Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Предисловие

Каким представляется нам человек? Что в нем главное, а что второстепенное? Какой человек нас привлекает, а какой вызывает неприятие? Всегда ли разумен человек разумный? Идеальный человек – это миф или реальность?.. Поиски ответов на эти и другие вопросы о человеке, без преувеличения, составляют основу человеческого познания, деятельности человеческого разума. Феномен homo sapiens как объекта и субъекта мирового устройства притягателен для всех областей науки. Интерес лингвистики к нему более чем закономерен: в языке, как в зеркале, отражается все, что его носители знают и думают о человеке. Автор книги, предприняв попытку описать образ homo sapiens таким, каким его представляет язык, отдает себе отчет в том, что проблема человека в языке из разряда вечных, требующих постоянного внимания, новых подходов, определений и уточнений. Хочется поблагодарить всех, кто поддерживает меня на исследовательском пути. Особая благодарность – кандидату филологических наук, профессору ОмГУ М.П. Одинцовой, вдохновившей на этот труд и оказавшей действенную помощь в написании книги, а также моим рецензентам – доктору филологических наук, профессору ОмГУ Л.О. Бутаковой, доктору филологических наук, профессору ОмГПУ Н.А. Павловой за внимательное прочтение книги, высказанные замечания и советы.

Список принятых в монографии сокращений

ИС – интеллектуальная сфера

КОВ – косвенное оценочное высказывание

НС – нравственная сфера

ОВИПЧ – оценочные высказывания об интеллектуальных проявлениях человека

ОЧ – образ человека

ПОВ – прямое оценочное высказывание

ПОВ-К – прямое оценочное высказывание, косвенно характеризующее человека

ФС – физическая сфера

ЯКМ – языковая картина мира

Введение

О феномене человека говорят и спорят ученые и простые обыватели, ему посвящены научные трактаты и наивные суждения. Воистину «человек всегда был и будет любопытнейшим явлением для человека» (В.Г. Белинский).

Любой человек выступает одновременно и объектом, и субъектом познания: он «знает о себе, что он – предмет, достойный самого пристального внимания» (Бубер, 1988), и одновременно ощущает себя существом, способным заглянуть в тайны человеческого, понять, описать, оценить себе подобного и самого себя.

Копилка знаний о человеке вмещает научные сведения о нем, добытые анатомией, физиологией, генетикой, экологией, психологией и другими науками, и обыденные, наивные представления, воплощенные в языке.

Первичность наивных языковых знаний о человеке неоспорима. Обыденное сознание было обращено к человеку много раньше, чем им заинтересовалась наука: «оно было обращено к нему с тех незапамятных времен, когда человек выделил себя из мира природы в качестве вида – homo sapiens, а затем из коллектива – в качестве индивида (Арутюнова, 1999 а, с. 325). Не случайно в связи с этим, что из всех зародившихся научных дисциплин, стремящихся познать феномен человека, именно языкознание оказалось ближе к объекту изучения: «человек думает, чувствует и живет только в языке» (Гумбольдт, 1985, с. 378), и, следовательно, как отмечал В.В. Виноградов, проблемы человека должны изучаться по данным языка.

Если такие антропологические науки, как биология, социология, психология, заняты по преимуществу изучением человека как одного из объектов в мире объектов и, следовательно, исследуют те или иные стороны человека, то философия и лингвистика подходят к человеку и с позиций его субъективного начала, внутреннего существования (Бердяев, 1999, с. 22). Вообще язык и языковая деятельность – это явления внутреннего, индивидуально-психологического порядка, и в этом смысле языкознание занимается «внутренним человеком» (об этом говорили в свое время А.А. Потебня, Д.Н. Овсянико-Куликовский, Бодуэн де Куртенэ, А.А. Шахматов, Фердинанд де Соссюр и др.).

Идея антропоцентричности языка и языкознания стала ключевой в современной лингвистике. «Язык насквозь антропоцентричен, – пишет Н.Д. Арутюнова. – Присутствие человека дает о себе знать на всем пространстве языка, но более всего оно сказывается в лексике и синтаксисе – семантике слов, структуре предложения и организации дискурса» (Арутюнова, 1999, с. 3).

Не случайно в связи с этим, что антропологическая проблематика весьма активно и продуктивно разрабатывается в первую очередь в лексико-семантических, семантико-синтаксических, семантико-прагматических исследованиях. Так, семасиологи ставят в центр внимания значения слов и словосочетаний, которые используются для называния, номинации предметов и явлений действительности (Ю.Д. Апресян, Н.А. Лукьянова, Е.Ф. Петрищева, Е.М. Вольф, Б.А. Успенский, В.Н. Телия и мн. др.); грамматисты исследуют грамматический строй языка в системе его функций, в его функционировании при взаимодействии с элементами окружающей среды (И.И. Ковтунова, Н.Д. Арутюнова, Т.В. Булыгина, Н.Ю. Шведова, А.П. Сковородников и мн. др.); жанроведы изучают речевую деятельность человека, его речевое поведение, закономерности использования языка и его проявления в разных ситуациях общения (А. Вежбицкая, Т.В. Шмелева, О.С. Иссерс и мн. др.).

Сегодня мы можем говорить о том, что вслед за сравнительно-исторической научной парадигмой, в русле которой язык исследовался в XIX веке, и продолжающей существовать в настоящее время системно-структурной парадигмой, при которой внимание ориентировано на предмет, вещь, имя, а следовательно – на слово, сформировалась новая научная парадигма – антропоцентрическая, переключившая интересы исследователя с объектов познания на субъекта – т. е. на анализ человека в языке и языка в человеке.

В последние десятилетия XX века появился цикл монографий, выполненных в русле антропологической лингвистики и привнесших новые установки и цели исследования языка, новые ключевые понятия и методики: сборники «Роль человеческого фактора в языке» и «Человеческий фактор в языке» под ред. Б.А. Серебренникова (1988–1992), труды Ю.Д. Апресяна (1995), Н.Д. Арутюновой (1999), Э. Бенвениста (1974), Г.В. Колшанского (1975), Ю.Н. Караулова (1976) и других ученых, коллективный труд филологов и философов ОмГУ «Язык. Человек. Картина мира» под ред. М.П. Одинцовой (2000) и др. (см. также обзор лингвоантропологических исследований омских русистов: Одинцова, 2002).

Справедливости ради надо сказать, что попытки «встроить» человека в язык начали осуществляться еще в период зарождения философско-психологического направления в языкознании. Первые шаги в этом плане сделаны В. фон Гумбольдтом, высказавшим в 1795 году идею о построении «сравнительной антропологии», приобретшую конкретное содержание в его теории языка (Гумбольдт, 1984). Называя язык «интеллектуальным инстинктом», Гумбольдт подчеркивал тем самым уникальность антропологического феномена. Позднее А.А. Потебня выдвинул в своих трудах концепцию, согласно которой факты языка и искусства есть последний результат глубинной внутренней деятельности души и ума человека (Потебня, 1958), а его ученик Д.Н. Овсянико-Куликовский в сугубо психологическом духе решал проблему причины и результата языковых образований (Овсянико-Куликовский, 1989).

О языке в человеке говорил и И.А. Бодуэн де Куртенэ, настаивая на существовании языка «только в индивидуальных мозгах, только в душах, только в психике индивидов или особей, составляющих данное языковое сообщество».

Антропологический принцип характерен для лингвистических концепций зарубежных исследователей Э. Бенвениста и Ш. Балли. Крупнейшими пропагандистами антропологического подхода в отечественном языкознании XX века являются В.В. Виноградов, Ю.С. Степанов, Ю.Н. Караулов, Н.Д. Арутюнова, Б.А. Серебренников.

Решить сложную проблему функционирования языка и роли человеческого фактора в языке средствами только одной лингвистики оказалось невозможно, и поэтому языковедческая наука призвала на помощь данные других «человековедческих» наук: этнографии, психологии, социологии, культурологии и т. д. И сегодня проблема человека успешно решается такими междисциплинарными направлениями, как этнолингвистика (Н.И. Толстой, В.Н. Топоров, В.В. Иванов), этнопсихолингвистика (Ю.А. Сорокин, Н.В. Уфимцева, И.Ю. Марковина, А.Н. Крюков), социолингвистика (Н.Б. Мечковская), лингвострановедение (Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров), лингвокультурология (В.Н. Телия, Ю.С. Степанов, Н.Д. Арутюнова, В.А. Маслова). Каждая из названных наук ставит в центр своего внимания человека в том или ином аспекте. Например, этнолингвистика сосредоточивается на изучении связей человеческого языка с народными обычаями; социолингвистику интересуют особенности языка разных социальных и возрастных групп; этнопсихолингвистика устанавливает, как в речевой деятельности проявляются элементы поведения человека, связанные с определенной традицией, анализирует различия речевого поведения носителей разных языков; лингвокультурология «ориентирована на культурный фактор в языке и на языковой фактор в человеке» (В.Н. Телия).

Одной из инноваций в лингвистике последней трети XX века является когнитивная лингвистика. Вообще когниция, познание, разум были предметом внимания с незапамятных времен (XX век прошел под знаком когниции). Когнитивизм – система взглядов, согласно которым человек должен изучаться как система переработки информации, а поведение человека должно описываться и объясняться в терминах внутренних состояний человека (Демьянков, 1994, с. 17).

Когнитивная лингвистика – направление, в центре внимания которого находится язык как общий когнитивный механизм. В сферу жизненных интересов когнитивной лингвистики входят «ментальные» основы понимания и продуцирования речи с точки зрения того, как структуры языкового знания представляются («репрезентируются») и участвуют в переработке информации (Ч. Филлмор, У. Чейф, Дж. Лакофф, М. Джонсон).

Антропологический принцип в разных своих реализациях стал методологической основой современной лингвоантропологии, которая оперирует такими терминами и понятиями, как «языковая картина мира» (ЯКМ), «образ (фрагмент) ЯКМ»; «образ человека (ОЧ) В ЯКМ», а также определяется нетерминологическими описательными выражениями «роль человеческого фактора в языке» (Б.А. Серебренников и др.), «человек в языке» (Э. Бенвенист), «человек и его язык» (Р.А. Будагов), «язык и мир человека» (Н.Д. Арутюнова), «мир человека в языке» (В.В. Колесов), «язык-человек – картина мира» (М.П. Одинцова).

В отечественном языкознании последних лет заметно активизировалось внимание к проблеме ОЧ в русской ЯКМ. Исследуется репрезентация в языке отдельных частей, атрибутов, органов человека: ума, души, сердца, зрения, обоняния и др. (М.П. Одинцова, Е.В. Урысон, Н.В. Орлова, Е.В. Гейко, М.В. Пименова, О.В. Коротун, Н.А. Седова, Н.Д. Федяева, Л.Б. Никитина). Такое анатомирование языкового ОЧ оправдано сложной организацией объекта исследования, многообразием человеческих проявлений в реальной жизни. Человек мыслится и исследуется с внутренней и внешней сторон. При этом «мир души» привлекает лингвистов в большей степени и в силу своей «природной» специфичности, и в силу оригинальности отражения в языке. Так, семасиологи отмечают такую языковую универсалию: внутренний мир человека субъективно уподобляется внешнему (моделируется и образно описывается по типу пространственно-временной модели внешней действительности). (Арутюнова, 1999, с. 6–8).

Надо сказать, само понятие «внутренний человек» сформировалось давно и первоначально нашло отражение в философии (вспомним рассуждения Аристотеля о человеке) и поэтике (возникновение этого понятия связывается с творчеством немецких, а затем русских романтиков).

Способность человека возвышаться над собой (Бердяев, 1999, с. 25) и над внешним миром и в то же время уподоблять свой внутренний мир внешнему замечена всеми, кто пытается постичь и описать феномен человека: философами, писателями, поэтами, лингвистами, филологами; последние исследует языковой образ внутреннего человека, обращаясь к художественным текстам тех авторов, для которых «мир души» стал главным предметом творчества (например, см.: Эткинд, 1999).

Мыслители прошлого и настоящего, пытаясь определить «глубину» и специфику человека, видели и видят их в разуме – некой внутренней природной силе, которая однажды зародилась на земле (см.: Мамардашвили, 1991, с. 17).

Человек только тогда отдалился от животного, когда он обрел интеллект, и с той поры человек стал не только объектом, но и субъектом, обрёл «своё существование в себе», с той поры «примат принадлежит духовному» (Бердяев, 1999, с. 283–289). Безусловно, что все в человеке – от разума. «Интеллект остается таковым даже тогда, когда ему отведена отрицательная роль» (Фромм, 1991, с. 12).

Актуальность обращения к репрезентации этой ипостаси человека в языке несомненна. Homo sapiens – это центральный фрагмент «целостного» человека в ЯКМ, определяющий прежде всего «внутреннего человека». Этому фрагменту посвящены исследования современных лингвистов, выполненные в русле семасиологического подхода к языковому материалу.

Ю.Д. Апресяном осуществляется лексико-семантическое описание образа homo sapiens в рамках целостного анализа ОЧ по данным языка (Апресян, 1995); Е.В. Урысон обращается к одной из фундаментальных способностей человека и анализирует толкование слова ум носителями русского языка (Урысон, 1995); Т.В. Бахвалова исследует особенности характеристики интеллектуальных способностей человека лексическими и фразеологическими средствами языка (Бахвалова, 1993); И.В. Бурноc сосредоточивает внимание на лингвокультурологическом анализе фразеологизмов, выражающих признаки интеллекта (Бурнос, 2000); М.В. Пименова, делая объектом описания языковые наивные картины внутреннего мира человека, рассматривает концепт ум с позиций этногерменевтического подхода (Пименова, 1999).

Наше исследование, целью которого является лингво антропологическое моделирование образа homo sapiens в русской ЯКМ, отличается комплексностью подхода к языковому материалу. Для адекватного и полного описания языкового образа homo sapiens мы обращаемся к языковым единицам разных уровней (лексического, синтаксического, прагматического), каждый из которых дает важную информацию о том, как объективированы в языке представления говорящих о homo sapiens.

Интеллектуальная сфера человека в первую очередь отражена в лексике и фразеологии. Этот уровень материала дает возможность описать лексико-семантический потенциал языковых единиц, характеризующих человека как разумное существо.

Лексемы и фразеологизмы интеллектуальной сферы (ИС) входят в синтаксические структуры, которые также участвуют в репрезентации образа homo sapiens, реализуя свои семантические возможности.

Синтаксические структуры, воплощаясь в речи, обретают дополнительные коммуникативно обусловленные (прагматические) смыслы.

Таким образом, каждый уровень материала (лексико-фразеологический, синтаксический, прагматический) содержит определенные сведения об образе homo sapiens: человек разумный имеет свои номинации в языке; эти номинации входят в синтаксические структуры, которые находят свое воплощение в речевых произведениях (высказываниях), где и концентрируются знания и представления говорящих о homo sapiens, отражающие национально-культурные стереотипы.

Исходя из этого, можно утверждать, что средоточием всей информации о языковом образе homo sapiens является высказывание и, следовательно, лингвоантропологическое моделирование этого образа необходимо осуществлять через анализ высказываний о homo sapiens.

Комплексный (интегративный, многоаспектный) подход к высказыванию, согласно которому описание прагматики должно предваряться семантическим описанием, которое в свою очередь опирается на синтаксис (Кифер, 1985, с. 334), признается в современной лингвистике перспективным. Этот подход заключается во всестороннем анализе высказывания и – разнообразными методами.

Идеями интегрирования синтаксического, семантического и прагматического описания высказывания руководствуются многие современные лингвисты. Особое звучание приобрели тесные взаимоотношения семантики и прагматики. Дж. Лич называет три способа установления этих взаимоотношений: во-первых, "уподобление" семантики прагматике (поздний Л. Витгенштейн, Дж. Остин, Дж. Серль); во-вторых, "уподобление" прагматики семантике ("перформативная гипотеза" – Дж. Росс, Дж. Лакофф, Дж. Садок); в-третьих, "комплиментаризм" (взаимодополнение) семантики и прагматики (Leech, 1983, с. 6–10). Исследования высказываний современными отечественными лингвистами отражают, в основном, комплиментарный способ взаимодействия двух дисциплин.

Семиотический подход к высказываниям об интеллекте привлекает нас тем, что он предполагает интеграцию представлений о homo sapiens, репрезентированных разными языковыми и неязыковыми средствами, а такая интеграция и нужна для адекватного моделирования ОЧ разумного в ЯКМ.

Моделирование как способ познания лингвистических объектов широко используется в языкознании, в том числе и применительно к фрагментам ЯКМ (см: Бутакова, 2001, с. 39). Выбор метода моделирования обусловливается, как правило, неосязаемостью объекта, познание которого требует осуществления определенного набора операций, «которые могли бы обеспечить наблюдаемые преобразования входных данных в выходные» (Фрумкина, 1974, с. 11). Языковой ОЧ – это неосязаемый объект, который мы стремимся познать, наблюдая за тем, как человек (в нашем случае – homo sapiens) «входит» в язык и что являет собой «на выходе».

Как известно, модель в языкознании трактуется двояко: во-первых, как "искусственно созданное лингвистом мысленное устройство, воспроизводящее, имитирующее своим поведением (обычно в упрощенном виде) поведение какого-либо другого ("настоящего") устройства (оригинала) в лингвистических целях"; во-вторых, как "образец, служащий "стандартом для массового воспроизведения" (в этом смысле понятие модель приравнивается к понятиям тип, схема, структура, парадигма и т. п.) (ЛЭС, 1990, с. 304–305).

Говоря о возможности моделирования ОЧ разумного в русской ЯКМ посредством комплексного анализа высказываний об интеллекте, мы имеем в виду создание модели в первом значении: создание мысленного устройства, в которое войдут те знания и представления о homo sapiens, которые объективированы русским языком.

Лингвоантропологическое моделирование образа homo sapiens осуществляется нами поэтапно, по принципу "от менее сложного к более сложному", "от частного к обобщенному". Комплексный подход к высказываниям об интеллекте предусматривает следующие этапы моделирования образа homo sapiens по данным языка: 1) анализ лексико-семантического поля "интеллект"; 2) выделение семантических базовых моделей высказываний об интеллекте (здесь термин модель употребляется во втором его значении); 3) семантико-прагматическое описание высказываний о homo sapiens.

Если анализ лексики ИС – это описание языковых знаков, которыми располагает язык, а выделение базовых семантических моделей – определение частотных знаковых комбинаций, то прагматический анализ высказываний – это выявление того, как отдельные языковые знаки (лексемы) и знаковые выражения (пропозиции) проявляют себя в коммуникативной ситуации и какие смыслы сохраняют, теряют и обретают в зависимости от нее. Семиотический подход в сочетании с дискурсивным, предполагающим учет экстралингвистических (социокультурных, психологических, ситуативнопрагматических) и паралингвистических (мимика, жесты, фонационные средства) факторов, участвующих в формировании смысла высказывания, позволит адекватно смоделировать образ homo sapiens в русском языке.

В ходе сбора эмпирического материала исследования – высказываний о человеке разумном, использованных в разных коммуникативных условиях, – было замечено, что в данных речевых произведениях преобладает такая модусная категория, как оценка. Это подтверждает неравнодушие говорящих к интеллектуальным проявляениям человека: касаясь темы интеллекта, говорящие не могут в той или иной мере избежать его оценки.

Оценка в высказывании дает информацию о человеке не только как об объекте, но и как о субъекте, то есть высвечивает ОЧ с двух позиций: человек в языке и язык в человеке. За счет такого совмещения двух плоскостей вырисовывается целостный образ, в котором homo sapiens-говорящий и homo sapiens-объект оценки взаимодополняют друг друга. Homo sapiens немыслим без аксиологической деятельности: оценивает он и оценивают его.

Все это дало нам основание избрать в качестве материала исследования оценочные высказывания (как те, в которых оценочная интенция является доминирующей, так и те, в которых она, не будучи доминирующей, взаимодействует с другими целями говорящего). Наличие оценочной интенции определялось с опорой на ситуативный контекст и интуицию исследователя.

Было замечено, что оценочные высказывания об интеллектуальных проявлениях человека (ОВИПЧ) – это высказывания разных речевых жанров.

При выявлении типичных для ОВИПЧ речевых жанров нами учитывалась как природа оценки (наличие знака положительности или отрицательности), так и сопутствующие оценке цели говорящего. Так, положительная оценка соотносится с речевым жанром одобрения, отрицательная – с речевым жанром порицания – теми речевыми жанрами, цель которых – «изменить самочувствие участников общения, соотнося их поступки, качества и все другие манифестации с принятой в данном обществе шкалой ценностей» (Шмелева, 1997, с. 92) В то же время одобрение и порицание пересекаются с речевым жанром портретирования, целью которого является создание ОЧ через выделение его характерных и отличительных признаков (см.: Седова, 1999 а, с. 94).

Таким образом, лингвоантропологическое моделирование языкового образа homo sapiens осуществляется нами через комплексный подход к ОВИПЧ: материал изучается в синхронном аспекте на разных уровнях языковой системы с дискурсивной точки зрения.

Учитывая неразрывную связь национального языка и национальной культуры, можно говорить о том, что образ homo sapiens в русском языке – это национальный ОЧ как носителя культурных традиций, и следовательно, при его изучении и описании неизбежен лингвокультурологический подход.

Глава 1
Теоретические основы исследования

1.1. Языковая картина мира. Языковой образ человека

Базисным понятием теории человека стало для лингвистов понятие картины мира, выдвинутое на рубеже XIX–XX веков физиками. Картина мира как целостный глобальный образ мира, являющийся результатом духовной деятельности человека (Серебренников, 1988, с. 19), была осознана с позиций научного и практического видения человеком процессов, происходящих в окружающей действительности. Вся совокупность знаний об окружающем, в том числе и о человеке как субъекте и объекте познания, и есть целостная картина мира.

В языке отражены результаты практического, художественного, технического, научного познания мира человеком. При этом нельзя не учитывать, что наивная ЯКМ возникла намного раньше научной картины мира: homo sapiens начал формировать представления о мире и о самом себе и облекать их в языковую мифопоэтическую, религиозно-мифологическую форму еще до зарождения науки и соответственно формирования ЯКМ.

Между целостной концептуальной картиной мира как системой образов мира и знаний о мире (куда входят и научные, и языковые знания), с одной стороны, и ЯКМ (куда входит и научная ЯКМ, и наивная ЯКМ) – с другой, существуют сложные отношения, взаимосвязь и взаимопроникновение. Безусловная связь, взаимопроникновение, наслоение, пересечение характерны и для научной ЯКМ и наивной (обыденной, ненаучной) ЯКМ. Ср.: Смотри, молния сверкнула – сейчас дождь будет… Парит-то как! Дышать нечем (из разговора) – Молния (мгновенный разряд скопившегося атмосферного электричества в воздухе; влекущее за собой грозу атмосферное явление) наблюдается в жаркую погоду при бурной конденсации водяного пара над перегретой сушей (из научной литературы); Сегодня тепло – снег тает (из разговора). Под влиянием тепла снег обращается в жидкое состояние (из научной литературы). Иными словами, обыденное сознание не лишено научности, наивная ЯКМ не исключает реалистических представлений об окружающей действительности, а наука, базируясь на опыте, наблюдениях, не лишена элементов обыденного сознания.

Безусловно, «концептуальная картина мира богаче языковой картины мира, поскольку в ее образовании, по всей видимости, участвуют различные типы мышления» (Михайлова, 1972, с. 107). В то же время «язык не мог бы выполнять роль средства общения, если бы он не был связан с концептуальной картиной мира» (там же).

Итак, определение базисного понятия теории человека в лингвистике выглядит так: картина мира – это «взятое в своей совокупности все концептуальное содержание языка» (Караулов, 1976, с. 245).

ЯКМ, представляющая собой образы мира, запечатленные в семантике языка, основана, таким образом, на материалистических и идеалистических представлениях его носителей, представлениях не всегда научно оправданных, часто противоречивых, неполных, а порой и ошибочных (см.: Колшанский, 1990).

Язык вообще «не стремится к абсолютно точному описанию обозначаемого им предмета», он «создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка; в соответствии с ним язык и должен изучаться» (Бенвенист, 1976, с. 15). Этот постулат, сформулированный Э. Бенвенистом, стал идейным кредо ученых-лингвистов, сосредоточивших свое внимание на особенностях национальных ЯКМ, репрезентации образов мира в том или ином языке.

Центральным образом, фрагментом, ЯКМ, безусловно, является ОЧ. Проблема ОЧ в русской ЯКМ начала разрабатываться в конце XX века (Апресян, 1995; Арутюнова, 1999 а, Одинцова, 1991; 1994; 2000; Седова, 1999 и др.).

Исследователи отмечают, что языковой ОЧ не сводим к той концептуальной информации, которую можно извлечь из словарной статьи типового словаря русского языка: «Живое существо, обладающее даром мышления и речи, способностью создавать орудия и пользоваться ими в процессе общественного труда» (Ожегов, 1984, с. 763). Семантические реалии языка развивают иное представление о человеке, формируемое обыденным, наивным сознанием. В обыденном сознании и в языковом менталитете (в семантике языковых единиц и их объединений) человек ассоциируется и соизмеряется со Вселенной или с центром Вселенной, в конечном счете – со всем окружающим и включающим homo sapiens мирозданием (Одинцова, 1994, с. 73). «Стремление ставить человека в центр Вселенной восходит к эллинской традиции» (Караулов, 1976, с. 250).

М.П. Одинцова, проанализировав описания человека в современной русской речи, художественной и нехудожественной, доказывает, что содержание понятия «человек» в языке значительное шире того, что мы находим в определениях толковых словарей:

человек – это множество лиц, ипостасей, органов и квазиорганов, частей и квазичастей, условно наделяемых активностью и многими другими качествами двойников, alter ego личности (см.: Одинцова, 1994);

человек – это вещь, предмет и, следовательно, некое пространство, физическое и духовное, в пределе – вселенная, космос или, точнее, центр двух вселенных – внешней, природной, и внутренней, духовной (см.: Одинцова, 1991);

человек – это властелин мира, хозяин, распорядитель всего живого и неживого, включая самого себя, свое тело и душу. Об этой же черте языкового менталитета можно сказать иначе: все, что осваивается и присваивается человеческой мыслью, становится принадлежностью, частью, собственностью человека (в реальном и виртуальном мире);

человек – творец и преобразователь мира, многих вещей в нем, самого себя, языка, другого человека, равный – в пределе – по созидательной компетенции и талантам божеству, демиургу, он поистине «мера всех вещей»;

человек – судья и пророк, оценивающий все и вся, всевидящий, наделенный разумом и сверхразумом, чувствами и сверхчувствами, чудо создания, гений, «венец природы», сознающий и использующий этот дар всеведения (см. антропоцентрическую интерпретацию эгоцентрических, в том числе оценочных (субъективно-эмотивных), значений языковых единиц: Вольф, 1985; Телия, 1996; Проблемы структурной лингвистики, 1982. М., 1984);

человек и мир – одно и то же: человек тождествен миру, всему, что входит и может войти в сферу его жизнедеятельности и сознания, что в той или иной степени зависит от него и от чего зависит он сам. Верно и обратное: мир тождествен человеку. Образы мира и человека взаимноизоморфны (Телия, 1987);

человек – воплощение и средоточие противоположностей, сил, субстанций, качеств, находящихся в отношениях противоборства, конфликта и вместе с тем диалектического единства, притяжения, взаимодействия и взаимоперехода. Человек – воплощение добра и зла, силы и слабости, простоты и сложности, величия и ничтожества, он Бог и дьявол, царь и раб, бессмертная субстанция духа и в то же время тленная земная плоть, он ангелоподобен и звероподобен, разум в нем, сознательное начало, сосущестует и борется с чувством, стихией подсознания, животными инстинктами (Одинцова, 2000, с. 9).

Свойственные «широкой публике» представления о человеке – это область знания, о которой рассуждают самые разные люди: специалисты в области проблем человека и обыватели, философы и домохозяйки, мечтатели и реалисты, ученые и невежды – все без исключения пользуются неотъемлемым правом говорить о себе и себе подобных.

Все не претендующие на научную истину высказывания человека о самом себе и/или о других людях, о человеке вообще позволяют утверждать, что целостный, глобальный человек, точнее, – образ такового человека – это все, что люди о себе и себе подобных знают, воображают и в принципе могут вообразить, ассоциируя себя не только с ближайшей действительностью, но и легко переносясь мыслью в иные, возможные и невозможные, миры, превращаясь мысленно в кого угодно и что угодно обращая в свое подобие (Одинцова, 1994, с. 73).

Итак, есть основание согласиться с М.П. Одинцовой, что образ человека в языковой картине мира – это концентрированное воплощение сути тех представлений человека о человеке, которые объективированы всей системой семантических единиц, структур и правил того или иного языка (Одинцова, 2000, с. 8).

Если определять ЯКМ и ОЧ в лингвокультурологическом и этнолингвистическом ракурсах, то необходимо отметить, что и ЯКМ, и ОЧ в ней отражают определенный способ восприятия и концептуализации мира, характерный для национальной культуры. Н.Д. Арутюнова замечает: «Мир для современного человека двойственен. Он распадается на Универсум, или Чуждый мир (ср. «Оно» М. Бубера, «Antre» французских экзистенциалистов) и мир человеческого существования, «наличного бытия» (ср. «Dasien» М. Хайдеггера). Первый бесконечен, безграничен, но (в принципе) исчислим. Второй ограничен, конечен, но неисчислим. В Универсуме все подчинено законам, единым для всех. В мире человека царствует его величество случай: представления человека о жизни национально специфичны. Естественный язык отражает мир человека в национально специфических вариантах (Арутюнова, 1995, с. 33). Добавим, что и ОЧ в том или ином языке отражает черты национального мировосприятия и понимания человеческой природы. Представители разных национальных культур перерабатывают информацию о мире по-разному. «Разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее» (Гумбольдт, 1985, с. 154). С одной стороны, выражаемые в национальном языке значения складываются в некую коллективную философию, которая оказывается неотъемлемой чертой мировосприятия носителей языка, с другой – всякий язык есть закрепленные знания о мире и человеке в соответствии со спецификой сознания национально-языкового коллектива.

Картина мира и ОЧ применительно к языку не могут быть адекватно описаны вне национально-культурного контекста.

Лингвокультурология знает два подхода к проблеме взаимосвязи языка и культуры. Суть первого подхода заключается в том, что язык и культура – это движение в одну сторону. Поскольку язык отражает действительность, а культура есть неотъемлемый компонент этой действительности, с которой сталкивается человек, то и язык есть зеркало народной культуры (Б.А. Серебренников, Г.В. Колшанский, Р.М. Фрумкина, С.А. Атановский, Г.А. Брутян, Е.И. Кукушкин, Э.С. Маркарян). В рамках второго подхода к интерпретации взаимоотношений языка и культуры выдвигается гипотеза лингвистической относительности, согласно которой язык обусловливает способ мышления говорящего на нем народа и способ познания мира зависит от того, на каком языке мыслят познающие субъекты (Э. Сепир, Б. Уорф).

И в том, и в другом подходе есть, на наш взгляд, рациональное зерно. Язык (равно как и картина мира, и образы мира, отраженные в нем) – это часть культуры говорящего на нем народа. В то же время язык в результате длительного исторического развития формирует некие культурные коды (ключевые слова, ставшие общеупотребительными, частотными; устойчивые выражения – фразеологизмы, пословицы, поговорки), позволяющие говорящим на данном языке осознавать действительность определенным образом. И в этом смысле язык влияет на видение мира, на картину мира и образы мира в сознании людей.

Отношения между языком и культурой могут рассматриваться как отношения части и целого. Язык может быть воспринят как компонент культуры и как орудие культуры (что не одно и то же). Однако язык в то же время автономен по отношению к культуре в целом, и он может рассматриваться как независимая, автономная семиотическая система, то есть отдельно от культуры, что делается в традиционной лингвистике (Толстой, 1991, с. 16).

Безусловно, ОЧ в языке не может быть адекватно исследован только в рамках традиционной лингвистики (впрочем, такая проблематика и не была для нее главной), без учета национально-культурных, социально-психологических и иных факторов, оказывающих влияние на язык и речевую деятельность. Можно утверждать, что проблема языкового ОЧ обречена на междисциплинарность, на разнообразие методических подходов и приемов в силу сложности самого объекта изучения – человека – и интерпретатора этого объекта, коим также является человек.

1.2. Языковые ипостаси человека

Разные лингвистические направления (дисциплины), сформировавшиеся внутри антропологической парадигмы, изучают человека в разных проявлениях, ипостасях. В реальной жизни этим ипостасям, ролям, «маскам», параметрам человека несть числа. Все они получают в языке наименования, некоторые из этих номинаций-определений выделяют в человеке главное – сущность: человек разумный, человек биологический, человек социальный, человек моральный и т. д. (Одинцова, 2000 а, с. 25). Однако не все ипостаси человека являются языковыми, поскольку не все они определяют строй языка и речи. И, следовательно, не все они становятся предметом изучения в лингвистике.

В ряду языковых ипостасей человека в первую очередь следует назвать интеллектуальную – homo sapiens, поскольку язык, будучи средством общения людей между собой, неразрывно связан с мышлением, человеческим разумом. Еще М.В. Ломоносов, рассуждая о предназначении человеческого языка, замечал его интеллектуальную первооснову: «По благороднейшем даровании, которым человек прочих животных превосходит, то есть правителе наших действий – разуме, первейшее есть слово, данное ему для сообщения с другими своих мыслей» (курсивы наши – Л.Н.). («Российская грамматика» 1755 г.). Интеллектуальная языковая ипостась человека как мыслящего существа подчеркивается в известном определении предложения, данном В.В. Виноградовым: «Предложение – это грамматически оформленная по законам данного языка целостная единица речи, являющаяся главным средством формирования, выражения и сообщения мысли» (курсив наш – Л.Н.).

Интеллект, разум – уникальный параметр человека как высшего творения природы, определяющий все его проявления, в том числе языковые и речевые. Зачатки интеллекта проявляются и у животных (см. об этом: Сеченов, 1947), но их сообразительность, умение мыслить – это лишь первичная фаза в развитии мышления, фаза доречевая (Выготский, 1982, с. 76–77). В отличие от животных человек (разумное животное, как определил его Аристотель) обладает иными формами отражения действительности – не наглядным чувственным, а отвлеченным рациональным опытом. Такая способность и характеризует сознание человека, отличая его от психики животных. Способность человека переходить за пределы наглядного, непосредственного опыта – фундаментальная особенность его сознания (Серебренников, 1988, с. 162).

Возникновение естественного человеческого языка неразрывно связано с возникновением человека (homo sapiens), и этот неоспоримый факт выдвигает интеллектуальную ипостась на первое место среди всех других языковых ипостасей человека и делает ее определяющей все языковые и речевые проявления homo sapiens.

Интеллект – это то благо, которое «создало» человека, и, следовательно, он присутствует во всех человеческих действиях, поступках, состояниях, о чем свидетельствуют многочисленные исследования человеческой природы, относящиеся к самым разным областям науки.

Человек разумный (homo sapiens) в течение жизни усваивает и накапливает информацию, которая обретает форму знаний, затем пользуется этими знаниями в ходе речевого общения. Когнитивная лингвистика, которая изучает репрезентацию этих знаний в языке, по сути дела и обращена к интеллектуальной языковой ипостаси человека (Демьянков, 1994; Кибрик, 1994; Новое в зарубежной лингвистике, 1988 и др.).

Homo sapiens реализует себя в контакте с другими разумными существами. Одна из форм такого контакта – речевая коммуникация, в которой человек предстает либо в роли активного субъекта общения (говорящего, отправителя информации), либо в роли пассивного субъекта (слушающего, получателя информации). Эти роли человека общающегося (homo communicans) очень подвижны: одна «маска» в процессе общения сменяет другую. При этом роль говорящего является ведущей, определяющей разнообразные коммуникативные категории высказывания как единицы речевого общения (целевые установки, модальность, время, эксплицитность\имплицитность сообщения и т. д.). Коммуникативной языковой ипостаси человека посвящены многочисленные исследования, выполненные в русле коммуникативной лингвистики (Норман, 1994; Золотова, 1982; 1998; Богданов, 1990 и др.).

Ученые, занимающиеся проблемами речевой коммуникации, отмечают, что коммуниканты используют в процессе общения необходимую базу знаний, которая включает знания языковые и неязыковые. К языковым знаниям относятся знание грамматики (с фонетикой и фонологией), дополненное знанием композициональной и лексической семантики; знания принципов речевого общения. Внеязыковые знания – это знания о контексте и ситуации, знания об адресате, а также знания о мире: о событиях, состояниях, действиях, процессах и т. д. – так называемые общефоновые знания (см.: Новое в зарубежной лингвистике, 1988, с. 7).

Фоновые знания («обоюдное знание реалий говорящим и слушающим, являющееся основой языкового общения») (Ахманова, 1966) – это «культурно-исторический багаж, разделяемый людьми, выросшими в одинаковых условиях (Верещагин, Костомаров, 1976, с. 28). «Участники общения должны иметь до известной степени общую социальную историю. Под социальной историей человека понимаются те его характеристики, которые у него возникают в результате воспитания в пределах определенной социальной группы или – шире – языковой общности. Сюда относится поведение человека, система его мировоззренческих взглядов, оценок, эстетических вкусов и – самое главное – большая часть его знаний» (Верещагин, 1969, с. 13). Фоновые знания – это результат присвоения человеком материальных и духовных ценностей, которые составляют национальную культуру. Homo communicans, таким образом, является носителем национально-культурных традиций, от которых зависит как строй языка общения, так и форма и содержание речи.

Национально-культурная ипостась так же, как интеллектуальная и коммуникативная, является неотъемлемой языковой ипостасью человека. Она изучается лингвокультурологами и этнолингвистами, а также всеми, кто исследует язык в его связи с культурными традициями народа (Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров, Б.А. Успенский, Н.И. Толстой и мн. др.).

Homo sapiens в процессе общения (в роли homo communicans) выбирает, что, кому, зачем и как сказать, и этот выбор предполагает творческий поиск говорящим наиболее эффективных, с его точки зрения, способов выражения мысли. Иными словами, человек по отношению к языку проявляет себя как творец (языкотворец, речетворец). Особую значимость «всеобщее языкотворческое начало в человеке» (В.ф. Гумбольдт), или языкотворческая, речетворческая ипостась, приобретает в тех случаях, когда творчество является необходимым атрибутом профессии, например, в литературной деятельности и журналистике (Одинцова, 2000 а, с. 25–26).

Процесс и результаты выбора формы и содержания речевых произведений находятся в центре внимания ученых-лингвистов, анализирующих различные тексты, от высказываний-реплик бытового диалога до художественных произведений (М.М. Бахтин, Б.А. Ларин, Ю.М. Лотман, В.П. Григорьев, Н.А. Кузьмина и мн. др.).

Каждый человек – индивидуальность. «И для одного человека мир совсем иной, чем для другого, иным представляется» (Бердяев, 1991, с. 48). В соответствии со своими, индивидуальными, представлениями каждый конкретный человек выражает (портретирует) себя в общении с окружающими. Самовыражение человека в процессе речевой коммуникации происходит самопроизвольно, независимо от воли говорящего. Притворство, надевание чужих «масок», всякого рода самоконтроль, если и возможны, то явления временные, поскольку противоречат самой природе человека, которую Н.А. Бердяев называл духом свободы. Человек свободен в своих речевых проявлениях, и эта свобода дает ему возможность проявить себя в ипостаси «языковая личность», «языковая индивидуальность». Данная роль (ипостась) человека – характерологическая — непременно «исполняется» им в каждом коммуникативно-речевом акте: человек вносит и в содержание, и в форму, и в манеру речи индивидуально и (или) социально типическое, характерное. Например, крестьянин говорит не так, как учитель, – даже если они живут рядом, в одной деревне; дети и взрослые пользуются разными регистрами речи; установлено, что существенно отличается речь мужчин от речи (манеры речи) женщин; в пределе каждый человек – особый стиль (Одинцова, 2000 а, с. 26).

Мысль о существовании особого языкового мировоззрения была сформулирована еще в начале XIX века В. фон Гумбольдтом. Первое обращение к языковой личности связано с именем немецкого ученого И. Вейсгербера. Антропологическая парадигма в отечественном языкознании (В.В. Виноградов, А.А. Леонтьев, Г.И. Богин и др.) разработала и ввела в научный обиход понятие «языковая личность» (Ю.Н. Караулов).

Существование множества типов языковой личности дало основание говорить о множественности картин мира и исследовать части общеязыковой картины мира (индивидуально-авторскую картину мира, картину мира определенной социальной группы, картину мира отдельной личности), прослеживая ее «единораздельную сущность» (Лосев, 1982) (работы Н.А. Кузьминой, Л.О. Бутаковой, Е.Н. Гуц и мн. др.).

Мыслительная и познавательная деятельность человека не ограничивается отражением реальности. Будучи вовлеченными в личностную сферу человека, явления окружающего мира оцениваются, принимаются или отвергаются человеком в соответствии со сложившимися социально-культурными установками и стереотипами, личными представлениями о хорошем и плохом, добре и зле, красоте и безобразии и т. д.

В языке и речи отражается неравнодушие человека ко всему и вся в мире, стремление соизмерять мир, себя и себе подобных с идеалом – тем, каково должно быть мировое устройство и каким должен быть человек. «Мерка человека», в соответствии с которой создан и функционирует язык, это позиция человека рефлектирующего, философствующего, мучительно переживающего антиномии собственной природы (например, смерть – жизнь – бессмертие) и несовершенство мира» (Одинцова, 2000 а, с. 26). Человек аксиологический — ещё одна важнейшая языковая ипостась homo sapiens, ипостась субъектная, как все выше названные, и в то же время объектная: человек является объектом разнообразных оценок.

Оценочный аспект отражения действительности в языке изучается весьма продуктивно. Так, многоплановый анализ природы и сущности оценки, её объема и классификации, особенностей выражения осуществлен в трудах Н.Д. Арутюновой, Е.М. Вольф, Г.А. Золотовой, С.Г. Шейдаевой и мн. др. Учеными исследованы семантический потенциал оценочной лексики (Ю.Д. Апресян, Е.М. Вольф, Н.А. Лукьянова, Е.Ф. Петрищева, А.А. Уфимцева и мн. др.), различные языковые средства выражения оценки (А.В. Зубов, Т.И. Кулигина, Л.А. Сергеева, А.М. Сизова и мн. др.), синтаксические оценочные структуры (Н.А. Авганова, Н.Д. Арутюнова, В.В. Бабайцева, Е.М. Вольф, Г.А. Золотова, Т.В. Шмелева и мн. др.), прагматические характеристики оценки (И.Г. Дьячкова, О.С. Иссерс, Т.А. Боброва).

Человек как объект аксиологической языковой деятельности изучен меньше, чем человек как субъект оценки. А между тем активность человека как оценивающего субъекта породила в языке целый пласт характеризующей человека лексики, разнообразие семантико-синтаксический структур, при помощи которых можно адекватно представить языковой ОЧ.

Вообще языковой образ, в котором сфокусированы и отражены перечисленные языковые параметры человека и иные, неязыковые, человеческие «маски», это тоже ипостась, характеризующая взаимоотношения человека и языка.

ОЧ в языке-речи – это предмет высказывания, «персонаж», о котором говорят (в частном случае таким «персонажем» является сам говорящий, если, например, он рассказывает о себе). «О чем бы люди ни говорили, они обязательно – в конечном счете – характеризуют, изображают себя: свои занятия, свой досуг, свои беды и радости, профессиональные и непрофессиональные достижения и потери. Человеку свойственно персонифицировать, очеловечивать природу, то есть, говоря о ней, изображать себя; переносить ценностное (оценочное) отношение к людям на все в мире. В ЯКМ отображена, как об этом знали ещё в античности, вселенная (микрокосм) человека, в центре ее он сам, он центр и физической Вселенной, всего мироздания (разумеется, субъективно)» (Одинцова, 2000 а, с. 26).

Языковой ОЧ как объектная языковая ипостась — это продукт творческой языковой деятельности, языкового самовыражения говорящего как носителя определенных национально-культурных традиций и как личности думающей, чувствующей и оценивающей, то есть результат «работы» тех языковых ипостасей человека, которые квалифицируются как субъектные.

Иными словами, ЯОЧ – это точка, в которой пересекаются, коррелируют смыслы «человек в языке» и «язык в человеке».

1.3. Высказывание как объект лингвистического исследования

Как известно, современная лингвистика характеризуется повышением вниманием к проблемам коммуникации, в частности к проблемам, связанным с определением и характеристикой коммуникативных единиц.

В лингвистической литературе для наименования единицы речевого общения используется несколько терминов: предложение (А.А. Шахматов, В.В. Виноградов и др.), высказывание (Н.С. Поспелов, Н.А. Слюсарева и др.), фраза (Т.Б. Алисова, Ю.В. Ванников, Д.Н. Шмелев и др.), монорема (в понимании Ш. Балли). Однако чаще ученые прибегают к термину высказывание, как представляется, потому, что, в силу своей словообразовательной прозрачности (высказывание от высказать, сказать), он в большей степени отражает коммуникативную сущность синтаксической единицы, её функциональность. Понятие высказывания как «единицы речевого общения» (см.: Гак, 1990, с. 90) прочно вошло в научный обиход именно в связи с углубленным изучением функционирования языковых форм в речи.

Термин высказывание используется в лингвистической литературе в двух значениях: 1) как синоним термина речевой акт и 2) как обозначение для речевого произведения, созданного в ходе речевого акта и рассматриваемого в контексте этого речевого акта (Падучева, 1985, с. 29). При этом речевой акт понимается как целенаправленное речевое действие, совершаемое в соответствии с принципами и правилами речевого поведения (Арутюнова, 1990 в, с. 412), – то есть как процесс.

На наш взгляд, термины высказывание и речевой акт в целях теоретической конкретности не следует смешивать (считать синонимичными). Применительно к процессу, действию целенаправленного говорения лучше употреблять термин речевой акт, так как в нем присутствует сема «действие»; термин высказывание словообразовательно ближе к термину произведение (в значении продукт, результат, итог действия). Поэтому термином высказывание мы будем обозначать речевое произведение, созданное в ходе речевого акта и обусловленное им. Речевой акт мы рассматриваем как причину, а высказывание как следствие общения, учитывая их диалектическую взаимосвязь.

Высказывание определяется по отношению к понятию предложение и соотносится с ним. И.И. Ковтунова, отмечая, что «предложение, рассматриваемое с его коммуникативной стороны, принято называть высказыванием» (см.: Ковтунова, 1976), подчеркивает тем самым, что эти два понятия могут обозначать один и тот же объект, но говорить о предложении как о высказывании возможно лишь при условии выполнения им коммуникативной функции.

То, что самым существенным и отличительным признаком высказывания является коммуникативность, несомненно. Предложение соотносится с высказыванием так же, как соотносятся язык и речь. Отмечая диалектическое единство языка и речи, Фердинанд де Соссюр характеризовал язык как систему знаков и правил их комбинирования, а речь как использование знаковой системы в целях общения. Язык – это потенциал, возможность, которая реализуется, воплощается в речи. Точно так же предложение реализует себя как высказывание в определенных условиях общения. Если далее характеризовать эти два понятия по тем параметрам, по которым соотносят язык и речь, то можно говорить о том, что предложение – это статическая, абстрактная единица, в то время как высказывание динамично, конкретно.

Понятие высказывания в современном «широком» синтаксисе связано с понятием пропозиции. Термин пропозиция восходит к латинскому propositio, первоначально обозначавшему в логике суждение, а в лингвистике – предложение, то есть некоторую целостную единицу. В логике пропозиция – определенная форма мысли, утверждающая или отрицающая нечто о предмете действительности. Логическое направление в языкознании (Ш. Балли, Ф.И. Буслаев, Ю.С. Степанов, Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева, Г. Фреге и др.) сформировало новое значение термина пропозиция. В основе современной концепции пропозиции лежат идеи Г. Фреге, который отделил мысль от акта ее утверждения говорящим. Пропозицией в лингвистике стали считать не все предложение, а определенную его часть: семантический инвариант, который остается неизменным при изменении коммуникативной задачи.

Н.Д. Арутюнова определяет пропозицию как семантическую структуру, объединяющую денотативные и сигнификативные значения, из которых последнему принадлежит центральная позиция (см.: Арутюнова, 1976). То есть пропозицией является объективная семантическая константа (диктум в определении Ш. Балли, или образ, представление у Р. Декарта, или интенсионал в современной логике). Предложение в его «докоммуникативном состоянии» и есть объективное, незыблемое образование. Предложение-пропозиция надситуативно, существует в мозгу и лишь в ситуации общения обретает другую свою часть: субъективную, идущую непосредственно от говорящего и ситуации общения (модус).

Как отмечает Ю.В. Фоменко, предложение – это лингвистическая единица на уровне языка, а высказывание – лингвистическая единица на уровне речи. Предложение так относится к высказыванию, как язык – к речи, общее – к частному, абстрактное – к конкретному, возможное – к действительности, инвариант – к варианту (Фоменко, 1990, с. 71).

Термин предложение часто используется как синоним терминов модель, структурная схема, формула минимального речевого общения. Когда говорят о реализации этой формулы, схемы, модели в речи, используют термин высказывание. Очевидно, что предложение и высказывание связаны столь же тесно, как язык и речь, это в известном смысле разные стороны одного и того же явления.

С методологической точки зрения различение предложения и высказывания является оправданным, поскольку дает представление о том, в каком аспекте изучается один и тот же объект.

Однако высказывание по своему объему может быть не равно предложению. М.М. Бахтин определяет границы высказывания сменой речевого субъекта и предметно-смысловой исчерпанностью (Бахтин, 1979, с. 249–256). Такое понимание границ высказывания отвечает его природе: высказывание всегда имеет предмет – тему, которая может быть представлена говорящим как в простом, так и в развернутом виде. Иначе говоря, высказывание может быть по объему равновеликим предложению (простому или сложному), а может включать два и более предложений (по М.М. Бахтину, от реплики бытового диалога до романа). То есть в широком смысле высказывание – это всякий текст, имеющий синтаксическую самостоятельность и смысловую законченность.

Границы высказываний об интеллекте человека мы определяем в первую очередь тематической исчерпанностью. Например, тема интеллекта может развиваться как в высказывании-предложении, так и в сложном синтаксическом целом (в понимании Н.С. Поспелова) или тексте. Высказывания об интеллекте рассматриваются нами в широком – дискурсивном – аспекте (дискурс трактуется как связный текст в совокупности с экстралингвистическими: прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами). Такое широкое понимание высказывания позволит выявить все составляющие языкового образа homo sapiens, отраженные в речевых произведениях.

Поскольку объектом исследования является языковая единица, реализованная на уровне речи, особое внимание уделяется коммуникативным категориям, которые оказывают влияние на её семантику.

Надо сказать, что набор коммуникативных категорий высказывания представлен в лингвистической литературе перечнями, включающими различное количество составляющих, Например, А.Ф. Лосев называет одну коммуникативную категорию – предицирование; И.П. Распопов – три: модальность, целевое назначение, коммуникативная перспектива; В.Г. Гак говорит о восьми необходимых для достижения цели общения категориях: это лицо, время, вид, модальность, утверждение\отрицание, коммуникативная целеустановка, информативная установка (актуальное членение), эмотивность (эмоциональный аспект высказывания); в прагматических концепциях речь идет о трех основных категориях: автор, речевые намерения автора, адресат (см.: Одинцова, 1992, с. 26–30). В то же время не все коммуникативные категории оказываются одинаково значимыми для конкретного типа высказываний. Исследователь имеет возможность выделить из этих перечней те составляющие, рассмотрение которых поможет, с его точки зрения, наиболее эффективно решить задачу исследования.

Возвращаясь к мысли о том, что отличительной особенностью высказывания является коммуникативность, необходимо заметить, что коммуникативный аспект высказывания, несмотря на свое первенство, не поглощает номинативного (некоммуникативного) аспекта, который также должен быть принят во внимание, поскольку он тесно связан с коммуникативным.

Вопрос о номинативной функции высказывания остается для исследователей предметом споров: проблема заключается в том, является ли предложение-высказывание единицей языка и языковым знаком.

Известна точка зрения Э. Бенвениста, согласно которой предложение содержит знаки, но само знаком не является, так как не обладает виртуальным значением, не может быть потенциальным членом единицы более высокого уровня; в отличие от других языковых элементов-единиц (фонемы, морфемы, лексемы), предложения не могут быть пересчитаны: их число бесконечно (Бенвенист, 1965).

В.Г. Гак, полемизируя с Э. Бенвенистом, приводит аргументы в пользу знаковой природы высказывания, отмечая, что высказывание, как всякий языковой знак, есть чувственно воспринимаемый элемент, представляющий другой элемент в коммуникации и познавательной деятельности человека (см.: Резников, 1964). Высказывание в процессе коммуникации репрезентирует определенный внешний элемент – отрезок ситуации. Ситуацию В.Г. Гак определяет как «совокупность элементов, присутствующих в сознании говорящего в объективной действительности, в момент «сказывания» и обусловливающих в определенной мере отбор языковых элементов при формировании самого высказывания» (Гак, 1973, с. 358). Разным ситуациям соответствуют разные высказывания (в этом усматривается различительная функция высказывания). Высказывание, подобно всякому знаку, обобщает, поскольку указывает не на все элементы и детали ситуации, а только на некоторые, служащие опорой для наименования и понимания. Обобщающее свойство высказывания проявляется, по мнению В.Г. Гака, и в его относительной устойчивости. В однотипных и сходных ситуациях говорящие используют однотипные и сходные высказывания (высказывания порой превращаются в стереотипные формулы, близкие к фразеологизмам, например, приветствие, обращение и т. п.) (Гак, 1973, с 352–353).

Утверждая, что предложение-высказывание находится за пределами системы знаков, Э. Бенвенист имеет в виду внешнюю системность, то есть отражение системных отношений, присущих референтам определенной предметной области, обозначаемой данной совокупностью знаков. В.Г. Гак же говорит о том, что высказыванию свойственна внутренняя формальная системность (знаки состоят из особого набора единиц низшего уровня, между которыми отмечаются синтагматические и парадигматические отношения), дающая возможность конструировать новые знаки, что важно для знаков нефиксированных предметных областей (Гак, 1973, с. 353).

Высказывание, как и всякий другой знак, имеет значение (отношение к референту) и смысл (способ представления референта в знаке). Отличием же высказывания от элементарных языковых знаков является то, что его референтом выступает не понятие (как у слова), а ситуация. Показателем соотнесенности высказывания с ситуацией является такое его отличительное свойство, как предикативность. Элементы ситуации отражаются и в таком свойственном высказыванию признаке, как модальность.

Итак, согласно номинативной концепции высказывания (Н.Д. Арутюнова, В.Г. Гак, Г.В. Колшанский, Е.С. Кубрякова, О.И. Москальская, Ю.С. Степанов и др.), оно рассматривается как номинация особого рода, денотатом которой является не предмет, а целая ситуация, факт (см.: Москальская, 1974, с. 9). В то же время надо отметить, что «понятие ситуации используется разными авторами в разных значениях: оно относится то к миру, то к языку (его семантике), то к способу мышления о мире, то есть помещается в вершине любого угла рокового семантического треугольника» (Арутюнова, 1976, с. 7).

Денотативная, или референтная, концепция значения предложения-высказывания, имеющая целью определение отношений между высказыванием и обозначаемой им экстралингвистической ситуацией, получила широкое распространение среди лингвистов. Ученые замечают, что референция в высказывании поэлементна. Если соотнести высказывание с морфемой, синтаксемой, лексемой, то можно говорить о коммуникативной самостоятельности последних и видеть в высказывании зависимость от этих составляющих его знаков. В связи с этим высказывания определяются как сверхзнаки, сложные знаки или знаковые выражения. На наш взгляд, такая знаковая сложность хорошо описана Э. Бенвенистом, который интерпретирует соотношение (связь) между содержанием и формой высказывания как «вторичное означивание» («первичное означивание» дано в коде – словаре и грамматике языка, то есть до коммуникации). Назвав это означивание «семантическим способом» («первичное означивание» – «семиотический способ»), Э. Бенвенист отмечает: «…Мы имеем в виду специфический способ означивания, который порождается речью. Возникающие здесь проблемы связаны с ролью языка как производителя сообщений. Сообщение не сводится к простой последовательности единиц, которые допускали бы идентификацию каждая в отдельности; смысл не появляется в результате сложения знаков, а как раз наоборот, смысл («речевое намерение») реализуется как целое и разделяется на отдельные «знаки», какими являются слова. Кроме того, семантическое означивание основано на всех референтных связях, в то время как означивание семиотическое в принципе свободно и независимо от всякой референции. Семантический аспект принадлежит сфере высказывания и миру речи» (Бенвенист, 1974, с. 88).

Очевидно, что семантика слов вне контекстного окружения и семантика слов в структуре высказывания не одинаковы: в высказывании слова не остаются семантически неизменными, они приобретают новые смыслы, которыми вне контекста обладают лишь потенциально. «В составе речевой единицы – высказывания – слово получает свой смысл, который в ту или иную сторону отличается от «типового» (словарного, языкового) значения данной единицы» (Норман, 1994, с. 33). Более того, в высказывании обозначаемый предмет (денотат) может обретать понятийное содержание, прямо противоположное тому, которое ему свойственно на уровне слова (на первом уровне означивания, по Э. Бенвенисту).

Денотативная природа высказывания оказывается подчиненной коммуникативной (на нее влияют интенции говорящего, социально-психологические характеристики коммуникантов, способ выражения мысли говорящим и т. д.). Значения, приобретаемые словом в высказывании, – качественно иной семантический уровень, всякий раз новый, если учесть, что элементы ситуации постоянно варьируются (меняется образ говорящего, образ адресата, обстановка общения). Все это дает основание считать высказывание не знаком, а сочетанием (комбинацией) знаков: «То, что не закреплено в языке и всякий раз заново организуется, является не знаком, а комбинацией знаков» (Фоменко, 1990, с. 33). Слова-знаки (номинативные знаки) хранятся в языке и являются строительным материалом для высказываний – знаковых выражений, то есть коммуникативных образований, проявляющихся в речи.

Высказывание на уровне речи (на уровне языка этот же объект мы называем предложением) приобретает качественно иной смысл: значение высказывания соединяется с элементами лингвистического и экстралингвистического контекста (вербального, ситуативного, коммуникативного, языкового, параязыкового, контекста культуры, личностного), значимыми для данного высказывания (см.: Мыркин, 1994, с. 50–55).

Два уровня означивания, о которых говорит Э. Бенвенист, тесно связаны между собой и не могут быть противопоставлены друг другу. Думается, В.Г. Гак преувеличивает изменения, происходящие в слове при попадании в высказывание: «слово утрачивает свои контуры, оно превращается в часть фразы, трансформируется в новую единицу, с помощью которой высказывание описывает ситуацию (Гак, 1973, с. 335). Ключевые слова-знаки, организующие высказывание (в первую очередь, предикаты) «не теряют самостоятельности и исходного значения, так как поддаются обсуждению, толкованию, корректировке» (Мыркин, 1994, с. 49).

Иными словами, денотативный аспект высказывания не менее значим, чем коммуникативный, хотя и подчинен последнему. Высказывание, как знаковое выражение, соотносится с двумя ситуациями – денотативной и коммуникативной. Денотативная ситуация – это образ фрагмента действительности, который служит референтом для языкового выражения с препозитивным значением (Е.В. Падучева).

Для обозначения коммуникативной ситуации (ситуации общения) в современной лингвистике используются различные термины: внеязыковой контекст (Федорова, 1983, с. 97), совокупность реальных условий протекания коммуникации (Сусов, 1980, с. 20), речевая ситуация (Чувакин, 1987, с. 18), ситуативный контекст (Колшанский, 1980, с. 94). Несмотря на различия в терминологии, отчасти обусловленные разными подходами к определению ситуативных показателей высказывания, все ученые сходятся во мнении, что эти показатели оказывают непосредственное влияние на формирование смысловой структуры высказывания. Так, Г.В. Колшанский, включая в понятие «контекст» все факторы, сопутствующие вербальной коммуникации, «начиная от конкретной ситуации, в которой протекает общение, и кончая всей совокупностью культурных и социальных условий», отмечает, что они определяют весь комплекс коммуникативных актов (Колшанский, 1980, с. 38). А.А. Леонтьев сосредоточивается на психологическом аспекте коммуникации и определяет коммуникативную ситуацию через характер изменения психологической структуры речевого действия (Леонтьев, 1976, с. 58).

Некоторые ученые при определении ситуации общения делают акцент на системе взаимоотношений собеседников, отраженной в их сознании, и говорят о том, что «характер ситуации (место, время, тип, форма речи и т. п.) оказывает влияние на выбор и комбинирование языковых единиц (Костомаров, Митрофанова, 1982, с. 10).

В иных определениях подчеркивается связь объективных и субъективных факторов общения: «Ситуация представляет собой динамическую, ограниченную пределами акта общения систему взаимодействующих конкретных факторов объективного и субъективного плана, включая и самое речь, вовлекающих человека в языковую коммуникацию и определяющих его речевое поведение как в роли говорящего, так и в роли слушающего (Скалкин, 1983, с. 83).

Стремление охарактеризовать основные факторы ситуации, оказывающие непосредственное влияние на языковое поведение коммуникантов, привело ученых к выделению в ее структуре детерминантов языкового поведения (Никольский, 1973; Гак, 1973 а; Скалкин, 1983), стратегий и тактик речевого поведения (Винокур, 1993; Иссерс, 1999). С целью определения факторов, которые «добавляют» необходимый смысл высказыванию, многие ученые прибегают к термину конситуация, так как он «подсказывает связь языковых средств с релевантной для их семантизации ситуацией» (Кафкова, 1979, с. 240): «Конситуация – это такие элементы ситуации (реальные условия протекания коммуникации), которые, не получая языкового плана выражения, определяют использование тех или иных средств в конкретном речевом акте, и одновременно проявляют семантику высказывания, добавляют в него необходимые элементы смысла, делают понятным его «коммуникативное назначение» (Русская грамматика, 1980, с. 94).

За различиями в определении коммуникативной ситуации и в выделении наиболее значимых ситуативных показателей явно прослеживается признание того, что коммуникативная ситуация играет решающую роль в формировании смысла высказывания; она определяется комбинацией прагматических переменных и в первую очередь интенцией говорящего; в нее включаются лингвистические и экстралингвистические смыслы высказывания. При этом образ коммуникативной ситуации формируют значения тех языковых единиц и форм, которые несут информацию не о денотате коммуникативного акта и не об отношении говорящего к этому денотату, а о самом акте коммуникации, его целях, структуре, признаках, распределении ролей участников (М.В. Никитин). Безусловно, денотативная и коммуникативная ситуации соотнесены между собой, и характер этого соотношения может быть специально исследован (см.: Дьячкова, 2000).

Таким образом, высказывание мы определяем как знаковое выражение, составляющими которого являются знаки-слова, представляющие собой строительный материал для речевого образования и получающие в нем новые смысловые оттенки.

Высказывание соотносится с двумя ситуациями: денотативной и коммуникативной, каждая из которых участвует в формировании смысла. При этом приоритетную роль в семантике высказывания играет коммуникативная ситуация, являющая собой совокупность социально-психологических и социально-культурных условий, в которых протекает речевое взаимодействие. К этим условиям относятся: образ говорящего, цели говорящего (доминирующая и сопутствующие), образ адресата, отношения между участниками общения, которые определяются в первую очередь их социальной ролью. Важнейшими составляющими коммуникативной ситуации являются национально-культурный контекст, в котором протекает общение: знание законов языка и правил речевого поведения, стереотипы мышления, общие для коммуникантов критерии оценки явлений действительности, социально-культурные приоритеты, все то, что называется фоновыми знаниями.

Число высказываний как знаковых комбинаций бесконечно, а их объем неравнозначен: все зависит от говорящего, его своеобразного и неповторимого сознания, индивидуальных творческих возможностей, желаний и иных нелингвистических факторов. Но, несмотря на разнообразие видения мира и соответственно множественность речевых произведений, существуют стереотипы восприятия окружающей действительности, свойственные представителям определенного языкового коллектива, национально-культурной общности. Это дает исследователям возможность упорядочить множество знаковых выражений с точки зрения их структурной, семантико-синтаксической организации, а также использования с определенной целью общения (например, типологии высказываний на основе формально-синтаксических, семантических, коммуникативно-прагматических показателей: структурные схемы русских предложений Н.Ю. Шведовой – Русская грамматика, 1980; классификационные разряды русских предложений А.М. Ломова – Ломов, 1994; типология речевых жанров Т.В. Шмелевой – Шмелева, 1993; синтаксические концепты русского простого предложения, стоящие за структурными схемами этих предложений, – Волохина, Попова, 1999).

Признание высказывания знаковым выражением позволяет, на наш взгляд, применять семиотический подход к его изучению, принципом которого является анализ высказывания с учетом трех взаимосвязанных и взаимообусловленных измерений: синтаксического, семантического, прагматического (Моррис, 1983, с. 42–45). В семиотике синтактика определяется как соотношение между знаками, главным образом, в речевой цепи и вообще во временной последовательности; семантика в общем виде – как отношение между знаконосителем, предметом обозначения и понятием о предмете; прагматика – как отношение между знаками и тем, кто их использует (Степанов, 1990, с. 441). «Синтаксис изучает предложения, семантика изучает пропозиции. Прагматика занимается изучением речевых актов и тех контекстов, в которых они реализуются», – пишет Р.С. Столкнер (Столкнер, 1985, с. 423). А все вместе эти измерения призваны создавать всестороннюю, комплексную картину высказывания.

1.4. Оценка и способы ее выражения в языке

Как известно, понятие оценки в лингвистике базируется на логико-философской концепции и сводится к выражению положительного или отрицательного (а также нейтрального) отношения субъекта к объекту (Анисимов, 1970; Василенко, 1964; Гранин, 1987; Дробницкий, 1978; Ивин, 1970; Кислов, 1985; Коршунов, 1977).

Логическая структура оценки предполагает наличие четырех основных компонентов: субъекта, объекта, основания и содержания оценки (Ивин, 1970, с. 21–27).

Остановимся на характеристике каждого из них применительно к ОВИПЧ.

Оценка более, чем какое-либо другое значение, зависит от говорящего субъекта. Она выражает личные мнения и вкусы говорящего, которые отличаются разнообразием, обусловленным индивидуальными пристрастиями, ощущениями, приятиями и неприятиями субъекта.

Индивидуальная оценка зачастую конфликтна: желание говорящего может вступать в противоречие с долгом. В иных случаях оценка находится в ладу с волей говорящего: над ней не давлеют нужда или необходимость. И хотя личностный фактор в оценке чрезвычайно силен, но он не может не определяться в той или иной степени фактором социальным: человек, будучи существом общественным, смотрит на мир сквозь призму сформировавшихся в коллективе норм, привычек, стереотипов. Иными словами, оценивая предметы или явления, субъект опирается, с одной стороны, на свое отношение к объекту («нравится/не нравится»), а с другой – на стереотипные представления об объекте и шкале оценок, по которой расположены присущие объекту признаки. В то же время в оценочном объекте сочетаются субъективные (отношение субъект-объект) и объективные (свойства объекта) признаки (Вольф, 1985, с. 22–28).

У каждого культурного сообщества свои представления о норме и идеале, свои критерии оценки человека. Разные ценностные ориентации, на которых основаны разные культуры, отражены в национальных языках. Анализ художественных и нехудожественных текстов показывает, на какого человека ориентирована та или иная культура, каков человеческий идеал и какой оценке подвергаются разные человеческие проявления в том или ином национально-культурном коллективе.

Например, если западная культура направлена на человека, «так сказать натурального, каков он есть сейчас», то традиционная русская культура, как отражение христианско-православных традиций, сосредоточена на идеале человека. «Отсюда разница в иерархии ценностей. В плане нравственно-гражданском вершина этой иерархии на Западе – права человека, категория внешняя по отношению к личности; в восточном же христианстве на этом высшем месте – обязанности человека, ценность внутренняя, обеспечиваемая самою личностью – прежде всего в исполнении заповедей. В общекультурном плане западный тип устремлен к успехам цивилизации как сферы материальной, восточный же – к культуре как области духовного» (Непомнящий, 1999, с. 454).

В русском языке объектом оценки чаще становится «внутренний человек», в частности, человек мыслящий – homo sapiens. Основанием оценки интеллектуальных проявлений человека являются сложившиеся в русском языковом коллективе критерии, которыми в большей или меньшей степени руководствуются носители языка. Эти критерии отчасти универсальны, отчасти национально специфичны.

Безусловно, оценочный критерий, как и сама оценка, не является раз и навсегда установленным, а зависит от многих субъективных факторов. «Мировоззрение и мироощущение, социальные интересы и мода, престижность и некотируемость формируют и деформируют оценки» (Арутюнова, 1984, с. 6).

В целом надо признать, что основание оценки человека – сложный конгломерат образцов, идеалов, норм, стереотипов, существующих в обществе, чувств, симпатий и антипатий субъекта.

Оценка связана со сравнением и выбором. В логике все оценки принято делить на абсолютные и сравнительные. Характер абсолютной оценки определяется тем, квалифицирует ли она свой предмет как «хороший», или как «плохой», или же как «безразличный». Характер сравнительной оценки зависит от того, устанавливает ли она превосходство в ценности одного предмета над другим, или она говорит о том, что один из сравниваемых предметов обладает меньшей ценностью, чем другой, или же она характеризует сопоставляемые предметы как равноценные (Ивин, 1970, с. 24). Однако и та, и другая оценка в равной мере предполагают сравнение. Разница лишь в том, что в высказывании, содержащем абсолютную оценку, сравнение имплицировано, а в высказывании со сравнительной оценкой наблюдается экспликация сравнения.

Е.М. Вольф говорит о типичных для оценочных высказываний импликациях и экспликациях. Так, объект оценки, как правило, бывает выражен. Напротив, оценочная шкала и стереотипы (а следовательно, и сравнение), которые всегда присутствуют в сознании говорящего, не находят непосредственного языкового выражения. Субъект оценки иногда бывает обозначен, но часто лишь постулируется на основе формы оценочного высказывания и контекста.

Таким образом, в состав оценочной модальной рамки входят элементы трех типов: 1) те, которые обычно эксплицируются (объект оценки); 2) элементы, как правило, имплицитные (шкала оценок, оценочный стереотип, аспект оценки); 3) элементы, которые реализуются и в эксплицитном, и в имплицитном виде (субъект оценки, аксиологические предикаты, мотивировки оценок). (Вольф, 1985, с. 47).

В высказываниях с экспликацией оценки центральным компонентом является оценочный предикат (содержание оценки). Предикат – это конститутивный член суждения, то, что высказывается об объекте. В его семантике заключены такие показатели оценки, как ее знак, или качество (положительность, отрицательность, плюс-минус положительность), и количество (степень интенсивности). В большинстве случаев количество и знак оценки взаимосвязаны, так как сравнение, лежащее в основе оценки, предполагает не только выявление противоположных признаков «плюс» и «минус», но и большую или меньшую насыщенность признака данного знака одного объекта в сопоставлении с другим.

Субъективные и объективные смыслы в эксплицитных оценочных структурах находятся в сложном взаимодействии. Так, в высказываниях Умный человек, Талантливый исследователь, Глупое предложение содержится как дескриптивный, так и оценочный компонент. Эти два компонента в описании семантики высказываний и отдельных слов (предикатов) можно разделить. Например, умный в Он умный человек означает «обладающий умом» (Ожегов, 1984, с. 723) – это дескриптивный (описывающий) компонент значения. Данное качество в «картине мира» оценивается как «хорошее», следовательно, высказывание (и предикат) содержит и оценочный компонент («и это хорошо»).

Характер взаимодействия дескрипции и оценки в конкретных ситуациях общения может быть различным. Например, дескрипция (описание объективного положения дел) является главной целью говорящего – тогда оценка по отношению к дескриптивному значению является вторичной. Оценочный смысл могут иметь и чисто дескриптивные высказывания, если описываемое в них положение дел в картине мира говорящих расценивается как хорошее или плохое. С другой стороны, оценочная интенция может быть основной, и тогда оценка становится первичной по отношению к дескрипции. Таким образом, оценочный смысл присутствует и в собственно оценочных, и в описательных высказываниях.

Известны различные классификации оценочных значений.

В зависимости от знака оценки, то есть от характера отношения субъекта к объекту, оценки делятся на положительные, нейтральные и отрицательные. Инвариантом значения положительной оценки следует считать значение «плюс положительность», инвариантом значения отрицательной оценки – значение «минус положительность» (Почепцов, 1976, с. 199–200). Равновесие между этими инвариантами можно считать нейтральной оценкой.

В зависимости от количества оцениваемых объектов и наличия или отсутствия сравнения оценки делятся на абсолютные и сравнительные. Абсолютные оценки выражаются основными операторами «хороший – нейтральный – плохой», сравнительные – «лучше – равноценно – хуже». При абсолютной оценке сравнение присутствует в сознании субъекта и не получает эксплицитного языкового выражения.

В зависимости от характера основания – чувственного или рационалистического – оценки могут быть эмоциональными и интеллектуальными (рациональными). Ш. Балли отмечает, что переход между эмоциональными и интеллектуальными оценками почти неощутим (Балли, 1955, с. 209). В то же время эмоциональная оценка отличается спонтанностью, в то время как интеллектуальная – результат мыслительного процесса.

В зависимости от количества сравнений оценки бывают общие и частные. Для общих оценок важен только знак, они индифферентны ко всем другим компонентам оценочного рассуждения и допускают основание, включающее в себя несколько норм одновременно, в то же время не называя ни одну из них. Например, хороший доклад — это и интересный, и умный, и логичный и т. д.

Для выражения общей оценки в русском языке есть специальные средства, к которым относятся слова, основным значением которых является «аксиологический итог» (Арутюнова, 1984, с. 12): хороший – плохой, хорошо – плохо и их синонимы.

Частные оценки многочисленны и разнообразны. Для них важное значение имеет основание оценки, которое является единственным (в отличие от общих оценок) и определяется индивидуальными и социальными стереотипами носителей языка.

Частные оценки делятся в зависимости от характера оснований на группы, количество которых в исследованиях разных лингвистов различно (см.: Арутюнова, 1988 а, с. 64–77). «Классификация частнооценочных значений представляет трудность, обусловленную нечеткостью границ, разделяющих такие понятия, как объект, основание и способ установления оценки» (Арутюнова, 1984, с. 12).

Часть оценок интеллектуальных проявлений человека – это рационалистические оценки, часть – эмоциональные. В то же время эти оценки могут быть выражены как общие (Студент хороший. – В значении: умный) и частные (Студент умный; Он талантливый), абсолютные (Он прекрасный ученик) и сравнительные (Он хуже других студентов) и иметь разный знак: положительный (Он умный), отрицательный (Он глупый) или нейтральный (Нормальный студент, более или менее). Оценка интеллекта может выражаться спонтанно или же являться результатом обдумывания, анализа, длительного наблюдения за проявлениями субъекта (Ср.: Класс! Умница! в ситуации бытового общения как реакция на действия человека. – Личность есть не только существо разумное, но и существо свободное (Н. Бердяев) как результат философского осмысления природы человека).

Эксплицитная оценка выражается на всех уровнях языковой системы. Но наиболее распространенными средствами ее репрезентации являются лексические и синтаксические.

К лексическим средствам выражения оценки относятся однозначные слова (существительные, прилагательные, наречия, глаголы), имеющие прямое оценочное значение, которое, согласно их семантике, является главным (например, умный, глупый); многозначные слова, которые могут иметь несколько оценочных значений (например, слова с одинаковыми знаками: дурной, невыгодно и т. п. и слова с противоположными знаками: дерзкий, разухабистый и др.), а также иметь оценочное значение наряду с другим, неоценочным (например, недалекий, золотой и т. п.).

Оценочное значение в словах, имеющих наряду с оценочным неоценочное значение, может быть основным или неосновным. Например, в слове отличный оценочное значение основное, в слове ветреный — не основное.

По наблюдениям ученых (С. Акоповой, Л.А. Девлисуповой, Е.М. Емельяненко, Л.В. Лебедевой, Я.И. Рословец, В.И. Сенкевич, Г.А. Бобровой и др.) оценочное значение как переносное выражается именами существительными, называющими персонажей литературных произведений и исторических лиц (Тартюф, Иуда), птиц, рыб, животных, деревья и т. п. (собака, змея, дуб и т. д.), предметы быта (тряпка, пробка и т. д.), продукты питания (огурчик, сморчок и т. д.).

Оценочные имена существительные в переносном значении, как пишет Н.Д. Арутюнова, используются не столько для идентификации предмета, сколько для того, чтобы дать референту некоторую характеристику, выразить к нему свое отношение или воздействовать на него. Н.Д. Арутюнова объясняет это тем, что основная часть их семантического содержания указывает не на объективные признаки лица, а на отношение к нему говорящего, то есть на оценку (Арутюнова, 1976, с. 343). Среди многозначных слов, имеющих кроме других значений оценочное, много имен прилагательных (например, мировой, райский и др.).

В отдельную группу могут быть выделены многозначные слова, в которых оценочное значение проявляется лишь в составе определенных конструкций (например, Хорошо уметь попадать в цель; Плохо, когда не можешь ухватить главное).

К лексическим средствам выражения оценки, помимо слов с оценочным значением, относятся слова, не имеющие в своей семантике оценочного значения, но приобретающие его в контексте, в конкретной коммуникативной ситуации. В принципе любое слово в определенных коммуникативных условиях с участием паралингвистических средств может обрести оценочный смысл. Например, более высокий регистр и восходящая интонация свидетельствуют о положительной оценке, более низкий регистр и нисходящая интонация – об отрицательной (см.: Рословец, 1973, с. 73); обретению словом и высказыванием в целом оценочного смысла способствуют мимика и жесты (известно, что они могут вообще заменять собой высказывание). Например: А ведь какой талант, какая сила! (А.П. Чехов) – положительная оценка; Какой я талант? Выжатый лимон (А.П. Чехов) – отрицательная оценка; жест покручивания пальцем у виска – отрицательная оценка; поднятый большой палец, когда остальные сжаты в кулак, – положительная оценка. Наряду с интонацией о появлении оценочного значения сигнализируют служебные слова (Ну что за книга! Тоже мне доклад).

Коммуникативный и речевой контекст, интонация, жесты и мимика способны менять знак оценки на противоположный (например, Хороший доклад называется!; Гений! – в ситуации отрицательной оценки).

Различными средствами выражается не только качественная сторона оценки, но и количественная, то есть степень ее интенсивности. Интенсификаторами и деинтенсификаторами оценки выступают различные языковые (лексические, словообразовательные, морфологические, синтаксические), паралингвистические и нелингвистические средства (ср.: несообразительный – глупый, умный – умнейший, слабый – самый слабый, Дурак в ситуации бытового и официально-делового общения).

Таким образом, средства выражения эксплицированной оценки в русском языке разнообразны. Оценочный смысл формируется действием разноуровневых единиц языка, а также паралингвистических и нелингвистических спутников речи.

Однако содержание оценки в речи может быть скрыто, не выражено языковыми и параязыковыми средствами, то есть оценка может быть результатом непрямой, содержательно осложненной коммуникации, «в которой понимание высказывания включает смыслы, не содержащиеся в собственно высказывании, и требует дополнительных интерпретативных усилий со стороны адресата, будучи несводимо к простому узнаванию (идентификации) знака» (Дементьев, 2000, с. 4).

В современных лингвистических исследованиях косвенность связывается, во-первых, с интенциональным уровнем высказывания (косвенные высказывания в теории речевых актов, косвенные тактики и речевые маски жанров в современной жанрологии и др.); во-вторых, косвенными называют некоторые способы репрезентации реалии в слове (переносные значения, образность); в-третьих, говорят о косвенности как конститутивном признаке некоторых типов текстов (паремии, притчи, басни). Между указанными разновидностями косвенности существуют точки пересечения: любая косвенность предполагает намек со стороны говорящего, который должен быть услышан и интерпретирован адресатом (Орлова, 1999, с. 92).

Дополнительных интерпретативных усилий со стороны адресата требует и косвенная оценка человека, в частности, оценка его интеллекта.

Косвенная оценка «выводится из эксплицитного содержания языковой единицы в результате его взаимодействия со знаниями получателя текста, в том числе с информацией, черпаемой этим получателем из контекста и ситуации общения» (Федосюк, 1988, с. 12).

Если при эксплицированной оценке оценочный предикат вербализован и наблюдается сопряжение диктума и модуса, то есть пропозиция, по словам Т.В. Шмелевой, обладает двойной возможностью – составлять и диктум, и модус высказывания (Шмелева, 1988, с. 39), то при имплицированной оценке, невербализованном, «выводимом» оценочном предикате диктумная и модусная стороны высказывания формально не соприкасаются: модус, в отличие от диктума, присутствует в высказывании незримо (Ср.: Он глупый. – Он не может решить ни одной задачи).

Проблема эксплицитного и имплицитного выражения оценки напрямую связана с вопросом о прямых и косвенных оценочных речевых актах.

Высказывание, построенное на основе оценочной пропозиции и имеющее оценочную иллокутивную силу, мы называем прямым оценочным высказыванием (например: Он дурак; Он умный. – Цель говорящего – оценить интеллект человека). Косвенными оценочными высказываниями мы будем считать те, в которых оценочная пропозиция не выражена, в которых, по словам Дж. Серля, говорящий «имеет в виду и прямое значение высказываемого и, кроме того, нечто большее… В подобных случаях предложение, содержащее показатели иллокутивной силы для одного типа иллокутивного акта, может произноситься для осуществления, кроме того, иллокутивного акта другого типа» (Серль, 1986 а, с. 195). Так, высказывание В ваших рассуждениях много неточностей содержит две иллокутивные силы: 1) говорящий сообщает о наличии недостатков в ответе; 2) говорящий отрицательно оценивает интеллектуальные действия адресата; оценка является косвенной, она завуалирована иллокуцией сообщения; сообщение – эксплицитно выраженная пресуппозиция имплицированной оценки.

Очевидно, что косвенность оценочного высказывания основана на том, что адресат может извлечь из высказывания «значительно больше информации, чем содержится в нем как в языковом образовании» (Долинин, 1983, с. 37).

Среди лингвистов нет единого мнения о том, реализует ли косвенное высказывание только прагматический смысл или сохраняет и собственное значение. Проблема отношения непрямой коммуникации к языку подробно рассматривается В.В. Дементьевым (Дементьев, 2000).

Поскольку выведение имплицитного значения высказывания осуществляется через соотнесение его с эксплицитно выраженным значением, целесообразно, на наш взгляд, говорить о том, что косвенное высказывание не теряет полностью собственное значение (так, высказывание Надо почаще заглядывать в учебник квалифицируется одновременно и как совет, и как имплицитно выраженная оценка интеллектуальных проявлений).

Итак, оценочный смысл высказывания может быть как эксплицирован, так и имплицирован, что связано с вербализацией/невербализацией оценочного предиката. Имплицированная оценка находится, как правило, в постсуппозиции, являясь следствием эксплицитно означенной ситуации (ср.: Он защитил докторскую диссертацию. – Он умный человек; Он завалил все экзамены в школе. – У него слабый интеллект). Оценка в прямом оценочном высказывании располагается в пропозиции (диктуме), в косвенном она составляет модусную часть высказывания (ср.: Мальчик умный. – Мальчик не справляется со школьной программой).

Форма выражения оценки (прямо или косвенно) обусловливается факторами нелингвистического порядка: ситуацией общения, культурными традициями, личностными характеристиками говорящего.

С проблемой прямого и косвенного выражения оценки пересекается вопрос о представленности человека как объекта оценки в высказываниях.

Известно, что для сферы человека характерны партитивные номинации (см.: Уфимцева, 1986; Седова, 1999), использование которых в высказываниях разных типов показывает, что человек воспринимается говорящими не только целостно, но и частично (ср.: человек – глаза, лицо, поступок). И оценка может относиться к человеку в целом или к отдельному его проявлению: к поступку, словам, результату деятельности, внешнему виду и т. д. (Его поступок – глупость; Речь умная; У него умное лицо; Сочинение умное).

Положительная или отрицательная оценка «целостного» человека не равнозначна соответствующей оценке его отдельных «частей» (Умный мальчик не предполагает обязательно того, что У него умное лицо, Его сочинение умное и т. д.), и наоборот, положительная или отрицательная оценка отдельного проявления не означает того, что та же по качеству оценка относится и к человеку в целом (Он совершил глупый поступок не равнозначно Он глуп; Доклад умный не равнозначно Человек умный).

Можно говорить о том, что та или иная оценка отдельных проявлений человека не является достаточным основанием для отнесения ее к человеку в целом; она лишь косвенно характеризует целостную личность, наводит на мысль о том, что отдельное проявление того или иного качества не случайно и обусловлено общей характеристикой человека (например: Глупый человек вряд ли напишет умное сочинение; Умный человек не может поступить так глупо. Но: Умный человек совершает иногда необдуманные поступки; Глупый человек может иногда рассуждать умно).

Эти наблюдения привели нас к необходимости очертить круг оценочных высказываний, на базе которых можно делать обобщения и выводы относительно образа homo sapiens в языке.

Определим эти высказывания.

Прямое оценочное высказывание об интеллекте человека — это высказывание оценочной пропозитивной структуры, организуемой оценочным предикатом ИС, определяющим «целостного» человека (ПОВ).

Высказывание оценочной пропозитивной структуры, организуемой оценочным предикатом ИС, определяющим «частичного» человека, мы называем прямым оценочным высказыванием, косвенно характеризующим интеллект человека (ПОВ-К).

Высказывание с невербализованным, «выводимым» оценочным предикатом ИС определяем как косвенное оценочное высказывание об интеллекте и интеллектуальных проявлениях человека (КОВ). К косвенным оценочным высказываниям мы относим и те высказывания, в которых вербализованный оценочный предикат входит в ирреальные модальные структуры (Поумнел бы ты!; Был бы ты хоть чуточку умнее!; Не глупи!).

Прямые и косвенные оценочные высказывания отличает степень интенсивности оценки. Если выстроить эти высказывания в соответствии со шкалой интенсивности, то получится такая градационная цепочка:

Изложенное выше можно представить в виде таблицы:

В ПОВ оценочный предикат ИС может быть не только центральным, но и периферийным компонентом содержательной структуры (ср.: Он глуп. – Он со своими глупыми речами надоел всем), что определяется актуальным членением предложения. Если оценочный предикат находится в теме, то есть входит в «исходный пункт высказывания» (Ковтунова, 1976, с. 6), то можно говорить о периферийности оценки. Когда оценочный предикат входит в рему, то есть является «коммуникативным центром высказывания» (Ковтунова, 1976, с. 8), оценка квалифицируется как центральный компонент высказывания.

Центральное и периферийное расположение оценочного предиката напрямую связано с вопросом о том, является оценочная иллокутивная цель высказывания доминирующей или она сопутствует другим основным целям говорящего. Если главной целью говорящего является оценка, оценочный предикат располагается в центре высказывания. Периферийная позиция оценочного предиката, как правило, говорит о том, что говорящий ставит на первый план иные цели, а оценка сопутствует им (ср.: Замечание глупое. – Все устали от его глупых замечаний).

Выбор прямой или косвенной формы ОВИПЧ осуществляется говорящим в зависимости от условий общения. Об интеллекте люди говорят в разных ситуациях, как запрограммированных на оценку, так и не связанных с необходимостью такого рода оценки: он становится предметом обсуждения в художественной литературе и публицистике, в научных статьях и бытовых диалогах. Это объясняет стилистическое разнообразие наблюдаемых высказываний, которое в свою очередь обеспечивает надежность выводов о характерных особенностях образа homo sapiens в русской ЯКМ.

1.5. Базовые семантические модели оценочных высказываний об интеллектуальных проявлениях человека

Задача первого этапа моделирования образа homo sapiens – описание семантических моделей (структур) ОВИПЧ и их конституирующих элементов, содержащих информацию об этом образе. Это описание предполагает типизацию семантических моделей исследуемых высказываний, которая возможна на основании вычленения составляющих модель компонентов и установления их формального выражения.

Термин семантическая модель используется нами как синоним термина семантическая структура, которая определяется как «содержание предложения, представленное в обобщенном, типизированном виде с учетом тех элементов смысла, которые сообщает ему форма предложения» (Белошапкова, 1989, с. 691).

Определение семантической модели опирается на требование «минимализации», сведения модели до «синтаксического минимума» (Москальская, 1974, с. 23–26).

О базовых семантических моделях ОВИПЧ мы говорим применительно к ПОВ и ПОВ-К. В этих семантических структурах главная конституирующая роль принадлежит предикату. Предикат (собственно оценка) немыслим без объекта, которому приписывается определенная ценность. Объект и предикат как элементы оценочной структуры (в ее логическом понимании) являются моделеобразующими, конституирующими компонентами ОВИПЧ, в то время как субъект и основание оценки (обязательные элементы оценочной логической структуры), в силу их факультативности в ОВИПЧ, не являются таковыми: они, как правило, имплицируются и включаются в систему ситуативных смыслов высказывания. Объект оценки и оценочный предикат – это тот семантический минимум, который достаточен для того, чтобы состоялось оценочное высказывание.

Фактический материал показывает, что, оценивая человека в целом или его «часть», говорящий, во-первых, может сказать, каков он или его частное проявление, то есть отметить признак (X какой/каков: Мальчик умный; Человек глуп; Взгляд осмысленный).

Во-вторых, «целостный» и «частичный» человек может быть оценен путем присвоения ему характеризующего имени (X есть кто/что: Мальчик – вундеркинд; Студент – недотепа; Поступок – глупость).

В-третьих, оценить можно через сообщение о действии, которое производит человек (или его «часть»), о состоянии, в котором он пребывает (X что делает: Студент соображает; Мальчик умнеет; Знания углубляются; Мысли дремлют).

Возможность оценить «через призму интеллекта» самый широкий круг проявлений человека обусловливает порождение оценочных высказываний, в которых отмечается, как, с точки зрения говорящего, человек (или его «часть») производит какое-либо действие (X что делает как: Мальчик поступил глупо; Друг умно промолчал; Слова звучат глупо).

И наконец, оценить «целостного» или «частичного» человека можно через указание на то, что у него есть, чем он обладает (У X есть нечто: У мальчика есть ум; Студент обладает способностями; В голове есть мысли).

Таким образом, оценивая человека, говорят, каков он, кого/что из себя представляет, какие действия и как производит, чем владеет или что имеет. Соответственно выделяются следующие базовые семантические модели оценочных высказываний: 1) X какой/каков; 2) X есть кто/что; 3) Х что делает; 4) Х что делает как; 5) У Х есть нечто.

По данным семантическим моделям строятся не только оценочные высказывания о человеке, но и высказывания, характеризующие другие живые и неживые предметы (ср.: Собака добрая; Собака – друг человека; Собака понимает; Собака сторожит отлично; У собаки хороший нюх; Стол удобный; Стол – красота; Стол шатается; Стол стоит криво; У cmола зазубрины).

Эти базовые семантические модели (или базовые модели характеризации) универсальны для оценочных высказываний любой тематики. Очевидно, что не все они являются элементарными (о критериях элементарности предложения см.: Одинцова, 1984, с. 75–77). Так, семантическая модель X что делает как не элементарна, так как передает две пропозиции, одна из которых реализуется как событие, а другая – как оценка этого события (Он поступил глупо: он совершил поступок — событие; этот поступок глуп — оценка). Предикативные структуры типа Х говорил, X ответил, X поступил синонимичны непредикативным номинациям, имеющим в языке готовые лексические формы: речь, приход, поступок (Черемисина, Колосова, 1987, с. 30–32); и те, и другие передают определенную пропозицию, то есть являются «языковым воплощением некоторого положения дел в действительности, ситуации» (Шмелева, 1988, с. 9).

Очевидно также, что все семантические структуры, в которых объектом оценки является «частичный» человек, вторичны по отношению к тем, в которых объект оценки – человек в целом (ср.: Ученик умный; У мальчика есть талант. – Ответ глупый; В глазах светятся мысли).

Бытийная модель не элементарна в силу своей синтаксической производности и номинативной вторичности.

Итак, базовыми мы называем основные семантические модели характеризации, которые могут быть элементарными и неэлементарными:

Базовые семантические модели имеют свои регулярные реализации. Регулярными реализациями семантических моделей характеризации мы называем такие видоизменения в семантике моделей, которые оказывают непосредственное влияние на оценочный смысл высказывания (ср. данное определение с определением регулярных реализаций структурных схем предложений: Белошапкова, 1989, с. 664–665). Исходя из этого, описание регулярных реализаций базовых моделей ОВИПЧ связано с анализом лексико-семантического потенциала моделеобразующих компонентов – объекта оценки и оценочного предиката, а также тех лексико-семантических показателей, которые влияют на качество и интенсивность оценки. В совокупности все эти составляющие дают представление об особенностях репрезентации образа homo sapiens в семантических структурах характеризации, свойственных русскому языку.

1.6. Оценочные речевые жанры репрезентации образа homo sapiens в русском языке

Для выявления и описания прагматических составляющих образа homo sapiens в языке необходимо обозначить основные подходы к таким понятиям, как ситуация общения, речевой жанр, определить критерии выделения речевых жанров, в которых реализуется оценка интеллекта, и на этой основе классифицировать речевые жанры репрезентации образа человека разумного.

Определив ситуацию общения (коммуникативную ситуацию) как совокупность социально-психологических и социально-культурных условий протекания речевого взаимодействия, мы предполагаем, что возможна классификация коммуникативных ситуаций на основе выделения наиболее значимых ситуативных факторов.

Проблема параметрирования, или моделирования, и типизации коммуникативных ситуаций имеет в лингвистике длительную историю (Якубинский, 1923; Блумфильд, 1968 и др.) и остается в современной лингвистике до конца не решенной.

Безусловно, модель ситуации должна строиться с учетом значимых в языковом плане факторов. В функциональной стилистике в качестве таких факторов называются формы общественного сознания, социальных отношений, виды производственной и другой деятельности, а также типы автора речи, адресата, тематика общения, цель общения и др. (Мурот, 1990, с. 567; Степанов, 1965, с. 218), в прагматике – говорящий, намерение говорящего, адресат (Арутюнова, 1990 б, с. 390), в теории речевых актов – иллокутивная сила (иллокутивная цель) (Новое в зарубежной лингвистике, 1986). В ряде исследований на первый план выдвигаются параметры ситуации, связанные с отношением коммуникантов (Чахоян, Пароян, 1989; Карабан, 1989), типом адресата (Богданов, 1989 а), темой высказывания (Долинин, 1983; Васильева, 1989).

Если учесть, что к каждой типовой ситуации тяготеет определенный речевой жанр, то встает вопрос: какие признаки речевого жанра следует считать основными, непосредственно отражающими характер коммуникативной ситуации. Вопрос определения этих признаков, а значит, и речевого жанра, не является устоявшимся в современной отечественной лингвистике, несмотря на то что последние несколько лет отмечены значительным повышением исследовательской активности жанроведов (А.Г. Баранов, Г.И. Богин, И.Н. Борисова, В.Е. Гольдин, Е.Н. Гуц, С.Ю. Данилов, В.В. Дементьев, К.А. Долинин, В.И. Жельвис, Е.П. Захарова, О.С. Иссерс, Н.В. Орлова, О.Б. Сиротинина, Т.И. Стексова, И.А. Стернин, Т.В. Тарасенко, М.Ю. Федосюк, Т.В. Шмелева и др. – подробная библиография жанроведческих работ представлена В.В. Дементьевым: Дементьев, 2000).

Современные исследователи опираются в основном на дефиниции М.М. Бахтина и Т.В. Шмелевой, в которых наряду с ситуативными факторами одним из основных признаков речевого жанра называется структурная однородность высказываний.

Признавая тот факт, что речевой жанр – «продукт существенных для языка признаков ситуации, в которой происходит общение» (см.: Орлова, 1992), нельзя не замечать, что в материальном воплощении речевой жанр далеко не всегда характеризуется структурной однородностью текстов. Однородные в структурном отношении высказывания используются в различном ситуативном контексте.

Например, построенные по структурно-семантической модели X какой высказывания (Ты умный; Он глупый; Студент способный) характерны как для ситуаций, в которых говорящий одобряет (порицает) действия или поступки адресата (речевой жанр одобрения-порицания), так и для ситуаций, в которых говорящий описывает человека, характеризуя его (речевой жанр портретной характеристики). Ср. также: Он оптимист, талант, умница. – Характеристика человека; Умница! Молодец! – Одобрение действий человека; оба высказывания структурно однородны (модель X есть кто), но имеют различные интенциональные показатели: в первом случае цель говорящего – дать вневременную характеристику человеку, во втором – одобрить конкретные сиюминутные проявления человека.

Структурная однородность высказываний, характеризующихся принадлежностью к различным ситуациям общения, как явление весьма распространенное, обусловлена, на наш взгляд, не только отсутствием в языке строгих формальных ограничений и правил оформления того или иного типа высказываний, но и тем, что говорящий никогда не замыкается на одной коммуникативной цели, как бы она ни доминировала. Так, несмотря на реактивность, спонтанность порицания говорящим конкретного действия человека, само это действие в сознании говорящего может соотноситься с рядом ранее совершенных действий объекта, и автор высказывания способен, выражая порицание, выйти одновременно на уровень обобщения, характеристики качеств человека в целом. Например, за высказыванием Ты глуп может стоять не только порицание конкретного проявления адресата, но и его характеристика вообще, «навеянная» поступком или действием.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Оглавление

Предисловие

Введение

Глава 1 Теоретические основы исследования

  1.1. Языковая картина мира. Языковой образ человека

  1.2. Языковые ипостаси человека

  1.3. Высказывание как объект лингвистического исследования

  1.4. Оценка и способы ее выражения в языке

  1.5. Базовые семантические модели оценочных высказываний об интеллектуальных проявлениях человека

  1.6. Оценочные речевые жанры репрезентации образа homo sapiens в русском языке Конец ознакомительного фрагмента.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно