Саморазвитие, Поиск книг Обсуждение прочитанных книг и статей, Консультации специалистов: Рэйки; Космоэнергетика; Биоэнергетика; Йога; Практическая Философия и Психология; Здоровое питание; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй; Вредные привычки Эзотерика

Ошо.

Сознание и медитация: новая надежда, новое утешение

Издательская группа "Весь"; Санкт-Петербург; 2011

ISBN 978-5-9573-2288-7

Что такое медитация? 

Это самый главный вопрос, что касается моего подхода к религиозности. Медитация — это суть моего учения. Это именно то лоно, из которого должна родиться новая религиозность. Но описать медитацию словами очень трудно. Медитация и слова несовместимы по определению. Медитация — это нечто, что вы можете иметь, чем вы можете быть, но в силу самой ее природы вы не можете сказать, что это такое. И все же были предприняты попытки хоть как-то ее объяснить. Даже если в результате возникнет лишь фрагментарное, частичное понимание, это большее, на что можно надеяться.

Но даже частичное понимание медитации может стать семенем. Многое зависит от того, как вы слушаете. Если вы только слышите, тогда до вас не дойдет даже часть ее сути, но если вы слушаете... Постарайтесь понять разницу между первым и вторым.

Слышание механично. У вас есть уши — вы можете слышать. Если вы оглохните, тогда механический аппарат может помочь вам слышать. Уши — это всего-навсего определенный механизм для восприятия звуков. Слышать очень просто: животные слышат, любое существо, обладающее ушами, способно слышать. Но слушание — это гораздо более высокая ступень.

Слушать значит только  слышать и не делать ничего больше: в вашем уме нет никаких других мыслей, ваше внутреннее небо безоблачно — тогда все, что говорится, доходит до вас в том виде, в котором было сказано. Ваш ум не вмешивается, вы не интерпретируете услышанное, пропуская его через фильтр своих предрассудков; оно не затуманивается тем, что происходит внутри вас прямо сейчас, — потому что все это искажения.

Обычно это не сложно; вы всегда обходитесь только слышанием, потому что то, что вы слышите, — общепринятые вещи. Если я говорю что-либо о доме, о двери, о птице, о дереве — с этим нет проблем. Это общепринятые вещи — потребности в том, чтобы слушать, не возникает. Но потребность слушать появляется тогда, когда мы говорим о чем-то, подобном медитации, которая является не вещью, а субъективным состоянием. Мы можем только указать на него. Вам нужно быть очень внимательными и бдительными, тогда есть вероятность, что до вас дойдет хотя бы толика смысла этого состояния.

Даже если у вас возникнет хоть немного понимания, этого более чем достаточно, поскольку у понимания есть способность расти. Если хотя бы крупица понимания попадет в правильное место, в сердце, само по себе оно начнет расти.

Вначале постарайтесь понять слово «медитация». Это неправильное слово для описания того состояния, которое обязательно начинает интересовать любого истинного искателя. Поэтому я хотел бы сказать вам кое-что о нескольких словах. В санскрите для медитации у нас есть специальное слово — дхьяна . Оно непереводимо, ни в одном другом языке не существует аналогичного слова. Вот уже две тысячи лет это слово считается непереводимым по той простой причине, что носители ни одного другого языка либо не пробовали его перевести, либо не испытывали то состояние, которое оно обозначает; поэтому в других языках его нет.

Слово необходимо только тогда, когда есть что сказать, есть чему дать название. В английском языке есть три слова. Первое из них — концентрация. Я видел много книг, написанных людьми, исполненными самыми благими намерениями, но не имеющими никакого опыта медитации. Они постоянно используют для дхьяны слово «концентрация», но дхьяна — это не концентрация. Концентрация просто означает ваш ум, сфокусированный на одной точке; это состояние ума. Обычно ум постоянно движется, но если он постоянно движется, вы не можете использовать его в работе над определенным предметом.

В науке, к примеру, концентрация необходима; без концентрации наука просто не может существовать. Не удивительно, что наука не развилась на Востоке — я вижу эти глубокие внутренние связи, — там концентрация никогда не была ценна. Для религии необходима не концентрация, а нечто другое.

Концентрация — это ум, сфокусированный на одной точке. В этом есть своя польза, потому что в определенный объект можно проникать все глубже и глубже.

Именно этим и занимается наука: все больше и больше узнает об объективном мире. Человек с постоянно блуждающим умом не может быть ученым. Все искусство ученого состоит в том, что он способен забыть обо всем на свете и сосредоточить свое сознание на чем-то одном. А когда все сознание вливается в одну вещь, это почти все равно, что сфокусировать солнечные лучи при помощи линзы в одной точке — тогда можно зажечь огонь.

Солнечные лучи сами по себе не могут зажечь огонь, потому что они рассеиваются, расходятся. Их движение прямо противоположно концентрации. Концентрация — это когда лучи сходятся, встречаются в одной точке; а когда множество лучей встречается в одной точке, у них появляется энергия, которой достаточно для того, чтобы зажечь огонь. Сознание обладает таким же свойством — сконцентрируйте его, и вы сможете глубже проникнуть в тайны вещей.

Это мне напомнило о Томасе Алва Эдисоне — одном из величайших западных ученых. Однажды он сосредоточенно над чем-то работал, и когда его жена принесла ему завтрак, она увидела, что он так поглощен своей работой, что даже не услышал, как она вошла. Он даже не взглянул на жену, он не осознавал, что она рядом, а она знала, что в такой момент его лучше не беспокоить: «Завтрак, конечно, остынет, но он очень рассердится, если я побеспокою его — никогда не знаешь, где он».

Поэтому она просто поставила перед ним завтрак, чтобы он, как только выйдет из своего состояния концентрации, увидел его и съел. Но что произошло? В это время к ним как раз заглянул приятель — он тоже увидел, что Эдисон очень сосредоточенно работает. Он посмотрел на остывающий завтрак и подумал: «Пускай он лучше занимается своей работой, а я тем временем съем его завтрак, а то он остынет». И он съел весь завтрак, а Эдисон даже не заметил, что его приятель был у него в комнате и ел.

Когда Эдисон вышел из состояния концентрации, он огляделся и увидел своего приятеля и пустую тарелку. Эдисон сказал приятелю: «Прости меня, пожалуйста. Я уже съел свой завтрак, ты немного опоздал». Естественно, раз тарелка пуста, кто-то съел ее содержимое, а кто еще мог это сделать? Наверняка, он сам! Бедный приятель даже не знал, что и сказать. Он думал, что удивит Эдисона, но Эдисон удивил его еще больше, сказав: «Ты немного опоздал...»

Но жена все слышала. Она вошла в комнату и сказала: «Он не опоздал, это ты опоздал! Это он прикончил твой завтрак. Я все видела, но подумала, что завтрак все равно остывает, пускай хоть кто-нибудь его съест. Ты еще тот ученый! Не понимаю, как ты справляешься со своей наукой. Ты даже не знаешь, кто съел твой завтрак, и еще просишь при этом прощения: „Извини, ты немного опоздал...“»

Концентрация — это всегда сужение сознания. Чем у@  же становится сознание, тем оно сильнее. Оно словно меч, вонзающийся в любую тайну природы, — нужно только забыть обо всем остальном. Но этот метод концентрации не религиозен. Очень многие люди этого не поняли — не только на Западе, но и на Востоке. Они думают, что концентрация религиозна, медитативна. Она дает огромную силу, но это сила ума.

Например, в Индии в 1920 году царь Варанаси перенес операцию, ставшую сенсацией во всем мире. Он отказался от анестезии. Он сказал: «Я дал обет не принимать ничего, что может лишить меня сознания, поэтому я не могу согласиться на наркоз, но вам не стоит беспокоиться».

Это была серьезная операция по удалению аппендикса. Вырезать аппендикс без анестезии очень опасно — можно убить человека. Он может этого не вынести — будет ужасная боль. Нужно разрезать живот, вырезать аппендикс и извлечь. Операция может занять один час, два часа — неизвестно, в каком состоянии находится аппендикс.

Но пациент тоже был не простым человеком, — иначе анестезию применили бы насильно, — он был царем Варанаси. Он сказал врачам: «Не беспокойтесь». А там собрались самые лучшие доктора Индии и один специалист из Англии. Они устроили консилиум — никто не был готов проводить эту операцию, но ее необходимо было сделать, иначе в любой момент аппендицит мог убить царя. Ситуация была серьезной, и обе возможности ее разрешения казались опасными: если оставить царя без операции, он может умереть; если делать операцию, не лишая его сознания — чего раньше никогда не делали, не было такого прецедента, — то...

Но царь сказал: «Вы меня не поняли. Такого прецедента никогда не было, потому что вы никогда не оперировали человека, подобного тому, которого вы собираетесь оперировать сейчас. Просто дайте мне мою священную книгу Шримад Бхагавад Гиту. Я почитаю ее, и через пять минут вы сможете начать. Когда я поглощен Гитой, вы можете резать любую часть моего тела — я не буду чувствовать боли и даже не буду об этом знать».

И царь настоял на своем... в любом случае без операции он бы умер, так что в попытке прооперировать его не было никакого вреда. Врачи думали, что, возможно, он прав — ведь он был знаменит своими духовными практиками. Итак, сделали, как он велел. Он почитал Гиту пять минут и закрыл глаза, книга выпала у него из рук, и операция была проведена. Она заняла полтора часа и была действительно очень серьезной: еще пару часов, и аппендикс мог бы разорваться и убить царя. Аппендикс удалили, а царь оставался в полном сознании и был совершенно спокоен — даже глазом не моргнул. Он был где-то в другом месте.

Всю жизнь он занимался этой практикой: всего пять минут чтения, и он погружался в особое состояние. Он знал Гиту наизусть и мог воспроизводить ее вслух без книги. Как только он входил в Гиту, он действительно  оказывался в ней; там оказывался его ум — он полностью покидал тело.

Это была редкая операция, и она прославилась на весь мир. Но снова была совершена та же ошибка. Все газеты написали о том, что царь Варанаси — человек глубокой медитации. Он был человеком глубокой концентрации, но не медитации.

Он тоже заблуждался; он тоже думал, что достиг состояния медитации. Но это не было медитацией. Просто ум настолько сфокусирован, что все остальное выпадает из его фокуса и не осознается. Это не состояние осознанности, это состояние суженного сознания — настолько суженного, что оно становится точечным, и оставшаяся часть существования из него выпадет.

Поэтому прежде, чем я отвечу на вопрос «Что такое медитация?», вы должны понять, что ею не является.

Во-первых, это не концентрация. Во-вторых, это не созерцание.

Концентрация точечна, созерцание имеет более широкое поле. Вы созерцаете красоту... Существуют тысячи красивых вещей, вы можете постоянно перемещаться с одной красивой вещи на другую. У вас богатый опыт переживания красоты, вы можете переходить от одного случая переживания красоты к другому. Но все же вы остаетесь привязанными к этому предмету. Созерцание — это более широкая концентрация, не точечная, но ограниченная предметом. Вы будете двигаться, ваш ум будет двигаться, но он все равно останется в пределах предмета.

Философия использует созерцание в качестве своего метода, наука использует концентрацию в качестве своего. В созерцании вы также забываете обо всем, кроме предмета. Чем больше предмет, тем больше у вас пространства для движения, а в концентрации пространства для движения вообще нет. Вы можете все больше и больше углубляться, сужаться, становиться все более и более нацеленными, но пространства для передвижения у вас нет. Поэтому ученые — и вам это покажется удивительным — очень ограниченные люди.

Многие думают, что ученые — это люди неограниченного ума. Это не так. Что касается предмета их исследования, они совершенно непредвзяты: они готовы с абсолютной беспристрастностью выслушать все, что идет вразрез с их теорией. Но в остальном у них еще больше предрассудков и нетерпимости, чем у обыкновенных простых людей, — по той простой причине, что они никогда не интересовались ничем, кроме предмета своего исследования: они просто приняли все, во что верит общество.

Многие религиозные люди хвалятся этим: «Смотрите, он такой великий ученый, Нобелевский лауреат, — и все такое, — и все же он каждый день ходит в церковь». Они совершенно забывают, что в церковь приходит вовсе не Нобелевский лауреат. Не ученый приходит в церковь, в церковь приходит человек без своей учености. И этот человек, за исключением его ученой части, гораздо доверчивее других — другие люди открыты, доступны, думают о разных вещах, сравнивают: какая религия лучше? Иногда они читают и о других религиях, у них есть здравый смысл, которого нет у ученых.

Чтобы стать ученым, необходимо пожертвовать несколькими вещами — например, здравым смыслом. Здравый смысл — обычное качество заурядных людей. Ученый — незаурядный человек, он не обладает обычным здравым смыслом. Со здравым смыслом нельзя открыть теорию относительности или закон земного притяжения. Со здравым смыслом можно делать все остальное.

Например, Альберт Эйнштейн был, пожалуй, единственным человеком во всей истории, который имел дело с такими большими цифрами, что всего одна цифра могла занять всю страницу — за ней следовали сотни нолей. Но он так увлекся большими цифрами, что незаурядно, — он думал только о звездах, световых годах, о миллионах, биллионах, триллионах звезд и считал только их, — что совершенно забыл о повседневных мелочах.

Однажды он вошел в автобус и заплатил кондуктору за проезд. Кондуктор дал ему сдачу. Эйнштейн подсчитал сдачу и сказал: «Верните мои деньги. Вы меня обсчитали».

Кондуктор взял сдачу, снова ее пересчитал и сказал: «Мистер, кажется, у вас плохо с арифметикой. Вы не умеете считать».

Эйнштейн вспоминал: «Когда он сказал: „Мистер, кажется, у вас плохо с арифметикой“, — я просто молча взял сдачу обратно. Я сказал себе: „Лучше уж промолчать. Если еще кто-нибудь услышит, что у меня плохо с арифметикой, да еще от кондуктора автобуса...“ Чем я занимался всю свою жизнь? Одними цифрами — больше ни о чем не думал. Одни цифры — ни женщин, ни мужчин. Я думаю цифрами, мне даже сняться сны в цифрах, а этот идиот мне говорит: „Вы не умеете считать“».

Когда он вернулся домой, он сказал жене: «Пересчитай эту сдачу. Сколько здесь?» Она посчитала и сказала: «Все верно».

Он воскликнул: «Боже мой! Значит, кондуктор был прав! Наверно, у меня действительно плохо с арифметикой. Наверно, я могу иметь дело только с громадными цифрами и сложными вычислениями. Простая арифметика совсем выпала у меня из головы».

Ученый просто обязан потерять здравый смысл. Точно так же и философ. Созерцание шире, но все же оно привязано к определенному предмету. Например, однажды ночью Сократ о чем-то думал, — никто не знает, о чем, — стоя у дерева, и он был так поглощен своим созерцанием, что совершенно не заметил, как пошел снег. Утром его нашли почти насквозь промерзшим. Он стоял по колено в снегу с закрытыми глазами. Он был на волосок от смерти, даже кровь его чуть не застыла.

Его принесли домой, растерли, напоили спиртным, и он кое-как пришел в себя. Его спросили: «Что ты делал там, стоя под открытым небом?»

Он ответил: «Понятия не имею, стоял ли я или сидел, и где я вообще был. Предмет размышления был настолько увлекательным, что я погрузился в него полностью. Я не заметил, что начал идти снег и что прошла целая ночь. Я бы умер, но не пришел бы в себя, потому что предмет был таким интересным. Я еще не закончил, это была целая теория, а вы меня разбудили на середине. Теперь я не знаю, смогу ли я снова уловить эту незаконченную мысль».

Это точно так же, как когда вам снится сон, и вас будят. Как вы думаете, удастся ли вам снова уловить этот сон, если вы закроете глаза и попытаетесь заснуть? В тот же самый сон очень трудно вернуться.

Созерцание подобно логическому сновидению. Это очень редкое явление. Но философия полагается именно на него. Философия может применять концентрацию для особых целей — чтобы способствовать созерцанию. Если какие-то фрагменты в нем требуют более сконцентрированного усилия, тогда можно использовать концентрацию — нет проблем. Философия — это в основном созерцание, но иногда она может использовать концентрацию как инструмент.

Но религия не может использовать концентрацию; религия также не может использовать и созерцание, потому что ее не интересуют объекты. Находится ли объект во внешнем мире или в вашем уме — мысль, теория, философия — не важно: это — объект.

Религию интересует тот, кто концентрируется, тот, кто созерцает.

Кто это?

Вы не можете на нем сконцентрироваться.

Кто на нем сконцентрируется? Вы — это он.

Вы не можете созерцать его, потому что кто будет созерцать? Вы не можете разделить себя на две части, чтобы поставить одну часть перед своим умом, а вторую заставить созерцать первую. Сознание нельзя разделить на две части. И даже если бы такая возможность и была — ее нет, но просто ради аргументации я говорю, что если бы и была возможность разделить сознание на две части, — тогда та, что созерцает другую, это вы. А другая — не вы.

Другой никогда не может быть вами.

Другими словами: объект — это не вы.

Вы — неделимый субъект.

Вас совершенно невозможно превратить в объект.

Это как зеркало. Зеркало может вас отражать, зеркало может отражать все что угодно, но можете ли вы заставить зеркало отражать самого себя? Вы не можете поставить зеркало перед самим собой — как только вы поставите его перед самим собой, его там больше не будет. Зеркало не может отражать себя самого. Сознание в точности как зеркало. Вы можете использовать его как концентрацию на каком-либо объекте. Вы можете использовать его как созерцание какого-либо предмета.

Английское слово «медитация» — это тоже неправильное слово, но поскольку другого слова у нас нет, нам придется им пользоваться до тех пор, пока слово «дхьяна» не будет принято в английском языке так же, как оно принято в китайском и японском. В этих странах была аналогичная ситуация. Когда две тысячи лет тому назад буддийские монахи пришли в Китай, они изо всех сил пытались найти слово, которое бы передавало смысл их слова «джхана».

Гаутама Будда никогда не говорил на санскрите, он говорил на языке простых людей, на языке пали. Санскрит был языком духовенства, брахманов, а одной из основных целей революции Будды было свержение духовенства — в нем не было никакого толку.

Человек может связаться с существованием напрямую.

Ему не нужен посредник.

Более того, через посредника это сделать нельзя.

Это очень легко понять: вы не можете любить свою девушку, своего парня через посредника. Вы не можете кому-то сказать: «Я дам тебе десять долларов, теперь пойди и полюби от моего имени мою жену». Слуга не может это сделать, никто не может это сделать за вас — только вы сами. Слуга не может от вашего имени заниматься любовью, иначе богачи не утруждали бы себя этим непристойным занятием. У них достаточно слуг, достаточно денег, они могли бы просто поручать это своим слугам. Они могли бы найти самых лучших слуг — зачем себя этим утруждать? Но есть некоторые вещи, которые вам приходится делать самим. Слуга не может вместо вас есть, слуга не может вместо вас спать.

Как же священник, который всего-навсего слуга, будет выступать посредником между вами и существованием, или природой, или истиной, или богом? В недавнем послании римского папы миру это было признанно грехом: попробовать установить прямой контакт с богом — грешно!

Вы должны связываться с богом через должным образом посвященного католического священника, все должно проходить через надлежащие каналы. Существует определенная бюрократия, иерархия, нельзя же так просто обойти епископа, священника, папу. Если вы так просто их обойдете и окажетесь прямо в Доме Божьем — это непозволительно, это грех.

Меня очень удивило, что этому поляку Папе Римскому хватило смелости назвать это грехом, сказать, что у человека нет права по рождению на контакт с существованием или с истиной, что и для этого ему необходимо надлежащее посредничество! А кто это надлежащее посредничество выбирает? Существует триста религий, и у каждой своя бюрократия, свои надлежащие каналы, и все они говорят, что все остальные двести девяносто девять религий фальшивы!

Но священники могут существовать только в том случае, если они сами сделают свое существование необходимым. Они совершенно не нужны, но они должны навязать вам себя как нечто неизбежное.

В данный момент Папа Римский снова в турне. Вчера я видел его фотографию, сделанную в какой-то католической стране. Он целовал землю. Средства массовой информации спросили его: «Что вы думаете о приеме?» Он ответил: «Прием был теплый, но не горячий».

Прием не оправдал его ожидания; он не доволен теплым приемом, он, должно быть, ожидал, что прием будет горячим. А когда он говорит «теплый», можно быть совершенно уверенными, что прием наверняка был довольно прохладным, — он изо всех сил пытается его преувеличить. Иначе теплый прием — это горячий. Чего же еще желать? Горячих хот-догов? Тогда он будет горячим? И теплого приема достаточно. Но я знаю, в чем проблема: он наверняка был прохладным или даже холодным.

В этом году этот человек собирается созвать синод, — то есть католический сенат, — на котором соберутся епископы и кардиналы всего католического мира, чтобы решить некоторые насущные вопросы. Можете быть уверены, что такими насущными вопросами являются следующие: контроль рождаемости, который является грехом, аборт — еще один грех, и новый грех, который никогда раньше не упоминался, — попытка войти в прямой контакт с богом.

Теперь выдвинутый им тезис он собирается предложить на рассмотрение синода, чтобы получить его согласие, тогда этот тезис станет приложением к Библии, почти таким же священным, как и она сама. Если он будет единодушно принят синодом, тогда он обретет такой же статус. И он будет принят, потому что ни один священник, ни один кардинал не скажет, что этот тезис неправильный. Они будут безмерно счастливы, что у Папы такой изобретательный ум, — даже Иисус до этого не додумался!

Когда мне сообщили, что любая попытка напрямую связаться с богом — грех, я подумал: а что же тогда делал Моисей? Ведь это было прямой связью с богом: там не было посредника, там вообще никого не было. Ни одного очевидца тому, как Моисей встретился с богом в горящих кустах. Но согласно словам Папы Римского, он совершил великий грех.

Кто был посредником Иисуса? Ведь какое-то посредничество было необходимо. Вознося свою молитву, он тоже пытался напрямую связаться с богом. И он никому не платил, чтобы за него помолились, он молился сам. А ведь он не был ни епископом, ни священником, ни кардиналом, точно так же, как и Моисей.

По словам Папы Римского, все они грешники. И синод это подпишет — я знаю заранее, — потому что во всем мире духовенство находится в шатком положении.

А правда в том, что право постигать существование, жизнь, весь этот мир принадлежит вам с рождения.

Созерцание теоретично, вы можете продолжать теоретизировать... это тоже лишит вас здравого смысла. Например, Иммануил Кант был одним из величайших философов, которые когда-либо существовали. Всю свою жизнь он провел в одном городе по той простой причине, что любая перемена нарушила бы его созерцание — новый дом, новые люди... Все должно было оставаться неизменным, чтобы он мог свободно ему предаваться.

Он так и не женился. Одна женщина даже сделала ему предложение, но он сказал: «Мне надо подумать». Вероятно, это был единственный в своем роде случай — обычно предложение делает мужчина. Должно быть, она долго ждала и, когда поняла, что этот мужчина не собирается делать предложение, сделала его сама. И что он сказал? «Мне надо подумать». Он три года размышлял над всеми доводами в пользу брака, над всеми доводами против, и беда была в том, что все они были равносильными, уравновешивающими и нейтрализующими друг друга.

Итак, спустя три года он пошел и постучал в дверь дома этой женщины, намереваясь сказать ей следующее: «Мне трудно прийти к заключению, так как доводы за и против одинаково обоснованы и весомы, и я не могу ничего сделать, прежде чем не обнаружу, что один вариант более логичный, научный и философский, чем другой. Так что, прости меня, пожалуйста, и выходи замуж за кого-нибудь другого».

Дверь открыл отец этой женщины. Кант спросил, может ли он видеть его дочь. Отец ответил: «Вы пришли слишком поздно: она уже вышла замуж, у нее даже есть ребенок. Вы еще тот философ: пришли дать ей ответ через три года!»

Кант сказал: «Так или иначе, ответ не был „да“, но вы можете передать своей дочери, что я так и не смог решить. Я очень старался найти решение, но нужно быть честным: я мог бы обмануть себя, выдвигая только положительные доводы и опуская отрицательные. Но я не могу себя обманывать».

Еще этот человек ходил преподавать в университет каждый день в одно и то же время. Люди сверяли по нему свои часы: время можно было определить с точностью до секунды — он двигался, словно стрелки часов. Его слуга объявлял не «Господин, ваш завтрак готов», а «Господин, семь тридцать», «Господин, двенадцать тридцать». Не нужно было говорить, что пора обедать — двенадцать тридцать... нужно было только сказать время.

Все было расписано по минутам. Он был так поглощен своим философствованием, что стал подневольным — он стал практически слугой своего собственного слуги, так как слуга мог в любой момент пригрозить ему, сказав: «Я ухожу». А слуга знал, что Кант не может остаться без него. Однажды это уже случилось… Слуга угрожал, и Кант сказал ему: «Да можешь уходить. Ты слишком высокого о себе мнения. Ты думаешь, что я без тебя жить не смогу, что я не смогу найти себе другого слугу?»

Слуга ответил: «Попробуйте».

Но с другим слугой ничего не вышло, потому что ему и в голову не могло прийти, что нужно объявлять время. Он говорил: «Господин, обед готов», — и этого было достаточно, чтобы причинить Канту беспокойство. Канта нужно было будить рано утром, в пять утра, и слуге были даны такие указания: «Даже если я буду тебя бить и кричать: „Убирайся вон, дай мне выспаться!“ — ты не должен уходить. Даже если тебе придется меня побить, бей, но вытащи меня из постели. Пять значит пять, если я встану позже, отвечать за это будешь ты. Ты совершенно свободен делать все, что тебе заблагорассудится. И я не могу тебе возразить, потому что иногда слишком холодно, и мне хочется спать... но это минутная слабость — тебя это не должно беспокоить. Ты должен следить за временем и выполнять все мои приказы, и когда я сплю, тебя не должно волновать, что я тебе говорю. Я могу сказать: „Уходи! — я встаю“. Но ты не должен уходить, ты должен вытащить меня из постели ровно в пять утра».

Между Кантом и его старым слугой не раз происходила драка: слуга его бил и заставлял вставать с постели. Новый слуга не мог этого делать: бить своего господина; сам приказ казался абсурдным. «Хотите спать — спите; хотите вставать — вставайте. Я могу разбудить вас в пять, но мне кажется очень странным, что нам нужно устраивать драку». Поэтому другие слуги не могли прижиться. Канту приходилось идти к своему прежнему слуге и просить его вернуться: «Возвращайся! И не вздумай умереть раньше меня, иначе мне придется покончить жизнь самоубийством». И каждый раз, когда такое происходило, слуга просил повышения своего жалования. Так они и жили.

Однажды, когда Кант шел в университет, лил дождь, и одна из его туфлей увязла в грязи. Он оставил ее там, потому что, если бы он попробовал ее вытащить, он опоздал бы на несколько минут, а это было недопустимо. В аудиторию он вошел в одной туфле. Студенты удивленно посмотрели на него и спросили: «Что случилось?» Он ответил: «Просто одна туфля увязла в грязи, но мне нельзя опаздывать: так много людей сверяют по мне часы. Моя туфля не так важна. Когда я буду возвращаться домой, я ее заберу — кому понадобится красть одну туфлю?»

Вот так эти люди и лишились здравого смысла — они живут в другом мире. В своем теоретическом мире Кант предельно логичен; его логика безупречна. Но в жизни... он просто сумасшедший. Кто-то купил по соседству дом, и Кант заболел, тяжело заболел. Врачи не могли понять, в чем дело, потому что казалось, что никакой болезни нет, но Кант был почти на грани смерти — безо всякой на то причины.

Один из его приятелей пришел и сказал: «Все ясно. Насколько я понимаю, в соседнем доме появились жильцы, и они посадили деревья так, что, когда те выросли, то закрыли окно Канта. А это было неотъемлемой частью его неизменного распорядка дня: он вставал у окна в час заката и смотрел на заходящее солнце. Теперь деревья выросли и закрыли окно. Вот единственная причина его болезни: нарушен его распорядок — нарушена вся его жизнь».

Кант встал и сказал: «Я тоже думал, что что-то не так, почему я заболел? — врачи говорят, что никакой болезни нет, однако я на грани смерти. Ты прав, это все из-за этих деревьев: с тех пор как они выросли, я не видел заката. Мне чего-то не хватало, но я никак не мог понять, чего именно». Соседей попросили срубить деревья, и они согласились. Если из-за деревьев может умереть такой великий философ... Они срубили деревья, и на следующий день Кант выздоровел.

Его распорядок был нарушен. Если он был безупречен, тогда Кант абсолютно свободно мог предаваться своему созерцанию. Он хотел, чтобы его жизнь была почти полностью роботизирована, чтобы его ум был совершенно свободен от обычных повседневных дел.

Но религия — это не созерцание.

Это не концентрация.

Это — медитация.

Однако медитацию нужно понимать в значении «дхьяна», потому что английское слово «медитация» опять-таки выражает несколько иное понятие. Вначале попробуйте понять, что оно означает в английском языке, потому что каждый раз, когда вы будете говорить «медитация», вас могут спросить: «На что? На что вы медитируете?» Должен же быть объект, само слово подразумевает некий объект: я медитирую на красоту, на бога, на истину. Но нельзя просто сказать: «Я медитирую», — в английском языке это предложение будет считаться незаконченным. Необходимо сказать на что  — на что вы медитируете? И в этом проблема.

Дхьяна  значит «я пребываю в медитации» — даже не медитирую. Если точнее, то «я есть медитация» — вот значение слова «дхьяна». Поэтому, когда в Китае не смогли найти подходящее слово, позаимствовали буддийское слово «джхана». Будда говорил «джхана» — так на языке пали звучит «дхьяна».

Будда говорил на языке простых людей, это было частью его революции, потому что, как он говорил, «религия должна пользоваться обычным, простым языком, чтобы духовенство можно было упразднить за ненадобностью. Люди понимают свои священные писания, люди понимают свои сутры, люди понимают все, что они делают. И в священнике нет никакой необходимости».

Священник нужен, потому что он использует другой язык, который не могут использовать люди, и он продолжает навязывать идею, что санскрит — это божественный язык, и что читать на нем позволено не каждому. Это специальный язык, как язык врачей. Вы когда-нибудь над этим задумывались? — почему врачи всегда прописывают лекарства на латинском или греческом языках? Что это за глупость? Они не знают ни греческого, ни латыни, но их лекарства и названия этих лекарств всегда на греческом или на латыни. Это такой же фокус, что использует духовенство.

Если они будут писать на языке простых людей, они не смогут брать с вас столько денег, сколько они берут сейчас, потому что вы скажете: «Вы берете с меня двадцать долларов за этот рецепт?» И аптекари тоже не смогут брать за свои услуги много денег, потому что они знают, что это можно купить на базаре всего за один доллар, а они просят пятьдесят. Но на латинском или греческом вы не знаете, что это такое. Если они напишут «лук», тогда вы скажете: «Вы что, шутите?» Но если это написано на латинском или греческом, вы не знаете, что это означает, только врач или аптекарь в курсе.

И манера их письма тоже играет важную роль. Нужно написать так, чтобы вы не смогли прочитать. Если вы сможете прочесть, вы сможете посмотреть в словаре и выяснить, что означает написанное ими слово. Нужно, чтобы было написано совершенно неразборчиво, чтобы вы ничего не смогли понять. На самом деле, зачастую аптекарь и сам не знает, что написано в рецепте, но никто не хочет показывать свое невежество, поэтому он вам хоть что-нибудь да выдаст.

Однажды произошла такая история. Один человек получил письмо от своего семейного врача, это было приглашение на свадьбу его дочери. Но врач по привычке написал в своей обычной манере, и этот человек не смог его прочитать. Он подумал, что лучше всего будет поступить так: «Я пойду к аптекарю, потому что это может быть что-то важное, если же я пойду прямо к врачу, он подумает, что я вообще неграмотный. Так что лучше уж будет пойти к аптекарю».

Он пошел к аптекарю и дал ему письмо, чтобы тот его прочел. Аптекарь исчез с письмом и через десять минут вернулся с двумя бутылями. Человек сказал: «Что вы делаете? Это был не рецепт, а письмо».

«Боже мой! — воскликнул аптекарь. — Это было письмо?» Но он подумал, что жених и невеста — это две бутыли. Поэтому он приготовил какую-то микстуру и принес ее в двух бутылях.

Будда протестовал против санскрита и использовал пали. На языке пали дхьяна  — это джхана . Джхана  дошла до Китая и превратилась в чан . У них не было другого слова, поэтому они взяли это, но в каждом языке свое произношение — оно стало чан . Когда оно дошло до Японии, то превратилось в дзэн , но это дхьяна  — все то же слово. И мы используем слово «медитация» в значении «дхьяна», так что это не медитация на что-то.

В английском языке медитация — это нечто среднее между концентрацией и созерцанием. Концентрация точечна, у созерцания широкая сфера, а медитация — это часть этой сферы. Когда вы созерцаете определенный предмет, и есть несколько вещей, требующих большего внимания, тогда вы медитируете. Вот что в английском языке означает медитация: концентрация и созерцание — это два полюса, медитация находится точно посередине. Но мы не используем это слово в его английском смысле, мы придаем ему совершенно новое значение. Я расскажу вам одну историю, которая мне всегда очень нравилась, она пояснит, что такое медитация.

Трое приятелей отправились на утреннюю прогулку. Они увидели буддийского монаха, стоящего на холме, и от нечего делать стали обсуждать, чем он занимается. Один сказал:

— Насколько я отсюда вижу, он кого-то ждет. Может быть, его друг отстал, и он его дожидается.

Второй возразил:

— Глядя на него, я не могу с тобой согласиться, потому что, когда кто-нибудь ждет отставшего друга, время от времени он оглядывается, чтобы посмотреть, пришел тот или нет, и сколько нужно еще ждать. А этот человек не оглядывается — он просто стоит. Не думаю, что он кого-то ожидает. Мне кажется, что у этих буддийских монахов есть коровы.

В Японии монахи держат корову ради молока для утреннего чая, иначе рано утром придется ходить и просить как подаяние чашку чая. А дзэнские монахи пьют чай по крайней мере пять-шесть раз в день: это почти что духовная практика, потому что чай придает бодрости, повышает бдительность, осознанность; поэтому в монастыре и держат корову.

Он сказал:

— Мне кажется, что его корова потерялась, наверно, ушла куда-нибудь пощипать травку, а он просто ее ищет.

Третий приятель сказал:

— Я не согласен, потому что, когда кто-нибудь ищет корову, он не стоит как истукан. Он ходит туда-сюда и смотрит вокруг. А этот даже голову не повернет. Да что голову — у него даже глаза полуприкрыты.

Они подошли к монаху уже настолько близко, что могли видеть его довольно отчетливо. Тогда третий человек сказал:

— Похоже, вы не правы. Я думаю, что он медитирует. Но как мы решим, кто из нас прав?

— Нет проблем. Мы уже близко к нему подошли. Подойдем к нему и спросим.

Первый человек спросил монаха:

— Вы ожидаете отставшего друга?

Буддийский монах открыл глаза и произнес:

— Ожидаю? Я никогда ничего не ожидаю. Ожидание чего бы то ни было противоречит моей вере.

— Бог с ним, с этим ожиданием! Просто скажите мне — вы кого-нибудь ждете?

— Моя религия учит, что нельзя быть уверенным даже в следующей секунде. Как я могу ждать? Где время на то, чтобы ждать? Я не жду.

— Ладно, не ожидаете, не ждете — я не знаю вашего языка. Просто скажите мне, от вас отстал друг?

— Опять вы за свое. В этом мире у меня нет ни друзей, ни врагов — потому что все они неразделимы. Нельзя отделить одних от других. Разве вы не видите, что я буддийский монах? У меня нет друзей, у меня нет врагов. Так что, пожалуйста, не беспокойте меня и идите своей дорогой.

Второй приятель подумал: «Теперь есть надежда, что я прав». Он сказал:

— Именно это я ему и говорил: «Ты несешь чушь! Он не ожидает и не ждет — он буддийский монах, у него нет ни друзей ни врагов». Вы правы. Мне кажется, что ваша корова потерялась.

Монах ответил:

— Вы еще глупее, чем первый. Моя корова? Буддийский монах ничем не владеет. А зачем мне искать чужую корову? У меня нет никакой коровы.

Второй приятель очень смутился и не знал, что и сказать.

Третий подумал: «Теперь остается только то, что я сказал». Он произнес:

— Я вижу, что вы медитируете.

Монах ответил:

— Чепуха! Медитация — это не действие. Нельзя медитировать, медитацией можно только быть. Скажу вам честно, ребята, чтобы не морочить вам голову — я просто ничего не делаю. Стою и ничего не делаю — есть возражения?

Они ответили:

— Нет, возражений нет, просто в этом нет никакого смысла — стоять и ничего не делать.

— Но в этом как раз и состоит медитация: сидеть и ничего не делать — ни телом, ни умом.

Как только вы начинаете что-нибудь делать, вы тут же впадаете либо в созерцание, либо в концентрацию, либо в действие, но при этом вы удаляетесь от центра. Когда вы совсем ничего не делаете — ни физически, ни ментально, ни на каком другом уровне, — когда вся деятельность прекращается, и вы просто есть, — это и есть медитация. Вы не можете ею заниматься, не можете ее практиковать, ее необходимо просто понять.

Как только у вас появляется время просто быть, отбрасывайте все делание. Мышление — это тоже делание, концентрация — это тоже делание, созерцание — это тоже делание. Даже если всего одну минуту вы ничего не делаете и просто находитесь в своем центре в полном расслаблении — это медитация. И как только вы научитесь этому, вы сможете оставаться в этом состоянии, сколько захотите; в конце концов, вы сможете пребывать в нем круглосуточно.

Как только вы узнаете, каким образом ваша сущность может оставаться безмятежной, тогда постепенно вы сможете совершать какие-то действия, осознавая при этом, что ваша сущность остается невозмутимой. Это вторая часть медитации. Сначала научиться просто быть, а затем научиться совершать небольшие действия: мыть пол, принимать душ, но оставаясь при этом центрированным. Затем можно начать совершать сложные действия.

Например, я разговариваю с вами, но моя медитация не нарушается. Я могу говорить, говорить и говорить, но в центре меня нет ни малейшего движения, там безмолвие, абсолютная тишина.

Таким образом, медитация не против действия.

Она не означает, что вы должны убегать от жизни.

Она просто учит вас новому образу жизни.

Вы становитесь центром циклона.

Ваша жизнь продолжается, она становится гораздо интенсивнее — в ней появляется больше радости, больше ясности, больше проницательности, больше творчества — тем не менее, вы сохраняете отрешенность, вы просто наблюдатель на вершине холма, видящий все, что происходит вокруг.

Вы не делатель, вы — наблюдатель.

В этом и состоит весь секрет медитации — вы становитесь наблюдателем. Делание продолжается на своем собственном уровне — это не проблема. Рубка дров, черпание воды из колодца... Вы можете делать все свои маленькие и большие дела; не разрешается только одно: вы не должны терять своей центрированности.

Осознанность, бдительность должны оставаться абсолютно ясными, не затуманенными.

Медитация — очень простое явление.

Концентрация — это очень сложно, это утомительно, потому что вы все время должны себя принуждать. Созерцание проще, потому что у вас есть чуть больше пространства для движения. Вы не протискиваетесь сквозь узкое отверстие, которое становится все у@  же и у@  же.

Концентрация обладает тоннельным видением. Вы когда-нибудь смотрели сквозь тоннель? С той стороны, с которой вы смотрите, он большой. Но если тоннель две мили длиной, его противоположная сторона — всего-навсего маленькое кругленькое пятнышко света; чем длиннее тоннель, тем меньше его противоположная сторона. Чем крупнее ученый, тем длиннее тоннель. Он должен сосредотачиваться, а сосредоточение всегда требует большого напряжения.

Концентрация — это не естественное состояние ума.

Ум — бродяга. Ему нравится передвигаться с одной вещи на другую.

Его всегда возбуждает все новое.

В концентрации ум почти как в тюрьме.

Во время второй мировой войны — я не знаю, почему — места, где держали заключенных, стали называть «концентрационными лагерями». В это название они вкладывали свой собственный смысл: они привозили самых разных заключенных и концентрировали их в одном месте. Но концентрация, на самом деле, это стягивание всей энергии тела и ума и направление ее в сужающееся отверстие. Это утомительно. При созерцании есть больше пространства для движения и игры, но все равно это пространство ограниченно, а не безгранично.

Медитация, согласно моему видению и моей религии, имеет в своем распоряжении все пространство, все существование. Вы — наблюдатель, вы можете видеть всю сцену. Не надо прилагать усилия, чтобы на чем-либо сконцентрироваться, не надо прилагать усилия, чтобы что-либо созерцать. Вы ничего этого не делаете, вы просто наблюдаете, просто осознаете. Это навык. Это не наука, не искусство, не ремесло, а навык.

Итак, вам нужно просто постоянно играть с этой идеей. Сидя в ванной, поиграйте с этой идеей, представьте, что вы ничего не делаете. И однажды вы будете удивлены: это случится в процессе игры — потому что это часть вашей природы. Нужно только поймать правильный момент... Никогда не знаешь, когда наступит правильный момент, когда представится удобный случай, так что просто продолжайте играть.

Как-то раз Генри Форд заявил: «Своим успехом я обязан лишь тому, что в правильное время ухватился за правильную возможность. Люди думают о возможности либо в будущем — за нее нельзя ухватиться — либо в прошлом. Когда она уходит, и остается лишь пыль на дороге, тогда люди осознают, что возможность ушла».

И кто-то спросил: «Но если вы не думаете о возможности в будущем, и если вы не думаете об упущенной возможности, как можно за нее ухватится, когда она представляется? Ведь нужно быть готовым». Он ответил: «Не готовым. Просто нужно постоянно прыгать. Никогда не знаешь, когда она появится. Когда она появляется — просто хватай ее!»

В словах Генри Форда кроется потрясающий смысл. Он сказал: «Нужно постоянно прыгать. Не ждать, не беспокоиться, появится возможность или нет, — просто постоянно прыгать. Никогда не знаешь, когда она появится. Когда она появляется, набрасывайся на нее и хватай. Бессмысленно все время смотреть в будущее: „Когда появится эта возможность?..“ Будущее непредсказуемо. Если ждать, думая: „Когда она появится, я за нее ухвачусь“, то к тому времени, когда ты осознаешь, что она появилась, ее уже не будет. Время бежит так быстро, остается лишь пыль. „Лучше забыть о возможностях и просто научиться прыгать, и тогда, когда бы они ни появились...“»

Вот что я хочу вам сказать: просто постоянно играйте с этой идей. Я использую слово «играть», потому что я не серьезный человек, и моя религия не серьезная. Просто постоянно играйте — у вас ведь достаточно для этого времени.

В любое время — лежа в постели, если не спится, поиграйте с этой идеей. Зачем беспокоиться о сне? — он придет сам собой. Ничего нельзя сделать, чтобы его вызвать; его нет — так зачем беспокоиться? Забудьте о том, чего у вас нет. У вас есть этот момент, почему бы им не воспользоваться? Лежа в постели в холодную ночь, нежась под теплым одеялом, просто поиграйте с этой идеей. Не надо садиться в позу лотоса. В моей медитации вам не надо себя мучить.

Если вам нравится поза лотоса — хорошо, можете сидеть в ней. Но в Индию приезжают люди с Запада, и у них уходит шесть месяцев на то, чтобы научиться сидеть в позе лотоса, при этом они так мучают себя. Они думают, что когда они научились позе лотоса, они чего-то достигли. Вся Индия сидит в позе лотоса — и никто ничего не достиг. Просто для них естественно сидеть в такой позе. В холодной стране, чтобы сесть, нужен стул, потому что нельзя сидеть на земле. В жаркой стране кому нужен стул? Ведь можно сидеть где угодно.

Не нужно ни специальной позы, ни специального времени. Есть люди, которые думают, что есть специальное время. Но не для медитации, для нее подходит любое время — только нужно быть расслабленным и игривым. А если медитация не происходит, не надо огорчаться, ничего страшного... Потому что я не говорю вам, что она произойдет сегодня или завтра, или через три месяца, или через полгода. Я не внушаю вам никакой надежды, потому что это создаст в вашем уме напряжение. Она может произойти когда угодно, а может и вовсе не произойти — все зависит от того, насколько вы игривы.

Просто начните играть — почему бы не поиграть в ванной, когда вы ничего не делаете? Стоя под душем, вы ничего не делаете: душ сам делает свою работу. Вы просто стоите, в течение этих нескольких минут попробуйте поиграть. Когда вы идете по дороге, ходьба может выполняться телом, вы не нужны: ноги идут сами. В любой момент, когда вы можете почувствовать себя расслабленными, ненапряженными, играйте с идеей медитации так, как я вам объяснил. Просто будьте безмолвны и центрированы в себе, и в один прекрасный день... а дней всего семь — так что не волнуйтесь!

Итак, в понедельник, во вторник, в среду, в четверг, в пятницу, в субботу или, по крайней мере, в воскресенье — в один из этих дней это случится. Просто наслаждайтесь идеей и играйте с ней как можно чаще. Если ничего не произойдет, — я вам ничего не обещаю, — очень хорошо: вы получили удовольствие. Вы поиграли с идеей, вы дали ей шанс.

Продолжайте давать ей шанс. Генри Форд сказал: «Постоянно прыгайте, и когда шанс появится, набрасывайтесь на него». Я говорю прямо противоположное: постоянно давайте шанс медитации, и когда придет подходящий момент и вы будете действительно расслабленны и открыты, она на вас набросится.

А как только медитация набросится на вас, она уже больше никогда вас не покинет.

Ни в коем случае.

Так что подумайте как следует, прежде чем начнете играть!

Как на самом деле работает медитация? Как можно достичь постоянного медитативного состояния? И как с медитацией связана практика кундалини? 

Медитация — это приключение, приключение в области неизвестного — величайшее приключение, которое может произойти с человеческим умом. Под приключением я имею в виду нечто, к чему нельзя подготовиться. Прежде всего, ничего не известно заранее. Пока не познаешь медитацию, невозможно знать, что это такое. Все сказанное в конечном итоге ничего не значит — истина остается невысказанной. Многое было сказано, многое было сказано ни о чем, но в том, что касается истины, не было вымолвлено ни единого слова.

Пока не познаешь медитацию, невозможно знать, что это такое. Но кое-что о ней все-таки можно сказать. Сказанное никогда не будет сутью и не может ею быть. Природа медитации такова, что это невозможно. Нельзя сказать: «Вот это — медитация». Все, что можно сказать, это то, что это не медитация, и это не медитация, и то не медитация. Все остальное — медитация. И об этом остальном ничего нельзя сказать.

На то есть множество причин. Медитация — это нечто большее, чем ум. Она не есть нечто, происходящее в уме. Медитация — это нечто, что происходит с умом, но не в уме, иначе ум был бы способен дать ей определение, он был бы способен знать ее и понимать. Медитация — это нечто, происходящее не в уме, а с умом. Она случается, как смерть случается с жизнью. Смерть никогда не случается в жизни, она случается с жизнью.

Медитация для ума — это то же самое, что смерть для жизни. Можно сказать, что медитация — это более глубокая смерть; не физическая, а психическая. Чем глубже смерть, тем больше вероятность возрождения. После физической смерти вы возрождаетесь физически. Что касается вашей сущности, с ней ничего не происходит, совершенно ничего. Вы остаетесь прежними, такими же, как и были.

Чем глубже смерть, тем глубже воскрешение. Если вы умираете психологически, если умирает ваш ум, тогда вы возрождаетесь. И это возрождение не просто физическое возрождение, потому что при физическом возрождении происходит замена тела: новое тело замещает старое. Но при ментальной, психической смерти ум не заменяется. Сознание остается без ума.

Итак, медитация — это сознание без ума, открытое небо без окружающих его стен. Мы можем разрушить стены этого дома, но не эту комнату, потому что «комната» означает не что иное, как ограниченное стенами пространство. Теперь комната будет неограниченным пространством. Комната будет здесь под открытым небом. Разумеется, она больше не будет восприниматься как комната, потому что теперь ее нельзя будет обозначить: она стала одним целым с небом. Но комната здесь, и в большей степени, чем была раньше, только нет стен. Так что, если определить комнату как «пространство», пустоту между стенами, тогда и без стен комната все еще остается комнатой. Она становится больше, она становится безграничной.

Итак, когда умирает ум, — когда я говорю «умирает ум», я имею в виду только стены ума, — пустота между стенами остается, она становится больше. Это сознание. Обратите внимание на различие. Я называю пустоту внутри сознанием, а стены вокруг — умом. Можно сказать и так: ум с маленькой буквы умирает, Ум с большой буквы продолжает жить. Теперь это уже не ваш ум, он не может быть вашим. Если стены снести, эта комната не будет умом. Сама комната останется, но она не будет умом, потому что ум может быть только ограничением, только стенами. Эта абсолютная пустота не может быть умом. Итак, ум с маленькой буквы умирает, а Ум с большой буквы появляется, вы исчезаете. Вас не заменяет какой-нибудь другой ум, вы вообще не заменяетесь.

Таким образом, медитация — это тонкая смерть, глубокая смерть вашего «я», вашего ума, вашего эго — всего, что определяет ваши границы. Но то, что внутри, остается. Это чистое сознание.

Итак, прежде всего, стены ума, умственные процессы — это не медитация, это преграды. Что такое стены ума? Как ум определил себя? Как он стал ограниченным? Где границы, где стены, отделившие ум от Ума?

Есть три вещи. Первая — память. Это большая часть ума. И это долгосрочная память: она простирается на все бесчисленные жизни, которые вы прожили. Ум накапливает все — не только то, что вы собираете сознательно. Когда вы спите, ум собирает. Даже когда вы в коме, без сознания, ум собирает. Ум собирает постоянно. Ничто не ускользает от него. Бессознательный ум — это Великая Китайская стена воспоминаний, очень-очень длинная стена.

Память — не только часть вашего мозга, на самом деле она часть каждой клеточки вашего существа, каждой клеточки вашего тела. Вот почему вас начинают создавать двадцать четыре хромосомы мужчины и двадцать четыре хромосомы женщины. У них есть встроенная память, встроенная программа. Когда-нибудь уже с первого дня вашего появления в материнской утробе мы будем знать, какой формы у вас будет нос. Новая яйцеклетка укажет, какие у вас будут глаза, сколько лет вы проживете, насколько вы будете эгоистичны и насколько умны.

Такая на вид простая клетка является такой же сложной, как и вы. Она — память всего рода. Она содержит в себе коллективный ум. И затем ваша душа, эго и ум проникают в нее. Таким образом, у вашего тела — своя память, а у вашего ума — своя. Вы — перекресток ума со множеством воспоминаний и тела со множеством воспоминаний всего рода, всего коллективного ума. Память тела сильнее памяти ума. Поэтому вы всегда становитесь ее жертвой. Что бы вы ни думали, в определенный момент тело побеждает. Ваш ум — ничто по сравнению с телом, потому что тело обладает родовым умом. Вот почему все религии попадают в ловушку, когда начинают бороться с телом. Его нельзя побороть. И если вы начнете с ним бороться, вы лишь впустую потратите свою жизнь.

Нельзя побороть тело, потому что на самом деле оно — род, и не только род, но и история всего сущего, которое продолжает в вас жить. Все, что существовало ранее, продолжает жить в вашем теле. Ваше собственное «я» содержит в себе все. Вот почему ребенок в материнской утробе должен пройти все стадии, которые проходил человек в процессе эволюции.

Девять месяцев в материнском лоне — это вся эволюция в сжатом виде. Человек зарождается как амеба, первая примитивная клетка. Он зарождается точно в такой же среде, как и амеба, — в морской воде. В материнском лоне такие же химические условия, как и в морской воде. Внутриутробная жидкость, в которой плавает клетка, состоит точно из таких же компонентов, что и морская вода.

В утробе эволюция начинается заново. Разумеется, это эволюция в миниатюре. Но все должно начаться вновь, потому что у клетки есть память, и иначе она не может функционировать. Она снова пройдет такой же процесс развития, но за короткий срок. Амебе понадобились миллионы лет, чтобы выйти из моря на сушу. Этой клетке, этой яйцеклетке понадобится неделя. Но за эти семь дней произойдет та же эволюция, с теми же стадиями, что происходила в течение миллиона лет, — только в сжатом виде. Эти девять месяцев — сжатая эволюция; и у клетки есть своя встроенная программа.

Так что в некотором роде ваше тело — это вся эволюция. На очень сжатом атомном уровне тело обладает своей памятью. Тот, кто желает или стремится пребывать в медитации, прежде всего, должен понять память своего тела, свою физиологическую память. Не боритесь с ней. Если вы начнете борьбу, вы сделаете неправильный шаг. Вы будете становиться все более и более беспокойными. Начните сотрудничать — другого выхода нет. Позвольте телу быть совершенно непринужденным. Не создавайте конфликта между вами и телом. По-настоящему бороться нужно не с телом, не с памятью тела, а с памятью эго — с вашей психикой, с вашим умом. А это другое, совершенно другое. Так что не боритесь с телом.

Когда мы боремся с телом, у нас нет времени бороться с умом. И если мы начинаем бороться с телом, эта борьба будет длиться вечно. Она приведет к самоубийству, к разрушению, она посеет семена своего собственного поражения. Поражение неизбежно: одна клетка борется со всем человечеством, со всем сущим — это безнадежно.

Так что не принимайте память тела за свою собственную. Например, голод — это память тела. Можно бороться с ним, но победить его будет очень трудно, очень тяжело, практически невозможно. Если вы победите, победа будет вашим полным поражением, потому что, если вы сможете одержать победу над голодом, вы покончите самоубийством. Через девяносто дней вы будете мертвы. Даже тело вам не подскажет, что его пора кормить. Так что хорошо, что вы не можете победить голод, в противном случае вы совершите самоубийство. Тогда между вами и памятью вашего тела не будет моста. Это единственный способ победить, но на самом деле вы не победите, а убьете себя.

Итак, есть методы, посредством которых можно разрушить мост между вами и вашим телом. Существует очень много методов хатха-йоги, при помощи которых можно разрушить этот мост. Тело, не умолкая, кричит: «Голод, голод, голод…» Но вы не слышите, мост разрушен. Тело продолжает взывать к вам, но вы не знаете об этом, вы перестаете его чувствовать. Никогда не практикуйте ничего, что делает ваше тело или вас нечувствительными, потому что медитация — это тотальная чувствительность.

Когда вы станете медитативными, ваше тело станет очень чувствительным — сейчас вы даже и представить себе не можете, какими чувствительными могут быть органы вашего тела. Мы никогда не слышим вполне отчетливо, никогда не видим вполне ясно — всегда лишь наполовину. Вы идете по саду, кажется, что вы смотрите — но вы только смотрите, вы не видите. Вы боролись с глазами — глаза стали нечувствительными. Вы боролись с телом — тело стало нечувствительным.

Вся культура против тела — вся культура, где бы то ни было: на Востоке или на Западе — без разницы. Культура, возникшая на этой планете, в каком-то смысле, поражена болезнью. Она против тела, а тело — это великая тайна. Если вы идете против тела, тогда в некотором отношении вы идете против вселенной: тело — вселенная в миниатюре. Ваша связь со вселенной, мост, соединяющий вас и вселенную, ваши инструменты восприятия вселенной — все это находится в теле. Ваше тело — связующее звено.

Поэтому не боритесь с телом. Всегда проводите четкое различие между памятью тела и памятью ума. Голод — это память тела, и вам это может быть известно. Но у ума есть и своя память. Она не относится к существованию, более того, для выживания она совершенно бесполезна. Память тела необходима для выживания, и это главное различие. Если вы отрицаете память тела, если вы боретесь с ней, то вы не выживете. Но психологическая память абсолютно бесполезна для выживания. Она — просто скопление мусора, нечто, что необходимо выбросить, если его накопилось слишком много. Вы лишь обременяете себя этой памятью. А память ума — очень долговременная.

Когда вы гневаетесь, есть два варианта: это либо гнев тела, либо память ума. Необходимо проводить четкое различие между ними. Если ваш гнев способствует выживанию, если без него нельзя выжить, тогда он — орудие тела. Но если ваш гнев не способствует выживанию, тогда он просто механическое повторение — привычка ума. Тогда это память ума. Вы так часто гневались, что это вошло у вас в привычку. Когда вас кто-нибудь просто толкает, он нажимает на кнопку, и вы снова впадаете в гнев. Осознавайте это.

Телесный гнев человека, который никогда не гневается ментально, по привычке, по-своему прекрасен. Он никогда не будет казаться безобразным. Он всего лишь означает, что человек жив, а не мертв. Но чем больше вы гневаетесь по привычке, тем слабее становится ваша способность гневаться телесно, и ваш гнев будет просто уродлив. Он вам ничего не даст и будет лишь беспокоить вас и окружающих.

Это можно понять и другим образом. Возьмем, к примеру, секс. Он может быть памятью тела, тогда он жизненно необходим. Но он может быть и интеллектуальным, умственным, просто привычкой. Тогда он не является жизненно необходимым. Секс человека, попавшего в капкан привычки, становится безобразным. В нем нет ни любви, ни красоты. В нем нет ни музыки, ни глубокого ответного чувства. Чем «умственнее» секс, тем менее восприимчиво тело. Вы будете больше думать о сексе, но будете не в состоянии по-настоящему понять, что это такое, чем он является, в чем его глубочайшая тайна. Ум будет непрестанно думать о сексе, и телу придется следовать за умом. А когда тело следует за умом, в нем исчезает вся жизнь, оно просто волочится за умом мертвым грузом.

Это может быть все что угодно: секс, гнев, жадность. Нужно всегда различать, является ли это жизненно необходимым, и если да, то с этим не надо бороться. Если же это только привычка ума, тогда ее необходимо осознать. Память ума обо всех наших прошлых действиях стала привычкой. Вы продолжаете повторять их, вы действуете словно автомат. Осознайте это. Вы удивитесь, когда узнаете, что если в вашем гневе нет ума, и если он просто тотальная реакция на ситуацию, в которой целиком и полностью без предварительного умствования задействовано все тело, тогда не будет и сожаления. Вы были в ситуации тотальны, вы действовали так, как она того требовала. В таком случае сожаления не должно быть.

Еще одна вещь: когда нет сожаления, нет и психологического накопления. Ничто не становится привычкой. Ничего не надо копить. Зачем ум накапливает воспоминания? Потому что он не уверен, сможет ли он действовать в ситуации тотально. Он готовится, ему приходится многократно репетировать. Он не уверен, что именно нужно будет делать, если возникнет та или иная ситуация. Он должен знать все, что происходило в определенных ситуациях, должен все рассортировать и составить программы действий. Вот почему ум накапливает воспоминания. И чем больше он их накопил, тем меньше становится ваша способность действовать тотально. А чем меньше ваша способность действовать тотально, тем больше нужен ум.

Так что действуйте не умом, а телом. Это звучит странно, этого никак не ожидают от религиозного человека — действовать телом. Когда действие исходит из тела, оно неизмеримо, реакция тотальна. Не позволяйте вашему уму вмешиваться. Тогда не будет памяти, не будет умственного накопления, не будет сожаления. Действие закончено. Дело обстояло так-то, была такая-то ситуация, вы действовали тотально, ни одна часть вашего существа не осталась незадействованной. Вы были тотальны. Так что сожалеть некому. В противном случае незадействованная часть позже начнет сожалеть о содеянном.

Тело может действовать тотально, но ум никогда не может быть тотальным. Ум всегда разделен, он работает в дихотомии. И когда одна часть ума гневается, другая — в это же время — сожалеет об этом или готовится сожалеть. Обратите также внимание: когда одна часть постоянно противостоит другой, знайте, что вы действуете умом, а не телом. Тело всегда тотально, оно не может действовать «раздельно». Тело — это поток, в нем нет никаких разграничений. Когда вы влюбляетесь, влюбляется все тело. Нельзя разделить — влюбилась ли голова или руки. В любви — все тело. Но ум никогда не может тотально отдаваться чему бы то ни было. Какая-то его часть всегда будет критиковать, судить, командовать, оценивать; какая-то его часть всегда будет занимать позицию судьи. Поэтому каждый раз, когда какая-то часть вашего ума высказывается против действия, вы должны знать, что вы совершаете это действие умом, интеллектуально.

Начните действовать телом. Когда вы едите, ешьте телом. Тело прекрасно знает, когда остановиться, но ум никогда не знает об этом. Одна часть будет продолжать есть, а другая будет ее осуждать. Одна часть будет говорить «стоп», а другая будет продолжать есть. Тело тотально, поэтому спросите тело. Не спрашивайте ум, есть или не есть, остановиться или продолжать. Ваше тело знает, что нужно. Оно накопило мудрость веков. Оно знает, когда остановиться.

Не спрашивайте ум, спросите тело. Положитесь на его мудрость. Тело мудрее вас. Вот почему животные живут мудрее, чем мы. Они живут мудрее, но они, разумеется, не думают. Как только они начнут думать, они станут такими же, как мы. Это чудо: животные могут жить мудрее, чем люди. Звучит абсурдно. Они ничего не знают, но живут мудрее. Человек преуспел в одном: в способности во все вмешиваться. Вы постоянно вмешиваетесь в работу своего тела. Не вмешивайтесь, пусть оно работает. Не мешайте ему, и тогда вы будете четко различать память тела и память ума.

Память тела помогает выживать, память ума препятствует этому. Необходимо разрушить память ума. Когда я говорю «разрушить», я не имею в виду, что вы ничего не будете помнить. На самом деле, когда я говорю «разрушить память», я имею в виду, что вы не должны с нею отождествляться, не должны становиться с ней одним целым. Память не должна быть автономной, она не должна себя насаждать.

Память постоянно насаждает себя. Вы сидите, а она работает. Вы спите, а память работает. Вы работаете, память работает. Память работает непрерывно и постоянно. Что она делает? Что может делать память? Она может только желать, чтобы в будущем произошло то же самое. Больше она ничего не может. Она может насаждать себя и проецировать себя на будущее: «Все, что было, должно повториться снова», — или: «Это никогда не должно повториться».

Память всегда оплетает вас сетью шаблонов поведения в будущем. И как только вы позволите ей оплести себя этими сетями, вы уже никогда не освободитесь. Вы останетесь запутанными в них навсегда. Эти шаблоны образуют стены вокруг пустоты сознания. Прежде чем вы сделаете один шаг в будущее, память уже сделает много шагов. Путь не свободен, он стал тюрьмой. Память всегда его сужает. Но она нас обманывает, потому что мы думаем, что память помогает нам улучшить свою жизнь в будущем. Но это не так, она не помогает. Она лишь помогает нам сделать будущее точно таким же, как и прошлое.

Память не может проецировать то, что ей не известно. Она может проецировать только известное и всегда будет проецировать только это. Не попадайтесь в эту ловушку. Ни на минуту не позволяйте уму создавать будущее. Конечно, потребуется время, чтобы избавиться от этой мертвой привычки. Медитация поможет вам начать осознавать это. И как только вы станете осознанными, совершенно осознанными, интенсивно бдительными, память перестанет плести для вас будущее. Она может плести его только тогда, когда вы спите.

Сон — основное условие работы памяти. Вот почему, когда вы спите, она создает такие реальные сновидения, даже более реальные, чем сама реальность. Когда вы сидите в удобном кресле, вы грезите, мечтаете. Стоит немного задремать, и память начинает плести сети, начинает проецировать. Станьте бдительными, осознанными, и память перестанет работать на будущее. Бдительность, больше бдительности внутри и снаружи — вот начало медитации.

Эту бдительность можно создать многими способами. Если вам сказать: «Будьте бдительными!» — я знаю, что вы таковыми не станете. Вы слышите это, находясь в состоянии сна, и память начинает строить планы: «Да, я буду бдительным завтра». Память начнет работать и делать из этого план. Если вы услышите: «Будьте бдительными!» — вы сделаете из этого план на будущее. Вы скажете: «Я буду бдительным когда-нибудь». И если я скажу, что за бдительностью следует счастье, если я скажу, что через бдительность на вас обязательно низойдет блаженство, вы будете мечтать еще больше. И память начнет проецировать будущие события.

Слова «Будьте бдительными» не сделают вас медитативными, они ничего не изменят. Поэтому я создаю приемы, я создаю ситуации, в которых вам ничего не остается, как быть бдительными, ситуации, в которых сон невозможен.

Я хочу вам кое-что сказать... Вероятность сна увеличивается, если вокруг вас много углекислого газа. Вот почему днем вы не так грезите, как ночью. Меняются химические компоненты. Ночью в воздухе больше углекислого газа и меньше кислорода. Поэтому, если возможно противоположное: если в вас и вокруг вас больше кислорода и меньше углекислого газа, вы не можете грезить. Вот почему я настаиваю на энергичном дыхании. Это не что иное, как способ изменения вашей внутренней химической среды. В вас должно быть все больше и больше кислорода. Чем больше кислорода, тем меньше шансов, что вы станете жертвой сна. А без сна ваша память не сможет работать.

Утром мы чувствуем свежесть. Что происходит утром, когда встает солнце? Углекислого газа становится меньше, а кислорода больше. Поэтому точно такое же химическое изменение должно произойти и внутри вас. Техника, которую мы используем в настоящее время в наших медитационных лагерях, является самым мощным методом создания в теле избытка кислорода. И после трех стадий — на четвертой — ученик становится заряженным гигантской жизненной энергией, которая делает его очень бдительным.

Еще один метод сделать вас бдительными — это практика кундалини. Эта техника направлена на трансформацию сексуальной энергии в медитацию и осознанность. Она полезна для тех, чья сексуальная энергия может быть легко и естественно направлена в русло медитации. Во времена Вед и Упанишад в древней Индии люди были простыми и естественными, они могли с легкостью трансформировать свою сексуальную энергию. Секс для них вовсе не был умственной проблемой, он вообще не был проблемой. Как только он становится проблемой, он превращается в «умственный» секс.

Сегодня современный мир так сексуально извращен и порабощен, что практика кундалини — движение психической энергии по особому психическому каналу — стала трудновыполнима. Но посредством этого метода в определенный момент можно почувствовать, как поднимается кундалини. Но это другое дело. Если кто-то чувствует, что его кундалини поднимается, тогда я начинаю работать с его кундалини и давать ему техники для работы. Но если спонтанного ощущения поднятия кундалини нет, я не буду этой темы даже касаться. Я не буду о ней говорить. Можно обойтись и без нее, а сейчас такое время, что приходится без нее обходиться. Кундалини может работать только с естественным, физическим сексом, без вмешательства ума — она может работать только с невинными умами.

На каком-то этапе, когда вы глубже погружаетесь в медитацию, ум ослабляет свою хватку. Как я уже говорил, когда вы глубже погружаетесь в медитацию, вы начинаете различать и разделять два типа памяти, вы начинаете меньше умствовать по поводу тела и позволяете ему функционировать самостоятельно, полагаясь на свою собственную мудрость.

Тогда в какой-то момент активизируется кундалини. Так что, если она работает автоматически, это хорошо. Я не позволяю практиковать ее напрямую. Косвенно она сама начинает работать. И очень часто. По крайней мере, тридцать-сорок процентов людей, работающих по этому методу, чувствуют кундалини. Когда они ее чувствуют, тогда я готов. Тогда они могут продолжить. Тогда посредством этого метода они проходят через двери кундалини. Но этот метод связан с кундалини не напрямую, а лишь косвенно.

На мой взгляд, у прямых методов кундалини до тех пор, пока весь мир не начнет воспринимать секс как естественное явление, нет будущего. Но таких техник кундалини, которые можно было бы использовать до наступления половой зрелости, в практике нет. А если до наступления половой зрелости канал для кундалини в вас не создан, то — даже если секс и воспринимается естественно — очень велика вероятность того, что вы станете если не извращенцем, то просто животным.

Я расскажу вам одну историю из Упанишад...

Один риши сидел со своей женой и сыном. Мимо проходил мужчина и влюбился в его жену. Он позвал ее в свой дом. И она пошла с ним. Со стороны риши не последовало ни критики, ни возражений, но сын рассердился и сказал отцу: «Они прямо как животные. Это недопустимо. Так ведут себя звери. Когда я буду составлять моральный кодекс, я этого не допущу. Только животные так себя ведут». Отец ответил: «Животные так себя не ведут. Напротив, это ты, гневаясь и впадая в ярость, ведешь себя как животное. Ты, как зверь, демонстрируешь моральное насилие. Действительно, ни одно животное не позволит такому случиться, оно будет драться. Животное вечно будет держаться за свою собственность».

Это отношение — отношение отца — действительно отношение более высокого плана. Его сложно понять. Он говорит сыну: «Твое отношение как у животного. Животные дерутся за своих партнеров. У них есть чувство территориальной собственности. Если вы вторгаетесь на их территорию, они дерутся». Отец говорит: «Я — человек. Если кто-то видит твою мать и влюбляется в нее, никто не виноват. И если твоя мать готова откликнуться, кто я такой, чтобы ей воспрепятствовать? Когда-то я точно так же влюбился в нее. Нет никакой разницы. Это произошло таким же образом. Она согласилась выйти за меня замуж, согласилась быть моей женой, но не моей собственностью. Теперь в нее влюбился кто-то другой. Я знаю человеческие слабости, потому что я знаю себя. Я тоже когда-то влюбился. Так что в том, что происходит, нет ничего дурного. Я не животное, поэтому я не могу за нее драться. Я знаю, что он точно такой же человек, как и я. Твоя мать красива. Я ведь тоже в нее влюбился».

Но это очень высокая мораль, и ее с соответствующей подготовкой можно привить только до наступления полового созревания. После того, как наступит половая зрелость, вы уже не сможете пустить энергию по правильным каналам, это будет очень трудно. Но если подготовить каналы заранее, тогда энергия потечет по ним так же естественно, как и во время секса. И этот человек, риши, должно быть, знал кундалини, иначе он бы не был таким разумным. Это было бы невозможно. Этот риши знал, как поднимать энергию, иначе у него никогда не возникло бы такого подхода.

Нисходящая энергия всегда приводит к насилию. Восходящая — к любви, пониманию и состраданию.

Таким образом, этот метод непрямой. У него масса окольных путей. Если можно использовать вашу кундалини, этот метод будет ее использовать. Он пойдет по ее пути, он очень гибкий. Этот метод стопроцентно гибкий. Если ваша кундалини готова, но ее использовать нельзя, если это опасно, он не будет этого делать. Есть и другие пути, другие каналы. Он может ими воспользоваться.

Эти другие пути не имеют названия, потому что ни одно древнее учение их не использовало. Но они есть. Махавира никогда не говорил о кундалини. Будда тоже никогда о ней не говорил. Ни Христос, ни Лао-цзы никогда о ней не говорили. Они использовали другие пути.

Путь Будды не мог быть через кундалини. Секс стал ему абсолютно безразличен, он потерял к нему всякий интерес. И это было неизбежно, потому что его отец предоставил в его распоряжение так много красивых девушек со всего царства. Все красивые девушки были у него во дворце. Он просто начал испытывать отвращение. Это было неизбежно, любой на его месте почувствовал бы это. Он почувствовал такое отвращение к сексу, что даже представить себе не мог, что сексуальную энергию можно трансформировать. Он даже и не пытался. И если бы кто-нибудь ему сказал, что сексуальная энергия может стать божественной, он бы и слушать не стал, потому что он познал слишком много секса и не видел в нем ничего божественного. Секс для него был лишь удовлетворением плоти. Будда использовал другой путь. Он совсем не говорил о кундалини, но он говорил о чакрах, о центрах. Он работал с чакрами.

Если вы работаете с кундалини, тогда вы вовлечены в постепенный процесс. Кундалини — это непрерывный процесс, по принципу термометра. Кундалини поднимается медленно-медленно — как ртутный столбик термометра. Этот путь непрерывен. Будда никогда не использовал такой путь, он говорил о чакрах, которые работают резкими скачками. От одной чакры можно перескочить к другой. Нет непрерывности, можно просто перескакивать с одной чакры на другую. Благодаря этому скачкообразному процессу Будда стал воспринимать мир совершенно по-новому. Он сказал, что в мире нет непрерывности, есть только скачки.

Ничто не является непрерывным. Цветок не есть продолжение почки; цветок — это скачок. Молодость — это не продолжение детства, это скачок. И буддисты сегодня очень довольны, потому что современная наука также говорит, что непрерывных процессов не существует. Все происходит скачками, есть только скачок. Мы видим непрерывность только лишь потому, что не можем видеть промежутки между скачками.

Мы воспринимаем этот свет как непрерывность, но он не является непрерывным. Электроны скачут, но промежутки между ними настолько малы, что наши глаза не способны их увидеть. Свет не является непрерывным, он скачкообразен. Но эти скачки такие быстрые, что промежуток между смертью одной электрической частицы и появлением другой не заметен. Происходит просто резкий скачок. Вечером вы зажигаете огонь и утром, когда вы его гасите, вы думаете, что гасите тот же огонь. Но огонь совершил тысячи скачков. Он исчез, улетучился, на его место пришел новый, другой. Но он кажется нам непрерывным.

Гераклит сказал, что нельзя вступить дважды в одну и ту же реку. Река течет, поэтому нельзя вступить в нее дважды. Будда скажет, что нельзя вступить даже один раз, потому что река течет. Как только вы коснетесь поверхности, она утекла. Прежде чем вы опуститесь глубже, она снова утекла. Всего один шаг, а сменилось уже так много рек. И этот процесс всегда скачкообразный.

Понятие скачкообразного процесса пришло к Будде, потому что он никогда не проходил через кундалини. Он прошел через скачок от одной чакры к другой. Итак, он говорит о семи чакрах, что тоже возможно. Я могу добраться до вашего дома скачками, касаясь только некоторых точек земли. Между ними есть промежутки и нет непрерывности.

Махавира никогда не говорил о чакрах или сачках, он говорил о взрывах. Вы являетесь одним, затем другим. Нет даже многочисленных стартовых площадок для прыжков. Взрыв — это другой путь, вы просто взрываетесь. Сейчас вы одно, через секунду вы уже другое. Нет ни непрерывности, ни скачков, есть взрыв. Нет промежуточных остановок.

В дзэн есть две секты: одна секта известна как быстрая школа дзэн, другая — как постепенная школа. Но даже постепенный дзэн не говорит о кундалини. Он использует другой путь. Итак, в дзэн не идет речи о кундалини — даже в постепенной школе. В нем используется другой путь.

У тела есть множество путей. Само по себе оно является огромным миром. Можно работать над дыханием и посредством дыхания совершить скачок. Можно работать над сексом и посредством секса совершить скачок. Можно работать над осознанием — то есть напрямую над сознанием — и совершить скачок. Работа напрямую над сознанием всегда была одним из самых глубоких путей, но даже один и тот же путь можно использовать многими способами. Вы должны понять всю сложность этого феномена.

Например, одну и ту же дорогу можно использовать по-разному. Можно ехать по ней на автомобиле, на телеге или же просто идти по ней пешком. Путь один — способы передвижения совершенно разные. Что общего между ходьбой и поездкой на автомобиле? Ничего. В автомобиле вы просто сидите и ничего не делаете, совсем ничего. Поэтому кто-нибудь может сказать: «Я проделал этот путь сидя», — и он не солжет. Но тот, кто прошел этот путь пешком, и кто не знает, как можно проделать его сидя, будет отрицать эту возможность. И он тоже будет прав.

Даже один и тот же путь можно использовать по-разному — например, осознание. Гурджиев использует его, но он называет его самовоспоминанием, и его метод отличается. Путь один и тот же. Используется сознание, но как вспоминание, а не как осознание. А в чем разница? Самовоспоминание означает, что, идя по улице, вы должны просто помнить, что вы есть. Остановитесь на минуту, вспомните, что вы есть. Оглядитесь вокруг, помня о том, что вы есть. Ни на минуту не забывайте этого.

Но мы забываем, мы никогда не помним себя. Если я вижу вас, я вижу вас и забываю себя. Осознание становится заостренным с одного конца, но другой конец остается тупым. Гурджиев говорит, что осознание нужно заострить с двух концов. К примеру, вы слушаете лекцию. Слушать то, что говорит лектор, — это одно острие, если вы осознаете себя как слушателя — тогда это второе острие. Не забывайте себя, когда вы слушаете, помните, что вы слушаете. Кто-то говорит, вы слушаете; будьте выше того и другого и помните себя. Сделайте себя заостренным с двух концов. Путь один и тот же, но метод другой.

Кришнамурти скажет: «Не нужно вспоминать себя таким образом, это потребует очень больших усилий. Просто осознавайте тотальность. Не разграничивайте, что вы здесь, а он там. Не разграничивайте. Просто позвольте осознанию быть всеобъемлющим. Не фокусируйте его, пускай осознание будет несфокусированным». Я говорю, вы сидите, слышится гудок, мимо проезжает автомобиль... Все это есть, и осознание не сфокусировано. Не делайте его заостренным с двух концов, сделайте его расфокусированным. Путь один и тот же, но метод значительно отличается.

Тантра использовала такой же метод, тот же путь, но по-своему. Это было нечто невообразимое. Они использовали одурманивающие вещества: банг, чарас, вино, марихуану. И метод состоял в следующем: принимайте одурманивающие вещество и осознавайте. Не теряйте осознания. Продолжаете принимать одурманивающее вещество и осознавайте, что вы осознаете. Не теряйте сознания. Когда одурманивающие вещества уже не действовали, использовался змеиный яд. Змею заставляли укусить человека в язык. И когда змея кусает в язык, а вы не теряете осознания, только тогда вы совершаете скачок — не иначе. Путь один и тот же, но метод значительно отличается.

В этой практике тантры, если одурманивающие вещества не действуют на вас, и вы остаетесь в сознании, ведете себя осознанно, значит, в вас нечто выкристаллизовалось. Нечто вышло за пределы химии тела. В противном случае одурманивающее вещество или яд воздействовали бы на вас. Теперь вы вне химии. Химия продолжает работать где-то в теле, но она не касается вас, вы в стороне.

Таким образом, существует множество путей, и каждый путь может использоваться множеством способов. Мой метод не связан напрямую ни с одним из этих путей. Он как транспортное средство, которое может летать, плавать, ездить по дороге. Какой бы ни была потребность вашей личности, эта потребность изменит метод, изменит путь. Можно назвать этот метод мульти-методом. Он не является прямым — не может быть прямым. Я даю вам метод, а ваше тело, ваша сущность выбирает путь. Разбуженная энергия может использовать любой путь: тантрический, буддийский, джайнский, гурджиевский, суфийский... она может избрать какой угодно путь. То, что я говорю, — не просто гипотеза. Если я это говорю, значит, я так работал.

Ко мне пришли люди, которые шли разными путями. Когда они используют этот метод, он начинает помогать им на их собственном пути. Если ко мне приходит кто-то, кто работает над кундалини, и он использует этот метод, то этот метод помогает ему в продвижении по его пути. Он говорит: «Этот метод — просто чудо. Предыдущий метод кундалини не был таким интенсивным и эффективным». А это вовсе и не метод кундалини. Но он очень гибкий. Мой метод находит свой собственный путь. Пользуйтесь им, и все остальное он сам сделает.

В мире будущего, а также и в современном мире можно использовать только такие гибкие методы, потому что сейчас существует очень много разных типов людей. В прежнем мире все было иначе. В определенном регионе существовал определенный тип. Если там были индусы, то только индусы. Там не было мусульман. Более того, они даже и не слышали друг о друге. Они ничего не знали о чужих практиках, и поэтому не было никакой путаницы. Они были одного типа. Если они были тибетскими буддистами, то только тибетскими буддистами, и больше они ничего не знали. Воспитание и среда воспитания были у всех одинаковые. Поэтому требовался только один метод, подходящий для всех.

Теперь все очень сложно. Умы в замешательстве: одного типа больше не существует. Каждый является мульти-типом. Существует очень много различных, противоречащих друг другу влияний. Все религии говорят: «Не изучайте другие религии. Не ходите к другим учителям». Это не просто догматизм. Эти призывы звучат догматично, но изначально они были направлены лишь на сохранение своего типа, так как это может привести к ненужной путанице. Но если бы их не было, то в полной мере не использовался бы ни один метод — ни тот, ни другой. Это делалось для того, чтобы не смущать умы людей, но сейчас это не работает.

Сейчас люди растеряны, и им нельзя помочь. В настоящее время не может быть единого типа, к тому же его нельзя будет защитить. Поэтому нам необходимы новые методы, которые не принадлежали бы к какому-либо одному типу и могли бы использоваться всеми. Поэтому мой метод гибкий. Я не испытываю особого интереса к кундалини или к чему-либо другому — меня глубоко интересует все.

Используйте этот метод, и он найдет свой путь — путь, который подойдет лично вам. Я предоставляю этот метод. Метод сам определит правильный путь — и определит точнее, чем вы сами. Но этот поиск происходит неосознанно. Он просто приводит вас в определенную ситуацию. Например, в доме пожар. Вы в ситуации. Если можете бежать, бегите. Если можете прыгать, прыгайте. Есть ситуация, и она подталкивает вас к тому, что вам подходит.

Бессознательный ум всегда выбирает путь наименьшего сопротивления. Это математика, внутренняя расчетливость ума. Подсознательно вы никогда не выберете длинный путь, вы всегда выбираете самый короткий. Только сознательным умом вы начинаете выбирать пути, которые никуда не приводят, или которые так длинны, что вы умрете прежде, чем дойдете до цели. Подсознание всегда выбирает самый короткий путь. Таким образом, этот метод создаст ситуацию, и ваше подсознание выберет путь, который потенциально ему подходит.

На волне радости 

Почему я начинаю медитировать только тогда, когда я удручен или расстроен? Почему я так редко медитирую от радости? 

Ваш вопрос глубоко затрагивает человеческое сердце и особенности его работы. Традиционно люди молились только в момент невзгод, бед и страдания. Когда они были счастливы, радостны, благополучны, они не докучали своими молитвами богу. Это позволяет вам осознать, насколько тесно все религии связаны со страданием, потому что именно страдальцы могли стать жертвой священников. В противном случае, кого волнуют священники и священные писания?

Когда вы счастливы, довольны, полны радости, вам хочется наслаждаться жизнью. Вам не хочется тратить время на молитвы в церкви или храме. Священники, должно быть, поняли это давным-давно. Все религии основаны на эксплуатации этого открытия. Прав Бертран Рассел, говоря: «Если мы сможем искоренить бедность, болезни, старость, неравенство и сделать людей радостными и счастливыми, религии умрут естественной смертью». Он совершенно прав, потому что счастливый человек никогда ни в коей мере не будет интересоваться так называемыми религиями. Но Бертран Рассел был агностиком.

Моя точка зрения совершенно иная. Мне кажется естественным, что, когда вы больны, вы идете к врачу, и вам необходимо лекарство. Вы не идете к врачу, когда вы здоровы. Вы идете в аптеку за лекарствами, лишь если вы больны. И дело не в том, что так называемые религии помогают вам каким-то образом избавиться от страдания — это разрушило бы весь их бизнес. Они хотят, чтобы вы продолжали страдать, надеясь, что благодаря безропотному страданию, страданию без протеста против чужой личной выгоды, в следующей жизни вы насладитесь божественными благами.

Религией заинтересовались политики и короли. Они старательно поддерживали организованную религию, потому что видели в этом простой расчет. Религия — опиум для народа, утешение, и если не обеспечивать народ этим опиумом, случится бунт. Поэтому власть имущие крайне заинтересованы в том, чтобы вы оставались печальными, несчастными, беспокойными, потому что ваше беспокойство и печаль приведут вас к священникам, и они дадут вам опиум под названием надежда. «Не волнуйтесь, молитесь. И если вы будете молиться от чистого сердца, если вы будете молиться с абсолютной верой, ваша молитва будет услышана».

Это очень хитрая игра. Ни у кого не может быть абсолютной веры. Вера как таковая заимствуется вами у других людей, сами вы о ней ничего не знаете. Как можно быть абсолютным в своей вере? В лучшем случае вы можете подавить верой свое сомнение, но оно все равно остается. Итак, когда ваша молитва остается без ответа, вы знаете, что это не вина бога или молитвы: ваша вера не совершенна, под ней кроется сомнение. Хотя вы и молитесь, вам не дает покоя подспудная мысль: «Кто знает, есть ли бог, который меня услышит и который ответит?» Это помогает священнику удерживать вас в несчастном положении.

Если ваша молитва остается без ответа, поститесь, очищайтесь, дисциплинируйте себя, и тогда она обязательно будет услышана. Ни одна молитва еще не была услышана. Но благодаря этой стратегии они внушили вам мысль, что если молитва остается без ответа, это ваша вина. Вам нужно стать абсолютно чистыми.

Они требуют совершенства. Это требование совершенства превратило все человечество в невротиков. Никто не может быть совершенным. О совершенстве и речи быть не может; совершенство — это смерть. Вы должны постоянно стремиться к совершенству — так происходит эволюция. Вы будете приближаться к совершенству, но никогда не станете совершенными. Как только вы станете совершенными — это конец эволюции. Идеи эволюции и совершенства противоречат друг другу.

Но повсюду в мире во все времена, во всех цивилизациях и культурах детей принуждали быть совершенными. А как только пагубная идея совершенства вторгнется в ваш мозг, вы всегда будете чувствовать, что вы несовершенны, вы всегда будете чувствовать себя виновными. Вы будете молиться, зная при этом, что ваша молитва не будет услышана.

Но религии полностью отвлекли ваше внимание. Ваше страдание вызывается чужими личными интересами здесь и сейчас, а они направляют ваше внимание на будущее — и даже не на ближайшее будущее, а на жизнь после смерти. Различные религии применяли различные стратегии, но в их основе лежало одно — отвлечь ваше внимание от эксплуатации, которая происходит прямо сейчас. Если отбросить все утешения, вы сможете увидеть, что ваша проблема, ваше страдание, ваше несчастье создаются, производятся человеком. Они не имеют к молитве никакого отношения.

Это очень опасная ситуация, потому что все религии — а почти каждый человек принадлежит к какой-нибудь вере — пытаются переключить ваше внимание с реальности на мечты о рае, небесах и всевозможных благах. Эти люди — продавцы грез, они затуманивают ваш ум, и вы перестаете видеть реальность. А реальность в том, что причиной ваших страданий, мук и несчастий являются личные интересы отдельных групп людей — политиков, священников и богачей, — и от них можно избавиться. Но кто будет от них избавляться? Люди, которые страдают, даже не подозревают, что все эти хорошие люди могут быть причиной их страданий.

Во-вторых, на своем собственном опыте вы обнаружили, что когда вы страдаете, вам хочется медитировать, но когда вы счастливы, вы даже не думаете об этом. Вы используете медитацию опять-таки как новую надежду, как новое утешение. На самом деле вы не медитатор. Вы также используете медитацию как лекарство. Она принесет вам некоторое облегчение, но не трансформирует вас до состояния, в котором экстаз становится ежеминутным опытом.

Вам придется научиться кое-чему, что было насильно уничтожено всеми религиями, политиками и правителями — им это было выгодно. Мы совершенно забыли, что на самом деле состояние радости — это основное условие медитации. Когда вы полны радости — для медитации это самое подходящее время. Тогда на волне радости вы сможете приплыть к высшим мирам. Когда вы страдаете, медитация может помочь вам избавиться от страдания — но этого мало. Когда вам хорошо, когда вы готовы танцевать, тогда пора медитировать. Тогда вы сможете на высоких волнах танца и музыки плавно войти в медитацию.

Медитацию нужно вырвать из лап религий. Они используют ее для неправильных целей, для эксплуатации, и они делают это так давно, что это стало практически нашей встроенной программой.

В Китае был проведен один странный эксперимент. Император увлекся идеями Лао-цзы, Чжуан-цзы и Ли-цзы. Он прожил довольно долгую жизнь и имел возможность общаться с мастером Лао-цзы, затем с его учеником Чжуан-цзы и после с его учеником Ли-цзы. Эти трое внушили императору совершенно новую, оригинальную идею, но она не нашла последователей. Как только император умер, прежние личные интересы власть имущих снова дали о себе знать и уничтожили нечто чрезвычайно ценное.

У Ли-цзы, Чжуан-цзы и Лао-цзы была странная идея: пациенты не должны платить своим врачам, потому что, если пациент должен платить врачу, вольно или невольно врач будет желать, чтобы его пациент оставался больным как можно дольше, — это его бизнес. Если он его быстро вылечит, он не сможет много заработать.

Знаменитая история, которую любил рассказывать Чжуан-цзы, была о старом докторе. Трое его сыновей изучали медицину.

Первый сын вернулся из университета и сказал отцу:

— Ты уже очень стар, отдыхай. Я позабочусь о твоих пациентах.

И отец позволил ему взять заботу о своих пациентах.

Спустя два дня молодой человек пришел к старику-отцу и сказал:

— Очень странно: ты такой опытный врач, но женщину, которую ты лечил тридцать лет, я вылечил всего за два дня. А ведь я только что окончил университет, и у меня еще мало опыта.

Отец ответил:

— Идиот, именно эта женщина оплатила все твои расходы по образованию. Она могла бы заплатить и за двоих твоих братьев. Она была достаточно богата, ей не нужно было быть здоровой. Она была моим основным источником дохода.

Лао-цзы и Чжуан-цзы внушили императору, что, если пациент должен платить врачу, возникает очень опасная ситуация. Врач будет заинтересован в том, чтобы пациент оставался пациентом как можно дольше. Естественно, он будет всячески демонстрировать желание вылечить пациента. Для него самого это будет дилеммой.

Император спросил Лао-цзы:

— А что вы предлагаете взамен? Так ведь всегда было.

Он ответил:

— Решение очень простое. Врачам должно платить правительство, а правительству должно платить население — никакого финансового контакта между населением и врачами. Врачу нужно платить не за то, чтобы он вылечил пациента, а за то, что его пациент не болеет. Каждый месяц он должен отчитываться: «Я здоров, можете платить моему врачу». Если пациент болеет, то врачу не платят: «Чем вы занимаетесь? Если люди болеют, какая тогда польза от всей вашей медицины, от всего вашего знания и опыта?»

Вот такая странная система... но на императора она произвела сильное впечатление, она была абсолютно логичной. Могу предположить, что со временем эта система станет общепринятой во всем мире, потому что ее логика совершенна ясна. Врачу нужно платить не за болезнь, а за здоровье. И если его пациенты болеют, тогда его зарплата должна быть снижена. Он должен быть заинтересован в здоровье своего пациента, а не в его болезни. И чтобы оставаться здоровым, пациент должен платить не врачу, а правительству. Правительство платит врачу, чтобы тот заботился о здоровье людей, и если люди болеют, он теряет свою зарплату.

Но как только император умер, эта система исчезла, и вернулась прежняя, что очень глупо.

Священники, религии изобрели, по-видимому, эту стратегию благодаря людям, страдающим от болезней, поняв, что они являются самым податливым источником эксплуатации. Нужно просто дать им надежду; все, что им необходимо, — это утешение. Это развратило всю человеческую психологию. Поэтому, когда вы больны, вы думаете о медитации, когда вы страдаете, вы начинаете медитировать. Но когда вы в расстроенных чувствах и унынии, медитировать так же трудно, как плыть против течения.

Итак, с одной стороны, вы выбрали неподходящую для медитации ситуацию. В лучшем случае медитация сможет кое-как вытащить вас из вашего страдания и уныния, но она не сможет дать вам радость и экстаз. Достаточно того, что она избавит вас от вашего несчастья. Подходящая ситуация — здоровое, счастливое, радостное состояние ума. Но в это время вы думаете об игре в футбол, вам хочется сходить в кино, посмотреть телевизор, вам кажется, что это самое подходящее время пойти на дискотеку. Но на самом деле, это время для медитации.

Когда вы страдаете, вы можете отправиться ко всем чертям: на дискотеку, в ресторан, на свидание со своим парнем или девушкой. Когда вы страдаете, именно этим и надо заниматься. Но когда вы счастливы, здоровы, чувствуете себя хорошо, бодры и веселы, когда все вокруг благополучно — не тратьте это время на всякие глупости. Это самый подходящий трамплин для прыжка в высшие состояния сознания, покоя, экстаза и блаженства. Ваша идея — просто старая привычка, навязанная вам теми, кому она приносила огромную выгоду. Вам нужно это понять и изменить ситуацию.

В детстве между мной и отцом был постоянный конфликт. Каждый раз, когда я чувствовал себя хорошо, я не шел в школу. Отец говорил:

— Ты странный парень. Когда ты болен, у тебя высокая температура и ты страдаешь от простуды, ты идешь в школу. У тебя ум перевернут вверх тормашками!

На что я отвечал:

— Вверх тормашками у меня ум или нет, но когда мне хорошо, я иду на речку.

Я обожал плавать и устраивал заплыв на несколько миль. Или катался на лодке. В прекрасную ночь под полной луной река была словно серебро. Я говорил ему:

— Я не собираюсь терять время даром в школе. Когда у меня температура, и я не могу пойти на речку, тогда можно и в школу. Школа для меня как больница.

Отец говорил:

— Делай, что хочешь. В том, что ты говоришь, есть доля истины, нельзя наслаждаться рекой, когда ты болен.

Я говорил:

— Ты понял, что я хотел сказать. Болен я или нет, в любом случае я не получаю никакого удовольствия от вашей географии и истории. Поэтому, когда я болен — очень хорошо, я могу потратить свою болезнь на вашу школу и образование. В оставшуюся часть своей жизни я собираюсь наслаждаться природой, звездами, играть на флейте, петь песни, ходить в лес и танцевать там среди танцующих деревьев. Я четко все для себя разграничил.

А в детстве я редко болел, поэтому и школу посещал редко. Но, к удивлению, несмотря на то, что в школу я не ходил, каждый год они ставили мне семьдесят пять процентов посещаемости. Они были просто счастливы, что меня там нет!

Директора всех школ, колледжей, ректоры всех университетов, в которых я учился, не раз говорили мне:

— Если можешь, сходи куда-нибудь — в библиотеку, в ботанический сад... весь мир перед тобой. Только не приходи в аудиторию, потому что из-за этого у нас возникает много проблем. И я обещаю, что мы не будем возражать против твоего допуска к экзамену из-за плохой посещаемости.

К экзамену допускали только при семидесяти пяти процентах посещаемости.

— Даже если ты совсем не будешь ходить на занятия, просто появись в экзаменационном зале — все бумаги будут готовы, и тебе позволят сдавать экзамен.

Я отвечал:

— Это очень хороший договор. Я счастлив снаружи, вы счастливы внутри. Но иногда, когда я плохо себя чувствую, — я хочу, чтобы вам это было ясно, — вам и вашему колледжу не поздоровится. Если я плохо себя чувствую, я приду. Так что молитесь богу, чтобы я никогда не болел. Это ваша единственная защита!

Когда вы чувствуете радость, это время для того, чтобы прийти в гармонию с бытием. Это время, когда вы можете любить деревья, луну, небо. Это время, когда вы очень легко, беспрепятственно можете войти внутрь себя. Медитация не для страдальцев.

Есть особые типы людей... Есть некоторые люди, которые рождаются с английскими лицами. Серьезность — их встроенная программа. Оставьте этих людей церквям, в конце концов, священникам тоже надо себя кормить и одевать. Я не хочу уничтожить весь их бизнес. Но девяносто процентов их бизнеса надо подорвать.

Я тоже предлагаю вам идти в церковь, в синагогу, когда вы больны. Распространяйте там свою инфекцию, плачьте и рыдайте. Но когда вы счастливы и радостны, лучше поехать в горы, залезть на высокое дерево и молча там посидеть. Иногда можно упасть...

У меня много шрамов на ногах, потому что я часто падал с деревьев. Но из своего опыта могу сказать, что чем выше вы от земли, тем легче медитировать. Но беда в том, что там легче и заснуть. Так что просто подготовьтесь как следует, привяжитесь... Постепенно до меня дошло, что, если я буду постоянно падать, у меня появятся переломы. Поэтому я стал привязывать себя к дереву, чтобы, если я засну, то, по крайней мере, повиснуть, вместо того чтобы упасть. Но даже висеть на дереве, когда дует прекрасный свежий ветер, — такая радость...

Используйте моменты своей радости в поисках истины, в поисках себя, и они увенчаются успехом. Люди занимались поисками в неподходящие моменты, в неправильные поры года — они плыли против течения. Мое учение заключается в том, чтобы плыть по течению, без усилий, просто лежа на поверхности воды, даже не стараясь плыть — в этом нет нужды.

В воде сила притяжения земли меньше, потому что вода действует по другому закону, по закону левитации. Вот почему в воде вы можете без усилий поднять тяжелый камень — гравитация другая, но когда вы выйдете из воды, вы не сможете удержать этот камень. Поразительно, насколько меняется вес. Вода значительно ослабляет гравитацию.

Но даже на земле, если вы полны радости и вам хочется танцевать, медитировать легко. Так что от вас самих зависит, будет ли ваша медитация легкой и успешной или неуспешной и трудной.

Пэдди сидит в баре в стельку пьяный, бармен просит его уйти. Пэдди утверждает, что он совсем не пьян, и может это доказать.

— Видишь кошку, которая входит в дверь? — говорит он. — У нее только один глаз, и это доказывает, что я не пьян.

— Ты еще пьянее, чем я думал! — восклицает бармен. — Эта кошка не входит, а выходит.

Одна богатая молодая девушка обнаруживает, что у нее появилась страсть к запаху жженой резины. Она покупает спортивный автомобиль и начинает удовлетворять свою страсть, гоняя по проселочным дорогам. Однажды она едет мимо молодого человека, путешествующего автостопом, и останавливается, чтобы подобрать его. Молодой человек устраивается на заднем сидении, думая, что наконец-то ему повезло.

Вдруг девушка резко нажимает на газ и на предельной скорости несется к крутому обрыву. В последнюю секунду она тормозит, и автомобиль останавливается в нескольких дюймах от края.

— Ты чувствуешь этот запах? — с энтузиазмом спрашивает она своего пассажира.

— Чувствую ли я запах? — всхлипывает юноша. — Да я в нем сижу!

Однажды, когда уже стемнело, хорошенькая юная фермерша возвращалась с рынка домой. Вскоре она повстречала одного парня с соседней фермы, который шел в том же направлении. Они прошли немного вместе, и тут девушка говорит:

— Знаешь, я не уверена, что такой слабой и беззащитной девушке, как я, следует идти в темноте рядом с таким большим и сильным парнем, как ты.

В ответ парень молчит.

Несколько минут спустя она снова говорит:

— Мне что-то страшно быть в темноте наедине с тобой. Ты можешь мною воспользоваться.

Парень смеется и говорит:

— Я несу вилы и цыпленка в одной руке, корыто — в другой, да еще веду козу. Неужели ты думаешь, что я могу думать еще о чем-то?! У меня и в мыслях нет ничего подобного!

Девушка подумала пару секунд и говорит:

— Ну, я только подумала, что если бы ты воткнул вилы в землю, привязал бы к ним козу и положил бы цыпленка под корыто, мне было бы несдобровать.

С пятого этажа горящего дома слышится женский крик:

— Спасите меня! Помогите!

К дому подъезжает пожарная машина, и вскоре коренастый пожарный начинает взбираться по раздвижной лестнице. Приблизившись к женщине, он говорит:

— Мне доставит истинное удовольствие спасти беременную женщину.

Женщина с негодованием отвечает:

— Но я не беременна!

— А вы еще и не спасены, леди, — отвечает пожарный.

Просто радуйтесь. Жизнь — сплошное веселье. Нужно просто смотреть на нее с радостью, и у вас не будет времени на страдания и муки. В этой прекрасной жизни у вас есть все шансы стать великими медитаторами. Но вам нужно научиться видеть радостную сторону жизни. Она полна радости, смеха, и если вы сможете смеяться вместе с ней, никто не сможет помешать вашей медитативности. Медитативность сама придет вслед за вашей радостью, словно тень.

Что такое медитативность?

Просто безмолвие, танцующее безмолвие.

Руфь Финкельштейн лежит на смертном одре.

— Мойша, — шепчет она своему мужу, сидящему возле постели, — прежде чем я уйду, я хочу тебе кое в чем признаться. Дело в том, что я была тебе неверна.

— Я знаю, — тихо отвечает Мойша.

— Мне кажется, ты не понимаешь, — говорит Руфь. — Я хочу сказать, что я была с другим мужчиной.

— Да, я знаю, — шепчет Мойша.

— Не раз, — продолжает Руфь, — много раз — в его офисе, в его доме...

— Да, я знаю, дорогая, — успокаивающе говорит Мойша.

— Даже в этом доме, в этой самой постели! — кричит Руфь.

— Да, я знаю, — шепчет Мойша. — Именно поэтому я и подсыпал крысиного яду тебе в чай.

Хайми Гольдберг заходит в магазин бытовой электротехники и спрашивает, сколько стоит телевизор с дистанционным управлением.

— Один доллар, — отвечает продавец.

— Вы, наверно, шутите, — говорит Хайми.

— Слушайте, — говорит продавец, — он вам нужен или нет?

Хайми, конечно же, дает ему доллар. Выходя из магазина, он замечает большой холодильник.

— Сколько он стоит? — спрашивает Хайми.

— Пятьдесят центов, — отвечает продавец.

Хайми вытаскивает пятьдесят центов и дает продавцу.

— Черт возьми, что здесь происходит? — спрашивает он.

— Ничего здесь не происходит, — отвечает продавец. — Просто мой начальник сейчас у меня дома, и я делаю с его бизнесом то же самое, что он делает с моей женой.

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно