Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Вступление

Мне кажется, что искусство должно давать счастье и радость, иначе оно ничего не стоит, В жизни так много горя, так много пошлости и грязи, что если искусство тебя будет сплошь обдавать ужасами да злодействами, то уже жить станет слишком тяжело.

Из письма Василия Поленова Виктору Васнецову. Москва, 8 января 1888 года

Читатель, взяв в руки эту книгу и глядя на ее название, может спросить себя: зачем обращаться к далекому прошлому и рассказывать о портретах великого венецианского художника Тициана Вечеллио? Конечно, главным побудительным мотивом для автора было восхищение способностью Тициана передавать красками само биение жизни в своих портретах. Причем совершенно независимо от того, кто был им изображен: Папа Павел III, худыми руками словно судорожно удерживающий свою огромную власть, или молодой человек, комкающий перчатку в руке, или цветущие прекрасные женщины.

Впечатления от завораживающих портретов Тициана были так живы, что вызывали постоянное внутреннее желание рассказать о них и о создавшем их художнике. При этом портреты выглядят так, что изображенные люди кажутся не написанными давным-давно, а как будто созданы сейчас и представляют облик наших современников!

Постепенно, с годами, после изучения творчества и жизни Тициана, к автору пришло убеждение, что талант художника, жизнь его моделей, прославленный город, ставший второй родиной живописца, – Венеция являются подлинным источником его удивительной судьбы, многовековой жизни его творений, в первую очередь портретов, а также многих его знаменитых картин и алтарных композиций.

Почему художники пишут портреты? Поводов для этого достаточно, и пятьсот лет назад они были почти теми же самыми, что и в наши дни. Живописное искусство консервативно, и исходные импульсы в душе художника-портретиста сходны на протяжении столетий. Поэтому, кстати, так интересно портретное искусство давних эпох и в нынешние, и в будущие времена. Интерес и тяга к портретному искусству не иссякнут до тех пор, пока будет существовать человеческое общество, а вместе с ним и живописцы, стремящиеся изобразить людей на своих портретах.

Самая крепкая нить, которая соединяет многих художников со своими заказчиками, существует в портретном искусстве. Для чего люди обращаются к художникам с просьбой написать свой или чей-нибудь портрет? Запечатлеть себя, может быть, для восхищения и любования самим собой, может быть, чтобы увековечить внешность свою или дорогих людей для себя и для будущих поколений, может быть, для подарка любимому человеку, находящемуся от тебя далеко-далеко, – да мало ли что может быть причиной для заказа портрета художнику, особенно если этот художник тебе нравится или он знаменит. А для художника получить заказ на портрет – один из лучших способов заработать деньги и прославиться.

Тициан исполнил огромное количество портретов. Это обстоятельство могло остаться лишь событием его биографии – мало ли было, есть и еще будет на свете плодовитых портретистов, однако в его портретах проявилось не просто профессиональное мастерство, но, что особенно важно и интересно, удивительная способность представить модель во всем внешнем подобии и психологической глубине, составляющих сущность портретного искусства.

Умение Тициана изобразить облик человека волшебным сочетанием красок живо и непосредственно поражает до сих пор, и художник через сотни лет предстает перед нами чародеем и виртуозом масляной живописи. Его портреты отличаются от созданных и современными ему художниками, и теми, кто занимался портретным искусством после него, жизненной убедительностью и красками, хотя и потускневшими на протяжении веков, но подобранными и прописанными на холсте так, что сама жизнь дышит в созданных им образах, сделанных на первый взгляд легко, естественно и просто.

На протяжении долгой жизни Тициана менялась его манера письма. Это обстоятельство дало повод историкам искусства различать портреты, написанные художником, по десятилетиям. Однако такая арифметическая классификация не совсем удобна, если рассматривать творчество художника как единую историю развития его искусства и профессионального мастерства. Есть что-то искусственное, когда отличают портреты Тициана 1520-х, 1530-х, 1540-х и последующих десятилетий его жизни.

Естественно, Тициан с годами менялся: шло развитие и его профессионального мастерства, и его мировоззрения, и его жизненного опыта. Но он был цельным художником, мастерство развивалось, скорее, не по десятилетиям, а под влиянием условий жизни и возраста, как, впрочем, и у всех людей. В начале жизни Тициан искал заказчиков. В дни его славы уже заказчики искали художника. К концу его дней заказов становилось меньше, и портретов было написано немного.

Среди многообразного творческого наследия Тициана его портретное искусство вызывает интерес не только потому, что он был выдающимся портретистом (а его портретная галерея, представленная в музеях и коллекциях всего мира, огромна и разнообразна), но прежде всего потому, что портреты Тициана дают возможность представить бездонную глубину психологических характеристик и внутренний мир множества людей – от императоров до простых служанок. И когда мы погружаемся в этот почти безбрежный океан портретных образов, то можно удивиться тому, насколько люди прошлых веков сходны с нашими современниками и как мало меняется нравственный, духовный мир людей с течением веков. Все те же страсти, та же жажда власти, денег, высокого общественного положения и вместе с этим поиски красоты и гармонии как во внешнем, так и во внутреннем мире людей.

Писать о портретном искусстве Тициана очень трудно. Он создал много портретов – об этом обстоятельно пишет Джорджо Вазари. Но многие подлинные портреты Тициана до нас не дошли, погибли при различных обстоятельствах, в первую очередь во время пожаров. Целый ряд портретов был создан в мастерской Тициана его учениками, помощниками, братом Франческо, младшим сыном Орацио, а Тициан или принимал участие в замысле, композиции, или подправлял работы, что-то добавляя или переделывая от себя. На некоторых портретах стоят его подпись или инициалы, какие-то не подписаны, а какие-то обозначены его именем уже значительно позже их написания. Естественно, время потрудилось над тем, что состояние полотен изменилось, краски и лаки пожухли, потускнели или в результате перемещения, смены владельцев, плохих условий хранения и реставрации существенно изменили свой первоначальный вид. Все это, а также многие другие обстоятельства делают затруднительным рассказ о портретном творчестве Тициана. Но тем не менее Тициан был величайшим портретистом в мировой живописи, и никакие трудности не могут погасить желания рассказать о его необыкновенном даре видеть и понимать самых различных людей и передавать это масляными красками и своим искусством.

Тициан писал мало писем, не говоря уже о каких-нибудь литературных или теоретических работах. В переписке с влиятельными людьми ему помогал его друг Пьетро Аретино. Поэтому свое мировоззрение он выразил самым естественным для художника способом – в своих живописных произведениях. Именно в его картинах и портретах проявляется вся его философия, а его отношение к людям, к окружающему миру, его идеалы лучше всего читаются в его портретах.

Прежде чем начать рассказ о портретном искусстве Тициана, необходимо отметить, что он сам не чувствовал себя только или прежде всего портретистом. Он был живописцем и писал те картины, которые ему заказывали. Но поскольку портреты Тициан писал очень удачно и они производили самое благоприятное впечатление на заказчиков, то на протяжении своей жизни он написал их великое множество и, по существу, стал одним из величайших портретистов не только своего времени, но и всей мировой живописи. Благодаря портретам, как и живописи в целом, Тициан имел, как припомнил Вазари слова фра Себастьяно дель Пьомбо, «заслуженную славу лучшего и величайшего в наше время подражателя природы при помощи цвета»^[1].

Если попытаться сосчитать все упомянутые Вазари портреты, то наберется около семидесяти портретных работ Тициана, о которых говорит автор жизнеописаний. Однако многие из них до нас не дошли. Но и сохранившихся вполне достаточно, чтобы представить Тициана-портретиста. Современники высоко ценили его дарование, и Вазари, рассказывая об одной его несохранившейся картине, записал, что «она художникам, несмотря на все ее достоинства, не показалась настолько совершенной, как многие другие его произведения и в особенности его портреты»^[2].

Рассматривая портреты Тициана, задаешься вопросом: как рассказать читателю о его портретах, чтобы сложилось ясное, цельное и наиболее верное представление об особенностях его портретного искусства? Например, самый естественный и наиболее часто встречающийся в искусствоведческой литературе принцип последовательного хронологического представления – портреты начальной поры творчества, двадцатых, тридцатых и так далее годов XVI столетия. Можно представить портреты, сгруппировав их по технике живописного исполнения, и сравнить развитие этой техники на протяжении всей творческой жизни Тициана.

Или можно представлять портреты Тициана, объединяя их в близкие по сюжету и тематике группы: портреты на религиозных композициях; портреты властителей, людей менее знатных, женские; портреты на мифологических картинах; автопортреты. Каждый из названных принципов имеет свои достоинства и недостатки. Поэтому предпочтем последний вариант, стараясь внутри каждой группы соблюдать хронологию и останавливаться на особенностях живописной техники исполнения того или иного портрета. Такой путь при всей своей условности поможет более непосредственно и реально представить облик Тициана-портретиста.

Самое большое количество портретных образов Тициан создал в религиозной живописи, будь то фрески или картины. Затем следует многочисленная группа официальных портретов дожей, императоров, королей, герцогов. Особая часть его творческого наследия – женские образы: как исполненные непосредственно с натуры, так и представленные в виде мифологических или религиозных персонажей – Венеры или Марии Магдалины. Еще одна многочисленная группа – поразительные по непосредственности передачи изображения известных и неизвестных современников Тициана: Пьетро Аретино, коллекционера Якопо Страды, юноши с перчаткой и других персонажей. И, наконец, автопортреты Тициана. Таким образом, получилась огромная коллекция, представляющая лучшие достижения портретного искусства не только самого Тициана, но и всей эпохи Возрождения.

Тициан, прославивший в Европе венецианскую школу живописи, не был коренным венецианцем. Он родился в маленьком городке Пьеве ди Кадоре в предгорьях Альп, граничащих с нынешней Австрией. В юности его послали в Венецию, где он стал учиться ремеслу художника и где жил с тех пор на протяжении всей своей долгой жизни, изредка, на краткий срок и, судя по всему, весьма неохотно, покидая ее по желанию или повелению именитых заказчиков.

Всю жизнь его окружали родственники, ученики, друзья и удивительный город Венеция – жемчужина Адриатического моря. С годами, по мере роста славы Тициана, он сам стал достопримечательностью Венеции.

В этом деятельном городе Тициан чувствовал себя превосходно. И действительно, в то время для человека и художника, выше всего ценящего свободу, независимость поведения, стремящегося развить свои дарования и осуществить свои замыслы и мечты, во всей Европе не было лучше места для жизни и работы, чем Венеция.

В одной из книг о Тициане упоминается, что, когда Альбрехт Дюрер приехал в Венецию около 1500 года он писал на родину в Нюрнберг своему другу Пикхеймеру «Здесь я чувствую себя хорошо, ибо тут меня считают служителем искусства, а дома я не кто иной, как ремесленник»^[3].

Если в XV и первой половине XVI века центром художественной жизни Италии были Флоренция и Рим, то на протяжении XVI века этот центр переместился в Венецию, где Тициан при жизни занял главенствующее положение.

Джорджо Вазари, описывая творения Тициана, приводит много свидетельств его популярности, например:

«Не было такого именитого человека, властителя или знатной дамы, которые не были бы изображены Тицианом, живописцем по этой части действительно отличнейшим. Таковы портреты короля французского Франциска I, о котором я уже говорил, Франческо Сфорца, герцога Миланского, маркиза Пескара, Антонио да Лева, Массимилиано Стампа, Джованбаттиста Кастальдо и бесконечного количества других знатных лиц»^[4]. Или в другом месте Вазари пишет: «Там же находятся портреты Карла V, короля Франциска в молодости, герцога Гвидобальдо II, Папы Сикста IV, Папы Юлия II, Павла III, старшего кардинала лотарингского и Солимана, императора турецкого; все это – прекраснейшие портреты, исполненные, повторяю, рукой Тициана»^[5].

Почему приходится постоянно ссылаться на Джорджо Вазари? Он знал Тициана, был у него в гостях в Венеции, сопровождал его в Риме и судил о его портретах не понаслышке, многие работы видел сам или слышал свидетельства современников о его искусстве.

Тициан писал многофигурные портреты или только лицо модели, погрудные, полуфигурные, поколенные или в полный рост, причем Д. Вазари заметил, что «впоследствии это стало входить в обычай»^[6]. Тициан не только писал портреты, но и создавал портретные образы в своих живописных композициях как на религиозные, так и на мифологические темы.

Первые работы Тициана были на религиозные сюжеты – это были самые ранние заказы художнику. Естественно, что в этих работах Тициану пришлось заниматься портретными изображениями. Так начиналось его портретное творчество.

Глава 1. Портреты в религиозной живописи Тициана

…Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу.

Евангелие от Марка, XII: 17

Религиозность художника проявляется в его живописи. Тициан был венецианцем, если не по рождению, то по длительной своей жизни в Венеции. Тициан в конце концов стал таким же символом Венеции, как собор Святого Марка или Кампанила.

В Венеции, свободном, независимом городе, жили в первую очередь католики-венецианцы. Но рядом с ними во времена Тициана были и турки-мусульмане, и немцы, сотрясенные Реформацией и Мартином Лютером, и греки, бежавшие сюда после падения Византии, чью культурную традицию унаследовали величественная красота архитектуры и великолепие мозаик собора Святого Марка.

Поэтому, наверное, религиозность Тициана была не фанатичной верой, несмотря на его близость к испанскому императорскому двору, а глубоким, сосредоточенным и постоянным состоянием души и сердца. Это в полной мере проявилось в его религиозной живописи.

В Венеции XVI века насчитывалось огромное количество базилик, соборов, церквей, скуол различных братств, расписанных художниками. Как Москву называли когда-то местом, где было «сорок сороков» церквей, так и Венецию можно назвать городом, где было множество величественных и прекрасных церковных строений. И все они были украшены произведениями художников.

Когда историки искусства отмечают счастливую благосклонность судьбы к Тициану, то пишут о том, что он был художником Венецианской республики, а император Карл V удостоил его звания графа Палатинского, назначил пенсию и наградил золотой цепью. Все это было и у учителей Тициана, Джентиле и Джованни Беллини: они были официальными художниками Венеции и получили много почестей, наград и заказов, а Джентиле во время путешествия в Константинополь по приглашению турецкого султана Мехмеда II получил титул «бея» и был награжден массивной золотой цепью. Поэтому, если считать Тициана, по словам Вазари, человеком, который от неба не получал ничего, кроме счастья и благополучия, то такими же счастливцами были Джентиле и Джованни Беллини.

Разумеется, главный смысл жизни и братьев Беллини, и Тициана заключался не в наградах, а в их творчестве. В мастерской Джованни Беллини Тициан получил все, что было нужно одаренному ученику.

Джованни Беллини, или Джамбеллино, как его звали в Венеции, прожил, как, впрочем, и сам Тициан, долгую жизнь и умер, по разным источникам, почти в девяностолетием возрасте. Его отец, Якопо Беллини, был художником. Об этом семействе, определявшем венецианскую живопись в XV веке, Вазари пишет: «После того как Якопо окончательно отошел от работы, каждый из сыновей его порознь продолжал заниматься своим искусством. О Якопо же говорить больше не буду, ибо работы его по сравнению с работами его сыновей ничего выдающегося собой уже не представляли, а так как вскоре после того, как сыновья отошли от него, он умер, я полагаю, что гораздо лучше подробнее сказать об одних только Джованни и Джентиле. Однако не умолчу о том, что, хотя братья отделились от него и стали жить самостоятельно, тем не менее они относились друг к другу и каждый из них к отцу с таким уважением, что постоянно прославляли друг друга, принижая собственные заслуги и скромно стремясь таким образом превзойти друг друга своей добротой и учтивостью не меньше, чем своим превосходством в искусстве»^[7].

Долгая творческая жизнь Джованни Беллини дает возможность многое понять и почувствовать в живописи самого Тициана. Мадонны Беллини определили образную композицию ранних Мадонн Тициана, например, Цыганскую Мадонну и Мадонну с вишнями. Загадочная Священная аллегория Джованни Беллини (ее называли также Души чистилища или Озерная Мадонна) отозвалась в таких картинах Тициана, как Три возраста жизни, Любовь земная и любовь небесная. Для феррарского герцога Альфонсо I д'Эсте Беллини написал картину Любовь богов, а Тициан завершил ее и написал для герцога еще три подобные картины: Празднество Венеры, Вакханалия на острове Андрос и Вакх и Ариадна. Джованни Беллини писал много портретов, самый известный из которых – портрет дожа Леонардо Лоредано. Тициан также написал множество портретов, в том числе и венецианских дожей.

Много портретов Тициан написал и на своих религиозных картинах. В отличие от византийской традиции, где образ Спасителя на иконах был канонизирован, европейская живопись, начиная с Джотто, представляла Иисуса Христа, стараясь показать, используя различные библейские сюжеты, глубину и величие его облика. В религиозных работах Тициан достиг вершин западноевропейского искусства – достаточно вспомнить Динарий кесаря (1516) из собрания Дрезденской картинной галереи.

Герцог Феррары Альфонсо I д'Эсте, воюя с папским престолом за владение своими землями, заказал Тициану картину на этот сюжет, достаточно распространенный в то время в Италии, чтобы подчеркнуть: римским Папам надо заниматься делами духовными, а не мирскими. Работа Тициана находилась в кабинете герцога, а затем через годы оказалась в коллекции Дрезденской галереи, где стала одним из самых знаменитых шедевров этой прославленной сокровищницы искусства.

Динарий кесаря, написанный на доске, является законченной портретной композицией: погрудное изображение двух фигур, из которых одна главенствует, а другая контрастно подчеркивает значение основной фигуры, занимающей центральное место в композиции. Любимые цвета Тициана – торжественные красный и синий – определяют фигуру Иисуса Христа. А землистый коричневый цвет придан фигуре фарисея, показывающего Спасителю монету – динарий кесаря.

Притча о динарии присутствует в Евангелиях от Матфея, Луки и Марка. Выберем текст Евангелия от Марка (12: 13–17): «И посылают к Нему некоторых из фарисеев и иродиан, чтобы уловить Его в слове.

Они же, пришедши говорят Ему: Учитель! Мы знаем, что Ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь на какое лице, но истинно пути Божию учишь; Позволительно ли давать подать кесарю или нет? давать ли нам, или не давать?

Но Он, зная их лицемерие, сказал им: что искушаете Меня? Принесите Мне динарий, чтобы Мне видеть его.

Они принесли. Тогда говорит им: чье это изображение и надпись? Они сказали Ему: кесаревы.

Иисус сказал им в ответ: отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. И дивились Ему».

Трепетно и вместе с тем смело написаны Тицианом фигура и лицо Иисуса, занимающие главное место в картине. Спокойно сознавая хитрость и коварство фарисея, ставящего его в случае неверного ответа под беспощадный удар властей, Христос проникновенно и спокойно вглядывается в жесткое лицо своего врага, указывая тонкими пальцами на монету, чтобы сказать: «Кесарево кесарю, Божие Богу», И сразу все коварство отпадает, а величественный облик Спасителя являет свою божественную сущность.

Лицо, фигура, окутанная свободным плащом, тонкая рука – весь его внешний образ перед мускулистой, темной фигурой фарисея с серьгой в левом ухе выражает духовное превосходство Сына Божьего перед коварством слуг кесаря, низменных и активно враждебных.

Ведь фарисей своим вопросом предложил Иисусу Христу выбор; или подчиниться житейским законам, или выступить против них – не платить податей кесарю и тем самым подстрекать народ к бунту против него и подвергнуться смертельной опасности и жесточайшим гонениям со стороны государства.

Но Иисус Христос не призывал народ к борьбе с императором и государством. Он провозглашал Царствие Небесное и спасение людей через служение и подчинение Божьим законам, которые стоят недостижимо выше житейских законов, установленных властью кесаря. Именно это сказал он, отвечая фарисею: «Отдавайте кесарю кесарево, а Божие Богу».

Тициан представляет нам живого человека или, точнее, божественную личность в облике человека, спокойно объясняющего фарисею глубинный смысл кажущегося на первый взгляд почти невинным показа фарисеем монеты с изображением кесаря. Тициан представляет зрителям Иисуса Христа не как иконный облик Спасителя, а как живой образ, созданный по сюжету евангельской притчи приемами изобразительного искусства.

Великие итальянские художники до Тициана – Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль – никогда не писали подобных картин. Он был первооткрывателем таких живописных образов, причем на протяжении своего творчества неоднократно обращался к сходным решениям, что можно увидеть на таких картинах, как Искушение Христа (Институт искусств, Миннеаполис), Несение креста (Скуола ди Сан Рокко, Венеция), Христос и Симон Киринеянин (Прадо, Мадрид).

Все эти двухфигурные композиции являются по существу воображаемыми портретами, в которых особенно значителен Иисус Христос. Его необыкновенно трудно представить и изобразить художнику, так как в его распоряжении нет ничего – ни старинных гемм и камей, ни древних чеканных монет, ни скульптурных или энкаустических портретов, ни чего-либо иного, где мог бы быть запечатлен образ Иисуса Христа, кроме икон и византийских мозаик, представленных в венецианском соборе Святого Марка или в древних храмах Равенны.

Мозаики собора Святого Марка не только показывают величие и красоту византийского искусства, они в еще большей степени дают почувствовать в бессмертном материале драгоценных смальт божественную сущность Христа. Естественно, Тициан хорошо знал мозаики этого собора и видел образ Спасителя, каким он был представлен в соборе византийскими мастерами.

И если сравнить венецианские мозаики и образ Иисуса Христа на картине Тициана Динарий кесаря, то можно наглядно почувствовать, как священный образ Спасителя в византийском искусстве предстал своей человеческой сущностью, своим земным крестным путем в живописи Тициана.

Рассказывая о событии Нового Завета, Тициан должен был сделать это так, чтобы зрители поверили художнику, что перед их взором не только и не столько человек, а Спаситель мира.

Каждый художник представлял Христа по собственному разумению и воображению. Тициан представил в Динарии кесаря такой образ, который на долгие годы стал образцом для многих живописцев. Причем Тициан создал его в сложной по духовному напряжению сюжетной композиции.

Иисуса Христа художник писал на многих своих картинах на протяжении всей своей жизни: Крещение Христа, Ужин в Эммаусе, «Се Человек», Христос-садовник, Искушение Христа, Распятие с Девой Марией и святыми Иоанном и Домиником, Положение во гроб. Благословляющий Христос, Коронование терновым венцом, Пьета.

На всех этих картинах Христос изображен с длинными волосами, бородой и усами. Удивительно, но сегодня, когда известен отпечаток головы Иисуса Христа на ткани Туринской плащаницы, представление Тициана совпадает с обликом лица Спасителя, запечатленным на плащанице.

Святая плащаница Господня почиталась на Востоке до 1204 года, а с 1206 года – и на Западе. В книге, посвященной Туринской плащанице, есть такие слова: «При попытках скопировать Лик Спасителя Его облику неизменно придавалось странное выражение, и действительно, если всмотреться в отпечаток Лика Господня на Плащанице, можно увидеть острый, будто суровый и недовольный, устремленный вправо от зрителя взгляд широко открытых глаз. Многим византийским иконам присуще именно такое выражение»^[8].

В молодости Тициан работал в мозаичной мастерской, прекрасно знал мозаики собора Святого Марка, и сызмальства в его душе и в художественном восприятии был отражен и вошел в живописное искусство облик Иисуса Христа, из глубокой древности византийской традиции пришедший через Венецию в искусство Возрождения.

В живописи Возрождения можно встретить практику, когда облику персонажей монументальных росписей и картин на религиозные темы придавались черты современников художника. Так, например, Рафаэль во фреске Диспута изобразил живописца фра Беато Анджелико, архитектора Браманте, Данте, Савонаролу. Тициан часто делал то же самое. Поэтому его картины на религиозные темы наполнены портретными образами, не говоря уже о картинах, сделанных по заказу конкретного лица, где заказчик просил изобразить себя рядом с почитавшимися им или его семейством святыми. Портреты на таких картинах поражают зрителей искусностью и мастерством.

Тициан не был родоначальником такой живописи. Здесь можно вспомнить поразительные работы Яна ван Эйка, написанные им задолго до рождения Тициана, – Мадонну канцлера Ролена (1435) и Мадонну каноника Ван дер Пале (1436), где рядом с проникновенными образами Девы Марии представлены заказчики – реально, до мельчайших деталей прописанные портреты живых людей.

Тициан в своей знаменитой Мадонне Пезаро (1519–1526) достиг живописной убедительности всех реальных персонажей. Художник взял для своей работы большой холст (478 x 266,5 см) в отличие от небольших в сравнении с ним работ Яна ван Эйка (66 x 62 и 122 x 127 см), написанных на дереве.

Но, естественно, не только размеры, а сам творческий подход к композиции и колористическому решению Яна ван Эйка и Тициана был различен, хотя оба этих живописца стоят в одном ряду великих мастеров искусства.

Ян ван Эйк писал свои работы как законченные станковые композиции, которые можно поместить в любом месте храма или в доме, по желанию заказчика.

Тициан создал свою религиозную картину для определенного места в огромном соборе Санта Мария Глориоза деи Фрари, где в алтаре уже находилась его Ассунта (Вознесение Девы Марии, 1518).

Ян ван Эйк выписывал мельчайшие детали своих картин с почти ювелирной точностью. Тициан выстроил свою композицию крупными архитектурными формами, где две возносящиеся в высоту колонны придают простор и мощь всей композиции и соответствуют пространству собора, где была размещена работа.

Точность передачи внешнего облика канцлера Ролена и каноника Ван дер Пале соответствуют точности портретных характеристик членов семейства Пезаро. Однако строгая и жесткая графическая обрисовка портретов Ван Эйка сменяется у Тициана более размытой, но и более живописной разработкой портретных образов семейства Пезаро с живыми и различными выражениями лиц. И совершенно невозможно представить, чтобы Ван Эйк смог написать второстепенное по значению лицо юноши в одном пространстве с образом Мадонны, как это свободно и выразительно сделал Тициан в Мадонне Пезаро, непринужденно поместив рядом с великими образами Священного Писания – фигурами Богоматери с Иисусом, святого Петра, святого Франциска – семейство заказчика и среди них поразительный своей передачей мимолетного впечатления портрет мальчика, единственное лицо, обращенное прямо на зрителей картины.

Для того чтобы реально почувствовать всю красоту и прелесть алтарной картины Мадонна Пезаро, надо войти под высочайшие своды огромной базилики деи Фрари. Там большие размеры картины становятся абсолютно соразмерными масштабам самой церкви, где главный алтарь украшен работой Тициана Вознесение Девы Марии, прославившей его, и где под грандиозным мраморным надгробием находится могила самого Тициана.

Там, в базилике, вознесшей свои своды на опорах двенадцати массивных колонн, понимаешь, почему Тициан на своей картине Мадонна Пезаро написал две громадные колонны, уходящие прямо в небеса, в облака, где ангелы поддерживают крест. У подножия одной из колонн размещен трон, на котором сидит Богоматерь с младенцем Иисусом Христом, окутанные белым покровом. И когда видишь открытое, чистое и ясное лицо Богоматери с правильными греческими чертами, то понимаешь, как далеко ушел Тициан от своего учителя Джованни Беллини, чей чудесный образ Богоматери, скромный и нежный, находится здесь же, в базилике деи Фрари.

У трона Богоматери, в самом центре картины, Тициан написал крупную фигуру апостола Петра с ключом от врат Царства Небесного у ног. Вокруг этих главных фигур расположились, коленопреклоненно и со сложенными в молитвенном благоговении руками, реальные представители семейства Пезаро. Когда пристально вглядываешься в них, то поражает и восхищает. как художник написал лица и фигуры, разные по возрасту, костюмам, прическам, выражению взглядов, обращенных к святым образам. Поистине, Тициан создал шедевр портретного искусства, живой и непревзойденный вплоть до сегодняшних дней.

Таким образом, Тициан, сопоставляя величие и совершенство божественных образов с изображениями реально существовавших людей, добивался жизненности и убедительности, воздействующих на всех, кто видел и воспринимал его живопись.

Глава 2. «Сильные мира сего» на портретах Тициана

«Добро, строитель чудотворный! —

Шепнул он, злобно задрожав, —

Ужо тебе!..» И вдруг стремглав

Бежать пустился. Показалось

Ему, что грозного царя,

Мгновенно гневом возгоря,

Лицо тихонько обращалось…

Александр Пушкин

Медный всадник

Строки А. С. Пушкина, взятые эпиграфом, передают, как монарх, возгораясь гневом на неугодные слова, одним своим видом повергает в ужас, страх и отчаяние простого человека, осмелившегося помыслить о том, чтобы воспротивиться монаршей воле. Причем в поэме Пушкина то была только статуя, что же говорить о царствующем властелине.

Находясь рядом с ним, трудно сохранить независимость поведения, взглядов, образа действий. Художники перед ним – такие же простые и незащищенные люди, как и все подданные государя. Художники, стремящиеся по собственному желанию или призванные властителями изобразить их на картине, находились или находятся под огромным влиянием, прямым или косвенным давлением господствующей воли того, кого они изображают.

Глядя на портреты Тициана, с которых смотрят на нас «сильные мира сего», поражаешься не только его мастерству, но и тому, как ему удавалось сохранить прямой, независимый взгляд на высокопоставленные личности. И хочется понять, где таятся истоки такого взгляда. Ведь и сегодня, если могущественный и богатый человек заказывает художнику портрет, он предполагает или каким-либо образом внушает ему, как следует такой портрет писать, иначе работа не будет востребована и оплачена.

Конечно, независимость взгляда Тициана не была врожденной, а вырабатывалась годами жизни и художественного совершенствования. По мере того как росли его общественный статус и слава живописца, складывался круг его друзей, в нем рос и укреплялся собственный взгляд на властителей мира. Этот взгляд и проявился в лучших из созданных им портретов венецианских дожей, императора и римского Папы.

В 1516 году, после смерти Джованни Беллини, Тициан стал официальным художником Венецианской республики и, находясь на этой почетной и оплачиваемой должности, обязывался писать портреты венецианских дожей. В 1577 году, уже после смерти Тициана, во Дворце дожей случился большой пожар и многие произведения искусства, в том числе портреты Тициана, погибли. Однако до нас дошли некоторые портреты работы Тициана, написанные в разные годы. Судя по ним, Тициан не лукавил перед своими моделями, когда создавал Портрет дожа Андреа Гритти (Национальная галерея искусства, Вашингтон), Портрет дожа Франческо Веньера (Музей Тиссен-Борнемиса, Мадрид), Портрет дожа Николо Марчелло (Пинакотека Ватикана, Ватикан).

Если их сравнить с Портретом дожа Леонардо Лоредано Джованни Беллини (Национальная галерея, Лондон), то можно заметить существенные различия между превосходными работами ученика и учителя. Беллини изобразил сурового дожа, используя удивительное колористическое сочетание серебристо-золотого отлива его мантии и синего фона, тщательно проработав лицо – так, что он походит на древние скульптурные портреты римских патрициев.

Тициан, придерживаясь обязательных правил изображения правителей Венецианской республики, стремился оживить психологические характеристики своих моделей, представляя на холсте полуфигуры, а не погрудное изображение, и разнообразя композиции своих портретов сложными и характерными для модели движениями рук, поворотами тел, неповторимыми чертами и выражениями лиц.

Узнаваемая мантия венецианского дожа с крупными бубенцами шаровидных пуговиц совершенно по-разному лежит на фигурах тициановских дожей: то широко распахнувшись на груди Гритти, то мягко облегая тщедушное тело Веньера, то ниспадая ровными складками на сутулой фигуре Марчелло. У Тициана даже складки мантии в какой-то степени характеризуют и внешний образ, и внутренний мир его моделей.

Поскольку эти портреты дошли до наших дней, а не погибли при различных пожарах и бедствиях, можно предположить, что они были исполнены по заказу семейств венецианских дожей или в память о знаменитых родственниках, или как эскизы для будущих официальных портретов.

Портрет дожа Андрей Гритти – самый большой из цикла. Существуют различные мнения о дате его исполнения, но несомненно то, что по живописи он близок Портрету Пьетро Аретино из флорентийской Галереи Палатина в палаццо Питти; особенно сходно написаны одеяния дожа и знаменитого писателя. Фигура Гритти, представленная почти анфас, поражает своими размерами, занимая основное пространство холста. Голова занимает центр верхней части портрета, властное, грозное выражение лица с крепко сжатым ртом подчеркивает решительный и энергичный характер дожа. Это впечатление еще более усиливается, когда мы видим его пальцы, крепко сжимающие ткань накидки. Вся фигура полна энергией сжатой пружины, которая в любую минуту может превратиться в сильное движение или энергичный приказ действующего властителя.

Совершенно по-иному художник представляет другого дожа – Франческо Веньера. Веньер был умелым правителем, но при этом был физически очень слаб, и в то время, когда его писал Тициан, мог передвигаться только с помощью двух слуг. Изможденное лицо, обтянутые сухой кожей скулы, впалые глазницы, тонкий рельеф носа, почти скрытая пышной мантией тонкая согбенная фигура, худые изящные руки, подчеркивающие болезненность и утонченность облика, представляют нам совершенно другой, в отличие от Гритти, облик венецианского дожа, и зрители верят правде высокого реализма Тициана. Эта работа, предположительно, была подготовительной для большого официального портрета.

Дож Николо Марчелло представлен Тицианом в профиль, как это нередко делали итальянские художники в XV веке на фресках. Об этом портрете мало что доподлинно известно, и только в XIX веке его идентифицировали как произведение Тициана. Сам дож занимал свой пост краткий период – менее чем полгода.

Если вернуться к сравнению этих портретов с портретом дожа Лоредано, написанным Джованни Беллини, можно увидеть, как далеко Тициан продвинулся в индивидуализации черт и характеристик своих моделей, предпочитая точную передачу внешнего и внутреннего облика своих портретируемых величавым уравновешенным образам, созданным его учителем.

Портреты венецианских дожей, большинство из которых не дошло до нас, укрепили славу Тициана-портретиста не только в самой Венеции, но и далеко за ее пределами. В этом торговом центре в XVI веке пересекались интересы государств, а также пути многих известных людей, чье мнение, вкусы и взгляды расходились далеко за границы Венецианской лагуны.

Любопытно, как Вазари описывает бесконечную череду тициановских портретов «сильных мира сего»: «Портрет, Карла V и короля Филиппа Тициан послал герцогу Козимо, который хранит их в своей гардеробной. Он написал также портрет Фердинанда, короля римского, впоследствии императора, и его обоих сыновей: Максимилиана, ныне императора, и его брата. Написал он и королеву Марию, а равно для императора Карла – герцога Саксонского, когда тот был в плену». После этих слов биограф восклицает: «Однако зачем терять время, чтобы все это только перечислять. Не было такого именитого человека, властителя или знатной дамы, которые не были бы изображены Тицианом, живописцем по этой части действительно отличнейшим. Таковы портреты короля французского Франциска I, о котором я уже говорил, Франческо Сфорца, герцога Миланского, маркиза Пескара, Антонио да Лева, Массимилиано Стампа, Джованнибаттиста Кастальдо и бесконечного количества других знатных лиц»^[9].

В 1533 году Тициан написал портрет императора Карла V в полный рост с собакой. Изображенный красивым, стройным, молодым, Карл V так пленился этим портретом, что щедро наградил Тициана, и художник стал до конца своих дней придворным мастером испанской короны. Когда Карл от нее добровольно отказался и ушел в монастырь, она перешла к его сыну Филиппу II, и Тициан служил ему так же преданно, как и его отцу.

В 1548 году Тициан создал еще один знаменитый портрет Карла V, который хранится в мюнхенской Старой пинакотеке, на котором император представлен отнюдь не величественно, а как-то даже по-домашнему, сидящим в просторном кресле. Его точно очерченная фигура в черном одеянии большим темным пятном выделяется на желто-золотистом фоне стены за его спиной. Лицо Карла V, прорезанное глубокими морщинами, изображено в трехчетвертном повороте и написано, по всей видимости, с натуры. Оно одухотворено внутренней энергией, особенно ощутимой в напряженном взгляде, обращенном на зрителей.

Когда внимательно вглядываешься в это лицо, ощущая на себе пристальный взгляд, то приходишь к выводу, что этот облик совершенно индивидуален и свойственен только этому человеку. В своих лучших портретах, как и в этом портрете Карла V, Тициан стремился передать глубокую психологическую индивидуальность своих моделей, и это качество было одной из самых сильных и замечательных особенностей его дара портретиста.

Конный портрет императора Карла V в сражении при Мюльберге – официальный парадный портрет. Лицо Карла V на этом знаменитом портрете почти повторяет образ мюнхенского портрета, однако обстановка, аксессуары, размеры самого холста его превосходят. Здесь можно вспомнить, что Тициан прекрасно знал и, как и большинство венецианцев, наверное восхищался великолепной конной статуей кондотьера Бартоломео Коллеони работы Андреа Верроккьо. Этот конный памятник, возможно, повлиял на решение Тициана представить Карла V после значительной победы в таком величественном, триумфальном виде.

Красный цвет, возможно со временем поблекший и отливающий пурпуром, главенствует во всей композиции: им написаны перевязь на груди императора – главнокомандующего армии Габсбургов, менее заметная лента на шлеме и повязка ордена Золотого руна на шее, а также, большими пятнами, этот цвет присутствует в чепраке и плюмаже его статного боевого коня. Расстилающийся безлюдный пейзаж завершает великолепную композицию, прославляющую императора Карла V.

Вряд ли император Священной Римской империи Карл V позировал Тициану для этого портрета. Его лицо было «схвачено» живописцем уже в предыдущих работах, а вся торжественная композиция и ее отдельные элементы, включая дорогие рыцарские доспехи, мощную фигуру коня и его убранство, а также пейзаж, были задуманы и созданы самим живописцем. В книге известного итальянского исследователя Филиппо Педрокко о Тициане есть такие слова: «Карлу нравилось развлекать себя часами и картинами Тициана»^[10].

Когда в Вене, бывшей столице габсбургской монархии, был наш великий русский художник Илья Ефимович Репин, то он писал в одном из писем: «Мое удивление богатству Вены растет с каждым днем. Вот ведь совсем новый Исторический музей! Но это надо видеть, сюда надо ходить годы, чтобы изучить здешние сокровища. А великолепие самого здания, а убранство лестницы, декорации зал, роспись плафонов! В Центральном зале на потолке написана картина колоссального размера: она представляет соединение фигур различных деятелей на почве габсбургской империи. Короли, королевы, изобретатели, ученые, художники – все это красиво и широко разместилось на фантастическом портике. Тициан стоит рядом с Карлом V, толкнул его локтем и отвернулся; а Карл толкнул Тициана в локоть и тоже отвернулся. Кажется, Карл раскаялся, что поднял однажды кисть этому нахалу, разрядившемуся в красную мантию, – и вот зазнался! Зато другие художники перед центральной фигурой эрцгерцога, кажется, Максимилиана I, показывают свои работы, стоя на коленях»^[11].

Тициан по-особенному и, может быть, даже дерзко представил на своих портретах католических сановников; не только как священнослужителей в пышных и блестящих облачениях, но и как людей, переполненных бурными чувствами и страстями, захваченных мирскими заботами и делами.

Тициан написал много портретов сановников церкви. Если вспомнить, что художник копировал портрет Папы Юлия II кисти Рафаэля, а его Портрет Павла III с Алессандро и Оттавио Фарнезе по общей композиции близок рафаэлевскому Портрету Льва X с кардиналами Джулио Медичи и Луиджи Росси, то справедливо признать, что подобные работы Рафаэля повлияли на портретное искусство Тициана.

Портрет Павла III Фарнезе из Национальной галереи Каподимонте в Неаполе сохраняет композицию рафаэлевского портрета Папы Юлия II – фигура изображена в кресле в трехчетвертном повороте; лицо и руки отличаются тщательной трактовкой. Групповой портрет Тициана, находящийся там же, – Портрет Павла III с Алессандро и Оттавио Фарнезе – при явной преемственной связи с работой Рафаэля обладает многими отличиями, которые позволяют лучше понять и различия между портретной живописью Рафаэля и Тициана.

В композиционном решении Рафаэля преобладают элементы устойчивости, равновесия, статики. У Тициана композиция пронизана движением, линии пересекаются, ломаются, и эта линейная острота передает напряженные, драматичные, коварные и хитрые характеры. Только фигура Алессандро Фарнезе, как устойчивая вертикаль, несколько успокаивает внутреннее напряжение композиции.

Уравновешенный, с гармоничными переходами колорит композиции Рафаэля у Тициана сменяется сочетаниями светлых и густых темных пятен. Особенно контрастно решены образы Павла III и его внука Оттавио Фарнезе. Их отношения, переданные композиционными и колористическими приемами, соответствовали подлинной жизненной драме. Папа Павел III любил Оттавио, но тот в трудной политической ситуации собрал войско и выступил против него. Узнав об этом, Павел III умер от апоплексического удара. Тициан задолго до этой драмы почувствовал и передал своей живописью всю психологическую глубину и сложность отношений между этими людьми.

Композиция в портрете Рафаэля объемна, имеет значительную глубину, ясно выраженный центр. У Тициана композиция в большей мере плоскостна, действие разворачивается в основном на первом плане. Заметна акцентировка образа Папы, но она выражена не так явно, как у Рафаэля: фигура Павла III не может восприниматься отдельно, без Оттавио, а у Рафаэля Лев X выглядит совершенно самостоятельным образом.

Павел III у Тициана буквально вцепился руками в кресло, в прямом смысле слова держится за свое место. Он втянул голову в плечи, испытующим взглядом всматривается в лицо Оттавио, как бы предчувствуя исходящую от него опасность и угрозу своему положению и самой жизни. Оттавио красив – его выразительный бледный профиль, густые темные волосы, оттеняющие белизну кожи лица, четко смотрятся на фоне красной огромной портьеры, ломающейся складками. Рафаэль все тщательно выписал, Тициан же сосредоточил усилия на лицах, оставляя детали непрописанными и сохраняющими второстепенное, подчиненное значение.

Не только остротой композиции, колористической трактовкой характеров, но и глубоким психологизмом работа Тициана отличается от Портрета Льва X с кардиналами Джулио Медичи и Луиджи Рост: портретное искусство Рафаэля продолжается и развивается в творчестве другого великого мастера итальянского Возрождения – Тициана.

Внутренняя свобода, независимый взгляд художника проявились в лучших портретах «сильных мира сего», созданных Тицианом. Судя по таким портретам, Тициан не трепетал перед властителями, а старался честно и добросовестно делать свое дело. Многое у него получалось, а его независимость нравилась тем, кому все льстили и прислуживали, как могли.

Глава 3. Венецианский карнавал

…Оттого они и хороши, эти мастера XVI века, Ренессанса. Легко им жилось, беззаботно. Я хочу таким быть – беззаботным; в нынешнем веке пишут все тяжелое, ничего отрадного. Я хочу, хочу отрадного и буду писать только отрадное.

Из письма Валентина Серова Ольге Трубниковой.

Венеция, 1887

Молодой Валентин Серов написал в Венеции эти восторженные строки в письме своей будущей жене. Именно так отозвалась в его сердце встреча с прославленными венецианцами, в том числе и с картинами Тициана. Волшебство, праздник, карнавал, «отрадное» на душе и в сердце Серова вызвали искусство и культура венецианского Возрождения.

Сейчас Венеция известна всему миру своими дворцами и собраниями художественных и исторических ценностей, бесчисленными каналами и плавно скользящими по их водам изящными гондолами, знаменитыми ежегодными карнавалами.

Во времена Тициана это был сказочный европейский город-порт, переполненный бьющей через край энергией всех, кто там жил, гостил, торговал, учился работал или просто отдыхал и наслаждался жизнью.

Портретная галерея, созданная в Венеции Тицианом на протяжении его долгой жизни, представляет нам людей разных сословий, общественного положения и званий, и хотя они показаны на портретах без знаменитых венецианских масок, но все они – со своей индивидуальностью, своими занятиями, своим представлением о себе и окружающем мире, нарядные и красивые, – представляются участниками грандиозного житейского карнавала.

В молодости, когда Тициан учился у Джованни Беллини вместе с Джорджоне, оба они входили в круг артистической, карнавальной богемы Венеции, Художники, музыканты, поэты, философы окружали их, и многие работы Тициана вдохновлены этим радостным, энергичным сообществом.

Именно к той поре, когда Тициан и Джорджоне вместе учились и работали, а также к годам, следующим за преждевременной смертью Джорджоне, относятся работы Концерт и Сельский концерт, где музыка словно пронизывает композицию картин. В будущем Тициан напишет ряд полотен с общим названием Венера с Амуром и органистом – музыкальное начало гармонизирует их живописный строй. Не случайно Паоло Веронезе представил Тициана на своей картине Брак в Кане с огромным музыкальным инструментом, похожим на современный контрабас, под стать его внушительному виду.

Картина Концерт (Прерванный концерт, Галерея Палатина, палаццо Питти, Флоренция) является в первую очередь портретной композицией. Такую картину вряд ли мог написать Антонелло да Мессина, чьи работы сильно повлияли на портретистов Венеции. Или Себастьяно дель Пьомбо, которому приписывали некоторые работы Тициана. Или даже Джорджоне, которому – единственному из современников Тициана, – бесспорно, очень близок такой сюжет и которому в течение многих лет приписывали эту картину.

Тициан более темпераментен в разработке сюжета, чем Джорджоне. И там, где спокойствие, гармония, погруженность героев в собственный душевный мир свойственны Джорджоне, там Тициан стремится нарушить равновесие, оживить сюжет деталями, часто очень жизненными, бытовыми. Сравним, например, Спящую Венеру Джорджоне с написанной вслед за ней через годы Венерой Урбинской Тициана.

В Концерте три музыканта представлены не застывшими фигурами, а показаны три индивидуальности, различные по возрасту и по-разному выражающие свое отношение к происходящему.

Такое решение свойственно характеру композиций Тициана: Дева Мария в Ассунте представлена художником не в спокойной позе, а в динамичном движении возносящейся в небо фигуры, что было совершенно новым композиционным решением традиционного сюжета.

Так и в Концерте представлены не статичные портреты трех музицирующих мужчин, а три фигуры, по-своему реагирующие на перерыв в музыкальном исполнении. Сюжетный поворот дает возможность художнику раскрыть некоторые индивидуальные и неповторимые особенности характеров персонажей. Подобный подход к композиционным решениям отличает портретное искусство Тициана от работ его современников, в частности Джорджоне.

В этой картине есть еще одна особенность, свойственная Тициану и встречающаяся в некоторых других его работах: на одном холсте он совмещает фигуры разного возраста, чтобы показать состояние человека в разном жизненном измерении и таким способом представить многообразие и сложность человеческой жизни. Для примера можно привести написанные в разные годы Три возраста жизни и Аллегорию Времени, которым управляет Благоразумие.

Задумчивый юноша в Концерте очень похож на образы Джорджоне, а центральная фигура, в резком повороте обернувшаяся к пожилому мужчине, жизненной энергией, динамичным ракурсом, неповторимым выражением лица очень характерна для образов, созданных Тицианом.

В Трех возрастах жизни название говорит само за себя. А в Аллегории Времени, которым управляет Благоразумие юноша, мужчина и седой старик – автопортрет Тициана, – сопутствуемые изображениями голов собаки, льва и волка, почти карнавально, по-маскарадному образно представляют три состояния лица и души человека на протяжении всей его жизни. На одной плоскости картины совмещены три разных состояния жизненных сил личности, углубленные символическим изображением животных; художник представил многоплановую, наполненную философским содержанием и неясную с первого взгляда, скрытую различными масками формулу жизни человека.

Тициан и себя включил в это представление, где под масками животных и в лицах людей раскрывается в трех обликах свиток жизненного пути человека. В молодости Тициан не писал автопортретов. Время уходило на исполнение многочисленных заказов, договоренностей, на содержание мастерской, устройство семейного быта, постоянную конкуренцию и соперничество со многими талантливыми венецианскими художниками. Жизнь, бурная и стремительная, окружала Тициана, и он сам, и его творчество были частью этой напряженной жизни Венеции.

В двух ранних портретах из Национальной галереи Лондона – мужском и женском (этот портрет имеет второе название: Ла Скьявона, то есть славянка) – проявились определенные качества портретного искусства живописца. Не зная моделей, теряясь в догадках о том, кто представлен на этих портретах, с полной уверенностью можно сказать, что они похожи на оригинал, потому что черты лица передают неповторимый внешний облик моделей: представительного мужчину и женщину с совершенно непривлекательными чертами лица. Тициан реалистически точно, правдоподобно и безупречно передает красками их внешний вид. Мастерство, с каким написаны эти портреты, владение кистью и техникой письма вызывают восхищение, несмотря на столетия, прошедшие со времени их создания, и многочисленные реставрации.

Если поставить в ряд эти портреты с теми, что писали его современники, особенно Рафаэль, Джорджоне и Себастьяно дель Пьомбо, то реализм Тициана поражает, и он сопоставим только с такими работами Рафаэля, как Портрет Аньоло Дони или Ла Мута (Немая). Правда, суровые, даже прозаические портреты Рафаэля смягчаются праздничным, возвышенным представлением Тицианом своих моделей.

Вряд ли есть необходимость перечислять все известные портреты – их очень много, и заказы на них были постоянным источником дохода художника. В его мастерской, где подмастерья помогали выполнять многочисленные заказы, основными работами на протяжении десятилетий были портреты. Тициан был востребованным художником, его постоянно вызывали к себе заказчики. Через послов и представителей в Венеции они напоминали, контролировали и торопили Тициана с выполнением заказов, а он, как правило, опаздывал, задерживал, брал новые и не выполнял их к сроку. Но то, что он сделал и что дошло до нас, – впечатляет как своим количеством, так и художественным качеством. Остановимся на самых значительных и не вызывающих сомнений в авторстве работах.

Если сравнить Мужской портрет из лондонской Национальной галереи с другим мужским образом – Портретом юноши с перчаткой (Лувр, Париж), то можно заметить насколько свободнее, тоньше и изысканнее в своих композиционных приемах стал Тициан. Если в первом портрете композиция строга и сдержанна, внимание художника сосредоточено на изображении мужественного лица и подчеркнуто пышного костюма, отливающего блеском атласа, то композиция второго усложнена.

Взгляд художника, а вместе с ним и зрителя, обегает портрет от центра композиции – лица молодого человека – к другим существенным деталям портрета – рукам, написанным тщательно и с большим мастерством. Внимание к ним подчеркнуто скрупулезно прописанными белоснежными манжетами, причем если одна рука с сильными, мускулистыми пальцами открыта, то другая – в перчатке, с обнаженным запястьем – мнет перчатку, сдернутую с правой руки. И это движение рук, такое контрастное по отношению к спокойному выражению лица, передает внутреннее, скрытое от зрителей напряжение и экспрессию характера мужчины на портрете. Так новыми композиционными приемами Тициан усиливает и обостряет характеристику изображенного им человека. А поворот головы, как чудесный цветок на стебле поднимающейся из тонкого кружева белой рубахи, острым треугольником прописанной на темном фоне камзола, сдержанно и тонко говорит о душевном складе этого молодого человека. Нам не известно, кто изображен на этом портрете, но и без этого ясно, как изумителен был облик и характер лучших людей того времени, к которым, несомненно, принадлежит и этот мужчина, так проникновенно изображенный Тицианом.

Следующий этап развития портретного искусства Тициана можно ясно представить по Портрету Федерико Гонзага (Прадо, Мадрид). За ним следуют Портрет Ипполито Медичи в венгерском костюме (Галерея Палатина, палаццо Питти, Флоренция), Портрет Карла V (с собакой; Прадо, Мадрид), Портрет Альфонсо д'Авалоса, маркиза дель Васто (Лувр, Париж), Портрет Даниеле Барбаро (Прадо, Мадрид), Портрет Франческо Мария делла Ровере и Портрет Элеоноры Гонзага делла Ровере (оба – Галерея Уффици, Флоренция), Обращение Альфонсо д'Авалоса к войскам и Конный портрет императора Карла V в сражении при Мюльберге (оба – Прадо, Мадрид). Мы только обозначили блистательную линию наиболее выдающихся портретов, послуживших образцами для последующих парадных портретов в европейской живописи.

Но вернемся к Портрету Федерико Гонзага. В отличие от Портрета юноши с перчаткой, где сдержанность композиции и цвета являлась определяющей, здесь Тициан дал волю своему богатому колористическому и декоративному дарованию. Лицо герцога, спокойное и величавое, не обуреваемо никакими внешними волнениями. Он представлен на портрете поколенно, стоящим слегка подбоченясь и гладящим пышную белую шерсть сидящей на столике собаки. Но как удивительно красиво к фону портрета взято отношение цвета просторного темно-синего камзола, отороченного искусным широким золотым шитьем по воротнику и отворотам, по плечам и краям рукавов, из-под которых виднеются тщательно прописанные тонкие белые кружева рубашки. Каждая мелочь костюма написана с большим вниманием и вкусом, и это создает общее впечатление: цельное и законченное.

Точно так же, но только более напряженным и строгим выглядит на портрете урбинский герцог Франческо Мария делла Ровере. Он был командующим венецианскими вооруженными силами, и император Карл V публично отметил его военные достижения. Постановка фигуры и поворот лица композиционно почти совпадают с портретом Федерико Гонзага. Но аксессуары; боевой шлем с роскошным плюмажем, воинские жезлы, врученные ему правителями, доверившими герцогу командование своими войсками, блестящие доспехи герцога (он прислал их Тициану, чтобы тот смог написать их с натуры, и художник с этим справился блестяще) – все это отличает портрет делла Ровере от портрета Федерико Гонзага. Но главное отличие даже не в позе – урбинский герцог опирается рукой на свой командорский жезл, – а в выражении лица делла Ровере.

Известно, что Тициан с натуры исполнял только лица своих высокопоставленных заказчиков, а все остальное сочинял от себя или, как в данном случае, писал с присланных ему в Венецию подлинных дорогих воинских доспехов. Лицо урбинского герцога, в отличие от спокойного, даже меланхолического лица Федерико Гонзага, полно напряженного внимания и выглядит сосредоточенным и даже несколько усталым, возможно, после воинских испытаний. В этом портрете Тициан передает не только аксессуары, но сам беспокойный, опасный, требующий больших внутренних сил, полный переживаний и утрат внутренний мир герцога-военачальника. Делла Ровере неизменно с большим вниманием относился к Тициану, выделяя для его встреч и проводов специальную охрану. Помимо великолепных парных портретов герцога и его супруги, Тициан именно для них написал один из своих выдающихся шедевров – Венеру Урбинскую.

Портрет Ипполито Медичи в венгерском костюме (Галерея Палатина, палаццо Питти, Флоренция), несмотря на внушительность фигуры и серьезное выражение лица, представляется своеобразным карнавалом – переодеванием молодого человека из кардинальского костюма (Медичи имел духовное звание) в светский наряд. И шпага, и жезл, на который горделиво опирается Ипполито, и роскошный вишнево-фиолетовый кафтан, и высокие перья на изящной шляпе – все это с течением времени кажется каким-то маскарадным костюмом, хотя Ипполито Медичи действительно был военачальником при дворе венгерского короля.

Портрет капитана с Амуром и собакой (Картинная галерея, Кассель) выглядит почти театральным, карнавальным. И дело не только в том, что модель написана в полный рост, как писали государей, а изображенный Тицианом герой им не был; и не в том, что фигура написана на фоне пейзажа, который похож на сценическую декорацию; и не только в том, что персонаж окружают символические образы дракона, Амура и собаки. В постановке фигуры, в смешном по нынешним временам головном уборе, который, наверное, крайне неудобно было носить на поле сражения, во всей обрисовке горделиво подбоченившейся фигуры чувствуется улыбка художника, доброжелательно и сочувственно писавшего этот портрет.

Существует много различных предположений по поводу того, кто именно изображен на портрете. По одному из них, это Ферранте Гонзага, губернатор Милана, который помогал Тициану получать пенсию, пожалованную ему императором Карлом V и выплачивающуюся из казны города.

Тициан по заказу писал и детские портреты, которые расширяют представление о диапазоне его портретного мастерства. Впоследствии Диего Веласкес прославился изображением инфант испанского королевского дома. А Тициан помимо изображения детей в многофигурных композициях, например в Мадонне Пезаро, специально написал Портрет Рануччо Фарнезе (Национальная галерея искусства, Вашингтон) и Портрет Клариче Строцци (Картинная галерея, Берлин).

Остановимся на портрете двухлетней Клариче Строцци из знаменитого рода Фарнезе. С какой любовью Тициан представил в центре картины девочку, играющую со своей собачкой; возможно, ее окликнули, и она обернулась к кому-то, отвлекшему ее от веселых и любимых ею занятий. Никакой статики или позирования, какие встречаются в портретах важных взрослых людей.

Каждая мелочь, каждая деталь имеют значение в этом портрете. Дорогое платье и драгоценные украшения Клариче написаны тщательно, и мы можем их разглядеть так же, как это делают сами дети, когда украшения им нравятся, и они гладят их, разглядывают и играют с ними. Даже пейзаж с небольшим озером крашен парой плавающих лебедей, всегда восхищающих и детей и взрослых своим изяществом и плавным движением по воде.

Стол, на котором сидит собачка, украшен барельефом с изображением играющих путти, невольно перекликающимся с игрой самой Клариче и подчеркивающим ее возраст и детскую непосредственность. Барельефы часто встречаются в портретах и картинах Тициана, например в Женском портрете (Ла Скьявона) из лондонской Национальной галереи или картине Любовь земная и любовь небесная. Они помогают лучше понять замысел художника, и здесь, на портрете Клариче, барельеф делает это просто и безыскусно.

Тициан любил писать детей и подростков. Мы уже упомянули юношу в Мадонне Пезаро, а можно еще вспомнить мальчика на портрете Альфонсо д'Авалоса и детей на вотивном портрете семейства Вендрамин, многочисленных амуров и путти на картинах художника, включая Венеру перед зеркалом, и, наконец, удивительный образ юной Девы Марии на многофигурной композиции Введение во храм. Все эти образы, как и Портрет Клариче Строцци, представляют Тициана мастером, который проникновенно чувствует чистоту и трепетность духовного мира детей и умело и с любовью пишет их на своих картинах.

Один из самых прославленных портретов Тициана находится во Флоренции, в Галерее Палатина. Доподлинно неизвестно, кто изображен на портрете – долгое время считалось, что это Ипполито Риминальди, затем атрибуции менялись, и сейчас исследователи остановились на осторожном и описательном названии: Портрет дворянина, называемый «Молодой англичанин». Этот портрет, близкий к Портрету юноши с перчаткой, еще более прост по композиции и общему колориту. Кажется, что Тициан написал его, концентрируя внимание зрителей на лице изображенного.

Довольно давно, когда, увлеченный работами Рафаэля, я проходил по залам палаццо Питти во Флоренции, меня поразил мужской портрет Тициана. Перед ним я невольно остановился как вкопанный, восхищенно обегая глазами тонкий слой красок, поразительно передающих смуглый цвет лица, белокурые темные волосы и удивительный взгляд синих глаз – спокойный, пристальный, живой, как будто мой собеседник стоит передо мной, слушает меня и не сводит с моего лица своего внимательного взгляда. Таким живописным мастерством я был удивлен и поражен одновременно.

И Тициан предстал передо мной не как художник далекого прошлого, а как мой современник. С этого времени началось мое увлечение искусством и жизнью Тициана.

Более всех при жизни Тициана прославлял его друг Пьетро Аретино. Ему принадлежат самые восторженные строки о его картинах и его мастерстве. Существуют два известных портрета Аретино кисти Тициана: первый, написанный в 1545 году и наиболее известный, находится во Флоренции, в Галерее Палатина в палаццо Питти, другой, более поздний (1548), – в Нью-Йорке, в Коллекции Фрик. Первый портрет можно было увидеть в России, в Москве, на выставке «Россия – Италия. Сквозь века» в 2005 году.

Портретное мастерство Тициана, проявленное в портрете Пьетро Аретино 1545 года, дает возможность лучше понять психологические особенности и характер, привычки, образ жизни и тщеславие модели. Об этом портрете, отправленном во Флоренцию Козимо I Медичи, знаменитый полемист написал два письма, где и портрет, и сам Тициан описаны едва ли не противоположным образом. Это обстоятельство довольно остро характеризует самого Аретино, который в зависимости от общественной обстановки менял свои суждения, следуя либо выгоде, либо дипломатии, либо собственным капризам.

Вот как представлена эта ситуация в книге Филиппо. Педрокко: «В письме к Джовио, написанном в апреле 1545 года, Аретино жалуется, что не может отправить свой портрет кисти Тициана и восхваляет его, говоря, что “никто никогда не видел такого необыкновенного великолепия”. Он также подчеркивает, что эта оценка обусловлена не его тщеславием (“чрезмерной любовью, которой я люблю самого себя”), а выдающейся работой, созданной художником (“чудо восхитительной одухотворенности, вышедшее из-под кисти”). Его тон совершенно меняется в письме, посланном Козимо вместе с подарком. Здесь Аретино еще раз подчеркивает качество картины, особенно в том, что касается реализма (“он словно дышит, его сердце бьется, а настроение меняется, как у меня в жизни”), но добавляет и новую деталь: “Если бы ему заплатили больше денег, одежда была бы более блестящей, мягкой и плотной, как бархат и вышитый шелковый дамаст”. Нелегко понять такое отношение, откровенно предательские слова, вышедшие из-под пера одного из самых горячих поклонников искусства Тициана и его ближайших друзей. Возможно, Аретино не слишком понравился стиль картины, который в письме к Тициану, отправленном в октябре 1545 года, он описывает как “скорее набросок, чем завершенную работу”»^[12].

Чтобы убедиться, что Тициан-портретист в свою зрелую пору ни у кого ничего не заимствовал, достаточно увидеть портрет Пьетро Аретино 1545 года. Он выбирает распространенный тип поясного портрета, изобразив Аретино фронтально, с повернутой в три четверти головой, причем одна его рука выходит за пределы полотна, а другая, в перчатке, поддерживает запахнутые полы широкого пурпурного халата. Блеск атласных перегибов складок Тициан пишет в тон пурпуру, чуть разбеляя краску и кладя на холст сильные мазки более светлого тона так, что дорогая ткань переливается и сверкает перед нашими глазами.

Самая светлая часть портрета – голова с огромной темной бородой, пронизанной седыми прядями. Самые светлые точки на голове – высокий лоб, скула, горбинка и кончик носа, взятые в тон всего лица, написаны так что составят честь любому живописцу. Причем Тициан не прорисовывает голову, а пишет, как кажется, без подготовительного рисунка, прямо краской на холсте соблюдая гармоничные соотношения перехода от одного тона в другой так, что лицо и вся голова рельефно и объемно выделяются как основная часть всего портрета. Ни один портретист во времена Тициана не изображал на холсте свои модели так живо и свободно.

Рядом с портретом Пьетро Аретино можно поставить портрет антиквара Якопо Страды (Музей истории искусства Вена). Причем значение этого портрета, написанного значительно позже портрета Аретино, не только в его живописных качествах, но в первую очередь в раскрытии характера знаменитого антиквара, нумизмата и коллекционера. При многих европейских дворах он помогал правителям закупать художественные ценности, приобретая в том числе работы и у Тициана, причем исправно и в срок их оплачивая.

Тициан написал Якопо Страду среди предметов его коллекции. Но не это главное – такой подход был повсеместен в то время. Можно вспомнить, например, великолепные портреты Джованни Баттисты Морони Портной или Портрет скульптора. Но у Морони персонажи позируют художнику, а аксессуары подчеркивают их профессиональную принадлежность. Тициан же в портрете Страды передает сам момент работы антиквара, показывающего кому-то, находящемуся за пределами картины, копию скульптуры Венеры работы Праксителя. Его поза, лицо, жест рук передают важный психологический момент торга и возможную оценку потенциальным покупателем художественной и денежной ценности предлагаемой антикваром вещи. Именно в этом состоит отличие портрета Тициана от работ Морони – в стремлении раскрыть внутреннюю, скрытую от глаз зрителей, психологическую характеристику портретируемого.

Тициан изобразил себя на нескольких автопортретах. До наших дней дошли два, хранящиеся в Картинной галерее в Берлине и мадридском музее Прадо. К ним можно прибавить еще целый ряд собственных изображений на многофигурных композициях, где художник представил себя в разных образах, например как Святого Иеронима на своей последней картине Пьета (Галерея Академии, Венеция).

На автопортрете из коллекции берлинского музея перед нами предстает крепкий мужчина, свободно и величественно расположившийся за небольшим столом. В такой позе ему удобно писать свой портрет, сидя перед зеркалом. Ничто здесь не указывает на профессию художника нет никаких атрибутов и аксессуаров этого ремесла. Так, как выглядит здесь Тициан, мог выглядеть венецианский патриций или дож, кардинал или король.

Лицо художника, обрамленное пышной ухоженной бородой, отличается тонкими и выразительными чертами, высоким мощным лбом и спокойным, вдумчивым взглядом. Перед нами человек, полный жизненных сил, внутренней энергии, уравновешенный, решительный, умный. Кажется, что жизнь его движется, как глубокая, полноводная река – широко, плавно, ровно и спокойно от своих истоков и до дней, когда художник писал свой портрет. Тициан был скуп на слова. Его письма в большинстве случаев представляют собой просьбы, коммерческие послания, полные практических вопросов и почти не затрагивающие проблем искусства и живописи. Он не теоретизировал, он всегда работал не покладая рук, и мы можем предположить, что в молодости Тициан был деловым человеком, а уже затем стал художником.

Может быть, именно поэтому ему, как немногим среди мировых знаменитостей, удавалось так успешно вести свои дела, стать признанным художником Венецианской республики и придворным художником императора Карла V, поставить на широкую ногу свой дом в Венеции, где он принимал знаменитостей со всей Европы. Кстати, именно таким преуспевающим и уверенным в себе человеком выглядит Тициан на берлинском автопортрете.

Сохранилось свидетельство о жизни Тициана в собственном доме на Бири-Гранде на окраине Венеции, на берегу лагуны, откуда в хороший день видны вдалеке заснеженные вершины его родных Альп. В Венеции Тициан жил, словно повседневно участвуя в радостном карнавале. Гуманист Франческо Присчианезе писал: «Первого августа я был приглашен на вакхическое празднество, посвященное некоему Ферраре Агюсто – имя, которое я так и не смог себе объяснить, несмотря на то, что к нему возвращались на протяжении вечера, – в прелестный сад, принадлежащий мессеру Тициану, хорошо известному, превосходному живописцу. Большинство из наиболее известных людей города были там, такие, как Пьетро Аретино, Якопо Тати, называемый иль Сансовино, Якопо Нарди и я – четвертый в том избранном кружке. Солнце пригревало очень сильно, хотя место само по себе было тенистым, так что мы проводили время, пока столы выносили наружу, в рассмотрении картин, поражавших нас своей жизненностью, которые наполняли весь дом, и наслаждались красотой и очарованием сада расположенного на противоположном конце Венеции у морского берега. Находясь в нем, можно было видеть красивый остров Мурано и другие места. Едва только зашло солнце, как по воде заскользили бесчисленные гондолы, наполненные прекрасными женщинами. Музыка и пение звучали вокруг нас и аккомпанировали нашему веселому ужину»^[13].

Человек на автопортрете из берлинского музея мог быть великим портретистом. Для художника портретов в первую очередь нужен талант, умение создать живыми красками точный внешний образ человека на холсте. Таким несомненным талантом Тициан был наделен от природы. Но в неразрывном единстве с этим талантом превосходному портретисту важно иметь богатый собственный внутренний мир, основанный на знаниях и огромном жизненном опыте общения с людьми, чтобы в красках не только передать внешнее сходство портретируемого, но и запечатлеть на холсте особенности внутреннего духовного облика модели. Тициан, что подтверждает его автопортрет, обладая необычайной живописной одаренностью, был также проницательным человеком, которому мера его таланта предназначила стать величайшим портретистом во всем мировом искусстве.

Второй, более поздний Автопортрет (Прадо, Мадрид) Тициан написал подчеркнуто строго, в профиль, отчеканив свой образ, как на медали, монете или античной камее. Здесь он специально изобразил себя с кистью в руке, подчеркнув свое призвание живописца, так как в старости его враги стали поговаривать, что ему изменяет зрение, руки его ослабли и он уже не может удержать кисти в руках.

Здесь уместно привести свидетельство Марко Боскини в книге Богатые сокровища венецианской живописи (1674) о методе работы Тициана. – «…Тициан покрывал свои холсты красочной массой, как бы служившей ложем или фундаментом для того, что он хотел в дальнейшем выразить. Я сам видел такие энергично сделанные подмалёвки, исполненные густо насыщенной кистью в чистом красном тоне, который призван был наметить полутон, либо белилами. Той же кистью, окуная ее то в красную, то в черную, то в желтую краску, он вырабатывал рельеф освещенных частей. С этим же великим умением, при помощи всего лишь четырех мазков, вызывал он из небытия обещание прекрасной фигуры… Заложив эти драгоценные основы, он поворачивал свои картины лицом к стене и порой оставлял их в таком положении месяцами, не удостоив их даже взглядом; когда он брал их снова в работу, он разглядывал их с суровым вниманием, точно это были его злейшие враги, дабы увидеть в них какие-либо недостатки. И по мере того, как он открывал черты, не соответствовавшие его тонкому замыслу, он принимался действовать, подобно доброму хирургу, без всякой жалости удаляющему опухоли, вырезывающему мясо, вправляющему руки и ноги. Работая таким образом, он корректировал фигуры, доводя их до той высшей гармонии, которая способна была выразить красоту природы и искусства… Последние ретуши он наводил ударниками пальцев, сглаживая переходы от ярчайших бликов к полутонам и втирая один тон в другой. Иногда тем же пальцем он наносил густую тень в какой-либо угол, чтобы усилить это место, либо же лессировал красным тоном, точно каплями крови, в целях оживления живописной поверхности. Именно так доводил он до полного совершенства свои фигуры»^[14].

Кроме автопортретов Тициана, существует его портрет, написанный Паоло Веронезе. Он сделал этот портрет затейливо, с юмором и блистательно, по-карнавальному, поместив Тициана в качестве музыканта в центре огромной картины Брак в Кане, находящейся ныне в Лувре.

Тициан изображен в компании других знаменитых венецианских живописцев – Тинторетто, Якопо Бассано, играющего на флейте, и самого Паоло Веронезе, одетого в роскошное белое одеяние и музицирующего на виоле да гамба. Изобразив живописцев в облике музыкантов, Веронезе не только подчеркнул любовь к музыке, широко бытовавшую в Венеции, но, предоставив художникам определенные музыкальные инструменты, он как бы подчеркнул их значение и место в общем оркестре великолепной венецианской живописи XVI века.

Например, Якопо Бассано, прославившийся картинами из крестьянской жизни, играет на флейте. Сам Паоло Веронезе играет на виоле да гамба, которую иногда изображали в руках Аполлона. А Тициану он предоставил подобие огромного контрабаса, который вместе с величественной фигурой знаменитого живописца, сосредоточенно играющего на своем монументальном инструменте, одновременно подчеркивал и его центральное положение среди современников-живописцев, и его несколько тяжеловесное и подавляющее присутствие в кругу венецианских художников. Но Паоло Веронезе все это написал на огромной многофигурной картине, так что среди более ста персонажей луврского Брака в Кане изображения и характеристики Тициана и других художников растворяются в общем праздничном, свободном и веселом событии.

Гуманист Присчианезе, описывая ужин в доме Тициана, восхищенно писал о том, «как по воде заскользили бесчисленные гондолы, наполненные прекрасными женщинами». Невозможно представить себе Венецию без прекрасных женщин, так же, как невозможно описать творчество Тициана без портретов прекрасных женщин. Их образы составляют сердцевину, некий магический центр всего его творчества.

Художники и историки искусства иногда говорят: «тициановская женщина». И они сразу понимают друг друга, потому что в своих картинах Тициан создал собственный образ женской красоты, вдохновляясь прежде всего античными скульптурами – обнаженными богинями с округлыми формами тела, со спокойным выражением лица, с прямой греческой линией носа и пышными, рассыпающимися по плечам или собранными в пучок на затылке золотыми волосами. В Венеции женщины красили волосы именно в этот цвет. И неслучайно Тициан своих безымянных красавиц называл Венерами. Портреты и картины Тициана с образом Венеры желали получить многие заказчики, и он писал их практически всю свою долгую жизнь.

Среди его работ много знаменитых женских образов: Vanitas (Суета сует, Старая пинакотека, Мюнхен), Дама с зеркалом (Лувр, Париж), Тарквиний и Лукреция, Портрет молодой женщины (Виоланте), Молодая женщина в черном платье (все – Музей истории искусства, Вена), Флора (Галерея Уффици, Флоренция), Любовь земная и любовь небесная (Галерея Боргезе, Рим), Венера Урбанская (Галерея Уффици, Флоренция), Портрет девушки в мехах (Музей истории искусства, Вена), Портрет молодой девушки (Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург).

Остановимся на Флоре, хотя это название появилось на гравюре с картины, сделанной через столетие, и, возможно, не соответствовало замыслу художника. Но если название достаточно условно, то само произведение Тициана представляет совершенный образец его идеала женской красоты. Композиция уравновешена во всех частях: на нейтральном фоне представлена женщина с чуть повернутой в сторону склоненной головой, идеальным греческим скульптурным лицом, пышным телом, напоминающим облик греческих Афродит или Нику скульптора Пеония, у которой на одном плече туника завязана, а другое плечо и грудь обнажены, и ткань спадает ровным и прелестным водопадом многочисленных тонких складок. Так же, с одной обнаженной грудью, греки лепили фигуры амазонок. Поэтому связь портрета Тициана с образами античной скульптуры очевидна.

Одной рукой прекрасная женщина поддерживает ниспадающую одежду, и эта рука с длинными тонкими пальцами тщательно выписана художником. В другой руке она держит цветы, мягким движением протягивая их невидимому нам персонажу, на которого она направила свой взгляд. Золотые тончайшие пряди волос нежно и легко рассыпались по обнаженной шее и открытому плечу, создавая необычайное ощущение тишины и спокойствия. Трудно представить себе образ более красивый, совершенный и чувственный, чем эта удивительная женская фигура, вдохновленная античным идеалом красоты и так проникновенно написанная Тицианом.

Помимо воображаемых портретных композиций, Тициан создал много парадных женских портретов: Портрет Лауры Дианти (частное собрание, Крейцлинген-Торгау), Портрет Элеоноры Гонзага делла Ровере (Галерея Уффици, Флоренция), Портрет Изабеллы д'Эсте (Музей истории искусства, Вена), Lа Bella (Красавица, Галерея Палатина, палаццо Питти, Флоренция), Портрет девушки (Лавиния, Национальная галерея Каподимонте, Неаполь), Императрица Изабелла Португальская (Прадо, Мадрид), Дома с блюдом фруктов (Картинная галерея, Берлин), Портрет дамы в белом (Картинная галерея старых мастеров, Дрезден), Саломея с головой Иоанна Крестителя (Прадо, Мадрид).

Начнем с портрета Элеоноры Гонзага делла Ровере, парного к портрету ее мужа. Фон портрета, как и на портрете императрицы Изабеллы Португальской и некоторых других парадных портретах, состоит из двух частей: на большей, нейтральной, написана модель, чей поворот головы направлен в ту сторону, где фон прорезан окном с далеким перспективным пейзажем. Среди деталей, составляющих окружение Элеоноры Гонзага, – часто встречающаяся у Тициана фигурка собачки, символ верности, и красивые настольные часы – знак богатства, родовитости, особого утонченного вкуса.

Сама герцогиня в дорогом платье, украшенном маленькими золотыми бантиками по всему полю ткани, свободно разместилась в изящном кресле. Дорогие украшения, кольца, золотая изящная цепочка, жемчужные серьги – все говорит о ее знатности и высоком положении в обществе. Лицо Элеоноры написано чрезвычайно тщательно, и, судя по спокойному, даже несколько равнодушному взгляду, сжатому рту с тонкими губами, всему ее выразительному, но по-человечески непривлекательному облику, художник точно передал, не польстив, ее облик и характер.

Совсем по-иному Тициан написал Изабеллу д'Эсге, в шестнадцать лет ставшую женой Франческо, герцога матуанского. Она была модницей, а кроме того, способствовала процветанию искусств, заказывала работы многим известным художникам, в том числе и Тициану. Когда ей было шестьдесят, она попросила Тициана написать ее в дни молодости и послала ему портрет юной поры ее жизни работы Франческо Франча. Портрет Франча до нас не дошел, а портрет Тициана сохранился.

Перед нами молодая красавица, одетая чрезвычайно дорого. Тициан восхитительно написал мех, которым покрыта одежда, декорированная затейливым шитьем; на голове Изабеллы пышный головной убор с драгоценной пряжкой, усеянной жемчужинами, ее рыжеватые волосы тщательно причесаны и волнистой линией обрамляют чистый открытый лоб. Среди всего этого великолепия лицо и открытая шея Изабеллы д'Эсте выделяются нежным оттенком живого человеческого тела, в котором дышит и бьется настоящая жизнь.

С ощущением искрометного праздника и веселья, которые в самые радостные минуты дарит нам жизнь, воспринимаем мы картину Тициана Дама с блюдом фруктов (Картинная галерея, Берлин). Женщина прекрасна красотой своей статной юной фигуры, открытым, добрым лицом и широким жестом рук, поднявших над своей головой большое блюдо, сверх меры заполненное фруктами, так что кисти черного винограда свисают по краям. Трудно представить лучший гимн во славу женской красоты, такого же природного дара, как цветы и плоды нашей природы.

Мир женщин, созданный Тицианом, не только соблазнителен, хотя это одно из главных его свойств. Мир этот – прелестью и зрелостью форм, красотой лиц, волос, рук, тонких, с ямочками у основания, пальцев – покоряет мир мужчин, и это дает женщинам превосходство. Тициан прославил женщину в своих произведениях. А женские образы, созданные им, в свою очередь прославили его и славят Тициана вплоть до сегодняшних дней.

Глава 4. «Венера перед зеркалом»

И какая польза в Тициановой Венере и Аполлоне Бельведерском?

Александр Пушкин

О народной драме и драме «Марфа Посадница»

Все же, если бы мне предложили выбор между самой прекрасной из живых женщин и женщиной, написанной Тицианом… я выбрал бы женщину Тициана.

Ги де Мопассан, Бродячая жизнь

Увидеть картину Тициана Венера перед зеркалом (около 1555) – большое везение, удача, даже счастье для каждого, кто любит живопись. Приобретенная в 1850 году императором Николаем I для Эрмитажа у потомка венецианского патриция Кристофоро Барбариго, эта картина украшала коллекцию Эрмитажа до 1930-х годов, а затем была продана американскому миллионеру Эндрю Меллону и в настоящее время находится в коллекции Национальной галереи искусства в Вашингтоне.

Поэтому вновь увидеть этот шедевр в стенах Эрмитажа в июне 2002 года действительно казалось несомненной радостью. Картина была представлена на выставке «Николай I и Новый Эрмитаж», где вместе с ней экспонировались еще три картины Тициана, приобретенные императором у потомков семейства Барбариго: Кающаяся Мария Магдалина, Портрет Папы Павла III и Христос Вседержитель. Таким образом, организаторы выставки предоставили зрителям редкую в настоящее время возможность сравнить Венеру перед зеркалом с другими эрмитажными картинами Тициана, в особенности с Кающейся Марией Магдалиной. Ведь когда-то, во времена Николая I, они висели в одном итальянском зале Нового Эрмитажа, напротив друг друга, в одинаковых рамах, из которых сохранилась только одна – на картине Кающаяся Мария Магдалина. Кстати, в этом же итальянском зале висели и две копии с картины Венера перед зеркалом, приобретенные раньше, чем был куплен в 1850 году сам подлинник.

Прошло четыре с половиной столетия с тех пор, как Тициан написал Венеру перед зеркалом. Канули в вечность Венецианская республика и суровые дожи, правившие ею. Венеция, «владычица морей», центр экономики и торговли, превратилась в музей, где толпы туристов со всего света любуются ее неповторимой красотой. Сколько событий свершилось в мире, сколько произведений искусства погубили пожары (в том числе и некоторые картины Тициана), сколько прошло войн, сколько завоевателей и победителей этих завоевателей прошло по страницам истории даже в одной только Италии, но, к счастью. время оказалось бессильным перед великим шедевром художника.

Венера перед зеркалом, сохраненная сотнями заботливых и преданных ей людей, предстает перед зрителями во всем блеске зрелой и свежей красоты, сияя красками, не увядшими и не поблекшими на протяжении долгих и трудных столетий. Как это удивительно уже само по себе!

За двумя стеклами, хранящими ее от пыли, влаги, ветра, прикосновений, покушений воров и «геростратов» современности, изуродовавших, находящуюся в Эрмитаже Данаю Рембрандта, Венера перед зеркалом радует каждого зрителя, обратившегося к ней с открытыми глазами, сердцем и умом. Не постарев за прошедшие столетия, она свободно и спокойно, не восхищаясь и не огорчаясь, взирает на свое отображение в зеркале, которое держит перед ней Амур. Восхищаемся мы, вглядываясь в облик богини любви и понимаем, почему с этой картины было сделано так много копий, сначала в мастерской самого Тициана, а затем, в разные века, другими художниками. Одни только копировали шедевр, другие, столь же знаменитые и прославленные, создавали собственные шедевры, в основе которых было то чарующее впечатление, те композиционные приемы, которые как первооткрыватель предоставил им Тициан. Среди великих последователей мастера мы можем назвать такие имена, как Веронезе, Рубенс, Веласкес. И нам, простым восхищенным зрителям, еще приятнее осознавать себя хоть чуть-чуть приобщенными к возвышенному художественному Олимпу.

Венера перед зеркалом поражает сохранностью красочного слоя. Как же тщательно выбирал краски для своей палитры Тициан, что они и через сотни лет выглядят не потерявшими своей цветовой силы, насыщенности, тонкой и точной передачи видимого мира. Тициан работал вдохновенно, безошибочно передавая красочность окружающего мира. Ему это было под силу и в молодости, и в зрелости, и, что особенно удивительно, в старости. Ведь Венера перед зеркалом – даже если отложить в сторону споры о дате рождения Тициана – была создана художником, когда ему, по разным подсчетам, уже перевалило за шестьдесят лет. А цветовое восприятие мира, верность глаза, крепость и уверенность руки, техническое мастерство, композиционная фантазия находились на вершине творческой зрелости.

Венеру перед зеркалом надо видеть воочию, потому что никакие, даже самые превосходные репродукции не дают верного представления о ее колористических достоинствах. Вся картина создана виртуозной кистью, но ослепительная белизна тела богини поражает зрителей тем, что они не видят на холсте белил – все написано удивительными сочетаниями красочных мазков, где для придания формам необходимого объема, а линиям совершенства Тициан употребляет даже темно-синие, синие и зеленые тона. Но они положены и слиты с другими, рядом лежащими красками так, что вы не замечаете этих оттенков, а ощущаете полнокровный объем пышной белоснежной фигуры, подобный телам античных мраморных богинь. И если сравнить цвет тела Венеры с цветом тела Марии Магдалины, то становится заметна разница между белизной тела богини и смуглой кожей Магдалины, которую так верно почувствовал и написал Тициан.

Художник высоко ценил эти свои картины, о чем можно судить по тому, что они до конца его дней не были проданы, а хранились в его доме и служили образцами для многочисленных копий, сделанных как им самим, так и в мастерской, возможно, при его участии. Если продолжить сопоставление двух полотен, то интересно обратиться к лицам: Тициан остро чувствовал разницу между лицом раскаявшейся грешницы и обликом богини красоты, хотя сопоставление христианки, преданной Иисусу, и языческой богини может показаться не совсем правомерным. Однако Тициана не смущали эти обстоятельства, и он решительно и смело, не побоявшись грозной инквизиции, подчеркнул крупные, несколько грубоватые черты Марии Магдалины, ее низкий лоб, большой нос и раскрытый рот и тщательно прописал утонченное лицо Венеры обрамленное нитями жемчуга в золотистых волосах. И нас в данном случае не смущает, что, вероятно, Тициан писал богиню с какой-нибудь венецианской куртизанки. Он создавал хотя и портретный, но обобщенный художественный образ, соответствующий его представлению об идеальной женской красоте.

Продолжая сравнение двух знаменитых полотен, отметим густой темно-рыжий цвет распущенных волос Марии Магдалины и сверкающие, собранные в изысканную прическу волосы Венеры. Правда, Тициан почти одинаково по формам написал руки Марии Магдалины и Венеры, их тонкие длинные пальцы, раскрытые во всем изяществе и красоте на груди этих женщин, и придерживающие в одном случае полосатую ткань а в другом – пушистый мех. Эти детали, так похоже написанные Тицианом на разных картинах, говорят об устойчивости определенных черт женского идеала красоты у художника.

Венера перед зеркалом – во многих отношениях символическая картина. Это одно из лучших произведений Тициана. И вместе с тем она является одной из вершин ренессансного искусства, шедевр не только венецианской живописи – а именно там и нигде в другом месте Италии, включая Флоренцию и Рим, только и могла быть создана эта картина, – но и всего мирового искусства. Вслед за ней, вдохновленные ею были созданы близкие по сюжету шедевры Рубенса, Веласкеса, Рембрандта, Пуссена, Делакруа, Шассерио, Эдуара Мане, Ренуара.

Сюжет Венеры перед зеркалом современному зрителю может показаться банальным и неинтересным. Но для XVI века он был открытием, подлинной революцией в искусстве. Тогда художники сами были зеркалами, отражавшими в своих портретах модели, в первую очередь высокопоставленных особ. Тициан же на своей картине поставил зеркало, которое поддерживает Амур, очаровательный и озорной сын Венеры, перед богиней, причем зрители видят отражение ее пристального взгляда.

Венера величественно и спокойно, не любуясь и не прихорашиваясь, не подчеркивая каким-либо жестом свою красоту, обернулась к зеркалу, созерцая свою безупречную с точки зрения венецианца XVI века внешность.

Не будем описывать богиню любви, изображенную Тицианом. Любая репродукция даст зрителю представление об идеале женской красоты, утвержденном в изобразительном искусстве благодаря живописи Тициана. Не только красавицы Венеции, которых видел художник в прославленном богатством, празднествами и развлечениями городе у своих друзей, в первую очередь Пьетро Аретино, нашли отражение в этом образе.

Тициан, создавая мифологические портреты по заказам императора, королей и герцогов, чутко уловил тип женской красоты, который целиком и полностью удовлетворял вкусам порой очень требовательных и пристрастных заказчиков. Таким образом, идеал женской красоты, представленный в Венере перед зеркалом да и в других картинах Тициана, был отражением идеала женской красоты, существовавшего в его время.

Тициан первым в портретной живописи открыл почувствовал и изобразил особую прелесть, изящество и чувственность соприкосновения нежной женской кожи с тончайшим блестящим натуральным мехом, будь то оторочка или шапка, оттеняющая прекрасное женское лицо, или роскошная меховая накидка, окутывающая пышное тело златокудрой женщины.

После Тициана этот прием, как нельзя более подчеркивающий женскую красоту, многократно на протяжении веков использовался самыми выдающимися живописцами, начиная с Шубки Петера Пауля Рубенса и кончая, например, Огюстом Ренуаром, обожавшим писать атласную женскую кожу. Именно Тициан таким приемом впервые прославил, а точнее, обожествил женскую красоту не только в облике Венеры, но и на многочисленных женских портретах, изображениях реальных или воображаемых лиц и фигур.

Венера перед зеркалом, копию которой, созданную Рубенсом в 1600–1612 годах, можно сегодня увидеть в музее Тиссен-Борнемиса в Мадриде, вдохновила его на создание собственного шедевра – Венеры перед зеркалом (Туалет Венеры, 1613–1615), хранящейся ныне в собрании князя Лихтенштейнского в Вадуце.

Так плодотворно от одного источника – живописного дара Тициана – в разные страны и к разным художникам тянутся живительные нити творчества.

Полотно Рубенса, сохранившее даже название тициановской картины, по-иному представляет найденный и превосходно решенный Тицианом сюжет. Венера Тициана представлена анфас в самом центре картины, ее голова повернута к зеркалу. Рубенс развернул Венеру обнаженной спиной к зрителю, а ее лицо полностью отражается в зеркале. Ослепительную красоту обнаженной Венеры подчеркивает облик чернокожей служанки; этот цветовой контраст усиливает блеск золота ее волос, силу и здоровую мощь обнаженного тела.

Тициан в Венере перед зеркалом не использует цветовые или композиционные контрасты. Его Венера не нуждается в окружении для придания еще большего сияния ее красоте. Она – сама красота. Ее внутренняя безмятежность и сознание божественной власти проявляются в сдержанном и оттого еще более величественном золотом сиянии красок И только внимательный выразительный взгляд, отраженный в зеркале и каким-то чудом придуманный и запечатленный Тицианом, придает картине напряженное, почти драматическое звучание.

Этот взгляд отчасти меняет представление о безмятежном облике Венеры. Мы ощущаем в ее взоре, запечатленном в зеркале и отражающем другую, невидимую зрителю часть лица, и горячую силу желаний, и остроту, и боль, и страдания, которые приносит с собой подлинная любовь. В нем не только счастье, но и ответственность, слезы, кровь, даже скорбь и жестокость, которые может нести людям любовь.

Рядом с Венерой, оттеняя ее величие, художник написал энергичных путти. Многие зрители помнят двух чудесных задумчивых ангелочков, которые расположились в нижней части Сикстинской Мадонны Рафаэля. Пухленькие младенцы подняли головки и устремили глаза на небо, где в облаках, почти невесомо, шествует Мадонна с младенцем Иисусом Христом.

У Тициана амуры – крепкие, мускулистые ребятишки, с напряжением и ответственностью занятые своим делом. Один держит зеркало перед ликом Венеры, другой стремится возложить на ее прическу лавровый венок. Они существенно оживляют композицию своей активностью, а их смуглые тельца оттеняют роскошную белизну тела богини.

Венера перед зеркалом, как это часто бывает с выдающимися произведениями искусства, побудила других замечательных живописцев на создание созвучных ей произведений. Именно «созвучных», так как подлинные мастера, испытав мощный побудительный импульс, создают не повторение увиденного, а нечто совершенно оригинальное, ощутив плодотворный толчок для своей фантазии и своего мастерства. В данном случае так было не только с Рубенсом.

Великий испанский художник Веласкес, зная находящиеся в испанских королевских собраниях картины Тициана и Рубенса, создал свою Венеру с зеркалом в ином композиционном и колористическом решении. Так, сюжет Тициана, почти буквально повторенный в двух картинах Веронезе, по-иному раскрытый Рубенсом, обрел совершенно самостоятельное воплощение в шедевре Веласкеса, находящемся в лондонской Национальной галерее.

Александр Бенуа, до революции описывая картинную галерею Эрмитажа, назвал Венеру перед зеркалом «наиболее драгоценным перлом Эрмитажа». Далее он писал: «Эту Венеру можно назвать апофеозом венецианской женщины. Идеала греческой богини здесь нечего искать, но Тициан и не задавался такой целью. Ему важно было выразить личное поклонение перед роскошью тела, перед его белизной, теплотой, нежностью, перед всей этой цветущей прелестью, обещающей радость любви и бесконечные поколения человеческих существований, нескончаемость земной жизни»^[15].

Венера перед зеркалом была приобретена императором Николаем I для России, в частности для Эрмитажа, в 1850 году. Но, к глубочайшему сожалению, в начале тридцатых годов прошлого века эта картина была продана в Америку вместе с целым рядом других бесценных шедевров – Мадонной Альбой и Святым Георгием и драконом Рафаэля, Портретом Изабеллы Брант Рубенса, Портретом Папы Иннокентия X Веласкеса.

Сейчас об этой прискорбной для чести России сделке очень много написано. Здесь только хочется вспомнить, как прославлены в мировой истории оказались жители древнегреческого острова Книд, которые даже в обмен на обещание лидийского царя Никомеда простить им все долги не согласились отдать ему скульптуру Афродиты, созданную в IV веке до н. э. Праксителем. И прославленная Афродита (Венера) Книдская, как ее называют во всех учебниках по истории искусства, сохранила в своем названии, а также в исторической памяти человечества этот, может быть не очень заметный, подвиг жителей острова.

Будем надеяться, что такие культурные потери, как добровольная продажа Венеры перед зеркалом Тициана, состоявшаяся в XX веке, больше уже никогда не повторятся у нас в России.

Глава 5. Тициан и Шекспир

Внутреннее родство Тициана и Шекспира не случайно. Они оба – создания эпохи Ренессанса…

Бернард Беренсон. Живописцы итальянского Возрождения

Крупнейший историк итальянской живописи Бернард Беренсон, проживший долгую девяносточетырехлетнюю жизнь, не любил читать лекции в аудиториях. В молодости, исколесив на велосипеде вдоль и поперек все мало-мальски известные своими собраниями изобразительного искусства города Италии, он составил индексы-списки (свыше 12 000 названий) итальянских картин и итальянских художников эпохи Возрождения.

К концу жизни на своей вилле «И Тати» неподалеку от Флоренции, которую он завещал Гарвардскому университету, Беренсон организовал международный центр, где принимал студентов и историков искусств со всего мира и вел с ними беседы об искусстве, отдав в безвозмездное пользование свою библиотеку, фототеку и собрание картин и скульптур старых итальянских мастеров.

В своей самой известной книге Живописцы итальянского Возрождения он писал: «Живописная манера старого Тициана близка даже к приемам некоторых лучших французских мастеров конца XIX века. Это придает художнику еще большую привлекательность, особенно когда он сочетает ее с мастерской передачей объемной формы, что так ясно выступает, например, в Аллегории мудрости, находящейся в библиотеке Сан Марко в Венеции, или в Пастухе и нимфе венского музея. Различие между старым Тицианом, создателем этих картин, и молодым творцом Вознесения Марии и Вакха и Ариадны такое же, как между Шекспиром, из-под пера которого вылился Сон в летнюю ночь, и Шекспиром времени Бури. Внутреннее родство Тициана и Шекспира не случайно. Они оба – создания эпохи Ренессанса, оба прошли сложный творческий путь, и каждый из них наиболее полно и ярко выразил свою эпоху»^[16].

В биографии Шекспира достаточно загадок, как и в биографии Тициана. Многие исследователи творчества драматурга сомневались, что житель маленького английского городка Стратфорд-на-Эйвоне мог обладать такими огромными знаниями, которые проявились в драматургии великого английского писателя. Поэтому в разные годы авторство пьес, созданных Шекспиром, приписывалось философу Фрэнсису Бэкону, драматургу Кристоферу Марло, графу Оксфордскому, графу Ретлендскому. А совсем недавно американская писательница Робин Уильямс выдвинула предположение, что автором знаменитых пьес была женщина – графиня Пембрук.

У Тициана неизвестна точная дата рождения, хотя известно место – городок Пьеве ди Кадоре в предгорьях Альп. Целый ряд знаменитых картин на протяжении нескольких столетий вплоть до сегодняшних дней приписывается или ему самому, или Джорджоне, или Себастьяну дель Пьомбо, или Пальме Старшему, или другим венецианским художникам.

В своих пьесах Шекспир почти ничего не говорит об изобразительном искусстве, картинах и художниках. Если встречаешь у его персонажей подобные речи, то это большая редкость. Например, в интродукции комедии Укрощение строптивой можно прочесть такие строки:

Берите же его. Сыграем шутку!

Несите в лучшую из комнат в доме.

Развесьте сладострастные картины…

…

Картины любишь? Их мы принесем.

Изображен Адонис у ручья

И Цитерея, скрытая в осоке.

Колеблемой ее дыханьем легким.

Как нежным дуновеньем ветерка.

Тебе покажем мы, как деву Ио

Сумел Юпитер захватить врасплох.

Все точно нарисовано, как было.

Иль Дафну, что бредет в тенистой чаще,

Изранив ноги нежные до крови;

В слезах глядит на это Аполлон.

И кажется, что все воочью видишь.

Так верно переданы кровь и слезы^[17].

Иллюстрациями к этим стихам могут быть знаменитые «мифологические поэзии» Тициана, созданные для испанского короля Филиппа И: Венера и Адонис, Похищение Европы, Диана и Актеон.

Действие многих пьес Шекспира происходит в Италии, среди итальянцев, а жили Тициан и Шекспир приблизительно в одно и то же время, хотя Тициан был старше Шекспира. Модели портретов Тициана вполне могли быть внешне подобны героям комедий и трагедий Шекспира Два веронца. Укрощение строптивой, Отелло, Ромео и Джульетта, Венецианский купец и многих других.

Шекспир в своих пьесах создал характеры, олицетворяющие многие человеческие страсти и темпераменты: безутешного, сошедшего с ума короля Лира, влюбленных Ромео и Джульетту, кровожадного венецианского купца Шейлока, ревнивого Отелло, строптивую Катарину и находчивого Петруччио, смелую, умную и великодушную Порцию, сомневающегося Гамлета, которого некоторые историки искусства представляют образом Ипполито Риминальди на портрете художника.

Тициан, творивший среди людей, которые могли быть теми, кто живет и действует в пьесах Шекспира, изобразил их красками: император Карл V и испанский король Филипп II, король Франции Франциск I, курфюрст Фридрих Саксонский, Папа Павел III со своими племянниками, кардинал Алессандро Фарнезе, одиннадцатилетний Рануччо Фарнезе, будущий герцог Пармы и Пьяченцы, семейство Вендрамин, Альфонсо д'Авалос перед солдатами, Франческо Мария делла Ровере и Элеонора Гонзага делла Ровере, старуха с корзиной яиц перед иерусалимским храмом, мальчик из семейства Пезаро, Виоланте, юноша с перчаткой.

У Шекспира в пьесах представлено множество действующих лиц, а Тициан написал огромную портретную галерею. Шекспир заставлял действовать своих героев под влиянием сильнейших чувств, среди которых есть главнейшая страсть, дающая жизнь всему живому на земле, – любовь.

Тициан также был верен этому чувству и в своей жизни, и в своем искусстве, а его заказчики и друзья, в особенности Пьетро Аретино, требовали от него, вдохновляли его на произведения, которые передавали бы любовные сюжеты или должны были возбуждать чувство любви у зрителей его картин.

Одним из первых заказчиков таких работ был феррарский герцог Альфонсо I д'Эсте, для которого Тициан написал Вакханалию на острове Андрос, Празднество Венеры, Вакха и Ариадну. До самой смерти Тициан писал богиню любви Венеру, различные мифологические сюжеты вплоть до поздней идиллии Пастух и нимфа.

В комедии Сон в летнюю ночь волшебный сок цветка «Любовь в праздности», который пускал в глаза влюбленным маленький эльф Пэк, перепутал действия многих героев, собравшихся в ночном лесу близ Афин. В конце концов Оберон, царь фей и эльфов, и его супруга Титания, воскликнули:

Титания: Эй, музыку, чтоб сон наколдовать!

Оберон: Летите, звуки! Мы ж с тобой вдвоем

Своею пляской землю всколыхнем.

Отныне мы с тобою в дружбе, фея,

И завтра в полночь во дворце Тезея

Торжественную пляску поведем.

Благословим союз его и дом.

Влюбленных этих тут же, вместе с ним.

Мы в радостный союз соединим…

…

Дай же руку! Улетим

Молча с сумраком ночным

И мгновенно опояшем

Шар земной в полете нашем^[18].

Великая, всепоглощающая любовь соседствует в произведениях Шекспира с низкой. Трагедия Ромео и Джульетты представляется еще горше и величественнее. когда прочтешь о любовных похождениях сэра Джона Фальстафа, написавшего два одинаковых любовных письма двум замужним женщинам, которых клятвенно уверял в своей любви, чтобы вытянуть у них деньги для пьянства и обжорства.

Фальстаф пишет: «Не спрашивайте, почему я люблю вас. Ибо, хотя любовь и прибегает к разуму, как к врачу, она не внемлет его советам. Вы не молоды, не молод и я. Вот и основание для взаимности. Вы веселы, весел и я. Ха-ха! Вот другое основание для взаимности. Вы любите херес, и я люблю херес. Что же может связать двух людей теснее? Знай же, миссис Пейдж, и поверь слову солдата, я люблю тебя!»^[19].

Ближайший друг Тициана, писатель Пьетро Аретино, обладая живым и превосходным литературным дарованием, а также обширными знакомствами, очень помогал Тициану. В 1545 году художник написал портрет друга, не погрешив против того, что он видел: огромный, с большой бородой и плешивой головой, с массивной золотой цепью на груди, Пьетро Аретино предстает перед нами не только как умный человек, но и как решительный полемист, памфлетист и пасквилянт, за деньги и подарки способный и унизить, и возвысить адресатов своих писем и статей, любивший хороший стол, дорогую выпивку, красивых женщин. Так же, как Пьетро Аретино на портрете Тициана, мог бы выглядеть и сэр Джон Фальстаф, созданный Шекспиром.

Но все же главным у Шекспира и Тициана является праздничное чувство любви, ликующая музыка любви. Шекспир описал это чувство, а Тициан представлял его в образе Венеры и в других образах.

Венеция всегда, а в годы Тициана в особенности, была полна любовью и музыкой. Друг Тициана Джорджоне был превосходным музыкантом. Веронезе, изображая художников на картине Брак в Кане, каждому из них дал в руки музыкальный инструмент. На одной из самых знаменитых картин Лувра – Сельский концерт, – которую приписывали сначала Джорджоне, а затем Тициану, изображена сцена с героями, играющими на лютне и флейте среди идиллической природы, располагающей к неге и любви.

Орсино, герцог Иллирийский, восклицает в комедии Двенадцатая ночь:

Если музыка – пища для любви.

Играйте щедро, без оглядки, всласть,

Желанье напоить, пресытить.

Чтобы, изнежившись, угомонилось.

Давайте снова тот мотив, со спадом.

Он входит в слух, как веет южный ветер,

Что пролетел над берегом фиалок,

Украв и принеся их аромат^[20].

Музыка любви во многих картинах и портретах Тициана звучит сильно и убедительно, если сравнить их с произведениями других живописцев, его современников и последователей. Может быть, именно за эти картины его называли королем живописцев. Но его жизнь была отлична от жизни настоящих королей и счастливее, чем у многих из них.

Шекспировский король Лир, после восьмидесяти лет поделивший свои владения между двумя дочерьми и оставивший третью без причитавшейся ей доли, умер, пережив смерть всех трех дочерей и потеряв рассудок.

Тициан имел двух сыновей и дочь. Он любил их и не женился после смерти жены, матери своих детей. Его дочь, Лавиния, вышла замуж и уехала от него; младший сын Орацио был всегда с ним в его доме и мастерской, помогал ему и умер от чумы в 1576 году, в год смерти самого Тициана. Старший сын Помпонио, о котором он заботился и хлопотал о его церковной карьере перед самим Папой, после смерти художника продал его дом, мастерскую и картины.

Судьба Тициана, дожившего до глубокой старости, была значительно счастливее, чем судьба короля Лира; в собственном доме и мастерской художник не расставался до конца своих дней с палитрой и кистями.

Глава 6. Великие венецианцы

Более чем кто-либо из равных ему Тициан пользовался исключительным здоровьем и удачами, от неба он не получал ничего, кроме счастья и благополучия.

Джорджо Вазари

Ослепительная вершина европейской живописи середины XVI века определена именами Тициана, Тинторетто и Веронезе. Они были разными художниками, порой соперничавшими друг с другом, но все они своими творениями подтверждали ту истину, что в искусстве нет иерархии, а есть талант и мощная индивидуальность. Поэтому стоит пытаться понять, в чем отличие этих художников друг от друга, а не возвышать одного перед другим на воображаемой иерархической лестнице, называя кого-то просто талантом, а другого – титаном или гением.

Зная труды по истории венецианской живописи, мы привыкли считать Тициана первым среди великих художников этого прославленного города. Но когда приезжаешь в Венецию и посещаешь ее достопримечательности, начиная со знаменитого Дворца дожей, то видишь в первую очередь работы Тинторетто и Веронезе, а Тициан представлен значительно скромнее. Становится понятным, почему известный русский искусствовед Павел Муратов в книге Образы Италии особое, если не первое место отводит Тинторетто, а о Тициане говорит мало и как бы вскользь. Лучшее, что создал Тинторетто, находится в Венеции, а картины Тициана рассредоточены по многим музеям и галереям мира.

Среди русских художников и критиков наибольшими симпатиями пользовались Веронезе и Тинторетто, а не Тициан. Достаточно вспомнить восторженные слова Василия Сурикова в письме к Павлу Чистякову в декабре 1883 года о Поклонении волхвов Веронезе или главу о Тинторетто в книге Муратова Образы Италии.

В середине XVI века Тициану было около восьмидесяти лет, он работал по заказам испанского двора и итальянской знати. Крупных заказов в Венеции у него было мало. Его слава, затухая в городе, широко распространялась по Европе.

В это же время Тинторетто и Веронезе находились в полном расцвете творческих сил, имели огромное количество заказов в самой Венеции, начиная с росписей во Дворце дожей, а также в самых различных церквах и братствах венецианских торговцев и ремесленников. Их работы составляют славу венецианской монументальной живописи, и, начиная с этого времени, все, что они создали в Венеции, восхищало и восхищает зрителей, причем самых утонченных, вплоть до сегодняшних дней.

Тициан (1473/1476–1576) был значительно старше Тинторетто и Веронезе. Он был уже официальным художником Венецианской республики (с 1516), когда только появились на свет Тинторетто (в 1518) и Веронезе (в 1528). Тициан уже давно был возведен в графское достоинство императором Карлом V, когда Тинторетто и Веронезе только начинали свой творческий путь.

Тициан стоял у истоков великой венецианской живописи XVI века. Он продолжил и развернул поиски своих учителей, братьев Беллини, полновластно определявших венецианскую живопись XV века.

Композиция Ассунта (Вознесение Девы Марии) открыла путь для будущих, поразительных по масштабным композиционным приемам монументальных работ Тинторетто и Веронезе. Тициан был первым, а они, уже в ту пору, когда Тициан в основном занимался станковой живописью, подняли своими созданиями во Дворце дожей, церквах и скуолах Венеции монументальную живопись до высочайшего и до сих пор непревзойденного уровня.

Тициан красками старался передать на холсте то, что он видел. Обладая дарованием делать это так, как будто сама природа изображала самое себя на картине, Тициан был неподражаем для других художников. Поэтому в портретах, особенно когда модель позировала ему, он достиг самых выдающихся результатов. Обладая огромным композиционным и колористическим дарованием, Тициан подчинял свой талант гармонии изображения видимого мира и его внутренней сущности. Он явился величайшим мастером реалистической живописи.

Тинторетто и Веронезе, не имея способности соперничать с самой природой, уступали дарованию Тициана, особенно в портретах. Но они превзошли Тициана в других отношениях. Тинторетто в Венеции создал поразительные по своей фантазии композиции, особенно в Скуола гранде ди Сан Рокко и во Дворце дожей.

Композиция Христос перед Пилатом в Скуола гранде ди Сан Рокко создана Тинторетто так, что все фигуры, включая самого Пилата, словно отступают в тень перед фигурой Христа в белом одеянии – высокого, статного, чуть согбенного в печали перед своей, ведомой только ему участью. Среди величественной архитектуры Тинторетто разместил массу людей, но все они обращены к Христу, которого художник композиционными приемами и тонким колористическим решением возвысил над другими, но не как воина-победителя, а как духовный светоч всего человечества. Такого слияния живописного мастерства и выражения глубокой сакральной сущности евангельского сюжета, какого достиг Тинторетто, редко можно встретить у Тициана или Веронезе. Правда, Веронезе так тонко чувствовал цвет, так восхищался оттенками и сочетаниями цветовых пятен, особенно светло-зеленых и золотистых, оливковых и небесно-голубых, светло-коричневых и бледно-горчичных, нежно-серых и серебристых, что его цветовые гармонии вызывают подлинный восторг.

Веронезе с его необычайно тонким чувством цвета и необыкновенным талантом живописца-декоратора в этом направлении также превзошел Тициана.

Тинторетто (1518–1594), в отличие от Тициана и Веронезе, был коренным венецианцем. Он родился в семье красителя шелка, откуда и произошло его прозвище: Тинторетто – «маленький красильщик», вытеснившее подлинное имя Якопо Робусти.

Существует легенда, что Тинторетто поступил учиться в мастерскую Тициана и вскоре вместе с другими учениками представил свои работы мастеру. Увидев их, Тициан исключил его из мастерской, словно почувствовав в Тинторетто соперника в искусстве живописи. Сейчас трудно утверждать, было ли это на самом деле.

Во всяком случае, Тинторетто, работая всю жизнь самозабвенно и подчас совершенно бескорыстно, только за оплату материалов, кистей и красок, создал огромное количество картин, портретов и многофигурных композиций. Среди них композиция Рай в Большом зале Дворца дожей, потрясающая своими размерами – 7 x 22 метра (может быть, самая большая картина во всей мировой живописи), грандиозностью замысла и исполнения. Венеция располагает огромным количеством творений Тинторетто.

Рассматривая творчество Тициана и Тинторетто, отечественные историки искусства иногда несколько прямолинейно сопоставляют экономический и политический закат Венецианской республики с драматическими образами позднего творчества Тициана и Тинторетто. В таких сопоставлениях больше чувствуется желание некоторых искусствоведов подчеркнуть общественную и социальную сущность искусства, а не общечеловеческие и индивидуальные черты творчества художников. Тициан в середине и в третьей четверти XVI века был очень стар, и это во многом определило и его философию, и художественное исполнение его поздних работ, а отнюдь не возрастающие трудности экономической жизни самой Венеции.

Ведь в те же самые годы, когда Тициан, а отчасти и Тинторетто создавали драматические произведения, Паоло Веронезе писал радостные, праздничные, полные любви к жизни гигантские композиции. В 1585 году он исполнил огромную картину для Дворца дожей Триумф Венеции, которая своей овальной формой и торжественным мажорным звучанием предвосхищала искусство барокко и прославляла любимый город – Венецию.

Этот радостный гимн был создан Веронезе почти через десять лет после смерти Тициана. Поэтому и Веронезе, и Тинторетто, и другие венецианские художники жили в одной и той же Венеции второй половины XVI века, но в их искусстве ощущение современного им города, его атмосферы, передавалось различно. И это вполне естественно, объяснимо и понятно.

Паоло Кальяри (1528–1588), прозванный Веронезе по имени его родного города Вероны, был художником редчайшего колористического дара и необычайной изобретательности в сочинении многофигурных композиций. Живой, вдохновенный, остроумный – таким предстает Веронезе на автопортретах. А на огромной картине Брак в Кане (1563), хранящейся в Лувре, он почти рядом с Иисусом Христом изобразил себя, Тициана и Тинторетто в образах музыкантов. На этой картине представлены почти сто тридцать фигур.

Еще более грандиозным выглядит Пир в доме Левин (1573; 5,5 x 12,5 м; Галерея Академии, Венеция). Решение композиции и обрисовка фигур на этой картине, первоначально называвшейся Тайная вечеря, привела Веронезе в суд инквизиции, где ему пришлось отвечать за свою работу.

Вопросы, которые в суде инквизиции задавали Веронезе, так похожи на многовековую практику суждения властей об изобразительном искусстве, что и сегодня, как и пятьсот лет назад, в 1573 году, все звучит так, словно суд проходит в наши дни.

Вот некоторые ответы Веронезе на вопросы судей-инквизиторов:

«Вопрос: В “вечере”, сделанной вами для монастыря Санти Джованни э Паоло, что обозначает фигура того, у кого кровь идет из носа?

Ответ: Это – слуга, у которого случайно пошла носом кровь.

Вопрос: Что обозначают эти люди, вооруженные и одетые, как немцы, с алебардою в руке?

Ответ: …Мы, живописцы, пользуемся теми же вольностями, какими пользуются поэты и сумасшедшие, и я изобразил этих людей с алебардами – как один из них пьет, а другой ест у нижних ступеней лестницы, чтобы оправдать их присутствие в качестве слуг, так как мне казалось подобающим и возможным, что хозяин богатого и великолепного, как мне говорили, дома должен был бы иметь подобных слуг.

Вопрос: А для чего изобразили вы на этой картине того, кто одет, как шут, с попугаем на кулаке?

Ответ. Он там в виде украшения, как принято это делать… Я думаю, что там были только Христос и его апостолы, но поскольку у меня на картине остается некоторое пространство, я украшаю его вымышленными фигурами.

Вопрос: Кто-нибудь вам заказывал писать немцев, шутов и другие подобные фигуры на этой картине?

Ответ: Нет, но мне было заказано украсить ее так, как я сочту подходящим; а она велика и может вместить много фигур.

Вопрос: …Так вам казалось подходящим изображать в такой вечере Господа нашего, шутов, пьяниц, вооруженных немцев, карликов и подобные непристойности?

Ответ: Нет, конечно»^[21].

После других вопросов судей и ответов Веронезе судьи провозгласили, что художник должен исправить свою картину за три месяца и за свой счет, а если не исправит, то будет подвергнут наказанию, налагаемому священным трибуналом. Правда, поскольку суд инквизиции проходил в Венеции, а не в стране под испанским владычеством, где людей жгли на кострах, то дело ограничилось тем, что Веронезе изменил название своей картины: Тайная вечеря стала называться Пирам в доме Левия.

Сравнение трех великих венецианских художников XVI века показывает нам, как условно в искусстве деление на первых, вторых и так далее. Все трое достигли поразительных и неповторимых достижений в живописи, и каждый по-своему раскрыл природу и особенности своего дарования.

Тициан родился раньше и своим алтарным образом Ассунта открыл пути дальнейшего развития живописи и для Тинторетто, и для Веронезе, и для многих других итальянских художников.

Глава 7. Сколько лет жил Тициан?

Кого по-настоящему такой вопрос интересует и для чего это нужно знать? Известно, что Тициан выделялся редкой работоспособностью на протяжении всей жизни, до самого конца ее, по разным версиям, окончившейся в восемьдесят шесть, девяносто три, девяносто шесть, девяносто девять или в сто три года. А это уже случай совершенно выдающийся и поразительный, способный захватить воображение и пробудить любознательность не только наших современников, но и потомков.

Несмотря на то что Тициан Вечеллио является одним из самых известных художников в мире, его жизнь и творчество полны загадок, разрешить которые уже несколько столетий пытаются писатели, ученые и искусствоведы многих стран мира.

Неясно, когда Тициан начал свой творческий путь: в юном возрасте или уже достаточно зрелым мужчиной, ранее пробовавшим свои силы в торговле и коммерческих делах. Существует единственная достоверная запись: Тициан скончался 27 августа 1576 года «в возрасте ста трех лет». Никто не сомневается, что Тициан умер в преклонном возрасте, весь вопрос, в каком именно.

Донато Баттилотти, современный автор популярной монографии о Тициане, восклицает по этому поводу: «Запись о смерти 1576 года гласит, что художник скончался в возрасте “ста трех лет”, таким образом, годом его рождения должен быть 1473-й – невозможная цифра, добавляющая к мифу о художнике еще и потрясающее долголетие, мифу, который стремился поддержать и сам Тициан, когда в датированном 1571 годом письме к Филиппу II, рассуждая об оплате за свои произведения, прямо называет себя девяностопятилетним»^[22].

То, что Тициан в письме испанскому королю Филиппу II назвал себя девяностопятилетним, иногда считают вынужденным преувеличением, на которое художник пошел, чтобы добиться от короля ускорения выплаты денег за выполненные им работы. Правда, надо все же иметь в виду, что даже очень старый художник серьезно подумает, прежде чем решиться сообщать всесильному испанскому монарху недостоверные сведения о себе.

Таким образом, запись в регистре умерших и личное письмо Тициана говорят нам о дате его рождения между 1473 и 1476 годами.

Теперь обратимся к Джорджо Вазари, который лично знал и встречался с Тицианом в Риме и Венеции.

Рассказ о Тициане, появившийся, кстати, только во втором издании, в отличие от многих других жизнеописаний называется Описание творений Тициана из Кадора, живописца. Название подчеркивает, что это не «жизнеописание», а только «описание творений» художника. Причем Вазари пишет: «Так как произведений Тициана – бесчисленное множество, в особенности портретов, то почти немыслимо упомянуть все. Поэтому я буду называть лишь наиболее выдающиеся, не придерживаясь, однако, порядка их возникновения, ибо не так уж важно знать, что было раньше и что позже»^[23].

Из этих слов следует, что Вазари не придавал особенного значения достоверности приводимых в его рассказе о Тициане дат.

Такой подход, возможно, сказался и в том, что Вазари, называя год рождения Тициана – 1480, – затем, в дальнейшем рассказе, упоминает, правда с оговоркой, что в то время, как он писал о Тициане свои строки, художнику было «приблизительно семьдесят пять лет». Поскольку эту цифру Вазари называет «приблизительно», остановимся на дате рождения художника -1480 год, твердо названной Вазари.

В 2002 году вышел в свет русский перевод монографии и полного каталога работ Тициана Филиппо Педрокко, в которой автор «наиболее приемлемой», как он пишет, датой рождения художника считает срок между 1488 и 1490 годами. В настоящее время в большинстве монографий о художнике приводится, часто с различными оговорками, именно эта дата его рождения: 1488–1490.

Интересно осмыслить столь различные свидетельства о дате рождения художника. С одной стороны, многим просто не верится, что художнику, находящемуся в твердом уме и памяти и способному держать кисть в руке, может быть около ста лет. Кажется, что если он жил так долго, то и начал работать самостоятельно и получил известность очень поздно. Поэтому вернее будет отнести дату его рождения на более поздний срок – 1488–1490 годам, и тогда ко времени его участия в росписи Немецкого подворья (Фондако деи Тедески) ему исполнилось около двадцати лет.

Но если принять эту дату, то все же представляется маловероятным, что почти через десять лет, в 1516 году, он настолько превзошел остальных художников, живших и работавших в Венеции и составлявших друг другу жесткую конкуренцию в борьбе за заказы, что, не достигнув и тридцати лет, «заслужил, – как пишет Вазари, – от венецианского Сената должность на Немецком подворье под названием сенсерия с доходом в триста золотых в год. Эту должность члены Сената имеют обыкновение давать лучшему живописцу родного города»^[24].

Все-таки для получения этой единственной высокопривилегированной должности для художника в Венеции, которую долгие годы, вплоть до своей смерти, занимал Джованни Беллини, Тициан должен был быть не двадцатилетним с лишком юношей, а более зрелым и более солидным по годам и положению в венецианском обществе мастером. Поэтому дата, названная Вазари или близкая к 1480 году, например 1476 или 1473 год, кажется более вероятной.

Важную роль в определении возраста Тициана, а также и в его отношениях с Джорджоне может иметь и история росписей Немецкого подворья, выполненных ими совместно в 1508 году. До нашего времени эти фрески практически не сохранились: разрозненные и малочисленные их фрагменты можно увидеть в настоящее время в галерее Франкетти в Ка д'Оро в Венеции и на гравюрах Дзанетти.

Немецкое подворье в Венеции в XVI веке представляло собой застройку в центре города на набережной Большого канала, где размещались конторские и складские помещения. Здесь оформлялись многие сделки и шла торговля не только между немецкими княжествами, Италией и восточными странами, но и более широко – между Западом и Востоком. Поэтому оно играло весьма важную роль в жизни Венеции.

Кстати, именно здесь останавливался Альбрехт Дюрер, когда приезжал в Венецию, и, предположительно, именно здесь он познакомился с Тицианом. Должность сенсерия, которую после Беллини занимал Тициан, числилась при Немецком подворье. Заказ на росписи его стен был особенно почетным и выгодным.

Вазари об истории этих росписей пишет и в биографии Джорджоне, и в описании творений Тициана. Очень подробно об истории создания этих фресок Вазари рассказывает в жизнеописании Джорджоне: «В Венеции в 1504 году случился у моста Риальто ужасный пожар, от которого целиком сгорело Немецкое подворье, вместе со всеми товарами, к великому убытку торговцев; поэтому венецианская Синьория постановила выстроить его заново… и поручить Джорджоне исполнить фреской цветную роспись этого здания по его усмотрению, только бы он показал свое дарование и создал произведение, достойное самого красивого и самого видного места города»^[25].

Затем в описании творений Тициана Вазари пишет: «Между тем, после того как Джорджоне закончил передний фасад Немецкого подворья, Тициану благодаря посредству Барбариго были заказаны несколько сцен для той части того же фасада, выходящей на Мерчерию… Что же касается… фасада, то многие из знати, не зная, что Джорджоне уже больше над ним не работал и что его расписывал Тициан, который как раз снял леса с одной его части, при встрече с Джорджоне дружески поздравляли его, говоря, что ему гораздо лучше удался фасад над лавками, чем тот, который над Большим каналом. Джорджоне испытал от этого такую обиду, что до тех пор, пока Тициан не закончил всей работы и участие его не стало известным всем, он избегал показываться и с этого времени уже больше никогда не пожелал общаться или дружить с Тицианом»^[26].

Многие биографы обоих художников затрудняются определить взаимоотношения Джорджоне и Тициана, период работы над фресками Немецкого подворья: учитель и ученик, мастер и первый помощник, равные сотоварищи в работе? Ведь каждый из них расписывал самостоятельно свою стену: Джорджоне – ту, что обращена на Большой канал, а Тициан – ту, где находился вход в здание.

Самостоятельность их работы наводит на мысль что в это время и Джорджоне, и Тициан были уже сложившимися мастерами. Оба они учились у Джованни Беллини, а затем Джорджоне организовал собственную мастерскую, где Тициан, возможно, начинал свой самостоятельный путь. Работа сближала их, и, по всей видимости, они были ровесниками, так как в молодости даже несколько лет возрастной разницы значительно отделяют молодых людей друг от друга. Вазари приводит разные данные о времени рождения Джорджоне: 1476,1477 или 1478 год. Судя по самостоятельности их работ над росписями Немецкого подворья, а также по самой возможности получить почетный заказ в городе, где работали многие художники, Джорджоне и Тициан были близкими по возрасту людьми.

Сам Тициан не писал о своей жизни – о своей юности, учебе, художественных склонностях и увлечениях. Его переписка, дошедшая до нас, скудна и в основном касается коммерческих вопросов, заказов и оплаты заказов. Судя по автопортретам, он выглядел как преуспевающий, солидный, уверенный в себе человек, занятый серьезными делами. В его облике нет ничего от артистического мира, от волшебства искусства и художественного творчества. На свои занятия живописью он смотрел как на прибыльное, а потому заслуживающее уважения дело. В письмах он не оценивал свое творчество и вообще искусство, а только отмечал выполненную работу и деньги, которые он должен был за нее получить. Тициан добивался разнообразных заказов, и в его мастерской исполнялись картины на самые различные темы и сюжеты. Может быть, поэтому Вазари, гордый успехами и огромным авторитетом флорентийской живописи, рисунка, скульптуры и архитектуры, с некоторой снисходительностью относился к Тициану, венецианцу.

Тициан родился в провинциальном городке в предгорьях Альп. На протяжении всей своей жизни он сохранял связь с родным городом, постоянно наведывался туда, принимал в Венеции своих земляков и участвовал в торговле древесиной – доходном и уважаемом деле, в котором сотрудничал со своим братом Франческо, отчасти художником, а отчасти торговцем лесоматериалами.

Тициан в детстве и юности был провинциалом, как мы сейчас бы сказали, а не венецианцем. Поэтому он мог долго «отесываться» в Венеции, формироваться как живописец. Это отчасти объясняло бы его поздний расцвет и дальнейшую долгую творческую жизнь. Тициан обхаживал и возделывал найденную им плодородную почву, как крестьянин, а затем долгие годы собирал обильный урожай, созданный своими руками.

Здесь можно обратиться к исследователю западноевропейского искусства Борису Випперу: «Тициан не принадлежал к числу рано созревших гениев; могучий талант его развивался медленно и неравномерно. И хотя в последнее время исследователи склонны передвигать год рождения мастера с конца 70-х годов на конец 80-х годов XV века, все же остается несомненным, что Тициан вышел на вполне самостоятельный творческий путь не ранее чем к концу третьего десятилетия своей жизни»^[27].

Из нескольких версий даты рождения Тициана, обсуждаемых в настоящее время в искусствознании, наиболее правдоподобной, с моей точки зрения, является та, которая опирается на документальные свидетельства, а именно: на письмо императору Филиппу II от 1 августа 1571 года, где Тициан пишет, что ему 95 лет, и на запись в книге умерших церковного прихода Сан Канчиано в Венеции, где записано, что Тициан умер 27 августа 1576 года в возрасте 103 лет.

Эти документы говорят о том, что Тициан Вечеллио родился между 1473 и 1476 годами. И как бы ни казался нам долгий жизненный путь Тициана совершенно легендарным «мафусаиловым» веком, все же наиболее достоверны документы, а не предположения. И надо утвердиться в мысли, что в истории мировой культуры жил и творил до последних дней своей долгой, вековой жизни знаменитый венецианский живописец Тициан Вечеллио.

Заключение

…Хотя многим и кажется, что картины Тициана исполнены без всякого труда, на самом же деле это не так… Этот способ работы разумен, красив и поразителен, так как картина, благодаря тому, что скрыты следы труда, кажется живой и исполненной с большим искусством.

Джорджо Вазари

То, что венецианский живописец Тициан Вечеллио является величайшим художником, можно узнать, перелистав любую историю мирового искусства. Но часто читателю необходимо, вполне доверяя книгам и авторам, быть самому искренне убежденным в такой оценке. А для этого недостаточно знать мнения других людей.

По репродукциям, даже самым хорошим, трудно составить мнение о живописи Тициана, так как его искусство, располагая бесчисленным количеством градаций и оттенков цвета, света и тени, плохо передается полиграфическими средствами и много теряет в своем ослепительном великолепии при переводе изображения на печатные формы.

При этом следует еще иметь в виду, что Тициан жил долго, написал много картин и, естественно, не все они равноценны по своим художественным достоинствам.

Тициан был одним из самых плодовитых художников в мире. Александр Бенуа по этому поводу заметил: «Тициан именно один из самых “богатых” художников всей истории искусств»^[28]. Ученые теряются при точном подсчете созданных им произведений. Ясно одно – счет их ведется не десятками, а сотнями. Каталог его работ насчитывает более пятисот произведений, без учета созданных его мастерской или ему приписываемых, причем около полутора сотен из них являются портретами.

В капитальной монографии Виктора Гращенкова Портрет в итальянской живописи Раннего Возрождения в заключительной главе говорится: «Характеризуя метод исполнения живописцев Раннего Возрождения, можно сказать, что их портреты не “написаны с натуры”, а “нарисованы с натуры”… Радикальные перемены в творческом методе венецианских художников Высокого Возрождения привели к созданию новой практики, когда графический подготовительный этюд сменялся живописным… Тициан уже писал свои портреты с натуры»^[29].

В то время, когда Тициан начал заниматься живописью, портретное искусство в Италии имело вполне определенную цель – достаточно точно передать облик конкретного человека. Развиваясь в этом направлении, портретное искусство Италии к началу XVI века достигло своих вершин. Здесь можно вспомнить не только великие имена Леонардо да Винчи, Рафаэля, Пьеро делла Франческа, но и замечательные портреты венецианских художников, например Джованни Беллини.

Тициан почерпнул у Беллини не только особенности его искусства и тайны живописной техники, не только уравновешенность и цельность композиционных приемов, не только спокойствие и величавость образов, не только стремление к ясной цветовой гармонии, но и, возможно, образ жизни. Беллини жил долго, плодотворно трудился до глубокой старости, а после его смерти именно Тициан получил заветную для многих венецианских художников должность на Немецком подворье, которую можно назвать должностью придворного художника Венецианской республики.

Тициан познакомился с Джорджоне из Кастельфранко в мастерской Джованни Беллини. В то время Тициан был, как сейчас бы мы сказали, выходцем из венецианской провинции, а Джорджоне, обладая не только выдающимися способностями живописца, но и талантом музыканта, особо чтимого в Венеции, входил в круг элиты венецианской молодежи.

Впоследствии, когда они оба покинули мастерскую Беллини, Тициан работал в мастерской Джорджоне. Кем он был в ней – учеником Джорджоне, его первым помощником или просто товарищем, – до сих пор остается загадкой. Во всяком случае они вместе расписывали стены восстановленного после пожара Немецкого подворья, а впоследствии, через века, исследователи установят, что после ранней смерти Джорджоне Тициан дописывал пейзаж (и только ли пейзаж?) на его знаменитой картине Спящая Венера из Дрезденской галереи, а картину Сельский концерт из парижского Лувра, в течение десятков лет считавшуюся работой Джорджоне, сейчас приписывают кисти Тициана.

В мировом искусствознании существует огромная литература о жизни и творчестве Тициана, начиная с изданных при его жизни книг Лодовико Дольчи Диалог о живописи, названный Аретино (Венеция, 1557) и второго издания Жизнеописаний наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих Джорджо Вазари (1568). С тех пор литература о нем не иссякает.

В отечественном искусствознании о Тициане писали крупнейшие искусствоведы, такие, например, как A. Н. Бенуа, П. П. Муратов, М. В. Алпатов, Б. Р. Виппер, B. Н. Лазарев. Даже специально интересующее нас портретное искусство Тициана было глубоко исследовано в труде И. А. Смирновой^[30].

Когда еще все картины Тициана, приобретенные русскими императорами в XVIII и XIX веках, находились в экспозиции Эрмитажа, Александр Бенуа в своем Путеводителе по картинной галерее Императорского Эрмитажа писал. «Тициан, этот “царь Венеции”, друг самых светлых умов своего времени, любимый художник основателя современной политики Карла V, любимый художник дерзавшего идти наперекор истории Филиппа II, наконец, художник, которому позировал последний “великий Папа”, жадный и умный Павел III. Что только не перевидал, не перечувствовал и не передумал во всю свою вековую жизнь Тициан». И далее: «Тициан является символическим художником Венеции, ее лучшим и наиболее полным олицетворением»^[31].

Совсем по-иному отнесся к Тициану Павел Муратов, в эти же годы, когда появился путеводитель по Эрмитажу Бенуа, выпустивший в свет трехтомную книгу Образы Италии. Сейчас, когда пишутся эти строки, эта крупнейшая работа Муратова, впервые появившаяся в печати в начале XX века, вызывает особый интерес. Муратов пишет; «Прошлое Италии представляет главную тему этой книги. В нем больше жизни, настоящей вечной жизни, чем в итальянской современности»^[32]. Муратов начинает свой труд описанием Венеции и заканчивает также рассказом о Венеции. И обращаясь к венецианским живописцам, он более всего пишет о Тинторетто и художниках XVIII века, что, естественно, определяется его личным вкусом, оценками и пристрастиями. О Тициане, не заинтересованный его искусством и его личностью, он упоминает вскользь, рекомендуя читателю: «Чтобы найти истинное понятие о Тициане, надо побывать в Мадриде»^[33].

Рассказывая о Тинторетто и желая возвысить свое мнение об этом действительно великом художнике, Муратов пишет: «Он не водил дружбу с Аретино, как Тициан, и не принимал участия в его оргиях. Есть что-то волчье в лицах Аретино и Тициана, но лицо Тинторетто удивительно человеческое, очень светлое человеческое лицо»^[34].

Если отметить еще несколько мимолетных упоминаний о Тициане на-страницах трехтомной книги Муратова Образы Италии, то в целом соглашаешься с выводом автора послесловия к этому изданию В. Н. Гращенкова: «Бросаются в глаза вопиющие лакуны в освещении истории итальянского искусства. Многие десятки страниц книги посвящены Венеции. Но в них не нашлось места для Тициана»^[35].

Оставим без комментариев мнения о Тициане и Бенуа, и Муратова, высказанные ими приблизительно в одно и то же время. Отметим только, что у двух крупнейших отечественных искусствоведов того времени его облик и творчество вызвали, по существу, противоположные оценки.

Несмотря на прижизненную славу, множество заказов, необычное, сверх всякой меры покровительство и щедрость императора Карла V, Тициана достаточно критично оценивали как при его жизни, так и после его смерти. Так было, например, у нас, в России – больше, чем Тицианом, у нас восхищались более молодыми его современниками Веронезе и Тинторетто.

Среди великих европейских художников только Рубенс безоговорочно преклонялся перед ним и, сам будучи европейской знаменитостью, без всякого стеснения, находясь в Мадриде, копировал многие подлинные работы Тициана. Он же покупал произведения Тициана для коллекции картин в своем доме в Антверпене.

Микеланджело, по свидетельству Вазари, побывав у Тициана в мастерской в Бельведере в Риме, где тот гостил по приглашению Папы, очень его хвалил, однако жалел, что в Венеции с самого начала не учат хорошо рисовать и что тамошние художники не имеют хороших приемов работы.

Когда Василий Суриков был в Лувре, то, разбирая Брак в Кане, он заметил, что Веронезе «Тициана заставил в унизительной позе трудиться над громадной виолончелью»^[36]. Это он написал в одном из писем к Павлу Чистякову. А в другом своем письме к нему, уже из Вены, он писал о впечатлениях от поездки в Венецию: «Кто меня маслом по сердцу обдал, то это Тинторет. Говоря откровенно, смех разбирает, как он просто неуклюже, но как страшно мощно справлялся с портретами своих красно-бархатных дожей, что конца не было моему восторгу… Он совсем не гнался за отделкой, как Тициан, а только схватывал конструкцию лиц… Тициан иногда страшно желтит, зной напускает в картины, как, например, Земная и небесная любовь в Палаццо Боргезе в Риме. Голая с красной одеждой женщина. Приятно, но не натурально. Гораздо вернее по тонам его Флора в Уффици. Там живое тело, грудь под белой со складочками сорочкой. Верны до обмана тона его (там же) лежащей Венеры. Отношение тела к белью очень верно взято. Дама в белом платье в Дрездене и эти две вещи у меня более всех работ его в памяти остались. Наша эрмитажная Венера с зеркалом чуть ли не лучшее произведение Тициана»^[37].

Картины Тициана разбросаны по европейским коллекциям, их можно видеть во многих музеях мира. Но подчас эта разбросанность мешает полному представлению творчества Тициана. А поскольку творческий путь его был чрезвычайно долог и живописные приемы на протяжении времени менялись, то и составить цельное, в полном объеме, представление о нем очень трудно. Некоторые картины первоначально числились за кистью Тициана, но со временем уточнялись атрибуции того или иного произведения, возникали вопросы о степени участия его помощников или учеников. Представление о силе искусства Тициана начинало слабеть и растворяться в массе оговорок и предположений. Со временем красочный слой картин Тициана разрушался, а реставрации проводились с разной степенью добросовестности, искусства и уважения к подлинной живописи Тициана.

Все это, а также и многое другое, например гибель картин Тициана при различных обстоятельствах, привело к тому, что представление о художнике как об одном из величайших живописцев мира меркло, когда зрители видели в конкретных собраниях созданные в разное время и подчас принадлежащие не ему, а его мастерской, картины. И суждения о его искусстве становились неточными, неполными, противоречивыми, критическими.

В своей книге Муратов пишет: «Все знают, что в венецианской живописи много любви к праздничной и красивой внешности жизни, к дорогому убранству, богатым тканям, пирам, процессиям, восточным нарядам, чернокожим слугам и златовласым женщинам. Карпаччо и Джентиле Беллини изображали все это в XV веке, Тициан, Бонифацио и Паоло Веронезе – в XVI, Тьеполо – в XVIII. Но наряду с этими художниками здесь были и другие: Джорджоне, Тинторетто и Джованни Беллини. У этих немногое было отдано поверхности жизни, и лучшие их силы уходят в глубину»^[38].

Такое мнение о творчестве Тициана можно иногда встретить в русском искусствознании. Чем такую оценку можно объяснить? Может быть, тем, что Тициан по сути своей был придворным художником, а жизнь свою провел в праздничной Венеции – и то, и другое могло отталкивать от его искусства строгий взгляд русских художников. Или, может быть, тем, что для чистых поклонников академического искусства он был слишком реалистичен, а для реалистов – чересчур придворен, аристократичен и беззаботен? А может быть, и неровным качеством его собственных или приписываемых ему работ, выполненных с его оригиналов в его мастерской?

Вполне вероятно, что все вместе взятое и что-либо еще, недосказанное и неузнанное нами, повлияло на разноречивые оценки жизни и творчества Тициана.

В настоящее время в России живопись Тициана можно увидеть в Санкт-Петербурге, в Государственном Эрмитаже, где представлены его поздние работы. Может быть, поэтому полная драматизма и трагических переживаний, более сумрачная по колориту, чем его ранние произведения, живопись позднего Тициана привлекала большее внимание отечественных исследователей.

Среди работ русских историков искусства выделяется обширная статья Виктора Лазарева Поздний Тициан, которая начинается следующими словами: «Подобно Гальсу и Рембрандту, Тициан вступил в полосу наивысшего творческого расцвета уже в старости по достижении шестидесятилетнего возраста… Он создал самые совершенные из своих произведений на склоне жизни, легендарная длительность которой вызывала неизменное удивление у современников мастера»^[39].

Многим зрителям, не побывавшим в крупнейших музеях Европы, где Тициан широко представлен работами всех периодов творчества, трудно оценить богатство колорита и пышную, золотоносную праздничность его палитры. Да и сама безмятежная праздничность его зрелого искусства, передающая дух свободолюбивой Венеции, могла быть по разным обстоятельствам не воспринята многими нашими соотечественниками. Тем более, что если составить представление об искусстве мастера только по картинам позднего Тициана, хранящимся в Эрмитаже, то может создаться впечатление, что оно что-то теряет при сравнении со зрелыми картинами других великих художников. Может быть, поэтому русские исследователи больше внимания и публикаций посвятили другим великим мастерам – Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэлю, Рембрандту. Кстати, живопись позднего Тициана по своей общественной направленности была более приемлемой как для передвижников, так и для советского искусства двадцатого века. Но она все-таки не могла дать полное представление об искусстве Тициана.

В своих работах о Тициане многие отечественные исследователи давали оценку его портретного искусства. Борис Виппер писал: «Эта тяга Тициана к портрету явилась своеобразным выражением титанической борьбы мастера за утверждение идеалов Возрождения… Только в портретах Тициану удается сохранить внутреннее единство образа, ту цельность героической, волевой личности, которая свойственна пониманию человека в эпоху Возрождения»^[40].

Лазарев в статье Поздний Тициан утверждал: «Тициановские портреты отличаются изумительной естественностью и правдивостью. В них схвачена основа характера личности, чья психология, сколь бы противоречивой она ни была, неизменно раскрывается мастером как нечто абсолютно целостное… Среди венецианских художников Тициан, бесспорно, занимает первое место. Он крупнее Джорджоне, Веронезе, Тинторетто. Его искусство наиболее ярко преломило в себе самые характерные черты венецианской живописи: высокое представление о человеке, стихийную жизнерадостность, страстную любовь к красотам мира, особую восприимчивость к краске»^[41].

Михаил Алпатов в книге воспоминаний, рассказывая о Венеции, писал: «Тициан соединил все достижения современной живописи с царственным всемогуществом; он владел способностью воссоздавать на холсте мир во всей его материальности, осязаемости и красочности. При этом он решительно избегал рассудительности флорентинцев того времени… Недаром художники признали его князем живописи и рассказывали, будто монарх поднял упавшую из его рук кисть. Тициан служил высшей мерой совершенства и для Рембрандта, и для Веласкеса, и для Пуссена.

В наши дни некоторые искусствоведы предпочли драгоценной живописи Тициана быстрое, темпераментное письмо Тинторетто. Размашистость его кисти принимали за признак высшей творческой свободы. Но достаточно всмотреться в голову старика Иоакима из Введения во храм Тициана. Какая глубина душевной характеристики этого задумавшегося старца! Какая сочность живописного письма! Какое великое искусство претворения красочной массы в живую человеческую плоть!»^[42].

В настоящие дни в Вене, в Музее истории искусства, хранится одна из лучших коллекций картин Тициана, охватывающая почти все периоды его творческой жизни.

Когда мне пришлось побывать в Вене, стояла мягкая осень. Сентябрь. Каштаны на Рингштрассе были еще в зелени, но листва уже начала опадать, и под ногами шуршали золотые и желтые, с зелеными оттенками, со свернутыми краями, осенние листья.

Венский Музей истории искусства открывался в десять часов утра. В девять, заранее, я вышел из гостиницы и пошел по Рингштрассе до музея. Стояло солнце, легко дышалось, и прогулка была радостной и спокойной. Впереди была встреча с картинами Тициана.

Когда я подошел к грандиозному зданию музея, автобусы с туристами подъезжали со всех концов города. В десять открылись массивные двери, и в числе самых первых посетителей я попал в музейные залы. Зал № 1 называется залом Тициана и весь заполнен его картинами.

Этот зал в венском музее имеет три двери. Первая – входная; вторая приводит вас в зал, где представлены картины Веронезе, Тинторетто и других итальянских художников. Здесь лучше всего, сравнивая Лукрецию и Тарквиния Тициана с Лукрецией Веронезе или мужские портреты Тинторетто с мужскими портретами, например. Папы Павла III и Якопо Страды Тициана, воочию убедиться, чем между собой отличались эти художники. И не выходя из этих двух залов, вы сможете ясно представить силу, величие и художественное значение этих великих мастеров.

Третья дверь из зала Тициана ведет в галерею так называемых малых залов, и сразу за ней вы увидите женский портрет Пальмы Старшего и почувствуете сходство, преемственность художественных приемов и различие между этим художником и Тицианом, у которого, возможно, он позаимствовал некоторые секреты своего мастерства.

В тициановском зале представлены двадцать две картины. Здесь собраны его ранние работы, причем в каталоге специально оговаривается, что поскольку неясна точная дата рождения художника, то достаточно трудно их датировать, а также работы зрелого и позднего периодов.

Среди двадцати двух картин двенадцать можно считать или портретами реальных людей, или портретами, созданными воображением Тициана. Здесь можно почувствовать развитие его творчества, начиная с так называемой Цыганской Мадонны и Портрета молодой женщины (Виоланте) до портрета коллекционера Якопо Страды и картины Пастух и нимфа – шедевра самой поздней его живописи. Огромная композиция «Се Человек» представляет зрелого Тициана.

Начиная свой творческий путь, Тициан тщательно отделывал каждую деталь и каждый сантиметр холста. Портрет Виоланте, близок живописной манерой и композиционным построением находящемуся в соседнем зале Женскому портрету Пальмы Старшего, уже несет черты выдающегося дара Тициана: поворот фигуры, наклон головы, взгляд Виоланте свободнее и естественнее, проработка деталей, вплоть до нежнейших, как пух, кончиков прядей золотистых волос, более изящна и естественна, чем линеарная обрисовка головы на женском портрете Пальмы.

Тициан превосходно сочетает яркие синие, голубые и светло-коричневые цвета платья Виоланте, тонко и скрупулезно прописывает оборки ее блузы, при этом главное внимание акцентирует на светло-розовых тонах мягко моделированного кистью ее лица и пышной кудели ее тонких волос цвета светлого меда.

Картины венского Музея истории искусства дают прекрасную возможность сравнивать и наслаждаться живописью великих венецианских художников.

Тициан не оставил эпистолярного наследия, за исключением деловой переписки, в которой не найти слов об искусстве, о тайнах и особенностях живописной техники и ремесла. И это кажется тем более странным и даже представляет некоторую загадку для исследователей его жизни и творчества, что он был другом знаменитого писателя и основателя европейской журналистики Пьетро Аретино, а его выдающиеся современники любили литературу и писали об искусстве; Микеланджело был поэтом; Леонардо да Винчи писал трактаты, в том числе и о живописи; Рафаэль в письмах к своему дяде Симоне Чиарла, художнику Франческо Франча, дипломату Бальдассаре Кастильоне оставил свои мысли о культуре и искусстве.

Тициан занимался только живописью. Переписка же его содержит дипломатическую лесть и отличается необходимой витиеватостью в изложении трезвых, практических расчетов и просьб. Вот заключительная часть его письма дожу Венеции: «Прошу Вашу светлость, чтобы соляная таможня обещала мне уплатить по окончании названного произведения половину того, что было ранее обещано Перуджино, который должен был расписывать эту картину, то есть 400 дукатов, тогда как он хотел ее исполнить за 800 дукатов И чтобы вовремя была принята моя кандидатура на должность биржевого маклера в Немецком подворье как это было решено в светлейшем Совете 23 ноября 1514 года»^[43].

Письмо испанскому королю Филиппу II Тициан начинает так «Ваше Священное Величество! Приближается время радоваться вместе с Вашим Величеством по поводу дарования Вам Богом нового царства. И радость моя сопровождается настоящей картиной Венера и Адонис, я надеюсь, что Вы посмотрите на нее теми же благосклонными глазами, которыми Вы раньше имели обыкновение смотреть на вещи Вашего слуги Тициана»^[44].

А вот полный текст его письма маркизу Федерико Гонзага о картине Мария Магдалина, которая ныне находится в Галерее Палатина в палаццо Питти во Флоренции: «Наконец я окончил картину Магдалина, которую мне приказала исполнить Ваша светлость, с той быстротой, какая только оказалась для меня возможной, отложив все другие бывшие у меня в то время работы. Здесь я попытался выразить хотя бы отчасти то, чего ожидают от нашего искусства. Насколько я в этом успел – пусть судят другие.

Действительно, если бы руки и кисть соответствовали тем значительным мыслям, которые наполняли мою душу и разум, то, полагаю, я смог бы удовлетворить свое стремление служить Вашей светлости. Но мне далеко до этого. А потому пусть Ваша светлость простит меня, а чтобы легче было получить Ваше прощение, названная выше Магдалина обещала мне просить Вас об этом со своими скрещенными на груди руками и настаивать перед Вами на этой милости.

Больше мне нечего сказать. Прошу только считать меня в числе лиц, пользующихся Вашей милостью и самых ничтожных Ваших слуг»^[45].

Судя по этому письму, Тициан умело владел словом, точно и, если необходимо, с юмором и усмешкой излагал свои мысли на бумаге, но прибегал к этому редко и по необходимости, отдавая все свои силы и талант искусству живописи.

Живопись Тициана всегда очень высоко ценилась как при его жизни, так – и особенно – после его смерти. Сейчас его картины имеются в крупнейших музеях мира, куда вошли коллекции, в свое время принадлежавшие монархам, герцогам и многим другим чрезвычайно знатным, богатым или знаменитым людям. Они были заказчиками Тициана при его жизни, а впоследствии перекупали друг у друга его работы для своих собраний. Венеция, Флоренция, Вена, Рим, Мадрид, Париж, Лондон, Вашингтон, Санкт-Петербург, Мюнхен, Дрезден, Берлин и другие крупнейшие города имеют в своих музеях шедевры Тициана.

Его чудесная палитра и через пятьсот лет радует, восхищает и поражает впечатлительных и склонных к восприятию прекрасного зрителей. Давно ушли в прошлое и забылись те, кто покровительствовал ему, заказывал портреты, стоял намного выше в общественной иерархии. Но через столетия именно художнику они обязаны тем, что их облик – самых прославленных и совершенно никому не известных людей – сохранился в истории.

Так было, так есть и так будет, пока существует волшебный мир искусства Тициана – труженика, психолога, тонкого, острого наблюдателя жизни и величайшего колориста.

Пожалуй, для автора этой книги одним из самых приятных дел весной двухтысячного года, на рубеже двух тысячелетий, было сесть за освещенный солнцем письменный стол перед окном, обращенным в зелень сада и к цветущему клену, и начать писать книгу о портретах Тициана.

Его жизнь и творчество дают повод задуматься и рассказать о многом: о тайнах живописного мастерства и о судьбах его моделей, о прекрасном и возвышенном в людях, а также об их слабостях и пороках, о сравнении Тициана и Шекспира, о ликующей Венеции, о поисках независимости, счастья, славы и достатка, о женской красоте, о долголетии и связанном с ним каждодневном радостном труде, о жизни и смерти и о жизни после смерти.

Тициан и его произведения стоят в одном ряду с величайшими достижениями творцов Высокого Возрождения – Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело.

2000–2006

Москва, Сенеж – Крым, Меллас

Иллюстрации

Динарий кесаря. 1516–1518

Дерево, масло. 65 x 56 см

Картинная галерея старых мастеров, Дрезден

Ассунта (Вознесение Девы Марии). 1518

Холст, масло. 690 x 260 см

Церковь Санта Мария Глориоза деи Фрари, Венеция

Мадонна Пезлро, 1519–1626

Холст, масло. 478 x 266,5 см

Церковь Санта Мария Глориоза деи Фрари, Венеция

Портрет дожа Андреа Гритти. 1544–1545

Холст, масло. 133,6 x 103,2 см

Национальная галерея искусства, Вашингтон

Портрет дожа Франческо Веньера. Около 1536

Холст, масло. 113 x 99 см

Музей Тиссен-Борнемиса, Мадрид

Портрет Карла V в кресле. 1548

Холст, масло. 203,5 x 122 см

Старая пинакотека, Мюнхен

Портрет Каша V (с собакой). 1533

Холст, масло. 192 x 111 см

Прадо, Мадрид

Конный портрет императора Карла V в сражении при Мюльберге. 1548

Холст, масло. 332 x 279 см Прадо, Мадрид

Испания приходит на помощь Религии. Около 1575

Холст, масло. 168 x 169 см

Прадо. Мадрид

Портрет Папы Павла III Фарнезе. 1543

Холст, масло. 113 x 88,8 см

Национальная галерея Каподимонте, Неаполь

Портрет Павла III с Алессандро и Оттавио Фарнезе. 1546

Холст, масло. 202 x 176 см

Национальная галерея Каподимонте, Неаполь

Концерт. 1511–1512

Холст, масло. 86,5 x 123,5 см

Галерея Палатина, палаццо Питти, Флоренция

Сельский концерт. 1511–1512

Холст, масло. 105 x 136,5 см

Лувр, Париж

Мужской портрет. 1508–1510

Холст, масло. 81.2 x 66,3 см

Национальная галерея, Лондон

Женский портрет (Ла Скьявона). 1508–1510

Холст, масло. 117 x 97 см

Национальная галерея, Лондон

Аллегория Времени, которым управляет Благоразумие. 1565–1570

Холст, масло. 75,6 x 68,7 см

Национальная галерея, Лондон

Автопортрет. 1555–1562

Холст, масло. 96 x 75 см

Картинная галерея, Берлин

Портрет Федерико Гонзага. 1525–1526

Дерево, масло. 125 x 99 см

Прадо, Мадрид

Портрет Ипполито Медичи в венгерском костюме. 1532–1534

Холст, масло. 139 x 107 см

Галерея Палатина, палаццо Питги, Флоренция

Портрет Франческо Мария делла Ровере. 1538

Холст, масло. 114 x 103 см

Галерея Уффици, Флоренция

Портрет Элеоноры Гонзага делла Ровере. 1538

Холст, масло. 114 x 103 см

Галерея Уффици, Флоренция

Портрет юноши с перчаткой. 1520–1525

Холст, масло. 100 x 89 см

Лувр, Париж

Портрет дворянина, называемый «Молодой англичанин». 1544–1545

Холст, масло. 111 x 96,8 см

Галерея Палатина, палаццо Питти, Флоренция

Портрет Клариче Строцци в возрасте двух лет 1542

Холст, масло. 115 x 98 см

Картинная галерея, Берлин

Портрет Рануччо Фарнезе. 1542

Холст, масло. 89,7 x 73,6 см

Национальная галерея искусства, Вашингтон

Портрет Пьетро Аретино. 1545

Холст, масло. 96,7 x 77,6 см

Галерея Палатина, палаццо Питти, Флоренция

Портрет Якопо Страды, 1567–1568

Холст, масло. 125 x 95 см

Музей истории искусства, Вена

Венера перед зеркалом. 1554–1555

Холст, масло. 124 x 105,5 см

Национальная галерея искусства, Вашингтон

Флора. Около 1515

Холст, масло. 79,7 x 63,5 см

Галерея Уффици, Флоренция

Дама с блюдом фруктов. 1553–1555

Холст, масло. 102 x 82 см

Картинная галерея, Берлин

Портрет Изабеллы д'Эсте. 1534

Холст, масло. 102 x 64 см

Музей истории искусства, Вена

Автопортрет. 1567–1568

Холст, масло. 86 x 69 см

Прадо, Мадрид

Примечания

1

Вазари Д. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. В V т. М.: Искусство, 1956–1971. Т. V. М, 1971. С. 368.

(обратно)

2

Вазари Д. Жизнеописания… Т. V. С. 376.

(обратно)

3

Такач-Харасти М. Тициан. Будапешт, 1963. С. 6.

(обратно)

4

Вазари Д. Жизнеописания… Т. V. С. 378.

(обратно)

5

Там же. С. 374.

(обратно)

6

Там же. С. 375.

(обратно)

7

Вазари Д. Жизнеописания… Т. II. С. 559–560.

(обратно)

8

«Христос Воскресе! Правда и факты». М.: Мелиса, 2003. С. 142.

(обратно)

9

Вазари Д. Жизнеописания… Т. V. С. 377–378.

(обратно)

10

Педрокко Ф. Тициан. М.: Слово, 2002. С. 161.

(обратно)

11

Репин И. Далекое близкое. М, 1960. С. 396.

(обратно)

12

Педрокко Ф. Указ. соч. С. 190.

(обратно)

13

Ефремова Л. А. Тициан. М.: Искусство, 1977. С. 55.

(обратно)

14

Мастера искусства об искусстве. В 7 т. М.: Искусство, 1965–1970. Т.2. М, 1966. С. 241–242.

(обратно)

15

Бенуа Л. Н. Путеводитель по картинной галерее Императорского Эрмитажа. М.: Изобразительное искусство, 1997. С. 30.

(обратно)

16

Бернсон Б. Живописцы итальянского Возрождения. М.: Искусство, 1965. С. 48.

В настоящее время фамилия американского искусствоведа читается как Беренсон.

(обратно)

17

Шекспир У. Укрощение строптивой / Пер. П. Мелковой // Шекспир У. Полное собрание сочинений. В 8 т. М.: Искусство, 1957–1960. Т. 2.1958. С. 185.

(обратно)

18

Шекспир У. Сон в летнюю ночь / Пер. Т. Щепкиной-Куперник // Там же. Т. 3.1958. С. 187–188.

(обратно)

19

Шекспир У. Виндзорские насмешницы / Пер. С. Маршака и М. Морозова // Там же. Т. 4. 1959. С. 277.

(обратно)

20

Шекспир В. Двенадцатая ночь, или Как пожелаете / Пер. Д. Самойлова // Шекспир В. Комедии. М.: Художественная литература, 1979. С. 299.

(обратно)

21

Протокол заседания трибунала инквизиции // Мастера об искусстве. Т. 2. С. 247–248.

(обратно)

22

Баттилотти Д. Тициан. М.: Белый город, 2001. С. 4, 5.

(обратно)

23

Вазари Д. Жизнеописания… Т. V. С. 377.

(обратно)

24

Вазари Д. Жизнеописания… Т. V. С. 369.

(обратно)

25

Вазари Д. Жизнеописания… Т. III. С. 41–42.

(обратно)

26

Там же. Т. У. С. 367–368.

(обратно)

27

Виппер Б. Р. Борьба течений в итальянском искусстве XVI века (1520–1590). М.: Искусство, 1956. С. 281.

(обратно)

28

Бенуа А. Н. Указ. соч. с.30.

(обратно)

29

Гращенков В. Н. Портрет в итальянской живописи Раннего Возрождения. М.: Искусство, 1996. С. 359.

(обратно)

30

Смирнова И. А. Тициан и венецианский портрет XVI века. М.: Искусство, 1964.

(обратно)

31

Бенуа А. Н. Указ. соч. С. 30.

(обратно)

32

Муратов П. Л. Образы Италии. В III т. М.: Галарт, 1993. Т. I. С. 7.

(обратно)

33

Там же. С. 36.

(обратно)

34

Муратов П. Л. Указ. соч. С. 38.

(обратно)

35

Гращенков В. Н. П. П. Муратов и его «Образы Италии» // Там же. С. 302.

(обратно)

36

Письмо В. И. Сурикова к П. П. Чистякову. Декабрь 1883 // Мастера искусства об искусстве. Т. 7.1979. С. 113.

(обратно)

37

Письмо В. И. Сурикова к П. П. Чистякову. Вена, 17 мая 1884 // Там же. С. 116–117.

(обратно)

38

Муратов П. Л., Указ. соч. С. 25.

(обратно)

39

Лазарев В. Н. Старые итальянские мастера. М.: Искусство, 1972. С. 403.

(обратно)

40

Виппер Б. Р. Итальянский Ренессанс. В II т. М. Искусство, 1977. Т. П. С. 182, 184.

(обратно)

41

Лазарев В. Н. Указ. соч. С. 404, 439.

(обратно)

42

Алпатов M. B. Воспоминания. М.: Искусство, 1994. С. 159.

(обратно)

43

Письмо Тициана дожу Венеции. Венеция, январь 1515 (?) // Мастера искусства об искусстве. Т. 2. С. 239.

(обратно)

44

Письмо Тициана испанскому королю Филиппу П. Венеция, осень 1665 // Там же. С. 240.

(обратно)

45

Письмо Тициана маркизу Федериго Гонзага. Венеция, 14 апреля 1531 // Там же. С. 239–240.

(обратно)

Оглавление

Вступление

Глава 1. Портреты в религиозной живописи Тициана

Глава 2. «Сильные мира сего» на портретах Тициана

Глава 3. Венецианский карнавал

Глава 4. «Венера перед зеркалом»

Глава 5. Тициан и Шекспир

Глава 6. Великие венецианцы

Глава 7. Сколько лет жил Тициан?

Заключение

Иллюстрации

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно