|
|
От автора
Вечер жизни приносит с собой свою лампу.
Жозеф Жубер19 февраля 2015 года группа ветеранов военной контрразведки была приглашена руководством телерадиокомпании «Звезда» по случаю приближения Дня защитника Отечества. Мы его именовали и именуем как День Советской, или Российской армии, ведь армия и есть защитница Родины.
Хлопотливые хозяева ознакомили гостей с производственной базой ТРИ, технологическими циклами, знаковыми репортерами и ведущими. В качестве гостей присутствовали три поколения россиян: участники Великой Отечественной войны и их седовласые преемники, курсанты-пограничники и школьники. Патриотический окрас мероприятия был очевиден. После ознакомительной экскурсии гостей пригласили в актовый зал на фуршет. У сидевшего рядом с автором друга зазвенел мобильник. Разговор, естественно, был короток. По покрасневшему лицу коллеги можно было понять, что случилась какая-то неприятность.
– Витя, что-то стряслось? – спросил автор.
– Скончался в госпитале Леонид Георгиевич Иванов…
На девяносто седьмом году жизни ушел от нас наш учитель. Не стало разумного наставника. Покинул мир непоколебимый борец с несправедливостью, настоящий патриот в одинаковой степени и Советского Союза, и современной России, участник Великой Отечественной войны, военный контрразведчик, генерал-майор в отставке Леонид Георгиевич Иванов.
В органы НКВД СССР он был призван в 1939 году по комсомольскому набору с третьего курса Академии связи и направлен на специальную учебу. Окончив Московскую школу НКВД, окунулся в неблагодарную оперативную работу, которой посвятил почти половину столетия. Он до последних дней на этой земле активно участвовал в общественной жизни страны и коллектива, являясь почетным членом Совета ветеранов военной контрразведки России. Этот человек прошел дорогами войны все 1418 ее дней и ночей, жесточайшей борьбы и с открытым врагом – солдатами вермахта на полях горячих сражений, и с тайным противником в лице подразделений абвера, РСХА и их многочисленной агентуры. Участник обороны городов-героев Одессы, Керчи и Сталинграда. Принимал участие в освобождении Ростова-на-До-ну, Новочеркасска, Очакова, Николаева, Одессы, Кишинева, Варшавы. Закончил войну в Берлине.
Вот его послужной и должностной список на фронте: оперуполномоченный, старший оперуполномоченный, начальник отделения особых отделов НКВД, а с апреля 1943 года – контрразведки Смерш. И звания ему присваивала война: старший лейтенант, капитан, майор. Остальные звания – от подполковника до генерал-майора – ему присваивала война после войны, потому что у военного контрразведчика нет мирных дней. Он всегда на выполнении боевого задания.
Леонид Георгиевич одинаково успешно участвовал в невидимых сражениях на тайном фронте с агентурой, диверсантами и террористами противника, как просачивающимися через линию фронта, так и осевшими в частях и подразделениях Красной армии. После войны он тоже боролся с агентурой, только теперь американской и стран НАТО. На его счету более трех десятков обезвреженных агентов противника. Около десяти силовых задержаний провел в одиночку. Он кавалер девяти боевых орденов. Награжден знаком «Почетный сотрудник госбезопасности СССР». В послевоенное время генерал принимал участие в сложнейших оперативных разработках.
Леонид Георгиевич Иванов – автор книги – настоящего бестселлера «Правда о «СМЕРШ» в серии «Записки военного контрразведчика». Эта книга переиздавалась несколько раз, потому что становилась быстрораскупаемой благодарными читателями. Она впервые рассказывала правду о деятельности военных контрразведчиков в годы военного лихолетья, увиденную глазами окопного оперуполномоченного, который вместе с солдатами ходил в атаки и вместе с ними вылавливал предателей: агентов, диверсантов, террористов, провокаторов, мародеров, членовредителей, дезертиров и прочую фронтовую мерзость. Он жил по правде, а потому имел право эту самую правду говорить на любом уровне, не пресмыкаясь перед начальством любых рангов.
Говорить всегда ПРАВДУ – было его жизненным кредо. Белое называл белым, а черное черным. Замечено, что для жизни по праведности одной честности мало, для того чтобы быть правым и полезным, нужна также последовательность в идеях и действиях.
«Величайшее счастье, – говорил Дмитрий Писарев, – доступное человеку, состоит в том, чтобы влюбиться в такую идею, которой можно посвятить безраздельно все свои силы и всю свою жизнь». А для Л.Г. Иванова главная идея – это защита государственной безопасности в Вооруженных силах СССР.
– Для самого Леонида Георгиевича, – говорил руководитель Департамента военной контрразведки ФСБ России генерал-полковник Александр Георгиевич Безверхний, – характерны высокое чувство патриотизма, верность долгу, стойкость, мужество и высокий профессионализм. Родина для генерала Иванова – самое святое понятие. Особенно это проявилось в годину испытаний, выпавших на долю людей его поколения.
Леонид Георгиевич находился на фронте с первого до последнего дня. На его счету более 30 разоблаченных агентов абвера. Без малого 50 лет отдал он нелегкому труду военного контрразведчика! Если бы такие люди, как наш учитель – чекистский гуру, были на службе в 1991 году, автор больше чем уверен, они не допустили бы предательского развала
Советского Союза. Они бы уберегли Великую Родину от поругания кучки перекрасившихся партийных функционеров, а преступное Беловежье было бы их последним актом измены Родине…
Леонид Георгиевич Иванов был человеком с собственным мнением, поэтому считал беспринципность страшным злом. Он нередко говорил, что если и вашим и нашим, – это значит себе. Правду о войне он написал через призму правды о Смерше. Эти две правды разъединить невозможно, потому что они – единое целое, приведшее к Великой ПОБЕДЕ!
Знакомство
В годы войны мне довелось служить в Смерше, поэтому для меня особо возмутительна любая ложь в его адрес… Органы Смерш всегда вели беспощадную борьбу с изменниками Родины.
Л.Г. ИвановПомнится, в середине 70-х прошлого века в коридоре дома № 2 на Лубянке автору, молодому и недавно прибывшему для прохождения дальнейшей службы в центральном аппарате военной контрразведки КГБ СССР, довелось встретиться с высоким и крепким генерал-майором с достойным иконостасом на мундире. Он шел неторопливой походкой в сторону кабинета начальника 3-го Главного управления генерал-лейтенанта Н.А. Душина.
«Явно фронтовик – полдесятка только орденов, – подумал, восхищаясь, автор. – Наверное, приехал свататься на новую должность».
Мы, два капитана, стояли, прижавшись к стене. Когда генерал прошел мимо нас, мы поприветствовали его, вытянувшись и держа руки по швам. Он отдал честь правой ладонью, так как был в фуражке. Заметил наше приветствие!
– Кто это, Витя? – спросил автор у друга – капитана Дмитриева, прибывшего чуть раньше для работы в Центре и обслуживавшего Главное управление кадров МО СССР.
– Генерал-майор Иванов Леонид Георгиевич. Знатный военный контрразведчик. Фронтовик, – коротко охарактеризовал его Виктор…
Прошло немало времени, когда автор познакомился с Леонидом Георгиевичем поближе. Это было в Совете ветеранов, куда нередко наведывался и «ветеран из ветеранов», как его любили называть коллеги. Он часто делился воспоминаниями о тайных сражениях на невидимых фронтах в годы войны и в послевоенный период со спецслужбами новых противников. Как он выражался, у контрразведчиков на поле боя нет партнеров, у политиков они могут быть, у нас – нет! Особенно интересно было слушать о деятельности последнего во время службы в органах военной контрразведки Смерш, которые всегда вели беспощадную борьбу с изменниками Родины, дезертирами, членовредителями и прочими отбросами на войне. Он подвергал резкой критике некоторых борзописцев, пытающихся без знания дела готовить позорные пасквили на солдат невидимого фронта, одним из которых он сам и являлся.
Возражая нынешним клеветникам, обливающим грязью органы военной контрразведки Смерш в том, что смершевцы, а до них «особисты» сидели по тылам и пьянствовали или развлекались с тыловыми женщинами, он бил их фактами. В частности, доказывал на собственном примере – вряд ли таких бездельников и прожигателей фронтовой жизни, какие показаны в некоторых книгах и кинофильмах, награждал бы командующий 5-й ударной армии генерал-полковник Н.Э. Берзарин. Именно с частями и подразделениями этой армии связал свою судьбу в конце войны капитан, а потом майор Леонид Георгиевич Иванов. Он вместе с армией через просторы Молдавии, Украины и Белоруссии спешил к Берлину!
Разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом и на Курской дуге, форсирование Днепра склонило чашу весов в пользу Красной армии и всего Советского Союза. Третий рейх трещал по швам. Но до этого светлого дня, до этих «всеохватывающей радости и беспощадного порыва», как образно выражался наш герой, надо было еще дожить. Органы Смерш всех уровней систематически предоставляли информацию командованию о результатах своей работы, о задержаниях шпионов, диверсантов и террористов, о нарушениях скрытого управления войсками. Вносили конкретные предложения по укреплению боевой готовности войск и воинской дисциплины. Своими отвагой, мужеством, принципиальностью работники Смерш завоевывали авторитет и уважение у командования и личного состава войск.
* * *
На одной из встреч в Совете ветеранов автору пришлось подробно расспросить генерала Иванова о деятельности забытого военного контрразведчика генерал-майора Н.Г. Кравченко – о его службе в послевоенный период в Германии. Автор в это время писал о нем книгу «СМЕРШ в Тегеране».
– Леонид Георгиевич, вам что-либо говорит имя – Николай Григорьевич Кравченко? – поинтересовался автор.
– А как же. Это был мой начальник во время службы в послевоенной Германии. Находился на должности заместителя начальника Управления Смерш НКО СССР наших войск. Тогда она называлась Группой советских оккупационных войск в Германии, а если кратко, – ГСОВГ. Кстати, это он принимал активное участие в аресте немецкой агентуры в Иране во время проведения международной Тегеранской конференции в конце 1943 года и спас жизнь трем главам стран – участниц этой встречи, так называемой «Большой тройки»: Сталину, Рузвельту и Черчиллю. Именно за эту работу Сталин присвоил подполковнику Смерша Николаю Григорьевичу Кравченко, в том числе и по просьбе союзников, звание генерал-майора.
– Как вы можете его охарактеризовать?
– Опытный профессионал-контрразведчик. С ним легко было работать. Он глубоко вникал в тонкости нашего ремесла. Принимал участие в разработке планов операций и нередко сам участвовал в агентурно-оперативных мероприятиях. Толковый был мужик – скромный, не повышающий голоса на подчиненного. В Германии он познакомился со своей гражданской женой – советской актрисой Цесарской. Кстати, она в 1930 году первой снялась в роли Аксиньи в экранизации романа Михаила Шолохова «Тихий Дон». Любила она ездить с концертами в Германию. Кравченко ее одаривал дорогими подарками, которые актриса увозила в Москву. Любил ее и Шолохов.
После смерти Сталина Хрущев, ставший у руля нашего государства, пытался «коварством стереть с обшлагов своих пиджаков и мундиров пролитую им кровь жертв на Украине и в Москве, стал проводить политику десталинизации с развенчанием культа личности вождя. Он приказал уволить Кравченко с должности начальника Особого отдела КГБ по
Прикарпатскому военному округу, лишил его занимаемой квартиры во Львове и заставил финансистов срезать 50 % пенсии заслуженному фронтовику.
– За какие такие грехи он это сделал?
– За то, что спас жизнь Сталину, Рузвельту и Черчиллю и в связи с этим был высоко поощрен лично Верховным Главнокомандующим.
– А дальше как сложилась его жизнь?
– Униженный фронтовик поехал к жене в Москву за советом, что делать и как выстроить в дальнейшем свою, естественно, с нею жизнь. Она ему ответила: «У меня, Николай, другие планы!»
Стал ветеран не нужен фурии, которую годами одаривал дорогими подарками, а та великолепно играла роль его возлюбленной. Никакого, конечно, глубокого чувства к Николаю Григорьевичу у нее не было, а была чистая корысть. А как известно, потребительство – это один из самых верных способов уничтожить всякие отношения. Неискренность должен был заметить мой начальник, но не заметил. Если женщина ведет себя странно и на голубом глазу заявляет: «Ты мне нравишься, но не хочу тебя обнадеживать», значит, она уже все решила.
Потом он из Львова уехал в Калининград к сестре, ютился в коммуналке. Переживал свое незаслуженное увольнение и вскоре ушел из жизни…
Леонид Георгиевич рассказал автору несколько конкретных эпизодов совместной работы с генералом Кравченко, которые легли в основу его работы в Германии на страницы книги «СМЕРШ в Тегеране». Этих материалов о Кравченко нигде нельзя было найти. Леониду Георгиевичу автор обязан этим и другим интересным данным, которые уложились в целую главу. Автор поражался цепкой памяти собеседника, а ведь тогда ему уже было под девяносто, и подумалось, что именно таких, как он, не мог одолеть ни открытый враг в лице солдат вермахта, ни тайный враг в лице абвера и СД РСХА в период Великой Отечественной войны. Поэтому новому поколению военных контрразведчиков есть с кого брать пример. Это были настоящие «сталинские волкодавы» по отношению к тайному противнику, который в начале войны был такой же силы, как и вермахт со своим грозным планом «Барбаросса».
* * *
Общение с генералом Ивановым в перерывах между совещаниями в Совете ветеранов в период праздничных мероприятий заставляло прислушиваться к каждому его слову. Потому что оно, это его Слово, давало возможность выйти порой на такие просторы обобщений, сказанные им всего лишь одной короткой фразой, что можно было, исходя из фронтовых сюжетов, писать рассказы и повести.
А с появлением книги Леонида Георгиевича «Правда о «СМЕРШ» автор после ее прочтения понял, что перед ним лежит правдивая летопись его коллеги, только из отряда более старшего поколения. На триста двадцати одной странице книги-исповеди Иванов разложил на составляющие все 1418 дней и ночей Великой битвы советского народа через призму военного контрразведчика – сотрудника особых отделов, а затем офицера ВКР Смерш НКО СССР.
Автор понял, что эта книга – своеобразная история войны, увиденная пытливыми глазами рядового уполномоченного военной контрразведки. Он вместе с войсками топал по тверди и плыл по воде; бежал с воинами в контратаку и таился в засаде, чтобы обезвредить тайного врага; мок в раскисшем от дождей глиноземе окопов и траншей и изнывал от жажды в степных просторах Крыма, Ростова-на-Дону и Сталинграда…
Леонид Георгиевич тяжело переживал предательский распад гнезда советских народов – СССР. Больше чем уверен: если бы такие люди, как генерал-майор Иванов, стояли у руля Комитета государственной безопасности, наша общая Родина была бы сохранена. Эти люди не дали бы мутантам и перерожденцам опаскудить и разломать наше прошлое, растоптанное, разорванное на куски властолюбцами от политики. За него сражались и гибли миллионы советских воинов, все тогда воевали: кто на фронте, кто в тылу! Все национальности Страны Советов в одном порыве били врага. Поэтому против «пришельцев» встала вся многонациональная страна – все превратились в защитников – кто в Красной армии, кто в партизанах, а кто на заводах и фабриках!
– Нынче Советский Союз взорван, – говорил боевой генерал, – Германия объединена и делает все более уверенные и последовательные реваншистские шаги. Официальная же Россия, смущенно улыбаясь, пытается обустроить газпромовский бизнес и предпочитает не замечать летящую на нее грязь. Слава богу, что мы хоть не пытаемся больше дирижировать мелкими немецкими оркестрами.
Леонид Георгиевич создал вместе с супругой Полиной Ивановной, повстречавшейся на фронте, здоровую семью с двумя гренадерами, такими же высокими, крепкими, как и их отец, сыновьями – Юрием и Вячеславом, ставшими последователями нелегкой дороги отца. Оба эти ратника служат России в звании полковников.
Когда Леонида Георгиевича однажды автор спросил, не сожалеет ли он о пройденном пути, ответ был однозначен:
– Я с удовольствием бы повторил его!
В этом весь как есть и боевой генерал, и честный человек…
После общения с ним, после услышанных отзывов о нем от сослуживцев, после прочитанной несколько раз его книги «Правда о «СМЕРШ» автор решил, что обязательно напишет свое видение этого человека, которого приняли душа и сердце. Напишет, пройдясь по его тернистым дорогам и используя его воспоминания как утверждения высшей пробы о Правде войны, увиденной его глазами, услышанной его слухом и перемолотой жерновами его мыслей. Писать настоящую книгу помогали автору и ответы на его вопросы гуру и письменные предложения – воспоминания генерала, из которых нельзя было выбросить ни одной строчки – терялся бы смысл!
С уходом из жизни супруги Полины Ивановны – лебедушки нашего героя – вскоре покинул землю и Леонид Георгиевич. Наверное, преданное сердце не могло выдержать одиночества!
Царство им небесное!
Но для его учеников Леонид Георгиевич – смелый и чистый гуру, которому они верили и верят. Он будет жить в наших сердцах, пока будут живы и они. А в памяти коллег он останется вечным! Эти люди штучного изготовления. И делали они себя такими сами!
Парень из Чернавки
Спокойная умиротворяющая прелесть реки Вороны не осталась незамеченной людьми: на ее берегах немало усадеб семейств, известных в русской истории: Нарышкиных, Горчаковых, Чичериных, Державиных…
Л.Г. ИвановРодился Леонид Георгиевич Иванов на Тамбовщине. В своей автобиографической главе «Тамбовские корни» в книге «Правда о «СМЕРШ» он писал:
«Я родился при форс-мажорных обстоятельствах, во время налета банды атамана Антонова на село Чернавна в Тамбовской губернии, 18 августа 1918 года. Мать моя заслышала крики и выстрелы, поспешила с поля домой, но не дошла – я помешал ей своим появлением на свет прямо во дворе отцовского дома».
Это время было отмечено гражданской бойней практически на всей территории Российской империи. Тамбовщину цивильная сшибка коснулась тоже, и называлась она «тамбовским восстанием». Это было одно из крупнейших восстаний крестьян во время Гражданской войны. Еще его называют «антоновщиной» – по фамилии одного из руководителей восстания, начальника штаба 2-й повстанческой армии, члена партии эсеров Александра Антонова. Главой же восстания был некий Петр Токмаков. Он командовал Объединенной партизанской армией и являлся председателем Союза трудового крестьянства (СТК).
Это было страшное время. Ни одна страна в то послевоенное время (имеется в виду окончание Первой мировой войны
с постепенным наплывом Гражданской) не переносила подобного опустошения. Английский писатель Герберт Уэллс воскликнет, оценивая это время в России: «История не знала еще такой грандиозной катастрофы!»
За годы Второй мировой войны из-за потерь в людях и утраты многих земель, согласно Брестскому миру, население России сократилось до неполных 137 миллионов человек. Было уничтожено свыше четверти национального богатства страны. Города обезлюдели, села опустели. Мужиков выбили войны. Без движения стояли затопленные или разрушенные шахты Донбасса, нефтяные промыслы Кавказа. Обнаружилась нехватка топлива. Транспорт лихорадило, поэтому ухудшилась доставка хлеба. Нищета, голод и холод стали настоящими хозяевами в селах и на хуторах.
При большевиках крестьян на Тамбовщине, как и по всей России, лишили всяческих политических и экономических прав. Власти запретили торговать хлебом, то есть зерном, и стали забирать его силой – продразверстками и открытыми наскоками. За хлебом ездили заготовители в села, как к себе домой. Поэтому зимой 1920 года кризис власти в деревне приобрел тяжелые, если не тяжелейшие формы. Относительная близость Тамбовской губернии к центру и ее удаленность от фронтов предопределили широкий размах деятельности продотрядов. Их активная работа вызывала у местного крестьянства недовольство, непонимание методов насильственного отбора хлеба путем элементарной экспроприации.
Мятеж тамбовских крестьян из-за малолетства (нашему герою было всего два с половиной года) не оставил четкого следа в его памяти. А вот рассказы взрослых и знакомство позже с исторической литературой о подавлении восстания в 1921 году молодым и полным амбиций мечтателем стать «красным Наполеоном» – М.Н. Тухачевским воспринимались генералом с сожалением.
Итак, в 1920 году в Тамбовской губернии вспыхнуло антибольшевистское восстание. Крестьяне, измученные продразверсткой и тяготами Гражданской войны, выступили с оружием в руках против новой власти. Весной 1921 года ленинское Политбюро назначило Тухачевского командующим войсками Тамбовской губернии. 12 июня того же года вышел его приказ за № 0116 о применении… удушающих газов против повстанцев.
Автор нашел этот приказ:
«Остатки разбитых банд и отдельные бандиты, сбежавшие из деревень, где восстановлена советская власть, собираются в лесах и оттуда производят набеги на мирных жителей.
Для немедленной очистки лесов приказываю:
1. Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми удушливыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось.
2. Инспектору артиллерии немедленно подать на места потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов.
3. Начальникам боевых участков настойчиво и энергично выполнять настоящий приказ.
4. О принятых мерах донести.
Командующий войсками Тухачевский Начштаба Какурин».Разве могли забыть крестьяне Тамбовщины эту античеловеческую выходку «красного Бонапарта»? Наверное, нет! Гибли не только восставшие, но и мирные жители, и их дети и внуки – газ не щадил никого…
* * *
Не полных десять лет семья Ивановых жила в селе Чернавка, расположенном в относительной близости к живописнейшей реке под названием Ворона. Русло ее не широкое, извилистое, течение спокойное. Окрест было много рукотворных прудов и созданных природой озер. Правый берег реки обрывистый. Почти на всем протяжении по склонам русла, на пойме, террасах, на крутом правом берегу росли леса: сосняки, березовые рощицы, ивы, вязы, лесной орешник – лещина. В воде – рогоз, ежеголовник, кувшинки, стрелолист. Река баловала местных рыбаков своими дарами – рыбой. Ловили ее и удочками, и вершами, и сетями-трех-стенками, или путанками. Кто во что горазд.
Однажды Леонид встал раненько и с другом пошел «на рыбный промысел». Целый день проторчал у реки – удача не сопутствовала мальчишке в тот день. Ивовый кукан оказался пустой. И тогда друг сжалился над ним и отдал ему самую большую рыбину. Это был приличный по размеру подлещик.
– Я нанизал его на ивовый прутик и обрадованный принес домой, – поведал Леонид Георгиевич.
– Сказали, что сам и поймал?
– Нет, маме Александре Андреевной признался, что друг поделился.
– Ничего, сынок, в другой раз поймаешь, – успокоила мать.
Но в этом поступке автор уловил то христианское начало моральной чистоты, ту честность, которая пускала корни в юной душе, отторгавшей малейшую ложь. Кривить душой матери он не посмел. Это качество Леонид Георгиевич пронес по всем большакам нелегкой ратной жизни. Враки, вранье, нечестность как принцип жизни он органически не терпел. Он считал, что ложный принцип – это скверные дрожжи, которые даже в малом количестве портят все тесто. Это его образное выражение автор записал в блокнот.
– Ну а дальше, Леонид Георгиевич, были ли удачи на рыбной ловле?
– Конечно, как и в самой жизни, одних взлетов и одних падений не бывает, – ответил он. – Бывали случаи, что куканы не выдерживали – ломались. Дома радовались таким успехам. Часто ходил на рыбалку и с отцом Георгием Федоровичем, и с братьями Александром и Иваном. У меня было три брата и две сестры. Думаю, что мама от такого улова была не в восторге: чистить рыбу приходилось ей. Дом наш, все немудреное хозяйство целиком держались на матери…
«Александра Андреевна, – напишет потом Л.Г. Иванов в своей книге, – была высокая энергичная женщина, красивая в молодости, активная в жизни, но не получившая не то что образования, но даже азов грамотности. Трудолюбивая, упорная, с яркой речью, она была примером для всех нас и в детстве, и позднее».
И вот тут автор поймал себя на мысли – свою родительницу герой наш охарактеризовал эпитетом «с яркой речью» – вот откуда у него живая и образная речь. Говоря с теплотой о матери, вспомнились взгляды русского поэта Сергея Есенина, выраженные в стихотворении «Письмо матери». Одни и те же перепевы искренности и уважения стихотворца и будущего генерала.
* * *
Когда Леониду еще не исполнилось и десяти лет, семья Ивановых переехала в поселок городского типа Инжавино – в купленный родителями у монашек крошечный домик с соломенной «потертой временем» крышей и старым садом, в котором росли сливы, яблони, груши и вишни. Эта избушка напоминала украинскую хату-мазанку, только с бревенчатой пристройкой для кладовки. Иногда в таких «пристроях» держали домашних животных: коз, овечек, поросят и даже отелившихся коров с телятами.
Сейчас Инжавино – поселок городского типа России областного подчинения, административный центр Инжавинского района Тамбовской области. Он находился и находится на расстоянии: по трассе в 105, а по прямой – в 84 километрах от областного центра.
Работали родители и дети в Инжавино на земле денно и нощно, как и в Чернавке. Леонид всегда не только откликался на просьбы родителей помочь в каком-то деле, но и сам предлагал свои услуги. Когда автор прочитал в его книге «Правда о «СМЕРШ», что он пареньком молодил цепом, ему вспомнилась картина и своего детства.
Приезжая с родителями в деревню Москаливка, что на Сумщине – восток Украины, – к родственникам, и он испытал труд молотьбы пшеницы и ржи. На гумне – огороженном участке утоптанной земли – выкладывали «солнышко» из снопов пшеницы, ржи или овса колосками к центру. И крестьяне включались в работу цепами. По-разному называли это примитивное орудие для обмолота: молотило, бич, дубина, подвижно связанных полосками свежей, только что выделанной кожи – «сирицой» с концами палок: двухметровой рукояткой и рабочей частью до 80 сантиметров, ударяющей по колоскам. Это труд для сильных и выносливых мужиков.
Так вот, когда автору довелось помогать в молотьбе, пот градом сыпался, плечо начинало ныть после нескольких десятков ударов. Кроме всего прочего, если молотили в три цепа, нужно было успевать ударить по «солнышку» в момент, когда партнеры поднимали «било» вверх для подготовки нового очередного удара. Поэтому автору понятен этот тяжкий труд, в котором участвовал восьмилетний Леонид.
* * *
Советская власть, по воспоминаниям нашего героя, не столько заставляла учиться, сколько прививала желание это делать во имя будущей интересной жизни. По рассказам Леонида Георгиевича, в небольшом поселке учителя в школе очень серьезно относились к преподаванию. Эти сеятели добра и знаний занимались бесплатно с отстающими учениками. О плате не могло быть и речи. В небольшой сельской школе был свой крохотный спортивный зал, даже с гимнастическими снарядами. Действовали драмкружок и разные секции. Девчонки учились вышиванию, кройке и шитью. Мальчишки занимались в спортивных секциях и разных технических кружках. В свободное время, если оно случалось, играли в лапту, чижа, ловили «на круги» раков.
Куда это все сегодня подевалось? Везде деньги, деньги, деньги!
Со слов Леонида Георгиевича, мать часто наставляла его такими словами: «Будешь большим, сынок, никогда не зарься на чужое добро, лучше отдай свое. Будь всегда честным и порядочным». Этот наказ матери он старался выполнять в течение всей своей жизни. А потом он сказал:
– Сегодня, оглядываясь на прожитую жизнь, думаю, что своим желанием учиться, своим усердием в учебе я прежде всего обязан матери – Александре Андреевне.
А дальше он подчеркивал, что учиться было голодно, но советская власть нашла уже тогда, в тридцатые годы, возможность давать «чечевичный суп и сладкий чай – бесплатно». Заметьте – опять бесплатно. Конфеты впервые наш герой увидел в десятую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции – их привезли в школу и раздали ученикам.
Среднюю школу в Инжавино Леонид окончил с отличием и по рекомендации брата Ивана и его друга поехал поступать в Москву в технический вуз в далеком и страшном тридцать седьмом году с тринадцатью рублями собственных денег в кармане. И поступил! Вот что значит воля к знаниям! Все тогда стремились учиться своему любимому делу и находили такие места – преимущественно в больших городах.
Академия связи
Академия связи располагалась тогда на шоссе Энтузиастов, в доме 109 А, неподалеку от завода «Компрессор». Как окончившего школу с отличием, меня приняли в академию без экзаменов, дали бесплатное место в общежитии и стипендию – 150 рублей. Этих денег хватало на скромное, порой полуголодное, но в целом безбедное существование.
Л.Г. ИвановАкадемия связи в то время носила имя В.Н. Подбельского. Несколько слов об этом революционере, прожившем до обидного мало, – всего 32 года. Думается, Леонид Иванов не случайно выбрал именно этот вуз. Дело в том, что Подбельский (1887–1920) был его земляком по учебе в Тамбове, хотя родился в Якутской губернии в семье ссыльных революционеров. В 1900 году в тринадцать лет он поступил в Тамбовскую гимназию, где скоро подключился к подпольной работе, а с 1905 года стал членом РСДРП. В 1906 году, опасаясь ареста, уехал во Францию, но через год по заданию ЦК партии нелегально вернулся в Россию. Получив запрет на проживание в Тамбовской губернии, поселился в Саратове. В октябре 1917 года он становится одним из руководителей вооруженного восстания в Москве. Последние годы жизни с 1918 по 1920-й возглавлял Народный комиссариат почт и телеграфов РСФСР.
История этого вуза такова. В феврале 1921 года на базе электротехникума народной связи был образован Электротехнический институт народной связи им. В.Н. Подбельского, а с весны 1931 года институт стал называться Инженерно-технической академией связи (ИТАС) им. В.Н. Подбельского. Кстати, она была создана по инициативе маршала М.Н. Тухачевского. Сегодня академия называется
Московский технический университет связи и информатики (МТУСИ). Это был сугубо гражданский вуз, не надо путать с Военной академией связи им. С.М. Буденного. Стипендии в 150 рублей вполне хватало на житье и пропитание, если учесть, что обед из трех блюд тогда в столовой стоил чуть больше рубля.
Студент Леонид Иванов был поражен щедростью государства и дал себе слово оправдать доверие родителей и школьных учителей, прилежно учиться. Он даже раздражал некоторых преподавателей академии глубиной своих расспросов в стремлении «докопаться до истины», «познать суть вещей», «найти искомые данные». Особенно интересны тогда были занятия с телеграфом, радиотелеграфом, телефоном. Точной и изящной казалась сигнальная связь: ракеты и флажки, фонари и сирены. Все это было, выражаясь современным языком, было для него ноу-хау – инновационным, завораживающе новым.
– Воспринимали ли вы тридцать седьмой, «ежовский год», – годом репрессий? Чем он вам запомнился? – поинтересовался автор.
– Мы его особо не ощущали. А запомнился он подготовкой к участию в ноябрьском Параде 1937 года на Красной площади, где мне выпал нелегкий жребий правофлангового из-за высокого роста. Я был выше других сокурсников.
– Чем же эта подготовка характеризовалась?
– Учились ходить «качественно», строевым шагом. А когда проходили мимо Мавзолея, правофланговый смотрел прямо, а мне хотелось все скосить вправо – разглядеть стоявших на трибуне Мавзолея первых лиц государства – наших вождей. Они для нас были небожителями. Приезжал к нам – участникам парада – с инспекцией легендарный герой Гражданской войны Семен Михайлович Буденный. Он, помню, остался доволен строевой подготовкой, одобрил наши мероприятия, запросто разговаривал с нами, много шутил. Он не держал собеседника на расстоянии, а приближал его расспросами к себе.
– Ну а все же, как удалось вам разглядеть кого-то из вождей?
– Как ни странно, удалось без поворота головы. При подходе к Мавзолею я боковым зрением разглядел на трибуне Сталина и Молотова.
– А прошли-то как?
– Нам сказали – успешно…
– А как вы попали в органы госбезопасности?
– Это случилось в 1939 году. Учился я хорошо – вообще учеба давалась легко. Память была хорошей, как у каждого молодого человека. Поведение было тоже отличное. Много читал художественной и специальной литературы – благо библиотека в академии была приличная. Приглянулся начальству… И вдруг меня пригласил к себе в кабинет на беседу неизвестный чиновник. Оказался он оперативным работником НКВД, обслуживавшим нашу академию. Разговор касался разных жизненных тем, в том числе и политических. В конце беседы опешил меня. Неожиданно стал предлагать работу в органах госбезопасности. Я поначалу отнекивался, напирая на повышенный интерес к физике и желание получить диплом с высшим образованием.
– Какие же доводы у него были?
– Простые: ты комсомолец и должен понимать обстоятельства в стране и на международной арене. Банда Ежова разгромлена, у руля НКВД верный ученик и соратник Сталина – Лаврентий Павлович Берия. Он наведет порядок. Страна ждет перемен. Люди истосковались по порядку. Служба в органах госбезопасности сегодня крайне востребована, а потому патриотична…
* * *
Надо отметить, что на дачу согласия пойти работать в органы госбезопасности повлияло секретное постановление ЦК ВКП(б) за подписью И. Сталина, отдельные положения из которого чекист привел Леониду Георгиевичу. В нем, в частности, говорилось, что в стране проходили незаконные массовые аресты. Арестовывали подчас невинных людей, применяя незаконные методы следствия. Предлагалось незаконно задержанных и осужденных освободить, а виновных в репрессиях оперативных работников привлечь к ответственности, строго наказать, дабы другим неповадно было заниматься подобным. Кроме того, ставилась задача – «перетряхнуть и освежить кадры», пополнить их молодыми сотрудниками за счет студентов и слушателей соответственно гражданских и военных вузов страны.
Обратимся к статистике. При Ежове, если в период 1937–1938 годов за контрреволюционные преступления (ст. 58 УК РСФСР) были арестованы и осуждены 1 372 392 человека, то за 1939 год – только 63 889, то есть в 21,5 раза меньше. Конечно, эти цифры открылись в архивах недавно, и их не могли знать тогда ни кандидат на работу в чекистские органы, ни сам оперативный работник. После дачи согласия Леонид Георгиевич попрощался с академией…
– И куда вас направили на учебу? – поинтересовался автор.
– На Москву была разнарядка – направить в школы НКВД на обучение сто человек. В числе других попал и я. Из студента в цивильной одежонке я превратился в слушателя школы в военной форме: сапоги-хромачи, гимнастерка с накладными карманами, ремень и портупея, на рукаве чекистская эмблема – щит и меч. Тогда две военные профессии были привлекательны – летчики и чекисты. Мне, молодому человеку, как и многим моим сверстникам, такая форма нравилась. Многие ходили в ней и за пределами школы. В январе 1940 года я в ней приезжал к родителям в Инжавино. Осталась даже фотография того периода.
– Девчата, небось, засматривались на высокого, ладно скроенного красавца?
– Без ложной скромности отвечу утвердительно.
– А где располагалась школа?
– В Сиротском переулке. Здание было добротное, теплое, светлое, в нем царил образцовый порядок. Стипендия теперь у меня была вместо 150 – 450 рублей!
– Как эту сумму можно сопоставить со средней зарплатой по стране?
– Она была выше…
– Леонид Георгиевич, какое звание вы получили после окончания школы?
– Как единственному окончившему школу с отличием приказом наркома Лаврентия Берии мне было присвоено звание на ступень выше, чем остальным. Я получил три кубика в петлицу, а не два, став младшим лейтенантом госбезопасности, что соответствовало званию старшего лейтенанта в войсках Красной армии… Как лучшему выпускнику школы младшему лейтенанту госбезопасности предложили работу в управлении НКВД по городу Москве и Московской области. Но нужно было знать личность Леонида Иванова, чтоб предлагать ему столичную должность. Долг, честь и время требовали другого подхода к началу службы, иного поступка, чтобы окунуться в настоящую боевую работу. И он дал согласие выехать в места, где проходила освободительная миссия Красной армии, – на территориях Западной Украины, Белоруссии и Молдавии. Он вместе с войсками прибыл в Северную Буковину, ставшую теперь территорией Украинской ССР…
Северная Буковина
Украинские националисты были и остаются непримиримым и жестким противником, но, лишенные поддержки народа, они могут существовать и вести борьбу лишь при активной поддержке хозяев – австрийцев, немцев, а сегодня главным образом – американцев.
Л.Г. ИвановИтак, с войсками Красной армии Леонид Георгиевич оказался в Северной Буковине – части Черновицкой области Украины. На оперативную обстановку влияли исторические особенности региона. Каковы же они были? Это был клочок Галицкой Руси. Такое наименование восточнославянских земель Габсбургской монархии получило распространение в среде галицких русофилов, рассматривающих Восточную Галицию и другие «руськие», именно от слова «Русь», земли как неотъемлемую часть, как культурно-исторический сегмент единого русского мира.
Князь Даниил Галицкий был и остается героем русского народа. Именем его сына Льва назван крупнейший город Западной Украины – Львов. Сегодня там процветает русофобия, окрашенная радикальным воинствующим украинским национализмом. Эти земли в прошлом куда только не включались: и в Польское королевство, и в Молдавское княжество, и в Австрийскую и Австро-Венгерскую империи, и в Румынское королевство.
В конце XIX века территория современной Черновицкой области принадлежала сразу трем государствам: Австро-Венгрии, Королевской Румынии и Российской империи. На стыке трех государственных границ находился маленький городок под славянским названием Новоселица. Еврейский писатель
Шолом-Алейхем писал, что там один петух на три государства поет. Черновцы же начала XX века сравнивали с кораблем, экипаж которого был австрийским, пассажиры – евреи, а обслуживающий персонал состоял из украинцев. В городах большинство жило евреев, по деревням – украинцев.
Решением Верховного Совета СССР 7 июля 1940 года Северная Буковина вошла в состав Украинской ССР. Таким образом Советский Союз стал еще богаче своим главным оружием – территорией. Край предгорий Карпат состоял из лесов с ценными породами деревьев. Так в период правления Австро-Венгрии австрийские помещики метили здесь делянки и высаживали ценные породы деревьев: дуб, бук и граб. Управляющие внимательно следили за тем, чтобы со стороны местных крестьян не было самовольных порубок и потрав. Виновных нещадно били и судили.
Особенностью оперативной обстановки в Северной Буковине, как и вообще на территориях Западной Украины, являлась активная деятельность украинских буржуазных националистов. Образовав в 1929 году свою организацию под названием ОУН, они вели не только идеологическую обработку местного населения, но и стремились утвердить свои взгляды силой оружия. Оуновская идеология внедрялась последовательно и жестоко. Она подменяла понятие патриотизм понятием национализм. Главными ее опорами были безграмотность и забитость народа, который считал украинский национализм механизмом освобождения от чужой власти: австрийской, польской, советской. Один из руководителей ОУН Степан Бандера говорил, что его власть «будет жестокой и страшной». Так оно и получилось и в начале войны, и в ходе «войны после войны» – в 50-е годы прошлого столетия. ОУН хотела построить империалистическую Украину с националистической диктатурой. Сегодня эта власть после получения четверть века назад мирным путем «незалежности» Украины захватнически-диктаторским способом обосновалась в Киеве. К чему она привела и ведет страну – знает каждый и украинец, и россиянин.
Однако вернемся в 1940 год – год максимальной активности бандеровцев в оказании помощи своим новым друзьям – гитлеровцам. Поляки, евреи, русские, проживавшие на территории западных областей Украины, стали не только словесными мишенями для ОУН, а потом и УПА, – теперь в них стреляли пулями. Они всегда почитали силу, а поэтому и прогибались перед сильными мира сего: то австрийцами, то поляками, то немцами. Самостоятельно выстроить государство они никак не могли. Расцветала Украина только в границах Советской империи, которая давала возможность развитию промышленности и сельскому хозяйству с учетом благоприятных климатических условий, производственных мощностей и плодородных земель. Как-никак, 20 % мировых запасов чернозема имела и имеет Украина.
Леонид Георгиевич вспоминал:
«Организация украинских националистов… встретила нас во всеоружии: активное подполье, подготовленные в Г?рмании агенты и местные жители, согласившиеся сотрудничать с абвером. В большинстве своем эти люди были хорошо вооружены, имели надежную радиосвязь, наработанные и проверенные схемы подрывной и шпионской деятельности, практически неограниченные материальные средства, шедшие к ним с Запада».
* * *
И вот молодой офицер на первом самостоятельном участке чекистской деятельности. Леонида Георгиевича Иванова принял кадровик областного Управления НКВД, после чего состоялся приказ о назначении младшего лейтенанта помощником оперуполномоченного, а через два месяца он уже стал старшим оперуполномоченным. Приглянулся молодой работник руководству управления, и в конце 1940 года он был вновь назначен с повышением – заместителем начальника отделения СПО (секретно-политического отдела).
– Леонид Георгиевич, а чем занималось ваше отделение? – спросил автор.
– На отделение были возложены задачи по борьбе с еврейскими и украинскими националистами. Работа была боевая, активная. Мы вскрывали сионистские организации, которые вели антисоветскую пропаганду и главным образом боролись с организацией украинских националистов.
С началом Великой Отечественной войны оуновцы наносили большой ущерб тем, что перерезали линии связи, тем самым лишая командование Красной армии возможности управления войсками. В населенных пунктах из подвалов и чердаков они вели огонь по красноармейцам и советским командирам. Минировали мосты и железнодорожные пути, убивали активистов советской власти и чиновников партийно-советского руководства…
– Не могли бы вы вспомнить вашу первую крупную операцию по борьбе с бандитами?
– Все они были важными и крупными, потому что вязались двумя диаметрально противоположными понятиями – жизнь или смерть, жить или погибнуть.
Вот одна. Агентура нам сообщила, что на окраине Черновиц, так тогда назывался город, скрывается активный член ОУН, связанный с абвером, – он прошел специальную школу в Германии. Мне было поручено возглавить опергруппу из трех человек, задержать и допросить его.
А вот как Иванов эту операцию описал в книге «Правда о «СМЕРШ»:
«На рассвете на грузовой машине мы выехали для проведения этой операции. Оставили машину метров за триста до дома подозреваемого, чтобы шум мотора не спугнул оуновца. Мы осторожно, стараясь быть незаметными, подошли к одиноко стоявшему деревянному дому. Двух сотрудников я направил за дом, на огороды для перехвата – на случай побега оуновца в этом направлении. Сам пытался войти через главную дверь, которую никто не спешил открывать. В это время я услышал крики двух моих товарищей:
– Стой!
– Стой! Стрелять будем!
Я мигом выскочил за дом и увидел метрах в тридцати человека, бежавшего в сторону города. Крикнул товарищам, что нельзя дать ему уйти, и, выхватив маузер, сделал в сторону бежавшего несколько выстрелов. На звуки наших выстрелов из домов стали выбегать местные жители. Тут оуновец решительно развернулся в нашу сторону, выхватил оружие и открыл огонь. Первым же выстрелом он ранил в руку нашего офицера Устименко. Это внесло в наши действия некоторое смятение. Пока я подбежал к раненому и дал команду идти к машине, оуновец миновал нашу цепь и стремительно помчался к лесу. Мы побежали за ним, стреляя на ходу, но, к сожалению, все мимо. Слышу, наш оперработник Мневец кричит мне:
– У меня есть граната! Бросать?
– Конечно, бросай, – крикнул я.
Гранату эту мы называли, помнится, «мильса». Мневец сорвал чеку и швырнул гранату вслед бежавшему. Мы по неопытности при броске даже не залегли, а бежали дальше, вперед. Грянул взрыв, мимо со свистом пронеслись осколки, по счастью, никого из нас не задев. Оуновцу повезло меньше. После взрыва он упал и раненый стал вести по нам огонь из пистолета. Я велел своим товарищам залечь и вести огонь на поражение. У меня тогда был маузер. Я выстрелил и увидел, как возле лежавшего взметнулось облачко пыли от моей пули. Выстрелил еще раз, видимо, удачно. Оуновец замолк. Мы, торопясь, подбежали к нему: пуля попала ему в грудь, пистолет лежал рядом, рот раскрыт, глаза закачены, язык высунут, тело бьет озноб – предсмертная агония была короткой.
Я спросил у Колесникова:
– Откуда он выбежал?
Тот ответил, что из большого сарая, что стоит рядом с домом. Бегом мы вернулись к сараю, быстро осмотрели все помещения и на чердаке, на сеновале, обнаружили высокого дрожащего молодого человека. Обыскали его, но оружия не нашли. Отыскали его позднее в сене, так же как и боеприпасы, и немецкую радиостанцию «Телефункен». Спросили у юноши, кто он такой. Отвечает, заикаясь: студент черновицкого университета, здесь готовится к экзаменам. Все его слова оказались ложью. Убитый нами оуновец был агентом немецкой разведки, а задержанный «студент» – его связником».
Кстати, в 60-х годах военный контрразведчик майор Устименко продолжал службу в Шепетовском гарнизоне, где мы, слушатели Высшей школы КГБ при СМ СССР, стажировались в особых отделах соединений и гарнизонов войск Прикарпатского военного округа. Мой друг Тимофеев в Шепетовке – у Устименко, а я в Славуте – в дивизионном Особом отделе КГБ при СМ СССР, возглавляемом подполковником Чуватовым.
Это только одна из многих операций, проведенных Леонидом Георгиевичем на территории Западной Украины. Встречаться лицом к лицу с бандеровцами ему приходилось и в начале войны, и в конце. А то, что они держали нос по ветру – помогали фашистам, ясно как божий день. Они исповедовали принцип – к большему магниту прилипает меньший, а поэтому невольно тянулись к большей силе, надеясь, гитлеровцы позволят им выстроить «незалежную державу».
Однако 30 июня 1941 года во Львове получился крупный облом надеждам выстроить здание украинской государственности. Гитлер разогнал опереточное правительство Ярослава Стецко, а деньги на «видбудову украинской державы» прикарманил лукавый и вороватый Степан Бандера.
В том, что ОУН тесно сотрудничал с гитлеровцами, нет никаких сомнений, хотя сегодня необандеровцы и отрицают это. Обратимся к фактам. Архивы, как правило, не врут и нередко остаются несгоревшими. В показаниях по делу главных военных преступников – свидетеля полковника Эрвина Штольца установлено следующее. В соответствии с директивой ОКБ (верховное командование вооруженных сил Германии) от 6 ноября 1940 года руководитель абвера адмирал
Канарис в марте 1941 года дал указание начальнику «Абвер-2» – (диверсии и шантаж) генералу Эрвину фон Лахузену использовать агентуру из числа украинских националистов. Цель – разжигание национальной розни и сбор сведений о войсках Красной армии и промышленных объектах Советского Союза.
В частности, было дано приказание германским агентам Мельнику и Бандере сазу же после нападения Германии на Советский Союз организовать провокационные выступления с целью подрыва ближайшего тыла советских войск. А то, что члены ОУН служили Третьему рейху, – факт общеизвестный.
В «Акте провозглашения Украинского Государства», озвученного сподвижником Степана Бандеры Ярославом Стецко 30 июня 1941 года, говорилось: «Вновь создающееся Украинское Государство будет тесно взаимодействовать с национал-социалистической Велико-Германией, которая под руководством своего вождя Адольфа Гитлера создает новый порядок в Европе и в мире и помогает украинскому народу освободиться из-под московской оккупации». Эта цитата дана в ответ на старательные потуги современных «свидо-мых галичан» отмежеваться от сотрудничества ОУН с немецко-фашистскими поработителями славянства.
В такой обстановке проходили чекистские будни молодого офицера госбезопасности Леонида Георгиевича Иванова.
Война народная…
21 июня, в субботу, на перекладных я покинул Черновицы, выехав в направлении государственной границы. Надо было нелегально переправить своего агента на сопредельную территорию…
Л.Г. ИвановЗа день до вероломного нападения Германии на СССР оперативная служба потребовала выезда заместителя начальника отделения Управления НКВД по Черновицкой области Леонида Иванова на погранзаставу. Цель отражена выше в эпиграфе. Как было тогда, да и после, эта неприятная традиция долго сопровождала оперативных уполномоченных. Оперативник имел в лучшем случае мотоцикл, а то и его трудно было найти. Надо было просить «колеса» у командования. Поэтому транспортные проблемы решались непросто. Пока добрался до заставы, пришлось остановить несколько попутных машин, где за деньги, где просто так, «за спасибо», приближаться к цели поездки. Последние полдесятка километров оперативник добирался «пешадралом». Но на то и молодость, чтобы выдерживать перегрузки, – она дала силы преодолеть расстояние незаметно быстро. Кроме того, радовал окоем – стояла звенящая тишина, изредка нарушаемая стрекотом кузнечиков в траве и пением невидимых пташек в зеленых кучерях дерев и мелодичным журчанием бурного горного ручья. Благоухали тисовые и буковые рощи, раздаривая желанную прохладу солнечному полудню.
Через час ходьбы контрразведчик был уже на заставе. Встретился с командиром пограничников, как оказалось потом, мужественным, ответственным и толковым человеком.
Он пригласил Леонида Иванова в кабинет. Для более точного воспроизведения начала войны приведу дословное ее описание генералом Ивановым:
«– У тебя здесь и служба, и курорт. Красота и тишина.
Грустно улыбнувшись, командир внимательно посмотрел на меня:
– Тишина эта ненадолго, понимаешь сам. А красота, даст бог, останется.
Вечером мы засиделись с ним, обсуждая детали грядущей переброски, легли спать за полночь. А ночью, часа в три, меня разбудил дежурный:
– Вставайте, товарищ старший лейтенант… Нарушители!
Быстро одевшись и выйдя из домика, я услышал звуки далекой стрельбы, частой и одиночной. Несколько резких выстрелов прозвучали совсем рядом».
Вот так началась для молодого оперативника Великая Отечественная война, на которой ему довелось пройти, проползти, пробежать, переплыть, проехать от начала до конца все 1418 беспокойных дней и ночей.
Обстановка быстро накалялась. Было видно на фоне сереющего неба и еще не погасшей луны, как группа нарушителей переваливалась через горный хребет. Леонид Георгиевич оказался на небольшой вершине в недавно сооруженном ДЗОТе. Нашлось и оружие – пограничники вручили автоматическую винтовку Симонова – АВС-36. Цифра говорила, что это четырехкилограммовая винтовка образца 1936 года. Прицельная дальность до полутора тысяч метров позволяла вести как одиночный, так и автоматический огонь. Магазин емкостью в 15 патронов заменялся легко и удобно. Слабостью ее было то, что она не терпела грязи, что во фронтовых условиях явилось существенной помехой. Старший лейтенант госбезопасности все тонкости этой винтовки знал, так как в ходе учебы и непродолжительной службы часто стрелял из нее в тире на соревнованиях. Хорошо изучил ее матермальную часть. Мог с завязанными глазами ее разобрать и собрать.
На заставе пришлось сражаться с противником, как потом оказалось – румынами, – несколько дней. Счет первым победам над врагом открыл старший лейтенант здесь, на заставе. Не одного непрошенного гостя поразили пули, выпущенные из «эсвээсовского» ствола. Это был почин в открытой войне с противником. Впереди открывалась для недавно ставшего военного контрразведчика другая форма борьбы – борьба стайным врагом.
Вскоре старшего лейтенанта отозвало руководство Управления НКВД в Черновицы, а 30 июня 1941 года все областное управление эвакуировалось в тыл страны. Леонид Георгиевич не захотел отправляться с коллегами внутрь страны, он рвался на фронт, ибо только там видел свое предназначение. В Черновицах он упросил руководство управления направить его на службу в органы военной контрразведки. Начальство пошло навстречу пожеланиям оперативника. Просьбу офицера удовлетворили безо всяких кадровых проволочек, и он получил распоряжение убыть в Одессу, в Особый отдел НКВД СССР по Одесскому военному округу.
* * *
Когда старший лейтенант Леонид Иванов добирался до Одессы, война стремительно приближалась к этому городу. Голова переполнялась, а потом калилась от мыслей о будущих сражениях с сильным, особенно в техническом плане, противником. Но патриотическое чувство успокаивало тем, что на защиту Отечества встала «непобедимая и легендарная» Красная армия. У страны была еще и другая ее защитница-территория. Огромные пространства играли положительную роль для обороняющегося СССР.
Важным показателем Отчизны было и осознание того, что страна одолеет врага численностью 195 миллионов в СССР против 70 миллионов в Германии. Одолеет закалкой, мужеством и неприхотливостью советских солдат. Одолеет при помощи нашей природной непредсказуемости. Во многом так и вышло, однако сначала надо было отступить и еще долго отступать. Враг сжал пружину нашего сопротивления до предела. И все же держать ее в таком состоянии не хватило ни духу, ни силенок – она распрямилась и с силой огромной отдачи ударила по тому, кто ее создавал и направил против россиян. Да, но для этого надо было отступить до Волги, а потом создать мышеловку для 6-й полевой армии вермахта, пленить ее командующего фельдмаршала Паулюса с его генералами и начать отсчет великому контрнаступлению теперь уже в сторону Берлина.
Ко времени нападения Германии на Советский Союз Третий рейх задействовал заводы почти всей Центральной Европы. Гитлеру не терпелось поскорее начать войну с Советской Россией. Интересно в этом отношении письмо Гитлера Муссолини за день до германского вероломства, датированное 21 июня 1941 года:
«Дуче!
Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда длившиеся месяцами тяжелые раздумья, а также вечное нервное выжидание закончились принятием самого трудного в моей жизни решения.
Я полагаю, что не вправе больше терпеть положение после доклада мне последней карты с обстановкой в России, а также после ознакомления с многочисленными другими донесениями.
Я прежде всего считаю, что уже нет иного пути для устранения этой опасности. Дальнейшее выжидание приведет, самое позднее, в этом или следующем году к гибельным последствиям…»
Фюрер даже тут солгал своему союзнику – германские войска уже стояли у границ Украины и Белоруссии, чтобы на следующее утро ворваться в чужую ненавистную им страну – Советскую Россию.
Конечно, Леонид Георгиевич не знал того, что Германия и СССР тщательно готовились к войне. С января 1941 года этот процесс вступил в заключительную стадию, что делало начало советско-германской войны неизбежным именно в 1941 году, кто бы ни был ее инициатором. К сожалению, практически все эти документы – советские военные планы – остаются секретными, и вряд ли историки в скором времени получат доступ к ним для их детального исследования. Но это другая тема.
Книга посвящена солдату Красной империи Леониду Георгиевичу Иванову – крепежному винтику в огромной машине сопротивления ненавистному врагу.
Когда пришлось консультироваться с генерал-майором Ивановым по поводу написания автором книги о деятельности другого генерал-майора Н.Г. Кравченко «СМЕРШ в Тегеране», то он поведал следующее.
Прибыв в конце июня 1941 года в Особый отдел НКВД Одесского военного округа, он мог встречаться со своим старшим товарищем – начальником 1-го отделения Особого отдела этого округа, вскоре избранным секретарем партбюро отдела майором Кравченко – украинцем-казаком, таким же высоким, как и он, черноволосым брюнетом. Он мог его видеть в Одессе.
Вскоре Николая Григорьевича Кравченко отозвали в Москву. После проведения с ним кадровиками и направленца-ми беседы его отправили заместителем начальника Особого отдела НКВД 34-й армии Северо-Западного фронта – в настоящее пекло под Старую Руссу и в район Демянского котла Северо-Западного фронта. Здесь будущий послевоенный начальник Л.Г. Иванова Н.Г. Кравченко получит тяжелое ранение. Встретятся они только после войны в Германии. Но об этом несколько ниже. Им надо было пройти через все военное лихолетья и остаться живыми.
Одесса в огне
Из Черновцов мне было приказано прибыть сначала в Кировоград, а затем в Одессу. С попутным транспортом, самым разным – гужевым, автомобильным и железнодорожным, за несколько дней этот приказ удалось выполнить.
Л.Г. ИвановРазве мог Леонид Георгиевич предположить, что в конце его длинного жизненного пути он встретиться с новым огнем в Одессе. Его разожгут знакомые ему не понаслышке украинские националисты – необандеровцы начала третьего тысячелетия. Они сожгут под влиянием своих человеконенавистнических убеждений десятки ни в чем не повинных своих соотечественников, отличающихся от них другими мыслями о мирном переустройстве Украины. Устроят в Доме профсоюзов одесскую Хатынь.
Однако вернемся к дальнейшей фронтовой одиссее старшего лейтенанта госбезопасности Иванова к выполнению функций военного контрразведчика. Послушаем его:
– Когда я был в Кировограде, со мной произошел забавный случай. Дело в том, что вскоре после начала войны в советской печати появились сообщения о том, что немецкая разведка засылает в наш тыл шпионов в форме сотрудников НКВД, статьи призывали граждан к бдительности. Так вот, находясь в Кировограде, я чем-то вызвал подозрения местных жителей. Думаю, подозрения основывались на том, что я был в новой форме сотрудника НКВД и отличался внешним видом от местных работников. Группа граждан, обступив меня, стала кричать, что я немецкий шпион – лазутчик, что меня надо не то отвести в областное Управление НКВД, не то разобраться со мной на месте – разоружить и тут же пристрелить. Ни мой максимально грозный вид, ни зычный командный голос, ни револьвер, который, правда, не удалось достать, не повлияли на бдительных товарищей…
К счастью, мимо проходил местный офицер НКВД, который знал о группе, прибывшей из Черновцов, и видел меня в здании управления. Он сказал присутствующим, что я задержан, то есть должен следовать за ним в здание управления. Я обменялся со своими преследователями недобрыми взглядами – они были явно разочарованы таким исходом событий. Некоторые граждане, по всей видимости самые бдительные, последовали за нами. У дверей я показал охраннику пропуск, тот внимательно проверил его и, обратившись к оставшейся небольшой группе моих преследователей, сказал, что пропуск настоящий, а я действительно сотрудник НКВД.
Как мне потом стало известно, в некоторых городах были случаи задержания наших сотрудников. Допускаю, что к некоторым этим случаям прикладывала руку немецкая разведка. Такая обстановка, конечно же, осложняла работу оперативных органов по поиску действительных немецких шпионов…
В Одессу Леонид Георгиевич прибыл в середине июля сорок первого. Ничего еще не напоминало войны: работали магазины, кафе, кинотеатры. Были полны людьми песчаная коса Лузановки и Приморский бульвар. На улицах города продавались мороженое и газировка, спасавшие от жары и жажды. В городе стояли знойные дни. Камень, накаленный солнцем, отдавал свою энергию. Близость моря поднимала влажность, которая удесятеряла стоящий зной. Люди прятались под сенью густых крон деревьев и в тени разных строений.
Но через несколько дней пребывания в Одессе, а точнее – 22 июля, город начала обрабатывать немецкая авиация. Асам люфтваффе Геринга удалось разбомбить в городе несколько важных зданий и объектов:
– было повреждено здание обкома партии;
– некоторые портовые сооружения;
– подъездные железнодорожные пути;
– городская водонапорная башня;
– штаб Приморской армии, расположенный глубоко в подземном хранилище пивоваренного завода, и другие объекты.
Есть смысл обратиться к историческим документам. Боевые действия при обороне Одессы проходили в период с 5 августа по 16 октября 1941 года. В обороне крупного причерноморского города участвовали войска отдельной Приморской армии под командованием генерал-лейтенанта Г.П. Сафронова. 5 октября его сменил генерал-майор И.Е. Петров. Приморской армии помогали воины Одесской военно-морской базы под руководством контр-адмирала Г.В. Жукова и Черноморского флота под командованием вице-адмирала Ф.С. Октябрьского.
Уже в августе Одесса была полностью окружена с суши немецко-румынскими войсками, окончательно отрезавшими город от войск Южного фронта. В середине августа румыно-немецкие войска вышли к Черному морю восточнее Одессы, что сразу же отразилось на обеспечении города товарами первой необходимости. После этого снабжение мегаполиса осуществлялось транспортными судами и боевыми кораблями Черноморского флота.
Несмотря на усилия врага, предполагавшего завоевать господство в воздухе, летчики 69-го истребительного полка мужественно сражались в небе.
Из воспоминаний Л.Г. Иванова:
– Советским летчикам приходилось взлетать в непосредственной близости от линии фронта. Они находились под постоянным обстрелом артиллерии противника. За два месяца на аэродромах базирования полка разорвалось более тысячи снарядов. Сражались на И-16, называемых любезно «ишачками», до самой эвакуации из Одессы, летчики полка сбили 94 самолета и три планера противника. Еще двадцать машин было уничтожено на аэродромах.
Учитывая стратегическую важность города, Ставкой было отдана директива об организации Одесского оборонительного района (OOP). Но протяжении всей обороны Ставка ВГК и командование Черноморским флотом помогало городу личным составом, вооружением, боевой техникой, боеприпасами, горюче-смазочными материалами и продовольствием. В конце августа в ряды защитников города влились шесть отрядов моряков-добровольцев общей численностью 24 тысячи человек.
Штаб OOP приступил было к разработке плана подготовки войск но проведение длительной обороны в связи с приближением зимы. Но по стратегическим соображениям 30 сентября из Ставки ВГК поступило директива:
«Храбро и честно выполнившим свою задачу бойцам и командирам OOP в кратчайший срок эвакуировать войска Одесского Оборонительного района на Крымский полуостров».
Во исполнение директивы от 16 октября 1941 года была завершено посадка и погрузка войск и техники но суда: 35 тысяч человек с оружием и боевой техникой вышли курсом но Севастополь под прикрытием кораблей Черноморского флота и советской авиации. Скрытно от врого была осуществлено операция по отводу обороняющихся войск в условиях непосредственного соприкосновения с противником.
Один из октябрьских номеров газеты «Правда», подводя итоги обороны Одессы, писал:
«Вся советская страна, весь мир с восхищением следили за мужественной борьбой защитников Одессы. Они ушли из города, не запятнав своей чести, сохранив свою боеспособность, готовые к новым боям с фашистскими ордами. И на каком бы фронте ни сражались защитники Одессы – всюду они будут служить примером доблести, мужества, геройства».
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 декабря 1942 года была учреждена медаль «За оборону Одессы». Эта медаль заслуженно украсила и грудь Леонида Георгиевича Иванова.
Вот несколько интересных фактов из феномена обороны Одессы. Здесь в начале боев трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин сбил свой первый самолет, который, по несчастливой случайности, оказался советским – бомбардировщик Су-2. При разбирательстве его прямого умысла доказано не было, а то бы страна лишилась такого прославленного впоследствии аса.
В осадной Одессе изготовлялись самодельные танки «НИ». Назывались они защитниками города – «На Испуг». Обычный трактор обшивали котловой сталью и вооружали пулеметами и даже пушками небольшого калибра. Всего было изготовлено 50 таких «броненосцев». Кроме того, в Одессе было налажено производство огнеметов, которые достойно соперничали с германскими моделями. Кстати, звание города-героя Одесса получила в числе первых.
* * *
А какие события ожидали нашего героя Леонида Георгиевича Иванова во время обороны Одессы. Дело в том, что когда возникла угроза блокады, а затем полного окружения города, начальник Особого отдела НКВД Одесского военного округа полковник Ю.И. Пименов собрал весь оперативный состав и сообщил, что в связи с опасностью окружения Одессы Особый отдел округа принял решение эвакуироваться в тыл. В городе создается Особый отдел Приморской армии. Надо было решить, кто остается в Одессе. Полковник Пименов предложил решить этот вопрос добровольно.
Послушаем Л.Г. Иванова:
– Я одним из первых поднял руку. В Особом отделе Приморской армии, а затем и Одесского оборонительного района я был старшим оперуполномоченным по оперативному обслуживанию узла связи и полка связи… Как работник Особого отдела армии, я не раз бывал на передовых позициях и в особых отделах дивизий. Особенно мне запомнилась поездка в знаменитую 25-ю Чапаевскую дивизию, которая держала активную оборону в районе Дальника. Там по воле случая я принял непосредственное участие в боевых действиях. Шел тяжелый упорный бой, и то, что я тогда увидел, запомнилось мне на всю жизнь. Кстати, после войны она длительное время стояла расквартированной в городе Лубны Полтавской области Украинской ССР на территории Киевского военного округа, Особым отделом КГБ СССР которого пришлось руководить и мне.
Однако вернемся к войне. Был солнечный яркий день, цвели сады, где находились позиции дивизии, а вокруг нас постоянно на протяжении двух часов, через каждые пять – десять секунд, рвались мины. Там в кровопролитной, но успешной атаке я видел моряков, переведенных с боевых кораблей и включенных в состав пехоты. Одеты они были, как все пехотинцы: гимнастерки и штаны цвета хаки, но когда шли в бой, то расстегивали воротничок, чтобы видна была их морская тельняшка, надевали бескозырки, закусывали ленты и с грозным криком «полундра!» атаковали неприятеля. Равняясь друг на друга, эти бойцы не знали страха, и героическая оборона Одессы во многом обязана этим беззаветным и мужественным людям. Противник их смертельно боялся, и это не пустые слова – это видно и из показаний пленных, и частых ротаций личного состава неприятеля противостоящего морякам. Моряков враг прозвал «черной смертью»…
Часто с самолетов сбрасывали листовки. В них предлагалось советским воинам сдаваться в плен, обещалась «сытая и свободная» жизнь в Германии и Румынии. Находили листовки с объявлениями о скором въезде в город самого «Антонеску на белом коне». Это были бесплодные попытки психологического воздействия на мужественных защитников города.
На одной из встреч Леонид Георгиевич рассказал о разоблаченном немецком агенте-подростке:
– Помню, привели неухоженного плачущего мальчишку лет четырнадцати. Был он жителем одного из недальних сел. Обратил на себя внимание вражеских разведчиков. Те провели работу, припугнули, поставили задачи, указали, где, как и что смотреть. Предложили продукты, что-то из одежды. Больше в ход шли, конечно же, угрозы – родители мальчишки были в руках у врага, пригрозили их расправой. Мы переговорили с парнем, накормили его, объяснили ему уже наши задачи. До войны он учился в советской школе и был в целом советским мальчишкой. К «заказчикам» он вернулся со схемами, предложенными советской контрразведкой. Вскоре он вновь перешел линию фронта, уже с новым заданием. Сразу пришел к нам. И снова «выполнение задания» было согласовано с советскими контрразведчиками. Через этого парня было передано противнику определенное количество дезинформации, в частности, «особо важной» – перед эвакуацией войск Красной армии из Одессы в сторону Крымского полуострова.
* * *
Иметь накануне войны сильный Черноморский флот для России требовали и история, и реальные обстоятельства. Вступление Румынии в войну против СССР было ожидаемым, однако пополнение ее флота немецкими военными кораблями и гражданскими судами заставляло наших флотоводцев задуматься.
Народный комиссар Военно-морского флота Николай Герасимович Кузнецов, умный и смелый флотоводец, за что в разные времена не раз был бит верхами, еще в феврале 1941 года приказал увеличить состав боевого ядра флота и издал директиву о разработке оперативного плана на случай войны с Германией и ее союзниками.
С апреля по июнь проводились учения и проверки хода ремонта боевых кораблей, строительства новых баз, аэродромов, фактической готовности флота к переходу на оперативную готовность № 1. Любые недостатки в подготовке кораблей, частей и соединений флота нарком считал чрезвычайным происшествием и приказывал сурово наказывать виновных. Вскоре обстановка еще более обострилась.
Исходя из поступавших сведений о сосредоточении неприятельских войск у границ, нарком ВМФ по собственной инициативе перевел флоты 18–19 июня на оперативную готовность № 2, а в ночь с 21 на 22 июня – на оперативную готовность № 1.
Командующих флотов, в том числе и командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского, конфиденциально предупредили о возможности войны. Эта инициатива спасла многие корабли от гибели и повысила боеготовность флотов, за что его партийные шептуны, тершиеся около тела вождя, накапали на него Сталину, боявшемуся провокаций с нашей стороны. Был крупный разговор, но погон не сняли. Это потом на него навалятся беды от незаслуженных ударов кремлевского чиновничества.
В своей книге «На флотах боевая тревога» Н.Г. Кузнецов писал о развертывании румынского флота на Черном море и помощи «мамалыжникам» со стороны Германии:
«На Черное море было направлено около 400 военных кораблей и торговых судов, в том числе 6 подлодок, 16 торпедных катеров, 50 десантных судов, 23 тральщика и 26 охотников за подводными лодками. Столь крупное пополнение румынского флота немецкими кораблями, естественно, доставляло немало неприятностей командованию советского флота в период борьбы за Крымский полуостров, Керченский пролив и Кавказское побережье.
Надежность обороны Одессы теперь немало значила для безопасности плавания в ее районе, да и для Днепровской флотилии в случае ее вынужденного отхода в устье Днепра…»
Надо прямо сказать, смелые действия Кузнецова положительно повлияли на повышение боеготовности Черноморского флота и обороны Одессы.
Во время посещения Крыма в середине 80-х годов автор встречался в Форосе с одним из ветеранов-погранич-ников, служившим на самой южной заставе Крымского полуострова (к сожалению, фамилию его утерял вместе с блокнотом). Он рассказывал, что в начале июня во время дежурства его коллеги несколько раз фиксировали перископы подводных лодок, о чем докладывалось командованию. Все пограничники были поощрены начальством погранотряда.
Что касается командующего Отдельной Приморской армией генерала Ивана Ефимовича Петрова, успешно проведшего без паники и неразберихи вывод войск из OOP, то Леонид Георгиевич очень тепло отзывался об этом полководце:
«В обороне блокированной Одессы Петров показал себя с самой лучшей стороны. Успешная оборона города, оттягивающая на себя массу сил противника, организованная четкая эвакуация оборонявших город вооруженных сил стали возможны благодаря полководческому таланту Петрова…
Уже после нашего ухода более суток противник не входил в город, опасаясь засад и контрудара со стороны советских войск. Но и здесь они просчитались. Когда немецкие и румынские части вошли в Одессу, и по случаю взятия города командование устроило банкет в одном из центральных особняков, тот был взорван посредством радиовзрывателя. Работы по закладке взрывчатки были проведены заранее…
В результате взрыва тогда погибли сотни (по разным оценкам от 250 до 400 человек) солдат и, главным образом, офицеров противника».
По словам Иванова, военная контрразведка принимала самое деятельное участие в проведении дезинформации противника. Когда пришла директива за подписью Сталина, в которой он просит, заметьте, не требует, продержаться защитникам Одессы три-четыре дня, после чего будет прислано подкрепление.
И эта просьба возымела большое действие. Военными контрразведчиками вместе с офицерами армейской разведки в целях введения противника в заблуждение из Одессы были направлены после тщательной проверки и соответствующего инструктажа две женщины в оккупированные районы, где жили их родственники. Немцы тут же допросили их об обстановке в городе. Они наговорили короб «неприятных» новостей о якобы прибытии новых воинских частей в город, о рытье окопов и сооружении блиндажей и противотанковых рвов, возведении на улицах баррикад, строительстве ДЗОТов и интенсивных ночных разгрузках транспортных судов.
Почти двухмесячная оборона Одессы с 5 августа по 16 октября 1941 года могла продолжаться и дальше силами воинов Отдельной Приморской армии и моряков Черноморского флота. Только в связи с угрозой прорыва фашистов в Донбасс и Крым защитники Одессы по приказу Ставки ВГК эвакуировались на Крымский полуостров.
«Оборона Одессы, – писала газета «Правда», – так же как Ленинграда и Киева, является волнующим примером беззаветной любви к Родине и родному городу, изумительным по силе проявлением массового бесстрашия и коллективного героизма».
15 октября 1941 года старший лейтенант Леонид Иванов в числе последних защитников Одессы в составе группы работников Особого отдела НКВД ступил на качающуюся палубу парохода «Волга». Так в «тумане скрылась милая Одесса…»
* * *
Война теперь продолжилась на Крымском полуострове тяжелыми и изнурительными боями. А вот 10 апреля 1944 года он первым вошел в составе войск 5-й ударной армии в освобожденную Одессу. Тогда же Леонид Георгиевич за освобождение Одессы получил орден «Отечественной войны II степени». Не правда ли, знаковое явление: медаль «За оборону Одессы» и орден за освобождение ее от фашистов.
За время пребывания в Одессе всего за несколько дней военным контрразведчикам удалось выявить и арестовать ряд крупных предателей – агентов гестапо и таких же пособников из числа полицейских, как их называли, – «шуцманы». Некоторые злодеи в дальнейшем по суду были приговорены к ВМН – расстрелу и повешению.
Леонид Георгиевич очень ценил медаль «За оборону Одессы». Во время освобождения Одессы, как уже отмечалось выше, были выявлены некоторые предатели Родины. В связи с этим читателю небезынтересно прочесть Спецсообщение начальника ГУКР Смерш НКО СССР В.С. Абакумова – И.В. Сталину о А.П. Тимошенко с приложением протокола допроса.
«№ 551/А
Копия
Совершенно секретно
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ
Товарищу СТАЛИНУ
При этом представляю протокол допроса арестованного ТИМОШЕНКО Афанасия Прокофьевича, являющегося племянником маршала Советского Союза С.К. ТИМОШЕНКО.
ТИМОШЕНКО Афанасий сознался, что, проживая на оккупированной противником территории Одесской области, он некоторое время являлся начальником районной полиции, а затем был завербован шефом румынской жандармерии ШТЕФАНЕ-СКУ, по заданию которого выявлял партизан, коммунистов и лиц, враждебно настроенных против оккупантов.
Незадолго до освобождения Одесской области от румынских оккупантов с ТИМОШЕНКО А.П. дважды встречался приезжавший из Бухареста офицер сигуранцы ДРАГУЛЕСКУ.
Как показал ТИМОШЕНКО А.П., он сообщил офицерам немецкой и румынской разведки известные ему данные о маршале ТИМОШЕНКО.
Кроме того, ТИМОШЕНКО А.П. рассказал, что вместе с ним на оккупационной противником территории находилась сестра маршала ТИМОШЕНКО КУЗЮМА А.К., которая допрашивалась немцами и румынами о С.К. ТИМОШЕНКО и так же, как и он (ТИМОШЕНКО А.П.), не подвергалась репрессиям со стороны оккупационных властей.
На основании этого ТИМОШЕНКО А.П., учитывая отношение к нему со стороны румын, высказал предположение, что, возможно, КУЗЮМА А.К. также сотрудничала с румынской разведкой.
Характерно, что в мае с. г., после освобождения Одесской области, КУЗЮМА А.К. приезжала в Москву к С.К. ТИМОШЕНКО и гостила у него на даче. В период пребывания на даче С.К. ТИМОШЕНКО и КУЗЮМА вели между собой продолжительные беседы, специально выходя для этого из помещения, вследствие чего зафиксировать их разговоры оперативной техникой не удалось.
Об этом Вам было доложено 5 июля с. г. № 033/А.
За КУЗЮМА А.К. установлено агентурное наблюдение.
В целях более тщательного выяснения шпионских заданий, полученных от румын ТИМОШЕНКО А.П., а возможно, и КУЗЮМА А.К., – органам «СМЕРШ», находящимся в Румынии, дано указание о выявлении ДРАГУЛЕСКУ и ШТЕФАНЕСКУ и секретном их изъятии.
Допрос ТИМОШЕНКО А.П. продолжается.
АБАКУМОВ».
К этой препроводительной прилагался протокол допроса арестованного Тимошенко Афанасия Прокофьевича от 4 октября 1944 года. Делом о предательстве занимались военные контрразведчики Управления КР Смерш 3-го Украинского фронта во главе с генералом армии Р.Я. Малиновским. Начальником Управления КР Смерш являлся в тот период генерал-майор П.И. Ивашутин, о деятельности которого автор рассказал в книге «Маршал военной разведки».
Крымский фронт
Из Севастополя мы двинулись на север, к Перекопу, но вскоре, не дойдя до Армянского перешейка, встретили свои отступающие войска. От них узнали, что немцы прорвали наши оборонительные линии на Перекопе и, ликвидируя попытки сопротивления, большими силами двинулись к Евпатории, разрезая Крымский фронт на две части – западную и восточную.
Л.Г. ИвановКрымский фронт, керченская трагедия, коварство Мехлиса и напор Манштейна – все эти понятия сложились, слились, соединились в один какофоничный ком в памяти генерал-майора Леонида Георгиевича Иванова и долгое время, нет, до последних дней жизни будоражили воспоминаниями при дневных раздумьях о пережитом. А по ночам они врывались в полусумеречное сознание яркими цветными снами.
Все дороги на войне, говорят фронтовики, опасны и страшны, но среди них выделились некоторые своей трагедийностью с огромными потерями из-за бездарности и некомпетентности некоторых руководителей.
Керченская трагедия на Крымском фронте, руководимом в 1941–1942 годах генерал-лейтенантом Д.Т. Козловым и представителем Ставки ВГК комиссаром 1-го ранга генерал-полковником Л.З. Мехлисом, – одна из таких дорог, и ею достойно прошел наш герой. Есть смысл кратко дать историческую справку тех событий, чтобы понять смысл обстановки на стратегическом участке нашей земли.
Обладание Крымским полуостровом для противника имело важнейшее значение. Может, даже главное – для дальнейших наступательных операций. Гитлер называл Крымский полуостров советским непотопляемым авианосцем, угрожающим румынской нефти. Топливо для него было важнее, чем судьбы своих и румынских солдат.
18 октября сорок первого 11 – я полевая армия под командованием генерала от инфантерии Эриха фон Манштейна начала операцию по захвату Крыма. После десяти дней упорных боев немцы вышли на оперативный простор. К 16 ноября 1941 года весь Крым, кроме Севастополя, был оккупирован. 26 декабря 1941 года началась Керченско-Феодосийская десантная операция. Войска советских 51-й и 44-й армий Закавказского фронта отбили Керченский полуостров, продвинувшись более чем на сто километров за 8 дней.
Советские войска остановились 2 января 1942 года на рубеже Киет – Новая Покровка – Коктебель. Нашим восьми стрелковым дивизиям, двум стрелковым бригадам и двум танковым батальонам противостояла одна немецкая пехотная дивизия, усиленная пехотным полком и румынскими горной и кавалерийской бригадами.
Манштейн в своих мемуарах писал:
«Если бы противник использовал выгоду создавшегося положения и стал бы быстро преследовать 46-ю пд (пехотная дивизия. – Авт.), а также решительно ударил по отходящим от Феодосии румынам, то создалась бы обстановка безнадежная не только для этого нового участка фронта 11 – й армии. Решалась бы судьба всей 11 – й армии. Более решительный противник мог бы стремительным прорывом на Джанкой парализовать все снабжение армии. Отозванные от Севастополя войска – 170-я и 132-я пд – могли прибыть в район западнее или северо-западнее Феодосии не раньше чем через 14 дней».
Но случилось то, что случилось. 1 января 1942 года план операции был доложен наркому обороны с общей задачей – уничтожение всех сил противника в Крыму. Начало операции намечалось на средину января. Однако в намеченный срок операция не была начата, а 15 января 1942 года немцы и румыны успешно нанесли контрудар.
В марте советские войска трижды предпринимали безуспешные попытки наступления. И тогда Кремль среагировал вполне грамотной, по оценке профессионалов, директивой Ставки ВГК № 170357 от 6 мая 1942 года. Предлагалось, а скорее приказывалось:
«Увеличение сил Крымского фронта в настоящее время произведено не будет. Поэтому войскам Крымского фронта прочно закрепиться на занимаемых рубежах, совершенствуя их оборонительные сооружения в инженерном отношении и улучшая тактическое положение войск на отдельных участках, в частности, захватом Кой-Асанского узла».
По количеству личного состава советские войска двукратно превосходили противника, но Манштейн решил численное превосходство обратить в свою пользу путем окружения огромной массы наших войск на малой территории. Для этого он решил максимально использовать артиллерию и авиацию. 8 мая 1942 года он приказал своим войскам перейти в наступление. Операция под кодовым названием «Охота на дроф» началась.
* * *
16 мая 1942 года немецкая 170-я пехотная дивизия взяла Керчь, а через трое суток боевые действия на Керченском полуострове прекратились, за исключением сопротивления остатков советских войск в Аджимушкайских каменоломнях. Из 250 тысяч бойцов и командиров Крымского фронта за 12 дней боев было потеряно безвозвратно 162 282 человека – 65 %. Немецкие потери составили 7,5 тысячи человек.
Командованию Крымским фронтом провести эвакуацию организованно не удалось. Противник захватил почти всю нашу боевую технику и тяжелое вооружение и позже использовал их в борьбе против защитников Севастополя. 4 июня 1942 года Ставка ВГК объявила виновными в «неудачном исходе Керченской операции» командование Крымского фронта. Разбор полетов был жесткий – руководство фронта лишилось должностей и понижено в звании. Командующий фронта генерал-лейтенант Козлов был снят с должности и понижен в звании до генерал-майора. Представитель Ставки армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис был снят с постов замнаркома обороны и начальника Главного политуправления Красной армии и понижен в звании до корпусного комиссара. Другие руководители фронта тоже пострадали из-за некомпетентности Мехлиса и постоянных попыток руководить войсками, мешая это делать профессионалам.
Свидетелем тяжелой моральной обстановки, созданной в Крыму во многом усилиями представителя Ставки ВГК Мехлиса, стал в апреле 1942 года нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов, который в своей честной книге, как и сам нарком, «Накануне» писал:
«И вот мы в штабе фронта. Там царила неразбериха. Командующий Крымским фронтом Козлов уже находился «в кармане» у Мехлиса, который вмешивался буквально во все оперативные дела. Начальник штаба П.П. Вечный не знал, чьи приказы выполнять – командующего или Мехлиса. Маршал Буденный (главком Северо-Кавказского направления, в чьем подчинении находился Крымский фронт) тоже ничего не мог сделать. Мехлис не желал ему подчиняться, ссылаясь на то, что получает указания прямо из Ставки».
Среди старших офицеров штаба фронта прижилась и ходила даже такая шутка, что Козлов боится Мехлиса сильнее, чем немцев. Боялся, так как знал, как он расправился с управлением Западного фронта и его командующим Д.Г. Павловым и теперь имел весьма веские основания полагать, что подошла в Крыму и его очередь.
* * *
Леонид Георгиевич прошел это крымско-керченское исчадие ада от его начала и до конца, тогда не верилось, что когда-то оно закончится, и остался живым. Живым для продолжения дальнейшей борьбы с ненавистным врагом. У него, старшего лейтенанта госбезопасности, свой взгляд на некомпетентность и бесчеловечность представителя Ставки Мехлиса.
Давайте вникнем в оценку, которую дал военный контрразведчик личности комиссара 1-го ранга:
«Мехлис не щадил людей, был известен среди командования как человек резкий, решительный, с неуравновешенным характером и почти неограниченными полномочиями, приобретший славу организатора скорых расправ, отчего некоторые офицеры и генералы его просто боялись… Не имея военного образования и слабо разбираясь в армейском руководстве, Л. Мехлис считал, что работоспособностью, жестокостью и волюнтаризмом можно решать даже стратегические задачи. Не считаясь с мнением специалистов и должностных лиц, зачастую требуя выполнения поставленных задач через головы прямых начальников, что создавало в работе неразбериху, он сводил на нет инициативу руководителей различных рангов, привносил своим появлением атмосферу подозрительности и нервозности.
Он вникал даже в специальные вопросы и давал прямые команды по ремонту танков. Без указания Л. Мехлиса на Крымском фронте не могли распределяться даже лошади и вооружение! Он правил любые, попадавшиеся ему на глаза приказы, часто ограничиваясь только литературным редактированием. Столь же энергично, сколь и поверхностно, он пытался решить и кадровые вопросы. Так, на Крымском фронте ему не понравился начальник штаба фронта генерал-майор Ф.И. Толбухин, будущий маршал Советского Союза. В начале марта в телеграмме И. Сталину он дал ему хамскую характеристику. За что получил от вождя настоящую отповедь…»
Такая оценка «из окопа», данная дилетанту-политработ-нику, могла принадлежать только наблюдательной, благоразумной, профессионально-цепкой личности.
Автору несколько раз доводилось встречаться в исторической литературе с текстом телеграммы недавно еще в войсках высокомерного, импульсивного и вдруг прозревшего и перепуганного Мехлиса, отправленной Сталину:
«Бои идут но окраинах Керчи, с севера город обходится противником. Напрягаем последние усилия, чтобы задержать противника. Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной, мы опозорили страну и должны быть прокляты».
Константин Симонов – поэт и писатель таких знаменитых вещей, как стихотворения «Жди меня…» и романа «Живые и мертвые», хорошо знавший капризную и сложную фигуру партийного комиссара, писал: «Мне рассказывали, что после керченской катастрофы, когда Мехлис явился с докладом к Сталину, тот, не пожелав слушать его, сказал только одну фразу – «Будьте вы прокляты!» и вышел из кабинета».
Это только внешние стороны катастрофы, внутренние пришлось пережить нашему герою.
* * *
Теперь автор решил раскрыть то, что Леонид Георгиевич не раз рассказывал своим ученикам, а потом поведал письменно. На вопрос о примерах в керченской трагедии он называл одни и те же события и ни разу не сбивался, не видоизменял канву увиденного своими воспаленными от жары и мороза, пыли и снега, зноя и мороза глазами. Значит, говорил правду. И это подкупало слушающих и читающих людей. Так пройдемся по дорогам крымского участка войны Леонида Георгиевича, на которых правда и только правда:
«В ноябре-декабре 1941 года высадился знаменитый Керченско-Феодосийский морской десант, перед которым стояла задача овладения Керченским полуостровом. Я в составе батальона из Тамани высадился в районе Керчи в декабре 1942 года. Замысел десанта основывался в расчете на внезапность. В значительной степени эти расчеты оправдались. При погрузке часть батальона разместилась на рыболовецкой шхуне, а мы – на барже, прикрепленной к шхуне тросом. Погода была сложная: ветер, легкий морозец – 3–4 градуса. Течением воды из Азовского в Черное море несло большое количество льдин, появилась опасность, что они могут побить борт и утопить судно. Но после отплытия я ощутил на барже запах дыма. Похоже на пожар! Я начал искать – в чем дело и обнаружил в трюме, откуда шел запах, группу военнослужащих, в основном грузин (из другой, не нашей части), которые прямо на ящиках с боеприпасами разожгли для согрева небольшой костер. Несмотря на достаточно бурный национальный протест, я потребовал прекратить эти, мягко говоря, опасные действия.
К Керчи мы подошли на рассвете. Никто нас, конечно, ни оркестром, ни цветами не встречал. К счастью для нас, для противника наш десант оказался неожиданным. Пирсов для швартовки наших судов не нашли, и мы прыгали в холодную морскую воду, доходившую до груди или до пояса, и спешно выбирались на берег. Было 3–4 градуса мороза. Керчь была очищена от врага…»
И дальше будут куски текстов, написанные словно на листах блокнота и вырванных для того, чтобы поведать потомкам неистлевшую правду о тех горячих по накалу днях с огнем, свинцом, осколками, жестокостями и канонадой, не обладающих здравым смыслом невиданной доселе войны.
* * *
Вот тексты из этих ЛИСТОВ:
«Запомнился такой трагический случай. Через несколько дней после освобождения Керчи мы шли с комиссаром батальона Ковальчуком в направлении Приморского бульвара. Немецкие самолеты бомбили город.
Мы к налетам привыкли и не обращали на них особого внимания. Немного не доходя до поворота на бульвар, я поднял голову и увидел падающую прямо на нас бомбу. Не говоря ни слова, я сильно толкнул комиссара в подворотню. Он упал, и рядом упал я. В это время разорвалась бомба, которая точно угодила в стоящий рядом четырехэтажный дом. Дом был разрушен. А в нем находился штаб десантно-морской части. Многие матросы и офицеры были убиты, многие ранены. Мы с комиссаром были сильно оглушены и легко контужены. Из дымящихся руин выскочил человек с обожженной головой. Одна его штанина была оборвана, на колене кровоточила большая рана, один глаз висел около носа. Он протянул к нам с комиссаром руки, прохрипел что-то вроде «помогите» и упал. В помощи он уже не нуждался…»
* * *
«При вступлении в город Керчь на центральной площади были обнаружены семь повешенных немцами партизан. Во рву под Багерово, в 8 километрах от Керчи, были найдены семь тысяч расстрелянных советских людей (в основном евреев)! Естественно, что я в числе других сотрудников (Иванов в то время был оперуполномоченным батальона. – Авт.) занимался поиском преступников, совершивших эти злодеяния…
Фронтовой быт… на позициях был очень тяжелый. Часто шли дожди. Никаких землянок не было. Все бойцы, включая командование батальона, находились в окопах по колено в грязи. Спать приходилось стоя, прислонившись к углу окопа. Месяцами были лишены возможности поменять белье или искупаться. Вшей было множество. Бывало, засунешь руку за воротник гимнастерки и на ощупь, не глядя, вытаскиваешь маленький катышек, состоящий из трех, четырех, пяти вшей… Потом бросаешь этот катышек из окопа в сторону немцев. С водой было плохо. Во фляги набирали дождевую воду, из воронок и клали туда для дезинфекции 2–3 таблетки хлорки… Здорово помогала и водка, которая выдавалась по приказу Сталина по 100 граммов ежедневно. Правда, мы пили по целой кружке. Водка хорошо дезинфицировала кишечник и помогала от всяких инфекций…»
* * *
«Наш батальон входил в состав 13-й стрелковой бригады…
В наступлении бойцы батальона проявили отвагу и мужество. Но противник вел интенсивный огонь всеми огневыми средствами. С большим трудом комиссару батальона и мне удалось поднять личный состав в атаку. В этот момент на наши позиции, по ошибке, обрушился огонь артиллерии и нашей бригады. Как впоследствии выяснилось, начальник артиллерии бригады был пьян и не мог управлять огнем. На следующий день он был расстрелян перед строем начальником Особого отдела бригады Нойкиным.
Наш батальон понес большие потери: около 600 человек убитыми и ранеными, причем до немецких позиций наши цепи так и не дошли…»
* * *
«8 мая 1942 года в наступление на нашем участке фронта перешли уже немецкие войска. Авиакорпус Рихтгоффена рано утром нанес мощный бомбовый удар на узком участке левого фланга нашего фронта. Был пасмурный дождливый день, казалось, все было смешано и уничтожено. В этот узкий участок немецкое командование пустило свои танки. Так как весь фронт по протяженности составлял всего 21 километр, то танки быстро вошли в тыл всего фронта, порвали линии связи, которые в большинстве своем были проводные…
Командование не только полков, дивизий и армий, но фронта в целом потеряло управление войсками. А нет управления – нет армии. Начались беспорядочное отступление и массовое бегство в направлении к Керчи – к Керченскому проливу. Это была страшная и тяжелая картина…»
* * *
«17–18 мая противник прижал нас к берегу Керченского пролива. Я оказался за Керчью, в районе Маяка. Велся беспрерывный обстрел кромки берега, на котором находились толпы людей. Отдельные снаряды выкашивали целые отделения. Многие стрелялись, другие открыто выбрасывали партбилеты, кто-то срывал с себя петлицы. Там и тут валялись останки: руки, головы, человеческие ноги. На обстреливаемом берегу кипела лихорадочная и беспорядочная работа. В ход шло все, что могло держаться на воде. Из досок и бочек сколачивались плоты, надувались и тут же пускались в плавание автомобильные камеры, несущие подчас целые отделения. Там и тут, держась за бревно или какой-нибудь ящик, плыли по воде люди. Другие пускались вплавь сами, прыгая в холодную воду пролива. Люди шли на огромный риск, чтобы попасть на кубанский берег.
Сильным течением из Азовского в Черное море многих пловцов уносило вдаль от берегов, где их ждала гибель. Этих несчастных людей были сотни и тысячи. День и ночь ужасающие вопли и крики стояли над проливом. Партина была жуткая. Началась настоящая агония. В нашем распоряжении оставалась небольшая полоска берега 200–300 метров. При появлении немецких цепей я встал за большой валун и решил застрелиться, чтобы не попасть в плен…»
Такой откровенности, такой живой правды войны, таких точных фраз об увиденном и пережитом на крымском пятачке автору не удавалось прочесть ни у кого. Вот почему он решил эти тексты процитировать.
* * *
Кстати, пройдет почти полстолетия с того времени, и генерал при очередном посещении Крыма с сыном Юрием найдет тот валун, где он собирался застрелиться 19 мая 1942 года, чтобы избежать плена. На фотографии эта каменная глыба, одиноко стоящая у самой кромки черноморской воды, могла надежно спрятать человека от пуль – высотою она была примерно в три человеческих роста.
Когда Леонида Георгиевича спросили, что это было – малодушие или безысходность, он ответил – скорее второе.
– А что спасло жизнь?
– Крик моряка в бескозырке: «Братцы! Славяне! Отгоним гадов-немцев! Вперед! За мной! У-р-р-ра!
И произошло чудо – все военнослужащие, здоровые и раненые, в едином порыве рванулись на врага и отогнали его на 3–4 километра от берега.
* * *
И снова вернемся к одному из «блокнотных листков»:
«С пирса было видно, что в морской воде находится большое число трупов, почему-то они были в вертикальном положении. Кто был в шинели, а кто в ватнике. Это были убитые или утонувшие наши люди. Была небольшая волна, и создавалось впечатление, что они как бы маршируют. Страшная картина. Многих она толкала на безрассудные поступки и отчаянные действия…»
После того как противника несколько оттеснили от береговой кромки, стали подходить шхуны, на которых помещали только раненых.
– Были ли случаи, когда здоровые под видом раненых хотели перебраться на противоположный берег?
– Были, конечно. Приходилось таких напористых обманщиков сдерживать предупреждениями о применении оружия.
* * *
«Был, например, случай, когда четверо здоровых солдат-грузин несли над головами носилки и кричали:
– Пропустите! Пропустите! Мы несем раненого полковника – командира дивизии!
Действительно, на носилках лежал офицер с четырьмя шпалами на петлицах и перевязанной головой. Его внимательный настороженный взгляд у меня вызвал сомнение: а действительно ли этот человек ранен? Я приказал положить носилки на пирс и развязать бинт. Никакого ранения не оказалось. Я был в ярости. Вид у меня, наверное, был страшный: на голове каска, несколько дней небритый, неспавший и неевший. Силы я тогда поддерживал с помощью фляги, наполненной смесью морской воды, сахара и спирта. Периодически делал из фляги 2–3 глотка.
Все мы на этой узкой полосе берега находились между жизнью и смертью… Тем большее возмущение среди тех, кто находился около пирса и видел картину происходящего, вызвал шкурный, трусливый поступок этого «офицера». Военнослужащие яростными криками требовали от меня расстрела полковника, в противном случае грозили расправиться со мной. При таких обстоятельствах я, как оперработник, имевший право расстрела при определенных экстремальных условиях, поставил полковника на край пирса, левой рукой взял его за грудь, а правой достал пистолет. И тут я увидел, что полковник мгновенно поседел. У меня что-то дрогнуло в душе. Я сказал ему, что выстрелю, но выстрелю мимо, а он пусть падает в воду словно убитый и там выбирается как может. Дальнейшей его судьбы я не знаю…»
* * *
21 мая все было кончено. Противник вплотную подошел к берегу. Отстреливаясь от наседавшего врага и чувствуя его превосходство, опять у нашего героя появилась мысль – покончить с собой. Но судьба распорядилась так, что с последней шхуной он все-таки покинул простреливаемую узкую кромку берега. По шхуне ударили немцы. Стреляли чем могли. В основном велся пулеметно-винтовочный огонь. Появились убитые и раненые. В нескольких местах возникли пробоины, течь, судно предательски накренилось на борт, но дошло до песчаной косы Чушка. А дальше противник, овладев Керчью, бросил освободившиеся силы на Севастополь. Как известно, после упорной, кровопролитной и героической обороны город – «гордость русских моряков» – был оставлен нашими войсками.
Переправившись на косу Чушка, Леонид упал на влажный песок и проспал, с его слов, часов 10–12. А потом отправился пешком в сторону Краснодара и в районе населенного пункта Кордона Ильича обнаружил колодец и впервые напился чистой пресной водицы. Стало легче – он понял после этого одно – до Краснодара дойти сумеет…
* * *
«Вспоминая тяжелые бои в Крыму, не могу не отметить, что большую помощь немецким войскам там оказывали татары. Из татар создавались целые национальные отряды, которые воевали на стороне немцев. Хорошо зная горную местность, они помогали немцам выслеживать и убивать партизан, выявлять их замаскированные склады с оружием и продовольствием…
Со мной также произошел памятный случай в октябре 1942 года. При отходе из Перекопа наш батальон остановился в селе Изюмовка, километров в 20 севернее Феодосии. Утром батальон снялся и ушел, а мы с комиссаром Ковальчуком задержались, уже не помню, по какому поводу. Я зачем-то зашел в сарай, там на меня неожиданно напал здоровый татарин и стал душить. Завязалась драка. На шум прибежал комиссар Ковальчук и, изловчившись, застрелил татарина. После этого на тачанке мы поехали догонять батальон.
Считаю правомерным решение Сталина о выселении крымских татар за их многочисленные злодеяния из такого стратегического региона, каким был и остается Крымский полуостров…»
* * *
Приведенные слова Иванова открывают правду о войне, правду о том, как воевали и с кем наши отцы и деды. В его искренних монологах нет той бравурности, которой отличаются некоторые сочинения мемуаристов, а есть соль солдатского пота, есть правда окопной войны той страны, которой, к сожалению, сегодня уже нет с нами.
Поэтому права она или нет, – это наша страна, а ее защищают, а не предают – сыновья и дочери. А типы, предавшие страну, уйдут в небытие и останутся ведром невостребованного праха. Они будут прокляты потомками за то, что это дьявольское племя им оставило: клубки противоречий, непонятные границы, закваску гражданских сшибок и историческую ложь. Это они ради своих шкурных интересов убили Родину-мать в 1991 году. Ах, как бы она сегодня пригодилась для адекватного ответа распоясавшихся янки, стравливающих народы ради «демократии по-американски».
Эти взгляды были близки Леониду Георгиевичу Иванову.
От Ростова до Сталинграда
Битва под Сталинградом – известнейшая битва Великой Отечественной войны, собравшая, наверное, самую большую «прессу» – статей, исследований, книг, фильмов. Имя «Сталинград» до сих встречается на карте мира. Есть это имя и в Штатах, и в Париже, не осталось его только на карте родной страны.
Л. Г. ИвановСлово «Сталинград» стало синонимом и символом стойкости и мужества. И не столько потому, что наши отцы и деды остановили, а затем разгромили гитлеровцев у самой опасной черты, за которой стояло слово – «гибель» страны и ее народа, а потому, что вдохнули уверенность, что теперь у врага одна дорога – отступать на запад. Отступать, как когда-то это делал Наполеон, унося остатки своего потрепанного и посрамленного войска по Смоленской дороге. У гитлеровцев теперь было дорог много, и все они вели в сторону Германии или на тот свет.
Поэт-фронтовик Сергей Орлов в своем стихотворении «Доброе утро» очень тонко подметил, чем для нас был Сталинград:
«Открытые степному ветруДома разбитые стоят…На шестьдесят два километраВ длину раскинут Сталинград.Как будто он по Волге синейВ цепь развернулся, принял бой,Стол фронтом поперек РоссииИ всю ее прикрыл собой!»Но, для того чтобы развернуться Сталинграду фронтом «поперек России», нужны были мудрые головы полководцев и мужество солдат, на плечи которых легли все испытания войной.
Отец автора Степан Петрович Терещенко был в этом пекле и выжил, но не мог пережить предательства Родины с разгромом страны ее внутренними врагами четверть века назад.
Ставка ВГК наметила осуществить зимой 1942–1943 года ряд наступательных операций. Первостепенное значение придавалось контрнаступлению под Сталинградом, успех которого должен был оказать решающее влияние на стратегическую обстановку на всех фронтах.
Еще шли тяжелые оборонительные бои, а Верховный Главнокомандующий, его Ставка и Генштаб Красной армии начали разработку в глубокой тайне плана наступательной операции под кодовым названием «Уран». Разработка стратегического плана проходила тяжело, принимая во внимание свойственные Сталину нетерпеливость и импульсивность, особенно во время первых успехов. У него как руководителя страны появилось естественное желание как можно быстрее погнать захватчиков на Запад. Появился тот азарт, какой бывает на охоте при преследовании зверя, но зверь еще не бежал – медленно отходил и был достаточно силен и в военном отношении неплохо оснащен. И вот наконец план был одобрен Ставкой ВГК, а затем подписан самим Верховным Главнокомандующим.
Примерно в это же время – в субботу 12 сентября 1942 года, Паулюс вылетел на Украину и встречал Гитлера в Виннице для получения дополнительного «инструктажа» по ведению боевых действий в «чертовом Сталинграде». Что мог толкового сказать отставной капрал военному профессионалу в звании генерал-полковника вермахта? Только одну общую линию – стоять, выстоять и разгромить противника.
«Зачем мне было лететь, рисковать собой и экипажем, жечь бензин, – рассуждал командующий 6-й армии. – Я и без фюрера знал, как мне надо исполнить эти три заветных слова: стоять, выстоять и разгромить».
А за десять дней до начала наступательной операции 8 ноября 1942 года Гитлер собрал в Мюнхене «ветеранов партии» и выступил с традиционно длинной и зажигательной речью. Она транслировалась по радио и, конечно, была рассчитана на то, что ее услышат солдаты и офицеры 6-й армии и ободрятся. С каждым новым словом о Сталинграде он распалялся, спокойная речь вскоре перешла на визг с притопыванием правой ногой. Он говорил о судьбоносности взятия города, носившего имя вождя противной стороны: «Я хотел достичь Волги, то есть оказаться в определенном месте, в определенном городе. Случилось так, что этот город носит имя Сталина. Не думайте, что я пошел туда только по этой причине. Я сделал это потому, что данный город занимает очень важное положение… Я хотел взять его, и, как вы знаете, мы к этому близки. Сталинград почти взят! Осталось лишь несколько очагов сопротивления. Кто-то может спросить: «Почему они тянут?» Потому что не хочу второго Вердена и предпочитаю выполнить задачу с помощью небольших атакующих отрядов. Время не имеет значения. Корабли больше не поднимаются по Волге, а это самое главное».
Речь фюрера представляла собой не что иное, как сплошное надувательство немецкой общественности в лице «ветеранов партии». Это был пиар, помноженный не столько на реальные особенности обстановки, сколько на общеизвестное всем немцам его Провидение. В его спиче – сам политик, апеллирующий к традиционной формуле: лучше взять кровью, чем потом лучше получить раны, чем пахать землю. Фюрер считал малодушием для немца Третьего рейха приобретать потом то, что можно добыть кровью. Но на примере войны в России и с Россией он глубоко заблуждался – не плоть, а дух делает человека человеком, тем более когда дело касается защиты крова, обороны от варвара, ворвавшегося в его дом.
Дуэль Германии Гитлера с Советским Союзом во главе со Сталиным и сплоченным народом была обречена на гибель фюрера и его Третьего рейха. Но победу надо было еще доказать, как доказывают теорему. Сражение выигрывает тот, кто твердо решил его выиграть. Весь наш народ, за исключением отщепенцев, наши солдаты и офицеры решили добиться победы над врагом, понимая, как это будет тяжело. Но вера была сильна и всеобъемлюща! Замысел операции состоял в том, чтобы в ходе мощных ударов трех фронтов разгромить войска, прикрывавшие фланги ударной группировки противника, и, развивая наступление по сходящимся направлениям на Калач, Советский, окружить и уничтожить главные силы немцев, действовавшие под Сталинградом.
Важную роль в разработке этого плана сыграли генералы Г.К. Жуков, А.М. Василевский и Н.Н. Воронов. Сталинградская наступательная операция длилась с 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года. Операция же «Кольцо», целью которой была ликвидация окруженной группировки, стала завершающим этапом Сталинградской битвы.
Судьбоносная эпопея началась ранним утром северо-западнее Сталинграда вводом в бой ударных группировок Юго-Западного и Донского фронтов (командующие фронтами генералы Н.Ф. Ватутин и К.К. Рокоссовский). На следующий день к югу от города перешли в наступление армии Сталинградского фронта (командующий генерал А.И. Еременко). В результате контрнаступления под Сталинградом советские войска разгромили 6-ю полевую и 4-ю танковую немецкие армии, 3-ю и 4-ю румынские и 8-ю итальянские армии, которые потеряли свыше 800 тысяч человек. Было взято в плен более 91 тысяч человек, в том числе свыше 2,5 тысячи офицеров и 24 генерала во главе с генерал-фельдмаршалом Паулюсом, а на полях сражений было подобрано около 140 тысяч убитых солдат и офицеров.
Именно в это время поэт Михаил Светлов пишет стихотворение «Итальянец», посвященное разгрому 8-й итальянской армии.
По словам Леонида Георгиевича, после Сталинграда и опубликования его в газетах стихотворение придавало дополнительные силы нашим солдатам и офицерам, понявшим, что они способны «лупить немца стратегическими масштабами». Михаил Светлов видел своими глазами поля сражений, усеянные трупами итальянцев:
«Черный крест на груди итальянца,Ни резьбы, ни узора, ни глянца, —Небогатым семейством хранимыйИ единственным сыном носимый…Молодой уроженец Неаполя!Что оставил в России ты на поле?Почему ты не мог быть счастливымНад родным знаменитым заливом.Я, убивший тебя под Моздоком,Так мечтал о вулкане далеком!Как я грезил на волжском привольеХоть разок прокатиться в гондоле!»И дальше поэт вкладывает в уста советского солдата слова уверенности и протеста:
«Я не дам свою родину вывезтиЗа простор чужеземных морей!Я стреляю – и нет справедливостиСправедливее пули моей!Никогда ты здесь не жил и не был!..Но разбросано в снежных поляхИтальянское синее небо,Застекленное в мертвых глазах…»Многим незваным пришельцам мертвые глаза застеклили наши облака, наши снега и наши штурмовики… Немецкие солдаты и офицеры называли легкомысленными приказы Гитлера держаться, а Сталинград – «общей могилой вермахта». Для гитлеровцев в этот период время предельно сжалось. Оно остановилось. Оно мертвенно застыло… Особенно фашистов докучали наши громкоговорители, которые вещали на немецком языке, предлагая капитуляцию и фиксируя страшную арифметику войны – «Каждые 7 секунд в России погибает один солдат. Сталинград – братская могила!»
А потом выворачивающие душу звуки метронома и модных немецких песен. Под эти песни-напоминания о прежних достатке, тепле, семье немцы плакали и выли, требуя прекратить незаконные методы ведения войны. Но сообщения продолжались и передавались целый день. Они сходили с ума выстрелами глубокой ностальгии по прежнему и недавнему достатку и уюту в теплых постелях с фрау. Теперь немецких солдат жгли обида и унижение нацистским законодательством, принятым не без старания распутного Геббельса, о том, что женам фронтовиков разрешается решать демографические проблемы Германии с настоящими арийцами – сотрудниками СС и гестапо.
К сожалению для окопных «зольдат», многие жены были откровенны с ними по поводу появления «киндеров» после двухлетнего отсутствия мужей…
* * *
Поражение фашистских войск пошатнуло здание фашистского блока и повлияло на отказ Японии и Турции от намерений в благоприятный момент вступить в войну против СССР, одновременно способствовало консолидации антигитлеровской коалиции, а также росту авторитета Советского Союза и его Красной армии.
Основной удар фашистских полчищ под Сталинградом приняли на себя воины 62-й и 64-й наших армий, руководимых в разное время генерал-лейтенантом В.И. Чуйковым. Это было, наверное, самое опасное для страны время.
Сталинградская битва считается поворотным кругом Великой Отечественной войны. Отступать за Волгу уже было нельзя. Советскую страну и ее армию немецкая пружина сжала до предела. Дальше поступательного хода у нее не было – она должна была сделать обратное движение. Но для этого нужна была сила, большая той силы, которая держала эту пружину максимально сжатой. Для того что бы она ударила того, кто ее удерживал, нужны были ум и воля, мужество и стойкость, верность долгу и преданность Отчизне. Все эти качества продемонстрировали наши воины, но для этого надо было напугать россиян от рядового до маршала возможностью потерять Родину, «без которой нам не жить», и дойти до Волги…
* * *
Вскоре после Керчи старший лейтенант Иванов прибыл в станицу Мечетинская, что под Ростовом, где в течение нескольких дней приходилось «обживаться» – приводить себя в порядок в результате «активного отступления», негативно повлиявшего не только на психологическое, но и общее состояние здоровья. Там Леонид Георгиевич был назначен старшим оперуполномоченным Особого отдела НКВД 51-й армии в 4-е отделение, занимающееся кураторством особых отделов корпусов и дивизий, оказанием конкретной помощи в оперативной работе, контролем и проверкой. Значит, руководство заметило в нем качества направленца, умение анализировать материалы и делать на основании этого анализа правильные выводы.
Как рассказывал ветеран, там у него вдруг сильно заболели стопы ног, да так, что он уже не мог нормально ходить:
– Дело осложнялось тем, что, несмотря на все свои старания, я не мог снять сапоги. Не помогла и помощь ребят. Позвали на подмогу сотрудниц Особого отдела. Одна из них, в прошлом медсестра, убедившись в тщете силовых приемов, решительно взяла в руки ножницы и разрезала голенища моих верных сапог сверху донизу, решительно оторвала лохмотья и ловко сняла с ног то, что секунды назад были сапогами. Глянув на мои ноги, присутствующие охнули. Те места ног, что закрывали голенища, были полны вшей. Меня спросили, когда я в последний раз мылся. Ну купался-то я часто – и во многих встречных речках, и даже в Керченском проливе. А вот мыться-то мне довелось давно, с полгода назад, в устроенной из подручных средств полевой «бане».
Рассказ о моей убогой санитарии повлиял на наших решительных сотрудниц. Переглянувшись и, по-моему, не сказав ни слова, он взяли меня в плотное кольцо и стали куда-то теснить. Несмотря на мои возмущенные выкрики и попытки физического сопротивления, они скоро приволокли меня в сарай и, сорвав ветхую одежду, принялись мыть.
Горячей воды, конечно, не было, тогда она бывала, наверное, только в чайниках, а в качестве мочалки использовали пучок соломы… С шутками и прибаутками, чтобы я не очень смущался, их ловкие натруженные руки быстро сделали свое дело, и я вновь почувствовал себя человеком. Надев принесенное мне кем-то белье, облачившись в штаны, гимнастерку и неизвестно откуда появившиеся сапоги, не новые, но явно не уступавшие по качеству моим старым, затянув на животе свой видавший виды ремень, я, будто заново родившись, от всей души благодарил девушек за их «банную» заботу…
А потом девчонки иногда шутили, бросая в мой адрес:
– Ну, Леня, ты теперь наш! Пойдем с нами купаться.
Было смешно и грустно…
* * *
Армия беспорядочно отступала…
Дивизии по численности были меньше полков. Отмечался недостаток даже стрелкового вооружения. Бойцы дожидались того, с одной стороны, страшного момента, а с другой – реального, пока убьют соседа, чтобы воспользоваться его оружием, как правило, карабином. В середине июля 1942 года немецкие войска заняли Ростов-на-Дону и Новочеркасск.
Немецкое командование – со слов Леонида Георгиевича – в районе Константиновки соорудило понтонный мост и пустило по нему танки на левый берег Дона. Некоторые бронированные машины были камуфлированы для маскировки нашими надписями по бортам – «За Родину», «За Сталина».
Враг использовал тогда значительное количество заранее собранных и подготовленных трофейных танков Т-34 и БТ. Танковая армада, вырвавшись на оперативный простор, поначалу стала практически беспрепятственно гулять по донским степям, расчленяя и уничтожая отдельные части, лишая их связи друг с другом и командованием. Неорганизованные толпы наших солдат потоками устремились в сторону Волги. Нужно было остановить это бегство, собирать воинство и направлять командами в район Сталинграда. И такая задача была поставлена военным контрразведчикам.
– Говорят, для борьбы с вражескими танками наши воины использовали дрессированных собак. Вам доводилось видеть этих четвероногих в действии?
– Видел несколько таких картин – даже верные наши псы сражались и отдавали свои жизни в борьбе за Родину с броневыми чудовищами противника.
Вот один из примеров, ставших известным автору из литературы и подтверждающих наблюдения Иванова.
21 июля 1942 года севернее села Чалтырь со стороны Таганрога на позиции 68-й отдельной морской стрелковой бригады наступало около сорока немецких танков. Двенадцать из них, подавив батарею 45-миллиметровых противотанковых пушек, двинулись на командный пункт. Положение стало критическим. И тогда командир бригады полковник Афанасий Ефимович Шаповалов использовал последний резерв – 4-ю роту собак – истребителей танков (СИТ).
Пятьдесят шесть голодных псов через боевые порядки обороняющихся моряков бросились навстречу танкам. Это мчались собаки – истребители танков. На их спинах был пристегнут заряд с толом и, точно антенна, торчал рычаг, от соприкосновения с которым в днище танка срабатывал взрыватель и взрывался тол. Танки стали гореть один за другим. Танковая атака приостановилась. Немцы поначалу не могли понять, в чем дело, кто их подрывает.
Леонид Георгиевич вспоминал, что первомайский парад на Красной площади в 1938 году впервые украсили воины-велосипедисты, рядом с которыми бежали «ситовцы» – собаки-истребители танков. Кстати, решение о применении собак для борьбы с бронемашинами противника было принято Реввоенсоветом республики еще в 1924 году, а первые подразделения СИТ созданы некоторое время спустя, лишь в 1935 году.
Отступление продолжалось. Слово Леониду Георгиевичу:
«Однажды мы задержали какого-то одинокого высокого человека, пожилого, интеллигентного вида, одетого в деревенские штаны, рубаху и лапти. В руках он нес висящий на веревочке горшок с водой. Спрашиваем его: кто он такой?
Отвечает:
– Я такой-то, командир дивизии. Дивизия была разбита в степях под Ростовом, из личного состава многие погибли. Другие разбрелись кто куда.
Спрашиваем:
– Как вы докажете, что являетесь командиром дивизии?
Старик тяжело вздохнул, сел прямо на землю и снял лапоть. Из-под стельки он достал удостоверение личности, партбилет и Звезду Героя Советского Союза. Мы не имели времени заниматься его проверкой, сказали только, чтобы он шел в направлении Сталинграда. Снабдили его картой, дали покушать…»
Особисты вели борьбу с распространителями ложных панических и просто провокационных слухов, вносящих сумятицу и дезорганизацию в отступающие войска…
Случались и невероятные истории. Вот одна из них, рассказанная Леонидом Георгиевичем. Речь шла о случае, происшедшем в селе Зимовники, где они остановились на ночлег. Вдруг среди ночи затарахтел где-то вдалеке, а потом через некоторое время в это селение въехал мотоциклист в немецкой форме. Этакий ряженый – с бляхой и медалями на груди. Группа Иванова сразу же его задержала. Оказалось, это русский «немец». Предатель, уроженец Зимовников, уже более полугода воюющий на стороне гитлеровцев. Предатель, думая, что Зимовники заняты фашистами, прибыл повидаться с родственниками и похвастаться заслугами перед Гитлером. При нем помимо документов и оружия нашли несколько страшных фотографий. На одной он стрелял в человека в советской форме, на другой держал за ножку маленького ребенка, намереваясь ударить его об стенку. Хотел покрасоваться в родном селе, но «малость не рассчитал» – поспешил.
Старший лейтенант Иванов приставил к нему часовых, нашел крепкий сарай и велел стеречь гада. Под утро к Леониду Георгиевичу подошли бойцы и, переминаясь с ноги на ногу, смущенно заговорили, что видели фотографии, обнаруженные у предателя, – виноваты…
– Что случилось? – строго спросил офицер.
– Уж больно наглый гад оказался… сопротивлялся, хотел бежать, ну мы его и зарубили саперными лопатками.
Никаких замечаний старший лейтенант Иванов им тогда не сделал. В степи было тревожно. Немец пер к Сталинграду. О чрезвычайном положении, правда, пришлось сообщить в военную прокуратуру. Как-никак – самосуд!
Старший лейтенант только попросил у стража закона учесть сложную обстановку. К радости солдат, дело заведено не было.
* * *
Обстановка на фронтах была аховая. В мае сорок второго шли ожесточенные бои под Ленинградом, Демянском, в Крыму, под Харьковым.
После Керчи был сдан Севастополь… Кремль, Ставка, Сталин не то что были в растерянности, но понимали: надо остановить панику, неразбериху, отступление. Совместно с полководцами войны в Кремле родился грозный, но так необходимый приказ по стабилизации обстановки. Приказ № 227 «Ни шагу назад!», подписанный Сталиным, был издан 28 июля 1942 года в период тяжелейшего военного кризиса после поражения советских войск под Харьковом и сдачи Ростова-на-Дону. Этот приказ по-разному оценивается историками. Кто-то считает, что «Ни шагу назад!» и введение заградительных отрядов является доказательством кровожадности Сталина, кто-то, что жесткие меры чуть ли не повернули ход войны на 180 градусов. Вот его текст:
«Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется вглубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами.
Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа из Москвы, покрыв свои знамена позором. Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную армию, а многие из них проклинают Красную армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток.
Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения и что хлеба у нас всегда будет в избытке. Этим они хотят оправдать свое позорное поведение на фронтах. Но такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам.
Каждый командир, каждый красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны. Территория Советского Союза – это не пустыня, а люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы и матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, – это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги.
После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 млн. населения, более 80 млн. пудов хлеба в год и более 10 млн. тонн металла в год. У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину.
Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину. Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо, если не прекратим отступления, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог.
Из этого следует, что пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови, защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности. Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас – это значит обеспечить нам победу.
Можем ли мы выдержать удар, а потом отбросить врага на запад? Да, можем, ибо наши фабрики и заводы в тылу работают теперь прекрасно и наш фронт получает все больше и больше самолетов, танков, артиллерии, минометов. Чего же у нас не хватает? Не хватает порядка и дисциплины в ротах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток.
Мы должны установить в нашей армии строжайшие порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять свою Родину. Нельзя дальше терпеть командиров, комиссаров, политработников, части и соединения которых самовольно оставляют боевые позиции. Нельзя терпеть дальше, когда командиры, комиссары, политработники допускают, чтобы несколько паникеров определяли положение на поле боя, чтобы они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу.
Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно явиться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования. Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины. Таков призыв нашей Родины. Выполнить этот приказ – значит отстоять нашу землю, спасти Родину, истребить и победить ненавистного врага. После своего зимнего отступления под напором Красной армии, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меры, приведшие к неплохим результатам.
Они сформировали 100 штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи. Они сформировали далее около десятка штрафных батальонов из командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, лишили их орденов, поставили их на еще более опасные участки фронта и приказали им искупить свои грехи. Они сформировали, наконец, специальные отряды заграждения, поставили их позади неустойчивых дивизий и велели им расстреливать на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен. Как известно, эти меры возымели свое действие, и теперь немецкие войска дерутся лучше, чем они дрались зимой.
И вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей родины, а есть лишь одна грабительская цель – покорить чужую страну, а наши войска, имеющие цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение. Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу? Я думаю, что следует. Верховное Главнокомандование Красной Армии ПРИКАЗЫВАЕТ:
1. Военным советам фронтов и прежде всего командующим фронтами:
а) безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток, что от такого отступления не будет якобы вреда;
б) безусловно снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций, без приказа командования фронта;
в) сформировать в пределах фронта от 1 до 3 (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины.
2. Военным советам армий и прежде всего командующим армиями:
а) безусловно снимать с постов командиров и комиссаров корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования армии, и направлять их в военный совет фронта для предания военному суду;
б) сформировать в пределах армии 3–5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (по 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной;
в) формировать в пределах армии от 5 до 10 (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой), куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной.
3. Командирам и комиссарам корпусов и дивизий:
а) безусловно снимать с постов командиров и комиссаров полков и батальонов, допустивших самовольный отход частей без приказа командира корпуса или дивизии, отбирать у них ордена и медали и направлять в военные советы фронта для предания военному суду.
б) оказывать всяческую помощь и поддержку заградительным отрядам армии в деле укрепления порядка и дисциплины в частях.
Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах.
Народный комиссар обороны И. Сталин
* * *
Леонид Георгиевич признается – это был тяжелый, но объективно необходимый приказ. В этом великом приказе чувствовалась рука Сталина. В целом приказ № 227 личным составом одобрялся.
А тем временем Особый отдел 51-й армии отходил вместе с войсками к Сталинграду, шел по жарким южнороссийским степям, по тому крестному пути, где лопнуло наконец-то терпение России.
Леонид Георгиевич, как и все фронтовые оперативные работники, работал круглосуточно: ночь занимался оперативной работой. Днем приходилось принимать участие в боевых действиях и даже в военных операциях.
Из воспоминаний Иванова:
«Глубокой ночью 29 сентября, соблюдая меры ночной маскировки, наша дивизия (из состава 51-й армии генерала Н.И. Труфанова. – Авт.) двинулась на противника. Большинство румынских вояк безмятежно спали в окопах. Развивая успех, воины дивизии и приданные им танки устремились на Садовое, находившееся в 25 километрах за линией фронта, что вызвало панику среди оборонявшихся румынских войск. Часть солдат и офицеров противника, бросив оружие, устремилась в беспорядочное бегство…
В этот период особые отделы большое внимание обращали на недопустимость утечки секретов к противнику по любым каналам, нарушений в управлении войсками по различным линиям связи, болтовни, утраты документов.
Во время подготовки стратегического наступления, когда из-за Волги стало поступать большое количество войск и боевой техники, остро встал вопрос об их тщательной и надежной маскировке. Ведь территория, где они сосредотачивались перед наступлением, была относительно небольшой, и надо было умело укрыть людей и технику, чтобы противник не догадался о значительной концентрации войск. В связи с этим особые отделы систематически предоставляли командованию информацию об имевшихся нарушениях и вносили конкретные предложения…
Было несколько случаев задержания неприятельских агентов, пытавшихся в ночное время корректировать огонь и налеты авиации с помощью световых сигналов…»
Из воспоминаний Иванова:
«В период боев под Сталинградом у меня от долгого пребывания в окопах по колено в грязи на ногах появилось большое количество крупных нарывов. Они гноились, прилипали к кальсонам и вызывали невыносимую боль. Поэтому я был вынужден обрезать голенища сапог и до самого наступления под Сталинградом ходил в опорках. Перед самым наступлением мне прислали из-за Волги новые сапоги и шинель, старая была утрачена под Керчью. До сих пор в сырую погоду на моих ногах выступают темные пятна. Несколько раз показывал их врачам, но те в недоумении разводят руками…»
23 ноября 1942 года войска Юго-Западного и Сталинградского фронтов соединились, замкнув кольцо окружения вокруг 22 дивизий противника.
Из воспоминаний Иванова:
«Несколько дней спустя после начала успешного наступления под Сталинградом на фронте произошло крупное чрезвычайное происшествие. Одна из наших дивизий, по-моему, 26-я, захватила в качестве трофеев несколько бочек со спиртным. Полагая, что это спирт доброкачественный, командование дивизии приложилось к нему. Но оказалось, что это был метиловый спирт, и вскоре все командование дивизии в количестве более двадцати человек погибло. Остался жив только один военный прокурор, который был скрытным алкоголиком и метиловый спирт на него не подействовал.
Об указанном ЧП было доложено И. Сталину, и тот обратился к командующим фронтами и армиями со строгой телеграммой…»
* * *
О попытках деблокирования окруженной нашими войсками 6-й полевой армии вермахта в Сталинграде и спасения ее командующего, будущего генерал-фельдмаршала Паулюса танковыми частями Манштейна и Гота написано много мемуаров советскими и немецкими полководцами. Но более ярко эти сражения описал великий патриот земли Русской писатель Юрий Бондарев в книге «Горячий снег». О победе под Сталинградом наши граждане многое знают из книг и кинофильмов.
30 декабря, в канун 1943 года, войска 51-й и 2-й гвардейской армии вышли на рубеж Семичный – Ильичев – Терновский – Глубокий – Валуевка. Здесь войскам были поставлены новые задачи – о преследовании противника и наступлении на Ростов.
Из воспоминаний Иванова:
«Мне довелось провести в окопах и траншеях, блиндажах и хатах под Сталинградом всю его героическую эпопею. Я еще раз опровергаю ложь, которую придумали «писатели-демократы» и «телевизионщики» новой волны, взрощенные на хлебах Советского Союза, но движимые отнюдь не любовью и даже не заботой о Родине. Ложь эта в том, что работники особых отделов, а потом КРО Смерш якобы сидели по теплым тылам с толстыми бабами, хлестали там водку и изредка или часто в зависимости от фантазии авторов «приводили в исполнение». Все это, конечно не так. На моих глазах снаряд попадал в ДЗОТ, и гибло целое отделение, падал сраженный осколком товарищ, с которым я так и не закончил разговор; не раз я проходил мимо еще горящих танков и разбитых дымящихся пушек; по оттенкам свиста бомбы научился распознавать ее калибр и опасность; видел падающих под пулями людей; сам слышал пули и осколки, поющие на разные голоса…
Говорю это не из чувства гордости, хотя гордость за пройденное, за содеянное, конечно, присутствует во мне, старом человеке. Говорю это для того, чтобы вы знали и помнили, что довелось пережить вашим отцам и дедам. Говорю для того, чтобы никакие резуны и поповы, манштейны и трумэны не смогли опорочить в ваших глазах подвиг советского солдата, чтобы вы вспоминали о нас с гордостью, частично той, нашей…»
31 января 1943 года войска 21-й и 62-й армий соединились в районе Мамаева кургана, расчленив окруженных на две части. 31 января практически прекратилось сопротивление южной группы окруженных гитлеровцев, и был пленен генерал-фельдмаршал Паулюс, получивший сутки назад это звание от Гитлера, пленен со своим штабом. На его поступок Гитлер ответил жестокостью по отношению к его семьи, проклятиями в адрес новоиспеченного генерал-фельдмаршала, а Германия – многодневным трауром. Но Гитлер не принимал и не понимал того, что Паулюс спас жизни тысячам своих соотечественников. 2 февраля сдались и остатки северной группы немцев.
Так закончилась Сталинградская битва и для Леонида Георгиевича Иванова, другие битвы были впереди. После Сталинграда войска 51 – я армии приняли участие в освобождении Ростова, Краснодона, Одессы и Кишинева.
Смерш в боях
Органы Смерш пользовались высочайшим авторитетом и уважением в войсках. Тысячи офицеров Смерш награждены боевыми орденами и медалями. Награждение производило командование воинских частей по своей инициативе от имени Президиума Верховного Совета СССР.
Л.Г. Иванов19 апреля 1943 года Управление особых отделов НКВД секретным Постановлением Совета народных комиссаров СССР было преобразовано в Главное Управление контрразведки Смерш НКО СССР. Тем же Постановлением были созданы Управление контрразведки Смерш НКВМФ СССР и отдел контрразведки Смерш НКВД СССР.
21 апреля 1943 года И.В. Сталин подписал Постановление ГКО № 3222 сс/ов об утверждении положения о ГУКР Смерш НКО СССР. Текст документа состоял из одной фразы: Утвердить положение о Главном Управлении контрразведки СМЕРШ и их органах на местах. Этим постановлением повышался статус начальника Главного управления контрразведки (ГУКР) Смерш НКО СССР: тот объявлялся заместителем наркома обороны, то есть И.В. Сталина, и подчинялся непосредственно только ему.
Заместителем наркома обороны и начальником ГУКР Смерш был назначен комиссар госбезопасности 2-го ранга В.С. Абакумов, ставший генерал-лейтенантом.
Органы военной контрразведки всех уровней могли осуществлять выемки, обыски и аресты военнослужащих. Аресты старшего начсостава органы Смерш могли производить только с санкции Верховного Главнокомандующего и руководителя Ставки ВГК И.В. Сталина.
Сотрудники органов Смерш в исключительных случаях, в боевой обстановке, имели право применять оружие. Теперь особисты выводились из прямого и непосредственного подчинения НКВД и вводились Главным Управлением контрразведки Смерш в Наркомат обороны (НКО), который возглавлялся Верховным Главнокомандующим И.В. Сталиным.
По оценке Леонида Георгиевича, оперативный состав с пониманием встретил известие о реорганизации системы армейской контрразведки, которую уже давно ждали в особых отделах. Структурных изменений требовало время и военно-политическая обстановка как на фронтах, так и внутри измученной войной страны и воюющей все еще с сильным противником в лице вермахта и его сателлитов.
Органы Смерш были созданы не на пустом месте – они стали преемниками особых отделов НКВД, действовавших в армии и на флоте. Они росли и мужали вместе с нашими героическими Вооруженными силами. История особых отделов тесно связана с историей борьбы за честь и независимость нашей Родины, начиная со дня своего рождения 19 декабря 1918 года. К апрелю 1943 года особые отделы имели солидный опыт работы как в мирное, так и военное время. Они прошли боевую закалку на Хасане, в Халхин-Голе, Советско-финляндских войнах, в освободительных походах на территориях Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии и Северной Буковины, а также имели двухлетний опыт боевой работы на фронтах Великой Отечественной войны.
Сотрудникам всех трех ведомств Смерш надлежало носить форму одежды и знаки различия воинских частей и соединений, ими обслуживаемых.
* * *
В современной литературе недобросовестными писаками прививается мысль, что заградотряды – детище Смерш. Глупости! Заградительные отряды при органах Смерш никогда не создавались, сотрудники военной контрразведки никогда их не возглавляли. В начале войны заградительные мероприятия осуществлялись войсками НКВД по охране тыла действующей армии. А что касается операций по так называемым зачисткам перед наступлением или на освобожденных территориях, смершевцы ими действительно руководили. Это была их первостепенная задача. В ходе таких зачисток при прочесывании военных гарнизонов, прилегающих к ним лесных массивов производился осмотр нежилых помещений, заброшенных землянок, задерживалось немало лиц без документов, дезертиров, а также военнослужащих, имевших на руках документы с признаками подделки специалистами абвера.
По статистике служба оперативного состава в подразделениях Смерш была крайне опасная – в среднем оперативник служил три месяца, после чего выбывал по ранению или смерти.
Общепризнанно – деятельность Смерша характеризовалась большими успехами в борьбе против иностранных разведок, а поэтому эти органы государственной безопасности считались самыми эффективными спецслужбами во время Второй мировой войны. С 1943 года до окончания войны одних только радиоигр – войн в эфире – центральным аппаратом ГУКР Смерш НКО СССР и его фронтовыми управлениями было поведено около двухсот, а если точнее, – 186. Офицеры Смерш в званиях уравнялись с армейскими офицерами. На них полностью распространялись все приказы НКО.
– Леонид Георгиевич, как известно, летом 1943 года появилась инструкция ГУКР Смерш с подробным изложением задач, методов работы и прав органов военной контрразведки. Перед ее составлением, как отмечается в некоторых литературных источниках, руководители ГУКР Смерш побывали на фронтах и проводили беседы, а скорее советовались с опытными оперативными работниками. Подтверждаете ли вы это? – поинтересовался автор.
– Да, действительно где-то в мае сорок третьего, когда я был старшим оперуполномоченным контрразведки Смерш 51-й армии, такую беседу провели и со мной. К нам приезжали тогда первый заместитель начальника ГУКР Смерш НКО СССР генерал-лейтенант Николай Николаевич Селиванов-ский и начальник управления контрразведки Южного фронта генерал-майор Николай Кузьмич Ковальчук.
Поскольку к этому времени я уже работал в боевых частях на переднем крае, они в течение нескольких часов беседовали со мной об особенностях оперативной работы в боевых условиях, о трудностях и проблемах. Беседовали они на эту тему и с другими офицерами контрразведки. Именно сразу после беседы со мной высоким начальством был подписан приказ о моем назначении заместителем начальника 4-го отделения контрразведки 51-й армии.
Из воспоминаний Иванова:
«Если говорить кратко о задачах Смерш, то они сводились к тому, чтобы оказать нашими специфическими средствами помощь командованию для обеспечения победы над врагом. Работники Смерш не только вели оперативную работу, но и принимали непосредственное участие в боях, ходили в атаки, нередко, в случаях гибели командира, брали на себя командование подразделением, часто руководили выводом личного состава из окружения. В первые полтора года войны перед оперработниками ставилась задача вместе с комиссаром поднимать людей в атаку…
Командованию частей нередко предоставлялась ценная информация о противнике, расположении его частей, их численности, вооружениях, замыслах и так далее…»
Леонид Георгиевич глубоко переживал, когда встречался с лживыми публикациями о деятельности Смерша в годы войны, называя их «элементарным пасквилем». Он считал, что его поколение во время Великой Отечественной войны выдержало многие тяготы: и натиск врага, и горечь поражений, и гибель сослуживцев, и сложности фронтового быта, и эмоциональные перегрузки, и многое другое. По его мнению, эта выдержка постоянно подкреплялась внутренней верой в нашу победу.
– Победа жила в каждом нашем сердце, – признавался он, – она согревала и вселяла уверенность, что враг будет повержен.
Он высоко ценил правдивое слово о солдатах Смерша, принимавших участие в достижении Великой Победы своими специфическим оружием в борьбе с тайным противником. Особенно отмечал произведение В.О. Богомолова – его роман «Момент истины». Он так и говорил – здесь сотрудники Смерш «заняты правдивой работой – ищут заброшенную вражескую агентуру».
Буквально негодовал, когда попадался «социальный заказ» на то, чтобы опорочить прошлое Смерша разного рода пошлостями и небылицами.
Из воспоминаний Иванова:
«Нам, военным контрразведчикам Смерш, отвратительно слышать и читать на газетных и журнальных страницах, слушать во многих телевизионных и радиопрограммах негативную, лживую, а порой даже враждебную оценку роли Смерша в годы войны.
Идет открытая клевета на Смерш, умышленно принижается роль военной контрразведки в достижении победы, извращается суть ее работы. Подчас офицеры Смерш изображаются безграмотными, тупыми людьми, которые якобы пытались поставить себя над командованием. В современной враждебной трактовке они сплошь и рядом нарушают социалистическую законность, проводят незаконные репрессии, при этом отсиживаются в тылу, где пьянствуют и развлекаются с женщинами. Причем обо всем этом, как правило, говорят и пишут люди, которые сами ни одного дня не были на фронте, не нюхали пороху, не ходили в атаку и ни разу в жизни не видели живого контрразведчика… Будучи кадровым военным контрразведчиком, я прошел всю войну с первой и до последней минуты…»
Кто, как не он, наш гуру, имеет право на такие слова. Ведь ночью, когда еще никто в Светском Союзе не знал о начале войны, Леонид Георгиевич вместе с пограничниками заставы на границе с Румынией принимал участие в отражении огнем нарушителей мирной жизни СССР. А в мае 1945 года в составе опергруппы Смерш 1-го Белорусского фронта обеспечивал мероприятия по безопасности подписания фельдмаршалом Кейтелем Акта о капитуляции фашистской Германии.
Советские люди еще не знали об окончании войны, а майор Леонид Георгиевич Иванов со своими товарищами уже поднимал тосты за долгожданную Победу. Он прошел большой путь в рядах военной контрразведки во время войны: от оперуполномоченного стрелкового батальона до начальника отделения КР Смерш 5-й ударной армии. Дважды – под Керчью и Сталинградом – Леонид Георгиевич был тяжело контужен, но в госпиталь не ложился, оставался на передовой, продолжая сражаться с наседавшим противником и его тайными посланцами – агентурой.
* * *
Безусловно, главной задачей Смерша была борьба с забрасываемой агентурой противника. В начале войны, надеясь на скоротечность ее проведения и на свой постоянно вдалбливаемый в головы солдат и офицеров вермахта «блицкриг», немецкие спецслужбы массово вербовали наших граждан. Засылали они свою агентуру без тщательной проверки, а потому количество потерь часто «зашкаливало». Многие военнопленные, дабы поскорее выбраться из фашистской неволи, соглашались на сотрудничество и переходили линию фронта, чтобы прийти с повинной.
Гитлер надеялся, что после первых ударов, которые он нанес в 1941 году, Советский Союз развалится. Но страна не только не развалилась, а еще больше сплотилась. Но чем дальше вермахт углублялся в просторы России, чем становилось ожесточеннее сопротивление Красной армии и народных мстителей – партизан, чем провалы абверовской агентуры становились чаще, тем больше задумывались руководители германских разведывательных органов о коренном изменении подхода к подбору, подготовке и проверке своих негласных источников.
Из воспоминаний начальника отдела «Абвер-1», занимающегося вербовочной работой, генерал-лейтенанта Ганса Пиккенброка: «Россия – самая тяжелая страна для внедрения вражеской разведки… После вторжения германских войск на территорию СССР мы приступили к подбору агентов из числа военнопленных. Но трудно было распознать, имели ли они действительно желание работать в качестве агентов или намеревались таким путем вернуться в ряды Красной армии… Многие агенты после переброски в тыл советских войск никаких донесений нам не прислали».
И все же в дальнейшем агентуру противник стал подбирать, проверять и готовить качественнее. В зависимости от выполняемых задач появилось несколько категорий агентов: шпионы или агенты-разведчики, агенты-диверсанты, агенты-террористы и агенты-пропагандисты.
На оккупированных немцами территориях создавались разного рода разведывательные школы – «абвер-команды», «абвер-группы» с определенными профилями подготовки. По данным некоторых источников, только в 1943 году в этих школах было подготовлено более пяти тысяч шпионов и диверсантов. Агентуру в течение нескольких месяцев тщательно обучали специалисты «плаща и кинжала», а затем перебрасывали через линию фронта пешим порядком или по воздуху самолетами.
Сотрудники Смерша эту тенденцию сразу же уловили и стали активнее проводить оперативную работу по затруднению действий агентуры противника во всей фронтовой полосе. Но были и проколы в оценке деятельности национального коллаборационизма.
По мнению Леонида Георгиевича, одним из недостатков в деятельности органов безопасности во время Великой Отечественной войны он считает недооценку руководством реальных угроз от сепаратистской деятельности националистических бандитских формирований в западных областях Украины и Белоруссии, в Прибалтике и Молдавии, а также в республиках на Северном Кавказе. В последующем эта недооценка создала для самих органов немалые трудности, которые продолжаются до сих пор. Но это уже другая тема для исследования.
Смерш напугал абвер своей быстрой результативностью. Немаловажную роль сыграла оперативная смелость начальника ГУКР генерал-лейтенанта Виктора Семеновича Абакумова. Суть ее заключалась в необходимости «прощать» некоторые грехи агентам, пришедшим с повинной, перевербовывать отдельных из них и использовать в дальнейших оперативных играх с противником. Берия не разделял этих взглядов. Однако Абакумов убедил в эффективности этих мероприятий своего непосредственного начальника по НКО СССР Сталина.
Верховный Главнокомандующий, глубоко и быстро разобравшись в ситуации, даже санкционировал предложение Виктора Семеновича о награждении правительственными наградами особо отличившихся перевербованных агентов абвера из числа советских граждан. Борьба на незримом фронте требовала таких мер, потому что она была оправдана и вскоре стала приносить желанные результаты.
Из воспоминаний Иванова:
«Следует иметь в виду, что многие агенты немецких разведорганов не имели заданий проникнуть в войска, а действовали только в их окружении. Из 126 немецких агентов, разоблаченных Особым отделом 5-й ударной армии за период с конца 1942 и до середины 1943 года, только 24 человека были разоблачены в войсках. Поэтому периодически проводились меры по так называемой «проческе территории в прифронтовой полосе» с привлечением большого количества войск и сотрудников органов военной контрразведки.
Результаты таких прочесок можно проиллюстрировать несколькими яркими примерами: во время битвы под Москвой было задержано 200 немецких агентов и обезврежено 50 разведывательных групп; при проческе, с 1 по 6 сентября 1944 года, прифронтовой полосы 3-го Белорусского фронта было захвачено 20 шпионов, 116 бандитов и 163 вооруженных дезертиров. За линией фронта, в тылу у противника, действовало более 2000 оперативно-чекистских групп. Они вели активную разведку и сообщали в Москву важные сведения. За время войны от них поступило более 4000 важнейших сообщений, из которых 2500 были доложены лично Сталину. Эти сведения серьезно помогали в разработке и ведении наших боевых действий…»
* * *
Сотрудники 3-го отдела ГУКР Смерш, на который были возложены функции по розыску вражеской агентуры на территории Советского Союза и проведению радиоигр с использованием захваченных агентов-радистов противника и 4-го отдела, занимавшиеся внедрением советских разведчиков в разведывательные и контрразведывательные органы нацистской Германии, работали в тесном контакте с фронтовыми управлениями армейских чекистов.
Есть смысл привести несколько примеров проведения радиоигр, о которых рассказывал Леонид Георгиевич.
27 сентября ночью 1942 года в районе одной из деревень Рязанской области были сброшены два первых выпускника Брайтенфуртской разведшколы школы – Кедров и Сагайдачный. Они были снабжены двумя коротковолновыми агентурными рациями, деньгами в сумме двухсот тысяч рублей, личным оружием и фиктивными документами на собственные имена гражданского образца с указанием в них об освобождении от военной службы по состоянию здоровья.
Группа имела задание:
– создать базу для разведывательной работы в городе Сарапуле с предварительным заездом Кедрова в Москву для сбора разведывательных сведений;
– установить заводы авиационной промышленности и предприятия, связанные с выпуском самолетов, выяснить типы самолетов и авиамоторов, создаваемых этими заводами;
– собирать сведения о формировании и дислокации частей Красной армии и аэродромах, о передвижении воинских грузов по железным дорогам;
– выяснить количество и типы вооружения, прибывающие по «ленд-лизу» из США и Англии;
– выявлять политико-моральное состояние личного состава частей Красной армии и рабочих оборонных заводов.
Благополучно приземлившись, они тут же оказались в окружении автоматчиков. Дело в том, что их уже ждали – в разведшколе под Веной «трудилась» агентура из Смерша. Короткая перестрелка – и парашютисты оказались скрученными. Схваченные агенты противника понимали, что их ждет, поэтому всеми способами пытались выторговать себе прощение. Пообещав сохранить жизнь, агентов склонили к сотрудничеству. Обе радиостанции были включены в радиоигру с противником под кодовым названием «Дуэт».
За период с 20 января по 20 июня 1943 года был передан ряд дезинформационных материалов о местонахождении промышленных предприятий и выпускаемой ими продукции, о дислокации воинских частей, училищ, аэродромов и другие данные. Противнику «Дуэт» так «запудрил мозги» дезинформацией, что руководство посчитало их суперагентами… После взятия Вены вражеский центр, участвовавший в радиоигре, прекратил свою работу…
При проведении радиоигры «Десант» летом 1944 года противник выбросил на территорию Брянской области 27 агентов-диверсантов, 110 мешков с оружием и взрывчаткой. Все это было своевременно обезврежено. Диверсанты, окруженные отрядом советских воинов, руководимых военными контрразведчиками Смерш, оценив реальную обстановку, решили сложить оружие. В дальнейшем некоторые из них принимали участие в ряде радиоигр.
В мае-июне 1943 года десять радиостанций перевербованных агентов использовались для дезинформации противника о наших намерениях, движениях и позициях в районе Курской дуги. Дезинформация велась в детальном согласовании с Генштабом под личным контролем Сталина. Всего же в ходе всех радиоигр за время Великой Отечественной войны удалось задержать около 4000 агентов, диверсантов и официальных сотрудников абвера.
Во время обсуждения с Леонидом Георгиевичем рукописи автора «СМЕРШ в Тегеране» о деятельности его сослуживца по Германии военного контрразведчика генерал-майора Н.Г. Кравченко, участвовавшего в обеспечении безопасности международной конференции в иранской столице с участием трех глав союзнических государств – Сталина, Рузвельта и Черчилля, коснулись мы и деятельности ОУН. Он с горечью рассказывал, как его несколько раз обстреливали бандеровцы в Черновицком регионе накануне войны, о смертельном ранении ими командующего 1-го Украинского фронта Н.Ф. Ватутина, об убийстве украинскими буржуазными националистами легендарного советского разведчика Н.И. Кузнецова и писателя-патриота Украины и СССР Я.А. Галана и других. Возмущался появлением необандеровщины и отсутствием борьбы с нею со стороны практически всех президентов Украины.
– Леонид Георгиевич, как немцы проводили идеологическую обработку наших воинов? Были ли случаи, что она падала на благодатную почву и способствовала измене Родине?
– Конечно, были – в семье не без урода. Чтобы побуждать наших людей к измене, немцы осуществляли радиопередачи на переднем крае, используя усилители большой мощности. Часто передачу вел бежавший перед этим изменник, обращавшийся к своим бывшим товарищам по имени и фамилии. Как правило, он говорил, что немцы к пленным относятся хорошо, что дают отличные питание и шнапс, что кругом у них образцовая чистота, и нередко к пленным приезжают девочки. Немцы часто на переднем крае разбрасывали с самолетов антисоветские листовки с посредственными карикатурами, стишками и призывами сдаваться в плен. Почти всегда указывалось, что листовка является своего рода пропуском для перехода через линию фронта.
Органы Смерш, как правило, обнаруживали хранение таких листовок у некоторых военнослужащих, и тогда они становились подозреваемыми в возможном переходе к немцам. По перебежчику на переднем крае открывался огонь без всякого предупреждения.
Из воспоминаний Иванова:
«Командующий 5-й ударной армии генерал-полковник Берзарин во время нашего пребывания в Польше поставил передо мной задачу не допустить ни одного случая измены при подготовке войск к наступлению на Варшавско-Берлинском направлении. В декабре 1944 года я находился в боевых частях армии и организовывал работу по недопущению измены. В результате нашей работы ни одного случая измены на участке 5-й ударной армии допущено не было. Не была сорвана внезапность нашего наступления на немцев, в чем я вижу вклад сотрудников Смерш в достижение боевого успеха на названном направлении.
За эту конкретную работу по борьбе с изменой Родине, а также за разоблачение целого ряда немецких агентов Николай Эрастович Берзарин наградил меня орденом Красного Знамени. Причем он лично приехал в отдел, вручил орден, поздравил, расцеловал и, выпив 100 граммов, отправился по своим делам…»
Должен заметить, генерал Иванов никогда не говорил о другом феномене его награждения. Оказалось, что только за один год командующий армии, а потом комендант оккупированного Берлина генерал-полковник Берзарин награждал его четырьмя боевыми орденами.
Большую работу вели сотрудники Смерш с дезертирством и членовредительством. И на этом участке контрразведывательной деятельности у Леонида Георгиевича тоже был пример.
Из воспоминаний Иванова:
«Вспоминается такой случай. Перед атакой один из «бойцов» заявил сержанту, что он немедленно сбежит к немцам, если тот не прострелит ему руку со сравнительно большого расстояния. Сержант согласился стрелять, но выстрелил ему не в руну, а в голову, и тот был убит. После этого сержант явился к командованию и заявил о случившемся. По-моему, под трибунал его не отдали, считая, что с учетом сложившейся обстановки он поступил правильно…»
Молдавское лето
После освобождения Одессы части 5-й ударной армии были направлены в Молдавию, в район Тирасполя. После чего войска армии участвовали в Ясско-Кишиневской операции.
Л.Г. ИвановЛето 1944 года Леонид Георгиевич встретил в Молдавии.
После очистки от немецких захватчиков украинской части территории СССР войска 5-й ударной армии, в которой теперь пришлось служить капитану Леониду Иванову и дойти с нею до Берлина, сосредоточились на некоторое время вдоль Днестра, готовясь к предстоящей Ясско-Кишиневской операции.
В 1944 году армия входила в состав 3-го Украинского фронта. Начальником управления контрразведки Смерш фронта в это время был генерал-майор Петр Иванович Ива-шутин, будущий генерал армии, Герой Советского Союза, заместитель начальника Генштаба ВС СССР – начальник Главного разведывательного управления (ГРУ) ГШ ВС СССР. С ним приходилось встречаться и герою настоящего повествования – два десятка лет посвятил оперативному обслуживанию ГРУ Генштаба ВС СССР. Леонид Георгиевич Иванов высоко ценил профессионализм, неторопливость, благородство и личные качества своего высокого начальника. О нем он всегда, до последних дней, отзывался исключительно с теплотой. Отдел контрразведки Смерш 5-й ударной армии перед проведением Ясско-Кишиневской операции находился в крупном селе, претендующем даже на поселок – Глинное, расположенном недалеко от Днестра.
Из воспоминаний Иванова:
«Противник, понимая, что советское командование готовит на этом направлении крупное наступление, вел активную разведку. Он часто засылал свою агентуру через линию фронта, но чаще на парашютах забрасывал в тыл своих агентов. Выброска агентов, как правило, совершалась в ночное время или под раннее утро, когда парашютистов труднее обнаружить…
Где-то в июле 1944 года от одного пастуха был получен сигнал, что в прифронтовой полосе поселка Фрунзенское, он в ночное время услышал гул самолетов и наблюдал, как приземлилось несколько парашютистов. Сигнал был серьезный. Войска готовились к Ясско-Кишиневской операции, и заброска группы парашютистов в наш ближний тыл вызвала у командования серьезную тревогу. Мне по линии ОКР Смерш армии было поручено обеспечить необходимую работу по их поиску и задержанию.
Естественно, сразу возник вопрос: а правду ли говорит пастух? Не приснилась ли ему вся эта высадка? Или он говорит неправду с умыслом, чтобы отвлечь от работы квалифицированных контрразведчиков. Несколько раз говорили с пастухом, и он твердо стоял на своем, клялся и божился, что видел самолет и парашютистов. Тогда мы выехали к месту предполагаемой высадки, чтобы искать парашюты. Из опыта мы знали, что после высадки парашютисты обычно закапывали свои парашюты на склоне оврагов, в кустарниках, болотах и т. д. Мы стали тщательно осматривать местность. Особое внимание обращали на склоны оврагов, на разные земляные бугорки, взрыхленную почву и т. д. Вскоре на одном из склонов оврага нам удалось найти пять закопанных парашютов. Теперь сомнений не было, что высадка действительно состоялась.
Но что делать, как искать высаженный десант, ведь никаких примет, тем более фамилий, известно не было. Мы пошли по единственно возможному, на наш взгляд, пути. Были созданы четыре оперативные поисковые подгруппы с оперативным работником Смерш во главе. Подгруппы были соответственно направлены от места высадки в северном, южном, западном и восточном направлениях. Перед ними была поставлена одна-единственная задача: опрашивать местных жителей – не видели ли они каких-либо посторонних лиц, которые своим поведением вызвали какое-то подозрение. Такой способ наших действий вскоре оправдал себя.
Через день-два одной из подгрупп удалось получить данные от косаря о подозрительном поведении двух человек в красноармейской форме. На вопрос «откуда они идут» они ответили, указав направление, что из Глинного, хотя Глинное было в противоположной стороне. Военнослужащие предложили косарю закурить и дали ему сигарету, что в условиях военного времени было большой роскошью: наши военнослужащие курили махорку. При появлении на горизонте военной машины они засуетились, заспешили и быстро ушли, непрерывно оглядываясь по сторонам.
По показаниям косаря, на солдатском мешке у одного из красноармейцев было написано чернильным карандашом число 23. Указанное поведение этих «красноармейцев» вызвало серьезные основания подозревать их в возможной причастности к разыскиваемым парашютистам. Важной уликой для их поиска явилась цифра 23 на вещевом мешке. Эта улика стала основной в дальнейших поисках.
Для ясности следует сказать, что на фронте каждый красноармеец, имея вещмешок, надписывал на нем свою фамилию или ставил какую-либо цифру. Это делалось для того, чтобы не перепутать одинаковые внешне вещмешки. Особое внимание было обращено на поиск красноармейца с таким вещмешком в 194-м армейском запасном полку. Такие полки были при каждой армии. Через них проходили тысячи солдат. Одни поступали из тыла по мобилизации, другие из госпиталей после ранения и т. д. Их некоторое время обучали военному делу и потом маршевыми ротами отправляли на передовую, в полни и дивизии.
Так вот, в 194-м запасном полку, входившем в состав 5-й ударной армии, проводилась особо тщательная работа по поиску красноармейца с мешком, на котором было написано число 23. Вскоре в этом полку был обнаружен солдат, на вещмешке которого была указанная цифра. При проверке его красноармейской книжки было установлено, что скрепки сделаны из блестящей нержавеющей стали, на листах нет следов ржавчины. Стали его допрашивать. Он заявил, что находился в военном госпитале в Тамбове, откуда прибыл после осколочного ранения в ногу. Попросили показать следы раны на ноге. Следы от ран действительно были. Задали вопросы: что из себя представляет здание госпиталя в Тамбове, на каком этаже он лежал, номер палаты, имена медсестер и тому подобное. На все вопросы он дал ответы. Запросили Тамбов. Как и ожидалось, данные не подтвердились. Но и после этого «красноармеец» стоял на своем и не признавался, что является агентом-парашютистом.
И только после того как был привезен косарь и проведено опознание, он признался, что является агентом гитлеровской разведки, и дал подробные показания на остальных четырех шпионов. В течение нескольких дней все агенты были задержаны и разоблачены. Один из них, «капитан», успел получить направление в отделе кадров армии в оперативный отдел штаба 32-го стрелкового корпуса. По пути в штаб он был «снят» с кузова грузовой машины. Двое оказались диверсантами и имели задание взорвать важный железнодорожный мост в районе Балты. Они попали в засаду, устроенную возле моста. У агентов были изъяты магнитные мины, оружие, радиопередатчики, большое количество советских денег. Таким образом, за одну неделю была изъята опасная подготовленная группа агентов и диверсантов».
Слова Леонида Георгиевича всего только – «за одну неделю» – может оценить лишь тот, кто был связан с деятельностью военного контрразведчика на фронте. С позиций его коллеги – автора этих строк, моложе гуру на четверть века, операция была проведена блестяще и в короткие сроки.
Влияли на обстановку поиска парашютистов, конечно, и негативные факторы: время, пространство, постоянное перемещение армейских масс и транспортные издержки. Нужно было поверить и пастуху, и косарю, грамотно спланировать и выстроить векторы поиска парашютов, основываясь на оперативном опыте и знаниях действий противника в подобных ситуациях. Проводить операцию вдумчиво – «спешить не торопясь», или «торопиться не спеша». Что касается скрепок из нержавеющей стали в красноармейской книжке, то к этому времени ГУКР Смерш обобщил материалы подделок и откровенно липовых документов советских военнослужащих. Немцы массово наладили производство не только фальшивых английских фунтов, американских долларов, но в том числе и советских рублей.
Фашистские спецслужбы нередко проваливались «на мелочах», становясь жертвами своей немецкой пунктуальности, аккуратности и приверженности к шаблонам. Общеизвестно, что в разведке важную роль играет качественное изготовление документов прикрытия для агентов. Сотни фашистских лазутчиков разоблачались нашими контрразведчиками и даже армейскими патрулями по причине неправильного изготовления фальшивых советских паспортов и красноармейских книжек, медалей и орденов, командировочных удостоверений, вещевых и продовольственных аттестатов.
Попадались агенты и потому, что часто менялись красители, шрифты и форматы командировочных предписаний – немцы не успевали отслеживать заградительные меры со стороны противника в этом вопросе. Они охотились за нашими орденами и медалями, но засылка агентуры в наш тыл приобрела такие масштабы, что «пленных» советских правительственных наград у них не хватало. Пришлось штамповать, красить и шлифовать подобные знаки отличия на своих «производственных» базах абвера и СД РСХА. Но и здесь подводила немцев их бережливость: они использовали при их изготовлении дешевые металлы и сплавы.
Гитлеровские стратеги из разведки считали, что чем больше на груди у агента будет наград, тем к нему будет соответственно больше доверия у проверяющих. В такой ситуации могла пригодиться медаль «За отвагу», а еще лучше орден Красной Звезды. И щедро «награждали» своих агентов многим своим наградным хламом. Так на ордене Красной Звезды красноармеец изображался не в сапогах, а в ботинках с обмотками. Это уже был признак фальшака. Ценной агентуре давались настоящие советские ордена и медали. Неправильное расположение орденов при ношении тоже иногда привлекало внимание патрулей, а тем более военных контрразведчиков.
Так, агент «Цеппелина-Норд» «майор» Петр Таврин, он же Шило, направленный в Москву для осуществления теракта против Сталина и задержанный в Подмосковье вместе с напарницей Лидией Шиловой, имел подлинные ордена Ленина, Красного Знамени, Александра Невского и Красной Звезды. Кроме этого две медали «За отвагу» и знак «Гвардия».
В целях укрепления личной безопасности «майора» Тав-рина оснастили настоящими советскими правительственными наградами. Из Берлина были доставлены орден Ленина и «Золотая Звезда» Героя Советского Союза. Как впоследствии выяснилось, они принадлежали генерал-майору Ивану Михайловичу Шепетову – бывшему командиру 14-й гвардейской стрелковой дивизии. В мае 1942 года во время Харьковской операции дивизия попала в окружение в районе города Изюма. Комдив Шепетов был ранен и контужен. В таком состоянии он попал в плен. В мае 1943 года при попытке бежать из концлагеря Флюссенбюрга он был задержан и расстрелян.
Прокололся агент на неправильном расположении ордена Александра Невского, который носился на противоположной от медалей стороне кителя. Некомпетентностью «цепелинцев» было и то, что орден Александра Невского был редким орденом и им в основном награждались крупные военачальники. А в данном случае им был награжден майор?!
Ордена и медали у него блестели, как только что выпущенные, вывезенные из Монетного двора и врученные все вместе. И это несмотря на то, что предатель-«фронтовик» ехал на мотоцикле в дождливую и слякотную погоду.
Не до конца додумали фрицы и такой момент – кто из наших солдат и офицеров в период военного лихолетья мог принять решение «надраить» до блеска асидолом свои награды, идя в бой? Таких «хвастунов» не было, потому что не было для этого ни времени, ни настроения…
* * *
В 1943 году органами Смерш был разоблачен в одной из воинских частей в Воронеже немецкий агент-радист Григорьев. Но он мог быть задержан еще месяц назад, если бы начальник продовольственной службы гарнизона, расположенного в поселке Сомово, оказался более наблюдательным, а скорее бдительным и обратил внимание на наличие у солдата продовольственного аттестата отмененного образца. Григорьев на допросе признался, что тогда он уже стоял на грани провала, потому что понял, что немцы его «подвели под монастырь» недоброкачественными документами.
Кстати, предложение периодически менять ходовые документы военнослужащим исходило от сотрудников Смерш, с чем командование было полностью согласно. Именно по этим приметам имело место разоблачение сотен агентов немецких спецслужб. С другой стороны, на необходимость изготовления разного рода фальшивок повлияло, особенно в начальный период войны, когда целыми армиями и дивизиями наши войска попадали в окружение и плен, количество подлинных советских орденов, медалей и ведомственных знаков, которое было невелико. Мало награжденных советских солдат и офицеров попадалось в руки неприятеля.
За постоянные отходы и отступления начальство больше журило, а то и расстреливало через военные трибуналы командиров, чем награждало.
В начале сентября 5-я ударная армия была выведена в резерв Ставки ВГК, передислоцирована в район города Ковеля, что на Волыни, и 30 октября включена в состав 1-го Украинского фронта.
Из воспоминаний Иванова:
«Другой пример… Через зафронтовую агентуру и по другим нашим каналам поступили сведения о том, что в 49-й гвардейской стрелковой дивизии, ведущей бои на плацдарме Днестра, действует опасный агент абвера. Были получены его фамилия, имя и отчество, а также информация, что перед войной он работал поваром в ресторане «Метрополь».
Данных было вполне достаточно для розыска и задержания. Как обычно в таких ситуациях, дали шифрограмму в отдел контрразведки дивизии о задержании этого агента для дальнейшего его этапирования в отдел КР Смерш армии. По истечении пяти дней получили ответ, что такого человека в дивизии нет. Мы забеспокоились…
По указанию начальника отдела кадров армии я выехал в отдел дивизии. С большими трудностями на рассвете мне удалось переправиться на плацдарм и явиться в отдел КР Смерш 49-й гвардейской стрелковой дивизии, начальником которого был подполковник Васильев. Чтобы найти разыскиваемого шпиона, я дал команду собрать списки всех военнослужащих, которые есть в наличии, а также список убитых, раненых, убывших в командировку. На это ушло два-три дня. После этого я лично перепроверил все списки. Разыскиваемого агента среди личного состава дивизии не было. Делать больше нечего, на рассвете решил уехать. Перед отъездом мы сели позавтракать в землянке начальника отдела Васильева. Я обратил внимание на удивительное для боевых условий высокое качество завтрака. Поинтересовался: кто готовил. Васильев ответил, что недавно у него во взводе охраны отдела КР Смерш появился новый солдат, работавший поваром до войны. У меня сразу возник вопрос:
– Слушай, Васильев, а список твоего взвода мы проверяли?
Васильев при этих словах словно окаменел, пораженный догадкой. Так это он и есть! Тот, кого мы разыскиваем. Солдат-повар, который подает нам завтрак.
Я говорю:
– Спокойно, никаких эмоций, доедим, как обычно, свой завтрак до конца.
После завтрака взял список взвода охраны отдела Смерш дивизии и убедился, что солдат-повар действительно является разыскиваемым шпионом. Но как доставить его через переправу с маленького плацдарма, находящегося под огнем немцев, чтобы не вспугнуть его и исключить попытку к бегству?
Вызываю его на беседу и говорю, что, мол, ты здорово готовишь, а в штабе армии есть один важный генерал с больным желудком, ему нужно соблюдать диету. Не согласишься ли перейти к генералу? Тот согласился.
Чтобы не вызвать никаких подозрений, сразу же оформили все документы на убытие (вещевой, продовольственный аттестаты и др.). Когда прибыли в отдел армии, он тут же «раскололся». Взяли его своевременно. Он уже собирался переходить к немцам с данными о нашем крупном наступлении на Кишинев и, что особенно опасно, намеревался перед своим уходом похитить некоторые оперативные документы в отделе контрразведки.
Естественно, возникает вопрос: каким образом немецкий шпион оказался во взводе охраны отдела КР Смерш дивизии? Да очень просто. Взвод охраны, как и другие подразделения, нес боевые потери. Их надо было восполнять. А каким образом? Когда войска шли вперед, то в освобожденных от противника населенных пунктах оказывалось много людей призывного возраста. Для их призыва в армию прибывали полевые военкоматы. Они призывали названных лиц в армию и направляли в части. Вот в числе таких призывников и оказался агент абвера. А там уже подфартило: попал прямо во взвод охраны. Специально проверять призванных людей в боевых условиях не было ни возможности, ни времени. Бывали случаи, когда призванные таким образом люди шли в бой в гражданской одежде, не успев получить военную форму. Так требовала обстановка.
Несмотря на все объективные обстоятельства, подполковник Васильев вскоре был снят с должности начальника отдела КР Смерш дивизии, хотя был очень опытным руководителем. Мне было искренне жаль его…»
Из этого примера по воспоминаниям военного контрразведчика можно сделать вывод, что у капитана Леонида Иванова мысль о разыскиваемом немецком агенте ходила по кругу даже тогда, когда уже было ясно, что в списках его нет. Но он помнил детали шпионского портрета – его профессию на гражданке. И когда он искренне отозвался о высоком качестве завтрака, приготовленного в нехитрых солдатских условиях, и услышал от Васильева, что блюдо приготовил солдат, в прошлом связанный с поварской специальностью, – мысль выстрелила догадкой! Так среагировать мог только высокий профессионал, державший в уме все тонкости материала на разыскиваемого агента немецкой разведки.
Прекрасна мотивация вывода шпиона из передового плацдарма в штаб армии – все логично, спокойно и грамотно. У капитана Смерша она родилась быстро, потому что уже были и достаточный жизненный багаж, и высокий контрразведывательный уровень мышления.
Интересен еще один его рассказ о встрече с агентом абвера. Случилось это летом 1944 года в 248-й стрелковой дивизии, находившейся в районе Тирасполя. Дело в том, что туда явился офицер в форме лейтенанта и заявил, что является агентом немецкой разведки. Десантировался он на территорию расположения полков соединения с самолета. Об этом случае сотрудники Смерша дивизии доложили в отдел КР Смерш 5-й ударной армии.
Капитана Леонида Иванова с двумя оперативными работниками руководство отдела армии направило в дивизию для разбирательства и принятия соответствующих мер. «Лейтенант» был молодым человеком, довольно упитанным с нескрываемым беспокойством на лице.
– Как вы попали в плен, при каких обстоятельствах? – спросил его Иванов.
– Я попал в плен, будучи раненым. Потом лечился. Со мной несколько раз беседовал офицер. Предложил обучение в разведшколе. Поначалу колебался – давать согласие или нет. Но это был единственный выход попасть на родину, – пояснял «лейтенант».
– И вы дали?
– Да, потому что знал – после заброски явлюсь с повинной. А там, если повезет, снова вернусь в армию.
– Кто вместе с вами был в самолете? – опять поинтересовался Иванов.
– Были еще два, по-видимому, агента. Одного – он был в форме капитана – я хорошо знаю по учебе в разведшколе, – он назвал его имя. – А вот другого спутника мне не удалось даже рассмотреть. Он был закутан в плащ-палатку, сидел к нам спиной и не проронил ни слова. Видать, важная шишка! Крупный агент!
Агенту контрразведчики предложили сесть с ними в машину и проехать ряд населенных пунктов на предмет возможного обнаружения своих «однокашников».
– Согласен, – кивнул «лейтенант», понимающий, что если он поможет в розыске своих «друзей», то эти его усилия, возможно, зачтутся при определении меры наказания.
Таким образом, быстро была создана оперативно-разыскная группа, и военные контрразведчики вместе с опознавателем на автомобиле стали объезжать населенные пункты. Агента проинструктировали – узнаешь своих, дай сигнал. И вот на одной из небольших железнодорожных станций «лейтенант» показал на стоящего у стены небольшого станционного строения «капитана». Но случилась неожиданность. Как только машина остановилась, тот дал деру в сторону леса. Бежал быстро. Чувствовалось – натренирован, да и обут был в модные брезентовые сапоги. Иванов погнался за ним. Но у настоящего капитана на ногах были тяжелые «кирзачи», и, конечно, он не мог догнать предателя. Стрелял несколько раз по ногам – промах. Убегающий стал отстреливаться. Тогда Леонид Георгиевич остановился и, прижавшись к стволу дерева, выстрелил – «капитан» упал.
Выждав некоторое время и рассредоточившись, армейские чекисты бегом направились к упавшему незнакомцу. Он был бледен, на ноге проступила кровь от ранения. Офицеры быстро наложили жгут выше прострела, перевязали рану и дали хлебнуть спирта. «Капитан» этот, как оказалось, служил в Красной армии, был офицером, добровольно сдался в плен и служил у немцев полицейским. За «заслуги» в своей «работе» его направили и зачислили на учебу в разведшколу, где тот проявил себя «смышленным» слушателем. До задержания он уже дважды забрасывался в тыл советских войск и, успешно выполнив задание, возвращался в разведцентр, переходя линию фонта.
Это был настоящий враг – убежденный в своей правоте измены Родине, жестокий в поступках и желающий выслужиться у немцев. При личном досмотре у него оказалось:
– большая сумма подлинных советских денег;
– справки о «нахождении» им на излечении в госпитале;
– командировочное удостоверение с подлинной печатью и действительной подписью командира дивизии.
Последнее оперативников сильно удивило: качество подделки было очень высоким. Немцы к тому времени стали применять, очевидно, новые технологии в копировании печатей и подписей. Задание у него было четким: используя «крепкое» удостоверение, покрутиться недели две в прифронтовой полосе, а затем попасть в одну из действующих частей, выведать сведения о готовящемся наступлении и вовремя донести их противнику. Третьего агента, кутавшегося в плащ-палатку, оперативникам, к сожалению, выявить не удалось.
За эту и другие чекистские операции по разоблачению вражеской агентуры командующий 5-й ударной армией генерал-полковник Н.Э. Берзарин наградил майора Иванова орденом Отечественной войны I степени. Причем он лично прибыл в отдел КР Смерш армии для вручения награды и расцеловал военного контрразведчика.
Вообще, читая литературу, посвященную генералу Берзарину, автор пришел к выводу, что он очень высоко ценил труд армейских контрразведчиков, правильно понимая их роль в обеспечении скрытного управления войсками и в борьбе против агентуры противника, способной свести на нет замыслы командования.
Из воспоминаний Иванова:
«Со стороны генерал-полковника Берзарина отношение к офицерам военной контрразведки было исключительно благожелательным. Он видел и понимал, сколь велик вклад контрразведчиков в обеспечение проведения операций, в том числе самых крупных. А ведь этот человек до войны арестовывался органами НКВД, некоторое время провел в тюрьмах, но не затаил зла. Замечательный полководец и человек, первый комендант Берлина Берзарин навсегда останется в памяти нашего народа как один из выдающихся творцов Великой Победы».
В связи с этим автору вспомнился фильм «Офицеры». В нем звучит песня с такими словами: «От героев былых времен не осталось порой имен…», а далее поется о тех «кто брал Берлин». Эти слова как будто сказаны о первом коменданте взятого советскими войсками Берлина – Николае Берзарине.
После объединения Германии не без помощи одного из разрушителей Советского Союза – Горбачева, в 1992 году при правлении Ельцина Николая Берзарина вычеркнули из списка почетных граждан, как вычеркнули Михаила Егорова и Мелитона Кантария, которые официально считались первыми, кто водрузил Знамя Победы над рейхстагом.
Видимо, новые власти Германии, почувствовав свою победу в холодной войне, решили избавиться от всего советского, напоминающего о позоре 1945 года. Но трезвых голов в Германии еще было много. Немало оставалось тех, кто помнил то тяжелое время и ту помощь, какую оказало жителям разрушенной германской столицы советское правительство и лично ее первый комендант – генерал-полковник Николай Берзарин. Это по его командам вдоль улиц и на площадях ставились полевые кухни и кормились голодные берлинцы «борщами и кашами».
Судьба ему отвела всего лишь 54 дня быть в должности коменданта бывшей столицы Третьего рейха, но он оставил после себя добрую память о гуманных деяниях для берлинцев. Дело в том, что 16 июня 1945 года в 8.15 утра в Берлине на сорок первом году жизни погиб Н.Э. Берзарин.
По рассказу Леонида Иванова, смерть произошла при следующих обстоятельствах. В 8.00 Берзарин на мотоцикле с коляской выехал в расположение штаба армии. Проезжая по Шлоссштрассе на скорости примерно семьдесят километров, у перекрестка с Вилхелмштрассе, где регулировщиком пропускалась колонна грузовых автомашин, Берзарин, не сбавляя скорости и, видимо, потеряв управление, врезался в левый борт грузовой автомашины «Форд-6». В результате катастрофы Берзарин получил пролом черепа, переломы правой руки и правой ноги, разрушение грудной клетки с мгновенным смертельным исходом. С ним вместе погиб находившийся в коляске его ординарец…
За шесть дней до празднования в Москве Победы над фашистской Германией на Новодевичьем кладбище звучала скорбная музыка и гремели прощальные выстрелы – это провожали в последний путь первого коменданта Берлина, командующего 5-й ударной армии, Героя Советского Союза генерал-полковника Николая Эрастовича Берзарина. Об этой потере сожалели и наши воины, и берлинцы. Прошел траурный митинг и в отделе КР Смерш 5-й ударной армии.
Но вот поутихли политические бури, и 11 февраля 2003 года жители Берлина вспомнили о том хорошем, что сделал для них первый советский комендант Николай Эрастович Берзарин. Ему снова возвратили звание почетного гражданина Берлина.
Но вернемся к событиям на Молдавской земле. Как известно, в августе 1944 года началось успешное наступление на Кишинев, который вскоре был освобожден.
Из воспоминаний Иванова:
«Кишинев предстал перед нами сильно запущенным и захламленным. Население восторженно встречало своих освободителей. Жители угощали нас молодым вином, яблоками, грушами, виноградом…
Под Кишиневом была захвачена в плен большая группа солдат и офицеров вермахта – несколько тысяч человек. Эти пленные сидели под открытым небом на одной из площадей Кишинева. Обращало на себя внимание то, что немцы были, по-видимому, настолько деморализованы, настолько пали духом, что для их охраны на всей этой площади находился только один наш солдат с винтовкой…»
После Кишинева 5-я ударная армия получила новый приказ – передислоцироваться железнодорожным транспортом под Варшаву. Здесь Леонид Георгиевич обрел свое счастье – встретился со своей любовью – Полиной Ивановной, коллегой, младшим лейтенантом Смерш, ставшей на более чем 60 лет его спутницей по жизни.
По дорогам Польши
До Варшавы мы ехали несколько дней, хотя для наших эшелонов везде был зажжен зеленый свет. Проезжали в основном по территории Украины, а потом Белоруссии. До этой поездки я ни разу не бывал в тылу, все время на фронте.
Л. Г. ИвановВоины 5-й ударной армии вместе с отделом контрразведки Смерш ехали к новым боевым событиям в практически необорудованных товарных вагонах. Приходилось самим столярничать – добывать доски и сооружать полати в «телятниках». Так называли двухосные небольшие вагоны дореволюционной конструкции. В таких вагонах ехало доблестное российское воинство на фронт еще в Первую мировую войну. В хламе разрушенных зданий находили необходимый материал. Его было полно по городу. Работали топорами и пилами. Солдаты и офицеры сами создавали свой транспортный уют.
Молдаване на дорогу приносили советским воинам корзины, коробки и ящики с овощами: морковкой, редиской, дынями и фруктами – знали, что в дальней дороге все сгодится. По пути следования солдаты и офицеры с горечью рассматривали картины, написанные горячей рукой войны: разоренные города и сгоревшие деревни. Впечатление от оставшихся дымоходных труб долго сопровождало Леонида Георгиевича.
Когда эшелон останавливался, вагоны обступали голодные местные граждане и просили хлеба насущного. Советские воины угощали поляков молдавскими дарами. Проезжая по территории Белоруссии, они видели почти те же полотна опустошения, как и в Польше. Поражали обнесенные паутиной колючей проволоки железнодорожные и автомобильные мосты. Эти заграждения сооружались немцами из-за боязни нападения местных партизан, с которыми фашисты вели кровавую борьбу с использованием националистов – местных шуцманов.
Со слов Леонида Георгиевича, командующий 5-й ударной армии генерал-полковник Берзарин поставил ему лично задачу – не допустить в период проведения Варшавско-Берлинской операции ни одного случая измены Родине. И задание командарма с честью было выполнено – до самого Берлина ни один из военнослужащих объединения не перешел на сторону врага.
Об одной операции по поимке предателя и пойдет речь в изложении самого участника этих событий.
Из воспоминаний Иванова:
«Запомнилась работа по задержанию крупного военного преступника. Во время нашей работы в войсках 5-й ударной армии на Магнушевском плацдарме был установлен некий рядовой Петров – якобы радист немецкого разведоргана, действовавший в городе Херсоне. Был известен адрес дома в Херсоне, где он проживал. Для проверки того, действительно ли мы имеем дело с разыскиваемым агентом, в Херсон была послана фотография Петрова с целью его опознания хозяйкой дома, где он жил. Хозяйка его опознала. Чтобы недопустить его переход к немцам, он был задержан на двое суток. Стали его допрашивать (тогда разрешалось допрашивать без возбуждения уголовного дела), и при этом выяснилось, что во время оккупации он все время был в Белоруссии. Выходит, что раз он вообще не был на Украине, то никак не мог быть в немецком разведоргане в городе Херсоне.
Возникло сложное положение. Что делать? Как быть? Освобождать опасно и арестовывать нельзя. Я решил его допросить сам. В ходе вопроса неожиданно задал вопрос «не имел ли он второй фамилии?» Вижу, что допрашиваемый заколебался, смутился. В конце концов признался, что имел уличную кличку Бобок. Товарищ, к которому я обратился с просьбой проверить это имя по разыскным книгам, перезвонил мне через несколько минут и, захлебываясь от радости, сообщил:
– Есть, есть такое имя! Есть Бобок!
Выяснилось, что Бобок проходит по розыску как человек, действительно живший в Белоруссии, где был в партизанском отряде. Из отряда он бежал к немцам, выдал им партизанские базы и людей, был принят на службу в качестве полицейского, принимал участие в расстрелах советских граждан, дослужился до должности заместителя начальника районной полиции. В ходе наступления советских войск в Белоруссии бежал вместе с немецкими войсками в район Кенигсберга.
Получив такие данные, вызываю его вновь и спрашиваю:
– Ты что ж, брат, молчишь? Был в партизанском отряде и не рассказываешь?
– Так вы ж о том не спрашиваете, – скромно отвечает тот…
В общем, дал он показания и о своих преступлениях на оккупированной территории, и о новом разведывательном задании, которое получил…
Бобок был арестован, а следовательно, были предотвращены тяжелые последствия для наших войск, к которым могли привести его шпионские действия…»
Автора долго мучил вопрос, как и где в условиях постоянного движения войск содержали задержанных и арестованных по подозрению в совершении разных преступлений. На него так ответил Леонид Георгиевич:
– Казалось бы, мелочь, – поставь часового и охраняй. Но это не выход – условия полевые, специально обученной охраны нет. Мы во время во время войны поступали так: вырывали яму глубиной три-четыре метра, на веревочной лестнице опускали подозреваемого, лестницу вытаскивали.
* * *
Контрразведчикам Смерш 5-й армии пришлось столкнуться с преступными действиями Армии Крайовой и знаменитой диверсионно-террористической организацией Отто Скорцени, называвшейся «Ягд фербанд Ост».
Армия Крайова (АК) создавалась в противовес Народной армии (Армии Людовой) из бывших военнослужащих польской армии после крушения польского государства в 1939 году, но находилась под руководством антироссийского лондонского правительства в изгнании. Задачи АК уже в сентябре 1939 года озвучил ее командующий генерал С. Ровецкий:
«Исход ожидаемого конфликта между Россией и Германией в настоящий момент предугадать невозможно. Для нас было бы лучше всего, если бы немцы остановили Россию, уничтожили ее вооруженные силы и обеспечили бы тем самым решение в будущем вопроса о нашей восточной границе…
Быть готовыми исполнять специальный приказ по проведению массовых диверсий и организации партизанского движения в тылу у Советов».
Это было безумие – восстанавливать польское государство при помощи гитлеровцев, которые их ненавидели так же, как и другие славянские народы. Но что не скажешь в запале против «закадычного» и вечного врага – России?!
Когда наши войска добивали гитлеровцев в Сталинградском котле, руководители и их идеологические рупоры отнюдь не радовались нашей победе. Они скорее оплакивали судьбу оккупантов:
«Страдания солдат, участвующих в боях в морозы и пургу, лишенных поставок продовольствия и оружия, без медицинской помощи, в открытой степи, ужасны. С нашей стороны было бы несправедливо, если бы мы не подчеркивали исключительную моральную выносливость остатков армии Паулюса…»
А где была их «моральная выносливость», когда за неделю они сдали свою страну агрессору-соседу. Эти слезы лились в то же самое время, когда крематории Освенцима и Треблинки уже работали в полную мощь, когда тысячи поляков в вагонах для скота выселялись из Люблинского воеводства и Замойщины, а сотни детей, оторванных от матерей и отцов, замерзали в этих товарняках…
И вот по прошествии более шестидесяти лет в польской газете «Речь Посполита» 28 сентября 2005 года в интервью некий Вечоркевич, профессор-историк, заявил: «Мы могли бы найти место на стороне рейха почти такое же, как Италия, и, наверное, лучшее, нежели Венгрия или Румыния. В итоге мы были бы в Москве, где Адольф Гитлер вместе с Рыдз-Смиглы принимали бы парад победоносных польско-германских войск».
Эко куда хватил гоноровый лях! Дабы да кабы! А не подумал ли он, что и его войско легло бы на полях Подмосковья, занесенное снегами. И по хрустящим на морозе ломающим ребрам окоченевших трупов прошлись бы танки советского контрнаступления зимой 1941 года.
Аковцы, после вступления наших войск в Польшу, оказались в тылу Красной армии, устремленной, словно стрела на луке в мишень, – на Берлин. Объединившись в отряды, они воевали против украинского и белорусского мирного населения, против советских партизан и наших воинов, нередко расстреливая их предательски в спины и затылки. Эти факты общеизвестны.
– А вам, Леонид Георгиевич, доводилось ли встречаться с деятельностью Армии Крайовой?
– Конечно! Отряды аковцев нередко оказывались у нас в тылу. И представляли большую опасность. Отдельные группы их прятались в лесу и действовали точно так, как бандеровцы, – ночными вылазками или устройством засад. Подрывали склады с ГСМ, боеприпасами, вырезали часовых, стреляли нам в затылки, а если промахивались, то в спины. Хорошо были оснащены и вооружены, имели склады боеприпасов. В последнее время им хорошо помогали немцы, понимающие, что война проиграна, но есть смысл, чтобы и поляки постреливали в сторону русских. Я был назначен старшим опергруппы Смерш в прифронтовой полосе 5-й ударной армии по разоружению частей АК.
– Вы в своей книге пишите о диверсантах из организации Отто Скорцени под названием «Ягд фербанд Ост», случайно не она была предвестницей или самой «вервольф»?
– Нет, «вервольф» – вооруженное формирование самообороны. Это было ополчение нацистской партии образца 1945 года. Одно из отделений этого формирования базировалось в Калининграде после капитуляции нацистской Германии и совершало диверсионные вылазки, целью которых было убийство советских военнослужащих. Кстати, сразу же после войны и освобождения территории Восточной Пруссии был создан Особый военный округ Кенигсберг. Возглавил его генерал-полковник Кузьма Никитович Галицкий, а начальником Управления контрразведки Смерш НКО СССР этого округа назначили генерал-майора Николая Григорьевича Кравченко, о котором мы с вами уже говорили. На его долю и пришлась эта самая борьба с «вервольфовцами». И наши воины справились в основном с крупными болезненными очагами – вытащили этот опасный осколок войны на территории Кенигсберга и бывшей Восточной Пруссии оперативными методами и в ходе чекистско-войсковых операций. Однако полностью ликвидировать нацистские банды удалось лишь к началу 50-х годов советскими спецслужбами.
Из воспоминаний Иванова:
«В январе 1945 года после освобождения Варшавы в наши руки попал один немецкий военнопленный, одетый в форму, значительно отличающуюся от форм военной одежды вермахта. Одет он был в добротную куртку зеленого цвета с разводами. Мы заинтересовались им и стали обстоятельно допрашивать. Оказалось, что он был одним из членов знаменитой диверсионно-террористической организации Отто Скорцени, называвшейся «Ягд фербанд Ост». На допросах он показал, что в плен попало несколько десятков других участников этой организации.
По указанию начальника ОКР Смерш 5-й ударной армии полковника Н.М. Карпенко я объехал лагеря, где содержались немецкие военнопленные и по необычно знакомой нам форме одежды выявил более пятидесяти участников организации Отто Скорцени. Это был большой успех Смерш…»
– А как вас встречало польское население?
– Польское население не проявляло тех положительных эмоций и беспредельной радости, которые мы наблюдали при освобождении советских сел и городов. Зато наши войска дружно и восторженно приветствовали узники концлагерей: французы, бельгийцы, югославы… Они двигались обычно вместе, колонной, кто с мешком на спине, кто с коляской, кто на велосипеде. Надо было видеть их восторженные лица, худые руки, сжатые в кулаки и поднятые к плечам, приветствия, несшиеся к нам сквозь топот и лязг, на всех языках Европы.
По указанию Управления КР Смерш фронта мы собирали данные о реакции и реагировании поляков во время входа на их территорию советских войск. Эти данные требовались для личного доклада начальника ГУКР Смерш НКО СССР В.С. Абакумова Иосифу Виссарионовичу Сталину. Конечно, мы собрали данные и подготовили обобщенную справку.
Один молодой человек, с которым я беседовал, мне прямо заявил:
– Зачем вы пришли в Польшу? Мы и без вас бы обошлись.
При этом высказал несколько нелестных фраз против русского народа. Я понял, что имею дело с врагом, и дал ему резкий аргументированный отпор. Мне показалось, что, несмотря на свою антисоветскую ориентацию, поляк был потрясен сутью моих слов. О большинстве приведенных мною аргументов он просто не слышал.
Тогда я еще не ведал, что в боях за освобождение польских земель погибло более 400 тысяч солдат и офицеров Красной армии!
Не может не удивлять поступок президента РФ В.В. Путина, когда он при посещении Польши в январе 2002 года возложил букет к памятнику аковцам. За что, спрашивается, им такая честь? Видимо, плохо работают советники президента, некачественно… Или президент РФ не знает о том, что происходило на территории Польши в годы войны, или решил потрафить нынешнему, уже не только антисоветскому, но антироссийскому руководству Польши? Где же память о тех 400 тысяч павших советских солдат и офицеров? Жестко, но справедливо. Посчитаем, что действительно советники подвели президента!
Так рассуждал человек, которого все уважали за честность и прямоту своих высказываний. На то и власть, чтобы она знала реакцию простого народа на свои действия или бездействия.
Долгожданный Берлин
Должен заметить, что настрой войск тогда, в 1945-м, был исключительно боевым. Большинство солдат и офицеров чувствовали себя членами дружной единой и очень сильной семьи.
Л.Г. ИвановИсходя из исторической литературы, войска 5-й ударной армии 1-го Белорусского фронта второго формирования перешли границу в районе Черникау и вступили на территорию Германии. Нашим воинам бросились в глаза аккуратные города, чистые дороги, ухоженные леса и отсутствие населения на фоне мычащих недоенных коров, голодных собак и кошек. Местные жители спешно покидали дома. Одни из-за боязни ответственности за свои злодеяния во время войны, другие из-за параноидального страха, привитого и прививаемого немецкой пропагандой. Доходил страх до того, что фиксировалась волна самоубийств еще до входа наших частей в Берлин. Люди выбрасывались с этажей, стрелялись, вешались. Животный страх их толкал к преждевременному уходу из жизни.
По некоторым подсчетам историков, в мае-июне 1945 года от 30 до 40 тысяч берлинцев добровольно покончили жизнь самоубийством. Они поверили тому, что вещал колченогий рейхсминистр народного просвещения и пропаганды гитлеровской Германии Йозеф Геббельс. Так 2 марта 1945 года в своем дневнике он сфабриковал такой угрожающий пасквиль: «…фактически в лице советских солдат мы имеем дело со степными подонками. Это подтверждают поступившие к нам из восточных областей сведения о зверствах. Они действительно вызывают ужас. Их даже невозможно воспроизвести в отдельности. Прежде всего следует упомянуть об ужасных документах, поступивших из Верхней Силезии.
В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подвергаются все женщины от десяти до семидесяти лет. Кажется, что это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему. Против этого мы развернем теперь широкую кампанию внутри страны и за границей…»
А 13 марта он выливает новый поток желчи:
«В войне на востоке будут теперь руководствоваться только одним чувством – чувством мести. Сейчас уже все соотечественники верят в то, что большевики совершают зверства. Нет больше человека, который игнорировал бы наши предостережения».
Тогда же инициативу в пропаганде антисоветских ужастиков подхватили и англосаксонские СМИ. Радио, газеты и журналы наших союзников нагнетали истерию о русских зверствах. Дело дошло до того, что пришлось вмешаться шефу англо-американского бюро по общественным связям. Он собрал редакторов и дал такое «разъяснение»: «Запомните, что среди немцев существует сильное и организованное движение, нацеленное на то, чтобы посеять семена недоверия между союзниками. Немцы убеждены, что им будет на пользу раскол между нами. Я хочу предупредить вас о том, чтобы вы не верили немецким историям о зверствах русских без тщательной проверки их достоверности».
Но уже назревает холодная война. И начинается подлая эксплуатация мифа о подобных преступлениях нашего воинства. В 1946 году в США выходит брошюра Остин Эппа «Изнасилование женщин завоеванной Европы».
Подливали бензин в огонь темы ненависти ко всему немецкому народу и некоторые наши репортеры и журналисты. Так, идеологические ляпы Ильи Эренбурга о том, что «Германия и ее население есть не что иное, как громадное сборище бандитов», часто использовал в контрпропаганде Геббельс.
А на такую филиппику, высказанную писателем И. Эренбургом, пришлось реагировать даже Кремлю:
«И вот мы в Германии… немецкие города горят, и это меня радует… Немец – повсюду немец. Он уже подвергается наказанию, но еще недостаточно. И что может нас остановить?.. Нет, Германия, слишком поздно. Час мести пробил!»
Руководство СССР рассматривало переход советско-германской границы и вступление на территорию Германии как поход, целью которого было освобождение немецкого народа от «фашистского ига». В связи с этим в газете «Правда» от 14 апреля 1945 года появилась резкая статья за подписью Г. Александрова. В статье позиция советского репортера Ильи Эренбурга подвергается жесткой критике. Она объявляется ошибочной, примитивной и несоответствующей гуманитарным принципам внешней политики советского правительства.
* * *
Со слов Леонида Георгиевича Иванова, на подступах к Берлину были спущены директивы и приказы вышестоящего командования войсками. В них было требование лояльно относиться к мирному населению, строго пресекать грабежи и изнасилования. И эти требования в основном выполнялись.
Есть смысл дать слово военному историку, президенту Академии военных наук, участнику Великой Отечественной войны генералу армии Махмуту Гарееву:
«Конечно, проявления жестокости, в том числе и сексуальной, случались. Их просто не могло не быть после того, что фашисты натворили на нашей земле. Но такие случаи решительно пресекались и карались. И они не стали массовыми.
Ведь как только мы занимали населенный пункт, там сразу создавалась комендатура. Она обеспечивала местное население продовольствием, медицинским обслуживанием. Порядок контролировала комендантская патрульная служба. Лично я участвовал в освобождении Восточной Пруссии. Говорю как на духу: о сексуальном насилии тогда даже не слышал».
Но прошло время, и после развала СССР надо было добивать его правопреемницу Россию. Так, в 2002 году тему насилия советских солдат в Германии поднял английский писатель-русофоб Энтони Бивор в книге «Падение Берлина. 1945». Он договорился до того, что советские солдаты изнасиловали два миллиона немок: «Русские солдаты насиловали всех немок от 8 до 80 лет. Это была армия насильников».
Дальше – больше. Некий специалист по послевоенной Германии американец Джонсон насчитал уже 15 миллионов изнасилований. Тема русских зверств в Германии 1945 года не закрыта и по сей день. Почитайте книгу Ингеборги Якобс «Добыча» – волосы поднимаются от придуманных, но красиво поданных антисоветских и антирусских ужастиков.
Одесский писатель Валерий Смирнов на своих персональных сайтах утверждает, что Красная армия изнасиловала 6 миллионов узниц немецких лагерей. А вот главнокомандующий войсками США в Европе генерал Эйзенхауэр заявлял: «Все население Германии параноидально. И нет никаких причин обращаться вежливо с этими параноиками».
Ни Сталин, ни Жуков, ни Молотов ничего подобного себе не позволяли. Только публицист Илья Эренбург кричал: «Убей немца!» Но это частное право журналиста.
У нас в стране данная тема затрагивалась со времен перестройки и гласности в произведениях Александра Солженицына и Льва Копелева, а сегодня – Марка Солонина и Гавриила Попова. Фактически это делалось и делается по заказу американцев. У этих мифов своя логика. Превратить немцев из агрессоров в жертв. Приравнять сталинский СССР и гитлеровскую Германию. Превратить Красную армию, ее воинов из армии-победительницы в толпу остервенелых, жестоких зверей.
Но прозрение постепенно приходило и к немцам. Один из помощников Геббельса доктор Вернер Науман признавался: «Наша пропаганда относительно русских и того, что население следует ожидать от них в Берлине, (да и в других районах Германии. -Авт.) была так успешна, что мы довели берлинцев до состояния крайнего ужаса», но «перестарались – наша пропаганда ударила по нам самим».
Немецкое население давно было психологически подготовлено к образу по-звериному жестокого «недочеловека» и готово было поверить в любые преступления Красной армии. Советские войска в лучшем случае сравнивались с ордами жестокого завоевателя Аттилы из раннего Средневековья.
Ярость советских воинов, вступивших с боями на вражескую землю, была вполне объяснимой, однако лавина ответной мести не захлестнула Германию, а криминальные поступки, эти неизбежные спутники войны, совершали военнослужащие всех союзных армий. Это могут забыть только люди, которые страдают амнезией на историческую память или лукавством.
Комендант Берлина генерал Берзарин своим гуманизмом через полевые кухни доказал всю абсурдность геббель-совской пропаганды о том, что русский медведь пришел в Германию, чтобы задрать всех немцев. А чего стоит одно из первых постановлений Военного совета фронта, принятого в середине мая 1945 года за № 080 – о снабжении молоком детей Берлина. Возле наших полевых кухонь постоянно крутились голодные старики, дети и, конечно же, уцелевшие домашние животные – кошки да собаки. Они тоже были голодные, и им кое-что перепадало от сердобольных наших кашеваров.
– Тяжело сегодня читать, – говорил Леонид Георгиевич, – «труды» некоторых немецких «историков», пивших, возможно, именно это берзаринское молоко. Удивляет то, что эти «труды» заботливо перевели на русский язык и аккуратно издали в России. В них как раз и говорится о захватнических, насильственных мотивах в поведении «советских оккупационных войск». Подчеркивается агрессивный менталитет
восточных славян в изложении недобросовестных авторов. Во времена Советского Союза подобные издания не рисковали появляться, а если уж у хозяев очень свербило, то они маскировались под мемуары всевозможных «белокурых рыцарей» и «сыновей Вотана».
В мае сорок пятого года из полуголодного Советского Союза поступило в Берлин 96 тысяч тонн зерна, 60 тысяч тонн картофеля, 48 тысяч голов скота, молоко, сахар, масло, многие другие продукты и лекарства. Что-то не похоже на «агрессивный менталитет восточных славян». После этого берлинцы стали быстро оттаивать в прямом и переносном смысле…
* * *
Есть необходимость обратиться к объективному арбитру – военному контрразведчику Смерш, опять к Леониду Иванову, который своими глазами видел реальную картину событий в Берлине с приходом наших войск и которому нет оснований не верить.
Из воспоминаний Иванова:
«Запомнилось, что в первом немецком доме, нуда мне довелось зайти, чувствовалось недавнее присутствие хозяев, они бежали буквально с нашим приходом. На кухне на выключенной плитке еще потрескивало приготовленная яичница…
На следующий день после перехода границы у дорог появились здоровенные плакаты с надписями: «Вот она, проклятая Германия» или «Добьем фашистского зверя в его логове». У одного из этих плакатов, помню, стояло пролетка с тремя убитыми голыми немцами с трубками во ртах и в цилиндрах. Такой же немец сидел на месте возницы. Над пролеткой – плакат «Вперед, великая Германия». Такая вот жуткая военная картинка запомнилось мне на всю жизнь. Что было – то было.
Конечно, озлобленность и чувство ненависти у некоторой части наших солдат и офицеров в отношении немцев были сильны. Это относилось прежде всего к лицам, потерявшим в ходе войны родных и близких. В отдельных случаях ненависть и озлобленность проявлялись в изнасилованиях, расстрелах фашистов, поджогах домов…
Это продолжаться долго не могло, и вскоре была издана директива ГЛАВПУРа, разъясняющая, что Красная армия вступила на территорию Германии не для мщения, унижения и порабощения немецкого народа, а для его освобождения от гитлеризма… Предлагалось вести разъяснительную работу среди немцев о роли и задачах Красной армии на немецкой земле. Надо ли говорить, что директива эта была очень своевременна и сыграла важную роль…»
– Леонид Георгиевич, скажите, были ли массовые явления изнасилования немок, о чем сегодня пишут зарубежные писаки и некоторые наши «дипломированные историки» войны? Наши называют уже цифру – сто тысяч, и ни меньше ни больше, иностранцы – миллионы.
– Я читал подобные пасквили. Что скажу, глупости это все. Нам, военным контрразведчикам, в первую очередь попадали подобные материалы. Факты были, но не массовые. За мародерство, изнасилование, грабежи таких наших преступников расстреливали – карали жестко и жестоко. Зло надо было искоренить быстро и эффективно. И эти карательные меры дали свои плоды. Военные прокуроры и военные трибуналы подключались немедленно…
По роду своей деятельности, в служебных целях, встречался с некоторыми немками, «дамами полусвета». Однажды был вынужден проводить даже краткое разбирательство жалобы немецкой гражданки. Эта строгая подтянутая дамочка жаловалась, что один из солдат – ее бывших клиентов – стащил у нее не то двести, не то триста марок.
– Похищен результат большого труда! Я беру всего лишь 5 марок за сеанс, – возмущенно и требовательно говорила она, по всей видимости, считая, что небольшие деньги, которые она берет за сеанс, должны поднять ее авторитет в глазах советского оккупационного командования.
– Как очевидец и участник многих событий в послевоенной Германии, со всей ответственностью заявляю, что вся эта богатая библиография по поводу массовых изнасилований, все эти жуткие главы в мемуарах битых нацистов и трудах западных «историков», очевидно, имеют заказной характер с единственной целью – очернить советских солдат и офицеров. Смазать их подвиг в годы войны, бросить тень на непобедимую и легендарную Красную армию, а заодно и мазнуть грязной краской по нашему национальному имени.
– Могли мы пойти дальше Берлина?
– Мое глубокое убеждение, что в 1945 году Красная армия была так сильна, что ей бы был по плечу любой противник. Недаром в разговорах порой слышалось «ну что нам Берлин – «Даешь Париж!» Конечно, это было на уровне трепа, так называемая неофициальная позиция, и политработники боролись с этими проявлениями милитаризма.
– Леонид Георгиевич, как известно, вы были задействованы в операциях по поиску и аресту главных военных преступников – Гитлера, Гиммлера, Геббельса, Бормана, Риббентропа, Кальтенбруннера и других бонз поверженного Третьего рейха, а также других сотрудников разведывательных и контрразведывательных органов Германии. Как это происходило?
– Искать приходилось многим органам – все хотели захватить первыми этих нелюдей. Их тогда многие называли – зверье…
Из воспоминаний Иванова:
«Я, как начальник отделения, возглавлял оперативную группу наших сотрудников, действовавшую в районе Рейхсканцелярии, по поиску и задержанию главных военных преступников. Но дело было организовано так, что среди поисковых групп развернулось как бы своеобразное соревнование по розыску.
Помню связанный с этим неприятный случай. Офицер Смерш 5-й ударной армии майор Н. Зыбин первым обнаружил обгоревший труп Геббельса. Труп надо было доставить в Карлсхорст, где размещался отдел КР Смерш 5-й ударной армии. Майор связался со мной, сообщил, что обнаружил труп, но не имеет подходящего транспорта для его доставки. В распоряжении Зыбина был только маленький «Опель», в котором везти труп по разбитому Берлину было невозможно. Растрясет, и не узнаешь, кого привез. Просил срочно прислать ему полуторку. Я быстро нашел полуторку и послал ее к Зыбину. Но в это время в район Рейхсканцелярии прибыл начальник контрразведки Смерш 3-й ударной армии полковник Мирошниченко. Он идет прямо к Зыбину и спрашивает:
– Ну, кого нашел, майор?
Зыбин радостно отвечает, что нашел труп Геббельса. Мирошниченко тут же дает команду своим людям забрать зловещую находку на грузовик отдела КР Смерш 3-й ударной армии. Майор Зыбин был маленького роста, но резкий и храбрый. Выставив грудь вперед, он говорит:
– Товарищ полковник, это мой трофей! Не отдам!
Мирошниченко – здоровый, грубый мужик, ударил Зыбина кулаком в лицо. Тот упал. Люди Мирошниченко забрали труп Геббельса и увезли.
Конечно, этот неприятный случай никак не соответствовал поведению офицеров Смерш, а объяснялся личными качествами Мирошниченко – его взрывным несдержанным характером и беспринципностью. Я лично знал его только в отрицательном плане. Впоследствии он был сильно понижен в должности и работал начальником сектора в Особом отделе Прикарпатского военного округа. Это было справедливо.
Работники опергруппы из отдела КР Смерш 5-й ударной армии доставили в Нарлсхорст большое количество личных вещей, документов и различных предметов, принадлежавших главным военным преступникам. В частности, в моих руках были несколько кителей Гитлера с золотыми фашистскими значками и вензелями на подкладке – АН, выполненными шелковыми нитями. Были специальные башмаки колченогого
Геббельса, у которого, как известно, одна нога была короче другой; подарки, драгоценные ручки, документы и многое другое из личных вещей фашистских руководителей.
Характерно, что никто из наших работников не позарился на эти вещи. Единственное, чем мы воспользовались, – это три коробки с витаминами, внешне сходными с кусочками сахара из личных запасов Гитлера. Этими витаминами все наше отделение питалось несколько месяцев…»
Что касается судьбы полковника Андрея Селиверстовича Мирошниченко, то действительно его назначили во Львов. Он руководил Первым сектором Особого отдела КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу. В этом подразделении служил немного позже и автор этой книги в должности оперуполномоченного по обслуживанию подразделений штаба округа.
Автор полностью солидарен с оценкой черт характера Андрея Селиверстовича, данных генералом Ивановым. Многие сослуживцы полковника Мирошниченко по сектору нелестно характеризовали его поведение в коллективе.
Леонид Георгиевич был свидетелем многих интересных событий в Берлине сразу же после окончания войны. По его рассказу, вскоре после войны военнослужащие 301-й стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор Антонов, при разборе завалов и строительных работ обнаружили почти в центре германской столицы подземный склад войск СС с наличием большого количества разных ценностей.
Иванов вместе с командиром дивизии посетил этот склад, состоявший из полутемных мрачных коридоров с бегающими огромными не то белыми, не то светло-серыми крысами. По бокам коридоров, едва оставляя проход, громоздились большие ящики, набитые золотыми изделиями. Там были часы, коронки, монеты разных стран и народов, ювелирные изделия, награды…
Командованием была создана специальная комиссия для учета и охраны этих богатств. Начальник отдела КР
Смерш 5-й ударной армии полковник Карпенко предложил Иванову войти в состав этой комиссии от Смерш, но он отказался, сославшись на занятость, связанную с оперативной работой. Тогда Карпенко включил в состав комиссии заместителя Иванова майора Иовлева. Все же нужен был глаз! По окончании работы комиссии все, что было на складе СС, под охраной военные контрразведчики отправили в Москву.
Участвовал Леонид Георгиевич по приглашению командующего армией Берзарина в приеме капитуляции немецких войск Берлинского гарнизона 2 мая 1945 года. В тот же день наш гуру расписался на стене рейхстага, учинив простую незамысловатую подпись: «Л. Иванов из Тамбова».
Война закончилась, но шлейф ее последствий все еще тянулся. Требовалось логическое завершение того, что начали фашисты, – капитуляции.
Из воспоминаний Иванова:
«Мое последнее боевое задание в годы Великой Отечественной войны – участие в оперативной группе Управления контрразведки Смерш 1-го Белорусского фронта по обеспечению безопасности процедуры подписания Акта о безоговорочной капитуляции фашистских войск. Меры безопасности принимались при встрече представителей союзных войск и группы Кейтеля на Темпельгофском аэродроме в районе Берлина, при поездке по разбитому Берлину в Карлсхорст и непосредственно в самом городе Карлсхорсте. Для союзных делегаций на аэродроме был выстроен почетный караул, а духовой оркестр играл гимны стран, делегации которых прибывали на аэродром. Это касалось, естественно, только стран из антигитлеровской коалиции и не распространялось на немцев.
Встречал делегации генерал армии, а впоследствии (с 1946 года) маршал Советского Союза В.Д. Соколовский. Все было обставлено торжественно и четко. Но надо было охранять Кейтеля. Не дай бог, его по дороге в Карлсхорст пристрелят, кому в таком случае подписывать акт о капитуляции? Ведь война еще не окончена.
Берлин весь был разбит, там и тут раздавалась стрельба, нормальных дорог не было. Трудностей существовало немало, пришлось задействовать все свои силы, но задание было выполнено. Все делегации прибыли в Карлсхорст благополучно. У здания инженерного училища в Карлсхорсте, где готовилось подписание Акта о капитуляции, строем стояли наши солдаты – здоровые, рослые, одетые в новую военную форму. Вот только в спешке подогнать ее как следует не сумели.
В Карлсхорсте я отвечал за внешнюю безопасность здания, где проходила торжественная процедура подписания Акта о капитуляции. Хоть и недолго, ведь я был при исполнении, но и мне посчастливилось быть в том зале, где проходило подписание. Был я именно в тот психологически очень яркий момент, когда в зал вошли фельдмаршал Кейтель и его делегация. Я обратил внимание, что при входе в зал члены немецкой делегации быстро переглянулись. Дело было, наверное, в том, что выразительный ковер, которым был покрыт зал, был взят из кабинета Гитлера. Они, конечно, сразу его узнали и соответственно среагировали. Сам Кейтель пристально вглядывался в волевое лицо маршала Жукова, наверное, пытаясь запомнить своего победителя. Георгий Константинович Жуков был абсолютно спокоен, внимателен, точен в движениях и эмоциях. После подписания Акта был устроен пышный банкет. Великолепные напитки и наилучшие закуски были заранее привезены из Москвы, а горячее приготовлено хорошими поварами. Сидели за столом до утра, танцевали, пели.
Возник вопрос о том, как быть с немецкой делегацией – кормить их или нет? Задали этот вопрос Вышинскому – он был тогда заместителем министра иностранных дел. Он ушел от ответа, заявив, что это дело не мое, а военных.
Тогда обратились к Шулову.
Тот ответил:
– Дать им, гадам, все что есть на нашем столе. Они знали русских во время войны, пусть теперь узнают после войны – в мирное время.
Как мне потом рассказывали участники банкета, глава французской делегации генерал де Латр де Тассиньи здорово выпил, видимо, на радостях, да и уснул за столом. Члены других делегаций стран-союзников незлобно шутили: французы, мол, всю войну проспали, да и победу тоже.
Так вот сложилось в моей судьбе, что, приняв первый бой на границе глубокой ночью 22 июня 1941 года на западе Украины, мне выпало быть там, где Великая Отечественная война получила свое официальное завершение. По времени мне довелось пройти ее всю и даже немного больше…»
* * *
Но торжества по случаю завершения войны продолжались. По многочисленным рассказам Леонида Георгиевича, был еще один банкет, банкет «более узкий, камерный, армейский». Дело в том, что в середине мая 1945 года руководство отдела контрразведки Смерш 5-й ударной армии устроило в честь Победы праздничный вечер. Торжество было организовано в Карлсхорсте, в здании, которое находилось рядом с тем, где был подписан Акт о капитуляции Германии. На торжество был приглашен весь оперативный состав отдела КР Смерш 5-й ударной армии, а также все начальники отделов Смерш корпусов и дивизий армейского подчинения. Леонид Георгиевич был на торжестве вместе с Полиной Ивановной, хотя они еще не были расписаны. Звучало множество тостов и взаимных поздравлений, в том числе и красноречивых. Конечно, первый тост был за здоровье Иосифа Виссарионовича Сталина. Упоминался в здравице его первостепенный и великий вклад в руководство Красной армии и Советской страной.
На этом вечере впервые прозвучали слова о том, что теперь мы должны перенести свои усилия на борьбу со спецслужбами западных стран, о создании должного порядка на территории оккупированной Германии. Присутствовал на этом вечере военных контрразведчиков и командующий 5-й ударной армии генерал-полковник Берзарин, о котором у майора Иванова, ставшего со временем тоже генералом, было особое, свое, теплое впечатление и мнение. Как оно могло быть другим, если из рук командарма он неоднократно получал заслуженные правительственные награды высокого достоинства. Многие знали Николая Эрастовича Берзарина как доброго, честного, порядочного человека. Никто ни разу от него не слышал слов обид в адрес партийных чиновников и органов, поспособствовавших бросить его на нары подобно Рокоссовскому. Считал это ошибкой и досадным недоразумением, без намерения раздражаться, а тем более мстить кому-то. В откровенных беседах по поводу своей «отсидки» говорил, что не стоит отождествлять всю партию, ее рядовых членов с дирижерами репрессий, предполагая, что в острейшей классовой борьбе ошибки такого плана неизбежны.
Леониду Георгиевичу навсегда запомнилась его речь перед командирами полков и дивизий армии, собранными накануне битвы за Берлин:
– Надо беречь людей как зеницу ока своего, продумать все детали операции с тем, чтобы потери были минимальны.
– Товарищи! – призывал Берзарин, – перед боем надо обласкать солдата…
Вот такие были наши отцы и деды, отстоявшие свободу и независимость нашей Великой Родины. Конечно же, не для того, чтобы некоторые ее неумные, амбициозные, подлые потомки отдали на заклание черным силам ненавистников славянского братства и разодрали Отчизну на кровоточащие части.
А еще Леонид Георгиевич рассказывал, что с войны он не привез никаких трофеев. И в связи с этим автору вспомнились слова будущего начальника нашего героя по службе в ГСОВГ генерала армии Петра Ивановича Ивашутина, который на вопрос одного из журналиста газеты «Красная Звезда»: «Что вы привезли из трофеев с войны?» ответил:
– Если честно, только авторучку!..
Вот это и были настоящие СОЛДАТЫ ПОБЕДЫ!
Сегодня некоторые хихикают и ухмыляются, когда видят на автомашинах, украшенных георгиевскими лентами в дни всеобщего торжества в России – Дня Победы, надписи на задних стеклах или багажниках: «Спасибо деду за Победу!»
А я воспринимаю эти слова с умилением и всерьез. Значит, потомки не очерствели – Подвиг помнят!
В Группе войск в Германии
За время войны со стороны офицеров Особых отделов, а затем и Смерша не было ни одного случая перехода через линию фронта к немцам. Во всяком случае, так было на тех участках фронта, где я проходил службу.
Л. Г. ИвановКак известно, время быстротечно только в работе. В безделье оно мучительно тянется резиной. Для солдат война – это тяжелый труд. Говорят – время лекарь. Со временем все прошлое зарастает травою забытья. Но человеческая память имеет ту особенность, что она хранит на своих извилистых полках пережитое: и радость победы, и боль утраты.
Как сказал поэт:
«Ведь только сердце помнит боль утратыИ чувствует, какая ей цена,С полей сражений не пришли солдаты,Их не убило в памяти война…»Сегодня ветераны войны – глубокие старики. Поэтому бережное к ним отношение – залог того, что и нынешним бойким юношам и девушкам будет обеспечено в будущем такое же уважение. Ведь молодость – это такая болезнь, которая с годами, к великому сожалению, проходит. Даже сыны полков сегодня глубокие старики. От победного 1 945 года они отплыли уже очень далеко, и только воспоминания приближают их к тем историческим событиям.
«Сыны полков – теперь седые деды,Победный сорок пятый так далек!Прекрасный праздник – славный День Победы,В сердцах нет боли, только холодок».С окончанием войны Красная армия активно сокращалась. Фронты превращались в военные округа или группы войск. Отвоевавшие счастливые солдаты и офицеры с великой радостью уезжали эшелонами в родные места к своим матерям и отцам, сестрам и братьям, женам и возлюбленным, ждавшим их все четыре года.
Войска 1-го Белорусского фронта, так же как и другие, попали под сокращение. Расформировывались целые дивизии и армии. Проводы отъезжающих всегда были торжественными. Как правило, оркестры играли марш «Прощание славянки». Уезжающим воинам в родные края вручали цветы, подарки, сувениры, продовольственные наборы.
Кстати, Леонид Георгиевич гордился этим маршем и как-то заметил: «А написал-то его мой земляк – тамбовец».
Пришлось порыться в исторических справочниках, и там обнаружилось, что действительно «Прощание славянки» – этот русский марш, написанный в 1912 году штаб-трубачом 7-го запасного кавалерийского полка, стоявшего в Тамбове, Василием Ивановичем Агапкиным под впечатлением от событий Первой Балканской войны (1912–1913). Этот марш, нисколько не потеряв своей популярности за прошедшие годы, по существу, стал национальным маршем, символизирующим проводы на войну, на военную службу и возвращение с войны или со службы сыновей и дочерей Отчизны. А сам автор «Прощания славянки», а также других маршей и песен был длительное время дирижером оркестра Центральной школы НКВД.
7 ноября 1941 года на знаменитом параде на Красной площади в Москве Агапкин дирижировал сводным оркестром. На Параде Победы 24 июня 1945 года оркестр Агапкина входил в состав сводного оркестра. Умер полковник Василий Иванович Агапкин 29 октября 1964 года, похоронен на
Ваганьковском кладбище. Его именем названа улица в городе Тамбове – областном центре Тамбовщины, где родился и провел юные годы Леонид Георгиевич Иванов.
Прощались со службой и некоторые сотрудники отделов КР Смерш вместе с расформированными ими еще недавно обслуживавшими воинскими частями.
Из воспоминаний Иванова:
«Вскоре после окончания Великой Отечественной войны Сталин дал высокую оценку деятельности органов Смерш и высказал благодарность всему личному составу военной контрразведки. Многие начальники управлений Смерш фронтов после их расформирования были назначены на высокие посты в центральном аппарате и в периферийных органах, получили очередные воинские звания. Сам Абакумов стал министром госбезопасности СССР. Одним из его заместителей назначили генерал-лейтенанта Ковальчука – бывшего до этого начальником Управления контрразведки Смерш 4-го Украинского фронта.
Пятерым бывшим начальникам отделов Смерш армий были присвоены генеральские звания. В частности, генеральского звания был удостоен Николай Матвеевич Карпенко – начальник отдела КР Смерш 5-й ударной армии, в которой я закончил службу. После ликвидации армии Карпенко был направлен начальником Управления госбезопасности по Алтайскому краю.
Безусловно, все народы Советского Союза внесли свой вклад в нашу общую победу на фронте и в тылу. И столь же бесспорным мне представляется тот факт, что основной вклад в нашу Победу внес Великий русский народ. На фронтах Великой Отечественной войны русские составляли основной костяк всех частей и соединений. Они в целом воевали смело и мужественно. Меня на фронте всегда поражали стойкость и терпимость русских солдат ко всем трудностям и невзгодам. Это замечено и своими, и чужими…
Во время боев в Крыму, под Феодосией, одному русскому солдату пуля попала в мякоть руки повыше локтя, но не вышла. Уходить в госпиталь боец отказался. Тогда военфельдшер взял в руку шомпол, протер его спиртом и, введя через входное отверстие пули, вытолкнул пулю наружу, разорвав кожу. Боец при этой «операции» даже не пикнул…»
Многие коллеги Иванова, как уже говорилось выше, попали под сокращение. Его же, напротив, перевели с повышением из армейского отдела в Управление КР Смерш НКО СССР Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ). Управление располагалось в одном из зданий живописной части Потсдама. Молодого, но уже опытного майора назначили начальником отделения. Подразделение было большим – 53 человека с двумя заместителями. Занималось оно оперативным обслуживанием всех частей группового подчинения.
В Потсдаме в то время находились американская, английская и французская военные миссии. В свою очередь наши военные миссии находились в американской, английской и французской зонах оккупации Западной Германии. Эти миссии союзников в Потсдаме, как правило, были укомплектованы кадровыми разведчиками, ведущими активную работу против Группы советских войск в плане завязывания контактов с советскими военнослужащими и подготовки условий для создания вербовочных подходов.
Опасным для этого был блошиный, или черный, рынок в Западном Берлине, как раз за Бранденбургскими воротами. Там кипела бойкая бартерная торговля – товар за товар. Среди торгашей и покупателей было много представителей союзнических войск, бывали там и наши воины. Конечно, «паслись» на рынке и разведчики союзных войск. Поэтому военным контрразведчикам, в том числе и отделению майора Иванова, приходилось держать эту «точку» под неослабным контролем. Западный Берлин, используя ссуды и займы, даваемые Западной Германии по плану Маршалла, быстро развивался, несмотря на различные блокады. Он манил наших воинов как запретный плод и как город «солнца» из-за массы огней реклам и более быстрой обустроенности, чем в восточной, советской, части германской столицы.
Руководство Западного Берлина и спонсоры не жалели сил и денег, чтобы сделать эту часть города «витриной капиталистического образа жизни». Этот момент приходилось учитывать советским армейским чекистам. Другим направлением в деятельности сотрудников военной контрразведки отделения являлся поиск оставшейся агентуры противника и предателей нашей Родины.
* * *
Название – Группа советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ) – просуществовало до 1949 года, в связи с образованием Германской Демократической Республики (ГДР) из ее обозначения убрали слово «оккупационная», и она стала именоваться короче – Группа советских войск в Германии (ГСВГ). ГСВГ была своеобразным ударным кулаком европейской группировки Советской армии. Именно здесь, в центре Европы, Группа войск удерживала СССР и США, а потом и НАТО в положении баланса сил. Со временем Группа стала действительно мощным военным механизмом, состоящим из семи полнокровных армий. Из них четыре армии общевойсковые, две танковые и одна воздушная. Кроме того, на территории ГДР находилось много других вспомогательных частей и подразделений, обслуживавших функционирование Группы войск.
Советским войскам в Германии особое внимание уделяли руководители КПСС и советского правительства. Поэтому Группа советских войск в Германии всегда отличалась высокой степенью боеготовности. Лучшие кадры отправлялись служить в эту группировку советских войск.
Пройдет некоторое время после отъезда Леонида Георгиевича из Германии, и министр обороны СССР Р.Я. Малиновский образно сравнит ГСВГ со стрелой натянутого лука: «Если возникновение угрозы войны заставит метнуть стрелу, то остановить ее сможет только пролив Ла-Манш, и то на время».
Но нашлись два «мальчиша-плохиша», которым «захотелось идти в Буржуинство». Ими оказались верные ленинцы, члены ЦК КПСС Михаил Горбачев и Борис Ельцин, предавшие Большую Отчизну и разорившие ГДР, а с нею и Группу советских войск в Германии, ставшую перед кончиной Западной группой войск. Они оказались предателями и разорителями великой страны под названием Советский Союз. Они развалили и предали ГДР, а затем и ГСВГ. Они бросили людей на выживание – в поле, оставив в качестве подарка имущество на многие миллиарды тогда немецких марок бывшим противникам. Со времен Сталина ГДР была объектом советских интересов, такой она оставалась и при Хрущеве, Брежневе, Андропове, пока Горбачев не передал ее предательски в НАТО, а Ельцин не разгромил ГСВГ.
Но вернемся к службе Леонида Георгиевича.
Из воспоминаний Иванова:
«В войсках Группы было немало людей, призванных полевыми военкоматами после освобождения от немецкой оккупации той или иной советской территории. Они попадали в армию скоротечно, и заниматься их проверкой в ходе боев не было возможности. В этой категории оказались лица, которые в свое время активно сотрудничали с немцами, были предателями, агентами гестапо, запачканные кровью советских людей. Они понимали, что рано или поздно до них доберутся и им придется понести наказание за свои преступления перед советским народом.
Мы вели активную работу по выявлению подобных лиц. У нас в руках были специальные книги розыска, по которым проходили еще не привлеченные к ответственности немецкие агенты, старосты, полицейские. На некоторых из них были более или менее подробные данные, на других очень краткие сведения. И все же в тех непростых условиях нам удавалось устанавливать и задерживать разыскиваемых лиц…»
– Во время войны, как известно, при отступлении немецких войск в Германию в их «обозах» бежали и предатели разных мастей. Не могли бы вы рассказать хотя бы об одном примере разоблачения таких типов?
– Помню, в 1947 году я послал с книгой розыска одного из подчиненных в большое животноводческое хозяйство, где трудилось около 300 человек. Оперативный работник сразу выявил четырех преступников. Один из них, некто Вешенский, являлся в годы войны немецким резидентом в одном из лагерей военнопленных. Во время военного лихолетья он служил в армии в звании майора, потом по трусости изменил Родине и перебежал через линию фронта к немцам. При допросах он рассказывал немцам много интересного, после чего его завербовали и направили в лагерь военнопленных для выявления лиц, готовящихся к побегу или ведущих антигитлеровскую пропаганду, то есть советских патриотов. На этом поприще он выдал немцам ряд лиц, чем заслужил похвалу командования и был переведен в резиденты. У него на связи было более десятка агентов гестапо, перед которыми он по заданию немцев ставил задачи, собирал информацию.
Когда я допрашивал Вешенского, у меня создалось впечатление, что я веду разговор с кадровым агентуристом. Он беспрерывно сыпал словами «явки», «провалы», «конспиративные встречи», «сеансы» и так далее. Он был арестован и получил по заслугам.
* * *
Горячая бойня Второй мировой закончилась, подули ветры холодной войны и в сторону наших войск в Германии. Группа советских войск в Германии просуществовала до 1989 года, а с 1989 по 1994 год она значилась как Западная группа войск. Это был форпост, передовой мощный форпост советских войск, державший оборонительные рубежи союзников всего социалистического лагеря. Так как боевых действий не велось, то и не существовало таких понятий как «измена Родине», как побег к немцам через линию фронта. Его заменила другая измена Родине, измена присяге, измена своим Вооруженным силам, но суть предательства не менялась.
Как писал поэт:
«Сменились место, обстоятельства,Система символов и знаков,Но запах, суть и вкус предательстваНа всей планете одинаков».Да, менялись обстоятельства, но приемы и задачи остались теми же по существу. Предатели боялись возмездия за совершенные преступления и старались сбежать в Западные зоны оккупации. Обычно они знакомились с одинокими немками. А их, свободных фрау, после войны было немало. Такие типы вступали с немками в интимные отношения. А потом договаривались с ними о побеге, бежали вместе на запад. Немки, естественно, знали немецкий язык, местность, дороги и территорию Германии. Поэтому такие преступления совершались порой легко и безнаказанно.
Из воспоминаний Иванова:
«Уже после войны, в 1949 году, когда я служил в Управлении Особых отделов МГБ СССР по ГСОВГ, имел место факт измены Родине офицером Управления, старшим лейтенантом Гэльдфарбом, переводчиком немецкого языка. Он часто выезжал за пределы территории Управления вместе с семьей – женой и ребенком. В службе охраны к этому привыкли и не обращали на его выезды особого внимания – бдительность притупилась. В день измены он, как всегда, на машине выехал с семьей за территорию Управления и не вернулся. Тогда сразу стало ясно, что Гэльдфарб давно готовился к переходу в Западный Берлин.
«Уже после войны, в 1949 году, когда я служил в Управлении Особых отделов МГБ СССР по ГСОВГ, имел место факт измены Родине офицером Управления, старшим лейтенантом Гольдфарбом, переводчиком немецкого языка. Он часто выезжал за пределы территории Управления вместе с семьей – женой и ребенком. В службе охраны к этому привыкли и не обращали на его выезды особого внимания – бдительность притупилась. В день измены он, как всегда, на машине выехал с семьей за территорию Управления и не вернулся. Тогда сразу стало ясно, что Гольдфарб давно готовился к переходу в Западный Берлин.
Начальником Управления Особых отделов группы тогда был генерал-лейтенант, а в последствии генерал армии начальник ГРУ Генштаба ВС СССР Герой Советского Союза П.И. Ивашутин. Он много переживал в связи с этим случаем. Когда стали внимательно разбираться с прошлым Гольдфарба, выяснилось, что в двадцатые годы его отец был расстрелян ЧК за крупные сделки с золотом. Этот факт своей биографии Гольдфарб, поступая на службу в органы, скрыл. Он был в моей группе по изучению марксизма-ленинизма. На занятиях вел себя активно, часто выступал. Видимо, хотел создать о себе хорошее мнение и отвести малейшие подозрения.
Я, конечно, внутренне переживал, что не разглядел сути этого выродка. Поиск Гольдфарба никаких успехов не принес…»
Служба у молодого – ему тогда исполнилось всего-то двадцать семь лет, – но опытного подполковника спорилась. Начальство заметило старания оперативника и в начале 1949 года выдвинуло Иванова на самостоятельную должность – начальником Особого отдела МГБ СССР 28-го гвардейского стрелкового корпуса, штаб которого дислоцировался в городе Гера, земля Тюрингия. Гера – крупный город в Германии, третий по величине после Эрфурта, столицы Тюрингии, и Йены, расположенный примерно в 60 км к югу от Лейпцига в восточной части земли Тюрингия на живописной реке Вайсе-Эльстер. Тюрингию называли немцы «зеленым сердцем Германии» из-за обилия лесов и чистоты воздуха.
Со слов Леонида Георгиевича, корпус оставался развернутым по штатам военного времени и состоял из двух стрелковых дивизий, штабы которых стояли в городках Иене и Рудольштадте. Кроме того, в состав корпуса входили артиллерийская бригада, зенитный полк, батальон связи и саперный батальон с придачей других мелких частей, обслуживающих соединение. Командовал корпусом генерал-лейтенант Андрей Яковлевич Веденин. Был он человеком вдумчивым, заботящимся о солдатах командиром. У особиста с командиром корпуса сложились не только деловые, но и теплые личные отношения. Кстати, впоследствии генерал-лейтенант Веденин долгое время являлся комендантом Московского Кремля.
Работа в корпусе ничем не отличалась от деятельности в отделении. Направления были те же: выявление возможно проникшей в части соединения агентуры союзников, борьба с изменой Родине, контрольные функции за соблюдением режима секретности в штабах и частях, также выявление фактов, снижающих боеготовность корпуса. На оперативную обстановку негативным образом влиял тот факт, что по окончании войны офицеры Групп войск в Германии не имели права привозить к себе жен. Конечно, это было драконовское решение – физиология брала свое. Оперативный состав имел право проживать с женами.
Надо признаться, что дуализм, двойственность принятого решения московскими властями, не мог не раздражать военных, считающих себя обделенными в данном вопросе. Такое положение дел порой негативно отражалось на качестве взаимоотношений между офицерами разных ведомств. В послевоенной Германии оставалось много вдов. Война, естественно, выкосила в основном мужское население. А тут пришли победители, и они оказались вовсе не страшилищами с хвостами и когтями, какими советских солдат и офицеров представляла геббельсовская пропаганда, а красавцами – один краше другого. Отмылись от окопной пыли. Выбрились, постирались, погладили обмундирование и начистили до блеска свои сапоги. Только выбирай! И фрау выбирали, так же как выбирали немок изголодавшиеся от отсутствия женской ласки полные сил российские мужики.
Из воспоминаний Иванова:
«Припоминается один случай. Офицер-артиллерист в городе Гере, майор, установил устойчивую связь с одной из немок, которая, по нашим данным, была связана с иностранной разведкой. Она стала потихоньку обрабатывать майора и склонять его к уходу на Запад. Имея такие сведения, я вызвал к себе офицера для профилактической беседы, в ходе которой потребовал от него прекращения связи с немкой, указав, что в противном случае он может быть отправлен в Советский Союз.
Через некоторое время поступили данные, что офицер не является на службу. Мы, естественно, встревожились, думая о том, что, возможно, тот совершил измену Родине. Немедленно пошли на квартиру к немке. Дверь оказалась закрыта, на стук и звонки никто не отвечал. Взломав дверь, мы нашли несчастную хозяйку и нашего майора, молодых и красивых, лежавших на кровати валетом мертвыми. Она погибла от выстрела в сердце, он – от пули в висок. В оставленной записке майор просил никого не винить в произошедшем. Он писал, что он и Габриэль любят друг друга, но от него требуют прекратить связь, что выше его сил. Уйти на Запад, как советский офицер, он не может, и потому они избрали один-единственный оставшийся им путь, решив по взаимному согласию покончить жизнь самоубийством.
До сих пор вижу перед собой мужественное лицо того майора и вновь спрашиваю себя, так ли я все сказал, все ли нужные слова тогда нашел? Похоронили их в одном гробу…»
Но были и другие случаи, которые несколько иначе объясняли нравы местных граждан. Из рассказа Леонида Георгиевича: молодой лейтенант изнасиловал юную немку. Но в этом не было необходимости – эта молодая особа свободно и с желанием шла на интимную связь с советским офицером. Лейтенанта арестовали. Узнав об этом, к командиру части пришел отец «обиженной» дамы. Он спросил:
– Зачем и за что арестован герр офицер?
Узнав причину ареста, он возмутился:
– Подумаешь, изнасиловал дочь! Что здесь такого? Раньше в Германии с того, кто совершит изнасилование, брали штраф в 50 марок и все. А вы – сразу арест! И потом, имейте в виду, – продолжал ходатай, – девочка ведь тоже получила удовольствие.
Вот такая мораль…
Вспоминается автору на эту тему рассказ фронтовика, майора Константина Н. После перенесенного легкого ранения его, двадцатишестилетнего офицера, в 1945 году назначили комендантом небольшого немецкого городка, в котором расположился наш гарнизон. Офицер неплохо знал немецкий язык, что, наверное, и определило место прохождения дальнейшей службы. Командование гарнизона предложило ему пожить на квартире в чудом оставшемся невредимом доме, недалеко от здания комендатуры. Познакомился с семейством. В особнячке жили трое: двое стариков Ганс и Гертруда и их внучка – четырнадцатилетняя Мария, розовощекий пухленький подросток. Судьба ее родителей была типичной для того времени. Мать, дочь Ганса и Гертруды, погибла при бомбежке англичанами. Отец и зять пропал без вести, где-то на Восточном фронте зимой сорок первого года. Последнее письмо прислал из Подмосковья.
Трудно жилось троице и в войну, и после войны. Питались они, как говорится, Божьим – небогатым харчем, почему-то в своей спальне. Когда офицер возвращался со службы в дом, они словно стеснялись своего нищенского прозябания. Комендант, видя, как бедствуют хозяева, всегда делился пайком: то сахара подбросит, то банку тушенки подарит, то хлеб положит на стол. Скоро они так привыкли к нему, что стали вместе на кухне завтракать и ужинать. Марии майор приносил иногда конфеты и печенье. Благодарные Ганс и Гертруда души в нем не чаяли…
И вот однажды, когда после ужина Константин пошел в свою небольшую комнату и уставший плюхнулся в постель, приготовленную на широком диване, и стал засыпать, скрипнула дверь. В дверном проеме, освещенном бледным лимонным светом луны, показалась фигура Ганса с Марией на руках. Он донес ее до дивана и молча бережно положил девочку рядом с квартирантом.
– Как понимать? – ошалело мотая головой и несколько приподнявшись, спросил Константин.
– Это наш подарок, – последовал краткий ответ, и дедушка Марии удалился.
А девочка стала обнимать и целовать советского офицера. Потом она часто приходила к нему…
Автор написал по этому сюжету рассказ. Это тоже была их мораль!
* * *
После пятилетнего пребывания в ГДР Леонида Георгиевича в апреле 1950 года направили в Особый отдел МГБ СССР по Киевскому военному округу начальником 2-го отдела. Этот отдел занимался кураторством периферийных органов. Приходилось ездить и летать с проверками и оказанием помощи особым отделам и отдельным сотрудникам, в производстве которых были интересные дела оперативного учета.
Территорию центральных областей Украины Иванов изучил досконально…
– Леонид Георгиевич, известно, что Западный Берлин притягивал восточных немцев и некоторых советских военнослужащих к себе. Почему их тянуло на Запад?
– Прямо скажу – жилось в другой половине Берлина лучше, чем в нашем секторе. Немцы это понимали, и наши видели разницу.
План Маршалла действовал безотказно. Деньги, большие деньги в данном случае не мешали, а помогали быстро создать «витрину капитализма». Почитайте Маркуса Вольфа – «Игра на чужом поле». Он тридцать лет стоял во главе разведки ГДР и преданный и проданный советскими партократами и российскими младореформаторами все равно оставался настоящим другом СССР и России. На многие наши ошибки и того времени, и современности он ответил в этой глубокой книге.
Автор прочел книгу и нашел в ней ответы на многие вопросы. Маркус Вольф в подтверждение слов Леонида Георгиевича со знанием дела утверждал о росте миграционных настроений среди граждан ГДР так:
«Десятки тысяч граждан ГДР стремились в то время через еще открытую границу в Западный Берлин и Федеративную Республику Германию. После 17 июня 1953 года их было гораздо больше, чем раньше, и до конца 1957 года нашу страну покинуло почти полмиллиона человек…
Уже в начале 50-х годов я пришел к выводу, что в обозримой перспективе воссоединение Германии невозможно. Политика западных держав и боннского правительства преследовала другие цели. Волнения в ГДР в июне 1953 года укрепили Запад в убеждении, что, используя стратегию «отбрасывания коммунизма», они смогут одержать победу с помощью политического, экономического, а также военного давления».
Все рассчитали они правильно, только горбачевские и ельцинские глупости привели обстановку к тому, о чем мечтал Запад: к разрушению не только ГДР, но и СССР вместе с социалистическим лагерем.
Дорогая моя столица…
В 1952 году я был назначен начальником 1-го отдела 3-го Управления по обеспечению государственной безопасности Генштаба Вооруженных сил и аппарата Министерства обороны СССР.
Л.Г. ИвановЛетом 1952 года в Киев, где недолго прослужил Леонид Георгиевич, пришла шифровка о его откомандировании для прохождения дальнейшей службы в Москву в Центральный аппарат 3-го Главного управления МГБ СССР. Полковнику Иванову кадровики предложили принять отдел по обеспечению государственной безопасности всех военных академий и военных научно-исследовательских институтов (НИИ) МО СССР, расположенных в столичном гарнизоне.
Внутри страны то время было неспокойное по многим причинам. Холодная война приобретала очертания сплошного навала на Советский Союз. Это была месть за Победу в форме новой информационно-идеологической войны с реальными планами уничтожения СССР в основном силами англосаксонских агрессоров вплоть до применения ядерного оружия. Идеологические диверсии как составная часть «психологических войн» с каждым годом стали проводиться противником острее и изощреннее. Они били не столько по советской государственности, сколько пытались убить в советском человеке чувство патриотизма, гордости за свою Родину, за ее достижения.
Технологи этой борьбы хорошо знали трактаты великого китайского мудреца. Более чем два тысячелетия назад полководец и философ из Поднебесной Сунь Цзы по этому поводу писал: «Разлагайте все хорошее, что имеется в стране вашего противника. Вовлекайте видных представителей вашего противника в преступные предприятия. Подрывайте их престиж и выставляйте в нужный момент на позор общественности. Используйте сотрудничество также самых подлых и гнусных людей. Разжигайте споры и столкновения среди граждан вражеской стороны. Подстрекайте молодежь против стариков. Мешайте всеми средствами деятельности правительства…
Будьте щедры на предложения и подарки для покупки информации и сообщников. Вообще не экономьте ни на деньгах, ни на обещаниях, так как они приносят богатые дивиденды».
И эти предложения знатного китайца усвоили и развили спецслужбы США, о чем красноречиво свидетельствует известная широкому кругу читателей заповедь основателя и духовного отца ЦРУ Соединенных Штатов Алена Даллеса:
«…Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, – все это мы будем ловко и незаметно культивировать… Все это расцветет махровым цветом…
Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением… Мы будем драться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из них космополитов… И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества…»
Вот так «ловко и незаметно» происходил и происходит сегодня прочес морально-духовного разоружения и деградации наших людей. Сегодня в обстановке мирового кризиса и объявленных политических и экономических санкций против России эти слова давнего врага нашей страны должны восприниматься острее, глубже и с пониманием их особой опасности.
Кроме рытья окопов «психологической войны» верстались также план за планом нанесения атомных ударов по всем крупным промышленным городам Советской России. И в это время стареющий вождь перетряхивал силовые структуры.
В 1951 году подвергся аресту по доносу бездарности в МГБ подполковника Рюмина «апостол» Смерш министр госбезопасности СССР генерал-полковник Абакумов.
Продолжалось гонение на героя-полководца минувшей войны Г.К. Жукова и его друзей из числа подчиненных.
Леонид Георгиевич высоко оценивал деятельность Сталина в годы индустриализации страны и в период военного лихолетья. Чувствовалось, он уважал вождя.
Несколько позже ему станет известно, что средства, выделяемые на Сталинские премии двух степеней, были личными деньгами хозяина Кремля. Узнал он и о том, что после смерти Сталина на счету в остатке его сберегательной книжки значилось всего четыре рубля сорок копеек. Но вместе с тем некоторые его действия и саму его личность воспринимал неоднозначно. Ясно для него, как человека трезвомыслящего, Сталин не являлся одной ипостасью – не был ни Богом, ни сатаной.
Он понимал, что глубоко противоречивая натура вождя олицетворяла суровые противоположности самого того неспокойного, динамичного, взвихренного времени, в котором он жил и действовал, включавшие в себя и великие достижения социально-экономического плана, и трагические события неоправданно широких репрессий в отношении порой невиновных. Сталин неотделим от тяжелых жертв в борьбе с троцкизмом, когда при рубке леса его неумелыми лесорубами летело в отход много щепок. Но также он неотделим от Великой Победы мая сорок пятого года и оттого пути, который прошла наша страна от сплошной неграмотности и сохи до лучшего в мире образования и выдающихся подвижек в области космонавтики и атомной энергетики.
И еще Леонид Георгиевич в разговорах с гордостью подчеркивал личность Сталина на международной арене. Он не был посмешищем, каким были некоторые и давние, и недавние временщики Советского Союза и России. Достойно руководя Советским государством, Сталин выступал на равных, а то и выше с такими выдающимися политиками, своими современниками, какими являлись лидеры США и Великобритании, – Рузвельт и Черчилль. Разве не является оценкой личности Сталина такой феномен, когда на Тегеранской международной конференции Великой Тройки в конце 1943 года при входе Верховного Главнокомандующего Советского Союза в зал заседаний президент США Рузвельт и премьер-министр Англии Черчилль поднялись и приветствовали его стоя?! И это было не раз. Он любил опаздывать. Нашлись его последователи и в России.
Уважение? – Да!
Почему же они не только признавали его и считались с ним? Дело в том, что эти высокочтимые политические деятели мирового масштаба видели в нем крупнейшего лидера большого государства, стратега, державного деятеля великой страны – Советского Союза. Именно Сталин добился возвращения всех исторических земель России и поднял уровень Советского Союза до ранга сверхдержавы. Он заботился о силе и величии государства.
Однажды автор спросил Леонида Георгиевича:
– Если коротко, кто для вас Сталин?
Ответ последовал короткий:
– Он держал крепко государственную власть, постоянно укреплял армию, строго берег народную копейку, сам же вел аскетический образ жизни. А воров государственных считал разрушителями страны. С ними он поступал беспощадно, хотя некоторые сегодня и считают, что в строгости наказания таких типов он нередко переступал границы зла.
* * *
Да, это был великий кормчий великих дел, в которых пытаются сегодня разобраться некоторые псевдоисторики методом сплошного очернительства той эпохи. Думается, однозначное решение по Сталину и его плюсах и минусах может дать только Суд Истории. Сегодняшние «знатоки сталинизма» не доросли до ранга арбитров этого Суда.
Итак, подчеркнем в Сталине главное – он собиратель Русских земель!
В прекрасной по научной обоснованности книге «Иной Сталин», написанной на основе уникальных архивных документов, историк Юрий Жуков по-новому отвечает на вопросы: «Кто и зачем развязал массовые репрессии?», «Почему был убит Киров?», «Существовал ли на самом деле заговор против Сталина?»
Юрий Жуков доказывает самые, казалось бы, невероятные вещи: что Сталин хотел начать демократизацию страны и провести свободные выборы на альтернативной основе; что он стремился удалить от власти партократию, продолжавшую жить иллюзиями мировой революции; пытался отстранить от управления экономикой дилетантов, заменяя их профессионалами; мечтал вернуть страну к спокойной жизни и проводить внешнюю политику, сообразуясь лишь с национальными интересами России.
А что же сделали его «последователи»?
Они довели Великую Россию до границ XVII столетия. Практически разоружили Отчизну, разгородили ее рубежи – государственные границы, прекрасно оборудованные в инженерном отношении, убили промышленность и, севши на трубу, успокоились – не надо строить заводы и фабрики, недра прокормят! Это было и есть страшное заблуждение российского правительства.
«Но это уже другая история», как всегда говорит телевизионный ведущий Леонид Каневский, заканчивая свою телепередачу.
* * *
В силу этих причин международная обстановка характеризовалась нестабильностью. Противостояние между СССР и США нарастало. Особенно усиливалась разведывательная деятельность западных стран. Проводя тактику «выжженной земли», американское правительство поставило задачу превратить в руины наиболее крупные города и поселки Северной Кореи, не щадя при этом мирное население, уничтожая детей, женщин и стариков постоянными ковровыми бомбежками.
Но трудно победить народ, борющийся с агрессором. Янки потерпели поражение в Корее на земле и, самое главное, в воздухе. Помощь корейцам пришла от северного большого соседа. Советские летчики, по рассказам автора этих строк, его земляка, трижды Героя Советского Союза Ивана Никитовича Кожедуба, который в звании полковника командовал 324-й истребительной авиационной дивизией, обеспечили, как минимум, двукратное превосходство над уничтоженными самолетами США и надолго сбили спесь с наглых янки.
Кстати, Иван Кожедуб пополнил свой счет двумя американскими истребителями Ф-51 «Мустанг» еще раньше – в конце войны. Они по ошибке попытались его атаковать под Берлином, но были немедленно сбиты при отражении атаки.
Это случилось 17 апреля 1945 года. Встретив в воздухе «Летающие крепости» союзников, летящие бомбить немецкие заводы на территориях, занятых уже советскими войсками, что стало известно позже, он заградительной очередью отогнал от них пару «мессершмиттов», но через секунду был сам атакован американскими истребителями прикрытия, пилоты которых то ли от страха, то ли от дури, не разобравшись в принадлежности машины, решили от нее избавиться.
– Вы что, против меня? – с возмущением вспоминал советский ас полвека спустя. – Очередь трассирующих снарядов, летящих в меня, длиною в километр изгибалась и уходила вниз. Я перевернулся и, быстро сблизившись, атаковал крайнего американца. Он задымил и стремительно пошел со снижением в сторону наших войск. Полупетлей, выполнив боевой разворот, с перевернутого положения я атаковал следующего. Мои снаряды легли очень удачно – самолет взорвался в воздухе. Видно, попал в бензобак…
Эта встреча и беседа с Иваном Никитовичем Кожедубом состоялась в один из праздников Дня Победы в середине 80-х годов в малом зале Клуба им. Ф.Э. Дзержинского по инициативе руководства 1-го отдела 3-го Главного управления КГБ СССР. Автор в то время служил в этом подразделении. После выступления маршала авиации, трижды Героя Советского Союза И.Н. Кожедуба автор прочел свое стихотворение, посвященное его последнему бою над Берлином. Знаменитый земляк воспринял его с благодарностью. Расчувствовавшийся летчик обнял стихотворца – военного контрразведчика и расцеловал его. Остались на память черно-белые фотографии того знаменательного момента.
Именно в 1 – й отдел тогда 3-го Главного Управления МГБ СССР вскоре после приезда в Москву, только тридцать лет назад, и получил новое назначение Леонид Георгиевич Иванов. С его слов, курировал большое и важное подразделение первый заместитель начальника Главка полковник Н.Р. Миронов, прекрасной души человек, о котором с теплотой и уважением вспоминал Леонид Георгиевич. Такого же мнения о кураторе были и многие его сослуживцы и подчиненные.
Это время было тревожное и внутриполитической обстановкой – 5 марта 1953 года советских людей потрясло сообщение об опасной болезни Сталина. В опубликованных медицинских бюллетенях говорилось о кровоизлиянии в мозг, параличе, потере сознания и речи. Советскую страну и партию охватило ощущение безысходной тревоги – считалось, что вождь еще крепкий и долго будет править в СССР.
Многие задавали вопрос, что будет со страной, если случится уход Сталина в мир иной? И отвечали – может быть беда! И действительно, беды на Советскую Россию раздачей земель навалились с приходом к власти волюнтариста Хрущева. Он кромсал РСФСР как хотел, легко отдавая Порт-Артур – Китаю, несколько областей – Казахстану, левый берег Терека – Чечне, Крым – Украине. Брежнев оставил СССР без острова Даманский. Горбачев и Шеварднадзе отдали американцам морские пространства Берингова и Чукотского морей с потерей около 30 тысяч квадратных километров, богатых рыбой и полезными в шельфовых зонах ископаемыми.
Ельцин – разрушил СССР. При Путине Китай получил 337 квадратных километров России амурских островов: остров Тарабарова и часть острова Большого Уссурийского. Губернатор Ишаев 12 лет боролся за эти острова. Правда, путинская «передача земель» была обоснована реалиями жизни.
Сквозь вопли либералов «о торговле Родиной», как писал Николай Стариков, был «упущен» тот факт, что впервые в истории России и Китая были сняты все претензии и спорные моменты со всего протяжения 4300 километров российско-китайской границы. Руководство России и Китая взяло курс на сотрудничество и добрососедские отношения, устранив последние территориальные споры, могущие всерьез испортить отношения между двумя странами и привести к русско-китайской войне, которая так нужна США.
Вот это и не нравится либеральным блогерам и журналистам, а точнее, их заокеанским спонсорам.
Однако вернемся в март 1953 год к короткому совещанию, которое провел полковник Миронов. Вот как его характеризовал другой подчиненный Борис Васильевич Гераскин: «5 марта, ближе к полуночи, заместитель начальника 3-го Главного управления МГБ СССР Николай Романович Миронов… срочно собрал в своем небольшом, просто обставленном кабинете начальников отделов и секретарей парткома главка. Миронов не садился и заметно нервничал. Стояли и приглашенные. В кабинете возникла атмосфера напряженного ожидания. Как бы очнувшись и собравшись с силами, Николай Романович негромко сказал: «Иосиф Виссарионович Сталин скончался…» и горько заплакал. По его щекам скатились крупные мужские слезы…»
Присутствовал на этой встрече и Леонид Георгиевич Иванов. С Николаем Романовичем Мироновым он дружил до момента трагической гибели последнего в авиакатастрофе в Югославии.
Из воспоминаний Иванова:
«Генштаб и Министерство обороны были важнейшими государственными объектами, где находилось средоточие главных военных секретов страны. Естественно, что разведки иностранных государств всеми силами пытались узнать о них хоть что-то. Отсюда очевидна и наша задача: не допустить никакой утечки военных секретов ни по каким каналам – личным, агентурным, через систему скрытого управления войсками, посредством хищения секретных документов, с помощью различных технических средств и т. д. По всем этим направлениям проводились всесторонние оперативные мероприятия.
При этом во многом мы опирались на руководство Министерства обороны, Генштаба и главных управлений. С их помощью мы проводили профилактические мероприятия в отношении лиц, допущенных к секретам и замеченных в подозрительных связях с иностранцами. Велась борьба с нарушениями в работе с секретными документами, с болтовней косвенно, а порой и прямо выдававшей служебную информацию и т. д.
По материалам 1-го отдела руководство 3-го Управления МГБ СССР систематически представляло оперативную информацию в Генштаб и Министерство обороны. Кроме того, каждый оперативный работник на своем уровне представлял собранную информацию руководству управлений. Я лично, как начальник отдела, имел постоянные встречи с первым заместителем начальника Генштаба генералом армии Малининым. У меня с ним сложились настолько хорошие отношения, что он меня звал просто Леня. При встречах с ним я сообщал оперативную информацию и получал от него специальные и очень необходимые сведения, которые учитывались при работе и очень помогали…»
– Леонид Георгиевич, вы возглавляли отдел в период важных событий: смерть Сталина, арест Берия, суд над Абакумовым. Каковы ваши впечатления о том времени и тех исторических личностях?
– О Сталине и его смерти уйма материалов, об Абакумове, как я знаю, вы написали книгу, а об аресте Берии могу поведать только известные мне факты.
Итак, в моем кабинете раздался звонок – звонил первый заместитель начальника 3-го Главного управления, ставленник генерал-полковника Гоглидзе, который в это время отбыл в заграничную командировку в Германию.
– Слушай, в чем дело? Почему на улицах появились войска? Танки грохочут, и бэтэры ползают. А ну-ка поскорее выясни и доложи мне.
Я по «кремлевке» тут же звоню генералу Малинину. Тот спокойно мне отвечает:
– Леня! Во-первых, при всем уважении и доверии к тебе я тебе ничего не скажу. Во-вторых, советую тебе по этому вопросу больше ни к кому не обращаться и ни о чем не расспрашивать. Легче будет жить и служить. Ты понял меня?
– Так точно, товарищ генерал…
Уже впоследствии я понял, что своими нехитрыми ответами он хотел оградить меня от неприятностей.
– А могли быть?
– О, конечно, это была политика, грязная, неприличная и кровавая в борьбе Никиты Хрущева за трон в Кремле.
– Позвонили своему начальнику?
– Да, так и сказал, что выяснить причины появления танков и войск на улицах Москвы не удалось.
– А он?
– В грубой форме выразил свое неудовольствие. И все же начальнику и я высказал: почему б ему самому не позвонить министру обороны!
Потом он был вскоре уволен как протеже арестованного и осужденного вместе с маршалом Берией и генерал-полковником Гоглидзе. Да, сам Сергей Арсеньевич Гоглидзе был ставленником Берии. Пришел он в органы ВЧК в начале двадцатых годов и в течение семнадцати лет беспрерывно проработал в Закавказье. Прошел все ступени оперативного роста, возвысившись до наркома внутренних дел Грузинской ССР. В 1937 году с переводом Берии в Москву грузин забрал своего земляка в Россию. Работал Гоглидзе на разных руководящих должностях в Ленинграде и на Дальнем Востоке. С 1951 года служил в Москве в ранге заместителя министра госбезопасности, а потом возглавлял 3-е Главное управление МГБ, а в конце жизни до самого ареста – 3-е Управление МВД СССР. Берия завидовал одно время Абакумову, когда тот возглавлял МГБ, а поэтому после объединения двух ведомств понизил уровень военной контрразведки – 3-е Главное управление МГБ СССР теперь стало 3-м Управлением МВД СССР.
Именно после смерти Сталина Берия развел кипучую деятельность, объединив МГБ и МВД в свое Министерство внутренних дел СССР и стал первым заместителем председателя Совета министров СССР. Он готовился к прыжку на трон нового хозяина в Кремле. Но получился облом – его перехитрил другой сподвижник старой власти – хитрый властолюбец и специалист по кровопусканию не меньше Берии – Никита Хрущев.
Что касается оценки деятельности Лаврентия Берии, Леонид Георгиевич считал в целом его авантюристом, не лишенным хорошей памяти и умения держать нос по ветру.
Бытует на этот счет такая то ли байка, то ли быль: Наполеон Бонапарт как-то назвал своего главного полицейского Фуше самым совершенным и законченным типом негодяя, когда-либо существовавшим на земле. Эти слова без всяких поправок можно адресовать и Лаврентию Берии. Общеизвестно – Сталин в последние месяцы своей жизни торопливо готовил замену Берии. Кто это был, знал только Сталин!
Борис Васильевич Гераскин, работавший в тот период в центральном аппарате военной контрразведки в своей книге «Военная контрразведка и армия» по этому поводу писал:
«Раболепствуя и выслуживаясь перед Сталиным, прикидываясь слугой, чтобы со временем стать господином, Берия после смерти Хозяина всячески его поносил. На инструктаже сотрудников, выезжавших летом 1953 года с проверкой в Группу советских войск в Германии, назвал Сталина «старым дураком», тормозившим объединение ГДР и ФРГ».
Объединил Германию другой «хозяин» Кремля – Горбачев, «первый русский немец»…
Потоптались по своим предшественникам одинаково Берия после смерти Сталина и Горбачев после кончины Андропова. А ведь они их выдвигали – какая непорядочность!
* * *
В тот период развенчания Берии и Абакумова к начальнику 1-го отдела полковнику Иванову перешло много оперативных подборок и дел на крупных военачальников – Жукова, Захарова, Малиновского, Василевского, Воронова. В материалах в основном были выписки из показаний арестованных офицеров и генералов, звукозаписи разговоров проверяемых – прослушка, фотографии, распоряжения Сталина.
Возможно, «папки» велись по указанию Сталина руками Абакумова. Дело в том, что угасающий Сталин боялся предательства и восходящих потоков славы полководцев победоносно закончившейся войны, некоторые из которых заявляли о себе уже как политики. Они рвались в нее, считая партработников ниже своего уровня, предлагали даже дальнейшие пути развития нашего общества, причем с конкретизацией этих путей.
После ареста Гоглидзе начальником 3-го Управления, руководимого особые отделы на местах, утвердили генерал-лейтенанта Дмитрия Сергеевича Леонова, бывшего политработника, занимавшего до этого важный пост в Советской армии – члена Военного совета Ленинградского военного округа. Всю войну был на фронтах в действующей армии – членом военных советов Калининского и 1-го Прибалтийского фронтов, а затем Дальневосточного и 2-го Дальневосточного. Он относился к людям, которых можно назвать мужественными и решительными солдатами невидимого фронта, с пиететом.
Фронтовые мытарства давали о себе знать: выглядел он старше своих лет, поэтому коллеги в Управлении его называли коротко и ласково – «дедом». Леонид Георгиевич с теплотой высказывался о совместной работе с этим порядочным человеком…
Из воспоминаний Иванова:
«Леонов был человеком большой порядочности и честности. Он работал на многих должностях в полит органах Вооруженных сил СССР, в том числе и на очень высоких. Оперативную работу он, конечно, не знал, но не чурался советоваться с подчиненными по самым разным вопросам и аспектам чекистской деятельности. Долгая армейская служба сделала Дмитрия Сергеевича человеком суровым, сдержанным и даже суховатым, требовательным к себе и окружающим. Практики чекистской у него, естественно, не было никакой. Поэтому нередко по разным специальным вопросам он обращался и ко мне.
Будучи глубоко партийным и принципиальным человеком, он умело исправлял ошибки в работе Управления, допущенные бывшим руководством, и мог твердо направлять дело в заданном направлении. Он был строг и требователен не только к подчиненным, но и прежде всего к себе. Среди оперативного состава он пользовался заслуженными авторитетом и уважением…»
Конечно, работа по рассмотрению дел на военачальников отнимала у руководителя отдела уйму времени, отвлекала от живой работы с оперативным составом и негласными источниками. Однажды среди дел Леонид Георгиевич нашел тоненькую папку с материалами на генерал-майора Ивана Никифоровича Рухле (настоящая фамилия белоруса уроженца Минской губернии – Рухля. – Авт.).
В папке находился текст подлинной телеграммы командующего Сталинградским фронтом А. Еременко Сталину, где тот возлагал ответственность за срыв сентябрьского наступления 1942 года на начальника оперативного управления штаба фронта генерал-майора Рухле.
Сегодня доподлинно известно, что обвинительную сторону дела подготовил для командующего член Военного совета фронта злопамятный Хрущев. На телеграмме красным карандашом была учинена косая резолюция Верховного Главнокомандующего: «Рухле арестовать».
Леонид Георгиевич обратил внимание на такие детали. Ни следствия, ни суда не было, а человек уже десять лет сидел в лагере. Иванов доложил о материалах дела на заключенного генерал-лейтенанту Д.С. Леонову.
– Так я его знаю еще по работе в Генштабе, достойный, честный человек, умница. Оставь-ка папку у меня, – удивился начальник.
Через короткий промежуток времени Рухле был освобожден.
Но в этом рассказе Иванова не упоминаются причины, по которым дело на фронтовика было сфабриковано. И виновником его был не столько Сталин, сколько друг Андрея Еременко, член Военного совета Никита Хрущев. Злопамятный Хрущев не простил генералу Рухле харьковскую катастрофу, происшедшую в мае 1942 года. Ее можно было предотвратить. Тогда не было бы полного провала летней кампании. Это хорошо осознавал вступивший в апреле сорок второго в должность начальника оперативного отдела Юго-Западного фронта (ЮЗФ) полковник Рухле Иван Никифорович.
Рассмотрев план наступления на Харьков, он пришел к категорическому заключению: «Эту операцию мы проиграем, она закончится катастрофой».
Но руководители ЮЗФ Тимошенко, Хрущев и Баграмян проигнорировали предупреждение полковника, доложили утвержденный план в Ставку, и получилось то, что получилось, – войска оказались в котле. Погибли из-за бездарности руководства около двухсот тысяч наших военнослужащих. Сталин с гневом обрушился на руководство ЮЗФ. Хрущев не мог простить полковничью дальновидность и отомстил ему в Сталинграде.
Хотя известно было, что полковник Рухле был одним из разработчиков успешной операции по освобождению Ростова-на-Дону в конце ноября 1941 года… Время было хлопотное, поэтому и такие вопросы пришлось решать полковнику Иванову.
В эпицентре ядерного взрыва
В 1953 году на вооружение Советской армии стало поступать серийное ядерное оружие. Министерство Вооруженных сил СССР выступило инициатором проведения общевойсковых учений с осуществлением реального ядерного взрыва.
Л.Г. ИвановСудьба Леониду Георгиевичу Иванову подарила еще один шанс испытать себя на прочность – участие в общевойсковых учениях с осуществлением реального ядерного взрыва. Это было время, когда две сверхдержавы – США и СССР, вцепившись зубами, терзали друг в друга.
Янки активно готовились к ядерной войне с целью превратить в пыль советские города и села одним «ядерным наскоком». Но появление ядерного оружия на вооружении армий этих двух стран не столько пугало их руководителей возможностью применения его, сколько успокаивало трезвомыслящих наличием в нем сдерживающего фактора.
17 сентября 1954 года в газете «Правда» было опубликовано короткое информационное Сообщение ТАСС, в котором ГОВОРИЛОСЬ:
«В соответствии с планом научно-исследовательских и экспериментальных работ в последние дни в Советском Союзе было проведено испытание одного из видов атомного оружия. Целью испытания было изучение действий атомного взрыва. При испытании получены ценные результаты, которые помогут советским ученым и инженерам успешно решить задачи по защите от атомного нападения».
29 сентября 1953 года вышло постановление Совета министров СССР, определившего начало подготовки Вооруженных сил и страны к действиям в особых условиях. США к тому времени уже имели 700 атомных бомб, провели 45 ядерных испытаний, включая две ядерные бомбардировки японских городов Хиросимы и Нагасаки в 1945 году. Фактор защиты от атомного оружия проверялся янки на полигонах в ходе войсковых учений.
К этому времени в Советском Союзе было проведено только восемь испытаний ядерного оружия. На основании анализа отечественных и американских взрывов с применением атомных фугасов наши специалисты разработали первые инструкции по вопросам ведения боевых действий в условиях применения ядерного оружия и способам защиты войск от поражающего действия атомных взрывов. По оценкам современных специалистов, изложенные в них рекомендации во многом верны и сегодня. Для проведения учений были сформированы сводные войсковые части и соединения, представляющие все рода войск из различных районов страны. Цель – в дальнейшем передать полученный опыт тем, кто не участвовал в учениях.
Весной 1954 года рекогносцировочная группа под руководством генерал-лейтенанта И.С. Глебова предложила для учений Тоцкий полигон, один из старейших, известный еще с царских времен полигонов России, где испытывали многие артиллерийские и стрелковые системы. Предложение провести учения на полигоне Капустин Яр было отклонено из-за требований безопасности…
* * *
Итак, местом проведения учений был выбран полигон сухопутных войск, расположенный в Оренбургской области, севернее поселка Тоцкое. Всего для участия в учениях было привлечено 45 тысяч человек личного состава. Использовано 600 танков и самоходно-артиллерийских установок, 500 орудий и минометов, 600 бронетранспортеров, 320 самолетов, 6 тысяч тягачей и автомобилей.
Войсковое учение на тему: «Прорыв подготовленной тактической обороны противника с применением атомного оружия» было назначено на осень 1954 года. Руководство страны приняло решение на учениях задействовать атомную бомбу РДС-2 мощностью 40 килотонн, проверенную на семипалатинском испытательном полигоне в 1951 году.
Руководство за проведением учений Кремль возложил на первого заместителя министра обороны маршала Советского Союза Г.К. Жукова. Ответственным за подготовку учений был назначен заместитель министра обороны СССР по вооружениям маршал артиллерии Н.Д. Яковлев, а вся подготовительная работа для проведения учений осуществлялась под руководством генерала армии И.Е. Петрова.
Министр обороны СССР Булганин утвердил перечень руководящих документов. Здесь были и памятки, и руководства и подобия кратких справочников: «Боевые свойства ядерного оружия», «Руководство по защите городов», «Руководство по дезактивации и санитарной обработке», «Памятка солдату, матросу и населению по защите от атомного оружия» и другие. Помнится, в начале 60-х годов во время срочной службы автора в учебном медико-санитарном батальоне эти справочники доводились личному составу во время занятий по вопросам защиты от поражающих факторов ядерного оружия.
В проводимых испытательных мероприятиях принимали участие также министр среднего машиностроения СССР В.А. Малышев, ведущие ученые – создатели ядерного оружия трижды Герои Социалистического Труда – академик И.В. Курчатов и член-корреспондент К.И. Щелкин.
В 9 часов 34 минуты самолет-носитель Ту-4 с высоты 8 тысяч метров сбросил атомную бомбу, взрыв которой последовал через 48 секунд на высоте 350 метров от поверхности Земли с отклонением от цели на 280 метров в северо-западном направлении. Через 5 минут после ослепительного взрыва бомбы началась артиллерийская подготовка, а затем удары бомбардировочной авиации. Облет столба взрыва совершил Герой Советского Союза майор К.М. Трещев на истребителе МиГ-17, несшем записывающую аппаратуру.
Это официальная страница учений, собранная из разных источников.
* * *
Следует подчеркнуть, что 1954 год был годом исключительных успехов советской атомной промышленности. И в связи с этим надо объективно отметить, что грамотным и напористым организатором этого нового направления в промышленности был Лаврентий Павлович Берия. Это объективно!
В августе 1953 года была взорвана первая в мире советская водородная бомба, так как американский громоздкий термоядерный фугас, а скорее только устройство «Майк» на бомбу никак не походило.
27 июня 1954 года дала свой первый ток построенная в Обнинске первая в мире промышленная атомная электростанция мощностью 5 МВт, подключенная в единую энергетическую систему Советского Союза. Кстати, для справки – она проработала 48 лет. Ее реактор был заглушен из-за научно-технической нецелесообразности его дальнейшей эксплуатации только 29 апреля 2002 года.
Есть смысл об этих учениях послушать нашего гуру.
Из воспоминаний Иванова:
«Осенью 1954 года я был назначен старшим оперативной группы по обеспечению безопасности названных учений. Тогда же в моей жизни произошло знаменательное событие: я первый и единственный раз разговаривал с Жуковым. Он прилетел в Тоцкое дня за два до начала учений вместе с другими руководителями.
Для Жукова, Курчатова, Малышева, Булганина, Серова и других руководителей учений на краю полигона было построено несколько аккуратных деревянных коттеджей, тогда показавшихся мне роскошными. Сразу после проведения учений коттеджи были разобраны и увезены.
Мне доводилось видеть Жукова на фронте и позднее – в Берлине. Запомнился он мне, увы, вопреки утверждениям других, всегда сдержанным, уравновешенным, молчаливым. Видел его и в Карлсхорсте при подписании
Акта о капитуляции. Я был приглашен к Жукову вечером в его коттедж. Он был один, сидел за столом с очками на носу, что-то писал. Когда я вошел, поднялся, пожал мне руку, указал на стул:
– Вопрос один, товарищ полковник. Каково настроение личного состава? Нет ли недовольства, признаков паники?
Я доложил, что народ настроен по-боевому. Большинство понимают важность грядущего события. Никаких признаков паники не заметил, хотя сложность готовящихся учений осознают. Хотят все, чтобы быстрее они совершились…
Жуков встал, заложил руки за спину, сделал по комнате несколько шагов. Задал еще несколько вопросов на ту же тему. Чувствовалось, что он хорошо знает и полигон, и привлеченные для учений войска, и большинство командиров. На прощание еще раз крепко пожал мне руку, пожелал успехов. Вся аудиенция заняла минут пять…
Также меня приглашал к себе и Серов. Он детально интересовался работой опергруппы…»
* * *
Со слов Леонида Георгиевича, рано утром, в день проведения учений, 14 сентября 1954 года, командование учений выехало на наблюдательный пункт (НП), оборудованный в блиндаже, километрах в 7–8 оттого места, где должен был произойти взрыв. Первоначально руководство учениями зашло в оборудованный оптикой и столами большой штабной блиндаж. Курчатов подошел к триплексу, повернул его из стороны в сторону, недовольно сказал Булганину, указывая рукой на триплекс:
– Мы здесь все ослепнем, пойдемте на улицу.
Он, как физик, знал, что говорил, обнаружив полную некомпетентность тех, кто предлагал такой вариант наблюдения за взрывом. Вспышка, увеличенная в десятки раз, могла действительно выпечь оболочку глаз.
Леонид Георгиевич тоже был в этой группе. Высоко в небе он заметил самолет, сопровождающийся несколькими истребителями. Все присутствовавшие надели темные очки.
Из воспоминаний Иванова:
«Хорошо помню мгновение взрыва… Все вокруг вдруг подернулось молочной белизной, несколько мгновений становившейся все более яркой, затем всех поразил ужасающий, зловещий и долгий гром, а еще через несколько секунд налетел сильный ветер, поднялась пыль. Некоторые уже сняли очки, и тучи песка и пыли запорошили им глаза. Природа словно протестовала против человеческого вмешательство в ее тайну. Вскоре над нашими головами прошла взрывная волна, сильная и резкая. Безмолвно и удивленно смотрели люди на развязанные ими силы. Там, где три секунды назад было ослепительное сияние, до самых небес, в низком тяжелом гуле поднимался огромный то темно-красный, то фиолетовый, то лиловый гриб.
Еще через несколько мгновений пришла новая взрывная волна, сильнее прежней, – ядерный взрыв был воздушным, и теперь до нас дошла волна, отразившаяся от Земли… Большинство упали – залегли, а с некоторых посрывало фуражки. Я только опустился на одно колено. Нашел взглядом Жукова. Он стоял твердо, чуть нагнувшись вперед, заложив руки за спину… Минут через 75 после взрыва подошли машины, и мы поехали к эпицентру.
Запомнились покореженные и почерневшие разбитые автомобили, орудия, тонки, сгоревшие и разрушенные щитовые домики, расставленные в зоне взрыва, почерневшие обугленные деревья. Неподалеку от эпицентра, в траншее, мы увидели живых (!) овец, шерсть их была обожжена тепловым излучением, но стадо осталось живо.
На меня испытания, сом взрыв произвели тягостное впечатление. Применение подобного оружия в войне ужасно и приведет к непоправимым результатам. Об этом словно говорит нам сама природа… Я лично вместе с руководством был в эпицентре взрыва минут двадцать. Наверное, какую-то дозу я хватил, но небольшую…»
Наверное, так и было. С ней, этой дозой радиоактивности, Леонид Георгиевич дожил до 97 лет! А шутя, он однажды заметил: «Это же своя доза, отечественная. Она нас пожалела!»
А вот какое впечатление от учений вынес командир батальона подполковник Н.В. Даниленко. Он писал, что «примерно три часа после взрыва был получен сигнал атаки. Войска были в противогазах и следовали на бронетранспортерах. Я со своим батальоном проследовал на бронетранспортерах в 600 метрах от эпицентра взрыва на скорости 16–18 км/ч. В момент следования я увидел поразившие меня последствия атомного взрыва: сожженный от корня до верхушки лес, покореженные колонны техники, обожженные животные и т. д. Полную картину действия взрыва я увидел на следующий день, когда командиров от батальона и выше возили к эпицентру. В самом эпицентре в радиусе 300 метров не осталось ни одного столетнего дуба, все сгорело, земля была пепельно-обожженная. В районе взрыва были построены многочисленные траншеи различных профилей и видов: открытые и перекрытые, побеленные известью. Открытые траншеи обуглились и деформировались с 80 до 7–8 сантиметров. Укрепленные и побеленные остались почти целыми. Дзоты с хорошим накатником и стоящими в них пулеметами были целыми, но немного обгоревшими сверху. Блиндажи сверху обгорели, внутри же остались целыми… От векового леса в эпицентре ничего не осталось. Чуть дальше стали появляться пеньки, потом – часть стволов, затем – деревья со сгоревшими верхушками.
На следующий день был разбор учений. В специально построенный летний открытый клуб были приглашены участники учения. Разбор открыл министр обороны маршал Советского Союза Н.А. Булганин. После вступительного слова он предоставил слово для разбора и подведения итогов маршалу Советского Союза Г.Н. Жукову, который дал высокую оценку действиям всех участников учения…»
Конечно, испытание ядерной бомбы не обошлось без последствий. Согласно данным, опубликованным в начале 90-х годов, радиационному воздействию наряду с Тоцким в разной степени подверглись еще семь районов Оренбургской области, где наблюдался рост числа онкологических заболеваний. Леонид Георгиевич выдержал и это испытание!
Прибалтика
В самом конце 50-х годов мне довелось небольшое время прослужить в Прибалтике, где я был начальником Особого отдела по Прибалтийскому военному округу.
Л.Г. ИвановПрибалтика – сложнейший узел противоречий в истории царской России и Советского Союза. Эта земля обильно полита кровью аборигенов и пришельцев. Сегодня местные власти Прибалтийских государств считают период их существования в рамках Красной империи чисто оккупационным, называя при этом немецких захватчиков побратимами. Хотя некоторые деятели из Прибалтийских стран все же принимают три оккупационных периода – два советских (1940–1941 и 1944–1991 годы) и один немецкий (1941–1944 годы).
Советские ветераны выставляются насильниками и грабителями. Колонны недобитых «лесных братьев», бойцов из отрядов «Ваффен-СС» и их молодые последователи, шествующие сегодня с русофобскими лозунгами по улицам и площадям прибалтийских стран, – яркое свидетельство их политической ориентации.
Развал СССР начался с Прибалтики. Горбачевская перестройка подлила масла в огонь местного национализма. Выезжавший в прибалтийские республики по заданию Горбачева его «серый кардинал» Александр Яковлев успокоительно констатировал: «там все спокойно и находится под контролем властей». А на самом деле вовсю разворачивались профашистские «народные фронты». Этот лицемер и «агент влияния» Запада делал все, чтобы поскорее развалить единство
Красной империи, которая из-за недалеких и амбициозных политиканов была больна. Они решили ее не лечить, а убить. Но это будет потом…
* * *
В конце 50-х годов Леониду Георгиевичу некоторое время довелось жить и служить в Риге, руководя Особым отделом КГБ при СМ СССР по Прибалтийскому военному округу (ПрибВО). Сам военный округ был образован 11 июля 1940 года. В годы войны округ преобразовали в Северо-Западный фронт. Прекратил существование ПрибВО вместе с развалом СССР в 1991 году. По насыщению войсками округ был приличный: только одна 11-я армия, дислоцированная в Калининграде, насчитывала в своем составе девять дивизий, большинство из которых были полного состава.
Это было время, когда волюнтаристским безжалостным решением Хрущева Советская армия одним махом сокращалась на 1 миллион 200 тысяч человек. В связи с этим началась активная фаза по ликвидации ряда подразделений, частей и соединений и увольнение людей из армии. Отмечались случаи, когда до пенсии оставались каких-то пару месяцев, а офицера увольняли. Многие военнослужащие воспринимали эти обстоятельства как большую личную трагедию.
Отдавались сверху безразличные к Вооруженным силам СССР приказы по уничтожению боевой техники и вооружения. Резались «лишние» надводные корабли и подводные крейсера, бомбардировщики и истребители, под пресс попадали автоматы и винтовки, сокращалось производство пороха и взрывчатки, снарядов и бомб. Страна по приказам из Кремля, как говорили тогда офицеры, – «расшнуровывалась». Противника постепенно и искусственно пытались сделать своим партнером. Не получалось даже после сокращений. Это сделали намного позже, в 1991 году, демократы ельцинского разлива.
Из воспоминаний Иванова:
«Запомнился связанный с увольнениями случай. Предстояло сократить начальника Особого отдела одной из двух дивизий. Кого – должен решить я. Особый отдел одной дивизии возглавлял Герой Советского Союза подполковник Герасимов – заслуженный боевой офицер, получивший высокое звание за героические бои под Сталинградом, пользовавшийся авторитетом среди офицеров. Другой Особый отдел возглавлял майор Судзиловский – человек нервный, требовательный к окружающим, но не к себе, по характеру, я бы даже сказал, нахальный.
Когда я вызвал Судзиловского и в мягкой форме рассказал ему о сложившейся ситуации, он стал неожиданно резок и, амплитудно помахав у меня перед носом пальцем, заявил:
– Ничего у вас не выйдет, ни-че-го!
Меня подобное поведение вывело из себя и, перейдя на жесткий официальный тон, я объявил ему об увольнении. Через неделю, после заседания Военного совета в Риге, ко мне подошел Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Литвы, в годы войны командир республиканского штаба партизанского движения, член ЦК КПСС, впоследствии Герой Социалистического Труда, член партии с 1920 года – А.Ю. Снечкус и задал мне вопрос о судьбе Судзиловского. Он предлагал не увольнять его. Я внимательно выслушал и возразил:
– С большим уважением отношусь к вашему мнению, но сотрудник этот работает неважно, имеет характер нахальный, спористый, что недопустимо для оперработника, и если придется уволить Герасимова вместо него, то оперативный состав меня просто не поймет.
Снечкус взглянул на меня с удивлением и сказал:
– Спасибо! Редко столь решительно не соглашаются с моим мнением, но ваши доводы показались мне убедительными…»
Таков уж прямолинейный характер был у Леонида Георгиевича! Его он сохранил до последних дней своей жизни. Мог чиновника любого ранга за барство и невыполненные обещания взгреть на любом выступлении перед общественностью. Его критика «за дело» вполне вписывалась в слова одного великого человека, сказавшего, что критики должны подражать хорошим пастушьим собакам: они ведут, останавливают, укрощают, лая, но никогда не кусают. Именно такой критикой обладал наш гуру!
* * *
Прибалтийским военным округом руководили с апреля 1958 по ноябрь 1959 года дважды Герои Советского Союза – генерал армии, а с ноября 1959 по март 1963 года генерал-лейтенант танковых войск Батов Павел Иванович; с мая 1960 года – генерал-полковник Гусаковский Иосиф Ираклиевич. Потом он станет после назначения на пост начальника Главного управления кадров МО СССР тоже генералом армии.
Это были годы, когда командование округа занималось работами по строительству ракетных площадок. Хрущев в ущерб двум флотам – воздушному и морскому – приоритеты отдавал ракетам. С одной стороны, эту необходимость диктовали вызовы времени, но с другой, будучи увлекающейся натурой, он забыл, что средствами доставки оружия массового поражения могут быть бомбардировщики – самолеты дальней авиации и субмарины – океанские подводные крейсера. А с ними нещадно боролись методами сокращения и безжалостного уничтожения автогеном. Успешно резали пригодное еще вооружение на переплавку в мартенах.
Это было заблуждение некомпетентного, близорукого и поверхностного Главнокомандующего Советского Союза. Работы по разворачиванию базирования ракет велись, как правило, в глухих местах, покрытых густым лесом.
Из воспоминаний Иванова:
«Офицеры с семьями прибывали в какой-то глухой и сырой лесной район, селились на хуторах у местных жителей. Снабжались, не всегда регулярно, военторговской передвижкой. Телевидение тогда еще не получило надлежащего распространения, и досуг организовывался непросто. Особый отдел направил в Москву соответствующее сообщение. Кроме того, жены некоторых военнослужащих, испуганные перспективами «лесной» жизни, написали письмо министру обороны Малиновскому с жалобой на сложные бытовые условия.
Письмо было взято на контроль, и, когда позволило время, Малиновский решил посетить Прибалтику и места строительства ракетных площадок. Время было выбрано удачное – где-то конец мая. И стареющий маршал, подобающим образом встреченный командованием, в благодушном настроении ездил по объектам, радуясь прекрасной погоде…»
Протеже Никиты Хрущева, каким являлся Родион Яковлевич Малиновский, ревностный защитник партийного лидера страны, порою его диких реформ в армии, больше шутил да отшучивался в разговорах с окружающими офицера-ми-прибалтийцами со свойственным ему грубоватым юмором. Вникать в суть вопросов он не хотел, но, когда хором заговорили жены и дети офицеров, он понял, что появившиеся проблемы надо решать, и решать быстро, пока не распались семьи военнослужащих. Вникать надо было не только в строительство ракетных площадок, но и площадок для детей военнослужащих, оказавшихся в глухомани.
Вскоре были предприняты надлежащие меры по строительству для офицеров капитального жилья, созданию бытовых условий и улучшению снабжения.
* * *
– Леонид Георгиевич, какие отношения у вас были с командованием с учетом такого масштаба строительства ракетных баз? Ведь личный состав на подобных точках порой оставался без присмотра со стороны офицеров – дитя без няньки, особенно в ночное время и праздничные дни. Не было ли ЧП?
– Приходилось часто составлять обобщенные справки о нарушениях воинской дисциплины, влияющих порой негативно на состояние боеготовности частей. Одну такую справку я доложил командующему, не буду называть его фамилию. В связи с этим командующий бурно прореагировал и даже грубо высказался в адрес особиста, назвав его «плюгавеньким» уполномоченным.
Полковник Иванов встал и в довольно резкой форме возразил, заявив, что у него в подчинении нет «плюгавых» оперативных работников, что все они с высшим образованием, достойные своих должностей и проверенные люди. Поэтому считает его заявление оскорблением Особого отдела округа и потребовал извинения.
– Я так и сказал: «Возьмите свои слова обратно. Не возьмете, я вынужден в дальнейшем все информационные материалы докладывать напрямую министру обороны СССР».
Командующий покраснел, встал из-за стола и ласково сказал:
– Извините, я погорячился…
После этого чисто внешне он относился к нашей информации с пониманием и вниманием…
Леонид Георгиевич недолго руководил Особым отделом КГБ при СМ СССР по Прибалтийскому военному округу. По состоянию здоровья его супруги, которая часто болела во влажном прибалтийском климате, Лубянка пошла навстречу полковнику и перевела его начальником Особого отдела КГБ при СМ СССР по Южной группе войск, расквартированной в Венгерской Народной Республике. Эта группа войск располагалась в стране – бывшем сателлите фашистской Германии, отделяющей пятилетней границей от жутких событий контрреволюции 1956 года, инспирированной политикой Запада по отрыву Венгрии, как тогда говорилось в средствах массовой информации Советского Союза, из состава стран – участниц Варшавского договора и всей социалистической системы.
Венгрию хорошо познал и автор этого повествования, прослужив в Особом отделе КГБ по 254-й мотострелковой Черкасской Краснознаменной орденов Ленина, Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого полноценной дивизии «первого эшелона» Южной группы войск полдесятка лет. Штаб соединения размещался на территории административного центра медье (области. – Лет.) Фейер в городе Секешфехерваре.
Автору довелось обслуживать 297-й самоходно-артиллерийский полк в поселке Фертед, а затем 96-й мотострелковый полк в городе Сомбатхей. Это были части соединения, стоящие практически в непосредственной близости к государственной границе Венгрии с Австрией. Поэтому особенности этих гарнизонов хорошо были известны Леониду Георгиевичу. Он бывал в них не раз при проведении инспекционных поездок.
Из Риги в Будапешт
Несколько лет спустя после венгерских событий в памятном 1961 году я получил приказ – ехать служить в Венгерскую Народную Республику. Сборы были недолги, и вскоре мы прибыли к новому месту службы. Поселили нас под Будапештом, на территории военного городка.
Л.Г. ИвановОперативная обстановка в окружении военных объектов Южной группы войск, расположенных на территории Венгерской Народной Республики, продолжала оставаться сложной, несмотря на пятилетний временной рубеж, отделявший страну от кровавого мятежа пятьдесят шестого года. Он явился, по существу, реакцией на доклад Хрущева «О культе личности и его последствиях» на XX съезде КПСС. Быстрая антисталинская риторика бывшего адепта вождя больно ударила не столько по ушедшему из жизни Сталину, сколько по Советскому Союзу и всему социалистическому лагерю. Как бы мы ни относились к Сталину, но сам тон выступления, как при читке доклада, так и во время устных экспромтов нового сидельца Кремля, замаранного в кровавых репрессиях не меньше, чем объект критики, вызвал вал отторжения. О своем участии в репрессиях он умолчал.
Важное дело – покончить с культом личности Сталина – было насущно, но Хрущев его сделал бесчестно, более того, лживо и мерзко. Результат – смешение в одну кучу великих свершений и горьких ошибок – привел к тому, что кремлевские шептуны нового вождя очень скоро «забыли» про достижения, а ошибки же возвели в ранг преступлений. Присутствовавший на съезде делегат В.Я. Исаев вспоминал:
«Когда Хрущев оторвался от теиста и, в запале жестикулируя, произнес: «А он, Сталин, руководил фронтами по глобусу», – все молчали, даже военачальники.
Им-то было что возразить. В другой бы партии, наверное, крикнули бы, не выдержали: «Неправда!», а тут смолчали».
Его слова и действия в дальнейшем нашими друзьями в Китае, Албании, ГДР, Венгрии и других странах однозначно не воспринимались. А главы этих государств стали постепенно отворачиваться от советского руководства. Это не главное – они отворачивались от Советской России. Именно Хрущев начал разрушение Советского Союза, а его последователи Горбачев и Ельцин завершили процесс развала и всего социалистического альянса.
Начало 60-х – это годы промышленного спада в СССР как результат ошибок нового кормчего с его резкой реакцией на недовольство народа в Новочеркасске, где была расстреляна манифестация рабочих. В это время ходил по стране анекдот:
«Хрущев общается с народом. Гомон славословий вдруг прорезает голос маленького мальчика:
– А мне мой папа сказал, что ты запустил не только спутник, но и сельское хозяйство.
Все в ступоре.
Никита:
– Передай папе, что я не только кукурузу сажаю…»
Сажать он умел, пройдя хорошую школу в тридцатые и сороковые-роковые годы на Украине и в Москве, когда возглавлял партийные организации этих регионов.
* * *
Именно в такое непростое время Леонид Георгиевич оказался в Венгрии, в которой после введения 4 ноября 1956 года наших войск было свергнуто правительство Имре Надя и сформировано рабоче-крестьянское руководство. Кроме того, был создан временный Центральный комитет Венгерской социалистической рабочей партии во главе с Яношем Кадаром.
Автору легче понять ту обстановку в Южной группе войск, в которой «варился» полковник, вскоре ставший генерал-майором Ивановым, потому что, как говорилось выше, в конце шестидесятых он оказался тоже в Венгрии, где в качестве оперативника почти пять лет познавал все прелести глухих гарнизонов в западной части этой прекрасной страны. Будапешт и Секешфехервар, Хаймашкер и Фертед, Шопрон и Сомбатхей, Дебрецен и Папа, Капувар и Кесег – в этих городах и населенных пунктах он побывал и служил, общаясь и с коллегами, и с мирными венгерскими гражданами.
Что интересно, ведь прошло девять лет, как Леонид Георгиевич Иванов покинул пределы Южной группы войск, но даже и в начале 70-х годов о нем с благодарностью вспоминали в Будапеште и в отдельных гарнизонах наши «друзья» – коллеги, сотрудники госбезопасности МВД ВНР и некоторые наши «долгожители», знавшие его.
Из воспоминаний Иванова:
«Конечно, про себя я сравнивал обстановку в Венгрии с немецкой конца сороковых годов. В Венгрии было в чем-то спокойнее, а в чем-то сложнее. В Германии мы вели оперативную работу с немецким населением напрямую. С венгерским населением вести подобную работу было не положено. Мне очень помогало то, что у меня сложились хорошие личные отношения с министром безопасности Венгерской Народной Республики Андрашом Бенке. Это был грамотный, толковый и умный человек, очень хорошо относился к русским. С его помощью удалось решить много сложных вопросов. Он всегда вникал в просьбу, обдумывал ее, обсуждал варианты решений. Затем приглашал того или иного помощника и ставил перед ним конкретную ясную задачу. Все вопросы решались честно, открыто. Если его что-то не устраивало в той или иной ситуации, он становился грустен и тихим голосом говорил, что этот вопрос решить не может. Уговаривать его было бесполезно – это был волевой и твердый человек. Просить иногда было можно.
Как и большинство венгров, он души не чаял в посиделках, очень любил армянский коньяк и боржоми. Оживлялся под звуки венгеро-цыганских скрипок, был очень пластичен…»
Леонид Георгиевич скоро познакомился и с Яношем Кадаром, который прекрасно говорил по-русски: жена у него была русской, звали ее Мария. У Иванова остались от общения с ним самые теплые воспоминания, а еще и черно-белые фотографии.
– Леонид Георгиевич, нам, более молодым оперативникам, известно, что вы тоже принимали активное участие в работе по задержанию разоблаченного в Москве шпиона – сотрудника ГРУ Генштаба полковника Олега Пеньковского, а также английского подданного Гревилла Винна. Как и когда это было осуществлено?
– Это произошло в конце 1962 года. Из Москвы неожиданно нагрянул в Будапешт важный гость – заместитель председателя КГБ при СМ СССР генерал-лейтенант Сергей Григорьевич Банников, с которым я был знаком ранее. Он поведал о некоторых подробностях дела на Пеньковского и сообщил, что, согласно разведывательным данным, на территории Венгрии под видом сотрудника одной из западных фирм скрывается связь Пеньковского – бизнесмен и разведчик Гревилл Винн.
Со слов генерала, из Москвы с советским полковником-предателем англичанин до дня ареста шпиона постоянно поддерживал связь.
И вдруг Банников говорит:
– Винна надо арестовать!
И сразу возник вопрос – как? Мы на территории Венгрии не имели право это делать без разрешения местных властей. Решили согласовать факт и мероприятия по задержанию англичанина на венгерской земле с хозяином ВНР Яношем Кадаром. Очень большую помощь в организации негласного ареста связника оказал министр безопасности ВНР Андраш Венке. По указанию министра внутренних дел венгры выследили Винна и задержали его довольно успешно. При посадке в машину он сопротивлялся, пытался отбиться, а во время езды несколько раз дергал за руль, чтобы машину занесло в кювет или в реку. Пришлось полицейским его успокоить ударом рукоятки пистолета по голове, отправив провалившегося шпиона в глубокий нокдаун. Перед этим я договорился с командующим ЮГВ Героем Советского Союза генерал-полковником Константином Ивановичем Проваловым о выделении специального самолета для сопровождения Винна из Текеля – военного аэродрома под Будапештом – в Лефортовский изолятор КГБ Москвы.
– Известно, что все эти мероприятия организовывал Особый отдел группы во главе с вами. Какое впечатление произвел на вас Винн?
– Он мне увиделся каким-то маленьким, темненьким, плюгавым, суетливым, с виновато бегающими глазами человечком и огромной сизой шишкой в верхней части лба – след удара венгерских «друзей», так мы называли тогда своих коллег, для успокоения. Во избежание подобных выходок я приказал надеть на него наручники.
В качестве сопровождающего я отправил коменданта Особого отдела группы капитана Чертова – рослого и сильного офицера с пудовыми кулаками – настоящего былинного богатыря. Увидев такого советского армейца, англичанин загрустил и успокоился.
Кстати, после суда в Москве Винна обменяли в 1964 году на нашего выдающегося разведчика Конона Трофимовича Молодый…
* * *
Леонид Георгиевич много рассказывал о связях Пеньковского среди руководящих работников Министерства обороны СССР, его ухищрениях быстро втереться в доверие нужным людям. Мы часто говорили с Леонидом Георгиевичем о Венгрии, которая ему, как и автору, очень нравилась. В Венгрии, как уже отмечалось выше, Иванов получил генеральское звание. Это случилось в мае 1962 года. Из Москвы первым позвонил и поздравил новоиспеченного генерала Николай Романович Миронов – друг, начальник и очень порядочный человек, погибший в авиакатастрофе на подлете к Белграду с членами делегации, возглавляемой начальником Генштаба ВС СССР маршалом Советского Союза Бирюзовым.
Автору тоже памятна страна Шандора Петефи и Ференца Листа, Ференци Ракоци и Кароя Кишфалуди, Андора Габора и Антала Гидаша. Памятна еще и тем, что здесь автор, в мирное время, получил за конкретные успехи в работе уважаемую фронтовую медаль «За боевые заслуги».
Из воспоминаний Иванова:
«В апреле 1964 года в Венгрию в составе большой делегации с женой прилетел Никита Хрущев. Мы встречали Хрущева и венгров у себя в военном городке.
По установленному порядку, когда высшее руководство страны приезжало в воинскую часть, то за их охрану непосредственно отвечал Особый отдел НГБ. Поэтому, зная заранее о приезде Хрущева и Яноша Надара, на территории штаба ЮГВ мы приняли все необходимые меры охраны. Командующий ЮГВ генерал-полковник К. И. Провалов построил всех членов Военного совета группы около штаба. Пригласил меня. Я стоял елевого фланга первым.
Приехав, Хрущев направился первым делом ко мне. Шляпа у него была набекрень, галстук сдвинут, от него разило водочным перегаром. Я пожал мягкую потную руку Хрущева и представился. Потом он поздоровался со всеми другими генералами. В клубе Дома офицеров был устроен митинг. Хрущев сел в президиум, обхватил руками свою большую голову и ни слова не сказал. Провалов после митинга пригласил Хрущева и Надара на чай. Что такое чай, мы все прекрасно понимали.
В маленьком уютном зале я сидел напротив Хрущева и Надара. Хрущев пил рюмку за рюмкой и рассказывал довольно пошлые анекдоты. Помню, как безуспешно он пытался зацепить вилкой застрявший в середине тарелки тоненький кусочек редиски в сметане… Это ему не никак не удавалось. Хрущев заметно погрознел, достал редиску рукой, а затем, несмотря на наличие салфеток, нагнулся под стол и вытер руки и губы о скатерть.
Надар и я, сидевшие практически рядом и видевшие это, конечно, сделали вид, что ничего не заметили. Было очень стыдно. На душе остался тяжелый осадок.
«Как же может такой человек быть во главе партии и государства», – подумал я.
В том же 1964 году Никита Хрущев был снят со всех своих постов…»
* * *
Очень тепло отзывался Леонид Георгиевич о Брежневе, сменившем Хрущева. Он тоже приезжал в Венгрию впервые в ранге Генсека ЦК КПСС в 1965 году. Со слов Иванова он выступал ярко, толково, грамотно. С каждым собеседником Леонид Ильич находил контакт. Веяло от него энергией, оптимизмом и уверенностью в правоте своего дела.
Это был молодой Брежнев, полный планов и надежд. Потом время, курево и чарки его подведут под понятие старческого маразма, а старики в таком состоянии – дважды дети. И вот что получилось с человеком, по Гете, – «не надо было тащить за собой в старость ошибки юности – в старости свои пороки». К сожалению, он их протащил за собой в старость. А ведь Леонид Ильич отвечал за великое государство. Протащил в старость ошибку увлечения наградами, машинами, ружьями. А потом появилась неспособность оценивать и анализировать свои поступки. Он понимал свои заблуждения, он боялся своей телесной старости – душа была жива и молода, – но ничего не мог сделать с собой: оторваться от трона не давали его кореша, ставшие великовозрастными шептунами. Они просили и просили его оставаться на посту Генсека в ущерб экономической, политической и оборонной безопасности страны. Так постепенно рождалось ненавистное понятие «застоя!».
Как сказал поэт,
«Нет сил и мыслей, лень и вялость,А мир темнее и тесней,И старит нас не столько старость,Как наши страхи перед ней».В 1968 году генерал-майор Леонид Георгиевич Иванов получил новое назначение в столицу Украины – город Киев.
В столице Украины
После службы в Южной группе войск я был направлен на работу в Киев на должность начальника Особого отдела по Киевскому военному округу…
Л.Г. ИвановКиевский военный округ(КВО) как оперативно-стратегическое территориальное объединение Вооруженных сил СССР по масштабности и важности в стране, фигурально выражаясь, соревновался с Московским военным округом. По значимости он являлся округом первой категории.
Появившись в Киеве, Леонид Георгиевич, естественно, ознакомился с историей создания КВО. Выяснилось, что округ имеет богатую биографию: он был создан во времена военной реформы министра Д.А. Милютина и существовал с 1862 по 1917 год. В ходе революционных событий конца 1917– начала 1918 года командование КВО оказалось отстранено от управления округом, так как его территория новая власть по Брест-Литовскому договору 3 марта 1918 года уступила Германии.
Воссоздан он был под прежним брендом – КВО только в следующем, 1919 году. Потом существовал в периоды 1920–1922, 1935–1941 и 1943–1992 годов.
Военная контрразведка в лице Особого отдела КГБ при СМ СССР по КВО тесно взаимодействовала в оперативной работе с территориальными органами КГБ Украины и пограничниками на местах. Председателем КГБ УССР во время работы Леонида Георгиевича в Киеве был участник Великой Отечественной войны генерал-полковник Виталий Васильевич Федорчук. Опытный чекист, до приезда в Киев являлся начальником 3-го Управления КГБ при СМ СССР – военной контрразведки.
Перед отъездом в Киев его лично принимал и напутствовал Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев. Этот факт породил у некоторых пишущих товарищей, в том числе и у либерала Млечина, догадку, что они чуть ли не земляки. На что со временем Федорчук ответил на «придуманность» писателю и историку довольно резко, сказав позже, что на самом деле он родом из Житомирской области, родился в бедной многодетной крестьянской семье.
Отъезду его из Москвы поспособствовал только что назначенный на должность председателя КГБ при СМ СССР Ю.В. Андропов, с которым у Виталия Васильевича до последних дней жизни Юрия Владимировича так и не сложатся ни добрых личных, ни плодотворных деловых отношений. Более подробно эта тема раскрыта в книге автора «Колокола тревог» – издательство «Аргументы недели» – Москва – 2015 г.
Из воспоминаний Иванова:
«Я с Федорчуком был знаком с начала 50-х годов. В профессиональном отношении он был высоко подготовлен. А вот что касается его личных качеств и характера, то тут можно высказать определенные замечания. Будучи в Киеве, он имел большой авторитет. Оперативные вопросы решал умело. Коллегии проводил по-деловому, но очень требовательно и где-то даже жестоко и придирчиво…
Ко мне Федорчук хорошо относился. Зная, что до войны я работал в Черновцах, он в одну из своих поездок туда пригласил и меня с собой. Имея целый день свободного времени, я прошел по улицам Черновцов, разыскал квартиру, в которой жил до войны, встретил некоторых знакомых. От того посещения у меня остался памятный подарок – маленький гуцульский топорик, который во время приема вручил мне первый секретарь Черновицкого обкома партии.
Воспоминания о Черновцах у меня остались самые теплые, как это часто бывает с местами, связанными с молодостью…»
Однако есть и другие мнения. За жесткостью, а скорее – жесткостью этого руководителя стояла требовательность, требовательность в том числе и к себе, за требовательностью шла забота об оперативниках – шахтерах любой контрразведки.
После назначения его на пост председателя КГБ СССР в 1982 году он обеспечил квартирами в Киеве всех своих работников, оставив преемнику в запасе 67 (!!!) квартир. Со слов ветеранов-чекистов Киева такой заботы о подчиненных больше никто в украинской столице не проявил. Это был феномен!
Очень теплые взаимоотношения в последние годы пребывания Иванова в Киеве сложились у него и с командующим войсками КВО генерал-полковником Иваном Александровичем Герасимовым. Кстати, потом он стал Героем Украины, возглавив Совет Организации ветеранов Украины и Международный украинский союз участников войны.
Это он в 2005 году с группой настоящих патриотов Украины и Советского Союза принял участие в подготовке двухтомника «Без права на реабилитацию» (сборник публикаций и документов, раскрывающих антинародную фашистскую сущность украинского национализма и его апологетов).
Не сложились у Леонида Георгиевича только взаимоотношения с основным членом Военного совета – начальником политуправления округа.
Из воспоминаний Иванова:
«Дело дошло до того, что он (член Военного совета ПВО – Авт.) дал указание начальникам политотделов дивизий и армий взять под свое оперативное руководство работу особых отделов. Это явно противоречило Положению об особых отделах и инструкции ЦК КПСС. В этой связи у меня был открытый, резкий разговор с этим членом Военного совета. Мною было указано на его неправильные действия, вредные по самой своей сути, и сказано, что если он не отменит своего распоряжения, то я буду вынужден обратиться в ЦК КПСС. Когда я произнес эти слова, член Военного совета изменился в лице, приложил руку к сердцу, извинился и сказал, что это его ошибка и она никогда больше не повторится.
Вырванное признание неправоты от члена Военного совета я оценил как свою победу, хотя определенный риск с моей стороны в тогдашнем разговоре был, ибо он являлся очень своеобразным человеком и не по чину высоко мнил о себе…»
Отчеты о результатах оперативной работы Особого отдела КГБ при СМ СССР по КВО за год Иванову приходилось докладывать Первому секретарю ЦК КПУ Владимиру Васильевичу Щербицкому. Со слов Леонида Георгиевича, «первый коммунист» Украины внимательно читал итоговые документы и часто положительно оценивал труд коллектива, о чем сообщал тут же докладчику или передавал эту оценку председателю КГБ Украины Федорчуку.
* * *
О киевском периоде в деятельности Леонида Георгиевича вызвались рассказать некоторые его сослуживцы, с которыми пообщался и автор, – его коллеги по Совету ветеранов Департамента военной контрразведки.
Из беседы с генерал-майором в отставке Е.Г. Чикулаевым:
– Ефим Гордеевич, в середине шестидесятых вы служили в Особом отделе КГБ при СМ СССР по КВО вместе с генерал-майором Леонидом Георгиевичем Ивановым. Известно, что он участвовал в проведении интересных оперативных операций по делам и сигналам – сердцевины оперативной деятельности. Какое у вас осталось впечатление о работе с ним как с профессионалом и как с человеком?
– Я был начальником Особого отдела КГБ по Киевскому гарнизону. Как известно, в это время в военных учебных заведениях Советского Союза, в том числе и расположенных в черте Киева, училось много иностранцев, в основном из стран Африки и Ближнего Востока. Иностранных слушателей приходилось опекать, «прикрывая» их нашими негласными источниками. В основном режимными мерами. Цель – борьба по перекрытию каналов вероятного проникновения в учебные коллективы агентуры противника и возможной утечки секретных данных. Боролись мы и с фарцовщиками, так как некоторые иностранцы «баловались золотишком». Эти южные офени привозили сравнительно дешевые, но низкого качества ювелирные изделия, валюту и незаконно реализовывали или обменивали их среди киевлян на черных рынках – барахолках.
Однажды от «бдительных советских граждан» мы получили непроверенные данные, что один африканец, сын богатого торговца, привез чуть ли не чемодан «желтого металла» и всякого рода украшений с целью перепродажи, а если просто, то элементарной спекуляции. Мужик оказался очень осторожный – к себе не подпускал никого. И вот тогда по предложению Леонида Георгиевича решили провести оперативную комбинацию – организовать «медовую ловушку».
Через возможности УКГБ по Киевской области познакомили его с нашим агентом – красивой, статной и веселой украинкой, способной своим обаянием, как говорится в народе, «разговорить» даже немого. Она была действительно красавицей. Понимая важность сигнала и беря часть ответственности за проведение острого чекистского мероприятия на себя, генерал-майор Иванов лично со мной инструктировал даму – негласную помощницу по всем параметрам линии ее поведения с иностранцем.
Агент «Роза», как сейчас помню ее псевдоним, блестяще выполнила наше задание, и через несколько дней мы уже знали все подробности не только мест хранения «желтого дьявола», но и планы африканца по реализации привезенного товара. Она выудила у него целый список купцов, занимавшихся скупкой контрабандных вещей. Дело было закончено быстро и, как говорится, без «брызг».
Незадачливый любовник и торговец золотишком остался с носом – пустым чемоданом – и был досрочно откомандирован на родину…
В связи с тем что в Киеве находился большой армейский гарнизон и традиционно на государственные праздники устраивались парады с прохождением по центральной улице города – Крещатику войск и боевой техники, военным контрразведчикам приходилось эти массовые мероприятия обслуживать. Задача была одна – не допустить серьезных нарушений воинской дисциплины, вероятности теракта и умышленного вывода боевой техники из строя во время ее прохождения мимо правительственных трибун.
Тревожных сигналов всегда бывало немало. И нужно сказать, деятельное участие в их проверке принимал и начальник Особого отдела округа. Леонид Георгиевич не гнушался черновой работы. Часто вместе с оперативниками инструктировал негласные источники, включался в профилактические мероприятия в отношении проблемных солдат и офицеров; по нашим материалам информировал командование о недостатках в организации подготовки войск к парадам.
Думаю, киевский «парадный» опыт ему пригодился в дальнейшем, когда он работал в Особом отделе КГБ СССР по Московскому военному округу и обеспечивал более масштабные военные парады на Красной площади. Профессионал он был высокого уровня. Ведь за плечами у него стоял огромный фронтовой опыт, которым он щедро делился с подчиненными. Дико не любил у подчиненных вранья и леностей. За ошибки не казнил, считая, что причина их – незнание лучшего, а поэтому постоянно требовал «хорошо подумать, прежде чем начать какое-то важное дело».
Он так и говорил – у военных контрразведчиков всегда дела важные. Они на войне и в мирное время, потому что армия создана для того, чтобы воевать.
– А все же как человек какой он был?
– Он был заботливым начальником. За оперативников стоял горой. Приведу личный пример. Часто участвуя в организации парадов, я приобрел уже немалый опыт. Знаком был с ребятами из «девятки» – подразделения правительственной охраны. Однажды позвонил мне Леонид Георгиевич и говорит:
– С тобой завтра хочет поговорить председатель КГБ Украины Федорчук. Виталий Васильевич ждет тебя ровно в 8:00. Беседа состоялась. Федорчук мне предложил перейти в территориальные органы на участок правительственной охраны. Я, естественно, заколебался.
Видя это, Виталий Васильевич сказал: «Даю на решение вопроса сутки».
Я сразу же бросился за советом к своему непосредственному начальнику – Леониду Георгиевичу Иванову. Он выслушал меня и спокойно сказал: «Решай сам, неволить не буду. К военной контрразведке ты все же ближе. И опыта тут у тебя целое лукошко, а там его еще надо будет набирать годы».
– Образно закончил…
– Да, иногда он умел высказаться с подтекстом.
На следующий день я поблагодарил председателя за проявленное внимание ко мне, но вежливо ответил отказом.
«Ну что ж, нет, так нет», – спокойно проговорил Федорчук.
– Переживали?
– А как же. Ведь отказал такому высокому начальнику! Но все прошло незаметно для меня. А через некоторое время вызывает меня Леонид Георгиевич и говорит: «Поедешь начальником в Берлинский гарнизон?»
Тут я дал согласие. И не ошибся – вырос. Думаю, не на последнем месте оказалась мудрость Леонида Георгиевича о корпоративной приверженности.
– В военной контрразведке дослужились до генерала, а в территориальных органах могли остановиться в росте.
– Безусловно – корпоративный патриотизм всегда возвышает…
– Наверное, это аксиома!
Из беседы с полковником в отставке П.С. Коноваловым: – Петр Савельевич, после окончания Высшей школы КГБ вы попали в Особый отдел КГБ по Киевскому военному округу. Приходилось ли вам встречаться и общаться с Леонидом Георгиевичем Ивановым?
– В 1968 году после выпуска из школы я действительно получил приказ убыть на Украину – в Луганск и принять в обслуживание 4-ю мотострелковую дивизию (кадрового состава), расквартированную частями и подразделениями по всей области. В ее состав входили три мотострелковых полка и один танковый. Однажды «в гости» ко мне, молодому еще оперативнику, приехал начальник Особого одела КГБ по КВО генерал-майор Иванов. Нет, это была не инспекционная его поездка, а знакомство с соединением, с его руководством и новым работником, каким я тогда был на этом участке оперативной деятельности.
Генерал Иванов поинтересовался моим семейным положением и жилищными условиями в гарнизоне, заметив при этом, что нормальный очаг всегда способствует успеху в работе. Он в спокойной манере расспросил меня об особенностях объекта оперативного обслуживания, просмотрел материалы нескольких сигналов и дал некоторые толковые рекомендации, которые в дальнейшем мне существенно помогли в четкой их реализации. Поразил меня один заданный вопрос:
– Товарищ лейтенант, вы курируете танковый полк, скажите, сколько членов экипажа в танке?
– Три человека, – отвечаю ему.
– Вы можете удивиться, почему я задал этот вопрос. Дело в том, что оперативный работник должен знать все детали обслуживающих объектов, не только людей, но и возможности боевой техники. В беседе акцентировал особое внимание на конспирации в работе с негласными помощниками и защите патриотов от всяких наветов из-за неожиданных проколов в работе с ними. Он говорил – это ваше главное оружие и его надо беречь, относиться с вниманием и пониманием.
Меня, молодого работника, генерал поразил тем, что это было не менторское назидание, а спокойная беседа на уровне опытного учителя с неопытным учеником, который только зубрит теорему, нужную для практики. Он оставил у меня приятное впечатление и как человек, и как профессионал…
Из воспоминаний Иванова:
«Убыл я из Киева 2 мая 1978 года. А 1 мая был на трибуне, посмотрел Парад войск Киевского гарнизона и праздничное шествие киевлян. О пребывании на киевской земле у меня остались самые теплые воспоминания. До сих пор мои бывшие подчиненные звонят мне из Киева, поздравляют с днем рождения, с Праздником Победы, с Новым годом…
3 мая я приехал в Москву на должность начальника Особого отдела КГБ по Московскому военному округу, а /4 мая мне вручили ордер на квартиру. Вот так советская власть заботилась о своих кадрах…»
Нечем и возразить нашему гуру.
Автор тоже, прибыв из Южной группы войск в Москву, относительно быстро получил бесплатно трехкомнатную квартиру в столице, что способствовало спокойной и плодотворной работе в центральном аппарате военной контрразведки по оперативному обслуживанию объектов Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР. Разве посмеет кто обижаться на советскую власть за такую социальную заботу о тружениках, за такое отеческое внимание к офицерам?!
Нет! Нет и нет!
Москва! Как много в этом звуке…
Особый отдел МВО – отдел необычный. Во-первых, он числится ведущим среди других особых отделов округов, всегда должен выглядеть положительно по результатам своей работы и показывать пример другим…
Л.Г. ИвановМосква! Как много в этом звуке было для Леонида Георгиевича. В этом городе начались его первые шаги в Большую жизнь. Студент Академии связи, слушатель Специальной школы госбезопасности, работа в Центральном аппарате военной контрразведки, руководство Особым отделом КГБ СССР по Московскому военному округу, запас и отставка – все это этапы ратного Большака, по которому он шел без малого сто лет.
Особый отдел КГБ СССР по Московскому военному округу действительно был ведущим среди других особых отделов военных округов Советского Союза. Особенностью его было то, что округ находился рядом с высшими партийными исполнительными и законодательными органами страны. Отдел ощущал на себе и своей работе все социальные столичные встряски и проводил порой мероприятия, не предусмотренные никакими руководящими приказами КГБ СССР. Примером непредусмотрительности служили такие житейские заботы, как участие в организации похорон видных политических деятелей и крупных военачальников, когда оперативный состав МВО отрывался от основной работы и на полную катушку был задействован в этих непрофильных мероприятиях.
Территориально Особый отдел размещался на улице Пречистенка в доме № 7 – бывшей усадьбе В.А. Всеволожского – богача и известного меломана. Интересно, что хозяйский сын Никита дружил в молодости с Александром Пушкиным, который тоже проникся к сыну вельможи уважением и даже посвятил ему стихотворение:
«Прости, счастливый сын пиров…»
Оба они в этих местах и по Москве много куролесили.
При пожаре 1812 года усадьба Всеволожских серьезно пострадала, и полностью ее восстановить так и не удалось. В 1867 году дом приобрел московский купец М.В. Степанов и перестроил ее в стиле или, лучше, в духе псевдоклассицизма и продал государству.
Поэтому с 1872 по 1877 год в усадьбе размещался вновь созданный Политехнический музей, который потом переехал в специально построенное здание на Лубянке. После отъезда музея дом выкупило военное ведомство.
В конце XIX века здесь размещался штаб Московского военного округа. В октябре 1917 года Красная гвардия Хамовнического и Замоскворецкого районов Москвы вместе с солдатами 193-го пехотного запасного полка вели ожесточенные бои по захвату и ликвидации помещавшегося здесь белогвардейского штаба Московского военного округа.
В годы Гражданской войны в доме находился Окружной военный комиссариат (Центр формирования частей Красной армии. – Лот.), а с 1918 по 1933 год – штаб Московского военного округа РККА. Здесь же размещалась в 1920-х годах редакция газеты «Красный воин». В различное время здесь служили выдающиеся советские военачальники: К.Е. Ворошилов, Б.М. Шапошников, Н.В. Куйбышев, И.П. Уборевич и другие.
С 1937 по 1940 год в здании работал Семен Михайлович Буденный. Сначала с 1937 по 1939 год в качестве командующего войсками Московского военного округа, а с 1939 года как член Главного военного совета НКО СССР. В этом здании он находился в ранге заместителя наркома, а с августа 1940 года – первого заместителя наркома обороны СССР.
В первые годы Великой Отечественной войны в усадьбе размещалась Московская городская военная прокуратура, а с 1943 года – Управление контрразведки Смерш НКО СССР по Московскому военному округу (впоследствии Особый отдел КГБ СССР по МВО и Управление Департамента военной контрразведки ФСБ России по МВО).
Сейчас там другие службы, в том числе Совет ветеранов и Музей Департамента военной контрразведки ФСБ России.
Все эти исторические детали хорошо были известны Иванову. А с 1985 года во внутреннем дворе усадьбы появилась достопримечательность. По проекту архитекторов В. Ржевского и Е. Каштанова воздвигнут единственный в Российской Федерации памятник – монумент военным контрразведчикам, погибшим при исполнении служебного военного долга.
Знакомясь с историей здания – улица Пречистенка, дом № 7 и этим районом, автор наткнулся на интересные исторические данные. Виновником вспыхнувшего интереса к истокам русской культуры было время последнего десятилетия XX столетия.
После предательского развала Советского Союза Россия осталась как бы одна, хотя и была правопреемницей Красной империи. И захотелось многим россиянам окунуться в прошлое, чтобы получить бережливые ответы на докучающие вопросы: кто и откуда мы? Что было раньше там, где мы живем сегодня? На район Пречистенки – одной из самых самобытных улиц Старой Москвы – обратили внимание люди любознательные и, конечно же, историки. Это место когда-то было «поганым урочищем» и называлось Чертолье или Черторье. Оно являлось древним священным местом только для язычников, на территории которого находился жертвенник Бога-громовика, Бога-громовержца – Перуна. Обнаружено оно было очень давно, еще в середине XIV столетия. К этому божеству обращались поэты, писатели и художники.
Вот одно из стихотворений, написанное Николаем Асеевым накануне Первой мировой войны 1914 года:
«Перуне, Перуне, Перуне могучий,Пусти наши стрелы за черные тучи.Чтоб к нам бы вернулись певучие стрелы,На каждую выдай по лебеди белой.Чтоб витязь бы ехал по пяди от дому,На каждой бы встретил по туру гнедому.Чтоб мчалися кони, чтоб целились очи, —Похвалим Перуна, владетеля мочи».А теперь снова возвратимся к Пречистенке. В незапамятные времена здесь было болото, именуемое Козьим, из него вытекал небольшой ручей, впадавший в Москву-реку, а с другой его стороны располагался овраг – Черторый, или Черторой. Когда шли ливневые дожди, ручей превращался в бурную реку, размывающую на своем быстром бегу земляные берега. Отсюда пошло поверье, что это черт рыл землю своими копытами, то есть место это поганое, «черторыл», или «чертолье». Люди навещать это место боялись, оно было под запретом, потому что жертвенник якобы излучал мощную негативную энергию. Суеверные наши предки еще боялись потревожить славянского бога грома и… воинской доблести. Ведь он мог послать молнию и сразить наповал любого любопытного. А вообще Перуна не без оснований считают главным божеством языческого пантеона восточных славян. Кроме того, Перуна принимали наши предки в качестве покровителя воинов и витязей. Так что Пречистенка надежно защищена этим божеством! Как видно из описаний, пейзаж здесь был довольно-таки мрачный, даже зловещий.
В настоящее время эта природная межа скрывает Бульварное кольцо, а найти его местоположение можно по Чертольскому переулку. Древнее же городище оказалось скрыто улицей Пречистенкой.
Когда же Русь обрела христианство, древнее капище было осквернено адептами новой веры и практически разрушено. Затем его объявили «поганым местом язычников». Но почему-то на территориях Древней Руси – и Киевской, и Московской – на этих «поганых местах язычников» христиане охотно строили храмы. Была возведена церковь Спаса Нерукотворного и в районе Чертолье, разрушенная богохульниками в 30-е годы, мимо которой пролегала Большая Чертольская дорога, по которой проезжали офени, купцы и другой торговый люд, а также брели паломники, направляясь в Новодевичий монастырь, основанный в 1524 году великим князем Василием III в память об освобождении Смоленска от польского владычества.
Царь Алексей Михайлович, человек набожный и религиозный, бывал здесь тоже, проезжая на лошадях из Кремля, чтобы поклониться и помолиться иконе Пречистой Девы в Новодевичьем монастыре на богомолье. Проезжал «поганое» место быстро, чтобы не прицепилась «лихая весть». Думал, думал царь и решил окончательно стереть из памяти дьявольское название язычников. 16 апреля 1658 года он подписал указ, по которому Большая Чертольская улица стала Пречистенской улицей. Вот такая история этого места.
Из воспоминаний Иванова:
«Много хлопот было у меня во время работы начальником Особого отдела КГБ СССР по Московскому военному округу при организации военных парадов но Красной площади. Для обеспечения безопасности при подготовке парадов выделялось человек 25 офицеров. Необходимо было проверить все – чтобы не было патрона, снаряда, умысла, ошибки.
С командующим МВО Владимиром Леонидовичем Говоровым у меня были прекрасные отношения, он помогал мне всегда и во всем. Когда я приезжал к нему, он даже выбегал из-за стола, обнимал, благодарил за работу. По его приглашению я дважды поднимался на Мавзолей во время генеральных репетиций военных парадов в ночное время. Не могу описать то радостное, необычное чувство, которое охватывало меня при этом.
Со времени совместной службы в Германии у меня сохранились прекрасные отношения и с генерал-лейтенантом Андреем Яковлевичем Ведениным. В годы войны он командовал стрелковым корпусом, затем был на различных командных должностях в войсках, а в 70-х был назначен комендантом Московского Кремля…»
Хлопотное хозяйство в лице Особого отдела столичного округа заставляло генерал-майора Иванова бывать и на войсковых учениях, и контролировать работу оперативного состава в войсках и штабах соединений, и тесно общаться с высоким командованием, и участвовать в мероприятиях государственного масштаба.
Из беседы с генерал-майором в отставке В.А. Кирилловым:
– Василий Афанасьевич, мне известно, что после нашей с вами совместной работы в 1-м отделе центрального аппарата военной контрразведки КГБ СССР вы были выдвинуты с повышением на должность заместителя начальника Особого отдела КГБ по Московскому военному округу. Работали несколько лет под началом Леонида Георгиевича. Говоря словами из песни, хочется спросить, каким «он человеком был?»
– Да, после Лубянки меня направили заместителем к опытнейшему начальнику Особого отдела КГБ СССР по Московскому военному округу генерал-майору Иванову. По существу, как я понял после, это была своеобразная «обкатка», или «стажировка», перед очередным выдвижением на самостоятельную работу в ранге начальника окружного звена. И действительно, потом я был назначен начальником Особого отдела КГБ СССР по Южной группе войск.
– Получается – налицо преемственность. Он приехал в Москву, а вы спустя несколько лет ее должны были покинуть ради Будапешта?
– Да, Леонид Георгиевич много мне преподал относительно оперативной обстановки в Венгрии. Поэтому, прибыв в ЮГВ, я не оказался в положении «слепого котенка». Совместная работа с Ивановым в Москве мне много чего дала. Я быстро врос в обстановку.
Однако продолжим о первых моих шагах в Особом отделе МВО. Принял Леонид Георгиевич меня достойно, заявив, что учиться надо не столько словами, сколько делами. Он считал – практика всему голова. И первое же дело поручил выполнить мне.
– Проверял на деле?
– И да и нет. Думаю, он хотел увидеть мои действия, нисколько не сомневаясь, что школа 1-го отдела Главка позволит быстро решить задачу. И для практики, чтобы не засиживался в кабинете.
Произошло чрезвычайное происшествие. В одном из подразделений Наро-Фоминского военного гарнизона неожиданно пропал пистолет «ПМ». Я понимал, что оружие может пропасть, как правило, через человеческий фактор. Мне начальник военной контрразведки Таманской дивизии позвонил первому. Чувствую – переживает мужик. Выдал на-гора несколько незначительных и поверхностных версий. Я доложил об этом происшествии Леониду Георгиевичу. Долго обсуждать вопрос не стали.
– Василий Афанасьевич, – говорит он мне, – вы только что прибыли из «окопов» Лубянки, опыта поднабрались – примените его на деле. Поезжайте и разберитесь на месте, чтобы ответить на необходимые для выводов по событию вопросы: что, где, как и когда? А только потом, больше чем уверен, вы получите ответ на вопрос – кто.
Поехал, выяснил обстоятельства. Выдвинутые реальные версии доложил начальнику – Иванову.
– Что будем делать дальше? – словно проверяя меня на работоспособность, спросил генерал. – Какое ваше мнение по дальнейшему направлению поисковой работы?
– Подозреваемый есть, живет в Москве. Есть смысл «послушать» его, – отвечаю я.
– Что ж, вы на правильном пути, – последовало согласие генерала.
Я организовал проведение целого комплекса оперативно-технических мероприятий, в ходе которых мы получили ответ, что пистолет действительно украл подозреваемый военнослужащий, и он уже готовился его сплавить – продать, нашел купца. Быстро организовали обыск в квартире преступника, и оружие было изъято. Я, довольный правильно выработанной тактикой поиска, с удовольствием доложил результаты. Леонид Георгиевич тогда похвалил меня за оперативность и подчеркнул:
– Так действуйте и впредь. Это по-фронтовому. С оружием шутить нельзя – оно не для красоты, а для стрельбы. А там, где в магазине патроны, пуля может вылететь из ствола и намеренно, и случайно. Дальше могут быть кровь и гибель человека и даже группы людей – это уже преступление!
И я сделал вывод, что таким способом он обучал «плаванию» своих подчиненных. До последних дней жизни он был полон кипучей энергии. Никогда не жаловался на свои болячки, а ведь был ранен и дважды контужен.
Незадолго до своей кончины – в декабре 2014 года – он на 97-м году жизни выступал перед действующими молодыми сотрудниками Департамента военной контрразведки ФСБ России в Совете ветеранов. Вошел на трибуну, и целый час делился своим богатым военным опытом и работой в мирные годы. Он не красовался своими успехами по разоблачению почти тридцати агентов немецкой разведки во фронтовых условиях, а как бы корректно подсказывал молодежи, как надо действовать в подобных ситуациях. Часто выступал в Галицине.
Ложась на обследование в Клинический госпиталь ФСБ, он исповедовался перед слушателями – молодыми коллегами.
– Василий Афанасьевич, как он оценивал деятельность начальника ГУКР Смерш генерал-лейтенанта Виктора Семеновича Абакумова в период войны?
– Обычно он отвечал так: «Ошибки были и у него. Но то, как он организовал работу Смерш в годы войны, – огромная его заслуга. Нет – скорее подвиг!»
Леонид Георгиевич Иванов был одним из активных инициаторов перенесения части символического праха «апостола» Смерша, руководителя МГБ СССР генерал-полковника Абакумова из предполагаемого захоронения его на одном из тюремных кладбищ Ленинграда в Подмосковье. Капсулу с прахом захоронили на месте погребения его сына Игоря и жены Татьяны Смирновых на подмосковном погосте «Ракитки», что в десяти с лишним километрах от МКАД по Калужскому шоссе.
Кладбище является ассоциированным членом Православного похоронного центра и освящено настоятелем Казанского собора на Красной площади.
Леонид Георгиевич Иванов вместе с другим фронтовиком, бывшим руководителем военной контрразведки КГБ СССР генерал-лейтенантом Иваном Лаврентьевичем Устиновым от имени ветеранов – армейских чекистов подготовили в вышестоящую инстанцию письмо с просьбой о полной и окончательной реабилитации генерал-полковника Виктора Семеновича Абакумова.
Кстати, «апостол Смерша» был арестован 12 июля 1951 года по решению Сталина. Вождь наказал его арестом, поверив в какой-то мере сплетням и доносу авантюриста-следователя подполковника Рюмина, но не давал Берии его физически устранить. Может, понимал, высоко ценя вклад Абакумова в разгром осиных гнезд абвера силами Смерша в годы войны.
Если бы не преждевременная загадочная смерть Сталина в марте 1953 года, возможно, и выпустил бы арестованного генерала. Но смерть приходит и говорит: «На выход. Без вещей!» И человек принимает положение полного затмения солнца и земли, не успевая распорядиться последними намерениями и желаниями. А расстреляли генерала Абакумова после грубого указания Хрущева генеральному прокурору Руденко: «Кончайте его!»
Какая дикость! В этих двух словах звериного рыка слышится подтекст, похожий на возглас: «Убейте скотину!»
Это произошло 19 декабря 1954 года, в день рождения органов военной контрразведки. Это было что-то похожее на ритуальное убийство. Проявились как откровенный цинизм, злопамятство и низость со стороны партийного руководителя страны.
– Не рассказывал ли Леонид Георгиевич историю судьбы досье, полученного, а вернее, собираемого длительное время на Жукова недоброжелателями, и его дальнейшую судьбу?
– Об этом он кратко написал в книге «Правда о «СМЕРШ», но мне, общавшемуся с ним на протяжении последних двадцати лет, он раскрыл некоторые подробности уничтожения материалов, которые считал необъективными, неважными, надуманными. «Собирали разный мусор», – заключил Леонид Георгиевич.
Он доложил руководству о своем желании и намерении, продиктованными результатами глубокого анализа материалов, уничтожить «компру» на полководца ПОБЕДЫ.
Начальство инициативу начальника 1-го отдела, входившего в 3-е Управление МВД СССР, которое создал под себя Берия (тогда уже не было МГБ СССР и еще не существовало КГБ СССР. – Авт.) встретило в штыки. Но будучи по натуре смелым, решительным, напористым и грамотным человеком, генерал Иванов доказал начальству, что именно так и надо сделать. Хотя рисковал – то время было суровое на скорые расправы с «инакомыслящими».
Автор считает, что оно, это взвихренное время, таким осталось и у нас, и у других «цивилизованных» стран. Власть привыкла, чтобы те, кто ее выбрал и поставил, неукоснительно подчинялись всему тому, что они декларируют. А ведь бывало, чиновники предлагали колоритные глупости, а за ними иногда скрывались и откровенные преступления!
– Как и чем он жил в последнее время?
– Жил один в опустевшей квартире. Семь лет назад умерла жена, боевая подруга, прекрасная спутница совместной шестидесятилетней жизненной дороги, коллега по чекистскому ремеслу Полина Ивановна. Сыновья разъехались по своим домам. Свою квартиру он превратил в «студию», «съемную площадку», «сцену-подиум». Именно так он нередко ее называл. К нему то и дело заявлялись за интервью теле– и радиорепортеры и корреспонденты. С каждым надо было просиживать по несколько часов – жечь силы и электроэнергию, напрягать память, гореть в эмоциях и переживать при воспоминаниях о больших, важных и дорогих для него и Отечества фронтовых Большаках.
Разочарование и даже обида появлялись тогда, когда на экране возникали купированные его честные ответы.
Острые – выбрасывала телевизионная власть, очевидно, боявшаяся власти повыше. Из каналов он уважал только журналистов из телерадиокомпании Министерства обороны России – «Звезда». Там его понимали и радушно принимали. Он мог с ними поделиться ПРАВДОЙ и о Смерше, и о состоянии современной армии, и о существовании социальных болячек в современном обществе, и видении перспектив развития российской государственности.
Василий Афанасьевич рекомендовал автору побеседовать с соседом по дому Леонида Георгиевича:
– Вы бы встретились с Григорием Максимовичем Казимиром, он может вам помочь раскрыть образ Иванова в быту. Они длительное время жили по соседству…
* * *
Из беседы с генерал-майором в отставке Г.М. Казимиром:
– Григорий Максимович, вы соседствовали не один год с Леонидом Георгиевичем. Какой он был в повседневной жизни? Вы же могли почти что каждый день встречаться и разговаривать с нашим гуру.
– Да, я обитаю в одном доме и подъезде, где, к сожалению, сегодня могу констатировать прошедшее время, – жил на шестом этаже Леонид Георгиевич. Я часто виделся с моим старшим коллегой. Ведь оба мы были членами Президиума Совета ветеранов военной контрразведки ФСБ России. Часто выступали перед московской общественностью, в школах, техникумах и институтах перед молодым поколением. Делились воспоминаниями на радио и телевидении. Он рассказывал о своих долгих фронтовых дорогах в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и их агентурой, диверсантами и террористами. Мне, как более молодому военному контрразведчику, пришлось видеть другую войну – затяжную и локальную, тоже страшную по последствиям, выполняя, как тогда говорили нам наверху, интернациональный долг на территории Афганистана. Она была не менее кровавой, но ее могло и не быть, если бы у руководства СССР были другие люди.
– Каким он был в быту?
– На короткий вопрос коротко и отвечу – доброжелательным!
– Вы часто с ним печатались в газетах и журналах. Интересен ваш творческий процесс. Как вы готовились?
– Да, прежде чем написать что-то, мы садились за стол и обговаривали тему для статьи, а потом детали.
– От общего к частному!
– Да, готовили умозаключения по дедуктивному принципу – частное выводилось из общего.
– Генерал Иванов ведь был старше вас, а поэтому интересно узнать, довлели ли его возраст и опыт над вами в ходе общих размышлений?
– Хочу обратить ваше внимание, он никогда не выпячивал себя в описании каких-то событий, в которых принимал непосредственное участие и даже играл главную роль. Я всегда с огромным вниманием прислушивался к его доводам, логическим выводам, ведь он располагал огромным оперативным и жизненным опытом. Войну прошел, как говорится, от звонка до звонка, или вдоль и поперек.
– Григорий Максимович, а каково у Леонида Георгиевича было отношение к результатам деятельности руководителя Смерш генерал-лейтенанта, ставшего после войны генерал-полковником, а затем министром государственной безопасности (МГБ) СССР Виктора Семеновича Абакумова? Как он оценивал его периоды работы в военной контрразведке и Министерстве государственной безопасности?
– Он так и говорил: «Было в его работе всякое – в начале войны, когда он руководил особыми отделами, в середине военного лихолетья и до его окончания при возникновении Смерша, и после войны, когда он возглавлял Министерство госбезопасности. По качеству это были разные периоды деятельности.
Смершем он прославился, а вот когда оказался близко к политическим заказам и стал их выполнять на уровне МГБ, попал под жернова политиканов. Я ведь был окопным пахарем, а он аппаратчиком. Но нельзя отобрать от него высокий профессионализм в годы войны. Он создал уникальную, хорошо отлаженную, прекрасно функционирующую структуру-военную контрразведку, переигравшую хваленые немецкие спецслужбы абвер и РСХА.
Службу Абакумова и противник, и наши союзники считали высокопрофессиональной, а ее сотрудников непревзойденными мастерами своего жестокого ремесла…
А ведь действительно так. Для них не было ничего невозможного: найти и обезвредить многочисленные разведгруппы противника, внедрить практически во все разведшколы врага своих агентов, захватить диверсантов, организовать спецоперацию – «войну в эфире», Смерш – «Смерть шпионам!» – в годы Великой Отечественной советским военным контрразведчикам удалось воплотить этот лозунг в жизнь, мягко выражаясь нейтрализацией практически всей агентуры противника.
Смерш, как детище Абакумова и Сталина, вчистую разгромило спецслужбы гитлеровской Германии. «Переиграть» сотрудников Смерш удавалось белокурым бестиям в германском кино того времени, а после войны – лишь английскому агенту Джеймсу Бонду.
– Как известно, Леонид Георгиевич воевал в Крыму. Рассказывал ли он вам что-либо о том периоде?
– Крым для него был непреходящей темой. О нем он писал, о нем он вспоминал, к нему в гости ездил «на поклоны». Здесь он прошел обкаткой самые страшные сражения в его военной судьбе. Он это ярко и честно описал в своей книге «Правда о «СМЕРШ».
Как он радовался, когда Крым стал нашим, когда Крымский полуостров возвратился к своему «материку» – России, от которого откололся из-за прихоти, глупости и неправомерности передачи Украине партийным волюнтаристом Никитой Хрущевым.
– Что вас в Иванове поражало?
– Меня поражали огромные объемы и масштабы его общественной работы. Он часто выступал перед молодежью, о чем я говорил ранее. К нему нередко наведывались операторы и репортеры телевидения и радио…
* * *
В ходе личного общения и его выступлений складывалось впечатление, что ему до всего есть дело «…ради безопасности страны». Он сильно переживал за развал Советского Союза, который защищал в годы войны. Ельцинский период деятельности в России называл ошибочным, позорным и вредоносным, потому что бывшему партократу виделся один только монетаризм. Армия, промышленность и сельское хозяйство были брошены на произвол судьбы. Ставка делалась на торговлю энергоресурсами.
«Ельцин подсадил Россию на нефтяную иглу и газовую трубу, – возмущался он, – и до сих пор мы находимся в этом наркотическом дурмане. Кое-какие деньги получаем, а что будет, если обрушатся цены на этот товар?
Заменили производство инженеров на юристов и экономистов, а промышленность убили – от самореза до шоколадки – все импортное. А покупаем все это там не за рубли, а за валюту. А ее все труднее и труднее становится заработать. Время спросит у правителей за их некомпетентность, но ответит народ своим животом…»
И вот пробил час – время спрашивает: где новые заводы, фабрики, другие производства, где рабочие места, где уважаемые в Союзе и в других цивилизованных странах инженерные кадры – локомотивы промышленного прогресса?
Генерал считал позором России: и неостановленное предательство в белорусском Беловежье, и все «профуканные» 90-е годы, обогатившие только нуворишей и создавшие олигархов, и офшорные пазухи для сокрытия наворованных денег у народа. Критиковал он и вороватую «сердюковщину», обескровившую его родную армию и окружившую Министерство обороны армией смазливых дам, позволивших постоянно обзывать воинов презрительным словосочетанием – «зеленые человечки».
Это потом проплаченные властью СМИ, чтобы как-то нивелировать позорную кличку, стали величать наших воинов, помогающих местным властям вернуться Крыму на родину – в Россию, «улыбающимися, вежливыми зелеными человечками».
Но обиду от первоначальной кликухи так и не удалось смыть – военные это помнят. Слава богу, правоохранители постепенно разгребают «навоз сердюковской конюшни», «хорошавинского губернаторского беспредела» и «реймерского мошенничества». Приятно, что в армию пришел наконец адекватный, трезвомыслящий руководитель, показавший себя в деле в МЧС. Он спасает сегодня Российскую армию. И это заметнее с каждым днем. А чиновничество, в том числе и высокое, берет под защиту разных амнистий своих вчерашних порочных ставленников, а если прямо – элементарных воров, судя по заявлениям следственных органов.
Даже начальником управления по высшим военным заведениям Главного управления кадров МО России «сердю-ковщина» назначила симпатичную представительницу «слабого пола» с целью заниматься подбором кадров не столько в военные училища, сколько в академии – молодцев «сильного пола». Какой позор! Его ощущали на себе «подбираемые» ею офицеры для учебы в академиях, в том числе и в Академии Генерального штаба. Ее сослуживцы подтверждают, что на работу она ездила со своей собачкой. В этом паноптикуме видно всё и все, зараженные инфекцией российского абсурда.
Правительство промолчало, никак не отреагировало в ответ на этот обидный образ, брошенный армии дамами. Пришлось прореагировать только президенту, а затем Следственному комитету – прокуратура молчала.
В любой стране этих «инородных особей», явных непрофессионалов давно бы вышвырнули из армии-кормушки. У нас же они оставались на службе, пока делами и «делишками» их не заинтересовался Следственный комитет России. Поживем – увидим последствия разбирательства российского позора и преступлений.
Правда о «Правде»…
Спасибо, Леонид Георгиевич, за книгу! Она необходима действующим сотрудникам контрразведки, убежден, заинтересует и молодежь.
Генерал-полковник А.Г. БезверхнийВ 1986 году Леонид Георгиевич Иванов был уволен из органов КГБ по возрасту и выслуге лет. Ветерану тогда было под семьдесят. Он отдал службе Отечеству без малого половину столетия! Но неспокойная натура подвижника требовала деятельности. Появилась мысль написать о своем прошлом. Но она, эта дума, тут же оборвалась – общественные дела заедали. Но пришло наконец время, и он сел за стол. Правду о военной контрразведке Смерш мог написать только такой человек, каким он был и каким остается в памяти для нас наш гуру.
Леонид Георгиевич Иванов – участник Великой Отечественной войны с диапазоном непосредственного участия от страшного июня сорок первого и до ликующего мая сорок пятого. Великая Отечественная война – одно из тех редких исторических событий, память о которых не стирается со временем, как бы ее ни хотели переписать современные словоблуды, и западные, и доморощенные, из стада русофобов – либералов, ненавидящих все русское.
Поэт, философ и дипломат Федор Тютчев в письме к дочери писал:
«Можно было бы дать анализ современного явления, приобретающего все более патологический характер. Это русофобия некоторых русских людей…
Раньше они говорили нам, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и так далее и тому подобное, что именно бесспорным наличием всего этого им нравится Европа…»
Федор Достоевский эту идею продолжил такими словами:
«Они ненавидят Россию, так сказать натурально, физически: за климат, за поля, за леса, за порядки, за освобождение мужика, за русскую историю, одним словом, за всё, за всё ненавидят».
А что сейчас? Казалось бы, парадокс: в зарубежных СМИ образ нашей страны, ее народа даже в самые напряженные ситуации холодной войны был менее негативным, чем сейчас. Если смотреть западные телеканалы, то практически 95 % любой информации о России – негативного характера.
Эти идеи классиков художественной литературы Леонид Георгиевич, как высококультурный и образованный человек, знал и разделял с ними. Автор полностью подтверждает патриотические оценки переживаемого непростого периода существования России, высказываемые Ивановым в беседах. Но он верил – Россия пробьется! Только одна беда – все меньше становится среди нас победивших в той войне ветеранов.
Вот и Леонид Георгиевич покинул нас 19 февраля 2015 года.
* * *
Россия сегодня, затертая льдами опять вспыхнувшей холодной войны и окруженная колючкой экономических, финансовых и политических санкций, пытается доказать и доказывает – она не сломается – «не на того напали». Она выживет, потому что история России знает и не такие времена. Мощь наша в наших трех силах россиян: территории, единстве и духе. Они несокрушимы никаким неприятелем.
Предатели Великой России пытались торговать ее просторами. По глупости, по измене, по куражу поломали Советскую Россию, пощипали Россию постсоветскую. Хватит – ни пядью нельзя больше поступиться.
Вспомните вторую силу – единство. Особенностью России было то, что она, вбирая земли окраин, сбивала их в единое государство, где не было сынов и пасынков, дочерей и падчериц. Все нации и национальности жили одинаково: если хорошо, то всем было хорошо, если плохо, то всем становилось плохо. В таком монолите выживали, жили и побеждали.
Это было в период Полтавского сухопутного сражения в 1709 году и Гангутской морской битвы со шведами в 1714 году, войсками, возглавляемыми Петром I.
Это было в Первую Отечественную войну с Наполеоном в 1812–1814 годах.
Это было во Вторую Отечественную войну с кайзеровской Германией и Австро-Венгерской империей в 1914–1918 годах.
Это было в Третью Отечественную войну с нацистской Германией в 1941–1945 годах.
Именно такую градацию автор дает войнам против России. Войнам, которые мобилизовали все население в один кулак, обрушившийся мощно на захватчиков, на оккупантов, на непрошенных гостей. И Ника всегда сопутствовала единству россиян, которое враги пытались поломать по прутику.
Третья сила – русский дух, а я бы его назвал Руський дух, объединяющий то, что было давно и недавно общим понятием – Русь славянская, как основа России, вокруг которой «тупились» другие благодарные ей нации и народности для совместного спокойного проживания.
Эти три силы позволяли побеждать. Благодаря этим силам и нашим героям-предкам, отдававшим все силы для побед, мы сегодня строим планы на будущее. Но Запад кричит – у вас большая территория, ею надо поделиться или сами поделитесь на княжества, как это сучилось с Советским Союзом. Республики отделили бузотеры в Беловежской Пуще. Ну что, обрели новые самостоятельные страны? Зависимость, нищету, гражданские рубки, кровь, разрушения и смерти.
Опасность деления нависала и над Россией, когда в начале 90-х годов «Гарант Конституции» Ельцин решил давать суверенитет другим национальным регионам: столько, сколько «кто может проглотить». Мы стояли на пороге очередного дробления. Тогда спасли Россию не политики – спас ее Всевышний.
Революции никогда не приносили спокойствия ни одному государству. Россияне знают движущие силы революций 1917 и 1991 годов. И словно в подтверждение этого знания писатель-русофоб Эдуард Тополь (Топельберг), уехавший из России, некоторое время назад опубликовал статью, в которой так охарактеризовал нынешнее положение в стране:
«Впервые за тысячу лет со времени поселения евреев в России мы получили реальную власть в этой стране… у нас вся финансовая власть и правительство состоят из полукровок Кириенко и Чубайса». Цитата взята из книги Игоря Шафаревича «Русофобия» (стр. 15). Даже если в этих словах есть хоть какая-то доля преувеличения, они указывают на неестественную и опасную ситуацию. В этих словах русофоба Тополя или провокация, или подлость, чтобы взорвать многонациональность, единство, совместимость нашего общества – горючее любого гражданского не покоя, а дальше войны.
Минувшую войну одинаково ощущали русские, украинцы, белорусы, евреи и другие граждане всего Советского Союза. Дрались за свободу и независимость Родины все вместе. Ответом на «тополевское» блеяние есть подписанный Указ Президента РФ Владимира Путина о создании федерального ведомства, курирующего межнациональные отношения. Видно, настало время.
Великая ПОБЕДА советского народа во Второй мировой войне привела к новой расстановке сил в Европе и мире. В сферу влияния СССР вошли страны всех континентов, объединенные общим порывом к справедливому устройству общества.
Чем же ответили на это наши вчерашние союзники? Запад отреагировал на увеличение влияния стран народной демократии холодной войной, которая привела к поражению советской сверхдержавы и распаду социалистического лагеря. Но и этого оказалось недостаточно, теперь в однополярном мире США стремятся к тотальному пересмотру итогов Второй мировой войны и контролю над природными ресурсами всей планеты. И в центре схватки – вновь Россия с ее колоссальными запасами сырьевых ресурсов. Ее во всем обвиняет Запад!
Коллега автора по поэтическому цеху известный российский поэт Игорь Ляпин по этому поводу как-то сказал:
«Весь мир Россия манит и тревожит,И так непредсказуема она,Что быть не обвиненной им не можетВо всех грехах, в любые времена.Она и в омут бросится с размаху,И на костер безумная взойдет.И если на груди рванет рубаху,Так это уж действительно рванет!»И что же России предлагают янки? Прежде всего месть за Победу – новую войну с утверждением лживых ревизионистских мифов. Теперь войну с Россией они выстраивают через Украину, подготовив там в феврале 2014 года государственный переворот.
Обманом и силой посадив на верховные государственные посты людей, готовых в результате националистической пропаганды вылепить «белокурых бестий» и бросить их против Крыма, юго-востока Украины и всей России в горниле Гражданской войны.
Но этих «киборгов» неоднократно били ополченцы ДНР и Л HP в разных котлах. Не устояли они под Иловайском, Дебальцеве и при обороне донецкого аэропорта. До сих пор там лежат вовремя не убежавшие боевитые «укропы-киборги» под бетонными балками и арматурой завалов этого поверженного объекта, некогда гордости Донецка. Их сегодня выковыривают оттуда послушные, исполнительные, податливые пленные – вчерашние «киборги», под охраной одного автоматчика.
Но вернемся к минувшей войне. «Глубинное воздействие, которое Вторая мировая война оказала на жизненный опыт людей, становится тем заметнее, чем дальше в историю она уходит, – говорил в этой связи германский историк Харальд Вальзер. – «Одержимость этим прошлым, от него нельзя уйти, не снижается, а наоборот, нарастает…
Прошлое еще отнюдь не ушло, оно продолжает жить на уровне чувств, на уровне политического самосознания, на уровне политических ориентаций…»
* * *
Правду же о войне с приходом к власти Горбачева и Ельцина, лютых ненавистников Советской России, стали извращать, переписывать оплачиваемые горбачевско-ельцинской властью борзописцы. Общеизвестные исторические события переворачивались с ног на голову. Особенно доставалось военным контрразведчикам Особых отделов, а потом и легендарного Смерша, переигравшего на полях невидимых сражений хваленые спецслужбы Третьего рейха – абвер и СД – службы безопасности гитлеровской Германии.
И вот тут заходили желваки у ветерана… Сын Леонида Георгиевича Юрий Леонидович поведал автору, что он несколько раз говорил отцу, чтобы тот взялся и написал отповедь этим спекулянтам от истории. Тот все отнекивался. Говорил, то времени нет, то не привык быть пришитым к стулу, то материала маловато.
– Так о чем же писать? – спросил отец у старшего сына Юрия.
– Батя, напиши правду о своей пережитой жизни. Это будет, я больше чем уверен, интересно широкому читателю. То, что ты пережил, правда, интересно будет читать любому россиянину.
– Уговорил, напишу я правду о контрразведке, в которой я варился всю свою сознательную жизнь.
Так родилось естественное и неприхотливое название книги – «Правда о «СМЕРШ».
– Юрий, помогал ему кто-либо писать? – спросил автор.
– Нет, от первого предложения и до последней, как говорится, точки писал этаким Пименом он сам. Помощь исходила только от добрых людей и коллег справочного характера. Не случайно в послесловии он их всех перечислил.
Книга Л.Г. Иванова выдержала уже четыре издания и долго не залеживается на полках и прилавках книжных магазинов. В конце книги «Правда о «СМЕРШ» приводится послесловие, написанное автором и адресованное тем людям, которые помогали в подготовке к изданию этого заметного произведения.
Приведу его полностью как знак благодарности благородного человека своим бескорыстным помощникам.
Послесловие
«Изданием этой книги я обязан уважаемым и бескорыстным людям, сынам своего Отечества, бережно относящимся к его исторической памяти, – Владимиру Яковлевичу Скорому и Александру Михайловичу Пашкевичу. Без их внимания и поддержки эта книга не вышла бы в свет.
Также должен отметить внимательное отношение Николая Георгиевича Бодрихина, который приложил много труда при редактировании и правке настоящей книги.
Одновременно должен выразить благодарность руководителю Департамента военной контрразведки ФСБ России генерал-полковнику Александру Георгиевичу Безверхнему и бессменному председателю ветеранской организации военной контрразведки генерал-лейтенанту в отставке Александру Ивановичу Матвееву за постоянную моральную поддержку, товарищескую помощь и настойчивые пожелания в написании книги.
А.Г. Безверхний прямо говорил мне, что его пожелание написать книгу я должен рассматривать как приказ. Ну а приказы, как известно, не обсуждаются, а выполняются.
Насколько мне удалось выполнить этот приказ – судить вам, читатель.
С большой благодарностью за внимание, Леонид Георгиевич Иванов»
* * *
Книга «Правда о «СМЕРШ» принята читателем и, как уже говорилось выше, выдержала несколько изданий только потому, что об этой ПРАВДЕ на войне искренне писал ее непосредственный ОЧЕВИДЕЦ и СВИДЕТЕЛЬ. Поэтому ему ничего не надо было придумывать, сочинять, выискивать – он писал так, как жил и служил родному Отечеству.
Содержание книги – это вовсе не мемуары, потому что мемуары нередко повествуют о жизни, которую мемуарист хотел бы прожить. Мемуаристы вместе с филантропией прикрывают множество своих грехов, совершенных в описываемый период. Не помню, кто из великих людей справедливо заметил, «если вы думаете, что в прошлом уже ничего нельзя изменить, значит, вы еще не начали корпеть над написанием своих мемуаров».
Леониду Георгиевичу в прошлом ничего не надо было менять, потому что он признавался, что все в жизни он делал правильно, и при описании жизненных тропинок ему стоило только из цепкой памяти вытягивать ниточки пережитого и ими сшивать страницы правдивой книжки. Говорить образно он умел.
По его признанию, эту самую пройденную жизнь он бы повторил снова, не меняя своих действий, поступков, ориентиров и убеждений.
Мы, молодые ветераны, моложе его лет на двадцать, а это целое поколение, с благоговейным трепетом всегда слушали его исповедальные беседы в Совете ветеранов, на торжественных встречах и совещаниях.
В книге «Правда о «СМЕРШ» без занудных, нравоучительных сентенций автором подается и окопная справедливость, и вынужденная солдатская чернуха при отступлении, и неискусственная горечь переживаний при утратах, и непоказушная верность долгу и преданность Отчизне, и стучащее в душу слабоволие… Все подано чисто и объективно, как существовало, без утайки чего-то ни на грамм. Такие признания могла обнародовать только честная и чистая личность.
От внимательного взгляда молодого оперуполномоченного особого отдела, а потом офицера подразделения Смерш, не могли укрыться такие болячки человечества, как ложь, неискренность, подлость, трусость и обман. Он их видел глазами сердца, – а эти зеницы никогда не страдают близорукостью.
В книге рисуются полотна не только войны. Слава богу, Леониду Георгиевичу после военного лихолетья пришлось потрудиться на благо безопасности страны еще почти полстолетия. Он видел причины ломки страны, видел предателей, в ней участвовавших, и прямо, без обиняков называл их имена.
Резко выступал против пятой колонны – представителей псевдодемократических взглядов, получивших в период ельцинского правления значительные богатства и теперь стремящихся повернуть вспять колесо истории; либералов разного окраса, думающих не о благополучии страны, а о наполняемости своих карманов наворованными у народа деньгами.
Он понимал, но не воспринимал время, когда в последние несколько десятилетий в жанр художественного и даже документального кино в связи с растущей их коммерциализацией стало проникать все большее количество явной лжи. То есть заказной дезинформации и постановочных сцен о прошлом, о Великой Отечественной войне и ее венце – Великой ПОБЕДЕ, которую всячески стремятся исказить, переписать и опошлить.
Обидные пародии на наше общее прошлое, с пластами элементарного абсурда, явной псевдодокументальности буквально жалили многих наших ветеранов. Их уставшие сердца и неувядаемые души кричали: «Не так, не так все было! Что вы перевираете?»
Но власть не реагировала и продолжала безразлично смотреть, как идеологические потрошители препарируют нашу ПОБЕДУ.
Свобода слова! Кто дал право измываться над ветеранами? Почему наши издательства многотысячными тиражами издавали и издают за деньги из грантов США и других стран Запада, а также наших налогоплательщиков «суворовскую» муру – предателя Родины Резуна, наряду с призывами властей о патриотизме? Получается, мы имеем дело с двойными стандартами!
Власти спокойно смотрят на новый накат психологической войны через усовершенствованные идеологические диверсии. Выходит, чиновники боятся Запада, – а вдруг кто косо посмотрит на их заграничные счета в заокеанских кубышках. Да, этот Запад во главе с США уже накидал столько санкций, что государство застонало вместе с народом. А мы все боимся окриков «партнеров». Правда, в последнее время осмелели…
Пора! Думается, подобная обстановка тех времен заставила и подтолкнула Леонида Георгиевича написать ряд справедливо жестких статей на тему зашиты ПРАВДЫ о войне. Вот ОНИ:
«О клевете Г.Х. Попова на Красную армию»,
«Ложь и клевета в фильме «Штрафбат» и ряде других.
Он в них со знанием дела о войне развенчивает ложь недоброжелателей Советской и теперешней России.
Он пишет, что «…благодаря советской власти я получил высшее образование, стал генералом, имею прекрасную квартиру в престижном районе, которую получил бесплатно…
Некоторые из тех, кто хулит сейчас советское время, тоже получили и образование, и материальный достаток, и высокие посты…»
Впервые в книге «Правда о «СМЕРШ» автору, переработавшему много литературы по военной тематике, довелось прочесть про заботы советского правительства о фронтовиках и их семьях. Об этом сегодня «забыла» пишущая братия. А вот у Леонида Георгиевича читаю:
«Как известно, и в Красной, и в Советской армии с первых дней существования и до перестроечных времен продовольственное и вещевое довольствие выдавалось бесперебойно и аккуратно. Все это личный состав получал бесплатно, в то же время обеспечиваясь денежным довольствием. Во время войны наличные деньги на фронте были не нужны. Поэтому были заведены расчетные книжки, и финансист ежемесячно начислял туда денежное довольствие. Такая расчетная книжка была и у меня. Но так как я часто принимал участие в боевых действиях, где гибли сотни и тысячи военнослужащих, то считал, что рано или поздно я тоже должен быть убит.
Поэтому я посылал свой денежный аттестат домой – родителям. Если меня, скажем, убьют в феврале, то родители имели право получать мое денежное довольствие до конца года. Так было при советской власти, в самые тяжелые для нее годы…»
Сегодня и время другое, и правители другие, и соотечественники другие – индивидуалистов много. У всех на мушке только бабло – от олигархов до простолюдина. Приучили народ быстро с господином «долларом» обращаться на «вы». А ведь постоянные мысли о деньгах убивают нравственность и коллективизм, я не говорю уже о патриотизме и патриотах, которых еще недавно, в том числе и тех, кто стоит сегодня при высоких чиновничьих столах, называли не иначе как «последнее прибежище для негодяев».
Кого может взрастить Россия для своего спасения и во благо своего народа при таком подходе к воспитанию подрастающего поколения? Сегодня нет ни октябрят, ни пионеров, ни комсомола, в организациях которых зрело семя настоящих патриотов своей Отчизны.
Решились на что-то подобное и наши власти. Несколько лет помахали флагами, похожими по раскраске на «спартаковские», и затихли – оказывается, махали за деньги. Также махали флагами разных оттенков украинцы на майдане – домахались до гражданской войны с гибелью уже более 6000 граждан моей малой Родины – Украины. Винят опять же Россию, которая была для них в последнее время донором.
Но галицийцам захотелось «дуже Европы», а получат они от не по ж… Никому нищие не нужны. Земля плодородна – да, недра – да, оставшиеся производства – да, леса – тоже – да! Ну, США и НАТО вооружат армию Украины, но это не выход из тупика, куда политики загнали, словно в стойло скот, трудолюбивый и прекрасный украинский народ.
Столкнуть с Россией – это потерять Украину!
* * *
В своем «Слове к контрразведчикам» Леонид Георгиевич Иванов несколько лет назад писал тоже честно и правдиво. Есть смысл, и это будет, я так думаю, честью для настоящей книги, привести его ПОЛНОСТЬЮ:
«После окончания Великой Отечественной войны прошло более 60 лет. За это время были достигнуты невиданные вершины и были подло устроены трагические изменения. Был разрушен Советский Союз. И процесс его разрушения, и нынешняя ситуация развиваются под официальный аккомпанемент беззастенчивой, но изощренной лжи, а порой самого некомпетентного, провокационного по своей сути охаивания всего того, что было создано Великой страной за годы советской власти – от безусловных военных побед и величайших социальных завоеваний до покорения космоса и беспримерных народно-хозяйственных свершений.
Замечу, что СССР в конце 70-х годов вышел на передовые позиции в мире и по продолжительности жизни. Вот аргумент, который сложно оспорить ненавистникам великой страны.
Коренным образом изменился социальный строй в России сегодня. Переродившаяся чиновничья верхушка при активном участии стран Запада и прежде всего их спецслужб свернула с пути социалистического развития страны и встала на путь капитализма. Теперь можно было покупать не только картины художников и, вздрагивая, строить дачу, записанную на имя тещи, но и скупать роскошные виллы и футбольные команды в самых экзотических странах.
Это тяжко сказалось и сказывается на жизни и моральном состоянии народа в любых объективных критериях – от продолжительности жизни и численности народонаселения до потребления белка на душу населения и количества прочитанных книг.
Эти колоссальные изменения не могли не коснуться органов военной контрразведки. Из органа, обеспечивающего жизнедеятельность социалистического строя, они стали органом обеспечения капитализма. Тем не менее опыт работы военной контрразведки советского периода не отброшен. Конечно, объективно он не мог быть взят полностью на вооружение современной российской контрразведки, но многое ценное и полезное из нашей работы учтено и используется в настоящее время. Оставшиеся в живых ветераны Смерш систематически встречаются с молодыми кадрами военной контрразведки ФСБ, выступают перед ними, делятся своим богатым и разносторонним опытом работы. Все наши выступления положительно воспринимаются молодыми поколениями контрразведчиков и с учетом новой обстановки используются в их работе.
Нам, ветеранам военной контрразведки, приятно сознавать, что современные кадры военной контрразведки активно работают по обеспечению государственной безопасности Вооруженных сил России. Мы смотрим на них глазами советского времени.
Военная контрразведка ФСБ является ведущим по авторитетности органом службы безопасности, пользуется большим доверием и уважением со стороны командования Вооруженных сил и руководства страны, оказывающим ей разностороннюю поддержку. Военная контрразведка достигла ряда значительных оперативных результатов в своей работе. Достаточно сказать, что за последнее время были разоблачены несколько крупных агентов иностранной разведки, в том числе из генеральского состава Генерального штаба России.
Названные успехи во многом достигнуты благодаря тому, что в последние годы военную контрразведку возглавляет опытный руководитель, принципиальный в своих действиях, смелый, мужественный и уважаемый человек – генерал-полковник А.Г. Безверхний.
Благодаря внимательному отношению руководства Департамента военной контрразведки и бессменного руководителя ветеранской организации военной контрразведки генерал-лейтенанта в отставке А.И. Матвеева в последнее время мы стали давать активный отпор клеветникам в адрес Смерш, показывать ее действительную роль в достижении Победы в Великой Отечественной войне.
Ветераны Смерш сегодня получили большую возможность высказаться перед общественностью – либо опубликовав свою статью, либо выступив, хотя и кратко, в телевизионной или радиопрограмме. В последние годы был издан ряд книг, достаточно объективно рисующих деятельность Смерш в годы войны.
Не могу еще раз не вспомнить прекрасное произведение А. Богомолова «Момент истины». Созданное, правда, четверть столетия назад, оно посвящено военным контрразведчикам, написано исключительно живо, занимательно и как одно из лучших произведений о Великой Отечественной войне вошло в золотой фонд русской советской литературы.
В Управлении военной контрразведки Москвы создан музей с большим количеством подлинных документов и экспонатов, посвященных работе Смерш в годы Великой Отечественной войны. На территории Управления установлен величественный памятник, посвященный памяти сотрудников Смерш, погибших в годы Великой Отечественной войны.
Эти факты, конечно же, радуют нас, ветеранов Смерш и военной контрразведки, внушают надежду и придают новые силы для успешной работы вне строя.
Вместе с тем не могу не сделать несколько замечаний.
В последние годы во главу угла деятельности ФСБ и соответственно военной контрразведки ставится и даже навязывается так называемая борьба с терроризмом. Постоянно повторяется, что это является основной и главной задачей ФСБ, что на ее решение не пожалеют сил и средств. Политическая выгода широкой трактовки терроризма очевидна. Терроризмом при трескучей поддержке продажных СМИ и сплоченных кормушкой «единороссов» несложно назвать любые неугодные политические течения.
Я же считаю, что основной и главной задачей ФСБ должна являться борьба с агентурой иностранных разведок. Ведь один крупный агент в руководстве войсками или в высших кругах правительства может нанести гораздо больший и порой непоправимый урон всей стране, чем сто подготовленных террористов. По ряду объективных и субъективных причин в настоящее время в нашей стране сложились исключительно благоприятные условия для агентурной работы иностранных разведок. Столь благоприятных условий не было никогда ранее. Постоянные бесконтрольные поездки российских граждан за рубеж, в том числе всевозможных чиновников, чего нет (бесконтрольности) в так называемых развитых странах, создают исключительно благоприятные условия вербовок.
Знание же иностранными службами компроматов и ловкое создание их за границей, что в упрощенном виде вы не раз видели в советских кинофильмах, неизмеримо повышает вероятность вербовки. И тому же у нас все сведено к деньгам, к наживе, а это в условиях современного воспитания тоже хорошая основа для вербовок.
Опираясь на свой многолетний опыт работы в органах военной контрразведки, я не исключаю и сегодня наличия крупных агентов иностранных разведок и в Генеральном штабе, и в высших руководящих сферах страны. Что там далеко ходить: по заявлению работников ПГУ и сообщениям в печати еще в советские времена одно из известных лиц в государственном аппарате являлось агентом ЦРУ!
Его грязным инсинуациям, его прямым действиям по развалу Советского Союза, подрыву авторитета нашего государства даже трудно найти название. Его зловещей фигуре невозможно найти аналог в истории. Даже Иуда распаялся в своем поступке и добровольно ушел из жизни. И ведь при жизни этот «человек» официально не был разоблачен! Напротив, получал награды, гонорары, пенсии и всевозможные льготы.
Кто сейчас поручится, что сегодня в высших слоях руководства, среди так называемой элиты (слово, пришедшее к современным журналистам и комментаторам, наверное, из животноводства) нет подобных людей. Это чрезвычайно опасно для судеб страны сегодня.
Борьба с терроризмом, конечно же, важна и требует больших усилий и затрат, безусловно, надо активно ей заниматься. Но первоочередной задачей спецслужб была и останется борьба с агентурой иностранных разведок, с ее проникновением в жизнеобразующие центры страны. Это аксиома – так всегда было, так всегда и должно быть».
* * *
В этом «Слове», несмотря на время его написания, все остается актуальным и в настоящее время. Это призыв к воспитанию патриотов Отчизны, людей долга, чести, верности и жизни не только личными интересами. Поколение, к которому принадлежал Леонид Георгиевич, отличалось полным бескорыстием, поэтому для него чуждо накопительство, стремление к наживе и обогащению. Он понимал, что одними деньгами человек не может быть счастлив.
В «Слове» ПРАВДА жизни подана через «Правду о «СМЕРШ».
Леонид Георгиевич искренне и тяжело переживал за состояние Вооруженных сил России в период «грачевщины» и «сердюковщины». Он с жесткой прямотой говорил о том состоянии «непобедимой и легендарной» армии в прошлом, которая его сейчас пугала. Реформы Грачева ограничились появлением армейских картузов с высочайшей тульей, как у некоторых африканских государств, а реформы Сердюкова проводились исключительно с позиций «экономии», «сокращений», «распродажи» с наварами для своего кармана.
Из воспоминаний Л.Г. Иванова:
«Соглашаясь с критикой в адрес Сталина за его ошибки, приведшие к трагедии 1941 года, считаю, что нынешняя обстановка в Вооруженных силах гораздо хуже, чем в том же 1941 году. Они просто слабы и в кадровом отношении, и в численности, и в наличии современного вооружения, и в состоянии боевой подготовки, и во многом другом.
В случае, не дай бог, большой войны нас, как мне думается, можно брать голыми руками. Несколько дивизий НАТО, действуя на западном направлении, могут войти в Москву через 2–3 суток, если их не задержит Лукашенко. Ведь на западном от Москвы направлении нет ни одного боевого соединения.
А богачи что? Сядут в самолеты и улетят на Запад. Благо там есть у них и виллы, и денежные накопления, и инвестиции… А народ останется под угнетателями. Всего этого может и не быть, если неустанно и настойчиво будут проводиться конкретные меры по укреплению Вооруженных сил. Правда, в последнее время кое-что стали делать, но этого далеко не достаточно…»
Он переживал за состояние больной страны, потому что был ее патриотом. Действия некоторых говорунов из СМИ, пренебрежительно говорящих о прошлом и настоящем России, называл прямо – предательством, а сам процесс величал «нечувствованием святыни». Такие люди в его понимании для красного словца не пожалеют и отца.
Генерал Иванов не воспринимал либеральную идею, что российский народ плохой работник, почти по Ленину, и его надо переделать. Он говорил – нельзя россиянина переделать, его менталитет время лепило столетиями. Поэтому заставить наших людей переделаться, прогнуться, покориться злой воле чужестранца – бесперспективно и бессмысленно.
Действительно, был трижды прав Леонид Георгиевич, говоря, что еще недавно «наши» руководители уверяли нас, что США нам никакой не противник, а партнер и чуть ли не друг. Это они, кликушествующие «демократы», оторванные от народа, под одобрительные крики, премии, займы и гранты из-за океана, уйдя из Восточной Европы и убив СССР, хранили и хранят наши денежки на Западе. А главный «партнер» тихой сапой подошел к нашим границам, окружил по периметру страну военными базами, обосновался в Прибалтийских республиках, Польше, Чехии, пробует на зуб Украину, поднимает вопрос о «несправедливости территориальных владений богатой на сырье России».
Эти мысли он выскажет уже после увольнения, находясь на заслуженном отдыхе – в отставке, когда можно было спокойно пофилософствовать. Материала для анализа и синтеза из расчета его огромного жизненного опыта было более чем достаточно…
* * *
Высоко оценил ПРАВДУ, поданную в книге «Правда о «СМЕРШ» и руководитель Департамента военной контрразведки ФСБ России генерал-полковник Александр Георгиевич Безверхний. Он со всей откровенностью, искренне и честно, как он это делал всегда по жизни, высказался так:
«Представленная широкому читателю книга Л.Г. Иванова написана на основе архивных документов и личных воспоминаний автора. Для самого Леонида Георгиевича характерны высокое чувство патриотизма, верность долгу, стойкость, мужество и высокий профессионализм.
Родина для генерала Иванова – самое святое понятие. Особенно это проявилось в годину испытаний, выпавших на долю людей его поколения. Леонид Георгиевич находился на фронте с первого до последнего дня. На его счету более тридцати разоблаченных агентов абвера. Без малого 50 лет отдал он нелегкому труду военного контрразведчика!
Он – кавалер девяти боевых орденов. Почетный сотрудник госбезопасности, инвалид Великой Отечественной войны II группы. За участие в боях по освобождению городов Очакова, Николаева, Одессы, Кишинева, Варшавы и овладение городом Берлином был удостоен 10 благодарностей Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина.
Майор Иванов принимал участие в оперативном обеспечении по линии Смерш подготовительных мероприятий и процедуры подписания в Карлсхорсте 8 мая 1945 года «Акта о военной капитуляции германских вооруженных сил».
В годы войны он прошел путь от оперуполномоченного стрелкового батальона до начальника отделения ОКР 5-й ударной армии. В послевоенные годы возглавлял крупные подразделения органов военной контрразведки – Особые отделы КГБ при Совете министров СССР по Прибалтийскому, Киевскому, Московскому военным округам и Южной группе войск.
Автор выступает как непримиримый борец с любыми попытками под разными «удобными предлогами» исказить работу сотрудников органов Смерш, необоснованно лишить их деятельность ореола мужества и героизма. Согласиться с такого рода фальсификациями – для автора равносильно предательству боевых друзей, павших на фронтах Великой Отечественной войны. В поддержку позиций Леонида Георгиевича лучше всего привести слова погибшего на фронте поэта Майорова:
«И пустьНе думают, что мертвые не слышат,Когда о них потомки говорят».Спасибо, Леонид Георгиевич, за книгу! Она необходима действующим сотрудникам контрразведки, убежден, заинтересует молодежь».
Думается, с уходом из жизни душа Леонида Георгиевича услышит, с какой теплотой о нем отзываются его коллеги при нынешней службе, оставшиеся живыми сослуживцы и «молодые» ветераны – потомки. И говорят о нем только хорошее, так как он прошел по жизни и службе честно, достойно и мужественно. У добрых порядочных людей и окружение такое, потому что они выбирают и дружат с такими же людьми, как и они.
Леонид Георгиевич верным служением Родине сложил свою праведную песню, которая исполнена на страницах книги «Правда о «СМЕРШ».
Последнее выступление
Народ ждет правдивых фильмов о войне, а не фальшивых подделок, принижающих роль Советской армии и органов Смерш в достижении Великой Победы, где особист в «форме НКВД» ходит в яркой фуражке…
Л.Г. ИвановНакануне очередной годовщины со дня образования органов военной контрразведки в середине декабря 2014 года Совет ветеранов ДВКР ФСБ России организовал встречу с народным художником СССР Александром Максовичем Шиловым по его просьбе. Группу ветеранов он пригласил в свою галерею на экскурсию с просмотром его произведений, в основном портретной живописи. Присутствовал там и автор этой книги. Обойдя залы с изумительными по духовному содержанию полотнами – портретами разных героев от простой крестьянки и до седого генерала, автору показалось, что в каждом портрете есть какая-то «живинка», подвластная кисти, вложенной в рабочую руку живописца.
Для автора было очевидно, что писаны полотна человеком от Бога – то играющий и незастывший блик в слезинке, то живая радужная оболочка глаза, то подвижная складка кожи на лице…
Портреты явно были не фотографичными цветными снимками, а в них присутствовала, существовала, обитала часть живой души или целая душа, переселившаяся на полотно ради вечности от уже ушедших из этой жизни позировавших натурщиков.
Душа ведь не убиенна! Только такой великий мастер, каким является академик Русской академии художеств Александр Шилов, смог вдохнуть в портреты своих героев «живую похожесть».
В изобразительном искусстве портрет-это самостоятельный жанр, целью которого является отображение визуальных характеристик не только внешнего облика, но и внутреннего мира конкретного человека.
Участникам Великой Победы Шилов посвятил тридцать четыре работы, созданные в разное время. Когда мы подошли к портрету генерал-майора в отставке Леонида Георгиевича Иванова, написанному к 95-й годовщине со дня его рождения, поразились сходством. На нас смотрел живой наш гуру, только обрамленный в золоченную багетную раму.
– Видите, позировал он в парадном мундире без наград, а только с орденскими и медальными планками, что может свидетельствовать о скромности человека, – высказался один из посетителей выставки.
– Нет, наверное, ему тяжело было ходить с таким грузом наград на позирование, – заметил другой ветеран.
А стоящая рядом и разглядывавшая портрет генерала девушка заметила:
– А я считаю, что генерал не повесил награды только потому, что пожалел художника. Сколько надо было вложить труда живописцу, чтобы выписать все детали в такой массе орденов и медалей.
У каждого своя правда…
После проведенной экскурсии ветеранов ждал в зале приемов галереи художника фуршет. Нечасто приходилось встречаться в таких условиях ветеранам. Когда сели за столы – поднялся сплошной гул. Каждому хотелось о чем-то сокровенном поделиться с соседом – с некоторыми годами не виделись. Говорили на разные темы, но акцентировалось внимание в основном на выставке, на галерее художника Шилова, на двух портретах фронтовиков, военных контрразведчиков: генерал-лейтенанта Устинова Ивана Лаврентьевича и генерал-майора Иванова Леонида Георгиевича.
Касались разумной и бескровной победы для России в Крыму и кровавой бойни на Донбассе. Один из ветеранов заметил, что после санкций наша власть была прижата к стенке. Если бы не присоединили по-умному наш Крым, это была бы пощечина высоким чиновникам и президенту. Народ хотел, люди жаждали хоть какой-то победы, которой не было более четверти века, – пожинала страна одни поражения.
– Значит, нужна еще одна победа, и мы за ценой не постоим? – спросил автор соседа.
– Да, россиян Донбасса нельзя бросать на произвол судьбы. Им надо выстоять навал с Запада, чтобы победить ради того, чего народ возжелал. И россияне не простят властям, если они бросят земляков Донбасса. Россия постепенно отвоевывает свои позиции в двухполярном мире. Скоро, вот увидите, закончатся для Запада счастье, удача, выгода, как и закончится период российской покорности. Россия занимается исправлением ошибок недавнего прошлого… Говорили ветераны остро и с любовью к Отечеству.
На эту встречу приехал и Леонид Георгиевич, встреченный аудиторией стоя, громкими аплодисментами, как только он вошел в в зал. Некоторые солдаты-профессионалы приветствовали его радостными криками «Ура!»
Вечер открыл хозяин галереи Александр Шилов. Вел программу руководитель Совета ветеранов ДВКР ФСБ России генерал-лейтенант запаса Леонид Дмитриевич Шидловский. Он рассказал о корпоративном празднике – очередной годовщине со дня рождения военной контрразведки. Сообщил о фактах и формах проявляемой заботы о ветеранах со стороны руководства Департамента военной контрразведки ФСБ России и различных благотворительных фондов. Указал особую роль органов государственной безопасности, и в частности, особых отделов и ГУКР Смерш Народного комиссариата обороны СССР в годы войны, приведя конкретные примеры из жизни бойцов невидимого фронта. Акцентировал внимание на участии во встрече «ветерана из ветеранов», участника Великой Отечественной войны, проведшего на ней, как говорится, «от звонка до звонка», орденоносца, генерал-майора в отставке Леонида Георгиевича Иванова.
Рассказал о запланированных праздничных мероприятиях в связи 70-летним юбилеем со Дня Победы в Великой Отечественной войне. Конечно, все ждали яркого слова Леонида Георгиевича Иванова.
И Иванов выступил.
К великому сожалению, это была его последняя встреча и, естественно, последнее выступление в таком расширенном составе Совета ветеранов ДВКР ФСБ России и его гостей. Говорил он поначалу тихо, вспоминая пережитое в годы войны, постепенно заводясь, когда его мысли касались минувшей войны, Победа в которой празднуется в семидесятый раз, и особенно развала нашей общей, великой страны, сохранность которой он защищал на полях Великой Отечественной войны от немецко-фашистских захватчиков.
Эта тема в нем болезненно жила после 1991 года. Она его постоянно тревожила и терзала. Потому что его патриотическое начало не могло смириться, что какие-то нувориши, мутанты, предатели, внутренние враги народа (они здесь по праведному – без кавычек. – Лет.) отобрали у него и соплеменников то большое Отечество, которым он вместе с народами СССР гордился и которое защищал. Потом он перешел к роли и конкретной деятельности органов военной контрразведки в системе Советского Союза и современной России. Он словно завещал беречь боеготовность одного из передовых, если не самого передового и верного отряда защитников Российской армии и государственных основ – военной контрразведки. Говорил о преемственности чекистских традиций, о необходимости активизации борьбы с агентурой противника стран Запада, которые никогда честными партнерами для России не были и не будут.
Задел в своем выступлении и события гражданской сшибки на Украине, инспирированной ястребами из Вашингтона, подготовившими год назад в Киеве государственный переворот, который упал на благоприятный «политический чернозем», кроме всего прочего еще удобряемый националистической политикой всех четырех президентов незалежной.
Не обошел он и радостное событие – возвращение незаконно переданного Украине волюнтаристом Никитой Хрущевым и случайностью в политике полуострова Крым, за который он пролил кровь и который освобождал от гитлеровских оккупантов со своими друзьями-однополчанами. Отметил, что страна и все прогрессивное человечество в 2015 году будет праздновать славный юбилей – 70-ю годовщину Великой ПОБЕДЫ над немецко-фашистскими захватчиками, основные дивизии которых перемолола Красная армия, а оставшиеся добила в самом логове – в Берлине.
Коснулся он и своего участия в Берлинской операции и в поиске главных военных преступников Третьего рейха, подписании Акта капитуляции фашистской Германии и суда – Военного трибунала над бонзами нацизма.
Частью большой жизни для Леонида Георгиевича была война, в которой он участвовал на самых опасных ее рубежах как с оружием в руках на передовой, так и в ходе оперативных операций в борьбе с тайным противником.
Он поблагодарил хозяина художественной галереи Александра Шилова за терпеливость при написании его портрета и старания собрать ветеранов военной контрразведки накануне их профессионального праздника.
Когда генерал закончил свое выступление под бурные овации, автор обратил внимание, как нелегко ему далось выстоять за столом и держать эмоциональную речь. 97-летний высокий ветеран грузно опустился на стул, рядом с которым стояла его помощница – красивая трость. Последнее время из-за болей в ногах она была его союзницей и спутницей при ходьбе. С нею он не разлучался.
После него держали слово молодые ветераны. Выступала на этой встрече и невестка В.С. Абакумова – вдова его сына Игоря Викторовича Смирнова, выдающегося ученого в области компьютерной психотехнологии, Елена Русалкина. Ее выступление все присутствовавшие прослушали с неослабевающим интересом, потому что о деятельности ее свекра – «апостола» Смерша, генерал-полковника Виктора Семеновича Абакумова, загубленного Хрущевым, у них было особое мнение как о высоком профессионале.
В своем ответном слове хозяин художественной галереи Александр Шилов рассказал, что при поддержке президента и правительства РФ, Департамента культуры города Москвы в 2014 и 2015 годах в рамках юбилейных мероприятий по случаю 70-летнего юбилея советского народа в Великой Отечественной войне принимают участие и его галерея, и сам художник. Этот проект он назвал «Они сражались за Родину!». Суть начинания – показать личные истории войны, изобразить людей подвига, написать лица ПОБЕДЫ!
Как выяснилось, Александр Максович в разные годы, словно достойно готовясь к очередной непроходящей дате Дня ПОБЕДЫ, написал тридцать четыре полотна героев большой войны.
– Я пишу ветеранов Великой Отечественной войны, – говорил Шилов, – брошенных всеми, забытых в глухих деревнях одиноких стариков и старух, на которых надо молиться.
Поднял он и вопрос об участнике творческого процесса и его связи с обществом. «Художника вне политики не бывает», – отметил он.
Что касается модного в настоящее время термина «современное искусство», то он ответил словами великого русского художника Ивана Николаевича Крамского: «Нет понятия «современное искусство». Искусство либо есть, либо его нет».
– Когда еще только началась в зародыше история с Крымом, – говорил Шилов, – Я как раз писал портрет генерала Иванова, контрразведчика, который воевал в Крыму и рассказывал мне такие жуткие истории о том, что там творилось, – волосы шевелились. Он не только созерцал, не только видел, он там боролся с этим ужасом, с этой дикостью, с этими разрушениями, которые могли распространиться и на остальную часть нашей территории.
Теплые слова у него нашлись и в адрес ветеранов и действующих сотрудников Департамента военной контрразведки ФСБ России, которых он считал и считает не только оборонительным щитом, но и разящим мечом в защите Советской, а теперь Российской армии против тайных поползновений противника и охочего люда до чужих земель…
Говорят, ветераны, покидая нас, забирают с собой и часть своей эпохи, оставляя нам, живым, их воспоминания о пережитом.
Автор поймал себя на мысли, что те, кто прошел такую войну, несомненно, случись бы с ними что-то подобное, повторили бы свой путь так же, как шли по нему в годы военных испытаний. Шли сообразно своим представлениям о порядочности и уважительности, верности и обязанности Отечеству. Они прожили и проживают жизнь без сожалений. Наверное, эти люди с юности в пионерии и комсомоле усвоили на уроках в школах призыв красного романтика Николая Островского, что «жить нужно так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Об этом не раз говорил и сам Леонид Георгиевич.
В книге руководителя разведки ГДР, верного друга СССР и преданного советско-российскими руководителями Маркуса Вольфа «Игра на чужом поле. Тридцать лет в разведке» есть такие слова:
«Я еще находился в плену исторического оптимизма, который исповедовал и Харро Шульце-Бойзен (немецкий агент советской разведки, обер-лейтенант люфтваффе, член группы, названной гестапо «Красной капеллой» – псевдоним «Старшина», один из первых предупредивших нашу разведку в принятом Гитлером решении о нападении на СССР. – Авт.), когда он писал незадолго до своей казни:
«Спроси себя в этот час роковой:Жизнь стоило так пройти?Ответ один, он такой простой:Мы были на верном пути!»Это было и моим кредо – жертвы могли быть не напрасными, а еще вернее – они не могли быть напрасными».
Не напрасными были дела и сама жизнь Леонида Георгиевича Иванова.
Он прожил ее без сожалений! И вот что подумалось – таких воинов, каким был Леонид Георгиевич, нельзя было победить немцам. Вспомнилось в связи с этим стихотворение «Баллада о гвоздях», написанное еще в 1922 году известным советским поэтом Николаем Семеновичем Тихоновым, где повествуется о человеческой стойкости и человеческом мужестве.
По всей видимости, этот образ вызван ассоциацией с такими выражениями, как «железный характер», «железная воля», «железная стойкость» и тому подобные «ожелезненные» качества человека. Из таких патриотов земли Русской поэт предлагал:
«Гвозди бы делать из этих людей,Крепче б не было в мире гвоздей!»Таким железным видится автору и герой повествования – генерал Леонид Георгиевич Иванов.
Сыны за отца отвечают…
Отец прожил праведную жизнь – честно и достойно. Этому он учил и нас – своих детей: любить Родину, быть честными и никогда не зариться на чужое добро…
…
Отец с матерью для нас были всегда преподавателями доблести, смелости и честности.
Л.Г. ИвановДвум сыновьям подарили жизнь в продолжение династии Леонид Георгиевич и Полина Ивановна Ивановы – Юрию и Вячеславу. Оба они стали ратниками – защитниками Отечества. Военная косточка сыграла свою роль – сыновья унаследовали от родителей способности быть военными, значит, обладали армейскими качествами с детства. Рослые, плечистые, крепко стоящие на ногах Иваны, помнящие родство!
Кто, как не они, были нужны Родине – и Советскому Союзу, и России – в качестве ее верных солдат! И они ими стали по родительскому завету и продолжают до сих пор свою армейскую вахту… Любовь к родителям для сыновей – дело святое. А ведь это мостик, по которому идет поколение к уважению и почитанию в сторону любви к родному дому, семье, а дальше и к Родине. Любовь к Отечеству у них неотделима от родительского уважения этого святого патриотического чувства. Мы все должны уважать своих предков, потому что каждый из них, безусловно, творил историю своей страны.
В этой связи есть смысл вспомнить рассказ Рэя Бредбери «И грянул гром!». Как из потери одной маленькой воздушной и легкокрылой бабочки может измениться ход истории! Поэтому каждый человек, тем более родной и близкий, заслуживает памяти и уважения.
Сыновья Юрий и Вячеслав гордятся родителями, прошедшими суровые дороги войны и сделавшими их через правильное воспитание теми, кем они являются сегодня.
Как сказал великий знаток человеческой души А.С. Пушкин:
«Два чувства дивно близки нам,В них обретает сердце пищу,Любовь к родному пепелищу,Любовь к отеческим гробам.На них основано от века,По воле Бога самого,Самостоянье человека,Залог величия его.Животворящая святыня!Без них душа была б пуста.Без них наш тесный мир – пустыня,Душа – алтарь без божества».В этом небольшом стихотворении фактически выражена концепция подлинного патриотизма, который всегда держится на любви современника к земле своих предков. И эта любовь ничего общего не имеет с физической природой, ибо она глубоко духовна. Для Пушкина без такой любви самый мир теряет смысл, а душа одухотворенность.
Действительно, «пища для сердца» – это почитание, уважение и любовь. Любовь к Родине, к ее истории – давней и недавней. «Время – это бурный поток, оно стремительно несется, – говорил Вячеслав при прощании с отцом на Троекуровском кладбище. – Вот и нас покинул отец – фронтовик».
Тяжело думать о том, что будет, когда уже не останется на земле людей, воевавших в Великой Отечественной войне. Когда некому уже будет рассказать ПРАВДУ о событиях тех страшных, невыносимо тяжелых лет для отдельного человека и всего народа нашей страны под названием Советский Союз, которого, к великому сожалению, сегодня уже нет. Отец успел рассказать эту истину в книге «Правда о «СМЕРШ».
А еще я хотел отметить, что отец обладал удивительной способностью говорить экспромтом, как говорится, с листа рождать такие образные сравнения, что нередко думалось: они могли родиться столько в голове мудрого и творческого человека, в его широкой и глубокой душе.
Как говорил писатель – патриот России из прошлого века Иван Сергеевич Шмелев в романе «Лета Господня»:
«В ней (книге. – Авт.) я показываю лицо святой Руси, которую ношу в своем сердце… Россию, которая заглянула в мою детскую душу…»
Сыновей Леонида Георгиевича любить Россию научили воинские гарнизоны, по которым приходилось мотаться отцу, и мужественно-честные слова родителей, что такое война и что они делали там во имя спасения Отчизны.
Каждый человек рождается с чувством привязанности к родному дому, с чувством патриотизма – любви к своей Родине. Все мы любим свой родной закуток, будь то край или город, в котором выросли и возмужали. Для Юрия и Вячеслава этим закутком была и остается наша столица – Москва! Но любовь к Родине начинается с любви и уважения к своим родителям, своим предкам, своим семейным корням. Отец рассказами о войне и службе в послевоенный период ковал в сыновьях чувства долга, чести и преданности многострадальной Отчизне.
Нет такой семьи на территории бывшего СССР, а уж тем более России, которой не коснулась бы жестокая рука Великой Отечественной войны: муж, отец, брат, сестра… Они сражались на фронтах и в тылу, приближая Великую ПОБЕДУ. Многие не вернулись домой… Об этом надо помнить всегда и вспоминать не только 9 Мая. Это наша история – ее нельзя забывать.
Думается, страшной ошибкой руководителей Советского Союза было забвение героев Отечественных войн 1812 и особенно 1914–1918 годов. Последнюю войну называли пренебрежительно «империалистической, неизвестной, позорной». А ведь в ней воевали наши предки – рядовые и офицеры, защищавшие не столько царя, сколько Россию и ее народ. Были среди воюющих россиян примеры героизма, но до недавнего времени беспамятство прививалось нам властями настойчиво и ежедневно. Не с того ли мы потеряли наше государство в версии окаянного 1991 года?!
Когда недавно на одной TB-передаче ведущий решил опросить трех выпускников средней школы, могли бы они назвать хотя бы пять полководцев Великой Отечественной войны, ответ потряс автора. Один назвал Жукова и на этом остановился. Двое других не назвали ни одного. Наверное, не знали и Жукова! Разве это не страшно?! Беспамятство выжигает целые поляны в наших душах.
В связи с этим мне вспомнился рассказ Юрия – старшего сына Леонида Георгиевича Иванова.
«Однажды мы собрались поехать в Крым с отцом. Он очень хотел пройти по тем местам, где довелось ему воевать: и отступать, и наступать, громя фашистскую нечисть. Но подвело здоровье – обострились боли в раненных когда-то ногах. Леонид Георгиевич назвал места, которые рекомендовал посетить сыну.
– Нашли?
– Когда приехал к одному месту, звоню отцу по мобильнику: «Папа, передо мною море, скалистый берег». А он мне и говорит: «Повернись направо, там в 1941 году стоял трехметровый камень, за которым я чуть было не застрелился от безысходности. Он стоит?»
Я был поражен памятью отца.
Говорю: «Батя, стоит, стоит, никто его не столкнул в море!»
Сын проехал по многим местам, где сражался отец в период крымской трагедии, и в ходе телефонных переговоров он отмечал те или иные приметы, что говорило о цепкой памяти фронтовика.
– Вы говорили, что отец долго раздумывал, писать ли ему книгу-исповедь или не писать. Кто и как повлиял на принятие решения взяться за перо?
– В основном я его подгонял словами «время не ждет», – ответил Юрий. – Вячеслав тоже старался убедить его в нужности для современного общества этой книги, а тем более для его коллег.
– Убедили быстро?
– Да, скоро он засел – и написал…
Написал правдиво большую книгу о больших делах как гражданин Отечества, которое в разные временные отрезки бывало и хорошим, и плохим со стороны властей. Плохое оно или хорошее, но это наша родина, наше Отечество. Его строили, холили и лелеяли наши предки – деды и отцы. Нам в наследство они передали то, что мы имеем сегодня, – минус то, что потеряли в результате контрреволюции 91-го года. Нам есть что любить в своем Отечестве, есть чем гордиться, есть что беречь, чтобы потом все это передать своим детям и внукам.
Современному обществу нужны патриоты, интеллектуально и духовно развитые люди, любящие свою Родину, почитающие традиции наших дедов и прадедов, способные в любую минуту встать на защиту Отечества. Не дай бог дожить нам, россиянам, до такого состояния, когда молодежь неадекватно может оценить призыв, как это делалось недавно на Украине.
Автору довелось побеседовать с одним из своих сослуживцев по Советской армии, который проживает сегодня в одной из западно-украинских областей. В момент мобилизации, объявленной президентом Порошенко, его внук в военкомате заявил, что не собирается драться с украинцами российского происхождения на востоке своей страны. Он так заявил:
– Ради чего и за кого я должен положить там свою голову? Ради толстосумов – олигархов, – пусть их дети покажут нам пример, а потом и мы решим.
Сказал и с тридцатью такими, как и он, уехал на заработки в Россию. Другие отправились трудиться в Польшу и Германию.
Это вполне понятно, когда молодежь, познав несправедливость в распределении жизненных благ, реагирует таким образом. Поэтому высшему чиновничеству и Украины, и России стоит задуматься об опасности самоутверждения версии 2015 года, когда Киев устами своего президента, объявив «отечественную войну», хотел на патриотической ноте сплотить и сколотить народные массы, а получается, что многие молодые люди отказались быть лохами. Опасно то, что по стране пошло гулять оружие. Так недалеко и до махновщины. Думали, когда раздували пожар гражданской сшибки, думайте теперь, как его потушить. «Огнем огня не затушить…» – сказал поэт. А они его решили тушить бензином!
Леонид Георгиевич взрастил и взлелеял настоящих патриотов земли Русской – воинов новой России. Он давал присягу и верно служил Советскому Союзу, его сыновья служат Российской Федерации – правопреемнице Советской России. Они достойны своего отца.
Послесловие
«Жизнь пролетела, пронеслась, как будто бы и не жил, – как-то заметил Леонид Георгиевич, – а когда внимательнее заглянешь в себя и станешь разглядывать прошлое, то видишь: вон сколько дел наворочено было на этом длинном, почти вековом пути. Война только чего стоит! Там день в сражении проходил словно миг, а равнялся целой жизни или мгновенной – это еще хорошо, хуже – мучительной смерти».
Из таких мигов, заполненных глубоким содержанием, и состояла жизнь нашего гуру, великого патриота Отечества, ветерана военной контрразведки, смелого и порядочного человека. В силу своей природной мудрости и житейского опыта он имел право на критику не только прошлых заблуждений и преступлений чиновников, обижавших и обкрадывавших Родину, но и тех, кто мешает сегодня строить крепкую, свободную и привлекательную Россию.
Когда он говорил о продуманной подлости Горбачева в виде передачи американцам морского шельфа на Дальнем Востоке по территории, равной четырем Польшам с 16 % мировых запасов нефти и газа ради того, чтобы президент США Рейган поддержал главного «перестройщика» в его борьбе против Ельцина, он говорил о чистом предательстве высокого чиновника.
А потом были похороны Леонида Георгиевича Иванова на Троекуровском кладбище – филиале Новодевичьего кладбища. Его провожали коллеги – сотни ветеранов военной контрразведки. Со словами прощания выступили председатель Совета ветеранов ДВКР генерал-лейтенант запаса Леонид Дмитриевич Шидловский; руководитель Департамента военной контрразведки ФСБ генерал-полковник Александр Георгиевич Безверхний; народный художник СССР, академик Российской академии художеств Александр Максович Шилов; генерал-майор в отставке Василий Афанасьевич Кириллов; протоиерей храма Живоначальной Троицы Олег Витальевич Воробьев и другие.
Протоиерей Олег провозгласил молебен о упокоении воина, за веру и Отечество сражавшегося с германским супостатом и другими врагами России. Все выступающие говорили на панихиде по усопшему как о человеке – истинном патриоте земли Русской, высоком профессионале, честной и порядочной личности, сумевшем праведно прожить жизнь и донести до потомков великий букварь чести – поэму в прозе «Правда о «СМЕРШ». Предали земле боевого генерала под грохот оружейного салюта…
На поминальной трапезе из всех выступающих особо запомнились слова, сказанные живописцем Александром Шиловым, в память о генерале Л.И. Иванове. Они прозвучали емко, значимо, глубоко, словно словесная вязь на звуковом кольце колокола:
«Если не будет контрразведки, Россия взлетит на воздух!»
Тут все – и государственный подход к тем делам, которыми занимался всю жизнь наш герой; и патриотизм великого россиянина; и значимость того человека, портрет которого он написал…
Оглавление
От автора Знакомство Парень из Чернавки Академия связи Северная Буковина Война народная… Одесса в огне Крымский фронт От Ростова до Сталинграда Смерш в боях Молдавское лето По дорогам Польши Долгожданный Берлин В Группе войск в Германии Дорогая моя столица… В эпицентре ядерного взрыва Прибалтика Из Риги в Будапешт В столице Украины Москва! Как много в этом звуке… Правда о «Правде»… Последнее выступление Сыны за отца отвечают… Послесловие
