Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Предисловие

В Тайпее я преподавала в государственном Университете Ченчжи и работала в принадлежащем ему Институте русских исследований. Многое я узнала из своих бесед с новыми друзьями, а у меня их немало появилось даже за недолгий строк: тайпейцы охотно идут на дружеские контакты. Кроме того, я посетила десятки различных учреждений — школ, больниц, редакций, городских служб и правительственных организаций. Многое для понимания сегодняшней жизни и перемен за последние два-три десятка лет я узнала из книги «Refl extions on Taipei» («Впечатления о Тайпее»), недавно вышедшей на Тайване. Она написана экспатами, специалистами из США, Канады, Франции и другого зарубежья, живущими на Тайване. Свои впечатления я сверяла с их заметками — и была рада, что они во многом совпадают. В дальнейшем я буду не раз ссылаться на эту книгу.

Термин «тайваньское экономическое чудо» широко известен. Обычно под ним подразумевается широкая демократизация общества, которая привела к ошеломляющему индустриальному росту. Этот процесс повлиял и на повседневную жизнь людей. Улучшил их материальное положение, сделал стабильными цены, обеспечил высокий уровень занятости, повысил качество жизни.

На мой взгляд, чудо еще и в том, что всю эту модернизацию на уровне современного постиндустриального общества тайваньцы умудряются сочетать со своими древнейшими традициями. С одной стороны, центр высоких технологий, инноваций в области биотехники, наноиндустрии. С другой — развитие национальных промыслов, культ народных богов, многодневные традиционные уличные шествия в честь древних праздников. С одной стороны, современные, хорошо образованные молодые люди, живущие независимо от своих родителей. С другой — неизменно соблюдаемый обычай почитания стариков, святая дань памяти умерших. С одной стороны, высочайшие достижения в науках, в том числе и в естественных. С другой — смешные предрассудки.

Современная медицина сочетается с народной. Западная архитектура одновременно сохраняет черты традиционной китайской архитектуры. Модерн в музыке прекрасно уживается с Пекинской оперой, насчитывающей четырнадцать веков.

Еще более удивительно стремительное изменение ментальности целого народа — от психологии общества закрытого, провинциально-захолустного к обществу высокоцивилизованному, являющему миру открытость и доброжелательство. Среди других примет этой новой психологии меня в первую очередь поразило отношение к своему быту — забота о чистоте улиц и домов, а также охрана природы. А еще внимание к человеку, к его удобствам, потребностям, подчас даже самым мелким, казалось бы, незначительным.

Город. Архитектура

Самый большой дефицит в Тайпее — земля. Ее мало. Так что другой градостроительной политики и не придумаешь: дома должны расти ввысь. Они и растут. И тайпейцы очень гордятся этой высотой своих новых зданий. Хотя меня поначалу такое засилье многоэтажных домов немного подавляло. Мне они казались скучноватыми и однообразными. Потом, правда, я обнаружила несколько кварталов с довольно симпатичным архитектурным решением — современным и своеобразным. Один из них, Фуксинг-роуд, излюбленное место прогулок нарядной публики. Небоскребы сверкают огнями реклам, отраженных в стеклах Гизелла: это когда с улицы кажется, что смотришься в зеркало, а изнутри оказывается, что глядишь через прозрачное стекло.

Самый высокий небоскреб

Предмет наибольшей гордости всех тайваньцев — Тайпей-101, международный финансовый центр высотою в сто один этаж. Это самое высокое — 508 метров и еще 60-метровый шпиль — здание мира. Такое определение дано ему не на глазок, а по вполне официальному сертификату, выданному Советом высотных зданий США. Я своими глазами видела это удостоверение, где прямо сказано: «Тайпей-101 — высочайшая крыша и высочайший обитаемый этаж». Оно состоит из восьми центральных секций. И верхний угол каждой заканчивается серебристой головой дракона. По народному поверью, дракон охраняет дом от злых сил.

Еще более сильное впечатление производит мегафутуристический комплекс, инновационный во всех отношениях. Это и новейшие технологии, и современные экосистемы, и ультрасовременный дизайн. Правда, пока это чудо архитектурной мысли можно видеть только в макете, но и так оно поражает воображение.

Здание имитирует дерево, его «ствол» обрамляют «листья» — восемь платформ, с каждой из которых можно обозревать город на разной высоте. Под землей и на поверхности просторные помещения не только для офисов и ресторанов, но и для конференц-залов. А также музеев. Новейшие системы отопления и вентиляции сохраняют в любое время года благоприятный климат. А дождевая вода не уходит в землю, но собирается и орошает зелень, обильно украшающую мегакомплекс.

Все это, разумеется, достойно восхищения. Однако мне, честно говоря, слишком уж напомнило Манхэттен, центр Нью-Йорка, и его многочисленные клоны в разных столицах мира, да и в самой Америке.

Другое дело — исконно китайская архитектура, либо действительно старая, либо новая, стилизованная под традиционную. Вот тут глазу есть на чем остановиться, есть чему изумиться.

Дерево — символ жизни

Прежде всего удивительному рисунку крыш. Они, такие массивные, вдруг на концах изящно загибаются кверху, что придает всему зданию легкость и даже некоторую игривость. Силуэт крыши венчает вполне простой остов самого здания. Дом состоит из основного корпуса-коробки и двух флигелей по бокам. Пристройки стоят к центральному зданию перпендикулярно, образуя таким образом внутренний двор. Все здание окружено с трех сторон глинобитными стенами, а ворота и окна выходят на четвертую, парадную, сторону. Обычно хозяин дома располагался в главном здании в передней комнате, его родители и другие старые родственники — в задних помещениях, а дети — во флигелях.

Все постройки дома собирались из дерева. Этот природный материал символизирует жизнь, то есть самый важный символ. Деревянные конструкции покрыты цветным лаком ярких тонов и стоят на специальных платформах. Наиболее богатые и знатные владельцы строили эти платформы высокими, тогда здание приобретало бо?льшую солидность и величавость.

Так — или примерно так — объяснял мне экскурсовод особенности традиционной китайской архитектуры, когда я осматривала старинное владение Баньцяо в пригороде Тайпея. За зданием располагался огромный парк. Полюбовавшись им, мы вернулись к дому, и я еще долго рассматривала красочную роспись по дереву — причудливые изображения мифических драконов, фениксов, а также вполне реальных животных, птиц, цветов.

Стилизация

Не меньше нравятся мне и здания более поздних построек, стилизованные под национальную традицию. Расскажу о двух: Мемориал Чан Кайши и «Президент-отель».

Мемориал — это целый комплекс зданий: концертный зал, театр, ресторан, чайная. Все они выполнены в типичном китайском стиле — множество изогнутых пересекающихся линий, изящно загнутые крыши, выразительное сочетание ярких красок. О традиции напоминают и иероглифы, выгравированные на стенах: «Не склоняйся ни вправо, ни влево. Стой прямо». Или: «Самое большое достоинство человека — преданность своей стране, своему народу».

Сама же гробница впечатляет краткостью стиля: это статуя Чан Кайши — строгие линии, белый цвет, ничего лишнего. Вполне в духе современного минимализма.

А «Президент-отель», наоборот, покорил меня своей откровенной праздничностью. Я ощутила здесь торжество нескрываемой радости жизни. Не помню, приходилось ли мне еще где-нибудь видеть такую красивую, такую нарядную гостиницу. Здесь царит красный цвет — различных оттенков, от пурпурного до алого и вишневого. Ковры по всей ширине лестницы, красные вкрапления в стены, кресла, диваны… Обычно этот цвет несет в себе агрессию, бьет по нервам. Но тут ничего подобного. Более того, в дополнение к красному использованы белые и золотистые тона. Опасные сочетания, близкие к безвкусице и вульгарности. Но авторам каким-то образом удалось всего этого избежать. Напротив, все в целом вызывает ощущение точной выверенности, гармонии. Словом, безупречно.

Люди. Облик

Будто на одно лицо

Я вхожу в университетскую аудиторию, вглядываюсь в ряды студентов и… впадаю в панику. Они же все на одно лицо. Все маленькие, худенькие, мелкие, все черноголовые; у всех раскосые глаза и плоские носы. Опасения мои не напрасны. Я то и дело попадаю впросак.

Утром ко мне подходит студент, предупреждает, что сегодня не сможет прийти на мой семинар: он встречает сестру в аэропорту. Однако перед началом занятий я вижу, как он входит в аудиторию.

— Привет, — говорю, — уже встретил сестру?

Он не отвечает, только улыбается. Впрочем, они все и всегда улыбаются. Вид у этого парня несколько озадаченный, его явно что-то беспокоит. В перерыве он подходит ко мне.

— Извините, — говорит, — но у меня нет сестры. И я никого сегодня не встречал. Это, наверное, был другой студент.

Еще один случай. Я жду водопроводчика: он обещал прийти на другой день, но не пришел. И вдруг я встречаю его в автобусе.

— Что же вы не заходите? Я вас жду, — обращаюсь я к нему.

Мужчина молчит и смотрит на меня с интересом.

— Вы же обещали починить кран, — говорю я уже с некоторым раздражением.

— Извините, — отвечает наконец пассажир, очевидно едва оправившись от изумления. — Но я вам ничего не обещал. Я вижу вас в первый раз, и я не умею чинить краны — я программист.

Потом, конечно, эта «болезнь» прошла. Я стала различать не только отдельные типажи, но и отдельные лица. Я увидела, что разнообразия тут не меньше, чем в Америке или Европе. Скажем, аспирантки Института русских исследований Се Цзуньйи и Пань Гуанжен (Нина и Таня — их русские псевдонимы). Они близкие подруги, но очень разные.

Нина — маленькая, подвижная, лицом не очень приметная. Однако ее узкие глазки, уголками вверх, выдают ум и ироничность, а тонкая улыбка — способность к пониманию. Таня считается красавицей. Во-первых, она высокая — конечно, по здешним меркам: сантиметров 158–160. Во-вторых, у нее довольно светлая кожа. В-третьих, большие и не очень раскосые глаза. Она знает о своей красоте и гордится ею, хотя, по мне, для женского успеха ей бы не помешало чуть больше живости и умелого кокетства.

Критерии красоты

Кстати, о том, что Таня красавица, я узнала от своей студентки Лин Куанлинь (Сони). Она мне объяснила, что именно ценится в женской красоте:

— Прежде всего, рост: чем выше девочка, тем красивей. Потом — глаза. Чем они более круглые, тем лучше. Ну, таких круглых, как у белых людей, здесь не встретишь, но совсем узкие, прикрытые верхним веком считаются не очень красивыми. Потом — нос. Иногда встречаются носы подлиннее… — Тут Соня посмотрела на меня и вздохнула: — Ну, не такие, конечно, как у вас. Это было бы слишком хорошо. Затем — кожа. Девочки стараются сделать ее как можно светлее, пользуются для этого разными кремами, мазями…

— А как же загар? — вспомнила я русских и американских красавиц, часами загорающих на пляжах.

— О загаре мы думаем все время, — по-своему поняла меня Соня, — бережем от него лицо. Когда на улице солнце, ни одна уважающая себя женщина из дома без зонта не выйдет.

— Рост, нос, глаза, кожа, — подытоживаю я наш разговор. — Что еще важно в женской красоте? Фигура?

— Нет, фигура большого значения не имеет. Мы же все худенькие, тонкокостные. Правда, иногда встречаются толстушки, но очень редко.

— А ноги?

В свое время Пушкин сокрушался, что по всей России не сыскать три пары стройных женских ног. Интересно, что бы он сказал о китаянках?

— А что ноги? — удивляется Соня. — По-моему, никто внимания на них не обращает.

Да уж, это точно. Иначе не носили бы модницы короткие юбочки, обнажающие и подчеркивающие огурце образное пространство между коленками. Отсюда, кстати, даже у самых привлекательных женщин не очень красивая походка, слегка вразвалочку. Интересно, что у молоденьких городских девушек этот дефект менее заметен, а в центре Тайпея на улицах я пару раз даже встретила совсем прямые женские ноги. Как и почему изменяется эта генетика, я сказать не могу.

Я еще хотела спросить, почему у многих девушек неровные зубы. Но передумала: сама Соня была бы прехорошенькой, если бы ее передние зубки не налезали друг на друга. Соня, однако, их не стеснялась, как и другие девушки с тем же недостатком. Правда, у двух-трех студенток я все-таки увидела брекеты. Но они, кажется, недавно вернулись из Америки. Остальных это явно не беспокоило.

— А что ценится в мужской красоте?

Этот вопрос я задавала нескольким своим студенткам, но внятного ответа не получила. Как правило, они отвечали, что внешность для мальчика дело десятое, но раз уж я так настаиваю… И дальше шел примерно тот же ряд критериев — высокий рост, круглые глаза, длинный нос. Спрашивать «Блондин или брюнет?» смысла не имело: брюнеты здесь все. Хотя именно у мальчиков — кажется, даже больше, чем у девочек, — принято красить волосы. Я встречала и рыжеватых шатенов, и выбеленных блондинов.

Модники

Насколько мне удалось заметить, мальчики не меньше, чем девочки, внимательны к одежде, как сказали бы у нас, к своему «прикиду». Впрочем, тайпейцы лет до пятидесяти, а часто и старше, вообще большие модники. Независимо от пола.

Они стараются не отставать от тенденций мировой моды. На их худеньких изящных фигурках все эти короткие брючки, маечки, пиджачки сидят очень складно. При огромном количестве товаров в магазинах и на рынках здесь совсем несложно подобрать правильную цветовую гамму: одежда, сумка, туфли, поясок — все в тон. И скажем, Таня меняет свои туалеты, а с ними и стиль, едва ли не каждый день. И делает это очень умело и с хорошим вкусом.

Но и пожилые дамы, например профессорши университета, стараются не отстать от моды: их шляпки, шарфики, украшения вполне соответствуют последним образцам, предлагаемым модными журналами Европы.

Вся эта хорошо одетая публика особенно заметна по вечерам на главных прогулочных улицах вроде Ксимен, Данхуа-роуд, Фуксин. Это разнообразие нарядов хорошо дополняется форменной одеждой школьников и студентов профессиональных колледжей. Форма не только не скучна, наоборот, она яркая по цветовым сочетаниям, оригинальная по покрою и весьма разнообразная. Учеников одной школы сразу отличишь по красным с золотом пиджакам и шортам в клетку-шотландку. А ученицы другой щеголяют в длинных юбках колоколом и в бело-черных пелеринах. Попадаются иногда прохожие и в национальных костюмах. Обычно это либо люди пожилые, либо, наоборот, очень молодые. Например, на углу Ксимена часто стоит старик в народном мужском костюме баньфу, он продает предметы китайской одежды. А молодые девушки в национальных платьях — это участницы народных ансамблей.

Город. Петух на небоскребе

Jerry Keating, американец-экспат, давно живущий в Тайпее, вспоминает: «Одно время я жил на Фуксинг Норд-роуд. Это, пожалуй, самый современный район с высокими зданиями, новой архитектурой. Однако по утрам меня будил какой-то странный звук, чем-то он мне напоминал детство, но я никак не мог вспомнить, что это. И вдруг выяснилось: на балконе высотного дома я заметил кур. Ну, конечно, такой же петушиный крик будил меня на ферме у деда, когда я приезжал к нему ребенком погостить. Так вот причудливо соединяется в Тайпее старое и новое».

О да! Это соседство традиционного и современного здесь можно увидеть на каждом шагу. Рядом с роскошными «порше» и «мерседесами» — повозки с впряженными в них волами. Рядом с высокими кирпичными домами — одно-, двухэтажные жилища ста рой постройки (правда, последних больше ближе к окраинам). В вестибюле какой-нибудь роскошной гостиницы обязательно увидишь фрагмент национального орнамента или изображение народного бога, вроде всемогущей Мацзу. А еще — иероглифы. Ими принято украшать не только квартиры, не только внешние стены домов, но даже уличные скамейки. На пешеходной части дороги, ведущей от Цветочного базара к автобусной остановке, пути довольно длинном, я присела отдохнуть на скамейку; на ее спинке красивой каллиграфией было выведено изречение. Старушку, присевшую рядом, я попросила перевести. Оказалось, текст был очень даже к месту: «Не спеши. Отдохни и спокойно продолжай свой путь».

Люди. Феномен тайпейца

Мой друг Петер Адамек, молодой ученый из Польши, профессор Университета Фу Чжень, неплохо знающий тайваньцев, говорит так:

— «Феномен тайпейца» — понятие, не открывшееся до конца даже серьезным исследователям. Разумеется, постичь их истинный характер не удалось и мне: очень уж в нем много невербального, интуитивного. Но есть свойства, ярко выраженные. Например, коллективизм. Я считаю это основной чертой их характера.

«Дань вэй», группа поддержки

Вот что я поняла из впечатлений Петера.

Тайванец не хочет, даже, пожалуй, и не может, быть один. Взаимная поддержка — основа отношений. В любой организации обязательно есть несколько «дань вэй», групп взаимной поддержки.

Сам Петер побывал в разных «дань вэй» университета. Сначала это была футбольная команда — играл он так себе, зато китайский там особенно не был нужен, а язык он знал слабо. Затем он стал по очереди певцом в студенческом хоре, актером в театральной студии… Выбирал бы, наверное, и дальше, если бы не присоединился к «дань вэй» «Зрячие друзья слепых».

— Нигде и никогда в жизни не было мне так комфорт но, не было такого теплого общения, как в этой группе, — говорит мне Петер.

В будни студенты помогают своим сверстникам из расположенного неподалеку от университета Общества слепых. Провожают их в магазин или в специальный колледж, где те получают профессию массажиста и другие наиболее подходящие для незрячих. Иногда идут с ними небольшой компанией в кафе или чайную. Там неспешно общаются за трапезой. А по выходным выезжают за город. Раскидывают где-нибудь на лужайке лагерь. Играют на гитарах, поют, шутят, много смеются…

— Много смеются? — сомневаюсь я. — Зрячие вместе со слепыми? Это ведь, наверное, не совсем… как бы это сказать поделикатнее, не так уж весело общаться с незрячими?

— Почему? — искренне удивляется Петер. — Наоборот, никаких различий там не чувствуешь. Все ведь люди. И музыку любят одинаково, и песни, и, главное, у нас общие темы для разговоров.

— Какие же у вас общие темы?

— О политике. О еде — на Тайване это очень распространенный повод для бесед. О погоде. Ну и, конечно, о любви, о сексе. Куда же без этого, люди же молодые.

— И что это вам лично дает?

— Знаете, там я полностью раскрепощаюсь, такую чувствую легкость, свободу…

Как лечить душевную травму?

Однажды на занятиях ти-кон, которые я усердно посещала, я увидела среди сплошь китайских лиц резко отличное европейское. Суховатое, вытянутое, с чуть грустными глазами. Оно принадлежало высокой молодой блондинке. «Англичанка», — заподозрила я, и не ошиблась. Мы познакомились. Эмми рассказала, что она родом из Бирмингема, что у нее произошла личная драма «космического масштаба» и что она лечит душевную травму в Тайпее.

— Как вы сюда попали? Родные, друзья?

— Нет, родных нет, а друзья… да, друзей много, в сущности, все комьюнити. Но это потом…

Несколько лет назад она уехала, куда глаза глядят, зарабатывать уроками английского. Только бы подальше от дома. У нее было только два желания: чтобы на нее никто не обращал внимания и чтобы дали побыть одной среди чужих, забыться. Не сбылось ни одно. Ее трудно было не заметить — такую белую, такую большую, светловолосую. И ей тут же дали понять, что она не чужая. Ее приглашали на бесконечные посиделки, праздники, дни рождения. Ей рассказывали о своих радостях и горестях. И она отошла. Повеселела. Смягчилась. Нет, ее любовная драма не забылась. Но отсюда, из этого участливого окружения, эта драма слегка померкла, перестала ей казаться катастрофой.

— Знаете, мне ведь казалось, что вселенная обрушилась. Я опасалась большого скопления людей, тем более их участия в моей жизни. Мне казалось это опасным для моей частной жизни, закрытой от других. А тут, в Тайпее, я почувствовала, какое это счастье, когда ты среди людей, готовых тебя выслушать, понять, умеющих горячо тебе сочувствовать. И я растворилась в этой душевной теплоте. А главное, я обнаружила и в себе вот этот душевный порыв: разделить переживания других людей.

Душевность, открытость, теплота — это, несомненно, черты характера тайваньцев.

Город. Как прекрасна зеленая трава!

Иностранцы-старожилы с ужасом вспоминают, каким был город еще в конце прошлого века. «Тридцать лет назад, когда я только приехал в Тай-пей, город казался мне целиком окрашенным в мрачные тона: серые дома, серые деревья, серое небо. Все в копоти и саже. Сегодня, когда воздух очистился, в город вернулись естественные краски: небо — голубое, деревья — зеленые. Дома — чистые отмытые». Так написал в книге «Reflextions on Taipei» американец-экспат Jefrey Williams.

Я, к счастью, уже не застала той мрачной картины города. И если честно, Тайпей и сейчас далеко не Швейцария: количество автомобилей все время растет, а это, как известно, качество воздуха не улучшает. Но зелени здесь действительно много. И она очень заботливо оберегается. В парках на каждом шагу таблички: «Берегите деревья! Они чистят наш воздух», или «На цветы — только любуйтесь», или «Как прекрасна зеленая трава, когда она не смята, не правда ли?»

Почетный гость с лопатой

Однажды в парке я наблюдала такую сценку. Над входом в ресторан был вывешен транспарант, из него следовало, что здесь состоится собрание членов клуба «Ротари». А вдоль дорожки, ведущей от ресторана в глубь парка, на одинаковом расстоянии друг от друга были вкопаны лопаты. Члены клуба «Ротари», самые видные люди города — крупные бизнесмены, государственные чиновники, популярные артисты, — появились почти одновременно, за два часа до начала собрания. Их встретил распорядитель, очевидно работник парка, и повел к лопатам. Почтенные гости начали выкапывать в земле лунки. Через час, когда я возвращалась обратно, в эти лунки уже были посажены молодые деревца. Оказывается, ротарианцы закладывали здесь новую аллею.

— Неужели нельзя было нанять для этой цели рабочих? — спросила я распорядителя.

— Конечно можно. Но посмотрите, сколько вокруг любопытных людей: они должны видеть, как почетно, как престижно это благородное дело — озеленение города.

Цветочный базар

Тайпей — город цветов. Разноцветные клумбы, дорожки, целые цветочные площадки, словно роскошные ковры, — все это можно видеть на площадях, улицах, у входов в дома. Но есть и целый город — Цветочный базар.

Тут я попадаю в капкан слов: ими невозможно выразить это богатство цветовых сочетаний, тонких ароматов, декоративной изобретательности. Цветочный базар — это далеко не только рынок, это место отдыха, сюда приходят семьями: дети бегают, играют, нюхают цветы. Считается, что эта красота благотворно влияет на их эстетическое развитие, прививает вкус к прекрасному.

Здесь же и старики, многие в колясках, эти приехали сюда уже осознанно: цветочные картинки радуют душу, а ароматы ее успокаивают. Здесь много и влюбленных: страна цветов настраивает на романтический лад. На этих посетителей у продавцов самые большие надежды: именно они чаще всего не могут устоять перед искушением купить букет — как же выразительнее всего заявить о своих чувствах?

Люди. И тоньше и сложней

Никогда не говори «нет»

— Знаете, что отличает русского человека от тайваньца? Русский привык отвечать «нет» так категорично, как здесь совершенно не принято.

Это говорит Виолетта, жена моего приятеля Го Лунга. В России Виолетта была моделью. Взглянув на нее, в этом не усомнишься: очень красивая девушка с безупречной фигурой. Однажды она приехала на демонстрацию русской моды в Тайпей, влюбилась в тайваньца Го Лунга, вышла за него замуж, родила двоих детей, хочет еще и третьего. И постепенно приобщилась к местной жизни. Но именно постепенно, а не сразу.

— Ой, это было так непросто. Вначале все эти улыбки, ласковые взгляды, они меня совершенно очаровали…

Замечу, что и меня тоже. Мне показалось, все здесь делается для того, чтобы человеку было легко, приятно, чтобы и не напрягать его понапрасну и чтобы не обидеть. Отсюда вот эти ласковые, мелодичные голоса, обволакивающие интонации. Когда я говорю с Хун Мэй Лан (Лили), молодым профессором Университета Ченчжи, я чувствую себя жителем глухомани, приехавшим в столицу. Хотя на самом деле все наоборот. Я коренная горожанка, а Лили — селянка из далекой тайваньской деревни. Правда, она уже давно переехала в Тайпей и говорит даже и на английском по-здешнему — плавно, с мелодичными интонациями, слегка усиливая их к концу фразы. Я же, слушая себя как бы со стороны, чувствую, как резки мои интонации, как громок голос. Я очень стараюсь, но мне так и не удается обрести эту плавность, мелодичность…

Однажды меня пригласили на вечер факультета русского языка университета. Студенты ставили отрывки из русских классиков на языке оригинала. Я попала на инсценировку рассказов Зощенко. Участники — режиссеры, художники, дизайнеры, ну и, конечно, актеры — очень постарались. Студенты отлично выучили тексты, костюмы были грамотно подобраны, а декорации хорошо продуманы. И все-таки это был совершенно не русский спектакль, а именно тайваньский. Потому что привычный моему уху с детства зощенковский текст в исполнении актеров с такими мелодичными, обволакивающими голосами звучал диссонансом — слишком резко, пожалуй, даже грубо…

Да, мне, как и Виолетте, вначале тоже нравилось, что все так мило, приятно, ничто не режет слух. Но потом я стала замечать, что многого не понимаю. Например, вот это их неумение сразу отказать.

— Тайванец никогда не скажет «это невозможно», но «да-да, конечно», «может быть», «я подумаю». Расплывчато.

Я хорошо понимаю, о чем она говорит. С этим я уже сталкивалась.

— Ты была в горах? — спрашивает меня знакомый преподаватель.

— Нет, но очень бы хотела, — отвечаю.

— Хорошо. Я за тобой заеду на машине, покажу замечательный храм.

— Ой, как хорошо. А когда?

— Скоро.

Проходит неделя, другая.

— Ты не забыл свое обещание? — напоминаю я наконец.

— Свозить тебя в горы? Обязательно. Жди, скоро приеду.

В конце концов у его друга узнаю, что у него поломалась машина, сейчас она в ремонте, и он не знает, когда ее починит, да и починит ли вообще. Но сказать мне прямо — очевидно, это для него просто невозможно. Даже, пожалуй, неприлично. Вообще прямой отказ я не получала никогда. Это для тайваньца звучит почти как оскорбление. Общее впечатление от общения у меня такое — все так мягко, закругленно, приятно и — неопределенно.

Неопределенное время

Виолетта к этому уже привыкла, она видит в этой неопределенности некую деликатность, боязнь обидеть. Ей это скорее нравится. Меня вгоняет в недоумение. Мне не хватает вот именно что внятности, четкой прямоты. Меня сбивает с толку, как бы сказать поточнее… приблизительность, что ли. Особенно, когда дело касается времени.

— Встретимся завтра около чайной, — говорит новый знакомый.

— Хорошо. Во сколько?

— Около одиннадцати.

Прихожу в 11.00. Знакомый мой стоит. Давно? Да минут пятнадцать — двадцать. Мне неловко. В следующий раз прихожу за полчаса до назначенного времени. Его нет. Час спустя, не дождавшись, собираюсь уже уходить. Вдруг появляется — с улыбкой, не торопясь, без извинений.

Вообще ко времени, как мне кажется, здесь относятся весьма условно. Зову гостей к семи вечера. Устав от приготовлений, в шесть прилегла на диван отдохнуть. Едва коснулась подушки, звонок в дверь: гости уже приехали.

На занятиях в университете другая незадача. Первая моя лекция назначена на два часа дня. Прихожу к началу — никого нет. Через четверть часа приходят первые — немногие — студенты. Я в панике. Лекция не состоится? В половине третьего аудитория заполнена наполовину. Я начинаю свою лекцию. К трем все места заняты, некоторые слушают стоя. Позже я к этому привыкла и уже больше не паниковала. Справедливости ради я должна заметить, что такое вольное обращение со временем свойственно далеко не всем людям, с которыми мне приходилось иметь дело. Обычно те, кто уже поработал за границей, вполне точны и даже пунктуальны.

Город. Безопасность

Как-то мы с коллегой Ириной, доцентом из Петербурга, тоже приглашенной в Университет Ченчжи, пошли вдвоем прогуляться. Она меня потянула в горы. Тьма накрыла нас внезапно, без переходных сумерек. Я пугливо съежилась, попросила держаться поближе к городским огням. Но коллега хотела показать мне город с высоты гор и тянула все выше.

— Да ты что, трусишь? — смеялась она. — Здесь же нет ни одной живой души.

И вдруг мы услышали хруст ветки.

— Ерунда, какой-то зверек пробежал, — отмахнулась Ирина.

И в ту же минуту мы увидели в этой угольной черноте огонек сигареты. Фигуры видно не было, но светлое пятнышко уверенно двигалось в нашу сторону. Мы стояли оцепеневшие. Тень приблизилась, вспыхнуло пламя зажигалки, и стало видно, что это мужчина-китаец.

— Ни Хау. Хэлло! — сказал он. — Вы не боитесь? Не надо вас проводить?

Мне стало очень стыдно за только что пережитый страх. Мужчина помахал рукой и пошел дальше.

С того вечера я уже больше ничего на улице не боюсь.

В один поздний вечер, когда за окном было совсем темно, я вдруг вспомнила, что на завтра у меня нет хлеба и овощей. С утра же я в университете читаю первую пару лекций, а потом еще две подряд. Ближайший супермаркет — минут двадцать пять пешком — закрывался через тридцать минут. Я вышла на улицу.

Чтобы сократить дорогу обратно, иду дворами. Пустынно. Черно. Однако я иду не спеша, не озираясь, не вздрагивая от незнакомых звуков. И тут только понимаю, что, несмотря на эту пугающую обстановку, я совершенно не испытываю никакого страха, а ведь вообще-то я большая трусиха. Но тут не боюсь. Потому что и сама ни разу не сталкивалась с опасностью на улице и ни от кого не слышала о таких эпизодах. То есть криминал здесь, конечно, есть. Но он оперативно и строго пресекается полицией.

Люди. Дружелюбие

Улыбка

Об улыбчивости тайпейцев говорят много. Некоторые даже считают, что это этническая особенность. Но это не так.

«Я приехал сюда из Гонконга и поразился разнице между улыбчивостью и дружелюбием тайпейцев и холодностью гонконгцев. А ведь те и другие — китайцы», — вспоминает американец Jeffrey Williams.

Значит, не все китайцы одинаковы? Значит, улыбка и приветливость — это не особенность китайской мимики? Наоборот. Я бы даже сказала, что по чисто этнической характеристике китайские лица скорее неподвижны, маловыразительны. На них редко увидишь ярко выраженную эмоцию: радость, горе, страдание. В традиционной китайской культуре поощрялась скорее сдержанность в выражении чувств. Откуда же эта открытость, эта эмоционально выразительная улыбчивость?

Меня заинтересовал этот вопрос, я обсуждала его со многими моими друзьями-тайпейцами. Объяснения я услышала разные. По одной, так сказать духовной, версии, все китайские религии, а их тут много, пронизаны духом доброты, любви к людям, радостной отзывчивости. И когда оказалось, что западная культура позволяет эту доброту не скрывать, а, напротив, выражать открыто, тайпейцы, особенно молодые, охотно восприняли эту манеру поведения.

Другая, прагматичная, версия видит объяснение этому феномену тайваньской улыбки в быстрых темпах роста торговли как следствия развития отечественной экономики и международных связей. Товаров на Тайване — в многочисленных лавках, ларьках, магазинах, супермаркетах, на рынках — намного больше, чем их можно продать. Конкуренция продавцов огромная. Каждый старается понравиться покупателю, каждый стремится его привлечь, то есть просто вынужден улыбаться много и часто. А поскольку, как известно, любые примеры заразительны, то постепенно улыбчивость распространяется и на другие, не только связанные с торговлей, слои общества. Звучит эта версия убедительно, хотя и коробит меня некоторым цинизмом.

Мне больше по душе объяснение третье. Сегодня тайваньцы отнюдь не заключены в границах своего острова. Они много бывают за границей: путешествуют, занимаются бизнесом, учатся. Правительство всячески поощряет их к этому: выделяет гранты студентам, захотевшим учиться в зарубежном университете; субсидирует аспирантов, молодых ученых, участников всевозможных международных программ. Среди моих студентов в Университете Ченчжи, например, я просто не знаю ни одного, кто бы не побывал, и не один раз, за рубежом. Возвращаясь домой, молодые тайваньцы привозят с собой новый, более широкий взгляд на мир, на человеческие отношения. Эта широта предполагает открытость, отсутствие ксенофобии и подозрительности. Ну, а кроме того, конечно же тайпейцы заимствуют у европейских и американских горожан их манеру общения — с улыбкой.

Рядом в нужную минуту

В Тайпее я постоянно чувствую готовность мне помочь в самых разных моих проблемах. Почти каждый день я вижу поддержку от моих переводчиц Нины и Тани. Аспирантки Института русских исследований, они знают мой родной язык довольно прилично, а я, к своему стыду, китайский не знаю вовсе. Так что без них общаться с тайпейцами было бы трудно.

Однако этим помощь девочек отнюдь не ограничивалась. Мало в моей взрослой жизни было людей, которые бы так внимательно и так ненавязчиво проникались моими интересами и так спешили бы их осуществить. Особенно приятно удивляла меня Нина. Всегда улыбчивая, но при этом сдержанная и малословная, она как-то незаметно оказывалась рядом в нужную минуту.

Нина — человек очень занятой, она вечно перегружена. Кроме занятий в аспирантуре — лекций, курсовых, семинаров, выступлений на конференциях, — она еще и подрабатывает: зарплаты мамы на них двоих едва бы хватило. Но я этого почти не замечаю. Потому что, как только мне что-то понадобится, Нина обязательно оказывается рядом. Надо ли мне разыскать материал в библиотеке, подошел ли срок уплаты за квартиру, пришло ли мне в голову что-то купить — она не станет задавать вопросов, не будет рассказывать, что собирается сделать. А просто тихо, почти незаметно решит за меня все эти проблемы.

…У меня приступ жестокой аллергии, а у Нины на плечах целая делегация из Москвы, которая приехала на конференцию. Она мечется между гостиницами, переводит доклады, готовит презентации. А я в это время страдаю в одиночестве у себя дома. И вдруг на пороге вырастает Нина: «Быстро одевайтесь, едем к врачу, у меня всего полчаса. Я уже позвонила в поликлинику, нас там ждут».

В другой раз, вернувшись вечером домой, я обнаружила, что автоматический замок защелкнут, а ключ остался внутри. В отчаянии я позвонила Нине, хорошо понимая, что помочь она мне не сможет: все службы уже давно не работают. Она примчалась, кинулась в мастерскую по ремонту ключей.

Мастер, живущий, как это здесь принято, в том же доме, где его мастерская, очевидно, уже спал. Но Нина звонила и стучала в дверь и опять звонила и стучала, пока сонный и сердитый мастер ей не открыл. Я была спасена.

А однажды эта маленькая тайпейка, годная мне разве что в младшие дочери, учила меня жить. Было это в магазине постельного белья. Я давно уже искала покрывало на кровать. И вот увидела целый комплект: одеяло, покрывало, декоративные подушки. Все такое золотистое, с вышивкой, все в тон — очень нарядно. Я спросила цену и… вздохнула. Нет, мне бы что попроще и подешевле. Продавщица что-то нашла, я, даже не рассмотрев, кивнула и пошла к кассе. «Но ведь вам понравился другой комплект», — тихо остановила меня Нина. «Да, но тот слишком дорогой», — опять вздохнула я, отводя взгляд от «того самого». «Раз понравился, его и надо покупать». Нина упрямо сто яла между мной и кассой. Я начала слегка раздражаться: мне, наверное, виднее, что я могу себе позволить, а что нет. И так растранжирила здесь кучу денег. «Да у меня и денег с собой нет», — предъявила я последний аргумент. Она, не повышая голоса, так же тихо сказала: «У меня с собой есть. Я одолжу. Вы о деньгах скоро забудете, а радоваться будете долго». Это прозвучало для меня как восточная мудрость.

Я вспоминаю ее каждый раз, когда застилаю постель нарядным покрывалом, кладу на него роскошные подушки, расшитые золотистым шелком. И бесконечно радуюсь.

«Уровень дружелюбия в этой стране выше всех других известных мне цивилизованных стран», — написал Earl Wieman, бывший американский летчик, а позже президент Ассоциации работников индустрии туризма, бывавший в Тайпее много раз. В доказательство он приводит две истории.

Одно время он постоянно ходил в городскую библиотеку Тайпея и там познакомился и подружился с немолодой библиотекаршей, выпускницей Тайваньского национального университета. Его приятно удивило, когда она, едва с ним познакомившись, позвала его к себе домой на ужин. Ее муж, профессор того же университета, пригласил его постоянно приходить к ним обедать. А однажды предложил у них пожить. Его в шутку называли «наш приемный сын». Через некоторое время семья эмигрировала в США. Йирл уже готовился сменить свое удобное, домашнее жилье на казенное. «Но… я продолжал жить в их очаровательном доме в японском стиле еще несколько лет, — пишет американец. И добавляет: — Я не знаю ни одного другого места на земле, где бы чужестранец был принят с таким размахом гостеприимства и заботы».

В другой раз Йирл вместе со своим другом Томом отправились в двухдневный загородный поход пешком. Где-то их подвозила попутная машина, где-то — мотоцикл. Недалеко от города Даунши их догнала на велосипеде девушка и пригласила в гости. Они полюбовались роскошными орхидеями в саду около ее дома, потом там же переночевали. Несколько лет все трое переписывались. Закончилась эта история свадьбой ее и Тома.

Город. Мотоциклы и книги

Двухколесный транспорт

Улицу Тайпея невозможно себе представить без мотоциклов. Как только на мостовой загорается красный свет, перед светофором выстраивается целая колонна мотоциклов и мопедов. Маленькие и юркие, они проскакивают между своих соседей-автомобилистов и еще за секунду до появления зеленого света с бешеной скоростью устремляются вперед, чтобы… вскоре остановиться у следующего светофора.

В семье может не быть автомобиля: это еще не признак малого достатка. Но вот если у тебя нет мотоцикла, тогда ты уж определенно бедняк. С девушкой, конечно, можно прогуляться по улице или в парке пешком, но лучше все-таки посадить ее позади себя, нацепить себе и ей на нос очки, а на головы шлемы. И — вперед, приятно ощущая ее тело, тесно прижатое к твоей разгоряченной спине.

Парень без мотоцикла? Ну, разве что у него много других, каких-то необыкновенных достоинств. А так… «если ты такой умный, чего ж ты такой бедный»?»

Книжные магазины

Меня удивила частота, с которой на улицах Тайпея встречаются книжные магазины. В наш телевизионно-интернетный век, когда потребность в чтении книг стремительно падает практически во всем мире, в Тайпее открываются все новые книжные магазины. Мне запомнились два. Один из них «Eslite bookstore» в центре города. В будний день он был буквально забит народом, как когда-то в «докомпьютерное» время магазины «Книги» в центре Москвы. Я поинтересовалась, какие книги здесь пользуются спросом. Оказалось, самые разные. Современная проза — национальная и зарубежная. Исторические романы и просто книги по истории. Биографии известных людей. Поэзия.

Последнее меня порадовало особенно. Не только в России, но и в Америке, в Европе, где бы я ни была, я слышала одну и ту же жалобу: стихи все меньше пользуются спросом. Слишком прагматичный век, нет места для романтики. А тут вдруг — спрос на поэтические сборники. Я разговорилась с продавщицей «Eslite», у нее, кстати, был прекрасный английский, и она мне объяснила так:

— Не забывайте, это все-таки Восток, и у тайцев в крови выражать свои чувства в приподнято-поэтическом стиле. И эту потребность не может вытеснить никакой прагматизм, который, конечно, у нас тоже присутствует. — Она сделала паузу, а потом осторожно добавила: — Пока не может. А там кто знает.

Другой магазин с простым названием «Книжный» был расположен на улице Зинан-роуд, на северной окраине города. Сюда я часто заходила по вечерам. Однажды, в бессонницу, я решила прогуляться по Зинан-роуд глубокой ночью. Витрина «Книжного» светилась: магазин работал. Тут надо объяснить, что «Книжный», как и большинство подобных заведений, это не только магазин, это еще и читальня, и интернет-кафе. Сюда приходят студенты в поисках учебной литературы и книголюбы — покопаться в новинках или в раритетах. И наконец, тинейджеры, которым больше по душе глянцевые журналы и — что совсем немаловажно! — недорогой, но крепкий кофе с дешевой булочкой.

Люди. Вокруг да около

Человеку западной культуры часто непонятна логика, а вернее, мотивы поведения тайпейцев. Француз Pierre Loisel, например, предупреждает: европеец обычно стремится расставить вещи на места, следуя привычной последовательности. Но он вдруг обнаруживает, что не только ничто не прояснилось, а, напротив, все еще больше запуталось. Здесь отношения, даже деловые, строятся более тонко и более сложно, чем в Европе. И если вы будете стремиться решать задачи прямолинейно, дела у вас застопорятся. Вы должны привыкнуть, что, прежде чем подойти к разговору по существу, нужно найти подходы, которые построены по принципу «вокруг да около». Сначала налаживаются отношения, потом уже все решается на этой основе. В большинстве ситуаций интерпретация окружающего мира строится не столько на строгой логике, сколько на интуиции.

— Поэтому, — вспоминает француз, — мне часто было попросту не понять истинного положения вещей, ибо многое происходило «за занавесом».

На самом деле, на мой взгляд, не так уж сложна и запутанна эта система деловых отношений. Просто западный человек привык к хорошо структурированному, деловому и четкому стилю, а тайпеец — прежде всего… к дружбе. То есть стоит установить добрые, дружеские отношения, и самые тяжелые деловые переговоры пойдут значительно легче.

Город. За стенами

Жизнь нараспашку

Профессор Уонг-Дин-шу, известный ученый, директор Института русских исследований в Тайпее, сегодня человек вполне столичный. Но полвека назад он приехал из маленькой деревушки в столицу и сейчас любит вспоминать о тамошнем бытии с любовью и умилением.

— Вся жизнь у нас проходила открыто, на глазах у всех. В прямом смысле слова: двери домов никогда не только не запирались, но даже и не закрывались. Чтобы сократить себе путь, я, например, шел, не огибая углов, прямо через дома соседей, без стука, без спроса. Никто не удивлялся: почему это чужой пацан у нас тут шастает? Да и само слово «чужой» никому в голову не приходило: все тут были свои, деревня — это как бы общая семья. Так было принято. И когда я приехал в Тайпей, я очень удивился: оказывается, прежде чем войти в чужой дом, надо постучаться, спросить разрешения…

Впрочем, сельские семьи, по словам Уонга, переехавшие в города, какую-то часть этого быта с собой все-таки привезли. По соседству с домом, где я живу — современным, кирпичным, многоэтажным, — стоят в ряд небольшие старые строения. В них живут преимущественно мелкие частники: владельцы маленьких мастерских, продавцы дешевых товаров. Их лавочки располагаются на первом этаже, а семья живет на втором. Но вечером, после работы, домочадцы собираются внизу, у телевизора. И тут можно видеть, как сильна эта привычка к жизни открытой, на глазах у всех.

Двери их жилищ широко распахнуты, и с улицы хорошо виден их быт. Перед экраном сидит вся семья: в центре сам хозяин, по бокам его помощники по бизнесу, они же члены его семьи. На глазах случайных прохожих со стороны улицы они чувствуют себя совершенно свободно. Вот мать расстегнула кофточку, кормит грудью младенца. А вот сын тут же, в помещении, начищает велосипед: после ужина он отправится на нем к своей подружке. Дочка наводит перед зеркалом макияж. И все это выставлено на всеобщее обозрение. Не напоказ, не потому, что хочется кому-то что-то демонстрировать. Нет, они, скорее всего, вообще не замечают людей на улице. Но, я думаю, если от этой улицы их отгородить, если оставить в замкнутом пространстве квартиры, они, кажется, задохнутся. Впрочем, таких кварталов в городе все меньше, большинство тайпейцев живут все-таки в высоких современных домах, в отдельных и, разумеется, запертых квартирах.

Интерьер

Мой друг, профессор Чжу Чоу, приглашает меня к себе в гости. Когда мы подъезжаем к его многоэтажному дому, он аккуратно ставит свою машину на бетонную площадку. И та вдруг… начинает медленно уходить под землю. Я испуганно смотрю на Чжу.

— Не бойся, — смеется он. — Это не преисподняя. Это гараж.

Причина подземных гаражей та же, что и у высотных знаний, — катастрофический дефицит земли. От того же, из-за нехватки места, и размер квартир небольшой, даже по меркам наших «черемушек». Правда, гостиная обычно побольше, а комнаты с дверями — здесь их называют на американский лад бэдрумами — маленькие, каждый метр на учете.

У Чжу Чоу в одной такой комнате спальня его и жены Дженни, в другой спят двое сыновей, шестнадцати и десяти лет. Спят они на двух, плотно приставленных друг к другу кроватях, по существу — на одной широкой, и, кажется, это никого не смущает, пожалуй, даже считается неким излишеством. Вот у другого моего приятеля Го Лунга, вполне успешного бизнесмена, все четверо — двое родителей и двое детей, пяти и двух лет, — спят в одной комнате, на одной широкой кровати. Вы, может быть, подумали, что там нет места, чтобы отделить детей от взрослых? Место есть: вторая, довольно просторная комната пустует, вернее, в ней живут двое — попугай и какая-то неизвестная мне птичка, в двух клетках. И это тоже в порядке вещей и никого не смущает.

В третьей комнате у Чоу, тоже маленькой, впритык два стола; на каждом по компьютеру: профессору и его жене часто приходится работать одновременно.

Дженни ведет меня на кухню. Она узкая, вытянутая вдоль столешницы: мойка, плита, разделочный столик, холодильник. Квартира тайпейца может быть больше, может быть меньше, но кухня неизменно сохраняет эту особенность: она длинная и тесная, так что два крупных человека не разойдутся.

Правда, в только что отстроенном доме профессора Бай Гу уже улучшенная планировка: кухня здесь значительно больше.

Дом Бай Гу потрясает меня своей красотой снаружи: это собственно несколько двенадцати-, четырнадцати этажных домов современной архитектуры. Между ними большой двор, огороженный резным забором. За этим забором можно увидеть изогнутой формы бассейн, слева и справа — бьющие фонтаны. Через массивные стеклянные двери под присмотром бдительного служителя мы входим в вестибюль. Он размером с небольшой танцевальный зал, посреди стоит круглый стол из черного лакированного дерева, на нем ваза, а в ней букет. О нем нельзя сказать «большой», даже «очень большой»: он просто громадный — метра два с половиной в диаметре. И все эти цветы, и листья, и ветки очень красиво подобраны.

После такого простора извне ожидаешь чего-то подобного и внутри самой квартиры. Но нет. Все те же маленькие комнаты, и лишь гостиная, она же прихожая, она же столовая, размером побольше. Правда, хозяева разгородили ее пополам ширмой. Я думаю, что и маме Бай Гу, и его жене, привыкшей к деревенской тесноте, было просто неуютно в этом большом — условно, конечно, большом — пространстве.

Цветочное торжество, начавшись во дворе, в этой квартире продолжается, только теперь уже в нарисованном виде. Цветами расписано все, что только можно было расписать: стены, кафель в ванной комнате, сама ванна. Ими покрыты раковина, крышка туалета и даже бачок.

Вообще тайпейцы любят украшать свои жилища ярко и красочно. В доме Бай Гу это цветы. У профессора Йи-ши — атласные подушки с китайскими иероглифами: золотом по красному или черным по зеленому. На одной подушке пожелание: «Да будет счастье в этом доме», другая оптимистично уверяет: «Здесь царит благополучие». Иероглифами же расписаны и стены. Каллиграфия китайского письма настолько художественно выразительна, что поначалу я воспринимаю эти письмена как чистую декорацию. Но нет, оказывается, они тоже несут определенный смысл. Приведу две сентенции: «Не пытайся передать поэзию языком прозы: от этого потеряет и первая, и вторая». Или: «Никогда, ни при каких самых сложных обстоятельствах не расставайтесь с друзьями. Это вам даром не пройдет».

Культура декоративных призывов и пожеланий, выраженная изысканным рисунком иероглифа, здесь широко распространена. В доме у Чоу, например, стены украшают красивые лакированные дощечки с иероглифами, расположенные на стенах то горизонтально, то по вертикали.

— Это пожелания радости, удачи, душевного покоя, — объясняет мне Чоу. И добавляет: — Мы их повесили в канун Нового года, после того как подожгли огонь, отгоняющий злого духа семьи — Ньена. Считается, что после этих огненных ритуалов и пожеланий на дощечках дом очищен от скверны, заговорен от сглаза, то есть чист. В нем можно жить целый год спокойно и счастливо.

Главное, что объединяет интерьеры тайпейских домов, — это, как и во многих других областях жизни, соединение современного и традиционного. У каждой из известных мне семей я видела современную бытовую технику, плоские плазменные телевизоры, компьютеры новейших образцов. И вместе с тем обязательно какой-то элемент традиционной культуры — китайская роспись на ширме, национальный орнамент на коврике и почти обязательно крошечный чайный сервиз в китайском стиле, не столько для употребления, сколько для красоты.

Люди. Естественность или простота?

Интересно, что вот этот специфический, несколько расслабленный стиль вполне уживается с бурным техническим прогрессом, с серьезными зарубежными контактами, с интенсивными торговыми переговорами. В городских офисах я вижу подтянутых, хорошо одетых клерков. А вечером во двор своего дома те же люди выходят, что называется, в неглиже.

Бедная Виолетта — как я уже писала, бывшая модель из России — больше всего, кажется, страдает именно от этого пренебрежения к уличной форме одежды. Она же привыкла к красивой одежде — рабочей, домашней, уличной.

— А тут, представляете, выхожу в воскресенье во двор и вижу… Кто-то в нижнем белье, кто-то в трусах, кто-то в легком халате.

— Так ведь жара же, — пытаюсь я вступиться за тайпейцев.

— Для жары тоже есть наряды — шорты, майки, сарафаны. Но это для кое-кого из моих соседей как будто даже и не существует. Простота…

Я, в свою очередь, тоже отмечаю некоторую непривычную простоту. Один мой знакомый, заведующий кафедрой, запаздывал на лекцию. Я спросила у его секретарши, не известно ли ей, где он.

— Известно, спит у себя в кабинете, — охотно ответила она.

Ну и ну, подумала я, так заложить своего начальника! Через некоторое время профессор появился в аудитории и без тени смущения сказал:

— Прошу прощения, я сегодня немножко заспался.

Студенты безо всякого удивления раскрыли тетради. Оказалось, профессор спит в кабинете каждый день. А что же здесь плохого? Отдохнул человек, посвежел, пошел работать дальше. И никакого секрета в этом нет.

Город. Чистая улица и психология

В определенный час, в определенное место подъезжает грузовик-мусоросборщик. К нему со всех сторон подтягиваются люди с пакетами, груженными всевозможными отходами. Оставить эти пакеты можно и вдоль движения машины, она их обязательно подберет, однако горожане предпочитают дойти до стоянки. Там, ожидая знакомого веселого сигнала, они будут общаться, обмениваться новостями, обсуждать проблемы улицы. Эта машина объединяет соседей, дает им возможность лучше узнать друг друга, развивает у них чувство комьюнити (соседства). Она как бы символизирует их чувствительное отношение к чистоте за дверями своего дома. Процесс сбора мусора — некий значительный ритуал тайпейцев.

— При мысли о Тайпее мне прежде всего приходит на ум мусоросборщик. Где еще в мире вы видели, чтобы мусорная машина оповещала о себе так громко, такой ли кующей мелодией, словно она не городские отходы собирает, а, к примеру, торгует мороженым, — говорит Ted Lipman, директор канадского торгового представительства в Тайпее.

На чистоту улиц я обратила внимание в первый же час, пока ехала из аэропорта в город.

Вдоль шоссе стояли дома, часто попадались пешеходы, а где же следы их жизнедеятельности — отходы, мусор? Я не первый раз в азиатском городе и хорошо себе представляю, как это сложно — сохранить чистоту в жарком, влажном климате, среди многолюдья и скученности. Это что, национальная особенность, страсть к чистоте?

Читаю воспоминания американца Jeffrey Williams’a: «Когда я в 1973 году приехал сюда впервые, Тайпей показался мне ярко выраженным городом третьего мира. Было такое впечатление, что все люди живут на улице, повсюду мусор, от копоти и сажи серые дома, серые деревья. Мой трехлетний сын на вопрос: „Как тебе Тайпей?“ простодушно отвечал: „Очень грязный“. Сегодня город очистился от грязи…»

Значит, эта чистота на улицах не благоприобретенная? Как же такой опыт приобретается? Чтобы разобраться в этом феномене, я отправляюсь в Отдел охраны окружающей среды городской мэрии.

Меня знакомят с программой «Этика чистой улицы». Это руководство по грамотному отношению к сбору мусора. Как его сортировать по разным категориям, как, например, не смешивать пакеты с пищевыми отходами и теми, в которых собираются бумага, тряпье, бумажные стаканчики, а также маленькие старые электрические приборы, детали электронных устройств. Я вспоминаю, как недавно была в гостях у своей подруги Жу Ти, менеджера большой косметической компании. И она, сверкая глазами, почти кричала:

— Ненавижу всех этих муниципальщиков! Они замучили меня своими программами! Это не клади сюда, это не смешивай с этим. С ума сойдешь! Больше мне нечего делать, как запоминать все эти глупости.

Передаю этот разговор чиновникам, они печально качают головами. Да, они довольно часто встречают сопротивление: кому же охота усложнять себе жизнь? Но это же ведь очень важно, правда?

Выход один — изменять психологию горожан. И начинать нужно с детей. Они уже добились, что в школьных учебниках экологии есть специальный раздел «Мусор на улицах». Предмет этот изучают теперь в школе.

На площади Сунь Ятсена дети соревнуются в играх на разных площадках. Вот одна из них.

У входа я вижу пакеты из-под молока. Над ними плакат: «Ты хотел это выбросить? Лучше преврати во что-нибудь нужное». Ребятишки мастерят из пустых пакетов подставки для карандашей, коробочки для школьных мелков, рамки для фотографий. Готовые изделия передают в жюри. Там горячо что-то обсуждают: оказывается, спорят, кому дать первую премию. Мальчик лет двенадцати склеил замечательный шкафчик. Все ящички аккуратно подогнаны, на каждом ручка — круглая пуговица. От фабричного не отличишь. Произведение же семилетней девочки выглядит довольно кустарно, но зато изобретательно: зонтик, сумочка и даже шляпка. И вот взрослые дяди и тети горячатся, кому отдать первую премию. Мальчику за тщательность или девочке — за креативность?

А рядом еще одна площадка — там другая команда ребят. Возятся с теми же пакетами, но по-другому: разрезают их на мелкие кусочки, массу окунают в раствор, потом сушат, получается плотная разноцветная бумага. Из нее можно сделать множество полезных вещей. Руководитель игры мне объясняет: «Стараемся воспитать у детей такую привычку: не выбрасывать любую ненужную вещь. Надо подумать, нельзя ли ее как-то использовать. Тогда и мусора будет меньше».

Конечно, воспитание «этики чистой улицы» — процесс трудный. Разумеется, далеко не каждый тайпеец может похвастаться тем, что ведет себя соответственно. В этом легко убедиться, если посмотреть на берег реки Мужи.

Люди. «Субботник» на берегу реки

Сюда меня пригласили на праздник богини воды Мацу. Профессор Уонг Шу с кафедры этнологии Университета Ченчжи объясняет, что праздник — это повод собрать жителей близлежащих домов вместе и поговорить об общих проблемах. Одна из самых острых — замусоренное побережье реки.

— Если бы по этой набережной ходили только местные жители, здесь было бы чисто, — убеждена она. — Но на этот склон приезжают отдыхать люди со всего города, из других городов, они и оставляют этот хлам.

Праздник начинается с того, что жители района чистят берег. У каждого в руках сумка, корзинка или мешок. Люди здесь самые разные. Высокий старик с лицом университетского профессора. Молоденькая продавщица — я видела ее в супермаркете. Стайка мальчишек в форменных бело-голубых костюмах спортивного клуба. Все они старательно собирают мусор — через пару часов берег чист.

Народ постепенно подтягивается к центру торжества, под тенью моста. Иначе не вытерпеть: жара в конце октября стоит под 36 градусов. Публика собирается вокруг накрытых столов и угощается, не дожидаясь торжественной части. Выбор блюд невелик — кроме овощей и фруктов вареные яйца и длинные макароны. Еда хоть и небогата, зато несет в себе некий высший смысл. Яйца — символ начала жизни; бесконечно длинные макароны — знак долголетия.

Но вот начинается торжество. Его открывают почетные гости: чиновники мэрии из того самого отдела охраны окружающей среды, где я уже побывала.

— Дорогие жители округа Уэншан. От имени мэрии огромное вам спасибо за то, что так бережно относитесь к природе своего района. Я хочу вас также попросить помочь мэрии сохранить чистыми улицы всего нашего города. Расскажу вам о некоторых наших программах, например «Этика чистой улицы»…

Неугомонная мэрия!

На празднике я познакомилась со многими интересными людьми. Один из них, доктор Чоу Чу, стал моим хорошим другом. Позже он рассказал мне свою историю. Сын известного тайваньского художника, он по окончании школы отправился учиться в Америку. Окончил там престижный Мичиганский университет, женился на своей землячке, выпускнице того же университета. Молодые специалисты — эколог и журналист — показали себя отличными работниками, оба получили предложения работать в Штатах. И… оба отказались.

— Понимаешь, это не всем объяснишь, — говорит мне Чу. — Да, в США налаженная, хорошо организованная жизнь. Но американцы, очевидно, слишком благополучны. Раньше я думал, что дело только за тем, чтобы предложить хорошую идею, а там ее быстро оценят и подхватят. Оказалось, быстро не подхватят. Потребуется слишком много времени, чтобы привлечь внимание к новому. А вот подхватят и оценят и тут же «пустят в дело» как раз на Тайване. Такая здесь сейчас активная деловая атмосфера. А уж что касается моей родной сферы — чистоты окружающей среды, — так здесь для работы вообще простор без границ.

— Этика чистой улицы? — спрашиваю с усмешкой.

— В том числе и это. Тебе кажется слишком пафосным название этой программы?

— Не то чтобы пафосным, но чересчур торжественным, что ли…

— Да, немного есть. Но ведь это Восток, не забывай. Местная специфика. Главное же не слова. Улицы-то ведь действительно стали чище, правда?

Город. Друзья с улицы

«Стрит френдс», то есть друзья с улицы, — так, соблюдая политкорректность, здесь зовут бездомных бродяг. Бомжей я видела мало, и это неудивительно: на весь город насчитывается всего двести человек. Но это сейчас, а десять лет назад их было две тысячи. Как про изошло это стремительное сокращение? Я предположила, что просто бомжей административным порядком выставили из города. И ошиблась. Оказалось, наоборот, социальные службы города и благотворительные организации стали всячески помогать бродягам снова войти в социум. Мне удалось познакомиться с одной такой неправительственной организацией «Мирный приют для друзей с улицы» («Street Friends Peace Port», SFPP). Он расположен на улице Га-ли, в районе Уан-хуа.

«Приют» заботится о бродягах очень активно, делает это явно не для галочки. Прежде всего, сотрудники следят, чтобы их подопечные не страдали от голода. Ежедневно здесь раздают еду. Не бог весть какую, без деликатесов, в основном рис, бобы, овощи, но все-таки пищу, без которой бомжи могут попросту умереть с голоду. Кроме того, во время всевозможных праздников «друзья с улицы» получают еще и дополнительное, более вкусное угощение.

Особенно беспокоятся здесь о бродягах в зимнее время года. Тайпей, конечно, не Москва: морозов не бывает. Но для тайпейца температура ниже 15 ?С тоже уже катастрофа, а при 7–8 ?С они запросто могут умереть. Поэтому SFPP собирает пожертвования на одеяла, подушки, матрасы. Довольно часто добровольцы приносят и складывают в большие короба теплые вещи из дома.

Третье направление — лечение бродяг. Для этого фонд добивается от официальных властей разрешения его подопечным пользоваться врачебной помощью бесплатно, откуда бы они ни приехали.

И вся эта благотворительность имеет очень четкую цель — не просто накормить, согреть, вылечить, но и добиться, чтобы люди, выпавшие из социума, могли бы в него снова вернуться. Эту цель помогают достичь так называемые консультанты, социальные работники. Они побуждают своих подопечных справляться с психологическими проблемами, преодолевать депрессию, бороться с судьбой. Они пробуют восстановить их интерес к жизни, к работе, которая давала бы им возможность независимого существования.

С сотрудником фонда мы идем по улице Га-ли, доходим до перекрестка. Он показывает мне на фигуру регулировщика на площади.

— Видите мужчину в форме? — спрашивает он меня с некоторой гордостью. — Посмотрите на его лицо — оно трезвое, не испитое. Глаза ясные. Одет аккуратно, роль свою исполняет точно, с достоинством. А ведь еще полгода назад это был пропащий бродяга, алкоголик с мутным взором, в грязной одежде. Мне с ним пришлось помучиться — привык к бродяжничеству, не хотел работать, растерял всех друзей, родных. А теперь вот, видите, вполне социализированный гражданин.

Люди. Секс вчера и сегодня

Изучая нравы и обычаи тайпейцев, я постаралась найти и те, что говорили бы об их отношении к сексу. Долго искала социологические данные, листала диссертации и академические исследования. Однако, как только тема касалась сексуальных отношений, обязательно следовало примечание: «Достоверные данные получить не удалось ввиду закрытости респондентов».

Респонденты закрыты не только для социологов, даже друг с другом они не так откровенны, как те же американки. Нина призналась мне, что сериал «Секс в большом городе» покоробил ее не столько эротическими сценами, сколько откровенностью подруг, которые делятся подробностями этих отношений.

— Я не могла бы этого рассказать ни одной своей подруге, даже Тане, — сказала мне Нина.

Поэтому и мои выводы будут верны лишь в той степени, в какой мне удалось раздобыть факты.

Три взгляда

Сексуальная революция на Тайване (а особенно в Тайпее), конечно, тоже победила. Однако, в отличие от Запада и Америки, все-таки не стала нормой и эталоном отношений между полами. Да, девочки и мальчики получают свой сексуальный опыт на два-три года раньше, чем двадцать лет назад. Однако далеко не все, и даже не большинство. И общественное мнение относится к раннему сожительству с большим предубеждением.

Насколько мне удалось понять из бесед со студентками Тайпея, по отношению к сексуальному опыту они делятся на три категории.

Первая группа. Современная девушка не должна следовать традиционному запрету. Она может выбирать себе сексуального партнера на любой срок и в любом возрасте. Ничего стыдного в этом нет. С таким мнением мне лично пришлось столкнуться всего три раза, из чего я делаю вывод, что мнение это не сильно распространено.

Вторая группа. Нет ничего предосудительного в том, чтобы завести бойфренда до брака, но в интимные отношения следует вступать только с тем партнером, за которого ты потом собираешься выйти замуж (это, конечно, не значит, что так оно и случится). С таким отношением я встречалась часто, и мне показалось, что оно наиболее распространено.

Третья группа. Считается, как и прежде, что девственность нужно сохранять до самого брака. Выяснилось, что эту точку зрения разделяет достаточно много девочек и мальчиков (у последних, правда, это касается взгляда не на собственную а на девичью невинность).

Chastity, целолмудрие

Как я уже сказала, сексуальная революция сюда пришла позднее, чем в Европу и Америку. На Тайване это началось лишь в последней половине прошлого века. В 1990 году в Тайпее вышла книга: «Почему они молчат?», а в 1994 году — «Отважная женщина». Обе книги призывали к сексуальной свободе для женщин, бунту против мужского господства в семье. Авторы особенное внимание уделяли chastity — целомудрию, традиционному сохранению невинности для девушки. За десять — пятнадцать лет сексуальная революция, как и положено любой революции, произвела огромные перемены в ментальности и поведении молодых тайваньских женщин. Однако не всех…

Приведу рассуждения Ли, аспирантки: «Я встречаюсь со своим бойфрендом уже четыре года. Он за это время окончил университет и получил престижную работу. Но ему еще нужно время, чтобы встать на ноги. Я тоже еще не готова к замужеству. Слишком много времени уходит на учебу, да я еще и подрабатываю. Видимся мы раз в неделю, в выходные. Он заезжает за мной на мотороллере, и мы едем гулять. Иногда в парк, иногда в кино. Потом идем в кафе. Там же встречаемся с друзьями. Мы любим друг друга, мы знаем, что обязательно поженимся. В наших отношениях много нежности, однако секса нет. Он несколько раз просил меня перейти эту черту, укорял меня, что я несовременная девушка; я отвечала, что знаю, что я несовременна, и не стыжусь этого. Почему я должна следовать моде? У меня есть свои принципы. Мое chastity до брака — залог того, что я сохраню верность мужу и потом, на всю жизнь. Он меня понял, сказал, что любит меня и уважает мои принципы».

Еще более выразительный образец целомудрия явила мне С., преподаватель русского языка и литературы: «Я встречаюсь со своим женихом — теперь, когда назначен день свадьбы, я могу так его называть — десять лет. За это время я несколько раз уезжала в Россию, училась там в университете, потом в аспирантуре. Все это время мы переписывались, и я всегда знала, что у меня есть надежный друг, который меня поддержит, когда надо, всегда придет на помощь. И у нас были очень теплые, сердечные отношения. Потом я вернулась, стала преподавать, можно было бы пожениться. Но мы работаем в разных городах и хотим сначала скопить денег на квартиру. Мой университет расположен близко к его дому, и я довольно часто остаюсь у него ночевать. Правда, спим мы в разных комнатах».

— Как это? — не поняла я. — Неужели после секса не хочется остаться рядом?

— А у нас нет секса, — ошарашила она меня.

— Это после десяти лет сердечных отношений? Сколько же вам лет?

— Мне тридцать два года. Но осталось совсем немного ждать — через полгода свадьба.

А вот еще одна история.

В Тайпее я познакомилась с очень милым человеком, русским художником Олегом. Он синолог-любитель. Сам выучил китайский язык, глубоко изучал культуру и философию Китая. А оказавшись в Тайпее, влюбился именно в этот город, в его, как он говорит, «ауру романтики и неги». Насколько адекватно он воспринял этот романтический настрой, показала жизнь.

Вскоре после приезда Олег встретил 20-летнюю Ю-синь, студентку университета.

— Я тогда еще плохо знал мандаринский диалект, а она вовсе не знала русского. Но я почувствовал какое-то странное чувство, близкое к чуду, будто мы воспринимаем окружающий нас мир — горы, деревья, закат, дождь — совершенно одинаково, как продолжение нас самих. Нам практически не надо было даже тех слов, которые мы могли понимать. Восприятие происходило на уровне чувств, даже интуиции, — рассказал Олег.

Они встречались почти каждый день, он видел, как счастливо блестели у нее глаза при его появлении. И Олегу стало ясно, какую проблему необходимо решить «здесь и сейчас» — найти пустую квартиру. Она охотно приняла приглашение прийти в квартиру его отсутствующего друга. Олег, ни на минуту не сомневаясь, что поступает адекватно ситуации, подвел ее к дивану. В решающий момент, однако, произошло необъяснимое. Девушка вдруг вскочила и с криком «Так вот чего ты хотел!» вырвалась из его объятий и выбежала вон.

Историю эту я услышала еще до того, как познакомилась с Олегом. Она уже обросла легендами и вошла в университетский фольклор в таком виде. Некий русский художник чуть не изнасиловал нашу девочку, обольстив ее всякими романтическими бреднями и заманив в пустую квартиру. Версия эта исходила от самой девочки, которая охотно делилась ею с подругами, жаловалась и возмущалась. Несчастный же Олег никак не мог понять, где именно он допустил ошибку, ведь «все развивалось так естественно».

Что же касается старшего поколения, то оно, как мне показалось, совсем еще не готово к той свободе отношений, когда сексуальная жизнь у молодых людей начинается задолго до брака.

Студентка Лю-синь живет со своим бойфрендом второй год, но родители об этом даже не догадываются. Он, она и ее подруга снимают трехкомнатную квартиру: у каждого своя комната. Лю-синь и ее возлюбленный живут вместе, третья комната пустует. Делай они это открыто, можно было существенно сэкономить на аренде. Но открыто нельзя: родители не должны даже догадываться об истине. Пусть считают, что Лю-синь и ее приятель всего только друзья и живут каждый в своей комнате.

А вот что мне рассказал молодой физик Йи Лин-у. Его 35-летняя сестра, работающая в Америке, приехала в гости к родителям в Тайпей. Приехала она не одна, а со своим бойфрендом, 38-летним американцем. Приятель дочери родителям понравился: хорошо воспитан, к папе-маме уважителен, всем привез подарки. Однако вскоре в семье разразился скандал: оказывается, папа не знал, что союз не зарегистрирован, что формально они не в браке. Знала мама, но скрыла это от мужа. И вот из квартиры раздались крики: «Вон из моего дома! Не хочу позориться перед соседями!» Пришлось великовозрастным возлюбленным переезжать в гостиницу.

Город. Вам удобно?

В Тайпее у меня такое ощущение, что обо мне все время заботятся. Причем в самом земном значении этого слова. Мне кажется, здесь постоянно уделяют внимание человеку — его удобству, его самым простым потребностям.

Туалет в метро

— Что вам больше всего понравилось в Тайпее? — спрашивает меня главный редактор газеты «Тайпей таймс».

Она внимательно смотрит на меня, а я наблюдаю за ней. Она вся такая изящная, по-восточному утонченная, в каждом движении аристократизм. И я тяну с ответом.

— Туалет в метро, — наконец решившись, говорю я.

В метро я сошла на перекрестной станции и вдруг увидела знакомую пиктограмму: мальчик и девочка. Туалет? Открыла дверь и… забыла, зачем пришла. Большое помещение, отделанное цветным камнем, эффектно подсвечивали разноцветные бра. Раковины для умывания были утоплены в белой мраморной столешнице. Тут же стоял специальный стол для пеленания младенцев. У стены — откидные стульчики. На них можно посадить ребенка и пристегнуть: так маме будет спокойнее в закрытой кабинке. На полках в горшочках живые цветы, а кроме того, цветы декоративные. И никакого намека на дурной запах, только слабый аромат сухих трав.

Впрочем, меня поражает не столько красота и безупречная чистота туалета, сколько сам факт его наличия. Как хорошо, что догадались его соорудить хотя бы на перекрестной станции. Через какое-то время я выхожу на другую платформу и… вижу ту же пиктограмму — мальчик и девочка. То же на третьей платформе, на четвертой… Оказывается, туалеты есть на всех станциях. Не такие роскошные, но опрятные, с приятным запахом сухих трав. Около одного такого я увидела объявление «Ремонт» крупными буквами. А пониже, на мандаринском и на английском, что-то еще, буквы поменьше. Я подошла поближе и прочла: «Извините за неудобство. Временный туалет сразу за углом. Он не очень комфортабельный, но это ненадолго».

Внимание к мелочам

Вряд ли бы я стала подробно говорить о туалете в метро (шокируя не только изысканную Амбер, но, возможно, и своего читателя), если бы не усмотрела в этом некую тенденцию, характерную для Тайпея: внимание к мелочам, создающим комфорт человеку.

В метро возле стационарной — а не движущейся — лестницы висит пиктограмма-предупреждение: пожилая пара интеллигентного вида направляется к ступенькам. «Стоп! — перечеркнута лестница красным крестом. — Вам туда не надо. Вам удобнее ехать в лифте». И стрелочка. В самом деле, если вы пожилой человек, или инвалид, или мать с коляской, зачем же вам карабкаться по лестнице? Лифт есть у любого выхода или входа, где вместо эскалатора — стационарные ступеньки.

В час пик, когда толпа плотной массой спускается к поездам, на платформе я вижу полицейского, он внимательно всматривается в пассажиров. Увидел женщину с коляской — подошел. «На этих ступеньках колеса иногда застревают, давайте помогу». А вот старик на костылях, полицейский подходит помочь и ему.

Возвращаюсь на станцию, откуда уехала какое-то время назад. Посреди вестибюля стоит пластмассовый треугольник домиком, его раньше явно не было. Подхожу поближе: «Будьте осторожны! Мы тут только что мыли полы, может быть скользко».

Впрочем, возможно, все это внимание к мелочам свойственно только метро? Что ж, выйдем на улицу, сядем в автобус.

Едем стоя. Но верхние поручни немного высоко, надо тянуть руку. Нет, не надо: к ним приделаны специальные держалки, чтобы ухватиться было удобнее. Но вот место освободилось, едем сидя. А как теперь встать, чтобы быстро и ловко и не потревожить соседа? Это ведь не просто, особенно если автобус качает. Для этого к задней стороне сиденья, что перед вами, приделана ручка, обопритесь на нее, и вы обретете устойчивость. Остановки объявляются по радио — на китайском, потом на английском. Но произношение у водителей отнюдь не оксфордское, не всегда уловишь название. Такое тоже предусмотрено: вслед за радио соответствующая надпись появляется на панели над кабинкой водителя — бегущей светящейся строкой, заодно той же строкой и небольшая справка, какой вы найдете универмаг или рынок, кинотеатр, стадион или музей, если сойдете на этой остановке.

Сделать жизнь человека комфортнее, предусмотреть самые незначительные мелочи — это уже вошло не только в систему общественного обслуживания, но и — от него и кроме него — в сознание людей. Почти на каждой остановке автобуса есть деревянная скамейка под навесом. Но вот около этого магазинчика скамейки нет: здесь автобус останавливается редко. Но стоят три стареньких кресла, их вынес хозяин магазина: ведь если посетитель с покупками будет дожидаться транспорта, не стоять же ему все это время на ногах.

«Сидячие места» — скамьи, скамеечки, тумбы — вы увидите всюду, где бы вам ни захотелось присесть. В аллеях студенческого городка Университета Ченчжи и на его центральной площади поставлены под навесом деревянные столы с деревянными же стульями. За одним устроился студент со своим ноутбуком. За другим студентка читает книгу. За третьим профессор просматривает стопку газет. Девочки расположились за столом с ланчем — купили его тут же, в одном из ларьков. А вечером и особенно поздно ночью тут совсем другие картинки. Парень с девушкой обнялись, целуются украдкой — откровенно здесь не принято. Компания с гитарой настроилась исполнить что-то из современного репертуара. Вот для этих нужд столы со стульями и поставлены.

В большой городской больнице я увидела знакомую картину — масса ожидающего народа. К очередям мне, москвичке, не привыкать. Я приготовилась к мучительному ожиданию. Ожидание действительно было, но не мучительное. В большом зале пациенты расположились в мягких креслах. В четырех углах работали четыре телевизора. На столиках лежали шахматы и другие игры. Желающие брали сегодняшние газеты с высокой тумбочки. Было очевидно, что администрация побеспокоилась: этим людям должно быть удобно.

Люди. Семья

Изменения, которые происходят в тайваньской семье, идут в том же направлении, что и в странах Запада. Тенденции эти хорошо известны: «постарение» женихов и невест, сокращение детей в семье, увеличение разводов. Разница лишь в том, что все эти процессы происходят в очень сжатые сроки: ведь еще лет пятнадцать назад даже законодательство не предписывало полного равенства для мужчин и женщин в семейных отношениях.

Короткий срок, за который происходили все эти перемены, очевидно, подстегнул процесс, привел к слишком резким, порой радикальным изменениям. Одно из них — настроенность многих девушек на учебу и карьеру.

А отсюда новое отношение к браку.

Отложенный брак

С Сио-Ун и ее приятелем У-Ченом я познакомилась в Москве на выставке тайваньских товаров. Девушка обращала на себя внимание яркой внешностью и раскованностью. У-Чен был ей под стать: красив, умен. Уже в Тайпее я узнала, что пара эта в университете хорошо известна: вот уже лет пять, как их видят всегда вместе.

— И что, это только дружба? — спросила я Сио-Ун, будучи под впечатлением от рассказов о пресловутом chastity.

— Нет, не только, — усмехнулась она.

— А свадьба предполагается?

— Да, наверное, но неизвестно когда. — Это отвечает У-Чен.

— А что мешает?

— Да вот, квартиры своей нет. Работа есть у обоих, но заработки пока невелики.

Однако Сио-Ун видит ситуацию немного по-другому:

— Деньги здесь ни при чем. Родители готовы нам помогать. Они ждут не дождутся этой свадьбы. Но нам сейчас нужно все внимание сосредоточить на карьере. Конкуренция на тайваньском рынке труда огромная, чтобы выстоять, надо много времени и сил.

Я спрашиваю, сколько же времени они собираются ждать. Мне показалось, что юноша посмотрел на нее с некоторым укором. Она неопределенно махнула рукой:

— Время покажет. Главное все-таки — мы думаем о браке. А ведь сейчас знаете как: не каждая девушка на брак согласна.

По статистике, за последние десять лет возраст тайваньских невест увеличился на три-четыре года: с двадцати двух до двадцати пяти — двадцати шести лет. Это в среднем по стране. Но среди образованных городских девушек он еще выше — ближе к тридцати. Куда дальше поведет развитие этой тенденции? Уж не к отказу ли от брака вообще?

…Я читаю лекцию о семье в России на факультете социологии Университета Ченчжи. Дохожу до статистики: на каждые десять браков у нас регистрируется около пяти разводов. Вижу, тянется рука — девчушка на вид лет семнадцати, лицо совсем юное.

— Можно вопрос? А зачем же, если русские женщины так часто разводятся, они вообще выходят замуж?

Ну, понятно, девочка задает свой вопрос по юношеской наивности. К счастью, большинство студенток в группе постарше и, наверное, поумней.

— Спроси у своих mates (англ. — сокурсники), они тебе объяснят, — снисходительно говорю я.

Но mates молчат, смотрят на меня внимательно. Несколько человек поддерживают вопрос:

— Да, почему русские девушки стремятся замуж?

— Ну, хотя бы потому, — растерянно отвечаю я, — что этого требует природа человека…

— Вы имеете в виду секс? — говорит уже другая студентка. — Но для этого достаточно иметь бойфренда.

— Но ведь если ты любишь, тебе хочется жить с этим человеком вместе, видеть его каждый день…

— Так в чем проблема? Пусть снимают квартиру и живут вместе.

— И долго они так будут жить?

— Пока не надоест.

— Ну а как же дети? — прибегаю я к последнему аргументу.

— А зачем дети? — та же девчушка.

Тут все-таки кто-то из сокурсниц подает трезвый голос:

— Дети, конечно, нужны. Но опять-таки, зачем при этом нужен официальный брак?

Я обращаюсь за поддержкой к преподавателю, которая присутствует при нашей беседе. Профессор Сентра Ма, красивая стройная женщина лет тридцати пяти, получила образование в Америке.

— Как вам эти детские рассуждения? — смотрю я на нее в уверенности, что встречу наконец поддержку взрослого человека.

— Ну не такие уж они детские, — отвечает она красивым, глубоким голосом. — Просто не все из них понимают, что женщина должна для себя сделать выбор: либо семья, либо карьера. Я, например, такой выбор сделала. Для меня важна карьера, и потому от брака я принципиально отказалась.

Вот так поддержала!

А ее студентки все-таки хотят вернуть разговор к теме российской семьи.

— Так почему ваши девушки так охотно вступают в брак? Тут финансовые причины? Может быть, государство дает им за это пособие? И за детей — тоже?

Они с недоумением выслушивают мои объяснения, что пособия за брак не существует, а так называемый материнский капитал, то есть субсидия от правительства, выдается лишь за рождение второго ребенка.

На этой лекции присутствует мой аспирант У Монйинг. Он учился в России, в Новосибирске, и сейчас делится своими впечатлениями:

— Я тоже этого никак не мог понять: почему русские девочки, и те, что учатся, и те, что работают, стремятся так рано выходить замуж? Иногда я видел: самой-то лет двадцать едва исполнилось, а она уже с коляской, вся в домашних заботах, готовит, стирает, моет, убирает — вот и вся жизнь. Неужели девочек это устраивает?

К этой теме я случайно возвращаюсь, беседуя с Ниной, моей аспиранткой, о ее недавней поездке в Екатеринбург. Этот ее визит в Россию не первый. В Екатеринбургском университете она училась несколько лет. Здесь у нее много друзей и подруг.

— Я не видела их два года, — смеется она. — Знаете, какой вопрос они задают мне самым первым? «Ты еще замуж не вышла?» Я говорю, что мне ведь только двадцать четыре года. Они восклицают: «Уже двадцать четыре!»

Одиночки

Йи Чин Чанг, руководитель сектора социологии Академии наук Синика, говорит:

— Тайваньская женщина слишком долго была зависима от мужчины, находилась в подчиненном положении. Когда с демократизацией общества пришли идеи равенства и новые возможности, тайваньки поспешили ими воспользоваться…

Тенденция эта выглядит так: чем ниже образование у девушки, тем быстрее стремится она выйти замуж. Студентки же, выпускницы университетов, как правило, откладывают брак на более поздний срок.

— Или вообще отказываются от брака, — говорю я и рассказываю о своей беседе со студентками-социологами.

— Да нет, это они так, по молодости, — смеется Чин Чанг. — Просто улавливают тенденцию. Я бы даже сказала, моду. Это как бы такой признак продвинутости — говорить, что ты вовсе не собираешься замуж. Иногда, впрочем, они вполне искренне так думают. Потом большинство, конечно, о замужестве задумывается, но откладывает его действительно на более поздний срок — где-то ближе к тридцати — тридцати пяти годам. Правда, в это время уже выйти замуж труднее. Хорошо, если у девушки есть постоянный бойфренд. Тогда брак — акт чисто формальный. Если же партнера нет, найти его не так-то просто. Тут еще дело в том, что девушки, как правило, хорошо образованны, начитанны, с широким кругом профессиональных и политических интересов. Они, естественно, и от избранника ждут того же уровня развития и очень часто не находят.

Незамужних женщин под сорок среди моих знакомых было так много, что я готова была думать, что отказ от брака не случайность, а широко распространенная тенденция. Разговорившись и познакомившись с ними поближе, я, однако, увидела, что это не совсем так. Принципиальных холостячек оказалось не так уж и много.

Сорокадвухлетняя профессор Лю тщательно следит за своей внешностью, всегда подтянута, модно одета, свежая прическа, умелый макияж, регулярные занятия спортом. Кажется, вполне благополучна и довольна жизнью. Однако мне она призналась:

— Знаете, сколько раз мои бойфренды предлагали мне, как говорится, легализовать наши отношения. Я отмахивалась, хотела быть независимой: достичь высот в профессии, самостоятельно зарабатывать, иметь свою квартиру, много путешествовать. Теперь у меня все это есть. А у моих бывших бойфрендов есть… свои семьи. И я порой чувствую себя очень одиноко.

Число сорокалетних женщин-одиночек все время растет.

Впрочем, среди мужчин одиноких тоже много. Но не совсем по тем же причинам. Да, многие из них не торопятся жениться, потому что хотят закончить учебу, найти престижную работу, сделать карьеру, встать твердо на ноги. Но те, кто наконец пришел к решению завести семью, понимают, что сделать это непросто. Вот как мне объяснил ситуацию Го Лунг:

— Когда я решил наконец жениться, я оглянулся вокруг и… не увидел ни одной молодой образованной женщины, которая могла бы стать моей женой. Они слишком сосредоточены на учебе, карьере — мысли их далеки от того, чтобы строить семью. Кроме того, они не очень хотят заводить детей… ну, может быть, одного ребенка, и то не сейчас, а позже…

Такие мужчины, разочаровавшиеся в потенциальных невестах, тоже довольно часто остаются одинокими. И вот результат: число семей, состоящих из одного человека, сегодня по сравнению с 1971 годом увеличилось почти вдвое. Соответственно сокращается и общее число семей. Процесс этот идет неуклонно. В 1971 г. на каждую тысячу человек приходилось двадцать шесть семей, сегодня — только десять.

Словно стараясь не отстать от других развитых стран, Тайвань энергично догоняет и перегоняет их, поражая мир стремительностью перемен. Известно, что и в Америке, и в Европе число разводов растет, но Тайвань перегнал даже Америку. Во всех цивилизованных странах уменьшается количество детей в семье, но Тайвань и тут опережает: тридцать лет назад тайваньская семья имела в среднем четыре ребенка, сегодня — только одного. Это, между прочим, меньше, чем даже в таких развитых странах, как США, Сингапур, Япония, Южная Корея.

Размышляя о проблеме тайваньских женихов, Го Лунг говорит:

— И вот, оглядевшись вокруг, повстречавшись с разными девушками, поговорив с ними об их брачных представлениях, я понял, что самый правильный выход — жениться на иностранке. Так я выбрал Виолетту.

Выбор моего приятеля неслучаен. Социологи уже отметили это явление как устойчивую тенденцию: тайпейцы-мужчины все чаще предпочитают жениться на иностранках. Прежде всего, конечно, на китаянках из КНР — благо одна кровь, общие корни, общий язык. Но также и на женщинах из Вьетнама, Малайзии, России. Каждый пятнадцатый младенец родился от матери-иностранки.

Город. «Сяо чи», маленькая еда

На любой улице Тайпея, в любом его переулке можно встретить чуть ли не через дом, а иногда и в каждом доме по несколько заведений, которые называются «сяо чи» (маленькая еда). Иногда это больше похоже на кафе, иногда на столовую, а иногда… ну как назовешь такое место: небольшая плита прямо на улице под тентом, а рядом — три-четыре столика или, наоборот, один длинный стол, а за ним несколько стульев. Каждое такое «сяо чи» имеет свой профиль: в одном готовят лапшу, в другом — овощные блюда, в третьем — пельмени, в четвертом — сладкое. И конечно, в каждом без ограничения овощи, зелень, фрукты.

Мой приятель Го Лунг, например, владеет лапшевней: от отца он научился варить лапшовый суп с рисовой водкой и различными приправами. Кстати, вообще-то по образованию Го Лунг филолог, он даже защитил диссертацию. Собирался заниматься наукой, но как раз в это время его отец, унаследовавший небольшое «сяо чи» от своего отца, пожаловался, что сил больше не хватает, его жена, мать Го Лунга, тоже уже не в состоянии помогать мужу. Не может ли сын хотя бы временно их поддержать? Не сворачивать же бизнес, который приносит хоть и небольшой, но устойчивый доход.

— Отец ни на чем не настаивал, но я, почти не раздумывая, согласился. Почему? Во-первых, потому что по тайваньским обычаям, если родители уже не могут содержать себя, старший сын обязан о них позаботиться. Во-вторых, наукой, особенно гуманитарной, больших денег не заработаешь, а мне нужно было становиться на ноги: я хотел приобрести хорошую машину (сейчас у него последней марки «мерседес»), купить квартиру. Ну а, в-третьих, я был уверен, что бизнес — это ненадолго. Оказалось надолго, может быть, даже до конца жизни.

— Так затягивают деньги? — спрашиваю я.

— И деньги, конечно, тоже. Но главное, само дело. Я стал его развивать очень успешно: увеличил помещение, разнообразил меню, прибавил столики. Потом открыл филиалы. Это ведь тоже очень увлекательно — расширять бизнес. Для этого требуется много энергии, сообразительность, интеллект…

— Интеллект?

— Да, а как вы думаете? Мне мое филологическое образование многое дает — например, понимание людей, умение с ними общаться.

— Ну, а как… как бы это сказать, насчет самой сферы деятельности? Трудиться в торговле после университетской среды?

— Ах, вот вы о чем? Нет, никакой социальной неполноценности я не чувствую. Работа, она и есть работа, если ты ее, конечно, хорошо делаешь.

Эту мысль подтверждает и его жена Виолетта. Она тоже помогает мужу делать лапшу, готовить из нее суп и другие блюда. Я специально дожидаюсь, когда мы останемся с ней одни, чтобы задать свой вопрос.

— Виолетта, скажите откровенно, как себя чувствует звезда подиума в роли повара?

— Отлично, — вполне искренне отвечает она. — Дело в том, что здесь, в Тайпее, владельцы ресторанов, кафе, столовых в большом почете. Вы, наверное, слышали, что Тайвань называют Меккой еды? И каждый, кто к этому причастен, чувствует себя как бы частью этого имиджа.

Я спрашиваю Виолетту, готовит ли она дома блюда из меню своей «лапшевни». Она отрицательно мотает головой и говорит, что вообще редко стоит у плиты дома, как и большинство тайпейских женщин. Зачем тратить время на то, что можно принести «с улицы».

— Но ведь домашняя еда все-таки питательнее, да и дешевле, — возражаю я.

— Как раз наоборот, — уверяет меня Виолетта. — Еда «с улицы» и качественнее, и не так дорога, как домашняя.

Да, в этом я имела возможность убедиться много раз: «уличная еда» готовится по высшим санитарным стандартам, с учетом питательных свойств разных продуктов и их грамотных соединений. Кроме того, здесь всегда соблюдаются строгие гигиенические нормы.

Однажды я попросила в столовой положить мне пару коробочек с блюдами, которые собиралась съесть на ужин. Деньги в кассу заплатила, а коробки забыла на столе. Через два часа я, уже дома, обнаружила эту оплошность и, проклиная свою рассеянность, поплелась обратно. Коробок на столе не было. Я спросила уборщицу, не видела ли она мою покупку. Она ответила, что пришла час назад и на столе ничего не было. Тут я увидела, что все работники, и кассирши, и раздатчицы, другие: пришла новая смена. Я уже собиралась вновь покупать себе ужин, но тут меня заметил старший менеджер. «Наконец-то вы пришли, — радостно воскликнул он. — Я жду вас уже два часа. Повторите, пожалуйста, что вы купили». Я повторила, и раздатчица стала набирать еду из кастрюль в новые коробки.

— А нельзя ли мне взять те, за которые я уже заплатила? — спросила я.

— Нельзя, — ответил менеджер, — мы их выбросили.

— Почему? — уже недовольно спросила я. — Если вы меня ждали, зачем же было выбрасывать?

— Но ведь еда стояла тут целый час, за это время она уже потеряла свежесть, — объяснил менеджер. — Мы вам сейчас положим те же блюда, только прямо с плиты.

Вздохнув (жаль платить дважды), я подошла к кассе расплатиться, но менеджер удивился:

— Зачем? Вы же уже заплатили. Больше не надо.

На тайпейской улице трудно найти плохую еду, независимо от того, где ты ешь и сколько это стоит. Тайваньские повара чрезвычайно внимательно следят за качеством своих блюд.

Однажды я забежала в какую-то рыбную столовую. И суп, и тушенная с овощами рыба были вкусными, но, мне показалось, совсем не солеными. Хозяин столовой подошел узнать, как мне понравилась еда. Я сказала, что все прекрасно, только повар, по-моему, забыл ее посолить. Хозяин придвинул ко мне солонку:

— Нет, это не случайно. Просто мы заботимся о здоровье наших гостей. Кладем очень мало соли, ведь она вредна, большинство наших посетителей стараются солью не злоупотреблять. Ну а если кому-то этого мало, можно же исправить, правда?

И он еще раз пододвинул ко мне солонку.

Как бы ни были многочисленны различные мелкие «сяо чи» — придорожные кафешки, пищевые лотки, пельменные, пирожковые, не говоря уж о продуктовых автоматах, — санитарные нормы должны соблюдаться неукоснительно. Над предприятиями общепита установлен строжайший медицинский контроль.

Недалеко от моего дома я все время видела автомат с холодными напитками. В одно утро, дойдя до места, где обычно стоял этот Vendor, я обнаружила, что его там нет: вместо него темнела пустая площадка. Причину таинственного исчезновения автомата мне удалось узнать через несколько дней.

При очередной санитарной проверке выяснилось, что среди десятков банок и коробок с напитками у двух срок годности истек месяц назад. Как оказалось, хозяин Vendor’а уже дважды был пойман на таком нарушении санитарных норм. В прошлые разы отделался штрафами, а в третий раз его бизнес просто прикрыли.

А еще я никак не могла понять, почему уличная еда дешевле домашней. Ведь дома вы же не платите за аренду помещения, за транспорт и зарплату работникам. Ответ оказался настолько прост, что я бы могла и сама догадаться, если бы вовремя вспомнила главный закон экономики, знакомый любому школьнику: принцип конкурентной борьбы. Ну, конечно, когда еда предлагается на каждом шагу, как же можно выстоять в таком соревновании? Только одним способом: снижать цену.

Вот почему тайпейские хозяйки любят покупать блюда «с улицы». У них на эти изыски — и вкус, и питательность — времени дома не хватает.

Люди. Что исчезает и что остается

— Многие семейные устои, существовавшие веками, изменяются и исчезают прямо на глазах, — просвещает меня социолог Йи Чин.

— А старые бесследно исчезают?

— Совсем наоборот. Многие традиции не только продолжают существовать, они даже укрепляются.

Почему меня не звали в гости?

Сначала о том, что исчезает. Например, домашние обязанности, веками считавшиеся женскими. Теперь они все больше распределяются между супругами.

Молодая пианистка из Тайпея Чин Йин Яанг рассказывала:

— Знаете, когда у нас дома ждут гостей, мои родители обычно готовятся к приему вместе. Если мама готовит, то папа ей обязательно помогает. И пол он часто моет. А в знакомых мне московских домах, даже вполне современных, муж сидит за столом, а жена вокруг него хлопочет.

— А сколько лет твоим родителям? — спрашиваю я.

— Около пятидесяти. Вы думаете, это касается только их поколения? Нет, у молодежи то же самое. На студенческих вечеринках у нас девочки и мальчики вместе накрывают на стол, режут, готовят еду, моют посуду, приводят в порядок квартиру. В московских же компаниях это почти всегда делают девочки. Ребята только приносят выпивку, ну, может, еще какую-нибудь закуску. Потом садятся к телевизору или идут курить, все остальное — за девочками. Мальчики, может быть, еще мебель расставят. Но полы уж точно мыть не будут.

— Но самое удивительное, — говорит социолог Йи Чин, — тайпейцы, да и вообще жители больших городов Тайваня, почти совсем перестали готовить дома, в лучшем случае сводят приготовление домашней еды к минимуму. Сегодня вы редко встретите хозяйку, которая готовила бы завтрак, обед, ужин, как это было в совсем еще недавние времена.

Замечу кстати, что долгое время для меня было загадкой: почему мои новые знакомые тайпепйцы так неохотно зовут к себе в гости? В ресторан — сколько угодно: и в самый дорогой, и в самый экзотичный. А я, признаться, терпеть не могу ресторанов. По мне, домашняя, пусть и небогатая, обстановка и непритязательная еда располагают больше к главной цели встречи — общению, неспешной беседе. Но мои новые друзья настаивают, уговаривают, а когда я отказываюсь, расстраиваются. А я слегка огорчаюсь, что они не зовут домой: мне-то интересно посмотреть, какая у них жизнь там, изнутри.

— Они что, недостаточно меня уважают, чтобы позвать в гости? — спросила я как-то Йи Чин.

— Совсем наоборот, — смеясь, ответила она. — Они хотят угодить вам, но на то, чтобы приготовить все эти блюда, обычно нет времени, да и привычки тоже. Современная тайваньская семья по большей части питается «с улицы».

— Пирожками и бутербродами, что ли?

— Нет, горячими, свежими блюдами. Только приносят они их готовыми из кафе, ресторанов, закусочных. Это и дешевле, и питательнее, и вкуснее.

Через несколько дней я была в гостях у Го Лунга и Виолетты. Никакого стола, накрытого яствами, я там не увидела. А вопрос хозяина меня очень удивил:

— Что вы хотите на обед?

— То, что вы приготовили, — по-моему, резонно ответила я.

— Я ничего еще не приготовил, ждал вас, — ответил Го Лунг, даже не взглянув на жену, которая, по моему разумению, и должна была отвечать за угощение. — Я сейчас пойду покупать обед для себя, Виолетты и для вас. Я предпочитаю свинину, Виолетта — тушеные овощи. А что любите вы?

Через полчаса вся эта еда, заказанная в соседнем кафе, появилась в картонных коробочках, которые по окончании обеда были аккуратно сложены в целлофановые пакеты, чтобы вечером их можно было вынести к мусорной машине.

В доме Чжу Чоу я уже не удивилась, заметив, что на столе ничего нет. Чжу также поинтересовался, что я предпочитаю на ланч. Я сказала: кофе с булочкой. Он собрал пожелания у жены и двоих сыновей и, так же как и Го Лунг, спустился вниз. Через полчаса мы уже трапезничали за общим столом — каждый со своей едой.

Домашний обед

И все-таки мне повезло: нашелся дом, где я смогла увидеть, что же это такое домашняя традиционная еда. Это было в доме у моего коллеги, преподавателя Университета Ченчжи Бай-Гу.

Молодая жена профессора Бай-Гу не работает: занимается их годовалым сыном. Ей помогает мать мужа. Эти две женщины придерживаются традиционных привычек — стараются готовить дома. Молодая — потому что сохранила навыки, которые приобрела в родительском доме в деревне. А старая — в силу своего возраста. Вот они-то меня и угощали на славу.

Еще в лифте я почувствовала ароматные запахи. В доме уже был накрыт стол: зелень, свежие и маринованные овощи — огурцы, морковь, чеснок, еще какие-то, заправленные соусами. Потом появились блюда горячие. Жареные кусочки свинины, рыба, сваренная с овощами. У обоих блюд был специфический, но чем-то знакомый вкус. Оказалось, что его придавала рисовая водка. В следующую перемену принесли креветок, каждая величиной с большой палец крупного мужчины, они были опять-таки вымочены в рисовой водке и потом зажарены с чесноком. По мере перемены блюд одну еду уносили, другую ставили на стол. Но одно блюдо оставалось с начала и до конца. Это был тыквенный суп с моллюсками. Он стоял в самом центре в кастрюле, на небольшой электрической плитке.

Под конец появился десерт. Огромные яблоки, каждое величиной с детскую головку, такого же размера груши. Фрукты были поданы в подсоленной воде, так как это, оказывается, дольше сохраняет свежесть и естественный цвет.

Я, разумеется, не преминула поинтересоваться, а что же едят мои хозяева на завтрак и ужин в обычные дни, без гостей. И вот что узнала. Мама по старинке предпочитает рисовую кашу. Замечу, что этой каши я отведала еще в самолете, где нам предложили ее на выбор с блюдами европейской кухни. А попробовав, не знала, что делать дальше: глотать ее явно не хотелось. Рис, разваренный до состояния размазни, как для диетпитания, был абсолютно пресным: ни соли, ни сахара, ни молока. Мама Бай-Гу объяснила, что она по утрам ест именно это блюдо, но приправляет его сухим соленым толченым мясом, или вареньем из морской капусты, или просто овощами. Так в свое время завтракали ее мама и папа, а также дедушка с бабушкой и их родители.

Впрочем, такой богатый стол, как был приготовлен для гостя, то есть для меня, накрывают далеко не каждый день. Рядовой ужин куда скромное: горячий суп, правда, в нем присутствует обязательно. Затем — рыба или свинина. Ну, и конечно, рис, он здесь заменяет хлеб.

Такой обильной едой больше меня нигде не баловали.

Семейная встреча

А теперь еще об одном впечатлении. При всех новомодных переменах в тайваньской семье, при всей ее интегрированности в общецивилизационные потоки, при явном сокращении домашних дел — при всем при этом ценность семейных связей и контактов, оказывается, не только не уменьшается, но скорее увеличивается.

Тайваньцы привыкли жить большими семьями, даже группами семей: несколько в одном деревенском доме.

Сельские жители и сейчас продолжают жить такими же кланами. Но и городские тайваньцы, разъехавшись по отдельным квартирам-ячейкам, упорно сохраняют эту традицию — собираться всей родней по праздникам и между ними большими компаниями.

На один такой сбор родственников я имела честь быть приглашенной. Профессор Национального тайваньского университета Ин Ши Оу целый день возила меня в своей машине, показывала город, а потом взглянула на часы и испугалась:

— О, господи! У меня же через пятнадцать минут встреча с родными в ресторане!

Она помедлила в нерешительности, но все-таки предложила: хотите посидеть с нами?

Нерешительность я объяснила для себя так. Ужин с родственниками — это процесс очень неформальный. Он предполагает ту степень близости и душевной открытости в общении, которая свойственна только хорошо знающим друг друга людям. Эту теплую радость от встречи я почувствовала сразу же. Как и некоторую настороженность: не нарушит ли гостья эту обстановку взаимного понимания, которая возникает благодаря общим корням? Мне мешали не только моя чужеродность по определению, не только расовые отличия, но и другие привычки, ментальность.

Но все мои опасения оказались напрасны. Очень скоро я почувствовала атмосферу душевной открытости собравшихся и вошла в нее, растворилась…

Познакомившись с родными Ин Ши, я узнала, что они живут довольно далеко друг от друга. Кто-то в другом городе, кто-то в другой провинции Тайваня, кто-то в Германии, а брат вообще приехал из Бразилии. Но несмотря на расстояния, они считают необходимым регулярно собираться все вместе.

Потом я много раз наблюдала такие семейные посиделки. И в обычные дни, и, конечно, в праздничные. Наблюдала с удовольствием и белой завистью: наверное, это очень здорово, когда из внешнего напряженного мира ты можешь окунуться в тесный мир близких, родных людей и расслабиться в нем.

Кстати, интересная деталь местной жизни. По всем статистическим данным, на Тайване очень невелик процент преступлений. А те преступники, что есть — воры, грабители, насильники, — чаще всего люди приезжие. В чем причина? В семейных связях и… телевидении.

— Каждого преступника обязательно показывают в полицейской хронике, — объяснили мне. — Теперь представьте себе человека, который знает, что его может узнать на экране кто-то из родни. И, узнав, рассказать об этом другим родственникам, а это подчас сто, двести, триста человек. Для всех для них это огромный позор. И этот ужас предстать опозоренным перед родственниками часто удерживает от преступлений.

Люди. Старики

Об уважении азиатских народов к своим предкам я слышала много. Но такого отношения к старикам, как на Тайване, пожалуй, все-таки не ожидала. Я бы сказала, что это не только уважение, и не столько оно, сколько глубокое внутреннее ощущение своего постоянного, неоплаченного долга.

Сыновий долг

Мой аспирант Чен Ченг хочет жениться. Уже несколько лет его подружка ставит перед ним, как говорится, «вопрос ребром». Если, мол, ты меня любишь, почему не женишься? Может, тогда разойдемся? А он ее действительно любит — и знает, что, окончив аспирантуру, получит работу с хорошим заработком. «Скоро свадьба?» — спрашиваю я его. «Не скоро, — грустно отвечает он. — Сначала надо отдать долг матери».

Между прочим, с матерью и с отцом он почти никогда не жил. Родители уехали работать в Тайпей, а его оставили на руках дедушки с бабушкой в деревне. Потом, правда, Чен Ченг тоже приехал в Тайпей, учился в хорошей школе, поступил в университет. Но с родителями отношения не сложились: слишком долго они жили в разлуке. Чтобы прекратить ссоры, скандалы, он переехал в общежитие, потом стал подрабатывать и снял комнату. Мать с отцом разошлись, имущество поделили. Мать купила себе квартиру в рассрочку, теперь вот надо отдавать долг. А она уже вышла на пенсию, зарабатывать не может. Этот-то долг и взялся выплатить Чен. В ущерб своему материальному положению. Может быть, даже с риском расстаться с любимой женщиной.

— Мама очень просила? — интересуюсь я.

— Она вообще не просила, я предложил сам. Это ведь моя мать, значит, и долг мой.

А вот дедушку с бабушкой он, наоборот, очень любил.

— Они рассказывали мне древние сказки и мифы. Учили петь народные песни. Дед передал мне свою любовь к природе, к животным. А бабушка внушила, что самое главное достоинство человека — доброта. Я, между прочим, был довольно проказливым мальчишкой, но слушался деда беспрекословно. Он, например, не разрешал мне, уже школьнику, смотреть телевизор после восьми вечера. Иногда выключал ящик на самом интересном месте фильма или во время выступления моего любимого певца. Я переживал, но не смел спорить.

Уехав в город, Чен приезжал к старикам каждые каникулы. («Между прочим, когда мне было уже двадцать четыре года, дед разрешил смотреть телевизор аж до… девяти часов вечера», — смеется Ченг.) А потом дед умер, бабушка осталась одна. И он взял ее к себе в город, в ту же комнату, которую снимал.

Правда, ситуация эта нетипична. Обычно все-таки не внуки, а дети заботятся о своих родителях. По давно установившемуся обычаю со стариками должен жить старший сын. Если он не может — тогда младший или дочь.

Папа приехал

Моя коллега, молодой преподаватель Сяо Чин Ли, уехала из деревни давно. Отец живет там и сейчас со старшими детьми. Она сделала успешную карьеру, объездила мир, но замуж не вышла. Живет одна. Как-то она призналась, что очень ей одиноко, хотела бы с кем-нибудь познакомиться, но по своей застенчивости («деревенской застенчивости», усмехнулась она) сделать это ей трудно.

Сяо Чин очень мне нравится: она в свои тридцать пять сохранила девичью прелесть — плавные движения, нежный голос, смущенный взгляд. И надо же так случиться, что за неделю до своего отъезда я познакомилась с 40-летним преподавателем из другого университета. Он мне показался симпатичным и чем-то похожим на мою молодую приятельницу. Он посетовал, что несколько лет назад от него ушла невеста — ушла к лучшему его другу. Ситуация эта, в общем-то классическая, ранила его так сильно, что он решил больше с этими странными существами другого пола дела не иметь. Но прошли годы, рана зажила, боль утихла, однако след оставила: мужчина обнаружил, что не умеет знакомиться, стесняется.

Что мне следует в этой ситуации делать, для меня было очевидным. Действовать немедленно! До моего отъезда в Москву оставалось несколько дней. Я предложила обоим прийти ко мне на ужин, и оба с радостью согласились.

Встречаясь на работе с Сяо Чин каждый день, я одобрительно отмечала, как она хорошеет. То купила себе новое платье, то как-то по-новому красиво убрала волосы, то подкрасила ресницы, чего я раньше не замечала. Утром назначенного дня она позвонила и сказала, что задержится. Дело в том, что папа собирается именно сегодня приехать из своей деревни в Тайпей и она должна его встретить. А не может папа приехать, например, завтра? Нет, не может. Завтра — праздник (один из местных праздников богов), и он договорился с утра встретиться со своим приятелем и вместе пойти смотреть парад.

Мой гость пришел минута в минуту, очень взволнованный и нарядный. А гостья через два часа позвонила и сказала расстроенным голосом, что папу она встретила, он очень голоден, они сейчас зайдут в какое-нибудь кафе, быстро перекусят и придут. Я предложила покормить папу у меня, но он отказался, сказал, что это неловко: мы же с ним не знакомы.

Еще через час на моего первого гостя было жалко смотреть. Он с трудом поддерживал разговор, который я через силу старалась как-то наладить. Он почти не прикоснулся к еде на столе. В десять часов он решительно встал и откланялся, с трудом выдавив улыбку. А еще через пару минут пришла парочка: Сяо Чин и ее папа. Девушка выглядела очень элегантно — туалет был продуман, аксессуары хорошо подобраны. А папа… Папа напоминал персонажа из популярного телевизионного сериала про неуклюжего деревенского чудака с грубым лицом и нескладными манерами.

На другой день она подошла ко мне извиниться, была очень расстроена.

— Ты понимаешь, что я уезжаю? — спросила я. — Я не смогу больше вас познакомить.

— Понимаю. — На молодой женщине не было лица. — Но что я могла сделать, ведь это же мой папа!

Новое знакомство, вполне вероятная возможность изменить жизнь, может быть, даже построить семью, о которой она мечтала, — все это было отодвинуто без всяких раздумий. Папа — что может быть важнее?

А с мамой моей приятельницы профессора Ин Ши Оу я познакомилась на том семейном обеде, куда меня пригласили в ресторан. Эту 85-летнюю женщину старушкой назвать было никак нельзя. В ней не было той неуверенности и признаков угасания, по которым — а отнюдь не по морщинам! — и определяешь возраст. Чувство собственного достоинства не мешало ей излучать доброжелательство и сердечность.

— Как лучезарна ваша мама, — сказала я Ин Ши. — Так может вести себя только счастливый человек.

— А она и есть счастливый человек. Смотрите, — Ин Ши начала загибать пальцы, — здоровье для ее возраста вполне приличное. Живет в большой квартире вместе со старшим сыном, моим братом. А все остальные ее дети совместно содержат филиппинку.

Филиппинка

Филиппинка — это не только национальность, это профессия. Так на Тайване называют девушку, ухаживающую за стариками. Обычно родственники нанимают их в специально созданных на Тайване бюро. А бюро, в свою очередь, вербует их преимущественно на Филиппинах.

С одной такой «филиппинкой» я познакомилась в супермаркете. Она рассказала, что взрослые дети ее хозяйки живут за границей, ее они наняли, чтобы ухаживать за мамой. Хозяйку разбил инсульт, она передвигается только в коляске. Поэтому надолго моя знакомая выйти не может. Работа утомительная и практически круглосуточная. Ее заработок — 300 долларов в месяц. За весь круглосуточный труд без выходных дней — всего 300 долларов?

— Нет, на самом деле меньше. Еще ведь налоги вычитают. Но с другой стороны, у меня своя комната. Питаюсь вместе с хозяйкой. А деньги я обычно посылаю домой.

Я много раз встречала эти пары: пожилая дама в коляске, которую везет молоденькая филиппинка. Особенно почему-то их много на цветочном базаре. Сюда приходят не только для покупок, но и для прогулок. Публика на базаре нарядная, и этот колорит никак не нарушают старушки в колясках — в красивых платьях, с ярким макияжем и аккуратными прическами.

Но это, конечно, если дети хорошо зарабатывают или сам ты сумел накопить деньги. Если же жить только на пенсию, особенно не зажируешь. Официальная пенсия равна примерно 100 американским долларам.

Волонтеры

— К людям старшего возраста мы должны относиться так, чтобы они чувствовали эту нашу доброту и человечность. Ведь не только деньги определяют настроение старого человека, но и — ничуть не меньше — наше душевное к ним отношение.

Вы, может быть, подумали, что эти слова сказаны каким-нибудь прекраснодушным журналистом? Отнюдь. Они принадлежат чиновнику, заведующему отделом социальной помощи мэрии Тайпея (здесь он называется «комиссар») доктору Чен-Тай Суэ. Доктор он потому, что защитил диссертацию по социологии в США, а сейчас профессорствует в Тайваньском национальном университете. Читает лекции о помощи незащищенным слоям населения, в том числе старикам.

А вот еще пример отношения властей к пожилым. Вице-президент Тайваня госпожа Лю Сиу-льен любит вспоминать о том времени, когда была главой провинции Таоань, потому что там ей, видному политическому деятелю, борцу за свободу, представилась реальная возможность стать эффективным практическим руководителем.

— Одним из моих принципов стала не просто забота о людях, а забота дифференцированная. Молодежи нужно одно, активному поколению — другое, старикам — третье. Пожилые люди часто впадают в депрессию. Я задумалась. Что может украсить им жизнь? Чего им обычно не хватает? Материальной независимости и внимания. И вот мы открываем пенсионные банки, где высокий процент позволяет человеку накопить солидную прибавку к пенсии. Каждый праздник пенсионер получает еще и денежный бонус. Но не меньшую радость ему доставляют и персональные поздравления по телефону — по случаю праздника, дня рождения. Да, и еще. У многих к концу жизни проблемы с памятью, они могут забыть дорогу домой. Так вот, мы дарим им небольшое приспособление на руку, с помощью которого можно определить, где находится человек. Знаете, скольких стариков мы спасли от депрессии?

И все-таки, конечно, государственное учреждение, как оно ни старается, каждому нуждающемуся внимание оказать не может: ни работников, ни времени на это не хватает. Именно на это обратил внимание мистер Чао Чанг еще двадцать лет назад и основал Фонд социальной поддержки.

— Простите, вы не хотели бы помочь одиноким старикам? — С таким вопросом стучался в дом мистер Чао Чанг. В любой дом, на любой улице.

Жители удивлялись, отмахивались, спешили по своим делам… Но были и другие.

— А сколько это будет стоить? — спросил не очень молодой, но и не старый еще человек, недавно вышедший на пенсию. И пригласил гостя в дом.

— Бесплатно, — улыбнулся мистер Чао Чанг. — Если, конечно, не считать за плату бесценный дар благодарных сердец.

— Хорошо, — согласился, подумав, хозяин.

Это был первый волонтер. Так их набралось 700 человек, готовых без денег служить немощным людям, одиноким старикам.

Прежде всего, фонд составил точный список стариков-одиночек, их телефонов, адресов. Затем мистер Чанг поставил перед сотрудниками и волонтерами жесткое требование: ежедневно звонить каждому опекаемому с двух до пяти вечера. Если три дня подряд клиент не отвечает, надо звонить соседям, друзьям, родственникам — телефоны всех предварительно тоже переписаны.

— Такие регулярные звонки не просто освобождают человека от тяжести одиночества — они могут предотвратить и серьезный приступ болезни, — говорит он. — Сегодня уход за беспомощными стариками представляет собой большую проблему. Традиционно о них заботились молодые женщины — дочери, невестки. Но сегодня ведь они в большинстве случаев днем на работе. И вот фонд организует центры для пожилых, по принципу детских садов: там старые люди могут позавтракать, пообедать, пообщаться друг с другом. Они объединяются в компании.

Фонд присылает в помощь своих волонтеров — купать, кормить стариков, сопровождать их к врачу. Он расширяет, разнообразит свою филантропическую деятельность. Недавно открыл Центр здоровья и интеллекта. Сюда стариков привозят для занятий посильной физкультурой и развивающими интеллект играми, вроде маджонга.

— Нам доставляет радость, когда мы видим, как оживает у старых людей интерес к жизни, как они расцветают в потоке любви, — говорит мистер Чанг.

Немного пафосно, конечно. Но что поделаешь, Восток. Не будем со своими европейскими мерками насмешничать и над другим названием — «Ангелы любви». Так называется сайт в Интернете, куда может обратиться любой старик, которому срочно понадобилась помощь.

Город. Праздники

Праздников тут множество — всех не перечислить. Первый из них — Новый год, или Праздник весны. Для нашего уха это сочетание звучит странно — Новый год и весна. Но праздник отмечается по старому лунному календарю, где-то в середине февраля, то есть когда на Тайвань уже приходит весна. В канун Нового года домочадцы дарят друг другу подарки, деньги. Красные конверты с купюрами — не столько материальная поддержка, сколько символ: деньги в красном конверте (но не подписанном красными чернилами) — это пожелание удачи, знак грядущего благоденствия.

В предновогоднем застолье первым приносят еду тем, кого за столом нет: духам предков. Следующие в иерархии — старики, потом — родители, последние — дети. Продолжается встреча Нового года уже в храме — там зажигают ритуальные благовония. С утра Нового года начинаются визиты к родным и друзьям. А чуть позже семья вливается в уличное гулянье.

Через полмесяца новое празднество — Праздник фонарей. Улицы и площади расцветают фонарями самой разной величины и окраски. Оранжевые, лиловые, желтые — от миниатюрных фонариков до фонарей огромных размеров. Все угощают друг друга специфической (весьма специфической, на мой вкус) едой, которая называется «шань-юань-сяо». Это небольшие шарики из рисовой муки, а внутри — сладкая начинка.

На пятый день мая начинается веселый Фестиваль драконьих лодок. Вообще-то по своему происхождению праздник этот не очень радостный. По легенде, в этот день в древнем царстве Чу утонул поэт Чжу Юань. По более поздним версиям, он бросился в бурные воды в знак протеста против тирании правителей. Праздник называется «Праздник поэта», а главное его действие — гонка на драконьих лодках, которые должны найти (но веками почему-то не находят) бедного поэта. Считается, что рыбы до сих пор охотятся за его телом, пытаясь им пообедать. Чтобы этого ужасного деяния не произошло, глупым рыбам участники фестиваля бросают цзунзы, что-то вроде наших голубцов: рис, завернутый в листья бамбука. В этот день также предусмотрено соревнование гребцов на лодках.

Как я уже сказала, праздников много, всех не перечислишь. Упомяну только еще один — День рождения Туди Гуна, бога земли. Отмечается он в середине осени, в восьмой месяц лунного календаря. Это как раз время, когда заканчиваются работы на земле, и весь смысл праздника — благодарность Туди Гуну за щедрый урожай.

Все праздники сопровождаются шумными шествиями по улицам. И разумеется, всевозможными народными представлениями.

Танцующий дракон

Утром в мое окно почти вплывает огромная плюшевая морда с разверстой пастью. А на улице грохот барабанов, звон гонга, шумные крики. Догадываюсь, что это Дракон — символ могущества и власти. Словно у настоящей змеи, его длинное тело извивается и играет золотистым, зеленым, огненно-красным. Длится это долго. Пока многоцветное чудище плывет мимо, успеваю насчитать десять сочленений, а каждое около двух метров. Двадцатиметровый змий! Впрочем, этот еще малыш. Вот в День республики, 10 октября, по улицам шествует Гипердракон, его длина достигает 120 метров, а вес 100 килограммов. Чтобы заставить этого гиганта двигаться, внутри него прячутся солдаты трех видов вооруженных сил Тайваня!

Выхожу на улицу и обнаруживаю, что дракон отнюдь не пассивен. Он то бурно устремляется вперед, то, на оборот, как бы прикидывается ленивым и равнодушным. Предмет его внимания — жемчужина, тоже, разумеется, в сотни раз больше своего натурального размера. По легенде, огромный дракон, «резвясь, гоняется за изящной жемчужиной», которая, как и положено ветреной красавице, дразнит и соблазняет чудовище, но никак ему не дается. Веселая толпа, а особенно, конечно, детвора, приходит в восторг от этой игры. Но ненадолго. Потому что шествие еще только началось, вокруг много других развлечений. И я спешу не пропустить ни одно из них.

Вот исполняет свой знаменитый танец плюшевый лев, второй после дракона популярнейший герой праздника. Он уже значительно меньше размером и «танцует» с помощью всего двух артистов: один «отвечает» за туловище, другой — за голову.

Среди театрализованных сюжетов ищу знаменитую «сухопутную лодку». А увидев, пытаюсь отгадать, как же «работает» это бамбуковое судно с сидящей внутри него девушкой. Мне приходит на помощь студент, стоящий рядом со мной в толпе:

— Так ведь это не девушка, а сильный мужчина, загримированный под женщину, он несет всю эту конструкцию на себе.

Девушка на спине старца

Таких жанровых сценок в уличных представлениях много. И хотя сюжет каждой из них хорошо известен даже детям, эти мини-спектакли смотрятся с большим интересом. Среди всей этой толпы я, конечно, в выигрышном положении: мне-то большинство сюжетов неизвестно. Поэтому я с искренним любопытством слежу за тем, поймает ли рыбак в свою сеть морскую раковину («Танец волшебной раковины»), удержит ли старец на своей спине девушку (шуточная сценка «Девушка на спине старца»). Мне также любопытно, каким образом клоуны на ходулях то на полметра вырастают, то настолько же становятся ниже.

А уж когда я встречаю команду участников какой-нибудь уличной игры, я впадаю в настоящий спортивный азарт. Кто победит в состязании с ножным воланом — подбрасывании ногой небольшого диска с перьями? Кто дольше всех удержит «жужжалку»: легкую катушку, вращающуюся на тонкой бечевке? И когда у игрока упадет толо — китайский волчок из дерева или металла?

У каждой такой группы игроков так же, как и вдоль всего уличного шествия, много наблюдателей. Я чуть было не сказала «зевак», но так назвать этих людей было бы неправильно: они не просто смотрят, они активно участвуют, страстно болеют. Их энтузиазм, крики одобрения, возгласы, хохот создают ту радостную атмосферу, без которой праздник не был бы настоящим праздником.

Я внимательно вглядываюсь в толпу — и вижу, что и сама она каким-то образом несет на себе печать национального колорита. Ну конечно, на многих вместо обычной современной одежды — народные китайские костюмы. Вот прошел юноша в атласном халате до колен и длинной юбке. На голове у него высокий, ярко вышитый головной убор. Это — бяньфу, парадная мужская одежда. А вот девушка в костюме фасона шэньи — две широкие шелковые полосы сшиты сзади и перехвачены нарядным поясом. Одеяние это свободными складками ниспадает от плеч девушки к ее ногам, образуя широченные рукава. Кромки рукавов, так же как и все края наряда, отделаны яркой вышивкой, аппликацией, плетением.

Покопались в сундуках у бабушек? Взяли напрокат специально для этого карнавала? Можно только гадать. Но вот в чем сомневаться нельзя — во вполне современных платьях и блузках молодых девушек. Сегодняшняя мода очень естественно переплетается с модой традиционной. Свободные рукава кимоно, плетеные пояса, а в отделке — тесьма и вышивка. С одной стороны, современные модницы, будто сошедшие со страниц журнала «Вог», с другой — явно выраженный национальный колорит.

Люди. Кому вы молитесь?

Стена богов

В современной квартире профессора Бай Гу, едва открыв дверь, увидела прямо напротив стену — не часть ее, а целиком. Слева направо и сверху вниз она была разрисована ликами богов. Каких?

— Понятия не имею, — говорит Бай Гу. — Я не очень-то религиозный человек.

— Но мама ведь религиозна?

— Да, молится на эту стену — мы называем ее «Стена богов» — каждое утро и каждый вечер.

— И кому она молится?

Бай Гу переводит маме мой вопрос, но та лишь пожимает плечами.

— Мама говорит, она тоже не знает. Вообще всем богам, которые могут помочь ей в ее молитвах: чтобы дети были успешны, чтобы сама она была здорова и чтобы ее покойному мужу, моему отцу, на том свете жилось счастливо.

В семье профессора Чжу Чоу ни одного истинно верующего нет. Но и у него дома есть «Стена богов». Скажу сразу, я не видела ни одного жилища, где бы такой стены не было.

Чжу Чоу, однако, в отличие от многих других, всех богов знает поименно:

— Это Будда, это Лао-цзы, это Мацзу, это Ван-Е…

— А к какой религии принадлежат два последних?

— Ни к какой официальной. Это персонажи легенд и сказаний.

Так я узнала еще об одной характерной черте религии на Тайване: в число своих богов молящиеся включают и героев народных верований.

В том же храме Лунгшан на площади Манка в даоистском зале рядом с ликом Лао-цзы я увидела некоторых из этих народных богов. На самом видном месте восседала самая известная богиня — Мацзу, богиня моря. Рядом с ней бог Ван-Е, оберегающий людей от эпидемий и болезней. По соседству Тянь Чунг (бог неба), Туди Гун (бог земли), Цзи Бу (бог дома) и еще десятка два.

— Как же люди узнают, когда и какому богу молиться? — спрашиваю гида.

— В зависимости от надобности. Предположим, началась эпидемия гриппа, и сразу вы увидите, как сотни людей молятся богу Ван-Е. Или выпускник школы поступает в университет. Тут уж вся семья, родственники и друзья молятся богу просвещения. Между прочим, празднества в честь дней рождения народных богов по своей грандиозности часто превосходят даже официальные государственные праздники.

Например, всенародные торжества в честь богини Мацзу. По преданию, известно, даже когда она взошла на небо. В 1987 году паломники со всего острова отметили тысячелетие этой даты. Каждый год на 23-й день одного из циклов лунных месяцев (где-то в марте) целую неделю длятся шествия по городам и селам Тайваня в честь дня рождения Мацзу. В торжествах принимают участие миллионы людей, включая самых известных руководителей государства и деятелей культуры.

Но и на этом многообразие верований тайваньцев не заканчивается.

Святой в галстуке

Во время очередной прогулки в горы рядом со своим домом я заметила маленькую кумирню: небольшое сооружение из серого камня. Оно мало чем отличалось от многочисленных молелен, которые я встречала тут на каждом шагу. Одни из них принадлежали буддистам, другие — даосистам, третьи — богине Мацзу или еще какому-нибудь народному богу. В маленькой кумирне на горе я заметила все те атрибуты, что и в других подобных: широкие скамьи, мыло, полотенце, кувшин с водой. Крошечный чайничек и чашечки, а рядом коробочки с заваркой зеленого чая. Веник и совок. Все это для того, чтобы можно было спокойно посидеть, помолиться, выпить чаю и потом убрать за собой, оставив все в безукоризненном порядке.

В самой глубине висел в рамке портрет какого-то бога, но я в него не всматривалась — какая разница, я все равно их местных кумиров не знаю. Однажды все-таки решила выяснить, кому именно здесь поклоняются. Я взглянула на портрет и очень удивилась. Это оказалась фотография мужчины средних лет с бородкой, напоминающей те, что носят современные интеллектуалы. На плечах у него был пиджак, а на шее — галстук. Бог в галстуке? Такого мне еще видеть не приходилось.

Молящиеся, которых я тут однажды застала, рассказали, что это влиятельный тайваньский купец, человек богатый и благородный, родом из этих мест. Он много сделал для своего комьюнити: построил мост через речку, починил крышу местного храма, засадил целую аллею молодых деревьев взамен старых засыхающих. Вот на него члены комьюнити и молятся.

— Он не бог? — удивилась я.

— Бог, конечно же Бог, — энергично закивали молящиеся.

И это — третья особенность тайваньских верующих: в ранг бога они часто возводят вполне реальных смертных, сотворивших какой-то акт благородства и героизма. Наиболее известен генерал Чжен Чен-ун: в XVII веке армия под его началом изгнала оккупантов-голландцев из Тайваня. И его возвели в ранг бога.

Тому, кто умер от милосердия

Есть в Тайпее еще один храм милосердия. Его главное божество тоже вполне реальный человек. Будучи слугой некоего богача, он присматривал за его маленькой дочерью. Однажды шалунья захотела прогуляться возле пещер. Там девочке понравилось, и, несмотря на просьбы и предупреждения слуги, она побежала вглубь. Довольно скоро оба заблудились. Наступила ночь, девочку и мужчину сковал холод, слуга снял с себя всю одежду и закутал в нее ребенка. Когда наутро посланцы рыдающего отца отыскали пропавших, они на шли обоих, только один из них был уже мертв — скончался от холода, а другая спала, завернутая в его одежды. На стене храма написано: «Тому, кто умер от милосердия».

Это, конечно, не значит, что религиозные доктрины на Тайване вообще не существуют или что их ритуалы не соблюдаются. Есть и преданные последователи определенных конфессий.

Келли и Питер

Моя аспирантка Ши Ти-льяо (Келли) — девушка вполне современная. Всегда по моде одета, всегда в курсе всех политических и культурных новостей. Она обладает тем научным складом ума, который заметен в ее выступлениях: точность, логичность, склонность к анализу. Войдя в аудиторию, она отыскивает глазами Чен Хоэя (Питера) и садится рядом с ним. Оба принадлежат к тому англоязычному слою тайпейской молодежи, который предпочитает читать и говорить на этом языке и даже брать себе вторые, английские имена. Однажды я спрашиваю, как они вдвоем проводят свое свободное время. Она удивленно на меня смотрит:

— Вы имеете в виду Питера? Но мы не видимся вне этой аудитории.

— То есть вы недавно познакомились?

— О нет, давно, мы ведь учились в одной школе.

Мне, если честно, кажется, что они очень гармонично смотрятся друг с другом. И наверное, были бы неплохой парой. Я осторожно намекаю на это Келли. Но она качает головой:

— Нет, это абсолютно невозможно.

— Почему?

— Потому что он — даосист, а я — буддистка. У меня есть жених, мы принадлежим к одной и той же буддистской общине.

Келли рассказывает мне, как они с женихом соблюдают все религиозные ритуалы, предписания, в частности вегетарианство. Как вместе молятся, как читают книги по буддизму и потом их обсуждают.

— Ты с ним счастлива? — спрашиваю я ее прямо.

— Да, конечно, — отвечает она.

Но мне как-то не слышится в ее словах никакого счастливого отзвука. А может, она что-то не договаривает?

Однажды Келли приходит на занятие очень бледная, с опухшими глазами. Плакала? Почему? Она не сразу начинает откровенничать, но, видно, и нести свою муку в себе ей больше невмоготу.

— Я плохая буддистка, — говорит она наконец очень тихо.

— А что это значит? — спрашиваю.

— Я ревную. А это большой грех.

История проста и банальна. Ее жених ей изменяет. Собственно, это даже нельзя назвать изменой (по-английски, кстати, слово «измена» будет cheating, т. е. обман), потому что он ее не обманывает. Просто на очередном свидании он ей рассказал, что живет с другой девушкой. Это приносит ему большую физическую радость. Но это вовсе не значит, что он порывает с Келли — напротив, он уверен, что они когда-нибудь поженятся. «Почему ты не женишься на ней?» — спрашивает Келли. «Потому что она не буддистка».

Так при чем же здесь Келли? В чем ее грех перед Богом? «Ну, как же, — всхлипывает она. — Мною же движет ревность, одно из самых больших зол! Будь я истинной буддисткой, я бы подавила в себе это чувство, радовалась бы радости своего жениха. Я вообще должна быть выше всех этих земных страстей…»

Через несколько дней у меня был большой, очень откровенный разговор с Питером. Я спросила его, насколько он правоверный даосист.

— Я — даосист? — удивился он. — Мои родители вообще неверующие, а деревенские бабушка с дедушкой действительно исповедовали культ дао. Но оба давно умерли и мне свою веру не передали.

— Так ты что, атеист?

— О нет!

— Агностик?

— М-мм… как вам сказать… Ни о каких богах я в обычной жизни не думаю. Но вот когда происходит какая-то неприятность, я начинаю молиться. И знаете, молюсь так истово…

— Каким богам? — уточняю я.

— Не знаю. Всем, наверное. И вот что интересно — они, как правило, помогают.

Молитва в сессию

А моя студентка У Чи отказалась от пельменей. Это было в кафе, куда мы часто заходили перекусить.

— Ты же вчера еще так их хвалила, — удивилась я.

— Так с сегодняшнего же дня сессия начинается, — объяснила она. — А боги не любят, когда люди едят мясное. Не хочу их раздражать. Вот экзамены окончатся, тогда уж поем…

Я спросила, какие именно боги не любят мясоедов, но…ответить она не смогла.

Город. Религиозная толерантность

— Примерно половина всего населения Тайваня признают себя верующими. Среди них есть и мусульмане, и протестанты, и католики, и даже небольшая православная община, — говорит заведующий кафедрой религиозных исследований Университета Ченчжи, доктор Очи Хуанг. — Однако наиболее влиятельных религий две — буддизм и даосизм.

Буддизм и даосизм

— А в чем разница между этими двумя религиями?

— В двух словах, конечно, на этот вопрос не ответишь. Но я постараюсь коротко обобщить. По религии даосизма, Вселенная устроена так, что над людьми, духами и Небом стоит могущественная сила дао. Сила эта бестелесна, бесформенна, неисчерпаема и бесконечна. Дао — источник всего: человеческой жизни, богов и природы. Человек — неотъемлемая часть природы, и главная его цель — жить в согласии с природой, по ее законам. Все несчастия людей от того, что они идут вопреки этим законам. В даосизме очень сильна идея бессмертия, поэтому служители культа здесь часто занимались медициной, алхимией, магией. В даосских трактатах подробно описаны способы изготовления эликсиров бессмертия.

О буддизме говорить вообще очень сложно. Есть множество разных направлений этой религии: у Будды было несколько последователей, трактующих его доктрину иногда совершенно противоположным образом. Даже сегодня на Тайване существуют четыре школы буддизма. Все их объединяют такие идеи. Человек живет в страдании, оно сопровождает его всю жизнь: болезни, старость, смерть. Прекратить страдания можно только отказом от желаний, освобождением от власти вожделений. Это освобождение происходит через «правильность» — правильные мысли, помыслы и поступки, через нравственное и духовное очищение. Очищение достигается смирением, щедростью, милосердием, отказом от насилия и самоконтролем. Высший же уровень просветления приходит к человеку тогда, когда он переходит в нирвану, то есть состояние безмятежного прозрения, бесстрастия и мудрости. Только нирвана избавит его от всех страданий. Впрочем, — добавляет Очи Хуанг, — все это весьма упрощенные схемы двух наших основных религий.

— А конфуцианство? — напоминаю я собеседнику. — В одном из справочников по Тайваню я прочла, что это — третья религия…

— Конфуцианство — не религия, — перебивает он меня с некоторой досадой. — Я все время это повторяю на лекциях своим студентам. Это философия, возникшая в шестом веке до нашей эры. Великий мыслитель Конфуций в беседе со своими учениками создал школу, в которой обобщил опыт воспитания и образования Древнего Китая и обогатил его своими собственными оригинальными идеями.

Впоследствии знаменитый трактат «Беседы и суждения», где были воспроизведены беседы философа с учениками, вошел в обязательную школьную программу. Это и есть конфуцианство. В укороченном и более простом виде он изучается и в современных школах. Ученики заучивают наизусть главные принципы: человек должен быть верен долгу, почтителен к старшим, уважителен к памяти предков, а также великодушен и человеколюбив. Каждому выпускнику школы сегодня должны быть известны черты идеально воспитанного человека: благородство, стремление к истине, почтительность, правдивость. Я бы еще сказал, что это первая в истории человечества идея всестороннего развития личности, где главное — нравственное начало и образование. Именно в такой последовательности.

В храме

Он уже издали поражает своим великолепием — архитектурой, декоративной отделкой, многокрасочностью. Я пытаюсь понять, что именно создает это ощущение роскоши и величия. Глаз выхватывает детали. Замысловатая резьба по граниту, его цветовое сочетание — черный, бежевый, зеленый — составляют изысканную цветовую комбинацию. Две бронзовые колонны в стиле драконов. Две башни отделяют передний зал от среднего. Каждая завершается изящным коническим шестиугольником в виде шлема. Это Храм Лунгшан на площади Манка.

К какой религии принадлежит храм, гадать не приходится. Вот он, прозревший, озаренный, просветленный Будда. Сидит на троне в позе лотоса под деревом знаний, где он наконец-то познал истину. Постамент, где он восседает, стилизован под распустившийся цветок лотоса — символ чистоты и совершенства. Местный гид, красавец в черном костюме, похожем на монашеский, на великолепном английском рассказывает историю этого храма. Он был построен в XVII веке, затем разрушен и восстановлен вновь в 1924 году.

…Я внимательно вглядываюсь в толпу молящихся. Старухи с истовыми лицами. Девчушка в школьной форме. Женщина средних лет с печатью трагедии во всем облике. Народу невпроворот, все движутся плотной массой. В воздухе застыл густой запах сандала — в руках у каждого по тлеющей сандаловой палочке. Все это торжественно, как и подобает подобному месту. И все понятно: сюда пришли помолиться поклонники Будды.

Но вот я перехожу из двух передних залов в третий, задний, и вижу… Лао-Цзы, главное божество совершенно другой религии — даосизма. По данным статистики, даосисты — отнюдь не меньшинство (четыре с половиной миллиона) на Тайване, их немного меньше буддистов (пять с половиной миллионов). Почему же эти божества оказались под одной крышей? Я опять всматриваюсь в толпу молящихся. Они все с теми же сандаловыми палочками, и они… просто те же самые люди: истовые старушки, школьницы, дама с трагическим лицом. Может ли такое быть?

— Да, — подтверждает красавец гид. — Многие тайваньцы молятся всем богам, не слишком различая их религиозные доктрины. Толерантность вообще особенность нашей религиозной жизни. Например, недавно в пригороде Тайпея открыли Музей мировых религий. Там хранятся экспонаты, представляющие все крупнейшие религии мира. Основал музей буддийский наставник Синь Дао. Он сказал слова, очень важные для верующих всех стран: «В этом музее должно быть положено начало диалогу между религиями всего мира».

Люди. Суеверия

Я стою у прилавка в магазине головных уборов и занимаюсь привычно нудным и бесполезным делом: пытаюсь — уже в который раз! — подобрать себе шляпку. Может, все-таки какая-нибудь мне пойдет? Вот эта, с широкими полями? Или вон та — с узкими? Или вот еще — одно поле вверх другое вниз? Вся эта ненавистная процедура заканчивается, как обычно: я натягиваю очередной берет — единственное, что хотя бы не портит мне лицо.

И тут дверь открывается, и в магазин впархивает Дама. Именно так, с большой буквы. Вежливая, обязательная улыбка продавщицы сменяется искренней радостью: ей, как и мне, понятно, что с этой посетительницей проблем не будет. Продавщица подает шляпу за шляпой — все они отлично смотрятся на хорошенькой головке. Но тут продавщица достает откуда-то из-под прилавка еще одну — цвета беж. И мы, глядя в зеркало, все втроем замираем: совершенно очевидно, что именно этот головной убор подходит покупательнице больше всего и, главное, будто специально подобран к ее туалету: пальто, туфли, перчатки, сумка — все в коричнево-палевых тонах.

— Ах! — восторженно произносит Дама и лезет в сумочку. Вместе с портмоне она достает и мобильник и, извинившись, набирает какой-то номер. Потом кому-то сообщает: — Хочу купить шляпу — очаровательную. — Она описывает ее форму, материал и под конец добавляет: — Она цвета беж.

И тут происходит что-то непонятное. Лицо покупательницы вытягивается, глаза начинают быстро моргать…

— Ну, хорошо-хорошо, — говорит она, — зеленая так зеленая. — И, обернувшись к продавщице, спрашивает: — А точно такой же зеленого цвета у вас нет?

— Нет, — довольно резко отвечает продавщица. — В зеленом цвете у меня ничего нет. К тому же зеленый совсем не подходит к цвету вашего лица.

— Я знаю-знаю, — извиняясь, умоляющим голосом говорит Дама. — Но что же делать: моя гадалка говорит, что бежевый цвет не принесет мне счастья, а удачу гарантирует только зеленый.

Когда дверь за нею закрывается, продавщица ловит мой недоуменный взгляд и бросает в сердцах:

— А ведь, наверное, университетский диплом имеет, наверное, даже доктор каких-нибудь наук. А суеверна, как деревенская бабка.

На эту особенность верований тайваньцев — что в деревне, что в столице Тайпее — обращают внимание все иностранцы: они довольно широко привержены традиционным суевериям. Приметы, гадания, предсказания судьбы — все это можно встретить в самых разных слоях общества. Даже в университете. Приходя на экзамены, студенты приносят с собой амулеты: колечко, камешек, ремешок, цепочку — кто во что горазд. Многим амулет достался по наследству. Другие придумали его сами.

Меня пригласили на свадьбу «где-то в начале декабря». Разговор происходил в середине ноября, и я удивилась, что за две недели еще неизвестна точная дата бракосочетания. «Гадалка сказала, что у нее пока еще нет ответа, какая дата будет благоприятна», — объяснили мне. На свадьбу я не попала: нужная дата выпала аж на январь, когда я уже была в Москве.

В соседнем доме медлили с другим решением: в какой день хоронить покойника так, чтобы ему было комфортно на том свете? Социологи только разводят руками — опросы, много раз перепроверенные, показывают: четыре пятых всех респондентов, прежде чем принять решение, прибегают к гаданиям.

В ресторане я наблюдала такую картину: какой-то европеец оставил палочки в миске с недоеденным рисом. Официант окрикнул его у двери и вежливо, но расстроенно объяснил: «Этого у нас нельзя делать. Хозяин может обидеться: этот жест — палочки, оставленные в рисе, — означает, что еда посылается покойнику».

По другой примете нельзя одалживать зонтик: «сань» — это и «зонт», и «разбивать, разъединять». Дав хотя бы на время другу зонтик, рискуешь эту дружбу разрушить. Так же как и не рекомендуется дарить настенные или настольные часы — «санг чанг» звучит так же, как и «присутствовать на похоронах». Так невзначай наживешь себе врага. Ну, и чтобы уж покончить с подарками, носовые платки тоже надо выбросить из списка: ими вытирают слезы — значит, такой подарок приносит несчастье.

Однажды я посылала открытку одной доброй знакомой. Купила красивую, дорогую, а для придания праздничного настроения написала текст от руки красными чернилами. Хорошо в этот момент вошла моя студентка. «О, это совсем-совсем зря! — разволновалась она. — Красные чернила — это протест или обвинение… в общем, неприятие, негатив. Я-то во все это не верю, но для многих это важно. Вы же не знаете, суеверна ли ваша знакомая? Может ведь и обидеться».

Валентин Лю в своей книге «Тайваньское радио говорит…» целую главу посвятил суевериям. Он считает, что, хотя многие тайваньцы не разделяют сегодня традиционные предрассудки, они все-таки часто обсуждают свои проблемы с гадалками: «Более 80 процентов участников социологических опросов признали, что прибегают к помощи гаданий перед… открытием бизнеса, покупкой или продажей квартиры, перед сдачей экзаменов или даже визитом к врачу».

Лю приводит любопытный факт. Оказывается, имя, перешедшее к тебе от предков, тоже может быть несчастливым. Но это-то как раз дело поправимое: имя можно просто поменять. Один известный на острове предсказатель в интервью, которое он дал журналистам, рассказал, как он проводит подобные операции. Однажды, например, он выбрал новые имена для целой семьи из пяти человек, начиная с бабушки. «Впрочем, по закону жители Тайваня имеют право на двухразовую смену своего официального имени. Это значит, что, если новое имя оказалось несчастливым, его владелец может испытать судьбу еще один раз. Или даже вернуть свое старое имя», — заключает автор.

Моя подруга Жу Ти, менеджер французской компании, о которой я уже писала, конечно, не совсем типичная тайванька: полжизни она проводит в своем доме в Париже. Поэтому она рассказывает о своих тайпейских подругах со смехом:

— Знаете, почти все они стараются не брать деньги в долг или очень быстро их отдавать: по народному поверью, долги в прошлой жизни приводят к неудачному супружеству в жизни будущей.

Это подтверждает и Валентин Лю: «Судя по опросам, 64 процента современных, хорошо образованных тайваньских женщин в возрасте от 20 до 35 лет регулярно посещают гадалок. И эта цифра все время растет».

Ну ладно женщины: они, как известно, вообще более эмоциональны и легко поддаются различным влияниям. Но вот совсем другая социальная категория: мужчины от 25 до 55 лет, представители самой современной науки и высоких технологий. Я имею в виду инженеров и ученых известного на весь мир Научно-промышленного парка Синь Чжу — так сказать, представителей передовой современной мысли. Вот что о них рассказывает руководитель отдела общественных связей Дарси Чжу:

— Знаете, что делает наш сотрудник, прежде чем начать новый исследовательский проект? Идет к гадалке и выясняет, какой день наиболее благоприятен для начала его работы. А теперь догадайтесь, о чем думает владелец компании перед тем, как начать строительство нового корпуса.

— В какой день лучше начать строительство?

— Это само собой разумеется. Но не в этом только дело. Главная его забота — в каком направлении этот дом поставить, на какую из четырех сторон света будут выходить окна. Тут уж без гадалки никак не обойдешься.

— И много у ваших ученых мужей таких «верующих»?

— Признаются чуть меньше половины. Остальные, я думаю, просто стыдятся признаться…

Я рассказываю о своих впечатлениях знакомой тайпейской журналистке. Она подтверждает:

— Да, традиционные предрассудки имеют у нас большую популярность. И знаете, интересно, что предсказания гадалок, да и некоторые приметы иногда сбываются.

— Да ну, какая ерунда! — восклицаю я.

Мы в этот момент выходим с ней из здания редакции.

— Ой! — спохватывается она. — Я же забыла фолдер! В этой папке все наши предложения.

Иными словами, там все бумаги по нашему с ней совместному проекту, с которым мы идем в одно важное учреждение. Она поворачивается обратно к двери, но я ее возвращаю:

— Что ты делаешь, возвращаться нельзя!

— Почему?

— Ну как же, это же дурная примета. Разве у вас не так?

— Нет, такой приметы у нас, кажется, нет.

— Ну ладно, иди, а мы потом сплюнем через левое плечо, — говорю я.

— Плюнем на плечо, зачем?

Мы говорим по-английски, и я подробно объясняю, куда и зачем нужно плевать:

— Не «на», а «через» плечо. И именно левое.

— Мы ведь с тобой во всю эту чепуху не верим? — спрашивает моя знакомая, глядя на меня с лукавой улыбкой.

— Нет, конечно нет! — горячо отвечаю я.

И мы обе хохочем до упаду.

Город. Национальное искусство

Сегодня входит в мировую моду обращение к народным обычаям, к историческим традициям. В Америке устраивают состязания ковбоев и шоу индейцев. У нас в России время от времени появляются на эстраде, а потом и на телевидении русские народные ансамбли. Национальный фольклор хотя и вяло, но возрождается.

На Тайване никакого возрождения нет — там народные традиции и не прерывались. Новейшая техника, электроника, а теперь еще и нанотехнологии — да! Но свое, исконное, исторически сложившееся, украшающее быт, делающее праздничной повседневность — тоже да! Правда, в период наиболее резкого скачка в научно-технический прогресс интерес к прошлому стал несколько падать. Но тут государство на самом своем высоком, правительственном уровне это падение решительно остановило. Как?

Пропаганда традиций

Я уже рассказала, что несколько раз в году отмечаются различные национальные праздники. В школах ребятишки из младших классов делают для этих праздников реквизит. На уроках учителя демонстрируют видеофильмы об уличных китайских представлениях, о народных играх, обычаях. В старших классах это просвещение становится более глубоким. Подростки изучают особенности китайской народной оперы. И не только изучают. Чтобы привить детям вкус к оперному искусству, в школах выступают артисты Академического театра искусств «Фусин» (он существует, кстати, под эгидой Министерства образования).

Какой бы местный телеканал я ни включила, обязательно увижу спектакль китайской оперы — либо труппы «Танен», либо «Хайгуан», либо «Мугуан». Все они дают спектакли традиционной китайской оперы в школах.

Телевидение и радио вообще много делают для пропаганды национального искусства. И это тот редкий случай, когда слово «пропаганда» не вызывает у меня отторжения, я, наоборот, всячески это одобряю.

Особенно, мне кажется, эффективны детские телепрограммы: в каждой обязательно найдешь какой-нибудь элемент традиционной культуры — игру, символ, песню, танцевальные движения.

Чтобы исполнительское искусство традиционалистов не иссякло, а состав самих исполнителей не истощился, высшие учебные заведения — оперные и хореографические — готовят ежегодно новых артистов народного искусства. Но это не все. При многих колледжах и университетах открыты кафедры национальных танцев. В них не только узнают историю этого искусства, но и учатся непосредственно хореографической технике. Разумеется, из студентов, выбравших этот предмет, совсем не обязательно получатся профессиональные танцоры. Но интерес к народному танцу у них наверняка сохранится.

Под бой барабанов

Мой рабочий день в Университете Ченчжи заканчивается часов в шесть. Но, если я засиделась, о времени мне забыть не удастся: о нем напомнят звуки бамбуковой флейты ди, двухструнной скрипки хуцинь или щипкового струнного инструмента чжэна. Потому что ровно в шесть начинается репетиция студенческого оркестра народных инструментов. В Ченчжи таких оркестров (ансамблей, студий) пять или шесть. В других университетах бывает и больше. Иногда они объединяются в клубы китайской музыки. На одном таком студенческом концерте я побывала.

Это был ансамбль народных инструментов факультета национального искусства Университета Нан Хуа. Руководил им очень известный профессионал — Уанг Ба-цень, композитор, дирижер, танцор и ударник. Вообще-то весь концерт состоял из выступлений барабанщиков. Скажу честно, для моего неподготовленного уха представление это оказалось довольно тяжким испытанием.

Посреди сцены стоял огромный барабан, на нем исполнил соло первый исполнитель. Потом вышли и сыграли на двух небольших барабанах две миловидные девушки. Сыграли ритмично, темпераментно, хотя и несколько громковато. Затем появились на сцене еще девятнадцать человек: три барабанщика и шестнадцать тарелочников. Тут начался такой грохот, что я с трудом удержалась, чтобы не закрыть уши. Дальше — больше. Грохот барабанов и бой тарелок превышал все возможные децибелы. Казалось, что главное намерение музыкантов — оглушить зрителя. Ну, а традиционной целью, как я догадалась, было устрашение врага. Зал все это приводило в неописуемый восторг. Зрители, в основном молодые люди, вскакивали со своих мест, свистели, хлопали в ладоши. Для меня же удовольствия не было никакого: от номера к номеру громкость исполнения усиливалась, била по ушам, по нервам…

Но вот вышел секстет девушек, они начали с того же — громких барабанных перестуков. Но одновременно проделали некие ритмичные танцевальные па. Я залюбовалась этими движениями, а также яркими национальными костюмами. Потом я стала прислушиваться к ритмичной музыке и вдруг почувствовала, что все это — бой барабанов, ритм, танцы — хорошо слажено и создает ощущение единого стиля.

Дальше я уже почти не реагировала на чудовищную громкость, я любовалась девушками, исполнявшими очередной боевой танец. Я заряжалась энергией самого Уанг Ба-ценя, который играл на барабане и прыгал вокруг него в сопровождении четырнадцати тарелочников. Я вдруг осознала простую истину, что проще всего сказать: «Я этого не понимаю, мне это не нравится». Но лучше совершить над собой нелегкую работу — понять, почувствовать чужую культуру и обрести способность наслаждаться ею.

Китайская опера

Было время, а именно в VII–VIII веках, когда китайская опера (она еще называется пекинской) была не только любимым видом искусства китайцев, но и доступным зрелищем для всех — и богатых, и бедных. Спектакли давались прямо на площадях, на сцене, открытой с трех сторон, с одной только стеной-задником. Сегодня, придя на спектакль в Театр китайской оперы, я увидела вполне для меня привычный зрительный зал, а перед ним сцену, закрытую с трех сторон. Четвертая же, та, что напротив зала, была задернута занавесом потрясающей красоты. Он был украшен сложной многоцветной вышивкой.

Раздалась музыка — гонг, барабаны, смычковые инструменты. Занавес раздвинулся, и на сцене начали появляться артисты. Они, однако, сильно отличались от тех, что мне приходилось видеть на сценах других оперных театров мира. В глаза бросились две особенности: чересчур ярко выраженный, пожалуй, даже вычурный грим и сложные, многоцветные одежды, как бы намеренно утрирующие характер героев. На этом несоответствие моих представлений об опере не закончилось. На сцену вышла тоненькая девушка в старинном одеянии, мелодичным голосом она начала свою партию и вдруг… прервала ее танцем. Вслед за ней появился юноша в костюме воина, он тоже начал с того, что спел арию, потом сделал несколько мощных акробатических прыжков и стал показывать приемы боевых единоборств.

На протяжении всего спектакля, где, как я поняла, трагическое тесно переплеталось с комическим, я видела то, что современным языком можно было назвать синтетическим искусством. Пение было лишь фоном, на котором возникали то танец, то стихотворные монологи, то быстрые диалоги, то акробатика, то пантомима. Понятнее всего для меня оказалась именно пантомима. Жесты были просты и шутливы, как это принято в обыденной бытовой жизни.

Однако разобраться с остальными особенностями спектакля я бы ни за что не смогла, если бы не запаслась брошюрой «Китайская опера. Традиционное искусство в Китае». Так, сверяя свои зрительские впечатления с текстом брошюры, я стала кое-что понимать. Например, что литературную основу оперного спектакля составляет либо известное историческое событие, либо народная легенда. Актерских амплуа не так много, и за каждым закреплена определенная характеристика. Скажем, «младший шэн» — это благовоспитанный юноша, страстно влюбленный в юную героиню. Ее амплуа — «дань-цветок»: наивная романтическая девушка, мечтающая о чистой любви. Другие персонажи — «цзин», сильный волевой мужчина; «дань в темном халате» — добронравная и рассудительная женщина средних лет. Среди этих героев выделяется еще один — вообще даже не человек, а обезьяна. Вернее, знаменитый обезьяний царь Сунь У Кун. Это персонаж комический. Он постоянно почесывается, кривляется, дразнится. К тому же ко всем задирается и высмеивает пороки. Такой вот китайский шут.

А грим, как я узнала, утрирован не просто так: он несет определенную смысловую нагрузку. Красный цвет — символ верности и отваги, черный — решительности, синий — расчетливости. А белый… Вот уж неожиданность! Вы подумали что-нибудь вроде невинности и девичьей чистоты? Ничего подобного. Белым обозначается личность лживая и коварная. Грим персонажей-людей не может быть золотым или серебряным: это привилегия актеров, изображающих богов.

Скажу сразу, что, несмотря на всю эту условность и кажущуюся устарелость, все действие в целом — динамичное, заряженное энергией, многоцветное — захватило даже меня, мало что понимавшую как в отношениях героев, так и в сюжете вообще. Что же касается зрителей-тайпейцев, то они заполнили зал полностью и то и дело взрывались то бурными возгласами, то громкими аплодисментами.

Куклы и тени

Не менее давнюю историю имеет и другой театр — кукольный. Известно, что уже в середине X века артисты-кукольники выступали на открытых подмостках, на площадях и имели огромную популярность. Хотя сегодня представления даются в закрытых театральных помещениях, часто кукольников можно увидеть и на рынках, и во дворах во время праздников, и на семейных торжествах.

Кукольное искусство сохранилось по наши дни в трех основных видах — марионетки, перчаточные куклы и театр теней.

Марионетками — каждая величиной почти в половину человеческого роста — манипулируют артисты с помощью ниток. Они достигают такого мастерства, что порой забываешь, что на сцене куклы. Тщательно продуманными костюмами, гримом, прическами они полностью воспроизводят живых людей.

Перчаточные, то есть надетые на пальцы, куклы пришли в китайское искусство позднее. Их действия более динамичны и разнообразны. В этих представлениях много сцен боевых единоборств, акробатических прыжков, кульбитов, бойцовских приемов. Сегодня артисты-«перчаточники» широко используют для всех этих действий современные технические возможности.

Несколько в стороне от этих двух разновидностей кукольного театра стоит третья — театр теней. Его еще иногда называют театром кожаных обезьянок. Дело в том, что все фигурки, а также реквизит — деревья, дома, цветы, мебель — вырезаются из кожи. Куклы плоские. Они помещаются за прозрачный экран, а при подсветке кажутся тенями.

Содержанием кукольных спектаклей могут быть фольклорные сюжеты или средневековые романы. Но довольно часто марионеточные представления используются для религиозных ритуалов. Марионетки могут быть частью церемонии моления накануне брачной церемонии, или во время появления на свет ребенка, или в день рождения главы семьи. Куклы на нитках иногда совершают некие сакральные действия с целью изгнать злого духа или, наоборот, поблагодарить богов. Близость кукольных театров к религии часто подчеркивается духовной музыкой.

Люди. Аборигены

Первые обитатели острова Формоза населяли его уже 12–15 тысяч лет назад. Находки археологов показывают, что первые поселенцы приходили сюда частью из Индонезии, а частью с юга азиатского материка. Являются ли современные тайваньские аборигены потомками тех, первых поселенцев? Антропологи на этот вопрос точного ответа не дают.

Тайваньскими аборигенами называют сегодня коренных жителей острова, имеющих австралонезийское происхождение, отличные от китайцев расовые признаки, обычаи и языки и переселившихся на Тайвань в далекой древности.

Ами, атайял, кавалан… Всего официально зарегистрированы двенадцать племен. Они составляют два процента населения Тайваня. Живут в горах или на островах. Правительство, последовательно соблюдая политику сохранения национальной культуры, запретило продавать земли, где живут аборигены, любому, кто к этим племенам не относится.

Коренные тайваньцы занимаются охотой, земледелием и рыболовством, а также народным художественным промыслом. Они шьют национальные костюмы, материалы для них изготавливают тоже сами — вручную, на ткацких станках. Известна также уникальная одежда из коры, она называется «тапа». Кроме того, они делают лубочные картинки на дереве, разрисованные фигурки из теста. Очень сложна также традиция замысловатых «китайских узелков»: геометрические узоры, наподобие макраме, сложенные из узелков на веревках.

Все эти, а также много других изделий, названия которых мне так и не удалось узнать, я увидела на одной из самых больших площадей Тайпея. Площадь Сунь Ятсена, где проходил ежегодный праздник аборигенов, была по периметру заставлена аккуратными лотками. На них и красовались, привлекая яркими красками и замысловатыми рисунками, изделия народного творчества. Особенно занимательны были головные уборы. Все одинаковой формы — в виде шапочки-банданы, — они, однако, поражали разнообразием исполнения. Шапочки были украшены перьями, стеклышками, блестками, монетами, узорами из узелков, кусочками нефрита или яшмы… и еще чем-то ярким, пестрым.

Такие же банданы увидела я и на головах участников концерта, который исполнители из разных племен (но в основном ами и кавалан) давали посреди площади. В отличие от замысловатых изделий, танцы и пение аборигенов показались мне совсем простыми и даже примитивными. Взявшись за руки и образовав круг, они делали два-три шага вперед, невысоко поднимали правую ногу, потом столько же шагов назад — и опять поднимали, но уже левую ногу. Еще два-три шага по кругу в одну сторону, то же в другую. Все эти движения сопровождались пением — горловыми звуками, доходящими иногда почти до звуков животных.

Но я очень прошу читателей не слишком доверять этому моему впечатлению: наверняка я не могла почувствовать прелести происходящего просто в силу своей неосведомленности в тонкостях искусства аборигенного пения и танца.

К исполнителям в национальных костюмах присоединялись молодые люди в маечках и джинсах, они с упоением проделывали те же движения.

Город. Путешествие по ресторанам

Походы по ресторанам я начинаю с доктором Чжан Су-цинем, офтальмологом по своей основной профессии. Однако сам он себя называет гурманом-любителем и объясняет это так:

— Сначала я просто любил вкусно поесть, потом стал ценить хорошую кухню и качество приготовления блюд. А потом углубился в историю, теорию приготовления еды. Главная традиционная еда тайваньцев — продукты моря, — начинает он меня просвещать.

Морская кухня

Об этом я бы и сама могла догадаться: Тайвань же остров — куда ни поедешь, обязательно уткнешься в морской берег. На одном таком берегу я видела, как вдоль моря вытянулись на километры рынки, где предлагались, кажется, все виды рыбы и другой живности, которая водится в водах Южной Азии. По желанию покупателя вылавливается любой приглянувшийся образец, а в ближайшем ресторанчике его можно приготовить по своему вкусу. Только одних крабов здесь насчитывается сорок видов.

— Островное положение страны определило и другую его особенность, — продолжает доктор Чжан. — Сюда съезжались иммигранты из самых разных регионов Китая, и поэтому тайваньская кухня — это хорошо сохраненная кухня Китая. Здесь найдешь блюда, типичные для разных провинций материкового соседа: пекинские, кантонские, сычуаньские… Основных стилей восемь. Впрочем, можно разделить их на пять более общих: восточный — пресный, западный — кислый, южный — сладкий, северный — соленый, центральный — острый. Например, северная кухня предпочитает мясо, жаренное на открытом огне, блины и пельмени, и все это порядком соленое. Южный стиль отдает предпочтение сладким блюдам, здесь также мастера готовят утиные перепонки в устричном соусе, черепаховый суп. Центральный стиль отличается острой пищей: курица с арахисом под жирным соусом из красного перца; отвар из древесного гриба; свинина с чесноком и имбирем.

По выбору доктора Чжана мы едем в самый знаменитый ресторан морской кухни «Хайбаван» («Морской царь»). Правильнее сказать, это один из ресторанов, их тут целая сеть — красивые здания из красного кирпича в национальном китайском стиле. Первое, что мне бросилось в глаза, — накрытые столы поразительной красоты. Яркие краски овощей и фруктов оттенялись полутонами основной еды и гармонично сочетались с цветом скатертей, салфеток, посуды.

— Они что, приглашают дизайнеров для эстетического оформления блюд? — спросила я доктора.

— Нет, это проявляется вкус самих поваров. Дело в том, что подбор цветовой гаммы — одно из трех главных требований китайского кулинарного искусства. Продукты контрастных тонов — зеленый, красный, желтый, белый — подбираются так, чтобы один был основным, а остальные его оттеняли. Даже соусы, приправы, гарниры должны учитываться в общей цветовой гамме. Вы не случайно обратили внимание на внешний вид блюд, — заметил доктор. — Значит, первый принцип китайской кулинарии выполнен. Он называется «сэ» («цвет» или «вид»).

— А какие два других? — Говоря это, я было уже приступила к еде.

— Подождите, — остановил меня доктор. — Сначала прислушайтесь к аромату. Это и есть второе требование — «сян» («запах»).

Аромат и в самом деле был очень аппетитный. Чжан объяснил, что эффект достигается искусным сочетанием чеснока, имбиря, красного перца, аниса, вина, сушеных грибов, кунжутной массы. А также десятком приправ и трав, названиям которых нет эквивалента ни в английском, ни в русском языке.

— И только требование третье — «вэй», чтобы у блюда был хороший вкус, — закончил доктор.

И я почувствовала грубость своего европейского воспитания, примитивность привычки потребления еды — лишь бы было вкусно. Восточная же этика, да и эстетика тоже, предлагали постепенное, утонченное наслаждение едой — через ее красоту, запах и лишь потом — вкус.

Описать удовольствие от блюд, заказанных доктором, как и говорила, я не берусь. Лишь перечислю некоторые из них: жаренный на гриле угорь, салат из медузы, омлет с устрицами и осьминогами, крабы на пару. Кроме того, в разных вариациях нам были предложены креветки — свежие с острым соевым соусом, подкопченные, а также креветочные блинчики. А еще изящные маленькие аболоны на половинках раковин. И конечно, суп — центральное блюдо на китайском столе. Центральное, потому что его не убирают до конца трапезы и наливают в небольшие плошечки на протяжении всего пиршества. Центральное еще и потому, что оно стоит в центре стола на электрической плитке или печке с газовой горелкой. Печка эта сама регулирует температуру, чтобы, не дай бог, не дать остынуть супу, но и не сделать его слишком горячим. На этот раз ароматный, золотистого цвета суп был приготовлен из акульих плавников.

На сладкое принесли фрукты; кроме тех, что были мне известны по московским прилавкам как редкий импортный товар — манго, гуава, папайя, были еще и вовсе не известные — личжи, голова Будды, глаз дракона. Я попробовала провести хотя бы приблизительную ассоциацию с известными мне вкусовыми ощущениями, но нет, ничего даже отдаленно похожего не припомнила.

Еду мы запивали мягким рисовым вином. Ну и, конечно, всю трапезу сопровождал чай в позолоченном чайнике. Впрочем, это тема для отдельного разговора.

В «Хайбаване» я с удовольствием ела с помощью серебряных приборов: ложек, вилок, ножей. Палочки, разумеется, лежали рядом. Вообще-то я порядком с ними намучилась, ведь в большинстве ресторанов, кафе, закусочных только палочки и лежат на столе. Правда, если попросить ложку или вилку, может быть, и принесут, но выглядеть это будет как-то… немного странновато. Я стоически овладевала этим искусством — зажать две палочки между пальцами одной руки так, чтобы, манипулируя, можно было ухватить ими кусок рыбы, или мяса, или скользкую креветку, или — верх искусства! — щепотку риса. Я старательно наблюдала за пальцами своих соседей по столу, но это было напрасно. Хотя все они держали палочки, но делали это каждый по-своему, а главное, сама моторика пальцев была совершенно иной, чем у меня, — более мелкие и более точные движения. В конце концов я как-то освоила это искусство. Но именно «как-то» и с облегчением переходила к супу, который, к счастью, палочками есть нельзя. К нему подают узкие, вытянутые лодочкой фарфоровые ложечки, похожие на детские совки для песка, обычно они покрыты глазурью и расписаны веселыми цветочками.

Пекинская утка

В другой раз доктор Чжан повел меня в ресторан в центре Тайпея, где, по его мнению, готовили настоящую пекинскую утку. Он сообщил мне, что блюдо это было известно уже шестьсот лет назад и теперь его приготовление достигло совершенства. Готовится оно так. Утка выращивается на соевых продуктах. Затем между нежным мясом и тонкой кожей вводится сжатый воздух. Потом все это ошпаривается водой, обливается сиропом и запекается в печи при очень высокой температуре. Дрова в печь кладут не любые, а только из фруктовых деревьев: они придают аромату особую прелесть.

Но вот утку — красноватого цвета (от сиропа), с хрустящей кожицей — вынули из печи. Готова? Не торопитесь. Теперь ее разрезают на сто (сто!) кусочков, каждый обмакивают в кисло-сладкий соевый соус и заворачивают в тончайший блинчик. Вот теперь можете приступать к еде. И я этот шедевр вкушала, предварительно насладившись его красно-бело-палевыми красками («се»), тончайшим ароматом («сян»), как учил меня доктор. А вкус… Впрочем, я ведь предупредила, что об этом говорить не буду. Скажу только, что он сильно отличается от того, что я почувствовала в одном китайском ресторане в Москве, когда поглощала блюдо с таким же названием «Пекинская утка».

Были мы с доктором и в «мучных ресторанах», где подают пельмени, лапшу, равиолли, манты, вонтоны — всевозможные изделия в тесте. Они тоже отличались от знакомых нам с детства. Скажем, пельмени не только варят, но и жарят, и готовят на пару. А фаршируют не только, как у нас, говядиной и свининой, но также и рыбой, креветками, овощами, в том числе и красным перцем. Тесто при этом достигает такой тонкости, что его почти и не чувствуешь.

Невозможно было не зайти и в японский ресторан — они тут, особенно в центральной части Тайпея, встречаются на каждом шагу. Я получила удовольствие от суши в соусе из имбиря, чеснока и сои, от маринованной редьки, от вассаби, мицо и других блюд. Но теперь уже доктора Чжана со мной не было, некому было объяснить, как готовятся эти замечательные кушанья.

Прощальный ужин

А на окраине города, на улице Зинан-роуд, в небольшие ресторанчики меня приглашал профессор Уонг Дин-шу. Иногда мы с ним оказывались за столиками вдвоем, но чаще в компании его сослуживцев, сотрудников Института русских исследований. Такие корпоративные ужины практикуются часто. Последний прощальный наш ужин был в недорогом, но знаменитом своей кухней ресторане «Син Фу» («Счастье»). В центре стола, как и положено, стояла печка с горячим супом — куриный бульон, кусочки курицы, картошка и дикая слива. Печку огибал металлический поднос, который медленно вращался и предлагал блюда на выбор. Что-то, что понравилось, можно было взять потом еще несколько раз, а что не приглянулось — игнорировать. Передо мной неспешно прокатился ананас с креветками, потом зеленая тыква с кожей бамбука, потом копченый тофу в соусе из свинины, грибов и стебля зеленого горошка…

Экзотика

Тут я должна признаться, что далеко не всегда с удовольствием воспринимала изыски местной кухни. Скажем, еще в Москве, попробовав тофу (творог из сои), я сморщилась от, как мне показалось, полного отсутствия какого бы то ни было вкуса: пресная, невыразительная еда. Но вот его подали с острым, сложным соусом, и оказалось, что это — аппетитнейшее блюдо. Таким же безвкусным, слегка отдающим сырым картофелем, восприняла — а вернее, не восприняла — я местное соевое молоко. И страшно удивилась, узнав, что тайпейцы любят его пить на завтрак, предпочитая молоку коровьему. Считается, что оно очень полезно. Раз так, решила я, его надо несколько дней попить как лекарство, «через не хочу». И что же? Через неделю я привыкла, через две — полюбила, а сейчас, в Москве, по-настоящему тоскую по его такому мягкому, такому деликатному, легкому вкусу. То же самое произошло с соком гуавы: путь от неприятия к обожанию я прошла еще быстрее.

Правда, были блюда, к которым я так и не смогла привыкнуть. Например, палочки из свиной крови. Или «вонючее тофу»; в отличие от своего родственника просто тофу, оно имело запах и вкус: и то и другое было, по-моему, тошнотворным. А вот японка Хондо Томоко пишет: «Вонючее тофу — блюдо очень специфическое, его многие терпеть не могут. Я же его не просто люблю, я его просто обожаю».

Ну, и было еще несколько кушаний, вкуса которых я не узнала, потому что не попробовала. Не могла себя заставить отведать мяса змеи, лягушки, черепахи. Соблазнилась было тарелкой зажаренных блинчиков, но, узнав, что за начинка — ножки и крылышки насекомых, поблагодарила и тарелку отставила.

К огорчению своих тайпейских друзей, я совершенно не оценила местных сладостей. Во-первых, в них просто было мало сахара. А во-вторых, их желеобразная, липнущая к зубам консистенция вовсе не привлекала мой язык. Я, конечно, всячески пыталась это скрывать: коробки с этими пастилками относила домой и потом тайком угощала ими соседских детей.

Но особенно сложно мне пришлось с любимым деликатесом тайваньцев «травяным чаем». Несмотря на название, это вовсе не чай, а скорее компот или кисель. Сначала я наблюдала, как в стаканы наливают коричневый, цвета настойки из сухофруктов, напиток, как он потом застывает до густоты киселя и как мои студентки, причмокивая от удовольствия, медленно этот кисель едят. Потом я зачерпнула полную ложку этого напитка, но вторую ложку есть мне категорически не хотелось. Он имел такой же вкус, как и цвет, — компота из сухофруктов, к тому же еле-еле подслащенного.

Впрочем, таких неоцененных мною блюд оказалось мало. В основном же тайваньская еда была для меня соблазнительной и аппетитной.

Дружеское общение

Я с удовольствием посещала замечательные рестораны и ресторанчики Тайпея. Однако если бы я свела их роль только к еде, я бы сильно обеднила и уменьшила их роль в жизни города. На самом деле цель этих заведений шире: быть комфортным местом дружеского общения — эмоционального и содержательного.

Вот как об этом написал Earl Wieman, в прошлом американский летчик, а ныне — видный деятель индустрии туризма на Тайване: «В Тайпее есть множество мест, куда приходишь не просто перекусить, но встретиться с друзьями, завести новых. Я, например, очень люблю улицу Шуангчен-стрит. Я бы назвал ее улицей знакомств. В ее пабы, клубы, закусочные я приходил в течение многих лет и обрел там друзей, с которыми мы и сейчас, десятилетия спустя, продолжаем регулярно встречаться. Во время этих встреч мы обмениваемся дружеской болтовней или ведем вполне серьезные разговоры о политике, бизнесе. Встречи эти проходят так. Мы назначаем место сбора у ресторана в отеле „Империал“, а затем, выйдя из него, двигаемся вдоль улицы, заходя в любимые заведения. И там обязательно встречаем знакомых или еще не знакомых, но близких нам по духу людей».

О той же атмосфере ресторанов, располагающих к дружескому, свободному общению, вспоминает и голландец Робин Рюизендааль: «Разнообразие мест, где можно перекусить, в Тайпее огромно: от мелких закусочных до дорогих ресторанов. Последние для фешенебельной публики. Там можно, например, заказать семьдесят девять сортов только одного скотча. Я люблю бар „Мод“. Это место, где встречаются профессионалы, там всегда можно найти людей одной с тобой профессии или одинаковых интересов. Мне лично интересны театралы. Еще мне нравится гулять в Восточном районе. Он стильный, современный, у роскошных витрин приятно видеть нарядных людей. И там очень удобно, близко расположены бары, пабы, закусочные. Мы любили с друзьями зайти сначала в один, потом в другой, в третий…»

Люди. Чайная церемония

«Китайский чай — это кладезь здоровья и мудрости». Откуда идет это изречение, точно неизвестно, но многие приписывают его монаху по имени Лю Люй. Именно он еще в середине VII века написал свою знаменитую книгу «Трактат о чае». С ее помощью чай стал популярным сначала в самом Китае, а с XVII века и во всей Европе. Сегодня о китайском происхождении этой культуры можно догадываться по словам «чай» и tea, соответствующим двум диалектам китайского языка. В Тайпее, да и в любом городе Тайваня, есть множество чайных заведений и магазинов, где можно посидеть за столиком, не спеша вкусить этот древний напиток. Однако чайная церемония требует специальной подготовки и особой настроенности.

Вкус древнего напитка

Сяо Ю-Чен и его невеста Чанг Сяо-уин, двое веселых и красивых молодых людей, пригласили меня в чайный домик, расположенный в знаменитом культурном центре «Мемориал Чан Кайши». Чайная была оформлена в традиционном китайском стиле: на трех стенах — национальный орнамент, а четвертая во всю ширину украшена иероглифами. Не исписана, а именно украшена: значки были выведены золотом по красному. А содержание текста, который мне перевели, было поэтичным и философски возвышенным.

Низко и часто кланяясь, к нам подошла улыбающаяся официантка. Поговорив с ребятами и узнав, что у них в гостях иностранка, она бесшумно удалилась и вскоре вернулась с подносом, на котором стояли чашечки, каждая размером с водочную рюмку. Рядом красовался такой же малюсенький чайник, в нем уже был заварен чай. Ребята объяснили, что сначала надо открыть крышку чайничка и вдохнуть аромат его содержимого. Ничего особенного — пахло крепко заваренными листьями чая. Теперь, сказали мне, отпивайте маленькими глоточками.

С первой же пробы я поняла, что предупреждение это напрасно: пить большими глотками оказалось просто невозможно. Это был чай такой крепости, какой мне пробовать не доводилось. Соответственно и вкус был под стать — чистейшая горечь. Больше двух глотков я сделать не смогла.

Потом посуду — она была фаянсовой — убрали и вместо нее принесли фарфоровую: теперь уже пиалочки, такого же размера, как предыдущие чашечки, и опять к ним малюсенький чайничек. Церемония повторилась. Я заметила крохотный, величиной с монету, кусочек печеного теста, сжевала его и вприхлебку смогла одолеть три глотка столь же крепкого чая, но уже другого запаха и вкуса. Фарфор сменился керамикой, сорт чая был другой, но размер посуды остался тем же. Четвертый чай, а затем и пятый, и шестой были, разумеется, разных сортов. Однако из-за жгучей крепости заварки я с трудом могла эти вкусы различить.

Официантка спросила, какой именно напиток мне понравился больше всего и какой чай в коробке я хотела бы купить. Я решительно от покупки отказалась: по мне, все они были одинаковы.

Похожая история происходила со мной в разных кафе и ресторанчиках. Единственным предлагаемым напитком был зеленый чай — крепкий, горький. Сахар к нему не полагался.

Чайник из красной глины

И все-таки я оказалась не столь безнадежной. По университетской традиции в перерывах между лекциями студенты обычно приносили мне кружку зеленого чая. Заметив, что мне не очень-то приятно пить любимый их напиток из-за горечи, они раздобыли где-то шесть пакетиков сахара и все их ссыпали в кружку. Так я наконец почувствовала довольно приятный вкус зеленого чая. Постепенно, однако, мне стало казаться, что напиток этот слишком приторный. Я сократила число пакетиков, потом еще и еще. Ребята, однако, продолжали приносить мне сахар, но однажды — забыли. Я забыла тоже. Выпила кружку несладкого зеленого чая и вдруг… почувствовала, что так он, пожалуй, мне более приятен. Уезжая в Москву, я набрала несколько коробок замечательного оолунгского чая: теперь я уже не представляю себе, как смогу без него сесть за стол.

Думаю, останься я в Тайпее подольше, сумела бы войти во вкус настоящего чая и чайной церемонии. Все тот же доктор Чжан пытался, правда, меня ввести в некоторые тонкости чаепития:

— Чай — главный напиток любого китайца. Есть даже такая поговорка: «В твоем доме главное — топливо, рис, масло, соль, соевый соус и чай». На плантации чайные листья могут быть одного и того же сорта, но в готовом виде это совершенно различные продукты. Потому что главное — процесс обработки. Ключевое слово в этом процессе — ферментация. Чай до ферментации называется зеленым: он имеет желто-зеленый или изумрудный цвет. По мере обработки чай становится красно-коричневым, китайцы так его и называют — «красный», а европейцы — «черный». Чем сильнее ферментация, тем очевиднее изменение чая. Меняется и вкус, и аромат. Сначала он имеет цветочный вкус и запах, потом — фруктовый, потом — солодовый, со сладковатым послевкусием.

После доктора Чжана моим образованием занялись мастера чайного домика рядом с моим домом. Именно там я узнала, что хорошая заварка не может получиться из воды, где много минеральных солей, вода должна быть мягкой, чистой и свежей. Для красного (черного) чая нужен кипяток, около 100 градусов, а зеленый можно заварить и при 90 градусах.

Лучшим для заварки считается керамический чайник из красной глины. Он может заполняться листьями либо на одну четверть, либо на три четверти: это зависит от того, насколько сильно скрутились листья в процессе их обработки. Настаиваться чай должен не меньше одной минуты, но если в ту же заварку потом добавляется кипяток, то настаивать нужно дольше. Объему и форме чайника должны соответствовать и чашки. К ним есть еще одно требование: стенки должны быть белыми. Тогда легко будет по цвету определить, насколько крепка заварка.

В китайский чай, как мне объяснили, никогда не кладется сахар. Представляю, каким дикарем я представала перед своими студентами. Не добавляют в него и молока, как мне объяснили мои соседи, владельцы чайного домика. Однако, по-видимому, нет правил без исключения. И в одной очень респектабельной чайной в центре Тайпея меня угостили так называемым пенистым, или жемчужным, чаем. Правда, это была уже не китайская традиция, а местное, тайпейское изобретение. Чай, молоко, сахар варятся в чайнике вместе, а потом полчаса настаиваются. Это было очень вкусно.

Чайная церемония не терпит суеты, торопливости. Здесь следует смаковать тонкий вкусовой букет, вдыхать неповторимый аромат и сосредоточиться на этом ритуале. На улицах в центре города я иногда видела вывески с одним иероглифом «ча». Здесь ведут неторопливую беседу знатоки чайной церемонии. А еще я встречала стариков, сидящих в тени какого-нибудь храма. Они собираются вокруг маленького, величиной с кулак ребенка чайничка, в руке у каждого крошечная чашка. И идет неспешный разговор о вечном.

Город. Здоровье

За последние десятилетия на Тайване полностью избавились от многих болезней, не только от таких редких теперь, как чума, холера, оспа, бешенство. По данным ВОЗ (Всемирной организации здравоохранения), последние сорок лет на Тайване не было и малярии, которая часто вспыхивает в этом регионе. Долгие годы одной из ведущих причин смерти на Тайване (как говорят врачи, «главным киллером») был гепатит. Но двадцать лет назад здесь провели широкую вакцинацию: прививки делали новорожденным, маленьким детям, школьникам, всем медикам, а также членам семей больных гепатитом. Это был первый в мире опыт такого рода. И вот результат: в 1995 году медики фиксировали 850 случаев смерти от гепатита, а через пять лет в двенадцать раз меньше!

Очень не хочется утомлять читателя цифрами. Но они не просто впечатляют — порой просто ошеломляют. Вот только одна таблица: «Изменение причин смертности на протяжении десяти лет». Сегодня от пневмонии умирает больных в шесть раз меньше, от бронхита — в три раза, от нефрита — в полтора раза. В 1995 году среди десяти главных причин смертельных случаев на первом месте стояли желудочные заболевания. Сегодня среди этой роковой десятки их нет вовсе.

Не буду больше вдаваться в подробности, сразу обобщу: смертность среди тайваньцев за последнее время снизилась в 3 раза. И наоборот, продолжительность жизни существенно выросла. Сегодня она составляет в среднем 73,5 года для мужчин и 79 лет — для женщин.

Как работает система?

Чем же объясняется такое очевидное улучшение здоровья тайваньцев? Я попыталась разобраться и обнаружила, что причин несколько.

Прежде всего, медицинское обслуживание в стране стало бесплатным. Почти все тайваньцы (в том числе, разумеется, и жители Тайпея) за лечение в поликлиниках, больницах, в любых лечебных центрах платить не должны.

Я с интересом посмотрела, какие именно медицинские услуги оказываются в Тайване бесплатно. Кроме тех, что я получаю в своей районной московской поликлинике по обязательной страховке — прием у врача, вызов на дом, лабораторные анализы, рентген, — я обнаружила и стоматологическую помощь, а также терапию ВИЧ-инфицированных и пациентов, нуждающихся в трансплантации органов. Я внимательно прочла о двух последних услугах и проверила по разным информационным источникам. Все верно. И дорогостоящий коктейль для больных СПИДом, и пересадка органов — за все это тайваньцам платить не надо. Иностранцам тоже, если, правда, они живут на Тайване (и платят налоги) не меньше четырех месяцев.

При этом совершенно не важно, в какой именно части страны живет человек: если, предположим, в глухой деревне, а болезнь подстерегла его в Тайпее, ему все равно будет предоставлено место в современной клинике, и все услуги не будут стоить никаких денег.

Я несколько раз бывала в этих больницах, в поликлиниках и нигде не видела обшарпанных стен, запущенных туалетов, пыльных окон. Здания, как правило, новые, чистота соблюдается такая, какой ей и положено быть в медучреждении.

Я упомянула о благоустроенности больниц потому, что это бросается в глаза. Но, конечно, качество лечения — это, прежде всего, уровень квалификации врачей. И об этом уровне постоянно заботится государство. Правительство в данном случае представляет Министерство здравоохранения. Именно под его контролем проводится в жизнь неукоснительный закон: лицензию на право работать в медицинском учреждении врач получает только на пять лет. После чего это право необходимо подтвердить. Врач должен пройти переаттестацию и доказать, что он не остался на том же уровне знаний и умения, с каким пришел пять лет назад, теперь он еще обязан быть знакомым с новыми методиками лечения, последними технологиями, должен уметь пользоваться современным оборудованием.

Раз в три года Министерство здравоохранения также выдает лицензию и всему медучреждению (больнице, поликлинике, лечебному центру). При этом комиссия оценивает его деятельность по нескольким параметрам: кроме самого лечения, также по качеству ухода за больными, мастерству медсестер и старательности санитаров, по наличию необходимых лекарств, питанию пациентов… Только при положительной оценке всех этих и многих других условий учреждение получает новую лицензию. Так что расслабиться за три года вряд ли удастся.

Ну ладно, в больших городах, крупных населенных пунктах с медициной все в порядке, но по своей стране я знаю, как тяжело обеспечить врачебную помощь в районах отдаленных. Как с этим на Тайване? «Плохо. Для нас это тоже огромная проблема!» — ответили мне в министерстве. И рассказали, какими способами пытаются ее решить. Всего таких способов три.

Первый. В разы увеличить зарплату врачам, согласным работать, например, в труднодоступном горном селении. Дорого? Да, конечно. Но это смотря чем измерять — деньгами из госбюджета или здоровьем со граждан.

Второй. Выдавать правительственную ссуду выпускникам школ, которые хотели бы поступить в престижный медицинский вуз, но не могут оплатить учебу. Тогда государство платит за все годы обучения, а выпускник должен потом отработать врачом там, куда его направят.

Третий способ привлечь специалистов в глухомань касается иностранцев. Им тоже государство готово оплачивать учебу, но с условием отработать потом в горной деревушке или на отдаленном острове.

Ну и, наконец, любой житель из любого далекого селения может приехать в ближайшую городскую клинику — бесплатный транспорт ему будет обеспечен.

Одним из важнейших принципов системы здравоохранения на Тайване считается также контроль за качеством продуктов и за учреждениями общественного питания.

Кстати, тайваньские врачи мне говорили, что, по их мнению, именно такая строгость в отношении уличных торговцев едой уменьшила количество желудочных заболеваний и резко сократила число смертных случаев на этой почве.

Любой новый товар, который собрался выпускать производитель, должен пройти сертификацию, подтверждающую не только его безопасность для здоровья, но и его полезность.

Насколько субъективно мое мнение о системе здравоохранения на Тайване? Не слишком ли я поддалась своим внешним впечатлениям, беседам с докторами и работниками министерства? Что ж, обращусь за поддержкой к такому авторитетному изданию, как международный журнал «Экономист». Проведя рейтинг по своей шкале оценок, он пришел к такому выводу: «Среди высокоразвитых промышленных стран Тайвань занимает по качеству охраны здоровья второе место в мире после Швеции».

Нетрадиционная медицина

Вместе с современной медициной существует на Тайване и та, что называется народной, китайской. Кстати, на Западе и у нас в России принятые сегодня методы лечения именуют традиционными, а народные — нетрадиционными.

Тайваньцы называют все наоборот: китайская народная медицина — это и есть медицина традиционная. Для нее выстраиваются хорошие современные здания. Ее врачи получают образование в учебных заведениях. Лечение в госпиталях китайской медицины так же бесплатно, как и в любой другой больнице.

…У доцента ЛГУ Ирины дочь много лет болела аллергией. Врачи испробовали, кажется, все способы, чтобы ее вылечить, но не смогли. Девочка приехала на каникулы из Петербурга в Тайпей, в гости к маме, где та была в командировке. Ирина отвела ее к докторам китайской медицины, и дочка вернулась домой совершенно здоровой.

А профессор МГУ Марина всю свою дотайпейскую жизнь промучилась гастритом. И тоже вылечила его с помощью народных средств.

…Директор Госпиталя китайской медицины доктор Чен Чан-Фа, крупный немолодой человек, встречает меня широкой улыбкой. Его сопровождают несколько врачей, главный из которых, насколько я поняла, Чанг Ю-Уанг, руководитель отдела акупунктуры.

Из беседы с этими специалистами я кое-что смогла узнать о некоторых принципах и методах народной медицины. Но именно «кое-что», потому что остальное лежало явно за пределами моего понимания.

Итак, поняла я следующее. Традиционная медицина лечит только природными лекарственными средствами, в их основе лежат травы, никакой химии нет. Огромную роль играет еда. Жирная, жареная способна сделать больным самого здорового человека. Примерно то же мне много раз говорили и московские врачи. Правда, к «жирному, жареному» они еще добавляли «острое». Здешние эскулапы про этот третий запрет не упомянули.

Следующий принцип: человек с помощью специальной тренировки может вылечить себя сам. Для этого, как я поняла, он должен сосредоточиться на больном органе, «уговорить» его не болеть. Вообще же главная задача врача-традиционщика научить пациента, как самому, без медицинской помощи, сохранять в себе здоровые, «добрые» силы, как не дать «силам зла» их победить. Для этого нужно последовательно выдерживать два основных условия: не сердиться и не волноваться. Я засомневалась, возможно ли эти условия выполнить в современном, напряженном, высокострессовом мире.

— Это зависит от ваших преференций, — заверил меня доктор Чен Чан-Фа. — Если состояние души, ваш дух и ваше тело для вас важнее всего, то с помощью совсем несложной подготовки можно не то чтобы полностью отключить все свои переживания и стрессы, но как бы отодвинуть их на второй план. Только для этого надо понять, а вернее, прочувствовать то, что для вас важнее всей суеты жизни, а именно — внутренний покой.

— Но ведь бывают обстоятельства, когда просто невозможно отодвинуть, отключиться, — попыталась было возразить я.

— Не бывают, — мягко, но твердо перебил меня доктор. — Или случаются очень редко — тревога за жизнь близкого человека, например. Или его смерть. Но ведь это происходит не каждый день, правда?

Честно говоря, все эти рекомендации несколько меня разочаровали. Показались мне чересчур простыми, даже примитивными. Но вскоре я отказалась от этих своих впечатлений: поняла, что доктор Фа и его коллеги намеренно упрощают и огрубляют принципы лечения китайской медицины — специально для меня. И правильно делают. Потому что, когда они начали разговаривать со мной по-серьезному, я поняла, что явно не соответствую уровню интеллекта и знаний, на которые они рассчитывают.

Довольно долго наш разговор крутился вокруг того, что представляет собой человек по отношению к Вселенной. Это своеобразный микрокосм. Он состоит из двух начал. Первое — инь, женское, пассивное, оно почему-то называется «темное». Второе — ян, мужское, активное… и странно, но светлое начало. У здорового человека должен сохраняться баланс между инь и ян. У больного это соотношение нарушено.

Кроме того, жизнедеятельность человека определяют пять функциональных систем: «синь» (сердце или душа), «фэй» (легкие), «гань» (печень), «пи» (селезенка) и «шень» (почки). Равновесие между этими системами — необходимое условие для его здоровья. На организм также влияют времена года и изменение погоды; они называются «шестью аномалиями»: ветер, холод, жара, влажность, сухость и жжение (?!). Существуют еще и внутренние факторы — «семь эмоций»: радость, гнев, тревога, страх, тоска, печаль, удивление. Причину заболеваний следует искать во взаимодействии «шести аномалий» с «семью эмоциями». Суть китайской медицины сводится к стремлению достичь гармонии между физической природой и психическим состоянием человека.

Еще более сложной оказалась концепция, в которой фигурировали такие несопоставимые понятия, как Земля, Дерево, Огонь, Вода и Золото. Эти пять элементов, взаимодействуя, тоже оказывают влияние на состояние нашего здоровья.

Привожу здесь основные принципы знаний, на которые опирается китайская медицина, не для того, чтобы что-то разъяснить читателю — сама плохо понимаю, — а лишь для того, чтобы дать представление о чрезвычайной сложности этих знаний.

Способов лечения у традиционщиков, как мне показалось, не так уж много: акупунктура (иглоукалывание и жжение), массаж, хиропрактика и лекарства. Впрочем, последнее слово здесь стараются не произносить, чтобы не было ассоциации с аллопатическими препаратами на основе химии. Китайские медики пользуются только средствами, взятыми у природы, то есть растительного и животного происхождения. Некоторые из них весьма экзотичны. Скажем, янтарь — для успокоения нервной системы, миндаль — для улучшения кровообращения, медвежья желчь — для снятия стресса и как болеутоляющее, женьшень — для улучшения работы сердца.

Врачи китайской медицины любят повторять, что лечат они не болезнь, а больного. Однако, чтобы установить, где именно дал сбой разбалансированный организм, а затем подобрать правильное средство восстановления этого баланса, нужно долго учиться.

Обычно только теоретический курс обучения составляет семь лет, на один-два года больше, чем у врача современной медицины. Сегодня некоторые вузы выпускают специалистов, владеющих обоими методами. Это такое типичное для Тайваня соединение современного с традиционным оказалось весьма эффективным и для медицины.

Именно на пересечении этих двух направлений удается сегодня вылечивать такие тяжелые болезни, как гепатит, гипертония, рак.

Люди. Без врачей

Я могла бы рассказать еще о замечательных достижениях современной тайваньской медицины, об уникальных операциях, касающихся безнадежных больных, о применении новейших технологий и сложнейших приборов. Все это имеет прямое отношение к продолжительности жизни, так феноменально выросшей в последнее десятилетие.

Однако было бы несправедливо умолчать о том, какую роль в этом феномене играют сами тайваньцы. Я имею в виду их заботу о здоровом образе жизни. Сами они называют это народным движением «Без врачей».

Бег по утрам

Утром, идя на работу в университет, я пересекаю стадион. Вернее, это даже не стадион, а большое спортивное поле с площадками под теннис, волейбол, баскетбол. По кромке этого круга разбиты беговые дорожки. Так вот с раннего утра по ним уже бегают десятки людей. Стадион открыт для всех. И кроме студентов здесь «наматывают круги» люди самых разных возрастов. Бег считается одним из ведущих способов укрепления мышц, стабилизации дыхания и работы сердца.

Внутри же самого стадиона занимаются многочисленные оздоровительные группы: ти-кон, тай-цзы… Несть им числа.

У каждой своя методика, но цель одна — укрепить собственный организм, сделать его болезнеустойчивым, умеющим сопротивляться простудам и инфекциям. Состав этих групп весьма примечателен: людей среднего возраста и стариков примерно столько же, что и молодежи.

Такие же оздоровительные группы заполняют и парки города. С раннего утра это в основном трудовой люд — тренируются перед работой. Позднее — пенсионеры, очень активные физкультурники. Их сменяют дети, часто это ученики соседних школ, члены всевозможных спортивных клубов и секций.

Правильно есть, дышать, спать

Пропаганду здорового образа жизни массированно ведут также все без исключения телеканалы Тайваня. По одному из них харизматичный юноша, улыбаясь, показывает физические упражнения по одной системе оздоровления. По второму миловидная женщина лет сорока, прекрасно сохранившая фигуру, демонстрирует другую систему. По третьему каналу три очаровательные девушки выступают в той же роли, но уже с третьей системой оздоровления.

Мне очень нравится программа «Два доктора». Двое ведущих-врачей в легкой, иногда шутливой форме изо дня в день объясняют телезрителям, какой образ жизни надо вести, чтобы всегда чувствовать в себе большой запас сил и не обращаться к медикам. Ключевое слово в этих передачах «энергетика», или то, что американцы называют «драйвом». Телезрители узнают, как правильно дышать, ходить, спать. Как сидеть за рабочим столом, за компьютером. Как делать перерыв в работе, как отдыхать после трудового дня.

Особое внимание передача «Два доктора» уделяет еде. Какими продуктами надо питаться, чтобы поддерживать в себе силы, но одновременно не поправляться? Специфическая тайпейская проблема — сладости. Традиционно китайцы едят мало сладкого, даже чай они пьют без сахара. Я, например, уже писала, что не получала большого удовольствия от их конфет, желе, пирожных. Но сегодня в тайпейских магазинах много сладостей, изготовленных по западным рецептам, а то и привезенных из Америки и Европы. Соблазн для покупателей велик: все эти сладкие булочки, круассаны с шоколадным кремом выглядят так привлекательно, что рука, кажется, сама тянется к кошельку.

Вот теледоктора и ведут свои беседы, объясняя, убеждая, что именно традиционная, малосладкая еда полезна, что не надо потакать своему языку, который только один и получает удовольствие от сладостей. А заботиться надо не о языке, а обо всем организме, которому от чрезмерно переслащенной пищи чистый вред.

Передача о еде — это не только разговор о пище. Это и рекомендации, как надо правильно есть: немного, но не допуская голода. Жевать пищу нужно медленно и тщательно. Может, эти двое и не говорят ничего нового. Но многие ли из нас следуют этим общеизвестным правилам? Однако, если их слышать каждый день, невольно запоминаешь и начинаешь им следовать.

Кстати, передачи о здоровье сопровождаются всегда интересным зрительным рядом. Постановочные сценки, отрывки из фильмов, киносъемки на улице, в ресторане, в кафе.

Социологи отмечают, что о здоровом образе жизни сегодня заботятся и молодежь, и старики.

Зонтики и маски

Я уже писала о том, как часто, даже в яркие солнечные дни, тайпейцы носят с собой зонтики. Некоторые, конечно, чтобы не портить лицо загаром. Но большинство, чтобы защититься от радиации солнечных лучей. Забавно видеть, как в ненастный день с моросящим дождем люди ходят без зонтов. А как только прояснилось и выглянуло солнышко, сразу же их раскрывают.

Еще больше меня удивляют повязки на лицах. Такого я не видела нигде: и девушки, и парни то и дело закрывают лица по самые глаза кусочками материи, как это делают медсестры и врачи во время хирургических операций. Зачем? Ответов на этот вопрос я получила несколько. Самый частый — защита от уличной пыли. Это обычно делают мотоциклисты и их пассажиры: с мостовой от быстрого движения транспорта и впрямь подымается пыль. Но такие же повязки я замечаю и у пешеходов, особенно когда они подходят к многолюдным площадям и перекресткам. Повязки защищают от выхлопных газов и все от той же пыли.

Закрывают лица и пассажиры автобусов и метро — берегутся от инфекции. Особенно в сырые зимние месяцы, когда простуда гуляет по городу. Наконец, повязки надевают и те, кто болен или недавно переболел какой-то инфекционной болезнью: вдруг ненароком чихнешь и заразишь окружающих?

Курить не модно

И наконец, о курении. Можно, конечно, исписать всю пачку сигарет о том, как вредно курение и что Минздрав об этом предупреждает. Но видели ли вы хотя бы одного курильщика, который, прочитав это предупреждение, бросил бы курить? Я лично не видела никогда.

В тайваньских молодежных телепрограммах пошли по другому пути: здесь создают моду. Курящий герой какого-нибудь сериала, деревенский простофиля, глуповат и смешон. А подтянутый современный столичный житель — этот не курит. Имиджевый герой создает моду, и в этой моде нет места курению.

Есть и другие способы отучить курить. Например, состязания заядлых курильщиков, отказавшихся от пагубной привычки. Победителей не просто чествуют и поздравляют. Их награждают довольно крупными денежными премиями. Желающих участвовать в конкурсах предостаточно.

Наконец, можно к антиникотиновой пропаганде привлечь и известных актеров. Причем не каких-нибудь местных, а звезд мирового значения. Например, Джеки Чана. Фильмы с его участием пользуются грандиозным успехом. Хочешь быть похожим на этого ловкого, сильного, крепкого парня? Хочешь быть таким же обаятельным? Так он-то ведь не курит.

Город. Школа

С кем бы из иностранцев мне ни приходилось беседовать о Тайване, все подмечают удивительную особенность — легкость, с которой здесь воспринимаются новые идеи, энергичную предприимчивость, свободу мысли, независимость суждений, способность перенимать все лучшее, что есть у других народов.

«Тайваньцы путешествуют по всему миру, с энтузиазмом воспринимают новые идеи, привозят их домой, совершенствуют и приспосабливают к новой среде», — отмечает американец Jeffrey Williams.

«Сегодня я вижу политически активную публику, которая не ждет пассивно от правительства решения своих проблем. В общественные дебаты вовлечены большие интеллектуальные силы», — пишет канадец John Van Deursen’y.

«Не знаю ни одного другого города, кроме Тайпея, который был бы открыт всем культурам мира» — это мнение американского профессора Jerry Keating’а.

Все сходятся в одном: эти перемены произошли буквально в последние десятилетия, а вызваны демократическими преобразованиями в стране. Меня, однако, заинтересовал сам механизм этой перемены сознания. Как все эти черты передового современного мышления могли овладеть целым народом, особенно, конечно, его молодым поколением, за такой короткий срок.

Главные ценности

Многое мне стало понятно, когда я заинтересовалась образованием на Тайване. Прежде всего, меня потрясла цифра: расходы на образование составляют 18,8 процента от всех расходов федерального правительства. Почти пятая часть бюджета! На что, на какие цели тратятся эти деньги?

Приведу целиком интервью, напечатанное в одной из тайпейских газет. Его дал доктор Чен Шен, в то время министр образования Тайваня.

— Какие слова вы считаете ключевыми в воспитании молодого поколения?

— Демократия, свобода, власть закона и права человека. Без знания и усвоения этих ценностей чело век не может стать полноценным гражданином цивилизованного современного государства. А именно в таких гражданах нуждается наше общество в эпоху глобализации.

— Что значит сегодня отвечать вызовам глобализации?

— Это значит обладать способностью использовать новейшие достижения развитых стран, совершенствовать их и приспосабливать к условиям нашего государства. Только так мы сможем устоять в тяжелейшей и жестокой международной конкуренции. Мы должны так учить своих школьников и студентов, чтобы они были готовы к модернизациям XXI века.

— Какими качествами для этого должен обладать выпускник?

— В идеале каждый должен владеть четырьмя важнейшими достоинствами. Первое — способность к аналитическому мышлению, ясному и четкому. Второе — умение улавливать все новое и всемерно его поддерживать. Третье — включаясь в научно-технический прогресс и поддерживая его, не забывать о природе. Забота о ее богатствах — чистом воздухе, воде, земле, деревьях — ни на минуту не должна покидать молодого специалиста. Четвертое и, пожалуй, самое важное — мы обязаны воспитать в каждом из наших выпускников ответственность за свою страну, чувство искреннего патриота и гражданина.

— Вы ничего не сказали о том, что составляет главное содержание образовательного процесса: обучении знаниям.

— Ну, это-то само собой разумеется. Учителя обязаны совершенствовать педагогический процесс. Так, чтобы школьники и студенты получали представления о том, что нового происходит в науке и передовой технологии. Они, естественно, должны хорошо разбираться в гуманитарных сферах, особенно истории, литературе, музыке, религии, а также народных традициях.

— Вы не упомянули знание иностранных языков.

— Потому что это скорее не знание, а метод его постижения. Два иностранных языка — тот минимум, без которого молодой специалист просто не сможет работать.

— Возвращаясь к вызовам глобализации, хочу спросить: как, по вашему мнению, тайваньские студенты могут наиболее эффективно встраиваться в международный процесс?

— Самый эффективный путь — получать образование за границей. Правительство всячески поддерживает тайваньских ребят, решивших учиться за рубежом. Многие наши студенты учатся в Америке, Франции, Швеции, России, других странах. Мы про водим конкурсы и наиболее способным даем гранты — деньги на обучение и проживание за рубежом.

— Не боитесь, что они там останутся?

— Некоторые там и остаются. Но большинство все-таки возвращаются. Потому что оплата специалистов у нас не намного ниже, чем в Европе и даже в США. Условия жизни — квартиры, машины, школы — не хуже. А чувствовать себя гостем даже в самой замечательной, но чужой стране или хозяином в собственной — большая разница. К тому же многие тайваньцы, учившиеся за рубежом, считают, что и работать сегодня на родине значительно интереснее.

Прочитав это интервью, я вспомнила, как мой друг профессор Чу Чоу объяснял мне, почему он и его жена Джени не остались работать в Америке, где им предлагали хорошие должности: «На Тайване идеи подхватываются легче и реализуются быстрее».

Плавание — предмет обязательный

Мне, конечно, интересно было посмотреть, как же выглядит тайпейская школа, так сказать, «живьем». Мне предложили несколько на выбор, но все их посетить времени не было, и я выбрала ту, что поближе к дому. Кроме того, что мне это было удобно: здание это недавно отстроили, в нем можно было видеть в проекции, как будет развиваться школьное строительство на Тайване. Я также рассчитывала увидеть здесь новые образовательные тенденции и направления педагогической мысли.

Очаровательная девушка с английским именем, данным ей при рождении, Фрэнсис, недавно окончила педагогический институт. Здесь она стажируется как педагог и одновременно работает гидом и переводчиком. Гид нужен потому, что в эту школу приезжают бесконечные гости и целые делегации. Фрэнсис помогает также тем, кто не говорит на мандаринском диалекте: английским она владеет прекрасно.

При первом же взгляде на школьное здание мне стало понятно, что это не просто дом, а замечательное архитектурное сооружение. Шесть его этажей завернуты в круги, полукружия; изогнутые линии то пересекаются, то продолжают друг друга в замысловатом и вместе с тем легком рисунке. И все это выкрашено в разные оттенки коричневого: от палевого до шоколадного.

Внутри тоже все красиво, а главное, удобно. Большой зал отдыха со столами и стульями выдержан в голубом и желтом цветах. Это место, где можно отдохнуть, почитать, а можно и перекусить. Ланч приносит официант из соседнего ресторана — по заказу желающих. Но это не обязательно. Можно принести завтрак с собой, обычно в специальной металлической коробочке. Тут же его и разогревают: микроволновки стоят в углу. Там же автомат с горячими (чай, кофе трех сортов) и холодными, преимущественно содовыми, напитками.

Не выходя из здания, можно приобрести вещи, необходимые школьнику, учебники, тетради, ручки, линейки. Если же чего-то нужного нет, пожалуйста, заказывайте. Можно взять и в долг — заплатить, когда деньги будут.

Есть тут и большой кинозал — для учебных фильмов во время уроков и художественных — после занятий.

Ну, а на самом нижнем этаже самое любимое место ребят — бассейн. Плавание входит в обязательную школьную программу. Ему придается большое значение. Я пришла на урок биологии со звонком: класс был пуст. «Ребята задерживаются, — объяснила учительница. — Зачеты по плаванию», — добавила она уважительно. И мы терпеливо ждали минут пятнадцать, пока не стали появляться первые ученики, волосы у них еще были влажными.

Люди. Ученики и учителя

Мозговой штурм

С директором школы, профессором Танг-чи Минном, у нас состоялся долгий разговор. Беседовать с ним было интересно. Человек он незаурядный и проявляет себя таковым в разных ипостасях. В Университете Ченчжи он работает на кафедре педагогики. Вместе с тем он и архитектор: здание школы построено по его проекту. Судя по тому, как хорошо организована сложная жизнь школы, он и менеджер неплохой. Ну, а главное, просто интересный человек, умеющий мыслить неординарно.

— В интервью вашего министра образования я прочла, что одна из важнейших задач школы — воспитание креативности. Вы тоже так считаете? — спрашиваю я его.

— Не совсем так. На мой взгляд, развить творческие способности ребенка не «одна из важнейших задач», а наипервейшая цель. Однако знаете, чиновники любят говорить о креативности, но не всегда себе представляют, какими способами она развивается.

Мы, например, предлагаем ученику выбрать, кроме контрольной работы, любую другую форму проверки знаний. И вот кто-то пишет реферат. Кто-то делает доклад. Кто-то снимает видеофильм.

А вот другой способ научить ребенка мыслить неординарно — задать ему непривычный вопрос, который заставит его выйти из мира стереотипов. Скажем, учитель спрашивает: «Всегда ли один плюс один равняется двум?» И дети тянут руки: «Если парень (один) и девушка (одна) женились, у них образовалась одна семья. Таким образом получилось, что 1 + 1 = 1». Другой предлагает такой вариант: «Муж (один) плюс жена (одна) родили ребенка. Теперь их трое: 1 + 1 = 3». Еще вариант: «Птица (одна) съела червяка (одного) теперь: 1 + 1 = 1». Бывают, конечно, и смешные ответы. На вопрос учителя, как можно использовать кирпич, после ответов «построить дом», вдруг выскочил еще один: «Убить человека, если кирпич свалился с крыши на голову прохожему». Пускай так, лишь бы учились видеть мир нетривиально. Или вот еще, — продолжает директор, — brain storm (мозговой штурм). Метод этот обычно применяют ученые, инженеры, да и люди других профессий. Садятся вместе несколько специалистов и начинают обсуждать одну задачу. В группе мысль работает живее, рождаются самые неожиданные решения. Вот и наши учителя часто прибегают к такому методу. Для этого класс делится на несколько групп, каждая по семь человек. А столы составляются вместе по семь штук. Каждой команде дается какое-то одно задание или, наоборот, всем одинаковое. Какая группа придумает наиболее оригинальное решение, та и выиграла.

— Так это похоже на известную во всем мире телевизионную игру. У нас в России она называется «Знатоки»?

— Ну, конечно, игра. У нас, между прочим, большинство предметов преподается в виде игры — так детям интереснее, а материал усваивается легче.

— А как вы развиваете детскую активность?

— Ну, тут у нас мало оригинального: кружки, секции, ансамбли народной музыки. Это делается во всех школах. С той только разницей, что, когда в школе ожидается праздник, дети готовят выступления абсолютно самостоятельно: взрослые просто не допускаются на репетиции. И вот кто-то подготовил маленький спектакль, кто-то песню, танец, кто-то номер у-шу. Кто-то оформил зал, кто-то выпустил газету. Тут я должен сказать, что иногда все это выглядит неказисто, не очень складно. Мы часто проигрываем в соревнованиях другим школам. Пусть. Зато в тех школах проявляют активность больше учителя, а у нас — ученики.

— Ваш министр говорил также о воспитании чувства свободы. Вы об этом тоже задумываетесь?

— Обязательно. Это самый сложный процесс. Потому что он не вербальный. Тут важно выработать у каждого ученика чувство на уровне интуиции: тебя никто не ограничивает, ты волен делать что хочешь (если это не вредит другим), ты независим от учителей в принятии решений важных для учеников. Мы не делаем им замечания на переменах, пусть бегают, кричат — словом, отдыхают от работы во время уроков. Здесь отменили замки на шкафчиках: мы вам доверяем, ребята! И знаете, был всего один случай кражи: пропал мобильник, но ребята сами нашли воришку, сами с ним поговорили, ни один взрослый не вмешался. С тех пор — ни одного происшествия!

— А почему в вашей школе нет униформы? На других учениках я видела такие красивые костюмы, залюбуешься. Жаль, — говорю я.

— Не жаль, — отвечает директор, — вы пробовали когда-нибудь ходить в форме?

— Пробовала. Во время моего детства я, как и все девочки в классе, носила коричневые платья и черные — а по праздникам белые — передники.

— Ну, и как вы себя чувствовали?

— Я бы сказала, что форма дисциплинирует. И потом, не видно разницы в том, как обеспечена семья: и богатые, и бедные — все одеты одинаково.

— Так, давайте по очереди. «Форма дисциплинирует». Наверное. Но одновременно и ограничивает, сдерживает. Вспомните, что вы делали, придя домой, — тут же переодевались в домашнее, правда? А почему? Потому что в домашней одежде вы чувствовали себя свободнее. Обратили внимание на это слово? Дальше. Вы чувствовали себя похожей на всех других учеников? То есть ваша индивидуальность как бы стиралась, растворялась в массе остальных детей. Таким образом, легко воспитывается конформизм, труднее отстаивать отличие своего «я». Теперь о богатых и бедных, — продолжал директор. — А за пределами школы дети тоже не увидят этой разницы? Если один ребенок проводит с родителями каникулы на роскошном заграничном курорте, а другой вынужден играть во дворе или помогать дома по хозяйству — оба не почувствуют, что они находятся на разных социальных ступенях? Нет, форма не поможет. Тут нужно другое, куда более сложное и трудновоспитуемое: толерантность. В данном случае я имею в виду толерантность социальную. Дети должны знать, что не все семьи живут одинаково, что есть хорошо обеспеченные люди, а есть — обеспеченные плохо. И как бы государство ни помогало последним, выбиться из своего круга в круг людей более богатых можно только одним способом — трудом. Ну, конечно, одного старания мало, нужны образование, ум, креативность.

— Поэтому вы и отменили униформу?

— Мы — это кто? Я, директор? Педагогический совет школы? Нет, это решили сами дети. Чувство свободы развивается у ребят, когда они ощущают себя независимыми от давления взрослых. Поэтому в тех сферах школьной жизни, где мы, учителя, можем устраниться, мы устраняемся. Ежегодно в школе выбирается Совет учеников, который решает массу рутинных дел, вплоть до того, в какой цвет выкрасить забор, или сдавать ли в аренду на каникулы бассейн, или как часто и по какому маршруту должен курсировать школьный автобус. Нам остается только одобрить решение Совета…

Затем директор перехватил в нашем разговоре инициативу и начал спрашивать меня о моих тайпейских впечатлениях. Я рассказывала о том, о чем уже написала в этой книжке. Он слушал внимательно. Но когда я дошла до приветливости и дружелюбия тайваньцев, вдруг перебил:

— А вы знаете, что так было не всегда?

— Знаю-знаю, — ответила я и перечислила ему при чины тайваньской улыбки, как мне их объясняли мои знакомые.

— И вы считаете, что это все? — спросил директор. — А про то, что приветливость надо прививать с детства, про это вам никто не говорил?

И он подробно изложил мне целую программу воспитания дружелюбия и открытости, которая по его личной инициативе проводится в школе. Изложу ее коротко.

Требование первое: учителя должны улыбаться. И друг другу, и главное — детям. Необходимо, чтобы доброжелательность стала атмосферой школьной жизни.

Требование второе — в соревнования, которые проводятся между классами, обязательно входит пункт «дружелюбие». В каком классном коллективе умеют крепче дружить, помогать друг другу, поддерживать в случае необходимости, тот и лучший.

Требование третье — принимая любых гостей, а их здесь бывает много — от родителей до делегаций, в том числе иностранных, — и учителя, и ученики должны проявлять искреннее радушие и открытость.

Пропускаю несколько других пунктов программы и перехожу к последнему, самому, с моей точки зрения, любопытному: работа классного руководителя оценивается, кроме всего прочего, по тому, какое настроение царит в классе. Если дети часто улыбаются, выглядят веселыми, значит, у них хороший учитель, который умеет создать хорошее настроение.

Портрет школьника

Под конец моего визита в школу я заглянула в один класс — кажется, информатики.

«Кажется», потому что очаровательная Фрэнсис привела меня сюда, чтобы показать его прекрасное оборудование, а я, к ее неудовольствию, уткнулась в стену, на которой увидела листочки с фотографиями учеников. Это были так называемые profiles: фотографии, а под ними — словесный портрет каждого ребенка. Там не было характеристики его успеваемости, его успехов или недостатков. Но были перечислены его хобби — спорт, марки, фотография… Если человек любит читать, то названия любимых книг. Если ходит в кино, то какие фильмы предпочитает. Про одну девочку было сказано, что она в свободное время ходит на дискотеку, и тут же — какие танцы она любит. В портрет входили и планы на будущее, вернее, так: кем мечтает стать. На нескольких листочках этот пункт был не заполнен. Не захотел человек по каким-то причинам делиться мечтами? И не надо. На двух других профайлах пустовала графа: «друзья». Ну и правильно: не каждый же будет рассказывать о том, с кем он дружит, может, это для него заветная тайна и он не хочет ее афишировать.

Последней строчкой шел пункт nickname, то есть сокращенное, уменьшительное имя или необидное прозвище.

— А это зачем? — спросила я Фрэнсис.

— Ну а как же учитель будет обращаться к ученику? Не по фамилии же!

Проблемы

Их несколько. Одна из них — та, что нам сегодня ближе других — ЕГЭ. Единый государственный экзамен проводится на Тайване уже не первый год и требуется не только для поступления в ВУЗ, но и для перехода из школы низшей ступени (9 лет) в среднюю школу высшей ступени (12 лет). По мнению специалистов, такая тотальная проверка знаний учащихся, с одной стороны, повышает их общую грамотность, а с другой — является тормозом для их развития.

Оценка по тестам знаний, общим для всех школ страны, естественно, должна была повысить низший уровень образования до среднего. Учителя самых отдаленных районов вынуждены были подтягиваться сами и подтягивать своих учеников до общенациональных требований. Но одновременно эта усредненность понизила критерии для наиболее подготовленных и просто ярких выпускников. Как выявить людей действительно талантливых, неординарных, пригодных именно для той или иной сферы деятельности, если от них требуется отвечать на тесты по общей усредненной программе? Конечно, не для всех одинаковой: для гуманитариев больше гуманитарных предметов, для технарей — больше точных наук, для естественников — больше естественнонаучных и так далее.

Ценность образования на Тайване велика. К сдаче ЕГЭ дети начинают готовиться очень рано, иногда прямо с первого класса. Вернее, конечно, не дети, а их родители. Чтоб получить высокий балл за ЕГЭ, школьных знаний обычно недостаточно: надо заниматься дополнительно.

Дженни, мама двоих сыновей, описывает мне ситуацию так:

— Если вы приходите в гости к друзьям, где есть дети-школьники, будьте готовы к тому, что вас замучают разговорами о том, как найти лучшее репетиторское агентство, сколько дополнительной литературы должен читать ребенок, каким способом лучше заполнить те цифры, таблицы, даты, схемы, которые могут встретиться на экзамене. К концу девятого класса это напряжение нарастает и вызывает настоящую паранойю. Самое обидное при этом, что больше половины вызубренных таким образом знаний ребенку в дальнейшем не пригодятся и вскоре после ЕГЭ прочно забудутся. У нас уже многие общественные силы выступают против. Во всяком случае, при переходе из девятилетки в 10-й класс.

Практика индивидуального репетиторства распространена не очень широко. Да в этом и нет нужды: функцию подготовки к экзаменам выполняют специальные репетиторские агентства, частные и государственные. Родители мечтают, чтобы дети сдали экзамены с наивысшим баллом, и никаких денег для этого не жалеют. Как сказала мне моя подруга Жу Ти, «тайпейская мама готова почку продать, чтобы заплатить за хорошее образование ребенка».

Уточню, что сегодня сдавать экзамены по единой программе во всех тайпейских школах уже стало необязательным. Дети могут выбрать и другую форму: сочинение, собеседование. Комиссия также рассмотрит отметки за успеваемость в течение девяти лет и рекомендации учителей школы.

В наиболее прогрессивных вузах тоже отказываются принимать только по результатам ЕГЭ. Единый государственный не отменяется, но наряду с ним университет получает право самому отбирать наиболее перспективных абитуриентов по своим критериям.

Другая проблема тайваньского образования — разросшаяся сеть высших учебных заведений. Когда два десятка лет назад правительство всячески приветствовало появление новых колледжей и университетов (преимущественно частных), оно стремилось к одной цели — воспитать как можно больше собственных специалистов, избавиться от необходимости приглашать на ведущие должности иностранцев. Однако новые университеты и колледжи так разрослись, что сегодня число доступных в них мест на 10 процентов больше, чем число всех выпускников средних школ. Кроме того, уровень подготовки в некоторых новых вузах заметно ниже, чем в старых: откуда же взять столько дополнительных сильных кадров? Приходится обходиться теми, что под рукой.

Среди других проблем мне показалась интересной и такая — образование в течение всей жизни. Ведь сегодня не только ученые, не только программисты или инженеры нуждаются в углублении или обновлении профессиональных знаний. Научно-технический прогресс не медлит: не просто движется, а уже скачет гигантскими прыжками. Как за ним угнаться? Проблема эта важная для всех стран мира, для Тайваня же, возможно, еще важнее: он уже интегрирован в мировой цивилизационный поток, а значит, должен выстоять в напряженной конкуренции.

Это его выбор

А закончить эту главу я хочу совершенно неожиданно. Вернусь к разговору с Дженни. Она рассказывала об успехах старшего сына, 16-летнего Мин Чоу, гордилась его успехами: учиться он любит, старательно готовится к предстоящему экзамену. Родители ему всячески помогают: платят немалые деньги за репетиторство. А вот 10-летний Лин Чоу к учебе относится с прохладцей. Он с удовольствием гоняет мяч во дворе, у него масса друзей, он их любит, они любят его. И он с удовольствием делает то, что можно сделать руками.

— Все наши родные, дедушки, бабушки — а это в основном представители тайпейской интеллигенции — нам все уши прожужжали: наймите репетиторов, чтобы подготовить Лина к экзаменам. Мы с мужем обдумали этот вариант — и отказались от него. Он играет себе в удовольствие. Получает радость от общения с друзьями. Он всегда весел и доволен. Зачем же лишать его этой радости?

— Но если потом он увидит, что его сверстники, которых родители насильно заставляли учиться, теперь лучше образованы, больше, чем он, подготовлены к жесткой конкуренции, не упрекнет ли он своих родителей за этот воспитательный выбор?

— Но ведь это его, не наш выбор. Не хочет учиться — мы его не будем заставлять. Захочет — поддержим. Не сможем — пусть сам зарабатывает на образование. Просто мы не хотим ему мешать быть счастливым. Хотим, чтобы он вырос оптимистом. Разве этого мало?

Город и люди. Синьчжу Парк

Еще недавно страна третьего мира, Тайвань сегодня — один из современных индустриальных центров. Он держится в первых строчках рейтинга стран, производящих компьютеры, интегральные схемы, беспроводные локальные сети… А ведь всего четверть века назад он экспортировал в основном зонты, солнцезащитные очки и игрушки. Чтобы создать свой научный и технический потенциал, необходимо было совершить настоящую революцию. Ведущую роль в этой революции сыграли научно-промышленные парки. Первый из них открылся в уезде Синьчжу, недалеко от Тайпея. Это произошло в 1980 году.

Сколок Силиконовой долины

Дарси Чжу, руководитель отдела общественных связей, везет меня на своей машине по Синьчжу Парку. Добротные здания в серовато-бежевых тонах — жилые дома. Строгие геометрические формы, никаких архитектурных изысков. Правда, так называемая третья секция, выстроенная в последние годы, кажется уже веселее: здесь строгая геометрия зданий гармонично сочетается со сферическими окружностями, а серо-бежевая гамма — с розовым, бордовым и желтым цветами.

— Архитектура Парка с годами явно улучшается, — замечаю я. — Еще через пару лет здесь, наверное, будет красивый город?

— Не думаю, — говорит Дарси. — Архитектуру Парка, так же как и весь его стиль, отличает деловитость. Удобство, комфорт, целесообразность, но при этом — краткость и функциональность. Ничего лишнего.

Этот фирменный стиль парка — краткость, функциональность и ничего лишнего — я встречаю на каждом шагу.

Главный менеджер компании Microelectronics Technology Engineering (MTI) Дэвид Ли ведет меня по рабочим кабинетам своей фирмы. Помещение разделено вдоль на две неравные части тонким «заборчиком». Между ним и стеной — узкая часть, это проход к офисам, расположенным в другой части. Слово «офис» тут, наверное, не совсем уместно: это кубики, отделенные друг от друга перегородками в половину человеческого роста. В каждом кубике — стол с выдвижными ящиками, полки для немногочисленных бумаг, компьютер, телефон. Все. Как и положено, ничего лишнего.

Вся работа на виду, что, наверное, хорошо для начальства — легко контролировать, но не дает расслабиться сотруднику. Есть здесь и удобная, с мягкой мебелью комната, но это для переговоров с гостями. Тот же стиль — краткость, информативность без лишних слов и во время моих бесед.

Дэвид Ли перед встречей спросил, сколько времени на интервью мне потребуется. Я сказала:

— Минут сорок.

Он предупредил:

— У меня только тридцать.

И ровно через полчаса встал, попрощался, оставив мне брошюрки и другую печатную информацию.

Как переманить специалиста?

— Ваш Парк, я слышала, называют «Силиконовой долиной» на Формозе. Что, они впрямь сколок с этого американского авангарда научной мысли? — Я задаю этот вопрос одному из руководителей Синьчжу Парка мистеру Полу У.

— И да и нет. С одной стороны, мы действительно стараемся собрать здесь самые мощные умы, способные на инновации в науке и технике. С другой, у американцев Силиконовая долина — это только научный центр, который определяет, в каком направлении должна развиваться индустрия. А наш Парк — не только наука, но и производство. Наши ученые-исследователи знают, что их разработки будут тут же реализованы в конкретные технологические процессы, а потом в реальную продукцию. В то же время мы в известной степени можем считать себя сколком Силиконовой долины. Вся организация — планирование, менеджмент, инфраструктура — скопированы у американцев. Да это и естественно. Здесь же работают больше тысячи специалистов из Америки.

— Переманили?

— Да, переманили. Так же, как и десятки специалистов из других стран. Но упор был все-таки на возвращение тайваньцев, ранее эмигрировавших в Америку. Мы много сделали, чтобы соблазнить их вернуться обратно.

— Мне как-то трудно себе представить, что могло заставить специалистов высокого класса уехать из крупнейшего научного центра Америки в тогда еще захолустное местечко Синьчжу, вдали от всякой науки.

— Ну не совсем «вдали». Там уже работали два известных университета — Цин-Хуа и Цзяо-тун. Потом на деньги правительств в очень короткое время выстроили на территории Парка НИИ индустриальной технологии. Все эти три института дали новому образованию сильную академическую поддержку.

— Пусть так. Но ведь все равно этот научный уровень не выше, чем в Америке? И потом, не одной же наукой жив человек, даже если это ученый-энтузиаст.

— Конечно. Мы это хорошо понимали и потому постарались создать целую систему льгот, комфортные условия для работы и, конечно, хорошую среду для обитания.

— Давайте по порядку. Какие льготы?

— Прежде всего налоговые. Компания, открывающая свой бизнес в Синьчжу, полностью освобождается от налогов на первые пять лет. Если потом она продолжает инвестировать в этот бизнес, то получает новые налоговые льготы. Затем — аренда. Где вы еще видели, чтобы один акр земли стоил 5,7 тысячи долларов? При этом правительство Тайваня гарантирует, что в течение двадцати лет цена не изменится и право собственности не будет нарушено. Дальше. Компании получают банковские ссуды под очень низкий процент. Правительство также выдает гранты на перспективные исследования и технологические разработки.

— А что вы имели в виду, когда говорили о комфортных условиях работы?

— Например, освобождение компаний от бремени бюрократической канители, а если точнее, от бюрократических проволочек. Аренда, строительство новой компании, вопросы жилья, электро— и водоснабжение, утилизация отходов. Все эти вопросы решаются очень быстро.

— Быстро — это как?

— В течение недели, не больше. Или, скажем, такой сложный процесс, как экспорт-импорт. Обычно на него уходит от нескольких недель до нескольких месяцев. У нас же администрация Парка берет весь процесс таможенного регулирования на себя — от разрешения на продажу продукции до ее транспортировки заказчику. Когда я говорю о привлекательности рабочих условий, я также имею в виду и новые образования, стимулирующие творческую мысль ученых и инженеров. Например, так называемые межкорпоративные группы. Специалисты нескольких компаний совместно работают над какой-то общей проблемой, а затем делятся полученными результатами. Такая система существенно уменьшает расходы, а значит, и стоимость готовой продукции.

Вообще администрация Парка внимательно изучает, как можно облегчить работу сотрудников, как высвободить их головы для решения непосредственно творческих задач. Парк, например, берет на себя всю рутинную процедуру лицензирования и также сертифицирования продукции.

— А что вы делаете для комфортного быта?

— Строим удобные дома с современными квартирами. Открываем рестораны, магазины, банк. Особенно поощряются занятия спортом. Теннисные корты, площадки для волейбола, баскетбола — все это доступно любому жителю нашего Парка. Особенной популярностью пользуется бассейн.

— А дети? Им ведь надо учиться. Возите их за 70 километров в Тайпей?

— Зачем? У нас открыта билингвистическая школа, на которую приезжают посмотреть педагоги со всей страны. Обучение там идет с первого года сразу на двух языках — мандаринском и английском.

— Ну, на мандаринском-то детям учиться легко, а на английском…

— Смотря каким детям. Во-первых, у нас много иностранцев; для них, как правило, родной — английский. А во-вторых, дети репатриантов, родившиеся в Америке, своего языка не знают. Ведь родители обычно не собирались возвращаться, поэтому хотели, чтобы их дети быстрее адаптировались к американской среде. Они даже у себя дома старались по-китайски не говорить.

— И многих тайваньцев вам удалось вернуть?

— Много, они составляют 40 процентов всех инженеров и исследователей Парка. Мы ими очень дорожим. Во-первых, они приобрели знания и опыт в передовых странах мира и таким образом сократили разницу уровней между этими странами и Тайванем. Во-вторых, многие из них сохранили свои контакты и помогают нам налаживать зарубежные связи. Сегодня Синьчжу Парк имеет шесть представительств в США, столько же в Европе, по одному-два в других странах мира. В-третьих, поработав в крупных международных корпорациях, репатрианты содействуют открытию у нас филиалов этих корпораций, таких как Hewlett Packard, Ericsson, IBM и другие.

— Правильно ли я поняла, что уровень специалистов, приехавших из-за рубежа, и своих, местных, все-таки различается? Как же в таком случае вы их выравниваете?

— Ваш вопрос поставлен не совсем точно. Правильнее было бы спросить, как мы вообще повышаем уровень знаний и навыков наших работников. Ведь научно-технический прогресс все ускоряет свое движение, и даже те, кто еще вчера находился на его гребне, сегодня уже могут не поспевать за новой информацией. Поэтому в Парке широко развита система повышения квалификации и переподготовки. На курсах студенты получают знания от профессоров университетов, а также от специалистов высшей категории с промышленных предприятий.

— Надо думать, такое обучение не дешево стоит?

— Да, хорошие преподаватели должны получать хорошие гонорары. Но наши слушатели платят только 40 процентов от реальной стоимости обучения, еще 40 процентов берут на себя компании, а 20 процентов — правительство Тайваня.

— Мой последний вопрос: какая продукция Синь-чжу Парка пользуется наибольшим спросом?

— Наши мониторы, ноутбуки, сканеры сегодня на одном из первых мест в мире. Большой спрос на жидкокристаллические дисплеи, литиевые батареи, цифровые камеры. Сектор биотехнологий у нас появился недавно, но развивается стремительно: за пять лет вырос на треть. Препараты для лечения рака, иммуноглобулин уже сейчас хорошо себя зарекомендовали, их охотно покупают. В разработке сегодня несколько интересных новых продуктов. Например, биочипы, которые по капле крови смогут определять туберкулез, диабет и другие болезни. Большим спросом пользуется наша продукция в области микроэлектроники.

Семеро смелых

Компанию Microelectronics Technology Engineering в 1982 году создали семь предпринимателей, старшим был Патрик Уанг. В середине 50-х, едва окончив школу в Тайпее, он уехал в Америку. Учился там в университете, защитил диссертацию и стал работать в американской компьютерной компании НР.

Интеграция в тамошнюю жизнь, однако, как у многих иммигрантов, у Патрика не очень удалась: мешали разная ментальность, привычки, традиции, а главное — языковой барьер. Но зато он познакомился и сблизился со своими земляками. У них сложилась тесная компания — семеро друзей: менеджеры, компьютерщики, инженеры.

Долгую рабочую неделю они трудились на свои компании. Не просто трудились — вкалывали, не зная, что такое нормированный рабочий день.

По уик-эндам же встречались у кого-нибудь за барбекю. Ели говяжьи стейки, запивали джином с тоником и с грустью вспоминали о свежей рыбе и рисовой водке.

Среди разнообразных бесед в их разговорах все чаще стали появляться новые темы: а нельзя ли в этой богатой, но дорогой Америке открыть свой бизнес? Энтузиазма у молодых тайваньцев хватало, образованности тоже. Не было денег.

Однажды — это было в начале 80-х — Патрик Уанг поехал на Формозу навестить родных и вернулся с интересной новостью.

Да, Тайвань — все еще бедная, отсталая страна, но она полна энтузиазма вырваться из нищеты, догнать самые передовые и богатые страны. Ускорителями этого процесса должны стать НПП — парки, где, как в Силиконовой долине, собираются лучшие умы. Один из них, в Синьчжу, уже открыт. Правительство всячески поддерживает специалистов из-за рубежа. А в первую очередь своих блудных сынов тайваньцев, эмигрировавших в разное время. И тогда у семерых друзей впервые появилась мысль о том, что бизнес и свежая рыба с рисовой водкой не так уж не совместимы.

Конечно, денег, которые они скопили, все равно было мало: не больше пятой части от суммы стартового капитала. Но оказывается, остальные четыре пятых можно взять в банке под очень маленький процент. И они решились.

Так первые семь совладельцев образовали компанию MTI. Сначала они арендовали две небольшие комнаты в готовом здании, а позже выстроили свой трех этажный дом в пятьсот квадратных метров. В нем сейчас работает восемьсот человек.

Дэвид Ли приехал сюда в 1984 году, начинал инженером-электриком. Сейчас вот дорос до главного менеджера. Он ведет меня в так называемую exposition room — комнату, где выставлены образцы продукции компании. Мне, человеку, далекому от техники, все эти приборы, шнуры, провода не говорят ничего. Но вот я замечаю на стене над каждым из экспонатов рисунок или фотографию. Рассматриваю.

…По пустынным местам движется караван верблюдов с проводниками. Это фотография, вырезанная из журнала. Подпись: «Китайско-британская экспедиция в Пустыне смерти, около местечка Так-ламакан. Китай, 1993 год».

А вот рисунок. Шторм на море. В его волнах качается опрокинутое судно. Под рисунком подпись: «Большая рыболовецкая шхуна попала в шторм в водах Северной Атлантики. Она завалилась набок и опрокинулась. 2000 год».

…Монгольская степь. На снимке, сделанном с вертолета, видно, как одиноко белеют кибитки разведчиков угля, разбросанные далеко друг от друга.

…Яркая картинка на экране телевизора, транслирующего футбольный матч. Из подписи следует, что снимок сделан в перуанской деревушке Барреро, заброшенной высоко в горы.

— Что общего между этими картинками и фотографиями? — недоумеваю я.

— На всех изображениях вы видите критические ситуации, когда люди отрезаны от пунктов цивилизации. Им необходима связь с Большой землей, но ее нет. И вот тут на помощь приходят наши приборы. MTI — ведущий производитель микроинтегральных схем, которые используются в спутниковой связи. Видите экспедицию разведчиков в Пустыне смерти? Они заблудились и четыре дня брели под палящим солнцем без глотка воды. Только наша система помогла им связаться с городом, они запросили помощь и были спасены. А это — рисунок судна, потерпевшего аварию у берегов Новой Англии. В последнюю минуту, перед тем как лодка перевернулась, шкипер включил сигнал бедствия. И это тоже наша система коммуникации. С ее помощью общаются между собой разведчики угля в степях Монголии, а жители высокогорной деревушки в Перу могут смотреть передачи по телевизору.

Кстати, о телевидении. Во время первой войны в Персидском заливе в 1991 году канал Си-эн-эн вел прямые репортажи с места событий. Но однажды иракцы перерезали все известные им средства связи в Багдаде. Прямая трансляция, однако, продолжалась. Каким образом? Телевизионщики включили нашу систему связи Ultra-light.

Русская речь

Под конец моей поездки в Синьчжу Парк я вдруг услышала русскую речь. Беседовали два парня и девушка.

— Привет, ребята, — обрадовалась я. — Давно здесь?

— Третий год уже.

— По родине не соскучились?

— О, еще как соскучились! — с чувством ответила девушка. — Ностальгия замучила.

— А чего же не возвращаетесь?

Дмитрий, Артем и Ирина приехали из города Ульяновска. Все трое — инженеры-программисты беспроводного сетевого оборудования, специалисты высокого уровня, в которых так нуждается отечественная экономика. И я прошу объяснить, что именно их удерживает на Тайване. Ну, деньги, это я понять могу.

— Да не деньги самое главное, — говорит Андрей. — Примерно такую зарплату, как здесь, я мог бы найти и в России. Но ведь, кроме денег, есть еще кое-что.

— Что?

Он задумывается.

— Как бы это сказать одним словом? Ну, наверное, так — отношение. С первых дней мы чувствовали, что нас здесь очень ценят, нами дорожат. Нам во всем идут навстречу. Например, с жильем.

Когда они приехали в Синьчжу Парк, всем предложили по номеру в гостинице-общежитии для одиночек: комната с ванной и маленькой кухней. Платил за нее Парк.

Поначалу такой вид жилья показался удобным. Однако другие иностранные специалисты устроились куда с большим комфортом. К тому же Дмитрий и Ира поженились, вскоре в проекте нарисовался ребенок. Поэтому решили снимать отдельную квартиру со всеми современными удобствами и хорошей планировкой. Такая квартира — две спальни, гостиная, столовая, кухня — стоит, конечно, дороговато. Однако самим супругам рента обходится в 20 процентов, остальные 80 процентов доплачивает компания «Arcadian», где они трудятся.

Во время нашей встречи Ира уже не работала: находилась в отпуске по беременности. Компания оплачивала ей десять месяцев декретного периода.

— Рожать боитесь? — задаю я Ирине типичный вопрос взрослой женщины женщине молодой, собирающейся впервые стать матерью.

— Нет, не боюсь, — отвечает она. — Я говорила со многими молодыми мамами. Они рожали в местной больнице и считают, что акушерская хирургия здесь первоклассная. Роженицу и ребенка встречают аплодисментами и улыбками. А сестры и няни выучены улыбаться все время, пока пациенты находятся в больнице. Согласитесь, это тоже весомая причина, чтобы здесь оставаться.

В разговор вступает Артем:

— А я человек несемейный. Для меня очень важно, где и как проводить свободное время. Дома я спортом почти не занимался — спорткомплексов поблизости нет, а главное, это как-то не было широко принято. Здесь спорт — привычная, почти обязательная часть жизни. Администрация всячески поощряет и личные занятия, и участие в различных соревнованиях. Я хожу в бассейн, играю в теннис. И знаете, чувствую, что у меня голова лучше работает. За целый день успеваю больше, чем раньше за два, а устаю меньше.

— А еще, — добавляет Андрей, — мы часто бываем в зарубежных командировках. Начальство это всячески поощряет. Считается, что, если ты сидишь безвылазно на одном месте, твой кругозор сужается, а образ мысли становится провинциальным. А общение с коллегами из других стран расширяет масштаб мышления, позволяет лучше ориентироваться в современной науке. И вообще в мире.

Послесловие

Таким я увидела Тайпей, посмотрев на него глазами друга и доброжелателя. Я высоко оценила его способность сочетать современное с традиционным. Редко какому городу удается не только усвоить последние достижения цивилизации, но и сохранить лучшие свои традиции.

Оглавление

Предисловие

Город. Архитектура

Люди. Облик

Город. Петух на небоскребе

Люди. Феномен тайпейца

Город. Как прекрасна зеленая трава!

Люди. И тоньше и сложней

Город. Безопасность

Люди. Дружелюбие

Город. Мотоциклы и книги

Люди. Вокруг да около

Город. За стенами

Люди. Естественность или простота?

Город. Чистая улица и психология

Люди. «Субботник» на берегу реки

Город. Друзья с улицы

Люди. Секс вчера и сегодня

Город. Вам удобно?

Люди. Семья

Город. «Сяо чи», маленькая еда

Люди. Что исчезает и что остается

Люди. Старики

Город. Праздники

Люди. Кому вы молитесь?

Город. Религиозная толерантность

Люди. Суеверия

Город. Национальное искусство

Люди. Аборигены

Город. Путешествие по ресторанам

Люди. Чайная церемония

Город. Здоровье

Люди. Без врачей

Город. Школа

Главные ценности

Люди. Ученики и учителя

Город и люди. Синьчжу Парк

Послесловие

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно