Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

От автора

Уважаемый читатель!

Книга, которая оказалась у тебя в руках, – это автобиографическая повесть о детских и юношеских годах одного из миллионов представителей так называемого поколения «дети войны».

Сложная судьба у этого поколения. Война, разруха, голодно… Детства как такового почти не было. Нет, оно было – сложное и тяжелое, временами трагичное.

Дети этого поколения рано познали, что такое труд, порой не по-детски тяжелый. Они понимали необходимость оказания помощи старшим, которым было тоже нелегко.

Но детство есть детство… Когда хочется побегать, поиграть со сверстниками… Было и это. Все было! Обо всем этом ты узнаешь, дорогой читатель, прочитав книгу.

Желаю приятного чтения!

Иван Никитчук,

депутат Государственной Думы Российской Федерации, доктор технических наук

Ваня проснулся. В хате было темно, только слышалось посапывание старшего брата Клима, спавшего на печи. Мальчик, чтобы никого не разбудить, тихо сполз с лежанки, надел новую рубашку и штанцы, которые приготовила ему еще неделю назад мама. На цыпочках Ваня подошел к столу, на котором лежала торбочка с книгами и тетрадями. Вчера он их аккуратно туда сложил вместе с чернильницей, ручкой и карандашами. Открыв бесшумно дверь, он оказался на улице. В темноте только в нескольких окнах домов слабо мерцали огоньки. Было тихо, где-то за околицей послышался лай собаки. В соседнем дворе громко прокукарекал петух, почувствовав скорое наступление нового дня. Воздух был свежим, пахнувшим скошенной травой. Ваня зябко поежился и направился по тропинке вниз к ручью. Перейдя по кладке ручей, он уверенно зашагал, порой цепляясь за ивняк, в сторону главной улицы села.

– Ваня, – неожиданно окликнул его родной дядя Артем Несвит, брат мамы, мимо хаты, которого он как раз проходил, – ты куда в такую рань?

– Как, разве вы не знаете, что сегодня все дети идут в школу? Вот и я иду в первый класс! У меня, дядя Артем, вот здесь, в торбочке, есть и букварь, и тетрадки, и цветные карандаши! Мне мама сшила новую рубашку и штанцы…

– Молодец! Но почему так рано ты поднялся? Еще все дети спят!

– А мне наш сосед Мыколка сказал, он уже в четвертый класс пойдет, что кто раньше придет, тот сможет занять лучшее место в классе. А я хочу сидеть на первой парте.

– Ну-ну, шагай! Не заблудись!

– Нет, я дорогу хорошо знаю!

Ваня прошел узким переулком на главную улицу села. Школа была рядом с сельским клубом и церковью, которая мрачно высвечивалась на фоне чуть розовеющего неба.

Ваня повернул налево к школе, длинному одноэтажному зданию, вернее хате, смотрящей на сельскую дорогу темными окнами. Присев на завалинку, он стал ждать начала первого дня учебного года.

Становилось светлее. Небо над лесом порозовело. Наконец, из-за леса, начинавшегося прямо сразу за селом, показался краешек солнца. Село просыпалось. На улице появились люди. Пастух сельского стада начал принимать скот. Ваня увидел, что и его старший брат Клим пригнал корову Майку, семейную любимицу, в общее стадо.

– Ваня, – сказал Клим, – ты чего корову не отогнал в стадо? Из-за тебя я могу опоздать на работу.

– Ничего, один раз можно. Сегодня я займу лучшее место в классе, а завтра сам буду отгонять Майку в стадо.

– Ну-ну! Думаешь, ты один такой умный?

Первой возле школы появилась тетя Настя, которая работала здесь уборщицей. Она удивленно взглянула на Ваню и, ничего не сказав, начала подметать двор школы.

Пришел директор школы Иван Иванович в новом костюме и с большим портфелем. Заметив Ваню, он, обращаясь к уборщице, сказал:

– Настя, я-то думал, что первым буду в школе. Но вижу, опоздал.

– Да этот ученик здесь, наверное, ночевал. Он и меня опередил, – ответила Настя.

– Ты чей будешь? – спросил директор.

– Ничей, – ответил Ваня.

– Как ничей? – удивился директор. – Фамилия у тебя есть, и имя, наверное, тоже есть?

– Есть. Ваня Несвит, – ответил Ваня.

– А, это того Несвит, что за ручьем хата?

– Да.

– Что же это ты так рано пришел в школу? Мать, наверное, уже с ног сбилась, ищет тебя.

– Нет, я еще вчера ей сказал, что рано пойду в школу, чтобы занять лучшее место в классе.

– А какое это такое лучшее место? – поинтересовался Иван Иванович.

– На первой парте, чтобы лучше было видно и слышно.

– Да, ты, я вижу, парень не промах. Место на первой парте я тебе не обещаю, это твоя учительница решит, а вот поручение у меня будет к тебе. Поскольку ты первым явился в школу, тебя я попрошу после линейки дать первый звонок на первый урок. Договорились?

– Договорились, – ответил Ваня, не совсем понимая, как он будет давать тот звонок.

Директор вошел в школу, а Ваня, сидя на завалинке, смотрел, как начали приходить учителя в нарядной одежде, с праздничными улыбчивыми лицами.

Наконец, начали подходить и школьники. У некоторых из них в руках были цветы. Кое-кто пришел даже с родителями. Ваня это не одобрял. Он считал, что школьнику не пристало, чтобы его, как маленького, водили за ручку.

Когда двор заполнился детьми, на крыльцо школы вышел директор и учителя. Детей построили по классам. Первоклассников выстроили отдельной группой. Их было человек двадцать, все в чистой одежде, причесанные и умытые. Они стояли кучкой, кажется, в ожидании чуда.

Иван Иванович, немного волнуясь, открыл линейку:

– Дорогие ребята и родители! – начал он громким голосом. – Все мы, учителя, поздравляем вас с новым учебным годом! Особенные наши поздравления тем, кто впервые переступает порог школы, – первоклассникам. Им будет труднее всех привыкать к новому образу поведения, к новым требованиям. Но мы все вместе обязательно все преодолеем, научившись читать и писать, став грамотными людьми. Но и ребятам постарше тоже надо настраиваться на серьезную учебу. Одним словом, впереди у каждого из вас, ребята, у каждого учителя напряженная, но интересная и учеба, и работа. В добрый путь! Я предоставляю право произвести первый звонок ученику первого класса Ване Несвит. Ваня, возьми звонок и позвони нам на первый урок.

Тетя Настя дала Ване звонок, взяла его за руку и вывела вперед перед всеми школьниками.

– Подними звонок и звони, Ваня!

Ваня поднял звонок над головой и затряс им. Звонок радостно зазвонил, сливаясь с колокольным звоном церковных колоколов, которые тоже загудели в это время. Школьники дружной гурьбой отправились по классам. И только сейчас директор заметил, что Ваня босой, но было уже поздно.

Ваня вошел в свой класс почти последним. Многие ребята уже даже сидели за партами. Первые парты, конечно, были заняты. Ване досталось место за партой в предпоследнем ряду. Возле школьной доски стояла учительница, молодая женщина в темном костюме и красивых туфлях. Ваня сидел за партой, смотрел на учительницу, и слезы начали наворачиваться у него на глазах. Ему стало очень обидно, что он оказался так далеко от первых рядов парт.

Когда дети расселись, учительница подошла к столу и сказала:

– Здравствуйте, дети! Я ваша учительница. Зовут меня Зося Мироновна. Мы с вами вместе будем учиться четыре года. Мы научимся читать, писать, рисовать, считать и многому другому интересному и полезному. У каждого из вас должны быть буквари, тетради, ручки. У всех есть?

Дети в разнобой ответили на вопрос учителя и зашуршали учебниками. Ваня тоже решил поделиться с учительницей, сказав сквозь слезы:

– У меня есть цветные карандаши…

– Очень хорошо, мальчик. А почему ты плачешь? Тебя как зовут?

– Ваня… Я первым пришел в школу, чтобы сесть на первую парту, но директор заставил меня звонить в звонок, и я опоздал…

И слезы еще гуще полились из его глаз.

– Ну, это дело поправимо, – сказала учительница. – Сейчас мы попросим вот этого мальчика с первой парты поменяться с тобой местами.

Учительница подошла к первой парте, за которой сидел Сидор Кныш, толстый мальчик в красивой курточке. Ване был он знаком. Дом его родителей находился рядом с хатой Ваниного дяди Романа, на другом конце села. Ребята дразнили Сидора кабанчиком.

– Мальчик, – сказала учительница, – как тебя зовут?

– Сидор.

– Сидор, пожалуйста, уступи место Ване.

Сидор неохотно собрал свой портфель и пошел к парте, где сидел Ваня.

– У, краснопузый, – прошипел он, подойдя к Ване, – погоди у меня.

Ваня схватил свою торбочку и, не веря своему счастью, быстро занял место на первой парте рядом с Васей Квачем, хата родителей которого была недалеко от хаты Вани. Лицо его сияло.

– Ваня, – сказала учительница, – а почему ты в школу пришел босой, у тебя нет обуви?

Ваня опустил голову.

– Нет, – сказал он тихо. – Есть лапти, но в темноте их трудно надевать.

Некоторые дети засмеялись.

– Ничего смешного, – сказала учительница.

– Батько сказал, что с получки купит мне ботинки со шнурками, – продолжил Ваня.

– Вот и хорошо, – сказала учительница, – теперь давайте знакомиться с вами, ребята.

Учительница открыла классный журнал и начала называть фамилии учеников…

В обед Ваня вернулся из школы. Дома никого не было. Мама что-то готовила у печи. Увидя Ваню, она распрямилась:

– Ну что, жаворонок, не опоздал в школу? – с улыбкой спросила она.

– Нет, не опоздал, – ответил Ваня. – Я теперь сижу на первой парте. Место, было, занял Сидор Кныш, но Зося Мироновна, это наша учительница, пересадила меня на его место, – похвастался Ваня. – Мамо, учительница сказала, что босым не принято ходить в школу. Батько купит мне ботинки?

– Ой, сынок, столько купить всего надо. Муки даже нет, чтобы хлеб спечь. Одной картошкой да молоком питаемся. Может, батьку на заводе премию дадут, тогда, конечно, купим. А пока придется в лаптях походить.

Ваня вздохнул, сел за стол. Мать поставила перед ним чугунок с картошкой, который только что был в печи, и налила в кружку молока.

– Ешь, Ваня. Скоро батько с Климом приедут с работы, может быть, привезут тебе ботинки.

Батько с братом приехали на велосипедах к концу дня уставшими. Двенадцать километров на работу и обратно дали о себе знать. Батько и Клим работали на скипидарном заводе в городе Сарны. Батько был бондарем, а брат ему помогал. Сегодня было первое сентября, и на заводе должны были выдать зарплату. Так оно и случилось. Поэтому батько и Клим, получив деньги, заехали в магазин, купили два кирпичика черного хлеба, бутылку водки и Ване ботинки.

Батько соскочил с велосипеда, отдал матери хлеб и спросил:

– А где ученик?

– Здесь где-то, – сказала мать, – ботинки ждет. Ты купил, Игнат?

– Купил. Вот коробка.

Ваня стоял в хате и прислушивался с вниманием к этому разговору. Услышав про ботинки, он выскочил на улицу.

– Ура! – закричал он, бросаясь к батьку.

– А ну, Ваня, примерь, – сказал батько.

Ваня схватил коробку обеими руками, быстро ее раскрыл и вытащил из нее пару новеньких блестящих ботинок. Глаза его загорелись радостным огнем. Тут же он сел на траву, намереваясь примерить обновку.

– Стоп, – сказал мама, – сначала ноги помыть надо, а потом будешь мерить.

Хочешь не хочешь, а пришлось ноги помыть. Ботинки оказались как раз в пору. Высокие, со шнурками, блестящие – они показались Ване даже красивее, чем туфли учительницы. Ваня гордо расхаживал в обновке по двору.

На лужайке возле хаты начали собираться девчата и ребята на субботние посиделки. Пришла с работы и старшая сестра Люба вместе с двоюродной сестрой Олей, дочкой дядька Романа, брата отца. Пришел Петя Миколайчук со своей гармонией. Ваня очень любил слушать, как он играет на гармошке. А играл он действительно чудесно. У Вани даже волосы шевелились на голове и слезы выступали на глазах, когда он слушал залихвастые переливы, извлекаемые Петром из своей гармошки. Ваня хотел обязательно научиться тоже так играть на гармошке и еще на скрипке. В их хате под потолком висела скрипка, почему-то черного цвета. На ней играл его дед Иван, отец батька. Дед давно умер, Ваня его не видел и не слышал, как он играл на скрипке, но в селе многие высоко отзывались о мастерстве деда Ивана, ни одна свадьба в родном селе Трискино, да и в соседних селах, не обходились без его скрипки.

Все заметили у Вани новые ботинки, и каждый выразил свое восхищение. Ваня был на седьмом небе.

Заиграла гармошка, девчата запели, ребята им подпевали:

Ой, у вышнэвому садочку там соловэйко щэбэтав…

Вечерело. Солнце садились за белые холмы, маячившие далеко за рекой Горынь. Небо и несколько туч на западе неба окрасились в красно-малиновый цвет уходящего дня. Свежий ветерок шевелил листья ольхи, растущей на берегу ручья рядом с хатой, как бы грустя об уходящем дне и уходящем лете.

Гармошка заиграла веселую польку. И в это время на окраине села, близкой к лесу, прозвучали автоматные очереди, потом несколько одиночных выстрелов. Музыка замолчала. Все стали прислушиваться и гадать, что бы это значило.

– Игнат, – сказала мама, – кажется, стреляют в стороне хаты Романа. Не случилось ли чего?

– Не должно. Он ведь не ночует дома.

– Сегодня свадьба у Пелипчуков, они с Галей собирались пойти туда. А что, если он там выпил, а Галя притащила его домой? Ой, чует мое сердце недоброе.

Только мама это успела проговорить, как во двор вбежал Володя, сын дядька Романа, парень лет шестнадцати. Весь в слезах, с перекошенным лицом и перепуганными глазами.

– Дядьку Игнат, батька и маму бандеровцы застрелили…

– Спокойно, Володя, – сказал батько, взяв его за плечи. – Рассказывай, что случилось.

– Мы пошли на свадьбу Пелипчуков, нашего кума, – сквозь слезы стал рассказывать Володя. – Батько там, конечно, выпил. Мама уговорила батька пойти домой проспаться. Я пошел с ними. Они легли отдыхать в сенцах, а я лег на печи в хате. Не прошло и часа, как через окошко в сенцах с автомата расстреляли сонных батька и маму. Я очень испугался, спрятался на печи, набросав на себя всякое тряпье. После этого бандеровцы выбили дверь и вошли в хату. Забрали одежду батька военную, его награды и оружие. Выходя, они еще два раза выстрелили в маму, добив ее. Батько и мама лежат в крови. Я боюсь туда возвращаться.

– Эх, Роман, Роман! – проговорил отец. – На фронте выжил, так дома убили. Предупреждал я тебя быть осторожным. И зачем тебе было взваливать на себя эту должность председателя сельского совета? Не помогли тебе ни карабин, ни гранаты…

– Игнат, – перепуганным и дрожащим голосом отозвалась мама, – что делать будем?

– А что делать, Гриппо? Надо идти, не могут же они лежать в крови. Где Клим? Пойдем с ним вдвоем, приведем их в божеский вид, завтра надо хоронить.

– Ой, боюсь я, Игнат, они и вас могут сейчас убить. В засаде, наверное, сидят и следят за хатой.

– Будь что будет, ведь это брат родной. Надо идти… Клим, пойдешь со мной?

– Пойду, батьку, – отозвался Клим не совсем уверенным голосом.

– Подождите, – сказала мама, – я сейчас что-нибудь из одежды подберу. Вряд ли вы там найдете что-то подходящее. Галя такая хозяйка…

– Давай, Гриппо, только побыстрее, уже совсем темно, – попросил батько.

– Володя, – обратился батько к стоящему в оцепенении племяннику, – сынок, сбегай к Кухарчику, плотнику, ты его знаешь, попроси его сделать два гроба к завтрашнему дню, скажи, что я ему заплачу.

Володя, вздрогнул от этих слов и ничего не ответив, направился в сторону усадьбы Кузьмы Кухарчика.

Через несколько минут мать дала батьку узел с одеждой, и они с Климом, сев на велосипеды, уехали на другой конец села к хате дядька Романа.

Подъехав к хате, они сошли с велосипедов, прошли через калитку и очутились на подворье. Было тихо, в сгустившихся сумерках слышался где-то лай собаки. Рядом в безмолвии темнел лес. Хата Романа стояла с раскрытой входной дверью, как большая голова с открытым в немом возгласе ртом. Батько перекрестился и направился к открытой двери.

Они вошли в сенцы, ничего не различия в темноте.

– Клим, – сказал батько, – пройди в комнату, найди лампу, зажгли ее и приходи с ней сюда.

Когда Клим вошел с зажженной лампой в сенцы, перед ними открылось ужасное зрелище. Роман лежал на спине с прострелянной грудью. Лицо его было спокойным, казалось, что он просто спит. Нижнее белье на нем, пропитанное кровью, резко контрастировало с бледным лицом.

Галя, еще молодая и красивая женщина, лежала на боку. У нее была рана на животе и простреляна голова. Лужа крови вытекла из-под кровати.

– Клим, – сказал батько, – их надо перенести в комнату. Там мы с них смоем кровь и сменим одежду. Не бойся, сынок, мертвые ничего плохого живым не могут сделать.

Через часа два неприятные хлопоты были закончены. Роман и Галя в чистой одежде лежали рядом на кровати в углу комнаты.

– Кажется, все, – сказал батько, – жаль, что не захватили с собой бутылку водки. Какая глупая смерть! Тридцать пять лет всего. Ему бы жить да жить… Давай закроем хату да поедем домой.

Приехав домой, они застали всех домашних за столом, на котором стоял горшок с картошкой, глечик с молоком, нарезанный хлеб и неначатая бутылка водки. Были здесь и дети Романа – Володя и Оля, девочка лет четырнадцати.

– Ну, как там, Игнат? – спросила мама.

– Убиты, – ответил батько. – Все унесли бандиты. Мы с Климом подготовили Романа и Галю к завтрашним похоронам.

– Володя, ты был у Кухарчика? Сделает он к завтрашнему дню два гроба? – спросил батько.

Володя снова вздрогнул и, кивнув головой, ничего не сказал.

– Ну, ладно, – промолвил батько, – давай, Гриппо, помянем брата и Галю. Открывай бутылку, давай стаканы, я сегодня считай целый день голодный.

Мать усадили всех за стол, положила каждому в тарелку по две картофелины, налила детям молока. Батьку и себе налила по полстакана водки.

– Кушайте, дети, – сказала мать, – тяжелое нынче время, но и его надо пережить. Володя и Оля, кушайте, теперь мы одна семья. Жить будете у нас. Где четверо детей, там и шестеро поместятся.

Володя и Оля посмотрели на маму грустными глазами, и губы их задрожали.

– Ну-ну, – сказала мама, – только не плакать, все будет хорошо, кушайте.

Дети принялись за еду, а мама с батьком молча подняли стаканы с водкой и молча выпили.

После ужина батько, осмотрев детей, промолвил тихим голосом к Климу:

– Сынок, съезди к дядьку Сидору, пусть он завтра придет, поможет хоронить Романа. Он ведь тоже брат ему.

Клим, надев пиджак, сел на велосипед и уехал на другой конец села, где жил еще один из трех братьев, дядько Сидор.

– Как бы дать знать в район, в Сарны, – промолвил батько, – все же председателя сельсовета убили, представителя власти. Ума не приложу.

– Ночь на дворе, какой район? – сказала мама. – Да и расстояние не маленькое, двенадцать километров. И чем поможет район, воскресит мертвых?

– Не воскресит, конечно, но похороны пройдут спокойнее, – сказал батько, – бандиты не посмеют сунуться.

– Дядьку Игнат, – дрожащим голосом отозвался Володя. – Дайте мне велосипед, я поеду в Сарны.

– Володя, темно, лесом надо ехать. Заблудишься или на бандитов наткнешься, – проговорил батько.

– Не наткнусь, я знаю тропку в лесу, проскочу.

– Хорошо, – подумав, сказал батько, – бери велосипед и езжай в райсовет. Знаешь, где он находится? На улице Ленина.

– Знаю, – ответил Володя, – не беспокойтесь, найду.

Володя вышел во двор, сел на велосипед и исчез в темноте.

В хате стало тихо. Батько сидел за столом, подперев голову рукой. Мать убирала посуду со стола. Вернулся Клим.

– Ну, как там Сидор? – спросил батько, – знает, что брата убили?

– Знает, – ответил Клим, – ругается. Говорит, что он предупреждал дядька Романа, чем кончится его председательствование. Завтра на похороны он не придет.

– Говнюк, – сказал батько, – говнюком и остался.

– Пора ложиться спать, – промолвил батько, – завтра тяжелый день. Дети, всем спать.

Все разместились на кровати и печи. Ваня лег на свою лежанку и скоро уснул каким-то тревожным сном.

И снится ему сон. Как будто сидит он на ступеньке крыльца хаты. По тропинке идет дядько Роман с карабином на плече, с пистолетом в кобуре, висящей на поясе, и гранатами на том же поясе. Идет и улыбается.

– Здравствуй, Ваня, – приблизившись, сказал дядько Роман. – О чем задумался, казак? Кто дома есть?

– Доброе утро, дядьку Роман, – ответил Ваня. – Все пока что дома, здесь и ваша тетя Галя. Она вас ищет.

– А чего это я ей понадобился? – удивился дядько Роман. – Она ведь знает, что я ездил с солдатами бандеровский схрон с картошкой изымать. Ох, и картошки они на зиму запасли. Две машины загрузили. Пусть теперь зимой лапу сосут.

На крыльцо вышла тетя Галя. Увидев мужа, она, взяв руки в бока, сразу перешла в наступление:

– Явился! О детях не думаешь! Мало того, что сам по болотам прячешься, так ты еще и нас всех под бандитский топор подставляешь! А знаешь ли ты, власть, что два дня назад всю семью Татарчуков бандеровцы вырубили топорами, даже младенца в люльке, только за то, что они продали солдатам картошку. А ты схрон разорил! Да за это они всех нас уничтожат. И не только нас, но и семью брата твоего, Игната…

– Не кудахтай, курица, – ответил сердито дядько Роман. – Скоро им всем конец будет…

– Пока их всех выловят, они еще много горя принесут. Смотри, поймают тебя…

– Для них у меня есть противоядие – пули и гранаты. Я им живым не дамся, и они это хорошо знают. А на твои глупые слова на тебе дулю.

И дядько Роман, скрутив фигу, выставил ее в сторону жены. Тетя Галя двинулась в его сторону. Дядько Роман поспешно вышел со двора и стал за плетнем, поставив на него руку с фигой. Тетя Галя не стала выходить со двора, она скрутила две фиги в ответ и поставила свои руки тоже на плетень. Так и стояли они какое-то время друг против друга. Первым не выдержал дядько Роман.

– Галочка, и чего это ты сегодня такая сердитая? Дай мне лучше воды попить, в горле все пересохло, – примирительно обратился он к жене.

– Что, пьянствовали, обмывали проведенную операцию? Ох, Роман, Роман! На фронте не навоевался…

– Галочка, ну что ты снова запричитала. Что же мне, смотреть, как эта погань людей уничтожает, детей топорами рубит? Не могу я на это смотреть. Погань бандеровская должна исчезнуть с нашей земли.

– Дай-то бог! Только боюсь я за нас и детей наших. Страшно, Роман, каждую ночь дрожу от страха.

– Не бойся, я всегда нахожусь рядом с хатой, ожидая непрошеных гостей.

Тетя Галя пошла в хату за водой. Воспользовавшись ее отсутствием, Ваня подошел к дядьку Роману.

– Дядьку Роман, возьмите меня с собой с бандеровцами воевать.

– Да рано тебе еще, Ваня, с врагами биться. Ты же и карабин не сможешь поднять.

– Смогу, – обиделся Ваня, – дайте мне его, сами увидите.

Дядько Роман снял с плеча карабин и одел его на плечо Вани. Ваня немного согнулся под его тяжестью, но вида не подал, что ему тяжело.

– Ну, а теперь шагай! – скомандовал дядько Роман.

Ваня попытался идти, но волочащийся по земле приклад карабина не дал ему это сделать.

– Вот видишь, – сказал Ване дядько Роман, – подрасти тебе еще надо, Ваня.

В этот момент из хаты вышла тетя Галя. Давая кружку с водой, она не удержалась сказать:

– Совсем ты с ума выжил, Роман. Ну, что нацепил на ребенка?

– Ничего, пусть привыкает. Он будущий солдат.

Ваня попытался снять с плеча карабин, но он выскользнул из рук и упал на землю. Ваня зажмурился, боясь, что карабин сам выстрелит от удара об землю, и проснулся.

«Что это было? Сон? – подумал Ваня. – Но ведь совсем недавно дядько Роман действительно давал ему поносить карабин. И ругались они с тетей Галей на нашем дворе… Нет, это сон… Ведь дядька Романа и тетю Галю убили…»

Ваня зажмурил глаза, пытаясь уснуть, отгоняя от себя это страшное известие…

Утром из города вернулся Володя вместе с районным начальством и двумя военными грузовиками с солдатами. Они подъехали к хате родителей Вани. У некоторых солдат, кроме оружия, были еще и духовые инструменты. Из кабины одной из машин вышел офицер и скомандовал солдатам покинуть кузов машин. Солдаты спрыгнули на землю и стали разминать затекшие ноги, закурили.

Было раннее утро, но Ваня уже проснулся и вышел во двор. Он с любопытством рассматривал машины и солдат, одетых в военную форму, на голове у них были пилотки с красными звездами. С кабины другой машины вышел человек в гражданской одежде.

– Мальчик, – обратился он к Ване, – папа дома?

– Нет его, – ответил Ваня.

– А мамка?

– В хате.

– Скажи ей, пусть выйдет.

Ваня забежал в хату и сказал маме, что дядя из машины просит ее выйти во двор. Мать поставила ухват в угол около печи и вышла на крыльцо.

– Здравствуйте, – сказала она, – обращаясь к человеку в гражданском.

– Хозяйка, – сказал он, – я заместитель председателя районного совета Николай Иванович Приходько. Где ваш хозяин?

– Муж с сыном пошли к плотнику забрать гробы, – ответила мама. – Да вот они везут их на велосипедах.

Батько и Клим подошли к хате, приставив велосипеды с гробами к плетню.

– Здравствуйте, – поздоровался батько.

– Здравствуйте, – ответил Приходько. – Примите наши соболезнования.

– Спасибо, – сказал батько. – Хорошо, что приехали. Никто помочь не хочет, все боятся. И когда только все это закончится? На фронте и то не было так страшно, как теперь дома. Не столько за себя, сколько за детей. Ведь никого не щадят бандиты.

– Закончится, – сказал Приходько, – недолго осталось. Командуйте, что надо делать.

– Давайте отвезем гробы к хате Романа. Надо несколько человек, чтобы помочь уложить в гробы Романа и Галю. Пошлите на кладбище человек пять-шесть, пусть выкопают одну общую на двоих могилу.

Офицер отправил шесть человек на кладбище. Одна машина с солдатами уехала тоже на кладбище, другая, в которую сели батько и Клим, уехала к хате дядька Романа. Ваня тоже хотел залезть в кузов к солдатам, но батько не дал ему этого сделать, попросив помогать дома маме. С неохотой, но пришлось ему с этим согласиться, хотя так хотелось прокатиться по селу в машине. Пусть позавидовали бы ему эти кныши!

– Володя, сынок, – позвала мама, – сходи к тете Марье, забери домой Анечку. Она уже там второй день. Люба и Оля будут мне помогать приготовить что-то для поминок.

Тетя Марья – это старшая сестра батька. Она жила в хате недалеко от хаты дядька Романа вместе со своей дочерью Секлетой. Анечка была младшей сестрой Вани, девочка пяти лет, кудрявая блондинка, общая любимица. Тетя Марья тоже ее любила и часто забирала к себе, помогая маме справиться с заботами большой семьи.

К обеду все было готово для похорон. Гробы с телами Романа и Гали привезли на сельское кладбище. Их поставили на краю вырытой могилы. С одной стороны могилы выстроились солдаты с музыкальными инструментам, а с другой – солдаты с винтовками. Отдельной кучкой стояли батько, тетя Марья, Клим и Володя.

Вперед выступил зампред районного совета. Он снял картуз и тихим голосом произнес:

– Друзья, родные Романа Ивановича. Сегодня мы прощаемся с этим мужественным человеком, настоящим коммунистом, защитником советской власти. Он был храбрым солдатом и умер как герой. Не уберегли мы его, но память о нем мы сохраним на многие годы. Убийцы нашего товарища и его супруги обязательно понесут заслуженную кару. Пусть земля тебе будет пухом, Роман Иванович.

Офицер дал знак солдатам, и четверо солдат с помощью веревок поочередно опустили гробы в могилу. Зампред и батько бросили в могилу по горсти земли. Те же солдаты лопатами стали засыпать могилу землей. Оркестр заиграл гимн Советского Союза. Когда солдаты справились с могилой, солдаты подняли винтовки и по команде офицера трижды выстрелили в воздух. Выстрелы эхом пронеслись над селом, подяв с деревьев стаю ворон.

На этом церемония похорон была завершена. Батько подошел к зампреду и пригласил его на поминки.

– Спасибо, Игнат Иванович, – сказал зампред, – надо возвращаться в район. Время горячее. Бандиты, чувствуя близкий конец, свирепствуют. Вчера в лесу надругались и повесили молодую девушку, фининспектора. Возвращалась из Сарн домой. Единственная дочь у матери. Надо в Ровно, в область доложить.

– Кругом беда. Спасибо, что приехали. Без вас мне было бы гораздо труднее справиться с этим горем, – сказал батько. – Ведь что творят, сволочи!

– Не надо благодарить, – ответил зампред, – это наша обязанность. Вы зайдите на неделе в райсовет, надо будет поговорить о детях Романа.

– Дети останутся жить вместе с нами, в моей семье, – сказал батько, – мы их никуда не отдадим.

– Хорошо, но надо решить вопрос и о материальной поддержке.

– Этот вопрос важен. Сами знаете, жить трудно, у меня самого четверо детей. Поддержка, конечно, не помешает. Обязательно зайду. Спасибо.

– А как вы смотрите, если мы вам предложим занять место брата? – задал вопрос зампред.

– Да какой из меня председатель сельсовета, – ответил батько, – я и расписаться толком не могу, читаю с трудом. Нет, спасибо. Теперь я многодетный отец, надо об их судьбе побеспокоиться, о детях.

– Я понимаю, – сказал зампред, – но вы все же подумайте.

– Нет, – сказал батько, – тут и думать нечего.

На этом они попрощались, и машины с солдатами и зампредом уехали в Сарны.

Но беда на этом не закончилась. Пока батько был на кладбище, в хату пришла тетя Настя, сестра мамы, которая жила на другом берегу Горыни, напротив нашего села Трискино. Она пришла вся в слезах с почерневшим от горя лицом.

– Ой, Гриппочко, – заголосила она, едва переступив порог хаты, – горе-то какое!..

– Что случилось, Настя? – с тревогой в голосе спросила мама.

– Ой, – еще громче заголосила тетя Настя, – нет больше моей Верочки. Убили бандеровцы, повесили в лесу. У меня же никого, кроме нее, нет. Сегодня утром привезли ее домой. Надругались над ней. Надо хоронить, но даже могилу некому выкопать. Все боятся, всех запугали нелюди. Гриппочко, может быть, Игнат и Клим помогут могилу выкопать?

– Настя, сестричка, так они сейчас тоже на кладбище, – тихим, дрожащим голосом ответила мама, и слезы выступили у нее на глазах. – Какое горе, бедная Верочка, такая красавица росла.

– А что у вас случилось, почему они на кладбище? – удивленно, сквозь слезы, спросила Настя.

– До вас, наверное, еще не дошел слух. Убили бандеровцы вчера наших Романа и Галю. Сегодня хоронят. С Сарн приехало начальство с солдатами. Сейчас все на кладбище.

– Ах ты, боже мой, – снова запричитала тетя Настя. – Ну, почему это горе на нас свалилось? Чем мы провинилися перед богом?

– Ой, сестричка, горе-то какое! Подожди, сейчас наши придут с кладбища, будем советоваться, что делать, как тебе помочь.

Вскоре на пороге показался батько, Клим, Володя. Увидев Настю, батько удивленно сказал:

– Какими судьбами к нам, Настя? Чего плачешь?

– Ой, Игнат, – за Настю ответила мама, – беда у нее, Верочку вчера бандеровцы изнасиловали, а потом повесили в лесу. Возвращалась из Сарн одна на велосипеде. Надо просить Клима и Володю пойти вместе с Настей на другой берег Горыни, в Текливку, помочь похоронить Верочку, могилу выкопать, ведь Настя совсем одна, люди запуганы, никто не хочет помочь даже в таком скорбном деле.

– Конечно, поможем. Клим и Володя пойдут с тобой, Настя. Сейчас немножко подкрепятся, сегодня еще ничего в рот не брали, – сказал отец. – Вот горе, все сразу свалилось на нас. А мне сказал зампред района о девочке, которую бандеровцы повесили вчера в лесу, но я даже и не подумал на Верочку. Изверги! Ну, да что теперь говорить, давайте садиться за стол. Дни стали короче, надо ребятам успеть справиться с еще одним скорбным делом.

На поминках, кроме членов семьи, включая и детей дядька Романа, тети Насти, присутствовала и тетя Марья. Все сели за стол, мать положила каждому по картошке, кусочку курицы, которой она пожертвовала, и кусочку хлеба. Батьку, тете Марье, тете Насте и себе разлила остатки водки из вчерашней бутылки.

– Ну что, сестра, давай помянем нашего брата, – обратился батько к сестре Марье. – Хороший он был человек, лучше нас. Бог забирает к себе лучших, чтобы мы помнили о них и гордились ими. Роман за нас погиб, чтобы мы жили и чтоб всякая погань исчезла с нашей земли. Глупо получилось… Но что теперь об этом говорить… Володя, Оля, гордитесь своим отцом. Тяжело, но мы с вами и вы с нами. Пусть будет земля пухом Роману и Гале. И ты, Настя, не убивайся так, жить надо. Слезами горю не поможешь. Давайте выпьем и за память Верочки.

Все взрослые выпили, закусив скромным блюдом и запив молоком.

– Клим, Володя, собирайтесь, пойдете с тетей Настей, поможете ей управиться с похоронами Веры, – сказал батько. – Постарайтесь вернуться засветло.

Солнце склонялось к закату, когда Клим и Володя вернулись уставшими домой. Мать им отрезала хлеба и налила свежего молока.

– Устали? – спросила мама. – Ешьте. Как там у Насти?

– Похоронили, – ответил Клим. – Страшно было смотреть на Веру, так над ней бандеровцы поиздевались. Лицо – сплошная ссадина. Так и хоронили втроем. Погрузили гроб на возок, впряглись с Володей и дотащили до кладбища. Сложнее было опустить гроб. Пришлось мне с одного конца гроб удерживать, а Володя с тетей Настей – с другого. Ничего, справились.

– Молодцы, – сказала мама. – Смерть Веры убьет Настю. Завтра на работу не ходите, отдохните немного.

– Я вот что думаю, Гриппо, – промолвил батько, – они от нас не отстанут, обязательно придут. Пусть все дети после ужина пойдут ночевать кто-то к Марье, кто-то к твоему брату Артему. Ваня и Аня останутся дома. Если что, мы их спрячем на печи. Надо что-то думать, как дальше быть. Жить со страхом – хуже пытки.

Но никто не пришел ни в эту ночь, ни в следующую. Пришли на третью ночь.

Было уже близко к полуночи, когда раздался стук в двери сеней.

– Игнат, – дотронулась до плеча батька мама, – кто-то стучит в дверь.

Батько поднялся с кровати и выглянул в окно. Во дворе маячило несколько теней.

– Гриппо, быстро детей на печь, набросай на них тряпок, и пусть сидят как мыши тихо.

Батько пошел в сени открывать дверь, а мама, быстро разбудив Ваню и Аню, полусонных запихнула на печь, приказала не шевелиться и молчать.

Вслед за отцом в хату вошли три бандеровца, вооруженных автоматами, в форме советских солдат.

– Слава героям! – произнес один из них.

Это был Панас Нечипорук по кличке Кривой нос. Прозвали его так из-за большого носа, делившего его лицо на две неравные части. До войны он жил по соседству с батьком со своей сестрой. Жили бедно. Взяв в руки оружие, он стал настоящим зверем, мстя невинным людям за свою прошлую жизнь в нищете и унижении. Батько до войны иногда помогал ему с сестрой по хозяйству.

– Что не здороваешься, дядьку Игнат, – не узнаешь или сердишься? – спросил бандит, обращаясь к батьку на ты. – Брат твой совершенно скурвился, вот и пришлось его успокоить. Он нам стал как кость в горле. Разорил два схрона, оставив хлопцев без еды на зиму.

– А чего здороваться, я ведь знаю, зачем вы пришли. По наши души, – ответил батько. – Герои делом заняты, а не по лесам прячутся, Панас.

Два других бандита, выставив вперед автоматы, в темноте осматривали комнату.

– Пока души ваши нам не нужны. Но если будешь, дядьку Игнат, слишком смелым, то придется и тебе язык укоротить, несмотря на наше прошлое соседство.

– Тетя Гриппа, есть что перекусить? – обратился он к сидящей на кроватей маме.

– Могу дать остатки картошки и молока, что остались от ужина, – почти шепотом ответила мама.

– Давай!

Бандиты молча уселись за стол, не выпуская из рук автоматов.

Мать принесла чугунок с картошкой и глечик с молоком. Поставила на стол кружки и снова села на край кровати.

Бандиты принялись жадно за картошку и молоко.

– А где дети? – спросил Кривой нос.

– А дети тебе зачем? – спросил батько. – Кто где.

– Спрятал? От нас не спрячешь, дядьку Игнат, – осклабился бандит.

– Так вот, дядьку Игнат, – дожевывая картофель, проговорил Кривой нос, – мы пришли тебя предупредить, что еще один неверный шаг, и ты пойдешь за своим братом. Почему без спроса хоронил Романа, этого врага нации?

– Панас, это же мой родной брат. А если бы такое, не дай бог, конечно, случилось с твоей сестрой, ты бы как поступил? И у кого я должен спрашивать разрешения? По лесу вас искать?

– Дядьку Игнат, не прикидывайся, ты хорошо знаешь, как нас найти. Не доводи до греха, чтобы мы тебя не начали искать и твоих детей, – с угрозой в голосе проговорил бандит. – И последнее. Отдай нам свою одежду, обувь, в которых ты пришел с фронта, и награды.

– Так, Панас, на прошлой неделе ко мне ночью приходил Ничипор Паляничка и все забрал.

– Ничипор забрал, говоришь. Ну, ладно, дядьку Игнат, живи пока. Пошли, хлопцы, – обратился Кривой нос к двум другим бандитам. – И помни, дядьку Игнат, я тебя предупредил. У тебя много грехов, ты это знаешь. На заводе работаешь, бочки москалям делаешь.

– Бочки – это не оружие. А что ты прикажешь, с голоду умереть мне и моей семье? Или идти к тебе в лес народ грабить? Так я на фронте навоевался. С меня хватит, – ответил батько.

– Ну-ну, смотри, дядьку Игнат.

Бандеровцы покинули хату, батько закрыл дверь в сенях и вернулся в комнату.

– Ушли? – дрожащим голосом спросила мама.

– Кажется, ушли, – ответил отец.

– Игнат, я чуть не умерла от страха. Когда он спросил про военную одежду, а ты сказал, что Паляничка ее забрал, я вся сжалась от страха. А если бы они заметили английские твои ботинки, в которых ты вернулся с фронта? Вон они стоят возле кровати. Хорошо, что в хате было темно. Тебе жаль этой военной одежды, что так рисковал?

– Гриппо, никакого риска не было. Ты же знаешь, что Паляничку неделю назад застрелили солдаты у нас в селе. И эти бандеровцы тоже знают. А потом, почему это я должен бандитам отдать свои награды? Я их кровью своей заслужил.

– Ладно, давай спать. Как бы теперь уснуть? – сказала мама. – У меня до сих пор дрожь во всем теле. Дети спят, наверное?

– Я не сплю, – раздался с печи голос Вани. – Мамо, можно я снова лягу спать на свою лаву, здесь Аня мне мешает спать.

– Сынок, – сказала мама, – ты не спал? Ты все слышал, тебе было, наверное, страшно? Бедное дитя.

– Я все слышал и все видел. Я подглядывал из-под фуфайки, – ответил Ваня, слезая с печи. – Я бандитов не боюсь.

– Еще один герой выискался, – сказала мама. – Ложись на свою постель, и давайте спать.

В хате стало тихо, Ваня сразу уснул, а родители еще долго тихо разговаривали о пережитом и о том, как дальше жить.

Дня через три, приехав с работы и поужинав, батько, сидя за столом, сказал маме:

– Садись, Гриппко, надо поговорить, посоветоваться.

– О чем говорить будем? – спросила мама.

– О жизни, о чем еще. Был я сегодня в райсовете. Оформил материальную помощь на детей Романа. Там же случайно разговорились с одним мужчиной, который занимается вербовкой людей в восточные и южные районы Украины. Может быть, и нам податься?

– Ой, не знаю, Игнат. Страшно срываться с родного места и ехать бог знает куда. Хату продай, корову продай… Здесь у нас хоть крыша над головой есть. А там все начинай сначала?

– Из слов этого человека не все так и плохо, дают ссуду, дают подъемные деньги, обещают работу, с жильем помогут. Ты подумай. А что здесь? Да, хата, да, корова. И все! Да еще приходится дрожать каждую ночь, что какой-нибудь Нечипорук или Володиш прикончит тебя и детей твоих. Они ведь не зря приходили ночью. Эти непрошеные гости могут вернуться в любое время.

– Не знаю, Игнат. Решай сам. Ведь шестеро детей, Ваня в школу пошел. Страшно, конечно, но еще страшнее жить в ожидании смерти. Я, наверное, не переживу еще одного визита этих бандитов. Да и все мы можем не пережить. Я сама готова куда угодно убежать, лишь бы не видеть их рожи. Решай, Игнат.

– Хорошо, завтра встречусь с этим человеком и обсужу с ним все детали. Потом примем окончательное решение. Детям пока ничего не говори, и никому не надо говорить об этом. В лесу узнают, может быть беда.

На следующий день батько приехал с работы чуть раньше обычного. Клима с ним не было, он еще заканчивал собирать очередную бочку на заводе.

Мать поставила ужин на стол – картошку в виде драников и молоко. В хате больше никого не было.

– Гриппо, – принимаясь за ужин, – сказал батько, – я все обговорил с вербовщиком. Он назвал и сумму ссуды, и сумму подъемных. Денег должно хватить на обустройство и на проживание на первое время. Вот только времени у нас остается мало. Через неделю надо все подготовить к отъезду.

– Да как же так, Игнат? – запричитала мама. – Ведь и корова, и хата…

– Ну, что ты, Гриппочко, паникуешь? – немного рассерженным голосом сказал батько. – Соседей попросим присмотреть за хатой, корову можно сестре Марье отдать.

– Да, посмотрят они. Растащат все!

– Что у тебя тащить? Брат твой вон за ручьем живет, в ста метрах. Не посмотрит разве?

– Что же так быстро? – продолжала причитать мама. – Хотя бы месяц еще. Надо было бы со всеми увидеться, попрощаться.

– Ты же не в Америку едешь. Успокоится все вокруг, в гости приедешь. Еще интересней будет.

– Ой, не знаю! Страшно, Игнат!

– Заканчивай со своими страхами, Гриппо. Все, едем! Завтра я получу ссуду и подъемные. Сумма приличная. Кроме того, надо будет написать заявление об увольнении с завода и получить расчет. Завтра возьму с собой Клима с Володей. Разделим все деньги на три части. На всякий случай. Могут ведь бандеровцам сообщить о деньгах. Через неделю за нами приедет грузовая машина «Студебеккер». Машина большая, но все равно надо будет брать с собой только самое необходимое. Подумай над этим, Гриппочко.

Все последующие дни прошли в хлопотах и заботах. Мама увязывала в узлы одежду, обувь, собирала кое-какую утварь. Сложила ткацкий станок, инструменты батька… Ваня с удивлением смотрел на эту домашнюю суету, не понимая, что происходит.

– Мамо, – приставал он с расспросами, – ты зачем мою одежду в узел спрятала? В чем я зимой ходить буду?

– Ничего, сынок, зимой мы развяжем узел и вытащим твою одежду. Зима ведь еще не скоро. Вот все соберем, места будет больше в хате.

– А почему ты батька одежду в узел связала, в которой он на работу ходит? – не отставал Ваня.

– Не мешай, Ваня, садись лучше за уроки. Мы ему другую дадим.

На следующий день ближе к вечеру с города вернулись сначала батько, а через какое-то время и Клим с Володей. Батько привез Ване и Ане кулек конфет и пряников, которых дети не видели уже много месяцев. В другом кульке был хлеб, кусок колбасы и бутылка водки.

– Что это ты, Игнат, расшиковался? – спросила мама. – Денег и так не хватает.

– Не ворчи, Гриппко, – отозвался батько, – сегодня можно. Получил расчет, все остальные деньги – и ссуду, и подъемные. На следующей неделе в четверг за нами пришлют машину. Пока хлопцы моют руки на дворе, собери ужин. А где девчата, Люба и Оля?

– Где-то на село пошли к подружкам. Обещали скоро вернуться… Да вот они идут через ручей, – сказала мама, посмотрев в окно.

Когда все собрались, мама поставила на стол традиционную картошку в чугунке, батько нарезал колбасу и хлеб, открыл бутылку водки.

– Гриппко, давай стаканы. Дай еще два. Сегодня по особому случаю можно по чуть-чуть налить водки Климу и Володе, – распорядился батько, – они заслужили.

Выпив, все дружно принялись за ужин.

– Ваня, Аня, кушайте хорошо. Кто хорошо будет кушать, тот получит гостинец, его батько привез.

– Какой гостиниц? – сразу отозвался Ваня.

– Ты лучше кушай, не отвлекайся, а то тебя Аня обгонит, – пошутила мама.

Ваня ниже наклонился над своей тарелкой, разминая картошку ложкой, запихивая ее в рот и запивая молоком.

– Батьку, а откуда у тебя сразу столько денег? – неожиданно спросил Клим. – Говорят, ты с завода уволился.

Батько, отодвинул от себя тарелку, внимательно посмотрел на детей.

– Да, наверное, теперь можно об этом и сказать. Только пока не говорите никому. Мы решили с мамой уехать всей семьей с нашего села в другую область. Нам предложили завербоваться в Одессу, ну не в саму Одессу, конечно, но в ту местность. Там и поспокойнее, и посытнее. Все практически готово к отъезду. На следующей неделе приедет за нами машина.

В хате стало тихо. Все оставили ужин, кроме Вани и Ани, которые увлеклись своими тарелками.

Первым прервал молчание Клим.

– Вот это новость, – выдавил он из себя с удивлением. – А как же хата, корова, хозяйство?..

– Какое хозяйство, Клим? – ответил батько. – Корову отдадим тетке Марье, а за хатой пока присмотрит дядя Артем. Ты пойми, мы не можем подвергать опасности ни наши жизни, ни жизни Володи с Олей. Бандеровцы уже один раз приходили, им ничего не мешает прийти ещё раз, но с более серьезными намерениями. Для них человеческая жизнь ничего не значит. Ты же, наверное, слышал, что они сделали с семьей учителя в соседних Цепцевичах? Всех убили – и взрослых, и детей. И только за то, что он преподавал русский язык.

– Слышал. Но как-то все неожиданно, – произнес Клим как бы про себя. – Не хочется мне никуда ехать, батьку. Здесь все свои, через полтора-два года надо будет в армию идти… Нет, батьку, я никуда не поеду.

– Смотри, сынок, ты уже взрослый, – сказал отец. – Подумай, как ты тут будешь жить один?

– Нет, не поеду, – твердо заявил Клим.

– Ну, а вы как, Оля, Володя? – спросил батько.

Володя посмотрел на сестру.

– Мы поедем с вами, дядьку Игнат. Здесь нам жизни нет. Я даже зайти не могу в свою хату, сразу в ушах слышу выстрелы из автомата. Нет, мы с вами, – сказал Володя, и на его глазах показались слезы.

– Ну вот, кажется, все вопросы решили. Володя и Оля, вы тоже свои вещи соберите и принесите к нам, – сказал батько.

– Да какие у нас вещи? Они все на нас одеты, – ответил Володя.

– В четверг всем быть здесь, искать никого не будем и ждать тоже, – сказал батько, поднимаясь из-за стола.

– Ну, а у вас как дела? – обратилась мама к Ване и Ане. – Все съели?

– Да, – радостно крикнул Ваня, – я первый.

– Нет, я первая, – возразила Аня.

– Ладно, ладно, не спорьте, молодцы, все съели, – сказала мама. – Вот здесь кулек, а в нем конфеты и пряники, которые вам батько купил.

– Ура! – радостно закричал Ваня.

– Что же ты так орешь, – притворяясь сердитой, сказала мама. – Вот тебе, Ваня, две конфеты и два пряника, и тебе, Анечка, тоже две конфеты и два пряники. А остальные останутся на завтра.

Незаметно пришла ночь. Все уснули. Только Ваня не спал, прислушивался к сопению спящих. Ох, как ему хотелось съесть еще хотя бы одну конфетку. Он бесшумно сполз со своей лежанки и на цыпочках подошел к шкафу, в который мама положили кулек со сладостями. Осторожно он начал открывать дверцу шкафа, которая предательски заскрипела.

– Это кто там по шкафам шарит! – раздался тихий голос мамы. – Ложись спать, Ваня, а то завтра батьку расскажу.

– Я только посмотреть хотел, – шепотом сказал Ваня.

– Завтра посмотришь, – сказала мама, – быстро спать.

Понурив голову, Ваня отправился на свою лавку, лег и скоро уснул.

Все последующие дни взрослые были заняты подготовкой к отъезду, только Клим ездил в Сарны на завод на работу.

В воскресенье никто не смог отогнать корову в стадо. Мама пожалела будить и Клима, и Ваню, и они проснулись, когда солнце уже давно взошло, хотя его не было видно. Было пасмурно, по низинам стелился туман. После завтрака мама попросила Клима отогнать корову на луг, на берег Горыни.

– Клим, – сказала мама, – надо Майку выгнать на луг. Я не стала тебя рано будить, все вы устали. Пригляни за ней, пусть попасется часа три-четыре.

– Я хотел батьку помочь, он хочет с собой чайку взять. Говорят, там, на новом месте, есть речка.

– Володя поможет.

– Мамо, и я пойду с Климом, – попросил Ваня.

– А уроки ты все сделал? – спросила мама.

– Все, еще вчера.

– Ну, хорошо, иди, выгоняй Майку с сарая.

Клим и Ваня вместе с Майкой отправились на луг.

Майка щипала траву. Ребята сели под куст лозняка, наблюдая за коровой. Клим себе под нос напевал какую-то песню. Ваня прислушивался, но слов понять не мог.

– Что это за песня у тебя? – спросил он брата. – Ничего не понятно.

– Это песня о том, что всех хороших пацанов забрали в армию, а на селе остались одни калеки, и девчатам не с кем в церковь идти под венец. Это польская песня, вот тебе и не понятно. Хотя слова почти что наши. Вот послушай! И Клим уже громче пропел куплет:

Бо самэ горбатэ, кулявэ, смаркатэ в цивилях зосталошя…

Вдруг из соседних кустов лозняка вышли два человека, вооруженных автоматами в советской военной форме. Однако даже по некоторым внешним признакам было понятно, что это бандеровцы. На головах у них были форменные головные уборы с бандеровскими трезубцами.

Они подошли к ребятам. Один из них, здоровенный бандит, уставился на Клима своими мутными, очевидно с перепоя, глазами.

– Хлопец, скажи, солдаты в селе есть? – прохрипел он сиплым голосом.

Клим поднялся на ноги.

– Откуда мне знать, есть в селе солдаты или нет? – ответил Клим. – Я солдатами не интересуюсь.

– Я тебя, сопляк, еще раз спрашиваю: есть солдаты в селе? – с угрозой в голосе прошипел сквозь зубы бандеровец.

– А я еще раз отвечаю, что не знаю. А если тебе надо знать, то пойди в село и узнай, – ответил Клим.

– Смотри, Назар, какими они смелыми стали, эти краснопузые, – обратился бандеровец к своему напарнику, стоявшему чуть в стороне. – А ну, Назар, давай отправим его рыб покормить.

С этими словами он схватил Клима в охапку и повалил на землю.

– Назар, давай веревку и связывай ему руки и ноги, – скомандовал бандит.

Два здоровенных бандеровца начали связывать Климу руки и ноги веревкой.

Ваня бросился спасать брата, но, получив сильный удар в спину, отлетел в сторону и упал в траву. Поднявшись, он, громко плача, быстро побежал в село.

Тем временем бандеровцы скрутили Клима, взяли его за связанные руки и ноги и понесли к берегу реки с намерением бросить в реку. Еще какое-нибудь мгновение, и Клим мог оказаться беспомощным в быстрых водах реки Горынь. Но в тот момент, когда бандиты были готовы бросить его в реку, с другого ее берега раздался громкий окрик.

– Влас, Назар, оставьте хлопца в покое. Развяжите его и отпустите. Нашли с кем воевать.

Это был голос Володиша, главаря крупной группы бандеровцев, жителя села Трискино. Володиш, имя которого было Владимир Яценюк, до войны жил с матерью. Жили они бедно, почти впроголодь. Хата их находилась через три дома от хаты семьи батька. Батько и этой семье помогал иногда и сено косить, с огородом управиться, отремонтировать утварь.

Володиш узнал Клима, и это спасло ему жизнь. Бандиты освободили руки и ноги Клима, дали ему пинка и, спустившись к воде, сели в лодку и переплыли на другой берег.

Тем временем Ваня весь в слезах добежал до хаты.

– Ваня, что случилось? – с тревогой в голосе спросила мама.

– Клима дяди связали и утопили в реке, – сквозь слезы выдавил Ваня.

– О, боже мой, всплеснула руками мама, да что же это происходит? Игнат, ты слышишь, Клима утопили бандеровцы.

Отец быстро вышел из сарая, вошел в хату и сразу же появился на пороге с охотничьим ружьем в руках, которое он давно прятал от всех под кроватью. Не говоря ни слова, он быстрыми шагами направился в сторону реки.

Через пять минут батько был уже на месте. Увидя живым Клима, он облегченно вздохнул.

– Что тут случилось? – спросил батько Клима.

– Два бандеровца хотели меня утопить, но Володиш не дал.

– Чего они от тебя хотели? – спросил батько.

– Спрашивали меня, есть ли русские солдаты в селе.

– Ну, а ты, конечно, из себя героя строил, – с упреком промолвил батько. – Хорошо, что Володиш оказался рядом. Хоть бандит, но с памятью. А так утопили бы. Ладно, гони корову домой, дашь ей там сена, а завтра Ваня отгонит в стадо.

Мама ждала их во дворе. Увидев живым Клима, она выбежала за ворота.

– Сынок, Клим, – сквозь слезы вымолвила она. – А я чуть с ума не сошла. Ваня прибежал весь в слезах, сказал, что тебя бандеровцы утопили.

– Успокойтесь, мамо, – ответил Клим. – Топили, но не утопили. Живой я, живой.

– Господи, да что же это такое, – запричитала мама, – когда же это все закончится?

– Гриппко, хватит причитать. Давай лучше накрывай на стол, будем обедать. Все обошлось, – сказал батько.

Наконец, наступил четверг. Все проснулись рано. Клим отогнал корову в стадо. Ваню в школу не пустили. Батько попросил Любу сбегать в школу и взять у директора справку на Ваню. В ожидании машины мама села на скамейку возле хаты.

– Ой, Игнат, страшно что-то мне. Едем ведь неведомо куда, – вздыхая, сказала мама.

– Гриппо, ну что ты снова запричитала? По мне так хоть на край земли, только не дрожать по ночам.

– Может быть, ты и прав.

– Конечно, я прав. Давай лучше начнем вещи выносить во двор.

– А вдруг машина не приедет, зачем зря таскать, а потом снова заносить, – сказала мама.

– Приедет, – уверенно сказал батько. – Всем – помогать. Ваня, собери все свои учебники, ручки, карандаши, тетрадки.

– Батьку, а куда мы поедем? – спросил Ваня. – Там школа есть?

– Конечно, есть, Ваня, – сказал батько. – Собирайся скорее, сейчас за нами машина приедет.

– И я поеду в машине? – с недоверием спросил Ваня.

– Конечно, не оставлять же тебя здесь, – ответил батько.

– Ура! – закричал Ваня и бросился в хату за своими школьными принадлежностями.

Сообща вынесли сундуки, узлы с одеждой, сложенные кровати, кухонную утварь, мамин ткацкий станок. С сарая вытащили лодку и рыбацкие снасти батька, который вырос на речке, был заядлым рыбаком и не мог себя представить без рыболовных снастей и лодки.

– Ну, кажется, все, – с грустью в голосе сказала мама. – Игнат, и куда ты тащишь эту лодку? Говорят, там никакой речки нет.

– Есть, – сказал батько, улыбаясь, – и называется Великий Куяльник. Слышишь, какое название? Значит, и вода должна быть, а где вода, там и рыба.

– Артем, – обратилась мама к своему брату, – хорошо, что ты пришел. Присмотри здесь за Климом, он один остается, помоги по хозяйству. Трудно ему будет. Не захотел ехать с нами.

– Не беспокойся, сестра, – сказал дядько Артем, – конечно, присмотрю и помогу. Да он и сам уже взрослый, справится.

– И тебе, Марья, спасибо, что пришла, – обратилась мама к сестре батька, которая в это время появилась во дворе. – Поможешь Климу хоть иногда с коровой справиться, подоишь ее.

– Всем задание выдала? – улыбаясь, спросил батько. – Вон машина идет.

Во двор въехал большой американский грузовик «Студебеккер». В кабине, кроме шофера, сидел еще один мужчина. Это был тот самый вербовщик. Он вылез из кабины, поздоровался.

– Доброе утро всем! Все готово и все готовы? – бодрым голосом спросил он.

– Да, все готово, Михаил Иванович, – ответил батько.

– Ну что, тогда грузиться. Сейчас я отвезу вас на станцию в Сарны, там ваши вещи загрузят в вагон. Придется денька два-три пожить в вагоне, пока сформируем полностью состав переселенцев. Транспорта не хватает, чтобы всех сразу перевезти, – объяснил ситуацию Михаил Иванович.

Пока взрослые грузили вещи, Ваня залез на подножку грузовика и с любопытством заглядывал в кабину, хотя увидеть что-либо ему едва удавалось, поскольку он только-только доставал до стекла дверцы грузовика.

– Ну, что, малец, – сказал шофер, увидя потуги Вани, – хочешь в кабине посидеть?

– Хочу, – почти шепотом ответил Ваня, не веря своему счастью.

– Залезай, – открывая дверцу кабины, сказал шофер.

Ваня быстро забрался в кабину, уселся на кожаное сиденье и с любопытством стал ее рассматривать.

– Только, чур, ничего не трогать, – попросил шофер.

Сколько здесь интересного! Ваня сел на место шофера, взялся за руль и представил себе, что это он шофер и сейчас тронется в путь. Рука сама потянулась к клаксону, и раздался громкий его сигнал. Ваня отдернул руку, но было поздно. Шофер открыл дверцу кабины.

– Хулиганишь? – сказал шофер. – Ну-ка вылезай из кабины.

Ваня молча вылез из кабины грузовика, опустил голову, и на глазах у него показались слезы. Но он не заплакал. Он отошел в сторонку, мысленно ругая самого себя. Ему так хотелось, чтобы сельские пацаны увидели его за рулем автомобиля!..

Погрузку закончили. Все начали прощаться. Присели на дорожку.

Мама снова начала причитать:

– Ой, да куда же это мы едем из родного гнезда? Увидимся ли мы когда-нибудь? Как же оно будет на новом месте? Клим, сынок, ты нас не забывай, пиши…

– Гриппо, ну, что ты опять за свое! – с сердитой ноткой отозвался батько. – Все будет хорошо, и ты скоро сюда приедешь в гости, и Клим не маленький ребенок. Всем говорим спасибо и низко кланяемся.

– Ну что, как говорится, по машинам, – сказал Михаил Иванович. – Взрослые в кузов, хозяйка пусть с девочкой садится в кабину. Ну, и казак этот, – он посмотрел на Ваню, – тоже пусть в кабину забирается.

Ваня был счастлив. Лицо его озарила улыбка. Он быстро забрался в кабину и сел рядом с мамой возле дверцы кабины. Теперь его точно увидят ребята и, конечно, позавидуют.

Машина выехала на центральную улицу села и покатилась по брусчатке. Ваня махал рукой всем, кто встречался по пути. Была как раз перемена, когда они проезжали мимо школы, и много ребят было на улице. И, конечно, все увидели Ваню, который им также помахал из кабины рукой.

Ваня был на седьмом небе от счастья.

«Пусть эти кныши теперь лопнут от зависти», – подумал Ваня.

Вот и село осталось позади. Машина въехала в лес. Лес стоял по-осеннему задумчивый. В лесу было тихо, только где-то вдалеке раздавался стук дятла. Воздух, наполненный смолистым запахом сосен, легко вдыхался грудью. Все взрослые насторожились, невольно перейдя на шепот, когда машина въехала под лапчатые своды леса. Но ничто не нарушило тишины леса, кроме гула мотора «Студебеккера». Через полчаса машина уже катились по улицам города Сарны, крупного железнодорожного узла. Вскоре она остановилась на грузовой площадке товарной станции, возле которой стоял грузовой состав, состоявший из полутора десятков товарных вагонов.

Первым с кузова грузовика спрыгнул Михаил Иванович, за ним батько. Они помогли спуститься на землю Володе, Оле и Любе. Батько открыл кабину машины, вытащил из нее Ваню, взял на руки Аню и помог спуститься маме.

– Ну, вот мы и приехали, – сказал Михаил Иванович. – Вон тот вагон, – он указал на вагон, который находился в нескольких метрах от грузовика, – будет ваш. Сейчас давайте быстро разгрузим машину, и вы потихоньку потом все вещи перенесете в вагон.

Все дружно взялись разгружать кузов машины. Когда разгрузку закончили, Михаил Иванович засобирался снова в дорогу.

– Переместить вещи в вагон вам помогут рабочие, сейчас они подойдут. А я уеду за другой семьей, мне надо сегодня сделать еще две ездки. Размещайтесь.

С этими словами он сел в кабину грузовика и уехал за новыми семьями переселенцев.

Вскоре подошли двое рабочих и начали загружать вещи в вагон. Ваня тоже хотел залезть в вагон, но один из рабочих его туда не пустил.

– Малец, – сказал он, – посиди пока в сторонке. У тебя еще будет время для вагона, еще надоест, не мешай работать.

Ваня обиженно отошел к маме, которая показывала грузчикам, что, за чем, в каком порядке заносить в вагон.

Ване стало скучно, все были заняты работой. Он с любопытством стал разглядывать все вокруг. С другой стороны рельсового пути стояло большое здание вокзала, там ходили люди, с черной тарелки на здании раздавался женский голос. Ваня никогда еще не видел и не слышал такого радио. Голос о чем-то громко говорил. Ваня не совсем понимал, о чем он говорит, но было ужасно заманчиво подойти поближе и, может быть, увидеть, кто там прячется за этой тарелкой. Ваня перешел железнодорожный путь и подошел к зданию вокзала.

– Дядя, – обратился он к мужчине в шинели, – а где эта женщина спряталась, которая говорит в тарелке?

Мужчина улыбнулся в усы.

– Это, брат, не просто тарелка, это радио. А женщина далеко спряталась. Сидит в теплой комнате, наверное, чай пьет и рассказывает всем, когда поезд прибудет, когда отправится и даже кто потерялся. Ты случайно не потерялся? – спросил мужчина.

– Нет, – ответил Ваня, – не потерялся, вон мой батько и мама. А эта тарелка говорит так, как в кино?

– Что-то вроде этого, – ответил мужчина. – Ты извини, брат, мне пора идти.

Мужчина забросил на плечи какой-то узел и зашагал по перрону.

Ване вдруг вспомнилось, как он с другими пацанами прятался в сельском клубе под скамейками перед показом кино, которое привозили из Сарн почти каждую неделю. Киномеханик, дядя Вася, вечно улыбающийся парень, обилечивая зрителей, делал вид, что он не видит лежащей под скамейкой притаившейся ребятни, у которой, конечно же, денег не было на билет. Включался проекционный аппарат, и они выползали из-под скамейки и завороженными глазами смотрели на это чудо – кино. Ване особенно нравилось кино о Чапаеве, как он лихо скакал на коне, разгоняя беляков. Первый раз, когда Чапаев показался на экране, скачущим на коне, Ваня испугался, что он сейчас с экрана промчится по залу клуба, и спрятался снова под скамейку. А когда Чапаев тонул, он плакал. Ему было жаль Чапая, такого храброго и мужественного командира.

– Ваня, – вдруг услышал он голос мамы, прервавший его воспоминания, – ты куда ушел? А ну-ка быстро возвращайся!

Ваня снова перешел железнодорожный путь и подошел к своему вагону. Вещи уже были погружены, и мама, установив на какую-то треногу казан, варила в нем картошку.

– Кто тебе разрешил уходить? – строгим голосом спросила мама. – Потеряешься, уедем без тебя.

– Не потеряюсь, – ответил Ваня, – меня найдет тетя, которая сидит в радио, вон в той черной тарелке.

– Это кто тебе глупостей наговорил? – удивилась мама.

– Вон дядя на вокзале. Он сказал, что это радио, как в кино, – ответил Ваня.

– Ладно, – примирительно сказала мама, – мой в тазу руки, сейчас будем кушать.

– А где батько? – спросил Ваня.

– Пошел на вокзал купить чего-нибудь к картошке. Молока ведь нет. Разве ты его там не встретил? – спросила мама.

– Вот же он идет! – радостно воскликнул Ваня, увидев возвращающегося батька с пакетом в руках.

Вскоре все сели за импровизированный стол, составленный из досок, и принялись за скромный ужин.

В таком походном положении семья прожила еще три дня. К концу третьего дня все вагоны были заполнены семьями переселенцев. Ваня познакомился с несколькими сверстниками, такими же мальчишками, для которых жизнь на станции казалась увлекательным приключением. Для взрослых это было тяжелое испытание при отсутствии всяких удобств.

Но вот, наконец, появился Михаил Иванович, который собрал глав семейств для последнего напутствия.

– Товарищи, – обратился он к собравшимся, – сборы закончены, можно отправляться в путь. Сегодня примерно в десять часов вечера состав будет отправлен. Время в пути, я думаю, не превысит двух суток. Вас будет сопровождать в пути Василий Андреевич.

Михаил Иванович указал рукой на мужчину, который стоял рядом с ним.

– Он сам из тех мест, так что если возникнут вопросы – спрашивайте. Ну, а теперь по вагонам. Где-то через час отправляемся. Есть у кого-то вопросы? – спросил Михаил Иванович.

Вопросов не оказалось, и все разошлись по своим вагонам.

Поезд отправился через два часа. И хотя на улице уже была ночь, многие взрослые переселенцы стояли у приоткрытых дверей вагонов и смотрели на удаляющиеся родные места, где они родились и выросли, провели значительную часть своей, пусть и не легкой, жизни и откуда их гнали нелегкие обстоятельства реальности. В глазах некоторых из них стояли слезы. «Как-то там будет на новом месте?» – стоял в их глазах немой вопрос.

Ехали долго, почти трое суток. Несмотря на еще теплую погоду, ночью было уже прохладно, особенно от этого страдали дети. Питались все всухомятку, на станциях добывали только кипяток для чая. К третьим суткам люди уже серьезно устали, измучились дети. Все ждали конечной остановки.

Природа за окном меняла свой вид и окраску. Лесистая и ровная местность постепенно сменилась холмистой степью с распаханными полями.

Во второй половине дня третьих суток поезд остановился на станции Веселый Кут. Была ясная солнечная погода. Все вышли из вагонов – и взрослые, и дети, сгрудившись кучками. Послышался даже смех, кто-то пошутил в отношении названия станции: раз конечная станция веселая, значит, и жизнь будет веселой.

К вагону Ваниной семьи подошел мужчина лет сорока пяти в сапогах, военном галифе, плаще и фуражке.

– Здравствуйте! С приездом, – поздоровался он, – меня зовут Николай Сергеевич. Я заместитель председателя колхоза имени Жданова. Вашу семью определили в наш колхоз. Это не так далеко от станции, примерно двадцать пять километров. Погода, как видите, хорошая, сухая, поэтому доедем до места быстро и без проблем. У нас здесь земля тяжелая, чернозем, так что если дождь, на танке не проедешь. Кстати, именно это и случилось с немецкими танками осенью 1941 года. Намертво засели в нашей землице. Сейчас подойдет машина, мы вам отправили самую большую – ЗИС-5. Но, я вижу, вас много, все не поместитесь, поэтому желающие могут ехать со мной в бричке.

– Я поеду в бричке, – крикнул Ваня. – Люблю ездить в бричке, – хотя, конечно, в бричке он никогда не ездил, да и слабо представлял, что такое бричка.

– Ладно, малец, – сказал Николай Сергеевич, – поедешь со мной. Тебя как зовут?

– Ваня, – ответил он.

– Замечательное имя. Еще есть смелые для поездки в бричке? – спросил Николай Сергеевич.

Больше желающих не оказалось.

Подъехало несколько машин, одна из них, ЗИС-5, остановилась около Ваниного вагона.

– Петро, – обратился Николай Сергеевич к водителю, – помоги загрузить вещи и отправляйся за мной. Я поеду впереди. В Макаровке подъедешь к дому Дмитрия Шелеста, ты знаешь, где он живет. Есть с ним договоренность, что он примет семью переселенцев.

– Хорошо, Николай Сергеевич, – ответил водитель, – не беспокойтесь, все сделаю без замечаний.

Николай Сергеевич кому-то махнул рукой, и вскоре подъехала четырехколесная облегченная повозка, запряженная двумя лошадьми. На передней скамейке сидел кучер с кнутом в руке.

– Садись, Ваня, на заднее сиденье рядом со мной, – сказал Николай Сергеевич, – они нас догонят. Давай, Боря, трогай, – обратился он к кучеру.

Две лошадки бодро побежали по грунтовой дороге. Вскоре они покинули станцию и покатились по хорошо укатанной степной дороге. Ваня с удивлением рассматривал все вокруг. Его занимали и степные пейзажи без привычного леса, и довольно крутые подъемы и спуски, от которых порой дух захватывало.

– Что, Ваня, страшно? – спросил Николай Сергеевич, увидев, как Ваня судорожно вцепился в подлокотник брички при очередном спуске.

– Мне просто жаль лошадей, которым очень трудно сдерживать бричку. Видите, они почти упали на задние ноги? – решил схитрить Ваня.

– Вижу, – сказал Николай Сергеевич, – если честно признаться, то я и сам боюсь. Совсем недавно вот так же ехала семья, кони не смогли удержать повозку, понесли, и все погибли. Но у нас лошади сильные, все будет хорошо, не трусь.

– А у вас там, где ты жил, нет таких спусков, подъемов? – спросил Николай Сергеевич.

– Нет, – ответил Ваня, не отпуская подлокотник брички.

Через часа полтора бричка, преодолев очередной спуск, въехала в районный центр Цебриково. Это было типичное село юга Украины с садами, виноградниками, дымилась труба какого-то завода, на центральной улице, по которой катились бричка, размещались несколько магазинов и районный Дом культуры – бывшая церковь.

На выезде из Цебриково бричку обогнала машина, на которой ехала семья Вани. С кузова автомобиля им помахали руками Володя, Оля и Люба, скорчив рожицы, радуясь, что они оказались впереди.

– Дядя Николай, – обратился Ваня к Николаю Сергеевич с обидой в голосе, – они первыми приедут?

– Ничего страшного, Ваня, – сказал Николай Сергеевич, – мы приедем с тобой вовремя. Им еще надо машину разгрузить, вещи занести в дом…

– А в каком доме мы будем жить? – поинтересовался Ваня.

– Я, думаю, – ответил Николай Сергеевич, – тебе понравится.

Остальное время в пути Ваня молчал, мысленно представляя, как он будет жить на новом месте, ходить в школу, познакомится с новыми друзьями…

Мысли его прервал голос Николая Сергеевича.

– А вот и наше село Макаровка, – сказал он, указывая на открывшиеся хаты села.

Село представляло из себя улицу с расположенными по обе стороны дороги, в основном глинобитными, домами.

Прокатившись по улице, бричка вскоре остановилась возле дома под крышей из камыша. Во дворе стояли маленькая летняя кухня-мазанка и колодец. Грузовик уже разгрузили, но он еще стоял во дворе дома. Здесь же были батько, Володя и незнакомые для Вани люди.

– Принимайте еще одного помощника, – сказал Николай Сергеевич, снимая Ваню с брички и здороваясь с теми, кто стоял во дворе дома.

Рядом с батьком стоял крепкий мужчина с загорелым лицом. Это был хозяин дома Дмитрий Павлович Шелест.

– Разгрузились? – спросил Николай Сергеевич, обращаясь к батьку.

– Николай Сергеевич, – ответил за батька Дмитрий Павлович, – разгрузиться-то разгрузились. Но как они разместятся семеро в одной комнате? И у меня теперь тоже семеро в одной комнате.

– Что делать, Дмитрий Павлович? В тесноте, как говорится, да не в обиде. Мы же с тобой обо всем договорились. Ведь не задаром к тебе подселяем людей, колхоз рассчитается зерном. Надо потерпеть с полгода, весной начнем строить дома в Новосветовке. Не только к тебе подселяем, ко многим другим семьям: приезжает ведь почти десять семей переселенцев, и у каждой из них есть для этого своя серьезная причина, – обняв за плечи Дмитрия Павловича, сказал Николай Сергеевич.

– Да я все понимаю! От того, что посыпаешь голову пеплом, волосы лучше расти не будут. У переселенцев дети, да еще и сироты, а у меня старики – отец с мамой, обоим уже под восемьдесят. Но не будем об этом говорить, вместе как-то переживем, – сказал Дмитрий Павлович, слегка улыбнувшись. – Давайте лучше поможем прибывшим быстрее расположиться, ночь скоро, с дороги надо им хорошенько отдохнуть.

Николай Сергеевич сел в бричку и уехал, а Дмитрий Павлович вошел в дом. Дом был построен из глины, замешанной с соломой. Это обычный строительный материал на юге Украины, называется саман. Леса здесь очень мало, и люди научились строить дома из подручного материала. Дом Шелестов представлял собой обычную, как здесь говорят, мазанку, состоящую из двух комнат и кухни.

Ваня остался во дворе и с любопытством рассматривал все вокруг. Двор был небольшой. На цепи сидела большая рыжая собака, приветливо вилявшая хвостом. На заборчике из глины возле летней кухни сидел большой черный кот. В летней кухне была открытой дверь, и в проеме дверей отсвечивал огонь керосиновой лампы. Ваня подошел к двери и заглянул вовнутрь кухни. Там горела печка, а за маленьким столом сидела бабушка с очень приветливым лицом. Это была баба Шура, мама Дмитрия Павловича.

– Заходи, мальчик, – сказала тихим голосом баба Шура. – Заходи, садись.

И она указала на маленький стульчик.

Ваня нерешительно остановился на пороге.

– Ну, смелее, – подбодрила его баба Шура, – не бойся.

Ваня переступил порог, вопросительно взглянув на бабу Шуру.

– Садись, – еще раз пригласила баба Шура. – Кушать хочешь? У меня есть теплая плацинда.

На кухне пахло чем-то вкусным, но Ваня отрицательно покачал головой, тем более что он понятия не имел, что такое плацинда.

– Тебя как зовут? – спросила баба Шура. – Ты говорить умеешь?

– Умею, – ответил Ваня. – Зовут меня Ваня.

– Замечательное имя, – улыбнулась баба Шура. – Возьми кусочек плацинды, я тебе сейчас и молочка налью в кружку. Садись на стульчик.

Ваня осторожно сел на краешек стульчика. Баба Шура дала ему кусок плацинды и кружку еще теплого молока. Ваня откусил кусочек плацинды. Это оказалось очень вкусным. Тонкое тесто, начиненное тыквой и творогом, пропитанное маслом, таяло во рту. Ваня от удовольствия даже зажмурился.

– Проголодался мальчик, – сочувственно проговорила баба Шура, глядя, как Ваня все с большим аппетитом откусывал кусочек за кусочком плацинды и запивал их молоком.

Глядя на Ваню, баба Шура не сразу заметила, что он босой. Ноги, покрытые толстым слоем пыли и грязи, казались как будто в обуви.

– Батюшки, – воскликнула баба Шура, – так ты еще и босой! У тебя нет обуви?

– Есть, – глядя из-подо лба, ответил Ваня. Есть у меня ботинки. Но в них я буду ходить в школу, когда станет холодно.

– Вот сейчас я налью теплой водички в тазик, и давай мыть ноги, – сказала баба Шура.

Она сняла с плиты кастрюлю с горячей водой, часть ее вылила в тазик.

– Давай сюда твои ноги, – сказала баба Шура, пододвигая тазик. – Сейчас мы их ототрем от грязи.

Баба Шура опустила ноги Вани в тазик и стала их тереть мочалкой. Ваня засмеялся.

– Ты чего это смеешься? – спросила, улыбаясь, баба Шура.

– Щекотно, – ответил Ваня.

– Щекотно ему!? А в чем ты теперь пойдешь в дом? Возьми вот мои калоши.

И баба Шура, вытерев ноги Вани тряпкой, пододвинула к нему пару калош. Калоши были большие, и ноги Вани в них просто утонули.

– Ваня, – раздался голос мамы, – ты где, сынок?

– Здесь я, – отозвался Ваня, выходя из кухни.

– Что ты там делал? – спросила строго мама.

– Кушал и мыл ноги, – ответил Ваня.

– Не ругайте его, – выйдя из кухни, отозвалась баба Шура. – Мы с ним познакомились. Мальчик очень хороший.

– Как тебе не стыдно, Ваня? – как бы сердясь, сказала мама. – Спасибо вам. У вас и своих забот хватает, – обратилась мама к бабе Шуре.

– Все хорошо, – сказала баба Шура, – не ругайте Ваню.

– Спасибо, – сказала мама. – Ваня, пойдем, тебе пора спать.

Ваня с мамой вошли в комнату, которая практически полностью была превращена в сплошную кровать, изготовленную из подручного материала. Аня уже спала. Укрывшись рядом, лежали Люба и Оля. Володя сидел на табуретке возле окна.

Ваня тоже лег рядом с Аней и вскоре уснул.

Следующий день было воскресным. Ваня проснулся рано, хотя все остальные тоже проснулись и уже были заняты своими делами. Мама с бабой Шурой готовили завтрак, батько с Дмитрием Павловичем разбирали крупногабаритные привезенные вещи. Помогал им Володя, а Люба с Олей сидели около летней кухни. И только маленькая Аня продолжала спать.

Ваня вышел во двор и с удивлением увидел лошадь, запряженную в повозку. Возле повозки находился дед богатырского телосложения. Ваня с любопытством рассматривал лошадь и повозку, но еще большее его внимание привлек дед. Это был настоящий запорожский казак. Во всей его фигуре чувствовалась огромная физическая сила.

– Ну, здравствуй, казак, – густым басом обратился к Ване дед. – Как спалось на новом месте?

Ваня, не отвечая, подошел к лошади и погладил ее голову, которую лошадь протянула к рукам Вани.

– Хороший ты человек, – сказал дед, – лошади ты понравился. В школу ходишь?

– Ходил, – ответил Ваня. – Сейчас не знаю, школа здесь есть?

– Повезло тебе, брат, – сказал дед, – вон она у нас через дорогу. Ну а сейчас я поеду сено косить, посторонись.

Дед сел на повозку, дернул за вожжи и выехал со двора.

Ваня подошел к собаке, лежавшей возле будки. Собака посмотрела на Ваню грустными глазами и приветно вильнула хвостом.

– Отойди от Палкана! – вдруг услышал он голос позади себя.

Оглянувшись, Ваня увидел мальчика чуть младше себя.

– Ты кто такой, чтобы запрещать мне трогать собаку? – спросил Ваня.

– Я здесь живу, – сказал мальчик.

– И я здесь живу, – ответил Ваня. – Тебя как зовут?

– Вова Шелест, – сказал мальчик.

– А меня зовут Ваня, – ответил Ваня. – Мы вчера приехали поездом.

– Врешь, – сказал Вова, – здесь поезда не ходят.

– Ходят! – возразил Ваня, – Только до станции, а потом я ехал на бричке, а остальные на машине. Ты в школу ходишь?

– Нет еще, пойду в следующем году, – ответил Вова.

– Желторотик! – воскликнул Ваня. – А я хожу в первый класс!

– Хочешь, я покажу тебе школу? – спросил Вова обиженным голосом. – Вон она через дорогу.

– Хочу, – ответил Ваня.

И они, выйдя со двора и перейдя дорогу, оказались возле здания школы.

Двор школы был засажен кустами смородины и желтой акации. Само здание старой архитектуры было с большими окнами и с крышей, покрытой железом. Возле школы рос небольшой сад.

Ване очень понравилось здание школы. Оно было величественнее, по сравнению со школой в Трискино. Он сразу представил, как он завтра войдет в класс, займет место на первой парте и покажет учителю свои книжки, прописи, тетради…

На следующий день утром мама разбудила Ваню, умыла его и причесала, заставиланадеть ботинки. Выпив стакан молока, Ваня, захватив свою торбочку с букварем, перешел дорогу и оказался на уже знакомом дворе школы. Дверь школы была открыта, но Ваня не стал в нее входить, он не знал, где первый класс находится. На пороге школы показалась тетя с ведром и веником.

– А ты кто такой? – спросила тетя. – Новенький?

– Я пришел в первый класс, – опустив голову, ответил Ваня.

– Ну, раз пришел, заходи, – сказала тетя, – как раз здесь первый класс и есть.

Ваня зашел в помещение, пройдя небольшой коридор, оказался в огромной, как ему показалось, светлой комнате с высокими потолками и большими окнами. В углу стояла печка с синими изразцами. Парты стояли в три ряда. В классе еще никого не было, только два мальчика сидели на задней парте и о чем-то тихо разговаривали. Ваня сел на одну из парт в первом ряду и стал ждать начала урока.

Постепенно класс заполнялся учениками, но никто особого внимания на Ваню не обращал. Наконец, рядом с ним за парту сел мальчик. Он удивленно посмотрел на Ваню.

– Тебя кто сюда посадил? – спросил он Ваню.

– Я сам сел, – ответил Ваня, – хочу сидеть на первой парте. Я тебе мешать не буду.

Раздался звонок. Все ученики расселись за партами. В класс вошла учительница. Это была молодая и очень красивая женщина. Белоснежная кофточка и строгая черная юбка придавали ее стройной фигуре особую привлекательность. Ваня с восхищением рассматривал свою новую учительницу. Учительница тоже обратила внимание на его восхищенный взгляд. Поздоровавшись с классом, она подошла к парте, за которой сидел Ваня.

– Ты у нас кто, мальчик, и откуда, как тебя зовут? – спросила она.

– Ваня меня зовут, приехали мы поездом, – ответил Ваня, поднявшись из-за парты.

В классе послышался легкий смех.

– Тихо, дети, ничего смешного. А фамилия твоя как? – обратилась учительница снова к Ване.

– Несвит! Вот здесь справка из школы, где я учился, – ответил Ваня, передавая справку учительнице.

– Хорошо, – сказала учительница, рассматривая справку. – Меня зовут Ольга Семеновна. Надеюсь, тебе у нас понравится, будешь хорошо учиться, тем более что сидишь ты на первой парте.

– Буду, – сказал Ваня, садясь за парту.

Урок быстро пробежал, и все дети вышли на перемену, на улицу. Погода была солнечной и теплой. Ваня тоже вышел во двор школы. Среди учеников выделялся ростом один мальчик, скорее даже парень, явно старше остальных детей начальной школы. Он подошел к Ване, разглядывая его с ног до головы.

– Новенький, – сказал мальчик. – В каком классе учишься?

– В первом, – ответил Ваня.

– Как зовут?

– Ваня Несвит.

– А меня Вася Жарук. Я уже второй год учусь во втором классе. Хочешь, я тебя подожду, и в следующем году будем учиться вместе, – спросил Вася, улыбаясь.

– Зачем, – сказал Ваня, – в третий раз учиться во втором классе? У тебя плохо с памятью?

– А ты мне нравишься, – сказал Вася, – давай дружить.

И он протянул Ване руку.

– Давай, – ответил Ваня, протягивая свою руку.

– Если кто обидит, скажи мне, я ему быстро башку на место поставлю.

Прозвенел звонок, и они расстались, разойдясь по своим классам.

После уроков Вася снова подошел к Ване.

– Откуда ты взялся? – спросил он Ваню.

– Мы приехали поездом с батьком и мамой, – ответил Ваня.

– Не ври, к нам поезда не ходят, – с недоверием сказал Вася.

– Поездом на станцию, а оттуда на машине. Я ехал на бричке, – сказал Ваня.

– Ну, это другое дело! А то – на поезде, – улыбнувшись, сказал Вася.

– Ты куришь? – неожиданно спросил он Ваню.

– Я? – удивленно переспросил Ваня. – Нет, не курю, отец заругает, а то и ремня может дать.

– Тебе хорошо, у тебя есть отец, мой погиб на фронте, у меня только мама, – с грустью в голосе сказал Вася. – А курить надо: покуришь, и легче становится. Хочешь попробовать?

– Нет, – ответил Ваня, – в другой раз.

– Маленький ты еще. Ладно, а я закурю, – сказал Вася.

Он достал из кармана штанов окурок, зажег спичку и прикурил его, затянувшись и пустив дым из носа.

– Ну, бывай, – сказал Вася и направился в сторону своего дома.

Вернувшись из школы, Ваня покушал картошки с молоком, которое ему налила баба Шура. Потом они пошли с Вовой погулять. Прошли через двор школы, поднялись вверх по тропинке на ровную площадку, на которой дети играли в игру «Знамя». Игра была простой. Игроки делились на две команды, проводилась разграничительная линия, за пределами которой была «чужая» территория. Чужой игрок, к которому дотрагивался игрок противника, становился неподвижным и мог снова принимать участие в игре только после того, как к нему дотрагивался игрок своей команды. Побеждала та команда, которой удавалось захватить знамя противника. Знамя представляло из себя просто воткнутый в землю прут.

Ване игра понравилась, и он с удовольствием в нее включился. Заодно познакомился с ребятами из соседних домов. Здесь были мальчики как старше Вани, так и моложе – Боря и Коля Сивацкие, Толик Онуфриенко, Сережа Пташка.

Набегавшись вволю, Ваня и Вова вернулись домой. Был уже конец дня. Заглянув в летнюю кухню, Ваня увидел двух девочек, которых угощала чем-то баба Шура.

– Галя, Женя, – обращаясь к девушкам, сказала баба Шура, – познакомьтесь, это Ваня, он теперь живет у нас.

Девочки с любопытством посмотрели на Ваню. Галя, девочка лет четырнадцати, была очень красивой, стройной, с лицом настоящей артистки, как представлял себе Ваня. Женя была чуть помоложе Гали, светловолосая, с красивыми голубыми глазами. Обе девочки пришли только из школы. Они учились в соседнем селе Ворошилово, где была семилетняя школа. Ваня, смутившись, убежал к маме, которая развешивала постиранные вещи.

– Ваня, пора за уроки, – сказала мама.

– А я их еще в школе сделал, – ответил Ваня. – А где батько?

– Пошел в контору колхоза вместе с Володей, Олей и Любой. Надо же на работу какую-то устраиваться, – сказала мама. – Это вы с Аней у нас бездельники.

– Я не бездельник, я хожу в школу, – обиделся Ваня.

– Ладно, я пошутила, – сказала мама. – Иди в хату, присмотри за Аней, пока я занята.

Вскоре пришел батько с ребятами, они о чем-то весело переговаривались.

– Ну, с какими новостями вернулись? – спросила мама.

– Все нормально, завтра на работу, – ответил батько. – Я буду плотничать, девчата присматривать за телятами, а Володю через пару дней отправляют на курсы трактористов. Николай Сергеевич сказал, что завтра же в колхозной коморе можно будет в счет аванса получить пуд муки, подсолнечного масла два литра, масла сливочного полкилограмма…

– Правда? – удивилась мама. – Ой, как здорово! Я уже даже не знала, чем кормить вас буду, все заканчивается, а деньги тратить боюсь: крыши нет над головой.

– Гриппко, – сказал батько, – крыша будет, весной начнет колхоз дома для переселенцев строить, и нам построят.

– Ой, Игнат, – вздохнув, сказала мама, – когда это еще будет. Живем, как цыгане, единым табором, и людей стесняем.

– Скоро все наладится, надо потерпеть, – сказал батько. – Давай чего-нибудь перекусим.

Жизнь постепенно вошла в налаженную колею. Ваня в школе стал отличником, батько работал плотником, ремонтировал колхозные повозки, восстанавливал колеса к ним, Оля и Люба работали на ферме, присматривали за молодняком, а Володя уехал в соседний районный центр Березовку на курсы трактористов.

Семья Шелестов, несмотря на причиненные неудобства, относилась к приезжим своим квартирантам доброжелательно. С Одессы от родственников вернулась жена Дмитрия Павловича. Ее звали тоже Шура. Внешне она очень была похожа на свою старшую дочь Галю. Ваню опекала баба Шура, которая очень часто помогала Ване ноги мыть, любила угостить чем-нибудь вкусным, когда он возвращался из школы. Ваня подружился и с дедом Павлом. По выходным дед Павло часто брал Ваню с собой, отправляясь на своей повозке, запряженной буланой лошадкой, по каким-нибудь хозяйственным делам. Он даже доверял Ване управлять лошадью.

Батько как заядлый рыбак обследовал речку. Она, заросшая камышами, была в метрах пятидесяти от дома Шелестов. Особого восторга речка у батька не вызвала. Ее трудно было и назвать речкой. Лодка здесь не понадобилась. Чистой водной поверхности практически не было. Но рыба все же водилась, и батько частенько приносил домой по полведра карасиков. Мама, ругаясь, их чистила, потом жарила. Вкуса они были необыкновенного. Их можно было есть целиком, не опасаясь костей…

Наступила ненастная погода осени. По утрам стелились густые туманы, которые к вечеру переходили в мелкий дождь. Дорога сельской улицы превратилась в непроходимое болото. Проехать можно было только на тракторе. Во второй половине января выпал первый снег. Но он пролежал всего недели две и растаял. И все же Ваня успел, вместе с другими сельскими ребятами, освоить спуск с горы на днище картонного ящика.

Постепенно все чаще светило солнце, становилось теплее, и вот пришла весна. Благодатная пора. Зазеленели кусты и деревья, расцвели сирень и акация… Воздух наполнился ароматом расцветших садов. Ребят особенно привлекала акация с ее чудными белыми соцветиями. Главным образом не потому, что они были красивыми, а потому, что их можно было есть. Называли их «кашкой», и имели они приятный сладкий вкус.

Ваня окончил первый класс на «отлично», с похвальной грамотой, стал учеником второго класса. Его лучший друг Вася Жарук также перешел в следующий, третий класс.

Наступили каникулы. Все оказались заняты своими делами, и Ваня был предоставлен сам себе. Он, как и многие другие сельские ребятишки, участвовал в детских играх, иногда они играли в футбол, чаще в «Знамя». Баловались игрой в выбивание монет. Игра заключалась в следующем. Участники игры выставляли в столбик свои монетки. С определенного расстояния каждый бросал специальное кольцо в сторону этого столбика. Кто ближе всех к столбику бросал кольцо, тот имел право первым ударить кольцом по столбику. Те монеты, которые при этом переворачивались с решки на орла, считались выигранными. После игры выигравший должен был отправиться в магазин, чтобы купить конфет и всех угостить.

Вскоре Ваня стал реже принимать участие в играх. Он теперь умел читать. В школе была небольшая библиотека, к книгам которой Ваня проявил интерес. Первой книжкой, которую он прочитал, была книжка о путешествии двух мальчиков – Чука и Гека. Но больше всего его заинтересовала книга о Тунгусском метеорите. В ней увлекательно рассказывалось о небесном пришельце, высказывались различные предположения о природе этого явления, в том числе что это был космический корабль, который потерпел крушение. Прочитанное заставляло думать и переживать, испытывать совершенно новые чувства какой-то глубокой тайны. Ваня представлял себя среди звезд, хотя не совсем понимал, как он туда может попасть. Звездное пространство было наполнено невиданными самолетами, которые на огромной скорости проносились мимо Вани…

Баба Шура, заметив Ваню с книжкой, сидящим в тени акации, спросила, не заболел ли он.

– Ваня, ты чего это уже полдня сидишь с книгой? – спросила она. – Пойди погуляй, поиграй с ребятами.

– Баба Шура, у меня очень интересная книга про индейцев. Какие они смелые и ловкие! – отвечал Ваня.

Баба Шура понятия не имела, кто такие эти индейцы, поэтому только покачала головой, махнув рукой.

– Ну, тогда иди хотя бы молочка попей, – пригласила она Ваню.

Ваня отложил книжку и направился к летней кухне.

– Садись, Ваня, – сказала баба Шура. – Вот тебе свежее молоко и съешь кусочек брынзы.

Ваня принялся за молоко и брынзу с большим аппетитом.

– А знаешь, баба Шура, – сказал Ваня, – мой дядя Роман тоже был смелым. Жаль, что его бандиты убили.

– Кого убили? – не поняла баба Шура.

– Дядю Романа, – ответил Ваня. – У него был карабин, и он давал мне его носить. Но бандиты его убили, когда он спал.

– О, боженька мой, – всплеснула руками баба Шура, – так это был отец Оли и Володи?

– Да, – ответил Ваня, – бандиты и маму их тоже убили.

– Вот изверги, детей не пожалели, – с грустью в голосе сказала баба Шура. – Но ты кушай, кушай, Ваня.

На следующий день Ваня решил посмотреть, где работает батько. Он пришел на колхозный двор, на котором размещались плотницкая, кузница и другие хозпостройки. Прежде чем попасть в плотницкую, его внимание привлекла кузница, откуда раздавался звон молота. Он заглянул в открытую дверь и увидел дядю Митю, хозяина дома, в котором они жили. Дядя Митя стоял с небольшим молотком в руках, постукивая им по раскаленному докрасна железному ободу телеги, а здоровый парень тяжелым молотом наносил сильные удары по тем местам, по которым стучал своим инструментом дядя Митя.

– Ваня, ты почему без стука? Языка, что ли, нет постучать? – улыбаясь, сказал дядя Митя.

– Так вы здесь сами стучите, – ответил Ваня.

– У нас работа такая. Заходи, Ваня, – сказал дядя Митя, – помогать будешь. Тут, конечно, дурдом, но ты не стесняйся, проходи.

Дядя Митя, высокий, поджарый, с большими голубыми глазами, взглянул на Ваню приветливо. Густые брови и волосы делали лицо дяди Мити привлекательным. Даже толстоватый красновато-лиловый нос не портил цвета мулатистого загара то ли от солнца, то ли от раскаленного металла.

Ваня переступил порог кузницы, из которой пыхнуло жаром. В углу кузницы находился горн с мехами. Дядя Митя подошел к горну, сунул в него металлическую деталь, взялся за деревянную ручку мехов и несколько раз дернул за нее вниз. Меха издали утробный шипящий звук, от которого в горне ярко разгорелся уголь.

– Дядя Митя, – сказал Ваня, – а можно мне дернуть за эту ручку?

– Валяй, – ответил дядя Митя, отдавая ручку горна Ване.

Ваня изо всех сил потянул ручку вниз, но она едва сдвинулась.

– Не расстраивайся, Ваня, – сказал дядя Митя, – как говорится, Прометей дал людям не только огонь, но и работу кузнецам. И работа эта не легкая. Подрастешь – все осилишь.

– А Прометей – это кто, ваш бригадир? – спросил Ваня.

– Бери выше, Ваня, – рассмеявшись, сказал дядя Митя, – это такой был бог когда-то в Греции, который выкрал у главного бога огонь и отдал его людям, за что, кстати, был прикован к скале по велению главного бога Зевса, и каждый день к нему прилетал орел и ел его печень. Так что, Ваня, в каждом человеке, даже в боге, достаточно дерьма. Главное – чтобы оно не превышало его собственный вес.

Ваню поразили слова дяди Мити, и он решил, что обязательно найдет книгу о смелом боге Прометее.

– Что задумался, казак? – спросил дядя Митя, вытаскивая раскаленную железяку из горна. – Запомни, голова у человека, чтобы думать, а мозги – чтобы соображать.

По кузнице пошел резкий запах раскаленного железа. Ваня невольно закрыл нос ладошкой.

– Что нос зажал, Ваня? Резкий запах – еще не вонь, – сказал дядя Митя. – Здесь без привычки дышать невозможно, конечно. Любой человек постоит возле горна 5 минут и получит трехстороннее, нет, четырехстороннее воспаление легких… Ты к кому пришел?

– К батьку, – ответил Ваня.

– К Игнату Ивановичу? Ну беги, плотницкая рядом, а то сам видишь, какая у нас тут атмосфера, – начав снова стучать по раскаленному металлу, посоветовал дядя Митя.

Ваня вышел на улицу и направился к плотницкой. Ее здание было рядом с кузницей. Из-за двери слышался стук молотка и еще какие-то шуршащие звуки. Ваня открыл дверь и переступил через порог плотницкой. Батько ремонтировал большую бочку, а его напарник, Антон Гордиенко, высокий, крепкий мужчина лет пятидесяти, рубанком обстругивал спицы для телеги. Первым заметил Ваню батько. Он поднял голову и с удивлением посмотрел на Ваню.

– Ты что здесь делаешь, Ваня? – спросил батько. – Что-то дома случилось?

– Ничего не случилось, просто захотелось увидеть, что вы делаете, – ответил Ваня.

– Захотелось увидеть! Не смотреть, а помогать надо, – подмигивая Ване, промолвил Гордиенко.

– Я могу, – ответил Ваня, – скажите, что делать.

– Дядя Антон пошутил. Давай здесь не болтайся, иди домой, там маме лучше помогай, – сказал батько. – А что это у тебя за грязь на носу, как у тракториста?

– Это я был в кузнице у дяди Мити, там, наверное, вымазал, – сказал Ваня. – Он мне про Прометея рассказал, который огонь дал людям.

– У нас тут есть поинтереснее история, – сказал Гордиенко, обращаясь к батьку. – Ты слышал, Игнат? Вчера ночью Федор Щербань застрелил колхозную корову.

– Как это, застрелил? – удивился батько.

– Ну, ты же знаешь, Щербань ночью сторожит колхозную отару овец. Кто-то ему сказал, что в округе появились волки, – продолжал свой рассказ Гордиенко. – Вот они ему и начали мерещиться. Ночи сейчас темные. Как он сам рассказывал, ему показалось, что несколько волков подкрадываются к кошаре, сверкая в темноте глазами. Он возьми и пальни в темноту. Что-то вроде бы замычало и затихло. А Щербань лег и уснул. Утром, проснувшись, он с удивлением увидел рядом с кошарой убитую корову, которая отбилась от колхозного стада. Сейчас на колхозном дворе эту корову разделывают, можешь выписать свежего мяса, Игнат. Щербаня председатель колхоза оштрафовал на 100 трудодней.

Во время рассказа Ваня хохотал до слез.

– Ты чего смеешься? – подмигнув, спросил Гордиенко. – В темноте, да если еще и под «мухой», и не такое может показаться. У нас в прошлом году Петя Довбань на крестинах хорошенько выпил, а потом сел на свой трактор и поехал домой. Заснул, конечно, за рычагами. И снится ему, это он сам рассказывал, что он как будто на тракторе поднимается на высокую гору, мотор трактора работает на пределе, вот-вот заглохнет. Он, естественно, переключился на пониженную передачу, добавил обороты и двинулся дальше. Проснулся он от удара по голове половником бабы Моти Рыбалко, которая выскочила во двор, разбуженная ревом трактора в ее дворе. Оказывается, трактор уперся в стену летней кухни бабы Моти и начал ее разваливать, чуть не лишив бабку ее утвари. Вот теперь он все лето восстанавливает бабке развороченную кухню.

Во время этого рассказа хохотал не только Ваня, но и батько.

В это время в плотницкую вошел дядя Митя.

– Что за смех? – спросил он, – Игнат, выйдем на улицу, перекурим.

Они вдвоем покинули плотницкую, с ними вышел и Ваня.

– Игнат Иванович, – закуривая самокрутку, обратился дядя Митя к батьку, – только что мне сказали, что баба Катя Ковальчучка решила уехать к дочери в Овидиополь и срочно продает свою хату. Хата рядом с нашей, но на другой стороне улицы, под горой. Не бог весть что, но хороший огород, есть погреб, хата из двух половин. Если приложить руки, можно ее сделать вполне приличным жильем. Не знаю, сколько она запросит, однако, учитывая ее желание быстрее уехать, муж-то ее, дед Иван, умер, можно поторговаться. Может быть, попробуешь?

– Попробовать можно, – размышляя, сказал батько. – Ей ведь деньги надо сразу отдать. А если их у меня не хватит?

– Поторгуемся, пойдем вместе к бабе Кате. Ну а если денег не хватит, у меня есть где-то пару тысяч в матраце. Потом отдашь, когда разбогатеешь, – хлопнув по плечу батька, сказал дядя Митя.

– Спасибо, – сказал батько, – попробовать можно.

– Конечно, – продолжил свою мысль дядя Митя, – надо попытаться уговорить бабу Катю, как говорится, на компромисс. Это лучший вариант для тебя, Игнат Иванович, чем ждать, когда колхоз построит для переселенцев дома. Там и место хуже, и школа далеко, да и строительство затягивается. Короче, заканчиваем работу и идем к бабе Кате.

Через четверть часа дядя Митя и батько отправились к бабе Кате. Хата бабы Кати была через два дома от школы по той же стороне улицы. Это была типичная хата на две комнаты с кухней в средней части. Но дом этот был не глинобитный, а из дикого камня. За домом располагался огород, на котором ничего не росло, кроме повия – ужасно колючего кустарника. Во дворе виднелись погреб, курятник, колодезь, на цепи сидела большая лохматая черная собака. Когда батько и дядя Митя подошли к хате, баба Катя чем-то занималась возле дома.

– Ваня, ты беги домой, – сказал батько, – скажи маме, что я скоро буду, а мы с дядей Митей побеседуем с бабой Катей.

Батько с дядей Митей пришли домой примерно через час. Оба в приподнятом настроении. Мама в это время развешивала белье во дворе.

– Гриппко, – сказал батько, – готовься к переезду в собственный дом. Только что мы с Дмитрием Павловичем сторговали дом у бабы Кати Ковальчучки, которая живет напротив дома Гордиенко. Получилось удачно, даже занимать деньги не придется. Давай тысячу рублей, отдам задаток, чтоб бабка не передумала. Через неделю она уезжает к дочери, надо успеть оформить все документы.

– Ты не шутишь? – с недоверием спросила мама.

– Какие могут быть шутки, спроси у Дмитрия Павловича, – улыбаясь, сказал батько.

– Ну, наконец-то будет своя крыша над головой. И сами перестанем мучиться, и людей добрых перестанем мучить, – всплеснув руками, сказала мама. – Подожди минуту, сейчас вынесу деньги.

Мама чуть ли не бегом побежала в хату за деньгами. У всех было приподнятое настроение, даже Аня запрыгала и захлопала в ладоши.

– Ура! У меня будет своя кроватка, – радостно закричала она.

– И у меня будет! – прокричал за ней Ваня.

Две семьи вышли во двор, обсуждая новость о покупке дома. Все были этому рады, поскольку жить семье из семи человек в одной комнате было очень не просто и хозяевам, и переселенцам.

Вечером обе семьи собрались во дворе за общим столом. Отец сходил в магазин, купил водки, консервов. Баба Шура приготовила картошки, достала из погреба капусты, сала… Началась украинская вечеринка с разговорами, шутками, байками. Самым бойким рассказчиком был дядя Митя, который любил поделиться эпизодами своей жизни в Одессе. Вот и на этот раз, выпив водки, он начал вспоминать «за отдельные эпизоды молодости своей».

– И вот, Игнат Иванович, помню я, когда мы жили с моим братаном Гришей в Одессе… О, это было золотое время, хотя с деньгами были проблемы… Как говорится, сердце красавиц склонно к измене, нечего делать с ними без денег. Да и не хотят они ничего делать, если у тебя нет денег, даже какая-нибудь шизла с Привоза нос воротит. Но мы с Гришей разработали свой метод зарабатывания денег, на приезжих. Говорят, этот метод до сих пор используют в Одессе. Мы приходили на Дерибасовскую… Ну, а куда еще? Здесь всегда полно приезжих, жаждущих ближе познакомиться с городом и его достопримечательностями. Перед этим мы рисовали собственные карты – путеводитель по Одессе – и продавали их. В этой карте были обозначены все «интересные» места, где можно найти недорогих девочек, покурить травку, увидеть собачьи и петушиные бои, побывать в бильярдных, где играют на крупные суммы. Не надо быть великим психологом, чтобы увидеть на лицах подвыпивших отдыхающих, что им в Одессе еще нужно. Указанные на карте адреса были, естественно, вымышленными…

Батько, смеясь, заметил, что можно было нарваться на того, кто был таким образом обманут.

– Да, такое случалось, – продолжал дядя Митя, – и мы, выкручиваясь, объясняли, что, дескать, недавно был милицейский рейд, и указанная точка временно не работает.

Иногда мы использовали и другой метод. Брали какой-нибудь старый прибор времен раннего Ломоносова и приходили в Городской сад, который также находится на Дерибасовской. На скамейках обращали внимание на отдыхающего с болезненным видом лица. С помощью нашего «прибора» мы определяли его общее состояние и потом убеждали, что он может встретиться с богом буквально через несколько дней. Это, как правило, воздействовало безотказно. Да, он может задержаться на этом свете, но нужно использовать наш «прибор» для повышения тонуса организма. При умелой работе иногда удавалось клиента раскрутить на кругленькую сумму…

Многие за столом умирали со смеху, хохотал и Ваня. Он еще в будущем не единожды будет свидетелем рассказов дяди Мити.

– Митя, – сказала тетя Шура, жена дяди Мити, – заканчивай свои байки. Игнату Ивановичу и Агриппине Евтуховне завтра надо начинать оформлять документы на дом, да и поздно уже, детям пора спать. Деду Павлу завтра надо ехать в Цебриково, тоже рано вставать придется.

– Шура, – сказала мама, – может, дед Павло возьмет с собой Ваню? Нам надо ему книжки купить для второго класса, для Анечки тоже, она ведь пойдет в первый класс. Все на работе, и я занята.

Ваня аж подпрыгнул за столом от известия, что они с дедом Павлом на телеге поедут в Цебриково.

– Конечно, возьму, – сказал дед Павло. – И мне будет веселее. Вместе учебники, тетради купим. Все будет хорошо, не переживай, Гриппо.

На следующее утро Ваня проснулся почти с восходом солнца. Мама его умыла, причесала, покормила, дала денег на книги и тетради.

– Смотри не потеряй деньги и зря не трать, – сказала мама, – сейчас каждая копейка на счету. Вот купим дом, надо много чего приобрести из мебели…

– Не буду я тратить деньги, – сказал Ваня, пряча их в карман штанов.

Во двор вышел дед Павло.

– Ну что, казак, – обратился он к Ване, – ты уже на ногах? Молодец! Сейчас Буланого запрягу, и поедем с тобой в Цебриково.

– А можно, я помогу запрягать Буланого? – спросил Ваня деда Павла.

– Хорошо, пойдем со мной, – сказал дед Павло.

И они отправились в конюшню запрягать Буланого.

Через минут пятнадцать все было готово. Ваня и дед Павло сели в телегу, дед Павло дернул за вожжи, и телега, выехав со двора, покатилась по улице села.

Буланый бежал размеренной рысью по пыльной деревенской дороге, и вскоре телега свернула на проселочную дорогу по направлению к районному центру Цебриково. Они обогнали деревенское стадо коров, которое, подгоняемое щелкающим бичом пастуха, которого звали в селе Володя Немой, направлялось на пастбище, и поднялись на вершину одного из холмов.

День был солнечным, и хотя солнце еще поднялось не так высоко, но его тепло уже заметно ощущалось. С холма открывался замечательный вид на окружающую степь, покрытую местами седым ковылем. В долине, перед очередным высоким холмом, виднелся колхозный ставок. Так здесь называют пруд. Высоко в небе то тут, то там пел свою песню жаворонок. Несколько раз через дорогу перебегали стайки куропаток. Возле ставка на водопой пришло стадо колхозных коров. На склоне холма целину распахивал трактор. Пахло жнивьем, степными травами, выделялся запах полыни. Ваня широко раскрытыми глазами смотрел на эту чарующую картину. Ему казалось, что за каждым холмом, которые виднелись вдали, скрывается что-то такое, чего он еще не видел…

– Ты что, Ваня, приумолк? – прервал его мысли дед Павло. – Уснул?

– Нет, я не сплю, – ответил Ваня, – я смотрю, какая большая степь… Вон, смотрите, какой-то зверек стоит столбиком!

– Это суслик сторожит свое семейство, – сказал дед Павло.

– Вы, наверное, здесь все исходили, все знаете? – поинтересовался Ваня.

– Ваня, я тебе вот что скажу, – улыбнувшись, сказал дед Павло, – в твоем возрасте я себе сапогами уже ноги до задницы стер, присматривая за стадом коров, лошадей и другой живности. Мы ведь в школу не ходили, нас грамоте не обучали. Здесь был помещик, немец, по фамилии Келлер, вот на него и гнули спину от мала до велика. Ему здесь все принадлежало – и земля, и люди… Ты, наверное, только в книжках читал о помещиках, а мы на своей спине и заднице их прочувствовали. Целый день под палящим солнцем спину гнешь, но даже на хлеб не заработаешь. А он очень любил скрипку слушать… Бывало, сядет у себя перед домом в саду, ты, может быть, заметил огромный дом на горе, когда мы поднимались на этот холм, там сейчас училище механизаторов, и заставит Митю-скрипача играть ему разные полонезы. А сам девку Мити испортил… Митя после этого и повесился…

– Дед Павло, а как это – девку испортил? – неожиданно для деда спросил Ваня.

– Ну, как тебе сказать?.. – запинаясь, промолвил дед, – это… В общем, подрастешь – сам узнаешь…

Телега катилась по степной дороге, преодолевая один холм за другим, и теперь Ване уже не казались такими страшными и опасными спуски и подъемы, хотя временами все же сердце уходило в пятки, когда Буланый садился чуть ли не на зад, чтобы удержать телегу…

Солнце катилось к полудню, когда телега деда Павла въехала в Цебриково. Дед Павло остановил телегу возле магазина «Культтовары».

– Ваня, – сказал ему дед Павло, – в этом магазине продают учебники, тетради, другие полезные вещи. Ты здесь посмотри. Купи, что тебе надо, а я съезжу по своим делам. Договорились? Через часик я за тобой заеду.

– Договорились, – ответил Ваня, направляясь к дверям магазина.

Войдя в магазин, взгляд Вани вдруг остановился на полке, где стояли игрушки – яркие, привлекательные. Особенно Ване понравился большой грузовик с настоящими фарами, открывающимися дверцами.

– Тетя, а сколько стоит вот эта машина? – Ваня указал на большой грузовик.

– Мальчик, это дорогая игрушка, у тебя нет столько денег, – ответила продавщица. – Она стоит 25 рублей.

Ваня задумался. Именно столько ему мама дала на учебники для него и Ани. Как быть? «Куплю машину, – подумал Ваня, – а учебники у кого-нибудь возьму на время».

– А вот и есть у меня деньги, – сказал Ваня, обращаясь к продавщице, – продайте мне этот автомобиль.

– Мальчик, ты хорошо подумал, – удивилась продавщица, – родители не заругают?

– Нет, не заругают, они мне сами дали деньги, – ответил Ваня.

– Ну, хорошо, – сказала продавщица, – сейчас я тебе его упакую в коробку.

Продавщица упаковала игрушку, Ваня расплатился и вышел из магазина с огромной коробкой под мышкой. Лицо его сияло…

Через несколько минут подъехал воз деда Павла. Дед слез с телеги и подошел к Ване.

– Ну как, казак, все купил? – спросил дед Павло.

– Купил, – ответил Ваня, опустив голову.

– А ну-ка покажи книжки, которые ты купил? – попросил дед Павло.

Ваня стоял и молчал.

– Ты чего молчишь? – удивленно спросил дед Павло. – Это что у тебя за коробка?

– Это грузовик, настоящий «Студебеккер», – опустив голову, ответил Ваня.

– Какой еще «Студебеккер»? – удивился дед Павло, – тебя родители за чем послали? Где учебники, тетради?

– Потом куплю, – тихим голосом проговорил Ваня.

– Э, брат, так дело не пойдет. Что мне скажут твои родители? Давай, пошли обратно в магазин.

Дед взял Ваню за руку, и они вернулись в магазин.

– Гражданочка, – сказал дед Павло, – этот молодой человек попутал товар. Вы ему продали машину, а ему надо купить учебники для второго класса и прописи для сестрички-первоклассницы. Давайте меняться обратно…

– Так я ему говорила, что родители заругают, а он в никакую, продайте, и все тут, – сказала продавщица.

– Давай, герой, машинку, – обратилась она к Ване, – какие тебе нужны учебники?

– Для второго класса, а для Ани прописи для первого класса, учебниками она будет пользоваться моими, – сказал Ваня, передавая коробку с машиной продавщице.

Ему так жаль было расставаться с такой красивой машиной! У него даже на глазах выступили слезы.

– Ну, ну, Ваня, ты же мужик, – завидя готовность Вани расплакаться, сказал дед Павло. – Давай выбирай нужные учебники, и поедем домой.

Заплатив за книги деньги, Ваня и дед Павло снова уселись в телегу и тронулись в обратный путь. Проезжая мимо кафе, дед остановил Буланого.

– Ваня, ты мороженое когда-нибудь пробовал? – спросил дед Павло.

– Нет, никогда, – ответил Ваня без особого интереса.

Дед Павло слез с телеги и зашел в кафе. Вышел он оттуда с пакетом и бутылкой в одной руке, а в другой у него был картонный стаканчик, чем-то наполненный.

– Держи, Ваня, мороженое, – сказал дед Павло Ване, подавая ему картонный стаканчик с воткнутой деревянной лопаточкой. – Ешь, только не торопись, оно холодное, еще простудишь горло. Потом съешь пирожок с повидлом и запьешь газировкой. Пить-то, наверное, хочешь, полдня с тобой уже валандаемся.

Попробовав мороженое, Ване оно показалось таким вкусным!.. Он даже зажмурился от удовольствия. Съел он его гораздо быстрее, чем советовал дед Павло. С не меньшим аппетитом съел он и пирожок с повидлом, запив его шипучей сладкой водой, на бутылке которой он прочитал слово «Ситро».

Попоили они и Буланого, остановившись возле колонки водопровода, после чего окончательно тронулись в обратную дорогу.

– Не расстраивайся, Ваня, – обратился к нему через какое-то время дед Павло, – насколько я понимаю, для ученика все же главное – учебники. А игрушки… Вот вырастишь, сам на большой машине будешь ездить. Я вот Буланым управляю, а ты будешь – машиной или трактором. Тебе все завидовать будут!..

От этих слов деда Ване на душе немножко стало легче, но все равно где-то в ее глубине ныла жалость по «Студебеккеру». Ваня сидел молча, не реагируя на обращенные к нему слова деда Павла и на красоты простирающейся вокруг степи. Так они и доехали молча почти до самого дома. Только за несколько метров до двора Ваня нарушил молчание.

– Дед, – тихим голосом обратился он к деду Павлу, – не надо рассказывать батьку и маме о машинке. Ладно?

– Ладно, – ответил дед Павло, – не расскажу, пусть это будет нашим секретом.

На следующее утро Ваня показывал Ане букварь для первоклашек, прописи…

– Ты хоть одну букву знаешь? – спрашивал ее Ваня.

– Какой ты, Ваня, хвастун, – отвечала Аня, – ты целый год ходил в школу и то, наверное, не все буквы выучил.

– Кто, я? – удивленно воскликнул Ваня, даже несколько опешил от такой наглости младшей сестры. – Да я даже читать книжки могу. Смотри, какую толстую я прочитал.

– Через год и я буду уметь читать, – примирительно заявила Аня.

– А что это у тебя за баночка возле подушки? – неожиданно сменив тему, спросил Ваня.

– Какая, вот эта? Это баночка Любы и Оли, – сказала Аня, взяв баночку в руку, – они с этой баночки себе на лицо что-то наносят. Потом так пахнет!

– Давай посмотрим, – сказал Ваня.

Напрягая силы, он отвернул крышку баночки, под которой оказалась масса белого цвета. Ваня понюхал содержимое, которое действительно имело приятный запах.

– Аня, – сказал Ваня, – давай я тебе лицо помажу вот этим из баночки, и ты будешь хорошо пахнуть.

– Давай, – согласилась Аня.

Ваня зачерпнул содержимого на палец и нанес его густым слоем на лицо Ани.

– Ваня, а давай я теперь тебе лицо намажу, – сказала Аня.

– Давай, – согласился Ваня.

Аня также зачерпнула пальцем хорошую порцию содержимого, нанесла его на лицо Вани.

– Ваня, – Аня обратилась к Ване, – понюхай меня. Пахнет?

– Пахнет, Аня, очень пахнет, – принюхавшись, сказал Ваня.

– И ты меня понюхай, – в свою очередь, попросил Ваня.

– Пахнет, – подтвердила Аня.

И так они несколько раз мазали друг друга, пока в баночке не показалось дно.

Ваня забеспокоился.

– Ох, и влетит нам, Аня, когда увидят пустую баночку, – почти шепотом сказал Ваня. – Надо что-то придумать…

– Что? – тоже шепотом сказала Аня.

– Не знаю, – признался Ваня.

– И я не знаю, – опустив намазанное кремом лицо, сказала Аня.

Какое-то время оба молчали. У Ани слегка скривилось лицо, и она была готова заплакать.

– Только не реви, – строго приказал Ваня, – лучше принеси стакан воды, кажется, я придумал.

Аня быстро побежала за водой. Ваня подошел к мешку с мукой, стоявшему в углу комнаты. Он его развязал и зачерпнул муку баночкой. Когда Аня принесла воду, он влил ее немного в баночку, тщательно размешав карандашом. Получилась масса, очень похожая на первоначальную.

– Ты только, Аня, никому не говори, – приказал он младшей сестре, – поставь баночку на место и давай вытрем лица.

Скрыв следы преступления, они пошли на улицу гулять. Но преступление вскоре раскрылось, буквально на следующий день. Люба и Оля, отправляясь пасти телят, захватили с собой и баночку с кремом, чтобы защитить лицо от солнца. Не разобравшись, они нанесли новый состав на лицо. Вскоре под солнцем их лица превратились в коржики, которые стянули кожу, как на барабане. Удивлению их не было предела, когда с их щек начала осыпаться мука.

– Любочка, – плакала Оля, – кто это мог сделать?

– Олечка, – плакала Люба, – не знаю…

В слезах они вернулись к вечеру домой. Без смеха нельзя было смотреть на их лица, но им было не до смеха. Они обо всем рассказали маме. Мама сразу поняла, кто это мог сделать. Допрос с пристрастием первой не выдержала Аня, которая во всем и созналась. До экзекуции дело не дошло, но слез пролилось много. И только Володя, который окончил курсы механизатора и уже приступил к работе на тракторе, узнав подробности случившегося, чуть не умер со смеху, поддевая разными шутками Любу и Олю. Батько посоветовал девочкам держать свои баночки подальше от детей, и на этом инцидент был исчерпан.

Наконец, наступил счастливый день. Баба Катя, собрав свои скромные пожитки, погрузив их в грузовик, на котором за ней приехала ее дочь, уехала в Овидиополь. Дом был оформлен на новых хозяев. Батько заранее попросил машину в колхозе, чтобы перевезти крупные вещи. Мама, Люба и Оля отправились в дом первыми, чтобы навести в комнатах порядок, подготовить их к размещению домашнего скарба.

Ваня также собрал свои книги, тетради и чуть ли не впереди всех примчался во двор теперь уже собственного дома. Во дворе пару раз лениво гавкнула собака. Ваня подошел к ней, пытаясь погладить. Собака зарычала.

– Ты чего сердишься? – обратился Ваня к собаке, – будешь теперь с нами жить, и звать мы тебя будем Жуком, потому что ты черный.

Собака склонила голову, как бы прислушиваясь к словам Вани, потом, вильнув хвостом, сама осторожно протянула свою морду к руке Вани и лизнула ее.

– Вот так-то лучше будет, – сказал Ваня, – будем с тобой дружить.

– Ваня, отойди от собаки, хочешь, чтобы она тебя покусала? – прикрикнула мама, заметив Ваню рядом с собакой.

– Она умная, кусаться не будет, ей с нами жить, – ответил Ваня.

– Да, конечно, – возразила мама, – она тебе об этом сказала сама?

– Она не умеет говорить, но смотрите, как приветливо хвостом машет, – сказал Ваня.

– Возьми лучше вон, в казанке немного картошки осталось, и угости собаку, чтобы у нее настроение лучше было.

Ваня взял у мамы казанок с картошкой и высыпал ее в собачью миску.

– Ешь, – подавая миску собаке, сказал Ваня. – Мама, мы его будем называть Жук, посмотри, какой он черный.

– Хорошо, Ваня, – сказала мама, – пусть будет Жук. Иди в дом и посмотри, в какой комнате тебе хочется жить.

Ваня, подпрыгивая, весело забежал в дом. Дом был старый, с низкими потолками, земляным полом. Ваня обошел обе комнаты и остановился на комнате, которая окнами выходила на улицу. Она была больше и светлее.

Подъехал грузовик с домашним скарбом, и все дружно начали его разгружать и заносить вещи в дом. Прибежали соседские ребята, которые тоже включились в разгрузку. Через час с этим было покончено. Семья переехала в свой собственный дом. Пусть он и не выглядел дворцом, но это была своя крыша над головой. Вечером собрались соседи за быстро сколоченным батьком столом во дворе и по традиции обмыли новоселье.

Ваня, пока старшие были заняты, вместе с Борей Сивацким, мальчиком соседей, живущих почти напротив нового дома, года на три старше Вани, отправились в сельский клуб. Боря уговорил Ваню посмотреть новый фильм «Одиссея капитана Блада».

– Пойдем, Ваня, посмотрим приключенческий фильм про пиратов, цветной.

– Пойти можно, – отвечал Ваня, – но у меня денег нет.

– Да какие там деньги? У меня их тоже нет.

– А как же мы попадем в клуб? – спросил Ваня.

– Не волнуйся, есть один способ, – загадочно произнес Боря.

– А это как, через окно? – настаивал на объяснении Ваня.

– Какое еще окно? – возмутился Боря. – Мы сейчас придем и сразу спрячемся под скамейку в зале клуба, пока Гришка-киномеханик будет заводить движок.

– Этот способ я знаю. Мы им пользовались в Трискино, когда мы там жили, – разочарованно произнес Ваня. – Так ведь могут обнаружить и по шее дать?

– Могут, конечно, – согласился Боря. – Надо хорошо прятаться.

– Ладно, пойдем, – согласился Ваня, – давно я в кино не был. Просить денег в кино сейчас бесполезно, наверное, все на дом потратили.

Когда они пришли к клубу, здесь была еще полная тишина. Киномеханик кинопередвижки Гриша копался возле своего движка. На телеграфном столбе висело от руки написанное объявление с названием фильма в двух сериях. Ребята подошли к зрительном залу, изучая размещение в нем скамеек.

– Что, хулиганье, – вдруг раздался за их спинами голос киномеханика, – смотрите, где спрятаться? И не вздумайте, фильм для взрослых. Обнаружу – уши надеру.

– Ничего мы не смотрим, – сказал Боря обиженным голосом. – А что, уже и посмотреть нельзя?

– Смотреть можно, – сказал Гриша, – прятаться нельзя. Знаю я вас, только отвернись!

Ребята отошли в сторонку, делая вид, что зал их не интересует.

– Слушай меня внимательно, – обращаясь к Ване, сказал Боря. – Как только Гриша начнет продавать билеты в зале, я закрою выхлопную трубу движка. Он заглохнет, в зале погаснет свет, и Гриша выйдет во двор, чтобы завести движок. Пока он это будет делать, мы с тобой проникаем в зал и там спрячемся. Ты все понял?

– А чего тут понимать, – ответил Ваня, – гениально придумано, почти как в кино.

– А ты как думал, – с некоторой гордостью ответил Боря.

Все получилось почти по плану Бори. Как только клуб наполнился зрителями и Гриша пошел в зал их обилечивать, Боря подбежал к движку и закрыл выхлопную трубу тряпкой. Движок чихнул и заглох. Свет в клубе погас. Боря и Ваня быстро спрятались за входной дверью. Из клуба, ругаясь, вышел Гриша, направляясь к движку. Пользуясь этим моментом, Боря и Ваня прошмыгнули в зал и спрятались под скамейкой за ногами зрителей. Свет в зале снова загорелся, и Гриша продолжил обилечивание. Проходя между скамейками, под одной из которых прятались ребята, Гриша наступил своим огромным сапогом на руку Бори. Боря от боли вскрикнул. Гриша схватил Борю за ногу и выволок его из-под лавки.

– Ах, вот ты куда спрятался, пострел! – сердитым голосом сказал Гриша.

Он схватил Борю за шиворот и стал выталкивать его из зала. Кто-то из сердобольных зрителей попросил Гришу оставить парня в зале, соглашаясь за него заплатить.

– Хорошо, я оставлю, но здесь должен быть еще один. Где он? – обращаясь к Боре, спросил Гриша.

– Ваня, вылазь из-под скамейки, – сказал Боря, – нас обнаружили.

Зал грохнул залпом хохота. Смеялся и Гриша. Когда смех утих, он, все еще улыбаясь, разрешил обоим ребятам остаться в зале.

Ване фильм очень понравился, в котором смелый капитан Блад решительно преодолевал все трудности. Идя домой после кино, они громко обсуждали содержание фильма, отдельные понравившиеся эпизоды, перебивая друг друга.

Дома Ваню встретила мама.

– Ты где это ходишь? – спросила мама.

– В кино ходил, – ответил Ваня.

– Все заняты домашними хлопотами, а ты устроил себе каникулы? Завтра поднимись на чердак и посмотри, там есть какие-то книги. Я читать не умею, а ты отбери полезные. Чердак надо освободить под заработанное на трудодни батька и ребят зерно. А сейчас мой ноги и спать.

На следующий день Ваня, проснувшись, по шаткой лестнице поднялся на чердак дома. Привыкнув к полумраку, он рассмотрел стоящий в стороне большой ящик, покрытый слоем пыли. Открыв крышку ящика, Ваня обнаружил в нем кучу бумаг – старые журналы, газеты и стопочку книг. Книги были разные, в основном учебники и несколько книг художественных, слегка потрепанных, явно принадлежавших когда-то какой-нибудь библиотеке, о чем свидетельствовали номера регистрации на первых страницах. Одна из них, довольно толстая, называлась «Кавалер Золотой Звезды», но больше всего внимание Вани привлекла книга в зеленом переплете с портретом мужчины с бородой и усами. На обложке этой книги Ваня прочитал не совсем знакомое слово «Кобзар». Это была книга Т. Г. Шевченко. Ваня открыл книгу, там оказались стихи. Первые же строчки стихов захватили его. Он уселся на какой-то мешок и углубился в чтение.

«Рэевэ та стогнэ Днипр шырокый,

Сэрдытый витэр завыва,

До долу вербы гнэ высоки,

Горамы хвылю пидийма…»

Ваня листал страницу за страницей.

«…за що, не знаю, называють

Хатыну в гаи тыхым раем.

Я в хати мучывся, колысь

Мои там сльозы пролылись,

Найперши сльозы…

Я нэ знаю, чы е у бога лютэ зло,

Щоб у тий хати нэ жыло!..

Ваня читал стихи, и у него на глазах наворачивались тоже слезы. Ему было жаль мальчика, у которого рано умерла мама, который носил воду школярам из-за бедности…

«И золотои, й дорогои,

Мэни, щоб зналы вы, нэ жаль

Моеи доли молодои…

А иноди така печаль

Обступыть душу, аж заплачу,

А щэ до того як побачу,

Малого хлопчыка в сели…

Мов одирвалось од гилли —

Однэ однисэнькэ пид тыном

Сыдыть соби в старий рядныни…»

– Ваня, ты что там так долго делаешь? – вдруг раздался голос мамы. – Давай слезай!

Ваня, стряхнув с себя нахлынувшее настроение от прочитанного, собрал стопку книг, перевязал их попавшейся под руку веревкой и спустился с чердака на землю.

– Ну, что ты там нашел? – спросила мама. – Вижу только книги.

– Там больше нет ничего ценного, можно все выбрасывать, – ответил Ваня. – Книги очень интересные. Можно, я возьму их себе почитать?

– Конечно, бери. Кроме тебя, кому еще их читать? – сказала мама, посмотрев на увесистую связку книг.

Довольный Ваня ушел в свою комнату, сел на лежанку и еще долго листал принесенные книги.

Наступило 1 сентября. Ваня и Аня пошли в школу. Аня стала первоклассницей, и Ваня ей давал наставление, как надо себя вести на уроках.

– Ты только не вертись, как обычно ты это делаешь за столом дома. Прежде чем спросить учителя, ты сначала подними руку…

– Ваня, не будь занудой, я это все и без тебя знаю, – ответила Аня.

Они разошлись, каждый в свой класс. Начались учебные будни. Ваня по-прежнему учился хорошо, и учительница, Ольга Семеновна, часто ставила его в пример другим ребятам. На переменах он иногда встречался с Васей Жаруком, который рассказывал ему о том, как он летом пас колхозное стадо коров и сколько он заработал трудодней.

– Мама на эти трудодни получит три центнера пшеницы, – хвастался Вася. – А ты чем занимался?

– Я? – несколько запинаясь, ответил Ваня. – Я… ничем… читал…

– Читал!.. – пренебрежительно сказал Вася, – работать надо. Эх, ты, трутень!

– Почему трутень, – запротестовал Ваня, – я помогал батьку и маме переезжать в дом, который мы купили… Следующим летом я тоже пойду работать.

– Ладно, – согласился Вася, – переезжать – это тоже работа. Как на счет покурить?

– Нет, батько узнает, накажет, – ответил Ваня.

Вася, хлопнув Ваню по плечу, ушел в кусты, чтобы там, в стороне от глаз учителя, затянуться дымком «бычка», найденного по пути в школу.

В один из сентябрьских воскресных дней к их новому дому подъехал грузовик, наполненный мешками. В мешках были пшеница и семечки подсолнуха, кукуруза – все то, что батько, Володя, Оля и Люба заработали в колхозе.

– Игнат, куда же мы все это сложим? – выказала озабоченность мама.

– Как куда? – на чердак, – ответил батько.

– А выдержит он такой груз? – засомневалась мама.

– Выдержит, куда он денется, – уверенно ответил батько. – Мужики, давайте разгружать.

Батько, Володя, шофер и сосед Антон Гордиенко быстро разгрузили грузовик и подняли мешки на чердак.

– Спасибо, хлопцы, – сказал батько, обращаясь ко всем, кто помогал с разгрузкой, – магарич за мной, но сейчас нет ни копейки денег. Потерпите, пока разбогатею.

Все разошлись. Батько и Володя сели во дворе на скамейку и закурили.

– Пока тепло и сухо, надо будет нам, Володя, съездить в Петроверовку на базар, продать немного пшеницы и кукурузы, чтобы иметь на руках хоть какую-то копейку. Скоро зима, все поизносились, надо девчатам что-то купить: ведь невесты уже.

– Давайте в следующее воскресенье и съездим, – сказал Володя. – Я возьму в колхозе повозку с парой лошадей, и рано утречком поедем.

– И я с вами, – не удержался Ваня.

– Мы поедем очень рано, – сказал батько, – ты еще спать будешь.

– Нет, я проснусь, возьмите меня, – приставал Ваня.

– Ладно, вот проснешься, тогда и посмотрим, – сказал батько.

– А что будем делать с остальным зерном? – спросил Володя.

– Как что, – ответил батько, – пшеницу свезем на мельницу – на муку, часть оставим для курей, их также придется завести. Семечки подсолнуха свезем на маслобойку, будет свое масло, а кукурузу – и себе на корм, и свинью придется завести. Корову покупать будем по весне, сейчас уже поздно, травы на зиму негде накосить. Ко всему этому надо будет присмотреться на базаре.

Пришло воскресенье. Ваня проснулся раньше всех. Он поднялся с постели, в окно едва пробивался свет раннего утра. Солнце еще не взошло, и только стайка воробьев, усевшихся на вишне под окном, весело щебетала, очевидно, радуясь новому дню. Ваня быстро оделся и вышел во двор. Здесь его, помахивая приветливо хвостом, встретил Жук.

– Не спишь? – обратился Ваня к собаке. – Вот и я не сплю, сейчас на базар поеду. Вот Володя на лошадях появится, и поедем. Понял, ты, лохматый?

Жук понимающе смотрел на Ваню, пытаясь лизнуть его в лицо.

– Не лезь со своим целованием, я этого не люблю, – отталкивая Жука, сказал Ваня.

– Сам не умылся, так пусть хоть собака тебя оближет, – неожиданно раздался голос мамы. – Ваня, быстренько умыться, в кухне на столе молоко и хлеб. Покушай, через полчаса поедем.

Ваня входил в дом, когда во двор въехал Володя на колхозной повозке, запряженной двумя лошадьми.

Батько и Володя быстро погрузили несколько мешков с пшеницей и кукурузой, на скорую руку перекусили, и вскоре батько, мама, Володя и Ваня, усевшись в повозку, выехали из двора.

Показался краешек солнца, село только начинало просыпаться. В сельской тишине изредка было слышно перекличку петухов и лай собак. Быстро проехали свое село, затем соседнее село Роскошное и, доехав до села Горьево, повернули налево на мост через речку Великый Куяльник и поехали по степной дороге вверх холма в сторону Петроверовки – районного центра, который теперь назывался Жовтень (Октябрь).

Ваня сидел между мешками с пшеницей и дремал. Очнулся он только после того, как телега остановилась на базарной площади. Открыв глаза, он с удивлением увидел вокруг телеги толпу народа, который что-то рассматривал, торговался, шутил и ругался. Толстая тетка, рассматривая синюшнюю курицу на прилавке, спрашивала хозяйку:

– Скажите, мадам, а чем вы кормили эту курицу?

– А, что это вас так интересует?

– Я тоже хочу так похудеть.

Мужчина, оправдываясь, говорил другому мужчине:

– Это у меня не лысина, а просто пробор такой широкий!

Рядом, разговаривая, стояли два здоровенных мужика, подшучивая друг над другом:

– Кум, зачем сбрил усы – все сопли видно!

– А ты почему хромаешь? Рожать, что ли, собрался?

– Кум, если бы только видел, какая у меня есть соседка: куда ее не целуй – везде жопа…

Ваня прислушивался ко всем этим разговорам и далеко не все мог себе представить, о чем речь идет…

Мама развязывала мешки с пшеницей, а отец и Володя налаживали весы.

Ваня спрыгнул с телеги и направился вдоль таких же телег.

– Ваня, далеко не уходи, заблудишься, – услышал он голос мамы.

– Не заблужусь, – ответил Ваня маме.

На телегах, мимо которых он проходил, продавалось все изобилие Юга Украины. Здесь были и пшеница, и подсолнух, и арбузы, дыни, виноград, тыквы, капуста, баклажаны, перец, чеснок, лук… Живность верещала, крякала, хрюкала и блеяла… Ваня смотрел на все это широко открытыми глазами. Он остановился около телеги, рядом с которой стояла лошадь с маленьким жеребенком. Он подошел к жеребенку поближе, пытаясь погладить его золотистую голову.

– Ну что, казак, нравится жеребенок? – спросила его хозяйка телеги.

– Очень нравится, – ответил Ваня.

– Не бойся, он не кусается, – подбодрила его хозяйка.

Ваня подошел ближе к жеребенку, и тот доверчиво протянул к нему свою симпатичную голову с большими глазами. Ваня ощутил на своей руке мягкие губы жеребенка, он явно что-то искал на его ладони.

– На кусочек хлеба, дай ему, – сказала хозяйка, подавая Ване горбушку.

Ваня поднес хлеб к губам жеребенка, который тут же своим языком захватил и стал жевать его. Съев, он снова протянул морду к руке, потом к лицу Вани. Ваня зажмурил глаза от удовольствия ощущать дыхание жеребенка у себя на щеке.

– Тетя, а вы не продадите этого жеребенка? – спросил тихим голосом Ваня.

– Ой, ты мой хороший! – сказала, улыбаясь, женщина. – Да как же я тебе его продам? Он же еще совсем маленький. Вон мать его смотрит. Приходи чрез год, тогда и поговорим.

Ваня в расстроенных чувствах вернулся к повозке, где родители продавали привезенное зерно.

– Ты где бродишь? – спросила его мама. – Проголодался? Сейчас сходим купить чего-нибудь перекусить. Пойдешь со мной?

– Пойду, – ответил Ваня.

Вдвоем с мамой они подошли к торговым рядам, где продавали сало, мясо, колбасы, сыр, брынзу… Аромат стоял такой, что слюна сама заполняла весь рот.

– Ваня, что ты будешь кушать? – спросила мама.

– Все буду, – ответил Ваня, разглядывая голодными глазами прилавок с продуктами. – Вон ту колбасу хочу, такую я еще не ел.

– На все пока что у нас денег нет, – сказала мама, – а колбасу купим.

Мама купила кольцо колбасы, кусок сала, большую бутылку молока, сложила все в корзинку, и они отправились обратно к своей повозке. Все уселись возле телеги на рядне, которое расстелила мама.

– Мамо, ну когда ты дашь попробовать колбасы? – ноющим голосом спросил Ваня.

– Потерпи немножко, сейчас батько нарежет хлеба, порежет колбасу, сало… Ты чего такой нетерпеливый? Проголодался? – спросила мама, наливая в кружку молоко.

Наконец, все было готово, и все сели кушать.

– Мамо, ой какая же вкусная колбаса, – жуя, сказал Ваня, – как конфета. Я такую никогда не ел!

– А ты что, Ваня, каждый день колбасу ешь? – спросил, улыбаясь, Володя. – Я вижу, что ты все на мамалыгу нажимаешь.

– Ваня, ешь, не разговаривай, пей молоко. Они тебя отвлекают, чтобы им больше колбасы досталось. Вот купим поросеночка, сами будем колбасу делать, – сказала мама, подавая Ване еще один кусочек колбасы и хлеба. – Надо еще дораспродать пшеницу и кукурузу и пойти купить курочек с петушком и поросенка.

Закончился обед. Володя с батьком продолжили торговать, а мама с Ваней, которому очень хотелось посмотреть на поросеночка, пошли покупать живность.

Две курочки и петушка они купили быстро, а вот с поросеночком процесс затянулся: то порода не та, то пол не тот, вид не совсем здоровый… Ваня, уже было, и надежду потерял, что они смогут купить что-то подходящее. Наконец, на одной из телег маме понравился поросенок: свинка – розовенькая, покрытая мелкой белой шерстью.

– Хозяин, что просишь за поросенка? – спросила мама, разглядывая свинку.

– Даром отдаю, базар-то кончается, – ответил хозяин, мужик с окладистой бородой. – Сто рублей дашь?

– Да ты что, сдурел, сто рублей? – сказала мама. – За сто рублей я два таких куплю. Хочешь, пятьдесят рублей? Больше не смогу заплатить.

Поторговавшись еще минут десять, сошлись на семидесяти рублях. Мама, раскрыв небольшой мешок, сунула туда поросенка, который попытался было запищать, но вскоре успокоился, и они вернулись к свой повозке. Батько и Володя к этому времени практически все распродали.

– Ну что, Гриппо, все купили? – спросил батько. – Немножко вторговали, едем домой?

– Надо было бы еще девочкам что-то купить, но без них этого делать не стоит, пусть сами посмотрят, – сказала мама. – А Анечке мы в селе у себя что-нибудь посмотрим в сельмаге. Денег не так много, а впереди зима, надо и топливо купить, да и так много чего надо. Да, едем домой!

Снова все уселись в телегу, и лошади, не торопясь, пустились в обратный путь. Ваня сидел возле мешка с поросенком и чесал ему живот. Вскоре поросенок сладко засопел и умолк.

– Мама, поросенок спит, – шепотом обратился Ваня к маме.

– Так ты тоже засыпаешь, когда тебя по спинке почешешь, – сказала мама. – Вот приедем домой, твоя главная будет забота кормить поросенка. Он вырастет и станет большой свиньей. Вот тогда и будет у нас и сало, и колбаса…

– Не хочу, чтобы из поросенка делали колбасу, – запротестовал Ваня. – Я не буду ее есть!

– Успокойся, – сказала мама, – никто пока что твоего поросенка не трогает. Смотри, вон заяц дорогу перебежал…

Всю дорогу домой Ваня просидел рядом с мешком, в котором дремал поросенок… Он представлял, как он будет его кормить, выгуливать… Потом и сам задремал…

Въехав в село, они увидели возле землянки Федора Щербаня машину скорой помощи. Батько остановил телегу.

– Что случилось? – поинтересовалась мама у женщины, стоявшей на обочине дороги.

– Федора собака покусала, – ответила женщина.

– Как, чья собака? – спросила мама удивленно.

– Да его собака, Джульбарс, – улыбаясь, ответила женщина. – Федор заметил, что собака яйца из курятника таскает, сильно рассердился и решил ее пристрелить, поскольку это было не в первый раз. Взял он какую-то веревку и привязал на нее Джульбарса во дворе к ручке сарая. Зарядил ружье, прицелился, а в ружье случилась осечка. В это время собака рванула изо всех сил, порвала веревку и набросилась на Федора. Искусала сильно ему руки, ноги, живот… Ну, вот теперь его мажут йодом и вкалывают лекарства против бешенства. А Джульбарс куда-то сбежал…

Батько и Володя умирали в повозке со смеху. Ваня тоже смеялся, представив себе рассказанное в картинках. И только мама оставалась серьезной.

– Ну и чего заливаетесь смехом? – обратилась она ко все троим. – У человека горе, а вы животы надрываете.

– Да, действительно, не везет Федору, – вытирая слезы, сказал батько, – то корову колхозную пристрелил, теперь вот собственная собака чуть не загрызла. Ружье требует ухода, чистить его надо и утром, и вечером, тогда и осечки не будет. Как говорил на фронте мой второй номер, пулеметчик, Эсамбаев: сапоги надо чистить с вечера, чтобы утром надеть их на свежую голову! Ничего, не смертельно, вылечат… Трогай, Володя, дома еще дела есть.

Дома разместили купленную живность по своим местам, Аню, Олю и Любу угостили колбасой и салом с базара… Солнце стремилось к заходу, в воздухе повисли тишина и спокойствие. Семья в полном сборе сидела за столом во дворе.

– Ну что, – прервал молчание батько, – первые шаги сделали к своему хозяйству. Теперь надо будет свезти пшеницу на мельницу, смолоть на муку, семечки – на маслобойку… Но это уже, наверное, в следующий выходной. Хорошо, что и мельница, и маслобойка находятся в одном месте – в Цибулевке. Ничего, перезимуем, а там с огородом разберемся, посадим сад…

В это время в калитку вошла почтальон.

– Кто здесь Никитчук Владимир Романович? – спросила она, поздоровавшись.

– Я, – отозвался Володя.

– Тебе, парень, повестка в армию. Вот возьми и распишись.

– Ой, как же это? – запричитала мама. – Когда нужно собираться?

– Ну что ты, Гриппо, закудахтала? – сказал батько, рассматривая повестку. – Еще только через две недели. Успеем все сделать и к проводам подготовиться. Клима тоже, наверное, скоро заберут. В последнем письме он писал, что его сверстников уже несколько человек забрали в армию.

– Ой, и Клима заберут, – продолжала вздыхать мама.

– Ничего, – сказал батько, – армия только на пользу, настоящими мужиками станут.

– Голодно, наверное, там, – проговорила жалобно мама.

– С голоду в армии еще никто не умер, – сказал батько. – И вообще, чем уже рожа и живот, тем крепче армия и флот. Не расстраивайся, Володя, все, что не дается, все к лучшему. Съездим еще с тобой на мельницу, муки намелем, будет что на проводах пожевать и в дорогу взять.

– Да я и не расстраиваюсь, – сказал Володя, – не я первый, и не я последний. Специальность у меня есть – тракторист, думаю, не пропаду.

– Правильно мыслишь, Володя, – одобрительно сказал батько, – но завтра на работу, детям в школу, пора на боковую. Пошли ложиться спать.

Все ушли в хату, только Ваня задержался во дворе на скамейке возле стола. Он сидел, рассматривая с любопытством огромный диск поднимающейся луны. На нем можно было рассмотреть яркие и темные места, напоминающие океаны.

«Там, наверное, тоже живут люди, – думал он. – Интересно, какие они? Такие, как мы, или совсем другие? Вот было бы здорово слетать туда! Только вот на чем?..»

– Ваня, иди спать, уже поздно, – прервал его мысли голос мамы.

– Мамо, можно я еще посмотрю на луну, – попросил Ваня.

– Завтра в школу, посмотришь еще, лунатик, – сказала мама.

Через две недели, в воскресенье, провожали Володю в армию. На проводы пришли и ближние, и дальние соседи, семья Шелестов, несколько соседей переселенцев – Тихончуки, Щербань, Кузьменьчуки… Пришел и Николай Сергеевич со своей женой тетей Аней. Они теперь были близкими соседями, их дом был почти стенка к стенке с домом родителей Вани. Николай Сергеевич от имени правления колхоза подарил Володе новенький чемодан в дорогу.

Стол для гостей был накрыт во дворе. На столе была скромная закуска из камбалы, брынзы, хлеба и вина, принесенная соседями. Это все, чем была богата семья Вани. Однако на настроении собравшихся скромность стола никак не отражалась. Все пили, закусывали, желали Володе хорошей службы, не забывать соседей… Володя, несколько смущенный общим вниманием, кивал головой, обещая, как принято в таких случаях, выполнять пожелания. Дядя Митя Шелест, немного выпив, сыпал шутками и пытался рассказать о своих приключениях в Одессе.

– Володя, запомни, в армии главный человек – старшина, – обратился он к новобранцу. – У тебя должны быть хорошими отношения именно со старшиной. Вот у меня был старшина, так он всегда говорил: «По команде “Вольно!” надо ослабить одну ногу, а не лезть в штаны яйца поправлять». Володя, надо очень четко выполнять команды, если не хочешь сидеть на губе…

– Что ты парню голову морочишь своими глупостями, – возмутилась жена дяди Мити тетя Шура.

– Женщина, ты ничего не соображаешь в солдатской службе, – возразил ей дядя Митя. – Это надо прочувствовать. Вы можете только языком болтать, а язык, между прочим, не для болтовни, а для работы!.. Ты чего улыбаешься? Как не ты? Я же слышу!..

– Митя, ты что, уже пьяный? – удивляясь, спросила тетя Шура.

– С чего это ты взяла? – ответил ей вопросом дядя Митя. – Люди! Давайте споем!.. Мой старшина, Володя, всегда требовал, чтобы рот при исполнении песни открывался на ширину приклада, и песню надо орать так, чтобы мышцы на жопе дрожали… Вот тогда получается песня…

– Люди, граждане, – обратился дядя Митя к сидящим за столом, – вот помню, однажды в Одессе…

– Митя, – перебивая его, сказала тетя Шура, – прекрати свои глупые байки, парня в армию провожаем…

– У меня нету времени, шоб сидеть здесь для помолчать. Да, Шурочка, – армия – это большое дело! Не могу не вспомнить слова моего старшины, который в первый же день нашей службы предупредил нас: «Я за время службы из вас таких мужиков сделаю, что у вас в яйцах дети пищать будут». И действительно, так и получилось… – пытаясь продолжить свой рассказ, сказал дядя Митя.

В это время подъехала машина с другими новобранцами, которая должна была забрать Володю и отвезти их всех на станцию Веселый Кут. Все поднялись из-за стола, стали прощаться с Володей. У мамы на глазах появились слезы.

– Володя, ты там, сынок, береги себя, не забывай нас, пиши, – обратилась она к Володе дрожащим голосом.

– Не беспокойтесь, все будет хорошо, – ответил Володя. – Вы же знаете, вы для меня теперь родная мама.

– Гриппа, не разводи болото. Не на войну ведь отправляем, в армию, – обнимая Володю, сказал батько. – Служи честно, Володя, чтобы нам за тебя не было стыдно.

– Все будет хорошо, батьку, – ответил Володя. – Спасибо всем и до свиданья.

Володя бросил чемодан в кузов, сам туда забрался, и машина поехала, поднимая пыль деревенской дороги. Все стояли и вслед ей махали на прощание руками.

Пришла настоящая осень, а с ней дожди, туманы, сырость, грязь… Потом наступила зима. От Клима получили письмо уже из армии. Он писал, что служит в Горьковской области в автодорожных войсках. Службою доволен. Хату родительскую он передал дяде Артему для присмотра. Володя тоже прислал письмо. Служил он в авиационной части, подвозил к самолетам топливо.

Весна пришла рано. Вначале марта уже ярко светило солнце, прогревая озябшую землю. Однажды утром, стоя у ворот дома вместе с отцом, они заметили, что их сосед Николай Вовченко, колхозный конюх, проезжая мимо, сидя в телеге, вытирает рукавом слезы.

– Батьку, почему дядя Николай плачет? – спросил Ваня.

– Не знаю, – ответил батько.

– Николай, – окликнул он конюха, – что случилось, почему плачешь?

– Разве ты не знаешь, Игнат? Сталин умер…

– Да ты что, Николай? Когда? – с тревогой спросил батько.

– Вот только сейчас объявили по радио, – сквозь слезы ответил Николай. – Как теперь жить будем?

– Беда, – как бы сам себе проговорил батько. – Беда, когда отец в семье умирает. Осиротела страна.

Батько, опустив голову, пошел в хату.

– Гриппо, – сказал он маме, войдя в комнату, – Сталин умер.

– О, господи! – воскликнула мама. – Да как же это?

– Объявили по радио, – сказал батько. – Я пойду к колхозной конторе, наверное, собрание будет.

К полудню возле конторы собралось почти все село. На конторе вывесили флаги с черной траурной лентой. На крыльцо вышло руководство колхоза во главе с председателем Михаилом Сергеевичем Осарчуком.

– Товарищи колхозники! Односельчане! Умер наш дорогой вождь и учитель товарищ Сталин. Это огромная потеря для страны и для каждого из нас. Мы жили с этим именем, шли в атаку и побеждали. Это имя особенно дорого нам, фронтовикам, кто поднимался в атаку со словами: За Родину! За Сталина! Около семи лет прошло с момента окончания кровопролитной, разрушительной войны, а страна под руководством Сталина уже поднялась, появился достаток в каждом доме, стали снижаться цены. Сталин умер, но дело его живет. Мы должны еще плотнее сплотить свои ряды вокруг Коммунистической партии, вокруг нашего руководства, чтобы ни у кого не возникло сомнения в нашей решимости продолжить дело Сталина – строительство коммунизма. Мы сегодня произносим это, как клятву…

Митинг продлился почти два часа. Все выступающие выражали скорбь и горечь по случаю смерти Сталина. Люди расходились неохотно, молча, у многих на глазах были слезы…

Ваня и Аня ходили в школу. Ваню приняли в октябрята, и теперь он гордо ходил со значком, на котором был изображен Ленин.

– А у тебя такого нет, – хвастался он перед Аней.

– Я еще маленькая, – говорила Аня. – Вот пойду во второй класс, и меня примут в октябрята.

– А я тогда уже пионером буду, – парировал Ваня.

– Ваня, перестань дразнить Аню, – вмешалась мама. – Завтра воскресенье, весна на дворе, земля подсохла, будешь батьку помогать сажать деревья и виноград.

– У нас будет свой виноград! – радостно воскликнул Ваня. – Ура!!!

– Да, мы решили с батьком разбить сад и посадить виноград, – сказала мама. – Батько должен сегодня привезти саженцы деревьев и чубуки винограда. Завтра придут соседи, помогут, надо управиться в один день.

На следующее утро вся семья была готова к работе. Сосед Вовченко, у которого был свой виноград, как опытный виноградарь взялся руководить посадкой винограда.

– Николай, – обратился к нему батько, – бери Любу, Олю, других людей и занимайтесь посадкой винограда, а мы с Ваней будем сажать деревья.

Ваня был счастлив, что ему доверили такое ответственное дело. Он внимательно прочитал этикетки на саженцах и стал их раскладывать каждый вид отдельно.

– Ваня, – сказал батько, – бери ведро, будешь воду носить из колодца, а я буду ямки копать под деревья. Начнем с яблонь, потом груши посадим, сливы, абрикосы и последним персик. Его надо особенно аккуратно разместить, на самом солнечном месте. А еще у нас есть грецкий орех и шелковица.

Работа продвигалась споро и к двум часам по полудню близилась к завершению. В это время где-то во дворе раздался громкий визг свиньи и затих.

– Батьку, – спросил Ваня, – это наша Хрюшка визжала? Пойду посмотрю.

– Ваня, не надо туда ходить, – сказал батько. – Хрюшку дядя Панас заколол, сейчас будет смолить.

– Как заколол? – у Вани затряслись губы. – Зачем? Я же ее кормил!..

– Ваня, ну что ты как маленький, – сказал батько, положив руку на голову Вани. – Свинью мы зачем покупали? Чтоб было мясо, колбасу сделать. Вот у нас люди почти целый день работали на огороде, сажали виноград, мы с тобой деревья… Покормить их надо чем-то?

– И что, для этого надо было убивать Хрюшку? Я это мясо есть не буду…

И слезы покатились из глаз Вани.

– Можешь не есть, – сказал батько, – никто тебя заставлять не будет. Только пойми, голова и два уха, свинью и покупают для того, чтобы вырастить и иметь что-то к хлебу. Ты ведь сало любишь?

– Все равно я есть не буду мясо Хрюшки, – всхлипывая, проговорил Ваня.

Через какое-то время мама накрыла во дворе стол, разложила на столе хлеб, который сама испекла, расставила миски с кусками жареного свежего мяса. Аромат мяса разошелся по всему селу. Батько вынес из погреба несколько графинов вина, которое он купил у соседей. Вокруг стола расставили скамейки… Батько пошел на огород, чтобы пригласить всех за стол.

– Ну что, как тут у вас? – обратился батько к работающим. – Завершаем? Давайте досаживайте, мойте руки и за стол, будем обедать.

– Еще минут десять – пятнадцать и закончим, Игнат Иванович, – сказал дядя Митя Шелест.

Скоро все соседи, уставшие от работы, переговариваясь, появились во дворе дома. Все помыли руки. Батько всех пригласил за стол, и, когда все расселись, он наполнил всем стаканы вином.

– Дорогие соседи, – поднявшись, сказал батько, – большое вам спасибо за помощь. Сегодня мы сделали большое дело – заложили сад и посадили виноград. Пройдет три-четыре года, и вокруг дома все изменится, расцветет. Кроме мяса, у нас на столе будут свои и фрукты, и свой виноград, и свое вино. Знайте, что все, что вырастет на моем огороде, – это и ваше, сделанное вашим трудом. Давайте выпьем, чтобы все, что сегодня сделано, пустило свои корни в нашу землю. Будем все здоровы!

Все выпили. Выпил и дядя Митя, предварительно перекрестив стакан с вином, приговаривая: «Исчезни нечистый дух, останься один хмелечек!»

Ваня чувствовал запах свежего мяса, но к нему он даже не дотронулся. Перед его глазами была его Хрюшка, которую он кормил и которая всегда его встречала радостным похрюкиванием, когда он входил в сарай с пойлом или вареной картошкой…

Ване учеба давалась легко, второй класс он закончил на одни пятерки. Ольга Семеновна перед всем классом вручила ему похвальный лист. Всех ребят учительница поздравила с окончанием учебного года, напомнив, что теперь они ученики третьего класса.

Ваня за год перечитал практически всю библиотеку школы. Друг Вани, Вася Жарук, с которым Ваня за этот год еще больше сдружился, остался на второй год в третьем классе, и теперь в следующем учебном году им предстояло учиться вместе. Они встретились с Ваней на школьном дворе.

– Ну что, в третий класс перешел? – спросил Вася.

– Да, а ты? – спросил Ваня.

– А я в третьем еще на год остался, – пробасил Вася.

– Значит, в следующем году будем учиться в одном классе, – подбадривая Васю, сказал Ваня.

– Надоела мне эта школа, – сказал Вася, – если бы не мама, давно бросил бы.

– А что бы ты делал? – с удивлением спросил Ваня.

– Как что? Коров пас, меня даже в пожарные приглашали, – с не меньшим удивлением ответил Вася.

– А ты этим летом снова будешь коров пасти? – спросил Ваня. – Можно, я буду с тобой?

– Конечно, можно, я бы даже часть трудодней на тебя переписал, – с радостью в голосе сказал Вася. – Но тебе родители разрешат?

– Пока не знаю, думаю, что разрешат, – сказал неуверенно Ваня.

– Вот ты сначала узнай, а потом приходи ко мне, – прощаясь, сказал Вася.

Придя домой, Ваня показал похвальную грамоту, гордо заявив, что он теперь ученик третьего класса. Дома была только мама, которая на самодельной мельнице молола кукурузу на муку для мамалыги.

– Мамо, – сказал Ваня, видя, как у мамы на лбу выступил пот от работы, – давай я помелю.

– Ой, сынок, – ответила мама, – тяжело ее крутить, садись лучше, съежь мамалыги с кусочком сала.

– Сало есть не буду, – нахмурясь, сказал Ваня, – оно от Хрюшки.

– Ну, тогда налей себе молока, которое утром соседка тетя Аня принесла, – сказала мама. – Плохо без коровы. Надо бы купить, да денег нет и продавать уже нечего. Теперь до следующего урожая, когда отец вместе с девочками что-то получит на трудодни.

– Мамо, – жуя мамалыгу, – сказал Ваня, – я тоже хочу заработать трудодни.

– Да как же ты их заработаешь, – удивленно спросила мама, – и кто тебя возьмет на работу? Ты бы лучше дома помогал, вон деревья надо поливать, огород.

– Так это вечером делают, – ответил Ваня. – Я хочу с Васей Жаруком коров пасти, он обещал меня взять и трудодни на меня переписать.

– Ой, горе мое, – сквозь улыбку промолвила мама, – ну, какой из тебя пастух? Это ведь надо целый день под солнцем, вставать еще до восхода солнца, а то и ночевать в поле.

– Ничего, Вася ведь справляется. Он и прошлым летом пас колхозных коров. Вон сколько трудодней заработал!

– Не знаю, – сказала мама, поднимаясь из-за мельницы, – вот батько придет, ты с ним поговори. А пока возьми ведра и полей деревья.

Взяв ведра, Ваня пошел к колодцу, набрал в них воды и через калитку вошел в сад. Все деревья были убраны в молодую яркую листву. Солнце клонилось к горизонту, и каждый листочек торопился напоследок захватить его лучик.

Под каждое дерево Ваня вылил по ведру воды. Земля, согретая жарким майским солнцем, жадно ее впитывала. Подул легкий ветерок, разгоняя разогретый воздух вечерней прохладой. Листья деревьев, словно радуясь этому, весело зашелестели, как бы переговариваясь между собой. Ваня улыбнулся своим каким-то мыслям и, захватив ведра, пошел к дому, увидя, что с работы вернулся батько.

– Ну, как дела, Ваня, как в школе? – спросил батько, когда Ваня вошел на двор. – Вижу, ты деревья поливал, молодец.

– Нас отпустили на каникулы. Меня перевели в третий класс и похвальную грамоту дали, – сказал Ваня, – она там, в комнате.

– Верю, верю, – сказал батько, – молодец. Чем летом будешь заниматься? Надо за садом следить, виноград просапать.

– Я хочу заработать трудодни. Мама сказала, что хорошо бы корову купить, деньги нужны, – глядя на батька, проговорил Ваня.

– Трудодни – это хорошо, – удивленно сказал батько. – Только как ты собираешься их заработать?

– Буду помогать Васе Жаруку коров пасти, а он мне трудодни перечислит, – ответил Ваня.

– Ну, попробуй, – сказал батько, – трудное это дело, надо рано вставать, расти тебе еще надо… А потом, я договорился с председателем, колхоз нам в счет аванса выделяет телочку. Завтра можно уже будет забрать. Надо в сарае место подготовить.

– Я ее тоже назову Майкой! Урааа! – радостно воскликнул Ваня.

– Что за шум? – спросила мама, выходя из огорода. – Это правда, Игнат, про телочку?

– Да, сегодня председатель подписал мое заявление, и завтра надо забрать ее, – ответил батько.

– Завтра я пойду ее забирать, – подпрыгивая на месте, сказал Ваня.

– И я пойду, – вдруг раздался голос Ани, – и я хочу.

– Не женское это дело! Вот вырастешь, будешь ее доить, – рассудительно сказал Ваня.

– Нет, и я пойду! – настаивала Аня.

– Ладно, успокойтесь, пойдете оба – и Ваня, и Аня, – сказала мама, – вместе со мной.

– Ура, – захлопав в ладоши, крикнула Аня. – И я пойду, и я пойду…

И все же Вани удалось уговорить родителей разрешить ему пасти колхозное стадо с Васей. Теперь он даже иногда ночевал на летнем тырле, которое было организовано рядом с колхозным прудом. Ване очень нравилось смотреть за стадом, он научился доить коров. Мама ему давала в пастушью торбу большую краюху хлеба, которую он с большим аппетитом уплетал, намаявшись, запивая его надоенным собственноручно парным молоком от коровы, которую легко было доить и она подпускала к себе маленького дояра. Кроме хлеба, в торбе у Вани всегда лежала книга. Часто с собой он брал томик Т. Шевченко, стихи которого ему очень понравились и некоторые из них он знал наизусть.

Дывлюсь, аж свитае,

Край нэба палае,

Соловэйко в тэмним гаи

Сонцэ зустричае…

Ваня любил ночевать в пастушьем шалаше, засыпать под звонкое пение цикад, вдыхая терпкий запах южной украинской степи. Просыпался он рано, перед восходом солнца, садился возле шалаша на остывшую за ночь землю и смотрел на медленно поднимающийся краешек солнца. Над балкой рассеивался утренний туман, капельки росы на траве в лучах солнца начинали светиться яркими алмазами. Обворожительная, чарующая картина, наполненная щебетанием проснувшихся птиц!

Раздался шум телег, это на утреннюю дойку ехали доярки.

– Вася, просыпайся, доярки едут, – сказал Ваня похрапывающему Васе.

– Пусть едут, я еще немножко посплю, пока они будут коров доить, – ответил сонным голосом Вася и повернулся на другой бок.

– Соня! – сказал Ваня и поднялся навстречу приближающимся телегам.

К шалашу подъехали две телеги с доярками и бидонами.

– Здравствуй, Ваня, – крикнула тетя Дуся, спрыгивая с телеги. – Не спишь, волков боишься? Или, может быть, тут какая-нибудь красавица спать не дает?

– Ну что ты, тетя Дуся, какая красавица? Что ей тут делать? – ответил Ваня. – Вон Вася храпит, вот и просыпаюсь.

– На счет красавиц – это ты зря, Ваня, – смеясь, сказала тетя Дуся. – Они хуже всяких блох и Васиного храпа спать мешают. Подрастешь – узнаешь.

– Дуся, – смеясь, обратилась к ней Мария Поплавская, молодая, разбитная девка, – что ты к ребенку привязалась? Длинные языки не для болтовни, а для работы!

– Знаю я твою работу языком, полдеревни знает. Молчи уж! Смотри мне, я тебе его быстро вырву, если узнаю, что ты им и с моим Колей работаешь, – под смех других доярок сказала тетя Дуся.

– Нужен он мне, твой Коля, пенек старый, – отходя к стаду, сказала, смеясь, Мария.

Пока доярки доили коров, разливали молоко по бидонам, двое кучеров, Леня, парень лет двадцати пяти, и дядя Степан, мужчина небольшого росточка с рыжей бородой, стояли у телеги и курили, переговариваясь, периодически поднимая на телегу заполненные молоком бидоны.

Из шалаша выполз Вася. Он протер глаза и подошел к курящим.

– Дядя Степан, дай закурить, – сказал Вася просящим голосом.

– Рановато, парень, курить начал, – ответил дядя Степан, открывая кисет с табаком.

– Раньше начал, раньше кончу, – закручивая самокрутку, сказал Вася. – Может, отсыплешь немножко табаку, дядя Степан?

– Вот тоже еще один – дайте табаку, потому что так жрать хочется, что переночевать негде, – сказал дядя Степан. – Свой надо иметь. Тебе сколько лет?

– Скоро будет четырнадцать, – ответил Вася.

– Ну, что ты к парню пристал, Степан? – сказал Леня. – Дай ему табаку, пусть курит, что еще делать ему целый день.

– Да мне не жалко табака, – отсыпая табак в ладонь Васи, сказал дядя Степан, – а вот здоровья парня жалко.

– А свое почему не бережешь? – спросил Леня.

– Поздно мне уже о здоровье думать, – с какой-то грустью ответил дядя Степан.

Дойка закончилась, доярки уселись на телегу. Кучера тоже заняли свои места, и телеги двинулись в обратный путь.

– Ваня, – крикнул Вася, – гони коров пастись!

– Да они сами уже начали выходить, ответил Ваня. – Голод не тетка.

Ваня, а за ним и Вася двинулись вслед за стадом. Впереди стада шел огромный бугай краснобурой расцветки с кольцом в ноздре. Звали его тоже Вася. Он практически никого к себе не подпускал, но с Ваней подружился. Ваня его подкармливал хлебом и кусочками сахара, которые мама иногда клала ему в торбу. Своим шершавым языком он смахивал с Ваниной ладони хлеб, закрывал глаза от удовольствия, пережевывая пищу. Поэтому бугай позволял Ване почесать его между рогов, шею, огромный лоб… Вася каждый раз, когда видел, как Ваня общается с бугаем, говорил ему:

– Ох, Ваня, поднимет он тебя как-нибудь на рога. Лучше отойди от него.

– Не поднимет, – отвечал Ваня. – Я ему ничего плохого ни разу не сделал. Это ты бросаешь свою палку ему по ногам, вот тебе, Вася, к Васе подходить не стоит.

Солнце уже довольно высоко поднялось, и жар его лучей становился все ощутимее. Перестал петь свою утреннюю песню высоко в небе жаворонок, спрятавшись в тень кустарника. Там же пряталась и куропатка с выводком полосатеньких цыплят. На пригорке настороженно застыла косуля. Суслики сигналили друг другу свистом о кажущейся им опасности, став на задние лапки возле своих нор. Коровы рассредоточились по полю в поисках лучшего корма. Бугай Вася зорко следил, чтобы ни одна корова не пересекала только ему ведомую границу обозначенной им территории. И если какая-нибудь буренка в поисках сочной травы пересекала эту невидимую линию, то тут же получала от бугая хорошего тумака в бок от его огромной головы…

Вася тоже расположился под кустом в тени, скрутил самокрутку и, щурясь на пробивавшиеся сквозь листву лучи солнца, выпускал струйки табачного дыма изо рта.

– Садись, Ваня, – сказал он. – Что там у тебя в торбе?

– Хлеб, кружка, три кусочка сахара и книжка, – ответил Ваня.

– И что ты эти книги таскаешь? Не надоело? – глядя с некоторым удивлением, спросил он Ваню.

– Книги интересно читать, – сказал Ваня, – узнаешь много нового. Я люблю читать про путешествие, про разные приключения, про индейцев… Вот сейчас я читаю книжку «Похитители бриллиантов», о том, как в Африке добывают алмазы и какие приключения там бывают… Вот ты не читаешь, поэтому и остался на второй год в третьем классе…

– Ладно про книги, жрать хочется… Сбегай, надои молока, попьем с хлебом.

Ваня взял кружку и пошел доить «свою» корову.

Вскоре Ваня вернулся с кружкой, полной молока. Он вытащил из торбы краюху хлеба, отломил ломоть Васе, и они, по очереди отхлебывая еще теплое молоко, стали запивать хлеб, утоляя и жажду, и голод.

Сложив остатки хлеба в торбу, Ваня вытащил из нее книжку.

– Хочешь почитать, Вася? – спросил Ваня.

– Нет, я лучше покурю, – ответил тот. – Может, и ты закуришь?

– Ты же знаешь, что я не курю, – сказал Ваня.

– И что ты за пацан, уже большой, а не куришь? – с удивлением, глядя на Ваню, спросил Вася. – Попробуй!

– Батько узнает, будет ругать, – ответил Ваня.

– Батько узнает, – передразнив Ваню, сказал Вася. – Откуда он узнает, я закладывать никого не стану. Попробуй!

– И что хорошего в курении? – пытаясь отговориться от предложения Васи, сказал Ваня.

– Ты попробуй, на словах не объяснишь, – настаивал Вася.

– Ладно, давай попробую, – сдался Ваня.

Вася протянул ему прикуренную самокрутку.

– Смотри только дым не глотай, – посоветовал он Ване.

Ваня взял самокрутку в рот и потянул воздух в себя. Глаза его наполнились слезами, лицо покраснело. Какое-то время он не мог дышать, потом разразился кашлем. Из глаз потекли слезы.

Вася смотрел на Ваню и хохотал.

– Ну как, Ваня? – сквозь смех спрашивал он Ваню. – Я же говорил тебе, не глотать дым. Ну, ничего, это потому, что без привычки. Попробуй еще раз.

– Не буду, – вытирая слезы, сказал Ваня, – меня тошнит, и голова кружится.

– Я же говорю тебе, что это без привычки, пройдет, – успокаивал его Вася. – Два-три раза покуришь и привыкнешь. Ты же ведь уже большой.

Ваня сел под кустарник, обхватив голову руками, продолжая кашлять…

И все же Ваня научился курить. К концу лета он уже курил, как заправский курильщик. Денег у него, как и у Васи, не было на табак или папиросы, поэтому курили они с Васей «бычки» – недокуренные самокрутки или папиросы, собранные в разных местах. Родители до поры до времени не догадывались, что Ваня начал курить.

Лето пролетело быстро. Приближался сентябрь – школьная пора. Ваня за неделю до начала учебы перестал пасти колхозное стадо. Попрощавшись с бугаем Васей, угостив его остатками хлеба, он покинул тырло. Надо было подготовиться к школе, купить учебники, тетради, мама купила ему кое-что из одежды. Вася отписал ему треть заработанных трудодней. Это были первые трудодни, которые оказались на его счету и чем он был очень горд. Батько похвалил Ваню, и этим он очень тоже гордился.

За лето Ваня заметно подрос и загорел. Он прочел с десяток книжек, среди которых были далеко не детские. В школьной библиотеке интересных книг для него не оставалось, и он записался в библиотеку соседнего села Горьево. До него надо было идти три километра пешком, но это не останавливало Ваню. Жажда получить интересную книгу для чтения преодолевала всякое сопротивление организма. Чтобы было веселее преодолевать это расстояние до библиотеки, он убедил записаться туда и своих соседей – Борю Сивацкого, Володю Власюка и Володю Шелеста. Раз в неделю эта четверка посещала библиотеку Горьева.

Учебный год начался, как обычно, с торжественной линейки, на которой Ольга Семеновна еще раз поздравила учеников с тем, что теперь они третьеклассники, и с началом учебы. В классе появилось несколько новых учеников – Вася Жарук, которого оставили в третьем классе на второй год, и Петя Данильчик. Петя был тоже из переселенческой семьи, его отец находился даже в каком-то родстве с батьком Вани. Петю посадили за одну парту с Ваней, и они подружились. Иногда Ваня приходил к нему домой в соседнем селе Роскошное по пути в библиотеку.

Программа третьего класса давалась Ване легко. Он теперь часто помогал своей младшей сестре, второкласснице Ане, справляться с уроками.

С Васей Жаруком они часто на переменах, спрятавшись в кусты, курили «бычки», которые приносил с собой в школу Вася. Учился он плохо, и Ольга Семеновна грозилась оставить его еще на год в третьем классе.

В течение учебного года ничего примечательного не произошло. Все шло своим чередом: батько работал в плотницкой, мама была занята домашними делами, Люба и Оля работали в колхозе, а Ваня и Аня учили уроки и ходили в школу.

Осенью, когда в колхозе закончились основные работы, батько и мама поехали в гости домой, на Западную Украину, захватив с собой гостинцев. Пробыли они там почти две недели. Приехали довольными, что побывали на родине, навестили родственников, знакомых. Мама рассказывала, как они посетили тетю Настю в Текливке, как она обрадовалась встрече. Побывали они и у тети Марьи, сестры батька, и у дяди Артема. Везде все интересовались, как устроились на новом месте. Все радовались, что бандеровцев в лесу практически выловили, последним в схроне застрелился Володиш.

Ване с Западной Украины привезли маленького щенка, пушистого с белой звездочкой на лбу. Батько почему-то звал его Кудликом, так эта кличка и закрепилась за щенком. Ваня с ним не расставался и даже пытался брать с собой в школу, но Ольга Семеновна не разрешала вносить пса в класс.

Время быстро пролетело. Осень, зима, Новый год, елка, каникулы, катание с горы на фанере и лыжах, на коньках. Этой зимой морозы были посильней. Сильно промерзла речка. В одно воскресное утро к Ване пришел Боря Сивацкий с ведром и топором.

– Ваня, – сказал он, – пойдем со мной за рыбой на речку. Говорят, рыба задыхается подо льдом. Прорубим лунку, и она сама к нам приплывет. Возьми только с собой ведро и дуршлаг.

Ваня захватил с собой ведро и дуршлаг, и они с Борей пошли на речку. Выбрали место среди камышей, и Боря начал топором рубить лед. Как только он прорубил небольшую лунку, в которую можно было протиснуть дуршлаг, как в воде среди крошек льда что-то зашевелилось.

– Рыба! – крикнул Ваня. – Давай дуршлаг!

Ваня опустил дуршлаг в лунку и вместе с кусочками льда вытащил из лунки полный дуршлаг рыбы. Это были вьюны, толстые, похожие на ужей.

– Вот это да! – воскликнул с удивлением Боря. – Давай зачерпывай еще!

Казалось, все рыба ринулась к лунке. Ребята едва успевали вычерпывать вьюнов. Вскоре ведра были наполнены рыбой.

Ваня еле-еле дотащил домой ведро с рыбой. Мама, увидев столько рыбы, всплеснула руками.

– Откуда рыба, Ваня? – спросила она.

– Из речки, – ответил Ваня. – В речке рыба задыхается. Мы с Борей Сивацким ее спасали, а она почти сама выпрыгивала на лед. Мы еле успевали ее вычерпывать из лунки.

– Вот это рыбаки! Ну что, сейчас приготовим эту рыбку к обеду, – сказала мама, унося ведро с рыбой на кухню.

Рыба оказалась вкусной, и вся семья с удовольствием ею полакомилась в обед. Мама подшучивала над батьком.

– Игнат, учись ловить рыбу у Вани! Ходишь с удочкой, сидишь часами и приносишь десяток рыбешек, а Ваня за полчаса ведро рыбы наловил.

– Ну, что ты хочешь – молодежь, – отшучивался батько, – разве за ними угонишься.

Третий класс Ваня закончил на отлично. Ольга Семеновна похвалила его, а вот Вася остался в третьем классе еще на год. Два друга снова оказались в разных классах.

– Чем будешь заниматься летом? – спросил Ваня Васю, когда их отпустила Ольга Семеновна после последнего урока.

– Еще не знаю, – ответил Вася расстроенным голосом. – Мать ругать будет, что остался в третьем классе… Как мне эта школа надоела! Вот четыре класса закончу, и все. Больше меня никто не заставит ходить сюда.

– Если ты будешь так же учиться, то до четвертого класса можешь и не дойти. Я тебе предлагал помощь в подготовке уроков, и что ты мне сказал?

– Ладно, давай лучше закурим, у меня есть два «бычка».

Вася вынул из кармана два окурка и спички. Закурив, они стояли под кустом расцветшей сирени, тихо переговариваясь.

– Ваня, ты что, куришь? – раздался вдруг голос Любы. – Я батьку скажу, он тебе задаст!

Ваня от неожиданности сунул руку с окурком в карман.

– Смотри, штаны спалишь, – смеясь, сказала Люба. – Домой лучше не приходи.

– И откуда она взялась? – наконец промолвил Ваня, после того как Люба скрылась за углом школы.

– Да не переживай ты, – успокаивая Ваню, сказал Вася, – поругают немного и простят. Что тут такого? Ну, покурил…

– Тебе хорошо говорить, тебя мама не ругает, а мне батько может и ремня дать.

– Смотри, у тебя, кажется, действительно штаны горят.

Ваня забыл об окурке, который он сунул в карман, и теперь образовалась заметная дыра в штанине.

– Вот черт, – сказал Ваня, растирая пальцами тлеющую штанину, – теперь еще и за штаны влетит.

Друзья расстались, договорившись встретиться и поговорить, чем заниматься в летние каникулы.

Ваня пришел домой не сразу. Он побродил еще по школьному двору, обдумывая, что сказать дома, когда с работы вернется батько. «И зачем только я научился курить? – ругал он сам себя. – Это все Вася, попробуй, попробуй… Ну, ничего, может, обойдется…» Он вывернул карманы штанов и вытряс из них все следы табака.

Когда Ваня пришел домой, дома были только мама и Аня. Мама что-то готовила на летней плите во дворе, которую здесь называли кабыцей.

– Ты где это бродишь? – спросила мама. – Школу давно закрыли.

– Гулял на улице, – ответил Ваня.

– Вас уже отпустили на каникулы? Как закончил год?

– Да, отпустили. Закончил хорошо. В сумке похвальный лист за третий класс.

– Молодец. Садись кушать.

«Кажется, Люба ничего не сказала. Может, все обойдется», – подумал Ваня.

Но не обошлось. К вечеру с работы пришел батько. Он уже все знал.

Ваня был во дворе и игрался с Кудликом.

– Подойди ко мне, – сказал батько. – Рассказывай…

– А что рассказывать? – растерянно ответил Ваня.

– Гриппа, – обратился батько к маме, – ты только посмотри на этого наглеца. Он не знает, что рассказывать. Как куришь в школе, например.

– Игнат, что ты такое говоришь? – удивленно сказала мама. – Ваня не курит.

– Это он тебе сказал? Посмотри на его штаны, вон на штанине дырка. Откуда она появилась? Покажи пальцы правой руки, – все больше сердясь, обратился батько к Ване.

– Посмотри сама, Гриппа, пальцы желтые у него от курения. Где мой ремень солдатский, я тебе, негодник, сейчас покажу курение, – сказал отец. – Гриппа, вынеси мне ремень с хаты.

– Игнат, может, не надо сразу так, ремнем наказывать. Ваня сегодня на отлично закончил третий класс, – пытаясь защитить Ваню от наказания, сказала мама.

– Причем здесь школа? Неси ремень! Я ему…

– Ваня, сынок, ты что, действительно куришь? – обратилась к нему мама. – Кто это тебя научил?

– Кто тебя научил, – передразнивая маму, сказал отец. – Какая разница, кто научил. Голова на плечах у него есть? Всякую гадость собирает и курит. А если еще и заразится каким-нибудь туберкулезом?..

– Ваня, скажи, что больше не будешь курить, – сказала мама. – Тебе только десять лет. Вот вырастешь, тогда сам решишь, курить или не курить.

– Не буду курить, – опустив голову, сказал Ваня.

– Ладно, – сказал батько, – на первый раз обойдемся без шпицрутенов. Но запомни, если повторится, не обижайся, получишь по полной программе.

– Не буду курить, – повторил еще раз Ваня.

– Твое счастье, что сегодня конец учебного года и результат отличный, а то бы я тебе всыпал по первое число, – уже спокойным голосом сказал батько. – Гриппа, дай чего-нибудь перекусить.

Ваня твердо решил больше не курить. Чем заняться на каникулах, он еще не знал. Вася сказал, что пасти колхозных коров больше не будет. Он хочет помогать пожарным или устроиться прицепщиком в тракторную бригаду. Ваню, конечно, ни в одно из этих мест не приняли бы. Пока что он был дома, читал или играл с ребятами в разные игры. Тянуло закурить, но он нашел в себе силы не поддаваться соблазну.

К соседям Шевцовым, которые жили через несколько домов, приехал сын Виктор, парень лет восемнадцати. В этом доме во время войны находилась комендатура румынских оккупационных властей. Виктор отсидел в тюрьме несколько лет за грабеж. Хорошо сложен, веселый, с разными шутками и прибаутками, он вскоре завоевал симпатии сельских мальчишек. Многие из них стали собираться вокруг него, слушая его рассказы о разных приключениях из своей жизни. Особо ребят привлекали наколки, которыми было разукрашено все его тело с ног до головы.

Ваня тоже оказался в этой компании. Виктор придумал игру, кто сможет пролезть в маленькое окошко сарая, стоявшего у дома Шевцовых. Ваня лучше всех справлялся с этим упражнением.

– Клевый ты парень, – хвалил он Ваню. – За успешное выполнение задания я тебе сделаю наколку твоего имени на руке. Хочешь?

– Хочу, – неуверенно сказал Ваня.

– Посиди, сейчас принесу иголки и тушь.

Сначала Виктор написал имя чернильным карандашом, потом на две иголки намотал нитку, оставив лишь маленький кончик иголки. Макая иголки в тушь, он быстро прокалывал кожу, оставляя под ней капельки туши. Больно не было, чуть пощипывало кожу. Закончив, Виктор смыл с руки остатки туши.

– Немножко припухнет, но через пару дней все пройдет, – сказал он.

Ребята завидовали Ване, но для самого Вани это «посвящение» в избранные закончилось чуть ли не очередными неприятностями.

Через несколько дней батько обратил внимание на руку Вани с наколкой.

– Это у тебя откуда? – спросил он Ваню.

– Витя Шевцов наколол. У него все тело в наколках. Целые картины.

– Он уголовник, поэтому в наколках. А ты почему разрешил себе наколки сделать?

– Я лучше других ребят выполнил упражнение. Надо было через узкое окошко пролезть в сарай. Вот за это он мне и наколол.

– Ваня, – с укоризной сказал батько, – тебе уже десять лет, не маленький. Ты что, не понимаешь, что он вас готовит воровством заниматься. Сегодня в сарай ты проник, а завтра он вас заставит в форточки залазить домов. Ну, как тебе вдолбить в твою башку, что тоже можешь в тюрьму загреметь. Ты это понимаешь, или тебе ремнем надо мысль вбивать через зад? Я тебе запрещаю посещать эту компанию. Узнаю, будешь битым.

– Гриппо, – обратился батько к маме, – надо его чем-то занять, пока он чего-нибудь не натворил и в детскую колонию не попал.

– А чем занять? – сказала мама. – Коров снова пасти? Так одному их ему не доверят, а Вася этим летом отказался от стада.

– Никакого Васи, – сердясь, сказал батько, – я завтра поговорю с Николаем Сергеевичем, может быть, он что-нибудь подскажет.

На следующий день батько пришел с работы чуть раньше.

– Договорился я с Николаем Сергеевичем. Ему доверяют воду возить трактористам и на ток, – поделился он новостью с мамой.

– Игнат, а сможет он? – засомневалась мама. – Там ведь и с лошадью надо уметь управляться, и воду вытащить из колодца тоже не простое дело будет для Вани. Он такой еще слабенький.

– Слабенький? – переспросил батько. – А курить не слабенький. Ничего, заодно мускулы подкачает и не будет болтаться, с конем управляться его научит конюх Леня. С завтрашнего дня пусть приступает. Кстати, а сам он где?

– Да вон в хате сидит, какую-то книжку читает, – ответила мама.

– Ваня, – позвал батько, – выйди во двор.

Ваня вышел с книжкой в руках и стал напротив батька.

– Завтра начнешь работать в колхозе. Будешь воду возить трактористам и на ток, – сказал батько. – Тебе дадут лошадь, телегу с бочкой. Работа не простая, придется научиться запрягать и распрягать лошадь, бочка большая, на тридцать ведер. Надо будет самому ее наполнить. Завтра утром подойдешь к конюху Леше, ты его знаешь, он с тобой дня два поработает, а потом сам будешь этим заниматься.

Ваня и обрадовался словам батька, в то же время он прекрасно понимал, что вытащить тридцать ведер воды из глубокого колодца для него будет не простой задачей. Но делать было нечего, с батьком не поспоришь.

На следующее утро Ваня отправился на новую работу. Возле конюшни его уже ждал Леня.

– Привет водовозам! – поприветствовал он Ваню. – Ну что, начнем трудовую жизнь буржуа?

– Привет, – ответил Ваня. – Почему буржуа?

– Как почему? На лошади, с водой, все чисто, и чистый воздух…

– Чистый воздух… Если бы еще и воду кто-то наливал, можно было бы согласиться…

– Э, брат, так не бывает. Без труда рыбку не вытащить из пруда. Тебе поручили очень ответственное дело – снабжать людей водой, потому как без воды и ни туды, и ни сюды. Вот смотри, как надо лошадь запрягать. Смотри, сзади ее не стой, может копытом достать. Эта кобыла Зорька привередлива, как баба на сносях. Вот так надевается уздечка. Теперь мы ее выводим к телеге, одеваем наомут с вожжами, цепляем постромки, и все готово. Садись спереди, я рядом с тобой.

Леня щелкнул кнутом, и телега покатилась с колхозного двора по сельской дороге к общему колодцу, у которого размещалось большое корыто, из которого поили коров сельского стада.

Леня вставил большую лейку в бочку и скомандовал:

– Давай наливай!

Ваня взял в руки бадью колодца, которая сама весила килограммов десять, понял, что тридцать ведер он будет поднимать долго.

Подняв первые десять ведер, он решил передохнуть. Руки ныли и отказывались что-либо делать.

– Это тебе не собак по улице гонять, – сказал Леня. – Давай помогу, но вскоре все равно придется самому все делать.

Леня поднял десять ведер воды и передал бадью Ване.

Ваня с большим трудом наполнил до конца бочку, и они с Леней двинулись в поле.

Руки у Вани продолжали дрожать, но он старался этого не показывать, обхватив ими свои колени.

Зорька, не торопясь, тащила телегу. Солнце светило ярко, становилось жарко. Телега поднялась на пригорок, где размещался полевой стан трактористов. Леня остановил телегу, спрыгнул на землю.

– Здорово, Михеич! – поздоровался он с дедом, сторожившим стан.

– Здорово! – ответил Михеич. – Почему поздновато приехали? А это кто с тобой?

– Знакомься, дед, это Ваня, теперь он вас будет снабжать водой.

– Нашли снабженца! Как бы нам от жажды не умереть, да и трактора без воды никуда не двинутся. Прямо диверсия какая-то!

– Ничего, ничего! Парень он боевой, выдюжит.

Ваня тоже слез с телеги.

– Куда воду сливать? – обратился он к Михеичу.

– Бери шланг, и вон стоит бочка, наточи туда, чтобы была полной.

Наполнив бочку, Ваня налил воды в ведро и дал попить Зорьке.

– Молодец парень, – похвалил его Михеич. – Смотри только, не опаздывай с водой. Она у нас в большем дефиците, чем солярка.

– Не опоздаю, – сказал Ваня, сам удивившись смелости своего заявления.

– Ладно, хватит болтать, – сказал Леня, – нам еще на ток ехать, а это довольно далеко. Садись, Ваня, бери вожжи и пробуй управлять Зорькой.

Но управлять Зорькой оказалось не так-то просто. Почувствовав, что вожжи в руках ребенка, она совсем сбавила шаг и плелась еле-еле.

– Огрей-ка ты ее кнутом, что это она расслабилась, – подсказал Леня.

Ваня слегка щелкнул кнутом по спине Зорьки, но это не возымело на нее никакого воздействия. Она продолжала движение без всякого ускорения.

Так и двигались они по дороге вдоль полей, засаженных кукурузой, подсолнечником, почти созревшей пшеницей, мимо виноградника и баштана. Леня дремал, прислонившись к прохладной бочке.

Проезжая мимо баштана, их окликнул сторож.

– Хлопцы, воды дадите?

– В обмен на арбузы, дед Панас, – ответил проснувшийся Леня.

– Так они еще зеленые. Вот созреют через месячишко, милости просим.

– Ладно, подставляй свою посуду.

Дед Панас подошел с ведром, которое Леня наполнил водой.

– Спасибо, хлопцы, – сказал дед, а то ни попить, ни чаю сварить.

– Обращайся, дед Панас, если что, теперь вот к этому парню, – Леня указал на Ваню, – теперь он у нас главный водовоз.

– Серьезный мужик, – всматриваясь в Ваню, сказал дед Панас. – Вот как бы только его кобыла не загрызла.

– Ничего, ничего, не святые горшки обжигают, справится. Поехали, Ваня, нам еще вон на ту гору подняться надо.

На току, кроме сторожа, работали две женщины, которые деревянными лопатами перебрасывали с одного места на другое небольшой гурт пшеницы первого укоса.

– Ну наконец-то, – сказала одна из них, увидя телегу-водовозку. – А мы уже и надеяться перестали, думали, от жажды умрем.

– Ой, Катя, ты, как всегда, краски сгущаешь. Не уж-то умираешь? Что-то по тебе не видно, все хорошеешь. Небось, замуж собралась? – со смехом сказал Леня.

– За кого? Может, ты возьмешь? А то другие все смотрят, щупают и даже пробуют, а как до замужества, так сразу в кусты.

– Я бы с удовольствием, Катя, да рано мне, еще погулять хочется…

– Вот все вы такие мужики…

– Ваня, ты чего стоишь, давай наполни вон те две бочки под навесом, – прерывая шутливый разговор с женщинами, обратился Леня к Ване.

Ваня взял ведро и начал переливать воду из одной бочки в другую.

– А это что за жениха ты нам привез, – смеясь, глядя на Ваню, сказала другая женщина, которую звали Люсей.

– Бабоньки, повежливее, это Ваня, новый водовоз. Он будет вас снабжать водой каждый день.

– Бедный мальчик, – сочувственно сказала Люся, – трудная ему работа досталась. Что, никого постарше не нашлось?

– Справится, – ответил Леня, – парень он упорный. А постарше к вам присылать страшно, вы его здесь быстро из строя выведете.

– Ну, с тобой-то ничего не случилось.

– Это потому, что солнце еще не зашло…

Пока Леня балагурил с женщинами, Ваня наполнил обе бочки водой. Подошли обе женщины, каждая из них выпила по кружке свежей воды.

– Спасибо, Ваня, – сказала Катя, погладив его по голове, – приезжай еще к нам. Какой ты славный! Целоваться уже умеешь?

– Не приставай к детям, Катя, а то привлекут за совращение малолетних, – сказал Леня, хлопнув Катю по заднице. – Ваня, поехали обратно, пока мы с тобой девственности не лишились.

– Люся, ты только посмотри на него, – воскликнула Катя, обращаясь к подруге, – так он еще и девственник! А за зад зачем хватаешь?

– Примеряюсь, – ответил Леня, усаживаясь в телеге. – Трогай, Ваня!

И телега покатилась в обратный путь. Ваня управлял Зорькой, а Леня снова дремал. Ваня вспоминал весь прошедший день, все увиденное и услышанное.

«Каким он был долгим и трудным, – думал он, – Смогу ли я справиться один, когда Лени не будет? И эта Катя про целование… Не люблю я целоваться…»

С мыслями о пережитом Ваня въехал на колхозный двор. Зорька остановилась возле конюшни. Леня соскочил с телеги, позевывая, и начал распрягать Зорьку.

– Ваня, упряжи надо вешать вот здесь на крючок, – сказал он, заводя лошадь в конюшню. – На ночь давай Зорьке овса и сена и попои ее, в бочке воды осталось ведра два.

Когда со всеми делами управились, день почти заканчивался, солнце коснулось горизонта. Ваня вернулся домой голодным и уставшим уже в сумерках. Возле ворот дома его ждал Боря Сивацкий.

– Привет, – поздоровался он. – Откуда так поздно, может, в кино сходим на центральную усадьбу совхоза «Роскошное»?

– Привет, – ответил Ваня. – С работы, откуда еще. Нет, сегодня я только есть хочу и спать.

– Что это за работа у тебя такая?

– Водовоз я теперь, воду вожу трактористам и на ток.

– Да, это тяжело. За что тебя так наказали?

– Ладно тебе подзуживать, справлюсь как-нибудь.

– Ну, я пошел в кино, завтра, если встретимся, расскажу.

Ваня вошел во двор дома, где мама готовила завтрак на завтра.

– Ваня, почему так поздно? – обеспокоенно спросила она. – Кушать будешь?

– Я вообще сегодня ничего не ел, – ответил Ваня, садясь за стол.

– Ты бы руки помыл. Вон рукомойник и полотенце. А торбочка где с обедом?

– Я ее в конюшне забыл. Завтра съем.

Мама налила Ване миску борща, отрезала хлеба, дала кружку компота.

– Вот наша Майка отелится, молоко будет свое, а пока соседка, тетя Аня Онуфриенко, каждое утро приносит крынку. Как у тебя день прошел? – спросила мама.

– Нормально, – ответил Ваня, – устал немного.

– Покушал? Иди ложись спать. Лампу не зажигай, еще прочитаешь свои книжки.

Ваня вошел в комнату и, едва раздевшись, рухнул на кровать, проваливаясь в глубокий сон.

Мама убрала посуду, присела на скамейку передохнуть. На крыльцо вышел батько покурить.

– Игнат, – сказала мама, – Ваня пришел с работы еле живой. Не надорвался бы парень? Может, другую какую-нибудь работу ему подыскать?

– Какую другую? Трактористом, комбайнёром, прицепщиком, скотником, дояром… Скажи спасибо, что Николай Сергеевич пошел навстречу и эту работу дал. Ничего, тяжеловато, согласен, но постепенно втянется. Это лучше, чем болтаться по улице, да еще, не дай бог, в чужой дом залезет… С милицией шутки плохи…

– Да что ты такое говоришь, какая милиция?

– Наша, родная милиция… Начинается с наколок, а заканчивается тюрьмой. Так что пусть лучше воду возит. Как говорится, береженого бог бережет.

Батько ушел ложиться спать, а мама еще долго сидела за столом, дожидаясь, пока Люба и Оля не вернутся с клуба.

Утром Ваню разбудила мама. Умывшись и позавтракав, он отправился на колхозный двор. Леня уже был здесь, поил Зорьку.

– Здорово, водовоз, – поприветствовал он Ваню. – Живой?

– Привет, – ответил Ваня.

– Сегодня тебе придется ехать самому, меня бригадир отправил на скотный двор помогать кровлю чинить. Так что извини, брат, бери упряжь и запрягай Зорьку.

У Вани все получилось неплохо, единственное, с чем он помучился, – это вдевание удил между зубов Зорьки. Она никак не хотела расщепить их, одновременно норовя укусить Ваню за руку.

Леня, наблюдая, посоветовал Ване нажать на ноздри лошади, заставив ее дышать ртом и в этот момент вставить удила. После этого все получилось, и Зорька оказалась запряженной.

– Удачи, Ваня, сильно не гони, – посоветовал Леня, улыбаясь.

Телега снова остановилась возле колодца. Ваня с грустью взглянул на бадью, болтавшуюся на уключине журавля колодца. Руки еще болели после вчерашнего напряжения, но надо было наполнить бочку. Первые десять ведер Ваня с трудом, но одолел. Пот катился по лицу. Вытащив очередную бадью, он жадно припал к ее краям, глотая холодную влагу.

«Надо передохнуть», – подумал он.

Ваня сел на край телеги, прислонился к бочке и закрыл глаза. Он и не заметил, как уснул. Сквозь сон он слышит, что кто-то его тормошит за плечо. Ваня открыл глаза, перед ним стоял дядя Федор Щербань.

– Вот это водовоз! – воскликнул он. – Люди в поле от жажды умирают, а он спит себе спокойно.

– Дядя Федор, а я долго спал? – с испугом в голосе спросил Ваня.

– Да откуда мне знать? Я из хаты вышел, смотрю, телега стоит и стоит, никто возле нее не шевелится… Дай, думаю, посмотрю, что там такое. Ты чего это вздумал спать здесь?

– Не знаю, дядя Федор, так получилось… А я свозь сон слышал, как вы подходили.

– Еще бы! Щербань идэ – земля гудэ, Щербань бежит – земля дрожит. Так ты что, водовозом устроился? Давай я тебе немного помогу.

Дядя Федор влил в бочку с десяток бадь.

– Спасибо, дядя Федор, остальное я сам долью.

– Ладно, смотри только больше не усни, солнце, видишь, уже где.

Ваня хотя и с трудом, но заполнил бочку, и телега покатила по уже знакомой дороге. Поднявшись на пригорок и въехав в тень лесопосадки, которая росла вдоль дороги, Зорька вдруг остановилась, потом подогнула передние ноги и улеглась прямо на дороге. Ваня перепугался, подумав, что Зорька сдохла или у нее ноги сломались. Он слез с телеги, обошел лошадь и стал впереди нее. Да нет, с Зорькой вроде бы ничего не случилось, она лежала и нагло смотрела на Ваню, казалось, что она даже улыбалась, как будто понимая, что этот извозчик ничего с ней сделать не сможет. Ваня дернул ее за уздечку, но никакой реакции не последовало. Лошадь только, как собака, угрожающе показала зубы.

Ваня взял кнут и несколько раз слегка ударил лошадь, но она только ушами повела и хвостом пошевелила. Ваня снова обошел ее и стал перед головой лошади. Он не знал, что случилось и что делать.

– Зорька, – обратился он к лошади, – имей совесть, мы и так опаздываем. Посмотри, солнце уже показывает на полдень, нас ждут на полевом стане и току. Вставай! Ну что ты разлеглась? Заболела? Подожди, я тебе хлебушек дам.

Он вспомнил, что у него в торбе хлеб оставался со вчерашнего дня. Ваня быстро достал с телеги торбу, вытащил краху хлеба, отломил кусок и протянул его Зорьке. Лошадь недоверчиво посмотрела на руку мальчика и протянула навстречу морду. Языком она захватила хлеб и начала медленно жевать его. Проглотив хлеб, она снова посмотрела выжидательно на Ваню. Ваня отдал ей остатки хлеба, стряхнул с ладони крошки. Зорька продолжала жевать хлеб, закрыв, очевидно от удовольствия, глаза.

– Вставай, Зорька! – снова, чуть не плача, обратился он к лошади. – Опаздываем! Меня уволят!

Как будто послушавшись, лошадь вдруг поднялась, встряхнулась, как собака, вышедшая из воды, и медленно двинулась по дороге. Ваня вскочил на телегу, взял в руки вожжи и сидел счастливый от того, что телега пусть и медленно, но двигалась.

Остальной путь проехали без каких-либо сюрпризов. На ток приехали далеко за полдень. На этот раз здесь никого не было, кроме сторожа. Ваня боялся, что Катя снова начнет расспрашивать его, умеет ли он целоваться. Он только в кино видел, как люди целуются, и еще иногда целовала его мама. Сам он никогда не целовался и не очень понимал, в чем здесь смысл.

– Ваня, а что так поздно? Где задержался? – спросил его сторож.

– Да Зорька не слушается, хочет – идет, хочет – ляжет и лежит.

– Дал бы ты ей хорошенько по бокам, смотришь, бегом бы побежала.

– Жалко, она ведь тоже устает.

– Ну, намучишься ты тогда с ней. Эта кобылка с характером.

– Ничего, я к ней постараюсь другие ключи подобрать.

Ваня налил полные бочки воды, попоил Зорьку, попрощался со сторожем и отправился в обратный путь. Зорька шла бодро, иногда даже пускалась бежать трусцой. Ваня сидел в телеге, прислонившись к бочке, любуясь открывающимися картинами летней природы. Трава была еще зеленой, но местами уже подверглась воздействию лучей яркого южного солнца, заменив зелень на рыжеватый оттенок. В глубоких балках, на самом дне, были видны большие лужи воды, к которым на водопой слетались дикие голуби, прибегали куропатки, иногда дрофа – большая степная курица, а к ночи подкрадывались пугливые лани, опасаясь засады степных волков. Степь жила своей жизнью, наполненной запахами, звуками, движением…

Почти два с половиной месяца, практически без выходных, проработал Ваня водовозом. Постепенно он наладил контакт с Зорькой, и уже через две недели она практически не позволяла себе временного отдыха прямо на проезжей части. За это время он окреп физически, загорел, даже подрос. Не забывал он и о своем любимом занятии – чтении. Возвращаясь к вечеру домой, он зажигал лампу, брал в руки книгу и читал, пока сон не закрывал ему глаза. Потом входила мама, гасила лампу и, поправив одеяло, тихо выходила из комнаты.

Ваня в основном читал украинских авторов – Панаса Мирного, Ивана Нечуй-Левицкого, Л. Глибова… Очень любил он читать про разведчиков. Особенно любимой его книгой стал роман Ю. Дольд-Михайлика «И один в поле воин», в котором рассказывалось о борьбе французских маки. Поразило его и мужество Маресьева из романа Б. Полевого «Повесть о настоящем человеке». Читая эти книги, он как бы сам становился в ряды их героев, участвовал в их героических поступках и действиях.

За неделю до начала учебного года Ваня сдал свои полномочия водовоза, попрощался с Зорькой, угостив ее на прощанье хлебом. Леня, который принимал эстафету водовоза, заметил:

– Отмучился, Ваня?

– Почему отмучился? Жаль расставаться с Зорькой. Она, кажется, даже плачет, прощаясь со мной.

– Плачет? Да она просто хохочет до слез, вспоминая, как она тобой рулила. Плакать она будет завтра, когда я повезу воду.

– Леня, ты только не бей ее, дай ей хлеба, она будет хорошо себя вести.

– Да где же я столько хлеба наберу? У меня для нее свой хлеб – вот этот кнут.

Зорька испуганно посмотрела краем глаза на кнут, пошевелив ушами и топнув ногой.

– Вот видишь, она уже готова бежать, прямо сейчас, – сказал Леня.

– Дурак ты, Леня, – ответил Ваня, – забирая свою торбу. – Пока, я пошел домой.

Учебный год, как обычно, начался с линейки. Ольга Семеновна была в нарядном, но строгом костюме. Выглядела она помолодевшей, стройной и красивой.

«Какая у нас очаровательная учительница! – неожиданно для себя подумал Ваня. – Разве можно ее сравнить с Евдокией Яковлевной, которая учит Аню?»

От этой мысли Ваня сам себе улыбнулся и стал прислушиваться к словам Ольги Семеновны. Она поздравила школьников с началом учебного года и подчеркнула, что программа четвертого класса сложная и надо будет сразу приступать к учебе без раскачки.

На перемене к нему подошел Вася.

– Привет! – сказал он.

– Привет!

– Пойдем курнем?

– Не пойду, я больше не курю.

– Ты что, заболел?

– Нет, я батьку обещал.

– Тебя что, сеструха заложила?

– Ты лучше расскажи, чем летом занимался.

– Кто, я? Меня взяли прицепщиком к трактористу Юре Полищуку. Он мне давал даже трактором управлять. Это не так трудно. Трактор колесный, называется «Универсал», у него руль как у машины. Вот четвертый класс окончу и пойду на курсы трактористов.

– Ты сначала третий класс закончи.

– Закончу! Ты слышал, в конце следующей недели в Цебриково будет большой праздник. Поедем?

– Эх, ты, большой праздник! Исполняется триста лет воссоединения России с Украиной. Книжки надо читать!

– Зачем? Хватит, что ты у нас умный. Так поедем?

– На чем? На «Универсале»?

– Нет, выйдем на перекресток перед Горьево и сядем на попутку.

Прозвучал звонок, который развел ребят по разным классам.

Вскоре Ваню приняли в пионеры. Он пришел домой в красном галстуке, улыбаясь.

– Мама, – с порога крикнул он, – меня в пионеры приняли!

– Вижу, – сказала мама, улыбаясь, – совсем большим стал. Знаешь, что ты трудодней заработал за лето почти столько, сколько и батько? Заходил Николай Сергеевич, хвалил тебя. Мы тут в магазине новый костюмчик для тебя присмотрели, в выходной сходим с тобой, примеряем. Если подойдет, купим.

Ваня был на седьмом небе. Значит, не зря он столько потратил сил и времени. Будет чем торговать на базаре осенью. Батько говорил, что надо свинку и коз купить.

«Вот бы еще купить и маленькую лошадку. Вырос бы большой конь, и стал бы я за ним ухаживать, я это умею», – подумал Ваня.

В середине сентября, в воскресенье, было объявлено празднование трехсотлетия воссоединения Украины с Россией. В районный центр каждый колхоз должен был привезти лучшие образцы достижений своих хозяйств. Все празднество разворачивалось на районном стадионе. Каждый колхоз развернул свою палатку с выпечкой, мясными изделиями, колбасой, брынзой, медом, вином… В общем, здесь присутствовало все изобилие Юга Украины. И все это можно было брать и пробовать совершенно бесплатно.

Колхоз имени Жданова тоже готовился к празднику. Рано утром нагруженная машина была готова к отправке в Цебриково. Вася и Ваня приняли участие в погрузке машины и планировали на ней же уехать в район. Когда в кузов уже забрался Вася и то же самое собирался сделать Ваня, шофер машины Журман, заметив это, сказал:

– Ребята, никто в кузове не поедет. Не хочу за вас отвечать. Мало ли чего может случиться, а мне за вас в тюрьму?

– Дядя Журман, – начал жалобным голосом Ваня, – разреши…

– Никаких разреши…

– Да ладно, Ваня, не стоит его просить. Ты разве не знаешь этого молдаванина?.. Зануда!..

– Будешь оскорблять, получишь по шее…

– Пойдем, Ваня, на перекресток, сегодня там полно машин, доедем.

Когда ребята пришли на перекресток дорог, здесь уже было несколько пацанов, пытающихся остановить едущие машины. Но ни одна из них не останавливалась. Среди ребят был и одноклассник Вани Петя Данильчик.

– Ты давно здесь, Петя? – спросил Ваня.

– Наверное, не меньше часа.

– И ни одна машина не остановилась?

– Ни одна…

– Плохи дела, – как бы себе самому проговорил Вася… – Вот что, – отводя в сторону Ваню, шепнул он ему на ухо, – следуй за мной и ничего не говори.

А вслух он сказал:

– Придется, Ваня, идти пешком. Пошли!

– И я с вами, – сказал Петя Данильчик.

– А дойдешь? – посмотрев на него, спросил Вася.

– Дойду…

– Ладно, пошли…

И они направились по дороге к районному центру, которая метров через сто пятьдесят продолжалась довольно крутым подъемом.

Подойдя к нему, Вася остановился.

– Слушай мой план, – сказал он Ване и Пете. – Здесь на подъеме машины резко снижают скорость, переключаясь на пониженную передачу. Этим моментом надо воспользоваться. Первым в кузов запрыгну я, потом уже с кузова подам руку вам обоим по очереди – сначала Ване, а потом тебе, Петя. Все ясно?

– Ясно!

Ждать пришлось недолго. Показался груженный «Студебеккер». Подъехав к подъему, машина снизила скорость, чем и воспользовались незамедлительно ребята. Первым, как и договаривались, в кузов ловко забрался Вася. Ваня бежал, еле-еле догоняя машину.

– Ваня, быстрее! – крикнул Вася, протягивая руку Ване.

Схватив его за руку, Вася втащил Ваню в кузов.

Пока они совершали этот маневр, автомобиль прибавил в скорости, и как не старался Петя догнать его и схватить протянутую руку Васи, но каких-то сантиметров не хватило. Петя остался на дороге, махнул рукой и сел на обочине.

– Ну вот, Петю оставили, – сказал Ваня. – Нехорошо…

– Не расстраивайся, на следующей доедет. Ты же видел, я старался. Он машину не смог догнать… Ты особенно не высовывайся, чтоб шофер не заметил, а то действительно пешком придется идти.

Притаившись в кузове, ребята доехали до районного центра. Машина завернула на стадион и остановилась. Вася и Ваня почти одновременно с шофером автомобиля оказались на земле. Шофер, увидя спрыгивающих с кузова пацанов, удивился, но крикнул:

– Стоять!

Ребята остановились, разглядывая шофера. Это был крепкий парень лет тридцати.

– На халяву приехали и хотите улизнуть? – притворно сердясь, сказал он. – Ну-ка обратно в кузов и помогайте разгружать.

К машине подошло еще несколько человек.

– Серега, – обратился один из них к шоферу, – подъезжай вон к тому углу, там нам отвели место для разгрузки.

Машина уехала, о ребятах никто не вспомнил, и они пошли разыскивать место, где должна быть палатка их колхоза.

Журман с двумя рабочими уже разгрузили машину и устанавливали палатку. Тетя Маша, колхозная повариха, вытаскивала продукты и раскладывала их на рушники.

Когда палатка была готова, туда занесли все вкусности, включая бочонок вина. Ваня и Вася тоже приняли участие во всех работах вместе со взрослыми. Подъехал председатель колхоза Осарчук.

– Ну как, товарищи, все готово? – обратился он к рабочим.

– Все готово, товарищ председатель! – радостно доложили они.

– Замечательно! Маша, давай-ка отведаем, чем людей будем угощать, чтоб не опозориться в такой великий праздник.

Тетя Маша всем отрезала по куску сала, по куриной ноге, положила все это с хлебом на большую тарелку.

– Наверное, вкусно, – сказал председатель, – но на сухую не полезет. Журман, налей-ка по стакану вина.

Журман открыл кран бочонка, и в стаканы полилась живительная влага украинских виноградников.

– А нам? – промолвил Вася, видя, что Журман налил вина только для взрослых.

– Сопли вытри, – сказал Журман.

– Журман, не обижай ребят. В такой праздник можно и им по стакану вина, не больше. Тем более что они помогали здесь все довести до ума.

Журман налил Васе и Ване по стакану вина.

– Не опьянейте только, а то неприятностей от милиции не оберешься.

– Ты за собой следи. Тебе сегодня еще домой возвращаться, – ответил ему Вася.

Ребята пошли вдоль палаток, разглядывая, у какого колхоза она богаче.

В центре футбольного поля начали сооружать трибуну. Примерно через час, когда возведение трибуны было завершено, на поле выехала «Победа» бежевого цвета. Она остановилась возле трибуны, и из нее вышло несколько человек. Среди них выделялся мужчина средних лет в сером костюме, с галстуком, с гладко зачесанными назад волосами.

– Кириченко приехал, – раздались голоса в толпе.

Кириченко – это был первый секретарь районного комитета КПУ, которого знали и уважали в районе, фронтовик, танкист, участник битвы на Курско-Орловской дуге.

Народ начал собираться вокруг трибуны. Приехавшие поднялись на трибуну, вперед вышел Кириченко. Ласковое сентябрьское солнце отразилось блестками на боевых орденах и медалях первого секретаря.

– Дорогие товарищи! Друзья! – обратился он к собравшимся. – Сегодня у нашего народа огромный праздник. Триста лет назад народы Украины и России приняли решение на Переяславской Раде жить вместе. История показала, что это было правильное решение. Единство двух братских народов позволило им выжить, отстоять себя и свою землю от всякого рода врагов и завоевателей. Одна из самых грандиозных побед достигнута в кровопролитной войне с немецким фашизмом. Ценой огромных жертв и страданий завоевана эта победа, о чем мы должны помнить и чтить память тех, кто отдал свои жизни за нашу свободу.

Страна поднимается из руин. Уже много сделано, и это мы видим даже по обилию всего, что привезли наши колхозы и совхозы на нынешний праздник. Глаза разбегаются и слюни текут! И все это сегодня, в день праздника дружбы и единения, можно пробовать бесплатно. Спасибо вам, труженики полей!

Открывая праздник, хочу выразить благодарность нашей Коммунистической партии, ее руководству, верным ученикам великих вождей Ленина и Сталина за их заботу и усилия по укреплению нерушимой дружбы всех народов Советского Союза! Да здравствует братский союз украинского и русского народов! Да здравствует 300-летие воссоединения Украины и России! С праздником, дорогие товарищи!

После еще нескольких выступлений начался праздничный концерт. Лучшие силы самодеятельности всего района старались продемонстрировать свое искусство.

Ребята, сидя на траве стадиона, с огромным интересом смотрели и слушали артистов. Ване особенно понравился ученик 9-го класса Орджоникидзевской средней школы, который жил на центральной усадьбе совхоза «Роскошное». Он читал стихи Шевченко. У него самого была фамилия Шевченко. Читал он стихи мастерски. Особенно отрывок из поэмы «Сон»:

У всякого своя доля

И свий шлях шырокый:

Той муруе, той руйнуе,

Той нэсытым оком

За край свиту зазырае,

Чы нэма краины,

Щоб загарбать

И з собою взять у домовыну…

Когда парень закончил читать стихи, Ваня как будто пробудился ото сна, весь взволнованный и со слезами на глазах.

– Ваня, – удивленно спросил Вася, – ты чего плачешь?

– Да вовсе и не плачу я, – ответил Ваня, вытирая кулаком глаза. – Пойдем давай, посмотрим палатки.

Они прошли несколько палаток, попробовали угощения, выпили очень вкусную газированную воду «Ситро». Вася заинтересовался красивой коробкой папирос. На коробке золотыми буквами было написано «300 лет воссоединения России и Украины».

– Сколько эта коробка стоит? – спросил Вася.

– Ой, сынок, ты еще столько не зарабатываешь. Двадцать пять рублей. Здесь 300 штук папирос, – ответила женщина, которая в красиво вышитой кофте выглядывала из окна палатки.

– Да, действительно почти полкоровы, – со вздохом сказал Вася. – А одну папиросу купить можно?

– Одну разрешается давать бесплатно. Только вот я сомневаюсь на счет твоего возраста.

– А вы не сомневайтесь, сегодня праздник, – промолвил Вася, протягивая руку.

– Ладно, бог с тобой, возьми, только ему не давай, – указывая на Ваню, сказала женщина, протягивая Васе папиросу.

Отойдя в сторону, Ваня предложил переместиться под дерево и в его тени немножко передохнуть. Устроившись под деревом, Вася закурил, а Ваня из картонного стаканчика с удовольствием лакомился мороженым местного маслокомбината. Мимо проходила группа ребят, среди которых Ваня заметил Петю Данильчика.

– Петя, – окликнул Ваня, – доехал?

– Как видишь. Вы меня бросили на дороге!

– Кто тебя бросил? Сам не смог догнать машину, – отозвался Вася.

– Не сердись, мы же не специально, ты же сам видел, – сказал Ваня. – Домой вместе поедем?

– Нет, мы с пацанами здесь переночуем на стадионе, вечерний концерт посмотрим, а завтра утром на машине Журмана вернемся, с ним уже договорились.

– Может, и мы заночуем? – сказал Вася.

– Как? Завтра с утра в школу! Нет, я не могу, – возразил Ваня.

Ребята расстались. Ближе к вечеру Ваня и Вася на попутной машине вернулись на тот же перекресток, с которого они утром уезжали в районный центр.

Утром, при перекличке, Ваня объяснил Ольге Семеновне, почему отсутствует Петя Данильчик. И только к вечеру стало известно, что случилось несчастье. Петя и еще несколько ребят улеглись ночевать под машиной Журмана, его не предупредив. Рано утром шофер решил выехать в обратный путь. Он завел машину, начал трогаться, и только в это время спавшие ребята проснулись. Пете карданом довольно сильно рассекло голову, а еще одному мальчику наехали на руку и сломали ее.

Услышав крики, Журман остановил машину. То, чего боялся Журман, случилось. Приехали милиция, скорая помощь. Ребят забрали в больницу, а шофера – в милицию.

Только на следующий день, ближе к вечеру, Петю привезли домой. Когда Ваня посетил его, он увидел лежащего на кровати Петю с плотно замотанной бинтом головой.

– Как это случилось, Петя? – спросил Ваня.

– Когда машина завелась и начала двигаться, я проснулся и поднял голову… И тут меня карданом и стукнуло. Я потерял сознание и очнулся только в больнице. Врачи сказали, ничего страшного, череп и мозги на месте. Неделю надо будет отлежаться. Журмана жаль, у него права отобрали и грозятся штрафом.

– Да, жаль его. Ты выздоравливай. Я тебе буду приносить домашние задания, чтобы ты не отставал от уроков.

Только через две недели Петя вернулся в класс. Ребята сочувствовали ему, и Пете было приятно их внимание.

Школьные дела шли своим чередом. Учеба по-прежнему давалась Ване легко. Он много читал, ходил с ребятами в библиотеку. Особенно ему понравилось творчество Тургенева, его замечательные «Записки охотника», рассказы, «Бежин луг», «Лес и степь», повести «Первая любовь», «Ася». Со слезами на глазах читал он историю о Герасиме и Муму. Не все, может быть, понимал и воспринимал он в замыслах автора, но Ваня был в восторге от поэтической прозы Тургенева. Лучше всего, казалось Ване, автору удавались картины природы: тут ясно чувствовалась щемящая, меланхолическая поэзия, которая составляла главную красоту тургеневского пейзажа. И действительно, как было не восхищаться прелестью тургеневского пера: «…Только что наступившая летняя ночь была тиха и тепла; с одной стороны, там, где солнце закатилось, край неба еще белел и слабо румянился последним отблеском исчезнувшего дня, – с другой стороны уже вздымался сизый, седой сумрак. Ночь шла оттуда. Перепела сотнями гремели кругом, взапуски перекликались коростели…» Понравились Ване и сказки А. Пушкина, особенно о жадном попе и слуге его Балде. Ольга Семеновна поощряла любовь Вани к чтению и часто подсказывала ему, какие книги взять в библиотеке.

Время пролетело быстро. Пришла весна с ее благоуханиями цветущих садов, с заботами обрезки виноградной лозы, посадки овощей… Ване впервые предстояла сдача экзаменов, поскольку четвертый класс считался выпускным. В пятый класс предстояло ходить в другую школу за три километра от дома, в другом селе, которое называлось Ворошилово, хотя многие жители по старинке называли его Новая Махновка.

Ваня все три экзамена – диктанты по украинскому и русскому языку и арифметике – сдал на «отлично», закончив четыре класса с пятерками по всем предметам и с похвальной грамотой. Его друг Вася перешел в четвертый класс.

Они, как всегда, встретились на школьном дворе.

– Перешел я в четвертый класс, – похвастался Вася.

– Поздравляю. Постараешься, и четвертый класс закончишь, – сказал Ваня, протягивая руку другу.

– Последний год я буду в школе, какие бы мне оценки не поставили. Мне уже скоро в армию идти, а меня все в школе держат.

– Чего ты обижаешься? Сам виноват. Чем летом будешь заниматься?

– Меня пожарная команда приглашает, пойду к ним. Нравится мне, у них форма, лошади…

– Меня возьмешь с собой?

– Нет, Ваня, ты еще маленький. Там опасно, представь себе, вдруг пожар… Нет.

Друзья расстались, и Ваня пошел домой в хорошем настроении от того, что закончился учебный год, теперь он уже ученик пятого класса, что впереди каникулы, когда можно также с пользой провести время.

Мама встретила его словами:

– Ну как, сынок, закончил год, с какими успехами?

– Все, надо готовиться в пятый класс. Все экзамены сдал, получил похвальный лист, – не без гордости ответил Ваня.

– Молодец! И что только с тебя вырастет?! Чем летом будешь заниматься, может быть, отдохнешь немного, все же нагрузка в школе была большой? Все твои друзья отдыхают, ходят на речку, купаются, загорают…

– Ну какая там речка? Там в болоте утонуть можно… Я пока не знаю, чем буду заниматься. Надо Николая Сергеевича попросить, может быть, он что-то предложит. Я слышал, что наш колхоз объединяют с совхозом «Роскошное», будет общий совхоз. Теперь работать люди будут не за трудодни, а за зарплату. Хотелось бы заработать немного денег, надо учебники купить…

– Какой ты у нас хозяйственный! Да что же мы тебе учебники не сможем купить? Отдохни немного… Осенью Володя из армии вернется, тоже работать будет. Трактористы давно его ждут, не хватает специалистов.

– Не знаю, мамо. Если будет работа, я лучше поработаю.

Вскоре действительно колхоз имени Жданова объединили с совхозом «Роскошное», и бывшие колхозники в одночасье превратились в рабочих. Николая Сергеевича избрали секретарем объединенной партийной организации.

Ваня и батько обрабатывали молодые побеги виноградника, когда во дворе своего дома появился Николай Сергеевич.

– Ну что, Ваня, поговорим с Николаем Сергеевичем по твоей работе? – сказал батько.

– Конечно!

– Николай Сергеевич, – обратился он к соседу, – поздравляю тебя с избранием.

– Спасибо! Да уж не знаю, радоваться или плакать. Люди новые, работа новая… Хотя на фронте приходилось тоже партийной работой заниматься. Но то фронт… Единственное утешает, что теперь люди будут получать пусть и небольшие деньги, но два раза в месяц. Не надо будет ждать осени, чтобы продать заработанный хлеб и купить что-то из самого необходимого.

– Не переживай, справишься. На фронте труднее, там надо человека убедить идти на смерть, а здесь – всего лишь работать добросовестно. Николай Сергеевич, у меня к тебе просьба. Может быть, ты поможешь на лето Ваню к какому-либо делу пристроить? Парень хочет поработать.

– Не знаю, Игнат Иванович, водовозка занята… Только если пойдет помощником к пастуху теперь уже совхозного стада. Работа эта ему знакома. Пастух у нас новый, Вася Гомонюк, только что вернулся из Москвы. Немножко приблатненный, но, думаю, возле коров вся дурь выветрится.

– Ну как, Ваня, согласен? – спросил батько.

– Согласен, – ответил Ваня. – А мне тоже зарплату будут платить деньгами?

– Как всем, – сказал Николай Сергеевич, – два раза в месяц.

– Тогда тем более согласен, – сказал Ваня. – Спасибо, Николай Сергеевич!

– Завтра можешь приступать, я утром на планерке доложу директору совхоза товарищу Дунаеву.

За неделю примерно до этого разговора в пустующем соседнем доме поселилась семья цыган. В тот же день мама поинтересовалась, кто стали нашими соседями. Услыхав, что это цыгане, она промолвила: «Ну, вот теперь гляди в оба, чтоб ничего не пропало». Ваня пропустил эти слова мимо ушей. Он недавно прочитал какую-то книжку о войне, в которой рассказывалось, как немцы жестоко уничтожали цыган. Глава семьи – огромный цыган с черной бородой и усами, которого звали Бодюл. Работать он начал в кузнице вместе с дядей Митей. В семье Бодюла, кроме его самого и худенькой юркой жены, было две девочки и мальчик лет четырех-пяти. Девочки, сверстницы Вани, очень подвижные, веселые, вечно улыбающиеся, с черными кудрявыми волосами и озорными черными глазами. Когда Ваня впервые их увидел, он в растерянности остановился и не мог произнести слова… А девочки что-то на своем цыганском говорили и, глядя на смущенного Ваню, смеялись. Ваня смотрел на их лица, на слегка растрепанные волосы, на их наполненные смехом глаза, ресницы и… молчал. Когда он пришел в себя, то попытался познакомиться, хотя бы узнать, как их зовут. Едва-едва это удалось, поскольку девочки плохо говорили на украинском языке, а может быть, просто прикидывались. Тем не менее Ваня узнал, что одну из них зовут Мария, а вторую – Аурика. Через день они уже встречались как старые друзья. Аурика, чуть ниже ростом своей сестры, с белозубой улыбкой, щебетунья, вызывала у Вани ответную улыбку и даже смех, и какое-то непонятное доселе чувство радости. Сердце его так и прыгало, ему было и стыдно, и весело. Батько, заметив участившееся посещение Ваней соседей, пошутил:

– Ты что, в цыгане записался или присматриваешься, какую засватать? Славные девчата!

– Выдумаешь, батьку, – смущенно ответил Ваня.

И вот теперь, собираясь на новую работу, он почему-то с грустью подумал, что, наверное, видеть Аурику он теперь будет очень редко. Ваня вышел на улицу и подошел к соседнему дому. Вечерело. Аурика и ее сестра во дворе кормили курей, рассыпая им зерно. Аурика, увидев Ваню, с улыбкой сказала:

– Заходи, Ваня! Чего стоишь? Вон скамеечка, садись, мы сейчас курей покормим и поболтаем.

Ваня сел на скамеечку, наблюдая, как куры друг перед другом пытались как можно больше ухватить зерен.

– Ты чего сегодня какой-то молчаливый? – спросила Аурика, присаживаясь возле Вани.

– Ничего не молчаливый. Я завтра ухожу на летний скотный стан помогать коров пасти. Вот пришел с вами попрощаться. Теперь не знаю, когда увидимся.

– Ваня, а ты с кем пришел попрощаться – со мной или с Аурикой? – лукаво щурясь, спросила Мария.

– И с тобой, и с Аурикой.

– А я думала, с Аурикой. Она мне все уши о тебе прожужжала, – сказала Мария с лукавой усмешкой на чуть-чуть раскрытых губах.

– Вот выдумщица, – краснея и озаряя Ваню ясным и быстрым взглядом, сказала Аурика. – Ты не слушай ее, Ваня.

– Я не слушаю… Как я могу…

– Почему? Тебе сколько лет? Одиннадцать? А мне двенадцать! Я старше тебя! Ты мне должен всегда правду говорить, – возразила неожиданно Аурика. – Смотри на меня, почему ты на меня не смотришь?

Ваня смутился, он не знал, что сказать. Он поднял на Аурику глаза. Она улыбнулась как-то по-особому приветливо. Ваня смотрел на девочку, замечая, как луч заходящего солнца обливал мягким светом ее красивые пушистые волосы. На ней было легкое платьице, кончики ее босых запыленных ног выглядывали из-под него. Ему хотелось коснуться этих волос, этого платья…

Он чувствовал себя счастливым… Аурика опять усмехнулась, как бы угадывая мысли Вани.

– Как ты на меня смотришь, – медленно проговорила она и погрозила Ване пальцем.

Ваня покраснел, сам не понимая, от чего… «Она такая красивая…» – мелькнуло у него в голове.

– Мария, Аурика, – вдруг прозвучал голос мамы девочек, – хватить любезничать, надо приготовить отцу на завтра обед на работу.

– Ваня, ты обязательно заходи, когда у тебя будет время. Мы будем ждать тебя, – сказала Аурика, протягивая ему руку.

Неожиданно она наклонилась и поцеловала его в щеку. Ваня совсем растерялся, он не знал, что делать.

– Какой ты еще маленький, Ваня, – сказала Аурика, засмеялась и убежала вслед за сестрой в дом.

Придя домой, он долго не мог уснуть, очарованный разговором с Аурикой. То, что он ощущал, было так ново и так сладко… Ваня улыбался сам себе, вспоминая лицо Аурики, которое тихо плыло во мраке, губы ее все так же загадочно улыбались, глаза глядели задумчиво и нежно, как в то мгновение, когда она на прощанье протянула ему руку…

Ближе к утру Ваня проснулся от раскатов грома. «Гроза», – подумал он. И точно была гроза, на небе непрерывно вспыхивали яркие молнии. Они вспыхивали, трепетали и подергивались, как крыло подстреленной птицы. Ваня встал, подошел к окну, всматриваясь в предрассветную мглу. За окном пошел дождь, с каждой минутой усиливаясь. Молнии и раскаты грома не прекращались ни на мгновение. Ваня смотрел на двор, на деревца вишен под окном, на темные тени соседних домов, тоже как будто вздрагивающие при каждой вспышке… Утро стало заниматься. Ночь уступала свои позиции зарождающемуся дню. Дождь прекратился. С приближением солнца все бледнее выглядели молнии, они вздрагивали все реже и исчезли, наконец, затопленные светом возникавшего дня…

Во двор дома вошла тетя Аня, жена Николая Сергеевича.

– Гриппа, – позвала она маму, – скажи Ване, чтоб он сегодня не ехал на скотный лагерь, Николай Сергеевич еще не переговорил с директором.

– Здравствуй, Аня! – сказала мама, выйдя тоже во двор. – Спасибо, что предупредила. Он, наверное, еще спит. Я хотела уже его будить. Пусть еще тогда поспит.

Тетя Аня ушла к себе. Мама вошла в комнату и увидела Ваню уже на ногах.

– Ты чего так рано, Ваня? – сказала она. – Тетя Аня передала, чтобы ты сегодня оставался еще дома.

– Я слышал, будет время почитать интересную книгу про летчиков. «Два капитана» называется. Позавчера ходил в Горьево.

– Поспи еще. Успеешь прочитать.

– Хорошо! Только дай мне стакан молока.

– Сейчас принесу парного, только подоила Майку.

Ваня выпил молоко и прилег на постель с книжкой в руках. Через полчаса сон все же сморил его, и он уснул. Проснулся он, когда на дворе был почти полдень. На улице ярко светило солнце. Ваня вышел во двор и стал возле ворот. После дождя улица превратилась в огромное болото, наполненное жирной жижей черного, как нефть, цвета. От дома цыган вышла лошадь, на которой верхом сидел мальчик, брат Аурики, с узелком в руках.

Когда лошадь поравнялась с Ваней, он спросил мальчика:

– Михась, куда это ты едешь?

– Везу папе обед в кузницу.

Прошагав еще несколько шагов, цыганская лошадь вдруг остановилась прямо среди огромной лужи. Когда мальчик босыми ногами попытался ударить ее по бокам, она вдруг подогнула передние колена и рухнула в лужу. Михась слетел через голову лошади, упал в лужу, и черная жижа покрыла его с головой. Лошадь тут же поднялась, развернулась и пошла в сторону своего дома. Цыганенок стоял в луже выше колен, весь черный с ног до головы, чернее негра, и плакал.

– Не плачь, – сказал ему Ваня, – ничего страшного не случилось. Давай руку, я тебя выведу на сухое место.

Ваня засучил штанины, взял Михася за руку и вытащил его из лужи. Вдвоем они пошли к цыганскому дому. Во дворе была Мария. Увидев грязного Михася, она не удержалась от смеха.

– На кого ты похож? Я же тебе говорила, пешком иди. Тебе захотелось на лошади. А где обед?

– Он там, в луже утонул, – за Михася, который стоял и шмыгал носом, ответил Ваня. – Ты не ругай его. Если надо отнести обед, я могу это сделать.

– Спасибо, Ваня! Мы сами справимся. Я или Аурика отнесем обед чуть позже. Правда, Аурике что-то нездоровится.

Ваня ушел к себе с каким-то щемящим чувством разочарования, что ему не удалось увидеть Аурику. Но скоро он об этом забыл, углубившись в чтение книги.

На следующий день с самого раннего утра Ваня вместе с доярками и собакой Кудликом отправился на летний скотный двор. Встретил их новый пастух – Вася Гомонюк. Это был симпатичный парень невысокого роста, лет семнадцати.

– Так это и есть мой дублер? – указывая на Ваню и улыбаясь, задал он вопрос неизвестно кому. – А в детском садике никого более подходящего не нашлось?

– Да он лучше тебя справляется со стадом, – вместо Вани ответила доярка тетя Дуся. – У него опыт побольше твоего будет. Ты, наверное, в Москве телок местных на асфальте пас, а он целое лето с колхозными коровами все поля обошел. Ты еще не раз спасибо скажешь, правда, Ваня?

Ваня промолчал, пропустив мимо ушей все вопросы. Он увидел бугая Васю, который начал приближаться к нему.

– Пацан, – крикнул пастух, – уйди от бугая, пока цел.

На удивление пастуха Ваня тоже двинулся навстречу бугаю. На ходу он отломил в торбе кусок хлеба и, подойдя к бугаю, протянул ему руку с хлебом.

– Вася, дружище, ты еще живой? – проговорил Ваня, протягивая ему хлеб.

Бугай сначала обнюхал Ваню и только потом взял из его руки хлеб. Прожевав хлеб, бугай лизнул Ваню по щеке. Все это время Ваня чесал бугаю его огромный лоб, шепча ему какие-то только им понятные слова.

Пастух стоял с раскрытым ртом от удивления.

– Ну, ты смелый парень, – сказал он Ване, когда тот подошел к нему. – Тебя как зовут?

– Ваня.

– Хорошее имя, а меня Вася, Вася Гомонюк.

– Слышал.

– Надеюсь, мы подружимся.

– Почему бы нет? Целое лето вместе проведем.

Доярки уехали, и стадо коров отправилось на пастбище. С каждой минутой становилось жарче. Ваня и Вася сидели в тени кустарника и тихо переговаривались. Рядом, также в тени, прилег и Кудлик, высунув от жары свой язык. Приятно было вдыхать воздух, напоенный накопившимся запахом ночи, свежей горечью полыни, медом гречихи и «кашкой» акации. Голова томно кружилась от избытка благоуханий. Вдали желтела поспевающая пшеница, тёмно-зелёной стеной стояли кукуруза и конопля…

– Кушать хочешь? – спросил Вася. – У меня есть сало, помидоры, огурцы…

– Конечно, надо позавтракать, – ответил Ваня. – Но от сала только пить будет хотеться. Давай лучше попьем молока с хлебом.

– У тебя есть молоко? – удивленно спросил Вася. – Что-то я не заметил его в твоей торбе.

– Зачем в торбе? У нас целое стадо коров. Вот кружка, сейчас подойду к корове и подою…

– Ну ты клевый пацан! Не перестаешь сегодня меня удивлять. Давай, покажи класс…

Ваня отправился доить корову, а Вася замурлыкал песню:

Эту песню пел с эстрады Глеб Романов,

Стала песенка сплошным для всех дурманом.

Остиляжили ее и дико воют,

Превращая песню в бешеный фокстрот…

Одесса-мама, Лос-Анджелос

Объединились в один колхоз.

Колхоз – богато там все живут,

Коров там доят, а баб…

– Кончай петь, давай молоко пить, – сказал Ваня, неся наполненную теплым молоком кружку.

– Вкусное молоко, – отхлебнув из кружки, сказал Вася. – Такого даже в столице нашей Родины не попробуешь… Эх, Ваня, Москва, Москва! Ничего ты не понимаешь в той жизни, которая есть помимо этого стада и этой сожженной солнцем степи… Залитые светом улицы, шикарные магазины, рестораны, шикарные девочки… Ты там не был, а я был, видел и даже участвовал… Жизнь возле коров не для меня.

– Так зачем ты тогда вернулся в деревню, если она тебе не по душе?

– Пацан, ты не можешь этого понять. Бывают иногда обстоятельства, которые вынуждают делать то, чего тебе не хочется. Еще немного, и я мог бы загреметь за решетку. Мы с другом занялись фарцовкой иностранных шмоток, и это очень не понравилось ментам. Друга прихватили, и теперь он мотает срок, а я был вынужден бежать в родную деревню…

Вася задумчиво жевал соломинку, прикрыв глаза ладонью. Трудно было сказать, то ли он впал в воспоминания, то ли прятал глаза с возможно набежавшей слезой.

– Да не расстраивайся ты так, – сочувственно сказал Ваня, – ничего с твоим другом не случится.

– Спасибо, пацан, за молоко и доброе слово. Конечно, мне жаль друга, но, поверь, еще больнее было расставаться с моей девушкой – Анжелой… Ты не представляешь, какая она красавица! Фигурка точеная, груди, ножки… У нас с ней ничего серьезного не было, всего раз поцеловались… Постой, а у тебя есть своя девушка? Да ты не стесняйся!

Ваня почему-то подумал об Аурике, но не решился произнести ее имя вслух.

– Нет у меня никакой девушки, только две сестры…

– Зря, Ваня, теряешь время. Сестрички – это замечательно! Своя девушка ни с чем не сравнима. С ней можно ощущать то, что с сестрой никогда не ощутишь. В твоем возрасте у меня было уже несколько своих девушек.

– Зачем тебе много девушек?

Вася рассмеялся.

– Да ты еще пацан, Ваня. Девушек много не бывает.

За два месяца каникул Ваня много чего узнал от своего напарника о жизни взрослых людей. Вася рассказал ему о своих многочисленных «победах» над сердцами девушек. Иногда у него даже слезы выступали на глазах, когда Вася описывал расставание со своей очередной любимой девушкой. Ему было жаль, что реальная или придуманная Васей очередная Света или Валя больше никогда уже не встретит своего возлюбленного.

Иногда Ваня задавал вопрос:

– Зачем ты обманывал девушек, что ты уезжаешь или тебя увозят?

– А что ты прикажешь делать, жениться на них? Я не собирался.

Однажды в вечернюю дойку Ваня услышал, как доярка тетя Дуся говорила другой доярке:

– Галя, ты слышала новость? Сегодня цыган – кузнец разругался с управляющим отделения совхоза. Не понравилась ему его зарплата. Вы, говорит, за целый месяц, что я каждый день размахивал молотом, заплатили всего шестьдесят рублей. Чем я буду кормить семью? Да за такие деньги я лучше уйду в табор, там, по крайней мере, хоть чистый воздух, а не гарь кузнечная. Я сегодня же покину село вместе с семьей. Управляющий пытался его успокоить, но цыган только плюнул, собрал свой инструмент и покинул контору.

– Я давно говорила, – ответила Галя, – что цыгане долго у нас не задержатся. Не те это люди, они свободу любят. Уедет цыган, вот увидишь.

– И я так думаю, что уедет…

Ваня остановился от услышанного. «Если цыган уедет, то вместе с ним уедет и Аурика, – неожиданно для себя подумал он. – Что делать? Я ее больше не увижу? Я ее должен увидеть!»

– Вася, – обратился он к своему напарнику, – ты боишься остаться на ночь один? Мне нужно с доярками уехать в село.

– Почему так вдруг? Что-то случилось?

– Ничего не случилось. Мне нужно срочно заполнить анкету для школы, – соврал Ваня, покраснев.

К его счастью, Вася краски на лице не заметил.

– Хорошо, езжай! Думаю, ничего страшного не произойдет.

– Конечно, – обрадовался Ваня, – с тобой Кудлик остается. Я утром вернусь.

После вечерней дойки Ваня уехал на телеге вместе с доярками.

Когда он подошел к дому цыган, было уже темно. Темно было на улице, окна дома тоже были темными. У Вани в груди что-то защемило от недоброго предчувствия. Он приблизился к дому, вошел во двор… Стояла необычная тишина. Он заглянул в окно, которое посмотрело на него черной провалиной. Дом был пустой…

«Опоздал, – пронеслось в голове Вани, – опоздал… Уехали!..»

Он почувствовал, что по его щекам сами собой потекли почему-то слезы. Ему было обидно, что он опоздал. Ваня присел на скамейку, на которой совсем недавно сидели они с Аурикой.

«Куда она уехала? – думал Ваня, – Может быть, даже в Молдавию. Цыгане кочуют как перекати-поле. Они должны вернуться», – успокаивал он сам себя.

Теплый летний ветер приятно освежал уставшее за день тело Вани. Из-за акаций, растущих на участке соседей Сивацких, показался краешек Луны. Он становился все больше, освещая собой все вокруг, казалось, что это какая-то огромная волшебная лампа всплывает из земной пучины…

К Ване подошел котенок, потерся об его ногу и жалобно мяукнул.

– Ну что, и тебя бросили? – обратился он к котенку, – пойдем со мной, я тебя молочком попою.

Ваня взял котенка на руки и пошел с ним через дорогу к своему дому.

Во дворе мама еще что-то делала возле плиты, хлопотала. Увидев Ваню, она удивленно спросила:

– Ваня, ты почему здесь? Что-то случилось?

– Почему должно случиться? Пришел новые книги взять с собой, – придумал он на ходу. – Не видели, я приносил книгу М. Коцюбинского «Тени забытых предков»?

– Твои книги в комнате, а какие они, я не знаю, я ведь читать не умею.

– Мамо, дайте котенку молока и мне стакан, да я пойду спать, завтра рано снова надо ехать на стан.

– Сейчас принесу. А котенок чей?

– Это цыган, которые сегодня уехали, – сказала Аня, выйдя из дома во двор. – Они сегодня погрузили свои вещи на телегу и все уехали.

– А куда они уехали? – спросил Ваня.

– Почему ты спрашиваешь? – хитро улыбаясь, переспросила Аня. – Про Аурику хочешь узнать? Так она тоже уехала.

– Ничего я не хочу, – ответил Ваня, беря из рук мамы стакан молока.

Выпив молоко, он пошел в свою комнату, разделся и лег на кушетку. Спать не хотелось, в голове бродили разные мысли о новой школе, о том, что завтра снова надо будет вслед за стадом брести босяком по колючей степи под палящим солнцем, об Аурике… «Нет, больше я ее никогда не увижу», – думал он.

Но Ваня ошибся. Это было весной, почти пять лет спустя. Он заканчивал девятый класс. Однажды утром он на велосипеде ехал лугом, на котором с вечера цыгане разбили свои шатры. Возле одного из них стояла молодая цыганка с ребенком на руках. Проезжая в нескольких десятках метров от шатра, Ваня увидел, что цыганка повернулась в его сторону. «Боже мой, Аурика?» – пронеслось в его голове. Сердце в груди учащенно забилось. Он остановил велосипед, всматриваясь в девушку. Девушка тоже смотрела на него и, кажется, улыбалась. «Надо подойти, спросить», – подумал он. Из шатра вышла старая цыганка, что-то сказала девушке, сердито взглянув на Ваню, и девушка скрылась в шатре. «Как похожа! – промолвил мысленно Ваня. Но у нее ребенок… Может быть, он сестры или вообще чужой? – мысли проносились одна за другой. – Буду возвращаться из школы, обязательно постараюсь ее увидеть и расспросить. А сейчас надо ехать, а то опоздаю на первый урок», – подумал Ваня, садясь на велосипед.

После уроков он снова поехал лугом, всматриваясь в то место, где он увидел девушку, похожую на Аурику. От табора не осталось и следа… Ваня остановил велосипед и долго стоял, склонив голову в задумчивости. Снова, как и пять лет назад, Аурика уехала, не сказав ни слова… Была ли это Аурика? Этот вопрос остался без ответа…

Утром Ваня вернулся вместе с доярками на стан. Их встретил возбужденный Вася. Он нервно курил и мял в руках кнут.

– Что произошло? – стали спрашивать его доярки и кучера.

– Ночью напали волки. Я не знаю, сколько их было. Их учуял твой пес, Ваня. Он залаял и побежал вон в ту строну. Собака потом завизжала, и ее голос вскоре пропал. Я выскочил из куреня с палкой в руках, стал стучать и кричать. На крик прибежал Федор Щербань с ружьем. Это меня и спасло. Он несколько раз выстрелил в воздух, и все успокоилось, успокоились и коровы, которые сбились в тесный гурт. Я до утра так и не смог уснуть. Собака твоя, Ваня, не вернулась, не знаю, что с ней.

Все какое-то время стояли молча под впечатлением от услышанного.

– Да, развелось волков. Говорили директору совхоза, что надо просить охотников заняться отстрелом волков, – проговорил один из кучеров, – так в ответ все отнекивался. Теперь, думаю, примет меры. Если их нападет три-четыре особи, они полстада перережут.

– Давайте начинать дойку, – обратилась к дояркам тетя Дуся, – помочь мы здесь ничем не сможем. Доложим бригадиру, управляющему, пусть принимают меры. Ребятам надо хоть ружье выделить.

Когда дойка закончилась и доярки собрались ехать, Ваня подошел к тете Дусе.

– Тетя Дуся, если будете проходить мимо нашего двора, спросите у мамы, не прибегал ли домой Кудлик, наша собачка.

– Хорошо, спрошу, Ваня.

Во второй половине дня, на дневную дойку приехал бригадир Сергей Соколенко. Он привез ружье и пачку холостых патронов.

– С дробью патронов не даем, а то еще сами себя перестреляете. Холостыми волков можно тоже отпугнуть, – сказал он на замечание Васи.

Ваня смотрел на тетю Дусю, ожидая от нее известия о Кудлике.

– Нет, Ваня, нет твоей собаки дома, не прибегала. Скорее всего, ее волки съели, – сказала она Ване.

– Не может этого быть. Кудлик – умная собака, – возразил Ваня.

– Ну, не знаю, – сказала тетя Дуся, взяв в руки ведро и направляясь к коровам.

После дневной дойки, как всегда, стадо с пастухами отправилось на пастбище. За стадом присматривал бугай Вася, а ребята каждый увлеклись своими делами. Вася, положив рядом с собой ружье, что-то записывал в тетрадку, а Ваня углубился в чтение повести М. Коцюбинского «Тени забытых предков». С первых же страниц чтение так увлекло его, что он перестал ощущать окружающую его реальность. Это был удивительный рассказ о жизни и любви с раннего детства двух молодых гуцулов – Ивана и Марички, написанный чарующим языком, полным поэзии и аромата Карпат. Углубляясь в текст, Ване все более казалось, что Маричка – это Аурика. У него снова покатились слезы, когда он дошел в рассказе до того места, где Иван вынужден был расстаться с Маричкой и уйти в горы пасти чужую отару. Вернувшись к зиме с полонины, он узнал страшную новость – больше нет его Марички, она утонула в Черемоше. «Огромная жалость схватила Ивана за сердце. Его тянуло прыгнуть со скалы в пропасть: “На, жри и меня!” Но потом щемящее чувство погнало его в горы, дальше от реки. Закрывал уши, чтобы не слышать предательского шума, что принял последнее дыхание его Марички. Блуждал в лесу, между камней, в заломах, как медведь, что зализывает раны, и даже голод не мог вернуть его в село. Находил ежевику, чернику, пил воду с потоков и тем живился. Люди думали, что он погиб с большого горя, а девушки сложили спеванки об их любви и смерти, которые разошлись по горам. Шесть лет не было слышно о нем, на седьмой неожиданно появился. Худой, почернелый, намного старше своих лет…»

– Ваня, – прервал его чтение Вася, – смотри, скот зашел в коноплю. Пойди выгони его оттуда.

Ваня закрыл книгу и пошел выгонять коров с конопляного поля. На обратном пути, проходя мимо небольшого куста шиповника, он заметил торчащий из куста чей-то хвост. Подойдя ближе, он в ужасе остановился. Это был хвост Кудлика, рядом лежала и голова собаки…

«Кудлик, – пронеслось в голове у Вани, – бедная собачка! Верный друг! Догнали тебя волки». И слезы снова выступили на глазах Вани. Открытые глаза головы собаки с грустью смотрели на Ваню.

– Ваня, ты чего там застрял? – отвлек его от грустных мыслей голос Васи. – Иди, я тебе прочитаю свое письмо к Анжеле в Москву.

– Потом прочитаешь. Дай мне твою маленькую лопату, пойду похороню Кудлика, – сказал Ваня, вернувшись к Васе. – Съели его волки.

– Жаль, хорошая и умная была собачка. Пала смертью храбрых, защищая социалистическую собственность.

– Ладно тебе! Дай лопату!

Вася расчехлил саперскую лопату, которую он носил всегда при себе, и отдал ее Ване.

– Держи! Может, тебе помочь?

– Не надо, сам справлюсь.

Ваня вернулся к кусту шиповника и стал копать могилу для своего верного друга. Копать было тяжело, земля была твердой, наполненная корнями кустарника и ковыля. Пот струился с лица Вани, но он его не замечал. Через полчаса могила была готова. Ваня сложил в нее останки Кудлика, засыпал их свежей землей, нарвал ковыля и покрыл этот маленький бугорок роскошным шелком южной степи. Он еще долго потом стоял над могилой любимой собаки в задумчивости, перебирая в памяти разные случаи их общения…

Лето закончилось. Первого сентября Ваня отправился в новую школу. В пятом классе было много новых учеников, с которыми он не был знаком. С некоторыми из них Ваня быстро сдружился. Это был мальчик из села Новосветовка, Вася Копыщик, из центральной усадьбы совхоза – Ваня Гулий, и из села Ворошилово – Коля Капука. Теперь разные предметы читали разные преподаватели: математику – Валентина Михайловна, молодая, очень красивая женщина; русский язык – Николай Иванович Озеров, человек старой формации, еще дореволюционного интеллигента; историю – Ольга Терентьевна, приятная, добрая женщина, которая стала классным руководителем пятого класса; географию читал Илья Иванович Перчеклий, он же директор школы; украинский язык – Полина Илларионовна, маленькая, хрупкая женщина с красивыми жгучими черными глазами, жена директора школы.

В семье директора, которая жила прямо в школе, было двое детей – дочь Наташа, красивая девушка, похожая на отца, студентка Одесского университета, и сын Владимир, ученик восьмого класса. Володя был физически очень крепким парнем, невысокого роста, с мощными бицепсами. Он мог десять раз подтянуться одной рукой на перекладине. Ваню такое упражнение просто поразило. Он двумя руками еле подтягивался несколько раз на турнике. Увидев, как Володя легко справляется со своим телом, Ваня тоже решил заняться своими мускулами, и теперь каждый день после уроков по пути домой он заходил в свою школу рядом с домом и там, на перекладине, выполнял подтягивание до изнеможения. Постепенно это дало свои результаты.

Володя был увлеченным еще одним предметом – кино. Он сам смастерил проектор для диафильмов, который использовал в качестве источника света Солнце. Ваня был поражен увиденным диафильмом об изобретателе Кулибине, который Володя показал однажды школьникам. Он заинтересовался конструкцией проектора и вскоре сам сделал такой проектор, с помощью которого он показывал диафильмы детям, своим соседям, в сарае, натянув там старую простыню. Через три года, когда Володя окончил школу, он не стал поступать в институт или университет, а поступил на курсы сельских киномехаников и потом многие годы «крутил» кино по деревням и селам всего района.

В конце сентября из армии вернулся брат Володя в военной форме, подтянутый, молодой… Дома он долго не задержался, женился и уехал жить на Веселый Кут. Из армии вернулся и жених сестры Любы. К тому времени у них родилась девочка Таня. После регистрации брака Люба ушла жить к мужу – Кузьме Тихончуку. Сестра Оля тоже вышла замуж и уехала в другое село – Воробьево. В доме из детей с родителями остались только Ваня и Аня.

Из Западной Украины пришло письмо от Клима, который также вернулся из армии. Но вернулся не один, а с женой Таней, с которой он расписался еще в армии в городе Горький, где Клим проходил службу. В письме он писал, что занят ремонтом дома и домашним хозяйством. Батько и мама были за него рады, говорили, что надо будет съездить на родину в гости.

Посаженный виноград начал давать полноценный урожай. Настала пора его уборки. В субботу вечером батько обошел всех соседей, чтобы пригласить на уборку винограда. К этому времени батько изготовил бочки под вино, подготовил их выпариванием и вымачиванием, установил во дворе большой пресс, другую посуду под сусло. На следующий день, в воскресенье, с самого утра начали сходиться соседи. Когда большинство явилось, батько отвел их в виноградник и рассказал, как и с каких кустов собирать виноград.

Работа закипела. Ваня помогал батьку дробить виноград и отжимать сок прессом. Батько отжатый сок сливал в бочки в погребе. Мама хлопотала возле плиты, готовя обед для сборщиков.

Часам к трем по полудню виноград был собран и триста ведер вина залито в бочки.

– Дорогие соседи, мойте руки и садитесь за стол! – призвал всех батько.

Мама уставила стол закусками, поставила несколько бутылок водки, разложила нарезанный хлеб… Все уселись за столом. Батько поднялся для тоста:

– Дорогие соседи! Спасибо, что откликнулись. Получен первый очень хороший урожай. Мы сегодня залили триста ведер виноградного сока. Значит, вина будет где-то ведер двести восемьдесят. К Новому году обещаю каждому, кто сегодня помогал с уборкой, по ведру хорошего вина. А сейчас давайте поднимем рюмки за всех вас, дорогие соседи, за ваше здоровье. Спасибо! Выпивайте и закусывайте.

Стояла замечательная теплая погода. После выпитых рюмок за столом завязалась оживленная беседа. Необычно грустным сидел за столом дядя Митя. Он выпил, почти не закусывая, курил папиросу за папиросой.

– Митя, – обратился к нему батько, – ты сегодня какой-то другой. Что случилось?

– Игнат, брат! Меня уже черти хватают от горя за мою девочку, за мою Галю, которая поехала после школы в Одессу в поисках счастья в виде капитана дальнего плавания. Второй год она в Одессе. Но ей там голову закружили фраера с Молдаванки, разодетые, как птицы колибри, и похотливые, как девушки, познавшие любовь. Моя Галочка – простая девушка из провинции, могла ли она устоять против их ухаживаний? Глупый вопрос. Мое дитя попросилось на травку и пошло по рукам. На мои возражения она ответила, что имеет свой интерес в жизни, как любая девушка в Одессе. И почему именно она должна жить как ночной сторож при чужом складе? И если я буду вмешиваться, то она сделает конец своей жизни… И разве она не права? Но вчера мне прислал телеграмму брат Гриша, в которой написано, что ее посадили в кутузку, могут и в тюрьму за связь с бандитами, в лучшем случае вышлют из Одессы…

– Не убивайся ты так, – сказал батько, – может, еще все наладится.

– Нет, Игнат! Ты не знаешь одесских мусоров, а я знаю. У меня нет там больше друзей. Лева Бык умер последним. И теперь мне нет помощи ниоткуда, я один, как бывает один бог на небе…

И у дяди Мити на глазах показались слезы.

– Пойду я, Игнат, домой… Спасибо тебе. Ты хороший человек.

– Это тебе спасибо, Дмитрий Павлович!

Ване учеба, как всегда, давалась легко. Учителя к нему относились с симпатией, особенно Полина Илларионовна, которая всячески поощряла его тягу к чтению. В классе все ученики были примерно одного возраста. Где-то ближе к Новому году в классе появился мальчик постарше года на два, воспитанник детского дома по фамилии Яралов. Появившись, он сразу проявил свой хулиганистый характер, задирался, обижал девочек, ругался, используя ненормативную лексику, что вносило некоторый дискомфорт в атмосферу класса. На замечания ребят он не реагировал, а девочкам отвечал грязными намеками. К счастью, длилось это недолго. Примерно через месяц на уроке украинского языка Яралов одной из девочек показал неприличный жест. Это увидела Полина Илларионовна. Внешне она разительно вдруг изменилась, глаза налились кровью, губы посинели, и на них показалась пена. Она схватила чернильницу, подбежала к Яралову и трахнула его этой чернильницей по голове. Чернило залило все лицо хулигана. Он явно не ожидал такой реакции учительницы. Полина Илларионовна продолжала наносить ему удары по голове чернильницей, выкрикивая отдельные слова: «Сволочь!!! Подонок!!! Ты что думаешь, что я не понимаю, что ты показываешь!!! Вон из класса!!!..»

Все ученики вжались в свои парты, они не ожидали такой реакции от учительницы, которая всегда была очень доброжелательной в отношениях с ними, всегда приветливо улыбалась. В то же время все одобряли такую реакцию на поведение Яралова, который успел уже всем надоесть. Полина Илларионовна тоже вышла из класса, чтобы привести себя в порядок.

На следующий день Яралов не появился в школе, не появился он и в последующие дни. Как потом выяснилось, он был снова отправлен в детдом. На этом настояла и его родная бабушка, которая забрала его из детдома, но вскоре осознала свою ошибку.

В течение этого учебного года произошло еще одно событие, которое запомнилось всей школе надолго. В феврале 1956 года состоялся 20-й съезд КПСС, на котором Н. С. Хрущев «развенчал» культ личности Сталина. Определенным образом восприняли эту новость и учащиеся школы. В один прекрасный день на фотомонтаже с портретами руководителей страны, который висел в коридоре школы, кто-то испортил портрет Сталина. Его разрисовали чернилами, выкололи глаза… То есть совершили свой суд над попавшим в немилость вождем. Проходя по коридору и увидя изуродованный портрет Сталина, директор школы чуть не лишился чувств. Он побледнел и схватился за сердце. Приказал немедленно снять фотомонтаж. При жизни вождя это могло закончиться для директора весьма печально. Но на этот раз репрессий не последовало для директора. Виновники порчи школьного имущества были найдены. Ими оказались два ученика седьмого класса. Обоих их исключили из школы, но спустя месяц они были восстановлены.

С хрущевской оттепелью связан еще один забавный эпизод. Учитель русского языка Николай Иванович на одном из последних уроков учебного года сказал:

– Дети, в стране настали новые времена. Никита Сергеевич Хрущев дал нам полную свободу. Поэтому и сочинение у нас сегодня будет необычное. Пишите только то, что вы действительно думаете. Ничего не приукрашивайте. Тема сочинения: «Хорошо в стране родной».

Ване захотелось как можно точнее исполнить задание преподавателя. После мучительного размышления в нем проснулся поэтический дар, и он написал сочинение в стихах:

Хорошо в стране родной для людей трудиться.

А на Западе совсем лучше не родиться:

Там у них народ все мрет или вымирает,

А у нас – наоборот. Это каждый знает.

И близко то время, когда уж над нами

Заря коммунизма, сияя, взойдет,

И партия нас, как когда-то Сусанин,

К заоблачным высям вперед поведет!

Николай Иванович, прочитав этот «шедевр», посоветовал Ване никому его не показывать и пока воздержаться от поэтического творчества. Правда, оценки никакой не поставил.

Друг Вани, Вася Копыщик, тоже пострадал за слово правды. Кто-то ему подарил американский доллар. Вася решил на этом подзаработать и показывал этот доллар всем желающим, но за деньги. Слухи дошли до директора школы. Решили Васю вызвать на педсовет. Перед тем как идти на ковер, Вася посмотрел фильм из жизни народного заступника Олеко Дундича. Там этот заступник на суде произносит обличительную речь.

И вот, когда Васю, после увещеваний, попросили сказать что-то в свое оправдание, он проговорил, буквально, следующее:

– Кровопийцы! Душители трудового народа! Это в ваших шахтах и рудниках мы гнем свои натруженные спины. Но трепещите! Час расплаты не за горами! Дубина народного гнева уже поднялась над вашими головами! Сегодня вы судите меня – но завтра вас будет судить история!..

Услышав эту пламенную речь, Илья Иванович, напуганный, как ему показалось, антисоветчиной, побагровев, крикнул:

– Пошел вон отсюда! Чтобы я тебя больше не видел в школе!..

Васю спасло только то, что его родной тетке, работавшей санитаркой в сельской лечебнице, удалось достать справку, что в тот день Вася от страха перед педсоветом путал реальность с вымыслом. Таким образом, он был восстановлен в школе.

В конце учебного года пятиклассники сдавали выпускные экзамены по математике, по украинскому и русскому языкам. Все экзамены письменные. Ваня все экзамены сдал на «отлично» и, как всегда, закончил пятый класс с похвальной грамотой. Придя домой, он поделился этой новостью с мамой и Аней. Мама похвалила его, угостив вкусной плациндой и свежим молоком.

– Чем будешь заниматься на каникулах? – спросила мама.

– Не знаю. Николай Сергеевич говорил, что можно попробовать пристроить к трактористам на сеялки или на току зерно перебирать…

– Ты не торопись, отдохни немного, с ребятами пообщайся, а то сидишь над своими книжками.

– Да я и так общаюсь. Завтра договорились сходить в Горьево в библиотеку обменять книги. Хочу Жюль Верна почитать. Ребята говорят, очень интересные книги у него. Фантастика, приключения! Про моряков люблю, летчиков.

– Вот окончишь школу, поступишь в мореходное училище и сам будешь моряком.

– Когда это еще будет!

– Ваня, время бежит очень быстро. Кажется, совсем недавно мы сюда переехали, а ты уже в шестой класс перешел…

Ваня целую неделю оставался дома. Помогал маме посадить в огороде, много читал, иногда с ребятами на ровной площадке под горой играл в футбол.

В один из этих дней, когда они играли в футбол, раздался шум и крики: «Пожар! Пожар!»

Горела землянка бабки Василины, одинокой женщины, хата которой была под горой, несколько на отшибе от села.

Все ребята побежали на место пожара. Возле землянки уже собралось с десяток человек народа. Некоторые из них помогали выносить нехитрый скарб бабки Василины. Вдруг, оглашая округу звоном медного колокола, к месту пожара подкатила телега, выкрашенная в красный цвет, с установленной на ней ручной помпой и тремя пожарными. Старшим оказался Вася Жарук.

– Внимание, товарищи бойцы! – закричал он, соскакивая с телеги. Вижу пожар второй степени. На боевой рубеж выходи!

Пожарные также спрыгнули с телеги.

– Стоп, стоп! – закричал Вася. – Почему спрыгнули медленно? Давайте снова на телегу и спрыгните еще раз!

– А может, тушить начнете? – раздался чей-то голос. – Вон уже и крыша горит.

– Кто здесь ответственный – вы или я? – возмутился Вася. – Где мне подчиненных учить, как не в боевой обстановке? Вижу пожар теперь уже третьей степени! На боевой рубеж выхо-ди!..

Пожарные проворно спрыгнули с телеги.

– Ну вот, теперь гораздо лучше, – оценил Вася.

Но один из бойцов присел, схватившись за ногу.

– А, черт, нога!..

– Что «нога»? – спросил его Вася.

– Да вот, подвернул, черт бы ее побрал.

– Ну, ничего. Это даже хорошо. Рядовой Предыбайло, вправьте ему сустав!

– Не даются мне эти переломы, товарищ командир.

– Какие переломы, у Аверченка вывих!

– Так это сейчас у него вывих, а как я за лечение возьмусь, будет перелом.

– Не станет этот дом гореть два часа, – заметил кто-то из собравшихся селян, – максимум минут двадцать.

– Ладно, – сказал Вася, – ты, Аверченко, пока отползи в сторонку, а ты, Предыбайло, бери брандспойт и подсоединяйся к колодцу. Где у вас тут колодец?

– Какой колодец? У бабки Василины возле дома отродясь колодца не было, – сказали из толпы.

– Так что же вы тогда технику сюда вызвали, людей? И что это за мода такая пошла – чуть дом загорится, сразу пожарников вызывать? Мы тут стараемся, делаем все возможное и невозможное… Теряем личный состав! А у вас даже колодца нет.

– Колодец есть, но он вон внизу, возле огорода Яремчука, – сообщили из толпы. – До него метров сто будет.

– То есть как это? – растерянно спросил сам себя Вася.

– А что если мы, товарищ командир, трофейный брандспойт подключим? – предложил Предыбайло. – У него, наверное, шланг достанет.

– Отставить трофейный! Мы его бережем для особенно ответственных возгораний. Если совхозная контора, не дай бог, загорится или дом директора совхоза.

– Да не загорятся они. Вон сколько лет прошло, а еще ни разу не горели. Так и не узнаем мы никогда, что же оно такое, эта зарубежная техника.

– Ну, так и быть, подключайте! – сдался Вася.

– Слушаюсь! – обрадовался Предыбайло и, подхватив брандспойт, побежал к колодцу.

– Надеюсь, в доме никого не осталось? – спросил Вася у бабки Василины.

– Да нет, – ответили из толпы, – мы даже и вещи все ценные вынесли…

– А Витюшка мой где?! – запричитала вдруг бабка Василина. – Ой, люди добрые, Витюшка, внучок… Я же и забыла про него…

– Ну, знаете! – возмутился Вася. – А ну быстро облейте меня чем-нибудь!

– А чем мы тебя обольем? У нас ничего нет! Можем только обоссать!

– Да что я тут с вами разговариваю?! Эх, была, не была!.. – и Вася, сделав два гигантских прыжка, исчез в клубах огня и дыма.

– Бабушка, а бабушка, – прозвучал в наступившей тишине детский голос, – а чего это дядя в самое пекло полез?

– А кто это сказал?.. Это ты, Витюша?.. Ой, слава тебе, господи… Чтоб тебя черти забрали, байстрюк! Где тебя черти носят?!

– Я пописать ходил за кустики.

В это время дом, вспыхнув особенно ярким пламенем, развалился на головешки, рухнула кровля. Васи не было. Собравшиеся ахнули.

– Не нужно было их вызывать, этих пожарников, – сказал один из соседей, – дом мы и сами не потушили бы, зато у нас хотя бы не было человеческих жертв.

– Не слушай его, Витюша! – обратилась к мальчику его учительница Евдокия Яковлевна, пожилая, худая женщина, отличавшаяся скверным, несколько экзальтированным характером. – Только что на твоих глазах этот пожарный совершил героический подвиг, спасая тебя. Конечно, если бы ты предупредил его, что идешь в туалет, он бы остался жив. Но с воспитательной точки зрения, может быть, так даже лучше. Какой вывод ты сделаешь из того, что произошло сегодня? Вот как ты будешь поступать в подобных случаях, когда станешь взрослым?

– Ну, каждый раз, прежде чем идти в туалет, я буду предупреждать пожарных.

– Неправильно! Ты должен был сделать вывод, что в жизни всегда есть место для подвига! А Вася Жарук, – обратилась она ко всем присутствующим, – навсегда останется в наших сердцах. Я тоже была его учительницей несколько раз. Мы всегда будем видеть перед собой его мужественное лицо, и его героический голос всегда будет звучать в наших ушах!

– Ах вы, мать вашу так! Придурки! – действительно раздался голос Васи, откуда-то из-под земли. – Что же вы мне не сказали, что у вас тут погреб под домом выкопан?!

И вслед за этим показалось лицо Васи, не совсем мужественное, но сильно перепачканное сажей.

– Товарищ командир! – закричал Предыбайло, появившись с трофейным брандспойтом. – Я подключился! Сейчас Аверченко начнет качать насос.

– Да качайте уже, черт бы вас побрал! – скомандовал Вася. – Дом не потушили, так хоть физиономию вымою!

Аверченко привел в действие насос, и бесконечный брезентовый шланг надулся, как гигантский питон. Но из брандспойта ничего не потекло. Зато из многочисленных прорех, образовавшихся на сгибах шланга от многолетнего лежания без дела, в небо брызнули сотни фонтанов. И засверкали они в лучах солнца. И засмеялись сельчане, включая Ваню и бабку Василину, которой было абсолютно не жаль эту несчастную развалюху. Она знала, что совхоз построит ей новый красивый дом.

После пожара ребята сказали, что вечером в клубе на центральной усадьбе совхоза будут выступать артисты из района – пианист и скрипачка. Концерт бесплатный. Некоторые из них намерились пойти на концерт. Ване также захотелось послушать артистов. К вечеру, предупредив маму, он отправился на центральную усадьбу. Возле клуба играл совхозный духовой оркестр, собралось достаточно много людей, поскольку был выходной день. Ваня прошел в фойе клуба, который когда-то был домом помещика. Здесь тоже уже было много людей. На дверях в зал стояла заведующая клубом Тамара Фестун, белокурая, приятной наружности женщина.

– Ваня, подойди ко мне. Я хочу тебя попросить помочь мне. Согласен?

– А что надо делать, тетя Тамара?

– Пустяки. Ты сядешь возле пианиста и будешь перелистывать ему ноты.

– Хорошо, только я нот не знаю, – попытался было отговориться Ваня.

– Ничего, ты будешь перелистывать, когда она кивнет. Ты еще маленький, и тебя не так будет заметно на сцене.

Тамара проводила Ваню за кулисы. Вскоре появились и артисты. Она – как показалось Ване, в роскошном концертном платье, он – в строгом фраке со скрипкой в руках.

– Здравствуйте, – поздоровался Ваня. – Я тут переворачивать…

– Знаем, знаем, – сказала пианистка. – Не волнуйся, мальчик. Значит, когда увидишь, что я кивнула, перевернешь лист. И еще: у меня длинное платье, поэтому, когда я буду вставать со стула, чтобы поклониться, отодвигай, пожалуйста, стул. Вот, собственно, и все. Твоя главная задача – нам не мешать.

Но с началом концерта все почему-то пошло не так. Под бурные аплодисменты зала артисты вышли на сцену, за ними и Ваня. Кое-кто из пацанов, увидя на сцене Ваню, звонко свистнул и помахал ему рукой. Ваня от волнения почувствовал, что сейчас произойдет катастрофа.

– Здесь темно, я не вижу, – прошептал он.

– Спокойно, – прошептала в ответ пианистка. – Следи за мной. Когда нужно будет перевернуть страницу, я кивну.

– Головой? – просипел Ваня, уже плохо соображая от волнения.

– Да, – кивнула она.

Она кивнула, Ваня перевернул страницу.

– Рано! – вскрикнула она и свободной рукой перевернула страницу назад.

– Но вы же кивнули! – напомнил ей Ваня и перевернул страницу назад.

– Да я не потому кивнула! Не потому! – нервно зашептала пианистка, играя какой-то сложный пассаж. – Вот теперь переворачивай!

– Вперед?!

– Да!

Ваня перевернул.

– Назад!

– Но почему? Вы же сами сказали перевернуть страницу вперед!

– Но ты перевернул сразу две!..

– Как это две? – Ваня приподнялся и, загородив ей нотную тетрадь, начал разбираться со страницами. – Вот одна… вот… Ах, да, действительно!

– Да что же ты делаешь? – взмолилась она и, изловчившись, шлепнула Ваню по руке. Он автоматически шлепнул ее по рукам. Она вскрикнула. Скрипач вздрогнул и взял фальшивую ноту.

Так, переругиваясь, доиграли, наконец, «Крейцерову сонату». Народ зааплодировал.

– Стул отодвинь! – сказала пианистка с ненавистью в голосе. – Я же говорила, у меня длинное платье. Отодвинь мой стул! Мне нужно выйти и поклониться.

Ваня отодвинул стул. Она встала и поклонилась. Потом начала садиться.

– Стул! – напомнила она, не оборачиваясь.

Поскольку слово «стул» ассоциировалось в плохо работающей от страха голове Вани со словом «отодвинь», Ваня его снова отодвинул. Она начала садиться на пол. Ваня автоматически подставил руки… Почувствовав их у себя на ягодицах, пианистка взвизгнула и отскочила.

По залу пошел шум и смех. Кто-то крикнул:

– А Ваня парень не промах! Может, помочь?!

Дальнейшее плохо отпечаталось в памяти Вани. Помнит он только, что бросился прочь со сцены и пошел домой, то смеясь, то чуть не плача, вспоминая свой концертный опыт.

Целое лето Ваня отработал в совхозе. Сначала помогал сеять кукурузу модным тогда квадратно-гнездовым способом. Вдоль поля натягивалась специальная проволока с металлическими узлами. Проволока заправлялась в специальный приемник сеялки, связанный с механизмом подачи зерна. Когда сеялка двигалась, то узел проволоки, попадая в приемник, заставлял срабатывать механизм подачи зерна, и зерно кукурузы падало в почву. Всходы получались ровными, ряды кукурузы смотрелись во всех направлениях, и обрабатывать такие посевы было легко также во всех направлениях. Ваня потом специально приезжал на кукурузное поле, чтобы полюбоваться результатами своего труда.

Вторую половину лета провел он на току. Здесь работа была гораздо тяжелее. Надо было разгружать машины с зерном, загружать зерно в веялки, в сушильные машины. Приходилось перелопачивать бурты, чтобы зерно не задохнулось.

И хотя времени было не так много, но Ваня каждую минуту использовал для общения с книгой. За лето он прочитал с дюжину книг самых разных – и на украинском языке, и на русском. Здесь были книги о приключениях, фантастика, о войне и о дружбе…

К первому сентября, немного уставший, но окрепший и подросший, Ваня был готов к новому учебному году. Начались школьные будни. Первые дни оживленно обменивался с друзьями новостями лета, впечатлениями каникул. Кто-то из ребят побывал в Одессе и рассказывал, какой это большой и красивый город, какое там бескрайнее море. Ваня слушал это с замиранием сердца. Ему так хотелось хотя бы краешком глаза взглянуть на это чудо – море, которое он никогда в жизни еще не видел и о котором читал только в книгах.

В классе Вани новых учеников не появилось, но в седьмой класс пришел Виктор Бондаренко, приемный сын Бориса-кузнеца, инвалида, у которого были атрофированными ноги, и перемещался он на коляске и мотоколяске. Это был очень талантливый человек, прекрасно играл на баяне. Приемный же сын – хулиганистый малый, за какую-то кражу некоторое время провел в детской колонии. По возрасту он был старше своих одноклассников.

Ваня давно заметил красивую девочку – ученицу пятого класса, одноклассницу сестры Ани. Очень аккуратная, всегда в отглаженной форме, с большими белыми бантами, красивые вьющиеся золотые волосы и голубые глаза. «Настоящая Мальвина», – подумал Ваня, когда впервые ее увидел. Он не стал расспрашивать сестру, а спросил Васю Копыщика, что это за девочка. Вася рассмеялся.

– Смотри, Ваня, не вздумай заглядываться на это дитя. У нее столько поклонников!!!! Это дочь директора совхоза – Лариса Дунаева.

– Ну и что, что дочь директора? А впрочем, мне какое дело до нее.

Но чем больше проходило времени, тем чаще Ваня старался пересечься с Ларисой, обратить на себя ее внимание – на перемене, на линейке…

Однажды, это было в конце зимы, Ваня решился и написал Ларисе записку, в которой было сказано, что он хотел бы с ней дружить. Записку ей передать он попросил своего друга – Васю Копыщика, поскольку Вася был с ней давно знаком, жил он рядом с центральной усадьбой, и ходили они в одну школу в селе Новосветовка до четвертого класса.

Вася передал ей записку утром, перед самыми уроками.

Едва начался урок и ученики расселись за партами, как в класс неожиданно вошел директор. Ваня почувствовал недоброе. У него даже с рук вывалилась сумка с учебниками, и они рассыпались по полу. Он кинулся их подбирать. В это время директор о чем-то тихонько перешептывался с учителем истории. Ученики начали оборачиваться в сторону Вани, так как уловили в их шепоте его имя. Ваня стоял возле парты ни жив, ни мертв и краснел. Наконец, Илья Иванович подозвал его к себе и, дабы подвергнуть изощренной казни, не вызвав при этом (как ему казалось) подозрений у одноклассников, поздравил с тем, что Ване удалось написать письмо в двенадцать строк и без единой ошибки. Он еще поинтересовался, сам ли Ваня его написал, а потом предложил прогуляться с ним в его кабинет. До кабинета они не дошли. Директор выбранил Ваню прямо во дворе. Больше всего Ваню смутило утверждение директора, будто он совершил тяжкое преступление – скомпрометировал юную особу. Он грозился отослать это письмо Ване домой. Ваня умолял его этого не делать. Директор уступил, предупредив, исполнить угрозу при первом же рецидиве.

Ваня вернулся в класс. Учитель иронически назвал его Дон Жуаном, чем скорее польстил самолюбие Вани, прежде всего потому, что это было имя из произведения, знакомого ему, но не знакомого одноклассникам.

После уроков Ваня возвращался со школы вместе с двумя своими одноклассниками из соседнего села Старая Махновка. Дорога, заполненная рыхлым снегом, шла через луг. На полпути между Новой Махновкой и Старой Махновкой их догнали два семиклассника – Виктор Бондаренко и Степан Калюжный, который был у Виктора на побегушках, шакалил. Поравнявшись, Бондаренко, криво улыбнувшись в сторону Вани, толкнул его плечом.

– Ну что, жених-неудачник, от ворот поворот? Не вздумай больше к этой девочке подходить! – с угрозой в голосе сквозь зубы промолвил он.

– А ты кто такой, чтобы мне указывать? – ответил Ваня.

– Ты только посмотри на эту козявку, она еще и разговаривает!

Калюжный угодливо хохотнул, как бы одобряя сказанное Бондаренко.

– А ты чего, холуй, радуешься? – сказал Ваня в ответ Калюжному.

– Витя, ты слышал, как он меня назвал?

– Погоди, сейчас я его тресну по башке, чтобы знал, как языком болтать. Пацан, фильтруй базар, пока живой.

– Ой, как страшно! Попробуй тресни!

Бондаренко неожиданно ударил Ваню по лицу. От удара он свалился в снег. Быстро поднявшись, Ваня тоже ударил обидчика в лицо. Тот не ожидал такой прыти и некоторое время стоял в растерянности. Но скоро оправился и снова ударил Ваню… Началась ребячья драка… Конечно, силы были неравными. Вскоре у Вани из носа потекла кровь, и в потасовку вмешались его одноклассники, прекратив драку. Бондаренко и Калюжный ушли, ругаясь и угрожая.

Ребята вытерли снегом Ване лицо, собрали рассыпавшиеся тетради и книги…

– Молодец, Ваня, что дал сдачи!.. – сказал Вова Власюк, один из одноклассников. – А за что он на тебя напал? О каком-то женихе говорил, девочке?..

– Ерунда все это, – ответил Ваня, – просто ему захотелось подраться. О драке никому не говорите.

Придя домой, Ваня старался не показывать лица маме. Но как он не отворачивался, мама все равно заметила изменения и в одежде, и в лице Вани.

– Что случилось, Ваня? – спросила она. – У тебя куртка мокрая и на лице ссадины? Подрался с кем-нибудь?

– Ничего не случилось. Поскользнулся и упал, ударился лицом…

– Странно ты упал, синяк будет не на носу, а под глазом.

– Там лунка была. Вот и уцелел нос, а досталось глазу, – пытался успокоить маму Ваня.

Но Аня выдала брата, рассказав маме, что Ваня дрался из-за девочки из ее класса.

Мама покачала головой и только промолвила:

– Что-то рано он начал драться за девочек.

Ваня не стал ужинать. Быстро сделал уроки и лег в постель. В голове кружилась тысяча мыслей о прошедшем дне. Он понимал, что его предали. И это его обижало больше, чем драка с Бондаренко. Он не понимал, что он сделал плохого. «Ну, зачем она отдала записку учителю, – думал он. – Если ей она не понравилась, взяла бы и просто разорвала бы… Да и сам я сглупил. Ведь можно было передать записку и после уроков… Теперь этот “Дон Жуан” надолго приклеится ко мне… Оказывается, внешняя красота не всегда соответствует поступкам… Наверное, Аурика никогда бы так не поступила… И директор, Илья Иванович… скомпрометировал юную особу…»

С этими мыслями он незаметно уснул.

Случившееся никакого продолжения не имело. Как это часто бывает у детей, все быстро забылось, занимая себя другими делами и проблемами. Единственное, что с удивлением открыл для себя Ваня, что существует какая-то невидимая грань различий в отношениях к нему и к дочери директора совхоза. Но вскоре и это забылось. Учеба ему по-прежнему давалась легко, он много читал, в свободное время помогал батьку в саду и винограднике, маме в огороде.

Вино первого урожая созрело к Новому году, и батько, как и обещал, всем соседям, кто принимал участие в уборке винограда, отнес по ведру вина. Ваня тоже попробовал вино. Оно ему не очень понравилось, но все же было более вкусным, чем вода из колодца, которую холодной еще можно было пить, но, подогревшись, она становилась горькой. Кроме того, вода была сильно минерализована и совершенно не годилась, например, для мытья волос. Волосы после мытья превращались в какую-то слипшуюся массу, не поддающуюся расчесыванию. Поэтому мама для мытья головы собирала дождевую воду и хранила ее в специальной бочке в погребе.

По весне, когда стало тепло, к ним иногда стал заходить после работы дядя Митя. Он садился за стол во дворе дома, заказывал литр вина и, потягивая его из стакана, думал о чем-то своем, перекидываясь словами с мамой или батьком. Прежде чем выпить вино, дядя Митя крестил стакан сверху со словами: «Исчезни нечистый дух, останься один хмелечек!» – и только после этого делал несколько глотков.

Ваня любил посидеть рядом с дядей Митей. Почти всегда он обязательно что-то интересное рассказывал из жизни села или своих похождений в Одессе. Иногда его рассказ был настолько смешным, что Ваня падал на землю и буквально валялся в пыли, хохоча и держась руками за живот.

Вот и сегодня, когда Ваня сел напротив дяди Мити, он, отхлебнув очередную порцию вина, обратился к Ване:

– Пацан, а ты знаешь, какие здесь у нас раньше были хохмы? Не знаешь! Так вот, я тебя сейчас за одну расскажу.

Ваня весь превратился в слух.

– Там, где хата Яремчуков, раньше жили дед Герасим и его бабка Фима. Был какой-то праздник, может, Пасха или Троица, не знаю точно. Но это и не важно. Дед с бабкой сели на кухне отметить этот самый праздник. Бабка налила деду сто граммов самогона, они выпили, закусили… Деду захотелось продолжения праздника. Но бабка уперлась – дескать, все – выпил, хватит. Это деда возмутило до глубины души. Тем более что эта самая душа требовала продолжения праздника. Он решил пойти на крайние меры. «Фима, – сказал он, – если ты мне не нальешь еще сто граммов, я повешусь!» «Ну и вешайся!» – ответила бабка. Забрала бутылку и пошла в другую комнату. Дед решил пойти на хитрость. Он взял веревку, привязал ее к ремню брюк, протащил ее под рубашкой, сделал петлю, которую надел на шею, стал на табурет и зацепил веревку за крючок под потолком кухни. После этого он оттолкнул табурет и повис на веревке, а вернее на поясе своих брюк, закрыв глаза.

Рассказывая, дядя Митя периодически отпивал из стакана, перекрестив его в очередной раз, очередную порцию вина.

– Так вот, – продолжал он свой рассказ. – Услышав грохот падающего табурета, в кухню почти бегом вошла бабка Фима и увидела, что ее Герасимушка действительно повесился. Она кинулась к соседке бабе Марфе. Та, когда вошла и увидела висящего соседа, руками всплеснула, едва выговорив: «Свят, свят, свят! Действительно повесился! Фима, чего ты стоишь, беги участкового зови!»

Бабка Фима побежала за участковым, а Марфа, увидев на столе праздничную закуску, начала ее складывать себе в подол – сало, колбасу, брынзу… Деду с высоты это все было хорошо видно. Он не смог вытерпеть такой наглости от соседки и, вися, сверху тихим голосом сказал: «Марфа, а ну положи все обратно на стол!» Бабка Марфа от неожиданности грохнулась об пол без сознания, при этом, падая, сломала руку.

Практически в этот же момент вернулась бабка Фима с участковым милиционером. Фима занялась бабкой Марфой, а милиционер решил снимать тело Герасима. Он взял нож, подставил табурет и начал перерезать веревку. Вися, дед Герасим думает: «Сейчас он перережет веревку, и я грохнусь об пол, сломаю себе и руки, и ноги». И он в момент перерезания веревки обхватывает милиционера руками, и они оба с грохотом и треском сваливаются на пол. Дед приземлился нормально, он оказался сверху милиционера, а вот милиционеру не повезло – мало того, что он со страха чуть не наложил в свое галифе, так он еще сломал себе ногу и два ребра. Пришлось деду вызывать скорую помощь.

Ваня сквозь непрекращающийся смех еле выдавил из себя:

– И чем все закончилось?

– Бабку Марфу и участкового заковали в гипс, а деда Герасима за хулиганство упекли на пятнадцать суток.

– Дядя Митя, расскажите еще что-нибудь, – попросил Ваня.

– Нет, пацан, надо идти домой, а то моя Шура сейчас меня здесь застукает и сделает скандал. Давай в следующий раз.

– Хорошо! – согласился Ваня.

Дядя Митя сдержал слово и через несколько дней снова появился во дворе дома родителей Вани. Он, как обычно, заказал бутылку вина и расположился за столом в тени орехового дерева. К нему подсел Ваня.

– Вижу, пацан, в твоих глазах немой вопрос… Ну, за что тебе рассказать?

– Дядя Митя, что-нибудь интересное…

– Интересное… Вся жизнь интересная! Неинтересная она только у дураков…

Дядя Митя на минуту задумался, отхлебнул пару глотков вина из стакана.

– Это было до войны еще. Мы с моим братом Гришей жили тогда у бабки Фиры в селе на берегу Хаджибеевского лимана. В то лето село как с ума сошло на почве своего здоровья. Баба Фира, как и многие другие жители села, каждое утро притаскивала два ведра вонючей черной грязи с Хаджибеевского лимана, которая, как считалось, лечит все болезни. Жители раздевались догола, обмазывали себя этой дрянью и ложились загорать на берегу лимана. Время от времени кто-нибудь из вымазанных истуканов поднимался во весь рост, истомно потягивался и с глубоким вздохом «У-ух!..» бросался в лиман.

Нас с Гришей бабка Фира тоже обмазывала, хотя мы ничем не болели и были абсолютно здоровы. Наверное, нас лечила она впрок. То есть как рассуждала бабка Фира: ну, мало чего может случиться в жизни ребят, а я их уже вылечила…

Нам порядком надоели эти процедуры. Чтобы прекратить это издевательство, мы с Гришей нашли черную нитрокраску. Незаметно эту краску мы влили в ведра с грязью нескольким нашим соседям. Эффект был потрясающим. Неделю все село превратилось в восставшее негритянское гетто. Десяток разъяренных негров одесского разлива метались по селу, бешено вращая голубоватыми зрачками, в поисках того, кто это с ними сделал. Наконец, нашли.

Короче говоря, это был единственный случай в истории, когда толпа разъяренных черных линчевала двух белых…

– Наверное, здорово вам досталось?! – сквозь слезы смеха спросил Ваня.

– Это мелочь, пацан. Жизнь иногда приносит более серьезные испытания… Вот моя Галя вернулась из Одессы, моя девочка…

И дядя Митя погрузился в свои мысли. Он сидел, обхватив свою голову руками…

Ваня не стал его расспрашивать ни о чем. Он видел Галю сам и не узнал ее. Это был другой человек, не похожий на ту веселую, красивую девчушку, какой он ее помнил. Какая-то хмурая, изможденная, с опущенной головой и глазами…

Приближался конец учебного года. Ваня успешно сдал все экзамены и перешел в седьмой класс. По итогам года он снова получил почетный лист за отличные знания и примерное поведение. Встал вопрос, чем заняться в каникулы. Он долго над этим размышлял и пришел к выводу, что лучше всего устроиться пасти совхозное стадо. Это и интересно, и познавательно, и, главное, позволяет много читать.

На этот раз Ваня стал главным скотником стада. Ему обещали найти помощника, а пока вся ответственность ложилась на него.

Ваня любил, отправившись со стадом в поле, усесться в тени кустарника, читая книгу или наблюдая окружающую природу. Стояла чудесная июньская погода, которая в это время устанавливается надолго. С самого раннего утра небо ясно; утренняя заря разливается кротким румянцем. Солнце – светлое и приветливое – мирно всплывает над горизонтом, подернутым легкой дымкой тумана. Около полудня обыкновенно появляется множество облаков с курчавыми краями. Подобно островам, разбросанным по безбрежному морю, обтекающему их рукавами синевы, они почти не двигаются. Постепенно их становится все больше, они теснятся, синевы уже почти не видно, но сами облака наполняются светом и теплотой. К вечеру эти облака исчезают. Последние из них, как дым, ложатся розовыми клубами в лучах заходящего солнца. Алое сияние стоит недолгое время над потемневшей землей, сменяясь вечерними звездами…

Прошло две недели, а помощника так и не нашлось для Вани. Доярки привозили ему хлеб и к хлебу, что передавала мама. В обед, когда стадо приходило к ставку на водопой, Ваня купался в его теплой воде. Но он не жаловался. Его тревожило только то, что заканчивались книги, которые он взял с собой для чтения.

Этим вечером после дойки доярки, как обычно, погрузили бидоны с молоком и уселись по телегам ехать домой. Одна из них, Оля Скрипка, девушка лет семнадцати, продолжала что-то делать возле одной из коров из ее группы.

– Оля! – крикнул кто-то из доярок, – бросай возиться, поехали!

– Езжайте! Я сегодня устала, здесь переночую. Все равно завтра утром рано вставать.

– Смотри, Ваню не обижай! – кто-то заметил, смеясь.

– Ты лучше за своим Петей смотри.

Доярки уехали, оставив Ваню и Олю одних. Южные сумерки быстро приближаются. Ваня сидел под деревом маслины, ужиная молоком со свежим хлебом, который прислала с доярками мама. Он вдыхал свежий, чуть остывший, наполненный ароматами лета воздух и слушал многоголосицу цикад. На небе появилась луна, и цикады запели еще громче, как будто радуясь ее мягкому свету. Обворожительная картина южной украинской степи! Сколько в ней волшебного очарования и романтики!..

– Ваня, – услышал он голос Оли от куреня, который прервал его мысли, – иди ложись, спать пора.

– Спи, я сейчас приду.

Ваня не сразу пошел в курень. Ему было как-то не очень удобно ложиться рядом с девушкой, хотя с Олей он был давно знаком. Это была девушка далеко не красавица, острая на слово, часто весьма откровенное. Многих ребят это забавляло. Ваня смотрел на Олю как на обычную девушку, тем более что она была старше его.

Посидев еще немного, Ваня тихонько вполз в курень. Он старался не зацепить Олю.

– Ты чего крадешься, как вор? – услышал он голос Оли.

– Чтоб тебя не разбудить.

– Какой галантный кавалер! Ложись ближе ко мне, а то я мерзну.

Ваня лег рядом, но Оля придвинулась к нему вплотную, обдав его своим горячим дыханием.

– Ты пахнешь молоком, – сказала она. – Ты меня боишься?

– Нет! – притихшим голосом ответил Ваня.

Ване что-то начинало мешать дышать. Он чувствовал какое-то волнение, которое исходило от дыхания Оли. Она обняла его и поцеловала.

– Дурачок, – прошептала она ему в ухо, – не бойся, тебе будет приятно. Ты никогда не спал с девочками? Первый раз?

Дальше все было как в тумане. Он помнил только, что Оля потом сказала:

– А ты, Ваня, молодец, из тебя хороший мужик получится.

Ваня спал, как убитый. Он не слышал сопения Оли, не услышал он и приезда доярок на утреннюю дойку.

Спрыгнув с телеги, тетя Дуся громко крикнула:

– Оля, кончай ночевать! Вот девка-оторва, и Ваню, наверное, за ночь замучила…

– Нечего орать, не глухая, – сказала Оля, вылезая из куреня. – Завидуйте молча.

Ваня вышел из куреня только к концу дойки. Ему было как-то не уютно, казалось, что все догадываются о ночном происшествии и тихо посмеиваются.

Перед отъездом к нему подошла Оля, потрепала его волосы.

– Спасибо, Ваня, за ночлег. Если что, приглашай, мне понравилось здесь у тебя.

Ваня залился малиновой краской, ничего не ответив…

Но Оля и без приглашения еще несколько раз в течение лета оставалась ночевать на стане…

Лето пролетело быстро. Пришла осень. Ваня пошел в седьмой класс.

Вино принесло достаток в дом. Появилась свежая копейка, которую можно было потратить и на одежду, и на питание, купить мебель и задуматься даже на перестройку дома, крыша которого была покрыта камышом.

Созрел новый урожай винограда, и снова уборочная страда…

Пока оставалось вино прежнего урожая, во двор дома иногда заглядывал дядя Митя. Ваня всегда ждал его прихода и его рассказов. Вот и сегодня дядя Митя вошел во двор, поздоровался с мамой, заказал литр вина. Услышав его голос, Ваня тоже вышел во двор и сел напротив дяди Мити.

– Как жизнь, Ваня?

– Нормально, хожу в школу, учусь…

– Это хорошо! Жениться не собираешься?

– Да что вы, дядя Митя?

– Молодец! Но если соберешься, присмотрись как следует к невесте, чтобы не получилось так, как с моим другом.

– Расскажите, дядя Митя, что случилось с другом! – умоляюще произнес Ваня в предвкушении рассказа дяди Мити.

Дядя Митя налил в стакан вина, перекрестил его и сделал несколько глотков, смакуя вино.

– Ну вот, слушай! Женя Дрозд, мой лучший друг, женился на Оле Кацман. Любовь была страшная. Четыре месяца тянулся их «медовый» месяц. И тольк, когда у Оли появилась необходимость в новом платье, они, взявшись за руки и с куском крепдешина, купленного им друзьями в складчину для подарка, направились к лучшему дамскому портному Одессы Исааку Перельмутеру.

В тот день Коля точно знал, что его жена – самая красивая женщина в мире. Оля точно знала, что ее муж – самый умный и благородный мужчина.

Перельмутер их встретил на пороге своей мастерской возгласом:

– Ну наконец-то!

– Мы к вам по поводу платья, – начал Коля. – Нам сказали…

– Ну слава тебе, господи! – перебил его портной. – А то я уже думал, что все посходили с ума. Только и слышно вокруг: «Карден!», «Диор!», «Лагерфельд!»… Кто такой этот Лагерфельд, я вас спрашиваю, – кипятился Перельмутер. – Если вам нравится Лагерфельд, можете идти к нему.

– Мы не пойдем к Лагерфельду, мы пришли к вам, – успокоил его Коля.

– Так это ваше большое счастье, – в свою очередь, успокоил его портной. – Потому что, в отличие от Лагерфельда, я таки действительно могу сделать из вашей жены королеву. И не какую-нибудь там английскую! А настоящую королеву красоты! Ну, а теперь за работу…

Дядя Митя сделал паузу, отхлебнул из стакана вина, продолжил.

– Но знаете ли вы, что такое платье? – обратился с вопросом портной. – Молчите! Можете не отвечать. Конечно, вы скажете: рюшечки, оборочки, вытачки… Ерунда! Это как раз может и Лагерфельд. Платье – это совершенно другое, это кусок материи, созданный для того, чтобы закрыть у женщины все, на чем она проигрывает, и открыть все, на чем она выигрывает. Допустим, у дамы красивые ноги. Значит, мы шьем ей что-нибудь очень короткое и таким образом выигрываем на ногах. Или, допустим, у нее некрасивые ноги, но красивый бюст. Тогда мы ей шьем что-нибудь длинное и закрываем ноги. Зато открываем бюст и выигрываем уже на бюсте. И так до бесконечности… Но в данном случае, – портной внимательно посмотрел на Олю, – в данном случае, я думаю, мы вообще ничего открывать не будем, а будем шить что-нибудь очень строгое, абсолютно закрытое от самой шеи и до ступеней ног.

– То есть как это «абсолютно закрытое»? – опешил Коля. – А… на чем же мы тогда будем выигрывать? Вы считаете, что в данном случае вообще нечего открыть? А вот, например, ноги… Чем они вам не нравятся?..

– Видите ли, у разных женщин бывают разные ноги. И это хорошо! Хуже, когда они разные у одной…

– Что-что-что? – опешил Коля.

– А вы присмотритесь. Неужели вы не видите, что правая нога у вашей очаровательной жены более массивная, чем левая…

– Действительно, – присмотрелся Коля. – Что это значит, Оля?

– Ничего не значит! Просто в школе я много прыгала в высоту, отстаивая честь школы. Правая нога у меня толчковая.

– Ну вот! – воскликнул портной. – И этот дефект надо обязательно закрывать!..

– Допустим, – сказал Коля. – А бюст?

– И этот дефект тоже.

– Что – тоже? Почему? Я совершенно не понимаю, почему бы нам его не открыть?

Дядя Митя допил стакан вина, налил новый и продолжил.

– Видите ли, молодой человек, – сказал Перельмутер, – если бы на моем месте был не портной, а, например, скульптор, то на ваш вопрос он бы ответил так: прежде чем открывать какой-либо бюст, его нужно как минимум установить. И это относится не только к бюсту. Взять, например, ее лицо…

– Так вы что, предлагаете надеть на нее еще что-то типа паранджи? – испугался Коля.

– Я этого не говорил…

– Да я и сам теперь вижу… А вот что, если нам попробовать выиграть, ну, скажем, на ее бедрах?

– То есть как? Вы предлагаете их открыть?

– Ну, не обязательно, можно, как вы говорите, их подчеркнуть… Сделать какую-нибудь вытачку…

– Это можно, – согласился портной. – Только сначала вы мне подчеркните, где вы видите у нее бедра, а потом на этом месте я сделаю вытачку… И вообще, молодой человек, не морочьте мне голову… Платье будет готово через четыре дня. Будьте уверены, вам понравится…

Дядя Митя еще отпил половину стакана. Вытерев губы, он продолжил свой рассказ.

Через четыре дня за платьем пришла одна Оля без Коли.

– А где же ваш супруг? – спросил Перельмутер.

– Мы расстались… – всхлипнула Оля. – Коля не ожидал, что у меня такое количество недостатков…

– Вот так, Ваня, закончилась эта история – немного смешная, немного грустная, но весьма поучительная. Не торопись, сынок, жениться, хорошенько вглядись в свою избранницу, чтобы потом не разочаровываться… Ладно, сейчас допью вино и пойду домой, поздно уже…

Учеба шла своим чередом. Проблем особых для Вани она не составляла. Перед зимними каникулами Ваню, Вася Копыщика и Колю Капуку директор школы пригласил в кабинет.

– Ну что, ребята! – обратился он к ученикам. – Каждый из вас заканчивает учебную четверть, а вернее полугодие, с неплохими оценками. Молодцы! Ваня – вообще круглый отличник. Я предлагаю вам вступить в комсомол и организовать комсомольскую ячейку. Райком комсомола нас поддерживает. Как вам мое предложение?

Ребята посмотрели друг на друга. Первым ответил Ваня.

– Я согласен, Илья Иванович! Давно хотел вас об этом просить.

– Так уж и давно? – улыбнувшись, сказал директор. – Тебе ведь только в мае будет четырнадцать лет. Ну, а остальные что скажут?

– Я тоже согласен, – сказал Коля Капука.

Вася Копыщик с опущенной головой молчал.

– А ты почему молчишь, Вася? – спросил его директор.

Вася вздрогнул, как будто прервал глубокую задумчивость.

– Илья Иванович, вы ведь знаете, что мои родители были осуждены за связь с бандеровцами. Я и сейчас не знаю, где они. Если спросят в райкоме, что я скажу? Меня наверняка не примут в комсомол.

– Молодец, что трезво рассуждаешь, – похвалил его директор, – но я все согласовал с райкомом. Твоей вины в поступках родителей нет, и никто тебя об этом спрашивать не будет.

Вася обрадованно посмотрел на директора.

– Тогда и я согласен, – улыбнувшись, ответил он.

– Договорились! – сказал директор. – Вот возьмите Устав ВЛКСМ и хорошенько изучите, чтобы в райкоме не было осечек. Как только весна вступит в свои права – поедем в Цебриково, в райком. Все понятно?

– Понятно! – ответили ребята.

– Тогда марш в класс!..

Ваня вернулся из школы в приподнятом настроении. О предложении директора вступить в комсомол он сообщил батьку и маме. Батько, сидя за столом, подкрутив свои усы, которые он носил еще с фронта, сказал:

– Ну что, сынок, дело хорошее. Комсомол плохому не научит. Я поддерживаю предложение директора. А ты что думаешь, Гриппо?

– Я – как ты, Игнат. В этой политике я не особенно разбираюсь, – ответила мама.

– Одним словом, Ваня, мы поддерживаем твое вступление в комсомол. Ты только нас не подведи, – сказал батько.

Вначале апреля 1958 года директор школы вместе с тремя учениками на совхозной машине отправились в районный центр Цебриково. Приехали они туда ближе к обеду. Погода стояла теплая, солнечная. Машина остановилась возле нового двухэтажного здания районного комитета партии, в котором размещался и районный комитет комсомола.

Илья Иванович вышел с кабины, ребята спрыгнули с кузова и окружили директора.

– Как вы себя чувствуете, ребята? – спросил он. – Волнуетесь? Это хорошо. Такое событие бывает только раз в жизни. Но, как говорится, не дрейфить, не дрожать, отвечать на все вопросы уверенно, четко. Вам их будут задавать по Уставу, по текущей политике, в принципе, могут задать любой вопрос. Я буду сидеть в зале, поддержу морально. Честно говоря, я сам волнуюсь. Справимся?

– Справимся, Илья Иванович, хотя, конечно, страшновато…

Перед кабинетом, где велся прием, сидело еще с десяток ребят – будущих комсомольцев.

Первым в кабинет вызвали Ваню. Он вошел и остановился у порога.

– Проходи ближе к столу, – сказала ему молодая, красивая девушка, сидящая еще с двумя молодыми людьми за большим столом. Чуть в сторонке, на стуле сидел Илья Иванович.

Ваня сделал еще несколько шагов и остановился.

– Иван Несвит, правильно? – спросила его все та же девушка.

– Да, – ответил Ваня.

– Меня зовут Ирина Чайка. Я первый секретарь райкома комсомола. А это члены бюро райкома – Юрий и Павел. С Уставом знаком?

– Конечно!

– Скажи, Ваня, – обратился к нему Павел – парень с курчавыми светлыми волосами, – каков принцип организационного строения комсомола?

– Принцип демократического централизма.

– А какую сейчас задачу ставит партия перед страной в экономике? – задал вопрос второй молодой человек – Юрий.

– Сейчас главная задача – создание материально-технической базы коммунизма, – ответил Ваня.

– Молодец! – похвалила его Ирина. – А как ты учишься?

– Он у нас круглый отличник, – ответил за Ваню Илья Иванович.

– Ну что, товарищи, – сказала Ирина Чайка, – я, думаю, больше вопросов нет? Чувствуется, что Ваня серьезно подготовился к вступлению в комсомол и вполне заслуживает быть принятым в ряды ВЛКСМ. Ваня, ты пока можешь быть свободным. Подожди в коридоре, после завершения приема состоится вручение комсомольских билетов.

Ждать пришлось более часа, пока все ребята прошли процедуру приема. Дольше всех в кабинете задержали Васю Копыщика, но вышел он с улыбкой, немного раскрасневшимся.

– Как, Вася, – спросил Ваня, – все нормально прошло?

– Нормально! Интересовались, с кем я сейчас живу, хватает ли денег на учебники, на питание… Я даже не ожидал таких вопросов…

После завершения приема всех ребят снова пригласили в кабинет. Их построили в шеренгу перед столом. Из-за стола поднялась Ирина Чайка.

– Товарищи комсомольцы! – начала она процедуру вручения комсомольских билетов. – Теперь я так могу к вам обратиться, поскольку решением суженного состава бюро районного комитета ВЛКСМ все вы приняты в его ряды. Мы рады за вас и искренне вас поздравляем с этим событием в вашей жизни. Вы вливаетесь в огромную армию молодых строителей коммунизма, и именно нам и вам, молодым, предстоит решить эту задачу огромной исторической значимости. Ваша главная задача на ближайшее будущее – хорошо учиться, помогать младшим и старшим. А сейчас мы вручим вам комсомольские билеты.

Ирина Чайка каждому вручила комсомольский билет, пожав руку. Получил свой билет и Ваня. Все ребята улыбались. Улыбка была и на лице Ильи Ивановича.

Ваня появился дома под вечер. Он с гордостью показал свой комсомольский билет. Каждый – батько, мама и Аня – по очереди брали его в руки и внимательно рассматривали.

– Поздравляем тебя, Ваня, – сказал батько. – Ты в нашей семье первый с комсомольским билетом. Это накладывает на тебя какие-то дополнительные обязанности. Надо быть готовым и соответствовать.

На следующий день, придя в школу, весь класс рассматривал комсомольские билеты своих одноклассников.

После уроков Илья Иванович попросил комсомольцев остаться.

– Ребята, – обратился он, – вас трое, т. е. по Уставу вы составляете полноценную ячейку. В ячейке должен быть секретарь. Давайте мы выполним эту формальность и изберем секретаря ячейки. Кого вы предлагаете избрать?

Ребята посмотрели друг на друга.

– Илья Иванович, – первым заговорил Вася Копыщик, – мне кажется, лучше всего с этим справится Ваня.

– Мне тоже так кажется, – сказал Илья Иванович. – А ты как думаешь, Коля?

– Я тоже поддерживаю кандидатуру Вани.

– Ваня, – обратился к нему Илья Иванович, – ребята тебе оказывают доверие. Ты согласен?

– Я – как ребята. Согласен.

– Вот и замечательно. Вручаю тебе печать и ведомость для сбора членских взносов. План работы ячейки и заседание проведем через неделю.

Так получил Ваня свое первое общественное признание и первую общественную нагрузку, которых в его дальнейшей жизни будет немало…

В 1957 году исполнялось 40 лет Великой Октябрьской социалистической революции. В связи с этой датой в районе в течение 1957–1958 года проводились различные мероприятия. Проводились школьные олимпиады, смотры. В этих мероприятиях участвовала и Ворошиловская неполная средняя школа. В конце апреля в Цебриково состоялся смотр школ района по литературе. Ребята подготовили различные номера – чтение басен, стихов, миниатюры… Работало авторитетное жюри из учителей разных школ. Ваня выучил для смотра поэму Т. Шевченко «Кавказ».

Выйдя на сцену районного Дворца культуры и увидя заполненный под завязку зрительный зал, он немного растерялся. Раньше ему не приходилось выступать на такую большую аудиторию. Он даже уже было собрался уйти за кулисы, но, встретившись глазами с взглядом своей учительницы по украинскому языку и литературе Полины Илларионовны, он почувствовал какую-то его магическую силу поддержки и задержался на сцене. Раздались аплодисменты. Ваня выступил вперед и начал громко, как учила Полина Илларионовна, читать:

За горамы горы хмарамы повыти,

Засияни горэм, кровию полыти…

З поконвику Промэтэя там орэл карае,

Що день божый добри ребра

Й серцэ розбывае…

Розбывае, та нэ выпье цилющои крови,

Воно знову ожывае и смиеться знову…

Голос Вани звенел все увереннее. Зал замер. Когда Ваня произнес последние слова поэмы, раздались громовые аплодисменты. Это был настоящий успех! Полина Илларионовна даже поднялась и аплодировала стоя. Ваня был безмерно счастлив. Он убежал за кулисы, чуть не плача.

Жюри высоко оценило его выступление, наградив дипломом первой степени и праздничным набором сладостей. Полина Илларионовна даже поцеловала его и поблагодарила за то, что поднял авторитет школы на таком высоком уровне.

Домой Ваня вернулся, улыбаясь. Он поднял над головой свой диплом.

– Видели бы вы, как мне аплодировали, как настоящему артисту! – выпалил он, переступив порог дома.

Аня подбежала к нему и взяла в руки грамоту, стала ее громко читать.

– Так ты что, решил теперь в артисты податься? – улыбаясь, спросил батько.

– Почему сразу артистом? – удивился Ваня. – Нет, я хочу быть моряком!

– Да ты и моря еще не видел, а уже в моряки нацелился, – сказала Аня.

– Вот заработаю летом денег и поеду в Одессу, и увижу море, и город…

– Молодец, Ваня, – сказал батько.

Мама подошла и погладила его по голове своей теплой рукой.

– Ты наше чудо, – сказала она тихо.

Отметили Ваню и в школе. Вышел специальный выпуск стенной газеты «За знания», в которой была помещена заметка о его успехе на смотре.

В один из апрельских дней Ваня сидел во дворе за столом и читал. Солнце клонилось к закату. Во двор своей неторопливой походкой вошел дядя Митя.

– Привет, Ваня! – поздоровался он. – Что читаешь?

– «Молодую гвардию» Фадеева. Очень интересная книга. Какие были смелые ребята!

– Да, народ у нас героический… Мама дома? Позови ее, пусть вынесет литр вина. Что-то устал я сегодня…

Ваня сбегал в дом и передал просьбу дяди Мити. Когда бутылка с вином оказалась на столе, дядя Митя сразу оживился, и в глазах его заиграли искорки присущего ему юмора.

– Ну что, Ваня, начнем трудовую жизнь буржуа? – сказа дядя Митя, наливая вино в стакан.

Он перекрестил стакан и сделал несколько глотков. Ване захотелось расспросить его про Одессу, о Черном море…

– Дядя Митя, а какая она, Одесса, море?.. Вы ведь там жили, видели и море…

Дядя Митя сделал еще несколько глотков вина…

– Что тебе, пацан, сказать за Одессу, за этот прекрасный город, стоящий на берегу красивейшего моря… К Одессе нельзя относиться равнодушно. За Одессу можно выразить стихами и песней. Поэтому столько песен о ней сложено! Кто не знает «Ты одессит, Мишка…», «Шаланды, полные кефали…», «У Черного моря…»… Их тысячи. Разных – официальных и неофициальных.

Дядя Митя еще отпил вина, глаза его загорелись каким-то особым огоньком, и он продолжил:

– Я многие из них услышал еще в детстве. Дядя Боря, моряк из соседнего дома, выходил с гитарой, садился на скамейку во дворе и начинал петь:

На флот попал я добровольцем,

И от роду я не был комсомольцем…

Был я послан от народа,

Прослужил четыре года.

Мы выходим в море, как пираты —

Якоря и паруса порваты.

Не смотрите, шо мы босы, —

Мы с «Товарища» матросы,

Нас Одесса-мама родила!..

Но, граждане, одно мине обидно,

Плывешь, плывешь,

А берега не видно…

Возле дяди Бори собиралась вся пацанва с близлежащих дворов. И он, ободренный их вниманием, пел еще громче.

Жила на Молдаванке Феня-Зуб

И не имела никаких подруг.

Вместе с братом проживала

И на пару с ним гуляла —

Перед нами честная была.

Раз на Разумовской вечер был,

Кто-то туда Феню пригласил.

Из-за этой самой Фени

Всем испортил настроенье —

Гости разошлися по домам…

Почти без передыха дядя Боря переходил от одной песни к другой.

…А я косой и пьяный,

Лежу под фортепьяно

И песенку любимую пою:

«А вы меня не троньте —

Моя жена на фронте,

А я являюсь фронтовичкин муж…»

Дядя Боря пел до тех пор, пока возле него не появлялась женщина, увешенная корзинами и авоськами. Это была его жена. Только после ее окриков дядя Боря нехотя уходил домой. Потом, в течение нескольких лет, мы сами пели эти песни.

Дядя Митя на какое-то время задумался и замолчал, очевидно, переживая когда-то увиденное и услышанное.

Сделав несколько очередных глотков вина, он посмотрел на Ваню, который слушал его рассказ, открыв рот.

– Эх, Ваня! – продолжал дядя Митя, – Одесса – это и есть сама песня. В ней вся ее история отражена, случившиеся события. Вот, например:

На Дерибасовской открылася холера,

Ее споймала одна б… от кавалера.

Пусть бога нет, но бог накажет эту бабу,

Что в подворотне отдалась она арабу.

И вот от этой неразборчивости женской,

Холера прет уже по всей Преображенской.

Заговорили о холерном эмбрионе

На Мясоедовской, в порту, на Ланжероне…

Или вот эта:

…Перестал молиться раввин богу,

И перестал ходить он в синагогу.

И сбрил он бороду, усы, и стал он франтом,

Теперь он числится одесским коммерсантом…

– Ваня, за Одессу все не расскажешь! Ее надо видеть, слышать, дышать, там надо родиться!.. Там живут замечательные люди.

Какие люди из Одессы в люди вышли!

Возьми любого: и богат, и знаменит.

Но, между прочим, всех высоких званий выше

Нам наше звание простое – одессит…

Дядя Митя замолчал, пил потихоньку вино, смакуя, и думал о чем-то своем. Ваня тоже сидел молча, раздумывая над услышанными несколько странного, как ему казалось, содержания песнями. Но он знал о необычном характере дяди Мити. Вряд ли он помнил много официальных песен, улица его научила другим.

– Дядя Митя, – прервал молчание Ваня, – а какое оно – море?..

– Пацан, давай об этом поговорим в следующий раз. Видишь, вон моя Шура меня уже ищет. Я пойду, пожалуй, домой.

Он поднялся из-за стола и, что-то мурлыча себе под нос, направился к калитке, за которой ждала его жена, тетя Шура.

К завершению приближался учебный год. Предстояло сдать пять экзаменов для перехода в восьмой класс. После последнего письменного экзамена по украинскому языку его пригласила к себе Полина Илларионовна.

– Ваня, – сказала она с грустной ноткой в голосе, – как же это ты допустил в диктанте ошибку?..

– Я уже позже, когда вышел из класса, подумал об этой ошибке, Полина Илларионовна, но было поздно. В слове «приизджалы» пропустил букву «д». Я хотел исправить, но забыл, – ответил Ваня, опустив голову.

– И что теперь будем делать? Весь год одни «пятерки», и вот такой конфуз, в том числе и для меня, из-за этой описки.

– Не знаю… Ставьте оценку…

– Давай договоримся так, хотя это и не совсем правильно… Мне просто обидно за твою невнимательность… У нас был шанс выпустить седьмой класс хотя бы с единственным отличником. Пойми, для школы это очень важно…

– А чем я теперь могу помочь, Полина Илларионовна? Все, экзамен позади. И четверка – хорошая оценка, хотя я тоже расстроился…

– Он расстроился!!! Вот что, садись и переписывай свой диктант, только без ошибок…

– А разве так можно?..

– Конечно, нельзя!.. Но ради меня и школы ты можешь это сделать?.. Никто об этом не будет знать, только я и ты. Это наш с тобой секрет.

Ваня задумался. Ему, конечно, хотелось получить отличную оценку, но…

– Чего молчишь, – продолжала Полина Илларионовна, – ты же понимаешь, что это не ошибка, а твоя невнимательность. Вот тебе чистый лист бумаги, садись и пиши.

– Полина Илларионовна, конечно, только ради вас, – сдался Ваня. – Вы ко мне все эти три года относились очень хорошо. Я не могу быть неблагодарным. Только вы не говорите ребятам об этом.

– Спасибо, Ваня! Пиши!

Ваня переписал диктант и передал его Полине Илларионовне. На душе у него была какая-то неудовлетворенность, которая заглушалась другим чувством – пониманием, что переписанный диктант позволяет ему окончить седьмой класс круглым отличником.

Наступил день выпуска. Начало июня-месяца, стояла очень теплая погода, светило яркое солнце. Выпускников выстроили во дворе школы. Илья Иванович в строгом костюме стоял за столиком, на котором лежали свидетельства об окончании семилетней школы.

– Дорогие ребята! – начал Илья Иванович. – Вот и пришел день прощания с нашей и вашей школой. Мы, все учителя, поздравляем вас с завершением учебы, с окончанием семилетки. Кто-то из вас пойдет в восьмой класс, а кто-то пойдет учиться в техникум или ПТУ. Но где бы вы не были, я уверен, вы всегда будете помнить свою школу и своих учителей, которые дали вам знания, но и отдали частичку себя, своей жизни. И мы будем помнить каждого из вас. Двери школы всегда открыты для вас. А теперь позвольте мне вручить вам свидетельства об окончании семилетки. Первому я вручаю свидетельство Ване Несвит, который окончил школу только с отличными оценками. Подходи, Ваня!

Ваня подошел к столу. Илья Иванович вручил ему свидетельство, пожал руку, как взрослому.

– Молодец, Ваня! Надеемся, что ты нас не посрамишь, будешь и дальше отлично учиться.

Ваня немного смутился, вспомнив свой диктант, но Полина Илларионовна ему одобрительно кивнула и первой зааплодировала.

Домой Ваня пришел в хорошем расположении духа. Семь лет учебы были позади. Что делать дальше? Идти в восьмой класс или, может быть, ехать в Одессу и поступить в какой-то техникум? В какой именно, он не знал. Скорее, в тот, который связан с морем.

К вечеру с работы пришел батько. Он посмотрел свидетельство, похвалил Ваню.

– Как дальше думаешь, сынок? – спросил он.

– Не знаю пока. Есть два варианта: или идти в восьмой класс в Орджоникидзе, или поехать в Одессу и поступить в техникум. Там и специальность дают, и аттестат за среднее образование.

– Думаю, в Одессу тебе ехать еще рановато. Пример Гали Шелест как-то настораживает: большой город, много соблазнов… Надо готовиться в восьмой класс. С деньгами стало полегче, справимся. Как ты думаешь, Гриппо?

– Маленький он еще для Одессы. Город большой, страшно. В Орджоникидзе и то далеко – шесть километров только в одну сторону. Тоже что-то придется придумывать. Ногами каждый день не находишься.

– Самолета у нас нет, придется на своих двоих. В лучшем случае велосипед купим. Правда, это не такое простое дело. За деньги велосипед не продают, я уже узнавал. Надо сдать государству молока определенное количество, или яиц, или масла… Можно обойтись шкурками сусликов, но их требуется на один велосипед тысячу штук… Поймать такое количество… Это сколько времени потребуется?.. Да и кто их ловить будет, шкурки выделывать?..

– Я хотел летом поработать в совхозе, – отозвался Ваня, – так, может, мне заняться сусликами? Надо только купить капканов с десяток.

– Но сусликов надо не только поймать, но и снять шкурку, высушить ее, – сказал батько.

– Я сам не пробовал, но видел, как это делал Боря Сивацкий. Ничего сложного в этом нет, – сказал Ваня.

– Ничего сложного… Ну, тогда так и решили: завтра я зайду в магазин, куплю капканы, а ты, Ваня, пойдешь в Орджоникидзе и сдашь документы для зачисления в восьмой класс, – подвел итог батько.

На следующий день, утром, Ваня отправился в Орджоникидзе. Через час ходьбы он был уже в школе. Его провели в кабинет директора. За столом сидел мужчина средних лет, с полноватой фигурой, высоким лбом, волнистыми волосами на голове, зачесанными назад, с серыми приветливыми глазами.

Ваня поздоровался.

– Здравствуй! – ответил директор. – С чем пожаловал?

– Принес документы в восьмой класс, – сказал Ваня, немного робея.

Директор взял у Вани свидетельство, посмотрел и улыбнулся.

– Молодец! – сказал он. – Такие ученики нам нужны. Надеюсь, и у нас будешь учиться не хуже. С удовольствием мы тебя зачислим в восьмой класс. Где ты живешь?

– В Макаровке, это совхоз «Роскошное».

– Далековато. Более шести километров. Каждый день по двенадцать километров – тяжеловато будет. Мы планировали организовать интернат, но у нас и так тесновато с площадями. В этом году, наверное, не получится.

– Надеюсь, что мы купим велосипед. В хорошую погоду буду ездить на велосипеде.

– Тогда договорились, – сказал директор, поднимаясь из-за стола, – ждем тебя первого сентября.

Через несколько дней Ваня был готов к началу борьбы с вредителями полей – сусликами. Каждый суслик за лето мог уничтожить несколько десятков килограммов зерна, тем самым нанося огромный вред сельскому хозяйству. Именно поэтому разными путями поощрялась борьба с этими зверьками.

В экипировку входили ведро и пять капканов, а также набор лезвий для снятия шкурок и нож.

Июньским утром Ваня вышел на свою первую охоту. В руках у него было ведро, в котором лежали капканы и другое снаряжение. Ночью прошел небольшой дождь, и от теплой, нагретой солнцем земли поднимался еле заметный пар.

Ваня от своего дома поднялся в гору, и перед ним открылась уже знакомая картина. Впереди лежала долина, обрамленная холмами, поросшими кустарниками и ковылем. Начинала желтеть пшеница, яркой зеленью светилось поле кукурузы, где-то работал трактор… Но Ваню интересовала не тронутая плугом земля, не распаханная, именно там и водились суслики. Он медленно начал спускаться по склону холма, покрытого ковылем, внимательно прислушиваясь и присматриваясь вокруг. Очень скоро он заметил стоящего столбиком суслика, который, завидя человека, сразу же нырнул в норку, издав характерный свист – сигнал тревоги для своих собратьев. Ваня подошел к норке, вырвал вокруг нее траву и установил первый капкан. За каких-нибудь полчаса все капканы были установлены. Чтобы их не потерять, он возле каждой норки устанавливал прут из растущих кустарников терновника или маслины. Закончив эту часть работы, он спустился на дно оврага, где должна была оставаться вода после таяния снега и прошедших дождей. Ваня не ошибся, действительно, здесь была довольно большая лужа с желтоватой по цвету водой. Ваня набрал ведро воды и стал наблюдать, не появится где поблизости столбик из суслика. Вскоре он заметил один. Подойдя к норе, куда спрятался суслик, он вылил в нее полведра воды. Из норы показалась голова суслика. Ваня ловко двумя пальцами схватил суслика за шею и резко дернул. Это была первая жертва. Через несколько минут ему удалось вылить из норки еще одного суслика. В каждом капкане тоже оказалось по суслику. Прошло четыре часа, за это время Ваня выловил двадцать сусликов.

Наступило самое неприятное – снимать шкурку. Ваня уселся в тень кустарника и, превозмогая отвращение, принялся за дело. Лезвием бритвы он сделал надрезы на задних лапках вокруг них и потом вдоль до живота. После этого шкурка чулком снималась до головы, где приходилось лезвием осторожно подрезать шкурку, чтобы ее целиком можно было снять. Вся процедура продлилась почти два часа. Усталый, но довольный, Ваня к вечеру вернулся домой. Здесь он разрезал шкурки вдоль живота, наломал шипов акации и, приколов их шипами к стенке дома с тыльной стороны, оставил сушиться.

После ужина Ваня вышел на улицу. Солнце пряталось за горизонт, но было еще светло. Возле дома Шелестов он увидел Аню, Володю Шелеста и какую-то незнакомую девочку. Ваня решил подойти поближе, делая вид, что он просто прогуливается.

– Ваня! – окликнул его Володя, – иди к нам, я тебя познакомлю со своей сестрой.

– Это какой? – удивился Ваня. – Я знаком и с Галей, и с Женей.

– Иди сюда! Это моя двоюродная сестра Люда, Люда Шелест, она приехала к нам на каникулы из Одессы. Она дочь моего дяди Гриши.

О дяде Грише он знал от дяди Мити, что тот плавает на китобазе «Слава» и живет в Одессе на главной улице – Дерибасовской.

Ваня подошел поближе, обратив внимание на худенькую девочку лет тринадцати со светлыми волосами и красивыми голубыми глазами, которая сидела на низеньком заборчике возле колодца. С первого взгляда девушка ему показалась миловидной. Она была грациозна, с небольшим тонким носом, детскими щечками…

– Здравствуй! – сказала она на русском языке. – Меня зовут Люда. А тебя как зовут?

– А меня Ваня. На украинском языке ты можешь говорить?

– Нет, я учусь в русской школе. Но я все понимаю, когда говорят на украинском языке. Мой папа тоже может говорить на украинском языке. Он сейчас в плавании, а мама приболела, поэтому отправили меня в деревню.

– Целое лето будешь здесь?

– Не знаю, за мной мама приедет.

Вопросы у нее сыпались один за одним.

– Ты в какой класс перешел?

– В восьмой. А ты в какой?

– Я в седьмой.

– Ваня, а ты чем будешь заниматься в каникулы? – спросил Володя.

– Сусликов ловлю. Надо сдать тысячу шкурок, чтобы можно было купить велосипед.

– Ой, как интересно! – воскликнула гостья из Одессы. – А можно и мне поучаствовать?

– Боюсь, что твоим изнеженным ножкам будет больно ходить по нашим колючкам, с улыбкой ответил Ваня.

– А мне можно? – спросил Володя.

– Тебе? – переспросил Ваня. Если родители не против – можно.

– Тогда завтра я с тобой!

Так у Вани появился помощник. Вдвоем было и легче, и быстрее, и веселее. Правда, Володя не каждый раз мог пойти вместе с Ваней.

– Аня, пойдем домой, уже темно, спать пора. А ты, Володя, завтра не опаздывай.

– Приходи завтра, – спрыгивая с заборчика, сказала Люда. – Поболтаем!

– Приду, – сказал Ваня, с удивлением заметив, что ученица седьмого класса чуть выше ростом его, ученика восьмого класса.

«Чем их там, в Одессе, кормят», – подумал он, но вслух только произнес:

– До завтра!

Придя домой, Ваня еще немного почитал, потом погасил лампу и попытался заснуть. Но сна почему-то не было. Гудели ноги от ходьбы, и во всем теле чувствовалась усталость. Перед глазами мелькали суслики, а в ушах стоял свист. Он старался прогнать эти звуки и картины вытаскивания сусликов из нор… И ему удалось переключиться на гостью из Одессы. «Симпатичная девочка, – подумал он. – Болтушка… Но этим все девочки страдают… Вот кто мне расскажет про Одессу и о море… Завтра пойду… встречусь… и поболтаем…» С этими мыслями он и уснул.

На следующий день они вместе с Володей отловили более 20 сусликов. Ваня был доволен. Если так дело пойдет и дальше, то за полтора месяца можно будет набрать необходимое количество шкурок, ну, в крайнем случае, за два.

Вернувшись к вечеру, Ваня, развесив шкурки, сразу пошел к дому Шелестов. Люда сидела одна на том же глиняном заборчике в летнем светлом платьице.

– Привет! – сказала она, заметив приближение Вани. – А я уже знаю, сколько вы сусликов поймали, мне Володя рассказал.

– Привет! – ответил Ваня. – Да, сегодня был удачный день.

– А тебе их не жалко убивать?

– Конечно, жалко! Но ничего не поделаешь: иначе я не смогу купить велосипед. Ведь до школы целых шесть километров. Это только в одну сторону. А еще надо и обратно преодолеть те же шесть километров. У тебя школа далеко?

– Нет, рядом с домом. Я пешком иду пять минут.

– Повезло тебе! Я на велосипеде смогу ездить только когда сухо. Когда дождь или зима, придется топать ножками.

– Это тяжело!

– Тяжело! Много ты понимаешь! Тебе приходилось когда-нибудь шлепать по грязи или зимой по мокрому снегу чужим селом, когда тебя окружают собаки, пытающиеся ухватить за ноги? Это тебе не по асфальту ходить в туфельках!

– Я бы, наверное, не смогла!

– Ладно, давай о чем-нибудь другом. О твоем папе, о маме, о доме, где ты живешь, о школе?

– Почему ты этим интересуешься? Я же не спрашиваю о твоих папе, маме…

– А ты спроси! Но я первый попросил.

– Какой ты хитрый! – ее глаза глядели прямо, светло, смело, иногда веки ее слегка щурились, и тогда взгляд ее становился глубок и нежен. – Хорошо! Папа мой – китобой. Он плавает на большом корабле. Сейчас его нет в Одессе, он в море. Его дома не бывает по полгода. Маме это не нравится, но папа не может бросить работу. Он скоро уйдет на пенсию, тогда будет дома. Мама работает в торговле и часто болеет. Папа говорит, потому что курит. Живем мы на главной улице – Дерибасовской – прямо на берегу моря. Ночью я слышу даже шум волн, особенно когда оно штормит.

– Я никогда не был в Одессе, не видел моря. Я много прочитал книг о моряках, о море, и все же не могу его представить себе, какое оно – море… Хочу стать моряком, капитаном… Хочу увидеть, как живут люди в других странах и на других континентах…

– Ты хочешь сделать свою будущую жену несчастным человеком, чтоб она по полгода тебя ждала, как моя мама? Может быть, она поэтому и курит, и болеет…

– Но жениться ведь не обязательно…

Ваня смотрел на Люду, и в нем все больше возникало симпатии к этой девочке, которой тоже было нелегко. Он сел рядом с ней на заборчик.

– Садись ближе, – сказала она. – Ты что, боишься девчонок?

– Нет, я и так близко сижу, – ответил Ваня. – Расскажи мне о море…

Они проболтали часа два. День погас, и вечер, сперва весь огнистый, потом ясный и алый, потом бледный и смутный, тихо таял и переливался в ночь, а их беседа продолжалась, мирная, кроткая, как воздух, который окружал их. На улице стало совсем темно. Ване было приятно сидеть рядом с этой девочкой, от которой, как ему казалось, пахло морем, хотя он и не представлял его…

– Люда, – прозвучал голос тети Шуры, – хватит любезничать, пора спать.

– Пойду я, – сказала Люда, спрыгивая с заборчика. – Приходи завтра, с тобой интересно поболтать.

– Обязательно приду! До завтра!

– До завтра!

Она помахала рукой и побежала к дому.

Ваня тоже, но только медленно, пошел к своему дому. Взошла луна. Он любил бродить по селу. Луна, казалось, пристально смотрела на него с чистого неба. И он чувствовал этот взгляд. Ваня остановился, весь облитый ее светом, этим безмятежным и в то же время тихо душу волнующим светом. В окнах домов слабо светились керосиновые лампы, виноградные лозы высовывали из-за ограды завитые усики, что-то пробежало в тени около колодца, добродушная собака соседей ворчала вполголоса, а воздух так и ластился к лицу, и акации пахли так сладко, что грудь поневоле все глубже и глубже дышала…

Ваня подошел к своему дому, медленно вдыхая пахучий воздух, и прошел в свою комнату, весь наполненный каким-то сладостным томлением беспредметных ожиданий. Он чувствовал себя счастливым. Но отчего? Он ничего не желал и ни о чем не думал… Нырнув в постель, он немедленно уснул, как дитя в колыбели…

На другое утро его разбудил Володя Шелест. Ваня поспешно поднялся с постели.

– Ты чего до сих пор дрыхнешь? Вчера проболтал с Людой допоздна… Посмотри, какое утро. Свежесть, роса, птички поют… – сказал Володя.

Ваня умылся, оделся, они сели за стол во дворе. Мама дала им молока и свежего хлеба. Позавтракав и собрав необходимое снаряжение, они двинулись на ловлю сусликов…

Охота на сусликов продвигалась успешно. Хотя это был и тяжелый труд, но за месяц удалось подготовить почти четыреста шкурок.

Ваня почти каждый вечер встречался с Людой. Ему нравилась эта худенькая девочка с голубыми глазами, как, наверное, море, о котором она много рассказывала. С ее юмором, присущим только жителям Одессы. Они сидели вечерами на каменном заборе, болтая о своих школах, учителях, одноклассниках. Иногда они проникали на школьный двор, с его садом, таинственным зданием самой школы, которое в темноте казалось особенно громадным. Люда держала Ваню за руку. Он чувствовал, что ее рука слегка дрожит.

– Ты что, боишься? – спросил ее Ваня.

– Немножко…

– Что тебя пугает?

– Очень темно… В городе так не бывает… В городе и ночью все залито светом…

– Это, наверное, красиво… Но у нас здесь все так спокойно, тихо… Слышно только, как сверчки поют… Слышишь?

– Слышу!.. Ваня, а ты когда-нибудь целовался с девочками? – неожиданно спросила Люда.

Ваня растерялся и не знал, что ответить.

– Нет… – выдавил он из себя.

– А у нас в школе мальчики целуют девочек… Хочешь, я тебя поцелую?..

Не успел Ваня ответить, как Люда поцеловала его в щеку. После чего она быстро побежала к дому.

Ваня остался один. Он стоял, прислонившись к акации, прислушиваясь к биению своего сердца, которое учащенно стучало в груди.

«Вот чудная!..» – пронеслось в голове Вани. Он еще ощущал прикосновение ее губ и испытывал от этого какое-то новое чувство радости и смущения.

Ваня вышел со двора школы, подошел к дому Шелестов. Было темно и тихо вокруг дома. В одном из окон мелькнул огонек и погас. Огромный купол неба светился яркими звездами. Постояв несколько минут, он сел на заборчик, на котором они с Людой еще совсем недавно весело болтали. Он сидел, смотрел в небо, и мысли его унеслись куда-то далеко – к звездам, что мерцали загадочным светом высоко над его головой…

На следующий день, вернувшись с поля, во дворе дома его встретила мама.

– Ваня, ты, наверное, еще не слышал? У Шелестов горе.

Ваня почему-то сразу подумал о Люде.

– А что случилось? – с тревогой в голосе спросил он.

– У брата Дмитрия Павловича в Одессе умерла жена. Утром пришла телеграмма, и Шура с девочкой уехали в Одессу. Вот горе-то какое! Девочка осталась без мамы.

Ваню эта новость повергла в какое-то состояние оцепенения. Он стоял и не мог произнести ни одного слова. «Ведь только вчера она была такой веселой, улыбающейся… – пронеслось у него в мыслях. – Как это все не справедливо…»

– И Люда уехала? – невпопад спросил Ваня.

– Я же тебе сказала уже, что уехала Шура с девочкой…

– Ах, да… Я пойду пыль смою… и молока хочу попить.

Чуть позже во двор вошел дядя Митя.

– Гриппо, у моего брата Гриши большое несчастье – умерла жена Светлана… Светочка… Замечательная женщина… Бедный Гриша… Бедный ребенок… Гриппо, дай, мне литр вина, я посижу здесь и выпью за ее душу…

Мама принесла с погреба литр вина. Дядя Митя сел, склонился над наполненным вином стаканом и погрузился в какие-то свои мысли.

К нему вскоре подсел Ваня.

– Вот что я тебе, пацан, скажу за жизнь… Был человек, и нет человека… А мы предполагаем жить… Смерть не обманешь и не спрячешься от нее…

– Дядя Митя, а от чего она умерла?

– Говорят, не выдержало сердце… Говорят… Она могла и сама на себя руки наложить. Как-то она мне призналась, что жизнь для нее стала в тягость, после того как Гриша стал работать на китобазе «Слава». Ведь по 6–7 месяцев его не бывает дома. Вот и сейчас он где-то у берегов Австралии… Трое суток надо добираться на самолете до Одессы…

– А я вот думаю, быть моряком – это так интересно! Столько романтики! Море, дальние страны, неизвестные континенты…

– Вот что я тебе скажу о романтике…

Дядя Митя по привычке перекрестил стакан с вином, сделал несколько глотков и продолжил:

– О романтике я тебе расскажу лучше в следующий раз… Светка – она вела не совсем здоровый образ жизни… Сам понимаешь – торговля, много соблазнов… Курила, иногда и рюмку выпивала… А тут врачи наши… Помню, когда я еще в Одессе жил, у меня вдруг ни с того, ни с сего то здесь закололо, то там защемило…

Дядя Митя скривился, как будто у него и в самом деле что-то заболело. Отпив половину стакана вина, он несколько минут молчал, закрыв глаза.

– Ну, я к врачу, – продолжил он, допивая стакан вина. – Начал с вендиспансера, который был на соседней улице. А с чего еще? Врач меня увидел и сразу: «Берите колбу, зайдите за занавеску и помочитесь…»

Зашел. Он берет колбу, встряхивает и смотрит «на свет». «О, молодой человек! Да у вас тут целый букет!.. Надо долго и именно у меня лечиться…» Короче, настоящий одесский врач – сразу же «ставит на бабки».

Нет, думаю, тут что-то не так. Вроде бы за собой ничего такого не замечал. Вроде ни к чему такому ни руками и даже вообще ничем не прикасался.

Дядя Митя наполнил еще стакан вина и, перекрестив его, выпил наполовину.

– Что дальше делать? Иду в центральную городскую поликлинику – но к обычному врачу.

Опять: «Берите колбу, зайдите за занавеску…» Опять смотрит «на свет»…

«Ну что?» – спрашиваю.

«Ясно, – отвечает. – Быстро поставим вас на ноги, но при условии, что будете все четко выполнять. Согласны?» Потом монотонным голосом: «Значит, записывайте. Устроим провокацию! Есть такой медицинский прием. Но только все строго выполнять, хоть, я понимаю, это и трудно, и противно. Все равно, даже “через себя” надо. Значит, так. Прямо с утра, вместо завтрака, сначала водка, потом пиво, потом опять водка, опять пиво… И так дней пять-шесть. Потом в обед…»

И что-то он хотел еще добавить, но тут я уже не выдержал: «Не понял! Какая же это провокация?!! Я так и без вашей “провокации” живу! А вы говорите дней пять-шесть?!»…

Вот тебе, Ваня, и наши врачи! Разве они могли понять, что творится на душе у Светочки? Такое наговорят за пять минут, что руки опускаются. Ну, кто так лечит? О людях надо думать! Кругом же люди живые… Вот и залечили ее!!!.. Сердце!!!..

Дядя Митя замолчал, снова погрузившись в свои мысли.

– Что-то я сегодня разболтался, – обращаясь к самому себе, сказал дядя Митя.

Он допил вино, поднялся со скамейки и медленно направился к своему дому.

Утром, когда Ваня уже было собрался в поле отлавливать сусликов, его позвала тетя Фрося – соседка напротив, жена плотника. Это была очень интересная женщина, тихая, спокойная, добрая. Жизнь ее придавила к земле, и она ходила, сильно наклонившись. Тем не менее это не мешало ей заниматься пчелами. Она была главным пасечником совхоза, и у нее была собственная пасека на огороде, рядом с домом. Она часто угощала Ваню свежим медом. Вот и сейчас она позвала его:

– Ваня, возьми баночку, я дам тебе свежего меда. Только вчера накачала.

Ваня вошел во двор, отдал баночку и стал ждать. Тетя Фрося спустилась в погреб и вскоре появилась с медом янтарного цвета. Но вместе с медом появились и пчелы, и не одна и не две… Как только тетя Фрося передала Ване баночку с медом, пчелы ринулись на Ваню, нещадно его жаля. Ваня, бросив мед, решил спасаться бегством, бросившись за огород тети Фроси, где росла высокая и густая трава. Добежав, он упал в траву, закрыв голову и лицо руками. Пчелы покружили над Ваней и улетели.

Полежав какое-то время, он поднялся, чувствуя, как лицо его распухает от укусов. Вернувшись домой, он в зеркале себя не узнал: на него смотрело какое-то странное лицо с одним глазом и распухшим носом. Аня, глядя на него, хохотала до слез:

– Ну что, Ваня, наелся меда?! – издевалась она.

– У меня все пройдет, а вот меда тебе я не дам!

– А мне мама уже и без тебя хлеб медом намазала!

Только через четыре дня Ваня отважился показаться на улице.

К середине августа Ване все-таки удалось собрать заветную тысячу шкурок сусликов. Он аккуратно сложил их по сто штук и крепко перевязал бечевкой, упаковав все в небольшой мешок. На попутной машине он доехал в райцентр. В заготконторе приемщица, увидев шкурки сусликов, всплеснула руками и только смогла выговорить:

– Мальчик, это ты сам?

– Да, – с гордостью ответил Ваня. – Я два с половиной месяца их ловил!

Женщина тщательно просмотрела каждую шкурку. Несколько шкурок она отложила в сторону.

– Ну вот, – сказала она, – я принимаю у тебя 992 шкурки. Восемь шкурок у тебя бракованы.

– Тетя, мне нужна справка, что я сдал тысячу шкурок, иначе мне велосипед не продадут, – сказал Ваня с мольбой в голосе.

– Не переживай! Дам я тебе справку, ведь дело не только в количестве сданных шкурок, а главное – в количестве вредителей, которых ты выловил. Именно за это полагается льгота на покупку велосипеда. Шкурки – это только доказательство выловленных грызунов. Вот тебе справка и еще деньги за сданные шкурки. Сумма небольшая, но тебе пригодится…

Ваня, кажется, даже «спасибо» забыл сказать. Он схватил справку и деньги и бегом побежал в культмаг, в котором продавались велосипеды.

В магазине было совсем мало людей. Ваня подошел к продавщице и протянул ей справку.

– Вот это да! – воскликнула она. – Тысяча сусликов! И ты сам их выловил? Молодец! Что же ты хочешь купить на эту справку?

– Велосипед, – почти шепотом ответил Ваня.

– Ну что ж, – выбирай, какой тебе по вкусу, вон они стоят в углу.

Ваня на дрожащих ногах с дрожащими руками отправился к велосипедам. Подойдя, он не стал торопиться, тщательно осмотрел каждый велосипед из пяти, которые стояли прислоненными к стенке. Ване понравился велосипед Харьковского завода с зеркалом, с фарой и генератором. Он весь блестел хромированными деталями.

– Вот этот! – выдохнул он.

– Прекрасный велосипед, – сказала продавщица. – Но и цена его высокая. Он стоит 1200 рублей.

Ваня опустил руку в карман, вынимая оттуда деньги, которые дала ему мама. Он передал их продавщице.

– Мальчик, – пересчитав деньги, сказала она, – здесь только тысяча рублей, этого мало, надо еще двести рублей за этот велосипед. Выбирай другой.

У Вани внутри все оборвалось… Продавщица сочувственно смотрела на него. Но вдруг лицо его просияло улыбкой: он вспомнил о деньгах, которые он получил за шкурки. Вытащив их с другого кармана, он передал их продавщице. Денег хватило вполне, даже осталось еще 50 рублей.

Получив все документы на велосипед, Ваня вывел его на улицу и вышел на полевую дорогу, ведущую домой. Впереди было 12 километров пути. Он решил не откладывать и научиться ездить на велосипеде по пути домой. Трудная это наука, особенно когда некому помочь и поддержать. Но мало-помалу он освоил технику езды, содрав коленки… С половины пути он уже уверенно держался на велосипеде. В село он въехал, гордо восседая на сверкающем на солнце велосипеде. Он ехал, весело крутя педали, на зависть всем ребятишкам, которые встречались на улице.

Въехав во двор своего дома, он спрыгнул с велосипеда рядом с батьком.

– Ты когда это научился ездить на велосипеде? – удивился батько.

– Пока доехал от Цебриково до села.

– Ловко у тебя получилось.

– Ваня, научи и меня кататься, – сказала Аня, подбежав к ним.

– Подрасти немного, – сказал Ваня, – рано тебе еще.

– Сам подрасти! Вон Люда младше тебя, а ростом выше!

– Аня, мы тебя обязательно научим, – сказал батько. – Ты же только в седьмой класс пойдешь. Следующим летом мы и тебе велосипед купим.

– Ваня, как шкурки, все приняли? – спросил батько.

– Только восемь штук забраковали. Мне заплатили 250 рублей за них. Они меня выручили, иначе я бы не купил этот велосипед. А он мне очень понравился.

Ваня взял тряпку и тщательно протер велосипед, от чего он заблестел еще ярче.

Закончилось лето, а вместе с ним и школьные каникулы. Первого сентября Ваня поехал в школу на новом велосипеде. В школе он с радостью увидел, что вместе с ним в одном классе будут учиться его друзья: Ваня Гулий, Вася Копыщик, Коля Капука, Ваня Донченко. Перед школьной линейкой они успели обменяться впечатлениями о летних каникулах, кто где побывал, что видел.

Началась линейка. Перед учебным корпусом выстроились все классы и учителя. Вперед вышел директор школы Платонов Георгий Иванович, который вобрал в себя и преподавателя, и хозяйственника. Как оказалось потом, свой предмет – географию – Георгий Иванович знал глубоко и обстоятельно. Он не просто водил указкой по карте, не просто занимался перечислением «лесов, полей и рек», стран и континентов. Он умел увлечь. Георгий Иванович контролировал учебный процесс во всех направлениях и измерениях. Он знал всю школу по именам и фамилиям. Мог непосредственно явиться в мужской туалет и дать по шее заядлому курильщику или «писателю» на стенах туалета.

На директоре был светлый костюм, из-под пиджака которого виднелась украинская вышиванка.

– Дорогие друзья! – начал свое выступление директор. – Дорогие родители наших первоклашек! Учителя школы, все мы поздравляем вас с началом учебного года. Каникулы закончились, ребята, вы набрались сил и готовы осваивать новые знания. Мы желаем вам в этом успехов. У нас много новичков. Это и ученики первого класса, и часть учеников восьмого класса. Всех вас, ребята, наша школа принимает в свою дружную семью. Мы уверены, что вы найдете здесь верных друзей, товарищей, будете по-настоящему дружить. Обращаю внимание десятиклассников, для которых этот учебный год – последний. Прошу не расслабляться, собраться, напрячь все силы для успешного усвоения материалов по всем предметам и достойно завершить свои школьные годы.

Ну, а теперь я прошу ученицу первого класса Машу Сиренко и десятиклассника Сергея Гаврилюка дать первый звонок на урок в новом учебном году! В добрый путь!!!

Сергей усадил Машу себе на плечо, и она весело зазвонила в школьный звонок.

Все разошлись по своим классам. Ваня успел занять место на первой парте. Рядом с ним села девушка из Горьева, которую оставили на второй год в восьмом классе. Звали ее Лиза Слюсаренко. Это была довольно симпатичная, худенькая девчонка со светлыми волосами и такими же, чуть раскосыми, глазами.

– Ты не против, что я буду с тобой сидеть? – спросила она Ваню. – Я сидела на этом месте и в прошлом году. Просто я заболела и не смогла сдать экзамены.

– Нет! Почему я должен быть против? – ответил Ваня.

В это время в класс вошел директор школы вместе с совсем молодой учительницей. Весь класс встал.

– Здравствуйте, ребята! – сказал директор. – Садитесь! Я хочу представить вам вашего классного руководителя Ольгу Ивановну Галатенко. Одновременно она будет преподавать вам математику. Ольга Ивановна только в этом году окончила Одесский университет, она сама не так давно была такой же ученицей, как и вы. Надеюсь, что вы найдете общий контакт, общий интерес и поддержите ее в начале педагогической карьеры. Договорились?

Класс ответил дружно:

– Договорились!

– Ольга Ивановна, я вас оставляю, желаю успехов и удачи! Ребята, и вам желаю успехов!

После этих слов директор вышел из класса. Класс проводил его вставанием.

Ольга Ивановна в широкой юбке, в цветной кофточке, перетянутой узким ремешком на тонкой талии, выглядела совсем юной. Вряд ли ее можно было назвать красавицей, но выражение ее глаз было каким-то притягивающим.

Она присела на стул возле стола, открыла классный журнал.

– Давайте знакомиться, – сказала она и начала перекличку.

Закончив, она поинтересовалась, у всех ли есть учебники по алгебре, геометрии, тригонометрии, после чего начался урок алгебры…

В течение двух недель Ваня познакомился со всеми своими учителями. Все они были очень доброжелательные, но требовательные. Вообще, в школе царила какая-то атмосфера товарищества. Не было никаких склок в среде преподавателей. Ни бытовых, ни профессиональных. В школе работали настоящие мастера своего дела. Ване на всю жизнь запомнились их интонации, подходы, улыбки поддержки…

Пожалуй, больше всего пришелся ему по душе преподаватель русского языка Матынга Василий Григорьевич. Как можно забыть повседневную, кропотливую его работу по превращению сельского пацана в любителя словесности. Маленького роста, с серьезным физическим недостатком (у него было искривление позвоночника и деформация грудной клетки), он обладал огромным внутренним потенциалом педагога-воспитателя. Причем нестандартным потенциалом. Он никогда не делил класс на тех, кому «надо русский» и кому это, может, не понадобится. Не заставлять учить, а самому дойти до того, что не учить нельзя! Не умничать, не ехидничать, не упрекать, не «вызывать родителей», не заигрывать, а делать свое дело настойчиво и планомерно. Шаг за шагом! Единственная вольность, которую он себе позволял, – в отдельных случаях называть девочек «чертовыми куклами». По отношению к некоторым из них он был совершенно прав.

Василий Григорьевич всегда как бы подсматривал за Ваней, не давая возможности ему расслабиться. Он отмечал даже самые незначительные его успехи. Он научил работать с книгой и думать. Научил, как увязать на бумаге русский язык и литературу в единое целое. Разбор наиболее удачных сочинений превращался в критический анализ – по структуре сочинения, переходу от одной мысли к другой, внутренней логике повествования, борьбе со словами-паразитами… Василий Григорьевич мог дать ключ к пониманию прочитанного или написанного. И этот «ключ» остался с Ваней на всю жизнь…

Именно Василий Григорьевич познакомил Ваню с поэзией Сергея Есенина, которая в те годы была не совсем «открытой». Ваню буквально заворожила поэзия сельского, как и он, но рязанского парня. Особенно лирика поэта. Это мир светлых чувств и юношеских мечтаний, душевных страданий и сердечных дум. Это мир, полный любви к родной природе, к женщине, наполненный щемящей душу благодарностью к жизни. И кого могут оставить равнодушным идущие из сердца поэта слова:

Хороша была Танюша, краше не было в селе,

Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.

У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.

Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.

Вышел парень, поклонился кучерявой головой:

– Ты прощай ли, моя радость, я женился на другой.

Побледнела, словно саван, схолодела, как роса,

Душегубкою змеею развилась ее коса…

Или вот это:

Зеленая прическа,

Девическая грудь.

О, тонкая березка,

Что загляделась в пруд?

Что шепчет тебе ветер?

О чем звенит песок?

Иль хочешь в косы-ветви

Ты лунный гребешок?..

Книгу стихов поэта, подаренную ему Василием Григорьевичем, Ваня вскоре знал наизусть. Под влиянием поэзии Есенина он и сам начал робкие попытки стихотворного сочинительства в продолжение своего предыдущего неудачного опыта. Конечно, стихи Вани можно было назвать с большой натяжкой поэзией.

Что-то мурлыча вполголоса,

Дошли они до реки.

Девичьи пушистые волосы

Касались его щеки.

Так в речку смотрелись ивы,

И так полыхал закат,

Что глянешь вдруг вниз с обрыва

И не уйдешь назад!..

Ване всегда нравилась математика. Из школы он ехал на велосипеде или шел пешком всегда в приподнятом настроении, радуясь тому, что сейчас он сядет за стол и будет разбирать, именно разбирать, а не решать, очередные задачи на высоты и медианы, площади или пифагоровы закономерности.

Ольга Ивановна оказалась замечательным педагогом, несмотря на свою молодость. Она умела создать в классе атмосферу математического творчества. Поэтому никто во время ее уроков не смотрел в окно – все трудились. За неправильный ответ ученика у доски к ответственности привлекался весь класс. Эти «разборки» касались всех. Ее методология преподавания была нацелена на творчество, а не на «запомнить» или «зазубрить»…

В те далекие годы Ольга Ивановна понимала, что важно научить решать задачи, но еще важнее уметь их составлять, то есть попытаться описать задачей физику того или иного явления, придать прикладной характер знаниям. Это очень здорово пригодилось в последующие годы, когда Ваня вырос и стал инженером.

У Ольги Ивановны был свой подход – ученик должен «тянуться». У нее все было крупным планом! На геометрии или стереометрии нужно было знать алгебру. Нельзя «забыть» или ответить уклончиво, расплывчато… Она могла разложить «по полочкам» запутанную теорему или сложное геометрическое построение.

Ваня в своей жизни не раз вспоминал с благодарностью Ольгу Ивановну, впрочем, как и многих других своих учителей, в том числе замечательную женщину, преподавателя украинского языка и литературы, Надежду Ивановну Мусиенко. Надежда Ивановна была очень требовательной, но могла и зажечь искру добрую любви к родному языку…

Вот такая это была новая школа Вани. Вот такие это были Учителя! Никто не снимал с них каждодневного бремени житейских забот. Так же, как и другие, в свободное время они занимались своим домашним хозяйством, своими семьями…

В конце сентября школьников вывезли на уборку винограда. Был теплый, солнечный день. Ребята дружно принялись за работу. Приехал председатель местного колхоза имени С. Орджоникидзе Петр Белоконь на двуколке, запряженной серым жеребцом в яблоках. Он поздоровался с директором школы, пошутил с ребятами.

– Надеюсь на вашу помощь! – обратился он к школьникам. – Урожай винограда в этом году хороший, и доход будет не плохим. Будут деньги – отремонтируем капитально колхозный клуб, в котором и вы сможете выступать, заниматься. В общем, всем спасибо!

После этих слов ребята с еще большим рвением приступили к работе.

В полдень привезли обед. Он состоял из тушеной картошки с мясом и компота из свежих фруктов. Всем разложили обед по мискам. В Ваниной миске оказался какой-то кусок мяса с жилой, которая тянулась длиной нитью.

– Что это мне дали, какую-то собачатину, – сказал Ваня, отложив миску с едой.

Другие ребята, услышав слова Вани о собачатине, тоже побросали есть. О том, что восьмиклассники отказываются кушать, стало известно директору школы. Георгий Иванович, подойдя к кучке сидящих учеников, поинтересовался:

– Почему не кушаем?

– Так дали нам какую-то собачатину, – кто-то отозвался из сидящих.

– Какую собачатину? Кто это сказал?

Все ребята молчали.

– Я сказал, – отозвался Ваня. – Мне попались какие-то жилы, вот я и сказал.

– Ну, вот что, отправляйся немедленно домой, и без родителей чтоб я тебя в школе больше не видел, – строгим голосом произнес директор, обращаясь к Ване. – Ты все понял?

– Понял, – угрюмо ответил Ваня.

Он поднялся и медленно зашагал вниз по дороге к школе, где стоял его велосипед.

Когда он приехал домой, мама удивилась его раннему появлению.

– Ты чего сегодня так рано?

– Уроки сократили, – соврал Ваня.

– Садись, покушай.

– Я потом.

Он вошел в комнату, сел за стол. Мысль стучала в голове, как сказать родителям о случившемся. Ничего не придумав, он сел читать первую попавшуюся под руку книгу.

На следующее утро Ваня в школу не поехал. Он сидел в комнате и читал книгу, хотя смысла прочитанного не понимал. Надо было как-то объясниться с родителями.

Когда в комнату вошла мама, она от неожиданности даже какое-то время ничего сказать не могла.

– Ты что, заболел, Ваня? – спросила она. – Почему не поехал в школу?

– Не заболел я… Меня выгнали со школы…

– Выгнали? За что? Кто выгнал?

– Директор…

– Что ты там натворил? Только этого нам и не хватало!..

– Ничего не натворил. Нам на обед принесли мясо, которое я назвал собачатиной. Все ученики не стали кушать…

– Я тебе говорила, что твой язык тебя до добра не доведет!

– Так мясо было действительно несъедобное, какие-то жилы… Вот я и назвал…

– Ну, и что теперь будем делать?

– А что делать? Пойду в совхоз работать. В следующем году поеду в Одессу, поступлю в техникум.

– Ой, не знаю! Вот батько вечером придет – решайте. Но мне кажется, что тебе лучше в школу вернуться.

Вечером состоялся неприятный разговор с батьком, итогом которого было решение учиться дальше в школе.

На следующий день Ваня вернулся к занятиям. Батько переговорил с директором, и инцидент был улажен. Но состоялся разбор поведения на комсомольском собрании, на котором присутствовал и Георгий Иванович. Ване там здорово досталось, но ограничились лишь обсуждением.

Учеба Ване по-прежнему давалась легко. В классе было несколько новых девочек, но ко всем из них он относился ровно. Может быть, немножко больше других он выделял Ольгу Бойченко и Марию Сиваченко. Оля была тоненькой, светловолосой девочкой с озорной улыбкой. Мария – наоборот, черноволосая, с такими же черными глазами.

Близко он сошелся с Женей Верстюком, учеником, которого оставили на второй год в восьмом классе. Это был хорошо сложенный парень с крепкими мышцами атлета. Он оказался близким знакомым Коли Капуки. Вместе с Колей Ваня побывал дома у Жени. Дом его находился рядом со школой. Там Ваня понял, откуда у Жени спортивная фигура. Он самостоятельно занимался штангой, поднятием тяжестей, гиревым спортом. Женя продемонстрировал некоторые приемы подъема штанги.

Это очень заинтересовало Ваню. В воскресный день он пошел на тракторный двор, нашел там подходящий кусок трубы и два колеса от катка трактора и все это хоть с трудом, но приволок домой. Со всего этого он соорудил себе штангу, с которой стал ежедневно заниматься, накачивая и себе мышцы. И вскоре результат стал заметен. Это еще больше сблизило ребят.

Однажды утром Ваня услышал, как мама с тревогой в голосе обратилась к батьку:

– Игнат, что-то с нашей Аней случилось. Мне кажется, она заболела. В последнее время она сильно похудела, пьет много воды… Я ее спрашивала, не болит ли что-нибудь. Она говорит, что ничего не болит, но во рту все пересыхает и хочется постоянно пить…

– Просто так ничего не бывает, – ответил батько. – Надо показать ребенка врачам. Отпрошусь сегодня с работы, и завтра как раз едут в Цебриково за комбикормом, вместе и съезжу с ней в больницу.

Следующим утром батько с Аней поехали в Цебриково. Вернулись они к вечеру.

– Ну, что сказали врачи? – спросила мама.

– Плохи дела, Гриппо… У нее тяжелая болезнь – сахарный диабет, и уже в запущенной форме. Надо везти в Одессу в больницу. Дали направление.

– О, господи! – всплеснула руками мама. – И откуда эта напасть на нашу голову?!

– Не причитай! – сказал батько. – Этим дело не поправишь.

– Я понимаю, – сквозь слезы ответила мама. – Игнат, надо везти Анечку в город быстрее…

– Завтра пойду к директору совхоза, чтобы помог отвезти ребенка.

Через два дня батько и Аня уехали в Одессу.

Батько через день вернулся домой один. Он рассказал, что Аню оставили в областной детской больнице. Обследование продлится не меньше недели. Но позвонили из Одессы только через три недели и попросили приехать за девочкой. Батько снова съездил в Одессу и вернулся с Аней, которая выглядела чуть получше и, кажется, была уже не такой худой. Теперь она сама себе делала инъекции инсулина. У нее была своя кастрюлька, в которой она кипятила шприц и иголки. Самочувствие ее было нормальное, и Аня возобновила посещение школы. Ваня несколько раз пытался расспросить Аню об Одессе, но она ничего особенного не могла рассказать.

– Ваня, я ничего почти не видела. Я была в больнице, меня на улицу не выпускали. И моря я не видела, – отвечала она Ване на его расспросы.

Октябрь-месяц выдался теплым. В середине месяца директор школы, придя в класс, объявил, что их класс за хорошую успеваемость поощряется поездкой в Одессу. Ваня от радости был на седьмом небе. «Наконец-то я увижу море!» – с восторгом подумал он.

В один прекрасный день почти всех учеников восьмого класса с их нехитрыми пожитками усадили в крытый кузов автомобиля, и они двинулись в Одессу. Вместе с учениками в кузове машины была и Ольга Ивановна. Георгий Иванович ехал в кабине машины. Путь был не близок – 100 километров по только что построенной дороге Киев – Одесса. В город въехали во второй половине дня. Ваня с кузова видел большие дома, ровные улицы, огромные деревья… Он ждал, когда появится море, но оно так и не появилось. Машина остановилась возле какого-то здания. Это был областной «Дом колхозника». Всех ребят расселили по 3–4 человека в комнате. Ваня оказался в одной комнате с Колей Капукой и Васей Копыщиком. Ребят покормили в столовой.

– Ребята, – обратилась к школьникам Ольга Ивановна, – нам повезло. Удалось раздобыть билеты в оперный театр. Это одно из самых красивых зданий Одессы и очень интересный театр. Так что сейчас немножко отдохните, а потом все дружно идем в театр. Договорились?

– Договорились, – вместе со всеми сказал и Ваня. – Ольга Ивановна, а море вы нам покажете?

– Море? Тогда давайте чуть раньше выйдем из гостинцы, пойдем к оперному театру, а от него минута ходьбы к Потемкинской лестнице, с которой прекрасно видно море.

Когда гурьбой они пришли на крутой берег, с которого вниз к морю спускалась огромная лестница, перед ними открылась бескрайняя водная гладь. У Вани в груди от восторга перехватило дыхание. Он смотрел на эту бескрайнюю синеву широко раскрытыми глазами, как бы стараясь запомнить эту чарующую глаз картину. «Так вот ты какое, море!» – пронеслось у него в голове. Он стоял завороженный, забыв обо всем. Ему казалось, что стоит он не на берегу, а на палубе океанского лайнера, который скользит по этой синеве морской глади…

– Ваня, пойдем, – услышал он голос Ольги Ивановны, – а то опоздаем на спектакль.

Войдя в театр, Ваня был ошеломлен блеском и красотой внутреннего его убранства. Кругом золото, бархат, тысячи огней… Он еще никогда в жизни не видел подобного великолепия. Это было настоящее чудо, это была сказка. Их усадили в бархатные кресла балкона театра. Сверху было видно празднично одетую многочисленную публику. Свет в зале медленно погас, и зазвучала чарующая музыка. Это была увертюра к опере «Кармен» Бизе. Эта музыка окутала Ваню своим колдовством, и он слушал ее, не шелохнувшись. Великолепным показалось Ване и пение артистов. Ему никогда не доводилось вживую слушать такое пение, разве только по радио. Но радио не могло дать этого жизненно реального ощущения.

После спектакля, вернувшись в гостиницу, он долго еще не мог уснуть. В ушах звучали музыка и удивительные слова певицы-цыганки: «У любви, как у пташки, крылья…» Он снова вспомнил Аурику…

Утром, позавтракав, все отправились пешком в зоопарк. Какое-то время они шли по улице Дерибасовской. Ваня прочитал это название. «На этой улице где-то живет Люда Шелест!.. Может быть, я ее встречу… Для нее это будет полная неожиданность…» – подумал он. Но этого не случилось. Они прошли по улице Пушкинской до железнодорожного вокзала, рядом с которым находился зоопарк. От увиденного в зоопарке был полный восторг. Ване никогда еще не удавалось видеть диких животных – львов, тигров, разных антилоп, обезьян… Сколько потом было обсуждений, обмена радостью увиденного!..

Во второй половине дня надо было возвращаться обратно. Всю дорогу ребята обменивались впечатлениями. Все были довольны поездкой. Приехав к зданию школы, все они подошли к директору и Ольге Ивановне и высказали слова горячей благодарности за прекрасную поездку в великолепный город-герой Одессу…

После Нового года Ваня начал жаловаться на боль в животе. Мама пыталась лечить его зашептыванием, как экстрасенс, но это помогало на очень короткое время. Боль усиливалась. Наконец, батько решил отвезти Ваню в районную больницу в Цебриково. В больнице у Вани обнаружили гастрит желудка. Лечение проходило успешно, и уже через полторы недели его выписали из больницы. За ним приехал батько, который сказал ему, что он привез в больницу Аню с высокой температурой. Аню оставили в больнице, а Ваня с батьком вернулись домой. Но через два дня батьку пришлось снова ехать в Цебриково. В больнице умерла Аня. Умерла от заражения крови, вероятно, плохо продезинфицировала шприц и занесла инфекцию в кровь. Не стало Анечки!!! Это была настоящая трагедия для всей семьи. Мама непрерывно рыдала. Втихомолку плакал и Ваня. Ему было жаль сестру, с которой можно было поболтать, поделиться секретами… Он оставался совсем один…

Аню положили в гроб в красивой белой одежде невесты. Она лежала со спокойным лицом. Казалось, она сейчас откроет глаза и спросит, почему так много собралось людей. А людей действительно собралось очень много. Здесь были соседи, знакомые и незнакомые люди, пришел весь седьмой класс Ани с классным руководителем… Похоронная процессия двинулась селом, поднялась на холм, на вершине которого находилось сельское кладбище. Возле вырытой могилы родственники попрощались с Аней. Попрощался и Ваня, не сдержав слез. Зев могильной пропасти поглотил гроб с телом Ани. Комья сухой земли ударили по крышке гроба, которые болью отозвались в сердце Вани…

Перед завершением учебного года Ольга Ивановна и Василий Григорьевич устроили школьный вечер отдыха. Всем раздали поручения – кому прочитать стихотворение, кому спеть, кому… Одним словом, провести конкурс типа «Алло! Мы ищем таланты!» Ваня решил прочитать стихотворение Сергея Есенина. Во-первых, потому, что это стих замечательного поэта, а во-вторых, стихи Есенина мало кому были известны – не только ученикам, но и учителям. Выбор пал на стихотворение «Я обманывать себя не стану…».

Перед вечером Ваня отутюжил свои брюки, надел красивую рубашку китайского производства (фирма «Дружба») и уехал на велосипеде в школу. В школе уже все было готово. Играл патефон. В классной комнате кучкой сидели девушки. Ребята собрались в другом углу. Возле школьной доски была устроена импровизированная сцена, составленная из нескольких скамеек, покрытых домотканым ковриком.

Класс наполнялся ребятами. В класс вошли директор, Ольга Ивановна и еще несколько учителей.

– Ребята! – обратился директор. – Начинаем наш вечер отдыха для старшеклассников. Заканчивается учебный год. Вы славно потрудились, много потратили сил, иногда надо и отдохнуть. Сегодня как раз такой случай. Мы будем отдыхать и подведем предварительный итог учебного года, хотя окончательные итоги мы подведем после сдачи вами экзаменов. Несколько учеников вашего класса заканчивают учебный год с хорошими и отличными оценками. У Вани Несвит есть возможность завершить учебный год на «отлично». Неплохие шансы на успешное завершение учебного года есть и у Марии Сиваченко, у Гали Кучеренко и у некоторых других ребят. Давайте пожелаем им и каждому из вас успешно завершить восьмой класс и всем переступить порог девятого класса. А сейчас начинаем наш вечер конкурсов. Ольга Ивановна, начинайте!

Ольга Ивановна в красивом вечернем платье вышла в центр класса.

– Ребята! Начинаем наш вечер конкурсов! Победителей ждут призы…

И начались выступления ребят, которые временами прерывались гомерическим смехом и аплодисментами. Наконец, дошла очередь и до Вани.

– Выступает Ваня Несвит, – объявила Ольга Ивановна. – Какой номер ты подготовил?

– Я прочитаю стихотворение Сергея Есенина.

– Прекрасно! Слушаем тебя, Ваня.

Ваня поднялся на импровизированную сцену. И хотя перед ним были все знакомые лица, он немножко волновался, что чувствовалось в его слегка подрагивающем голосе. Но через мгновенье волнение улеглось.

– Я обманывать себя не стану, —

начал он, глядя строго в зал.

Залегла забота в сердце мглистом.

От чего прослыл я хулиганом?

От чего прослыл я скандалистом?

Не злодей я и не грабил лесом,

Не расстреливал несчастных по темницам.

Я всего лишь уличный повеса,

Улыбающийся встречным лицам.

Я московский озорной гуляка.

По всему тверскому околотку

В переулках каждая собака

Знает мою легкую походку.

Каждая задрипанная лошадь

Головой кивает мне навстречу.

Для зверей приятель я хороший,

Каждый стих мой душу зверя лечит…

Голос Вани звучал, как натянутая струна. Когда он закончил декламацию, в классе какое-то мгновение стояла мертвая тишина, а потом раздался шквал аплодисментов… Ваня был счастлив, глаза его светились. И, конечно, ему достался замечательный приз – книга американского писателя Фрэнсиса Брет Гарта.

Близился к завершению учебный год. Наступила пора сдачи экзаменов. Их было достаточно много: по русскому языку и литературе (устно и письменно), по украинскому языку (устно и письменно), по алгебре (письменно), по геометрии (устно), по истории и географии.

Ваня успешно справился с экзаменами, получив по всем предметам отличные оценки. Вручая похвальную грамоту, директор пожал ему руку и похвалил.

– Только не зазнаваться, – сказал он Ване. – Впереди более сложные задачи.

Дома и батько, и мама с радостью отметили успехи Вани. Мама приготовила праздничный обед, батько всем налил по стакану вина.

– Сегодня не грех и поднять стакан вина за твои успехи, сын, – сказал батько. – Год был тяжелым, трудным и горьким. Мы потеряли Аню…

Голос у батька задрожал, но он скоро справился с волнением и продолжал:

– Ты нас радуешь своими успехами в учебе. Учись, Ваня, сегодня условия тебе позволяют это делать. Мы с мамой не имели возможности учиться, да и школы нормальной не было, и учителей тоже. Надо было работать… Батько мой умер рано… Да что там вспоминать, тяжело было. Давайте выпьем за нас, за нашу семью и за твои успехи, сын.

В конце обеда батько спросил, обращаясь к Ване:

– Чем думаешь заниматься летом?

– Еще не решил. Хочу немного дух перевести и прочитать несколько книг, которые задали на лето.

– Правильно! Отдохни, а я переговорю с Николаем Сергеевичем.

Две недели Ваня отсыпался, читал и помогал маме по хозяйству. В один из вечеров к нему зашел Боря Сивацкий. Поздоровавшись, он спросил:

– И чем мученик науки занимается?

– Можно сказать, дурака валяю.

– Везет же людям!

– Честно говоря, начинает надоедать. Надо бы чем-то заняться, но пока не знаю… Батько обещал поговорить с соседом.

– Зачем говорить? Давай ко мне в помощники, оформляйся грузчиком. Я теперь шоферую, получил ЗИС-5. Не новый, но бегает. Научишься заодно машиной рулить.

При этих словах у Вани загорелись глаза.

– Точно научишь водить машину?

– Я когда-нибудь обманывал тебя?

– Тогда по рукам! Завтра пойду в контору оформляться.

На следующий день Ваню оформили грузчиком, а еще через день он уже грузил зерно из-под комбайна, и они с Борисом свозили его на совхозный ток.

Работа была физически не тяжелой. В выходные теперь они с Борисом ходили в совхозный клуб центральной усадьбы в кино или на танцы. Борису нравилась одна девушка – Таня Павленко, но у нее была подружка Тася, одноклассница Вани, с которой та не расставалась. Тася не отличалась красотой – маленькая, белобрысая, со вздернутым носом… Боря взмолился:

– Ваня, займись ты этой Тасей!

– Да не могу я. Она мне в школе надоела.

– Будь другом, займись! Завтра начну учить тебя водить машину.

– Врешь, ты вначале обещал, но так и не начал учить.

– Гадом буду, начну учить.

Ваня подумал и… согласился, хотя это было не простое решение. Но перспектива научиться водить автомобиль взяла верх.

Вечером, придя на танцы, Ваня несколько раз пригласил Тасю потанцевать. Она с удовольствием согласилась, хотя и не без удивления. Но это Ваню мало интересовало. Главная задача – отвлечь ее от Тани – была решена, и Боря мог спокойно с ней общаться. К концу танцев Ваня предложил Тасе проводить ее домой. Она еще больше удивилась, но согласилась. Боря был в восторге от успеха задуманной операции.

Этот прием повторялся несколько раз. Боря сдержал слово, и Ваня через несколько дней уже мог управлять грузовиком на ровной дороге, где требовался минимум переключения скорости. И хотя учеба на шофера шла успешно, Ване надоело разыгрывать из себя влюбленного. В один из вечеров он заявил другу, что больше Тасю провожать не будет.

– Надоело прикидываться, – сказал он. – Да и нечестно по отношению к девушке. Она еще в самом деле подумает, что я влюбился. А мне нравится другая девочка – Мила Скорая. Смотри, какая красавица, совсем взрослая, хотя окончила только семь классов.

– Мы тебя с Таней освобождаем от обязанности общаться с Тасей. Таня все знает, и она объяснит Тасе эту ситуацию. Мы тебе благодарны с Таней.

– Вы благодарны и счастливы… А как мне Тасе в глаза будет смотреть в школе?

– Я же тебе сказал, что Таня все уладит.

В тот вечер Ваня танцевал с Милой и вызвался проводить ее домой. Девочка оказалась общительной, веселой. Много рассказывала о школе, подружках. Проговорили они возле ее дома до полуночи и договорились на следующую встречу.

Вскоре машину Бори, как и другие машины совхоза, направили на вывоз зерна на станцию Веселый Кут, на элеватор. Почти 24 километра дороги по полям. Почти половину этого расстояния за рулем был Ваня, которому очень нравилось управлять машиной. И только на трудных участках дороги, на крутых подъемах и спусках за руль садился Боря. За день успевали сделать две ходки.

Однажды, разгружая машину с зерном, Ваня увидел возле киоска с мороженым девушку. Это была очень стройная, черноволосая красавица, вероятнее всего, моложе Вани. Она купила мороженое, прошла мимо Вани, посмотрела на него и улыбнулась. У Вани замерло, а потом сильно застучало сердце. Его просто очаровали глаза и улыбка девушки. Ему захотелось побежать, догнать девушку, спросить, как ее зовут. Но он стоял неподвижно, наблюдая, как ее тоненькая фигура скрылась за углом дома.

Ваня поделился с Борей впечатлением от увиденной девушки, который почему-то сказал, улыбаясь:

– Ну и бабник ты, Ваня! А как же Мила?

– Почему сразу бабник. Я даже не знаю ее имени… И увижу ли ее еще хотя бы раз, тоже не знаю… А Мила?.. Хорошая девчонка, мы с ней просто дружим. За это время мы всего лишь пару раз поцеловались…

– У порядочных людей после «пару раз поцеловались» принято делать предложение.

– Какое еще предложение?

– Ты чего дурачком прикидываешься? Предложение жениться!

– Вот и делай Тане, ты уж наверняка не два раза ее поцеловал.

– У нас с Таней все серьезно. К осени подумаем и о свадьбе. Тем более что к тому времени повестку получу в армию. Эх, Ванюша, и гульнем же мы с тобой на моей свадьбе. А пойду в армию, тебя попрошу за Таней присматривать.

– Нашел евнуха, чтобы твой гарем стеречь!

– Но ты же друг мне? По-дружески можешь мне оказать услугу?

– Ладно, так и быть, присмотрю. Заводи машину, поедем домой, видишь, солнце уже садится.

– Успеем! Едем без груза. Ты лучше расскажи, за что тебя вчера на танцах хотели побить?

– Ты откуда знаешь? Двое из Новосветовки потребовали, чтобы я прекратил встречаться с Милой. Отозвали меня в кусты… Наверное, побили бы, но вмешались Вася Копыщик и Ваня Гулий, которые объяснили пацанам, что их пожелания остаются неудовлетворенными сейчас и на будущее, если не хотят неприятностей. На этом и разошлись.

До конца лета так и не удалось Ване увидеть еще хотя бы раз очаровательную незнакомку. Он даже подошел к киоску мороженого и спросил продавщицу, не знает ли она девочку, которая у нее покупала мороженое.

– Мальчик, – ответила женщина, смеясь, – ты что, невесту потерял? Надо быть внимательнее. Ко мне за день их столько приходит, что всех припомнить просто невозможно. Ничем, к сожалению, помочь не смогу. Но ты заглядывай, может, счастье и улыбнется…

Каникулы закончились. На заработанные деньги Ваня купил новый костюм, рубашку и туфли, подготовившись таким образом к новому учебному году. В восьмом классе Мила не появилась. Она уехала в Одессу и там поступила в ремесленное училище. Завязалась интенсивная переписка, но скоро письма из Одессы стали приходить все реже, и к весне переписка прекратилась. Доходили слухи, что с Милой случилось то, что часто случается с деревенскими девушками, попавшими в круговорот яркой городской жизни. С Милой Ваня встретился лишь несколько лет спустя, когда она уже побывала замужем и успела развестись.

Начались школьные будни. Ваню избрали секретарем школьной комсомольской организации. Он ревностно взялся за исполнение обязанностей комсомольского вожака. Комсомольцы взяли шефство над сельским клубом. Устроили субботник, навели в клубе порядок, освободили от старой мебели сцену и решили своими силами дать концерт для жителей села.

Концерт состоялся в воскресенье. Ребята волновались, но все прошло с большим успехом. Клуб заполнили селяне до отказа. Люди соскучились по хоть какому-то зрелищу. Девчонки исполняли песни, а ребята читали короткие рассказы Чехова и стихи. Ваня прочитал свою любимую поэму Т. Шевченко “Кавказ”:

За горамы горы, хмарою повыти,

Засияни горэм, кровию полыти…

Зрители дружно хлопали в ладони, подбадривая ребят. В течение года комсомольцы еще несколько раз устраивали такие концерты, приурочивая их к советским праздникам.

В учебной программе появился новый предмет – освоение сельскохозяйственной техники. Для Вани это не представляло никакого труда, поскольку он довольно уверенно уже водил грузовик. Поэтому осваивать трактор стало только удовольствием. В конце учебного года все ребята получили удостоверение сельского механизатора.

Батько много уделял времени винограду, который стал настоящим кормильцем семьи. В хороший урожай удавалось отжать до 350 ведер вина, которое с удовольствием раскупалось соседями, и не только. По-прежнему часто наведывался дядя Митя, чтобы пропустить стаканчик вина, пока не обнаружит его тетя Шура.

Однажды, вернувшись из школы, Ваня увидел во дворе за столом мужчину, перед которым стояли бутылка вина и стакан, наполненный вином. Он сидел, склонив голову, опустив глаза в землю. Внешность его была необычная. Это был мужчина лет 55, крепкого телосложения, с красным одутловатым лицом и рудой шевелюрой. Ваня раньше его не видел.

Поставив велосипед, он спросил у мамы, что это за мужчина. Мама сказала, что это новый сосед, Павло Грабанчук. Недавно вернулся с семьей из магаданских лагерей, куда был сослан как бандеровец. Ваня уже слышал об этом и решил побеседовать с гостем. Он подошел к столу и сел напротив.

– Добрый день, – обратился Ваня к гостю.

– Добрый день, – ответил Грабанчук, не поднимая головы.

– Как вам наше вино?

– Ничего, бывает и лучше.

– Это где, в Магадане, – съязвил Ваня.

Грабанчук ничего не ответил.

– А скажите, – продолжал Ваня, – за что вас сослали в Магадан?

Грабанчук молчал, и только желваки на скулах говорили, что его рассердили вопросы.

– Не за то ли, что вам приходилось грудных детей рубить топором прямо в колыбели? – продолжал Ваня.

Грабанчук не выдержал, он поднял глаза, наполненные кровью и злостью. Ничего не сказав в ответ, он допил вино, поднялся и молча вышел со двора.

«Бандеровская рожа, – промолвил про себя Ваня. – С каким бы удовольствием он меня прикончил… Но теперь другие времена. Кончилось ваше бандитское время, когда вы распиливали людей и рубили топорами…»

Не мог знать Ваня, что через много-много лет бандоровщина снова поднимет голову на Украине, и снова убийцы будут ходить в героях.

Приятным собеседником оставался дядя Митя с его своеобразным юмором. Дочь Галя окончательно покинула Одессу, вернулась в село и вышла замуж за тракториста. По этому поводу дядя Митя шутил:

– Ну, что вам сказать за море? Теперь мы будем его распахивать!

В очередной раз, взяв бутылку вина, он начал рассказывать за свою жизнь.

– Вот вы где сушите белье? Во дворе, – начал дядя Митя. – А вот когда я жил в Одессе, мы сушили его на балконе.

Дядя Митя налил себе стакан вина, перекрестил его, отпил половину и продолжил:

– Однажды выхожу я на балкон и вижу на нем чужие вещи. Ну, явно не мое. То есть какие-то трусики женские и бюстгальтер. Я ничего не понял. Откуда взялись? С неба, что ли, упали? Потом наверх посмотрел – точно… Прямо надо мной балкон третьего этажа, а там на веревке какие-то женские вещички болтаются. Ну, ясно, думаю, ветром занесло. Соображаю, что мне с ней делать, с этой вещицей? Как поступить? С одной стороны, вещь, конечно, красивая, с кружевами. И, наверное, цены немалой… Но с другой – мне-то она зачем? Куда я могу ее надеть?

И тут вдруг меня как громом ударило! А что, думаю, если ее вернуть? Законным владельцам.

И так на душе хорошо сделалось от такой мысли! Пусть люди знают, что вокруг не только бандиты и алкоголики ошиваются!.. А есть еще и такие граждане, у которых, как писал поэт, имеются «души прекрасные позывы».

Дядя Митя допил стакан вина, налил себе следующий и снова продолжил:

– Вот с такими благородными мыслями я поднялся на третий этаж. Звоню в дверь – не открывают. Тогда я начал стучать. Сперва руками. Потом ногой, потом двумя и сильно.

Слышу, зашевелились. Наконец, появляется. Видимо, муж. Здоровый такой хмырь. В одной руке тарелка с борщом, в другой – ложка. Значит, дверь, видимо, тоже ногой открывал.

– Ну, и чего тарабанишь? – он говорит. – Шляются тут всякие. Пожрать не дают!.. Чего тебе надо?!

Меня такая злость взяла!.. Я же к ним со всей душой, а они…

– Да мне, – говорю, – как раз от вас, гражданин, вообще ничего не надо! А вот вы бы своей супружнице сказали, чтобы она за своими трусами и лифчиками следила получше!.. А то я вот как честный человек принес. А другой какой-нибудь у себя дома найдет, так вы с него и через суд не получите!

И протягиваю ему свою находку.

Смотрю, а этот с борщом аж осел на задние лапы. А тут жена его из кухни подгребает. И тоже с борщом.

– Что тут за шум, а драки нету, Мусик? – говорит она. – Кто к нам пришел?

– Это ты, – он ей говорит, – у меня спрашиваешь, кто к нам пришел?! Это я у тебя хочу спросить. Откуда это у него твое исподнее?!

Она присмотрелась…

– О-о, – говорит, – Мусик, так это же наш сосед! Под нами живет. А вещичка эта… Ну, слава тебе, господи! Теперь все понятно. А то я уже обыскалась совсем. На веревке, смотрю, нету. На себе – тоже нету. А они, значит, у вас находятся!.. Спасибо, что занесли. Так, может, в гости зайдете? Мы сейчас с мужем покушаем быстренько и потом уже вместе чаю попьем…

Тут, гляжу, муж ее совсем ошалел.

– Ах, ты, – говорит, – Леля, лярва!.. Даже не знаю, как тебя назвать при чужом человеке… И я еще после всего должен с ним чаи распивать?! Теперь мне все понятно! Пока я, значит, дома сижу, так ты меня – Мусик-Пусик! А как за порог – так ты сразу к соседу бежишь! Еще и панталоны свои у него на квартире оставляешь, как будто у тебя, кроме них, еще какие-нибудь имеются!..

Тут уже и она завелась.

– Ты меня извини, – говорит, – Пусик, но только ты у меня совсем придурок какой-то! Не оставляла я у него на квартире никаких панталон! Объясняю тебе! Я на балкон вышла, чтобы их снять, а они…

– Ну правильно, – он кричит. – В квартире у него тебе раздеваться уже недостаточно. Тебе на балконе с себя нужно все снимать! Чтобы уже, значит, весь город видел, какая ты…

– Да не снимала я с себя ничего!!! – орет она. – Их просто ветром сдуло!

– Конечно, – орет он. – Как супружеский долг исполнять, так тебя часами надо упрашивать, чтобы ты с себя хоть что-то сняла! А сосед какой-нибудь только подмигнет, так с тебя все аж ветром сдувает!..

Тут уже и я не выдержал.

Дядя Митя отпил полстакана вина, предварительно его перекрестив, и продолжил, видя, с каким вниманием слушает его Ваня, периодически закатываясь смехом:

– Слушай, – говорю, – ты действительно ненормальный какой-то! Тебе в дурдом на Слободке обратиться нужно. Там тебе уже, наверное, года два прогулы записывают! Русским же языком тебе объясняют: не снимала она у меня ничего! Ни в квартире, ни на балконе. Зачем ты женщину оскорбляешь? Ну, допустим, моя физиономия подозрительна. Так ты на ее лицо посмотри! А?! Да на кой ляд она мне нужна, такая красивая! Она эту вещь у себя дома постирала и на свой же балкон повесила! Усекаешь?! А потом ветром с балкона сдуло на мой балкон. Понял, наконец?!

– Ах, вот оно что! – говорит он. – Так вы меня и вправду за дурака считаете? Значит, перелетела… Ясно… Ну, тогда мы сейчас будем проводить летные испытания. То есть сначала я эту штуку буду с балкона сбрасывать, а если она куда-нибудь не туда полетит – тогда уже вас!

Жена его – в слезы:

– Умоляю! Степочка, только не это! У нас же четвертый этаж! Я и так целый день эту вещь искала, аж извелась вся, а ты опять хочешь ее отправить в неизвестность… Давай я тебе что-нибудь попроще дам для твоих научных экспериментов!

И начинает таскать ему из шифоньера какие-то майки заштопанные, носки. А он все это с балкона сбрасывает. А тут – то ли ветер не в ту сторону подул, то ли что, но только все это барахло, как назло, мимо моего балкона летит – и прямо на землю шлепается. Внизу начал народ собираться. Разбирают все это, примеривают. Начали раздаваться крики. Типа «Давай еще скидывай!», «А поновее у вас ничего нет?!», «А из мебели? Из мебели что-нибудь скиньте!».

В общем, смотрю я на все это дело и думаю: все, Митя! Вот до чего тебя довело твое свинячье благородство! Сейчас у них в шифоньере старые шмотки закончатся, а вместе с ними и твоя молодая жизнь…

И тут вдруг жена этого придурочного как заверещит из своего шифоньера:

– Ой, Степочка, ой! Ты посмотри, что я нашла!

И достает оттуда точно такую же вещь, но только совсем другую!

– Так вот она, оказывается, где была, лапушка моя ненаглядная! Оказывается, она просто за полочку завалилась!

Мы с ее охломоном аж остолбенели оба. А потом он мне тихо так говорит:

– Ах ты…

Ну, в общем, ты понимаешь, Ваня, что он мне говорит. Типа: что же это вы… типа, товарищ, чуть не разрушили сейчас нашу здоровую семью? И на какой же это вы, ну, типа, хрен принесли в наш мирный дом эту совершенно не принадлежащую нам, ну, типа, хреновину? Мы тут с женой жили, можно сказать, душа в душу!.. Слова громкого никогда!..

И тянется гад уже за табуреткой…

Но только вдруг эта самая жена ему и говорит:

– Нет, подожди, Степан. Что-то я не пойму… Эта вещь, которую я сейчас нашла в шифоньере, она, конечно, моя… Но только и та, которую сосед принес… Я же ее вчера, когда из магазина пришла, на диване увидела. Ну и постирала, конечно, сушить повесила. Так вот она-то у нас откуда вчера в квартире взялась, а? – смотрит на своего супруга как-то без большого доверия.

Гляжу, этот Степан стушевался. И даже вроде бы с лица начал спадать.

– Ну, – говорит, – Лелечка, мало ли… Откуда я знаю…

Э, думаю, плохи его дела. Надо выручать мужика.

– Я, – говорю, – знаю! Тут, видимо, вот какая история получилась. Над вами же еще один этаж имеется, с балконом? Четвертого этажа. Вот оттуда, наверное, она к вам и прилетела. Вы ее за свою приняли. Постирали, повесили, а потом оно уже полетело ко мне!..

– Точно, – говорит этот самый Степан. – Ну, правильно. Просто она балкон перепутала! Видишь, Леля? А у тебя сразу какие-то подозрения!..

– Хорошо! – говорит эта самая Леля. – Тогда давай поднимемся сейчас на четвертый этаж и выясним. И вы, сосед, с нами пойдете. Вы у нас свидетелем будете. А может, и понятым…

Вот тут бы мне и упереться рогом. Мол, не пойду – и все! Тогда, может быть, эта история и закончилась бы для меня как-нибудь безболезненно. А я что-то слабину дал…

Дядя Митя снова допил свой стакан с вином и наполнил новый, продолжая:

– В общем, поднимаемся мы на четвертый этаж, звоним. Открывает нам дверь старичок какой-то сморщенный, как сухой перец. В руке – костыль. Леля ему эту штуковину показывает:

– Не твоя, – говорит, – дед? Хотя, откуда она может быть твоей?..

Дед посмотрел на вещь и говорит неожиданно:

– Ошибаетесь, – говорит, – товарищи! У меня как раз таких много. Нам, ветеранам гражданской войны, их сейчас вместо пенсии выдают. У государства нашего денег временно не хватает, а товар этот у них на каком-то складе еще с прошлых времен затоварился. Так что я их уже, считай, года два получаю. У меня их сейчас ровно двадцать четыре штуки накопилось. А вчера было даже двадцать пять. Только тут племянница моя прибежала. «Дедуля, – говорит, – дай мне эту твою фиговину поносить. А то я тут с одним мужиком познакомилась. В вашем доме на третьем этаже живет. Он меня в гости к себе пригласил, пока его жена в магазин отлучилась. Так чтобы выглядеть как-то пообразованней…»

Только он это проговорил, как тут, значит, Леля своего благоверного коленом в пах – шарах! Чтобы верность ей сохранял. Тот, в свою очередь, деда – кулаком, чтобы много не разговаривал. А тот уже меня костылем – за компанию. Хотя я-то при чем?.. Но сильно они там разбирались в гражданскую…

Потом, конечно, соседи всякие повыскакивали. Как же не поучаствовать…

Дядя Митя в два приема выпил стакан вина, крякнул…

– Вот так, Ваня, в следующий раз и подумаешь, стоит ли людям делать добро… Ну, я пойду, пожалуй…

– Спасибо, дядя Митя, – сказал Ваня, вытирая слезы от смеха. – Заходите чаще!

Ваня все чаще думал о девочке, которую он встретил на станции. Она даже начала ему сниться по ночам. Очевидно, неосознанное чувство какого-то душевного притяжения заставило Ваню снова вернуться к поэтическим опытам. Он посвятил этой совершенно незнакомой девочке целый цикл стихов. Одно из них он отправил в областную газету «Черноморская коммуна» для публикации. Конечно, его не опубликовали, но пришел ответ из редакции, в котором автора похвалили, посоветовав учиться у классиков украинской литературы. Стихотворение было наивным, но искренним:

Ты прыходиш до мэнэ тэпэр тилькы в снах:

Бачу луг я зэлэный и полэ зэлэнэ

И тэбэ, моя люба, з виночком в руках,

Квитив тых, що зирвав я для тэбэ.

Сонцэ свитыть в гори, ричка тыхо плывэ,

Роздиляе з тобою нас бэрэг высокый.

А кохання мое… воно в сэрци живэ.

Чуеш голос його одынокый…

Дядя Митя, зашедши на стаканчик вина и заметив несколько расстроенный вид Вани, поинтересовался:

– Вижу, ты что-то не в духе, Ваня. Что случилось?

Ваня рассказал ему о письме из редакции, которое он держал в руках.

– Можно посмотреть? – спросил дядя Митя.

Ваня дал ему письмо, он посмотрел…

– Не знаю, Ваня, почему они не напечатали… Стих мне понравился, главное, чувство есть… Ты что, влюбился?.. А вообще, я тебе скажу, любовь – это штука тонкая… Сейчас я закажу вина и расскажу тебе один поучительный случай из моей жизни.

Мама принесла вина, и дядя Митя, как всегда, налил стакан, перекрестил его и отпил половину.

– Так вот, – начал он, – жил я тогда в Одессе и работал в порту. Когда работы в порту не было, я уезжал под Одессу в деревню к своей тетке. Однажды в пивбаре я познакомился со служащим управления порта. Фамилию его я уже не помню, но мы понравились друг другу, хотя он был гораздо старше, разговорились, и он даже пригласил меня к себе в гости. Это было несколько неожиданно, но я согласился. На следующий день, вечером, я уже был у него в гостях на Мясоедовской. Он жил в квартире с женой и ребенком. Жена его, Надежда Петровна, или просто Надя, была очень молода, не старше двадцати двух лет. Времени с тех пор убежало много, и теперь я даже затрудняюсь сказать, что в ней было такого необыкновенного, что мне так понравилось в ней. А тогда, когда мы сидели за столом и пили чай, для меня все было неотразимо ясно: я видел молодую женщину, прекрасную, добрую, обаятельную, такую, какой я раньше не встречал. Я сразу почувствовал в ней существо близкое, уже знакомое. Мне казалось, что это лицо, эти приветливые, умные глаза я видел уже когда-то в детстве. За чаем я очень волновался, и уже не помню, что я говорил. Надя внимательно слушала и в знак согласия кивала головой.

Это было в начале весны. Летом я отпросился на работе, чтобы помочь тете по хозяйству. Забот было много, так что некогда было и подумать о городе, но воспоминание о стройной белокурой женщине оставалось во мне все дни. Я не думал о ней, но точно легкая тень ее лежала на моей душе.

Дядя Митя на какое-то время вернулся к вину, допив стакан, и наполнил его снова.

– Осенью, – продолжил дядя Митя, – в выходной день, погода была прекрасной, и я отправился подышать морским воздухом на Приморский бульвар. Войдя в аллею, я увидел сидящую на скамейке Надю. Мы поздоровались, и я присел рядом.

– Вы похудели, – сказала она. – Вы болели?

– Нет, – ответил я, – просто было много работы и других забот.

– У вас вялый вид. Тогда, весной, вы были моложе, бодрее, были очень интересны, и, признаюсь, я даже увлеклась вами немножко. Почему-то часто в течение лета вы приходили мне на память, и сегодня, когда я собиралась на бульвар, мне казалось, что я вас увижу.

И она засмеялась.

– А знаете, что, – неожиданно сказала она, – заходите к нам завтра на ужин. Сейчас я должна уже идти домой, чтобы покормить мужа и ребенка.

Мы попрощались, но с этого дня я практически каждый день посещал моих знакомых. Я стал в их семье своим человеком. Есть пословица: не было у бабы хлопот, так купила порося. Не было у них хлопот, так подружились они со мной.

Они очень хорошо относились ко мне. Но я был несчастлив. Я постоянно думал о Наде. Я старался понять тайну молодой, красивой, умной женщины, которая вышла за мужчину чуть ли не вдвое старше себя. Я все старался понять, почему она встретилась ему, а не мне и почему произошла эта ошибка.

Уезжая к тете и возвращаясь назад, я всякий раз по ее глазам видел, что она ждала меня. Она сама говорила, что еще утром предчувствовала, что я приеду. Мы подолгу говорили, но мы не признавались друг другу в любви и скрывали ее. Мы боялись открыть эту тайну самим себе. Я любил эту женщину, но и понимал, что эта любовь может оборвать счастливое течение жизни ее, мужа и ребенка. Она бы пошла за мной, но куда? У меня даже угла своего приличного не было.

И она, по-видимому, рассуждала подобным же образом. Она, наверное, думала о муже, о ребенке… Если бы она поддалась своему чувству, то ей пришлось бы лгать… И еще ее мучил вопрос: принесет ли мне счастье ее любовь? Ведь она для меня уже не так и молода.

Дядя Митя снова сделал паузу, сделал несколько глотков вина и продолжил свое повествование:

– К счастью или несчастью, но в нашей жизни не бывает ничего, что не кончалось бы рано или поздно. Наступило время разлуки, так как ее муж получил новое назначение в Херсон. Надя уезжала с вещами в конце августа. Я провожал Надю вместе с ее родственниками. Когда она уже с ними простилась и до отхода поезда оставались считанные минуты, я вбежал в ее купе, чтобы отдать одну из ее корзинок, которая осталась у меня, и надо было проститься. Когда в купе взгляды наши встретились, душевные силы оставили нас обоих. Я обнял ее, она прижалась лицом к моей груди, и слезы потекли из глаз и у меня, и у нее. Я целовал ее лицо, губы, руки… О, как мы были с ней несчастны! Я признался ей в любви, и со жгучей болью в сердце я понял, как мелко было все то, что нам мешало любить…

Я поцеловал ее в последний раз, пожал руку, и мы расстались, как оказалось, навсегда…

Дядя Митя замолчал, погрузившись в свои мысли. Потом провел рукой по глазам, допил вино и медленно поднялся из-за стола.

– Вот так, Ваня, запомни, когда любишь, то в своих рассуждениях нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех в его ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе, – сказал он, направляясь к калитке. – Я, пожалуй, пойду уже…

Ваня тоже еще какое-то время сидел за столом, размышляя над рассказом и словами дяди Мити. Какие-то новые переживания проникли в его душу, смысл которых он до конца не понимал…

Девятый класс позади. Ваня сдал все экзамены и закончил учебный год на «отлично». Впереди каникулы! Золотая пора! Впереди и выпускной, десятый класс. Директор школы сказал, что у него есть все шансы окончить школу с медалью. Конечно, это было заманчиво – получить медаль, которая давала преимущества при поступлении в высшее учебное заведение. Но для этого надо было еще целый год упорно работать. Ваня твердо решил поступать в Одесское высшее мореходное училище торгового флота. Это давало возможность в будущем увидеть другие страны и континенты, о чем он много читал в книгах и увидеть которые своими глазами стало его заветной мечтой.

Чем заниматься летом, для него не стало проблемой. Он решил устроиться разнорабочим. Это позволяло ему более свободно распоряжаться своим временем. Надо было серьезно дополнительно позаниматься над закреплением школьной программы перед выпускным классом.

Через неделю Ваня уже был загружен разнообразной работой. Он и пропалывал грядки, и помогал трактористам, и работал на волокуше при скирдовании соломы… Изредка вечерами ходил на танцы или в кино на центральную усадьбу. Бориса Сивацкого забрали в армию, и он теперь один посещал клуб центральной усадьбы совхоза. Иногда он ходил в клуб своего села посмотреть какой-нибудь новый фильм. Но чаще всего вечерами Ваня оставался дома, допоздна засиживаясь над книгами.

В каникулы никто Ваню не стеснял. Батько был занят работой и виноградом, у мамы забот тоже хватало – корова, козы, свинья… В выходные он гулял в собственном саду, уходил в степь; брал с собой книгу, чаще всего со стихами, которые очень любил и знал очень многие на память. Он часто задумывался, грустил, но и сквозь грусть, навеянную то задушевным стихом, то красотою окружающего мира, проступало, как первая травка весны, радостное чувство ожидания чего-то нового, неизведанного.

В то время образ женщины, призрак женской любви почти никогда не возникал определенными очертаниями в его уме. Но во многом, о чем он думал, что ощущал, таилось полуосознанное, несколько стыдливое предчувствие чего-то нового, несказанно сладкого, женского… Ваня дышал этим предчувствием, оно порой захватывало все его существо… Ему очень понравилась поэзия М. Лермонтова – удивительного русского поэта, которая находила отзвук в его настроении.

Нет, не тебя так пылко я люблю,

Не для меня твоей красы блистанье.

Люблю в тебе я прошлое страданье

И молодость погибшую мою.

Когда порой я на тебя смотрю,

В твои глаза вникая долгим взором,

Таинственным я занят разговором,

Но не с тобой я сердцем говорю…

Выхожу один я на дорогу.

Сквозь туман кремнистый путь блестит.

Ночь тиха, пустыня внемлет богу,

И звезда с звездою говорит…

Нравилась ему и ранняя поэзия украинского поэта М. Рыльского.

Яблока доспили, яблока чэрвони…

Мы з тобою йдэмо стежкою в саду…

Поцилуй востане, обнимы востане,

Я пиду и бильше, мабуть, нэ прийду…

Однажды в выходной, проезжая на велосипеде селом в Горьево в библиотеку, он увидел возле колодца во дворе Петра Сергеевича, брата их соседа Николая Сергеевича, ту девушку, которая поразила его сердце на станции. Он в удивлении остановил велосипед, протер глаза – не привиделось ли ему то, что он увидел. Нет! Она, та самая, никакого сомнения. Те же волосы, темные, слегка курчавые, те же глаза, та же стройная фигура… У Вани снова бешено забилось сердце в груди. Тем временем девушка вытащила ведро воды из колодца и скрылась с ним в дверях летней кухни.

«Неужели это она? – пронеслось в голове Вани. – Как она здесь оказалась?..» Вопросы один за одним возникали, оставаясь без ответа.

Он несколько раз проехал туда и обратно по улице мимо дома Петра Сергеевича в надежде увидеть девушку еще раз, но она больше не показалась во дворе дома.

Приехав домой, Ваня не переставал думать о прекрасной незнакомке. Он отвечал невпопад маме, сам удивляясь происходящему с ним. Это было какое-то совершенно новое состояние его души. Ему хотелось обязательно сегодня еще раз, хотя бы издали, увидеть эту девушку, узнать ее имя.

Солнце склонялось к закату. Вечерело. Ваня решил не ходить в клуб на танцы. Он сел на велосипед и снова поехал к дому Петра Сергеевича. Во дворе никого не было. Но возле соседнего дома слышались разговор и смех. В этом доме жила девушка-инвалид – Надя Савченко. У нее были парализованы ноги, но характер она имела веселый и общительный, что притягивало к ней ребят. Ваня тоже был с ней знаком. Несколько раз участвовал в молодежных вечеринках, которые она устраивала с различными играми в фанты. Подойдя ближе к дому Нади, он понял, что звонкий смех, который он услышал, принадлежал как раз его незнакомке. Она была здесь, во дворе Надиного дома. Сердце Вани готово было выскочить из груди.

– Ваня, – раздался голос Нади, которая узнала его в сгущающихся сумерках, – ты чего там прячешься, заходи к нам.

Он вошел во двор, ведя в руках велосипед. Подойдя к девушкам, он в нерешительности остановился и молчал.

– Ты чего такой странный сегодня? – удивленно спросила Надя. – Даже не здороваешься. Познакомься, это Зина Дерус, племянница Петра Сергеевича.

Девушка протянула Ване руку. Он во все глаза смотрел на девушку, на ее красивую руку, слегка растрепанные черные волосы и ее немножко прищуренные глаза, трепещущие ресницы и нежные щеки… Он увидел, как лицо ее улыбнулось, сверкнули белые зубы, брови как-то забавно поднялись…

– Ой! – воскликнула она. – А я тебя, кажется, где-то видела!

Ваня держал в своей руке руку девушки и молчал. Ему трудно было дышать и говорить. Сердце его было переполнено счастьем видеть эту девочку.

– Ваня, – сказала Надя, – отпусти руку Зины. Что ты в нее вцепился, как будто хочешь оторвать. А ты, Зина, не выдумывай! Где ты могла его видеть? Ты здесь у нас была, когда еще и в школу не ходила.

– Нет, нет, точно видела, – продолжала Зина.

– И я тебя видел, – сказал Ваня, к которому вернулся дар речи. – На станции, когда ты покупала мороженое.

– Точно! Какая у тебя память! А я только запомнила, что ты на меня как-то странно посмотрел.

– Почему странно? – смутился Ваня. – Обыкновенно…

– Ты какой-то сегодня робкий? – сказала Надя, подтрунивая над смущенным Ваней. – Зина здесь никого не знает, возьми над ней шефство.

– Не надо шефствовать надо мной, – с возмущением в голосе ответила Зина. – Дома свободно ступить не дают, так еще и здесь шефы объявились!

– Какой из меня шеф? – сказал Ваня. – Что-то рассказать, показать смогу, наверное, и с удовольствием.

– Ваня, своди Зину в кино, – улыбаясь, видя Ванино смущение, сказала Надя. – Сегодня в нашем клубе идет «Багдадский вор». Она сама боится идти.

– Если Зина согласна, я с удовольствием провожу ее, – не веря в свое счастье, промолвил Ваня.

– Я согласна, – сказала Зина, – только после кино чтобы ты меня проводил к нашему дому.

– Проводит, проводит, – сказала Надя. – Поторопитесь, сеанс скоро начнется.

– Надя, я оставлю у тебя во дворе велосипед, а после кино заберу?

– Оставляй, не бойся, велосипед будет на месте.

Ваня и Зина отправились в клуб. Ваня купил билеты, и они заняли свободные места на последней скамейке.

Начался фильм, но Ваня его почти не смотрел. Он смотрел на Зину, на ее обворожительный профиль… Она замечала это и, улыбаясь, шепотом говорила:

– На экран смотри!..

– Смотрю, – отвечал Ваня, и через минуту снова его взгляд устремлялся на чарующий профиль…

Фильм закончился. Ваня проводил Зину до калитки дома ее дяди, возле которой они остановились.

– Ты меня совсем не знаешь, – сказала Зина, заглядывая в глаза Вани. – Я бываю странной… Гляди на меня, мне это не неприятно… Мне нравится твое лицо. Я предчувствую, что мы будем друзьями… А я тебе нравлюсь? – прибавила она лукаво.

– Ты мне давно нравишься… С того момента, как впервые тебя увидел на станции…

– Любовь с первого взгляда?

– Не знаю… Наверное, так бывает…

Зина стояла перед Ваней, слегка склонив голову, и он мог рассматривать ее украдкой. Лицо ее показалось ему еще прелестнее, чем накануне. Она стояла спиной к луне, и луна обливала мягким светом ее пушистые волосы, шею, плечи и еще детские, но уже заметные груди. Он глядел на нее – и как дорога и близка становилась она Ване! Ему казалось, что он ее давно знает… «И вот я стою перед ней… Я с ней познакомился… какое счастье», – думал он.

Ее веки тихо поднялись, и опять ласково засияли ее темные глаза – и опять она усмехнулась.

– Приходи завтра вечером к Наде, – сказала Зина, прощаясь, подав Ване руку. – Спасибо за вечер.

– Конечно, приду, – сказал Ваня, задержав руку Зины в своей ладони.

Вернувшись домой, Ваня сразу лег спать, на удивление быстро уснул и спал как убитый. Перед утром проснулся на мгновенье, приподнял голову, посмотрел вокруг себя с восторгом – и опять заснул.

К утру разразилась гроза, но она проходила очень далеко, так что грома не было слышно, только на небе непрерывно вспыхивали неяркие, разветвленные молнии. Стало заниматься утро, алыми пятнами выступила заря… Образ Зины носился над душой Вани, становясь все явственнее, и, снова засыпая, он в последний раз припал к нему с доверчивым обожанием… Где-то зазвучали мягкие звуки тронутой добротой души и радостью первых умилений любви…

Весь следующий день Ваня думал только о Зине. Он был весел от ощущения неожиданного счастья, с восторгом вспоминал каждое ее слово. Ему казалось, что уже больше ничего нельзя требовать от судьбы.

К вечеру он снова был у Нади во дворе. Пришла Зина в нарядном светлом платье с заплетенными волосами в две тугие косы. Она поздоровалась и присела на скамейку рядом с Ваней и стала его расспрашивать, чем он занимался днем. Он с радостью отвечал, ощущая ее волнительную близость…

Взошла луна…

– Хочешь, – обратился он к Зине, – я покажу тебе свой дом, где я живу?..

Неожиданно Зина согласилась.

– Хочу, – сказала она. – С родителями будешь знакомить?..

– Это если ты согласишься.

– Ну, тогда поехали! Довезешь меня на своем велосипеде?

– Конечно, с удовольствием.

Зина села на раму велосипеда, Ваня вскочил в седло, и они помчались по улице села. Ваня крутил педали, вдыхая аромат волос девочки, которая теперь была с ним не во сне, а наяву. Улыбка светилась на его лице…

Дом Вани был примерно в километре от дома Нади. Они подъехали к нему. Окна дома были темными.

– Зайдем ко мне? – спросил он Зину.

– Нет, нет! Неудобно. Давай в следующий раз… Здесь у вас так красиво, много деревьев, воздух какой-то по-особому ароматный…

– Это от сада и виноградника… Да, у нас здесь красиво и тихо… Там, через один дом, школа, в которую я ходил четыре года… Пойдем посмотрим.

Ваня завел велосипед во двор своего дома, и они с Зиной пошли улицей села к школе.

Во дворе школы царила какая-то чарующая тишина…

– Как мне здесь нравится, – проговорила шепотом Зина. – Повезло тебе, Ваня. А моя школа расположена прямо на улице, по которой ездят грузовики. Шумно и пыльно… Но я все равно люблю свою школу.

Они побродили по двору школы, потом Ваня предложил прогуляться по лугу, подойти к речке…

– Какой замечательный вечер! – сказала Зина. – Поэтический… Светит луна, тишина…

– А ты знаешь, – признался Ваня, – я ведь написал тебе стихи, давно, когда я тебя впервые увидел. Ты мне начала сниться. Я потом пытался узнать, где ты живешь, но… Я их даже в «Черноморской коммуне» хотел напечатать, чтобы ты увидела, прочитала и подумала, что они для тебя…

– Прочитай их мне, пожалуйста! – попросила Зина. – Мне еще никто стихов не посвящал…

Они подошли к реке. Ваня начал читать стихотворение.

Ты прыходиш до мэнэ тэпэр тилькы в снах:

Бачу луг я зэлэный и полэ зэлэнэ,

И тэбэ, моя люба, з виночком в руках,

Квитив тых, що зирвав я для тэбэ.

Сонцэ свитыть в гори, ричка тыхо плывэ,

Роздиляе з тобою нас бэрэг высокый…

А кохання мое… воно в сэрци живэ.

Чуеш голос його одынокый…

Ваня закончил читать… У Зины на глазах появились слезы…

– Спасибо! Как красиво!.. Ты мне перепишешь это стихотворение?!. Можно, я тебя поцелую?..

Ее грудь дышала возле груди Вани, ее руки прикоснулись к его голове… И вдруг ее мягкие, свежие губы начали покрывать все его лицо поцелуями… Губы Зины коснулись его губ… Чувство блаженства разлилось по телу Вани. Оно стояло сладкой болью во всех его уголках…

Еще долго они бродили вдоль берега речки, и Ваня непрерывно читал ей стихи.

Выткался на озере алый свет зари.

На бору со звонами плачут глухари.

Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.

Только мне не плачется – на душе светло…

Ты поила коня из горстей в поводу,

Отражаясь, березы ломались в пруду.

Я смотрел из окошка на синий платок,

Кудри черные змейкой трепал ветерок…

Не бродить, не мять в кустах багряных

Лебеды и не искать следа.

Со снопом волос твоих овсяных

Отоснилась ты мне навсегда…

– Какие замечательные стихи! Ваня, это ты все написал? – спросила Зина.

– Ну что ты! Я бы умер от счастья, если бы смог хоть что-то похожее написать, – ответил Ваня, беря Зину за руку. – Зиночка, это стихи Сергея Есенина. Был такой на Руси поэт. В тридцать лет он то ли повесился, то ли его повесили…

– Пошли домой, уже поздно, и прохладно становится, – сказала Зина. – Дядя будет переживать, что меня долго нет.

– Хорошо, я отвезу тебя домой на велосипеде.

Они вернулись к дому Вани, сели на велосипед и через несколько минут были уже возле калитки дома Петра Сергеевича.

– Спасибо тебе, Ваня, за чудесный вечер, – улыбаясь, сказала Зина, протягивая Ване руку. – Мне так хорошо еще никогда не было!

– И мне с тобой было радостно и тепло! Ты замечательная! – ответил Ваня, задерживая ее руку в своей ладони. – Мне совсем не хочется с тобой расставаться.

– Удивительно, и мне не хочется, – почти шепотом ответила Зина. – Но надо… Поцелуй меня, – неожиданно попросила она.

Она прижалась к Ване, подставляя свои губы. Ваня прикоснулся к ним своими губами, чувствуя, как бьется ее сердце.

– Когда мы увидимся? – спросил он.

– Завтра ты сможешь?

– Конечно!

– Тогда до завтра! Спокойной ночи!

– Спокойной ночи!

Вернувшись домой, Ваня еще долго лежал в постели с открытыми глазами. Он был счастлив. Он вспоминал каждую минуту их встречи. Зина оказалась действительно удивительной, очаровательной девушкой. Такой, какой он себе ее представлял в своих мечтах о прекрасной незнакомке.

В течение месяца Ваня встречался с Зиной почти каждый день. Они ходили на танцы и в кино, гуляли по лугу, взявшись за руки. Ваня любил, когда Зина останавливалась, смотрела ему в глаза, а потом целовала его.

К Ване от чувств, переполнявших его, снова вернулось творческое вдохновение, и он написал несколько стихотворений, посвятив их Зине. В один из вечеров ему захотелось одно из них прочитать для нее.

– Зинуля, ты, может быть, не поверишь, но я снова начал писать стихи. Это все ты виновата. Ты моя единственная Муза. Конечно, я не Пушкин, но…

– Ванечка, умоляю тебя, прочти, пожалуйста… Какой ты умница! Я очень прошу тебя!

– Конечно, прочту… Тем более что ты просишь… Слушай!

И Ваня, обняв Зину, тихим голосом начал читать:

Твои глаза такие черные,

Такие чудные глаза!

В них дремлет вовсе непокорная,

Готова вырваться гроза.

А рядом облаком взлохмаченным

Моя любовь плывет к тебе.

Ей кажется, что все утрачено,

Что все лишь домик на песке…

Зина слушала, положив голову на плечо Вани. Когда он закончил, она вдруг спросила:

– А почему они такие грустные, Ваня? Мне даже захотелось заплакать… Домик на песке… Все утрачено…

– Ты права… Грустные?.. Немного… Когда их писал, я думал о том, что ты уедешь, у меня выпускной класс. И как сложится наша судьба, наша жизнь… Все так зыбко…

– Давай об этом не думать сегодня. Ванечка, я тебя люблю, – шептала она ему на ухо.

– И я тебя очень люблю, – отвечал он.

– А как ты меня любишь?

– Сильно, сильно! Как Ромео Джульетту!

– Я скоро уеду домой… Ты здесь полюбишь другую…

– Нет, никогда!.. Клянусь!.. Ты же будешь мне писать?

– Да, я буду тебе писать каждый день…

Они долго могли говорить о своих чувствах, о будущем… почти как взрослые…

Время неумолимо бежало вперед. Наступил последний день перед отъездом Зины к себе на станцию Веселый Кут. В этот вечер они решили не ходить на танцы, а побыть просто вместе. Вечер был теплым. Ярко светили звезды. Они бродили вдоль берега реки, часто останавливаясь, целовались, смотрели друг на друга, как бы стараясь надолго запомнить любимый образ…

Около полуночи Ваня и Зина подошли к калитке дома ее дяди. Они остановились и молчали, держась за руки.

– Ваня, зайдем ко мне, – неожиданно предложила Зина.

– А Петр Сергеевич…

– Они крепко спят, не услышат… Пойдем!..

Зина открыла калитку, и они вместе прошли через сени в ее комнатку. Здесь было очень темно.

– Свет не будем зажигать, – шепотом сказала Зина. – Я хочу быть взрослой с тобой…

Она обняла Ваню, обжигая его горячими поцелуями… Рядом с нею голос его рассудка начал затихать… Верх брали инстинкты… Их близость говорила о том, что они думают об одном и том же.

– Давай разденемся, – прерывающимся голосом прошептала Зина.

Она быстро сняла с себя платье, оставаясь почти совсем нагой. Ее тело светилось в темноте, притягивая внимание Вани. Он стоял в нерешительности…

– Ну раздевайся, Ваня, – прошептала она ему, вплотную приблизившись.

Ваня негнущимися пальцами начал расстегивать пуговицы и снимать с себя одежду.

– Иди ко мне, – услышал он голос Зины, которая сидела на краю кровати. – Ложись рядом.

Ваня лег, чувствуя огромное волнение, вдыхая аромат ее волос, шеи, горячих щек, едва-едва их касаясь. Он наклонился над ней, наверное, слишком низко, но это уже не имело значения. Ведь стоит иголке на лишний миллиметр углубиться в запретную зону, и она неизбежно окажется притянутой магнитом. Чья тут вина – иглы или магнита? Их губы соприкоснулись в горячем поцелуе. Она тихо вскрикнула, закрыв глаза. Ваня целовал ее, ошеломленный собственной дерзостью. Зина обеими руками цеплялась за его шею так яростно, словно тонула во время кораблекрушения…

Потом они лежали рядом. Она держала голову Вани у себя на груди, гладила его волосы и все повторяла нежно: «Тебе надо уходить…» У Вани из глаз катились слезы. Ему казалось, что упади хоть одна из них на руку Зины, она бы вскрикнула от боли. Он винил себя за то, что сам разрушил очарование, что сошел с ума, прикоснувшись к ее губам. Он испытывал и чувство ярости, и чувство муки. Так ярость пойманного волка доставляет ему не меньше боли, чем капкан. Эти чувства изгоняли Ваню из детства…

– Ваня, тебе пора, уже поздно, одевайся, – прошептала Зина.

– Ты меня проводишь?

– Конечно!

Они тихо вышли на улицу. Небо стало совсем светлым.

– Скоро солнце взойдет, – сказала Зина.

– Да, и ты уедешь, – грустно произнес Ваня. – Ты помни, что я тебя очень люблю.

– И я тебя люблю! Я буду тебе писать! До свиданья, Ваня!

– И я тебе напишу… До свиданья!.. Не хочу уходить…

Они поцеловались, и Ваня зашагал по улице пробуждающегося села. Зина стояла у калитки, махая рукой, пока Ваня не скрылся за поворотом дороги…

И снова школа, и снова уроки… Последний год в родной школе… Линейка, посвященная новому учебному году, прошла организованно, с радостью для первоклашек и с грустью для многих десятиклассников. Григорий Иванович произнес речь. Ваня как секретарь комитета комсомола вместе с первоклашкой дали первый звонок на урок.

В школе нагрузки резко выросли. Помимо нового материала, учителя требовали закрепления материалов, пройденных в предыдущие годы, готовя десятиклассников к выпускным экзаменам…

Вечерами Ваня часто в мыслях возвращался к отношениям с Зиной. Он полюбил эту девочку по-настоящему, впервые таким глубоким чувством. В тот же день, как они расстались, он написал ей письмо.

«Здравствуй, Зинуля! Мы расстались только утром, а я уже пишу тебе. Я еще чувствую аромат твоих волос и тепло твоих губ. Хочу, чтобы ты знала, что я счастлив, как никогда. Счастлив твоей любовью ко мне. И я тебя люблю глубоко и искренне… Всю дорогу домой я думал о тебе и о нас. Сами собой мысли сложились в стихи:

И затихли наши голоса…

Сердце бьется раненою птицей…

Вижу твои черные глаза…

В них ли суждено мне заблудиться?

Ну так что ж, попробуем давай!

Знаю, счастье улыбалось многим.

Так гори, гори, не остывай,

Жар любви, на жизненной дороге!..

От Зины пришло письмо неделю спустя.

«Здравствуй, дорогой Ваня! Спасибо тебе за твои письма. Извини, что не смогла сразу написать тебе. У меня приболела мама, и я была постоянно занята возле нее. Теперь все нормально, врач говорит, что кризис миновал.

Я бесконечно благодарна тебе за прекрасное время наших свиданий, бесед, разговоров. Я часто их вспоминаю и мысленно беседую с тобой. Я очень тебя люблю и благодарю бога, что он познакомил меня с тобой. Ты, наверное, считаешь меня распущенной… Нет! Поверь, это со мной впервые. И я ни о чем не жалею, как бы в дальнейшем ни сложились наши судьбы… Посылаю тебе четверостишие, которое я обнаружила в одной книге и которое отражает наши с тобой отношения:

Любите тех, с кем хочется проснуться…

Молчать, обнявшись, в комнате пустой…

Любите, когда хочется коснуться…

До сердца – сердцем… До руки – рукой…

Каждую неделю, а то и чаще, обменивались они письмами, наполненными чувствами первой любви и восторга осознания этих чувств. Даже мама Вани обратила внимание на то, что к ним во двор зачастил почтальон с письмами для него.

– Ваня, это кто тебя письмами забросал? – спросила она. – Похоже, невеста?

– Мама, ну почему сразу невеста? – отвечал он. – Хорошая, красивая девушка!

– А нам некрасивых и не надо. Это не племянница ли Петра Сергеевича? Мне соседка, тетя Аня Онофриенко, вчера рассказала, что ты целый месяц с ней встречался. Мог бы и меня с ней познакомить. Говорят, красивая девочка…

– Вот сарафанное радио!!! А больше она ничего не сообщила?

– Сообщила, что ее мама часто болеет… Да ты не сердись! Встречались? Ну и хорошо! Главное, чтобы это на учебе не отразилось. Ведь впереди сложные экзамены.

– Не переживайте, не отразится. Все будет нормально!

– Ладно, сынок, мы с отцом верим в тебя. Осталось совсем немного, и ты станешь взрослым, пойдешь своей дорогой… Как быстро пролетело время!..

Несмотря на ярко вспыхнувшие чувства Вани и Зины, жизнь и дальнейшие события не пожалели их. Они сложились так, что больше им не суждено было встретиться…

И Ваня действительно успевал сделать многое – и в школе, и дома. Осень была теплой. Созрел хороший урожай винограда. Вином наполнились все бочки в погребе. К началу ноября молодое вино уже было готово к употреблению.

У Вани сложились близкие отношения с классным руководителем – Ольгой Ивановной. Они иногда беседовали на разные темы, в частности Ваня рассказывал и об уборке винограда, и о вине…

– Ты так вкусно рассказываешь… Угостил бы хоть раз хорошим вином.

– Не проблема, Ольга Ивановна. В воскресенье приеду к вам в гости.

– Да я пошутила… Георгий Иванович узнает, он меня вместе с тобой из школы выгонит.

Тем не менее в воскресенье к вечеру Ваня попросил батька налить ему пару бутылок хорошего вина.

– Тебе для чего?

– Классную руководительницу хочу угостить.

– Какого тебе – белого или красного?

– Давайте и того, и другого, но хорошего, чтобы не краснеть.

– Не волнуйся, все будет по высшему разряду.

Взяв сумку с бутылками, Ваня сел на велосипед и поехал в школу.

Ольга Ивановна жила в общежитии для учителей, расположенном на территории школы. В этом же общежитии жил и директор.

Подъехал он к общежитию, когда на улице уже были густые сумерки. Оставив велосипед у двери комнаты, где жила Ольга Ивановна, он легонько в нее постучал. Раздались шаги, дверь открылась, и на пороге появилась Ольга Ивановна. Она стояла в простеньком халатике, явно не ожидая гостей.

– Ваня? – удивленно спросила она. – Заходи быстро, а то еще кто-нибудь увидит… Ты чего это удумал?..

– Вы же сами говорили о вине… Вот, я привез вам и белого, и красного…

– Я же пошутила… Тебя никто не видел? Проходи, садись вот на этот стул. Зачем так много привез?

– Не много, всего лишь два литра.

– И что мы с тобой будем делать?

– Ничего! Я сейчас поеду домой…

– Нет, нет! Давай уж вместе попробуем твоего вина. У меня есть яблоки и груши…

Ольга Ивановна поставила на стол два стакана, тарелку с яблоками и грушами.

– Ваня, поухаживай за женщиной! Разлей вино!

– Какое вы будете пить – красное или белое?

– Эх, ты, винодел! Конечно, сначала белое. После красного аромат и вкус белого нельзя будет понять.

Ваня разлил вино по стаканам.

– Я хочу поднять этот стакан с вином, Ваня, за тебя, за твои успехи! Ты умница, но не зазнавайся. Я уверена, что ты сможешь окончить школу с медалью.

Они выпили полбутылки белого, потом столько же красного. Беседа оживилась.

– Ваня, только давай тише разговаривать. Если Георгий Иванович услышит… Это будет для меня катастрофа. На педсовете стыда не оберешься: классный руководитель пьянствует с учеником!

– Да какое это пьянство, Ольга Ивановна? Что, запрещено общаться учителю с учеником?

– Общаться, конечно, можно… Сейчас вот этот вечер напоминает мне университет, студенческие вечеринки, на которых мы пили дешевое вино, горланили песни, танцевали… Замечательное было время… Ты определился, куда пойдешь после школы?

– Думаю, в Высшее мореходное училище торгового флота податься. Хочу мир посмотреть.

– Хорошая мысль, но попасть туда будет не просто, тем более что для медалистов со следующего года отменили льготу поступления без экзаменов.

– Я серьезно готовлюсь. Надеюсь на успех…

– Вижу, вижу… Ты даже, смотрю, девочками совсем не интересуешься… Никто не нравится?

Такой поворот разговора несколько насторожил Ваню.

– Да как вам сказать?.. Интересуюсь… Может быть, не так серьезно…

– Это, наверное, не совсем правильно… Времени впереди у тебя много… Но и затягивать сильно не стоит… А я могла бы тебе понравиться? – неожиданно, после паузы, спросила Ольга Ивановна.

Ваня растерялся… Он не сразу нашелся, что сказать… Краснея, он ответил:

– Ольга Ивановна, вы мне нравитесь как замечательный человек, как умный учитель…

– Я пошутила, Ваня… Ты хороший мальчик… даже парень, конечно… Ты очень похож на одного из моих однокурсников… Нахлынули воспоминания, какие-то чувства…

Они проговорили до полуночи.

– Мне, наверное, пора, – сказал Ваня. – Завтра в школу…

– И мне спать пора. Ты доедешь домой?

– Конечно, доеду, не переживайте.

– Спасибо тебе, Ваня, за вино и за вечер. Ты только никому не рассказывай о нашей вечеринке.

– Я секретов не выдаю, Ольга Ивановна! Спокойной ночи!

– Выходи тихонько, без шума. Спокойной ночи!

Ваня напряженно продолжал учиться. Проблемы у него были только с украинским языком и литературой. Надежда Ивановна, учитель украинского языка, очень требовательно относилась к письменным сочинениям. За все время она поставила всего лишь две или три отличные оценки за его сочинения. Она говорила:

– Ваня, ты пишешь грамотно, но суть надо раскрывать глубже.

Он расстраивался, в надежде поправить ситуацию с родным языком.

Ваня любил украинскую поэзию. Она очень разнообразная – здесь и глубокая лирика, и патриотическое звучание, и острота социальных проблем… Он был знаком с творчеством многих украинских поэтов – Е. Гребинки, П. Грабовського, И. Франка, Л. Украинки, М. Рыльского, В. Сосюры, А. Малышка…

И действительно, кого может оставить равнодушным удивительные лирические стихи Ивана Франка:

Ой, ты, дивчыно, з гориха зэрня,

Чом твое сэрдэнько – колючэ тэрня?

Чом твои устонька – тыха молытва,

А твое слово гострэ, мов брытва?

Чом твои очи сяють тым жаром,

Що то запалюе сэрцэ пожаром?

Ох, тии очи тэмниши ночи,

Хто в ных задывыться, – й сонця не хочэ!

И чом твий усмих – для мэнэ скрута,

Сэрцэ бэнтэжить, як буря люта?

Ой ты, дивчыно, ясная зорэ!

Ты мои радощи, ты мое горэ!

Но были среди них и такие, творчество которых вызывало в лучшем случае улыбку своей конъюнктурностью. Таким, например, было творчество П. Тычины. Ваня делал пародию на его стихи с примитивным рифмованием поэта. Например, у него есть такие строчки:

Та нехай соби як знають —

Божэволиють, конають.

Нам свое робыть!

Всих панив до днои ямы,

Буржуив за буржуямы

Будэм, будэм быть!

Будэм, будэм быть…

В пародии Вани это звучало так:

Та нэма ничего гиршэ

Ниж Павла Тычины вирши,

Та вси ж як одын,

Та вси ж як одын…

Дайте в рукы кырпычину,

Як ударю ным Тычину

Прямо сред грудей,

Прямо сред грудей!..

Когда Ваня на перемене в классе читал свою пародию под смех одноклассников, в класс вошла Надежда Ивановна. Он не сразу заметил ее присутствия. Увидя ее, он запнулся на полуслове…

– Продолжай, Ваня, – сказала Надежда Ивановна. – И чье это творчество?

Ваня молчал.

– Мне говорили, что ты занимаешься стихами, но я не представляла, что ты так грубо искажаешь творчество одного из наших лучших поэтов. Это тебя не красит и как ученика нашей школы, и как комсомольца. Я думаю, подобное творчество должно стать предметом разбирательства, по крайней мере на педсовете школы.

До педсовета дело не дошло, но Ванино вольнодумство все же сказалось впоследствии.

По-прежнему он любил послушать рассказы дяди Мити. Вот и сегодня, в воскресенье, дядя Митя пришел пропустить стаканчик-другой вина.

– Здравствуйте, дядя Митя! Что-то давненько вы к нам не наведывались. Тетя Шура опекает?

– Привет, Ваня! Жена – большой мудрец! Ее тоже иногда надо слушать. Иногда и погладить надо, как кошку… Кстати, ты кошек любишь?

– Не очень, если честно…

– А зря! Иногда кошка может сыграть важную роль в жизни человека. Сейчас я закажу бутылку вина и расскажу тебе один случай.

Мама принесла бутылку вина. Дядя Митя сел за стол, налил в стакан вина, перекрестил его и выпил полстакана. Вытерев губы, он начал:

– Свой путь к вершинам материального благополучия Рома Кацман начал с того, что переселился с женой и детьми в будку для продажи газированной воды, в которой он и работал, а свою квартиру, что досталась от родителей, он сдал в аренду какой-то пожилой американке, приехавшей в Одессу по заданию заокеанской компании с целью разобраться, действительно ли в этой стране живут законченные придурки. И если да, то незамедлительно открыть где-нибудь в центре города дорогой магазин по продаже американского ношенного белья.

Нужно сказать, что договариваться Роме с этой дамой было непросто.

– Ит из комната, – показывал он квартиру. – Ит из кухня. Ит из свежий воздух со всеми удобствами. Я думаю, такой хауз стоит тысячу долларов в месяц?

– О, йес! – согласилась старушка. И протянула Роме пятидесятидолларовую бумажку.

– Ит из есть задаток? – спросил Рома.

– Ит из есть полный расчет, – ответила американка. – Не подходит – верните, плиз!

Рома чуть не заплакал. Ну откуда могла узнать эта капиталистическая акула, что, взяв в руки денежную купюру любого достоинства, он уже никогда, ни при каких обстоятельствах не мог вернуть ее обратно?

Дядя Митя допил вино в стакане, наполнив его снова.

– О’кей! – скал Рома. – Так уж и быть… Но в доме есть еще посуда, мебель… За них тоже нужно платить. Тут уж, согласитесь, меньше, чем сто пятьдесят долларов в месяц…

– Конечно! – опять согласилась американка. – И всучила ему десятку.

Они вышли во двор. И тут во дворе появился кот. Рыжий бездомный бродяга, которого Рома до этого никогда и в глаза не видывал. Появление кота произвело на американку неизгладимое впечатление.

– О, мой бог! – запричитала она. – Очень прекрасный кот! Это есть ваш?!

Рома понял, что наконец-то наступил и его час…

– Конечно же мой, – сказал он. – А чей же еще? Кстати, о коте нам предстоит поговорить отдельно.

Заслышав эти слова, хитрющая рыжая зверюга посмотрела сначала на американку, потом на Рому и чинно уселась у его ног.

– Редчайший экземпляр! – отрекомендовал Рома кота. – Порода русская голубая.

– Но он же есть рыжий? – изумилась американка.

– Правильно! – подтвердил Рома. – А я о чем вам говорю? Именно рыжий! Редкий случай среди голубых! Вообще-то я думал забрать его с собой. Но, говорят, коты привыкают к дому.

– О да! – закивала головой пожилая леди. – Это невозможно! Этого делать нельзя! Этим вы можете нанести коту моральную травму! Оставьте его мне. Я буду его много кормить. Я обожаю котов!..

– Но с другой стороны, – продолжал Рома, – разлука с котом может стать для меня невыносимой. Как-никак член семьи… Впрочем, если бы вы смогли компенсировать – долларов двести пятьдесят – триста…

– Так много!? – вытаращила глаза американка. – Сколько вы говорите?

– Четыреста, – отрезал Рома. – И ни копейки меньше. Или я нанесу ему травму…

Американка полезла за кошельком.

Через месяц ренту на кота удалось повысить.

Дядя Митя снова отпил половину стакана вина.

– Очень сильно соскучился, – объявил Рома своей постоялице. – Пришел забирать члена семьи.

– Не делайте этого! – взмолилась американка. – Посмотрите: за какие-то три недели этот ваш член поправился на четыре килограмма!

– А я от тоски похудел на восемь! – заявил Рома. – Так что придется раскошеливаться!

Еще через месяц, сообразив, что с этим городом каши не сваришь, более того, ее фирма не только не смогла продать старое белье, но и рисковала лишиться собственного, американка вызвала к себе Рому.

– Я возвращаюсь в Америку, – сказала она, поглаживая кота, сидящего у нее на коленях. Здесь мне ничего не нравится. Но этого рыжего русского голубого я полюбила всей душой. Продайте его мне. Согласитесь, что в Америке ему будет лучше.

– В Америке всем будет лучше, – резонно заметил Рома. – Не продам.

– А за очень большие деньги?

– Ни за какие!

– Но почему?

– Я же вам сказал, что этот кот – член нашей семьи. А значит, без нашей семьи ни в какую Америку он не поедет!

При этих словах кот грузно спрыгнул с колен американки и демонстративно пересел на Ромины.

– И что ты думаешь, Ваня? Через какое-то время американка прислала Роминой семье вызов в Америку.

И они переехали в Калифорнию, где Рома за довольно большие деньги продавал местным жителям русские поношенные ватники, выдавая их за подлинную одежду ГУЛАГа.

Дядя Митя осушил стакан вина до дна и крякнул.

– Вот так может сыграть в судьбе человека даже бродячий кот. Все в мире связано, – философски завершил свой рассказ кузнец. – Спасибо за вино! Пойду я потихоньку, завтра на работу…

Дядя Митя вышел за калитку, и его немного сутуловатая фигура скрылась за растущими на улице акациями…

Учебный год стремительно продвигался к завершению. Незабываемым был день 12 апреля 1961 года. Среди дня всех учеников выстроили в школьном дворе. Перед школьниками появились директор и все учителя. Директор был взволнован.

– Ребята! – начал он громким голосом. – Радио сообщило радостную весть. Свершилась вековая мечта человека – человек прорвался в Космос. И этим человеком стал наш советский гражданин, коммунист Юрий Алексеевич Гагарин! Это огромное достижение нашей науки, наших ученых, инженеров и рабочих. В эти минуты весь мир, затаив дыхание, следит за этим полетом. Гагарин проложил первую тропку в Космос, а вам, молодым, осваивать космические трассы. Фантастика становится повседневностью. Давайте крикнем дружно «Ура!!!».

Ребята радостно подхватили призыв директора громкими криками и аплодисментами.

– Ребята, – продолжал директор, – на сегодня все занятия отменяются!

Эти слова были встречены с еще большим энтузиазмом.

В конце мая для десятиклассников на торжественной линейке прозвучал последний звонок. Начались экзамены. Их было много, практически по всем дисциплинам: по русскому языку и литературе (устно и письменно), по украинскому языку (устно и письменно), по немецкому языку (устно), по алгебре (устно и письменно), по тригонометрии (устно и письменно), по геометрии и стереометрии (устно и письменно), по истории (устно), по географии (устно). Ваня со всеми экзаменами справился на «отлично», кроме письменного экзамена по украинскому языку. Надежда Ивановна поставила за сочинение «четверку». Грамматических ошибок не было, но она посчитала, что тема раскрыта не полностью. Таким образом, Ваня стал реальным претендентом на серебряную медаль. Районный отдел народного образования проверил все его экзаменационные работы и подтвердил право на получение серебряной медали.

Через неделю после экзаменов состоялись вручение аттестатов зрелости и выпускной вечер. Весь класс собрался в спортивном зале школы. Здесь были установлены стулья и столы, на которых стояли бутылки с лимонадом, конфетами, пирожками… На стене висел лозунг: «Прощай, школа! Здравствуй, взрослая жизнь!»

Играл патефон.

Все ребята пришли празднично одетыми, как-то сразу повзрослевшими. Особенно нарядными и красивыми были девочки – в красивых платьях, в туфлях на каблуках. Среди них выделялись своей особенно приятной внешностью Оля Бойко и Мария Сиваченко.

В зал вошли Георгий Иванович, Ольга Ивановна и другие учителя, тоже празднично одетые.

– Ребята, – обратился директор, – выключайте музыку, начинаем наш выпускной вечер!

Прежде всего мы все, ваши учителя, поздравляем вас с успешным завершением средней школы. Все десятиклассники успешно сдали экзамены и сегодня получат аттестаты зрелости. Мы рады за вас! Сегодня вы все красивые по-особому. Впереди у вас целая жизнь – интересная, наполненная событиями и достижениями. Государство наше предоставляет для этого все возможности – учиться и работать на общее благо. Мы с грустью расстаемся с вами, но уверены, что вы всегда будете помнить свою родную школу.

Я что-то разговорился, но хотят и другие учителя вам сказать в напутствие. И прежде всего ваш классный руководитель Ольга Ивановна Галатенко. Пожалуйста, Ольга Ивановна.

Ольга Ивановна в эффектном вечернем платье со взбитой прической выглядела почти обворожительно.

– Ребята, – начала она, слегка волнуясь, – три года пролетели, как один день. Скажу честно, мне было страшно браться за руководство класса старшеклассников. И я сегодня хочу искренне вас всех поблагодарить за то, что вы меня поддержали и дали состояться мне в этом качестве. Я вас понимала, и вы меня понимали. Поздравляю вас с завершением учебы. Мне вас будет очень не хватать.

– Хочет что-то сказать и Василий Григорьевич, – объявил директор.

Василий Григорьевич, маленький, худенький, встал перед классом.

– Я сегодня вас, ребята, не узнаю. Особенно вас, девочки – чертовые куклы! Вы сегодня вдруг стали взрослыми. Только несколько недель назад я мог кому-то из вас влепить «двойку» в журнал, а сегодня, извините, взрослые люди, которым вот-вот будут вручены аттестаты зрелости. Честное слово, мне с вами было приятно общаться. Не у всех все получалось, но все старались разобраться, понять и освоить. Я хочу вам пожелать в жизни удачи. Удача – это такая птица, которую очень трудно поймать, но если постараться, то все получится.

– Ну, и, конечно, несколько слов скажет завуч – Надежда Ивановна, – объявил следующего оратора директор.

Надежда Ивановна, в строгом костюме, не спеша поднялась, с полминуты молча рассматривала ребят.

– Хороший класс, – улыбнувшись, сказала она. – Дружный класс. Мне тоже жаль с вами расставаться. Жаль еще и потому, что никто не получил на экзаменах по украинскому языку и литературе «пятерки». Но это не ваша вина. Это моя недоработка! Надо и нам, учителям, делать выводы. Поздравляю вас с успешным завершением средней школы. В добрый путь.

– Дадим слово нашему комсомолу, – объявил Георгий Иванович. – Давай, Ваня!

Ваня в новом костюме, в новой рубашке, в туфлях с биркой «Сделано в Индии» выглядел тоже совсем взрослым.

– Дорогие наши учителя! Дорогие Георгий Иванович, Ольга Ивановна, Надежда Ивановна, Александр Павлович, Николай Васильевич… ну, все наши дорогие педагоги. Вы все для нас за эти годы стали родными. Вы простите нас, если что-то было не так, если случайно мы чем-то обидели вас. Мы вас очень любим и всегда будем помнить о вас. Вы нам дали не только знания, вы научили нас мудрости, вы воспитали в нас чувство ответственности перед страной, перед обществом и перед собой. С одной стороны, сегодня в сердце радость, что преодолена какая-то важная ступень в жизни, а с другой стороны – щемит сердце болью расставания с родной школой. Но мы всегда с вами. Огромное вам спасибо за все!

После каждого выступления ребята горячо аплодировали.

После Ваниного выступления все ребята поднялись и громко несколько раз проскандировали: «Спасибо!!!»

– Ну а теперь, – снова заговорил директор, – разрешите вручить вам, дорогие выпускники, аттестаты зрелости. Первому я хочу вручить серебряный аттестат и серебряную медаль Несвит Ивану Игнатьевичу!

Все зааплодировали.

– Подходи, Ваня! – продолжал директор. – Ты наша гордость, гордость нашей школы. Вручаю тебе аттестат и медаль и желаю всяческих успехов. Надеюсь увидеть тебя студентом.

– Спасибо, Георгий Иванович! Обещаю не подвести вас и школу.

Один за одним выпускники получили аттестаты. В конце церемонии Георгий Иванович еще раз всех поздравил с получением аттестатов и пожелал успехов и удачи.

– Ну а теперь прошу всех за стол. Отведайте, что там найдете, и можно будет потанцевать.

Танцы продлились до самого утра. Ваня чаще танцевал с Ольгой Бойко, которая выглядела в этот вечер просто очаровательно. Танцевал он и с другими девочками – Марией Сиваченко, Галей Кучеренко…

Во время вечера к Ване подошел Василий Григорьевич.

– Еще раз поздравляю вас, Иван Игнатьевич!..

– Ну, что вы так официально, Василий Григорьевич?!.

– Шучу я, Ваня! Хотя теперь ты стал взрослым человеком, впереди у тебя, я думаю, интересная жизнь. Ты хороший парень, способный… Я долго присматривался к тебе. У тебя есть главное – совесть. Это очень важно для человека, хотя и не просто в этой жизни. Я тебе искренне хочу пожелать удачи. Не расстраивайся, что серебряная медаль, а не золотая. Дело не в цвете металла, а в знаниях. А они у тебя есть, и весьма прочные. Просто Надежда Ивановна обиделась за твое не совсем почтительное отношение к ее любимому поэту П. Тычина. Давай простим ее! Ну а пожелаешь пообщаться, обращайся…

– Спасибо огромное, Василий Григорьевич! Вы удивительный человек. С вами было легко и в то же время трудно, но очень плодотворно. Вы лучший! Общения с вами мне будет, конечно, не хватать. Но наше общение на этом не заканчивается, я надеюсь.

– И я надеюсь, Ваня! Еще раз удачи и удачи!!!

– А вам здоровья!..

К утру все вышли во двор школы. Радостными криками ребята встретили восход солнца. Уставшие, радостные, они начали прощаться друг с другом. Девочки даже всплакнули…

Все! Детство закончилось. Начиналась взрослая жизнь. Будут у Вани в этой жизни и взлеты, и падения, успехи и неудачи, радости встреч и горести потерь… Все будет! Но это уже, возможно, в следующей книге.

Фотографии

Ваня Несвит на выпускном вечере 10-го класса

Батько (отец)

Дядя Роман

Батько (отец) в госпитале после ранения

Во дворе дома. Справа мама, батько, сосед и дядя Митя. Справа Ваня Несвит и старшая сестра Люба

С батьком и племянницей Таней

Ваня Несвит – ученик 10-го класса

С младшей сестрой Аней

Письмо из редакции газеты «Черноморская коммуна»

С младшей сестрой Аней и племянницей Таней

6-й класс. В первом ряду слева Вася Копыщик, директор школы Илья Иванович и классный руководитель Ольга Терентьевна. Во втором ряду слева Ваня Гулий, Ваня Несвит, Петя Данильчик и Коля Капука

Батько с боевым товарищем

9-й класс. С другом и одноклассником Васей Копыщиком

9-й класс с одноклассниками

С мамой и собакой Кудликом

Оглавление

От автора

Фотографии

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно