Родом из села Залесова.

Родом из села Залесова

Повесть

Посвящается Елизавете Сарычевой – бабушке Николая Сергеевича Сарычева

1

Меня зовут Сергей Иванович. Фамилия моя Панфилов. Я – русский писатель и поэт. Живу в городе Новосибирске. Ему сто двадцать с небольшим лет.

Возник наш город и развивался, благодаря строительству Транссибирской железнодорожной магистрали. В 1898 году, по прошению местных жителей, наш город был наименован Новониколаевском – в честь русского Царя Николая II Александровича Романова, управлявшего в те годы Российской империей.

При Советской власти, большевики-коммунисты, боровшиеся против Монархии, старательно уничтожали все, что напоминало о прошлом России, о царях-государях, Коммунисты строили «новый мир». Вот и город Новониколаевск переименовали в 1926 году в Новосибирск.

В Новосибирске-Новониколаевске, на пересечении улиц Октябрьской, которая до революции называлась Болдыревской, и Урицкого (Гондатти), стоит один из первых новониколаевских храмов, построенных нашими предками. Освятили этот храм 10-го декабря 1901 года и нарекли его в честь Покрова Пресвятой Богородицы.

При Советской власти Свято-Покровский храм закрыли в 1939 году. Обратили его безбожники-коммунисты в угольный склад. По истечении какого-то времени склад ликвидировали, уголь вывезли, помещение очистили.

Под святые своды вселился певческий коллектив. А потом – танцевальный. Впоследствии здесь расположилась контора реставраторов.

Но пришло время, благоприятное для Русской Православной Церкви. Так, в 1994 году, реставраторы уступили одну комнату в Покровском храме православным христианам. Они с радостью вселились под святые своды. Развесили на стенах иконы, поставили подсвечники, принялись усердно молиться.

И постепенно благодать Божия очистила святое место от посторонних. Реставраторы освободили храм и передали его православной общине. А православные постарались, чтобы в храме начала служиться Божественная Литургия, приноситься Безкровная Жертва.

Первым настоятелем Свято-Покровского храма был протоиерей Георгий Патрин. Потом священник Виктор Сметанников. Третьим был протоиерей Владимир Маничев. Я знал всех троих, со всеми общался.

Казанскую икону Божией Матери, как помниться, впервые я увидел в Покровском храме летом 2001 года. Она прежде пребывала в поругании. Алтаец, житель деревни Катанда, расположенной неподалеку от горы Белухи, рубил на ней мясо.

Николай Сергеевич Сарычев, заготовитель мяса, человек творческий, не равнодушный, отнял икону Пресвятой Богородицы у этого алтайца, чем прекратил кощунство и поругание.

Дома, в Новосибирске, Николай отдал икону художнику Игорю Сулковскому. Он отреставрировал образ. И они, Игорь и Николай, решили передать его в Свято-Покровский храм, неподалеку от которого проживает Игорь.

12-го апреля 2001 года, в Великий Четверг, после причастия Тела и Крови Христовых, после окончания Божественной Литургии, Казанскую икону Божией Матери возложили на аналой. Отец Владимир Маничев отслужил молебен. А потом Николай Сергеевич Сарычев поведал присутствующим историю обретения этой иконы. Все внимательно слушали взволнованное повествование рассказчика и радовались, что этот образ избавлен от поругания простым русским человеком.

Об этом рассказал мне отец Владимир. Батюшка знал, что я писатель, собираю и записываю истории о храмах, о подвижниках, о святых источниках, о чудесном проявлении силы Божией, возвышающей нас над обыденностью и укрепляющей в сердцах веру.

Я сказал:

– Отец Владимир, сами видите – история необычная. Такую грех не записать. Пройдет лет десять, и все забудется. А надо бы о таком помнить.

Отец Владимир улыбнулся и сказал:

–Конечно же, я согласен с вами. Вон сколько у нас икон. И только про одну. Покровскую известна, более-менее, достоверная история обретения. Вы же про нее написали?

Я покорно склонил голову:

–Да, это я…

Теперь в Покровскую икону Божией Матери вмонтирована малая частица от покрова, которым покрывала свои чудные волосы Пресвятая Дева. Эту частицу отцу Владимиру передали в дар в Соединенных Штатах Америки, которые он посетил, будучи паломником…

– Хорошо, – сказал батюшка, – я предварительно позвоню Николаю Сергеевичу, спрошу его согласия на интервью, а потом и вам дам знать.

– Ну и слава Богу! – проговорил я и. протянув руки, попросил благословения. Отец Владимир сердечно благословил меня. После таких благословений в душе радость появляется и желание жить, работать творчески.

Да, большая ответственность лежит на наших пастырях, огромная. Хочется пожелать им творческого горения. Чтобы силой благодатного духа они зажигали в сердцах людей светильники Веры Православной, вели народ к спасению в вечности и оберегали свое стадо от волков…

Я поклонился отцу Владимиру и подошел к Казанской иконе Божией Матери. Посмотрел на лик Приснодевы Марии, Богомладенца Христа, пережил в душе историю этого образа, рассказанную отцом Владимиром.

Я перекрестился и помолился: «Матерь Божия, если есть на то святая воля Твоя, то благослови мою встречу с Николаем Сергеевичем, а если нет, то и не надо». Благоговейно приложился к образу и тихо, ступая, вышел из храма.

…И мы встретились с Николаем Сергеевичем Сарыгиным. Я увидел перед собой высокорослого, широкоплечего, немного полноватого человека, с белыми, похоже, что седыми, волосами, с красным, обветренным, словно у шкипера дальнего плавания с трехмачтового парусника, лицом и доброжелательным взглядом.

Встретились. Пожали руки. Познакомились. Разговорились. Я объяснил, что меня интересует. Он охотно согласился рассказать о своих приключениях на Алтае… Так началось наше знакомство и творческое сотрудничество.

Прежде всего, я записал историю спасения Казанской иконы Божией Матери. А потом два удивительных рассказа о спасении других икон – батюшки Серафима Саровского и Святителя Николая Чудотворца.

Я в те, 2000-ые годы, сотрудничал с редакцией газеты «Голос», публиковал на газетных страницах свои рассказы и стихотворения. Я не припомню, был ли напечатан рассказ про Казанскую икону Божией Матери в газете «Голос». Не припомню. А вот в моей книге «Ангел-Хранитель» давалась публикация всех трех. Книга вышла в 2003 году. Она принесла радость мне и другим, которые любят мое творчество. А таких немало. Слава Тебе, Господи!

Что еще хочется сказать? Прошло –пролетело со времени нашей первой встречи почти пятнадцать лет. Да, мы виделись с Николаем Сергеевичем, ездили по святым местам, беседовали. Он – интересный рассказчик.

Николай Сергеевич вышел на пенсию. Ему пошел седьмой десяток. Он занимается своим любимым делом – антиквариатом, реставрацией икон, беседами с людьми. Очень уж интересны его беседы.

И однажды мне подумалось, что надо бы записать знаменательные эпизоды из жизни этого человека. Вот, Никита Сергеевич Михалков, взял к своему семидесятилетию и опубликовал шикарную книгу о своей жизни. Неужели Николай Сергеевич Сарычев не вправе издать свою? Конечно же, вправе!

И однажды, в начале марта 2015 года, когда у православных христиан начался Великий Пост, я изложил ему свою идею. Он с радостью, так мне показалось, ухватился за нее и дал согласие.

Три дня я посвятил беседе и записи информации о жизненном пути этого человека. Рассказывая, он старался сдерживаться. Но иногда, вспоминая прошлое, тяжелые жизненные эпизоды, он вдруг всхлипывал и нервный спазм прорывался слезами.

Я все понимал и сидел, мысленно молясь, ожидая, когда он успокоится… Он успокаивался, просил извинения. Я говорил: «Да что ты! Всякое бывает». И продолжал расспросы. Так собрался материал, к которому я сейчас и перехожу. Господи, благослови!

2

Николай Сергеевич Сарычев родился 27-го октября 1953 года в селе Залесово. Это Алтайский край. Залесово – административный центр Залесовского района. Он расположен в 142 километрах к северо-востоку от Барнаула.

Почти шестьдесят два года прошло со дня рождения Николая Сергеевича. Для вечности – то ничто! А для самого человека, другого не скажешь – срок жизни приличный. И прожит он, скажем так – не впустую!

Село Залесово основано в 1751 году… В это время Российской империей управляла Императрица Елизавета Петровна – дочь Императора Петра 1 Алексеевича Романова, который провел реформы, изменившие во многом жизненный уклад русского народа и поставившие государство Российское в ряд развитых западно-европейских держав.

Залесово основано по преданию старообрядцами. Три семейства – Залесовы, Борисовы, Усольцевы собрались и бежали от барина, которому принадлежали, числясь в крепостной зависимости. Где они жили прежде, за Уралом – Каменным поясом, у купцов Строгоновых, в Змеиногорске, у купцов Демидовых, или в других местах, то нам не ведомо. Не сохранило предание таких сведений. Обычная история русской жизни.

Ехали беглецы на телегах, запряженных лошадьми, гнали с собой скотину, зорко смотрели по сторонам, искали место, которое бы пришлось по душе всем, обогрело бы сердце, обрадовало. Широкоплечие, длиннобородые, с шапками густых волос, подстриженных под «горшок», с рабочими мозолистыми руками, с лестовками в руках, в русских рубахах, подпоясанных ремешками с молитвой, в штанах и лаптях, они упорно двигались вглубь Алтая. Отцы, матери, жены и дети были вместе с ними…

Раскол – одна из трагических страниц в истории Русской Православной Церкви.

Патриарх Никон приказал исправить опечатки в Богослужебных книгах. Они были найдены, исправлены и, согласно исправлениям, напечатаны новые книги.

По новым правилам осенять себя крестным знамением полагалось не двумя перстами, а тремя, петь не два, а три раза «аллилуиа», ходить вокруг храма не по солнцу, а против солнца… Казалось бы, мелочь.

Царь Алексей Михайлович Романов, боярство, дворянство, священство, народ православный в большинстве своем приняли исправления и стали молиться по-новому.

У мнимых же ревнителей старины, вроде несчастного протопопа Аввакума и боярыни Морозовой, исправления книг вызвало в душах бурю отторжения и породило раскол. Люди побежали в леса, якобы спасаясь от антихриста.

Но, лишенный пастырей, раскол начал дробиться на секты, доходя в с воих крайних проявлениях до изуверства.

Да, якобы старообрядцы крестились двумя перстами, молились по старопечатным книгам, но, обособившись, замкнувшись в своем узком кругу, они теряли в своих душах любовь к ближним, ту любовь, которую заповедал нам Христос.

В мнимых старообрядцах жила жгучая ненависть к Патриарху Никону, к троеперстникам-щепотникам. В троеперстии раскольники видели «бесовский кукиш». Человека другой веры они не привечали. А если по неволе подносили ему кружку с водой, то пустую посудину они бросали в отхожее место. Разве этому учил Христос?

В Древней Руси, вроде бы, крестились двумя перстами. А брат шел войной на брата. Князья русские губили православных христиан в междоусобных битвах… Русь раскололась на удельные княжества и была, за грехи человеческие, поглощена монголо-татарами.

Вроде бы, дважды пели: «аллилуиа», а Гришку Отрепьева, монаха-расстригу, тайного католика, допустили на Русский Престол.

Вроде бы, ходили вокруг храма по солнцу, а в смутное время Россия, как государство, едва-едва не была поглощена иноземцами. Так вот.

Я думаю так: приняла Русская Православная Церковь какие-то нововведения, так будь добр, соблюдай. Не отменена же Божественная Литургия – хлеб и вино преосуществляются в Тело и Кровь Христовы. Не отменены же Таинства – Крещение, Миропомазание. Покаяние, Евхаристия, Брак, Соборование, Священство. Так что еще нужно людям?

Церковь Православная – Столп и Утверждение Истины. Глава Православной Церкви – Сам Христос. Врата адовы не одолеют Церкви Божией.

Веруй православно. Твори добрые дела, ради Христа. И Бог даст – спасешь свою душу для вечности. Да. Так я думаю… Но раскольники думали иначе.

Наконец, странники поневоле нашли место, которое пришлось всем по душе. Мужик Залесов крепко натянув вожжи, громко крикнул:

–Тр-р-р, милаи, стой!

Лошади остановились. Следом встали телеги Борисовых и Усольцевых. Залесов, перекинув ноги, выпрыгнул из телеги, посмотрел по сторонам.

Внизу, в долине, лежал кусок луговой земли. Вокруг, на взгорьях, на отрогах Салаирского кряжа, стояли раскидистые ели. Тянулись рощи березняка и заросли осинника. Две горные речки – Брикатунка и Скакунка, сливаясь, рождали глубокий омут, из которого вытекала река Жерновка. Рыбья мелочь, посверкивая серебром чешуи, выплывала из глубины омута, поближе к поверхности. Чуть дальше, текла речка Каменка, несла свои воды в сторону реки Чумыш. Тихо. Спокойно. Безлюдно.

Залесов, которого признавали за главного, спросил Борисова и Усольцева:

– Что, мужики, глянется вам это место для поселья?

– Славное место, мил-друг! Лучшего и не сыскать.

– Тогда будем здесь обустраиваться, ставить избы для жилья да пригоны для скота. – Залесов глубоко вздохнул, – привел Господь, куда надобно. – Он широко перекрестился двумя перстами и поклонился на восток.

За ним перекрестились Борисов и Усольцев. Перекрестились и поклонились . Место найдено. Можно обустраиваться. Можно жить дальше на родной земле…

Сто с лишним лет прошло с того памятного дня, когда впервые в этом краю появились люди, начали хозяйствовать. Село Зелесово за эти годы разрослось, застроилось. Поселились рядом со старообрядцами православные христиане. Не для вражды, а для мирной жизни.

Избы мужики рубили крепкие, просторные, больше – одноэтажные. Рядом с домом огораживали кусок земли. В теплые весенние деньки засевали в землю морковь, свеклу, репу, редьку, лук, чеснок. Сажали тыквы и подсолнухи. А в полях сеяли рожь, пшеницу, овес, лен.

Стояли пригоны для скота – быков, коров, лошадей, свиней, овец. Курятник, сеновал, амбар для зерна. Погреб для овощей. И, конечно же . банька.

В субботний вечерний день благо было войти в жарко натопленную баню, налить в шайку воды и смыть с себя рабочую грязь. И, плеснув на каменку корец воды, которая фыркнет столбом пара, взобраться на полок и в горячем пару пройтись по телу, охаживая его распаренным березовым веничком.

Если зимой, то выскочить из банного чада под высокие крупные звезды и нырнуть в глубокий сугроб и, покатавшись в обжигающем снегу, покричав от удовольствия, вновь влететь в банный жар, вновь похлестать себя по телу веником, погонять кровь, чтоб струилась быстрее по жилам… Вот откуда, помимо прочего, бралось здоровье у людей, не отягощавших свое сознание ненужной информацией, бралось желание жить и работать на родной земле.

Большинство русских людей было в то время православными христианами. Они твердо знали простую, но важную истину: «Без Бога – не до порога!» И строили свою жизнь, согласно церковному календарю. Четыре годовых поста – Рождественский, Великий. Петровский, Успенский, каждую среду и пятницу. Праздники – Рождество Христово, Светлое Воскресение Христово, Апостолов Петра и Павла. Успение Пресвятой Богородицы и еще много других.

Родится человек в мир – крестили и давали имя по «Святцам». После праздника великомученика и победоносца Георгия, окропив Георгиевской водой, скотину впервые выгоняли на поля. Делали все с верой, с молитвой, поэтому и помогал Господь труженикам.

В каждой крестьянской избе, в красном углу, на полках стояли святые иконы – Пресвятой Троицы, Иисуса Христа, Божией Матери, Ангелов, угодников Божиих, праздников.

Входил гость в избу, снимал с головы шапку, крестился, кланялся и говорил добродушно хозяевам:

– Мир вашему дому! Здравствуйте!

Они сердечно откликались на приветствие:

– С миром принимаем! И ты здравствуй, мил-человек! Проходи, гостем будешь.

Таков был православный этикет общения, выработанный веками.

И, конечно же, смерть человека. Все знали – сколько ни живи на свете, а смерти не минуешь. Придет она, безносая, в любое время, исхитит бессмертную душу из тела и отдаст ее Ангелам, чтобы вели они ее дальше – на поклонение Христу, на мытарства, на ответ за прожитую жизнь.

Лежал покойник в гробу – правая рука поверх левой, выражая тем свое смирение перед Господом. В правой руке – крест. В левой – рукописание, на лбу – венчик, как бы надежда на венец славы в Царствии Небесном.

Горели, истекая, восковые медовые свечи. Грамотей стоял и читал Псалтирь, чтобы богодухновенные псалмы Давидовы отгоняли от души усопшего нечистых духов – бесов проклятых.

На третий день, отпев, тело усопшего человека предавали земле. Ставили над могильным холмом крест. Царство Небесное. Вечный покой.

Дома родственники и односельчане поминали покойного кутьей, блинами, щами да кашей. Водку не пили за упокой. Не было такого обычая.

Свою церковь построили в Залесово только в 1896 году, в центре села. А потом еще одну – за речкой Каменкой.

Жили в Залесово в основном люди-труженики. Сажали и убирали хлеб. Держали скотину. Кто-то работал на маслозаводе. Кто-то катал пимы, шил бродни, бахилы. Кто хотел работать, тот без дела не сидел. Так всегда бывает. Жили – Бога славили.

В Залесово хозяйствовал купец по фамилии Пысин. Удивительно для меня, что предание сохраняет фамилии людей, а имена остаются в забвении. Пысин. Залесов, Усольцев. Почему так? Не знаю.

Пысин был предприимчивым человеком. Имел несколько торговых лавок. Потом открыл дежурный магазин. Он работал круглосуточно. Появилась у человека какая нужда в покупке. Мало ли что. Вставай, иди. Магазин открыт. Покупай, что тебе надобно. Лишь бы деньги были в кармане.

Так неостановимо шли годы. Так шла жизнь человеческая – от рождения до смерти. И кто проживал ее честно, в согласии с заповедями Божиими, работал, рожал и растил детей, помогал ближним, ради Христа, тому не страшно было умирать, потому что человек видел в смерти только переход от временной, земной – к жизни вечной.

В августе 1914 года началась Первая мировая война. В феврале 1917 года, как снег на голову, обрушилась Февральская революция. Благородный Царь Николай вынужденно отрекся от власти в пользу своего брата Великого Князя Михаила Романова. А несчастный Михаил передал бразды правления Временному правительству. Так закончилось в России время правления династии Романовых. Величайшая трагедия!

В Писании сказано: «Поражу пастыря, и рассеются овцы». Это в полной мере проявилось в России.

Октябрьский переворот. Приход к власти Ленина и партии большевиков. Лозунг Ленина и большевиков, брошенный в массы: «Грабь награбленное!» Сказано, словно закон, и зверские людские страсти раскрепощаются. И ограбить и убить человека, твоего брата во Христе, только лишь «экспроприация экспроприаторов». Гибель Царского семейства. Гражданская война.

Брат пошел на брата. Все зверствовали – и красные, и белые. Интервенты, вроде японцев, американцев, англичан, французов, чехов, мадьяр и прочих, тоже не отличались благородством манер. Убивали все. Убивали жестоко. Кровь человеческая лилась рекой. До сего дня памятны на Алтае зверства банды анархиста Григория Рогова.

В Залесово стоит памятник со звездой. Лежат под ним жертвы борьбы за советскую власть. Наверное, простые русские мужики, обманутые и увлеченные большевистской агитацией. И молиться-то за них не хочется. Вот ведь печаль какая!

Прошли годы новой экономической политики. В советской России шло строительство социализма. Началось раскулачивание. Разрушение храмов. Создание колхозов. В Залесово храм переоборудовали под спортзал.

В двадцатые годы двадцатого века приехали из России на Алтай супруги – Фрол да Елизавета Сарычевы. Поселились они в селе Боевой. Фрол коммунистом был, сознательно стоял за советскую власть, за социализм.

А Елизавета была другого склада – веселая, бойкая, разговорчивая, гостеприимная. В молодости она жила в дворянской усадьбе, прислуживала старому барину.

Он, одетый в бархатный халат, в ермолке, седоусый, гологрудый, сидел на тахте и бесцветным взглядом смотрел за окно, на яблоневый сад. Наливные антоновские яблоки висели на ветвях, пригинали их своей тяжестью к земле.

Барин грустно думал: «Когда-то я был молод и силен. Любил женщин и они меня любили. Да, изменял жене. Да, гулял, тратя без счета жизненные силы. Был рысаком. И что теперь? – Он посмотрел на свои старческие руки в прожилках вен, покачал печально головой. – Жизнь прошла. Отгорела. Теперь наливные яблочки не для меня. А так хочется вспомнить молодость! Э-хе-хе!».

Мимо пробегала Елизавета. Барин повелительно крикнул ей:

– Стой, Лизка!

Она остановилась. Стояла, тая лучики смеха в глубине глаз, смотрела на старого барина. Молодая, свежая, тугая телом, словно наливное яблочко.

– Подойди ко мне, Лизанька! – попросил старик, – присядь рядом со мной.

Лиза покорно присаживались рядом с барином. Он, глубоко вздохнув, осторожно клал свою старческую руку на девичью грудь, голову склонял на плечо, закрывал глаза и вспоминал прошлое. Слезы, закипев, катились у него из глаз, струились по щекам, мочили усы. Он сидел, млел и плакал о невозвратном, отгоревшем.

Елизавета сидела рядом с барином тихо, словно мышка. Она жалела старого усача, понимала, что для него все в прошлом, но удивлялась тому, что блудная страсть все еще живет в этом ветхом теле, что лапая ее, чужую девушку, старый хрыч не боится Бога.

Барин открывал глаза, вытирал слезы и говорил:

– Утешила ты меня, Елизавета! Ступай в сад, нарви себе яблок. Скажи, что барин приказал. Ах! Лишь бы Господь простил меня за мои грехи. Иди, девочка, иди!

Он махал рукой, и она, радостная, выбегала в сад, срывала яблоки с веток и укладывала в подол юбки… Ах, и вкусны же были антоновские яблочки – память юности…

Елизавета встретилась с Фролом, когда в России вовсю совершались перемены, когда дворян, белую кость, классовых врагов пролетариата, расстреливали в подвалах чека, в рощах и ложках, когда готовился «великий перелом» – раскулачивание и организация колхозов. Товарищ Иосиф Сталин вел борьбу со своими конкурентами за единодержавие.

Они полюбили друг друга и поженились. А потом они отправились на Алтай. Думалось им, что жить в тех краях будет полегче, посытней, чем в России. А Фролу хотелось послужить делу партии – быть наставником народа на пути в светлое будущее – в коммунизм.

Из села Боевой Фрол и Елизавета перебрались в село Ветохино. Оно рядом с Боевым расположено, километрах в двух.

В Ветохино Фрол устроился работать на пимокатню. Жить-то надо было, деньги зарабатывать. К тому времени, в 1929 году, Елизавета родила сына. Назвали его Сергеем. Это был ее не первый ребенок.

Елизавета – сильная женщина, роддомов не признавала. Родила она сына у себя в избе, под родным кровом. Конечно, повитуха была рядом с ней, чтобы младенца принять, пуповину перевязать, новорожденного искупать и роженице показать: «Принимай, мать, дитя! Корми его молочком, чтобы рос он сильным и здоровым!»

А Фрол все думал о том, как бы людей повернуть от старого к новому. Вел он в пимокатне агитацию, склонял работников к новому взгляду на окружающую жизнь. В его рассказах не было места эксплуатации человека человеком.

– Человек человеку – друг, товарищ и брат, – говорил он мужикам, сидя в обеденный перерыв возле здания пимокатни, куря махорочную самокрутку, – так товарищ Ленин говорил, учил нас, учил, наставлял уму-разуму. Ленин – это вождь и учитель, самый человечный человек, глыбища. Все растолковал народу – как жить, как работать, указал путь в светлое будущее, в коммунизм. Все тогда будут равны друг перед другом. Будут работать по способностям, а получать по потребностям.

Попы вот говорили, что все люди равны перед Богом. Врали они. Был Царь – главный помещик. Дворяне, купцы, кулаки и прочая белая кость. А были и есть – крестьяне, рабочие – нищета.

Теперь Царя нет. В стране – диктатура пролетариата. Власть белой кости в прошлом. Нам, товарищи, надо объединяться, создать коммунистическую партийную ячейку. Начать агитировать местное население за организацию колхоза, за общий радостный труд.

А кулаков и подкулачников и всех, кто не пойдет в колхоз, надобно раскулачить и в ссылку, в Нарым направлять.

Слушали мужики Фрола. Многим нравились его слова – о равенстве, о справедливости, о взаимопомощи, о совместном труде на благо всех… Вскоре один мужик под влиянием слов Фрола вступил в партию. Потом второй. В селе образовалась партийная ячейка.

Да не всем в Ветохино глянулась деятельность Фрола Сарычева. Знали зажиточные крестьяне, что Фрол агитирует за совместный труд, и ненавидели его за это люто.

Собирались вечером крепкие мужики, курили махорку, судачили о Фроле.

– Вредный он человек! – говорил один из зажиточных ветохинцев, – принес его нечистый на нашу голову.

– Ведет он активную агитацию, – продолжал другой сельчанин, – склоняет бедноту к действиям. Если так дальше пойдет, то окажемся мы голью перекатной. Разве можно такое дальше терпеть?

Помолчали. Сидели, гоняли желваки под скулами, наливались злобой.

– Надо его прикнокать, – нарушая молчание, сказал кто-то, – прийти вечером, вызвать за ограду и…

– Завтра здесь соберемся и пойдем, – порешили мужики и разошлись.

Вечером Фрол пришел с заседания партячейки. Помыл руки, присел за стол и ласково попросил:

– Хозяюшка, покори муженька!

Елизавета вышла из кухни, поставила перед мужем глиняную чашку с окрошкой и положила несколько ломтей ржаного хлеба. Обтерла деревянную ложку полотенцем, подала и сказала:

– Кушай, Фролушка!

Напротив стола, на божнице, стояли иконы. Но Фрол не помолился, не перекрестился. Став коммунистом, он твердо поверил в то, что религия – это опиум для народа и духовная сивуха, поповский обман для угнетения трудящихся. Бога для него не существовало. Он терпел иконы-то в избе ради жены, не хотел ее огорчать. А то давно бы топором порубил и в печку бросил.

Об этом-то глубоко печалилась Елизавета. Она верила в Бога. Присев на лавку рядом с мужем, она положила щеку на ладонь правой руки, печалясь, смотрела на мужа. Он не понимал ее душевного состояния. Откусывал от ломтя кусок ржаного хлеба, жевал, хлебал окрошку, думал о чем-то своем, радостном.

За окном стемнело. В засиневшем небе прорезались звезды. Внезапно во дворе злобно залаял кобель. Камешек стукнул в оконце, и чей-то голос позвал:

– Фрол, ты дома? Выйди на минутку.

Фрол положил ложку, взглянул на жену.

– Кто это, не признаю. Но раз зовут, значит надо пойти.

Он встал из-за стола и вышел во двор. Елизавета осталась сидеть в горнице. У нее от нехорошего предчувствия сжалось сердце. Она прошептала: «Господи, помилуй!»

За калиткой Фрола поджидало шестеро человек. Он приветливо сказал:

– Здорово, мужики! Зачем позвали?

Никто не ответил. Все произошло быстро. Фрола подхватили под руки, валя назад, схватили за ноги, подняли повыше, копчиком долбанули об землю и отпустили.

Боль пронзила Фрола до мозга. Он мучительно ахнул и завалился на бок.

Плюясь, шепотом ругаясь, мужики затопали прочь. Стало тихо.

Елизавета, сидя в горнице, слышала тупой удар, вскрик и обмерла от испуга. Но, приходя в себя, чувствуя беду, она вскочила на ноги, перекрестилась и выбежала за калитку.

Она увидела мужа, он лежал на боку.

– Фролушка, милый! – крик Елизаветы полетел по сонной улице. Она заплакала, зарыдала, наклонилась над мужем.

Он открыл глаза. Посмотрел мутным взором на жену. Еле ворочая языком, прошептал:

– Вот и пожил…

На крик и плач Елизаветы сбежались соседи. Фрола подняли, занесли в избу, положили на лавку. Он потерял сознание…

Умирал Фрол мучительно. Болело отшибленное нутро. Мочился он кровью. Елизавета смотрела на мужа, вздыхала и плакала. А потом, набравшись духу, спрашивала:

– Фролушка, вижу я, что ты помираешь. Рада бы сказать иное, да не могу. Потому что помрешь ты, с чем твоя бессмертная душенька к Господу придет, какими делами Его обрадует, чем оправдается? Фролушка, давай я к тебе батюшку приведу. Покаешься ему в своих грехах, причастишься Христовых Таин, тебе легче станет. Пригласить батюшку?

Фрол, слыша слова супруги, скрипел зубами, мотал головой и, набравшись сил, задыхаясь, отвечал:

– Даже не думай! Не верю я в Бога. Нет Его! Смерти я не боюсь. Каяться мне не в чем. Жил я честно. И других этому же учил. Я Ленина признаю. Партию. А не вашего Боженьку. Нет Его, нет! Если Он есть, то почему Он допускает в мире такие несправедливости? Нет Его, нет! И не нужен Он мне. Все. Точка.

Он замычал, заскрипел зубами. Из уголка губ потекла кровь.

Елизавета обтерла ее и смотрела на мужа. Он все метался по кровати, скреб грудь ногтями, что-то перебирал руками.

Внезапно он затих. Елизавета со страхом смотрела на мужа. У Фрола расширились глаза. В них отразился ужас. Он широко раскрыл рот и, зажмурившись, словно проглотил что-то горькое. Выдохнул и умер. Елизавета побежала по улице – звать помощников.

Фрола обмыли, обрядили в чистые одежды, положили в гроб. Фрол строго-настрого наказал, чтобы не было никакой поповщины – креста, молитв, отпевания. Креста-то он сам не носил и другим не советовал. Он лежал в гробу – руки вдоль туловища, словно у Ленина.

Приходили с ним попрощаться товарищи по партии, сочувствующие. Утешали Елизавету, говорили, что ее муж героически погиб в борьбе за советскую власть, за светлое будущее, память о нем вечно будет жить в наших сердцах.

Елизавета согласно кивала головой, плакала…

Похоронили Фрола на местном кладбище – без креста, без вечной памяти. Помянули и разошлись. Елизавета стала жить вдовой. Сына растить. Да Бога она никогда не забывала. А память о Фроле осталась у нее на сердце горькой зарубкой.

В Ветохино организовали колхоз. Елизавете настойчиво предлагали: «Вступай!» Она же не хотела совместно трудиться с колхозниками. Работала на себя. Когда очень уж докучали, то она поворачивалась к агитатору задом, чуть наклонялась вперед и, сильно шлепнув себя по ягодицам, говорила:

– Вот где я видела ваш колхоз!

Но жизнь все-таки брала свое. Сережу пришлось отдать в сельскую школу, чтобы он обучался грамоте.

В селе появилось радио. В клуб привозили и показывали советские кинофильмы – «Путевка в жизнь», «Веселые ребята», «Волга-Волга» и другие. Жизнь продолжалась.

В Советском Союзе объявили «безбожную пятилетку». Коммунисты планировали к 1942 году полностью покончить с религией в стране. Шла борьба против врагов народа. Людей забирали, как тогда говорили – «по линии НКВД».Колхозников, рабочих, инженеров, врачей, священнослужителей, артистов… Судили. Кого-то расстреливали. А большинство из осужденных отправляли в лагеря – на стройки социализма. Да, социализм строился руками заключенных.

По всей стране, по всему Советскому Союза, словно раковые опухоли, расползлись лагеря. Печально знаменитый ГУЛАГ.

22-го июня 1941 года фашистская Германия напала на Советский Союз. Началась Отечественная война. Это нападение, эта война, всколыхнули страну. Уже не было и речи о «безбожной пятилетке». Иосиф Сталин вынужденно обратился к патриотизму русского народа. Открылись уцелевшие храмы. Был избрал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский). Армии вернули погоны. Воины проявляли чудеса героизма. Помогал Бог. И 9-го мая 1945 года фашистская Германия была повержена. Мирная жизнь вернулась в страну. Надо было жить. И люди жили, и работали, и радовались жизни, кто как мог.

Сергей Фролович Сарычев повзрослел. Отслужил три года в Советской армии и вернулся домой. Получил он хорошую профессию – водителя. Она всегда была востребованной.

Елизавета с любовью смотрела на сына. Вот он сидит за столом, неторопливо ест суп. Чем-то он напоминал ей мужа – Фрола, которому она сохранила верность, замуж больше не выходила.

Подавая на стол сковороду с жареной картошкой, Елизавета осторожно говорила:

– Сереженька, стара я уже становлюсь. Хорошо бы молодую хозяйку в дом привести. Маме помощницу. Жить в любви и согласии.

Елизавета убрала со стола сковороду, поставила кружку с горячим чаем. Вновь говорила:

– А то помру и внучков не понянчу. А так хочется на ноге твоего парнишонка покачать.

Сергей вставал из-за стола, обнимал мать за плечи, целовал в щеку и отвечал:

– Не грусти, мама! Посмотрим…

Вскоре в селе Боевой, Сергей познакомился с хорошей, пригожей девушкой. Звали ее Натальей. И погуляли-то они всего ничего – недолго. Но Сергей понял сердцем – моя суженая и другой мне не надобно.

Однажды вечером Сергей взял Наталью за руку, посмотрел ей ласково в глаза и сказал:

– Наташенька, милая ты моя! Люба ты мне стала за эти недолгие деньки нашего знакомства. Прикипел я к тебе сердцем и не хочу тебя отрывать от него – больно будет. Знаешь что, выходи за меня замуж!

Наташе тогда двадцать два года исполнилось. Молодая девица, красивая, кровь с молоком. Да, хотела она семью создать, чтобы с мужем жить, детей ему рожать. Поэтому, немного смущаясь. Она ответила:

– И ты мне люб, Сереженька! Я не против замуж за тебя выйти, согласна.

Сергей обнял свою суженую и радостно приник к ее губам…

Поженились Сергей и Наталья. Расписались в Загсе. Получили отметки в паспорте: Сергей – муж, Наталья – жена. Справили скромную свадьбу. Началась для молодоженов совместная жизнь.

Елизавета радовалась сердечно. Исполнилось ее желание – сын, Сережа, женился. Привел в дом супругу. И девушку-то взял за себя хорошую – спокойную, добрую, работящую. Мир да любовь вам, детки! Живите счастливо.

Сергею и Наталье почему-то не захотелось жить в Ветохино. Задумал Сергей переехать на жительство в Залесово. Присмотрел он там недорогой дом, договорился с начальством. Ему сказали: «Водители нам нужны. Приезжай!»

Уволился он из Ветохинского хозяйства. Утром погрузили домашний скарб на машину. Елизавета сходила на кладбище, чтобы с Фролом попрощаться. Постояла возле могилки, помолчала, вспомнила прошлое, всплакнула. Сказала на прощанье:

–Бог тебе Судья, Фролушка! Не знаю, чем тебе помочь. Сам ты отказался от помощи Божией. А я против твоей воли не хочу пойти. Прощай, мой дорогой.

Вытерла она слезы. Поклонилась в пояс могилке. И пошла, не оборачиваясь, к выходу кладбищенскому. И чувствовалось ей, что словно бы Фрол смотрит ей в спину сожалеющим взглядом, хочет что-то сказать и не может…

Елизавета подошла к машине. Сергей сел за руль. Мать и жена рядом. Заработал мотор, и машина, покачиваясь на ухабах, направилась в сторону Зелесово. Прощай, Ветохино! Прощай, прошлое! Здравствуй, новой, неизведанное!

В Залесово Сергей стал работать шофером в хозяйстве. Наталья устроилась работать на Кордон. Так называли местные жители таежную глушь, начинающуюся чуть в стороне от Залесова.

Здесь стеной стояли сосны – толстоствольные, раскидистые. А то – высокие, стройные, словно корабельные мачты.

Мужики срезали автопилами сосны ближе к корню. Они, жалобно проскрипев, теряя опору, с шумом падали на землю. Ветви обрубали. Трактора волокли древесину к реке. Работники пилили сосняк на бревна. Сталкивали в воду, скрепляли одно с другим, формируя плоты, которые погонят вниз по реке к месту назначения. Работа тяжелая, ничего не скажешь. Но хоть вольная. Да и деньги платили неплохие.

Наталья недолго проработала на Кордоне, потому что почувствовала себя непраздной – забеременела.

Елизавета, когда узнала, что невестка в положении, обрадовалась, расцеловала ее в щеки и наказала:

– Роди мне внука!

Наталья, смущаясь, ответила:

– Я не знаю… как получится.

Но Елизавета была категорична, настаивала:

– Внука рожай, внука!…

Пришел октябрь 1953 года… В этом году, 5-го марта, умер «вождь и учитель, отец народов» – Иосиф Виссарионович Джугашвили, более известный по партийной кличке – Сталин. Забальзамированное тело покойного положили на Красной площади, в Мавзолей, рядом с Ленииным.

При правлении Никиты Сергеевича Хрущева, генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза, будет разоблачен культ личности Сталина. Его тело вынесут из Мавзолея и предадут земле рядом с кремлевской стеной. На могиле поставят бюст.

А что стало с грешной бессмертной душой Иосифа, чем она оправдалась за свою жизнь перед Господом, Бог весть. Не знаю. Не хочу гадать. А вот помолиться о упокоении души Иосифа Джугашвили почему-то не хочется. Нет, не хочется…

Октябрь. Листья на березах пожелтели. На рябинах – покраснели. Налетал холодный ветерок, и листва сыпалась с деревьев разноцветным дождем, устилала шуршащим ковром землю. Лишь ели и сосны остались стоять в своих нарядах – зеленых колючках. Вода в реках стала холодней, синей. Урожай убрали с полей и огородов.

Сергея в те дни отправили в командировку от совхоза – помогать соседям вывозить зерно на элеваторы.

Наталья вышла провожать мужа. Она уже дохаживала последние дни. Стояла возле ограды, бережно поддерживала большой округлый живот, наполненный новой жизнью.

Сергей, волнуясь, говорил:

– Ты это… ты побереги себя. Недолго уже осталось.

У Натальи на глаза навертывались слезы:

– Да-а, побереги… Ты вот уезжаешь, а я остаюсь. Страшно мне без тебя будет.

Она приникла к мужу, спрятала лицо у него на груди. Он ласково погладил жену по волосам и сказал:

– Мама тебе поможет, поддержит. А ты все-таки побереги себя. Побереги!

Сергей поцеловал жену и, ступив на подножку машины, лихо запрыгнул в кабину, помахал рукой, улыбнулся и, повернув ключ зажигания, завел мотор, поехал.

С крыльца спустилась Елизавета. Она не хотела мешать прощанью сына и невестки. Лишь перекрестила сына и помахала вслед уходившей машине, желая ему счастливого пути.

Елизавета набросила на плечи невестки пуховую шаль и, бережно поддерживая, повела в горницу, говоря на ходу:

– За Сергея ты не переживай. Он парень самостоятельный. Ты о себе подумай. Тебе рожать скоро.

Наталья прижалась к плечу свекрови, тихо сказала:

– Боюся я, мама! Больно будет.

Елизавета, как бы ворчливо, ответила:

– Боюсь, боюсь. Бойся, не бойся, а придет срок, родишь ты, никуда не денешься. Помаешься маленько и родишь. Господь в Библии сказал Еве, что, мол, за свой нераскаянный грех, в муках станешь рожать детей. Вот мы, бабы, и рожаем с той поры в муках. Такая наша доля бабья. Ну, пойдем, пойдем в избу-то. Я тебя сейчас молочком угощу…

Пришло 27-ое октября. Наталья почувствовала приближение родов, схватилась за низ живота, испуганно позвала:

– Мама, мама!

Елизавета поспешила на зов невестки.

– Что, что, доченька?

– Начинается…

Елизавета быстро разобрала постель. Оставила Наталью в одной рубашке. Помогла ей прилечь на чистую простыню, перекрестила роженицу, сама перекрестилась и помолилась:

– Господи, благослови! Мать Пресвятая Богородица, помоги Натальюшке избавиться от бремени, помоги благополучно родить.

Она поставила на горячую печь бак с холодной водой, чтобы под рукой была теплая, и встала возле постели.

Наталья почувствовала движение внутри живота. Мучительная боль охватила, словно раскаленным обручем, поясницу, заставила пронзительно закричать роженицу, выжала из ее глаз слезы.

Несколько часов страдала Наталья, рожая человека в мир. Также, как страдают женщины по всей земле в час родов, что в Америке, что в Европе, что в Австралии. Все слова Господа, как все Его заповеди и постановления, непреложны. Сказано, что в муках будете рожать, вот в муках и рожают.

– А, а, а! – стонала Наталья.

А Елизавета просила:

– Мать Пресвятая Богородица, помоги! Тужься, Натальюшка, тужься!

И вот свершилось – человек родился! Елизавета подхватила младенца, перевязала пуповину, сделала все, как надобно. Держа на руках новорожденного, она смеялась и плакала, говорила весело:

– Смотри, Натальюшка! Мальчишечку ты родила, как мне и желалось. Слава Тебе, Господи!

Наталья лежала на спине, остывала от родовых мук. Улыбалась сквозь слезы. Она видела, что свекровь держит на руках мальчика, ее сына, которого она только что родила, и что-то новое, неизведанное до этого часа, входило в ее сердце. Оно наполнялось материнской любовью.

Елизавета искупала новорожденного, завернула его в простынку и уложила в кроватку. Помогла Наталье привести себя в порядок, перестелила постель и уложила молодую маму на чистые простыни и пуховые подушки. Она легла, закинула руку за голову и блаженно затихла.

Новорожденный лежал в кроватке, похныкивая. Он привыкал к своему новому положению.

Елизавета взяла кусок ржаного мякиша, пожевала, завернула в марлю и сунула младенцу в рот. Он стал сосать ржаную кашицу, зачмокал губками.

– Что это вы ему дали, мама? – удивленно спросила Наталья.

– Ржаную соску, – ответила свекровь, – меня так мать моя учила. Теперь ты тоже знаешь об этом.

В горнице стало тихо. Великое таинство рождения человека совершилось. И произошло оно не в родильно доме, а под родным кровом, в своей избе. Так захотела Елизавета. Так она и сделала.

В день рождения младенца в семье Сарычевых – на Залесово, на округу, лег глубокий, свежий снег. Ударил морозец. Пришла зима.

Дни пошли за днями. Наталья приложила сына к груди. Он, ухватив мягкими губками коричневый сосок, довольно зачмокал, насыщаясь материнским молоком. Какую несказанную отраду чувствовала в это время Наталья!

Утром возле избы Сарычевых затормозила машина. Распахнулась д верь,в горницу вошел Сергей. Наталья, увидев мужа, кинулась к нему. Обнялись.

– А ты уже родила, как я вижу, – довльно-радостно сказал Сергей.

– Да, родила, – ответила Наталья.

– Вот он, сынок твой и внучок мой. Спит. – сказала Елизавета, – погляди.

Сергей посмотрел на спящего сына. Улыбнулся. Дотронулся пальцем до мягкой щечки ребенка. Снова улыбнулся.

– Как мальца назовем? – по-деловому спросила Елизавета, теперь уже бабушка.

Сергей подумал и сказал:

– Друг у меня был. Колькой звали. Хороший парень. Имя тоже хорошее. Вот и нашего назовем также – Колькой. Николаем.

– Слава тебе, Господи! – перекрестилась Елизавета, – будет теперь батюшка Николай Чудотворец, угодник Божий, нашему Николеньке заступником и покровителем. Завтра пойду в сельсовет, чтобы рождение нашего Николая зарегистрировали.

– Ну и хорошо! – весело сказал Сергей. Ему хотелось улыбаться и улыбаться. Он стал отцом. Удивительное и радостное для него событие.

Переночевав дома, на следующий день Сергей поехал в новую командировку. Сказал Наталье на прощанье:

– Вернусь скоро. Береги сыночка: пусть он растет крепким и сильным. До свиданья, родные!

И он уехал… Елизавета собралась и вышла из дома. Посмотрела по сторонам, выдохнула клуб густого морозного пара и, поскрипывая снежком, направилась по улице в сельсовет.

В сельсовете она спросила у секретарши:

– Милая, моя невестушка сыночка родила. Дома родила, не в роддоме. А теперь бы зарегистрировать мальца надобно, получить документ о рождении.

Молодая секретарша удивленно смотрела на Елизавету. Молчала, словно не знала, что ответить. Наконец она спросила:

– А почему вы свою невестку в роддом не доставили?

Она, не смущаясь, ответила:

– Так вышло.

– Нет, – ответила секретарша, – какому-то неизвестному новорожденному я ничего выдавать не буду. Вдруг вы для каких-то своих целей требуете свидетельство о рождении. Выдам я его вам, а потом что-то нехорошее для меня случится. Понимаете?

– А что же мне теперь делать? – спросила Елизавета.

– Приносите в сельсовет новорожденного, а там посмотрим…

И пришлось Наталье тепло укутывать младенца Николая, брать его на руки и нести вместе с Елизаветой в сельский совет – на смотрины.

Когда секретарша увидела новорожденного, то умилилась и сказала:

– Ах, какой он у вас хорошенький! А в следующий раз. Когда будете рожать, то обязательно в роддом отправляйтесь. Для того у нас государством родильные дома строятся, чтобы трудящиеся женщины рожали детей под приглядом опытных врачей-акушеров, а не в антисанитарных условиях. Поняли?

Наталья кивнула головой… Они, свекровь и невестка, возвратились домой радостные, со свидетельством о рождении младенца Николая Сарычева, которое случилось 27-го октября 1953 года…

Через год Наталья родила еще одного сына. Тоже дома. И назвали его Леонидом.

Деревенское детство. Свежий воздух. Красота окружающего мира. Рассказы бабушки Елизаветы о Боженьке. Все это подспудно питало сердце маленького Коли. Заставляло смотреть на мир, на природу, как на чудо Божие.

Он помнил походы с бабушкой Лизой то ли в деревянный храм, то ли в молитвенный дом, который стоял за речкой Жерновкой. Сюда приезжал батюшка и совершал для православных христиан Богослужения. Отпевал усопших, крестил младенцев, исповедовал, причащал. Здесь-то, в храме за речкой Жерновкой, маленький Николай и принял крещение.

Он помнил дни Светлого Христова Воскресения, Пасхи. Николаю пять лет. Леониду четыре года.

Бабушка будит внуков ранешенько. Целует полусонных, говорит радостно:

– Христос воскресе!

Они, позевывая, отвечают, как бабушка научила:

– Воистину воскресе!

– Умывайтесь поскорей да пойдем в храм! – торопит бабушка внуков.

И вот, умытые, причесанные, одетые празднично, они выходят из дома. Еще рано. Свежо. От реки стелется туман. Но птицы уже поют, щебечут на разные голоса, хвалят Воскресение Христа из мертвых. Солнце чуть поднялось из-за горизонта. Солнце тоже радо Воскресению Христову. Оно весело «играет» – то начинает вращаться, то пульсировать, испуская разноцветные лучи, даря смотрящим на это действо несказанную радость в сердца.

Бабушка и внуки подходят к реке Жерновке. В глубоком омуте, в речных заводях живет рыба – гальяны, пескари, чебаки, окуни, щучки, которых называют щурогайки.

Мост через Жерновку подвесной. Идешь по нему, он пружинит под ногами, покачивается. А вдруг рухнет в воду! И хочется побыстрей пройти по нему на другую сторону.

Баба Лиза одета празднично. На голове у нее светлый платок. Голубая кофта. И длинная черная юбка. Она несет в руке лукошко. А в нем – вареные яйца, окрашенные луковой шелухой, кулич и творожная пасха. Батюшка будет освящать пасхальную снедь – прочтет молитву и станет кропить святой водой.

Возле храма стоят люди. Батюшка уже приехал. Сейчас начнется пасхальная заутреня. Все радостно запоют: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущым во гробех живот даровав»…

А потом будет освящение яиц, куличей, пасок. Люди станут христосоваться друг с другом, поздравлять с праздником, радоваться. Потому что Христос воскрес. И все умершие во Христе тоже воскреснут. Будет жизнь вечная в Раю сладости, где нет ни печали, ни воздыхания.

Николай сидит возле храма. Светит ласковое солнышко. Он, щурясь от солнечного света смотрит на двух девчонок. Они вынимают из корзины по крашенному яйцу и примерившись, стукают яйцо об яйцо острыми носами. «Твое кокнуло, твое кокнуло!» – радостно кричит одна из девчонок и смотрит на Колю. Он зажмуривает глаза и улыбается…

Далекое, милое детство!..

3

В 1959-ом году Сергею Сарычеву предложили поехать в Восточной Казахстан – на строительство Бухтарминской ГЭС. Говорили ему: «Увидишь новые места. Заработаешь неплохо. Водителям хорошие деньги платят»… Он подумал и согласился.

Дома он сказал Наталье:

– Наташа, я задумал поехать в Восточный Казахстан. Неподалеку от города Усть-Каменогорска течет горная река Бухтарма. На ней будет строиться гидроэлектростанция. Страна нуждается в электроэнергии. Буду работать на «Мазе», перекрывать реку и прочее, что понадобится делать. Такие вот дела!

Наталья помолчала. Новость для нее была неожиданной. Она не хотела расставаться с Сергеем, жить одной с мальчишками. Поэтому, волнуясь, она спросила мужа:

– А мы? Нас возьмешь с собой?

Сергей улыбнулся, обнял жену за плечи, ответил:

– Куда я без вас? Конечно же возьму!

Он засмеялся, подхватил жену на руки, закружил по горнице. Она, как бы сердясь, хлопала его по спине и просила:

– Сережка, медведь ты этакий! Отпусти меня.

Он бережно ставил Наталью на пол, крепко целовал и говорил:

– Надо собираться. Скоро отъезд.

Елизавета осталась в Залесово… Сергей оформил документы, получил на работе расчет. И они четверо, Сергей, Наталья, Николай и Леонид, поехали на строительство Бухтарминской ГЭС.

Место оказалось гористым. Река Бухтарма – быстрой, шумящей. Поселили новоприбывших в бараке. Выделили для семейства комнату.

Сергей поставил чемоданы на пол, оглядел новое жилье, спокойно сказал:

– Будем обустраиваться, жить и работать.

Получил Сергей на строительстве мощный «Маз». Он работал на дизельном топливе. Сразу же, с первых дней, впрягся в работу. И дело у него пошло.

Наталья вела домашнее хозяйство, приглядывала за сыновьями. Познакомилась с соседями. Быстро освоилась на новом месте. Когда человек хороший, доброжелательный, то люди это чувствуют и тянутся к таки людям. Так вот пишется об этом в Псалтири Давидовой: «Я был молод, и состарился, и не видел праведника оставленным и потомков его просящими хлеба; Он всякий день милует и взаймы дает, и потомство его в благословение будет. Уклоняйся от зла, и делай добро, и будешь жить вовек».

И мальчишки, Николай и Леонид, познакомились с соседскими мальчишками и стали своими в новой кампании. Часто в оконное стекло комнаты, в которой жили Сарычевы, раздавался стук, и звонкие мальчишеские голоса звали братьев:

–Колька, Ленька, вы дома? Айдате на улицу – в войнушку играть.

Наталья, отпуская сыновей, говорила:

– Смотрите, сильно там не балуйтесь!

– Хорошо! – кричали радостно братья и выбегали из комнаты в длинный барачный коридор…

Однажды случилась такая история. Сергей Сарычев приехал домой, чтобы пообедать. Наталья поставила на стол чашку с супом, нарезала хлеба, свежих огурцов. Сергей принялся за еду, попутно рассказывая о новостях строительства.

Наталья сидела рядом с мужем, слушала его рассказ и в душе было довольна тем, что у нее хорошая семья, любящий и работящий муж, детки, которых она родила от любимого человека, дом, хозяйство. Что еще нужно женщине для полного счастья? А вот то, что есть! Есть, и довольно!

Сергей оставил стоять «Маз» возле барака. Любопытная ребятня тотчас окружила машину. Мальчишки с восхищением смотрели на огромный автомобиль. Коля и Леня стояли здесь же.

Кто-то из мальчишек сказал мечтательно:

– Вот бы в кабине посидеть, руль покрутить.

У всех загорелись глаза.

– Коля, – спросил кто-то, – твой папа не заругается, если мы в кабине посидим?

Николай пожал плечами:

– Наверное, нет.

И расхрабрившаяся ребятня, подсаживая друг друга, открыла дверцы «Маза» и набилась в кабину. Шестеро человек их было вместе с Николаем и Леонидом.

Кто-то стал крутить руль, кто-то гудеть, как будто машина работает и мчится по дороге, подпрыгивать на мягком сиденье.

«Маз» стоял на ручном тормозе. Как так получилось, что кто-то из расшалившихся мальчишек, взял и снял тормоз.

Машина стояла под горочку. И вот, освобожденная от тормоза, она сдвинулась с места и медленно пошла вниз – к пропасти, по дну которой, среди острых утесов, стремительно неслась горная река.

Мальчишки испуганно завопили. Старшие, открыв дверцы, сыпанули наружу.

А Николай и Леонид почему-то остались сидеть внутри. То ли духу не хватило, чтобы прыгнуть на ходу, то ли еще что.

Наталья увидела в окно, что «Маз» сдвинулся с места и покатился под горку – к пропасти, страшно закричала:

– Сергей, дети!

Он поднял голову и все понял. Рывком взлетел из-за стола, распахнул дверь и, пробежав по коридору, выскочил из барка.

«Маз» пылил впереди, набирал скорость. Дизель начал пофыркивать, готовясь заработать.

Никогда в жизни Сергей так быстро не бегал. Он мчался вперед, выбрасывая ноги, оставляя на пыльной дороге следы босых ступней.

Николай и Леонид, увидев бегущего отца, выглядывали из кабины, жалобно звали:

– Папочка, папочка, спаси нас!

Сергей, потный, тяжело дыша, догнал «Маз», прыгнул на ходу на подножку. Голая пятка больно ударилась о металл. Он навалился грудью на руль. Отвернул машину от пропасти и нажал на ручной тормоз.

«Маз» сломал чей-то забор, заехал на картофельное поле и остановился. Сергей закрыл глаза и полежал недолго на руле, приходя в себя.

Из домов выбегали соседи, что-то кричали, махали руками – он ничего не слышал.

Но вот, Сергей сполз из кабины на картофельную ботву. Взял на одну руку Николая, а на вторую Леонида, вышел из огорода и пошел по пыльной дороге к своему бараку. Сыновья, притихшие, только что пережившие страшное испытание, благодарно прижимались к отцу.

Вдруг Леня сказал:

– Папа, у тебя на пятке белую косточку видно.

Сергей оглянулся и понял, что когда он прыгнул на подножку, то до кости содрал мясо на пятке. В это время из раны брызнула кровь.

– Ничего, ничего! – сказал он, – главное, что вы живы.

Он шел по дороге, оставляя в пыли кровяные шарики, целовал то одного, то второго сына и, всхлипывая, говорил:

– Сыночки, сыночки мои милые! Вы живы, вы живы… Слава Богу!

Навстречу им бежала Наталья…

Так Господь чудесным образом спас жизни Николая и Леонида. И это был не единственный случай в жизни нашего героя. Господь близ нас. Помните об этом.

Через два года Бухтарминская ГЭС была построена. Строители разъезжались по домам. Встал вопрос и перед Сергеем, куда поехать?

Он сказал Наталье:

– Нет, в Залесово я не хочу пока что возвращаться. Погожу.

Он помолчал, оглаживая подбородок, посмотрел за окно.

– В Сузуне у меня живет старшая сестра – Мария Фроловна. Вот к ней-то мы и поедем.

– Что ж, – согласно сказала Наталья, – в Сузун, так в Сузун…

4

Шел 1961 год. Сергей Сарычев, продолжая свои странствования, приехал в поселение Сузун. Он разыскал дом, в котором жила его родная сестра Мария Фроловна Казакова, постучал с улицы в оконное стекло. Во дворе громко залаяла собака. Мария взглянула в окно, увидела приезжих и метнулась к входной двери.

Она отворила калитку, поцеловала Сергея, Наталью, племянников. Радостно смеясь, она говорила:

– Вот нежданный подарок! Входите в избу-то, входите. Я вам сейчас баньку затоплю. Помоетесь с дороги, попаритесь. А потом посидим, потолкуем.

Сергей задержался на крыльце, посмотрел на улицу, на ряды домов, подумал: «Вот наше новое место жительства – Сузун. Ну и ладно! Будем жить в Сузуне». Он вошел в избу и плотно притворил за собой дверь…

Деревня Нижняя Сузунская ведет свое начало с 1719 года. На берегу реки Нижний Сузун, среди огромного соснового бора, стояло несколько крестьянских дворов, проживало девять семейств.

В 1765 году на этом месте работники построили медеплавильный завод. С 1766 года в слободе Сузун стал работать Монетный двор. Здесь чеканили монеты достоинством от 10-ти копеек до полушки. Эти деньги имели хождение по всей Сибири.

В 1847-ом году Монетный двор загорелся. Потушить его не смогли. Он сгорел полностью. Правительство решило не возобновлять деятельность Монетного двора. Деньги стали поступать в Сибирь из России.

Еще Сузун известен тем, что здесь жил и трудился иконописец Иван Васильевич Крестьяников – простой русский человек, творческая натура.

Он родился в 1859-ом году, а скончался в 1941-ом. Двадцать икон этого мастера хранятся в Новосибирском художественном музее. Господь Иисус Христос, Пресвятая Богородица, Святитель Николай Чудотворец – эти иконы написаны ярко, красочно. Простота изображения сочетается с художественной изящностью. И все вместе взятое, рождает неповторимый стиль, присущий сузунскому мастеру-иконописцу Ивану Васильевичу Крестьяникову.

Он умер в 1941-ом году. А где он похоронен, где его молигка, Бог весть.

Есть в Сузуне и другие достопримечательности, но не о них сейчас речь…

Всего этого, конечно же, Сергей Сарычев не знал. Да и не хотел знать. Потому что его внимание в то время занимали текущие события.

Никита Сергеевич Хрущев, генеральный секретарь коммунистической партии Советского Союза, обещал советскому народу, что к 1980-ому году в стране будет завершено построение самого справедливого общества на земле – коммунизма. Все советские люди будут жить долго и счастливо. Каждый человек станет приносить пользу по своим способностям, а получать по своим потребностям.

При коммунизме не могло быть места черному туману веры, духовной сивухе и опиуму для народа. Никита Хрущев обещал покончить с религией в СССР к 1980-ому году и показать по телевизору последнего попа.

Телевизоры уже широко входили в дома жителей Советского Союза. Сначала – с маленьким экраном, изображение которого увеличивала линза. А потом в продаже появились усовершенствованные аппараты, которые не нуждались в линзе. Включай, садись, смотри новости, документальные и художественные фильмы, получай удовольствие от просмотра, от выдуманной жизни.

12-го апреля 1961 года православные христиане праздновали Светлое Воскресение Христово, радостно пели: «Христос воскресе из мертвых»…

В этом году, в этот день, в Советском Союзе, с пропагандистской целью, был совершен запуск космического корабля «Восток». В нем находился космонавт. Звали его Юрий Алексеевич Гагарин. Он первым из людей побывал на космической орбите и увидел планету Земля с огромной высоты.

Чуть больше часа продолжался полет первого космонавта. Он совершил один виток вокруг Земли. Выполнив задание, он вернулся на землю…

Юрия Гагарина торжественно встречали в Москве, на Красной площади. Толпы народа бежали вслед за его машиной. Всем воочию хотелось увидеть необыкновенного человека, совершившего, как виделось, героическое деяние.

Юрия обнимал и целовал Никита Хрущев. Гагарин, исполняя партийное пропагандистское поручение, белозубо улыбаясь, произнесет страшные слова, которые услышит весь мир:

– Я в космос слетал, а Бога там не видел. Значит, Его нет.

Хрущев был доволен его словами. Они хорошо вписывались в его борьбу против религии, против Православной Церкви. Партийные функционеры-атеисты тоже приветствовали эти слова первого космонавта. И сатана, князь тьмы, был в восхищении от этих слов. А Господь? Он был, есть и пребудет во веки веков. Вот в чем дело-то.

Юрий Алексеевич Гагарин объедет весь мир. В разных странах он получит массу наград. Его портреты с белозубой улыбкой заполнят газетные и журнальные страницы. Повсеместная любовь и обожание. А бессмертная душа? Что толку, что человек приобретет весь мир, а душе своей повредит. Отрекся от Бога – и пожалуйста… Жалко мужика. Но у него свободная воля и право выбора.

Юрий Алексеевич Гагарин погибнет в авиакатастрофе, спустя несколько лет после своего триумфального полета в космос. Его останки сожгут и замуруют в кремлевской стене – рядом с партийными и государственными знаменитостями. Земное для него закончится. Начнется вечность. Ответ перед Богом за прожитую жизнь… Так я думаю.

Никиту Хрущева снимут со всех постов в октябре 1964 года. На его место встанет Леонид Ильич Брежнев. Восемнадцать лет его управления назовут почему-то «застоем». Что ж, не станем оспаривать исторические термины. «Застой», так «застой».

Сарычевы стали жить в Сузуне. Купили хороший дом. Сергей устроился работать дизелистом на Сузунскую электростанцию. Николай и Леонид пошли учиться в школу. Жизнь продолжалась…

Прожили Сарычевы в Сузуне четыре года. Отец работал. Дети учились, подрастали. Наталья хлопотала по хозяйству, работала.

Николай и Леонид подружились с местными ребятами, стали своими среди них. Бегали по улицам со всеми, играли в разные затейные игры, веселились.

Приходила весна. Припекало солнышко. Таял снег. На дороге появлялся мощный грейдер. Он медленно двигался, тщательно чистил придорожные канавы, чтобы вешняя вода не застаивалась в них, а имела хороший водосток.

Мальчишки, идя поодаль от грейдера, с восхищением смотрели на его работу. Водитель оглядывался, видел восторженные взгляды ребят, довольно хмыкал и прибавлял газу.

Вдруг в грязи, смешанной со снегом, отбрасываемой грейдером, кто-то из ребят увидел огненно блеснувшую монету. За ней – вторую, третью. Они взлетали и падали на дорогу, словно водитель разрыл клад, пролежавший в земле не одну сотню лет.

Никто из мальчишек не знал, что поблизости находился Монетный двор.

А вот монеты этого двора они теперь видели и бежали к ним гурьбой, чтобы поднять из жидкой грязи тяжелые десятники, пятаки с царским вензелем, в обрамлении лавровой и пальмовой ветвей, буквой «Е» со вплетенной в нее римской двойкой, означавшей имя Императрицы Екатерины II Великой, и гербом Сибири – два соболя держат в лапах щит, увенчанный короной, с обозначением достоинства монеты. Шла надпись по кругу – «сибирская монета».

Николай тоже поднимал монеты, очищал от грязи, складывал в карман. Он с удивлением узнавал год выпуска монеты – 1780-ый. Почти двести лет назад. И думал, что и тогда, в этом году, жили люди в Сузуне, работали, плавили медь, чеканили монету. А теперь их нет. Они умерли. А живут в Сузуне другие люди. Тоже работают. А пройдет сто лет, что от них останется? А надо бы, чтобы осталось что-то хорошее, доброе.

Николай поднял голову. Мальчишки все еще шли за грейдером, оглядывались и звали Николая:

– Колька, ты чего застрял там? Догоняй нас!

Он вздохнул, опустил монету в карман и заспешил за ребятами…

Николай не знал тогда, что в Сузуне жили в то время два брата – Александр и Геннадий Заволокины – будущие знаменитые гармонисты, организаторы на центральном телевидении программы «Играй, гарьмонь любимая!»

Однажды мальчишки позвали Николая:

– Колька, пошли с нами. Полезем на элеватор – голубиные гнезда зорить.

Ему особо-то не хотелось лезть на элеватор. Не хотелось ему и голубиные гнезда зорить – жаль было голубков. Но чтобы не показаться слабым, чтобы его не считали трусом, он согласился.

Стайка мальчишек подошла к элеватору. Они, какими-то своими тайными ходами, прошмыгнули внутрь, залезли на самую верхотуру.

Коля, осторожно переставляя ноги, двигался за своими проводниками. Внизу, метрах в тридцати от него, лежали груды зерна. Посмотришь вниз – дух захватывает, высотища-то какая!

В это время в зернохранилище вошел сторож. В руке он держал ружье, заряженное солью. Он осмотрел помещение, поднял голову и увидел мальчишек.

Сторож сразу же разозлился от того, что кто-то без его ведома, пробрался на охраняемую им территорию. Он грубо заорал:

– Эй, вы, сукины дети! Какого ляда вам здесь понадобилось?

Он поднял ружье и выстрелил в воздух, чтобы попугать парнишек.

Николай, услышав слова сторожа, услышав оглушительный выстрел, испугался. У него ослабли руки, сорвалась нога – и он полетел вниз. Тридцать метров высота.

Он падал, падал, падал. В ушах свистело. Перед глазами мелькали какие-то картинки… Бах! – Коля по пояс вошел в овес. Постоял молча, приходя в себя. Посмотрел по сторонам, посмотрел наверх. Никого. Ничего. Тишина.

Он потрогал себя за руку, за нос. Все на месте. Он жив. Тогда он нервно засмеялся и принялся отгребать в сторону зерно, стараясь поскорей освободиться из невольного плена. Он торопился. Он не хотел, чтобы кто-то из родных или знакомых увидел бы его здесь, в зернохранилище.

Коля освободил ноги и, оставляя на овсе вмятины от следов, заспешил к выходу из зернохранилища… Вновь Господь сохранил ему жизнь.

В 1965 году Сергей Сарычев что-то загрустил. Чуткая Наталья, видя состояние мужа, спросила у него:

– Что ты какой-то квелый стал? Что за печаль у тебя открылась? Рассказал бы, облегчил душу.

Сергей покивал головой, тяжело вздохнул.

– Мать-старушка мне вспоминается. Как там она живет, в Залесово? Потянуло меня к ней. Потянуло на старое место. Милая, давай вернемся в Залесово!

Он выжидающе посмотрел на супругу. Она взъерошила ему волосы на голове, грустно улыбнулась и сказала:

– Ну что с тобой поделать, Сереженька! Раз ты восхотел, так давай вернемся в Залесово. Я согласна. Лишь бы тебе хорошо было.

Он влюблено взглянул на жену и проговорил:

– Спасибо тебе, Натальюшка! Утешила ты меня…

5

Сарычевы вернулись в Залесово в 1965-ом году. Елизавета встретила приехавшее семейство приветливо. Радостно улыбаясь, проговорила:

– Вернулись, гулены! Слава Тебе, Господи!

Она сильно сдала. Согнулась. Старческие морщины изрезали ее лицо, руки. Седина густо посеребрила волосы. Одевалась бабушка так же строго – платок на голове, темная кофта и длинная юбка. Она хорошо знала, что женщина не должна служить соблазном для мужских глаз, должна строго блюсти себя. Об этом писал апостол Петр в Послании: «Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом».

Сергей обнял и поцеловал мать. В груди у него сладко защемило, защемило. Он глубоко вздохнул и мотнул головой. Елизавета, целуясь с невесткой, заплакала. Заплакала и Наталья.

Бабушка перецеловала внучков, вытерла слезы, широко перекрестилась, радостно вздохнула и проговорила:

– Слава Тебе, Господи! Снова вместе…

Сергей присмотрел и купил на улице Нагорной крепкий рубленый дом…

Переехали в него всем семейством. Бабушку Елизавету не оставили жить одну, взяли ее к себе. В новом большом доме нашлось и для нее место – комната-боковушка.

Постелили в комнатах половики. На окна повесили шторы. Расставили мебель, телевизор, радиоприемник. Ничего, вроде бы, не позабыли.

Сергей прошелся по комнатам нового дома, вышел на крыльцо, глубоко вдохнул воздух, пахнувший дымком. На душе у него было покойно и радостно. Думалось: «Я дома. Будем жить дальше. Жить и работать».

Над Залесово проплывали пушистые облака. На отрогах крутышках стояли высокие ели. Ветерок ласково овеял Сергею лицо. Словно и он, вечный странник, радовался, что Сарычевы вернулись домой…

Николай пошел учиться в Залесовскую школу. Ему исполнилось тринадцать лет. Он был, как все ученики его возраста, пионером, носил красный галстук.

Учиться ему нравилось. Он полюбил уроки русской литературы, полюбил читать стихи и рассказы. Он удивлялся, как складно они слагали стихи – Пушкин, Некрасов, Суриков, Твардовский. Размер, ритм, рифма. «На берегу пустынных волн стоял он, дум великих полн»… Здорово! Вт бы и ему, Николаю, тоже написать стихотворение. Только свое, не похожее на стихи других поэтов.

Эта мысль глубоко засела в сознании Николая. Он стал думать о сюжете своего будущего стихотворения. «О чем бы написать, о чем?» – размышлял он в свободный час…

В 1966-ом году Залесову исполнялось 205 лет со дня основания. Готовились праздничные мероприятия. «Вот о Залесове я и попробую написать!» – решил Коля, – это моя родина, мой любимый край».

Как-то вечером, уединившись, он взял авторучку, тетрадку и занялся сочинительством. Творческий процесс стихосложения – дело сложное, серьезное. Я сам поэт, поэтому могу рассуждать об этом, как специалист.

Николай работал над своим стихотворением не один день. Он старательно трудился, писал, сам удивляясь тому, что у него получается. Стихотворение разрасталось. И получилась, когда Коля закончил работу, маленькая поэма. Она начиналась такими словами: «А Залесово – не за лесом. Окружили его леса. Выйду в лес – за Залесово! Крикнув криком, спугну тишину, и скажу я ему: «Здравствуй, мое Залесово! Покажи мне свою старину»…

Николай переписал в тетрадку свое произведение набело и стал думать, что с ним делать дальше.

В Залесово в то время выходила районная газета «Сельская новь». В одном классе с Николаем учился мальчишка Борис Сиволобов. А его папа работал журналистом в этой газете. Коля подумал: «Поговорю с Борькой. Покажу ему свои стихи и попрошу, чтобы он передал мою тетрадку своему папе. Да я и сам бы сходил в редакцию. Да что-то страшновато. Может быть, так-то оно лучше будет».

На следующий день, после уроков, Николай остановил Бориса и сказал ему:

– Борь, с тобой поговорить можно?

Он спросил:

– О чем?

– Да вот, я стихи написал. В этом году нашему селу исполняется 205 лет со дня основания. Вот я об этом и написал.

– Здорово! – сказал Борис, – покажи.

Николай открыл портфель, вынул тетрадку и протянул ее Борису.

– Я сам почитаю, – сказал Боря, – а потом своему папе покажу…

Дня через два Борис хлопнул по плечу Николая и восторженно произнес:

– Радуйся, Колька! Твои стихи всем понравились в редакции. Их будут печатать. Понял?

Блаженная улыбка раздвинула губы Николая. Он не ожидал такого успеха. Написал – и сразу напечатают в газете. Вот здорово!..

В редакции газеты «Сельская новь» Николаю вручили праздничный номер с его стихами. Журналисты крепко жали ему руку, поздравляли, желали новых творческих успехов.

Он смущенно отвечал:

– Спасибо, спасибо…

Прибежав домой, Николай весело крикнул:

– А мои стихи в газете напечатали!

– Ну-ка, ну-ка, покажи! – сказал отец. Взял в руки газету, прочитал стихи сына, удивленно покачал головой: – Молодец, Колька! Молодец, сынок! Вот не ожидал. Обрадовал ты меня. Сильно обрадовал.

Николай стоял довольный, словно именинник. Казалось бы чего – написал стихи, которые опубликовали в газете. А вот, ты погляди. Доставил своим домашним радость. Как прекрасно это – дарить людям радость!

Удивительно, но после этой газетной публикации, Николаю расхотелось писать стихи. Нет и все! Так и не вышло из него поэта. Хотя уроженец села Залесово, алтайский поэт Козодоев, читал стихи Николая, и они ему понравились.

6

Стояла зима. Николаю исполнилось 14 лет. Переходный возраст. Он чувствовал в своей душе какую-то новую, нарождавшуюся силу, стал дерзок и смел, в чем-то резок и неуступчив.

А вот баба Лиза совсем сдала. Стала рассеянной. Говорила, как думалось Коле, какие-то глупости. Он мог резко оборвать слова бабушки, заставить ее замолчать.

Она замолкала и, с затаенной печалью, смотрела на внука. Да, он рос, как хотелось ей, высокорослым, крепким, здоровым. Но вот. Стал грубить. И, как виделось ей, стесняться ее, стыдиться перед соседями, что она стала такой беспонятной.

– Эй, Коля, Коля! – говорила с грустью бабушка, – потерпи меня, потерпи. Недолго уже осталось.

И вот бабушка умерла. Это было неожиданно для Николая. Он думал, что баба Лиза будет еще жить и жить. А она вот, взяла да померла.

Покойную Елизавету обмыли, одели в новые одежды, которые она приготовил себе для погребения. Положили тело усопшей в гроб. На лоб возложили венчик. В руки дали крест и рукописание. Зажгли свечи.

В дом к Сарычевым заглядывали соседи, чтобы взглянуть на покойную Елизавету… Они лежала в гробу, закрыв плотно глаза, сомкнув губы. Ее лицо покрылось мертвенной бледностью.

Для неверующих в жизнь вечную, в бессмертие души, смерть – это уход в никуда, превращение человека в горсть праха. И отвечать за прожитую жизнь не перед кем. Бога-то нет!

И все-таки, смерть непонятна, страшна, ужасна. Лучше не думать. Не вспоминать о ней и жить так, словно бы ее, смерти, и нет вовсе. И ты будешь жить на земле вечно… Какое заблуждение!

Пришли к Сарычевым знакомые Елизавете старушки. Перекрестились, поклонились усопшей, желая ей Царства Небесного, сели на табуретки и на лавку, стоявшие возле гроба. Кто-то из бабушек захватил с собой Псалтирь. И теперь, сидя в избе перед гробом с телом Елизаветы, раскрыл ее и принялся читать 17-ую кафизму. Слава Богодухновенной Псалтири потекли по избе, принося утешение душе усопшей.

– Блажени непорочные в путь, ходящи в законе Господни…, – читала тихим голосом старушка.

Коля стоял, прислонившись к дверному косяку, смотрел на лицо усопшей бабушки. Он вспоминал ее слова о том, что есть Бог, есть Сын Божий Иисус Христос, Который умер на Кресте, искупив первородный грех Адама и Евы, и воскрес из мертвых, потому-то и празднуют христиане Светлое Воскресение Христово, поют: «Христос воскресе из мертвых», и все, кто веруют во Христа, в жизнь вечную, воскреснут, а смерть – это разделение бессмертной души и тленного тела. Тело идет в землю. А душа идет к Богу.

Нет. Не забыть ему слов бабушки: «Веруй, Коля, православно во Христа. Помогай ближним во имя Господа и спасен будешь».

Николай вздыхает, шмыгает носом. Стоит, смотрит на спокойное лицо бабушки Елизаветы. Ему становится стыдно за то, что он смеялся над ней, обижал. Он тихо шепчет: «Прости меня, бабушка!» Слезы наворачиваются ему на глаза. Он всхлипывает и выбегает из дома. Стоит на крыльце, плачет…

На третий день, как положено, после полудня, к дому подогнали лошадь, запряженную в сани. На кладбище уже выкопана могила. В сенях стоит деревянный крест.

– Пора выносить! – говорит Сергей.

Дюжие мужики поднимают гроб, выносят на улицу и ставят в сани. Бабушки поют: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!»

Коля подходит к отцу и просит его:

– Можно я бабушкин крест понесу?

Отец смотрит на него внимательно и разрешает:

– Что ж, неси…

Николай берет крест, выходит за ограду, встает впереди саней. Крест лежит у него на плече, но ему не тяжело. Коля думает, что своим поступком он искупит свою вину перед бабушкой.

Возница дергает вожжи. Лошадь сдвигается с места, неторопливо идет по направлению к сельскому кладбищу. За санями движется толпа людей. Бабушки поют молитвы. Николай идет впереди, мужественно несет крест. Невольные слезинки выкатываются у него из глаз…

Елизавету похоронили. Гроб засыпали землей. Поставили на могильный холм крест, чтобы всем было видно и понятно, что здесь похоронен человек, веровавший во Христа и чающий воскресения мертвых, и жизни будущего века. Дома справили поминки. Почивай, раба Божия Елизавета, до всеобщего воскрешения мертвых и Страшного Суда!..

7

Николай в 1968 году закончил восемь классов. Пошел он учиться в школу с восьми лет. Исполнилось ему в этом году 15–ть. Он хотел поступить на обучение в техникум. Приехал в город Белово. Но что-то у него не заладилось, и в техникум его не приняли. Он вернулся домой.

– Ну и ладно, сынок! – сказал ему Сергей, – ты сильно-то не огорчайся. Я тоже университетов не заканчивал. А ничего, живу, работаю. Жена. Детки. Жизнью доволен. Не каждому же Михаилом Ломоносовым быть. Иди вон, поступай в наше профессионально-техническое училище. Получишь специальность. Хоть что-то будет для начала, чем ничего…

И Николай решил послушать отца. Он сдал документы в СПТУ и приступил к занятиям.

Учащиеся сельского профессионально-технического училища за три года обучения получали среднее образование и профессию. Кроме того, они могли заниматься в спортивных секциях – легкая атлетика, теннис, волейбол, баскетбол, футбол, борьба…

Три года учебы прошли незаметно. Николай учился. Занимался спортом. Выступал на соревнованиях. Легкая атлетика, теннис. Он занимал призовые места и получал спортивные разряды.

Пришло время окончания училища. Тренер Николая говорил ему:

– Коля, ты прирожденный спортсмен. Это твой путь. Тебе надо по нему идти. В Новосибирске есть техникум физической культуры. Поезжай в Новосибирск и попробуй поступить. Я тебе дам рекомендацию. Согласен?

Николай подумал и согласился. Ему нравился спорт. Ему нравились спортивные соревнования. Ощущать, что ты победитель, это так здорово!

Он попрощался с родными и приехал в Новосибирск. Сдал документы в техникум, поселился в общежитии… Николай сдал все экзамены и его зачислили на учебу.

Он проучился в ТФК с 1971-го по 1974-ый год. Учиться ему нравилось. Благодаря неравнодушным учителям, он стал приобщаться к миру культуры – русской, советской и мировой.

Преподаватель русского языка и литературы Инна Вениаминовна Портных организовала при техникуме клуб любителей искусств. Она приглашала на заседания клуба всех желающих. Кто хотел, тот приходил после обязательных занятий на заседания клуба. Находили свободную аудиторию, рассаживались по местам. Инна Вениаминовна начинала рассказывать ребятам о творцах культуры – писателях, поэтах, художниках, скульпторах, композиторах, музыкантах, режиссерах, актерах…

Слушать ее было очень интересно. Она много знала, рассказывала вдохновенно, могла ответить на любой вопрос.

На заседания клуба стали приглашать живых, так сказать, писателей, поэтов, художников – творческую интеллигенцию.

Приходил и рассказывал ребятам о себе, о своем творчестве, о планах, главный редактор журнала «Сибирские огни» Анатолий Никульков, поэт Александр Кухно, художник Николай Грицюк и другие деятели культуры.

Николай сидел и увлеченно слушал рассказы творческих людей. Он сам мог считать себя человеком творческим, автором поэмы о селе Залесово. Поэтому ему интересно было открывать для себя секреты мастерства, которыми делились с ребятами авторы-профессионалы.

Походы с Инной Вениаминовной в Дома актера, в музеи, в картинную галерею. Николай с интересом рассматривал слайды, рассказывающие о западных живописцах – Рубенсе, Дюрере, Делакруа.

Николай пристрастился к чтению художественной литературы. Писатели Астафьев, Распутин, Шукшин, Сапожников, Куваев и другие открывали перед ним сложный мир человеческих взаимоотношений, мир, в котором кипели человеческие страсти. Писатели старались показать, что хорошо, а что плохо с моральной и нравственной точки зрения.

Но в рассказах и повестях этих авторов, написанных талантливо, не было места Богу и божественным заповедям: «Не убий», «Не укради», «Не лжесвидетельствуй», а присутствовал, скорее всего, «Кодекс строителей коммунизма» – «человек человеку – друг, товарищ и брат». Может быть, в то, безбожное время, оно было и неплохо.

Николая заинтересовало прошлое России, потянуло его к родной старине, фольклору, архитектуре, иконописи. Ему захотелось узнать, что ели, что пили наши предки, во что одевались, какие песни пели, какие иконы стояли в домах. Он стал посещать магазин «Букинист», покупать книги по искусству. Он узнал про иконописца Андрея Рублева. Ему захотелось поехать на север – в Архангельскую область, что бы увидеть воочию и полюбоваться на жемчужины русского деревянного зодчества – часовни, храмы, вроде Кижей. Ему захотелось собирать предметы старины. Вот прялка, ступка и пестик, серп, икона, горшок, соха. Они многое могут рассказать о прошлой жизни. Имей только интерес и желание познавать.

В сердце Николая шла духовная работа. Он смотрел на мир, на жизнь, уже другими глазами. Семя веры, посеянное в душе Николая бабушкой Елизаветой, давало всходы. Еще маленькие, слабые, но всходы.

Николай продолжал учиться в техникуме. Он приходил на общеобразовательные занятия, на спортивные классы, стал посещать секцию самбо и дзю-до. Жизнь продолжалась.

Еще Николаю полюбилось путешествовать. В техникуме действовала секция туризма. Возглавлял ее преподаватель массажа, гигиены и туризма Альфред Майфат. В секцию принимали всех желающих. Николая приняли тоже.

Обычно туристы отправлялись путешествовать на Алтай. Такая сложилась традиция. Из Новосибирска руководителя и ребят довозили на автобусе до определенного места и высаживали. Если зимой, то с лыжами. Если летом, то с велосипедами. Или просто, чтобы дальше идти пешком.

Алтай, его прекрасная природа – горы, озера, реки, полюбились Николаю. Зимой он вставал на лыжи, шел, скользя по снегу, отталкиваясь палками. С замиранием сердца, летел под горочку, чувствуя свист обжигающего ветерка, румянившего щеки.

Белизна чистого снега, ослепительное солнце, горные вершины, на которых лежали лохмотья облаков, рождали в душе Николая лирические чувства, желание описать эту красоту, составить рассказ.

Он восхищался каскадом Каракольских озер – семью по счету, красотой окрестностей Чемала и других мест, которых множество. Алтай навсегда вошел в сердце Николая и стал, как бы частью его души.

Учеба в ТФК закончилась в июле 1974 года. Николай успешно сдал выпускные экзамены и получил диплом, в котором было записано, что Николай Сергеевич Сарычев – преподаватель физкультуры.

Закончена официальная часть, закончено прощание с преподавателями, отмечен выпуск с однокашниками.

Утром Николай стал собираться домой – в Залесово. Он сложил свои вещи в чемодан, присел на кровать и обвел взглядом комнату общежития, в которой провел несколько лет, пока учился в техникуме.

«Вот и все! – подумалось, – закончен еще один период жизни, получены богатые знания, получен жизненный заряд, чтобы делать что-то новое, полезное для меня и других. – Николай посидел, опустив голову. – Что меня ждет впереди? А-а, что гадать? Что бы ни ждало, надо трудиться, делать свое дело. Так вот!»

Он хлопнул себя по колену, встал во весь свой богатырский рост и, отворив двери комнаты, направился к выходу из общежития.

Прощай, ТФК! Здравствуй, новая жизнь!

8

Николай вернулся в Залесово. Отец и мать, встречая сына, не скрывали радости:

– Коля, сынок, приехал…

Его обнимали, целовали.

– Ну-ка, – сказал отец, – похвались-ка своими достижениями.

Николай вынул и протянул отцу диплом. Он взял его в руки, раскрыл, прочитал и вернул сыну.

– Молодец, Коля! Я тебе говорил – будь доволен тем, что есть. Не унывай, работай, и все устроится как надо.

– Да, да, – согласно проговорил Николай, – помню.

– А теперь – за стол! – сказала Наталья, – иди, помой руки и подкрепись с дороги маленько.

Николай, чувствуя заботу матери и отца, родительскую радость за него, за своего сына, тоже ощутил в душе радость. Улыбнулся и пошел мыть руки…

Ах, как славно, что у тебя есть родители – отец и мать. Они живы, не болеют. Есть дом – родное гнездо. Сюда можно вернуться после всех житейских бурь и невзгод, зная, что бы с тобой ни случилось, тебя встретят здесь отец и мать. Они будут рады твоему приезду. У них, родителей, хватит любви и ласки, чтобы успокоить твою душу, уставшую от жизненных невзгод и передряг.

Николай мыл руки, смотрел на себя в зеркало и сердце у него пело:

«Я дома»…

Николай не привык сидеть без дела. Отдохнув несколько дней под родным кровом, он, взяв документы, подошел к зданию сельского училища, которое закончил несколько лет назад, и вот теперь возвращается сюда, имея диплом преподавателя физкультуры.

«Примут ли меня на работу?» – подумал он, поднимаясь по ступенькам крыльца…Возле кабинета директора училища он постоял несколько мгновений, набираясь духу, заставил себя уверенно постучать и, приоткрыв двери, спросил: «К вам можно?» – и вошел внутрь.

Директор училища встал ему навстречу, протянул руку и сказал:

– Знакомое лицо. Припоминаю – Николай Сарычев. Присаживайтесь. С чем пожаловали?

Николай, пожав руку, присел, вынул диплом и положил его на стол перед директором. Проговорил:

– Вот! Хочу на работу к вам устроиться. Примете?

– Так, так, – проговорил директор, посмотрел диплом, перевел глаза на мощную фигуру Николая, – физруки нам нужны. Тем более – молодые кадры. Пишите заявление о приеме…

Николай пришел домой – веселый, оживленный. Наталья встретила его вопросом:

– Что ты, Коля?

– Мама, меня на работу приняли! Я теперь буду физруком работать, мальчиков и девочек к спорту приобщать, чтобы росли они крепкими и здоровыми, не пили бы и не курили.

– Вот и хорошо, сыночек! – обрадовалась Наталья и посмотрели на Николая с материнской любовью.

Он, сцепив руки замком, потянулся, привстав на цыпочки, и, расслабляясь, выдохнул, резко бросив руки вниз. Работой он обеспечен. Будем работать!

В Залесово пришла зима. Сугробы кучились вдоль дороги, вдоль заборов. Пласты снега лежали на березах, на елях, на соснах и вдруг рушились вниз, сыпались серебряным водопадом.

Речки замерзли. Любители зимнего лова, пробив пешнями лед, сидели на раздвижных стульчиках возле прорубей. Подергивали удочки, выхватывая из речной глуби то чебаков, то окуней.

В домах топили печи. Длинные столбы сизого дыма уплывали в ослепительно-голубое небо, к низко стоявшему солнцу.

Николай уже несколько месяцев преподавал физкультуру. Он приходил в спортивный зал, объявлял построение, смотрел на ровный строй юношей и девушек, отдавал команду:

– Направо! Шагом марш!

Начиналась разминка. Потом – работа на турнике, на кольцах, на брусьях. Бег на время, на скорость. Игры с мячом. Все шло по программе.

Он относился с любовью к учащимся. Никого не угнетал. И они любили своего преподавателя. Неуспевающих у него не было.

Вечерами, в свободное время, Николай много читал. Он привез из Новосибирска пачку книг, купленных в «Букинисте», в Академкниге. Читал о русской старине, о бытии предков. У него даже имелась старинная книга о реставрации икон. Он, усмехнувшись, вспомнил о том, как приобрел эту ценную книгу, экономил деньги на обедах и собрал нужную сумму.

Николай откладывал в сторону книги, вставал, смотрел за окно. Поздний вечер. Небо над селом густо засеяно яркими звездами. Они горят, светят, перемигиваются друг с другом, словно бы подают сигналы. А вот, словно голубая звездочка, пролетит в темном небе спутник.

На улице стоит мороз. Мимо окон, поскрипывая снежком, пройдет компания молодых людей. Они направляются в клуб, оживленно переговариваются, смеются.

Дневная и вечерняя работа закончена – коровы подоены, скотина накормлена. Можно и отдохнуть. Окна изб отсвечивают синевой. Местные жители смотрят телевизоры. А завтра снова вставать, идти на работу. Так и проходит жизнь.

Николай садится за стол, вспоминает свои походы по Алтаю, красоту природы, встречи с людьми. Ему все это хочется описать, донести свои чувства восхищения прекрасным до людей.

Он открывает тетрадь и начинает писать рассказ – о красотах Алтая, о человеческих взаимоотношениях.

Николай написал несколько рассказов. Походил вечером по комнате, подумал, что с ними делать. А потом, переписав черновики набело, купил на почте конверты, вложил в них свои творения и отправил – что-то в редакцию журнала «Юность», что-то в «Искатель», что-то в «Уральский следопыт».

Он ждал ответа. Но редакции молчали. Потому что такие послания от начинающих авторов приходили кипами и обычно не рассматривались.

Союз профессиональных писателей насчитывал в то время до десяти тысяч членов. Газеты, журналы, альманахи, книжные издательства предоставляли печатные площади, прежде всего, для профессионалов. Литература была партийной, подцензурной.

А кто такой был Николай Сарычев? Неизвестно. Чтобы стать признанным в то время писателем или поэтом, нужно было пройти сложный путь от литературного объединения, возглавляемого членом союза писателей, через семинары, через совещания, к первой публикации, если авторитетные писатели сочтут, что ты этого достоин.

Всей этой кухни Николай не знал и немного огорчался, когда не получал ответов на свои послания… Да, авторское самолюбие – дело серьезно!

Это сейчас, в наше время, можно составить сборник стихов или рассказов, принести свое творение в издательство, оплатить заказ и получить отпечатанные экземпляры. Хочешь, знакомым дари с автографом, а хочешь, попробуй реализовать за деньги…

Встретили Новый год. Под бой кремлевских курантов, под крики «ура», чокнулись фужерами, выпили пузырящееся шампанское, выпили водочки, закусили сыром и колбасой, включили магнитофон, полилась задорная музыка. Кто-то крикнул: «Дамы приглашают кавалеров!», и начались танцы…

И мало кто из жителей Советского Союза помнил, что сейчас идет Рождественский пост, что через шесть дней случиться Великое Чудо. Дева Мария в вертепе, куда пастухи загоняют скот, лежа на соломе, родит Одна, без свидетелей, Сына, Иисуса Христа, Мессию, Искупителя и Спасителя.

Да, в вертепе. Потому что в городе Вифлееме, куда прибыла Беременная Дева Мария и праведный старец Иосиф для переписи, из-за многолюдства в городских гостиницах и приютах для них не найдется места.

Мария, Мама, останется после родов Девою. Это еще одно из чудес Божиих.

Дева Мария спеленает Новорожденного Сына и уложит Его в ясли – кормушку для скота.

На дворе стояла холодная ночь. В небе перемигивались звезды. Но ярче всех горела звезда Рождества Христова. Она приведет волхвов – Гаспара, Мельхиора и Валтасара к месту рождения Младенца Иисуса. И они, мудрецы, поклонятся Ему, Царю Славы, и преподнесут свои дары – золото, ладан и смирну. Эти дары и посейчас целы. Они хранятся на Святой Горе Афон – втором уделе Божией Матери.

А перед пастухами, которые несли ночную стражу возле своих стад, явился Ангел и возвестил, что ныне, в Вифлееме, родился Спаситель Христос Господь, и послал их поклониться Младенцу, Лежавшему в яслях. Явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное и воспело: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение!» Пастухи пришли и поклонились Младенцу.

Тогда сильно морозило. И вот, вол, ослик, на котором приехала в Вифлеем Пресвятая Дева Мария, овечки, окружили ясли и своим горячим дыханием согревали Младенца Иисуса. Бессловесные животные воздавали четь и поклонение Иисусу Христу, Спасителю мира…

Прошла зима, весна. Наступило долгожданное лето. Учащиеся училища ушли на каникулы. Стали получать отпуска и преподаватели. Получил свой отпуск и Николай Сергеевич.

Дома он вспомнил о своих велосипедных поездках по Алтаю и ему захотелось попутешествовать по округе, совершить дальний пробег. Велосипед у него был.

Встав рано утром, он позавтракал, взял денег и повел велосипед за калитку.

– Коля, ты куда собрался? – поинтересовалась мать.

– По округе поезжу. Природой полюбуюсь. Может быть, заночую где. Вы меня не теряйте.

Он оседлал велосипед. Резко крутанул педали и запылил по дороге… Наталья, вспомнив свою свекровь Елизавету, незаметно перекрестила сына и прошептала: «С Богом!»..

Николай вернулся домой вечером. Ввел велосипед в ограду. Присел на крыльцо. Видно было, что он усталый, но довольный.

– Как покатался, турист? – спросил сына Сергей.

– Прекрасно! – ответил он, – природа, свежий воздух, масса впечатлений. Завтра снова поеду.

– Давай, давай, пока в отпуске. Проветривайся…

Николай несколько раз совершил велосипедные путешествия. Как-то вечером к нему пришли двое знакомых местных парней. Спросили:

– Коль, ты говорят, на велосипеде путешествуешь? Возьми нас с собой. Хочется нам новые места повидать, пока есть свободное время.

Николай оценивающе посмотрел на односельчан. Парни, как парни. Можно сделать пробу – взять их с собой.

– Завтра я собираюсь в дальнюю поездку. Может быть, придется заночевать по дороге. Возьмите деньги, продукты. Часикам к восьми подходите к моему дому. Поняли?

Парни кивнули головами…

Утром они стояли возле дома, ждали Николая. Он вышел за калитку, поздоровался, сказал:

– Ну что, в путь? Поехали!

Они, перекидывая ноги, сели на велосипедные седла и, крутя педали, поехали по дороге, оставляя Залесово у себя за спиной…

В этот день велотуристы проделали большой путь… Они ехали, крутили педали, любовались красотой природы, перекидывались на ходу словами, пошучивали, смеялись. Настроение у всех было отличное.

Вот впереди показался какой-то населенный пункт.

– Коля, – сказал один из парней, – пить хочется. А вода вся вышла. Давай в селе у кого-нибудь попросим.

– Ладно! – откликнулся Николай. Он ощущал себя руководителем похода. Его спутники негласно согласились с этим.

Они притормозили возле одного из сельских домов. Слезли с велосипедов. В ограду входить не стали.

Николай, стоя возле штакетника, громко крикнул:

– Эй, хозяева, есть кто дома? Эй!

Вскоре отворилась дверь, на крыльцо вышла бабушка и спросила:

– Вам чего хлопчики?

– Нам бы водички напиться. День сегодня жаркий. А мы большой пробег сделали. Напоите?

– Напою, – кивнула головой хозяйка и вошла в избу. Вернулась она вскоре. В одной руке она держала литровую банку с молоком, а в другой железную кружку. Выйдя за калитку, она налила в кружку густого молока и протянула руку, подавая: – Берите, кто первый. Пейте!

Николай кивнул головой:

– Подходите!

Они по очереди напились холодного, освежающего молока, утерлись и поблагодарили старую женщину за доброту.

– Ничего, ничего, – ответила она.

В душах у парней осталось чувство признательности к этой бабушке. И они захотели, хоть как-то отблагодарить ее. Пока она ходила в избу, относила банку и кружку, Николай осмотрел хозяйство старой женщины. Он увидел, что забор покосился, крыльцо и сени ветхие, на крыше поломанная черепица.

– Может, поможем бабуле, отремонтируем ей, что сможем? – спросил он своих спутников.

Они согласились. Когда старушка вернулась, то Николай предложил ей:

– Бабушка, давай мы тебе поможем. Хоть что-то сделаем.

– Ой! – обрадовалась она, – помогите, ребятки! А то ведь одна живу.

Нашлись инструменты, нашлись и материалы. Начался ремонт. Кто-то из парней забор поправлял, менял сгнившие штакетины на новые. Кто-то крыльцо и сени приводил в порядок. Кто-то крышей занимался. Застучали молотки. Зазвенели, перекликаясь, голоса помощников. Работали они в охотку. И дело у них шло…

Солнце стало склоняться к закату. Длинные тени от деревьев, стоявших возле домов местных жителей, легли на землю. Вдали, на окраине, раздавалось щелканье бича и протяжное мычание. Это пастух, сидя на жеребце, гнал с пастбища коров.

– Вот и все, бабушка! – сказал Николай, вытирая ладонью пот со лба, – работу мы закончили. Пожалуй, двинемся дальше.

– А я вас никуда не отпущу, – проговорила старушка, – сейчас вот Зорьку встречу, подою и накормлю вас ужином. Переночуете у меня. Велосипеды вон под навес поставьте. Никто их не украдет. Помойте вон, под умывальником, руки да в избу ступайте, а я скоро.

Парни поставили велосипеды под навес. Помылись на улице, двигая носик рукомойника и подставляя под льющуюся струю руки, утерлись вышитым полотенцем, вошли в избу, разулись на пороги и присели в горнице на лавку.

Любознательный Николай стал смотреть по сторонам. Семейные фотографии в рамке висели на стене. Тикали часы-ходики с гирьками. Когда закончится у ходиков завод, то потянешь одну гирьку, висящую на цепи, до упора, и вновь часы-ходики оживут, затикают. Вязаные половики лежали на крашеных половицах. В углу стоял не новый телевизор. Рядом с ним – старинный сундук. Подоконники были уставлены горшками, в которых росли цветы.

Отворив двери, в избу вошла хозяйка. Спросила:

– Заждались? Сейчас я вам ужин сготовлю.

Она в горнице постелила на стол клеенку. Принесла чашки с разогретым на плитке гороховым супом, вареную картошку, соленые огурцы, помидоры, нарезала сала. Спросила:

–Может быть, по рюмочке выпьете. У меня водочка есть. Будете?

Но усталые парни, которым предстоял завтра длинный путь, отказались.

– Ну, нет, так нет. Ешьте! А потом я вам чайку налью. Попьете.

Проголодавшиеся путешественники дружно навалились на еду. Ели так, что, как говорится, только за ушами трещало.

Насытились. Бабушка убрала со стола. Принесла кружки с горячим чаем, фаянсовую чашку с печеньем, с сушками, ласково проговорила:

– Пейте, работнички, чай-то, пока горячий.

Николай, хрустя сушками, прихлебывал чай. Молчали. А потом он спросил бабушку:

– Вон у вас сколько старинных вещей сохранилось. Расскажите нам, как люди раньше жили, что ели, что пили, во что одевались, какие песни пели.

Она улыбнулась

– Ох, какой ты любопытный1! А зачем тебе это знать?

– А я хочу фольклор собирать, песни, народные предания записывать. Может быть, старинные вещи приобретать, иконы. Не знаю пока.

– Ну, так и быть, – согласилась бабушка, – что ели, что пили? А ели все свежее, здоровое. Своими руками выращенное. Без химикатов. Поставишь ухватом чугунок в печку. Каша овсяная будет в нем томиться, преть, подходить до готовности.

Поставишь чугун с готовой нашей на стол, откроешь крышку – запах духмяный пойдет по всей избе. Плеснешь в кашу масла льняного, перемешаешь – ешь до сытости. Съешь и ложку деревянную оближешь. Во, как! Глазунью изжаришь на конопляном маслице – сама в рот просится. А супы? Мясной, куриный, рыбный. Пироги с капустой, с рыбой, с мясом. А квас? А кисели? Про водку, самогонку и бражку не хочу говорить. Не любители были наши хмельного. Сами не пили и другим не желали.

Надевали раньше женщины и девушки на головы платки, носили платья-сарафаны. Ноженьки свои обували в лапти – легкие, удобные или кожаные туфли-чувяки. Ходить женщине или девушке без платка, без покрытой головы, не полагалось. Увидеть девку простоволосой – стыдобища была для нее, поношение. Зимой носили шубейки на заячьем меху. Платки пуховые, пимы валяные. Все самошвейное, крепкое, удобное в носке.

Мужчины и парни надевали крепкие льняные рубахи, подпоясывались ремешком. Штаны носили, сапоги обычно. А зимой – тулупчики, заячьи треухи, сапоги или пимы, кто как хотел. На вечерки молодежь собиралась. Там уж и плясали до упада, и песни пели. Вот послушайте.

Старая, подперев щеку рукой, завела песню:

– Расцветай-ка, расцветай-ка,

В поле розовый цветок!

Побывай-ка, побывай-ка

Ко мне, миленький дружок!..

За первой песней, она спела еще одну. И еще… Николай сидел, слушал, затаив дыхание. Вот она, старина родимая! Далекая, но не утерянная, хранимая.

Отужинали. Встали из-за стола. Поблагодарили хозяйку за угощение. Она сказала:

– Я вам постелила. Кому на кровати, кому на сундуке, кому на полу. Сами выбирайте, кто где ляжет.

Николай перед сном вышел на крыльцо – подышать свежим вечерним воздухом. Уже смеркалось. В темном небе прорезался тонкий лунный серп. Таким вот, с ручкой, жали колосья наши предки. На западе, в лучах заходящего солнца, ярко блестела крупная звезда. «Это Венера?» – подумалось Николаю.

Пахло дымком. Вокруг было тихо и покойно. В домах горели огни. В стайке шумно вздыхала корова. «Пора спать!» – сказал сам себе Николай и вошел в избу. Его спутники уже похрапывали. Тикали ходики, навевая сон…

Путешественники проснулись поутру. Бабушка была уже на ногах.

– Умойтесь, – сказала, – да позавтракайте на дорожку. Путь-то, поди, у вас не близкий.

Умытый, причесанный, бодрый, Николай вошел в избу.

– Пойдем-ка, хлопец, – позвала его бабушка, – поможешь мне из погреба банку молока достать.

Он послушно повернулся и вышел вслед за хозяйкой. Она повела его к погребу. Он был в огороде вырыт, накрыт куском толи.

Николай отложил в сторону толь и увидел крышку погреба. Он удивился. Она была сделана как-то необычно. Крепление походило на то, какое бывает у икон. У Николая екнуло сердце. Он подумал, что его ждет что-то необычное. Взял за кольцо, потянул, отвалил крышку и замер от благоговейного ужаса. На него взглянули очи Святителя Николая Чудотворца.

У Николая опустились руки. Он посмотрел на хозяйку, тихо спросил:

– Бабуся, да что же это такое?

– А что?

– Это же икона батюшки Николая Угодника. Как же так?

– Милый ты мой! Я сюда недавно переехала. До всего руки пока не доходят. Сам видишь.

Николай почему-то вспомнил свою бабушку Елизавету. Разве она допустила, чтобы икона оставалась крышкой погреба? Нет, конечно! И, вдохновившись, он попросил:

– Бабушка, отдай мне эту икону. Я ее потом в храм отнесу.

Она заохала:

– Да, отдай тебе. А я с чем останусь?

– Я тебе, бабушка, новую крышку смастерю. Лучше прежней будет. А эту ты мне подари. Договорились?

Хозяйка подумала, пожевала губами и согласилась. Невольное «ура!» вырвалось из груди Николая. Он быстро нырнул в погреб, взял банку с молоком и выбрался наверх. Он ощущал в душе радость, бодрость. Он принес в избу банку с молоком, рассказал ребятам, что нашел икону Николая Чудотворца, что хозяйка согласилась отдать ее, а теперь нужно сработать новую крышку для погреба, пошлите со мной. Взяв у старушки инструменты, они направились в огород.

Здесь, они осторожно вынули из иконы гвозди, вытянули кольцо, сняли крепления, словно бы освобождая батюшку Николая из плена. Работа закончена.

Николай, приподняв икону, прижал иконописный лик Святителя к своей груди, занес ее в избу и поставил в углу на половики. Он понимал, что делает в это время что-то очень важное, серьезное и волновался.

Ребята из подручного материала сработали для хозяйки творило – крышку для погреба, позвали:

– Бабушка, иди, принимай работу.

Она, ступая ногами с прожилками вен, пришла на зов, посмотрела на новодел и осталась довольна:

– Вот и добре, что все так вышло. Пойдемте в избу-то, покушаете на дорожку, помощнички мои!

Парни пообедали, попрощались с хозяйкой. Она вышла за калитку, чтобы проводить их. Они сели на велосипеды и направились в сторону Залесова. Бабушка посмотрела им вслед и вернулась домой, чтобы жить дальше.

У Николая на багажнике велосипеда, завернутая в бумагу и крепко прикрученная веревкой, лежала икона Святителя Николая Чудотворца. Она тоже держала путь в Залесово…

В село они приехали ближе к вечеру. Попрощались друг с другом и разъехались в разные стороны.

Николай остановился возле своего дома. Слез и ввел велосипед, держа за руль, в ограду.

– Вот и путешественник наш вернулся! – обрадовано проговорила Наталья, увидев сына, – да ты что-то привез?

– Икону я привез, – ответил он, отматывая веревку от багажника. Взял икону в руки, занес к себе в комнату. Сдернул бумагу и поставил на диван. Присел напротив на стул и стал внимательно осматривать свое приобретение. Икона, на удивление, хорошо сохранилась. Были небольшие язвины. Сзади – отверстие от кольца. А так – хорошая сохранность.

Икона была местного, сибирского письма. Возможно, что написана в сузунских мастерских, которыми руководил Николай Крестьяников до 1926-го года, когда они были закрыты местными властями.

Николай решил, пользуясь книжными советами, подреставрировать икону, а потом, как пообещал хозяйке, передать ее в действующий храм.

Год был 1975-ый. Советский Союз – страна, строящая развитой социализм, атеистическая. И все-таки, желание сделать доброе дело, оказалось сильнее страха человеческого. Вот так Господь испытывает сердца людские.

Николай, как мог, подновил икону батюшки Николая Чудотворца и оставил ее стоять у себя в комнате.

Пришла осень. Подули холодные ветра. Опять стали желтеть листья на березах, краснеть на осинах, вянуть трава. Приходила пора листопада.

В это время Николай получил повестку из военкомата. Ему давался срок, чтобы устроить гражданские дела и прибыть в назначенное время на сборный пункт.

– Что там, сынок? – спросил его отец.

– Меня в армию призывают. – ответил он.

– Что ж, служить – дело доброе! Я сам служил, знаю. Да, да…

Николай получил расчет на работе. У него оставалось еще несколько дней. Он присел на диван возле иконы Николая Чудотворца и вспомнил свое обещание – передать образ в действующий храм. У него в мозгу пробежала мысль, словно кем-то вложенная: «А обещания свои надо бы исполнять!»

Николай стал размышлять и внезапно вспомнил, что у него в Новосибирске, в Первомайском районе , проживает знакомый – Володя. Он говорил, что где-то поблизости, находится действующий храм в каком-то селе. Пока есть время, надобно доехать до Володи, оставить у него икону Николая Угодника и попросить, чтобы он, Володя, передал образ в церковь.

Что Николай задумал, то и выполнил. Он привез икону Святителя Николая Володе. Сидя за столом, он рассказал ему историю обретения этого образа и попросил знакомца, чтбы он передал его в храм.

– Сможешь? – спросил.

– Смогу! – ответил он, – у меня знакомые в храме есть. Поговорю. Думаю, что они возьмут. Все устроится.

Николай встал и обнял Володю, взволнованно сказал:

– Я знал, что ты поможешь. Спасибо тебе!

– Я думаю, – проговорил Володя, – что это батюшка Николай Чудотворец все устраивает. Не случайно же ты на его икону наткнулся. Случайностей в мире не бывает.

– Спасибо тебе! – еще раз сказал Николай, – а мне надо в Залесово возвращаться. Скоро в армию.

Володя передал икону Святителя Николая Чудотворца в сельский храм. Было это осенью 1975-го года.

Николая призывали на службу в войска МВД. Родители устроили ему проводы. Пришли знакомые, посидели, выпили вина за здоровье новобранца, за его служение и благополучное возвращение домой.

Отец, немного охмелев, говорил сыну:

– Коля, служи честно. Слушайся командиров, исполняй приказы.

Мама же, предчувствуя долгую разлуку с сыном, всхлипнув, тихо сказала:

– Ты береги себя там. А мы тебя ждать будем и писем твоих тоже. Не забывай писать нам, сыночек мой!

Она склонила голову, скрывая слезы. Все сидевшие за столом как-то притихли. А Сергей вдруг, разряжая напряжение, грянул песню:

– Как родная меня мать провожала, тут и вся моя родня набежала..

Кто-то попытался подтянуть. Стали наливать водку, поднимать стопки…

Проводы закончились. Люди разошлись. Наталья, убрав со стола грязную посуду, мыла на кухне тарелки. Отец и сын сидели в горнице, беседовали…

Служить в армии, защищать родину от врагов – дело святое. Так всегда считалось на Руси – и до крещения, и после крещения.

Русские воины, русские полководцы знали, что, идя на битву с врагом, необходимо, прежде всего, попросить помощи у Господа. И хочется мне, для примера, привести поступки святого благоверного князя Александра Ярославовича, прозванного русским народом за победу над шведами – Невским. Шел 1240-ой год от Рождества Христова. Русская земля лежала в развалинах, обагренная кровью многая множества безжалостно убиенных русских людей – от мала до велика.

Монголо-татарский хан Батый, хитрый и жестокий завоеватель, по Божию попущению, за грехи наши, прошел по русской земле огненным валом, сжигая города и села, убивая и уводя в неволю жителей, православных христиан. Монголо-татарское иго на двести пятьдесят лет водворилось на русской земле.

Лишь север Руси – Новгород, Псков, остались не тронутыми хищными монголами. Зато появился другой враг – шведы-католики. Они мечтали захватить кусок Руси, нетронутый монголами, и насадить среди русичей вместо православной католическую веру.

Родственник шведского короля Эрика – отважный рыцарь и полководец Биргер, собрал большое войско, состоявшее из опытных воинов, закаленных в боях, – шведов, финнов и норвежцев, сел на корабли и, после плавания по Балтийскому морю, высадился и встал большим лагерем в устье реки Ижоры – притока Невы.

Тогда в Новгороде княжил Александр ЯрославовАич – двадцати одного года от роду, прекрасный ликом, благородный и милостивый душой, сильный духом и крепкий Православной Верой, истинный христианин.

Гордый Биргер, уверенный в победе, направил в Новгород гонца с посланием-вызовом. Он сел на жеребца и, сопровождаемый отрядом воинов, поскакал к русскому городу.

Остановившись возле городских ворот, швед поднес к губам рог и громко затрубил. Его спутники начали ударять обнаженными мечами по щитам.

К неожиданному вестнику подошли княжеские дружинники. Гонец, не слезая с коня, протянул пергамент, свернутый в трубку, и сказал:

– Вашему князю Александру от нашего ярла Биргера.

Исполнив поручение, он вновь протрубил в рог, повернул коня и поскакал прочь. За ним скакали суровые воины-шведы.

Один из дружинников принес в княжеский терем послание от гордого ярла Биргера. В нем говорилось: «Я уже на твоей земле, опустошаю ее и хочу взять в плен и тебя. Если можешь мне сопротивляться – сопротивляйся».

Эта новость застала Александра Ярославовича врасплох. Войск не было собрано. У него небольшая дружина верных воинов. Идти в поход нужно немедленно. Что делать?

Князь Александр Ярославович не испугался дерзкого вызова шведского рыцаря-полководца. Он знал, что, прежде всего, нужно искать помощи у милостивого Бога, просить Его.

Надев доспехи, князь вышел из терема. Сел на коня и, сопровождаемый дружиной, поскакал к собору Софии – Премудрости Божией…

Сняв шлем, он вошел в собор и, осенив себя крестным знамением, начал горячо молиться, обращаясь к Господу:

– Боже Праведный, Великий, Предвечный и Всемогущий. Ты сотворил небо и землю, установил пределы владений народам и повелел жить, не преступая в чужие владения. Малому стаду верных Твоих Ты дал надежду, чтобы не бояться нападающих на них. Призри и ныне, Прещедрый Владыко, услышь гордые слова врага этого, похваляющегося разорить Святую Церковь Твою, истребить Веру Православную, пролить неповинную кровь христианскую. Рассуди мой спор с ним. Восстань на помощь и защити нас, чтобы не смели сказать враги наши: «Где их Бог?» На Тебя, Господи, уповаем и Тебе воссылаем славу ныне и присно и во веки веков.

Князь замолчал и опустил голову, словно собираясь с мыслями. Потом начал он пламенно молиться Заступнице Усердной рода христианского, Взбранной Воеводе, Пресвятой и Пречистой Богородице.

А также вознес он моления к святым покровителям Веры Православной и небесным предстателям и молитвенникам за Святую Русь – благоверным князьям Владимиру, Борису и Глебу и новгородским Святителям и преподобным.

Помолившись, Александр Ярославович подошел и принял благословение на битву против врагов у Новгородского Владыки Серапиона.

Владыка Серапион широко осенил Крестом князя Александра, благословляя его на смертный бой с дерзкими неприятелями – хулителями Православия. Князь благоговейно приложился ко Кресту и, поклонившись, направился к выходу из собора. Кивнув, он подозвал к себе служек и сказал им:

– Ступайте и возьмите из моей казны денег. Обойдите город и одарите милостыней нищих и попросите, чтобы они молились Господу о нашей победе над незваными супостатами.

Служки заторопились исполнять повеление князя…

Александр Ярославович вышел из собора. Дружина стояла на соборной площади. Все ждали слова и повеления князя.

Он остановился напротив воинов. Внимательно оглядел свою немногочисленную дружину и твердо сказал:

– Братия! Не в силе Бог, а в правде. Смело пойдем на врагов и защитим нашу Отчизну. С нами Бог!..

Александр Ярославович надел шлем, ступил ногой в стремя, садясь на коня. Дружина, вслед за князем, направилась к городским воротам. Кто-то из новгородцев, облачившись в доспехи, присоединялся к дружине, чтобы идти и бить врагов.

На улицах стояли толпы новгородцев. Они с надеждой смотрели на князя Александра и воинов. Женщины, поднимая, протягивали к Александру своих малолетних детей и слезно просили:

– Княже, княже, защити нас…

Александр Ярославович, поворачивая голову, смотрел по сторонам. Он чувствовал огромную тяжесть ответственности за жизнь соплеменников и единоверцев, которая легла ему на плечи. Он невольно сжимал рукоять меча, готовый положить жизнь за други своя,

Служки князя Александра, держа кошели с деньгами, шли по Новгороду и оделяли нищих деньгами. Подав милостыню, они просили:

– Братия! Молитесь усердно Господу о победе князя Александра и нашего воинства над врагами Православия.

Нищие осеняли себя крестным знамением и молились:

– Господи, подай победу нашим витязям!

Высоко в небе плыли облака. Светило июльское солнце. Жизнь в Новгороде замирала. Воздух заполняла тревога ожидания. Шведы близко. Что-то будет? Господи, помилуй.

В ночь на 15-ое июля, когда Русская Православная Церковь чтит память святого равноапостольного великого князя Владимира, дружина князя Александра приблизилась к стану шведов. Александр Ярославович повелел отдохнуть перед битвой, набраться сил. Коней, не расседлывая, отпустили попастись. Поставили караулы. Усталые воины, не раздеваясь, помолившись, укладывались почивать прямо на траву. Русский стан затих.

Ижорянин Пелгусий, в святом крещении Филипп, стоял в дозоре возле реки. Жил Пелгусий-Филипп благочестиво – постился, молился, творил добрые дела, ради Христа. Он жалел своих сородичей-ижорян, многие из которых утопали во тьме язычества, и желал им просветиться Светом Христа. За его благочестие, господь удостоил Пелгусия-Филиппа чудесного видения.

Летние ночи короткие. Начало рассветать. На востоке заалела утренняя заря. Запели птицы, славя Господа и приветствуя солнечный восход.

Неожиданно Пелгусий услышал плеск весел и увидел струг. Он плыл по реке. Гребцы налегали на весла. На корме стояли два витязя, сияя ликами.

Один из витязей сказал другому:

– Брат Глеб, прикажи грести быстрее. Поспешим на помощь сроднику нашему Александру Ярославовичу.

Струг скрылся в предрассветном тумане. Пелгусий, радуясь сердцем, что Господь послал на помощь братьев-страстотерпцев Бориса и Глеба, поспешил к русскому стану.

Воины уже вставали. Александр Ярославович готовился к сече.

Пелгусий, поклонившись князю, поведал ему о видении. Александр Ярославович слушал слова Пелгусия и отвагой наполнялось его сердце.

– Братия! – сказал он, садясь на коня и вынимая из ножен меч, – время идти на битву. Вперед! С нами Бог!

Он поскакал к шведскому стану. За ним лавой полетели воины.

Шведы не ожидали нападения русских. Надевая латы, они выбегали из шатров и вступали в битву. Но русичи в этот день были непобедимы. Шведы, финны, норвежцы поражаемые ударами, валились на землю, которую они пришли, чтобы завоевать. Но обрели на ней смерть.

Александр Ярославович увидел Биргера и вызвал его на поединок. Биргер принял вызов. Князь Александр нанес мощный удар копьем и поразил рыцаря-военноначальника в голову. Он выронил меч и, повернув коня, поскакал прочь. Князь не преследовал его.

Русские одолевали захватчиков-иноземцев. Господь помогал им. Ангелы и братья-страстотерпцы Борис и Глеб помогали русичам, незримо поражая врагов.

Стало темнеть. Битва затухала. Шведы садились на корабли и, правя веслами, отплывали прочь.

Биргер стоял на судне, опустив голову. Болела рана, полученная от князя Александра. Он, Биргер, рыцарь, был побежден и возвращался, словно побитый пес, на родину.

В трюме лежали знатные воины, погибшие в бою. Раненые стонали и просили пить. Много убитых воинов осталось на берегах реки Ижоры. Некоторых шведы успели захоронить…

Утром русская дружина увидела, что шведы ушли. Александр Ярославович медленно ехал на коне, смотря по сторонам. На другом берегу Ижоры, где не был ни один русский воин, лежали убитые шведы. Господь помог!

Русские воины, потрясая копьями и мечами, радостно кричали:

– Победа, победа! Слава Всемилостивому Спасу! Слава!..

Александр Ярославович вернулся с дружной в Новгород. Двадцать русичей погибло в сражении со шведами. Жители города со слезами радости встретили победителей.

За победу над шведами князя Александра Ярославовича наименовали Невским.

Впереди его ждала недолгая, но славная жизнь. Новые битвы, новые победы. И, как венец, схима с наречением имени Алексий…

Нельзя не упомянуть и Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Ивана Сусанина, положившего душу за други своя, спасая от поляков будущего первого русского Царя из династии Романовых – Михаил Федоровича.

Александр Васильевич Суворов, генералиссимус, не проигравший ни одного сражения. Он, ободряя солдат, говорил: «Чудо-богатыри! Неприятель вас трепещет! Мы русские! С нами Бог!»

Флотоводец Федор Ушаков. Генералы – Скобелев, Брусилов. И, ближе к современности, – маршал Георгий Константинович Жуков. Он был человеком верующим. Возил с собой Казанскую икону Божией Матери. Солдаты говорили с любовью и уважением о нем: «Где Жуков, там победа!»

Да, святое это дело – родину от врагов защищать. То место, где ты родился, где тебя крестили, где жили твои родичи, и ты стал говорить на родном, русском языке. Вот она, Россия – Дом Пресвятой Богородицы, с морями, с реками и озерами, полями, лесами, степями. С православными храмами, страшная для врагов и добросердечная для друзей, несокрушимая, потому что – с нами Бог!

Утром Николай с родителями подошел к зданию местной администрации. Несколько призывников уезжало из Залесово в Барнаул. Они, в окружении родителей, родственников, друзей, знакомых, стояли, старались бодриться.

Вот появился автобус. Остановился напротив административного здания. Отворились двери. Из автобуса выглянул молодцеватый прапорщик-сопровождающий, скомандовал:

– Ребята, прощайтесь с родными и на посадку.

Николай взглянул на отца. Они крепко пожали друг другу руки, поцеловались. Мама заплакала, стала целовать сына, говорить, чтобы он берег себя. Он сказал, чтобы она не плакала, все будет хорошо. Сам поцеловал ее в мокрые от слез щеки, козырнул, как бы шутя, вошел в автобус, присел возле окна, стал смотреть на отца и мать.

Призывники заняли свои места. Водитель завел мотор, и автобус направился по дороге в город Барнаул – месту будущей службы Николая Сарычева.

Папа с мамой недолго шли вслед за автобусом, махали сыну руками. Он махал им через автобусное стекло, старался улыбнуться.

Автобус набирал скорость, выруливал на трассу. Залесово осталось позади. 142 километра пути, и вот он – город Барнаул, стоящий на берегу великой сибирской реки Оби – детища алтайских рек Бии и Катуни, поучивший свое наименование от реки Барнаулки, известный своими купцами, вроде Демидовых, мастеровыми, вроде Ползунова, храмами, монастырями, чудотворным источником Святителя Николая Чудотворца, страданиями новомучеников за Веру Православную, необыкновенной историей о простой русской женщине – Клавдии Устюжаниной, которая заболела раком, умерла во время операции 19-го февраля 1964 года, побывала на том свете, видела малую часть Рая, мучения грешников в аду, слышала голос Господа, лицезрела Божию матерь, воскресла в морге по милосердию Божию 22-го февраля и прожила после своего воскресения 14-ть лет, рассказывая о том, что видела…

9

Автобус притормозил возле ворот части. Водитель посигналил. Из дверей КПП выглянул дежурный. Прапорщик показал ему документы, и он пошел отворять ворота.

Автобус проехал мимо КПП. Дежурный старался заглянуть внутрь салона, что бы разглядеть новобранцев… «Начинается моя служба, – подумал Николай – будем служить Родине.

Автобус остановился.

– Выходи! – скомандовал прапорщик. Николай первым встал и двинулся к выходу из салона…

Новобранцев помыли в душе. Каптер выдал парням обмундирование, сапоги. Николай натянул на свои могутные плечи гимнастерку. Надел галифе. Обмотал ноги портянками, сунул в сапоги. Потопал. Вроде бы все в норме.

Парикмахер обстриг новоприбывших под «ноль» – налысо. Николай надел на голову пилотку, посмотрел на себя в зеркало. Вот он и стал солдатом.

Подошел сержант и повел новобранцев в столовую – отведать армейской пищи, которую приготовила не мама, а повар-солдат. А потом – в казарму-карантин, в которой ребята пробудут месяц до принятия присяги, изучая уставы, занимаясь строевой подготовкой, постигая азы военной науки.

Но Николаю не пришлось послужить в Барнауле. В Новосибирске узнали про него, про его серьезную спортивную квалификацию и перевели в город на Оби, в спортивную роту, которая находилась в центре города – на улице Фрунзе.

Доучивать уставы, заниматься строевой подготовкой, разбирать и собирать автомат, ему пришлось в Новосибирске. Здесь же он принял присягу.

Выйдя из строя, стоя на плацу под взглядами сослуживцев и командиров, перед знаменем части, держа автомат, текст присяги, немного волнуясь, Николай громко читал:

– Я, гражданин Советского Союза, вступая в ряды Вооруженных Сил, торжественно клянусь…

Так стал он полноправным солдатом.

Чем занимались воины-спортсмены? Да. Они носили военную форму, ходили в караул на дежурства, отдавали честь офицерам. Но их основным занятием были тренировки и выступления на соревнованиях.

Николай, служа в спортроте, увлекся борьбой дзю-до. Это был один из боевых стилей, изобретенных японцами.

В 1964 году в советских кинотеатрах шел фильм японского режиссера Акиры Куросавы «Гений дзю-до». У советских зрителей, не посвященных в тайны магии, он вызывал восхищение. Японские борцы джиу-джитсу, дзю-до, каратэ показывали сверхвозможности, заложенные в человеческом организме. Безумный каратист легко взбегал по стене дома, вышибал ногой толстую потолочную плашку и, словно кошка, прыгал вниз и вставал на ноги. В фильме показано, что он страдал духовной болезнью. Но какой? Не сказано. А это была одержимость дьяволом. Когда у него начинался припадок беснования, он, словно гадаринский бесноватый, убегал в горы и буйствовал там, круша все на своем пути, издавая пронзительные вопли.

Николай не знал о духовной сущности этой японской борьбы. Для него, что дзю-до, что самбо, что вольная борьба, были просто видами единоборств. А что выступать в кимоно, в куртке или борцовке – не все ли равно. Главное – стихия поединка, красивые броски, удержания, борьба – ты или тебя.

Он тренировался, набирал спортивную форму, побеждал в домашних схватках своих спарринг-партнеров. Тренерский совет счел его достойным поехать на соревнования. Предстояло первенство войск МВД.

Высокорослый, широкоплечий, настоящий тяжеловес, он выходил на татами и, слыша команду судьи о начале схватки – «хаджимэ!», приступал к поединку. Он делал захват, видел глаза соперника, ощущал его дыхание и вдруг, повернувшись, совершал молниеносный бросок, слыша судейскую оценку его действиям – «ипон» или вазари».

Схватка заканчивалась. Николай оставался победителем. Судья вскидывал ему вверх руку. Он кланялся сопернику, судьям и, довольный, вразвалочку, слыша аплодисменты зрителей, уходил с татами… Он отлично отборолся, побеждая своих соперников.

Следом пошли выступления на первенстве Сибири и Дальнего Востока, России. Он занимал призовые места и выполнил норму «мастер спорта». Это было достойным признанием его достижений.

Время службы шло неостановимо. Николаю присвоили звание младшего сержанта. Он стал командиром отделения. Николай не забывал про свои увлечения. В воскресный день он брал увольнительные и вел своих солдат в картинную галерею. Водил по этажам. Рассказывал о художниках, о творчестве. Уроки Инны Вениаминовны Портных не забывались.

Однажды Николай познакомился с Михаилом Евдокимовым. Он служил тогда в ансамбле войск МВД, вел концерты, делал конферанс.

Веселый, простой, общительный, Михаил первым спросил Николая:

– Ты из каких мест?

Узнав, что из Алтайского края, он обрадовался, крепко пожал ему руку, сказал:

– Так мы с тобой земляки. Я тоже с Алтая.

Разговорились. Нашли общие темы. Михаил умел завоевывать симпатию собеседника, располагать к себе.

Николай, конечно же, не мог и предполагать тогда, что перед ним стоит знаменитый в будущем артист, а потом и губернатор Алтайского края…

Михаил Евдокимов погибнет на Чуйском тракте, неподалеку от города Бийска. Его машину, идущую на огромной скорости, выбросит в кювет. Она врежется в дерево. Возле места гибели губернатора Михаила Евдокимова построят часовню во имя Архангела Михаила. Можно проезжающим остановить свою машину, выйти на воздух, перекреститься и зайти в часовню, купить и поставить на канун свечи, помолиться о упокоении раба Божия Михаила. Он нуждается в наших молитвах.

Николай не забывал писать письма своим родным, рассказывал о себе, о своей службе, об успехах в спорте, получал ответные письма от папы и мамы из Залесова. Прочитаешь теплые родительские послания, и хорошо на душе станет. Дома все благополучно. Ну и славно!

Но вот закончилась служба и для младшего сержанта Николая Сарычева. 31-го декабря 1977 года получив документы, с портфелем в руке, в 7 часов вечера он вышел из расположения спортивной роты, постоял недолго, оглянулся и, широко шагая, направился к остановке общественного транспорта.

Дембель 77-го года, мастер спорта, младший сержант Николай Сарычев собирался нагрянуть в гости к своему брату Леониду, который переехал на жительство в Новосибирск. До Нового, 1978 года, оставалось еще несколько часов.

«Успею, – подумал демобилизованный младший сержант, – попраздную», Он шел по улицам города, расцвеченным новогодней иллюминацией, и сердце у него радостно стучало…

10

Обустроившись на гражданке, Николай, подумав, решил продолжить свое обучение. Он задумал поступить в институт легкой промышленности – на дневное обучение. Узнав адрес, взяв документы, он приехал почти на самую городскую окраину, вышел из автобуса и, пройдя недолго, разыскал институтское здание и вошел внутрь.

Была перемена. В институтском коридоре стоял гул от голосов, смеха, шагов. Молодые люди, больше девушки, выходили и входили в аудитории, что-то обсуждали между собой, смотрели по сторонам.

На высокорослого, крепкого Николая обращали внимание. Он хотел разыскать кабинет директора или секретаря, чтобы узнать от них правила поступления в институт, неторопливо шагал по коридору, прочитывая надписи на дверях.

Какой-то мужчина средних лет, похожий на институтского преподавателя, увидев незнакомого парня, остановился возле него и спросил:

– Ты кто такой? Чего разыскиваешь?

Николай, встав по стойке «смирно», щелкнул каблуками и гаркнул так, что чуть на задребезжали стекла:

– Младший сержант запаса, мастер спорта по дзю-до, прибыл в ваше распоряжение!

Девушки, услышав громкий, словно медвежий, ор парняги, прыснули. Мужчина похлопал его по плечу, сказал:

– Ты что так орешь? Не в лесу.

Осмотрел Николая с головы до ног, проговорил:

– Я декан факультета технологии изделий из кожи – доцент Дробышев. Ты мне нравишься. И ты должен у нас учиться. Пойдем…

Он привел возрастного абитуриента к себе в кабинет, усадил его в кресло и принялся давать наставления:

– Сходишь в отдел кадров обувной фабрики «Обь», возьмешь у них направление к нам на обучение на рабфаке – подготовительном отделении. Думаю, что все у тебя получится!

Он протянул руку:

– Желаю успеха! Буду рад тебя видеть нашим студентом…

Николай исполнил все, что рекомендовал ему доцент Дробышев. Осенью 1978 года он стал студентом института легкой промышленности – факультет технологии изделий из кожа. Это было уже третье учебное заведение.

Пошла обыденная учебная текучка – занятия, семинары, курсовые работы, сдача зачетов, экзамены.

Из Залесова приходили письма. Папа и мама радовались успехам сына, желали ему здоровья, звали приезжать в гости. Он читал письма родных и, от избытка добрых чувств, улыбался.

На втором курсе института Николай встретил хорошую девушку. Они полюбили друг друга и справили свадьбу. Было это в 1980 году. А через год супруга родила первенца. Назвали его Даниилом. А еще через год родился второй сын – Юрий. Два брата. Два погодка. Счастливому отцу предстояло содержать большое семейство. А что такое студенческая стипендия? Мизер. И еще хорошо, что платят ежемесячно.

Узнав о затруднениях студента института легкой промышленности Николая Сарычева, ему предложили поработать в геолого-разведовательной партии – простым рабочим. Отработав на каникулах сезон, можно было неплохо заработать. Что ж, приходилось соглашаться.

В городе Бийске находилась Северо-Алтайская геолого-разведовательная партия. Нового сотрудника Николая Сарычева приняли на сезонную работу в качестве рабочего. На следующий день геологи и обслуживающий персонал, всего двадцать человек, улетали на вертолете МИ-4 в тайгу, в район реки Коргон, шесть рукавов которой, сливаясь, впадали в реку Кумир. Она несла свои воды к Чумышу. Это горный Алтай.

Утром партию, отправлявшуюся на работу в тайгу, доставили на аэродром. Высадили возле вертолета.

– Счастливого пути! – пожелал водитель автобуса, помахал рукой, белозубо улыбнулся и, пропев: «Держись, геолог, крепись, геолог, ты солнцу и ветру брат», захлопнул дверцы и, развернувшись, поехал на базу.

Вертолетчики ждали партию. Начальник экспедиции Юрий Робертус, пожав летунам руки, сказал:

– Товарищи, занимайте места. Сейчас полетим.

Геологи и рабочие по одному заходили в вертолетное чрево, присаживались на сиденья… Кроме людей, на вертолете доставляли в тайгу большой груз – от палаток до банок с тушенкой.

Входные двери захлопнулись. Заработал мотор, застрекотали винты. Вертолет легко оторвался от взлетной полосы и, набирая высоту и скорость, полетел в сторону Коргона.

Солнце стало ближе. Перед пассажирами открылся беспредельный простор. Дух захватывало. Засеребрилась лента реки Бии. Она несла свои воды к реке Катуни, берущей свое начало от ледников горы Белухи. Бийск, разделенный на улицы, переулки, площади, оставался в стороне. В прошлом – город купцов, мастеровых, миссионеров, святых Макария (Глухарева) и Макария (Невского), а ныне – город рабочих, инженеров, ученых, артистов, спортсменов, город, строящий социализм, город, в котором на стенах домов развешаны транспаранты и лозунги коммунистов – «Народ и партия едины», «Слава советскому народу – строителю коммунизма!», «Пятилетку – в три года» и другие, стоят памятники Ленину.

Но вот маленький штрих – в одном из бийских храмов при Советской власти разместил свое производство котлозавод. И никого это не ужаснуло. Люди приходили на смену, работали.

Полет продолжался несколько часов. Хватало времени, чтобы насладиться красотами алтайской природы, глядя с высоты на горные цепи, покрытые хвойным лесом, на перевалы, на реки.

Удивительно – никому в голову не приходила мысль о том, кто же создал эту красоту? Кто? Неужели эти горы, леса, реки появились сами собой, без участия Высшего разума, который есть Господь Бог наш? Непостижимо!

Вертолет летел. Монотонно стрекотали винты, навевая дремоту. Кто-то стал потягиваться, широко зевать, прикрывая рот ладонью. Кто-то, клюнув носом, негромко похрапывал. Кто-то беседовал о предстоящей работе. Красоты природы уже никого не интересовали.

Один из пилотов, повернувшись, показал, что идем на посадку. Вертолет быстро снижался. Место посадки – удобная полянка. Тяжелая машина, приминая траву, мягко приземлилась. Мотор выключен. Винты замерли. В салоне стало тихо. Юрий Робертус, вставая с места, сказал:

– Товарищи, будем выгружаться. Разобьем лагерь.

Через открытые двери вертолета, люди выходили на воздух, шли по траве, смотрели по сторонам. Их окружала таежная глушь. Пересвистывались пичуги. Вдали слышался барабанный стук дятла. Ветер, налетая порывами, шевелил кроны сосен.

Рабочие геологоразведывательной партии принялись за дело. Подавая друг другу, выгружали из вертолета ящики с оборудованием, с взрывчаткой, с провизией, палатки… Складировали в стороне от вертолета. Трудились слаженно. И вскоре весь груз штабелями стоял на траве.

Пилоты сердечно попрощались с остающимися в тайге работниками, захлопнули двери, заняли свои места. МИ-4, работая винтами, оторвался от земли и, набирая высоту, полетел в сторону Бийска. Пилоты выполнили свою задачу – доставили в тайгу людей и грузы.

Люди, поднимая головы, провожали взглядами вертолет, словно ниточку, которая связывала их с цивилизацией. Но вот МИ-4 скрылся из вида. Шум мотора затих вдали. Они остались одни.

– Ну что, – сказал Юрий, – приступим к закладке лагеря.

Вбивая в землю колышки, обмотанные веревками крепления, растягивая брезент, работни быстро и слаженно поставили четыре палатки. Одна – для кухни и поварихи. Вторая – для женщин-геологов. Третья – для мужчин-геологов. И четвертая – для рабочих.

Работники перетаскали ящики с крупами, макаронами, сухарями, тушенкой в палатку, предназначенную для кухни.

На каждого из двадцати таежников полагался спальный мешок. Чистить зубы, умываться и прочее полагалось на природе. Конечно, о домашнем комфорте стоило позабыть. Таежная жизнь – вещь серьезная! Но временная. Можно было и потерпеть. Русские люди терпеливые.

Старец Амвросий Оптинский, любивший афоризмы, говорил про себя: «Терпел Моисей, терпел Елисей, терпел Илия, теперь терплю и я!»

Ближе к вечеру, повариха в большом котле, висевшем на таганах над огнем костра, сварила гречневую кашу с тушенкой, вскипятила чай.

Таежники поели, сидя, кто где, вкусную кашу, попили чаю, отдающего смородиновым листом. Настроение у них повысилось

Кто-то взял гитару и, перебрав три аккорда, запел песню актера и поэта Владимира Высоцкого, подражая хрипотце его голоса:»Если друг оказался вдруг и не друг, инее враг, а так»…

Солнце скрылось за перевалами. Прохладный вечерний сумрак окутал тайгу. Темнота подступала к ярко пылавшему огню, не в силах переступить черту, отделявшую свет от тьмы. Бабочки летели на свет костра и, обманутые, падали на горящие головни.

Стало темно. В небе засияли звезды. Костер догорал. Кто-то широко зевая, тер кулаком сонные глаза.

– Пора спать! – предложил своим Юрий, – утром разделимся на группы и пойдем по маршрутам к горным отрогам. Будем брать пробы части горных пород. Наша задача – обнаружить залежи марганцевых руд. Ясно?

Откликнулись:

– Конечно, ясно. Яснее ясного.

Вставали. Шли, разминая ноги, к палаткам. Женщины – в свою. Мужчины – в свою. Лишь кто-то из геологов остался еще посидеть возле догорающего костра, поворошить палочкой гаснувшие огоньки и выкурить на сон грядущий папиросу…

Утром, после подъема, умывания, завтрака, геологи и рабочие, разбившись на группы, направились в первый раз в таежные дебри, к горным отрогам.

Николай, неся за спиной вещмешок, шагал по таежному бездорожью Под подошвами ботинок хрустел сушняк. Попадались кучки помета оленя или кабарги. Любопытная белочка, крепко держась коготками за кору сосны, смотрела глазами-бусинками на странных пришельцев, двигавшихся цепочкой.

Так началась работа студента института легкой промышленности в геолого-разведовательной партии.

Дни пошли за днями. Работы хватало на всех – и для геологов, и для рабочих. Дойти до места, на котором планировалось взять пробы горных пород, вынуть из рюкзака и заложить заряд взрывчатки, отойти на безопасное расстояние и привести в действие взрыватель.

Гремел взрыв. Столб огня, дыма, каменных кусков поднимался в воздух и рушился вниз, взметая облака пыли.

Гул от взрыва далеко раскатывался по тайге. Олени, слыша грохот, пугливо вздрагивали и широкими скачками уносились прочь. Медведь, который выкапывал из земли длинных, восьмидесятисантиметровых червей и пожирал их, аппетитно чавкая, приседал на задние лапы, громко рявкал и крутил головой, втягивая ноздрями воздух. Змеи, гревшиеся на солнечном припеке, шипели, вытягивая кончики жал, и, двигаясь волнообразно, уползали с камней в сухую траву.

Руководитель группы, постукивая молоточком по кускам породы, внимательно рассматривая отколовшиеся камни, говорил, что нужно взять это и это. Николай наклонялся, брал шершавый камень и укладывал его в рюкзак. Он постепенно наполнялся породой, тяжелел.

Когда образцов набиралось достаточное количество, то руководитель давал команду о возвращении. Николаю помогали вскинуть рюкзак, навалить на спину. Трогались в обратный путь – к лагерю.

Николай, неся тяжелый рюкзак, шагая, вспоминал бурлаков на Волге, волжских грузчиков, которые, разгружая баржи, носили на плечах пятипудовые мешки с мукой.

Солнце припекало. Лямки рюкзаки резали плечи. Соленый пот бисеринками выступал на лбу, скатывался по спине. И какой все-таки отрадой было – увидеть платки лагеря.

Скинуть с плеч рюкзак, занести образцы пород в палатку начальника, а самому, взяв свежую перемену белья и одежды, пойти к говорливому ручью, чтобы постирать все грязное, помыться и переодеться в чистое, ощутив неподдельное блаженство. Много ли человеку нужно для счастья?

Однажды повариха, взяв пустое ведро, собралась пойти за водой. Она спустилась под горочку, остановилась возле ручья. Он протекал в низине. Вымыл для себя глубокое русло и тек, образуя заводи, к реке Коргону. Вода в ручье чистая, словно хрустальная, холодная, вкусная – пьешь, не напьешься.

Женщина поставила ведро на бережку ручья. Сама наклонилась над водой и увидела свое отражение в зеркальной заводи ручья. Посмотрела на себя, поправила волосы, улыбнулась и, присев на корточки, черпая пригоршней, напилась и умылась.

Освеженная питьем и умыванием, она, довольная, потянулась, и, взяв ведро, хотела набрать воды из ручья. Но внезапно, сама, не зная почему, она посмотрела вперед и увидела вдали перед собой медведя.

Она замерла от неожиданности, словно парализованная. Сердце у нее от страха заколотилось часто-часто, готовое выскочить из груди, потому что к ней приближалась смерть.

Медведь – огромный, лобастый, заросший густой шерстью орехового цвета, покрытый горой мускулов, с мощными лапами, усаженными длинными когтями, неторопливо передвигался, нюхал воздух и шумно дышал.

Женщина попятилась назад. Поставила ведро на землю, повернулась и, энергично двигая руками, словно бегунья, взлетела на пригорок и понеслась к лагерю. Она, подвывая от ужаса, бежала и не оглядывалась. Ветер свистел у нее в ушах. Тело покрылось липким потом и ей все чудилось, что медведь-громадина гонится за ней широкими скачками, настигает и когтистой лапой сдирает с ее головы скальп – волосы, которыми она только что любовалась, стоя у ручья.

Увидев лагерь, людей, завизжала страшным голосом:

– О-о-о-ой! Спасите! За мной медведюка гонится!

Кто-то из мужиков побежал к ней навстречу…

Юрий Робертус вынул из сейфа карабин, который ему выдали на случай неординарной ситуации, загнал обойму патронов в магазин, передернул затвор и выскочил из палатки. Повариха, окруженная мужиками, стояла плача и рукой указывала в сторону ручья. Юрий взял карабин на изготовку. Совсем близко, метрах в двухстах от лагеря, показался медведь. Он ощущал себя хозяином на своей территории, двигался неторопливо, поматывая головой, порыкивая. Людей, стоявших кучкой возле палатки, он не испугался. Наоборот, они вызвали в его медвежьей душе дикий гнев. Глазки у него злобно вспыхнули. Он издал мощный рев и, встав на задние лапы, двинулся на людей.

Повариха пискнула от ужаса и спряталась за спину Юрия. Он напряженно следил за передвижение беспощадного зверя, идущего к ним, чтобы убивать. Нет. Не бывать этому!

Он вскинул карабин, прижал приклад к правому плечу, прищурил левый глаз, поймал в прцел зверя и нажал на спусковой крючок.

Бах! – прогремел выстрел. Пуля попала медведю в грудь, но не остановила его. Он лишь взревел и, мотая головой, продолжал идти. Но раздались новые выстрели – бах, бах, бах! Чвак, чвак, чвак! – пули вонзались в медвежью тушу.

Медведь остановился, подался назад и рухнул во весь свой огромный рост на траву. Кровь фонтанчиками била у него из ран, заливала мех, скатывалась на траву. Предсмертная дрожь сотрясала его тело, исторгала у него из глотки вонючее дыхание и угасающий рык. Он затих. Откинутая назад голова. Остекленевшие глаза. Опасность миновала.

– Посмотри, – сказал Юрий поварихе, – от какого «красавца» ты спаслась. Если бы я веровал в существование Бога, то сказал бы, что это тебя Бог спас от смерти. Так вот!

Повариха всхлипнула и, неожиданно для всех, поцеловала Юрия в щеку.

Кто-то предложил снять с медведя шкуру, высушить ее, а потом использовать ее в палатке наподобие половика или ковра. А еще кто-то предложил сварить на ужин свежей медвежатины, а оставшееся мясо засолить в банках.

– Делайте, как знаете, – устало сказал Юрий. – Напряжение схлынуло. Он сразу почувствовал сильную усталость и вошел в палатку.

Остальные принялись за дело. Орудуя топором и ножами, сняли с медведя шкуру и повесили сушить, растянув между соснами.

Нарезали полное ведро парного медвежьего мяса. Кто-то из мужиков сходил к ручью, помыл мясо в проточной воде и вернулся назад. Еще раз сходил к ручью, набрал в ведра воды, принес и поставил возле костра.

Огонь разгорался. Сизый дым уходил в небо. На таганы повесили котел, наложили мяса. Налили воды, накрыли крышкой.

Повариха, пережившая сегодня сильное нервное потрясение, сидела на чурбаке неподалеку от огня и отдавала приказания. Не могла она оставаться в стороне, когда готовилась пища. Профессиональное чувство сказывалось.

Медведь, лишенный шкуры, лежал спиной на траве, запрокинув голову, раскинув лапы, уже никому не страшный, похожий на голого мужика, напарившегося в бане.

В небе над поляной появились коршуны, закружились, делая круг за кругом. Они видели с высоты гору медвежьего мяса, хотели полакомиться. Видели они также и людей и не решались опуститься на поляну и приступить к пиршеству.

Вода в котле закипела, забулькала, поплыл вкусный мясной дух. Кто-то из мужиков, потирая довольно руки, удовлетворенно приговаривал:

– Эх, и наемся я сегодня вволю медвежатинки!

Три часа варилось в котле медвежье мясо, а получилось твердым, словно резиновая подошва. Повариха, отрезав кусочек, жевала, жевала, словно корова жвачку, с трудом проглотила и, покачав головой, сказала:

– Чудеса какие-то! Не пойму – в чем дело?

День уже догорал. Из тайги возвращались на базу поисковики, нагруженные инструментами, образцами пород, не использованной взрывчаткой. Усталые, голодные, они хотели одного – умыться, отдохнуть и сытно поужинать.

Дед Матвей, проводник, хорошо знавший здешние места, охотник, ходивший с мелкокалиберной винтовкой, увидел медвежью тушу, остановился, проговорил:

– Вот это дедушка, хозяин тайги, нас навестил! Кто это медведушку такого уработал?

Ему рассказали историю, приключившуюся днем в лагере. Он слушал, качал головой:

– Да, хорошо, что все так обошлось и наша кормилица жива осталась!

– Дедка Матвей, может ты знаешь, объясни – попросила повариха старого охотника, – мы стали медвежье мясо варить. Варили, варили, три часа варили, а попробовали на вкус – оно твердое, словно резина. Не знаешь – почему?

– Эх, головы садовые! – сказал дед Матвей, – кто же парное мясо в котле варит? Его надобно, перво-наперво, в холодной воде вымочить, дать поостыть, а потом уже и котел класть. Такой ответ на твою загадку. Поняла?

– Поняла, дедушка Матвей, очень даже поняла, – обрадовалась повариха, – будем солить мясо – в ручье медвежатинку искупаем.

– Ну и ладно! – проговорил старый проводник, – хошь, не хошь, а голод не тетка. Хоть и резиновую медвежатину, а поем и супца похлебаю. Так-то, тетеха!

Повариха улыбнулась. Сегодня смерть подходила к ней близко-близко, но не тронула. Она осталась жива. «Может быть и правда, – подумала она, – это Бог сохранил мне жизнь? Э-хе-хе! Кто знает?» она встала и пошла, чтобы кормить таежников, наливать им в чашки горячего супа с кусочками медвежатины. Было, да прошло. А жить надо.

Наступил август. День постепенно убывал. Солнце, окрашивая линию горизонта алым цветом, вставало позже, уходило за перевалы раньше. По ночам становилось холодней. По утрам на траве лежала бисеринками роса, отчего она виделась седой.

Созревали ягоды, шишки. Вылезали из земли грибы. Жизнь кипела вокруг. Звериное царство радовалось тепло, свету, изобилию еды, но и знало, что лютая зима не за горами, и готовило съестные припасы на долгие зимние морозные дни.

Работа геолого-разведывательной партии продолжалась. Все также по утрам поисковики уходили в тайгу. Возвращались, неся образцы горных пород. Но чувствовалось в настроении людей, что сезонная работа приближается к завершению.

В один из дней, когда группы таежников только-только вернулись к месту своей стоянки, на поляну, замедляя шаги, вышел незнакомый человек. Высокого роста, худощавый, с бородкой, в очках. Одетый в брезентовую куртку-ветровку, черные брюки заправлены в резиновые сапоги, на голове – легкая шляпа. За спиной – рюкзак, свернутая палатка, привязан медный котелок. Чем-то незнакомец походил на профессора Полежаева, в исполнении актера Николая Черкасова – из фильма «Депутат Балтики». Его увидели, на него обратили внимание.

Он, не смущаясь любопытных взглядов, видимо привык, снял шляпу, чуть наклонил голову и сказал:

– Добрый вечер! Поклон честной кампании.

Голос у него был мягкий, приятный. В манерах поведения, разговора, чувствовалась культура воспитания.

Начальник партии подошел к нему, пожал руку и спросил:

– Если это не секрет, хотя какие сейчас могут быть секреты, скажите нам – кто вы, откуда?

– Да, батенька, правильно вы сказали: какие могут быть секреты в тайге от своих соотечественников. Я, – он назвал свое имя, отчество, фамилию, – профессор, живу в Ленинграде, городе, который, как вам будет известно, основан в 1703 году на берегах Невы, как новая столица Российской империи, и назван в честь апостола Петра, небесного покровителя царя-преобразователя, Санкт-Петербургом. Когда разразилась Первая мировая война с Германией, Австро-Венгрией и прочими, то Петербург, изменяя его немецкое наименование, назвали Петроградом. А уже после Октябрьской революции, как тогда говорилось, «идя навстречу пожеланиям трудящихся», переименовали в Ленинград. А сейчас я набрел на ваш лагерь, идя из Лениногорска. Видите ли, люблю я взять летом отпуск и отправиться в странствия по Саянам, по Алтаю, по тем местам, где нет еще пагубного влияния на природу цивилизации. Вы удовлетворены моим ответом?

Юрий улыбнулся и, как бы шутя, ответил, подражая словам ленинградского профессора:

– Ну, батенька! Вы нам прямо лекцию прочитали. Конечно, удовлетворен.

– Вы позволите мне раскинуть свою убогую палатку рядом с вашими великокняжескими шатрами, немного отдохнуть, подкрепиться, а утром продолжить свой путь?

– Конечно, конечно, располагайтесь, где вам удобно, отдыхайте.

Николай, слыша профессорскую речь, заинтересовался самим человеком, и захотел с ним познакомиться. Он подошел к профессору, назвал его по имени-отчеству и спросил:

– Вам помочь?

Профессор внимательным взглядом окинул фигуру добра молодца и сказал:

– Вы, молодой человек, прямо древнерусский богатырь. Нет, не Илья Муромец, который просидел сиднем возле окошечка своей избы в селе Карачарове тридцать три года, а, пожалуй, Добрыня Никитич. Вам бы доспехи и на поле Куликово – помогать князю Дмитрию против Мамая. Как ваше имя?

– Николай.

– О! В переводе с греческого означает «победитель народов». Помогите, мил-человек, помогите!

Николай с удовольствием помог профессору раскинуть палатку на краю поляны, возле раскидистой сосны, спросил:

– Вы ужинать будете?

– Буду, буду! Проголодался. Принесите, сделайте милость, вашего угощеньица. А вот чаек я сам заварю, попотчую вас настоящим питьем.

Николай подошел и попросил у поварихи чашку гречневой каши с тушенкой, несколько ломтей черного хлеба, сказал, что для профессора. Принес полученную еду и подал профессору. Он, сидя на чурбаке, взял чашку с кашей, поставил ее на траву, принял, словно драгоценность, черный хлеб, понюхал его, сказал:

– Этот хлеб напоминает мне о ленинградской блокаде. Фашисты окружили наш город, взяли его в кольцо. Обстрелы, авианалеты, «юнкерсы» бросали на наши головы бомбы, сыпали зажигалки. Дневная пайка хлеба упала до 125 граммов. Пришла лютая зима. Люди умирали от истощения. Шел, шел человек по улице, остановился и упал на снег. Его хотят поднять, а он уже скончался. Каких только ужасов не было в блокадном Ленинграде – и крыс ели, и мышей, и мертвечиной не брезговали. Всякое бывало. Вы не читали повесть историка Иосифа Флавия «Иудейская война»? Не читали. Он описывает осаду город Иерусалима, помниться, в первом веке от Рождества Христова, римским полководцем Титом, рассказывает о подобных ужасах.

Он разволновался, замолчал, опустил голову. Молчал и Николай… Профессор успокоился, сглотнул комок, поднял голову и проговорил:

– Я остался жив. Меня вывезли из Питера по льду Ладожского озера. Как тогда говорили: «по дороге жизни». И вот я, профессор, сижу в таежной глуши рядом с русским богатырем и думаю поесть каши.

– Кушайте, кушайте, профессор! И я пойду – поужинаю.

– Не забудьте – подкрепитесь пищей и возвращайтесь ко мне, я вас чайком побалую…

Николай, сидя у костра, торопливо проглотил кашу, отдал грязную тарелку поварихе и, взяв под мышку чурбак для сидения, направился к палатке питерца.

Он уже закончил ужин, сходил за водой к ручью, соорудил из крепких веток таган, подвесил на него медный котелок, полный воды и каких-то трав, накрыл крышкой, развел из сушняка огонь и терпеливо ждал, когда его травяной чай закипит.

Николай поставил чурбак на землю, присел рядом с профессором, хотел что-то спросить, но тот поднес указательный палец правой руки к губам, показывая, что нужно помолчать, и он замолчал.

Вода в котелке закипел, забурлила «белым ключом». Питерец резво вскочил с чурбака, снял котелок с огня, поставил на траву, накрыл льняной тряпкой, сказал:

– Пусть попреет немного. А потом станем угощаться.

Прошло минут пять. Николай успел сходить и отдать поварихе профессорскую чашку, вернуться назад.

Когда он вернулся, то получил из профессорских рук фарфоровый бокал, наполненный горячей, янтарной жидкостью.

– Присаживайтесь и пейте! Вас ожидает блаженство.

Николай, держа в руке бокал, присел на чурбак, подул, остужая горячий напиток, и немного отхлебнул. Да, профессорский чай, хотя и без сахара, показался ему необыкновенно вкусным.

– Ну что, ну что, – заглядывая в глаза соседу, спрашивал профессор, – как вам, батенька, мое варево?

– Очень вкусно!

– То-то и оно! Пейте, и еще нальем.

– Как вам это удается – такую вкуснотищу заваривать?

– С любовью нужно относиться к всякому делу – вот и весь секрет! У животных, как пишется в одной Книге, есть душа, она находится в крови. Животные чутко ощущают отношение к себе человека – злобу или ласку. Посмотрите, как нравится кошке, когда ее гладят по шерстке, чешут за ухом, называют уменьшительно-ласкательными терминами – «мурочка», «кошечка» и тому подобное. Она громко мурлычет от удовольствия, крутится вокруг хозяина, трется ему об ноги. Кстати сказать, русские крестьяне были тонким психологами. Они давно обратили внимание на такие особенности домашнего животного мира и прекрасно ими пользовались. Они обращались к своей живности с любовью, потому что она была помощницей в трудах и кормилицей, кто же рубит сук, на котором сидит. Лошадушка, бычок, коровушка-буренушка, свинка, гусочка, уточка… Возьмите фольклорный материал, сказки например, прочитайте названия – «Репка», «Яичко», «Теремок», «Колобок», «Петушок – золотой гребешок», «Морозко» и другие. Начинает крестьянин пахоту, обращается к лошади, которая тянет по полю соху, – «но-о, милая!» Понимаете? Милая, а не проклятая. И лошадь понимает своего хозяина, идет и пашет, оставляя на поле борозду за бороздой. Вот что делает доброе, любовное обращение. Понимаете? Вы понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю, – ответил Николай, – протянул бокал, – мне бы еще чайку.

– А-а, – профессор улыбнулся, – понравилось! В этом наборе пятнадцать лекарственных трав. Пейте, дружочек, пейте. – Он подал Николаю новую порцию чая, а сам продолжил то ли беседу, то ли лекцию.

– Так вот, про кошек. Возьми плеть и прояви к мурлыке агрессию. Она сразу же взъерошит шерсть, зашипит, ощерится показывая клыки, ударит, обороняясь, когтистой лапкой. Вот и все! Вот вам результаты любви и ненависти.

– О-о, вы думаете, Коля, что травы, деревья, кустарники, бесчувственны. Нет, они ощущают к себе отношение. Есть разница, сажать пшеницу, используя в своем лексиконе матерные выражения, это омерзительное мать-перемать, или, хотя бы, напевая хорошую песню.

И неожиданно, вскочив с чурбака, он присвистнул, хлопнул в ладоши, притопнул ногой, встал – руки в боки и запел некрасовских «Коробейников»: «Ой, полным-полна моя коробушка»…

Николай смотрел на внезапное преображение профессора, слушал задорный напев и невольно улыбался.

– Вот так, мой любезный! – проговорил профессор, закончив петь, присел на чурбак и затих на несколько мгновений, как будто обдумывая что-то новое, отрешившись от окружающей действительности. Но, вновь возвращаясь к реальности, он глубоко вздохнул и продолжил беседу:

– Коленька, мы не одиноки во вселенной. Есть Высшая Сила, Которая управляет мирозданием. Почему зерно, такая кроха, посаженное в землю, дает росток, колос, созревает и приносит плод в десятки новых зерен? Кто мне откроет эту тайну? А лекарственные травы. Чеснок, например. Столько в нем полезных веществ. Я вам сейчас прочитаю

Он заглянул в палатку, вернулся, держа книгу «Лекарственные растения и их применение», присел на чурбак, нашел нужный текст: «…Луковицы чеснока содержат эфирное масло, обусловливающее острый вкус и своеобразный сильный запах, а также фитостерины, фитонциды, витамины С, Д, В и другие вещества. Чеснок возбуждает аппетит, улучшает пищеварение, подавляет процессы гниения и брожения в кишечнике, обладает болеутоляющим и успокаивающим действием на кишечник. Эффективен для повышения сопротивляемости организма к таким инфекционным заболеваниям, как брюшной тиф, дизентерия, холера и др. Фитонциды чеснока убивают многих болезнетворных микробов, в том числе стрептококков, стафилококков, тифозных бактерий, парахолерного вибриона, туберкулезную палочку и др. Летучие фитонциды растертой луковицы хорошо помогают при гриппе и ангине»…– вот вам научные и медицинские свидетельства! – он захлопнул книжку и положил себе на колени. – Да, свидетельства? А откуда они взялись, полезные свойства чеснока? Нет ответа.

Николай сидел, слушал взволнованную речь профессора и сам понемногу начал волноваться. Этот ученый муж ставил перед ним такие вопросы, о которых он не думал. И не только не думал, но и не догадывался.

Профессор продолжил свою речь:

– А душевные заболевания? Почему у человека начинается психическое расстройство, он ощущает в своем организме присутствие иной сущности, иной личности, обладающей своим «я», которая воздействует на сознание своего, так сказать, домохозяина, отключает его и говорит из него своим, часто бывает, грубым голосом? Больной идет на прием к психиатру, ему ставится диагноз «шизофрения», назначается лечение сильными психотропными препаратами, вроде «амитриптилина». Лечат психиатры только последствия данной болезни. Почему она возникла? Нет ответа.

А смерть? «Помни о смерти» – говорили древние философы. Кто мне объяснит, что такое смерть и почему она существует в мире? Люди во множестве гибнут во время войн, в авто– и авиакатастрофах, во время стихийных бедствий, например, землетрясений, от болезней и так далее. При всем том, смерть может прийти в любое мгновение человеческой жизни, не спрашивая на то нашего согласия. Был человек – живой, жизнерадостный, а осталось безмолвное тело, которое зароют в землю или отправят в печь крематория. Зачем жизнь, если есть смерть?

Эти вопросы очень волновали нашего великого писателя Федора Михайловича Достоевского. Бог и бессмертие души. Как жить в мире, в котором совершается столько зла. Лебединая песня Федора Михайлович – роман «Братья Карамазовы». Я догадываюсь , вы не читали. А вот основатель психоанализа Зигмунд Фрейд читал. И не только читал, но и поставил его на первое место в мировой литературе. Вот ведь как, батенька!

Он замолчал, переводя дух. Угольки, потрескивая, тлели в кострище. Сизый дымок струился к небу. Сумрак окутывал стан геологов. Становилось прохладно. Профессор положил на тлеющие угольки несколько сухих ветвей и, наклоняясь к Николаю, проговорил:

– Еще я вам хочу сказать, Коленька, что люблю русскую культуру – песни, сказки, пословицы, поговорки, литературу, архитектуру, изобразительное искусство, иконописание. «Троица» Андрея Рублева – шедевр мирового искусства. А место захоронения этого великого человека утеряно. Как часто это бывает у нас, русских, называвшихся до Октябрьской революции великороссами.

Так вот, я вижу, что вы человек умный, не равнодушный, любознательный, поэтому я вам хочу сказать, что, идя из Лениногорска, подходя к Коргонскому перевалу, я наткнулся на старинный заброшенный монашеский скит. Бревенчатый здания погнили, покрылись мхом, плесенью, крыши кое-где провалились. Я обходил этот скит, думая о том, что здесь когда-то кипела жизнь, монахи молились, славили Бога, а теперь здесь тишина и запустение. Возможно, что монахов арестовали органы НКВД и расстреляли. Обычная практика в тридцатые годы. А вот монашеские души…

Вы знаете, Коленька, я беседовал с людьми, которые перенесли клиническую смерть, умерли, но, благодаря реанимации, вернулись в свое мертвое тело, ожили, воскресли. Они рассказывали о выходе души из тела. Они были живы, видела себя со стороны, ощущали покой, легкость, радость. Я знаю одну историю, когда в Барнауле умерла от рака женщина, а через три дня воскресла в морге. Наши души бессмертны, Коленька! Христиане поют на Пасху: «Христос воскресе из мертвых». Вот вам и разрешение всех загадок человеческого бытия и обретение смысла жизни – быть со Христом.

Он замолчал. Сидел, словно бы собираясь с мыслями. Наконец, взглянув на Николая, он сказал:

– Батенька, если вам интересно, то выберите время и сходите за Коргонский перевал. Там, в сарае, я видел, стоит много больших икон. Может быть, вы сможете что-то спасти. Идти нужно так…

Он обсказал подробный маршрут. Николай слушал, затаив дыхание, ловя слова профессора, запоминая.

– -Ну вот и все! – он встал с чурбака, отнес книжку о лекарственных травх в палатку, вернулся и, глядя на Николая, сказал: – Случайных встреч не бывает. – Они обнялись, пожали друг другу руки. – Пора спать. Завтра вставать чуть свет. Будьте здоровы и деятельны, батенька! Помните – личная инициатива имеет огромную силу!..

Николай проснулся поутру. Встал. Вышел из палатки. Среди сосен клубились космы тумана. Неяркий свет солнца, падая косо, зажигал в капельках росы маленькие солнышки. Какая-то птаха, пробуя голос, пыталась запеть и затихала.

Место профессорской палатки пустовало. Он поднялся ранешенько и продолжил свой путь. Знаток русской культуры, травник, а, может быть, и верующий в Бога, подобно бабушке Елизавете. Кто знает?

На земле осталось выжженное кострище. Но и память о человека тоже осталась. Тихий, теплый голос. Доброта в глазах. Манеры общения. Подумалось, что этот человек не сможет совершить дурного поступка. Профессор из Ленинграда-Петербурга. Скорее всего, с ним уже не придется встретиться. Тогда, доброго пути вам, профессор!

На небе, закрывая свет солнца, собрались темно-лиловые тучи. Блеснула яркая молния. Гром раскатился по небосводу. Крупные капли холодного дождя ударили Николая по лицу. Он поежился и пошел в палатку.

Дождь зарядил на весь день. То обрушивался ливнем, то из туч порошила морось. Работы на сегодня отменили. Кто-то лежал в палатке, читал книги Григория Федосеева, Олега Куваева или Джека Лондона. Кто-то поигрывал на гитаре, негромко напевал: «Синий, синий иней». Повариха хлопотала возле костра. Несмотря на дождь, обеда и ужина никто неотменял…

На второй день картина повторилась – дождь. Опять не работали. Занимались, кто чем.

И вот Николаю, вместо того, чтобы впустую проводить время, захотелось пойти за Коргонский перевал, найти монашеский скит по ориентировкам профессора, разыскать иконы. Может быть, удастся что-то спасти, взять с собой, хотя бы одну.

Он вдохновился своим желанием, подошел к начальнику партии и поделился с ним тем, что задумал – пойти на разведку за Коргонский перевал, пока идут дожди. О монашеском ските, о иконах, он, конечно же, промолчал.

– Хорошо, – сказал Юрий, – если завтра с утра будет дождливо, то отправляйся. Возьми на кухне продукты, воды. Считай этот поход своей командировкой от нашей геолого-разведки.

Один из геологов оказался в это время поблизости и услышал разговор Николая с Юрием. Секрета большого не было, что Николай пойдет за Коргон. Все бы и так узнали.

Он подошел и сказал:

– Я тоже хочу к Коргону сходить. Места там интересные. Я уже бывал там. Вдвоем-то сподручней по тайге бродить. Мало ли что.

– Да, да, – согласился Юрий, – если Николай не против, то и ты отправляйся в командировку…

Утром вновь моросил дождь. Причин, чтобы оставаться в лагере, не было. Вчерашняя договоренность с начальником партии оставалась в силе. Поэтому Николай и его спутник, взяв на кухне запас продуктов, повариха была предупреждена, надев брезентовые штаны, резиновые сапоги, плащи с капюшонами, отправились в путь к Коргонскому перевалу.

Кто-то, глядя им вслед сквозь морось дождя, широко зевал и говорил:

– Что за нужда – таскаться в такую даль. Хоть бы за деньги, а так…

Забирался в уютный спальник, поворачивался набок и мирно засыпал…

Дорога была долгая, трудная, но без неожиданностей, без нежелательных встреч, словно кто-то незримый охранял их и помогал в пути.

Они одолели Коргонский перевал. Стало темнеть. Пора было подумать о ужине и стоянке на ночь. Они нашли удобное место возле скалы, набрали сушняка, срубили топориками несколько тонкоствольных сосенок, развели костер и, сидя у огня, поужинали, немного опьянели от сытости, заблагодушествовали.

Дождь перестал. Тучи разошлись. Проглянули месяц и звезды. Командированных потянуло в сон. Усталость сказывалась. Они раскинули спальники возле костра, пожелали друг другу спокойной ночи и постарались заснуть. Топорики они положили рядом, чтобы они были под рукой. Какое-никакое, а оружие. С ним как-то спокойней, когда вокруг стоит такая глушь.

Безотчетное чувство тревоги, помимо их воли, жило в душе Николая и его спутника, заставляло, несмотря на усталость, вздыхать, ворочаться. И все-таки, дремота, навевая сон, оказалась сильней тревоги, и таежники заснули, мирно похрапывая.

Наступило утро. Запели птицы. Николай проснулся, открыл глаза. Небосвод сиял голубизной – ни единой тучки. Солнце рассыпало острые лучи, обещая хороший день. Пора было вставать, умываться, завтракать и продолжать путь к скиту, ориентируясь по приметам, данным профессором.

Приведя себя в порядок, позавтракав, погасив остатки костра, они пошли дальше… И вот Николай увидел перед собой остатки монашеского скита. Запустение и разруха царили в нем.

Несколько деревянных строений, с выбитыми окнами, с провалившимися крышами, покрытые мхом и плесенью, стояли одно возле другого. Подгнившие, покосившиеся, деревянные кресты указывали место скитского кладбища. Ограды не было и монахов не было.

Таинственная тишина окружала это место. Словно здесь незримо пребывали души монахов, стоя возле могильных крестов.

– Вот это мы набрели! – восхищенно произнес геологоразведчик, – никогда бы не подумал.

Николай благоразумно промолчал. Не станет же он рассказывать про ленинградского профессора, о его рассказе и просьбе, о его ориентации на местности. Зачем? Пусть все выглядит случайностью.

Николай поставил свои вещи на крыльцо пустующего дома. Ему хотелось найти, прежде всего, сарай, в котором стояли иконы. Он посмотрел по сторонам, определяя на глаз это хранилище, подумал: «Здесь!» – и пошагал к сараю.

Он отворил дверь, заглянул внутрь. Прислоненные одна к другой, в сарае стояло около двадцати больших икон. Он не обманулся в своем выборе, вошел внутрь, остановился. Чувство благоговения охватило его. В голову пришли мысли, что эти иконы из разных храмов времен гонений на Русскую Православную Церковь 20-30-ых годов. Кто-то, возможно рискуя жизнью, привозил эти иконы сюда, в монашеский скит, оставлял здесь и возвращался обратно. Так, неожиданно для себя, Николай прикоснулся к прошедшему времени, ставшему историей. Понятно, почему в скиту не осталось монахов. Но вот вопрос без ответа – почему сохранились иконы?

Иконы стояли на боку, изображением одна к другой. Может быть, для лучшей сохранности? Он подумал, что крайнюю икону нужно поставить вертикально развернуть, чтобы увидеть изображение.

Взявшись за угол, он осторожно стал двигать толстую доску, меняя ее положение. Но в это время он услышал сильное шуршание и увидел, что весь красочный слой осыпался на пол сарая, подняв фонтанчики пыли. Неблагоприятные условия хранения сказались. Со второй иконой случилось тоже самое. Тогда он оставил свои попытки и подумал, что, может быть, как-то спасти эти толстые доски от икон. Но как? Конечно же, это сделать не представлялось возможным. Он подумал: «Пусть остается все так, как есть. Может быть, в будущем что-то изменится. Придут другие люди и спасут эти иконы или, хотя бы, доски»…

Возвращался Николай к лагерю геологов, чувствуя в душе какое-то умиротвоврение, и даже радость, словно бы он исполнил свой долг, свою обязанность. Он шагал по тайге и думал, что реставрировать иконы, давая им новую жизнь, просто необходимо.

Они переправились через Коргонский перевал, далеко оставив за своими спинами монашеский скит – с развалинами нежилых домов, с могилами насельников, с неразгаданной тайной собрания икон. «Ничего, – думал Николай, – мне 28 лет. Все у меня еще впереди!» Жажда жизни и деятельности охватили его с головы до ног, заставляя идти бодрей…

Работа геолого-разведывательной партии закончилась. Рабочие, весело переговариваясь, упаковывали в ящики результаты геолого-минералогических проб, приборы, инструменты, оставшиеся продукты, сворачивали палатки, спальники. Вскоре, ничего, кроме остатков кострищ, не напоминало о том, что здесь находилась стоянка геолого-разведки. Все приоделись, сложили свои вещи и ждали вертолет.

Вот вдалеке раздался гул мотора, стрекотание винтов, показался вертолет. Он завис над поляной и, плавной снижаясь, опустился на траву. «Ура!» – закричали таежники, приветствуя экипаж. Опять прилетел большегрузный МИ-4. Пилоты открыли двери, вышли из машины, приветствуя геологов и рабочих разведывательной партии. Летунов встретили аплодисментами, словно знаменитых актеров. Люди улыбались, не скрывали радости. Как же не радоваться? Работы закончены. Потрудились неплохо. Предстояло прилететь в Бийск и пойти с чистой совестью в бухгалтерию, чтобы получить законно заработанные деньги.

Пока начальник партии беседовал с пилотами, рабочие по-ударному провели погрузку, заполняя грузовые отсеки вертолета ящиками.

– Все, последний! – сказал Николай и смахнул со лба капельки соленого пота. Погрузка закончена. Рабочие побежали к ручью, помыли руки, омыли разгоряченные лица, попил холодной вкусной водицы. Когда еще придется такую пить да и придется ли?

Вертолетчики заняли свои места в кабине, таежники, все двадцать человек, разместились в салоне. Двери захлопнули. Заработал мотор. Застрекотали винты. Вертолет оторвался от земли, и стал набирать высоту.

Николай смотрел вниз, на поляну, вспоминал о том, сколько интересных событий случилось с ним этим летом здесь, в этих местах. Он летел домой не с пустыми руками. В рюкзаке стояла трехлитровая банка с соленой медвежатиной, лежало несколько банок с тушенкой, сгущенкой. Красоты природы его уже не интересовали. Пожив в тайге, он увидел всякого и пережил многое. А теперь ему хотелось подремать. Он закрыл глаза, откинул голову на сиденье и задремал.

Очнулся он от голоса Юрия Робертуса:

– Товарищи, получилась маленькая неувязка с получением денег. Рабочих придется высалить в Майме. Ваши деньги почему-то перевели в бухгалтерию нашего филиала. А остальные полетят в Бийск.

Никому не захотелось возмущаться. В Майме, так в Майме! Горно-Алтайск рядом, Чуйский тракт тоже. Машины идут потоком. Тормозни и попроси, чтобы тебя подбросили до места. Не за даром.

Вертолет пошел на снижение. Приземлился он неподалеку от здания филиала.

– До свидания, товарищи! – попрощался с остающимися с Майме Юрий Робертус – всего вам хорошего!

Взяв вещи, рабочие направились к выходу, пожимая на ходу протянутые руки геологов, прощаясь.

Вертолет улетел. Группа рабочих двинулась к зданию филиала, чтобы разыскать в нем бухгалтерию и получить деньги. Но произошло еще одно недоразумении. Женщина-бухгалтер, услышав, что перед ней стоят таежники и просят выдать им зарплату, сказала, что деньги из Бийска не поступили, поэтому за расчетом надо ехать в Бийск.

– Идите на Чуйский тракт, ловите машины, договаривайтесь и поезжайте за получкой, – говорила бухгалтерша, – от Маймы до Бийска километров 120. Всего-то и делов!

Спорить с железобетонной логикой, уверенной в себе женщины, не хотелось. Недовольно ворча, люди потянулись к выходу из здания филиала. Скооперировавшись, подойдя к Чуйскому тракту, стали тормозить машины… А Николаю захотелось прогуляться вдоль речного берега, среди домов местных жителей, и уже на выходе из Маймы, посигналить проезжающим мимо автомобилям.

Он не знал тогда, что Майма и Улала, переименованная при Советской власти в Горно-Алтайск, были первыми станами алтайских миссионеров, трудившихся над обращением алтайцев от марка поклонения злым духам, демонам, что ярко проявлялось в шаманизме, к Свету Православной Веры.

Преподобный Макарий (Глухарев) стоит первым в ряду проповедников Благой Вести. Был он личностью яркой, своеобразной, разносторонне развитой. Он и писатель, и поэт, и переводчик, знаток иностранных языков, старец-руководитель, обладавший даром прозорливости. Слабый здоровьем, но сильный духом, он прослужил на Алтае пастырем-благовестником 17-ть лет. И оставил о себе глубокую, незабвенную память.

11-го августа 1830 года архимандрит Макарий (Глухарев) в качестве миссионера прибыл в Бийск и остановился в этом городе, куда часто приезжали инородцы. Отец Макарий, полный кипучей энергии, начал беседовать с язычниками о Православной Вере, о Иисусе Христе, Господе нашем.

15-го сентября отец Макарий встретился в Бийске с крещеным татарином Иеремией. Иеремия сказал:

– Бачка,я родом из Улалы. У нас в поселении живет хороший парень. Ему 17-ть лет. Звать его Элеска. Он знает, что я крестился, что еще есть крещеные, и сам захотел окреститься. Он не хочет приносить жертвы духам, ублажать Ульгена и Эрлика, навязывать ленточки-тяламы на ветвях деревьев, бояться шаманов. Он полюбил доброго Иисуса Христа и хочет окреститься. Когда отец Элески узнал о таком желании сына, то сильно разгневался, топнул ногой и крикнул в лицо парню: «Не бывать этому!» и уехал к своим стадам.

Бачка, отец Макарий, помоги Элеске! Окрести его.

Услышав такую повесть, посоветовавшись с братией, батюшка собрался и, проехав 60-т верст или 110-ть километров, добрался до Улалы 20-го сентября.

Он встретился с Элеской. Увидев русского батюшку, парень обрадовался и попросил, чтобы его окрестили. Отец Макарий, побеседовав с ним, привел на берег реки и здесь совершил свое первое крещение. Элеска вышел из воды очищенный от первородного греха и получил новое имя – Иоанн, что в переводе с еврейского означает «благодать Божия».

Эта дата – 20-ое сентября 1830 года считается алтайскими миссионерами днем основания Алтайской духовной миссии.

Еще мне хочется принести свидетельство, говорящее о том, что нет в мире ничего случайного – наша жизнь управляется Промыслом Божиим.

В 1829-ом году, за год до прибытия архимандрита Макария (Глухарева) на Алтай, Пресвятая Дева Богородица предстала пред мальчиком-алтайцем, который играл близ берега реки Маймы. Увидев Прекрасную Тетю, Которая ласково улыбнулась ему, мальчик не испугался, а, наоборот, потянулся к Этой Незнакомке, от Которой веяло теплом любви.

Она сказала ему:

– Дитя! Пройдет год и сюда приедет Макарий. Ты его увидишь. Он научит тебя молиться Тому Богу, который сотворил Алтай.

Мальчик слушал слова Богородицы, затаив дыхание. А потом спросил Царицу Небесную о том, каким он будет, этот Макарий, чтобы узнать его. Пресвятая Богородица, взяв мальчика за руку, подвела его к реке Майме и сказала: «Смотри!»

Он посмотрел на водную гладь и увидел на ней появившееся лицо человека «Это Макарий!» – радостно подумал мальчик. Повернулся, но Матери Божией уже не увидел. Она отправилась в другие места, чтобы помогать людям, живущим в мире, лежащим во зле. Лик отца Макария тоже исчез. Майма текла, спокойно неся свои воды.

Обещание Божией Матери исполнилось. Отец Макарий узнал от местных жителей про явление Богородицы мальчику-алтайцу, нашел его и окрестил.

В Майме располагался один из первых станов Алтайской Духовной миссии. Здесь находился дом, в котором жил и работал отец Макарий. В минуты редкого отдыха, он любил восходить на горы, окружавшие Майму, и любоваться прекрасными видами. Его поэтическая душа тонко ощущала красоту природы, которую создал Господь.

В 1845-ом году в Майме построили каменный храм в честь Сошествия Святого Духа. Купец Михаил Евфимиевич Шебалин жертвовал необходимые суммы на возведение храма.

При Советской власти, когда началось гонение на Русскую Православную Церковь, майминскую церковь закрыли в 1930-ые годы. Колокольню разрушили, колокола разбили, иконы вынесли и увезли. Храмовое здание переоборудовали под клуб. А когда в селе построили кинотеатр, то опустевшее строение передали во владение агрохимлаборатории… Когда Николай, смотря по сторонам, любуясь прекрасными пейзажами, а ими нельзя было не любоваться, шел по Майме, то агрохимлаборатория еще занимала помещения поруганного храма.

На выходе из селения, он приостановился возле Чуйского тракта, посмотрел на проходившие мимо автомашины, и поднял руку. Он, высокорослый, крепкий, с вытянутой рукой, походил на дядю Степу-семафора из детской книжки поэта Сергея Михалкова «Дядя Степа» и сразу же обратил на себя внимание. Возле него притормозили «Жигули».

Николай приоткрыл дверцу и, заглядывая в салон, попросил водителя:

– Земляк, ты в Бийск едешь?

– В Бийск!

– Прихвати меня с собой. Только денег у меня нет. Возвращаюсь из геолого-разведывательной партии. Деньги задержали. В Бийске у меня родственник живет. Я у него перехвачу и отдам тебе за дорогу. Договорились?

– Лады! Клади свои шмутки в багажник и присаживайся рядом со мной. Прокачу я тебя по Чуйскому тракту.

Николай поставил в багажник свои вещи, резко захлопнул крышку и, отворив дверцу «Жигулей», присел рядом с водителем. На вид, ему было под пятьдесят. Он улыбнулся, протянул руку и представился:

– Вениамин.

– Николай.

– Вот и познакомились! Поехали!

Он включил мотор, выехал на тракт, и они покатили по дороге со скоростью под восемьдесят километров… Разговор поначалу не клеился. То да се. Пустяки. Печки-лавочки. Нужно время, чтобы притереться друг к другу, найти общие темы, тогда и беседуй, хоть до третьих петухов.

Вениамин, управляя «жигуленком», принялся напевать негромко знакомую Николаю песню: «Есть по Чуйскому тракту дорога, много ездит по ней шоферов, но один был отчаянный шофер, звали Колька его Снегирев»…

– Знакомая песня, – сказал Николай, – ее писатель Михаил Михеев, написавший повесть «Тайна белого пятна», сочинил. Живет он, по-моему, в Новосибирске.

– Да, – ухмыльнулся Вениамин, – ты смотрел фильм Василия Шукшина «Живет такой парень»?

– Смотрел. Эта кинолента Василия Макаровича получила в 1964 году на Веницианском кинофестивале первый приз.

– Во, во! Этот мотивчик из песни про Кольку Снегирева Макарыч использовал в этом фильме.

– Интересно. А может быть, ты и Шукшина знал?

– Конечно знал. Он же родом из Сростков, мимо проезжать будем. И я уроженец этого села. Односельчане и знакомцы мы с Макарычем были. Он знаменитым стал – писатель, актер, кинорежиссер. Все про «чудиков» каких-то задвинутых писал.

Однажды приехал Макарыч в Сростки. Встретил я его и спрашиваю: «Вася, ты когда про меня рассказ напишешь?» Он и говорит: «А ты хочешь?» А я нахально так отвечаю: «Конечно хочу!» «Ну, ладно, – пообещал он мне, – напишу». Вот время прошло. Приехал он к нам в 1971-ом году, привез журнал «Сибирские огни». Подходит ко мне и говорит: «Ты хотел рассказ про себя прочитать?» «Хотел», – отвечаю. «Так бери, читай. Называется «Мой зять украл машину дров». Вот так он меня прославил. Только фамилию мою немного изменил. Потому что он там придумал немного про меня, а так, все правда. Читал я этот рассказ, смеялся и плакал. Талантливый был мужик, Вася Шукшин. Жаль, рано помер. Снимали фильм по роману Михаила Шолохова «Они сражались за родину», лег он спать и не проснулся. 45-ть годиков-то всего и прожил, сгорел. В Москве его и схоронили на Новодьевичьем кладбище. А по мне бы – в Сростках надо бы ему покоиться, в родной земле.

Он, Вася-то, все какую-то правду искал. Писал: «Нравственность есть Правда». Подумаю своей головенкой – туман сплошной. Нравственность – понятно. Не воруй у соседа из погреба картошку. А какая-такая Правда? Вон, выходит газета «Правда». Пишут в ней про успехи социалистического соревнования. Приврут, конечно, кое-где. Вот тебе и Правда!

Все Вася ходил, зубами скрипел, нервничал, доказать кому-то чего-то хотел, против Бога и Христа восставал. А что ему Бог плохого сделал? Я-то в душе верю, что Бог есть. Бога никогда ругать не стану. Зачем? Не надо. Вот что с ним и приключилось.

Бросил бы все, в Сростки вернулся, устроился бы в тракторную бригаду, получил трактор. Трудись, не хочу! Вон, в «Калине красной» показал про урку раскаявшегося. А сам не дотянул до него. Все праздника какого-то искал. Вспахал бы поле, в бане напарился, кваску бы тяпнул, водку он уже не пил, завалился на перину пуховую – вот тебе и праздник! Эх, Вася, Вася!

Проехали Сростки. Здесь, на холме, стоит дом, в котором поживало семейство Шукшиных, родился Василий Макарович, провел свои детские годы. В нем расположился музей Шукшина. Приезжают экскурсанты, знакомятся с экспонатами, рассматривают домашнюю обстановку.

Рядом, на горе Пикет, скульптор Вячеслав Клыков, используя последний кадр шукшинского фильма «Печки-лавочки», изваял Василия Макаровича сидящим, в брюках, завернутых до колен, с голыми ступнями. Огромный получился памятник.

Каждый год, в июльские дни, на горе Пикет проходят Шукшинские чтения, приезжают в Сростки известные люди, собирается много простого народа. Выступают актеры, режиссеры, писатели и те, которые лично знали Василия Макарович Шукшина, продаются книги. Местные жители, стоя возле входа на гору, предлагают приезжим алтайский мед и медовуху, разлитые в банки. Шум, гам, толкотня, словно на ярмарке.

Но чтения заканчиваются, народ разъезжается, и на Пикет опускается тишина. Остается сидеть на своем месте Шукшин-памятник, остается кое-кто из торговцев, в надежде продать свой товар кому-либо из проезжающих по тракту, захотевших остановиться и подняться на гору.

Да, земной, человеческой славы – и прижизненной, и посмертной, Василий Макарович Шукшин получил и получает с лихвой, в достатке. А как же его бессмертная душа? Она же не исчезла, словно пар от легкого дыхания. Она продолжает жить, существовать и просит, чтобы о ней молились. Как любая душа покойного крещеного человека.

Приехали в Бийск, остановились возле дома, в котором жил родственник Николая. Он боком выдвинулся из машины, вошел в подъезд, постучал в двери. Открыл брат Леонид, который переехал из Новосибирска и обосновался здесь. Он удивился, увидев Николая, обрадовался, крепко пожал ему руку.

Николай объяснил причину своего появления, попросил у брата в долг. Леонид принес деньги, отдал брату. Он улыбнулся:

– Спасибо, браток, выручил!

Спустившись по ступеням, он открыл двери подъезда, Вениамин сидел в машине, ждал.

– Вот, получи! – Николай протянул купюру. Вениамин взял, небрежно сунул в карман, сказал: – Вещи не забудь забрать из багажника. – Попрощались, чтобы никогда больше не встретиться. Обычная жизненная история.

Николай взял вещи, поднял руку. Вениамин газанул, и «жигуленок» исчез в сгущающихся сумерках последних августовских дней.

Николай переночевал у брата. На следующий день получил деньги в бухгалтерии и выехал в Новосибирск. Приближалось начало обучения в институте легкой промышленности.

11

В ноябре 1982 года умер генеральный секретарь коммунистической партии Советского Союза Леонид Ильич Брежнев. Эпоха, именуемая «застоем», закончилась. Я слышал народное предание о посмертном явлении Брежнева и думаю, что его полезно будет воспроизвести.

Вечером этого дня, когда Брежнева похоронили, в одном из поселков, в своем доме за шитьем одна женщина. Она искренне веровала в Бога, была воцерковлена. Да, были, есть и всегда пребудут такие люди – искренне верующие в Бога.

За окнами стемнело. В комнате горел свет. Женщина, воткнув иголку в катушку с нитками, отложила шитье.

В это время кто-то сильно постучался в двери дома. Женщина посмотрела на часы, удивилась – десятый час. «Кто бы это мог быть?» – подумала и, встав со стула, подошла и, не спрашивая, отодвинула задвижку и отворила двери.

На крыльце, наклонив голову, в шляпе, стоял крепкий человек, одетый в осеннее пальто, отглаженные брюки и начищенные ботинки.

– Вам кого? – удивленно спросила женщина. Человек поднял голову, и женщина, узнавая вечернего посетителя, отступила назад и воскликнула: – Леонид Ильич, это вы? Да вы же умерли! Я видела ваши похороны. Да что же это такое?

– Да, – сказал Брежнев глухо, – я умер. Но я, как ты видишь, жив! Наши души бессмертны!

– Так что вы, как вы, – засуетилась женщина, – войдете?

– Нет, – снова глухо ответил Брежнев, – ко мне проявили величайшее милосердие, отпустив меня ненадолго к вам. Вы веруете в Бога?

– Да, – ответила она, – верую! – И перекрестилась – Я умоляю вас, – проговорил Брежнев, – закажите обо мне панихиду. Пусть меня отпоют в храме. Закажите сорокоуст и раздайте за мою душу милостыню, ради Христа. Обязательно. Милостыню. Ради Христа. И молитесь о упокоении моей грешной души. – Он на мгновение замолчал. И, тяжело вздохнув, продолжил: – О, если бы я знал раньше, что все земное, вся эта слава, все эти награды, угодничество подхалимов, лизоблюдство, превозношение, похвальба человеческая – ничто перед Богом, Прах и пепел. А важное – Православная Вера и добрые дела, ради Христа. О-о-о! – он вновь глухо простонал и сказал: – Прошу вас, помогите, сделайте для меня милость, ради Христа! Меня ждут мытарства!

– Хорошо, хорошо, – взволнованно проговорила женщина, – я, чем смогу, тем помогу, Леонид Ильич, помогу!

Брежнев низко поклонился женщине и, сойдя с крыльца, отступил в темноту. Женщина выбежала вслед за ним, Но Леонида Ильича уже не было…

На место Брежнева заступил Юрий Андропов. Но вскоре умер. Его заменил Константин Черненко. И тоже недолго пробыл на руководящем посту – скончался. К власти в стране пришел Михаил Сергеевич Горбачев. Приближалось время, которое назовут «перестройкой».

В 1983 году Николай Сарычев закончил институт легкой промышленности и получил по распределению направление в город Томск – на обувную фабрику. Молодого, перспективного выпускника предполагалась использовать в качестве начальника цеха. Он подумал и отказался. Переезд с маленькими детьми в незнакомый город, обустройство на новом месте, показались ему нежелательными.

– Что ж, – сказали в институте, – жаль, конечно. Но этот ваш выбор. Отправляйтесь, так сказать, в свободное плавание.

И Николай, имея теперь высшее образование, устроился в УПС. Это база, склад автомобилей. Его приняли сначала товароведом. А потом, видя, его деловые качества, назначили начальником транспортного цеха.

Но на этой работе не предоставляли жилой площади. А Николай, имея семейство, нуждался в трехкомнатной квартире. И вот он узнает, что в управление Горгаза жилье работникам предоставляется. Он уволился с прежнего места работы и поступил на новое.

Николая приняли в штат слесарем. Работа была разъездная. От жителей частного сектора поступали заявки, и слесари, погрузив баллоны с газом в автомобиль с деревянной будкой, присев на скамьи, направлялись по адресам – забирать пустые баллоны и подключать к печкам новые.

Николай быстро научился нехитрому ремеслу – забирать и загружать в автомобиль использованные баллоны, подключить к печке новый, проверить поступление газа, открыв подачу, повернув конфорку и поднеся зажженную спичку. Газ, пыхнув, начинал гореть сине-красным пламенем.

– Все нормально! – говорил Николай, – распишитесь о получении.

Хозяин или хозяйка расписывались, платили деньги, и бригада слесарей трогалась в дпльнейший путь.

Иногда случалось, что Николай видел у хозяев дома иконы или икону, стоявшую на кухне, на полке. Старая, закопченная, видно, что никому не нужная, никто на нее не молится, не чтит, как святыню. Он смотрел на нее, жалел, что икона гибнет, вспоминал иконы, оставшиеся в монашеском скиту, и осторожно спрашивал у хозяев:

– У вас вот икона стоит на полке.

Хозяин равнодушно отвечал:

– А, эта. Бабушка наша померла. Она верующая была. А икона вот осталась, выбросить хочу, да руки все не доходят.

Николай вдохновлялся и говорил:

– Зачем ее выбрасывать? Если она вам не нужна, то подарите мне.

– Ишь ты, ушлый какой! Подари ему икону, – одолеваемый бесом жадности артачился хозяин, – в вдруг она больших денег стоит?

– Ну, как знаете, – как бы безразлично отвечал Николай и показывал, что хочет уйти.

– Стой! Куда ты? – нервно восклицал мужик, – давай на бутылек «яблочной» и забирай свой трофей.

Николай вынимал из кошелька рубль и семнадцать копеек, подавал хозяину. Взяв икону с полки, он просил газету, заворачивал в нее образ и выходил из дома, шел к автомобилю Горгаза… Так он положил начало собиранию своей коллекции.

В его душе все сильней и сильней разгоралась любовь к родине, к России, не Советскому Союзу – атеистическому государству , а России – хранительнице древних традиций, хранительнице Православной Веры.

Однажды Николаю приснился знаменательный сон. Спит он и видит себя в старинной избе. Деревянная лестница приставлена к входу на чердак. Он, крепко держась за перекладины, переставляя руки и ноги, поднимается наверх – на чердак. Его заполняет тусклый, сумеречный свет. Стоят старинные сундуки, покрытые толстым слоем пыли, лежат сарафаны, расшитые рубахи, лапти, серпы, ступки, пестики и множество других антикварных вещей. Все запыленное. По углам висят и стоят на полу иконы. Они тоже покрыты пылью.

Вдруг Николай видит мокрую тряпку. Он наклоняется, поднимает ее и, подойдя к чердачному окну, протирает его от пыли. Солнечный свет потоком льется внутрь чердака, освещая все темные углы. Сумрак отступает.

Николай видит перед собой старинную икону. Это образ Божией Матери. Он сильно запылен. С трудом различаются черты Богородицы и Богомладенца Христа. Что делать? Ему словно кто-то подает новую, чистую, мокрую тряпку. Он осторожно протирает икону, очищая ее от пыли, берет в руки, прикладывается, смотрит на лик Царицы Небесной и ощущает в душе радость.

Начальство Горгаза по достоинству оценило профессиональные качества, деловую хватку, предприимчивость нового работника, учло, что у него высшее образование, и назначило его начальником отдела кадров, предоставило трехкомнатную квартиру.

Вечерами Николай изучал литературу о реставрации икон. Он узнал о том, как подготовить левкас – покрытие для иконы. Нужно было яичные желтки смешать с просеянным мелом, готовой массой закрыть на иконе повреждения слоя, дать просохнуть и нанести красочное покрытие.

Реставрация икон – это целый мир со своими законами. Николай, методом проб и ошибок, постигал его, приобретал навыки.

Жизнь продолжалась. Шел 1986 год. Коллекция антикварных вещей, икон, собираемых Николаем, пополнялась. Коллеги по работе, соседи, знали про его увлечение. Большинство с пониманием, с сочувствием, относились к такому времяпрепровождению. А что? Работает начальником, не курит, может выпить, но пьяным его не видели, общительный, всегда поздоровается. «Золото», а не парень!

26-го апреля 1986 года, на Украине, в Чернобыле, произошла страшная катастрофа на атомной электростанции – взорвался один из энергоблоков. В воздух было выброшено газопылевое облако, начиненное радиоактивными элементами. На ликвидацию аварии послали пожарных, вертолеты, сотни добровольцев-ликвидаторов устремилось на Украину, многие из которых ценой своей жизни спасли эту страну от постепенного отравления радиацией. Помнят ли украинцы-малороссы об этом?

В Киеве в те дни счетчики показывали на городских улицах наличие радиации. А вот в Киево-Печерской Лавре – третьем уделе Божией Матери на нашей грешной земле, основанной преподобными Антонием и Феодосием, радиации не было. Господь хранил святое место. Это так поразило одного человека, что он впоследствии принял сан священника.

Можно считать, что с этого времени в стране началось движение по изменению социально-политического строя, именуемого «перестройкой».

Однажды Николая навестила родная тетя, сказала, входя в квартиру:

– Здравствуй, Коленька! Вот, в кои веки, собралась проведать родного племянничка.

– Входите, входите, я вас чайком сейчас угощу.

– Угости, Коленька, попотчуй. Посидим за чаем. Я тебе расскажу, зачем пожаловала. Ты, говорят, собираешь коллекцию старинных вещей, икон. Показал бы тетке свои сокровища, пока вода кипятится, чай заваривается.

В одной из комнат квартиры, в которой жили Сарычевы, хранились антикварные вещи. Стоял пузатый самовар, патефон, пластинки с записями песен сороковых-пятидесятых годов, прялка, ступка, пестик, серп, висели иконы.

– Да, – проговорила тетя, – теперь вижу, что не зря к тебе нагрянула. Пойдем на кухню-то, посидим.

Здесь, попивая густой ароматный чаек, тетя поведала племяннику о цели своего посещения.

– Получила я письмецо от своей хорошей знакомой. Живет она в Тундрихе. Это рядом с Тальменкой. Раньше-то в Тундрихе храм православный стоял, да при Советской власти его закрыли. Иконы вынесли. Вот, бабушка и мама моей знакомой спасла одну икону из этого храма. А теперь она мне пишет, что хочет передать эту икону в хорошие руки. Я сразу про тебя и вспомнила. Выбери, Коленька, время и навести мою знакомую, сделай доброе дело. Вот, запиши ее адрес. Она живет в Тундрихе…

Николай записал на листке. Поблагодарил тетю. Она домой засобиралась. Попрощались, он проводил ее до дверей, вернулся на кухню, присел за стол. В его душе оживало ощущение, что его ожидает впереди что-то серьезное. «Ну, ладно, посмотрим!» – подумалось ему.

Он выбрал свободное время, взял с собой сынишку Даниила, большой прочный рюкзак, сшитый из крепкой материи, и они отправились на железнодорожный вокзал.

До Тальменки доехали на поезде. От Тальменки до Тундрихи – на рейсовом автобусе. Даня сидел рядом с папой, смотрел в окно, болтал ногами. Все ему виделось необычным, интересным – раскидистые сосны, стоявшие вдоль дороги, голубой небосвод, в котором висело лучистое солнце, автомашины, пролетавшие мимо, дяди и тети, сидевшие в автобусе.

Мальчик Даня, увидев что-то интересное за окном, восторженно ахал, прижимался к отцовскому боку и, показывая пальчиком, спрашивал:

– Папочка, папочка, что это?

И отец, стараясь быть солидным, доходчиво отвечал на вопрос.

В Тундрихе они вышли из автобуса и, спросив местных жителей, разыскали нужный адрес. Хозяйка и хранительница иконы, звали ее Мария, оказалась дома. Узнав, что приезжие из Новосибирска, хотят узнать про икону батюшки Серафима Саровского, о которой она сообщала в письме, обрадовалась, радушно пригласила проходить.

Их встретил обычный деревенский уют. На полу лежали половики. Стоит стол, застеленный скатертью, табуретки, железная кровать, над которой торчал вбитый в стену гвоздь, семейные фотографии в рамке – на стене.

А за спинкой кровати, в углу, стояла большая икона, размер, примерно, метр на восемьдесят сантиметров, пихтовая доска. А на доске находилось изображение батюшки Серафима Саровского Чудотворца, написанное масляными красками.

Святой старец изображен иконописцем в полный рост. Рука прижата к груди. Лик батюшки светится тихой лаской, добротой и любовью. Так и видится, что он сейчас поклонится земно пришедшим и весело воскликнет:

– Радость моя, Христос воскресе!

Мария накрыла на стол, пригласила приезжих подкрепиться с дороги, а сама стала рассказывать повесть про икону батюшки Серафима.

– Стоял в нашем селе храм – красивый, благолепный, маковки храмовые увенчаны крестами, чтобы люди видели издалека орудие нашей победы над сатаной, осеняли себя крестным знамением и воздавали через это поклонение Иисусу Христу, Распятому на Кресте, Умершему и Воскресшему в третий день по писаниям. Крест – хранитель всей вселенной!

На колокольне висели звонкоголосые, певучие колокола. Восходил звонарь на колокольню, крестился три раза, кланялся на восток, брал в руки вервия и, раскачав колокольный язык, ударял в медный бок большого колокола. Он отзывался певучим, протяжным – б-о-о-м! Словно выговаривал: «Бог мой!» Далеко по округе раскатывался колокольный звон, отходя от колокола в виде креста, будил души человеческие, звал в храм Божий на молитву, на покаяние. Кто веровал во Христа, в бессмертие души, в жизнь вечную, в воздаяние после смерти за прожитую жизнь, те сами шли и детей с собой вели, внучат.

Батюшка исповедовал своих прихожан, причащал Телом и Кровью Христа, Господа и Спасителя нашего. Вел беседы, рассказывал, что Рай для праведников и вечный ад для грешников – не сказка, а реальность. Надобно твердо веровать во Христа, стоять за Православную Веру, ибо только в Православии спасение. И не слушать всяких смутьянов, вроде Льва Толстого, сектантов-штундистов, революционеров, которые сами в ад идут и других за собой волокут. Любить надо родину, Россию, почитать Царя-батюшку Николая Александровича Романова, слушать церковное и мирское начальство, жить, творя добрые дела, ради Христа. И помнить, что мы на земле только странники, временные жители, а отечество наше вечное – на небесах, в Царствии Божием. Молитесь за своих усопших, поминайте в храме, они все живы и ждут ваших молитв.

Но пришли времена скорби. Началось, по Божию попущению, гонение от коммунистов на Русскую Православную Церковь, на верующих во Христа. Самозванный вождь и учитель народа Ленин – первый среди безбожников гонитель, предтеча антихриста. Как писал Апостол Павел: «Александр-медник много мне сделал зла. Да воздаст ему Господь по делам его!»

Храм наш закрыли. Свои же, местные жители. Кресты спилили. Колокола сбросили с колокольни, разбили кувалдами и увезли на металлолом. Святые иконы вынесли из храма и свалили в сарай. Хорошо еще, что не пожгли, как бывало в других местах.

Жил в нашем селе парень – рыжий, конопатый, словно подсолнух. Федором его звали. Любил он гульбу, хлебом не корми. Выпить водочки, самогона, бражки, первый в очереди стоял. А напившись, охмелев, любил он покуражиться, позадираться, подраться. Ходил часто с синяками, да гонора своего не терял. Как же, первый на селе гармонист. Кого на гулянку пригласить? Федьку рыжего. За девками он тоже любил увиваться. Обманывал простушек. А работу не любил.

При Советской власти он понял, что пришло его время. Вступил он в комсомол, возглавил комитет бедноты. Ходил по селу, людей раскулачивал. В погроме церкви тоже участвовал.

Однажды Федька выпивал со своими дружками. Хмель ударил ему в голову и захотелось ему своих собутыльников чем-то удивить, поразвлечь. И тут дьявол, не иначе, нашептал ему на ушко поганую идейку. Вспомнил он про святые храмовые иконы, которые лежали в сарае.

Он недобро ухмыльнулся. Сузил глаза, блеснувшие злобой. Сильно стукнул по столу, так, что бутылки зазвенели и говорит:

– Слушай меня! В нашей конюшне пол земляной. А в сарае деревяшки лежат, которым попы молились и наши дуры богомольные кланялись. Устроим комсомольский субботник, прямо сейчас. Поможем бедным лошадкам, чтобы копыта не выстужали. Выстелим пол в конюшне поповским добром. Ясно?

Федькина идея пьяницам понравилась. Они засмеялись, зааплодировали, кто-то засвистел, загоготал:

– Ай, да Федя, что удумал! Долго тебя в селе помнить будут.

Вставая из-за стола, выпивая на дорожку, они гурьбой направились творить свое злодейство. Бесы, любители злых дел, незримо сопровождали их.

Лошадей вывели из конюшни, стреножили, чтобы не разбредались далеко, перетаскали иконы из сарая в конюшню и положили на земляной пол святыми ликами вверх. Пока таскали, похохатывали все, пошучивали, рассыпали матерочки. А когда закончили, то загнали лошадей обратно. Они, входя в конюшню, ступая по святым ликам, дико храпели, ржали звонко, словно спрашивая у злодеев: «Что же вы натворили?»

Федька закрыл конюшню на замок, отдал ключ сторожу, сказал:

– Дело сделано! Пойдем ко мне, посидим еще, выпьем.

И они потопали к дому своего вожака. Кто-то из них засвистел, кто-то запел похабную частушку и ломанулся плясать вприсядку.

По селу пролетела весть, бабы шептались возле колодца, рассказывали друг другу, что сотворил рыжий бес Федька и его собутыльники. «Ах, ах, проклятущий! Как же его земля носит?»

Верующие старушки сильно горюнились о том, что сотворил этот сын дьявола. Бессловесные животные топчут иконы, справляют нужду. Горе-то какое!

Вскоре собрались они, кто побойчей, и пришли к Федьке домой. Он сидел за столом, выпивал, закусывал, держа на коленях гармонь, тихо наигрывал и напевал: «Барыня, барыня, барыня-сударыня»…

Увидев старушек, он отставил гармонь в сторону, посмотрел на них мутным взглядом и буркнул:

– Ну, зачем пожаловали, пережитки?

Они, подталкивая друг друга, стали просить:

– Феденька, дорогой, да что же ты сотворил? Зачем пол в конюшне выложил иконами да еще святыми ликами вверх? Или ты нехристь какой? Или души у тебя нет? Хотя бы, переверни иконы ликами вниз, чтобы не топтали их лошади.

Федька сидел, слушал слова бабушек, переводя взгляд с одной на другую, молчал. И вдруг, наливаясь злобой, он визгливо заорал им в лицо:

– Молчать, старые отродья! Я – марксист-ленинец! Религия – это опиум для народа! Бога нет и никогда не было! И души нет. Вранье это все – про Бога и про душу. Теперь я, Федор, для вас царь и бог! Поняли?

Помолчал, подумал, сказал слащаво:

– А если хотите, чтобы я вам помог, то пришлите ко мне вашу красавицу-богомолку – Любку! Пусть она со мной потолкует, а там – посмотрим.

С тем и ушли старушки, печально переглядываясь, слыша за спиной хохот Федькин, наигрыш гармони и слова песни: «Я пойду, пойду, погуляю, белую березу заломаю»…

Жила в селе красивая скромная девушка. Звали ее Любовь. Она всей душой веровала во Христа, ходила в храм Божий. Конечно, страдала, когда началось поругание православных святынь.

Бабушки застали Любу дома, когда пришли к ней. Рассказали ей откровенно про иконы и желание Федьки, попросили:

– Сходи, девонька, поговори с этим антихристом.

Молча выслушала Люба просьбу старушек. Закусила губу, побледнела, слезы навернулись на глаза – она опустила голову. Бабушки сидели молча, смотрели на нее, сопереживая, всхлипывали.

Любовь подняла голову, вытерла слезы, сказала тихо: «Делать нечего. Надо идти», Перекинула толстую косу на грудь, повязала густые волосы платком, помолилась на иконы, попросила: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Пресвятая Богородица, не оставляйте меня! Поклонилась бабушкам, попросила у всех прощения и благословения, направилась к двери. Старушки за ней затеснились, крестили в спину, просили: «Спаси, Христос! Спаси, Христос!»

На следующий день Любовь нашли мертвой. Она висела на березе в ближайшей роще. Горло захлестнула петля. Лицо в синяках. На теле кровоподтеки. Ее вынули из петли, положили на телегу, на сено. Она лежал, откинув голову. В полузакрытых глазах запеклись слезы.

А Федька с того дня запил по-черному. Что ни день – напивается до бесчувствия. Сидит, играет на гармони, пьет и плачет.

Бабушки, пользуясь моментом, упросили сторожа, чтобы он позволил им забрать иконы из конюшни. Дед-сторож еще не потерял страха Божия, позволил. Сказал:

– Только берите все, сразу!

– Спаси тебя, Христос! – благодарили бабушки сторожа, разбирая иконы и унося их домой.

Вот и моя мама с бабушкой принесли к нам в дом икону батюшки Серафима Саровского. Я тогда маленькой была, а помню. Спрятали они обретенную святыню в погреб, поставили на земляной пол.

Прошли годы. Моя бабушка и мама померли. А я начала подмечать, что углы иконы от сырости стали понемногу подгнивать. Тогда я икону вытащила из погреба, вбила в стену прочный гвоздь и повесила образ батюшки на него. Пусть висит, как память о былом.

А недавно вот что получилось. Мой сынок на кровати спит, над которой икона висела. Всегда головой под иконой. А этой ночью он почему-то по-иному лег, ногами к образу батюшки.

Ночью слышу какой-то стук, поднимаюсь, включаю свет и ахаю от ужаса. Смотрю и глазам не верю – икона сама собой с гвоздя сорвалась и сыну на ноги упала. Ударила, но не больно. А если бы он головой лежал? Самое удивительное, что гвоздь цел и веревка, на которой икона висела.

Поняла я, что храмовой иконе не место в моей избе. Вот я письмо-то и написала. Забирай ее, Николай! Найди иконе батюшки Серафима место в храме.

Слушал Николай повесть Марии, запоминал. Думал о том, что словно бы сам батюшка Серафим позвал его сюда, в Тундриху, в этот дом, чтобы обрести здесь прекрасную икону с необыкновенной историей.

Разговор закончен. Мария принялась убирать со стола, а Николай вышел на крыльцо. «Почему все это выпадает на мою долю? – думал он радостно, стоя на крыльце, смотря на темнеющее небо, на дома жителей, в каждом из которых шла своя, не похожая на другие, жизнь и отвечал сам себе, – Значит, так надо!»

Отец и сын переночевали под гостеприимным кровом Марии. Встав утром, они подкрепились перед дорогой.

– Спаси вас Бог! – прощаясь, проговорил Николай, – за то, что сберегли эту чудную икону. Вы не волнуйтесь, я обязательно передам этот образ в храм. Обязательно!

Мария, немного смущаясь, ответила:

– Так вышло. Благодарю Вас, что приехали, что послушали меня, икону вот забрали. Слава Богу за все! До свидания! Счастливого пути!

Они раскланялись. И отец с сыном пошли на автобусную станцию. Николай нес за спиной тяжелую икону батюшки Серафима. Но удивительно – он не ощущал тяжести, словно бы святой сам себя нес.

Годы не стояли на месте, шли. Страна изменялась. Ушел от власти зачинатель «перестройки» Михаил Горбачев. Народ избрал президентом Бориса Ельцина. В Беловежской пуще, в 1991-ом году, руководители СССР, Украины, Белоруссии – Ельцин, Кравчук, Шушкевич, подписали договор о создании союза независимых государств. Советский Союз прекратил свое существование.

В России начались экономические реформы, переход к рыночной экономике, частному производству. На постсоветском пространстве начались конфликты на межнациональной почве. Пролилась кровь.

Николай работал в те годы в кооперативном движении. В свободное от основной работы время, он знакомился с реставраторами, коллекционерами, художниками. Игорь Сулковский – один из них.

Появилась возможность – и Николай приобрел автомобиль «москвич», получил права и сел за руль…

Автомобиль – это не велосипед. Это домик на колесах для путешественника. Были бы деньги на бензин, на продукты и, может быть, на ночлег в придорожной гостинице. Выбирай маршрут и отправляйся в путь-дорогу.

В 1992-ом году Николай с семейством путешествовал по Алтаю. Даниилу исполнилось 12 лет, Юрию – 11. Раньше, в этом возрасте, как помнится мне, подростки охотно читали произведения западных авторов о путешествиях, о приключениях – Верн «Дети капитана Гранта», «Капитан Немо», Дефо «Робинзон Крузо», Рид «Всадник без головы», Стивенсон «Остров сокровищ» и другие, овеянные романтикой. Как сейчас обстоят дела, не знаю.

Перед глазами путешественников разворачивались красоты Алтая. Алтай – это жемчужина! Это место для тех, кто хочет соприкоснуться с красотой природы, насладиться дивными пейзажами, испить чистой воды из родников, проехать по дорогам алтайских миссионеров.

Николай, по старой памяти, по любви к этому месту, приехал в Чемал. Остановил «москвич» на окраине села, вышел из машины, осмотрелся. Вдруг он увидел человека с бородой, длинноволосого, одетого по-мирски, но похожего на священника. Он приблизился к «москвичу», широко улыбаясь, говоря:

– Вижу по номерам, что вы из Новосибирска?

– Да, точно!

– Я тоже проживал в столице Сибири. Значит, мы с вами земляки.

– А кто вы?

– Я священник. Меня зовут отец Виктор. Я буду здесь служить, организовывать приход, строить храм. Как ваше имя-отчество?

– Сарычев Николай Сергеевич.

– Вот и познакомились.

Они пожали друг другу руки. Разговорились. Неожиданно Николай вспомнил про икону батюшки Серафима из разграбленного храма села Тундрихи.

– Знаете, батюшка, – сказал, – ко мне в руки попал образ святого старца, – и поведал священнику историю про икону батюшки Серафима Саровского.

Он внимательно выслушал трагическую повесть со счастливым завершением, перекрестился и задумчиво проговорил:

– Да-а, такой иконе место в храме.

Николай, поразмыслив немного, сказал, что хочет передать этот образ в Чемальский храм, пришлет его с первой оказией.

– Да? Обрадовался отец Виктор, – вы только предварительно предупредите, что икону везут, чтобы нам ее торжественно встретить. Вот мой номер телефона. Ну, Бог вам в помощь! Будем ждать от вас весточки.

Они попрощались. Отец Виктор пошел к своему автомобилю. Николай проводил его взглядом и присел на сиденье, подумал: «Удивительно все получилось! Прямо – чудесно!»

Он с семейством вернулся из поездки в Новосибирск. Вскоре узнал, что знакомые отправляются в Чемал, попросил, чтобы они взяли с собой икону батюшки Серафима и передали ее отцу Виктору, местному священнику. Они согласились. Упакованную икону поставили на заднее сидение автомобиля и поехали в Чемал.

Николай набрал номер телефона отца Виктора и радостно проговорил:

–Здравствуйте, батюшка! К вам везут икону Серафима Саровского. Встречайте!

–Ой, спаси Вас, Господи! – обрадовался отец Виктор, – обязательно встретим и отслужим молебен. Бог вам в помощь, Николай Сергеевич, в Ваших трудах!

Разговор закончился. Николай сидел, опустив голову. На душе было легко и радостно. Сделано еще одно доброе дело. Приятно это – делать добро! Хоть маленькое дело, но доброе.

Так, спустя много лет, икона преподобного и богоносного отца нашего Серафима Саровского Чудотворца обрела приют в Чемальском храме.

Николай, в котором кипела творческая энергия, помимо основной работы, приносившей ему денежные доходы, помимо реставрации, антиквариата, не оставлял и спорт. Конечно же, он не занимался дзю-до, самбо. Его потянуло в горы, восходить на вершины. Он смотрел в свое время фильм режиссера Станислава Говорухина «Вертикаль», помнил актера Высоцкого в роли радиста, его песни – «парня в горы тяни, рискни», напряженные моменты фильма, когда альпинисты оказывались в сложных ситуациях, но мужественно преодолевали их…

И вот, в 1992-ом году он выполнил норматив «альпинист 3-го разряда», стал профессионалом.

Наступал новый 1994-ый год. В это время Николай получил приглашение от своего друга, известного альпиниста Андрея Афанасьева. Он одолел все горы Советского Союза, имевшие высоту семь тысяч метров и носил прозвище «снежный барс». Андрей звал своего друга в Саяны – на школьную альпиниаду. Он подумал и ответил согласием. А еще, решил взять с собой в Саяны сыновей – Даниила и Юрия. Приближались зимние каникулы и поездка в горы стала бы для сыновей подарком.

– Ребята, – спросил он сыновей, – вы хотите поехать в Саяны, поучаствовать в альпиниаде, совершить восхождение на горы, а?

– Ура, – закричали мальчишки, услышав предложение отца,– конечно хотим! Даешь альпиниаду, ура!

Он смотрел на радостные лица сыновей, вспоминал себя мальчишкой и тоже радовался.

Билеты были куплены, и 2-го января альпинисты-туристы, отец и сыновья, прибыли в село Черемушки. Оно расположено под Саяногорском, возле плотины Саяно-Шушенской ГЭС, построенной на Енисее.

От Черемушек до базового лагеря альпинистов, расположенного под горой Большой Борус, пришлось идти пешком. Неунывающий Николай шагал впереди, подбадривал своих сыновей, вслух восхищался красотой окружающего мира, кедрами, покрытыми снеговыми шапками, голубизной небосвода, снежинками, которые посверкивали, отражая солнечные лучи.

В лагере Николай встретил Андрея, «снежного барса», обрадовался, сердечно поприветствовал, пожимая руку, хлопая по плечу, спрашивая: «Как ты? Что нового?» Андрей, отвечая на ходу, повел приезжих в избушку устраивать на жительство. Отворив двери, сказал:

– Входите, располагайтесь. Завтра начнем восхождение. Хорошо, что синоптики обещают солнечную погоду. Ну, все! Я побежал. Сам понимаешь, дел невпроворот. До встречи!

Николай понимал озабоченность Андрея. Народу собралось в лагерь много. Приехали из разных мест школьники, инструкторы, ответственные лица. Всех нужно устроить, сказать несколько слов. Подумалось: «Давай, Андрюша, работай».

Николай вышел из домика, выдохнул клуб морозного пара. Лагерь альпинистов кипел жизнью. Бегали, резвились мальчишки – участники альпиниады, знакомились друг с другом. Серьезные инструкторы стояли кружком, обсуждали проблемы предстоящего восхождения на Большой Борус. А Николай подумал, что нужно подкрепить себя пищей и выспаться, чтобы завтра отдохнувшим, полным сил, совершить восхождение.

Утром, после завтрака, мальчики-альпинисты, инструкторы, уходившие в горы и остающиеся в лагере, выстроились друг против друга, лицом к лицу. Протягивая, крепко, по-дружески, пожимали руки, хлопали по плечам, желали уходившим благополучного подъема и возвращения.

«С будущей горой!» – проговорил Андрей Афанасьев и крепко пожал руку Николая. «Счастливо оставаться!» – проговорил Николай. Они оба знали про трагические случаи, когда те, кто ушел в горы, остались живыми, а те, кто пребывал в лагере, гибли под лавиной, внезапно сошедшей с гор.

Подъем начался. Опытные инструкторы шли вместе с мальчишками, руководили восхождением. Николай, ступая по снегу, шагал вместе с сыновьями, подбаривал, наставлял.

Стояла прекрасная погода! Ни облачка. Светило солнце. Подъем шел своим чередом. Шагалось весело.

Неожиданно случилась заминка. Юра наступил на ледяной камень, поскользнулся и подвернул стопу. – Ой, ой, ой! – вскрикнул от боли и остановился, присел на снег, схватился за ногу. Сидел, стиснув зубы.

Николай встревожился, подошел к сыну, спросил:

– Юра, что с тобой?

Он ответил:

– Вот, папа, ногу подвернул.

– Может быть, назад вернемся? – сказал отец.

– Нет, что ты, папа! Ты же сам говорил, что маршрут несложный. Я потерплю. Мне уже и не больно. Мы дойдем до вершины. Обещаю, – проговорил сын.

Николай, огибая цепочку мальчишек, подошел к руководителю подъема и сообщил ему, что Юрий, сын, подвернул ногу, но возвращаться не хочет, пойдет до вершины.

– Ну и молодец, мужественный парень! – сказал руководитель, – ты же, Николай, мужик опытный. Вставайте в хвост и тянитесь за нами. Так и до вершины доберетесь. А вниз уже проще спускаться будет.

Николай подозвал к себе Даниила, объяснил ситуацию, послал его идти со всеми. А сам, вместе с Юрием, остался замыкающим. Восхождение продолжилось.

В это время, вопреки прогнозу, начала портиться погода. Небосвод медленно заволокла пелена серых туч. Посыпался колючий снежок. Стал посвистывать, налетая порывами, ветер. Но мальчиков-альпинистов такое изменение погоды не испугало. Они смело шли вперед.

А вот Юра, прихрамывая, отставал и отставал от общего строя. Отец шел с ним рядом. Хотел было взять сына под руку. Но он сказал: «Я сам, папа!» И самостоятельно похромал дальше.

Снегопад все усиливался. Усиливался и ветер. Снежная пелена заволакивала от глаз Николая впереди идущих. Он теперь шел, ориентируясь по следам. Отец тревожился за сына. Но Юрий вел себя мужественно, не сдавался, шел и шел вперед.

А вот и вершина Большого Боруса, они добрались! – Ура-а! – закричали радостно отец и сын, вскидывая вверх руки, – Ура-а! Мы дошли!

Они обнялись. Отец вынул из походного рюкзака фотоаппарат, сфотографировал сына на горной вершине. Юрий стоял, улыбался, светясь от счастья. Теперь, пожимая руку, ему могут говорить: «С горой, Юра!» Он взял фотоаппарат и запечатлел на пленке довольного восхождением отца. Они дошли. Рубеж взят. А теперь можно спускаться с горы вниз – в лагерь альпинистов.

Николай забросил рюкзак за плечи и, различая на снегу чьи-то следы, решил спускаться здесь. Это было его ошибкой. Альпинисты направились по другому маршруту. Этого, конечно, он не знал. Они начали спуск. Шли и шли спокойно, не ведая о том, что движутся в другую сторону.

Примерно через час пути они попали в глубокий снег. Ноги, одетые в ботинки и бахилы, стали проваливаться в сугробы. Приходилось вытаскивать их, чтобы сделать следующий шаг, тратя на эти усилия много энергии, тяжело дыша, потея. Приходилось останавливаться, чтобы перевести дух.

Николай, глядя по сторонам, не видя следов, стал сомневаться, думать – а правильно ли они выбрали направление пути? И наконец понял – нет, не правильно. А куда же теперь идти? Он не знал. Снежная пелена застилала видимость

«Неужели мы заблудились?» – тревожно подумал он, останавливаясь, чтобы передохнуть. И пришлось признаться самому себе, что да, они заплутали в этой гористой местности, в этом кедровом бору. А что делать? Он подумал, что, прежде всего, не падать духом. В лагере скоро хватятся, что двое альпинистов не вернулись, начнутся поиски. У него в рюкзаке – банка тушенки и большая плитка шоколада. Маловато для двоих. Но что есть, то и есть. Он вспомнил, что отправляясь на Большой Борус, положил в карман пуховика зажигалку. Снял с руки перчатку, опустил в карман, но зажигалки там не нашел. Скорее всего, он выронил ее по неосторожности и не заметил этого. Развести костер, чтобы обогреться, стало нечем. Выбора не было – придется спать на снегу.

Зимний день короткий. Быстро стемнело. Ночная мгла мешалась со снежной пленой. Похолодало.

– Давай, сынок, устраиваться на ночлег, – сказал Николай Юрию, – нужно отдохнуть. Силы нам завтра понадобятся.

Они выбрали место под кедром, прилегли на снег, прижавшись друг к другу… Ветер свистел. Снег сыпал и сыпал. Ночная мгла окружила отца и сына. Они стали задремывать.

Постепенно холод сковывал их тела. Спать в лесу, на снегу, при буране, морозе – тяжело и опасно, можно замерзнуть. Уснуть и не проснуться.

Николай почувствовал, что у него по телу прошла судорога. Еще одна и еще одна. Его начало трясти. Это состояние называется гипотермия. Он понял, что дело худо. Встал на ноги и сказал: – Юра просыпайся! Вставай, сынок! Будем делать зарядку.

Полусонный Юрий, зевая, передергиваясь, приподнялся и встал на ноги. Отец отдал команду:

– Равняйсь, смирно! Ноги на ширину плеч! Делай, как я!

Он широко взмахнул руками, начиная вращения. Юрий смотрел на отца, слушал его команды и повторял за ним упражнения. Постепенно они согревались. Пар повалил от обоих. Они оживились.

– Ну вот, сынок, согрелись. Теперь попробуем заснуть.

Они вновь легли на снег и задремали…

Наступило утро. Буран продолжался. Отец и сын проснулись, встали, размялись и опять пошли наугад. Трудно идти, не зная, куда. Буран, снег, ветер, сугробы, кедры. Величие природы, вызывавшее раньше восхищение, теперь стало чужим и пугающим, грозящим смертью. Ощутить себя перед мощью стихии, готовой тебя погубить, маленьким и слабым, открытие не из приятных.

Сумрак опустился на горы, на тайгу. Неожиданно Николай увидел свет. Словно кто-то зажег и посветил фонариком. Еще раз и еще раз. Неужели к ним идет помощь? В душе ожила радость.

Николай остановился, замахал руками, громко закричал:

– Эй, эй, люди! Мы здесь, мы здесь!

Они бросились вперед, крича, размахивая руками. Но свет погас. Никого. Ничего. Они обманулись. После душевного подъема, наступило опустошение. Николай печально подумал, что отец погубит своего сына. Он посмотрел с отеческой любовью на сына, сказал:

– Сынок, нам нужно подкрепиться. Давай поедим шоколада.

Он вынул из рюкзака шоколадку, отломил большую часть и подал в обертке сыну. Себе оставил на фольге. Взял остатки, откусил, пожевал… Ветер, налетев порывом, подхватил фольгу и унес в морозную мглу. Николай не обратил на это никакого внимания. Шоколад съеден. Предстояло устраиваться на ночлег, чтобы пережить вторую ночь.

Они, отец и сын, лежали, прижавшись друг к другу. Николай спал чутко. Неожиданно он услышал характерное шорканье лыж о снег, а потом раздался голос Даниила: «Папа, папа, берегите силы! Мы идем к вам!» Николай встал, отряхивая снег, посмотрел в ту сторону, откуда, словно ветром, приносило слова старшего сына, и ничего не увидел. Темно. Глухо. Снежная пелена.

Конечно же, он и не мог предположить, что его в то время искушали духи злобы, бесы. О подобных искушениях рассказывается в житиях святых, например преподобного Макария Александрийского. Эти явления не были галлюцинациями, как думалось ему, это было реальностью – и свет, и шуршанье лыж по снегу, и голос Даниила. Только дьявольской реальностью, искушениями от лукавого.

Пришел третий день скитаний отца и сына по горной тайге. Вновь они плутали среди кедрача, уставали, присаживались, чтобы передохнуть, жевали снег, утоляя жажду. Вставали и снова шли в неизвестность.

Смеркалось. Ветер понемногу стихал. Снег еще сыпался, но еле-еле. Большие снежинки-звездочки мягко опускались на сугробы, на кедровые лапы. Пелена в небе утончалась, готовясь и вовсе растаять.

И вновь Николаю почудилось, что впереди горит костер, возле него стоят люди, светят фонариками, смеются дети, от костра наплывает запах дыма и вкусной пищи.

На этот раз он повел себя осторожней, не купился на свои видения, не побежал вперед. Шел, сдерживая себя, и оказался прав. Видение исчезло. Он потряс головой – ничего. Тяжело вздохнул и остановился возле разлапистого кедра, сказал:

– Юра, будем готовиться на ночлег. А пока, поедим тушенки.

Николай вынул из рюкзака банку, вскрыл ее ледорубом, передал Юре, кивнул головой: «Ешь!», а сам тяжело присел на снег. Юра съел половину, передал банку отцу. Он доел остаток, попросил:

– Юра, я посплю немного, сон морит. Ты посчитай до тысячи и разбуди меня.

Повернулся набок и сразу же отключился, захрапел. Сквозь сон услышал голос: «Папа, папа, вставай!» С трудом открыл глаза, посмотрел на сына, спросил:

– Что ты, сынок?

– Я уже досчитал до десяти тысяч, а ты просил только до тысячи. Я тебя бужу, бужу, а ты спишь и спишь.

– А, да, да. Ложись и ты, сынок, поспи.

Юрий улегся. Снег перестал. Ветер утих. Небо очистилось от туч, появились яркие звезды. Наступало 6-ое января – Рождественский сочельник.

Николай посмотрел в бездонное небо, усыпанное множеством звезд, перевел взгляд на сына. Он спал, свернувшись, посапывая. Ему вновь стало жалко сына. Он не хотел думать о том, что они не спасутся, погибнут. Но кто-то назойливо влагал ему эту мысль о погибели в голову.

Он опять посмотрел в небо, почему-то пришли мысли о Боге, о вечности. Ему припомнилось о том, как перед поездкой в Саяны, он подъехал на машине к железнодорожным кассам предварительной продажи билетов. Оставил автомобиль на обочине, вышел из салона. Напротив возвышался Вознесенский собор. Николай бросил мимолетный взгляд на кресты, на мозаичные иконы Святителя Николая Чудотворца и преподобного Серафима Саровского, вошел в здание и занял очередь за билетами, сказал, что отлучится на минутку, чтобы его не теряли. Что-то сильно потянуло его на улицу.

Он вышел, отворил дверцу, присел на сиденье, крепко взялся за руль, посмотрел на здание собора. Внезапно у него в голове промелькнула мысль: «Иди в собор, купи свечу, поставь Николаю Угоднику и попроси помощи!» Он удивился этой мысли, хмыкнул, покачал головой и остался сидеть на месте. И второй раз, и третий появлялась у него в голове эта мысль. Но он не внял ей, продолжая оставаться в машине. Больше эта мысль не возникала. Посидев еще немного, подумав ни о чем, он отворил дверцу и направился покупать билеты…

А теперь вот, он лежит на снегу рядом с сыном и ожидает прихода смерти. Он закрыл глаза, помотал головой.

Еще припомнилась ему одна история. В центре Новосибирска находился магазин «Букинист». В нем продавались книги, сданные на комиссию, предметы антиквариата, иконы. Николай по просьбе знакомого коллекционера выставил в магазине на продажу икону великомученицы Марины. Образ редкий, старинный, цена за него оказалась приличной.

Когда он в следующий раз наведался в магазин, чтобы узнать о продаже, то продавщицы, увидев его, обратились к нему с просьбой:

– Николай Сергеевич, в первой гимназии стала работать воскресная школа. Преподаватели заходили к нам, увидели икону великомученицы Марины. Она им очень понравилась, приглянулась. Но цена? Она им не по средствам, не по карману, так сказать. Нельзя ли ее понизить?

– Хорошо, – сказал он, – я спрошу владельца иконы. Что он скажет! До свидания!..

Но коллекционер, узнав о желании понизить цену, только посмеялся:

– Что вы, мой дорогой! Ради какой-то воскресной школы я должен терять прибыль. Нет! И еще раз, нет! Передайте мой отказ тем, кто спрашивал…

Эти воспоминания промелькнули в мыслях Николая, взволновали его. Он осторожно, чтобы не разбудить Юрия, встал на ноги, перекрестился, поклонился и попросил:

– Господи, спаси меня и сына! А я, клянусь Тебе, что икону святой великомученицы Марины пожертвую в воскресную школу.

Он еще раз перекрестился, поклонился, прилег на снег рядом с сыном, обнял его. Он заворочался во сне, зачмокал губами.

– Спи, спи, Юра! Все образуется. Мы не одиноки. С нами Бог!

Он разволновался, всхлипнул и подумал, что нужно возвращаться, идти по следам до Большого Боруса. А там, глядишь, встретишь людей – альпинистов или еще кого. Подумав так, он вздохнул, закрыл глаза и забылся.

Утром они встали. Погода была тихая, солнечная. Отец сказал сыну, что нужно возвращаться назад, идти на Большой Борус. И они, тяжело переставляя ноги, пошли к горе, ступая по своим следам. Появилась какая-то цель, надежда.

Время текло неостановимо. Неожиданно Юрий воскликнул:

– Папа, папа! Я вижу людей.

Николай, подняв голову, проговорил устало:

– Сынок, успокойся. Это не люди. Это галлюцинация.

Но сын был настойчив:

– Нет, папа, ты ошибаешься. Это люди. Я пойду вперед.

Отец посмотрел вслед сыну и остановился. И вот, он видит, что к нему подбегают люди, хлопают его по плечам, смеются, радуются. А он стоит, словно каменный, думает, что это видение, что оно скоро прекратится, и снова придется идти вдвоем вперед среди сугробов, кедров, чтобы спасти себя и сына.

Руководитель группы приблизился к Николаю, посмотрел на его лицо, похожее на маску, заглянул в глаза и крикнул:

– Отойдите от него. Он думает, что мы нереальны!

Люди отхлынули в стороны, а руководитель зашептал:

– Коля, очнись, приди в себя! Это правда. Вы спасены!

Дрожь пробежала по телу Николая. Он вздрагивает, приходит в себя, смотрит по сторонам. Видит людей, сына, понимает, что спасен и, ослабев от волнения, садится на снег, опускает голову и рыдания сотрясают его, он захлебывается плачем. Люди стоят рядом, понимают его состояние, молчат, сопереживают. Понемногу он успокаивается, слышит голос:

– Коля, выпей!

Ему подают кружку с чаем, коньяком, лимонником, элеутерококком. Они выпивает. Тепло идет по телу. Возвращается радость. Сил прибавляется. Он встает на ноги, смеется, всхлипывает, мысленно благодарит Господа за спасение.

Руководитель спасательной группы, звать его Валерий, говорит, что здесь поблизости, пройти метров восемьсот, стоит избушка охотника. Нужно пойти туда. Николай кивает головой, и они с сыном, и Валерий с группой спасателей, направляются к охотничьему домику.

Солнце склоняется к закату, опускается за горы, окрашивая вершины алым цветом. Но предстоящая ночь уже не страшит Николая. Они среди своих, они разыскали его и сына, спасли от смерти.

Домик охотника не заперт. Они открывают двери, заглядывают внутрь, спрашивают: «Хозяин, ты дома?» В ответ молчание. «Наверное, – говорит Валерий, – он ушел в село. Думаю, что он не обидится, если мы воспользуемся его гостеприимством».

Николай, Юрий, Валерий, спасатели, входят в комнату. Она хорошо протоплена. От печки идет жар. На столе стоит керосиновая лампа. Валерий зажигает фитиль, накрывает огонь стеклянным пузырем. Комната освещается, делается уютно.

– А мы вас искали, – говорит Валерий, – на вторые сутки собирались уходить в другой район. Вдруг видим – на снегу лежит фольга от шоколада. Я сразу же радисту говорю, чтобы он сделал запрос, выяснил – была ли у потерявшихся шоколадка? Он послал по рации и получил ответ, что да, сын Даниил подтверждает, что у отца была в рюкзаке шоколадка и банка тушенки. Андрей Афанасьев шлет нам приказ, чтобы мы не уходили из этого района и продолжали усиленные поиски. И вот, мы наткнулись на вас. А ну-ка, разувайтесь, посмотрим, что с вашими ногами.

Николай, наклонившись, снимает ботинки, носки. Пальцы на ногах начинают чернеть. У Юрия все нормально. Валерий тревожно переглядывается со спасателями, говорит:

– Обувайтесь. Срочно уходим.

– Почему? – цедит сквозь зубы Николай. Он разомлел от тепла, размяк. Ему хочется прилечь на кровать или на пол, все равно, выспаться, отлежаться, набраться сил.

Валерий категоричен:

– Уходим! Пока ты в норме, сам пойдешь. А кто потом понесет через тайгу твои сто двадцать килограммов.

Возражать не приходится. Отец с сыном обуваются. Валерий гасит керосиновую лампу. Они выходят из тепла на мороз.

– Вперед! – командует Валерий, – иди и не спи! – говорит Николаю. – Позади тебя пойдет человек. Если ты станешь засыпать, он будет взбадривать тебя. Понял?

– Понял,– отвечает он, и движение начинается. Мучительный переход до лагеря.

Николай идет медленно, раскачиваясь из стороны в сторону, словно пьяный. Его тянет прилечь на снег и забыться. Нов это время он ощущает тычок в спину острой палкой, и человек, приставленный к нему, бодро говорит:

– Альпинист, не спи! Замерзнешь! Не молчи, рассказывай байки.

Николаю хочется что-то вспомнить, что-то рассказать, но язык у него словно связан. Он пробует запеть, но вместо слов песни, с языка срываются нечленораздельные звуки, похожие на мычание. И опять – тычок в спину острой палкой, бодрый голос:

– Альпинист, не спи, замерзнешь!

Величественное безмолвие окружает идущих. В небесах горят звезд. И среди всех, ярче всех, самая крупная, торжественно сияет одна звезда, символизирующая собой, ту, Вифлеемскую звезду, которая привела волхвов на поклонение родившемуся Богомладенцу Христу. Пока они шли, наступило Рождество Христово. Начался отсчет времени спасения человечества.

Валерий сообщает по рации в лагерь, что пропавшие найдены, что они идут на своих ногах. Связь закончена. Андрей Афанасьев говорит альпинистам, что все в порядке, что сто двадцать килограммов Николая Сарычева идут сами. Напряжение разряжается. Все радостно смеются, аплодируют. Кто кричит: «Ура!». Никто не спит. Все ждут встречи.

Последний гребень перевала пройден. Внизу открылась панорама лагеря. Горят фонари, костры. Люди видят идущих, бегут навстречу, приветствуют, радостно кричат, ликуют… Николай смотрит по сторонам, видит радостные лица незнакомых людей, сам радуется, снова благодарит Господа за спасение.

Андрей идет навстречу, крепко обнимает Николая, говорит:

– Жив, старина! С «горой» тебя!

Отец с сыном входят в избушку, раздеваются. Ноги у Николая раздуло. Они болят. Кто-то подает ему кружку со спиртом. Он выпивает сто граммов, выдыхает, передергивается. Тепло наполняет организм. Он подходит к лежанке, падает на нее и отключается. Не слышит, не чувствует, что ему ставят небольшую дозу морфина. Он спит. Он счастлив.

Так закончилось это приключение Николая и его сына Юрия. Все обошлось без последствий. Отлежавшись, набравшись сил, он попрощался с Андреем Афанасьевым, с альпинистами, и вернулся с сыновьями домой – в Новосибирск.

Дома, в городе, помня о своих рассуждениях и клятве, Николай, первым делом, побывал в Вознесенском соборе. Он вошел в собор, перекрестился, стоя в притворе, купил в лавке большую свечу и спросил:

– Подскажите, пожалуйста, где находится икона Святителя Николая Чудотворца?

Ему сказали, что в левом, Никольском приделе, вон там!

Он увидел большой образ батюшки без митры, так называемый – Никола Вешний, подошел поближе, посмотрел в глаза Святителя – живые, внимательные, строгие, понял, что святой все про него знает, покаянно склонил голову, тихо проговорил:

– Прости меня, Николай Угодник! Тогда я тебя не послушал и вляпался в неприятную историю. Слава Богу, что мы остались живы! Прими хоть сейчас от меня жертву и прости меня!

Он запалил фитилек свечи от горящей, оплавил низ и крепко поставил свечу в лунку. Она горела ярко. Николай еще раз посмотрел в очи Святителя Николая, перекрестился, поклонился и направился к выходу из собора. В душе он чувствовал удовлетворение.

Во исполнение своей клятвы, Николай встретился с коллекционером. Сидя за столом у него в квартире, он рассказал ему историю своего спасения. Упомянул и о клятве.

Коллекционер внимательно выслушал его повествование, понял, что он ждет от него решения – продать икону великомученицы Марины. Вопрос только в цене. А, может быть, сделать так?

Он улыбнулся и сказал:

– Николай Сергеевич, я тронут вашим рассказом. Честно сказать, подобное приходилось читать только в приключенческих романах. А теперь я вижу перед собой человека, пережившего такие испытания, словно бы живым сошедшего с книжных страниц. Удивляюсь и преклоняюсь! Я не сентиментален. Но вот… знаете, я подумал и захотел сделать вам подарок. Вы можете забрать эту икону и поступать с ней, как вам будет угодно.

Он замолчал. Безмолвствовал и Николай, не ожидавший такой развязки. Но вот он встал из-за стола, протянул руку и проговорил:

– Не ожидал. Спасибо вам…

Приехав в «Букинист», он забрал икону с торгов, завернул в бумагу и понес к автомобилю. Продавщицы смотрели ему вслед и молчали.

Николай выбрал время и приехал в гимназию, в которой находилась воскресная школа. Но здесь его ожидал неприятный сюрприз. Учителя сказали ему, что такой школы при гимназии больше нет. А куда она переехала, они не знают. Адреса им никто не оставлял, а они не очень-то и хотели узнать. Так что, извините.

Николай огорчился, но вида не показал. Попрощался и вышел на воздух. Он думал о том, что теперь предпринять? Икона великомученицы Марины, девятнадцатый век, позолоченный латунный оклад, стоит у него в квартире и ожидает решения своей дальнейшей участи. Он же потерял координаты воскресной школы, в которую поклялся передать образ. Кто разрешит его сомнения? Неожиданно он подумал: а священники? Им дана от Бога власть разрешать такие вопросы. Подумав так, он повеселел, присел на сиденье автомобиля и поехал в Вознесенский собор.

Здесь он, увидев батюшку, подошел к нему, попросил выслушать и разрешить его недоумения. Священник сказал: «Говорите, я слушаю». Николай обстоятельно рассказал ему про все, что было связано с иконой великомученицы Марины, и спросил, что ему теперь делать. Батюшка улыбнулся и ответил:

– Раз так получилось, конечно же не без воли Божией, то подарите эту икону в любой храм. Ее примут с радостью. Благословляю!..

Пришла весна. Снег растаял. Скитания по морозной тайге остались в прошлом, воспоминания о них немного сгладились, притупились. Надо было исполнять свою клятву.

В выходные дни Николай поставил упакованный образ великомученицы Марины на заднее сиденье автомобиля, сам сел за руль и поехал на Алтай, в село Чемал. Он хотел к образу преподобного Серафима Саровского присоединить икону великомученицы Марины.

Дорога до Чемала известна. За окном автомобиля видны прекрасные алтайские пейзажи, живописные горы, реки. Время пути проходит незаметно. И вот он, Чемал!

Отец Виктор здесь уже не служил. Его заменил другой священник – отец Николай. Узнав о цели приезда Николая Сергеевича, он обрадовался. С благодарностью принял образ великомученицы Марины, пообещал, что за дарителя будет молиться, чтобы Господь помогал ему в трудах.

Николаю, что ни говори, было приятно. Еще сделано одно доброе дело, исполнена клятва. Икона теперь на своем месте – в храме. Он радостно вздохнул и посмотрел ввысь. Над Чемалом проплывал облака – большие, пуховые. Голубел небосвод. Весеннее солнце, наливаясь силой, согревало землю. Природа расцветала, тянулась к свету. «Так бы и нам, людям, тянуться к Богу, как тянется одуванчик к солнцу!» – почему–то подумалось ему. Настроение у него было великолепным.

12

В 1995-ом году Николая Сергеевича Сарычева приняли на работа в фирму заместителем директора по коммерческим вопросам. Фирма занималась закупкой и реализацией мяса, шкур, орехов и других продуктов. Офис фирмы располагался в городе Бердске. Николай Сергеевич приезжал на работу из Новосибирска. Благо, что Бердск находился километрах в тридцати от города.

Работа пришлась ему по душе – поездки, встречи с людьми, рассказы, попадались ему предметы антиквариата, которые ему дарили или он покупал за деньги.

В то время Николай стал членом клуба туристов. Человек он был опытный, мастер спорта по дзю-до, альпинист-разрядник, работал учителем физкультуры. Ему доверили быть инструктором, водить ребят от одиннадцати до двадцати лет в горы. Партию молодых туристов привозили на автобусе в горную местность, на любимый Николаем Алтай и оставляли на попечение инструктора. Он хорошо знал маршрут движения группы в течение двадцати двух дней.

Путешествие среди гор, вдалеке от цивилизации. Подъемы, спуски, занятия на скалах. Романтика для подростков. Да и двадцатилетним тоже не приходилось скучать. Николай Сергеевич организатор хороший, умевший заинтересовать, увлечь ребят. А красота окружающей природы говорила сама за себя.

Вечером, сидя у костра, смотря на горящие полешки, ребята чувствовали уют и, может быть, единение друг с другом. Кто-то брал гитару, и слова песни летели по округе. Кто знал, те подхватывали, хлопали в ладоши.

А Николай хотел поговорить о чем-то серьезном, о вечности. Он спрашивал:

– Ребята, вы видите окружающий нас мир, красоту. А вот вопрос: кто его создал, откуда он взялся, как вы думаете?

И тут же получал заученный в школе ответ:

– Николай Сергеевич, окружающий нас мир создала природа. Все развивалось эволюционно – от простого к сложному. Все давным-давно известно и описано в книгах. Чарльз Дарвин – теория эваолюции.

Слыша бойкие ответы, он задумчиво говорил:

– Да, да, – замолкал, сидел и слушал слова песен, сам подпевал вплоголоса.

Двадцать два дня туристического дохода заканчивались, и группа возвращалась в город. С ней возвращался и Николай, чтобы продолжить свою работу в бердской фирме.

Николай Сергеевич размещал свои предложения о приобретении антикварных вещей в рекламных газетах. Ему звонили, спрашивали, что интересует, предлагали свои вещи.

Однажды ему позвонила женщина. Он услышал в трубке хриплый голос:

– Это вы интересуетесь антикварным изделиями?

Он ответил:

– Да, это я. Вы хотите что-то предложить?

– Да, хочу! Мне покойная бабушка передала по наследству икону. Я собираюсь ее продать. У меня сложные денежные обстоятельства. Мне требуются деньги. Как мы встретимся?

– Назовите свой домашний адрес. Я подъеду, посмотрю вашу икону, оценю ее, а там, как сойдемся. Я смогу к вам наведаться завтра. Часам к двум. Как вы?

– Меня это устраивает. Я согласна. Запишите адрес…

На следующий день, в назначенное время, Николай стоял напротив квартиры хозяйки иконы и нажимал на кнопку звонка. Он прозвенел и затих. Послышались шаги, и знакомый хриплый женский голос вопросил:

– Кто там?

– За иконой! – ответил Николай. Щелкнул замок, двери отворились. Владелицей хриплого голоса оказалась женщина средних лет – бледное, отечное лицо, всклокоченные волосы ярко-рыжей окраски, неопрятная одежда, По всему было видно, что она выпивает и давно.

– Проходите! – резко сказала она и направилась вперед. Николай закрыл двери и пошел за хозяйкой.

В комнате, на диване, стоял большой образ великомученика и целителя Пантелеимона. Афонское письмо. Часть иконы утрачена. Верх и низ иконы отпилены. Такое поругание икон практикуется у посвященных колдуний, которые имеют у себя в услужении бесов. Они якобы лечат при помощи молитв и святых икон. Но иконы, обязательно поруганные, нужны колдуньям для отвода глаз клиентов. А вместо молитв, читаются заговоры, обращенные к нечистым духам. Было ли здесь что-то подобное, Бог весть.

– Вот она! – сказала женщина, – моя мучительница.

– Как? – удивился Николай, – почему?

– Да потому! – зло ответила женщина, – с того дня, с того самого дня, как померла бабушка и передала мне эту икону, я лишилась покоя. Не могу спокойно спать. Мне все видится, что он, Пантелеимон, смотрит на меня укоризненно. Только закрою глаза – образ встает предо мной. Его глаза. Они терзают меня. Он и сейчас взирает на меня. Я не могу, не могу!

– Вы успокойтесь! – Николай взглянул на икону. Великомученик с любовью смотрел на него, держа ящичек с лекарственными снадобьями и ложечку.

– Теперь к делу. Сколько Вы хотите получить за эту икону?

– Хотя бы столько! – злобно произнесла женщина, – что, скажешь, что много прошу? А мне деньги до зареза нужны! – Она провела себе по горлу ребром ладони.

– Я вам предлагаю такую сумму… – Она была чуть ниже просимой, но женщина сразу же ответила: – Я согласна, согласна! Деньги!

– Подождите! – Николай упаковал икону в бумагу и только тогда подал деньги. Женщина с жадностью схватила их, крепко зажала в кулаке и радостно рассмеялась.

Николай, не прощаясь, пошел к входной двери. Женщина шла рядом с ним. Открыла защелку и, выпроводив покупателя, с силой захлопнула за ним двери.

Николай покачал головой. У него в душе было чувство, что он сегодня освободил святого из плена, и решил, что этот образ святого великомученика и целителя Пантелеимона, станет его родовой иконой…

С течением времени, он отреставрировал икону, восстановил нижнюю и верхнюю части, поновил. Икона приобрела благодатный вид…

Николай не знал тогда, что великомученик и целитель Пантелеимон является покровителем Алтая. Об этом он узнал позже и всегда радовался, что икона святого, таким необычным образом, досталась ему.

В 1997-ом году, Николай Сергеевич, сидя возле телевизора, пощелкивая пультом управления, смотрел передачи. Ему попался для просмотра интересный фильм. Неподалеку от города Барнаула находится старинное село. Называется оно Сорочий Лог. Здесь, при Советской власти, во времена гонений на Русскую Православную Церковь, чуть в стороне от села, палачи расстреливали православных священников и мирян.

Приговоренных к смерти выстраивали цепочкой. Они стояли, смотрели на своих убийц. Кто-то шептал: «Господи, с миром прими души наши и не лиши нас Царствия Небесного!» Командир махал рукой, кричал : «Пли!» Гремел залп. Пули пронзали тела мучеников. Они падали на родную землю, обагряя ее своей святой кровью. Тех, кто сразу не умер, добивали, делали контрольные выстрелы.

Когда стоны казненных затихали, то работники выкапывали могильную яму, брали за руки, за ноги, тела убитых и, раскачав, бросали на глиняное дно. Взяв лопаты, заваливали глиной, разравнивали. Закончив работу, шли к машинам, чтобы ехать в город. Всем хотелось напиться до бесчувствия спиртного, чтобы затушевать в сознании эти картины убийства и смерти… А души мучеников, убиенных за Христа, шли в это время на Небеса, встречаемые ангельским пением. Сколько людей здесь погибло, Одному Господу ведомо.

Страданиями и кровью мучеников освятилось место расстрелов возле села Сорочий Лог. Господь явил здесь Свою неизреченную милость. Господь благословил, и однажды, пробившись из-под земли, на месте мучений и крови, родился родник. Побежал, зазвенел ручей. Вода в нем была чистая, целебная.

Православные христиане узнали о явлении в Сорочьем Логу родника, стали приезжать сюда. Была выкопана купель. После молебна люди подходили к земляной чаше, полной ледяной родниковой воды, и благоговейно перекрестившись, ух! – трижды окунались в прозрачную воду. После купания выходили на берег радостные, освеженные, чувствовали прилив сил. Случались в Сорочьем Логу исцеления от разных заболеваний. Помогала сорочинская вода и одержимым нечистыми духами, облегчала их страдания.

Бдительные советские власти узнали о паломничестве православных с Сорочий Лог, на месте расстрелов, на целебный источник и распорядились пресечь эту самодеятельность несознательных граждан.

Однажды к роднику подрулил милицейский «Газик». Из него вышел партийный начальник и милиционеры. Подошел гусеничный трактор.

Начальник, подавая сигнал, махнул рукой и крикнул трактористу:

– Начинай!

Водитель, двигая рычагами трактора, приступил к работе – нагребал землю, чтобы она заваливала воду, перекрывала дыхание и жизнь родника. Работал он старательно и погубил родник.

Закончив трудиться, тракторист заломил залихватски кепку, выпрыгнул из кабины, прошелся по свеженапаханной земле, притопнул ногой и положил начальству:

– Готово! Принимайте работу.

– Молодец, орел ты наш! – похвалили его, – на бутылку честно заработал. Ха-ха-ха!

Заняв места в машине, начальник и милиционеры поехали в город. За ними, оставляя на земле следы от гусениц, пошел трактор. Стало тихо.

Внезапно, сияя золотом лучей, над заваленным родником появилась икона Божией Матери. Она стояла на воздухе. От нее шел сильный свет.

Налетел ветер – подул, засвистал. Наплыли тяжелые тучи. Блеснула молния. По небосводу раскатился гром. Напаханная земля поднялась в воздух столбом и стала оседать, разлетаясь в разные стороны.

Родниковая вода, освобожденная силой Божией, вновь родилась, потекла, зазвенела, посрамляя усилия человеческие, посрамляя злобу дьявольскую.

И ныне сюда, в Сорочий Лог, приезжают из разных мест люди. Они молятся новомученикам российским, обливаются целебной водой из колодца, поставленного над источником, окунаются в озерцо, образованное родниковой водой, мажут свои язвы грязью. Кто-то получает исцеления от своих болячек.

Николай, нажав кнопку пульта, выключил телевизор. Задумался. Эта информация заинтересовала его. Он решил обязательно побывать в тех местах.

Первый раз Николай Сергеевич приехал в Сорочий Лог со своими друзьями. Побывал один раз, потянуло во второй раз приехать сюда, в благодатное место. Как бы там ни было, а душа наша бессмертная, причастная вечности, ощущает благодать Божию. Кому-то она приносит радость и умиротворение, а кому-то, кто выбрал себе в путеводители сатану – злобу, ненависть и раздражение.

Николай подъезжает к Сорочьему Логу, давит на газ, поднимается по дороге, ведущей на холм, разворачивает автомобиль и останавливается возле деревянного храма во имя Иоанна Крестителя, Предтечи Господня. Возле храма стоит деревянная скульптура Архангела Михаила. Архистратиг Божий держит в руке меч. Он – глава Небесных Сил Бесплотных. Он, вместе с верными Ангелами, сверг с Небес Люцифера, падшего херувима, ставшего сатаной, и падших ангелов, ставших бесами.

Николай выходит из машины, разминает ноги, крестится, кланяется, смотрит по сторонам. Далеко синеют родные просторы. Внизу избы села Сорочий Лог.

Цветут жарки. Суслики стоят столбиками возле своих норок, пересвистываются и, почувствовав что-то тревожное, ныряют в спасительные норы.

Здесь ныне располагается женский монашеский скит от Барнаульского Знаменского женского монастыря. Возглавляет его схимонахиня Марфа.

Чуть внизу, под отвесным холмом, колодец над источником. Деревянный настил. Две кабинки, в которых можно переодеться и окатить себя из ведра ледяной, освежающей, родниковой водой. Присев на деревянный настил, можно окунуть ноги в воды озерка, образованного родниковой водой. Или, спрыгнув с настила, побродить по воде, погружая ноги в лечебную, как говорят, грязь. Кто-то мажет этой грязью свои болячки. Говорят, что помогает.

Рядом с колодезным срубом поставлена в киоте большая Казанская икона Божией Матери, пребывающая в селе Коробейниково, в мужском монастыре. Преудивительная у нее история. Кто читал, тот знает.

На холме, над источником, возвышается большой Крест-Распятие. На нем Господь наш Иисус Христос. Это памятный Крест. Он напоминает все нам, что это место не простое, это место освященное страданиями и кровью многих мучеников-христиан. Чтобы мы помнили об этом, не забывали.

Стоят домики. В них живут монахини. Мать Марфа выходит из одного, видит Николая, радостно улыбается, торопится ему навстречу. Они приветствуют друг друга. Присаживаются за деревянный стол, стоящий неподалеку от храма. Мать Марфа говорит:

– Вот, Коленька, хорошо, что ты приехал. А я тебе , мой родной, хочу историю одну поведать. Помнишь? В один из приездов, ты подарил нам, грешникам окаянным, икону Господа-Вседержителя. Я так рада была твоему подарку! Поставила эту икону возле Распятия Господа. А совсем недавно, привезли ко мне погостить внучка. Мальчик он хороший, добрый, самостоятельный. Восемь годиков ему исполнилось. Пошел он в храм, чтобы цветочки из леечки полить. Они стоят в горшках на подоконниках. Поливает он цветы и видит, что солнечный лучик упал на икону Господа-Вседержителя, которую ты, Коленька, подарил. Увидел он, внучок мой, что масляная капля на иконе блеснула. Удивился он, поставил на окно лейку, сам подошел, икону стал рассматривать. И увидел он на ней каплю мира благоуханного. .Икона Господа-Вседержителя замироточила.

Побежал он ко мне и кричит: «Бабушка, бабушка! В храме икона замироточила!» Подхватилась я и бегом в храм. И правда, разглядела на иконе Господа-Вседержителя капли благоуханного мира. Такая у меня новость для тебя, Коленька!.. А теперь пойди-ка, водичкой целебной облейся, смой с себя хворости свои, попей. Потом с тобой в храм наведаемся, посмотрим на мироточивую икону Господа-Вседержителя. Да обедом я тебя угощу, попотчую. Ну, ступай же!

Николай смотрит на схимонахиню Марфу, чувствует ее доброту и приветливость. На душе у него становится благостно. Он думает: «Слава Богу, что есть у нас, в России, добрые люди, которые не только о себе, но и о других пекутся, заботятся, молятся о благоденствии нашей Родины, нашей России-матушки. Слава Богу!»

Он направляется к роднику. Идет и смотрит по сторонам. И словно чувствует, как пружинит у него под ногами земля, напоенная благодатью, думает, что приехал сюда не зря, Бог даст, приедет еще не раз в это святое место…

В январе 2000 года Николай Сергеевич вместе с заготовителями мяса приехал на Алтай. Остановились они в районном центре Усть-Кокса. В его обязанности входил контроль за работой заготовителей, мало ли что бывает в жизни, а чтобы они не обижали местных жителей, у которых закупали продукцию, честно расплачивались с ними. Но на этот раз, ему и самому пришлось потрудиться на заготовке мяса.

Он переночевал у своих знакомых. Утром проснулся отдохнувшим, бодрым, полным сил. Умылся, позавтракал, оделся и вышел на морозную улицу. Предстояла серьезная работа – ездить по алтайским селам и деревням, общаться с людьми, покупать у них мясо, рассчитываться за приобретенный товар, загружать в машину.

Подошел ЗИЛ-130 – грузовой автомобиль. В кабине сидели помощники Николая Сергеевича – Вячеслав и Валерий. Увидев его, они посигналили, открыли дверцу. Он, ступив на подножку, рывком оказался в кабине, присел на сиденье, тесня ребят, весело спросил: «Готовы?» Они закивали головами. «Тогда в путь!» И они поехали по укатанной снежной дороге.

Короткий зимний день сложился для них удачно. Они закупили у местных жителей много мяса. Сидели в кабине, весело переговаривались, шутили…

Ближе к вечеру, они приехали в деревню Катанда. Она расположена неподалеку от горы Белухи, которая своими ледниками дает начало и жизнь реки Катуни. Проезжая по деревенской пустынной улице, они выбирали дом, возле которого можно было остановиться и поговорить с хозяевами о продаже.

– Давай подъезжай вон к тому! – сказал Николай Сергеевич. Валерий, сидевший за рулем, кивнул головой, подрулил к дому и посигналил, подождал немного и вновь подал сигнал.

Отворив калитку, на улицу выглянул хозяин-алтаец. По нему было видно, что он пребывает под изрядным хмельком, выпивши. Увидев машину, стоявшую у ворот, он крикнул:

– Че надо?

Николай, выглянув из кабины, спросил:

– Мы заготовители. У тебя мясо есть?

Он сразу помягчел, заулыбался, говоря:

– Есть, есть!

– Сдавать будешь.

– Буду, буду!

– Тогда отворяй ворота!

Хозяин скрылся за калиткой. Широко распахнул створки ворот, и тяжелый грузовик вошел во двор. Валера заглушил мотор. Николай Сергеевич открыл дверцу кабины, ступил на подножку и молодецки спрыгнул на снег. Потопал ногами. Крикнул:

– Ты где там?

– Сейчас, сейчас! – откликнулся мужик-алтаец, – не гони!

Он появился во дворе, волоча из сарая по снегу часть коровьей туши. Подтащив мясо к грузовику, выпрямился, снял шапку, вытер пот со лба и спросил, тяжело дыша и отдуваясь:

– Пойдет? Смотри.

Николай взглядом опытного заготовителя внимательно осмотрел предложенное мясо, остался доволен, но не показал вида и сказал:

– Пойти-то пойдет. А где остальное мясо – задок?

Мужик-алтаец ответил:

– Ишь ты, ушлый какой! Нам самим что-то кушать надо. Бери, что даю, пока я добрый.

Но Николай не уступал и настаивал, говоря:

– Волоки еще , хоть половину.

Мужик-алтаец, уступая, начал сдаваться:

– Его порубить надо.

– Так иди и руби. А я пока подожду.

Хозяин повернулся и направился в избу. Николай пошагал за ним следом. В сенцах, под потолком, тускло светила запыленная лампочка. Лежал какой-то хлам. Хозяин остановился и сказал:

– Проходи в дом. С хозяйкой за мясо рассчитаешься. А я для тебя еще мяска подрублю. Иди, иди!

Николай приоткрыл двери в избу, а хозяин свернул в кладовую, в которой у него хранился еще запас мяса.

В избе Николая встретила жена хозяина – тоже алтайка. Он сказал:

– Здравствуй, хозяюшка! Вот, приняли у вас мясца немного, а теперь получи за него денюшки.

– Здравствуй и ты! – ответила хозяйка, – деньги – это хорошо! Давай.

Он отсчитал полагающуюся сумму, подал женщине. Она приняла, свернула и унесла в другую комнату. А он, по своей привычке, стал смотреть по сторонам. На полках стояли старинные крынки, английская гирька, которой, возможно, еще алтайские купцы развешивали свой товар. Вот вам и ожившая, овеществленная история. Умей только смотреть.

Хозяин что-то задерживался. «Что он там вола за хвост тянет!» – нетерпеливо подумал Николай, отворил двери и вышел в сенцы. Хозяин, что-то напевая, возился с мясом. Эх! Взмах топора. Тупой удар. Долгая пауза, сопровождаемая напевом нетрезвого человека.

Николай заглянул внутрь кладовой. Пьяный мужик-алтаец сидел на корточках перед говяжьим задком, курил, передыхая, сигарету и что-то бубнил вполголоса.

Николай опустил глаза. Задок был почти разрублен. Мясо лежало на большой, четырехугольной доске. Она почему-то заинтересовала его. «Что-то здесь не то!» – подумалось. Он повнимательней присмотрелся и мороз прошел у него по спине. Он понял, что перед ним лежит ликом вверх полуистертая икона, измазанная жиром, костным мозгом.

Николай не был воцерковленным человеком. Он не молился утром и вечером, совершая правило по молитвослову, не соблюдал постов, заходил в храм, чтобы поставить свечку перед иконой, попросить помощи. И вот он видит такое. Господь, испытывая его сердце, ждал от него выбора, решения, поступка. Он сразу это понял и подумал о том, что предпринять, чтобы пресечь совершающееся на его глазах кощунство и святотатство, приятное нечистым духам, бесам проклятым. Мысли застучали у него в голове – что сделать? Предложить что-то взамен? Дать денег за эту икону? Что? Нет, надо действовать проще. Вот так.

Он наклонился, поднял икону, отбрасывая с нее говяжье мясо, не сдержался и гневно крикнул в лицо пьяного мужика:

– Ты что творишь?

Он встал на ноги, держа топор в правой руке. Пьяно посмотрел на заготовителя, не понимая причины его недовольства. Он же, стараясь пробудить в душе алтайца хоть искорку человеческого чувства, трепетно произнес:

– Это же икона!

Но напрасно. Мужик спокойно ответил:

– Ну и че? Для тебя икона, а для меня доска. А тебе че, по тыкве твоей бестолковой дать? Так я могу.

Николай Сергеевич, высокорослый, широкоплечий, мастер спорта по дзю-до, владеющий приемам самбо, на голову выше тщедушного хозяина, бережно поставил икону в угол и ждал нападения.

Мужик, разжигаемый дьяволом, пошел на заготовителя. И тут же получил удар в грудь, отлетел в угол, выронив топор. Но не угомонился.

В это время в сенцы заглянули три алтайца – соседи и собутыльники хозяина избы. Они пришли, чтобы посидеть, угостить соседа водкой. Увидев, что он скандалит с заготовителем, захотели заступиться за него. А что? Четверо против одного. Они стали наступать на незнакомца, закричали:

– Ты че, че лезешь?

Услышав шум скандала, в сенцы выглянула хозяйка и закричала:

– Чего орете? Покоя от вас нет. Замолчите.

Николай, пользуясь моментом, как-то вдохновенно произнес:

– Вы хотите оскорбить мои национальные и религиозные чувства. Я же ваши чартены и бурханов не оскорбляю.

Они смутились. Стали оправдываться:

– Нет, нет, мы не хотим тебя оскорбить.

Тогда Николай поднял икону с пола и, приотворив двери, боком вошел в избу. За ним вошли алтайцы. Он поставил икону на лавку, принялся осматривать образ. Икона оказалась Казанской Божией Матери. Лик полустерт, изрублен топором, истоптан. Внизу – отверстие от выстрела из ружья. Доска старая. Сбита по-особенному. Эта сборка называлась «ласточкин хвост». Такие иконы изготавливались в 17-18 ом веках.

Он спросил у хозяев:

– Откуда у вас эта икона?

Они переглянулись. Хозяин ответил:

– Не знаю. С давнего времени она валяется в кладовке. Вроде бы бабушкина. Доска и доска. Вот я ее и приспособил для рубки. А чего такого?

Николай уверенно проговорил:

– Я эту икону забираю с собой. Она вам не нужна, а мне пригодится.

Хозяин заупрямился:

– А на чем я буду мясо рубить?

– У меня в кузове доска лежит. Иди, забирай.

Подвыпившие соседи-алтайцы, слыша препирательства хозяина с заготовителем, снова возбудились, разжигаемы дьяволом. Они захотели поскандалить, подраться. Они, крепко сживая кулаки, принялись угрожать:

– Если ты эту доску станешь забирать, то отсюда не выйдешь. Мы тебя и твоих ребят из карабинов уложим. Понял?

Но хозяйке такой оборот дела не понравился. Она не хотела неприятностей. Тем более – кровопролития. Она хотела еще получить денег за мясо, проводить заготовителя и выпить спиртного. Поэтому, замахав руками, она принялась выгонять пьяных соседей из своего дома, закричала:

– Уходите отсюда! Пошли вон!

Они, недовольно ворча, двинулись к выходу. Николай поднял икону и тоже пошел на улицу. Хозяин вяло попытался остановить его, неуверенно крикнул:

– Ты куда икону понес?

Он, оглянувшись на ходу, бросил:

– Я у тебя мясо принимать не стану. Деньги назад вернешь.

Хозяин, жаждавший выпивки, промолчал…

Николай, держа икону, вышел из избы на морозный воздух. Постял, приходя в себя, остывая от горячки. Подумалось: «А ведь могли убить!»

Валера и Слава уже погрузили мясо в кузов автомобиля. Увидев начальника, удивленно спросили:

– Сергеич, ты что так задержался?

Он ответил:

– Потом расскажу. Вот, возьми икону, положи под брезент. Еще мясо догрузим. Я рассчитаюсь. И поедем.

Он вернулся в избу. Хозяин подтащил оставшееся мясо к автомобилю. Валера и Слава, подхватив его, через открытый борт забросили в кузов, положили сверху мясной кучи. Спрыгнули на землю, закрыли борт.

Николай вышел из избы. Его спросили: «Все в порядке?» Он ответил: «Да!» открыл дверцу кабины, тяжело присел на сиденье. ЗИЛ-130 вышел из ворот. Николай оглянулся. Хозяин и хозяйка стояли и смотрели им вслед.

Приехали в Усть-Коксу. Николай принял икону Божией Матери из рук Валеры, направился в избу своих знакомых, чтобы переночевать и утром опять двинуться в путь по деревням и селам для закупки мяса. Работа есть работа.

Сняв ботинки, меховую куртку и шапку, он прошел в свою комнату, поставил икону на пол, прислонив к стене. Сам присел на диван, откинув голову на спинку. Сидел, расслабив руки и ноги. Он чувствовал сильную усталость, словно бы после боя. Но в душе не угасало радостное чувство – икона спасена!

В комнату заглянула хозяйка, спросила:

– Ужинать будешь?

Он кивнул головой, тяжело встал с дивана и пошел вслед за хозяйкой на кухню.

– Что это за трофей ты приобрел? – спросил ее муж.

– Сейчас расскажу, – ответил Николай, присаживаясь за стол…

Утром он со своими помощниками занялся работой – закупкой мяса… Вновь они оказались в Катанде, закупали у местных жителей мясо. В одной избе бабушка любознательно спросила Николая:

– Это вы вчера икону забрали?

Он ответил:

– Мы.

Старушка перекрестилась, радостно сказала:

– Слава Тебе, Господи! Доброе вы дело сделали, спасли Божию Матерь от поругания. Пусть милосердный Господь воздаст вам за это сторицей!

Николай, немного смущаясь, сказал:

– Благодарю за добрые слова и пожелания, бабушка. А вы случайно не знаете, откуда эта икона, где раньше находилась?

– Дело это давнее, прошлое, – ответила старушка, – в Верхнем Уймоне стоял храм. Казанская икона Божией Матери находилась в иконостасе святого храма. Когда началось гонение на Русскую Православную Церковь, то храм закрыли и разорили. Много икон растащили местные жители по домам. Кто-то спасал иконы. А кто-то, ты видел сам… Икона Божией Матери оказалась у этого пьяницы. А тут вас Господь прислал, чтобы остановить это поругание. Спаси вас, Господи!

Старушка поклонилась Николаю. Он тоже поклонился ей…

Две недели заготовители закупали мясо по селам и деревням Алтая. Вечером, в свободное время, Николай Сергеевич внимательно осматривал спасенную икону. Полустертые лики Пресвятой Богородицы и Богомладенца Христа. Рубцы от ударов топором. Рана от выстрела из ружья. Жир, копоть покрыли толстой коркой изображения Богородицы и Богомладенца Христа. Он попробовал снимать эти наслоения. Они снимались легко, словно кто-то незримо помогал ему в работе.

Заготовители приобрели необходимое количество мяса. Работа закончена. Пора возвращаться домой. Николай Сергеевич приобрел в одном из сел старинный сундук. Казанскую икону Божией Матери он завернул в плотную бумагу, переложив предварительно поролоном, положил на дно сундука.

Закупленное мясо мужики-заготовители загрузили в «камаз». Работа привычная. До верха, до самого брезентового тента наполнили кузов автомашины, плотно укладывая мясо, чтобы вошло все. Закончив дело, спрыгивали на землю.

– Сергеич, а где твой сундук с острова сокровищ? – иронично похмыкивая, спросил водитель «камаза».

– Сейчас с Валерой в кузов поставим и можно отправляться, – сказал он.

Водитель не веровал в Бога. К тому, что его начальник отобрал икону, он отнесся, как к чудачеству. Ну, рубил алтаец на иконе мясо и пусть бы рубил дальше на здоровье. Так нет же.

Сундук с иконой поставлен в кузов. Борт закрыт.

– Давай, поехали! – махнул рукой Николай Сергеевич, – встретимся на таможне. – открыл дверцу «тойоты» и присел на сиденье.

«Камаз» пошел вперед. Иномарка – за ним.

Дорога лежала среди гор. Величественные виды открывались вокруг. Красоты горного Алтая предстояли перед глазами людей. Пассажиры могли любоваться ими, но водителям было не до красот. Нужно было быть внимательным, следить за дорогой. Крепко держать руль. Одно неверное движение – и вот она, пропасть, на дне которой найдешь смерть.

Автомашины миновали перевал. Горная дорога круто уходила вниз. Скоро уже таможня. «Тойота», набирая скорость, полетела вперед. Николай Сергеевич оглянулся. «камаз» уверенно шел по трассе. Волноваться было нечего. Он повернул голову и стал смотреть вперед…

А вот и таможня. Водитель остановил «тойоту», заглушил мотор, свободно откинулся на спинку сиденья. Можно немного передохнуть, пока подойдет «камаз» с мясом и начнутся таможенные процедуры.

Прошло полчаса, сорок минут, а грузовика все не было. «Где же он застрял? – уже тревожась, подумал Николай Сергеевич, – что-то здесь не то».

– Давай-ка вернемся, – сказал он водителю, – посмотрим, что там случилось.

– Вернемся, так вернемся, – проговорил водитель, включая мотор, и они покатили назад по трассе – навстречу «камазу».

Неожиданно, впереди по ходу движения, они увидели свой «камаз». Он лежал набоку, возле края пропасти, перекрыв своим стальным телом дорожное движение. Возле машины стояли пассажиры. Водитель, вытирая платочком кровь, струившуюся из ссадины на лбу, ходил вперед-назад. Словно заведенный, что-то шептал и осенял себя крестным знамением. Увидев Николая Сергеевича, он возопил:

– Сергеич, видишь, что получилось? Только не ругайся! Это Матерь Божия не дала нам свалиться в пропасть. Чудо, чудо! Икона спасла.

А сам чуть не плачет и все крестится, крестится. Николай удивляясь, смотрел на водителя. Подумал: «Вот тебе и шуточки! Вот тебе и безбожник. Когда беда какая случится, то сразу о Боге вспоминается. Гром грянул, и мужик крестится!»

А получилось вот что. «Камаз» пошел с перевала под горку. Набрал большую скорость. А впереди был крутой поворот налево. В это время машину сильно тряхнуло. То ли выбоина попалась на дороге, то ли камень, толи еще что. Водитель подпрыгнул на сиденье и выпустил из рук руль, растерялся, запаниковал. Схватив руль, он резко крутнул его, и тяжелогруженый «Камаз» встал на два колеса. А потом, валя мужиков друг на друга, опрокинулся на бок. Его понесло юзом. Тент лопнул, и мясо вывалилось из машины. Оно-то и послужило тормозом. «Камаз» остановился возле пропасти. Было отчего креститься и благодарить за спасение Богородицу.

На счастье, рядом оказался автокран «ивановец». Он поставил «камаз» на колеса, освобождая проезд для других автомашин. Мясо быстро погрузили в кузов. Сундук Николая Сергеевича не пострадал. Не пострадала и Казанская икона Богородицы. Искушение миновало. Они сели по машинам и отправились в путь. Больше неприятных происшествий не было. Доехали благополучно.

Николай привез спасенную святыню в Новосибирск. Казанская икона Божией Матери находилась у него в квартире несколько месяцев. Он не спеша, очистил образ от мерзости. Но ему было больно и неприятно видеть стертый лик Царицы Небесной, Богомладенца Христа, надрубы, отверстие от выстрела. Он знал одного художника, верующего человека – Игоря Сулковского, который имел опыт реставрации икон.

Как-то при встрече, Николай Сергеевич спросил:

– Игорь, мне на Алтае досталась икона Казанской Божией Матери. Она поругана, сильно испорчена. Попробуешь ее отреставрировать?

Игорь согласился, сказал:

– Хорошо, старина! Приноси свою икону, посмотрим

Николай Сергеевич вскоре принес образ Богородицы и оставил его в мастерской художника…

Долгое время Игорь не мог приступить к реставрации, что-то постоянно мешало ему, отвлекало, появлялись какие-то срочные дела. Время шло. Икона стояла в мастерской, ожидала реставрации.

Но вот, незадолго до праздника Рождества Христова, на него внезапно снизошло вдохновение. Ему захотелось поработать с образом Богородицы. Взял кисть, приготовил краски. Встав перед иконой, он принялся прописывать лик Божией Матери, восстанавливать утраченное. Работа пошла.

Он прописывал образ Царицы Небесной и удивлялся сам в себе. Он ощущал, что его действиями словно кто-то руководил, вкладывал мысли, как правильно поновлять икону, что это не картина, а святыня, она требует своего подхода. Дело спорилось, продвигалось.

5-го января 2001 года Игорь Сулковский закончил реставрацию Казанской иконы Божией Матери. 6-го января, в Рождественский сочельник, часов в пять вечера он вошел в мастерскую и ощутил необыкновенный аромат. Он подумал, что это кто-то из близких нечаянно пролил духи. Но нет. Аромат же все наплывал и наплывал – дивный, неземной.

И тут он взглянул на отреставрированную икону Богородицы. Он увидел, что на шее Царицы Небесной образовалось масляное пятно. От него-то и струился этот благоуханный запах. Икона замироточила. Когда Николай Сергеевич пришел в мастерскую, то Игорь показал ему на масляное пятно и рассказал о мироточении. Они поняли, что икону необходимо передать в православный храм. Остальное вы уже знаете.

Николай Сергеевич ушел из бердской фирмы, стал работать самостоятельно. Условия текущей жизни позволяли это делать.

Году в 2002-ом в его квартире прозвучал телефонный звонок. Он взял трубку. Звонила молодая женщина. Она приятным голосом задала вопрос:

– Вы Николай Сергеевич Сарычев?

– Да, это я. Вы что-то хотели?

– Понимаете… – Она прервалась, тяжело вздохнула и продолжила: – Понимаете, у нас с мужем сложились тяжелые жизненные обстоятельства. Какие? Это не очень важно для посторонних, поэтому я промолчу. Я узнала, что вы занимаетесь реставрацией икон. У меня есть старинная икона Апостола Иоанна Богослова. Она требует реставрации. Вы могли бы встретиться с нами, со мной и моим мужем. Я покажу вам икону. Вы скажете нам, что нужно поправить и назовете денежную сумму за работу. Согласны?

– Конечно согласен. Это моя… нет, не работа, не увлечение. Это моя жизнь!

Они договорлись о встрече и встретились. Молодая симпатичная пара – муж, супруга. Они были приветливы, показали ему икону. Он внимательно осмотрел образ и указал на то, что требует поправки, назвал денежную сумму за реставрационные работы

– Хорошо. Мы согласны вам заплатить.

– Дайте мне номер своего телефона. Когда я закончу работу, то позвоню вам. Упакуйте икону, отдайте мне и ждите звонка.

Чувствуя деловую хватку Николая Сергеевича, женщина улыбнулась, сказала:

– Какой вы!

Он тоже улыбнулся.

Супруг подал упакованную икону Иоанна Богослова, номер телефона, написанный на бумажной карточке. Они, сердечно попрощавшись, расстались.

Дома Николай Сергеевич, не откладывая, занялся реставрацией иконы Иоанна Богослова – автора Апокалипсиса или Откровения, которое он написал на острове Патмос, будучи в заключении. Работалось ему, на удивление, легко. Реставрация была закончена в короткий срок. Он позвонил супругам и сказал, что они могут забрать готовый образ.

– Да? удивилась молодая женщина, – голос ее потеплел, – я рада. Мы сейчас к вам приедем.

Он встретил приехавших супругов на пороге, провел в комнату, показал отреставрированный образ. Они переглянулись.

– Мне нравится, – сказала женщина, – сколько вы просите за работу, напомните, пожалуйста.

Он напомнил. Она открыла сумочку, вынула кошелек.

– Если не секрет, мне как реставратору интересно, как вы распорядитесь этой иконой?

– А секретов никаких нет. Мы собираемся пожертвовать эту икону в православный храм.

– Вот как! – Николай был удивлен, – не ожидал.

Женщина стояла, держа в руке деньги, протягивала купюры Николаю Сергеевичу.

– Нет! – сказал он решительно, – денег за эту работу я не стану брать. Пусть она будет для вас моим подарком.

– Да? – удивились и обрадовались супруги, – спасибо вам за это, спасибо.

Они сердечно распрощались, довольные друг другом.

Прошло года полтора. Николай Сергеевич, возглавляя туристическую группу, прибыл в Чемал. На острове Патмос уже находился женский монашеский скит от Барнаульского Знаменского монастыря. Среди небольших деревьев расположился деревянный храм во имя Апостола и евангелиста Иоанна Богослова.

Стояли монашеские кельи. На остров можно было попасть, пройдя метров сто по подвесному мосту. Внизу, метрах в двадцати, спокойно текла Катунь, несла свои сине-зеленые воды, чтобы слиться с Бией.

Туристы стояли на берегу, смотрели с обрыва вниз – на величавое течение Катуни. Николай Сергеевич, оглядев своих подопечных, весело сказал:

– Ну, кто смелый? За мной!

И первым направился по мосту на остров. За ним потянулись ребята. Потихоньку перешли все.

Николай Сергеевич подошел к Иоанно-Богословскому храму. Снял спортивную кепку, перекрестился и вошел в притвор. Здесь, над второй дверью, он увидел икону Апостола Иоанна Богослова. Она показалась ему знакомой. Подождите, подождите. Конечно же, это та самая икона, которую он отреставрировал для супругов. Так вот в какой храм они пожертвовали ее – на Патмос, в Иоанно-Богословский. Он был рад. Искренне!

Матушка-скитоначальница пребывала в храме. Николай подошел к ней, поздоровался, представился, рассказал про супругов и про икону, спросил:

– Так это они пожертвовали образ в храм?

– Они, – ответила матушка, – приехали и сказали, что они уже долго живут в браке, а детей у них нет. Кто-то им посоветовал пожертвовать в храм икону Иоанна Богослова, попросить молитв о чадородии. Мы с сестрами с благодарностью приняли от них жертву. А совсем недавно они приезжают к нам и говорят, что супруга родила ребенка. Надарили нам всякой всячины. Рады были очень. И мы за них тоже порадовались. Видите, как бывает по вере.

– Матушка, – не удержался Николай, – так ведь этот образ я реставрировал. Они у меня были, эти супруги.

Монахиня улыбнулась:

– Дивны дела Твои, Господи!..

Николай Сергеевич вышел из храма. Спокойная и величавая текла Катунь. На вершине горы, вырубленная из камня монахиней Филофеей, красовалась скульптура Богородицы. Набегал ветерок, шелестел вырезной листвой деревьев. Вроде бы ничего в мире не изменилось Но для него, Николая Сергеевича Сарычева, появилась еще одна причина для радости. И он радовался!

На Алтае есть далеко известный курорт. Находился он в селе Яровое. Николай Сергеевич решил дать себе поблажку и просто отдохнуть. Купил путевку, приехал на своей машине в Яровое и занял свое место в комнате курортного здания. Отдых пошел своим чередом, по расписанию – подъемы, завтраки, обеды, ужины, лечебные процедуры, прогулки на свежем воздухе. Казалось бы – все нормально. Но деятельная натура Николая Сергеевича требовала еще чего-то, близкого его сердцу.

В Яровом стоит православный храм. И Николай Сергеевич не мог не посетить его. Он подъехал на машине, вышел из салона, перекрестился и вошел под святые своды, постоял на пороге и пошел по храму, рассматривая иконы глазами опытного реставратора. Да, такие уж мы люди.

Он остановился возле иконы «Похвала Божией Матери». Отметил про себя, что на образе много утрат, и захотел его отреставрировать. К кому теперь обратиться? Он подошел к церковной лавке, спросил женщину, которая стояла за прилавком:

– Матушка, я приехал на отдых в Яровое из Новосибирска. Люблю реставрировать иконы. Вот образ «Похвала Божией Матери» нуждается в поновлении. Как бы встретиться с настоятелем вашего храма и поговорить об этом?

Женщина развела руками:

– Прямо и не знаю, что тебе сказать.

– А вы позвоните батюшке и пригласите его в храм, скажите, что реставратор икон хочет с ним побеседовать.

– Ну, ладно! Что с тобой поделать, таким упорным.

Она позвонила по телефону и рассказала настоятелю про необычного посетителя. Он что-то ответил ей. Она сказала:

– А, хорошо. Значит, подойдете. Так я ему и передам.

Она закончила разговор со священником и сказала Николаю:

– Жди! Батюшка наш, его отец Олег звать, сейчас подойдет.

Николай продолжил осмотр храма, икон. Вскоре отворилась дверь, в храм вошел священник, спросил:

– Кто меня хотел видеть?

– А вон он, высокий такой, говорит, что реставратор.

Отец Олег и Николай Сергеевич приблизились друг к другу, пожали руки.

– Батюшка, – сказал Николай, и повторил все то, что рассказал женщине из лавки.

– Удивительно все это, – задумчиво проговорил священник, – вы хоть немного расскажите о себе.

– Понимаю, – сказал Николай, – пожалуйста, с удовольствием расскажу. Я сейчас живу в доме отдыха. Приехал в Яровое из Новосибирска.., – и поведал про себя, про свою работу, про иконы, которые он реставрировал и дарил в православные храмы.

Отец Олег внимательно выслушал повествование Николая Сергеевича, проникся и сказал:

– Хорошо! Я передаю вам для реставрации икону «Похвала Божией Матери» и еще пять икон. Еще у меня просьба – давайте побываем в женском монастыре. Он неподалеку от Ярового, километра четыре. Познакомитесь с настоятельницей. Может быть, она захочет предложить вам что-то из икон на реставрацию. Поедем?

– Поедем! – согласился Николай Сергеевич, и они с отцом Олегом вышли из храма.

До женского монастыря доехали быстро. Вышли из машины и сразу же направились к настоятельнице. Матушка встретила приезжих радушно и предложила потрапезничать. Они прошли в трапезную, помолились перед вкушением пищи, присели за стол, приступили к обеду.

Обычно, в монастырских трапезных во время еды читают что-то душеполезное, чтобы насельники или насельницы чинно вкушали пищу, слушали чтение и не витали мыслями по стихиям мира сего, о чем так пекутся враги монахов и монахинь – злые духи, бесы. А вот матушка настоятельница рассказала приезжим чудесную историю.

– У нас в храме находится икона Царственных страстотерпцев – Царя Николая, Царицы Александры, Царевича Алексея и Царевен – Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии. По нашему недосмотру, остались в храме горящие свечи. Одна, стоявшая перед иконой Царственных страстотерпцев, перегнулась. И огонек лизнул низ иконы, покров, на котором она стояла. Огонь вспыхнул. Быть пожару! Но что это? Словно кто-то сильно подул на пламя, и оно погасло.

В храме – дым, чад. Матушки забежали, кинулись к святой иконе и увидели перегнувшуюся свечу, опаленную икону и следы начинавшегося пожара, которые чудесно были потушены, оставив копоть, запах гари, чад. Так Царственные страстотерпцы не позволили случиться пожару. Такое вот чудо!

Трапеза была закончена. Встали из-за стола, помолились, поблагодарили Господа за хлеб насущный. А потом отец Олег сказал, что гость из Новосибирска Николай Сергеевич Сарычев – реставратор икон, и если вы матушка, желаете, то может передать ему для восстановления и обновления те иконы, которые этого требуют.

Матушка кивнула головой, соглашаясь… Уезжал Николай Сергеевич из монастыря, увозя несколько икон.

Закончен отдых в селе Яровое. Николай Сергеевич вернулся домой. Он отреставрировал иконы, взятые в тех местах. Его знакомый уезжал на отдых в Яровое. Он с удовольствием взялся доставить и передать отреставрированные иконы, что и выполнил.

Это еще один из эпизодов жизни Николая Сергеевич Сарычева, которую я описываю. А сколько их, подобных этому, было? Много. Всего и не опишешь.

Лукавые духи, бесы проклятые, ненавидели Николая Сергеевича за то, что он спасал святые иконы, реставрировал и передавал в православные храмы. Перед этими иконами люди возжигали свечи, просили о помощи и получали ее. Как же было не мстить этому человеку, не стараться погубить его? Вот они, бесы, и мстили. А вы думали?

В 2011-ом году Николай Сергеевич и его знакомые сплавлялись на плотах по Катуни. В районе Чемала они причалили к берегу, стали выходить на землю. Николай Сергеевич спокойно шел, ступая по камням. И вдруг острая боль в левой ноге. Он ахнул, посмотрел вниз и увидел, что ржавый штырь, притаившийся среди камней, пронзил ему ступню. Он его не заметил и наступил.

Пришлось медленно поднимать ногу, освобождая ее от ржавого острия, туго забинтовывать, останавливая кровь.

Он и не предполагал, что ржавый штырь таил в себе еще одну опасность. Он внес в кровь заражение – стрептококковую инфекцию. К вечеру у Николая Сергеевича поднялась температура, зараженная ступня начала чернеть. Он и его знакомые поняли, что дело худо, и решили срочно доставить больного в Новосибирск.

Дома, в Новосибирске, Николая Сергеевича поначалу определили в инфекционную больницу. Но, видя, что улучшения не наступает, перевели его в городскую больницу и положили на лечение в отделение гнойной хирургии. Была сделана операция. Ногу почистили.

После проведенной операции его определили в палату, в которой лежало девять тяжелобольных человек. Это место негласно именовали «палата смерти». Больные, лежавшие здесь, часто умирали.

В один из воскресных дней, утром, в палату вошел священник, сопровождаемый медсестрой. Он представился и спросил: «Кто-нибудь желает исповедоваться и причаститься Тела и Крови Христовых?» Все жители «палаты смерти» изъявили желание покаяться в грехах и причаститься. Захотел и Николай Сергеевич.

Батюшка прочитал молитвы, напомнил основные грехи, а потом, обходя лежачих больных, принимал у них исповедь. Выслушав, накрывал головы епитрахилью и читал молитву о прощении грехов.

Покаялся и Николай Сергеевич, очистил свою душу от греховной скверны. А потом принял Святые Дары – Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа. Закончив причащать больных, батюшка сердечно попрощался со всеми, пожелал им скорейшего выздоровления и вышел в коридор.

В палате на некоторое время воцарилась тишина. Николай Сергеевич лежал на постели, чувствуя в душе благодатный покой и радость. Говорить, что-то делать, не хотелось. Он лежал на спине, закрыв глаза, ощущая невесомость своего тела, каждую клеточку которого наполняла благодать Тела и Крови Христовых, Спасителя, Который взял на Себя грехи мира, Умер на Кресте и Воскрес, Искупив первородный грех, отворил верующим в Него двери в Рай.

Николай Сергеевич выздоровел. Рана зарубцевалась. Инфекция была побеждена. Он вновь ощутил себя здоровым, полным сил.

В 2013-ом году, в возрасте 60-ти лет, Николай Сергеевич Сарычев вышел на пенсию. Но занятий своих не оставил. Он все также собирает антиквариат, реставрирует иконы, общается с людьми, совершает поездки по России, по своему любимому Алтаю. Жизнь продолжается.

У Николая Сергеевича есть планы на будущее. Воплотятся ли он в жизнь? Это Одному Богу известно. Главное, не смотря ни на что, он полон жизненной энергии. Хочет, чтобы люди больше узнавали о Спасительной Православной Вере, которая помогает жить и работать в этом мире, лежащим во зле.

Слава Богу за все!

2015 год

Панфилов Сергей Иванович

Родился в городе Новосибирске, закончил среднюю школу, служил в Вооруженных силах на Дальнем Востоке.

Работал грузчиком, сторожем, журналистом. Заочно закончил Московский Литературный институт имени А.М.Горького.

Писать и публиковаться в периодической печати начал с 1982 года.

Издано три сборника стихов для детей и два сборника стихов для взрослых. Дважды лауреат Всероссийских конкурсов на лучшее стихотворение для детей. Стихи для взрослых опубликованы в Антологии по русской поэзии ХХ-го века.

Издано несколько книг духовной прозы – «В светлый праздник Благовещения», «Царице моя Преблагая», «Чимеевская Святыня», «На берегах реки Исеть», «Радость моя, Серафиме», «Каргат – черная смородина», «Храм на холме», «На Земле Кузнецкой», «В храме на холме» и другие.

Член Императорского православного палестинского общества.

Живет в городе Новосибирске.

Родом из села Залесова

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

Панфилов Сергей Иванович

Оглавление