Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Обращение к читателю

Уважаемый читатель!

Перед Вами книга, входящая в серию работ, объединенных названием: «Библиотека журнала “Российский криминологический взгляд”». Серия основана в 2008 г. В редакцию входят: О. В. Старков (главный редактор); В. Н. Орлов (помощник главного редактора);

A. Я. Гришко, И. М. Мацкевич, Э. Ф. Побегайло (заместители главного редактора); В. М. Анисимков, М. М. Бабаев, А. Я. Вилкс, Л. А. Воскобитова, Я. И. Гилинский, Ю. В. Голик, Г. Н. Горшенков, А. Б. Джурич, А. Г. Кибальник, Д. А. Корецкий, А. Н. Костенко, С. Я. Лебедев,

B. В. Лунеев, С. В. Максимов, Г. Мешко, С. Ф. Милюков, М. Г. Миненок, А. Х. Миндагулов, В. А. Номоконов, А. И. Рарог, В. И. Селиверстов, С. Л. Сибиряков, М. Е. Труфанов, Д. А. Шестаков, В. Е. Эминов (члены редколлегии); Д. В. Закаляпин, Э. Л. Раднаева, Э. Л. Сидоренко, А. П. Скиба (ответственные секретари).

Предлагаемая серия работ является первой криминологической серией книг под эгидой ежеквартального научно-практического журнала «Российский криминологический взгляд».

Авторами книг, образующих данную серию, являются профессора и доценты Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), Института государства и права Российской академии наук, Академии Генеральной прокуратуры РФ, Российской правовой академии Министерства юстиции РФ, Всероссийского научно-исследовательского института МВД России, Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена и других ведущих вузов России и зарубежных стран.

В серии опубликованы следующие работы: Российское уголовное право. В 2-х т. Т. 1. Общая часть: учебник / под ред. Э. Ф. Побегайло (М., 2008); Постатейный учебный комментарий к Уголовно-исполнительному кодексу Российской Федерации: по состоянию на 1 сент. 2009 г.: учебное пособие. 2-е изд., перераб. и доп. / под ред. В. Е. Эминова, В. Н. Орлова (М., 2009); Российское уголовно-исполнительное право. В 2-х т. Т. 1. Общая часть: учебник / под ред. В. Е. Эминова, В. Н. Орлова (М., 2010); Орлов В. Н. Уголовное наказание: понятие, цели, система, объекты и субъекты: монография (М., 2011); Российский курс уголовно-исполнительного права. В 2-х т. Т. 1. Общая часть: учебник / под ред. В. Е. Эминова, В. Н. Орлова (М., 2012) и др.

Полные тексты книг, изданных в данной серии, размещены в Криминологической библиотеке и доступны для бесплатного скачивания на нашем сайте по следующим доменным именам: http://criminology.ru, http://criminology.pro, http://криминология. рф.

Работы, опубликованные в серии «Библиотека журнала “Российский криминологический взгляд”», предназначены для студентов, адъюнктов, аспирантов, преподавателей юридических вузов и факультетов, практикующих юристов, работников органов внутренних дел, уголовно-исполнительной системы и иных правоохранительных органов; представляют интерес для всех, кто интересуется проблемами борьбы с преступностью, преступным, виктимным поведением и их причинами, вопросами предупреждения преступности и преступного поведения, а также учениями и практикой в сфере уголовной политики и наук криминального цикла.

Материалы, предлагаемые к опубликованию, предложения и замечания следует направлять: 1) в печатном или рукописном виде Орлову Владиславу Николаевичу по почтовому адресу: 121357, г. Москва, Кутузовский проспект, д. 65, кв. 9; 2) в электронном виде по адресам: olegstar@mail.ru; vlad-orlov@mail.ru. О том, будет ли опубликована работа, авторы могут узнать по тел.: 8-915-092-99-45 – главный редактор серии Старков Олег Викторович; а также по тел.: (499) 445-90-16. 8-915-051-16-15 – помощник главного редактора серии Орлов Владислав Николаевич.

От имени редакции серии

В. Н. Орлов

Address to the Reader

Dear Reader,

In front of you, you have a book from the series of works, unified by the title: “Library of the Bulletin 'Russian Criminological Outlook'”. The seires was founded in 2008. The Editorial Board of the series is: O.V. Starkov (Editor-in-Chief); V.N. Orlov (Assistant to the Editor-in-Chief); A.Y. Grishko, I.M. Matskevich, E.F. Pobegailo (Deputies to the Editor-in-Chief); V.M. Ani-simkov, M.M. Babaev, A.Y. Wilks, L.A. Voskobitova, Y.I. Gilinsky, YV. Golik, G.N. Gorshenkov, A.B. Jurich, A.G. KIbalnik, D.A. Koretsky, A.N. Kostenko, S.Y. Lebedev, VV. Luneev, S.V. Maksimov, G. Meshko, S.F. Milyukov, M.G. Minenok, A.Kh. Mindagulov, V.A. Nomokonov, A.I. Rarog, V.I. Seliver-stov, S.L. Sibiryakov, M.E. Trufanov, D.A. Shestakov, V.E. Eminov (members of the Editorial Board); D.V. Zakalyapin, E.L. Radnayeva, E.L. Sidorenko, A.P. Skiba (responsible secretaries).

The offered series of works is the first criminological series of books, published within the quarterly scientific practical bulletin “Russian Criminological Outlook”.

The authors of the books, contributed to the series, are Professors and Associate Professors of Moscow State Juridical University by O.E. Kutafin (MSJA), Institute of State and Law of the Russian Academy of Science, Academy of the General Prosecution of the Russian Federation, Russian Juridical Academy of the Ministry of Justice of Russia, All-Russian Scientific Research Institute of the MIA of Russia, Russian State Teacher Training University by A.I. Gertsen and other leading universities of Russia and abroad.

In the series, the following works were published: Russian Criminal Law. 2 Vol. Book 1. General Part: Course book / edited by E.F. Pobegailo (Moscow, 2008); Clause-by-clause educatory comment to the Criminal Executive Code of the Russian Federation: according to the state in September 1, 2009: manual. 2^nd edition, edited and fulfilled / edited by V.E. Eminov, V.N. Orlov (Moscow, 2009); Russian Criminal Executive Law. 2 Vol. Book 1. General Part: Course book / edited by V.E. Eminov, V.N. Orlov (Moscow, 2010); Orlov V.N. Criminal Penalty: Notion, Aims, System, Objects and Subjects: Monograph (Moscow, 2011); Russian Course of the Criminal Executive Law. 2 Vol. Book 1. General Part: Course book / Edited by V.E. Eminov, V.N. Orlov (Moscow, 2012), etc.

Extended texts of the books, published in the series, are available at the Criminological Library to be downloaded freely at the web-site: http://criminology.ru, http://criminology.pro, http://криминология. рф.

Works, published in the series “Library of the Bulletin 'Russian Criminological Outlook'” are aimed to be of interest for the students, post-graduates, lecturers of juridical universities and departments, practitioners, officials of the internal affairs organs, criminal executive system and other law enforcement organs, and to those, who are interested in the problems of counteraction to criminality, criminal and delinquent, victim conduct and its causes, questions ofprevention of criminality and criminal conduct, and education and practice in the sphere of criminal politics and criminal science disciplines.

Material for publication, offers and notes should be sent: 1) printed material and manuscripts to Orlov Vladislav Nikolaevich to the postal address: Appart. 9, Building 65, Kutuzovsky Lane; 2) electronic versions to addresses: olegstar@mail.ru; vlad-orlov@mail.ru. The information about the acceptation or denial of the material for publication is available for the authors on the phone number: 8-915-092-99-45 at the Editor-in-Chief of the series Starkov Oleg Victorovich (499) 445-90-16; 8-915-051-16-15 at the Assistant to the Editor-in-Chief Orlov Vladislav Nikolaevich.

On behalf of the Editorial Board of the Series,

V.N. Orlov

Введение

В настоящей работе предпринята настоятельная попытка рассмотрения института лишения свободы как родового понятия и как вида уголовного наказания.

Наказание, связанное с лишением свободы, имеет довольно интересную историю. На протяжении нескольких веков это наказание рассматривалось государствами как основное средство борьбы с преступностью, не имеющее альтернативы. Вполне очевидно, что в современной перспективе весьма сложно найти альтернативу лишения свободы. Вместе с тем следует признать, что лишение свободы в истории, развитие этого института права, а так же в действующем уголовном законодательстве представляет собой малоэффективное средство уголовно-правовой охраны интересов человека, общества и государства. Свидетельством тому являются те отрицательные последствия, которые наступают после отбытия этого вида наказания для самого осужденного, так и общества в целом.

Проблема, на наш взгляд, заключается в том, что действующий уголовный закон определяет содержание лишения свободы в самом общем виде.

В частности, в ч. 1 ст. 56 УК РФ указывается, что лишение свободы заключается в изоляции осужденного от общества путем направления его в колонии-поселение, лечебное исправительное учреждение, исправительную колонию общего, строгого или особого режима, либо в тюрьму. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что перечисленные исправительные учреждения далеко не однородные по своей юридической сущности. Так, колония-поселение, как учреждение лишения свободы, малопригодно для исполнения уголовных наказаний виде лишения свободы. Трудно в этом смысле сопоставить колонии-поселения и, например, тюрьму, где степень изоляции заключенных от общества настолько разное, что ставить их в один ряд не имеет никаких оснований.

По своей юридической природе сходны и другие наказания, связанные с лишением свободы. Таковыми, на наш взгляд, являются арест и пожизненное лишение свободы. К примеру, ст. 54 УК определяет арест как содержание осужденного в условиях строгой изоляции от общества, а пожизненное лишение свободы вообще не определено с точки зрения его содержания. Именно это обстоятельство дало основание для утверждения, что лишение свободы на определенный срок и пожизненное лишение свободы должны быть отнесены к одному и тому же виду наказания (А. С. Михлин). Действительно, с точки зрения их качественных признаков (карательных свойств), они не имеют никаких принципиальных различий, за исключением количественных особенностей (на срок или бессрочно).

Следует в этой связи заметить, что лишение свободы как вид уголовного наказания было предусмотрено в советском уголовном праве (в первых декретах советской власти 1917 года). Именно советское уголовное право определило лишение свободы как вид уголовного наказания, основываясь, главным образом, на политических аргументах.

Известно, что дореволюционная отечественная и зарубежная законодательная практики определяет лишение свободы как родовое понятие, включающее в себя отдельные его виды. Так, например УК Франции 1992 г конкретно указывает на виды лишения свободы: тюремное заключение; пожизненное заключение; заключение на определенный срок.

В основе наказаний, связанных с лишением свободы, во многих европейских государствах лежит тюремное заключение различных его видов.

К сожалению, советское и постсоветское уголовное законодательство (УК РФ 1996 года) по прежнему называет этот вид наказания «лишением свободы». Не случайным, по-видимому, является то обстоятельство, что на протяжение многих лет, начиная с 1917 года и по настоящее время, юридическая наука и законодательная практика так и не смогли выработать общего определения понятия лишения свободы.

В юридической литературе приводятся самые различные определения лишения свободы: «лишения осужденного права передвижения и распоряжаться собой» (И. С. Ной); «то помещение лица, совершившего преступление, в специальное помещение» (А. Стручков); «лишения свободы передвижения, выбора места жительства и ряд других элементов свободы действия» (А. Л. Ременсон); «изоляция преступника от семьи, среды и коллектива, в котором он находится» (С. И. Дементьев).

Сам термин «лишение свободы» имеет более широкое значение. Он используется не только в уголовном праве, но и в других отраслях права, к примеру, заключение под стражу как мера уголовно-процессуального пресечения, по существу, является лишением свободы.

В настоящей монографии предпринята попытка обоснования лишения свободы как родового понятия и теоретического конструирования видов наказания, связанных с лишением свободы (тюремное заключение на срок или бессрочно; содержание в исправительной колонии открытого типа для заключительного этапа тюремного заключения; содержание в воспитательном центре несовершеннолетних осужденных).

Конечно же, наша работа не претендует на логически завершенную концепцию уголовного наказания, способную разрешить все имеющиеся проблемы в современной российской парадигме наказания. Эта работа преследует более скромные цели – вызвать широкую дискуссию в среде научной общественности по проблеме наказания, особенно тех наказаний, которые связаны с лишением свободы.

Глава 1
Историко-правовые тенденции законодательного развития уголовных наказаний, связанных с лишением свободы

§ 1. Основные тенденции развития института лишения свободы в русском дореволюционном законодательстве

Вторым периодом в развитии русского права, в том числе и института уголовного наказания, является период становления Московского государства, когда центр политической жизни переместился из Киева в Москву.

В этот период истории русского уголовного права отчетливо прослеживается тенденция ужесточения наказания и устрашающего воздействия на граждан. Принцип возмездия как воздаяния равным за равное является основополагающим началом в отправлении правосудия и в законотворческой деятельности. Уголовное наказание все более теряет частный характер и становится публичным явлением. Защита интересов потерпевшего (пострадавшего), являясь основной целью наказания в Русской Правде, становится второстепенной задачей, а то и совсем не принимается в расчет.

Московское государство, по утверждению профессора В. И. Сергеевича, наказывает для искоренения воров, разбойников и устрашения мирных граждан^[1]. Важно в этой связи подчеркнуть, что в рассматриваемый период следует различать эпоху судебников, которые являлись основным источником права в XV–XVI веках, и эпоху уложений, характерных для XVII века.

Первый опыт московского законодательства, например, Судебник 1497 года Ивана Грозного, по мнению М. Дьяконова, нельзя признать удачным, потому что в нем преобладали процессуальные нормы, а нормам материального уголовного права отводилось незначительное место^[2]. Из этого следует, что первые законодательные акты Московского государства допускали применение традиционных санкций обычного права, Русской Правды и других источников древнерусского права.

Следует отметить и то обстоятельство, что в рассматриваемый исторический период отчетливо наметилась тенденция устрашающего воздействия посредством жестоких и необычных наказаний: квалифицированные виды смертной казни, членовредительных и болезненных видов телесных наказаний, позорящих и унижающих человеческое достоинство наказаний.

Судебник 1550 года, в целом оставаясь в русле прежних уголовно-правовых тенденций, тем не менее все более склонялся к усилению наказания, развивая наиболее тяжкие его виды. Кроме смертельной казни и телесных наказаний, получивших приоритетное развитие, отмеченный закон прямо указывает на тюремное заключение как вид уголовного наказания. При этом следует отметить, что первой разновидностью лишения свободы в Древней Руси было тюремное заключение.

Правда, в тексте закона допускается использование разных терминов для обозначения данной категории права («кинути в тюрьму» (ст. 3, 4, 5, 6 и др.); «вкинути в тюрьму» (ст. 6, 7, 8, 9 и др.); «отсылати в тюрьму» (ст. 1), что послужило основанием для полемики в юридической литературе на этот счет.

В частности, С. И. Штамм, комментируя положения ст. 53 Судебника 1550 года, где предусматривались соответствующие меры в отношении осужденных лиц за отпуск в результате получения взятки задержанных, находящихся под следствием, называет это мерой предварительного тюремного заключения до определения наказания государем^[3].

И. В. Упоров, вступая в совершенно бесплодную дискуссию на этот счет, признает это мерой тюремного заключения как наказания. Развивая эту мысль, И. В. Упоров выделяет четыре категории тюремного заключения как вида наказания: 1) простое тюремное заключение; 2) тюремное заключение, сопряженное с торговой казнью; 3) тюремное заключение, сопряженное с торговой казнью и битьем кнутом; 4) тюремное заключение, сопряженное с пыткой^[4].

Если встать на точку зрения И. В. Упорова, то пришлось бы неминуемо признать, что тюремное заключение в России получило наибольшее развитие в XVI веке, опередив в этом отношении всю Европу более чем на столетие. Между тем это не соответствует истинному положению дел.

По мнению Н. С. Таганцева, И. Я. Фойницкого и других ученых, первоначальной причиной возникновения тюрем в России была не потребность исполнения уголовных наказаний в виде лишения свободы, а необходимость содержания под стражей лиц в качестве меры пресечения. Лишь постепенно с развитием феодального общества и обострением классовой борьбы тюрьма приобретает все большее значение как место исполнения наказания.

Профессор И. Я. Фойницкий указывал, что в княжеской Руси мы встречаем заключение в порубы и погреба, но не в качестве наказания, а в значении меры предварительного или гражданского заключения^[5].

Н. С. Таганцев также подчеркивал, что задачей тюрьмы было сохранение преступника впредь до востребования не для наказания, а для удержания людей^[6].

Судебник 1550 г. ввел лишение свободы в форме тюремного заключения как новый вид наказания. Правда, при этом в тексте закона допускалось использование разных терминов для обозначения данной категории права («кинути в тюрьму», «вкинути в тюрьму», «отсылати в тюрьму»), что послужило основанием для полемики в юридической литературе на этот счет.

К тому же степень регламентации была еще очень низка, по существу, тюремное заключение лишь обозначалось. В соответствующих нормах Судебника в большинстве случаев не указывались ни сроки лишения свободы, ни места его отбывания, ни ограничения прав содержащихся в тюрьмах; все эти вопросы решались местными начальниками. Тюремное заключение сопровождалось болезненными наказаниями (битье кнутом) и прежде всего преследовало две основных цели – обезопасить общество от преступников и лишить их возможности заниматься преступной деятельностью.

В общей тенденции государственной политики, направленной на усиление устрашающей роли наказания, тюремное заключение начинало играть роль промежуточного звена, когда за определенный круг преступлений ранее широко применявшиеся виды наказания, такие, как штраф, вира, головничество, продажа, оказывались слишком мягкими с точки зрения предупреждающего потенциала, а смертная казнь, применявшаяся все чаще и чаще, – слишком суровой. В этот период в российском обществе уже вполне осознавалось понятие свободы («свободные люди»), что также способствовало появлению наказания в виде лишения этого социального блага.

Судебник 1550 года, на наш взгляд, являлся универсальным систематизированным законодательным сборником, где были помещены не только нормы материального уголовного права, но и процессуальные нормы. Четкого разграничения между нормами, определяющими меры процессуального пресечения, и мерами наказания в рассматриваемый период не было, что позволяло применять тюремное заключение в качестве наказания, так и меры процессуального пресечения в зависимости от конкретных условий и характера совершенного деяния. Кроме того, в ряде случаев ст. 71 Судебника предусматривает тюремное заключение «до царева государева приказу», что позволяет признать такую меру как чисто процессуальную в ее современном понимании. Именно отсюда, на наш взгляд, берет свое начало термин «наказание до царева государева указу», то есть мера наказания изначально определялась по царскому указу (наказу).

Характеризуя первые памятники русского систематизированного права в период централизации Московского государства, нельзя не отметить то важное обстоятельство, что генезис основных видов наказания, которые стали традиционными на протяжении ряда веков в уголовном законодательстве России, во многом связан с рассматриваемой эпохой: смертная казнь, ссылка, телесные наказания, имущественные наказания.

При этом необходимо иметь в виду, что важнейшие памятники права Московского государства (судебники, уложения) по-прежнему сохраняли историческую преемственность в развитии института наказания, где, наряду с законодательным опытом Русской Правды, эпохой судебных «княжеских грамот» учитывался опыт зарубежных стран.

Так, например, смертная казнь как вид уголовного наказания была воспринята в качестве пригодной меры наказания из опыта Псковской Судебной грамоты 1467 года, которая впервые в истории русского права четко указывала на данный вид наказания.

Разумеется, что каждый из отмеченных видов наказания в ту или иную историческую эпоху претерпевал известные изменения, но по-прежнему оставался в русле русской тенденции права.

В этой связи вызывает интерес исторический период, связанный с появлением уложений как этапа в развитии кодифицированного уголовного законодательства, которое, по мнению профессора Н. С. Таганцева, занимает среднее место между обыкновенным сводом законов и кодексами^[7]. Особенностью первых уложений является то, что это был свод различных законов (гражданского, административного, уголовного и т. д.), к примеру, Соборное Уложение 1649 года включало нормы государственного и уголовного права. Уголовно-правовые нормы содержались в различных главах отмеченного Уложения (гл. I, II, X, XII, XXII и др.).

Один из первых исследователей Соборного Уложения 1649 года П. Строев отметил, что этот памятник русского права является чудовищным, кровожадным и до невероятности свирепым^[8]. Смертная казнь была предусмотрена в этом законе в 60-ти случаях^[9]. Система уголовных наказаний Соборного Уложения 1649 года отличалась, как известно, жестокостью ее видов, в ряду которых ведущее положение занимали телесные наказания.

Впервые в истории русского права отмеченный закон конкретно указывал на членовредительские наказания: сечение рук, ног, пальцев, носа, ушей, языка^[10]. Телесные наказания в России, по утверждению Н. Евреинова, получили широкое распространение, начиная с XV века, то есть с момента вступления в юридическую силу Соборного Уложения 1649 года^[11]. Членовредительским наказаниям законодатель отдавал предпочтение даже в сравнении со смертной казнью.

Известно, что в 1651 году в отношении татей и разбойников смертная казнь была заменена членовредительскими наказаниями, например, за первую татьбу отрезали два меньших пальца левой руки, а за вторую – левую руку и правую ногу^[12].

В указе 1663 года закреплялось: «Отсеченные руки, ноги у больших дорог прибивать к деревьям и у тех же рук и ног написать вины и приклеить, что те ноги и руки воров, татей и разбойников и отсечены у них за воровство, за татьбу, за разбой и за убийство и за всякое воровство, чтобы всяких членов люди то их воровство ведали»^[13].

Стало быть, членовредительские телесные наказания использовались в тот период не только как возмездие за совершенное преступление, но и в целях устрашающего воздействия на окружающих.

Членовредительские наказания, кроме того, использовались и в качестве клеймения преступников. Сечение ушей, например, использовалось для клеймения мошенников, разбойников, убийц. Соборное Уложение повелевало: «кликать, чтобы никто не держал людей с резаными ушами, если у них нет письма (свидетельства), что они уже наказаны за свою вину»^[14].

В рассматриваемый период в качестве пригодного средства наказания признавался кнут и батоги. В Соборном Уложении 1649 года кнут предусмотрен в 141 случае, что позволяет говорить о распространенности этого вида телесных наказаний. Отличительной особенностью данной разновидности телесных наказаний является то, что в результате применения кнута или батогов причинялись неимоверно сильные физические страдания (боль), но органы человеческого тела, как правило, не отнимались, хотя и уродовались.

Отмеченный закон не определял точного количества ударов, их назначал судья или исполнитель. В процессе исполнения этого вида наказаний количество ударов доходило даже до 300 раз, что практически не сохраняло никаких шансов у наказываемого на жизнь. Вполне очевидно, что телесные наказания в известной мере мало чем отличались от смертной казни.

«Не все выдерживали такое жестокое наказание, – писал по этому поводу Н. Евреинов, – многие умирали под кнутом. Исход зависел не столько от количества ударов, сколько от их силы. Иногда выдерживали и 300, а иногда после 2-х, 3-х умирали от перелома хребта»^[15].

Стало быть, закон не определял ни качественных, ни количественных признаков рассмотренного вида наказания, указывая на него лишь в самом общем виде. Надо полагать, что последствия исполнения телесных наказаний зависели, скорее, от субъективных обстоятельств (настроения судьи и исполнителя).

Характерной особенностью Соборного Уложения 1649 года является и то обстоятельство, что данный закон допускал возможность привлечения к уголовной ответственности и наказанию без вины, по объективному вменению. Так, например, в соответствии с положениями ст. 6—10 Уложения, уголовная ответственность могла наступать для родственников виновного в государственной измене. Общий принцип привлечения к уголовной ответственности указанных лиц был такой: лица, не знавшие об измене, наказанию не подлежат, а знавшие – наказываются наряду с изменниками^[16]. При этом закон не обязывал указанных лиц доносить в органы государственной власти об известных фактах измены, что и позволяет говорить об объективном вменении. В Воинском Уставе Петра I идея объективного вменения в принципе не получила соответствующей поддержки, однако артикул 17 декабря указывает: «каждого десятого повесить, прочих же жестоко шпицрутенами наказать и вне обоза поставить, пока они от того порока очистятся»^[17], что позволяет говорить о коллективной ответственности и объективном вменении.

Следует, по-видимому, отметить и то обстоятельство, что Соборное уложение 1649 года прямо указывало на тюремное заключение, которое применялось как вид уголовного наказания. Наряду со светским уголовным законодательством, тюремное заключение применялось и церковным судом в отношении политических преступников, преступников против веры, известное как монастырское заключение в так называемых опальных тюрьмах^[18].

Существенные изменения произошли и в регулировании назначения и исполнения наказаний, особенно в виде лишения свободы, причем в этой сфере Уложение 1649 г. во многом основывается на Судебнике 1550 г.

Лишение свободы в форме тюремного заключения встречается в Уложении 1649 г. в 41 статье, при этом, в отличие от Судебника 1550 г., по частоте установления оно уступает лишь смертной казни, которая предусмотрена в более чем 60 статьях. Другое различие, демонстрирующее последовательно-поступательный ход развития российского права, заключается в том, что тюремное заключение в Уложении 1649 г. в абсолютном большинстве случаев имеет конкретные сроки, причем фиксированные, то есть без рамок «от» и «до». В зависимости от тяжести содеянного сроки тюремного заключения устанавливались от 3 дней до 4 лет. Вместе с тем сохраняются нормы с неопределенными сроками^[19].

Неопределенные сроки лишения свободы в Уложении 1649 г. выражаются в трех вариантах, которые встречались и в Судебнике 1550 г. В одних нормах Уложения 1649 г. говорится о тюремном заключении «до государеву указу» или «насколько государь укажет», согласно другим – преступник находился в тюрьме до тех пор, пока не будет найдено поручительство за него – «помест он поруки себе сберет». Наконец, в третьем варианте после фразы «вкинуть в тюрьму» (и аналогичных ей) вообще не давалось какого-либо пояснения.

По мнению Н. Д. Сергиевского, такая форма неопределенного тюремного заключения представляет собой не что иное, как пожизненное заключение. Вопрос о наличии или отсутствии в Уложении 1649 г. пожизненного тюремного заключения остается открытым, учитывая, что в историко-правовой литературе чрезвычайно мало сведений о том, каким образом реализовывались конкретные нормы правовых документов того времени^[20].

Тюремное заключение в Уложении 1649 г. уже однозначно воспринимается именно как наказание, а не как мера предварительного заключения, о чем свидетельствует, в частности, закрепление в соответствующих нормах не только частной, но и общей превенции как цели наказания («чтоб на то смотря и иным не повадно было»).

Можно констатировать, что Уложение 1649 г. расширило сферу применения наказания в виде тюремного заключения; само слово «тюрьма» прочно вошло в оборот. Однако в вопросах назначения и исполнения этого наказания государство того периода ограничивалось лишь изоляцией преступников, преследуя, прежде всего, цели пресечения их преступной деятельности и устрашения. Для реализации этих целей были приняты некоторые нормы, касающиеся режима содержания арестантов. Однако их быт, правовое положение отдавались на откуп местным властям, что часто порождало произвол.

В целом во второй половине XVII в. лишение свободы еще не играло существенной роли в карательной политике государства, по-прежнему предпочитавшего смертную казнь и телесные наказания. В то же время тюремное заключение находит свое дальнейшее правовое развитие и сфера его применения постепенно расширяется.

Изложенное, видимо, в достаточной степени позволяет сделать вывод о том, что основная концептуальная идея законодательства рассмотренного периода сводилась к устрашению всех, кто идет против закона, неравенства ответственности за равное преступление.

Однако Воинский Устав Петра I как один из первых систематизированных военных норм уголовного права отличался в этом отношении куда более жестоким характером, чем рассматриваемое Уложение. Известно, что смертная казнь в Воинском Уставе была предусмотрена в 200 артикулах^[21].

Некоторые советские авторы указывают, что смертная казнь в артикулах Воинского Устава Петра I была предусмотрена в 75 артикулах и в 27 – наряду с другими наказаниями, а в 60 случаях не был обозначен ее вид, что позволяло по усмотрению суда (как это указано, например, в ст. 198) в зависимости от состояния виновного определять меру наказания^[22].

При этом в рассматриваемом источнике уголовного права закреплялись квалифицированные виды смертной казни: сожжение на костре, залитие горла металлом, четвертование, колесование и другие (расстрел, повешение, отсечение головы).

В специальной литературе по этому поводу отмечалось, что предпринятая попытка систематизации уголовных наказаний в Воинском Уставе Петра I является ничем иным, как переводом главы VII «Von Bescheuss der urtheile in den strafen» датской военной инструкции короля Христиана V, где выделяется пять видов наказания: 1) обыкновенные телесные наказания; 2) жестокие телесные наказания; 3) наказания смертные, которые чинятся за – стрелянием, мечом, виселицей, колесом, четвертованием и огнем; 4) легкое поражение чести; 5) тяжелое поражение чести (шельмование)^[23].

Вполне очевидно, что приведенный тезис не совсем правильно характеризует отмеченный памятник русского уголовного права. При ближайшем рассмотрении становится ясно, что в систему наказаний Воинского Устава были включены и другие его виды, которые не знает военная инструкция короля Христиана V, например, имущественные наказания, разного рода ограничения и лишения по военной службе. Это обстоятельство дает основание для вывода о том, что хотя Воинский Устав Петра I был принят под влиянием западной традиции военного уголовного права, о чем указывают многие исследователи^[24], тем не менее в нем отчетливо прослеживается некоторая историческая преемственность с другими памятниками русского права, например, Соборным Уложением.

В воинских артикулах Петра I отчетливо прослеживается тенденция, берущая свое начало еще в Соборном Уложении 1649 года, где широко допускалось применение членовредительских телесных наказаний (отсечение руки, ноги, пальцев, ушей, носа, языка), а также болезненных (битье кнутом, закование в железо и др.). Петр I в этом отношении ввел лишь одно новшество, заимствованное из системы наказаний немецкого права – шпицрутены. «Процедура наказания этим орудием была крайне жестокая, – писал Н. Евреинов, – расставляли два длинных ряда солдат и каждому давали в руки шпицрутен. Осужденному обнажали спину до пояса, привязывали его руки к ружью, повернутому к нему штыком, и за это ружье водили его по рядам. Удары сыпались на него справа и слева, бежать от них он не мог: острый штык заставлял его медленно шествовать; трещал барабан, стонал и просил пощады несчастный»^[25].

Наказание шпицрутенами, хотя и не уступало по тяжести кнуту, тем не менее не признавалось позорящим наказанием, поскольку солдат не терял доброго имени и мог продолжать свою службу.

В последующем шпицрутены были заменены так называемыми «кошками» (четыреххвостовые плети с узелками на концах, которые признавались менее болезненным видом наказания по сравнению со шпицрутенами).

В общем виде система уголовных наказаний, действовавшая в период царствования Петра I, всецело была подчинена главной ее цели – устрашающему воздействию на окружающих. Эта цель была сформулирована еще в Соборном Уложении 1649 года – «наказать так, смотря на это неповадно было подобно делать».

При этом законодательная концепция наказания не принимала в расчет личность преступника, его интересы, жизнь и здоровье. Личность преступника признавалась лишь объектом карательного и устрашающего воздействия. Уголовный закон не связывал жестокость наказаний, применяемых к виновным, с характером совершенных ими преступлений. Так, например, смертная казнь в рассматриваемый период могла быть назначена по закону за политические преступления, убийство, за сон на посту и другие, даже не тяжкие преступления.

Весьма характерным в этом отношении являлся Указ от 25 декабря 1714 года, который гласил: «Ежели кто учнет платьем и сапогами торговать или как русское платье и бороды носить и за такие их преступления учинено им будет жестокое наказание и сосланы они будут на каторгу…»^[26].

Кроме того, на законодательном уровне закреплялось неравенство наказаний за совершение фактически равных преступлений для лиц, принадлежащих к различным сословиям. К примеру, артикул 45 отмеченного Устава гласил: «Если кто дерзнет часового, патрулир или рунд бранить, или оному противиться будет. Если сие офицер учинит, лишится чина сваего, и имеет за рядового служить, пока паки выслужится, и рядовой гонянием шпицрутен наказан будет»^[27].

В ряду наказаний, которые призваны были унизить человеческое достоинство преступника, видное место занимает так называемое «шельмование», введенное Воинским Уставом Петра I. Карательная сущность данного вида заключается в позорном обряде, где шельмованный лишался прав состояния, имя его прибивалось к виселице, над ним переламывалась шпага, и сам преступник объявлялся вором, извергом или шельмой и исключался из общества честных людей. Правовые последствия этого наказания для осужденного заключались в следующем: 1) шельмованный не мог быть принят на службу и допущен к какому-либо делу и даже в свидетели; 2) шельмованный лишался покровительства законов, а потому, если кто шельмованного грабил или ранил, то за это не подлежал ответственности; 3) шельмованный не допускался в общество добрых и честных людей; 4) шельмованный не приводился к присяге^[28].

Необходимо отметить и то важное обстоятельство, что тенденция, связанная с наказаниями, причиняющими чрезмерно большое физическое страдание преступнику, уродующими его тело и душу, унижающими человеческое достоинство, сохранялась в уголовном законодательстве России вплоть до конца XIX века.

Самым тяжким телесным наказанием, вызывающим физическую боль, была экзекуция плетьми, сопровождаемая клеймением и ссылкой на каторгу. Публичная экзекуция назначалась, главным образом, за совершение воровства, убийства, поджогов и других тяжких преступлений.

Особенностью публичной экзекуции являлось то, что закон определял количество ударов плетью – максимально до 100 ударов.

Профессор Н. Евреинов описывает процедуру публичной экзекуции следующим образом: «На месте казни воздвигали высокий помост, на котором находился широкий черный столб с цепью и кобыла. При этом присутствовало множество народа. Палачей привозили в особом фургоне. Вслед за ними приезжала позорная поленница с осужденным. Экзекуция начиналась с того, что осужденного подводили к эшафоту, он слушал напутственные слова священника и прикладывался к кресту. Потом поднимался на эшафот, где ему объявлялся приговор. После прочтения приговора на руки осужденному накладывались цепи и на десять минут его выставляли у позорного столба. Затем из рук тюремных служителей осужденного передавали в руки палачей. Палач рвал рубаху на осужденном и привязывал крепко к кобыле. По соответствующей команде палач, стоявший с левой стороны, с криком «берегись, ожгу» наносил удары плетью. После соответствующего количества ударов плетью осужденного клеймили и увозили в тюремную больницу»^[29].

Приведенный пример процедуры исполнения экзекуции как нельзя лучше указывает на то, что идея устрашения и возмездия являлась основополагающей в русском уголовном праве на протяжении нескольких веков.

Преследуя цель устрашения и возмездия, российское уголовное законодательство на протяжении XVI–XIX веков признавало в качестве объектов наказания жизнь человека, его здоровье, телесную целостность, человеческое достоинство, честь, имущественное состояние. Именно эти важнейшие блага человеческой личности считались наиболее пригодными для организации карательной деятельности.

В организации карательной деятельности государства в отмеченный период особое мотивирующее влияние приобретают только такие блага человека, которые в условиях жестокости общественных нравов являются наиболее ценными.

Свобода человека как объект наказания в условиях государства крепостного права, где большинство населения было ограничено или лишено такого человеческого блага использовалась в уголовной практике России только наряду с другими благами личности (право на труд, человеческое достоинство, честь, гражданские и политические права).

Наказание лишением свободы, как известно, может иметь самые различные формы: изгнание, высылка, ссылка, заключение в тюрьму, содержание в исправительных учреждениях и др.

Особое развитие в российском праве получила ссылка. В литературе справедливо указывалось, что ссылка по своей социально-правовой природе является разновидностью лишения свободы, потому как виновный не только принуждался к тяжелым работам, но и лишался свободы на время или же пожизненно^[30].

Ссылка на работы еще известна как каторга^[31], где использовался бесплатный труд осужденных. Каторга как вид тяжкого наказания включила в себя несколько карательных элементов: лишение свободы на срок или пожизненно; обязательное привлечение осужденных к принудительному труду на тяжелых государственных работах^[32].

Этот труд каторжан организовывался как на месте, так и в ссылке в виде работ на «каторгах», «галерах», на постройке новой столицы, крепостей, заводов, при разработке естественных богатств и в других местах, где требовались дешевые рабочие руки^[33].

Как справедливо заметил по этому поводу профессор И. Я. Фойницкий: «… в первой половине XVIII века каторга была не только и даже не столько уголовным наказанием, сколько местом нужного правительству принудительного труда»^[34].

Из анализа рассмотренного вида наказания следует вполне закономерный вывод, что каторга как вид наказания положила начало новой тенденции: извлечения материальной выгоды из личности преступника, которая была характерной особенностью для русской и в последующем, советской уголовной политики.

Анализируя ссылку как вид уголовного наказания, важно указать на некоторые особенности в ее развитии. Обращает на себя внимание прежде всего то обстоятельство, что этот древнейший вид наказания использовался не только в качестве меры наказания, но и в иных социальных целях. Так, например, в период царствования Екатерины II ссылка рассматривалась не только с позиций уголовной политики, но и в качестве фактора социальной политики. Видимо, только этим можно объяснить тот факт, что приговоренных к ссылке на поселение, соединенной с каторжными работами, направляли в малозаселенные районы, преимущественно в азиатскую часть России и Оренбургский край^[35]. Правительство обязывало местные органы власти отводить ссыльным земли, давать семена и инструментарий, освобождать на первое время от податей.

В 1822 году был издан даже специальный Устав о ссыльных, где определялось их социально-правовое положение. В соответствии с Уставом, все поселенцы делились на шесть категорий: 1) временные заводские рабочие, работающие вместе с каторжанами, но не более одного года; 2) дорожные рабочие, направляемые преимущественно на устройство путей сообщения; 3) ремесленники; 4) слуги; 5) поселенцы, причисляемые к деревням старожилов или выдворяемые в новые поселения; 6) неспособные^[36].

Ссылка как вид наказания известна еще со времен античности. В древности она приобретала устрашающее воздействие на население. В результате ссылки виновного определяли в места, населенные полудикими племенами, где отсутствует всякая культура.

Такая римская депортация преступников признавалась в качестве достойной меры наказания за политические преступления.

Депортация как разновидность ссылки известна в прошлом уголовному законодательству Франции, Португалии, Испании, Англии.

К примеру, Англия начиная с XVI века ссылала (депортировала) своих преступников (от бродяг до политических преступников) в американские колонии. Испания осуществляла депортацию-ссылку в свои заморские владения, преимущественно на Канарские острова.

Что касается уголовного законодательства России, то оно, несомненно, признавало ссылку-депортацию в качестве пригодной меры наказания. Ссылки на поселения в отдаленные места Сибири и Сахалина есть, по-видимому, депортация преступников, имеющая цель удаления самых разнообразных вредных для общественного уклада жизни элементов – от бродяг до политических преступников.

Представляется, что попытки решить некоторые неотложные демографические проблемы социальной политики России в рассматриваемый период вольно или невольно обозначили, по существу, новую разновидность лишения свободы как вида уголовного наказания – колоний-поселений для преступников.

Как известно, эта вполне плодотворная идея всецело была воспринята советской уголовной политикой и сохранена в новом УК Российской Федерации 1996 года. В частности, ч.1 ст. 56 УК России определяет, что лишение свободы заключается в изоляции осужденного от общества путем направления его в колонию-поселение или помещения в исправительную колонию общего, строгого или особого режимов, либо в тюрьму. К концу XIX века ссылка на поселение как вид уголовного наказания, по устоявшемуся мнению большинства криминалистов, исчерпала свои общепредупредительные возможности и была признана малопродуктивной для целей уголовной политики.

В литературе справедливо указывалось, что ссылка по своей социально-правовой природе выступает в качестве разновидности лишения свободы, потому как виновный не только принуждался к тяжелым работам, но и лишался свободы на время или же пожизненно^[37].

В местах лишения свободы вводится обязательный труд, и тем самым эксплуатируются рабочая сила и способности арестанта как единственный источник выгод. Реформы Петра I вызвали целый ряд тюремных преобразований. Огромная потребность в рабочих людях для исполнения предпринятого им строительства портовых сооружений, учитывая отрицательное отношение правительства к установившейся в те времена системе ссылки, привели к созданию в царской России каторжных работ, которые в ущерб другим уголовным наказаниям приобрели явно преобладающее значение.

Каторжные работы осуществлялись на строительстве гаваней, крепостей, в рудниках и на мануфактурах, и назначались навечно или на определенный срок (от 1 до 20 лет). Труд ссыльных требовал тюремного заключения. Тюрьмой являлся каторжный двор на территории завода. Если работы были в стороне от него, то все переходы скованных каторжных усиленно охранялись^[38].

Следует обратить внимание на одну особенность карательной политики в Российском государстве в период его централизации. Она заключается в том, что наряду со светскими судами право наказания предоставлялось и церковным судам. Это положение основывалось на решении церковно-земского Собора 1551 г., документы которого были обобщены в сборнике постановлений, получивших название «Стоглав».

Характерным признаком для российской действительности того времени являлось не только отсутствие четкого определения уголовного наказания, но и наличие множественности субъектов, которым предоставлялось право определять деяния преступными и применять в отношении лиц, их совершивших, наказания. Н. С. Таганцев в связи с этим подчеркивал, что в числе субъектов особо выделялась патримониальная власть помещика над своими крепостными, которая, по сути, заменяла власть государственную с весьма широкими карательными функциями. На основе указа Совета в 1765 г. помещики получили право «за предерзостное состояние» отдавать своих людей в каторжную работу Адмиралтейств-коллегии на срок, который они сами посчитают необходимым^[39].

Свобода человека как объект наказания в условиях государства крепостного права, где большинство населения было ограничено или лишено такого человеческого блага использовалась в уголовной практики России только наряду с другими благами личности (право на труд, человеческое достоинство, честь, гражданские и политические права)^[40].

По примеру Западной Европы Петр Великий предполагал учредить работные дома для содержания в постоянном труде людей «непотребного жития». Екатерина II довершила эти начинания, предписав учредить их во всех губернских городах в ведомстве приказов общественного призрения. Развитие получает тюремное заключение как мера наказания, заменявшая другие виды наказания. Императрица учредила две формы исправительных домов, которые при существовавших в то время острогах и каторжных работах для опасных преступников оформились в определенную пенитенциарную систему, а именно:

а) работные дома для нищих и бродяг;

б) остроги или тюрьмы для подследственных и подсудимых впредь до исполнения приговора;

в) смирительные дома для лиц, которых следовало обуздать и исправить;

г) каторжные работы и вечная ссылка для «злодеев».

Работные дома были специально предназначены для борьбы с

рецидивом. Своими заслугами арестант мог достигнуть перемещения из низшего разряда в высший, но не ранее чем по истечении четырех месяцев. Арестанты смирительных домов делились на два класса: испытуемых и исправляющихся; льготы последних аналогичны тем, которые в работных домах арестанты низшего разряда имели перед арестантами высшего. Тюремная администрация была следующей: все тюрьмы должны были быть в подчинении Государственного надзирателя правосудия, который в каждой губернии по представлению гражданских и уголовных палат утверждает уездного надзирателя за всеми тюрьмами губернии; тюрьмами управляют тюремщики, назначаемые уездным надзирателем.

Екатерининские тюремные преобразования шли с трудом. Приказы не имели достаточных средств для создания всех родов учреждений в каждом губернском городе. В местностях, где были организованы работные и смирительные дома, экономические соображения удерживали перевес над пенитенциарными целями, потому для обеспечения успешного хода работ в них задерживались даже те, кто был приговорен к ссылке в Сибирь или к каторжным работам.

Екатерине II так и не удалось внести улучшения в тюремную жизнь и создать некоторую определенность в вопросе тюремного заключения, а собственноручно написанный ею Устав о тюрьмах так и остался неосуществленным. В XVIII в. не произошло коренного поворота к пенитенциарным реформам. Лишь немногие из арестантов оставались на попечении казенных домов, основная же их часть направлялись на различные государственные и частные работы.

В целом за 150 лет (середина XVII – конец XVIII вв.) наказание в виде лишения свободы от одной, законодательно неопределенной формы («тюрьмы»), претерпело процесс усложнения, и к концу XVIII в. приобрело следующие разновидности: тюремное заключение, ссылка в каторжные работы, содержание в смирительных и рабочих домах; определенным образом свобода ограничивалась также ссылкой на поселение (житье). Кроме того, преступники заключались в монастырские тюрьмы, подробно описанные М. Н. Гернетом^[41]. Такое многообразие будет с этих пор характерным для России. Однако вопросы назначения и исполнения лишения свободы в систематизированном виде еще около 100 лет не найдут своей правовой регламентации, что неизбежно порождало «большой произвол в тюремном деле».

Необходимо отметить, что для Российского государства на протяжении многих веков была характерна тюремная система содержания осужденных к лишению свободы. Тюрьма с самого начала своего создания и до настоящего времени является основным видом пенитенциарных учреждений во всем мире. Россия в этом отношении также не стала исключением.

Исторически развиваясь, тюрьмы XVI–XVIII вв. можно определить как государственные или частные (каменные, деревянные, земляные) постоянные или временные здания, исполнявшие уголовные наказания в виде лишения свободы на срок или пожизненно, реализовавшие меру предварительного заключения и осуществлявшие транзит заключенных^[42].

Монастырские тюрьмы, по определению М. Н. Гернета, это места заключения при монастырях, с одной стороны, в виде монашеских келий обычного типа, с другой – в виде казематов внутри стен или в подвалах под церковными полами и в погребах или, наконец, в виде специально оборудованных тюремных зданий внутри монастырских стен^[43].

В XVI–XIX вв. в правовых документах и литературных источниках выделялись следующие виды тюрем: порубы, погреба, тюремные избы, ямы, остроги, тюремные замки, каменные мешки, охраняемые сараи. Все они различались в основном лишь по способу постройки, выполняя схожие задачи и функции.

Поруб, погреб, яма, скорее всего род земляных, подземных тюрем. По мнению С. В. Познышева, подземные тюрьмы – самая тяжелая форма заключения, они представляли собой вырытые в земле ямы более двух метров глубиной, выложенные по краям кирпичом, сверху закрытые досками и присыпанные землей. В крыше имелось небольшое отверстие, закрываемое дверью и замком^[44].

Тюремные избы, использовавшиеся в качестве места заключения в XVII–XVIII вв., впервые законодательно были закреплены нормами Уложения 1649 г. По мнению М. Н. Гернета, «тюремная изба» не всегда представляла собой отдельное тюремное здание, чаще это были лишь небольшие по размерам, отдельные: помещение, камера или комната, иногда объединенные одной крышей^[45]. Н. С. Таганцев также отмечает, что изба, окруженная тыном, представляла собой обыкновенную тюрьму, а несколько подобных изб составляли большую тюрьму^[46].

Наиболее распространенными отечественными наименованиями тюрьмы в XVI–XVII вв. можно считать «острог» и «тюремный замок».

Острог в древнерусских княжествах и Русском государстве XVI–XVII вв. – деревянное пограничное укрепление, состоявшее из бревен, заостренных вверху и врытых достаточно глубоко в землю^[47].

Когда бревенчатыми стенами начали огораживать здания тюрем, «острогом» стало именоваться все сооружение в целом, то есть тюрьма – это острог.

Тюремный замок – это тюрьма, окруженная каменными стенами с башнями на углах, напоминавшая по внешнему виду замок. Такие тюрьмы были распространены в конце XVIII в. и на всем протяжении XIX в.^[48]

Следует вывод, что тюремное заключение свойственно российской системе наказаний, различные виды тюрем на протяжении XVI–XIX вв. заняли главенствующее место в пенитенциарной системе России.

Тем не менее в тюрьмах наблюдается смягчение общественных нравов и изменение отношения со стороны общества и государства к личности преступника с признанием за ним его гражданских и человеческих прав, что предопределило гуманистические тенденции в уголовном законодательстве XIX в.

Таким образом, кроме ссылки, лишение свободы в русском уголовном праве выражалось и в форме тюремного заключения^[49]. В качестве меры наказания тюремное заключение получило распространение только в XIX веке, когда существенно сократились телесные наказания, и смертная казнь уже не занимала доминирующего положения в уголовной политике.

Достоинством тюремного заключения, по сравнению с уже отмеченными видами наказания, было то, что, благодаря своей гибкости, различиям в сроках заключения и тяжести режима, оно лучше других видов служило индивидуализации наказания, а также цели предупреждения преступлений. Известно, что исправительное воздействие на преступника возможно только в условиях тюремного заключения, когда влияние других социальных факторов исключено в результате изоляции от общества.

До XIX века в законодательной и правоприменительной практике России тюрьма служила преимущественно местом содержания под стражей подследственных и несостоятельных должников. Помещение в тюрьму применялось в качестве меры административного (полицейского) характера.

Хотя если обратиться к более раннему периоду истории, то тюремное заключение как вид наказания впервые упоминается еще в Судебнике 1550 года. В Соборном Уложении 1649 года оно называется в качестве меры наказания уже в 49 статьях.

Однако более плодотворное развитие тюремного заключения как наиболее перспективного вида наказания все же следует, по-видимому, связывать с серединой XIX века.

Европейские тюрьмы XVIII века, ярко описанные в книге известного реформатора-пенитенциариста Д. Говарда «Состояние тюрем в Англии и Уэльсе», выпущенной в 1777 году, представляли собой очаг антисанитарии, место распространения самых тяжелых инфекционных заболеваний, включая так называемый тюремный туберкулез. Тюрьмы XVIII века были местом разврата, невыносимых физических страданий осужденных. Печальная судьба Д. Говарда явилась свидетельством тому, что тюрьма XVIII века была учреждением, мало приспособленным для целей уголовной политики. Известно, что этот великий реформатор посетил множество европейских тюрем, а умер в Херсоне в результате посещения местной тюрьмы, где он заразился, по утверждению дошедших до нас источников, тифом. Подобно Ч. Беккариа, который своим творчеством положил начало гуманистической тенденции в уголовном законодательстве, Д. Говард, несомненно, является реформатором-гуманистом в пенитенциарной политике.

Вместе с тем, несмотря на отмеченные выше негативные последствия этого вида наказания, тюремное заключение все же было и остается одним из самых востребованных видов наказания, альтернативы которому ещё пока нет.

Смягчение общественных нравов и изменение отношения к личности преступника со стороны общества и государства, признание за последним его гражданских и человеческих прав предопределило гуманистические тенденции в уголовном законодательстве. При этом общепредупредительные функции наказания не были ослаблены в результате отхода от телесных и позорящих наказаний, значительного сокращения смертной казни.

В результате указанных изменений, прежде всего, в общественном сознании, стало возможным признать на законодательном уровне в качестве объекта наказания такие блага личности человека, которые обретают известную ценность только на соответствующем уровне правовой культуры (свобода, честь, политические и гражданские права).

Профессор И. Я. Фойницкий по этому поводу писал: «Только с отменой телесных наказаний открылась возможность последовательно провести взгляд на преступника как на человека, имеющего свои потребности, удовлетворение которых необходимо даже во имя интересов самого общества. Только с той минуты, когда тюремному начальству стали выдавать лиц, не униженных перед тем публично, ему мог быть поставлен запрос на меры нравственного воздействия»^[50].

Только лишь с принятием Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года тенденция применения чрезмерно жестоких и позорящих наказаний в русском уголовном законодательстве была в значительной мере изменена в сторону гуманного отношения к личности преступника. Хотя отмеченное Уложение допускало применение болезненных телесных наказаний, тем не менее закон существенно ограничивал применение этого вида наказаний.

Впервые в истории русского уголовного права отмеченный закон выделяет преступления и уголовно-правовые проступки, что имеет прямое отношение к механизму назначения мер наказания виновным.

Глава 2 Уложения 1845 года приводит законодательную классификацию видов наказания, разделяя их на уголовные (ст. 17) и исправительные (ст. 30)^[51]. Кроме того, рассматриваемый закон выделял и так называемые особенные наказания, назначаемые за преступления по службе (ст. 65).

Категорию уголовных наказаний в отмеченном законе (ст. 17) составляли следующие наказания:

1) лишение всех прав состояния и смертная казнь;

2) лишение всех прав состояния и ссылка на каторжные работы;

3) лишение всех прав состояния и ссылка на поселение в Сибирь;

4) лишение всех прав состояния и ссылка на поселение на Кавказ.

При этом следует указать, что в тексте содержится описание количественных и качественных признаков почти всех отмеченных видов наказания. Каторжные работы, к примеру, делились на семь степеней в зависимости от характера совершаемого преступления и вины, могли назначаться как работы на рудниках без срока, или на срок от 12 до 15 лет, либо работы в крепостях от 4 до 12 лет^[52].

Лишение всех прав состояния сопровождалось правовыми последствиями, которые зависели от социального положения виновного. Например, для дворян эти последствия сводились к потере дворянства потомственного или личного и всех преимуществ, связанных с данным положением, а для людей других категорий – к потере доброго имени и личных политических, гражданских прав.

При этом Уложение 1845 года прямо указывало (ст. 24), что лишение прав состояния не распространялось на близких родственников: супругов, детей, родителей и т. д.^[53]

Правовые последствия осуждения к каторжным работам сопровождались потерей прав собственности и семейных прав. В тексте рассматриваемого уголовного закона определялось (ст. 28), что, например, потеря прав семейных означала прекращение супружеских отношений, за исключением случаев, когда супруг (супруга) следовали добровольно за осужденным к месту ссылки осужденного; потеря прав собственности сводилась к тому, что имущество осужденного переходило в собственность его законных наследников.

К категории наказаний исправительных Уложение 1845 года относило (ст. 30):

1) потерю всех особенных прав и преимуществ и ссылка на житье в отдаленные места Сибири;

2) ссылку на житье в другие, кроме Сибирских, более менее отдаленные губернии;

3) временное заключение в крепость, с лишением лишь некоторых прав и преимуществ (от 2 до 4 лет);

4) временное заключение в смирительный дом, с лишением лишь некоторых прав и преимуществ (от 4 месяцев до 2 лет);

5) временное заключение в тюрьму (от 2 месяцев до 1 года и 4 месяцев);

6) кратковременный арест (от 3 дней до 3 месяцев);

7) выговор в присутствии суда;

8) денежные взыскания.

Особенные наказания, назначаемые за преступления по службе (ст. 65), включали в себя следующие виды:

1) исключение из службы;

2) отрешение от должности;

3) вычет из времени службы;

4) удаление от должности;

5) перемещение с высшей должности на низшую;

6) выговор с занесением в послужной список;

7) вычет из жалованья.

В целом же Уложение 1845 года было значительным шагом в сторону признания за личностью преступника его естественных прав, человеческого достоинства.

И в этом отношении наиболее показательным является Уголовное уложение 1903 года, которое отказалось, как известно, от телесных наказаний, ставших уже традиционными для российского уголовного права, а также в значительной степени сократило возможность применения смертной казни.

Свобода личности человека, ограничение или лишение которой оказывает довольно сильное превентивное воздействие в отмеченном выше законе являлась одним из главных объектов наказания.

Анализ основных положений ст. 2 Уголовного уложения 1903 года позволяет заключить, что свобода личности человека являлась объектом наказания применительно к следующим его видам: каторга, ссылка на поселение, заключение в исправительный дом, заключение в крепость, заключение в тюрьму, арест^[54].

Уголовное наказание в указанном законе выполняло не только репрессивно-предупредительную функцию, но и служило важнейшим критерием оценки тяжести совершаемых преступных деяний. Так, в соответствии со ст. 3 Уголовного уложения, преступные деяния, за которые санкция статьи определяет такие наказания, как смертная казнь, каторга или ссылка на поселение, именуются тяжкими преступлениями.

Преступные деяния, за которые закон определяет наказание в виде заключения в исправительный дом, крепость или тюрьму, именуются преступлениями.

И, наконец, преступные деяния, за которые в данном законе определены наказания в виде ареста или денежной пени, именуются проступками^[55].

Приведенная классификация преступлений, основанная на законе, позволяет, на наш взгляд, провести и классификацию уголовных наказаний:

а) тяжкие наказания (смертная казнь, каторга, ссылка на поселение);

б) наказания средней тяжести (заключение в исправительный дом, заключение в крепость, заключение в тюрьму);

в) легкие наказания (денежная пени, арест).

Назначение судом наказания в виде смертной казни, каторги или ссылки на поселение сопровождается по закону лишением прав состояния, то есть дополнительным наказанием.

В соответствии со ст. 25 Уголовного уложения, лишение прав состояния состоит: для дворян – в потере дворянства, потомственного или личного, и всех преимуществ, с ним соединенных; для священнослужителей – в потере духовного сана и звания и всех преимуществ, с ним соединенных; для почетных граждан, потомственных и личных, для купцов и людей прочих состояний – в потере прав иимуществ, каждому из сих состояний в особенности присвоенных^[56].

Представляется, что система Уголовного уложения 1903 года явилась «чистовым» воплощением концепции «справедливого воздаяния» классической школы уголовного права. Впервые за всю историю русского права стало возможным при законодательном конструировании системы наказаний учитывать выводы юридической науки.

Основная идея данной законодательной концепции наказания, как известно, заключается в том, что, чем важнее социальное значение объекта уголовно-правовой охраны, тем тяжелее может быть назначено наказание, где последнее преследует главную цель – частное предупреждение.

Угроза наказанием в механизме общего предупреждения должна создавать достойный противовес преступной мотивации социального поведения.

К сожалению, идее «справедливого воздаяния» не суждено было стать господствующей идеей законодательной концепции наказания, выдвинутой Уголовным уложением 1903 года. Известные политические события 1917 года развивались в русле принципиального отказа от буржуазной системы права, заменив в последующем ее на меры социальной защиты – детище, по существу, социологической школы уголовного права.

Таким образом, уголовное наказание в рассмотренный нами исторический период имело две наиболее характерные законодательные тенденции, отражающие уровень общественного правового сознания и культурных традиций.

В рассмотренный период отчетливо заявили о себе тенденция общего предупреждения преступлений или устрашающего воздействия на население посредством применения жестоких, необычных и позорящих наказаний. Отмеченная тенденция в истории российского уголовного права указывает, что даже самые жестокие и необычные наказания, которые по своей природе не уступают в жестокости преступлениям, не способны удержать людей от совершения преступлений.

Представляется, что именно в этот исторический период (XVI – середина XIX вв.) развития наказания отчетливо наметились его проблемные вопросы, имеющие прямое отношение к современной парадигме наказания:

1) вопрос о юридической природе наказания;

2) вопрос о пределах вторжения наказания в сферу юридических благ осужденного;

3) вопрос о способности наказания достигать позитивных социально-нравственных и правовых целей;

4) вопрос об альтернативе наказанию.

Тенденция, имеющая цель ограничения произвола и жестокости в отправлении уголовного правосудия рамками закона, наметившаяся в русском уголовном праве, начиная с середины XIX века, была прервана известными событиями 1917 года в России. Русское уголовное право, начиная с середины XIX века, основывалось на принципах и положениях классической школы уголовного права (законности, виновности, соразмерности). Уголовное уложение 1903 года в России можно с полным основанием признать одним из лучших в Европе на тот исторический период, но этой тенденции не суждено было получить дальнейшего развития. Только с принятием Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года и УК РСФСР 1960 года отмеченная тенденция получила продолжение.

§ 2. Особенности развития института лишения свободы в советском и постсоветском уголовном законодательстве

Уголовное наказание в первых нормативно-правовых актах советского государства в основном сводилось к значению «карающей руки» революции. Виды уголовных наказаний были достаточно многочисленны и содержались в разрозненных декретах, ведомственных постановлениях, приказах и инструкциях, а также создавались непосредственно революционными трибуналами в процессе правоприменительной деятельности.

Впервые попытка создать единый перечень видов наказания была предпринята в постановлении Наркомюста от 18 декабря 1917 года «О революционном трибунале печати, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний» от 29 декабря 1917 года. В указанном постановлении Наркомюста (ст. 8) содержались наказания, которые применялись главным образом в отношении юридических лиц: 1) денежный штраф; 2) общественное порицание; 3) помещение на видном месте или же специальное издание опровержения ложных сведений; 4) запрещение временно или навсегда издавать обращения; 5) конфискация имущества.

Инструкция Наркомюста от 19 декабря 1917 года предусматривала виды наказаний, которые применялись в отношении самых различных категорий преступников, включая так называемых врагов революции: 1) денежный штраф; 2) лишение свободы; 3) удаление из столиц, отдельных местностей или пределов Российской республики; 4) объявление общественного порицания; 5) объявление виновного врагом народа; 6) лишение виновного всех или некоторых политических прав; 7) секвестр или конфискация (частично или общая) имущества виновного; 8) присуждение к обязательным общественным работам.

Однако отмеченная инструкция, как полагает П. Г. Мишунин, искажала подлинную природу революционных трибуналов, поскольку исключила возможность применения высшей меры наказания – расстрела^[57]. Видимо, именно данное обстоятельство было учтено Наркомюстом, который принял специальное постановление от 16 июня 1918 года «Об отмене всех раньше изданных циркуляров о Революционных Трибуналах», согласно которому революционным трибуналам предоставлялось право применять любое наказание, в том числе и высшую меру наказания – расстрел.

При этом, видимо, следует отметить и то обстоятельство, что постановление Наркомюста (ст. 2) от 16 июня 1918 года не ограничивало революционные трибуналы в применении мер уголовной репрессии: «Революционные трибуналы в выборе мер борьбы с контрреволюцией, саботажем и прочее не связаны никакими ограничениями, за исключением тех случаев, когда в законе определена мера в выражениях: «не ниже» такого-то наказания»^[58].

Представляется, что уголовное наказание в первых нормативно-правовых актах советского правительства было «чистовым» воплощением идеи наказания как «государственного принуждения», которое не ограничивалось рамками закона. Более того, революционные трибуналы являлись и законодательной властью, что недопустимо в условиях правового государства.

Впервые в истории советского уголовного права более или менее развернутый перечень наказаний был дан лишь в «Руководящих началах по уголовному праву РСФСР» 1919 года: 1) внушение; 2) выражение общественного порицания; 3) принуждение к действию, не предусматривающему физического лишения (например, пройти известный курс обучения); 4) объявление под байкотом; 5) исключение из объединения на время или навсегда; 6) восстановление, а при невозможности его – возмещение причиненного ущерба; 7) отрешение от должности; 8) воспрещение занимать ту или иную должность или исполнять ту или другую работу; 9) конфискация всего или части имущества; 10) лишение политических прав;

11) объявление врагом революции или народа; 12) принудительные работы без помещения в места лишения свободы; 13) лишение свободы на определенный срок или на неопределенный срок до наступления известного события; 14) объявление вне закона; 15) расстрел; 15) сочетание вышеуказанных видов наказания^[59].

Упомянутый выше нормативно-правовой акт определял даже понятие наказания, хотя и в несколько произвольной форме: «Наказание – это меры принудительного воздействия, посредством которых власть обеспечивает данный порядок общественных отношений от нарушителей последнего (преступников)»^[60].

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что принудительное воздействие, как главный признак понятия наказания, связывался не с законом, а с деятельностью органов государственной власти, обеспечивающих порядок общественных отношений.

Несомненно, что такого рода определение, а скорее всего, практическое наставление для работников правоохранительных органов ориентировало их на такие действия, которые диктуются революционной целесообразностью. Статья 25 Руководящих начал по уголовному праву РСФСР 1919 года не случайно, по-видимому, содержит всего лишь примерный перечень наказаний, а стало быть, допускает применение и других мер воздействия. Особо обращают на себя внимание виды наказаний, которые с полным основанием можно отнести к разряду позорящих и даже унижающих человеческое достоинство: объявление врагом революции или народа, объявление вне закона^[61]. Характерной в этом отношении является статья 9 Руководящих начал по уголовному праву РСФСР, которая гласила, что обезопасить общественный порядок от будущих преступных действий лица, уже совершившего преступление, можно приспособлением его к данному общественному порядку или, если оно не поддается приспособлению, изоляцией его, в исключительных случаях физическим уничтожением его.

Уголовный кодекс РСФСР 1922 года наряду с наказанием упоминает и меры социальной защиты, которые в ряде случаев могли заменять меры наказания. В этой связи возникает, естественно, вопрос о соотношении мер социальной защиты с наказанием. Тем более, что УК РСФСР 1926 года полностью отказался, как известно, от понятия наказания, заменив его на меры социальной защиты.

В советской юридической литературе неоднозначно подходили к проведению различия между мерами социальной защиты и наказанием. К числу отличительных признаков чаще всего относят цели, где меры социальной защиты применяются якобы только в превентивных, а не репрессивных целях. Но и наказание, как показывает опыт, может преследовать тождественную цель. Или же отличие приводится по признаку порицания, которое не свойственно якобы мерам социальной защиты^[62]. Но и этот признак с методологической точки зрения неточный, и не может служить разграничительным критерием между этими, пусть даже имеющими некоторое сходство, но все же принципиально разными правовыми явлениями.

Страдание как явление психической деятельности человека может вызываться и в большей степени вызывается в результате применения отмеченных выше мер, поскольку это объективный процесс, связанный, так же как и наказание, с лишениями и ограничениями привычных благ личности.

Профессор Э. Я. Немировский в своей ранней работе «Меры социальной защиты и наказания в связи с сущностью вины», изданной в 1916 году, указывает на то, что меры социальной защиты обращены к будущему преступника, а наказание – к прошлому. Поэтому деяние – не единственное основание для применения указанных мер, они возможны и в отношении непреступных лиц^[63].

Далее Э. Я. Немировский делает вывод о том, что меры социальной защиты: 1) не зависят от преступного деяния и от ценности объекта уголовно-правовой защиты; 2) иной масштаб их применения – степень опасности преступника; 3) иная организация их, основанная на приспособлении к особенностям личности^[64].

Представляется, что основной идеей мер социальной защиты является идея опасного состояния личности, выдвинутая, как известно, Э. Ферри. Известный советский правовед профессор А. А. Пионтковский еще в 1924 году указывал на наметившуюся в уголовном законодательстве тенденцию сближения наказания с мерами социальной защиты, с одной стороны, и все более широкое применение мер социальной защиты – с другой. Пределом этой тенденции развития является, по мнению А. А. Пионтковского, полная замена «вины» как основания уголовно-правового принуждения «опасным состоянием» и полное отмирание наказания и замена его мерами социальной защиты как единственной формы уголовно-правового принуждения^[65].

Профессор Е. Б. Пашуканис высказывался по этому вопросу в еще более откровенной форме: «… превратить наказание из возмездия и воздаяния в целесообразную меру защиты общества и исправления данной социально-опасной личности – это значит разрешить громадную организационную задачу, которая не только лежит вне чисто судебной деятельности, но, по существу, при ее успешном выполнении делает излишним судебные процессы и судебные приговоры…»^[66].

Юридический (догматический) анализ УК РСФСР 1926 года позволяет сделать вывод о том, что меры социальной защиты конструировались, исходя из опасного состояния личности преступника, а не из его виновности. При этом отмеченный закон делает различие между опасностью человека патологического (болезненного) свойства и опасностью, вызванной преступной его волей.

Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 года разделяли родовое понятие «меры социальной защиты» на три вида: 1) меры судебно-исправительного характера; 2) меры медицинского характера; 3) меры медико-педагогического характера^[67].

Меры судебно-исправительного характера по своей юридической сущности ничем принципиально не отличались от наказания. Все они без исключения известны истории уголовного наказания, включая и такие его виды, как объявление врагом трудящихся с лишением гражданства и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда^[68].

Отличительная особенность рассматриваемых мер состоит прежде всего в масштабе их возможного применения. Так, например, ст. 22 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 года допускала возможным удаление из пределов союзной республики или из пределов отдельной местности с поселением в тех или иных местностях в отношении лиц, признанных по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой в данной местности социально опасными^[69].

Что касается мер медико-педагогического характера в рассматриваемый период (30-е гг.), то к ним относились: а) отдача несовершеннолетних на попечение родителям, родственникам или другим лицам, учреждениям и организациям; б) помещение в специальные заведения^[70].

Эти же положения Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 года, определяющие содержание и сущность мер социальной защиты, в точности были воспроизведены в УК республик, входящих в состав Советского Союза.

В этом отношении является весьма показательным Постановление ЦИК СССР от 21 ноября 1929 года «Об объявлении вне закона должностных лиц – граждан СССР за границей, перебежавших в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства и отказывающихся вернуться в Союз ССР», которое определяло, что объявление вне закона влечет за собой: а) конфискацию всего имущества осужденного; б) расстрел осужденного через 24 часа после удостоверения его личности^[71].

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что приведенные положения данного Постановления не связывают назначение мер социальной защиты в виде расстрела осужденного с мотивами совершенного деяния и виновностью.

Стало быть, основная концепция советского законодательства на протяжении нескольких десятков лет, вплоть до принятия Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года, сводилась к идее общественной опасности личности, которая существенно ограничила принцип вины и справедливого воздаяния за совершенное преступление.

Советское уголовное законодательство в отмеченный период, прервав, по существу, отчетливо наметившуюся тенденцию реализации идей классической школы уголовного права в российском дореволюционном уголовном законодательстве, встало на позиции позитивистских концепций наказания, где главными являлись идеи «личности преступника» и «общественная опасность личности».

В рамках отмеченной концептуальной позиции советского уголовного законодательства вполне объяснимо существование органов внесудебной расправы (суды «тройки») и концентрационных лагерей для врагов революции и народа, представляющих общественную опасность.

Думается, что толкование ст. 7 УК РСФСР 1926 года, которое приводится в комментарии под общей редакцией Председателя Верховного Суда ССР И. Т. Голякова, изданного в 1944 году, наиболее точно отражает существовавшее положение дел в отправлении уголовного правосудия: «Ст. 7 указывает круг лиц, в отношении которых применяется наказание. Сюда относятся: 1) совершившие преступления; 2) представляющие опасность по своей связи с преступной средой или 3) представляющие опасность по своей прошлой деятельности. Для судебной практики имеет значение только первая категория. Наказания судом применяются лишь в отношении лиц, совершивших преступления»^[72]. Стало быть, УК РСФСР 1926 года допускал возможность применения мер социальной защиты в отношении двух других категорий лиц не судом, а иными органами государственной власти.

В этой связи представляет интерес Постановление ЦИК и СНК СССР «Об особом совещании при народном комиссаре внутренних дел СССР», принятое в 1934 году, которое предусматривало возможность применения мер социальной защиты в отношении лиц, признанных социально опасными, включая даже такую меру, как заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок до пяти лет^[73].

Только лишь с принятием Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года, которые, как известно, отказались от мер социальной защиты, возвратившись к понятию уголовного наказания как кары за совершенное преступление, стало возможным создать условия реализации идей классической школы уголовного права в советском законодательстве. Хотя некоторые и весьма существенные позитивистские позиции в советском законодательстве все же еще сохранялись, например, институт особо опасного рецидивиста, общественная опасность деяния и личности и др.

В целом же история советского уголовного законодательства распадается на три основных этапа.

Первый этап связан с периодом полного отсутствия кодифицированного уголовного законодательства, которое в самой малой мере восполнялось отдельными уголовно-правовыми актами, например, Руководящими началами по уголовному праву РСФСР 1919 года.

Второй этап берет свое начало со вступления в законную силу УК РСФСР 1922 года, принятия Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 года и принятия на их базе уголовных кодексов союзных республик, например, УК РСФСР 1926 года.

Этот этап в истории советского уголовного права практически совпадает с периодом культа личности Сталина. Концепция наказания в рассматриваемый период, как отмечалось выше, полностью сводилась к мерам социальной защиты, которые основанием их применения, как известно, признавали «опасное состояние личности», а не вину.

Третий этап развития советского уголовного права связан с принятием Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года, на основе которых были приняты уголовные кодексы союзных республик, например, УК РСФСР 1960 года, УК Украины 1960 г. и др.

Характерной особенностью развития советского уголовного законодательства на данном этапе является то, что в его содержание были включены многие устоявшиеся и базирующиеся на положениях классической и социологической школ нормы, институты и понятия; тем не менее, по утверждению профессора Н. А. Стручкова, это было совершенно новым уголовным правом^[74]. Отражая классовый подход к борьбе с преступностью и исходя из требований советской уголовной политики, уголовное право советских республик закрепляло принципиально новое материальное понятие преступления как посягательства не на правовую норму, а на общественные отношения, установленные советским государством, где наказание преследовало цели обеспечения порядка, в котором заинтересовано общество и государство^[75].

Вместе с тем несомненным достижением УК РСФСР 1960 года является то обстоятельство, что ст. 3 впервые в истории советского права прямо указывает: «Уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно-опасное деяние». Не менее важное значение в этом смысле имеет и положение ч. 2 ст. 3, где определяется, что никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с Законом^[76].

Это принципиально важное законодательное положение, основанное на идеях классической школы уголовного права, недвусмысленно указывало на разрыв УК РСФСР 1960 года, как впрочем и всего советского уголовного законодательства, с концепциями «социальной зашиты» и «опасного состояния личности», несмотря на существование института особо опасного рецидивиста (ст. 24.1).

Хотя положения ст. 20 УК РСФСР 1960 года провозглашали, что наказание имеет целью исправление и перевоспитание осужденных в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов, уважения к правилам социалистического общежития, отражая таким образом идеи позитивистских тенденций права, включая и отдельные идеи даже антропологического направления, тем не менее доминирующим в отправлении правосудия является принцип «nullum crimen, nulla poena sine lege».

Традиция определения в уголовном законе цели наказания восходит к первым советским уголовно-правовым актам и вполне может быть отнесена к разряду советских тенденций в праве.

Н. В. Крыленко, оценивая значение категории «цели наказания» в советском уголовном праве, писал: «Основным принципом, который должен определять собою применение любых из этих мер репрессий, является ее целевой характер, всякая репрессия должна иметь цель»^[77].

Уголовное законодательство стран Запада традиционно не знает категории «цели наказания» в своем содержании, возможно, из-за высокого уровня их дискуссионности. Примерами могут служить как те кодексы европейских государств, что действуют уже давно, так и новые, например, УК Франции 1992 года и УК Испании 1995 года^[78].

Исключение из общей западной традиции права в этом смысле составляет лишь федеральное уголовное законодательство США, определяющее, что выносимый судом приговор должен «соответствовать серьезности» совершенного преступления и предусматривать «справедливое наказание» за него; содействовать укреплению «уважения к закону» и служить «соответствующим устрашением», предостерегающим от преступного поведения; обеспечить «защиту общества от дальнейших преступлений подсудимого», предусмотреть общее и профессиональное обучение осужденного, его лечение или иное исправительное воздействие на него «самым эффективным образом»^[79].

Представляется, что категория «цель наказания» в случае получения последней законодательного закрепления может выступать в двух значениях: 1) в качестве декларативного провозглашения, имеющего, скорее, политическое, чем юридическое предназначение; или 2) в качестве практического наставления для правоохранительных (судебных) органов по применению мер репрессивного воздействия.

Во втором случае категория «цели наказания» выполняет функцию корреляции применения репрессивного воздействия, нередко игнорирующую требования основных уголовно-правовых принципов. Цели наказания, на наш взгляд, не могут быть признаны категориями права хотя бы потому, что являются наиболее дискуссионными в юридической литературе. Кроме того, признание целей наказания категориями права неминуемо ведет к обоснованию принципа «целесообразности» в уголовном праве^[80].

В этой связи представляет интерес позиция одного из ведущих историков советского права А. Эстрина, высказанная им еще в 1927 году: «Мыслимы два и только два принципиальных критерия для применения к осужденному меры уголовной репрессии: либо критерий целесообразности, либо критерий справедливости. Для марксиста, борющегося с юридическим фетишизмом, единственно приемлем первый, совершенно неприемлем второй». И далее: «Справедливость – антитеза целесообразности»^[81].

Следование принципу «целесообразности» может привести к совершенно абсурдным выводам, не имеющим ничего общего с основополагающими принципами уголовного права. К примеру, профессор Н. А. Беляев, основываясь на принципе «целесообразности наказания», предлагал: «Если поведение заключенного, отбывшего полностью срок наказания, свидетельствует о том, что он не исправился, и имеется уверенность, что после освобождения он не встанет на путь честной трудовой жизни, то в этом случае соответствующим органам государства этому заключенному срок наказания должен быть продлен»^[82].

Новое российское уголовное законодательство (УК РФ 1996 г.), следуя в русле такого рода тенденций, также закрепляет цели уголовного наказания (ст. 43): наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений.

Однако не вызывает сомнения то обстоятельство, что категория «цели наказания» в УК России 1996 года представляет собой всего лишь декларативное провозглашение и принципиально не влияет на характер, размер, срок назначаемого наказания. Другое дело, что при назначении наказания суд в той или иной мере учитывает те обстоятельства, которые могут иметь положительное значение для осужденного в деле его реабилитации.

Но это вовсе не означает, что категория «цели наказания» служит в этом случае руководящим началом применения репрессивного воздействия, игнорирующим требования принципов законности, виновности, справедливости, соответствия наказания характеру совершенного преступления и др.

Новое российское уголовное законодательство впервые дает полное определение общего понятия наказания (ч. 1 ст. 43 УК РФ): «Наказание есть мера государственного принуждения, назначаемая по приговору суда. Наказание применяется к лицу, признанному виновным в совершении преступления, и заключается в предусмотренных настоящим кодексом лишении или ограничении прав и свобод этого лица».

Из законодательного определения наказания обращает на себя внимание прежде всего то обстоятельство, что в его содержание уже не включена кара как справедливое воздаяние за совершенное преступление.

В отечественной законодательной традиции, по меньшей мере, в нынешнем столетии, уголовное наказание определялось в двух его значениях: 1) как справедливая кара за совершенное преступление (Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года, УК РСФСР 1960 г., УК УССР 1960 г. и др.); 2) как государственное принуждение, назначенное по приговору суда (Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1991 года, УК РФ 1996 г.).

Но возникает, естественно, вопрос: какое из обозначенных вариантов определения понятия наказания является наиболее предпочтительным с точки зрения законодательной техники, правоприменительной практики, принципов уголовного права?

Современные исследователи проблемы наказания обращают внимание на вопрос кары в характеристике последнего. В частности, профессор М. П. Мелентьев по этому поводу пишет: «В настоящее время с принятием Уголовного Кодекса РФ, когда смертная казнь входит в систему наказаний наряду с длительными сроками лишения свободы (УК РФ 1996 года увеличил максимальный срок лишения свободы в два раза по сравнению с УК РСФСР 1960 года), вновь возникает вопрос о месте кары среди других целей наказания»^[83].

Суждения о наличии и необходимости сохранения фундаментальных связей между преступлением и наказанием в том смысле, что последнее должно рассматриваться как справедливая кара и воздаяние за содеянное, последовательно развивали и отстаивали в своих трудах видные дореволюционные и советские криминалисты А. А. Жижиленко, С. П. Мокринский, Б. С. Утевский, Б. С. Никифоров, Н. Н. Полянский, А. Л. Ременсон, И. И. Карпец, В. А. Елеонский, Н. С. Таганцев, Н. А. Стручков, И. В. Шмаров и др^[84].

В советской уголовно-правовой науке многие авторы включали в определение рассматриваемого явления понятие «кара» и принуждение. В частности, И. С. Ной под карой понимал принуждение с целью вызвать страдание^[85].

Б. С. Никифоров, соглашаясь с позицией И. С. Ноя на этот счет, дополняет это определение: «Кара – это принуждение к такому страданию, которое по своему характеру и деятельности пропорционально соразмерно совершенному преступлению»^[86].

Определяя понятие «кара», М. Д. Шаргородский справедливо, на наш взгляд, указывает на три весьма существенных его признака: «…наказание является карой потому, что оно: а) назначается за совершенное деяние; б) находится в соответствии с совершенным деянием; в) является принуждением и причиняет страдание»^[87].

В юридической литературе последнего времени обосновывается отказ нового российского уголовного законодательства от определения наказания как кары за совершенное преступление тем обстоятельством, что слова «кара» и «наказание» – синонимы^[88]. Поэтому определение наказания как кары ничего, по мнению этих авторов, для выяснения содержания этого явления не дает, а определение наказания как меры государственного принуждения, напротив, указывает на наиболее существенные его признаки.

Думается, что признание тождественными слов «наказание» и «кара» является весьма спорным. Слово «наказание» в Толковом словаре В. Даля определяется в значении «давать наказ, приказ, приказывать строго, повелевать, велеть»^[89].

Применительно к рассматриваемой проблеме данное толкование термина «наказание» наиболее точно отражает форму, а не содержание этого социально-правового института. Наказ определяет, как следует поступить с виновным в совершении преступления.

Что касается термина «кара», который, как известно, использовался в законодательной практике на протяжении нескольких десятков лет, то он производный от глагола «корить» – укорять, упрекать, порицать, позорить, осуждать кого-то и за что-то»^[90].

Стало быть, вполне допустимо с точки зрения законодательной техники признать термин «кара» как правовое порицание и осуждение преступления в качестве основного элемента содержания наказания (наказа).

Юридическое определение понятия «кара» сводится к значению «преднамеренное причинение виновному установленных законом страданий и лишении, специально рассчитанных на то, что он будет их претерпевать»^[91].

Представляется, что необходимо определять понятие наказания в значении кары за совершенное преступление, отражающим в этом смысле идеи классической школы уголовного права.

И, напротив, определение наказания в значении «меры государственного принуждения» носит несколько обширный, неопределенный характер и может сводиться даже к мерам социальной защиты, иным позитивистским идеям, которые не восприняты, как известно, мировой законодательной и судебной практикой.

Опыт функционирования различных правовых систем свидетельствует, что именно отказ от взгляда на наказание как на справедливую кару и воздаяние за содеянное может привести к явно нежелательным для общества последствиям. Трагическим вариантом таких последствий являются результаты применения в течение длительного времени в нашей стране вместо уголовной кары за содеянное так называемых «мер социальной защиты».

Кроме того, определение наказания как меры государственного принуждения противоречит, на наш взгляд, принципам правового государства и на этой основе положениям Конституции Российской Федерации (ч. 1 ст. 1).

Правовое государство «связано» правом, исходит из признания неотчуждаемых (прирожденных) прав и свобод человека и возложения на государство обязанности соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина^[92].

Известный русский правовед профессор Б. А. Кистяковский по этому поводу отмечал, что «правовое государство является самым совершенным типом государственного бытия. Оно создает те условия, в силу которых возможна гармония между общественным целым и личностью»^[93].

Государство называется правовым, на наш взгляд, в силу того обстоятельства, что оно само является субъектом права^[94]. Органы государственной власти осуществляют свои функции на основе полномочий, делегированных законом. И в этом смысле все субъекты права (личность, общество, государство) равны. Ни один из субъектов права не может быть признан монополистом, безраздельно диктующим свою волю.

В этой связи представляется правильной позиция современных зарубежных авторов, которые обоснованно, на наш взгляд, ставят во главу угла всего государственного и правового строения принципы правозаконности. В частности, Ф. А. Хайек по этому поводу пишет: «Пожалуй, ничто не свидетельствует так ярко об особенностях жизни в свободных странах, отличающих их от стран с авторитарным режимом, как соблюдение великих принципов правозаконности. Если отбросить детали, это означает, что правительство ограничено в своих действиях заранее установленными гласными правилами, дающими возможность предвидеть с большой точностью, какие меры принуждения будут применять представители власти в той или иной ситуации»^[95].

Правда, справедливости ради, необходимо заметить, что еще в начале XX века профессор Б. А. Кистяковский указывал на идеи правового государства: «Основной принцип правового или конституционного государства состоит в том, что государственная власть в нем ограничена. В правовом государстве власти положены известные пределы, которые она не должна и не может переступить». И далее: «В правовом государстве полномочия органов государственной власти по предупреждению нарушений законов поставлены в строгие рамки закона. Эти строгие рамки полномочий органов государственной власти и создают так называемую неприкосновенность личности»^[96].

Стало быть, государственное принуждение как элемент понятия наказания возможно лишь в тех случаях, когда право представляется в качестве формального атрибута государства.

Тоталитарное принуждение, характерное, например, для периода сталинских репрессий, также было государственным и формально закрепленным в законе. Однако такого рода принуждение вряд ли можно признать правовым, поскольку в этом и подобных случаях отсутствуют всякие гарантии защиты прав и интересов личности, общества, иных субъектов права от произвола органов государственной власти.

Вот почему положения ч. 1 ст. 43 УК Российской Федерации, определяющие наказание как меру государственного принуждения, находятся в противоречии с требованиями ч. 1 ст. 1 Конституции Российской Федерации, где закрепляется, что Россия является правовым демократическим государством.

Представляется, что включение в содержание законодательного понятия наказания признака «государственное принуждение», по всей вероятности, указывает на второстепенное значение права в определении и применении мер уголовной репрессии.

Несомненно, что наказание является принуждением к страданию осужденного, но принуждением правовым, которое делегирует полномочия субъекта наказания органам государственной власти в зависимости от характера выполняемых ими функций (законодательная, судебная и исполнительная власть)^[97]. К примеру, право делегирует полномочия установления системы наказаний, содержания его видов тол? ко лишь высшей законодательной власти.

Стало быть, уголовное наказание в общем смысле представляет собой систему правового принуждения, в основе которого лежит кара за содеянное, лица, признанного судом виновным в совершении преступления (преступника).

В этой связи следует обратить внимание еще на одно очень важное обстоятельство УК РФ 1996 года. Ныне действующее уголовное законодательство, оставаясь в общем своем развитии в русле советской традиции права, одновременно опирается на характерную для современного европейского уголовного права неоклассическую тенденцию уголовного права, сыгравшую столь важную роль в становлении и развитии принципов индивидуальности ответственности, признании ограниченной вменяемости, обстоятельств отягчающих и смягчающих наказание. Одна из гипотез настоящего исследования состоит в установлении того, насколько отмеченные тенденции совместимы. Вполне допустимо, что одна из причин недейственности системы наказаний УК РФ 1996 года кроется в данном противоречии: из тринадцати видов наказания, закрепленных в статье 44, реально востребовано судебной практикой всего несколько, главным образом – лишение свободы, исправительные работы, штраф.

Что касается института лишения свободы, то в первоначальный период советской власти развивался весьма противоречиво. Принятие норм, регулирующих исполнение лишения свободы, опережало издание уголовного закона. Сильное влияние на этот институт наказания оказывал политико-идеологический фактор. Советское государство в рассматриваемый период времени уделяло достаточно много внимания правовому регулированию вопросов назначения и реализации наказания в виде лишения свободы. Эти правовые акты откликались на быстро изменяющуюся общественно-политическую ситуацию в стране^[98].

Сохранив в прежнем виде систему исполнения уголовного наказания, Временное правительство тем не менее приступило к разработке новой доктрины в сфере реализации карательной политики государства. В приказе начальника Главного тюремного управления № 1 от 8 марта 1917 г. было подчеркнуто, что главной задачей наказания является перевоспитание человека, «имевшего несчастье впасть в преступление в силу особенностей своего характера или неблагоприятно сложившихся внешних обстоятельств, и что для надлежащего осуществления этой задачи прежде всего необходимо проявлять гуманность к заключенным». В приказе излагалось требование, чтобы личное достоинство человека, ставшего гражданином, признавалось и в отношении лиц, лишенных свободы. Чинам тюремной администрации предлагалось, впредь до разработки новых нормативных актов, воздерживаться от применения телесных наказаний, наложения кандалов на арестантов^[99].

С начала 1920-х годов институт лишения свободы стал регламентироваться в основополагающих законодательных кодифицированных актах (речь идет в первую очередь об УК РСФСР 1922 г.). При этом в нормах уголовного права наиболее ярко проявилась карательная политика Советского государства, когда, с одной стороны, предусматривались жесткие репрессивные меры в отношении «классовых врагов», а с другой – ставилась задача перевоспитания правонарушителей – выходцев из среды трудящихся.

Несмотря на то что ИТК РСФСР 1924 г. вобрал в себя гуманистические принципы, присущие пенитенциарным актам периода империи, развил их, добавил важные нормы о культурно-просветительской работе и сохранил прогрессивную систему, в дальнейшем наблюдается окончательный отход от ранее провозглашенного курса на демократизацию и гуманизацию исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы, внедрения прогрессивной системы отбывания наказания.

В постепенном отходе от реализации стратегических установок проявилась одна из закономерностей общественного развития. Выполняя заказ правящего класса, государство вынуждено защищать и проводить в жизнь политику этого класса. Чем сложнее социально-экономическое положение страны, чем напряженнее складываются и разрешаются классовые отношения, тем чаще и активнее используется репрессия в качестве одного из основных средств стабилизации обстановки. Эта закономерность особенно наглядно проявила себя в непоследовательности и крайней противоречивости осуществляемых Главным управлением местами заключения мер по проведению тюремной реформы.

Законы общественного развития в условиях обострения классовой борьбы оказывают определяющее влияние на содержание исполнения уголовного наказания не только в отношении политических противников, но и всей массы общеуголовных преступников. Обострение этой борьбы с неизбежностью вызывает ужесточение режима и порядка отбывания наказания, отмену прогрессивных реформ и начинаний^[100].

Временное правительство, приступив к радикальным реформам тюремной системы на демократических началах, не смогло подвести под их проведение надлежащую материальную базу, поэтому постепенно оно было вынуждено вернуться к жесткой репрессивной политике для обеспечения социального заказа правящего класса.

Карательная политика Советского государства и ее реализация при исполнении уголовного наказания в виде лишения свободы в 30-50-е годы XX в. исследуется как наиболее драматичный период деятельности советской исправительно-трудовой системы.

Положение об исправительно-трудовых лагерях от 7 апреля 1930 г. в своей основе содержало серьезные отступления от общих принципов законности. Осуществлявшее общее руководство деятельностью лагерей Объединенное государственно-политическое управление (ОГПУ) одновременно являлось органом, по особым постановлениям которого осуществлялись внесудебные репрессии. Право вынесения постановлений о направлении граждан в исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ) на срок не менее трех лет представлялось коллегии или особому совещанию ОГПУ. Однако это уже давало неограниченную власть ОГПУ над судьбами заключенных. Заключенный, попавший в сферу деятельности ОГПУ, исключался из юрисдикции действующего законодательства, его жизнь полностью регламентировалась нормативными актами этого ведомства. Прокурорский надзор за лагерями, предусмотренный указанным Положением, сводился лишь к надзору за соблюдением требований последнего.

Следующим нормативным актом, регулирующим отношения в этой сфере, стал ИТК РСФСР 1933 г., который содержал в себе элементы временного отступления от ужесточения режима в местах лишения свободы. Вместе с тем подобная «передышка» носила кратковременный характер. С образованием общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) и после передачи в его ведение ИТУ ИТК РСФСР 1933 г. фактически утратил свое значение.

В основе управления низовыми организационно-структурными звеньями ИТЛ лежал принцип ограниченного самоуправления, реализация которого при отсутствии должной правовой базы и контроля неизбежно вела к беззаконию и произволу должностных лиц низовой администрации по отношению к основной части заключенных. Реальное содержание уклада жизни лагеря определяли организованные группы и группировки заключенных, устанавливавшие произвол «воровских» авторитетов, с помощью которых администрация поддерживала «порядок» в местах лишения свободы.

Основным механизмом, широко используемым в местах лишения свободы для того, чтобы держать заключенных в повиновении, было устрашение и насилие, выходящие за рамки, установленные законом. При привлечении к уголовной ответственности заключенных за проступки и преступления исключалось судебное рассмотрение дел. Функцию судебного органа выполняла Коллегия ОГПУ, причем при определении меры наказания она часто выходила далеко за пределы санкций, установленных статьями УК РСФСР.

Нормативные акты, регламентирующие порядок и условия отбывания наказания в виде лишения свободы, содержали нормы, реализации которых позволяла администрации широко и произвольно толковать пределы своих прав. Наличие двух основных нормативных актов в сфере исполнения наказания в виде лишения свободы, таких как Положение об исправительно-трудовых лагерях ОГПУ НКВД СССР и Исправительно-трудовой кодекс РСФСР, по-разному определявших объем прав заключенных, предоставляло широкие возможности администрации мест заключения для ущемления их прав. Произвол ведомства проявлялся в повсеместной практике внесудебных расправ, далеко выходящих за пределы норм уголовного закона.

Ведомственное регулирование режима отбывания наказания, которое широко применялось в системе ГУЛАГа, неизбежно приводило к ущемлению прав заключенных. Репрессии, как основное средство поддержания установленного ведомством режима, были главной причиной деморализации личности, ее физического и духовного распада.

К середине второй половины 1930-х годов усиление уголовных репрессий достигает апогея. В новых условиях произошла фактическая девальвация норм закона. В процессе утверждения новых принципов организации ИТУ доминирующим стал производственный фактор, определяющий порядок создания и масштабы создаваемых структур. С появлением ГУЛАГа произошло резкое возрастание экономического значения исправительно-трудовых учреждений, усиление эксплуатации заключенных. При этом вся полнота власти в сфере исполнения лишения свободы, включая нормативное регулирование, делегируется НКВД. Формально не отмененное исправительно-трудовое законодательство игнорируется. Численность заключенных с конца 1930-х годов значительно возрастает, они интенсивно используются в качестве дешевой рабочей силы. Законодательное регулирование института наказания в виде лишения свободы восстанавливается лишь после смерти И. В. Сталина^[101].

Что касается системы исправительных учреждений в советский период, то уже в 1917 г. тюремная система была расформирована. В первые же годы правления советской власти в соответствии с последовательно осуществлявшимся принципом «от тюрем – к воспитательным учреждениям» разрушили около 400 тюремных зданий. По ИТК РСФСР 1924 г. тюрьмы как вид исправительно-трудовых учреждений не предусматривались, и только в 1936 г. ЦИК и СНК СССР в постановлении «О дополнении основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» восстановил тюремное заключение как вид уголовного наказания. Тем не менее тенденция к сокращению тюрем сохранилась при массовом строительстве исправительно-трудовых лагерей, новых исправительно-трудовых колоний.

В советское время доказывалось, что тюрьма – это атрибут буржуазной тюремной системы, в основе которой заложено одиночное содержание осужденного. Она калечит человека, формирует конформизм, жестокость, индивидуализм, отчужденность от общества. В тюрьме якобы ограничены возможности для проведения массовых политико-культурных, физкультурно-спортивных мероприятий, организации труда осужденных на современном технологически оснащенном производстве, отсутствуют условия для организации общеобразовательного, профессионально-технического обучения осужденных, открытия школ и профтехучилищ.

Таким образом, изложенное позволяет сделать несколько предварительных выводов.

Во-первых, начальный период развития института наказания отчетливо свидетельствует о том, что, если в уголовном законе отсутствует точный перечень видов наказания, не определяется содержание его видов, наказание носит характер государственного принуждения, которое не ограничивается правом, а скорее создается в процессе правоприменительной практики судом или органами, его заменяющими (например, революционными трибуналами). В этом смысле наказание носит целесообразный характер, подчиненный главным образом политическим или иным целям.

Во-вторых, отказ от наказания и замена его мерами социальной защиты в первых УК РСФСР (1922, 1926 гг.) имел своим следствием изменение самой доктрины уголовного права, где основополагающие принципы – виновности, законности, гуманизма, оснований ответственности, подменяются понятиями социальной необходимости, опасного состояния личности, бессрочности в применении указанных мер, объективного вменения.

В конечном итоге меры социальной защиты превращаются в государственный произвол, где гарантии свободы и законных прав личности отсутствуют.

В-третьих, возврат УК РСФСР 1960 года к положительным тенденциям классической школы уголовного права с признанием его основных принципов – законности, виновности, оснований уголовной ответственности и др. – обусловили изменение концепции наказания и отказ от мер социальной защиты – детища социологической школы уголовного права. Вместе с тем, сохранение в УК РСФСР 1960 года отдельных положений социологической и даже антропологической (особо опасный рецидивист) школ уголовного права, а также признание за наказанием перспективных социальных целей (исправления и перевоспитания осужденных), означало, что наказание выделялось на фоне других принудительных средств и признавалось важнейшим предупредительным и воспитательным фактором. Отсюда следовало определение научно необоснованных задач правоприменительным органам (судам, органам исполняющим наказание и т. д.), например, исправление и перевоспитание осужденных в духе точного исполнения законов, уважения правил общежития, воспитания, трудолюбия и др. В этом случае преступление, видимо, признавалось в качестве формально юридического повода для улучшения социальных и нравственных качеств человека посредством наказания. Абсурдность таких позиций УК РСФСР 1960 года вполне очевидна. Вот почему постановка перед наказанием высоких социальных целей несостоятельна, поскольку наказание, как свидетельствует правоприменительная практика, вызывает негативные последствия для осужденных (распад семейных отношений, потеря профессиональной квалификации, заболевание туберкулезом, помещение в криминальную среду и т. д.).

В-четвертых, именно в советское время приоритет среди исправительных учреждений отдается исправительно-трудовым колониям, а не тюрьмам, которые на протяжении многих столетий являлись традиционным исправительным учреждением в пенитенциарной системе России. В названии исправительно-трудовой колонии заложен трудовой аспект перевоспитания осужденных, главным направлением их деятельности стали не проблемы исправления осужденных, а вопросы выполнения производственного плана. Естественно, все заботы и помыслы руководства ИТУ были заняты выполнением весьма напряженного производственного плана. Труд осужденных был низкооплачиваемым, носил «рабский» характер. Обязательность выполнения весомых производственных планов повлекла к созданию больших по наполняемости осужденных ИТК.

Глава 2
Общая характеристика и методологические основы исследования уголовных наказаний, связанных с лишением свободы

§ 1. Теоретико-методологические проблемы исследования наказания в виде лишения свободы

Широкие творческие дискуссии сторонников классической и социологической школ уголовного права о существе института наказания, характерные для юридической науки конца XIX – начала XX века, невольно наводят на размышление по поводу предмета их спора. Эти два самостоятельных направления в науке уголовного права имеют общий объект исследования – уголовное наказание как социально-правовой институт. Но изучаемые ими аспекты и методологические подходы исследования у них, естественно, разные.

Однако это обстоятельство вовсе не означает, что одно направление в исследовании института наказания должно коренным образом отрицать значение и результаты исследования другого научного направления.

На наш взгляд, основная проблема спора между классической и социологической школами заключается в том, что в рассматриваемый период наука уголовного права была единственной самостоятельной отраслью, занимающейся исследованием проблем преступности и реализацией мер противостояния последней. Другие отрасли находились на начальных этапах своего развития и практически вели свои исследования в рамках науки уголовного права (криминология, уголовно-правовая социология, юридическая психология и др.). Результаты своих исследований отмеченные отрасли стремились реализовать в уголовном законодательстве, что с методологической точки зрения является не совсем правильным.

Вместе с тем необходимо заметить, что в начале XX века русская дореволюционная юридическая наука одна из первых в мировой науке предложила исследовать проблемы правоведения на самых разных уровнях. В частности, профессор Б. А. Кистяковский характеризовал общее понятие права в трех его значениях: догматическое (совокупность норм), социологическое, психологическое^[102].

В этот период берет свое начало и психологическое направление в исследовании проблем права, родоначальником которого принято в юридической литературе считать профессора Л. И. Петражицкого.

Следует сказать, что отмеченная тенденция в исследовании проблем права была распространена в русской дореволюционной юридической науке. Известный русский философ и правовед И. А. Ильин, например, придавал исключительно важное значение вопросам методологии познания, и в качестве таковой он предлагал использовать так называемые «ряды правопознания», включающие в себя разные уровни исследования (догматический, социологический, философский, историко-сравнительный и др.).

«Есть ряды правопознания, – писал И. А. Ильин, – которые не дают ответа на вопросы, возникающие и стоящие в другом ряду, но даже не терпят их перенесения и постановки в своей сфере. Такие ряды должны быть характерны как ряды взаимно индифферентные в методологическом отношении, и сознание этой индифферентности и есть одна из ближайших и важнейших задач всего правоведения в целом»^[103].

И. А. Ильин полагал, что, например, догматическая разработка норм права, имеющая целью построить систему отчетливых юридических дефиниций, и социологическое объяснение правовых явлений движутся в двух совершенно различных плоскостях, в известном отношении могут стать в положение взаимно индифферентных рядов. Однако принцип индифферентности, по мнению И. А. Ильина, не означает, что известные явления общественной жизни не находятся друг с другом в реальной связи, не обусловливают друг друга. По мнению ученого, сущность отмеченного принципа состоит в известном и условно допускаемом приеме логического отвлечения от одних сторон права при рассмотрении других его сторон^[104].

Представляется, что приведенный тезис является важнейшим методологическим положением, которое, в свою очередь, предполагает более четкое теоретические обоснование предмета каждой отрасли познания проблем правоведения.

Применительно к теме нашего исследования данное методологическое положение может означать, что проблема уголовного наказания является общим объектом для значительного числа отраслей юридической науки: криминологии, уголовного права (догматический аспект), уголовно-процессуального права, уголовно-исполнительного права, уголовно-правовой социологии, юридической психологии, уголовной политики, философии права и других, где каждое научное направление в исследовании имеет свой самостоятельный и согласованный предмет (аспект), свои задачи, а также методологические подходы.

Такого рода постановка вопроса имеет некоторые исторические предпосылки, связанные с появлением в прошлом научных дисциплин, в предмет которых входили проблемы наказания. В частности, еще в XVIII веке появилась отрасль знания, которая со временем получила название пенология. Предметом пенологии как науки о наказании, по мнению профессора М. П. Мелентьева, стали теории в области наказания, правовые и этические основы, содержание и социальные цели наказания и средства их достижения^[105]. Правовыми источниками пенологии принято считать философские теории о преступлении и наказании, образовавшиеся в рамках науки уголовного права^[106].

Отмеченная отрасль знания стремилась объединить под «единое знамя» представителей различных научных течений с целью создания общей концепции наказания, отвечающей социально-психологическим, этическим, духовно-нравственным и правовым требованиям.

Однако основная методологическая проблема пенологии, как научного течения, развивающегося в рамках науки уголовного права, заключалась в отсутствии более или менее точного определения предмета исследуемого наказания каждой из отмеченных отраслей познания к практической реализации их теоретических выводов. Например, философия права обращает внимание на институт наказания с точки зрения его места и роли в общесоциальном механизме, оправданием или осуждением его юридической природы с позиций этических норм, духовно-нравственных ценностей.

Тем не менее позитивное значение пенологии как учения о наказании, состоит, на наш взгляд, в том, что оно послужило своеобразным «толчком» в развитии методологических основ исследования наказания, как сложного социально-правового явления.

Во второй половине XVIII века появились теории борьбы с преступностью, которые, по мнению профессора С. В Познышева, признавали гуманность и законность в отправлении уголовного правосудия основополагающими принципами. В частности, С. В. Познышев, характеризуя этапы становления пенитенциарной науки, писал: «Идея социальной клиники, как мера борьбы с преступностью, имеет глубокое основание в общем взгляде на наказание, на его природу и цели. Всякая клиника есть учреждение, практическая значимость которого строится всецело на научных основаниях и в котором стараются возможно тщательнее и полнее исследовать особенности пациентов для того, чтобы лучше индивидуализировать средства и способы лечебного воздействия на них»^[107].

Такого рода научные тенденции, а так же тюремная реформа, которая проводились в США (1786 год), в Филадельфии, штат Пенсильвания, где была создана первая одиночная тюрьма, получившая название «пенитенциарий», в конечном итоге обусловили в теоретическом и практическом смысле появление пенитенциарной науки (тюрьмоведение)^[108]. Главную роль в становлении этой науки играли исследования Д. Говарда и И. Бентама.

Пенитенциарий (дом наказания), так называлась тюрьма одиночного заключения, имел свою практическую цель – исправление преступников, полагаясь на особый порядок исполнения наказания, особое устройство тюремного здания. Предпринятые попытки пенитенциарных учреждений достигнуть перспективных социальных целей – исправления преступника, используя средства одиночного заключения, как известно, не увенчалась ожидаемым успехом. Тем не менее, именно выводы пенитенциарной науки (тюрьмоведения) послужили теоретическим и практическим обоснованием широких тюремных реформ, преимущественно в Европе, включая Россию.

В этой связи является примечательным то обстоятельство, что получившая развитие пенитенциарная наука не ограничивалась исследованием лишь проблем исполнения уголовных наказаний в виде тюремного заключения, а включала в свой предмет и проблемы материального права. В частности, в повестку дня V Международного конгресса в 1895 году, который проходил в Париже, включены были вопросы уголовного права, криминологии, уголовно-исполнительного права (по терминологии современной юридической науки):

1. О замене краткосрочного тюремного заключения условным осуждением;

2. О пригодности ссылки как вида наказания;

3. Об ограничении негативного (аморального) влияния на воспитание несовершеннолетних;

4. О питании осужденных, их бытовых условиях и др.

Стало быть, необходимость более глубокого исследования проблемы наказания неизбежно влечет за собой не расширение предмета науки уголовного права, а уточнение некоторых и весьма важных теоретических положений, относящихся к обоснованию предмета тех отраслей юридической науки, которые занимаются исследованием проблем института наказания.

Расширение предмета науки уголовного права, которое было характерным для советского периода ее развития, за счет включения в него социологических, психологических (хотя и в меньшей степени) и иных аспектов привело к малопродуктивным выводам. Так, например, закрепление в УК РСФСР 1960 года основной идеи социологической школы – «общественная опасность личности – применительно к институту «особо опасного рецидивиста» имело, скорее, негативное последствие.

Такое положение в советской науке уголовного права было вызвано в значительной мере известными историческими событиями. В частности, на проходившем в январе 1931 года I Всесоюзном съезде марксистов-государственников и правовиков в основном докладе Е. Б. Пашуканиса были подвергнуты жесткой критике сторонники буржуазно-социологической школы (М. М. Исаев, А. Н. Трайнин, А. А. Пионтковский, М. А. Чельцов-Бебутов) и сторонники буржуазно-юридической догматики (П. И. Люблинский, А. А. Жижиленко, В. Н. Ширяев), которые, по мнению докладчика, только маскировались под марксизм^[109]. Съезд резко осудил отмеченные научные направления. Между тем, именно эти ученые-правоведы по существу продолжали следовать наметившейся еще в русском дореволюционном правоведении тенденции многоуровневого исследования проблем права.

В целом же советская юридическая наука прошла ряд этапов, каждый из которых характеризуется рядом особенностей. Еще в 1957 году И.В. Павлов предложил следующую периодизацию советской правовой науки: первый этап – с начала революции до 1925 года; второй этап с 1925 по 1930 гг.; третий этап – 1930–1936 гг.; четвертый этап – с 1936 по 1952 гг.; пятый этап – с 1953 и далее^[110]. Правда, отмеченный автор не объясняет критериев предложенной классификации.

Несколько иную периодизацию советской правовой науки предложил С. С. Алексеев: первый этап – этап формирования правовой науки (1917–1925 гг.); второй этап – этап творческих поисков, идеологической борьбы по коренным вопросам социалистического права (1925–1936 гг.); третий этап – интенсивной разработки фактического материала по отраслям права (1937–1955 гг.); четвертый этап начался, по мнению автора, с 1956 года, хотя он не определяет его особенностей.^[111]

Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что каждый этап равен 5—10 и более годам. Это побуждает к размышлению о причине частой смены этапов, тем более в общественной науке, которая развивалась, как известно, на марксистско-ленинской платформе, где идеологические вопросы имели приоритетное значение.

Применительно к уголовно-правовой науке в литературе выделяются преимущественно четыре этапа: первый этап (1917–1920 гг.) – этап диктатуры пролетариата, в рамках которого ведутся дискуссии о целесообразности кодификации уголовного права, об отношении к русскому дореволюционному праву, о возможности использования уголовно-правовых идей предшествующих эпох в условиях пролетарского государства, об использовании системы наказаний «старого» мира и т. д.; второй этап (1920–1936 гг.) – это этап преодоления прежних заблуждений относительно юридического фетишизма, идеологическая борьба за чистоту марксистской идеологии в науке уголовного права, о принципах законодательного построения ответственности: виновное деяние или социальная опасность личности преступника; третий этап (1936 – конец 50-х гг.) – характеризуется догматической разработкой основных проблем уголовного права, выработкой понятийного аппарата уголовного права и установлением принципов назначения наказания; четвертый этап (конец 50-х гг.) – характерен развитием социологических аспектов уголовного права, в том числе и наказания, выделением в самостоятельную отрасль криминологии и исправительно-трудового права, отпочковавшихся от уголовного права.^[112]

Дискуссии по вопросам вины, оснований уголовной ответственности и наказания, которые активно велись в советской юридической литературе начиная с 50 годов, вывели науку уголовного права на методологические проблемы исследований.

Некоторые ученые указывали, что основной недостаток в исследовании уголовно-правовых проблем, в том числе и наказания, заключается в умозрительном подходе без глубокого исследования практики^[113].

Стало быть, наука уголовного права 60-х годов испытывала острую потребность в социологических исследованиях проблем преступления и наказания.

Это положение в науке уголовного права коренным образом изменилось в 70-80-х годах, когда социологическим (эмпирическим) аспектам исследования правовых проблем, в том числе и наказания, отводилось важнейшее место, что позволило профессору А. М. Яковлеву даже высказать предположение о возможном появлении новой научной дисциплины – социологии уголовного права^[114].

Однако взятый сам по себе эмпирический (криминологический) материал, который использовался для выводов уголовно-правовой догматики, в силу методологических особенностей этого научного направления не позволял подняться юридической науке на качественно новый уровень познания проблемы наказания.

В этой связи следует в принципе согласиться с позицией профессора И. И. Карпеца, который критически оценивал механическое перенесение положений других наук (философии, кибернетики, социологии) в криминологию и уголовное право^[115]. Особенно он ставил вопрос о недопустимости применения математических методов и методик моделирования, например, в уголовно-правовой догматике^[116].

Вместе с тем необходимо заметить и то важное обстоятельство, что нельзя также полностью отрицать значения отмеченных методик, которые практически являются общенаучными, а стало быть, их использование вполне допустимо и в такой весьма специфической сфере, как правоведение.

Представляется, что использование, например, математических методик исследования социально правовых явлений обусловлено современным развитием науки и особенностями исследуемого объекта. В особенности, количественный анализ статистических показателей в криминологии (уголовном праве) подчиняется закономерностям, изучаемым в математике, и, следовательно, может быть описан в соответствующих терминах.

Применительно к теме нашего исследования отдельные авторы пытаются использовать логико-математические методы в изучении эффективности отдельных видов наказания и всей системы наказания в целом, в борьбе с преступностью. В частности, Е. Г. Фролова обращает внимание на то, что использование логико-математических методов позволяет, с одной стороны, оптимизировать исследования в этой сфере, значительно повысить их качество, получить высокую точность и достоверность полученных результатов^[117]. Эта точка зрения совпадает с позицией зарубежных исследователей^[118].

Думается, что использование отмеченных и подобных методик исследования во многом зависит от отрасли юридической науки, ее предмета и метода, характера исследования и особенностей изучаемого объекта. К примеру, уголовно-правовая социология не может обойтись без использования достижений современной науки, включая математику, кибернетику и др.^[119]

Получение эмпирических данных в результате использования социологических методов исследования служит информационной базой для выяснения социальной обусловленности институтов уголовного права, их общественной востребованности, их эффективности.

Один из родоначальников «социологии уголовного права» Л. И. Спиридонов по этому поводу отмечает, что в предмет социологии уголовного права входит процесс функционирования уголовно-правовых норм в обществе, или, что то же самое, социальный механизм их действия. Это предполагает, по мнению этого автора, исследование исполнения уголовно-правовых требований не абстрактным населением, а людьми, которые реально включены в общественную жизнь и потому обладают объективными социальными характеристиками^[120].

Кроме того, в предмет социологии уголовного права входят социальные результаты действия уголовно-правовых норм, т. е. их эффективность. Эффективность действия уголовно-правовых норм как результат управления социальными процессами выражается, по мнению Л. И. Спиридонова, в сфере превентивной деятельности государства (предупреждение преступлений), как эффективность уголовного наказания^[121].

Стало быть, социология уголовного права исследует уголовно-правовые институты, в том числе и наказание, в непосредственной связи с явлениями социальной жизни, конкретными людьми. Ее предмет направлен не на уголовно-правовую догматику, а в первую очередь на социальные явления, вызванные в результате действия уголовного права. Отсюда вытекают и методологические особенности в исследовании объекта познания, которые, естественно, отличаются от других, например, нормативно-доктринальных (догматических) направлений исследования.

Следует заметить, что родственной отраслью социологии уголовного права является пенитенциарная социология, получившая широкое развитие, особенно в последнее время. Предметом пенитенциарной социологии, по утверждению Ю. А. Алферова, выступает сложившаяся природа отношений, проявления социально активной позиции личности по отношению к объективной реальности в условиях лишения свободы^[122].

В рамках отмеченной отрасли исследуются социальные отношения, связанные с процессом исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы. Профессор И. В. Шмаров называет социологией исполнения наказания тот круг вопросов, исследование которых затрагивает социальные процессы, возникающие в среде осужденных, а также вопросы эффективности использования средств и методов правового, административного и педагогического воздействия на правонарушителей для достижения целей уголовного наказания^[123].

Социология исполнения уголовных наказаний является наиболее общей отраслью на наш взгляд, включает в себя и пенитенциарную социологию как составную подотрасль. Социология исполнения наказаний включает в свой предмет исследования целый комплекс социальных отношений, возникающих в процессе исполнения всех видов уголовных наказаний. Вполне закономерным является то, что И. В. Шмаров включает в предмет социологии исполнения наказаний такие вопросы, которые не могут рассматриваться, например, уголовно-исполнительным правом: вопросы социальных предпосылок достижения целей уголовного наказания в процессе его исполнения; вопросы социологии среды осужденных; вопросы социальных последствий отбывания уголовного наказания и их нейтрализации; вопросы социальной адаптации лиц, освобожденных от отбывания наказаний^[124]. При этом отмеченный автор указывает на особенности метода социологии исполнения наказаний, который имеет существенные различия с методами нормативно-доктринального исследования института наказания. К примеру, имеющиеся в арсенале юридической науки исследования проблемы отрицательных последствий отбывания наказания в виде лишения свободы проводились в рамках уголовного права, уголовно-исполнительного права и криминологии, хотя, несомненно, эти вопросы составляют предмет социологии исполнения наказаний.

В рамках криминологической науки получили развитие два новых научных направления: «пенитенциарная криминология»^[125]и «криминопенология»^[126], которые в предмет исследования включают проблемы криминальных явлений, возникающих в процессе исполнения наказания.

Принципиальных различий между отмеченными криминологическими учениями нет. Отличительной особенностью, например, пенитенциарной криминологии является то, что в ее предмет входят криминальные явления, возникающие в процессе исполнения наказаний в виде лишения свободы, а предметом криминопенологии являются, по утверждению О. В. Старкова, закономерности совершения преступлений во время исполнения уголовных наказаний всех видов.

Что касается метода исследования отмеченных направлений, то он является общим криминологическим методом, включающим в себя и некоторые социологические приемы, способы, подходы.

Обращает на себя внимание в этой связи то обстоятельство, что отдельные вопросы могут составлять общий предмет исследования различных отраслей юридической науки. Например, проблемы исследования социальной среды осужденных могут быть включены в предмет исследования социологии уголовного права, социологии исполнения наказания, криминопенологии (пенитенциарной криминологии) и юридической психологии.

Социология уголовного права может включать в свой предмет исследования вопросы социальной среды осужденных, пытаясь выяснить эффективность применения уголовно-правовых норм (институтов), в том числе, естественно, и наказания, а пенитенциарная криминология (криминопенология) исследует социальную среду осужденных на предмет установления причин и условий, способствующих совершению преступлений в период исполнения наказаний в виде лишения свободы.

Такую же двойственную природу исследований имеет, например, проблема социальной адаптации лиц, отбывающих (отбывших) наказание в виде лишения свободы, которая составляет, как известно, предмет социологии исполнения наказания, но может быть исследована и в рамках криминологической науки. В частности, Ю. В. Жулева исследовала проблему социальной адаптации несовершеннолетних лиц женского пола с криминологических позиций^[127].

Стало быть, проблема уголовного наказания носит широкий социально-правовой аспект, составляющий общий объект исследования юридической науки (уголовного права, уголовно-исполнительного права, юридической социологии, юридической психологии и т. д.). Однако методологическая проблема, с которой сталкивается юридическая наука в исследовании социально-правовых аспектов наказания, заключается, на наш взгляд, в отсутствии уточненного (согласованного) предмета исследования каждой из отраслей юридической науки, основываясь на их функциональных задачах и целях.

Существенная особенность исследования уголовно-правовых институтов, в том числе и наказания, заключается в том, что их определение либо дается самим законом, либо вытекает из его смысла, приобретая тем самым нормативный характер. Понимаемая в широком смысле нормативность определения уголовно-правовых институтов допускает и построение теоретической их модели, авторы которой должны неизменно указывать на степень расхождения или совпадения такой модели с действующим законодательством. Нормативность определения институтов права следует, видимо, рассматривать как такое ее свойство, в котором, с одной стороны, отражаются правовые установления, а с другой – содержатся элементы научной абстракции^[128]. В этой связи трудно согласиться с авторами, которые полагают, в частности, что в литературе появились определения юридической ответственности, основной недостаток которых заключается в том, что они противоречат нормам права^[129].

Нормативность правовых понятий, на наш взгляд, понимается в данном и в подобных случаях как результат простого комментирования законодательства, что вряд ли в современных условиях будет способствовать познанию на более фундаментальном уровне правовых явлений, в том числе и института наказания.

В уголовном законодательстве наказание рассматривается не как расчлененное на элементы уголовно-правовое явление, а как понятие, находящееся в статическом состоянии. Уголовный закон только лишь указывает на основные объективные свойства наказания и в этом своем качестве выполняет задачу устрашения.

Как уголовно-правовое понятие, наказание непосредственно охранительных функций не выполняет, но его социальное значение в данном качестве трудно переоценить. Уголовное наказание как понятие в концентрированном виде выражает те основные положения, которыми руководствуется правоприменительная практика, назначая и исполняя меры принудительного воздействия, определяя их содержание и задачи.

Не случаен поэтому тот первостепенный интерес, который уголовно-правовая наука всегда проявляла к определению понятия наказания.

Вместе с тем необходимо отметить и то важное обстоятельство, что догматическое направление в определении понятия наказания практически не указывает на его отличительные особенности с категорией уголовно-правовой санкции, а дает основание для вывода о том, что это есть тождественные понятия.

Возникает естественно вопрос: насколько основательны такие утверждения? Представляется, что уголовно-правовая санкция, хотя и имеет много общего с наказанием, тем не менее не может быть признана тождественным понятием. Не вдаваясь в более глубокие рассуждения по данному вопросу, отметим лишь, что к затронутой проблеме мы еще вернемся в последующих параграфах настоящей работы. Один из важнейших вопросов настоящего исследования и состоит в выяснении соотношения между уголовно-правовой санкцией и наказанием. На уровне нормативно-доктринальных исследований эта проблема осталась на уровне постановки вопроса, хотя ей были посвящены многие специальные работы^[130].

Признавая исключительную научно-познавательную и практическую ценность нормативно-доктринального (догматического) направления в науке уголовного права, заключающегося, главным образом, в параметрическом описании признаков наказания как находящегося в статическом состоянии понятия, необходимо отметить его ограниченность как метода научного познания явлений действительности. В связи с тем, что наука уголовного права надолго задержалась на стадии параметрического описания наказания, его исследование натолкнулось на трудности, совершенно непреодолимые в рамках нормативно-доктринального подхода.

Параметрическое описание наказания имеет целью определение отличительных признаков этого социально-правового явления, дающих основание выделить его в качестве самостоятельного предмета научного познания. Параметрическое описание уголовного наказания, в принципе, остается в пределах нормативно-доктринального (догматического) подхода к его исследованию. Такое описание наказания основано на законе либо уголовно-правовой доктрине. Несмотря на то, что доктринальное определение наказания не может претендовать на жесткую нормативность, оно также имеет в виду закон, одобряя его либо выражая свое несогласие с его положениями. В этом смысле уголовное наказание исследуется как категория права, правовое явление.

Советская наука уголовного права в течение длительного времени изучала наказание именно как категорию права, то есть концентрировала свое внимание на параметрическом его описании. Давая возможность для широких творческих дискуссий, имея своим результатом большое количество основательных и оригинальных публикаций, такой подход тем не менее не исчерпал всей глубины проблемы уголовного наказания, поскольку за пределами внимания исследователей оставались многие аспекты, которые не вмещались в рамки параметрического описания, основанного на догме права. Сошлемся в этой связи на весьма распространенные в юридической литературе характеристики содержания уголовного наказания.

Профессор М. Д. Шаргородский полагал, в частности, что уголовное наказание неизбежно причиняет страдание лицу, в отношении которого оно применяется, именно это свойство, по его мнению, делает наказание карой. «В результате того, – писал М. Д. Шаргородский, – что наказание причиняет страдание, оно объективно и неизбежно психологически влияет на преступника и на окружающих, оказывая общее и специальное превентивное воздействие, так как ни преступник, ни другие лица не желают подвергаться тому страданию, которое наказание неизбежно влечет за собой и которое является самим содержанием наказания»^[131]. Страдание, следовательно, в данном случае рассматривается в качестве содержания уголовного наказания.

Аналогичный подход во взглядах на содержание уголовного наказания развивался в работах А. А. Пионтковского, В. Г. Смирнова, Н. С. Лейкиной и других авторов^[132]. В русской дореволюционной литературе такой позиции придерживались Н. С. Таганцев, И. Я. Фойницкий, П. А. Сорокин, Н. Д. Сергиевский, С. П. Мокринский^[133].

Профессор С. П. Мокринский по этому поводу писал: «Как факт чувствительной жизни, уголовное наказание является актом принуждения к страданию. С момента, когда государство перестает реагировать на определенные факты посредством причинения страдания, должно будет исчезнуть из юридического лексикона и само это исторически сложившееся понятие»^[134].

Не касаясь пока подробно вопроса о соотношении категорий «наказание» и «страдание», обратим в этой связи внимание на одно с методологической точки зрения важное и весьма симптоматичное обстоятельство. Страдание, как известно, представляет собой переживание, претерпевание лишений, боли, горя, печали, страха, тревоги, что характеризует психическое состояние человека. Страдать присуще только человеку. Некоторая часть ученых включает страдание в содержание уголовного наказания, они, стало быть, наделяют его одним из свойств человека.

Очевидную абсурдность такого неизбежного из рассматриваемой концепции вывода заметил еще Н. С. Таганцев. Утверждая, что уголовное наказание является страданием во всех формах своего проявления, профессор Н. С. Таганцев, впадая в явное противоречие, писал вместе с тем следующее: «… Необходимо отделить от наказания нравственные муки, угрызения совести, испытываемые преступником, хотя бы они были столь велики, что для их прекращения он спешил отдаться в руки правосудия, чтобы выстрадать свою вину»^[135]. Эти страдания преступников Н. С. Таганцев называл квази-наказанием.

Такого же рода недостаток характерен и для позиции профессора Н. Д. Сергиевского, который утверждал, что причиняемое преступнику страдание не принадлежит к сущности наказания. В другом части своей работы он пришел к выводу, что наказание есть страдание^[136].

Профессор С. П. Мокринский в этом отношении идет еще дальше в своих рассуждениях применительно к категории «страдание»: «Слуга, страдающий похмельем от выпитого тайно барского вина, грабитель, ушедший с помятыми боками; убийца, в раскаянии самовольно нанесший себе тяжелую рану, – юридически не могут считаться наказанными, и само зло, постигшее их, не подлежит зачету в наказание: ему недостает существенного признака – государственного принуждения к страданию»^[137].

Явное противоречие наблюдается и в позиции М. Д. Шаргородского. Справедливо утверждая, что уголовное наказание обладает свойством причинять преступнику страдание, он, вопреки логике своих рассуждений, неожиданно включает само страдание в содержание уголовного наказания. При этом не обращает внимание на то совершенно неоспоримое обстоятельство, что страдание как психическое состояние человека может проявляться только в результате взаимодействия наказания и личности в процессе применения и исполнения уголовного наказания. Больше того, уголовно-исполнительной практике известны многочисленные случаи, когда даже осужденные, отбывающие наказание в виде лишения свободы, не испытывают по различным причинам, требующим специального анализа^[138], страданий.

Если придерживаться позиции указанных авторов, то следует сделать вывод, что в отношении этих лиц уголовное наказание нельзя считать примененным и исполненным, поскольку осталось нереализованным его основное содержание – страдание.

Видимо, нет смысла даже гипотетически предположить, к каким отрицательным последствиям может привести ориентация судебной и уголовно-исполнительной практики на такое понимание уголовного наказания.

Отмеченное противоречие, на наш взгляд, явилось результатом того, что авторы указанных концепций, сами того не замечая, смешивают два самостоятельных аспекта исследования уголовного наказания. Если следовать параметрическому (нормативно-доктринальному) описанию и рассматривать уголовное наказание как правовое явление, то включение в его содержание страдания как психического состояния человека не представляется возможным. Нормативно-доктринальное определение уголовного наказания должно содержать лишь указание на объективное его свойство причинять преступнику страдания. Результат реализации этого свойства уголовного наказания находится за пределами нормативно-доктринального его определения. Но если сменить аспект исследования и рассматривать уголовное наказание во взаимодействии с личностью человека, в отношении которого оно применяется, то причиняемое им страдание уже нельзя отнести к квази-наказанию. Авторы рассматриваемых концепций в пределах сугубо нормативно-доктринального определения уголовного наказания, когда оно находится в так называемом «статическом» состоянии, пытались показать его взаимодействие с личностью человека и потому впали в неразрешимое противоречие.

Следует подчеркнуть, что отмеченное противоречие характерно для всех нормативно-доктринальных определений уголовного наказания, авторы которых пытаются определить в них те или иные моменты, характеризующие взаимодействие наказания с личностью преступника.

В этой связи нельзя согласиться с позицией М. Д. Шаргородского, включающего в содержание уголовного наказания, наряду со страданием, и воспитание. «Содержанием наказания являются… как кара, так и воспитание, – писал М. Д. Шаргородский, – только при наличии обоих этих элементов имеет место наказание»^[139].

В педагогической литературе под воспитанием понимается либо процесс определенной деятельности, либо ее результат^[140]. Ни в одном из этих качеств воспитание не может быть включено в содержание уголовного наказания. Конечно, перед уголовным наказанием могут ставиться конкретные воспитательные цели; но ведь цель как предполагаемый результат деятельности не может включаться в содержание того средства, с помощью которого она достигается. На уровне нормативно-доктринального определения уголовного наказания воспитание как результат должно найти отражение в целях его применения, которые предстоит еще достичь. Воспитание как процесс происходит в результате деятельности тех общественных институтов и отдельных личностей, которые располагают всеми необходимыми педагогическими методиками.

В данном случае в позиции М. Д. Шаргородского наблюдается стремление охватить нормативно-доктринальным определением уголовного наказания и процесс взаимодействия с личностью осужденного. Но вполне очевидно, что этого на уровне законодательного и связанного с ним нормативно-доктринального определения уголовного наказания достичь невозможно.

Не менее противоречивыми являются обстоятельства, связанные с проблемой исследования наказания в его нормативно-доктринальном значении, где оно представлено как криминологическая категория. В частности, М. Д. Шаргородский, исследуя наказание как категорию права, опираясь на судебное толкование целей наказания, делает вывод, согласно которому наказание преследует цель предупреждения новых преступлений со стороны не только лица, совершившего преступление, но и других неустойчивых членов общества^[141].

Это определение цели наказания было внесено в Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, в результате проведенного в 1969 году изменения и дополнения действующего в то время уголовного законодательства.

Такого рода тенденция сохраняется и в УК РФ 1996 года (ч. 2 ст. 43): «Наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждение совершения новых преступлений». Несомненно, уголовное наказание является важнейшим правовым средством борьбы с преступностью, где оно наряду с другими социальными факторами выполняет функции общей и частной превенции. И в этом смысле является криминологической категорией.

Однако криминологический аспект в исследовании проблемы наказания не может, на наш взгляд, быть предметом его изучения в рамках нормативно-доктринального исследования. Криминологический аспект уголовного наказания включает в себя вопросы предупреждения преступлений и борьбы с преступностью, вопросы, связанные с идеологией преступного мира и другими криминальными явлениями. Это те вопросы, которые выходят за рамки догматического (нормативно-доктринального) и социологического подхода исследования проблемы наказания и составляют предмет исследования криминологической науки.

Таким образом, проблема уголовного наказания представляет собой широкий социально-правовой спектр вопросов, которые являются предметом исследования различных отраслей юридической науки. Вместе с тем в рамках уголовно-правовых аспектов исследования наказания можно выделить два уровня его исследования:

1) нормативно-доктринальный;

2) социологический.

Методологическая проблема многих исследований рассматриваемого института уголовного права состоит в том, на наш взгляд, что авторы, изучающие наказание, совмещают или четко не обозначают уровни исследования. Это приводит к непродуктивным выводам и даже ошибочной постановке проблемы.

§ 2. Основные направления исследования института лишения свободы

Попытки включить в нормативно-доктринальное определение уголовного наказания его свойства, проявляющиеся, главным образом, во взаимодействии с личностью преступника в процессе уголовно-исполнительной деятельности, не являются случайными. Они отражают стремление выйти за пределы узко нормативно-доктринального определения уголовного наказания, охватить механизм взаимодействия с личностью преступника, отразить связанные с его применением и исполнением сложные правовые и социально-психологические явления. Но решение этой важной научно-практической задачи возможно при условии действительного выхода за пределы нормативно-доктринального определения уголовного наказания, а не путем расширения его предмета за счет охвата явлений, лежащих за пределами такого понятия наказания.

В целом, уголовное наказание представляет собой динамическое явление – процесс, развивающийся во времени. В начале нынешнего столетия в Германии получила довольно широкое распространение так называемая «динамическая» теория уголовного наказания^[142].

В советской юридической литературе на это свойство уголовного наказания одним из первых обратил внимание М. И. Ковалев, предлагающий различать наказание как понятие и как процесс наказывания^[143].

Несколько позже к такому же выводу пришел А. И. Марцев^[144]. Несмотря на то, что указанные авторы не раскрыли более широко своего понимания процесса наказывания, несомненным является то обстоятельство, что они пытались выйти за пределы нормативно-доктринального определения уголовного наказания.

Процесс наказывания, видимо, нельзя сводить только к применению и исполнению уголовного наказания. Его необходимо рассматривать как развитие уголовного наказания на стадии его законодательного определения и до окончания исполнения. В последнее время, когда идея системного исследования социально-правовых явлений заявила о себе как настоятельная необходимость, авторы отдельных публикаций именно так стали подходить к характеристике уголовного наказания как динамического явления. А. И. Коробеев, А. В. Усс и Ю. В. Голик, исходя из динамической концепции уголовного наказания, делают вывод, что оно вначале «работает» как безличная угроза, затем назначается конкретному человеку и, наконец, исполняется. На каждом из этих этапов механизм его воздействия на социальную материю имеет свои оттенки, что, в свою очередь, требует обозначения тех специфических акцентов в отношении ближайших целей (задач), которые на том или ином отрезке данного процесса могут ставиться и к достижению которых соответствующие субъекты уголовно-правового контроля должны стремиться^[145].

С предложенным пониманием уголовного наказания как динамического процесса можно было бы полностью согласиться, если бы из сферы внимания этих авторов не выпала статическая его стадия, на которой оно существует как понятие.

Ведь существованию наказания как безликой угрозе должно предшествовать провозглашение уголовным законом право на применение наказания, определение его понятия, содержания, субъекта, объекта наказания.

Действующий УК России 1996 года (ч. 1 ст. 43) провозглашает, что наказание есть мера государственного принуждения, назначаемая по приговору суда. Наказание применяется к лицу, признанному виновным в совершении преступления, и заключается в предусмотренных законом лишении или ограничении прав и свобод этого лица.

Отвлекаясь пока от достоинств и недостатков приведенного определения понятия уголовного наказания, подчеркнем, что именно с такого рода нормативных дефиниций и начинается процесс наказывания. Затем законодатель определяет виды уголовного наказания, выделяя их в зависимости от объема и глубины лишаемых или ограничиваемых прав и свобод осужденного, и лишь после этого он конструирует составы преступления с учетом охраняемого уголовным законом юридического блага, устанавливая уголовно-правовые санкции за общественно опасные посягательства на них. Более того, содержание конкретных видов наказания (главным образом, лишения свободы) выступает в качестве оценочного критерия тяжести совершенного преступления (критерий законодательной классификации тяжести преступлений).

Представляется поэтому более обоснованным вывод о том, что наказание как динамический процесс наказывания проходит в своем развитии не три, а четыре стадии развития:

1. Нормативное определение понятия уголовного наказания, установления содержания его видов. Именно на этой стадии своего динамического развития, а не на второй, как полагают А. И. Коробеев, А. В. Усс и Ю. В. Голик, уголовное наказание оказывает влияние на поведение людей посредством ориентирующего информирования о том, что государство берет на себя своего рода гарантию-обязательство перед всеми членами общества выполнить функцию по защите соответствующих социальных благ. Это обстоятельство ликвидирует неопределенность в отношениях между людьми, делает более зримой и конкретной нормативную структуру общества, нейтрализует предрасположенность отдельных индивидов к обеспечению безопасности только своими силами, в той или иной мере снимает чувство беззащитности или, наоборот, ощущение вседозволенности, упорядочивает и стабилизирует структуру социального взаимодействия^[146].

2. Криминализация и пенализация конкретного деяния, то есть провозглашение того, что определенные социальные блага взяты под особую охрану государства, и поэтому посягательство на них повлечет отрицательные последствия уголовно-правового характера. Именно с этого момента уголовное наказание начинает «работать» как безликая угроза, обращенная к неопределенному кругу правосубъектных лиц. Особенности механизма действия уголовно-правового запрета более подробно будут раскрыты ниже. Здесь же только заметим, что влияние уголовно-правового запрета на данной стадии процесса наказывания становится более жестким и определенным, сопряжено с возникновением своеобразных правовых отношений, в рамках которых реализуется ответственное поведение правосубъектных лиц без применения предусмотренных законом санкций.

3. Назначение наказания лицу, признанному виновным в совершении преступления. На этой, как и на последующей стадии процесса наказывания уголовное наказание вступает в непосредственное взаимодействие с личностью человека, лишая или ограничивая его в обладании принадлежащих ему прав и свобод. На этой стадии, как будет показано далее, меняется субъект наказания, появляются новые правовые отношения, конкретизируется объект воздействия уголовного наказания, возникает ответная реакция человека на применение к нему принуждения за совершенное преступление.

4. Исполнение уголовного наказания. Заключительная стадия процесса наказывания в самом общем виде характеризуется опять-таки сменой субъекта наказания и правовых отношений, принудительным лишением или ограничением принадлежащих ему прав и свобод, появлением у него устойчивого отношения к уголовному наказанию. Именно на данной стадии процесса наказывания наиболее полно появляются такие последствия применения уголовного наказания, как страдание лица, вызываемое принудительным лишением или ограничением принадлежащих ему прав и свобод. Применительно к другим стадиям процесса наказывания о страдании можно говорить лишь только как о потенциальной возможности его применения посредством принудительного воздействия. Как реальное психическое состояние человека, страдание появляется, главным образом, на стадии исполнения уголовного наказания.

Таким в целом представляется процесс наказывания, понимаемый в широком социально-правовом смысле. Как видим, нормативно-доктринальное определение уголовного наказания является лишь первоначальной стадией процесса наказывания и оно не может охватить всех его сторон. Динамический процесс наказывания

не укладывается в рамки нормативно-доктринального определения уголовного наказания, которое рассматривается как понятие, находящееся в статическом состоянии. Не обратив внимания на это весьма существенное обстоятельство, авторы рассмотренных выше определений уголовного наказания впали в серьезное противоречие, неразрешимое в рамках нормативно-доктринального подхода к исследованию этого социально-правового института.

Нормативно-доктринальное (догматическое) определение уголовного наказания рассматривает последнее, как отмечалось, в качестве категории права, правового явления. Процесс же наказывания как динамически развивающееся во времени и пространстве явление свойствами категории права не обладает. Он представляет собой качественно новое образование, а именно – юридическое явление.

На первый взгляд может показаться, что в данном случае происходит простая смена терминологии. Ведь до сих пор наука уголовного права не проводила четкой грани между правовыми и юридическими явлениями, рассматривая их как нечто тождественное, но обозначенное разными терминами. Сказанное, по-видимому, относится и к другим отраслям правоведения. Однако один из основателей современной юридической социологии – французский ученый Ж. Карбонье – справедливо, на наш взгляд, связывает с понятием «юридическое явление» переход на качественно новую стадию исследования правовых проблем. По его мнению, юридическое явление уже не входит в предмет догматической юриспруденции. Оно составляет предмет юридической социологии^[147], и именно это обстоятельство предопределяет необходимость перехода к другому аспекту исследования проблемы. «Социология права, – подчеркивает Ж. Карбонье, – должна пользоваться лишь понятием «юридическое явление», ибо понятие «юридический факт» получило в юриспруденции совсем иное, причем достаточно четкое значение»^[148]. В общем виде юридическим фактом в правоведении принято считать те жизненные обстоятельства объективного или субъективного свойства, с которыми законодатель связывает возникновение, изменение или прекращение правовых отношений. По своей природе эти «жизненные обстоятельства» не являются правовой категорией, поскольку лежат за пределами права и составляют социальный фактор правовых отношений.

Иными словами, «жизненные обстоятельства», которые составляют элемент содержания понятия «юридический факт», являются категорией, находящейся в ряду социальных факторов.

В. Н. Кудрявцев и В. П. Казимирчук по этому поводу пишут: «социальные факторы, взаимодействующие с правовыми явлениями, а также механизм и закономерности такого взаимодействия и составляют, на наш взгляд, предмет социологии права»^[149].

Следовательно, юридический факт – это та реальная действительность социальной жизни, которая признается правом в качестве фактического материала.

Следует согласиться в этой связи с еще одним тезисом Ж. Карбонье, имеющим непосредственное и очень важное методологическое значение для темы настоящего исследования: «…в изолированном виде юридическое явление еще не есть подлинная реальность. Таковой является только юридическое явление, находящееся в определенной пространственной и временной среде. В этой среде данное юридическое явление встречается с другими, между ними возникают связи, и образуется то, что мы предлагаем называть юридической системой»^[150].

Таким образом, и догматическая юриспруденция, и юридическая социология имеют своим предметом право, но рассматривают они его под разными углами зрения. Юридическая социология обращает первостепенное внимание на взаимодействие правовых категорий между собой и другими явлениями действительности, что и имеет своим следствием появление юридических систем.

Различие между догмой и социологией права, по-видимому, следует искать не в исследуемом объекте, а в методологическом подходе.

«Тот самый объект, – отмечает Ж. Карбонье, – который догматическая юриспруденция изучает изнутри, социология права рассматривает с внешней стороны. И именно потому, что она рассматривает объект с внешней стороны, она видит его как явление, не пытаясь проникнуть в его сущность, в его онтологическую глубину»^[151].

С приведенным тезисом Ж. Карбонье можно было бы согласиться, если бы не его утверждение, что социологический аспект в исследовании проблемы права не пытается проникнуть в сущность последнего. Представляется, что, напротив, отмеченный аспект исследования, в первую очередь, направлен на выяснение социальной сущности права, его социальных возможностей и пределов.

Догматическая юриспруденция занимается выяснением, уточнением, описанием юридической природы, например, наказания, его внутренних связей, совершенствованием законодательной техники, юридического закрепления и другими важными сторонами рассматриваемой категории.

В. Н. Кудрявцев и В. П. Казимирчук совершенно справедливо утверждают в оригинальном учебнике по современной социологии права: «Предмет социологии и предмет правоведения не только соприкасаются, но и часто совпадают. Вместе с тем каждый имеет свою специфику. В результате и те общественные отношения, которые входят в предмет социологии, одновременно (поскольку они урегулированы правом) входят и в предмет юридических дисциплин». И далее: «Правовую науку в первую очередь интересует правовая форма соответствующего общественного отношения, содержание прав и обязанностей его субъектов»^[152].

Юридическая социология рассматривает правовые категории во взаимодействии с другими явлениями социального, психофизического, политического и другого характера.

В философском понимании такое взаимодействие представляет собой процесс воздействия различных объектов друг на друга, их взаимную обусловленность, изменение состояния, взаимопереход, а также порождение одним явлением другого, непосредственные или опосредованные, внутренние или внешние их отношения и связи. Свойства того или иного явления могут проявляться и быть познанными только во взаимодействии с другими явлениями^[153]. Взаимодействие, таким образом, характеризует движение, развитие категорий права, их влияние на общественные отношения, сознание, психологию и поведение людей.

Вопрос о наличии в уголовном праве юридических систем в изложенном их понимании в российской литературе еще не ставился, хотя для этого уже имеются веские теоретические предпосылки. Классической, на наш взгляд, юридической системой является уголовное правоотношение. Уголовному законодательству понятие «правоотношение» неизвестно, стало быть, оно не может быть отнесено к категории права. Видимо, поэтому правоотношение в течение длительного времени находилось вне сферы внимания уголовно-правовой науки. Однако проведенные в последнее время фундаментальные исследования этой проблемы показали, что и в уголовном праве правоотношение является движущей силой юридической жизни, как определил роль любых правоотношений Ж. Карбонье^[154]. Согласно концепции Н. А. Огурцова, правоотношение в уголовном праве представляет собой отношение между государством в лице органов правосудия и преступником по поводу совершения последним общественно опасного деяния – преступления и уголовной ответственности виновного за содеянное^[155]. При таком взгляде на правоотношение становится совершенно очевидно, что оно представляет собой не статическую (догматическую), а динамическую (социологическую) категорию, то есть юридическую систему, которая, помимо правовых аспектов, включает в свое содержание и другие аспекты, например, политический (государство), что является движущей силой жизни уголовного закона. Поскольку уголовное правоотношение представляет собой разновидность правовых отношений, оно может рассматриваться именно как юридическая система, исследование которой должно осуществляться на основе методологии анализа такого рода явлений^[156].

Всеми свойствами важнейшей юридической системы в уголовном праве обладает и состав преступления. Учение о составе преступления занимает одно из центральных мест в науке уголовного права, несмотря на то, что до недавнего времени в законе это понятие упоминалось лишь косвенно (ст. 16 УК РСФСР 1960 г.). Впервые в истории нашего уголовного законодательства о составе преступления говорится в Основах уголовного законодательства Союза ССР и республик, принятых в июле 1991 года.

Ныне действующее российское уголовное законодательство (УК РФ 1996 г.) использует термин «состав преступления» в своем содержании, например, при описании оснований уголовной ответственности (ст. 8) или применительно к основаниям освобождения от уголовной ответственности в силу примечания к ст. 275 «Государственная измена».

Уголовный закон не приводит понятия «состав преступления» и не выделяет его элементов (объект, субъект, объективную и субъективную стороны), которые в результате этого также не обладают свойствами категории права. Их понятие выработано наукой в целях создания теоретической основы для квалификации преступления, то есть деятельности по установлению соответствия (тождества) конкретного деяния человека признакам состава преступления, описанного в норме Особенной части Уголовного кодекса^[157].

Иными словами, состав преступления, как и правоотношение характеризуют взаимодействие категорий уголовного права с явлениями действительности, их движение, развитие, применение и исполнение. Следовательно, и правоотношение, и состав преступления являются юридическими системами, и в этом качестве они входят в сферу юридической социологии, являются социологическими категориями.

Несомненно, что свойствами юридической системы обладает и описанный выше процесс наказывания, который можно рассматривать как уголовное наказание в социологическом его понимании, как категорию социологии уголовного права. Касаясь данной проблемы, Ж. Карбонье высказал следующее очень важное соображение: «Деяние квалифицируется как преступление потому, что это следует из закона, оно правовое явление. Уголовный закон и наказание также правовые явления, а наука, которая предполагает изучать их в непосредственной связи с социальными условиями и следствиями, также может претендовать на ранг социологии права. Вот почему ныне на стадии конструирования находится автономная дисциплина – социология уголовного права (которую также называют уголовной социологией). В центре внимания ее исследования лежит проблема наказания»^[158].

Ж. Карбонье различает, таким образом, уголовное наказание как правовое и как юридическое явление. Последнее, развиваясь во времени и пространственной среде, неизбежно приобретает признаки юридической системы. Рассматриваемое именно в таком аспекте уголовное наказание является предметом системного исследования.

Поскольку уголовное наказание как юридическая система является социологической категорией, оно не может входить в предмет уголовно-правовой догматики и связанной с ним нормативной доктрины. Оно входит в предмет уголовной социологии, где, как отмечалось, ему отводится центральное место. Если догматическое направление изучает нормы права как таковые, то юридическая социология, в том числе и уголовно-правовая, стремится открыть как социальные причины, порождающие эти нормы, так и социальный эффект этих норм^[159].

Социология права, как справедливо отмечают В. Н. Кудрявцев и В. П. Казимирчук, представляет собой определенным образом структурированную систему социальных знаний о праве как особом социально-юридическом феномене в его генезисе, а также в действии, то есть как социально детерминированном и социально действующем (социально направленном) явлении, процессе^[160].

Таким образом, объект исследования, как видим, остается одним и тем же, однако существенно меняется его аспект, центр тяжести которого в уголовно-правовой социологии переносится на взаимодействие элементов наказания между собой и другими явлениями действительности.

Поскольку уголовное наказание может рассматриваться в нормативно-доктринальном и социологическом аспектах, теория уголовного права должна допускать возможность двух самостоятельных его определений. Этот вывод с методологической точки зрения представляется очень важным прежде всего потому, что он ведет к расширению предмета уголовного права за счет включения в него научного анализа новой уголовно-правовой юридической системы. Такое расширение предмета уголовного права может изменить представление о нем как о догматической науке, но это неизбежно до тех пор, пока от нее не отпочковалась и не оформилась в качестве автономной дисциплины уголовно-правовая социология. В сфере уголовно-правовых дисциплин, отмечает Ж. Карбонье, в связи с наличием криминологии (а точнее, социологии преступности) создание социологии уголовного права может показаться излишним. Однако это мнение ошибочно, поскольку социология уголовного права, изучающая репрессию и реакцию общества на преступление, существенно отлична от социологии преступности, которая изучает саму преступность, процесс, завершающий совершение преступного деяния^[161].

Приведенный тезис профессора Ж. Карбонье, по-видимому, нуждается в уточнении. Все дело в том, что использованный им термин «социология преступности» может выдавать неверное представление в целом о социологии уголовного права. Скорее всего, на наш взгляд, автор хотел таким образом провести грань различия между социологией уголовного права и криминологией. При всей их схожести в плане методологических подходов они все же имеют весьма существенные различия.

В советской криминологической литературе при определении криминологии утверждалось, что основным элементом ее предмета является преступность как массовое явление, а предметом уголовного права выступает отдельное преступление и установленная законом уголовная ответственность^[162].

Представляется, что приведенное определение предмета криминологии носит наиболее общий характер и не дает достаточных признаков, позволяющих разграничить одно явление от другого, для этого и существует в науке такое понятие, как ее предмет.

Криминология и уголовное право хотя и изучают одну область явления (преступную деятельность людей), отмечают В. Н. Кудрявцев и В. П. Казимирчук, но на разных этапах ее осуществления; криминологические исследования направлены на раскрытие причин преступности и разработку системы предупредительных мер. Задача уголовного права более специфична: как правовая система оно имеет целью установление и реализацию уголовной ответственности в отношении тех, кто совершает преступления^[163].

Известный немецкий криминолог профессор Г. Й. Шнайдер по этому поводу пишет: «… криминология – это самостоятельная междисциплинарная наука со своей историей, характеризующаяся оригинальными методами исследования и своеобразными институтами и организациями, имеющимися во всех странах мира»^[164].

В этой связи следует согласиться с позицией профессора А. И. Долговой, которая совершенно резонно ставит под сомнение справедливость приведенного утверждения относительно «криминологии как междисциплинарной науки». А. И. Долгова, в частности, отмечает: «И что такое междисциплинарная наука? Между какими дисциплинами? Но важно еще понимать, что междисциплинарное исследование – это одно, а междисциплинарная наука – это нечто иное»^[165].

Думается, что справедливость позиции А. И. Долговой вытекает из общенаучных положений: междисциплинарных наук, по всей видимости, не бывает, потому что самостоятельность науки определяется ее предметом и, в известной мере, методом. Если встать на позицию профессора Г. Й. Шнайдера, то неминуемо пришлось бы признать, что значительное число самостоятельных отраслей юридической науки являются междисциплинарными (юридическая социология, юридическая психология, судебная медицина и др.), где они функционируют, например, с одной стороны, в юриспруденции, а с другой стороны, в социологии. Такое совершенно абсурдное положение неминуемо привело бы к раздвоению предмета науки, и в этом смысле трудно было бы ожидать получение положительных результатов от такой научной деятельности. Другое дело, что при исследовании «своего» объекта, например, юридическая психология опирается на потенциал общей психологии как фундаментальной науки. В литературе высказывались суждения, что юридическая психология является частной теорией по отношению к фундаментальным ее отраслям^[166].

Профессор Г. М. Миньковский в предисловии к книге О. Д. Ситковской «Психология уголовной ответственности» в целом правильно отмечает, что юридическая психология развивается на базе использования данных общей психологии, исследуемых ею глобальных закономерностей личности и поведения. Но это не значит, по мнению Г. М. Миньковского, что данная отрасль психологической науки, как и любая другая отрасль, не имеет собственного достаточно обширного теоретического поля^[167].

Криминология как самостоятельная отрасль юридической науки, на наш взгляд, включает в свой предмет все те проблемы, которые связаны с исследованием социологических аспектов преступности: причины, динамика, структура преступности, классификация преступности, криминальная субкультура, личность преступника, мотивация преступной деятельности и преступного образа жизни, влияние инкорпоративных норм на механизм правового регулирования и ряд других важнейших вопросов, не входящих в предмет нормативно-доктринальных и социологических аспектов уголовного права.

Сходство криминологии и социологии уголовного права, на наш взгляд, заключается исключительно в методе исследования, что касается ее предмета, то он имеет свою грань в общем объекте уголовно-правовых исследований.

Изучение в пределах единого объекта уголовного права и криминологии наказания в нормативно-доктринальном и социологическом аспектах требует четкого разграничения не только методов, но и их предмета (своей грани). Несоблюдение этого требования может привести к тем противоречиям в определении наказания, о которых говорилось выше, явившимся результатом смешивания различных самостоятельных подходов к его исследованию.

Стремление авторов, изучающих проблему наказания в нормативно-доктринальном аспекте, включить в его содержание социологические и криминологические аспекты, будет иметь своим неизбежным следствием длительные и бесплодные дискуссии, взгляды участников которых будут верными, но отражающими разные аспекты научного анализа рассматриваемого явления. Как бы упорно ни отстаивались, например, в юридической литературе мнения о том, что в содержание уголовного наказания должны включаться страдание, его цели, что главным в исследовании вопросов наказания является личность преступника, ее социальная опасность, проблема не будет решена до тех пор, пока четко не обозначится, в каком аспекте – нормативно-доктринальном, социологическом или криминологическом – она подвергается научному анализу.

Таким образом, уголовное наказание, рассматриваемое как сложная юридическая система, включает в свой объект исследования нормативно-доктринальные, социологические, криминологические и другие аспекты, каждый из которых имеет свою собственную роль и не сводится к значению других аспектов.

Вместе с тем необходимо отметить и то важное обстоятельство, что в рамках рассматриваемой юридической системы остался неотмеченным и еще один важнейший аспект исследования наказания – психологический. В литературе психологический аспект права принято называть субъективной (внутренней) стороной.

На данное обстоятельство можно было бы не обращать столь пристального внимания лишь в том случае, если рассматривать психологический аспект в русле единства предмета социологического исследования наказания как сложной юридической системы.

Именно такой методологический подход был предложен профессором Ж. Карбонье: «Было бы ненаучным расчленять единое правовое явление между двумя дисциплинами, отдавая тело социологии, а душу – психологии. Таким образом, юридическая социология с достаточным основанием и без дальнейших объяснений берет на себя исследования, которые могут быть отнесены к социальной правовой психологии – правовой социопсихологии или правовой психосоциологии»^[168].

Несомненно, что психическое – одна из сторон социального^[169]. Но это вовсе не означает, что психологические аспекты исследования проблем правоведения должны вестись в русле юридической социологии.

В отечественной юридической науке психологический аспект всегда рассматривался в качестве самостоятельного предмета исследования проблем правоведения^[170].

В этой связи, видимо, уместно будет обратиться к той дискуссии, которая велась в начале 80-х годов в советской юридической литературе по поводу субъективных и объективных аспектов в праве. Авторы, принимавшие участие в дискуссии, справедливо, на наш взгляд, поднимали вопрос о том, что право не исчерпывается только догматическими рамками его исследования, оно включает в свое содержание и иные явления действительности. Профессор П. Е. Недбайло по данному вопросу, в частности, отметил: «Право зависит от общественного бытия в своем генезисе и в силу этого относится к субъективным факторам общественной жизни. Будучи, однако, зависимым генетически от общественного сознания, право практически функционирует не в виде общественного сознания, а как специфическая нормативная система, известным образом определяющая деятельность адресатов нормы»^[171].

Субъективный аспект в праве выделяли и многие другие правоведы^[172].

Применительно к рассматриваемой проблеме ряд авторов указывают на субъективную сторону уголовного наказания^[173], включающую в свое содержание, главным образом, психологические аспекты исследования.

Более того, субъективная сторона уголовного наказания получила основательную социально-психологическую и пенитенциарную разработку в литературе. В частности, профессор В. А. Елеонский посвятил этой важнейшей проблеме специальное монографическое исследование^[174].

Субъективная сторона уголовного наказания возникает под воздействием правового принуждения, состоящего из ограничений и лишений осужденного юридических благ. По форме своего проявления она представляет собой личностное отношение осужденного к наказанию. Не вдаваясь в более глубокое рассуждение на этот счет, отметим лишь, что ее содержание составляют переживания, лишения, страдания, сопряженные с уголовно-правовым принуждением.

Стало быть, психологический аспект является важнейшим предметом исследования и, на наш взгляд, должен быть выделен в самостоятельный объект научного познания.

Суммируя изложенное, можно сделать следующие предварительные выводы.

Во-первых, нормативно-доктринальное определение уголовного наказания не дает возможности показать его взаимодействие с другими социальными явлениями. Оно определяет понятие наказания, находящееся в статическом состоянии, и в этом качестве имеет первостепенное значение для уголовно-правовой догматики.

Такое определение наказания является источником понятийного аппарата, как бы шлифует категории права и тем самым создает предпосылки для устранения разнобоя в их исполнении, в каком бы аспекте ни исследовался этот уголовно-правовой институт.

Во-вторых, анализ взаимодействия уголовного наказания возможен при условии, если оно рассматривается не как правовое, а как юридическое явление. Выделение этой категории является новым для науки уголовного права и может вызвать сомнение, если будет воспринято как простая смена терминологии. Однако приведенные выше аргументы подтверждают необходимость такой постановки вопроса, потому что понятие «правовое явление» в конечном счете генетически связано с нормативно-доктринальным анализом наказания и препятствует переходу к другому аспекту его исследования.

В-третьих, уголовное наказание как юридическое явление представляет собой юридическую систему. Несомненно, что уголовное наказание как нормативно-доктринальное понятие и уголовное наказание как юридическая система существенно отличаются между собой, и потому требует разных методов его исследования.

В-четвертых, будучи юридической системой, наказание выходит за пределы предмета нормативно-доктринального изучения и включается в предмет уголовной социологии, которая, в силу своей неразработанности, пока остается в русле науки уголовного права. Стало быть, исследование наказания как юридической системы относится к уголовно-правовой проблематике, которая в настоящее время охватывает изучение и других юридических систем, возникающих в связи со взаимодействием категорий этой отрасли права.

В-пятых, наряду с нормативно-доктринальным определением уголовного наказания, возможно и необходимо его социологическое определение. Опыт определения категорий права в различных аспектах уже накоплен наукой уголовного права. После надлежащей разработки теоретических предпосылок он может быть перенесен и на определение наказания, в результате чего появится возможность для его дальнейшего более углубленного изучения.

В-шестых, более глубокая разработка уголовного наказания не представляется возможной без тщательного изучения криминологических его аспектов, непосредственно относящихся к данной проблематике. В первую очередь, это относится к криминологическим категориям: личность преступника, опасное состояние личности, обстоятельства, которые уголовный закон относит к смягчающим и отягчающим наказание, а также действия корпоративных норм, криминальных законов, оказывающих негативное влияние на предупредительное значение наказания. При этом следует заметить, что криминологический аспект является самостоятельным и важнейшим предметом исследования, не зависящим от предмета уголовно-правовой социологии.

§ 3. Лишение свободы как родовое понятие наказания в действующем уголовном законодательстве РФ

Как показывает анализ законодательной регламентации и судебной практики, уголовные наказания, связанные с лишением свободы, являются одними из самых суровых и часто назначаемых видов наказания. При этом применение их в современном виде влечет за собой множество негативных последствий, таких, как распад семьи, рост рецидивной преступности, повышение уровня заболеваемости осужденных и др. В связи с этим требуется переосмысление института лишения свободы, выявление его правовой природы и определение его места в системе уголовных наказаний по новому российскому уголовному законодательству в перспективе его развития для сведения к минимуму отрицательных последствий и повышения эффективности применения лишения свободы.

Лишение свободы как вид наказания в советском уголовном праве впервые было предусмотрено Инструкцией Народного комиссариата юстиции РСФСР от 19 декабря 1917 г. «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний»^[175]. Именно советское уголовное право определило лишение свободы как вид наказания, хотя дореволюционная отечественная и зарубежная законодательная практика определяет лишение свободы как родовое понятие. Например, УК Франции 1992 г. конкретно указывает на виды лишения свободы: тюремное заключение; пожизненное заключение; заточение на определенный срок и т. д.^[176]

Уголовный кодекс Российской Федерации после вступления в силу в 1996 г. закрепил принципиально иную систему наказаний по сравнению с Уголовным кодексом РСФСР 1960 г. Для наглядности в приведенной ниже таблице проиллюстрируем системы наказаний, закрепленные последним УК РСФСР и УК РФ.

Как видно, в период действия УК РСФСР 1960 г. не было особой необходимости различать лишение свободы от любого иного вида уголовного наказания. В действующем же уголовном законодательстве есть как минимум два (судя по их названию) наказания, отличающиеся не содержанием, а сроком – лишение свободы на определенный срок и пожизненное лишение свободы. Кроме того, трудно различать на основе содержания наказания арест от лишения свободы на определенный срок.

В связи с этим целесообразно с позиции нового законодательства пересмотреть определения лишения свободы, которые давались учеными до принятия Уголовного кодекса РФ с целью выявления отличительных признаков именно лишения свободы.

В советском уголовном законодательстве отсутствовало понятие лишения свободы как вида уголовного наказания. В свою очередь, в юридической литературе давались разные его определения. В дореволюционной уголовно-правовой литературе Н. Д. Сергиевский писал: «Тюремным заключением или лишением свободы в тесном смысле слова называется такая форма лишения свободы, в которой преступник помещается в особое, для того предназначенное, учреждение – тюрьму, с определенным режимом и обязательным образом жизни»^[177].

И. Я. Фойницкий подразумевал под тюремным заключением «принудительное помещение человека в наказание за учиненное им преступное деяние в государственное сооружение, ограничивающее свободу передвижения его определенным пространством»^[178].

В юридическом словаре в советский период лишение свободы определялось как «наказание, сочетающее в себе задачи кары и воспитания виновного в совершении преступления путем изоляции его на определенный в приговоре срок»^[179].

М. А. Ефимов под лишением свободы понимал единство предусмотренных в законе для данного вида наказания карательных и воспитательных элементов, внешне выражающихся в изоляции осужденного от общества в течение установленного в приговоре суда срока в предназначенном для этого государством учреждении, в котором на него оказывается исправительно-трудовое воздействие в целях исправления и перевоспитания, а также специального и общего предупреждения. М. А. Ефимов выделял следующие признаки лишения свободы:

– исполняется в специально создаваемых учреждениях;

– будучи наказанием исправительно-трудового характера, соединяет в себе карательные и воспитательные начала;

– отличается от других наказаний этой группы специфическим содержанием присущих ему карательных и воспитательных элементов^[180].

Р. Р. Галиакбаров считает, что «лишение свободы – это принудительная изоляция осужденного в предназначенных для того учреждениях со специальным режимом»^[181].

С. И. Дементьев предлагает следующее определение лишения свободы: «Лишение свободы как вид уголовного наказания – это не только помещение осужденного в ИТУ на определенный приговором срок, но и лишение свободы общеустановленным образом пользоваться гражданскими правами, для того чтобы он мог искупить свою вину, и с помощью кары, выраженной в установленных законом правоограничениях, добиться его исправления на основе общественно полезного труда и политико-воспитательной работы в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов, уважения к правилам социалистического общежития, а также предупреждения совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами»^[182].

Приведенные определения отражают состояние разработанности дефиниции лишения свободы в теории советского уголовного права. Как видно, все определения лишения свободы сводились к упоминанию следующих признаков:

– изоляция от общества (от прежней социальной среды) или водворение в специальное учреждение;

– наличие специального режима;

– установление обязательного образа жизни осужденного.

С. И. Дементьев добавляет к указанным признакам лишение свободы общеустановленным образом пользоваться гражданскими правами и перечисляет средства, с помощью которых следует добиваться достижения целей наказания. Что касается других признаков этого вида наказания, то автор, по сути, перечисляет цели уголовного наказания, что однако не раскрывает в полной мере социально-правовую природу уголовного наказания в виде лишения свободы.

Таким образом, в теории уголовного права советского периода отмечалось не так много признаков уголовного наказания в виде лишения свободы. В то же время их было вполне достаточно, чтобы отличить лишение свободы от иных видов наказания, известных законодательству того периода.

Проанализируем некоторые определения, данные уголовно-правовому понятию лишения свободы в период действия УК РФ.

Е. Р. Абдрахманова определяет лишение свободы как вид уголовного наказания, который состоит в принудительной изоляции осужденного от общества на срок, указанный в приговоре, в специально предназначенные исправительные учреждения с содержанием под охраной и надзором^[183].

Р. М. Файзутдинов относительно лишения свободы указывает следующее: «Наказание в виде лишения свободы можно определить в качестве изоляции в исправительном (пенитенциарном) учреждении с установленным там режимом и личным образом жизни»^[184]. А. Д. Чернов рассматривает лишение свободы как принудительную изоляцию осужденного в специально предназначенные для этого учреждения^[185].

Приведенные определения лишения свободы характеризуются отсутствием четко выраженного в законодательстве понятия «изоляция». Одной из попыток представить изоляцию как правовую категорию является определение, предложенное Р. Маковиком: «временное правовое ограничение специальных связей личности с помещением его в места, определенные законом»^[186].

Изоляция влечет за собой комплекс различных фактических и правовых последствий для изолированного и его окружения, что неизбежно влияет на его правовой статус. Изоляция связана с необходимостью для государственных органов и учреждений принимать решение о применении установленных законом принудительных мер различного характера^[187].

Под все указанные определения подходит не одно наказание, а несколько видов наказаний, закрепленных современным уголовным законодательством. В связи с этим лишение свободы является собирательным родовым понятием по отношению к таким видам уголовных наказаний, как лишение свободы на определенный срок, пожизненное лишение свободы и арест. Признаком, позволяющим отнести эти виды наказаний к однородной группе наказаний, выступает категория «изоляция осужденного от общества».

Некоторыми авторами понятие лишение свободы предлагается считать общим родовым относительно административно-правового ареста, уголовно-процессуального задержания или заключения под стражу и уголовного наказания^[188], другие же возражают против этого^[189].

На наш взгляд, прежде всего необходимо отграничить уголовно-правовое лишение свободы от других схожих мер принуждения. При этом существует мнение о том, что и административный арест, и уголовно-процессуальное задержание, и заключение под стражу, и дисциплинарный арест по своей социальной природе обладают общими признаками с уголовно-правовым лишением свободы. Все они являются наиболее суровой формой государственного принуждения, влекущего изоляцию лица в специально предназначенные для этих целей учреждения с соответствующим режимом содержания.

Разница заключается в правовой природе названных мер принуждения. Во-первых, лишение свободы – это уголовно-правовая категория. Другие отрасли права не используют такого понятия. Лишение свободы регулируется уголовным правом, а его исполнение – уголовно-исполнительным. Иные меры принуждения регламентируются другими отраслями права. Во-вторых, различны основания их применения. Уголовно-правовое лишение свободы применяется к лицу, признанному виновным в совершении преступления. Е. Р. Абдрахманова полагает, что лишение свободы применяется к лицу, признанному виновным в совершении тяжкого преступления, очевидно, забывая, что любая степень тяжести преступления определяется возможностью применения того или иного срока лишения свободы^[190]. В-третьих, различны субъекты, правомочные применять указанные меры принуждения, и формы издаваемых ими правоприменительных актов (соответственно – суд и должностные лица; приговор или определение суда, постановление или протокол органов дознания, следствия, прокурора, приказ должностного лица). В-четвертых, они отличаются видами учреждений и органов, исполняющих рассматриваемые меры принуждения. И наконец, в-пятых, существенно отличаются правовые последствия применения уголовно-правового лишения свободы и иных мер принуждения, связанных с временной изоляцией лица.

Разумеется, существуют и другие отличия между уголовным наказанием в виде лишения свободы на определенный срок и административно-правовым арестом, уголовно-процессуальным задержанием или заключением под стражу. Однако при этом такая уголовно-правовая категория, как лишение свободы выступает в качестве родового понятия для следующих видов уголовных наказаний: лишение свободы на определенный срок, пожизненное лишение свободы и арест.

Некоторые строгие виды наказания (арест, лишение свободы на определенный срок, пожизненное лишение свободы) сопряжены с лишением свободы, и в этом смысле оно является не видовым, а родовым понятием.

Лишение свободы, согласно ст. 56 УК РФ, отбывается осужденными в различных исправительных учреждениях, включая тюрьму. Представляется, что каждый такой вид исправительных учреждений с его особенностями в режиме содержания осужденных, которые закреплены в уголовно-исполнительном законодательстве РФ, несет в себе все признаки самостоятельного вида наказания, сопряженного с лишением свободы, и в этом смысле «лишение свободы» является не видовым, а родовым понятием^[191].

Затронутая проблема носит не только теоретико-методологический, но и практический характер, связанный с ошибками в деятельности судов при назначении видов исправительных учреждений. На это обстоятельство прямо указывалось в постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О практике назначения судами видов исправительных учреждений» от 11 апреля 2000 г.^[192] Кроме того, законодатель, видимо, по этим же причинам вынужден был внести изменения в правила назначения осужденным к лишению свободы исправительных учреждений. В частности, Федеральным законом от 22 февраля 2001 г.^[193] были изменены ст. 58, 68 УК РФ.

Структура исправительных учреждений, исполняющих лишение свободы, в соответствии с Концепцией развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года, кардинально изменена. Концепция предусматривает исполнение лишения свободы в тюрьмах, лечебно-исправительных учреждениях, воспитательных центрах и колониях-поселениях, что подразумевает и положительные, и негативные моменты.

По состоянию на сентябрь 2011 г. в учреждениях УИС, обеспечивающих изоляцию от общества, содержалось 774,9 тыс. человек, в том числе в 662 исправительных колониях отбывали наказание 602,2 тыс. человек. По объективным причинам темпы строительства и реконструкции исправительных учреждений не могут соответствовать динамике роста численности спецконтингента, вследствие чего в ряде этих учреждений имеет место значительное переполнение, превышающее установленные лимиты на 20–40 %. В свою очередь, переполнение учреждений ведет к общему ухудшению условий содержания, нарушению предусмотренных законом прав и законных интересов осужденных, увеличивает нагрузку на персонал, обусловливает возникновение конфликтных ситуаций.

В качестве исторического наследия современной УИС достался своеобразный уклад тюремной жизни осужденных. Сохраняется активность криминальных лидеров, пытающихся распространять так называемые воровские традиции. Распространению криминальной культуры, сплочению криминально ориентированного спецконтингента способствует явно устаревшая система коллективного содержания осужденных.

Научные исследования проблем лишения свободы, практики его применения и исполнения дают основание заявить о том, что традиционные взгляды на этот вид наказания должны быть изменены. Уголовно-правовые аспекты лишения свободы в том виде, в котором они существуют и действуют в настоящее время, в новых условиях политической, экономической и культурной жизни не будут в достаточной мере эффективными, чтобы повлиять на преступность.

Одним из важнейших направлений науки уголовного права является проблема совершенствования системы наказания в целом и отдельных ее видов в частности (например, уголовных наказаний, связанных с лишением свободы). Это объясняется тем, что они дают наибольший процент рецидива (как одного из негативных последствий лишения свободы) по сравнению с другими видами уголовно-правового воздействия. В связи с этим чрезвычайно важное значение в теоретическом и практическом отношении имеет комплексное исследование проблемы лишения свободы в условиях реформирования уголовно-исполнительной системы.

Изменившиеся в России экономические условия еще в 1990-е гг. привели С. И. Дементьева к твердому убеждению о необходимости реформирования всей уголовно-исполнительной системы. По опыту других стран в России нужно будет переходить к содержанию лишенных свободы в тюремных условиях. По его мнению, исправительные колонии не выдержат конкуренции в организации трудового использования осужденных^[194].

На основании этого исправительные колонии и отрядная система содержания осужденных требуют поэтапной замены на исправительные учреждения в виде тюрем. На современном этапе колониальную систему следует заменить тюремным содержанием осужденных для повышения эффективности уголовных наказаний, связанных с лишением свободы, и максимально возможного преодоления негативных последствий лишения свободы.

В тюрьме отбывание наказания происходит в условиях строгой изоляции от общества, что достигается содержанием осужденных в общих запираемых камерах и передвижением во всех случаях по территории тюрьмы под конвоем. Специфический режим, оборудование оконных проемов в камерах и прогулочных двориков исключают возможность контактирования с внешней средой.

Таким образом, весь срок отбывания наказания в тюрьме осужденный постоянно находится в помещении, оборудованном с соблюдением требований жесткой изоляции, что позволяет предотвратить или свести к минимуму ряд негативных последствий отбывания лишения свободы, например, таких, как привыкание и адаптация в неблагоприятной социальной среде преступников, освоение криминальной субкультуры, рост рецидива, появление реальной угрозы получения заболеваний.

В современной системе исправительных учреждений, исполняющих лишение свободы, уже присутствуют учреждения в виде тюрем, но тюрьмы, предлагаемые Концепцией развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года, имеют принципиально иное значение, позволяющее рассматривать тюремное заключение как самостоятельный вид наказания, сопряженный с лишением свободы.

Тюремное заключение также будет исполняться в лечебно-исправительных учреждениях, не отличающихся от тюрем, но с дополнительным видом деятельности – лечением осужденных.

Содержание в воспитательных центрах в связи со специфичностью спецконтингента, в виду особых целей и задач наказания несовершеннолетних, а также иного содержания наказания представляется целесообразным рассматривать как самостоятельный вид наказания, сопряженный с лишением свободы.

Концепция развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года также предусматривает в качестве исправительных учреждений, исполняющих уголовное наказание в виде лишения свободы на определенный срок, два вида колоний-поселений: колонии-поселения с усиленным наблюдением и колонии-поселения обычного типа.

Колонии-поселения с усиленным наблюдением планируется организовывать в виде стационарных учреждений с развитым производством и инфраструктурой. Колонии-поселения обычного типа предусматривают временное размещение и работу на строящихся или развивающихся государственных объектах. Во второй тип колоний-поселений войдут не стационарные строения, а временные городки. Очевидно, что во многом эти колонии-поселения будут напоминать существовавшие в прошлом спецкомендатуры для отбывания таких уголовно-правовых мер, как условное осуждение с обязательным привлечением к труду и условное освобождение из мест лишения свободы с обязательным направлением на стройки народного хозяйства.

Действующий УК РФ указывает на то, что колонии-поселения являются исправительными учреждениями, где осужденные отбывают наказание в виде лишения свободы на определенный срок.

В системе исправительных учреждений колонии-поселения занимают особое место. В данном случае не ясна позиция законодателя. Так, в соответствии с ч. 2 ст. 74 УИК РФ, колонии-поселения, наряду с колониями общего, строгого и особого режимов, являются видами исправительных колоний. В то же время все иные колонии, кроме колоний-поселений, законодатель специально называет исправительными. Такая непоследовательность у некоторых исследователей вызывает вопрос: является ли колония-поселение исправительной колонией?^[195]

Наряду с этим в теории уголовно-исполнительного права давно возникал и другой вопрос: являются ли колонии-поселения вообще местом лишения свободы? Так, А. Е. Наташев полагал, что исправительно-трудовая колония-поселение не является местом лишения свободы. Свое мнение он мотивировал тем, что это, по сути, замена лишения свободы ссылкой со специальным режимом^[196].

Н. А. Стручков также высказался против признания колоний-поселений местами лишения свободы^[197].

Весьма интересную позицию относительно колоний-поселений занимает А. Л. Дзигарь. Рассуждая о колониях-поселениях, он задается вопросом: «А почему не сравнить отбывание наказания в колонии-поселении с отбыванием такого наказания как ограничение свободы?», и отвечая на него, он приходит к выводу, что они «все же являются местом лишения свободы, но скорее всего, их следует считать местом ограничения свободы»^[198].

Данная точка зрения в настоящее время не приемлема, поскольку современное уголовное законодательство в отношении уголовного наказания в виде ограничения свободы претерпело существенные изменения, где, в соответствии со ст. 53 УК РФ, ограничение свободы заключается в установлении судом определенных ограничений.

Анализ режима, установленного в колониях-поселениях, позволяет сделать вывод, что осужденные в них содержатся без изоляции от общества. В то же время именно этот признак – изоляция осужденного от общества – установлен в ст. 56 УК РФ как необходимый элемент лишения свободы. Таким образом, наказание, исполняемое в колониях-поселениях, нельзя называть лишением свободы.

В связи с этим уголовное наказание в виде содержания в колонии-поселении не следует рассматривать как наказание, сопряженное с лишением свободы, поскольку оно не связано с изоляцией от общества. Содержание в колонии-поселении следует позиционировать как самостоятельный вид наказания и расположить в иерархии наказаний по строгости их исполнений в ст. 44 УК РФ после ограничения свободы. При этом тождественность терминов «колония» и «поселение» позволяет переименовать этот вид наказания в ссылку на поселение.

Институт лишения свободы в перспективе своего развития представляется как видовое понятие, устанавливающее конкретные признаки уголовных наказаний, сопряженных с лишением свободы: тюремное заключение и содержание в воспитательном центре. Поскольку содержание в колонии-поселении не сопряжено с лишением свободы, предложенный вид наказания не охватывается лишением свободы.

К тому же ст. 54 УК РФ включает в перечень видов наказания арест, который с полным основанием можно отнести к разновидностям лишения свободы. Такого рода вывод следует из диспозиции ч. 1 ст. 54 УК РФ, где прямо указывается: «Арест заключается в содержании осужденного в условиях строгой изоляции от общества…».

Во-первых, арест обладает всеми признаками, присущими лишению свободы. Во-вторых, термин «строгая изоляция» предполагает его раскрытие через понятие «изоляция», которое присуще именно лишению свободы. В-третьих, сам законодатель при регулировании условий содержания осужденных к аресту сопоставляет их с условиями содержания осужденных к одной из форм лишения свободы на определенный срок – тюремному заключению (ч. 2 ст. 69 УИК РФ).

В отношении ареста как подвида лишения свободы мы находим поддержку у А. Л. Дзигаря: «В самостоятельный вид лишения свободы выделены арест и пожизненное лишение свободы»^[199] и А. В. Поливцева: «Арест является видом уголовного наказания и фактически представляет собой разновидность лишения свободы»^[200].

До сих пор правовые условия исполнения ареста вызывают многочисленные споры. Как отмечает Ю. В. Голик, арест относится к так называемым шоковым наказаниям с кратковременным сроком лишения свободы, но достаточно жесткими условиями содержания. Аналогичной позиции придерживается А. В. Наумов, считая, что «арест носит вариант «шоковой терапии», и в этом состоит его целесообразность^[201].

Арест, исходя из анализа норм Особенной части уголовного законодательства, предусматривается за совершение преступлений небольшой и средней тяжести. Анализ норм УК РФ позволяет отметить, что законодатель недостаточно разграничил условия применения судами ареста и лишения свободы, что вряд ли будет способствовать формированию нормальной практики их применения (санкции ряда составов преступлений имеют в альтернативе наказаний и арест, и лишение свободы). Следовательно, за одно и то же преступление суду предоставлено право применить либо арест, либо лишение свободы. Арест как наказание не должен включаться в санкции в альтернативе с лишением свободы^[202].

Арест и лишение свободы разнятся в том, что законодатель признал первое по отношению ко второму более мягким видом наказания, закрепив соответствующее их местоположение в системе наказаний (ст. 44 УК РФ): «арест» – в п. «и», а «лишение свободы на определенный срок» – в п. «л». Это различие карательных свойств заключается в том, что максимальный срок ареста не может превышать шести месяцев, а степень изоляции в арестном доме приравнена к тюремному режиму. Значит арест с элементами изоляции мог бы представлять собой один из видов краткосрочного лишения свободы.

Указанный вид наказания сразу после включения его в систему наказаний был отнесен законодателем к категории «отложенных». Его применение в силу ряда причин остается проблематичным, но тем не менее в УК РФ арест по-прежнему закреплен как самостоятельный вид наказания. От краткосрочного лишения свободы арест отличают такие признаки, как степень изоляции осужденных, краткосрочность их содержания, наличие специального вида учреждения для его исполнения. В лишении свободы степень изоляции варьирует от полусвободы в колониях-поселениях до строгой изоляции в тюрьмах, а арест предусматривает строгую изоляцию осужденного с условиями отбывания, приравненными к общему режиму в тюрьме (ч. 2 ст. 69 УИК РФ).

Сущность ареста совпадает с сущностью тюремного заключения, поэтому арест как вид уголовного наказания должен прекратить свое существование не только фактически (в силу отсутствия арестных домов для его исполнения), но и формально, отменив арест в УК РФ как самостоятельный вид наказания.

Вызывает вопросы и место пожизненного лишения свободы в системе наказаний, предусмотренных уголовным законодательством РФ, его самостоятельность, что обусловлено совпадением многих его признаков с таким видом наказания, как лишение свободы на определенный срок.

В действующей системе уголовных наказаний не значится наказания в виде лишения свободы, а есть наказания, имеющие разные названия: «лишение свободы на определенный срок» и «пожизненное лишение свободы». Вместе с тем законодатель, разделив их на два самостоятельных наказания, отличающиеся не содержанием, а сроком, по известным только ему причинам (очевидно, заботясь о правоприменителе) дал им разные названия и даже посвятил им отдельные статьи УК РФ (ст. 56 и 57 соответственно). Однако при формулировке уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок законодатель не учитывает это и ведет речь именно о лишении свободы, а не о лишении свободы на определенный срок. Таким образом, в ч. 1 ст. 56 УК РФ, посвященной лишению свободы на определенный срок, мы имеем законодательную формулировку лишения свободы в целом – это изоляция осужденного от общества путем направления его в колонию-поселение, помещения в воспитательную колонию, лечебное исправительное учреждение, исправительную колонию общего, строгого или особого режима либо в тюрьму.

Следуя формальной логике, для раскрытия уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок и пожизненного лишения свободы достаточно слова «лишение свободы» заменить их законодательным определением. Тогда получится, что пожизненное лишение свободы – пожизненная изоляция осужденного от общества путем направления его в колонию-поселение, помещения в воспитательную колонию, лечебное исправительное учреждение, исправительную колонию общего, строгого или особого режима либо в тюрьму^[203].

Поскольку лишение свободы на определенный срок и пожизненное лишение свободы не представляется возможным рассматривать как два самостоятельных вида наказания, целесообразнее рассматривать один самостоятельный вид уголовного наказания – тюремное заключение на срок или бессрочно.

Мы не разделяем точку зрения А. Д. Чернова по поводу отнесения к разновидностям лишения свободы наказаний в виде ограничения свободы и содержания в дисциплинарной воинской части. В этих названиях не усматривается обязательный признак лишения свободы – изоляция осужденного. Отдельные элементы изоляции более всего проявляются в наказании в виде содержания в дисциплинарной воинской части (ограничение краткосрочных и длительных свиданий, запрет покидать территорию части и т. п.). Однако не стоит забывать, что это наказание отбывают военнослужащие, проходящие службу по призыву (по контракту, не отслужившие срока службы по призыву), которые продолжают нести воинскую службу со всеми ее тяготами и ограничениями. Иными словами, положение осужденных военнослужащих в этом плане принципиально не отличается от военнослужащих, не осужденных к содержанию в дисциплинарной воинской части.

Если оценивать лишение свободы на определенный срок, пожизненное лишение свободы и арест как виды наказаний, то они сводятся к следующим общим признакам:

1. Они представляют собой одни из самых строгих видов наказания (кроме смертной казни).

2. Сущность их определяется изоляцией осужденного от общества (этим признаком они отличаются от других видов наказаний).

3. Объем применения кары зависит от характера изоляции и срока наказания, в течение которого закон допускает применение карательного принуждения.

4. Процесс их исполнения связан с применением к осужденному исправительного воздействия (принуждения).

5. Для исполнения данных наказаний создаются специальные виды органов и учреждений (исправительные учреждения – целые социальные комплексы).

6. Организация их исполнения самая дорогостоящая, ресурсоемкая и ответственная задача, которая порождает у государства ряд обязанностей по обеспечению прав человека в исправительных учреждениях.

7. Их применение сопряжено с определенными постпенитенциарными негативами социальной дезадаптации лиц, отбывших наказание^[204].

Следовательно, в соответствии с действующими положениями УК РФ, лишение свободы все же является родовым понятием, включающим в себя арест, лишение свободы на определенный срок и пожизненное лишение свободы.

Законодательный перечень (ст. 44 УК РФ) содержит не только виды наказания. Как известно, термин «вид» предполагает определенное подразделение в систематике, которое входит в состав более сложного подразделения – род^[205]. Рассматривая это положение, А. Л. Цветинович правильно, на наш взгляд, приходит к выводу о том, что в системе наказаний можно выделить совершенно определенно несколько родов: 1) виды наказаний, которые ограничивают свободу или лишают ее; 2) виды наказаний, которые ограничивают право собственности; 3) виды наказаний, которые оказывают моральное влияние, и т. д.^[206]

Руководствуясь этими общетеоретическими посылками, вполне допустимо предположить, что вид наказания условно подразделяется на более мелкую разновидность, определяемую как подвид.

Так, К. А. Сыч считает, что уголовное наказание в виде лишения свободы на определенный срок в ст. 56 УК РФ представлено скорее всего не как видовое, а как родовое понятие, которое включает в себя несколько разновидностей (видов): 1) колония-поселение;

2) исправительная колония (общего, строгого, особого режимов);

3) тюрьма; 4) воспитательная колония общего режима^[207].

В соответствии с научными исследованиями, лишение свободы как правовой институт теряет свою актуальность закрепления на законодательном уровне, поскольку является родовым понятием. В перспективе развития лишение свободы как видовое понятие представлено такими самостоятельными видами уголовных наказаний, как тюремное заключение на срок или бессрочно и содержание в воспитательном центре, которые требуют своего законодательного закрепления. Содержание в колонии-поселении (или ссылка на поселение) представляет собой самостоятельный вид наказания, но не сопряжен с лишением свободы.

В связи с предложенными ранее изменениями и дополнениями в Уголовный кодекс РФ предлагаем изложить статью 44 в следующей редакции:

«Статья 44. Виды наказаний

Видами наказаний являются:

1) штраф;

2) лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью;

3) лишение специального, воинского или почетного звания, классного чина и государственных наград;

4) обязательные работы;

5) исправительные работы;

6) ограничение по военной службе;

7) ограничение свободы;

8) содержание в колонии-поселении (или ссылка на поселение);

9) содержание в дисциплинарной воинской части;

10) содержание в воспитательном центре;

11) тюремное заключение на срок или бессрочно;

12) смертная казнь».

По предложенной редакции ст. 44 УК РФ мы можем констатировать тот факт, что два вида уголовных наказаний в виде лишения свободы на определенный срок и пожизненного лишения свободы трансформировались в один самостоятельный вид наказания в виде тюремного заключения на срок или бессрочно, при этом в силу своей специфичности в отдельный вид наказания выделилось содержание в воспитательном центре, а содержание в колонии-поселении не сопряжено с лишением свободы.

В связи с изложенным можно сделать следующие выводы:

1. Уголовный кодекс РФ после вступления в силу закрепил принципиально иную систему наказаний по сравнению с УК РСФСР 1960 г. В теории уголовного права советского периода отмечалось не так много признаков уголовного наказания в виде лишения свободы. Однако их было вполне достаточно, чтобы отличить лишение свободы от других видов наказания, известных законодательству того времени.

2. Понятие лишения свободы не представляется возможным считать общим родовым относительно административно-правового ареста, уголовно-процессуального задержания или заключения под стражу и уголовного наказания, поскольку их правовая природа имеет существенные отличия.

3. По действующему уголовному законодательству лишение свободы является не видовым, а собирательным родовым понятием по отношению к таким видам уголовных наказаний, как лишение свободы на определенный срок, пожизненное лишение свободы и арест. Признаком, позволяющим отнести эти виды наказаний к однородной группе, является категория «изоляция осужденного от общества».

4. По нормам современного УК РФ арест представляет собой разновидность лишения свободы. Сущность ареста совпадает с сущностью тюремного заключения, поэтому арест как вид уголовного наказания должен прекратить свое существование не только фактически (в силу отсутствия арестных домов для его исполнения), но и формально, отменив арест в УК РФ как самостоятельный вид наказания.

5. Пожизненное лишение свободы и лишение свободы на определенный срок отличаются между собой лишь сроком, а не содержанием наказания, поэтому представляют собой разновидности лишения свободы как родового понятия. Поскольку лишение свободы на определенный срок и пожизненное лишение свободы не представляется возможным рассматривать как два самостоятельных вида наказания, целесообразнее рассматривать один вид уголовного наказания – тюремное заключение на срок или бессрочно.

6. Содержание в воспитательных центрах в связи со специфичностью спецконтингента, ввиду особых целей и задач наказания несовершеннолетних, а также иного содержания наказания представляется целесообразным рассматривать как самостоятельный вид наказания, сопряженный с лишением свободы.

7. Содержание в колонии-поселении (или ссылку на поселение) следует рассматривать как самостоятельный вид наказания, поскольку оно не связано с изоляцией от общества.

8. Лишение свободы в перспективе своего развития необходимо рассматривать как видовое понятие, устанавливающее конкретные признаки содержания предложенных видов уголовных наказаний:

• тюремное заключение на срок или бессрочно;

• содержание в воспитательном центре.

§ 4. Сущность и содержание уголовных наказаний, связанных с лишением свободы

Неразработанность понятийного аппарата института лишения свободы как на доктринальном, так и на законодательном уровне, ведет к нарушениям в его применении и соответственно к превышению негативных последствий лишения свободы над его положительными моментами. Это совершенно недопустимо для правового государства, где пределы вторжения в права и свободы человека и гражданина должны быть четко регламентированы на законодательном уровне. Неточность законодателя в определении сущности и содержания наказаний, связанных с лишением свободы, снижает эффективность их применения.

Следует отметить, что позиции ученых-правоведов по вопросу понятия лишения свободы различны.

Так, Н. А. Стручков определил понятие лишения свободы следующим образом: «Лишение свободы, когда оно выступает как вид уголовного наказания, заключается в том, что лица, совершившие преступление, в соответствии с приговором суда, помещаются на определенный срок в специальные учреждения в целях исправления и перевоспитания, а также частного и общего предупреждения»^[208]. Данное определение довольно неконкретно. В нем практически не отражен главный признак лишения свободы – изоляция, а также временные рамки применения этого наказания.

Ф. Р. Сундуров более определенно выделил сущностные признаки лишения свободы, предусматривая в качестве его основного элемента изоляцию осужденного в исправительно-трудовом учреждении. В своих исследованиях он сделал значительный шаг вперед, указывая при этом, что «изоляция объективно ведет:

1) к ограничению свободы передвижения;

2) выбора места жительства;

3) выбора характера и рода занятий;

4) права свободно определять свой образ жизни;

5) к помещению осужденного в среду преступников.

Важнейшим элементом изоляции является существенное ограничение общения осужденного с людьми, находящимися на свободе, со своей родиной (место, где он родился), природой и т. д.»^[209].

Ю. М. Антонян определяет лишение свободы как существенные ограничения в свободе передвижения, общении и выборе вида труда, что порождает определенные права и обязанности у осужденных, строгую регламентацию их жизни^[210].

В. А. Елеонский дает следующее определение лишению свободы – «это соединяемая с исправительно-трудовым воздействием мера государственного принуждения, выражающаяся в том, что лица, признанные на основании вступившего в законную силу приговора суда виновными в совершении преступлений, лишаются права передвижения по личному усмотрению, определения своего места жительства, изолируются от общества путем помещения в исправительно-трудовые учреждения, подвергаются правовым ограничениям, порицаются от имени государства и общества, приобретают состояние судимости, влекущее для них ряд невыгодных и неприятных последствий после освобождения от реального отбывания наказания»^[211]. В приведенном определении содержатся все основные признаки лишения свободы как меры уголовного наказания, отличающие его от других мер, связанных с изоляцией или ограничением свободы правонарушителей.

Правовое понятие лишения свободы на определенный срок, закрепленное в ст. 56 УК РФ, выражая его сущность, не раскрывает в полной мере содержания лишения свободы, которое охватывает уголовные наказания в виде лишения свободы на определенный срок, пожизненного лишения свободы и ареста.

Советское уголовное законодательство не давало полного определения понятия наказания, ограничиваясь лишь указанием на то, что последнее не только является карой, но и служит известным социальным целям. Данное обстоятельство послужило для многих исследователей основанием для утверждения, что основным содержанием наказания выступает кара^[212].

Большая группа правоведов включают в содержание уголовного наказания такие признаки, как обязанность и претерпевание осужденным лишений и переживаний, вызванных принудительным воздействием на последнего, что, естественно, не может иметь нормативного значения^[213].

Профессор Н. Ф. Кузнецова, напротив, указывает, что карательная сущность всякого наказания заключается в принуждении^[214]. Несколько иную позицию в данном вопросе занимал М. Д. Шаргородский, полагая, что не всякая кара становится принуждением, а лишь при определенных обстоятельствах^[215], хотя содержание последних он не раскрывает. Эти обстоятельства конкретизирует И. С. Ной, указывая, что кара – это принуждение с целью вызвать страдание^[216]. Б. С. Никифоров полагал, что кара – это принуждение до такого страдания, которое соразмерно совершенному преступному деянию^[217].

Такое количество разнообразных, нередко противоречивых друг другу позиций по исследуемой проблеме, по-видимому, стало результатом некоторой произвольности в методологических подходах определения содержания наказания. Следовательно, имеющийся в арсенале юридической науки широкий круг литературы по рассматриваемой проблеме не содержит целостного определения как понятия наказания в целом, так и понятия лишения свободы в частности.

Сущность наказания отражает его объективные свойства, которые выражаются во внешней стороне явления. Сущность, таким образом, характеризует явление с точки зрения его внешнего проявления, а содержание включает признаки, отражающие его внутренние показатели. В связи с этим сущность наказания, по-видимому, заключается в том, что это государственно-правовая мера, принудительная по форме и карательная по характеру^[218].

К признакам, характеризующим содержание наказания, как правило, относят следующие: государственное принуждение, государственное осуждение и порицание, применение только по приговору суда, порождение судимости.

Между тем эти положения скорее отражают сущность наказания, чем его содержание. Указание в законе на то, что наказание есть мера государственного принуждения или государственное осуждение и порицание, не отражает нормативных признаков, необходимых для определения его содержания. Значит, содержание уголовных наказаний, связанных с лишением свободы, не следует определять из его сущности, так как сущность является обобщенным отражением содержания^[219].

Проблему сущности лишения свободы ученые исследуют достаточно давно, но до сих пор не пришли к единому мнению на этот счет.

С. И. Дементьев предложил собственную формулировку лишения свободы: «Лишение свободы как вид уголовного наказания – это не только помещение в ИТУ на определенный приговором срок, но и лишение свободы общеустановленным образом пользоваться гражданскими правами, для того чтобы он мог искупить свою вину, и с помощью кары, выраженной в установленных законом правоограничениях, добиться его исправления на основе общественно полезного труда и политико-воспитательной работы в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов, уважения к правилам социалистического общежития, а также предупреждения совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами»^[220].

Это понятие лишения свободы громоздко и включает в себя не только сущностные признаки данного вида наказания, но и содержательные признаки других видов наказаний и мер уголовно-правового характера, связанных с исправительным воздействием. Не уточнив главного сущностного признака лишения свободы, автор «размыл» понятие «изоляция», подменив его формулировкой – «не только помещение осужденного в ИТУ». Тем самым его трактовка менее всего отражает главное карательное свойство этого вида наказания – изоляцию осужденного.

А. И. Каннуник отмечает, что под сущностью лишения свободы необходимо понимать определенное специфическое воздействие уполномоченных на то органов на психику осужденного, осуществляемое способами и в формах, установленных законом, с целью вызвать у него те или иные переживания как необходимые условия для переоценки имеющихся у него негативных взглядов и установок и, соответственно, изменения его поведения в дальнейшем в сторону, одобряемую общественностью^[221]. Однако автор не определяет правовых признаков лишения свободы, что не позволяет его отличить от других мер государственного принуждения. Определяя содержание лишения свободы, он аппелирует к нормам положения

УИК РФ. Тем самым игнорирует базовое теоретико-правовое требование, что сущность и пределы содержания наказания должны определяться уголовным законом РФ.

Мы считаем, что сущность лишения свободы наиболее точно и предельно конкретно выражена в уголовном законе. Она сводится к тому, что данный вид уголовного наказания – это, прежде всего, изоляция от общества путем направления его в соответствующее исправительное учреждение. Неотъемлемыми элементами сущности лишения свободы также являются срок изоляции и указание на виды исправительных учреждений, что предусмотрено в ст. 56–58 УК РФ.

Однако в теории уголовного права преобладает мнение, что сущность лишения свободы, как и всякого наказания, образует кара, которая может расцениваться в нескольких аспектах. С государственно-политических позиций – это мера государственного принуждения, применяемая к преступнику для того, чтобы общество могло спокойно жить, а принуждение, как известно, является составной частью воспитательного процесса. С юридической позиции, кара – предусмотренный законом и определенный судом комплекс правоограничений, конкретизирующийся в зависимости от вида наказания. С психологических позиций, кара определяет действие внутреннего механизма восприятия осужденным правоограничения, порождающего чувство ущемленности и даже страдания^[222].

Как комплекс правоограничений, кара, применительно к лишению свободы, включает в себя: а) ограничение свободы передвижения осужденного и ограничение связи осужденного с внешним миром (изоляция), что достигается помещением его в специальное учреждение; б) регламентация жизни и быта лишенного свободы (режим); в) принудительное комплексное применение средств исправления.

Вместе с тем существуют точки зрения, согласно которым, кара является не сущностью наказания, а промежуточной целью и средством достижения конечных целей наказания. Функция кары заключается в оказании на виновного карательно-воспитательного воздействия, соразмерного степени общественной опасности преступления^[223].

УК РФ 1996 г. отказался от использования понятия кары.

В. Д. Филимонов объясняет это тем, что слова «наказание» и «кара» – синонимы. В связи с этим определение наказания как кары ничего для выяснения содержания этого явления не дает. Определение наказания как меры государственного принуждения, напротив, указывает на наиболее существенные его признаки^[224].

Мы не можем согласиться с утверждением В. Д. Филимонова о том, что понятия кары и наказания являются синонимами.

«Кара есть лишение, страдание, ограничения, тяготы, которые с неизбежностью следуют за совершенным преступлением, создавая возмездный характер наказания»^[225].

Кара лежит в основе любого наказания, она не находится в зависимости от его вида и является общим для всех наказаний понятием. Отсюда следует вывод, что кара как сущность наказания в большей степени выступает как обобщенное философское понятие^[226].

В литературе неоднократно раскрывается содержание кары. По мнению М. А. Ефимова, содержание кары в лишении свободы образует: «а) изоляция осужденного от общества; б) применение к заключенному правил, в своей совокупности образующих режим; в) применение к нему в соответствующих случаях мер взыскания; г) возложение на заключенного ряда специфических обязанностей»^[227].

С. И. Дементьев считает, что основным элементом кары в лишении свободы является изоляция преступника от семьи, среды, коллектива, в котором он находится, и помещение его в специальное охраняемое учреждение. При этом лишение свободы не влечет за собой полной изоляции осужденного от общества^[228].

Н. А. Стручков полагал, что «кара конкретно выражается в следующем: «Во-первых, в изоляции осужденного от общества, от определенной среды. Во-вторых, в различных правоограничениях, которые терпит гражданин в силу отбывания наказания»^[229].

На основании изложенного мы считаем целесообразным согласиться с мнением ученых о том, что сущностью наказания в целом выступает кара, но в отношении наказаний, связанных с лишением свободы, сущностью является изоляция осужденного от общества, принимая во внимание точки зрения ученых, что основной элемент кары в отношении лишения свободы – это изоляция осужденного.

При этом в российской правовой науке исходят из того, что лишение свободы – наказание, изначально связанное по своей природе с изоляцией осужденных в специальных государственных учреждениях. Для отечественной уголовной и уголовно-исполнительной (исправительно-трудовой) доктрины традиционно бесспорна карательная сущность лишения свободы, выраженная прежде всего в обособлении лица, виновного в совершении преступления, от общества^[230].

Изоляция состоит в принудительном помещении лица, совершившего преступление и осужденного к лишению свободы, в специальное, установленное законом учреждение, под охрану.

Изоляция осужденных в исправительное учреждение является сущностью лишения свободы, его стержнем и, как следствие, наказания в виде лишения свободы на определенный срок, пожизненного лишения свободы и ареста направлены против такого неотъемлемого блага человека как свобода. При этом изоляция выступает гарантией безопасности для общества, государства и самого осужденного, и выражается в предотвращении распространения негативного взаимного влияния изолируемого и среды его обитания.

Современное российское уголовное законодательство, как известно, не совсем точно определяет понятие наказаний в виде лишения свободы на определенный срок и ареста, а также совсем не определяет понятие пожизненного лишения свободы. Так, согласно ч. 1 ст. 56 УК РФ, лишение свободы на определенный срок заключается в изоляции осужденного от общества путем направления его в колонию-поселение, помещения в воспитательную колонию, лечебное исправительное учреждение, исправительную колонию общего, строгого или особого режима либо в тюрьму. Согласно ст. 54 УК РФ, арест заключается в строгой изоляции осужденного от общества. При этом ст. 57 УК РФ не определяет понятие пожизненного лишения свободы. Это позволяет сделать вывод о том, что пожизненное лишение свободы также заключается в изоляции осужденного от общества путем направления его в соответствующее исправительное учреждение.

В указанных нормах лишь выражена сущность лишения свободы, которая сводится к тому, что это прежде всего изоляция осужденного от общества путем направления его в соответствующее исправительное учреждение.

Уголовное законодательство не раскрывает всего спектра ограничений в лишении свободы, закрепляя лишь его главные сущностные признаки: изоляцию, срок и виды исправительных учреждений для обеспечения изоляции. Тем не менее закрепление в законе лишь отдельных признаков уголовных наказаний, связанных с лишением свободы, без указания на содержание правоограничений осужденного при их исполнении не дает полного представления о понятии лишения свободы.

Однако при этом уголовный закон не должен ограничивать понятие лишения свободы лишь содержанием его правоограничений, поскольку оно является конструктивным и также должно включать сущность лишения свободы, то есть изоляцию осужденного от общества путем направления его в соответствующее исправительное учреждение.

Следовательно, отмеченный закон лишь указывает на то, что для осужденного наступает такое правовое последствие, как изоляция от общества, и в какое учреждение, исполняющее этот вид наказания, он будет направлен. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в ч. 1 ст. 56 УК РФ не содержится прямого предписания о пределах вторжения посредством мер уголовного наказания в права и свободы осужденных, то есть не раскрывается содержание лишения свободы.

Отчасти эту проблему решает уголовно-исполнительное законодательство, определяющее порядок и условия исполнения (отбывания) уголовных наказаний, связанных с лишением свободы (ст. 73—142 УИК РФ). Однако кроме норм, реализующих эти виды наказаний, уголовно-исполнительное законодательство предусматривает меры дисциплинарного взыскания, мало чем отличающиеся от наказания (помещение в ШИЗО, ПКТ).

В то же время определение содержания уголовного наказания – это прерогатива уголовного законодательства, а уголовно-исполнительное законодательство должно лишь дополнительно регламентировать порядок и условия исполнения наказания.

Определив наказание в виде лишения свободы на определенный срок и не раскрыв его, законодатель трансформирует уголовно-правовые отношения в уголовно-исполнительные. Однако и УИК РФ не раскрывает понятие, а также в полной мере и содержание термина «лишение свободы», оставляя много неопределенности, а значит, и предпосылок для произвола, что и наблюдалось в течение многих десятилетий.

Лишь в малой степени устраняются неопределенности в подзаконном акте, а именно в Правилах внутреннего распорядка исправительных учреждений, утвержденных приказом Министерства юстиции Российской Федерации от 3 ноября 2005 г. № 205. Понятие «лишение свободы» в УК РФ не раскрывается, в УИК РФ также нет четкого определения терминов «свобода» и «лишение свободы».

Несомненно, уголовный закон должен четко предусмотреть, что такое лишение свободы, чего именно лишается человек (свободы передвижения, общения и выбора деятельности). Все остальное (жилье, питание, медицинское обслуживание, духовная и интеллектуальная жизнь, безопасность) должно обеспечиваться в соответствии с современными гуманистическими представлениями и международными нормами. Можно возразить, что само понятие «лишение свободы» предполагает все это, но каждая культура и каждый государственный аппарат вкладывает в него свое собственное понимание. В связи с этим для недопущения произвола со стороны правоохранительных органов уголовное право каждой конкретной страны должно иметь разработанное на законодательном уровне понятие лишения свободы.

Для определения пределов вторжения в права и свободы осужденных посредством мер уголовных наказаний в виде лишения свободы на определенный срок, пожизненного лишения свободы и ареста, то есть определения их содержания, необходимо использовать метод системного исследования данных наказаний, выделяя в его составе следующие элементы: объект, объективная сторона, субъект, субъективная сторона.

В наиболее общем виде состав уголовного наказания, как и любого другого системного явления, представляет собой совокупность образующих его внутреннюю структуру самостоятельных элементов, суммарные качества которых несводимы к качествам отдельно взятых элементов.

Большинство ученых, прямо или косвенно касавшихся проблемы системного исследования уголовного наказания, выделяют в его составе следующие элементы: объект, объективная сторона, субъект, субъективная сторона. Именно они представляют собой состав любого наказания, в том числе лишения свободы на определенный срок, пожизненного лишения свободы и ареста.

Объект наказания – совокупность прав и свобод, принадлежащих лицу, признанному виновным в совершении преступления; объективная сторона – это принуждение, посредством которого лицо, признанное виновным в совершении преступления, лишается принадлежащих ему прав и свобод или ограничивается в обладании ими; субъект – это законодательная, исполнительная и судебная власть; субъективная сторона – это отношение лица к применяемому к нему принуждению в качестве кары за совершенное преступление^[231].

Особый интерес представляет объект лишения свободы, поскольку его установление и исследование позволяет глубоко и всесторонне изучить содержание этого института и его влияние как на преступников, так и на других членов общества. Именно объект определяет содержание лишения свободы в целом, что должно быть закреплено в нормах уголовного права, и чего в настоящее время еще не сделано. Этот пробел может быть ликвидирован только после исследования объекта уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок, пожизненного лишения свободы и ареста.

Уголовное наказание всегда обращено к личности. Однако личность в целом не является объектом уголовного наказания. Объект уголовного наказания определяется так, чтобы подавить, искоренить в осужденном преступника, сохранить и развить у него качества человека, ликвидировать отрицательные отношения личности и заменить их положительными. На основании этого при лишении свободы ограничению подвергаются, например, права и пользующиеся правовой охраной фактические возможности поведения, которые могут быть непосредственно использованы осужденными для совершения новых преступлений. Ограничиваются также такие права и охраняемые правом фактические возможности поведения, которые могут положительно влиять на реорганизацию его мотивов^[232].

Следовательно, объектом наказания является не сама личность, а принадлежащие ей материальные и духовные блага, обладание которыми или их утрата небезразличны для человека. Под благами в данном случае понимаются предметы и явления окружающего человека мира, обладающие для него положительной ценностью. Поскольку благо существует как объективное, не зависящее от сознания человека явление, оно остается самим собой даже в том случае, когда осужденный не испытывает в нем потребности и не переживает его утрату^[233].

Мы предлагаем считать объектом лишения свободы не блага, которые следует понимать как предметы и явления, представляющие ценность для человека, а права и свободы человека и гражданина, имеющие юридическое закрепление и гарантированные государством, как правовые формы обладания конкретными благами.

Круг ущемляемых прав и свобод, принадлежащих личности, зависит от вида наказания. Лишение свободы ущемляет такие личные права и свободы человека, как его личная свобода, возможность выбора по своему усмотрению места жительства и круга общения.

Объектом лишения свободы можно определить права и свободы человека и гражданина, связанные с физической свободой осужденного, в том числе свободное волеизъявление, свобода передвижения, выбора места жительства, вида и характера работы, а также его субъективные права конституционного (право избирать и быть избранным, право на объединение (свобода союзов), свобода собраний, право на участие в управлении делами государства и на равный доступ к государственной службе, право на участие в отправлении правосудия) и гражданского характера.

Мы согласны с предложенной Ю. Е. Мазуриной классификацией юридических благ, в обладании которыми осужденный к пожизненному лишению свободы ограничивается или лишается, а также благ, которые не подлежат лишению или ограничению^[234].

Поскольку, по нашему мнению, объектом наказания являются не блага, а права и свободы человека и гражданина, в которых ограничивается осужденный, а также содержание пожизненного лишения свободы совпадает с содержанием лишения свободы на определенный срок и ареста, то их классификация будет следующей:

– права и свободы человека и гражданина, которые являются объектом лишения свободы (свобода передвижения, выбора места жительства и работы, право избирать и быть избранным, право на объединение, свобода собраний, право на участие в управлении делами государства и на равный доступ к государственной службе, право на участие в отправлении правосудия);

– права и свободы человека и гражданина, которые не являются объектом наказания, но ограничиваются в процессе отбывания наказания (право собственности, доброе имя, неприкосновенность частной жизни, социальные потребности (право на образование, право на предпринимательскую и иную не запрещенную законом экономическую деятельность), духовно-религиозные потребности (в знаниях, получении новой информации, красоте и гармонии, свобода творчества, право на участие в культурной жизни);

– права и свободы, которые не являются объектом наказания и подлежат удовлетворению или компенсации (человеческое достоинство и честь, личная и семейная тайна, естественно-физиологические потребности (в питании, воздухе, отдыхе, сне, половых интересах), право на охрану здоровья и медицинскую помощь, право на благоприятную окружающую среду).

Объект уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок, пожизненного лишения свободы и ареста в основном определяет содержание данных видов наказаний. Таковым является право, которое изначально ограничивается в процессе исполнения наказания и составляет его содержание, – право на индивидуальную свободу. Незыблемость свободы человека и неприкосновенность личности провозглашены в ст. 22 Конституции РФ. При этом понятие свободы достаточно многоаспектно.

По определению В. И. Даля, свобода – это своя воля, простор, возможность действовать по своему усмотрению; отсутствие стеснения, неволи, рабства, подчинения чужой воле^[235]. В связи с этим свобода в общесоциальном смысле означает возможность для человека действовать по своему усмотрению, то есть удовлетворять свои материальные и духовные потребности, избирать место жительства, вид профессиональной деятельности, общаться с другими людьми, устраивать личную жизнь и т. д.

В философии понятие «свобода» трактуется как возможность проявления субъектом своей воли на основе осознания законов развития природы и общества. Такая возможность реальна лишь при условии относительной независимости и самостоятельности личности, отсутствии стеснений и ограничений^[236].

Свобода в юридическом смысле – это закрепленное в законе право для каждого избирать вид и меру своего поведения, пользоваться предоставленными благами^[237].

В научной среде понятие свободы также не осталось без внимания. Так, И. Я. Фойницкий определял свободу как власть самоопределения и деятельности по собственному усмотрению каждого человека и выделял свободу внутреннюю, или духовную (выбор верований, убеждений, идей, идеалов), и свободу внешней деятельности (власть определять свои внешние действия по собственному усмотрению и произволу под условием лишь ненарушения свободы других, поставленной под юридическую охрану). По его мнению, духовная свобода не может быть предметом наказания по двум главным причинам: 1) внутренний мир человека малодоступен для государственных мероприятий; 2) принудительные меры против духовной стороны человека были бы самым жестоким посягательством на его личность, противоречащим современной культуре^[238].

С подобным мнением нельзя не согласиться, поскольку при выделении в свободе физической и духовной сторон наказание в виде лишения свободы на определенный срок может воздействовать только на свободу передвижения, выбора вида труда и круга общения, то есть в таком случае устанавливаются ограничения лишь в проявлении физической свободы осужденного, и при этом не затрагивается его духовная свобода. В связи с этим при лишении свободы речь может идти только о физической изоляции осужденного от общества и лишении его физической свободы.

В лишении свободы устанавливается самый значительный объем правоограничений, предусматривающий физическую изоляцию осужденных от общества. Это достигается путем водворения их в специальные исправительные учреждения. Факт их изоляции влечет за собой и невозможность непосредственно реализовывать свои гражданские права, но это неравнозначно их лишению. Они продолжают пользоваться многими правами, хотя и в специфических условиях.

В различных видах наказаний правоограничения сужают правовой статус человека и гражданина, но коренным образом не затрагивают его основ. Ни одно наказание, кроме смертной казни, не отменяет прав человека и гражданина, гарантированных Конституцией РФ. Оно может лишь временно ограничивать их реализацию.

Учитывая изложенное, отметим, что использовать понятие «лишение свободы» в законодательной терминологии не представляется целесообразным. Основываясь на дореволюционном опыте нашего государства и международном опыте, один из самых суровых видов наказаний следует именовать не лишением свободы, а тюремным заключением.

Хотя объектом тюремного заключения являются права и свободы, связанные с физической свободой осужденного, в том числе свободное волеизъявление, свобода передвижения и выбора места жительства, вида и характера работы, реально воздействию подвергаются и некоторые другие, такие как субъективные права конституционного и гражданского характера. Это обусловлено применением наказаний, представляющих собой изоляцию осужденного от общества.

Мы считаем ошибочным отнесение к элементам тюремного заключения ограничений, которые вытекают из того, что осужденный, отбывая наказание, лишается возможности пользоваться определенными благами, правами и свободами. Например, некоторые авторы относят к проявлению содержания лишения свободы на определенный срок унижение человеческого достоинства^[239], ограничение права на отдых, образование^[240], лишение возможности лично осуществлять некоторые гражданско-правовые сделки^[241] и т. п.

Ограничения в пользовании правами и свободами, которые не являются объектом наказания, но ограничиваются в процессе отбывания наказания и правами и свободами, которые не являются объектом наказания и подлежат удовлетворению или компенсации, выходят за пределы содержания тюремного заключения и порождают негативные последствия применения лишения свободы.

Воздействие на права и свободы, которые входят в содержание лишения свободы, осуществляется путем не только ограничения определенных прав осужденных, но и наложения на них дополнительных обязанностей, установленных уголовным и уголовно-исполнительным законодательством.

Устоявшейся в уголовном и уголовно-исполнительном праве является точка зрения о том, что содержание наказания составляют различные правоограничения, которым подвергается осужденный в процессе отбывания наказания^[242].

Наложение на осужденного ряда ограничений существенно изменяет его правовой статус по сравнению со свободными гражданами. Ю. А. Кашуба определил механизм воздействия лишения свободы на правовой статус осужденного через:

1) ограничение или лишения прав и свобод человека, закрепленных в Конституции РФ и других законах;

2) возложение на осужденного дополнительных, по сравнению с общим правовым статусом, обязанностей;

3) невозможность полной реализации осужденным принципа «что не запрещено, то разрешено»;

4) установление особого порядка пользования рядом общегражданских прав^[243].

Осужденный к лишению свободы претерпевает неблагоприятные последствия совершенного им преступления, выражающиеся не только в ограничениях гарантированного Конституцией РФ права на свободу передвижения и выбора места жительства, но и других прав и свобод, реализация которых невозможна при исполнении наказаний, связанных с лишением свободы.

Пределы ограничения прав человека и гражданина, согласно ст. 29 Всеобщей декларации человека и ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, устанавливаются федеральным законом, который может их ограничить только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

Согласно ст. 10 УИК РФ, закреплено три источника изъятия и ограничения: уголовное законодательство; уголовно-исполнительное законодательство; иное законодательство Российской Федерации.

Это вполне объяснимая позиция с точки зрения того, что ограничения прав человека и гражданина, гарантированных на уровне Российской Федерации, могут быть установлены только высоким по юридической силе законодательным актом.

В связи с изложенным не могут устанавливаться ограничения прав гражданина иными нормативными правовыми, в том числе ведомственными, актами или предусматриваться указаниями должностных лиц персонала учреждений и органов, исполняющих наказания.

Ограничения общегражданских прав осужденных не могут устанавливаться законами субъектов Российской Федерации. В соответствии с положениями ст. 71 Конституции РФ, уголовное и уголовно-исполнительное законодательство отнесено к исключительной компетенции Российской Федерации. Данное положение – гарантия единства подхода государства к обеспечению прав гражданина в условиях отбывания наказания. Одновременно это гарантия соблюдения заключенных Россией международных договоров и других актов по обращению с правонарушителями^[244].

Ограничения общегражданских прав и свобод осужденных устанавливаются также уголовно-исполнительным законодательством, поскольку оно конкретизирует уголовно-правовое содержание наказания и определяет принудительный порядок его исполнения (отбывания), в процессе которого дополнительно ограничиваются права и свободы гражданина (например, установление цензуры корреспонденции и обыска в исправительных учреждениях).

В соответствии с законодательным определением наказания (ч. 1 ст. 43 УК РФ) оно заключается «в предусмотренных настоящим Кодексом лишении или ограничении прав и свобод». Исходя из этого, а также из никем не оспариваемого положения о том, что содержание наказания является предметом уголовного права, следует логический вывод о том, что основные правоограничения, являющиеся элементами содержания уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок, которым подвергается осужденный, должны быть указаны в Уголовном кодексе РФ, а именно в статье, определяющей законодательную дефиницию лишения свободы.

Однако в условиях отбывания лишения свободы происходит не только ограничение общих прав граждан, но и их конкретизация и дополнение. Конкретизация представляет собой детализацию прав, свобод, обязанностей граждан в условиях отбывания наказания. При этом конкретизация может выражаться как в уточнении субъекта прав, свобод и обязанностей, так и в детализации их содержания. Примером могут быть права и обязанности осужденных к лишению свободы, возникающие в связи с получением общего и профессионального образования^[245].

Дополнение общих прав и свобод граждан применительно к условиям отбывания наказания происходит за счет регулирования законом специфических отношений, не имеющих аналога в общественной жизни и присущих только условиям отбывания наказания того или иного вида^[246].

Особенности правого статуса осужденных выражаются не только в ограничении их прав и обязанностей как граждан государства, но и в наделении их специфическими правами и обязанностями на период исполнения уголовных наказаний, связанных с лишением свободы, которые также являются элементами содержания данных видов наказаний, но должны дополнительно регламентироваться уголовно-исполнительным правом.

Таким образом, выявив сущность и содержание лишения свободы, а также определившись с терминологией, мы предлагаем понятие тюремного заключения: «Тюремное заключение состоит в строгой изоляции осужденного от общества, при которой он претерпевает ограничения в свободе передвижения, выборе места жительства и работы, праве избирать и быть избранным, праве на объединение, свободе собраний, праве на участие в управлении делами государства и на равный доступ к государственной службе, праве на участие в отправлении правосудия, путем направления его в тюрьму общего, усиленного и особого режима или лечебно-исправительное учреждение (покамерно) на срок или бессрочно».

Таким образом, подводя итоги, на основании изложенного можно сделать следующие выводы:

1. Сущностью наказания в целом выступает кара, но в отношении наказаний в виде лишения свободы на определенный срок, пожизненного лишения свободы и ареста сущностью является изоляция осужденного от общества, принимая во внимание мнения ученых, что основной элемент кары в отношении лишения свободы – это изоляция осужденного. Неотъемлемыми элементами сущности лишения свободы также являются срок изоляции и указание на виды исправительных учреждений, что сделано в ст. 56–58 УК РФ.

2. Правовое понятие лишения свободы на определенный срок, закрепленное в ст. 56 УК РФ, выражая его сущность, не раскрывает в полной мере содержания данного наказания, то есть не содержит прямого предписания о пределах вторжения посредством мер уголовного наказания в права и свободы осужденных, что влечет за собой произвол в применении этого вида наказания и существование негативных последствий лишения свободы. Содержание ареста (ст. 54 УК РФ) и пожизненного лишения свободы (ст. 57 УК РФ) также не раскрывается в УК РФ.

3. Для определения содержания лишения свободы необходимо использовать метод системного исследования данного вида наказания, выделяя в его составе следующие элементы: объект, объективная сторона, субъект, субъективная сторона, где именно объект наказания определяет его содержание.

4. Объектом наказания является не сама личность, а принадлежащие ей права и свободы, закрепленные законом и гарантированные государством. Объектом наказания в виде лишения свободы на определенный срок, пожизненного лишения свободы и ареста можно определить права и свободы, связанные с физической свободой осужденного, в том числе свободное волеизъявление, свобода передвижения, выбора места жительства, вида и характера работы, а также его субъективные права конституционного (право избирать и быть избранным, право на объединение (свобода союзов), свобода собраний, право на участие в управлении делами государства и на равный доступ к государственной службе, право на участие в отправлении правосудия) и гражданского характера.

5. Элементами содержания лишения свободы являются не только ограничения в основных правах и свободах, которые должны быть закреплены в Уголовном кодексе РФ, но специфические права и обязанности, которыми они наделены в период отбывания лишения свободы, что должно регламентироваться уголовно-исполнительным правом.

6. Категорию «лишение свободы» в законодательной терминологии следует заменить тюремным заключением, поскольку уголовные наказания, связанные с лишением свободы, не лишают права на свободу, гарантированного Конституцией РФ, а лишь временно ограничивают его реализацию, при этом духовная сторона свободы наказанием не затрагивается.

7. С учетом сущности и содержания предложена законодательная дефиниция тюремного заключения: «Тюремное заключение состоит в изоляции осужденного от общества, при которой он претерпевает ограничения в свободе передвижения, выборе места жительства и работы, праве избирать и быть избранным, праве на объединение, свободе собраний, праве на участие в управлении делами государства и на равный доступ к государственной службе, праве на участие в отправлении правосудия, путем направления его в тюрьму общего, усиленного и особого режима или лечебноисправительное учреждение на срок или бессрочно».

Глава 3
Лишение свободы как видовое понятие: опыт теоретического конструирования

§ 1. Социально-правовые предпосылки конструирования тюремного заключения как видового понятия лишения свободы

В УК РФ насчитывается значительное число статей, санкции которых предусматривают лишение свободы на определенный срок, пожизненное лишение свободы и арест. Несмотря на то что лишение свободы в России исторически возникло и существует как вид наказания достаточно давно, тем не менее на сегодняшний день уголовные наказания, связанные с лишением свободы, противоречивы и несовершенны.

Лишение свободы содержит в себе ряд противоречий, из которых наиболее существенными являются следующие:

– стремясь с помощью определенных лишений и страданий принудить человека к законопослушному поведению, государство причиняет ему одновременно излишние страдания, отвращающие осужденного от стремления к исправлению;

– стремясь к социальной реабилитации осужденного, его помещают в такие условия, которые способствуют ослаблению и разрыву этих связей;

– стремясь вернуть оступившегося человека в общество социально здоровых законопослушных людей, его помещают в общество людей, так же или даже в большей степени отклонившихся от социальной нормы, под влияние которых он может легко попасть.

Противоречивость лишения свободы обусловливает наступление неоднозначных результатов изменения в общественных отношениях. Эти результаты выступают в качестве последствий разрешения указанных противоречий применения наказаний, связанных с лишением свободы. В связи с неоднозначностью результатов изменений в общественных отношениях в юридической литературе некоторыми авторами проводится разделение последствий применения лишения свободы на положительные (позитивные) и отрицательные (негативные). Например, М. Д. Шаргородский под ними понимает последствия, которые соответствуют целям, и последствия, противоречащие этим целям^[247].

Объект нашего исследования – преимущественно негативные последствия применения лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных. Порой социальные последствия применения лишения свободы по силе своего воздействия на личность осужденного и глубине субъективного переживания настолько велики, что превосходят влияние основных карательных элементов, составляющих содержание анализируемых наказаний. Однако они не охватывают содержания лишения свободы в силу сугубо индивидуального характера.

С теоретической точки зрения, такие последствия следует рассматривать в качестве проявления противоречивости лишения свободы. Характеризуя уголовное наказание как сложный узел противоречий, А. Л. Ременсон предлагает различать в них антагонистическую сторону, проявляющуюся в непримиримости интересов социалистического общества к пережиткам прошлого, антиобщественным взглядам и привычкам, и неантагонистическую сторону, выражающуюся в ущемлении тех интересов осужденного гражданина, которые в принципе полезны для общества. Этим обусловливается сложность и противоречивость этической характеристики наказания. С одной стороны, оно выступает как добро, поскольку ликвидирует противоречие преступника с обществом, обеспечивает безопасность общества, способствует освобождению преступника от пережитков прошлого и приводит его к подлинной свободе. С другой стороны, оно выступает как вынужденное зло, так как представляет собой ограничение определенных общественных и соответствующих общественным интересам личных объективных ценностей^[248].

Проблема негативных последствий применения лишения свободы заслуживает особого внимания, поскольку в теории и практике она обозначена сравнительно давно, но так и не получила всестороннего исследования. В научных работах, наряду с общими проблемами применения лишения свободы, затрагивались его негативные издержки. В работах Гегеля, Ж.-Ж. Руссо, Ч. Беккариа, Ф. М. Достоевского отмечалась противоречивость наказания достоинству и человеческой сущности человека, указывалось на физические, психологические и нравственные издержки применения тюремного заключения, выдвигались важные идеи, относящиеся к принципам применения уголовных наказаний, совершенствования правосудия и тюремных систем, которые не потеряли своей актуальности и в настоящее время^[249].

Русские ученые прошлого века Н. С. Таганцев, И. Я. Фойницкий, изучая практику применения тюремного заключения, пришли к выводу, что его негативные последствия приводят к излишним страданиям, тяжелым мучениям и психологическим переживаниям узников^[250].

Профессор М. Гернет предлагал отказаться от формальных правоограничений, которые ущемляют права и унижают достоинство заключенных. Он подчеркивал, что ограничения на переписку и свидания отрицательно сказываются как на «арестанте», так и на самом «общественном укладе»^[251]. М. Кесслер отметил объективную закономерность снижения социальной ценности человека при применении к нему лишения свободы^[252].

Отрицательные последствия применения уголовного наказания привлекали внимание многих советских ученых и главным образом юристов и психологов. Эта проблема рассматривалась И. М. Гальпериным, И. С. Ноем, В. Ф. Пирожковым, А. Л. Ременсоном, Н. А. Стручковым, Ф. Р. Сундуровым, М. Д. Шаргородским. Более подробно отдельные аспекты отрицательных последствий, применительно к лишению свободы, исследовали В. А. Елеонский, И. И. Карпец, А. С. Крылов, Г. Ф. Хохряков, И. В. Шмаров^[253].

Негативные последствия применения лишения свободы изучались и другими авторами, однако они в основном были обращены к издержкам для осужденных и в них менее всего обращалось внимание на социальные последствия применения лишения свободы. Впервые лишь В. И. Рудник в своем монографическом исследовании, посвященном данной проблеме, обратил внимание на то, что негативные последствия применения лишения свободы затрагивают не только интересы самого осужденного, но и общественные отношения, складывающиеся в ближайшем его окружении и в обществе в целом.

В ходе проведенного исследования он выявил, что под отрицательными последствиями применения лишения свободы следует понимать совокупность прямых или косвенных негативных, противоречащих целям наказания результатов изменений в общественных отношениях, связывающих осужденных с ближайшим социальным окружением и обществом^[254].

Это определение отрицательных последствий применения уголовного лишения свободы имеет значительное научное развитие, которое заключается в выявлении того аспекта, что данные последствия не только касаются осужденных, но и затрагивают отношения, складывающиеся в его микросоциальном окружении и в обществе в целом.

По мнению авторов, исследующих указанную проблему, лишение свободы сопряжено с рядом отрицательных последствий:

1. Исключение осужденного от обычных условий жизни общества, отрыв от привычной положительной социальной среды.

2. Ослабление или даже полный разрыв его прежних социальных полезных связей (отрыв от семьи и родственников; распад семьи, вызванный сроками лишения свободы и др.).

3. Прекращение трудовой деятельности, учебы, занятий спортом, потеря профессиональной квалификации, отсутствие работы по специальности, приобретенной до осуждения.

4. Социально-этические и духовно-нравственные последствия, невозможность удовлетворения физиологических потребностей, в том числе половых.

5. Привыкание и адаптация в неблагоприятной социальной среде преступников. Тюрьма служит школой криминальной профессионализации и освоения субкультуры, а не местом исправления. Ставит в зависимость от многих людей, включая и лиц, склонных к агрессии, противоправному поведению.

6. Заставляет переносить дополнительные физические нагрузки и тяготы порядка и условий отбывания наказания.

7. Наличие реальной угрозы получения заболеваний в период отбывания наказаний.

Мы считаем, что по определению отрицательных последствий применения лишения свободы, предложенному В. И. Рудником, данный перечень последствий невозможно отнести однозначно к негативным, поскольку в каждом индивидуальном случае изменения общественных отношений, например, при отрыве осужденного от семьи и трудового коллектива, могут иметь как социальную полезность, так и социальную вредность, а также эти изменения могут быть нейтральными и для осужденного, и для общества.

В связи с этим можно предложить другой критерий для выделения негативных последствий, основываясь на правах и свободах, которые не входят в содержание уголовных наказаний, связанных с лишением свободы.

В процессе исследования мы выявили, что содержание данных видов наказаний составляют ограничения в свободе передвижения, выборе места жительства и работы, праве избирать и быть избранным, праве на объединение, свободе собраний, праве на участие в управлении делами государства и на равный доступ к государственной службе, праве на участие в отправлении правосудия. Указанные правоограничения являются необходимыми для достижения целей наказания.

Однако на сегодняшний день при исполнении лишения свободы ограничиваются права и свободы осужденных, не составляющие содержание наказания и не являющиеся его объектом, в результате чего происходят изменения в общественных отношениях, касающееся самого осужденного и общества, которые носят негативный характер.

Таким образом, результаты изменений общественных отношений, возникших между осужденным и обществом в ходе исполнения лишения свободы, которые являются следствием ограничения прав и свобод осужденного, не входящих в содержание наказаний, связанных с лишением свободы, представляют собой негативные последствия исполнения лишения свободы.

Ограничение прав и свобод, которые не входят в содержание уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок, пожизненного лишения свободы и ареста, но тем не менее ограничиваются в процессе отбывания наказаний, вызывает негативные результаты изменений общественных отношений, а именно ограничения права собственности, доброго имени, неприкосновенности частной жизни, социальных потребностей (право на образование, право на предпринимательскую и иную, не запрещенную законом, экономическую деятельность), духовно-религиозных потребностей (в знаниях, получении новой информации, красоте и гармонии, свободе творчества, праве на участие в культурной жизни).

Также негативными последствиями исполнения лишения свободы являются результаты изменений общественных отношений, вызванных ограничениями, которые не входят в содержание наказания, но подлежат удовлетворению или компенсации, а именно ограничениями человеческого достоинства и чести, личной и семейной тайны, естественно-физиологических потребностей в питании, воздухе, отдыхе, сне, половых интересах, праве на охрану здоровья и медицинскую помощь, праве на благоприятную окружающую среду и др.

В статье 22 Конституции РФ закреплено право каждого на личную свободу. К сторонникам широкого подхода можно отнести А. В. Наумова, который рассматривает понятие личной свободы. Он считает, что она выражается в двух аспектах: «Во-первых, как свобода физическая, которая предполагает передвижение человека, свободное определение им места своего нахождения, общения с другими людьми, посещения учреждений и других заведений. Во-вторых, свобода от психического принуждения, направленного на изменение избранного лицом правомерного поведения (фактической реализации физической свободы)»^[255].

Ограничения в свободе передвижения осужденных, определение им места нахождения входят в содержание уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок, пожизненного лишения свободы и ареста, но ограничение осужденного в праве на свободу выбора общения с другими людьми порождает такие негативные последствия исполнения данных видов наказаний, как отрыв осужденных от родственников, семьи, обычных коллективов, распад семей, вызванный фактом отбывания наказания, невозможность удовлетворения физиологических потребностей, в том числе половых, а также вынужденное пребывание в среде преступников.

Существенное воздействие на осужденных оказывает, прежде всего, разрыв их семейных и родственных связей. 70 % опрошенных респондентов-осужденных отмечают, что отрыв от семьи и друзей вызывают у них наибольшие страдания и переживания, 50 % респондентов-сотрудников исправительных учреждений, исполняющих уголовное наказание в виде лишения свободы на определенный срок, указывают на отрыв от семьи и родственников как на одно из негативных последствий лишения свободы.

Это последствие наиболее глубоко переживается осужденными, которые состоят в браке и сохранили семьи. 68 % опрошенных осужденных ответили, что поддерживают связь с близкими родственниками (мать, отец, братья, сестры), при этом 60 % указали, что родственники оказывают на них положительное влияние и лишь 17 % утверждают, что родственники не оказывают на них никакого влияния. Что касается вопроса, поддерживают ли осужденные семейные отношения с супругой, лишь 41 % респондентов ответили положительно, очевидно это обусловлено тем, что многие семьи распадаются из-за длительных сроков лишения свободы.

Молодые осужденные, многие из которых еще не успели вступить в брачные отношения (28 % опрошенных осужденных), отрыв от семьи и родственников переживают в меньшей степени. Утрата непосредственных и постоянных связей с семьей и родственниками в большей степени переживается лицами, впервые отбывающими лишение свободы (18 % опрошенных осуждены к реальному сроку лишения свободы первый раз). Видимо, неоднократное пребывание в местах лишения свободы является фактором, который в определенной степени способствует семейной дезорганизации осужденных, а следовательно, и притуплению их семейных и родственных отношений. Однако даже среди лиц, которые отбывают лишение свободы второй (45 % опрошенных) или третий и более раз (38 % респондентов), рассматриваемое последствие лишения свободы тяжело переживают значительное число осужденных.

Следовательно, отрыв от семьи как одно из последствий лишения свободы охватывает своим влиянием большинство осужденных, характеризующихся различными социально-демографическими, криминологическими и уголовно-правовыми признаками.

Очень близко к отрыву от семьи и родственников стоит распад семей осужденных. 32 % опрошенных осужденных отмечают потерю семьи как одно из негативных последствий, вызванных отбыванием наказания в исправительном учреждении. Семьи распадаются наиболее часто у лиц, осужденных на длительные сроки лишения свободы, 25 % анкетированных осужденных указывают, что их семья распалась после осуждения из-за сроков лишения свободы. Осуждение на длительные сроки вносит наиболее существенную дезорганизацию в семейные и родственные связи лиц, отбывающих лишение свободы.

Длительный отрыв осужденных от семьи, вызванный отбыванием лишения свободы, с одной стороны, способствует лучшему пониманию ими последствий совершения преступления, пробуждению совести и других переживаний, а с другой – вносит серьезную дезорганизацию в их семейные и родственные связи и порой влечет такие тяжелые переживания, которые трудно использовать в исправительных и воспитательных целях. Смягчение этого характерного для лишения свободы противоречия связано с преодолением больших трудностей. Предоставление осужденным более широких возможностей для общения с членами семьи и родственниками может существенно уменьшить остроту переживания ими уголовной кары, а их ограничение может повлечь отмеченные последствия. Семейные и родственные отношения невосполнимы, их нельзя компенсировать в условиях исправительных учреждений никакими другими личностными отношениями, что также существенно осложняет практическое разрешение отмеченного противоречия лишения свободы^[256].

Несмотря на то, что семьи осужденных часто бывают неблагополучными и отрыв от них может иметь положительный результат в исправлении осужденного. Но это последствие по предложенному нами определению все-таки будет являться негативным, поскольку осужденный ограничивается в праве на свободу выбора общения с другими людьми, которое не входит в содержание уголовных наказаний, связанных с лишением свободы.

Близка к семейным отношениям и проблема невозможности удовлетворения физиологических потребностей осужденных к лишению свободы на определенный срок, в том числе половых. Проблема половой жизни осужденных, отбывающих наказание в местах лишения свободы, привлекала внимание многих исследователей^[257], но так и не получила своего разрешения.

Отсутствие возможности для нормальной половой жизни осужденных – характерное и неизбежное негативное последствие лишения свободы. 15 % респондентов среди сотрудников исправительных учреждений, исполняющих лишение свободы, указали на невозможность удовлетворения физиологических потребностей, в том числе половых, как на одно из негативных последствий, с которым сопряжено лишение свободы.

Как показало исследование, 20 % опрошенных осужденных указывают на невозможность иметь нормальные половые отношения как условие исправительного учреждения, вызывающего у него наибольшие страдания и переживания. Однако приведенные данные вряд ли отражают действительное положение. Задавая вопрос о столь интимной стороне жизни человека, нельзя рассчитывать на откровенный ответ. Кроме того, те осужденные, которые во время опроса указали, что они наиболее тяжело переживают отрыв от семьи, часто имели в виду и связанную с лишением свободы дезорганизацию нормальной половой жизни.

Чем выше у осужденных уровень образования, тем реже они указывают на это последствие лишения свободы, как на самое тягостное. Высокий образовательный уровень и общая культура помогают человеку управлять своими физиологическими потребностями, находить занятия, сублимирующие их энергию. Не исключено, что именно эти лица чаще других осужденных стесняются откровенно отвечать на вопросы, связанные с их половой жизнью в условиях лишения свободы. Если учесть, что лишь 10 % респондентов среди осужденных имеют высшее образование, то в связи с этим есть основания полагать, что вопросы половой жизни волнуют большую часть лиц, отбывающих лишение свободы.

При анкетировании осужденных большинство из опрошенных являлись работающими (52 %), предпринимателями (19 %) и учащимися (11 %), поэтому к числу негативных последствий лишения свободы относится и неизбежный отрыв осужденных от коллективов, в которых они работали и учились до совершения преступления.

Если отрыв от семьи, а также невозможность иметь нормальные половые отношения в целом, можно оценить как нежелательные последствия лишения свободы, то относительно отрыва от коллектива дело обстоит несколько иначе. Когда человек глубоко переживает уголовное наказание в связи с отрывом от коллектива, в котором он работал или учился до осуждения, то в этом, пожалуй, ничего отрицательного усматривать не следует. Однако длительный отрыв от коллектива, в результате которого порываются или существенно ослабляются полезные связи с ним осужденного, – негативное последствие лишения свободы.

Помимо таких негативных последствий, как отрыв осужденных от родственников, семьи, обычных коллективов, распад семей, вызванный фактом отбывания наказания, невозможность удовлетворения физиологических потребностей, в том числе половых, ограничение в праве на общение с другими людьми по своему выбору влечет также вынужденное пребывание в среде преступников.

Как показало исследование, вынужденность пребывания осужденного в среде других преступников вызывает наибольшие страдания и переживания у 19 % опрошенных осужденных. При этом 63 % сотрудников данных исправительных учреждений указывают на привыкание и адаптацию в неблагоприятной социальной среде преступников, а также на рост рецидивной преступности вследствие указанного фактора как на одно из негативных последствий, с которым сопряжено лишение свободы с коллективной формой содержания осужденных.

Пребывание в среде преступников наиболее тяжело переживается осужденными в возрасте от 18 до 24 лет (среди опрошенных осужденных эта возрастная группа составляет 14 %). Молодым осужденным труднее адаптироваться в условиях мест лишения свободы, в результате чего многие из них вовлекаются в отрицательные неформальные малые группы. Это и вызывает у молодых осужденных чаще, чем у других, переживания по поводу необходимости находиться в такой среде.

Мнения П. И. Стучки и А. С. Макаренко совпадают в том, что только при участии общественности можно устранить отрицательные свойства среды, образующейся в местах лишения свободы. Они видели в лице общественности средство, с помощью которого можно оторвать осужденного от преступной среды, воспитать у него солидарность с обществом^[258].

Постановка вопроса о нейтрализации воздействия на осужденного непосредственно окружающей его отрицательной среды путем усиления контактов со средой всего общества, которую несет в места лишения свободы общественность, с психологической точки зрения возможна, с педагогической точки зрения обоснована и необходима. Только при этом условии положительная среда общества будет воздействовать на поведение осужденного, который в значительной степени изолирован от нее.

Между осужденным и обществом появляется своеобразное промежуточное звено в лице общественности. В результате этого, положительная среда общества, которая обычно выступала для осужденного в виде чего-то отдаленного, идеального, потенциального, путь в которую лежит для него через трудности объективного и субъективного характера, от которой он иногда изолирован в течение долгих лет, благодаря общественности становится материально осязаемой, реальной. Именно посредством участия общественности в воспитательной работе мест лишения свободы, положительная педагогическая среда общества более эффективно начинает определять, регулировать поведение осужденного. Это происходит при применении всего комплекса мер общественного воздействия^[259].

Если отрицательное отношение к окружающей среде и переживание необходимости пребывания в ней, наблюдающееся у многих осужденных, можно в известной мере объяснить тем, что они осуждают преступность, сопротивляются ее аморальному влиянию, встали на путь исправления, то такая характеристика далеко не всегда применима к лицам, совершившим преступления небольшой и средней тяжести. 52 % опрошенных осужденных на вопрос: «Какое преступление, по Вашему мнению, Вы совершили?» ответили, что относят совершенное ими преступление к категории небольшой или средней тяжести (а это не соответствует действительности). Многие из них убеждены, что не являются «обычными» преступниками, а принадлежат к разряду «приличных» людей, поэтому они отрицательно относятся к другим осужденным, полагая, что им и следует отбывать наказание в таких условиях.

Их отрицательное отношение к среде в местах лишения свободы нельзя, как правило, рассматривать в качестве признака, свидетельствующего о наступлении положительных изменений в убеждениях и взглядах. Такое отношение, напротив, может быть одной из форм проявления уверенности в том, что они осуждены несправедливо. 32 % опрошенных осужденных считают, что им назначено несправедливое наказание и им вменили в вину деяние, которого они не совершали, 37 % – указывают, что назначенное им наказание слишком сурово и хватило бы меньшего срока лишения свободы для их исправления.

В статье 37 Конституции РФ закреплено, что каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию. Ограничение этого конституционного права у осужденного влечет за собой потерю квалификации и специальности, приобретенной им до осуждения. К числу негативных последствий лишения свободы относится отсутствие возможности у значительного числа осужденных работать по специальности, приобретенной ими на свободе, в исправительных учреждениях.

По статистике на январь-сентябрь 2011 г., численность лиц, не имеющих профессионального образования, составляет 141 607 осужденных (18,27 % осужденных от численности лиц, находящихся в местах лишения свободы); численность лиц, имеющих инвалидность, – 24 358 осужденных, в том числе инвалидов 1 группы – 665 осужденных, инвалидов 2 группы – 11 212, из них работающих – 364 осужденных, инвалидов 3 группы – 12 427, из них работающих – 639 осужденных (прил. 5).

Во время отбывания наказания, исправительные учреждения объективно лишены возможности предоставить всем осужденным работу в соответствии с имеющейся у них специальностью, в результате чего значительная часть осужденных вовлекаются в общественно полезный труд без учета их профессиональных навыков. По результатам исследования, лишь 19 % опрошенных осужденных ответили, что работают по специальности и 45 % – указали, что не работают по специальности из-за отсутствия таковой. Многие из них должны приобрести в исправительных учреждениях новые специальности, что сопровождается ломкой уже сложившегося у большинства из них профессионального стереотипа и психологической установки на наиболее понятный и привычный вид труда, а это сопряжено с большими переживаниями. И. П. Павлов не случайно относил вынужденное прекращение прежних занятий и выработку стереотипа для новых к числу труднейших проблем как в личностном, так и педагогическом аспектах^[260]. В связи с этим многие лица, отбывающие лишение свободы, относят отсутствие работы по специальности в исправительных учреждениях к числу наиболее суровых элементов лишения свободы.

Отсутствие для многих осужденных в исправительных учреждениях работы по специальности и связанные с этим переживания как дополнительный элемент карательного воздействия – в целом выступает как нежелательное последствие лишения свободы, устранить которое крайне сложно. Более того, вряд ли вообще возможно полностью исключить это последствие лишения свободы в будущем, так как потребности производства исправительных учреждений постоянно диктуют необходимость переквалификации осужденных. Однако 84 % сотрудников исправительных учреждений, исполняющих лишение свободы, считают, что принудительный труд необходим, и он имеет полезные цели: воспитательную цель отмечают 51 % опрошенных сотрудников ИУ, получение дохода – 45 %, профессиональный навык – 35 %.

Поиски возможных путей смягчения данного последствия лишения свободы, устранение его отрицательного влияния на исправление осужденных, обоснование методов безболезненного переключения на новый вид труда в столь необычных условиях – задача, актуальность которой не вызывает сомнения^[261].

В статье 41 Конституции РФ закреплено, что каждый имеет право на охрану здоровья и медицинскую помощь. Ограничение осужденного в этом конституционном праве влечет за собой такое негативное последствие лишения свободы, как наличие реальной угрозы получения заболевания во время отбывания лишения свободы.

При проведении исследования 27 % опрошенных сотрудников исправительных учреждений, исполняющих лишение свободы, отмечают появление реальной угрозы получения заболеваний осужденными во время отбывания наказания как негативное последствие лишения свободы. Осужденные в ходе опроса также указывают, что приобретение заболевания и потеря здоровья являются для них негативным последствием, вызванным отбыванием наказания в исправительном учреждении, при этом 75 % опрошенных осужденных считают, что после освобождения им необходимо будет поправить свое здоровье.

По данным отечественных и зарубежных исследователей во всех странах мира именно представители беднейших, наиболее маргинализованных слоев населения составляют основную часть осужденных к лишению свободы, поэтому многие из них имеют заболевания, такие как туберкулез, инфекции, передаваемые половым путем, алкоголизм, наркомания, ВИЧ-инфекция, психические расстройства.

Особенно актуальна эта проблема для России, поскольку она является одним из мировых лидеров по количеству осужденных (по состоянию на сентябрь 2011 г. в учреждениях уголовно-исполнительной системы, обеспечивающих изоляцию от общества, содержалось 774 942 человека).

За отчетный период с января по сентябрь 2011 г. выявлено, что численность лиц, состоящих на учете, больных активным туберкулезом составляет 35 852 осужденных, при этом уровень заболеваемости туберкулезом в местах лишения свободы на 100 тыс. человек составляет 1215,69; численность лиц с психическими расстройствами и расстройствами поведения – 62 389 осужденных; численность ВИЧ-инфицированных лиц – 55 444; численность лиц, больных наркоманией – 57 829 (прил. 3).

По статистическим данным за период с января по сентябрь 2011 г., численность лиц, умерших от заболеваний (травм), составляет 3022 человек, в том числе от туберкулеза – 586; численность лиц, умерших в результате суицида – 335. Уровень смертности от заболеваний и суицида в местах лишения свободы на 100 тыс. человек составляет 432,13. Численность лиц, похороненных учреждениями и органами уголовно-исполнительной системы составляет 754 человека за указанный период (прил. 4).

При опросе осужденных выявлено, что из них 53 % в период отбывания наказания в лечебно-исправительном учреждении, колонии особого и строгого режима болели туберкулезом, 27 % – сердечно-сосудистыми заболеваниями, 25 % – гепатитом, ВИЧ-инфекцией, язвой, циррозом печени, артритом и другими тяжелыми заболеваниями.

Несомненно, что многие осужденные поступают в исправительные учреждения, исполняющие лишение свободы, с уже имеющимся заболеванием, но на сегодняшний день низкий уровень медицинской культуры, недостаточные гигиенические навыки, слабо развитое чувство ответственности в отношении собственного здоровья и низкий уровень приверженности к лечению являются факторами риска в отношении возникновения и развития инфекционных и социально обусловленных заболеваний в местах лишения свободы.

В ходе проведенного исследования выявлено, что 67 % респондентов среди сотрудников исправительных учреждений, исполняющих лишение свободы, считают, что основная причина заболеваемости осужденных – большое количество людей в помещении, 25 % респондентов указывают на низкое медицинское обслуживание, 11 % – на изоляцию от общества и 11 % – на такие причины, как несоблюдение личной гигиены, антисанитарное состояние помещений, отказ осужденных от лечения и лекарств.

Из всех инфекций, по мнению отечественных исследователей, наибольшее эпидемиологическое значение принадлежит туберкулезу легких.

Основными причинами и условиями, способствующими распространению туберкулеза среди лиц, содержащихся в местах лишения свободы, являются: увеличение численности лиц, поступающих в места лишения свободы с наличием возбудителя туберкулеза; наполняемость следственных изоляторов и колоний свыше установленного лимита; несоблюдение требований обеспечения изоляции больных инфекционными заболеваниями от других осужденных; несоответствие материально-бытового и медико-санитарного обеспечения осужденных международным нормам; нервно-психологические нагрузки на организм осужденных, связанные с их адаптацией в местах лишения свободы и лечебно-исправительных учреждениях; пренебрежительное отношение осужденных к нормам гигиены и санитарии; недостаточное потребление белковых продуктов; злоупотребление алкоголем, наркотиками, другими одурманивающими веществами, курением^[262].

Выявленные причины и условия распространения заболеваемости осужденных, в том числе туберкулезом, ограничивают осужденного в конституционном праве на охрану здоровья и медицинскую помощь. На основании этого угроза получения заболевания или развитие уже полученного заболевания является негативным последствием лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных.

Для сведения к минимуму указанного негативного последствия, необходимо улучшение санитарно-эпидемиологического состояния исправительных учреждений, исполняющих лишение свободы на определенный срок, что может быть достигнуто сочетанием оптимизации организационно-штатной структуры и улучшения санитарно-гигиенических условий содержания осужденных^[263].

Таким образом, ограничение осужденных в правах и свободах, которые не входят в содержание наказаний, связанных с лишением свободы, влекут за собой ряд негативных последствий и противоречий в применении наказаний, связанных с лишением свободы.

Поскольку уровень карательного воздействия на осужденных, необходимый для их исправления и перевоспитания, в принципе может быть обеспечен теми элементами уголовного наказания, которые действительно составляют его содержание, следует признать перспективной постановку вопроса о поиске путей смягчения указанных противоречий лишения свободы^[264].

Негативные последствия, наступающие при назначении и исполнении лишения свободы, а также обстоятельства постпенитенциарного характера неизбежно ведут к увеличению уровня рецидивной преступности, которая является основным показателем итоговой оценки результативности и эффективности применения лишения свободы.

Статистические данные о судимости осужденных за период с января по сентябрь 2011 г. выглядят следующим образом:

• осуждены впервые – 261 607 человек, что составляет 33,76 % от общей численности осужденных;

• осуждены два раза – 204 115 человек, что составляет 26,34 % от общей численности осужденных, при этом из них ранее не отбывали лишение свободы 54987 человек;

• осуждены три раза и более 218 674 человека, что составляет 28,22 % от общей численности осужденных, при этом из них ранее не отбывали лишение свободы 22 948 человек.

За период с января по сентябрь 2011 г. численность лиц, прибывших в места лишения свободы, составила 1 483 011 человек, в том числе вновь осужденных – 207 037 (13,96 %), из них привлекаемых за преступления небольшой тяжести – 23 585, преступления средней тяжести – 54 406, тяжкие преступления – 84 581, особо тяжкие – 44 059; осужденные, ранее не отбывавшие лишение свободы, которым отбывание наказания назначено в ИК, ВК – 119 689 (8,07 %) человек.

При анкетировании осужденных, отбывающих лишение свободы, 45 % отметили, что отбывают наказание в местах лишения свободы второй раз, 38 % – третий и более.

По выявленным данным можно судить о достаточно высоком уровне рецидива среди осужденных.

Применение уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок и пожизненного лишения свободы влечет за собой ослабление, а нередко и полный разрыв социальных связей осужденных, влияет на формирование дезадаптивной направленности в поведении, что нередко является условием совершения новых преступлений, и поэтому его следует рассматривать в качестве криминогенного фактора^[265], обусловливающего рецидивную преступность.

В первую очередь в перечне условий, способствующих рецидиву преступлений, следует назвать ряд факторов, связанных с недостаточной эффективностью исполнения и назначения наказания в виде лишения свободы на определенный срок и пожизненного лишения свободы.

К неизбежным негативным последствиям исполнения этой меры наказания относятся: выключение осужденного из обычных условий жизни общества, ослабление или даже полный разрыв его прежних социально полезных связей, своеобразное привыкание к режиму и обстановке мест лишения свободы и связанные с этим психологические трудности социальной адаптации после отбытия наказания, а также другие обстоятельства. За годы изоляции от общества вырабатывается жизненная пассивность, притупляющая адаптивные способности. В итоге эти лица после освобождения не могут активно включаться в жизнь общества, преодолевать трудности, соблазны и отрицательное влияние среды.

К факторам, снижающим эффективность наказания и, следовательно, влияющим на рецидивную преступность, относятся различные недостатки в практике его исполнения. В колониях по исполнению наказаний многое делается для исправления осужденных, искоренения у них антиобщественных взглядов и привычек. В то же время, в этой работе не всегда удается избежать и отрицательного влияния на осужденного со стороны его окружения. Негативно воздействуют на осужденных лица, совершающие преступления в местах лишения свободы или собирающиеся продолжить преступную деятельность после освобождения, а также злостные нарушители режима. Тюремная субкультура включает в себя ряд поведенческих императивов: цинизм, жестокость, дерзость, необходимость обязательного реагирования на оскорбления^[266].

Неблагоприятное влияние на личность осужденного могут оказывать самые разнообразные недостатки и просчеты в уголовно-исполнительном процессе: неполное вовлечение осужденных в общественно полезный труд; плохая организация труда и обучения, профессиональной подготовки; неудовлетворительная воспитательная работа; применение не предусмотренных законом мер, направленных на усиление или ослабление режима; попустительство его нарушителям и т. д.

Несомненно, что наряду с недостаточной эффективностью назначения и исполнения лишения свободы к специфическим условиям, способствующим рецидиву преступлений, относятся различные негативные обстоятельства, связанные с социальной адаптацией лиц, освобожденных из мест лишения свободы, то есть обстоятельства постпенитенциарного характера.

При формальном подходе к решению вопросов о трудовом и бытовом устройстве они нередко оказываются предоставленными самим себе и длительное время находятся в состоянии фактической изоляции от коллектива, что затрудняет их социальную адаптацию. В условиях рыночных отношений проблемы трудового и бытового устройства, обеспечения социальных гарантий освобождаемым резко обостряются. Руководители предприятий не желают принимать на работу ранее судимых и часто под надуманным предлогом отказывают им в трудоустройстве либо с подозрением встречают освободившихся их мест лишения свободы. К тому же, освободившись из мест лишения свободы, лица, как правило, не работают по специальностям, приобретенным в колонии. Поскольку другой специальности нет, многие из них начинают вести антиобщественный образ жизни^[267].

Неблагоприятные условия, влияющие на рецидив преступлений, могут также складываться в сфере быта и семейно-родственных отношений. Они проявляются в различных формах: от отсутствия атмосферы взаимной доброжелательности в семье, до активного вовлечения освобожденного в пьянство, разврат либо даже подстрекательство его к возобновлению преступной деятельности. В этом отношении особенно опасно разлагающее влияние на освобожденного других ранее судимых лиц из его ближайшего окружения, которые продолжают вести антиобщественный образ жизни.

Эффективность административного надзора за лицами, освобожденными из мест лишения свободы, еще далека до оптимальной. Под административный надзор берутся не все лица, на которых он распространяется. Иногда надзор устанавливается с большим опозданием, осуществляется формально и сводится лишь к эпизодическим проверкам образа жизни поднадзорных, не сочетается с кропотливой воспитательной работой. Данное обстоятельство также является негативным обстоятельством постпенитенциарного характера, способствующим рецидивной преступности.

Для концепции нашего исследования представляют интерес, прежде всего, негативные последствия лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных:

1) вынужденное пребывание осужденного в среде преступников, влекущее рост рецидивной преступности. Приведены статистические данные о судимости осужденных за период с января по сентябрь 2011 года: осуждены впервые – 261 607 человек, что составляет 33,76 % от общей численности осужденных; осуждены два раза – 204 115 человек, что составляет 26,34 % от общей численности осужденных, при этом из них ранее не отбывали лишение свободы – 54 987 человек; осуждены три раза и более – 218 674 человека, что составляет 28,22 % от общей численности осужденных, при этом из них ранее не отбывали лишение свободы – 22 948 человек;

2) высокий уровень заболеваемости осужденных: больные активной формой туберкулеза – 35 852; психическими расстройствами – 62 389; ВИЧ-инфицированные – 55 444; наркоманией – 57 829;

3) высокий уровень смертности осужденных: умерших в результате суицида – 586; умерших от заболеваний – 3608, в том числе от туберкулеза – 586.

К тому же количество зарегистрированных преступлений за 2011 г. во всех исправительных учреждениях УИС России составляет 616, из них 515 совершены в исправительных колониях, что составляет 83,6 % от всех зарегистрированных преступлений в указанный период, при этом в тюремных условиях уровень преступности приближен к нулю.

Статистические данные о состоянии преступности в исправительных учреждениях России за январь-сентябрь 2011 года

Высокие показатели негативных последствий лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных и уровень преступности в исправительных колониях, свидетельствуют о низкой эффективности исправительных учреждений, исполняющих лишение свободы при организации их деятельности по отрядной системе.

Влияние наказания на конкретных людей неодинаково. Абсолютно верного рецепта, который дал бы желательный эффект (в смысле непосредственного сокращения преступности), не существует. И хотя на данном этапе отнюдь не каждый преступник исправляется и перевоспитывается после примененного к нему наказания, это не значит, что наказание неэффективно в целом, что от него нужно или можно отказаться в пользу каких-либо других мер. Такие меры еще не разработаны, а издержки назначения наказания в виде, например, рецидива преступлений, пока неизбежны. В свое время И. И. Карпец, проводя параллель с наказанием, образно сказал, что еще никто не отказывался от медицины из-за того, что люди умирают в больницах^[268]. И если говорить о рецидиве, то необходимо ответить на вопрос, почему наказание во многих случаях неэффективно и влечет за собой множество негативных последствий. В связи с этим, не следует отказываться от института наказания в целом, но необходимо его совершенствовать для сведения к минимуму выявленных негативных последствий лишения свободы.

Итак, на основании проведенного исследования можно сделать следующие выводы:

1. Институт лишения свободы противоречив и обусловливает наступление неоднозначных результатов изменения в общественных отношениях. Эти результаты выступают в качестве последствий разрешения указанных противоречий применения наказаний, связанных с лишением свободы, которые разделяются на положительные (позитивные) и отрицательные (негативные).

2. Негативные последствия исполнения лишения свободы представляют собой результаты изменений общественных отношений, возникших между осужденным и обществом в ходе исполнения лишения свободы, которые являются следствием ограничения прав и свобод осужденного, не входящих в содержание наказаний, связанных с лишением свободы.

3. Ограничение осужденного в праве на свободу выбора общения с другими людьми, что является элементом конституционного права на личную свободу (ст. 22 Конституции РФ), порождает такие негативные последствия исполнения лишения свободы, как отрыв осужденных от родственников, семьи, обычных коллективов, распад семей, вызванный фактом отбывания наказания, невозможность удовлетворения физиологических потребностей, в том числе половых, а также вынужденное пребывание в среде преступников.

4. Ограничение осужденного в конституционном праве свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию (ст. 37 Конституции РФ) влечет за собой потерю квалификации и специальности, приобретенной им до осуждения. К числу негативных последствий лишения свободы относится отсутствие возможности у значительного числа осужденных работать по специальности, приобретенной ими на свободе, в исправительных учреждениях.

5. Ограничение осужденного в конституционном праве на охрану здоровья и медицинскую помощь (ст. 41 Конституции РФ) влечет такое негативное последствие лишения свободы, как существование реальной угрозы получения заболевания во время отбывания лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных.

6. Негативные последствия, наступающие при исполнении лишения свободы, а также обстоятельства постпенитенциарного характера неизбежно ведут к увеличению уровня рецидивной преступности, которая является основным показателем итоговой оценки результативности и эффективности наказаний, связанных с лишением свободы.

Показатели негативных последствий лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных (вынужденное пребывание в среде преступников, влекущее рост рецидивной преступности; высокий уровень заболеваемости, в том числе и активным туберкулезом; высокий уровень смертности, в том числе в результате суицида), свидетельствуют о низкой эффективности организации исправительных учреждений, исполняющих лишение свободы, по отрядной системе.

§ 2. Тюремное заключение на срок или бессрочно как вид уголовного наказания

Выявленные в процессе исследования негативные последствия лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных, закономерности развития лишения свободы в Российском государстве, где тюремное заключение на протяжении многих веков являлось традиционной формой исполнения лишения свободы, а также несостоятельность терминологии понятия «лишения свободы» с точки зрения законодательной техники, – все это позволяет рассматривать лишение свободы как видовое понятие наказания, выражающееся прежде всего в тюремном заключении как самостоятельном виде наказания.

По состоянию на сентябрь 2011 г., в России функционирует всего 1044 исправительных учреждения, из них 662 исправительные колонии и 7 тюрем. Лимит наполнения исправительных колоний составляет 672 311 человек, при этом наполнение от лимита на сентябрь 2011 г. – 115,28 %, в свою очередь, лимит наполнения тюрем – 3167 человек, при этом наполнение от лимита на сентябрь 2011 г. – только 37,29 %.

Сведения о лимите наполнения исправительных колоний и тюрем в России на сентябрь 2011 года

Из приведенной статистики следует, что большинство осужденных отбывают наказание в исправительных колониях с коллективным содержанием, в которых наблюдается значительное переполнение возможного лимита содержания осужденных.

Переполнение исправительных колоний затрудняет управление колониями, приводит к концентрации значительного количества отрицательной части осужденных, уменьшению возможности профилактической работы по предупреждению правонарушений среди осужденных. Об этом свидетельствуют статистические данные о состоянии преступности в исправительных учреждениях в России за январь-сентябрь 2011 г., где отражено, что количество зарегистрированных преступлений во всех исправительных учреждениях УИС России составляет 616, из них 515 совершены в исправительных колониях, что составляет 83,6 % от всех зарегистрированных преступлений в указанный период. При этом учтены данные по отдельным видам преступлений в исправительных колониях: убийства – 7, что составляет 77,8 % от зарегистрированных убийств во всех исправительных учреждениях УИС России за январь-сентябрь 2011 г.; умышленные причинения тяжкого вреда здоровью – 23 (76,7 %); захват заложников – 1 (100 %); массовые беспорядки – 1 (50 %); побеги из мест лишения свободы – 129 (95,6 %); уклонения от отбывания лишения свободы – 17 (94,4 %); дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества – 2 (50 %); умышленное уничтожение или повреждение имущества – 1 (100 %); иные преступления – 334 (62,7 %).

Сравнительные статистические данные о состоянии преступности в исправительных колониях и тюрьмах за январь-сентябрь 2011 г., позволяют сделать вывод о том, что большинство преступлений совершается в исправительных колониях с коллективным содержанием осужденных, при этом в тюремных условиях уровень преступности приближен к нулю (0,6 %).

Излишняя переполненность исправительных колоний обусловливает проживание осужденных в общежитиях с ухудшенными коммунально-бытовыми условиями: осужденные не обеспечиваются положенными нормами жилой площади (размещение осужденных на двух– и трехъярусных кроватях), что отрицательно сказывается на их физическом здоровье.

Большой раздел Европейских тюремных правил посвящен медицинскому обеспечению заключенных, независимо от вида учреждения. Часть III «Здоровье» содержит рекомендации по организации этого направления деятельности учреждений, о медицинском персонале и его обязанностях, стационарном обслуживании и оказании психиатрической помощи. Тюремная администрация обязана заниматься охраной здоровья всех заключенных (п. 39). В условиях коллективного содержания осужденных в исправительных колониях, крайне затруднителен индивидуальный подход к определению состояния физического здоровья каждого осужденного.

Проживание в общежитиях, правовая и физическая незащищенность от произвола отрицательно направленных группировок ввергают осужденного в психическую и психологическую напряженность, негативное стрессовое состояние из-за боязни расправы, от которой защищаться ему в условиях проживания большого количества осужденных невозможно. Во многих случаях такое состояние ведет к тяжким психическим заболеваниям осужденных.

Европейские тюремные правила регламентируют и психическое здоровье осужденных:

п. 47.1. Специализированные исправительные учреждения, находящиеся под медицинским контролем, должны быть доступны для проведения наблюдения и лечения заключенных, страдающих от психических болезней или психических расстройств;

п. 47.2. Медицинские службы исправительного учреждения должны проводить психиатрическое лечение всех заключенных, которые нуждаются в подобном лечении, и особое внимание обращать на предупреждение самоубийств.

Проведение индивидуального психотерапевтического наблюдения осужденных невозможно при существующей отрядной системе содержания осужденных в исправительных колониях.

Недостатком коллективного содержания также является то, что осужденные, проживающие в общежитиях, оказываются беззащитными от террористических посягательств на их жизнь и здоровье со стороны отрицательной части осужденных. Введение локальных зон не решило проблемы правовой защищенности осужденных и сотрудников колонии от преступных посягательств со стороны представителей криминогенных групп, ослабило надзор и возможности предупреждения правонарушений.

Большое количество осужденных, проживающих в общежитии колонии и сравнительно свободное передвижение в его пределах, привели к появлению «воровских» группировок, устанавливающих «свои» лагерные законы поведения осужденных и подчинения «воровским» кланам большинства осужденных путем применения насилия, расправы над «инакомыслящими».

В крупных исправительных колониях с изолированными участками практически не представляется возможным осуществлять постоянный надзор за осужденными, особенно в ночное время.

Недостатком исправительных колоний также является то, что отсутствует возможность раздельного содержания различных категорий осужденных, организации дифференцированного материально-бытового обслуживания, отдыха, работы.

В подобных колониях практически отсутствует индивидуально-воспитательная работа с осужденными. Постоянной индивидуальной работе с ними мешает и вывод за пределы колоний штабов, руководства служб, отделов.

Такие негативные последствия применения лишения свободы, как вынужденное нахождение в среде преступников, наличие реальной угрозы получения заболевания во время отбывания наказания, имеют непосредственное отношение к исправительным колониям с коллективной формой содержания осужденных.

Перечисленные негативные последствия лишения свободы и недостатки исправительных колоний свидетельствуют о том, что тюрьма как вид исправительного учреждения по исполнению наказаний в отношении лиц, лишенных свободы, имеет перед колониями определенные преимущества.

Традиционное место отбывания лишения свободы в виде исправительных колоний с коллективным содержанием осужденных не отвечает современным потребностям уголовно-исполнительной системы и требует поэтапной замены на исправительные учреждения в виде тюрем.

Несмотря на то, что в системе исправительных учреждений России, наряду с исправительными колониями уже существуют предложенные нами тюрьмы нового образца, которые могут стать основным местом отбывания лишения свободы, поэтому целесообразно рассматривать тюремное заключение как самостоятельный вид уголовного наказания.

Мы считаем, что замена исправительных колоний на тюрьмы является не механическим изменением одного вида исправительного учреждения на другое, а привносит в систему уголовных наказаний новый вид – тюремное заключение на срок или бессрочно, отменяя тем самым лишение свободы на определенный срок и пожизненное лишение свободы, а также схожий по содержанию вид наказания – арест.

Тюремное заключение, по нашему мнению, станет основной мерой нейтрализации выявленных негативных последствий применения лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных. 41 % опрошенных сотрудников исправительных учреждений, исполняющих лишения свободы, отмечают, что нахождение осужденного в большой среде других осужденных (отрядная система) является негативным фактором, а 55 % – указывают, что существующую систему коллективного содержания осужденных следует заменить тюремным содержанием, чтобы нейтрализовать отрицательные последствия лишения свободы.

В научной литературе встречаются как сторонники данной идеи, так и ее противники. Например, М. Г. Детков выступает противником тюремного заключения, поскольку считает, что одиночное содержание осужденных показало свою несостоятельность и должно быть исключено при исполнении длительного лишения свободы, ибо человек может развиваться только в постоянном общении с другими^[269].

В то же время М. Г. Детков признает, что и казарменная система содержания осужденных, особенно при длительных сроках, не может быть признана вполне приемлемой. Нахождение в одном помещении больших по численности групп осужденных, у многих из которых имеются серьезные отклонения в психике, отсутствуют навыки общения, у отдельных возникают неприязненные отношения, создает обстановку постоянного внутреннего напряжения, порождает конфликты, разрешение которых нередко приводит к тяжким последствиям. Типовые проекты исправительных учреждений явно устарели, хотя по ним в последние годы строятся лишь единицы учреждений.

М. Г. Детков в качестве одного из направлений реформирования УИС, предлагает создание исправительных комплексов на базе существующих в настоящее время управлений в субъектах РФ, плановую реконструкцию жилых помещений исправительных учреждений по комнатной системе содержания осужденных для их свободного общения во время, определенное Правилами внутреннего распорядка^[270].

Однако покомнатное содержание осужденных уже является атрибутом не исправительных колоний, а тюремного содержания.

Сторонниками тюремного содержания осужденных, отбывающих лишение свободы, являются С. И. Дементьев и В. А. Фефелов. Так, С. И. Дементьев твердо убежден в необходимости реформирования всей уголовно-исполнительной системы в сторону перехода к содержанию осужденных к лишению свободы в тюремных условиях, аргументируя это тем, что исправительные колонии не выдержат конкуренции в организации трудового использования осужденных^[271].

В. А. Фефелов утверждает, что тюрьма – это наиболее цивилизованный вид учреждения для исполнения наказания в виде лишения свободы^[272].

История развитых государств подтверждает, что наиболее цивилизованным учреждением по исполнению уголовного наказания в отношении осужденных к лишению свободы, отвечающим Минимальным стандартным правилам обращения с заключенными, является тюрьма.

Тюрьма, по определению В. А. Фефелова, это более компактное сооружение. В одном комплексе зданий размещаются помещения одиночного камерного содержания осужденных, помещения для организации труда, отдыха, проведения культурно-оздоровительных мероприятий, камера для водворения нарушителей режима, контрольно-пропускной пункт. В одном комплексном сооружении создаются более надежные и менее дорогостоящие сооружения по обеспечению охраны тюрьмы, лучшие условия для организации надзора за осужденными по предупреждению с их стороны правонарушений, а также осуществления водоснабжения, канализации, отопления, благоустройства тюрьмы, размещение объектов для служб и администрации тюрьмы, комнат свиданий с родственниками^[273].

H. С. Таганцев считал, что тюрьма, с одной стороны, может дисциплинировать заключенного, расширить его нравственный и умственный кругозор, приучить его к труду, порядку, а с другой – она должна быть репрессивна, неминуемо причиняя нравственные и физические страдания^[274].

И. Я. Фойницкий выделял следующие специфические, отличительные признаки тюремного заключения и тюрем, показывавшие их высокую значимость и достоинства:

I. Тюремное заключение обладает большей гибкостью или делимостью по срокам, объему правоограничений, средствам воздействия на заключенных и количеству составов преступлений, за совершение которых оно применяется, по сравнению со ссылкой, которая преимущественно назначается пожизненно или на большой срок за преступления небольшой тяжести.

2. Гибкость тюремного заключения сообщает ему высокую степень индивидуализации исполнения наказания в отношении каждого конкретного заключенного.

3. Тюремное заключение может прибегать не только к мерам материального или физического воздействия на заключенного, но и мерам духовного или психического воздействия, представляясь наказанием более гуманным, чем смертная казнь или телесные наказания.

4. Тюремное заключение, благодаря своей гибкости и разнообразию находящихся в его распоряжении средств, пригодно для достижения самых разнообразных целей наказания: устрашения, безопасности и профилактики совершения заключенными новых преступлений.

5. Тюремное заключение есть мера экономичная, так как привлечение заключенных к труду может возместить значительную часть государственных расходов на их содержание^[275].

И. Я. Фойницкий указывал также на недостатки тюремного заключения как наказания и тюрем как учреждений его исполнявших, приводимые противниками тюремного заключения:

1. Тюрьма позорит человека, и из дверей ее выходят люди, отверженные обществом, следовательно, тюрьма создает бесправие и социальное неравенство.

2. Тюрьма «держит» узника в четырех стенах, заставляя его здесь же и работать, отказывая ему в семье и подрывая семейные связи, составляющие один из главнейших устоев государства, тогда как ссылка, например, предполагает наружные работы и допускает семью.

3. Проведение тюремной реформы крайне затруднительно ввиду ее дороговизны, а также высоких личностных требований, предъявляемых к персоналу^[276].

Обладая высокими карательными свойствами, тюремное заключение есть, прежде всего, наказание. Оно должно быть репрессивно, и весьма важно избегать такого ложного убеждения, что во что бы то ни стало необходимо улучшить участь осужденных, забывая, что при этом тюрьма могла бы стать наградой вместо кары. В связи с этим тюрьма не должна превращаться ни в общественную школу, где ученик остается до сдачи экзамена, ни в общественную больницу, где больной остается до выздоровления. Однако содержание в тюрьме имеет в своем распоряжении запас времени, который используется для достижения целей наказания. Высокая и весьма реальная опасность рецидива обязывает ее по преимуществу обратить внимание на предупреждение со стороны осужденных преступлений как во время отбывания тюремного заключения, что достигается главным образом мерами безопасности, так и после отбытия наказания, что предполагает применение мер по исправлению преступника. По успеху такого предупреждения судят и о достоинствах того или иного места лишения свободы.

Обоснование целесообразности введения нового вида уголовного наказания в виде тюремного заключения и конструирование его теоретической модели, может послужить для дальнейшей разработки идей Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года, при этом необходимо отметить следующие противоречия в реализации ее положений:

1. На настоящий момент остается под вопросом, какими тюрьмами будут заменены исправительные колонии, произойдет ли возвращение к «старой» тюрьме или это будет тюрьма нового образца европейского типа.

2. Одним из направлений реформирования системы учреждений, исполняющих наказания в виде лишения свободы, предполагается прекращение коллективного содержания осужденных, но модели тюрьмы отсутствуют. Если предположить, что тюрьма нового образца будет соответствовать евростандартам, то условия «евротюрьмы» достаточно комфортные, а содержаться там будут самые криминальные элементы общества.

3. Концепция развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года предусматривает положение о замене исправительных колоний тюрьмами, но в ней отсутствует положение о строительстве новых тюремных учреждений, при этом существующие исправительные учреждения не поддаются реконструкции под тюрьмы нового образца.

4. Тюрьма нового образца в соответствии с европейскими стандартами предполагает одиночное содержание осужденных в ночное время и возможность их общения между собой днем, а не комнатное содержание осужденных по несколько человек, как это планируется для российской тюрьмы.

5. В соответствии с Минимальными стандартными правилами обращения с заключенными, условия тюрьмы предполагают не менее 1 часа физических упражнений на свежем воздухе (ст. 21.1), возможность регулярно общаться с их семьями и друзьями (ст. 37), каждое заведение должно иметь библиотеку для культурного развития осужденных (ст. 40), санитарные установки должны быть достаточными для каждого осужденного (ст. 12) и другие правила, которые должны соблюдаться в условиях российской тюрьмы нового образца, поскольку речь идет об обязательном соблюдении естественных прав человека.

При переходе от исправительных колоний к тюрьмам необходимо соблюдать все европейские стандарты в отношении осужденных, поскольку Россия является членом Совета Европы, используя опыт зарубежных стран и историческое формирование тюремных систем.

Опыт исполнения наказания в тюрьмах зарубежных стран подтверждает, что в тюрьме возможно организовать раздельное содержание различных категорий осужденных и раздельное их материально-бытовое обслуживание, отдых, социальные связи, а также труд на современном механизированном производстве в небольших цехах.

С. В. Познышев предложил следующую классификацию тюремных систем:

1) одиночное заключение;

2) общее заключение;

3) прогрессивная англо-ирландская система;

4) система американских реформаториев^[277].

Одиночное заключение появилось в конце XVIII в. в Америке и названо пенсильванской системой. Пенсильванская (филадельфийская) система – это система полного разъединения арестантов друг от друга на все время заключения, но с работами, школьными занятиями и посещением заключенных в кельях.

Осуществление поиска лучшей пенитенциарной системы привело европейские государства к использованию возможностей оборнской системы. Оборнская система общего заключения, разъединяя арестантов на ночь, заставляла их днем работать в общих мастерских, но с безусловной обязанностью молчания и частыми жестокими наказаниями. В России в XIX в. одиночное тюремное заключение осуществляется по оборнской системе, но в облегченном варианте, без молчания.

Пенсильванская и оборнская тюремные системы не смогли решить воспитательных задач наказания. Поиски решения такой задачи привели к так называемой прогрессивной англо-ирландской системе отбывания наказания. Суть этой системы заключается в поэтапном изменении условий отбывания наказания в зависимости от поведения осужденного в сторону расширения либо ограничения правового положения.

Прогрессивная система сразу обнаружила свои преимущества перед пенсильванской и оборнской системами и получила широкое распространение в европейских государствах. Элементы прогрессивной системы присутствовали и в российских каторжных тюрьмах.

Во второй половине XIX в. продолжались поиски различных вариантов исполнения наказания в виде лишения свободы с использованием прогрессивной системы отбывания наказания. В этот период в США был создан новый вид исправительного учреждения: молодежный реформаторий, который сочетал в себе все атрибуты тюрьмы и воспитательного учреждения. Средствами исправительного воздействия в реформаториях выступали труд, общеобразовательное обучение, профессиональное обучение, военная подготовка.

По мнению С. В. Познышева, по сравнению с приведенными системами, прогрессивная система английского и ирландского типа бесспорно является лучшей. Исправление представляет собой сложную цель, которая может осуществляться лишь постепенно. Необходимо разложить ее на ряд частных целей, путем достижения которых арестант мог бы понемногу изменяться в желательном направлении^[278].

Используя опыт исторических тюремных систем, для нейтрализации негативных последствий применения лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных и повышения эффективности тюремного заключения как самостоятельного вида уголовного наказания, необходимо исполнять этот вид наказания в тюрьмах нового образца и предусмотреть в них поэтапное изменение условий содержания в зависимости от поведения осужденного и сроков фактического отбытия наказания:

1) одиночное (круглосуточно);

2) малыми группами с помещением на ночь в одиночные камеры;

3) полузакрытое размещение (по типу колоний) – режим переходной тюрьмы.

По прибытии в тюрьму осужденного необходимо поместить в условия круглосуточного одиночного содержания в камере под замком для осмысления и раскаяния в содеянном преступлении, психологического и физиологического восприятия уголовного наказания в виде тюремного заключения, изоляции от условий свободной жизни человека.

И. Я. Фойницкий утверждает, что при одиночном заключении, тюрьма становится наказанием достаточно строгим даже для тяжких преступников. Оно предупреждает побеги лучше всякой другой системы заключения. Делая невозможным заведение знакомств, оно защищает тюремное начальство от заговоров арестантов, а арестантов – от опасности быть узнанными. Предоставленный самому себе, арестант начинает размышлять о своем прежнем поведении и, таким образом, видя, что оно не привело его к добру, будет стремиться к исправлению. Во всяком случае, огражденный от посторонних влияний отрицательного тюремного населения, он не выйдет из тюрьмы хуже, чем поступил в нее^[279].

Одиночное заключение позволяет:

– изучать индивидуально каждого осужденного и применять меры воспитательного характера, учитывая индивидуальные особенности каждого;

– быстро укрощать самые строптивые характеры, успокаивать агрессивно настроенных прибывших осужденных;

– сохранять осужденному свое человеческое достоинство, чувство чести и индивидуальной ответственности;

– настраиваться на размышления, пробуждающие раскаяние и его нравственное возрождение;

– облегчить моральное влияние работы, образования, религиозных обрядов, чтения и т. д.;

– предупредить влияние лиц отрицательной направленности.

Полное изолирование совершенно излишне, поскольку предотвращая общение с другими осужденными, необходимо расширить возможность общения с родственниками, друзьями и коллективом, то есть с привычным до осуждения кругом общения, чтобы он по-прежнему осознавал себя как член общества и не произошел разрыв социально полезных связей.

Однако одиночное заключение не может продолжаться долгое время (при помещении в тюрьму, срок содержания в одиночной камере не может быть более одного месяца), поскольку делает осужденного пассивным, не поддерживая в нем постоянного соревнования, возможного только при общении с другими людьми.

Особенно тяжело одиночное заключение чувствуется на первых порах, затем осужденный перестает чувствовать его с прежней силой, а при долгом заключении часто даже свыкается с ним. Однако противоестественное состояние вынужденного одиночества вызывает в дальнейшем озлобление, а также нервные расстройства и даже психические заболевания.

Находясь в одиночном заключении, осужденный начинает вести себя хорошо, потому что он поставлен в физическую невозможность нарушать установленные обществом правила, но это не свидетельствует об исправлении, поскольку предполагает борьбу с искушениями и победу над ними.

Крайне опасно помещать осужденного из условий крайней несвободы в состояние полной свободы, поскольку в камере одиночного содержания осужденный находится вне всяких искушений, а попадая в свободное общество, он не способен самостоятельно бороться с ними.

Задача тюремного заключения – подготовить осужденного к жизни на свободе, научить его бороться с соблазнами, приучить его сдержанно, с самообладанием и уважением относиться к другим людям, входя с ними в разнообразные общественные отношения.

А для этого необходимо поместить его в среду других осужденных и дать ему возможность с ними общаться, приняв при этом меры предосторожности и подчинив это общение определенным правилам.

В связи с этим, следующим этапом содержания осужденного в тюрьме должно являться содержание осужденных малыми группами с помещением на ночь в одиночные камеры. Возможность общения осужденных между собой должна достигаться путем соответствующего построения тюрьмы, когда камера рассчитана на одного, но секционное расположение камер позволяет во время отдыха 10–12 осужденным находиться вместе в одной секции, общаться, смотреть телевизор, читать, а также позволяет совместно работать.

С точки зрения С. В. Познышева, ночное разъединение арестантов – вот первая черта рациональной тюремной системы. Он убежден в безусловной недопустимости общих камер, в которых арестанты по несколько человек, или даже по несколько десятков человек, помещались бы на одну ночь^[280].

Совместное содержание в общих камерах облегчает осужденным коллективные побеги, совершение действий, направленных на дезорганизацию исправительного учреждения, учинение массовых беспорядков. При нем неизбежны кражи осужденных друг у друга, азартные игры, преступления против жизни и здоровья. Также при совместном содержании осужденных даже небольшими группами неизбежно дальнейшее образование опасных и глубоко развращающих тюремных традиций и порабощение наиболее сильными осужденными других преступников.

Осужденному трудно, а часто и невозможно, сохранять чувство чести и личного достоинства в преступном коллективе. Ему сложно в таких условиях быть податливым на какое-либо доброе влияние. В то же время каждому осужденному необходимо иметь «свой угол», где бы он мог подумать, почитать, побыть наедине с собой, написать письмо, посмотреть на фотографию дорогого человека,

чувствовать себя скрытым от глаз толпы и защищенным от чужих глупых выходок и насилия.

Наконец, нельзя не заметить, что в общих камерах различные эпидемиологические болезни распространяются более интенсивно, чем при ночном разделении осужденных, да и борьба с ними в таких условиях затруднена.

При этом необходимо учитывать, что одним из направлений реформирования системы учреждений, исполняющих наказания в виде лишения свободы, является раздельное содержание осужденных к лишению свободы, способных к ресоциализации, с учетом тяжести и общественной опасности совершенных ими преступлений, сведений об их личности, поведения в местах лишения свободы, отношения к совершенному преступлению с одной стороны и осужденных, совершивших особо тяжкие преступления, прочно усвоивших и распространяющих элементы криминальной среды – с другой.

Следующим этапом тюремного содержания осужденных при условии надлежащего поведения и отбытии назначенного срока не менее 1/3 с целью подготовки к освобождению, должно быть полузакрытое размещение осужденных (по типу колоний) с возможностью последующего условно-досрочного освобождения, то есть режим переходной тюрьмы. Только при осуждении на срок не менее 3 лет есть необходимость в этой стадии наказания, при этом минимум пребывания на этой стадии не должен быть менее 6 месяцев.

Следует признать, что исправительные колонии имеют право на существование в перспективе развития исполнения уголовных наказаний, сопряженных с лишением свободы, но не как основное место исполнения лишения свободы, а как исправительное учреждение для исполнения заключительного этапа тюремного заключения на срок или бессрочно.

Предложенная модель тюрьмы нового образца с поэтапным изменением условий содержания осужденных: одиночное (круглосуточно), малыми группами с помещением на ночь в одиночные камеры, заключительный этап тюремного заключения – содержание осужденных в исправительной колонии полуоткрытого типа; вполне осуществима для российской системы исполнения тюремного заключения, но сроки тюремного заключения должны быть значительно сокращены в связи с ужесточением наказания. Единственным весомым аргументом против предложенной модели тюрьмы нового образца может быть дорогостоящее финансовое сопровождение для обеспечения данной идеи, но переход на новую систему содержания осужденных должен осуществляться постепенно, на протяжении нескольких десятилетий.

Предложения по совершенствованию действующего уголовного законодательства РФ: статью 56 УК РФ изложить в следующей редакции:

«Статья 56. Тюремное заключение на срок или бессрочно

1. Тюремное заключение состоит в строгой изоляции осужденного от общества путем направления его в тюрьму общего, усиленного и особого режима или лечебно-исправительное учреждение (покамерно) на срок или бессрочно, а для отбывания заключительного этапа (при отбытии не менее 1/3 назначенного срока) – в исправительную колонию (учреждение полуоткрытого типа) с коллективным содержанием.

2. Тюремное заключение на срок или бессрочно составляет ограничения в свободе передвижения, выборе места жительства и работы, праве избирать и быть избранным, праве на объединения, свободу собраний, праве на участие в управлении делами государства и на равный доступ к государственной службе, праве на участие в отправлении правосудия.

3. Тюремное заключение устанавливается на срок от двух месяцев до пятнадцати лет. В случае частичного или полного сложения сроков тюремного заключения, при назначении наказаний по совокупности преступлений, максимальный срок не может быть более двадцати лет, а по совокупности приговоров – более двадцати пяти лет.

4. Тюремное заключение может назначаться бессрочно за совершение особо тяжких преступлений, посягающих на жизнь, а также за совершение особо тяжких преступлений против общественной безопасности.

5. Тюремное заключение не назначается бессрочно женщинам, а также лицам, совершившим преступления в возрасте до восемнадцати лет, и мужчинам, достигшим к моменту вынесения приговора шестидесятипятилетнего возраста».

На основании вышеизложенного, можно сделать следующие выводы:

1. Выявлены недостатки коллективного содержания осужденных и негативные последствия лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных: высокий уровень преступности в колониях, ухудшение физического и психического здоровья осужденных, посягательства на жизнь и здоровье осужденных со стороны отрицательно направленного спецконтингента, развитие элементов тюремной субкультуры, отсутствие возможности раздельного содержания различных категорий осужденных, отсутствие индивидуальной воспитательной работы, вынужденное нахождение в среде преступников, существование реальной угрозы получения заболевания во время отбывания наказания.

2. Традиционное место отбывания лишения свободы в виде исправительных колоний с коллективным содержанием осужденных не отвечает современным потребностям уголовно-исполнительной системы и требует поэтапной замены на исправительные учреждения в виде тюрем.

3. Тюремное заключение будет являться основной мерой нейтрализации выявленных негативных последствий применения лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных.

4. При разрешении вопроса о том, какими тюрьмами будут заменены исправительные колонии, произойдет ли возвращение к «старой» тюрьме или это будет тюрьма нового образца европейского типа, необходимо руководствоваться тем, что Россия является членом Совета Европы и при переходе от исправительных колоний к тюрьмам, следует соблюдать все европейские стандарты в отношении осужденных.

5. Используя опыт исторических тюремных систем для нейтрализации негативных последствий применения лишения свободы с коллективной формой содержания осужденных и повышения эффективности тюремного заключения целесообразно исполнять лишение свободы в тюрьмах нового образца и предусмотреть в них поэтапное изменение условий содержания, в зависимости от поведения осужденного и сроков фактического отбытия наказания:

1) одиночное (круглосуточно);

2) малыми группами с помещением на ночь в одиночные камеры;

3) заключительный этап тюремного заключения – содержание осужденных в исправительной колонии полуоткрытого типа.

6. В перспективе развития наказаний, сопряженных с лишением свободы, исправительные колонии, наряду с тюрьмами, необходимы для их исполнения, но не как основной вид исправительного учреждения, исполняющего лишение свободы, а для исполнения заключительного этапа тюремного заключения с полуоткрытым содержанием осужденных.

7. Предложенная нами конструкция теоретической модели такого самостоятельного вида уголовного наказания, как тюремное заключение, в перспективе развития института лишения свободы как видового понятия наказания, может послужить для развития и практической реализации идеи Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года о замене исправительных колоний тюрьмами.

§ 3. Исправительная колония как исправительное учреждение

для отбывания заключительного этапа тюремного заключения

В перспективах развития института лишения свободы как видового понятия наказания нами была предложена конструкция теоретической модели самостоятельного вида уголовного наказания – тюремного заключения на срок или бессрочно. При этом мы считаем, что исправительная колония имеет право на существование в будущем, наряду с тюрьмой, но не как основное место отбывания лишения свободы, а как исправительное учреждение, предназначенное для отбывания заключительного этапа тюремного заключения.

Что касается зарубежного опыта, то во второй половине XX в. в большинстве стран сложилась многоступенчатая система учреждений для исполнения наказания в виде лишения свободы, включая тюрьмы четырех-пяти видов режима, или уровней безопасности: супермаксимального; «А» (максимального уровня); «В» (среднего); «С» (минимального, полуоткрытые учреждения, или тюрьмы «на полпути к свободе»); «Д» (открытые тюрьмы, или тюрьмы для подготовки к освобождению).

Главным отличием каждого вида тюрьмы является степень изолированности заключенных от внешнего мира и других заключенных тюрьмы.

Полуоткрытые и открытые тюрьмы являются составными элементами тюремной системы европейского государства. Существенное различие между ними заключается в том, что в полуоткрытых тюрьмах содержатся как по приговору суда, так и в качестве меры поощрения. В открытые тюрьмы направляются заключенные, отбывавшие наказание в учреждениях других уровней изоляции, для подготовки к освобождению. Цель и задачи функционирования полуоткрытых тюрем, с одной стороны, отделить преступников (представляющую меньшую угрозу для общества) от основной массы заключенных, а с другой – завершить процесс исправительного воздействия на заключенных и подготовить их к возвращению в общество. Подготовка к освобождению – единственная и главная цель открытых тюрем.

Полуоткрытые и открытые тюрьмы – это выражение прогрессивной, поэтапной системы отбывания наказания в виде лишения свободы, один из способов стимулирования правопослушного поведения осужденных.

Существует определенное сходство между европейскими полуоткрытыми тюрьмами и колониями-поселениями ФСИН России для осужденных за преступления, совершенные по неосторожности, умышленные преступления небольшой и средней тяжести:

– и в тех, и в других учреждениях содержатся правонарушители, представляющие меньшую угрозу для общества;

– режим содержания предусматривает относительную свободу передвижения внутри учреждения, а за его пределами либо с разрешения администрации, либо под ее контролем.

Также можно провести аналогию между открытыми тюрьмами и колониями-поселениями, в которых отбывают наказание осужденные, переведенные из колоний общего и строгого режима на основании ч. 2 ст. 78 УИК РФ:

– и в те, и в другие учреждения направляются положительно характеризующиеся осужденные;

– условием перевода является отбытие определенной части срока наказания, назначенного судом;

– режим содержания в открытых тюрьмах и колониях-поселениях указанного вида предусматривает отсутствие охраны, свободное передвижение по территории колонии, а с разрешения администрации – за ее пределами, проживание в специально предназначенных общежитиях, организацию труда как в учреждении, так и вне его, возможность обучаться в образовательных учреждениях высшего и среднего профессионального образования.

Действующий УК РФ указывает на то, что колонии-поселения являются исправительными учреждениями, где осужденные отбывают наказание в виде лишения свободы на определенный срок (ст. 74 УК РФ). По состоянию на 1 апреля 2011 г., в 160 колониях-поселениях отбывало наказание 48,3 тыс. человек, что составляет около 6 % от количества человек, содержащихся в учреждениях УИС.

Создание колоний-поселений как вида исправительных учреждений (Указом Верховного Совета РСФСР в 1963 г.), стало результатом поиска таких мер воздействия на преступников, которые при достаточно высоком уровне кары, присущем наказанию в виде лишения свободы, не имели бы свойственных ему негативных последствий или были бы минимальными.

Очевидно, что длительная изоляция осужденных в охраняемых исправительных колониях, вынужденное общение с криминогенной средой не проходят для них бесследно в нравственно-психологическом аспекте. Чем продолжительнее срок отбываемого наказания, тем более глубокими могут быть негативные личностные изменения осужденного.

Однако ни в настоящее время, ни в обозримом будущем общество не сможет обойтись без применения к человеку, преступившему закон, такой меры наказания, как лишение свободы. Тем актуальнее становится задача нейтрализации негативных последствий лишения свободы или его замена иными, альтернативными уголовно-правовыми мерами. Институт колоний-поселений в решение этой задачи приобретает особо важное значение.

В то же время, несмотря на практическую значимость исправительных учреждений в виде колоний-поселений, в науке уголовного права сравнительно давно обозначена проблема относительно юридической природы института колоний-поселений.

Следует заметить, что в литературе появлялись самые разные суждения на юридическую природу рассматриваемого вида наказания. В частности, А. Е. Наташев и Н. А. Стручков высказались против признания колоний-поселений местами лишения свободы^[281].

Со всей категоричностью по поводу отнесения колоний-поселений к органам, исполняющим наказание в виде лишения свободы, выразил свою точку зрения А. Е. Наташев, заметив, что в колониях-поселениях, несмотря на их принадлежность к ИТУ, отсутствует основной элемент лишения свободы – изоляция от общества свободных людей. Перевод в колонию-поселение он определил как замену неотбытой части лишения свободы более мягким наказанием: ссылкой со специальным режимом^[282].

Д. А. Панков характер перевода в колонии-поселения представил несколько иначе, отнеся этот институт к видам досрочного освобождения от наказания в виде лишения свободы^[283].

Н. Ф. Аблизин и П. Е. Подымов заняли противоположную позицию, утверждая, что правовая природа колоний-поселений и правовые последствия перевода в них осужденных в корне отличаются от порядка применения и последствий замены лишения свободы более мягкой мерой наказания. Они считали, что осужденные, переведенные в колонии-поселения, продолжают отбывать наказание, установленное в приговоре суда (то есть лишение свободы), и речь идет лишь об изменении условий отбывания этого вида наказания.

Эта позиция нашла свою поддержку у большинства специалистов уголовного и исправительно-трудового права того времени, а также у практических работников^[284].

А. В. Маслихин и С. А. Михлин отмечали единство таких уголовно-правовых мер, как условное освобождение из мест лишения свободы и условное осуждение с обязательным привлечением к труду, а также отбывание наказания в колониях-поселениях обоих видов^[285].

Н. А. Стручков одним из перспективных направлений развития системы наказания считал объединение данных институтов в один самостоятельный вид наказания^[286].

Свои сомнения по поводу того, что осужденные после перевода в колонию-поселение продолжают отбывать лишение свободы, высказал и Ю. М. Ткачевский, указывая на то, что если исходить из принятого в юридической литературе определения лишения свободы как принудительной изоляции осужденного от общества в течение установленного приговором суда срока, осуществляемый путем помещения его в предназначенное для этого исправительно-трудовое учреждение, то отбывание наказания в колонии-поселении, нельзя рассматривать как лишение свободы^[287].

Колонии-поселения признавались родственным видом ссылки^[288]. Рядом авторов были высказаны суждения о признании колонии-поселения отдельным видом наказания^[289]. Наконец, создание на базе колоний-поселений ссылки и условного осуждения с обязательным привлечением к труду – новый вид наказания, который можно было назвать «обязательное привлечение к труду»^[290].

Такой широкий спектр точек зрения на юридическую природу колоний-поселений наводит на размышления о том что, признание их в качестве мест лишения свободы действительно нуждается в существенном уточнении.

Вопрос о правовой природе наказания, исполняемого в колониях-поселениях, носит принципиальный характер. От его решения зависит определение путей совершенствования исполнения наказания в колониях-поселениях.

Основным моментом в поиске решения поставленного вопроса выступает анализ сущности лишения свободы и наказания, исполняемого в колониях-поселениях, поскольку выделение своей сущности делает каждый вид наказания самостоятельным правовым явлением, отличным от рядоположенных явлений, прочих видов наказания.

В процессе исследования было выявлено, что сущностью лишения свободы является изоляция осужденного от общества. Из смысла закона вытекает, что сущностью наказания, исполняемого в колониях-поселениях, которые по УК РФ являются одним из видов исправительных учреждений, исполняющих уголовное наказание в виде лишения свободы на определенный срок, также является изоляция осужденного от общества. Но так ли это?

Авторы, исследовавшие деятельность колоний-поселений, утверждающие, что в этих учреждениях исполняется наказание в виде лишения свободы, подчеркивают, что оно осуществляется в условиях специфического режима «полусвободы», отличного от режима иных видов исправительных колоний. Характеризуя этот режим, они обращают внимание на существенное ослабление изоляции от общества в колониях-поселениях, но которая, как они считают, продолжает сохраняться.

Н. Ф. Аблизин и П. Е. Подымов считают, что отсутствие охраны, свободное передвижение в границах всей территории колонии-поселения, командировки за пределы места лишения свободы в значительной мере ослабляют изоляцию от общества, не исключая ее полностью. «Осужденные отбывают оставшийся срок наказания в колонии со строго ограниченными границами ее территории и под постоянным надзором, что характерно для лишения свободы. Изоляция осужденных в колониях-поселениях как средство достижения предупредительных целей наказания обеспечивается следующими требованиями: 1) в ночное время запрещается передвижение заключенных по территории без особого на то разрешения; 2) не реже одного раза в десять дней в установленные дни и часы, заключенные должны являться для регистрации; 3) заключенным запрещается самовольно оставлять территорию колоний-поселений»^[291].

Данные авторы, говоря об изоляции осужденных в колониях-поселениях, имеют в виду их изоляцию от общества. Однако с этим мнением нельзя согласиться. Основные положения ст. 129 УИК РФ указывают на то, что в колонии-поселении содержатся осужденные без охраны, но под надзором администрации, которые могут передвигаться без надзора вне колонии-поселения с разрешения администрации, носить гражданскую одежду, иметь при себе деньги и иные ценности, могут проживать со своими семьями на арендованной или собственной жилой площади на территории колонии-поселения или за ее пределами. Приведенные положения действующего уголовно-исполнительного законодательства свидетельствуют, на наш взгляд, что в законе речь идет не об изоляции осужденного от общества, а об изоляции осужденного от прежнего микросоциального окружения, однако совершенно не отрицается общение со свободными людьми.

Поскольку в колониях-поселениях нет обязательного признака лишения свободы – изоляции от общества, их нередко называют исправительными колониями открытого типа, где осужденные содержатся без охраны, но под надзором администрации. Территория, как правило, огораживается забором с проходной. В часы от подъема до отбоя осужденные пользуются правом свободного передвижения в пределах границ учреждения. За пределами колонии они также могут передвигаться, но с разрешения администрации, если это необходимо по характеру выполняемых ими работ, либо в связи с их обучением.

Таким образом, сущностью наказания, исполняемого в колониях-поселениях, следует признать не изоляцию осужденного от общества, а изоляцию осужденного от прежнего микросоциального окружения. В этом можно найти сходство с исторически известным в России видом наказания в виде ссылки. В качестве сущностного элемента в наказании в виде ссылки можно выделить удаление лица из прежнего места жительства и поселение его в определенной местности.

Статья 2 °Cвода законов уголовных 1866 г. издания предусматривала такой вид наказания, как «ссылка на поселение в Сибирь: степень 1. Ссылка на поселение в отдаленных местах Сибири; степень 2. Ссылка на поселение в местах Сибири, не столь отдаленных»^[292]. Разумеется, что многое в обществе изменилось с того времени, но основная идея ссылки на поселение осталась прежней: дать возможность осужденному сохранить полезные социальные связи, не изолировать от общества, а лишь ограничить его передвижение.

Отказ от такого неотъемлемого элемента наказания в виде лишения свободы, как исключение свободного общения, считает Ф. Р. Сундуров, искажает сущность данного наказания^[293]. И. С. Ной указывает, что без установления запрета в отношении контактов осужденного с внешним миром не может быть и самого понятия лишения свободы^[294].

Несмотря на то, что лишение свободы обладает высокой эффективностью, с точки зрения специального предупреждения, изолированное содержание осужденного влечет за собой и ряд негативных последствий, в числе которых отрицательное влияние замкнутой преступной микросреды на осужденного, прерывание его социально полезных связей и, как следствие, рецидивная преступность.

При анкетировании осужденных 70 % отмечают, что утрата свободы и отрыв от семьи, друзей является для них условием исправительного учреждения, вызывающим у них наибольшие страдания, переживания. 60 % осужденных потерю семьи признают как негативное последствие, вызванное отбыванием наказания в исправительном учреждении.

В предложениях отечественных и зарубежных юристов высказывается мнение, согласно которому, чем ниже степень изоляции в учреждении уголовно-исполнительной системы, тем больше шансов уберечь личность от пагубного воздействия пенитенциарной среды и развить социально полезные связи^[295].

Отбывание наказания в колонии-поселении позволяет в некоторой степени исключить указанные негативные последствия лишения свободы. Возможность общения с родственниками, вольными гражданами, распоряжения личным временем, организации своего быта, а также отсутствие охраны и ограждений, свобода передвижения позволяют говорить не о лишении свободы, а о ее ограничении.

В отличие от исправительных колоний общего, строгого и особого режимов, имеющих охрану и другие указанные атрибуты мест лишения свободы и поэтому относящихся к учреждениям закрытого типа, колонии-поселения охраны и ряда других атрибутов лишения свободы не имеют и, скорее, ограничивают свободу осужденного, чем лишают ее^[296].

Однако в современном уголовном и уголовно-исполнительном законодательстве существует самостоятельный вид наказания в виде ограничения свободы.

Конкуренцию институту колоний-поселений в уголовно-исполнительном праве (исправительно-трудовом) в свое время составлял институт условного осуждения и условного освобождения с обязательным привлечением к труду, затем до 2009 г. – уголовное наказание в виде ограничения свободы с исполнением в исправительных центрах. Н. С. Артемьев и С. А. Лаптев предлагали как один из вариантов решения проблемы реорганизации колоний-поселений переименование исправительных центров в колонии-поселения, а также объединение законодательства по исполнению ограничения свободы и исполнению наказания в колониях-поселениях, его переработку с последующим внесением изменений в гл. 8 УИК РФ, регламентирующую исполнение ограничения свободы. В этом случае исправительные центры перестали бы существовать и формально^[297].

Однако на современном уровне развития уголовного законодательства РФ этот вариант решения проблемы относительно института колоний-поселений не приемлем, поскольку исправительные центры перестали существовать и на законодательном уровне, а уголовное наказание в виде ограничения свободы претерпело существенные изменения, законодателем изменена сущность этого вида наказания.

Федеральным законом от 27 декабря 2009 г. № 377-ФЗ в УК РФ были внесены изменения, в результате которых в соответствии со ст. 53 УК РФ ограничение свободы теперь заключается в установлении судом осужденному следующих ограничений: не уходить из дома (квартиры, иного жилища) в определенное время суток, не посещать определенные места, расположенные в пределах территории соответствующего муниципального образования, не выезжать за пределы территории соответствующего муниципального образования, не посещать места проведения массовых и иных мероприятий и не участвовать в указанных мероприятиях, не изменять место жительства или пребывания, место работы и (или) учебы без согласия специализированного государственного органа, осуществляющего надзор за отбыванием осужденными наказания в виде ограничения свободы. При этом суд возлагает на осужденного обязанность являться в специализированный государственный орган, осуществляющий надзор за отбыванием осужденными наказания в виде ограничения свободы, от одного до четырех раз в месяц для регистрации. Установление судом осужденному ограничений на изменение места жительства или пребывания без согласия указанного специализированного государственного органа, а также на выезд за пределы территории соответствующего муниципального образования является обязательным.

Несмотря на то, что исполнение наказания в колониях-поселениях и современное законодательное закрепление уголовного наказания в виде ограничения свободы не представляют друг другу конкуренции, колония-поселение не лишает осужденного свободы, а ограничивает его в ней, что позволяет рассматривать содержание осужденных в колониях-поселениях (или ссылку на поселение) как самостоятельный вид наказания.

Являясь по действующему законодательству разновидностью исправительных учреждений, исполняющих наказание в виде лишения свободы на определенный срок, институт колоний-поселений приобрел широкое применение в качестве самостоятельного средства реализации уголовной ответственности. Ряд преимуществ, которыми обладает данный институт, позволяет существенно расширить рамки применения мер исправительного воздействия на осужденных, повысить эффективность, сэкономить карательные средства.

Правовая природа исполняемого в колониях-поселениях наказания не соответствует отнесению их к учреждениям, исполняющим лишение свободы, и это является основным противоречием данного института. В качестве разрешения подобного противоречия наиболее оптимальным представляется закрепление содержания в колонии-поселении (ссылки на поселение) в качестве самостоятельного вида наказания.

Содержание в колонии-поселении (ссылки на поселение) граничит с ограничением свободы, но по строгости исполнения наказание в виде ограничения свободы уступает, поэтому при законодательном закреплении в иерархии наказаний в ст. 44 УК РФ содержание в колонии-поселении (ссылки на поселение) следует расположить после ограничения свободы.

Проблема, на наш взгляд, также заключается в самом названии данного вида исправительных учреждений: слово «колония» в переводе с латинского буквально означает «поселение». Такое сочетание двух терминов, из которых состоит название рассматриваемого вида исправительных колоний, представляется нам абсурдным, поэтому мы считаем, что наиболее предпочтительнее признать этот вид исправительных учреждений самостоятельным видом наказания с названием «ссылка на поселение», а исправительные учреждения, его исполняющие, следует назвать «поселения», т. е. исправительные учреждения открытого типа.

Исправительная колония, предназначенная для отбывания заключительного этапа тюремного заключения, будет представлять собой исправительное учреждение полуоткрытого типа.

Концепцией развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года предусматривается два вида колоний-поселений: с обычным наблюдением (открытого типа) и усиленным наблюдением (полуоткрытого типа). Критерием направления осужденного в тот или иной вид колонии-поселения по замыслу Концепции должна служить категория преступления, совершенного осужденным. При этом в колонию-поселение и с обычным наблюдением, и с усиленным наблюдением в порядке поощрения, могут быть переведены осужденные с различных видов тюрем. Мы не согласны с предложенной идеей в силу приведенных ниже обстоятельств.

Мы считаем, что совместное содержание лиц, которым назначено наказание в виде ссылки на поселение по приговору суда, представляющих меньшую общественную опасность, и лиц, которым в порядке поощрения тюремное заключение заменено более мягким видом наказания в виде ссылки на поселение, не представляется целесообразным.

Лица, которым тюремное заключение заменено ссылкой на поселение, представляют большую общественную опасность, как правило, имея не одну судимость, будут негативно влиять на общую часть осужденных, которым ссылка на поселение изначально назначена по приговору суда. К тому же условия содержания осужденных в поселении значительно отличаются от условий содержания в тюрьме и не позволяют жестко изолировать одну группу осужденных от другой.

В связи с этим мы считаем, что исполнение наказания в виде содержания в колонии-поселении (ссылки на поселение) должно осуществляться не в двух видах колоний (как предложено Концепцией), а в одном виде – открытого типа для содержания осужденных, которым ссылка на поселение назначена по приговору суда.

Н. Б. Хуторская предлагает рассматривать, наряду с тюрьмами, колонии-поселения как вид исправительного учреждения, исполняющего лишение свободы, поэтому перевод из тюрьмы в колонию-поселение считает институтом перевода осужденного из одного исправительного учреждения в другое в рамках исполнения одного вида наказания – лишение свободы^[298].

Мы же считаем, что замена неотбытой части тюремного заключения более мягким видом наказания в виде ссылки на поселение недопустима, чтобы обеспечить раздельное содержание различных категорий осужденных. А для подготовки к освобождению осужденных, отбывающих тюремное заключение, должна быть предусмотрена исправительная колония полуоткрытого типа для исполнения заключительного этапа тюремного заключения.

Таким образом, учреждения открытого типа и полуоткрытого типа должны быть предназначены для исполнения двух самостоятельных видов уголовных наказаний:

1. Исправительные учреждения открытого типа (поселения) – для исполнения уголовного наказания в виде ссылки на поселение. Поселения (учреждения открытого типа) должны быть предназначены для содержания осужденных за преступления небольшой и средней тяжести или за совершение преступлений по неосторожности. Поселения должны представлять собой небольшие городки, где осужденные могут проживать со своими семьями на собственной или арендованной жилой площади с обязательным привлечением к труду и под надзором администрации.

2. Исправительные учреждения полуоткрытого типа (исправительные колонии) – для исполнения заключительного этапа тюремного заключения.

Режим содержания в исправительных колониях полуоткрытого типа, предназначенных для исполнения заключительного этапа тюремного заключения, должен предусматривать возможность свободного передвижения внутри колонии, а за ее пределами либо под контролем администрации, либо для определенной части осужденных, не склонных к побегам или совершению правонарушений, без контроля администрации.

Условия содержания должны максимально способствовать установлению и развитию социально полезных контактов с внешним миром (свидания, телефонные разговоры, получение посылок и передач, приобретение продуктов питания и предметов первой необходимости, переписка – все это без ограничений).

Осужденные должны содержаться без охраны, но под надзором. Материально-бытовое обеспечение, организация труда как внутри колонии, так и за ее пределами, а также организация воспитательной, социальной и психологической работы должны соответствовать рекомендациям европейского сообщества.

Размещение осужденных в исправительных колониях полуоткрытого типа на заключительном этапе тюремного заключения должно преследовать следующие цели:

– стимулирование правопослушного поведения осужденных, содержащихся в тюрьмах общего, усиленного и особого режимов;

– нейтрализация негативных последствий длительной изоляции личности от общества;

– закрепление достигнутых ранее в тюрьмах общего, усиленного и особого режимов результатов исправительного воздействия на осужденных и подготовка их к жизни в обществе;

– приучение осужденного к самостоятельности и устранение привитой ему долговременным пребыванием в тюрьме привычки не самому решать и выбирать путь своих действий, а ждать указаний начальства;

– завершение воспитания и исправления осужденного путем воспитательных бесед, личного влияния администрации, закрепляя и дополняя приобретенные им навыки и знания;

– облегчение осужденному сближения с обществом, в которое ему предстоит вернуться, давая ему возможность более живого и свободного общения с лицами и учреждениями, которые при освобождении могут предоставить ему место работы.

Осужденные, отбывая тюремное заключение на заключительной стадии в исправительных колониях полуоткрытого типа, должны в определенной мере быть похожими на вольнонаемных рабочих. Им могут разрешать брать заказы от частных лиц и учреждений, относить самим эти заказы, уходить из колонии в отпуск к семье, родным, на работу в определенное место с обязанностью возвращения к определенному сроку. Во время отпуска осужденный может приискать себе место или заказы на свою работу. К этим осужденным могут чаще приходить их родственники и вступать с ними в сравнительно более свободное общение. Им могут выдаваться на руки определенные суммы денег на покупки, а также иные льготы могут быть предоставлены администрацией исправительной колонии полуоткрытого типа.

Заключительный этап тюремного заключения в исправительной колонии полуоткрытого типа должен быть в высшей степени индивидуализирован: что позволяется одному, не может быть позволено другому. Каждый должен подвергаться испытаниям в соответствии со своим характером и прошлым опытом.

Такая индивидуализация режима возможна лишь при двух условиях: во-первых, при небольших размерах колонии и немногочисленности осужденных; во-вторых, при наличии администрации, владеющей необходимыми знаниями и опытом.

В исправительной колонии полуоткрытого типа следует уделить особое внимание образованию осужденных для получения знаний и навыков, необходимых ему для труда после освобождения.

Таким образом, на основании изложенного можно сделать следующие выводы:

1. Исправительная колония имеет право на существование в будущем наряду с тюрьмой, но не как основное место отбывания лишения свободы, а как исправительное учреждение, предназначенное для отбывания заключительного этапа тюремного заключения.

2. Концепция развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года предусматривает два вида колоний-поселений: с усиленным наблюдением (полуоткрытого типа) и обычным наблюдением (открытого типа), предназначенные по замыслу Концепции для исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок. Данная идея несостоятельна, поскольку наиболее оптимальным представляется закрепление содержания в колонии-поселении в качестве самостоятельного вида наказания, не сопряженного с лишением свободы.

3. Проблема также заключается в самом названии этого вида исправительных учреждений: слово «колония» в переводе с латинского буквально означает «поселение», поэтому вид наказания следует именовать «ссылка на поселение», а исправительные учреждения, где он будет исполняться – «поселения», то есть учреждения открытого типа.

4. Ссылку на поселение необходимо рассматривать как самостоятельный вид наказания. При этом замена неотбытой части тюремного заключения более мягким видом наказания в виде ссылки на поселение недопустима, чтобы обеспечить раздельное содержание различных категорий осужденных, поскольку для подготовки к освобождению осужденных, отбывающих тюремное заключение, предусмотрена исправительная колония полуоткрытого типа для исполнения заключительного этапа тюремного заключения.

5. Исправительные учреждения открытого типа и полуоткрытого типа должны быть предназначены для исполнения двух разных самостоятельных видов наказаний:

– исправительные учреждения открытого типа (поселения) – для исполнения уголовного наказания в виде ссылки на поселение;

– исправительные учреждения полуоткрытого типа (исправительные колонии) – для исполнения заключительного этапа тюремного заключения.

– Исправительная колония полуоткрытого типа предназначена для подготовки лиц, содержащихся в тюрьмах различных режимов, к освобождению.

§ 4. Содержание в воспитательном центре как вид уголовного наказания

Преступность среди лиц несовершеннолетнего возраста всегда вызывала повышенное внимание, поскольку лица молодежного возраста представляют новое поколение, от которого зависит будущее государства. Несмотря на то что лицам, совершившим преступление в несовершеннолетнем возрасте, назначают лишение свободы в крайнем случае, по состоянию на 1 января 2010 г., в России функционировало 62 воспитательные колонии для несовершеннолетних, в которых содержалось 4340 человек. По состоянию на сентябрь 2011 г. наблюдается сокращение воспитательных колоний до 47, а количество осужденных, содержащихся в них, снизилось до 3093 человек.

Политические и социально-экономические преобразования, произошедшие в стране за последнее время, вступление Российской Федерации в Европейское сообщество и необходимость выполнения рекомендаций Совета Европы о соблюдении единых европейских пенитенциарных правил обращения с заключенными повлекли изменения в уголовной и уголовно-исполнительной политике, реформирование правовой и организационной базы уголовно-исполнительной системы в целях приближая ее к мировым стандартам.

Несовершеннолетние в силу возрастной и социальной незрелости составляют особую группу осужденных из числа отбывающих наказание в исправительных учреждениях, исполняющих лишение свободы.

С одной стороны, особенности подросткового возраста осложняют работу с контингентом, поскольку вынуждают персонал воспитательных колоний учитывать характерные особенности личности воспитанников в данном возрасте, но с другой – «пластичность» развивающейся личности подростка позволяет надеяться на успешность целенаправленной педагогической работы специально подготовленного в области подростковой педагогики и психологии персонала.

Несовершеннолетие преступники требуют более льготных по сравнению со взрослыми условий содержания и, в то же время, этот фактор открывает широкие воспитательно-педагогические возможности для исправления несовершеннолетних осужденных как одной из целей уголовного наказания.

Согласно ч. 2 ст. 43 УК РФ, целями наказания признаются восстановление социальной справедливости, исправление, частная и общая превенция. Действующее уголовное и уголовно-исполнительное законодательство отказались от цели перевоспитания осужденных, как представляется, вполне целесообразно, поскольку перевоспитание взрослых осужденных со сформировавшимся мировоззрением невозможно, а в отношении несовершеннолетних осужденных речь должна идти о формировании личности, то есть о ее воспитании. Для несовершеннолетних осужденных целью наказания является цель исправления или цель воспитания?

З. А. Астемиров, указывая на характерную для несовершеннолетних недостаточную зрелость в социальном, психологическом и нравственно-этическом отношениях, приходит к следующему заключению: «Если в содержании исправительно-воспитательной цели наказания взрослых преступников, которые характеризуются сформировавшейся личностью, исправительный аспект занимает основное место, то в отношении несовершеннолетних наряду с ним сюда входят общевоспитательные цели, и исправление здесь происходит в единстве с этими целями»^[299]. Исправление несовершеннолетних преступников может быть достигнуто за счет правильно организованного их воспитания.

В связи с этим, содержание в воспитательных колониях несовершеннолетних осужденных должно преследовать не только цель исправления (то есть формирования у них уважительного отношения к человеку, обществу, труду, нормам, правилам и традициям человеческого общежития и стимулирования правопослушного поведения), но и цель воспитания.

На подобное толкование содержания цели исполнения наказания в отношении осужденных несовершеннолетних указывает и само название предназначенных для них учреждений – воспитательные колонии.

Так, А. С. Макаренко не сразу пришел к окончательной формулировке цели воспитания в отношении несовершеннолетних осужденных. Первое время он считал, что перед ним «стоит миниатюрная задача: вправить души у этих самых правонарушителей, сделать их вместимыми в жизни, то есть подлечить, наложить заплаты на характеры, не больше, только то, что необходимо, чтобы человек мог как-нибудь вести трудовую жизнь»^[300].

В дальнейшем, А. С. Макаренко пришел к убеждению, что глубокий смысл воспитания – это формирование положительных качеств личности, поэтому и цель определялась им по-иному, не как простое «накладывание заплат», а полноценное воспитание. «Колония не должна преследовать цели ремесленной или специальной выучки. Ее цель должна быть узкоограниченна, как и всякая серьезная деловая цель… Общее направление воспитания должно руководствоваться ближайшими реальными целями. Эти цели будут: дисциплинированность, работоспособность, честность, политическая сознательность»^[301].

В конечном итоге А. С. Макаренко поставил перед своей педагогической системой следующую цель: из подростка-правонарушителя сделать «настоящего культурного советского человека, работника, такого работника, которого можно будет выпустить из учреждения как полезного гражданина, квалифицированного, грамотного, политически образованного и воспитанного, здорового физически и психически»^[302]. Думается, что в этом высказывании А. С. Макаренко говорил уже о социализации личности.

Воспитание в широком смысле рассматривается как общественное явление, как воздействие на личность. В данном случае воспитание отождествляется с социализацией^[303].

Пребывание несовершеннолетних осужденных в воспитательной колонии совпадает по времени с решающим этапом социализации их личности. Следовательно, одной из задач, решаемых воспитательной колонией, должно стать обеспечение возможностей социализации личности осужденных несовершеннолетних, выпавших из сферы влияния формирующих личность социальных институтов (семья, школа и т. д.).

Социализацию следует рассматривать в традиционном понимании как «процесс становления личности, обучения и усвоения индивидом ценностей, норм поведения, присущих данному обществу, социальной общности, группе»^[304].

Вместе с тем в юридической литературе, где речь идет об осужденных, используется понятие «ресоциализация», обозначающее повторность, вторичность базового процесса – социализации. Однако ресоциализация в большей мере относится к личности взрослого осужденного. Что же касается осужденных несовершеннолетних, то к ним более применимо понятие социализации, поскольку они находятся в начальной стадии этого процесса и говорить о его повторности (вторичности) в данном случае преждевременно.

Обеспечение условий социализации должно являться специфичной для воспитательной колонии задачей, во многом определяющей результат работы по воспитанию и исправлению несовершеннолетнего преступника. Ибо осужденные несовершеннолетние – это, как правило, еще не успевшие встать на путь самостоятельной трудовой жизни, получить необходимое образование и воспитание, социально незрелые и педагогически запущенные подростки. Вместе с тем направление подростка, совершившего преступление, в исправительное учреждение закрытого типа прерывает начатый процесс социализации личности индивида и еще более осложняет его нормальное развитие, что подчеркивает специфичность для воспитательной колонии указанной задачи.

В связи с чем, перед воспитательной колонией выдвигаются специфичные задачи по социализации несовершеннолетних преступников и особые цели, которые заключаются не только в их исправлении, но и воспитании.

Все это предопределяет объективную необходимость рассмотрения вопроса о создании исправительного учреждения для несовершеннолетних осужденных нового типа, с учетом европейских стандартов пенитенциарной деятельности, а также накопленного отечественного и зарубежного опыта. Основная задача данного учреждения должна состоять в организации комплексной, завершенной системы исполнения лишения свободы для лиц, совершивших преступление в несовершеннолетнем возрасте, направленной на социализацию личности.

С 1992 г. отечественное уголовное и уголовно-исполнительное законодательство идет по пути смещения приоритетов в работе воспитательных колоний в сторону гуманизации исполнения наказаний, отказа от излишней тюремной атрибутики.

Принимая во внимание динамику изменений в уголовной и уголовно-исполнительной политике в отношении лиц, совершивших преступление в несовершеннолетнем возрасте, задачи, стоящие перед уголовно-исполнительной системой, а также рекомендации международного сообщества по обращению с несовершеннолетними осужденными, в качестве цели реформирования воспитательных колоний можно выделить организацию комплексного исправительного учреждения для исполнения наказания в отношении несовершеннолетних.

Согласно Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года несовершеннолетние, осужденные к лишению свободы, будут отбывать наказание в исправительных учреждениях нового типа – воспитательных центрах. Однако до сих пор остается открытым вопрос о том, будет ли являться содержание несовершеннолетних в воспитательном центре самостоятельным видом уголовного наказания или же воспитательный центр будет рассматриваться как разновидность исправительного учреждения для исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок в отношении несовершеннолетних преступников. Модель будущих воспитательных центров по-прежнему не разработана.

Л. В. Перцова определяет воспитательный центр как вид исправительного учреждения, обеспечивающий завершенный цикл работы с лицами, совершившими преступления в несовершеннолетнем возрасте, и аккумулирующий направления работы различных видов учреждений уголовно-исполнительной системы (следственный изолятор – воспитательная колония – исправительная колония)^[305].

Смысл перехода к воспитательным центрам видится в том, чтобы вместо существующей механической совокупности учреждений, выполняющих правоохранительные и воспитательные функции в работе с несовершеннолетними правонарушителями, иметь единый комплекс, в котором в масштабах административно-территориального района сосредоточилась бы практически вся работа с лицами, привлекаемыми к уголовной ответственности в несовершеннолетнем возрасте. Тогда стало бы возможным обеспечение необходимой преемственности и последовательности воспитательного и профилактического воздействия на таких лиц в процессе следствия и дознания, исполнения уголовного наказания, закрепления результатов исправления, контроля за ходом социальной адаптации и реабилитации после освобождения.

Подобные центры должны создаваться по региональному принципу и обслуживать конкретную административно-территориальную единицу (республику, край, область). Это позволило бы соблюдать принцип отбывания наказания по месту жительства или совершения преступления, шире привлекать к работе с несовершеннолетними правонарушителями местные органы власти, государственные учреждения, общественность.

Необходимо развитие участия общественных объединений в работе воспитательных центров для преодоления таких негативных последствий лишения свободы, как отрыв осужденного от семьи, родственников, трудового коллектива. Несовершеннолетний осужденный остается членом общества, что требует налаживания и поддержания связей с лицами и учреждениями, которые могут содействовать обеспечению прав осужденного и способствовать его включению в социальную жизнь после освобождения.

Несмотря на предложенный нами региональный принцип расположения воспитательных центров и активное участие в их работе общественных организаций, помещение несовершеннолетних осужденных в режимные учреждения исключает их из многих общественных отношений. Они не вправе выбирать по своему усмотрению вид труда, ограничиваются семейные, досуговые и иные отношения, свобода передвижения, свиданий, устанавливаются другие правоограничения, которые производят сильное эмоциональное воздействие на несовершеннолетних осужденных, а также на их родных и близких, друзей и знакомых.

Лишение свободы как социальный институт, особенно для несовершеннолетних осужденных, содержащихся в современных воспитательных колониях, является «дистрессом, вызывающим типичные психические состояния осужденных, такие как фрустрация, комформность, дискомфорт^[306].

Мы уже выявили, что лишение свободы представляет собой противоречивое явление. С одной стороны, оно способствует достижению целей наказания, а с другой – приводит к негативным последствиям применения лишения свободы. Для несовершеннолетних осужденных главное противоречие состоит в том, что для исправления подросток-правонарушитель помещается в неблагоприятную в педагогическом отношении среду, в которой функционирует криминальная субкультура. Одной из причин возникновения и существования рассматриваемой субкультуры является физическая изоляция преступников, проистекающая из факта лишения свободы.

Как для несовершеннолетних осужденных, так и для взрослых преступников для достижения целей наказания пока не представляется возможным отказаться от сущности лишения свободы – изоляции от общества. Однако в отношении несовершеннолетних осужденных необходимо принятие мер, чтобы физическая изоляция не превращалась автоматически в социальную, а степень физической изоляции снизилась до пределов разумной достаточности, способной обеспечить реализацию целей наказания^[307].

Иначе обстоит дело с содержанием наказания в виде лишения свободы для несовершеннолетних преступников и взрослых осужденных. «Поскольку правовая сфера несовершеннолетних носит относительно ограниченный характер в связи с их возрастными и социально-психологическими особенностями, то и осуждение их к лишению свободы приводит к сравнительно меньшим ограничениям и лишениям (которые тем не менее остро воспринимаются), чем это имеет место при аналогичном наказании взрослых»^[308].

Несовершеннолетних невозможно ограничить в политических и семейно-брачных правах, так как в этих областях правоотношений они не обладают дееспособностью в силу недостижения определенного возраста. Им неизвестны также правоограничения в трудовых отношениях взрослых, лишенных свободы.

Например, А. П. Кондусов, категорически утверждал, что правоограничения, не вытекающие из факта лишения свободы (изоляции), в отношении несовершеннолетних, осужденных к лишению свободы, фактически не имеют места. Он приходит к следующему выводу: «Условия содержания осужденных в трудовых колониях для несовершеннолетних не могут обладать карательным свойством, так как эти свойства не могут не определяться возрастными особенностями несовершеннолетних»^[309].

Действительно, не все блага воспринимаются взрослыми и несовершеннолетними осужденными как равнозначные ценности. Большинство несовершеннолетних осужденных значительно труднее взрослых переживают строгое подчинение режиму и распорядку дня, отсутствие возможности свободно передвигаться, общаться со своими товарищами, запрещение заниматься интересующим их делом. При этом многие подростки сравнительно легко переносят лишение и ограничение гражданских, политических, трудовых и семейно-брачных отношений. Наказание может быть эффективным только тогда, когда содержание этого наказания реализуется в форме лишения осужденного ценного для него блага. Только в этом случае пребывание несовершеннолетнего в исправительном учреждении будет восприниматься им как отбывание наказания, как страдание за совершенное им преступление.

К тому же существующие ограничения в установлении контактов несовершеннолетних с внешним миром не способствуют их исправлению. Невозможность по своему желанию иметь свидания с близкими и родными, получать посылки и передачи, выбирать специальность и другие подобные ограничения подрывают роль лишения свободы в достижении целей наказания в отношении несовершеннолетних осужденных.

Следовательно, содержание наказания в отношении несовершеннолетних, сопряженного с лишением свободы, отличается от содержания тюремного заключения в отношении взрослых осужденных. А. П. Кондусов приходит к схожему выводу о «существенном отличии лишения свободы несовершеннолетних от одноименного наказания, исполняемого в исправительно-трудовых учреждениях для взрослых»^[310].

Обеспечение иного содержания наказания в отношении несовершеннолетних осужденных и нейтрализация существующих негативных последствий лишения свободы требует преобразования воспитательных колоний в воспитательные центры, которые будут отличаться от воспитательных колоний новизной в структуре данных исправительных учреждений и иным содержанием правоограничений в отношении несовершеннолетних осужденных. Структура воспитательного центра будет включать:

– помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора;

– участок для содержания несовершеннолетних осужденных;

– социально-реабилитационный центр;

– изолированный участок тюрьмы общего режима.

Предложенная структура воспитательного центра позволит

обеспечить непрерывность и преемственность работы с несовершеннолетними с момента заключения их под стражу и до момента освобождения. Включение в структуру воспитательного центра помещения, функционирующего в режиме следственного изолятора, помимо непрерывности работы с несовершеннолетними, позволит также воспрепятствовать распространению криминальной субкультуры и оградить несовершеннолетних от влияния со стороны взрослых преступников, находящихся под следствием в следственных изоляторах и этапируемых к месту отбывания наказания.

После вынесения приговора несовершеннолетний осужденный перемещается из помещения, функционирующего в режиме следственного изолятора, в участок для содержания несовершеннолетних осужденных, в котором будут предусматриваться создание условий отбывания наказания, позволяющих стимулировать правопослушное поведение осужденных путем последовательного снижения уровня правоограничений. Разграничение режимов воспитательных центров не представляется целесообразным, исходя из практики функционирования воспитательных колоний.

В существующих воспитательных колониях также предусматривается лишь внутренняя дифференциация условий отбывания наказания в зависимости от поведения несовершеннолетнего правонарушителя. В связи с изменениями, внесенными в уголовно-исполнительное законодательство в марте 2001 г., деление воспитательных колоний на виды режима (общего и усиленного) в зависимости от тяжести совершенного несовершеннолетним преступления было упразднено.

«С точки зрения педагогической целесообразности, такое разделение не оправдало себя, поскольку прямой зависимости тяжести совершенного преступления от степени педагогической запущенности несовершеннолетнего не установлено. Это еще раз подчеркивает неадекватность характера подростковой преступности общим тенденциям и указывает на необходимость особого подхода к организации процесса исполнения наказания в отношении осужденных несовершеннолетних»^[311]. Действительно, было выявлено, что «несовершеннолетние-рецидивисты» ничем не отличаются от несовершеннолетних, впервые совершивших преступление, категории преступлений, совершаемых несовершеннолетними, также имеют незначительные различия.

При отказе от разделения воспитательных колоний по видам режима виды условий отбывания наказания в воспитательных колониях по-прежнему предусмотрены действующим уголовно-исполнительным законодательством (п. 1 ст. 132 УИК РФ): обычные, облегченные, строгие, льготные. Такие условия отбывания наказания представляются оптимальными, поскольку позволяют стимулировать правопослушное поведение несовершеннолетних, дифференцировать и индивидуализировать исполнение наказания.

В связи с этим, при содержании несовершеннолетних в исправительных центрах также необходимо предусмотреть указанные условия отбывания наказания с нововведением, при котором на льготных условиях должны содержаться несовершеннолетние осужденные в социально-реабилитационном центре, а на участке воспитательного центра для содержания несовершеннолетних осужденных следует предусмотреть строгие, обычные и облегченные условия.

Поэтапное изменение условий содержания осужденных соответствует, по сути, идее прогрессивной системы отбывания наказания, с максимальным приближением условий заключительного этапа, в социально-реабилитационном центре к условиям жизни на свободе для более эффективной подготовки несовершеннолетних осужденных к освобождению и их социальной адаптации.

Перевод несовершеннолетнего осужденного на облегченные условия будет осуществляться по мере достижения им положительных результатов исправления и воспитания, а за нарушения режима возможен обратный перевод осужденного с облегченных условий на обычные. Для злостных нарушителей режима должна быть предусмотрена возможность перевода на строгие условия с проживанием в запираемых помещениях.

Осужденные на всех видах условий в воспитательных центрах будут размещаться численностью до 4 человек в жилых комнатах с необходимыми санитарно-бытовыми условиями. Жилые комнаты в строгих условиях должны быть заперты постоянно, во всех остальных видах условий жилые комнаты будут запираться только ночью. Для обеспечения необходимого контроля за поведением осужденных, организации исправительного воздействия, реализации коммунально-бытового обеспечения жилые комнаты объединяются в секции из расчета 5 жилых комнат – 1 секция.

В обеспечении возможности изменения условий содержания осужденных в пределах одного исправительного учреждения видится глубокий смысл. Во-первых, стимулируется положительное поведение несовершеннолетнего осужденного, когда он осознает возможную перспективу улучшения условий содержания. Во-вторых, с изменением условий содержания, сопровождающимися сокращением режимных ограничений, обеспечивается возможность постепенной адаптации осужденного к условиям, приближающимся к условиям нормальной жизни на свободе, которые будут обеспечиваться социально-реабилитационным центром.

В целях создания целостной эффективной системы подготовки осужденных к освобождению, завершения социализации несовершеннолетних предлагается создание за пределами учреждения социально-реабилитационного центра в виде отдельного общежития комнатного типа без охраны, но под надзором администрации.

Законодательное закрепление различных условий содержания для несовершеннолетних осужденных в пределах одного учреждения – воспитательного центра позволило бы проводить с ними дифференцированную воспитательную работу в зависимости от степени исправления и поведения в процессе отбывания наказания.

Организация исправительного воздействия в воспитательном центре имеет кардинальные отличия, поскольку предполагает отказ от отрядной системы и переход к индивидуальным и групповым формам работы. Предусматривается оптимизация численности несовершеннолетних осужденных в коллективах на основе построения секций, которые объединяют по 5 жилых комнат, в каждой из которых будут размещены по 4 человека. Данное нововведение позволит обеспечить индивидуализацию процесса исправительного воздействия, приоритет в работе психолого-педагогических и социальных методов и форм воздействия на осужденных. Социальная работа позиционируется как координирующее начало для применения средств исправления и воспитания, а также социализации несовершеннолетних осужденных.

Организация работы воспитательного центра предусматривает переход от отрядной формы работы с осужденными к работе со сравнительно небольшой группой несовершеннолетних (не более 20 человек). Предлагается несколько подходов (критериев) к формированию групп (секций) осужденных:

– в зависимости от социальной запущенности и криминальной зараженности осужденного, его восприимчивости к социально-педагогическому воздействию;

– в зависимости от уголовно-правовых и криминологических характеристик осужденных (насильственные преступления, корыстные преступления, корыстно-насильственные преступления и т. п.);

– на основе принципов совместного обучения, профессиональной подготовки, трудовой деятельности (класс, учебная группа, бригада).

Дополнительно необходимо учитывать такие критерии, как психологическая совместимость осужденных, возраст, наличие различного рода хронических инфекционных и иных заболеваний (ВИЧ-инфекция и т. д.).

Одновременно для осуществления психокоррекционных и иных реабилитационных мероприятий предлагается формировать сквозные группы по дополнительным критериям (наркоманы, склонные к агрессии и др.). Мероприятия с такими группами осуществляются по отдельным программам в специальных кабинетах в отведенное для этого время (работа психолога, психиатра, социального работника, социального педагога, учителя, мастера и др.).

Воспитательная работа с несовершеннолетними осужденными на участке воспитательного центра для содержания несовершеннолетних осужденных должна проводиться с положительно характеризующимися осужденными в возрасте до 19 лет, с отрицательно характеризующимися осужденными в возрасте до 18 лет.

В настоящее время, в соответствии с действующим уголовно-исполнительным законодательством, несовершеннолетние отбывают наказание в ВК до достижения ими 19 лет (п. 9 ст. 74 УИК РФ). Большинство опрошенных сотрудников территориальных органов ФСИН России (52,6 %), полагают необходимым увеличить предельный возраст содержания осужденных в воспитательном центре до 24 лет (35,3 % респондентов) либо до полного отбытия срока наказания (17,3 % респондентов).

Мы же склоняемся к тому, что лица, совершившие преступление в несовершеннолетнем возрасте, должны отбывать наказание в воспитательном центре до полного отбытия срока назначенного наказания, поскольку воспитательный центр представляет собой единый комплекс, в структуру которого помимо помещения, функционирующего в режиме следственного изолятора, участка для содержания несовершеннолетних осужденных и социально-реабилитационный центра, будет входить изолированный участок тюрьмы общего режима.

В изолированном участке тюрьмы общего режима должны содержаться все лица, достигшие 19-летнего возраста, и отрицательно характеризующиеся лица старше 18 лет. Наличие подобного участка в составе воспитательного центра позволит лицам, совершившим преступление в несовершеннолетнем возрасте, отбывать весь срок назначенного наказания на территории одного воспитательного центра без перевода в другое исправительное учреждение, где содержаться взрослые осужденные.

Отбывание всего срока назначенного наказания лицами, совершившими преступление в несовершеннолетнем возрасте, на территории одного воспитательного центра позволит оградить несовершеннолетних от влияния со стороны взрослых преступников, воспрепятствовать распространению элементов криминальной субкультуры среди несовершеннолетних.

Изолированный участок тюрьмы общего режима при воспитательном центре в своей организационной структуре должен быть схожим в общих чертах со структурой тюрьмы для взрослых преступников, но с особенностями, учитывая интересы лиц, совершивших преступление в несовершеннолетнем возрасте.

В тюрьмах нового образца для взрослых преступников было предложено предусмотреть поэтапное изменение условий содержания в зависимости от поведения осужденного и сроков фактического отбытия наказания: одиночное содержание (круглосуточно); малыми группами с помещением на ночь в одиночные камеры; полузакрытое размещение (по типу колоний) – режим переходной тюрьмы (подробнее см. параграф 2.1).

Несмотря на то, что в изолированном участке тюрьмы общего режима на территории воспитательного центра планируется размещение лиц, достигших совершеннолетия, психофизиологические особенности данной группы лиц не допускают их круглосуточное одиночное содержание, тем более одиночное содержание наиболее эффективно на начальном этапе отбывания тюремного заключения, а в данном случае для указанной группы осужденных перевод в изолированный участок тюрьмы будет являться завершающим этапом.

В связи с этим, по достижении лиц, совершивших преступление в несовершеннолетнем возрасте, 19-летнего либо 18-летнего возраста, при отрицательной характеристике из участка для содержания несовершеннолетних их следует переводить на изолированной участок тюрьмы общего режима при том же воспитательном центре сразу на условия содержания малыми группами с помещением на ночь в одиночные камеры.

Для подготовки данных лиц к освобождению за 6 месяцев до истечения срока назначенного наказания целесообразно их переводить с условий содержания малыми группами с помещением на ночь в одиночные камеры на условия полузакрытого размещения по типу колоний – режим переходной тюрьмы.

Режим переходной тюрьмы должен приучить осужденного к самостоятельности, на данном этапе необходимо приблизить условия содержания к условиям жизни на свободе, обеспечить сближение с обществом, в которое ему предстоит вернуться, уделить особое внимание образованию и приобретению профессиональных навыков и умений, а также завершить воспитание и исправление осужденного.

Освобождение из воспитательного центра – это переломный момент в жизни осужденных. Каждым из них он переживается по-своему, но для всех является очень важным. К освобождению нужно готовить специально, акцент в этом должен быть сделан на индивидуальной работе с осужденными. Решая задачу социальной адаптации и предотвращения новых преступлений, целесообразно направить усилия не на ограничение и жесткий контроль, а на поиск вариантов, лишающих его возможности совершать преступления.

В юридической литературе подготовку осужденных к освобождению из воспитательных центров рассматривают в широком и узком понимании. В широком – это подготовка осужденных к будущей жизни на свободе, процесс их социализации, охватывающий все время со дня прибытия в воспитательный центр до освобождения. В узком – это целенаправленная, специально проводимая работа за несколько месяцев до освобождения из воспитательного центра, направленная в основном на вовлечение лиц, отбывших наказание, в общественно полезную деятельность. Эту работу связывают с процессом социальной адаптации лиц, освобождаемых из воспитательного центра^[312].

Процессы социализации и социальной адаптации, подготовки к освобождению и закрепления результатов исправительного воздействия на осужденного взаимосвязаны между собой и, в конечном итоге, должны обеспечить последующую социальную реабилитацию осужденного.

Подготовку к освобождению в широком понимании можно реализовать только в процессе социализации личности несовершеннолетних осужденных, организуя и проводя с ними целенаправленную работу с первых дней пребывания в воспитательном центре и до дня освобождения (например, подготовка их к достойному исполнению определенных социальных ролей: работника, семьянина, гражданина и др.).

В процессе подготовки осужденных к труду после освобождения надо использовать разнообразные приемы, формы, средства воспитания, а именно: профориентация несовершеннолетних, организация процесса приобретения трудовых умений, навыков, расширение выбора рабочих специальностей с учетом индивидуальных способностей несовершеннолетнего, вовлечение несовершеннолетнего в кружки технического и прикладного творчества.

В процессе подготовки к роли семьянина целесообразно включать занятия по обучению будущих мужей и отцов разрешения бытового обустройства дома, произведению различных домашних работ, а также занятия по половому воспитанию несовершеннолетних осужденных.

Опрошенные несовершеннолетние плохо ориентируются в социально-экономической и общественно-политической жизни страны и мира, что говорит об их недостаточной гражданской зрелости и слабой готовности к исполнению после освобождения социальной роли гражданина. Это необходимо компенсировать просмотром информационных телепередач, чтением прессы, проведением лекционных занятий.

Подготовка несовершеннолетних осужденных к выполнению различных социальных ролей после освобождения должна осуществляться на протяжении всего срока содержания в воспитательном центре.

Содержание несовершеннолетних осужденных в социально-реабилитационном центре и лиц, достигших совершеннолетия, на изолированном участке тюрьмы общего режима в условиях переходной тюрьмы является их подготовкой к освобождению в узком смысле.

На данном этапе отбывания наказания помимо решения организационных задач трудового и бытового устройства лиц, освобождаемых из воспитательного центра, важное место должно принадлежать их психологической и нравственной подготовке. Эта подготовка предполагает, прежде всего, снятие напряжения, связанного с предстоящим освобождением из воспитательного центра и адаптацией к условиям новой среды.

Переход из условий изоляции и жесткого контроля во всех сферах деятельности к свободе порождает у осужденных психические состояния, затрудняющие вхождение в новую социальную среду, поэтому создание социально-реабилитационного центра и режима переходной тюрьмы с условиями, приближающими осужденных к реальной жизни на свободе, будут играть важное значение для подготовки к освобождению из воспитательного центра лиц, совершивших преступление в несовершеннолетнем возрасте.

Схематично предложенная модель воспитательного центра будет выглядеть следующим образом:

Предложение по совершенствованию действующего уголовного законодательства РФ: статью 57 УК РФ изложить в следующей редакции:

«Статья 57. Содержание в воспитательном центре

1. Содержание в воспитательном центре заключается в изоляции лиц, совершивших преступление в несовершеннолетнем возрасте, путем направления в воспитательный центр, в структуру которого входят помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора, участок для содержания несовершеннолетних осужденных, социально-реабилитационный центр, изолированный участок тюрьмы общего режима (для всех лиц старше 19 лет и для отрицательно характеризующихся лиц старше 18 лет до полного отбытия срока наказания).

2. Содержание в воспитательном центре составляют ограничения в свободе передвижения, выборе места жительства, работы и учебы.

3. Наказание в виде содержания в воспитательном центре назначается несовершеннолетним осужденным, совершившим преступление в возрасте до шестнадцати лет на срок не свыше четырех лет. Этой же категории несовершеннолетних, совершивших особо тяжкие преступления, а также остальным несовершеннолетним осужденным наказание назначается не свыше семи лет».

Таким образом, специфичность спецконтингета, содержащегося в воспитательных центрах; особые цели наказания несовершеннолетних осужденных, выражающиеся не только в исправлении, но и в их воспитании; специальные задачи, выражающиеся в социализации несовершеннолетних преступников; иное содержание наказания, сопряженного с изоляцией от общества, в отношении лиц, совершивших преступление в несовершеннолетнем возрасте, в отличие от взрослых осужденных к лишению свободы; отличающиеся принципиальной новизной в организационной структуре воспитательные центры от воспитательных колоний позволяют сделать вывод о том, что реорганизация воспитательных колоний в воспитательные центры несет в себе не только механическое изменение исправительных учреждений для несовершеннолетних, но и позволяет рассматривать содержание несовершеннолетних в воспитательном центре как самостоятельный вид уголовного наказания, требующего своего законодательного закрепления.

В перспективе развития института лишения свободы как видового понятия наказания, наряду с тюремным заключением на срок или бессрочно, нами обоснована теоретическая модель самостоятельного вида уголовного наказания – содержание в воспитательном центре, которая может в дальнейшем послужить для практической реализации идей Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года.

Заключение

Результаты проведенного нами исследования позволяют сделать следующие выводы по решению рассматриваемой проблемы:

1. В советское время приоритет среди исправительных учреждений отдается исправительно-трудовым колониям, а не тюрьмам, которые на протяжении многих столетий являлись традиционным исправительным учреждением в пенитенциарной системе России, что обусловлено государственными нуждами в труде осужденных. Несмотря на то, что в современном уголовно-исполнительном законодательстве РФ от трудового аспекта отказались, необходима перестройка всей системы исправительных учреждений и замена исправительных колоний тюрьмами.

2. По действующему уголовному законодательству (УК РФ 1996 г). лишение свободы является не видовым, а родовым понятием по отношению к таким видам уголовных наказаний, как лишение свободы на определенный срок, пожизненное лишение свободы и арест. Признаком, позволяющим отнести эти виды наказаний к однородной группе, является признак – «изоляция осужденного от общества».

3. Сущность ареста совпадает с сущностью тюремного заключения, поэтому арест как вид уголовного наказания должен прекратить свое существование не только фактически (в силу отсутствия арестных домов для его исполнения), но и формально, исключив арест в УК РФ.

4. Пожизненное лишение свободы и лишение свободы на определенный срок отличаются между собой лишь количественными показателями, а потому представляют собой разновидности лишения свободы как родового понятия, поэтому целесообразнее рассматривать их как один вид уголовного наказания – тюремное заключение на срок или бессрочно.

5. Для определения содержания лишения свободы, необходимо использовать метод системного исследования данного вида наказания, выделяя в его составе следующие элементы: объект, объективная сторона, субъект, субъективная сторона, где именно объект наказания определяет его содержание. Объектом наказания является не сама личность, а принадлежащие ей права и свободы, закрепленные законом и гарантированные государством.

6. Категорию «лишение свободы» в законодательной терминологии следует заменить «тюремным заключением», поскольку уголовные наказания, связанные с лишением свободы, не лишают права на свободу, гарантированного Конституцией РФ, а лишь временно ограничивают его реализацию, при этом духовная сторона свободы не затрагивается наказанием.

7. С учетом сущности и содержания предложена законодательная дефиниция тюремного заключения: «Тюремное заключение заключается в изоляции осужденного от общества, при которой он претерпевает ограничения в свободе передвижения, выборе места жительства и работы, праве избирать и быть избранным, праве на объединение, свободе собраний, праве на участие в управлении делами государства и на равный доступ к государственной службе, праве на участие в отправлении правосудия, путем направления его в тюрьму общего, усиленного и особого режимов или лечебно-исправительное учреждение на срок или бессрочно».

8. В перспективе развития института лишения свободы его необходимо рассматривать как видовое понятие наказания, которое может быть представлено как теоретические модели наказаний, связанных с лишением свободы: тюремное заключение на срок или бессрочно и содержание в воспитательном центре.

9. Предложенная нами конструкция теоретической модели такого самостоятельного вида уголовного наказания, как тюремного заключения, предусматривает поэтапное изменение условий содержания в тюрьме в зависимости от поведения осужденного и сроков фактического отбытия наказания:

1) одиночное (круглосуточно);

2) малыми группами с помещением на ночь в одиночные камеры;

3) заключительный этап тюремного заключения – содержание осужденных в исправительной колонии полуоткрытого типа.

10. Исправительная колония имеет право на существование в будущем наряду с тюрьмой, но не как основное место отбывания лишения свободы, а как исправительное учреждение, предназначенное для отбывания заключительного этапа тюремного заключения.

11. Наиболее оптимальным представляется закрепление содержания в колонии-поселении в качестве самостоятельного вида наказания, не сопряженного с лишением свободы. При этом слово «колония» в переводе с латинского буквально означает «поселение», поэтому вид наказания следует именовать «ссылкой на поселение», а исправительные учреждения, в которых он будет исполняться – «поселениями, т. е. учреждениями открытого типа».

12. Ссылку на поселение необходимо рассматривать как самостоятельный вид наказания. При этом замена неотбытой части тюремного заключения более мягким видом наказания в виде ссылки на поселение недопустима, чтобы обеспечить раздельное содержание различных категорий осужденных, поскольку для подготовки к освобождению осужденных, отбывающих тюремное заключение, предусмотрена исправительная колония полуоткрытого типа для исполнения заключительного этапа тюремного заключения.

13. Исправительные учреждения открытого типа и полуоткрытого типа, должны быть предназначены для исполнения двух разных самостоятельных видов наказаний:

– исправительные учреждения открытого типа (поселения) – для исполнения уголовного наказания в виде ссылки на поселение;

– исправительные учреждения полуоткрытого типа (исправительные колонии) – для исполнения заключительного этапа тюремного заключения.

14. В перспективе развития института лишения свободы как видового понятия наказания, наряду с тюремным заключением на срок или бессрочно, нами предложена и разработана теоретическая модель самостоятельного вида уголовного наказания – содержание несовершеннолетних осужденных в воспитательном центре.

Conclusion

The results of the research, that we have done, lead to the following conclusions on the solving of the analyzed problem:

1) Within the Soviet period, the priority among the correctional facilities was given to the correctional working settlements, not prisons, which were traditional correctional facilities for hundreds of years within the penitentiary system of Russia, conditioned by the public use of the labor of the convicts. Thus, the modern criminal executive legislation of the Russian Federation denies the working aspect and there appears the necessity to reform and re-build the whole system of correctional facilities and the restoration of prisons instead of the correctional settlements.

2) According to the acting criminal legislation (The Criminal Code of the Russian Federation of 1996), the deprivation of freedom is not a specific name, but a generic term to such criminal penalties as a freedom deprivation to a definite term, life imprisonment and arrest. They could be brought to the peer group because all of them possess the same feature, which is «isolation of the convict from the society”.

3) The essence of the arrest corresponds to the essence of the imprisonment, that is why the arrest as a type of the criminal penalty should cease to exist not only in practice (because of the absence of detention home to execute arrest), but also formally, excluding arrest from the Criminal Code of the Russian Federation.

4) Life imprisonment and freedom deprivation for a definite term differ from each other only by the quantitative index, thus representing varieties of freedom deprivation as a generic term, that is why they are more expedient to be analyzed as a unified type of the criminal penalty – term or termless imprisonment.

5) In order to define the contents of freedom deprivation, it is necessary to apply the method of systematic studying of this type of penalty, pointing out the following elements: object, objective side, subject, subjective side, where the object of the penalty defines its contents. The object of the penalty is not a person itself, but rights and freedoms, belonging to it, provided by the law and secured by the State.

6) The category of “freedom deprivation” as a legislative term should be replaced by that of “imprisonment”, because criminal penalties, connected with freedom deprivation, do not deprive the right for freedom, secured by the Constitution of the Russian Federation, but only temporarily limit its maintenance, thus the moral aspect of freedom does not suffer the penalty.

7) Taking into account the essence and contents, the author proposes a legislative definition of imprisonment, “Imprisonment consists in the isolation of the convict from the society, by which s/he suffers the limitations in the freedom of migration, choosing the place of habitation and working, right to elect and be elected, right to unite, freedom of meetings, right to participate in State governing and to equitable access to the State service, right to participate in ministering justice, by placing him/her to the prison of common, medium or particular treatment regime or to the correctional medical facility for a term or termless”.

8) Within the perspective of the development of the institution of freedom deprivation it should be regarded as a sub-notion of the penalty, which could be explicated as a theoretical model of penalties: imprisonment for a term or termless and maintenance within the correctional educatory facility.

9) The proposed theoretical model of such substantive criminal penalty, as imprisonment, requires staged replacement of conditions of maintenance in prison, dependent on the convict’s conduct and terms and terms of practical executing of the penalty:

1) isolated (twenty-four-hour);

2) small groups with nightly maintenance in individual cells;

3) the concluding stage of imprisonment includes the maintenance of the convicts in a correctional facility of a semi-open type.

10) Correctional facilities could exist in the future along with prisons, but not as a dominant institution to execute freedom deprivation, but as a correctional institution, meant for maintenance the concluding stage of imprisonment.

11) The most optimal seems to be to keep the maintenance in the correctional settlement as an independent type of penalty, not connected with freedom deprivation. Thus, the word “settlement”, translated from Latin, ad litteram means “residence”, that is why this type of penalty should be called “deportation”, and the correctional facilities, meant for this, should be called “settlements, i.e. facilities of the accessible type”.

12) Deportation to settlement should be regarded as an independent type of penalty. Thus, the unserved term of imprisonment should not be replaced to a more lenient type of punishment as a deportation to settlement in order to keep the isolated maintenance of one category of the convicts from another. In order to be prepared for release, the convicts are to be replaced to a correctional facility of a semi-open type to execute the concluding stage of imprisonment.

13) Correctional facilities of accessible and of semi-open type should be meant to execute two different and independent types of penalty:

– correctional facilities of an accessible type (settlements) – to execute the criminal penalty in the form of deportation to settlement;

– correctional facilities of a semi-open type (correctional colonies) – to execute the concluding stage of imprisonment.

14) In the perspective of the development of an institution of freedom deprivation as a linear notion of penalty, along with imprisonment for a term and termless, the authors have elaborated and offer the theoretical model of an independent type of the criminal penalty – maintenance of the juvenile convicts in a correctional educational center.

Список использованной литературы

I. Официальные документы и нормативные акты

1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г.) // Рос. газ. – 2009. – 21 янв.

2. Конвенция о защите прав человека и основных свобод (1950). – Новосибирск: Сибир. университет. изд-во, 2011. – 32 с.

3. Конвенция против пыток и других жестоких и бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания (1984) // СССР и международное сотрудничество в области прав человека: док. и материалы. – М., 1989.

4. Минимальные стандартные правила обращения с заключенными (1955) // Международные соглашения и рекомендации ООН в области защиты прав человека и борьбы с преступностью: сб. междунар. док. – М., 1989.

5. Минимальные стандартные правила ООН, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила) // Сборник стандартов и норм ООН в области предупреждения преступности и уголовного правосудия. – Нью-Йорк, 1992.

6. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ // Собр. законодательства Рос. Федерации. – 1996. – № 25. – Ст. 2954.

7. Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации от 8 января 1997 г. № 1-ФЗ // Собр. законодательства Рос. Федерации. – 1997. – № 2. – Ст. 198.

8. О Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года: распоряжение Правительства Рос. Федерации от 14 октября 2010 г. № 1772-р // Собр. законодательства Рос. Федерации. – 2010. – № 43. – Ст. 5544.

9. Российское законодательство X–XX веков. – М., 1987. – Т. 9.

10. Свод законов уголовных. Книга первая. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. – СПб., 1866.

11. Новый Уголовный кодекс Франции. – М., 1999.

II. Книги (учебники, учебные пособия, монографии)

12. Аблизин Н. Ф., Подымов П. Е. Исправительно-трудовая колония-поселение. – М.: Юрид. лит., 1967. – 58 с.

13. Актуальные проблемы исполнения уголовных наказаний в отношении несовершеннолетних / под ред. Ю. К. Александрова, И. Н. Зайцева. – М.: Права человека, 2000. – 288 с.

14. Артемьев Н.С., Лаптев С. А. Организационно-правовые основы деятельности колоний-поселений: монография. – Рязань: Академия права и управления ФСИН России, 2007. – 170 с.

15. Астемиров З. А. Трудовая колония для несовершеннолетних. – М.: Юрид. лит., 1969. – 118 с.

16. Астемиров З. А. Уголовная ответственность и наказание несовершеннолетних. – М.: Юрид. лит., 1970. – 214 с.

17. Багреева Е. Г, Данилин Е. М. Возвращение к Макаренко. – М.: НИИ ФСИН России, 2006. – 159 с.

18. Бажанов С. А. Предупреждение преступлений и иных правонарушений в колониях-поселениях: учеб. – метод. пособие. – М., 2007. – 114 с.

19. Барабанов Н. П., Нарышкина Н. И. Функционирование тюрем в условиях реформирования уголовно-исполнительной системы (организационный и правовой аспекты): монография. – Рязань: Академия ФСИН России, 2010. – 199 с.

20. Беляева Л. И. Несовершеннолетний в ВК: международные стандарты. – М.: Ин-т прав человека, 1998. – 138 с.

21. Бобылева И. Ю. Длительные сроки лишения свободы: учеб. пособие. – М.: НИИ МВД РФ, 1992. – 80 с.

22. Бриллиантов А. В., Ерицян А. С, Середа Е. В. Характеристика осужденных, отбывающих наказание в колониях-поселениях. По материалам специальной переписи 1989 г. – М.: НИИ МВД РФ, 1993. – 56 с.

23. Волошин Н. И. Исполнение наказания в виде лишения свободы в тюрьмах: лекция. – Рязань: РВШ МВД РФ, 1974. – 43 с.

24. Гегель. Собрание сочинений: в 14 т. – М., 1955. – 345 с.

25. Гернет М. Н. В тюрьме. Очерки тюремной психологии. – М.: Право и жизнь, 1925. – 346 с.

26. Гернет М. Н. История царской тюрьмы. Т. 1. – М.: Право и жизнь, 1960. – 356 с.

27. Гришко А. Я. От исправительной колонии к тюрьме: исторический и сравнительный аспекты в трудах ученых: учеб. – метод. пособие. – Рязань: Академия ФСИН России, 2010. – 40 с.

28. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / под ред. И. А. Бодуэна де Куртене. – М., 1998. – 547 с.

29. Данилин Е. М., Поздняков В. И, Саблина Л. С. Организационные и психолого-педагогические проблемы исполнения наказания в отношении несовершеннолетних осужденных: учеб. пособие. – М.: ВНИИ МВД России, 1994. – 80 с.

30. Дементьев С. И. Лишение свободы как мера уголовного наказания. – Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 1977. – 56 с.

31. Дементьев С. И. Лишение свободы. Уголовно-правовые и исправительно-трудовые аспекты. – Ростов н/Д, 1981. – 45 с.

32. Дементьев С. И. Лишение свободы: тюрьмы, лагеря, колонии, тюрьмы. – Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 1996. – 310 с.

33. Дементьев С. И. Построение уголовно-правовых санкций в виде лишения свободы: монография. – Ростов н/Д, 1986. – 159 с.

34. Детков М. Г. Содержание пенитенциарной политики Российского государства и ее реализация в системе исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы в период 1917–1930 годов: монография. – Домодедово: РИПК работников ОВД, 1992. – 192 с.

35. Детков М. Г. Тюрьмы, лагеря и колонии России. – М.: Вердикт-1М, 1999. – 448 с.

36. Дзигарь А. Л. Уголовные наказания: эволюция и перспективы: монография. – Краснодар, 2001. – 265 с.

37. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: в 15 т. – М., 1982. – Т. 3. – 367 с.

38. Дурдыназаров Т. Исправительно-трудовая колония-поселение как вид ИТУ – Ашхабад, 1969. – 89 с.

39. Дуюнов В. К., Цветинович А. Л. Дополнительные наказания: теория и практика. – Фрунзе: Илим, 1986. – 86 с.

40. Егорова Е. В. Особенности профилактики преступлений и иных правонарушений в воспитательных колониях: учеб. – метод. пособие. – М.: УСПВРО ФСИН России, 2009. – 114 с.

41. Елеонский В. А. Воздействие наказания на осужденных: учеб. пособие. – Рязань: РВШ МВД РФ, 1980. – 85 с.

42. Елеонский В. А. Воспитание у осужденных правильного отношения к наказанию – важное условие их исправления. – М.: ПОЛИТОТДЕЛ ИТУ МВД СССР, 1973. – 20 с.

43. Елеонский В. А. Лишение свободы как наказание, соединенное с исправительно-трудовым воздействием: учеб. пособие. – Рязань: РВШ МВД РФ, 1975. – 56 с.

44. Елеонский В. А. Отношение осужденных к наказанию и вопросы повышения эффективности их исправления и перевоспитания в местах лишения свободы: учеб. пособие. – Рязань: РВШ МВД РФ, 1976. – 200 с.

45. Елеонский В. А., Прокопов М. П. Роль общественности в нравственном воспитании осужденных. – М.: ПОЛИТОТДЕЛ ИТУ МВД СССР, 1976. – 100 с.

46. Жижиленко А. А. Наказание. Его понятие и отличие от других правоохранительных средств. – Пг.: Правда, 1914. – 315 с.

47. Исправительно-трудовое (уголовно-исполнительное) право: учеб. пособие / под ред. А. В. Маслихина. – Рязань, 1993. – 115 с.

48. История российского законодательства. Российское законодательство X–XX вв. Т. 1. – М., 1985. – 367 с.

49. Канунник А. И. Наказание в виде лишения свободы. Теория и практика исполнения: монография. – Пенза: Изд-во Пензен. гос. ун-та, 2001. – 236 с.

50. Карпец И. И. Наказание: социальные, правовые и криминологические проблемы. – М.: Юрид. лит., 1973. – 228 с.

51. Кашуба Ю. А. Реализация правового статуса несовершеннолетних, осужденных к лишению свободы. – Ростов н/Д, 1999. – 145 с.

52. Кашуба Ю. А., Пономарев С. Н. Основы современной уголовно-исполнительной политики России в отношении несовершеннолетних: монография. – Рязань: Академия права и управления Минюста России, 2002. – 180 с.

53. Кистяковский А. Ф. Элементарный учебник уголовного права. – Киев, 1975. – Т. 1. – 459 с.

54. Ковалев О. Г, Малышева О. А. Криминологические и психологические проблемы дезадаптации женщин молодежного возраста, отбывших наказание в виде лишения свободы: учеб. пособие. – М., 2001. – 159 с.

55. Комментарий к Уголовно-исполнительному кодексу Российской Федерации. – М.: Наука, 1997. – 398 с.

56. Краткий словарь по социологии. – М.: Наука, 2005. – 452 с.

57. Крахмальник Л. Г. Труд заключенных и его правовое регулирование в СССР. – Саратов, 1963. – 98 с.

58. Курс советского уголовного права / под ред. А. А. Пионтковского, П. С. Ромашкина: в 6 т. Наказание. – М.: Наука, 1970. – Т. 3. – 350 с.

59. Курс советского уголовного права: Общая часть / отв. ред. Н. А. Беляев, М. Д. Шаргородский. – Л., 1970. – Т. 2. – 349 с.

60. Ленин В. И. Полное собрание сочинений: в 30 т. – М., 1999. – Т. 4. – 452 с.

61. Лясс Д. И. Половая жизнь заключенных. – Одесса, 1927. – 76 с.

62. Макаренко А. С. Педагогические сочинения: в 8 т. – М., 1983–1986. – Т. 4. – 365 с.

63. Маликов Б. З. Лишение свободы в политике наказания и законодательстве России: монография. – Самара: Изд-во Самар. юрид. ин-та Минюста России, 2003. – 230 с.

64. Маликов Б. З. Лишение свободы в России: теоретико-правовые проблемы сущности и целей наказания: монография. – Саратов: Саратов. юрид. ин-т МВД России, 2001. – 192 с.

65. Маслихин А. В. Лишение свободы: виды, содержание, исполнение. – Рязань, 1991. – 113 с.

66. Медведева Н. Т, Упоров И. В. Истоки и развитие уголовного наказания: учеб. пособие. – Рязань, 1997. – 87с.

67. Меретухов Г. М, Упоров И. В., Кашоида В. В. Конституционные права осужденных к лишению свободы. – Краснодар, 2001. – 111 с.

68. Михлин С. А. Условное осуждение к лишению свободы с обязательным привлечением осужденного к труду. – М.: Юрид. лит, 1977. – 231 с.

69. Наташев А. Е, Стручков Н. А. Основные теории исправительно-трудового права. – М., 1967. – 213 с.

70. Наумов А. В. Российское уголовное право: курс лекций: в 3 т. – М.: Юрид. лит., 2004. – Т. 1. – 496 с.

71. Невский В. В. Теория и практика исполнения уголовных наказаний в отношении несовершеннолетних: монография. – Домодедово: РИПК работников МВД России, 1998. – 188с.

72. Невский В. В., Селиверстов В. И. Совершенствование трудового перевоспитания осужденных в ВТК (Правовые и организационные вопросы): учеб. пособие. – Домодедово: МИПК работников ОВД, 1992. – 121 с.

73. Ной И. С. Вопросы теории наказания в советском уголовном праве. – Саратов, 1967. – 65 с.

74. Ной И. С. Теоретические вопросы лишения свободы. – Саратов, 1965. – 87 с.

75. Нравственное, правовое и трудовое воспитание осужденных, содержащихся в ВК: учеб. – метод. материал / под общ. ред. Е. Г. Багреевой. – М.: НИИ ФСИН России, 2005. – 32 с.

76. Ожегов С. И. Словарь русского языка / под ред. Н. Ю. Шведовой. – М., 1989. – 564 с.

77. Осипов П. П. Теоретические основы построения и применения уголовно-правовых санкций: Аксиологические аспекты. – Л., 1976. – 236 с.

78. Особенности практической организации деятельности следственных изоляторов и тюрем в современных условиях: аналит. обзор по материалам опроса участников II Всерос. совещания начальников СИЗО и тюрем УИС / под общ. ред. В. И. Семенюка. – Рязань: Академия ФСИН России, 2005. – 27 с.

79. Павлов И. П. Полное собрание сочинений: в 6 т. – М., 1951. – Т. 3. – Кн. 2. – 354 с.

80. Пенитенциарная криминология: учебник / под ред. Ю. М. Антоняна, А. Я. Гришко, А. П. Фильченко. – Рязань: Академия ФСИН России, 2009. – 567 с.

81. Пертли Л. Ф. История исполнения уголовных наказаний в тюрьмах и колониях-поселениях России: учеб. пособие. – М., 2010. – 113 с.

82. Печников А. П. Тюремные учреждения Российского государства (1649 – октябрь 1917 гг.): историческая хроника. – М., 2004. – 324 с.

83. Пищелко А. В., Сочивко Д. В. Реадаптация и ресоциализация. – М., 2003. – 341 с.

84. Познышев С. В. Очерки тюрьмоведения. – М., 1915. – 321 с.

85. Реент Ю. А. История уголовно-исполнительной системы России: учебник / под ред. Ю. И. Калинина. – Рязань: Академия права и управления ФСИН России, 2006. – 374 с.

86. Российский энциклопедический словарь. Кн. 2 / под ред. А. М. Прохорова. – М., 2000. – 325 с.

87. Руссо Ж. Ж. Трактаты. – М., 1969. – 367 с.

88. Сластенин В. А. Педагогика. – М.: Наука, 2000. – 332 с.

89. Смирнов С. Н, Сорокина С. В. Лишение свободы на краткие сроки (уголовно-исполнительный аспект): монография. – Рязань: Академия ФСИН России, 2006. – 156 с.

90. Смыкалкин А. С. Колонии и тюрьмы в Советской России. – Екатеринбург, 1997. – 365 с.

91. Советское уголовное право: Общая часть / под ред. Г. А. Кригера, Н. Ф. Кузнецовой, Ю. М. Ткачевского. – М., 1988. – 328 с.

92. Сочивко Д. В., Полянин Н. А. Молодежь России: образовательные системы, субкультуры, исправительные учреждения. – М.: Моск. психол. – соц. ин-т, 2009. – 268 с.

93. Стручков Н. А. Курс исправительно-трудового права: Проблемы особенной части. – М., 1985. – 234 с.

94. Стручков Н. А. Уголовная ответственность и ее реализация в борьбе с преступностью. – Саратов, 1978. – 236 с.

95. Сундуров Ф. Р. Лишение свободы и социально-психологические предпосылки его эффективности. – Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1980. – 236 с.

96. Сыч К. А. Уголовное наказание как система: монография. – Рязань: Ряз. ин-т права и экономики МВД РФ, 1995. – 119 с.

97. Таганцев Н. С. Русское уголовное право. – СПб., 1902. – 949 с.

98. Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Часть общая: лекции: в 2-х т. – М., 1994. – Т. 2. – 569 с.

99. Ткачевский Ю. М. Замена уголовного наказания в процессе исполнения. – М., 1982. – 236 с.

100. Тюрьмы и колонии России: народная юридическая энциклопедия / под общ. ред. Г. Б. Мирзоева. – М.: Лига Разум, 1998. – 339 с.

101. Уголовно-исполнительное право России / под ред. В. И. Селиверстова. – М.: Наука, 2003. – 312 с.

102. Упоров И. В, Чорный В. Н. Виды уголовных наказаний и порядок их исполнения, установленные в первых кодифицированных нормативных правовых актах России. – Рязань: Ряз. ин-т права и экономики МВД России, 1998. – 45 с.

103. Федюкин И. Ф. Основные вопросы лишения свободы как вида наказания по советскому уголовному праву. – М., 1969. – 345 с.

104. Фефелов В. А. Социально-правовые основы цивилизации исправительных учреждений Российской Федерации. – Рязань: РВШ МВД РФ, 1992. – 166 с.

105. Фойниций И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. – СПб., 1889. – 365 с.

106. Хохряков Г. Ф. Парадоксы тюрьмы. – М.: Юрид. лит., 1991. – 224 с.

107. Шаргородский М. Д Избранные труды / сост. Б. В. Волженкина. – СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004. – 657 с.

108. Шаргородский М. Д. Наказание, его цели и эффективность. – Л., 1973. – 89 с.

109. Южанин В. Е. Реализация наказания в виде лишения свободы: монография. – Рязань: Ряз. ин-т права и экономики МВД России, 1995. – 172 с.

110. Южанин В. Е, Жидков Э.В. Частное предупреждение преступлений как цель применения уголовного наказания в виде лишения свободы и средства ее реализации: монография. – М., 2007. – 235 с.

111. Юридический словарь. – М.: Юрид. лит., 1953. – 584 с.

III. Статьи

112. Алексеев В. И. Лишение свободы в тюремной системе России (XVIII столетие) // Преступление и наказание. – 2005. – № 1. – С. 25–29.

113. Антонян Е. А. Особенности социальной среды осужденных // Рос. криминол. взгляд. – 2010. – № 3. – С. 206–210.

114. Антонян Ю. М. К чему приговаривает суд, когда приговаривает к лишению свободы // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. – 2005. – № 4. – С. 4–7.

115. Архипов И. Ю. Развитие и совершенствование правового регулирования деятельности колоний-поселений // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. – 2009. – № 2. – С. 17–22.

116. Багреева Е. Г. Социокультурные преобразования в стране и проблемы воспитательных колоний // Актуальные проблемы деятельности воспитательных колоний ФСИН России: материалы науч. – практ. конф. (29–30 мая 2008 г.). – М., 2008. – Ч. 1. – С. 126–128.

117. Булыков П. А. Лишает ли свободы колония-поселение? // Рос. юстиция. – 2001. – № 6. – С. 54–58.

118. Булычева Л. В. «Кресты»: прошлое и настоящее. От колоний – снова к тюрьмам? // Закон и право. – 2003. – № 10. – С. 75–78.

119. Вергазова А. Н. Сущность и содержание лишения свободы // Актуальные проблемы уголовно-правовой теории и практики: сб. науч. тр. – Новгород, 1996. – С. 15–18.

120. Ворончихин А. А. Концепция уголовно-исполнительной цивилизации учреждений, исполняющих наказания в виде лишения свободы (ИТК и тюрьма), в научных работах профессора В. А. Фефелова // Уголовно-исполнительное право. – 2009. – № 2. – С. 51–54.

121. Гальперин В. Р. Актуальные проблемы деятельности колоний-поселений // Преступление и наказание. – 2007. – № 7. – С. 2–4.

122. Генрих Н. В. О карательном способе регулирования уголовно-правовых отношений // Рос. криминол. взгляд. – 2010. – № 3. – С. 190–194.

123. Гернет М. Очерки тюремной психологии. Психология переписки и свиданий в тюрьме // Право и жизнь. – 1924. – Кн. 1. – С. 83–85.

124. Гончаров А. В., Федоров В. И. Организация режима и обеспечение надзора за осужденными в колониях-поселениях // Ведомости уголовно-исполнительной системы. – 2006. – № 7. – С. 15–19.

125. Горобцов В. Н, Силков В. Е. Юридическая природа наказания, отбываемого в колониях-поселениях // Вопросы совершенствования уголовно-правовых мер борьбы с преступностью. – Свердловск, 1983. – С. 103–106.

126. Детков М. Г. Длительное лишение свободы: понятие, содержание, эффективность // Преступление, наказание, исправление: науч. – практ. журн. / Вологод. ин-т права и экономики ФСИН России. – 2008. – № 2. – С. 28–32.

127. Ефимов М. А. Лишение свободы как вид уголовного наказания // Сборник ученых трудов Свердлов. юрид. ин-та. Вып. 1. – Свердловск, 1964. – С. 164–167.

128. Журавлев М. П. Уголовная политика и наказание // Рос. криминол. взгляд. – 2010. – № 3. – С. 159–164.

129. Загородников Н. И. О содержании уголовно-правовых отношений // Сов. гос-во и право. – 1963. – № 11. – С. 85–87.

130. Зарипов З. С., Мусатова Е. Е. Правовые аспекты совершенствования системы охраны здоровья осужденных, больных туберкулезом // Актуальные проблемы уголовно-исполнительного права и исполнения наказаний. – Рязань, 2009. – С. 10–13.

131. Зубков А. И. Реализация европейских норм в области лишения свободы // Бюллетень Минюста России. – 2000. – № 8. – С. 74–76.

132. Иванов В. Д. Исправительные центры или колонии-поселения? // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. – 2005. – № 1. – С. 21–24.

133. Канунник А. И. Роль и место наказания в виде лишения свободы в уголовной политике государства в современных условиях // Человек: преступление и наказание. – 2005. – № 4. – С. 26–30.

134. Карганова Б. Г. Лишение свободы и смертная казнь в санкциях статей УК РФ // Гос-во и право. – 2003. – № 11. – С. 60–66.

135. Кармянский И. К. Исполнение наказания в колониях-поселениях // Законность. – 2005. – № 8. – С. 41–42.

136. Карпец И. И. Социальные и правовые аспекты учения о наказании // Сов. гос-во и право. – 1968. – № 5. – С. 63–66.

137. Кесслер М. Задачи и методы производственно-хозяйственной деятельности в местах заключения // Тез. докл. на I Всесоюз. совещании пенитенциарных работников. – М., 1928. – С. 123–126.

138. Ковалев В. М. К вопросу о лишении свободы // Лишение свободы: виды, содержание, исполнение. – Рязань, 1995. – С. 42–43.

139. Курганов С. И., Самовичев Е. Г Уголовная политика и практика назначения наказания несовершеннолетним // Совершенствование деятельности воспитательно-трудовых колоний и профилактика молодежной преступности. – М., 1992. – С. 13–16.

140. Курганский М. Г. Изменение вида исправительного учреждения // Человек: преступление и наказание: науч. журн. / Академия ФСИН России. – 2007. – № 2. – С. 9–11.

141. Лаптев С. В. Изменить статус колоний-поселений // Преступление и наказание. – 2006. – № 8. – С. 15–16.

142. Лукомский А. В. СИЗО и тюрьмы: положительные тенденции // Ведомости уголовно-исполнительной системы. – 2001. – № 4. – С. 9–14.

143. Маковик Р. Изоляция как правовая категория // Человек: преступление и наказание: вестн. Ряз. ин-та права и экономики Минюста России. – 1994. – № 1(2). – С. 42–45.

144. Маслихин А. В. К вопросу о совершенствовании системы наказаний и исправительно-трудовых учреждений // Актуальные проблемы режима в ИТУ. – Рязань, 1979. – С. 65–69.

145. Меликян А. Н. Институт наказания в виде лишения свободы в Советском государстве довоенного периода // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. – 2009. – № 1. – С. 42–44.

146. Михлин А. С. Проблемы совершенствования системы наказания в советском уголовном праве // Актуальные проблемы уголовного права. – М., 1988. – С. 108–111.

147. Наташев А. Е. О каре и воспитании // К новой жизни. – 1964. – № 3. – С. 64–67.

148. Наташев А. Е. Правовая регламентация уголовного наказания и его исполнения в свете Конституции СССР // Проблемы совершенствования исправительно-трудового законодательства и деятельности органов, исполняющих наказания. – М., 1981. – С. 27–28.

149. Никифоров Б. С. К вопросу об изучении эффективности уголовно-правовых мер борьбы с преступностью // Эффективность уголовно-правовых мер борьбы с преступностью. – М., 1968. – С. 25–34.

150. Орлов В. Н. Объект исполнения уголовного наказания // Рос. криминол. взгляд. – 2010. – № 3. – С. 211–216.

151. Панков Д. А. Совершенствование правовых институтов досрочного освобождения осужденных – важный стимул их исправления и перевоспитания // Сов. гос-во и право. – 1965. – № 3. – С. 39–45.

152. Перцова Л. В. Основные направления и перспективы развития института исполнения наказания в отношении несовершеннолетних осужденных // Актуальные проблемы исполнения уголовных наказаний в отношении несовершеннолетних. – Вып. 10. – М., 2000. – С. 185–190.

153. Поздняков В. И. Исправление несовершеннолетних в ВК: реально ли это? // Актуальные проблемы деятельности воспитательных колоний ФСИН России: материалы науч. – практ. конф. (29–30 мая 2008 г.). – М., 2008. – Ч. 1. – С. 145–148.

154. Рассказов Л., Упоров И., Белозеров А. Тюремное заключение в XVII веке // Преступление и наказание. – 2001. – № 8. – С. 43–46.

155. Савченко С. М., Милушин Е. А. Вопросы совершенствования ресоциализации судимых // Уголовное наказание и проблемы его исполнения в условиях перестройки деятельности органов внутренних дел: сб. науч. тр. – М., 1990. – С. 107–110.

156. Сенатов А. В. Тюрьмы в Российской Федерации: общая характеристика и перспективы // Человек: преступление и наказание: науч. журн. / Академия ФСИН России. – 2007. – № 1. – С. 43–45.

157. Смирнов В. Г. Правоотношение в советском праве // Правоведение. – 1961. – № 3. – С. 92–96.

158. Сорокина С. В. История применения краткосрочного лишения свободы в отечественном и зарубежном законодательстве // Человек: преступление и наказание: науч. журн. / Академия ФСИН России. – 2005. – № 3. – С. 105–109.

159. Стручков Н. А. Наказание как средство борьбы с преступностью // Сов. гос-во и право. – 1969. – № 11. – С. 91–95.

160. Стручков Н. А. Проблемы дальнейшего совершенствования правовых основ функционирования системы органов, исполняющих наказания // Проблемы совершенствования управленческой деятельности исправительно-трудовых учреждений. – М., 1983. – С. 51–55.

161. Стучка П. С. Переход с принудительного труда по приговору к добровольному труду // Сов. юстиция. – 1931. – № 10. – С. 6–9.

162. Труфанов М. Е. Вопросы преемственности уголовного и административного законодательства в оценке уровня общественной опасности // Рос. криминол. взгляд. – 2010. – № 3. – С. 182–184.

163. Федоров В. Л. Организация режима и обеспечение надзора за осужденными в колониях-поселениях // Ведомости уголовно-исполнительной системы. – 2006. – № 7. – С. 15–19.

164. Хохряков Г. Ф. Наказание в виде лишения свободы: оценка эффективности // Сов. гос-во и право. – 1989. – № 2. – С. 65–73.

165. Хуторская Н. Б. Исполнение наказания в виде лишения свободы в учреждениях открытого и полуоткрытого типа (зарубежный опыт) // Рос. криминол. взгляд. – 2010. – № 3. – С. 195–205.

166. Шаргородский М. Д Детерминизм и ответственность // Правоведение. – 1968. – № 1. – С. 48–53.

167. Шмаров И. В. Преодоление отрицательных последствий отбывания уголовного наказания // Сов. гос-во и право. – 1977. – № 2. – С. 84–91.

IV. Диссертации и авторефераты диссертаций

168. Абдрахманова Е. Р. Уголовно-правовое обеспечение реализации лишения свободы: дис… канд. юрид. наук. – Ульяновск, 1997. – 198 с.

169. Баймурзин Е. Ш. Уголовно-правовые и криминологические проблемы применения длительных сроков лишения свободы: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Астана, 2006. – 24 с.

170. Бессараб Н. Р. Изоляция личности как правовая категория: автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 2005. – 26 с.

171. Бикситова Б. С. Эффективность исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы (По материалам Оренбургской области): автореф. дис… канд. юрид. наук. – Бишкек, 2006. – 29 с.

172. Валиев Х. Х. Проблемы совершенствования правового регулирования исполнения наказания в виде лишения свободы в отношении осужденных, больных туберкулезом: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Алма-Аты, 1998. – 30 с.

173. Галина А. Г. Эффективность наказания в виде лишения свободы: дис… канд. юрид. наук. – М., 2004. – 187 с.

174. Гилязутдинов Р. К. Правовые основы и организация исполнения наказания в тюрьмах в период 1917–1930 годов: автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 1999. – 22 с.

175. Греков М. Л. Тюремные системы: состояние, перспективы: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Краснодар, 2000. – 25 с.

176. Денисов С. В. Социальная адаптация лиц, отбывших уголовное наказание в виде лишения свободы (уголовно-правовой, уголовно-исполнительный и криминологический аспекты): автореф. дис… канд. юрид. наук. – Н. Новгород, 2008. – 23 с.

177. Детков М. Г. Развитие системы исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы в России: автореф. дис… д-ра юрид. наук. – М., 1994. – 28 с.

178. Джужома В. В. Краткосрочное лишение свободы в уголовном праве России и Германии: автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 2010. – 31 с.

179. Ефимов М. А. Проблемы лишения свободы как вида уголовного наказания в законодательстве, судебной и исправительно-трудовой практике: дис… д-ра юрид. наук. – Свердловск, 1965. – 214 с.

180. Кашуба Ю. А. Уголовно-исполнительная политика в отношении несовершеннолетних: дис… д-ра юрид. наук. – Рязань, 2002. – 179 с.

181. Колодин Р. В. Правовые и организационные аспекты общественного контроля за деятельностью воспитательных колоний: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Рязань, 2010. – 24 с.

182. Кондусов А. П. Лишение свободы как вид наказания, применяемый к несовершеннолетним по советскому уголовному праву: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Саратов, 1966. – 29 с.

183. Королева Е. В. Лишение свободы в аспекте достижения целей наказания: дис… канд. юрид. наук. – Саратов, 2003. – 206 с.

184. Крылов А. С. Изоляция от общества в условиях лишения свободы и социальные связи осужденных: автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 1983. – 27 с.

185. Лазуткин А. И. Реализация принципа справедливости при назначении наказания в виде лишения свободы: дис… канд. юрид. наук. – Рязань, 2004. – 230 с.

186. Лаптев С. А. Организационно-правовые основы деятельности колоний-поселений: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Рязань, 2006. – 27 с.

187. Мазурина Ю. Е. Уголовное наказание в виде пожизненного лишения свободы и его объект: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Рязань, 2010. – 28 с.

188. Макарова Ю. В. Социально-психологические особенности восприятия социальной реальности осужденными в условиях лишения свободы: автореф. дис… канд. психол. наук. – Уфа, 2001. – 23 с.

189. Маликов Б. З. Теоретические проблемы сущности и содержание лишения свободы и их выражение в уголовном и уголовно-исполнительном законодательстве России: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Рязань, 2004. – 56 с.

190. Марина Е. А. Лишение свободы на определенный срок: понятие, содержание, виды исправительных учреждений: дис… канд. юрид. наук. – М., 2008. – 225 с.

191. Мурашова С. А. Уголовное наказание в России XVIII–XIX вв. и проблемы его совершенствования в современный период: дис… канд. юрид. наук. – Ростов н/Д, 1999. – 221 с.

192. Мясников В. В. Лишение свободы на определенный срок: содержание, цели и средства их достижения: дис… канд. юрид. наук. – Ростов н/Д, 2003. – 197 с.

193. Нарышкина Н. И. Функционирование тюрем в условиях реформирования уголовно-исполнительной системы (организационный и правовой аспекты): дис… канд. юрид. наук. – Рязань, 2006. – 270 с.

194. Николайченко В. В. Длительные сроки лишения свободы (уголовно-правовые, исправительно-трудовые аспекты): автореф. дис… канд. юрид. наук. – Саратов, 1991. – 24 с.

195. Пирогов П. П. Тюремная система Российской Империи и ее кадровое обеспечение в XIX – начале XX вв.: автореф. дис… канд. юрид. наук. – СПб., 2000. – 25 с.

196. Пленкин Ю. В. Изоляция осужденных к лишению свободы – признак наказания и правовая форма государственного принуждения: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Рязань, 2005. – 25 с.

197. Поливцев А. В. Правовое регулирование применения ареста как вида уголовного наказания: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Ростов н/Д, 2001. – 23 с.

198. Прохорова М. В. Организационно-правовые проблемы стимулирования позитивной ответственности осужденных в воспитательных колониях: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Томск, 2010. – 21 с.

199. Ременсон А. Л. Наказание и его цели в советском уголовном праве: дис… канд. юрид. наук. – Л., 1950. – 223 с.

200. Ременсон А. Л. Теоретические вопросы исполнения лишения свободы и перевоспитания заключенных: автореф. дис… д-ра юрид. наук. – Томск, 1965. – 401 с.

201. Рудник В. И. Отрицательные последствия применения уголовного наказания в виде лишения свободы и основные меры их нейтрализации: дис… канд. юрид. наук. – Киев, 1990. – 186 с.

202. Симонян А. В. Лишенные свободы и их распределение по исправительным учреждениям: дис… канд. юрид. наук. – Ростов н/Д, 2002. – 210 с.

203. Скрыльников К. А. Назначение и исполнение уголовных наказаний, соединенных с изоляцией, в отношении несовершеннолетних: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Ростов н/Д, 2004. – 29 с.

204. Соколов С. А. Правовое регулирование исполнения наказания в тюрьмах: эволюция и перспективы: дис… канд. юрид. наук. – Рязань, 2005. – 205 с.

205. Сорокина С. В. Лишение свободы на краткие сроки (уголовно-исполнительный аспект): дис… канд. юрид. наук. – Рязань, 2005. – 225 с.

206. Соцкий Ю. Ф. Правовое регулирование исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы в дореволюционной России: дис… канд. юрид. наук. – Рязань, 1998. – 176 с.

207. Смирнов А. М. Длительные сроки лишения свободы в отношении осужденных мужчин (уголовно-правовые и уголовно-исполнительные аспекты): автореф. дис. канд. юрид. наук. – Тамбов, 2009. – 25 с.

208. Сыч К. А. Уголовное наказание и его состав: теоретико-методологические аспекты исследования: дис… д-ра юрид. наук. – Рязань, 2001. – 345 с.

209. Титаренко А. П. Правовые и организационные аспекты исполнения наказания в колониях-поселениях: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Красноярск, 2004. – 23 с.

210. Файзутдинов Р. М. Лишение свободы: его социальное назначение и функции: дис… канд. юрид. наук. – Казань, 2000. – 207 с.

211. Чернов А. Д. Лишение свободы как вид уголовного наказания (уголовно-правовые и уголовно-исполнительные аспекты): дис… канд. юрид. наук. – М., 1998. – 225 с.

212. Ширяев В. Ф. Наказание в системе мер уголовно-правового воздействия: содержание, проблемы совершенствования: дис… канд. юрид. наук. – Ярославль, 2001. – 213 с.

213. Щедрин О. Ю. Организационно-правовое обеспечение исполнения наказания в тюрьмах: автореф. дис… канд. юрид. наук. – Рязань,

2006. – 26 с.

Информация об авторах

Сыч Константин Антонович – профессор кафедры уголовного права Академии права и управления Федеральной службы исполнения наказаний России, доктор юридических наук, профессор, полковник внутренней службы, родился 16 февраля 1957 года в с. Кисоричи Рокитновского района Ровенской области Украины.

В 1983 году окончил Рязанскую высшую школу МВД СССР. В последующем работал в пенитенциарных учреждениях, исполняющих наказание в виде лишения свободы.

В 1989 году поступил в очную адъюнктуру Рязанской высшей школы МВД СССР, которую успешно окончил в 1992 году, защитив по специальности «12.00.08 – Уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право» диссертацию на соискание ученой степени кандидата юридических наук по теме: «Состав наказания: опыт системного исследования» (научный руководитель – доктор юридических наук, профессор Елеонский Владимир Александрович).

После защиты кандидатской диссертации работал в профессорско-преподавательском составе Рязанской высшей школы МВД СССР. С 1999 года являлся начальником кафедры криминологии и административного права, с 2003 года – начальником кафедры уголовного права и криминологии, с 2005 года по настоящее время занимает должность профессора кафедры уголовного права Академии права и управления Федеральной службы исполнения наказаний России.

В 2001 году защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора юридических наук по специальности «12.00.08 – Уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право» по теме: «Уголовное наказание и его состав: теоретико-методологические аспекты исследования»(научный консультант – доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ Михлин Александр Соломонович).

Область научных интересов – уголовное право, криминология, уголовно-исполнительное право. Автор многочисленных научных трудов, в том числе трех монографий.

Женат. Имеет двух детей (Сыч Владимир Константинович и Сыч Зоя Константиновна).

Список основных научных трудов автора

Монографические издания:

1. Сыч, К. А. Уголовное наказание как система: монография. – Рязань, 1995. – 119 с.

2. Сыч, К. А. Уголовное наказание и его состав: теоретико-методологические аспекты исследования: монография. – Санкт-Петербург, 2002 г. – 215 с.

3. Сыч, К. А. Условно-досрочное освобождение от отбывания наказания в виде пожизненного лишения свободы. – Рязань, 2013. – 153 с.

Научные статьи:

4. Сыч, К. А. К вопросу о цели исправления и перевоспитания осужденных // Цели уголовного наказания. Учебно-методические материалы по итогам межкафедрального теоретического семинара, состоявшегося в декабре 1989 г. – Рязань, 1990. – С. 82–84.

5. Сыч, К. А. Понятие состава уголовного наказания // Проблемы совершенствования исполнения уголовных наказаний. Материалы секции научно-практической конференции «Человек: преступление и наказание», состоявшейся в РВШ МВД РФ 25–26 марта 1992 года. – Рязань, 1992 г. – С. 64–71.

6. Сыч, К. А. Судебная власть как субъект уголовного наказания // Проблемы уголовной ответственности и наказания в условиях формирования правового государства. Сборник научных трудов. – Рязань, 1994. – С. 35–38.

7. Сыч, К. А., Упоров И.В. Усиление уголовных репрессий как результат роста преступности // Вопросы борьбы с преступностью. Сборник научных трудов. – Рязань, 2001. – С. 119–126.

8. Сыч, К. А. Некоторые особенности криминологического аспекта уголовного наказания // Российский криминологический взгляд. № 3. – Ставрополь, 2006. С. 102–104.

Каданева Елена Александровна – преподаватель кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики ФКОУ ВПО Кузбасский институт Федеральной службы исполнения наказаний России, кандидат юридических наук, старший лейтенант внутренней службы, родилась 1 июня 1987 года в г. Ленинске-Кузнецком Кемеровской области.

В июле 2009 года окончила Кузбасский институт Федеральной службы исполнения наказаний России (г. Новокузнецк) по специальности «Юриспруденция», специализация – уголовно-правовая с отличием. С сентября по октябрь 2009 года работала в должности начальника отряда отдела по воспитательной работе в ФБУ ЛИУ-42 ГУФСИН России по Кемеровской области.

В октябре 2009 года поступила в очную адъюнктуру Академии права и управления Федеральной службы исполнения наказаний России (г. Рязань), которую окончила в июне 2012 года, защитив 24 мая 2012 года по специальности «12.00.08 – Уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право» диссертацию на соискание ученой степени кандидата юридических наук по теме: «Лишение свободы как уголовно-правовой институт и перспективы его развития» (научный руководитель – доктор юридических наук, профессор Сыч Константин Антонович).

С июня 2012 года по настоящее время работает в должности преподавателя кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики ФКОУ ВПО Кузбасский институт Федеральной службы исполнения наказаний России.

Область научных интересов – уголовное право, криминология, уголовно-исполнительное право. Автор 11 научных работ, в том числе 3 научных работы опубликованы в ведущих рецензируемых журналах, определенных Высшей аттестационной комиссией.

Не замужем. Детей нет.

Список научных трудов автора

Статьи, опубликованные в научных изданиях по перечню российских рецензируемых журналов:

1. Каданева, Е. А. Негативные последствия уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок, обуславливающие рецидивную преступность // «Черные дыры» в Российском законодательстве. Москва. № 2. 2010. С. 90–91. – 0,3 п.л.

2. Каданева, Е. А. Лишение свободы на определенный срок в системе уголовных наказаний по законодательству РФ в условиях реформирования УИС // Уголовно-исполнительное право. Академия права и управления ФСИН России. Рязань. 2010. № 2 (10). С. 22–24. – 0,4 п.л.

3. Каданева, Е. А. Перспективы развития уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок // Уголовно-исполнительное право. Академия права и управления ФСИН России. Рязань. 2011. № 2 (12). С. 1011. – 0,3 п.л.

Статьи, опубликованные в других научных изданиях:

4. Каданева, Е. А. К вопросу о понятии и сущности уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок // Актуальные вопросы современного российского законодательства и организации деятельности уголовно-исполнительной системы: сборник научных трудов докторантов, адъюнктов и соискателей. Рязань: Академия ФСИН России. Выпуск 5. 2010. С. 131–136. – 0,4 п.л.

5. Каданева, Е. А. Правовое и социальное содержание уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок // Проблемы уголовной ответственности и наказания: Сб. научных трудов. Рязань: Академия права и управления ФСИН России. 2010. С. 134–136. – 0,25 п.л.

6. Каданева, Е. А. Правовое содержание уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок // Уголовно-исполнительная система сегодня: взаимодействие науки и практики: материалы международной научно-практической конференции, 18–19 декабря 2010 года. Новокузнецк: ФГОУ ВПО Кузбасский институт ФСИН России. 2010. Ч. 1. С. 20–22. – 0,25 п.л.

7. Каданева, Е. А. История развития уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок в советском уголовном законодательстве // Научное обеспечение реализации Концепции развития уголовно-исполнительной системы РФ до 2020 года: сборник научных трудов докторантов, адъюнктов и соискателей. Рязань: Академия ФСИН России. 2011. С. 143–147. – 0,3 п.л.

8. Каданева, Е. А. Тюремное заключение в условиях реализации Концепции развития уголовно-исполнительной системы РФ до 2020 года // Актуальные вопросы применения уголовного и уголовно-процессуального законодательства в борьбе с преступностью: Материалы научно-практической конференции 28 апреля 2011 г, Рязанский филиал Московского университета МВД России, 2011. С. 143–146. – 0,3 п.л.

9. Каданева, Е. А. Исполнение лишения свободы в условиях реализации Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года: Практические рекомендации. – Рязань: Академия ФСИН России, 2012. – Книга 53. – 15 с. – 0,4 п.л.

10. Каданева, Е. А. Перспективы развития института лишения свободы в условиях реформирования УИС // Научное обеспечение реализации Концепции развития уголовно-исполнительной системы РФ до 2020 года: сборник научных трудов докторантов, адъюнктов и соискателей. Рязань: Академия ФСИН России. 2012. С. 172–177. – 0,3 п.л.

11. Каданева, Е. А. Содержание несовершеннолетних осуждённых в воспитательных центрах как вид уголовного наказания // Уголовно-исполнительная система сегодня: взаимодействие науки и практики: материалы научно-практической конференции, 15–16 ноября 2012 года, Новокузнецк: ФКОУ ВПО Кузбасский институт ФСИН России, 2013. С. 111–114. – 0,2 п.л.

Information about the Author

Sych Konstantin Antonovich is a Professor of Criminal Law Chair of Academy of Law and Management of the Federal Service of Penalty Execution of Russia, Doctor of Law, Professor, Colonel of the Internal Service. He was born on the 16^th of February, 1957, in Kisorichi Village of Rokitnovsky Region of Rovenskaya Oblast in Ukraine.

In 1983, he graduated Ryazan High School of the MIA of the USSR. Later, he worked at penitentiary facilities, executing penalties in the form of freedom deprivation.

In 1989, he entered resident military post-graduate school of Ryazan High School of the MIA of the USSR, which he successfully graduated in 1992, when he defended his Candidate of Law thesis on the topic “Contents of Penalty: Experience of a Systematic Analysis”, specialized in “12.00.08 – Criminal Law and Criminology; Criminal executive law”. His scientific guide was Doctor of Law, Professor Eleonsky Vladimir Aleksndrovich.

After he defended his Candidate of Law thesis, he worked among the tutorial staff of Ryazan High School of the MIA of the USSR.

Since 1999, he took the position of the Head of Criminology and Administrative Law Chair, and since 2003 – the Head of Criminal Law and Criminology Chair. Since 2005 and up to the present, he is a Professor of Criminal Law Chair of Academy of Law and Management of the Federal Service of Penalty Execution of Russia.

In 2001, he defended his Doctor of Law thesis on the topic “Criminal Penalty and Its Contents: Theoretical Methodological Aspects of Studying”, specialized in “12.00.08 – Criminal Law and Criminology; Criminal Executive Law”. His scientific guide was Doctor of Law, Professor, Honored scientific worker of the RF Mikhlin Aleksandr Solomonovich.

The sphere of his scientific interests include the criminal law, criminology, the criminal executive law. He is an author of numerous scientific works, including three monographs.

He is married. Has two children (Sych Vladimir Konstantinovich and Sych Zoya Konstantinovna).

The list of the main scientific works by the author

Monographiceditions:

1. Sych K.A. The criminal penalty as a system: Monograph. – Ryazan, 1995. – 119 p.

2. Sych K.A. The criminal penalty and its contents: theoretical methodological aspects of studying: monographs. – Saint Petersburg, 2002. – 215 p.

3. Sych K.A. Release on parole from life imprisonment. – Ryazan, 2013. – 153 p.

Scientific articles:

4. Sych K.A. On the question of the aim of correction and re-education of the convicts // Aims of the Criminal Penalty. Educative scientific materials of the interChair theoretical seminar, held in December 1989. – Ryazan, 1990. – P. 82–84.

5. Sych K.A. Notion of the contents of the criminal penalty // Problems of perfection of criminal penalties execution. Materials of the section of the scientific practical conference on the topic “Human: Crime and Punishment”, held in RHS of the MIA of – P. 64–71.

6. Sych K.A. The judicial power as a subject of the criminal penalty // Problems of the criminal responsibility and penalty within the formation of a legal state. – Ryazan, 1994. – P. 35–38.

7. Sych K.A., Uporov I.V. Strengthening of criminal repressions as a result of increase of criminality // Questions of Criminality Counteraction. Selected Scientific Works. – Ryazan, 2001. – P. 119–126.

8. Sych K.A. Some special features of a criminological aspect of the criminal penalty // Russian Criminological Outlook. № 3. – Stavropol, 2006. P. 102–104.

Kadaneva Elena Aleksandrovna is a lecturer at Criminal Law, Legal Procedure and Criminal Investigation Science Chair of the Federal Commerce Educational Institution of Higher Professional Education Kuzbass Institute of the Federal Service of Penalty Execution of Russia, Candidate of Law, Senior Lieutenant of the Internal Service. She was born on the 1^stofJune, 1987, in Leninsk-Kuznetsky of Kemerovskaya Oblast.

In July 2009, she graduated from Kuzbass Institute of the Federal Service of Penalty Execution of Russia (Novokuznetsk), specialized in “Jurisprudence”, Criminal Law, with honors. In September-October 2009, she took the position of the Head of the Departmental Educational Unit in FBI LCF-42 of the SDFSPE of Russia in Kemerovskaya Oblast.

In October 2009, she entered are sident military post-graduate school of the Academy of Law and Management of the Federal Service of Penalty Execution of Russia (Ryazan), which she graduated in June 2012, and in May 24, 2012, she defended her Candidate of Law thesis on the topic “Freedom Deprivation as a Criminal Legal Institution and Perspectives of Its Development”, specialized in “12.00.08 – Criminal Law and Criminology; Criminal Executive Law”. Her scientific guide was Sych Konstantin Antonovich, Doctor of Law and Professor.

Since June 2012 up to the present, she takes the position of alecturer at the Criminal Law, Criminal Procedure and Criminal Investigation Science Chair of the FCEI HPE Kuzbass Institute of the Federal Service of Penalty Execution of Russia. The sphere of her scientific interests lies in the Criminal law, Crimminology and criminal executive law. She is an author of 11 scientific works, among which the 3 were published by the leading reviewing bulletins, defined by the Supreme Attestation Committee.

Single. Has no children.

The list of scientific works by the author

Articles, published by scientific editions according to the List of the Russian Reviewing Bulletins:

1. Kadaneva E.A. Negative consequences of the criminal penalty in the type of freedom deprivation for a definite term, causing repeated criminality // “Black Gaps” in the Russian Legislation. Moscow. № 2. 2010. P. 90–91. – 0,3 p.s.

2. Kadaneva E.A. Freedom deprivation for a definite term in the system of criminal penalties according to the legislation of the Russian Federation within there forming of the Criminal Executive Service // The Criminal Executive Law. Academy of Law and Management of the FSPE of Russia. Ryazan. 2010. № 2 (10). P. 22–24. – 0,4 p.s.

3. Kadaneva E.A. Perspectives of development of the criminal penalty in the type of freedom deprivation for a definite term // The Criminal Executive Law. Academy of Law and Management of the FSPE of Russia. 2011. № 2 (12). P. 10–11. – 0,3 p.s.

Articles, published by other scientific editions:

4. Kadaneva E.A. On the question of the notion and essence of the criminal penalty in the form of freedom deprivation for a definite term // Vital questions of the contemporary Russian legislation and organization of activity of the criminal executive system: Selected scientific works by competitor for Doctoral and Candidate degrees. Ryazan: Academy of the FSPE of Russia. 5. 2010. P. 131–136. – 0,4 p.s.

5. Kadaneva E.A. Legal and social contents of the criminal penalty in the form of freedom deprivation for a definite term // Problems of Criminal Responsibility and Penalty: Selected scientific works. Ryazan: Academy of the FSPE of Russia. 2010. P. 134–136. – 0, 25 p.s.

6. Kadaneva E.A. Legal notion of the criminal penalty in the form of freedom deprivation for a definite term // The Criminal executive system to day: interaction of science and practice: Materials of the International Scientific Practical Conference, December 18–19, 2010. Novokuznetsk: FSEI HPE Kuzbass Institute of the FSPE of Russia. 2010. Part. 1. P. 20–22. – 0,25 p.s.

7. Kadaneva E.A. History of development of the criminal penalty in the form of freedom deprivation for a definite term according to the Soviet criminal legislation // Scientific Maintenance of the Concept of the Development of the Criminal Executive System in Russia up to 2020: Selected scientific works by the competitors for Doctoral and Candidate degrees. Ryazan: Academy of the FSPE of Russia. 2011. P. 143–147. – 0,3 p.s.

8. Kadaneva E.A. Imprisonment within the maintenance of the Concept of Development of the Criminal Executive System of the Russian Federation up to 2020 // Vital questions of application of the criminal and criminal procedural legislation in criminality counter action: Materials of the Scientific Practical Conference in April 28, 2011, Ryazan Subsidiary of Moscow University of the MIA of Russia, 2011. P. 143–146. – 0,3 p.s.

9. Kadaneva E.A. Execution of freedom deprivation within them aintenance of the Concept of Development of the Criminal Executive System of the Russian Federation up to 2020: Practical notions. – Ryazan: Academy of the FSPE of Russia, 2012. – Book 53. – 15 p. – 0,4 p.s.

10. Kadaneva E.A. Perspectives of the development of the institution of freedom deprivation within reforming the CES // Scientific maintenance of the Concept of the Development of the Criminal Executive System of the Russian Federation up to 2020: Selected scientific works by competitors to Doctoral and Candidate degrees. Ryazan: Academy of the FSPE of Russia. 2012. P. 172–177. – 0,3 p.s.

11. Kadaneva E.A. Maintenance of the juvenile convicts within correctional educative centers as a type of the criminal penalty // The Criminal Executive System Today: Interaction of Science and Practice: Materials of the scientific practical conference, November 15–16, 2012, Novokuznetsk: FCEI HPE Kuzbass Institute of the FSPE of Russia, 2013. P. 111–114. – 0,2 p.s.

Приложения

Приложение 1
Порядок рецензирования статей и материалов в журнале «Российский криминологический взгляд»

Уважаемые авторы!

Редакция журнала установила следующий порядок рецензирования статей

1. Статьи аспирантов, соискателей, адъюнктов и иных лиц, не имеющих ученой степени, от вузов (без соавторства с кандидатами и докторами наук), с которыми у редакции журнала имеются договорные отношения, проходят рецензирование (осуществляется руководителями отделов редколлегии по соответствующей отрасли наук) на основании: 1) решения (рекомендации) редакционного совета вуза либо ученого совета (совета) юридического факультета вуза; 2) письменного отзыва (рецензии), подготовленного доктором наук, работающим с автором в одном регионе (или вузе) и не являющимся его научным руководителем (консультантом). Статьи кандидатов, докторов наук (в том числе в соавторстве с аспирантами, соискателями, адъюнктами и иными лицами, не имеющими ученой степени) от вузов, с которыми у редакции журнала имеются договорные отношения, поступают только на основании решения (рекомендации) редакционного совета вуза либо ученого совета (совета) юридического факультета вуза.

2. Статьи аспирантов, соискателей, адъюнктов и иных лиц, не имеющих ученой степени, а также кандидатов и докторов наук, поступающие в редакцию в инициативном порядке, принимаются к опубликованию по итогам рецензирования (осуществляется руководителями отделов редколлегии по соответствующей отрасли наук). Статьи аспирантов, соискателей, адъюнктов и иных лиц, не имеющих ученой степени, (без соавторства с кандидатами и докторами наук), направившие свои рукописи в инициативном порядке, принимаются для рецензирования руководителями отделов на основании: 1) решения (рекомендации) редакционного совета вуза либо ученого совета (совета) юридического факультета вуза по месту их обучения; 2) письменного отзыва (рецензии) доктора наук, работающего с автором в одном регионе (или вузе) и не являющегося его научным руководителем (консультантом). Статьи кандидатов наук (в том числе в соавторстве с аспирантами, соискателями, адъюнктами и иными лицами, не имеющими ученой степени) принимаются для рецензирования, как правило, на основании письменного отзыва (рецензии) доктора наук, работающего с автором в одном регионе (или вузе). Статьи докторов наук (в том числе в соавторстве с аспирантами, соискателями, адъюнктами, кандидатами наук и ными лицами, не имеющими ученой степени) принимаются для рецензирования руководителями отделов редколлегии по соответствующей отрасли наук без каких-либо решений (рекомендаций) и отзывов (рецензий).

3. Статьи авторов, поступившие в редакцию для рецензирования, проходят обсуждение на заседании редколлегии журнала, на которое выносятся рецензии не менее 2-х членов редколлегии (1 письменная и 1 устная), являющихся специалистами в данной области. Непосредственную ответственность за своевременное рецензирование статей несут руководители отделов редколлегии по соответствующей отрасли наук или области исследования. В составе редколлегии в настоящее время функционируют отделы (их состав может меняться):

1. Обращение к читателю.

2. Обращение к редакции.

3. Обращение к Президенту России.

4. Поздравления.

5. Юбилеи.

6. По следам юбилея.

7. События.

8. Персоналии.

9. Идеи.

10. Цитата.

11. Факты.

12. Интервью.

13. Союз криминалистов и криминологов.

14. Московский клуб криминологов.

15. Санкт-Петербургский международный криминологический клуб.

16. Находка библиофила.

17. Криминологическая библиотека.

18. История криминологии в оригинале.

19. Криминологическое наследие русского зарубежья.

20. Теория и история криминологии и права.

21. Кандидатская – на уровне докторской.

22. Направления криминологии в докторских диссертациях.

23. Криминологические рукописи в издании.

24. Авторефераты кандидатов наук в издании.

25. Профессорская лекция.

26. Криминотеология.

27. Криминоглобалистика.

28. Криминофамилистика.

29. Криминоювенология.

30. Криминопенология.

31. Криминовиоленсология.

32. Киберкриминология.

33. Этнокриминология.

34. Наркокриминология.

35. Виктимология.

36. Экокриминология.

37. Криминомилитарология.

38. Криминокультурология.

39. Криминосексология.

40. Политическая криминология.

41. Экономическая криминология.

42. Гендерная криминология.

43. Криминология преступного профессионализма.

44. Криминологический взгляд криминалиста.

45. Криминологический взгляд процессуалиста.

46. Криминологический взгляд филолога.

47. Криминологический взгляд экономиста.

48. Криминологический взгляд музыканта.

49. Криминальная аксиология.

50. Криминальная психология.

51. Криминологическая педагогика.

52. Управленческая криминология.

53. Криминология и судебная власть.

54. Криминология и исполнительная власть.

55. Криминологическое законодательство.

56. Криминологический комментарий.

57. Сравнительная криминология.

58. Зарубежная криминология.

59. Криминологический практикум.

60. Криминологическая статистика.

61. Криминологические афоризмы.

62. Взгляд молодого криминолога.

63. Трибуна юного юриста.

64. Криминологическая библиография.

65. Критическая криминология.

66. Криминологический портал.

67. Художественный опыт криминолога.

68. Некрологи.

69. Информация об авторах.

70. Аннотации, ключевые слова, типы публикаций и пристатейные библиографические списки.

71. К сведению авторов.

4. Статья считается принятой к публикации не только при наличии положительных рецензий, но и отрицательных в том случае, если ее поддержало большинство членов редколлегии, работающих в той же области наук или сфере исследования, что и автор статьи. Редакция имеет право пригласить автора на свое заседание для уточнения актуальности, научной новизны представленного для опубликования материала, а также для определения позиции автора, аргументации его выводов по указанной в статье проблеме. Порядок и очередность публикации статьи определяется в зависимости от объема публикуемых материалов и перечня рубрик в каждом конкретном выпуске.

5. Рецензии на рукописи статей, подготовленные членами редколлегии, направляются далее для ознакомления представителям вузов и авторам по их запросу. В случае отклонения статьи от публикации в журнале представителю вуза и автору по их запросу направляется аргументированный отказ в письменной (электронной) форме. Авторы имеют право на доработку статьи или ее замену другим материалом.

Редакция журнала

Appendix 1
Order of reviewing the articles and materials in the Bulletin

Dear Authors,

The Editorial Board of the Bulletin established the following order of reviewing the articles:

1. Articles, contributed by post-graduate students of civil and military schools and others, having no scientific degree (being written in no cooperation with candidates or doctors of law), but who possess privity of contract with the Bulletin, should undergo the reviewing: 1) resolution (recommendation) by the Editorial Board of the school or the Scientific Council of a Law Department of a University; 2) written review (review) by a Doctor of Philosophy, authoritative author in the region (or school), not being a scientific guide (consultant). Articles, contributed by candidate and doctors of law (including those in co-authorship with post-graduate students of civil and military schools and others, having no scientific degree), who possess the privity of contract with the Bulletin, come according to the resolution (recommendation) of the Editorial Board or Scientific Council of a Law Department of a University.

2. Articles, contributed by post-graduate students of civil and military schools and others, having no scientific degree, candidates and doctors of law, coming on the initiative of the authors, are accepted according to the resolution of the review (which is given by the Heads of the by post-graduate students of civil and military schools and others, having no scientific degree Editorial Departments within the field of the knowledge). Articles, contributed by post-graduate students of civil and military schools and others, having no scientific degree (not written in co-authorship with candidates or doctors of law), coming on the initiative of the author, are accepted to be reviewed by the Heads of the Editorial Departments according to: 1) resolution (recommendation) of an Editorial Council or Scientific Council of Law Department of the school they belong to; 2) written review (review) by a doctor of law, being an author in the region (school) and not providing scientific guidance (consultation) to this student. Articles by candidates of science (including those in co-authorship with post-graduate students of civil and military schools and others, having no scientific degree) are usually accepted to be reviewed according to the written review (review) by a doctor of law, being an author in the region (school). Articles by doctors of law (including those in co-authorship with post-graduate students of civil and military schools and others, having no scientific degree, and candidates of law), are usually accepted by the Heads of the Editorial Departments of the corresponding field of knowledge without any resolutions (recommendations) and reviews.

3. Articles by the authors, taken to the Editorial Board of the Bulletin to be reviewed, undergo the discussion at the meeting of the Editorial Board of the Bulletin, where the resolution is given by at least two members of the Editorial Board (one written and one oral review), being the specialists in the corresponding field of knowledge. Direct responsibility for the timed review is entrusted to the Heads of the Editorial Departments of the corresponding field of knowledge or research. The Editorial Board includes the following Departments:

1. Ad notam to the reader;

2. Ad notam to the Editorial Board;

3. Address to the President of Russia:

4. Congratulations;

5. Anniversaries;

6. On the trail of the Jubilees;

7. Events;

8. Personalities;

9. Ideas;

10. Cite;

11. Facts;

12. Interviewing;

13. Union of criminalists and criminologists;

14. Moscow Club of Criminologists;

15. Saint Petersburg International Criminological Club;

16. Bibliophile’s boon;

17. Criminological Library;

18. History of criminology in original;

19. Criminological heritage of Russian immigration;

20. Theory and history of criminology and law;

21. Candidate thesis on the level of a doctoral one;

22. Directions of criminology in doctoral theses;

23. Edited criminological manuscripts;

24. Abstracts by the Candidate of Law in Edition;

25. Lection by Professor;

26. Criminal theology;

27. Criminal globalistics;

28. Criminal familistics;

29. Criminal juvenology;

30. Criminal penology;

31. Criminal violencology;

32. Cyber criminology;

33. Ethnic criminology;

34. Drug criminology;

35. Victimology;

36. Ecological criminology;

37. Military criminology;

38. Cultural criminology;

39. Criminal sexology;

40. Political criminology;

41. Economical criminology;

42. Gender criminology;

43. Criminology of criminal professionalism;

44. Criminological outlook of a criminologist;

45. Criminological outlook of a proceduralist;

46. Criminological outlook of a philologist;

47. Criminological outlook of an economist;

48. Criminological outlook of a musician;

49. Criminal axiology;

50. Criminal psychology;

51. Criminological pedagogies;

52. Managerial criminology;

53. Criminology and the judicial power;

54. Criminology and the executive power;

55. Criminological legislation;

56. Criminological comment;

57. Comparative criminology;

58. Foreign criminology;

59. Criminological practice;

60. Criminological statistics;

61. Criminological aphorisms;

62. Young criminologist’s outlook;

63. Young jurist’s tribune;

64. Criminological bibliography;

65. Critical criminology;

66. Criminological portal;

67. Artistic experience of a criminologist;

68. Obituary;

69. Information about the authors;

70. Annotations, key words, types of publication and clause-by-clause bibliography

71. Ad notam to the authors.

4. The article is considered to be accepted to publication, if it is not only given positive reviews, but also negatives one, in the case it is supported by the majority of the Editorial Board, working in the corresponding field of knowledge or research. The Editorial Board is competent to invite the author to its meeting in order to specify the vitality and scientific novelty of the material to be published, and to define the author’s position, foundation to his conclusions on the topic, mentioned in the article. Order and queue of the publication is defined according to the amount of the material published and enumeration of the headings in every edition.

5. Reviews to the manuscripts of the articles, written by the members of the Editorial Board, are sent to the representatives of schools to get acquainted according to the request of the author. In the case of denial from the publication the author and a representative are sent a full and well-reasoned written (electronic) explanation according to the request of the author. Authors are authorized to improve or change the material, contributed to publication.

The Editorial Board of the Bulletin

Приложение 2
Условия и требования к опубликованию в журнале «Российский криминологический взгляд»

В связи с включением нашего журнала в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученых степеней кандидата и доктора наук с 01 января 2007 года, учитывая то, что до настоящего времени в журнале печатались в основном работы докторов наук или статьи кандидатов наук, написанные на уровне докторской, подобные требования сохраняются ко всем поступающим к нам работам аспирантов, адъюнктов, соискателей, докторантов, а именно:

1) предоставляемые работы аспирантов, адъюнктов, соискателей должны быть в пределах 0,24 п. л.; докторантов – 0,48 п. л.;

2) любая, предлагаемая для опубликования работа, должна соответствовать уровню нашего, докторского журнала, в противном случае она будет отклонена, то есть прежде всего претендующей, если и не на совсем новое направление в криминологии или праве (это требование сохраняется в полной мере к докторантам), то, во всяком случае, на его существенное развитие, содержащее исключительно авторские новаторские идеи, а не только перечисление существующих точек зрения и позиций;

3) как и ранее, будет приниматься работа по любой отрасли права и любой науке, но она должна отвечать некоторым требованиям, поскольку журнал был, есть и остается криминологическим:

a) исследование в той или иной отрасли права должно содержать криминологическую экспертизу предлагаемых новаций, а именно: ответить, по меньшей мере, на несколько из следующих вопросов: I) есть ли конкуренция между предлагаемыми Вами нормами права и действующими, противоречия, как внутри одной отрасли права, так и между отраслями, содействующая совершению правонарушений и в особенности преступлений, как наиболее опасной и вредоносной форме их проявления; II) как предлагаемый Вами проект нормативного акта повлияет на динамику преступности и правонарушаемости, вызовет ее рост или снижение; рост одних типов преступности и снижение других ее типов и т. п.; III) в каком аспекте Ваша правовая новелла может повлиять на выявление латентности преступности и правонарушений и уяснении действительной картины преступлений; IV) как повлияет та или иная предлагаемая Вами норма права на совершение преступлений, на движение преступного поведения, будет способствовать его движению к преступлению, препятствовать этому или, хотя бы, будет нейтральной; V) играет ли разработанная Вами норма права профилактическую функцию, т. е. образует ли один из аспектов правовых основ предупреждения преступлений или правонарушений того или иного вида; VI) содействует или препятствует эта предлагаемая Вами норма права раскрываемости преступлений и правонарушений; VII) каков криминологический потенциал этой разработанной Вами нормы права, т. е. ее перспективы на настоящий момент, ближайшее и отдаленное будущее;

b) если претендующий на публикацию в области права не может осуществить криминологическую экспертизу той или иной предлагаемой нормы, то, при наличии желания в равной мере, необходимо сделать выводы относительно того раздела теории права, где раскрывается деликтология, а именно: количественно-качественные показатели изучаемой Вами правонарушаемости с точки зрения правовой статистики; состав выбранного Вами в качестве объекта исследования правонарушения, деликта или/и состав санкции; причины и условия деликтов, как на общесоциальном уровне (правонарушаемости), так и на личностно-микросредовом, индивидуальном (правонарушение, деликт в той или иной области права); личность правонарушителя; профилактика (предупреждение), предотвращение, пресечение правонарушений;

c) или/и в равной мере предлагаемая Вами для опубликования статья должна содержать результаты проведенного Вами юридического исследования, а именно: обобщенные результаты деятельности мировых, федеральных судей, арбитражных и третейских судов, Конституционного Суда РФ и субъектов федерации или итоги гражданского, уголовного, административного, дисциплинарного, конституционного процесса, или какие-либо результаты любой юридической, правоприменительной деятельности.

Объем статьи доктора наук, как правило, не должен быть более 1 п. л. Авторам, преимущественно докторам наук, которым статьи редакцией журнала были заказаны, гонорар начисляется в случае, если автор сообщает номер своего паспорта, год, месяц, число рождения, адрес регистрации (прописки) с почтовым индексом, ИНН.

Публикуемые в журнале материалы могут не отражать точку зрения редакционной коллегии.

Авторы несут полную ответственность за подбор и достоверность приведенных фактов, список цитат, криминологических, социологических, психологических и иных данных, имен собственных и прочих сведений, а также за использование данных, не предназначенных для открытой печати.

Представляя статью для публикации, автор тем самым выражает согласие на размещение ее в Интернете на тех сайтах, с которыми у редакции имеется соответствующее соглашение (договор).

Решение о включении статей и других материалов в журнал принимает редакционная коллегия, которая не гарантирует публикацию всех предоставленных материалов. Редакция вправе вносить в текст правки, не искажающие смысл авторских материалов.

Статья, представленная редакции журнала, не будет принята к рассмотрению, если: 1) она опубликована или направлена в другие издания; 2) ее автор не указал свои анкетные данные: фамилию, имя, отчество (полностью, а не инициалы), должность, ученую степень, звание, почетное звание, членство в общероссийских организациях, телефон, e-mail; 3) текст, аннотация к статье, библиография и сноски не оформлены в соответствии со следующими стандартами: ГОСТ 7.1-2003 «Библиографическая запись. Библиографическое описание. Общие требования и правила составления», введенный в действие непосредственно в качестве государственного стандарта Российской Федерации с 1 июля 2004 г. постановлением Государственного комитета Российской Федерации по стандартизации и метрологии от 25 ноября 2003 г. № 332-ст; ГОСТ Р 7.0.5-2008 «Библиографическая ссылка. Общие требования и правила составления», утвержденный и введенный в действие приказом Федерального агентства по техническому регулированию и метрологии от 28 апреля 2008 г. № 95-ст; 4) не соблюдены следующие параметры: размер бумаги – А 4 (210x297 мм); поля: верхнее, нижнее – 20 мм, левое – 30 мм, правое – 10 мм; шрифт – Times New Roman; размер шрифта – 14; межстрочное расстояние – полуторное; абзацный отступ – 1,25; формулы выравниваются по центру, их номера в круглых скобках по правому краю; таблицы нумеруются сверху (Таблица 1 – Название), рисунки нумеруются снизу (Рисунок 1 – Название) и выполняются в графическом редакторе; ссылки на источники и литературу выполняются внизу страницы, нумерация автоматическая продолженная.

Редакция журнала примет любые пожелания по совершенствованию ее деятельности. Вместе с тем, в переписку вступать мы не имеем возможности, как и возвращать рукописи и дискеты (диски) как опубликованных, так и неопубликованных материалов. Однако возникающие вопросы можно разрешать путем телефонных переговоров или электронной переписки, желательно с Вашими научными руководителями или консультантами.

Материалы, предлагаемые к опубликованию, предложения и замечания следует направлять: 1) в электронном виде на сайте http://criminology.ru через рубрику «Отправить статью в журнал РКВ»; 2) в печатном или рукописном виде Орлову Владиславу Николаевичу по почтовому адресу: 121357, г. Москва, Кутузовский проспект, дом 65, кв. 9; 3) в электронном виде по адресам: olegstar@mail.ru; vlad-orlov@mail.ru.

Плата с аспирантов за публикацию рукописей не взимается. Информация для перечисления денежных средств спонсорами: ООО «Российский криминологический взгляд»; ИНН 2634061342; КПП 263401001; Р/С 40702810960240101236 Северо-Кавказский банк ОАО Сбербанк России; Кор/счет 30101810600000000660; БИК 040702660. Редакция журнала напоминает, что она не имеет постоянного спонсора, поэтому типографские расходы частично возмещаются за счет добровольной спонсорской помощи авторов или их доверенных лиц, общественных объединений, а также иных физических и юридических лиц.

Публикация материалов авторов, которые приобрели номер журнала «Российский криминологический взгляд» на сайте http://criminology.ru в разделе «Купить издание» является приоритетным.

О том, будет ли опубликована его статья, автор может узнать:

– на сайте http://criminology.ru в разделе «Отследить статью в журнале РКВ»;

– по тел.: (861) 222-16-99; 8-918-363-38-73 – главный редактор Старков Олег Викторович, а также по тел.: (499) 445-90-16; 8-915-051-16-15 – помощник главного редактора Орлов Владислав Николаевич.

Редакция журнала

Appendix 2
Conditions and requirements for publications in the Bulletin

In connection with the fact, that the Bulletin was accepted to the List of leading reviewed scientific bulletin and editions, which should publish basic scientific results of candidate and doctoral thesis research, since January 1, 2007 and taking into account the fact that up to nowadays in the Bulletin the works, contributed by doctors and candidates of law were published, the requirements to the materials stay the same.

They are:

1) Contributed works by post-graduate students of civil and military schools, applicants should be of 0,24 printed sheet.; for the applicants to doctoral degree – 0,48 printed sheet;

2) Any work, contributed to publication, should correspond to a doctoral scientific level. Otherwise, it would be declined. It should dwell on some new or direction in criminology and law, or at least provide some substantial development of the existing knowledge in the corresponding field, include some innovatory ideas;

3) As it was before, any work in any field of law and any other science is accepted if it correspond the declared requirements, as far as the Bulletin remains a criminological one:

a) research in any field of law should include a criminological expertise of supposed innovations, among them: at least an answer to the following questions: I)if there is a competence between the supposed norms of law and those in force; contradictions within the field of law and between the fields, leading to law violation and crime commitment as the most dangerous form of its manifestation; II) the impact of the supposed project of a normative act to the dynamics of criminality and law violation; growth of one type of criminality and decrease of the others; III) the way the supposed innovation could influence latent criminality and law violation and perception of a real state of criminality; IV) the way the supposed norm of law influence crime commitment, dynamics of criminal behavior, counteract it or be neutral; V) if the supposed norm has a preventive function, i.e. if it possesses one of the aspects of bases of precaution of crimes or law violation; VI) if it prevents from or stimulates the investigation of crimes and violations of the law; VII) what is the criminological potential of the supposed norm of law, its perspectives today, in the nearest and farthest future;

b) if the author could not make a criminological expertise of the supposed norm, thus it is necessary to make conclusions about the field of the theory of law, which deals with delictology: qualitative – quantitative features of the analyzed law violation from the point of view of legal statistics; corpus delicti of the analyzed law violation, delict, and/or corpus delicti of the sanctions; causes and conditions of the delicts at general social level (violation of law) and personal micro environmental, individual level (violation of law, delict in a field of law); personality of a delinquent; prevention (precautions), avoidance, suppression of law violation;

c) the contributed article should include the results of a juridical research you held: integrated results of activity of the world, federal judges, arbitrary and intermediate courts, Constitutional Court of RF and Subjects of Federation, or the results of civil, criminal, administrative disciplinary, constitutional procedure, or any other results of any juridical or law applicatory activity.

The amount of the article, contributed by a doctor in law, should be more than 1 printed sheet. The authors, mostly doctors of law, whose articles were ordered, are given fees and the author should provide the following personal information: number of his passport, year, month and date of birth, home address with postal index, TIN.

The materials published in the Bulletin do not necessarily reflect the point of view of the Editorial Bulletin.

Authors are fully responsible for the selection and verity of the provided facts, list of quotations, criminological, sociological, psychological and other data, personal and other data, and for the use of the data, not intended for publication.

Contributing the article, the author agrees to Internet publications on the webs, possessing privity of contract with the Bulletin.

The decision about the publication is taken by the Editorial Board, which do not guarantee the publication of all the contributed materials. The Editorial Board of the bulletin is competent to make changes in the article, not influencing the sense of the article in any way.

The article, contributed to the Editorial Board of the Bulletin, will not be accepted, if: 1) it was published or contributed to other editions; 2) the author did not provide personal data: surname, mane, patronymic (in full), position, scientific degree, title, honored title, membership in All-Russian organizations, telephone number, e-mail; 3) the text of the article, annotation to the article, bibliography and references is not formatized according to the international standard ГОСТ 7.1 – 2003, introduced as a state standard of Russian Federation since July 1, 2004 “Bibliographic Note. Bibliographic Description. General Requirements and Rules of Compilation”; Decree by the State Committee of the Russian Federation on Standardization and Metrology on November 25, 2003 № 332-ст; ГОСТ Р 7.0.5-2008 “Bibliographic Note. Bibliographic Description. General Requirements and Rules of Compilation”, adopted and introduced by the Decree of the Federal Agency on Technical Regulations and Metrology on April 28, 2008 № 95-Art; 4) the following parameters are violated: paper size – A 4 (210*297 mm); areas – upper, lower – 20 mm, left – 30 mm, right – 10 mm; print —

Times New Roman; print size – 14; line spacing – 1,5; indent – 1,25; formules are level according to the centre, their number are in parentheses on the right; tables are numbered at the top (Table 1 – Title); pictures are numbered at the bottom (Picture 1 – Title) and are made in graphic editor; referring to the sources and literature are made at the bottom of the page, enumeration is automatic and continuous.

The Editorial Board of the Bulletin is ready to accept any recommendations concerning its activity perfection. Thus, the Editorial Board of the Bulletin does not have any possibility to enter into correspondence, give back manuscripts and CDs of both published and unpublished materials. All the questions could be discussed on the phone or by e-mailing mostly with Your scientific consultants or guides.

Materials for publication, suppositions and comments should be sent: 1) in a written or hand-written type: to Orlov Vladislav Nikolaevitch – Apart.9, Building 65, Kutuzovsky Avenue, Moscow, 121357; 2) electronic version should be sent to olegstar@ mail.ru; vlad-orlov@mail.ru by the section Send an article to the RCO.

The fee from the post-graduate students is no taken. Information for the sponsors to make a payment by transfer: LLC “Russian Criminological Outlook”; TIN 2634061342; CIO 263401001; settlement account 40702810960240101236 at the North-Caucasian Bank of PC Sberbank of Russia; C/A 301018106 00000000660; BIN 040702660.

The Editorial Board of the Bulletin reminds, that the Bulletin doesn’t have a constant sponsor, that is why printing charges are partially compensated by voluntary payments on the side of the authors or their depositaries, public organizations, natural and legal person.

The publication of the materials by the authors, who have acquired the edition of the bulletin “Russian Criminological Outlook” on the web-site http://criminology. ru/ in the section “Buy an edition” is of priority.

The information about the acceptance of the article to publication is available:

– on the web-site http://criminology.ru/ in the section “Monitor an article in the bulletin RCO”

– on the telephone number (861) 222-16-99; 8-918-363-38-73 Editor-in-Chief Oleg Victorovitch Starkov or (499) 445-90-16; 8-915-051-16-15 Assistant to the Editor-inChief Vladislav Nikolaevitch Orlov.

The Editorial Board of the Bulletin

Приложение 3
Список трудов, опубликованных в серии «Библиотека журнала “Российский криминологический взгляд”» в 2008–2013 гг.

2008 г.

1. Постатейный учебный комментарий к Уголовно-исполнительному кодексу Российской Федерации: по состоянию на 1 сент. 2008 г.: учебное пособие / Е. А. Антонян, А. Я. Гришко, Г. С. Досаева и др.; под ред. В. Е. Эминова, В. Н. Орлова. – М.: Илекса, 2008. – 876 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

2. Российское уголовное право. В 2-х т. Т. 1. Общая часть: учебник / под ред. заслуженного деятеля науки Российской Федерации, д-ра юрид. наук, проф. Э. Ф. Побегайло. – М.: Илекса, 2008. – 736 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

3. Российское уголовное право. В 2-х т. Т. 2. Особенная часть: учебник / под ред. Заслуженного деятеля науки Российской Федерации, д-ра юрид. наук, проф. Э. Ф. Побегайло. – М.: Илекса, 2008. – 752 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

2009 г.

4. Постатейный учебный комментарий к Уголовно-исполнительному кодексу Российской Федерации: по состоянию на 1 сент. 2009 г.: учебное пособие / Е. А. Антонян, А. Я. Гришко, М. П. Журавлев и др.; под ред. В. Е. Эминова, В. Н. Орлова. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Илекса, 2009. – 944 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

2010 г.

5. Постатейный учебный комментарий к Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности» (по состоянию на 1 ноября 2010 г.): учебное пособие / Н. В. Бельгарова, В. В. Ганночка, Д. В. Гуров и др.; под ред. А. Г. Маркушина. – М.: Илекса, 2010. – 164 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

6. Российское уголовно-исполнительное право. В 2-х т. Т. 1. Общая часть: учебник / Ю. А. Кашуба, В. Б. Малинин, В. Н. Орлов и др.; под ред. В. Е. Эминова, В. Н. Орлова. – М.: МГЮА им. О. Е. Кутафина, 2010. – 344 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

2011 г.

7. Орлов, В. Н. Лекция по теме: «Исполнение и отбывание уголовных наказаний в виде обязательных работ, исправительных работ, ограничения свободы и исправительное воздействие на осужденных». – М.: МГЮА им. О. Е. Кутафина, 2011. – 104 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

8. Орлов, В. Н. Уголовное наказание: понятие, цели, система, объекты и субъекты: монография. – М.: МГЮА им. О. Е. Кутафина; ООО «Издательство Элит», 2011. – 464 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

9. Российское уголовно-исполнительное право. В 2-х т. Т. 2. Особенная часть / Е. А. Антонян, А. В. Бриллиантов, А. Я. Гришко и др.; под ред. В. Е. Эминова, В. Н. Орлова. – М.: МГЮА им. О. Е. Кутафина, 2011. – 792 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

2012 г.

10. Российский курс уголовно-исполнительного права. В 2-х т. Т. 1. Общая часть: учебник / Е. А. Антонян, Ю. М. Антонян, С. А. Борсученко и др.; под ред. В. Е. Эминова, В. Н. Орлова. – М.: МГЮА им. О. Е. Кутафина; ООО «Издательство Элит», 2012. – 696 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

2013 г.

11. Орлов, В. Н. Уголовное наказание: понятие, цели, состав исполнения: монография. – М.: МГЮУ им. О. Е. Кутафина (МГЮА), ЮСТИЦИЯ, 2013. – 416 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

12. Сыч, К. А. Лишение свободы как родовое понятие и виды уголовного наказания: опыт теоретико-правового конструирования / К. А. Сыч, Е. А. Каданева. – М.: МГЮУ им. О. Е. Кутафина (МГЮА), ЮСТИЦИЯ, 2013. – 280 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

13. Яхшибекян, Э. Н. Эффективность исполнения, отбывания наказания в виде обязательных работ: монография. – М.: МГЮУ им. О. Е. Кутафина (МГЮА), ЮСТИЦИЯ, 2013. – 190 с. – (Библиотека журнала «Российский криминологический взгляд»).

Appendix 3
List of works, published in the series “Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook” in 2008—2013

2008

1. Clause-by-clause educatory comment to the Criminal Executice Code of the Russian Federation: according to the state in September 1, 2008: Manual / E.A. Antonyan, A.Y. Grishko, G.S. Dosaeva, others; edited by V.E. Eminov, V.N. Orlov. – Moscow: Ileksa, 2008. – 876 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

2. Russian Criminal Law. 2 Vol. Book 1. General Part: Course book / edited by the Honored scientific worker of the Russian Federation, Doctor of Law, Professor E.F. Pobegailo. – Moscow: Ileksa, 2008. – 736 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

3. Russian Criminal Law. 2 Vol. Book 2. Special Part: Course book / edited by the Honored scientific worker of the Russian Federation, Doctor of Law, Professor E.F. Pobegailo. – Moscow: Ileksa, 2008. – 752 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

2009

1. Clause-by-clause educatory comment to the Criminal Executice Code of the Russian Federation: according to the state in September 1, 2009: Manual / E.A. Antonyan, A.Y. Grishko, M.P. Juravlev, others; edited by V.E. Eminov, V.N. Orlov. – 2^nd edition, edited and fulfilled. – Moscow: Ileksa, 2009. – 944 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

2. Clause-by-clause educatory comment to the Federal Law “On Operative Investigatory Activity” (according to the state in November 1, 2010): Manual / N.V. Bel-garova, VV Gannochka, D.V. Gurov, others; edited by A.G. Markushin. – Moscow: Ileksa, 2010. – 164 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

3. Russian Criminal Executive Law. 2 Vol. Book 1. General Part: Course book / Y.A. Kashuba, V.B. Malinin, V.N. Orlov, others; edited by V.N. Eminov, V.N. Orlov. – Moscow: MSJA by O.E. Kutafin, 2010. – 344 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

2011

1. Orlov V Correctional Working, Freedom Limitation and Correction Impact to the Convicts”. – Moscow: MSJA by O.E. Kutafin, 2011. – 104 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

4. Orlov V.N. Criminal Penalty: Notion, Aims, System, Objects and Subjects: Monograph. – Moscow: MSJA by O.E. Kutafin; LLC “Elit Publishers”, 2011. – 464 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

5. Russian Criminal Executive Law. 2 Vol. Book 2. Special Part: E.A. Antonyan, AV Brilliantov, AY. Gridhko, others; edited by V.E. Eminov, V.N. Orlov. – Moscow: MSJA by O.E. Kutafin, 2011. – 792 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

2012

1. Russian Course of the Criminal Executive Law. 2 Vol. Book 1. General Part: Course book / E.A. Antonyan, Y.M. Antonyan, S.A. Borsuchenko, others; edited by

V.E. Eminov, V.N. Orlov. – Moscow: MSJA by O.E. Kutafin; LLC “Elit Publishers”, 2012. – 696 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

2013

1. Orlov V.N. Criminal Penalty: Notion, Aims, Contents of Executing: Monograph. – Moscow: MSJA by O.E. Kutafin, JUSTITIA, 2013. – 416 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

2. Sych K. Deprivation of Freedom as a Generic Notion and Types of the Criminal Penalty: Experience of Theoretical Legal Constructing / K.A. Sych, E.A. Kadneva. – Moscow: MSJU by O.E. Kutafin (MSJA), JUSTITIA, 2013. – 280 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

3. Yakhshibekyan E.N. Effectiveness of Executing, Sentencing the Penalty in the Form of Compulsory Working: Monograph. – Moscow: MSJU by O.E. Kutafin (MSJA), JUSTITIA, 2013. – 190 p. – (Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook”).

Примечания

1

См. Сергеевич В. И. Лекции по истории русского права. СПб., 1890. С. 515.

(обратно)

2

См.: Дьяконов М. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. СПб., 1912. С. 212.

(обратно)

3

См.: Комментарий к Судебнику 1550 года // Российское законодательство Х – ХХ веков. Т. 2. С. 154.

(обратно)

4

См.: Упоров И. В. Первое законодательное закрепление тюремного заключения как наказания в российском праве // Государство и право. 1998. № 9. С. 87–88.

(обратно)

5

См.: Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. М., 2000. С. 272.

(обратно)

6

Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Часть общая: лекции: в 2 т. М., 1994. Т. 2. С. 204.

(обратно)

7

См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Общая часть: лекции. М., 1994. Т. 1. С. 98.

(обратно)

8

См.: Строев П. Историко-юридическое исследование Уложения, изданного царем Алексеем Михайловичем. СПб., 1883. С. 8.

(обратно)

9

См.: Сергиевский Н. Д. Наказание в русском праве XVII века. СПб., 1888. С. 277.

(обратно)

10

См.: Законодательство Х – ХХ веков: в 9 т. Т. 3. М., 1985. С. 263–269.

(обратно)

11

См.: Евреинов Н. История телесных наказаний в России. Харьков, 1994. С. 27–28.

(обратно)

12

См.: Евреинов Н. Указ. соч. С. 29.

(обратно)

13

См.: Сергиевский Н. Д. Наказания в русском праве в XVIII веке. СПб., 1897. С. 158.

(обратно)

14

См.: Российское законодательство Х – ХХ веков: в 9 т. Т. 3. С. 325.

(обратно)

15

См.: Евреинов Н. История телесных наказаний в России. Харьков, 1994. С. 38.

(обратно)

16

См.: Российское законодательство Х – ХХ веков: в 9 т. Т. 3. М., 1985. С. 262.

(обратно)

17

См.: Российское законодательство Х – ХХ веков: в 9 т. Законодательство становления абсолютизма. Т. 4. М., 1986. С. 322.

(обратно)

18

См.: Развитие русского права в XV – первой половине XVIII веков / отв. ред. проф. B. C. Нерсесянц. М., 1986. С.193.

(обратно)

19

См.: Рассказов Л, Упоров И, Белозеров А. Тюремное заключение в XVII веке // Преступление и наказание. 2001. № 8. С. 43–46.

(обратно)

20

См.: Упоров И., Чорный В. Указ. соч. С. 19.

(обратно)

21

См.: Сергиевский Н. Д. Наказание в русском праве XVII века. СПб., 1891. С. 15.

(обратно)

22

См.: Российское законодательство Х – ХХ веков: в 9 т. Законодательство периода становления абсолютизма. Т. 4. М., 1986. С. 322.

(обратно)

23

См.: Филлипов А. О. наказании по законодательству Петра Великого в связи с реформой. М. 1891. С. 444.

(обратно)

24

См.: Сергеевич В. И. Лекции по истории русского права. СПб., 1890. С. 530; Богдановский A. M. Развитие понятий преступления и наказания в русском праве до Петра Великого. М., 1850. С. 123; Филиппов А. О наказании по законодательству Петра Великого в связи с реформой. М., 1891. С. 443.

(обратно)

25

См.: Евреинов Н. История телесных наказаний в России. Харьков, 1994. С. 56; Ступин М. История телесных наказаний в России от Судебников до настоящего времени. Владикавказ. 1887. С. 11.

(обратно)

26

См.: Цит. по: Филлипов А. О наказаниях по законодательству Петра Великого в связи с реформою. М., 1891. С. 160.

(обратно)

27

См.: Российское законодательство Х – ХХ веков: в 9 т. Законодательство периода становления абсолютизма. Т. 4. М., 1986. С. 336.

(обратно)

28

См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Общая часть: лекции. Т. 2. М., 1994. С. 142–143.

(обратно)

29

См.: Евреинов Н. История телесных наказаний в России. Харьков, 1994. С. 104–105.

(обратно)

30

См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Общая часть: лекции. Т. 2. М., 1994. С. 110.

(обратно)

31

Термин «каторга» берет свое начало от гребного судна, называемого на Руси каторгой, где впервые был использован труд осужденных (в качестве гребцов).

(обратно)

32

См.: Российское законодательство Х – ХХ веков. Законодательство периода становления абсолютизма. Т. 4. М., 1986. С. 323.

(обратно)

33

См.: Филлипов А. Указ. соч. С. 185.

(обратно)

34

См.: Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. СПб., 1884. С. 268–269.

(обратно)

35

См. Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Общая часть: лекции. Т. 2. М., 1994. С. 113.

(обратно)

36

Цит. по: Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Общая часть: лекции. Т. 2. М., 1994. С. 113.

(обратно)

37

См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Часть общая: лекции. Т. 2. С. 110.

(обратно)

38

См.: Алексеев В. Лишение свободы в тюремной системе России (XVIII столетие) // Преступление и наказание. 2005. № 1. С. 27.

(обратно)

39

См.: Детков М. Г. Развитие системы исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы в России: автореф. дис… д-ра юрид. наук. М., 1994. С. 10–11.

(обратно)

40

См.: Сыч К. А. Уголовное наказание и его состав: Теоретико-методологические аспекты исследования: дис… д-ра юрид. наук. Рязань, 2001. С. 45.

(обратно)

41

См.: Гернет М. Н. История царской тюрьмы. Т. 1. М., 1960. С. 217–244.

(обратно)

42

См.: Барабанов Н. П, Нарышкина Н. И. Функционирование тюрем в условиях реформирования уголовно-исполнительной системы (организационный и правовой аспекты). Рязань, 2010. С. 76.

(обратно)

43

См.: Гернет М. Н. История царской тюрьмы. С. 266.

(обратно)

44

См.: Познъшев С. В. Очерки тюрьмоведения. М., 1915. С. 65.

(обратно)

45

См.: Гернет М. Н. История царской тюрьмы. С. 298.

(обратно)

46

См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Часть общая: лекции. Т. 2. С. 127.

(обратно)

47

См.: Гернет М. Н. История царской тюрьмы. С. 299.

(обратно)

48

См.: Гернет М. Н. История царской тюрьмы. С. 299.

(обратно)

49

В русском уголовном праве термин «тюрьма» чаще всего заменялся русским синонимом «темница, погреб, острог». Только Уголовное уложение о наказаниях 1903 года прямо указывает на заключение в тюрьму как вид наказания (ст. 2).

(обратно)

50

См.: Фойницкий И. Я. На досуге: сб. юридических статей и исследований с 1870 г. Т. 2. СПб., 1890. С. 14–15.

(обратно)

51

См.: Свод законов уголовных. Книга первая. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. (издание 1866 года) СПб., 1866. С. 4.

(обратно)

52

См.: Свод законов уголовных. С. 5.

(обратно)

53

См.: Свод законов уголовных С. 6.

(обратно)

54

См.: Российское законодательство Х – ХХ веков. Т. 9. М., С. 275.

(обратно)

55

См.: Российское законодательство Х – ХХ веков. Т. 9. С. 273–275.

(обратно)

56

См.: Российское законодательство Х – ХХ веков. Т. 9. С. 283.

(обратно)

57

См.: Мишунин П. Г. Очерки по истории советского уголовного права. 1917–1918 гг. М., 1954. С. 190.

(обратно)

58

Цит. по: Мишунин П. Г. Очерки по истории советского уголовного права. 1917–1918 гг. М., 1954. С. 190.

(обратно)

59

См.: Сборник материалов по истории социалистического уголовного законодательства (1917–1937 гг.) М., 1938. С. 57.

(обратно)

60

Там же. С. 58.

(обратно)

61

См.: Сборник материалов по истории социалистического уголовного законодательства (1917–1937 гг.). М., 1938. С. 60.

(обратно)

62

См.: Немировский Э. Я. Советское уголовное право: Часть общая и особенная. Одесса, 1924. С. 45.

(обратно)

63

См.: Немировский Э. Я. Меры социальной защиты и наказание в связи с сущностью вины. Пг., 1916. С. 14.

(обратно)

64

См. Немировский Э. Л. Меры социальной зашиты и наказания в связи с сущностью вины. Пг., 1916. С. 14.

(обратно)

65

См.: Пионтковский. А. А. Указ. соч. С. 21.

(обратно)

66

См.: Пашуканис Е. Б. Избранные произведения по общей теории права и государства. М., 1980. С. 165.

(обратно)

67

См.: Сборник материалов по истории социалистического уголовного законодательства (1917–1937 гг.). М., 1938. С. 178.

(обратно)

68

См.: Сборник материалов по истории социалистического уголовного законодательства (1917–1937 гг.). С. 180.

(обратно)

69

См.: Там же. С. 181.

(обратно)

70

См.: Тамже. С. 180.

(обратно)

71

См.: СЗ СССР. 1929. № 76. Ст. 732.

(обратно)

72

См.: Трайнин А, Меньшагин В, Вышинская 3. Уголовный кодекс РСФСР. Комментарий / под ред. и предисл. Председателя Верховного Суда СССР И. Т. Голякова. М., 1944. С. 9.

(обратно)

73

См.: Цит. по: Наумов А. В. Российское уголовное право: Общая часть: курс лекций. М., 1997. С. 360.

(обратно)

74

См.: Стручков Н. А. О становлении советского уголовного права и уголовно-правовой науки // Вестн. Моск. Ун-та. Сер. 11. Право. 1989. № 1. С. 46.

(обратно)

75

См.: Стручков Н. А. Указ. Соч. С. 46.

(обратно)

76

См.: Уголовный кодекс РСФСР. С изм. и доп. На 1 декабря 1987 г. и пост. материалом. М., 1987. С. 23.

(обратно)

77

См.: Крыленко Н. В. Ленин о суде и уголовной политике: к десятилетию со дня смерти. 1924–1934 гг. М., 1934. С. 266.

(обратно)

78

См.: Решетников Ф. М. Уголовный кодекс РФ в сопоставлении с уголовным законодательством стран Запада // Журнал российского права. 1998 г. № 2. С. 81.

(обратно)

79

См.: Никифоров Б. С., Решетников Ф. М. Современное американское уголовное право. М., 1990. С. 80–81.

(обратно)

80

Попытка теоретического обоснования принципа «целесообразности наказания» в советской литературе предпринималась – см.: Дагель П. С. О принципе целесообразности наказания // Правоведение. 1962. № 1. С. 145.

(обратно)

81

См.: Эстрин А. К вопросу о принципах построения уголовной репрессии в пролетарском государстве // Революция права. 1927. № 1. С. 77.

(обратно)

82

См.: Беляев Н. А. Некоторые вопросы теории исправительно-трудового права. Теоретическая концепция, посвященная вопросам советской исправительно-трудовой политике. Л., 1958. С. 4.

(обратно)

83

См.: Мелентьев М. П. Возникновение и развитие пенологии и пенитенциарной науки. Лекция. Рязань, 2000. С. 10.

(обратно)

84

См.: Жижиленко А. А. Наказание. Его понятие и отличие от других правоохранительных мер. Пг., 1914. С. 294. Мокринский С. П. Наказание, его цели и предположения. М., 1902. С. 29; Утевский Б. С. Советское уголовное право: Общая часть. М., 1959. С. 260; Никифоров Б. С. Наказание и его цели // Сов. гос-во и право. 1981. № 9. С. 66; Полянский Н. Н. О терминологии советского закона // Проблемы социалистического права. 1938. № 5. С. 125; Ременсон А. Л. О возмездном характере уголовного наказания // Доклады по вопросам конкретной экономики и права. Томск, 1963. С. 89; Карпец И. И. Наказание. Социальные, правовые и криминологические проблемы. М., 1979. С. 145; Елеонский В. А. Теоретические проблемы отношения осужденных к наказанию и повышения эффективности их исправления и перевоспитания в местах лишения свободы. Рязань, 1983. С. 115.

(обратно)

85

См.: Ной И. С. Вопросы теории наказания в советском уголовном праве. Саратов. 1962. С. 199.

(обратно)

86

См.: Материалы теоретической конференции по вопросам советского исправительно-трудового права. М., ВШ МВД СССР, 1967. С. 37.

(обратно)

87

См.: Курс советского уголовного права. Часть общая. Т. 2. Л., 1970. С. 209.

(обратно)

88

См.: Новое уголовное право России: Общая часть. М., 1996. С. 95.

(обратно)

89

См.: Даль В. Толковый словарь живого русского языка. Т. 2. М., 1995. С. 89.

(обратно)

90

См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 2. СПб., 1996. С. 320.

(обратно)

91

См.: Дементьев С. И. Лишение свободы. Уголовно-правовые и исправительнотрудовые аспекты. Ростов н/Д., 1981. С. 45.

(обратно)

92

См.: Конституция Российской Федерации: комментарий / под общ. ред. Б. И. Топорина, Б. М. Батурина, Р. Г. Орехова. М., 1994. С. 61.

(обратно)

93

См.: Кистяковский Б. А. Социальные науки и право. М., 1916. С. 592.

(обратно)

94

См.: Сыч К. А. Наказание как система. Рязань, 1995. С. 38.

(обратно)

95

См.: Хайек Ф. А. Дороги к рабству // Вопросы философии. 1990. № 11. С. 123.

(обратно)

96

См.: Кистяковский Б. А. Государство правовое и социалистическое // Вопросы философии. 1990. № 6. С. 141, 144.

(обратно)

97

Более обстоятельное рассмотрение вопросов о полномочиях органов государственной власти как субъектов наказания в главе 5 настоящего исследования.

(обратно)

98

См.: Меликян А. Н. Институт наказания в виде лишения свободы в Советском государстве довоенного периода // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2009. № 1. С. 42–44.

(обратно)

99

См.: ЦГАОР. Ф. 7420. Оп. 1. Д. 122. Л. 61.

(обратно)

100

См.: Детков М. Г. Содержание пенитенциарной политики Российского государства и ее реализация в системе исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы в период 1917–1930 годов: монография. М., 1992. С. 25–26.

(обратно)

101

См.: Меликян А.Н. Указ. соч. С. 42–44.

(обратно)

102

См.: Кистяковский Б. А. Социальные науки и право: очерки по методологии социальных наук и общей теории права. М., 1916. С. 320–323.

(обратно)

103

См.: Ильин И. А. Понятие права и силы // Собрание сочинений: в 10 т. Т. 4. М., 1994. С. 10–11.

(обратно)

104

См.: Ильин И. А. Указ. соч. С. 11.

(обратно)

105

См.: Мелентьев М. П. Возникновение и развитие пенологии и пенитенциарной науки. Рязань, 2000. С. 11.

(обратно)

106

См.: Мелентьев М. П. Указ. соч. С. 11.

(обратно)

107

См.: Познышев С. В. Основы пенитенциарной науки. М., 1923. С. 1–2.

(обратно)

108

См.: Мелентьев М. П. Указ. соч. С. 11–12.

(обратно)

109

См.: Резолюция I Всесоюзного съезда марксистов-государственников и правовиков (по докладу Е. Б. Пашуканиса) // Сов. гос-во и революция права. 1931. № 3. С. 7—10.

(обратно)

110

См.: Павлов И. В. О развитии советской правовой науки за сорок лет // Советское государство и право. 1957. Т. 1. С. 32.

(обратно)

111

См.: Алексеев С. С. Великий Октябрь и советское правоведение // В кн. Вопросы социалистического государства и права. Свердловск, 1967. С. 9—10.

(обратно)

112

См.: Шишов О. Ф. Становление и развитие науки уголовного права в СССР. М., 1981. С. 26–27.

(обратно)

113

См.: Злобин Г. А О методологии изучения эффективности уголовного наказания в советском уголовном праве и криминологии // Вопросы предупреждения преступности. 1965. № 1. С. 51–52.

(обратно)

114

См.: Яковлев А М. Детерминизм и «свобода воли» // Правоведение. 1976. № 6. С. 76.

(обратно)

115

См.: Карпец И. И. Правовая наука и практика борьбы с преступностью: перспективы укрепления взаимодействия // Сов. гос-во и право. 1985. № 12. С. 16.

(обратно)

116

См.: Карпец И. И. Криминология – проблемы перспективы // Соц. законность. 1985. № 11. С. 14.

(обратно)

117

См.: Фролова Е. Г. Указ. соч. С. 21.

(обратно)

118

См.: Робертс, Фред С. Дискретные математические модели с приложениями к социальным, биологическим и экологическим задачам // пер. с англ. А.М. Раннорта, С. И. Травкина, под ред. А. И. Теймана. М., 1986. С. 494; Эфрон, Бредли. Нетрадиционные методы многомерного статистического анализа: сборник статей // пер. с англ. Ю. П. Адлера и др., под ред. Ю. П. Адлера. М., 1988. С. 261; Монтгомери, Дуглас К. Планирование эксперимента и анализ данных // сокр. пер. с англ. В. А. Контяева. Л., 1980. С. 383.

(обратно)

119

См.: Кудрявцев В. Н, Казимирчук В. П. Современная социология права: учебник для юридических факультетов и институтов. М., 1995. С. 250–259.

(обратно)

120

См.: Спиридонов Л. И. Социология уголовного права. М., 1986. С. 22–25.

(обратно)

121

См.: Спиридонов Л. И. Указ. соч. С. 23–24.

(обратно)

122

См.: Алферов Ю. А. Пенитенциарная социология. Общая часть (методологические аспекты). Домодедово, 1995. С. 15.

(обратно)

123

См.: Шмаров И. В. Социологические проблемы исполнения уголовного наказания. Рязань, 1980. С. 2–3.

(обратно)

124

См.: Шмаров И. В. Указ. соч. С. 10–45.

(обратно)

125

См.: Хохряков Г. Ф, Саркисов Г. С. Преступления осужденных: их причины и предупреждение. Ереван, 1987. С. 21–25; Усс А. В. Конфликты между осужденными, сопровождающиеся насильственными посягательствами. Красноярск. 1984. С. 5–8; Софронов А. Д, Никифоров М. Г. Криминологическая характеристика и меры профилактики хулиганства в ИТУ. М., 1983. С. 17; Хохряков Г. Ф. Значение пенитенциарной криминологии для развития общей теории причин преступности // XXVI съезд КПСС. Укрепление законности и правопорядка. М., 1982. С. 138–139.

(обратно)

126

См.: Старков О. В. Введение в криминопенологию. Уфа, 1997. С.71; Старков О. В. Криминопенология. Уфа, 1997. С. 41.

(обратно)

127

См.: Жулева Ю. В. Ресоциализация осужденных несовершеннолетних женского пола, отбывающих наказание в воспитательных колониях (правовые, криминологические аспекты): автореф. дис… канд. юрид. наук. Рязань. 2000. С. 7—40.

(обратно)

128

См.: Елеонский В. А. Проблемы ответственности в науке советского уголовного права // Проблемы уголовной ответственности и наказания в свете решений XXVII съезда КПСС. Рязань, 1987. С. 32.

(обратно)

129

См.: Лейст О. Э. Санкции и ответственность по советскому праву. М., 1981. С. 32.

(обратно)

130

См.: Блувштейн Ю. Д. Обобщение степени общественной опасности преступлений // Вопросы борьбы с преступностью. М., 1972. Вып. 15. С. 27–32; Бородин С. В. Пути оптимизации выбора санкции при разработке проектов уголовных кодексов республик (юридический аспект) // Сов. гос-во и право. 1991. № 8. С. 73–89; Загородников Н. И. Проблемы классификации преступлений в свете дальнейшего совершенствования советского уголовного права // Проблемы совершенствования уголовного закона. М., 1984. С. 80–86; Ковалев М. И. Эффективность уголовно-правовых санкций в законодательстве, теории уголовного права и судебной практике // Проблемы уголовного права и криминалистики: научные труды. Свердловск, 1971. Вып. 14. С. 30–41; Козлов А. П. Система санкций в уголовном праве. Красноярск, 1991. 119 с.; Кригер Г. Л. Построение санкций в новом уголовном законодательстве // Актуальные проблемы уголовного права. М., 1989. С. 112–119; Осипов П. П. Теоретические основы построения и применения уголовно-правовых санкций. Л., 1989. 110 с.

(обратно)

131

См.: Курс советского уголовного права. Л., 1970. Т. 2. С. 119.

(обратно)

132

См.: Пионтковский А. А. Основные аспекты теории наказания // Сов. гос-во и право. 1969. № 10. С. 140; Смирнов В. Г. Функции советского уголовного права. Л., 1965. С. 90; Лейкина Н. С. Личность преступника и уголовная ответственность. Л., 1968. С. 99.

(обратно)

133

См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право. СПб., 1902. С. 949; Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. СПб., 1889. С. 49; Сорокин П. А. Преступление, кара, подвиг и награда. СПб., 1914. С. 103; Сергиевский Н. Д. Русское уголовное право. Общая часть. СПб., 1890. С. 99; Мокринский С. П. Наказание, его цели и предложения. М., 1902. С. 3–20.

(обратно)

134

См.: Мокринский С. П. Указ. соч. С. 3.

(обратно)

135

См.: Таганцев Н. С. Указ. соч. С. 824, 949, 957.

(обратно)

136

См.: Сергиевский Н. Д. Указ. соч. С. 96–99.

(обратно)

137

См.: Мокринский С. П. Указ. соч. С. 4–5.

(обратно)

138

См.: Елеонский В. А. Отношение осужденных к наказанию и вопросы повышения эффективности их исправления и перевоспитания в местах лишения свободы. Рязань, 1976.

(обратно)

139

См.: Шаргородский М. Д. Наказание, его цели и эффективность. Л., 1973. С. 40.

(обратно)

140

См.: Левшин Л. А. О природе явлений воспитания // Вопросы философии. 1968. № 6. С. 65; Астемиров З. А. О понятии и сущности исправления и перевоспитания осужденных к лишению свободы // Труды Рязанской высшей школы МВД СССР. 1973. Вып. 2. С. 68.

(обратно)

141

См.: Курс советского уголовного права. Часть общая. Т. 2. 1970. С. 225.

(обратно)

142

См.: Коробеев А. И, Усс А. В, Голик Ю. В. Уголовно-правовая политика. Красноярск, 1991. С. 231.

(обратно)

143

См.: Ковалев М. И. Советское уголовное право. Свердловск, 1971. С. 124.

(обратно)

144

См.: Марцев А. И. Диалектика и вопросы теории уголовного права. Красноярск, 1990. С. 59.

(обратно)

145

См.: Коробеев А. И., Усс А. В, Голик Ю. В. Указ. соч. С. 157.

(обратно)

146

См.: Коробеев А. И, Усс А. В, Голик Ю. В. Указ. соч. С. 157.

(обратно)

147

В советской юридической литературе впервые проблемы социальной обусловленности уголовного права, механизм действия его норм были отнесены к предмету науки уголовного права Л. М. Спиридоновым. См.: Спиридонов Л. М. Социология уголовного права. М., 1986. С. 19–20.

(обратно)

148

См.: Карбонье Ж. Юридическая социология. М., 1986. С. 141.

(обратно)

149

См.: Кудрявцев В. Н, Казимирчук В. П. Современная социология права. М., 1995. С. 13–14.

В советской юридической литературе проблема социальной обусловленности уголовного права, а также механизм социального действия его норм относились к предмету социологии уголовного права, которая рассматривалась как частная социологическая теория в рамках уголовного права См.: Злобин Г. А., Шлыков С. А. Социология права как аспект правоведения // Советское государство и право. 1974. № 9. С. 105–109; Блувштейн Ю. Д. О предмете социологии уголовного права // в кн.: Проблемы социологии уголовного права. М., 1982. С. 17–30; Блувштейн Ю. Д, Яковлев А. М. Введение в курс криминологии. Минск, 1983. С. 9–10; Спиридонов Л. И. Социология уголовного права. М., 1986. С. 10–19.

(обратно)

150

См.: Карбонье Ж. Указ. соч. С. 141–142.

(обратно)

151

См.: Карбонье Ж. Указ. соч. С. 36.

(обратно)

152

См.: Кудрявцев В. Н, Казимирчук В. П. Современная социология права: учеб. для юрид. фак. и ин-тов. М., 1995. С. 9.

(обратно)

153

См.: Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 81.

(обратно)

154

См.: Карбонье Ж. Указ. соч. С. 151.

(обратно)

155

См.: Огурцов Н. А. Правоотношение и ответственность в советском уголовном праве. Рязань, 1976. С. 31.

(обратно)

156

См.: Протасов В. А Правоотношение как система. М., 1991. С. 81–82.

(обратно)

157

См.: Куриное Б. А. Научные основы квалификации преступлений. М., 1984. С. 7.

(обратно)

158

См.: Карбонье Ж. Указ. соч. С. 49.

(обратно)

159

См.: Карбонье Ж. Указ. соч. С. 35.

(обратно)

160

См.: Кудрявцев В. Н, Казимирчук В. П. Указ. соч. С. 31.

(обратно)

161

См.: Карбонье Ж. Указ. соч. С. 49.

(обратно)

162

См.: Курс советской криминологии. М., 1985. С. 55.

(обратно)

163

См.: Кудрявцев В. Н, Казимирчук В. П. Указ. соч. С. 32.

(обратно)

164

См.: Шнайдер Г. Й. Криминология. М., 1994. С. 9.

(обратно)

165

См.: Криминология: учеб. для юрид. вузов / под общ. ред. А. И. Долговой. М., 1997. С. 28.

(обратно)

166

См.: Ситковская О. Д. Психология уголовной ответственности. М., 1998. С. 16.

(обратно)

167

См.: Миньковский Г. М. Предисловие к кн.: Ситковская О. Д. Психология уголовной ответственности. М., 1998. С. 7.

(обратно)

168

См.: Карбонье Ж. Указ. соч. С. 63.

(обратно)

169

См.: Ситковская О. Д. Психология уголовной ответственности. М., 1998. С. 10.

(обратно)

170

См.: Есипов В. В. Очерки русского уголовного права. СПб., 1898. С. 268; Жижиленко А. А Наказание. Его понятие и отличие от других правоохранительных мер. Пг., 1914. С. 675; Дриль Д. А Учение о преступности и мерах борьбы с ней. СПб., 1912. С. 161; Ардашкин В. Д О принуждении по советскому праву // Сов. гос-во и право. 1970. № 6. С. 34; Кудрявцев В. Н. Субъективные элементы ответственности // Вопросы борьбы с преступностью. 1981. № 34. С. 7; Астемиров З. А. Практика теории уголовной ответственности и наказания. Махачкала, 1987. С. 9 и др.

(обратно)

171

См.: Недбайло П. Е. Объективное и субъективное в праве (к итогам дискуссии) // Правоведение. 1974. № 1. С. 20.

(обратно)

172

См.: Алексеев С. С. Объективное и субъективное в праве // Правоведение. № 1. С. 116; Яковлев В. Ф. Объективное и субъективное в праве // Правоведение. 1970. № 6. С. 56; Рабинович П. М. Право как явление общественного сознания // Правоведение. 1972. № 2. С. 111–112 и др.

(обратно)

173

См.: Есипов В. В. Очерки русского уголовного права. СПб., 1898. С. 268; Дриль Д. А. Учение о преступности и мерах борьбы с ней. СПб., 1912. С. 160; Самовичев Е. Г. Причины умышленных убийств и проблема исполнения наказания за их совершение: автореф. дис… д-ра юрид. наук. М., 1991. С. 31; Наташев А. Е. Теоретические вопросы советского исправительно-трудового законодательства: автореф. дис… д-ра юрид. наук. М., 1973. С. 6; Гальперин И. М. Наказание: социальные функции, практика применения. М., 1983. С. 44; Елеонский В. А. Отношение осужденных к наказанию и вопросы повышения эффективности их исправления и перевоспитания в местах лишения свободы. Рязань, 1976. С. 6–9.

(обратно)

174

См.: Елеонский В. А. Указ. соч. Гл. 2.

(обратно)

175

См.: Собрание узаконений РСФСР. 1917. № 12. Ст. 170. С. 12.

(обратно)

176

См.: Новый уголовный кодекс Франции. М., 1999.

(обратно)

177

Русское уголовное право. Часть общая. 5-е изд. СПб., 1904. С. 163.

(обратно)

178

Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. М., 2000. С. 285.

(обратно)

179

Юридический словарь. М., 1953. С. 306.

(обратно)

180

См.: Ефимов М. А. Проблемы лишения свободы как вида уголовного наказания в законодательстве, судебной и исправительно-трудовой практике: дис… д-ра юрид. наук. Свердловск, 1965. С. 30.

(обратно)

181

Советское уголовное право. Общая часть. М., 1977. С. 330.

(обратно)

182

Дементьев С. И. Лишение свободы. Уголовно-правовые и исправительно-трудовые аспекты. Ростов н/Д, 1981. С. 18.

(обратно)

183

См.: Абдрахманова Е. Р. Уголовно-правовое обеспечение реализации лишения свободы: дис… канд. юрид. наук. Ульяновск, 1997. С. 19.

(обратно)

184

Файзутдинов Р. М. Лишение свободы: его социальное назначение и функции: дис… канд. юрид. наук. Казань, 2000. С. 29.

(обратно)

185

См.: Чернов А. Д. Лишение свободы как вид уголовного наказания (уголовно-правовые и уголовно-исполнительные аспекты): дис… канд. юрид. наук. М., 1998. С. 77–80.

(обратно)

186

Маковик Р. Изоляция как правовая категория // Человек: преступление и наказание: вестн. Ряз. ин-та права и экономики Минюста России. 1994. № 1(2). С. 42.

(обратно)

187

См.: Кашуба Ю. А., Пономарев С. Н. Основы современной уголовно-исполнительной политики России в отношении несовершеннолетних: монография. Рязань, 2002. С. 113–114.

(обратно)

188

См.: Маслихин А. В. Лишение свободы: виды, содержание, исполнение. Рязань, 1991. С. 6; Исправительно-трудовое (уголовно-исполнительное) право: учеб. пособие / под ред. А. В. Маслихина. Рязань, 1993. С. 84.

(обратно)

189

См.: Абдрахманова Е. Р. Указ. соч. С. 15–18; Ковалев В. М. К вопросу о лишении свободы // Лишение свободы: виды, содержание, исполнение. Рязань, 1995. С. 42–43.

(обратно)

190

См.: Ковалев В. М. Указ. соч. С. 48.

(обратно)

191

См.: Сыч К. А. Уголовное наказание и его состав… С. 182–187.

(обратно)

192

См.: Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2000. № 6. С. 1–4.

(обратно)

193

См.: Российская газета. 2001. 14 марта.

(обратно)

194

См.: Дементьев С. И. Лишение свободы: тюрьмы, лагеря, колонии, тюрьмы. Краснодар, 1996. С. 3–4.

(обратно)

195

См.: Симонян А. В. Лишение свободы и их распределение по исправительным учреждениям: дис… канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 2002.

(обратно)

196

См.: Наташев А. Е. Правовая регламентация уголовного наказания и его исполнения в свете Конституции СССР // Проблемы совершенствования исправительнотрудового законодательства и деятельности органов, исполняющих наказания. М., 1981. С. 27–28.

(обратно)

197

См.: Наташев А. Е, Стручков Н. А. Основы теории исправительно-трудового права. М., 1967. С. 145.

(обратно)

198

Дзигарь А. Л. Уголовные наказания: эволюция и перспективы: монография. Краснодар, 2001. С. 119.

(обратно)

199

Дзигарь А. Л. Указ. соч. С. 116.

(обратно)

200

Поливцев А. В. Правовое регулирование применения ареста как вида уголовного наказания: автореф. дис… канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 2001. С. 8.

(обратно)

201

См.: Комментарий к Уголовно-исполнительному кодексу Российской Федерации. М., 1997. С. 136.

(обратно)

202

См.: Смирнов С. Н, Сорокина С. В. Лишение свободы на краткие сроки (уголовно-исполнительный аспект): монография. Рязань, 2006. С. 25.

(обратно)

203

См.: Мясников В. В. Лишение свободы на определенный срок: содержание, цели и средства их достижения: дис… канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 2003. С. 47–51.

(обратно)

204

Маликов Б. З. Лишение свободы в политике наказания и законодательстве России. Самара, 2003. С. 117–118.

(обратно)

205

См.: Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1953. С. 66.

(обратно)

206

См.: Цветинович А. Л. Дополнительные наказания: функции, системы, виды. Куйбышев, 1989. С. 39–40.

(обратно)

207

См.: Сыч К. А Уголовное наказание и его состав… С. 183.

(обратно)

208

Стручков Н. А. Уголовная ответственность и ее реализация в борьбе с преступностью. Саратов, 1978. С. 117.

(обратно)

209

Сундуров Ф. Р. Лишение свободы и социально-психологические предпосылки его эффективности. Казань, 1980. С. 24.

(обратно)

210

См.: Антонян Ю. М. К чему приговаривает суд, когда приговаривает к лишению свободы // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2005. № 4. С. 4.

(обратно)

211

Елеонский В. А. Лишение свободы как наказание, соединенное с исправительно-трудовым воздействием. Рязань, 1975. С. 11.

(обратно)

212

См.: Наташев А. Е., Стручков Н. А. Указ. соч. С. 27; Ременсон Н. А. Теоретические вопросы исполнения лишения свободы и перевоспитания заключенных: автореф. дис… д-ра юрид. наук. Томск, 1965. С. 13 и др.

(обратно)

213

См.: Смирнов В. Г. Правоотношение в советском праве // Правоведение. 1961. № 3. С. 94; Загородников Н. И. О содержании уголовно-правовых отношений // Сов. гос-во и право. 1963. № 11. С. 86; Шаргородский М. Д. Детерминизм и ответственность // Правоведение. 1968. № 1. С. 48.

(обратно)

214

См.: Советское уголовное право: Общая часть / под ред. Г. А. Кригера, Н. Ф. Кузнецовой, Ю. М. Ткачевского. М., 1988. С. 211.

(обратно)

215

См.: Курс советского уголовного права: Общая часть / отв. ред. Н. А. Беляев, М. Д. Шаргородский. Л., 1970. Т. 2. С. 208.

(обратно)

216

См.: Ной И. С. Вопросы теории наказания в советском уголовном праве. Саратов, 1967. С. 25.

(обратно)

217

См.: Никифоров Б. С. К вопросу об изучении эффективности уголовно-правовых мер борьбы с преступностью // Эффективность уголовно-правовых мер борьбы с преступностью. М., 1968. С. 25.

(обратно)

218

См.: Осипов П. П. Теоретические основы построения и применения уголовно-правовых санкций: аксиологические аспекты. Л., 1976. С. 126.

(обратно)

219

Сыч К. А. Уголовное наказание и его состав… С. 182–187.

(обратно)

220

Дементьев С. И. Лишение свободы. Уголовно-правовые и исправительно-трудовые аспекты. С. 18.

(обратно)

221

См.: Канунник А. И. Наказание в виде лишения свободы. Теория и практика исполнения: монография. Пенза, 2001. С. 26.

(обратно)

222

См.: Стручков Н. А. Курс исправительно-трудового права: Проблемы особенной части. М., 1985. С. 14–15.

(обратно)

223

См.: Дуюнов В. К, Цветинович А. Л. Дополнительные наказания: теория и практика. Фрунзе, 1986. С. 27.

(обратно)

224

См.: Новое уголовное право России. Общая часть. М., 1996. С. 95.

(обратно)

225

Федюкин И. Ф. Основные вопросы лишения свободы как вида наказания по советскому уголовному праву. М., 1969. С. 217.

(обратно)

226

См.: Марина Е. А Лишение свободы на определенный срок: понятие, содержание, виды исправительных учреждений: дис… канд. юрид. наук. М., 2008. С. 46–47.

(обратно)

227

Ефимов М. А Лишение свободы как вид уголовного наказания // Сборник ученых трудов Свердлов. юрид. ин-та. Вып. 1. Свердловск, 1964. С. 170.

(обратно)

228

См.: Дементьев С. И. Лишение свободы как мера уголовного наказания. Краснодар, 1977. С. 18.

(обратно)

229

Наташев А. Е., Стручков Н. А. Указ. соч. С. 19.

(обратно)

230

См.: Королева Е. В. Лишение свободы в аспекте достижения целей наказания: дис… канд. юрид. наук. Саратов, 2003. С. 88–91.

(обратно)

231

См.: Сыч К. А. Уголовное наказание как система: монография. Рязань, 1995. С. 32.

(обратно)

232

См.: Ременсон А. Л. Указ. соч. С. 38–39.

(обратно)

233

См.: Елеонский В. А. Отношение осужденных к наказанию и вопросы повышения эффективности их исправления и перевоспитания в местах лишения свободы. Рязань, 1976. С. 5–7.

(обратно)

234

См.: Мазурина Ю. Е. Уголовное наказание в виде пожизненного лишения свободы и его объект: автореф. дис… канд. юрид. наук. Рязань, 2010. С. 11–15.

(обратно)

235

См.: Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / под ред. И. А. Бодуэна де Куртене. М., 1998. С. 69.

(обратно)

236

См.: Ожегов С. И. Словарь русского языка / под ред. Н. Ю. Шведовой. М., 1989. С. 374.

(обратно)

237

См.: Российский энциклопедический словарь. Кн. 2 / под ред. А. М. Прохорова. М., 2000. С. 178.

(обратно)

238

См.: Фойниций И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. Спб., 1889. С. 168.

(обратно)

239

См.: Меретухов Г. М, Упоров И. В, Кашоида В. В. Конституционные права осужденных к лишению свободы. Краснодар, 2001. С. 74.

(обратно)

240

См.: Исправительно-трудовое право. М., 1987. С. 80.

(обратно)

241

См.: Вергазова А. Н. Сущность и содержание лишения свободы // Актуальные проблемы уголовно-правовой теории и практики: сб. науч. тр. Новгород, 1996. С. 15.

(обратно)

242

См., напр.: Дементьев С. И. Лишение свободы: уголовно-правовые и уголовно-исполнительные аспекты. С. 10; Ефимов М. А. Лишение свободы как вид уголовного наказания. С. 166.

(обратно)

243

См.: Кашуба Ю. А. Реализация правового статуса несовершеннолетних, осужденных к лишению свободы. Ростов н/Д, 1999. С. 49–75.

(обратно)

244

См.: Уголовно-исполнительное право России / под ред. В. И. Селиверстова. М., 2003. С. 124.

(обратно)

245

См.: Марина Е. А Указ. соч. С. 87–88.

(обратно)

246

См.: Уголовно-исполнительное право России. С. 118.

(обратно)

247

См.: Шаргородский М. Д. Наказание, его цели и эффективность. Л., 1973. С. 59–60.

(обратно)

248

См.: Ременсон А. Л. Указ. соч. С. 10.

(обратно)

249

См.: Гегель. Собрание сочинений. Т. 14. С. 237; Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 117; Достоевский Ф. М. Собрание сочинений. М., 1982. Т. 3. С. 18; Решетников Ф. М. Беккариа. М., 1987 и др.

(обратно)

250

См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право. СПб., 1902. С. 949; Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. СПб., 1989. С. 389.

(обратно)

251

См.: Гернет М. Очерки тюремной психологии. Психология переписки и свиданий в тюрьме // Право и жизнь. 1924. Кн. 1. С. 83.

(обратно)

252

См.: Кесслер М. Задачи и методы производственно-хозяйственной деятельности в местах заключения // Тез. докл. на I Всесоюз. совещании пенитенциарных работников. М., 1928. С. 125.

(обратно)

253

См.: Елеонский В. А. Воздействие наказания на осужденных: учеб. пособие. Рязань, 1980; Карпец И. И. Наказание: правовые и криминологические проблемы. М., 1973; Крылов А. С. Изоляция от общества в условиях лишения свободы и социальные связи осужденных: автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 1983; Хохряков Г. Ф. Наказание в виде лишения свободы: оценка эффективности // Сов. гос-во и право. 1989. № 2. С. 65–73; Шмаров И. В. Преодоление отрицательных последствий отбывания уголовного наказания // Сов. гос-во и право. 1977. № 2. С. 84–91.

(обратно)

254

См.: Рудник В. И. Отрицательные последствия применения уголовного наказания в виде лишения свободы и основные меры их нейтрализации: дис… канд. юрид. наук. Киев, 1990. С. 65.

(обратно)

255

Наумов А. В. Российское уголовное право: курс лекций: в 2 т. М., 2007. Т. 2. С. 142.

(обратно)

256

См.: Елеонский В. А. Воздействие наказания на осужденных. С. 30.

(обратно)

257

См.: Гернет М. Н. В тюрьме. Очерки тюремной психологии. М., 1925. С. 73; Лясс Д. И. Половая жизнь заключенных. Одесса, 1927; Крахмальник Л. Г. Труд заключенных и его правовое регулирование в СССР. Саратов, 1963. С. 41.

(обратно)

258

См.: Макаренко А. С. Сочинения: в 7 т. Т. 5. С. 165; Стучка П. С. Переход с принудительного труда по приговору к добровольному труду // Сов. юстиция. 1931. № 10. С. 6.

(обратно)

259

См.: Елеонский В. А., Прокопов М. П. Роль общественности в нравственном воспитании осужденных. М., 1976. С. 51–52.

(обратно)

260

См.: Павлов И. П. Полное собрание сочинений. Т. 3. Кн. 2. М., 1951. С. 243.

(обратно)

261

См.: Елеонский В. А. Воздействие наказания на осужденных. С. 37.

(обратно)

262

См.: Валиев Х. Х. Проблемы совершенствования правового регулирования исполнения наказания в виде лишения свободы в отношении осужденных, больных туберкулезом: автореф. дис… канд. юрид. наук. Алмааты, 1998. С. 9.

(обратно)

263

См.: Зарипов З. С., Мусатова Е. Е. Правовые аспекты совершенствования системы охраны здоровья осужденных, больных туберкулезом // Актуальные проблемы уголовно-исполнительного права и исполнения наказаний. Рязань, 2009. С. 10.

(обратно)

264

См.: Стручков Н. А. Наказание как средство борьбы с преступностью // Сов. гос-во и право. 1969. № 11. С. 91; Карпец И. И. Социальные и правовые аспекты учения о наказании // Сов. гос-во и право. 1968. № 5. С. 63.

(обратно)

265

См.: Ковалев О. Г., Малышева О. А. Криминологические и психологические проблемы дезадаптации женщин молодежного возраста, отбывших наказание в виде лишения свободы: учеб. пособие. М., 2001. С. 47–48.

(обратно)

266

См.: Сочивко Д. В, Полянин Н. А. Молодежь России: образовательные системы, субкультуры, исправительные учреждения. М., 2009. С. 156.

(обратно)

267

См.: Савченко С. М, Милушин Е. А. Вопросы совершенствования ресоциализации судимых // Уголовное наказание и проблемы его исполнения в условиях перестройки деятельности органов внутренних дел: сб. науч. тр. М., 1990. С. 107.

(обратно)

268

Карпец И. И. Наказание: социальные, правовые и криминологические проблемы. С. 243.

(обратно)

269

См.: Детков М. Г. Длительное лишение свободы: понятие, содержание, эффективность // Преступление, наказание, исправление: науч. – практ. журн. / Вологод. ин-т права и экономики ФСИН России. 2008. № 2. С. 31.

(обратно)

270

См.: Детков М. Г Длительное лишение свободы… С. 32.

(обратно)

271

См.: Дементьев С. И. Лишение свободы: тюрьмы, лагеря, колонии, тюрьмы. С. 3–4.

(обратно)

272

См.: Фефелов В. А. Социально-правовые основы цивилизации исправительных учреждений Российской Федерации. Рязань, 1992. С. 19.

(обратно)

273

См.: Фефелов В. А. Указ. соч. С. 22–23.

(обратно)

274

См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Часть общая: в 2 т. М., 1994. С. 204.

(обратно)

275

См.: Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. СПб., 1889. С. 318–320.

(обратно)

276

Там же. С. 320–322.

(обратно)

277

См.: Познышев С. В. Указ. соч. С. 48.

(обратно)

278

См.: Познышев С. В. Указ. соч. С. 104.

(обратно)

279

См.: Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. СПб., 1889. С. 345.

(обратно)

280

См.: Познышев С. В. Указ. соч. С. 107.

(обратно)

281

См.: Наташев А. Е., Стручков Н. А. Указ. соч. С. 145.

(обратно)

282

См.: Наташев А. Е. О каре и воспитании // К новой жизни. 1964. № 3. С. 64.

(обратно)

283

См.: Панков Д. А. Совершенствование правовых институтов досрочного освобождения осужденных – важный стимул их исправления и перевоспитания // Сов. гос-во и право. 1965. № 3. С. 39.

(обратно)

284

См.: Дурдыназаров Т. Исправительно-трудовая колония-поселение как вид ИТУ. Ашхабад, 1969. С. 21.

(обратно)

285

См.: Михлин С. А. Условное осуждение к лишению свободы с обязательным привлечением осужденного к труду. М., 1977; Маслихин А. В. К вопросу о совершенствовании системы наказаний и исправительно-трудовых учреждений // Актуальные проблемы режима в ИТУ. Рязань, 1979.

(обратно)

286

См.: Стручков Н. А. Проблемы дальнейшего совершенствования правовых основ функционирования системы органов, исполняющих наказания // Проблемы совершенствования управленческой деятельности исправительно-трудовых учреждений. М., 1983. С. 51.

(обратно)

287

См.: Ткачевский Ю. М. Замена уголовного наказания в процессе исполнения. М., 1982. С. 14.

(обратно)

288

См.: Исправительно-трудовое право. М., 1977. С. 198.

(обратно)

289

См.: Горобцов В. Н, Силков В. Е. Юридическая природа наказания, отбываемого в колониях-поселениях // Вопросы совершенствования уголовно-правовых мер борьбы с преступностью. Свердловск, 1983. С. 103.

(обратно)

290

См.: Михлин А. С. Проблемы совершенствования системы наказания в советском уголовном праве // Актуальные проблемы уголовного права. М., 1988. С. 108.

(обратно)

291

Аблизин Н. Ф, Подымов П. Е. Исправительно-трудовая колония-поселение. М., 1967. С. 41.

(обратно)

292

Свод законов уголовных. С. 5.

(обратно)

293

См.: Сундуров Ф. Р. Указ. соч. С. 27.

(обратно)

294

См.: Ной И. С. Теоретические вопросы лишения свободы. Саратов, 1965. С. 57.

(обратно)

295

См.: Титаренко А. П. Правовые и организационные аспекты исполнения наказания в колониях-поселениях: автореф. дис… канд. юрид. наук. Краснояск, 2004. С. 3.

(обратно)

296

См.: Уголовно-исполнительное право. С. 399.

(обратно)

297

См.: Артемьев Н. С, Лаптев С. А. Организационно-правовые основы деятельности колоний-поселений. Рязань, 2007. С. 72.

(обратно)

298

См.: Хуторская Н. Б. Исполнение наказания в виде лишения свободы в учреждениях открытого и полуоткрытого типа (зарубежный опыт) // Рос. криминол. взгляд. 2010. № 3. С. 195–205.

(обратно)

299

Астемиров З. А Уголовная ответственность и наказание несовершеннолетних. М., 1970. С. 83.

(обратно)

300

Макаренко А. С. Педагогические сочинения: в 8 т. М., 1983–1986. Т. 4. С. 45.

(обратно)

301

Там же. Т. 1. С. 43.

(обратно)

302

Там же.

(обратно)

303

См.: Сластенин В. А. Педагогика. М., 2000. С. 226.

(обратно)

304

Краткий словарь по социологии. М., 2005. С. 318.

(обратно)

305

См.: Перцова Л. В. Основные направления и перспективы развития института исполнения наказания в отношении несовершеннолетних осужденных // Актуальные проблемы исполнения уголовных наказаний в отношении несовершеннолетних. Вып. 10. М., 2000. С. 185.

(обратно)

306

См.: Пищелко А. В, Сочивко Д. В. Реадаптация и ресоциализация. М., 2003. С. 136.

(обратно)

307

См.: Курганов С. И, Самовичев Е. Г. Уголовная политика и практика назначения наказания несовершеннолетним // Совершенствование деятельности ВТК и профилактика молодежной преступности. М., 1992. С. 13.

(обратно)

308

Кашуба Ю. А., Пономарев С. Н. Указ. соч. С. 119.

(обратно)

309

Кондусов А П. Лишение свободы как вид наказания, применяемый к несовершеннолетним по советскому уголовному праву: авторореф. дис… канд. юрид. наук. Саратов, 1966. С. 6.

(обратно)

310

Там же. С. 7.

(обратно)

311

Данилин Е. М, Поздняков В. И, Саблина Л. С. Организационные и психологопедагогические проблемы исполнения наказания в отношении несовершеннолетних осужденных. М., 1994. С. 12.

(обратно)

312

См.: Данилин Е. М, Поздняков В. И, Саблина Л. С. Указ. соч. С. 50.

(обратно)

Оглавление

Обращение к читателю

Address to the Reader

Введение

Глава 1 Историко-правовые тенденции законодательного развития уголовных наказаний, связанных с лишением свободы

  § 1. Основные тенденции развития института лишения свободы в русском дореволюционном законодательстве

  § 2. Особенности развития института лишения свободы в советском и постсоветском уголовном законодательстве

Глава 2 Общая характеристика и методологические основы исследования уголовных наказаний, связанных с лишением свободы

  § 1. Теоретико-методологические проблемы исследования наказания в виде лишения свободы

  § 2. Основные направления исследования института лишения свободы

  § 3. Лишение свободы как родовое понятие наказания в действующем уголовном законодательстве РФ

  § 4. Сущность и содержание уголовных наказаний, связанных с лишением свободы

Глава 3 Лишение свободы как видовое понятие: опыт теоретического конструирования

  § 1. Социально-правовые предпосылки конструирования тюремного заключения как видового понятия лишения свободы

  § 2. Тюремное заключение на срок или бессрочно как вид уголовного наказания

  § 3. Исправительная колония как исправительное учреждение

  § 4. Содержание в воспитательном центре как вид уголовного наказания

Заключение

Conclusion

Список использованной литературы

  I. Официальные документы и нормативные акты

  II. Книги (учебники, учебные пособия, монографии)

  III. Статьи

  IV. Диссертации и авторефераты диссертаций

Информация об авторах

Information about the Author

Приложения

  Приложение 1 Порядок рецензирования статей и материалов в журнале «Российский криминологический взгляд»

  Appendix 1 Order of reviewing the articles and materials in the Bulletin

  Приложение 2 Условия и требования к опубликованию в журнале «Российский криминологический взгляд»

  Appendix 2 Conditions and requirements for publications in the Bulletin

  Приложение 3 Список трудов, опубликованных в серии «Библиотека журнала “Российский криминологический взгляд”» в 2008–2013 гг.

  Appendix 3 List of works, published in the series “Library of the Bulletin “Russian Criminological Outlook” in 2008—2013

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно