|
|
1
Несколько лет назад, в конце 2009 года, по провинциальным клубам и маленьким залам Англии, Германии, Голландии и Уэльса гастролировал полный пожилой человек с круглым, детским и странно-растерянным лицом. Аккуратно одетый в желтую или сиреневую рубашку, в брюках с заботливо наглаженной стрелкой, он выходил на тесные сцены в малиновой шапочке и садился на специально приготовленный для него стул. Там он и сидел весь концерт с гитарой «Стратокастер», которую бережно давал ему в руки специальный человек в начале концерта, а в конце забирал.
Маленькие залы на концертах этого человека всегда были набиты под завязку. Люди стояли тесной толпой близко от сцены, кричали, аплодировали, смеялись. Полный человек в круглой шапочке говорил с ними просто, по-домашнему. В нем совсем не было напряженности, но и полного присутствия в этом времени и месте в нем не было тоже. Он был, с гитарой в руках, на своем стуле в углу сцены, как-то странен и раним, и была в нем никогда не проходящая растерянность, словно у больного, еще не окончательно вернувшегося из забытья и катастрофы.
ТВ на концертах отсутствовало, он уже давно не принадлежал к блестящей когорте людей, занимающих экран. И поэтому от концертов в клубах с однообразно экзотическими названиями «Blues Garage» и «Downtown Blues Club» остались только любительские записи, где камера качается, звук плохо слышен, в объектив попадают руки и спины. Я смотрел записи несколько вечеров, отыскивая лучшую, но лучшей не было, увы. Тот, кто увидит это, не зная всей истории, пожмет плечами. Но люди в зале знали, кто перед ними и что происходит. И когда человек в круглой шапочке начинал петь о черном колдовстве женщины, которую он любил, зал десятками голосов пел вместе с ним. Он пел, как всегда в последние годы, небрежно, словно только намечал слова и не старался договаривать их, пел с легкой растерянностью на лице, растерянностью отсутствующего сознания и заплутавшей жизни, но зал не давал ему упасть, зал окружал его заботой и поддерживал дружным пением.
Люди любили его. Люди в этих маленьких зальчиках любили его за его гитару, из которой он извлекал звук, в котором уже не было былой энергии, но по-прежнему было такое сильное, такое пронзительное чувство, любили его за короткие блюзовые проигрыши, в которых снова звучала его разбитая на осколки душа, любили его за его жизнь и за то, что вот таким, полным, заторможенным, растерянным и улыбающимся, он вернулся к ним.
Эту вещь, Black Magic Woman, он написал в 1968 году. С тех пор кто только ее не играл. Карлос Сантана залил ее гитарным глянцем и сделал всемирным хитом, и поэтому многие думают, что Сантана ее автор. Сноуи Уайт1 внес в нее свою интонацию, Ринго Старр отбарабанил ее в компании друзей, ямайский растаман превратил ее в песнь солнца, ансамбль тувинского горлового пения трансформировал ее в этно-хит, венгерский гитарист услышал в ней цыганскую страсть и так далее и тому подобное. Но в исполнении человека в круглой шапочке то ли волшебника, то ли больничного пациента – а он играл ее всю жизнь – это всегда была вещь о глубине любви и жизни. Это вещь о женщине, разрушающей жизнь, о женщине с колдовскими способностями, вещь о страсти и нежности, о притяжении и разрушении, о проклятии и мольбе и в одной строке еще и о сексе: ««Cause you just might pick up my magic stick». И люди в маленьких зальчиках, певшие вместе с ним и вместо него, очень хорошо знали, о чем все это.
Это Питер Грин на волнах Пиратского РАДИО ФРАНЧЕСКА, потерянная душа рок-н-ролла, сидит в малиновой шапочке на стуле в темном зале в Амстердаме. Группа называется «Peter Green and Friends», все friends моложе его и на самом деле не друзья, а добротные музыканты без имен и амбиций. Иногда во время концерта они с восторгом смотрят на него, а молодой гитарист Мик Додд смеется от потрясения: вот так-так, он играет с НИМ! Все сетевые ресурсы, так старательно сделанные группой, теперь уже заброшены, имя сайта выставлено на продажу. В мае 2010 года Питер Грин сыграет с ними в последний раз и больше не выйдет на сцену.
Наведите сюда смартфон или планшет, в котором установлен сканер QR-кодов – и попадете в день 21 февраля 2009 года, в город Амстердам, в клуб Paradiso
2
Пиратское РАДИО ФРАНЧЕСКА в море и в эфире. Фото с сайта http://franceska.fm/
Длинная узкая посудина, тронутая ржавчиной, с низкими бортами, с кашляющим генератором, периодически впадающим в летаргию, с высоченной радиомачтой, чья верхушка чертит по небу иероглифы даже при небольшой качке – это и есть Пиратское РАДИО ФРАНЧЕСКА, названное так в честь своей хозяйки, которая ведет здоровый и веселый образ жизни в одном из прекрасных немецких городов с парком, озером и лебедями. Мы вещаем из Северного моря, стоим обычно в 85 милях северо-восточнее Грейт-Ярмута. Нас слышно в Северной Германии, в Голландии, Бельгии, некоторые умудряются слушать нас в Польше, иногда нам вдруг звонят в эфир из Италии и Израиля, а однажды нам пришел e-mail от человека, утверждавшего, что слушает нас в Египте. В Нью-Йорке у нас тоже есть слушатели, но как туда попадает наш сигнал, я не знаю, скорее всего, кто-то ворует наши эфиры и ретранслирует их. Ха-ха, пиратство у пиратов, нелегальная трансляция нелегалов… Мы наследники пиратских радиостанций шестидесятых годов, таких, как «Радио Вероника» и «Радио Елизавета», вещавших с кораблей в Проливе и Северном море.
Мы выходим в эфир каждый день, за исключением субботы и воскресенья, не потому, что устаем, а потому, что наше старое оборудование – старый дизель, старый генератор, старый пульт, старые микрофоны, все старое, даже сковородки в камбузе, у них нет тефлонового покрытия – нуждается в обслуживании и профилактике. И вот каждый раз, в маленькой тесной студии без единого иллюминатора наклоняясь к ретро-микрофону, я внутренним взором вижу бездонное небо над кораблем и глубокую воду под ним. И пустоту вокруг. Старый корабль с высокой мачтой, болтающийся день и ночь в одной точке пространства и рассылающий во все стороны света бодрые голоса Кэпа и Пиратки Мэри и звук доброго рок-н-ролла, вот что мы такое… Мир кажется пустым, когда неделями и месяцами сидишь на корабле, из всех живых существ знаешь только корабельного кота Флинтыча и корабельного попугая Педро и обращаешься неизвестно к кому сквозь все виды погоды и помех. И ты вещаешь в эту пустоту неделями, вещаешь с упорным оптимизмом человека, который не хочет сдаваться отчаянию, вещаешь как заведенный, выбирая слова и песни, подбирая эпитеты и мелодии, день за днем, день за днем, всю эту вечность, хотя на самом деле идет всего-навсего вторая осень или третья зима.
Есть великолепные музыканты, которые свили гнездо внутри своей гитары и живут там, не зная боли и забот. Как так? Да вот так! Откуда же тогда берется их музыка, если не из боли и отчаяния? Не знаю. У них, значит, в душе иные ресурсы и полезные ископаемые. Но есть и другие, с которыми я чувствую себя родственной душой, ибо они, беря в руки гитару или подходя к микрофону, тоже чувствуют внезапный укол тоски и видят внутренним взором пустынный, пустынный до самого края, пустынный до отчаяния мир, в который их сигнал улетает как брошенная в море пустая бутылка с запиской.
3
Еврейский мальчик Питер Гринбаум получил от мамы в подарок гитару. Первые аккорды показал старший брат. Тихому мальчику больше ничего не было нужно. Он ушел в гитару, как в нирвану. Поэтому когда через несколько лет знаменитый Клэптон закапризничал, заскучал и, отправившись отдохнуть в Грецию, выбыл на время из состава Bluesbreakers, менеджер группы не расстроился и сказал: «Я знаю одного парня, который играет лучше, чем Клэптон!» На него посмотрели как на сумасшедшего. Что за бессмысленный набор слов ты сочинил, Боб? Как можно играть лучше Клэптона? Такого не бывает! Но Питер Грин показал, как.
Гитара Клэптона звучала гуще, гитара Грина тоньше. Клэптон исторгал из гитары тягучий, пахнущий солнцем и виски блюз, Грин умудрялся примешать к блюзу еврейскую тоску и всечеловеческую интеллигентную грусть. Клэптон замешивал в чане густое варево под названием «рок-н-блюз», Грин добавлял в эту бурлящую массу любви, страсти, горечи, желания и хриплого смеха что-то трогательное и прозрачное. Ни один не играл лучше другого, оба искали рай, воспаряя на белом облаке с гитарами в руках и разрушая психику и тело таблетками и порошком.
Сейчас немногие поверят в это, но группа Fleetwood Мас, где играл Питер Грин, в конце шестидесятых в общем представлении, а также по количеству проданных пластинок стояла выше, чем The Beatles. Но дело, конечно, не в количестве проданных пластинок. Дело в образе и звуке. The Beatles были людьми, потешавшимися над всем миром, обнаруживавшими белый рояль в кустах, плававшими на желтой подлодке по синему небу, гениальными создателями гармоний. Fleetwood Mac были сумрачными странниками в пределах блюза, извлекавшими свет из тени и гладкий гитарный звук из плотной шероховатости бытия. В группе, названной по имени барабанщика Мика Флитвуда, играли четыре гитариста – Грин, Спенсер, Макви, Кирван – каждый из которых искал свой собственный путь и по обычаю тех лет разрабатывал свое собственное звучание и безумие. Четыре гитариста, четыре головы с торчащими во все стороны цветущими ветвями, четыре души, каждая со своим собственным электричеством, не подходящим к проводам и розеткам другого, четыре музыканта, каждый со своими понятиями о блюзе, роке, звуке и смысле жизни – как, черт возьми, они вообще три года играли вместе?
Обросший, с черной густой бородой, в коричневом свитерке в обтяжку, тоненький и вдохновенный, Питер Грин был душой этой странной компании, которой удавалось творить чудо из сильных мелодий, голубиных перышек, детских снов, взрослой тоски. Да, на фотографиях тех лет он часто улыбается, и у него прекрасная улыбка человека, понимающего, что он ходит по воздуху. В их «Альбатросе» есть что-то неизъяснимое. Грин улыбается, играя эту вещь, в его улыбке радость героя, находящегося в верхней точке своего только-только начавшегося полета. Остальные играют с опущенными лицами, они в тени: в тени Дэнни Кирван в синей рубашке простого мальчика, которому предстоит трагическая жизнь, отступил назад Джереми Спенсер, ибо его таинство не терпит чужих взглядов и скоро он пустится в свое личное крайне рискованное автономное плавание, и застыл в непроницаемой серьезности Джон Макви, который привычно окаменевает в любом своем состоянии. По нему нельзя понять, тут он или там, в глубине или на поверхности, deep down или high level. И длинноволосый барабанщик Мик Флитвуд – смотрите в его лицо, это лицо артиста, вознесшегося над суетой и творящего звуковое чудо – мастерски работает палочками с мягкими шариками на концах, создавая волнистый туман и плавное движение крыльев в сладостном сне, который очень скоро прервется.
«Альбатрос». Fleetwood Mac играют в студии ТВ. 1970
4
Fleetwood Mac, 1969. Слева направо: Джон Макви, Дэнни Кирван, Питер Грин, Джереми Спенсер, Мик Флитвуд. Фото с обложки альбома The Essential Fleetwood Mac
Группа Fleetwood Mac существует до сих пор. С начала семидесятых, когда ее один за другим покинули гитаристы Грин, Спенсер и Кирван, она выпустила тридцать – а может, сорок – альбомов. В группу пришли люди совсем с другими понятиями о музыке и, хотя барабанщик Флитвуд и басист Макви остались в составе, группа разительно изменилась. Она стала играть поп-рок, достигла огромного успеха, получила почетные статуэтки разных премий, сочинила коммерческие хиты, в своем рейдере горделиво прописала цвет паласа, которым должны покрываться полы в их уборных, играла по приглашению президента-саксофониста Билла Клинтона в Белом доме… но в мире экзистенциальных ценностей и поисков рая, чреватых полной гибелью всерьез, она больше никогда уже не появлялась.
В другое время проникнуть невозможно. Эта капсула таинственно светится, но она без дверей. Можно прочитать тысячу книг про эпоху Наполеона, но всё равно не узнаешь, как звучал его голос и как скрипели его сапоги. Можно быть знатоком Древней Греции, но она так и останется непостижимой из-за невозможности прийти с бутылкой коньяка «Metaxa» в гости в бочку к Диогену или увидеть огромную купольную лысину Сократа. Вкус кислого вина, которое пили эти загорелые люди с голыми ногами, рассуждавшие о философии, нам неведом. Прошло – значит ушло. И все.
В случае с Fleetwood Mac у нас есть хотя бы шанс на постижение. Телевидение сохранило две записи живых концертов. Одна из них цветная – редкость по тем временам – запись короткого концерта группы в новогоднем Париже 1968 года. Мальчики и девочки начинают танцевать еще до того, как зазвучит музыка, и не прекращают в паузах. Танец, медленное сомнамбулическое кружение, тихие касания, круговые движения бедер, ток длинных волос, честные глаза, интеллигентные лица, нежность и мечта – вот что происходит этим вечером в Париже под звуки гитары, которую держит в руках Питер Грин. Группа и пипл не разделены, никому и в голову не придет обнести сцену сетчатым забором и поставить охрану. В то время, как одни танцуют невинные, райские, эротические танцы, другие чинно сидят на краю сцены прямо под ногами музыкантов и беседуют. О чем? О революции любви, о религии как опиуме для народа, о закостенелых идиотах у власти, о расширении сознания, о Маркузе, о Сорбонне, которую эти мальчики с желтыми галстуками и девочки с нежными лицами захватят в мае… Прекрасна высокая темнокожая девушка в футуристическом платье из серебристых пластин, танцующая на сцене рядом с Джоном Макви. Прекрасны появляющиеся на мгновенье лица девушек, погруженных в танец, как бабочки в полет, их глаза, их движения под звуки гитарного блюза и веселого голоса Джереми Спенсера, который отрывается на славу.
Вторая запись – слитые воедино два концерта в Норвегии, в 1968 и 1970 годах. Между ними огромная разница. Эти люди с гитарами как будто прожили за два года два века. Джереми Спенсер на первом концерте веселый мальчишечка, и Питер Грин брызжет радостью, и все они наслаждаются жизнью, музыкой, блюзом, звуком. Но на концерте 1970 года, запись которого была сделана норвежским ТВ, считалась утерянной, а потом обрывок этой записи вдруг возник в интернете – мы видим лица, в которых проступает какая-то уже совсем иная, черно-белая, глубокая жизнь. Джон Макви дважды затягивается прямо на сцене и явно уплывает отсюда туда, из Норвегии в Небесный Нил, отсюда и в дым. Это видно по его лицу со стекающими вниз усами, по его глазам, обращенным в самого себя. Джереми Спенсер из мальчишки с круглыми щеками превратился в крутого блюзмена, в котором проступает резкая – почти злая – суть. Он идет напролом, на таран, ва банк и отсюда вверх – а может, это вниз – и к Богу. Лицо Грина, окаймленное длинными волосами поэта и густой бородой пророка, слабо белеет во тьме, со всех сторон уже охватившей и сжавшей его.
Эти лица живут в светотени Рембранта. Эти люди стоят на границе чего-то, что мы не можем понять. Это уже не музыканты, забавляющие публику гитарными соло и отвязным блюзом, это странники, ушедшие в недоступную нам страну, где все иначе, все не так. Им что-то предстоит. Черный фон сгустился. Блюз прекрасен и горчит.
1968 и 1970. Концерты в Норвегии
5
Питер Грин и Дэнни Кирван. Лондон, 1967. Фото: Джон Слейд
Три года существования Fleetwood Mac представляли собой растянувшийся на 36 месяцев супер-блюз, прерываемый наркотическими трипами и все время нарастающей болью раскола и диссонанса. В их блюз-роке всегда была жесткость металлической проволоки, темнота городских вечеров и мерцание раскаленных чувств. Но они не просто делали музыку, они хотели вместе с музыкой и через нее попасть в другой мир и в другую жизнь.
Во время гастролей в Америке Fleetwood Mac играли вместе с Grateful Dead. Grateful Dead была группа-коммуна, превратившая жизнь в трип. Спать там было не принято. Концерт мог длиться час, а мог пять. Оусли Стэнли по прозвищу Медведь, химический гений поколения и друг Джерри Гарсия, производил в своей тайной лаборатории отборный ЛСД для нужд группы и ее друзей. Однажды ночью во время концертного тура в отель вломилась полиция: они искали Медведя, но он снова ускользнул от них на своем мощном красном мотоцикле. Искушенные в психоделии, ничего и никого не боявшиеся Gratiful Dead смеялись. У Питера Грина, мальчика из хорошей еврейской семьи, никогда не имевшего дела с полицией, ехали мозги.
В Европе, во время гастролей по Германии, он, к ужасу менеджера Денниса Кина, вместе с Дэнни Кирваном вдруг отделился от группы и поехал на юг, в Мюнхен, в гости к Коммуне. Это была хиповая коммуна, члены которой исповедовали отсутствие собственности, свободную любовь, искусство как занятие для всех, музицирование как образ жизни и многое другое в том же духе. Там были красивые девушки и молодые люди, ведшие беспрерывные разговоры о революции, изменении общества, горизонтальных связях, другом мире, свободе от собственности итд итп Что касается музыки, то они считали, что ее может создавать любой, образование для этого не нужно. Бери в руки инструмент и играй. Так играла свои безумные и прекрасные композиции группа Amon D??l, состоящая из членов коммуны. Правда, скоро от нее отделилась группа Amon D??l II, в которую вошли люди, консервативно считавшие, что некоторая толика образования и умения для игры на музыкальных инструментах все же нужна.
Несколько суток, которые Грин пробыл вместе с этими возбужденными и готовыми взлететь людьми, он не спал, и никто там не спал. Там была известная всей Германии хипповая, клевая, смелая, эротичная Уши Обермайер и ее друг, светловолосый Райнер Лангханс в круглых ленноновских очках. Эти двое собирались устроить европейский Вудсток, на который должны были приехать лучшие группы. Поэтому они считали встречу с Питером Грином, лидером всемирно известной группы Fleetwood Mac, чем-то вроде делового мероприятия. Происходило нечто среднее между оргией и философским семинаром. Все делились своими видениями, достигнутыми в соседнем мире, который казался близким и легко доступным, как кухня за стеной или ванная в коридоре. Грин исправно шел за ними в соседний мир, но не испытывал там ничего, кроме кошмаров. Многие люди, в том числе те, кто хорошо знал его, полагают, что именно во время пребывания в мюнхенской коммуне он сошел с ума.
Внешне это был все тот же Питер Грин, человек в наимоднейшем, длинном, приталенном пальто горчичного цвета, с рассыпанными по плечам черными кудрями и с длинным шарфом на шее, концы которого он брал в руки и игриво крутил. Но внутри элегантного хиппи уже вращался ад. Это выражалось в том, что он все больше и больше думал о жизни. Является ли упорное думание о жизни сумасшествием, доказывает ли боль и ощущение огромной всемирной несправедливости изъян души? Жизнь казалась ему абсурдом. Чем больше он думал, тем сильнее был абсурд и глубже ад. Отдохновение давала только гитара – есть прекрасное фото, на котором Грин и Кирван присели напротив друг друга с гитарами в руках на потертый диванчик и строят звук. И им хорошо. Но в нем уже появлялось ощущение того, что музыка, и танцы, и концерты, и вся эта шумиха, и даже его любимый блюз это только занавес перед той подлинной и страшной жизнью, о которой он не мог не думать. Постоянно и безотрывно.
Однажды Питер Грин смотрел телевизор, шла передача про голодающих в Африке. Он тут же взял и выписал чек на 12 000 фунтов стерлингов в помощь голодающим. Fleetwood Mac, эти пятеро мальчишек, взлетели как ракета в мире музыкальной индустрии, они получали безумные гонорары за концерты, купались в деньгах, могли не думать о деньгах, потому что деньги широким золотистым потоком текли к ним сами собой. Но Грин – и другие в группе тоже – чувствовал всю неестественность этих денег и этого положения, потому что видел и знал, что люди вокруг него и во всем мире живут, выбиваясь из сил, считая каждый пенс, экономя и часто даже голодая. Сам он был из небогатой семьи, жившей в типовом доме, в типовой квартире. Противоречие между идеалом всеобщей хиповой любви и реальностью жизни было огромным. Питер Грин так много думал об этом, что, может быть, уже действительно сходил с ума от напряжения своих мыслей.
Деньги это зло. Деньги это текучая, всепроникающая дьявольская энергия, которая пронизывает весь мир и извращает его. Деньги это что-то смутное, непонятное, темное, что надвигается кошмаром из зыбкого наркотического сна. Он проснулся и лежал в абсолютной, глубочайшей темноте и продолжал видеть зеленую собаку, которая только что лаяла на него. И рычала. Выпуклая морда и вставшая дыбом короткая шерсть… В том многомерном мире, куда гитарист проваливался, каждое явление было одновременно другим явлением, и каждое живое существо таило в себе злую сущность. У него никогда не было хороших трипов, только кошмарные. И сейчас он знал, что зеленая собака с оскаленной мордой и есть деньги. В темноте он дополз до стола – оказывается, это был номер в отеле в Нью-Йорке – и два часа подряд записывал на листе бумаги приходящие откуда-то в ум слова. Среди них было и выражение «Green Manalishi». Прежде оно не существовало в его сознании и словарном запасе, а теперь ему было совершенно ясно, что так на правильном протоязыке называется та ядовитая энергия, которая проникает мир и извращает людей. Деньги.
На следующий день Fleetwood Mac должны были записываться в студии. Питеру Грину хватило сил добраться туда, но играть он не мог. Не мог играть, не мог петь, ничего не мог. Эта вещь, Green Manalishi, отняла у него все силы. Он даже говорить не мог. Сидел молча в прострации. И так несколько дней.
В Лондоне, однажды ночью, Питер Грин вдруг обнаружил себя в офисе благотворительной организации. Добрые люди выкладывали перед ним на стол крупноформатные фотографии голодающих детей в Африке. Он ел пончик. Этой ночью он отдал все свои деньги в благотворительную организацию, избавился от них. Green Manalishi была последняя вещь, которую он написал для Fleetwood Mac.
Новый Орлеан, 20 января 1970
6
Гитарист Боб Уэлш, заменивший Питера Грина во Fleetwood Mac, вспоминал, что во время их первой встречи в длинных волосах Грина был кусочек сыра.
Да, элегантный, заросший бородой, длинноволосый хиппи Грин носил в хайре сыр, потому что таким образом приманивал в голову мышей… которые в его сознании олицетворяли мысли. Маленькие, шустрые, правильные мышемысли. Было ли это признаком помешательства – или всего навсего невинной шуткой? Но группа разваливалась не потому, что Грин ходил с сыром в голове. Группа разваливалась потому, что три гитариста – Грин, Спенсер, Кирван – больше не могли быть тут и уходили туда. А четвертый, Джон Макви, пил.
Грин попрощался с группой культурно. Он покинул ее без скандалов и даже согласился выручить друзей, когда во время гастрольного тура по Америке из группы ушел Джереми Спенсер. Грин срочно прилетел из Лондона в Лос-Анджелес и исправно поддерживал товарищей гитарными партиями, но отказывался петь. Это потеряло для него смысл, он не мог больше петь, потому что не понимал, зачем. Зачем петь? В чем смысл музыки? Как можно жить в жизни, если жизнь это безумный, перекошенный, искривленный, сдвинутый ад?
Джереми Спенсер был по росту самым маленьким в группе. Когда он стоял рядом с самым большим, барабанщиком Миком Флитвудом, то они производили комичное впечатление. Пышный хайр Джереми едва доставал до плеча Мика, имевшего обыкновение сидеть за своими барабанами голым по пояс. Во время гастролей Спенсер читал в своем номере Библию и переслушивал старые записи. Свой собственный голос казался ему отвратительным. В Лос-Анджелесе Спенсер вышел из отеля в книжный магазин и исчез. Группа отменила концерт в знаменитом клубе Whisky-A-Go-A-Go и начала поиски, потом обратилась в полицию. Через несколько дней полиция обнаружила Джереми Спенсера в христианской коммуне «Дети Бога». Он обрил голову наголо и наотрез отказался возвращаться туда, откуда ушел: в фешенебельный отель, в знаменитую группу, в гастрольный тур, на сцену, к гитаре. Все это и для него тоже потеряло смысл. Слова о том, что он подводит товарищей, не действовали. Он больше не хотел музыки, славы, блюза, он хотел смысла и света. Джереми Спенсер сошел с поезда.
Дэнни Кирван был самым молодым в группе. Он начал играть во Fleetwood Mac, когда ему было восемнадцать. До этого он играл по вечерам в пабе, где его увидел Питер Грин. На фотографиях у него детское лицо. Многие считали, что Грин как музыкант превосходит супер-гитариста Клэптона, а сам Грин как-то раз обмолвился, что Кирван превосходит его. Двух этих гитаристов связывали отношения дружбы и любви – уж точно не конкуренции. На одном из вариантов студийной записи Something Inside Of Me (take 3) мы слышим, как Кирван говорит Грину: «Как же мне нравится твоя гитара, Пит!». Мальчик Дэнни Кирван был не только соратником Грина по группе, он ездил вместе с ним в мюнхенскую Коммуну, вместе с ним погружался там в сумасшествие и был его соратником по спуску в ад. Хрупкая детская психика не выдержала хиппи-трипа, блюз-рока на разрыв аорты и прочих круговращений и приключений.
Грина уже не было в группе, когда перед одним из концертов новый гитарист Уэлш во время настройки гитар вывел Кирвана из себя. Уэлш что-то не так строил и не то слышал. А может, он своим явлением посягал на какие-то святые вещи в одинокой, измученной и отчаявшейся душе Дэнни Кирвана. Мальчишка бросился на Уэлша с кулаками, в ярости разбил свой Gibson Les Paul о стену и вдобавок пытался разбить о стену собственную голову. В другой раз он обиделся на всех непонятно почему и прямо перед концертом отказался выходить на сцену, чем поставил остальных в трудное положение. Группа мучилась без своего лучшего гитариста и играла, как могла, а Кирван подглядывал из-за кулис и не скрывал злорадного удовольствия. К тому же он постоянно отпускал едкие критические замечания в адрес других членов группы. Что и говорить, трудный тип. С ним никто не общался, кроме барабанщика Мика Флитвуда, отца-основателя группы, который и уволил его. Потом Флитвуд говорил, что сделал это из гуманных соображений, потому что жизнь во Fleetwood Mac превратилась для Дэнни Кирвана в пытку. Флитвуд не знал, что выбрасывая инфантильного, часто пьяного, гениального мальчишку из группы, он на самом деле выбрасывает его из жизни.
Кирван был потрясающий гитарист. Его гитарные соло – это чистое чувство, любовь и горечь любви, тоска и потеря, самая суть блюз-рока. Он писал песни, прекрасные песни. У него их 32. Миллионы людей знают сотни имен раскрученных и модных артистов, и едва ли найдется в нашем огромном и густо населенном мире тысяча человек, которым что-то говорит имя Дэнни Кирвана. Но те, кто слышали его гитару, молились за него и просили Господа дать ему здоровья и сил для того, чтобы он смог вернуться. Но он никогда не вернулся.
Мальчишка и Монсеньер. 1970
7
Грин во тьме. Автор фото неизвестен
Питер Грин тоже не вернулся туда, откуда вышел. А вышел он из шестидесятых, из рок-н-ролла, из хипповой мечты о мире чудес, из ярких впечатлений и одежд – он носил красные пальто и алые штаны – из счастья играть вечером блюз, из уверенности в том, что рок изменит мир. Многие остались на всю жизнь с тем капиталом, что они приобрели в счастливые и буйные шестидесятые, но не Питер Грин.
Деньги он роздал. Репутация, положение в музыкальном мире, контракты – все это было для него мертвая труха, ничто. Потому что на любой стене, стоило ему посмотреть на нее, перед ним возникали буквы мучительных вопросов: Как мне жить? Как мне найти смысл для моей странной, неизвестно зачем врученной мне жизни? Кто я, Господи? И зачем я? В песне Oh well – если этот жесткий, плотный, нервный поток звука можно назвать песней – он быстрой скороговоркой прямо обращался к Богу, и Бог соглашался ему помочь, но отказывался сказать то, что он хотел от него услышать. И это вызывало у Грина ярость, иронию, сарказм. Стоя на сцене в длинной, подпоясанной тонким ремешком белой холщовой рубахе, напоминающей о средневековье, длинноволосый, чернобородый, похожий на еврея-крестоносца или на хиппи-воителя, вооруженного не мечом, а гитарой, он посреди музыки разражался громким саркастическим смехом в адрес Господа. И гитара его звучала резко, с драйвом.
Человек, задающийся такими вопросами, задающийся ими упорно и непрестанно, лишающий себя денег и сна, ищущий смысл и другой мир и не способный жить без смысла в этом мире – обществом признается ненормальным. Но не сразу. До безумия еще нужно дойти, до положения Гамлета рок-н-ролла нужно еще вволю настрадаться. Грин – друзья звали его Грини – начал свой крестный путь с того, что сменил шумное трансатлантическое рок-шапито на маленький кибуц Мишмарот в Израиле. Сейчас в нем живет 280 человек. Кибуц находится недалеко от Хайфы. Грин прожил там некоторое время, пытаясь обрести еврея в самом себе, но ничего не обрел. Этот лондонский кокни и всемирный рок-н-ролльный герой, игравший в Лос-Анджелесе и Париже, не смог сузить свою растрепанную, ищущую смысл, движущуюся как ветер душу и вместить ее в точные и твердые формы иудаизма или сионизма. Бес сомнения и тоска по неведомому гнали его дальше.
Человек, ищущий единственный, огромный, главный и самый глубокий смысл, склонен пренебрегать малыми смыслами ежедневной жизни. Грини многим чем пренебрег – деньгами, собственной гитарой, музыкой, отношениями с людьми, шоу-бизнесом, всем тем, что люди называют «нормальной жизнью». Он вернулся из кибуца в Англию и работал кладбищенским садовником. Но и в медленном, кропотливом выращивании цветов на могилах он тоже не нашел смысла и не смог смирить свою душу. Тогда он устроился работать в больницу санитаром. Заросший хайром до глаз, черноволосый, обросший бородой, в перекошенном белом халате, он целыми днями возил кресла с больными по пахнущим пищей и лекарствами коридорам больницы. Там никто не знал ничего про блюз, никто не одевался на модной Карнаби-стрит, никто не слышал его «Альбатроса».
Эти вопросы, если мучить себя ими и годами не находить ответа, сначала перенапрягают психику, а потом ее подламывают и разрушают. Насколько взведенным, перевозбужденным, измученным, находящимся на грани или уже за ней был Питер Грин, говорит тот факт, что он откуда-то взял пистолет. Принципиальный пацифист и хиппи-миролюбец, а также санитар и сын доброй еврейской мамы, которая вечерами кормила своего непутевого Питера сытным ужином (он по-прежнему жил с родителями), ходил с пистолетом, в котором, однако, не было пуль. Пугач, муляж. Деньги, от которых Грин решительно и бесповоротно отказался, всё равно щедро шли на его счет; это были гонорары за исполнение его музыки и издания на пластинках. Это его раздражало. Он не мог избавиться от мира и от этих липучих денег, которые преследовали его. Green Manalishi, собака, сволочь! К тому времени он уже имел справку, то есть был медицински признанным душевнобольным. Его счетом распоряжался его менеджер.
Однажды ему зачем-то понадобились деньги, но менеджер их не дал. А по другой версии, наоборот, чуть ли не силой пытался вложить в руки Грина чек на тридцать тысяч фунтов, умолял взять деньги, которые шли на его счет. Грин пришел в ярость, достал пистолет и грозил менеджеру пристрелить его. Тот вызвал полицию. Грин очутился в тюрьме. Справка о сумасшествии спасла его от заключения и привела в психбольницу.
Так для человека, которого многие помнили гением гитары, элегантным хиппи и красавцем в ярких одеждах, наступили годы погружения в болезнь. Он периодически попадал в больницы, проходил мучительные сеансы электрошока, бродил по улицам в прострации, терял дар речи, полнел, раздавался вширь, лысел и вскоре стал грузным, бородатым, круглолицым, бледным человеком, бормотавшим какие-то понятные только ему мантры. Но в груде этих ментальных обломков всё равно сохранялась искра Божья, благодаря которой он даже в таком своем состоянии – толстый, тяжелый, немой, как овощ – слышал откуда-то сверху божественный звук. Гитару он не брал в руки годами, но когда снова взял, оказалось, что его тонкие пальцы с длинными ногтями – он не стриг ногти, это был такой блок в его сознании, ни в коем случае не стричь ногти – помнят ощущение струн и по-прежнему знают все. Когда он после паузы в десять лет снова вышел на сцену, на нем был длинный балахон с капюшоном – возможно, в своем усталом за годы странствий и поисков смысла, оторвавшемся от реальности, нечетком сознании постаревший хиппи, кладбищенский садовник, санитар, неудавшийся ортодоксальный еврей и психбольной Грин видел себя монахом невиданного небесного ордена с гитарой в руках и блюзом в душе.
Грин на одном из перекрестков своей жизни
8
Мы оставили гитариста Джереми Спенсера, когда он вышел из отеля в Лос-Анджелесе и пропал – так, кажется, было принято начинать главы в старинных романах?
Но Джереми Спенсер не пропал, он натолкнулся на улице на молодого человека, который обратился к нему с вопросом о том, знает ли он, зачем живет. Вопрос, заданный в подобных обстоятельствах, показался бы странным и неуместным девяти людям из десяти, но Джереми Спенсера заставил остановиться и вступить в разговор. Так он попал в христианскую общину «Дети Бога», состоявшую из хиппи-христиан, которые мягко и с любовью помогали маленькому гитаристу обрести самого себя. Он был разбит и в душе его было черно. Он не хотел больше играть блюз, не хотел носиться по миру с гитарой наперевес, не хотел погружаться в раскаленную лаву страсти, боли, звука. Не хотел больше мучиться. Он хотел тихо и мирно обрести себя.
Джереми Спенсер на сцене с гитарой, но не возьмет на ней ни ноты. Грин и Кирван снова так разошлись, что вытеснили его из игры. Тогда он пробует найти свое место в общем звуке с маракасами в руках. 1969 год
Все, происходившее с ним в группе, казалось ему теперь, когда он с бритой наголо просветелнной головой и в окружении добрых самаритян странствовал по миру, ужасом и бредом. Бредом был стресс с концертами и сами концерты, где он впадал в ярость, сарказм, иронию и транс, бредом были крики, которые он исторгал, а другие люди записывали и продавали. Тяжелым, гнетущим бредом были его отношения с Грином и Кирваном, потому что Грин и Кирван были на одной волне и легко находили общий язык, а он оказывался на отшибе и во время гастролей уходил в свой номер читать Библию. Грин и Кирван понимали друг друга с полуслова – нет, с полузвука. Спенсеру казалось, что он лишний со своей гитарой, и поэтому на некоторых записях мы слышим, что соло-гитар две, но есть еще пианино. Он искал свое место, садясь за клавиши… Или брал в руки погремушки. И после первой эйфории, когда группа Fleetwood Mac выдала невиданно-прекрасный блюз и прославилась на весь мир, он постоянно чувствовал психический дискомфорт. Это был дискомфорт человека, который находится не там, где должен быть, которому неудобно жить в жизни.
Как-то раз в середине семидесятых один путешественник наткнулся на палатку, поставленную вдали от людей на калифорнийской равнине; из палатки выглянуло круглое и странно-знакомое лицо. Это был бывший гитарист Fleetwood Mac Джереми Спенсер, живший в созерцательном покое под огромным и чистым небом отдаленных мест.
Он странствовал, он беспрерывно странствовал. Он жил на Филиппинах, в Индии, в Бразилии, во Франции, в Греции, в Японии, в Макао, в Мексике, в Шри Ланке, в Ирландии, в Германии. Он играл на бесплатных концертах вместе с «Детьми Бога» – не как бывший гитарист знаменитой группы, а как один из братьев, идущих по миру с благой вестью. Люди, слышавшие песни этих новых христиан в Пуэрто-Рико, с удивлением узнавали в одном из певцов бывшего гитариста Fleetwood Mac. Он сочинял сказки, истории и даже комедии, словно хотел доказать себе, что ему совсем не обязательно быть в жизни музыкантом. Понадобилось много лет, прежде чем Джереми Спенсер полностью излечился от травм, полученных в то время, когда он три года жил в самом центре рок-тайфуна. И только тогда, маленьким круглолицым человеком с лысой головой, легкой сединой над ушами и седой бородкой, он снова взял гитару в руки. Его сольный альбом вышел в 2006 году. Да, маленький Джереми сделал небольшую паузу в музыке – всего-то двадцать семь лет. Первая вещь альбома, записанного в Норвегии, называлась «Горький лимон».
Возвращение Джереми Спенсера было мягким и спокойным. За эти десятилетия он обзавелся своим миром – достигнутым в молитвах и странствиях миром любви – и стал в нем патриархом: пять детей, десять внуков, два правнука… В нем больше не было боли и разбитой на куски, корчащейся от мук души, и он снова мог играть блюз. Через сорок три года после американского турне Fleetwood Mac, когда они играли вместе с Grateful Dead и жили в одном сплошном безумном хохочущем бессонном потоке дней и ночей, Джереми Спенсер объявил свое второе американское турне2 и анонсировал выпуск альбома «Coventry Blue». Гитарист, давным-давно сошедший с поезда, был музыкальной индустрии не интересен. Ну так что ж. Джереми Спенсер собирал деньги на турне и альбом на сервисе пожертвований Kickstarter. Еще он нарисовал пять портретов Original Fleetwood Mac: Грина, Кирвана, Флитвуда, Макви и свой, нарисовал этих людей такими, какими они были когда-то, веселыми, легкими, дерзкими, молодыми – и теперь продает набор принтов за 150 долларов. Его альбом с голубой обложкой, на которой он сидит в соломенной шляпе, с абсолютно белой бородой и с гитарой в руках перед бесконечно спокойной далью, можно купить за 15 долларов, но если вдруг вы решите, что вам нужен автограф человека, который живет в нашем мире по соседству с нами и одновременно имеет свое постоянное законное место в легенде – то Джереми Спенсер попросит заплатить вдвое больше.
Так гитарист Джереми Спенсер обрел свой мир. Здесь он покидает нашу книгу. А что случилось с Грином и Кирваном, которые сошли с поезда вместе с ним – и отправились каждый в свою сторону?
Джереми Спенсер поет две вещи Fleetwood Mac. Он делает это с таким веселым драйвом, что трудно представить, что скоро ему предстоит великое отчаяние. Кстати, а кто это, сидя за роялем, представляет их? Вы, конечно, узнали – Алан Прайс!
9
Дэнни Кирван был изгнан из Fleetwood Mac безумной ночью в Америке, которая началась с того, что он настраивал перед концертом гитару рядом с новым гитаристом группы Бобом Уэлшем, продолжилась раздраженной перебранкой двух музыкантов о ладах и гармониях, взорвалась приступом боли и отчаяния, во время которого Дэнни Кирван бился головой о стену и, не в состоянии разбить голову вдребезги, разбил вдребезги свой Лес Пол – и закончилась тем, что за пять минут до начала концерта он отказался выходить на сцену с людьми, от которых исходил холод и которые были ему чужими. Они этого ему не простили. Наутро он был изгнан из Fleetwood Mac.
Питера Грина уже не было в группе. Питер Грин защитил бы и спас его, но Грин в это время уже начал свой собственный одинокий дрейф в безумие. Питер Грин был опорой мальчишки Дэнни, его защитой, его старшим другом и братом. Это Питер Грин привел Кирвана во Fleetwood Mac, услышав, как он играет на гитаре в пабе в составе команды под много говорящим названием «Бойлерная». Грин был потрясен тем, как играет восемнадцатилетний мальчишка. Может ли так быть, что лучший гитарист мира играет в затрапезном пабе? Может – мы и сами встречали лучшего гитариста мира, играющего на танцах в пригородной гостинице.
Грин и Кирван были творческим центром группы. Вдвоем они написали почти всю музыку Fleetwood Mac. Им было хорошо играть вдвоем, двум этим идеалистам и фанатам звука, не расстававшимся с гитарами. Другие жили днем сегодняшним и питались хлебом насущным – эти двое жили в раю блюз-рока и питались музыкой. Кирван играл соло в вещах Грина. Грин говорил, что без помощи Кирвана никогда не смог бы сделать своего потрясающего «Альбатроса». Кирван называл его в то счастливое время «Монсеньер Грин», «Монсеньер Питер Грин». Так он к нему обращался. Но счастливое время закончилось.
Fleetwood Mac играют в Амстердаме, 1969 год. Дэнни Кирван вынимает душу из своей гитары. Ровно через сорок лет Питер Грин вернется в этот город, но Дэнни с ним уже не будет. И вообще его ни с кем уже не будет
Есть люди, которым присуще одиночество, которые одиноки с начала и до конца, одиноки так, словно неприкаянность их единственное предназначение. Кирван был такой. Он очутился один – с гитарой в руках – в огромном мире, которому не было никакого дела до человека с тонкой нервной системой и страдающей душой. Одно время он был женат, но его жена Клэр была безумна – Питер Грин, сам официально признанный безумцем, назвал ее безумной, потому что она била Дэнни его Лес Полом. Они развелись. И теперь он уже остался совсем и полностью один – один, один, один, один…
В середине семидесятых Дэнни Кирван записал два альбома, «Second Chapter» и «Midnight in San Juan». Это тонкая, даже тончайшая музыка, в которой жива и слыша его обнаженная душа. Ему было уже 27, но он по-прежнему был ранимым, как подросток, чувствующий бесконечную тоску и невыносимую нежность мира. Его стихотворение Dust могло бы войти в антологии рок-поэзии, но никуда не вошло. Два его альбома могли бы продаваться и приносить ему деньги, но он отказывался ехать в концертные туры в поддержку собственных альбомов. Почему? Тот, кто задает такой вопрос, никогда не поймет ответа, а тот, кто понимает эту душу и этот тип психики, не станет задавать такой вопрос.
Группа Fleetwood Mac унеслась в новые дали – новые люди, новые концерты, новый поп-рок, потом новая слава, потом дорогие отели и собственные чартеры – а он остался один и не очень удивлялся этому. После того, как из группы ушел Грин, он и в группе был один. Они, остальные, были все вместе, а он на отшибе и сам по себе. Кристина Перфект, пианистка, подруга и будущая жена Джона Макви, пришедшая в группу, говорила, что Кирван был странный, он никогда не смотрел в глаза тому, с кем говорил. Странный, да, странный, нервный, психованный, несчастный, невероятно талантливый вечный мальчишка с испуганными глазами, не способный выносить груз жизни, тяжесть жизни, привычную для всех, кроме него, обузу жизни.
Дэнни Кирван в одном из своих редких интервью – а всего он дал их два за пол века, одно другого короче – сказал, что он, собственно говоря, с самого начала был бомжем, у него никогда не было дома. Он был бомжем-алкоголиком в семидесятые, в восьмидесятые, в девяностые. Никто не знал, где он, а он был вот тут, рядом, жил в ночлежках и долгими часами сидел в затрапезных барах. Однажды его узнал там один глубокий знаток блюз-рока – о Кирване знают исключительно глубокие знатоки блюза и рока – и с энтузиазмом завел с ним разговор о музыке, но как только Кирван понял, что его узнали, он тут же расплатился и ушел. В его затемненном, растерянном, погружённом в депрессию сознании сохранялась память о том, что когда-то он был легендарным гитаристом всемирно знаменитой группы, но память эта была шаткой, смутной и он не знал, что с ней делать. Периодически он получал копеечные гонорары за музыку, которую десятилетия назад играл во Fleetwood Mac.
В минуты просветления, купив баночного пива на пять фунтов и беседуя с подсевшим к нему на скамейку в парке журналистом, он говорил о людях, с которыми играл когда-то во Fleetwood Mac, говорил совершенно незлобиво, как о своих друзьях. Джона Макви он называл умным человеком, очень умный был парень, а Джереми Спенсер был такой саркастичный… Если бы Мик Флитвуд захотел встретиться с ним (говорил лондонский бомж, сидя на скамейке в парке с банкой пива в руке), было бы хорошо… Но если нет, то он не обижается и все понимает. Прислать ему миллион по почте он не просит (это была шутка).
Трудно проследить одинокую изломанную жизнь на ее пути по ночлежкам, больницам, пабам, забегаловкам, скамейкам, паркам. Дэнни Кирван жил одно время в хостеле рядом с Ковент-гарден, потом ночевал в доме для престарелых. Бывший гитарист Fleetwood Mac, написавший для группы 37 песен, жил на социальное пособие. На фотографии, сделанной неизвестно кем, у него усталое лицо и измученные глаза. В последние годы ему стало немного лучше, и в комнате хостела у него теперь есть гитара. Он иногда играет, для себя.
Дэнни Кирван записал в 1976—79 годах три сольных альбома. Четвертый, вышедший в 2000 году, состоит из старых демозаписей. Может быть, музыка, которая возникала в его душе в годы блужданий и падений, тоже где-то записана… в облаке, на небесах.
12 января 1998 года в Нью-Йорке, в отеле Вальдорф-Астория, прошла торжественная церемония, во время которой гитарист Original Fleetwood Mac Дэнни Кирван был введен в зал славы рок-н-ролла. Сам Кирван на церемонии не присутствовал. Скорее всего, усталый человек, тихо игравший на гитаре в комнате хостела музыку, которую никому не дано услышать, о церемонии не знал. Да и денег на билет до Нью-Йорка у него не было.
Мы не знаем, правду ли говорил Дэнни Кирван, утверждая, что у него никогда не было своего дома. Может быть, сорок лет странствий по ночлежкам в алкогольном дурмане смешали в его сознании бывшее с небывшим. Человек с инициалами DJM в ноябре 2014 года рассказал на одном музыкальном сайте историю про Дэнни Кирвана. Может, это правда, а может, так на наших глазах возникает горький миф о человеке, исчезнувшем в жизни. Приводим историю полностью.
«Я имел честь знать Дэнни Кирвана в 1985 году, когда владел агентством недвижимости в Вестклиф-он-си.
Однажды я увидел перед собой неряшливого человека, почесывавшего бороду, казалось, ему нужна моя помощь, но он сказал, что пришел в офис, чтобы просто пообщаться.
Спустя несколько месяцев он сказал, что хочет продать свой дом.
Мы пошли посмотреть дом – сказать, что там был беспорядок, значит ничего не сказать. Там была гора двухлитровых пластиковых пивных бутылок высотой около 5 метров, в кухне остатки пищи в дюйм толщиной по всей столешнице – и еще дерево, растущее через разбитое окно в гостиной.
В ближайшие пару месяцев я много раз говорил с Дэнни и наслаждался, слушая его.
Он не хотел рассказывать о своем прошлом и был очень несчастлив, говоря о музыке, группе, своей подруге.
Я думаю, что в прошлом он попал в аварию на мотоцикле и еще там были наркотики, и еще очевидно, что боль была частью его сознания, и он хотел денег, чтобы начать все сначала где-нибудь еще.
Я чувствовал себя ответственным за него, и мы смогли продать его дом одному строителю, потом я купил ему новую одежду, и мне удалось устроить его в общежитие и поставить на учет в социальные службы, потому что я очень переживал за его здоровье и безопасность.
Это все, что я знаю о Дэнни, за исключением того, что он переехал в Лондон.
Я надеюсь, что где бы вы не находились сейчас, Дэнни, Вам хорошо. Мне 61 год. Спасибо, что поделились со мной своими воспоминаниями.
Усилитель, который Вы отдали мне, до сих пор стоит у меня.
С уважением…»
DustDanny KirwanWhen the white flame in us is gone,And we that lost the world’s delightStiffen in darkness, left aloneTo crumble in our separate night;When your swift hair is quiet in death,And through the lips corruption thrustHas stilled the labour of my breathWhen we are dust, when we are dust!
Дэнни, смеющийся от счастья, впадающий в восторг от звука, который творит… 1968 год
10
Питер Грин. Авто фото неизвестен
Грин отцепился от жизни и стал духом без веса, душой без собственности, прохожим без адреса. Впрочем, это не совсем точно, адрес у него иногда был: психиатрическая клиника в госпитале Св. Софии. Туда он попадал много раз.
Гэри Мур, сам потрясающий гитарист, мучился и страдал, не в силах разгадать тайну звука Питера Грина. Мур изучил каждое касание пальцев Грина о струны, но что-то всё равно оставалось неуловимым даже для него. Как Грин создает свой плывущий, многомерный, чувствительный и невыразимый звук и где, где Питер Грин прячет свою тайну? В конце концов Мур решил, что тайна в гитаре, и попросил Грина отдать ему его знаменитый Лес Пол 1959 года. Грин отдал равнодушно. Эта простая на вид, не идущая ни в какое сравнение с современными эффектными красавицами гитара с желтой потертой декой и четырьмя никелированными регуляторами громкости и тембра, прославленная своим звуком на весь рок-н-ролл, вызывала у него теперь смутное чувство досады и тревоги, словно в этом удивительном инструменте и таился самый кошмар, самый обман. Он уже был в другом мире. Другие гитары – у него их было несколько десятков, включая редкие модели – он отдал своему другу, тоже гитаристу, Сноуи Уайту. И бобины с записями тоже. Все это в его глазах потеряло ценность, стало как камни в карманах, которые мешают идти. Надо выкинуть камни и идти дальше с пустыми карманами. И он шел по лондонским улицам непонятно куда, обросший, бородатый, растолстевший человек в темной одежде и старых башмаках. Однажды эта странная фигура проплыла за стеклом витрины магазина, в котором покупал что-то Марк Болан. Болан понял, кто это. Он купил Грину новые ботинки, крепкие, хорошие. Грин принял подарок и заковылял дальше. Он был старик и ребенок в одном лице.
Ты теперь большой мальчик, Питер! Ты теперь взрослый! Но что толку, и радости никакой… Big Boy Now, вещь Грина с его альбома White Sky, 1982 год
Врачи диагностировали у него шизофрению. У него были галлюцинации. В психбольнице, мрачном здании с зарешеченными окнами, гитариста кололи в руки сильно действующими препаратами. Поэтому руки у него онемели, в пальцах пропала гибкость и чувствительность. Когда уколы не помогали, его лечили – или пытали? – электротерапией. Они превращали его в деревяшку, в отупевший кусок плоти, в ком черного, депрессивного сознания. Иногда он просто сидел на стуле у стены, закрыв лицо руками. Ногти на пальцах отросли, он их не стриг.
Что с ним случилось? Принято считать, что слом его сознания произошел той ночью в Мюнхене, когда он ушел в трип с людьми из Коммуны. Еще предполагается, что в Мюнхене ему дали плохой ЛСД, и дрянь уничтожила его как человека.
В нем теперь был страх, тот иррациональный страх, который вдруг поднимается из тьмы подсознания, затапливает психику и заставляет человека бегать в ужасе по комнате. Страх, который нельзя объяснить. Страх пред жизнью? Перед людьми? Перед ужасными последствиями собственных поступков? Страх перед тем, что не имеет названия?
В 1972 году Грин должен был играть вместо Леса Харви в группе Stone The Crow. Все было обговорено и устроено, но за два дня до первого концерта он позвонил менеджеру и сказал, что отказывается. Без объяснения причин. Несколькими годами позднее корпорация Warner предложила ему 900 000 долларов за запись четырех новых альбомов. Он в ужасе отшатнулся от этого предложения, это снова был Green Manalishi, старое наваждение, древний как ад кошмар, который преследовал его. Сумма была огромной, и она его пугала.
Мечтатель блюза и неудачник жизни, пустившийся в путь и забредший туда, куда человеку лучше не попадать – это был он. Забывший что-то в прошлом и не нашедший ничего в настоящем – это был он. А будущее? Будущего у Питера Грина не было, потому что пальцы плохо слушались, в движениях заторможенность, во всем теле усталость, и впереди только длинный серый сон до самого конца. Так он думал.
Однажды – прошли десятилетия – его случайно встретили гитаристы Брайан Мей из Queen и Стиви Вай. Для них он был легендой, мифом. Они едва узнали создателя райского блюзового звука в грузном, лысом и тихом человеке, на круглом лице которого постоянно была извиняющаяся улыбка. Они уговорили его выйти на сцену и сыграть, уговорили, как врачи уговаривают больного встать и попробовать сделать первый шаг. Попробуйте, мистер Грин, попробуйте, Питер, у вас получится! Грин был потрясен тем, как люди в маленьком клубе встретили его. Когда он тихой скороговоркой начал Oh well, они не дали его голосу упасть и заплутать в обращении к Богу, подхватили громко и дружно. Он вдруг понял, что все эти годы был не один, люди помнили его, сопереживали ему, любили его. Он растерянно улыбался, когда тесно набитые залы маленьких клубов в Гамбурге или Вулверхэмптоне взрывались криками и овациями. Он играл, как мог, играл старательно и растерянно, играл без былого драйва и мастерства, но с пронзительным чувством одиночества и грусти в каждом звуке.
В 1998 году Сантана пригласил его сыграть вместе Black Magic Woman. Сантана за эти десятилетия стал супер-гитаристом, звездой мирового масштаба, а Грин бродил в лондонском тумане, ища свои собственные следы и былой рай. Он скромно стоял в углу сцены, одинокий, испуганный огромным ревущим залом человек, и подыгрывал Карлосу, который все девять минут солировал, демонстрировал, был на первый плане, блистал. А Грин был в его тени.
Питер Грин вернулся и играет Supernatural. Справа от него с бас-гитарой Найджел Уотсон. Люди в зале слушают стоя. 1998 год
Постаревший, находящийся под опекой друга-гитариста Найджела Уотсона и его жены, Питер Грин выходил на сцены клубов в изящной круглой шапочке, украшенной знаками инь и янь, и играл блюз из самого сердца. Пальцы оживали с каждым концертом. 5 апреля 1998 года он со своей Splinter Group выдал прекрасный блюзовый джем в лондонском джаз-клубе Soho. Эта была уже музыка в полную силу, блюз всей его истрадавшейся, но не погибшей души. Но что-то в его отношениях с миром было нарушено, и что-то не отпускало его в обычную человеческую жизнь без трагедий и потерь. В ночь, когда Питер Грин, наконец-то обретший свет и покой, окруженный восхищением людей и их любовью, так прекрасно играл блюзы Роберта Лероя Джонсона в старом лондонском клубе, барабанщик группы Кози Пауэлл погиб в автокатастрофе.
11
Питер Грин и Мик Додд на Beethoven Studio. Лондон, 2008. Фото из фейсбука группы Peter Green and Friends
Сегодня мы снова вещаем со старого корабля, болтающегося в Северном море. Я Кэп, стоять за штурвалом и рассылать во все стороны звук с высокой мачты моя работа – в круглогодичном бросании слов на ветер и музыки в никуда есть что-то, что глубоко соответствует моей душе. Мне всё равно, слышат ли меня в Северной Голландии и береговом Египте, и меня не пугает косая стена мокрого снега, отсекающая мир. Даже если бы за ветром исчезла земля и города скрылись в дожде, я бы всё равно садился в студии к микрофону и начинал со слов: Добрый вечер, где-то и нигде, что бы ни было, вы слушаете Пиратское РАДИО ФРАНЧЕСКА.
Но иногда – или даже очень часто – когда в очередной раз сгорит наш древний генератор Yamaha или кончатся зернышки у корабельного попугая Педро, мы уходим в Грейт-Ярмут и встаем у причала. Тогда у каждого свои дела. Пиратка Мэри садится в поезд и едет к леди Уинмингтон в ее замок, где они в старинной башне с привидениями практикуются в магии. Корабельный кот Флинтыч сидит в пабе «Рыжий Джон и его моллюски» и пьет свою любимую ирландскую валерьянку. А я иду гулять по набережной. И каждый раз в шесть часов вечера я встречаю на набережной полного человека с круглым лицом, в шапке с козырьком и опущенными ушами, в теплых перчатках и в куртке на молнии. На шее у него заботливо завязанный шарф. Я киваю ему, он мне. Это Питер Грин.
В Грейт-Ярмуте у него дом. Вечерами он дышит морским воздухом. Состояние его давно стабилизировалось и не внушает опасений. Он спокойный, довольный жизнью английский джентльмен в крепких коричневых ботинках на толстой подошве. В деньгах не нуждается. Когда-то он был женат, но давно разведен, но это не значит, что он один: друг гитарист Найджел Уотсон и его жена живут с ним, и его братья каждый день звонят ему и всегда готовы помочь. И все-таки…
И все-таки, когда он усмехается, в его усмешке горечь. Когда он говорит о том, что было в его жизни, он смеется, и в его смехе слышится удивление тем, как оно все вышло у того элегантного хиппи в длинном горчичном пальто, с черным вьющимся хайром до плеч, которого один мальчик когда-то уважительно и восторженно звал «монсеньер Грин» и который навсегда остался в музыке и памяти звуком black magic woman и гитарными проигрышами, исполненными чувства.
Что там было, в начале, в том невероятно-далеком и сияюще-прекрасном начале, когда он жил с родителями в скромном домике в два этажа и четыре окна и двигался по жизни с гитарой подмышкой, в облаке идей, в ореоле мелодий? Джим Моррисон на другой стороне океана в то же время говорил о приливе солнечной энергии, которая пробудила поколение. Гитарист, блюзмен, рок-н-ролльный герой, хиппи-космополит, еврей, житель кибуца и обитатель сумасшедшего дома, безумец, раздававший деньги и принимавший в дар ботинки, гитарный маэстро в круглой цветной шапочке и странник, идущий из неведомого в неведомое – кем только он не был в жизни! А теперь вечерами он гуляет в маленьком городке с видом на Северное море и опускает уши у шапки, потому что ветер холодный.
Он дважды возвращался из своей личной страны одиночества в человеческий мир, а вернее, его дважды уговаривали вернуться, потому что очень многие люди помнили его музыку и любили его. В звуке его гитары было нечто такое, что выходило за пределы слов, что и объяснить нельзя. Он был не против, хотя возвращаться приходилось из очень глубоких погружений и невыразимых отстранений. Душой он уже отрешался от всего, мыслями уже погружался в то ровное спокойное состояние, когда все желания за спиной и ничего не надо, кроме одиночества, спокойных прогулок и иногда рыбалки с удочкой в руках. Он возвращался со Splinter Group, которая сыграла незабываемый джем в клубе Soho, но после ровного успеха и всеобщего восторга внезапно вышел из игры, хотя ничего не предвещало конца. А он вышел. Молча, без объяснений. Такая же история повторилась через несколько лет, когда Peter Green and Friends появились на тесных сценах маленьких английских клубов. В этот раз он просто сидел на стуле с гитарой в руках и играл The Trill Is Gone так, что слезы наворачивались на глаза. Его слушали в любви. Когда он заканчивал, публика в темном зальчике всегда взрывалась криками восторга. Это был уже такой Питер Грин, который перешагнул тьму и страх, годы безумия и черное отчаяние – и теперь краткими касаниями тонких пальцев вызывал из гитары звук, в котором соединялись боль и свет. Это был влажный, страдающий, счастливый до слез звук, который так хотел когда-то разгадать Гэри Мур и так и не разгадал.
Были запланированы и объявлены концерты, дела с точки зрения менеджмента, критики и любой другой шли отлично, но в один день – день как день, ничем не хуже других – Питер Грин, посмотрев в окно, закончил и эту игру. Группа Питера Грина и его друзей перестала существовать. Он не давал интервью, не выступал с заявлениями, уходил без шума. А что говорить? Никто не знал и не понимал, почему он опять прекращает успешную игру и уходит, но он уже давно был в том состоянии, когда ни для чего нет внешних причин, только внутренние. Так надо уметь жить. Может быть, если бы мы научились понимать связь внешнего и внутреннего в его жизни и его зашифрованные поступки, то обратили бы внимание, что он отчего-то сменил круглую шапочку волшебника на платок, который красиво и аккуратно повязывал на голову. А потом вдруг вышел с седой шкиперской бородой, торчащей с подбородка вперед, и с голой лысиной… Но что гадать? Музыка оборвалась, из жизни исчез мягко тоскующий звук его гитары, а в интернете остался заброшенный сайт его последней группы…
И когда он так сделал, когда снова повернулся ко всем нам спиной и отправился гулять в одиночестве по набережным Грейт-Ярмута, каждому из нас, кто знал его жизнь и слышал его гитару, было понятно, что теперь он ушел навсегда и возврата не будет.
Остров Канвей. The Thrill Is Gone
Примечания
1
Эта и последующие ссылки указывают на тексты и фотографии на сайте РАДИО ФРАНЧЕСКА, которые позволят вам еще больше узнать о героях этой книги
(обратно)2
Турне не состоялось, Спенсер отменил его. Возможно, так на него подействовали протесты американской общественности, требовавшей не допускать концертов члена секты «Дети Бога»
(обратно)Оглавление
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
