|
|
Вместо предисловия
ЛЮДИ С ХОРОШИМ ВКУСОМ… С УДОВОЛЬСТВИЕМ ОТМЕТИЛИ, ЧТО ЭТИ СКАЗКИ-БЕЗДЕЛКИ ВОВСЕ НЕ БЕЗДЕЛКИ, ОНИ ЗАКЛЮЧАЮТ В СЕБЕ ПОЛЕЗНУЮ МОРАЛЬ… И ПОУЧАЯ, И РАЗВЛЕКАЯ.
Шарль Перро (Франция, XVII в.)И МАЛЫМ И БОЛЬШИМ «ДЕТЯМ» НУЖНЫ СКАЗКИ, ПРЕКРАСНЫЕ СКАЗКИ В СТИХАХ ИЛИ ПРОЗЕ, СОЧИНЕНИЯ, КОТОРЫЕ ЗАСТАВЛЯЮТ СМЕЯТЬСЯ И ПЛАКАТЬ, КОТОРЫЕ ПЛЕНЯЮТ НАС!
Анатоль Франс (Франция, XIX в.)ЧУДО – НЕИЗМЕННОЕ ЧУДО! МЕЧТА, КОТОРУЮ МЫ ЛЕЛЕЕМ! РАЗВЕ НЕ САМОЕ ВРЕМЯ ДЛЯ НИХ – ПРАЗДНИК РОЖДЕСТВА И НОВОГО ГОДА?
Элеонор Фарджон (Англия, ХХ в.)Сказка прошла с человеческой цивилизацией от первых ее мгновений и останется с нею до конца. Потому что мы не можем не ожидать ЧУДА, даже если в него не верим. И это ожидание чуда на самом деле не что иное, как наша Надежда. Ну а какое еще время более подходит для Надежды, Веры и Любви, как не празднование Рождества и Нового года? Время, когда уходит все старое, отжившее, нехорошее. Время, когда все надеются на обновление, новую радость и счастливое будущее. Время календарного рубежа – время чуда.
Традиционный деревенский Дед Мороз в овчинном тулупе. На рубеже XIX – XX веков он еще был одинаков и для Европы, и для России. Старинная открытка
Вот и сказочники поняли, что зимние праздники – самое подходящее время для прихода СКАЗКИ к людям. Время надежд на лучшее. Время подарков и исполнения желаний. Время объяснений в любви и обещание верности. Время особой заботы людей о своих близких. Время всеобщего единения и поддержки. Время милосердия и сострадания.
Конечно же такое время не могло обойтись без прекрасных сказок – веселых и грустных, романтических и приключенческих, но и не только таких. Сам праздник Рождества Христова, а за ним и Нового года требовал философского осмысления, Доброты, Надежды – невозможно же начинать новый период жизни без этих качеств.
И так уж получилось, что уже первый сборник литературных авторских сказок вышел в январе 1697 года. Да-да, это были легендарные «Сказки матушки Гусыни», куда Шарль Перро, основатель жанра литературной сказки во главе с «Золушкой», «Спящей красавицей» и «Красной Шапочкой», включил бестселлеры на все времена. Конечно, никакой традиции издавать сказки во время рубежа лет еще не существовало. Но Шарль Перро на то и был великим сказочником, чтобы в своем творчестве заложить все традиции волшебной страны.
Впрочем, конечно, ЗИМНИЕ сказки существовали всегда. И стоит признаться, что в народном творчестве они были самыми яркими, отточенными, поучительными и даже жесткими. Что поделаешь – зима сантиментов не приемлет, неумех не балует, злым людям не помогает. Время зимы – испытательный срок и для природы, и для человека. Кто испытаний не выдержит – дальше не пройдет. Поэтому и складывались в народе долгими зимними вечерами сказки про Морозко или госпожу Метелицу, про Ледяную деву или снежных оленей. И в каждой сказке существовала мораль, у всех народов мира единая: Добро всегда побеждает зло, солнечный свет – самые глубокие снега. Ну а доброе, верное и любящее сердце преодолеет все преграды.
Разные мотивы зимних сказок вошли потом в сказки авторские, например Ледяная дева в повесть о Снежной королеве Андерсена. Впрочем, у датского сказочника есть и сама «Ледяная дева», но это скорее легенда заснеженных гор – неторопливое повествование, рассказываемое зимой вечер за вечером, обрастающее все новыми подробностями и воспоминаниями о жизни северного народа. А вот «Снежная королева» – истинная сказка с динамичным сюжетом, сказочными символами и метафорами, авторским взглядом на тайные силы, а вернее, их олицетворение – злых троллей, добрых волшебниц и Снежную королеву, заледеневшую в вечности. Вот и получилось, что рождественско-новогодние авторские сказки продолжили традиции народных зимних сказок.
Ну а уж сама традиция издания сказок под Рождество и Новый год оформилась в XIX веке. Гофман, Гауф и другие романтики писали сказки, посвященные этому празднику («Щелкунчик и Мышиный Король» Гофмана, начинающийся прямо в Рождественский сочельник), издавали целые альманахи сказок на «будущий год» (Гауф). Правда, происходило это непоследовательно – урывками, как получится. А вот сочинять и публиковать свои книги целенаправленно, как рождественские, первым начал англичанин Диккенс. Он и считается оформителем традиции рождественских сказок и историй. Он назвал их «Рождественскими повестями» и начал издавать с декабря 1843 года. Вот с тех пор традиция рождественских и новогодних сказок шествует по миру. Надо признать, шествует победоносно. Многие великие сказки появились как раз к Рождеству. Достаточно вспомнить сказки англичан Кэрролла, Макдональда, Уайльда. Не отставали и англоязычные страны – так все два десятка сказок Баума про волшебную Страну Оз (ту самую, где в Изум рудном городе правит волшебник Гудвин) тоже издавались в конце декабря, начиная с рубежа 1889 – 1890 годов.
Старинная рождественская открытка
Так что же получается – в чем заключается идея рождественской и новогодней сказки? Неужели в том, чтобы появиться под праздники? Да, но не только! Время выхода в свет таких книг – скорее издательская традиция.
Да и сама рождественская сказка – не жанр, это скорее литературный пласт произведений, объединенных общей темой Рождества и Нового года. А по жанру это могут быть и сказки, и повести, и сказы, и даже просто истории.
Однако в рождественской тематике имеются и особые общие черты. Правда, черты эти встречаются и в других – и летних, и весенних, и осенних – сказках. Ведь по большому счету не только сказки, но и вся культура человечества строится на противопоставлении Добра и зла. Но в рождественских сказках особо выделяются:
• сострадание и единение,
• взаимопомощь и взаимовыручка,
• милосердие и преданность,
• счастье праздничных даров и подарков,
• красота и радость нарядной елки и других рождественско-новогодних обычаев.
Ёлка с рождественскими подарками. Старинная открытка 1903 года
И еще, конечно, – сам дух праздника.
Это он, дух доброго и веселого Рождества, а потом и новогодних празднеств, накладывает особый отпечаток на сердца людей. В эти праздничные дни все члены семьи собираются вместе, чтобы почувствовать себя СЕМЬЕЙ. Тот, кто может, помогает ближним, чтобы ощутить собственное МИЛОСЕРДИЕ как милосердие Божье. Ибо известно – что отдашь, то и получишь. И подарки этих великих праздничных дней – волшебные ДАРЫ, с помощью которых люди показывают свою любовь и расположение друг к другу.
Словом, рождественская сказка всегда несет в себе эру милосердия и сострадания, надежды и любви, веры в лучшее будущее. И конечно, ожидание ЧУДА. Ибо Рождественская ночь – святая, таинственная, ведь в эту ночь родился лучший из людей – Иисус Христос. Это могущественная ночь, когда сбываются желания и может произойти ВСЕ. Это ночь великих сил природы, звезд и Вселенной, ночь, когда даже заледеневшая и засохшая душа, как у диккенсовского занудствующего старика Скруджа, может оттаять и начать новую жизнь – радостную и открытую.
Вот и рождественские сказки рассказывают о таких чудесах – когда свершается, казалось бы, несбыточное. Потому что любовь, верность, милосердие и помощь – самые лучшие волшебники на свете. И пусть они пребудут с нами всегда.
И в Рождественскую ночь, и в другие праздники, и во все последующие будни.
ВСЕГДА.
Часть первая
Зимние сказки
Сказки студеного леса
МОРОЗКО НА ЕЛКЕ ПОТРЕСКИВАЕТ, С ЕЛКИ НА ЕЛКУ ПОСКАКИВАЕТ:
– ТЕПЛО ЛИ ТЕБЕ, ДЕВИЦА? ТЕПЛО ЛИ ТЕБЕ, КРАСНАЯ?
Что ответила девица, все знают:
– Тепло, батюшко, тепло, Морозушко!
Как не знать: для России эта сказка самая символическая.
Для других стран мороз, может, и лиходей-убийца, а для нас – батюшка.
У нас о нем и песни, и стихи, и поэмы, и игры, и мультики. А уж сказка – чуть не наизусть выученная. Отчего ж такое почитание? Так ведь у нас, как говорят в народе, «три месяца – теплынь, остальное – студень».
Конечно, не путайте кулинарный студень со старым существительным от слова «студено». Мороз у нас студенец. Но почему же наши предки решили, что нам он – батюшка?
А давайте обратимся к народной сказке, например к пересказу А.Н. Толстого. Он многие сказки в начале ХХ века пересказал, ему можно довериться.
«Живало-бывало, – жил дед да с другой женой. У деда была дочка и у бабы была дочка.
Все знают, как за мачехой жить: перевернешься – бита и недовернешься – бита. А родная дочь что ни сделает – за все гладят по головке: умница».
Вот так, ярко и народно-поэтически, начинается рассказ. Сюжет известен: злая мачеха добивается, чтобы муж отвез свою дочку в лес и она там погибла. И то – зачем две девицы в доме?! Приданого не напасешься. Но, думается, не в рассуждениях дело, а в том, что мачеха люто ненавидит падчерицу, потому что истово любит родную дочку. Такая вот извращенная любовь.
А муж-старик попался слабохарактерный (небось жена-злыдня специально такого и выбрала) – он ей ни в чем не перечит. Дальше все знают: Мороз вокруг девицы вьется, все сильнее кружит-морозит. Всё каверзные вопросы задает: «Тепло ль тебе, девица?» Проверяет ее. Пытается понять характер девицы, что в его заповедный лес вторглась. А девица-красавица до того кроткая, что прямо только в сказке такая и может быть. И с мачехой не спорит, и отцу, который бросает ее в студеном зимнем лесу, ни слова против не скажет. Ну и хозяину леса, Морозушке, потрафить пытается. Уважает, значит. А может, жалеет просто по-бабьи – один ведь он тут, как перст. Оттого и студит – норов свой показывает, власть над людьми. Но так ведь на то он и мороз.
Согласитесь – странная ситуация. Мороз над девицей издевается, а она ему потакает. Эдакое поведение жертвы, которая становится во всем согласна с тем, кто ее угнетает. Конечно, тут сказывается извечный народный характер, точно знающий, что лучше уж перетерпеть притеснения (хозяина, барина, начальника), чем потом, его разозливши, впасть в еще большую немилость. Помните «Кроткую» Ф.М. Достоевского? Героиня была такой кроткой, незаметной в быту, но, когда не стало ее, оказалось, что на ней-то не только весь дом, но и весь мир держался.
Однако в сказке другие истоки – языческие, мифические. Мороз – символ зимы. А что такое зима в России? Это время, которое надо перетерпеть. Оно люто, студено, безжалостно. Но без него не будет весны, озимого урожая, без снега выстудится сама земля-кормилица. Трудное время, но ему надо покориться, чтобы потом встречать весеннее тепло.
Конечно, хочется ругать мороз самыми отчаянными словами – да что толку? Лучше уж провести это время как можно оптимистично настроясь, спокойно пережить пору, когда земля скована льдом и покрыта снегом. И ведь, если не ругаться и не обижаться, можно прожить и зиму вполне с толком, как это делали крестьяне, готовясь к весне: мужчины чинили упряжь да орудия труда, женщины ткали да пряли (опять же, помните «Крошечку-Хаврошечку»?), ведь в теплый сезон, во время страды, для этого не будет времени. То есть мудрые люди поступали как «кроткая» дочь, выражающая готовность к послушанию. Морозу-то она вполне послушна, но пока он лютует, она своими делами займется.
А вот те, кто проявлял недовольство и пессимизм в зимние холода, злился и предъявлял претензии судьбе, вполне могли и не дожить до тепла. Пессимисты, как известно, чаще болеют и реже выздоравливают. Станешь зимой кукситься да бездельничать и только норов показывать – останешься в будущем ни с чем. Точно как старухина дочка.
И тут стоит сказать, что народная сказка кончается куда более жестоко, чем любимый нами сказочный фильм. В народной сказке злая старухина дочка не просто не получает вознаграждения от Мороза, но «окостеневает», то есть замерзает от стужи. Жестоко? Конечно! Но прочтите, как дело-то было. Девица же прямо схлестнулась с зимним хозяином. Мало того что ругалась и грубила, под конец сказала и вовсе невозможное: «Сгинь, пропади, проклятый Морозко!»
То есть даже больше чем прокляла – она его пожелала и вовсе уничтожить. Но как же без снега, льда, то есть зимних покровов?! Не будет Морозушка, укрывающего землю снежным покровом, – пропадет земля. Замерзнет – не сможет возродиться к весне. То есть глупая злыдня совершила святотатство – посягнула на сезонное устройство мира, на череду вращений времен, при котором царство Морозко обязательно. Потому что без него не будет дальнейшего природного цикла. Не потому ли глупая озлобившаяся девка столь сурово наказана в сказке? Тут не жестокость, но устранение того, кто мешает мировому природному циклу.
Страшно, когда человека выгоняют из дома, срывают с насиженного места, как юную старикову дочку. Это тяжелейшее испытание. Но ведь, чтобы чего-нибудь достичь, всегда приходится что-то преодолеть. Вот и разумная кроткая героиня не озлобилась на весь свет, попыталась и в трудных условиях остаться такой же приветливой и доброй, как раньше. Не потому ли понравилась Морозу? И в самом деле – что толку злиться и кричать на кого-то, лучше уж улыбнуться ему и постараться подружиться.
А вот другая девица – избалованная старухина дочь – как себя повела? Мало того что никто ее из дома не гнал, сама по жадности побежала за богатством, позавидовала, что сестрице Морозко дал злато-серебро, а она-то как же эдакое упустить может?! Вот и погибла по жадности, злобе да неуважению к хозяину зимнего леса. Известно же, старших уважать надо.
И тут встает вопрос важнейший:
А что вообще за персонаж – Мороз/Морозко?
Может быть так выглядела героиня сказки «Морозко». Поздравительная карточка 1880-х годов
Оказывается, это не просто символ зимы, а древнее славянское божество. Не только у русских оно имеется, но и у других славянских народов по всей Европе. И тогда становится понятным, почему Морозко имеет возможность и дарить, и миловать, и наказывать, как все древние божества.
Наши предки называли Морозко Студенцом (студеным), Трескуном (мороз трещит), еще железным Калинником, потому что он калит воду и сковывает ее льдом, как железным покровом. Отсюда Мороз часто приходил к людям в образе богатыря, которого не одолеть, и еще… кузнеца, которому подвластна природная мистическая кузница.
В народном сознании Морозко перекликался с… Кощеем Бессмертным. Мы говорили о нем подробно в первой книге «Знаем ли мы свои любимые сказки?» и узнали, что Кощей (Кащей) – тоже сезонное божество и тоже зимнее. Его силы проявляются тогда, когда наступает время холода, снега, окостенения природы. Недаром Кощей может превратить человека в камень, дерево, лед, то есть сделать неподвижным, не способным к сопротивлению. Так, может, Кощей и Мороз – одно существо? А вот и нет! Потому что Кощей – божество потустороннего мира Нави – наваждения. Он насылает на человека морок, опутывает ложными чарами, выдавая ложь за правду, призрачность за реальность. А вот Морозко – божество хоть и студеного, но земного мира Яви, реально явного для людей. Морозко не лжет, не притворяется: коли студено, так студено, коли зябко до смерти – так и будет.
Недаром корень слова «мороз» – от «мор», «уморить». Ну, это понятно. Зато страшно-то как! Однако и показательно – наш Морозко на самом-то деле никого морить не собирается. В отличие от Кощея, который только и мечтает напустить морок, Морозко морок хоть и может наслать (умирают же люди, замерзая в снегу), но делать этого явно не желает. Ну не в охотку это ему, как Кощею! Тому только бы человека бедного в неподвижную кость превратить, лишить движения и сопротивления, сделать неподвижным. Морозко же, напротив, вокруг человека бегает, крутится, суетится, – вот и вокруг девиц, попавших в лес, он крутится да прыгает. Будто и их зовет двигаться. Известно же: движение – жизнь. Особенно чтобы не замерзнуть. Недаром же есть множество вариантов русских народных сказок, рассказывающих о том, как крестьянин с Морозом спорил – сможет ли холод его уморить. Так вот – не смог. Крестьянин и сучья рубил, и дрова колол. До того, что аж жарко стало. Даже тулупчик скинул. Словом, проиграл Мороз – не смог крестьянина заморозить. Да и, как видно из текстов подобных сказок, не особо и хотел. Больше того – подзадоривал: а ну, быстрей, сильней, шустрей! Прямо-таки зимний тренер или учитель.
Дед Мороз. Вырезная фигурка. За типичный «форсовый» кушак заткнута метла, чтобы разметать снег на пути
А знаете, какое еще есть значение от «мора-мороки»? Мороковать (мораковать) – разбираться, помаленьку учиться чему-то, смекать, понемногу смыслить в чем-то. Это не результат, а процесс – надо что-то познавать. У Даля приведены примеры: «Он грамоте морокует» (разбирается), «Я морокую, о чем идет речь у вас» (понимаю).
Мороз хоть и жестокий, но учитель. Он не обездвиживает, как Кощей, напротив: «Мороз не велик, да стоять не велит!» Русский мороз – двигатель народной жизни. Недаром о нем почти с восторгом поют: «Ой, мороз-морозец, удалец ты русский!» Мороз учит выживать в холодных условиях, в стуже почти девять месяцев в году. Но он и сам реально помогает. Помните, кто помог зимой 1812 года отогнать французов с земли Русской и кто стоял в победных рядах защитников Москвы в 1941 году? Русский каленый мороз.
Но почему персонаж сказки не Мороз, а Морозко?
В.И. Даль, повторяя народную присказку, пишет: «Морозко скачет по ельничкам, по березничкам, по сырым берегам, по веретейкам» (веретейка – это возвышенная сухая гряда среди болот. На ней как раз и растут кочки с морошкой и другими ягодами). То есть наш Морозко скачет повсюду: и по лесам, и по рекам, и по сухой земле. Значит, он еще молод, раз скачет и прыгает, трещит и играет. Морозко – молодое божество. Может, потому и заигрывал с девицами, попавшими в его лес. Не верите?
А имеется доказательство. Есть русская народная сказка «Два Мороза» – там описывается целое семейство «Морозовых». Отец – мудрый, хоть, конечно, и старенький Мороз Синий Нос, а вот сынок его – Мороз Красный Нос. Сказочка весьма назидательна. Решил, оказывается, Мороз Красный Нос доказать отцу, что он уже вполне взрослый и старого отца перещеголяет запросто. «Смотри, – говорил отцу Синему Носу, – сколь у меня сил имеется! Я сейчас барина в самой толстой да большущей шубе заморожу!» Барин как раз мимо ехал. Мороз Красный Нос к нему подскочил – и точно, барин еле живым до дому добрался. Хоть и кутался всю дорогу в шубу, но та его не спасла.
Впрочем, старый Мороз только посмеялся. Указал сыну на мужичка, который дрова в лесу рубил: «Заморозь вот его!» Красный-то Мороз только усмехнулся – такого заморозить как плюнуть: полушубок у него тоненький, сам мужичонка тощенький. Стал Мороз Красный Нос вокруг мужика кружить – холод нагонять. А мужик только топором еще резвее помахивает – дров побольше нарубает. А как нарубил, так и вообще полушубок скинул: жарко стало.
Красный Нос обозлился и решил хоть в малом мужику отомстить. Залез в его брошенные рукавицы. Решил, как мужик сунет в них руки, так пальцы и отморозит. А мужичонка увидел, что рукавицы колом встали, да и давай по ним топором дубасить, чтоб лед выбить. Да вместо льда Морозу Красному Носу досталось. Весь избитый еле домой добрался. Отец Синий Нос поглядел и итог подвел: конечно, силен его сынок, но ума еще надо набираться.
И мы из этой сказки итог выведем: раз есть старик Мороз Синий Нос и его сын Мороз Красный Нос, так есть у них еще и Морозко младшего поколения: Синему – внук, а Красному – сынок молодой. Ясно же – только по молодости будешь прыгать да скакать, перед девицами похваляться. А вот папаша его, Мороз Красный Нос, уже девицами не интересуется. Он как «воевода дозором обходит владенья свои». Помните поэму Некрасова «Мороз Красный Нос»? Конечно, иногда и он, вспомнив молодость, начинает, например, спорить со своим отцом, свой верх доказывать. Но это уж завсегда ведется – более молодое поколение всегда пытается доказать более старому, что оно во главе семьи встать готово.
Однако в народе именно Деда Мороза уважают особенно. Знают же, что он и мудрый, и степенный, и солидный. Сам по себе «за так» ни к кому не явится. Его уважительно позвать следует. Вспомните, на любой елке, на каждом новогоднем празднике его кличут: «Дедушка Мороз! Дедушка Мороз!»
А знаете, что это? Отголоски древних славянских народных обрядов. В стародавние времена наши предки верили, что Мороз живет в лесу в ледяной избушке. Но на времена Коловорота – то есть в самые темные дни с 14 по 21 декабря, когда Солнце поворачивает (совершает круг – коловорот) с Темноты на Просветление, – Дед Мороз приходил к людям. Крестьяне даже могли отследить когда. В эти часы бревна в углах их домов начинали особо слышно потрескивать. Отсюда, кстати, прозвище Трескун. И вот тогда старший мужчина в доме выходил за порог и, кланяясь гостю Морозу, говаривал трижды: «Мороз, Мороз, приходь на порог!» Старшая женщина в доме выносила миску самого лучшего, какого умела сварить, сладкого киселя – лакомства по тогдашним временам. Считалось, раз Мороз – дедушка, так у него зубов нет, кисель – самая подходящая еда. Ну а если заглянет молодой Морозко, то и он, как все детишки, обожает сладкое. Так что кисель подходит и деду, и внуку. Глава семьи черпал большую ложку лакомства и просил: «Мороз, Мороз! Приходи кисель есть!» Содержимое ложки выплескивалось на снег, и хозяин продолжал: «Мороз, Мороз! Не морозь наш овес!» Ну а дальше перечислялись все пожелания и наказы для Мороза.
А в конце знаете что говаривалось?
«Мороз, Мороз, меня не морозь! Я трудился, сеял тот овес. Жене не будь в заботу – у нее по дому работа. Детишек не трогай моих – у них полно дел своих. У тебя же свои дела – чтоб земля была вся бела».
В таком наряде мороз не страшен. Старинная открытка
То есть получается, что Морозу объясняли, что в доме все труженики, никто от работы не отлынивает. Вот и в сказке Морозко наградил труженицу-сестру, добрую старикову дочку. Злую же да жадную старухину дочь-бездельницу наказал.
Между прочим, в первом томе «Народных русских сказок», собранных А.Н. Афанасьевым в середине XIX века, есть и такой вариант сказочных событий. Там мачеха объявила мужу, что хочет отдать его дочь замуж, и весьма удачно – у будущего мужа, мол, богатств немерено, почитай, весь мир ему принадлежит. Мужик с дочкой обрадовались такому щедрому поступку мачехи и засобирались в дорогу. А коварная мачеха и велела мужу высадить дочку у леса, чтобы жениха-то там ждать. Муж хоть и понимал, что бросает дочь в лесу на морозе, но ослушаться жену-злыдню не посмел. Вот и осталась девица сидеть на снегу. А тут как раз и Морозко явился. Дальше все по знакомому сюжету пошло. И вот что символично: мачеха-то решила «повенчать» падчерицу с морозом, то есть отсылала ее на верную смерть. Но оказалось, что добрый и приветливый человек даже смерть может «заговорить». Вот и падчерица заняла Морозко умными разговорами и очень этим ему понравилась. Добрую девушку хозяин леса одарил, а злых да балованных дочек (у мачехи их оказалось две), которых мачеха потом в лес послала, заморозил до смерти. Что же тут удивительного, как они себя вели? Ругались между собой на весь лес, всю лесную живность перепугали, а Морозко только и крикнули: «Убирайся ко всем чертям в омут, сгинь, окаянный!» Неудивительно, что после такого поведения и таких слов обе девки окостенели от холода. Мороз ведь защищал себя и свое лесное царство.
Конечно, раздаются охи и вздохи – не слишком ли круто наказал, ведь заморозил до смерти. Это же какая жестокость-то! Где же права человека?! Но ведь речь идет о народной сказке. В таких сказках четкие противопоставления добра и зла: одна героиня – хорошая, другая – плохая. И зло должно быть наказано. Иначе мировой порядок не восстановится. И показательно, что читатели-дети воспринимают практически «трагическую» кончину злой и жадной мачехиной дочки абсолютно спокойно. Ведь мачеха со своей дочкой и сами пожелали умертвить славную и добрую старикову дочку – послали ее на смерть в лес. Чего же особо убиваться, если мачехи с ее злой дочкой досталось той же монетой? Пусть дети знают, что зло имеет свойство возвращаться к тому, кто его творит.
И еще сказка учит, возможно, самому нужному в наше безалаберное время вседозволенности – злой человек не будет счастливым, даже если и ухватит свою птицу счастья, как мачехина дочка, жившая в доме в холе и лелее. Такое «счастье» ненадолго. Попадет и холеная дочка в передрягу, и зло, которое она привыкла разливать вокруг себя, к ней же и вернется.
Не много ли нравоучений? Думается, в самый раз. Не забывайте, что сказки, а про Морозко в особенности, рассказывали в народе в те самые длинные зимние вечера, когда на дворе уже давно темень, а время до сна скоротать следует. Старшие в семье в это время при лучине к весне готовились: мужчины упряжь да инструменты чинили, женщины пряли да ткали, ну а старики детям сказки рассказывали – наставляли. Зимы-то у нас длинные. Наставления, даже если не захочешь, все равно запомнишь – они по сто раз за зиму повториться успеют.
Современным детям, конечно, что зима, что лето – теперь-то мы всегда живем в тепле и комфорте. Так для нас современный вариант сказки имеется. И мы его опять же по цитатам знаем.
Кто догадался, о чем речь? Конечно же о фильме-сказке «Морозко»
Этот фильм знают все. Смотрели десятки раз – на слух запомнили. Несомненно, это лучшая сказка нашего кудесника кинопленки Александра Роу (1964, Киностудия им. Горького). В этом фильме все лучшее и самое волшебное: и Настенька (истинно русская героиня Натальи Седых), и Марфушенька-душенька (шедевр, созданный Инной Чуриковой), и Баба-яга (легендарно-«наияговное» творение Георгия Милляра), и музыка, полная народного обаяния (композитор Николай Будашкин).
Но, возможно, самая большая заслуга – в тексте: поэтической пьесе Николая Робертовича Эрдмана (1900 – 1970) и Михаила Давыдовича Вольпина (1902 – 1988). Что ни фраза, то жемчужина, хоть все на нить памяти нанизывай, всю жизнь цитировать станешь – и не надоест. Недаром критики сравнивали блестящий (и лирический, и сатирический) текст с непревзойденным «Коньком-Горбунком».
Ну чем не Морозко? Старинная открытка
И ведь не поверишь, что оба сценариста прожили жизнь трудно – до войны были репрессированы. Пьесы Эрдмана, хлесткие, ироничные, снимались с репертуара. Его блестящий «Самоубийца», которого мечтал поставить новатор Всеволод Мейерхольд, оказался запрещен. Вольпин вообще был мало кому известен, хотя это именно он создал сценарий культового мультфильма «История одного преступления» («Союзмультфильм», 1962). Вместе эти драматурги написали сценарии шедевров советского кино: «Волга-Волга», «Кубанские казаки». Но вот парадокс – и этого никто не знает. А все потому, что много лет имена драматургов вымарывали из титров, как репрессированных «врагов народа».
Удивительно, как этим двум соавторам (а они сочиняли вместе практически всю жизнь) удалось создать наилиричнейший, архидобрый и трогательный, веселый и насмешливый фильм. Достаточно сказать, что его сценарий оценили не только наши зрители. Он получил в США престижную премию Award of Excellence за лучший киносценарий для семейного просмотра. И с тех пор Стивен Спилберг уверяет, что «Морозко» был образцом для Голливуда и предтечей многих его последующих шедевров. Да и других наград у фильма немало: например, в 1965 году фильм получил приз «Золотой лев Святого Марка» на XVII Международном кинофестивале в Венеции. И вот еще невероятная деталь: в самом сердце Европы, Чехии и Словакии (странах древних легенд и мистических преданий), эта сказка вот уже полвека показывается на ТВ под Новый год столь же традиционно, как у нас «Ирония судьбы». То есть без «Морозко» и Нового года не будет. А вдруг и в самом деле не придет?!
Словом, редко встретишь фильм подобного обаяния и доброты. Едва вспомнишь – и сразу улыбаешься. Конечно, все знают, сценарий создан по мотивам русской народной сказки «Морозко». Но кто скажет: чем отличается сюжет фильма от народной сказки? А ведь отличается, и сильно.
Во-первых, художественный фильм конечно же не о Морозко, а о самых теплых чувствах – о любви.
Вот сразу вопрос:
Кто может вспомнить: почему мачеха решила выгнать Настеньку из дома – просто потому, что была злой?
А вот и нет! Это в народной сказке мачеха просто злая, а в сценарии фильма все разъяснено:
Я Марфушеньку сватаю, сватаю —А все смотрят на Настьку проклятую.Увези ее в лес, негодную.С глаз долой змею подколодную!То есть у мачехи имеется самый что ни на есть настоящий резон. Она хочет выдать замуж свою дуру-дочь – ленивую Марфушу, но та не выдерживает сопоставления с работящей умницей Настенькой. Словом, наш фильм о свадьбах, поисках жениха, но и о находке настоящего чувства. Он и заканчивается свадьбой. Как объясняет Настенька отцу:
Морозко меня встретил,В тереме своем приветил.Сосватал меня с Иваном,Наградил богатым приданым.Праздничная деревенская сценка: мальчик дарит девочке конфету. Открытка 1911 года, издана Русским почтовым союзом. Послана с ткацкой фабрики Иваново-Вознесенска в Москву
Словом, фильм о любви. А вот народная сказка – нет. Там любовной линии вообще не существует. Героиня не собирается замуж, и никакой герой в нее не влюбляется и не ищет по всему тридесятому царству, тридевятому государству. Впрочем, в народной сказке и молодого героя нет, и обе дочки, что старика, что старухи, там безымянные. Потому что в народной сказке важна не личность, а мораль: не обретения любви, а вознаграждения за добрую и внимательную душу. А может, это – верно? Ведь Доброта включает в себя все светлые чувства и поступки. Доброта – основа всего. Без нее и любви не будет. Потому что, помните, как говорили наши предки вместо «люблю»?
«Я его/ее жалею!» И ведь даже героиня фильма Настенька сначала пожалела Иванушку, ставшего медведем (между прочим, по своей же вине – как раз из-за отсутствия жалости к людям). Любовь пришла потом, когда Иван действительно стал героем. А и то – зачем же Любовь отдавать тому, кто недостоин? Это ведь большой грех. Любви на земле не слишком-то много. И отдавать ее мерзавцам нельзя. Это тоже нарушение основного закона природы.
Вот сколько разных мыслей появляется после прочтения или просмотра «Морозко». И между прочим, это как раз весьма характерно для зимних, а потом и рождественских и новогодних сказок. Это летние сказки могут быть веселы и беззаботны, никакой философией не обременены. Зимние же должны быть по мыслям глубокими, как снег, и запоминающимися, как четкий блеск льда. Это сказки Добра, Милосердия и Взаимопомощи. Иначе долгую студеную зиму никак не переживешь. Особенно у нас, когда весна всегда очень и очень неблизко.
Ведерко серебряных пятачков и бриллиантик в придачу
Есть и другая версия сказки «Морозко», которую дети читают куда чаще, чем обработку А.Н. Толстого. Но это уже авторская сказка – самостоятельная. Написанная по мотивам народной. О чем речь? О «Морозе Ивановиче» В.Ф. Одоевского. В чем отличия литературной авторской сказки от простого пересказа народного творчества? Да в том, что автор конечно же вносит свое:
• по-своему пересказывает сюжет, трактует характеры героев и обстоятельства происходящего;
• заполняет текст своеобразными художественными деталями;
• вводит свои мысли и оценки происходящего как «голос от автора».
Но главное – в народной сказке основным назидательным элементом всегда бывает сам сюжет (то, про что рассказывается), а в авторской сказке – авторская сверхзадача повествования (во имя чего и как рассказывается).
В.Ф. Одоевский
В данном случае автор сказки «Мороз Иванович» – литератор-эрудит князь Одоевский сочинял свои «Пестрые сказки дедушки Иринея» для чтения не в народной среде, а среди детей образованных аристократических слоев. А что вы хотите – на дворе стоял 1840 год. Воспитание и образование снова в упадке. Крепостническая Россия безграмотна. В высшем обществе опять воскресает тень незабвенного Митрофанушки, убежденного: зачем знать географию? – есть же извозчик, он и довезет. Воспитанницы Смольного института уверены, что булки растут на хлебном дереве. Отпрыски высших слоев, живущие в городских домах и дворцах, представления не имеют ни о каких природных циклах или естественных науках. Образование считается вообще мало кому нужным.
А вот Владимир Федорович Одоевский (1803 – 1869) был одним из умнейших, энциклопедически образованных людей своего времени. Его дом стал духовным и интеллектуальным центром Петербурга. В литературно-музыкальном салоне князя собирались литераторы, художники, музыканты, политики. Завсегдатаями были и Пушкин, и Гоголь. Даже хотели втроем издавать журнал. Жаль, денег не хватило.
• Вы не поверите, но Одоевский сочинял не только блестящие и интересные рассказы и повести из современной жизни или исторические новеллы и романы. Он писал фантастику! Да-да, настоящие романы о будущем, например «4338-й год» (1840).
• Мы, не любопытные, это произведение, скорее всего, не читали, а вот зарубежные исследователи фантастики ставят его в пятерку лучших сочинений «доуэллсовского периода».
• Будет время – почитайте не только этот роман, но и «Космораму», «Фантазию», «Город без имени», который Белинский назвал «прекрасной, полной мысли и жизни фантазией». Конечно, стиль повествования несколько устаревший и читать нелегко, зато сколько интересных мыслей в этих философско-фантастических произведениях.
Главную свою литературную миссию князь Одоевский видел в Просвещении. Он так и писал о нем – с большой буквы. Ради просвещения и назидания детей он и сочинил сборник сказок дедушки Иринея. Сей Ириней Модестович Гомозейко, созданный Одоевским, являлся магистром философии и членом разных ученых сообществ, любимым героем автора. Со взрослыми Одоевский говорил через него с подшучиваниями и даже некоторой насмешкой. Но с детьми от имени дедушки Иринея – наставительно и уважительно. Часто в журналах появлялись короткие «Грамотки деда Иринея», где речь шла прямо-таки в русле научно-популярной литературы того времени – рассказывалось о железных дорогах, порохе, газе, полезных растениях. Были и «образовательные воззвания для взрослых». Например, Одоевский ратовал о пользе посадки картофеля, который в то время был мало известен в России и который крестьяне не желали возделывать. Ну подумайте, что было бы у нас без картошки-то?! Вымерли б с голодухи. Выходит, заслуга князя Одоевского перед народом громадна.
Свои лучшие «наставления» Одоевский облек в форму детских «Пестрых сказок дедушки Иринея Гомозейки» (1840).
Кто знает еще одну известнейшую сказку Одоевского, которая хоть и была написана в 1836 году, но вошла в «Пестрые сказки» 1840 года?
Кто скажет, тот будет у нас САМЫМ умным в технической и компьютерной области, потому что и сказка «техническая». Не верите, что такая есть? А вот и имеется!
Это сказка «Городок в табакерке», рассказывающая про устройство музыкальной шкатулки, посредством которой играется мелодия, когда табакерка открывается. Помните мальчика-колокольчика, дядьку-молоточка и царевну Пружинку?
Пока завод не кончен,Поем мы и не спим.Я – мальчик-колокольчикИз города Динь-Динь.Эта песенка из замечательного радиоспектакля «Городок в табакерке», созданного еще в 1960-х годах. Но его и сейчас можно прослушать. Посмотрите в Интернете! Главного героя Мишу там играет, как всегда неповторимая, актриса-травести Валентина Сперантова, а мальчика-колокольчика – задорная Зинаида Бокарёва.
Одоевский всегда любил, рассказывая что-то волшебное, пояснить нечто полезное и даже научное. Не верите? Посмотрите, как, рассказывая сказку про Мороза Ивановича, он объясняет детям:
• как прочистить воду из речки, если она не очень чистая;
• как спастись от угара, когда топишь печь;
• почему вода в колодце холодная и студеная даже жарким летом;
• зачем Мороз укрывает зимой белым и пушистым снегом зеленую траву, которую посеяли под зиму, то есть озимые.
Поросята – символ трудолюбия и богатства. Старинная открытка
И еще в сказке есть много разных «детских вопросов», то есть в волшебную канву вплетены образовательные мотивы. Ни в какой народной сказке такого быть не может. Только в авторской.
Даже начинается сказка с пословицы, которую, как считают исследователи, Одоевский придумал сам. Он вообще ввел в русский язык так много поговорок и присказок, что исследователи теперь путаются – не могут определить, что народное, а что сочинено самим автором. Вот какой стихотворный эпиграф Одоевский предпослал своему «Морозу Ивановичу»:
Нам даром без труда ничего не дается, —Недаром исстари пословица ведется.Этот мотив трудолюбия одной героини и лени другой Одоевский и сделал главным в сказке. Героинь так и зовут – Рукодельница и Ленивица. Конечно, может, и излишне назидательно, зато сразу понятно детям.
С народной сказкой тут много отличий:
• Здесь девочки – не дочки старика и старухи. Родителей в сказке вообще нет. Есть только нянюшка девочек.
• Нянюшка вообще не заставляет Рукодельницу работать – та сама и приберет, и пошьет, и еду приготовит, и воду процедит. Ленивица же, понятно, только ленится в свое удовольствие.
• Никто Рукодельницу ни в какой лес не гонит. Она сама уронила ведерко в колодец, сама туда и полезла – доставать пропажу. Ну а когда вылезла с той стороны колодца, то и попала в волшебную страну Мороза Ивановича.
• Поначалу никаких снегов-метелей не было. Напротив, было тепло. Рукодельница встретила печку, которая попросила вытащить ее горячие пирожки, и яблоню, попросившую стряхнуть с веток ее спелые яблочки.
Вопрос на внимательность:
В какой сказке еще встречались подобные герои с просьбами?
Рукодельница. Старинная открытка
Наверное, все вспомнили – это же «Гуси-лебеди». Там и печка с пирожками, и яблонька с плодами. Так что Одоевский использовал в своей сказке еще и детали из других народных сказок. Правда, вот молочной речке с кисельными берегами у князя не нашлось места.
В отличие от народных сказок Мороз Иванович девочку не пугал, стужей не стращал, метелью не заметал. Он просто попросил девочку помочь ему по хозяйству. Ведь ведро оказалось у него, так что Рукодельнице пришлось свою потерю отработать.
Жил Мороз Иванович в ледяной избушке, которую Одоевский вполне подробно описал. Ясно, что сообразительная девочка, попав к дедушке, тут же накормила его пирожками и яблочками. Он-то в своем зимнем царстве такого и не кушал. Ну а потом Рукодельница помогала ему по дому – варила обед, штопала его одежку, взбивала снежную перину (это под ней она нашла зеленую траву и узнала от Деда Мороза, зачем он проросшую зелень укрывает снежком). Ясно, что благодарный Мороз Иванович, провожая Рукодельницу, насыпал ей полное ведерко серебряных пятачков, да еще и подарил бриллиантик на булавочке.
А серебряный пятачок – это дорогая монетка или нет?
Кто ответит хотя бы приблизительно верно, тот и сам станет богат.
Судите сами: за этот пятачок можно было взять фунт (около 410 граммов – почти полкило!) белужины или осетрины. Сходите в магазин, поглядите на белую рыбу – сколько она стоит? А раньше – серебряный пятачок.
Девочка возвращается с коробом подарков из леса. Старинная открытка рубежа XIX – XX веков
К тому же пятачок считался всегда самой волшебной монеткой. Его носили с собой на удачу. Его подкладывали в башмачок, чтобы добиться для девицы выгодной партии. Сейчас эта традиция жива: вспомните про пятачок-талисман, подложенный под пятку во время сдачи экзаменов.
А эти пятачки были не просто на удачу, но и на «серебряную удачу». Так называли обряд при помолвке, когда жениха и невесту осыпали мелкими серебряными монетами. Серебро считалось женским металлом (ведь серебро – луна). А это значит, что в первую очередь желали счастья девице – чтобы у нее жизнь была легкая и счастливая, чтобы она умела управлять мужем и в чем-то подчинять его себе. Без этого ведь счастливо не проживешь. Известно же, что мужья случаются и самодуры.
Автор называет Мороза по имени-отчеству. Почему?
Во-первых, есть такая народная традиция – говорить «Мороз Иванович». Ведь Иван – самое распространенное имя на Руси.
Во-вторых, называть по имени-отчеству – признак уважения.
В-третьих, именно так – с отчеством и на «вы» – дети должны обращаться к старшим. Во времена Одоевского это была реальная проблема. Вырастающие недоросли «тыкали» всем, кто ни встречался. К тому же в ходу были иностранные языки, а там, как известно, понятие вы – вообще условно. Но Одоевский настаивал на хороших и уважительных манерах даже в сказке.
Ну а дальше:
«Когда Рукодельница пришла домой и рассказала все, что с ней было, нянюшка очень дивовалась, а потом примолвила:
– Вот видишь ты, Ленивица, что люди за рукоделье получают! Поди-ка к старичку да послужи ему, поработай; в комнате у него прибирай, на кухне готовь, платье чини да белье штопай, так и ты горсть пятачков заработаешь, а оно будет кстати: у нас к празднику денег мало».
Девочки с малых лет должны были приучаться к хозяйству. Мама с дочкой готовят рождественский пудинг. Старинная открытка
То есть никаких жестоких мотиваций у Одоевского в сказке нет: ни первую девочку не посылали «на смерть», ни вторая не побежала к Морозу из-за жадности. Напротив, отправилась заработать денег не для себя – для всей семьи. Поэтому-то и финал в этой сказке другой. Ленивица, не ставшая из-за лени помогать печке или яблоньке, не сумела ни взбить перину, ни заштопать одежду, ни приготовить еду.
Про еду – особый текст. Ну невозможно удержаться от цитирования:
«Думала она [Ленивица], думала, кое-как зелень обчистила, мясо и рыбу разрезала да, чтоб большого труда себе не давать, как все было, мытое-немытое, так и положила в кастрюлю: и зелень, и мясо, и рыбу, и горчицу, и уксус, да еще кваску подлила, а сама думает:
– Зачем себя трудить, каждую вещь особо варить? Ведь в желудке все вместе будет».
Классно написано, верно? Князь Одоевский хоть и обожал нравоучения с философией, но в душе-то, видно, был большой шутник. Но самое забавное в том, что бедняга Мороз Иванович, отведавший такой стряпни, был вынужден еще и сам готовить, чтобы кормить себя и Ленивицу, пока та у него гостила.
Вот и наказание для девочки он придумал смешное: дал огромный слиток серебра (не то что сестрицыны серебряные монетки) и огромный «брульянт». Да только, едва Ленивица вошла к себе в дом и начала хвалиться, что ей больше досталось, так и серебро растеклось, и «брульянт» растаял. Ведь это была сосулька.
Словом, автор смягчил концовку народной сказки. Никто не погибает, а просто учится, как та же Ленивица, что надо быть приветливой, отзывчивой, трудолюбивой. Это и есть основная сверхзадача писателя – научить чему-то детей, подготовить их для будущей жизни, провести, так сказать, воспитательный процесс.
Но вот интересно – печку с яблоней Одоевский взял из сказки про гусей-лебедей. А где он нашел мотив снежной перины, которую надо взбивать, чтобы зеленой травке под ней было повольготнее, чтобы она не слежалась, а бодро взошла по весне?
Ничего не вспоминается?
А если подумать о сказках братьев Гримм, записанных ими еще в начале XIX века в их фольклорных экспедициях? Правда, Гриммы странствовали по немецким землям, но ведь народные сказки часто имеют общую основу, так называемые бродячие или миграционные сюжеты.
В первом томе сказок братьев Гримм есть «Госпожа Метелица» (ее еще называют «Матушка Метелица» или «Хозяйка подземелья»).
Старинные зимние божества: кому – дед, кому – баба
Первый сборник «Детские и семейные сказки» Якоба (1785 – 1863) и Вильгельма (1786 – 1859) Гриммов вышел в 1812 году. Про этих великих братьев мы уже говорили в первой книге «Знаем ли мы свои любимые сказки» (М.: Издательство Центрполиграф, 2013). Свои семь томов сказок (шесть основных плюс дополнительный том детских легенд) они издавали вплоть до 1857 года. Туда вошли 210 сказок.
Л.Э. Гримм. Двойной портрет братьев Гримм
«Госпожа Метелица» была записана от невесты Вильгельма Гримма Дортхен (Доротеи) Вильд, девушки весьма образованной и начитанной. Уж она-то точно знала: если в Восточной Европе глава зимы – господин Мороз, то в Западной – госпожа Метелица.
Каверзный вопрос:
А почему так: «дед» Мороз и «баба» Метелица?
Прямого ответа нет. Но кое-что понять можно.
• Климат Восточной Европы куда холоднее. У нас вон какая длинная зима, а в Западной Европе куда мягче и короче. Да там +5 уже холодрыгой считается. Вот и выходит, что их зима – мягче, теплее, женственнее. Отсюда у нас – злой дед, а у них все-таки бабушка.
• У нас именно мороз – самое тяжелое испытание. У них таких морозов не бывает, зато случаются очень обильные снегопады. Отсюда самое страшное – именно метель. О ней и сказки складывают.
В сказке братьев Гримм хозяйкой зимы предстает госпожа Метелица – фрау Холле. Немецкие собиратели сказок не первые, кто рассказал о ней. Ее имя упоминается еще в летописях 1008 года. По старинным преданиям, она живет на одной из горных вершин, какой, точно не известно, но чаще всего говорится о горе Холлерих.
Вообще-то «холле» – это милостивая. Так называли древнегерманскую богиню Фригг. Нам она больше известна по скандинавскому эпосу, там Фригг – супруга верховного бога Одина, покровительница людей, заступница. Одним из ее неизменных атрибутов выступали прялка и веретено. Немудрено, что девица, прядущая нити и теряющая веретено, попадает в дом к такой богине. Именно так попала туда работящая и добрая падчерица в сказке братьев Гримм. Она уронила в колодец веретено. Помните – у Одоевского Рукодельница уронила в колодец свое ведро.
Еще Фригг – покровительница домашнего уюта, опять же понятно, отчего она следит за взбиваниями перин и подушек. К тому же мать Фригг – богиня земли, а сама она обожает кататься на облаках. Так что и тут явные параллели с Метелицей, которая старается помочь земле, потеплее укрыть ее зимой снежными перинами.
В сказке Гримм Метелица-Холле – Фригг предстает уже старой мудрой женщиной не слишком-то приятной наружности. У нее длинные белые зубы – явный символ сугробов и льда, но зато доброе сердце. Именно к ней попадает героиня, которая живет впроголодь у мачехи. Есть в семье и родная мачехина дочка. Роли, конечно, понятны: падчерица – добрая и работящая, родная дочка – завистливая, злая и ленивая. Мачеха заставляет падчерицу прясть так много, что на веретене остается кровь от ее стертых пальцев. Девушка, желая смыть кровь, наклоняется над колодцем и роняет веретено. Естественно, мачеха взвивается: «Сама уронила, сама и доставай!»
А. Андерсон. Иллюстрация к сказке «Госпожа Метелица»
Вот здесь встречается коренное отличие от предыдущих сказок – немецкая героиня САМА решила покончить с собой и от тяжкой жизни броситься в колодец. Да только утопиться не смогла: упала на мягкую зеленую лужайку, попав в то ли подземный, то ли, напротив, заоблачный мир. Словом, в иную реальность.
Там ей, как в сказке Одоевского, встретились печка и яблонька. Но есть и отличие – печка просила вынуть не пирожки, а хлеба. Да и в доме фрау Хозяйки Метелицы практичная героиня-бюргерша оказалась не просто так – нанялась к той в услужение. И в этой сказке пришлось героине взбивать хозяйскую перину. «…Чтобы перья во все стороны летели, – сказала Метелица. – Когда от моей перины перья летят, на земле снег идет».
Замечательный символ! Оба зимних персонажа – и наш Дед Мороз, и немецкая Метелица – оказались заботливыми хозяевами, укрывающими землю от стужи, добрыми с тем, кто им хорошо послужил. Вот и немецкая героиня, собравшись домой, получила награду – когда выходила, сверху, с ворот, на нее посыпалось золото. Так и вышла она, вся усыпанная золотыми монетами. Ну а когда завистливая мачехина дочка ринулась в колодец, чтобы тоже получить золото, то по возвращении на нее сверху пролилась смола, которую еще долго пришлось отчищать. Ясно же – по труду и награда: ленивая девица ведь совсем не взбивала перин, так что на земле не оказалось снега и почва промерзла чуть не намертво.
Словом, госпожа Метелица хоть и имеет нрав суровый, но добра и справедлива – воздает по заслугам.
Санта-Клаус и другие
Есть в череде зимних охранителей и дарителей подарков и другие персонажи. Да в разных странах их множество. Но более всех известен, конечно, Санта-Клаус. Давайте-ка вспомним: кто он такой?
На самом деле это никак не сказочный фольклорный персонаж, как наш Дед Мороз или немецкая госпожа Метелица. Это реально живший на земле человек – святой Николай (на Руси – Николай Угодник), возведенный Церковью в ранг святого за свое милосердие и умение своими дарами помогать людям. Ведь на самом деле дарить подарки – НУЖНЫЕ! – это настоящее мастерство и искусство.
Святой Николай – личность вполне историческая. Он жил в III веке в Ликии (провинция Римской империи в Малой Азии). С детства был отзывчивым и добрым, стремился помогать каждому нуждающемуся. После того как он стал священнослужителем, был выбран архиепископом города Мира (главного города Ликии). С тех пор его и стали называть Николай Мирликийский. Всю жизнь он славился исключительной добротой и тем, что тайно дарил горожанам, особенно детям, разные небольшие подарки. История сохранила такой случай. Узнав о том, что некая семья, попавшая в тяжелые условия, решила продать своих трех почти малолетних дочерей в уплату за долги, Николай Мирликийский тайно ночью подбросил в их сад три мешочка с золотыми монетами. В разных странах эта история трансформировалась по-разному. Кто-то начал рассказывать, что Николай подбросил монеты прямо в дымоход, кто-то при этом говорил, что у очага сушились чулки девочек, в которые и упали эти монеты, а кое-что попало и в башмачки. Отсюда и пошли традиции получения подарков. Святой Николай/Николаус/Клаус приносил их в мешке, залезал в дом через дымоход или камин, раскладывал подарки в специальные чулочки или башмаки, приготовленные к празднику.
Ч. ди Пьетро. Святой Николай
Чулочки над камином ждут подарков. Старинная открытка
Стоит заметить, что Санта-(Святым) Клаусом первыми стали называть Николая голландцы. Ну а в США имя приехало с первыми голландскими переселенцами. Всеми глубоко почитаемый святитель Николай дожил до глубокой старости и был похоронен там же – в соборе города Мира. В 1087 году, когда в Малой Азии стало неспокойно, мощи святого перевезли в итальянский город Бар, где они и покоятся до сих пор.
Святой Николай в традиционном церковном одеянии раздает детям подарки. Старинная открытка 1913 года
В России Николай особо почитаем. Это наш любимейший Николай Угодник, поручитель дома, защитник униженных и оскорбленных, охранитель путешествующих, особенно моряков. Это святой, к которому на Руси исстари испытывалось особое благоговейное почтение. Так что хоть он и был самым милосердным и добрым, но представить его в роли всеобщего весельчака – дарителя подарков мы никак не могли. Да нам и не надо. У нас свой Дед Мороз для таких целей имеется.
Память же Николая Угодника Россия чтит два раза в году. У нас есть так называемый «Никола-вешний», 22 мая, по старому церковному стилю – 9 мая, и «Никола-зимний», 19 (6 декабря). Католики празднуют 6 декабря по старому стилю как День святого Николая. Вот эта близость дня памяти к рубежу года и породила традицию дарить подарки друг другу, а особенно детям, развешивающим свои подарочные чулочки и расставляющим башмаки. Позже традиция переместилась на праздники Рождества и Нового года.
Кто сможет назвать больше имен Дедов Морозов разных стран?
Считаем:
1. Санта-Клаус (англоязычные страны, в первую очередь США, ну а теперь и по всему миру). Это смешной, веселый и толстый дедок в красной короткой курточке, шароварах и колпачке, отороченных белым пушистым мехом. На Рождество и Новый год всем дарит подарки.
2. Пер-Ноэль – Отец Рождества (Франция и франкоговорящие страны, например Канада). Впрочем, Пер-Ноэль, одетый в разноцветные плащи, приносит подарки в корзине только добрым детишкам. А вот для непослушных и злых предусмотрен Шаланд, по-другому – Пер-Фуэтталь (Отец с розгами), у которого в корзине спрятаны розги и который ходит в темном коричневом плаще.
3. Йоулупукки (Юлупукки, в Финляндии) одевается в красную куртку и островерхую шапочку и ходит в сопровождении гномов.
4. Николаус в Германии раньше ходил в белом или синем полушубке. Теперь тоже ходит, как Санта-Клаус, в красном. В Германии есть и еще один «дед» – Ниманд (Никто). Это некий виртуальный персонаж, на которого дети сваливали свои озорства и шалости. Кто шалил? Ниманд, то есть Никто. На него и все шишки, а послушным детишкам – подарки.
5. Отец Рождества (Father Christmas) традиционно существует в Великобритании. Чаще всего он стар и ходит в одежде традиционных коричневых тонов. Чтобы он исполнил желание на праздники, ему надо написать письмо и бросить в традиционно английский камин. Ветер донесет дым до Отца, и тот прочтет написанное.
Пер-Ноэль. Открытка 1914 года
Типичный немецкий Дед Мороз в тулупе. Вырезная фигурка
Английский Отец Рождества в длинной шубе с елкой и остролистом. Вырезная фигурка
Кто назовет еще больше «новогодних дедов», тот уж точно будет получать на Рождество и Новый год самые роскошные подарки.
Ну и поглядим, чем НАШ Дед Мороз отличается от заморских.
• У Деда Мороза ДЛИННАЯ шуба / тулуп СИНЕГО / голубого или серебристого цвета. Правда, и в красном тулупе он иногда появляется. На ногах у него русские валенки. Заморские же «деды» бродят по свету в сапогах. Правда, в теплых странах (например, в Италии) «дедушка» может ходить и в сандалиях.
• Длинная шуба Деда Мороза подпоясана расшитым поясом, ну а Санта поддерживает куртку ремешком с большой пряжкой. Другие «деды» тоже предпочитают ремешки. У нашего Деда Мороза – вышитые рукавицы, Санте в них нет надобности, в его подшефных странах тепло, поэтому он носит тонкие белые перчатки.
• У Деда Мороза длинные белые волосы и окладистая белая борода с усами. Ясно же – зимой ходить холодно, лицо мерзнет. Зарубежные «деды» обходятся теперь без бороды, иногда только щеголяют ухоженными усиками.
• Наш Дедушка высокий, худощавый, а не какой-то там толстый коротышка, как Санта, похожий на гнома, ну и не такой тощий, как Отец Рождества (Father Christmas).
Дед Мороз с техническими новинками: автомобилем и фонографом. Также среди подарков есть очень популярная в начале XX века игрушка – «Черный Джек», аналогичный чертику из табакерки. Вырезная фигурка
• Дед Мороз – старик, много повидавший на своем веку, а не беззаботный Санта. Поэтому наш Дедушка величав, суров, малоулыбчив, хотя и добр. Санта же смешлив, суетлив, правда, и всегда жизнерадостен. Конечно, отчего бы не быть оптимистом – у них зима от силы пару месяцев, а у нас, как говорится, «девять месяцев зима, остальное – междузимье». Станешь тут суровым. Однако при всей суровости наш Дед Мороз добрый. Он одаривает подарками под праздник, не выясняя никаких подробностей. Дарители подарков в Западной Европе, и особенно в протестантских странах, всегда сначала выясняют – кто чего достоин. Словом, наш – широкая душа, ну а остальные «деды» все считают и учитывают.
• Дед Мороз – могуч и силен. У него имеется посох зимней силы, которым он может навести порядок. Клаус же за силой и порядком не гонится. Это праздничный, радостный и часто безалаберный дедок. Правда, другие «деды» часто любят поэкзаменовать детишек. Во Франции, например, принято, чтобы Пер-Ноэль ставил детей по очереди на стул и просил прочитать любимые стишки. А уж после этого – подарки.
• Все «деды» являются по-разному. Наш Мороз приезжает на лихой тройке лошадей, Санта-Клаус – на северном олене, иногда и на оленьей упряжке. Йоулупукки тоже пользуется услугами северных оленей. А вот Пер-Ноэль или Отец Рождества приходят пешком с большим мешком за плечами или корзиной.
• Деда Мороза сопровождает внучка Снегурочка. Санту и Йоулупукки – гномы и эльфы. Другие «деды» предпочитают являться сами по себе, хотя иногда берут в помощники то представителей волшебного малого народца (фей, эльфов и др.) или зайчиков, белочек, лисят – посланников царства природы.
Европейский Санта второй половины XIX века едет на оленях. Вырезная фигурка
• Ну и родина у всех разная. Санта-Клаус родился в Лапландии (иногда говорят – на Северном полюсе), там же родились и «дедки» северных стран Европы. Про Пер-Ноэля иногда говорят, что он родился на облаке. А наш Дед Мороз объявил, что его родина – Великий Устюг.
• Конечно, больше всего в мире известен Санта-Клаус. Но его традиционный облик сложился не сразу.
• На самом деле и одежда, и облик Санта-Клауса вплоть до 30-х годов ХХ века были вполне произвольными. Поглядите на старинные открытки – там он и в шубе, и в полушубке, и в куртке (красной, коричневой, зеленой, синей, голубой, фиолетовой – любого красивого цвета). А как известно, любой цвет красив по-своему.
• Современный же облик Санта-Клауса (красные, отороченные белым мехом курточку, шапочку, штанишки и белые перчатки) оформился в 1930 году. Тогда американский художник Хэддон Сандблом из города Чикаго разработал образ веселого толстячка-здоровячка для рекламы кока-колы, самого популярного напитка той поры. Вот тогда-то Санта и появился в красно-белых цветах, которые были корпоративными в компании Coca-Cola.
На самом деле не один только святой Николай выполняет роль дарителя подарков.
• В Греции и на Кипре это святой Василий – Агиос Василис.
Ж. Болейн. Кукла Бефана
А вот в Италии подарки детям, которые весь год вели себя хорошо, раздает старушка Бефана. Она прилетает к детям через дымоход, прямо как заправская «трубочистка», и оставляет для послушных детей подарки, а для непослушных – всего лишь угольки с золой.
Однако есть в фольклоре и в литературных сказках и другие зимние персонажи. И конечно, самая известная среди них – кто? Однозначно – Снежная королева.
Любовь и Вечность
НУ, НАЧНЕМ!
ДОЙДЯ ДО КОНЦА НАШЕЙ ИСТОРИИ, МЫ БУДЕМ ЗНАТЬ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТЕПЕРЬ.
Именно так начинается эта сказка. Одна из самых-самых. Мы любим ее с детства. Читаем – переживаем. Потом читаем – рассказываем уже своим детям. Те потом расскажут – прочтут своим. Это как круговорот Добра в мире. Ибо сказку эту сказочник Ханс Кристиан Андерсен (1805 – 1875) создал о самом Главном – о Любви.
Конечно, об Андерсене мы говорили в прошлой книге. Но не сказать о его сказочной повести «Снежная королева» в беседе о зимних сказках – невозможно.
Думаете, раз сказка названа так, то она о Снежной королеве? Нет! Это сказка о Любви!
Жили-были брат и сестра – Кай и Герда, которые и дня не могли провести друг без друга. Но эта сказка не о великой преданности и дружбе. Кай и Герда были названые брат и сестра. И они с детства любили друг друга. Но тогда Герда спасала не брата, а возлюбленного.
К. Ганзен. Портрет Х.К. Андерсена
Любовь вообще стала темой лучших сказок Андерсена – «Снежной королевы» и «Русалочки», «Диких лебедей» и «Стойкого оловянного солдатика». Увы, самому писателю в любви трагически не везло. Не верьте тому странному фильму «Сказочник», который был снят в России к юбилею датского писателя. Там много искажений. Андерсен никогда не бегал от любви, напротив, он всегда сам первый объяснялся в своих чувствах – очень пылко, правда, и очень путано. Достаточно почитать его письма, чтобы понять это.
Вот письмо молодого Андерсена к его первой любви. Он посылал ей одни стихи за другими и в конце концов написал: «Не делайте меня несчастным! Я могу стать чем угодно ради вас, я сделаю все, что потребуете вы и ваши родители!»
Это же крик любви и отчаяния. Увы, Ханс был беден. Красавица Риборг Войт предпочла поэту сына аптекаря. Касторка ведь нужна всем, а кому нужны стихи?
А. Рэкем. Иллюстрация к сказке «Снежная королева»
А вот письмо Луизе Колин: «С каждым днем все вокруг меня превращается в поэзию, моя собственная жизнь тоже кажется мне поэмой, и Вы в ней играете роль, – ведь Вы не рассердитесь на это?»
Она не сердилась. Но Ханс «не имел перспектив в обществе». И Луиза тайно от поклонника вышла замуж. Она даже не известила его. Андерсен узнал об этом от чужих людей. В день, когда Луиза надела белую фату новобрачной, Ханс написал свое самое пронзительное стихотворение:
Белей любимой моейНельзя на свете найти.Теперь любовь моя к нейУже не сможет расти.Теперь она умерла.А может быть, умер я.На самом же деле никто не умер. Луиза оказалась замужем за преуспевающим адвокатом. Ну а Андерсен слег в нервной горячке. Но ведь это не смерть… Хотя и позже, снова влюбившись, он получал одно и то же – даже не отказ, на него просто смотрели как на пустое место.
Почему так сложилось? Да потому что он, бедняк и почти нищий, сын сапожника, возмечтал получить образование и заняться творчеством в столице Дании Копенгагене. Он пришел туда с 14 монетками и остался навсегда. От безденежья переходил из одной семьи в другую – «на обеды». Кланяясь, просил деньги на подписку издания своих книг у богатых знакомых. Как такого не шпынять, как не насмехаться? Словом, он попал явно не в свой круг. Богачи, аристократы и ученые мужи не приняли его. К тому же он был тощий, некрасивый и с провинциальным выговором, от которого так и не сумел избавиться. А вот влюблялся он всегда в очень красивых женщин. Возможно, если бы он полюбил невзрачную девушку, все было бы иначе. Но что он мог поделать, если вращался в кругу людей искусства – актрис, танцовщиц и других красавиц?! Он и сам понимал, что жил не «среди своих» и любил «не своих». Но он ЛЮБИЛ!
Он верил в чудо, когда простаивал за кулисами театра, как всегда восторженно и молча созерцая игру и танец милой актрисы Люсиль Грант. Она станет его красавицей-танцовщицей в «Стойком оловянном солдатике» (1838). И вновь он, завороженный, не сумеет объясниться. И каждый раз его сердце учащенно бьется и плавится, и все расплывается перед глазами, когда Люсиль выпархивает на сцену. И снова он будет мечтать, что чудесная танцовщица последует за ним даже в огонь. И снова это будут одни мечты.
И вот тут-то, решив, что его нельзя любить, он напишет «Диких лебедей», где попросит судьбу хотя бы о сестре. А потом сочинит «Соловья», в котором тихо выскажет простую истину: настоящее искусство сильнее смерти. И тогда свершится наколдованное. Он влюбится в Йенни Линд, известную всей Европе певицу, прозванную «шведским соловьем» (вот она – сказка про поющего соловья!). Он поймет, что это – самая большая любовь в его жизни. А она предложит ему стать… ее братом. Большего она не сможет ему дать.
Андерсен согласится на все. Более того, он начнет писать сказку про свою «сестру». И конечно, там она будет верной, преданной, любящей. Да-да, это и есть сказка о вер ном сердце Герды, отправившейся искать названого братца Кая не просто на край света, но в царство смертоносной Снежной королевы. Наверное, Андерсен размечтается о том, как Йенни станет заботиться о своем названом братце. Он будет верить, что многолетняя преданность должна тронуть ее сердце. Он забудет, что сказка может обернуться любой стороной. У фрекен Линд окажется застывшее сердце Снежной королевы. Она выйдет замуж (опять же не говоря ничего Андерсену) за своего аккомпаниатора. Ведь для певицы хороший аккомпаниатор – половина мастерства. А зачем ей литератор, который даже не большие романы пишет, а так – коротенькие сказочки?!
У.Х. Робинсон. Иллюстрация к сказке «Снежная королева»
Но вдумайтесь – из этой изнуряющей несчастной любви родится сказка, ставшая символом самой большой преданности, верности и любви в жизни – сказка о маленькой девочке, вступившей в схватку ради любимого с самой хозяйкой Вечности – Снежной королевой!
И любовь этой девочки окажется столь сильна, что ей станут помогать все: и люди, и звери, и птицы, и волшебники. Но самую большую помощь она получит от самого БОГА. Да-да, сказка Андерсена пронизана самой что ни на есть искренней верой, уповающей на Божью помощь.
Он был одним из самых религиозных, глубоко верующих писателей. И на всем протяжении атеистического ХХ века это была самая главная тайна сказочника Андерсена, скрываемая от читателей. Почти весь ХХ век читатели были убеждены, что Герда победила Снежную королеву силой своей любви к Каю. Только Андерсен написал иначе. Мы просто не могли этого прочесть – в стране атеистической пропаганды подобные строки вымарывались. А Андерсен написал так. Когда олень умчался и Герда осталась одна перед ледяным дворцом, навстречу ей выступили войска Снежных слуг. По советскому переводу, который мы все читали в детстве, Герда, не обратив на них внимания, пошла искать Кая. По тексту Андерсена Герда поняла – ей не одолеть их. И тогда, упав на снег, она начала читать молитву «Отче наш». Потому что Бог был ее единственным защитником. И из тумана возникли ангелы, которые разгромили слуг тьмы. Только после их победы Герда и смогла войти во дворец, чтобы там найти Кая.
А Кай в чертогах Снежной королевы «совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого, – поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду».
Господа взрослые!
Думается, всем понятно, о чем идет речь. На любовь Кая претендуют две женщины – земная Герда и призрачная Снежная королева. Вот только для первой – это единственная любовь всей ее жизни, а для второй – игрушка, которой она обзавелась на время. Ну а надоевшую игрушку, как известно, отшвыривают, а то и вовсе ломают.
Вот и Снежная королева развлекается Каем, пока он окончательно не замерзнет в ее покоях. Недаром же она тайно, да еще и обманом, похитила мальчика. Ведь Снежная королева знает, что он никогда не сможет сложить волшебное слово «Вечность». Вечность неподвластна людям. Впрочем, и самой великой Вечности (вечному покою, застывшей статичности) нет дела до человеческих чувств – любви, ненависти и всех остальных. И Снежная королева, как представительница этой Вечности, тоже бесчувственна. Чувства свидетельствуют о пылкости. А она – холодна. Так что и Кая она заманила не от любви, а потому, что ей просто скучно в своих мертвенных и неизменных покоях снега и льда. Вот она и развлекается как может. Забирает его к себе и ставит своеобразный эксперимент: сможет ли оторванный от дома и привычного мира Кай выжить в ее ледяном дворце и даже начать жить по ее правилам: тихо, спокойно, покойно – от слова «покойник», вероятно?
Г.Дж. Форд. Иллюстрация к сказке «Снежная королева»
Тест – слово «Вечность», сложенное из льдинок. Награда: «Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет и пару коньков в придачу!»
Кай еще не подозревает, что человек не может стать сам себе господином, что человек вообще «один не может». Ему в любом положении нужны другие люди, и по-настоящему стать счастливым он может, только если рядом другой – тот, кого он делает счастливым, тот, ради кого стоит жить. Вот Герда уже знает этот закон. Она бьется за Кая. И в этой битве ей станут помогать все: и люди, и природа, и весь огромный мир. Потому что если человек за другого, то и все другие – за него. Человек должен быть чьим-то, принадлежать любимому. А путь «господин сам себе» – это путь одиночества, безрадостности и холодного сердца.
И тут возникает вопрос: откуда берутся холодные сердца? Этот же вопрос появится и в сказке Гауфа о холодном сердце. Ну что тут загадочного – Снежная королева заморозила Кая, скажете вы. И будете не правы. Снежная королева смогла только заманить Кая в свою повозку и привезти к себе. Но превратить его сердце в кусочек льда даже ей не по силам. Это же человеческое сердце, оно подчиняется только хозяину!
Так что же получается – Кай сам захотел, чтобы его сердце стало ледяным – таким, куда не проникают просьбы друзей, мольбы близких, которое никогда не встрепенется от боязни за другого, ведь оно застыло в лед, а лед никогда не всколыхнется. Он может только растаять. Да, Кай сам впустил в свое сердце этот изначальный лед. Как? Неужели не помните? А зачем тогда в начале сказки, состоящей из семи рассказов, Андерсен поместил рассказ первый «Зеркало и его осколки»?
У.Х. Робинсон. Иллюстрация к сказке «Снежная королева»
Вспоминайте! Речь идет о том, как дьявольский тролль (а может, и сам дьявол) возненавидел людей, ведь они были такие славные и жили на прекрасной земле. Тролль не мог изуродовать этот благодатный Божий мир. И тогда он придумал, как поднять себе настроение, – смастерил зеркало, которое все искажало. «Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем вареным шпинатом, а даже лучшие из людей – уродами…» Вот так тролль и развлекался, глядя в зеркало. Он даже убедил своих учеников, что видит мир в его настоящем свете. Думается, многонько у него нашлось ученичков – тех, кто обрадовался, что истинный облик людей – уродство, а всего мира – пакость. И еще думается, что это были не одни только ученики-троллята, но и разные люди с нашей земли, из тех, кому приятно, что у соседа неприятность.
Однако маленькие тролли решили похулиганить – они поднялись с кривым зеркалом не только над землей, но и над Небесами, радуясь, что смогут узреть искаженных ангелов и самого Творца, чтобы вдоволь посмеяться и над ними. Мало им было людей! Да только никакое дьявольское зеркало не могло исказить Творца – оно просто лопнуло и разлетелось на мириады осколков. Но вот беда – осколки эти посыпались на землю. Некоторые осколки не больше песчинки, случалось, попадали людям в глаза. И такой человек начинал видеть «все навыворот» и замечать во всем только дурные стороны. «Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было хуже всего: сердце превращалось в кусок льда».
Вот откуда у Кая сначала взгляд, полный презрения к окружающим, а потом и ледяное сердце. В его глаза и грудь попали осколки дьявольского зеркала.
Но ведь это говорит о том, что сам Кай не виноват!
Спокойно, не горячитесь. Вспомните, как Герда «лечила» Кая в ледяном дворце. Она заплакала, и ее горячие слезы растопили осколки. Понимаете, Герда пожалела Кая сильнее, чем себя. Значит, если бы сам Кай, к которому осколки только попали, был сострадательным человеком, способным пожалеть другого – Герду, родителей, друзей-мальчишек, заплакал бы над чужой или даже своей бедой, – осколки растаяли бы. Но тщеславному Каю вдруг понравилось видеть других уродцами, почувствовать, что он всех их лучше и превосходнее. Ему понравилось кричать и оскорблять Герду. То есть он сам захотел ПРИНЯТЬ свое холодное сердце. Запомните это:
Без желания самого человека никакие злые силы не могут овладеть его сердцем и чувствами. Только если он сам это им позволит
Однако и превратить свое холодное сердце обратно в трепетное человеческое каждый должен захотеть САМ. Другой тут хоть ведро слез выплачет, ничего не изменит. Вот и Кай, увидев слезы Герды, осознал, что она плачет – ей плохо. Что она читает ему псалом (опять Божественная помощь), который они выучили в раннем детстве. И тогда «Кай вдруг залился слезами и плакал так долго и так сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами».
И Кай понял, что ему холодно, и прижался к Герде. То есть он отверг призрачную любовь Снежной королевы, поняв, что для него любовь маленькой Герды (земная любовь) дороже – теплее. Они смеялись и плакали от радости. И радость оказалась такой силы, что льдинки сами сложились в слово «Вечность». То есть Любовь победила, и сама вечность оказалась ей подвластна.
А помните, чем кончается сказка?
«Они поднялись по знакомой лестнице и вошли в комнату, где все было по-старому: так же тикали часы, так же двигалась часовая стрелка. Но, проходя в низенькую дверь, они заметили, что успели за это время стать взрослыми…
…Так сидели они рядышком, оба уже взрослые, но дети сердцем и душой, а на дворе стояло теплое, благодатное лето!»
Это сказка о первой любви, которую влюбленные пронесли через всю жизнь. Говорят, так бывает редко. Но ведь бывает. И Андерсен в это верил.
«Снежная королева» – большая сказочная повесть – признана лучшей сказкой Андерсена. А вот самой пронзительной, взывающей к милосердию, оказалась крошечная сказка «Девочка со спичками». Она написана в 1848 году, в те же годы, когда и Чарлз Диккенс писал свои «Рождественские повести». В самый великий праздник года оба этих писателя (между прочим, друзья) пытались рассказать читателям о тех, кому плохо, кто унижен и несчастен, кто нищ и нуждается в доброте и милосердии ближних.
Х. Страттон. Иллюстрация к сказке «Девочка со спичками»
«Девочка со спичками» включила в себя реальные факты, которые Андерсен знал о своей семье. Кого видел он в маленькой героине, которая, пытаясь согреться в ночь на Новый год, из последних сил зажигает спички? Мо жет, маленького самого себя? В детстве мать, уходя на поденную работу, оставляла ему три спички. Всего три. И он старался продлить их свет. Ведь потом наступала темнота и становилось так страшно. Три спички – всего три. И не потому, что мать боялась, что маленький Ханс сотворит пожар. Он был на редкость послушным и ответственным мальчиком. Он понимал, что такое пожар. Но у матери не было денег на коробку спичек. Свет – это так дорого…
А может, Андерсен видел в этой сказке и саму свою маму? Ведь ее шестилетней девочкой отчим выгонял на мороз просить милостыню. Ей было стыдно и страшно. Она плакала и молила Бога забрать ее к себе. А может, Ханс думал о своей бабушке, которая рассказала ему, как однажды, бездомная, нашла коробку спичек и зажигала их на улице. Зачем? Бабушке, а тогда еще крохотной девочке, погрезилось – вдруг тот, кто увидит свет, сжалится над ней и возьмет к себе.
Вот и в трагичнейшей сказке Андерсена происходит чудо. Девочка, зажигающая свет своих спичек, видит вдруг свою старенькую и давно покойную бабушку.
« – Бабушка, – воскликнула девочка, – возьми меня к себе! Я знаю, ты уйдешь, когда погаснет спичка…
И она торопливо чиркнула всеми спичками, оставшимися в пачке… И спички вспыхнули так ослепительно… Бабушка никогда при жизни не была такой красивой, такой величавой. Она взяла девочку на руки, и, озаренные светом и радостью, обе они вознеслись высоко-высоко, – туда, где нет ни голода, ни холода, ни страха, – они вознеслись к Богу.
– Девочка хотела погреться, – говорили потом люди.
И никто не знал, какие чудеса она видела, среди какой красоты они вместе с бабушкой встретили Новогоднее Счастье».
Сказочный сюжет: девочка беседует с птичкой. Поздравительная карточка 1880-х годов
Право слово, читать такие строки тяжело. Но надо! Читайте сами и прочтите своим детям. Потому что это слова добра, сострадания и милосердия. И в великий Праздник Рождества будьте добры и милосердны. Это не праздник бездумного веселья – это возможность помочь тому, кому плохо, и в конечном счете – самому себе. Ибо Добро всегда обретает свои плоды. А вот зло – бесплодно.
Часть вторая
Начало традиции
Нелепые чудеса и нянькины сказки при дворе «короля-солнце»
НЕВЕРОЯТНОЕ РАСТРОГАТЬ НЕ СПОСОБНО. ПУСТЬ ПРАВДА ВЫГЛЯДИТ ВСЕГДА ПРАВДОПОДОБНО. МЫ ХОЛОДНЫ ДУШОЙ К НЕЛЕПЫМ ЧУДЕСАМ, И ЛИШЬ ВОЗМОЖНОЕ ВСЕГДА ПО ВКУСУ НАМ.
Никола Буало (Франция, XVII в.)НЯНЬКИНЫ СКАЗКИ, ПОВЕСТВУЕМЫЕ В НЯНЬКИНОЙ МАНЕРЕ, МОГУТ БЫТОВАТЬ В УСТНОЙ ТРАДИЦИИ, НО ПЕЧАТАТЬ ИХ НЕ СТОИТ.
Кристоф Мартин Виланд (Германия, XVIII в.)Как видим, менялись времена, века и нравы, но отношение к сказкам как к низшему жанру оставалось. О каких уж тут традициях можно говорить?!
Однако в народе-то сказка жила. Развивалась. Распространялась по миру бродячими, миграционными сюжетами. И в конце концов достигла той степени совершенства, в которой настоящее произведение способно постоять за себя. Поэтикой и волшебством сказка привлекала тех, кто испытывал к ней истинную любовь. И потому всегда находились люди, способные пойти против общественного мнения, признававшего за сказкой только «нянькины функции».
Как гласит народная мудрость, время разбрасывать камни и время их собирать. Пришло время собирать и сказки, разбросанные по свету, в единые места-копилки, чтобы сохранить не растеряв. И местами такого хранения стали, конечно, книги. Ну а уж собранные сборники сказок начали оформлять свои традиции издания – в частности, традиции рождественской сказки, издаваемой под праздник Рождества на рубеже прошедшего и наступающего Нового года.
• Первым сборником сказок стала книга «Пентамерон, или Сказка сказок», изданная в Италии в 1634 году. Книга появилась в Неаполе и написана была на народном неаполитанском диалекте. И совсем не потому, что автор хотел приблизить сказки к народным, а потому, что тогда города Италии говорили на разных диалектах, единого языка еще не существовало.
• Автором сборника был Джованни Батиста (Джамбаттиста) Базиле (не путать с котом Базилио из «Приключений Буратино» – хотя фамилия, конечно, символически сказочная).
Ф. фон Байрос. Иллюстрация к «Пентамерону»
• Писатель и поэт Базиле (1566 – 1632) был одним из образованнейших и талантливых людей своего времени. Он отважно решил утвердить собрание сказок на почетное место в литературе. И проделал это естественно и элегантно – обратился к литературному наследию Ренессанса, кто же против него возразит? Базиле назвал свой сборник «Пентамерон», то есть в подражание и перекличку с великим «Декамероном» Боккаччо. Только если «Декамерон» по композиции – «десятидневник», то «Пентамерон» – «пятидневник». У Боккаччо десять молодых людей и прекрасных дам десять дней подряд рассказывают друг другу занимательные любовные истории. У Базиле же это длится пять дней, и молодые люди рассказывают известнейшие неаполитанские волшебные сказки.
• Среди этих сказок – «Золушка» и «Спящая красавица», «Волшебный рог» и «Ослиная шкура», то есть сюжеты, известные издревле всему миру. Конечно, они даны в трактовке неаполитанцев, и в них Базиле включил некоторые современные ему детали (в частности, в «Спящей красавице» Принц воюет не с какой-то волшебной страной, а с современным итальянским городом-соседом, ведь тогда каждый итальянский город считал себя государством и отстаивал свои приоритеты с оружием в руках).
• Правда, первый опыт издания собрания сказок – «Сказки сказок» – оказался не слишком удачным. Книга вышла только спустя два года после смерти автора. Так что он свое любимое детище и не увидел. И никогда не узнал, что стал первым в мире собирателем народных сказок.
• Базиле вообще слыл по жизни неудачником. Много лет он был управляющим государственными имениями испанской короны (тогда Неаполь принадлежал Испании). Через его руки прошли огромные деньги, но он не сделал никаких накоплений. И как литератор он ничего не заработал, хотя был известен и трудился очень плодотворно (сочинял и повести, и стихи, и оперные либретто). Но средства уходили на городскую благотворительность (приюты, школы), он любил принимать гостей и привечал нищих. Как говорили современники, «никто из его дома не уходил голодным». Неудивительно, что богатства он не нажил, зато прослыл очень добрым и хорошим человеком.
И это показательно! Заметьте, уже с первой книги «Сказки сказок» (какое символическое название!) закладывается традиция: среди настоящих сказочников никогда не было и не будет злых людей. Ибо зло – бесплодно и никогда не создает ничего НОВОГО. Так что плохие люди не умеют писать сказки. И даст Бог, никогда не научатся. Иначе наш мир ждет плохая судьба.
Но вернемся в Италию во времена Базиле. Его сестра, очень известная оперная певица Адрианна Базиле (прима-неаполитано!), вспоминала, что Джамбаттиста хотел издать свой сборник в конце 1631 года, то есть под Рождество (!). Но тогда, увы, не вышло. Так что традиция рождественских сказок в ту пору не сложилась.
Но сказка никогда не теряет надежд. На то она и сказка. Может, другой жанр придумал бы нечто иное. Но СКАЗКЕ нужно было ЧУДО. А какое время лучше всего подходит для того, чтобы читатели поверили в чудеса? Конечно же Рождество и Новый год.
И время определилось. Как думаете, чье творчество подошло для начала традиций?
Это очень просто запомнить:
ВСЕ НАСТОЯЩЕЕ И ВЕЛИКОЕ В МИРЕ ЛИТЕРАТУРНОЙ СКАЗКИ НАЧАЛОСЬ С ТВОРЧЕСТВА ШАРЛЯ ПЕРРО!
Ш. Перро и его сказки
316 лет назад (в 2012 году был юбилей – 315 лет!) практически и началась сама литературная сказка. Умный, веселый и добродушный дипломат короля Людовика XIV Шарль Перро (1628 – 1703), а по совместительству литератор, поэт, теоретик искусств и даже член Французской академии, выпустил сборник своих шедевров под одной обложкой – «Сказки матушки Гусыни, или Волшебные сказки, или Истории либо сказки былых времен с поучениями». Начинался 1697 год – январь месяц. Конечно, уже не Рождество, но все-таки только что закончились празднования Нового года. Вполне в русле, чтобы заложить не только традицию самой литературной сказки Нового времени, но и традицию выхода в свет рождественских и новогодних изданий сказок.
Словом, наш добряк-толстяк Шарль Перро оказался во всем первым. Ему самому в то время уже почти семьдесят лет, но он был бодряк и энтузиаст. Собирая лучшие французские сказки, поездил по стране, несмотря на возраст. Вы ведь помните, дорогие читатели, что мы уже очень и очень подробно говорили о сказках Перро в первой книге «Знаем ли мы свои любимые сказки?». Конечно, стоит напомнить: в «Сказки матушки Гусыни» входят восемь сказок:
• «Спящая красавица»
• «Красная Шапочка»
• «Синяя Борода»
• «Кот в сапогах»
• «Волшебницы»
• «Золушка»
• «Рике с хохолком»
• «Мальчик с пальчик»
Сегодня традиционно в этот сборник включаются и еще три сказки, напечатанные Перро раньше: «Гризельда», «Смешные желания», «Ослиная шкура». Эти сказки написаны Шарлем в стихах. И между прочим, были прочитаны им под Рождество 1693 года в покоях «короля-солнце». Так что все в русле традиций.
Г. Кларк. Иллюстрация к сказке «Синяя Борода»
Да и в самом деле – КАКОЕ время больше всего подходит для бала Золушки или поцелуя Спящей красавицы? А КОГДА Красная Шапочка отправляется с пирогом к бабушке, как не в праздники? Словом, волшебные сказки Перро прекрасно ложатся на времена чудес. Правда, сюжеты этих сказок, которые мы, казалось бы, знаем наизусть, таят в себе множество тайн. Но на то и волшебные сказки. А про тайны и про историю создания «Сказок матушки Гусыни» можно почитать подробно в первой книге «Знаем ли мы свои любимые сказки?». Сейчас для нас важно, что Шарль Перро начал ТРАДИЦИЮ, о которой мы говорим.
И еще – после сказок Перро, которые очень понравились самому королю Людовику XIV (а это, как известно, последняя инстанция – кто сможет возразить «королю-солнце»?), никто уже (хотя бы во Франции) не говорил, что сказка хоть и обработанная, но все равно в истоках народная, – «низкий жанр».
В следующем, XVIII веке сказка явилась нам таким шедевром, как «Красавица и Чудовище» Мари Лепренс де Бомон. Уж ее-то вы знаете, особенно вариант наш, российский, – «Аленький цветочек» С.Т. Аксакова.
В XIX веке жанр сказки стал основой для литературы романтизма, особенно немецкого. Именно романтики поняли, что жизнь нельзя объяснить полностью с практической точки зрения – понятности и обыденности. Там, внутри бытия, так же как и внутри человека, в тени его души, всегда оставалось ЧТО-ТО непознанное, необъяснимое. Темное и никак на свет не выходящее. Там, на грани фантазии и реальности, всегда таилась бездна. Некая двойственность. Или множественность. Ее нельзя было проверить. Нельзя объяснить. Но познать, описать очень хотелось. Разве именно жанр сказки не подходил для этого более всего? Сказки с ее естественной иррациональностью – волшебством, фантазией, чудом. Сказки с ее вечным сопоставлением Добра со злом и неистребимой верой в победу светлых сил. Может, поэтому сказка никогда не боялась заглядывать в самые темные тайники человеческого существа?
В. Гобл. Иллюстрация к сказке «Красавица и Чудовище»
Романтики заглянули человеку в душу и нашли все многообразие мира. Ведь дважды два – не всегда четыре. И жизнь болезненно не втискивается в рамки заранее составленных расписаний. В жизни вообще много необъяснимого, непонятного. А в душе человека романтического склада всегда жива мечта, поэзия, фантазия. Но за это часто приходится расплачиваться. Что выбрать – синицу в руке или журавля в небе? Сложность такого выбора рождает неуверенность, томительное предчувствие, непонятность собственных желаний, двойственность натуры и вечное стремление к чему-то почти всегда недостижимому. Поэзия, красота, тайна зовут куда-то из будничного, опостылевшего мира. Помните, как у русского романтика Александра Грина: «Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов». Все это – основные мотивы романтической прозы. Что же могло быть естественнее для воплощения такого мировоззрения и искусства, нежели СКАЗКА?
Наступил ее звездный час. Сказка одолжила свои волшебные настроения литературе и поэзии. Однако и жизнь, с ее жестокими реалиями, врывалась в сказки. И тогда чудо оборачивалось жесткой фантасмагорией, как в сказках Гофмана.
Его книги мы знаем. Но есть и еще один романтический сказочник, чье творчество для нас почти тайна. А между тем и он, как Гофман, создавал традицию рождественской сказки. И сразу стоит вспомнить, что этот писатель был самым тесным образом связан с Россией. О ком речь? Об Адельберте Шамиссо и его загадочной истории о человеке, который лишился собственной тени.
Рукопись, полученная на рассвете
Сейчас имя этого писателя, поэта и ученого не слишком известно. Но сказать о нем стоит. Потому что это мы его не помним. А история мировой литературы утверждает, что Адельберт фон Шамиссо (1781 – 1838) – автор знаменитейшей повести «Необычайные приключения Петера Шлемиля» (в ином переводе «Удивительная история Петера Шлемиля»). Конечно, это не чисто сказочная повесть, а романтическая, ибо в то время романтизм был ведущим течением, да и концепция повести абсолютно романтическая. Однако многое в повести сказочно и волшебно, кроме того, в ней использованы старофранцузские, немецкие и даже швейцарские легенды и предания. Правда, надо помнить, что именно тяга к старинным легендам вкупе с бунтарским духом и стала основой романтизма. Однако для нас важно, что «Петера Шлемиля» вполне можно рассмотреть и с точки зрения рождественских произведений, потому что написана эта романтическая сказка как раз к рождественским праздникам 1813 года.
Ф. Вайс. Адельберт фон Шамиссо
Шамиссо по происхождению француз. Его полное родовое имя – Луи Шарль Аделаид Шамиссо де Бонкур. Его отцу пришлось эмигрировать в Германию во времена Французской буржуазной революции, поскольку семья происходила из древнего рода лотарингских дворян. Будущему писателю было тогда пятнадцать лет. Германия стала его второй родиной. Он впитал ее культуру и начал писать на немецком языке стихи, мечтая о поэтической славе. Но семья требовала, чтобы он поступил на военную службу. Шамиссо стал офицером, и ему в полной мере пришлось испытать национальную трагедию – капитуляцию прусской армии перед Наполеоном.
Уйдя в отставку, Шамиссо всерьез занялся литературой. Вместе со своими единомышленниками он создал в Берлине поэтический кружок «Союз Полярной звезды» и редактировал журнал «Альманах муз». Хлебнув сполна жестокости и бездарности прусской военщины, тупости немецкой бюрократии, Шамиссо навсегда становится их ярым противником. Уже его первые баллады, часто написанные в форме народных песен, обличают юнкерскую спесь и бюрократические порядки. Горячий, темпераментный молодой поэт сочиняет и едкие, злободневные эпиграммы, которые очень скоро попадают в список запрещенных произведений.
Многогранный, по-французски живой ум требует знаний. И потому, как только Шамиссо вырывается из армии, он поступает в Берлинский университет. Там он изучает медицину и естественные науки. Активная натура Шамиссо быстро отзывается на все происходящее. Освободительные антинаполеоновские войны находят в его душе горячий отклик. Как и многие немецкие романтики, он обращается к народному творчеству, начинает использовать мотивы и образы немецких сказок, песен, легенд. Это был период расцвета его творчества. Именно тогда написан знаменитый «Петер Шлемиль» (1813, опубликован в 1814 году). Но уже к 1815 году становится ясно: изгнание французов мало к чему привело. Начался еще более жестокий разгул реакции. Шамиссо, может быть, острее, чем другие романтики, переживал это. Но активная, деятельная натура помогла ему преодолеть и эту трагедию. Шамиссо не забылся в мечтах, не ушел в прошлое, разочаровавшись в настоящем, как многие из немецкой интеллигенции, не запил горькую, наконец. Он с головой окунулся в дело.
Узнав, что русский корабль «Рюрик» отправляется в кругосветное путешествие, Шамиссо добился места натуралиста и ушел в море на три года. Как интересно переплетается волшебный ковер жизни! Француз Шамиссо нашел родину в Германии. Пробороздив на русском корабле все океаны мира, он изучил русский язык, русскую культуру, историю. Полунемец-полуфранцуз, он сумел вникнуть и в русское самосознание. Позже он выступит в защиту декабристов. Переведет на немецкий язык отрывки из поэмы Рылеева «Войнаровский». Сам станет сочинять стихи о Бестужеве.
Активная позиция – вот что всегда отличает Шамиссо. Зло, несправедливость, притеснение – его личные враги. Отойдя от мечтаний романтизма, он сумеет взглянуть в лицо реальной жизни. Недаром литературоведы считают, что он «перерос» романтизм и начал тяготеть к реализму. Действительно, Шамиссо начал писать стихи о прачках и вдовах, о нищих бездомных людях и выгнанных собаках. Острую обличительную сатиру – о выродившихся аристократах, о напыщенных вояках. В науке же Шамиссо выдвинулся в ряд известнейших ученых – ботаников и этнографов. В отличие от других романтиков, которые, как Арним, предпочтут искать погибшую гармонию и красоту в старом патриархальном укладе, как Брентано, в идеалах христианской церкви, или же, как Тик, найдут способ совсем неплохого существования в обывательском мирке, Шамиссо навсегда останется убежденным сторонником прогресса. Новый мир – Добра и Красоты – он увидит в неудержимом наступлении будущего:
Движенья времени не удержать!Заря зажглась, чтоб черный мрак прогнать,Неудержима солнца колесница.В свои пятьдесят семь лет Шамиссо будет полон творческих задумок и планов новых путешествий. Он умрет неожиданно в расцвете творческих сил.
И все-таки не по стихам и активной жизненной позиции войдет Шамиссо в историю литературы, а по «нелепой» истории (так определил ее сам Шамиссо) – опубликованию записок Петера Шлемиля.
• Рукопись «Необычайных приключений» Шамиссо пришла в литературу совершенно сказочным образом. Автор не собирался ее публиковать. Считал годной только для чтения в узком кругу, думал, что широкой аудитории это будет неинтересно. Вот такая творческая скромность!
«Необычайные приключения Петера Шлемиля», издание 1904 года
• Шамиссо даже долго выдавал повесть за рукопись некоего реально существующего господина Шлемиля, который прислал свое творение ему, Шамиссо, просто для ознакомления. Писатель утверждал, что однажды на рассвете его посетил странный посыльный (уже довольно пожилой человек с длинной белой бородой, одетый крайне просто, если не сказать бедно – в старую засаленную венгерку). Он принес дневник некоего Петера Шлемиля, с которым сам Шамиссо некогда был знаком. Не слишком тесно, но все-таки настолько, что не прочесть дневник было неудобно. Вот Шамиссо и прочел, но публиковать рукопись не собирался.
• Но у Шамиссо был верный друг, барон Фридрих де ла Мотт-Фуке (1777 – 1843), тоже романтик, автор фантастических рыцарских повестей и знаменитой стихотворной поэмы «Ундина» (помните перевод В.А. Жуковского?). Фуке и опубликовал рукопись без разрешения Шамиссо. Кто теперь скажет, что он поступил неправильно?
Опубликованная повесть произвела фурор. Ее быстро перевели на все основные европейские языки. А вот Россия запоздала. У нас перевод Самойлова появился в 1842 году в журнальном сборнике «Пантеон литературы».
Повесть «Необычайные приключения Петера Шлемиля» пропитана сказочными эпизодами, фантастическими подробностями. Здесь и сделка с дьяволом – Шамиссо величает его нарочито бюрократически и прозаически – «человек в сером». Здесь и волшебный кошелек, в котором никогда не кончаются денежки, и шапка-невидимка, и сапоги-скороходы. Сказочное и фантастическое смешиваются с бытовым и реальным. Здесь Шамиссо предвосхитил создание так называемой фантастически-правдоподобной сказки, которая будет развита в литературе писателей-реалистов второй половины XIX века, например, Диккенса.
Повесть написана по старинной немецкой легенде о человеке и его тени. Тот же сюжет есть в сказках и легендах других народов, в частности скандинавских. Помните сказку Андерсена об ученом, который потерял свою тень? Ту самую сказку, по которой наш мудрый сказочник Е.Л. Шварц создал свою грустную пьесу «Тень».
Но если в народных сказках человек свою тень терял, то в повести Шамиссо его Петер Шлемиль свою тень продал (что поделаешь, на дворе XIX век – век наживы и ростовщиков). И вот наивный бедняк Петер продал свою тень богатому «человеку в сером».
Шамиссо не скрывает от читателей, что покупателем оказался сам дьявол. Но, спрашивается, зачем тому тень? Чего ему не хватает? Но оказывается, дьявол решил пожить среди богатых людей, в комфорте и роскоши. И все у него есть, а вот тени он не отбрасывает. А в обществе земных богачей тень выступает символом необходимой репутации добропорядочности. И человек без тени, то есть без этой должной репутации, теряет в обществе свое место. Дьявол даже не постеснялся объяснить Петеру, как тот может получить свою проданную тень обратно – в обмен на душу. Но Шлемиль не стал возвращать проданное. Ведь он уже понял, что в мире, где тень ценится дороже чем все человеческое достоинство, дороже доброты и любви, он, Петер, не сможет быть счастлив. Мир, где ради обладания призрачными тенями люди готовы предать друга, отречься от любимого, как сделала невеста Петера, уже не привлекал героя Шамиссо.
В обществе трезвых, расчетливых людей с холодными сердцами человек с живым сердцем никогда не сможет ощутить себя счастливым – именно такой вывод делает для себя Петер Шлемиль. И потому Шамиссо так странно заканчивает повесть: его Шлемиль, надев семимильные сапоги, уходит из царства теней-людей в царство природы, единственной, которая в этом затхлом мире сохранила свои настоящие, бессмертные ценности.
Используя свои семимильные сапоги, Петер бродит по земле, изучая ее флору, фауну, пишет труды «История видов растений Старого и Нового Света», «Вся флора земного шара» и собирается выслать свои рукописи в Берлинский университет. Такой выход найдет Петер Шлемиль. Он не станет ныть, проклинать или бесплодно мечтать. Он займется работой. Как и сам Шамиссо.
• Шамиссо не только автор многих естественно-научных идей. Он еще и открыл в своих путешествиях 80 видов новых растений и описал их с научной точки зрения. Растения даже получили его имя: есть ива Шамиссо, есть жимолость Шамиссо и много-много других.
• Его заслуги как путешественника и естествоиспытателя столь велики, что один из островов в Чукотском море назван в его честь – остров Шамиссо.
• Мало кто даже подозревает, что Россию с Шамиссо связывает не только история путешествий и мореплавания. Вот кто бы мог подумать, что именно стихи Шамиссо легли в основу русской народной песни, а скорее даже романса «Окрасился месяц багрянцем»? Этот шедевр городского романса исполняли наши величайшие певицы: и Анастасия Вяльцева, и Надежда Плевицкая, и Лидия Русланова. Жив романс и сейчас. Звучит и в домашнем пении, и с эстрады.
• На самом же деле это перевод баллады Шамиссо «Ночная прогулка», выполненный в 1884 году поэтом-переводчиком Дмитрием Минаевым.
• Забавно, но имя композитора романса сохранилось во времени. Это Яков Федорович Пригожий (Пригожев) (1840 – 1920), живший в Москве и написавший много удачных романсов, которые он сочинял для своего брата – артиста оперетты Адольфа Пригожева. А вот про текст романса «Окрасился месяц багрянцем» все дружно пишут: слова народные. Выходит, что Шамиссо – наш народный российский поэт и сказочник.
Сказка в интерьере отчаяния
А КОГДА ПРОБЬЕТ ЗВОНОК: БИМ-И-БОМ! – ПОДХОДИТ СРОК. НЕ ПУГАЙСЯ, МОЙ ДРУЖОК. БЬЮТ ЧАСЫ И В СРОК И КСТАТИ НА ПОГИБЕЛЬ МЫШЬЕЙ РАТИ.
Эти странные, то вкрадчивые, то пугающие стишки произносит маг и волшебник Дроссельмейер, вынужденный притворяться обычным то ли чиновником, то ли часовщиком-любителем. О, волшебникам частенько приходилось маскироваться – не любят люди волшебников! Уж это автор сказки «Щелкунчик и мышиный король» Эрнст Теодор Амадей Гофман знал по собственной жизни. Это ему всю жизнь приходилось скрывать, что он – сказочник, и выдавать себя за чиновника средней руки или за служащего заштатного театра.
Это сейчас мы читаем его сказки, то замирая от ужаса, то потешаясь до колик, то сострадая до слез. А современники считали его «пренеприятнейшим типом», «маленьким человечком, вечно ходившим в одном и том же поношенном фраке». Им и привидеться не могло, что перед ними – сказочник-романтик.
Э.Т.А. Гофман. Автопортрет-фронтиспис к «Фантазиям в манере Калло»
Сегодня его называют великим и мерзким, служащим Богу и дьяволу. Взывающим к самым высоким порывам человеческой души и подробно живописующим всю низость, до которой может скатиться человек. В одном лице он – фантазер и философ, лирик и обличитель.
Великий немецкий писатель-романтик Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776 – 1822) – человек-легенда. Добавим сразу – легенда не из приятных. Так же как выдуманный им Щелкунчик – оскаленный деревянный карапуз, изумленно вытаращенный на мир Божий. Пока узнаешь, что это – заколдованный принц, пока разглядишь прекрасное лицо, спрятанное за деревянной личиной, пока поймешь, как можно его расколдовать… Глядь, а отвратительная маска уже прилипла к телу – не отдерешь!
Сама личность Гофмана парадоксальна. Мечтал стать композитором – даже свое третье имя Вильгельм поменял на Амадей (в честь обожаемого Моцарта), – а стал писателем. Мечтал заниматься романтическим творчеством, а вынужден был служить на самых скромных чиновничьих должностях. Мечтал быть притягательным собеседником, душой компании, человеком приятной наружности, наконец, а окружающие видели его едким дурным насмешником, неприятным уродцем, прозванным «обезьяной». Мечтал от удушающей обыденности скрыться в волшебстве фантазий, а понял, что действительность превращается в жуткую фантасмагорию.
Всю жизнь страшные уроки судьба преподавала Гофману. Может быть, она хотела заставить его писать – сказки и истории, романы и новеллы. Это он, Гофман, впервые в литературе создал готическую фантастику, триллер, исторический детектив. Каждый из этих ныне немыслимо популярных жанров может считать Гофмана своим прародителем. А он, чудак, не хотел никакой литературы, но мечтал стать знаменитым композитором. Но произведения его проваливались. А после премьеры его оперы «Ундина» в Берлине даже сгорел весь театр. Но что же делать, если вместо известного музыканта Судьба готовила ему путь литературного гения?!
Когда человек идет против воли Судьбы, его поначалу подтолкнут в нужном направлении, ну а если не поддается – безжалостно развернут куда следует. А то, что у него будут хрустеть кости и болеть душа, Судьбе не интересно. Она-то знает, зачем послала сюда Гофмана: писать сказки – страшные и веселые, фантастические и мистические.
А ведь среди его огромных философско-мистических романов, исторических повестей и прочих «серьезных вещей» сказки занимают наискромнейшее место – их всего шесть: «Золотой горшок», «Песочный человек», «Крошка Цахес по прозванию Циннобер», «Королевская невеста», «Повелитель блох» и шедевр – «Щелкунчик и мышиный король».
О странной – трагической и парадоксальной – жизни этого великого немецкого писателя, музыканта, музыковеда, художника мы говорили подробно в прошлой книге. Кто хочет узнать о том, сколько нужно «заплатить» судьбе за гениальность, – почитайте. Сегодня у нас другая тема. У нас – Рождество. А значит, речь о самой светлой сказке Гофмана «Щелкунчик и мышиный король» (1816).
Вспомним, как начинается сказка. Глава первая – «Елка». В сочельник в немецком семействе Штальбаум, живущем в Берлине, наряжают елку. Детей в волшебную «елочную» комнату не пускают, и они томятся в другой маленькой комнатке.
А кто знает – какой день называется сочельником?
Не отвечайте сразу – подумайте. Вопрос с подковыркой. Рождественский сочельник вовсе не день! Это канун (навечерие) перед Рождественской ночью. То есть у немцев, про которых сочинял сказку Гофман, это вечер 24 декабря, ну а 25 декабря Рождество. У нас это вечер 6 января (24 декабря по старому стилю). А 7 января (25 декабря по старому стилю) будет Рождество. Правда, все это несколько условно. Известно же, что Христос родился со Звездой – значит, в ночь с 24 на 25 декабря (по нашей церковной традиции – в ночь с 6 на 7 января).
А откуда название – сочельник?
В этот день – последний день Рождественского поста – ели блюдо «сочиво», приготовленное из пшеничных зерен, размоченных соком (сочем, отсюда слово «сочиться») семян.
В этот чудесный и святой вечер и начинается волшебство в обычном берлинском доме. Не в некотором царстве и некотором государстве, а во вполне реальной семье XIX века, современной Гофману. Брат и сестра, Фриц и Мари Штальбаум, ходят по обычным улицам Берлина, ждут праздника, смеются, переговариваясь. А сказка уже, оказывается, рядом.
П.К. Гейсслер. Иллюстрация к сказке «Щелкунчик и мышиный король»
У детей есть любящие родители и обожаемый крестный – господин Дроссельмейер, который на каждое Рождество (ведь тогда именно Рождество было главным праздником, а не Новый год) дарит им замысловатые подарки – эдакие технические новинки своего времени, ведь он хоть и служит где-то чиновником, но по натуре романтик, к тому же еще и часовщик-любитель. То создаст замысловатый сад, где гуляют крошечные механические человечки, а то и вовсе выстроит большой замок, в залах которого танцуют куколки, а перед замком плавают лебеди в озерце размером с ручное зеркальце. И через равные промежутки времени двери замка открываются, и оттуда выходит человечек (ну точная копия самого крестного!) и раскланивается, сняв шляпу. Конечно, дети замирают от восторга перед такими сложнейшими механическими творениями. Однако быстро теряют интерес, ведь с эдакой сложной игрушкой не поиграешь. Как говорит Фриц – неинтересно! Ну вышел бы человечек хоть раз из другой двери, но он не может. Да и родители волнуются – а ну как Фриц и Мари испортят сложную игрушку. Словом, творение господина часовщика убирается в особый шкаф, как самый ценный новогодний подарок.
Но оказывается, что самый любимый подарок – не роскошная игрушка, а простой Щелкунчик, которого находит Мари.
Вопрос главный:
А что это за игрушка – щелкунчик?
Ответ прост – это вообще не игрушка. Щелкунчиками (щелкунами) раньше назывались приспособления для колки орехов. Мастера-выдумщики типа господина Дроссельмейера любили придавать этим простым приспособлениям искусные формы. Вот и Щелкунчик, которого забрала себе Мари, был сделан из дерева очень искусно – в виде реального крошечного человечка с огромным ртом, острыми зубами и деревянной косичкой, которую человечек носил на старинный манер. Орех вставлялся Щелкунчику в рот, его нижняя челюсть оттягивалась за косу и резко отпускалась. И тогда острые зубы Щелкуна легко справлялись с любым орехом, раскалывая скорлупу и очищая ядрышко.
О солдатиках мечтал Фриц в «Щелкунчике». Старинная открытка
И почему умница и красавица Мари из всех игрушек выбрала самую страшненькую?! Ведь мало того что Щелкунчик, как и все его собратья, неказист, безобразен, росточком не вышел, но за ним же еще и охотится противнейший и страшный мышиный король. Но именно этот деревянный уродец и покоряет сердце девочки – своей храбростью, умом и, наконец, верной любовью, которой он окружает свою юную даму сердца. Вот только кто поверит, что знакомство со Щелкунчиком и его трагическая битва с мышиным войском произошли наяву? Даже сама Мари считает, что дело, кажется, происходит во сне. Однако когда она, запустив в противного мыша своим башмачком (какой отзвук Золушкиного башмачка – не находите?), падает со стула и ранит себе руку, то неожиданно понимает, что все это происходило не в «некоем царстве или во сне», а в реальном мире, в комнате, где стоит наряженная елка.
Что ж, «Щелкунчик и мышиный король» – особая сказка, рождественская. В Европе издавна справляли именно Рождество, а не Новый год как Главный праздник. К Рождеству украшали дом, на этот праздник собиралась вместе вся семья. И Рождественская ночь считалась самой волшебной в году. Вот и в доме Мари произошло рождественское чудо – она встретила Щелкунчика.
Традиция издавать к Рождеству сказки и вообще новые книги – давняя в европейских странах. Многие писатели сочиняли свои сказки и истории именно к этому празднику. К Рождеству писали свои сказки Диккенс и Теккерей, Льюис Кэрролл, о котором мы будем говорить позже, тоже издал свою «Алису в Стране Чудес» к этому Главному празднику. Впрочем, все названные писатели предъявят миру свои сказки потом. И в их сказках, в отличие от народных или сказок Перро, действие будет происходить в реальном мире с реальными людьми, которые неким волшебным образом попадут в сказочные обстоятельства. Помните, как в «Рождественских повестях» Диккенса к герою придет Призрак, а девочка Алиса переместится в Страну Чудес?
П.К. Гейсслер. Иллюстрация к сказке «Щелкунчик и мышиный король»
Но именно Гофман первым сделает главное сказочное открытие – перенесет место действия сказок, ночных повестей и других своих фантастических видений в реальный конкретный современный мир. До него-то – помните? – герои сказок и Перро, и Гриммов жили в волшебных странах. А вот уже после сказок Гофмана практически все писатели-сказочники, фантасты и мистики (вспомним хотя бы творчество Андерсена и Булгакова, Экзюпери и Роулинг) поймут, что самые необыкновенные чудеса – светлые и добрые, пугающие и зловещие – происходят в реальной жизни с обычными людьми. Но первым это заметит Гофман.
Герой его сказки, обычный чиновник и часовщик-любитель, крестный Мари господин Дроссельмейер, окажется влиятельным волшебником, чей любимый племянник-принц превращен злобной королевой Мышильдой в уродца Щелкунчика, и только са моотверженная любовь Мари может его расколдовать.
Но кто же такой господин Дроссельмейер?
Догадываетесь? Конечно же в его образе Гофман изобразил самого себя.
Это он, Гофман, в быту был опытным юристом и очень способным чиновником. Но в мечтах видел себя совершенно иным – не перебирающим скучные бумаги «в присутствии», а создателем искусств – и в первую очередь обожаемой музыки. Как часто он мечтал о том, чтобы стать настоящим волшебником. В жизни он тоже умел чинить часы, как господин Дроссельмейер. И служил в присутствии, как тот. Но вот волшебником был только в мечтах.
Он и в сказках мечтал об истинном герое. Это может быть студент, или журналист, или литератор, как сам Гофман. Именно такие герои-энтузиасты, порывистые и мечтательные, смогут защитить искусство от обывателей-филистеров, которые губят поэзию и музыку, философию и живопись. Они губят все, что превосходит их узкое понимание «добропорядочной» жизни. И вот Гофман первым в мире вывел на страницы своих сказок нового героя – интеллигента. И его герой оказался способен не только учиться чему-то и учить других, но и вступать в схватку со злом и даже побеждать.
Уже в первой сказке Гофмана «Золотой горшок» студент Ансельм в конфликте прекрасного искусства и пошлой действительности встанет на защиту поэзии и любви. Другое дело, что у него получится… Для этого нужно прочесть саму сказку. Но ведь главное – начать.
А вот и любимый герой-энтузиаст Гофмана – студент Бальтазар из сказки «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер». Как думаете, кого изобразил насмешник Гофман в образе студента, изучающего естественные науки и активно вступающего в борьбу со злым уродцем Цахесом? Можно дать подсказку – это друг Гофмана, коллега по литературному кружку «Серапионовы братья», рассказавший множество историй о своем кругосветном путешествии, да так интересно, что Гофман написал об этом несколько рассказов (например, «Хайматохаре» – о нежной страсти королевы Гавайских островов к приплывшему из далекой Европы натуралисту). Не догадываетесь? Это – Шамиссо. Да-да, деятельный, активный энтузиаст-натуралист-писатель был истинным другом мечтательного и робкого «неудачника» Гофмана.
Как вы думаете, с кого Гофман списал свою Мари из «Щелкунчика»?
Нашлась в мире добрая душа, бескорыстно полюбившая Гофмана, – это была детская душа. Детям ведь все равно, красивы взрослые или не очень, богаты или нет. Дети любят за доброту и справедливость. Разве не за это двенадцатилетняя героиня Мари полюбила ужастика-Щелкунчика? Да она согласилась на все, чтобы помочь несчастному уродцу. Мари стерпит и насмешки нахального братца, и неверие родителей. Она даже принесет в жертву мышиному королю (а ведь это чудовище начнет угрожать, что сгрызет Щелкунчика!) самое дорогое, чем обладает, – сахарных куколок, книжки с картинками и даже праздничное платьице. Особенно жаль будет девочке марципанового юношу – сладкое земное создание. Но, немного поплакав, она пожертвует и им ради Щелкунчика. Вдумайтесь, девочка отдала все свои земные привязанности ради призрачной фантастической мечты!..
Дети любуются рождественской елкой. Старинная открытка
Эта девочка действительно существовала, и звали ее Мари – Мари Гитциг. В 1816 году, когда выйдет сказка «Щелкунчик и мышиный король», реальной Мари будет двенадцать лет.
Cемейство Гитциг – добрые друзья Гофмана. С самим Юлиусом Эдуардом Гитцигом писатель знаком еще с юности. Именно Гитциг станет впоследствии первым биографом Гофмана. Так что дружба эта выдержана десятилетиями. Гофман ходит в дом к другу, как в свой. Он гуляет с его детьми, рассказывает им сказки, учит рисовать и занимается с ними музыкой, мастерит игрушки. Словом, он – реальный сказочник и волшебный мастер Дроссельмейер. Мари, третья дочь Гитцигов, в реальной жизни становится не только крестницей Гофмана, но и его любимицей – ведь в ней он попытается найти свою дочку, которую потерял в войну.
П.К. Гейсслер. Иллюстрация к сказке «Щелкунчик и мышиный король»
Мари, капризная при родителях, с Гофманом ведет себя как пай-девочка, слушается его во всем. Она называет Гофмана «своим маленьким крестным», ведь он – невысокого роста. И еще Мари рассказывает всем, что ее «маленький крестный» очень красив и умен, просто никто этого не замечает. Это ничего вам не напоминает, дорогие читатели? Да-да, вы не ошиблись в ощущениях – девочка видит в своем неказистом крестном своеобразного заколдованного Щелкунчика, в котором окружающие, увы, не находят прекрасного принца.
Удивительно ли, что Мари мистическим образом разделит судьбу крестного? Она вырастет красавицей и умницей, все будут пророчить ей радостную и счастливую жизнь. Но в июле 1822 года она скоропостижно умрет, и это случится спустя месяц после смерти Гофмана… Может быть, не стоит брать в сказочные героини реальных детей?
Увы, Гофман всегда знал, что мир сказки и жизни перепутан, что эта странная многомерность миров, реального и волшебного, ни к чему хорошему обычно не приводит. И Добро и зло существуют в том же нерасторжимом единстве, что Волшебство и Реальность.
За год до «Щелкунчика», который входит в цикл «Серапионовы братья», Гофман создаст цикл «ночных повестей» – «Ночные этюды». Это самые жуткие сказки Гофмана, сказки-оборотни, которые и положили начало термину «дьявольская гофманиада». Самая страшная сказка – «Песочный человек» – имеет в рукописи дату «16 ноября 1815 года, час ночи». Но не о времени суток идет речь, но о времени тьмы, черноты, непостижимости и тайны в поступках, стремлениях и душе человека. Гофман понял, что так же, как волшебство живет в окружающей нас реальности, ночное, кошмарное, темное существо человека дремлет в его обычной «дневной» жизни. Так же как в дневном Берлине, Дрездене или Париже таится и ждет своего часа ночной город со своими стремлениями, законами и ночными жителями. И такой «ночной» черный человек всегда может выйти и начать свою ночную жизнь – с ее темными предчувствиями, кошмарами и галлюцинациями.
Так каков же финал «Щелкунчика» – сказки для детей и о детях, где волшебный мир мечты наполнен яркими красками и чудесами? Победив мышиного короля, Щелкунчик ведет Мари в свое сказочное королевство, где есть и Рождественский лес, и Лимонадная река, и город-столица Конфеттенбург, где Мари, некогда пожертвовавшая своими сахарными куклами и пряниками, обретает огромный Марципановый замок. Но вдумайтесь – не слишком ли приземленным оказалось это «волшебное королевство», не очередной ли это сон экзальтированной девочки? И хотя наутро в дом Штальбаумов приходит юный племянник господина Дроссельмейера, очаровавший семейство тем, что преотлично щелкает для всех орешки, а потом этот приятный молодой человек признается Мари в том, что он и есть уродец Щелкунчик, расколдованный силой ее любви, – все равно, несмотря на это чудесное знакомство, в финале сказки появляется некая недоговоренность, а может, даже и обреченность. Ну не стыковывается жизнь со сказочными принципами. И сказка вечно разворачивается в интерьере отчаяния.
Щелкунчик превратился в прекрасного юношу. Старинная открытка
Не потому ли часто в интерпретациях этой сказки (в драматическом театре, на балетной сцене, в фильмах и даже поразительном по красоте и движению рисованном мультфильме режиссера Б. Степанцева) хороший конец размывается, уступая место вопросу: а было ли все это или только пригрезилось героине? В балете великого композитора П.И. Чайковского уже в середине действия появляются драматические черные ноты, а финал вообще поражает трагизмом. Кажется, сюжет благополучно завершился – Мари приехала в Сказочную страну, но в музыке звучит такое отчаяние и трагизм, что несложно домыслить – все это девочке только грезится. А вот когда она очнется, наступят серые и заунывные будни. Если она, конечно, очнется от своего завораживающего волшебного сна…
Но так хочется праздника, принца на белом коне, хоть и в виде Щелкунчика, Марципанового замка. Если приглядеться, «Щелкунчик» – самая светлая и легкая сказка Гофмана. Его надежда на чудо, которого он сам так и не испытал в жизни.
• По количеству интерпретаций и воплощений на сцене и экране «Щелкунчик» уступает только «Золушке». Это наилюбимейшая сказка мира.
• В России перевод сказки появился одним из первых – в 1835 году. Весь мир
еще не верил, что Гофман – гений, а Россия уже понимала это.
Трудно найти еще одну страну, которой, как нашей России, были бы так близки «странные сказки» Гофмана. Его традиции ощущались в творчестве целой плеяды русских романтиков – здесь и В. Одоевский (помните его «Мороза Ивановича»?), и Антоний Погорельский (о нем речь дальше). Правда, лучшие образцы русской фантастической прозы – все же явления совершенно самобытные, поскольку основаны на наших легендах и поверьях. Но традиция чувствуется. Да и как ей не чувствоваться, когда вся наша российская жизнь – чистая гофманиада, с ее трагическим переплетением Добра и Зла, реальности и фантастики?! Достаточно вспомнить первые строки двух сочинений, в разное время перевернувших мировоззрение целых поколений.
«В день вознесения, часов около трех пополудни, через Черные ворота в Дрездене стремительно вошел молодой человек…» Это – Гофман, «Золотой горшок».
«Однажды весной, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина…» Это – Булгаков, «Мастер и Маргарита».
Так что здравствуйте, МАСТЕР ГОФМАН!
Всего-то восемь лет писал Гофман. Начал в 38-летнем возрасте. Именно за это его осудили современные ему «порядочные люди»: в такие-то лета мог бы делом заняться, а не марать бумагу, как молодая поросль романтиков. Ох уж эти деловые и ученые люди! Им и невдомек, что неприметный господин Гофман не просто романтик – он сказочник. А это дело мудрое. Перро опубликовал свои сказки, когда ему было почти семьдесят. А те, кто начинал писать их в раннем творческом возрасте, либо переставали писать их в дальнейшем (как романтик Тик), либо покидали землю (как Гауф). Те же, кто начинал рассказывать свои сказки в осознанном зрелом возрасте (как тот же Перро или Андерсен), жили долго. Вот такая странно-сказочная геронтология. Но господин Гофман поступил, конечно, иначе – как всякий эксцентричный безумец. Издав первую книгу в свои тридцать восемь лет, он через восемь лет перестал писать вообще. Правда, по причине весьма уважительной – в сорок шесть лет он ухитрился умереть.
Между прочим, Булгаков ушел в сорок восемь. Маги уверяют, что в этот промежуток – от сорока шести до сорока восьми – землю покидают истинные волшебники.
Так, верно, и есть.
Альманахи сказок на Новый год или на века
ЛИБО Я НИЧЕГО НЕ СМЫСЛЮ, ЛИБО МЕЖДУ НАШИМИ НЕСЧАСТЬЯМИ ИМЕЕТСЯ ТАЙНАЯ ЗАВИСИМОСТЬ; НО ГДЕ МНЕ НАЙТИ КЛЮЧ К ЭТОЙ ЗАГАДКЕ?
Именно так грустно рассуждал калиф Багдада, ставший в одночасье по собственной же вине заколдованным аистом. Ну уж сказку «Калиф-аист» В. Гауфа все знают. И между прочим, думают, что это смешная сказка. Жил-был строптивый, но недальновидный калиф, который однажды произнес волшебное слово, чтобы обратиться в аиста и пожить на свободе без всяких государственных обязанностей, а потом напрочь забыл это волшебное слово. Но на самом деле прочтите-ка сказку Гауфа – увидите, насколько это завораживающая, почти жуткая, но такая притягательная – Настоящая Сказка.
В XIX веке жанр сказки стал основой для литературы романтизма, особенно немецкого. И между прочим, романтики полюбили издавать свои книги на стыке годов. Конечно, это еще не стало устойчивой традицией, но «процесс пошел». В романтической сказке начала XIX века сыскался сказочник, о котором вообще мало упоминали, а сказки его, как ни странно, начали бурно издавать только после Второй мировой войны. Больше того – в это время его стали издавать на Западе, а вот у нас его книги появились свободно на прилавках только в конце ХХ века.
О ком речь? Опять о Гофмане? А вот и нет! Как ни странно, в Советском Союзе Гофмана печатали. Редко, конечно, и не все, но, например, «Щелкунчик» был роскошно издан, теперь это уже раритетная книга большого формата с прелестнейшими рисунками Филипповского еще в середине ХХ века. Дело в том, что в фашистской Германии книги Гофмана сжигали, как «недоразвитую литературу, позорящую человечество». А значит, Советский Союз воспринял Гофмана как пусть и невольного, но союзника в борьбе с коричневой чумой.
Но были сказки и еще одного писателя, сжигавшиеся фашистами на площадях. И этот писатель в СССР печатался до того редко, что его книги стали легендарными. О ком речь? О Вильгельме Гауфе. Помните – «Калиф-аист», «Маленький Мук», «Холодное сердце»? Конечно, помните! И конечно, читали с восторженным замиранием сердца. Сегодня посмотрите – его книги можно купить в любом интернет-магазине. А вот те, кто читал сказки Гауфа лет тридцать назад, вспомнят другую картину – всего-то несколько затрепанных до дыр книжечек, но все они трепетно передаются из рук в руки, читаются «за вечер», ибо дальше стоит уже большая очередь желающих. Помню, как книгу оказалось возможным купить в обмен на сданную макулатуру, и мой сокурсник по институту, вручая мне томик, бережно завернутый в газету, говорил, как одолжение: «Ты можешь читать неделю, я договорился. Сказал, что ты пишешь по сказкам новую работу». Вот это была удача – Гауф на неделю! Я действительно, еще учась в институте, много писала для газет и журналов, только вот рецензию на книгу сказок Гауфа у меня не взяли. Впрочем, я не удивлялась. Как не удивилась и открыв толстенный шестой том «Истории всемирной литературы» (1989), где имя Гауфа вообще не упоминалось.
Дж. Берингер. Вильгельм Гауф
Так что же ТАКОЕ крамольное усматривалось в сказках немецкого писателя? Ведь сказки Гауфа праздничны, местами веселы и забавны, местами трепетно жутковаты, но разве так не полагается в истинно волшебном сюжете? Кроме того, эти сказки похожи то ли на тягучие сцены восточных присказок, вытекающих одна из другой и никогда не кончающихся. Помните сказки «Тысяча и одна ночь», рассказанные Шахерезадой? Еще сказки Гауфа очень литературны и даже слегка аристократичны. И опять же – что такого? Ведь и сам сказочник обладал аристократической приставкой к фамилии – «фон Гауф». Ясно, что в его творениях нет и налета народности, как у тех же братьев Гримм, записывающих деревенские и городские волшебные сюжеты.
Вы не поверите! Горе-критики поставили Гауфу всё «лыко в строку» – и праздничность с приключениями (людей надо учить труду), и волшебство превращений с тягучестью восточного повествования (сюжет должен быть прост и понятен), и «страшные детали», и «жутковатую мистику», свойственные как раз народным легендам (о таком жанре, как хоррор, даже заикаться не следовало, как и о фильме ужасов).
Но Гауф прорвался к читателям. И сейчас, когда дети, замирая от «ужасного» восторга, читают про приключения Маленького Мука или взрослые перечитывают «Холодное сердце», от которого мурашки бегают по коже, все они ясно и безоговорочно понимают, что читают сказки, написанные о том, как тяжело, мучительно и больно Добро побеждает зло. Но все равно побеждает!
Берталь. Иллюстрация к сказке «Холодное сердце»
И вот опять же вы не поверите, но Вильгельм фон Гауф был довольно веселым, смешливым и даже озорным человеком. Более того, он был веселым и озорным парнем, молодым студиозусом, ибо так и не стал взрослым. Он умер, прожив всего-то четверть века.
«Вспоминается ли мне еще, как я расправился с немецкой литературой меньшего формата? Ведь я запустил в голову моему брату Лессинга. Правда, в ответ он больно отлупил меня „Путешествием Софии из Мемеля в Саксонию“» – так «непочтительно», непосредственно и насмешливо записал он в дневнике сценку «ссоры» с братом. Так может писать только счастливый и юный человек.
Действительно, он рос озорником этот юный Вильгельм фон Гауф (1802 – 1827). Он и в литературу ворвался стремительно, без подготовки, словно ураган. Вся его короткая – двадцатипятилетняя – жизнь прошла в молодости, с ее пьянящей атмосферой и бурной фантазией. Он был дерзок и юн во всем – в жизни, учебе, литературе. Он был высок и строен, голубоглаз и красив. Он был весел, дурашлив, общителен. В отличие от других тревожных романтиков он был счастлив. И потому создавал необычную романтическую сказку – праздничную и счастливую.
Может, поэтому он писал свои сказки под Новый год и издавал между Рождеством и новогодними праздниками? Ведь это время Радости и Волшебства.
В детстве он, воодушевленный историями о разбойниках, во главе команды мальчишек совершал набеги на старинный, полуразвалившийся замок на окраине своего родного немецкого города Штутгарта. В школе схватывал все на лету, читал взахлеб Гете и Шиллера, своих кумиров. В студенчестве стал душой компании – возглавлял застолья, проводил танцевальные вечера, устраивал невероятные проказы. В Тюбингенском университете он был предводителем студенческого братства. Студиозусы называли себя «факелоносцами» и носили красные штаны. Однажды Гауф проделал свой коронный трюк, о котором до сих пор ходят легенды. Он залез на памятник святому Георгию и выкрасил его штаны красной краской. Так он хотел подчеркнуть, что святой покровитель города тоже член студенческого братства. И между прочим, несмотря на все эти юношеские выходки, Вильгельм окончил университет со степенью доктора философии и теологии.
Гауф был счастлив не только в мужской бесшабашной компании, но и в любовных похождениях, и весьма бойко пел серенады под окнами красавиц. И женился он тоже очень удачно. Редкий случай для сказочников, почти всегда страдающих от неразделенной любви. И знаете, кто стал его избранницей? Его кузина Луиза Гауф, в которую он был влюблен с детства и которая оставалась в его сердце всегда. В январе 1827 года они поженились. Вот только счастье оказалось кратким как миг – в ноябре того же года Вильгельм умер от брюшного тифа. Правда, другие мемуаристы говорят, что это была лихорадка или горячка.
Собственно, он всю жизнь торопился, будто знал – жизнь не будет долгой. Его литературная деятельность началась совершенно внезапно и в то же время абсолютно естественно. С детства он слыл искуснейшим рассказчиком. Мог говорить на любую тему. И вот в один прекрасный день, не попав в любимый винный погребок на дружескую пирушку, он записал то, что собирался сказать во время застолья. Так в один день кончилась праздная жизнь. В своем первом опубликованном произведении «Извлечения из мемуаров сатаны» (1826, не подумайте чего – это сатира на студенческий быт) он разобрал по косточкам и признал никуда не годной праздную «варварскую» жизнь, которой предавался до сих пор.
Дети – катализаторы сказок. Поздравительная карточка XIX века
Так Судьба заявила на него свои права. Гауф и не сопротивлялся. Он словно понимал, что многое должен успеть. За два с небольшим года он написал столько, сколько иной писатель не напишет и за полвека: романы, новеллы, эссе, рецензии, сатиры, стихи, баллады, даже популярные солдатские песни. Начал редактировать «Утреннюю газету» Штутгарта. А в последний год жизни написал своеобразные мемуары – философскую новеллу-сказку «Фантасмагории в бременском винном погребке». Представляете – мемуары в двадцать пять лет!
Но славу, безграничную и всеобщую, Гауфу принесли сказки – дерзкие, азартные, полные неиссякаемой и веселой энергии. Все произошло как всегда – и случайно, и предначертано. В 1824 году после окончания университета Гауф поступил на место гувернера в семью министра обороны – генерала барона Эрнста Югена фон Хёгеля. Нужно сказать сразу – дети обожали своего наставника. Ведь он не только обучал их, но и играл, путешествовал с семьей фон Хёгеля, рассказывая преинтереснейшие истории про Париж, Брюссель, Антверпен, Берлин, Лейпциг, Дрезден, где семья побывала.
Но главным оказалось вот что – с первых же дней Гауф начал рассказывать своим воспитанникам разные волшебные истории. Дети – они всегда катализаторы сказок. Это они заставили молодого учителя записывать свои рассказы.
Сказки Гауфа – совсем не отдельные сказки. Они вплетены в три альманаха:
• «Альманах сказок на 1826 год для сыновей и дочерей знатных сословий»: «Караван»;
• «Альманах сказок на 1827 год для сыновей и дочерей знатных сословий»: «Александрийский шейх и его невольники»;
• «Альманах сказок на 1828 год для сыновей и дочерей знатных сословий»: «Харчевня в Шпессарте» (как видно из даты последнего альманаха, он вышел прямо перед смертью автора).
В какие альманахи входят наши любимые «Маленький Мук», «Калиф-аист», «Карлик Нос» и «Холодное сердце»?
Неужели не помните? Тогда запоминайте:
• «История о Калифе-аисте», как и «История о Маленьком Муке» (а именно так называются сказки) включены в «Караван» (1826).
• «Карлик Нос» входит во второй альманах «Александрийский шейх и его невольники».
• «Холодное сердце» – в последний альманах «Харчевня в Шпессарте».
Удивительно, но весь ХХ век советские издательства предпочитали печатать сказки по отдельности безо всяких там альманахов – адаптированные, часто просто пересказанные тексты сказок, вырванных из общего контекста книг, произвольно начиная и кончая их там, где редакторам казалось удобнее. Иногда, чтобы напечатать сказку отдельно, приходилось «склеивать» гауфовский текст, потому что в книге история рассказывалась с продолжениями. Так случилось, например, с «Холодным сердцем» – самой потрясающей, философски-завораживающей и даже пугающей, словно волшебный триллер, сказкой Гауфа. Почему так происходило – трудно сказать. Может, потому, что хотелось убрать эту самую завороженность и мистику. Ведь они возникали часто оттого, что единый сюжет перемежался новыми рассказами, возникали философские наслоения. А если все это изъять и предъявить читателям один голый сюжет – все будет куда проще и понятнее. Ведь все редакторы сетовали на слишком уж усложненную композицию альманахов.
Может, и правда композиции так усложнены, что читать сказки лучше по отдельности? Действительно, Гауф строит свои циклы по принципу матрешки – начинается одна история, из нее вырастает другая. А внутри той, другой, – третья и т. д. Кажется, что сказки никогда не кончатся. Мир множится. Действие происходит в разное время в разных местах – в городах, пустынях, деревнях, на озерах и на море. Но все прекрасно понимают – это условности. Не важно, что, где и когда происходит. Важны фантазия, воображение, полет мысли – то, что и должно давать человеку настоящее искусство. Еще важна непредсказуемость результата – тогда ум читателя предложит какой-то свой финал рассказа, может, даже и не предусмотренный автором. Вот как объясняет все это сам автор устами своих героев:
К. Оффердингер. Иллюстрация к сказке «Холодное сердце»
«Я никогда не задумывался… над тем, в чем, собственно, кроется очарование этих историй. Ум человеческий еще легче и подвижней воды, принимающей любую форму и постепенно проникающей в самые плотные предметы… Он легок и волен, как воздух, и, как воздух, делается тем легче и чище, чем выше от земли он парит. Поэтому в каждом человеке живет стремление вознестись над повседневностью и легче и вольнее витать в горных сферах, хотя бы во сне… Внимая… вымыслу, придуманному другим, вы сами творили вместе с ним… сказка становится для вас явью, или, если угодно, явь становится сказкой…»
В предисловии к циклу «Караван» Гауф, вслед за своим писателем-учителем (именно так он называл Гофмана), утверждает, что мрачный бюргерский практицизм всячески стремится изгнать сказку из нашей жизни. И потому, чтобы сказка смогла дойти до своих читателей, ему пришлось нарядить ее в завлекательные одежды модного жанра альманаха.
Первый «Альманах сказок на 1826 год» (внимание – он был издан в 1825 году) рассказывает о путешествии каравана через пустыню (вот он – аромат таинственного Востока!). На привалах, чтобы скоротать время, путешественники по очереди рассказывают волшебные истории. Так возникают сказки, которые по отдельности все мы, конечно, читали. Среди них – истории о калифе-аисте и Маленьком Муке.
Берталь. Иллюстрация к сказке «Маленький Мук»
О, эта несравненная волшебная страна с красочными одеждами, восточной витиеватостью речи! Конечно, сразу вспоминаются сказки «Тысяча и одна ночь» с их композиционной затейливостью. Но циклическое построение Гауфа – это не просто заимствование. Это бесконечно мозаичное авторское видение, когда за одной окончившейся сказкой возникает другая – и нет конца этому миру сказочных фантазий, как нет конца красоте мира реального.
Второй цикл – «Альманах сказок на 1827 год» – (издан в 1826 году) начинается с рассказа о жизни и странствиях великодушного Александрийского шейха, который решил отпустить на свободу своих невольников. В награду они должны рассказать ему каждый по интересной истории. Куда уж интереснее – именно в этом сборнике оказывается знаменитый, полный тонкой мистики «Карлик Нос».
Колдовство, магия, превращения – любимые темы творчества Гауфа, и не только в сказках, но и в новеллах, эссе. Даже мемуары «Фантасмагории в бременском винном погребке» полны магии. Специалисты называют ее «зеленой». Это магия мира растений. Недаром в винном погребке встречаются неунывающий толстый озорник Вакх, повелитель виноградной лозы, и Почтенная Девица Роза – фея самой большой бочки вина в подвале.
В «Калифе-аисте» речь идет о коричневой магии – магии животного мира. В «Маленьком Муке» и «Карлике Носе» – о черной, связанной с кладоискательством и травяной магиях. А вот в «Рассказе о корабле привидений» или «Рассказе об отрубленной руке» (оба – из «Каравана») преобладает всем известная «магия» страшилок. Помните: «Где-то в черном-черном городе…»? Кажется, все виды колдовства известны Гауфу. Удивительно другое – в отличие от сумрачных «несчастных» романтиков, счастливчика Вильгельма никакое колдовство не бросает в дрожь. Веселый и удачливый, он с любой магией был на «ты». Вероятно, потому, что неискоренимо верил в победу Добра. Хотя и понимал, что люди, в том числе и его герои, существа не такие уж и стойкие, и зло частенько находит пути в их души. Но вот поучительно – молодой сказочник словно не верит, что зло навсегда обоснуется в душе даже самого большого злодея и скряги, как жестокий Питер Мунк, променявший даже свою возлюбленную на золотые сокровища («Холодное сердце»). Отчего так? Кто знает… Может, Гауф был слишком счастлив и беспечен в собственной жизни и потому думал, что все всегда заканчивается хорошо. Ведь даже переступивший через волшебный запрет калиф, в наказание за ослушание оказавшийся в теле аиста, не унывает и верит, что сумеет вернуть себе человеческий облик и снова стать халифом Багдада. А может, Гауф с напором молодости думал, что злодеи исправятся, ведь в самом отдаленном уголке их души все еще остается божественная искра Доброты? Ведь именно полюбив девушку, превращенную в гусыню Мими, Карлик Нос сумел добраться до волшебника Веттербока, который и смог помочь ему. И даже жестокий Питер Мунк, согласившийся ради наживы поменять свое теплое сердце на холодный камень, осознал весь ужас происходящего.
Берталь. Иллюстрация к сказке «Карлик Нос»
Да, люди слабы, говорит Гауф, да, они поддаются искушениям, но они не безнадежны. А сказочник – тот, кто может дать надежду. Особенно в сказках, которые автор рассказывает под Рождество – главный праздник года. В то время, когда смягчаются сердца. Гауф искренне верил в это, как потом будет верить и писать о рождественском милосердии другой великий писатель – Чарлз Диккенс.
И никакая мистика не могла заставить энергичную, деятельную натуру Вильгельма отказаться от борьбы. Наоборот, его герои предпочитают участвовать в опасных и рискованных приключениях, создавая собственные сказки. Так поступал племянник визиря из «Каравана», бежавший из плена и спасавшийся от погони. Так – азартно и бесстрашно – ведут себя герои лучшего, третьего, «Альманаха сказок» (1827) – «Харчевня в Шпессарте». Здесь егерь, ювелир, мастеровой и студент в маленькой харчевне не только рассказывают друг другу разные истории, но и, узнав о том, что хозяева харчевни в сговоре с преступниками, помогают освободить их жертву – молодую красавицу-графиню. Здесь сказки рассказываются не просто, чтобы скоротать время, но и чтобы подбодрить друг друга в опасной борьбе. Именно в этот сборник Гауф включил «Холодное сердце» – страстную историю о борьбе главных магий, Добра и Зла, Любви и Золота. Борьбе, которая ведется за сердца людей, за их души. Интересно и поучительно построена композиция цикла. Сказку о холодном сердце студент (явное аlter ego Гауфа) начинает рассказывать от нечего делать. Но рассказ прерывается. И возобновляет студент свою сказку уже в плену у разбойников, чтобы подбодрить себя и своих товарищей. И сказка, в которой побеждают Любовь и Добро, сама становится помощницей этого Добра в жизни. Неудивительно, что все кончается прекрасно. Но – кончается. Последний «Альманах сказок» вышел в год смерти Гауфа. Странно, но он оставил весьма мало черновиков и набросков. Будто знал, что все уже написал. Да, коварная это профессия – сказочник: знать все наперед…
Склонность ко всему чудесному
АЛЕША ВЗГЛЯНУЛ НА ТОГО, НА КОГО УКАЗЫВАЛ КОРОЛЬ, И ТУТ ТОЛЬКО ЗАМЕТИЛ, ЧТО МЕЖДУ ПРИДВОРНЫМИ СТОЯЛ МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК, ОДЕТЫЙ ВО ВСЕ ЧЕРНОЕ. НА ГОЛОВЕ У НЕГО БЫЛА ОСОБЕННОГО РОДА ШАПКА МАЛИНОВОГО ЦВЕТА… А НА ШЕЕ БЕЛЫЙ ПЛАТОК, ОЧЕНЬ НАКРАХМАЛЕННЫЙ, ОТЧЕГО ОН КАЗАЛСЯ НЕМНОГО СИНЕВАТЫМ.
А какая сказка в России первой поддержала мировую традицию рождественских и новогодних сказок? Не знаете? Не может быть! Ведь это одна из наших самых любимых – нежно и трепетно. Сказка, которую читают нам родные в детстве, и мы сами перечитываем уже во взрослом возрасте.
Сказка «Черная курица, или Подземные жители» – совершенно особая, знаковая, как «Русалочка» или «Маленький принц». По ней можно проверять людей. Ибо если человек помнит эту сказку, это человек Нашего Круга – круга Доброты, Помощи и Сострадания.
Автор рассказывает в сказке о временах ВАКАЦИИ. А что это за время?
Наверное, вы и сами поняли: вакации – это времена каникул. В данном случае (как специально подчеркнуто в тексте) это время между Новым годом и Крещением – значит, от 1 до 19 января.
То есть перед нами самая что ни на есть НОВОГОДНЯЯ сказка. Недаром здесь, в обычной действительности, так много волшебства и в обычной школьной жизни происходит столько чудес.
Ну а если вспомнить, что «Черная курица» – первая в России авторская книга, написанная специально для детей, то мы уже должны понять, что это явление уникальное – сказка, которой цены нет.
Это ПЕРВАЯ в России сказка, поддержавшая традицию рождественских и новогодних сказок.
Сказка написана Антонием Погорельским уже почти 185 лет назад (скоро юбилей справлять будем) – в 1829 году. Но до сих пор переиздается и перечитывается. Сейчас в интернет-магазинах можно найти больше 120 изданий – как в печатном, так и в цифровом варианте. О чем это говорит? Да о том, что сказка про черную курицу не просто любимейшая, не просто романтическая, но сакральная, мистическая, в которой уже с первых строк чувствуется, ну просто между этих самых строчек сквозит, вот только в руки не дается некая ТАЙНА – особая и завораживающая. Как же иначе? Ведь это сказка под Новый год – самое таинственное и прекрасное время.
К. Брюллов. Портрет графа А.А. Перовского
Но в чем тайна? Хочется узнать? Тогда начнем сначала – с личности автора. Кто он такой, этот
Антоний Погорельский? Имя – странное, скорее какой-то итальянской атмосферой отдающее. Фамилия совершенно, конечно, российская, но почему такая мрачная? Надо же – Погорельский. Человек грустной, а то и трагической судьбы…
Но если вдуматься – разве сама сказка не наигрустнейшая, местами даже трагическая? Увы, так. И разве могла бы она проявиться в творчестве человека легкой и счастливой судьбы? Вряд ли… Ведь для того, чтобы сочинить ТАКУЮ историю, надо и самому испытать одиночество – детское и оттого еще более пронзительное, самому пережить отверженность и равнодушие взрослых. Ведь только от такого одиночества и равнодушия и захочется столь страстно обрести друга, что подружишься даже с… курицей.
Ах, дорогие читатели! Вам это ничего не напоминает? Вам, сегодняшним, уже прочитавшим сказки не только XIX века, когда писал Антоний Погорельский, но и века ХХ, когда сказки сочиняла Астрид Линдгрен? Конечно же «Черная курица» – дальняя родственница в веках Карлсона, а маленький мальчик, герой Погорельского, – Малыш прошлых веков, от одиночества позвавший к себе «летающего человечка». Вот какие «корни» находятся при внимательном прочтении…
Но кто же он такой – Антоний Погорельский? Тщетно вы станете искать его биографию. Не было такого. Значит, это псевдоним, решит читатель. Да, так назвал себя, скрывая свое имя, Алексей Перовский. Вот только и фамилия Перовский была не настоящей. Тайны, одни тайны кругом…
…«Соблаговолите указать фамильную принадлежность» – очередная графа в очередном анкетном листе, который необходимо заполнить. Но Алексея Перовского этот вопрос всегда приводит в замешательство. Ну почему в его жизни все так странно и запутанно? Трудно даже ответить – кто он?..
По бумагам – Алексей Алексеевич Перовский. Но на самом деле его отец – богатейший вельможа, всесильный граф Алексей Разумовский. Однако родовой фамилии Перовскому не носить, ведь он – внебрачный сын. Фамилия дана ему по названию отцова имения – Перово, что рядом с Москвой, а скоро и вообще войдет в черту города. Мать Алексея, Мария Соболевская, от которой Разумовский прижил аж десять детей, впоследствии довольно удачно вышла замуж и стала Денисьевой. Поэтому, пока Алексей жил в московском доме матери, его тоже величали Денисьевым. Словом, запутано его фамильное древо.
Отец, Алексей Разумовский, был человеком вспыльчивым и тяжелым. Себя мнил мистиком и масоном. Родовую усадьбу он перестроил и украсил таинственными знаками-символами. На крошечного Алешу атмосфера старинного дома наводила ужас. Дворовые часто шептались, что в подвалах усадьбы живет неупокоенный дух знаменитого предка Разумовских – Алексея Григорьевича, фаворита, а может, и тайного супруга императрицы Елизаветы Петровны.
Как известно, императрица Елизавета Петровна (Елизавета I Российская, правила с 1741 по 1761 год) официально ни разу не выходила замуж. Однако историки утверждают, что на самом-то деле императрица состояла в тайном браке: венчалась, как Бог повелел всему женскому полу, и прожила всю жизнь венчанной мужней женой. Даже упокоилась гораздо раньше супруга – графа, генерал-фельдмаршала и камергера Алексея Григорьевича Разумовского.
Правда, злые языки шептались, что никакой Алешка Разумовский не граф, а сын простого безграмотного казака Розума из деревни Лемеши Черниговской губернии Малороссии, то бишь Украины.
Еще в юности у Алексея обнаружился превосходный голос, и он стал петь на церковном клиросе. В 1731 году молодого певчего услышал некий полковник Вишневецкий. Надо сказать, что правившая тогда императрица Анна Иоанновна (та самая, что «разодрала кондиции») любила послушать хороших певцов. Алексей же Розум мог похвастаться не одним лишь чудесным голосом, но и отменной статью и красотой. Так что полковник забрал двадцатидвухлетнего певчего в Санкт-Петербург.
В столице Алексей стал Разумовским, однако монархине Анне Иоанновне не приглянулся и был отправлен от двора, но в Малороссию не возвращен, а оказался приписанным к малому двору цесаревны Елизаветы Петровны. По тем временам это было нечто вроде ссылки, ведь на Елизавету никто и внимания не обращал. Цесаревна оказалась Алексею одногодкой (оба родились в 1709 году), и немудрено, что она-то и обратила внимание на красавца певчего.
Молодой, веселый балагур-певчий пришелся в кружке Елизаветы весьма кстати, тем более что он, хоть и был обласкан вниманием юной цесаревны, но ясно понимал свое невысокое положение среди молодых аристократов и богачей. Так что никто и слова не сказал, когда Елизавета вдруг передала рассудительному Разумовскому бразды правления всем хозяйством своего маленького двора. К тому времени Алексей из-за вечного тумана и сырости столичного воздуха уже потерял голос, так что место гоф-интенданта пришлось весьма кстати.
После воцарения Елизаветы Петровны «разумный» Разумовский в дела государственные не лез, но во всем, в чем мог, помогал императрице. Современники отмечают, что он просто «пекся о делах и чувствах государыни, как рачительный супруг». Предание гласит, что еще до воцарения на престол Елизавета тайно ездила к матери Разумовского, просила благословения на брак и целовала простой казачке руку. Ну а после того, как стала императрицей, решила вступить в законный брак с другом сердца Алешенькой. Пусть брак будет тайным перед людьми, но ведь явным перед Богом.
А где всегда венчались на царство Романовы, жившие, как известно, в Санкт-Петербурге?
Конечно, мы надеемся, что все знают, в каком городе происходило венчание. Кто подзабыл – напоминаем, в Москве – первостолице, где русские еще князья, за ними и цари венчались на царство – в Кремле в Успенском соборе.
Вот и тайное венчание Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского состоялось, по преданию, в Москве. 24 ноября 1742 года императрица вместе с Разумовским посетила царскую усадьбу Покровское-Рубцово, что находилась в тогдашнем селе Перове (ныне – в черте Москвы). Места там были красивейшие, церковь в Перове величественно-благоустроенная. И в пользу той версии, что венчание произошло именно здесь, свидетельствует вот что: год спустя императрица выкупила село Перово и подарила Разумовскому, а тот выстроил там богатейшую усадьбу, превратив ее в родовое гнездо всего последующего рода Разумовских-Перовских. Маленькому Алеше императорский фаворит приходился двоюродным дедушкой. То есть его собственный, Алешин, дедушка был родным – младшим братом Разумовского. Так что это кровное родство. А кровь, как известно, не водица. Не потому ли мальчик столь жадно впитывал все сохранившиеся предания о своем легендарном предке?
А однажды под вечер, выйдя в сад, Алеша увидел: темная мужская фигура стоит у пруда и смотрит на другой берег. Там что-то белело. Алеше показалось, будто чья-то тонкая женская рука взмахивает в темноте белым платком. От этого рокового жеста мужская фигура оживает, бросается бежать, огибая пруд, и… Алеша падает в обморок.
Едва его принесли домой, дворовые слуги начали шептаться, что младенчик увидел Самого (Разумовского) и Саму (императрицу Елизавету). Только вот отец приказал высечь сына, дабы впредь тот был храбрым. И слушать от дворовых разные сказки и истории запретил. И Алексей подчинился.
Да что только он не делал, чтобы угодить отцу! В восемнадцать лет решился вступить в его обожаемую масонскую ложу. Но отец и это запретил! Он все запрещал…
В 1807 году, когда 20-летний Алексей получил степень доктора (!) философских и словесных наук, отец запретил ему преподавать. А ведь Алексей окончил Московский университет всего за два года и читал лекции на трех языках! Даже когда в 1812 году Алексей пошел защищать Родину, строптивый отец не дал благословения. Правда, к тому времени Алексею было уже двадцать пять лет, и он ослушался. На войне сражался храбро, из штаб-ротмистра дослужился до адъютанта. Войну окончил в Дрездене. Пару раз его ранило. И оба раза перед глазами возникал странный призрак тонкой руки, взмахивающей белым платком. Роковой призрак Перовского рода…
После войны отец отправил Алексея в Петербург на гражданскую службу. Однако бывший офицер решил выстроить жизнь по-своему. Он подружился с литераторами – Н. Гречем, А. Воейковым, юным А. Пушкиным. Ожидал отцовского гнева, но граф неожиданно одобрил этих «литературных смутьянов». Алексей пришел в недоумение. Все раскрылось только в 1822 году, после смерти отца.
«По старинным книгам я гадал о твоей судьбе, сын, – написал в прощальном послании Разумовский. – Провидение открыло мне, что у тебя Дар. Да я и сам понял это, когда прочел тетрадь твоих еще детских рассказов. Потому-то я и старался уберечь тебя и от масонства, и от преподавания, и от армии, что должен был направить на стезю твоего литературного Дара».
Выходит, необузданный граф все-таки любил Алексея, как и других своих внебрачных детей. Выхлопотал же он им перед смертью дворянские звания…
После смерти отца Алексей, взяв отпуск по службе, уехал из шумного города в село Погорельцы Черниговской губернии, перешедшее к нему по наследству. Название села весьма подходило к его грустной и неустроенной жизни: особых успехов не достиг, ни женой, ни детьми не обзавелся. Не потому ли Алексей охотно принял к себе сестру Анну, которая неудачно вышла замуж и решила разъехаться с мужем – беспутным и легкомысленным графом Константином Толстым.
Сестра Анна приехала не одна, а с крохотным сыном. Ну как чувствовала она свою судьбу, как догадывалась, что защитником ее в жизни станет брат Алексей! Не потому ли при рождении даже назвала сына в честь брата? Так и обосновались теперь два Алексея – большой и малый – в своих Погорельцах.
Мальчик рос. Дядя полностью заменил ему отца. Но ведь ребенок не заменит собеседника мужчине. Алексей скучал, хандрил и все чаще вспоминал «большой город». И не холодный, чопорный Петербург, а хлебосольную, радушную Москву, где он жил вместе с матушкой, когда «еще был Денисьевым». Вспоминался суматошный московский быт, где повседневные заботы мирно уживались со «страшными рассказами про потаенное». Да ведь он и сам видел призрак деда Разумовского в Перове, а когда жил в доме матушки на Ново-Басманной улице, давал ей честное слово не ходить одному вечером к сумрачному, развалившемуся дворцу в Лефортове, некогда принадлежащему сподвижнику Петра I – Францу Лефорту. От рождения то было одно из красивых и примечательных зданий в Москве – по-немецки аккуратно выстроенное и по-русски помпезно отделанное. Но к началу XIX века оно давно представляло собой мрачные руины, и москвичи судачили, крестясь, что там собираются старухи-ведьмы и проводят свои тайные «посиделки».
Тайна и мистика всегда притягивали Перовского. И хотя петербургские литераторы считали, что таинственное и потустороннее «лучше и должно не трогать», Перовский думал иначе. Еще на войне в Дрездене он познакомился с фантастическими сказками Гофмана и был восхищен ими. Недаром он написал:
«Человек имеет особенную склонность ко всему чудесному, выходящему из обыкновенного порядка. Счастлив тот, кто постиг тайную суть вещей. Ибо главное прячется в тайне».
И теперь, в Погорельцах, Перовский начал писать фантастическую повесть «Лафертовская маковница» в гофмановском стиле.
Что означает странное название, которое Перовский дал своей фантастической повести? Спорим,
мало кто ответит?
А ответ прост. Известный район Лефортово москвичи переиначили в Лафертово. Соответственно, лафертовская – там живущая. Ну а маковницей горожане называли торговок вкусными маковыми лепешками – маковниками.
Вот так, вспоминая о Москве в своих Погорельцах, Перовский сочинил историю о бабушке, обожающей своего черного кота и торгующей вкусными маковыми лепешками у Лефортовской заставы. На первый взгляд история выглядела совершенно простой. Вот только потом выяснилось, что старушка-то – ведьма, а кот Мурлыка – оборотень-чиновник в бархатном мундире, возжелавший жениться на бедной девице-красавице, которая конечно же не хочет идти с ним под венец, ибо влюблена в доброго, хоть и почти нищего молодого героя.
Вид Лефортова с восточной стороны в конце XIX столетия
Повесть вышла в начале 1825 года в Петербурге, произведя фурор. Сам Пушкин писал брату:
«Я перечел два раза одним духом всю повесть, теперь только и брежу… Мурлыкиным. Выступаю плавно, зажмуря глаза, повертывая голову и выгибая спину».
Но даже Пушкин не знал наверняка, кто автор повести. Перовский подписался псевдонимом Антоний Погорельский, по названию имения. Подумал: быть ему истинным погорельцем, коли повесть провалится. Но вышло иначе – «Лафертовская маковница» была принята на ура.
• «Лафертовская маковница» стала первой в России фантастической повестью и положила начало целому направлению русской литературы – фантастической прозе русского романтизма.
• Фантастическая проза была очень популярна в первой половине XIX века. Правда, потом в России возобладал реализм. Но вот истинная фантастика – в ХХ веке невероятная популярность фантастической прозы возобновилась. Не верите? Вспомните хотя бы романы и повести М. Булгакова.
• Вместе с «Лафертовской маковницей» Перовский под псевдонимом Погорельский написал сборник фантастических повестей «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» (1828), между прочим предвосхитивший «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. Гоголя (1831 – 1832).
• Снискала известность и историческая московская легенда Погорельского «Исидор и Анюта» о войне 1812 года, однако имя его обессмертила конечно же «волшебная повесть для детей» – «Черная курица, или Подземные жители» (1829), написанная специально для любимого племянника Алеши Толстого, сына сестры Анны.
…Карету трясло и заносило на ухабах, но Перовский не замечал неудобств. Мысли были об одном – скорее добраться до Петербурга и увидеть десятилетнего Алешу Толстого. Много лет мальчик жил в Погорельцах, но недавно пришлось отдать его на учебу в столичный пансион. Ну а что такое жизнь без семьи вдали от родного дома, Погорельский знал по себе. Когда-то и он был определен в пансион по воле отца. Но, правда, пробыл там недолго – от тоски решился на побег, да неудачно: спрыгнув с забора, сломал ногу. С тех пор так и ходит хромая.
Племянник Алеша тоже сильно тосковал по родным. В одном письме написал, что подружился с… курицей, каждый день носит ей крошки со стола. Как же одиноко, должно быть, мальчику!
Читая его письмо, Перовский вдруг подумал: а что, если Алешина птица (тоже ведь живая душа!) только в нашем мире – курица Чернушка, а в другом, например подземном, – человек в черном камзоле, возможно, даже важный вельможа, например – министр? Во что может вылиться дружба реального мальчика и подземного жителя? Наверное, все миры хотят добра и справедливости, но везде добро разное. Вот и император Николай I, и декабристы хотели добра России, но добро их оказалось несовместимым. И вот вся Россия расколота, ведь чуть не в каждой петербургской семье оказался собственный декабрист или сочувствующий. Но может, волшебная сказка про черную курицу станет вестником примирения, птицей счастья? Общество иногда прислушивается и к литераторам.
Вот так, в дальней дороге, с тяжелыми мыслями, и родилась эта сказка. Когда же ее прочел сам десятилетний Алеша, так даже расплакался. Видно, пожалел сам себя, оторванного от матери и дяди. Еще сказал, что очень уж страшная сцена прощания героя Алеши с подземным министром, когда храбрый министр взмахнул рукой, а под его белым манжетом обнаружились кандалы. Ох уж этот роковой жест руки!..
Напечатанная в 1829 году, «Черная курица» стала первой русской литературной сказкой для детей, любимой юными читателями всех последующих поколений. Но у современных критиков успеха она не имела. Больше того, о сказке постарались особо не говорить. Да и к чему вообще в сказке ссыльные в кандалах?! Эдак и о декабристах опять пойдут речи. В Петербурге еще не забыли, что Мария Волконская, приехав к мужу-декабристу в ссылку и увидев его в кандалах, поцеловала их. И вот в сказке мальчик целует кандалы опального министра. Ну к чему политика в какой-то там «Черной курице»? Зачем вообще в сказки тащить реальные, а то и трагические проблемы жизни?!
Впрочем, вряд ли Перовский-Погорельский, весьма далекий от политики, хотел поместить в сказку реальные политические ассоциации. Ничего не поделаешь: искусство коварно, часто писатель хочет сказать одно, а получается совсем другое. Вот, например, Оноре де Бальзак намеревался в своей «Человеческой комедии» рассказать о великой роли аристократии в истории, а вышло наоборот – романы ясно выявили разложение и вырождение аристократии.
Но что же поражало читателей в сказочной повести Погорельского?
Во-первых, это было вообще самое первое авторское произведение в России, написанное специально для детей. До того публиковались разные альманахи и неподписанные «истории».
Во-вторых, это оказалась двухплановая сказка, где реальный и волшебный мир переплетались неразрывно. Для литературы той поры это был новаторский подход, который русские романтики позаимствовали из произведений немецкого романтизма, особенно из сказок Гофмана.
В-третьих, это была не просто сказка на реальной основе. Но первая городская сказка. Действие происходит в Санкт-Петербурге 1780-х годов (лет сорок назад, пишет автор в конце 1820-х годов) с его прямыми улицами, носящими завораживающе морские названия линий Васильевского острова, с уже возведенным памятником Петру Первому. А это значит, что действие сказки происходит уже после 1782 года, когда Медный всадник, созданный скульптором Этьеном Фальконе, занял свое место на громадном Гром-камне.
Ну и конечно, как мы уже говорили, это была первая в России литературная (авторская) сказка, вошедшая в мировую традицию рождественских и новогодних сказок.
Еще это была первая в России школьная сказка, действие которой происходило в чисто детском мире – школьном закрытом пансионе. Не потому ли в этой закрытой системе с ее жесткими внутренними законами домашний мальчик Алеша столь одинок, особенно оставаясь в школе на каникулы, когда все петербургские ученики уходят по домам, а Алеше до своего дома в Погорельцах конечно же не добраться.
Прочтя, вы поймете сразу – это сказка одиночества. И от этого одиночества мальчик сначала взахлеб читает рыцарские романы, потом грезит о героях и волшебниках, простаивая перед забором, отделяющим пансион от «больших улиц» города, в ожидании – вдруг в дырочку забора он увидит волшебницу или фею, которая принесет ему послание из родного дома.
Ну а когда и фея не явится, Алеше только и останется, что разговаривать с черной курицей, гуляющей по двору. И тогда совершенно неизбежной станет мальчишеская фантазия о том, что где-то рядом существует иной мир – подземный, жители которого будут его любить.
Так, может, дорогие взрослые, не стоит доводить дело до того, что ваши дети начнут уходить пусть не в волшебный, но, например, в компьютерный мир, где они смогут общаться с теми, кто, по их мнению, их любит? А может, и вы, родные и близкие, сможете объяснить своим детям, что любите их? И главное, что будете любить, даже если они принесут из школы двойку?
Ведь почему Алеша попросил себе в дар волшебное зернышко, имея которое он всегда будет знать заданный урок?
Да потому, что был уверен: детей любят только за то, что у них хорошие отметки…
Но, дорогие взрослые! Разве отметки – главное в жизни?! Скажите ребенку, что вы любите его просто так – за то, что он есть на этом свете. А уж сжить его со света с удовольствием возьмутся и другие окружающие – и взрослые и дети.
Думаете, обладание волшебным даром (например, зернышком, которое король подземного мира дал Алеше) или другими магическими талисманами сделает вашу жизнь счастливой?
Конечно, такие мистические вещи могут во многом помочь, но не в главном!
Чтобы вас любили товарищи, надо самому к ним относиться с любовью и доброжелательностью. А вот Алеша, получив волшебный дар, стал глядеть на своих соучеников свысока и даже с презрением. Кому же такое понравится? И никакой магический талисман не сможет заставить других людей любить вас, если вы их презираете.
И вот тут встает САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ВОПРОС:
А как соотносится ВОЛШЕБСТВО с РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНЬЮ?
Помните, в сказках Гофмана, которые так любил сам Перовский, действие тоже развивалось в двух мирах одновременно – в волшебном и реальном? Сказочность и тайна входили в мир обыденности и мещанства. И при этом становилось понятно, что мир грез и фантазии прекраснее, ярче и притягательнее бытового серого мира. То есть Гофман видел в волшебстве некое избавление от мещанского быта, и сказочные чары несли героям заслуженную награду. Помните, как в «Щелкунчике» родители и брат не верили девочке Мари, которая пыталась рассказать им о битве Щелкунчика и мышиного короля, о волшебной стране и своих мечтах? Если даже самые близкие не поверили девочке, чего ждать от остальных окружающих. Они поднимут бедняжку на смех. Мечтам, фантазиям и вере в сказки с чудесами нет места в мире обыденности, где не надо ничего сочинять, а надо бежать с утра пораньше на работу, выслушивать придирки начальника, улыбаться и соглашаться. Какие мечты?! За них же не дадут ни копейки.
Однако мечты Гофмана были неистребимы. Его герои прорывались в чудесные страны, как Мари в город Конфеттенбург, куда ее водил Щелкунчик. И если Мари оставалась верной, доброй и не предавала своего любимца Щелкунчика, он являлся ей в реальном мире и забирал с собой. Да-да, помните? Он сделал ей предложение и, когда никто их не слышал, сказал, что они действительно уедут в город счастья. Мечты сбываются!
Рождественские чудеса. Старинная открытка
У нашего же Погорельского все ТАК и НЕ ТАК!
Да, его Алеша тоже живет в двух мирах – реальном школьном пансионе и воображаемом романтическом, где он ожидает то волшебницу, то старинных героев-рыцарей. Но вот наконец он самым волшебным образом попадает в подземный мир, где обе реальности – настоящая и фантастическая – сливаются воедино. Казалось бы, образуется ИНАЯ реальность, некий виртуальный мир – яркий, красивый, загадочный, несущий в себе радость и праздники, как у Гофмана. Но, увы!..
Вторжение самого Алеши (реального мальчика) в загадочный мир подземелья приносит волшебному миру одни неприятности. Ну а подарки подземного мира никак не идут впрок мальчику мира земного. То есть в сказке русского сказочника миры реалий и мечты начинают не просто конфликтовать – они уничтожают друг друга. Финал показательно трагичен – волшебный мир вынужден идти искать себе другое место. С Алешей от всего пережитого случилась сильная горячка, очнувшись от которой он снова стал обыкновенным мальчиком и не хочет вспоминать о случившемся. Получается, что в русских реалиях сказочно-романтическим мечтам нет места.
Так или не так?! Может, мы чего-то недопоняли? Ведь наши сказки – одни из самых поэтичнейших и мечтательных сказок мира. Почему же вдруг творчество самих романтиков теряет эту положительность мечты и фантазии?
Нет, конечно, не теряет. Просто фантазии на самом деле приходят из одной только жизни. А она в России зарегламентированного николаевского времени (хотя бывают ли у нас другие-то времена?) мечту не то чтобы отвергала, но эта мечта ей явно мешала.
Жизнь следовало выстраивать «по норме, по ранжиру, по табелю». Не хотелось, конечно, но приходилось. Какие уж тут мечты…
Однако фантазеры все-таки существовали во все века. И любопытные. И пытливые умы. И сказку читали. Однако сразу же возникали вопросы у самых любопытных…
И вот —
Подземные жители ростом вполаршина. А сколько это?
Современные меры говорят, что 1 аршин равен 71,12 сантиметра. В таком случае пол-аршина равняется 35,56 сантиметра.
Еще Петр I издал специальный указ, в котором приравнял аршин к 28 английским дюймам. А дюйм, как мы знаем из сказки о Дюймовочке, равен 2,54 сантиметра. Отсюда и возникла эта цифра – 71,12 сантиметра.
Интересно, что имелась и другая мера аршина: в английском футе – 12 пальцев, а в русском аршине – 27 пальцев и полупалец. В таком случае рост полуаршинного подземного жителя можно определить примерно 14 (13,75) человеческими пальцами.
Почему детей того времени учили по Шрековой истории? Неужели уже тогда были известны сказки про волшебную страну, где живет зеленый великан Шрек?
Конечно, речь идет не об истории «зеленой страны великанов». Шрековой «Всемирной историей» называли в просторечии тогдашний учебник «Краткая всеобщая история для употребления учащегося юношества» в 6 томах (!), написанный немецким историком И.М. Шреком.
Что за монета империал, которую Алеша отдал кухарке, чтобы та не трогала его любимую курочку?
Это русская золотая монета, чеканившаяся с 1755 года, достоинством в 10 рублей. Но внимание! – это сейчас 10 рублей почти ничто. А тогда это была большая сумма.
Известно, например, что за 10 рублей можно было в Петербурге того времени пошить мундир полковника, да еще и с золотыми галунами. Ну а детские сладости в то время вообще стоили по копейке фунт. Вот и судите сами, какое сокровище отдал Алеша в обмен на жизнь любимой курочки.
И конечно, ГЛАВНЫЙ вопрос: образ черной курицы автор сам придумал или откуда-то взял?
Ответ двоякий. С одной стороны, «черной» (то есть порченой) в деревнях называли курицу, которая не несла яиц и не высиживала цыплят.
Вспомним – именно в этом обвиняет служанка черную курицу. Ясно, что такие «бесполезные» куры шли на щи или на вертел. Что, собственно, и хотела сделать служанка в сказке, но Алеша ей помешал, а потом и вообще выкупил свою Чернушку за империал.
Но с другой стороны, Перовский, увлекавшийся мистикой и масонскими легендами, знал, что, по старинному поверью, черная курица – особая птица, она принадлежит зачарованному миру. Недаром существовала даже легендарная английская книга магии Black Pullet («Черная курочка»), в которой содержались тайные оккультные сведения о том, как изготовить талисманы и волшебные кольца, вызвать духов или составить нужные заклинания. Ну а главная тайна, которую раскрывала эта книга, – было создание магической черной курицы, которая могла бы принести владельцу неисчислимые богатства, потому что эта самая черная курица… несла не простые яйца, а золотые.
Кого напоминает нам героиня этой старинной магической английской книги?
Кто ответит правильно, тому золотишка на всю жизнь хватит.
Надеюсь, что все ответы будут исключительно верные. Так что богатства хватит на всех читателей.
Конечно же английская черная курица – это наша курочка Ряба, которая снесла для деда с бабой золотое яичко.
Вот как переплетаются разные магические образы. Только у заморских англичан курочка – птичка сакральная, наиредчайшая, а у нас, в российских курятниках, Ряба – явление обычное. Правда, что в Англии, что в России, золотые яйца везде редкость.
Многие историки видят в «Черной курице» описание своеобразного обряда инициации – посвящения мальчика во взрослую жизнь. А есть и те, кто считает, что это не просто посвящение, а обряд посвящения в масоны. Действительно, герой спускается в «глубину подземного мира», на пути его ждут испытания. Ну а черный оборотень-министр (курица) выступает проводником новообращенного, который в этих странствиях в «иной мир» должен получить определенный опыт – моральный и духовный.
Может, оно и так, но, кажется, слишком уж мудрят ученые мужи. На самом-то деле перед нами сказка про то, как мальчик, взрослея, постигает простые вещи – человек, если он, конечно, настоящий человек, не должен быть неблагодарным, предавать друзей, обманывать ближних. Не всякий «грех» можно исправить, не любое действие переиграть.
Хотя стоит и признать, что сказка про черную курицу оказалась полна хоть и полезной, но временами просто давящей дидактики и нравоучений. А может, просто мы не улавливаем разницу времен? Мы же стали куда толстокожее, равнодушнее. Никто сейчас не станет впадать в уныние оттого, что написанное им кто-то не воспринял. А кто-то и вовсе отверг. А вот Перовский-Погорельский каждое слово критиков принимал близко к сердцу.
В 1830 году он опубликовал роман «Монастырка», но рецензенты назвали его непритязательным рассказом «доброго приятеля о добрых людях, которым встречаются иногда неприятности». Писатель был ошарашен. Ведь роман понравился даже Пушкину. Но что России до Пушкина? У нее и гении в опале.
На нервной почве у Перовского открылся туберкулез. Все чаще платок, который он подносил к губам, окрашивался кровью, – опять этот роковой белый платок!.. 21 июня 1836 года Алексея Алексеевича Перовского не стало. Ему было всего-то сорок девять лет.
Однако его дар обнаружится в племянниках – Алексее Толстом и братьях Жемчужниковых.
И.Е. Репин. Портрет А.К. Толстого
Ну, про Алексея Константиновича Толстого(1817 – 1875) мы знаем. Он стал известным историческим писателем (помните культовый роман «Князь Серебряный»?), поэтом («Колокольчики мои, цветики степные» – это его стихи) и драматургом (может, видели уже в наше время великий спектакль Малого театра «Царь Федор Иоаннович»?). Толстой был членом Петербургской академии наук, что говорило о крайнем почтении к его творчеству. Но знаете ли вы, что сей Алеша был заядлым шалуном, весельчаком и записным остроумцем? И если знаете, тогда скажите —
Какого бессмертного героя Алексей Толстой вместе со своими тремя двоюродными братьями Жемчужниковыми «изобрел» еще в юности?
Кто ответит правильно, тот пройдет всю жизнь с улыбкой и фантазиями.
Надеюсь, что ответят все. Хочется же веселья и праздника. Хотя…
«Если у тебя есть фонтан, заткни его: дай отдохнуть и фонтану!»
Кажется, именно так сказал неунывающий Козьма Прутков, от чьего имени братья Толстой и Жемчужниковы издавали статьи, рассказы, а то и просто афоризмы.
«Глядя на мир, нельзя не удивляться».
«Если хочешь быть счастливым – будь им!»
«Зри в корень!»
«Многие люди подобны колбасам – чем их начинят, то они и носят».
И совершенно гениальное наблюдение – простейшее и парадоксальнейшее:
«Где начало того конца, которым оканчивается начало?»
Что ж, на примере семьи Перовских-Разумовских российская ИСТОРИЯ явила свою причудливейшую парадоксальность. Праправнучка Разумовского, всесильного фаворита и тайного супруга императрицы Елизаветы Петровны, Софья стала цареубийцей. 1 марта 1881 года она взмахнула-таки белым платком на петербургской улице. Помните этот роковой жест руки и белый цвет (платка или манжета), приводящий всю жизнь в ужас сказочника Перовского-Погорельского, жест, описанный им даже в сказке? Выходит, роковой фамильный взмах руки продолжился в судьбе Перовских и привел к убийству Александра II. Догадываетесь, о ком речь? О Софье Перовской. Она была внучкой Николая Перовского, старшего брата писателя Алексея Перовского-Погорельского. Да-да и увы, народоволка, одержимая убийством царской семьи, оказалась внучатой племянницей одного из самых трогательных российских сказочников. Такие вот трагические парадоксы совсем не сказочной, а реальной жизни…
У нас даже в праздничной и таинственно-волшебной сказке кроется трагизм. Почему так?
Да потому, что, как известно:
Умом Россию не понять,Аршином общим не измерить:У ней особенная стать —В Россию можно только верить…Ну а с проведением праздников у нас всегда была напряженка. Мы и готовы бы их праздновать хоть 365 дней в году, и ждем, вожделенно мечтая о праздничном дне, а вот приходит Праздник – и не знаем, как НАМ-то себя вести? Стол-салат, шашлыки-грибочки, телевизор-концерт – все было. Все надоело.
Душа требует Праздника, а как этот праздник отметить, мы так и не знаем. Наверное, потому, что нам важен не сам праздник, а его ожидание. Хлопоты, беготня, доставание/выбирание подарков – это мы пожалуйста. Но вот только после круговерчения, как белка в колесе, и сил нет. Тут уже не до праздника. Как бы проснуться поутру.
Впрочем, не одни мы в мире жаждем Праздника. Тем более новогоднего. Все жаждут. Все мечтают. Да только опять же редко у кого получается.
Наверное, потому и пишут сказки про ПРАЗДНИКИ. Ну а если бы все получали радость от праздничных дней, так и сказок бы не было. Сказка ведь о Мечте, об Исполнении Желаний. А что обыденно, то в сказку не влезает. Да и писать о том не хочется.
Часть третья
Оформление традиций
Дух Рождества: необходимое милосердие
– ВЕСЕЛЫЕ СВЯТКИ! ВЕСЕЛЫЕ СВЯТКИ! ДА ПРОВАЛИСЬ ТЫ СО СВОИМИ СВЯТКАМИ! ДА БУДЬ МОЯ ВОЛЯ, – НЕГОДУЮЩЕ ПРОДОЛЖАЛ СКРУДЖ, – Я БЫ ТАКОГО ОЛУХА, КОТОРЫЙ БЕГАЕТ И КРИЧИТ: «ВЕСЕЛЫЕ СВЯТКИ! ВЕСЕЛЫЕ СВЯТКИ!» – СВАРИЛ БЫ ЖИВЬЕМ ВМЕСТЕ С НАЧИНКОЙ ДЛЯ СВЯТОЧНОГО ПУДИНГА, А В МОГИЛУ ЕМУ ВОГНАЛ КОЛ ИЗ ОСТРОЛИСТА.
Именно такими гневными рассуждениями и полным неприятием Праздника начинаются «Рождественские по вести» Ч. Диккенса, а вернее, первая – «Рождественская повесть в прозе. Святочный рассказ с привидениями». Что ж, если у Праздника есть положительный герой – Дед Мороз/Санта-Клаус, – значит, должен быть и герой отрицательный. Вот таким и стал на века мистер Скрудж, с легкой руки своего создателя Диккенса олицетворяющий прямое НЕПРИЯТИЕ Праздника.
Да и в самом деле, какой еще праздник, когда конец года, надо подводить годовой баланс, корпеть в поте лица на любой работе, чтобы результаты получились хоть на йоту получше.
У.П. Фрайт. Портрет Ч. Диккенса
Да и зачем все эти никому не нужные подарки?! Все равно большинство из них ни для чего не годится, ведь это все бесполезные безделушки. А пресловутое застолье?! Сколько денег, потраченных ради какого-то рождественского гуся или пудинга?
К чему это?! Разве неизвестно, что самая здоровая еда – овсянка на воде?! А украшения? Остролист и ветки омелы, елка, которая скоро засохнет, – они к чему?! А сколько денег на них угрохано…
Вот так рассуждал мистер Скрудж, это олицетворение скаредности, безрадостности и безнадежности жизни.
Да и какие надежды?! Их никогда не было и не будет…
Ну разве все это не похоже на брюзжание современных начальников? А ведь Диккенс писал еще в середине XIX века!
Но почему «начальники» так стремятся отнять у людей праздники? Да потому, что всякий (даже самый маленький) праздник, а тем более самый значимый в году – рождественско-новогодний – дает людям не просто веселье и передышку от тягот, но делает человека свободным, дает Радость Жизни. А свободный и радостный человек – счастлив. Ну а счастливые люди могут в этой жизни все. Они даже могут начать критиковать своих начальников. А потом и ослушаться. И даже сделать по-своему. То есть праздники дают людям освобождение от чужого морального ли, физического ли гнета, освобождение от чужой зависимости. Ну а освободившись от зависимости, человек обретает крылья. Так что те, кто поощряет праздники, устраивает их, дарит их людям, выступают на стороне Добра. А вот те, что запрещают праздники, отнимают радость жизни, – на стороне зла.
Словом, праздник, особенно такой традиционный, как смена года, – событие наиважнейшее. Обычно во всех странах на эти дни собираются вместе все члены семьи и друзья, чтобы почувствовать семейную и дружескую поддержку. Мы не станем вдаваться в разные обычаи. Наше дело – литература. Но чтобы понять атмосферу рождественской сказки, стоит упомянуть те традиции, о которых обычно говорится в книгах.
Вопрос первый: диккенсовский Скрудж ненавидит Святки. А что это за время?
Святки – это время от появления на небе Рождественской звезды (помните, мы говорили о вечере сочельника, когда вели речь о сказке Гофмана «Щелкунчик»?) до праздника Крещения Господня. То есть с вечера 24 декабря по 6 января. У нас по церковному календарю с 6 января (именно тогда у нас сочельник) до 19 января (Крещение).
Святочные дни – почти две недели – Праздники. Их праздновали всегда – сначала как языческие дни Солнцеворота, как календарные дни перехода светила с зимы на весну, потом как дни рождения и первых недель жизни Иисуса на земле. Но это всегда был Самый великий Праздник.
Раньше на Руси Святками назывались любые праздники, то есть святые дни/вечера/ночи. На Святки народ гадал, колядовал, веселился. Переводчики назвали Святками и дни рождественско-новогодних праздников в повестях Диккенса. Англичане называют эти дни – Yuletide, Christmastide.
Вопрос второй: Скрудж говорит про остролист. А как это растение фигурирует на английском Рождестве?
Думаю, вы знаете, что остролист относится к вечнозеленым растениям. То есть зимой символизирует вечную жизнь.
Им, а также другими вечнозелеными (например, можжевельником) растениями англичане украшают дома на Праздник.
Остролист часто присутствует на зимних праздниках. Старинная открытка
• Еще Диккенс упоминает омелу. Ее веточки с белыми «вечными» шариками-цветами развешивали по дому так, чтобы под ними проходили люди. И по обычаю те, кто сталкивался под омелой, должны были поцеловаться. Вот радость для влюбленных – верно? Напомню, нравы тогда были строгие (классический пример: взял за руку – веди под венец), а тут целые недели Святок с абсолютно легально дозволенными поцелуями. Недаром влюбленные всегда стремились как можно больше передвигаться по дому – глядишь, и встретишься под омелой.
• Упоминается также и рождественское полено. Это стариннейший обычай. В лесу веселой гурьбой родственников и друзей выбиралось дерево потолще. Из него и выходило громадное полено. Его клали в камин под Рождество. Считалось, если оно будет тлеть всю Святую ночь, а потом и день Рождества – это к счастью для всей семьи. Часто оставшиеся угольки собирали и хранили до следующего Рождества, высыпая потом на новое полено.
Рождественское полено, украшенное остролистом. Старинная открытка 1908 года
Словом, почитайте Диккенса. Он подробно и любовно (видно, и сам обожал Рождество) описывает разные праздничные традиции. Но мы говорим не о традиционности бытописателя. Мы говорим о другой традиции – о рождественской сказке. Ибо именно Диккенс первым из самых талантливых писателей мира начал РЕГУЛЯРНО издавать повести с описанием сказочных рождественских обычаев. Вот так и оформилась в декабре 1843 года прочная традиция сказки под Рождество. И если до той поры рождественская сказка издавалась от случая к случаю (издание альманахов сказок Гауфа в начале XIX века хотя и случилось, но в традицию не оформилось), то после «Рождественских повестей» Диккенса традиция сказки под Рождество не просто закрепилась, но стала заметным явлением литературы.
Так о чем же писала рождественская сказка середины XIX века? Вспомним слова Андерсена:
«Если только сказка настоящая, в ней прекрасно сочетаются действительная жизнь и та, к которой мы стремимся».
Вот и в сказочной стране такой подход стал универсален. Особенно близким оказался он для писателей, которых трудно представить работающими в жанре сказки. И все же они к ней обратились. Более того – привели сказку еще к одному пику славы. Речь идет о писателях-реалистах XIX века.
У камина в Рождество. Открытка начала XX века
Великий английский романист Чарлз Диккенс (1812 – 1870) как раз и принадлежал к настоящим реалистам. Однако не подумайте, что реализм XIX века – это нечто скучно-обыденное. О нет! Диккенс, конечно, прославился как автор остросоциальных романов, в том числе и романа о тяжелом детстве «Жизнь и приключения Оливера Твиста» (1839), однако он же снискал горячую любовь и за юмористический роман «Посмертные записки Пиквикского клуба» (1837). Впоследствии он станет одним из родоначальников психологического детектива («Тайна Эдвина Друда» – жаль, не законченная!). Чарлз Диккенс воспринимал жизнь во всей своей полноте, знал, что вокруг много таинственного и неизведанного. И потому начал писать в жанре волшебных историй, как Андерсен. Правда, сразу же обратился к традиционным английским рассказам о призраках и привидениях.
В Англии своего времени Диккенс был воистину народным писателем, ибо его произведения читали все – и богатые и бедные. Неудивительно, что прогрессивный ученый-экономист, член правительственной комиссии по вопросам детского труда господин Смит именно его попросил выступить в печати за проведение закона об ограничении рабочего дня, особенно детского.
Активный и неутомимый Диккенс по-своему откликнулся на просьбу Смита:
«Когда вы узнаете, в чем дело… вы согласитесь с тем, что молот опустился с силой в двадцать раз, да что там – в двадцать тысяч раз большей, нежели та, какую я мог бы применить, если бы выполнил мой первоначальный замысел».
Писатель имел в виду свою задумку – обличить жестокое отношение к детям в цикле рождественских рассказов, публикуемых к празднику, который объединяет всех. Рождество – любимый праздник англичан, связанный со множеством традиций. В этот вечер вся семья в полном составе, включая даже самых забытых и дальних родственников, собирается за столом с рождественским гусем и пудингом. Собственно, гусь и пудинг только «приправа» к основному содержанию Рождества – праздничной встрече, объединению, примирению всех членов семьи.
Дж. Лич. Дух Марли. Иллюстрация к «Рождественской песни»
Учитывая это, Диккенс решил создавать к каждому празднику произведение, наполненное активной проповедью Добра, Справедливости и Милосердия. Именно так он видел социальную задачу писателя, искренне считая, что художественное произведение обладает большей степенью убеждения, чем речь оратора или статья публициста. Со всей силой художественного мастерства и жаром своего сердца Диккенс выступил в защиту униженных и оскорбленных, детей и взрослых, несправедливо притесняемых, вынужденных всю жизнь тяжело трудиться на фабриках или корпеть в конторах, яростно бичуя тех жестоких богачей, которые, благоденствуя за счет чужого труда, не желают никак помочь беднякам и облегчить их труд. Диккенс создавал произведения открыто морализаторские. Он обращался с проповедью как к богатым, так и к бедным, ратуя за улучшение доли бедняка и стремясь к нравственному исправлению богачей. Разве сумел бы он найти жанр, более пригодный для своих замыслов, чем сказка?
Так Диккенс пришел к уникальному сказочному направлению – так называемой фантастически-правдоподобной сказке. Хотя английский писатель не был первооткрывателем этого жанра. Здесь честь принадлежала, конечно, Андерсену с его «Сказками и историями».
Диккенс, как близкий друг великого сказочника, всегда приветствовал именно его «истории». Всем известно, как восторгался он «Старым домом» Андерсена. И вот в декабре 1843 года Диккенс тоже пошел по пути фантастически-правдоподобной сказки, опубликовав свою первую «Рождественскую повесть в прозе. Святочный рассказ с привидениями». Затем вышли еще четыре повести: «Колокола. Рассказ о Духах церковных часов» (1844), «Сверчок за очагом. Сказка о семейном счастье» (1845), «Битва жизни. Повесть о любви» (1846), «Одержимый, или Сделка с призраком» (1848).
Городские сказки. Старинная открытка
Диккенс печатал свой рождественский цикл вплоть до 1867 года. В каждом святочном (декабрьском) номере его журналов «Домашнее чтение», а затем «Круглый год» появлялась рождественская история, не всегда сказочная, но всегда с хорошим концом. Причем заваленный работой Диккенс часто писал эти рассказы в соавторстве, иногда со своим другом Уилки Коллинзом – автором знаменитых на весь мир «Лунного камня» и «Женщины в белом».
Сказочные рождественские повести Диккенса – это сложный сплав простых бытовых историй и волшебных возможностей. «Рождественская песнь», например, рассказывает о тяжелой, унылой жизни обычной лондонской конторы, в которую неожиданно вторглись Духи Рождества. «Сверчок» ведет речь о нескольких соседских семействах, страдающих от материальной и моральной зависимости от наглого богача Теклтона, но не теряющих своего собственного счастья, потому что они любят друг друга, и хранитель их счастья – сверчок за очагом – всегда готов спеть им свою веселую песенку.
События в сказках Диккенса происходят в обычной бытовой среде: в квартирах, домах, конторах его любимого Лондона. Это сугубо городские сказки, отражающие жизнь огромного мегаполиса, существующего по своим таинственным законам. Его герои – простые труженики, добрые, любящие, милосердные. Это и младшая сестренка, пожертвовавшая своим счастьем, отказавшись от любимого человека, зная, что его уже любит ее старшая сестра («Битва жизни»). Это и слепая девушка Берта, доброта и верность которой настолько велики, что она смогла полюбить даже скрягу Теклтона («Сверчок за очагом»). И конечно, это один из самых трогательных персонажей Диккенса – отец Берты, кукольный мастер Калеб, творящий истинные чудеса ради слепой дочери. Своими рассказами он превращает убогое жилище в роскошный дом, бедную одежонку – в богатую и даже рассказывает дочери только хорошее о Теклтоне, выдавая свои добрые поступки за его, теклтоновские. Жизнь всех этих людей полна тяжелой работы ради куска хлеба. Но они никогда не унывают, помогают и любят друг друга и потому счастливы, готовы простить обиду ближнему и пригреть его в своем кругу. Собственно, этим людям не нужно никакого волшебства. И потому, хотя Диккенс и вводит в свои сказки традиционных Духов Рождества («Рождественская песнь») или Духов Семейного Счастья, включая Сверчка, Чайник и Очаг («Сверчок»), Духов церковных часов («Колокола») или Призрака Памяти («Одержимый»), на самом деле все эти чисто сказочные персонажи не становятся настоящими властителями волшебства и вершителями судеб героев. Истинными волшебниками в сказках Диккенса выступают сами люди – добрые, работящие, заботливые. Милая, верная маленькая Мэри, которую все вокруг зовут Крошкой, окружает заботой и любовью своего усталого мужа, устроит счастье своей подруги, которой грозит свадьба с нелюбимым Теклтоном, и будет помогать, поддерживать старого Калеба и его юную дочь («Сверчок»). А славная тихая миссис Милли, у которой нет своих детей, сумеет стать настоящей матерью – заступницей, помощницей не только для бедных студентов колледжа, где она работает, но и для одинокого старика-преподавателя («Одержимый»). Волшебство диккенсовских сказок заключено не в сказочных чудесах, а в сердцах людей – любящих, помогающих, спасающих. Веком позже это явление определил русский сказочник Евгений Шварц – обыкновенное чудо. Именно так он назвал свою пьесу о любви, доброте и прочих обыкновенных чудесах жизни.
Дж. Лич. Дух нынешних Святок. Иллюстрация к «Рождественской песни»
Необходимо отметить обличительную и морализаторскую тенденцию диккенсовских сказок. Естественно, как писатель социальный, Диккенс не смог пройти мимо описаний тяжелых условий существования, бедности и даже крайней нищеты. В обличении таких типичных явлений современной ему жизни, как бесчеловечность, безжалостность, беспамятство богатеев, он не знал себе равных. Его отрицательные герои – злые волшебники. Они не только не помнят ничего хорошего, позабыв всех, кого любили когда-то и кому были всем обязаны. Они уже ненавидят просто сам род людской, разделяя человеконенавистнические взгляды своего философа-современника Мальтуса, считая, что лишним людям (а к лишним, конечно, относятся все те бедняки, что живут на свои скромные шиллинги да еще смеют жениться и плодить потомство) вообще лучше побыстрее исчезнуть, освободив старушку Землю. Злые волшебники Диккенса – это всегда богачи: наглый эгоистичный владелец кукольной фабрики Теклтон («Сверчок»); философствующий гордец Редлоу, мнящий себя величайшим ученым («Одержимый»), или жестокий эгоист, скряга и сквалыга Скрудж – скрытный, замкнутый, одинокий до такой степени, что душевный холод заморозил его изнутри («Рождественская песнь»). Сатирически обличительный, собирательный образ Скруджа, один из ярчайших в творчестве Диккенса, достиг такой силы, что его имя стало нарицательным.
Однако все эти злые волшебники современного мира, попортив немало крови окружающим, не могут одержать победу. Более того, взятые в оборот дружными героями и бытовыми носителями волшебства – добрыми Крошками Мэри и Милли, Калебами и Бобами, малютками Тимми и Джонни, – они теряли свою силу, ненависть и презрение. Даже призраки, духи и привидения в повестях Диккенса принимают сторону добрых героев. Сказка не просто торжествует – она открыто морализаторствует. Бесчеловечный лондонский делец Скрудж, напуганный страшными картинами своей будущей смерти, показанными ему Духами под Рождество, становится добрым хозяином, посылающим огромную индейку к рождественскому столу своего клерка, а сам с богатыми подарками отправляется к бедному племяннику. «Страшный» Теклтон, отказавшись от своих эгоистических злодейств, приходит с целым возом еды в нищий дом Калеба и, отплясывая с другими гостями, становится просто смешным чудаком. И не кажется ли вам, дорогие читатели, что все эти превращения и возможны-то только в сказке? Так что прав был писатель, выбрав именно этот жанр. Добрый и благополучный финал – вот самая большая фантазия, которую смог придумать Диккенс. Финал, который бывает только в сказке.
Дж. Лич. Третий дух. Иллюстрация к «Рождественской песни»
Рождественская индейка. Поздравительная карточка 1876 года
Издание рождественских книг стало очень популярным в Англии. В 1846 году к такому роду сочинений подключился второй великий реалист – Уильям Мейкпис Теккерей (1811 – 1864) – автор знаменитого сатирического романа «Ярмарка тщеславия».
У.М. Теккерей
Теккерей всю жизнь мечтал о Собственном Доме, острее других понимал необходимость и значимость семьи. Дело в том, что жена писателя Изабелла после смерти их сына впала в депрессию, и ее пришлось препоручить заботам профессиональных сиделок. Сам Теккерей остался с двумя крошечными дочками, которым ему пришлось стать и папой и мамой. С тех пор тяга к домашнему теплу, душевному покою стала для него почти недостижимой мечтой. Может, поэтому Теккерей с таким энтузиазмом начал выпускать свои «Рождественские книжки». Он мечтал, как вся семья будет собираться у своего очага и читать вслух истории, интересные всем. В его рождественских новеллах есть рассказы о школьной жизни («Доктор Роззи и его юные друзья») и романтические повести, за которыми взрослые легко угадают веселую литературную пародию («Ревекка и Ровена»). Первая книжка «Бал у миссис Перкинс» вышла в 1846 году, затем Теккерей издал еще шесть рождественских книжек. Самой известной стала сказочная повесть «Роза и Кольцо» (1855). Она имела такой большой успех, что за первым последовали еще два издания. Правда, позже эта сказка почти забылась даже в Англии. Что уж говорить про нас – в Советском Союзе сказка вышла впервые только в 1970 году. И с тех пор появилась всего один раз – в Собрании сочинений писателя в 12 томах, естественно, в томе двенадцатом (1980). Сразу стоит оговориться, что Теккерей назвал свою пятую рождественскую книжку «Роза и Кольцо» (Тhe Rose and the Ring). Почему в русском переводе эти волшебные атрибуты переставлены – «Кольцо и роза», – загадка. Зато понятно, почему символы волшебства написаны с маленьких букв – так снижено их значение, доведено до простых розы и колечка.
Сказка Теккерея имеет два плана, переплетенные между собой. С одной стороны, это волшебная история заговоренных Розы и Кольца, которые приносят своим обладателям любовь, восхищение окружающих. Некая фея Черной Палочки дала Розу и Кольцо своим крестникам, желая посмотреть, что это им принесет. Могла бы и не экспериментировать. Ведь еще раньше другая фея, Розабельверде, наградила магическим даром уродца Цахеса – вживила в его шевелюру три волшебных волоска, – и окружающие начали воспринимать уродца венцом творения. О плачевных результатах этой прихоти можно прочесть в сказке Гофмана. Правда, теккереевская фея, как видно, не читала Гофмана. Но сама поняла свою ошибку. И в следующий раз, даруя другим крестникам волшебные Розу и Кольцо, в обязательном порядке награждала их и довольно большой долей житейских неприятностей. Такой поворот дел в сказочной стране явно говорил о том, что со времен романтиков феи середины XIX столетия многое поняли в своем волшебном ремесле.
Второй план «Розы и Кольца» – тот самый «фантастически-правдоподобный», столь любимый в английских сказках. Конечно, действие происходит в неких странах Пафлагонии и Понтии. Но постоянные напоминания о том, что принц мчался мимо Тауэра, принцесса училась по учебникам Англии, король вечно читал газеты, путешественники ездили в дилижансах, сапоги нужно чистить лучшей ваксой Уоррена, а кратчайшая дорога пролегает через обычные ворота лондонской заставы – все это говорит о том, что Теккерей рассказывал сказку, круто замесив ее на современной ему реальности. Собственно, сама сказка родилась так. Теккерею с дочками пришлось встретить Рождество вдали от дома, в Италии. Для своих и других английских детей писатель смастерил бумажных кукол, которыми так любят забавляться в Англии дети на Рождество. Про этих кукол он и рассказал сказку, записав ее в декабре того же 1854 года.
В литературной обработке Теккерей оставил форму кукольного театра, предлагая по ходу рассказа детям изобразить то одно, то другое. Он даже предпослал сказке разъяснительное название: «Домашний спектакль, разыгранный мистером М.А. Титмаршем».
У.М. Теккерей. Иллюстрация к сказке «Роза и Кольцо»
Действительно, «История принца Обалду и принца Перикориля» – тех самых, кому достались Роза и Кольцо, напоминает истории смешного Панча, героя народного английского кукольного театра. Для детей – это просто веселые, насмешливые истории о том, что даже принц Обалду может стать приятным молодым человеком, если полюбит принцессу Анжелику. А принц Перикориль, тоже дурень дурнем, поступит в университет, начнет учиться и завоюет сердце красавицы Розальбы. И конечно, будет посрамлена жестокая и глупая, вредная старуха Спускунет. Заметили, какие звучные, говорящие имена в этой сказке? Недаром взрослые прочтут на ее страницах и бытовую, и политическую сатиру. Именно создание остросатирической сказки будет вкладом Теккерея в развитие волшебного жанра. И еще – именно с его «Рождественских книг», в том числе с «Розы и Кольца», начнется содружество словесного и изобразительного искусства в этом жанре. Дело в том, что Теккерей сам проиллюстрирует «Розу и Кольцо», и впоследствии так же поступят сказочники разных стран (Киплинг, Экзюпери, Янссон и др.).
«Роза и Кольцо» имела странное воздействие на последующее развитие литературной сказки. Хотя само произведение Теккерея почти забылось (вот уж – таинственный парадокс!), его образы и мотивы имели самые разные продолжения в сказках XIX – XX столетий (Оnce on а Тimе А. Милна, «Пиноккио» К. Коллоди, «Чиполлино» Д. Родари и др.). Неудивительно, что некоторый отголосок «Розы и Кольца» можно встретить даже в киносказке. Сценарист Г. Полонский и режиссер Л. Нечаев сняли удивительно тонкий и поэтический киномюзикл «Не покидай!», где парадоксальным образом преломились сюжетные линии «Розы и Кольца».
Праздник сам собой
ОЙ, ВСЕ ЧУДЕСИТСЯ И ЧУДЕСИТСЯ!
Так воскликнула Алиса, героиня Льюиса Кэрролла, сама удивленная своими приключениями сначала в Стране Чудес, а потом в Зазеркалье. Удивляться было чему. В этих волшебных странах, появившихся на карте литературной сказки, мир был совершенно особым и никак не предсказуемым – не просто миром с чудесами, но миром, состоящим исключительно из самих чудес. И если сказки до этого говорили о чудесах, происходивших в обычной жизни, то сказки английского писателя Льюиса Кэрролла продекларировали и подчеркнули, что бытовой и скучной жизни – просто нет. А есть сплошные чудеса, игры и перевертыши. Но мы их не видим, не воспринимаем. А потому сами обытовляем свое существование.
Это был совершенно новый взгляд на мир в жанре литературной сказки. Мир, находящийся в вечном движении и перестановках. Мир, где нет ничего константного, то есть утвержденного навсегда. Собственно, даже никакого Льюиса Кэрролла не было. Был скромный английский каноник, профессор математики Оксфордского колледжа Чарлз Лутвидж Доджсон (1832 – 1898), погруженный в свои научные труды, застенчивый, чудаковатый, частенько нелепый и наивный. Высокий и тощий, он смотрел на всех с доброй улыбкой и не знал, куда девать длинные руки. Не правда ли, он походил на Андерсена? Или это типичный портрет тощего сказочника, у которого в жизни не так-то много праздников, вот он и праз днует их в своих сказках? Только сказки Кэрролл писал совершенно иные, чем датский сказочник. Ведь Андерсен хотел, чтобы обычные люди – благополучные и устроенные в жизни – вспомнили о бедах неблагополучных и неустроенных. Андерсен, которому крепко доставалось в жизни, мечтал о добросердечии и милосердии. Автор же «Алисы» грезил совершенно об ином (о том, чего ему не хватало в днях, расчерченных бесконечными обязанностями и обязательствами) – хотел, чтобы в устоявшихся серых буднях засверкал луч Праздника, чтобы в повседневном существовании обнаружились совершенно ВОЗМОЖНЫЕ чудеса. Ведь все зависит от ВЗГЛЯДА на то или иное событие. Вот Кэрролл и мечтал развить в людях тягу к ЧУДЕСНОМУ и ПРАЗДНИЧНОМУ.
Л. Кэрролл в возрасте 23 лет
Конечно, самое явное время для волшебства – рождественские и новогодние праздники. Только вот автор этих сказок не собирался поддерживать рождественскую традицию. Он вообще сказок писать не собирался. Сказки эти словно сами явились невесть откуда. Для автора же они оказались случайными в судьбе, парадоксальными в творчестве и часто загадочными даже для него самого. Ну а уж для тех, кто читает, там на каждой странице куча загадок, шарад, игр, смешных «перепутаниц» слов и так далее и тому подобное.
Этот автор (а тогда еще совсем не автор, а скромный учитель математики) обожал рассказывать сказки друзьям и их маленьким детям. Но только рассказывать! Записывать их ему было попросту лень. Вот что он вспоминал:
«Ни одна из этого множества сказок не была записана: они появлялись и умирали, как летние мошки, каждая в свой солнечный полдень…
…каждая идея и чуть ли не каждое слово диалога [в сказках] возникали сами собой.
…Иногда это случалось ночью, когда мне приходилось вставать… дабы не потерять возникшую идею, но когда бы и как бы она ни приходила, она приходила сама собой».
Дж. Тенниел. Чеширский Кот. Иллюстрация к сказке «Алиса в Стране Чудес»
Вот так – сами собой – и прорвались в жизнь совершенно сказочные, фантастические и парадоксальные строки, мгновенно запоминающиеся (не специально, а по вдохновению) и детьми, и взрослыми. Их говорила девочка Алиса, попавшая сначала в Страну Чудес, а потом и в Зазеркалье:
• – А что это за звуки, вон там? – спросила Алиса.
– А это чудеса, – равнодушно пояснил Чеширский Кот.
– И что же они там делают?..
…Кот зевнул:
– Случаются…
• Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.
• Во всем есть своя мораль, нужно только уметь ее найти!
• – Если в мире все бессмысленно, – сказала Алиса, – что мешает выдумать какой-нибудь смысл?
Вот только, даже постоянно повторяя фразы Алисы или ее согероев по книгам «Алиса в Стране Чудес» или «Алиса в Зазеркалье», мы толком-то и не вспомним: а про что же мы там такое читали?! Ну, про чудеса – точно. Про разные странности:
• чтобы прибежать быстрее, надо идти медленнее, а может, наоборот – чтобы остаться на одном месте, надо бежать все быстрее?
• если бы это было так, это бы еще ничего, если бы, конечно, оно так и было. Но так как это не так, так оно и не этак. Или еще как-то?
Словом, не книга, а таинственная криптограмма. Перевертыш на перевертыше. В Стране Чудес и волшебном Зазеркалье мир оказался совершенно особым, никак не предсказуемым, постоянно меняющимся – возникающим невесть откуда и исчезающим неизвестно куда. По зрелому разумению, взрослому человеку в такие миры и заходить-то страшно – ведь там нет ни места опоры, ни точки отсчета. Жуть берет!
Так чего же взрослые так рвутся туда?! Ну дети – понятно, они вообще каждый час растут, и потому в мире без констант чувствуют себя абсолютно свободно. Но взрослые-то уже привыкли к тому, что есть пол, есть стол, есть время для еды и есть время для чая. Зачем им погружаться в мир, где все в вечном движении и перестановках?! Оказалось, есть зачем!
Дети! Запомните эту тайну!!!
Взрослые тоже когда-то были детьми, а некоторые даже не забыли, что это такое.
Вот для таких взрослых детей, а еще, между прочим, для тех детей, что хотят стать взрослыми, сказочник Кэрролл и написал свои сказки про Алису. Он, умница, понял, что и в обычной жизни «все чудесится и чудесится». Все находится в переобновлении, думаешь – это так, а оно вовсе – эдак. Все перевернуто, непредсказуемо и вообще…
Впрочем, поначалу судьба самого Льюиса Кэрролла – Чарлза Латуиджа Доджсона, скромного английского каноника, математика и логика, никак не располагала к литературному творчеству. Он работал библиотекарем, потом, получив звание профессора, преподавал математику и логику в Оксфордском колледже Крайст-Чёрч, весьма увлекался другими точными науками и уж писать сказки вообще не собирался.
Но однажды во дворике колледжа Доджсон увидел девочек, играющих в крокет. Девочки оказались дочерьми декана Лидделла. Уже через несколько дней они подружились с одиноким каноником. Доджсон охотно играл с ними в разные игры, большинство из которых выдумывал сам, водил девочек на прогулку.
Пятница 4 июля 1862 года стала волшебным днем не только для сестричек Лидделл, но и для всей английской литературы. В то время было модным отправляться на пикники или совершать маленькие путешествия. Взрослые обычно брали детей, чтобы показать им окрестности. Вот и Доджсон вместе с другом, каноником Робинсоном Даквортом, решили отправиться на лодке вверх по реке к руинам старинного монастыря Годстоу. С собой друзья взяли сестер Лидделл. Лорине тогда было тринадцать лет, Алисе (любимице Доджсона) – десять, а Эдит – восемь. Самому Доджсону в то время исполнилось тридцать лет.
Алиса Лидделл
Поездка намечалась познавательная. Друзья хотели осмотреть старинный колодец, который недавно нашел их общий приятель молодой священник Чарлз Праут. По легенде, колодец этот обладал целебными свойствами. В незапамятные времена покровительница Оксфорда святая Фридесвиде бежала в эти места, спасаясь от похотливых посягательств короля Алгара. Алгар погнался на ней, но десница Господня покарала его слепотой. Однако прекрасная Фридесвиде на то и была святой, что вымолила прощение нечестивцу. Ей явилась святая Маргарита и показала целебный колодец, омыв в котором глаза король смог бы вновь увидеть свет. С тех пор веками к волшебному колодцу приходили страждущие. Но к ХIX веку колодец давно разрушился и зарос тиной. Тем более интересно было взглянуть, что же откопал Праут.
Беда была в том, что девочек не занимала старинная легенда. Они скучали, и непоседливая Алиса стала требовать рассказать сказку поинтереснее. Так посреди реки, между взмахами весел и родилась сказка для Алисы – «Приключения Алисы в Стране Чудес». Впоследствии Чарлз Доджсон даже описал все стихами:
Ах, какой был яркий день!Лодка, солнце, блеск и тень,И везде цвела сирень.Сестры слушают рассказ,А река уносит нас.Вглядитесь – это акростих. То есть такое стихотворение, у которого первые буквы складываются в особое «тайное» слово. Прочтите – это имя девочки – АЛИСА.
Вот так появились первые истории про Алису в Стране Чудес. Когда же дети потребовали продолжения, он сочинил еще. Потом – еще. Получилась сказка. Но печатать ее Доджсон вовсе не собирался. Немного подработав текст, он переписал его крупными, понятными буквами и подарил Алисе на Рождество 1864 года. Рисунки он тоже нарисовал сам, как умел. Естественно, Алиса гордилась таким взрослым подарком. Ведь даже дамам кавалеры дарят только стихи, а здесь – целая книжка! Подарок читали маленькие друзья Алисы, и однажды один из них сказал Доджсону: неудобно читать всем одну книжку – надо, чтобы было много таких книг. Это и решило дело – Доджсон начал хлопотать об издании.
Но о том, чтобы публиковаться под собственной фамилией, и речи быть не могло. Книга вышла в 1865 году под псевдонимом Льюис Кэрролл. И с тех пор этот самый Кэрролл всю жизнь, как жаловался автор, подкладывал ему свинью. Началось с того, что настоящая фамилия все равно выплыла наружу. Кончилось тем, что никто Доджсона собственным именем уже не называл. Ведь это только сам он был уверен, что написание сказок для оксфордского педагога, к тому же священника, не солидно. Вся читающая Англия думала иначе. Книга с первых же дней стала культовой.
«Алиса в Стране Чудес» должна была выйти в начале января 1865 года. Но издатель припозднился. И первые экземпляры книги появились только 27 января. Однако читавшие рукопись ждали книгу и заранее окрестили «своим рождественским подарком». Так что «Алиса» успешно продолжила традицию пусть не строго рождественских, но новогодних сказок.
• Именно «Алиса в Стране Чудес» стала первой книгой, да и вообще первым произведением искусства, которое породило такое явление, как фан-клубы, то есть объединения горячих поклонников. Это уже потом будут фан-клубы актеров и певцов, фильмов и сериалов. Первой же была «Алиса».
• «Алиса» первой из современных сказок вошла в школьный курс.
• Книгу восторженно прочла сама королева Виктория, правившая тогда Великобританией, и, между прочим, очень похвалила ее за игру ума.
Вторая сказка по «наобороткам» не уступила первой. Взять хотя бы само название – «Алиса в Зазеркалье», к которому столь привыкли русские читатели. В оригинале же книга называлась «Сквозь зеркало и что там увидела Алиса». И удивительно, но русский перевод точнее отразил суть происходящего. Ведь само слово «Зазеркалье» включает понятие куда более объемное и парадоксально-фантастическое, нежели то, что может выразить словосочетание «сквозь зеркало». К тому же «Зазеркалье» предусматривает вхождение зазеркального мистического мира в наш, обыденный. Понятие «сквозь зеркало» предусматривает только шаг из нашего мира в иной.
Сюжет книги сложился из тех экспромтов, которые сочинял Кэрролл, когда обучал Алису игре в шахматы. Но к понятию Зазеркалья Алиса Лидделл, что бы ни утверждала легенда, отношения не имеет. Эффект Зазеркалья Кэрролл объяснял совершенно другой Алисе – Алисе Рейк, своей дальней родственнице, гостившей у него с родителями. Еще одна Алиса появилась в иллюстрациях художника Джона Тенниела. Дело в том, что Кэрролл просил его нарисовать Алису Лидделл,
но только с длинными светлыми локонами. У Алисы же волосы были темные и коротко стриженные. Вот Кэрролл и послал художнику фото другой девочки – Мэри Алисы Бедкок. Так что, как и положено в парадоксальной сказке, Алисы путались и множились, превращаясь одна в другую.
• Выход книги стал основой для путаниц. На обложке стоит дата – 1872 год. На самом деле книга вышла в декабре 1871 года, тоже под Рождество. А «1872» – уловка издателей, чтобы рождественскую книгу можно было бы продавать весь год. Зато книга продолжила традицию рождественской сказки.
• Обе книги стали настолько популярными, что чопорные англичане вот уже третий век считают веселые, парадоксальные и непредсказуемые приключения Алисы «книгой № 1».
Из чего сложены сказки Кэрролла? Первая – из карточной игры, где ее герои – обитатели колоды карт. Вторая – из шахматной партии, в которой каждый герой проходит свои ходы, а Алиса из простой пешки превращается в шахматную королеву. Еще обе сказки состоят из множества игр и загадок, причем разгадок не требуется, каждый может отгадывать по-своему.
Еще обе сказки так и кишат разными пародиями – на философские воззрения, традиционные «правильные» взгляды, на модные направления и течения. То есть это редкий жанр – сказки-пародии. Но это еще и сказка-абсурд. То, что называется странным жанром – нонсенс.
Классик английского детектива писатель Г.К. Честертон, обожавший сказки про Алису, отмечал, что нонсенс – часть особого непередаваемого английского взгляда на жизнь. Черты такой парадоксальной литературы всегда существовали в Англии.
Но именно во времена королевы Виктории, когда вся жизнь стала строго зарегламентированной, скучной и особенно «правильной», возникло множество интеллектуальных игр, веселых, а часто и язвительных розыгрышей. Ведь строгой размеренной английской жизни стало явно не хватать праздников, карнавалов, некоего веселого раскрепощающего безумства.
А ведь так хочется праздника! Пусть хоть на несколько часов беззаботного, шаловливо путающего «здравые мысли». Праздника беззаботности, то есть без забот.
Все это и привнес в жизнь Кэрролл, выплеснув со страниц своих сказок. Оказалось, что если немного «почудесить», то можно и на чопорную жизнь взглянуть по-иному.
И тогда в пресловутом здравом смысле увидится полная абсурдность ситуации, а в математической логике – настоящая фантастика.
А знаете, что такое – dream-story?
Кто учит английский и читает/смотрит фантастику, знает – это сказка-сон. Сколько фантастических историй начиналось со сна героев! Но между прочим, Кэрролл утверждал, что, когда он был еще ребенком, ему снились разные фантастичские сны, которые он частями и пересказал в своих книгах. Так что, когда вы увидите интересный сон, запишите его утром, проснувшись, наговорите на диктофон и храните записи. Кто знает, может, и вы будете писать книги или снимать фильмы, и вам когда-нибудь пригодится ваш старый сон.
А вот самые распространенные вопросы по героям книг.
Кто такой Чеширский Кот и откуда берется его улыбка?
Во-первых, это воспоминания детства автора, ведь Кэрролл родился именно в графстве Чешир (это такая территориальная единица в Англии). Во-вторых, у англичан издавна бытует поговорка: «Улыбается, как чеширский кот». Получается, Кэрролл взял в герои фольклорный персонаж. Но откуда сам фольклорный герой?
Точно никто не знает. Правда, есть несколько версий. По одной, в стародавние времена над дверью весьма популярной таверны в Чешире художник нарисовал парочку львов, которые вышли похожими на больших котов. Но можно вообразить, что видели посетители таверны, когда, уходя, хмель застилал им глаза. По другой версии, в том же графстве Чешир когда-то сырам придавали форму кошачьих голов с соблазнительной улыбкой. Так что, когда их ели, они убывали на глазах. Оставалась одна улыбка на корочке. Потом догрызали и ее. Не здесь ли кроется отгадка хитрющей и пленительной улыбки Чеширского Кота, который умел исчезать по частям: сначала исчезал кончик хвоста, а последней – улыбка? Она еще «долго парила в воздухе, когда все остальное уже пропало».
Кто такой Шалтай-Болтай?
Да никто! Такого героя у Кэрролла в Зазеркалье вообще нет. У него есть Хампти-Дампти – нечто бесформенное, одновременно бестелесное и всеохватное. Тоже, между прочим, фольклорное создание. А Шалтай-Болтай появился в переводе С. Маршака. Мы уже говорили об этом в первой книге «Знаем ли мы свои любимые сказки?». За основу были взяты слова Алисы, что он – круглый, белый, гладкий и похож на яйцо. И возник гениальный перевод имечка даже более сказочного, чем сам оригинал. Действительно, кто может сладить с яйцом, собрать его снова, если оно расколется и растечется?
Дж. Тенниел. Шалтай-Болтай. Иллюстрация к сказке «Алиса в Зазеркалье»
В сказке только сказочные герои?
Нет! Там есть и обычные люди, знакомые Кэрроллу. И это относится не только к самой Алисе и ее сестрам, но и ко вполне почтенным, респектабельным взрослым. Чего стоит только появление в «Зазеркалье» Черной Королевы – этой фурии, которую Алисе предстоит обыграть. А ведь за Черной Королевой, постоянно поучающей и одергивающей Алису, стоит реальная мисс Прикетт – гувернантка семейства Лидделл, чопорная и злая, девочки прозвали ее Колючкой. Но к Кэрроллу эта Колючка была поначалу весьма расположена – ведь, когда он начал каждодневно посещать семью Лидделл, Колючка приняла это на свой счет. Она даже раструбила повсюду о сердечной привязанности застенчивого математика, и на него стали бросать косые взгляды. Ну, как было не отомстить этой Колючке в стране Зазеркалья – «пусть побегает со всех ног, чтобы только остаться на том же месте!».
А что такое «Безумное чаепитие», на которое попадает Алиса в Стране Чудес?
Там Алису встречают безумный Мартовский Заяц (недаром в Англии есть поговорка: «Безумен, как мартовский заяц»), вечно засыпающая Мышь-Соня и грубиян Болванщик, никого не желающий слушать и вечно обрывающий собеседников. Уже современники поняли, как похоже собрание этой колоритной троицы на очередное ученое заседание, которыми так забита была жизнь преподавателя Доджсона. Современники даже героев узнавали – конкретных профессоров Тринити-колледжа в Кембридже: философов Б. Рассела, Дж. Мура и Дж. Мак-Таггарта. «Тринити» значит Святая Троица. Профессоров так и прозвали в дальнейшем – Троица Безумного чаепития. Конечно, время идет, но сколько таких безумных чаепитий происходит и в наши дни!
Дж. Тенниел. Безумное чаепитие. Иллюстрация к сказке «Алиса в Стране Чудес»
На прототипа Болванщика (в некоторых переводах – Шляпника) претендует еще и чудаковатый изобретатель Теофилиус Картер. В Оксфорде его прозвали Безумным Шляпником, поскольку он всегда носил цилиндр и не знал удержу в своих изобретениях. Между прочим, он изобрел эксцентричную кровать-будильник, которая будила спящего, в нужное время просто сбрасывая его на пол.
Изобразил ли Кэрролл себя в своих книгах?
Дж. Тенниел. Додо. Иллюстрация к сказке «Алиса в Стране Чудес»
Изобразил, и не однажды. В «Алисе в Стране Чудес» он появился под видом птицы Додо. Дело в том, что, знакомясь, он обычно заикался от смущения. Получалось: «До-до-доджсон». В «Зазеркалье» Кэрролл стал Белым Рыцарем, единственным, кто в странствиях Алисы предложил ей искреннюю помощь. И это была хоть и грустная, но карикатура на самого себя. Ведь Белый Рыцарь так и не научился жить во взрослой жизни.
Льюис Кэрролл, а вернее, Чарлз Лутвидж Доджсон с первых лет жизни видел мир как огромную игру-головоломку. Ведь он, родившийся 27 января 1832 года в Чешире (помните Чеширского Кота с его улыбкой?), никогда не испытывал недостатка в игре и партнерах. В его семье, где отец был приходским священником, имелось одиннадцать детей: четыре мальчика и семь девочек. Чарлз родился первым, так что ему было для кого напрягать фантазию и искать ответы на разнообразные вопросы. Правда, особо напрягаться не пришлось: фантазия у мальчишки лилась через край, а ответы словно рождались сами собой. Недаром исследователи отмечали, что по какому-то странному наитию он сам, без чьих-либо подсказок как-то сразу умел проникать в суть вещей и их устройство. Сначала это были игрушки: железная дорога, которую он выстроил сам, кукольный театр, опять же собственного изготовления. Потом появились разгадки головоломок, ребусов, шахматных задач. Ну а потом, уже став профессором, он начал разгадывать загадки самой жизни. И надо подчеркнуть, что и саму жизнь он видел как скопище головоломок и ребусов, разгадав которые попадаешь в другое скопище головоломок и ребусов – и так бесконечно.
Как и его персонаж Безумный Шляпник, Кэрролл вечно придумывал разные открытия, оригинальные, но совершенно ни на что не пригодные, как казалось тогда. Однако будущее показало, что они не столь уж и бесполезны. Просто место им нашлось не в викторианской Англии, а в будущем. Например, страстный любитель шахмат, Кэрролл изобрел дорожные доски – те самые, с магнитами, с которых фигуры не падают при тряске. Тогда это казалось мало кому нужным. Сегодня многие пользуются. Изобрел Кэрролл и заменитель клея, то есть бумагу, клеем смазанную. Тогда ею пользовались только девочки Лидделл, сегодня – любая секретарша.
На самом деле в книгах Кэрролла столько научных воззрений, задач и гипотез, что даже называть их сказками неудобно. Их образы и ситуации используются самыми солидными учеными, чтобы ярче и нагляднее объяснить современные научные представления о мире. Особенно часто обращаются к текстам Кэрролла его соотечественники – англичане. Так, эпизод, в котором Алиса в Стране Чудес то увеличивается до огромных размеров, то стремительно уменьшается, нередко приводится современными физиками как наглядная иллюстрация теории расширения и сжатия Вселенной. Выдающийся математик сэр Эдмунд Уиттекер в своей книге «Закон Эддингтона в Философии Науки», изданной в 1951 году в Кембридже, всерьез описывая уменьшающуюся Вселенную, вспоминает смешные уменьшения Алисы. А оксфордские педагоги, рассказывая студентам о бесконечно убывающей последовательности в математике, вот уже больше ста лет приводят пример бесконечных снов Алисы и Черного Короля: Алиса видит во сне Короля, который видит во сне Алису, которая видит Короля и т. д.
Интересно, что, меняясь в размерах, Алиса пытается вспомнить хотя бы некоторые совершенно устойчивые понятия – например, таблицу умножения. Что может быть устойчивее! Но четырежды пять у нее оказывается – 12, а четырежды шесть – 13. Снова парадокс? Не совсем. Дело в том, что Кэрролл пользуется различными системами счисления. Ведь если Алиса меняется в размерах, в «размерах меняются» даже цифры. В восемнадцатиричной системе счисления, использующей как основание 18, четырежды пять действительно будет 12. А четырежды шесть равняется 13 в системе счисления с основанием 21. Современники Кэрролла недоумевали: на что нужны все эти различные системы?
Однако они весьма пригодились для ученых разработок ХХ века, в том числе и для компьютерного моделирования.
Интересно, что и само построение сказок про Алису, оказавшееся столь непривычным для времени Кэрролла, сейчас воспринимается как абсолютно понятное: это – виртуальный мир компьютерной игры. Открывается дверь, за ней еще две двери, надо выбрать, в какую войти. За теми дверями – следующие.
И опять выбор. Зеркальное построение множится, раскалывается на куски и вновь собирается в целое. Герои продвигаются к цели или застревают. Виртуальный мир затягивает, и герой не в силах выбраться в мир реальный. Тогда, во времена сказок, страницы вымышленных книг не могли затягивать столь глубоко, как нынешние компьютеры. А вот сказки Кэрролла затягивали, ибо действовали на подсознание, как и современные компьютерные игры.
Трепетно относятся к сказкам Кэрролла и последователи Альберта Эйнштейна. Они всегда обращают внимание на то, что сказочник-математик, описывая падение Алисы в кроличьей норе с равномерно возрастающим ускорением, в известном смысле предвосхитил знаменитый «мысленный эксперимент», в котором Эйнштейн описывал падение воображаемого лифта, чтобы объяснить некоторые аспекты своей теории относительности. Как иллюстрацию положений относительности физики приводят и «бессмысленный» бег Черной Королевы, которая объясняет Алисе законы Зазеркального мира: «Ну, а здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте! Если же хочешь попасть в другое место, тогда нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее!»
Дж. Тенниел. Иллюстрация к сказке «Алиса в Зазеркалье»
В главе «Зазеркальный дом» возник еще один парадокс: можно ли Алисе, живой девочке, пить зазеркальное молоко? Алиса решила, что нет. Естественно, ни Кэрролл, ни Алиса не могли это доказать. Только в 1957 году два американских физика китайского происхождения – Цзун Дао и Янг Чжень Нин – получили Нобелевскую премию за теоретический труд по антивеществу, то есть веществу, имеющему асимметричное расположение атомов. Их труд подтвердил: зазеркальное молоко действительно нельзя пить.
Да и Алиса не сможет даже пригубить такое молоко: как только она до него дотронется, оба они, как антивещества, взорвутся.
Многие детали у Кэрролла из разряда предвидений, предвосхищений. Немудрено, что фанаты «Алисы» считали его чуть ли не Предтечей. Замкнутость реального достопочтенного Доджсона они расценивали как необходимость умолчания о сокровенных знаниях, в которые он был якобы посвящен. Чудачества джентльмена Викторианской эпохи, его любовь к Логической Игре и Фантастическим Парадоксам объясняли стремлением поделиться своими знаниями в закодированной форме. Немудрено, что даже сама жизнь Кэрролла, респектабельного и щепетильного викторианского священника, стала объектом изучения, поклонения и даже описания.
Так, в романе известного мастера фантастики ХХ века Фредерика Брауна Night of the Jabberwock (в русском переводе «Ночь Бармаглота», Бармаглот – один из героев «Алисы в Зазеркалье») вопрос о Кэрролле поставлен с обезоруживающей простотой. Герой романа узнает, что существует общество поклонников писателя «Светозарные мечи». И общество это владеет тайной: сказки Кэрролла – вовсе не сказки, а зашифрованные повествования о жизни в других измерениях. И тот, кто сумеет правильно прочесть написанное, тоже сможет туда попасть.
А в рассказе «Все тенали бороговы» Льюиса Педжетта (под этим псевдонимом скрывались муж и жена Генри Куттнер и Кэтрин Л. Мор) дети, расшифровав стих Кэрролла Jabberwocky, нашли в нем фонетический ключ для перемещения в иной пространственно-временной континуум и отправились туда на глазах изумленных родителей, оставив им «бессмысленные» стишки:
Часово – жиркие товы,И джикали и джакали в исходе.Все тенали бороговы,И гуко свитали оводи.Казалось бы, еще один сюжет для фантастического рассказа. Вот только в книгах «Новые пути в науке» и «Природа физического мира» английский астроном Артур С. Эддингтон обнаружил, что формальная и фонетическая структура стихотворения о Бармаглоте строится на тех же принципах, что и математическая теория групп, между прочим выведенная только в ХХ веке.
И математическое описание стиха оказалось весьма сходным с описанием некоей элементарной частицы, которая могла бы действовать «неизвестным нам образом» – свободно приходить «из ниоткуда» и уходить «в никуда». Интересно, где математик Доджсон, он же – сказочник Кэрролл, подслушал такую фонетику?
Ну а теперь несколько слов об Алисе Лидделл. Девочка, которую автор Кэрролл, не задумавшись о последствиях, послал в волшебную Страну Чудес и даже Зазеркалье, и в реальной жизни попала в фантастическую историю. Вот только ее личная сказка оказалась грустной. Надеюсь, вы помните, что ее отец был ректором колледжа Крайст-Чёрч в Оксфорде. Колледж весьма прославился своей прекрасной системой образования. И сама королева Виктория отправила туда учиться своего четвертого сына – юного принца Леопольда. В 1872 году, когда принц прибыл в Оксфорд, Алисе, жившей там с отцом, исполнилось двадцать лет.
Что было дальше – нетрудно предугадать. Принц влюбился в Алису. И та ответила взаимностью. Конечно, Леопольд вырос при матери-королеве, но ведь и Алиса была известна всей Англии как девочка, которая переиграла в Зазеркалье саму Черную Королеву. Как писали современники, Алиса была прелестной девушкой, «с тем налетом романтизма, который Кэрролл заметил, когда она была еще ребенком». Принц запросто приходил домой к ректору, бывал на всех его приемах. Два молодых сердца любили друг друга, но знали: у их любви нет будущего.
Будь Алиса Лидделл хоть во сто раз известнее, пусть ее портреты украшают хоть все стенды в стране – наследный принц есть принц, а она всего лишь дочь какого-то преподавателя. Пусть ректора, но ведь даже не аристократа!
Сколько ночей прорыдала «девочка из Зазеркалья», знала только ее семья. Но помочь не мог никто. Это сейчас принцы женятся на стюардессах, барменшах, актрисах и спортсменках. Тогда это был нонсенс. Тот самый, но уже не парадоксальный, а трагический нонсенс. И не в литературе, а в реальной жизни.
В 1876 году принц Леопольд получил степень доктора литературы и уехал из Оксфорда. Но Алису не забыл. И только в апреле 1882 года Леопольд женился на ровне – наследной принцессе. Свою старшую дочь он назвал Александрой (по традиции), но звал Алисой. И не говорите, что любовь проходит…
Сама же Алиса Лидделл вышла замуж в 1880 году за Реджинальда Харгривса. Он тоже был выпускником Крайст-Чёрч, обладал большим состоянием. Алиса родила ему троих сыновей. Говорили, муж был чрезвычайно предан своей жене. Жена тоже образцово вела хозяйство. Только вот о любви в этом семействе никто никогда не говорил.
Вот такой парадокс – сказка, полная игры, веселья и смеха. И жизнь, полная грусти и неосуществленных мечтаний. Так стоит ли посвящать сказки детям и делать их героями волшебных путешествий? Приключения не всегда кончаются радостно. Даже если это приключения, напечатанные в традициях рождественских сказок.
Практически никто не знает, что домосед Кэрролл совершил невероятное по тем временам путешествие в… Россию. С июля по сентябрь 1867 года он побывал в Санкт-Петербурге, Москве, Троице-Сергиевой лавре, других местах Подмосковья, потом поехал на ярмарку в Нижний Новгород и, вернувшись в Москву, отправился снова в Петербург, а потом и в Кронштадт.
Россия произвела на него воистину фантастическое впечатление. Он искренне восхищался прекрасными улицами и каналами Северной Венеции, церквями и Кремлем Москвы, размахом торговли в Нижнем. Но он стремился познакомиться не только в высшим светом. Но и с… крестьянами. Невероятно, но к тому времени уже знаменитый писатель, выпустивший в свет свою «Алису», напросился в гости в крестьянский дом.
«Черный хлеб и молоко, которое нам дали, оказались очень хороши. А увидеть собственными глазами дом русского крестьянина крайне интересно», – записал Кэрролл в дневнике, который потом издал как путевые заметки.
Он вообще старался не просто увидеть Россию глазами туриста, но постичь смыл этой загадочной земли. Удивительно, но он начал учить русский язык: «Русский язык очень красивый!» Завел особую тетрадь и записывал слова с английской транскрипцией произношения. Придя в театр, первым делом изучал программку и пытался тихонько произнести имена героев. В ресторане за обедами тщательно изучал меню. Спрашивал у официантов (которые обычно сносно владели французским языком): «Как название этого кушанья? А как этого? Скажите, как звучит. Глазами я читаю, но хочу слышать!» Опять же старательно записывал. Часто интересовался: «Из чего сделано блюдо?» И приходил в неизменный восторг от русского молока, масла и… черного хлеба. Умилялся службой в русских церквях, говорил: «Это самая прекрасная служба Богу! Это праздник души. А так хочется праздника!» Невзлюбил Невский проспект в Петербурге и Кузнецкий Мост в Москве. Фыркал: «Это не русское! Тут все офранцузено. А я хочу видеть истинно русское!»
Зачем ему это было нужно? Кто знает… Наверное, у англичан тоже не менее загадочная душа, чем у русских. И обе эти души тянутся друг к другу.
Между прочим, исследователи творчества Кэрролла (например, Мартин Граднер) считают, что именно в поездке по России сказочнику и пришла мысль о стране Зазеркалья. Хочется надеется, что у нас он увидел волшебное и завораживающее Зазеркалье, а не кривое и уродливое. Впрочем, с тех пор идут уже века, а мы и сами все еще не можем понять, в каком «зеркале» мы живем…
Хочется побывать в волшебной стране
КОРОЛЕВСКИЙ АРФИСТ РАСПЕВАЛ БАЛЛАДУ О ПРИНЦЕССЕ, ГОБЛИНАХ И КАРДИ.
Слышали вы когда-нибудь сказку о них? А имя писателя Макдональда вам что-нибудь говорит? Это один из самых востребованных читателями сказочников в мире. И сказки его появлялись как раз к Рождеству, пополняя коллекцию традиционных рождественских сказок. А наши дети, выросшие до конца прошлого века, и не знают, наверное, об этих сказках. А вот современные юные читатели от них в восторге. Сегодня это один из самых любимых и читаемых сказочников. Он создал целую страну со своими городами, деревнями, замками и поместьями, где живут король с маленькой принцессой, горожане и селяне, взрослые рудокопы и маленький рудокоп Карди. А под ними – в подземном царстве – старых шахтах и горных пещерах обитали злые и завистливые маленькие уродцы – гоблины, мечтавшие расправиться с людьми.
• Все свои волшебные истории оксфордский педагог Макдональд поначалу рассказывал по вечерам своим детям. Но печатать сказки не решался.
• Но однажды дети Макдональда прочли «Алису в Стране Чудес» Льюиса Кэрролла. А надо сказать, что Кэрролл был большим другом дружного семейства Макдональда. И вот дети начали уговаривать «дядюшку», как они называли автора «Алисы», напечатать сказку про волшебную девочку. Как известно (подробности в предыдущей главе), Кэрролл поддался на уговоры и напечатал свою «Алису».
• Ну а потом дети стали уговаривать и своего отца напечатать сказки. И тут уже к ним присоединился и Кэрролл – ему же хотелось, чтобы Макдональд поддержал его «компанию по изданию книг». Ведь так Кэрроллу было легче отвечать на нападки начальства – не только он, но и второй заслуженный профессор, почтенный преподаватель издает детские сказки.
Джордж Макдональд (правильно следовало бы писать МакДональд, 1824 – 1905) родился в семье небогатого шотландского фермера, у которого было шестеро детей. Когда мальчику исполнилось восемь лет, его мать умерла. И потому детство, проведенное с мачехой, никак нельзя было назвать счастливым. В своей жизни Макдональд избрал религиозный путь. Он окончил Абердинский университет и Теологический колледж. Стал преподавателем теологии, проповедником и даже секретарем религиозного братства. Если вы думаете, что это плохо повлияло на его жизнь или страсть к литературе, то ошибаетесь. У него была прекрасная любящая жена Луиза (между прочим, дочка всего-то торговца кожами) и одиннадцать детей. Через всю его жизнь прошло семейное предание: еще дед уверял мальчика, что они происходят из тех самых, настоящих шотландских Макдональдов. Его предки сражались за свободу Шотландии. А вот его прадед был одним из искуснейших волынщиков страны – как известно, профессиональный волынщик всегда самый храбрый воин. Во времена Кромвеля Макдональды остались верны королю и его сыну, будущему Карлу II. Дед читал внуку на память старинные шотландские баллады и поэмы, рассказывал предания о Томасе Рифмаче, который собирал вдохновение по всей Шотландии и даже сумел пожить в стране эльфов.
Дж. Макдональд с сыном Рональдом (справа) и дочкой Мэри (слева). Фотография Льюиса Кэрролла
Кто такой Томас Рифмач, легендарный поэт Шотландии? Легенды сохранили его фамилию.
Ну, кто знает?
Да-да, уважаемые читатели, фамилия Томаса – Лермонт. И вы не ошибетесь, если тут же вспомните нашего не менее легендарного поэта – Михаила Юрьевича Лермонтова. Ибо многие исследователи склоняются к тому, что отец поэта, Юрий Лермонтов, происходил от шотландца Джорджа (ставшего в России Георгом, а потом и Юрием) Лермонта, вступившего на русскую службу еще при царе Алексее Михайловиче, батюшке Петра I.
Не верите? А вот в Оксфордском университете в такую версию не просто верят, но практически уже приняли, включив Михаила Юрьевича Лермонтова в круг шотландских поэтов, писавших на других языках. Главная британская компания, специализирующаяся на составлении достоверных родословных, даже собирается официально запросить у нас ДНК Лермонтова на анализ, о чем она и уведомила прессу.
И не говорите, что сравнение анализа с мифическим поэтом невозможно! Томас Лермонт вовсе не мифический, а реальный поэт. Он жил в XIII веке и был непревзойденным поэтом, певцом и музыкантом своего времени. Ему не было равных! Наверное, поэтому-то и возникли разные фольклорные версии, по которым Томас знался с феями, жил в полых холмах страны эльфов – Эльфландии. Ведь так хочется верить, что возможна дружба с маленьким народцем (именно так зовут фей, эльфов, гномов и других крошечных волшебных жителей нашей планеты в европейской традиции). И потомки легендарного поэта, утверждавшего в своих поэтических произведениях, что он жил и в полых холмах эльфов, и в траве лужаек фей, до сих пор живут в Британии. Родственники Лермонтова по отцовской линии рода Лермонтов (конечно, не прямые, ведь известно, что великий поэт не оставил наследников) до сих пор живут и в нашей стране, и за рубежом.
О, недаром Томас когда-то сложил балладу о том, что поэты всего мира родственники! Говорят, он еще был и мудрым провидцем. И ведь не только Михаил Лермонтов вел род от Томаса Лермонта. В их общем роду есть и еще один гениальный поэт. Это – Байрон. Да-да, поэт-эпоха, создавший не просто свой стиль в поэзии, но и подаривший миру новый «дух» жизни – байронизм. Оказывается, еще в XVI веке предок Джорджа Байрона женился на Маргарет Лермонт, из рода Томаса Рифмача. Вот какие общие гены – родственные и поэтические. И между прочим, наш Лермонтов очень сильно стремился подражать и даже выстроить свою жизнь в этом романтическом, загадочном и мрачном духе, ставшем несчастливым и для самого Байрона, и для Лермонтова.
Ну и кем мог стать мальчик Джордж Макдональд, наслушавшийся от своих родственников романтических шотландских легенд, баллад и рассказов о том, что Томас Лермонт был и его предком? Конечно же поэтом. Вот он и стал им, несмотря на то что семья мечтала для него о карьере священника. Джордж закончил Теологический колледж и получил сан. Но все равно поэзия, а за ней и литература были его главной страстью. Впрочем, был в его жизни и еще один приоритет: жена и дети, семейная жизнь и гостеприимный дом сумели занять в его душе равную с литературой позицию.
Вот в этот дом, полный озорных детских голосов, игр, фантазий, постоянно рассказывающихся сказок и ароматов вкусной домашней стряпни, и пришел одинокий, стеснительный и вечно чем-то озабоченный педагог математики Льюис Кэрролл. Впрочем, тогда он еще не был Кэрроллом, потому что это псевдоним будущего сказочника. А пока его звали Чарлз Латуидж Доджсон, был он молод (двадцать восемь лет, на восемь лет моложе Макдональда), но зато чудаковат и вечно заикался.
На этой почве они и познакомились в апреле 1860 года. Потому что Макдональд заикался тоже. Так что столкнулись они в приемной одного и того же врача – известного профессора Ханта. Ну, а пройдя курс лечения, поняли, что у них много общего.
Помните, как в нашем любимом фильме о Мэри Поппинс дети гуляют в Гайд-парке, и девочка Джейн знакомится с мальчиком, держащим дельфина? А мальчик-то на поверку оказывается… скульптурным и мраморным.
Так вот, в Гайд-парке действительно стоит такая скульптура. А изображен на ней сын Макдональда – Гревил. Это он позировал известному скульптору Александру Манро.
Именно с этим сыном своего друга Кэрролл особенно сдружился. Писал ему письма и часто вспоминал, как встретил мальчика в мастерской Манро. Гревил тогда мучился со своими непослушными вьющимися волосами. И сестра Мэри, чтобы придать брату благообразный вид, постоянно причесывала его. Насмешник Кэрролл сказал тогда мальчику: «А ты обменяй свою голову на мраморную! Ее причесывать не надо». Мальчик повернулся к сестре и произнес с великим облегчением: «Слышишь, Мэри! Причесывать не надо! Давай поменяем мне голову?» Сестра подумала и согласилась: «Здорово будет! Тогда ты перестанешь болтать, а я буду есть за тебя сладкие булочки!» Гревил вздохнул – от булочек он не собирался отказываться. Значит, придется терпеть живые непослушные волосы.
Ко времени встречи Макдональда и будущего автора «Алисы» именно Макдональд достиг больших высот в литературе. Он был уже известен по сборнику стихотворений и роману «Фэнтезион». Кэрролл же являлся никому еще не известным преподавателем математики – каноником в Оксфорде. Впрочем, он был на восемь лет моложе Макдональда и вполне мог считать, что у него все впереди. Так и оказалось. Через полтора года, в 1862 году, он задумал «Алису», а в мае 1863 года принес детям Макдональда «на пробную читку» первый вариант рукописи. Вот тогда-то непоседа Гревил и выпалил: «Я хочу, чтобы было шестьдесят тысяч томов!»
Это и решило дело. Кэрролл начал отделывать свою сказку, готовить к изданию. То есть Гревила Макдональда можно считать не только вдохновителем «Мальчика с дельфином», но и юным крестным «Алисы в Стране Чудес».
Его отец, Джордж Макдональд, к тому времени уже опробовал многие жанры. Он вообще был довольно «охватным» писателем (впрочем, станешь писать все, за что только можно получить гонорар, имея одиннадцать детей). Писатель создал более 50 книг. Он работал в рамках реалистической литературы (например, его автобиографический роман «Детство Рэннальда Баннермана» рассказывает о тяжелом детстве самого автора). Он писал весьма интересную фантастику (лучший роман «Лилит» – до сих пор широко читаемый в мире). И еще он создавал философские произведения о нравственных и религиозных законах мироздания (все-таки он был ученым-теологом).
Но обессмертили его имя сказочные повести. А ведь именно их-то он как раз и не хотел издавать! Стеснялся. Говорил, что это просто сказки детям на ночь. Ну, как их не придумать и не рассказывать при таком-то количестве отпрысков? Но печатать их не солидно. Тем более что уже был опыт. В 1860-х годах Макдональд издал сказки «Сердце великана» и «Невесомая принцесса» (еще ее переводят как «легковесная»). Но это были сказки, если можно так сказать, не вполне авторские. «Сердце великана» было построено на народных поверьях об этих сказочных существах. Ну а в «Невесомой принцессе» явно ощущалось влияние Перро. Не верите? Вспомните «Спящую красавицу». Там на крестинах обиженная волшебница напророчила зло бедной малютке, а у Макдональда зловредная тетушка сотворила свою пакость – сделала принцессу весом с пушинку. Пускай и негостеприимные родители, и сама принцессочка попробуют пожить с такой напастью! Словом, то ли из-за заимствований, то ли по причине неизвестности в качестве детского писателя, но обе сказки Макдональда вышли всего одним изданием. За их повторное опубликование не взялся ни один издатель. А бедняга Макдональд обегал их немало, числом два десятка.
Однако новые сказочные повести, о которых дети просили отца, оказались совсем иными – ни на что не похожими, совершенно оригинальными. Хотя, конечно, была там и положенная героиня – принцесса, и злые существа, уже давно утвердившиеся в английском народном фольклоре – гоблины, жители подземного царства. Впрочем, куда же без малого народца? Наверное, гены Томаса Лермонта заставляли Макдональда включать в сказку волшебные существа – и гоблинов, и фею, и привидение. Вот только другими персонажами там оказались те, кто никогда в сказочных героях не числился – шахтеры и рудокопы, мастеровой люд и лавочницы с корзинками. А потом появился и особый герой – сын шахтера, мальчик-рудокоп Карди. То есть герои оказались выходцами из абсолютно реальных социальных групп и профессий. Никогда еще в сказочной литературе не появлялись рабочие и шахтеры. Получались какие-то прямо «социальные сказки». Позже именно так их и назвали.
Дж.У. Смит. Иллюстрация к сказке «Принцесса и гоблин»
Но все это – потом. А пока новоявленный сказочник медлил с изданием. Сомневался, можно ли делать героями сына рудокопа или дочку портнихи? Ведь рядом с ним «настоящие» сказочные герои – принцесса Айрин и ее папа-король. И только уговоры детей и друга Кэрролла, к тому времени ставшего уже культовым автором своей «Алисы», заставили Макдональда издать свои сказки.
• Самым значимым аргументом детей оказался такой (он записан в письме дочери Макдональда): «Всем очень хочется побывать в волшебной стране, где живут феи и гоблины. Почему папа впускает туда нас, но не хочет впустить всех детей?»
• Самым значимым аргументом Кэрролла, уговаривающего друга напечатать сказки, был такой: «Наша жизнь сложна и зарегламентирована. Мы просыпаемся и живем по установленным правилам. Ругаем дожди и мечтаем о чуде. А у тебя есть волшебство и сказочные праздники. Так хочется волшебства!»
• Сам же Макдональд нашел такой аргумент для напечатания сказок: «Слава богу, есть где напечатать. И не надо бегать в поисках издателей!»
Действительно – не надо. Еще с конца 1860-х годов Макдональд устроился подрабатывать редактором в детском журнале «Задушевные слова для юношества». Там и появилось в 1871 году его «Возвращение (Страна) Северного Ветра». А в 1872 году там же впервые увидела свет и самая культовая сказочная повесть Макдональда «Принцесса и гоблин». За ней – уже не в журнальных вариантах, а отдельными книгами вышли и другие сказки, встреченные на ура: «Мудрая женщина, или Потерянная принцесса» (1874), «Принцесса и Карди» (1877).
Дж.У. Смит. Иллюстрация к сказке «Принцесса и гоблин»
Со временем интерес к сказкам Макдональда только нарастал. Даже после его кончины выходили произведения, отредактированные по рукописям писателя, – например, «Волшебные сказки» вышли уже в 1920 году, то есть спустя пятнадцать лет после смерти…
В нашей стране о творчестве Макдональда может судить только молодое поколение. Первая его книжка «Принцесса и гоблин» вышла в 1991 году. В русском переводе милую принцессу Айрин называют на французский манер Ирэн, а мальчика Карди Петерсона – Курдом (вероятно, по аналогии с героем, всем известным по фильму-сказке В. Губарева «Королевство кривых зеркал»). Однако все равно никакие переводы не могли испортить живое и сказочное повествование Макдональда. Теперь мы можем познакомиться с маленькой принцессой, ее прапра… и еще много прабабушкой, которая оказывается вовсе не старой королевой, а хоть и мудрой, но молодой феей. Содрогнувшись и согнувшись пополам, войдем мы в подземное царство злобных гоблинов, король и королева которых решат выкрасть маленькую принцессу, чтобы выдать ее замуж за своего сыночка, садиста и живодера. А если план замужества не удастся, гоблины задумали вообще уничтожить верхнее людское королевство и всех его обитателей. Для этого они прорыли подземные ходы, по которым хотят направить бурное течение подземных рек. Вот тут-то и выходят на сцену защитники королевства – шахтеры и рудокопы. И верный, мужественный защитник принцессы – маленький рудокоп Карди. Так впервые в сказочной стране появляется новый тип героя. Не сочтите за высокопарность, это – мальчик-рабочий. Мягко и без каких-либо отрицательных последствий происходит «пролетарский переворот» в сказочном мире – героем вместо принца, купца или студента становится городской подросток. И этот юный рабочий показан автором с явной любовью и уважением. Карди не только умный, добрый, но и, конечно, сильный – ведь он шахтер. Он еще и обладает хорошими манерами, любит читать книжки и петь песни. Ну как принцессе не влюбиться и не доверять такому мальчику безоглядно? Принцесса и доверилась. И мальчик оправдал ее ожидания – помог, спас, отвел беду. «Я всегда буду рядом!» – обещал он и не обманул. Разве это не главное в жизни – быть рядом? Когда нужно, необходимо, когда случается беда и меркнет свет, надо чтобы кто-то просто был рядом. И тьма рассеется. Потому что, как говорила мудрая Лунная прапрабабушка:
«Тьма самая жуткая перед рассветом. Надо просто с кем-то пробыть до первого луча. А там солнце взойдет само».
Конечно, герой Макдональда еще далек от героев социальной сказки, которая появится в XX веке в творчестве Олеши, Родари, Крюса и др. Он не собирается бунтовать против королевской власти, более того – он готов пойти на смерть, лишь бы спасти принцессу. Но появление мальчика-рудокопа в сказке – это уже точка отсчета.
Дж.У. Смит. Иллюстрация к сказке «Принцесса и гоблин»
Так же как Кэрролл, Макдональд не пойдет проторенными дорогами сказки. Он не поместит своих героев в фольклорно-сказочной стране (как Гауф), в исторически условные времена, типа «крестьянского Средневековья» (как братья Гримм) или в действительность, преображенную фантастическим светом (как у Гофмана). Для своей сказки Макдональд создаст (вернее, логически выстроит) удивительную авторскую страну – с реальными подробностями, законами, обычаями, укладом жизни. Даже своим уникальным ландшафтом – верхнего (город, королевский замок, окружающие его усадьбы и деревеньки шахтеров) и нижнего (подземный мир гоблинов) миров. И эти, казалось бы, несовместимые, враждебные миры он соединит единой огромной лестницей. Верхний конец ее из замка принцессы поднимается ввысь, почти к звездам, где живет фея Лунного света (она же – прапрапрапрабабушка). Другой конец спускается из замка в темные страшные пещеры гоблинов. Такое философское, в чем-то парадоксальное видение мира роднит сказки Макдональда с миром зазеркальных перевертышей его друга Кэрролла. Но если, создавая свои волшебные страны, Кэрролл стремился к показу несовместимостей, парадоксальностей жизни, науки и мышления, то волшебная страна Макдональда не имеет никаких неожиданных, причудливых подтекстов. Наоборот, она по-сказочному естественна, обжита и понятна.
Недаром сказочник говорил:
«Я пишу не для детей, но для тех, кто невинен и искренен, как ребенок, пять ли ему лет, пятьдесят ли или семьдесят пять».
«Волшебная сказка – не отвлеченная аллегория. Она состоит из скрытых смыслов».
Мудрый потомок шотландских поэтов, волынщиков и воинов предлагал читателям самим отыскивать заключенные в сказке тайные смыслы. Да, он был немножечко мистиком, этот задумчивый сказочник, и часто размышлял над тайной творчества. И однажды заметил:
«Человек, когда ему в голову приходит новая мысль, не столько думает, сколько слышит то, что ему диктуется».
Как истинный сказочник и верующий человек, Макдональд был уверен в том, что лучшие произведения создаются в тесном контакте с Высшими силами – «диктуются». Вот только для того, чтобы воспринимать такую благую «диктовку», нужно время и спокойствие. Ни того ни другого у Макдональда не было. Огромное семейство требовало буквально каторжной работы. Где уж тут взять время для вдумчивого творчества? Романы и повести шли с колес. И понятно, что это не лучшим образом сказывалось на качестве работы. Ну а спокойствия вообще не могло быть. Ведь сам Макдональд еще с юности был болен туберкулезом. Постоянно лечился. Болезнь отступала. Но из семьи не уходила – собирала иные жертвы. От этой проклятой чахотки умерли трое детей – Мэри (та самая девочка, что водила младшего братишку к скульптору Марло), Лилия и сын Морис. Теперь, чтобы выжить, семейству Макдональд приходилось каждую зиму проводить в теплой Италии. А на это требовались деньги. И опять приходилось писать до изнеможения. Романы так и сыпались из-под его пера, естественно, не обработанные, как следовало бы. Немудрено, что по прошествии лет они забывались. Но сказки и фантастические произведения жили.
Существовала и даже, как ни парадоксально звучит, развивалась его волшебная страна. Его сказочные повести и рассказы регулярно выходили к Рождеству, поддерживая традицию рождественской и новогодней сказки. Художники придумывали к новым изданиям книг карты волшебной страны, проекции и даже показывали таинственную и организующую пространство лестницу «в разрезе». Имя Карди стало нарицательным. И даже гоблины обрели словно бы новую жизнь. Появились мультфильмы, а потом и компьютерные игры про принцессу и гоблинов. Оказалось, что именно в создании этой уникальной волшебной страны и заключался секрет долголетия разных историй, сотворенных автором. Именно по этому пути создания своих «земель» пойдут многие писатели XX века. В сказочном мироздании возникнут огромные страны, континенты и даже планеты мира фэнтези. Недаром и сам Макдональд писал в жанре фантастики. Так что все имеет свой смысл.
• Макдональд очень уважал русскую культуру и мечтал побывать в России. Однако его мечте не суждено было сбыться.
• А вот его ближайший друг Льюис Кэрролл посетил Россию в июле 1867 года. «Папа» Алисы побывал в Петербурге, Кронштадте, Москве, Сергиевом Посаде, Новом Иерусалиме, Нижнем Новгороде. Об этом мы уже говорили выше.
Вот такие они, англичане. Ну почему-то тянет их в Россию. Кстати, посещая наши города, английский джентльмен совершенно забыл о своем традиционном five’o clock и распробовал русский чай из самовара. И между прочим, пришел в восторг!
Часть четвертая
Все может случиться
Сказка за тысячу писем
– ЕСЛИ СКАКАТЬ БЫСТРО, – ПОСОВЕТОВАЛ ОН, – ОДЕЖДА ВЫСОХНЕТ НА ВЕТРУ ВМИГ. Я МОГУ БЕЖАТЬ ПОЗАДИ, ДЕРЖАСЬ ЗА ХВОСТ КОНЯ. ТАК МЫ ВСЕ ТРОЕ И ОБСОХНЕМ.
Правда, по парадоксальности и в то же время по своей верности это утверждение напоминает «Алису» Кэрролла? Ну а по оптимизму – это вообще высший пилотаж.
На рубеже XIX – ХХ веков пальму первенства в издании сказок под Рождество и на Новый год перехватил Новый Свет, а вернее, США. «Виновник» исполнения такой традиции всем прекрасно теперь известен. Это раньше мы и имени его не слышали, но теперь можно даже прочесть ВСЕ его сказки, а это – около двадцати томов. Из них четырнадцать сказочных повестей он выпустил под Рождество, в исключительных случаях, если издатели подводили, под Новый год. То есть он поддерживал традицию двадцать лет – с 1899 по 1919 год. И каждая его сказочная книга воспринималась как «достижение нации». Вот как почитали сказочника!
Узнали? А если дать подсказочку? Это же автор легендарнейшей Страны Оз и волшебника Гудвина – великого и грозного.
Нет-нет, не стоит вспоминать «Волшебника Изумрудного города» А.М. Волкова. Наш сказочник середины ХХ века, конечно, использовал некоторые мотивы «Мудреца из Страны Оз», но сказки Волкова – это отдельная тема. Мы говорили о ней в книге «Знаем ли мы свои любимые сказки?» (М.: Центрполиграф, 2013). Кто хочет прочесть и сравнить американские и советские сказки про Гудвина – пусть поглядит там. Но здесь нам важно понять, что следовать традиции рождественских сказок Волков никак не мог, ибо Рождество в Советском Союзе не праздновалось.
Итак, наш разговор о сказочнике Бауме.
Американский писатель Лаймен Фрэнк Баум (1856 – 1919) и до сказки о Волшебной Стране Оз написал множество книг. Он вообще любил выдумывать разные таинственные истории. Собирал своих и соседских детишек и рассказывал им, сам увлекаясь больше слушателей. Однажды в конце 1898 – начале 1899 года (опять же – время Рождества и Нового года!) он из вечера в вечер сочинял истории об удивительных приключениях обычной американской девочки Дороти, попавшей случайно в Волшебную страну. «А что это за страна?» – спросил кто-то из детей. Писателю некогда было раздумывать. Дело происходило в его кабинете, и он, взглянув на ящики картотеки, увидел там надписи: «А – N» и «О – Z». Первая пара букв показалась ему обычной, а вот «О – Z» – подходила для фантастического названия. И Баум сказал: «Дело происходит в Стране Оз». Так сказочная страна обрела имя.
Л.Ф. Баум
Потом уже Баум записал все эти истории, и в конце 1899 года (опять же под Рождество!) книга «Удивительный Волшебник из Страны Оз» вышла из печати. Фурор был исключителен – сказка мгновенно стала архипопулярной, по ее мотивам тут же была создана театральная постановка, тоже ставшая чрезвычайно известной. Только вот сам Баум не хотел зацикливаться на приключениях девочки Дороти – у него были и другие литературные планы. Так что года два он ни о какой Стране Оз и не думал. Но ведь от сказки не так-то просто избавиться!
Однажды (эту историю рассказал сам Баум) к нему пришла маленькая девочка и попросила написать продолжение сказки. Но Баум в то время был занят и шутливо пообещал девочке выполнить ее просьбу, если тысяча маленьких девочек пришлют ему тысячу писем.
У.У. Денслоу. Иллюстрация к сказке «Удивительный Волшебник из Страны Оз»
«Хорошо! – сказала девочка. – Вы их получите!» Писатель был удивлен такой настойчивости и уверенности. «Почему ты так хочешь этого?» – поинтересовался он. Девочка сверкнула огромными глазищами и заявила: «Потому что Дороти – это я!»
И вот – представляете? – письма пришли! С тех пор писатель сильно засомневался: была ли та Дороти обычной девочкой или ТОЙ – сказочной Дороти, которой очень захотелось продолжить свои волшебные приключения в Стране Оз?
«А может, это была сама фея сказок?» – спрашивал себя Баум. Словом, в 1903 году появилась сказочная повесть «Страна Оз», за ней еще четыре книги. Но в 1910 году дело опять застопорилось. Бауму просто надоело писать про одну и ту же страну, пусть даже и Волшебную. Но когда в 1911 году не появилось новой повести, читатели забросали сказочника таким количеством писем – уже не тысячей, а сотней тысяч, – что Баум вновь вернулся к приключениям в Стране Оз.
Помните похожую историю, когда читатели заставили Конан Дойла воскресить обожаемого Шерлока Холмса, которого детективщик в приступе ярости (он же не давал писать ни о чем другом!) решил угробить под скалой Рейхенбахского водопада? Вот и дети всего мира заставили Баума написать еще восемь историй о Волшебной Стране. Всего вышло 14 книг.
Кстати, успеху этих сказок весьма способствовали иллюстрации художника Джона Р. Нила, по которым мы можем сегодня судить, какими видел героев сам автор. Между прочим, девочку Дороти художник рисовал с дочки Баума – Сары. Помните, как английский сказочник Кэрролл написал свою легендарную Алису с реальной девочки Алисы Лидделл? Вот и Дороти написана и «срисована» с обычной девочки.
Герои Баума оказались столь интересны, а сюжеты столь занимательны, что после его смерти в 1919 году издательство «Рейли и Ли», печатавшее эти сказки, поручило молодой, но интересной писательнице Рут Пламли Томпсон написать продолжение повестей. Конечно, Томпсон не обладала виртуозностью пера и фантазией Баума, но зато она написала около 30 книг (изданных конечно же тоже под Рождество) по мотивам сюжетов из Страны Оз. Написал три книги сказок и иллюстратор Джон Нил. И все эти книги тоже охотно читались и детьми и взрослыми.
Дж.Р. Нил. Глинда. Иллюстрация к сказке «Глинда из Страны Оз»
Рассказы о Стране Оз перевели на все языки мира, но в родной Америке они стали просто культовыми. Они даже перебили фантастическую популярность «Приключений Алисы в Стране Чудес» Кэрролла. Книги разнесли на цитаты, как недавно книги Кэрролла.
У.У. Денслоу. Иллюстрация к сказке «Удивительный Волшебник из Страны Оз»
« – Как ты себя чувствуешь? – спросила девочка.
– У меня сейчас приступ мудрости, – ответило Пугало» (в русском переводе – Страшила).
А вот размышления самого Гудвина:
«Ну как после этого не быть обманщиком: ведь меня буквально силком заставляют сделать то, что, как известно, сделать невозможно!»
Оказалось, что сказки Кэрролла все-таки чисто английские – организованные по-английски, правильные, интеллектуально-холодноватые, а вот Баума – американские, немного расхристанные, путаные, зато теплые и добродушно-смешные. Недаром американский культовый фантаст Рей Брэдбери, обожающий творения Баума, заметил, что в сказках о Стране Оз «сплошные сладкие булочки, мед и летние каникулы». Брэдбери считал, что Страну Чудес Алисы предпочитают организованные интеллектуалы, а Страну Оз – неорганизованные мечтатели. «Страна Чудес – это то, какие мы есть, а Страна Оз – то, какими желали бы стать», – подытожил фантаст.
Любители аллюзий отыскали их и в сказках Баума. В героях Страны Оз они углядели представителей главных общественных сословий. Правящие волшебницы, оказывается, отражали власть. Ну, это не открытие. Кстати, у Баума нет ни Гингемы, ни Бастинды (как у Волкова). Волшебницы вообще не имеют имен и называются просто Злые волшебницы Востока и Запада, Добрые – Севера и Юга. Ну, то, что союз Севера и Юга – олицетворение Доброй Америки, кто ж спорит? Вспомним, что во время Гражданской войны страна была разделена именно на Север и Юг, ну а потом конечно же воссоединилась. Но вот почему Восток и Запад – жилища Злых волшебниц, это вопрос открытый. Запад, ясно. Олицетворяет старушку Европу, ну а Восток? Угадайте с трех раз, дорогие взрослые!..
Дж.Р. Нил. Злая Волшебница Востока. Иллюстрация к сказке «Железный Дровосек из Страны Оз»
Нашлись аллюзии и для героев. В Жевунах были усмотрены добропорядочные обыватели, которым только дай пищу для челюстей и сплетен. Страшила (огородное Пугало) стал олицетворением фермерства и сельского хозяйства. Он же хоть и без мозгов, зато с соломой. Ну а Железного Дровосека (Дровосека-жестянку) записали в рабочий класс, угнетенный до такой степени, что он и сам стал железной болванкой без души и чувств. Подобно тем железным деталям, которые он собирает на бесконечном конвейере. А что, разве не похоже? В любой сказке есть доля правды…
• Всего в сказочном сериале Баума 14 книг:
«Удивительный Волшебник из Страны Оз» (1899)
«Страна Оз» (1903)
«Озма из Страны Оз» (1907)
«Дороти и Волшебник в Стране Оз» (1908)
«Путешествие в Cтрану Оз» (1909)
«Изумрудный город Страны Оз» (1910)
«Лоскутушка из Страны Оз» (1913)
«Тик-Ток из Страны Оз» (1914)
«Страшила из Страны Оз» (1915)
«Ринкитинк в Стране Оз» (1916)
«Пропавшая Принцесса Страны Оз» (1917)
«Железный Дровосек из Страны Оз» (1918)
«Волшебство Страны Оз» (1919).
Последняя книга «Глинда из Страны Оз» вышла в 1920 году уже после смерти автора, скончавшегося от сердечного приступа.
• В русском дореволюционном переводе «Удивительный Волшебник из Страны Оз» назывался «Мудрец из Страны Оз».
• В 1957 году в Нью-Йорке по инициативе 13-летнего школьника был создан Международный клуб Волшебника Страны Оз. Этот клуб существует и сейчас. И это говорит о непреходящей популярности Страны Оз и ее героев.
Пути сказок неисповедимы, но всегда символичны. Фрэнк Баум умер в Голливуде, который в 1919 году еще не был столицей мирового кино. Об экранизациях своих сказок Баум и не думал. Но время шло, и ровно через двадцать лет после его кончины Голливуд выпустил свою новую музыкальную комедию «Волшебник Страны Оз» с юной звездой Джуди Гарланд в роли Дороти.
Дж.Р. Нил. Лоскутушка спорит с Королем Медведей. Иллюстрация к сказке «Пропавшая Принцесса Страны Оз»
В этом же 1939 году случилось и еще одно значимое совпадение. Пока вся Америка толпилась у дверей кинотеатров, чтобы увидеть только что снятое кино, которому предстояло стать культовым, в далекой России появилась новая версия приключений легендарной девочки – «Волшебник Изумрудного города». Конечно, она не может претендовать на то, что продолжила традицию сказок под Рождество (Рождество ведь не праздновалось в Советском Союзе, да и Новый год разрешено было отмечать всего-то с 1937 года, до того с 20-х годов и елку не ставили: боялись прослыть неблагонадежными, а в 1930-х годах и того хуже – врагами народа). Однако вспомнить о сказках Волкова вполне уместно.
Замечательный ученый, математик и историк (редкое сочетание!) Александр Мелентьевич Волков (1891 – 1977) с первой же книги стал изумительным сказочником. К тому времени ему было 48 лет, почтенный возраст для писателя, но примерно такой же, как и у Баума, когда тот издал первую историю о Стране Оз.
Волков родился в далеком Усть-Каменогорске в небогатой семье. Его отец, Мелентий Михайлович Волков, имел чин простого фельдфебеля. Человека такого звания нас приучили считать чуть ли не держимордой. Но Мелентий Михайлович был образован и мечтал, что сын его станет благородным учителем. Так и вышло. Александр окончил в 1910 году Томский учительский институт и начал преподавать в Колыване на Алтае. С 1917 года Волков стал печататься в местных газетах. В 20-х годах перебрался в Ярославль, где стал уже директором школы, а потом поступил на физико-математический факультет Педагогического института.
В 1929 году Волков переезжает в Москву и решает пойти учиться в Московский государственный университет. Правда, времени на учебу почти не было, ведь ему уже сорок лет, у него жена и двое детей. Но была жгучая жажда знаний – Волков одолел весь пятилетний курс математического факультета за семь месяцев.
У.У. Денслоу. Иллюстрация к сказке «Удивительный Волшебник из Страны Оз»
И вот он уже педагог высшего звена – преподаватель высшей математики в Московском институте цветных металлов и золота. Еще он ведет факультатив по литературе и английскому языку. Именно здесь, на факультативе английского, его и застала фея сказок. Поначалу все было обычно. Волкову принесли книгу Баума «Удивительный Волшебник из Страны Оз». Он прочел ее и решил перевести. Но в итоге получился не перевод, а совершенно авторское – волковское – переложение американской книги. Конечно, главные герои навеяны Страной Оз. Но есть и отличия. И какие! Практически – главные. Волков изменил имена. Огородное Пугало (правда, ведь неприветливое обозначение героя) назвал Страшилой (хоть и «страшно», но как-то по-домашнему, а потом, попривыкнув, и вовсе привлекательно и даже мягко), Человека-жестянку – Железным Дровосеком (ведь он железный, а по профессии дровосек). Дороти (имя несколько тяжеловесное для русского читателя) Волков превратил в легкое и обаятельное Элли. Сочинил новые главы – про встречу с людоедом, про наводнение. Но самое главное достижение, как думается, это образ Тотошки. У Баума он откликается на кличку Тото – имя, не имеющее никакого уменьшения. Тото – песик как песик, верный и преданный, но по-человечьи не говорящий. Волкову же показалось несправедливым, что в стране, где «разговаривают не только звери и птицы, но и люди из железа и соломы», верный Тотошка не имеет своего голоса. Так песик стал полноправным членом команды Элли и соучастником всех событий.
Пять повестей о Волшебной стране, написанные Волковым в 1960 – 1970-е годы, не имеют к сказкам Баума практически никакого отношения. Эти книги уже совершенно волковские. Если что и связывает эти сказки, то редкие детали. Например, в «Стране Оз» появляется Порошок Жизни, которым колдунья Момби посыпает Тыквоголового Джека, сделанного из сучьев и большой тыквы вместо головы. Нетрудно провести здесь параллель с волшебным порошком, которым Урфин Джюс посыпает своих солдат, чтобы их оживить.
У.У. Денслоу. Иллюстрация к сказке «Удивительный Волшебник из Страны Оз»
Особенно интересно, как изменилась у Волкова главная героиня. Баум, например, не собирался все сказки писать о приключениях Дороти. Так, в истории о потерявшейся где-то принцессе Озме («Страна Оз») Дороти вообще нет. Правда, скоро Баум понял, что девочка необходима в каждой сказке, ведь именно реальные дети видят себя на месте волшебной героини, переживая ее приключения как собственные. А сказка без Дороти, то есть без себя, им неинтересна.
Волков же сразу понял, что именно Элли – главная во всех сказках. Правда, как быть с тем, что время идет и девочка вырастает? Но русский писатель нашел отличное литературное превращение – в последних сказках Элли выросла, но ее заменила младшая сестренка Энни. С книги «Огненный мог Марранов» в Волшебную страну стала отправляться именно она.
Впрочем, хотя автор и поменял Элли на Энни, читатель-то умный, он все равно понимает: это одна и та же героиня. Пусть и маленькая, но отважная, добрая, готовая всегда прийти на помощь друзьям, попавшим в беду. Она никогда не унывает, верит в себя и друзей, готова грудью встать на защиту более слабого.
Не потому ли ей помогают все – дети и взрослые, птицы и животные, деревья и травы, горы и облака. Если ее попросить, она всегда поможет, потому что живет по принципу активной жизни: кто, если не я?! Кто придет на помощь заржавевшему Дровосеку, спасет от смерти Страшилу, защитит плененных Жевунов или Мигунов? Кто, если не я?! Отличная мысль! А еще говорят: «У Бога нет рук, кроме твоих. Действуй!»
Между прочим, такая мысль не возникает после прочтения американского «Волшебника из Страны Оз». Там все проще – бурные приключения, авантюры, обманки, переполох событий и превращения героев. Это мальчишеский мир и взгляды мальчишек. Недаром Рей Брэдбери обожал Страну Оз. Сказка же Волкова – о волшебных приключениях для девочек. Забавно, верно?
У.У. Денслоу. Иллюстрация к сказке «Удивительный Волшебник из Страны Оз»
Противоположны и сюжетные завязки сказок. У Баума Дороти попадает то в сильный шторм, то в землетрясение, но оказывается почему-то всегда в Стране Оз.
Как объясняет Баум – волшебная земля притягивает Дороти. У Волкова в Волшебной стране случается что-то нехорошее. И жители посылают гонца к Элли, прося о помощи. То есть Элли, а потом и Энни всегда являются в роли спасительниц. Им нелегко попасть в Волшебную страну. Им мешают горы и пустыни, их гонит прочь смертельный Желтый Туман.
Но Элли-Энни готова пожертвовать жизнью, чтобы прийти друзьям на помощь. А кто, если не она?
Когда Александр Волков прочел книгу Баума «Удивительный Волшебник из Страны Оз» по-английски, то решил пересказать ее своим детям. Но тем было не до папиных россказней. И отцу пришлось их долго уговаривать.
Ну а что было бы, если бы дети отмахнулись от папы – мало ли, что там хотят сказать эти занудные взрослые! Вот и вышла бы катастрофа – дети не выслушали бы истории Страны Оз и не стали бы уговаривать отца записать все эти приключения.
В итоге Волков не написал бы «Волшебника Изумрудного города». И мы остались бы без любимой сказки.
Нет, реально – родителей надо выслушивать хотя бы изредка!
А то ведь самое удивительное приключение может и не случиться.
Наиболее часто задаваемые вопросы по книгам Волкова и Баума:
Почему дорога из ЖЕЛТОГО кирпича?
Это объясняется в сказках Волкова: дорога вымощена желтым кирпичом потому, что ведет через всю страну из царства Жевунов к Изумрудному городу, но от него в царство волшебницы Виллины, чьим цветом-символом, как мы помним, был желтый. Но есть и тайное значение желтого цвета. Это цвет Солнца – добрый, теплый, дающий радость. Идти по дороге, вымощенной кирпичом такого цвета, легко, поскольку он вызывает у человека положительные эмоции, помогает преодолевать трудности и принимать верные решения.
Почему город – Изумрудный?
Изумруд – один из ценнейших драгоценных камней, но весьма редкий. Так что часто он ценится дороже бриллианта. Люди издревле считали, что именно этот камень приводит человека в восхищение, ведь это самый приятный камень для глаза. К тому же считалось, что изумруд дарит своему владельцу мудрость и помогает постигать скрытые тайны. Ну разве волшебник Гудвин мог украсить свой город другими камнями? Ведь он хотел, чтобы город вызывал восхищение, а его самого считали самым мудрым из мудрецов.
К тому же изумруд считался камнем бессмертия. И конечно, Гудвин мечтал, чтобы его город был вечным. Ну а люди, глядящие на изумрудный свет, всегда испытывают радость и счастье. То есть Гудвин мечтал, что его подданные будут счастливы и радостны и мрачные мысли не придут им в голову.
У.У. Денслоу. Волшебник. Иллюстрация к сказке «Удивительный Волшебник из Страны Оз»
У.У. Денслоу. Иллюстрация к сказке «Удивительный Волшебник из Страны Оз»
Вот что написала о сказках Фрэнка Баума самая популярная газета США «Нью-Йорк таймс»:
«Их атмосфера переносит нас в те беззаботные времена, когда приключения и всяческие „нежданные неожиданности“ воспринимаются весело и захватывающе, ведь это не те приключения и неожиданности, что поджидают нас в реальной жизни и которых мы, как правило, весьма опасаемся, стараясь уйти от них подальше. Ведь приключения в жизни вполне могут принести нам неприятности и разочарования. Приключения же в сказках Баума несут нам только радость, воодушевляют на встречи с Мечтой, дарят заряд оптимизма. Иначе и быть не может – это же сказки под Рождество, когда все может случиться!»
Что ж, действительно, ВСЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ.
Для беззаботных героев американского сказочника это самое ВСЕ всегда выводит на новый виток счастья и, ясно, преотлично заканчивается. Однако в странах Старого Света оптимизма было поменьше. Помните финал «Девочки со спичками» Андерсена? Вот и у нас в России традиция рождественской сказки, конечно, существовала, но имела несколько иной эмоциональный настрой.
Время елочных украшений
НИКИТЕ КАЗАЛОСЬ, ЧТО ОН ИДЕТ ВО СНЕ, В ЗАКОЛДОВАННОМ ЦАРСТВЕ. ТОЛЬКО В ЗАЧАРОВАННОМ ЦАРСТВЕ БЫВАЕТ ТАК СТРАННО И ТАК СЧАСТЛИВО НА ДУШЕ.
…НИКИТА ТОЛКНУЛСЯ НОГОЙ В СТЕНУ И МЕДЛЕННО ПОЛЕТЕЛ ЧЕРЕЗ КОМНАТУ К ЧАСАМ. НА ВЕРХУ ФУТЛЯРА СТОЯЛА БРОНЗОВАЯ ВАЗОЧКА, И В ВАЗОЧКЕ, НА ДНЕ, ЛЕЖАЛО ЧТО-ТО – НЕ РАССМОТРЕТЬ.
И ВДРУГ НИКИТЕ ТОЧНО СКАЗАЛИ НА УХО: «ВОЗЬМИ ТО, ЧТО ТАМ ЛЕЖИТ»…
…НИКИТА ВСКОЧИЛ С ПОСТЕЛИ И ЗАПЛЯСАЛ НА ТЕПЛОМ ПОЛУ:
– РОЖДЕСТВЕНСКИЕ КАНИКУЛЫ!
ОН СОВСЕМ ЗАБЫЛ, ЧТО С СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ НАЧИНАЮТСЯ СЧАСТЛИВЫЕ И ДОЛГИЕ ДВЕ НЕДЕЛИ.
Самое лирическое и нежное произведение А.Н. Толстого – «Детство Никиты». До этого мы обращались к творчеству этого классика русской литературы первой половины ХХ века, только когда вспоминали о его обработках русских народных сказок. Стоит признать, что делал он это виртуозно. И хотя старался максимально приблизить сказки к народному тексту, но перо писателя все равно вносило коррективы – и в деталях, и в поэтике изложения. Но все же самым поэтическим детским произведением оказалась повесть «Детство Никиты».
Конечно, эта повесть – не сказка. Однако в разговоре о традиции рождественской литературы именно ее непременно стоит упомянуть. Во-первых, в ней совершенно уникально и чрезвычайно увлекательно, даже романтично и по-своему сказочно описана подготовка к празднованию Рождества. Во-вторых, атмосфера всей повести несет на себе детско-фантазийную и опять же волшебную атмосферу, потому что в повести оживает и ветер, гудящий в зимней трубе, и котята, играющие в доме, и предки мальчика, некогда жившие в этой старинной дворянской усадьбе. И в-третьих, все повествование пронизано волшебным сном, в котором старичок и старушка (как раз предки мальчика Никиты) подсказали ему во сне, КАКОЙ подарок следует сделать девочке, в которую Никита влюбился впервые в своей жизни.
Рождественский подарок для первой любви – что ж, эта повесть о любви. И колечко, найденное в вазочке на старинных часах (а именно про нее во сне толковали Никите старик и старушка), оказывается воистину волшебным, потому что чудесная девочка Лиля позволяет себя поцеловать.
И тут стоит отметить главное – в русской литературе традиция рождественской сказки, начатая некогда Антонием Погорельским в 20-х годах XIX века, увы, к ХХ веку не прижилась. Нет, конечно, сказки под Рождество издавались и печатались, но, как правило, это были переводные книги. А вот собственная литература выступала в рождественской традиции в большинстве своем в жанре реальных повестей о современной жизни. Пусть с налетом некоего волшебства – но это были реальные истории.
Тому способствовали особые российские условия. Главными из них стали два. Во-первых, русская литература традиционно тяготела к реализму. Нас не заинтересует даже самое разволшебное приключение, не взволнует самая таинственная история (хоть там будет даже волшебнее и таинственнее, чем в Стране Оз), если в них нет понятного нам характера героя, сострадательности автора и романтики чувств. Помните, как основатель Третьяковской галереи сказал художникам: «Вы мне хоть лужу нарисуйте – главное, чтобы было правдиво».
А во-вторых, все русское искусство всегда было нравственно направлено, старалось помочь людям в тяготах жизни, исправить социальные пороки, стать на сторону «униженных и оскорбленных». Отсюда даже рождественскими у нас были не сказки, а истории (если вспомнить традиционное разделение по-андерсеновски), хотя и пронизанные налетом мистики и волшебства.
Вот и «Детство Никиты» – вполне правдивый рассказ о реальном детстве, который стоит в ряду произведений о дворянских детях. Вспомним «Детские годы Багрова-внука» С.Т. Аксакова (помните, именно в этой книге была напечатана в приложении «Сказка ключницы Пелагеи» – «Аленький цветочек»), «Детство Тёмы» Н.М. Гарина-Михайловского, «Детство» Л.Н. Толстого и др. Только вот, судя по времени, «Детство Никиты» – одна из последних историй, происходивших в старинной русской усадьбе. Надвигались грозы ХХ века, Первая мировая война, а потом и революция, которая смела все эти старинные и уютные усадебные миры.
Собственно, А.Н. Толстой и писал свою повесть, когда этих миров уже не существовало. Вот откуда на страницах в беспечном и очаровательном детстве столько грусти – ведь их писал человек, уже выросший и отлично знающий, что его прежний мир закончил свое существование. Но «Детство Никиты» – это все еще рассказ о радости и безотчетном наслаждении жизнью, которые возможны только в беззаботном детстве, когда кажется, что все прекрасно, а будет еще лучше.
Сначала это были наброски, напечатанные в 1919 – 1920 годах в Париже в детском журнале русской эмиграции «Зеленая палочка». В 1922 году в Берлине вышла книжная версия – уже под названием «Детство Никиты». До этого повесть имела более символическое название «Повесть о многих превосходных вещах». Так какие же «вещи» автор считал превосходными?
Дети катаются с горки. Старинная открытка
Ответ прост: русский снег, катание с горки, дружба с деревенскими мальчишками, скрепленная первой клятвой. Еще сочельник, подготовка к празднованию Рождества, гости, приехавшие в усадьбу на праздник, и среди них тоненькая золотоволосая девочка Лиля с большими голубыми глазами и огромным синим бантом, прелестно покачивающимся и совершенно волшебным образом удерживающимся на ее вьющихся волосах.
Это вам ничего не напоминает? Непослушный мальчишка и прелестная правильная девочка. Конечно же Буратино и Мальвина, девочка с голубыми волосами (а может, просто с большим голубым бантом?).
Непослушный мальчик и прелестная девочка. Старинная открытка 1909 года
В начале повести А.Н. Толстой написал, что посвящает ее своему старшему сыну Никите. Однако с первых же строк ясно – это автобиографическая повесть. Недаром же однажды писатель признался в интервью: «Никита – это я!» Конечно, в книге присутствуют и наблюдения за сынишкой, перешедшие в текст, но основное – авторские воспоминания о своем детстве. Ностальгия по прошедшему. И не просто по прошедшему времени, а по навсегда утерянному быту и жизни, которая уже не повторится никогда. Плюс ностальгия – та самая исключительная «болезнь» – тоска по Родине, коей подвержены только русские.
А как торжественно и празднично, загадочно и таинственно все было: подготовка и украшение дома, елка, привезенная из леса, и сладостные волшебные часы, проведенные вместе с девочкой Лилей, когда она клеила игрушечный домик на елку, а Никита – фунтики для конфет.
Самое время задать вопрос:
А что такое «фунтики»?
Думаете, от слова «фунт» – мера веса? А вот и нет. Фунтики – это фантики, то есть обертки для конфет. В старину-то они продавались без оберток. Конфеты же надо было повесить на елку. Вот для них и клеили специальные фунтики, куда можно было положить одну большую конфету или несколько маленьких. Ну и объясняя, что Никита взялся клеить фунтики, автор намекает читателям, что мальчик – сладкоежка.
• Сын Толстого, Никита Алексеевич, вырос и стал известным ученым-физиком.
• А дочка Никиты – известной писательницей. Вы все ее знаете и читали ее книги – это же Татьяна Никитична Толстая.
• Но времена менялись, и появлялись новые властители дум. В наше время ими стали компьютерщики. И знаете, кто является внуком Никиты, а значит, правнуком писателя А.Н. Толстого? Артемий Лебедев. Да-да, тот самый – известный владелец компьютерной Студии Артемия Лебедева.
«Со стола в столовой убрали скатерть. Матушка принесла четыре пары ножниц и стала заваривать крахмал…
Мальчики принесли кожаный чемодан Анны Аполлосовны и поставили на стол. Матушка раскрыла его и начала вынимать: листы золотой бумаги, гладкой и с тиснением, листы серебряной, синей, зеленой и оранжевой бумаги, бристольский картон, коробочки со свечками, с елочными подсвечниками, с золотыми рыбками и петушками, коробку с дутыми стеклянными шариками, которые нанизывались на нитку, и коробку с шариками, у которых сверху была серебряная петелька, – с четырех сторон они были вдавлены и другого цвета, затем коробку с хлопушками, пучки золотой и серебряной канители, фонарики с цветными слюдяными окошечками и большую звезду. С каждой новой коробкой дети стонали от восторга.
– Там еще есть хорошие вещи, – сказала матушка, опуская руки в чемодан, – но их мы пока не будем разворачивать. А сейчас давайте клеить.
Виктор взялся клеить цепи, Никита – фунтики для конфет, матушка резала бумагу и картон. Лиля спросила вежливым голосом:
– А можно я буду клеить домик?
– Клей, милая, что хочешь.
Дети начали работать молча, дыша носами, вытирая крахмальные руки об одежду. Матушка в это время рассказывала, как в давнишнее время елочных украшений не было и в помине и все приходилось делать самому. Были поэтому такие искусники, что клеили – она сама это видела – настоящий замок с башнями, с винтовыми лестницами и подъемными мостами. Перед замком было озеро из зеркала, окруженное мхом. По озеру плыли два лебедя, запряженные в золотую лодочку».
Вот такие рождественские воспоминания. Ностальгия – тоска по Родине. И каждая строка «Детства Никиты» пропитана этой тоской.
А.Н. Толстой вернется на Родину. Будет почитаем и уважаем. Даже станет народным депутатом. Домашние будут шутить: «Его сиятельство граф уехал на заседание Моссовета». Однако, описывая подготовку к Рождеству, Алексей Николаевич еще не будет знать, что скоро советская власть запретит все религиозные праздники. Под запрет попадет и Новый год (это же почти Рождество), как классово чуждый советским детям. Но тяга к чуду все равно останется. Ибо ожидание волшебства и радости – выше и сильнее любой власти.
Может, поэтому запрет долго не продержится. Уже в 1937 году будет разрешено ставить елку и встречать Новый год. Вот когда снова вспомнятся навыки создания игрушек своими руками, ведь их практически не будет в стране, начавшей отмечать Новый год ЗАНОВО. И снова в ход пойдут полоски раскрашенной бумаги, будут вырезаться снежинки из фольги, клеиться домики, изготавливаться снеговики из ваты. Ну а верхушку елки украсят алые рукотворные звезды – символ новой эпохи.
Мальчик-сладкоежка и его очаровательная гостья. Старинная открытка
Вот тогда-то и станут часто вспоминать еще одну рождественскую историю – опять почти сказку – «Елку Митрича» писателя Николая Дмитриевича Телешова.
Всякому человеку радость
– А ТО, – ВЗДОХНУЛ СНОВА МИТРИЧ, – ЧТО ВСЕМ БУДЕТ ПРАЗДНИК КАК ПРАЗДНИК, А ВОТ, ГОВОРЮ, РЕБЯТИШКАМ-ТО, ВЫХОДИТ, И НЕТ НАСТОЯЩЕГО ПРАЗДНИКА… ПОНЯЛА?.. ОНО ПРАЗДНИК-ТО ЕСТЬ, А УДОВОЛЬСТВИЯ НИКАКОГО…
ГЛЯЖУ Я НА НИХ, ДА И ДУМАЮ: ЭХ, ДУМАЮ, НЕПРАВИЛЬНО!..
ИЗВЕСТНО, СИРОТЫ… НИ МАТЕРИ, НИ ОТЦА, НИ РОДНЫХ…
ДУМАЮ СЕБЕ, БАБА: НЕСКЛАДНО!..
ПОЧЕМУ ТАКОЕ – ВСЯКОМУ ЧЕЛОВЕКУ РАДОСТЬ, А СИРОТЕ – НИЧЕГО!
Так мыслил в рождественский вечер сторож переселенческого барака отставной солдат Семен Дмитриевич, которого все звали просто Митричем.
Сейчас нам трудно понять, где работал Митрич, что такое «переселенческий барак» и почему там дети-сироты.
Бурное переселенческое движение началось в России после отмены крепостного права в 1861 году и продолжалось четверть века. Крестьяне, ставшие свободными, часто не имели ни средств, ни жилья. Они просто вынуждены были куда-то переселяться – не в поисках даже лучшей жизни, а в поисках жизни хоть какой-нибудь. Из средней полосы России люди ехали к Уралу и за Урал – в места не столь заселенные. Для такой бесконечно переселенческой миграции и были построены переселенческие бараки. Там можно было бесплатно отдохнуть, оглядеться и принять решение – пробираться дальше или остановиться. Только вот пути-дороги были трудны, да и средств не хватало. Переселенцы терялись, отставали от родных и даже мерли как мухи. Вот так и выходило, что в переселенченском бараке оказывались ничьи дети – те самые сироты, о которых говорит сторож Митрич. Может, они отстали от родни, а может, их родители умерли в пути. И позаботиться о сиротах было больше некому. А тут Праздник. И ни у одного начальственного чина не кольнуло в душе, что дети даже не увидят и не узнают Рождества. Только старый сторож понял, что это «нескладно», и сказал жене:
« – Надумал я, баба, вот что, – говорил он, улыбаясь, – надо, баба, ребятишек потешить!.. Потому видал я много народу, и наших, и всяких людей видал… И видал, как они к празднику детей забавляют. Принесут, это, елку, уберут ее свечками да гостинцами, а ребятки-то ихние просто даже скачут от радости!.. Думаю себе, баба: лес у нас близко… срублю себе елочку да такую потеху ребятишкам устрою, что весь век будут Митрича поминать!»
Бедные дети подглядывают за елкой в богатом доме. Старинная открытка
Сказать честно, по эмоциональному накалу эта небольшая история про празднование Рождества может сравниться только с пронзительнейшей «Девочкой со спичками» Андерсена. Та тоже не сказка, как и «Елка Митрича», но переживание и даже трагизм, скромная поэзия духа героев, мечта девочки и Митрича о лучшей жизни и Празднике – все это делают истории быта символическими историями, близкими сказке с ее народными символами бытия. Недаром в Интернете «Елку Митрича» часто ищут с определением – «сказка».
Еще этот рассказ чрезвычайно близок по чувствам сострадания и милосердия к «рождественским повестям» Диккенса. Однако есть и коренное отличие – в середине XIX века английский писатель еще надеялся, что сам ДУХ Рождества поможет богатеям-злодеям исправиться и стать добрее. В конце XIX века русский писатель не надеялся на тех, у кого «все хорошо в жизни». Недаром, когда Митрич пошел к церковному старосте попросить огарочков, которые он прикрепил бы к елке, как свечи, староста отказал наотрез:
« – Свечи-то небось перед иконами горели, а тебе их на глупости дать? И как тебе в голову такая дурь пришла, удивляюсь!»
Вот так – зажиточный староста, который торопится на Рождество к своим детям, считает затею Митрича дурью. Но слава богу, есть и другие люди. Церковный сторож, отставной солдат, как и Митрич, тайком сует ему в карман горстку огарочков. Вот вам и свет Господень на елку!
Ее-то Митрич срубил в лесу сам – не поленился сходить. Еще было у него чуток денег – себе хотел гостинец купить. Подумал да и решил взять детишкам конфет. Восемь детей-сирот в переселенческом бараке скопилось – как раз на восемь конфет и хватило.
И вот прикрепили на елку свечки-огарочки, повесили на ниточках конфеты. Мало украшений для такой большой елки, что притащил Митрич из леса.
– Жидко, публика! – сокрушается Митрич.
И ведь чего выдумал! Был у них с женой припасен кусочек колбаски на праздник. Не пожалели, поделили его на десять частей – себе да ребятишкам – и вместе с ломтиками хлеба повесили на елку. Хоть и дорожил Митрич каждым кусочком (ведь раз в год такое покупают), но Праздником он дорожил больше. Свой «подарочек» сторож тоже на елку примостил – бутылочку водочки. А как без нее?
«Как только стемнело, елку зажгли. Запахло топленым воском, смолою и зеленью. Всегда угрюмые и задумчивые, дети радостно закричали, глядя на огоньки. Глаза их оживились, личики зарумянились, и, когда Митрич велел им плясать вокруг елки, они, схватившись за руки, заскакали и зашумели. Смех, крики и говор оживили в первый раз эту мрачную комнату, где из года в год слышались только жалобы да слезы. Даже Аграфена в удивлении всплескивала руками, а Митрич, ликуя от всего сердца, прихлопывал в ладоши да покрикивал:
– Правильно, публика!.. Правильно!»
Праздник в небогатом доме. На елке вместо игрушек – бублик, печенье и крендель. Старшая сестра дарит младшей не дорогой подарок, а дешевенькую игрушку. Открытка 1908 года
Тут и гармоника в ход пошла, благо Митрич и играть и петь умел.
«Дети прыгали, весело визжали и кружились, и Митрич не отставал от них. Душа его переполнилась такою радостью, что он не помнил, бывал ли еще когда-нибудь в его жизни этакий праздник».
« – Публика! Подходи в очередь!
Снимая с елки по куску хлеба и колбасы, Митрич оделил всех детей, затем снял бутылку и вместе с Аграфеной выпил по рюмочке.
– Публика! – воскликнул он наконец. – Свечи догорают… Берите сами себе по конфетке, да и спать пора!
Дети радостно закричали и бросились к елке, а Митрич, умилившись чуть не до слез, шепнул Аграфене:
– Хорошо, баба!.. Прямо, можно сказать, правильно!..
Это был единственный светлый праздник в жизни переселенческих «божьих детей». Елку Митрича никто из них не забудет!» Вот вам и русский Дед Мороз рубежа XIX – XX веков. «Елка Митрича» написана в 1897 году.
Сиротский Дед Мороз, как и сам писатель Николай Телешов, Митрич (Дмитриевич) по отчеству. И между прочим, не раз изображал Деда Мороза на благотворительных елках для сирот, поскольку был высок и носил бороду. Ну чем не сказочный герой?
Вот вам и изготовление ручных игрушек на елку – это не создание гирлянд из разноцветной бумаги, не вырезание серебряного дождика из фольги, не склеивание игрушечных домиков, как в «Детстве Никиты». Тут целое склеивание жизни, когда в Праздник делятся последним.
Вот такая дистанция огромного размера между Рождеством в господской усадьбе («Детство Никиты») и в сиротском бараке для переселенцев («Елка Митрича»). Две возможности празднования. Два взгляда на жизнь. И кто бы мог подумать, военные и революционные вихри нарождающегося ХХ века уравняют ВСЕХ, ибо не будет больше ни для кого вообще никакого празднования Рождества, да и Новый год будет иметь довольно сомнительный статус. И елку, и игрушки, и застолье упразднят как пережиток прошлого. Слава богу, не насовсем! Потому что можно, конечно, запретить народный праздник, но нельзя запретить НАРОДУ думать и мечтать о своем празднике. А мечты все-таки сбываются.
Сейчас Николай Дмитриевич Телешов (1867 – 1957) незаслуженно забытый прозаик. Но в свое время его имя гремело. Он был другом Шаляпина и Горького, Бунина и Левитана. Предки его были крепостными крестьянами. Но дед сумел выйти на откуп и стать купцом. Не миллионщиком, конечно, но дети его получили хорошее образование.
Сам Николай Телешов всю жизнь ратовал за народное образование, создание школ, ведь Россия была малограмотной. Телешов сотрудничал с великим русским издателем Иваном Дмитриевичем Сытиным, который печатал для народа так называемые копеечные книги, то есть ценой всего в копейку, чтобы их мог купить любой.
Между прочим, писатель написал и несколько превосходных сказок – «Зоренька», «Крупеничка» и др. Почитайте – не пожалеете.
После революции Телешов опять же трудился на ниве образования. Москва назвала его своим почетным гражданином. Других званий, правда, он не удостоился за свой свободолюбивый нрав. Только и дали ему власти звание заслуженного деятеля искусств РСФСР. И то хорошо – ведь он не подвергся репрессиям и умер в 90 лет. Отрадно, что хороший человек прожил такую долгую жизнь.
Серебряное чудо
НОЧЬ МЕСЯЧНАЯ, СВЕТЛАЯ, ДАЛЕКО ВИДНО. ГЛЯДИТ ДАРЁНКА – КОШКА БЛИЗКО НА ПОКОСНОМ ЛОЖКЕ СИДИТ, А ПЕРЕД НЕЙ КОЗЕЛ. СТОИТ, НОЖКУ ПОДНЯЛ, А НА НЕЙ СЕРЕБРЯНОЕ КОПЫТЦЕ БЛЕСТИТ.
Известнейший зимний сказ Павла Петровича Бажова о козлике Серебряном копытце появился в 1938 году во втором томе альманаха «Уральский современник». Естественно, что выход этого зимнего сказа не подгадывался под Рождество. Такого просто и быть-то не могло – Рождество уже двадцать лет как не праздновалось. Просто первый том альманаха вышел в начале года, ну а второй – в конце. Вот и пришлось событие на новогодний рубеж.
Впрочем, и Новый год два десятилетия после революции считался просто календарной датой – началом отсчета нового рабочего и финансового периода. Правда, история запрета новогодней елки началась никак не при большевиках. Да-да, не стоит все списывать на советскую власть!
• Елку запретили еще зимой 1914/15 года – при царе Николае II (некоторые исследователи, правда, говорят, что официально это случилось зимой 1915 года). Но ясно одно: запрет пришелся на начальные годы Первой мировой войны.
• Дело в том, что обычай ставить елку в домах россияне переняли у немцев, которые в 40-х годах XIX века украшали елками свои дома в Петербурге и Москве. Конечно, еще Петр Великий в XVII веке пытался внедрить обычай украшать улицы и дома еловыми ветками, но сей обычай не прижился и стал массовым только в середине XIX века. Когда началась Первая мировая война и Германия стала нашим основным противником, все немецкое попало в опалу, в том числе и елка.
• А вот большевики после революции сразу же разрешили праздники под новогодней елкой. Уже 31 декабря 1917 года в Петрограде (вы ведь знаете, что в связи с опалой всего немецкого в августе 1914 года Петербург был переименован в Петроград) были повсеместно организованы пролетарские елки для детей рабочих.
• В 1919 году сам Ленин посетил елку для детворы в Сокольниках (кто не знает – это знаменитый рабочий район Москвы). Потом об этом ленинском праздновании было сложено множество рассказов, стихов и даже поэм.
Новогодняя елка во всей красе. Старинная открытка
• Однако к концу 1920-х годов празднование Нового года и хороводы вокруг елки опять попали в опалу. Правда, историки здесь несколько расходятся. Одни говорят, что в 1928 году был издан декрет о запрете рубки елок для новогодних празднеств. Другие же считают, что запрет вырубки елок возник сам по себе и никакого отношения к Празднику не имел – просто охраняли лес. Как следовало трактовать тот запрет, тогда никто не знал. Но на всякий случай народ, запуганный постоянными массовыми чистками, решил елок больше не ставить.
• Но 28 декабря 1935 года в главной газете «Правда» появилась статья известного тогда партийного деятеля П. Постышева «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку!». И оказалось, что тяга к восстановлению Праздника (пусть не Рождества, но хоть Нового года) была так велика, что не понадобилось ни нового циркуляра, ни указания – хватило одной этой статьи.
Люди ринулись вспоминать, а как же надо справлять Праздник. Конечно, сменились приоритеты. Теперь елку следовало украшать соответственно новым пролетарским обычаям. Серебряные дождики, конфетти и бусы сменились цветными флажками с советской атрибутикой. Золотые цепи приобрели символ «сцепки» рабочего класса и крестьянства. Золотая Рождественская звезда на елочной макушке стала красной звездой пролетарской победы и всемирной революции, игрушки изображали рабочих и крестьян, летчиков и пулеметчиков, в крайнем случае – «атрибуты и результаты» их труда: например, крестьянского – овощи и фрукты, барашки и курочки и тому подобное.
• Первая официальная елка была проведена конечно же в Москве. 1 января 1937 года в Колонный зал Дома союзов пригласили отличников московских школ, для которых и устроили праздник.
И вот на следующий, 1938 год появился зимний сказ Бажова «Серебряное копытце».
Давайте сразу разберемся: Бажов писал не сказки, а сказы – уральские сказы.
Чем сказы отличаются от сказок?
Сначала вспомним: а что у них общего?
• Сказка и сказ одного корня – от «сказывать», «сказать», «сказитель». То есть их рассказывают народные сказители.
• Сказка и сказ основаны на «сказочном допущении» – волшебстве и чуде, в них имеются волшебные герои, предметы, часто встречаются детали старинных народных заклинаний, обрядов и легенд.
А вот теперь отличия:
• В сказке действие происходит в «некотором царстве» – в сказе же в реальном месте в реальной обстановке.
У Бажова сказы уральские, а значит, их действие происходит на заводах, месторождениях, в деревнях и шахтах Урала.
• В сказке герои сказочно-символические, «не реальные» (Иван-царевич, Кощей Бессмертный), в сказе же герои имеют не только реальные имена, но и профессию, а часто это вообще личности исторические, чьи деяния остались в памяти потомков. Недаром много сказов в народе о «вольных вольничках» – Степане Разине, Емельяне Пугачеве, о храбрых воинах-защитниках – Суворове, Кутузове и т. д.
В сказах Бажова речь идет об уральских старателях, мастеровых, шахтерах, рабочих, горнодобытчиках, резчиках по камню. Все они имеют имена и «списаны» автором с реальных людей, которых он знал с детства, ведь и сам он – выходец из этой уральской среды. Встречаются и реальные исторические личности – Демидовы, Турчаниновы (владельцы уральских заводов и шахт).
Есть сказы, полностью посвященные уральским мастерам-умельцам, как, например, «Иванко-Крылатко», где описывается жизнь легендарного мастера булатного оружия Ивана Бушуева. Его воистину художественные росписи сабель, шашек и др. сохранились до сих пор и считаются непревзойденными. Изделия Бушуева можно увидеть в музее города Златоуста. А в изумительном сказе «Чугунная бабушка» рассказывается о нелегкой судьбе Василия Торокина, скульптора-самоучки, чьи изделия из каслинского литья (чугуна) были признаны даже на международных выставках.
• Сказка опирается на народные предания, мифы и легенды. В основе же сказа лежат обычно реальные события. Конечно, попав в сказ, эти события приобретают волшебную окраску, особую таинственность и чудесное наполнение, но все равно атмосфера сказа постоянно напоминает нам о том, что это «реальный быт и привычная жизнь». Просто в ней проявилось чудо. Но ведь таинственность притягивает, и чудеса случаются. Уж этого никто никогда не отменит – будь то в выдуманной сказке или в реальной жизни. Вот сказ и опирается всегда не на жизнь в тридевятом царстве, а на реальную жизнь.
Какие сказы были первыми в творчестве Бажова?
Кто знает, тот и сам может другим СВОИ сказы рассказывать.
Ответ такой: первыми были опубликованы три сказа:
«Дорогое имечко»
«Про Великого Полоза»
«Медной горы Хозяйка».
Все они вышли в сборнике «Дореволюционный фольклор на Урале» (1936). Ни сказки, ни сказы (вообще вся «барская выдумка» и опять же – опиум для народа) в то время не приветствовались. Но фольклор как народное творчество, «опережающее по сердцевине и насыщенности все произведения интеллигентского толка» (Демьян Бедный), был в чести. И когда составители сборника уральского фольклора вдруг решили, что там не хватает рабочего фольклора, то они обратились к местному учителю-краеведу Павлу Бажову.
Обращение вышло воистину судьбоносным. Бажов давно уже пытался опубликовать свои сказы, созданные по воспоминаниям о тех рассказах, что он слышал в детстве от старых рабочих уральских заводов. Помните, как в детстве Андерсен слушал рассказы старушек и стариков в богадельне, которая находилась рядом с его домом и куда он любил ходить именно из-за таких рассказов о прошлой жизни? Вот и наш сказочник слушал в детстве рассказы о временах «крепости» (крепостного права). Позже он даже создаст собирательный образ такого сказителя – старого сторожа деда Слышко. И первые сказы опубликует якобы как записанные именно со слов этого дедка.
Что ж, публиковать сказы как фольклорные произведения, а не как собственное творчество, было куда безопаснее. Фольклор – народное творение. А какие претензии могут быть к народу? Если что и не так – автора-то конкретного нет. К кому претензии?!
Но и то трагедия чуть не случилась. Публикацию в Свердловске, оказывается, заметили в Москве. Сочли неблагонадежной. И вот уже в газете «Правда» был подготовлен критический очерк, в котором сказы Бажова решено было разделать под орех, а самого автора очернить, как «фальсификатора настоящего фольклора». Вот подумайте, если бы такое произошло – никогда бы не узнали мы ни о «Каменном цветке», ни о «Малахитовой шкатулке», ни о «Серебряном копытце»! Да как бы вообще жила Страна Сказок без Данило-мастера, Хозяйки Медной горы, бабки Синюшки?! Мало того что мы лишились бы великих метафорических сюжетов, так еще и не узнали бы, насколько ярок, сочен и могуч может быть истинно народный русский язык, которым владел наш бородатый уральский сказочник. Да мы просто обеднели бы духовно и морально. И никакие самоцветные сокровища Уральских гор нас бы не спасли.
Правда, в волшебной стране свои цены и законы. Знаете, КАК родилась первая сказка о Хозяйке Медной горы? Это история вполне мистическая и сказочная, сама почти фантастика, достойная бажовского сказа. Со временем, конечно, и не докажешь – может, что и не так было. Но результат у нас имеется – появившиеся почти чудом сказы Уральских гор.
В 1936 году Бажову шел пятьдесят восьмой год. Он уже кое-что публиковал в прессе. Но книг не было. 1930-е годы вообще были крайне тяжелыми и сложными и для страны, и для каждого человека. Например, в 1934 году отклонили одну бажовскую книгу – не старинных сказов, о них он и не заикался – о социалистическом строительстве. В 1935 году трагически погиб сын Бажова – девятнадцатилетний Алексей. А в середине года Бажова вызвали в местное отделение НКВД. Пойти – можно и не вернуться. Не пойти – сами придут. По стране ведь уже шли пока еще, правда, не массовые поиски «врагов народа».
И вот Бажов пришел к следователю – никакой же вины за собой он не чуял. Ну, изучает он историю уральского края. Он же учитель, иногда даже пишет статьи в местные газеты. И вот теперь сидит перед дверью кабинета. Вошли уже двое. И обоих вывели под конвоем. Арестовали. Может, и его так же?..
Сердце глухо стучало. Страшно. Муторно. Чтобы хоть как-то отвлечься, Бажов начал вспоминать свою новую задумку. Он уже давно собирался начать писать сказы. Можно составить сборник. Назвать «Уральские сказы», а еще лучше «Малахитовая шкатулка». Куда же еще складывать сказы, ведь они и сами как драгоценности. Старинные драгоценности народной фантазии, не утерявшие своего очарования и притяжения. Почему-то в голове всплыл образ Малахитницы – Хозяйки Медной Азовской горы. И начала сочиняться сказка. Нет – сказ! Потому что там будет про староуральскую совсем не сказочную жизнь.
Но ведь это же надо записать! А у Бажова ни клочка бумаги, ни карандашика. А ведь Хозяйка требовала – записать немедленно! Павел Петрович встал и, словно во сне, пошел по длинному коридору к выходу. Его никто не остановил. На выходе даже не спросили пропуска, а ведь обычно спрашивают! Но тут Бажов вышел беспрепятственно.
Он торопился домой. Вошел и сразу же сел к столу, включил свою старенькую зеленую лампу. Скорее записать! Он писал всю неделю. Переписывал. Правил. Не выходил на улицу. Работал. Никак не мог добиться нужного результата, найти нужные слова. А когда закончил, пришел в ужас. Ведь он самовольно ушел из всесильного учреждения. Его же, наверное, уже ищут. Найдут. Арестуют. Шутка ли – самовол!
Но никто его не искал. Оказалось, что следователь, который вызывал Бажова на допрос, за эту неделю и сам попал под арест. Дела его то ли никому не передали, то ли следователь вообще не успел завести «дело Бажова», но повторного вызова не последовало.
Так что же получилось? Выходит, Хозяйка Медной горы заявила свои права на сказочника Бажова. И может, то, что она совершенно мистическим образом заставила его уйти из страшного учреждения, спасло ему жизнь? В мире сказки свои законы. Сказ про Малахитницу должен был сочиниться и выйти к людям. Не потому ли, когда его хотели обругать в передовице «Правды» 1936 года и запретить Бажову писать новые сказы, нашелся неожиданный, но весьма влиятельный защитник – культовый в то время поэт Демьян Бедный. Он рьяно выступил на газетной летучке «Правды», показал книгу известного и признанного властями путешественника Семенова-Тян-Шанского, где тот с воодушевлением рассказывал о легендах Азова и других уральских мест.
За эту защиту Бажов остался благодарен Демьяну Бедному на всю жизнь. Вот только тихий, не разбирающийся в политике, ничего не подозревающий о литературных интригах автор «Уральских сказов» много позже узнал истинную подоплеку заступничества Демьяна Бедного. Недаром про того говорили, что он без собственной выгоды ничего не сделает. Оказалось, и теперь так вышло. Демьян, прочтя сказы Бажова, быстро понял их красоту и силу воздействия на читателя. И тогда он переложил эти сюжеты в стихи, чтобы потом выдать за собственные сказочные поэмы. Ну не давала ему спать слава поэтических пушкинских сказок! Решил Демьян выше Пушкина подняться, а почему нет, с такими-то сюжетами. Да только тут облом вышел.
Не появилась в газете «Правда» разгромная статья, и не запретил никто сказов Бажова. А он и дальше их писать стал. Уже и в сборник, в «Малахитовую шкатулку», собирать начал. Ну и проговорился журналистам и в предисловии написал, что на самом-то деле по памяти те сюжеты, что слышал в детстве от старых уральских рабочих (он ведь и сам вырос на прииске), не особо запомнил. Так что теперь, спустя десятилетия, многое выдумал сам, сочинил целостные сюжетные ходы, по-своему обрисовал и героев, и обстановку, включил (ведь он был учителем) множество реальных исторических деталей, ввел в персонажи некогда существующих людей и даже исторических личностей. Словом, представил читателям не фольклорную обработку, а совершенно авторские сказы.
Демьян-то Бедный, как про это прочел, понял, что не удастся теперь ему выдать свои стихотворные строчки за фольклорную обработку. И не фольклор те сюжеты, у них законный автор имеется.
А Бажова уже никто не мог остановить. Сказы выходили из-под его пера настолько естественно, будто он и родился, чтобы их сочинять. Это были абсолютно авторские произведения – с неповторимой бажовской интонацией, с его знанием истории своего края, атмосферой истинной доброты, что бывает только в сердцах тех людей, кто и сам прожил нелегкую жизнь.
И еще – когда читаешь сказы Бажова, кажется, что они, такие простые, таят в себе завораживающую глубокую и мудрую тайну, которую так и хочется раскрыть, да не всегда удается. Вот тот же сказ про Серебряное копытце не о праздновании Нового года – это просто история о том, что случилось ЗИМОЙ. Но почему же тогда читатели восприняли его как новогоднюю сказку? Ведь именно ТАК стали ставить ее в театрах (детских и кукольных). И даже на елке козлик с посеребренным копытцем и пятью тоненькими рожками оказался любимой игрушкой из ваты и картона и непременным рисунком на елочным флажках.
А дело в том, что весь этот коротенький сказ выстроен как настоящая новогодняя сказка. Крошечная героиня Дарёнка – девочка-сирота. Это сразу отсылает нас к героям рождественских сказок Диккенса, Андерсена и других писателей. Имя девочки – Дарья-Дарёнка-Подарёнка – прочитывается как «дар». И сама она – дар Судьбы одинокому охотнику Коковане.
Девочка кормит оленят. Старинная открытка 1909 года
А что за имя такое – Кокованя?
Бажов пишет, что это прозвище. Но почему оно что-то напоминает?
Действительно напоминает. Прозвище получилось говорящим. А может, так и задумывалось автором. Кокованями раньше звали одиноких стариков, у которых родни не осталось. Вот они теперь и кукуют (кокуют) по жизни в одиночестве. До наших дней сохранилось присловье: «Кукуй, Ваня!» Вот вам и Кокованя.
Получается, что одинокий старик взял на воспитание девочку-сироту. А она оказалась не просто девочкой, но подарёнкой Судьбы. А еще вместе с девочкой Дарёнкой в дом Коковани вошла кошка Мурёнка. Но о ней речь впереди.
Основной мотив сюжета – поиск Серебряного копытца. Думаете, речь идет прямо-таки о козле? Ничуть не бывало! Речь идет – о чуде. Серебряное копытце – просто воплощение такого зимнего чуда. Ведь как говорит о нем старик Кокованя, впервые рассказывая Дарёнке? Это – волшебный козлик. Сам-то Кокованя зимой промышляет солониной. То есть охотится на козлов, мясо солит, а шкуры выделывает. Потом все это продает. Но ни о какой охоте на Серебряное копытце и речи быть не может! Кокованя хочет просто посмотреть на этого волшебного зверя. То есть мечтает встретить СВОЕ чудо. Конечно, старый охотник знает, что Серебряное копытце может ножкой выбить драгоценный камень из земли. Но не сокровище хочет заполучить Кокованя, каждую зиму отправляющийся в лес. Он хочет найти волшебное существо, чтобы убедиться в том, что ЧУДО СУЩЕСТВУЕТ. Недаром же, когда старик с Дарёнкой видят козлика, из-под копытца которого водопадом вылетают драгоценные камни, они оба не кидаются собирать сокровища, а стоят, завороженно глядя на эту КРАСОТУ и ЧУДО – на то, как козлик, заскочивший на крышу их низенькой лесной избенки, высекает блестящие всеми цветами радуги камешки, да так резво, что вся избушка оказалась покрыта ворохом драгоценных камней. Кокованя зачерпнул камушков-то полшапки, а Дарёнка и говорит:
– Не тронь, деда! Завтра еще на это чудо поглядим.
Олени в лесу – символ того, что даже в студеные дни возможна радость. Старинная открытка
То есть девочка хотела увидеть эту сверкающую красоту, а не прикарманить ее себе. Но назавтра снег выпал. А под ним камешки все и пропали. Правда, говорит Бажов, им того хватило, что Кокованя в шапку нагреб.
Но ясно же – не это главное! ОНИ УВИДЕЛИ СВОЕ ЧУДО. Уверились, что мечта живет в реальности, как Серебряное копытце в их лесу. А вот тут и вопросик:
А что за зверь – Серебряное копытце?
Конечно, как в сказе написано – волшебный козел. Только молодой – значит, козлик. Ведь он такой маленький, тоненький, ножки стройненькие, рожки ветвистые…
Стоп! Какие рожки?! У козлов, конечно, рога имеются, но никаких ветвистых рожек на них нет.
Рога с ответвлениями (рожками, как говорит Кокованя) – у оленей. К тому же Бажов пишет, что все другие козлы на зиму рожки сбрасывают, а вот волшебный козлик – нет. Но ведь козлы рогов не сбрасывают – они у них на всю жизнь. А вот олени сбрасывают, правда, обычно к апрелю. Но иногда это случается и в январе, если зима не студеная. Скорее всего, именно такую зиму и описывает Бажов, ведь у него девочка одна живет в лесу в избушке (балагане, как называет ее автор). Ей всего шестой год, и колоть дрова она, конечно, еще не может. Так что обогревается печкой, которую разжег Кокованя, уходя. И тепла хватает на три дня. Значит, не сильно студено.
Но даже если предположить, что Серебряное копытце – олененок, то все равно не простой, для уральских мест удивительный и практически волшебный. Вспомним, что говорит Кокованя? У простых козлов рожки на две веточки, а у Серебряного копытца на пять. Ну, пять – это, конечно, признак чудесности. Но не только! Дело в том, что обычные олени (редкие гости для тех мест) действительно имеют не больше двух веточек на рогах. Но есть еще особый – благородный олень. Вот его представители действительно носят на рогах корону из пяти веточек. Да только, увы, такие олени не встречаются на Урале. И потому они для тех мест – волшебные существа.
Так что же получается? Серебряное копытце на самом-то деле не какой-нибудь там обыденный козел, а гордый лесной олень. Вернее, олененок. Ведь он и ведет себя как маленький – прыгает, играет, бегает с кошкой Мурёнкой наперегонки.
Ну а кто такая эта мудрая кошка, что мурлыкала – «правильно говоришь» или «неправильно говоришь»? То есть знала наверняка, что нужно, а что нет, что будет, а чему не бывать.
Помните, как странно она себя ведет на протяжении всех событий? Во-первых, приходит ниоткуда, а потом пропадает в никуда. Во-вторых, заметили ли вы, что именно она сначала приманивает, а потом и приводит волшебного козлика прямо к избушке. Она же и заставляет его бить копытцем, выбивая груду драгоценных камней. Смотрите:
«Мурёнка головой покачивает, и козел тоже. Будто разговаривают. Потом стали по покосным ложкам бегать. Бежит-бежит козел, остановится и давай копытцем бить. Мурёнка подбежит, козел дальше отскочит и опять копытцем бьет…
Вдруг Мурёнка скок туда же. Встала рядом с козлом, громко мяукнула, и ни Мурёнки, ни Серебряного копытца не стало».
Чем не сказочная Мурёнка? Старинная открытка
То есть кошка им руководила. Командовала. И напоследок подала команду: «Уходим!» Что же за кошка такая?
Об этом рассказывает другой сказ Бажова «Кошачьи уши». Оказывается, есть у человека в окружающей его природе в заступниках не только Хозяйка Медной горы да Великий Полоз, но и земляная кошка. Сама-то она под землей ходит, а вот уши свои над землей иногда показывает. Кошка эта большая, так что человек между ее ушей свободно встать может. Уши засветятся и человека от волка охранят (волки ведь огня боятся), в темноте путь осветят, а то и вообще за собой потащат – и к дому выведут, коли заплутал. Ну а поскольку кошка в земле живет, разные земельные богатства ей ведомы. Она и человека вывести на них может. Но только хорошего, доброго, чистого душой. Плохим людям кошка, как и Хозяйка, или бабка Синюшка, или голубая змейка, не помогает. А вот навредить, наказать за предательство или злобу всегда может.
Так кто же они такие, странные герои Бажова – Хозяйка Медной горы, Великий Полоз, Серебряное копытце? Конечно, они хранители самой земли – ее гор, лесов, драгоценных камней, россыпного золота, природных богатств и минералов. Но знаете, как сказал сам Бажов?
«Они – потайные силы, души природы. Пока человек природу хранит, и она ему помогает. Как начинает природу – хоть свою, хоть земную – пакостить, то и природа ему отомстит».
Так вот для того, чтобы мы не испортили свою природу (хоть внешнюю – нас окружающую, хоть внутреннюю – человеческую), и писал свои сказы Павел Петрович Бажов. И с годами становилось более ясно: ВСЯ природа связана воедино. Потеряв свою человеческую сущность – доброту, сопереживание, милосердие, внимание и сочувствие другим людям, – человек перестает быть человеком и не может уже защитить свой дом, край и свою планету. И тогда невесть откуда вываливаются разные злые силы. Для них не важны людские судьбы. Зато важна статистика, деньги, акции и договоры. Как говорится, «бизнес и ничего личного»…
Золотой мальчик, или Договор с чертом
ЭТОТ КОНТРАКТ ЗАКЛЮЧЕН… ЧИСЛА… ГОДА МЕЖДУ ГОСПОДИНОМ Ч. ТРЁЧЕМ, С ОДНОЙ СТОРОНЫ, И ГОСПОДИНОМ ТИМОМ ТАЛЕРОМ – С ДРУГОЙ, И ПОДПИСЫВАЕТСЯ ОБЕИМИ СТОРОНАМИ В ДВУХ ЭКЗЕМПЛЯРАХ.
С этого договора и началась невероятная, в чем-то смешная, а в чем-то жутковатая история про мальчика Тима Талера, который продал свой смех богатому барону-миллионеру. Ну, казалось бы, кому нужен смех, вполне можно без него обойтись. Но тогда почему зловещий барон заплатил за него такую огромную цену – наделил мальчишку Тима возможностью выигрывать ЛЮБОЕ пари, даже самое проигрышное? И даже когда Тим поспорил на смерть самого барона, тот согласился умереть, чтобы только Тим не проиграл пари. Ведь за проигрыш смех снова вернулся бы к Тиму.
Такое могло произойти только в действительно волшебный вечер. Правда, в сказке «Тим Талер, или Проданный смех» Дж. Крюса не названа дата. Но дело в том, что издание этой повести было предназначено как раз на конец года. Автор этой пронзительной фантастической истории даже во второй половине ХХ века тоже придерживался традиций рождественских сказок – он и до этого уже выпустил несколько книг в конце декабря.
Немецкий писатель Джеймс Крюс (Джеймс Якоб Эрих Крюсс, 1926 – 1997) был школьным учителем. В литературу пришел как переводчик детских стихов. Потом весьма преуспел в комиксах для самых маленьких – подписывал стихотворными строчками рисунки в книжках-картинках.
Лучшая сказочная повесть Крюса «Тим Талер, или Проданный смех» появилась в 1962 году, сразу же заняла первые места в списках продаж и быстро была переведена на все основные языки мира. Появился и ее русский перевод. А в 1967 году был поставлен радиоспектакль в трех частях с великой актрисой-травести Валентиной Сперантовой в заглавной роли. Спектакль этот имел такой большой общественный резонанс и бурную любовь юных радиослушателей, что учителя отпускали детей со второй смены (тогда учились в две смены) домой, чтобы те смогли послушать это чудо. Магнитофонов-то для записи, чтобы воспроизвести, когда удобно, ни у кого еще почти не было.
Конечно, о сказке много говорили. Упор делался на то, что впервые в литературной сказке автор раскрывает перед юными читателями сложный и страшный мир, где правят гигантские концерны, действуют продажные политики, выливаются ушаты лживой рекламы. Все во имя обогащения любой ценой – обман, насилие, подкуп, даже убийство. Страшный мир. Это вам не абстрактное зло в «некотором царстве, некотором государстве». Это зло реально и может оказаться вокруг любого ребенка и взрослого (люди полюбили эту книгу без возрастных ограничений!). Злая несправедливость и мистическая угроза могут поджидать везде: в городе и пригороде, в магазинах и на улицах. Но люди добра вступят с ним в борьбу. Не испугаются. Сплотятся и помогут друг другу. И как это смело доказывает Крюс, смогут победить.
О повести Крюса стали говорить, что это социальная сказка, общественно значимая. Что ж, правильное определение. Социальной сказкой были и мужественно-нежные «Три толстяка» Ю. Олеши, и веселые, насмешливые «Приключения Чиполлино» Дж. Родари. Впрочем, те, кто читал их и нашу предыдущую книгу, знают, что социальная сказка – не плоская сатира или нечто «политическое». Лучшие из этих сказок бывают и приключенческими, и любовными, и романтическими, и фантазийными. Важно ведь не как определяют сказку критики литературы, а как воспринимает ее читатель. Ну а «Тима Талера» восприняли на ура. Он шесть лет держался в мировых бестселлерах. Потом, конечно, появились и другие. Но это потом…
По прошествии времени вообще ясно выявилось: «Тим Талер, или Проданный смех» книга весьма многозначная. На первый взгляд это просто увлекательная история – некий «ужастик» для маленьких с привкусом фантастики, столь распространенной в современной литературе. Действие происходит с реальным мальчиком Тимом в реальном мире. Тим беден, не всегда сыт, но зато всегда весел – смех выручает не только его самого, но и золотым колокольчиком раздается по всей округе. И вот некий барон Трёч покупает смех Тима в обмен на то, что Тим теперь всегда будет выигрывать любое пари, даже самое неправдоподобное и невыигрышное. То есть теперь Тим может исполнить любое свое желание – всего-то надо продать свой смех. Странная продажа и странная покупка. Но в сказочной литературе такое происходит не впервые.
• В немецких и скандинавских землях издревле существует легенда о том, как человек теряет свою тень. А тень считалась олицетворением души, существующей на земле. То есть служила неким «инструментом» заземления души. Получается, что, потеряв тень, человек терял возможность укрепиться на земле, зажить счастливо и т. д. Ну а в некоторых случаях человек и вовсе терял свою душу.
• Мир менялся. Во времена когда все стало меряться деньгами, оказалось, что и тень можно прикупить. Помните, в 1813 году немецкий писатель-романтик и грустный философ-путешественник Адельберт фон Шамиссо написал легендарную романтическую повесть «Необычайные приключения Петера Шлемиля», где рассказал о том, как бедняк Петер не потерял, а продал (что поделаешь, на дворе XIX век – век наживы и ростовщиков) свою тень некоему богатому «человеку в сером».
Для Шамиссо не было вопроса – кто таинственный покупатель. Его «человек в сером» – дьявол. Но спрашивается: зачем тому тень? И ведь осторожный Петер Шлемиль специально оговорил: он продает не душу, а только тень. Но выяснилось, что во времена тотальной купли-продажи душа никому не нужна. С ней только лишние хлопоты. Иное дело – тень. Она просто необходима дьяволу потому, что он собирается комфортно пожить в обществе земных богачей. А здесь, на земле, все должно быть как положено: у каждого человека – своя тень. Но у дьявола-то ее нет! Вот он и покупает ее. То есть тень выступает символом необходимой репутации о добропорядочности, знаком положения в обществе. Человек же без тени, то есть без этой должной репутации, теряет в обществе свое место. Да в него не только будут тыкать пальцами, его вообще могут изгнать из приличных домов.
• Это не напоминает вам еще одну сказку? Человек, теряющий нечто, что он считает пустяком, вдруг понимает, что именно этот «пустяк» и обеспечивал ему простые радости существования, любовь и дружбу окружающих. А кому нужен человек без тени, как Петер Шлемиль? Да человек без тени может даже и умереть – как очень ясно и мучительно-грустно показал нам мудрый Ханс Кристиан Андерсен в своей сказке «Тень».
• Однако все не так грустно, как кажется! Вспомните пьесу-сказку нашего мудрого сказочника Евгения Львовича Шварца «Тень». Может быть, вы видели фильм с Олегом Далем в двух главных ролях – Ученого и его Тени. Да-да, Шварц понял, что на самом деле тень живет не снаружи, а внутри человека. Это он создает свою тень, куда уходит все его самое худшее – отрицательная часть его души. И эта тень прячется там так глубоко, что человек и сам страшится заглядывать в эти бездны. А случается и так, что тень одерживает верх над светом в душе человеческой. И тогда Тень обретает собственную жизнь и пытается уничтожить человека. Ведь он-то знает, что когда-то сам был хозяином, а Тень – просто тенью. И вот тут встает вопрос: а может ли человек сопротивляться Тени, может ли вообще Добро победить зло? И сказочник ХХ века Евгений Шварц дает ответ иной – не такой, как у сказочника века XIX – Андерсена. У датского сказочника тень побеждала, у сказочника ХХ века побеждал Человек. Потому что у него были друзья, да и сам он, герой ХХ века, века мировых войн, революций и катаклизмов, понимал: он просто обязан победить. Это он – Хозяин всех своих теней. И он побеждал.
За два века, прошедшие со времени написания «Петера Шлемиля», изменился предмет продажи – теперь в ХХ веке господин барон Трёч покупает не тень, а смех. Может, потому, что после всех мировых катаклизмов именно смех остался настоящим богатством, ибо дает своим обладателям не только оптимизм, жизнестойкость, но и внутреннюю свободу в любых передрягах. Смейтесь – и вы будете не только счастливы, независимы, но и, как утверждают врачи, даже здоровы. Смейтесь, и вы преодолеете нищету, горе, болезни! Ибо те, увидев, что вы не принимаете их всерьез, а только потешаетесь над ними, и сами не захотят с вами оставаться.
Итак, «Проданный смех» – захватывающее и прелестное продолжение сказки о человеке, который продал свое настоящее богатство за богатства мнимые, то есть романтическая сказка. Недаром даже фамилии героев символично родственны. Талер – это те самые деньги, от которых и произошел доллар. А фамилия Шлемиль может быть переведена с еврейского как «дутый богач».
Читая повесть Крюса, вспоминается и другое направление литературной сказки – фантастическое. Здесь фантастика постоянно врывается в реальную жизнь, волшебное смешивается с бытовым. Это сказка о чудесах и волшебстве (как уверены авторы, не только рождественских, но и всех других сказок – хотя рождественских, конечно, больше всех), которые обязательно происходят в нашем обычном не волшебном мире. Вот и у Крюса события происходят в реальных городах (чаще всего в Гамбурге), но истоком их служит сделка совершенно фантастическая – покупка человеческого смеха. И оказывается, вместе с ним барон Трёч покупает и юную душу Тима, со всеми ее реальными стремлениями. Теперь Трёч, а не Тим весел, счастлив, доволен жизнью. А Тим пропал бы в обступившей его душевной темноте и меланхолии, если бы не его верные друзья.
Торжество Добра и Света. Вопреки всему ангелы спускаются на землю и прославляют праздник. Старинная открытка
Но кто такой барон Трёч?
Прочтите фамилию наоборот – и поймете. В оригинале сказки по-немецки Teufel – Lefuet. По-русски Трёч – черт. Не сам дьявол, конечно, а существо помельче, но все-таки вполне успешный дьявольский подручный-миллионер. Но как же так?! Ведь рождественскую сказку рассказывают в святые дни. Как можно делать черта ее героем?!
Оказывается, если вспомнить традицию, вполне можно. Помните святочные колядки? Тогда, между прочим, ряженые надевали вывернутые наизнанку шубы (а в те времена шубы шили мехом к телу для тепла) и в этих «мохначах» бродили по улицам и от дома к дому, пугая народ. Зачем это делалось? Да чтобы люди знали – не так страшен черт, как о нем говорят да им пугают! То есть народное сознание давало понять нечистой силе, что никто ее не боится! А если нападет, так и вовсе вывернут наизнанку, как шубу, да и выбросят вон.
Так выглядели на Рождество счастливые дети. Старинная открытка
Была целая наука, как потешаться над чертями в рождественское и святочное время. Да вы и сами знаете, как весело изображали всякую нечисть, например, писатели. И не говорите, что не знаете! Да быть того не может! Упорствуете? Тогда внимание:
В какой еще рождественской повести (одной из самых любимых) появляется черт?
О, эту волшебную историю все знают! Да это же «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н.В. Гоголя. Помните тамошнего черта, которого сумел-таки словить Вакула и заставил полететь в столицу, где влюбленный кузнец выпросил самые наикрасивейшие черевички для свой Оксаночки?
Словом, чертовщина, призраки и привидения вполне в русле рождественской прозы. То же и в «Рождественских повестях» Диккенса. И особо показательно, что вся эта нечисть терпит поражение. Такова уж традиция рождественской прозы.
Вопрос на засыпку:
Почему автор называет барона Трёча «клетчатым»? Только ли потому, что Тим встретил его, когда барон был одет в клетчатое пальто и клетчатое кепи?
Думаете, тогда богачи ходили в клетчатых костюмах? Мода была такая? Нет, ткань в клетку обозначала не богатство, а аристократизм, особое положение в обществе. Пусть ты даже и не богат, зато – знатен.
Конечно, сейчас упоминание о клетчатой ткани сразу указывает на шотландские кланы. Но это далеко не их изобретение. Такой рисунок ткани уходит в незапамятные времена. Была найдена даже древнеегипетская мумия, завернутая в клетчатый саван. В Древнем Риме были тоги в клетку. В Древней Японии существовал подобный рисунок ткани. Но во все века сохранялся один показатель: клетчатые ткани носили высшие слои общества, клетка являлась показателем статуса.
Однако в мире все двойственно. В начале XIX века ткань в клетку (особливо клетчатые брюки) возлюбили денди-аристократы. Однако уже к середине века они (а вместе с ними и характерная одежда) стали подвергаться саркастическим и насмешливым нападкам. Клетчатый мужской костюм терял свою привилегию в аристократической среде, переходя к другим слоям общества. К концу XIX века в него одевались уже богатые выскочки Нового Света. «Клетчатые» американские миллионеры, приезжавшие в старушку Англию и женившиеся на бедных аристократках, и не подозревали, что любимые ими клетчатые ткани кажутся в Старом Свете одеждой не почтенного преуспевающего человека, а разбогатевшего выскочки, который лезет «из грязи в князи».
К началу же ХХ века клетчатые пиджаки и брюки и вовсе стали одеждой «богача на час» – в Америке это были гангстеры и мошенники всех мастей, в Советской России – нэпманы, чей век, как известно, был сладок, но недолог. С тех пор и утвердилось мнение, что «клетка» – одежда «толстых», которые, как известно, верховодят, но недолго. Ведь всегда найдутся более «толстые».
Вот и барон Трёч хоть и миллионер, владелец мировых концернов, но и его власть не безгранична в пространстве и ограничена во времени – только и гляди, как бы новые миллионеры, взбирающиеся сзади, не сбили его с достигнутой вершины. Отсюда его клетчатый наряд – это символ хоть и власти, но довольно временной.
Однако есть и еще один символ «клетчатого костюма». Еще, например, романтик Вашингтон Ирвин (1783 – 1859) описывал некоего дьявола в клетчатом костюме. Позже его собрат по романтическому перу Натаниэль Готорн (1804 – 1864) утверждал, что сам сатана всегда ходит в черном, но вот его мелкие приспешники – в клетчатом.
У нас же есть пример «клетчатого героя» уже из ХХ века, и пример всем известный.
«…На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый пиджачок… Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.
…усишки у него, как куриные перья, глазки маленькие, иронические и полупьяные, а брючки клетчатые…»
Думаю, все узнали – это же Фагот-Коровьев, описанный Михаилом Булгаковым в его легендарном романе «Мастер и Маргарита». И здесь – по традиции – Фагот всего лишь приспешник Воланда, мелкий, земной черт. Не потому ли здесь, на земле, любой из воландовской свиты не стесняется отдавать ему приказы и рассылать по разным «порученьицам»?
Вот и барон Трёч, конечно, черт наоборот, но все равно земной злодей, никак не вселенского масштаба. Правда, он состоит членом закрытого «Клуба Ваала» (это, как известно, одно из имен сатаны) – клуба миллионеров. И таких миллионеров-трёчей много. Но наш Трёч, большой честолюбец, хочет быть самым богатым и самым влиятельным.
Однако трудно быть влиятельным, уговаривать окружающих на свои условия, в конце концов, просто нравиться и обладать обаянием, способным помочь при любой сделке, если ты неприятен людям – у тебя злые водянистые глазки, скрипучий голос и вечно недовольная, презирающая всех физиономия. Никто не желает с тобой знаться, а тем паче идти навстречу.
Но Трёч решил и эту проблему. У одного человека купил красивый голос, у другого – добрые глаза, а вот у Тима Талера – его звонкий, добрый и привлекательный смех. И цену Трёч заплатил фантастическую – наделил Тима возможностью выигрывать любое пари. Да только вот жизнь мальчика без смеха оказалась ужасной. Ведь теперь он, а не Трёч стал неприятным для всех. От его застывшего лица люди шарахаются в страхе. Ну а дети так вообще пугаются до смерти.
Так что же такое смех? Оказывается, не только внешняя привлекательность, но и внутренняя свобода, чувство уверенности и душевная сила. Недаром же заполучивший смех барон Трёч замечает:
«Я купил этот смех, чтобы обрести власть над сердцами и душами других людей… И вот я обрел власть над самим собой. У меня больше нет настроений и ужасающих капризов – я их высмеиваю. Даже потерпев поражение, я остаюсь победителем – я смеюсь!»
Все верно: смех – наша жизненная сила. Недаром же у разных народов есть общие пословицы. Мы говорим: «Кто смеется, тот спасен!» Англичане еще более откровенны: «Научи меня смеяться, спаси мою душу!»
Между прочим, у шотландцев есть сказка «Брауни» о злом домовом, который замыслил украсть у дочки хозяина ее веселый смех. Так что сказка Крюса конечно же новаторская в том смысле, что впервые в литературе рассказывает детям о концернах миллионеров, акциях и договорах, но в своем глубинном смысле вполне идет в русле сказочных традиций.
Но имеется здесь перекрестье и еще одного пласта традиций. Каких? Да вспомните, с чего начинается сказка, – с пролога к… кукольному спектаклю, очень любимому в Европе, – «Гусь-гусь, приклеюсь, как возьмусь!» Не знаете такого сюжета? Спорим, знаете! Это же наша «Царевна Несмеяна». Жила-была царевна, которая не умела смеяться и вечно плакала. Но нашелся веселый герой (у нас – Иван, в Европе – Джон, Ганс, а чаще всего безымянный бродяга), который сумел рассмешить девицу и заполучить ее в жены. В русских сказках способы «смеха» разные. В сказке «Гусь-гусь…» герой сумел приклеить к гусю всех, кто попытался его поймать. И вся эта вереница, смешно державшаяся друг за друга, весело проковыляла перед царевной – та и засмеялась.
Прелестная маленькая царевна. Старинная открытка
Смех – основа народного театрального представления. Такие представления с куклами были еще в Древнем Египте. В кукольный театр (между прочим, театр деревянных марионеток) друзья и привели несмеяна-Тима в надежде, что тот хотя бы улыбнется. Ведь герой этого старинного театра – потешник, остряк, побеждающий всех своих врагов. У нас это Петрушка, в Англии – Панч, в Германии – Гансвурст, в Италии – Пульчинелла, во Франции – Полишинель. Эти герои никогда не спасуют, не сдадутся, они будут смеяться над своими врагами, ну а смех, как известно, сильнейшее оружие.
Сам Крюс обожал кукольный театр, ведь Гамбург издавна славился своими ярмарочными спектаклями, представлениями прямо на улицах города. А вот поглядите, какие имена Крюс дал своим героям.
• Тим Талер. По-немецки Timm – частый герой кукольных представлений, мальчик, с которым дружит остряк-весельчак Гансвурст. Талер – название золотой монеты. С одной стороны, говорят же о человеке: ну просто золотой человек. С другой, есть выражение – неразменный талер. То есть основное богатство, которое нельзя тратить ни при каких обстоятельствах. Для Тима таким неразменным талером как раз и оказывается его смех. Но мальчик не понимает своего богатства и тратит его. Тогда и наступают всяческие несчастья.
И между прочим, знаете ли вы, что название американского доллара пошло как раз от талера – древней монеты?
• Рикерт – друг Тима. У немцев и французов есть сказка (между прочим, записанная самим Шарлем Перро) – «Рике с хохолком». Это рассказ о неунывающем герое, который европейские кукольники очень любят переносить на сцену.
• Крешимир – еще один друг Тима. Понятно, что это славянское имя означает «крепи мир». И в кукольных народных спектаклях (например, в Чехии) есть персонаж Кречимирек.
• Спорим, что и Джонни (еще один друг) найдется в кукольных представлениях? Да! У английского Панча есть приятель Большой Джонни. А помните, каким описывает Крюс своего Джонни-рулевого? Точно: большой, высокий и сильный.
Вот так кукольный театр органично вошел в сказку ХХ века. Ведь все народные кукольные герои издревле смешили людей, боролись с несправедливостью и побеждали. Недаром эпиграфом к книге стали слова из спектакля марионеток:
Что ж, по рукам, король, но, право, верь,Смех означает: человек не зверь.Так человек природой награжден:Когда смешно, смеяться может он!И заканчивается повесть уже вполне ожидаемо: повзрослевший Тим Талер стал владельцем кукольного театра, с которым и путешествует по стране. Что ж, как сказала еще одна героиня повести, добрая и смешливая булочница фрау Бибер, «кто смеется, с тем сам черт не сладит!». Вот Тим, победивший черта, и помогает своим искусством другим побеждать их чертей.
Рождественский фонарик светит всем и обещает: все будет хорошо. Старинная открытка
Словом, сказка Крюса продолжает множество традиций волшебной страны. Но есть в ней и неповторимая индивидуальность – она в творческой интонации автора, в тех четких и мудрых фразах, словно бы отлитых из познания жизни. Вот прочтите:
«Хочу сказать тебе только одно: то, во что ты не веришь, нет и на самом деле, зато то, во что ты поверишь, – будет с тобой всегда».
«Не верь в сказки про рабов и господ, малыш. Есть люди умные и люди глупые – вот и все: и презирай глупость, если она не добра!»
«Но ведь чтобы не принимать огорчения близко к сердцу, я и приобрел ваш смех, молодой человек».
«Тим не решался нарисовать в своем воображении все то счастье, что ожидает его… Но он на него надеялся… А Надежда – знамя Свободы».
«…смех объединяет людей. Смейтесь над теми, кто считает, что все на свете продается за деньги, и их оружие заржавеет и придет в негодность».
Весьма замечательные нравственно-жизненные постулаты. Так что «Проданный смех» – это и талантливо исполненная нравственная сказка XX века, а вернее, сказочно-философская повесть. Крюс вообще считал, что главная функция детской книги – воспитательная. Как педагог, он мечтал создавать такие сказки, которые помогли бы детям вырасти добрыми и справедливыми людьми. Но главное – он мечтал, чтобы дети «научились активно противостоять злу, не приспосабливаться к несправедливостям мира, а пытаться исправить их».
Неудивительно, что «Тим Талер» и другие сказки Крюса любимы во всем мире. Недаром в 1968 году писатель заслуженно получил Золотую медаль Андерсена – главную награду в мире Сказочников.
«В этот вечер я не тушу лампу»
А через два года, в 1970-м, Золотую медаль Андерсена получил другой известнейший в мире детский писатель – Джанни Родари. О нем мы говорили в предыдущей книге. Сказку про лукового мальчишку Чиполлино любой человек вообще перескажет с ходу. Но вот другая лучшая сказка итальянского писателя не так известна у нас в России, хоть и признана в мире сказок таким же шедевром, как и «Приключения Чиполлино». Это «Путешествие Голубой стрелы». И знаете, что примечательно: истории про мальчика-луковку рассказывают друг другу, а сказочную повесть про поезд, у которого есть собственное имя – Голубая стрела, читают сами в тишине и одиночестве. И не потому, что содержание трудно пересказать, а потому, что эта сказочная повесть требует вдумчивого восприятия, осознания прочитанного. Это не авантюрные приключения Чиполлино, это неторопливая, местами грустная, а местами даже трагическая сказка. Недаром она написана писателем от его лица, там много обращений к читателям – сказочник хочет говорить со всеми, но по отдельности, ибо, как любая рождественская история, она обращена и ко всем, но, главное, к каждому в частности.
А то, что «Путешествие Голубой стрелы» – истинно новогодняя сказка, понятно с первой же строки: история начинается в предпраздничную ночь, да и сама книга впервые вышла в декабре 1964 года. Да и традицию рождественской сказки она продолжает в полной мере, потому что следует основному правилу – сохранению и преумножению Добра в мире, закону милосердия и справедливости.
По доброте и справедливости, дружбе и милосердию ко всем окружающим эта сказка Родари очень близка «Рождественским повестям» Чарлза Диккенса, по современной направленности, она, как и «Приключения Чиполлино», – сказка общественно значимая и даже социальная, несмотря на то что в ней рассказывается простая история о новогодних игрушках.
Что ж, если некогда Чиполлино поднял на борьбу за справедливость сказочную садово-огородную страну, то почему бы и простым игрушкам, которым предстоит стать подарками на Новый год, не задуматься: отчего праздничные подарки достаются только детям богатых родителей, а дети бедняков о праздничных дарах только мечтают? И вот, осознав подобную несправедливость, игрушки садятся в свой игрушечный поезд и отправляются на поиски мальчика Франческо, мать которого не может купить ему в этом году подарок на Новый год. Поезд конечно же волшебный. У него даже есть собственное имя – Голубая стрела. И ведет он себя совершенно по-сказочному – едет без рельсов и шпал – туда, куда ведет его храбрый Машинист. И пока игрушки путешествуют по городу в предновогоднюю ночь, они узнают, что в процветающем и богатом Риме таких бедных детей, как Франческо, очень много. Они живут в подвалах и полуподвалах, на чердаках и в лачугах. Поэтому их и не видно днем. Но в волшебную ночь крошечный поезд Голубая стрела бесстрашно преодолевает расстояния, и в каждой убогой каморке или подвале остается кто-то из игрушек, чтобы утром, проснувшись, ребенок бедняка нашел свой подарок и стал хоть чуть-чуть счастливее.
«Но как же так? – спросит читатель. – Разве добрая старушка фея Бефана, которая разносит подарки детям Италии, перестала это делать?!»
Конечно, в начале этой книги мы говорили о том, что раздача подарков – это ее юрисдикция, как и Санта-Клауса в англоязычных странах, как Деда Мороза у нас. Такая традиция сложилась уже с незапамятных времен. Однако, оказывается, в ХХ веке все изменилось.
Нет, старушка фея, как прежде, доставляет подарки детям в праздничную ночь и летает по старинке – на метле. У нее теперь даже есть служанка, которая помогает ей разносить дары. Но вот только…
Оказывается, Фея разносит подарки не как раньше – послушным и добрым детям, а только тем, чьи родители за эти подарки заранее заплатили. Фея открыла свой магазинчик игрушек в центре города, записывает оплаченный товар в особый список и самозабвенно считает денежки. И когда мальчик Франческо приходит в ее магазин, уверенный, что может попросить подарок к Новому году, Фея ему безжалостно объясняет:
« – Я не хорошая и не плохая. Я работаю, но не могу работать бесплатно. У твоей матери не было денег, чтобы заплатить за поезд. Я напомнила ей, что она еще должна заплатить мне за лошадку, которую брала в прошлом году. И за волчок, взятый два года назад. Ты знал об этом?
Нет, мальчик этого не знал. Мамы редко делятся с детьми своими неприятностями».
Вот такое простое объяснение – всё покупается и продается.
Что же произошло с Феей?! Как могла настоящая волшебница стать такой скаредной?! Увы, какое время – такие и волшебники. Разве вы этого не знали? Реальное время всегда ограничивает чудеса. Мы говорили об этом в «Поэтике чуда» («Знаем ли мы свои любимые сказки?»). Да об этом еще Гофман писал в сказке про крошку Цахеса. Помните, там правитель волшебной страны князь Пафнутий издал Указ по ограничению чудес. И теперь каждой Фее было возможно сотворить чудо только раз в квартал. Ну а к концу ХХ века чудеса вообще выродились. Впрочем, какие чудеса после Второй мировой войны, а потом и после чуть не разразившейся атомной?!
Дети смотрят на витрину с игрушками. Что подарят им на Рождество? Старинная открытка 1907 года
Вот и феи стали соответствовать веку купли-продажи. Помните, как барон Трёч покупал уже даже не вещи, а улыбку, смех, добрый взгляд? Все пошло на продажу. И итальянская Фея подарков теперь ПРОДАЕТ чудесные дары Рождества в своем магазине. И сердце у нее заледенело то ли как у андерсеновской Снежной королевы, то ли как у диккенсовского мистера Скруджа. Эта Фея так возомнила о себе, что приказала величать ее госпожой баронессой, хотя не имела титула. Но ведь мода ХХ века падка на титулы. Помните, как в народных сказках подарки зарабатывались трудом, честностью, доброжелательностью (как, например, в «Морозко»)? Но теперь даже Фея Рождества и Нового года согласилась, что они покупаются и продаются.
Вот только игрушки в ее магазине с этим не согласились. И, посовещавшись, решили отправиться в путь – сначала к Франческо, а потом и ко всем детям, у родителей которых нет денег на подарки. Путешествие оказывается тяжелым и опасным. Поезд попадает в снегопад, проваливается в яму, на него нападает уличный бродячий кот. Игрушки храбро спасают друг друга и даже гибнут (как Солдатик-Генерал, пытающийся спасти своих солдат-пушкарей, но сам упавший в глубокую яму). Но все равно – игрушки упрямо стремятся к детям.
Получается, что «Голубая стрела» – сказка об исправлении несправедливости. Ведь это так нелепо и даже трагично: несправедливость в самое волшебное время года – рождественские дни. И это так плохо и горестно – не получать подарков на Рождество и Новый год, особенно когда ты этого заслуживаешь!
В одном из подвалов города, по которым путешествуют игрушки, они натыкаются на спящего мальчика, укутанного в лохмотья, и читают письмо, оставленное для Феи. Ведь и этот бедный мальчик надеялся, что Фея все-таки придет к нему.
«Синьора Фея, я услышал о вас впервые в этом году; до этого я никогда ни от кого не получал подарков. В этот вечер я не тушу лампу и надеюсь увидеть вас, когда вы придете сюда. Тогда я расскажу вам, какую игрушку мне бы хотелось получить. Я боюсь заснуть и поэтому пишу это письмо. Очень прошу вас, синьора Фея, не откажите мне: я хороший мальчик, это все говорят, и буду еще лучше, если вы сделаете меня счастливым. А не то зачем же мне быть хорошим мальчиком? Ваш ДЖАМПАОЛО».
– Тысяча дохлых китов! – раздался голос Полубородого Капитана. – Мне кажется, что наша старая хозяйка несправедлива. Вот ребенок, который по ее вине может стать плохим».
Игрушки понимают ЭТО. И Желтый Медвежонок остается с мальчиком. И когда утром Джампаоло видит его, «он первый раз в жизни чувствует себя счастливым».
Радостная история… Но в жизни происходят и трагедии. На ступеньках одного из городских подъездов игрушки сталкиваются с девочкой, лежащей в тряпье. И кукла Роза вдруг чувствует нечто необъяснимое – она не может отойти от этой странно спящей девочки. У куклы ведь нет сердца. Но когда Роза увидела девочку, спящую тяжелым сном, то поняла, что сердце ей все-таки досталось. Потому что оно забилось у куклы Розы в груди. И всем своим сердцем она захотела согреть бедную девочку, обнять ее и передать свое тепло. Но как она могла сделать это своими кукольными ручками? Роза просто осталась лежать рядом с девочкой. И очень удивилась утром, когда девочка не проснулась.
Такой медвежонок любого сделает счастливым. Старинная открытка
Смотрите! Сказка Родари написана в 1964 году, а более века ранее была написана трагическая сказка Андерсена «Девочка со спичками». Прошло 116 лет – но ничего не изменилось, а может, стало только хуже?! Крошечная героиня Андерсена хоть спичками пыталась согреться. У девочки ХХ века даже их не было. Она просто замерзала на ступеньках в подъезде чужого дома. А вы говорите – технический прогресс и процветание цивилизации…
Пришедшие утром полицейские-карабинеры забрали замерзшую девочку. Это же не лес, где Морозко может и не допустить замерзания. Это чинный и современный город, где никому ни до кого нет дела. И между прочим, с момента выхода сказки Родари прошло еще пятьдесят лет, и век сменился с ХХ на XXI. Но разве стало меньше бомжей, неприкаянных, одиноких нищих?!
Но вернемся к самоотверженной кукле Розе. Ее поднял капитан карабинеров и отнес своей дочке. Вот только, играя потом с ней, кукла Роза каждую минуту вспоминала «свою» бедную девочку, не проснувшуюся в подъезде старого домишки.
В отличие от людей игрушки оказались героями. И сердца их (и не говорите, что у них нет сердец!) оказались более человечны, чем у тех людей, что жили как куклы в мире денег, наживы и равнодушия. Впрочем, нет! Это неправда. Потому что, если бы это было правдой, наш мир давно бы рухнул. И в городе, и в пригороде (а поезд заехал и туда), по всей стране и по всему миру нашлось много добрых и отзывчивых людей. Кто-то спас утопающего в новогоднюю ночь, кто-то пригласил в свой дом бездомного. Маленький сын путевого обходчика, увидев, что впереди лопнули рельсы, бросился, рискуя жизнью, навстречу поезду (настоящему, огромному составу!), чтобы предупредить машиниста (опять же – живого, реального) и предотвратить крушение. Ну а Франческо (тот самый, которому Фея отказала в подарке) храбро кинулся на защиту ее магазина, когда увидел, что в него проникли воры.
Счастливая девочка с куклой. Судьба маленькой героини Родари ей незнакома. Старинная открытка 1911 года
И так уж случилось, что Фея, все это время гонявшаяся за игрушками и пытающаяся вернуть их в магазин, увидела, как нужны подарки детям – не богатым, у кого игрушек и так более чем достаточно, а тем, для кого и простой Мишка – сокровище, а веселый Клоун так просто клад. Может, Фея вспомнила, кто она такая? А может, поняла, что игрушки, раздаривая сами себя, выполняют ее роль дарительницы? К тому же Франческо, которого она еще вчера выгнала, оказался спасителем ее магазина – он вызвал полицию. Правда, та, не разобравшись, схватила мальчика вместе с ворами. Вот и пришлось Фее ночью идти в полицейский участок выручать мальчика. И как понял Франческо:
«Фея была не такая уж плохая: это она освободила его, а сейчас держала за руку и вела по темному городу, как старая храбрая бабушка».
Что ж, это настоящая рождественская сказка – с настоящим Добрым Концом. Франческо стал помощником в магазине Феи. Теперь он мог часами играть со всеми игрушками, которые там были, и выбирать подарки для детей, чьи родители не имели денег. Но Родари не был бы настоящим сказочником, если бы не создал счастливого конца не только в реальной жизни, но и в сказочной. Впрочем, у итальянского писателя, как некогда у Гофмана или Андерсена, реальный мир всегда переплетен с волшебным, быт – с мечтой, обыденные детали – с фантастическими. Дело ведь происходит в реальном современном городе, хотя основные герои – путешественники-игрушки. И вот в награду за верные и храбрые кукольные сердца происходит ЧУДО. Маленький щенок Кнопка, набитый ватой (а может, просто тряпками – он и сам не знает точно, чем), тот самый, что так истово кинулся на поиски обиженного Франческо и даже уговорил игрушки пойти искать мальчика всем вместе, этот крошечный Кнопка из папье-маше, встретив, наконец, Франческо… залаял и завилял хвостом. Он ожил, преданный и любящий Кнопка! Его сердечко забилось в восторге, и весь он стал живой и теплый.
Нет ли на прилавке маленького щенка Кнопки? Старинная открытка 1909 года
«Это произошло потому, что он нашел себе настоящего друга и не был больше одинок», – говорит автор.
Ангел вручает подарки малышам. Старинная открытка
О, как он прав! Только любовь и преданность могут вдохнуть в любое существо новую жизнь. Об этом очень лаконично сказал автор «Детства Никиты», другой повести о встрече Праздника, А.Н. Толстой: «Теперь я уверен, что в любви рождаются вторично. Любовь есть начало человеческого пути».
Любовь к хозяину, а вернее, к другу, которого он так долго искал, сделала Кнопку живым песиком. Это вам ничего не напоминает?
Конечно же книгу «Приключения Пиноккио» другого итальянского сказочника Карло Коллоди. Там деревянный мальчишка (предшественник Буратино) стал настоящим живым мальчиком. А помните – как это случилось?
Конечно, Пиноккио прошел через многие приключения, преодолел разные напасти, но исполнить свою мечту – стать живым мальчиком, а не деревянным, – ему тоже помогла любовь. И еще доброта и сострадание. Ведь однажды его отец заболел, и Пиноккио понял, что только он может помочь отцу выздороветь.
«И, начиная с того дня, он пять месяцев подряд каждый день вставал на рассвете и шел вертеть ворот, чтобы заработать стакан молока для больного отца… он научился плести маленькие и большие корзины из камыша. И деньги, полученные от продажи, тратил весьма разумно».
Потом он узнал, что Фея с лазурными волосами заболела, и отдал ей все деньги, которые ему удалось скопить себе на новый костюм.
«К чему мне новый костюм? – сказал Пиноккио. – Я с удовольствием продам и вот эти старые отрепья, которые на мне, только чтобы ей помочь!.. До сих пор я работал, чтобы поддержать моего отца. С сегодняшнего дня я стану работать на пять часов больше, чтобы поддержать и ее».
Конечно же читатели понимали – все это было последним сказочным испытанием на любовь и верность. Абсолютно здоровая и ослепительно прекрасная Фея явилась игрушечному мальчику во сне и исполнила мечту деревянного человечка – он стал живым мальчиком.
Дружеская визитка середины XX века. Старинная открытка
Вот и в сказке Родари любовь совершила чудо – неживой песик Кнопка стал живым, как говаривали в «Волшебнике Изумрудного города», из мяса и костей. А на самом деле – из верного сердца и преданной любящей души.
Вот это настоящая рождественская сказка! Когда-то любовь Бога к людям породила само Рождество. Любовь Христа дала Новый Завет: возлюбите же друг друга!
Любовь и верность, сострадание и милосердие, доброта и трудолюбие, отзывчивость и забота – все это стало традиционным в рождественской сказке. Но разве это просто традиции? Нет, это образ жизни.
И пусть он останется с нами навсегда. Не только под Рождество и Новый год.
Потому что на самом деле вся жизнь – время чудес.
Время доброты. Время любви. Время сострадания и помощи друг другу. Помните, как мальчик Джампаоло написал Фее:
«В этот вечер я не тушу лампу и надеюсь увидеть вас…»
Никогда не тушите свою лампу. И всегда надейтесь!
Что бы ни случилось – Новый год настанет.
Рождественская сказка снова придет к людям.
Чудо случится.
Так было. И так будет.
Прислушайтесь к своему сердцу, и вы поймете – оно ждет и надеется. Потому что оно верит – чудо случится.
И вы будете счастливы.
Оглавление
Вместо предисловия Часть первая Зимние сказки Сказки студеного леса Ведерко серебряных пятачков и бриллиантик в придачу Старинные зимние божества: кому – дед, кому – баба Санта-Клаус и другие Любовь и Вечность Часть вторая Начало традиции Нелепые чудеса и нянькины сказки при дворе «короля-солнце» Рукопись, полученная на рассвете Сказка в интерьере отчаяния Альманахи сказок на Новый год или на века Склонность ко всему чудесному Часть третья Оформление традиций Дух Рождества: необходимое милосердие Праздник сам собой Хочется побывать в волшебной стране Часть четвертая Все может случиться Сказка за тысячу писем Время елочных украшений Всякому человеку радость Серебряное чудо Золотой мальчик, или Договор с чертом «В этот вечер я не тушу лампу»
