|
|
Введение
Романовы вступили на русский престол в 1613 г. — это был молодой здоровый род, который при нормальных обстоятельствах и при более или менее правильном образе жизни должен был бы оставаться на троне многие столетия, но уже в начале XVIII века, т. е. не более как через сто лет — мужской род Романовых вымирает и в настоящее время Российский царствующий дом, официально ведущий свой род от Романовых, имеет в своей крови много немецкой, немало простой солдатской, лакейской и всякой другой подобной крови, но почти ни капли чистой Романовской. Какая причина столь странного и безотрадного явления?
Виной всему этому — прославленный Петр I. т. н. Великий. Этот дикарь, ознакомившись с западно-европейской цивилизацией и часто бывавший заграницей, вынес отсюда лишь высокое представление о деспотизме и распущенности нравов. И то и другое — он перенес на русскую почву. Деспотизм достиг своего апогея в указе Петра от 5 февраля 1722 г., коим волей царствующего монарха предоставляется по усмотрению назначать себе преемника, а также в случае надобности и отменять таковое назначение.
А распущенность нравов дошла до того, что дворцы превратились в настоящие бордели, царицы пьянствовали с солдатами, камердинерами и т. под. сбродом по целым ночам, цари открыто жили со своими любовницами, а любовница Павла I Нелидова была даже в тесных дружеских сношениях с его законной женой императрицей Марией Павловной — царицы держали себе официальных любовников, и при дворе было придумано особое звание «пробирщиц», т. е. женщин, на обязанности коих лежало испытать мужеспособность будущих царицыных любовников, — а незаконнорожденные дети и убийства стояли на очереди как в самом обществе, так и в царских салонах.
Петр I скончался, не успев назначить себе преемника, его законный наследник Цесаревич Алексей Петрович умер насильственной смертью от руки палачей, подосланных Петром, и его деспотическому закону о престолонаследии суждено было вызвать в России такую массу безурядиц, наглого бесстыдства и пошлого разврата в течении всего 18-го столетия, что только столь здоровый, молодой и наивный русский народ мог перенести весь этот цинизм и не возмутиться против оного всеобщим восстанием. К счастью для России сумасшедший Павел в один из своих светлых моментов поспешил в 1797 году изменить произвольное престолонаследие и укрепить таким образом основы русского государства.
1. Павел I
Павел I является родоначальником новой русской династии — династии Павловичей. По 1856 год в России царствовали его непосредственные преемники: Александр и Николай Павловичи, а ныне царствующий Николай II более чем кто либо из его предшественников живой портрет своего прадеда.
Павел I родился 20 сентября/1 октября 1754 года. Кто был его отцом, трудно сказать. При известной влюбчивости и половой раздражительности Екатерины II никто не может поручиться за то, что она жила с одним мужчиной. Правда, её главным любовником за время беременности пред рождением Павла был камергер её мужа, Сергей Салтыков, но не может подлежать сомнению, что под влиянием Царицы Елисаветы Петровны и окружавших Петра III царедворцев и Петр III находился в интимных сношениях с своей женой. Петр III видимо был не совсем бесплоден, ибо до рождения Павла Екатерина два раза не донесла плода и родила преждевременно.
Екатерина вполне справедливо опасалась, что её преждевременные роды могут навести её врагов из придворных Петра на мысль устранить ее от трона и подучить придурковатого Петра III жениться на одной из его возлюбленных. Ведь два дня спустя после знакомства со своей невестой, Петр без всякой застенчивости заявил ей, что он обручился с ней, только уступая просьбам своей тетки-императрицы, но что он на самом деле влюблен в фрейлину Лопухину, на которой собственно и намеревался жениться, а две недели после свадьбы он беззастенчиво заявляет своей жене, что фрейлина Карр куда как красивее Екатерины и что он поэтому влюблен в нее. Впоследствии Петр считал необходимым даже щеголять своими супружескими неверностями.
Так достоверно известно, что он зачастую приходил совершенно пьяный в спальню Екатерины и еле стоя на ногах будил ее только для того, чтобы сообщить ей о каких либо новых своих похождениях, о преимуществах и красоте той или другой своей новой фаворитки и, расстроив и отколотив свою жену, ложился преспокойно в свою кровать и моментально засыпал в самом игривом настроении духа. Французский посланник Breteuil доносит в 1762 г. своему двору, что Петр III будучи наследником прямо таки угрожал Екатерине, что он поступит с нею, как Петр I с своей женой, т. е. пострижет и упрячет ее.
Екатерина таким образом должна была серьезно опасаться за свою шкуру, и что на нее могло зло обрушиться чрез это несчастное стечение обстоятельств, видно из указа Елизаветы, напечатанного в знаменитом сочинении Кильбасова: «История Екатерины II». Указ этот гласит: «Великая княгиня, которую мы призвали быть достойной супругой нашего возлюбленного племянника великого князя наследника цесаревича Петра Федоровича осчастливлена этою нашей царскою щедротой только в видах того, что её Высочество сумеет повлиять своим умом и высокими душевными качествами на его императорское Высочество и привяжет тем к себе сердце августейшего супруга своего, дорогому нам отечеству подарит православного наследника, нашему же Императорскому дому достойного преемника. Но так как сие возможно лишь в том случае, если брак их высочеств покоится на основах взаимной искренней любви и супружеского согласия и для этого её высочеству необходимо проявлять полное подчинение характеру её супруга, то и надеемся мы, что великая княгиня сознает, что от этого зависит её же счастье и благополучие и, следуя этому сознанию, проявит всевозможные любезности и старания для достижения этой высокой цели». Поистине удивительный документ, в высшей степени характерный для придворных русских нравов минувшего столетия!
Итак Екатерине было довольно ясно сказано, что её же счастье и благополучие зависят от рождения великого князя, православного наследника. Но как быть? Как родить, когда муж её не живет с нею, венерически болен и по всей вероятности начинает страдать полной импотенцией? Нужно было позаботиться о заместителе, распустить слух об импотенции Петра, якобы излечить его и таким образом по рождении сына уверить его, что новорожденный его кровь и плоть.
Вследствие вышеупомянутого указа Екатерина стала бдительнее и внимательнее к своему мужу, она старалась доказать, что не она виновна в бездетности её брака, и прямо заявляет, что «если бы он хотел быть любимым, для неё это не представляло бы особого труда, но Петр остается по прежнему равнодушным к своей жене. Приставленная в качестве надзирательницы к Екатерине госпожа Щоглокова должна была доложить Императрице Елизавете, что без посторонней помощи могущественная Россия останется без наследника. Елизавета стала отнюдь опасаться за трон, зная, что умная и честолюбивая цербстка слишком верит в свою звезду и не остановится ни пред чем для достижения своих целей. Она поэтому сначала соглашается на хирургическую операцию её преемника, якобы для устранения его бесплодности, — т.е. она подается на явный обман, хотя она хорошо знает, что Екатерина уже беременна от интимного сожительства с камергером наследника Цесаревича, Сергеем Салтыковым. А затем она втайне соглашается со связью её племянницы с Салтыковым, так как вся цель была дать России законного наследника.
Mu не должны поэтому удивляться тому, что она вполне равнодушно выслушала доклад своего канцлера Бестужева о предстоящем разрешении от бремени Екатерины, и когда Бестужев без всяких обиняков стал говорить о необходимости признать законность этого ребенка, так как этого требует и государственная мудрость и опытность, и указывать на то, что как Екатерина, так и заместитель (? заместители) Петра скорее заслуживает благодарность, нежели кару, так как они обеспечивают монархии в грядущем строгий порядок в престолонаследии, а это повлечет к внутреннему миру — Елизавета не стала вдаваться в разбор этой маккиавелистической теории канцлера и 20 сентября (1 октября) 1754 с большим торжеством праздновала рождение великого князя Павла, родоначальника ныне царствующей династии Павловичей, — одного отца у него во всяком случае не было и фамилии самостоятельной новый род не имеет; приходится назвать его именем его настоящего основателя.
О рождении Павла существует в России еще и другое предание. Как мы ниже увидим, Екатерине не показали младенца, а немедленно после родов Елизавета унесла его в свои покои, а роженицу оставили без всякого присмотра. Отсюда и появилось предание о том, что рожденный младенец не был мальчиком, а девочкой. По рождении девочки, придворные унесли ее, а Елизавета, у которой на всякий случай находился младенец мужского рода киргизского происхождения в запасе, объявила сего последнего будущим преемником престола.
Нам однако кажется эта легенда весьма неправдоподобной. Ведь нужно было народу доказать только мужеспособность Петра III — больше ничего. Был ли этот плод Наследника мужского или женского рода, это ведь было на первый раз безразлично и не зачем было бы прибегать к чужим детям — и к тому еще детям столь низкого происхождения, — чтобы посадить их на русский трон.
Одинаково несправедливым кажется нам мнение многих исследователей, что Павел I — прямой сын Салтыковых и что ныне царствующая русская династия — династия Салтыкова. Характер Павла I, как мы ниже увидим — настолько походить на характер Петра III, что по теории наследственности в Павле должно было течь не мало своеобразной крови его полоумного отца.
Одним словом Павел I — плод нескольких отцов, но сын Екатерины. Он положил основание новому мужскому поколению — и это поколение Павловичей.
Происхождение Павла от нескольких отцов и подпадение его под рубрику выблядков, никогда впрочём не было тайной в России.
Так известный Кользон рассказывает в своей книге «De la Pologne et des cabinets du Nord» как это было сообщено сыну Павла — Николаю I. В числе декабристов, стремившихся устранить от правления Николая, находился некий полковник Муравьев. Его арестовали главным образом для того, чтобы чрез него узнать имена многих важных заговорщиков, и Николай принял его в особой аудиенции с глазу на глаз. На этой аудиенции Николай обещал Муравьеву полное помилование, если он выдаст своих соучастников, и прибавил при этом: «Я твой властелин, обещаю тебе это торжественно». «Что, — воскликнул обезумевший Муравьев: — ты мой властелин? Ты сын выблядка!» — Император до того разгневался, что набросился на скованного по рукам и ногам Муравьева и стал его беспощадно бить кулаками и ногами, но Муравьев продолжал: «Трус! Ты и вся твоя порода не Романовы!» На Николая нашло настоящее исступление, и неизвестно, чем окончилось бы истязание Муравьева, если бы находившийся за ширмами генерал Бенкендорф не поспешил увести его.
2. Детство и воспитание Павла I
Детство Павла прошло весьма печально, а воспитание его было еще того хуже. Немедленно после родов Елизавета забрала его к себе, так как, по её мнению, она имела гораздо более прав на него, чем его мать, ибо без ее согласия ему бы никогда не быть признанным законнорожденным. На Екатерину не обращали не только никакого внимания, но обращение с нею походило на полное отвращение. Ее оставили без всякого присмотра в постели и, как она сама утверждает, она всё время плакала и стонала, а в городе и во всём государстве ликовали. И действительно, едва ли рождение какого либо иного европейского принца праздновалось более шумно и продолжительно. Целый год продолжались балы и маскарады, то при дворе, то на дому у высших сановников. Фаворит Елизаветы II, Шувалов устроил костюмированный бал с небывалой иллюминацией; на этом бале маски менялись и он продолжался целых двое суток…
И всё это насчет бедного отягощенного народа! Поистине терпелив русский народ!
Итак у Екатерины отняли её ребенка, и она сама боялась просить его и спрашивать о нём. Хитрая Екатерина хорошо понимала, что всякое заботливое внимание с её стороны к сыну могло быть истолковано в обратном смысле, т. е. в смысле недоверия её к Елизавете. Только чрез 40 дней после родов Екатерине дали посмотреть и то только вскользь на Павла.
Что же касается Петра, официального отца Павла, то он о своем сыне совершенно не заботился. Этот вечно пьяный и занятый играми со своими лакеями полуидиот не мог возвыситься даже до макавеллистической теории о династии; его Россия лишь настолько интересовала, насколько она ему доставляла средства на его попойки и кутежи, а на самом деле он предпочел бы жить в своей Гольштинии капралом своего идеала Фридриха II Прусского.
На Павла он перенес всю свою антипатию к Екатерине, конфисковал в свою казну сумму в 120 000 рублей, назначенную Императрицей Елизаветой для Павла, держал его как и мать его вдали от своего двора и имел в виду лишить его права на престол.
С тем большей ревностью и тем большим вниманием посвятила себя Павлу Императрица Елизавета. Тем, что она согласилась признать его законность, она приобрела на него все права и смотрела на него, как будто он был её собственная кровь и плоть. Ее притягивала к Павлу его невинность, которой при её дворе и с фонарем в руках среди бела дня нельзя было найти, и она дрожала за всякое его движение.
К несчастью для Павла эта любовь была лишь чисто животная и отразилась на всём его телосложении и здоровье.
Сама Екатерина рассказывает, что Елизавета поместила Павла в своих покоях и на каждый его крик немедленно сама появлялась. Павел был помещен в очень теплой комнате, лежал в люльке, обитой мехом черной лисицы, закутанный в фланель, покрытый атласным покрывалом на вате, а над этим покрывалом в свою очередь находилось другое розовое меховое бархатное покрывало. Неудивительно, что Павел I под этим прикрытием постоянно потел — и эта странная заботливость отразилась на младенце так, что он впоследствии уже в отроческом возрасте при малейшем ветре простуживался и хворал.
Еще хуже было то, что его окружили многочисленными няньками и бабками, которые извратили мальчика не только физически, но и нравственно.
У семи нянек дитя без глазу, говорит русская пословица. Так и вышло с воспитанием Павла I. Это был болезненный слабый мальчик, и если его физическое воспитание стояло ниже всякой критики, то ею нравственное и умственное было совсем омерзительное.
6-ти лет его уже взяли в оперу, где давались французская трагедия «Митридат» и балет, и шести лет он сидел за придворными обедами и принимал иностранных посланников в особых аудиенциях!
Но ужасом преисполняется душа всякого русского патриота при известиях о тех положительно искусственных усилиях испортить воображение отрока чтением безнравственных книг, сладкими и чрезмерными яствами, зрелищем безнравственных пьес, а главное бесстыдными беседами и разговорами в присутствия ребенка. Рано, очень рано стремились направить Павла на путь порока и разврата!
Павлу позволялось читать всё без разбору, и так как его научное образование было совершенно ложное и при изучении «права и подобных государственных наук» он лишь скучал, то он с тем большею страстью предавался чтению книг, раздражающих половую и нервную систему.
Так ему давали читать Gil Blas, на любовных сценах останавливали его особенное внимание, и о пьесах, которые давались в его присутствии, уже можно судить по одним их заглавиям. Вот их заглавия: la coquette punie, la coquette fix?e, l'?t? des coquettes, la jalousie villageoise, le coureur galant, la f?te de l'amour, le jeu de l'amour et du hasard, le rendes vous, l'?pous sour supercherie и т. под.
Не правда ли это настоящие пьесы для ребенка, которому еще не исполнилось десяти лет!
Павел был очень впечатлительный мальчик; неудивительно поэтому, что подобного рода пьесы и книги разгорячили его воображение и очень рано пробудили в нём неопределенные чувства и страстные желания похоти, а его окружающим и придворным доставило это искусственное половое раздражение невинного ребенка особое удовольствие.
Испорченные до мозга костей развратники раздражались наивным возбуждением мальчика, и старая блудница Екатерина сама вызывала похотливые чувства в своем сыне. Так, будучи раз вместе с ним в Смольном монастыре, она шутя спросила мальчика-наследника, не хочет ли он поселиться среди этих девушек, а в театре она желает знать, какая из актрис ему более нравится, а затем, какая из её фрейлин.
Хороши шутки — нечего сказать!
Известно, что сластолюбцы чувствуют особое наслаждение в развращении и растлевании невинных детей. Итак мы видим, что фаворит Екатерины гр. Григорий Орлов, мечтавший о возведении на престол сына своего Бобринского с Екатериной, предлагает Павлу посещать фрейлин её Величества, живших во дворце, а фрейлины в свою очередь были выучены — да их впрочем едва ли надо было научать — влиять в указанном смысле на молодого великого князя. Когда Павел высказал опасение, что мать рассердится, Екатерина восторженно разрешает ему это. И вот он отправляется к фрейлинам; лицо его возбужденно сияет, его сопровождают его воспитатель Панин и гр. Орлов. Они посетили всех фрейлин — иную он позволил себе пощупать, иным он пожимал страстно руки — и когда он вернулся в свои покои, он разлегся на диване, предаваясь сладким мечтам о запрещенной любви и изучая всё сказанное о слове «amour» в энциклопедическом словаре.
Понятно, что визиты не ограничились одним этим разом и повторялись затем без всяких провожатых.
Но на что был способен 12 летний мальчик, физически едва развитый? Конечно, серьезных последствий его похождения иметь не могли, ими только имелось в вшу вызвать раннее пробуждение страстей в мальчике.
Эти неопределенные чувства перешли наконец в настоящую любовь, и 12 летний Павел имел уже довольно ясные понятия о любви и о том, в чём она выражалась. Да, он знал, что мужья надувают своих жен и что замужние женщины принимают у себя по ночам чужих мужчин, холостых и женатых, 12 лет он был посвящен во все тайники законной и запрещенной любви. В 1765 году дали ему разыграть целую историю детской любви с фрейлиной Верой Щоглоковой, дочери той Щоглоковой, которая в свое время была назначена в надзирательницы к Екатерине — онанизм воображения был готов.
Но достопочтенная матушка России и её достопочтенный любовник с нетерпением ожидали момента, когда их воспитанник пойдет по их пути, и вот Екатерина под предлогом испытания мужеспособности Павла сводит его в 1768 году, т. е. когда ему только исполнилось 14-ти лет, с женщиной и восторг её не знает пределов, когда от этого мальчика рождается сын.
Всё это может показаться неправдоподобным, до того это сводничество противно всем человеческим законам, а вместе с тем как в России, так и заграницей сохранилось не только имя женщины, отдавшейся на совершение преступления, но и преступного плода.
Женщина, которая растлила 14-ти летнего мальчика, называлась Софией Чарторыйской и находилась на 22-м году своей жизни. Эта София Чарторыйская была то, что в прошлом столетии называлось une petite maitresse, но она была из очень хорошей семьи: её отец был сенатором, и она была замужем за флигель-адъютантом Петра III Михаилом Чарторыйским. После смерти мужа она еще, очень молодая женщина, переиспытала по обычаю женщин Екатерининского двора многих мужчин, и наконец Екатерина свела ее со своим 14-ти летним сыном. Плодом этого сожительства был мальчик, которого назвали Семеном Великим и который жил до 8 летнего возраста в покоях Екатерины, где она его всем показывала как молодцеватый плод её ребенка, результат мужеских сил Павла. Семен Великий впрочем, как и все выблядки от высокопоставленных лиц, умер в молодости от злоупотребления половыми органами.
Чарторыйская же вышла замуж за графа Петра Разумовского, которого Павел I по восшествии на престол и в благодарность за ночи, проведенные с его невестой, произвел в сенаторы и д. т. советники.
Убедившись таким образом в мужеских силах Павла, Екатерина стала серьезно подумывать о сочетании его законным браком.
3. Бобринский, первый враг Павла, заговор против Екатерины, Разумовский, смерть Наталии
Екатерина никогда не долюбливала своего сына Павла. Этим и объясняется то безалаберное воспитание, какое ему было дано.
Екатерина уверяла в манифесте, изданном по восшествии её на престол, что Петр намеревался лишить её сына Павла права на престол, а ее заточить в монастырь, — а она сама?
Разве она не самоправно захватила трон своего сына? Ведь по убиении Петра III она могла провозгласить себя лишь регентшей, а не самодержавной правительницей — а она не только засела на троне, но даже имела в виду сочетаться браком с Орловым, Павла лишить трона и усыновить своего незаконнорожденного сына, прижитого с Орловым еще при жизни Петра и родившегося 13 апреля 1762 г., за два месяца до насильственного устранения Петра III от правления.
И всё именно из-за боязни, что ее сын Павел, выросший и наученный её врагами, потребует от неё своего трона, она старалась рано возбудить в нём половые желания, расстроить его нервную систему и сделать его рабом своих страстей. И это ей удалось сверх её ожидания чрезвычайно хорошо.
Павлу еще не исполнилось 8 лет, когда мать его родила от связи с Гр. Орловым его соперника в лице мальчика Василия, названного впоследствии гр. Бобринским.
После Салтыкова и Понятовского любовниками Екатерины сделались при жизни Петра Григорий и Алексей Орловы, делившиеся в нежностях венценосной метрессы.
Григорию отдавалось предпочтение, и в родившемся Василии текло больше его крови, чем крови его брата Алексея. Когда Петр был умерщвлен и Екатерина с помощью своих клевретов провозгласила себя Самодержицей всея России, Григорий Орлов стал её официальным любовником, восседавшим у трона. Но честолюбивому Орлову этого было мало. Ему хотелось узаконить свой преступный брак пред святым алтарем» и занять положение принца-супруга. Этого ему, конечно, не удалось достигнуть, и особенно прошву действовал этому плану гр. Панин, руководивший воспитанием наследника Цесаревича.
Тогда Орлов стал требовать, чтобы по крайней мере корона и трон были обеспечены за отпрыском Орловых, вышеупомянутым Василием, — для чего Павла следовало лишить всех данных ему Елизаветою прав. И вот Орлов всеми мерами старался сеять раздор между Екатериною и Павлом и отчуждать её сердце от её первенца. Таким образом для Павла настало весьма неблагоприятное время. К несчастью, Великий князь был так воспитан; что он ничем серьезным не интересовался, в особенности же он не любил государственных наук, а предпочитал сидеть в уборных фрейлин своей матери. Орлов и его сподвижник Теплов стали уверять Екатерину, что её Павел неспособный мальчуган, похожий на полоумного Петра, которого поэтому надо устранить от трона и назначить другого наследником. Указ Петра I де не представляет препятствий, а напротив был в полной силе и применить его на сей раз весьма удобно.
Вот отсюда и пошла придворная борьба, в которой Екатерина пока еще принимала участие лишь простого зрителя, а Павла продолжали коверкать. А ведь, если подумать серьезно, то Павел был в детстве премилый характер, со всеми задатками будущего хорошего человека. Он был умен, откровенен, добродушен, прилежен, старателен, а дурное воспитание сделали из него хитрого, замкнутого, мрачного, строгого и деспотического человека, раннее же половое раздражение расстроило настолько его нервную систему, что когда он вступил на престол, он был уже полусумасшедший, а после того как искал власти, он превратился в сумасшедшего деспота, и его постигает участь, подобная участи его полоумного отца Петра III.
Но при всём том Екатерина не могла согласиться на шаг, который рекомендовал ей её возлюбленный. Она не могла решиться пред лицом всего русского народа или вернее всего мира признать себя вероломной женой и назначить себе своим преемником незаконнорожденного сына, прижитого при жизни её мужа. Она во всяком случае была настолько проницательна, чтобы понять, что подобного рода шаг мог бы ей стоить трона: она поэтому не подалась науськиваниям Орлова, а стремилась поскорее женить Павла, чтобы в случае нужды признать Наследником своего внука.
Что же касается Василия Григорьевича, получившего имя гр. Бобринского, то он получил весьма тщательное воспитание. Екатерина отдала его на воспитание в кадетский корпус, подарила ему миллион рублей и послала его для дальнейшего воспитания заграницу. Сначала он жил в Вене, где его счел нужным принять Австрийский Император и где в его честь устроены были торжественные балы и обеды.
Это для выблядка только потому, что он был сыном царской блудницы. Затем он жил в Италии, Франции и Англии, но вел себя всюду весьма скандально, и особенно в Париже он не стесняясь называл себя сыном Екатерины, наделал массу долгов, так что «maman» поспешила вытребовать негодного шалопая обратно в Россию и поселила его в Ревеле. О его назначении наследником русского престола больше и помину не было.
Итак, Павла Петровича нужно было женить прежде чем он сам избрал бы себе в жены какую-нибудь придворную даму, Екатерина решила при этом ввести новую систему — систему бракосочетания наследных великих князей с иностранными принцессами: из этого она хотела отчасти извлечь выгоды для страны, отчасти же и для безопасности.
Павел, конечно, не был спрошен. При дворах сердце не играет никакой роли в деле любви; тут всё гешефт: и даже религия сменяется без дальнейших церемоний, и новокрещенные громогласно повторяют и посягают на то, во что они не верят и верить не могут.
Посланник Ассебург был выслан в Европу для заключения этого гешефта. Он оказался прекрасным мошенником, угодил и нашим и вашим, а более всего и себе самому.
По совету Фридриха Великого он обратил внимание Екатерины на трех дочерей Гессен-Дармштадского ландграфа, Екатерина пригласила ландграфиню вместе с её дочерьми ль Петербург. Выбор её пал на принцессу Вильгельмину, которая ей казалась простой, тщеславной и потому наименее безопасной. Принцесса Вильгельмина, родившаяся, 4/15 Июня 1755 г., по крещении названа Наталией Алексеевной, в 1773 году, — Павлу не было еще 20 лет — сделалась женой Наследника.
В Наталии Алексеева! Екатерина, однако, очень ошиблась.
Наталия Алексеевна весьма быстро раскусила шашни и ложную пустоту двора Екатерины. Она возымела большое влияние на своего мужа, остававшегося всё еще слабым и нервным ребенком, окружила себя лучшими и либеральными людьми тогдашнего времени и задумала совершить переворот в стране и разыграть роль Екатерины.
Н. и П. Панины, княгиня Дашкова, князь Репнин и многие из недовольных офицеров и духовных сановников того времени постановили свергнуть Екатерину и посадить на трон совершеннолетнего Павла. Разграбленный русский народ находился в возбужденном состоянии и Емелька Пугачев привлекал на свою сторону массы народа. Цель была возвратить Павлу права, самоправно отнятые у него его матерью. Время таким образом благоприятствовало придворному восстанию. Душою последнего была Наталия Алексеевна.
Павел был посвящен во все тайны заговора, утвердил конституцию, выработанную Паниным, подкрепил ее своей подписью и даже присягнул на нее.
Но Павел оказался полным ребенком. Один из заговорщиков стал изменником, донес Орлову, Екатерина узнала и призвала Павла. Павел, в ужасе и слезах, появился пред лицом своей матери, и не только извинился, но даже выдал ей всех заговорщиков.
С этих пор Екатерина возненавидела Наталию, а Павла отстранила от участия в государственных делах, и всякий, иго ссылался на протекцию Наследника, лишал себя этим уже самым доступа ко двору.
Наталия Алексеевна впрочем не отличалась и особым целомудрием. На корабле «Быстрый», на котором она с своей матерью и своими сестрами прибыла в Ревель, она познакомилась с приближенным ее будущего мужа графом Андреем Разумовским. Подобно Екатерине, она тут уже завязала с ним любовные шашни, так что Екатерина должна была сопротивляться дальнейшему сопровождению этого молодчика её гостей.
После бракосочетания он под маской ближайшего доброжелателя Павла сумел вкрасться в полное доверие наследника и сделаться его почти единственным собеседником в одиноких минутах Павла — и в то же время интимным другом его жены. Екатерина, узнав об этой связи, немедленно донесла об этом Павлу. Разыгралась невероятная сцена ревности между мужем и женою. Великая княгиня заболела, вскоре показались признаки родов, и действительно Наталия сделалась матерью, но ребенок был мертвый, и сама она умерла через несколько часов после родов. В народе уверяли, что Екатерина была причиной столь скорой смерти Наследницы.
Разумовский был сослан на постоянное место жительства в Ревель.
Екатерина для виду надела траур на несколько дней, но тотчас же занялась новыми брачными планами: сводничество вполне соответствовало её духу.
В лице Софии Доротеи принцессы Виртембергской была найдена вторая жена для Павла.
София Доротея приняла православие и известна в истории под именем Марии Федоровны.
4. Раздражительность Павла. Его полное удаление от придворной жизни
Нелидова
Как вследствие слишком раннего полового развития, так и вследствие одиночества, в котором оставляли Наследника, Павел становился всё более и более раздражительным и подозрительным.
Женитьба произвела на него сильное впечатление — новые люди, новая жизнь, потребность быть более самостоятельным и не столь пассивным нахлынули на неразвитый ум молодого цесаревича, его сердце охватывает чувство какой-то таинственной неопределенной печаля, и вот он пишет своему другу Андрею Разумовскому, впоследствии так зло обманувшему его: «поймите, что боязливость и стыдливость сыздавна составляли особенность моего характера. Ныне же я поставил себе правилом быть со всеми как можно сердечнее. Долой химеры, долой беспокойство и заботы! Насколько я смогу, я постараюсь овладеть живостью своего характера; ежедневно и собираю предметы, которые могли бы занять мой ум и разнить мои мысли, — многое же я почерпываю из книг…»
Итак, Павел сам сознает свои недостатки, но никто не поддерживал его в его стремлении исправить их, а напротив развивали их в нём. Окружавший его двор старался раздвоить его с его матерью, а главное сделать его недоверчивым к её мерам. Сейчас после его первого бракосочетания Екатерина удаляет от него его воспитателя, преданного Павлу сердцем и душою и либерального гр. Панина и назначает ему в надзиратели за его поведением одного из своих клевретов, Салтыкова, — под видом советника, — Павлу объясняют настоящее значение назначения Салтыкова. Раздраженный он бежит как маленькое «дитя» к Екатерине и жалуется ей же на ее назначение: она удаляет доносчика, но за Павлом начинают еще больше следить, и вот раз разыгрывается следующее. Павел очень любил сосиски; за ужином ему однажды подают его любимое блюдо, на дне тарелки оказывается кусок стекла. Разгневанный он встает со стола и с тарелкою в руках бежит к матери и объявляет, что его хотели отравить. Так как это случилось несколько дней по открытии заговора против Екатерины, то это подозрение имело довольно справедливое основание, и Екатерина страшно рассердилась, не назначила никакого расследования, а, приписав всю эту историю раздражительности Павла, она приказывает ему переселиться в Царское село, а его маршалу давать подробные сведения о его нервном и умственном состоянии.
Павел же всю свою жизнь был убежден в том, что его тогда хотели отравить. Имел ли он на это основание? Без сомнения.
Неудавшееся отравление, однако, возымело сильное влияние на душевное настроение Павла, и с этого времени он начинает искать уединения и становится весьма меланхоличным. Екатерина же и её клевреты только того и ожидали, чтобы объявить его ненормальным и неспособным к государственной деятельности.
Так как от первого брака наследника не осталось, то Екатерина стала помышлять о втором, не выждав даже похорон Наталии Алексеевны.
Её выбор пал опять на немецкую принцессу, на Софии-Доротее Виртембергской, к счастью — это была женщина, заслуживающая только похвалы.
Весьма поучительно и характерно для истории дворов и придворных нравов само обручение Павла с Виртембергской принцессой.
Дело в том, что означенная принцесса была уже обручена с наследным принцем Гессен-Дармштатским. Екатерина просит брата Фридриха II, Прусского принца Гейнриха, находившегося в то время в Петербурге, расстроить этот брак и свести принцессу с её сыном.
Принц Гейнрих берет на себя исполнение этого почетного дела и посылает курьера к своему брату.
Фридрих призывает наследного Гессен-Дармштатского принца, — и принц с своей стороны, хотя и очень влюблен в свою невесту, но так как он преклоняется пред величием Фридриха и желает оказать услугу великому Фридриху, то он добровольно уступает свою невесту могущественному цесаревичу. Молодая же принцесса София Доротея правда тоже очень влюблена в своего жениха, но что такое любовь в сравнении с предстоящими богатствами на колоссальном троне России? Кто хоть минуту задумается, когда речь идет с одной стороны о России, и с другой о малюсеньком т. наз. герцогстве Гессен-Дармштате? Женихи невеста расстаются лучшими друзьями — для них придворная логика — единственно верная логика, Фридрих телеграфирует своему брату «Всё устроено» и приглашает Наследника Цесаревича в Берлин.
Вот как устраиваются придворные свадьбы! Религией, любовью, честью — всем торгуется.
Павел отправляется в Берлин, где ему, конечно, его новоназначенная невеста очень понравилась, — София Доротея затем едет в Петербург, перекрещивается, получает имя Марии Федоровны и в 1776 году становится законной женой Наследника Цесаревича.
Этот второй брак всякому постороннему зрителю мог показаться весьма счастливым: народила ведь Мария Федоровна своему мужу 9 детей; изучающий, однако, историю этой брачной жизни должен сказать, что Мария Федоровна без сомнения была очень несчастна, ибо умственное состояние Павла стало с первых же лет его второй женитьбы заметно приходить в упадок, а по восшествии на престол он сошел с ума.
И в самом деле: разве можно назвать нормальным человека, который видит фантастические видения и признает их за действительность?
Вот что Павел сам рассказывает в Брюсселе в 1772 г. о том, что он видел в 70-ых годах в Петербурге.
Однажды ночью он гулял с Куракиным и двумя слугами на улицах Петербурга. Была светлая лунная ночь, а он провел вечер в возбужденной беседе в накуренной комнате. Стояла свежая, чисто весенняя погода. Разговор на улице не касался серьезных тем, напротив гуляющие подшучивали над прохожими. Пред Павлом шел слуга, за Павлом следовал Куракин. Ночь была, как вообще Петербургские лунные ночи, необыкновенно светлая, так что можно было читать, и тени ясно отражались на земле. И вот Павел уверяет, что при повороте в боковую улицу он вдруг увидел в одном здании высокую худую фигуру в мантии и военной шапке. Эта фигура стала около Павла и с левой стороны стала провожать его. Павел ясно слышит шум от движения незнакомца по тротуару с его стороны, на которой последний шел, он неожиданно почувствовал страшный холод. Изумленный Павел обращает внимание Куракина на странного провожатого. Куракин уверяет, что никого не видит, и что физически невозможно, чтобы кто-нибудь шел рядом с Павлом, так как он идет у самой стены. Павел не успокаивается, а заявляет, что на него смотрят в упор два необыкновенно блестящих глаза и притягивают его, да он чувствует уже себя как то даже необыкновенно странно. Ему кажется, что кровь застывает в его жилах и он неожиданно слышит свое имя: произнесенное глухим и печальным голосом. Павел пускается в разговор с привидением, хотя Куракин опять заявляет, что ничего не видит и не слышит. Этот незнакомец называет его несчастным князем, коему не суждено долго прожить. Он ему советует жить по закону справедливости, и тогда он спокойно умрет. Бояться следует лишь упреков совести, для благородного сердца нет большего наказания. Павел чувствует себя настолько привлеченным, что следует без оглядки за незнакомцем. Больше часа он шагал под чужим влиянием и наконец он выходит на площадь пред памятником Петра Великого. Здесь он останавливается и слышит, как незнакомец говорит: Прощай, Павел, ты мена еще узришь, здесь и еще в других местах.
Павел всматривается в незнакомца и узнает в нём черты Петра Великого. Когда он испуганный и изумленный пришел в себя, незнакомца уже не было.
Такие галлюцинации повторялись — Павел искал одиночества и всё более стал чуждаться двора и увеселений, Екатерина приказывала следить за ним и доносить о его состоянии, он производил детей на свет Божий и мечтал в своем уединении о величии, которое ему предстоит по вступлении на престол, в светлые минуты разрабатывал разные законодательные меры и проекты. — Екатерина однако жила и даже серьезно подумывала об устранении его от управления государством вообще и о назначении его старшего сына Александра на трон Романовых, но она умерла до выполнения этого проекта, и 5/17 ноября 1796, т. е. 42 лет от роду Павел вступил наконец на царский престол и установил свой новый род — род Павловичей.
Тихая семейная жизнь Павла, отсутствие особых друзей и фавориток очень не нравились тогдашнему распущенному двору. Как, тот самый Павел, которого с семи лет уже стали развращать, ведет вдруг образцовую семейную жизнь? Да это ни на что непохоже. Кроме того, что за детей народила Мария Федоровна — девочки, и опять девочки. Что с ними делать? они вводят лишь в расходы. Екатерина даже неохотно принимала поздравления, и когда по случаю рождения Ольги Павловны стреляли из пушек, Екатерина иронически заявила: faut-il faire tant de bruit pour une fichue demoiselle!
Вот каково было настроение! Необходимо было отвлечь внимание Павла от его жены, расторгнуть их супружескую любовь. Начались интриги. С ведома Екатерины, на некоего барона К. Сакена выпала задача посеять в душе Павла недоверие к советам его жены.
Он стал уверять Павла, что Мария находится под влиянием её фрейлин г-ж Бенкендорф и Лафермиер, и он таким образом, следуя по-видимому советам своей жены, делает лишь то, что желают фрейлины последней. Можно себе представить, что произошло в душе болезненно самолюбивого пылкого самодура Павла! Он начинает пренебрегать своей женой и делает всё то, чего она не желает. Первый шаг к худшему был сделан. Не доставало фаворитки, чтобы окончательно устранить влияние чистой Марии Федоровны.
У Павла был любимый лакей — именем Кутайсов, из турок. Этого Кутайсова подкупили, он сделался сводником, и наш Павел избирает себе любовницу в лице, некоей Нелидовой, фрейлины Императрицы Екатерины. Одним словом успех оказался вполне на стороне Екатерины и её союзников, и когда Мария Федоровна стала жаловаться своей теще на неверность своего мужа, Екатерина со свойственным ей цинизмом ведет ее к зеркалу и говорит ей: «Посмотри, какая ты красавица — твоя же соперница petit monstre. Не печалься и доверяй своим прелестям!»
Сколько злой иронии и торжества вследствие одержанной победы лежит в этих словах!
Мария Федоровна поняла их настоящее значение и она, следуя обычаям и нравам того времени, искала сближения с фавориткой своего мужа и возвратила себе свое прежнее влияние. Ученица оказалась умнее своих учителей — влияние Марии Федоровны чрез Нелидову было еще сильнее прежнего и поэтому те же люди, которые свели Нелидову с Павлом, стали стараться об её устранении.
Павел I во многом походил на одного из своих отцов, на Петра III. Он был так же своенравен, пылок и дурковат как Петр, одинаково любил Пруссию и милитаризм, и, главное, в выборе своей любовницы он вполне напомнил его.
Любовница Петра III была толстая некрасивая глупая баба, любовница Павла была в полном смысле слова рожа, и Павел в первые дни знакомства с ней ненавидел ее и считал злой. Но Нелидова была не глупая женщина, — этим она отличается от Воронцовой — она сначала подобно другим указывала на вредность советов его жены, ругала Екатерину и её фаворитов, чем она вскоре приобрела неимоверное влияние на Павла; впоследствии же, зная непостоянство фаворитства, она заключила тайный договор с его женой, чтобы не столь скоро потерять свое место.
5. Царствование Павла. Иван Кутайсов
Лопухина
Когда Павел вступил на престол, ему пошел уже 43-ий год. Еще наследником, «изнемогая от досады в ожидании престола», он порицал все действия Екатерины и грозил со временем «высечь фаворитов». Последние 20 лет представляли глухую борьбу между пышным, любившим увеселения развратным старым двором и скромным молодым двором, т. е. борьбу между Петербургом и Гатчиною. Это была темная драма, окончившаяся полным расстройством умственных способностей Цесаревича… Этот великий князь с задатками доброго и рыцарского человека, впечатлительный и находчивый, превратился по восшествии на престол в резкого раздражительного хилого человека, от неуклюжей фигуры коего веяло чем то болезненным и недобрым; лицо его было бледно, некогда рыцарские манеры его стали странными, а взгляд его ничего не выражал, стал оловянный.
Чувствуя себя еще наследником постоянно под надзором екатерининских шпионов, он стал страшно подозрительным, а от крайней раздражительности весьма привередливым. Европейские дипломаты в своих донесениях говорили об «изумительной и противоречивой деятельности при дворе», и Павел был для них «мстительный гордый азиатский деспот в совсем необычайном состоянии ума и с характерными странностями».
Неожиданная свобода и право самостоятельного действия лишили его сознания его действий, и его приказания носили характер страшного непостоянства: то, что он только что приказал, он чрез час отменял, и в Париже хранится сатирическая гравюра с портретом Павла, дающего Суворову приказы, на которых написано: «Ordre-Contre ordre-Desordre». Эта гравюра лучше всего характеризует всё правление умственно несостоятельного. Павла.
Первый год его царствования, правда, отличался еще довольно разумными мерами и особенного внимания заслуживает его «Учреждение об Императорской фамилии», коим он упрочит свою династию на весьма долгое время вперед. Он точно также оказался великодушным по отношению к иноверцам, остзейскому краю, он возвратил ему его привилегии и в Дерпте основал университет.
Но все эти меры были плодом случайных впечатлений или внушений людей даровитых, которых он допускал еще к себе в первый год.
Вскоре однако всё это стадо меняться. Он стал бояться всякого внушения и оберегал свою власть и главное свою волю совершенно деспотически. Особенное опасение внушала ему его собственная жена и всякого, с кем она любезно заговаривала, он немилосердно прогонял со службы.
Так напр. вот что раз случилось с гр. Вельгорским. Граф состоял гоф-маршалом Императрицы и конечно должен был по долгу и по чести беседовать с ней. На одном придворном празднике он по обыкновению подошел к Марии Федоровне.
С раздражением Павел замечает своему старшему сыну Александру:
«Посмотри, этот опять ей наверное докладывает разные глупости!»
Великий князь подает знак Вельгорскому, В. удаляется от монархини и подходит к одному из столов, за которым играли в карты. Разгневанный Павел говорит своему сыну:
«Теперь он приблизился к нам, чтобы нас подслушать. Это ведь дерзость».
И он призывает Вельгорского к себе и спрашивает его! «Знаете ли Вы уже, граф, что Нарышкин назначен гофмаршалом Императрицы?»
А в другой раз в Павловске он положительно из-за пустяка, из-за вопроса о погоде прогоняет гр. Строганова, «считавшегося самым осторожным и находчивым человеком при тогдашнем дворе».
Павлу захотелось прогуляться, но Мария Федоровна замечает, что дождь пойдет и что поэтому лучше остаться во дворце.
Павел спрашивает Строганова, какого он мнения о погоде. Гр. Строганов со свойственной ему осторожностью выходит на двор и возвратившись заявляет, что небо покрыто облаками и что поэтому по всей вероятности можно рассчитывать на то, что дождь пойдет.
Гневу Павла не было пределов.
«Ага! — воскликнул он. — И вы только потому одного мнения с Императрицей, чтобы меня расстроить. Но мне надоело переносить подобную фальшь. Я вижу, граф, что мы не подходим более друг к другу. Вы меня никогда не хотите понимать. Впрочем, у Вас без сомнения есть дела в Петербурге, — и советую Вам немедленно поехать туда. Я надеюсь, что Вы на этот раз меня поняли». Строганов глубоко поклонился — и отказался впредь служить под управлением сумасшедшего монарха.
Что же касается управления государственными делами, то оно всё ушло в мелочи. Самыми важными государственными вопросами являлись для него вопросы о форме шляп, гренадерских шапок, о цвете перьев, о сапогах, кокардах, формах вообще и т. под. пустяках. Высокопоставленные сановники, заслуженные генералы немилосердно лишались всех своих званий, орденов и почестей, если показывались пред ним не в предписанной им форме. Даже иностранцев не миновала эта судьба.
Так прусский посланник Тауенцин осмелился явиться на придворном бале в форме не понравившейся Павлу, и должен был немедленно выехать из Петербурга.
Указами запрещалось народу носить круглые шапки, и полиция их срывала с головы всякого прохожего, или же приказывалось запрягать лошадей только по иностранному — и кто выезжал в русской упряжи, того полиция останавливала и перерезывала вожжи.
И эти все указы чрез день или два опять отменялись и приказывалось что-нибудь новое, опять столь же несообразное.
Одним словом, никто не находился в безопасности; всякий чувствовал, что ежеминутно без всякого основания и над ним может разразиться гроза. Даже его любимец Кутайсов, о котором речь впереди, должен был перетерпеть всю невзгоду сумасшедшего Павла.
По случаю коронации Павла, Кутайсов стал просить себе ордена Анны 2-й степени. Павел до того рассердился на своего слугу за то, что тот позволил себе по его мнению предписывать ему раздачу орденов, что он отколотил отчаянно своего камердинера и прогнал его. Только усиленным просьбам Нелидовой и Марии Федоровны удалось умиротворить разгневанного Павла.
И наконец в выборе своих фаворитов Павел показал себя вполне ненормальным. Всего у него был один фаворит, но и этот один вполне достоин царя, поднявшего его на самые высшие ступени государственного строя.
Этот фаворит был его камердинер и брадобрей из пленных турченков, получивший по крещении в православную веру имя Ивана Павловича Кутайсова.
Кутайсов был в 1770 г. мальчишкою взят в плен от турок и, как особенная редкость, подарен Великому князю Павлу, тогда еще тоже очень молодому человеку. Павел сделал его своим официантом, полюбил его настолько, что стал ему доверяться, но до восшествия наследника на престол, Кутайсов не играл никакой роли. — Екатерина и её клевреты отчасти виновны в возвышении этого татарченка. Как уже выше было упомянуто, он был сводником в связи Павла с Нелидовой.
Когда Павел стал самостоятельным самодержцем всея России, он открыто сделал его в благодарность за сводническое дело своим фаворитом, дав ему приказ ни с кем из посторонних людей не говорить и не болтать о его частной жизни. Кутайсов быстро пошел в ход. Его сделали егермейстером с чином генерал-лейтенанта, грудь его украшали всевозможные ордена, как русские так и иностранные, но внутреннего содержания он всё-таки не получил: он остался тем же пустым малым и сводником.
Значение его при дворе, однако, превзошло все пределы. Он один умел управлять монархом, он знал все его минутные вспышки, он умел их разгорячать и приостанавливать, смотря по тому, как это ему надо было. Павел не мог жить без него и не делал ни одного шага, не посоветовавшись заранее с своим бившим лакеем. Кутайсов управлял империей, и такие люди как Безбородко и Пален ухаживали за ним и поклонялись ему.
Но всё-таки ему этой власти было мало. Он чувствовал, что в лице Нелидовой и Марии Федоровны ему может быть положен противовес, он опасается их влияния в особенности потому, что они в дружбе сего противниками, братьями Куракиными. Безбородко, которому он особенно доверился, подстрекает его устранить Нелидову и свести монарха с новой более молодой и красивой любовницей. Любовницу они нашли.
Это была шестнадцатилетняя девочка некая Лопухина, необыкновенно красивая и в делах любви не безопытная девица, несмотря на её молодые годы. Отец этой девочки по обычаям того времени продал свою дочь этил мерзавцам за предстоящие почести и влияние. — Лопухины жили в Москве.
Под маловажным предлогом устраивают поездку Царя в Москву. Ему здесь устраивается великолепный прием.
Павел очарован и высказывает свою особенную признательность Кутайсову.
«Да, мне кажется». заключает он и восторге, что народ в Москве меня гораздо более любит, чем Петербургские жители.
Хитрый Кутайсов подхватывает эту мысль и заявляет, что в Петербурге потому его боятся, что всё доброе приписывают его жене, а все наказания ему лично.
«Так я, значит, нахожусь под властью этих женщин?! — воскликнул гневно Павел: — так я им покажу, каково их влияние!»
Слуга хорошо знал повелителя: дело устроено, теперь он открыто пойдет за всякой женщиной, которую ему покажут, и отношения Павла к его жене и любовнице отравлены ядом подозрения.
Вечером того же дня был дан придворный бал. Здесь ему представлена Анна Петровна Лопухина. Наивная и кокетливая красавица произвела на Павла подобающее впечатление — сенатор Лопухин переселяется с дочерью в Петербург.
Вскоре приверженцы Нелидовой и Императрицы почувствовали перемену положения дел. Вице-канцлер, князь Куракин, от слишком нежного обращения с ним Павла слег в постель, Нелидовой он приказал оставить дворец, а жену свою, которая написала Лопухиной грубое письмо, он тоже отколотит и приказал её смежную с его покоями спальню забить наглухо и задрапировать.
Анна Лопухина оказалась вполне достойной своего звания: в первые же ночи она довольно цинично стала просить Павла возвести её отца в графское достоинство.
«Почему?»
«А потому, что как то не подходит любовнице столь могущественного монарха быть простой дворянкой».
«Ты права, — заметил Павел. — Итак, ты хочешь быть графиней? Отныне, ты княжна».
На следующий день был издан указ о возведении сенатора Петра Лопухина в княжеское достоинство — за услуги, оказанные отечеству.
6. Убийство Павла
Павел был мастер в навлечении себе ярых врагов. Во всех его мерах было одно единство: сделать себя как можно ненавистнее для народа. Он был бичом своей семьи, своего двора, своего народа. Он вел страну к полному расстройству её сил, в его капризы и припадочные наития являлись законом, он не взвешивал ни за, ни против, а всё, что ему взбрело в голову, немедленно приводилось в исполнение. При дворе кипела какая-то неимоверная суетливая деятельность, говорит Трачевский, Павел назначал приемы с 5 ч. утра. Он писал и отменял указы, распекал и ревизовал, ездил по городу, но больше всего занимался экзерцициями и плац-парадами по прусски, при чём везде первенствовали «гатчинцы», как называла Екатерина II отряд войск, данный ему для потехи, когда он был наследником.
Всюду Павел был окружен людьми, желавшими его смерти и чувствовавшими, что Россией управляет умопомешанный. Войны одна за другой объявлялись, и истощенная Россия находилась в страшном … Семья Павла страдала, его старший сын уже начал колебаться, под влиянием советов настоящих патриотов. Русская интеллигенция чувствовала себя страшно угнетенной, авторитет власти давил всякого более или менее образованного человека и нарушал спокойствие семейств даже в будничной жизни.
Пять лет правления Павла сделали Россию хронически нервной, состояние сделалось невыносимым и влекло неминуемо к катастрофе.
И вот, лучшие люди своего времени сговорились приступить к заговору и заставить Павла отречься от престола в пользу его сына Александра.
До чего Павел был всеми без исключения презираем видно из того, что заговорщики открыли свой замысел его родному сыну и попросили его согласия…
Полгода уговаривали заговорщики Александра — наконец они получили его согласие, и так как при подозрительности Павла колебание могло сделаться опасным для самих заговорщиков, то было решено приступить как можно скорее к делу, и ночь на 25 марта 1801 г. была назначена для нанесения рокового удара.
Главными двигателями заговора были Пален и три брата гр. Зубовы. В лучших руках заговор не мог быть. Гр. Зубовы руководились личной ненавистью к Павлу, Валериан Зубов чувствовал себя особенно задетым монархом, а именно: когда Екатерина скончалась, русские войска под начальством В. Зубова находились в Пруссии. Вступив на престол, Павел дал приказ войскам вернуться на родину, так как находил эту войну излишней, но не известил о своем приказе главноначальствующего Зубова. Этого оскорбления Зубов не мог забыть — и оно является одним из главных мотивов его столь ревностного участия в заговоре.
Платона Зубова же Павел в своей пылкости обвинил в растрате государственных денег из военных сумм — и этого тоже было достаточно, чтобы породить неизгладимую ненависть в душе заговорщика. Третьего, Николая Зубова, Павел тоже не миловал, и он присоединился к заговору, в силу ненависти своих братьев к Павлу.
Наконец, Пален был изворотливый, холодный, решительный и вероломный лифляндец, хитростью вкравшийся в доверие к Павлу, который возвел ею в графское достоинство, сделал Петербургским губернатором и главой почтамта.
До чего велика должна была быть в народе ненависть к Павлу, до чего Россия должна была чувствовать себя истощенной, если подобные лица могли получить согласие добродушного Александра на переворот и привлечь на свою сторону всю армию и лучших людей своего времени!
24 марта, ночью, офицеры, начиная поручиком и кончая генералом, собрались на квартире у Зубовых. За ужином один из Зубовых раскрыл план и цель сходки, и вместе с Паленом объявил, что В. К. Александр покровительствует заговорщикам. — Это последнее обстоятельство решило дело заговора…
Шампанское текло ручьями, возбужденные и разгоряченные заговорщики ровно в полночь отправились двумя партиями, — одна под командой Зубовых и генерала Бенингсена, другая под командою Палена — всего 120 человек — решать судьбу царя. Цель была устранить монарха от дел, Зубовы шли на явное убийство…
Во дворце между тем Павел и все прочие члены семьи улеглись спать, лишь Александр не мог сомкнуть глаз: он был преисполнен грусти и тревоги, и не мог не скрыть от себя той опасности, которая угрожала всей семье, если бы план почему либо не удался.
Главный же доверенный и сберегатель личности Павла, Кутайсов, кутил в эту ночь, и хотя за ужином с его любовницами подали донос с полными именами заговорщиков, он по обыкновению сказал: «дела завтра поспеют», спрятал письма в карман и ни на минуту не отвлекся от своих развлечений…
Незадолго пред своей смертью подозрительный Павел построил себе с безумной расточительностью Михайловский дворец у Летнего Сада, опоясанный глубокими рвами с водой, и замыкался в нём, окруженный наперсниками, в надежде скрыться таким образом от рук убийц. Он поселился в нём, даже не переждав времени, пока он не высохнет. — Мария Федоровна и дети заболели от сырости, для него этот новый дворец стал его могилой.
* * *
При помощи хороших провожатых первая партия пробралась с потайными фонарями до самого входа в туалетную комнату Императора. Дежурный молодой лакей стал призывать на помощь, его прикончили и убрали с дороги. Убийством началось дело переворота…
Но крик разбудил Павла, он сознает, что что-то неладно и трусливо выскакивает с постели, хочет пробраться к своей жене, — но входы по его же приказанию забиты наглухо: — совершенно раздетый он прячется под занавесами.
Заговорщики, сначала ошеломленные неожиданным препятствием в лице слуги, останавливаются на минуту, но потом сообразив, что идти назад для них равносильно смерти, пробираются к постели монарха. Не видя его здесь, они смущенно отступают назад, начинают его искать в комнате со свечами в руках и находят его бесчувственно дрожащим за складками портьеры.
Павел оказался совершеннейшим трусом: ему суждено было так же бесславно умереть, как он бесславно царствовал.
Шпаги обнажаются, Павла усаживают на стул, прочитывают ему заранее приготовленное отречение от престола, суют ему перо в руку, ведут им по бумаге и царя Павла не стало — генерал Бенингсен, один из главных заговорщиков, берет подписанную бумагу и удаляется.
* * *
Теперь настает ужасная минута. Зубовы в деле отречения не приняли никакого участия; это они предоставили другим. Лишенный трона, Павел для них был тираном, чудовищем, личным врагом — Николай Зубов первый бросается на государя, ругая его самыми площадными выражениями. Два других брата присоединяются, и вот начинается ожесточенная борьба. Сначала они его бьют, как Павел бил своих министров и свою жену; затем они набрасывают на него офицерский шарф и начинают его душить. В минуту крайней опасности и близости смерти, Павел собирает все свои последние силы: ему удается просунуть руку между шарфом и шеей и он кричит: «воздуху, воздуху!» Но убийцы разъярены, они жаждут крови, Павлу отрубают руку и начинают стягивать шарф с обоих концов. — Безобразная сцена, имеющая едва ли себе подобной в истории царствующих домов всего мира!
Павла не стало. Раскрасневшийся Николай Зубов имеет еще дерзость лично явиться к Александру с докладом о совершившемся деле.
В намерениях Александра не было и помину об убийстве. Потрясенный и ужасенный он падает наземь…
Его восшествие на престол совершилось необычайно тихо и скромно. Россия же обогатилась случаем, удалившим ее от Европы и приблизившим ее к старым татарским ордам…
Оглавление
Введение 1. Павел I 2. Детство и воспитание Павла I 3. Бобринский, первый враг Павла, заговор против Екатерины, Разумовский, смерть Наталии 4. Раздражительность Павла. Его полное удаление от придворной жизни 5. Царствование Павла. Иван Кутайсов 6. Убийство Павла
