. Формирование и функционирование органов контрразведки, военного контроля, МВД антибольшевистских правительств Сибири (1918–1920 гг.): дисс. канд. ист. Наук: 07. 00. 02 / Рец Александр Александрович. — М., 2006. — 276 с.

Седунов А.В. Обеспечение общественной и государственной безопасности в XIX — первой половине XX века: на материалах Северо-Запада России: автореф. дисс. д-ра ист. наук: 07. 00. 02 / Седунов Александр Всеволодович. — Спб., 2006, —45 с.

Тушков А.А. Флот России в годы Гражданской войны: историческое исследование: дисс. д-ра ист. наук: 07. 00. 02 / Тушков Александр Анатольевич. — М., 2004. — 633 с.

Тучков А.И. Вооруженные силы Северной области в Гражданской войне (1918–1920): дисс. канд. ист. наук: 07. 00. 02 / Тучков Антон Иванович. — Мурманск, 2001. — 285 с.

Трофимов В.К. Истоки и сущность российского национального менталитета (социально-философский аспект): автореф. дисс. д-ра философ, наук: 09.00.11 / Трофимов Валерий Кириллович. — Екатеринбург, 2001. — 43 с.

Ушаков А.И. Антибольшевистское движение в годы Гражданской войны в России. Отечественная историография: автореф. дисс. д-ра ист. наук: 07. 00. 09 / Ушаков Александр Иванович. — Казань, 2004. — 43 с.

Шевелев Д.Н. Осведомительная работа антибольшевистских правительств на территории Сибири в годы Гражданской войны: автореф. дисс. д-ра ист. наук: 07. 00. 02 / Шевелев Дмитрий Николаевич. — Томск, 2012. — 47 с.

Шувалов А. А. Командный состав Красной армии и Белого движения в годы Гражданской войны: октябрь 1917 — конец 1920 года: дис…. канд. ист. наук / Шувалов Александр Анатольевич. — Брянск, 2007. — 320 с.

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922): дисс. д-ра ист. наук: 07. 00. 02 / Ципкин Юрий Николаевич. — Хабаровск, 1998. — 438 с.

Яковлева М.А. Организация и деятельность Московской чрезвычайной комиссии. 1918–1922 годы: дисс. канд. ист. наук: 07.00.02 / Яковлева Мария Александровна; — М., 2010, —291 с.

Принятые сокращения

АГШ — Академия Генерального штаба

ВА — военные агенты

ВАУ — Военно-административное управление

ВВД — Всевеликое войско Донское

ВГК — Верховный главнокомандующий

ВКО — военно-контрольное отделение

ВКШ — Высшая Краснознаменная школа

ВНЦ — Всероссийский национальный центр

ВПО — военно-политический отдел

ВПП — военное представительство в Париже

ВПСО — Временное правительство Северной области

ВРО — военно-регистрационное отделение

ВРС — военно-регистрационная служба

ВСО — военно-статистическое отделение

ВСЮР — Вооруженные силы на Юге России

ВТО — военно-технический отдел

ВТЦ — военно-технический центр

ВУСО — Верховное управление Северной области

ВЧК — Всероссийская чрезвычайная комиссия

ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации

ГАХК — Государственный архив Хабаровского края

Генквар — генерал-квартирмейстер

ГЖУ — Губернское жандармское управление

ГРУ — Главное разведывательное управление

ГУГШ — Главное управление Генерального штаба

ДА — Добровольческая армия

ДВР — Дальневосточная республика

ДП — Департамент полиции

ЖПУЖД — Жандармское полицейское управление железных дорог

ЗУНР — Западно-Украинская Народная Республика

ИВО — Иркутский военный округ

КВЖД — Китайско-Восточная железная дорога

ККК — Кавказский коммунистический комитет

КОМУЧ — комитет членов Учредительного собрания

КП(б)У — Коммунистическая партия (большевиков) Украины

КРБ — контрразведывательное бюро

КРО — контрразведывательное отделение

КРП — контрразведывательный пункт

КРС — контрразведывательная структура

КРЧ — контрразведывательная часть

МИД — Министерство иностранных дел

МСБ — межпартийное социалистическое бюро

Наркомвоен — Народный комиссариат по военным делам

НКВД — Народный комиссариат внутренних дел

НРА — Народно-революционная армия

ОВК — отделение военного контроля

ОВО — Омский военный округ

ОГПУ — Объединенное государственное политическое управление

ОКЖ — Отдельный корпус жандармов

ОКРВК — отделение контрразведки и военного контроля

ОО — особое отделение

ОПР — отделение прифронтовой разведки

ОРНГ — отделение разведки нейтральных государств

ОРСР — отделение разведки Советской России

ОСВАГ — осведомительно-агитационное агенство

Политцентр — Политический центр

ПриВО — Приамурский военный округ

ПСР — Партия социалистов-революционеров

Разведупр — разведывательное управление

РВСР — Революционный военный совет Республики

РГВА — Российский государственный военный архив

РГВИА — Российский государственный военно-исторический архив

РегО — регистрационное отделение

РККА — Рабоче-крестьянская Красная армия

РККФ — Рабоче-крестьянский Красный флот

РКП(б) — Российская коммунистическая партия (большевиков)

РОА — Русская освободительная армия

РОВС — Российский общевоинский союз

РУ — разведывательное управление

СВК — Союзный военный контроль

Сиббюро — Сибирское бюро

СНК — Совет народных комиссаров

ТВД — театр военных действий

Укрфронт — Украинский фронт

УНР — Украинская Народная Республика

ХСМЛ — Христианский союз молодых людей

ЦК КП(б)У — Центральный комитет Коммунистической партии (большевиков) Украины

ЦК РКП(б) — Центральный комитет Российской коммунистической партии (большевиков)

ЦКРО — центральное контрразведывательное отделение

ЦО — центральное отделение

ЦОВК — центральное отделение военного контроля

ЦОВКР — центральное отделение военной контрразведки

ЦРБ — центральное регистрационное бюро

ЦРУ — Центральное разведывательное управление

ЦФИГ — Центральная федерация иностранных групп

ЧК — Чрезвычайная комиссия

Примечания

1

Цветков В.Ж. С.Н. Ряснянский — основоположник спецслужб Белого движения на юге России… С. 61

(обратно)

2

РГВА. Ф. 39540. On. 1. Д. 74. Л. 214.

(обратно)

3

ГАРФ. Ф. 102 ДП ОО. Оп. 316. Д. 356. Т. 1. Л. 76.

(обратно)

4

ГАРФ. Ф. р-5936. On. 1. Д. 421. Л. 35–35 об.

(обратно)

5

ГАРФ. Ф. Р-6396. Он. 1. Д. 1. Л. 53–54,73.

(обратно)

6

ГАРФ. Ф. р-6396. On. 1. Д. 1. Л. 4–5 об.

(обратно)

7

ГАРФ. Ф. р-6396. Он. 1. Д. 1. Л. 5.

(обратно)

8

ГАРФ. Ф. р-6396. Он. 1. Д. 1. Л. 3–5 об.

(обратно)

9

ГАРФ. Ф. р-6396. On. 1. Д. 1. Л. 18–18 об., 20 об.

(обратно)

10

Зданович А.Л. Свои и чужие — интриги разведки. С. 158–159.

(обратно)

11

ГАРФ. Ф. р-6396. On. 1. Д. 1. Л. 20–20 об.

(обратно)

12

Бортневский В.Г. Указ. соч. // Новый часовой. 1995. № 3. С. 53.

(обратно)

13

ГАРФ. Ф. Р-6396. On. 1. Д. 1. Л. 7 об. — 8.

(обратно)

14

Бортневский В.Г. Указ. соч. // Новый часовой. 1995. № 3. С. 53.

(обратно)

15

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 211–212.

(обратно)

16

Деникин А.И. Путь русского офицера. С. 449.

(обратно)

17

Цит. по: Бортневский В.Г. Указ. соч. // Отечественная история. 1995. № 5. С. 95.

(обратно)

18

РГВА. Ф. 39540. On. 1. Д. 136. Л. 84 об.

(обратно)

19

РГВА. Ф. 39499. On. 1. Д. 73. Л. 1–2. См. приложение 4.

(обратно)

20

РГВЛ. Ф. 39540. On. 1. Д. 136. Л. 60 в — 61. См. приложение 4.

(обратно)

21

РГВА. Ф. 39666. Оп. 1. Д. 12. Л. 20–20 об.

(обратно)

22

ГАРФ. Ф. Р-6396. On. 1. Д. 1. Л. 98.

(обратно)

23

Деникин А.И. Очерки русской смуты. Вооруженные силы Юга России… С. 186.

(обратно)

24

Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения. 1917–1922 гг… С. 132.

(обратно)

25

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 211.

(обратно)

26

Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. С. 568.

(обратно)

27

РГВА. Ф. 39540. Oп. 1. Д. 178. Л. 56; Врангель П.П. Указ. соч. URL: http://nashastrana.narod.ru/beloedelo/vrangel-2.htm. (дата обращения: 14.07.2009).

(обратно)

28

Севастополь: хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 445.

(обратно)

29

ГАРФ. Ф. р-6217. Oп. 1. Д. 31. Л. 2.

(обратно)

30

Росс Н. Указ. соч. URL: http://whiteforce.ncwmail.ru/rossgllO.htm. (дата обращения: 28.02.2009).

(обратно)

31

Там же.

(обратно)

32

Краснов В.Г. Указ. соч. С. 434, 436.

(обратно)

33

Допрос Колчака. Л., 1925. URL: http://militera.lib.ru/db/kolchak/07. html (дата обращения: 27.03.2013)

(обратно)

34

РГВА. Ф. 39617. Оп.1. Д. 239. Л. 1 а, 63,64 об.

(обратно)

35

РГВА. Ф. 39515. On. 1. Д. 153. Л. 27–27 об.

(обратно)

36

РГВА. Ф. 40218. On. 1. Д. 7. Л. 73, 82–82 об.

(обратно)

37

РГВА. Ф. 40308. Oп. 1. Д. 67. Л. 6.

(обратно)

38

РГВА. Ф. 40308. Oп. 1. Д. 67. Л. 6.

(обратно)

39

Рец А.А. Указ. соч. С. 140.

(обратно)

40

РГВА. Ф. 39617. Oп. 1. Д. 239. Л. 256.

(обратно)

41

Цит. по: Голуб П.А. Белый террор в России (1918–1920 гг.). М., 2006. С. 314.

(обратно)

42

РГВА. Ф. 39617. Oп. 1. Д. 239. Л. 267–267 об.

(обратно)

43

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 8. Л. 59.

(обратно)

44

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 19. Л. 46.

(обратно)

45

РГВА. Ф. 39499. Oп. 1. Д. 17. Л. 84.

(обратно)

46

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 206. Л. 5.

(обратно)

47

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 7. Д. 1. Л. 59.

(обратно)

48

Корнева Е.А. Контрразведка А.В. Колчака: организация и освещение политических настроений населения и войск. URL: http://www.nivcstnik.ru/2000_l/4.shtml. (дата обращения: 19.09.2009).

(обратно)

49

ГАРФ. Ф. р-6219. Oп. 1. Д. 10. Л. 7.

(обратно)

50

ГАРФ. Ф. р-5793. Oп. 1. Д. 1 г. Л. 137; РГВА. Ф. 39499. Оп.1. Д. 17. Л. 84–86.

(обратно)

51

РГВА. Ф. 39499. Oп. 1. Д. 17. Л. 84–84 об.

(обратно)

52

ГАРФ. Ф. р-6219. Oп. 1. Д. 10. Л. 5 об., 6, 8 об.

(обратно)

53

РГВА. Ф.39499. Oп. 1. Д. 17. Л. 92–98.

(обратно)

54

ГАРФ. Ф. р-6219. Oп. 1. Д. 10. Л. 15–15 об.

(обратно)

55

Варламова Л.H. Первые попытки централизованного руководства белыми формированиями на территории Урала и Сибири в 1918 г. // Белая гвардия. 2001. № 5. С. 17; РГВА. Ф. 39466. Д. 10. Л. 90, 92,134–134 об. См. приложение 5.

(обратно)

56

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 166. Л. 34–34 об.; Д. 206. Л. 5–9.

(обратно)

57

ГАРФ. Ф. р-6219. Oп. 1. Д. 11. Л. 1 в.

(обратно)

58

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 206. Л. 5—9

(обратно)

59

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 206. Л. 5–9.

(обратно)

60

ГАРФ. Ф. р-150. Оп. 2. Д. 4. Л. 181–181 об.

(обратно)

61

ГАРФ. Ф. р-150. Оп. 2. Д. 4. Л. 181 об. — 182.

(обратно)

62

РГВА.Ф. 39515. Oп. 1. Д. 166. Л. 39.

(обратно)

63

РГВА.Ф. 39515. Оп.1. Д. 166. Л. 32.

(обратно)

64

РГВА. Ф. 39617. Oп. 1. Д. 240. Л. 10–11.

(обратно)

65

ГАРФ. Ф. р-7490. Oп. 1. Д. 4. Л. 31–32; РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 206. Л. 13–14.

(обратно)

66

Гоппер К. Начало и конец Колчака // Гражданская война в России… С. 140–141.

(обратно)

67

Записки Ивана Ивановича Сукина о правительстве Колчака // За спиной Колчака: Документы и материалы. М., 2005. С. 426.

(обратно)

68

Будберг А. Указ. соч. // Гражданская война в России… С. 281.

(обратно)

69

Звягин С.П. Правоохранительная политика А.В. Колчака. Кемерово, 2001. С. 155.

(обратно)

70

Звягин С.П. Указ. соч. С. 156.

(обратно)

71

РГВА. Ф. 40321. Oп. 1. Д. 18. Л. 52–52 об.

(обратно)

72

РГВА. Ф. 40321. Oп. 1. Д. 18. Л. 45–45 об.

(обратно)

73

РГВА. Ф. 40321. Oп. 1. Д. 18. Л. 52–52 об.

(обратно)

74

ГАРФ. Ф. р-5793. Oп. 1. Д. 1 г. Л. 138–138 об.

(обратно)

75

ГАРФ. Ф. р-6219. Oп. 1. Д. 10. Л. 7 об., 8 об.

(обратно)

76

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 64. Л. 5.

(обратно)

77

ГАРФ. Ф. р-5793. Oп. 1. Д. 1 г. Л. 144.

(обратно)

78

РГВА. Ф. 39499. Оп.1. Д. 18. Л. 84–88; Ф. 40218. Oп. 1. Д. 64. Л. 5.

(обратно)

79

РГВА. Ф. 39515. Oп. 1. Д. 166. Л. 154–154 об.

(обратно)

80

ГАРФ. Ф. р-5881. Oп. 1. Д. 518. Л. 49–49 об.

(обратно)

81

ГАРФ. Ф. 102 ДП ОО. Оп. 316,1915. Д. 356. Т. 1. Л. 11.

(обратно)

82

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 99. Л. 308.

(обратно)

83

Цветков B.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения. 1917–1922 гг… С. 132.

(обратно)

84

Зданович А.А. Организация и становление спецслужб Российского флота… С. 9.

(обратно)

85

Цит. по: Ильин В.Н. Указ. соч. С. 8.

(обратно)

86

Иванов А.А. Военная контрразведка Белого Севера в 1918–1920 гг… С. 121.

(обратно)

87

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 11.

(обратно)

88

Кубасов A.Л. Указ. соч. С. 48–49.

(обратно)

89

Цит. по: Кубасов A.Л. Указ. соч. С. 49.

(обратно)

90

РГВА. Ф. 39450. Oп. 1. Д. 151. Л. 95–95 об.

(обратно)

91

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 100, 106.

(обратно)

92

РГВА. Ф. 40313. Oп. 1. Д. 1. Л. 38.

(обратно)

93

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 123.

(обратно)

94

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 21.

(обратно)

95

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 82.

(обратно)

96

РГВА. Ф. 40311. Oп. 1. Д. 17. Л. 7,19.

(обратно)

97

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 21–22.

(обратно)

98

Иванов А. А. «Северная стража»… С. 86.

(обратно)

99

Иванов А. А. «Северная стража»… С. 82.

(обратно)

100

РГВА. Ф. 39450. Oп. 1. Д. 141. Л. 405; Д. 242. Л. 9.

(обратно)

101

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 20.

(обратно)

102

РГВА. Ф. 39450. Oп. 1. Д. 89. Л. 109.

(обратно)

103

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 22–23.

(обратно)

104

РГВА. Ф. 40298. Oп. 1. Д. 29. Л. 109.

(обратно)

105

РГВА. Ф. 40298. Oп. 1. Д. 28. Л. 118–118 об.

(обратно)

106

РГВА. Ф. 40298. Oп. 1. Д. 28. Л. 176–177 об. См. приложите 11.

(обратно)

107

Даже в годы Великой Отечественной войны Главное управление контрразведки («Смерш»), входившее в состав Народного комиссариата обороны, подчинялось лично И.В. Сталину, совмещавшему посты Верховного Главнокомандующего, главы правительства и военного ведомства. Непосредственно руководил военной контрразведкой профессиональный чекист B.C. Абакумов.

(обратно)

108

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 7. Д. 1. Л. 59.

(обратно)

109

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 206. Л. 5.

(обратно)

110

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 1. Л. 3–4.

(обратно)

111

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 39. Л. 1.

(обратно)

112

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 23. Л. 36–37.

(обратно)

113

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 23. Л. 77–78 об.; Д. 27. Л. 6 об.

(обратно)

114

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 27. Л. 17.

(обратно)

115

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 27. Л. 7.

(обратно)

116

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 15. Л. 14–14 об.

(обратно)

117

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 2. Л. 430 об.

(обратно)

118

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 9. Л. 22 об.

(обратно)

119

РГВА. Ф. 39540. Oп. 1. Д. 115. Л. 1–2; Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 217.

(обратно)

120

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 27. Л. 7 об.—8.

(обратно)

121

Батюшин Н. Указ. соч. С. 127–128.

(обратно)

122

Очерки истории российской внешней разведки: В 6 т. М., 1996. Т. 2.: 1917–1933 годы. С. 25–36; Гольев Ю.И., Ларин Д.А., Гришин А.Е., Шанкин Г.П. Указ. соч. URL: http://www.agentura.ru/press/about/jointprojects/inside-zi/civilwar. (дата обращения: 12.12.2005).

(обратно)

123

Гражданская война в СССР. М., 1980. С. 333–334.

(обратно)

124

РГВА. Ф. 40238. Oп. 1. Д. 57. Л. 39.

(обратно)

125

Гражданская война в СССР. М., 1986. С. 181.

(обратно)

126

Каримов О.В. Советская военно-морская разведка в годы гражданской войны // Вопросы истории. 2004. № 7. С. 133.

(обратно)

127

Каменев С. Организация в деле разведки. М., 1922. С. 5–6.

(обратно)

128

Организация борьбы трудящихся в тылу деникинцев // История Киева. URL.: http://kiev-Wstoiy.com.ua/index.php?option=com_ content&view=article&id=314:2011-09-27-13-35-59&catid=56:2011-09-21-21-49-28&Itemid=97 (дата обращения: 03.03.2013).

(обратно)

129

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 218.

(обратно)

130

РГВА. Ф. 39540. Oп. 1. Д. 75. Л. 424.

(обратно)

131

См.: Карпенко С.В. Указ. соч.

(обратно)

132

РГВА. Ф. 39540. Oп. 1. Д. 71. Л. 48.

(обратно)

133

Врангель П.Н. Указ. соч. URL: http://nashastrana.narod.ru/beloedelo/ vrangel2-l.htm (дата обращения: 14.07.2009).

(обратно)

134

ГАРФ. Ф. р-6217. Oп. 1. Д. 24. Л. 315.

(обратно)

135

Врангель П.Н. Указ. соч. URL: http://nashastrana.narod.ru/beloedelo/vrangel2-l.htm (дата обращения: 14.07.2009).

(обратно)

136

Гражданская война в CCCР М., 1986. С. 292.

(обратно)

137

Махров П.С. В Белой армии генерала Деникина (Записки начальника штаба Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России). СП., 1994. С. 282–283.

(обратно)

138

Цит. по: Назаров М. Уроки Белого движения. URL: http://apocalypse.orthodoxy.ru/ (дата обращения: 01.05.2013); Germany and the Revolution in Russia, 1915–1918. Documents from the Archives of the German Foreign Ministry. Ed. by Z.A. Beman. London. 1958. P. 128–129.

(обратно)

139

Широнин В. КГБ — ЦРУ: Секретные пружины перестройки. URL: http://book-case.Kropotkin.ru/pages/library/KGB-CIA/part_02.htm (дата обращения: 21.09.2009).

(обратно)

140

Helmut Roewer. Skmpellos: Die Machenschaften der Geheimdienste in Russland und Deutschland, Leipzig 2004. S. 278–280.

(обратно)

141

Линдер И.Б., Чуркин C.A. Легенда Лубянки. Яков Серебрянский. М., 2011. С. 383–387.

(обратно)

142

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 39. Л. 3.

(обратно)

143

ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 44. Л. 254 об.

(обратно)

144

ГАРФ. Ф. р-5802. Oп. 1. Д. 1451. Л. 1–2,107.

(обратно)

145

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 23. л. 39 об., 172–173,175.

(обратно)

146

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 90. Л. 152–152 об.

(обратно)

147

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 50. Л. 42–43 об.

(обратно)

148

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 1. Л. 58 об.

(обратно)

149

Сiдaк В. Указ. соя. URL: http://cxlibris.org.ua/sidak/r3-p4.html. (дата обращения: 29.10.2006).

(обратно)

150

Веденеев Д.В. Украинский фронт в войнах спецслужб: исторические очерки. К., 2008. С. 13.

(обратно)

151

Сiдaк В. Указ соч. URL: http://exlibris.org.ua/sidak/r4-pl.html. (дата обращения: 29.10. 2006).

(обратно)

152

Веденеев Д.В. Украинский фронт в войнах спецслужб: исторические очерки. С. 12.

(обратно)

153

Веденеев Д. Разведка его ясновельможности. Малоизвестное о спецслужбах гетмана Павла Скоропадского // В мире спецслужб. 2004. № 4. С. 12.

(обратно)

154

ГАРФ. Ф. р-5936. Oп. 1. Д. 422. Л. 21.

(обратно)

155

Сiдак В. Указ соч. URL: http://exlibris.org.ua/sidak/r4-p3.html. (дата обращения: 29.10.2006).

(обратно)

156

Азаров В. Указ. Соч. URL: http://www.nnre.ru/istorija/mahnovskaja_kontrrazvedka/index.php. (дата обращения: 30.11.2012).

(обратно)

157

Азаров В. Указ. соч. URL: ttp://www.nnre.ru/istorija/mahnovskaja_kontrrazvedka/index.php. (дата обращения: 30.11.2012).

(обратно)

158

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 59. Л. 64,66.

(обратно)

159

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 26. Л. 30 об.

(обратно)

160

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 2. Л. 90.

(обратно)

161

Росс Н. Указ. соч. URL: http://whiteforce.newmail.ru/rossgl1O.htm. (дата обращения: 28.02.2009).

(обратно)

162

ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 117. Л. 23–32.

(обратно)

163

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 2. Л. 31–31 об., 41,43 об. — 44.

(обратно)

164

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 4. Л. 2–2 об.

(обратно)

165

РГВА. Ф. 39499. Oп. 1. Д. 17. Л. 106 об. — 107.

(обратно)

166

РГВА. Ф. 40308. Oп. 1. Д. 67. Л. 6–7.

(обратно)

167

РГВА. Ф. 39617. Oп. 1. Д. 239. Л. 256 об.

(обратно)

168

Рец. Указ. соч. С. 163.

(обратно)

169

ГАРФ. Ф. р-7490. Oп. 1. Д. 1. Л. 7–8; РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 74. Л. 5.

(обратно)

170

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 7. Л. 84 об, — 85 об.

(обратно)

171

Голуб П.А. Указ. соч. С. 353.

(обратно)

172

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 140. Л. 7; Ф. 40321. Oп. 1. Д. 18. Л. 74.

(обратно)

173

ГАРФ. Ф. р-6219. Oп. 1. Д. 26. Л. 2—19; РГВА. Ф. 39617. Oп. 1. Д. 246. Л. 8, 29,31.

(обратно)

174

Колпакиди А.И., Лемехов О.И. Главный противник. ЦРУ против России. М., 2002. С. 24.

(обратно)

175

Ландер И.И. Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. В 2 кн. Кн. 1. Одесса, 2007. С. 527–528.

(обратно)

176

РГВА. Ф. 39499. Oп. 1. Д. 114. Л. 41 об, — 42.

(обратно)

177

Свидетельство подполковника Эйхельберга // Новое время. 1988. № 34. С. 35–37.

(обратно)

178

Волков Е.В. Указ. соч. С. 185.

(обратно)

179

РГВА. Ф. 39499. Oп. 1. Д. 119. Л. 10, 16 об.

(обратно)

180

РГВА. Ф.40308. Oп. 1. Д. 122. Л. 13–14.

(обратно)

181

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 424. Л. 45.

(обратно)

182

РГВА. Ф. 39499. Oп. 1. Д. 119. Л, 8 об.

(обратно)

183

РГВА. Ф. 39507. Oп. 1. Д. 32. Л. 19.

(обратно)

184

Гурко Ф. Расстрелять и реабилитировать. URL: http://www.satatools.ru/magazin. php? id= 14&idnews=2336¤t_magazin= 1186. (дата обращения: 23.11.2006).

(обратно)

185

Показаньев А.Д. Указ. соч. С. 35–36.

(обратно)

186

Ямпольский В.П. Роль японских спецслужб в борьбе против Советского Союза (1918–1945) // Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. М., 2006. Т. 2. С. 174–175.

(обратно)

187

Показаньев А.Д. Указ. соч. С. 36.

(обратно)

188

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 348. Л. 17.

(обратно)

189

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 105. Л. 2.

(обратно)

190

РГВА. Ф. 39507. Oп. 1. Д. 32. Л. 30.

(обратно)

191

Цит. по: Рабинович С. Иностранный шпионаж в СССР в годы гражданской войны // О некоторых методах и приемах иностранных разведывательных органов и их троцкистско-бухаринской агентуры. Партиздат ЦК ВКПБ, 1937. URL: http://vault.exmachina.ru/spy/14/l/. (дата обращения: 18.09.2009).

(обратно)

192

Борьба за Урал и Сибирь // Воспоминания и статьи участников борьбы с учредиловкой и колчаковской контрреволюцией. М.—Л., 1926. С. 124.

(обратно)

193

Белоусов Г. Оперативная игра // Восточно-Сибирская правда. 2002. 24 апреля.

(обратно)

194

Рябиков П.Ф. Указ. соч. С. 7–8.

(обратно)

195

Волков Е.В. Указ. соч. С. 141.

(обратно)

196

Они руководили ГРУ. М., 2010. С. 30.

(обратно)

197

Там же. С. 31.

(обратно)

198

РГВА. Ф. 39515. Oп. 1. Д. 183. Л. 17.

(обратно)

199

РГВА. Ф. 39498. Oп. 1. Д. 7. Л. 28.

(обратно)

200

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 101. Л. 98 об.

(обратно)

201

РГВА. Ф. 39617. Oп. 1. Д. 255. Л. 14.

(обратно)

202

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 88. Л. 26 об. — 27.

(обратно)

203

РГВА. Ф. 6. Оп. 3. Д. 10. Л. 4–6 об.

(обратно)

204

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 8. Л. 181–181 об.

(обратно)

205

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 206. Л. 19–28.

(обратно)

206

Рождение советской военной разведки (1917–1921 гг.). URL: http://www.agentura.ru/dossier/russia/gru/impena/rogdenic. (дата обращения: 20.04.2013).

(обратно)

207

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1918–1920 гг. // История государства и права. 2011. № 13. С. 12.

(обратно)

208

Шинин О.В. Создание и становление органов военной разведки Народно — революционной армии Дальневосточной республики (1920–1922). URL.:http://www.chekist.ru/article/4000. (дата обращения: 17.02. 2013).

(обратно)

209

Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 года — октябрь 1922 года). URL.:http://www.chekist.ru/article/4009 (дата обращения: 17.02.2013).

(обратно)

210

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922): дис. д-ра ист. наук. Хабаровск, 1998. С. 245, 262.

(обратно)

211

1 Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 года — октябрь 1922 года). URL.: http://www.chekist.ru/article/4009 (дата обращения: 17.02.2013).

(обратно)

212

Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 года — октябрь 1922 года). URL.:http://www.chckist.ru/article/4009 (дата обращения: 17.02.2013).

(обратно)

213

ГАРФ. Ф. р-944. Oп. 1. Д. 108. Л. 194,337,393.

(обратно)

214

Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 года — октябрь 1922 года). URL.:http://www.chekist.ru/article/4009 (дата обращения: 17.02. 2013).

(обратно)

215

Шинин О.В. Создание и становление органов военной разведки Народно-революционной армии Дальневосточной республики (1920–1922). URL: http://www.chekist.ru/article/4000. (дата обращения: 17.02. 2013).

(обратно)

216

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 12.

(обратно)

217

Ильин В.Н. Морская контрразведка на Севере России. 1914–1920 гг. URL: http://www.pobeda.ru/content/view/4603/21/. (дата обращения: 18.09.2009).

(обратно)

218

Логинова О.Ю. Печенга в 1917–1920 годах // Наука и бизнес в Мурмане. 2003. № 3. С. 7.

(обратно)

219

РГВА. Ф. 39450. Oп. 1. Д. 320. Л. 41–42.

(обратно)

220

РГВА. Ф. 40311. Oп. 1. Д. 6. Л. 35.

(обратно)

221

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 10–11.

(обратно)

222

РГВА. Ф. 39450. Oп. 1. Д. 89. Л. 23.

(обратно)

223

РГВА. Ф. 39450. Oп. 1. Д. 141. Л. 183.

(обратно)

224

РГВА. Ф. 40311. Oп. 1. Д 9. Л. 107.

(обратно)

225

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 140.

(обратно)

226

РГВА. Ф.39450. Oп. 1. Д. 85. Л. 65.

(обратно)

227

РГВА. Ф.39450. Oп. 1. Д. 85. Л. 160.

(обратно)

228

РГВА. Ф. 39450. Oп. 1. Д. 89. Л. 167.

(обратно)

229

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 149–152.

(обратно)

230

РГВА. Ф. 39450. Oп. 1. Д. 89. Л. 96,120–121.

(обратно)

231

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 142–143.

(обратно)

232

РГВА. Ф. 40298. Oп. 1. Д. 28. Л. 130.

(обратно)

233

Дегтярев К., Колпакиди А. СМЕРШ. М., 2009. С. 23.

(обратно)

234

Зирин С. Гибель чекиста Н. Микулина // Русская линия: православное информационное агентство. URL: http://rusk.ru/stphp?idai=41050. (дата обращения: 28.03.2011).

(обратно)

235

РГВА. Ф. 39499. Oп. 1. Д. 17. Л. 84.

(обратно)

236

Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. С. 567.

(обратно)

237

Цит. по: Цветков В.Ж. С.Н. Ряснянский — основоположник спецслужб Белого движения на юге России… С. 62.

(обратно)

238

«Наши агенты от милиционера до наркома» (Воспоминания белого контрразведчика)… С. 78–83.

(обратно)

239

Героическое подполье…; РГВА. Ф. 40238. Oп. 1. Д. 57. Л. 51.

(обратно)

240

История Украинской ССР: В 10 т. К., 1984. Т. 6. Великая Октябрьская социалистическая революция и гражданская война на Украине (1917–1920). С. 336, 342.

(обратно)

241

Героическое подполье… С. 160–161,168—170.

(обратно)

242

Катков Н.Ф. Указ. соч. С. 92, 94.

(обратно)

243

РГВА. Ф. 40280. Oп. 1. Д. 3. Л. 19 об.

(обратно)

244

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 24. Л. 27.

(обратно)

245

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 24. Л. 27–29.

(обратно)

246

Краснов В.Г. Указ. соч. С. 212–213.

(обратно)

247

Катков Н.Ф. Указ. соч. С. И, 175.

(обратно)

248

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 33. Л. 3–3 об.; Загородских Ф.С. Борьба с деникинщиной и интервенцией в Крыму. Крымское гос. изд-во, 1940. С. 10, 11,16,17.

(обратно)

249

ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 19. Л. 1.

(обратно)

250

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 210.

(обратно)

251

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 35. Л. 3.

(обратно)

252

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 214–217.

(обратно)

253

Загородских Ф.С. Указ. соч. С. 114.

(обратно)

254

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 214.

(обратно)

255

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 215.

(обратно)

256

Севастополь: хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 гг. С. 443.

(обратно)

257

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 215–216.

(обратно)

258

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 8. Л. 10–10 об.

(обратно)

259

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 9. Л. 10–10 об.

(обратно)

260

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 43. Л. 26–27.

(обратно)

261

Зданович А.А. Свои и чужие — интриги разведки. С. 136–138; Орлов В.Г. Двойной агент. М., 1998. С. 304–305.

(обратно)

262

Устинов С.В. Указ. соч. С. 84–85.

(обратно)

263

Героическое подполье… С. 215.

(обратно)

264

Устинов С.В. Указ. соч. С. 89–91.

(обратно)

265

Зинько Ф.З. Кое-что из истории одесской ЧК. Одесса, 1998. С. 8–9.

(обратно)

266

Под знаком антантовской «цивилизации»… С. 22.

(обратно)

267

Героическое подполье… С. 201.

(обратно)

268

Там же. С. 215, 266–269.

(обратно)

269

Под знаком антантовской «цивилизации»… С. 5.

(обратно)

270

Героическое подполье… С. 205.

(обратно)

271

РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 77. Л. 1—34.

(обратно)

272

Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения в 1917–1922 годах. С. 124.

(обратно)

273

Героическое подполье… С. 309, 341.

(обратно)

274

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 27. Л. 5.

(обратно)

275

Под знаком антантовской «цивилизации»… С. 5.

(обратно)

276

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 216.

(обратно)

277

Турло С.С., Залдат И.П. Указ. соч. С. 345.

(обратно)

278

Жаров С.Н. История оперативно-розыскной деятельности и ее правового регулирования в России (XI — начало XX в.). Челябинск, 2008. С. 225.

(обратно)

279

Шаваев А.Г., Лекарев С.В. Указ. соч.

(обратно)

280

Греков Н.В. Контрразведка и органы государственной охраны Белого движения Сибири (1918–1919 гг.)… С. 219.

(обратно)

281

РГВА. Ф. 39666. Оп. 1. Д. 10. Л. 205.

(обратно)

282

Бобрик В.В. Указ. соч. С. 24.

(обратно)

283

См.: Героическое подполье… С. 6.

(обратно)

284

«Наши агенты от милиционера до наркома»… С. 79; Виллиам Г. Указ. соч. С. 233; Устинов С.В. Указ. соч. С. 86.

(обратно)

285

Устинов С.В. Указ. соч. С. 86.

(обратно)

286

РГВА. Ф. 39666. Oп. 1. Д. 46. Л. 95.

(обратно)

287

Леонов С.В. Указ. соч. С. 355, 422–423.

(обратно)

288

Цит. по: Героическое подполье… С. 8.

(обратно)

289

Катков Н.Ф. Указ. соч. С. 97.

(обратно)

290

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 2. Л. 10.

(обратно)

291

ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 99. Л. 90.

(обратно)

292

РГВА. Ф. 40238. Oп. 1. Д. 57. Л. 170.

(обратно)

293

Цит. по: Крысько В.Г. Секреты психологической войны (цели, задачи, методы, опыт). Мн., 1999. С. 347.

(обратно)

294

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 2. Л. 23–24.

(обратно)

295

Крысько В.Г. Указ. соч. С. 349.

(обратно)

296

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 26. Л. 10 об.

(обратно)

297

Катков Н.Ф. Указ. соч. С. 91.

(обратно)

298

Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 4. Берлин, 1925. С. 12.

(обратно)

299

Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. URL: http://www.moscow-crimea.ru/history/20vek/zarubiny/glava4_2.html (дата обращения: 12.09.2009); Катков Н.Ф. Указ. соч. С. 142; Врангель П.Н. Указ. соч. URL: http://nashastrana.narod.ru/belotdtlo/vrangel2-1.htm. (дата обращения: 19.09.2009).

(обратно)

300

Врангель П.Н. Указ. соч. URL: http://nashastnma.narod.ru/beloedelo/vrangel2-l.htm. (дата обращения: 19.09.2009).

(обратно)

301

Катков Н.Ф. Указ. соч. С. 152.

(обратно)

302

Росс Н. Указ. соч. URL: http://whitcforce.ncwmail.ru/rossgllO.htm. (дата обращения: 28.02.2009).

(обратно)

303

Цит. по: Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 219.

(обратно)

304

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 219. Севастополь: хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 479.

(обратно)

305

Севастополь: хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 473, 494.

(обратно)

306

ГАРФ. Ф. р-6217. Oп. 1. Д. 24. Л. 182.

(обратно)

307

Севастополь: хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 490.

(обратно)

308

ГАРФ. Ф. р-6217. Oп. 1. Д. 24. Л. 261.

(обратно)

309

ГАРФ. Ф. р-6217. Oп. 1. Д. 24. Л. 281.

(обратно)

310

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 219.

(обратно)

311

Цит. по: Кандидов Б.П. Указ. соч. С. 11.

(обратно)

312

ГАРФ. Ф. р-6217. Oп. 1. Д. 24. Л. 314.

(обратно)

313

ГАРФ. Ф. р-5881. Oп. 1. Д. 161. Л. 46.

(обратно)

314

ГАРФ. Ф. р-6217. Oп. 1. Д. 24. Л. 315,324.

(обратно)

315

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 220.

(обратно)

316

Новиков П.А. Гражданская война в Восточной Сибири. М., 2005. С. 141.

(обратно)

317

РГВА. Ф. 39617. Oп. 1. Д. 239. Л. 256 об. — 257.

(обратно)

318

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 7. Л. 85.

(обратно)

319

РГВЛ. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 8. Л. 10.

(обратно)

320

Стишов М.И. Указ. соч. С. 65–66.

(обратно)

321

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 19. Л. 55–56.

(обратно)

322

Катков Н.Ф. Указ. соч. С. 69–70; Борьба за Урал и Сибирь. М., 1926. С. 124.

(обратно)

323

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 8. Л. 97.

(обратно)

324

Стишов М.И. Указ. соч. С. 113–114.

(обратно)

325

Цит. по: Греков Н.В. Контрразведка и органы государственной охраны Белого движения Сибири (1918–1919 гг.)… С. 217.

(обратно)

326

Голуб П.A. Указ. соч. С. 74–75.

(обратно)

327

Рец А.А. Указ. соч. С. 153.

(обратно)

328

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 8. Л. 81; Д. 9. Л. 9.

(обратно)

329

Стишов М.И. Указ. соч. С. 116–117.

(обратно)

330

РГВА. Ф. 39515. Oп. 1. Д. 166. Л. 9.

(обратно)

331

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 97. Л. 159–161.

(обратно)

332

Цит. по.: Новиков П.А. Указ. соч. С. 144–145.

(обратно)

333

РГВА. Ф. 39515. Oп. 1. Д. 183. Л. 127.

(обратно)

334

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 8. Л. 129,274.

(обратно)

335

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 96. Л. 30.

(обратно)

336

Волков Е.В. Указ. соч. С. 184; РГВА. Ф. 40308. Oп. 1. Д. 113. Л. 2–3; Д. 122. Л. 2.

(обратно)

337

РГВА. Ф. 40308. Oп. 1. Д. 113. Л. 3–3 об, 15 об, — 16 об.

(обратно)

338

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 99. Л. 5,7.

(обратно)

339

Показаньев А.Д. Указ. соч. С. 39–41,98.

(обратно)

340

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1918–1920 гг… С. 12.

(обратно)

341

РГВА. Ф. 40319. Oп. 1. Д. 2. Л. 16.

(обратно)

342

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 89. Л. 171.

(обратно)

343

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1918–1920 гг… С. 12.

(обратно)

344

РГВА. Ф. 40308. Oп. 1. Д. 11. Л. 264–264 об., 291 об; Д. 88. Л. 9—10; Д. 113. Л. 2–3.

(обратно)

345

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 81. Л. 110.

(обратно)

346

Цит. по: Новиков П.А. Указ. соч. С. 146.

(обратно)

347

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 98. Л. 165–165 об.

(обратно)

348

Рец А.Л. Указ. соч. С. 170.

(обратно)

349

Новиков П.Л. Указ. соч. С. 152.

(обратно)

350

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 8. Л. 309.

(обратно)

351

ГАРФ. Ф. р-9427. Oп. 1. Д. 67. Л. 1–3 об.

(обратно)

352

Стишов М.И. Указ. соч. С. 253.

(обратно)

353

Смирнов И.Н. На другой день после падения Советов // Борьба за Урал и Сибирь. Воспоминания и статьи участников борьбы с учредиловкой и колчаковской контрреволюцией. М., Л, 1926. С. 200.

(обратно)

354

Липкина А.Г. 1919 год в Сибири (Борьба с колчаковщиной). М., C. 127–128.

(обратно)

355

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 97. Л. 39.

(обратно)

356

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 11. Л. 162 об.

(обратно)

357

Греков Н.В. Контрразведка и органы государственной охраны Белого движения Сибири (1918–1919 гг.)… С. 219.

(обратно)

358

Стишов М.И. Указ. соч. С. 15–16.

(обратно)

359

Катков Н. Ф. Указ. соч. С. 71.

(обратно)

360

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 89. Л. 335.

(обратно)

361

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1918–1920 гг… С. 11.

(обратно)

362

Новиков П.А. Указ. соч. С. 144.

(обратно)

363

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 99. Л. 88–88 об.

(обратно)

364

Гражданская война в СССР. М., 1986. С. 94.

(обратно)

365

Бандурка В.Б. Белое движение в Приморье (1920–1922 гг.): историческое исследование: дис. канд. ист. наук. М., 2004. С. 104.

(обратно)

366

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1921–1922 гг… С. 72–93.

(обратно)

367

Там же.

(обратно)

368

Шинин О.В. Создание и становление органов военной разведки Народно-революционной армии Дальневосточной республики (1920–1922). URL: http://www.chekist.ru/article/4000(дата обращения: 09.01.2013).

(обратно)

369

РГВА. Ф. 39526. Oп. 1. Д. 1. Л. 24.

(обратно)

370

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922): дисс. д-ра ист. наук. Хабаровск, 1998. С. 261.

(обратно)

371

Бандурка В.Б. Указ. соч. С. 115.

(обратно)

372

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке (1920–1922 гг.). Хабаровск, 1996. С. 106, 124.

(обратно)

373

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1921–1922 гг… С. 72–93.

(обратно)

374

Там же.

(обратно)

375

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922): дисс. докт. ист. наук. Хабаровск. С. 261.

(обратно)

376

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1921–1922 гг… С. 72–93.

(обратно)

377

Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 года — октябрь 1922 года). URL: http://www.chekist.ru/article/4009 (дата обращения: 09.01.2013).

(обратно)

378

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922): дисс. докт. ист. наук. Хабаровск. С. 261.

(обратно)

379

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1921–1922 гг… С. 72–93.

(обратно)

380

Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период Гражданской войны (1917–1922 гг.). Хабаровск, 2003. С. 317; Авдошкина О.В. Диктатура М.К. Дитерихса и крах дальневосточной контрреволюции // Вопросы истории. 2007. № 11. С. 118.

(обратно)

381

Бандурка В.Б. Указ. соч. С. 181.

(обратно)

382

Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период Гражданской войны (1917–1922 гг.). С. 317.

(обратно)

383

Авдошкина О.В. Указ. соч. С. 118.

(обратно)

384

Чуев В.П. Архангельское подполье. Архангельск, 1963. С. 37, 54.

(обратно)

385

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 142–143.

(обратно)

386

Кубасов A.Л. Указ. соч. С. 48–50.

(обратно)

387

Иванов А.Л. «Северная стража»… С. 143.

(обратно)

388

Катков Н.Ф. Указ. соч. С. 119.

(обратно)

389

Марушевский В.В. Указ. соч. С. 258–259.

(обратно)

390

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 144.

(обратно)

391

За Советский Север. К сорокалетию освобождения Севера от интервентов и белогвардейцев: Сборник документов и воспоминаний. Вологда, 1960. С. 158, 172.

(обратно)

392

Бирюк А. Невероятная одиссея знаменитого самоубийцы. URL: http://macbion.narod.ru/spies/redl34.htm. (дата обращения: 09.12.2013).

(обратно)

393

РГВЛ. Ф. 40311. Oп. 1. Д. 22. Л. 107.

(обратно)

394

РГВА. Ф. 40314. Oп. 1. Д. 14. Л. 80–81 об.

(обратно)

395

Борьба за торжество Советской власти на Севере. Сборник документов (1918–1920). Архангельск, 1967. С. 59; Минц И.И. Интервенция на Севере в документах. М., 1933. С. 87.

(обратно)

396

Кубасов A.Л. Указ. соч. С. 51.

(обратно)

397

Голдин В.И. Интервенция и антибольшевистское движение на Севере России. Архангельск, 1993. С. 195.

(обратно)

398

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 148–149.

(обратно)

399

Чуев В.П. Указ. соч. С. 40.

(обратно)

400

РГВА. Ф. 40311. Oп. 1. Д. 10. Л. 15.

(обратно)

401

РГВА. Ф. 40316. Oп. 1. Д. 29. Л. 115–118,122—123.

(обратно)

402

Данилов И.А. Воспоминания о моей подневольной службе у большевиков // Белый Север. В 2 т. Архангельск, 1998. Т. 2. С. 270, 292.

(обратно)

403

Шамбаров В.Е. Указ. соч. С. 403.

(обратно)

404

РГВА. Ф. 40311. Oп. 1. Д. 10. Л. 9–9 об.; Борьба за установление и упрочнение Советской власти в Мурмане: Сборник документов. Мурманск, 1960. С. 380.

(обратно)

405

Смолин А.В. Белое движение на Северо-Западе России. 1918–1920 гг. СПб., 1999. С. 149–150.

(обратно)

406

РГВА. Ф. 40298. Oп. 1. Д. 15. Л. 247 об.

(обратно)

407

Смолин А.В. Указ. соч. С. 197.

(обратно)

408

Марченко Г.В. Государственная национальная политика на Север-пом Кавказе 1917–1945 гг.: военно-исторический аспект: дисс. д-ра ист. наук. М., 2003. С. 181–182.

(обратно)

409

Цит. по: Миронов С.С. Указ. соч. С. 290.

(обратно)

410

Лехович Д.В. Указ. соч. URL: http://militera.lib.ru/bio/lehovich_dv/index.html. (дата обращения: 06.05.2007).

(обратно)

411

Бортневский В.Г. Указ. соч. // Новый часовой. 1995. № 3; Он же. Указ. соч. // Отечественная история. 1995. № 5; Крестьянников В.В. Указ. соч.; Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения в 1917–1922 годах.

(обратно)

412

Допрос Колчака. Л., 1925. URL: militera.lib.ru/docs/1917-20/db/kolchak/index.html. (дата обращения: 27.03.2013)

(обратно)

413

ГАРФ. Ф. р-5793. Oп. 1. Д. 1 г. Л. 14 об.

(обратно)

414

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 8. Л.12–12 об., 41.

(обратно)

415

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 95. Л. 1 б.

(обратно)

416

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 11. Л. 15.

(обратно)

417

Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период Гражданской войны (1917–1922 гг.). Хабаровск, 2003. С. 240.

(обратно)

418

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 11. Л. 50 об. — 51.

(обратно)

419

Новиков П.А. Указ. соч. С. 176.

(обратно)

420

РГВЛ. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 112. Л. 10; Ф. 40308. Oп. 1. Д. 132. Л. 11–11 об.

(обратно)

421

РГВА. Ф. 40308. Oп. 1. Д. 132. Л. 13–14; Волков Е.В. Указ. Соч. C. 187.

(обратно)

422

Будберг А.П. Дневник белогвардейца. Минск — Москва, 2001. С. 271.

(обратно)

423

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 424. Л. 12.

(обратно)

424

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 424. Л. 28–29.

(обратно)

425

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 97. Л. 8.

(обратно)

426

РГВЛ. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 140. Л. 54, 61, 64,92.

(обратно)

427

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 142. Л. 3, 9,21, 31 об.

(обратно)

428

Чита. Город времени. Чита, 2006. С. 181–183.

(обратно)

429

ГАРФ. Ф. р-5793. Oп. 1. Д. 1 г. Л. 138 об. — 139.

(обратно)

430

Валков Е.В. Указ. соч. С. 186.

(обратно)

431

Цит. по: Новиков П.А. Указ. соч. С. 176.

(обратно)

432

Сахаров К.В. Белая Сибирь (внутренняя война 1918–1920 годов). Мюнхен, 1923. URL: http://providenie.narod.ru/0000516.html (дата обращения: 15.01.2013).

(обратно)

433

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 99. Л. 97 об.

(обратно)

434

РГВА. Ф. 39507. Oп. 1. Д. 112. Л. 11, 12.

(обратно)

435

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 424. Л. 49.

(обратно)

436

Ващук О. Не дожидаясь рассвета // Новости. 2004. № 53 (2183). URL: http://novostivl.ru/old.php?sstring=&yeai=&f=lf&t=041126с01. (дата обращения: 04.05.203).

(обратно)

437

РГВА. Ф. 39507. Oп. 1. Д. 115. Л. 2 об.

(обратно)

438

Светачев М.И. Империалистическая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке. Новосибирск: Наука, 1983. URL: http://dvforpost. su/?page_id=92 (дата обращения: 04.05.203).

(обратно)

439

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 101. Л. 3–3 об.

(обратно)

440

Волков Е.В. Указ. соч. С. 105.

(обратно)

441

Рец А.А. Указ. соч. С. 170.

(обратно)

442

Дневник Петра Васильевича Вологодского // За спиной Колчака: Документы и материалы. М., 2005. С. 272.

(обратно)

443

Политические партии России: история и современность. М., 2000. URL: http://grachev62.narod.ru/Mnpt/ch_16.htm. (дата обращения:

21.03.2009).

(обратно)

444

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 36. Л. 4.

(обратно)

445

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 36. Л. 4.

(обратно)

446

ГАРФ. Ф. р-7002. Оп. 2. Д. 1. Л. 7.

(обратно)

447

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 2. Л. 467 об. — 468.

(обратно)

448

Хандорин В.Г. Адмирал Колчак: правда и мифы. Томск, 2009. URL: http://kolchak.sitecity.ru/stext_1811043221.phtml. (дата обращения: 11.01.2013).

(обратно)

449

Рец А.А. Указ. соч. С. 176.

(обратно)

450

Волков Е.В., Егоров Н.Д., Купцов И.В. Указ. соч. С. 109; ГАРФ. Ф. р-5793. Оп. 1.Д. 1 г. Л. 140.

(обратно)

451

Хандорин В.Г. Указ. соч. URL: http://kolchak.sitecity.ru/ stext_l811043221.phtml. (дата обращали: 11.01.2013).

(обратно)

452

Будберг А. Указ. соч. // Гражданская война в России: катастрофа Белого движения в Сибири. М.; СПб., 2005. С. 274.

(обратно)

453

ГАРФ. Ф. р-5793. Оп. 1. Д. 1 г. Л. 140.

(обратно)

454

ГАРФ. Ф. р-5793. Оп. 1. Д. 1 г. Л. 139.

(обратно)

455

Цит. по: Галин В.В. Интервенция и Гражданская война. М., 2004. С. 344.

(обратно)

456

Юзефович Л. Самодержец пустыни. М., 1993: С. 51.

(обратно)

457

Чита. Город времени. С. 178.

(обратно)

458

Там же. С. 179.

(обратно)

459

РГВА. Ф. 39466. Oп. 1. Д.46. Л. 63–64.

(обратно)

460

ГАРФ. Ф. р-5936. Oп. 1. Д. 313. Л. 1.

(обратно)

461

Волков Е.В. Указ. соч. С. 187.

(обратно)

462

Юзефович Л. Указ. соч. С. 56–57.

(обратно)

463

Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период Гражданской войны (1917–1922 гг.). Хабаровск, 2003. С. 180.

(обратно)

464

РГВА. Ф. 39483. Oп. 1 Д. 29. Л. 20 об.

(обратно)

465

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 99. Л. 345.

(обратно)

466

Волков Е.В. Коннице отведено едва ли не последнее место // Белая Гвардия. 2001. № 5. С. 35.

(обратно)

467

Галин В.В. Интервенция и Гражданская война. М., 2004. С. 147.

(обратно)

468

РГВА. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 28. Л. 156.

(обратно)

469

ГАРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 4. Л. 6–7, 10.

(обратно)

470

Трукан Г.А. Указ. соч. С. 146.

(обратно)

471

Цит. по: Галин В.В. Интервенция и Гражданская война. М., 2004. С. 151.

(обратно)

472

Ефимов А.В., Белоглазов Р.Н. «Изыскать пути к парализованию…». URL: http://www.moscowcrimea.ru/histoiy/20vck/punitivc2.html. (дата обращения: 11.06.2006).

(обратно)

473

ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 92. Л. 91.

(обратно)

474

ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 92. Л. 91.

(обратно)

475

Корнева Е.А. Контрразведка Л.В. Колчака: организация и освещение политических настроений населения и войск. URL: http://www.nivestnik.ru/2000_l/4.shtml (дата обращения: 19.09.2009).

(обратно)

476

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 11. Л. 27 об.

(обратно)

477

РГВА. Ф. 39483. Oп. 1. Д. 29. Л. 20.

(обратно)

478

Мышанский А.А. Указ. соч. URL: http://www.zaimka.ru/02_2002/my-shansky_whiteregime. (дата обращения: 22.07.2007).

(обратно)

479

Рец А.А. Указ. соч. С. 149–150.

(обратно)

480

РГВА. Ф. 39597. Oп. 1. Д. 100. Л. 80.

(обратно)

481

РГВА. Ф. 39515. Oп. 1. Д. 234. Л. 170–171.

(обратно)

482

РГВА. Ф. 39610. Oп. 1. Д. 51. Л. 9 об. — 10.

(обратно)

483

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 100. Л. 3 об,—4.

(обратно)

484

Корнева Е.Л. Контрразведка А.В. Колчака: организация и освещение политических настроений населений и войск. URL: http://www.nivestnik.ru/2000__l/4.shtml. (дата обращения: 19.09.2009).

(обратно)

485

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 11. Л. 85,262–262 об.

(обратно)

486

Шишкин В.И. Указ. соч. С. 77.

(обратно)

487

РГВА. Ф. 39515. Oп. 1. Д. 234. Л. 170–171.

(обратно)

488

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 11. Л. 262–262 об.

(обратно)

489

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 11. Л. 257.

(обратно)

490

РГВА. Ф. 39483. Оп. 2. Д. 29. Л. 20 об.

(обратно)

491

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 11. Л. 29 об.

(обратно)

492

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 126. Л. 98–98 об.

(обратно)

493

РГВА. Ф. 39617. Oп. 1. Д. 196. Л. 18.

(обратно)

494

РГВА. Ф. 40308. Oп. 1. Д. 96. Л. 1–2.

(обратно)

495

Кадейкин В.А. Сибирь непокоренная (Большевистское подполье и рабочее движение в сибирском тылу контрреволюции в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны). Кемерово, 1968. С. 246, 258.

(обратно)

496

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 126. Л. 161.

(обратно)

497

ГАРФ. Ф. 176. Оп. 3. Д. 20. Л. 12.

(обратно)

498

Мышанский А.А. Указ. соч. URL: http://www.zaimka.ru/02_2002/my-shansky_whiteregime. (дата обращения: 19.09.2009).

(обратно)

499

ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 20. Л. 180.

(обратно)

500

ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 20. Л. 52.

(обратно)

501

ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 21. Л. 88, 90.

(обратно)

502

РГВЛ. Ф. 40311. Oп. 1. Д. 9. Л. 135–135 об.

(обратно)

503

Цит. по: Жаров С.Н. Указ. соч. С 242

(обратно)

504

Жаров С.Н. Указ. соч. С. 242.

(обратно)

505

Охранка. Т. 1. С. 327, 330–331.

(обратно)

506

Правительственный вестник (Омск). 1918. 23 ноября.

(обратно)

507

РГВЛ. Ф. 39466. Oп. 1. Д. 19. Л. 125–125 об.

(обратно)

508

Волков Е.В. Указ. соч. С. 98.

(обратно)

509

Волков Е.В. Указ. соч. С. 98.

(обратно)

510

Там же. С. 100.

(обратно)

511

Дневник Петра Васильевича Вологодского // За спиной Колчака: Документы и материалы. М., 2005. С. 153.

(обратно)

512

Рец А.А. Указ. соч. С. 161 -162

(обратно)

513

Мышанский А.А. Указ. соч. URL: http://www.zaimka.ru/02_2002/myshansky_ whiteregime. (дата обращения: 22.07.2007)

(обратно)

514

Там же.

(обратно)

515

РГВЛ. Ф. 39499. Oп. 1. Д. 160. Л. 3.

(обратно)

516

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 11. Л. 163 об.

(обратно)

517

ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 215. Л. 8.

(обратно)

518

Волков Е.В. Указ. соч. С. 188.

(обратно)

519

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922): дисс. д-ра ист. наук. Хабаровск, 1998. С. 335.

(обратно)

520

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 126. Л. 98.

(обратно)

521

ГАРФ. Ф. р-6605. Oп. 1. Д. 8. Л. 93.

(обратно)

522

Ганин А. Враздробь, или почему Колчак не дошел до Волги // Родина. 2008. № 3. С. 71.

(обратно)

523

РГВА. Ф. 39507. Oп. 1. Д. 115. Л. 9 об.; Ф. 39597. On. 1. Д. 100. Л. 78.

(обратно)

524

ГЛРФ. Ф. р-6396. Oп. 1. Д. 7. Л. 8.

(обратно)

525

Краснов В.Г. Указ. соч. С. 389.

(обратно)

526

Деникин А.И. Путь русского офицера. С. 564–566.

(обратно)

527

Бортневский В.Т. Указ. соч. // Отечественная история. 1995. № 5. С. 97.

(обратно)

528

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922): дисс. докт. ист. наук. Хабаровск. С. 316; РГВА. Ф. 39526. Оп. 1.Д. 1. Л. 75—115.

(обратно)

Оглавление

Основные направления контрразведывательной деятельности

  1. Организация и функции контрразведывательной службы

  2. Пресечение разведывательно-подрывных акций спецслужб и организаций Советской России и иностранных государств

  3. Борьба с большевистским подпольем

  4. Противодействие преступности, контроль над политическими настроениями в обществе и армии

Заключение

Приложения

Список источников и литературы

Принятые сокращения

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно