Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла,
Консультации специалистов:
Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика


Предисловие

В истории случалось нечасто, чтобы чья-то личность приобретала всемирную известность с такой быстротой, как это было с Че Геварой. Его образ, его имя и его идеи, воплощавшие самые чистые и бескорыстные человеческие мечты, притягивали, точно магнит, молодежь и интеллигенцию всего мира.

Конечно, это относится также и к народу, который сумел преградить путь бонапартизму, сокрушил фашизм – врага человеческой цивилизации – и в течение столетий играл важную роль в историческом развитии. Че впервые знакомится с этим народом и его культурой в Мексике, в 1956 году, когда, находясь там вместе с плеядой кубинских революционеров, читает книги советских авторов и встречается с первым советским человеком – Николаем Леоновым.

Позже, после победы Кубинской революции, завязываются уже иные связи с советской страной, увенчавшиеся его первым приездом в Москву в октябре I960 года; в результате проведенных им переговоров был подписан ряд соглашений, имевших для Кубы огромное историческое значение, поскольку они привели к установлению многолетних братских отношений между обоими народами. Выступая по телевидению после возвращения на Кубу, Че с волнением вспомнит, как во время демонстрации советские люди, проходя по Красной площади, бурно приветствовали Кубу, и скажет: «Быть может, то был один из самых волнующих моментов нашей поездки».

В последующие годы Че часто встречался с самыми разными советскими людьми: специалистами, писателями, общественными деятелями, артистами и, конечно же, шахматистами, поскольку он страстно увлекался этой игрой. Нередко он давал интервью журналистам. Особенно теплые отношения связывали его с Юрием Гагариным – может быть, оттого, что этих обоих великих людей отличала особая простота.

Че был первым из кубинских руководителей, непосредственно соприкоснувшихся с советской реальностью и с положением в других социалистических странах, которые он посетил, и это позволило Че со свойственной ему зоркостью отметить в своем важнейшем труде «Социализм и человек на Кубе» те ошибки, которые замалчивались в этих странах, приукрашавших свою действительность. Вот одна из его важнейших мыслей:

«Однако, – писал он, – иногда государство ошибается. Когда совершается одна из таких ошибок, наблюдается снижение коллективного энтузиазма из-за количественного сокращения каждого из элементов, которые его составляют, и работа парализуется, сводясь к незначительным величинам; тогда наступает время исправлять ошибки»…


Блас Набель Перес

* * *

9 октября 1967 года автоматная очередь напившегося для храбрости боливийского офицера, выполнявшего приказ ЦРУ, прервала жизнь удивительного человека, попавшего в руки противника в забытых людьми и богом горах Боливии…

Страх врагов перед Че Геварой и ненависть к нему были столь велики, что они попытались уничтожить следы своего преступления. Скромное школьное здание в боливийском местечке Итера, где был убит Гевара, разрушили по приказу Баррьентоса, бывшего в то время боливийским президентом, и на его месте сколотили убогую хижину с вывеской «Санитарный пункт». Все документы, изъятые у Гевары, попали в архивы ЦРУ. Врагам казалось, что им удалось расчистить место для своих клеветнических версий, для разрушения «мифа Гевары» Но жизнь распорядилась по-своему…

Героическая эпопея Че Гевары обессмертила его имя и дела, сделала его всемирно известным, превратила в кумира всех недовольных созданными капитализмом порядками. Память о Геваре будет жить вечно, без его образа теперь невозможно представить себе историю борьбы человечества за свое освобождение. Но легенда о Геваре складывается не из преданий сомнительной достоверности, а из реальных дел, фактов, событии.

Вряд ли стоит пересказывать биографию Че Гевары, – хочется еще раз вернуться к тем его качествам человека и политического деятеля, которые делают его образ притягательным для многих миллионов людей, особенно для молодежи.

Гевара поражал современников исключительной цельностью характера. Казалось, ему вообще неведомы сомнения, столь модная теперь «разновариантность мышления». Он сам считал, что выбор и точное определение цели – это главное в формировании поведения человека. Примечательно, что однажды летом 1956 года, находясь в эмиграции в Мексике, Че зашел в советское посольство и попросил дать ему «лучшие произведения советской литературы», которые, как оказалось, нельзя было достать в книжных магазинах Мехико. На вопрос, какие произведения он считает лучшими, последовал четкий ответ: «Чапаев» Д. Фурманова, «Как закалялась сталь» Н. Островского и «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого. Немного позже Гевара, мало кому известный тогда аргентинский врач, говорил, что герои этих произведений нравятся ему прежде всего своей целеустремленностью и он хотел бы походить на них.

Целью жизни Че была революция, активное участие в ней. Именно эта путеводная нить привела его в маленькую Гватемалу 1954 года, где бушевала революция. Принять в ней участие Че Геваре не удалось – ему как иностранцу не доверяли левые партии. Правительство отказало ему в предоставлении права на врачебную практику. Он метался в поисках выхода своей энергии, но тщетно. Поражение революционных сил и угроза расправы заставили Че искать убежища в аргентинском посольстве. Опыт гватемальской революции оказался для него очень полезным. В кругу друзей он часто полушутя, полусерьезно говорил: «У меня была своя революция 1905 года в виде гватемальского эпизода – это была генеральная репетиция!»

…Размышляя над исходом многочисленных государственных переворотов в Латинской Америке, Гевара ставил вопрос о правомерности ухода в отставку главы государства, избранного на этот пост волей нации, а покидающего его вследствие личной слабости, под давлением сил внешней или внутренней реакции. Он всегда высказывался за то, что лидер государства или движения обязан отстаивать свои программные взгляды до конца, и если надо, то ценой своей жизни. Он подчеркивал, что, как бы ни сложилась жизнь политического деятеля, он всегда должен искать возможности продолжить борьбу, чтобы не обмануть чаяний тех, кто ему верил, кто связал с ним свою судьбу.

В первый свой приезд в Москву в I960 году, когда положение на Кубе было нестабильно и исход революции еще не был предопределен, ему часто задавали вопросы о том, чем кончится борьба кубинского народа, удержат ли революционеры власть в своих руках. Гевара обычно отвечал так: «Не берусь гадать об исходе, но сам сделаю все для окончательной победы революции. Если понадобится – возьму автомат и займу свое место на баррикаде. Одно могу гарантировать; в случае неудачи вы не найдете меня среди укрывшихся в иностранных посольствах, ищите меня среди погибших. Хватит с меня поражения в Гватемале».

Сжигаемый своим призванием борца, Гевара постоянно искал бури. Он занимал ответственные посты в кубинском правительстве, активно участвовал в руководстве народным хозяйством Кубы, целиком отдаваясь новому делу, как это делали в Советской России революционеры старой ленинской гвардии. Но нет-нет да и появлялась у него затаенная мечта о новых боях. Часто (больше для себя, чем для слушателей) он говорил, что надо уметь делать все, что приказывает революция; но все-таки, наверное, те, кто придет позже, будут лучшими созидателями. Кругом еще столько несправедливости, столько явных причин для народного горя и слез…

Че обладал такими, казалось бы, редкими для латиноамериканца качествами, как дисциплинированность, организованность и умение организовать других, самокритичность. Слова Че никогда не расходились с делами. Его можно было упрекнуть в недостаточной гибкости, зато он всегда был принципиальным. Неудивительно, что благодаря этим качествам он выделялся в своем окружении. Он много читал: еще в Гватемале обстоятельно изучил основные труды классиков марксизма-ленинизма. А прибыв в Мексику в 1954 году, продолжил самообразование. Гевара не гнушался даже работы сторожа в книжных магазинах, если это давало ему возможность читать новинки политической литературы.

На латиноамериканских политэмигрантов, находившихся в Мексике, Гевара производил сильное впечатление. Позже Рауль Роа, ставший министром иностранных дел революционной Кубы, а в те годы случайно встретившийся ему человек в Мексике, напишет: «Уже тогда Че возвышался над узким горизонтом креольских националистов и рассуждал с позиций континентального революционера». Фидель Кастро впоследствии писал о встрече с Че Геварой в Мексике: «Он имел более зрелые по сравнению со мной революционные идеи. В идеологическом, теоретическом плане он был более развитым. По сравнению со мной он был более передовым революционером».

Когда Че, включенный в качестве врача в состав будущей экспедиции на яхте «Гранма», приступил к изучению партизанского дела, он поразил всех своим прилежанием, усердием и успехами. Он постоянно удостаивался высшего балла – 10. «Мой самый способный ученик», – говорил о нем руководитель подпольной партизанской школы, бывший полковник испанской республиканской армии Альберто Байо. И в дальнейшем Гевара был образцом; организованности и исполнительности. Ему приходилось заниматься в горах Сьерра-Маэстры и налаживанием хлебопечения, и организацией мастерских по ремонту и пошиву обуви, и вопросами здравоохранения, радиопропаганды, и в то же время готовить боевые операции и принимать в них активное участие. Выдвижение бывшего врача «Гранмы» в число руководителей революционной Кубы – заслуженное признание его недюжинных политических знаний и организаторских способностей.

Характерной особенностью Че было стремление и умение воспитывать в своих товарищах по борьбе те качества, которые необходимы революционеру. Вспоминается случай, происшедший в Москве с членами кубинской делегации во главе с Че в 1960 году. Однажды вечером в гостинице «Советская», где они остановились, Гевара объявил, что переговоры в Министерстве внешней торговли СССР начнутся утром, в 10 часов, и что в 9 часов 30 минут все должны собраться у входа в гостиницу. Однако в назначенное время пришел он один. Подождав ровно минуту, Че сел в машину и сказал: «Поехали!» В МВТ были немало удивлены, увидев вместо многочисленной кубинской делегации одного Гевару, спокойно предложившего начать переговоры. Вскоре по одному, по двое стали приходить смущенные и запыхавшиеся кубинцы. Вечером Че попросил организовать для делегации посещение кабинета В. И. Ленина в Кремле и сказать экскурсоводу, чтобы он сделал упор на ленинскую концепцию государственной и партийной дисциплины. Когда на следующий день его товарищи пришли в музей-квартиру В. И. Ленина, они не знали, куда глаза девать от стыда, – экскурсовод рассказывал о строгом, взыскательном отношении Владимира Ильича к нарушителям дисциплины. Хотя Че ни единым словом не упрекнул своих коллег, подобных случаев больше не повторялось.

В самых трудных условиях Гевара находил время и возможность вести записи, дневники, что говорит о его огромном творческом потенциале. Он не только много работал, но и постоянно осмысливал сделанное, старался найти общие закономерности, выявить типичные недостатки в своих поступках. Так родился его первый труд «Партизанская война», в котором он обобщил опыт борьбы партизан в горных лесистых районах и разработал наиболее подходящие формы и методы ее ведения. Это своего рода учебник, инструкция, боевое наставление.

Перу Че принадлежит, пожалуй, самое полное систематизированное описание революционной войны 1956–1958 годов на Кубе – «Эпизоды революционной войны».

Особое место в творческом наследии Гевары занимает «Боливийский дневник». Если подходить к Геваре с такой же меркой, как ко всем остальным людям, то невозможно себе объяснить, как мог этот человек, мучительно страдавший от приступов астмы, натолкнувшийся на множество непредвиденных препятствий и, наверное, ясно понимавший в последние месяцы безысходность, даже обреченность своего положения, систематически вести дневник, воссоздавший весь драматизм боливийской эпопеи. Сколько самообладания, упорства, мужества надо было проявить, чтобы не бросить перо и записную книжку. Даже зная, что его записи могут попасть в руки врагов, он упорно вел летопись последней схватки с ними, веря, что эти заметки, эти крупицы накопленного им революционного опыта понадобятся грядущим поколениям революционеров. И он опять не ошибся. Почти невероятный случай – прямое содействие Аргедаса, бывшего в то время министром внутренних дел Боливии, – помог спасти для человечества дневник Че, уже ставший достоянием ЦРУ. Но не является ли эта случайность выражением огромного уважения и симпатии всех более или менее порядочных людей на земле к Геваре?

Че никогда не был оппортунистом, даже в самых малых делах. Его мысли, действия и слова всегда можно было соединить знаком равенства. Че заражал всех, кому посчастливилось работать и бороться рядом с ним, своей глубокой убежденностью. В последнем письме детям Че скажет о себе: «Ваш отец был человеком, который действовал согласно своим взглядам и, несомненно, жил согласно своим убеждениям». Будучи как коммунист противником частной собственности, он с негодованием относился к проявлениям стяжательства. Он был безразличен ко всем подаркам, кроме оружия, которое считал инструментом революционера. В прощальном послании к Фиделю Че писал: «Я не оставлю своим детям и своей жене никакого имущества, и это не печалит меня. Я рад, что это так. Я ничего не прошу для них, потому что государство даст им достаточно для того, чтобы они могли жить и получить образование».

Жить и получить образование – этого действительно достаточно для становления личности. Какая поистине математическая точность в определении реальных потребностей человека!..

Чем бы ни занимался Че, он обязательно вкладывал в дело всю душу. Какое бы задание ни давало ему командование Повстанческой армии в годы революции, оно могло быть уверено, что лучше Гевары его никто не выполнит. Какой бы пост ни доверяла ему революция после победы, он делал максимум возможного для успешного решения стоящих перед ним проблем. За чрезвычайно короткий срок (5–6 лет), прошедший после 1 января 1959 года, Че успел сделать для своей страны очень много, занимаясь вопросами финансов, развития промышленности, организации вооруженных сил. Фидель Кастро поручал ему также решение самых сложных внешнеполитических задач по отстаиванию интересов Кубы, по защите латиноамериканских государств, всех стран, сбросивших колониальные оковы и выступавших против неоколониалистской политики США и их союзников.

А в короткие часы отдыха Че с таким же азартом отдавался шахматным боям со своими соратниками, искренне переживая редкие поражения и радуясь победам. Даже на отдыхе он больше всего любил работу.

Всего 39 лет жизни отпустила ему судьба, обычно скупая и несправедливая к революционерам. Но этой короткой земной жизни с избытком хватило на то, чтобы имя Эрнесто Че Гевары было занесено человечеством в списки его лучших сынов, которыми всегда будут гордиться потомки. Ослепительно яркая его судьба останется вечным примером, по которому будут делать жизнь будущие революционеры.


Николай Леонов

Вступление. Партизанская война как метод

Партизанская война велась в мировой истории множество раз, в разных условиях и с разной целью. В последнее время к ней прибегает авангард народа в народно-освободительной войне, когда выбирается путь иррегулярной вооруженной борьбы с противником, обладающим военным превосходством. Так было в Азии, Африке и Латинской Америке в ходе борьбы за завоевание власти и против феодальной, неоколониальной или колониальной эксплуатации. В Европе к партизанской войне прибегали как к вспомогательному средству при боевых действиях регулярных войск – своих собственных или союзных.

В Латинской Америке к партизанской войне обращались при разных обстоятельствах. В качестве относительно недавнего примера можно вспомнить опыт Аугусто Сесара Сандино, сражавшегося с экспедиционным корпусом янки в никарагуанской Сеговии. А позже – революционную войну на Кубе. С этого времени проблемы ведения партизанской войны являются предметом теоретической дискуссии прогрессивных партий, причем предметом полемики стали и возможность, и целесообразность ведения партизанской борьбы.

Для начала укажем, что эта форма борьбы является всего лишь методом – методом достижения поставленной цели. А необходимой, обязательной целью каждого революционера является завоевание политической власти. Это значит, что при анализе ситуации в каждой отдельно взятой латиноамериканской стране мы должны исходить из того, что партизанская война – это всего лишь один из рядовых методов завоевания политической власти.

Сразу же возникает вопрос: может ли быть партизанская война единственным методом завоевания политической власти во всех странах Латинской Америки? Или, как минимум, ведущим методом? Или же она будет не более чем одним из методов борьбы? И, в пределе: применим ли опыт Кубинской революции к реалиям других стран континента?

В ходе развернувшейся полемики тех, кто намерен лично участвовать в партизанской борьбе, обычно критикуют за «пренебрежение» борьбой масс – так, словно одно другому противоречит. Мы отвергаем подобные представления: партизанская война – это народная война, это борьба масс. Пытаться вести войну этого типа без поддержки местного населения значит заранее обречь себя на неизбежное поражение. Партизаны – это боевой авангард народа, оперирующий на определенной территории, авангард вооруженный и готовый путем осуществления серии боевых операций воплотить в жизнь свою стратегическую цель: завоевание власти. Партизаны пользуются поддержкой крестьян и рабочих масс и в зоне своих операций, и в масштабах всей страны. Без этих предпосылок идти на партизанскую войну нельзя.

Мы считаем, что из опыта кубинской революции следует извлечь три основных урока для революционного движения на Латиноамериканском континенте:

1) народные силы могут победить в войне против регулярной армии;

2) не всегда нужно ждать, пока созреют все условия для революции: повстанческий центр может сам их создать;

3) в слаборазвитых странах Американского континента вооруженную борьбу нужно вести главным образом в сельской местности» (из книги «Партизанская война»).

Эти выводы относительно перспектив развития революционной борьбы в Латинской Америке вполне приложимы к любой стране нашего континента, в которой будет разворачиваться партизанская борьба.

* * *

Вторая Гаванская декларация говорит:

«– В наших странах слаборазвитая промышленность существует рядом с аграрными порядками, носящими феодальный характер. В силу этого в каких бы тяжелых условиях ни жили городские рабочие, сельское население существует в условиях несравненно более жестоких эксплуатации и угнетения; при этом оно является, за редким исключением, абсолютным большинством населения, во многих латиноамериканских странах доля сельского населения превышает 70 %.

– Исключая помещиков, часто живущих не в деревне, а в городе, сельскохозяйственное население добывает средства к существованию поденной работой в поместьях, получая нищенскую плату и обрабатывая землю в условиях эксплуатации, неотличимой от средневековой. В силу этого беднейшие сельскохозяйственные слои в Латинской Америке в потенции являются грандиозной революционной силой.

– Правительственные армии, созданные и обученные для того, чтобы вести «войну по правилам», и являющиеся силой, на которую опирается власть эксплуататорских классов, оказываются совершенно беспомощными, когда они сталкиваются с иррегулярной крестьянской войной, ведущейся в привычных для крестьян условиях; правительственная армия теряет по 10 солдат на каждого убитого революционного бойца, быстро утрачивает присутствие духа и деморализуется, будучи вынужденной сражаться с противником невидимым и непобедимым, не дающим возможности проявить выученные в академиях тактические приемы и прочие военные премудрости, столь впечатляющие при подавлении выступлений рабочих и студентов в городах.

– Разрозненные вначале боевые группы постоянно пополняются новыми бойцами, движение масс набирает обороты, старый порядок начинает распадаться – и тогда исход борьбы решается выступлением рабочего класса и городских масс.

– Что же делает эти боевые группы изначально непобедимыми независимо от численности, ресурсов и огневой мощи их противника? Поддержка народа – и именно благодаря поддержке масс боевые группы добиваются все больших и больших успехов.

– Однако крестьянство является классом, который помещен в условия политической изоляции и оторванности от культуры. Поэтому крестьянство нуждается в политическом руководстве со стороны рабочего класса и революционной интеллигенции, без них крестьянство неспособно развернуть борьбу и добиться победы.

– В Латинской Америке в современных исторических условиях национальная буржуазия не может возглавить антифеодальную и антиимпериалистическую борьбу. Этот класс, класс буржуазии, в наших странах, как доказала практика, даже в тех случаях, когда его интересы противоречат интересам империализма янки, не способен ему противостоять, будучи парализован страхом перед возможной социальной революцией и боясь голоса гнева эксплуатируемых масс».

Развивая эти важнейшие для латиноамериканской революционной мысли положения, Вторая Гаванская декларация утверждает далее:

«– Внутри каждой отдельной страны субъективные условия, то есть состояние сознания, организации, руководства, могут в зависимости от своего развития замедлять или ускорять революционный процесс, но в конце концов во всех исторических эпохах после того, как возникали объективные условия для революции, складывалось классовое сознание, создавались организации и появлялось руководство – и происходила революция.

– Какой характер будет носить революция – характер мирного перехода или же новый мир родится в страданиях – зависит не от революционеров; это зависит от реакционных сил, оказывающих сопротивление рождению нового общества, которое само – плод противоречий, созревавших внутри общества старого. В истории революции играют ту же роль, что и врач, помогающий появлению новой жизни. Революция не прибегает без надобности к использованию силы, но делает это не колеблясь, если требуется облегчить роды. Роды, которые несут угнетенным и эксплуатируемым массам надежду на лучшую жизнь.

– Для многих стран Латинской Америки сегодня революция стала неизбежной. Это не зависит от воли отдельных лиц. Неизбежность революции является следствием ужасающей эксплуатации, которой подвергаются латиноамериканцы, следствием роста революционного самосознания масс, следствием мирового кризиса империализма и следствием развития борьбы угнетенных народов во всем мире».

На этих положениях мы и будем базироваться далее в нашем анализе вопросов партизанской борьбы в Латинской Америке.

* * *

Итак, мы установили, что герилья – это всего лишь один из методов достижения цели. Следовательно, для начала необходимо подвергнуть анализу саму цель и установить, можно ли в какой-либо стране Латинской Америки завоевать политическую власть, не прибегая к вооруженной борьбе.

Мирные формы борьбы могут вылиться в массовое движение, которое заставит – исключительно в ситуации общего кризиса – правительство передать, под неодолимым воздействием событий, власть народным силам, которые затем установят диктатуру пролетариата. Теоретически это возможно. Прилагая изложенные выше положения к Латинской Америке, получаем следующее: на континенте в целом наличествуют объективные условия, которые толкают массы к насильственным действиям против правительств, выражающих классовые интересы буржуазии и землевладельцев, а во многих странах налицо также кризис власти и имеются субъективные условия. Очевидно, что в таких странах, в которых уже налицо все условия – и объективные, и субъективные, – было бы преступлением не начинать борьбу за взятие власти. Там же, где этого нет, возможны альтернативы, и оптимальное для каждой конкретной страны решение должно быть найдено в ходе теоретической дискуссии. Единственное, чего история не приемлет, – это теоретиков и практиков политической борьбы пролетариата, допускающих ошибки. Никто не вправе требовать, чтобы ему дали официальное звание авангардной партии, вроде того, как выдается диплом об окончании университета. Быть авангардной партией значит: стоять во главе борьбы рабочего класса, вести его к завоеванию власти, не исключая и кратчайший путь. Это и есть миссия наших революционных партий, и чтобы избежать ошибок, наш анализ должен быть глубоким и исчерпывающим.

На сегодняшний день в Латинской Америке сложилась ситуация неустойчивого равновесия между силами олигархических диктатур и давлением народа. Определяя эти диктатуры как олигархические, мы тем самым подчеркиваем реакционный характер альянса буржуазии каждой из стран с классом землевладельцев, в большей или меньшей степени феодальным по своей сути.

Эти диктатуры существуют в условиях «законности», которую они сами же и установили – с тем, чтобы создать оптимальные условия для своего неограниченного классового господства на неопределенное время; однако в ситуации усиливающегося давления народных масс, апеллирующих к буржуазному законодательству, его творцам приходится прибегать к нарушениям закона, дабы сдержать напор масс. Но наглые нарушения существовавших – или введенных позднее, чтобы задним числом оправдать содеянное, – законов способны лишь увеличить давление народных сил. Это приводит олигархические диктатуры к попыткам восстановления старых законодательных норм – с тем чтобы изменить конституционное устройство и успешнее подавлять борьбу пролетариата, избегая при этом фронтального классового столкновения. Однако же именно здесь возникает одно противоречие. Народ не согласен терпеть старые формы принуждения – и еще менее готов терпеть новые, используемые диктатурой. Давайте не забывать, что буржуазное государство имеет характер классовый, авторитарный и охранительный. Ленин так писал об этом: «Государство есть продукт и проявление непримиримости классовых противоречий. Государство возникает там, тогда и постольку, где, когда и поскольку классовые противоречия объективно не могут быть примирены. И наоборот: существование государства доказывает, что классовые противоречия непримиримы» («Государство и революция»).

Мы не должны допускать того, чтобы понятие демократии лишалось своей внутренней сути и использовалось для апологетики классовой диктатуры эксплуататоров, приравниваясь к набору нескольких свобод, дарованных гражданам сверху. Борьба за восстановление буржуазной законности, если она не сопряжена с борьбой за установление революционной власти, является всего лишь борьбой за возрождение диктаторских по сути порядков, установленных в прошлом господствующими классами, иначе говоря, борьбой за то, чтобы каторжники остались в цепях, но в цепях, прикованных к не столь тяжелому ядру, как сейчас.

В ситуации конфликта олигархия нарушает взятые ею на себя обязательства, порывает с видимостью «демократии» – и прямо атакует народ, в то время как в обычных условиях она предпочитает прибегать к надстроечным инструментам, позволяющим маскировать угнетение. Здесь возникает вопрос: что делать? Мы отвечаем на этот вопрос так: насилие не является привилегией эксплуататоров, эксплуатируемые имеют точно такое же право на него. Более того, в подобные моменты истории эксплуатируемые обязаны прибегнуть к этому праву. Марти сказал: «Преступник тот, кто разжигает войну, которой можно избежать. И равно преступник тот, кто не содействует началу войны неизбежной».

Ленин писал: «Социал-демократия никогда не смотрела и не смотрит на войну с сентиментальной точки зрения. Бесповоротно осуждая войну как зверские способы решения споров человечества, социал-демократия знает, что войны неизбежны, пока общество делится на классы, пока существует эксплуатация человека человеком. А для уничтожения этой эксплуатации нам не обойтись без войны, которую начинают всегда и повсюду сами эксплуатирующие, господствующие и угнетающие классы». Это было написано в 1905 году; позднее, в статье «Военная программа пролетарской революции», глубочайшим образом проанализировав классовую борьбу, Ленин заявит: «Кто признает борьбу классов, тот не может не признавать гражданских войн, которые во всяком классовом обществе представляют естественное, при известных обстоятельствах неизбежное продолжение, развитие и обострение классовой борьбы. Все великие революции подтверждают это. Отрицать гражданские войны или забывать о них – значило бы впасть в крайний оппортунизм и отречься от социалистической революции».

Говоря иначе, мы не должны бояться насилия – насилие является повивальной бабкой нового общества. Но к насилию следует прибегать только в такие моменты, когда силы, руководящие борьбой народа, поймут, что для этого созрели наиболее благоприятные условия.

Какие именно условия? Субъективные – это два взаимодополняющих и постоянно углубляющихся в ходе борьбы фактора: осознание необходимости революционных перемен и вера в их осуществимость. При соединении с объективными условиями – которые во всей Латинской Америке более чем благоприятны для развития борьбы – эти факторы (при упорстве в достижении поставленной цели и с учетом нового соотношения сил на мировой арене) определяют выбор способа действия.

Как бы далеки ни были от нас социалистические страны, они оказывают благоприятное воздействие на борющиеся народы и являются примером для подражания. В последнюю годовщину дня 26 июля Фидель Кастро говорил: «Долг революционера, особенно сегодня – осознать, почувствовать, какие изменения в соотношении сил в мире произошли, и понять, насколько эти изменения облегчили борьбу народов. Долг революционеров, латиноамериканских революционеров, не в том, чтобы ждать, когда изменение соотношения сил чудесным образом породит социальные революции в Латинской Америке, а напротив, в том, чтобы использовать благоприятные изменения в соотношении сил для создания революционных движений и осуществления революций!»

Некоторые говорят: «Мы согласны, что революционная война является – при определенных условиях – методом завоевания политической власти, но откуда нам взять таких великих руководителей, как Фидель Кастро, которые приведут нас к победе?» А ведь Фидель Кастро, как и любой другой человек, является продуктом истории. Военные и политические лидеры, руководящие сейчас в Латинской Америке повстанческой борьбой, поголовно вынуждены учиться военному искусству в ходе боевых действий. Нет такой должности или профессии, к которым можно подготовиться исключительно по книгам. Война в этом отношении – величайший учитель.

* * *

Понятно, однако, что эта задача непростая, и в ходе ее решения возникают серьезные угрозы. Применительно к вооруженной борьбе две опасности являются наибольшей угрозой для будущего революции. Первая относится к подготовительному этапу – и от ее преодоления зависит степень решимости народных масс и степень успешности осознания ими своих целей. Когда буржуазное государство разворачивает наступление на позиции народных сил, тем, разумеется, приходится обороняться – и обороняться от превосходящих сил противника. Если наличествует хотя бы минимум необходимых объективных и субъективных условий, сопротивление должно носить вооруженный характер, но при этом народные силы не должны лишь пассивно сдерживать удары врага, а вооруженная оборона не должна превращаться в защиту последнего убежища преследуемых. Герилья в определенные моменты действительно является оборонительным движением народа, но она несет в себе и постоянно развивает способность к переходу в наступление. Именно эта способность и делает герилью катализатором борьбы народных сил. Говоря иначе, герилья – это не пассивная самооборона, а оборона, переходящая в контрнаступление, поскольку ее конечной целью является завоевание политической власти.

Это важный момент. В общественных процессах различие между насилием и ненасилием не может быть выведено из сравнения числа выстрелов, сделанных с обеих сторон; это определяется особенностями конкретной и постоянно меняющейся ситуации. Нельзя упустить момент, когда народные силы начнут осознавать не только свою относительную слабость, но и свою стратегическую силу – и смогут принудить противника к таким действиям, без которых борьба пошла бы на спад. Необходимо силой разрушить равновесие между диктатурой олигархии и давлением народа. Диктатура постоянно стремится избежать слишком откровенного использования силы; если же вынудить ее сорвать маску, показать свое подлинное лицо – лицо насильственной диктатуры реакционных классов, это вызовет такое углубление борьбы, которое отрежет путь назад. От того, смогут ли народные силы выполнить эту задачу – заставить диктатуру проявить свою истинную сущность, от того, затормозят или углубят они тем самым борьбу, и зависит, свершится ли бесповоротный переход к долгосрочным вооруженным действиям.

Возможность избежать второй опасности зависит от способности народных сил обеспечить поступательное развитие революционного процесса. Маркс всегда настаивал на том, что раз революция началась, пролетариат должен наносить врагу все новые и новые удары. Революция либо непрерывно углубляется, либо отступает. Уставшие бойцы начинают терять веру в победу – и тогда буржуазии вполне может удаться одна из тех ее многочисленных уловок, какие она не раз демонстрировала. Это может быть, например, передача власти некоему сеньору с куда более медоточивым голосом и ангельским личиком, чем у действующего диктатора. Или же переворот, который совершают реакционеры, возглавляемые, как правило, военщиной, но поддерживаемые – прямо или косвенно – и прогрессивными силами. Могут быть применены и другие уловки, но исследование тактических приемов противника не является целью данной работы.

Остановимся лишь на такой уловке, как организованный «верхами» военный переворот. Что может дать военщина подлинной демократии? Какой преданности демократии можно ждать от военных, если они являются в чистом виде орудием господства реакционных классов и империалистических монополий и, как каста, обладают общественным весом лишь из-за находящегося в их руках оружия и потому стремятся только к сохранению своего привилегированного положения?

Когда в трудной для угнетателей ситуации военные прибегают к заговору и свергают фактически уже побежденного народом диктатора, они это делают потому, что диктатор оказывается более не способен защищать их классовые привилегии, не прибегая к таким исключительным формам насилия, которые в наше время, как правило, уже не соответствуют стратегическим интересам олигархии.

Это, конечно, не значит, что революционеры должны отказываться от привлечения на свою сторону тех кадровых военных, кто в индивидуальном порядке порвал со своей социальной средой и де-факто восстал против нее. Но привлекать их надо при условии их беспрекословного подчинения революционному руководству, по отношению к которому они должны себя вести как рядовые бойцы революции, а не как представители своей касты.

Еще много лет назад Энгельс в предисловии к третьему изданию «Гражданской войны во Франции» написал: «… После каждой революции рабочие бывали вооружены; поэтому для буржуа, находившихся у государственного кормила, первой заповедью было разоружение рабочих. Отсюда – после каждой завоеванной рабочими революции новая борьба, которая оканчивается поражением рабочих…» (цитирую по «Государству и революции» Ленина).

Подобный континуум сменяющих друг друга форм борьбы, приводящих к чисто формальным изменениям при общем стратегическом отступлении трудящихся, уже многие десятилетия наблюдается в капиталистическом мире. Мало того, обман пролетариата в этой области осуществляется раз за разом уже на протяжении более чем столетия.

Не менее опасно также такое распространенное явление, когда лидеры прогрессивных партий путают понятия (что нередко бывает в горячке борьбы) и, стремясь сохранить – на путях использования отдельных достижений буржуазной законности – благоприятные условия для ведения революционной деятельности, забывают о своей конечной стратегической цели: о захвате власти.

Обеих опасностей, описанных нами выше в самом общем виде, разумеется, можно избежать, если руководящие борьбой марксистско-ленинские партии смогут подвергнуть предельно верному анализу все аспекты ситуации и, максимально мобилизовав массы, направить их на борьбу за разрешение основного противоречия.

* * *

Предположим – в развитие темы, – что идея вооруженной борьбы и формула партизанской войны как метода ее ведения получат широкое признание. Почему мы считаем, что партизанская война является верным путем борьбы в современных условиях в Латинской Америке? Мы полагаем, что в нашем распоряжении имеются основополагающие аргументы, доказывающие, что именно партизанские действия должны стать наиболее перспективной составляющей освободительной борьбы в Латинской Америке.

Первое. Совершенно очевидно, что противник будет бороться за то, чтобы сохранить свою власть. Следовательно, перед нами встает вопрос об уничтожении армии угнетателей, а для этого нужна народная армия. Эта армия не может возникнуть спонтанно и ей придется вооружаться из арсенала противника, а это предполагает длительную и тяжелую борьбу, в ходе которой народные силы и их руководство постоянно будут подвергаться ударам превосходящих сил противника, не располагая к тому же возможностями для адекватного отпора и маневра.

Но партизанский очаг, созданный на территории, где наличествуют благоприятные для борьбы условия, может обеспечивать безопасность и стабильность революционного руководства. При этом городские партизанские группы, которые также подчиняются главному штабу народной армии, могут проводить крайне важные с военной точки зрения операции. И даже полный разгром этих групп не убьет душу революции, ее руководство, которое, находясь в своей крепости – в сельской местности – по-прежнему сможет и укреплять революционный дух масс, и готовить новые силы для новых боев.

Помимо прочего, в партизанских зонах начинается создание структур будущего государственного аппарата, задача которого – осуществлять эффективную классовую диктатуру на протяжении всего переходного периода. Чем длительнее окажется период вооруженной борьбы, тем более крупные и сложные проблемы управления будут вынуждены решать руководящие кадры, и опыт решения этих проблем позволит им успешнее подготовиться к разрешению нелегких задач укрепления власти и экономического развития, которые встанут перед ними на следующем этапе революции.

Второе. Общая ситуация на континенте характеризуется тем, что борьба латиноамериканского крестьянства против феодальных структур и союза местных эксплуататоров с империалистами начинает приобретать все более явные черты революционного взрыва.

Вновь обратимся ко Второй Гаванской декларации:

«– В начале прошлого века народы Латинской Америки освободились от испанской колониальной зависимости, но не от эксплуатации. Землевладельцы-феодалы встали у руля власти взамен испанских правителей; индейцы так и остались жить в мучительном рабстве; латиноамериканцы в той или иной форме оставались рабами; малейшие надежды народов на изменения к лучшему гибли под гнетом олигархий и игом иностранного капитала. Так обстояли дела во всей Латинской Америке независимо от местных особенностей. Сегодня наш континент порабощен империализмом даже более жестоким, более могущественным и более беспощадным, чем испанский колониальный империализм.

– Латиноамериканская революция стала объективной и исторически неизбежной реальностью. Чем отвечает на это империализм янки? Развязыванием колониальной войны против народов Латинской Америки, созданием – совместно с олигархиями – аппарата подавления, изобретением политических предлогов и псевдозаконных инструментов для подавления огнем и мечом борьбы латиноамериканских народов».

Это – объективная ситуация. Латиноамериканское крестьянство – это огромная (в потенции) сила. Необходимо использовать эту силу для освобождения Латинской Америки.

Третье. Континентальный характер борьбы.

Можем ли мы рассматривать новый этап освободительной борьбы в Латинской Америке как противоборство двух сил, оспаривающих политическую власть в каждой отдельно взятой стране? Такая точка зрения крайне сомнительна. Борьба не на жизнь, а на смерть начинает разворачиваться между всеми народными силами континента и между всеми силами угнетателей. Об этом же говорят и цитировавшиеся выше положения Второй Гаванской декларации.

Вмешательство янки неизбежно – и для защиты их интересов, и в силу той решающей роли, которую играет сегодня борьба в Латинской Америке. Фактически янки уже занимаются подготовкой репрессивных сил и созданием аппарата подавления освободительной борьбы в масштабах всего континента. Но далее янки продолжат эту деятельность с всевозрастающей энергией; они постараются использовать против народных сил все имеющиеся в их распоряжении орудия разрушения, чтобы не позволить укрепиться революционной власти; если же им не удастся воспрепятствовать укреплению революционной власти, они откажутся ее признавать, организуют новые нападения, попытаются расколоть силы революции, будут засылать диверсантов и саботажников всех типов, разжигать пограничные конфликты, натравливать на революционную власть соседние реакционные государства, попробуют задушить новое государство экономическими методами, то есть сделают все для того, чтобы уничтожить революционную власть.

* * *

Принимая во внимание сложившуюся в Латинской Америке ситуацию, кажется маловероятным, что победа может быть достигнута и закреплена в одной отдельно взятой стране. Союзу реакционных сил необходимо противопоставить союз народных сил. Во всех странах, где гнет становится невыносимым, нужно поднимать знамя восстания – и в силу исторической необходимости это знамя должно стать знаменем континентального восстания. Анды должны стать Сьерра-Маэстрой Латинской Америки, как сказал Фидель, – и всей огромной территории нашего континента суждено стать ареной борьбы не на жизнь, а на смерть с властью империалистов.

Нельзя заранее предсказать, в какой именно момент борьба примет истинно континентальный характер и как долго она будет продолжаться, но мы можем предсказать, как будет выглядеть начало борьбы и ее триумфальное завершение, поскольку это определено заранее историческими, экономическими и политическими условиями. Долг революционеров каждой отдельной страны – начать эту борьбу в случае возникновения необходимых условий в их стране, вне зависимости от того, созрели ли условия в других странах континента. Тот вывод, что борьба будет носить континентальный характер, вытекает из общего анализа ситуации и соотношения сил; он обусловливает общую стратегию борьбы, но никак не исключает локальные взрывы. И подобно тому, как начало борьбы в любом уголке одной отдельно взятой страны предполагает со временем распространение борьбы на всю территорию страны, так и начало революционной борьбы в одной стране способствует складыванию новых условий для революции в соседних странах.

В процессе развития революции нормальным является чередование периодов подъемов и спадов революционной волны, причем подъем революции прямо корреспондирует с отступлением контрреволюции, и наоборот. В периоды отступления революционной волны положение народных сил становится особенно трудным, поэтому чтобы уменьшить свои потери, народные силы должны переходить к наиболее совершенным методам обороны. Сегодня у них экстраординарно сильный противник – континентальный противник. Поэтому они не могут более ограничиваться только анализом слабостей местной буржуазии и, соответственно, принимать решения в масштабах одной страны. Еще менее обоснованы надежды на заключение союза между вооруженным народом и существующими олигархиями: Кубинская революция прозвучала для них колоколом тревоги. Поляризация сил стремится к пределу: эксплуататоры – с одной стороны, эксплуатируемые – с другой; масса мелкой буржуазии будет примыкать то к одной стороне, то к другой, в зависимости от изменения своих интересов и от успешности обращенной к ней пропаганды; нейтралитет станет редчайшим явлением. Так будет выглядеть революционная война.

Полагаем, что началом ее может стать создание партизанского очага. Относительно небольшие группы находят зоны, благоприятствующие ведению в них партизанской войны – и начинают в этих зонах операции с намерением перейти в наступление либо отвлечь внимание противника. Необходимо четко усвоить, что в начале своей деятельности партизаны слабы, поэтому первоначально они вынуждены заниматься только следующим: закреплением в зоне операций, изучением местности, установлением контактов с населением и укреплением тех мест, которые, вероятно, станут затем опорными базами.

В этих условиях обеспечить выживание герильи и ее пусть медленное, но развитие позволят три принципа: постоянная мобильность, постоянная осторожность, постоянная бдительность. Без обязательного следования этим трем элементам военной тактики герилья вряд ли выживет. Надо помнить также, что в эти моменты героизм партизана определяется величием поставленной цели и готовностью принесения каких угодно жертв ради ее достижения. Эти жертвы приносятся не в каждодневных сражениях, не в борьбе с врагом лицом к лицу – и потому партизаны и физически, и духовно переносят их особенно тяжело.

Партизаны постоянно находятся под угрозой жестоких расправ со стороны правительственной армии; нередко оказываются раздробленными на мелкие группы; попадая в плен, подвергаются пыткам; в зонах боевых действий их преследуют как диких зверей; они постоянно боятся, что противник напал на след отряда; они вынуждены никому не доверять, так как крестьяне нередко предают их, чтобы спасти свои деревни от карательных отрядов; единственный выбор для партизан – смерть или победа, причем смерть нередко выглядит в тысячу раз реальнее победы, которая начинает казаться неким мифом, существующем исключительно в мечтах революционеров.

Это и есть партизанский героизм; можно смело сказать, что для партизан передвигаться – значит сражаться, уклоняться от боя с противником – тоже значит сражаться. Если противник обладает значительным военным перевесом, приходится искать такую тактику, которая могла бы обеспечить партизанам относительное превосходство сил в конкретной точке, то есть сосредоточение в ней большего числа бойцов, чем у противника, либо такое их размещение с учетом особенностей местности, что это изменит баланс сил. Именно это и обеспечивает тактические победы; если же нет уверенности, что вы добились относительного превосходства, лучше не ввязываться в бой. Нужно уклоняться от такого боя, который не приведет к победе, – во всяком случае тогда, когда у вас есть возможность выбора.

Каждый партизанский отряд является лишь частью более широкой военно-политической кампании, он должен расти, крепнуть и создавать опорные базы – важнейшее условие успешной деятельности партизанской армии. Опорные базы – это территория, на которую армия противника может проникнуть лишь ценой больших потерь; бастионы революции, опорные базы являются и убежищем партизан, и местом подготовки партизанского отряда ко все более дерзким и все более глубоким рейдам.

Но этого момента удастся достичь только в том случае, если будут успешно преодолены и тактические, и политические препятствия. Партизаны не должны забывать о том, что они – авангард народа, получивший от народа мандат на вооруженную борьбу, и потому они должны создавать все необходимые условия для установления такой революционной власти, которая пользовалась бы поддержкой масс. Основные требования крестьянского населения должны быть удовлетворены в такой максимальной степени, какую только позволят осуществить внешние обстоятельства. Это повысит сплоченность и решимость бороться у всего населения.

Какой бы тяжелой для партизан ни была в первое время военная ситуация, политическая ситуация может оказаться куда более щекотливой – и если одна-единственная военная ошибка способна привести к гибели целого партизанского отряда, то одна-единственная политическая ошибка может затормозить развитие партизанской войны на долгий период.

Борьба носит характер политико-военный, именно так ее следует понимать и именно в таком качестве развивать.

* * *

В ходе развития герильи наступает момент, когда деятельность отряда полностью покрывает определенную территорию, более того, численность бойцов и их концентрация в этой зоне становятся даже излишними. Тогда происходит явление, напоминающее роение пчел: пользующийся авторитетом партизанский командир переходит на другую территорию – и там вновь повторяются все этапы развития партизанского отряда. Новый отряд, естественно, продолжает подчиняться центральному командованию.

Нужно специально подчеркнуть, что абсурдно рассчитывать на победу до тех пор, пока не создана народная армия. Партизанские отряды могут расширять зону своих действий – но до определенного предела; народные силы в городах и в других легко доступных для противника зонах могут наносить ему определенный урон; но все это не способно разрушить военный потенциал сил реакции. Надо помнить, что конечным результатом борьбы должно стать уничтожение противника. Поэтому партизанские отряды, начинающие борьбу во всех новых оперативных зонах, в тылу врага, в главных городах, должны подчиняться единому командованию. И речь идет не о строго иерархическом подчинении (что характерно для регулярных армий), а о подчинении стратегическом. Располагая определенной свободой действий, партизанские отряды обязаны, однако же, выполнять все стратегические указания центрального командования, базирующегося в самой надежной, самой укрепленной из партизанских зон и занимающегося объединением всех народных сил. Разве может существовать другое решение, ведущее к меньшим потерям?

Как правило, партизанская, или освободительная, война в своем развитии проходит последовательно три стадии. Первая – стратегическая оборона, когда партизаны небольшими силами наносят беспокоящие удары («укусы»); партизаны прячутся от противника, но это – не пассивная оборона на ограниченной территории: эта оборона на самом деле представляет собой наступательные операции ограниченного масштаба (поскольку только на такие партизаны тогда и способны). Следующая стадия – стадия равновесия сил, когда оперативные возможности партизан и противника оказываются примерно равны. И последняя стадия – стадия разгрома репрессивных сил, когда происходят крупные решающие сражения и захватываются крупные города, что и приводит к полному уничтожению противника.

После достижения точки равновесия, когда силы обеих сторон оказываются приблизительно равны, партизанская война приобретает новое качество в своем развитии. Партизаны все активнее используют маневр; крупные партизанские колонны атакуют опорные пункты противника; происходит переход к мобильной войне, которая предполагает переброску на большие расстояния значительного количества живой силы и относительно мощных вооружений. Но поскольку противник сохраняет возможность эффективно сопротивляться и способен контратаковать, эта маневренная война не может еще полностью заменить войну партизанскую. Она остается всего лишь одной из форм боевых операций партизанских отрядов; однако силы партизан растут и в конце концов происходит формирование народной армии. Но даже и на этом этапе партизанские отряды продолжают вести борьбу принципиально партизанскими методами, действуя перед фронтом основных сил противника, уничтожая средства коммуникации, устраивая акции саботажа и таким образом дезорганизуя оборону противника.

Мы предсказывали, что война будет континентальной. Это значит, между прочим, что война будет длительной, будет вестись на многих фронтах, и следовательно, прольется много крови и будет отдано немало жизней. Но активно развивающиеся сегодня в Латинской Америке процессы поляризации сил и то четкое разделение между эксплуататорами и эксплуатируемыми, которое произойдет в ходе будущих революционных войн, неизбежно приведет к тому, что при завоевании вооруженным авангардом народа власти в стране или в странах, где это произойдет, будут уничтожены одновременно все виды угнетения – как со стороны местных эксплуататоров, так и со стороны зарубежных империалистов. Впереди будет первый этап социалистической революции, народы смогут, залечив раны, перейти к построению социализма.

Разве может быть найдено какое-то другое, менее кровопролитное решение?…

* * *

Немало времени прошло с момента последнего передела мира, когда Соединенные Штаты захватили большую часть нашего континента; сегодня империалисты Старого Света вновь серьезно укрепили свои силы, а европейский Общий рынок даже внушает страх североамериканцам. Это способно породить надежды на то, что можно будет вначале наблюдать со стороны за схваткой между империалистами, чтобы потом, вступив в союз с национальной буржуазией там, где она наиболее сильна, получить какие-то преимущества. Однако, во-первых, пассивная тактика в классовой борьбе и в союзах с буржуазией никогда не приносила добрых плодов, а во-вторых, анализ переходного периода, в котором мы живем, и понимание специфики современности заставляют революционера занять другую позицию. В Латинской Америке основное противоречие капитализма обостряется с такой скоростью, что это искажает «нормальные» противоречия между империалистами, возникающие в ходе традиционной борьбы за рынки.

Подавляющее большинство национальной буржуазии в каждой из латиноамериканских стран уже объединилось с североамериканским империализмом – и поэтому национальная буржуазия должна будет разделить его судьбу. Даже в том случае, когда национальные буржуазии в союзе с европейскими империалистами окажутся вовлечены в противостояние с империализмом североамериканским, этот конфликт будет развиваться в рамках главного конфликта, конфликта между всеми эксплуататорами и всеми эксплуатируемыми. Сегодня поляризация сил противостоящих антагонистических классов опережает развитие противоречий между разными эксплуататорами, противоречий, возникающих из-за дележа прибылей. Осталось два лагеря – и для каждого человека, как и для каждого социального слоя становится все очевиднее, к какому лагерю примкнуть.

«Союз ради прогресса» – это попытка сдержать то, что сдержать невозможно.

Если же вдруг наступление европейского Общего рынка (или какой-то другой группы империалистов) на американские рынки начнет опережать развитие основного противоречия, нужно будет ввести в образовавшуюся между империалистами трещину – подобно клину – народные массы, и именно народные массы должны будут возглавить борьбу и, используя новых участников этой борьбы, не заблуждаться относительно конечных целей своих союзников.

Нельзя пускать на свои позиции классового врага, нельзя передавать ему оружие и сообщать секреты, если мы не хотим лишиться всего.

Подъем революционной борьбы в Латинской Америке уже начался. Кто будет в центре бури – Венесуэла, Гватемала, Колумбия, Перу, Эквадор…? Не окажутся ли сегодняшние столкновения лишь демонстрацией недовольства, которая не принесет желанных плодов? Результаты сегодняшних столкновений не имеют принципиального значения. Для конечного итога борьбы не важны временные поражения того или иного движения. Главное то, что решимость продолжать борьбу усиливается день ото дня, день ото дня крепнет сознание необходимости революционных перемен и убежденность в их осуществимости.

Так выглядит наш прогноз. Мы выступаем с ним, убежденные, что история подтвердит нашу правоту. Анализ объективных и субъективных факторов как в Латинской Америке, так и во всем империалистическом мире внушает нам уверенность в правильности наших выводов, которые основаны также и на Второй Гаванской декларации.

Партизанская война
Камило Сьенфуэгосу

Предисловие

Этот труд претендует на покровительство Камило Сьенфуэгоса. Он должен был прочитать его и внести свои поправки. Но ему не суждено было выполнить эту задачу. Этой книгой повстанческая армия воздает должное своему выдающемуся командиру – крупнейшему руководителю партизанского движения, рожденному революцией, кристально чистому революционеру и настоящему другу.

Камило был участником сотен сражений, человеком, которому Фидель доверял в самые трудные моменты войны. Этот самоотверженный боец был всегда готов пожертвовать собой, что закаляло характер и самого Камило и партизан. Я думаю, что он одобрил бы эту книгу, в которой обобщен опыт нашей партизанской борьбы, так как этот опыт – сама наша жизнь. Ведь это он вдохнул в эту книгу свой живой темперамент, свой ум и мужество, которые в столь полной мере присущи лишь немногим историческим личностям.

Однако нельзя рассматривать Камило как героя-одиночку, совершающего блистательные подвиги лишь по зову собственного сердца. Ведь он – частица самого народа, который его взрастил в ходе упорной и суровой борьбы, как взрастил и других своих героев и вождей.

Я не знаю, было ли известно Камило изречение Дантона о революционном движении: «Смелость, смелость и еще раз смелость». Во всяком случае, именно это качество проявлялось в его действиях и действиях руководимых им партизан. Наряду с этим он всегда требовал от них быстрой и точной оценки обстановки и предварительного изучения задач.

Этой книгой мы воздаем должное нашему герою, но это вовсе не значит, что мы задались целью описать его жизнь или рассказать наиболее интересные эпизоды из его биографии, хотя каждый день жизни этого замечательного человека заслуживает описания.

Особенностью его характера была непринужденность обращения с людьми и глубокое уважение к народу. Мы порой забываем еще об одном качестве, которое было свойственно Камило: не оставлять без завершения дело рук своих. Такое ценное качество могут приобрести немногие. Еще Фидель сказал, что свою культуру Камило почерпнул не из книг. Он был человеком большого природного ума: народ избрал его среди тысяч других и поставил на высокий пост, ценя в нем смелость, упорство, ум и беспредельную преданность делу революции.

Камило свято чтил верность. Он был верен и Фиделю, который, как никто другой, воплощает в себе волю народа, и самому народу. Народ и Фидель – одно целое. Именно этим руководствовался в своей деятельности непобедимый партизан. Кто убил Камило? Лучше спросим: кто уничтожил его физически? Ибо в памяти народной такие люди не умирают.

Его убил враг, убил потому, что хотел его смерти, убил потому, что абсолютно надежных самолетов не бывает, потому, что пилоты не могут предугадать всех случайностей, потому, что, обремененный работой, он намеревался быть в Гаване за несколько часов. Наконец, его убил собственный характер. Камило никогда не отступал перед опасностью, он смело смотрел ей в глаза, заигрывал с нею, дразнил ее, как тореадор, и вступал с нею в единоборство. В его сознании партизана не укладывалось, что какое-нибудь препятствие может остановить его или заставить свернуть с намеченного пути.

Весь народ Кубы знал его, любил и восхищался им. Появись он раньше, его жизнь была бы жизнью простого партизанского командира. Таких, как Камило, будет много, сказал Фидель. А я добавлю, что такие, как Камило, у нас были. Но они ушли из жизни, не успев свершить то замечательное дело, которое завершил Сьенфуэгос и благодаря которому он вошел в историю. Пример Камило и ему подобных – тех, кто не дожил до нашей победы, и тех, кто еще придет, свидетельствует о силе народа, показывает безграничную самоотверженность народа, ведущего войну в защиту своих самых чистых идеалов, верящего в достижимость своих самых благородных целей.

Не будем заниматься классификацией его достоинств и заслуг, тем самым, принижая их. Воздержимся также от точных определений его мало изученных социально-экономических взглядов. Мы коснемся их лишь в общих чертах. При всем этом следует помнить, что в нашей освободительной войне не было солдата, который мог бы сравниться с Камило. Стойкий революционер, выходец из народа, один из творцов революции, которую кубинский народ осуществил в своих интересах, он никогда не знал усталости или разочарования. Камило-партизан был человеком дела, оставившим неизгладимый след в кубинской революции. Он с теми, кто не дожил до ваших дней, и будет с теми, кто еще придет. Вечно молодой и бессмертный Камило – это образ самого народа.

Глава 1. Особенности партизанской борьбы

1. Сущность партизанской борьбы

Победа кубинского народа над диктатурой Батисты была не только триумфом, весть о котором подхватили информационные агентства всего мира, Эта победа опрокинула устаревшие представления о народных массах Латинской Америки, наглядно продемонстрировав способность народа путем партизанской борьбы освободиться от правительства, которое его угнетает.

Мы считаем, что из опыта кубинской революции следует извлечь три основных урока для революционного движения на Латиноамериканском континенте:

– народные силы могут победить в войне против регулярной армии;

– не всегда нужно ждать, пока созреют все условия для революции: повстанческий центр может самих создать;

– в слаборазвитых странах Американского континента вооруженную борьбу нужно вести главным образом в сельской местности.


Из этих трех уроков два первых разоблачают пассивную позицию тех революционеров, или, вернее, псевдореволюционеров, которые оправдывают свою бездеятельность разговорами о непобедимости регулярной армии, а также позицию тех, кто намерен ждать, пока все необходимые объективные и субъективные условия для революции создадутся сами собой, ничего не делая для того, чтобы ускорить их созревание. Эти две непреложные в наши дни истины в свое время были предметом обсуждения на Кубе и, возможно, обсуждаются также в других странах Америки. Конечно, когда речь идет об условиях, необходимых для революции, нельзя думать, что они могли быть целиком созданы партизанским центром. Но надо исходить из того, что всегда существует минимум необходимых условий, которые делают возможным создание и укрепление первого партизанского центра.

Иными словами, надо ясно показать народу, что борьбу за социальные требования невозможно вести лишь мирными средствами. Ведь мир нарушается именно эксплуататорскими силами, которые незаконно удерживаются у власти.

В этих условиях недовольство народа принимает все более решительные формы и размах и выливается в сопротивление, которое в определенный момент приводит к началу борьбы, вызванной действиями властей.

Там, где правительство пришло к власти более или менее демократическим путем (пусть даже при этом дело и не обошлось без фальсификации) и где поддерживается, по крайней мере, видимость конституционной законности, возникновение партизанского движения исключено, поскольку еще не исчерпаны возможности борьбы мирными средствами.

Третий урок кубинской революции имеет главным образом стратегическое значение и должен привлечь внимание тех, кто намерен, руководствуясь догматической точкой зрения, сконцентрировать борьбу масс в городах, совершенно забывая об огромной роли сельского населения в жизни всех слаборазвитых стран Америки. Это не значит, что нами не принимается во внимание борьба организованных масс пролетариата. Мы просто анализируем реальные возможности ведения вооруженной борьбы в тех трудных условиях, когда гарантии, которые наши конституции склонны преувеличивать, на деле отменены или не признаются. При таком положении рабочим приходится действовать подпольно, без применения оружия, подвергаясь огромной опасности. Менее сложна обстановка в сельской местности, где жители имеют поддержку вооруженного партизанского отряда, и в местах, недоступных для карательных сил.

В дальнейшем мы сделаем более глубокий анализ этих трех уроков, вытекающих из опыта кубинской революции, а сейчас рассмотрим их основные положения. Партизанская война, являясь основой борьбы народа за свое освобождение, имеет много особенностей, но основная ее особенность всегда одна и та же – стремление к свободе. Очевидно – и об этом немало писали, – война подчиняется ряду определенных научных законов, и те, кто отрицает это, терпят поражение. Партизанская война как один из этапов обычной войны должна подчиняться тем же законам. Однако в силу своего специфического характера она подчиняется, кроме того, ряду своих законов, которым также необходимо следовать, чтобы действовать успешно. Естественно, что географические и социальные условия страны определяют особый характер и формы, которые примет партизанская борьба в каждом отдельном случае, но основные ее законы действуют постоянно.

Найти основы, на которых бы строилась борьба этого типа, правила, которым должны следовать народы, стремящиеся к своему освобождению, обосновать уже сделанное, обобщить свой опыт, чтобы его могли использовать все – вот наша сегодняшняя задача.

Прежде всего, необходимо установить, что представляют собой в партизанской войне воюющие стороны.

На одной стороне – горстка угнетателей и их слуга в лице регулярной армии, хорошо вооруженной и дисциплинированной, которая к тому же во многих случаях может рассчитывать на иностранную помощь, а также небольшие бюрократические группы, находящиеся на службе у этой горстки угнетателей. На другой стороне – население той или иной страны либо района. Важно подчеркнуть, что партизанская борьба – это борьба масс, народная борьба; партизанский отряд как вооруженное ядро является боевым авангардом народа, его главная сила в том и состоит, что он опирается на население.

О численном превосходстве противника не может быть речи даже и тогда, когда огневая мощь партизанского отряда ниже, чем у противостоящих ему регулярных войск. Поэтому необходимо прибегать к партизанской войне, когда имеется значительная группа мало-мальски вооруженных людей. Таким образом, партизаны должны располагать всемерной поддержкой местного населения. Таково непременное условие. Это будет понятно, если взять для примера шайку разбойников, орудующую в том или ином районе; такая шайка имеет как будто бы все признаки партизанского отряда: тут и монолитность, и уважение к атаману, и смелость, и знание местности, а зачастую даже правильное применение тактики. Не хватает ей только поддержки народа, и именно поэтому власти всегда сумеют выловить или уничтожить такую шайку.

Проанализировав характер действий партизан, формы их борьбы и поняв значение масс как основы этой борьбы, нам остается выяснить, за что борется партизан. Мы неизбежно придем к выводу, что партизан – это преобразователь общества. Он берет в руки оружие, повинуясь гневному протесту народа, выступившего против своих угнетателей, он борется за изменение общественного строя, который обрекает его безоружных братьев на бесправие и нищету. Партизан выступает против существующих в данный момент институтов и, если позволяют условия, со всей решительностью разрушает основу этих институтов. Если мы более глубоко проанализируем тактику партизанской войны, мы увидим, что партизан обязан в совершенстве знать местность, на которой он действует, пути подхода и отхода войск, должен действовать быстро и, конечно, располагать поддержкой народа, а также знать места, где можно укрыться. Из этого следует, что партизану надо действовать в сельской, малонаселенной местности. А поскольку в сельской местности борьба народа за свои требования ведется в плане изменения существующих порядков землепользования, то и партизан выступает здесь, прежде всего, как борец за аграрные преобразования. Он выражает волю огромных крестьянских масс, желающих стать подлинными хозяевами земли, средств производства, скота – всего того, к чему он стремился в течение многих лет и что составляет основу его жизни.

Говоря о партизанской войне, надо различать два ее типа. Один является формой борьбы, дополняющей операции огромных регулярных армий. Таковы, например, были действия украинских партизанских отрядов в Советском Союзе; но это не входит в наш анализ. Нас интересует другой тип вооруженных отрядов – те, которые успешно борются против существующей колониальной или не колониальной власти и создаются как единственная основа борьбы, ведущейся в сельских районах. В этих случаях, какова бы ни была идея, вдохновляющая борьбу, экономической основой является стремление к получению земли.

В Китае Мао Цзэдун начал борьбу с создания рабочих групп на юге страны, которые были разгромлены и почти полностью уничтожены. Положение стабилизировалось, и успехи начались только после Великого Северного похода, когда борьба переместилась в сельские районы, а в качестве основного лозунга было выдвинуто требование аграрной реформы. Борьба, которую вел в Индокитае Хо Ши Мин, опиралась на крестьян – производителей риса, страдавших под французским колониальным игом. С их помощью Хо Ши Мин успешно боролся в течение всего времени вплоть до изгнания колонизаторов. В. обоих приведенных случаях патриотическая война велась одновременно и против японских интервентов, но при этом сохранялась экономическая основа – борьба за землю.

Что касается Алжира, то великая идея арабского национализма экономически обосновывается тем, что почти вся обрабатываемая земля Алжира находится в руках одного миллиона французских колонистов.

В некоторых странах, например в Пуэрто-Рико, где географические особенности не позволили начать партизанскую борьбу, идея национализма, подогреваемая дискриминацией местного населения, зиждется на стремлении крестьян (во многих случаях крестьяне уже превратились в пролетариев) вернуть землю, отнятую у них американскими захватчиками. Эта же ведущая идея, хотя и по-разному, воодушевляла мелких землевладельцев, крестьян и рабов восточных поместий Кубы, которые в период освободительной войны 30-х годов сомкнули свои ряды, чтобы совместно защищать право на землю.

Несмотря на особые условия всех этих выступлений, придающие им характер военных действий, и принимая во внимание возможности развития партизанской войны, которая с усилением мощи основной действующей группы превращается в позиционную войну, необходимо рассматривать этот вид борьбы как зародыш, как начало войны. Возможности увеличения партизанского отряда и изменения вида боя вплоть до наступления обычной войны так же велики, как и возможности уничтожения врага в каждом отдельном сражении, бою или небольшом вооруженном столкновении. Поэтому главное заключается в том, чтобы ни в коем случае не начинать военных действий любого масштаба, если заведомо известно, что успех не будет обеспечен. Существует не совсем лестное выражение: «Партизан-иезуит войны». Этим хотят сказать, что партизанам присущи такие качества, как дерзость, внезапность, склонность действовать под покровом ночи, которые, по-видимому, являются основными элементами партизанской борьбы. Конечно, это особый иезуитизм, который вызывается обстоятельствами, в силу чего приходится принимать решения, отличные от тех либо романтических, либо спортивных концепций, с помощью которых пытаются убедить, что именно так делается война.

Война всегда является борьбой, где каждая из двух сторон стремится уничтожить другую. При этом кроме силы, они прибегают и к всякого рода уловкам и маневрам, чтобы добиться результата. Военная стратегия и тактика – это выражение целей и задач рассматриваемой военной группировки, а также способов их достижения и решения, с учетом использования всех слабых сторон противника. Если рассмотреть боевые действия каждого подразделения огромной регулярной армии, можно обнаружить те же самые характерные особенности ведения боя, что и в партизанской войне. Здесь и дерзость, и ночной бой, и внезапность. Если же эти факторы не всегда используются, то причина кроется в том, что не всегда возможно усыпить бдительность противника. Но так как партизанский отряд является отдельной самостоятельной группой и, кроме того, в партизанской войне имеется обширная территория, не контролируемая противником, партизаны всегда могут использовать фактор внезапности, и их долг сделать это.

«Укусит и убежит» – так в пренебрежительном тоне нередко отзываются о действиях партизанского отряда. Да, именно так он действует: укусит, убежит, ждет, подстерегает, снова кусает и снова бежит, не давая покоя врагу. На первый взгляд может показаться, что эта тенденция к отступлению, к уклонению от открытого боя является отрицательной. На самом же деле это просто особенность стратегии партизанской войны, конечная цель которой подобна конечной цели любой другой войны – добиться победы, уничтожить противника. Точно установлено, что партизанская война является лишь этапом обычной войны и поэтому одной партизанской борьбой нельзя добиться конечной победы. Партизанская война является одним из начальных этапов войны, она развивается вплоть до момента, когда постоянно увеличивающаяся партизанская армия приобретает характер армии регулярной. С этого момента она готова нанести решительные удары по врагу и добиться победы. Окончательная победа всегда будет результатом действий регулярной армии, хотя зарождается она в борьбе партизанской армии.

Так же как командир какой-либо дивизии не вправе рисковать своей жизнью для воодушевления своих солдат, так и партизан не должен без нужды рисковать своей жизнью. Он готов отдать свою жизнь, но только самой дорогой ценой. Особенность партизанской войны в том и заключается, что каждый ее участник готов умереть, но умереть не во имя защиты какого-то идеала, а за то, чтобы своей смертью претворить этот идеал в действительность. В этом основа, сущность партизанской борьбы. Этим и объясняется то чудо, что небольшой отряд людей, вооруженный авангард народных масс, которые его поддерживают, всегда идет дальше непосредственной тактической задачи. Он решительно борется за уничтожение старого общества и утверждение нового, короче говоря, за достижение социальной справедливости.

Если помнить об этой конечной цели, то все презрительные слова в адрес партизана теряют отрицательный смысл и приобретают свое подлинное величие. Поэтому говорить о недостойных средствах, к которым мы прибегаем для достижения цели, – значит, искажать истину. Способы ведения борьбы, никогда не ослабевающая стойкость, непреклонность перед лицом огромных трудностей, стоящих на пути к достижению конечной цели – все это говорит только о величии партизана.

2. Партизанская стратегия

В военной терминологии под стратегией подразумевается изучение и определение намеченных задач по ведению войны и военных действий, принимая во внимание общую военную обстановку, и разработка на этой основе общих форм и способов для решения данных задач.

Для правильной оценки стратегии партизанской войны необходимо тщательно проанализировать действия врага. Если говорят, что в войне конечная цель состоит в полном уничтожении сил противника, то гражданская война рассматриваемого типа является тому классическим примером. Противник будет стремиться, полностью уничтожить каждую партизанскую группу. Поэтому партизаны для достижения своей цели должны хорошо знать средства, которые использует противник. Партизаны должны иметь представление о численном составе противника, о его транспортных средствах, о том, пользуется ли он поддержкой населения, о его вооружении, о способности командования вести боевые действия в соответствии с этим анализом мы и должны строить нашу стратегию, всегда имея в виду конечную цель – уничтожение вражеской армии.

Необходимо изучить следующее: вооружение противника (например, методы применения этого вооружения), значение танков и самолетов в партизанской войне, боеприпасы и особенности действий противника. Необходимо помнить, что поставки оружия партизанам происходят в основном за счет вооружения противника. Если имеется возможность выбора, следует предпочесть такой тип оружия, который применяется противником. Самым страшным бичом для партизанского отряда является отсутствие боеприпасов. Им партизан также должен «обеспечить» противник.

Определив степень важности намеченных задач, и проанализировав их, нужно разработать план мероприятии для достижения конечной цели. При этом необходимо учитывать непредвиденные обстоятельства, которые могут возникнуть в ходе войны.

На первом этапе борьбы главное для партизан заключается в том, чтобы не дать себя уничтожить; день за днем партизанам, объединенным в партизанские отряды, будет все легче приспосабливаться к новому образу жизни. Таким образом, им будет легче скрыться, сбить со следа противника, брошенного на преследование партизанского отряда. После того как данная цель достигнута, нужно занять неприступные для противника позиции и добиваться того, чтобы противник отказался от намерения атаковать отряд, постепенно изматывать, ослаблять его силы, брошенные в первый момент против партизан в места, наиболее близкие к очагам активной борьбы. А затем, проникая в глубь территории противника, совершая налеты на его коммуникации, атакуя, а, также, не давая ему покоя в районах боевых действий на его основных базах, нужно преследовать, насколько позволяют возможности партизан.

Удары должны наноситься непрерывно. Вражескому солдату, находящемуся в районе боевых действий, нужно не давать покоя. Следует систематически нападать на вражеских связных и ликвидировать их. У противника постоянно должно создаваться впечатление, что он попал в окружение, и днем и ночью, и в горно-лесистой местности и на равнинных, легко просматриваемых вражескими патрулями местах. Для всего этого необходимо полное взаимодействие с населением и отличное знание местности. Вот те два условия, которые партизан должен постоянно иметь в виду.

Наряду с созданием органов по изучению нынешних и будущих районов боевых действий нужно вести интенсивную работу среди населения, объясняя причины и цели революции, пропагандируя ту непреложную истину, что, в конечном счете, народ непобедим. Кто не постиг этой истины, не может быть партизаном.

Эта работа среди населения должна сосредоточиваться, прежде всего, на разъяснении значения бдительности. Каждого крестьянина, каждого жителя местности, где действуют партизаны, нужно попросить не передавать другим того, что он видит или слышит. Затем следует заручиться сотрудничеством тех жителей, верность которых революции не вызывает никаких сомнений. В дальнейшем этих людей можно использовать для связи, для доставки продуктов и оружия, а также в качестве проводников в хорошо им известных районах. Позднее можно начать работу с организованными массами в рабочих районах, конечным результатом чего явится всеобщая забастовка.

Забастовка – это важнейший фактор в гражданской войне. Но чтобы прийти к ней, необходим целый ряд дополнительных условий, которые не всегда имеются налицо и редко возникают стихийно. Эти условия нужно создавать, разъясняя причины и цели революции, показывая силы народа и его возможности.

Можно использовать также определенные, тесно сплоченные группы (которые должны предварительно продемонстрировать на менее опасных участках свою способность к действию) для проведения саботажа – еще одного мощного оружия в руках партизанского отряда. Используя такие группы, можно парализовать целые армии, нарушить промышленную жизнь района, полностью прекратить работу в городе, оставив его без света, воды, средств сообщения с тем, чтобы жители осмеливались выходить на улицу лишь в определенные часы. Если все это будет достигнуто, моральный дух противника упадет, а благодаря этому скорее созреет плод, который можно будет сорвать в нужный момент.

Все это предполагает расширение территории, на которой действуют партизанские отряды. Но никогда не следует добиваться чрезмерного расширения этой территории. Нужно всегда сохранять надежную базу для развертывания боевых действий и укреплять ее в ходе войны. Нужно использовать все формы политической работы среди населения, проводить в жизнь мероприятия, направленные против непримиримых врагов революции и в пределах этого района совершенствовать такие оборонительные средства, как, например, траншеи, минно-взрывные заграждения, различные коммуникации.

Когда партизанский отряд достигнет достаточной огневой мощи и численного состава, следует заняться формированием новых групп. Это похоже на пчелиный улей, который в определенный момент выпускает новую матку, и та, с частью роя, отправляется на новое место. Партизанский «улей» во главе с наиболее способным командиром остается в менее опасных местах, в то время как новая партизанская группа проникает на вражескую территорию, повторяя описанный уже цикл.

Наступает такой момент, когда территория, занятая партизанскими отрядами, становится для них тесной, и тогда они проникают в районы, где сталкиваются с крупными силами противника. В этом случае отряды объединяются, образуют монолитный фронт, переходят к позиционной войне – войне, какую обычно ведет регулярная армия. Однако нельзя допускать, чтобы ядро партизанской армии оторвалось от своей базы. Следует создавать новые партизанские отряды в тылу врага, которые действовали бы так же, как и другие отряды, то есть проникали в глубь территории противника, чтобы овладеть ею.

Действуя подобным образом, можно предпринимать наступление и окружение гарнизонов противника, уничтожать его подкрепления, опираться на все более энергичные действия масс на территории всей страны, что ускорит достижение конечной цели войны – победы.

3. Партизанская тактика

На военном языке тактика означает практический способ решения стратегических целей и задач.

Тактика подчинена стратегии и служит для достижения целей, которые стратегия ставит перед тактикой, причем на каждом этапе борьбы требуется применять средства более гибкие и изменчивые, чем те, что рассчитаны на достижение конечной цели. Имеются тактические цели, которые остаются постоянными в течение всей войны, а также цели, которые изменяются. Первое, что необходимо рассмотреть, это действия партизан с учетом намерений противника.

Основной особенностью партизанского отряда является подвижность, позволяющая ему в случае необходимости за несколько минут уйти на значительное расстояние от района боевых действий, и, за несколько часов, – быть вне зоны этих действий. Тем самым отряд имеет возможность постоянно изменять фронт и избегать окружения. В отдельные периоды войны партизанский отряд может заниматься исключительно этой задачей, – не попасть в окружение, потому что для противника окружение отряда – единственный способ навязать ему решающий бой, который для отряда может иметь весьма неблагоприятный исход. Но партизанский отряд может провести также операцию по встречному окружению противника. Этот маневр состоит в следующем. Небольшие группы партизан посылаются в какой-либо район, чтобы служить приманкой для вражеских войск. Окруженные противником, они упорно обороняются, и тут в дело вступают крупные силы партизан, которые окружают неприятеля, уничтожают его и захватывают предназначенное для вражеских войск снаряжение. Можно провести аналогию между этой мобильной войной и известным танцем – менуэтом. Эта ее особенность сводится к следующему. Партизанские отряды окружают вражескую позицию, например передовое подразделение противника. Окружают полностью, с четырех сторон, силами по пять или шесть человек с каждой стороны и на достаточном удалении, чтобы не быть в свою очередь окруженными. На каком-нибудь из этих участков завязывается бой, и противник сосредоточивает там основные усилия; партизанский отряд затем отступает, постоянно ведя наблюдение за противником, и начинает наступать в другом пункте. Подразделение противника повторяет указанное выше действие, и тогда партизанский отряд еще раз повторяет свой маневр. Так, действуя последовательно, не подвергая себя большому риску, можно сковать действия целой вражеской колонны, заставив ее израсходовать большое количество боеприпасов и подорвав моральный дух ее войск.

Так же следует действовать и в ночное время, но при большем сближении с противником и с проявлением большей дерзости, ибо в этих условиях окружение осуществить значительно труднее. Ночное время – это другой важный фактор в действиях партизанского отряда, благоприятствующий продвижению отряда к позициям, предназначенным для атаки, и операциям на территории недостаточно знакомой, где существует опасность доноса о действиях партизан. Конечно, небольшая численность отряда вынуждает проводить всегда неожиданные налеты на противника. В этом огромное преимущество, которое позволяет партизанам нанести урон противнику, не имея потерь в собственных рядах. А ведь в бою, где с одной стороны участвует сто человек, а с другой – десять, потери для каждой из сторон будут не одинаково чувствительны. Противник может быстро восстановить свои потери, причем один потерянный солдат соответствует в данном случае всего лишь одному проценту, партизанскому отряду требуется больше времени для восстановления сил, потому что каждый его солдат более ценен и составляет десять процентов.

Когда в бою гибнет партизан, нельзя оставлять на поле боя его оружие и боеприпасы. Долг каждого партизана в случае гибели товарища – немедленно подобрать эти ценнейшие средства борьбы. Особенно большое значение имеют боеприпасы, поэтому к ним нужно относиться с особой заботой. Правильное расходование боеприпасов – это еще один важный фактор в партизанской войне. В любом бою между регулярными войсками и партизанскими отрядами ту и другую сторону всегда легко различить по ее манере вести огонь: сильная концентрация огня со стороны регулярных войск и точные одиночные выстрелы партизан.

Один из наших героев, погибший в войне, вынужден был однажды вести огонь, непрерывно давая очередь за очередью в течение почти пяти минут, чтобы помешать продвижению вражеских солдат. И это привело к значительной дезориентации наших сил, потому что мы полагали, исходя из темпа огня, что данная ключевая позиция захвачена противником. Это был один из редких случаев, когда огонь велся не одиночными выстрелами, но диктовалось это исключительной важностью обороняемого пункта.

Еще одним необходимым качеством партизана является умение быстро приспособиться к любой обстановке, умение использовать даже самую неблагоприятно сложившуюся обстановку. Наряду с применением суровых методов ведения обычной войны партизан в каждый момент борьбы изобретает собственную тактику, постоянно нанося внезапные удары по противнику.

В первую очередь нужно занимать неприступные позиции, удобные для мобильной обороны, в местах, где ожидается появление противника. Часто можно наблюдать удивление противника, который, продвигаясь вперед и легко преодолевая трудности, вдруг встречает упорное сопротивление и не имеет возможности продолжать движение. Позиции, обороняемые партизанами, когда есть возможность хорошо изучить местность, являются неприступными. Тут важно не то, сколько солдат наступает на позицию, а сколько может оборонять ее. Малыми силами можно обороняться против батальона, и почти всегда, если не сказать всегда, успешно. Поэтому командир партизанского отряда должен своевременно занять наиболее выгодную позицию и обеспечить ее надежную оборону.

Наступление партизанских войск также имеет свою особенность. Оно начинается внезапной яростной мощной атакой и затем вдруг прекращается. Уцелевшие войска противника, восстанавливая свои силы, считают, что партизаны ушли, и начинают приходить в себя; жизнь в гарнизоне или осажденном городе налаживается, и вдруг в другом месте их атакуют подобным же образом, в то время как основные силы партизанского отряда ожидают предполагаемых подкреплений противника. Или же организуется внезапное нападение и захват поста, охраняющего казарму, которая попадает в руки партизанского отряда. Главное – это внезапность и быстрота атаки.

Большое значение имеют акты саботажа. Нужно четко различать саботаж как революционную, высокоэффективную форму борьбы и террор довольно неэффективный способ вообще, порочный по своим последствиям, поскольку он во многих случаях приводит к гибели ни в чем не повинных людей, а наряду с этим и к гибели многих патриотов, принимающих участие в революционном движении. Террор является ценным фактором тогда, когда его используют для расправы с каким-либо высокопоставленным главарем угнетателей, известным своей жестокостью, особыми «заслугами» в проведении репрессий и другими подобными качествами. Ликвидация такого главаря приносит только пользу. Однако прибегать к террору для устранения рядовых людей из лагеря противника ни в коем случае не следует. Это приводит только к новым репрессиям и жертвам.

Существуют самые различные оценки террора. Многие считают, что усиление полицейских репрессий в результате актов террора мешает установлению легальной и полулегальной связи с массами и препятствует их объединению для развертывания действий, необходимых в определенный момент. Само по себе это правильно. Однако случается и так, что в некоторые периоды гражданской войны и в определенных населенных пунктах репрессии со стороны властей и без того настолько сильны, что вся легальная деятельность по существу подавлена и действия народных масс становятся невозможными, если они не поддерживаются оружием. Поэтому при решении вопроса о применении средств этого типа следует заранее учитывать, будут ли полученные результаты полезны для революции. Что же касается саботажа, он всегда является эффективным средством. Не следует, однако, прибегать к саботажу в том случае, если вывод из строя оборудования и машин лишь оставляет людей без работы и в то же время не оказывает никакого влияния на нормальную жизнь населенного пункта в целом. Нелепо устраивать саботаж на заводе прохладительных напитков. Вместе с тем можно только рекомендовать саботаж на электростанции. В первом случае определенное число рабочих останется без работы, а ритм промышленной деятельности ничуть не изменится; во втором случае, хотя рабочие и лишатся работы, но на этот раз подобная мера полностью оправдывается тем, что вся жизнь населенного пункта будет парализована. На технике саботажа мы остановимся в другом разделе.

Одним из наиболее распространенных видов вооруженных сил, получившим наибольшее применение в настоящее время, является авиация. Но пока партизанская война находится на первом этапе, когда в гористой местности имеются лишь небольшие скопления партизан, противник не применяет авиацию. Эффективность авиации заключается в систематическом разрушении наблюдаемых с воздуха оборонительных сооружений. Но для того чтобы построить такие оборонительные сооружения, необходимо большое количество людей, чего не бывает при ведении партизанской войны. Авиация наносит эффективные удары по колоннам, находящимся на марше, на равнинной местности, а также по незащищенным местам. Однако эта опасность легко преодолевается путем проведения маршей в ночное время.

Одним из наиболее слабых мест противника является передвижение его транспортных средств по шоссейными и железным дорогам, ибо практически невозможно охранять каждый метр шоссейной или железной дороги и каждое транспортное средство. На любом участке дороги можно заложить заряд взрывчатого вещества, чтобы вывести ее из строя. Или же, взорвав этот заряд в момент прохождения транспорта противника, нанести ему значительные потери в живой силе и технике.

Источники получения взрывчатки различны. Одним из источников могут служить не взорвавшиеся бомбы, сброшенные с самолетов диктатора. Можно также самим изготовить взрывчатку в партизанской зоне или в подпольных лабораториях. Техника взрыва ее также очень различна и зависит от условий, в которых действует партизанский отряд.

В наших лабораториях мы изготовляли порошкообразные инициирующие взрывчатые вещества для снаряжения мин, а также изобрели различные приспособления для их подрыва. Наилучшие результаты были получены при взрыве электрическим способом. Нашей первой миной, которая была нами взорвана, явилась бомба, сброшенная авиацией диктатора. В нее был вложен инициирующий заряд, а вместо взрывателя приспособлено ружье, к спусковому крючку которого был привязан шнур. В момент, когда проходил вражеский транспорт, из ружья производился выстрел, который и вызывал взрыв.

Такого рода технические приспособления могут быть доведены до совершенства. Нам известно, например, что в настоящее время в Алжире в борьбе против французского колониального владычества используются телеуправляемые мины, то есть мины, управляемые по радио на большом расстоянии от пункта, где они установлены.

Применение засад на дорогах, в задачу которых входит подрыв мин и уничтожение оставшихся в живых солдат противника, приносит большую пользу, поскольку партизаны, находящиеся в засаде, захватывают оружие и боеприпасы; противник, застигнутый врасплох, не может применить своего оружия и не имеет времени для отхода. Таким образом, при небольшом расходовании боеприпасов достигаются большие результаты.

По мере того как наносятся удары по противнику, его тактика меняется. Вместо отдельных грузовых транспортных средств он использует целые моторизованные колонны. Однако и в этом случае, если умело выбрать местность, можно достигнуть того же результата, расколов колонну и сосредоточив затем огонь по отдельным машинам. При этом нужно всегда использовать основные элементы партизанской тактики, а именно: превосходное знание местности, наблюдение, наличие запасных путей отхода', знание всех второстепенных путей, по которым наступающие войска могут подойти к данному пункту, и наблюдение за этими путями; знание населения зоны; помощь этого населения партизанам продуктами, транспортом, путем предоставления временного, а также постоянного убежища (в случае, когда необходимо оставить раненых товарищей): численное превосходство определенный момент действий: максимальную подвижность и возможное наличие резервов.

При соблюдении всех вышеуказанных элементов партизанской тактики внезапные боевые действия на вражеских коммуникациях дадут значительные результаты.

Вопрос об отношениях со всеми жителями зоны является важной стороной партизанской тактики. Большое значение имеет и вопрос об отношении к противнику. Нормой отношений, которой следует придерживаться во время боя, является абсолютная непреклонность. Эту абсолютную непреклонность следует проявлять ко всем ненавистным элементам, которые занимаются доносами или осуществляют убийства. Милосердие, если позволяют условия, следует проявлять к солдатам, которые лишь выполняют свой воинский долг или, вернее, думают, что выполняют таковой. Пока нет значительных партизанских баз и хорошо защищенных районов, пленных, как правило, брать не следует. Оставшиеся в живых должны отпускаться на свободу. К раненым нужно проявлять заботу, применяя все имеющиеся в данный момент средства. Поведение по отношению к гражданскому населению должно определяться высоким уважением традиций и обычаев жителей данной области. При этом надо показывать на деле моральное превосходство партизана над солдатом диктаторской армии. За исключением особых случаев, не следует применять смертную казнь к преступнику, не дав ему возможности искупить свою вину.

4. Бой на местности, благоприятной для действий партизанских отрядов

Как мы уже говорили, партизанская борьба не всегда развертывается на местности, благоприятной для применения партизанской тактики. Однако, если местность благоприятна, то есть если партизанская группа действует на труднодоступной местности, например в горах, скалистых местах, пустыне или среди болот, общие тактические принципы не меняются и действия строятся на основных правилах ведения партизанской войны.

Следует рассмотреть и такой важный момент, как метод сближения с противником. Если местность в данном районе сильно пересечена и настолько трудно проходима, что продвижение по ней войск регулярной армии невозможно, то партизанский отряд должен продвинуться к местам, где эти войска могут передвигаться и где имеется возможность завязать бой.

Партизанский отряд должен вступать в бой сразу же после того, как будет обеспечен всем необходимым для его успешного ведения. Он должен постоянно выходить из своего укрытия и наносить удары; его подвижность должна быть больше, чем на местности, неблагоприятной для действий партизанских отрядов. Она должна соответствовать условиям, в которых находится противник, но нет необходимости в передислокации отряда, как это происходит там, где противник может сосредоточить за короткий промежуток времени значительные силы. Нет также большой нужды вести ночной бой – многие операции можно осуществлять и днем, особенно подготовку отряда к ведению боя, учитывая, конечно, при этом наземную и воздушную разведку противника. Кроме того, на благоприятной местности, особенно в горах, партизанский отряд может в течение продолжительного времени вести боевые действия; он может завязать длительный бой, имея незначительное число бойцов, и весьма вероятно, что ему удастся воспрепятствовать противнику перебросить подкрепления к месту боя.

Необходимость наблюдения за возможными подступами является аксиомой, которую партизан никогда не должен забывать. Но наступательная способность партизанского отряда, учитывая трудности получения противником подкреплений, повышается: он может еще более приближаться к врагу, обстреливать его с небольшого расстояния, завязывать открытый бой и вести его в течение длительного времени. Все это необходимо делать с учетом ряда обстоятельств, например наличия боеприпасов.

Бой на местности, благоприятной для действий партизан, в частности в горах, когда налицо многие преимущества, в то же время имеет и отрицательную сторону, выражающуюся в трудности захватить в течение одной партизанской операции значительное количество оружия и боеприпасов, так как противник в этих районах проявляет большую осторожность (партизан никогда не должен забывать, что для него противник – это источник снабжения боеприпасами и оружием). Однако на такой местности можно более быстрыми темпами, чем на местности, неблагоприятной для действий партизан, осесть, освоиться, то есть сформировать ядро отряда, способное вести позиционную войну. Здесь партизанский отряд создает небольшие центры и предприятия, защищенные от авиации и дальнобойной артиллерии, как, например, госпитали, учебные центры и центры боевой подготовки, а также склады, радиостанции и т. д.

Численность партизанского отряда в этих условиях может достигать больших размеров и включать даже людей, которые не участвуют в боях. Необходимо предусмотреть обучение их владению оружием, которое время от времени попадает в руки партизанской армии.

Вообще же численный состав какого-либо партизанского отряда – это предмет всесторонних расчетов, основанных на оценке района действий партизан, возможности организации снабжения, притока беженцев из других зон, где господствуют угнетатели, имеющегося в наличии оружия и потребности в пополнении данного отряда. Лучше всего осесть и увеличить численный состав за счет новых бойцов.

Радиус действия партизанского отряда этого типа настолько велик, насколько это позволяют условия и боевые действия других партизанских отрядов на смежных участках. Но при этом всегда нужно принимать в расчет, что отряд должен успеть вернуться из района боевых действий в безопасную зону, находясь под покровом ночной темноты; следовательно, операция может проводиться не далее как в расстоянии пяти – шести часов хода от безопасной зоны. Естественно, из безопасной зоны могут выходить лишь небольшие партизанские группы для нанесения ударов по врагу.

В бою на благоприятной местности предпочтительно применять наиболее доступные виды оружия, не требующие большого расхода боеприпасов и поддерживаемые автоматическим и полуавтоматическим оружием. Из винтовок и пулеметов, которые имеются на североамериканском рынке, наиболее подходящей является винтовка М-1, так называемая винтовка «Гаранд». Но ею должны пользоваться люди, имеющие известный опыт, так как она обычно расходует чрезмерно большое количество боеприпасов. Можно применять оружие полулегкого типа, например пулеметы на треноге. На благоприятной местности этим пулеметам и их расчетам гарантируется наибольшая безопасность. Но оно всегда должно быть лишь оборонительным, а не наступательным оружием.

Лучше всего, если партизанский отряд, численностью в 25 человек, имеет следующее оружие: 10–15 обычных винтовок и около 10 автоматических винтовок «Гаранд» и ручных пулеметов, располагая поддержкой легкого автоматического оружия («Браунинг» и более совершенные бельгийские ФАЛ и М.-14). Из ручных пулеметов следует отдать предпочтение пулеметам 9-миллиметрового калибра, к которым можно иметь в запасе большое количество боеприпасов. К тому же они весьма просты по устройству, а чем проще устройство пулеметов, тем легче подобрать к ним запасные части. Вооружение партизан должно соответствовать вооружению противника, чтобы можно было использовать его боеприпасы, когда они попадают в наши руки. Тяжелое оружие, используемое противником, для партизан практически безвредно. Авиация тоже с партизанами ничего не может сделать, ибо с воздуха их не видно. То же самое можно сказать о танках и артиллерии, принимая во внимание трудность их продвижения в этой местности.

Обеспеченность партизан продовольствием является важнейшей задачей, особенно в труднодоступных районах, ибо там отсутствует крестьянское население, производящее сельскохозяйственные продукты. В таких местах на всякий случай необходимо создавать неприкосновенный запас продовольствия на складах.

Вместе с тем в труднодоступных зонах невелики возможности и для проведения саботажа, поскольку здесь мало строений, телефонных линий, водопроводных систем и т. д., которым можно было бы нанести ущерб прямым действием.

Для снабжения продуктами важно иметь вьючных животных, из которых самым подходящим на пересеченной местности является мул. Необходимо располагать хорошими пастбищами, которые обеспечивали бы корм скоту. Мул может передвигаться даже по сильно пересеченной местности, недоступной для других вьючных животных. В наиболее трудных случаях следует прибегать к транспортировке продуктов с помощью людей. Один человек может нести груз до 25 килограммов не только в течение многих часов, но и в течение нескольких дней.

На линиях сообщения с внешним миром необходимо организовать промежуточные пункты, где были бы люди, которым можно вполне доверять и которые могут в нужный момент укрыть у себя связных и снабдить их продуктами питания. Кроме того, можно создавать и внутренние коммуникации, протяженность которых зависит от радиуса действий партизанского отряда. В некоторых зонах на фронтах прошлой кубинской войны были установлены телефонные линии протяженностью во много километров, проложены дороги и постоянно действовала служба связных, которая обеспечивала быструю связь со всеми зонами.

Однако имеется целый ряд возможностей, которые не использовались в кубинской войне, но к которым можно с успехом прибегнуть теперь, например дымовые сигналы, светосигнальные приборы и почтовые голуби.

Жизненная необходимость требует от партизан содержать свое оружие в хорошем состоянии, уметь находить боеприпасы и иметь, кроме всего прочего, добротную обувь. Поэтому первые усилия партизанской промышленности должны быть направлены на производство именно этих видов снаряжения. Сначала можно организовать мастерские по ремонту обуви, а затем перейти к созданию обувных фабрик; надо так организовать труд на этих предприятиях, чтобы они ежедневно выпускали значительное количество продукции.

Производство пороха в достаточном количестве не представляет больших трудностей, если иметь небольшую лабораторию и снабдить ее необходимыми материалами, доставленными извне. Минные поля представляют серьезную опасность для противника. Можно заминировать огромную территорию, на которой в результате лишь одного взрыва могут погибнуть сотни вражеских солдат.

5. Бой на местности, неблагоприятной для действий партизанских отрядов

Для ведения боя на местности подобного типа, то есть не сильно пересеченной, без лесов, с широко развитой сетью путей сообщения, нужно выполнять все основные требования ведения партизанской войны, ибо при этом меняются только формы ведения боя. Партизанская война изменится в количественном, но не в качественном отношении. В этом случае мобильность должна быть чрезвычайно высокой. Удар рекомендуется наносить ночью, причем очень быстро, почти молниеносно; отход следует предпринимать тоже очень быстро и притом не к исходному рубежу, а в другие пункты, как можно дальше от места боевой операции, всегда исходя из того, что в недоступном для репрессивных сил месте может и не быть возможности укрыться.

Человек может в течение ночи пройти от тридцати до пятидесяти километров. Можно двигаться также и с наступлением рассвета, если районы боевых действий не находятся под неусыпным контролем противника и если нет опасности, что жители соседних мест, увидев партизанский отряд на марше, сообщат об этом преследующим войскам и укажут направление его движения. В таком случае до и после проведения операции всегда лучше передвигаться ночью, соблюдая полнейшую тишину, предпочтительно в первые ночные часы. Впрочем, и эти расчеты могут провалиться, и бывают случаи, когда лучшим временем для марша являются утренние часы. Никогда не следует приучать противника к определенной форме ведения боя. Нужно постоянно изменять и место и время, а также формы проведения партизанской операции, ибо в противном случае враг может легко разгадать замысел партизанского отряда.

Мы уже указывали, что боевая операция должна быть не затяжной, быстрой и возможно более эффективной. Длится она всего несколько минут и завершается немедленным отходом. Здесь применяется иное оружие, нежели в условиях благоприятной местности, рекомендуется иметь больше автоматического оружия. Во время ночных атак точность огня не является определяющим фактором – более важна плотность огня. Чем больше автоматического оружия применяется в стрельбе на короткой дистанции, тем больше возможностей уничтожить противника.

Кроме того, большое значение имеет минирование дорог и разрушение мостов. Что касается продолжительности налетов, то она значительно сокращается, а сила атаки повышается. Должно использоваться самое различное оружие, например указанные выше мины, а также ружья. В борьбе против открытых транспортных средств, перевозящих войска, а также против крытых, но не имеющих специальных защитных устройств, каковы автобусы и т. п., ружье является грозным оружием. Заряженное картечью ружье имеет высокую эффективность. Это не принадлежит к числу секретов, которыми обладают лишь партизанские отряды; все это используется и в больших войнах; североамериканцы имели отряды стрелков, вооруженных превосходными ружьями со штыками, с помощью которых они атаковали пулеметные гнезда.

Важный вопрос, которому следует уделить внимание, это снабжение боеприпасами. Их почти всегда приходится добывать у противника. Там, где имеется реальная гарантия пополнить израсходованные боеприпасы, необходимо давать бой. Исключение составляют случаи, когда в безопасных местах имеется достаточное количество боеприпасов. Стало быть, не нужно подвергать себя риску, завязывая тяжелый бой с группой противника, если это будет стоить всех боеприпасов, а пополнить их не удастся. В партизанской тактике всегда нужно помнить о тяжелой проблеме обеспечения этим основным военным материалом, необходимым для того, чтобы продолжать борьбу. Поэтому вооружение партизан должно соответствовать вооружению противника, за исключением тех видов вооружений, боеприпасы к которым могут быть получены в самой зоне или в городах, например к револьверам и ружьям.

Численность партизанского отряда в данных условиях не должна превышать 10–15 человек. Строгое соблюдение определенной численности отряда имеет огромное значение. Десять, двенадцать, пятнадцать человек могут укрыться в любом месте и в то же время оказывать противнику мощное сопротивление, взаимно поддерживая друг друга. Четырех или пяти человек, видимо, слишком мало. Однако, когда людей больше десяти, значительно усиливается опасность того, что противник обнаружил местонахождение партизанского лагеря или передвижение партизан.

Помните, что на марше скорость движения партизанского отряда равна скорости того его бойца, который ходит медленнее всех. Труднее добиться согласованности на марше у двадцати, тридцати или сорока человек, чем у десяти.

Партизан, действующий на равнине, должен в первую очередь хорошо бегать. На равнине умение наносить удары и исчезать должно достигать наивысшего мастерства. Партизанские отряды, действующие на равнине, находятся в крайне неблагоприятных условиях: они в любой момент могут попасть в окружение, у них нет надежных пунктов, чтобы оказать стойкое сопротивление, и, следовательно, в течение длительного времени они должны жить в условиях глубокого подполья, потому что не могут довериться ни одному жителю из соседних мест, не убедившись в его абсолютной преданности. При этом следует учитывать, что враг применяет настолько сильные и жестокие репрессивные меры (а применяются они не только к главе семьи, а во многих случаях и к женщинам, и детям), что давление на людей не очень стойких может в какой-либо момент иметь тот результат, что они не выдержат и дадут показания о том, где находится и как действует партизанский отряд. А это приведет к его немедленному окружению с весьма тяжелыми последствиями, хотя это вовсе не означает, что отряд будет уничтожен.

Когда условия, наличие оружия, готовность людей к решительным действиям побуждают увеличить численный состав отрядов, их надо разукрупнить. В нужный момент они могут объединиться, чтобы, осуществить удар по противнику. Но после этого, немедленно отходя на свои обычные позиции, они снова должны разбиться на небольшие группы по десять, пятнадцать или двадцать человек.

Можно с успехом организовать целые партизанские соединения под единым командованием, добиться уважения и повиновения этому командованию и не прибегая к объединению. Поэтому очень важно правильно избрать командира партизанского отряда. Важно иметь уверенность в том, что этот командир будет отвечать в идейном и личном отношении требованиям руководителя партизанской зоны.

Одним из видов тяжелого оружия, весьма распространенным в партизанском отряде, так как оно легко транспортируется и управляется, является базука. В настоящее время ее может заменить противотанковая граната, которую метают с помощью ружейного гранатомета. Естественно, что и базука захватывается у противника. Это оружие является безупречным для стрельбы по бронированным машинам, а также по открытым транспортным средствам, перевозящим войска, и для захвата в короткий промежуток времени небольших казарм с ограниченным гарнизоном. Но следует заметить, один человек может нести не более трех снарядов для этого оружия.

В этой связи надо сказать, что хотя при захвате у противника тяжелого оружия, естественно, нельзя пренебрегать ничем, но есть такие его виды – например, пулемет на треноге, скорострельная автоматическая пушка калибра 50 миллиметров и т. д., которые, будучи захвачены, могут быть использованы, а затем оставлены на поле боя. Это значит, что не следует вести бой в неблагоприятных условиях, проанализированных нами выше, только для того, чтобы отстоять тяжелый пулемет или какое-либо другое оружие подобного типа. Им нужно пользоваться лишь до подходящего момента, после чего его следует оставить на какой-либо позиции. В нашей освободительной войне оставление оружия на поле боя приравнивалось к тяжкому преступлению, но на практике таких случаев не бывало. Нами достаточно ясно сказано, что это единственный случай, когда за оставление оружия партизан не наказывается.

Основным оружием партизана на неблагоприятной местности является его личное скорострельное оружие. Особенностями условий непересеченной местности является также то, что такой район обычно заселен – там имеются значительные массы крестьян. Это в огромной степени благоприятствует снабжению партизан сельскохозяйственными продуктами. Имея верных людей, установив связь с пунктами, где распределяются среди населения продукты питания, можно прекрасно снабжать партизанский отряд, не расходуя много времени и денег на создание обширных линий снабжения, подверженных опасности со стороны правительственных войск. Следует также подчеркнуть, что чем меньше численный состав отряда, тем легче организовать его снабжение. Все основное – гамаки, одеяла, непромокаемые накидки, сетки от москитов, обувь, лекарства и продукты питания – можно найти непосредственно в зоне, поскольку и для населения зоны все это является предметами первой необходимости.

Теперь о связи. Собственно, наладить ее особой сложности не представляет, поскольку подобрать для этого достаточное число людей и избрать необходимые дороги не трудно. Сложнее обстоит дело с обеспечением надежности передачи того или иного сообщения в другой район, потому что для этого требуется поддерживать постоянную связь, а, следовательно, приходится доверять многим людям, и здесь возникает опасность перехвата кого-либо из связных, которые постоянно пересекают вражескую зону. Если сообщения не столь важные, следует передавать их устно, если же они важны, нужно прибегать к письменной форме и к шифру, ибо, как показывает опыт, некоторые сообщения, передаваемые из уст в уста, в данных условиях полностью искажались.

По причине все тех же неблагоприятных условий, чрезвычайно затрудняющих работу, промышленные предприятия партизан имеют здесь гораздо меньшее значение. Нельзя создать ни обувных фабрик, ни оружейных мастерских. Практически приходится ограничиваться хорошо укрытыми небольшими мастерскими, где можно производить лишь самое необходимое в данный момент – винтовочные патроны, некоторые виды мин и т. п. Зато партизаны могут рассчитывать на помощь мастерских, расположенных в зонах, население которых симпатизирует им, и использовать эти мастерские для всевозможных работ.

Из сказанного вытекает два вывода. Первый заключается в том, что для партизана возможность оседлого образа жизни обратно пропорциональна степени промышленного развития данной местности. Все благоприятные условия местности побуждают человека осесть. Но для партизана все обстоит как раз наоборот: чем больше благоприятных условий, облегчающих жизнь человека, тем более кочевой и неспокойной будет жизнь партизана. Поэтому этот раздел и называется «Бой на местности, неблагоприятной для действия партизанских отрядов», что все благоприятствующее человеческой жизни – пути сообщения, города и их окрестности, концентрация населения, земля, легко обрабатываемая машинами, и т. д. – все это ставит партизана в неблагоприятные условия.

Второй вывод заключается в том, что если для партизан вообще важно поддерживать тесные связи с массами, то особенно необходимо это на неблагоприятной местности, то есть там, где даже один-единственный удар со стороны противника может привести к полному разгрому партизанского отряда.

Здесь нужно вести пропаганду и неустанно бороться за объединение трудящихся – самих крестьян и представителей других классов, если таковые имеются в данной зоне, с тем чтобы добиться полного сотрудничества населения данного района с партизанами. Проводя эту работу по укреплению связей с населением зоны, не надо забывать вместе с тем о необходимости безжалостного уничтожения закоренелого врага, если он представляет опасность. В этом отношении партизанский отряд должен действовать решительно, ибо в местах, не являющихся безопасными, враг не должен существовать.

6. Действие партизан в пригородах

Партизаны, которые на одном из этапов войны проникают в окрестности города и могут расположиться там в относительной безопасности, предварительно должны пройти особую подготовку, иными словами, быть специально организованы.

Следует, прежде всего, указать, что партизанский отряд, действующий в пригороде, не может возникнуть стихийно. Он создается лишь после того, как будут налицо необходимые условия для его существования. Партизанский отряд, действующий в пригороде, подчиняется приказам командиров, находящихся в других зонах. Поэтому в задачу такого партизанского отряда не входит проведение самостоятельных операций. Он должен действовать в полном соответствии со стратегическими планами, согласно которым задачей отряда такого типа должна явиться поддержка действий крупных групп, находящихся в другом районе, особенно помощь и содействие выполнению поставленной тактической задачи без того оперативного размаха, которым характеризуются действия других партизанских отрядов. Это значит, что партизанский отряд, действующий в пригородном районе, не должен самостоятельно предпринимать, например, такие действия, как нарушение телефонной связи, совершение диверсии в другом пункте или внезапное нападение на вражеский патруль на отдаленной дороге. Он должен точно выполнять только ту задачу, которая перед ним поставлена. Если в его задачу входит спилить телефонные столбы, вывести из строя линию электропередачи, канализацию, железнодорожные пути или водопроводную систему, то он и должен ограничиться безукоризненным выполнением данных задач.

Численный состав этого отряда не должен превышать четырех-пяти человек. Это ограничение очень важно, потому что партизанский отряд, действующий в пригороде, следует рассматривать как отряд, находящийся на местности, исключительно неблагоприятной для действий партизанских войск, где бдительность противника значительно выше и где увеличивается возможность репрессивных актов, а также доноса. Необходимо иметь в виду и такой неблагоприятный фактор: отряд в этих условиях не может сильно удаляться от мест, где ему надлежит действовать. С быстротой действий и переменой места он должен сочетать относительно небольшое удаление от места действий и абсолютную маскировку днем. Данный отряд действует преимущественно ночью, и притом у него нет возможности изменить форму своих действий до того момента, пока повстанческое движение не станет настолько широким, что он сможет участвовать в осаде города и городских операциях в качестве активного боевого подразделения.

Дисциплина и выдержка членов такого отряда должны быть выше, чем у какого-либо другого солдата. Друзей, снабжающих продуктами, следует иметь не более как в двух-трех домах. В таких условиях окружение почти равносильно смерти. Рассматриваемый отряд отличается от других и своим оружием. Это – оружие личной обороны, которое не мешает быстрому отходу и надежному укрытию. Часть отряда должна иметь на вооружении один карабин, одно – два ружья с укороченными стволами, другая часть – пистолеты, как наиболее удобное для них оружие.

Вооруженные действия могут совершаться лишь путем внезапного нападения на одного-двух солдат или офицеров противника или его службы осведомителей. Акты саботажа следует совершать лишь по приказу свыше. Для этого необходимо иметь разнообразные инструменты, У партизан должны быть соответствующие пилы, большое количество динамита, ломы и лопаты, специальные инструменты для снятия железнодорожных рельсов – короче говоря, набор инструментов, необходимых для работы и надежно укрытых с таким расчетом, чтобы в нужную минуту они всегда были под рукой.

Если имеется несколько таких отрядов, все они подчиняются одному командиру, который через испытанных связных из гражданского населения руководит проведением необходимых работ. В отдельных случаях партизан может заняться своей гражданской профессией, однако это очень трудно. Практически партизанский отряд, действующий в пригороде – это группа людей, которая находится на нелегальном положении, имеет армейскую организацию и действует в неблагоприятных условиях, ранее описанных нами.

Значение партизанской борьбы в пригородной зоне кое-кем недооценивается, а между тем оно крайне велико. Должным образом организованная, эта борьба, охватывающая обширную территорию, почти полностью парализует торговую и промышленную жизнь в данном секторе, порождает среди населения беспокойство, тревогу и до известной степени даже примиряет их с мыслью о необходимости принятия решительных мер, способных положить конец тревожному состоянию неопределенности. Если с самого начала войны заблаговременно все учесть и подготовить специалистов этого вида борьбы, то будут гарантированы молниеносные действия и, следовательно, будут сохранены многие жизни и сбережено ценное для страны время.

Глава 2. Партизанский отряд

1. Партизан – преобразователь общества

Мы уже дали определение партизана как человека, для которого целью является претворение в жизнь стремление народа освободиться. Когда исчерпаны мирные средства для достижения этой цели, он начинает борьбу, становится вооруженным авангардом борющегося народа. Цель этой борьбы – уничтожить несправедливый строй. Следовательно, у него имеется более или менее ясное стремление создать взамен старого нечто новое.

Мы говорили также о том, что в нынешних условиях Латиноамериканского континента и почти во всех экономически слаборазвитых странах наилучшие возможности для развертывания борьбы имеются именно в сельской местности. Поэтому основой социальных требований, выдвигаемых партизанами, явится изменение системы земельной собственности. Лозунгом борьбы в течение всего этого времени будет проведение аграрной реформы. Но на первых порах это будут требования крестьян, выражающиеся в минимальном удовлетворении их вековой тоски по земле, которую они обрабатывают или хотят обрабатывать.

Условия осуществления аграрной реформы определяются обстановкой, которая сложилась до начала борьбы за нее, и степенью участия в ней народных масс. Сам же партизан, будучи сознательным представителем авангарда народных масс, должен обладать такими моральными качествами, которые делали бы его подлинным проповедником реформы, которую он намерен осуществить. К всевозможным лишениям, вызванным трудными условиями партизанской войны, добавляется отказ от всяких излишеств, что достигается строгим самоконтролем. Этим же предотвращается любой ложный шаг, любой соблазн, несмотря ни на какие обстоятельства. Партизан должен быть аскетом.

Что касается общественных отношений, то они меняются в ходе войны. В первый момент, когда война едва началась, не следует даже и пытаться предпринимать что-либо с целью изменения существующих в данной местности порядков и социальной структуры той или иной местности.

Когда нет возможности оплатить наличными деньгами купленные у населения товары, необходимо выдавать расписки, погашая их при первом же удобном случае.

Партизан должен постоянно помогать крестьянину и поддерживать его в техническом, экономическом, моральном и в культурном отношении. Партизан – это своего рода ангел-хранитель, спустившийся в данный район, чтобы всегда оказывать помощь бедняку и – в начальный период развития партизанской войны – по возможности не трогать богатого.

В ходе войны противоречия будут обостряться, настанет такой момент, когда многие люди, относившиеся к революции с известной симпатией, перейдут на противоположную сторону и первыми выступят против народных сил. Тогда партизан обязан действовать решительно. Он должен превратиться в знаменосца народного дела и сурово карать каждого предателя. Частная собственность в военных зонах должна служить общественным интересам. Следует сказать, что излишки земли и скот, не являющийся необходимым для богатой семьи, должны перейти в руки народа и подвергнуться пропорциональному и справедливому разделу.

Надо всегда уважать право владельца на получение компенсации за предметы, переходящие в общественное пользование. Но вместо компенсации можно выдавать и расписки, которые наш учитель генерал Байо назвал «расписками надежды», подразумевая под ними документ, регулирующий отношения между должником и кредитором.

Земля, имущество и предприятия закоренелых и откровенных врагов революции должны немедленно перейти в руки революционных властей. Используя духовный подъем военного времени, когда братство людей получает наиболее полное выражение, следует стимулировать все формы кооперирования, насколько это позволит уровень сознания жителей данного района.

Будучи преобразователем общества, партизан обязан не только подавать всем пример своим поведением, но также постоянно проводить среди масс идейно-воспитательную работу и делиться опытом, полученным им в течение многих месяцев и лет партизанской войны. Такой опыт благотворно влияет на формирование сознания революционера, закаляет его в огне сражений. По мере того как судьба жителей данного района будет становиться предметом его неустанной заботы, частью его жизни, он поймет безусловную необходимость ряда преобразований. Теоретически он понимал такую необходимость и раньше, но лишь теперь постиг это благодаря своему жизненному опыту.

И это происходит очень часто, потому что организаторы партизанского движения, или, иначе говоря, его руководители, не из тех, кто с утра до ночи гнул спину над бороздой. Это люди, которые ясно сознают необходимость социальных изменений в положении крестьян, но в большинстве своем сами не испытали всех тягот старой крестьянской жизни. Поэтому здесь (я исхожу из кубинского опыта) устанавливается подлинное взаимодействие руководителей партизанской войны и народа, поднявшегося на борьбу. Оно помогает и тем и другим постигнуть стоящие перед ними основные задачи. Так в результате взаимодействия между партизанами и народом возникает прогрессивное движение, которое подчеркивает революционные особенности борьбы, придавая ей национальный размах.

2. Партизан как боец

Особые условия жизни и деятельности партизана требуют, чтобы он обладал целым рядом физических и моральных качеств, а также сообразительностью. Иначе он не сможет приспособиться к условиям партизанской деятельности и выполнить порученное ему дело.

Итак, каким же требованиям должен отвечать партизан? Прежде всего, необходимо, чтобы он был жителем того района, в котором действуют партизаны. В этом случае он имеет там людей, питающих к нему симпатии, у которых он сможет найти убежище; он хорошо знает местность, а это один из важнейших факторов в партизанской борьбе; он всегда в курсе всех событий, происходящих на территории этой местности, и поэтому сможет проделать там большую работу. К этому надо добавить, что в подобных условиях деятельность также и сознанием того, что он защищает собственность свою и своих соседей и борется за преобразование социального строя, в чем заинтересован он сам и близкие ему люди.

Партизан – это боец, действующий ночью, а это значит, что он должен обладать всеми качествами, необходимыми для действий в ночном бою. Он должен уметь перехитрить противника, на равнине или в горах незаметно подойти к месту боя и затем обрушиться на противника, используя фактор внезапности – важнейшее требование этого вида боевых действий. Посеяв, таким образом, панику в лагере противника, партизан должен на ходу атаковать его, завязать упорный и жестокий бой, не допуская ни малейшего колебания, среди товарищей, используя каждое проявление слабости противника. Он вихрем обрушится на врага, сметая и уничтожая все и всех на своем пути, принимая при этом в расчет лишь тактическую обстановку, карая каждого, кто этого заслужил, наводя страх на вражеских солдат и в то же время проявляя милосердие к безоружным и побежденным и почитая павших в бою.

Долг партизана – проявить снисхождение к раненому, оказать ему посильную медицинскую помощь, если, конечно, за ним нет преступлений, заслуживающих смертной казни. Вражеских солдат не следует брать в плен, за исключением случаев, когда имеется крупная база, недоступная для противника, потому что пленный небезопасен и для жителей данного района и самого партизанского отряда, поскольку он может передать противнику сведения о местонахождении и составе партизанских войск. Если это не серьезный преступник, следует отпустить его на свободу, проведя с ним соответствующую работу.

Партизан должен рисковать своей жизнью лишь в меру необходимости и в то же время быть готовым в нужный момент пожертвовать ею не задумываясь. Он должен быть осторожным и не рисковать без нужды. Нужно принимать все меры предосторожности, чтобы избежать неблагоприятной развязки или вообще уничтожения. Поэтому в каждом бою огромную роль играет охрана тех пунктов, куда могут подойти подкрепления противника, чтобы тем самым не допустить окружения, которое опасно не столько в материальном, сколько в моральном отношении, так как это влечет за собой потерю уверенности в благополучном исходе боя.

Партизан должен сохранять мужество перед лицом любой опасности, правильно оценивать положительные и отрицательные стороны боевой операции, всегда быть готовым к любым неожиданностям и находить правильное решение даже в такие моменты, когда анализ неблагоприятных и благоприятных условий не обещает положительного исхода.

Чтобы не погибнуть в бою, партизану надо приспособиться к обстановке, вжиться, врасти в окружающую его среду, делая ее своим союзником. Вместе с тем он должен быстро ориентироваться, быть находчивым и уметь решительными действиями изменить ход событий в свою пользу.

Эта приспособляемость к местности и смекалка партизана народной армии – грозное оружие, которое опрокидывает все расчеты и охлаждает пыл так называемых «хозяев войны» – регулярных войск.

Партизан, ни при каких обстоятельствах не должен оставлять на поле раненного в бою товарища на милость вражеских войск, потому что для последнего в девяноста девяти случаях из ста это равносильно смерти. Чего бы это ни стоило, надо вынести его из зоны боя и доставить в безопасное место. Ради этого надо не пожалеть своих сил и пренебречь любой опасностью. Партизан партизану должен быть самым верным товарищем.

Вместе с тем он должен быть бдительным. Все, что он видит и слышит, он должен принимать к сведению и ни с кем этим не делиться. Не следует позволять себе лишнего слова даже в разговоре с боевыми товарищами, помня о том, что противник всегда пытается заслать в партизанский отряд своих агентов, чтобы получить достоверную информацию о делах и планах отряда.

Но, помимо моральных качеств, которые мы перечислили, партизан должен обладать также целым рядом важных физических данных. Он должен быть неутомим, преодолевать усталость даже тогда, когда кажется, что сделать это невозможно. Он должен быть всегда бодрым. Вера в дело, которому он себя посвятил, будет увлекать его все вперед, вплоть до достижения цели, указанной командиром.

Он должен быть вынослив не только потому, что ему придется испытать недостаток в пище, воде, одежде, жить под открытым небом, но также и потому, что в случае ранения или болезни он будет лечиться сам, полагаясь лишь на свой крепкий организм. Будучи раненым, выносливый партизан не покинет без крайней нужды освобожденную зону. В противном случае он мог бы попасть в руки врага и погибнуть.

Наконец, партизан должен иметь железное здоровье, что позволит ему справиться со всеми невзгодами и не болеть. Все более приспособляясь к окружающей природе, он сам становится как бы частью той земли, на которой ведет бой.

Возникает вопрос: каков наиболее подходящий возраст для партизана? Ответить на это не так просто ввиду целого ряда социальных и даже индивидуальных особенностей, которые увеличивают или уменьшают этот возраст. Например, организм крестьянина по сравнению с организмом горожанина обладает большей выносливостью. Горожанин, который привык к физическим упражнениям и вел здоровый образ жизни, лучше приспособлен к партизанским условиям, нежели человек, всю жизнь просидевший за письменным столом. Вообще же говоря, предельным возрастом партизанского бойца, учитывая его кочевой образ жизни, надо считать сорок лет. Но это, конечно, не обязательно, особенно если речь идет о крестьянах. Один из героев нашей борьбы майор Крессенсио Перес, пришел в Сьерра-Маэстра, когда ему было уже шестьдесят пять лет, и оказался одним из самых полезных людей в отряде.

Уместен и такой вопрос: необходим ли определенный социальный отбор при формировании партизанского отряда? Уже указывалось, что социальный состав партизанского отряда определяется характером зоны, избранной им для боевых действий, то есть его боевым ядром должны стать крестьяне. Крестьянин, безусловно, является превосходным солдатом. Но это совсем не значит, что представители других слоев населения лишены возможности принять участие в борьбе за справедливое дело. Кроме того, и здесь вполне возможны исключения индивидуального порядка.

Но мы еще ничего не сказали о минимальном возрасте партизана. Боевой опыт подсказывает, что, за исключением особых случаев, не следует принимать в отряд юношей моложе шестнадцати лет. Это подростки, это совсем еще дети. Они еще недостаточно развиты, чтобы справиться с обязанностями бойца и всеми невзгодами и тяготами партизанской жизни.

Можно считать, что наилучший возраст партизана – двадцать пять – тридцать лет. В этом возрасте человек уже достаточно созрел и определился. Приняв решение оставить свой домашний очаг, детей и хозяйство, он полностью сознает свою ответственность и делает это с твердой решимостью, не отступая от своего решения ни на шаг. Были отдельные случаи, когда и подростки становились бойцами и достигали высоких званий в нашей повстанческой армии. Но это отнюдь не обычное явление. На одного такого подростка, проявившего высокие боевые качества, приходились десятки юнцов, которых пришлось отправить домой, так как они в течение длительного времени являлись опасным балластом для партизанского отряда.

Как мы уже говорили, партизан – это тот же солдат, который, как улитка, свой дом всегда носит с собой. Стало быть, он должен уложить свой рюкзак так, чтобы в нем находилось минимальное количество необходимых вещей, но которые приносили бы вместе с тем максимальную пользу. С собой он берет только самое необходимое, но все это сохраняет, несмотря ни на какие невзгоды, за исключением самых крайних случаев. Оружие партизана не должно быть слишком тяжелым. Очень трудной проблемой является пополнение всякого рода запасов, особенно патронов. Партизан должен следить за тем, чтобы не подмочить патроны, не растерять их, он ведет им точный счет. Бережное обращение с патронами – закон партизана. То же относится и к винтовке. Ее всегда надо содержать в чистоте, хорошо смазывать, ствол ее должен сверкать. Командиры групп должны налагать взыскание на нерадивого партизана, не содержащего свое оружие в чистоте. Люди, обладающие такой твердостью духа и глубоко сознающие свой долг, несомненно, должны иметь свой идеал, помогающий им действовать в неблагоприятных условиях. Идеал партизана прост, бесхитростен и вместе с тем настолько ясен, что за него не колеблясь отдают жизнь. Почти для каждого крестьянина этот идеал – собственный клочок земли, возможность его обрабатывать и социальная справедливость. Что касается рабочего, то для него это – стремление получить работу, справедливую заработную плату и добиться уважения своих прав. Идеалы студенчества и интеллигенции носят более отвлеченный характер. Их увлекают идеалы борьбы в защиту гражданских свобод.

Перейдем к следующему вопросу: каков образ жизни партизана?

Он всегда в пути. Вот, например, партизан, действующий в горно-лесистой местности. По его пятам неотступно следует враг. В таких условиях партизанский отряд передвигается днем, чтобы сменить свои позиции, не останавливаясь даже для принятия пищи.

Наступает ночь. На какой-нибудь поляне, вблизи от источника воды, разбивается лагерь в установленном для отряда порядке. Каждая группа приступает к еде. С наступлением темноты зажигаются костры.

Партизан питается, когда придется и чем придется. Иногда он ест очень много, а порой два-три дня совсем не видит пищи, хотя его физическая нагрузка при этом отнюдь не уменьшается.

Жилище партизана – под открытым небом. Он вешает гамак, а над ним натягивает кусок непромокаемого нейлона; под гамаком он укладывает вещевой мешок, винтовку и патроны, то есть то, чем он больше всего дорожит. Иногда, учитывая возможность внезапного нападения противника, он спит, не снимая ботинок. Обувь очень много значит для партизана. Имея обувь, ему легче переносить невзгоды и лишения.

Так партизаны живут день за днем, не приближаясь к населенному пункту, избегая встреч с людьми, если только это не предусмотрено заранее. Отряд живет преимущественно в сельских районах, испытывая голод, жажду, холод и жару, обливаясь потом во время длительных маршей. Поэтому партизану нелегко содержать себя в чистоте (впрочем, это, как и повсюду, во многом зависит от человека).

Во время прошлой войны нам пришлось провести много дней в неблагоприятных условиях – на берегу моря, под знойным солнцем, среди раскаленных скал. И вот, когда после шестнадцатикилометрового перехода и боя, длившегося около трех часов, наши отряды вступили в местечко Эль Уверо, от них исходил специфический неприятный запах, который отталкивал каждого встречного, когда он приближался к отряду. Сами же мы этого запаха уже не чувствовали. Гамаки партизан можно было различать по характерному запаху их владельцев.

Партизаны должны быстро снимать свой лагерь. После этого нельзя оставлять никаких следов, которые могли бы выдать его. Необходимо обеспечить надлежащую охрану. На каждых десять спящих партизан следует иметь одного или двух часовых, которых нужно регулярно сменять. Каждый вход в лагерь должен надежно охраняться.

Ведя походную жизнь, партизан приобретает ряд навыков приготовлении пищи: одни из них позволяют готовить ее быстрее, благодаря другим пищу можно приправить, используя некоторые растения, растущие на склонах гор, третьи подсказывают новое блюдо, которое вносит разнообразие в меню партизана, состоящее главным образом из корнеплодов, крупы, соли, небольшого количества растительного или животного масла и редко, от случая к случаю, куска мяса. Вышесказанное типично для партизанских отрядов, действующих в тропической местности.

В этой многообразной походной жизни самое значительное событие – бой. Он вызывает у людей бурную радость и удваивает их силы. Бой – это кульминационный пункт в жизни партизана. Он завязывается в подходящий момент, когда, например, обнаружен и изучен какой-либо лагерь противника, достаточно слабый, чтобы его можно было уничтожить. Бой завязывается и тогда, когда колонна противника движется в направлении территории, занятой освободительными силами. Мы привели два различных случая, когда необходимо завязывать бой.

При нападении на вражеский лагерь действия партизан направлены лишь на уничтожение противника, пытающегося прорвать кольцо окружения, так как партизанскому отряду невыгодно вести боевые действия против окопавшегося противника. И наоборот, отряд противника, проходящий по незнакомой местности, когда нервы солдат напряжены до предела, и они боятся каждого шороха, когда они лишены естественных средств защиты, – это прекрасная цель для нападения. Разумеется, окопавшийся противник, хорошо вооруженный, способный отразить атаку, может оказаться в трудном положении, однако оно всегда лучше того, в какое попадает растянувшаяся на марше, внезапно атакованная с двух-трех сторон и расчлененная колонна. Кстати, атакующий после неудачной попытки окружить и полностью уничтожить колонну безнаказанно отходит.

Если окопавшегося в своем лагере противника невозможно взять ни измором, ни решительной атакой, то после того как в результате окружения вражеские войска понесли потери и их походные порядки расстроены, партизанскому отряду необходимо отойти. Когда партизаны значительно уступают в силе войскам противника, совершающего марш, удар наносится по авангарду колонны. Это нужно делать независимо от цели. Дело в том, что после нескольких ударов по головной части колонны среди солдат станут распространяться слухи об имеющихся там огромных потерях, и они могут отказаться занять место погибших, что приведет к настоящему бунту. Но, атакуя авангард, не нужно забывать о том, что удары наносятся и по другим частям колонны.

Выполнение поставленной перед партизаном задачи и применение к местности во многом зависят от его снаряжения. В партизанском отряде каждый партизан сохраняет индивидуальные, только ему присущие черты характера. В своем вещевом мешке партизан должен иметь все необходимое на случай, если он останется один в течение некоторого времени, короче говоря, все, что заменит партизану жилье.

Рассматривая партизанское снаряжение, нужно сказать о том, что в основном должен иметь при себе партизан в первый период войны, действуя на пересеченной местности в условиях частых дождей и относительно холодной погоды, преследуемый противником, то есть в обстановке начала освободительной войны на Кубе.

Снаряжение партизана делится на основное и вспомогательное. В основное входит гамак, который позволяет отдыхать в данной обстановке. Всегда найдется два дерева, между которыми можно его повесить. Если же доведется спать на земле, гамак используется в качестве матраца. Когда идет дождь и земля сырая – а это бывает нередко в горных тропических районах, – гамак незаменим. Дополнением к нему служит непромокаемая накидка из нейлона. Она делается такого размера, чтобы могла полностью покрыть гамак, и ее привязывают шнурами с четырех концов к каким-либо предметам. Под накидкой протягивают посередине еще один шнур, а его концы привязывают к тем же самым деревьям, на которых укреплен гамак. В случае дождя концы накидки прикрепляются к близлежащим кустам. Таким образом, получается небольшая походная палатка, причем средний шнур способствует стоку воды.

Далее, необходимо одеяло, так как в горах с наступлением темноты становится очень холодно. Следует также иметь пальто, которое поможет выдержать резкие колебания температуры. Одежда партизана состоит из брюк и грубой рабочей рубашки, будь то форменная гимнастерка или что-нибудь другое. Обувь должна быть прочной; первым предметом, который нужно иметь в запасе, являются ботинки, потому что без них на марше трудно.

Поскольку партизан носит свое жилище за плечами в вещевом мешке, последний имеет очень большое значение. Самый примитивный вещевой мешок можно сделать из простого мешка, прикрепив к нему пеньковую веревку. Но лучше иметь брезентовый мешок, который можно найти на рынке, или рюкзак, изготовленный шорником. Помимо общего запаса продовольствия, имеющегося в отряде, партизан всегда должен иметь при себе неприкосновенный запас продуктов. Сюда относятся в первую очередь животное или растительное масло, столь необходимые для организма; консервированные продукты, которые следует потреблять только тогда, когда не из чего приготовить еду или когда в вещевом мешке появится излишек консервов, затрудняющих передвижение; рыбные консервы с их высокими питательными свойствами: сгущенное молоко, являющееся вкусным и ценным продуктом в связи с большим содержанием сахара (можно иметь также сухое молоко). Сахар и соль – это важнейшие продукты в партизанском продовольственном запасе, без них не обойдешься. Неплохо иметь при себе и некоторые приправы к пище. Самые распространенные из таковых – это лук и чеснок, но возможны и другие приправы, в зависимости от особенностей страны. Таковы основные продукты.

Партизан должен иметь тарелку, ложку и охотничий нож, который служит ему для самых различных целей. Тарелка может быть заменена миской, котелком или консервной банкой, которые вместе с тем могут служить и для приготовления пищи – для варки мяса и картофеля, приготовления маланги, для заваривания чая или кофе.

Нужно обеспечить регулярную и тщательную чистку и смазку оружия. Для этого требуется ружейное масло (в случае отсутствия такового вполне пригодно масло для швейных машин), а также ветошь и шомпол. В зависимости от возможностей у партизан должен быть стандартный либо самодельный патронташ. Но в обоих случаях он должен обеспечить сохранность патронов, без которых невозможно вести бой, а поэтому их надо ценить на вес золота.

Партизану необходима также фляга или бутылка с водой, поскольку в условиях партизанской жизни найти воду не всегда возможно.

Следует взять с собой и такие употребляемые при всех случаях медикаменты, как пенициллин или какой-либо другой антибиотик, в хорошей упаковке, лучше всего в таблетках, болеутоляющие и жаропонижающие средства (например, аспирин), а также лекарства, применяемые для лечения болезней, распространенных в данной местности: таблетки от болотной лихорадки, средства от расстройства желудка, различные порошки для борьбы с паразитами.

Короче говоря, запасаясь лекарствами, надо учитывать особенности района. В местах, где имеются ядовитые животные, рекомендуются сыворотки. Остальную часть медицинского снаряжения составляет хирургический инструмент. Кроме того, в снаряжение входит небольшой набор медикаментов, применяемых в менее существенных случаях.

Важную роль в жизни партизана играет курево (табак, сигары или мелко нарезанный табак для трубки). Курево – неразлучный спутник солдата. Для тех, кто курит, весьма кстати трубка. Благодаря ей табак расходуется более экономно, что особенно важно в моменты, когда курево на исходе. В трубке можно курить и остатки сигар, и табак из окурков. Нельзя забывать и про спички. Они нужны не только для прикуривания, но и для разжигания костра, что очень трудно делать в горах в дождливую пору. Лучше всего иметь при себе спички и зажигалку: когда в зажигалке кончается бензин, ее заменяют спички.

У каждого партизана должно быть мыло. Оно необходимо не только для умывания, но и для мытья посуды, ибо при пользовании грязной посудой, в которой свежая пища смешивается с прокисшими остатками, возникают кишечные заболевания и раздражения.

При наличии указанного выше снаряжения партизан сможет уверенно и безопасно жить необходимое время в горах в самых неблагоприятных условиях и справляться со всеми невзгодами.

В зависимости от обстоятельств некоторые в основном полезные предметы могут быть необходимы в одном случае, а в другом – стать лишним грузом. Это относится, например, к компасу. Вначале, попадая в тот или иной район, для ориентирования на местности к помощи компаса прибегают особенно часто, но по мере ознакомления с местностью необходимость в этом приборе отпадает. Компас трудно применить и в горах, так как, для того чтобы попасть из одного пункта в другой, приходится идти не по прямой линии, потому что на пути могут оказаться непреодолимые препятствия.

Весьма полезный предмет – кусок высококачественного нейлона для укрытия снаряжения во время дождя. Это нетрудно понять, зная, что такое дождь в тропических странах, который в определенные месяцы льет беспрерывно. А между тем влага может испортить продукты питания, медикаменты, бумагу, а также повредить оружие и одежду. Полезно взять смену белья, но для новичков это может оказаться лишним грузом; чаще всего с собой берут только брюки. Жизнь учит партизана беречь силы. В вещевом мешке, который он все время несет за плечами, должны быть лишь самые необходимые предметы. Поэтому партизан обычно обходится без белья и даже без полотенца.

Мыло партизану необходимо для стирки, мытья посуды, а также для личного туалета. Кроме мыла, предметами его туалета являются щетка и зубная паста. Не следует забывать и про книгу, которую партизаны смогут читать по очереди. Желательно, чтобы это были книги, содержащие жизнеописание героев прошлого, история, экономическая география данной страны. Это могут быть различные другие произведения, которые способствовали бы подъему культурного уровня бойцов, а вместе с тем помогали бы им постепенно избавиться от увлечения азартными играми и другими недостойными развлечениями, так как у партизан часто имеется много свободного времени.

Всякий раз, когда в партизанском вещевом мешке есть свободное место, его надлежит заполнить продуктами питания, если только партизан не находится в районах, где достать продукты не представляет трудностей. Он может взять с собой сладости и другие менее существенные продукты питания. Таковы, например, галеты, хоть они и занимают много места и, ломаясь, превращаются в порошок. В густых, труднопроходимых лесах трудно обойтись без мачете, попадая в сырую местность, необходимо захватить с собой бутылку с керосином, а если керосина нет, надо найти деревья смолистых пород, например сосну. Благодаря этому можно быстро развести огонь, даже если нет сухих сучьев.

Блокнот для различных пометок, для переписки с другими партизанскими отрядами и с теми, кто находится за пределами партизанской зоны, карандаш и ручка – все это тоже необходимо бойцу. У него всегда под рукой веревка и, кроме того, иголка, нитки и пуговицы.

Благодаря всему этому партизан не будет испытывать ни в чем недостатка. Правда, такое снаряжение кое-что весит, но зато оно обеспечивает минимальные удобства в трудных условиях походной жизни.

3. Организация партизанского отряда

В вопросе организации партизанского отряда нельзя придерживаться какой-то одной, раз навсегда данной схемы. Организация партизанского отряда может принимать самые различные формы в соответствии с характером данной местности. По этим соображениям мы позволяем себе говорить об универсальном значении нашего опыта, но при этом мы всегда напоминаем, что, перенимая наш опыт, ему надо следовать не механически, а исходя из особенностей действий каждой вооруженной группы.

На наш взгляд, определение численности отряда – это весьма трудная задача. Как мы уже говорили, партизанские отряды могут быть различными по своей численности и организации. Предположим, что отряд попал в благоприятные для партизана условия горной местности, на которой необходимость в беспрерывном отходе отпадает, но вместе с тем не совсем благоприятной для создания базы военных действий. Вооруженная группа, действующая в таких условиях, не должна превышать сто пятьдесят человек, хотя и это число немалое. Наилучший состав такой группы – около ста человек. Согласно принципам субординации кубинской армии, упомянутой группой (колонной) командует майор. Уместно сказать, что в нашей войне звания капрала и сержанта отменены, поскольку они существовали в период диктатуры тирана.

Майор находится во главе 100–150 человек. Что касается капитанов, то их может быть столько, сколько можно сформировать отрядов по 30–40 человек. В функции капитана входит управление отрядом, его комплектование, ведение боя всем составом отряда, распределение сил и его общая организация. Наименьшим подразделением, выполняющим самостоятельные задачи, считается отделение. Оно насчитывает приблизительно 8-12 человек. Им командует лейтенант, который всегда подчиняется командиру отряда (капитану). Обычно партизаны совершают боевые операции небольшими группами, поэтому наиболее эффективным подразделением следует считать отделение. В этом случае совместно действуют 8-10 человек. Следовательно, отделение, которое непосредственно подчиняется лейтенанту, за исключением особых случаев, часто действует вне прямой связи с капитаном, даже находясь с ним на одном и том же участке. Нельзя дробить подразделение, когда нет боя. Если командир отделения или отряда выбывает из строя, на его место становится другой офицер, своевременно подготовленный к выполнению этой ответственной задачи.

В партизанском отряде все равны, будь то командир или боец. Для них всех вопросы продовольственного обеспечения чрезвычайно важны. Важны не только потому, что в условиях партизанской жизни всегда испытывается недостаток продовольствия, но также и потому, что распределение продуктов происходит каждый день. Партизаны весьма чувствительны к справедливости и поэтому болезненно воспринимают всякое нарушение справедливого распределения пайков. При распределении продуктов никогда не следует отдавать кому-либо предпочтение. Если почему-либо продукты питания делятся между партизанами всей колонны одновременно, то должен быть установлен строгий порядок, который все без исключения соблюдают, признавая за каждым право на получение продовольственного пайка, равного в количественном и качественном отношении.

Иначе обстоит дело с распределением обмундирования, поскольку это предметы индивидуального пользования. Нужно принимать во внимание два момента: во-первых, просьбу самих бойцов об удовлетворении их нужд, которые почти всегда превышают количество имеющихся в наличии предметов; во-вторых, боевой стаж и заслуги каждого из них. Трудно точно установить заслуги и стаж. При распределении обмундирования необходимо назначить специально подобранного человека, ответственного за данное мероприятие и находящегося под непосредственным контролем командира колонны.

Подобным образом распределяются и другие предметы личного потребления, поступающие в отряд. Табак и сигары должны распределяться поровну между всеми членами отряда и в строгом соответствии с нормой. Для выполнения задачи по распределению нужно назначать специальных людей. Желательно, чтобы это были представители командования. Таким образом, наряду со своей основной функцией командование осуществляет и различные другие, в частности административно-хозяйственные функции, а также задачи по связи, что весьма важно для отряда, и т. д. К работе по распределению должны привлекаться наиболее способные офицеры, наиболее сознательные солдаты, в любой момент готовые пренебречь во имя общего дела собственными интересами. Несмотря на то, что их запросы в большинстве случаев выше, чем у других членов отряда, они тем не менее не имеют права ни на какие льготы при распределении продуктов питания.

Каждый партизан несет с собой весь комплект своего снаряжения. Но, помимо этого, в отряде имеется еще целый ряд предметов коллективного пользования, которые на марше справедливо распределяются между всеми бойцами колонны. При этом, в зависимости от наличия невооруженных людей в отряде, придерживаются двух принципов. В соответствии с первым принципом распределение таких предметов, как, например, лекарства, медико-хирургический и зубоврачебный инструментарий, запасы продовольствия, одежды, предметов общего пользования, военной техники производится поровну между всеми отделениями отряда, которые отвечают за сохранность вверенного им имущества. Каждый командир партизанского отряда распределяет все это по отделениям, а в свою очередь командир отделения – среди своих бойцов. Этот способ применяется в случае, когда все бойцы в отряде вооружены.

Второй принцип предусматривает наличие в отряде невооруженных людей. В этом случае из них создаются специальные команды для переноса военного имущества. Это наиболее удобный способ, так как при этом облегчается ноша вооруженных бойцов. Тем самым уменьшается риск потерять что-либо из имущества, так как оно сосредоточивается в одном месте. Кроме того, члены специальных команд, переносящих военное имущество, заинтересованы в такой работе, так как она дает им возможность отличиться и в виде поощрения получить оружие. Эти команды двигаются в последних рядах колонны. Те, кто входит в их состав, имеют такие же права и обязанности, что и остальные бойцы отряда.

Задачи, которые стоят перед партизанским отрядом, изменяются в зависимости от его действий. Если он находится в лагере, необходимо выделить сторожевые посты. Для этого нужно создать группы из стойких, специально обученных бойцов, которых следует поощрять за успешное выполнение этой задачи. Поощрение состоит в том, что партизанам этих групп предоставляется краткосрочный отпуск (увольнение), или в выдаче дополнительных порций сахара или табака (они выдаются после распределения продуктов во всем отряде). Например, в отряде на 100 человек приходится 115 пачек сигар. Пятнадцать оставшихся пачек могут быть разделены среди бойцов этих групп, о которых идет речь.

Авангард и арьергард, четко выделенные в составе колонны, выполняют основные задачи по охране. Однако и каждый отряд в свою очередь должен позаботиться о своей охране. Чем дальше от партизанского лагеря несет службу сторожевое охранение, тем надежнее обеспечивается безопасность отряда.

Выбранные для дислокации места должны находиться на определенной высоте, откуда днем должно просматриваться обширное пространство, а ночью они должны быть труднодоступными. Если предполагается оставаться в данном месте несколько дней, следует создать оборонительные сооружения, которые в случае атаки противника позволяли бы вести соответствующий огонь. При отходе на другой участок эти оборонительные сооружения могут быть разрушены или просто оставлены, если отсутствует необходимость полной маскировки отхода колонны.

В местах, где разбивается постоянный лагерь, оборонительные сооружения должны непрерывно совершенствоваться. Нужно помнить, что при использовании подходящих огневых позиций в горной местности единственным эффективным тяжелым оружием является миномет. Используя материалы, имеющиеся в данном районе, – камень, дерево и т. д., сооружаются превосходные укрытия, которые препятствовали бы приближению вражеских войск, защищая свои войска от снарядов.

Очень важно поддерживать в лагере дисциплину с помощью мероприятий воспитательного характера, приучая партизан вовремя ложиться спать и вовремя вставать, запрещая им играть в азартные игры, разлагающие отряд, а также употреблять алкогольные напитки и т. д. Все эти задачи по поддержанию внутреннего порядка выполняет комиссия, в состав которой входят наиболее достойные и заслуженные бойцы. Кроме этого, комиссия следит за тем, чтобы никто не разводил огонь в местах, видимых с большого расстояния, а также за тем, чтобы до наступления темноты над расположением лагеря не поднимался дым. Покидая лагерь, партизаны уничтожают все следы своего пребывания. Это также входит в обязанность комиссии.

Особое внимание нужно обращать на следы от костров, так как они остаются в течение длительного времени. Их надо засыпать землей. Обрывки бумаги, консервные банки и пищевые отбросы следует закапывать.

На марше должна соблюдаться абсолютная тишина. Команда передается жестами или шепотом от человека к человеку, пока не достигнет последнего бойца. Если партизанский отряд передвигается по незнакомым местам, самостоятельно находя дорогу или следуя за каким-нибудь проводником, то в этом случае авангард движется в ста – двухстах метрах и более впереди колонны, в зависимости от условий местности. В местах, где легко сбиться с пути, при каждом изменении направления движения нужно оставлять человека, который дожидался бы следующей колонны, и так до тех пор, пока не подойдет последний человек арьергарда. Арьергард движется на некотором удалении от остальной части колонны, наблюдая за дорогой и по возможности уничтожая следы колонны. Если на пути движения колонны встречаются боковые дороги, откуда может грозить опасность нападения, необходимо выделить боковой дозор, ведущий наблюдение за ней до тех пор, пока не пройдет последний боец. Желательно, чтобы боковой дозор выделялся из специальной группы партизан, хотя наряду с этим его поочередно могут выделять все партизанские подразделения отряда. Этот дозор должен передать свои функции соответствующему дозору следующего отряда и возвратиться на свое место. И так последовательно, пока не пройдет вся колонна.

Надо не только установить строгий порядок при прохождении марша, но и всегда придерживаться его. Таким образом, следует исходить из того, что отряд № 1 составляет авангард, за ним идет отряд № 2, посредине колонны – отряд № 3, где может находиться командование всей колонны, затем следует отряд № 4, а в арьергарде – отряд № 5. Возможно и иное число отрядов, входящих в состав колонны, но при этом всегда следует придерживаться определенного порядка. В ночное время на марше должна соблюдаться абсолютная тишина, а дистанция между бойцами сокращается, чтобы они не сбивались с пути и не оказались вынужденными подавать голос или использовать какой-либо световой сигнал, что крайне опасно. В ночное время свет – враг партизана.

Если марш совершается с целью проведения атаки, то, достигнув определенного пункта, куда бойцы должны будут снова вернуться после выполнения боевой задачи, они оставляют здесь весь лишний груз, например вещевые мешки, котелки, после чего каждый отряд со своим оружием и военным снаряжением следует дальше. Объект атаки должен быть предварительно хорошо изучен надежными людьми, с помощью которых осуществляется связь, устанавливается расположение вражеских сторожевых постов, местонахождение его казарм, численность подразделений, которые обороняют этот объект, и т. д. Затем составляется окончательный план атаки, бойцы занимают позицию. Расчет таков, что большая часть сил должна всегда быть предназначена для задержки подкреплений противника.

Если путем налета на казарму партизаны намереваются лишь отвлечь на себя подкрепления противника, движущиеся по дорогам, где в засадах находятся другие партизаны, то сразу же после проведения этой атаки связной должен сообщить командиру о ее результате, поскольку может возникнуть необходимость в немедленном снятии окружения, что позволит избежать атаки противника с тыла.

Во всяком случае, осуществляя окружение или атакуя противника, нужно всегда держать под наблюдением подступы к месту боя.

В ночное время рекомендуется проводить атаку с фронта. Если боевой дух партизан достаточно высок, то при отсутствии серьезного риска можно пойти на захват лагеря. При окружении приходится выжидать и окапываться. Все более приближаясь к противнику, надо всеми возможными средствами не давать ему покоя и, непрерывно обстреливая его, наставить выйти из своих укрытий.

Когда отряд довольно близко подойдет к противнику, чрезвычайную эффективность приобретает такое оружие, как бутылки с горючей жидкостью. Если расстояние велико и невозможно пользоваться этими бутылками вручную, можно использовать ружья со специальным приспособлением. Это оружие, которое мы в нашей войне назвали М-16, представляет собой ружье 16-миллиметрового калибра с укороченным стволом, с сошкой, состоящей из двух ног, приспособленных так, что вместе с прикладом они образуют треногу. Подготовленное таким образом оружие имеет угол возвышения, равный примерно 45 градусам, угол можно изменять в большую или меньшую сторону путем соответствующей перестановки сошки. Ружье заряжается холостым патроном. Затем к патрону подгоняется деревянный стержень с хорошо отшлифованной цилиндрической поверхностью, на конце которого делается приспособление из латуни с резиновым амортизатором у основания, куда вставляется бутылка с горючей жидкостью.

При помощи этого стержня холостым выстрелом бутылке придается определенная скорость. Такое приспособление позволяет довольно точно метать бутылки с предварительно подожженным запальным шнуром на сто и более метров. Данное оружие применяется с успехом при окружении противника, особенно когда он располагает многочисленными деревянными постройками или легковоспламеняющимися материалами, а также для ведения огня по танкам на пересеченной местности.

После того как окружение увенчалось успехом или когда оно снято после выполнения поставленных задач, все отряды отходят в определенном порядке к местам, где были оставлены вещевые мешки, и жизнь партизан входит в обычное русло.

Кочевая партизанская жизнь порождает высокое чувство товарищества среди бойцов, но иногда и опасное соперничество между отдельными группами и отрядами. Если это соперничество не превратится в здоровое соревнование, в колонне может возникнуть опасность раскола. Начинать воспитание партизан надо как можно раньше, с самого начала партизанской борьбы, объясняя им социальный смысл этой борьбы, их долг, повышая их сознательность, прививая им принципы высокой морали. Это приведет к формированию у них твердого характера, и таким образом приобретенный опыт станет новым действенным фактором.

Личный пример – один из важных элементов воспитания. Поэтому командир всегда должен быть образцом безупречного поведения и готовности к самопожертвованию. Повышение солдат в звании или должности следует ставить в зависимость от смелости, способностей, беззаветной преданности. Кто не отвечает всем этим требованиям, не может рассчитывать на получение ответственных поручений, так как в какой-либо момент от него можно ожидать недостойного поступка.

Когда партизан входит в какой-либо дом, его поведение должно быть безукоризненным. Местные жители будут судить о партизанском отряде в зависимости оттого, в какой форме к ним обращаются с просьбой о той или иной услуге, о помощи продуктами питания и т. д. Разъяснению этого вопроса командир уделяет особое внимание, учитывая его значимость и подкрепляя свои слова примерами. В населенном пункте партизанам нужно запретить употребление алкогольных напитков, заранее напоминать им о том, что они должны служить образцом высокой дисциплины. Следует быть бдительным и охранять входы и выходы из населенного пункта.

Окружение – самый опасный момент в войне. В окружении испытываются организованность, боеспособность, героизм и моральный дух партизанского отряда. Во время нашей войны о человеке с грустным выражением лица кубинские партизаны говорили: «Он, никак, побывал в окружении». Окружение и уничтожение – так хвастливо именовали свои кампании главари свергнутого режима. Однако для партизанского отряда, хорошо знакомого с местностью, идейно и духовно сплоченного вокруг своего командира, окружение не представляет серьезной опасности. Нужно лишь окопаться, попытаться остановить продвижение противника, свести на нет действие его тяжелого оружия и подождать наступления ночи, этого естественного союзника партизан. С наступлением темноты отряд, проявляя всевозможную осторожность, разведав и выбрав наилучший путь, выбирается из окружения, используя наиболее подходящие средства маскировки и соблюдая абсолютную тишину. При наличии этих условий трудно помешать группе бойцов выйти из окружения.

4. Бой

Бой – это самый важный момент в партизанской жизни. В ходе войны он занимает незначительный отрезок времени, и тем не менее его значение трудно переоценить, поскольку даже к небольшой стычке с противником бойцы относятся как к решительному сражению.

Мы уже указывали, что противник должен быть атакован лишь тогда, когда успех боя обеспечен. Наряду с основными тактическими задачами атаки в партизанской войне следует указать на особенности каждого боевого действия.

Прежде всего остановимся на описании боя на местности, благоприятной для действий партизан, ибо это наиболее характерно для партизанской войны. И в нем для решения определенных задач необходимо применить приведенные нами выше положения к практическому опыту. Как правило, партизанские отряды предпринимают бой на равнинной местности лишь после того, как ими накоплены силы, имеются естественные условия и достаточный опыт.

В первый период партизанской войны на территорию, находящуюся под контролем повстанцев, могут проникать на довольно большое расстояние вражеские войска. В зависимости от сил этих войск в боевых действиях партизан можно выделить два различных периода. В ходе первого из них в течение нескольких месяцев снижается наступательный порыв войск противника. Вслед за данным периодом наступает новый, в ходе которого партизаны предпринимают атаки на неприятельские авангарды. Неблагоприятная местность для действий войск противника препятствует тому, чтобы колонны смогли обеспечить охранение своих флангов на марше. Таким образом, авангард противника вынужден выделить походную заставу, которая, вступая в бой с партизанами и неся при этом потери, обеспечивает безопасность движения всей колонны. Если у партизан не хватает людей, нет резервов, а силы противника значительны, необходимо уничтожить эту часть авангарда. Это не представляет особого труда – здесь требуется только точное взаимодействие. Как только головная часть авангарда появится на наиболее пересеченном участке местности, партизаны пропускают определенное число солдат противника и открывают по ним ожесточенный огонь. В это время небольшая группа партизан сдерживает главные силы колонны противника с тем, чтобы дать своим возможность собрать оружие, боеприпасы и снаряжение, брошенные окруженным противником. Партизан всегда должен помнить, что именно противник является источником его снабжения оружием. И только в исключительных случаях не следует завязывать боя, который давал бы возможность взять это вооружение и боеприпасы.

Если у партизанского отряда есть на то силы, он предпринимает полное окружение колонны или по крайней мере делает вид, что к этому стремится. В этом случае передовые силы партизанского отряда должны быть настолько велики и настолько надежно окопаться, что смогут отбить удар противника с фронта, принимая в расчет его наступательные способности и боевой дух. Когда противник задержан на определенном рубеже, силы партизанского арьергарда атакуют его с тыла. Так как данный участок местности затрудняет маневрирование флангами, то небольшая группа должным образом расположенных стрелков может легко сдержать в огневом кольце натиск колонны, в восемь – десять раз превышающей по своему числу данную группу. В таких случаях всякий раз, когда позволяют силы и средства, необходимо выставить засады, которые должны держать под наблюдением все пути с целью задержать подход подкреплений противника. Между тем кольцо окружения постепенно сжимается, особенно в ночное время. Партизан знает местность, на которой ведется бой, вражеская колонна ее не знает; ночь прибавляет партизану силы, а у врага в ночное время силы падают.

Таким образом, можно без труда полностью уничтожить колонну или нанести такие потери, которые помешали бы ей возобновить боевые действия или потребовали бы много времени на перегруппировку.

Когда силы партизанского отряда незначительны, а он намерен любым путем остановить или замедлить продвижение войск противника, следует выставить по всем сторонам вражеской колонны группы стрелков численностью от двух до десяти человек. Так можно начать бой, например, на правом фланге. Когда противник сосредоточит свои усилия на этом фланге, партизаны внезапно открывают огонь на левом фланге, затем по тылам или авангарду противника, и все это следует непрерывно одно за другим.

Так можно полностью парализовать действия противника, расходуя при этом незначительное количество боеприпасов.

Техника атаки на колонну противника или на его оборонительную позицию должна соответствовать условиям местности, намеченной для боя. Вообще нужно помнить следующее: как правило, первая атака на окруженный пункт должна быть внезапной и проводиться в ночное время, а объектом атаки должна послужить какая-либо из сторожевых застав противника.

Внезапным налетом, проведенным специально подготовленными диверсионными группами, можно сравнительно легко уничтожить вражеский объект. При окружении противника, как правило, пути отхода контролируются небольшим числом людей, а подступы охраняются засадами, расположенными таким образом, что после занятия своей позиции партизанами одной засады другая отходит, и так последовательно.

Когда отсутствует фактор внезапности, успех попытки захватить лагерь противника зависит от способности партизан, проводящих окружение, задержать подход подкреплений противника. В этом случае противника обычно поддерживает авиация, артиллерия и минометы, а также танки. На благоприятной для действий партизан местности танк не опасен: он должен передвигаться по узким дорогам и легко может подорваться на минах. Наступательная способность, которую имеют эти машины в боевых порядках, теряет здесь свою ценность, они вынуждены двигаться в колонне по одному или самое большее по два. Наиболее надежное оружие в борьбе против танка – мина. Но в случае, когда происходит поединок партизана с танком, скажем, на пересеченной местности, можно применять с большим успехом бутылки с горючей жидкостью. Мы уже не говорим о базуке, которая для партизанского отряда была бы превосходным, хотя и трудно добываемым оружием (по крайней мере в первый период войны).

Укрытием от минометного огня является траншея с перекрытием. Миномет – это мощное оружие в бою против окруженного противника; и наоборот, ведя бой с войсками, осуществляющими окружение, мощь огня снижается, если огонь минометов не массированный.

Артиллерия в этом виде борьбы не столь важна, так как ее огневые позиции располагаются в легкодоступных местах, откуда не наблюдаются движущиеся цели.

Авиация является главным видом правительственных вооруженных сил. Но ее ударная мощь значительно ограничена тем фактом, что на не просматриваемой местности целью ей служат только небольшие траншеи. Авиация может сбрасывать крупные фугасные или напалмовые бомбы, но все это представляет скорее мнимую, чем действительную опасность. Наряду с этим в случае, когда партизаны максимально приближаются к позициям обороны противника, авиация тем более не может совершить успешный налет на передовые подразделения партизанского отряда.

Когда окружается лагерь с деревянными сооружениями или легко воспламеняющимися постройками, то, если удается подойти к ним на небольшое расстояние, важнейшим оружием становятся упомянутые уже бутылки с горючей жидкостью. На дальних дистанциях мечут бутылки с горючей жидкостью с подожженным на месте запальным шнуром, применяя 16-миллиметровые ружья, о чем уже рассказывалось выше.

Из всех типов мин, которые можно использовать в бою, самыми эффективными являются мины, управляемые на расстоянии, Но они требуют не всегда имеющегося у партизан достаточного технического навыка. Наиболее распространенными минами, которые устанавливаются на горных дорогах, являются мины контактные и неконтактные, и особенно электрического действия. Это исключительно действенное оружие партизанских войск.

Хорошим оборонительным средством против танков являются рвы на дорогах (противотанковые ловушки), сделанные с уклоном таким образом, что танк легко входит в такой ров, но выбраться из него уже не может. Ров легко замаскировать от противника, особенно во время его ночных маршей или когда он не может послать впереди танков пехоту ввиду упорного сопротивления партизан.

На слабо пересеченной местности противник передвигается также в открытых автомашинах. Во главе колонны движется обычно несколько танков или бронированных машин, а за ними – пехота на грузовых автомашинах. В зависимости от сил партизанского отряда можно или окружить всю колонну противника, или же нанести ей значительный урон, атаковав какой-нибудь из грузовиков и одновременно взорвав мины. В этом случае нужно действовать быстро, подобрать оружие убитых вражеских солдат и отойти. Если условия позволяют, можно осуществить и полное окружение, как мы уже указывали, соблюдая общие правила ведения этого вида боя.

При атаке на открытые автомашины ружье – незаменимое оружие, которое следует полностью использовать. Одним выстрелом из ружья 16-миллиметрового калибра, заряженного картечью, можно поразить цель на площади до 10 квадратных метров. Например, можно уничтожить и ранить оккупантов, едущих в грузовой машине, и вызвать таким образом общее замешательство. В этом случае превосходным оружием являются гранаты, если, конечно, они есть.

При проведении данных атак основное – внезапность, ибо это одна из наиболее существенных особенностей партизанской тактики, по крайней мере, в момент первого выстрела. Но это может и не произойти, если крестьяне данной зоны знают о нахождении повстанческой армии. Поэтому необходимо, чтобы все передвижения партизан с целью подготовки атаки осуществлялись в ночное время. Об этом должны знать только хорошо проверенные, преданные люди. Только им можно доверять работу по установлению связи. Бойцы должны передвигаться с вещевыми мешками, полными продуктов, чтобы быть в состоянии продержаться в засаде три или четыре дня.

Никогда не следует чересчур рассчитывать на сознательность крестьян, во-первых, потому, что они, естественно, поделятся обо всем, что знают, с членами своей семьи или приятелями, и, во-вторых, жестокость, с какой вражеские солдаты после поражения партизан обращаются с населением, сеет среди них страх, а это приводит к тому, что тот или другой крестьянин, заботясь о сохранении своей жизни, говорит больше положенного и тем самым позволяет врагу получить важные сведения.

Засаду ставят в месте, расположенном на расстоянии по крайней мере одного дня передвижения от обычной дислокации партизанского лагеря. Но об этой дислокации противник будет знать лишь приблизительно.

Мы уже указывали выше, что по способу ведения огня в бою можно определить положение воюющих сторон. С одной стороны, интенсивный, плотный огонь указывает, что солдат регулярной армии обладает достаточным количеством боеприпасов и что он привык к такому запасу; с другой стороны, методические, очень редкие одиночные выстрелы партизана указывают, что он знает цену каждому патрону, бережет его, никогда не стреляя, если в этом нет надобности. Но было бы нелогично без надобности экономить боеприпасы, не используя тем самым возможностей своей засады и позволяя противнику уйти. Нужно заранее предусмотреть и рассчитать, сколько боеприпасов потребуется в определенных условиях, и, исходя из этого расчета, бережно их расходовать.

Снабжение боеприпасами – важная проблема, стоящая перед партизанским отрядом. За редким исключением, боеприпасы захватываются вместе с оружием. При этом они все время расходуются. И так как каждое поступающее в отряд оружие имеет свои определенные боеприпасы, расходовать их необходимо предельно бережно.

Командир партизанского подразделения должен всегда проявлять заботу о надлежащей организации отхода. Отход должен быть своевременным, умелым, чтобы сохранить весь партизанский обоз, в котором находятся раненые, имущество партизан, снаряжение и т. д. Нельзя допускать такого положения, чтобы при отходе неожиданно возникла паника: у противника не должно быть никаких шансов на окружение отряда.

Исходя из всего этого, намеченный маршрут охраняется на всех этапах, на которых возможен внезапный налет противника с целью окружения. Надо позаботиться об установлении системы связи, позволяющей своевременно оповестить товарищей об угрозе окружения. В бою немалую пользу могут принести и невооруженные люди. Они подберут винтовку своего раненого или убитого товарища, отберут оружие у военнопленных, будут охранять их, переносить раненых и передавать донесения. Кроме того, надо располагать группой связных, способных молниеносно выполнить задание. Это должны быть надежные люди.

Численность таких невооруженных людей может быть от двух до трех человек на каждые десять бойцов, вместе с которыми они участвуют в бою и осуществляют все необходимые задания в тылу, обороняя позиции при отходе или выполняя задачи по связи, о чем только что говорилось.

В оборонительном бою, то есть когда партизанский отряд всемерно стремится не допустить продвижения колонны противника через данный участок, борьба принимает характер обычной позиционной войны, но в первое время и здесь следует использовать фактор внезапности. В этой обстановке партизаны окапываются и оборудуют различные оборонительные сооружения, видные местным жителям. Эти жители должны все время оставаться в зоне, контролируемой партизанами. Об этом надо позаботиться. Проводя карательные действия против партизан, правительственные войска блокируют тот или иной район, и остающееся там гражданское население нередко отправляется за необходимыми продуктами в места, расположенные за пределами партизанской зоны. Тот факт, что эти люди в решающий момент выходят из данного района, представляет огромную опасность, так как среди них могут оказаться предатели и осведомители, которые могут стать источником необходимых сведений для неприятельской армии. В таких случаях политика «выжженной земли» должна стать краеугольным камнем партизанской стратегии.

Оборонительные сооружения, вся система обороны партизан должна быть организована так, чтобы авангард противника непременно попал в засаду. В каждом бою солдаты этого авангарда уничтожаются, их гибель – важный психологический фактор, ибо это приводит к падению морального духа неприятельской армии и солдаты отказываются занять место в авангарде. Излишне говорить, что без авангарда колонна не может совершать марш. Кроме того, в случае необходимости возможны боевые действия по окружению противника или маневр с целью отражения фланговых или фронтальных атак противника. Во всех случаях места, которые могут подвергнуться фланговым атакам противника, должны укрепляться.

Отметим, что в этом случае партизанский отряд должен быть более значителен по своему составу и лучше вооружен, чем в других, вышеописанных видах боевых действий. И это нетрудно понять. Блокада всех дорог рассматриваемой зоны – а их может быть очень много – сковывает значительные силы партизан. На этом участке следует создавать различные противотанковые препятствия, предпринимать меры по уничтожению танков и бронемашин, осуществлять и совершенствовать маскировку постоянных оборонительных сооружений.

В этой борьбе приказ может быть только один: «Стоять насмерть!» Но при этом необходимо сделать все возможное для сохранения жизни бойцов.

Наблюдательный пункт сооружается с соблюдением всех правил маскировки. Чтобы свести на нет минометный огонь, необходимо перекрытие. Применяемые в бою 60,1 – или 85-миллиметровые минометы не могут пробить прочного перекрытия, сооруженного из местных материалов – дерева, земли, камней. Перекрытие нужно замаскировать под фон местности. Здесь же оборудуется запасной ход сообщения, позволяющий бойцам незаметно и без риска для жизни скрыться.

В партизанской войне ярко выраженной линии фронта не существует. Линия фронта – это более или менее теоретическое понятие; необходимо учитывать, что она, как правило, носит в высшей степени гибкий, эластичный характер, причем силы обеих воюющих сторон могут без всякого труда проникать через нее.

В партизанской войне существует так называемая нейтральная зона. На ней проживает гражданское население, которое в известной степени сотрудничает с одной из сторон, в подавляющем большинстве случаев – с партизанами. Гражданское население нельзя переселить в другое место как потому, что нейтральная зона слишком велика, так и потому, что это создаст трудности в снабжении партизан, которые должны будут тогда снабжать жителей данной зоны большим количеством продуктов питания. Днем на эту нейтральную полосу совершают налеты силы карателей, а ночью там появляются партизаны. Для партизан эта зона становится важной базой снабжения, и они должны поэтому проводить по отношению к ней определенную политику, расширяя и укрепляя сотрудничество с крестьянами и торговцами.

В партизанской войне большое значение имеют невооруженные бойцы. Мы уже говорили о некоторых обязанностях связных в районе боя, но сама эта служба – неотъемлемый элемент партизанской организации. Поэтому связные, вплоть до тех, которые находятся на самом отдаленном командном пункте, в расположении самой удаленной партизанской группы, должны поддерживать постоянный контакт друг с другом, с тем, чтобы предельно быстро передавать необходимые сведения из одного пункта в другой. Это надлежит практиковать как на благоприятной, так и на неблагоприятной для партизан местности.

Партизанский отряд, действующий на неблагоприятной местности, не должен прибегать к современным средствам связи (телеграф, пути сообщения и т. д.). Исключение составляют некоторые радиостанции, находящиеся под охраной крупных гарнизонов. Если такие радиостанции попадают в руки партизан, необходимо сменить частоты и систему кодирования, что, правда, является довольно нелегкой задачей. Обо всем этом мы говорим, основываясь на опыте нашей освободительной войны. Повседневная исчерпывающая информация о действиях противника дополняется сообщениями связных. Система агентурной разведки должна быть хорошо изучена, а сами агенты тщательно отобраны. Среди них может оказаться агент-двойник, а это привело бы к тяжелым последствиям. К не менее пагубным последствиям подчас приводят искаженные сведения, преуменьшающие или преувеличивающие опасность. Чаще всего опасность не преуменьшают, а значительно преувеличивают. Объяснить это нетрудно. Некоторые люди склонны игрой своего воображения вызывать призраки и всевозможные сверхъестественные силы. Точно так же им видятся чудовищные армии там, где на самом деле всего лишь неприятельское отделение или патруль. Агент должен быть незаметным для всех человеком, ничем не выделяться из окружающей его среды. Противник не должен знать о его связи с освободительной армией. Эта задача не столь сложна, как кажется. В ходе войны встречается немало людей, скажем, торговцев, представителей свободных профессий и даже служителей культа, которые могут оказать ценные услуги в различных случаях и своевременно сообщить необходимые сведения.

Важнейшая особенность партизанской войны состоит в существенном отличии источников информации повстанческих сил от источников информации, которыми пользуется враг. В то время как противник передвигается через зоны, население которых настроено к нему враждебно, где он встречает неприязнь крестьян, предпочитающих не вступать в разговоры с противником, партизаны, народные защитники, находят в каждом доме друга, а порой и родных. Таким образом центральное командование партизанской армии систематически получает через своих связных нужную информацию.

Когда противник появляется на контролируемой партизанами территории, где их поддерживают все крестьяне, обстановка осложняется. Одни крестьяне – а таких большинство – пытаются уйти с народной армией, бросая на произвол судьбы свой дом и своих детей; другие уходят всей семьей, а третьи остаются, выжидая, чем кончатся события. Самое серьезное осложнение, которое может вызвать вторжение противника на партизанскую территорию, состоит в том, что значительное число семей попадает в опасное, а зачастую и отчаянное положение. Им всем оказывается максимальная поддержка и помощь, в которой они так нуждаются, попав в суровую обстановку районов, расположенных вдали от родных мест.

Конечно, репрессии, проводимые врагом, не везде одинаковы по своей силе. Враг будет прибегать к самым различным формам произвола, но в целом методы этих репрессий одни и те же. В некоторых местах уход к партизанам жителя, покинувшего свою семью, остается без последствий, в других местах уже одно это дает повод сжечь или конфисковать имущество патриота, в третьих местах его уход приводит к гибели всех членов его семьи.

Вполне понятно, что крестьян, чьи интересы будут ущемлены действиями врага, надо должным образом организовать в соответствии с условиями партизанской войны, которые сложились в том или ином районе или стране в целом.

Разумеется, нужно подготовиться, чтобы изгнать врага с оккупированной им территории. При этом наносятся удары по его складам и базам снабжения, полностью нарушается связь. Одновременно небольшие партизанские группы сводят на нет попытки противника наладить свое снабжение, вынуждая его выделять для этой цели много людей.

При ведении боевых действий на любой местности исключительное значение приобретает правильное использование резервов. Ими партизанская армия в силу своих особенностей располагает довольно редко, потому что она всегда наносит удары там, где все без исключения партизаны выполняют какую-то определенную задачу. И несмотря на это, отряд должен выделить группу партизан, способных принять на себя внезапный налет противника, отбить контратаку или в определенный момент уточнить обстановку. В соответствии с организацией партизанского отряда и особенностями обстановки на данный момент эти задачи может выполнять команда «особого назначения», которая всегда направляется на наиболее опасные участки. Ее можно назвать «командой смертников» или как-нибудь иначе, но в любом случае ее назначение вытекает из ранее приведенного названия. Эта «команда смертников», находясь в местах, где решается исход боя, должна совершать внезапные атаки на авангард, оборонять наиболее уязвимые и опасные места, наконец, она действует там, где противник намерен сломить оборону. В такую команду принимают только добровольцев. И состоять в ней – дело чести каждого партизана. Со временем эта команда станет наиболее популярным и важным подразделением партизанского отряда, а боец, которому посчастливилось к ней принадлежать, будет вызывать восхищение и уважение всех своих товарищей.

5. Начало, развитие и окончание партизанской войны

Мы уже неоднократно останавливались на определении партизанской войны. Рассмотрим теперь классический пример хода этой войны, начиная с зарождения в благоприятных условиях первой партизанской группы.

Иными словами, снова определим некоторые теоретические положения на основе опыта кубинской революции. На первых порах существует более или менее вооруженная, более или менее сплоченная группа, которая скрывается в наиболее труднодоступных районах. Ее связи с крестьянами весьма ограниченны. В один из моментов группа проводит свою первую удачную операцию. Она становится популярной в округе. И тогда к ней присоединяются безземельные и малоземельные крестьяне, а также принадлежащие к другим классам молодые люди, увлеченные высокими идеалами. Теперь уже группа более смело передвигается по населенным местам, расширяет связи с тамошними жителями, предпринимает новые налеты, всякий раз исчезая после этого. Та же группа совершает внезапные налеты на колонну противника и уничтожает ее авангард. Тем временем к группе присоединяются все новые и новые люди. Она численно растет, но организационно остается неизменной. Действия ее становятся все более и более смелыми, они проводятся теперь в районах с еще большим населением.

Позднее рассматриваемая группа создаст временные, рассчитанные на несколько дней лагеря, которые она каждый раз оставляет, узнав о наступлении неприятельских сил, или в момент бомбардировки, или просто подозревая о приближении одной из этих опасностей. Численный состав партизанской группы продолжает увеличиваться. Входящие в эту группу партизаны наряду со всем прочим ведут работу среди масс, цель которой – сделать каждого крестьянина сторонником освободительной войны. Наконец избирается недоступное для противника место и начинается оседлая жизнь. Создаются первые мелкие промышленные предприятия: обувные и оружейные мастерские, предприятия по производству табака и сигар, по пошиву одежды, хлебопекарня, госпитали, радиостанция, когда возможно – типография и т. д. Теперь партизанский отряд уже имеет новую организационную структуру. Он становится во главе великого движения и создает систему управления, напоминающую правительство в миниатюре. Учреждаются судебные органы, издаются некоторые законы, если это необходимо, и продолжается работа по обучению крестьянских масс, а также вовлеченных в общее дело рабочих, если они есть поблизости.

В один из дней противник атакует партизанский отряд и терпит поражение. Увеличивается количество винтовок, а это приводит к дальнейшему численному росту партизанского отряда. Однако на этом этапе такой рост не приводит к увеличению радиуса действий партизан. От основной группы отделяется колонна или отряд определенного численного состава и направляется в другой район боевых действий.

На новом месте в несколько иной форме снова предпринимаются усилия по проникновению освободительных войск в зоны предстоящих боевых действий, накапливается опыт. По мере увеличения основного ядра оно пользуется существенной поддержкой местного населения, получая от него продукты питания, а иногда и оружие; такую поддержку партизанам оказывают жители даже самых отдаленных населенных пунктов данного района. Тем временем это основное ядро продолжает увеличиваться за счет притока новых людей.

На занимаемой партизанами территории функционирует свое партизанское правительство, издающее различные законы; открываются школы для военной и общеобразовательной подготовки новичков. Входе партизанской войны повышаются знания командиров. Повышается также и их ответственность по мере качественного и количественного роста партизанских сил.

При наличии отдаленных участков к ним в определенный момент направляются новые группы, которые в своих действиях будут руководствоваться уже накопленным партизанским опытом. На новом месте повторяется то же самое. Но при всем этом нельзя забывать и о существовании вражеской территории – территории, неблагоприятной для партизан. Туда проникнут небольшие группы народных мстителей, с тем чтобы совершать налеты на коммуникации, разрушать мосты, минировать различные объекты, сеять панику. Изо дня в день партизанская борьба будет приобретать все более широкий размах; надлежащая работа среди масс в значительной мере облегчит передвижение вооруженных патриотов на неблагоприятной для ведения партизанской войны местности, что приблизит наступление последнего этапа войны – партизанских операций в пригородах.

На всей территории зоны в значительной степени множатся акты саботажа. Жизнь этой зоны парализуется. Сама зона переходит в руки партизан. Вслед за тем они проникают в другие зоны, партизанские операции приобретают характер военных действий, возникает линия фронта, где происходят бои партизанской армии с войсками противника. В руки партизан попадает тяжелое оружие и даже танки, теперь они уже не уступают противнику в силе.

Противник терпит поражение, приняв бой, навязанный ему партизанами на ими же продиктованных условиях. Перед угрозой полного уничтожения он капитулирует.

В этом наброске мы описали события, происходившие на различных этапах освободительной войны в нашей стране. Мы считаем, что они в известной мере имеют универсальное значение. Правда, не везде и не всегда имеется столь счастливое стечение обстоятельств, присущее нашей войне, как поддержка народа, благоприятные условия и талантливый вождь. Стоит ли говорить, что Фидель Кастро совмещает в себе высокие качества солдата и государственного деятеля. Именно его умению предвидеть ход событий мы обязаны высадкой, нашей борьбой, нашей победой. Мы не хотим сказать, что без него народ не победил бы, но верно то, что такая победа обошлась бы кубинцам намного дороже и была бы неполной.

Глава 3. Организация партизанского фронта

1. Снабжение

Правильная организация снабжения – важная задача партизанского отряда. Поскольку жизнь партизан протекает в полевых условиях, то для поддержания своего существования им приходится пользоваться тем, что дает земля. Плодами земли пользуются и крестьяне, которые их выращивают. Об этом партизанам забывать не следует. В трудных условиях партизанской борьбы, особенно в самом начале, нельзя расходовать силы на самоснабжение, не говоря уже о том, что добытые таким образом продукты могут быть легко обнаружены и уничтожены неприятелем, поскольку речь идет о территории, уязвимой для действий карательных войск. Первое время снабжение осуществляется за счет данной местности.

С расширением возможностей партизан они осуществляют свое снабжение и за счет районов, находящихся за пределами зоны боевых действий. В первое время партизан снабжают продуктами крестьяне, на этом этапе их закупают также в какой-нибудь таверне. Как бы то ни было, ни в коем случае не рекомендуется создавать определенной системы снабжения, поскольку для этого пока еще нет территории. Система снабжения (линии снабжения) и продовольственные склады появляются лишь в процессе развития партизанского движения. Прежде всего отряду надлежит завоевать полное доверие местного населения. Это достигается внимательным отношением к проблемам местных жителей и всесторонней помощью им, агитационной работой, последовательной защитой их интересов и суровым наказанием тех, кто, воспользовавшись трудностями момента, стал притеснять соседей, сгонять крестьян с их земли, захватывать их урожай, устанавливать в данной зоне ростовщические порядки и т. д. В отношении местного населения партизаны проводят довольно гибкую линию. С честными людьми, чьи симпатии на стороне революционного движения, надо лишь укреплять дружбу и сотрудничество; что же касается тех, кто открыто выступает против партизан, сеет вражду или шпионит в пользу неприятельской армии, то их надо карать со всей строгостью.

Мало-помалу обстановка в районе становится более устойчивой, способствующей проведению мероприятий по снабжению. При этом всегда необходимо соблюдать основной принцип: платить сполна за все то, что приобретается у дружелюбно настроенного населения. Это могут быть сельскохозяйственные продукты или имеющиеся в местных лавках предметы первой необходимости. Нередко крестьяне приносят все это партизанам в виде подарков. В других случаях у крестьян для этого нет материальной возможности. Иногда в силу необходимости военного времени партизанам приходится нападать на склады и магазины с целью захвата продуктов питания и предметов первой необходимости. Это предпринимается тогда, когда у партизан нет денег. Но при этом торговцу всегда выдается расписка, вексель или другой документ о получении товаров в долг, например упомянутые нами «боны надежды». По этим распискам торговцы в будущем смогут вернуть свой долг. К этой мере лучше всего прибегать, имея дело с теми, кто находится за пределами освобожденной территории. В этих случаях нужно по возможности быстрее оплачивать или погашать часть долга.

Когда становится возможным удержать освобожденную территорию, крестьянам следует сообща приступить к обработке земли. Это явится для партизанской армии постоянным источником снабжения сельскохозяйственными продуктами.

Если число добровольцев в партизанской армии превышает то количество, которое она может обеспечить оружием, и в то же время эти люди по политическим мотивам не могут находиться в зонах, где господствует противник, повстанческая армия может обязать вступивших в нее людей непосредственно заниматься обработкой земли и уборкой урожая. Это обеспечило бы партизанскую армию продуктами питания. Трудовые заслуги этих людей ускорят выдачу им оружия. Так они станут полноправными партизанами.

Однако рекомендуется проводить сельскохозяйственные работы силами самих крестьян, ибо их труд, требующий определенных навыков и способностей, производительнее труда партизан. Нельзя, конечно, не учитывать и энтузиазма партизан. Когда условия еще больше созреют, можно перейти к закупке всего урожая, который в зависимости от вида сельскохозяйственной продукции хранится либо непосредственно на поле, либо на партизанских складах.

С созданием органов, ведающих обеспечением крестьянского населения всем необходимым, крестьяне сдают туда свою сельскохозяйственную продукцию, получая в обмен на нее предметы первой необходимости. Таким образом, этот орган выступает в роли посредника между партизанами и крестьянами. С улучшением условий можно перейти к установлению налогов. Они должны быть минимально обременительными, особенно для мелкого производителя. Большое внимание нужно обратить на отношения между классом крестьян и партизанской армией, которая является порождением этого класса.

В одних случаях налоги могут взиматься деньгами, в других – частью урожая, идущей на снабжение армии. Так как мясо – это важнейший продукт питания, необходимо обеспечить его заготовку и хранение. У партизан может не оказаться надежной зоны, в которой они могли бы обеспечить себя всеми необходимыми продуктами сельского хозяйства: мясом, яйцами, салом, молоком. Тогда организуются фермы, на которых будут работать крестьяне, на первый взгляд не связанные с партизанами. На эти фермы доставляются домашние животные, купленные или конфискованные у крупных помещиков. В зонах латифундий обычно держат скот в огромных количествах. Он идет на убой, мясо засаливается и хранится таким образом, чтобы оно могло быть пригодно для потребления в течение длительного времени. Это позволяет наладить производство кожи, что, в свою очередь, дает возможность создать примитивную кожевенную промышленность, дающую сырье для изготовления обуви – одного из важнейших видов вещевого довольствия.

Основными продуктами – хотя это во многом зависит от характера зоны – являются: мясо, соль, некоторые овощи, корнеплоды и зерно. Основные продукты – это те, которые производятся крестьянами. К ним можно отнести малангу – в горных районах провинции Ориенте (Куба), маис – в горных районах Мексики, Центральной Америки или Перу, картофель – в Перу, говядина – в таких зонах, как Аргентина, зерно – в других местах. При всем этом необходимо наладить снабжение и некоторыми видами жиров, будь то животное или растительное масло, которые являются необходимым дополнением к вышеуказанным продуктам.

Одним из необходимых видов продуктов питания является соль. Если поблизости находится море или имеется выход к нему, нужно немедленно построить небольшие сооружения для выпаривания морской воды. Это обеспечит добычу определенного количества соли для регулярного снабжения войск и создания запасов ее. Представьте себе сельскохозяйственные районы, производящие не все основные продукты. При блокаде такой зоны противником ее население не сможет долго продержаться. Чтобы предупредить столь нежелательные последствия, крестьяне и вообще все местное население должны принять необходимые меры. Жители данной зоны должны располагать минимальным запасом продовольствия, чтобы просуществовать по крайней мере в самые трудные периоды борьбы; пополнять запас непортящихся продуктов, как, например, зерновых, которые выдерживают длительное хранение. К таким продуктам относятся маис, пшеница, рис и т. д. К ним же можно отнести муку, соль, сахар, консервы всех видов. Кроме этого, нужно осуществить необходимые работы по посеву зерновых культур.

Наступит такой момент, когда продовольственная проблема для войск, находящихся в данной зоне, будет решена. Но они будут испытывать теперь нужду в другом, например в коже для изготовления обуви, в тканях для одежды, в бумаге, типографии или ротаторе для выпуска газет, чернил и т. д.

По мере того как зона, занимаемая партизанскими отрядами, будет расширяться, а сама партизанская организация становиться все более совершенной, возрастет спрос на предметы, обычно доставляемые из других районов. Чтобы удовлетворить этот спрос в нужных размерах, необходимо обеспечить безотказную работу системы снабжения. Это достигается с помощью дружественно настроенных крестьян. Система снабжения должна быть двусторонней, то есть охватывать и партизанский фронт и города. Беря свое начало в партизанских зонах, линии снабжения пересекают всю территорию и обеспечивают тем самым транспортировку материалов. Постепенно крестьяне привыкают к опасности (небольшими группами они могут творить чудеса) и, не подвергаясь большому риску, доставляют, если это необходимо, материалы в указанное место. Эти передвижения можно осуществлять ночью, используя мулов или каких-либо других вьючных животных, а если позволяет рельеф данной зоны – автомашины. Таким путем можно наладить очень хорошее снабжение. Отметим, что подобная система снабжения характерна для районов, расположенных в непосредственной близости от места партизанских действий.

Нужно организовать также систему снабжения (линии снабжения), которая охватывала бы дальние районы. Люди, обслуживающие линии этой системы снабжения, должны иметь деньги для закупки продовольствия, а также некоторого снаряжения, которое невозможно приобрести в селениях и провинциальных городах. Функционирование этой системы материально поддерживается населением, дружелюбно настроенным к партизанам, в связи с чем выпускаются подпольные боны. Над лицами, имеющими дело с денежными средствами, осуществляется строгий контроль. Необходимо со всей строгостью спрашивать с тех, кто забыл о своей большой моральной ответственности, необходимой в этом случае. За покупки можно платить наличными деньгами и так называемыми «бонами надежды», если партизанские войска, выйдя со своей основной базы, проникают в новую зону. Оказавшись там, партизаны приобретают товар у местных торговцев. Расчеты с ними производятся деньгами или посредством выдачи расписок. Все зависит от желания самих торговцев и финансовых возможностей партизана.

На всех этих линиях снабжения, которые проходят через сельскую местность, необходимо иметь ряд домов, конечных пунктов или дорожных станций, где можно укрыться днем, чтобы продолжать путь ночью. Об этих домах должны знать только люди, непосредственно ответственные за снабжение, а о пути следования полагается знать лишь ограниченному числу жителей, пользующихся высоким доверием партизанской организации.

Перевозка грузов в большинстве случаев осуществляется на мулах. Мул обладает большой силой, не знает усталости и способен передвигаться в самых труднодоступных зонах, может перевозить на себе более ста килограммов, находиться в пути несколько дней. А если к тому же принять во внимание неприхотливость мула в пище, его следует признать незаменимым вьючным животным. Мулы должны быть хорошо подкованы, а их погонщиками должны быть люди, хорошо знающие этих животных и обеспечивающие тщательный уход за ними. Большие табуны этих животных принесут партизанам огромную пользу.

Но, несмотря на выносливость мула и его неприхотливость в пище, партизанам на труднопроходимых участках все же иногда приходится развьючивать его. Чтобы избежать этого, создается специальная группа по прокладыванию путей для этих животных.

Итак, если будут соблюдаться все эти условия, если будет обеспечена соответствующая организация и повстанческая армия будет поддерживать с крестьянами дружественные отношения, партизаны смогут рассчитывать на хорошо налаженное снабжение.

2. Организация гражданской администрации

Значение этого вопроса велико для любого из двух фронтов повстанческого движения – как для внешнего, так и для внутреннего. Конечно, у них различные функции и особенности, но при всем этом цели, которые в обоих случаях преследуются, тождественны. Например, и на внутреннем и на внешнем фронте производится сбор налогов, но условия при этом неодинаковы; то же самое можно сказать о пропаганде и снабжении. Опишем сначала деятельность внутреннего фронта.

Под термином «внутренний фронт» мы понимаем территорию, в большей или меньшей степени контролируемую освободительными силами. Под этим понятием подразумевается также местность, благоприятная для проведения боевых действий партизан, ибо в противном случае партизанское движение будет развиваться лишь в направлении расширения сферы их действий. Оно сможет охватывать все новые и новые места, но будет не в состоянии стабилизировать там свое положение, поскольку вся зона контролируется противником.

На внутреннем фронте создается ряд административных органов для обеспечения его нормальной деятельности. Отметим, что, как правило, вопросами пропаганды занимается непосредственно сама армия, но ее можно вести и самостоятельно, разумеется не исключая при этом контроль армии над ней. Вопрос этот чрезвычайно важен, и потому мы остановимся на нем особо.

Работа среди гражданского населения предполагает сбор налогов, а также различные другие формы взаимоотношений партизан с крестьянами и рабочими, если таковые есть. Это вменяется в обязанность соответствующему органу.

Как мы уже говорили в предыдущей главе, налоги бывают различных видов: прямые или косвенные налоги, прямые пожертвования и конфискации. Все это занимает исключительно большое место в обеспечении партизанской армии.

Своими действиями повстанцы не должны доводить население зоны до состояния крайнего экономического упадка. Правда, косвенно они все же в какой-то мере будут повинны в этом, если район или зона окажется в кольце вражеской блокады. Этот момент неприятельская пропаганда неоднократно использует. Именно по этой причине не следует никому давать повода к прямым конфликтам. Нельзя, например, выносить постановлений, которые бы мешали крестьянам какой-либо зоны освобожденной территории продавать свои продукты за пределами этой территории. Исключение составляют отдельные, вызванные временными обстоятельствами случаи, которые необходимо разъяснять крестьянам. Перед проведением партизанской армией того или иного мероприятия его цели разъясняет постоянный отдел пропаганды. Работники этого отдела устанавливают тесное сотрудничество с крестьянами, чьи дети, отцы, братья или какие-либо родственники находятся в рядах повстанческой армии и поэтому смотрят на нее как на свою родную армию.

Уяснив значение отношений с крестьянами, нужно создать такие организации, которые укрепляли бы эти отношения, которые находились бы не только в освобожденном районе, но и имели связи с прилегающими районами. Такие организации позволят проникнуть на территорию близлежащих районов и этим самым расширить партизанский фронт. В этих районах крестьяне будут сеять семена правды, пропагандировать ее всеми возможными средствами, рассказывать о жизни в другой зоне, о том, что там делается для защиты интересов малоземельных крестьян, о высоких моральных и боевых качествах партизана – короче говоря, они будут создавать обстановку, благоприятную для повстанческой армии.

В свою очередь, органы по работе среди крестьян должны наладить связь, которая позволит партизанской армии организовать должным образом уборку урожая и, если возникнет необходимость, продавать полученные сельскохозяйственные продукты на вражеской территории, прибегая к помощи более или менее лояльных, более или менее симпатизирующих партизанам посредников из крестьян, поскольку при всей приверженности этого торговца – посредника идеям революции, побуждающей его идти на любой риск, им движет также и стремление заработать, ради чего он тоже готов идти на любую опасность.

Говоря о снабжении, мы уже указывали на огромное значение службы строительства дорог. Когда партизанский отряд достигнет определенной стадии своего развития и будет уже располагать более или менее стабильными базами, с тем чтобы на них останавливаться, ему придется провести целый ряд дорог, начиная от вьючной тропы и кончая хорошей автодорогой. При этом исходят из организационной способности повстанческой армии и наступательной способности противника, который может разрушить эти дороги или, воспользовавшись ими, без труда добраться до расположения партизанских лагерей.

Обычное назначение таких дорог – обеспечить снабжение в местах, где эта задача не может быть решена иным способом. Их создают только тогда, когда есть уверенность в возможности удержать позиции в случае налета противника. Исключение составляют дороги, делающие более удобным сообщение. Хотя они и не являются жизненно важными, но в то же время не представляют и опасности при строительстве.

Кроме того, можно создать и другие виды связи. Одним из них, причем очень важным, мы считаем телефонную связь, которую можно легко наладить в горах, используя в качестве столбов деревья. Это дает и то преимущество, что подвешенный таким образом телефонный провод невидим для противника при наблюдении с воздуха. Предполагается также устанавливать телефонную связь в зонах, труднодоступных для противника.

Одним из жизненно важных учреждений партизанской армии, которые действуют на освобожденной территории, следует считать «аудиторию», то есть главный судебный и административный орган по соблюдению революционной законности. Его возглавляет человек, знающий законы страны, по возможности знакомый с нуждами населения зоны, который мог бы подготовить ряд декретов и постановлений, с тем чтобы в зоне воцарились революционный порядок и справедливость. Вот пример из нашего опыта, опыта кубинской войны. Мы выработали уголовный кодекс, гражданский кодекс, приняли постановления о снабжении крестьян и о проведении аграрной реформы. Позднее были приняты законы о наказании лиц, давших согласие баллотироваться на выборах, которые должны были проводиться спустя несколько дней по всей стране, а также закон об аграрной реформе в Сьерра-Маэстра.

Кроме того, «аудитория» ведает всеми бухгалтерскими операциями одной или нескольких партизанских групп (колонн), их денежными средствами, вмешиваясь иногда в вопросы снабжения. Сказанное нами – это лишь пожелания, основанные на жизненном опыте конкретного района со всеми присущими ему географическими и историческими особенностями. Следуя нашим советам, необходимо учитывать географические, исторические и социальные особенности данного района.

Кроме «аудитории», нужно обязательно предусмотреть организацию в зоне санитарной службы, в частности различных больниц, поликлиник, амбулаторий для оказания местному населению всесторонней медицинской помощи. Успех мероприятий в этой области определяется результатами партизанского движения на данном этапе. Больницы, как и вообще вся гражданская санитарная служба, функционируют, находясь в непосредственном контакте с повстанческой армией. Ими руководят офицеры и бойцы этой армии, перед которыми стоят две задачи: лечить население и пропагандировать меры по охране здоровья. Отметим, что решение проблемы борьбы с болезнями значительно ускорится, если сделать должный вывод из того, что местное население не соблюдает элементарных правил гигиены, а это еще более ухудшает его положение. Взимание налогов, как я уже сказал, также входит в функции «аудитории».

Большое значение имеют магазины и склады. Как только партизаны достигают какого-либо места, где начинается оседлая жизнь отряда, должны быть созданы склады. В них необходимо обеспечить хранение товаров и контроль за их распределением. Последнее является единственной формой предупреждения возможных злоупотреблений.

Если говорить о функциях внешнего фронта, то они различны и в количественном и в качественном отношении. Например, пропаганда в этом случае проводится в общенациональном масштабе. Ее назначение – рассказывать массам о победах партизан, призывать рабочих и крестьян на действенную борьбу, разъяснять массам значение одержанных побед. Взимание налогов ведется исключительно нелегальными методами с большими предосторожностями; при этом не может быть никаких прямых контактов между непосредственным сборщиком налогов и казначеем партизанского отряда. Для проведения этой работы вся территория должна быть разбита на зоны, которые, вместе взятые, составляли бы единое целое (зоны, провинции, штаты, города, деревни).

Во всех таких зонах следует иметь финансовые комиссии, которые бы ведали расходованием средств, полученных в результате сбора налогов. Ими могут быть боны, непосредственные пожертвования, а на более совершенной стадии развития партизанской борьбы следует практиковать обычные формы взимания налогов наличными деньгами, поскольку тогда предприниматели не смогут не считаться с силой повстанческой армии.

Снабжение должно подчиняться нуждам партизанских отрядов с соблюдением определенной системы. Иными словами, наиболее распространенные виды товаров добываются в близлежащих местах, а наиболее дефицитные – в крупных центрах. Чтобы такая система функционировала более продолжительное время, о ее существовании должен знать лишь узкий круг людей.

На внешнем фронте гражданская администрация организует акты саботажа, согласовывая этот вопрос с центральным командованием. В особых случаях, которые необходимо тщательно рассматривать, прибегают и к покушению на тех или иных лиц. Как правило, мы этого не одобряем и практикуем лишь тогда, когда необходимо уничтожить человека, который известен своими тягчайшими преступлениями против народа и сыграл немалую роль в проведении репрессий. Опыт нашей войны показал, что можно было бы избежать гибели многих наших замечательных товарищей, павших под пулями врага при выполнении малозначительных задач. Достигнутые результаты обошлись слишком дорогой ценой. К покушению и террору нельзя подходить опрометчиво. Гораздо полезней проводить работу среди населения, распространяя революционные идеи, повышая политическое сознание людей, с тем чтобы в определенный момент они, опираясь на вооруженные силы, смогли подняться на борьбу и решить исход революции.

Для этого необходимо наладить сотрудничество с рабочими и крестьянскими организациями, которые пропагандировали бы дело революции среди своих членов. В этих организациях рабочие и крестьяне смогут ознакомиться с печатными изданиями повстанческой армии, узнать правду о событиях в стране. Правдивость – одна из характерных черт революционной пропаганды. Так постепенно завоевываются массы. Их лучших представителей включают в повстанческую армию или привлекают к выполнению различных ответственных заданий.

Такова схема гражданской администрации на самой партизанской территории и вне ее в обстановке развертывания народной борьбы. Эту схему, конечно, можно усовершенствовать. Повторяю, все мною сказанное основывается на опыте кубинской революции. В дальнейшем можно изменять и улучшать выдвинутые нами положения. Это всего лишь схема.

3. Роль женщин

Женщины в революции играют немаловажную роль. Об этом стоит напомнить, поскольку в наших странах с их колониальными традициями эта роль недооценивается.

Женщина может участвовать в самых тяжелых работах, идти в бой плечо к плечу с мужчиной и, вопреки утверждениям некоторых, морально не разлагает армию своим присутствием.

В суровой боевой жизни женщина – верная спутница партизана, которая делит с ним все трудности боевой жизни, внося в нее определенный домашний уют. Спору нет, она уступает мужчине в силе, но не в выносливости. Женщина-партизанка может выполнять всевозможные боевые задания, обычно поручаемые мужчине. В отдельные периоды борьбы на Кубе женщины сыграли выдающуюся роль.

Разумеется, женщин-партизанок в отряде немного. Когда уже достигнута консолидация внутреннего фронта и когда отпадает необходимость в слабых бойцах, женщинам можно поручать выполнение различных других заданий. Самое важное из них – это, пожалуй, поддержание связи между боевыми подразделениями, особенно с теми, которые находятся на неприятельской территории. Перевозка вещей, передача почты или денег, небольших, но имеющих огромную важность предметов – все это следует поручать женщинам, которые пользуются в партизанской армии абсолютным доверием. Женщины могут перевозить или переносить эти предметы, прибегая к всевозможным скрытым способам. Дело в том, что, какими бы жестокими ни были репрессии, с какой бы строгостью ни проводился обыск, с женщиной всегда обращаются мягче, чем с мужчиной, и потому она может доставить до места назначения донесение или с успехом выполнить какую-либо другую исключительно важную задачу.

Будучи простой посыльной, передавая донесение в устной или письменной форме, женщина всегда может выполнить свое задание с меньшей опасностью, чем мужчина. Вражеский солдат, зная, что партизаны всегда появляются внезапно, из страха перед ними жестоко обращается с каждым неизвестным, принимая его за партизана. А женщина вызывает у него меньше подозрений.

Женщины поддерживают связь между отдельными партизанскими группами. В специальных поясах, подвязываемых под юбкой, они доставляют донесения в расположение этих групп, за пределы партизанской зоны и даже за пределы страны. В таком же поясе нередко переносятся патроны и различные другие предметы.

Но и в этот период женщины могут также заниматься тем, чем они занимались в мирное время. Для солдата, ведущего очень тяжелую партизанскую жизнь, приятно получить вкусно приготовленную пищу (во время войны одним из самых больших мучений является пресная, холодная и совершенно безвкусная пища). Женщина-повар всегда готовит вкуснее. Женщины с большим удовольствием выполняют различные домашние работы. К тому же следует иметь в виду, что к подобным работам партизаны относятся пренебрежительно и всегда стараются скорее отделаться от них и непосредственно выполнять боевые задания.

Огромная задача, стоящая перед женщиной, – учить грамоте главным образом крестьян данной зоны и партизан и разъяснять им вопросы революционной теории. Что касается школ, то их создание входит в функции гражданской администрации и должно проводиться главным образом женщинами, которые могут поднять школьников на большое дело, пользуясь у них наибольшим авторитетом.

По мере дальнейшего развития партизанского движения и укрепления тыла женщина может заниматься общественной работой, а также выявлять экономические и социальные недостатки данного района и по возможности устранять их. Важную роль играют женщины и в санитарной службе. Женщине – медицинской сестре или врачу свойственна мягкость в обращении, что так важно в моменты, когда раненому столь необходим уют, забота, когда он испытывает тяжкие страдания, когда он не может взять в руки оружие и находится перед лицом опасностей, подстерегающих его повсюду.

С созданием мелких партизанских предприятий женщина также может оказать свои услуги, особенно в изготовлении военного обмундирования, ибо шитье – это традиционное занятие женщин в латиноамериканских странах. Располагая простой швейной машинкой и несколькими выкройками, она сделает немало.

Женщина окажет услуги, заменив мужчину на всех других гражданских работах. Ей это следует поручать даже и тогда, когда не хватает бойцов, но это редкий случай в партизанской жизни.

Входящие в состав партизанского отряда мужчины и женщины должны пройти соответствующую подготовку, которая укрепила бы моральный дух армии. При соблюдении законов партизанской жизни людям, которые ничем себя не скомпрометировали, можно разрешить вступить в брак, если они любят друг друга.

4. Медицинское обслуживание

Партизану нередко приходится довольно трудно, когда он сталкивается лицом к лицу с критическими обстоятельствами. Это, в частности, относится и к тем случаям, когда он ранен или заболел. Поэтому роль врача в партизанском отряде велика. В ходе партизанской войны врач оказывает бойцам не только всестороннюю медицинскую помощь. Если необходимо, он борется за спасение их жизни. А если средства, которыми он располагает, оказываются недостаточными, он морально поддерживает пациента своим присутствием, старается по возможности облегчить его страдания. Он не покидает раненого до тех пор, пока тот не будет здоров.

Постановка работы в госпиталях определяется степенью развития партизанских отрядов. В зависимости от этого различается три основных типа организации госпиталей. На первом этапе партизанского движения весьма распространены полевые госпитали. На этом этапе врач, если он имеется, на равных правах со своими товарищами участвует в жизни отряда. Собственно, это еще один боец, нередко выполняющий те же задачи, что и партизан. Как и все партизаны, он ходит в атаку. Наряду с этим он выполняет трудную и порой совершенно безнадежную задачу по спасению жизни раненого бойца при отсутствии необходимых условий. На этом этапе врач занимает далеко не последнее место в партизанской армии.

Хотелось бы отметить моральное значение присутствия врача в партизанском отряде. Бойцы нередко видят в нем истинного святого отца, несущего им утешение. На человека, который страдает, простая таблетка аспирина, поданная рукой друга, понимающего и разделяющего его страдания, оказывает тем большее действие. Врач, участвующий в первом периоде войны, должен быть человеком, верным революционным идеалам, ибо его «проповедь» легко усваивается партизанами.

При нормальном развитии партизанской войны наступает другой этап, который мы могли бы назвать «полуоседлым». На этом этапе имеются лагеря и стоянки, где партизаны останавливаются, а также дома надежных друзей, где они могут хранить различные вещи и даже оставлять раненых. На этом этапе с каждым разом наблюдается все более явная тенденция перейти к оседлому образу жизни. Теперь перед врачом стоит менее обременительная задача. Теперь в его вещевом мешке может находиться крайне необходимый в работе хирургический инструментарий, а также дополнительные средства и оборудование, которые хранятся в доме какой-либо дружелюбно настроенной семьи. Все это понадобится врачу для проведения операций в более спокойной обстановке. Уход за больными и ранеными можно поручить крестьянам, которые охотно займутся этим. Полуоседлое положение позволяет иметь большее количество лекарств, хранящихся в пригодных для этого местах. С этими лекарствами нужно обращаться как можно осторожнее. Если дело происходит на совершенно недоступной местности, можно создать стационарные и временные госпитали в крестьянских домах. На третьем этапе, когда появляются целые районы, освобожденные от врага, может быть создана сеть госпиталей.

В своем совершенном виде при данных условиях эта система может состоять из трех различных эшелонов. Так, на переднем крае необходим врач – боец, всеобщий любимец, непосредственно принимающий участие в боях. В этом случае вовсе не обязательно, чтобы он был высококвалифицированным специалистом. На переднем крае прежде всего необходимо облегчить страдания раненного или больного и оказать ему первую помощь. Настоящее же лечение начнется в госпиталях, расположенных в тылу. На переднем крае опытному хирургу недопустимо рисковать жизнью.

Если позволяют условия, санитары укладывают раненного на носилки и доставляют его на медпункт. При отсутствии санитаров эту работу выполняют товарищи партизана. Переносить раненых по неровной местности нужно бережно и осторожно, и для партизана это далеко не простая задача. При этом нельзя не учитывать и того обстоятельства, что для ее выполнения приходится отрывать немало бойцов от их основного дела.

В соответствии с особенностями местности раненого можно переносить различными способами. Отметим, что на удобной для партизанской борьбы горно-лесистой местности удобнее всего передвигаться по одному. При таком передвижении наиболее рекомендуемым способом переноса раненых мы считаем перенос с помощью длинного шеста, используемого в качестве опоры. К шесту подвешивается гамак, в котором и находится раненый. Такие импровизированные носилки несут два партизана – один впереди, другой сзади, а когда они устанут, носилки передаются другим товарищам.

Из медицинского пункта раненый поступает вместе с его историей болезни в госпиталь, где должны находиться хирурги и другие специалисты. В этом госпитале раненый подвергается более сложной операции, если врачи придут к выводу, что это необходимо для спасения его жизни или восстановления здоровья. Этот госпиталь находится во втором эшелоне партизанской армии.

В зоне третьего эшелона на освобожденной территории создаются хорошо оборудованные стационарные госпитали для исследования причин и особенностей болезни, которая может угрожать местному населению. Эти госпитали, соответствующие оседлому образу жизни партизан, являются не только лечебными учреждениями, но и проводят в данной местности в полном контакте с гражданским населением различные санитарно-гигиенические мероприятия. Желательно создать также диспансеры для постоянного наблюдения за каждым больным.

В зависимости от возможностей гражданской администрации госпитали третьего эшелона могут располагать медицинским оборудованием, которое позволит установить точный диагноз, например различными лабораториями и рентгеновским кабинетом.

Когда движение расширяется и создается ряд вспомогательных медицинских органов, врач переходит к выполнению своих прямых обязанностей. Огромную пользу партизанской армии приносят общие хирурги. Хорошо, если в отряде есть анестезиолог, так как почти все операции проводятся под газовым наркозом с применением ларгактиля и под пентоталнатриевым наркозом, который значительно проще. Наряду с общими хирургами необходимы также врачи-ортопеды, поскольку в ходе войны у партизан могут быть переломы, вызванные несчастными случаями или ранениями.

Что касается терапевта, то он связан в своей деятельности главным образом с крестьянами, поскольку в большинстве случаев определить болезнь партизан нетрудно и это под силу любому врачу. Гораздо труднее лечить болезни, связанные с недостаточным питанием.

В дальнейшем при наличии хорошо оборудованных госпиталей можно привлечь к работе даже лаборантов. Это дало бы возможность проводить работу в более полном объеме. Надо пригласить на работу врачей всех необходимых специальностей. Нетрудно допустить, что они не ответят отказом и окажут партизанам необходимую медицинскую помощь. Партизанская армия нуждается в самых различных медицинских работниках, особенно в хирургах и стоматологах. Поэтому надо пригласить на работу зубных врачей, попросив их взять с собой, если это возможно, более простой и легкий инструментарий, в том числе небольшие и легко переносимые бормашины, необходимые им для работы.

5. Саботаж

Саботаж – неоценимое оружие в руках народов, ведущих партизанскую борьбу. Организация саботажа – это гражданский подпольный аспект деятельности партизан, поскольку он проводится лишь за пределами территории, освобожденной партизанской революционной армией. Его непосредственно организует и проводит партизанский штаб, намечающий предприятия, коммуникации и другие объекты, на которых акты саботажа необходимо совершить в первую очередь.

Саботаж не имеет ничего общего с террором. Точно так же мы считаем различными вещами террор массовый и террор индивидуальный. Методы массового террора мы не одобряем, полагая, что это не дает желаемых результатов: подобные методы могут оттолкнуть народ от революционного движения и повлечь за собой неоправданную гибель бойцов. Индивидуальный террор допустим в исключительных случаях. К нему прибегают, когда хотят ликвидировать одного из главарей диктаторского режима. Нельзя рисковать жизнью опытных, отважных и смелых людей, поручая им ликвидацию незначительной личности. Это лишь приведет к уничтожению революционных элементов и усилит репрессии.

Различают два вида саботажа: саботаж, проводимый в общенациональном масштабе на определенных объектах, и саботаж в зоне военных действий.

Саботаж, проводимый в общенациональном масштабе, главным образом имеет своей целью разрушение коммуникаций. Это достигается различными способами. Заметим кстати, что уязвимы все коммуникации. Например, телеграфные и телефонные столбы легко можно подпилить ночью, когда они не охраняются; затем легким толчком валят один столб, который потащит за собой остальные. Это приведет к нарушению телефонно-телеграфной связи на огромном расстоянии.

Можно также разрушать мосты, взрывая их с помощью динамита, а если его нет, то металлические мосты, например, можно разрушить с помощью автогенной резки. При помощи автогенного аппарата подрезаются главные прогоны висячего металлического моста и верхние балки, поддерживающие все сооружение. Затем проделывают такую же операцию на другом конце моста. После этого мост падает и разрушается. Таков наиболее эффективный способ уничтожения металлических мостов без динамита. Также должны быть разрушены железные дороги, различные магистрали, сточные трубы. Иногда, в зависимости от возможностей партизанского отряда, подрывают и железнодорожные составы.

В определенный момент также уничтожают жизненно важные промышленные предприятия каждого района, для чего используется необходимое оборудование. В этих случаях следует принимать во внимание значение выполняемой задачи для решения всей проблемы в целом, поскольку нельзя уничтожить источник, обеспечивающий занятость рабочей силы, без всякой необходимости. Это будет иметь своим следствием массовую безработицу и голод. Предприятия, принадлежащие ярым сторонникам господствующего режима, необходимо уничтожать, разъясняя рабочим значение этой меры. Не следует уничтожать предприятия в тех случаях, когда это приводит к серьезным социальным последствиям.

Мы еще раз подчеркиваем, что при проведении актов саботажа особое внимание уделяется средствам связи и путям сообщения, которые на непересеченной местности являются действенным оружием вражеской армии в ее борьбе с повстанцами. Поэтому мы должны постоянно знать это и подрывать железнодорожные мосты, разрушать дренажные сооружения, нарушать линии электропередачи, перерезать телефонные провода, выводить из строя систему водоснабжения – короче говоря, нарушать нормальную жизнь населенного пункта.

Саботаж в зоне военных действий осуществляется в такой же форме, но с еще большей смелостью, усердием и последовательностью.

В этих случаях большую поддержку оказывают «летучие патрули» партизанской армии, которые проникают в данные районы и оказывают помощь членам гражданской организации в выполнении задания. В зоне боевых действий саботаж также направлен на разрушение коммуникаций, но проводится он более интенсивно. Кроме того, следует уничтожать заводы, фабрики и предприятия, производящие военную продукцию, необходимую врагу для ведения борьбы с народными силами.

Отметим важность экспроприации товаров, нарушение системы снабжения врага. Если это необходимо, надо держать в страхе крупных помещиков, которые намереваются сбыть на сторону свои сельскохозяйственные продукты, поджигать проходящие транспортные средства и затем заваливать ими дороги. При проведении актов саботажа на дорогах, особенно на перекрестках; рекомендуется наносить вред непосредственно вражеским войскам, но постоянно придерживаясь при этом правила: нанести удар и отойти. Без особой необходимости не следует вступать в бой с противником: ведь это укажет на присутствие в местности, где проводится саботаж, партизанских сил, готовых вступить в бой. Это вынудит противника стянуть к месту боя крупные силы, а также принять особые меры предосторожности на марше или вообще отменить марш. Так постепенно будет парализована нормальная жизнь населенных пунктов, находящихся в зоне действий партизанских отрядов.

6. Военная промышленность

Военная промышленность в рамках партизанской армии возникает как результат довольно высокой степени развития партизанского движения и, кроме того, указывает, что партизанский отряд действует в благоприятных географических условиях.

Когда появятся освобожденные зоны, а центры снабжения все еще будут находиться под строгим контролем противника, необходимо создать различные предприятия. Наиболее важными из них являются сапожная и шорная мастерские. В горно-лесистой местности, где много острых камней и колючих растений, партизанский отряд не может передвигаться без обуви. В таких условиях без обуви обходятся только местные жители, да и то не все. Остальные бойцы должны быть обуты. Сапожные мастерские возможны двух типов. В одной обувь ремонтируют, в другой изготовляют новую грубую обувь.

Эти мастерские должны располагать инструментом и оборудованием, необходимым для изготовления обуви. Это оборудование легко найти у местных ремесленников.

Не менее важны и шорные мастерские. В них будут изготовляться такие предметы, как, например, патронташи или вещевые мешки, которые могут быть сделаны из брезента или кожи и которые, хотя они и не являются жизненно необходимыми, все же способствуют удобству. Кроме того, у партизан появляется определенное чувство удовлетворения тем, что они сами могут обеспечить себя необходимыми предметами.

Большую роль в партизанском отряде играет ружейная мастерская. В ней выполняются такие работы, как несложный ремонт вышедших из строя частей, ремонт винтовок и другого оружия, имеющегося в отряде, а также изготовление некоторых типов самодельного боевого оружия и мин различных типов.

При достаточно благоприятных условиях в такой мастерской можно начать производство пороха. Если на освобожденной территории можно наладить изготовление взрывателей и взрывчатых веществ, то это дает великолепные результаты. Это очень важно, так как они идут на снаряжение мин, с помощью которых можно вывести из строя шоссейные дороги противника.

Есть и другие предприятия, также играющие немаловажную роль в жизни партизан. К ним относятся, например, кузница и жестяная мастерская. В кузнице изготовляются металлические части для упряжи мулов, а также подковы. В жестяной мастерской делают предметы из латуни, важнейшими из которых являются тарелки и особенно фляги. Наряду с жестяной мастерской могут быть созданы небольшие литейные мастерские. Переплавленный металл идет на изготовление гранат. Снабженные запалами, они в значительной мере пополняют вооружение партизанских отрядов.

Целесообразно создать ремонтно-строительную команду, которая будет выполнять различные функции. Солдаты ее называют «батарея обслуживания». Она может сравнительно быстро удовлетворить различные нужды партизан.

Вопросами организации связи и путей сообщения ведает определенный человек. Он будет иметь в своем распоряжении средства пропаганды и связи с внешним миром, в частности радио, телефон, пути сообщения и гражданскую администрацию, необходимую для успешного выполнения задач. Нужно помнить, что во время военных действий партизаны всегда могут подвергнуться нападению врага, а поэтому часто судьба многих людей зависит от своевременной связи.

Для удовлетворения нужд армии создаются табачные фабрики, сырье для которых покупается в некоторых районах и доставляется на освобожденную территорию, где и перерабатывается.

Важной отраслью является выделка кож. Кожевенные предприятия должны быть настолько простыми, чтобы их можно было создавать в любом месте, применяясь к обстановке, в которой находится партизанский отряд. Выделка кож требует некоторых сооружений из цемента и особенно много соли. Однако эта отрасль промышленности имеет большое значение, так как дает сырье для изготовления обуви. На освобожденной территории может добываться поваренная соль, и притом в больших количествах. Для этого находят участки моря с большой концентрацией соли и, выпаривая воду, выделяют соль. Море является лучшим источником соли, но существуют и другие. Не обязательно освобождать соль от примесей, ибо ее можно потреблять и не очищенной, хотя она будет иметь не совсем приятный привкус.

Лучше всего хранится вяленое мясо. Когда армия попадает в трудные условия, запасы мяса могут спасти много жизней. Засоленное мясо можно хранить в бочках в течение длительного времени. В зависимости от условий можно использовать и другие способы его хранения.

7. Пропаганда

Революционные идеи необходимо широко распространять в массах, используя различные формы пропаганды. Для этого следует провести большую организационную работу. Пропагандой должна быть охвачена вся территория страны. Она может быть двух видов. Она ведется за пределами партизанской зоны, то есть в общенациональном масштабе, а также на освобожденной территории. Для того чтобы вести пропаганду четко и слаженно, необходим единый направляющий орган.

За пределами освобожденной территории гражданские организации ведут пропаганду в общенациональном масштабе с помощью газет, листовок и прокламаций. Наиболее крупные газеты освещают общие вопросы жизни страны и правильно информируют общественность о действиях партизанских сил, всегда исходя из принципа достоверности сообщаемых материалов. Это со временем принесет пользу для народов.

Кроме таких изданий общего характера, нужно иметь и другие, освещающие более узкий круг вопросов и предназначенные для различных слоев населения. Газеты для крестьян будут доносить до масс вести об их товарищах, находящихся в освобожденных зонах, о тех, кто уже ощутил благоприятные результаты революции. Эти же газеты отразят стремления крестьянства. То же относится и к рабочей газете, с тою лишь разницей, что эта последняя не всегда имеет возможность публиковать на своих страницах известия о борющихся представителях этого класса, так как в начальный период партизанской войны рабочих организаций может и не существовать.

Необходимо разъяснять значение великих лозунгов революционного движения – лозунга о проведении в подходящий момент всеобщей забастовки, о помощи повстанческим силам, о единстве действий и т. д. Возможно издание и различных других газет, а также их экстренные выпуски. На их страницах разъясняются задачи, стоящие перед жителями страны, которые хотя и не являются бойцами в партизанских отрядах, однако принимают участие в совершении актов саботажа, покушениях и т. д. В рамках все той же организации издаются специальные листки, рассчитанные на неприятельских солдат. Читая эти листки, солдаты узнают многое из того, что им раньше было неизвестно. Здесь же отметим большую пользу бюллетеней и прокламаций партизанского движения.

Наилучшие результаты приносит пропаганда, проводимая с территории партизанской зоны. Ее цель – разъяснять жителям зоны смысл повстанческого движения. Здесь также возникает потребность в издании газеты для крестьян, в центральном органе партизанской армии, в прокламациях, бюллетенях, а также в радиопередачах.

В радиопередачах разъясняются задачи, стоящие перед повстанцами, меры противовоздушной обороны, обозначается местонахождение сил противника с указанием названий этих мест.

Пропаганда в общенациональном масштабе предусматривает издание газет обычного типа. Но в них могут приводиться многочисленные наиболее свежие и точные факты, эпизоды из боевой жизни, значительные другие новости, интересующие читателя. Сообщения из-за рубежа должны по возможности ограничиваться комментированием фактов, непосредственно связанных с освободительной борьбой.

Но самой действенной, лучше всего воспринимаемой населением, затрагивающей его разум и чувства пропагандой мы назвали бы устную, то есть пропаганду по радио. Радио – чрезвычайно важное средство. В моменты, когда подъем освободительной борьбы сильно ощущается каждым жителем района или страны, вдохновляющее, зажигающее слово еще более усиливает это чувство, доносит его до сердца будущего бойца. Радио объясняет, учит, воодушевляет, помогает различать друзей и врагов.

Однако радио должно подчиняться основному принципу народной пропаганды – достоверности передаваемой информации. Ложь, как бы красиво она ни звучала, всегда хуже самой скромной правды.

По радио передаются свежие сообщения о ходе боевых действий, о различных сражениях, о расстрелах людей и наряду с этим всевозможные поучительные материалы, иногда выступления руководителей революции – словом, все то, из чего гражданское население сможет извлечь для себя полезные уроки.

По нашему мнению, название газеты, представляющей собой центральный орган революционного движения, должно символизировать нечто великое и объединяющее; например, это может быть имя одного из национальных героев или что-нибудь подобное. Ее передовые статьи всегда объясняют цель партизанского вооруженного движения, воспитывают людей в патриотическом духе, повышают их политическую активность. В этой газете полагается вести разделы, вызывающие особый интерес читателя.

8. Разведка и информация

«Познай самого себя и своего противника, и ты сможешь провести сто битв без единого поражения» – этот китайский афоризм, стоящий хорошей библейской заповеди, вполне подходит для партизанской войны. Ничто так не способствует успеху боевых действий отрядов партизан, как достоверная информация. Последняя стихийно передается местными жителями, которые приходят, чтобы рассказать своей родной армии, своей защитнице о том, что происходит в том или ином месте.

Тем не менее служба разведки и информации должна быть хорошо организована. В нее входят различные виды почтового сообщения, посредством которого на повстанческой территории и за ее пределами осуществляется должная связь и доставка товаров. Партизанская разведка ведется непосредственно в зоне противника. Туда должны проникать мужчины и особенно женщины, завязывать знакомство с солдатами и постепенно выведывать всевозможные сведения. Служба информации и разведки должна также предупредить неожиданное столкновение партизан с противником.

Если эта служба хорошо организована и располагает способными агентами, безопасность партизанского лагеря будет обеспечена.

Как мы уже сказали, разведка проводится по всему переднему краю или охватывает передовые гарнизоны противника, находящиеся вблизи нейтральной полосы. Кроме того, партизанская разведка сил противника принимает больший размах по мере расширения партизанского движения и может своевременно обнаружить передислокацию крупных сил противника в его тылу. Собственно говоря, все жители районов, захваченных или контролируемых партизанами, являются их агентами. И все же вполне уместно подобрать для этого специальных людей, потому что нельзя слишком верить на слово крестьянину, склонному к преувеличению и неспособному коротко и ясно объяснить обстановку. Если удастся организовать добровольные формы народного сотрудничества, из аппарата, занимающегося разведкой и сбором информации, можно создать не только важный вспомогательный орган, но также и орган контрпропаганды, который будет распространять среди вражеских солдат упадочнические слухи, вселять в них страх и неуверенность в собственных силах. Рассматриваемая служба предельно использует такое основное тактическое средство, как подвижность. Точно разведав объект намечаемой атаки противника, нетрудно избежать ее или, наоборот, атаковать противника с самой неожиданной стороны.

9. Военное обучение и политико-воспитательная работа

Военное обучение солдата-освободителя – это сама жизнь партизанского отряда. Насколько трудно научить бойцов владеть оружием, известно каждому командиру.

Командир и бойцы живут под одной крышей. Бойцы должны перенять у командира некоторый опыт по овладению оружием, умению ориентироваться, обращению с гражданским населением, ведению боя и т. д. Но драгоценное время, имеющееся в распоряжении партизанского отряда, не может расходоваться лишь на проведение повседневной боевой подготовки. Это происходит лишь тогда, когда имеется освобожденная территория значительных размеров и требуется пополнение. В этом случае создаются школы новобранцев.

Эти школы выполняют в данный момент важнейшую задачу – готовят нового солдата, который вступает в ряды партизанской армии, еще не пройдя сквозь горнило боевой партизанской жизни. Лишь испытав все трудности этой жизни, он сможет вступить в ряды нашей армии – армии-невидимки и стать ее настоящим бойцом.

Новобранцы должны пройти курс физической подготовки, которая в основном состоит из отработки упражнений двух типов: гимнастики, позволяющей приобрести навыки, необходимые при проведении диверсионных операций, совершении налетов и при отступлении, а также совершения длительных изнурительных маршей, которые закаляют новичка и укрепляют его стойкость. Новобранцы должны приучаться вести жизнь преимущественно под открытым небом, переносить любую непогоду – одним словом, жить в условиях, близких к условиям жизни в партизанском отряде.

Новобранцы сами заботятся об обеспечении школы всем необходимым. Для этого школа должна располагать крупным рогатым скотом, фермами, огородами и фруктовыми садами. Благодаря этому школа не будет обузой для партизанской армии. Воспитанники этой школы могут быть включены в работу по снабжению. Она возлагается на провинившихся, хотя ею могут заниматься и по собственному желанию. Все определяется особенностями зоны, на территории которой организуется школа. Мы считаем, что правильным принципом является добровольное участие в работе, а также распределение необходимой работы среди недисциплинированных или отстающих в учебе.

В зависимости от возможностей школа должна иметь свой медицинский пункт, врача или санитара. Стрелковая подготовка – основной предмет в школе новобранцев. Партизан должен уметь хорошо стрелять, расходуя при этом наименьшее количество боеприпасов. Занятия по стрелковой подготовке начинаются с обучения прицеливанию из стрелкового оружия. Для этого применяется простое приспособление из четырех шестов, на котором неподвижно закрепляется винтовка. Это приспособление устанавливается в нескольких метрах от неподвижного экрана. К экрану назначается другой новобранец, который держит в руках мишень. Для нанесения контрольной точки на экране следует приказать новобранцу с мишенью приложить ее к экрану, а самому навести оружие в цель. При этом оружие остается неподвижным, а перемещается только мишень. Наводка производится три раза, причем каждый раз мишень сбивается. Если после трех прицеливаний точки на экране совпадут, то результат признается отличным.

Когда позволяют возможности, приступают к практической стрельбе из часто используемого при этом ружья калибра 22 миллиметра. В особо важных случаях – при наличии резерва боеприпасов или когда крайне необходимо подготовить некоторых новобранцев – стрельба ведется из винтовок боевыми патронами.

Одним из важнейших предметов в школе новобранцев является местная противовоздушная оборона. Мы считаем этот предмет основным. Однажды наша школа была обнаружена с воздуха, и затем ее ежедневно подвергали бомбардировке один-два раза в день. Поведение новобранцев во время этих непрерывных бомбардировок позволяло судить о способности этих юношей стать превосходными солдатами будущих сражений.

Важнейшей составной частью обучения, о которой никогда не следует забывать в школе новобранцев, является общеобразовательная подготовка. Она важна потому, что люди поступают в школу с довольно смутным представлением о причинах и целях дела, которому они себя посвящают, совершенно не разбираясь в таком понятии, как демократические свободы. Поэтому политико-воспитательная работа должна проводиться с ними в течение как можно более длительного времени и с предельной нагрузкой.

Школа новобранцев дает своим воспитанникам элементарные знания по истории Кубы. На конкретных примерах новобранцам разъясняют причины того или иного исторического явления, знакомят с основными вопросами экономики. Им рассказывают о национальных героях и их борьбе с теми или иными формами несправедливости. Наконец, новобранцев надо познакомить с политическим положением страны. Причем речь идет о таком анализе политического положения, из которого исходят в своей повседневной деятельности все бойцы и командиры повстанческой армии.

Создаются также курсы по повышению квалификации учителей. Занятия ведутся там на основе специально подобранных текстов, а также на основе обмена опытом.

Необходимо пробудить у бойца интерес к книге. Книги подбираются таким образом, чтобы они приносили пользу. Новобранец должен усвоить элементарные знания, которые помогут ему вступить в мир великих проблем, стоящих перед его страной.

Естественная склонность новобранца к чтению может стать стимулом его правильной, разумной работы с книгой. Так у новобранца появятся новые запросы. Все это придет не сразу, а ценой упорного труда. Именно таким путем школы новобранцев всей своей повседневной деятельностью докажут несомненное преимущество своих воспитанников перед остальными партизанами. Их будет отличать высокая дисциплина. И об этом в школах новобранцев необходимо позаботиться прежде всего. Мы говорим о дисциплине, основанной на разумном, а не механическом понимании своего долга. Замечательные результаты дисциплины скажутся во время боя.

10. Организационная структура революционной армии

Как мы уже видели, в состав революционной армии партизанского типа, независимо от зоны ее действия, входит также так называемая гражданская организация, которая, хотя и не принимает непосредственного участия в боевых сражениях, оказывает армии огромную помощь. Вся деятельность этой организации тесно связана с партизанской армией. Она всемерно поддерживает эту армию, поскольку именно ее вооруженная борьба является решающим фактором в достижении победы.

Военная организация строится на принципе подчинения командующему, а в условиях Кубы – главнокомандующему, который, в свою очередь, назначает командующих районов или зон. Последние осуществляют – свои полномочия на данной территории, назначают командиров партизанских групп (колонн) и нижестоящих командиров.

Главнокомандующему подчинены командующие военных зон, которым подчинены командиры партизанских групп (колонн), а тем в свою очередь – командиры партизанских отрядов, численность которых бывает различной в зависимости от обстановки. За майором – командиром колонны – следует капитан, а за ним, согласно нашей партизанской градации, – лейтенант, самое низшее офицерское звание; за лейтенантом – солдат.

Это не схема, которой нужно обязательно придерживаться, это лишь изложение опыта нашей революции, рассказ о том, как нам удалось добиться победы над хорошо организованной и вооруженной армией. Это никоим образом, особенно в данном случае, не является назиданием другим. Мы просто хотели показать, как развертывались события, как могут быть организованы вооруженные силы. В конечном счете воинские звания не имеют большого значения. Необходимо помнить, что воинские звания должны соответствовать заслугам человека; не следует присваивать такое звание человеку, поведение которого не отвечает общепринятым принципам морали и справедливости, человеку, который не прошел через горнило самопожертвования и борьбы.

Приведенная нами схема относится к сложившейся армии, способной проводить серьезные боевые операции, а не к зарождающемуся партизанскому отряду, где командир, имея под началом небольшую группу людей, носит такое звание, какое он сам себе выбрал.

Остановимся теперь на одном из самых важных средств военной организации – на дисциплинарном взыскании. Подчеркнем еще раз, что дисциплина – это основа основ деятельности партизанских отрядов; она должна быть продиктована разумом, вытекать из внутреннего убеждения. Именно на внутреннем убеждении и разуме зиждется высокая дисциплинированность подлинного революционера. В случае нарушения дисциплины следует накладывать взыскание независимо от служебного положения виновного. Наказывать надо со всей строгостью, чтобы виновный это почувствовал.

Все это важно потому, что на партизана и солдата регулярной армии наказание действует по-разному. Например, десять суток ареста с содержанием на гауптвахте в партизанских условиях – это всего лишь превосходный отдых, чего партизан не может себе позволить в другое время. На гауптвахте партизан ничего не делает: не работает, не несет караульной службы, не занимается строевой подготовкой, а только ест, спит, читает и т. д. Стало быть, такое наказание, как арест, в условиях партизанской жизни теряет всякий смысл, и поэтому применять его не рекомендуется.

В ряде случаев лишение партизана права носить оружие может дать желаемые результаты и явится для него настоящим наказанием. Таким оно будет для людей с высокими нравственными и боевыми качествами и большим самолюбием. К ним такое наказание вполне применимо.

Вот к чему привел один печальный случай. Это было в последние дни войны, во время штурма одного из городов провинции Лас-Бильяс. Когда наше подразделение атаковало противника, оборонявшего населенный пункт, мы увидели спящего в кресле человека. На наш вопрос он сказал, что у него отобрали оружие и поэтому он решил спать. Мы заметили ему, что это не способ реагировать на наказание за нарушение дисциплины (этот человек случайно выстрелил) и что он должен вернуть себе оружие, но не таким способом, а на передовой.

Прошло несколько дней. Во время завершающего штурма – города Санта-Клара мы зашли в госпиталь. Водной из палат нас жестом подозвал один тяжелораненый. Мы узнали в нем человека, который спал в кресле. Он напомнил нам про этот случай и сообщил, что все-таки сумел вернуть себе оружие и завоевал право носить его. Спустя некоторое время он скончался.

Этот случай выражает революционную мораль, которой достигла наша армия в ходе постоянной вооруженной борьбы.

Высокая революционная мораль не может быть достигнута в первые дни, когда люди духовно еще не созрели, когда по тем или иным причинам они еще смутно представляют себе задачи партизанского движения. Это достигается значительно позднее.

В виде наказания могут применяться также длительные наряды в ночное время и изнурительные переходы. Однако последний вид наказания имеет один существенный недостаток: эти переходы изматывают силы и самого провинившегося, и его конвоира. Что касается ночных нарядов, то и у них есть существенный недостаток: при этом приходится специально выделять людей для охраны провинившихся, то есть для охраны людей с весьма сомнительными революционными качествами.

Если говорить о партизанах, которые находились под моим командованием, то я применял к ним следующие взыскания: простой арест, при котором арестованный лишался сахара или сигар, и строгий арест, при котором арестованного оставляли без пищи.

Это давало замечательные результаты, хотя само по себе такое наказание является необычайно тяжким, и мы позволим себе рекомендовать его лишь при особых обстоятельствах.

Приложение

1. Подпольная организация первого партизанского отряда

В основе партизанской войны лежит целый ряд законов, вытекающих из общих законов войны. Кроме того, ей свойственны особые законы. При всем этом очевидно, что партизанская война возникает в условиях подполья при отсутствии прямой связи с действиями народных масс. Ее начинает небольшая группа людей, составляющих партизанское ядро. Именно так должно обстоять дело, если предполагают начать войну с территории какой-либо другой страны или из отдаленных районов своей страны.

Если партизанское движение зарождается в результате стихийных действий какой-либо группы людей, которые выступают против любой формы насилия, то, возможно, и не потребуется других условий, кроме последующего организационного укрепления этой партизанской группы, с тем чтобы ее не могли уничтожить. Но, как правило, партизанскую борьбу подготавливают, и она начинается организованно. Это значит, что ее поднимает какой-либо вождь, пользующийся несомненным авторитетом, поднимает во имя освобождения своего народа. Ему приходится работать в трудной обстановке, находясь за пределами своей страны.

Почти все народные движения, которые зарождались в последнее время и были направлены против диктаторов, страдали одним и тем же существенным недостатком – отсутствием должной подготовки, так как правила конспирации, предполагающие исключительно скрытную и осторожную работу, в большинстве случаев не соблюдались. Зачастую власти страны своевременно узнавали о намерениях той или иной группы либо через свою секретную службу, либо вследствие неосторожной деятельности подпольщиков.

Это говорит о том, что при возникновении движения должны быть созданы условия, исключающие возможность получения противником какой бы то ни было информации. Не менее важно при этом правильно подобрать людей. Это не всегда легкая задача, поскольку приходится иметь дело с людьми, высланными из своей страны на долгие годы, а также с теми, кто откликнулся на призыв, или с теми, кто счел своим долгом включиться в борьбу за освобождение своей родины, и т. д. Но как сразу узнать, что каждый из них собой представляет?

И несмотря на эти трудности, все же непростительно, что в партизанское движение проникают враждебные элементы, которые позднее могут стать источником информации. В период, предшествующий активным действиям, желающие вступить в организацию должны были бы сосредоточиваться в законспирированных местах, известных только одному или двум лицам – тем, кто находится под неослабным контролем своих руководителей и не имеет никакого контакта с внешним миром.

В момент подготовки сил к выходу из подполья, с целью проведения военных занятий или с целью избежать полицейской облавы, не следует слишком доверять новичкам, о которых мало что известно; их не следует допускать к важным объектам.

Каждому члену подпольной организации полагается знать лишь самое необходимое и не вступать ни с кем в контакт.

На определенной фазе деятельности партизанского подполья целесообразно установить контроль над перепиской, с тем чтобы иметь полное представление о связях подпольщика с внешним миром. Нельзя оставлять его без присмотра. У будущего бойца освободительной армии не должно быть никаких личных связей.

Следует подчеркнуть еще один фактор, который в нашей борьбе может сыграть как отрицательную, так и положительную роль. Мы говорим о женщине. Известна слабость к ней молодых людей, оторванных от нормальной жизни, попавших в обстановку, по-разному действующую на психику человека. Учитывая это, диктаторы пытаются засылать в партизанское подполье агентов-женщин. Иногда связи женщин со своими начальниками приобретают открытый и почти бесстыдный характер, но бывает и так, что раскрыть подобную связь совершенно невозможно. Вот почему необходимо вообще запретить связи с женщинами.

В условиях подполья, когда революционер готовится к войне, он должен стать аскетом. Это поможет ему стать высокодисциплинированным бойцом, поскольку без настоящей дисциплины нельзя завоевать подлинный авторитет. Если человек, игнорируя приказы своих командиров, поддерживает связь с женщинами, заводит недозволенную дружбу и т. д., его надо немедленно изолировать, потому что подобные контакты потенциально опасны, а кроме того, и потому, что это нарушает революционную дисциплину.

Предоставление убежища правительством какой-либо страны не следует рассматривать как основу для ведения деятельности на территории этой страны. При этом не имеет значения, с симпатиями или нейтрально правительство данной страны относится к борьбе патриотов. Нужно знать и оценивать обстановку так, как если бы вы оказались на вражеской территории. Исключение составляют лишь некоторые случаи. Но они лишь подтверждают наши положения.

Не будем говорить о численности людей, необходимых для перехода к решительным действиям. Это зависит от многих и самых различных условий, которые практически трудно учесть. Можно говорить лишь о минимальном числе людей для начала партизанской войны. По-моему, учитывая естественный отсев, возможный даже при строжайшем подборе людей, в качестве основы следует располагать группой в 30–50 человек. Этого достаточно, чтобы начать вооруженную борьбу в любой стране Латиноамериканского континента, где имеются такие условия, как местность, благоприятная для боевых действий, где крестьяне стремятся получить землю и где попирается принцип справедливости.

Тип партизанского оружия должен соответствовать типу оружия противника. Правительство, предоставившее убежище, недоброжелательно отнесется к военным действиям, предпринятым с территории его страны. Этого нельзя не учитывать, и поэтому каждая из групп, которые готовятся к ведению боевых действий, не должна превышать в среднем 50-100 человек. Но это совсем не значит, что мы возражаем против численности в 500 человек, которые могли бы начать войну, но эти 500 человек не должны быть сосредоточены в одном месте. Во-первых, это слишком большое число, которое привлечет внимание, и, во-вторых, в случае предательства, проникновения вражеского агента или осведомителя вся группа терпит провал. В то же время такой группе слишком трудно захватить одновременно несколько пунктов.

Желательно, чтобы основное место для проведения собраний было известно всем членам организации. Там люди, высланные из своей страны, проводят различные собрания. По соображениям конспирации руководители партизанского движения не должны часто присутствовать на них. После собрания не следует оставлять какого-либо компрометирующего документа. Руководители должны иметь как можно больше таких основных мест, не находящихся под подозрением. Местонахождение складов оружия держится в строгой тайне, и о нем знает только один или два человека. По возможности эти склады размещаются в разных местах.

Оружие должно вручаться людям перед самым началом боевых действий. Надо иметь в виду, что люди, проходящие военную подготовку, могут подвергнуться репрессиям. Это привело бы не только к аресту всех людей, но и к потере всего оружия, которое так трудно приобрести и стоит больших денег, чем не располагают партизаны.

Другой достойный серьезного внимания фактор – это подготовка людей к ведению суровой борьбы, людей, воспитанных в строжайшей дисциплине, морально выдержанных, ясно представляющих себе задачу, которую нужно осуществить. Это должны быть скромные люди, а не прожектеры, рассчитывающие на легкую победу. Им предстоит суровая и длительная борьба, будут неудачи, организация может оказаться на краю гибели. И только высокий моральный дух ее членов, железная дисциплина, вера в окончательную победу и выдающиеся личные качества вождя партизанского движения помогут этой организации преодолеть все трудности и преграды. Об этом говорит наш кубинский опыт, когда двенадцать человек смогли создать ядро армии, смогли потому, что отвечали всем этим условиям, и потому, что ими руководил такой человек, как Фидель Кастро.

Но наряду с идеологической и моральной подготовкой каждый партизан должен быть закален и физически. Очевидно, партизанские отряды выберут для своих действий горную или сельскую местность. Во всяком случае, в любой обстановке партизанским отрядам часто придется совершать марши. На марше люди не должны проявлять ни лени, ни усталости. Те, кто прошел настоящую подготовку, легко перенесут изнурительный марш, какими бы темпами он ни проводился. Быстрота и выносливость – основные требования – для совершающей марш партизанской группы.

Кроме того, эта группа должна получить различные теоретические знания, например, уметь ориентироваться на местности, читать карты, знать методы саботажа. Если возможно, партизана обучают стрельбе из винтовки по мишеням, а также умело расходовать боеприпасы.

Партизан должен всегда свято помнить о необходимости экономить каждый патрон. Если будут соблюдены все эти указания, партизанские силы легко выполнят свою основную задачу.

2. Защита завоеванной власти

Победу нельзя считать окончательной, если не уничтожена армия, поддерживавшая старый режим. Более того, следует добиваться уничтожения и всех институтов, на которые опирался старый режим. Такова азбука партизанской войны.

Остановимся теперь на задачах национальной обороны в случае войны или агрессии против новой власти. Прежде всего мы столкнемся с тем, что мировое общественное мнение, «серьезная печать», «правдивые» информационные агентства Соединенных Штатов Америки и других империалистических стран выступят с нападками на освобожденную страну. Эти нападки станут тем яростнее и настойчивее, чем решительнее будут мероприятия, отвечающие интересам народа. Вот почему мы должны отказаться не только от организационной структуры, но и от кадров старой армии. Нельзя одним ударом покончить с механическим послушанием, с устаревшими понятиями о воинском долге, дисциплине и морали. Но нельзя допустить и того, чтобы сосуществовали победители – смелые, благородные, добродушные, но, как правило, не имеющие образования, – и побежденные, кичащиеся своими военными знаниями, имеющие специальную подготовку в области математики, инженерного дела, службы тыла, но всеми силами души ненавидящие необразованного партизана.

Конечно, в отдельных случаях военные порывают с прошлым и вступают в новую армию, преисполненные желания сотрудничать с нею. В таких случаях они оказываются вдвойне полезными, потому что их симпатии к народному делу сочетаются со знаниями, необходимыми для создания народной армии. Одно должно вытекать из другого, то есть за уничтожением старой армии, за ликвидацией ее как института в результате захвата новой армией всех позиций должно немедленно последовать организационное создание этой новой армии.

Конечно, старую организационную систему партизанской армии – индивидуалистическую, в известной мере вождистскую, лишенную всякого планирования систему – можно изменить. Но при этом следует подчеркнуть, что, создавая новую армию, необходимо принимать во внимание принципы ведения партизанской войны. Этой армии уместно придать традиционную органическую форму, которая была бы ей так же удобна, как хорошо подогнанная амуниция. Не следует допустить ошибки, как это было в первые месяцы нашей войны, когда в отрядах повстанцев насаждались порядки старой армии. Это может привести к серьезным осложнениям, что, в свою очередь, вызовет полную дезорганизацию армии.

Уже с первых дней победы революции надлежит приступить к подготовке новой, оборонительной войны, которую придется вести народной армии, привыкшей к независимости в управлении. Эту подготовку следует проводить в каждом партизанском отряде с особой настойчивостью. Под впечатлением победы в армию, возможно, придут тысячи людей, присоединившихся к революции лишь в последний момент. Поэтому довольно трудно установить, насколько все эти люди преданы делу революции. Они должны будут пройти через все трудности партизанской жизни, пройти ускоренную революционную подготовку. Благодаря этому будут заложены основы идеологического единства народной армии и будет обеспечена безопасность страны.

Другая проблема определяется трудностью приспособления к новым организационным особенностям.

Прежде всего необходимо создать орган, которому будет поручено разъяснять в частях и подразделениях армии новые революционные истины. Этот орган будет объяснять солдатам, крестьянам и рабочим, всем выходцам из народа, справедливость и правоту каждого революционного акта, цели революции, во имя которых погибли их товарищи, не дожившие до победы.

Наряду с такой подготовкой следует организовать ускоренные курсы по начальному обучению, которые прежде всего позволят ликвидировать неграмотность и будут способствовать повышению общеобразовательного уровня революционной армии и превращению ее в хорошо оснащенную технически, прочно подкованную идеологически и обладающую высокой боевой мощью армию.

Со временем все три указанных качества будут приобретены. Совершенствуя армию далее, можно создать особые курсы, которые позволят старым бойцам стать кадровыми военнослужащими. Наряду с этим можно создать годичные общеобразовательные курсы на добровольной или обязательной основе. Но это уже зависит от особенностей каждой страны, и здесь рецептов давать нельзя…

Эпизоды революционной войны

От автора

Много времени думали мы над тем, как написать историю нашей революции, охватив все ее многочисленные аспекты и грани. Руководители революции неоднократно, как в частных беседах, так и публично, выражали желание написать такую историю. Однако у всех нас много работы, годы проходят, и память о повстанческой борьбе растворяется в прошлом. События, которые уже стали достоянием истории Америки, описаны недостаточно отчетливо. Поэтому мы и начинаем серию личных воспоминаний о схватках, боях, засадах и сражениях, в которых принимали сами участие. Наша цель состоит вовсе не в том, чтобы воссоздать историческую картину из эпизодов, сохранившихся в памяти отдельных людей, или на основе некоторых личных записей. Как раз наоборот. Мы стремимся к тому, чтобы эта тема была полно развита всеми, кто имел прямое отношение к нашей борьбе.

Каждый из нас, ведя борьбу на протяжении всей войны в определенном географически ограниченном районе, не мог знать во всех деталях о боях и событиях, развертывавшихся в других местах. По нашему мнению, чтобы облегчить задачу описания революции и соблюдать при этом определенную последовательность, можно начать это описание с первого боя, засады в Алегрия-де-Пио, – единственного неудачного для нас боя с участием Фиделя.

Многие участники этого боя остались в живых, и каждого из них мы призываем написать свои воспоминания о нем, чтобы картина была полной. Имеется лишь одна просьба к авторам – быть очень правдивыми, ни в коем случае не допускать никаких искажений в стремлении подкрепить те или иные личные позиции, приукрасить их или приписать себе участие в каких-либо событиях. После того как каждый напишет хоть несколько страниц, он должен очень самокритично просмотреть их и выбросить все то, что не соответствует действительности или в чем автор сомневается. Именно в таком духе и начинаем мы свои воспоминания.

Начинающаяся революция

10 марта 1952 года кубинские военные под руководством Фульхенсио Батисты совершили агрессивный акт – государственный переворот, история которого, разумеется, не начинается в день мятежа. Его предпосылки следует искать в глубине истории Кубы, намного раньше вмешательства в дела страны американского посла Самнера Уэллеса в 1933 году, еще до «поправки Платта» в 1901 году, еще до высадки героя Иарсисо Лопеса, представлявшего на деле интересы североамериканских аннексионистов, и так до тех пор, пока мы не доберемся до корней этого процесса во времена Джона Куинси Адамса, который в начале XVIII века сформулировал константу политики своей страны в отношении Кубы следующим образом: яблоко, упавшее с дерева Испании, неизбежно должно попасть в руки дядюшки Сэма. Таковы звенья длинной цепи агрессий, которые совершаются на нашем континенте не только против Кубы.

Эти приливы и отливы, возникновение и прекращение имперских войн отмечены соответственно победами реакции или возникновением демократических правительств в результате неудержимого напора масс. Этот исторический процесс почти одинаков во всех странах Латинской Америки: диктаторские правительства, представляющие ничтожные меньшинства, приходят к власти в результате государственных переворотов; демократические правительства, имеющие широкую народную поддержку, пробиваются с большим трудом и очень часто еще до взятия власти бывают связаны обязательствами, на которые им пришлось пойти, чтобы удержаться у власти. И хотя кубинская революция в этом смысле является исключением в Америке, необходимо было напомнить историю этого процесса, потому что автор этих строк, подхваченный волной социальных движений, потрясающих Америку, благодаря указанным обстоятельствам получил возможность встретиться с другим американским изгнанником – Фиделем Кастро.

Я познакомился с ним в одну из прохладных ночей, какие бывают в Мехико, и помню, что при первой встрече мы обсуждали вопросы международной политики. В ту же ночь, спустя несколько часов, на рассвете, я уже стал одним из участников будущей экспедиции. Но мне нужно рассказать, как и почему я познакомился с нынешним главой правительства Кубы. Это был 1954 год – момент отлива для демократических правительств, когда последняя американская революционная демократия, которая удерживалась у власти в этом районе – правительство Хакобо Арбенса, – была свергнута в результате агрессии, хладнокровно обдуманной и осуществленной Соединенными Штатами Северной Америки под покровом дымовой завесы, устроенной их континентальной пропагандистской машиной. Ее очевидным руководителем был государственный секретарь Фостер Даллес, который, как ни странно, являлся одновременно адвокатом и акционером «Юнайтед фрут компани» – основного империалистического предприятия в Гватемале.

Мне пришлось покинуть эту страну, переживая горечь поражения, испытывая боль вместе со всеми гватемальцами, надеясь и стараясь найти способ переделать судьбу этой охваченной горем страны. Фидель тоже прибыл в Мексику в поисках нейтральной почвы для подготовки своих людей к большому делу. Позади остался внутренний раскол, возникший после нападения на казарму Монкада, когда откололись все малодушные, те, кто по той или иной причине присоединились к политическим партиям или революционным группам, обязывавшим их членов к меньшим жертвам. Новые силы вливались в славные ряды «Движения 26 июля», получившего свое название в честь даты нападения на казарму Монкада в 1953 году. Начиналась труднейшая работа для тех, кто должен был подготовить этих людей в условиях неизбежного в Мексике подполья, противостоя мексиканскому правительству, агентам американского ФБР и агентам Батисты – этой сплетавшейся так или иначе тройственной комбинации, в которой большую роль играли корысть и подкуп. Кроме того, надо было бороться против шпионов Трухильо. К тому же приходилось сталкиваться с неудачным подбором людей для нас, особенно в Май. Преодолев все эти трудности, мы должны были суметь сделать нечто очень важное – отплыть и затем прибыть на место, а также осуществить все остальное, что в тот момент нам казалось легким делом. Сегодня мы можем оценить, каких усилий и жертв, скольких жизней все это стоило.

Опираясь на маленькую группу близких друзей, Фидель Кастро вложил все свои способности и необычайное трудолюбие в подготовку вооруженного отряда для отправки на Кубу. Сам он почти никогда не бывал на уроках по военному делу, потому что у него не хватало на это времени. Мы же, остальные, смогли довольно многому научиться у генерала Альберта Байо. Уже на первых занятиях ко мне сразу пришла уверенность в возможности победы, казавшейся мне весьма сомнительной в момент, когда я присоединился к мятежному майору, с которым меня с самого начала связали узы романтической симпатии, как любителя приключений, и мысль о том, что стоит умереть на чужом берегу за столь чистый идеал.

Прошло несколько месяцев. Мы начали постигать искусство стрельбы, и среди нас появились снайперы. Подыскав ферму в Мехико, мы под руководством генерала Байо (я в то время занимался подбором кадров) приступили к последним тренировкам, рассчитывая отправиться в путь в марте 1956 года. Однако в то время две мексиканские полицейские организации, которые находились на содержании у Батисты, охотились за Фиделем Кастро. Одна из них добилась успеха, задержав его. Однако она каким-то чудом не расправилась с Кастро сразу после ареста. Несколько дней спустя были схвачены многие другие участники движения. Полиция захватила также нашу ферму, расположенную в предместьях Мехико, и все мы попали в тюрьму.

Все это не позволило завершить первый этап нашего плана. Некоторые из нас провели в заключении пятьдесят семь суток, считая каждый день и постоянно ощущая нависшую над своей головой угрозу выдачи (свидетелями того являемся мы с Каликсто Гарсия). Но никогда мы не теряли личного доверия к Фиделю Кастро. И это несмотря на то, что некоторые поступки Фиделя позволяли говорить о том, что ради друга он был готов поступиться интересами дела. Я, помнится, изложил ему обстоятельства моего дела: иностранец, находящийся на нелегальном положении в Мексике, против которого выдвинут целый ряд обвинений. Я сказал ему, что ни в коем случае из-за меня не должна задерживаться революция, что я отдаю себе отчет в сложившейся ситуации и попытаюсь включиться в борьбу из того места, в которое меня вышлют, и что лишь нужно добиваться, чтобы меня отправили в одну из близлежащих стран, а не в Аргентину. Я помню также решительный ответ Фиделя: «Я не оставлю тебя». Так и вышло: пришлось потратить время и деньги, чтобы вызволить меня из мексиканской тюрьмы. Такое поведение Фиделя в отношении людей, которых он ценит, является ключом к пониманию той огромной любви к нему, когда к приверженности, основанной на принципах, присоединяется приверженность личного характера, что превращает Повстанческую армию в нерушимый монолит.

Шли дни работы в подполье. Мы прятались где могли, по возможности избегали появляться на людях, почти не выходили на улицу. По прошествии нескольких месяцев стало известно, что в наших рядах имеется предатель, имя которого мы не знали, и что он уже выдал партию оружия. Нам стало известно также, что он выдал яхту и передатчик, хотя и не успел еще совершить «купчую». В своем первом доносе предатель постарался показать кубинским властям, что он действительно был в курсе наших дел. Но это спасло нас; мы знали, что известно предателю. С этого момента началась лихорадочная деятельность. «Гранма» была подготовлена к выходу чрезвычайно быстро: съестные припасы, которые, по правде говоря, удалось достать в небольшом количестве, были свалены грудами вперемешку с обмундированием, винтовками, амуницией и двумя противотанковыми ружьями, к которым почти не было патронов. Наконец 25 ноября 1956 года в два часа ночи мы приступили к выполнению того, о чем говорил Фидель и что стало поводом для издевок в проправительственной печати. «В 1956 году мы станем свободными или мучениками», – заявил он.

С потушенными огнями покинули мы порт Туспан. Яхта была страшно перегружена людьми и различным снаряжением. Погода стояла очень плохая, но устье реки продолжало оставаться спокойным, хотя навигация была запрещена. Мексиканский порт остался позади, и спустя немного времени были зажжены огни. Мы лихорадочно стали искать лекарство от морской болезни, но так и не нашли его. Были спеты кубинский национальный гимн и гимн «26 июля» – все это длилось, наверное, не более пяти минут. Затем судно стало представлять собой трагикомическое зрелище: люди сидели с мученическими лицами, обхватив руками животы, одни уткнулись головой в ведра, другие распластались в самых неестественных позах. За исключением двух или трех матросов да четырех или пяти пассажиров, все остальные из 82 человек страдали от морской болезни. Однако на четвертый или пятый день общая картина несколько улучшилась. Была обнаружена и причина течи на яхте: оказалось, что в туалете не был закрыт кран. Но к тому времени мы успели выбросить за борт все лишнее, чтобы облегчить судно.

Избранный нами путь описывал дугу к югу от Кубы, проходя около Ямайки и Больших Каймановых островов, а высадка предполагалась в каком-либо месте вблизи поселка Никеро в провинции Орьенте. Осуществление плана шло довольно медленно. 30 ноября мы услышали по радио сообщение о восстании в Сантьяго-де-Куба, поднятом Франком Паисом, который рассчитывал, что оно совпадет с прибытием нашей экспедиции. Ночью 1 декабря мы развернули яхту и взяли курс прямо на Кубу, нетерпеливо высматривая огни маяка на мысе Крус: у нас не хватало воды, топлива и провизии. Находясь в два часа ночи в сплошной темноте при плохой погоде, мы испытывали беспокойство. Марсовые сменяли друг друга, тщетно пытаясь обнаружить луч света на горизонте. Бывший лейтенант военно-морского флота Роке поднялся на маленький верхний мостик в попытке обнаружить огни маяка на мысе Крус, но потерял равновесие и упал в воду. Некоторое время спустя после возобновления движения мы увидели огни, однако астматический ход нашей скорлупки сделал нескончаемыми последние часы похода. Уже был день, когда мы высадились на Кубе, в месте, которое известно под названием Велик и расположено около Лас-Колорадас.

Какое-то каботажное судно заметило нас и сообщило по радио о своей находке батистовцам. Едва мы успели покинуть яхту, захватив с собой в большой спешке лишь самое необходимое, и забраться в болото, как над нами появилась вражеская авиация. Поскольку болото, по которому мы шли, было покрыто мангровыми зарослями, летчики противника, конечно, не обнаружили нас, но армия диктатуры уже шла по нашим следам.

Нам понадобилось несколько часов, чтобы выбраться из болота, в которое нас завели неопытность и безответственность одного из товарищей, назвавшегося знатоком здешних мест. И вот мы уже на твердой земле, заблудившиеся, спотыкающиеся от усталости и представляющие собой армию призраков, движущихся по воле какого-то механизма. К семи дням постоянного голода и морской болезни добавились три ужасных дня на суше. Ровно десять дней спустя после отплытия из Мексики, на рассвете 5 декабря, после ночного марша, прерывавшегося обмороками от усталости и привалами, мы добрались до места, название которого звучало как насмешка – Алегрия-де-Пио (Святая радость). Это был небольшой островок низкорослого кустарника, охваченный с одной стороны плантацией сахарного тростника, а с другой – несколькими полянками, за которыми начинался густой лес.

Для лагеря это место было неудачным, но мы сделали привал, чтобы отдохнуть здесь день и возобновить поход на следующую ночь.

Алегрия-де-Пио

Алегрия-де-Пио – это местечко, расположенное в провинции Орьенте, муниципальный круг Никеро, неподалеку от мыса Крус, где нас захватили врасплох батистовские войска 5 декабря 1956 года.

Мы были обессилены походом не столько длинным, сколько трудным. Высадившись 2 декабря в Лас-Колорадас и потеряв почти все свое снаряжение, мы долго шли в новых ботинках по болотистому побережью. В результате почти все бойцы отряда натерли ноги. Однако новая обувь и растертые ноги были не единственными нашими врагами. Мы прибыли на Кубу без провианта после семидневного путешествия по Мексиканскому заливу и Карибскому морю, начатого 25 ноября из порта Туспан в ненастную погоду, когда навигация была запрещена, отправились на судне, находившемся в плохом состоянии, с непривычки страдая от морской болезни. Все это сказалось на отряде, который состоял из необстрелянных людей.

От моего военного снаряжения остались лишь винтовка, подсумок да несколько отсыревших патронов. Аптечка пропала, большинство вещмешков были брошены в болото. Всю ночь на 5 декабря мы шли по меже плантации сахарного тростника в Никеро, принадлежавший в то время Хулио Лобо. Голод и жажду утоляли тростником, неосмотрительно бросая остатки себе под ноги. Правда, батистовские солдаты уже знали о направлении нашего движения, потому что наш проводник, как нам стало известно много лет спустя, был главным предателем и навел их на след нашего отряда. Отпустив этого проводника накануне ночью, мы допустили ошибку, которую не раз повторяли в ходе последующей борьбы, пока не поняли, что ненадежных людей из местного населения нельзя оставлять без надзора, когда находишься в опасном районе.

На рассвете 5 декабря среди нас оставалось мало тех, кто мог двигаться дальше. Пройдя совсем немного, люди просили сделать привал подольше, многие теряли сознание. Поэтому был отдан приказ становиться в редком кустарнике, находившемся около плантации сахарного тростника в относительной близости от густого леса. Большинство сразу же уснуло.

К середине дня появились признаки необычного оживления: поблизости стали кружить самолеты «байбер» и авиетки, принадлежавшие армии и частным лицам. Некоторые из нас машинально продолжали резать тростник, не думая о том, что их могут обнаружить с вражеских самолетов, пролетавших на небольшой высоте. Я, как врач, обрабатывал у товарищей потертые ноги. Я помню, как сделал последнюю перевязку Умберто Ламоте, для которого тот день оказался роковым. В моей памяти запечатлелся усталый, грустный вид Умберто, тяжело передвигавшегося от походного лазарета к своему месту, с ботинками в руках, которые он не мог уже надеть.

Мы с товарищем Монтанэ прилегли, прислонившись головой к дереву, и беседовали о наших детях, поглощая скудный паек, состоявший из половинки копченой сосиски с двумя галетами, как вдруг раздался выстрел, за которым через несколько секунд на нашу группу из 82 человек обрушился шквал пуль, – по крайней мере, так показалось моему встревоженному воображению в момент этого боевого крещения. Моя винтовка была не из лучших. Я умышленно попросил оружие похуже, поскольку мое физическое состояние после длительного приступа астмы, продолжавшегося в течение всего нашего путешествия по морю, было плачевным и я не хотел, чтобы хорошее оружие пропадало в моих руках.

Я не могу вспомнить во всех деталях, как все это случилось, – в памяти многое стерлось. Припоминаю лишь, что во время перестрелки ко мне подбежал Альмейда (он был тогда капитаном), чтобы узнать, какой приказ был отдан, но в тот момент уже не было около нас никого, кто мог бы отдать его. Как мне стало известно потом, Фидель тщетно пытался собрать людей в зарослях сахарного тростника, от которых нас отделяла всего лишь межевая полоса. Неожиданность была слишком большой, а огонь слишком плотным. Альмейда вернулся к своей группе.

Один из бойцов бросил ящик с патронами почти у моих ног. На мое замечание по этому поводу он ответил: «Не время сейчас для ящиков с патронами» – и побежал к зарослям тростника. Мне хорошо запомнилось выражение испуга на его лице. (Позднее этот боец погиб от пули батистовца.)

Вероятно, именно тогда передо мной впервые встал вопрос: кто же я – врач или солдат? Около меня лежал вещмешок с медикаментами и ящик с патронами. Они были слишком тяжелы, чтобы нести их вместе, и я, взяв с собой ящик с патронами, побежал к зарослям тростника. Я очень хорошо помню, как Фаустино Перес, остановившись на меже, с колена стрелял из автомата. Рядом со мной к тростнику бежал товарищ по имени Арбентоса. Одна и та же очередь настигла нас. Я почувствовал сильный удар в грудь и шею. Мне показалось, что я погибаю. У Арбентосы лилась кровь из носа и рта. Крикнув что-то вроде «я умираю», он начал стрелять. Казалось, Арбентоса сошел с ума, потому что в тот момент никого не было видно. Лежа на земле, я окликнул Фаустино и сказал ему, что «мне пришел конец» (в действительности слова были покрепче). Не прекращая вести огонь, он бросил на меня взгляд и сказал, что это пустяки. Однако по выражению его глаз я понял, что означала моя рана.

Следуя инстинкту самосохранения, я сделал выстрел в сторону леса. Затем стал думать о том, как бы дороже отдать свою жизнь. И в момент, когда казалось, что все пропало, я вспомнил старый рассказ Джека Лондона, в котором герой, прислонившись к дереву, готовится с достоинством уйти из жизни, зная о том, то ему суждено замерзнуть в ледовой Аляске. Это был единственный образ, о котором я вспомнил в тот момент. Кто-то, стоя на коленях, стал кричать, что нужно сдаваться. И тогда сзади раздался голос, который, как я потом узнал, принадлежал Камило Сьенфуэгосу. Он прокричал: «Мы не сдаемся!..» – добавив затем крепкое словечко.

Ко мне приблизился взволнованный Понсе. Он дышал прерывисто: очевидно, пуля попала ему в легкие. Он сказал мне, что ранен. С полным безразличием я ответил ему, что тоже ранен. Понсе пополз дальше к зарослям тростника вслед за другими бойцами. Какое-то время я лежал один в ожидании смерти. Появился Альмейда и уговорил меня идти дальше. Несмотря на боль, я поднялся, и мы вместе добрались до тростника. Там я увидел товарища Рауля Суареса, которому пуля раздробила большой палец на руке, и Фаустино Перес делал ему перевязку около дерева. Затем все смешалось под пулеметным огнем низко летящих авиеток. Картины из Дантова ада чередовались с гротеском: один здоровенный боец пытался спрятаться за тростниковый стебель, а другой, сам не зная для чего, просил тишины, в то время как кругом грохотали выстрелы.

Альмейда собрал группу, в которую входили кроме нас с ним Рамиро Вальдес и товарищи – Чао и Бенитес. Во главе с Альмейдой мы пересекли последнюю межу и достигли спасительного леса. Как раз в этот момент со стороны зарослей тростника раздались крики «Огонь!» и поднялись клубы дыма и языки пламени. Однако я не могу точно сказать, что там произошло, потому что тогда думал больше о горечи поражения и близости смерти, нежели о бое. Мы шли до тех пор, пока ночь не заставила нас остановиться на отдых. Атакуемые москитами, снедаемые голодом и жаждой, мы легли спать, сгрудившись в кучу. Таким было наше боевое крещение 5 декабря 1956 года неподалеку от Никеро. Так начала коваться будущая Повстанческая армия.

По воле волн

На следующий день после засады у Алегрия-де-Пио мы шли по лесу, где красная почва чередовалась с каменистыми участками, прислушиваясь к одиночным выстрелам, раздававшимся со всех сторон, и не придерживаясь какого-либо определенного направления. Чао – ветеран гражданской войны в Испании – высказал мнение, что если мы будем продолжать идти так, то неизбежно нарвемся на вражескую засаду, и предложил дождаться ночи в каком-либо укромном месте и только потом идти дальше.

У нас оставалась всего одна банка сгущенного молока, почти не было воды. Случилось так, что Бенитес, которому поручили нести банку, сунул ее в карман продырявленной стороной вниз, и когда мы приготовились получить наш паек – тюбик из-под витаминов, наполненный сгущенным молоком, и глоток воды, – то с горечью увидели, что все наше молоко вылилось в карман и растеклось по обмундированию Бенитеса.

Мы расположились в похожем на пещеру укрытии, которое обеспечивало нам обзор только с одной стороны. Здесь мы все пятеро – Рамиро Вальдес, Хуан Альмейда, Чао, Бенитес и автор этих строк – дали друг другу клятву сражаться до смерти. Пройдя через испытание ужасного поражения, мы все выжили в последующей борьбе.

Ночью тронулись в путь. Используя свои познания в астрономии, я отыскал Полярную звезду, и в течение двух дней наша группа двигалась по ней на восток, пока не достигла Сьерра-Маэстры, Много времени спустя я узнал, что звезда, которая позволила нам сориентироваться в направлении востока, не была Полярной и что лишь благодаря случайности мы двигались в нужном направлении, пока рассвет не застал нас у самого берега моря. Нас отделяла от него крутая скала около пятидесяти метров высотой, а внизу виднелась манящая к себе канава, в которой была, по всей видимости, пресная вода. Больше всего нас мучила жажда. Ночью появилось множество крабов, и, чтобы утолить голод, мы убили несколько штук. Поскольку нельзя было разводить огня, съели их сырыми. От этой пищи нам еще больше захотелось пить.

Долго искали спуск к воде, но, пока ходили взад и вперед, канава, которая была видна сверху, исчезла. Нам удалось немного утолить жажду водой, которая сохранилась от недавнего дождя в порах камней. Мы высасывали ее при помощи ингалятора. На каждого пришлось всего лишь по нескольку капель.

Двигались с трудом, точно не зная куда. Иногда над морем пролетали самолеты. Идти по рифам было очень трудно, и некоторые из нас предлагали продвигаться по узкой полосе побережья, но этот путь был опасным – нас могли увидеть. В конце концов мы сделали привал в тени кустарника, ожидая захода солнца. Когда стало смеркаться, мы нашли маленький пляж и выкупались.

Я сделал попытку повторить то, о чем читал не то в какой-то полунаучной публикации, не то в романе, где говорилось, что если пресную воду разбавить на одну треть морской, то такая вода делается вполне пригодной для питья. Мы так и поступили с остатками воды во фляжке. Результат был плачевным: получилось соленое пойло. Это вызвало критику в мой адрес со стороны товарищей. Немного освежившись после купания, продолжили путь. Уже наступила ночь, и, помнится, ярко светила луна. Мы с Альмейдой, шагая впереди, неожиданно увидели в одном из шалашей, которые обычно строятся на берегу рыбаками, чтобы укрыться от непогоды, спящих людей. Мы подумали, что это батистовцы. Они были так близко, что нам незамеченными нельзя было уйти. Мои товарищи двинулись к ним. Альмейда собрался было уже закричать «Руки вверх!», как вдруг остановился от неожиданности. Все обрадовались приятному сюрпризу: это были три участника экспедиции – Камило Сьенфуэгос, Панчо Гонсалес и Пабло Уртадо. Сразу же завязался разговор. Люди стали делиться впечатлениями, рассказывали о пережитом в бою и о том, что знали о других товарищах. Группа Камило угостила нас срезанным перед боем тростником, сладкий сок которого на время позволил забыть о голоде. Они смело жевали крабов, поскольку нашли способ утолять жажду, высасывая воду из трещин скал при помощи трубочки или полой тростинки.

Дальше шли вместе. Нас было теперь восемь бойцов, отставших от отряда с «Гранмы», и мы не знали, остался ли кто-нибудь еще в живых. Можно было только предполагать, что существуют и другие группы, вроде нашей. О нашем местонахождении мы не имели даже приблизительного представления. Знали только одно: если море справа от нас, то мы идем на восток, то есть к Сьерра-Маэстре, где должны были укрыться. Каждый отдавал себе отчет в том, что обрывистый берег и море полностью лишают нас возможности скрыться, если бы пришлось столкнуться с неприятелем, День или два, точно не помню, мы шли по берегу. Питались маленькими плодами смоковницы, причем на каждого доставалось по одному-два плода, которых не хватало, чтобы утолить голод. Жажда по-прежнему мучила нас. Имевшиеся считанные капли воды приходилось максимально экономить.

На рассвете, сильно уставшие, мы подошли к морю и сделали привал, чтобы подождать, когда станет совсем светло и можно будет решить, куда идти дальше. Скалистый берег резко снижался.

Как только рассвело, мы вышли на разведку, и перед нашими глазами предстал большой деревянный дом, который, судя по всему, принадлежал какому-то зажиточному крестьянину. Первое, о чем я подумал, – не подходить к этому дому, поскольку его хозяин наверняка был нашим врагом и там могли находиться батистовские солдаты. Однако Бенитес придерживался совсем другого мнения, и в конце концов мы вместе направились к дому.

Бенитес перелез через изгородь из колючей проволоки и направился к дому. Я и еще один наш товарищ, точно не помню кто, остались около изгороди. Вдруг я совершенно отчетливо увидел в тени человека в форме и с карабином в руке. У меня мелькнула мысль, что нам пришел конец, и в первую очередь для Бенитеса, которого мы уже не могли предупредить об опасности, так как он очень близко находился от батистовца. Бенитес почти вплотную подошел к нему, но затем стал возвращаться тем же путем. Подойдя к нам, он простодушно сказал, что решил не входить в дом, потому что увидел «сеньора с ружьем» и посчитал неосторожным спрашивать его о чем либо.

И действительно, в этот момент мы просто чудом спаслись от верной смерти. Однако на этом наша одиссея не кончилась. Предусмотрительно сделав порядочный крюк, наша группа пришла в район Охо-де-Буэй, где через скалистые склоны протекала маленькая речка, впадавшая в море.

Еще был день, когда мы вскарабкались на гору. Нам не оставалось ничего другого, как забраться на отдых в пещеру, из которой мои товарищи увидели, как с военного катера сходили и поднимались туда солдаты. Мы насчитали их около тридцати. Позже нам стало известно, что это были люди морского офицера Лаурента, который наводил страх на местное население. После кровавой расправы над группой наших товарищей он теперь производил смену своих людей.

Перед удивленными глазами Бенитеса предстали «сеньоры с ружьями» во всем их обличье. Складывавшаяся ситуация была довольно неприятной. Если бы нас обнаружили, у нас не было бы ни малейшей возможности спастись. Оставалось бы лишь одно – принять бой и биться до конца.

День прошел без крошки во рту. Потребление воды было строго ограничено. При распределении ее нами использовался в качестве мерки окуляр телескопического прицела. Ночью мы вновь тронулись в путь, стремясь подальше уйти от места, где встретили один из самых тяжелых дней войны и познали горечь поражения, где страдали от голода и жажды, где от постоянной близости неотвратимой опасности чувствовали себя, как мыши, попавшие в мышеловку.

После некоторых приключений мы добрались до ручья, впадающего в море и, бросившись на землю, стали жадно пить до тех пор, пока наши голодные желудки не переполнились водой. Затем наполнили фляги и продолжили путь. На рассвете мы поднялись на вершину небольшой горы, где росло всего несколько деревьев, организовали круговую оборону и замаскировались как только могли. На этой горе мы провели целый день, наблюдая за самолетами, которые летали над нашими головами. Их летчики что-то неразборчиво вещали через громкоговорители. По мнению Альмейды и Бенитеса, ветеранов Монкады, это было предложение сдаваться в плен. Из леса временами доносились невнятные крики.

Ночью наша группа продолжила свой путь и наткнулась на дом, из которого раздавались звуки оркестра. И снова возник спор. Рамиро, Альмейда и я считали, что ни в коем случае не следует идти на эту вечеринку, потому что крестьяне в силу естественной болтливости немедленно разнесут весть о нашем присутствии в этом районе. Бенитес и Камило Сьенфуэгос высказались за то, чтобы в любом случае пойти туда и поесть. В конце концов Рамиро и мне было поручено подойти к дому, узнать новости и достать еду. Когда мы были уже близко, музыка прекратилась и до нас донеслись слова: «А теперь давайте выпьем за всех наших товарищей по оружию, которые так блестяще показали себя…» Этого было вполне достаточно, чтобы как можно быстрее и тише вернуться назад и сообщить нашим товарищам, кто был участником развлечения в этом доме.

Пришлось продолжать наш путь. Двигаться становилось все тяжелее. На следующую ночь почти все товарищи отказались идти дальше, и тогда было принято решение постучаться в крестьянскую хижину, расположенную в Пуэркас Гордас, неподалеку от шоссе. Это случилось девять дней спустя после засады.

Нас приняли приветливо. В крестьянской лачуге было устроено настоящее пиршество. За едой время прошло незаметно. Стало светать, и мы уже не могли выйти оттуда. Начали приходить крестьяне, которым сообщили о нашем появлении. Они хотели познакомиться, несли продукты и подарки.

Маленький домик, в котором мы находились, вскоре превратился в ад. Альмейда был первым, у кого началось сильное расстройство желудка. Затем это страдание наступило для остальных. У некоторых началась рвота. Пабло Уртадо, измученный морской болезнью, многодневным походом, голодом и жаждой, не мог подняться.

Было решено отправиться в путь ночью. Крестьяне сообщили нам, что, по слухам, которые ходят здесь, Фидель жив и что они могут отвести нас туда, где он, возможно, находится с Кресенсио Пересом. Но они советовали нам, прежде чем отправиться в путь, оставить обмундирование и оружие. Мы с Альмейдой взяли с собой автоматы, а восемь винтовок и все патроны к ним были оставлены в доме крестьянина. Разбились на две группы, одна состояла из трех, а другая – из четырех человек. Двигаясь таким образом, мы могли останавливаться на отдыху крестьян и постепенно добраться до Сьерра-Маэстры.

Если мне не изменяет память, в нашу группу вошли Панчо Гонсалес, Рамиро Вальдес, Альмейда и я, а в другую – Камило, Бенитес и Чао. Больной Пабло Уртадо остался в Пуэркас-Гордасе.

Едва только мы ушли, хозяин дома поспешил поделиться новостью с другом и обсудить с ним, где спрятать оружие. Однако последний убедил его, что винтовки можно продать, и обратился к посреднику, который донес об этом военным властям. Через несколько часов после того, как мы покинули первое гостеприимное пристанище на Кубе, в него ворвался враг, арестовал Пабло Уртадо и захватил все оружие.

Мы находились в доме адвентиста Архелио Росабаля, которого все звали Пастором. Как только до этого человека дошло печальное известие об аресте Уртадо, он сразу связался с другим крестьянином. Последний очень хорошо знал местность и симпатизировал повстанцам. Той же ночью он согласился провести нас в более безопасное место. Крестьянин, с которым мы познакомились при этих обстоятельствах, звали Гильермо Гарсия. Позже он стал командующим Западной армией и членом национального руководства нашей партии.

В пути останавливались у Карлоса Маса, вступившего позднее в нашу армию, и еще у нескольких крестьян, имена которых я не помню. В один из дней на рассвете пересекли шоссе, ведущее в Пилон, и без помощи проводника добрались до дома Монго Переса, брата Кресенсио, где к тому времени собрались все оставшиеся в живых участники экспедиции, а именно: Фидель Кастро, Универсо Санчес, Фаустино Перес, Рауль Кастро, Сиро Редондо, Эфихенио Амейхейрас, Рене Родригес и Армандо Родригес. Несколько дней спустя к нам присоединились Моран, Креспо, Хулито Диас, Каликсто Гарсия, Каликсто Моралес и Бермудес.

Наш маленький отряд пришел без обмундирования и оружия, имея всего два автомата. Фидель был страшно возмущен.

На протяжении всей войны и даже уже после нее он часто выговаривал нам: «Вам повезло, что не пришлось заплатить за совершенную ошибку. Оставить оружие в этих обстоятельствах – означало заплатить своей жизнью. Оружие было единственной нашей надеждой, чтобы спастись в случае встречи с батистовцами. Оставить его было преступлением и глупостью».

Бой у Ла-Плата

Нападение на небольшую казарму, расположенную около устья реки Ла-Плата в Сьерра-Маэстре, принесло нам первый успех, и весть о нем разнеслась далеко за пределы этого уединенного места. Это нападение привлекло всеобщее внимание и показывало, что Повстанческая армия существует и готова бороться. В нас же укрепилась вера в возможность окончательной победы.

14 января 1957 года, спустя немногим больше месяца после засады у Алегрия-де-Пио, мы находились в районе реки Магдалена, отделенной от Ла-Платы спускающимся к морю отрогом Сьерра-Маэстры, по обеим сторонам которого лежат небольшие долины. Здесь по приказу Фиделя была проведена тренировка в стрельбе. Некоторым из нас пришлось стрелять впервые в жизни. Затем, после многодневного забвения личной гигиены, выкупались, сменили белье. В то время у нас было девять винтовок с телескопическим прицелом, пять полуавтоматических винтовок, четыре простые винтовки, два пулемета «томпсон», два автомата и одно охотничье ружье 16-го калибра.

К вечеру того же дня мы поднялись на последнюю возвышенность перед Ла-Платой. Дальше шли по узенькой тропинке, проложенной для нас в безлюдных зарослях с помощью мачете местным крестьянином по имени Мелькиадес Элиас. Его дал нам проводник Эутимио, который принадлежал к числу мятежных крестьян и являлся тогда крайне необходимым человеком для нас. В то время Эутимио верно служил нам. Он был одним из многих крестьян, боровшихся с местными помещиками и сельской полицией. Позднее этот крестьянин был арестован Касильясом и подкуплен, чтобы убить Фиделя. За это ему обещали 10 тыс. песо и воинское звание. Эутимио был очень близок к тому, чтобы осуществить свой замысел, но ему не хватило смелости. Тем не менее он нанес нам большой вред, выдавая месторасположение наших стоянок.

В тот день мы задержали двух крестьян, которые оказались родственниками нашего проводника. Один из них был отпущен нами, а другого из-за предосторожности оставили при себе. 5 января наши бойцы увидели недостроенную казарму Ла-Плата с крышей из оцинкованного железа. На ее территории разгуливала группа полураздетых людей, по одежде которых можно было понять, что это вражеские солдаты. Около шести часов вечера, до захода солнца, прибыл катер с солдатами. С него высадились на берег одни люди и поднялись на борт другие. Поскольку нам не совсем были ясны намерения противника, решили отложить нападение на следующий день.

На рассвете 16 января наше наблюдение за казармой возобновилось. Сторожевой катер ушел ночью. Посланные разведчики нигде вокруг не обнаружили солдат. В три часа дня было решено подойти к дороге, которая от казармы поднимается вдоль реки, и попытаться что-либо рассмотреть. Когда смеркалось, мы перешли Ла-Плату, которая оказалась совсем мелкой, и расположились у дороги. Буквально через пять минут нами были остановлены два крестьянина. Один из них явно походил на доносчика. Эти крестьяне выложили ценную информацию, когда узнали, кто мы, и поняли, что им не следует ждать ничего хорошего, если они не расскажут всего, что знают.

По сообщению крестьян, в казарме находилось примерно пятнадцать человек. Кроме того, в скором времени здесь должен был проехать Чичо Осорио – один из трех известных управляющих латифундии семейства Лавити, которое создало огромное феодальное владение и поддерживало его посредством террора. Вскоре верхом на муле появился совершенно пьяный Чичо. Универсо Санчес, действуя под видом полицейского, приказал ему остановиться. Осорио немедленно назвал пароль. Воспользовавшись сильным опьянением Чичо Осорио, нам удалось обмануть его. Наш оборванный вид не вызвал подозрения у этого типа. Фидель, назвав себя армейским полковником, с возмущенным видом стал говорить ему, что занят расследованием причин, почему повстанцы до сих пор еще не ликвидированы и почему воинские подразделения ничего не делают. Он негодовал на то, что ему, «полковнику», приходится бродить по лесам, не имея времени даже побриться. Одним словом, Фидель крепко поносил оперативность вражеских сил. Осорио очень охотно согласился с тем, что находящиеся здесь солдаты все время торчат в казармах и лишь изредка совершают незначительные вылазки. Он рьяно призывал ликвидировать всех повстанцев. Расспрашивая Чичо Осорио о местных жителях, мы узнали, кто здесь наш враг и кто наш друг. Чичо назвал около двадцати фамилий. Он рассказал о том, как убил в этих местах двух человек и как генерал Батиста приказал немедленно отпустить его на свободу. Затем Осорио стал хвастаться, что только сейчас он надавал пощечин нескольким крестьянам, которые повели себя «не совсем почтительно», начал возмущаться тем, что сельские полицейские неспособны на решительные действия и оставляют нарушения без наказания. Фидель спросил его: «Что бы ты сделал с Фиделем, если бы тот попался тебе в руки?» Чичо ответил, что он поступил бы с ним так же, как и с Кресенсио, и сопроводил свои слова выразительным жестом.

– Посмотрите, – сказал он, показывая мексиканские ботинки, в которые были обуты бойцы нашего отряда. – Это «одного из убитых нами сукиных сынов».

Так, сам не зная того, Чичо Осорио подписал свой смертный приговор. Наконец по просьбе Фиделя он согласился быть нашим проводником, чтобы помочь нам застать врасплох солдат и тем самым показать им, что они плохо подготовлены и не выполняют своего долга.

Мы направились к казарме. Чичо Осорио, вероятно, еще не догадывался, что попал в ловушку, хотя лично я не был очень уверен в этом. Тем не менее он продолжал пребывать в добродушном настроении и ничего не замечал. Когда нам пришлось снова пересекать речку, чтобы вплотную подойти к казарме, Фидель сказал ему, что он взят в плен и должен быть связан. Чичо не оказал сопротивления и продолжал плестись. По его словам, охрана была выставлена лишь у входа в строящуюся казарму и у дома другого управляющего по имени Онорио. Он вывел нас казарме со стороны дороги, ведущей в Масио. Посланный в разведку Луис Креспо, сейчас он майор в нашей армии, подтвердил данные Чичо Осорио.

Когда мои товарищи уже были готовы начать действовать, на дороге появились три солдата верхом на конях. Они, как мула, тащили за собой арестованного крестьянина. Арестованный прошел почти рядом со мной, и я помню, как он обращался к солдатам: «Я такой же человек, как и вы». Но в ответ послышались слова: «Заткнись и топай, пока не получил плетки». Как потом было установлено, эти слова принадлежали капралу Басолю. Мы считали, что этому крестьянину удалось спастись во время нашей атаки, но оказалось, он был подло убит в Масио.

В атаке участвовало двадцать два вооруженных бойца. Нам необходимо было захватить казарму во что бы то ни стало, поскольку у нас было очень мало патронов, и, израсходовав их, мы остались бы практически беззащитными. Лейтенант Хулито Диас, героически павший в бою при Уверо, Камило Сьенфуэгос, Бенитес и Каликсто Моралес, вооруженные полуавтоматическими винтовками, должны были окружить деревянный дом справа. Фидель, Универсо Санчес, Луис Креспо, Каликсто Гарсия, Фахардо (ныне майор, однофамилец нашего врача Пити Фахардо, погибшего в Эскамбрае) и я атаковали в центр, а Рауль и Алмейда со своими отделениями нападали на казарму и окружали ее слева.

Бой начался в два часа сорок минут ночи. Мы приблизились к вражеским позициям на расстояние около сорока метров. Фидель первым открыл огонь, сделав две очереди из пулемета, за ним начали стрельбу все остальные. Затем мои товарищи временно прекратили огонь и предложили солдатам немедленно сдаться, но последовал отказ. Перед боем был казнен доносчик и убийца Чичо Осорио.

Солдаты оказали сопротивление, которого мы не ожидали. Всякий раз, когда мы призывали их сдаться, батистовский сержант открывал по нас огонь. Был отдан приказ пустить в дело наши старые бразильские гранаты.

Луис Креспо и я бросили по гранате, но они не взорвались. Рауль Кастро бросил заряд динамита, и тоже безрезультатно. Рискуя жизнью, пришлось подходить к домам, чтобы поджечь их. Первым это попытался сделать Универсо Санчес и не достиг цели. Потом неудача постигла Камило Сьенфуэгоса. Наконец мне с Луисом Креспо удалось подойти к дому и поджечь его. При свете пожара мы увидели, что это был всего-навсего склад кокосовых орехов. Стали опять требовать от солдат сдаться в плен. Один из них попытался бежать и, буквально натолкнувшись на винтовку Луиса Креспо, был ранен и обезоружен. Бой продолжался. Камило Сьенфуэгос, укрывшись за деревом, сделал последний выстрел в убегавшего сержанта и на этом исчерпал свой скудный запас патронов.

Сьенфуэгос первым вошел в дом, откуда стали раздаваться крики о сдаче в плен. Мы быстро подсчитали трофеи: восемь винтовок, один пулемет «томпсон» и около тысячи патронов. У нас было израсходовано приблизительно пятьсот патронов. Кроме того, были захвачены подсумки, горючее, ножи, обмундирование и немного продовольствия. Подсчитали потери. У противника – двое убитых, пятеро раненых и трое взяты в плен. Остальным удалось сбежать. У нас – ни одной царапины. Уничтожив казарму, наш отряд ретировался. Мои товарищи оказали посильную помощь раненым, трое из которых имели очень тяжелые ранения и в скором времени скончались. Об этом нам стало известно уже после окончательной победы. Для ухода за ранеными были оставлены взятые в плен солдаты, один из которых в дальнейшем присоединился к войскам майора Рауля Кастро и дослужился до звания лейтенанта. После победы этот товарищ трагически погиб в авиационной катастрофе.

Мы никогда не относились к раненым так, как относилась к ним батистовская армия, которая убивала их или бросала на поле боя. Это гуманное отношение со временем стало приносить свои плоды и явилось одним из факторов нашей победы. В тот день, несмотря на все мои старания как врача сохранить наличные запасы медикаментов в своем отряде, Фидель приказал оставить их для раненых пленных. Освободив арестованных местных жителей, в четыре часа тридцать минут 17 января мы двинулись в направлении реки Пальма-Моча. Там нами были приняты срочные меры, чтобы найти надежные укрытия в самых труднодоступных местах Сьерра-Маэстры.

Около Пальма-Моча мы стали свидетелями печальной картины. Накануне батистовский капрал и управляющий оповестили всех местных жителей о предстоящей бомбардировке. Люди начали переселяться к берегу моря. Это была явная провокация со стороны управляющего и сельской полиции, поскольку никому не было известно о нашем местонахождении в этом районе. Местные власти намеревались просто лишить крестьян земли и нажитого имущества. Однако эта ложь в какой-то степени подтверждалась нашим нападением и теперь выглядела как правда. Страх охватил крестьян, и не было никакой возможности остановить их бегство.

Это была первая победа, одержанная повстанцами. За все время войны только в этом и последующем бою у нас было больше оружия, чем людей… Крестьяне не были еще готовы включиться в борьбу, а связи с городом практически не существовало.

Бой у Арройо-дель-Инфьерно

Арройо-дель-Инфьерно – это небольшой ручей, впадающий в реку Пальма-Моча. Следуя вдоль этого ручья, мы поднялись в горы и разбили свой лагерь в ущелье, где находились два небольших крестьянских домика, которые наш отряд решил не занимать.

Фидель считал, что батистовцы немедленно направятся в погоню за нами и сумеют более или менее точно определить наше местонахождение. Он решил организовать засаду для вражеских солдат здесь и, в соответствии с принятым планом, расставил людей. Стремясь убедиться в правильности выбора места засады, Фидель постоянно обходил район нашего расположения.

Утром 19 января, во время проверки готовности отряда, произошел случай, который мог иметь серьезные последствия. Совершая обход, мы шли по густому кустарнику. Часовой Сьенфуэгос издали увидел группу людей, среди которых был человек в каске. (После боя у Ла-Платы я гордо носил трофейную каску капрала.) К счастью, в этот момент производилась чистка оружия, и лишь только винтовка Камило была в боевой готовности. Он нажал на спусковой крючок автоматической винтовки – и вместо очереди раздался только один выстрел. Пуля никого не задела. Больше выстрелить Сьенфуэгос не смог, так как что-то заело в винтовке. Но тут он понял, что это свои. Этот случай свидетельствовал о том нервном напряжении, которое испытывали наши бойцы в ожидании предстоящего боя. Даже самые спокойные из нас переживали это состояние. Всем очень хотелось, чтобы побыстрее начался бой и наступило хоть какое-нибудь облегчение.

На рассвете 22 января до нас донеслись одиночные выстрелы из района реки Пальма-Моча, которые заставили нас насторожиться и привести себя в боевую готовность.

Уже был полдень, когда мы заметили человека у одного из домов. Сначала нам показалось, что это один из наших товарищей, нарушивший приказ не подходить к домам. Но это был какой-то батистовский солдат, решивший обследовать дом. Потом появилось еще пять солдат. Вскоре трое из них куда-то ушли. Через телескопический прицел нам хорошо было видно, как один солдат, посмотрев по сторонам, нарвал травы и воткнул ее для маскировки в головной убор. Затем он присел в тени без каких-либо признаков беспокойства на лице.

Фидель первым выстрелом сразил этого солдата, который успел лишь крикнуть что-то и упал как подкошенный. В начавшейся перестрелке были убиты и два товарища этого несчастного солдата. Вдруг я заметил, что в ближайшем ко мне доме находится еще один солдат, пытающийся скрыться от нашего огня. Я выстрелил и промахнулся. Второй выстрел попал ему в грудь. Солдат упал, выпустив из рук винтовку, воткнувшуюся штыком в землю. Прикрываемый Креспо, я подобрался к дому и осмотрел убитого, забрал патроны, винтовку и кое-что из снаряжения.

Бой был необычайно жестоким. Добившись выполнения поставленной задачи, мы вскоре стали отходить.

Мы израсходовали 900 патронов, а захватили всего 70 патронов и одну винтовку «гаранд», которую вручили майору Эфихенио Амейхейрасу. Он с ней прошел большую часть войны. Все считали, что враг потерял четырех человек убитыми, но несколько месяцев спустя от захваченного нами доносчика узнали, что убитых было пять человек. Эта победа не была полной, но в то же время она не была и пирровой. Мы померились силами с батистовцами в новой обстановке и выдержали это испытание.

Новая победа сильно подняла наш моральный дух. Воодушевленные, мы целый день без устали поднимались вверх, карабкаясь по самым неприступным горам, чтобы уйти от преследования крупных сил противника. Наш отряд двигался параллельно батистовцам по противоположному склону гор. Так мы шли с ними в течение двух дней, не замечая друг друга. Однажды мы остановились на ночлег в одном и том же месте, и нас отделяла всего лишь маленькая речушка Ла-Плата.

Преследующий нас отряд противника находился под командованием лейтенанта Санчеса Москеры, который прославился своими злодеяниями в Сьерра-Маэстре. Следует отметить, что выстрелы, услышанные за несколько часов до боя и позволившие нам встретить противника подготовленными, принесли смерть гаитянину, который отказался проводить батистовцев к нашему убежищу.

Все шли очень перегруженными, многие из нас несли по две винтовки. Путь был нелегким, но наше настроение, конечно, было не таким, каким оно было после разгрома у Алегрия-де-Пио. Несколько дней назад нами была уничтожена небольшая вражеская группа, находившаяся в своей казарме. Теперь мы разбили головной дозор противника, численно превосходивший нас, и на практике поняли, что значит в войне этого типа внезапность действий.

Нападение с воздуха

После успешного боя против сил Санчеса Москеры мы продвигались по берегу реки Ла-Плата, пока не вышли к реке Магдалена. Переправившись через нее, наш отряд снова вернулся в знакомый уже район горы Каракас. Однако обстановка в нем значительно отличалась от той, которая была раньше, когда мы укрывались в здешних горах и народ поддерживал нас. Теперь войска Касильяса повсюду сеяли страх. Крестьяне бежали. Остались лишь пустые дома да часть скота, который повстанцы использовали для своего питания. Опыт подсказывал, что нам не следует долго останавливаться на отдых в крестьянских домах, а поэтому, переночевав в одном из брошенных домов, мы ушли вверх и разбили свой лагерь у ручья почти на вершине горы Каракас.

Там Мануэль Фахардо спросил меня, можем ли мы выиграть войну. Как всегда, независимо от чувств, вызванных тем или иным успехом, я ответил: «Мы победим обязательно». Он сказал мне, что задал такой вопрос потому, что испанец Моран заявил ему, что войну выиграть невозможно, и предлагал покинуть повстанцев. Я доложи об этом Фиделю и из разговора с ним понял, что Моран уже рассказал ему о том, как он «проверил» состояние морального духа у некоторых товарищей нашего отряда. Все пришли к общему мнению, что такой метод проверки непригоден для нас. Фидель произнес краткую взволнованную речь, в которой призвал к повышению дисциплины и предупредил о той опасности, которая нас ожидает в случае ее нарушения. Он объявил, что смертной казнью будут караться три преступления: неподчинение приказу, дезертирство и паникерство.

В те дни наше положение было не очень веселым. Отряд еще не закалился в борьбе, не имел ясного политического сознания и не успел сплотиться. Некоторые наши товарищи стремились избавиться от тягот боевой жизни в горах и просили направить их для выполнения поручений в город, хотя это было сопряжено с гораздо большим риском для них. Однако, несмотря на все трудности, наша походная жизнь продолжалась. Моран развивал неустанную деятельность в поисках продовольствия, устанавливая контакты с крестьянами окрестных селений.

Эутимио Герра попросил разрешения покинуть наш лагерь на несколько недель, чтобы повидать свою якобы больную мать. Фидель согласился и дал ему немного денег на дорогу. Мы тогда верили Эутимио и не придавали значения некоторым фактам в поведении этого типа. Придя в отряд после боя у Арройо-де-Инфьерно, он заявил нам, что около Пальма-Моча узнал о том, что правительственные войска напали на наш след, и решил предупредить нас об этом. Он направился к дому, возле которого произошел наш бой с батистовцами, но никого не застал там. В доме лежали только трое убитых солдат. В действительности же по пути к нам Эутимио Герра был схвачен батистовцами и согласился стать их агентом. Ему обещали дать много денег и присвоить воинское звание, если он убьет Фиделя.

Наступило утро 30 января. Накануне, действуя по заранее разработанному плану, Эутимио покинул лагерь. Когда мои товарищи стали просыпаться после холодной ночи, до них донесся шум самолетов, направление полета которых трудно было определить. Находившаяся в двухстах метрах ниже, около родника, кухня уже дымилась. Около нее находился наш дозор. Вдруг раздался шум пикирующего самолета, затрещали пулеметные очереди, а вслед за ними загремели взрывы бомб. В то время мы впервые подверглись воздушному нападению, и казалось, что нас атакуют со всех сторон.

Мне поручили дождаться дозорных и собрать некоторые вещи, брошенные нашими товарищами во время воздушной атаки. Местом встречи была назначена Куэва-дель-Умо. Со мной в тот момент был товарищ Чао. Мы подождали некоторое время и, не встретив никого, двинулись вслед за отрядом, сгибаясь под тяжестью большой ноши. Вскоре вышли на какую-то поляну и решили немного отдохнуть. Через несколько минут послышался шум шагов и показались наши дозорные Гильермо Гарсия и Серхио Акунья, которые шли на соединение с отрядом. Самолеты уже улетели. Посовещавшись, я и Гильермо Гарсия решили вернуться к месту нашего расположения и посмотреть на результаты бомбардировки. Перед нашими глазами предстала печальная картина: кухня была уничтожена с редкой меткостью. Воронка от взрыва бомбы находилась около места, где располагался дозор. К счастью, когда упала бомба, там уже никого не было.

Испанец Моран, посланный в разведку с двумя другими товарищами, вернулся один и сообщил, что вокруг никаких солдат нет, а вдали виднеются пять самолетов. Продолжали путь впятером, неся на себе большой груз. Перед нами открылось печальное зрелище: полностью сгоревшие дома наших друзей-крестьян. Лишь около одного из них нам удалось найти жалобно мяукающего котенка да какого-то поросенка, который захрюкал, почуяв приближение людей. О Куэва-дель-Умо мы знали только понаслышке, и путь туда нам был неизвестен. Ночь наша группа провела в полной неуверенности, опасаясь столкнуться с противником. Надежды встретиться с нашими товарищами никто из нас не терял.

30 января мы заняли позицию на вершине господствующей над местностью горы. Нам представлялось, что это и есть Куэва-дель-Умо. Однако посланные разведчики никого не нашли. Одному из нас, Серхио, показалось, что он видел двух людей в бейсбольных кепочках, но сообщить об этом он промедлил, и мы уже не смогли никого догнать. Затем я и Гильермо вышли на разведку долины реки Ахи, где Гильермо встретил одного своего приятеля, который дал нам перекусить. Из рассказа этого приятеля нам стало известно, что здесь ночевали солдаты под командованием майора Касильяса. Утром они сожгли лавку Сиро Фриаса, отобрали все товары, реквизировали мулов, а погонщика убили. По приказу Касильяса была арестована жена Фриаса.

1 февраля после марша предыдущего дня мы отдыхали в нашем маленьком лагере под открытым небом. В одиннадцать часов утра послышалась стрельба на противоположных склонах возвышенности, а затем, уже ближе, крики о помощи. Нервы Серхио Акуньи не выдержали, и он, бросив подсумок и винтовку, оставил порученный ему пост. Я записал в своем дневнике, что он унес с собой соломенную шляпу, банку сгущенного молока и три копченые сосиски. Мы очень горевали тогда, что он лишил нас сгущенного молока и сосисок. Несколько часов спустя до нас донесся шум приближающейся колонны, и все приготовились к бою, считая, что дезертир мог выдать нашу группу. Но это были основные силы отряда, которые сопровождал Кресенсио. Среди своих товарищей мы увидели новых бойцов из Мансанильо во главе с. Роберто Песантом. В рядах же нашего отряда не было Каликсто Моралеса, Каликсто Гарсия, Мануэля, Акуньи, пришедшего к нам накануне воздушного налета новичка и дезертира Серхио Акуньи.

Мы вновь спустились в долину реки Ахи. По дороге были розданы некоторые вещи, которые принесли с собой мансанильцы, включая перевязочные материалы и смену белья для каждого. Нас очень взволновали инициалы на белье, вышитые девушками Мансанильо. На следующий день, 2 февраля, когда исполнилось два месяца со дня высадки с «Гранмы», наш отряд был снова в сборе, к нему присоединились десять человек из Мансанильо.

Все чувствовали себя сильнее, и наше настроение было лучше, чем когда-либо раньше. Мы много спорили о том, как попали под неожиданное воздушное нападение, и пришли к общему выводу, что тому причиной был дым кухни. В течение многих месяцев, да, пожалуй, и всей войны, бойцы помнили об этом и до самого конца войны старались не разводить костров даже днем, опасаясь неприятных последствий.

Тогда никому из нас не приходила в голову мысль о том, что Эутимио Герра мог находиться в самолете-разведчике и показывать врагу место нашего расположения. Но это было именно так. Болезнь матери была лишь предлогом для него, чтобы уйти на встречу к убийце Касильясу.

Еще в течение некоторого времени Эутимио Герра продолжал наносить большой ущерб делу развития нашей освободительной борьбы.

Засада у Альтос-де-Эспиносы

После внезапной воздушной атаки, о которой было рассказано выше, мы покинули гору Каракас и пошли обратно, в знакомые места, чтобы установить прямую связь с Мансанильо, получить помощь и узнать о положении в остальной части страны.

Переправившись через реку Ахи, мы вернулись в дом старика Мендосы. Путь в горах пришлось прокладывать с помощью мачете, потому что нога человека давно уже не ступала здесь, и наше продвижение было медленным. Ночь провели на вершине горы, за весь день практически не поев ничего. До сих пор я вспоминаю как одно из самых больших пиршеств в моей жизни, когда крестьянин Креспо пришел к нам с банкой, в которой были четыре свиные колбаски, сэкономленные им от своего пайка, и сказал, что они предназначаются для друзей. Креспо, Фидель, я и еще один наш товарищ очень обрадовались этой скудной порции как роскошному банкету. Наконец мы достигли дома Мендосы, находившегося справа от горы Каракас, и старый крестьянин приготовил для нас кое-что поесть. Будучи верным крестьянской солидарности и закону дружбы с Кресенсио Пересом и другими его приятелями, которые входили в наш отряд, он всегда принимал нас, хотя и испытывал при этом страх…

Для меня этот переход был очень тяжелым из-за приступа малярии. Гуахиро Креспо и незабвенный товарищ Хулио Сенон Акоста помогали мне идти. В этих местах мы никогда не останавливались на отдых в домах, но мое состояние, а также состояние испанца Морана, который никогда не упускал случая, чтобы заболеть, было таким, что нас послали ночевать в дом, в то время как остальные бойцы находились под открытым небом, охраняли окрестности и заходили в дом только поесть.

Нам пришлось освободиться от некоторых бойцов из-за их низкого морального состояния и оставить у крестьян наших товарищей, получивших серьезные травмы во время перехода. Среди последних были нынешний министр внутренних дел Рамиро Вальдес и один из сыновей Кресенсио – Игнасио Перес, который позднее стал капитаном и геройски погиб. Рамирито сильно ушиб колено, которое у него было ранено еще во время нападения на казарму Монкада. Несколько парней ушли из отряда сами, что, по правде говоря, пошло нам только на пользу. Я помню, как в тишине гор один из них в истерике стал кричать партизанам, что его посылали сюда, сказав, что отряд имеет достаточно продовольствия и может защищаться при воздушном нападении, а вместо этого самолеты, мол, сеют смерть, люди постоянно бродят голодными, у них нет даже воды, чтобы напиться. В первые дни такое чувство испытывали многие наши бойцы. Затем те, кто выдерживал первые испытания, оставались в отряде, привыкая к грязи, нехватке продовольствия и воды, к отсутствию крыши над головой, к опасности. Они привыкали жить, полагаясь лишь на винтовку да на сплоченность и стойкость маленького партизанского отряда.

Сиро Фриас привел с собой несколько бойцов и рассказал новости, которые сегодня вызвали бы у нас улыбку, но тогда мы поверили им. Он говорил, что Диас Тамайо (министр обороны в правительстве Батисты) готов сделать что угодно, лишь бы примазаться к революционным силам, что Фаустино сумел собрать много тысяч песо и, наконец, что саботаж растет по всей стране и правительство стоит перед началом хаоса. Он сообщил также трагическую, но поучительную весть. Серхио Акунья, дезертировавший несколько дней назад, добрался до дома своих родственников и там стал похваляться перед племянницами своими партизанскими подвигами. Об этом услышал некий Педро Эррера и донес на него полиции. Вскоре явился небезызвестный капрал Росельо (позднее за свои злодеяния он был казнен народом) и стал его пытать. Затем капрал выстрелил четыре раза в Акунью и убил его. Этот случай показал бойцам отряда, насколько важна сплоченность людей и сколь жалок дезертир, предавший своих товарищей. Нам пришлось срочно сменить место своего расположения, поскольку Серхио Акунья знал, что мы находимся в доме Флорентино, и во время пыток мог проговориться об этом. Эутимио Герра, услышав о гибели дезертира, сказал, что накануне он видел сон, будто Акунью убили и, как ни странно, его убийцей был капрал Росельо. Позднее, когда предатель был разоблачен, нам стало ясно, почему он видел такой сон. Но тогда рассказ Эутимио вызвал настоящую «философскую дискуссию» о том, сбываются сны или нет. Как отвечавший за культурно-просветительную и политическую работу среди бойцов, я стал объяснять, что это невозможно и что речь может идти лишь о случайном совпадении. Во время дискуссии Универсо Санчес сообщил, что за день до случившегося Герра уходил из отряда и, вероятно, от кого-то узнал об этом, а теперь, мол, разыгрывает нас. Эутимио действительно покидал отряд и принес с собой пятьдесят банок молока и военный фонарик.

Одним из тех, кто больше всех настаивал на том, что сны сбываются, был безграмотный 45-летний крестьянин Хулио Сенон Акоста. Это был мой первый ученик в Сьерра-Маэстре, которого я пытался научить грамоте во время привалов. Хулио Сенон учился читать с большим упорством, не обращая внимания на свои годы. Он понимал, что революции нужны грамотные люди. В тот год пример Акосты оказал большое влияние на его товарищей крестьян.

Хулио Сенон Акоста многое делал для отряда. Это был неутомимый человек. Он всегда помогал товарищам, и особенно тем, кто пришел из города и не умел переносить трудности походной жизни. Хулио хорошо стрелял, мог развести костер в дождливую погоду и быстро найти питьевую воду. Одним словом, это был мастер на все руки.

В одну из последних ночей, перед тем как мы узнали о его предательстве, Эутимио заявил, что у него нет одеяла, и попросил Фиделя одолжить ему свое. В апреле того года в горах было холодно. Фидель сказал, что под одним одеялом все равно будет прохладно и предложил спать вместе, чтобы можно было укрыться двумя одеялами. В ту ночь Эутимио имел при себе пистолет, который дал ему Касильяс, и пару гранат, чтобы защитить себя во время бегства. Прежде чем лечь спать, предатель спросил меня и Универсо Санчеса, все время находившихся около Фиделя, как организована охрана, и посоветовал «быть начеку». Мы ответили ему, что неподалеку стоят трое часовых и, кроме того, я и Санчес, ветераны «Гранмы» и верные друзья Фиделя, будем охранять его, сменяя друг друга. Всю ночь Эутимио был рядом с вождем революции, выжидая удобного момента для убийства, но так и не решился на это. На протяжении всей ночи судьба революции в значительной степени зависела от исхода борьбы в душе предателя, в которой желание иметь деньги и власть, вероятно, наталкивалось на угрызения совести или на страх перед расплатой за совершенное преступление. К нашему большому счастью, Эутимио не смог перебороть страх, и следующий день начался как обычно.

Мы покинули дом Флорентино и разбили лагерь в ущелье с высохшим ручьем. Сиро Фриас направился к своей хижине, расположенной в относительной близости, и принес нам несколько кур и еще кое-какие продукты. Так что за свои страдания в дождливую ночь, проведенную под открытым небом, поутру мои товарищи были вознаграждены горячим бульоном и другой едой. Сиро сообщил нам, что в его местах видели Эутимио Герру. Будучи нашим доверенным человеком, Эутимио часто отлучался из лагеря. Найдя нас в доме Флорентино, он рассказал, что после того, как ушел навестить свою больную мать, ему вскоре стало известно о случившемся на горе Каракас и он, мол, решил вернуться к повстанцам. Он также заявил, что его мать чувствует себя хорошо.

Наш лагерь находился в месте под названием Альтос-де-Эспиноса, вблизи от высот Ломона, Лома-дель-Бурро, Каракас, которые постоянно обстреливались самолетами. Эутимио часто говорил нам с видом предсказателя: «Сегодня будут обстреливать Лома-дель-Бурро». И самолеты действительно обстреливали Лома-дель-Бурро, а он прыгал от радости, что угадал.

9 февраля 1957 года Сиро Фриас и Луис Креспо вышли на очередной поиск провианта. Все было спокойно, пока в 10 часов утра молодой крестьянин, по имени Лабрада, не задержал поблизости одного человека. Тот оказался родственником Кресенсио и работал продавцом в магазине Селестино, в доме которого расположилось около сорока солдат из отряда Касильяса. Нам был хорошо виден тот дом, стоявший на лысой высотке. Кроме того, крестьянин сказал, что он разговаривал с Эутимио, который предупредил его о том, что завтра подвергнут бомбардировке этот район.

Нам было трудно определить, куда двинется дальше отряд Касильяса. У Фиделя возникли подозрения. Наконец мы обратили внимание на странное поведение Эутимио и стали строить разные предположения. После полудня Фидель принял решение оставить лагерь и подняться на вершину горы, чтобы там дождаться возвращения товарищей, ушедших в разведку. Вскоре прибыли Сиро Фриас и Луис Креспо. Они не обнаружили ничего подозрительного, по их словам, все было нормально. Во время разговора с разведчиками Сиро Редондо показалось, что он увидел движение какой-то тени. Сиро попросил нас замолчать и зарядил винтовку. В этот момент раздался выстрел, а за ним автоматная очередь. И вскоре по месту нашего расположения, которое мы начали поспешно покидать, противник сосредоточил сильный огонь. Мы бросились буквально врассыпную. Мне пришлось оставить наполненный медикаментами, запасом провизии, книгами и несколькими одеялами вещмешок, которым я очень гордился, я успел вытащить только армейское одеяло, доставшееся мне как трофей после боя около Ла-Платы.

Позднее я узнал, что Хулио Сенон Акоста навечно остался лежать на вершине горы. Некультурный, неграмотный крестьянин сумел понять те огромные задачи, которые предстояло выполнить после победы революции, и, начиная с азов, он настойчиво готовился к этому. Но ему не суждено было осуществить своего замысла.

Вскоре нас собралась целая группа: Альмейда, Хулито Диас, Универсо Санчес, Камило Сьенфуэгос, Гильермо Гарсия, Сиро Фриас, Мотола, Песант, Яйо, Эмилио Лабрада и я. К месту встречи с остальными товарищами наша группа двинулась в обход. Об их судьбе нам еще ничего не было известно. Враг продолжал преследовать нас, и за нашими спинами постоянно раздавались одиночные выстрелы. Быстрое движение не позволяло скрыть следов. К 5 часам дня мои товарищи подошли к месту, где горы, круто обрываясь, кончались, и начиналась равнина. После некоторых колебаний мы решили дождаться наступления ночи в горах и не спускаться на равнину, где днем нас сразу не заметили бы, а в случае встречи противником в горах было бы удобнее обороняться. Но батистовцы оторвались от нас, и мы спокойно смогли продолжить свой путь, следуя за сбивающимся проводником, роль которого выполнял Сиро Фриас, немного знавший эти места. Кто-то предложил разделиться на две группы, чтобы иметь возможность быстрее продвигаться и меньше оставлять следов. Однако Альмейда и я воспротивились этому, считая, что это ничего не даст и только затруднит соединение с другими товарищами. Придя в район Ломона, некоторые товарищи стали колебаться и не хотели двигаться дальше к Эль-Ломону, который был определен Фиделем как место встречи всех бойцов отряда. Они возражали против этого места, так как Эутимио знал о нем и, следовательно, там нас уже могли поджидать батистовцы, Ни у кого не было, конечно, ни малейшего сомнения в том, что Эутимио являлся предателем. Будучи старшим по званию в нашей группе, Альмейда решил настоять на выполнении приказа Фиделя во что бы то ни стало. Все подчинились ему и двинулись к Эль-Ломону.

12 февраля после трех дней разлуки мы встретились с Фиделем около Эль-Ломона в местечке под названием Дереча-де-ла-Каридад. Здесь окончательно подтвердились наши предположения о том, что Эутимио был предателем. История его предательства началась, когда после боя у Ла-Платы его схватил Касильяс и за большие деньги предложил ему убить Фиделя. Мы узнали о том, что он выдал наше местонахождение в Каракасе, навел самолеты для бомбардировки горы Лома-дель-Буро, через которую должен был пройти наш путь, – он был изменен нами в последнюю минуту, – содействовал противнику в проведении массированной атаки около Арройо-дель-Инфьерно, где благодаря своевременному приказу Фиделя об отходе нам удалось спастись, потеряв только одного человека.

Мы еще раз услышали о том, как погиб Хулио Акоста, и узнали, что у противника был убит по крайней мере один человек и несколько ранено. Я должен сознаться, что ни убитый, ни раненые не имели никакого отношения к моей винтовке, потому что единственное, что я сделал во время этой стычки, так это «стратегическое отступление» на полной скорости.

Теперь мы снова были вместе: нас одиннадцать (Лабрада отстал за день до соединения) и остальная часть группы – Рауль, Амейхейрас, Сиро Редондо, Мануэль Фахардо, Эчеварриа, испанец Моран и Фидель, – всего 18 человек. Такой была наша «воссоединенная революционная армия» 12 февраля 1957 года. Некоторые товарищи были рассеяны, часть новичков покинула отряд, и, кроме того, нами был потерян один из ветеранов «Гранмы». Это был Армандо Родригес с пулеметом «томпсон». В последние дни, даже когда выстрелы раздавались вдали от наших позиций, на его лице появлялся такой ужас, какой может быть, как говорили мои товарищи, только у окруженца. Всякий раз, когда у кого-либо появлялось это выражение лица, мы сразу предсказывали этому бойцу плохой конец.

Страх был несовместим с партизанской жизнью. Именно он-то и понес Армандо Родригеса «на третьей скорости», если говорить на нашем партизанском жаргоне. Много времени спустя его пулемет был найден в одном из далеких крестьянских домов. У этого человека были очень быстрые ноги.

Конец предателя

После того как наша маленькая армия собралась вместе, было решено покинуть Эль-Ломон и отправиться в другие места. По дороге мы устанавливали связи с местными крестьянами и создавали опорные базы. Постепенно удаляясь от Сьерра-Маэстры, мы вышли на равнину, в район встречи с представителями городской организации «Движение 26 июля».

Мы прошли через поселок Ла-Монтериа и сделали привал в небольшом лесочке с ручьем, расположенном на ферме сеньора Эпифанио Диаса, сыновья которого участвовали в революции.

Мы шли на установление более тесных контактов с «Движением 26 июля». Наша подпольная кочевая жизнь затрудняла нам поддерживать связь между двумя частями «Движения». Практически это были две самостоятельные группы, каждая со своей тактикой и стратегией. В то время еще не начался глубокий раскол, который несколько месяцев спустя поставил под угрозу наше единство.

На ферме мы встретились с самыми видными деятелями «Движения». Среди них были три женщины, которых сегодня знает весь народ Кубы: Вильма Эспин (сейчас она жена Рауля и является президентом Федерации кубинских женщин); Аиде Сантамария (жена Армандо Харта, президент Дома Америк); Селия Санчес, которая вскоре окончательно присоединилась к отряду и была нашим самым дорогим товарищем на протяжении всей войны. Среди прибывших на ферму находился и Фаустино Перес, наш старый знакомый и товарищ по «Гранме». Он выполнил ряд поручений в городе и вернулся проинформировать об этом, чтобы затем снова продолжить свою подпольную работу. Вскоре его арестовали батистовские власти.

Кроме того, мы познакомились с Армандо Хартом, и мне представилась единственная возможность увидеться с нашим руководителем в Сантьяго Франком Паисом.

Франк Пайс был человеком, который вызывал к себе симпатию с первой встречи. Его лицо более или менее походит на то, которое можно увидеть сейчас на портретах и фотографиях, но на них не передается необычайная глубина его глаз.

Трудно говорить сегодня о погибшем товарище, с которым виделся всего один раз и чей жизненный путь хорошо известен народу. Я могу лишь отметить одну деталь – в его взгляде чувствовалась непоколебимая вера в правоту своего дела. Это был незаурядный человек. Сегодня его называют «наш незабвенный Франк Пайс». И хотя я видел его только один раз, он запомнился мне на всю жизнь. Франк был одним из многих наших товарищей, погибших во цвете лет. Им не довелось участвовать в решении многих задач социалистической революции. Такова часть той большой цены, которую народ заплатил за свою свободу.

Молча почистив наши грязные винтовки, пересчитав и разложив патроны, он преподнес нам хороший урок того, как нужно поддерживать порядок и дисциплину. С того дня я дал себе слово лучше ухаживать за своим оружием и сдержал его, хотя и не могу сказать, что был образцом в этом.

Лесок, где мы остановились, стал свидетелем еще одного события. Впервые к нам прибыл журналист. Он был иностранцем. Речь идет об известном Мэтьюзе, который принес с собой маленький фотоаппарат и сделал несколько снимков, получивших впоследствии широкую известность. Один из министров Батисты, выразивший сомнение относительно подлинности этих снимков, поставил себя в глупое положение. Переводчиком был Хавиер Пасос, который затем вступил в отряд и находился в его рядах некоторое время.

Во время беседы, на которой мне не пришлось присутствовать, Мэтьюз, по словам Фиделя, не задавал каверзных вопросов, и было похоже, что он симпатизирует революции. Когда корреспондент спросил, является ли Фидель противником империализма, последний ответил утвердительно и осудил снабжение Батисты оружием, указав при этом, что такая политика служит не делу защиты континента, а лишь угнетению его народов.

Визит Мэтьюза, естественно, был недолгим. Проводив его, мы стали готовиться к походу. Однако нас предупредили, чтобы мы удвоили бдительность, поскольку неподалеку видели Эутимио. Альмейде был немедленно отдан приказ арестовать его. В группу для проведения этой операции вошли Хулито Диас, Сиро Фриас, Камило Сьенфуэгос и Эфихенио Амейхейрас. Схватить Эутимио поручалось непосредственно Сиро Фриасу. Эта операция была осуществлена легко, и вскоре предатель предстал перед нами. При обыске у Эутимио нашли пистолет, три гранаты и пропуск, выданный Касильясом. После ареста и обыска у Герры, конечно, не было сомнений относительно того, что его ожидает. Упав на колени перед Фиделем, он сам стал просить заслуженной смерти. Этот человек сразу как-то постарел, на висках стала заметной седина, которой раньше не было видно. Эта сцена была чрезвычайно напряженной. Фидель гневно осудил его предательство. Эутимио признавал свою вину и просил лишь скорейшей смерти. Всем нам, кто присутствовали при этом, запомнился момент, когда Сиро Фриас, бывший друг Эутимио, стал говорить с ним. Фриас напомнил ему обо всем, что сделал для него и его семьи. Но Эутимио отплатил неблагодарностью и выдал батистовцам его брата. Длинным и взволнованным был этот монолог, который Эутимио слушал с опущенной головой. Когда предателя спросили, есть ли у него какие-нибудь пожелания, он стал просить нас позаботиться о его детях.

Мы исполнили свое обещание. Имя Эутимио Герры упоминается лишь в этих воспоминаниях, оно забыто всеми, наверное, даже и его детьми. Под другой фамилией они ходят в одну из многочисленных школ, к ним относятся как ко всем детям народа страны и готовят их для лучшей жизни, но придет день, и они узнают, что их отец был казнен революционной властью за предательство. Будет справедливо, если мы скажем и о том, что этот крестьянин, став доносчиком из-за соблазна разбогатеть, открыто признал свою вину и не пытался просить пощады, зная, что не заслуживает ее. Перед расстрелом предателя разразилась очень сильная гроза, пошел ливень и стало совсем темно. И в момент, когда блеснула молния и прогремел раскат грома, закончилась бесславная жизнь Эутимио Герры. Даже близко стоявшие от места казни товарищи не слышали выстрела.

На следующий день Эутимио был похоронен. Мне помнится, как Мануэль Фахардо хотел поставить на могилу крест, но я отговорил его, потому что мы подвергали бы излишней опасности хозяев фермы, показывая место казни. Тогда Мануэль вырезал маленький крест на одном из ближайших деревьев, который и указывает, где лежат останки предателя.

В то время ушел от нас испанец Моран. Он понимал, как мало все мы ценим его, считая потенциальным дезертиром. Последний раз его не было в отряде около трех дней, а когда он вернулся, то стал объяснять причину своего отсутствия тем, что, идя по следам Эутимио, он, мол, заблудился в лесу.

Когда все наши бойцы собирались тронуться в путь, раздался выстрел. Вскоре стало известно, что Моран прострелил себе ногу. Товарищи, которые находились неподалеку, несколько дней вели спор: одни говорили, что выстрел произошел случайно, другие – что он сделал его преднамеренно, чтобы не идти с нами дальше.

Последующая история Морана – предательство и казнь революционерами из Гуантанамо, – подводит к мысли, что, по всей видимости, выстрел не был случайным.

Покидая нас, Франк Пайс обещал прислать в первых числах марта группу людей. Местом встречи был назначен дом Эпифанио Диаса вблизи Хибаро.

Горькие дни

Дни, последовавшие после нашего ухода из дома Эпифанио Диаса, лично для меня явились самыми тяжелыми за всю войну. В моих заметках делается попытка дать представление о том, что означал начальный этап нашей революционной борьбы для всех наших бойцов. И если в этой части заметок я должен больше, чем в остальных, касаться моего личного участия в ней, то это потому, что оно имеет связь с последующими эпизодами и о нем нельзя умолчать, не нарушая последовательности изложения событий.

Когда мы покинули дом Эпифанио, наша революционная группа состояла из 17 старых бойцов, которые с самого начала входили в отряд, и трех недавно прибывших товарищей. Это были Хиль, Сотолонго и Рауль Диас, которые после высадки с «Гранмы» скрывались некоторое время поблизости от Мансанильо. Узнав о нашем существовании, они решили присоединиться к отряду. Их история была аналогична нашей. Оторвавшись от преследования, они продолжали двигаться вперед, пока не достигли Мансанильо. Теперь эти люди соединили свою судьбу с судьбой отряда. В то время число бойцов росло медленно, некоторые из них, не выдержав трудностей, уходили от нас. Условия, в которых приходилось вести борьбу, были очень тяжелыми и требовали огромных физических усилий; в моральном отношении было еще хуже: у людей создавалось впечатление, что их постоянно преследуют.

В то время мы шли не придерживаясь определенного направления. Передвигались медленно, прячась в небольших островках леса. Это был район, где в результате развития животноводства сокращался лесной покров и оставались лишь небольшие участки.

В одну из этих ночей по маленькому радиоприемнику Фиделя мы услышали известие об аресте одного из товарищей по «Гранме», который ушел с Кресенсио Пересом. Мы знали о его аресте – в этом нам признался Эутимио, – но до сих пор не слыхали официального подтверждения. Из этого сообщения нам стало ясно, что он жив. Не всегда можно было выжить после допросов батистовцев.

Вокруг очень часто начали раздаваться пулеметные очереди. Это солдаты прочесывали лесистые участки.

В моем походном дневнике 22 февраля отмечено появление первых признаков, которые обещали стать сильным приступом астмы, потому что кончилось лекарство. Новая встреча с нашими людьми была назначена на 5 марта, так что нужно было ждать еще несколько дней.

В тот момент мы шли очень медленно, не придерживаясь определенного направления, попросту коротая время в ожидании 5 марта, когда Франк Пайс должен был прислать нам группу вооруженных людей. Было принято решение, что сначала следует укрепить наш маленький отряд, а уже потом расширить район наших действий. В связи с этим все оружие, имевшееся в Сантьяго, нужно было переправить в Сьерра-Маэстру.

Рассвет застал нас на берегу маленькой речушки, где почти не было растительности. Проведя день неподалеку от Лас-Мерседес, в долине, которая, кажется, называется Ля-Махагуа (названия теперь не совсем четко всплывают в памяти), ночью мы пришли к хижине старика Эмилиано, одного из многих крестьян, которые в ту пору очень пугались каждый раз при нашем появлении, но рисковали из-за нас жизнью и оказывали помощь революции. В то время был период дождей в Сьерре, и каждую ночь бойцы промокали до нитки. Поэтому мы стали останавливаться на отдых в крестьянских домах, несмотря на всю опасность, которая таилась в этом. Район наших действий буквально кишел солдатами.

Моя астма разыгралась так сильно, что я не мог больше идти, и мы остановились на ночевку в небольшой кофейной рощице. 27 или 28 феврали, точно не помню, в стране была снята цензура, и радио все время передавало сообщения о событиях, случившихся в истекшие месяцы. Говорилось о террористических актах и о встрече Мэтьюза с Фиделем. В тот момент министр обороны сделал свое известное заявление о том, что интервью Мэтьюза было фальшивкой, и предложил ему опубликовать фотографию.

Эрмес, сын старого крестьянина Эмилиано, очень помогал нам в то время, принося еду и показывая дорогу. Однако утром 28 февраля он, против обыкновения, не пришел, и Фидель, поскольку было неясно, что произошло, немедленно приказал покинуть лагерь и перебраться в место, с которого можно было просматривать местные дороги. Около четырех часов дня Луис Креспо и Универсо Санчес, наблюдая за дорогами, увидели, как из Лас-Вегаса приближается большой отряд солдат, идущий как раз в нашем направлении. Мы быстро взбежали на вершину возвышенности и укрылись за ней, не позволив противнику отрезать нам путь отхода. Это было сделано без особого труда, так как батистовцы были обнаружены заблаговременно. Несколько позже по тому месту, где находились мои товарищи, враг открыл минометный и пулеметный огонь. Это свидетельствовало о том, что батистовские солдаты знали о нашем местонахождении.

Все наши бойцы быстро укрылись за вершиной, для меня же это была очень трудная задача. Добежать до своих товарищей я еще смог, но в дальнейшем каждый новый шаг давался мне ценой огромных усилий: начался сильный приступ астмы. Я помню, каких трудов стоило Креспо заставить меня идти. Когда мне делалось совсем невмоготу и я просил оставить меня, Креспо, перейдя на язык нашего лексикона, говорил мне: «Аргентинец, ты будешь идти или тебя надо лупить прикладом?» Браня меня, он тащил свое тучное тело, да и мое в придачу, вместе с вещмешком по трудной горной тропе и под проливным дождем.

Так мы добрались до маленькой хижины и узнали, что находимся в Пургаторио. Фидель выдал себя за разыскивающего повстанцев майора Гонсалеса из батистовской армии. Хозяин дома с холодной вежливостью принял нас и обслужил. Но в доме находился его сосед, который был услужлив до крайности. Мое физическое состояние не позволяло мне насладиться диалогом между Фиделем, выступающим в роли майора Гонсалеса, и крестьянином, который давал ему советы и рассуждал на тему о том, почему этот парень, Фидель Кастро, постреливает в горах.

Нужно было принять какое-то решение, потому что я не мог идти дальше. Когда болтливый сосед удалился, Фидель рассказал хозяину дома, кто он. Крестьянин горячо обнял его и сказал, что готов выполнить любой приказ. Мы решили послать его в Мансанильо, чтобы установить связь с нашими товарищами или по крайней мере приобрести лекарства. Я должен был остаться поблизости от дома этого крестьянина, но с условием, что никто, даже его жена, не должны знать о моем присутствии.

Последний присоединившийся к отряду новичок, человек с сомнительными моральными качествами, но очень сильный физически, был оставлен мне в помощь. Чтобы мы могли защищаться, Фидель щедро вручил мне драгоценность нашего отряда – автоматическую винтовку «джонсон». Сделав вид, что мы уходим все вместе, я с этим товарищем, который носил прозвище Учитель, вскоре достигли леса и расположились в условленном месте в ожидании дальнейшего развития событий. В тот день было передано сообщение, что Мэтьюз по телефону сделал заявление о намерении опубликовать знаменитые фотографии. Диас Тамайо в ответ объявил, что этого не может быть, так как никто не в состоянии проникнуть к повстанцам через кольцо окружения. Армандо Харт находился под арестом, и его обвиняли в том, что он является заместителем руководителя «Движения 26 июля». Это было 28 февраля.

Крестьянин выполнил поручение и снабдил меня достаточным количеством адреналина. В этот момент начались мои десять самых горьких дней в Сьерре. Хватаясь за стволы деревьев и опираясь на приклад винтовки, я шел вместе с трусившим бойцом, который вздрагивал каждый раз, когда слышалась стрельба, и испытывал нервный шок, стоило мне не удержаться и кашлянуть. За десять долгих дней нам удалось пройти путь, который составлял немногим более одного хорошего перехода. Встреча была назначена на 5 марта, но я и сопровождавший меня товарищ не смогли прийти к этому числу. Местность прочесывалась солдатами, и это не позволяло идти быстро. К тому же мое физическое состояние было плохим. Мы добрались до гостеприимного дома Эпифанио Диаса лишь 11 марта.

Обитатели дома были в курсе событий, происшедших за это время. Из-за ошибочного опасения нового нападения батистовцев в районе Альтос-де-Мериньо от состоявшей из 18 бойцов группы Фиделя оторвались 6 человек во главе с Сиро Фриасом. Последние попали в засаду, однако всем им удалось выйти из нее целыми и невредимыми, и теперь они находились поблизости. Оставшийся без винтовки Яйо побывал в доме Эпифанио Диаса по пути в Мансанильо и рассказал обо всем этом. Отряд, который обещал прислать Франк, был готов, хотя самого его арестовали в Сантьяго. Мы встретились с командиром отряда. Его звали Хорхе Сотус, и он имел звание капитана. Отряд не смог прибыть 5 марта, потому что противнику стало известно о его передвижении и все дороги были полностью перекрыты.

Подкрепление

13 марта, когда мы ожидали прибытия нового революционного отряда, по радио было передано сообщение о неудавшемся покушении на Батисту и назывались имена некоторых погибших, среди которых были студенческий лидер Хосе Антонио Эчеварриа, Менелао Мора и другие. Пострадали также и те, кто не был причастен к этому событию. На следующий день стало известно, что Пелайо Куэрво Наварро, деятель партии ортодоксов, занимавший непреклонную позицию перед Батистой, был убит. Его тело бросили около аристократического клуба, известного под названием «Эль-Лагито». Уместно отметить, что сыновья Пелайо Куэрво Наварро и его убийцы, как это ни парадоксально, вместе участвовали в провалившемся вторжении у Плайя-Хирон с целью «освобождения» Кубы от «коммунистического бесчестия».

Через занавес цензуры проникали некоторые детали неудачного нападения на президентский дворец. Народ Кубы хорошо помнит об этом. Я не был лично знаком со студенческим лидером, зато знал его соратников, с которыми познакомился в Мехико во время заключения соглашения между «Движением 26 июля» и «Студенческим директоратом» о совместных действиях. Это были будущий посол в СССР майор Фауре Чомон, Фруктуосо Родригес и Джо Вестбрук. Все они принимали участие в этом нападении.

Как известно, его участникам не хватило совсем немного, чтобы добраться до третьего этажа, где находился диктатор, и то, что могло стать успешным переворотом, превратилось в кровавую бойню для тех, кто не смог вовремя уйти из мышеловки, в которую превратился президентский дворец.

На 15 марта было назначено прибытие подкрепления. Долгие часы мы ожидали его в условленном месте, расположенном в укромной долине, где можно было хорошо спрятаться, однако никто не пришел. Бойцы появились только на рассвете 16 марта, очень уставшие, и, добравшись до небольшого леса, стали дожидаться наступления дня. Владельцем грузовиков, на которых приехало подкрепление, был местный рисовод. В дальнейшем, опасаясь репрессий за оказанную помощь, он попросил политического убежища и уехал в Коста-Рику, откуда вернулся «героем» и привез на самолете кое-какое оружие. Его звали Уберт Матос.

Подкрепление состояло из пятидесяти человек, из которых только тридцать были вооружены. У них имелись две автоматические винтовки. За несколько месяцев, проведенных в Сьерре, мы превратились в настоящих ветеранов и в новом отряде сразу заметили все слабости, которые были свойственны на первых порах гранмовцам: слабую дисциплину, нерешительность, неумение переносить трудности и быстро приспосабливаться к условиям походной жизни. Отряд находился под командованием капитана Хорхе Сотуса и был разбит на пять отделений по десять человек в каждом. Командиры отделений имели звание лейтенанта, которое было присвоено им равнинной организацией и подлежало утверждению. Отделениями командовали Домингес, который, кажется, был убит вскоре у Пино-дель-Агуа; Рене Рамос Латур, руководитель милиции на равнине, героически погибший в бою на заключительном этапе борьбы против батистовцев; Педрин Сото, наш старый товарищ по «Гранме», который наконец сумел присоединиться к нам, он также геройски погиб в бою, и Рауль Кастро посмертно присвоил ему звание майора 2-го Восточного фронта имени Франка Пайса; Пена, студент из Сантьяго, который получил звание майора и закончил свой жизненный путь уже после революции; лейтенант Эрмо, единственный из этих командиров, кто стался в живых.

Самым большим недостатком отряда было неумение быстро передвигаться. Его командир Хорхе Сотус двигался медленнее всех и постоянно плелся в хвосте, подавая дурной пример своим подчиненным. Мне было приказано возглавить отряд, но, когда я завел разговор об этом с Сотусом, он заявил, что имеет приказ передать отряд только Фиделю, и никому другому, а пока, мол, командовать отрядом будет сам. В то время я, как иностранец, еще был обременен комплексом неполноценности и не захотел идти на крайние меры, хотя и видел большое недовольство в отряде. После нескольких коротких переходов, которые, однако, длились очень долго в силу слабой подготовки бойцов, мы подошли к Дереча-де-ла-Каридад, куда должен был прибыть Фидель Кастро.

Там собралась небольшая группа товарищей, ранее оторвавшихся от Фиделя: Мануэль Фахардо, Гильермо Гарсия, Хувентино, Песант, три брата Сотомайор, Сиро Фриас и я.

В те дни по-прежнему бросалось в глаза большое различие между двумя группами. Наши товарищи были дисциплинированными, спаянными, закаленными в боях. Новички пока еще болели детскими болезнями – не привыкли есть один раз в день, а если еда была невкусной, отказывались от нее. В вещмешках у новичков было много ненужных вещей. Когда же вещмешок натирал ему плечи, то он предпочитал выбросить из него банку сгущенного молока, чем расстаться с полотенцем. В условиях партизанской жизни это было преступлением. Мы подбирали все банки с молоком и другие продукты, которые они бросали по дороге. В Дереча-де-ла-Каридад сложилась очень напряженная обстановка, вызванная постоянными трениями между бойцами отряда и Хорхе Сотусом, который обладал властным характером и не умел подойти к людям. Мы были вынуждены принять меры предосторожности и Рене Рамоса, чья военная кличка была Даниэль, поставили во главе пулеметного расчета на выходе из нашего убежища, чтобы иметь гарантию на всякий случай.

Впоследствии Хорхе Сотус был направлен со специальной миссией в Майами. Там он предал интересы революции, объединившись с Филипе Пасосом, чье непомерное стремление к власти привело к тому, что он забыл о своих обязательствах и стал претендовать на пост временного президента, участвуя в грязной игре, в которой важная роль принадлежала государственному департаменту.

Со временем капитан Сотус стал проявлять желание изменить свое поведение, и Рауль Кастро предоставил ему соответствующую возможность, в которой революция не отказывала никому. Однако он стал плести заговор против Революционного правительства и был осужден на 20 лет тюремного заключения. Ему удалось бежать благодаря помощи одного из тюремщиков, и они вместе отправились в идеальное убежище контрреволюционеров – в Соединенные Штаты.

В тот период мы пытались оказать ему максимальную помощь в налаживании отношений с новыми товарищами, много говорили ему о необходимости дисциплины. Гильермо Гарсия направился на поиски Фиделя в район Каракаса, а я сделал небольшую вылазку, чтобы забрать Рамиро Вальдеса, наполовину оправившегося после травмы. Ночью 24 марта прибыл Фидель. Его появление с двенадцатью товарищами было впечатляющим. Большой была разница между бородатыми бойцами и новичками, одетыми пока еще в чистую форму, с одинаковыми аккуратными вещмешками, с выбритыми лицами. Я рассказал Фиделю о проблемах, с которыми мы столкнулись. Был собран небольшой совет, чтобы решить, как нам поступить. В нем приняли участие сам Фидель, Рауль, Альмейда, Хорхе Сотус, Сиро Фриас, Гильермо Гарсия, Камило Сьенфуэгос, Мануэль Фахардо и я. На совете Фидель подверг меня критике за то, что я не выполнил приказ и не взял на себя командование отрядом, оставив его в руках вновь прибывшего Сотуса. В отношении последнего не было проявлено никакого предубеждения. По мнению Фиделя, Сотусу нельзя было позволять вести себя так. Все отделения были переформированы, а отряд разбит на три взвода во главе с капитанами Раулем Кастро, Хуаном Альмейдой и Хорхе Сотусом. Камило Сьенфуэгосу было поручено командовать головным дозором, а Эфихенио Амейхейрасу – тыльным. Я стал врачом при штабе, где Универсо Санчес командовал отделением охраны.

Наш отряд приобрел другой вид, когда в него влилось столько новых бойцов. К тому же у нас теперь были две автоматические винтовки, хотя их эффективность из-за старости и плохого ухода была сомнительной. Тем не менее мы уже представляли собой солидную силу. При обсуждении вопроса о том, что нам следует предпринять в ближайшее время, я предложил при первой возможности напасть на какой-либо пост и в бою закалить новых товарищей. Однако Фидель и все остальные участники совета предпочли предварительно организовать для них поход, во время которого они смогли бы привыкнуть к трудностям жизни в сельвасах и горах, научились бы ходить по обрывистым горным хребтам. Так было принято решение направиться на восток и пройти как можно больше, прежде чем устроить засаду какой-либо группе солдат, то есть после того, как будет окончательно пройдена элементарная школа партизанской подготовки для этих товарищей.

После отдыха бойцы, полные энтузиазма, тронулись в путь, чтобы выполнить поставленную перед ними задачу. Под Уверо они получили свое боевое крещение.

Период закалки

Март и апрель 1957 года явились для партизан периодом реорганизации и учебы. Получив подкрепление и выйдя в поход из Дереча-де-ла-Каридада, наш отряд насчитывал около 80 человек. Головным дозором командовал Камило, имевший в своем распоряжении четырех человек. За ним шел взвод Рауля Кастро, у которого командирами отделений были лейтенанты Рамиро Вальдес, Хулито и Нано Диасы. Последние никаких родственных связей между собой не имели и были только однофамильцами. Оба они героически погибли под Уверо. Нано родился и Сантьяго, и расположенный в этом городе нефтеперерабатывающий завод имени братьев Диас назван так в память о Нано и его брате, погибшем в родном городе. Хулито Диас, уроженец Артемиса, был ветераном «Гранмы» и Монкады. Со взводом Хорхе Сотуса, оставшегося все-таки капитаном, находились лейтенанты Сиро Фриас, впоследствии погибший на 2-м фронте имени Франка Пайса; Гильермо Гарсия, нынешний командующий Западной армией и Рене Рамос Латур, погибший в звании майора в Сьерра-Маэстре. За этим взводом следовал штаб, в состав которого входили Фидель как командир, Сиро Редондо, Мануэль Фахардо, Креспо, Универсо Санчес (в настоящее время трое последних имеют звание майора) и я как врач. За штабом двигался взвод капитана Альмейды. Командирами отделений у него были лейтенанты Эрмо, Гильермо Домингес, погибший в Пинодель-Агуа, и Пенья. Лейтенант Эфихенио Амейхейрас с тремя бойцами замыкал колонну, выполняя роль тылового дозора.

Дорогу между Дереча-де-ла-Каридадом и Уверо на автомобиле можно проехать за несколько часов, наш отряд же прошел этот путь за несколько месяцев. Мы двигались медленно, со всеми предосторожностями, преследуя главную цель – подготовить бойцов к предстоящим боям.

Люди постепенно привыкали к условиям походной жизни. Почти во всех отделениях (а во взводе как правило) имелись ветераны, которые обучали новичков искусству готовить пищу с минимальным количеством отходов продуктов, укладывать вещмешок и совершать марши в Сьерре. Отделения стали нашей основной боевой единицей, и между ними распределялись запасы продовольствия, медикаментов и боеприпасов.

Так мы вновь появились в Альтос-де-Эспиносы, где ветераны встали в почетный караул у могилы погибшего здесь Хулио Сенона. В этом месте мне попался зацепившийся за куст кусок от моего одеяла, который напомнил мне о «стратегическом отступлении на полной скорости». Я засунул его в вещмешок и дал себе твердое обещание никогда больше не терять ни одной вещи таким образом.

Мне выделили нового помощника по имени Паулино, который должен был нести медикаменты. Это облегчало мое положение как врача, и теперь на привалах я мог уделять несколько минут оказанию медицинской помощи бойцам отряда. Мы вновь прошли по горе Каракас, где из-за предательства Герры у нас состоялась такая неприятная встреча с вражеской авиацией. Здесь мои товарищи нашли винтовку, которую бросил какой-то боец, чтобы ему было легче бежать. У нас больше не было излишка в оружии, наоборот, ощущалась его нехватка.

Наступал новый период в нашей борьбе. Уже появился целый район, куда батистовцы не пытались проникать, боясь встречи с нами, хотя, по правде говоря, мы тоже пока не намеревались сталкиваться с ними. Политическая ситуация в стране в то время характеризовалась проявлением оппортунизма различных оттенков. Известные крикуны Пардо Льяда, Конте Агуэро и другие стервятники из одной и той же семейки без конца выступали с демагогическими призывами к согласию и миру, робко критикуя правительство. О мире стало говорить и правительство. Новый премьер-министр Риверо Агуэро заявил, что, если надо, он направится в Сьерра-Маэстру, чтобы добиться умиротворения страны. Однако несколько дней спустя Батиста выступил с заявлением, что нет необходимости вступать в переговоры с Фиделем и его повстанцами. Он говорил, что в Сьерре вообще никого нет и поэтому о переговорах с «бандой преступников» не может быть и речи.

Так батистовцы провозгласили о своем намерении продолжать боевые действия против повстанцев. Что касается нас, то мы тоже готовились усилить борьбу. В те дни операции против повстанцев возглавил известный казнокрад полковник Баррера, который впоследствии, будучи военным атташе в Венесуэле, спокойно наблюдал за кончиной батистовского режима.

В тот период в нашем отряде появились три симпатичных человека, которые в конечном счете сделали нашему движению рекламу в Соединенных Штатах, но в то же время их пребывание в Сьерра-Маэстре, особенно двоих из них, стоило нам некоторых издержек. Это были американские юноши, сбежавшие от родителей из военно-морской базы Гуантанамо, чтобы включиться в нашу борьбу. Они находились с нами несколько месяцев. Двое из них, не выдержав условий климата и больших лишений, покинули нас, так и не услышав ни одного выстрела в Сьерре. Их увез домой журналист Боб Табер. Третий же принял участие в бою при Уверо. Впоследствии он заболел и тоже уехал от нас. Политически эти юноши не были подготовлены для участия в революции, они присоединились к нам просто из-за желания удовлетворить свою страсть к приключениям. Дружески попрощавшись с американскими юношами, мы, особенно я, как врач, которому чаще всех приходилось заниматься ими, вздохнули с облегчением.

В это время правительство, желая всем доказать, что в Сьерра-Маэстре нет никаких повстанцев, устроило для журналистов полет на военном самолете, который пролетел над горами на очень большой высоте. Это была любопытная экскурсия, которая никого ни в чем не убедила и свидетельствовала о стремлении батистовского правительства обмануть общественное мнение.

В эти дни испытаний мне наконец удалось получить брезентовый гамак. Такой гамак был настоящим сокровищем, но по установленному повстанцами строгому порядку его мог получить лишь тот, кто, преодолев лень, сделал для себя гамак из мешковины. Все, у кого уже были гамаки из мешковины, имели право на получение брезентовых по мере их поступления в отряд. Я же не мог пользоваться гамаком из мешковины из-за своей астмы. Ворс раздражал меня, и я был вынужден спать на земле. Поскольку у меня не было гамака из мешковины, я не мог рассчитывать на получение брезентового. Такие повседневные мелочи составляют часть личной трагедии, и в условиях походной жизни их замечают редко, но Фидель увидел это и сделал исключение в отношении меня, приказав выдать брезентовый гамак. Я очень хорошо помню, что это случилось на берегах Ла-Платы, когда мы поднимались к Пальма-Моча. Это было на следующий день после того, как мы впервые отведали конины.

Конина не была деликатесом, более того, она явилась своеобразной суровой проверкой способности людей приспосабливаться к условиям. Крестьяне из нашего отряда были возмущены и отказались есть свою порцию; для иных мясо лошади было изысканным яством, а для желудков крестьян явилось испытанием. Они считали, что совершают акт каннибальства, пережевывая мясо старого друга человека.

Знаменитое интервью

В середине апреля 1957 года наш проходивший обучение отряд вернулся в район Пальча-Моча и расположился поблизости от пика Туркино. В то время для нас самыми ценными бойцами в горах были выходцы из крестьян. Состоящие из них разведывательные дозоры во главе с Гильермо Гарсия и Сиро Фриасом посылались во все концы Сьерры. Они добывали ценную информацию и обеспечивали отряд продовольствием.

В описываемые дни мы вновь находились в районе Арройо-дель-Инфьерно. Крестьяне, которые пришли поприветствовать нас, рассказали о происшедших здесь трагедиях. Нам сообщили о том, кто вывел на нас батистовцев и кто погиб тогда. Из бесед бойцы отряда получили много полезных сведений об обстановке в этом районе.

В тот момент у Фиделя не было радиоприемника, и один из крестьян охотно отдал ему свой. Теперь мы могли слушать сообщения из Гаваны. Приемник был большой, и его пришлось переносить в вещмешке. Поскольку так называемые конституционные гарантии были восстановлены, сообщения по радио стали более понятными.

Гильермо Гарсия с двумя партизанами отправился на поиски шпиона. Гарсия был переодет в форму капрала, а его товарищи – в форму солдат батистовской армии. На следующий день они доставили его к нам. В пути шпион вел себя спокойно, и ничто не вызывало у него подозрений, но когда перед ним появились наши бойцы в изорванной одежде, ему стало сразу ясно, куда он попал и что его ожидает. С откровенным цинизмом он рассказывал о своих связях с батистовской армией, о том, как он заранее выследил наш отряд и предлагал «этому подонку Касильясу», выражаясь его словами, вывести солдат в район расположения повстанцев и легко уничтожить их там. Однако тот, мол, не послушал его.

Вскоре после казни шпиона от Селии пришло сообщение о том, что она придет с двумя североамериканскими журналистами, которые хотят взять интервью у Фиделя. Кроме того, она прислала деньги, собранные среди симпатизирующих «Движению».

Было решено, что Лало Сардиньяс приведет североамериканцев через Эстрада-Пальму. Будучи торговцем, он хорошо знал здешние места. В тот период, когда район наших действий расширился, мы усиленно подыскивали надежных крестьян, которые выполняли бы роль связных и обслуживали создаваемые нами опорные базы снабжения. Бойцы отряда устанавливали связь с крестьянскими семьями, изъявлявшими желание помогать в снабжении повстанцев, организовывали склады. Эти опорные базы служили нам и. как пристанище во время быстрых переходов в Сьерре.

Жители Сьерры очень выносливы и могут быстро покрывать большие расстояния, – когда они говорили, что ходьбы тут всего на полчаса или, как они обычно выражались образно, «не успеет петух пропеть, как вы доберетесь туда», это часто вводило нас в заблуждение. У бойцов складывалось впечатление, что крестьяне имеют свою единицу измерения времени и пространства.

Спустя три дня после получения приказа Лало Сардиньясом стало известно, что к нам поднимаются в районе СантоДоминго шесть человек – две женщины, два американских журналиста и двое неизвестных сопровождающих. Однако полученные сведения были противоречивыми. Люди даже говорили, что в результате доноса полиция якобы узнала о появлении этой группы и окружила дом, в котором она находилась. Новости распространяются в Сьерре с молниеносной быстротой, но с такой же быстротой они и искажаются. Камило получил приказ отправиться во главе взвода и освободить американцев и Селию Санчес, которая, как мы знали, была с ними. Однако они прибыли живыми и невредимыми.

Журналист Боб Табер и фоторепортер прибыли к нам 23 апреля. Вместе с ними были товарищи Селия Санчес и Айде Сантамария, а также посланцы равнинных организаций «Движения» Иглесиас и Марсело Фернандес. Иглесиас, имевший подпольные клички Маркос и Никарагуа, был тогда руководителем боевых групп Сантьяго, а сейчас он имеет звание майора и является губернатором провинции Лас-Вильяс. Бывший координатор «Движения» Фернандес в настоящее время работает заместителем председателя Национального банка. Во время интервью Марсело выполнял роль переводчика.

Встреча с журналистами проходила в соответствии с протоколом. Мы стремились показать американцам нашу силу и избежать каких-либо «нескромных» вопросов с их стороны. Нам не было известно, что собой представляют эти журналисты, но тем не менее интервью состоялось.

В те дни к нам присоединился один из самых симпатичных людей, участвовавших в революционной войне, – Вакерито. Он пришел в отряд вместе со своим товарищем. Как всегда в таких случаях, мы попросили их рассказать о себе и провели политическую беседу. Эта задача часто выпадала на мою долю. По словам Вакерито, он был из Морона провинции Камагуэй и уже больше месяца разыскивал нас. У него не было определенных политических взглядов, и он производил впечатление здорового веселого юноши, который видел в нашей борьбе лишь романтику приключений. Он пришел босым, и Селия Санчес одолжила ему свои запасные мексиканские туфли. Они оказались единственной обувью, подходящей по размеру Вакерито – уж очень он был маленьким. В новых туфлях и большой крестьянской шляпе этот юноша был похож на мексиканского пастушка (вакерито). Отсюда и появилось его прозвище.

Как все знают, Вакерито не дожил до победы революции. Командуя штурмовым взводом 8-й колонны, он погиб за день до взятия Санта-Клары. Нам всем запомнилась его жизнерадостность, его ребяческий задор и необыкновенная находчивость при встрече с опасностью. Вакерито был большим фантазером. Возможно, ни в одном из своих рассказов он не обходился без того, чтобы не преувеличить все до такой степени, что действительное становилось неузнаваемым, Однако, выполняя обязанности связного, а затем командира штурмового взвода, Вакерито доказал, что для него не существовало резко очерченной границы между реальностью и фантазией. То, что ему подсказывало его быстрое воображение, он умело воплощал на поле боя. К концу нашей революционной борьбы его необычайная отвага стала легендарной.

Однажды после очередной вечерней беседы в колонне мне пришло в голову расспросить Вакерито, недавно прибывшего к нам, о его жизни. Слушая, я делал карандашом заметки для памяти. Когда Вакерито закончил рассказывать, поведав нам о многих красочных историях, я спросил его, сколько ему лет. В то время Вакерито было немногим более 20 лет. Сопоставив даты совершенных им «подвигов», я обнаружил, что он пошел работать за пять лет до своего рождения.

Товарищ Никарагуа сообщил нам о наличии в Сантьяго оружия, оставшегося после нападения на президентский дворец. По его словам, там имелось 10 пулеметов, 11 винтовок «джонсон», 6 ружей и еще кое-что из снаряжения. По существовавшему плану это вооружение предназначалось для открытия нового района боевых действий около сентраля Миранда. Фидель был противником этой идеи и приказал использовать для этой цели лишь небольшое количество оружия, а все остальное – направить для усиления нашего отряда. Мы продолжили свой путь, чтобы уйти подальше от рыскавших поблизости батистовских солдат. Но еще до начала марша было принято решение подняться на наш самый высокий пик – Туркино.

На эту вершину поднялась вся колонна, и здесь Боб Табер закончил беседу с представителями «Движения». Заснятый фильм был показан но телевидению Соединенных Штатов. В то время мы еще не представляли столь грозную силу для батистовцев, о чем свидетельствовала и та сумма вознаграждения, которую они обещали тому, кто убьет Фиделя. Например, присоединившийся к нам гуахиро говорил, что Касильяс предлагал ему 300 песо и стельную корову за это убийство.

Походный высотомер, имевшийся у нас, показал, что вершина Туркино находится на высоте 1850 метров над уровнем моря. Я отмечаю это в порядке курьеза – мы никогда не проверяли наш прибор, и указанная им высота значительно отличалась от официально принятой.

Батистовская рота продолжала идти по нашим следам, и Гильермо с группой товарищей получил задачу обстрелять ее. Поскольку из-за астмы я вынужден был тащиться в хвосте колонны и не мог активно действовать в отряде, у меня забрали автомат «томпсон» и вернули его только через три дня. Это были самые горькие дни из проведенных мной в Сьерре. Я был безоружным, в то время как каждый день можно было ожидать стычки с солдатами.

В те майские дни 1957 года два американских журналиста покинули отряд и добрались живыми и невредимыми до Гуантанамо. Мы же продолжили наш медленный марш в горах Сьерра-Маэстры, устанавливая контакты с населением, ведя разведку новых районов и распространяя пламя революционной борьбы. О нашем отряде бородачей в Сьерре начинали ходить легенды. У людей появлялись новые настроения. Крестьяне приходили к нам уже не так боязливо. Мы же смело шли на установление связей с населением, поскольку наши силы значительно выросли и бойцы чувствовали себя более уверенно, не опасаясь любых ловушек батистовской армии. Наша дружба с крестьянами окрепла.

Походные дни

Первые пятнадцать дней мая были заняты непрерывным маршем в направлении нашей цели. В начале месяца мы находились в горах, составляющих гребень Сьерра-Маэстры и расположенных поблизости от пика Туркино. Наш путь проходил через районы, которые впоследствии стали местом многих революционных событий. Мы были в Санта-Анна, Эль-Омбрито, Пико-Верде, посетили дом Эскудеро и дошли до высоты Бурро. Отряд двигался в восточном направлении, чтобы забрать оружие, которое, как говорили, должно было прибыть из Сантьяго в район высоты Бурро, находящейся в относительной близости от Оро-де-Гиса. Однажды ночью, направившись по одному неотложному делу, я сбился с дороги и проблуждал три дня, прежде чем нашел свой отряд у Эль-Омбрито. (Тогда я смог оценить, что значит иметь при себе все необходимое для жизни: соль, растительное масло, консервы, молоко, постельные принадлежности, средства для разжигания огня, приготовления еды и даже компас, которому до этого момента очень доверял.) Поняв, что заблудился, я решил дождаться утра и двигаться дальше по компасу. Так я шел полтора дня, пока не стал замечать, что совсем сбиваюсь с пути. Тогда я вошел в крестьянский дом, и там мне рассказали, как пройти к повстанческому лагерю. Впоследствии нам стало ясно, что в столь пересеченной местности, как Сьерра-Маэстра, компас может служить лишь для общей ориентировки, но ни в коем случае не для прокладки какого-либо определенного курса. Для этой цели необходимы проводник или собственное знание местности, которым я стал обладать, когда мне поручили вести операции как раз в районе Эль-Омбрито.

Возвращение в отряд было очень волнующим, мои товарищи горячо встретили меня. Я прибыл к окончанию заседания народного суда, рассматривавшего дела трех доносчиков. Один из них, по фамилии Наполес, был приговорен к смерти. Председательствовал на суде Камило.

В то время я должен был исполнять обязанности врача и в каждом маленьком селении или любом другом месте, куда мы прибывали, открывал свою консультацию. Работа была монотонной, поскольку выбор лекарств был ограничен, а клинические случаи в Сьерре не блистали разнообразием: рано состарившиеся, беззубые женщины, дети с огромными животами; рахит, общий авитаминоз, паразиты – таковы были бедствия Сьерра-Маэстры. Они сохраняются и по сей день, но в гораздо меньших размерах. Сейчас дети этих матерей из Сьерры уехали учиться в школьный городок имени Камило Сьенфуэгоса, они выросли, стали здоровыми и совсем не похожи на первых, истощенных обитателей нашего первого школьного городка.

Мне помнится, как какая-то девушка присутствовала на консультациях, которые я давал местным женщинам, приходившим почти с религиозным трепетом, чтобы узнать о причине своих недугов. Внимательно прослушав несколько консультаций, происходивших в единственной комнате домика, она стала ябедничать своей матери: «Мама, этот доктор всем говорит одно и то же».

И это была истинная правда. У меня не было больших знаний, да и к тому же у всех у них наблюдались одинаковые недуги. Сами того не замечая, эти люди рассказывали одну и ту же душераздирающую историю. Что бы произошло, если бы врач в этот момент стал объяснить появление странного чувства усталости у молодой многодетной матери, когда она несет ведра с водой от ручья к дому, тем, что это слишком тяжелая работа при таком скудном и качественно плохом питании? Эта усталость является чем-то необъяснимым, потому что на протяжении всей своей жизни женщина носила те же самые ведра с водой по той же самой дороге и только теперь стала уставать. Дело в том, что люди в Сьерре появляются на свет и растут без ухода, быстро истрачивают свои жизненные силы в работе без отдыха. Именно там, в этих встречах, родилось понимание нами необходимости решительной перемены в жизни народа. Идея аграрной реформы приобрела четкие очертания, и требование о необходимости единения с народом перестало быть теорией, оно вошло неотъемлемой частью в нашу плоть и кровь.

Партизанский отряд и крестьянство стали сливаться в единую массу, причем никто не смог бы сказать, на каком именно отрезке нашего длинного пути это произошло. Что касается меня, я знаю только одно: в результате тех самых консультаций, которые я давал крестьянам Сьерры, моя стихийная и немного сентиментальная настроенность превратилась в более серьезную и решительную силу. Страдающие друзья – жители Сьерра-Маэстры – никогда не подозревали, какую роль они сыграли в качестве кузнецов нашей революционной идеологии.

В тех местах Гильермо Гарсия было присвоено звание капитана и ему было поручено командовать всем новым пополнением из числа крестьян, которые приходили к нам в отряд. Может быть, товарищ Гильермо не запомнил 6 мая 1957 года, но эта дата отмечена в моем дневнике.

На следующий день Айде Сантамария покинула нас с четкой инструкцией Фиделя установить необходимые контакты, однако день спустя пришло сообщение об аресте Никарагуа (майора Иглесиаса), которому было поручено доставить нам оружие. Эта новость расстроила всех, и теперь мы не представляли себе, каким образом может быть получено оружие. Однако было принято решение продолжать наш путь в район встречи.

Мы прибыли в маленькую долину, расположенную неподалеку от Пино-дель-Агуа, где на гребне Сьерра-Маэстры стояли два необитаемых дома и находилась заброшенная могила. Недалеко от шоссе наш дозор взял в плен батистовского капрала, известного своими злодеяниями еще со времен Мачадо. Некоторые бойцы отряда предложили сразу расстрелять его, однако Фидель запретил делать это. Капрала попросту оставили под охраной новых бойцов, которые пока еще не имели винтовок, и предупредили его, что любая попытка к бегству будет стоить ему жизни.

Основная часть отряда продолжила путь к условленному месту, куда должно было быть доставлено оружие. Этот поход был длинным, но мы совершали его налегке, оставив свои полные вещмешки в лагере. Наше путешествие оказалось безрезультатным. Оружие не прибыло, и мы, естественно, связывали это с арестом Никарагуа. Купив довольно много продуктов в местной лавке, мы двинулись в обратный путь.

Шли медленной, усталой походкой по той же дороге вдоль гребня Сьерра-Маэстры, пересекая с большими предосторожностями открытые места. Вдруг впереди послышался выстрел. Это нас насторожило, потому что один из наших товарищей пошел быстрее, чтобы как можно раньше прийти в лагерь. Им был Гильермо Домингес, лейтенант нашего отряда, один из тех, кто прибыл с пополнением из Сантьяго. Мы выслали вперед разведку и были готовы к любой неожиданности. Через некоторое время разведчики вернулись в сопровождении товарища, по имени Фиальо, который принадлежал к группе Кресенсио и прибыл в лагерь во время нашего отсутствия. Он рассказал, что произошла стычка с батистовцами, которые отступили в направлении Пино-дель-Агуа, где располагалось крупное вражеское подразделение, и что на дороге найден труп какого-то человека, который я должен опознать.

Это был, конечно, Гильермо Домингес. Его тело было обнажено до пояса. Около локтя виднелось нулевое отверстие, слева на груди зияла штыковая рана, а голова была наполовину снесена выстрелом, судя по всему, из ружья, принадлежащего Домингесу. О том, что это был убит наш несчастный товарищ, свидетельствовали и некоторые предметы снаряжения и обмундирования.

Проанализировав различные данные, мы смогли представить себе картину происшедших событий. Батистовцы, которые, вероятно, разыскивали плененного нами капрала, заметили беспечно шедшего Домингеса и схватили его. Эта беспечность могла быть объяснена тем, что за день до этого он прошел по той же самой дороге без всяких приключений. Одновременно навстречу нам шли люди Кресенсио. Они вышли в тыл противника и, захватив его врасплох, открыли огонь. Солдаты бросились бежать, убив перед бегством нашего товарища – Домингеса.

Пино-дель-Агуа – это название лесопилки, расположенной в глубине Сьерры. Батистовцы ходили по старой просеке, служившей для перевозки леса. Домингесу следовало бы пройти по ней сотню метров, а затем продолжить свой путь по узенькой тропе, проходящей по отрогу горы. Наш товарищ не проявил элементарной предосторожности, необходимой в таких случаях, и напоролся на засаду. Его горькая участь послужила нам уроком на будущее.

Прибытие оружия

В одном из районов Сьерры, вблизи от лесопилки Пино-дель-Агуа, мы закололи великолепную лошадь пленного капрала, потому что она не годилась для езды по столь пересеченной местности, а продовольствия у нас не хватало. Капрал, уплетая конину и суп, все время расхваливал лошадь, которую ему одолжил его друг. Он дал нам его адрес и просил, чтобы мы обязательно расплатились с этим человеком. Конина и мясо других животных Сьерры были совсем не презренным дополнением к нашей обычной диете.

В тот день мы услышали сообщение по радио о приговоре, вынесенном нашим товарищам по «Гранме», а также об особом мнении одного из судей, выступившего против приговора. Этим судьей был Уррутия, чей честный поступок послужил поводом для выдвижения его в дальнейшем на пост временного президента республики. Мнение одного судьи в тот момент большого значения не имело, и это был лишь благородный жест со стороны Уррутия, однако следствием всего этого было появление плохого президента, неспособного понять дальнейшее развитие политического процесса, воспринять глубину революции, которая вышла за рамки его закостенелого мышления. Последующее поведение Уррутия привело ко многим конфликтам, которые были разрешены его отставкой по единодушному требованию народа во время первого празднования Дня 26 июля.

В один из этих дней прибыл связной из Сантьяго, по имени Андрес, который сообщил нам, что оружие находится в безопасности и в ближайшее время будет доставлено. Местом его передачи была названа одна лесопилка, принадлежавшая братьям Бабун, которые согласились оказать нам помощь, надеясь сделать хороший бизнес на революции. В последующем эти братья оказались за бортом революции, а трое сыновей одного из компаньонов фирмы «Бабун» стали контрреволюционерами и были взяты в плен у Плайя-Хирон.

Любопытно было наблюдать, как в то время целый ряд типов в надежде использовать революцию в своих целях оказывали нам мелкие услуги, чтобы потом потребовать исполнения своих желаний от новой власти. Братья Бабун просили сдать в концессию все прилегающие леса. Стремясь увеличить свою латифундию, они намеревались согнать с земли всех крестьян и безжалостно вырубить лес. В эти дни у нас появился американский журналист из той же породы, что и Бабуны. Он был венгром по происхождению, и его звали Эндрюс Сейнт Джордж.

Поскольку я был единственным человеком в отряде, знавшим французский язык (в тот момент не было никого со знанием английского), мне поручили заняться им, и, по правде говоря, он не показался мне таким опасным типом, как при второй встрече, когда он был разоблачен как агент ЦРУ.

Мы обошли Пино-дель-Агуа, чтобы выйти к истокам реки Пеладеро. Наш путь пролегал по обрывистому склону, и за плечами у нас лежал тяжелый груз. Продвигаясь вдоль Пеладеро, мы поднялись к его притоку – ручью Дель-Индио, где провели пару дней, пополняя запасы провизии. Мы миновали уже ряд маленьких крестьянских поселений и, оставив в них своеобразную подпольную революционную власть, поручили нашим сторонникам информировать обо всех событиях и о передвижениях неприятельской армии. Однако мы по-прежнему жили в лесу, лишь изредка останавливаясь на ночлег в каком-либо поселке. В этом случае только часть из нас спала в домах, а большинство же располагалось в прилегающем лесу. Днем же все снова были начеку.

Нашим самым страшным врагом в этот период года был макагуэра. Это насекомое представляет собой разновидность овода и получило такое название за то, что оно, как считают, откладывает свои яйца на дереве макагуа. В определенные периоды года макагуэра заполняет леса. Его укусы вызывали сильный зуд, и при наших условиях на коже быстро появлялись нарывы.

Наконец 18 мая было получено сообщение о прибытии оружия в условленное место. Эта новость быстро распространилась и вызвала ажиотаж в лагере, поскольку каждый боец хотел улучшить свое вооружение, втайне надеясь получить или совсем новое, или хотя бы высвободившееся у старых бойцов оружие, пусть даже и с некоторыми дефектами, До нас дошло также известие и о том, что фильм, сделанный Бобом Табером в Сьерра-Маэстре, был показан в США и имел там большой успех. Это обрадовало всех нас, за исключением Эндрюса Сант Джорджа, который, хотя и являлся агентом ФБР, по профессии был журналистом и завидовал удаче коллеги. На следующий день после получения этого известия он отправился на яхте из владений Бабунов в Сантьяго-де-Куба.

В тот самый день, когда пришло сообщение о доставке оружия, мы узнали, что исчез один боец. Этот случай создавал для нас опасность, потому что, как я уже говорил, весь лагерь знал, куда прибудет оружие. На поиски этого бойца, были отправлены несколько групп. Через некоторое время они вернулись и сообщили, что дезертиру удалось сесть на катер, отправлявшийся в Сантьяго. Мы предположили, что он направился туда, чтобы донести о нашем местонахождении властям, однако позже выяснилось, что он просто дезертировал: у него не хватило физических и моральных сил, чтобы противостоять трудностям нашей жизни. Тем не менее нами были приняты необходимые меры предосторожности. Борьба за повышение морально-политической и физической подготовки наших людей велась ежедневно, но ее результаты не всегда были удовлетворительными. Некоторые бойцы нередко просили отпустить их, выдвигая самые различные причины, и если им отказывали, они убегали из отряда. И это происходило несмотря на то, что дезертирство у нас каралось смертной казнью.

Ночью было доставлено оружие. Это было прекраснейшее зрелище для нас: перед жадными глазами бойцов, как на выставке, расположились орудия смерти. Три станковых пулемета, три ручных пулемета «мадзен», девять карабинов М-1, десять автоматических винтовок «джонсон» и шесть тысяч патронов. Хотя к карабинам прилагалось всего по сорок пять патронов, их распределили исходя из заслуг людей и времени их пребывания в Сьерре. Один из этих карабинов, являвшихся наиболее желанным оружием, был вручен Рамиро Вальдесу, два других – головному дозору под командованием Камило. Остальные карабины получили расчеты станковых пулеметов. Один из ручных пулеметов «мадзен» был передан взводу капитана Хорхе Сотуса, второй – взводу Альмейды, а третий – штабу, где его вручили мне. Станковые пулеметы отдали Раулю, Гильермо Гарсия и Кресенсио Пересу. Таким образом я становился настоящим бойцом, которым до этого был лишь от случая к случаю, выполняя в качестве постоянного поручения обязанности врача. Для меня начинался новый этап в Сьерре.

Я очень хорошо запомнил, как мне вручали ручной пулемет. Хотя он был плохой и старый, но в то время казался мне настоящим приобретением. Для обслуживания ручного пулемета было выделено четыре человека. Их дальнейшая судьба сложилась по-разному. Двое из них – братья Пупо и Маноло Беатон – были расстреляны за измену революции. Они убили майора Кристино Наранхо и скрылись в горах Орьенте, где стали заниматься подрывной деятельностью, пока не были схвачены одним крестьянином. Третий был пятнадцатилетний мальчик по имени Жоэль Иглесиас. После победы революции он стал президентом Ассоциации молодых повстанцев и майором Повстанческой армии. Четвертый после нашей победы пошел на службу в армию и получил звание лейтенанта. Его фамилия – Оньяте, но мы любовно называли его Кантинфласом по имени известного мексиканского комика.

С прибытием оружия боевая и политическая подготовка отряда, однако, не закончилась. Несколько дней спустя, 23 мая, Фидель отдал приказ о новом отчислении из отряда, в том числе целого отделения; и наши силы сократились до ста двадцати семи человек, большинство из которых были вооружены, причем около восьмидесяти бойцов имели хорошее оружие.

Из отделения, отчисленного вместе с командиром, остался лишь один боец по имени Крусито, который позднее стал нашим всеобщим любимцем. Крусито был поэтом-самоучкой. У него происходили частые стычки с поэтом Каликсто Моралесом, участником высадки с «Гранмы», который в своих стихах называл себя полевым соловьем. Это не нравилось Крусито, и в припевах сочиняемых им песен неизменно появлялось пренебрежительное обращение к Каликсто: «А ты – горная ворона».

Этот замечательный человек в своих песнях изложил всю историю нашей революции, начиная с «Гранмы». На каждом привале можно было видеть, как он, сидя с трубкой во рту, складывал эти песни. Поскольку у нас было очень мало бумаги, ему приходилось заучивать их наизусть, и, когда пуля сразила его в бою у Пино-дель-Агуа, эти песни были потеряны для нас.

В районе лесопилок мы получали бесценную помощь от старого знакомого Фиделя и Рауля – Энрике Лопеса, который в тот момент был служащим у Бабунов и выполнял роль нашего связного, одновременно обеспечивая нас продовольствием и помогая безопасно передвигаться в округе. В тех местах было множество дорог, по которым сновали военные грузовики. Мы не раз устраивали засады для захвата их, но успеха не имели. Может, это и к лучшему, потому что нам предстояла операция, которая явилась самым сильным психологическим ударом для противника за все время войны – нападение на Уверо.

25 мая было получено сообщение о том, что в районе Майари с яхты «Коринтия» высадилась группа во главе с Каликсто Санчесом. Через несколько дней мы узнали о плачевном результате этой операции. Прио посылал своих людей на смерть, но сам никогда не шел вместе с ними. Сообщение о высадке поставило нас перед неотложной необходимостью отвлечь силы врага и дать возможность этим людям добраться до какого-либо укрытия, реорганизоваться и начать действия. Мы шли на это из чувства солидарности с мужественными людьми, хотя и не знали о социальном составе высадившейся группы и о ее подлинных намерениях.

В тот момент между автором этих строк и Фиделом завязался спор. Я считал, что не следует упускать возможность для захвата грузовиков и что мы специально должны заняться охотой за ними на дорогах, по которым они беспечно ездили вверх и вниз. Однако в голове Фиделя уже созревала идея нападения на Уверо. Эта операция была бы намного полезнее и в случае овладения этим объектом принесла бы нам более полную победу. Для Батисты это был бы большой психологический удар, о котором узнала бы вся страна. О нападении же на отдельные грузовики батистовцы могли сообщить как о дорожном происшествии, повлекшем за собой, мол, гибель и ранения военнослужащих. Хотя люди и усомнились бы в правдивости такого сообщения, батистовской прессе все же удалось бы умолчать о нашем эффективном боевом присутствии в Сьерре. Это совсем не означало, что идея о захвате грузовиков при благоприятных обстоятельствах полностью отбрасывалась нами, но в то же время мы не должны были допускать, чтобы эти операции стали нашей основной целью.

Теперь, спустя несколько лет после этого спора, в котором Фидель не убедил меня и заставил выполнять свой приказ, я должен признать, что его соображения были правильными. Для нас было бы гораздо меньше пользы от операции против одного из моторизованных патрулей. Дело в том, что в то время наше общее страстное желание сражаться толкало нас на самые крайние и поспешные решения и не позволяло нам предвидеть более отдаленной цели. Но как бы там ни было, мы приступили к окончательной подготовке для нападения на Уверо.

Бой за Уверо

После того как был выбран объект для нападения, оставалось лишь уточнить детали операции. Для этого требовалось определить численность противника, количество постов, связь и подходы к нему, узнать, что собой представляет гражданское население, где что размещается и т. д. В решении этой задачи большую помощь оказал нам товарищ Кардеро, ныне являющийся майором Повстанческой армии. Если мне не изменяет память, администратор лесопилки доводился ему тестем.

Мы считали, что противник располагал о нас более или менее точными сведениями: нам удалось схватить двух шпионов, которые сознались, что их послал Касильяс для выявления местонахождения отрядов Повстанческой армии и пунктов их сбора. Смотреть на двух мужчин, молящих о пощаде, было, конечно, отвратительно и в то же время жалко, но нельзя было не исполнить суровых законов войны в эти тяжелые времена – оба шпиона были казнены на следующий день.

В тот же день, 27 мая, в штабе состоялось совещание. Фидель объявил, что в течение ближайших двух суток состоится бой и отряды должны быть готовыми к маршу.

Нашим проводником был Кардеро, который очень хорошо знал район казармы Уверо и все пути подхода к нему. Мы отправились в путь с наступлением темноты. За ночь предстояло пройти около 16 километров. Путь оказался нелегким: горная дорога, проложенная фирмой «Бабун» для своих лесопилок, извиваясь, круто спускалась вниз. На передвижение было затрачено около восьми часов, потому что ради предосторожности приходилось несколько раз останавливаться, особенно при приближении к опасным участкам. Наконец был отдан приказ об атаке: предстояло захватить посты и обрушить огонь на деревянную казарму.

Мы знали, что около казармы не было особых укреплений, если не считать сваленных в разных местах нескольких бревен. Вокруг были расставлены усиленные посты, каждый из которых имел по три-четыре человека.

Для руководства боем наш штаб разместился на высоте прямо напротив казармы. Кустарник позволял подойти к противнику очень близко. Бойцы получили строгий приказ не стрелять по жилым постройкам, поскольку там находились женщины и дети.

Казарма Уверо расположена на берегу моря, и, чтобы окружить ее, надо было наступать с трех сторон.

Хорхе Сотус и Гильермо Гарсия со своими взводами должны были атаковать пост, который прикрывал дорогу, идущую по берегу моря из Пеладеро. Альмейде было поручено ликвидировать пост, находившийся напротив высоты.

Фидель расположился на вершине высоты. Рауль со своим взводом должен был атаковать казарму с фронта.

Мне с ручным пулеметом и четырьмя помощниками отвели промежуточное направление. Камило и Амейхейрас должны были действовать в промежутке между моей группой и взводом Рауля. Однако в темноте ночи они не смогли правильно сориентироваться и, вместо того чтобы выйти левее меня, оказались справа. Взвод Кресенсио Переса должен был перерезать дорогу между Уверо и Чивирико, чтобы воспрепятствовать подходу подкреплений противника.

Предполагалось, что бой будет скоротечным, поскольку наше нападение должно было начаться внезапно. Однако время шло, а нам никак не удавалось развернуться в боевой порядок в соответствии с нашим планом. Через проводников Кардеро и местного жителя Элихио Мендосу продолжали поступать донесения. Уже стало светать, а мы все еще не были готовы к атаке. Хорхе Сотус сообщил, что ему плохо видно объект атаки с занятых им позиций, но было уже поздно менять их. Фидель первым открыл огонь из своей винтовки с телескопическим прицелом, и буквально через несколько секунд мы увидели, как казарма озарилась вспышками ответных выстрелов.

Я разместился на небольшом бугре. Казарма была довольно далеко внизу, поэтому было решено переместиться вперед и занять более выгодную позицию.

Все пошли в наступление: Альмейда двигался в направлении поста, прикрывавшего подступы к казарме со стороны отведенного ему сектора, слева шел Камило, в шляпе, напоминавшей каску солдата Иностранного легиона, с эмблемой «Движения 26 июля». Мы продвигались вперед, соблюдая все меры предосторожности.

К нашей группе стали присоединяться бойцы, оторвавшиеся от своих подразделений. Это были товарищ из Пилона, по кличке Бомба, а также Марио Леаль и Акунья. Огонь противника все усиливался. Мы подошли к открытому ровному участку, по которому приходилось перемещаться с большими предосторожностями из-за непрекращающегося прицельного огня противника. Со своей позиции, расположенной примерно в 60 метрах от переднего края противника, я увидел, как из окопа быстро выскочили два батистовских солдата и побежали к жилым домам. Я выстрелил по ним, но они уже успели вбежать в дом, по которому мы не могли вести огонь: там были женщины и дети.

Группа продолжала идти вперед и вышла на совершенно открытый участок местности. Вокруг зловеще свистели пули. Вдруг рядом со мной послышался стон и крики. Я подумал, что застонал раненый вражеский солдат, и пополз к нему, чтобы взять его в плен. Но это оказался раненный в голову Леаль. Я быстро осмотрел рану. Она была сквозная, в области темени. Леаль был уже без сознания, и у него начинался паралич одной стороны тела. Под рукой у меня не было перевязочных материалов, и пришлось закрыть рану бумагой. Немного погодя Жоэль Иглесиас оттащил его в сторону, и мы двинулись дальше. Вскоре был ранен Акунья. Мы залегли и стали вести огонь по расположенному перед нами, хорошо замаскированному окопу, одновременно готовясь к решительному броску, поскольку только так можно было окончательно подавить этот очаг сопротивления.

Казалось, что бой продолжался всего несколько минут, но на самом деле от первого выстрела до захвата казармы прошло два часа сорок пять минут.

Слева от меня впереди шедшие товарищи, среди которых, кажется, был и Виктор Мора, взяли в плен последних оказывавших сопротивление солдат, а прямо напротив нас из бревенчатого укрытия выскочил батистовец и поднял руки. Отовсюду слышались крики: «Сдаюсь!» Мы бросились к казарме, откуда раздалась последняя автоматная очередь, которая, как мы потом узнали, оборвала жизнь Нано Диаса.

Мы взяли в плен двух солдат, укрывшихся в доме, а также врача и санитара. С врачом, седым солидным человеком, чья последующая судьба мне неизвестна, произошел курьезный случай. Количество раненых было огромным, и, не имея возможности заниматься ими, я решил передать их этому врачу. Однако, когда я попытался сделать это, он спросил меня, сколько мне лет и когда я получил диплом. Услышав мой ответ, он откровенно признался: «Знаешь, парень, займись этим делом сам, потому что я только что закончил учебу и у меня очень мало опыта». Видимо, этот человек по своей неопытности и от страха забыл все, чему его учили. И мне снова пришлось сменить винтовку на халат врача.

После окончания этого боя, оказавшегося одним из самых кровопролитных для нас, мы подвели итоги, которые помогли воссоздать более полную картину наших действий. Она, естественно, отличается от той, которую я нарисовал на основе личных впечатлений в начале этого рассказа.

Как стало ясно после боя, бойцы отряда, двинувшиеся в наступление по сигналу Фиделя, сразу встретили сильный огонь противника. Батистовцы постоянно сосредоточивали свой огонь по высоте, с которой наш командир руководил боем. Хулито Диас, находившийся рядом с Фиделем, был ранен в голову в самом начале боя. Время шло, а огонь противника не позволял бойцам приблизиться к объектам. Из-за этого огня Альмейда не мог с ходу выполнить основную задачу – ликвидировать вражеский пост напротив высоты и тем самым обеспечить продвижение вперед своего взвода и взвода Рауля, который наступал с фронта.

В этом бою погиб проводник Элихио Мендоса, когда он с винтовкой в руке бросился на врага. Мендоса был суеверный человек и носил с собой талисман. Когда ему крикнули, чтобы он был поосторожнее, Элихио с презрением ответил: «Мой святой защитит меня!» Через несколько минут его надвое перерезала автоматная очередь. Противник, укрывшийся в окопах, продолжал сдерживать наше продвижение с фронта, нанося нам серьезные потери. Хорхе Сотус с одним бойцом попытался обойти вражеские позиции с фланга, со стороны дороги в Пеладеро. Однако этот боец был сразу убит, а Сотус вынужден был броситься в море, чтобы избежать верной смерти. С этого момента он практически не принимал участия в бою. Остальные бойцы его взвода попытались начать атаку, но были отброшены, потеряв при этом одного человека убитым и двоих ранеными.

Альмейда отдал приказ начать решительную атаку, чтобы любой ценой сломить сопротивление противостоящего ему противника. В результате успешных действий его бойцов вражеский пост был уничтожен и путь к казарме оказался открытым. Во время этой атаки Альмейда и трое его товарищей – Массо, Эрмес Лейва и Пена – были ранены, а четвертый, по имени Молл, погиб. На другом фланге Гильермо Гарсия удалось быстро ликвидировать вражеский пост. Меткой стрельбой из автомата он уложил четверых батистовцев. Рауль немедленно воспользовался этим успехом и, разделив свой взвод на две группы, бросился к казарме. Таким образом, в результате действий капитанов Гильермо Гарсия и Альмейды по уничтожению вражеских постов был окончательно решен исход боя. Одновременно следует отметить инициативные действия Луиса Креспо, который пришел к Альмейде из штаба, чтобы принять участие в атаке.

В тот момент, когда сопротивление противника уже было сломлено и мы подходили к казарме, где развевался белый флаг, кто-то, по-видимому из наших бойцов, выстрелил. В ответ раздалась автоматная очередь, сразившая Нано Диаса. Взвод Кресенсио непосредственно в атаке не участвовал и выполнял задачу по прикрытию дороги в Чивирико. Его бойцы поймали нескольких батистовцев, пытавшихся спастись бегством. Несмотря на то что бой был жестоким и длился долго, ни один местный житель не пострадал.

В бою за Уверо наш отряд потерял 15 человек убитыми и ранеными. Потери же противника составили 14 человек убитыми и 19 ранеными. В плен было взято 14 батистовцев, и лишь шести вражеским солдатам удалось спастись бегством. У противника, таким образом, было всего 53 человека, и командовал ими лейтенант, который вскоре после своего ранения решил капитулировать.

С обеих сторон в бою участвовало 133 человека, и за два часа сорок пять минут из строя было выведено 48 человек, то есть более одной трети личного состава. Такие потери можно объяснить тем, что наступавшим пришлось действовать в основном на открытой местности, а оборонявшиеся не имели надежных укрытий. При этом следует учитывать и ту ожесточенность, с которой дрались противники. Для нас этот бой явился переломным моментом. После него боевой дух отряда окреп, еще сильнее стала вера в победу. И хотя последующие месяцы были месяцами суровых испытаний, мы уже владели секретом побеждать врага. Этот бой решил судьбу мелких гарнизоном противника, расположенных вдали от его главных сил, и батистовцы вскоре отвели их.

Батистовцы не смогли получить подкрепления и авиационной поддержки, так как в их телефонный аппарат угодила одна из первых выпущенных нами пуль и связь казармы с Сантьяго была прервана. Насколько я помню, над полем боя пролетел всего два раза какой-то самолет. Разведывательные самолеты противника появились несколько часов спустя, когда мы уже были в горах. О степени плотности нашего огня, который обрушился на деревянные постройки, свидетельствует и то, что три из пяти маленьких попугайчиков, которых солдаты держали в казарме, были убиты.

Возвращение к обязанностям врача доставило мне несколько трудных моментов. Первым тяжелораненым, которому я оказал помощь, был товарищ Сильерос. Пуля раздробила ему правое плечо, прошла через легкие и застряла в позвоночнике. В результате обе ноги у Сильероса были парализованы, и его состояние было крайне тяжелым. Я дал ему болеутоляющее средство и туго перевязал грудь, чтобы ему было легче дышать, – единственное, чем я мог помочь своему товарищу. Тяжело раненных Леаля и Сильероса было решено оставить на попечение врача вражеского гарнизона. Когда я сообщил об этом решении Сильеросу, стараясь при этом как-то успокоить его, он ничего не сказал в ответ, но на его лице появилась печальная улыбка, которая больше всяких слов говорила о том, что он прекрасно осознает свою обреченность. Я тоже понимал это и хотел поцеловать его на прощание в лоб, но такой поступок с моей стороны как врача был бы равносилен вынесению смертного приговора своему товарищу, и я не должен был омрачать его последние минуты. С глубокой болью я простился с тяжелоранеными бойцами. Они оставались вместе с 19 ранеными батистовскими солдатами, которым мы также оказали посильную медицинскую помощь. Батистовцы проявили некоторую порядочность и не стали сразу расправляться с нашими товарищами. Сильерос долго не прожил и по пути в Сантьяго скончался. Леаль остался жив и до конца революционной войны находился в тюрьме на острове Пинос. У него до сих пор сохранились следы ранений, которые он получил в бою при Уверо – этом важном эпизоде нашей революционной борьбы.

Погрузив на один из автомобилей Бабунов как можно больше снаряжения и особенно медикаментов, я вовремя прибыл к месту сбора отряда, чтобы оказать помощь раненым и попрощаться с погибшими товарищами, которых мы похоронили у поворота дороги. Поскольку противник мог быстро организовать преследование, было решено уйти от этих мест как можно дальше. Я оставался с ранеными. Энрике Лопес должен был обеспечить транспортировку их в укромное место, выделить мне помощников и наладить снабжение медикаментами.

Рассказы о бое продолжались до самого рассвета. В ту ночь в отряде никто почти не спал. Каждый хотел принять участие в разговорах и сообщить о событиях, очевидцем которых он был. При этом допускались невероятные преувеличения. Ради интереса к статистике я подсчитал, сколько солдат было убито этими рассказчиками в ходе боя, и оказалось, что число убитых превышало все противостоявшие нам силы.

Мне стало ясно, что при подсчете потерь противника данные должны оценивать и сопоставлять несколько человек. В дальнейшем, стремясь любой ценой получить точные сведения, я требовал даже предъявления вещественных доказательств о каждом убитом солдате, поскольку забота о правдивости информации всегда стояла в центре внимания Повстанческой армии. Всем товарищам внушалась мысль о глубоком уважении к правде, и от них требовалось, чтобы они ставили ее превыше любого временного успеха.

Утром мы с грустью прощались с бойцами отряда, с которыми одержали столь важную победу. Со мной оставались Жоэль Иглесиас, Оньяте, проводник Синесио Торрес и Вило Акунья, ныне являющийся майором Повстанческой армии.

Спасая раненых

После боя при Уверо, на рассвете следующего дня, в воздухе появилась авиация противника. Попрощавшись с отрядом, мы скрыли следы, оставленные нами при входе в лес. Наша группа находилась всего в сотне метров от автомобильной дороги и ждала появления Знрико Лопеса, который должен был оказать нам помощь в поисках убежища.

Раненые Альмейда, Пена, Кике Эскалона и Манальс, которому я не разрешал ходить из-за ранения в легкие, не могли двигаться. Мануэль Акунья, Эрмес Лейва и Масео были способны идти самостоятельно. Поздним утром прибыл связной и сообщил, что Энрике Лопес не может оказать нам помощь, так как у него заболела дочь и он был вынужден уехать в Сантьяго. Правда, Лопес обещал прислать нам нескольких добровольцев, но вряд ли мы могли бы дождаться их.

Обстановка сложилась тяжелая. У Кике Эскалоны начала гноиться рана, да и состояние Манальса было не лучше. Мы провели разведку ближайших дорог и, не обнаружив вражеских солдат, решили перебраться в дом, расположенный на расстоянии около четырех километров. Хозяева покинули свое жилище, оставив большое количество цыплят.

Рабочие лесопилки помогли нам перенести раненых. На рассвете следующего дня, плотно поев – после нашего завтрака число цыплят сильно сократилось, – мы спешно покинули эту хижину, потому что и так уже провели целый день практически рядом с местом, где произошел бой. Вблизи проходили шоссейные дороги, и по ним противник мог быстро прибыть сюда. К нашей стоянке непосредственно выходила одна из дорог, проложенная компанией «Бабун» для вывоза леса. Перед нами стояла трудная задача – спуститься в долину, где протекал ручей Дель-Индио, а затем подняться по узенькой тропинке к землянке, в которой обитал крестьянин Исраэл с женой и шурином. Конечно, было жалко нести товарищей по такой пересеченной местности, но другого выхода не было. Хозяева землянки приняли нас гостеприимно, уступив даже свои кровати для раненых.

В районе первой стоянки мы спрятали самое старое оружие, чтобы как-то облегчить себе путь. Кроме того, по мере возрастания тяжести нашей ноши мы постепенно освобождались от большого количества трофейного снаряжения, без которого можно было временно обойтись. Как правило, после отдыха в изредка встречавшихся крестьянских хижинах мои товарищи забывали кое-что из своих вещей, и поэтому было решено еще раз пройтись по нашему пути и ликвидировать эти доказательства нашего пребывания в здешних местах. От этого зависела безопасность нашей группы. Одновременно проводник Синесио был отправлен на поиски своих знакомых в районе Пеладеро.

Вскоре Акунья и Жоэль Иглесиас сообщили мне, что поблизости они слышали чужие голоса. Мы сразу выдвинулись вперед, стремясь, чтобы встреча с врагом произошла как можно дальше от месторасположения раненых, защита которых была нашей святой обязанностью. Все понимали, что драться придется в очень трудных условиях. Обнаруженные на тропинке следы босых ног очень удивили нас, они показывали, что неизвестные шли той же самой дорогой, что и мы. Осторожно приблизившись, мы услышали, как несколько человек беспечно вели разговор между собой. Я вместе с Вило и Жоэлем задержал их. Это оказались взятые в бою за Уверо пленные, которые были освобождены Фиделем и теперь просто-напросто искали дорогу, чтобы выйти из леса. Какой-то еле державшийся на ногах старый капрал срывающимся голосом стал выражать свое восхищение нами и нашим знанием леса. У пленных был пропуск, подписанный Фиделем. Наше внезапное появление напугало их, и, воспользовавшись этим, мы еще раз строго предупредили, чтобы они никогда больше не пытались проникать в лес.

Пленные батистовцы, будучи городскими жителями, не умели ориентироваться в лесу, и нам пришлось вывести их на опушку, где стояла хижина, в которой мы ели цыплят, и указать им дорогу к берегу моря. Мои товарищи, действовавшие под видом дозорных, на прощание сказали батистовцам, что в лесу хозяевами являются повстанцы и что их дозоры немедленно оповестят свои главные силы о любых попытках батистовского вторжения в эти края.

Ночь мы провели в гостеприимном доме, а на рассвете расположились в лесу, попросив хозяев пойти в брошенную хижину и принести цыплят для раненых. Целый день мы прождали Исраэла и его жену. Позже нам стало известно, что их арестовали и на следующий день заставили показать батистовцам дорогу к предусмотрительно оставленному нами убежищу.

Мы продолжали проявлять большую осторожность, и пока нас никто не застал врасплох. Однако конечный результат в таких условиях предсказать очень трудно. В конце дня к нам пришел Синесио с тремя добровольцами. Одного из них, старика, звали Фелисиано. Двое других, Бандерас и Исраэл Пардо, были молодыми людьми и вскоре стали бойцами Повстанческой армии. Бандерас погиб в звании лейтенанта в бою при Хигуэ, а Исразл Пардо, старший сын в семье революционеров, сейчас служит в армии и имеет звание капитана.

Эти товарищи помогли нам быстро перенести раненых в крестьянский дом, находившийся на значительном расстоянии от опасного района, а я и Синесио до самой ночи ожидали прихода супругов с провизией, не ведая о том, что их уже схватили батистовцы. Заподозрив измену, мы решили долго не задерживаться в новом пристанище. Ужин был скудным и состоял из небольшого количества овощей, выкопанных поблизости от крестьянской хижины.

На следующий день, шесть месяцев спустя после высадки с «Гранмы», ранним утром мы снова отправились в путь.

И хотя человеку, привыкшему к ходьбе в горах, переходы, которые мы совершали за один раз, могли показаться невероятно короткими, для нас же они были очень длинными и трудными. Мы были в состоянии нести только одного раненого. В горных условиях приходилось переносить раненого в гамаке, подвешенном к толстому шесту, который буквально раздавливал плечи носильщиков, и они были вынуждены меняться через каждые 10–15 минут. Для транспортировки одного раненого в таких условиях необходимо было иметь 6–8 человек. Я помогал идти Альмейде, и вместе мы буквально перекатывались от дерева к дереву. Очень медленное движение нашей группы продолжалось до тех пор, пока не появился Пардо в сопровождении носильщиков.

Очень сильный ливень помешал нам быстро дойти до дома Пардо, и только к ночи мы добрались до него. Таким образом, небольшое расстояние в четыре километра наша группа прошла за 12 часов, покрывая один километр за три часа.

Зная хорошо дороги и местных жителей, Синесио Торрес в тот момент сослужил нам очень большую службу. Именно он через два дня переправил Манальса в Сантьяго для лечения. Мы готовились также отправить Кике Эскалону, у которого гноились раны.

До нас доходили противоречивые слухи. Одни заявляли, что Селия Санчес была арестована, другие – убита. Говорили также и о том, что батистовский патруль схватил Эрмеса Кардеро. Мы уже начинали сомневаться, верить ли этим слухам. Они подчас были страшнее один другого, Так, например, арест Селии означал бы для нас фактическую изоляцию. Она была нашим единственным проверенным и надежным связным. К счастью, в отношении ее слухи не подтвердились. Что касается Эрмеса Кардеро, то он действительно был арестован и ему чудом удалось выжить в застенках батистовской тюрьмы.

Давид, управляющий одного латифундиста, жил на берегу реки Пеладеро. Этот человек тесно сотрудничал с нами. В те дни он заколол для нас корову и просил ночью прислать людей за мясом, которое лежало на берегу реки. Сначала я отправил группу во главе с Исраэлом Пардо, а затем послал группу во главе с Бандерасом. Последний оказался довольно недисциплинированным человеком и не выполнил этого задания, свалив его на других.

У нас уже образовался небольшой отряд, командование которым я принял на себя, поскольку Альмейда был ранен. Руководствуясь чувством ответственности за судьбу отряда, я лишил Бандераса звания бойца нашей армии и приказал считать его сочувствующим, пока он не изменит своего поведения. Он исправился, хотя и не стал образцом дисциплинированного бойца.

Это был сообразительный и любознательный человек, но удивительно наивный. Участие в революционной борьбе помогло ему многое понять в жизни. Бандерас обрабатывал небольшой отвоеванный у леса участок земли, и его небогатое хозяйство состояло из землянки, нескольких поросят и собаки. Он страстно любил лес и крестьянский труд. Однажды Бандерас показал мне фотографию двух своих сыновей. С женой он был в разводе, и его дети жили вместе со своей матерью в Сантьяго.

После победы революции этот крестьянин намеревался бросить свой клочок земли, по его словам, повисший почти на вершине горы, и уехать в какое-нибудь место, где можно было хорошо поработать.

Я говорил с ним о кооперативах, но он не очень меня понимал. Он хотел обрабатывать собственную землю своими собственными силами. Однако постепенно я стал убеждать своего бойца, что лучше обрабатывать землю совместно и что применение машин может облегчить и улучшить результаты его труда. Вне всякого сомнения, Бандерас был бы сегодня передовым тружеником сельского хозяйства. Там, в Сьерре, он готовил себя к будущему, научился хорошо читать и писать. Это был умный крестьянин, понимавший, как много значат усилия каждого человека в создании новой жизни в нашей стране.

У меня состоялась длинная беседа с управляющим Давидом, который попросил меня составить список наиболее необходимых для нас предметов, так как он отправлялся в Сантьяго и мог достать их.

Это был типичный управляющий. Он был предан своим хозяевам, пренебрежительно относился к крестьянам и придерживался расистских взглядов. Тем не менее, когда батистовцы узнали о связях Давида с нами, они подвергли его зверским пыткам. Мы считали его уже мертвым, когда он снова встретился с нами и поспешил заверить всех, что он никого не выдал. Я не знаю, остался ли теперь Давид на Кубе или отправился вслед за своим патроном, имущество которого было конфисковано революцией. Но в то время этот человек понимал необходимость перемен, правда не представляя себе, что они могут также затронуть и его жизнь, и привычный ему мир.

Здание революции построено благодаря героическим усилиям простых людей. Наша задача состоит в том, чтобы воспитывать всех людей настоящими революционерами, развивать в них честность и благородство; необходимо работать и с такими людьми, как Давид, который неправильно понимал революцию, и с такими, как Бандерас, который погиб, так и не увидев нашей победы. Все мы, являющиеся сегодня свидетелями достижений революции, должны помнить о тех, кто отдал свою жизнь за нее, учиться на их опыте, чтобы в будущем меньше делать ошибок.

Возвращение

Весь июнь 1957 года у нас ушел на залечивание ран наших товарищей, полученных ими во время атаки на казарму Уверо. В дальнейшем нам предстояло сколотить небольшую группу бойцов и присоединиться к отряду, которым командовал Фидель.

Связь с внешним миром мы поддерживали тогда через управляющего местным поместьем Давида, который был связан с партизанами. Он не только доставал нам продовольствие, но и своими советами и особенно своевременными предостережениями во многом облегчал в тот период наше нелегкое положение. В те первые дни мы не были еще знакомы с Панчо Тамайо – местным стариком крестьянином, оказавшим нам впоследствии огромную помощь. Он выполнял роль нашего связного. Я имею в виду того самого Панчо Тамайо, который уже после победы революции погибнет от рук контрреволюционеров.

Синесио стал допускать расхлябанность и недисциплинированность, несколько раз он напивался на общественные деньги, злоупотреблял доверием других, не выполнял приказы, а в одно из своих похождений привел в отряд 11 совершенно безоружных новобранцев, хотя прекрасно знал, что мы старались тогда не принимать в отряд тех, у кого не было оружия.

Пополнение молодого повстанческого движения шло непрерывно. Людей, желавших вступить в ряды партизан, к нам в лагерь приводили обычно местные крестьяне, которые знали о нашем местонахождении. Через наш небольшой, только что сформированный отряд прошло не менее 40 человек, но число активных штыков в нем не превышало, как правило, 25–30 человек. Часть людей покидала нас по собственной воле, а с другими пришлось расстаться по иным причинам.

В те дни дала о себе знать моя астма. Из-за отсутствия лекарств она вновь приковала меня к постели. Я облегчал свои мучительные страдания тем, что курил самокрутки из сухих листьев душистого горошка. Это средство против астмы распространено среди жителей гор Сьерра-Маэстры. Когда прибыли лекарства, я быстро поправился и был полностью готов к выступлению. Но по разным причинам оно откладывалось со дня на день. Чтобы не терять зря времени, мы послали небольшую группу на поиски оружия, брошенного нами, как непригодное, после боя при Уверо. Группа затратила целую ночь, чтобы отыскать и доставить в лагерь несколько старых винтовок, имевших те или иные дефекты, а также неисправный пулемет, которые нам могли еще пригодиться.

В конце концов наше выступление было назначено на 24 июня. К тому моменту в отряде насчитывалось 26 человек, среди которых имелось пять выздоравливавших от ранений бойцов. Колонна на марш выступала четырьмя группами: первой, авангардной, командовал Вило Акунья; основные силы находились под моим командованием, а двумя небольшими группами, замыкавшими колонну, руководили Масео и Пенья. Старший из нас по званию был в то время Хуан Альмейда, но он еще не оправился от полученной раны в бедро. Пенья был лейтенантом, а Масео и Вило – рядовыми.

Однако 24 июня мы не выступили. Причиной тому явилось стечение ряда обстоятельств. Во-первых, нам стало известно, что в отряд должен прибыть один из наших проводников и с ним еще один новобранец. Необходимо было дождаться их. Кроме того, надо было увидеть старика Тамайо, который постоянно ходил в город, приносил нам новости, обеспечивал продуктами и одеждой. Наконец из Сантьяго-де-Куба, благодаря усилиям Давида, в отряд поступило солидное количество продовольствия, которое трудно было взять с собой целиком. Поэтому нам пришлось найти пещеру и спрятать в ней часть продуктов. На это также ушло время.

26 июня мне впервые пришлось выполнить обязанности стоматолога, хотя это, возможно, и слишком громко сказано, ибо в Сьерра-Маэстре меня окрестили более точным именем – зубодер. Первой моей «жертвой» был Исраэл Пардо, ставший впоследствии капитаном. Он отделался довольно легко. Вторым был Жоэль Иглесиас, у которого, несмотря на все мои старания, я не мог вытащить больной зуб – разве что оставалось установить для этого заряд динамита. Жоэль так и закончил войну с больным зубом. Во время своих врачеваний я восполнял довольно часто недостаток опыта, а заодно и отсутствие обезболивающих средств, тем, что прибегал к «психологической анестезии», употребляя при этом крепкие словечки, если мои пациенты начинали слишком беспокойно вести себя, когда я возился у них во рту.

Перед самым нашим выступлением несколько человек, испугавшись трудностей, ушли из отряда, но вместо них пришли другие бойцы, четверых из которых привел старик Тамайо. Среди вновь прибывших находился Феликс Мендоса, который принес с собой винтовку. Он рассказал, что по дороге к нам на него и еще одного нашего товарища неожиданно напали батистовцы. Мендоса бросился бежать в сторону ближайших холмов и скрылся невредимым, а шедший с ним товарищ был взят в плен. Позже стало известно, что «батистовцами» в действительности были наши люди из состава дозора, которым командовал Лало Сардиньяс, а захваченный ими «пленный солдат» оказался их старым знакомым, и они уже переправили его в отряд Фиделя. Среди прибывших находился и Эвелио Саборит, ставший впоследствии майором Повстанческой армии. С прибытием этого пополнения нас стало 35 человек.

Радио приносило нам сообщения о новых актах насилия и произвола, творимого Батистой и его кликой по всей Кубе. 1 июля мы узнали о смерти брата Франка Пайса, Хосуэ, и еще нескольких товарищей, погибших во время вооруженного выступления в Сантьяго-де-Куба.

Мы шли короткими переходами, поднимаясь медленно по склонам горного хребта Пеладеро. Но несмотря на кратковременность переходов, все очень уставали. Некоторые из новичков просили разрешить им вернуться назад в город, чтобы там, как они говорили, «выполнять более полезные поручения». Спустившись с вершины Ла-Ботелья, мы зашли к крестьянину Бенито Моры, который радушно принял нас в своем убогом жилище, почти прилепившемся к скалам. Перед тем как подойти к дому Бенито, я собрал всех бойцов и сказал им, что для нас наступают трудные времена, рядом находятся правительственные войска, возможно, нам придется голодать не один день, делать большие переходы и тот, кто чувствует, что не выдержит, пусть скажет об этом сразу. После моих слов несколько человек ушли из отряда. Но были и такие, как некто Чичо и ему подобные, которые вначале клялись, что готовы идти со всеми «до гроба». Однако каково же было наше удивление, когда мы, уже покинув дом Венито Моры и расположившись на ночлег на берегу небольшого ручья, узнали о желании этих людей уйти из отряда. Мы не стали возражать и в шутку назвали ручей, около которого это произошло, «ручьем до гроба», ибо только до него хватило храбрости и решимости у Чичо и его приятелей. Об этом случае мы вспоминали часто, пока не спустились окончательно с гор к концу войны.

После ухода группы Чичо нас осталось 28 человек, но на следующий день к нам прибыли двое бывших военных, которые пришли в Сьерра-Маэстру, по их словам, бороться за свободу. Это были Хильберто Капоте и Николас. Привел их Аристидес Герра – один из наших проводников, который потом выполнял очень важную задачу: в течение всей войны он перегонял для нас из района Байямо к месту нашего расположения целые стада скота, в основном мулов, обеспечивая нас мясом и тягловой силой. Это было не менее опасным делом, чем идти в атаку на врага.

Во время коротких остановок мы старались по мере возможности проводить занятия с недавно прибывшими в отряд бойцами. Для этого были выделены те двое бывших военных. Они должны были рассказать новичкам о назначении оружия, научить сборке и разборке его, обучить стрельбе, используя для этого сперва холостые патроны. Но с самого начала дело с обучением не пошло, так как на первом же занятии у одного из выделенных инструкторов произошел случайный выстрел, и его пришлось немедленно освободить от обязанностей инструктора. Нам же всем этот случай показался поначалу подозрительным. Но виновник его так неподдельно смутился, что трудно было заподозрить его в чем-либо. Все же двое военных не выдержали трудностей перехода и ушли от нас в сопровождении того же Аристидеса. Позже Хильберто Капоте вернется к нам в отряд и геройски погибнет под Пино-дель-Агуа в звании лейтенанта.

Покинув служивший нам биваком дом крестьянина Поло Торреса, мы выступили в направлении горного массива Невада. (Дом этого крестьянина находился в горном районе Меса, который впоследствии стал месторасположением одной из наших опорных баз.) Проводником у нас был крестьянин по имени Туто Альмейда. Наша задача состояла в том, чтобы, достигнув Невады, выйти в район, где находился отряд Фиделя. Для этого нам требовалось пройти по северным склонам пика Туркино.

Мы шли в заданном направлении, когда неожиданно увидели впереди двух крестьянок, которые, заметив нас, бросились наутек. Пришлось догнать и остановить их. Это были сестры по фамилии Мойя. Они оказались адвентистками, но, узнав, кто мы такие, искренне помогли нам, несмотря на свои религиозные убеждения, запрещавшие им быть на стороне какого-либо насилия. Такими доброжелательными по отношению к партизанам они остались в течение всей войны.

Отдохнув и как следует подкрепившись, мы намеревались выступить к деревне Мар-Верде, которая находилась на нашем пути к Неваде. Однако стало известно, что во всем прилегающем к ней районе находились правительственные войска. После короткого совещания с нашими проводниками было решено вернуться назад и штурмовать напрямую пик Туркино. Это был очень трудный, но менее опасный в тех условиях путь.

С помощью имевшегося у нас небольшого радиоприемника мы поймали тревожное сообщение о том, что идут упорные бои между партизанами и правительственными войсками в районе населенного пункта Эстрада-Пальма и что Рауль Кастро тяжело ранен. (С тех пор много воды утекло, и я не могу сейчас точно вспомнить, передала ли это сообщение наша радиостанция или правительственная.) Мы не знали тогда, верить передаваемым по радио сообщениям или нет, тем более правительственным сообщениям, в лживости которых мы не раз убеждались раньше. Во всяком случае, для нас было важно как можно быстрее завершить переход и выйти в нужный район. Поэтому в тот день мы шли и ночью, пока не вышли на склоны пика Туркино. Остаток ночи мы провели в доме крестьянина по прозвищу Бискаец, которого называли так потому, что он был родом из Бискайи.

Этот крестьянин жил в своей маленькой хижине совершенно один. Оказалось, что у него имелось несколько марксистских книг, которые он бережно прятал в небольшой пещере, расположенной вдалеке от его жилища. Он с гордостью поведал нам о своей причастности к марксизму, о чем мало кто знал в округе. Бискаец показал нам дорогу, и мы продолжили наш путь, удаляясь все дальше и дальше от тех мест, где когда-то совершал свои «похождения» Синесио.

От этого на душе у Синесио, простоватого и склонного к анархизму крестьянина, становилось грустно. На одном из привалов он сговорился со стоявшим на посту новичком, по кличке Ворон, бежать из отряда. Накануне мы выдали этому бойцу за старание винтовку системы «Ремингтон». У самого Синесио тоже была винтовка. Когда примерно спустя полчаса мне стало известно об этом дезертирстве, то я, не теряя ни минуты, бросился искать их, так как не очень доверял Синесио. К тому же винтовки тогда мы берегли как зеницу ока. Но я опоздал: оба успели уже удрать. Братья Бандерас и Исраэл Пардо, которые были вооружены только пистолетами, также пошли ловить дезертиров, надеясь задержать их и отобрать винтовки, но и эта попытка была безуспешной. В нашем положении – практически без оружия, без прямой связи с руководителем революции, без опыта и точного знания маршрута, в окружении правительственных войск, которых, по рассказам крестьян, было «несметное множество», – было чрезвычайно трудно поддерживать в отряде моральный дух, особенно среди бывших крестьян, не привыкших к тяготам кочевой жизни. Один тип, по прозвищу Мексиканец, пытался подговорить группу бойцов дезертировать.

Я узнал о готовящемся дезертирстве от Эрмеса Лейвы – двоюродного брата Жоэля Иглесиаса. Для выяснения сути дела я устроил очную ставку, на которой Мексиканец клялся всеми своими предками, что он и не думал дезертировать, а хотел просто уйти из отряда, чтобы с небольшой группой выслеживать и ликвидировать доносчиков, шпионивших за партизанами. Он оправдывал свои намерения отсутствием активных боевых действий с нашей стороны, а в действительности же надеялся заняться грабежом. Впоследствии в одном из боев в долине Эль-Омбрито был убит Эрмес Лейва, и обстоятельства его гибели вызывали у нас сильные подозрения против Мексиканца. Однако я так и не смог прийти к окончательному выводу относительно того, как погиб Лейва.

Мексиканец остался в отряде и дал «слово революционера», что никогда не дезертирует сам и не будет никого подстрекать к этому. Он дослужился до звания капитана, но затем все-таки предал интересы революции и сбежал в Майами.

После тяжелых переходов мы достигли района Пальма-Моча и уже по западным склонам пика Туркино подошли к деревне Лас-Куэвас, где нас очень радушно встретили крестьяне. С ними мои товарищи установили хороший контакт, используя для этого мою профессию «зубодера». Я исполнял эту обязанность со всей прилежностью, на которую только был способен. Подкрепившись и немного отдохнув, мы сразу же выступили в направлении населенных пунктов Пальма-Моча и Эль-Инфьерно и прибыли туда 15 июля. От местного жителя, по имени Эмилио Кабрера, нам стало известно о том, что где-то поблизости находились в засаде бойцы Лало Сардиньяса из отряда Фиделя. Заодно этот крестьянин пожаловался, что в случае боя повстанцев с батистовцами его, мол, безопасность будет поставлена под угрозу.

16 июля произошла наконец наша встреча с этой небольшой группой партизан. Ее командир Лало Сардиньяс рассказал нам о своей жизни и о том, как он стал партизаном. Сардиньяс был торговцем и активно помогал партизанам, снабжая их продовольствием. Но однажды о его связях с нами узнали батистовцы, и, спасаясь от преследования, он убил предателя и ушел в горы.

Лало получил приказ устроить засаду и ждать, пока не подойдет колонна солдат, которыми командовал Санчес Москера. Этому твердолобому батистовцу вновь удалось проникнуть по течению реки Пальма-Моча в партизанские районы. Еще недавно его подразделение было почти полностью окружено отрядом Фиделя, но Москере удалось избежать разгрома. Батистовцы быстро перевалили через пик Туркино и оказались в безопасности.

Как я уже говорил, во время нашего перехода до нас доходили кое-какие сведения о близости батистовцев. В один из дней мы убедились в этом сами, когда, подойдя к одной крестьянской хижине, увидели, что рядом с ней проходила траншея. Обитатели этой хижины сообщили нам, что буквально накануне здесь находился противник. Но тогда нам и в голову не пришло подумать, что эти следы, принимаемые нами за планомерное наступление правительственных войск против партизан, в действительности просто свидетельствовали о беспорядочном бегстве батистовцев. Характер боевых действий в Сьерра-Маэстре в корне менялся: теперь партизаны располагали достаточным количеством сил, чтобы окружить или обратить в бегство под угрозой полного уничтожения целое подразделение правительственных войск.

Батистовцам этот урок пошел на пользу, и они уже не отваживались открыто появляться в горах, как раньше, если не считать спорадических набегов на партизанские районы. Руководил этими карательными операциями, как правило, Санчес Москера – один из самых воинственно настроенных офицеров в батистовской армии.

Москера совершил головокружительную карьеру: за один год, с 1957 по 1958, он сменил погоны простого лейтенанта на полковничьи. Это звание ему было присвоено после полного провала «генерального наступления» батистовской армии против партизан в июне 1958 года. Негодяй Москера, кроме того, нажил себе немало денег тем, что во время своих пиратских рейдов по горным районам Сьерра-Маэстры безжалостно грабил крестьян, отбирая у них все, что попадалось под руку.

Назревает измена

Наш отряд рос численно, повышался боевой дух его бойцов. Приятно было видеть отряд как бы заново родившимся: повысилась дисциплина, более боевым стало настроение бойцов. Нас насчитывалось уже около 200 человек, у некоторых бойцов появилось новое оружие. Во всем этом чувствовалась качественная перемена, особенно заметная в Сьерра-Маэстре, где теперь имелась настоящая свободная территория.

В сложившихся условиях для нас отпала необходимость в таких строгих мерах предосторожности, какие соблюдались нами раньше. Теперь можно было без опаски поболтать в ночное время, устроившись где-нибудь поудобнее в гамаке; разрешалось посещать дома крестьян, с которыми мы завязали более тесные контакты. Особенно радовало то радушие, с которым нас встречали наши старые знакомые из числа местных жителей.

Несколько слов о «знаменитостях» того времени – о Филипе Пасосе и Рауле Чибасе. Это были совершенно противоположные по характеру люди. Рауль Чибас был известен тогда лишь благодаря славе своего брата, с именем которого был связан целый исторический период на Кубе. Но в отличие от брата он не обладал ни одним из его достоинств: ни страстностью, ни проницательностью, ни умом. В партии ортодоксов Чибас держался обособленно, и это делало его фигурой одинокой и загадочной. Желанием его было скорее уйти из отряда.

В отличие, от него Филипе Пасос был действительно известной личностью. Его знали как крупного экономиста, и, кроме того, он слыл честным человеком, так как, будучи президентом Национального банка Кубы при правительстве Прио Сокарраса, «прославившемся» разными махинациями и казнокрадством, не занимался грабежом, как это делали другие. «Великолепное достоинство, – могут подумать некоторые, – оставаться незапятнанным в такое время». Возможно, это и справедливо, если говорить просто о государственном служащем, стремительно продвигающемся по служебной лестнице и остающемся безразличным к нуждам своей страны. Но как можно было называть его честным человеком, тем более революционером, если он не изобличал день изо дня те неслыханные насилия и произвол, которые творились по всей стране?!

Филипе Пасос делал вид, что ничего особенного не происходит, и старался не замечать действительности.

После совершенного Батистой государственного переворота Филипе Пасос, несмотря на то что он находился в зените славы и пользовался всеми почестями и благополучием, оставил пост президента Национального банка страны и оказался в Сьерра-Маэстре. Но, будучи по натуре человеком тщеславным, он наивно полагал, что, прибыв в горы, станет хозяином положения и что сама судьба уготовила ему роль вершителя судеб страны. Может быть, уже тогда или, возможно, позже у него созрела идея предать дело революции, во всяком случае, его поведение никогда не было абсолютно искренним и откровенным.

Поддержав совместную декларацию, которую мы ниже постараемся проанализировать, Филипе Пасос отправился затем на съезд в Майами в качестве самозваного делегата от «Движения 26 июля», где его собирались избрать временным президентом Республики. Тем самым у свергнутого Батистой бывшего президента Прио Сокарраса появился бы свой человек в руководстве будущим Временным правительством.

В те дни, о которых я рассказываю, мы не располагали временем, чтобы в деталях обсудить с Фиделем сложившееся положение. Но он все же рассказал мне о том, как он прилагал огромные усилия, для того чтобы совместная декларация получилась по-настоящему боевой, чтобы в ней были отражены наши принципиальные положения.

Сделать это было не так легко из-за противодействия со стороны этих двух крайне реакционных деятелей, которым интересы народа были чужды.

В результате принятая декларация настаивала главным образом на лозунге «широкого революционно-патриотического фронта, охватывающего все политические оппозиционные партии, все патриотические организации, все революционные силы».

В декларации предлагалось: образовать революционно-патриотический фронт в рамках общего фронта борьбы; назначить кандидата на пост председателя Временного правительства; не обращаться с просьбой и не принимать посредничества со стороны иностранного государства в решении внутренних дел Кубы; не допускать, чтобы в республике правила военная хунта; полностью отделить армию от политики и гарантировать неприкосновенность военных институтов; объявить, что в течение года после свержения Батисты будут проведены выборы.

В разработанной программе будущего Временного правительства заявлялось о необходимости освобождения всех политзаключенных; о полной гарантии свободы информации для печати и радио и гарантировании гражданам всех прав и свобод, предусмотренных Конституцией; о назначении временных алькальдов во всех муниципалитетах после предварительного согласования с местными патриотическими организациями; об отмене всех форм незаконного присвоения казенной собственности и принятия мер, направленных на повышение эффективности государственных органов; о введении административных должностей; о демократизации профсоюзного движения посредством проведения свободных выборов во всех профсоюзных организациях и промышленных федерациях.

Кроме того, эта программа предусматривала немедленное проведение широкой кампании по ликвидации неграмотности и патриотическому воспитанию граждан, разъяснению им их прав и обязанностей перед обществом и родиной; выработку принципов проведения аграрной реформы, которая была бы направлена на распределение пустующих государственных и частных земель и превращение в собственников безземельных и малоземельных крестьян с «предварительным возмещением стоимости земли ее бывшим владельцам»; принятие такой финансовой политики, которая восстановила бы устойчивость национальной валюты и позволила бы использовать банковские кредиты для финансирования программ капитальных вложений; ускорение процесса индустриализации и создание новых источников занятости в стране.

К этому добавлялись два пункта, на которые делался особый упор. Первое. «Необходимо сразу же наметить кандидата на пост председателя Временного правительства Республики, чтобы показать всему миру, что кубинский народ способен сплотиться под лозунгом свободы и пойти за лидером, который, соединив в себе беспристрастность, цельность, решимость и скромность, сможет воплотить в жизнь этот лозунг. Людей, способных выполнить эту роль, на Кубе имеется в избытке». (Конечно, кто-кто, а Филипе Пасос – один из тех, кто подписал документ, – прекрасна понимал, что избытка в таких людях не было и в той конкретной обстановке самым подходящим человеком для этой роли был только он.) Второе. «Это лицо должно быть назначено всеми патриотическими организациями страны, стоящими вне политики. Их поддержка освободила бы временного президента от любого партийного обязательства, открыв путь к проведению абсолютно честных и беспристрастных выборов».

Кроме того, в документе было записано, что для обсуждения любых вопросов нет необходимости прибывать специально в Сьерра-Маэстру, что для этого достаточно направить своих представителей в Гавану, Мехико или в любое другое место, куда будет необходимо.

Фидель пытался настоять на том, чтобы некоторые пункты декларации, особенно касавшиеся аграрной реформы, были бы более четко выражены. Однако было довольно трудно пробить стену, воздвигнутую реакционерами и здесь. Действительно, формулировка «выработать принципы проведения аграрной реформы, которая была бы направлена на распределение пустующих земель» была слишком расплывчатой, а предусматривавшееся возмещение их стоимости бывшим владельцам было как раз в духе того, что пропагандировала контрреволюционная газета «Диарио-де-ла-Марина».

Необходимо заметить, что некоторые из положений, содержавшихся в подписанном документе, после победы революции не были осуществлены в том виде, в каком они первоначально были сформулированы. Дело в том, что враги революции сами нарушили соглашение, вытекавшее из духа декларации, и, пытаясь освободиться от неудобных для себя требований и обязательств этой декларации, раскрыли перед народом свои истинные намерения и тем самым в некоторой степени помогли нам разоблачить их. Цель их состояла в том, чтобы уже на том этапе создать трудности для будущего революционного правительства. Но враг не предполагал, что из этого могло получиться, не подозревал о том, какой огромной поддержкой и авторитетом пользовалась среди народа Повстанческая армия.

Конечно, мы не были удовлетворены содержанием декларации, но, несмотря на это, она была необходима, так как в целом носила прогрессивный характер. Мы понимали, что эта декларация могла служить лишь до определенного момента, после которого она стала бы тормозом для дальнейшего развития революционного процесса. Но в тех условиях мы готовы были выполнить ее требования.

Для нас было понятно, что это программа-минимум, которая, по существу, ограничивает наши возможности. Но мы также понимали, что, находясь в горах, практически невозможно оказывать наше влияние в такой мере, в какой нам бы хотелось. Поэтому в течение какого-то периода времени мы должны были уживаться с целым сонмом так называемых «друзей народа», которые в действительности хотели использовать нашу военную силу, а также огромную веру народа в Фиделя Кастро для своих темных махинаций и прежде всего для того, чтобы сохранить господство империализма на Кубе, опираясь на компрадорскую буржуазию, тесно связанную со своими североамериканскими хозяевами.

В то же время принятая декларация имела некоторые положительные стороны. В ней, в частности, говорилось о Сьерра-Маэстре и было четко записано: «Никто не должен поддаваться обману официальной пропаганды относительно борьбы в Сьерра-Маэстре. Сьерра-Маэстра – это неугасимый факел свободы, зажженный в сердцах наших соотечественников, и мы сможем быть достойными доверия и надежд нашего народа». Но доверие народа смог оправдать лишь Фидель Кастро, двое же других оказались не в состоянии выполнить роль даже простых наблюдателей в Сьерра-Маэстре: они вскоре просто сбежали из отряда. Один из них, Чибас, попал затем в руки батистовской полиции, которая с ним плохо обошлась. Впоследствии оба они окажутся в США.

Но враги революции ловко рассчитали готовившийся ими удар: группа политиканов, представлявших цвет кубинской олигархии, прибывает в Сьерра-Маэстру под предлогом «защиты свободы», подписывает совместную декларацию с повстанческим лидером, который в то время вынужден находиться в горах, и уезжает, имея полную свободу действий для осуществления в дальнейшем своих махинаций на съезде в Майами. Они не предусмотрели лишь одного – политическими махинациями можно безнаказанно заниматься до тех пор, пока это позволяет противная сторона, а в данном случае – вооруженный народ. Быстрые контрмеры, предпринятые нашим вождем, а также сила и авторитет Повстанческой армии спутали карты предателей дела революции и помешали им вершить свое грязное дело. Когда спустя несколько месяцев стали известны результаты сделки, состоявшейся между врагами революции на съезде в Майами, решительный ответ Фиделя по поводу принятых на нем документов парализовал действия наших противников. Они обвинили нас в раскольничестве, в намерении навязать «с гор» свою волю, но все же вынуждены были на время изменить тактику. Позже они подготовят новый обман в виде так называемого Каракасского пакта.

Совместная декларация была датирована 12 июля 1957 года и напечатана в газетах того периода. Для нас было ясно, что наша главная цель состоит в том, чтобы разгромить батистовскую армию на полях сражений.

Именно в те дни нами был сформирован новый партизанский отряд. Я был назначен командиром этого отряда, и мне присвоили звание капитана. Новые воинские звания получили и еще несколько товарищей. Среди них были командиры взводов Рамиро Вальдес и Сиро Редондо, которым также было присвоено звание капитана.

Отряд состоял из трех взводов (первым командовал Лало Сардиньяс, назначенный одновременно заместителем командира отряда, вторым – Рамиро Вальдес и третьим – Сиро Редондо) и в то время насчитывал в своих рядах 75 человек, в основном крестьян. Поэтому наш отряд называли крестьянским. И хотя его бойцы были по-разному одеты и вооружены, я все же испытывал гордость за них.

Приближался День 26 июля. Накануне мы послали поздравительное письмо Карлосу. (Подпольная кличка Франка Пайса, которому тогда оставалось жить совсем недолго.) Письмо подписали все офицеры Повстанческой армии. Подписи ставили в две колонки на листе бумаги.

Когда писарь начал заполнять вторую колонку, проставляя вначале воинские звания, и очередь дошла до моей фамилии, то Фидель тихо сказал ему: «Поставь – «майор».

Так я был произведен в майоры 2-й колонны Повстанческой армии; позже эта колонна стала называться 4-й.

Произошло это в одном крестьянском доме, в каком именно, сейчас я уже не помню, но там же, где мы составляли письмо Карлосу, который так геройски действовал в самом Сантьяго-де-Куба, снабжая нас продовольствием и различным снаряжением.

В тот день я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Маленькую звездочку – символ моего назначения – мне приколола Селия Санчес, вручившая мне одновременно в качестве небольшого подарка наручные часы.

Перед нашим только что сформированным отрядом была поставлена задача окружить Санчеса Москеру, но этот прохвост опередил нас, сумев вовремя выбраться из района партизанских действий.

Не теряя времени, мы начали готовиться к выступлению в назначенный нам новый район действий – Эль-Омбрито. Кроме того, приближался День 26 июля. Нужно было хорошо подготовиться, чтобы достойно встретить эту славную дату. Фидель поручил мне сделать для этого все необходимое, конечно в рамках доступного в то время для нас. На одном из последних совещаний командиров среди присутствовавших находился прибывший к нам новый врач Серхио дель Валье, ставший потом начальником Генерального штаба Революционных вооруженных сил. А тогда он исправно исполнял свои обязанности врача в трудных условиях Сьерра-Маэстры.

Примерно в тот период перед нами встала задача показать противнику, что мы существуем, несмотря на некоторые наши временные неудачи. Одной из них было, например, то, что батистовской полиции удалось перехватить груз с нашим оружием, предназначавшимся для боевых действий в районе сентраля Миранда. В результате попали в плен многие из наших товарищей, и среди них был Фаустино Перес. Фидель возражал против дробления наших сил, но поначалу уступил уговорам Льяно.

Справедливость его слов вскоре подтвердилась. В дальнейшем мы начали укреплять главную партизанскую базу в горах Сьерра-Маэстры, рассматривая это как первый шаг для последующего расширения действий Повстанческой армии.

Атака на Буэйсито

Вместе с первыми днями нашей самостоятельной партизанской жизни пришли новые заботы. Прежде всего требовалось добиться от бойцов строгой дисциплины, подготовить командные кадры, создать хотя бы подобие штаба для обеспечения успеха в будущих операциях. Все это не так легко было сделать, особенно если учесть невысокий уровень дисциплины среди наших бойцов в тот период. А потом к нам пришла беда: мы потеряли одного из наших любимых товарищей – лейтенанта Масео. Он ушел на задание в Сантьяго-де-Куба и не вернулся. Больше его никто из нас не видел, а позже мы узнали, что он погиб там.

Нескольким товарищам были присвоены за это время новые воинские звания. В частности, звание лейтенанта получили Уильям Родригес и Рауль Кастро Меркадер. Таким образом, мы постепенно старались укомплектовывать командными кадрами нашу немногочисленную партизанскую армию.

Однажды утром стало известно о дезертирстве из отряда одного партизана, которого все звали китайцем Вонгом. Он прихватил с собой ручной пулемет, стоивший нам тогда дороже золота. Китаец Вонг, по всей видимости, направился к своему дому, расположенному где-то на отрогах Сьерра-Маэстры. На поиски его были посланы два бойца, но уверенности в успехе поисков у нас не было. Она стала еще меньшей, когда в отряд после безуспешных попыток найти предыдущих дезертиров вернулись Исраэл Пардо и Бандерас. Исраэл, как хорошо знавший местность и обладавший большой физической выносливостью, остался при мне для выполнения особых поручений.

Мы приступили к разработке весьма заманчивого плана новой операции. Он состоял в том, чтобы с наступлением темноты атаковать населенный пункт Эстрада-Пальма, а затем, используя фактор внезапности, сразу же напасть на два ближайших поселка – Яра и Вегитас, разгромить расположенные там батистовские гарнизоны и вернуться тем же путем в горы. Готовясь к боевым действиям, мы привели в порядок все имевшееся у нас оружие, провели несколько тренировок в стрельбе, стараясь, однако, экономить боеприпасы, и послали Фиделю донесение, в котором излагали наш план и просили дать в письменном виде согласие на проведение этой операции. Ответа от Фиделя не пришло, но 27 июля мы узнали из переданного по радио официального сообщения, что населенный пункт Эстрада-Пальма был атакован группой партизан в количестве 200 человек под командованием Рауля Кастро.

Журнал «Боэмия» напечатал в своем единственном избежавшем цензуры номере репортаж об этом нападении. В нем сообщалось о нанесенном партизанами ущербе, о том; что они сожгли военную казарму, говорилось также о Фиделе Кастро, Селии Санчес и других революционерах, якобы спустившихся с гор. И как всегда в подобных случаях, правда переплеталась с вымыслом.

В действительности же в этой операции участвовали не 200 человек, а гораздо меньше, и действовали они под командованием не Рауля Кастро, а майора Гильермо Гарсия, имевшего в то время звание капитана. Кроме того, в Эстрада-Пальме боя, как такового, не было, так как Баррерас – начальник местного гарнизона – вывел как раз к тому моменту своих солдат из поселка, полагая, и не без основания, что в День 26 июля партизаны обязательно проведут крупную операцию в каком-нибудь месте. Уже на следующий день батистовцы стали преследовать партизан и им удалось захватить в плен уснувшего где-то около деревушки Сан-Лоренсо, если мне не изменяет память, нашего, человека.

Узнав о событиях в Эстрада-Пальме, мы приняли решение немедленно выступить и организовать нападение в каком-нибудь другом месте, чтобы поддержать таким путем начавшиеся активные боевые действия с нашей стороны. По дороге, недалеко от местечка под названием Ла-Херинга, мы встретили одного из наших двух бойцов, посланных на поиски китайца-дезертира. Этот боец сообщил нам, что в пути его напарник признался ему, что китаец Вонг его близкий друг и поэтому он не может выполнить приказ захватить его. Затем он предложил вместе дезертировать, но, получив отрицательный ответ, попытался бежать и был убит нашим товарищем.

Собрав всех бойцов на одном из холмов недалеко от того места, где произошел этот случай, я объяснил им, что все это значило для нас и почему каждого, кто изменит делу революции, ждет такая участь.

Один за другим в гробовом молчании мы прошли мимо трупа человека. Многие бойцы были подавлены, впервые столкнувшись со смертью, возможно, их больше волновало сочувствие к дезертиру, чем совершенное им предательство. Это объяснялось естественной для того периода слабостью политического сознания наших людей. Времена были трудные, и такая мера наказания являлась оправданной. Не стоит приводить здесь имена участников этой истории. Скажу только, что дезертиром оказался молодой крестьянин-бедняк из этих мест.

Мы шли теперь по хорошо знакомой местности. По пути, это было 30 июля, Лало Сардиньяс повидался со своим старым другом по имени Армандо Оливер. Мы встретились с ним и еще с неким Хорхе Абичем в одном доме недалеко от поселка Калифорния и рассказали им о нашем плане атаковать поселки Лас-Минас и Буэйсито. Конечно, было рискованно говорить об этом незнакомым людям, но Лало Сардиньяс заверил нас, что они не подведут.

От Армандо Оливера, который был торговцем, мы узнали, что по воскресеньям в этих местах появлялся Касильяс, чтобы повидаться, как это было заведено у всех батистовских офицеров, со своей любовницей. Однако нас больше привлекала перспектива провести неожиданное и стремительное нападение на эти поселки, чем ждать счастливого случая, чтобы захватить известного своим вероломством батистовца. Поэтому было решено атаковать ночью следующего дня. Для этого Армандо Оливер должен был достать несколько грузовых машин для переезда к указанным поселкам и найти проводников, которые хорошо знали бы местность. Кроме того, ему было поручено найти надежного рабочего-горняка, который взорвал бы мост, связывавший дорогу на Буэйсито с дорогой Мансанильо – Баямо.

Выступили мы в два часа дня 31 июля, затратив около двух часов на то, чтобы подняться на гребень Сьерра-Маэстры. Там мы спрятали наиболее тяжелые вещи из нашего снаряжения и продолжили наш путь налегке. Идти пришлось долго, по дороге миновали ряд крестьянских домов, в одном из которых веселились люди. Они нас заметили. Поэтому на всякий случай нам пришлось строго предупредить их об ответственности, на случай, если батистовцам станет известно о нашем продвижении. Замечу, что в те времена в Сьерра-Маэстре не было ни телефона, ни какой-либо другой связи. Большой опасности в том, что они нас выдадут, не было, ибо доносчику в этом случае пришлось бы просто бежать во всю прыть, чтобы прибыть к месту назначения раньше нас, а это было практически неосуществимо. Тем не менее мы ускорили шаг.

Дойдя до дома крестьянина по имени Сантьестебан, мы нашли там три грузовые автомашины, одну из которых нам предоставил этот крестьянин, а две прислал Армандо Оливер. Погрузившись на машины, мы тронулись дальше. В первой машине ехала группа Лало Сардиньяса, во второй – Рамиро Вальдес и я, а в третьей – взвод Сиро Редондо. Переезд до поселка Лас-Минас занял около трех часов. Там противника не оказалось. Однако батистовцы могли воспользоваться дорогой, по которой мы ехали в Лас-Минас, чтобы подбросить подкрепления гарнизону в Буэйсито. С целью воспрепятствовать этому в Лас-Минасе было оставлено отделение под командованием лейтенанта Вило Акуньи, который впоследствии станет майором Повстанческой армии. Сами же мы продолжили путь к Буэйсито.

Перед самым въездом в поселок Буэйсито нами был задержан шедший туда грузовик с углем. Посадив в кабину своего человека, мы послали его вперед, чтобы проверить, имелся ли там КПП, так как батистовские солдаты имели обыкновение проверять все машины, прибывавшие в поселок со стороны Сьерра-Маэстры. Но в ту ночь на дороге никого не оказалось: все часовые спали безмятежным сном.

План операции был простым, хотя и несколько претенциозным. Лало Сардиньяс должен был атаковать со своими людьми западную сторону солдатской казармы, а взвод Рамиро Вальдеса – окружить ее; взводу Сиро Редондо, имевшему пулемет, ставилась задача атаковать казарму с фронта. Армандо Оливеру поручалось незаметно подъехать к КПП у казармы и неожиданно ослепить светом фар часовых. В этот момент взвод Рамиро Вальдеса должен был ворваться в казарму и захватить в плен всех, кто там находился. Мы предусмотрели также меры, чтобы в ходе операции взять в плен солдат, которые спали у себя дома. Отделение лейтенанта Нода, который позже погибнет в бою под Пино-дель-Агуа, получило задачу охранять до начала боя дорогу. Несколько человек во главе с Уильямом были посланы, чтобы взорвать мост, связывающий Буэйсито с развилкой центральной автострады с целью задержать подход возможных подкреплений противника.

Однако из-за незнания местности и отсутствия опыта намеченный нами план не был выполнен. Ночью при подходе к объекту атаки Рамиро Вальдес потерял часть своих людей; не выехала почему-то автомашина с Армандо Оливером. К тому же, когда наши люди выдвигались на исходные позиции, дворовые собаки подняли в поселке сильный лай.

Затем произошло непредвиденное. В один из моментов, когда я пробирался в сопровождении Исраэла Пардо по темным улицам поселка, расставляя людей по своим местам, из дома навстречу нам вышел какой-то человек, которого я окликнул на манер батистовцев: «Стой! Кто идет?» Тот, очевидно думая, что я был свой, ответил: «Сельская гвардия». Я направил на него винтовку, но он успел вбежать обратно в дом, с шумом захлопнув за собой дверь. Затем послышался грохот от передвигаемой мебели, звон разбитого стекла, и кто-то выбежал на улицу через задний двор. Между нами, как я полагаю, установилось негласное соглашение: я не мог стрелять, так как для меня важнее было взять казармы, а он не пытался подавать своим предупредительный сигнал.

Мы продолжали осторожно идти по центральной улице поселка и, находясь уже вблизи казармы, столкнулись почти лицом к лицу с часовым. Встревоженный лаем собак и, вероятно, поднятым шумом от моей неожиданной встречи с сельским гвардейцем, он продвинулся вперед и хотел посмотреть, что происходит. Мы остановились друг против друга буквально в нескольких метрах, готовые ко всему. Рядом со мной находился в тот момент Исраэл Пардо. Я окликнул часового, но тот, заподозрив что-то, сделал в темноте какое-то движение. Этого было достаточно, чтобы я нажал на спусковой крючок, намереваясь всадить в него все содержимое магазина моего оружия. Однако выстрела не последовало: я оказался совершенно беззащитным. Тогда попытался выстрелить из своей маленькой старой винтовки Исраэл Пардо, но и в ней что-то заело. До сих пор не могу представить себе, как остался жив Исраэл Пардо; помню только, что под градом пуль, которыми осыпал нас батистовский солдат из своего автоматического оружия, я бросился прочь от того места и свернул за угол, распластавшись на мостовой, чтобы прийти в себя и привести в порядок свою вышедшую из строя винтовку. Далее события развивались стремительно.

Открыв по нас огонь, батистовский солдат, сам того не подозревая, подал сигнал к началу нашей атаки. Сразу же со всех сторон послышалась стрельба. Испуганный этим батистовец спрятался за колонну дома, где мы и нашли его уже после боя, длившегося всего считанные минуты.

Только я собрался послать на связь Исраэла Пардо, как стрельба неожиданно прекратилась и поступило сообщение о том, что после атаки взвода Рамиро Вальдеса все солдаты противника сдались в плен. Бойцы Вальдеса, услышав первые выстрелы, перелезли через ограду, и атаковали казарму с тыла. В ней находились 12 солдат из «сельской гвардии» вместе с сержантом – начальником караульного поста.

Шесть человек из них были ранены. Наши потери составили: один убитый, которому пуля угодила в грудь, и трое легкораненых. Погибшего товарища авали Педро Риверо. Мы подожгли казарму, предварительно вынеся из нее все, что нам могло пригодиться, и быстро уехали на грузовиках, увозя с собой пленного сержанта и доносчика по имени Оран.

На обратном пути, когда уже рассвело, жители селений, мимо которых мы проезжали, угощали нас холодным пивом и лимонадом. Чтобы помешать противнику вести преследование, мы взрывали по дороге деревянные мосты. Это делал рабочий-горняк Кристино Наранхо, которого привел к нам в отряд Армандо Оливер Кристино Наранхо остался в отряде и впоследствии стал майором Повстанческой армии. Уже после победы революции он будет злодейски убит контрреволюционерами.

По прибытии в поселок Лас-Минас мы сделали остановку и провели короткий митинг, разъяснив местным жителям цели нашей борьбы.

Местный торговец Абич в довольно театральной манере стал просить от имени народа освободить сержанта и доносчика. Мы объяснили, что пленные будут находиться у нас в качестве заложников, чтобы батистовцы не могли проводить репрессий в деревне. Абич был настолько настойчив в своей просьбе, что мы согласились освободить пленных. Итак, эти два батистовца были освобождены, и безопасность местных жителей в какой-то степени была гарантирована.

Хотя мое личное участие в бою было незначительным и отнюдь не героическим – те немногие выстрелы, которые враг сделал по мне, я встретил не грудью, а совсем наоборот, – мне достался новенький ручной пулемет системы Браунинга. Свою старую винтовку «томпсон», которая никогда не выстреливала в нужный момент, я выбросил. Самое лучшее оружие было распределено среди отличившихся в бою бойцов. Особенно хорошо показали себя капитан Рамиро Вальдес, который возглавил нашу атаку на противника, и лейтенант Рауль Кастро Меркадер. Одновременно получили порицания те, кто действовал в ходе операции не лучшим образом, включая «мокрых куриц» – группу наших людей, которые, услышав первые выстрелы, бросились наутек и в темноте угодили в реку.

Оказавшись снова в торах, мы узнали по радио о том, что правительство ввело осадное положение и строгую цензуру. Тогда же нам стало известно о постигшей нас большой утрате: в Сантьяго-де-Куба был злодейски убит Франк Пайс. С его гибелью ушел из жизни один из самых славных и кристально чистых бойцов революции. В ответ на злодейское убийство Франка Пайса в августе 1957 года по Кубе прокатилась мощная забастовка, начатая рабочими Сантьяго-де-Куба и поддержанная жителями Гаваны и других городов и провинций страны.

Мы вступали в новый период. Псевдооппозиция бездействовала, не смея открыть рта по поводу творимых кликой Батисты злодеяний и бесчинств в стране, но кубинский народ поднимался на борьбу.

В лице Франка Пайса мы потеряли одного из самых отважных наших бойцов. Но реакция на его злодейское убийство показывала, что новые силы присоединялись к борьбе, креп боевой дух кубинского народа.

Бой в Эль-Омбрито

Прошел месяц с тех пор, как был сформирован наш отряд, и мы начинали беспокоиться, что привыкнем к оседлому образу жизни. Базой нашего отряда являлась горная долина Эль-Омбрито, называемая так потому, что, если смотреть снизу на два огромных камня, поставленных друг на друга на самой вершине горы, они напоминали своими очертаниями фигуру маленького человека.

Бойцы нашего отряда все еще оставались очень неопытными, и нам приходилось все время готовить их, чтобы они смогли справиться с действительно трудной обстановкой. Условия нашей революционной войны требовали от нас поддержания постоянной боевой готовности. Мы обязаны были атаковать любую колонну противника, попытавшуюся вторгнуться в районы Сьерра-Маэстры, которые считались тогда свободной территорией Кубы.

29 августа, точнее, в ночь на 29 августа мы узнали от одного крестьянина, что большая колонна правительственных войск готовится двинуться в глубь Сьерра-Маэстры по дороге, ведущей к долине Эль-Омбрито. К тому времени мы уже освободились от болезни страха и осторожно относились к получаемой информации, зная, что она может оказаться и ложной. Поэтому это сообщение было воспринято без особого опасения, но на всякий случай я приказал задержать крестьянина в качестве заложника и потребовал от него еще раз подтвердить, что он говорит правду. При этом я пригрозил ему, что он будет жестоко наказан, если обманет нас. Крестьянин клялся и божился, что говорил чистую правду и что батистовцы находятся уже в усадьбе некоего Хулио Сапатеры всего в двух километрах от нашего отряда.

Ночью мы перегруппировались и заняли исходные позиции. Взвод Лало Сардиньяса расположился на левом фланге, укрывшись в зарослях высохшего папоротника, и должен был обрушить всю мощь огня своего оружия на противника, когда тот будет остановлен. Рамиро Вальдес с небольшой группой занял позицию на правом фланге. Его группа должна была поднять шум, чтобы напугать противника. Имея слабое вооружение, эта группа занимала менее опасную позицию, и, чтобы атаковать ее, противнику пришлось бы преодолеть глубокий овраг.

Дорога, по которой должны были пройти батистовцы, опоясывала гору как раз с той стороны, где находился в засаде взвод Лало Сардиньяса. Взводу Сиро Редондо было поручено вести по противнику косоприцельный огонь, а мне с небольшой группой, составленной из лучших стрелков отряда, дать сигнал к началу боя.

Замысел операции был очень прост: когда голова вражеской колонны достигнет изгиба дороги в том месте, где она почти под углом 90 градусов огибала валун, я должен был, пропустив вперед 10–12 солдат, выстрелить в последнего из них, когда тот подойдет к повороту дороги. В результате все они оказались бы отрезанными от главных сил. За мной открывали огонь остальные стрелки моей группы, а затем вступал в бой ударный взвод под командованием Рауля Меркадера, который завершал операцию и подбирал трофейное оружие. После этого весь отряд быстро отходил под прикрытием взвода лейтенанта Вило Акуньи.

На рассвете я был в кофейной рощице, расположенной на отведенной Рамиро Вальдесу позиции. Перед нами на склоне горы стоял дом Хулио Сапатеры. Когда солнце поднялось выше, мы увидели поспешно входивших и выходивших из дома людей, которые были заняты своим утренним туалетом. Спустя некоторое время на них заблестели каски. Крестьянин оказался прав: это был тот самый вражеский отряд, о котором он говорил. Все наши люди находились на своих позициях, готовые к бою.

Пока вражеский отряд медленно вытягивался в колонну, поднимаясь вверх по горной дороге, я поспешил на свой наблюдательный пост. Время тянулось нестерпимо долго. Все мы застыли в томительном ожидании. Наконец послышались голоса приближавшихся солдат. Они шли спокойно, ничего не подозревая. Мимо условленного места прошел первый, за ним второй, третий… Однако дистанция между ними была слишком большой, и я стал прикидывать в уме, что у нас просто не хватит времени дождаться, пока пройдут, как это было запланировано, все 12 человек. К тому же произошло неожиданное. Когда я насчитал шесть человек, то услышал доносившийся откуда-то спереди крик, на который шедший шестым солдат поднял голову, как бы разглядывая что-то наверху. Не теряя больше ни минуты, я открыл по нему огонь, и он упал. Сразу завязалась перестрелка. Я дал вторую очередь по метавшимся на дороге солдатам.

В то время как наши бойцы вели с обоих флангов огонь по противнику, я отдал приказ атаковать взводу Рауля Меркадера. К нему присоединилось несколько добровольцев. Отделение лейтенанта Орестеса и сам Меркадер со своими людьми двинулись вперед и, дойдя до большого валуна, открыли огонь по вражеской колонне, в которой было до роты солдат и командовал которой майор Мероб Coca. Родольфо Васкес отобрал у раненного мною солдата оружие. К нашему сожалению, этот батистовец оказался санитаром и у него был только один пистолет с 10–12 патронами. Остальные пять человек сумели скрыться, сбежав с дороги вниз, где протекал небольшой ручей.

Спустя некоторое время пришедший в себя после внезапного нападения противник произвел по нас несколько выстрелов из «базук». Как мы и предполагали, батистовцы не ожидали встретить нас в этом месте.

Кроме моего ручного пулемета у нас имелся еще станковый пулемет системы Максима, но мы не могли его использовать по той причине, что наш пулеметчик Хулио Перес не умел с ним обращаться.

На фланге, где находился взвод Рамиро Вальдеса, самоотверженно действовали Исраэл Пардо и Жоэль Иглесиас, вооруженные оба почти примитивным оружием. Их оглушительные выстрелы вносили еще большее смятение в ряды наших врагов. Но силы были неравны. Поэтому я отдал приказ отходить нашим двум взводам, действовавшим на флангах. Вместе с ними начала отходить и моя группа. Сзади мы оставили группу прикрытия, приказав ей вести огонь по противнику до тех пор, пока не отойдет взвод Лало Сардиньяса, так как нами предусматривался второй оборонительный рубеж.

Пока мы отходили, нас нагнала выполнившая свою задачу группа Вило Акуньи. От него мы узнали о смерти Эрмеса Лейвы – двоюродного брата Жоэля Иглесиаса.

А спустя какое-то время к нам присоединился взвод, посланный нам на подкрепление Фиделем, которого я заранее известил о неизбежном столкновении с превосходящими силами противника. Командовал этим взводом капитан Игнасио Перес. Мы отошли назад примерно на один километр и устроили новую засаду. Но противник дальше не пошел. Батистовцы, достигнув того места, где только что находились мы, сожгли на наших глазах тело убитого Эрмеса Лейвы. Мы были бессильны предпринять что-либо в ответ, но все же открыли по ним огонь, на который они ответили огнем из своих «базук».

Именно в тот момент я понял смысл восклицания солдата, ставшего причиной моего поспешного выстрела. Его слова означали примерно следующее: «Это не позиция, а конфетка» – и относились к господствующему холму, на вершину которого он уже почти поднялся.

Бой в Эль-Омбрито показал слабую боевую подготовку наших бойцов, их неумение вести прицельный огонь по противнику, находившемуся всего в 10–12 метрах, Но в целом это был большой триумф: нам удалось остановить вражескую колонну Мероба Сосы, которая с наступлением темноты отступила. Мы одержали победу, хотя она стоила нам жизни нашего боевого товарища. Значимость этого успеха еще больше возрастала, если учесть, что мы достигли его, будучи плохо вооруженными по сравнению с противником, численность которого достигала примерно 140 хорошо вооруженных солдат, обрушивших на наши позиции шквал огня из «базук» и, возможно, минометов, на что мы могли ответить, хотя с не меньшим ожесточением, огнем из имевшегося у нас стрелкового оружия.

После боя состоялось присвоение воинских званий нескольким товарищам. Альфонсо Саяс за смелость и решительность, проявленные в бою, был произведен в лейтенанты. Еще несколько человек также получили повышения, но я не помню сейчас их имена. В ту же ночь или, возможно, на следующий день у нас состоялась беседа с Фиделем, который рассказал о подробностях нападения на батистовский гарнизон в поселке Лас-Куэвас. От него же мы узнали о гибели нескольких наших товарищей: Хувентино Аларкона из Мансанильо, одним из первых пришедшего в отряд, а также Пастора, Яйо Кастильи и сына лейтенанта батистовской армии Оливы – храброго воина и отличного парня, какими, впрочем, были все погибшие.

Проведенная под руководством Фиделя операция в Лас-Куэвас имела гораздо большее значение, чем наша засада. Операция представляла собой нападение на укрепленный вражеский гарнизон. Хотя полностью уничтожить противника нападавшим не удалось, он все же понес солидные потери и на следующий день, бросив позиции, отступил. Одним из героев дня стал негр Феликс Пилон. Про него рассказывали, что в одном из крестьянских домов он обнаружил «кучу странных труб и рядом с ними несколько ящиков». Речь, очевидно, шла о «базуках», которые бросил противник, но в то время никто из нас не имел о них никакого представления. Поэтому и Феликс Пилон не обратил на них внимания, а позже, раненный в ногу, он вернулся в лагерь. Так мы упустили благоприятную возможность добыть оружие, которое потом окажется таким эффективным против легких укреплений противника.

Спустя один или два дня после боя в Эль-Омбрито нам стало известно об одном перехваченном военном донесении правительственных войск, в котором упоминалось о пяти или шести убитых нами солдатах, а позже мы узнали, что батистовцы расстреляли в отместку четверых крестьян, которых кровожадный Мероб Coca считал виновными за партизанскую засаду, так как они не предупредили его о местонахождении повстанцев в этом районе.

Как сейчас помню их имена: Абигаиль, Каликсто, Паблито Лебон (по происхождению гаитянин) и Гонсало Гонсалес. Как и все крестьяне, они знали о нашем присутствии в здешних местах, но никому из них не было известно о планах партизан. Хорошо знакомые с повадками батистовцев, мы обычно тщательно скрывали от крестьян наши намерения, и, если кто-нибудь из них появлялся в районе, где нами готовилась операция, мы задерживали их и отпускали лишь после ее завершения. Несчастных крестьян расстреляли в их собственных жилищах, которые потом были сожжены.

Бой в Эль-Омбрито показал, как при определенных условиях можно было успешно атаковать противника, находящегося на марше. К тому же мы опять убедились в тактической выгодности нанесения удара по голове колонны с целью вывести из строя впереди идущих солдат. В результате те, кто шел сзади них, останавливались, не желая попадать под пули, сковывалось движение всей колонны и противник должен был отступить. Такая тактика постепенно обретала определенные формы и в конце концов стала всеобщей. Об эффективности ее говорило и то, что имелись случаи отказа солдат идти в голове колонны.

Соединившись с Фиделем, мы могли поговорить с ним о наших делах и успехах, которые хотя и были скромными, но тогда нам они представлялись значительными, если иметь в виду то огромное превосходство хорошо вооруженных правительственных войск над силами повстанцев. Примерно с того момента батистовские войска окончательно покидают Сьерра-Маэстру, и там лишь изредка отваживается появляться Санчес Москера – один из самых жестоких и вероломных офицеров батистовской армии.

Пино-дель-Агуа

После встречи с Фиделем, состоявшейся 29 августа, наши отряды в течение нескольких дней совершали марш. Вначале мы шли вместе, затем раздельно, с тем, чтобы вновь соединиться в районе лесопилки около Пино-дель-Агуа где, как стало известно, не было правительственных войск или, во всяком случае, имелся небольшой гарнизон.

План Фиделя был следующим: в случае если вражеский гарнизон окажется небольшим, атаковать и захватить его; если же силы противника будут значительными, провести мелкую вылазку с целью обнаружить себя. После этого отряд Фиделя должен был выступить в направлении Чивирико, а наш отряд – устроить засаду для противника, который попытался бы преследовать наши основные силы. В таких случаях в места, по которым мы проходили, батистовцы всегда сразу же направляли войска, чтобы показать свою силу и нейтрализовать наше революционное воздействие на крестьян.

В течение тех долгих дней нашего перехода от Дос-Брасос-дель-Гуайябо до места боя под Пино-дель-Агуа произошли разные события, основные участники которых имели отношение к последующей истории кубинской революции.

Одним из них было дезертирство братьев, Маноло и Попо Беатонов – местных крестьян, присоединившихся к отряду незадолго до проведения атаки на Уверо и участвовавших в ней. Впоследствии Фидель простит им их измену, и они вновь появятся в отряде. Однако они так и не избавятся от своей склонности к бродяжничеству и бандитизму. Уже после победы революции один из них, Маноло, убьет из-за некоторых личных мотивов майора Кристино Наранхо; ему удастся бежать из тюрьмы Ла-Кабанья и сколотить небольшую банду в том самом районе в Сьерра-Маэстре, где он когда-то воевал вместе с нами. Маноло Беатон совершит еще несколько преступлений, одним из которых станет убийство Панчо Тамайо. В конце концов Маноло и его брат Попо будут схвачены группой крестьян и расстреляны в Сантьяго-де-Куба.

Произошел и другой печальный случай. Один из бойцов, по имени Роберто Родригес, отличавшийся своей недисциплинированностью, за неподчинение своему командиру был обезоружен. Тогда он отнял револьвер у одного из своих товарищей и застрелился. Когда встал вопрос о его похоронах, то между мной и некоторыми бойцами возник спор, так как я возражал против того, чтобы ему были отданы последние воинские почести. Бойцы же считали, что Родригеса можно включить в список погибших и похоронить его по всем правилам. Я, в свою очередь, пытался доказать им, что самоубийство в наших условиях было делом нетерпимым независимо отличных качеств человека. Преодолев сопротивление некоторых бойцов, мы захоронили тело самоубийцы без всяких воинских почестей.

За день или два до самоубийства он рассказал мне о своей прошлой жизни. Роберто Родригес относился и числу очень чувствительных по натуре людей. Видно было, что ему, физически слабому человеку, стоило огромного труда приспособиться к нелегким условиям партизанской жизни, а также к воинской дисциплине, которая никак не вязалась с его строптивым нравом.

Спустя два дня мы послали небольшую группу в район Минас-де-Буэйсито для демонстрации своей силы, поскольку было уже 4 сентября. Группой командовал капитан Сиро Редондо. Вернувшись, они привели с собой пленного солдата по имени Леонардо Баро. Этот Баро в последующем играл важную роль в лагере контрреволюции. В течение довольно длительного времени Баро находился у нас. Однажды он поведал мне о том, что якобы у него заболела мать, и слезно умолял меня отпустить его домой повидаться с ей. Я поверил ему. Одновременно я пытался убедить, его придать своему освобождению политическую окраску: после свидания с матерью он должен был попросить политическое убежище в одном из иностранных посольств, заявить о нежелании сражаться против нас и выступить с разоблачениями против режима Батисты. С последним он не согласился, сказав, что не может клеймить батистовский режим, так как за него сражаются его братья. Мы сошлись на том, что Баро после предоставления ему политического убежища просто заявит о своем нежелании больше воевать. Мы отпустили Баро в сопровождении четырех человек, которым был дан строжайший наказ не встречаться ни с кем по дороге, так как к тому времени он был знаком со многими местными крестьянами, приходившими к нам в лагерь по разным делам. Кроме того, нашим товарищам было сказано, что весь путь до окраин Баямо они должны были проделать пешком. Там они могли оставить Баро и вернуться в лагерь другим маршрутом.

Однако сопровождающие пренебрегли данными им инструкциями. По дороге их видели многие из местных жителей. Эти товарищи даже провели в одном месте своего рода собрание, на котором представили Баро как освобожденного из плена человека, симпатизирующего партизанам. Затем они достали где-то джип и на нем отправились к Баямо. На пути к городу их перехватили батистовцы, и все четверо были расстреляны. Мы так и не узнали, был ли Баро лично причастен к этому преступлению или нет, но только спустя некоторое время он оказался в районе Минас-де-Буэйсито и явился к убийце Санчесу Москере. Вскоре этот негодяй стал доносить на всех знакомых ему крестьян, помогавших партизанам. Многих жизней стоила народу Кубы моя ошибка.

Через несколько дней после победы революции Баро был арестован и расстрелян.

Вскоре после этого случая мы спустились с гор и без единого выстрела вошли в деревню Сан-Пабло-де-Яйо. Поблизости не было никаких батистовских войск. Местные жители встретили нас с распростертыми объятиями. Мы завязали знакомство с некоторыми из крестьян и закупили у местных торговцев все, что могло поместиться на четырех грузовых автомашинах, которые они сами же и раздобыли для нас, Все было куплено в кредит, и торговцы получили наши расписки. Тогда же мы познакомились с Лидией Досе, ставшей впоследствии нашим близким товарищем. До самой своей смерти она отвечала за связь повстанцев с внешним миром.

Переправить купленные товары из Сан-Пабло-де-Яйо в лагерь оказалось чрезвычайно трудным делом, так как дорога из этой деревни к району нашего расположения Пико-Верде шла круто вверх через рудник Ла-Кристина, и только машины с двумя ведущими осями и не очень груженные могли добраться туда. Наши же грузовики сломались в пути, и нам пришлось перекладывать весь груз на мулов и спины людей.

В те дни из отряда ушли по разным причинам еще несколько человек. Одного из них мы сами изгнали за то, что он, находясь на посту во время нашего пребывания в деревне Сан-Пабло-де-Яйо, напился и поставил под угрозу жизнь всех наших товарищей. Другого, по имени Хорхе Сотус, – бывшего командира взвода – Фидель послал с поручением в Майами.

В действительности Сотус никогда не мог привыкнуть к условиям партизанской жизни, и бойцы не любили его, так как по характеру он был деспотом. В его карьере были взлеты и падения. В Майами Сотус проявлял колебания, если не сказать хуже. Позже он вернется в наш отряд и ему простят его прошлые ошибки. Во времена Уберта Матоса он предаст нас и его приговорят к двадцати годам тюремного заключения. При содействии одного надзирателя ему удастся бежать из тюрьмы и добраться до Майами. Там, готовя катер для пиратского вторжения в кубинские территориальные воды, он погибнет в результате несчастного случая: кажется, его убьет током.

Среди товарищей, покинувших нас в то время, был и Марсело Фернандес, который после довольно продолжительного пребывания в Сьерра-Маэстре возвращался на свою прежнюю подпольную работу координатора городских ячеек «Движения 26 июля».

Мы достигли Пино-дель-Агуа 1 сентября. Пино-дель-Агуа – это небольшая деревушка, расположенная около лесопилки посреди леса у самого подножия Сьерра-Маэстры. В то время ее хозяином был испанец, и у него работало несколько рабочих. Батистовцев в деревне не было, и мы остановились в ней на ночлег.

В разговоре с жителями Фидель, как бы невзначай, рассказал им о маршруте нашего дальнейшего движения. Это была своего рода военная хитрость. Мы рассчитывали на то, что кто-нибудь из местных жителей обязательно передаст эту информацию батистовцам. Так оно и вышло.

Утром мы покинули деревню, планируя провести отвлекающий маневр. В то время как отряд Фиделя на виду у всех местных жителей продолжал движение в направлении Сантьяго-де-Куба, мы в течение ночи обходным путем вернулись назад и организовали засаду.

В случае, если бы нам пришлось долго ждать противника, старик Тамайо, живший в местечке под названием Куэвас-де-Пеладеро, брался обеспечить нас продовольствием. Мы расположили своих людей с таким расчетом, чтобы все прилегающие к деревне дороги находились под наблюдением и простреливались нами. Наблюдение было организовано и перед Пино-дель-Агуа, на участке дороги, ведущей от Яйо к Пико-Верде. Не осталась без внимания и прямая тропа, поднимающаяся в горы Сьерра-Маэстры. Маленькой группе из Пико-Верде, вооруженной охотничьими ружьями, ставилась задача своевременно предупредить нас, если противник вздумает двигаться по этой тропе, которую мы планировали использовать для отхода после проведения засады. Эфихенио Амейхейрас должен был вести наблюдение за одной из дорог, идущих со стороны Пико-Верде. Лало Сардиньяс со своим взводом оставался в районе Запато, охраняя лесные, просеки, выходящие к берегу реки Пеладеро. Но это было излишней предосторожностью, так как противнику пришлось бы подниматься высоко в горы, прежде чем выйти к этим просекам. Кроме того, батистовцы старались избегать передвижений в лесу походной: колонной. Сиро Редондо и его взвод обороняли подходы со стороны Сиберии.

Мы поджидали батистовцев в лесу около отвесной скалы, расположенной у дороги, которая поднималась со стороны Гуизы. Выбранное нами место позволяло заметить автомашины противника с большого расстояния. План был простым: открыть по ним огонь с двух сторон и заставить остановиться у поворота дороги прежде всего первую автомашину, а затем и всю колонну. В случае успеха мы рассчитывали захватить три-четыре автомашины и вынудить противника повернуть обратно. Для этого был выделен наш лучший взвод, усиленный людьми, капитана Рауля Кастро Меркадера.

Мы провели в засаде уже шесть дней, терпеливо выжидая, когда кто-то появится. На седьмой день в небольшой, времянке, служившей нам одновременно штабом и столовой, мне доложили о появлении противника. Из-за большой крутизны склонов вражеских машин не было видно, но уже раздавался в горах приглушенный шум их моторов.

Мы изготовились к бою; на основной позиции расположилась группа Игнасио Переса, которая должна была обстрелять первую автомашину и остановить ее. Минут за двадцать до боя разразился тропический ливень – обычное явление в горах, – и мы промокли до нитки.

Между тем противник продвигался вперед, думая больше, как спастись от дождя, чем о возможности нашего нападения.

Автоматная очередь нашего бойца, который первым открыл огонь, прошла мимо, не причинив батистовцам никакого вреда.

Завязалась общая перестрелка. Ехавшие в первой машине солдаты были ошеломлены внезапностью нападения. Они, не понеся потерь, попрыгали с машины и укрылись за скалой на повороте дороги, убив в суматохе одного из лучших наших бойцов – партизанского поэта Хосе де ла Крус, которого мы любовно называли Крусито.

В тот самый момент один из солдат, укрывшись под остановившимся грузовиком, открыл огонь, не давая никому из нас поднять голову.

Через минуту или две я прибыл к месту боя и увидел, что многие из бойцов начали отходить, повинуясь отданному кем-то ложному приказу. Так часто бывает во время боя. Аркимедес Фонсека, раненный в руку, пытался спасти брошенный кем-то из наших людей ручной пулемет. Момент был критическим. Прежде всего требовалось остановить отступавших и организовать взаимодействие между группами Лало Сардиньяса и Эфихенио Амейхейраса для нанесения согласованного удара. На дороге стоял боец по имени Татин. Увидев, как я спускался вниз, он вызывающим тоном крикнул: «Он здесь, под машиной! Вперед, вперед! Разве мы не мужчины?» Собрав все свое мужество, я готов был тут же ринуться вперед, оскорбленный до глубины души этими трусливыми криками. Но когда мы попытались приблизиться к спрятавшемуся под машиной вражескому солдату, который буквально поливал нас свинцом из своего автоматического оружия, пыл наш сразу охладел, и мы оба поняли, что наша безрассудная отвага могла бы обойтись слишком дорого.

Всего машин было пять, и на них находилось примерно до роты солдат. Отделение, которым командовал лейтенант Антонио Лопес, точно выполнило отданный ему приказ и перекрыло дорогу, как только начался бой. В результате третий грузовик также остановился. Однако группа солдат оказала нам вначале упорное сопротивление, не давая возможности продвинуться вперед. Только с прибытием подкрепления от Лало Сардиньяса и Эфихенио Амейхейраса нам удалось сломить сопротивление противника и обратить его в бегство. Часть солдат разбежалась, остальные удрали на уцелевших двух машинах бросив все свое снаряжение.

О силах противника и его намерениях нам рассказал подробней после боя Хильберто Кардеро. Раньше он служил в армии и был рядовым. При проведении одной операции мы взяли его в плен, и какое-то время он находился в отряде, а потом был отпущен. Но батистовцы решили использовать его и заслали к нам в отряд, чтобы он отравил Фиделя. Для этого Хильберто снабдили специальным ядом, который он должен был положить в пищу нашего командира. Услышав выстрелы, Кардеро выпрыгнул, как и все, из машины и, вместо того чтобы спасаться бегством, сразу перешел на нашу сторону и после боя поведал нам о своих приключениях.

Из числа солдат, ехавших в первой машине, двое были убиты и один тяжело ранен. Раненый солдат находился уже в полубессознательном состоянии, но ему казалось, что он все еще ведет бой. Его прикончил один из наших бойцов, семью которого перед этим уничтожили батистовцы. Я тут же высказал ему в резких выражениях свое мнение по поводу совершенного им бесчеловечного поступка, не подозревая, что мои слова услышит другой раненый солдат, находившийся в кузове. У него была раздроблена нога, и он, укрывшись одеялами, неподвижно лежал у борта кузова. Когда мы отошли немного в сторону, он стал кричать, чтобы его не убивали. И, пока шел бой, он всякий раз обращался к тому, кто пробегал мимо машины, со словами: «Не убивайте меня, не убивайте меня! Че сказал, что пленных не убивают». После боя мы оказали ему первую помощь и переправили затем на лесопилку.

Среди солдат, ехавших на последних двух машинах, потерь почти не было, но зато мы захватили солидное количество трофеев: одну автоматическую винтовку, шесть обычных винтовок, пулемет с полным боекомплектом к нему. Захваченное оружие было распределено среди бойцов моего отряда, за исключением одной винтовки, которая осталась во взводе Эфихенио Амейхейраса. Эфихенио считал, что оказанная его взводом помощь была решающей и поэтому он имел полное право на определенную часть трофейного оружия. Но он подчинялся мне, так как Фидель придал его людей нашему отряду, и я, несмотря на все протесты, распорядился оставить это оружие для своих бойцов. Автоматическая винтовка досталась лейтенанту Антонио Лопесу – командиру отделения, которое особенно отличилось в бою, а владельцами остальных винтовок стали лейтенант Жоэль Иглесиас, Вирельес – бывший участник высадки со шхуны «Коринтия», рядовой Оньяте и еще двое бойцов, имен которых я не помню. Чтобы не оставлять врагу захваченные грузовики, мы сожгли их, так как сами воспользоваться ими тогда еще не могли.

Пока мы собирали своих людей, над нами пролетело несколько вражеских авиеток, но нам достаточно было сделать всего несколько выстрелов, чтобы отогнать их. Еще раньше мы послали Минголо, одного из братьев Пардо, оповестить Фиделя о приближавшемся противнике. Теперь же, после боя, было решено послать второго связного в сопровождении Кардеро, который заодно рассказал бы Фиделю обо всех своих приключениях. Кроме того, мы направили связного, по имени Монго Мартинес, в группу Сиро Редондо, чтобы сообщить ей об окончании боя и о начале отхода отряда.

Через некоторое время раздались выстрелы: это стреляла группа наших бойцов. По их словам, они обнаружили тайком пробиравшегося вражеского солдата и стали кричать ему, чтобы он остановился. Но солдат не подчинился, и наши бойцы вынуждены были открыть огонь. Батистовец убежал, бросив свою винтовку. В подтверждение наши товарищи показали захваченное оружие. Нам показалось странным, что в этом районе еще попадались солдаты противника, ибо бой уже давно кончился. Захваченную винтовку мы включили в наши общие трофеи.

Обстоятельства этого случая прояснились только через два-три дня, когда Монго Мартинес нагнал наш возвращавшийся в лагерь отряд. Мартинес рассказал нам о том, как он в пути наткнулся на вооруженных охотничьими ружьями «вражеских солдат», о том, как они открыли по нему огонь и ранили его. И действительно, лицо Монго было буквально все испещрено дробинками. Всем стало ясно, откуда взялась последняя трофейная винтовка. Спасаясь от преследования, раненый Монго Мартинес свернул на незнакомую тропу и заблудился и горах, так и не сумев передать Сиро Редондо приказ об отходе. Но на следующий день тот сам прислал своего связного, и таким образом мой приказ был передан ему.

В то время как бомбардировщики В-26 на бреющем полете летали над лесопилкой в поисках своей жертвы, мы, разместившись в доме, спокойно завтракали. Хозяйка преподнесла нам горячий шоколад. Она явно была не в восторге от появления самолетов, пролетавших над самой крышей ее дома. Наконец самолеты улетели, и мы почувствовали облегчение. Но когда отряд был готов уже выступить в поход, на дороге со стороны Сиберии (на той самой дороге, которую несколько часов назад прикрывали бойцы Сиро Редондо) показались четыре грузовика, полные солдат. Было слишком поздно, чтобы попытаться организовать такую же засаду, какую мы устроили раньше, многие из наших бойцов уже успели к тому времени рассредоточиться и укрыться в более безопасных местах. Поэтому мы не стали вступать в бой, а, сделав два выстрела, означавших сигнал к выступлению, спокойно покинули этот район.

В прошедшем бою, о котором стало известно по всей Кубе и который имел большое значение для нас по своим результатам, противник потерял трех человек убитыми и одного раненым. На следующий день бойцы из взвода Эфихенио Амейхейраса захватили еще одного пленного. Им оказался капрал Алехандро, которого мы увели с собой в лагерь. Он находился с нами до конца войны, выполняя обязанности повара. Около места боя мы похоронили Крусито.

В бою под Пино-дель-Агуа отличились лейтенант Эфихенио Амейхейрас, капитаны Лало Сардинъяс и Виктор Мора, лейтенант Антонио Лопес и его отделение, а также Дермидо Эскалона и Аркимедес Фонсека, бывшие в то время рядовыми. Последнему мы вручили трофейный пулемет с треногой, чтобы он научился с ним обращаться, после того как вылечит свою раненую руку. Наши потери составили: один убитый, один легкораненый и несколько человек контуженых, не говоря уже о ранении бедного Монго.

Из Пино-дель-Агуа мы возвращались по нескольким партизанским тропам. Нужно было выйти в район Пико-Верде, чтобы там провести реорганизацию наших сил и ждать подхода отряда Фиделя, который уже знал о состоявшемся бое.

Анализ боевых действий под Пино-дель-Агуа показал, что, несмотря на достигнутый важный политический и военный успех, у нас имелись серьезные недостатки. Во-первых, мы не сумели воспользоваться до конца фактором внезапности для уничтожения первых трех грузовиков; во-вторых, из-за отданного кем-то ложного приказа на отход было потеряно управление действиями наших бойцов. Они стали действовать нерешительно, что особенно проявилось при захвате брошенных на дороге автомашин, прикрывавшихся всего несколькими солдатами. Кроме того, оставшись ночевать около лесопилки, мы подвергали себя излишней опасности. Наш отход после боя прошел довольно беспорядочно. Все это говорило о настоятельной необходимости тщательной подготовки к боевым действиям, о повышении дисциплины у наших бойцов, и решением этой задачи мы занялись в последующие дни.

Чрезвычайное происшествие

После боя под Пино-дель-Агуа мы приступили к улучшению организационной структуры своего отряда, который к этому времени был усилен несколькими подразделениями, присланными нам Фиделем. Наша цель состояла в том, чтобы повысить боеспособность отряда.

Была создана дисциплинарная комиссия, составленная из отличившихся в бою бойцов отделения лейтенанта Лопеса. Все они являлись очень серьезными парнями. Этой комиссии поручалось следить за революционной моралью, выполнением установленных требований при несении караульной службы, соблюдением общей дисциплины, за поддержанием чистоты и порядка в лагере. Однако комиссия просуществовала недолго, и через несколько дней после ее создания она распалась при трагических обстоятельствах, о которых я расскажу ниже.

Тогда же в небольшом, расположенном около горной вершины Ла-Ботелья лагере, который использовался нами обычно как перевалочная база, был казнен бежавший несколько месяцев назад дезертир по кличке Ворон. Мы были хорошо осведомлены о том, чем занимался этот тип. Под предлогом борьбы за революцию и ликвидацию доносчиков он попросту грабил и терроризировал местных жителей при явном попустительстве со стороны батистовцев.

Судебное разбирательство прошло быстро, и дезертира приговорили к расстрелу. К сожалению, в Сьерра-Маэстре нам довольно часто приходилось прибегать к высшей мере наказания в отношении подобных преступных элементов.

Стало известно, что Фидель после нападения на Чивирико закончил свой переход через зону Сонадор и находился на пути к району нашего расположения. Чтобы ускорить соединение наших сил, мы двинулись к реке Пеладеро.

Хочу рассказать о происшедшем по дороге забавном случае. В тот период в прибрежном районе, по которому мы проходили, жил коммерсант по фамилии Хуан Баланса. Его связи с батистовцами и латифундистами были всем известны, но он никогда не проявлял открытой враждебности по отношению к нам. У этого коммерсанта был мул, знаменитый на всю округу своей выносливостью. Мы реквизировали мула и отправились к селению Пиналито, находившемуся недалеко от реки Пеладеро, через которую нам необходимо было переправиться. Для этого требовалось спуститься к реке почти по отвесной скале. Перед нами встал вопрос, что делать дальше с этим мулом: зарезать его и нести мясо с собой, но мы и так были перегружены, или оставить на вражеской территории, или попытаться переправить его через реку. Мы остановились на последнем. И мул превзошел все наши ожидания. Он успешно спустился к берегу реки и продемонстрировал незаурядные способности акробата, пройдя с завидной легкостью там, где нам пришлось буквально съезжать вниз, цепляясь за лианы и выступы в скале. Мул удачно переправился и через бурную реку, совершив серию головокружительных прыжков с одного камня на другой, и таким образом завоевал право на жизнь. Впоследствии он надежно служил мне в качестве средства передвижения, пока не попал в руки Санчеса Москеры во время одной из многочисленных стычек в Сьерра-Маэстре.

В районе реки Пеладеро произошел неприятный инцидент, о котором я хочу рассказать подробнее, так как он имел серьезные последствия для нас.

Как я уже говорил, нами была создана дисциплинарная комиссия, В своей работе ей приходилось с самого начала преодолевать сопротивление некоторых наших товарищей, которые были не согласны с введением дисциплинарных взысканий. Такое положение не могло дальше продолжаться, и мы были вынуждены принимать против нарушителей дисциплины и порядка решительные меры.

Однажды несколько человек, желая зло подшутить над своими товарищами, ответственными за поддержание чистоты, набросали на территории лагеря мусор. Комиссии пришлось начать разбирательство этого происшествия. Несколько человек были посажены под арест. Среди них находился и Умберто Родригес, печально известный тем, что он приводил в исполнение выносившиеся нами смертные приговоры преступникам и дезертирам. Забегая вперед, скажу, что после победы революции Умберто, сговорившись с таким же типом, как и он, убьет одного заключенного в тюрьме Ла-Кабанья, и они оба совершат побег.

Вместе с Умберто Родригесом под арестом находились еще три бойца. В условиях партизанской жизни карцер мало что значил для провинившихся. Но когда проступок был серьезным, нарушителю дисциплины в течение двух или трех дней обычно не выдавалась пища. Этот вид наказания вызывал особое недовольство среди противников решительного укрепления дисциплины.

Спустя два дня после этого инцидента, когда под арестом еще находились основные его виновники, мы узнали, что совсем рядом, в местечке Эль-Сапато, расположился отряд Фиделя. Я поспешил туда, чтобы встретиться и поговорить с ним обо всем. Прошло всего несколько минут после нашей встречи, как неожиданно появился Рамиро Вальдес и сообщил, что Лало Сардиньяс стал виновником убийства. Пытаясь наказать нарушителя дисциплины, он сгоряча стал угрожать ему пистолетом. Произошел случайный выстрел, и боец был убит. В отряде возникла угроза бунта. Я немедленно прибыл на место происшествия и приказал взять под стражу Лало Сардиньяса. Многие были настроены очень враждебно против него, требуя созвать дисциплинарный суд и приговорить Лало к расстрелу.

Мы провели расследование и заслушали свидетелей. Мнения разделились: одни прямо заявляли, что это было преднамеренное убийство, другие считали, что произошел несчастный случай. Но независимо от высказанных мнений, сам факт применения физического насилия по отношению к товарищу был вопиющим нарушением закона, и Лало Сардиньяс не первый раз позволял себе это. Положение было не из легких. Все знали Сардиньяса как отважного командира, непримиримого к нарушителям дисциплины, как человека, которому было присуще чувство самопожертвования. Смертного приговора требовали для него как раз те, кто не отличался особой дисциплинированностью.

Заслушивание свидетелей продолжалось до глубокой ночи. К тому времени к нам в лагерь прибыл Фидель. Он был решительно против того, чтобы выносить Лало Сардиньясу смертный приговор, но в то же время считал, что будет неразумно принимать решение, не выяснив мнения всех товарищей. В ходе суда Фиделю и мне выпала задача быть защитниками обвиняемого, который спокойно, без малейших признаков страха, наблюдал за разгоревшимися спорами вокруг его дальнейшей судьбы.

После долгих и страстных речей, в которых многие выступавшие требовали вынесения смертного приговора, настала моя очередь взять слово. Прежде всего я обратился ко всем с просьбой как следует вникнуть в суть дела, пытался объяснить, что случай с Лало Сардиньясом нужно рассматривать с точки зрения конкретных обстоятельств нашей борьбы и условий военного времени и что в конечном счете виновником случившегося являлся диктатор Батиста. Однако было видно, что мои слова прозвучали не очень убедительно перед той враждебно настроенной аудиторией.

Было уже поздно, а споры все еще продолжались. Мы зажгли факелы и несколько свечей. Затем в течение целого часа выступал Фидель. Он разъяснил нам, почему не следовало применять в отношении Лало Сардиньяса высшую меру наказания. В этой связи Фидель подробно остановился на всех наших недостатках, рассказал об отсутствии крепкой дисциплины, о совершаемых нами ежедневно ошибках, о наших личных слабостях; в заключение он заявил, что отвратительный сам по себе поступок Лало Сардиньяса был совершен в конечном счете и интересах укрепления дисциплины и что это нельзя было упускать из виду.

Голос Фиделя, его страстная речь, могучая фигура, озаряемая факелами, оказали сильное воздействие на людей, и многие из тех, кто настаивали на казни Сардиньяса, постепенно стали соглашаться со своим руководителем. В ту ночь еще раз подтвердилась огромная способность Фиделя убеждать людей.

Но не всех убедила темпераментная и красноречивая речь Фиделя. В конце концов, все сошлись на том, чтобы поставить на голосование каждое из двух предложений: немедленная казнь через расстрел или разжалование в рядовые. В ходе голосования, от результатов которого зависела судьба человека, накал страстей стал еще больше.

Голосование пришлось отложить, так как некоторые голосовали по два раза, а в результате продолжавшихся споров искажались смысл и условия этого голосовании. Мы еще раз разъяснили поставленные на голосование два предложения и попросили всех сразу высказать свое мнение. За подсчет голосов отвечал я.

Многие из нас любили Лало Сардиньяса; мы признавали его вину, но вместе с тем очень хотели спасти его жизнь, ибо он был нужный для революции человек. Помню, как одна совсем юная девушка по имени Онириа, которая только что прибыла в отряд, просила убитым голосом разрешить ей голосовать наравне со всеми. Ей разрешили, и после этого началось голосование.

Результаты этого необычного голосования были следующими: из 146 присутствовавших 76 человек высказались против вынесения смертного приговора, 70 – за. Лало Сардиньяс был спасен.

Но на этом все не закончилось. На следующий день группа бойцов, несогласных с мнением большинства, решила уйти из отряда. Среди них было много тех, кто не отличался высокими моральными качествами, но были и хорошие парни. Как ни парадоксально, но из отряда ушли Антонио Лопес, возглавлявший дисциплинарную комиссию, и несколько человек из его отделения. Я помню имена некоторых из них. Это были Курро, братья Канисарес, Пардо Хименес. Последний, хотя и был племянником министра в правительстве Батисты, принимал участие в нашей борьбе. О дальнейшей судьбе этих людей мне не известно, но что касается судьбы братьев Канасарес, то ее не назовешь героической. Не согласившись с мнением большинства и дезертировав в трудный для нас момент, они позже окажутся на службе у врагов революции и высадятся как предатели на Плайя-Хирон, чтобы бороться против своего народа. Один из них будет там убит, а другой захвачен в плен.

Случай с Лало Сардиньясом свидетельствовал и о другом. Росла политическая сознательность наших бойцов и командиров, в Повстанческой армии формировались силы, придававшие новые черты нашей революционной войне, креп моральный дух, выкристаллизовывалась идея о необходимости аграрной реформы и глубоких социальных изменений в общественной структуре, которую нужно было осуществить, чтобы оздоровить всю жизнь в стране. Однако все это наталкивалось на противодействие ряда элементов, которые примкнули и нашей борьбе в поисках приключений, а скорее, ради своих узкокорыстных целей.

От нас ушло еще несколько человек недовольных. Имена их я уже забыл, но одного из них, по имени Роберто, запомнил хорошо. Впоследствии этот человек расскажет выдуманную им самим лживую историю обо веем случившемся в отряде некоему Конте Агуэро, который напечатает ее в журнале «Боэмия».

Что касается Лало Сардиньяса, то его отстранили от должности командир взвода и разжаловали в рядовые. Он был включен в состав небольшого дозора, которому предстояло действовать против батистовцев. Лейтенант Хоакин де ла Роса, дядя Лало Сардиньяса, решил сопровождать своего племянника. Вместо Лало Сардиньяса Фидель прислал ко мне одного из лучших своих людей – Камило Сьенфуэгоса, который стал капитаном и командовал передовым отрядом нашей колонны.

В тот период в районе наших боевых действий объявилась контрреволюционная банда, которая, прикрываясь именем революции, совершала преступления и терроризировала местных жителей. Поэтому задачей Камило Сьенфуэгоса было совершить форсированный марш в район населенных пунктов Каракас и Ломон и выловить этих бандитов, чтобы в последующем предать их суду.

Борьба против бандитизма

В условиях гор Сьерра-Маэстры мы могли свободно контролировать довольно большую территорию. Здесь были места, по которым вряд ли когда ступала нога батистовского солдата. Но органы нашей местной власти в освобожденных районах были слабо организованы и не могли эффективно бороться с мародерами, которые, прикрываясь именем революции, занимались открытым грабежом, бандитизмом и совершали другие преступные акты.

Кроме того, политическая обстановка в Сьерра-Маэстре была все еще довольно неустойчивой. Местные жители отличались низким политическим сознанием, и нахождение поблизости правительственных войск в большой степени мешало нам преодолеть этот недостаток.

Противник снова сжимал вокруг нас кольцо окружения. Имевшиеся у нас различные данные говорили о том, что батистовцы опять намереваются двинуться в Сьерра-Маэстру. Этого было достаточно, чтобы вызвать панику у жителей освобожденных нами районов. Некоторые из них, слабые духом, старались покинуть родные места, чтобы избежать возможных репрессий со стороны батистовских палачей. Санчес Москера разбил свой лагерь в поселке Минас-де-Буэйсито.

Но, несмотря на все эти опасности, наш отряд спокойно занимался своим делом в долине Эль-Омбрито. В заброшенных горах Сьерра-Маэстры мы впервые приступили к хозяйственной деятельности – к строительству хлебопекарни. Эта долина, где была создана партизанская база, являлась своего рода воротами для партизанских сил. Молодые люди, желавшие присоединиться к повстанцам, группами приходили сюда. Здесь они некоторое время находились в распоряжении крестьян, которые сотрудничали с нами.

Начальником этого приемного пункта был местный житель по имени Аристидио. Он пришел в наш отряд незадолго до боя под Уверо, но в нем не участвовал, так как накануне упал и сломал ребро. После этого случая он не проявлял особого желания оставаться в отряде.

Аристидио являл собой типичный пример крестьянина, который присоединился к революции, ясно не представляя себе ее значения. Поразмыслив над сложившейся обстановкой, он пришел к выводу, что будет благоразумнее для него держаться подальше «от всего этого». Поэтому он продал за несколько песо свой револьвер и принялся болтать языком по всей округе, что он не дурак и не желает погибнуть ни за понюшку табаку в своем собственном доме, когда из того района уйдут партизаны, и что он вступит в контакт с правительственными войсками. Из нескольких источников мне стало известно о настроениях этого крестьянина. Революция переживала трудные времена. Поэтому, пользуясь предоставленными мне как начальнику целого гарнизона полномочиями, я приказал арестовать Аристидио. Его судил военный трибунал и вынес ему смертный приговор.

Теперь, спустя много лет, мы можем спросить себя: действительно ли он был настолько виновен, чтобы приговорить его к высшей мере наказания, или можно было избежать этого и спасти ему жизнь? Война – вещь жестокая, и в период, когда противник владел инициативой и его агрессивность усиливалась, надо было пресекать любые попытки к измене. Случись это несколькими месяцами раньше, когда повстанческое движение было еще слабым, или несколькими месяцами позже, когда мы чувствовали себя уже сильнее, Аристидио не был бы расстрелян. Но ему не повезло, так как он изменил нам в момент, когда мы были достаточно сильны, чтобы безжалостно карать за такие преступления, но были еще слабы, чтобы наказывать по-другому, поскольку мы не располагали ни тюрьмами, ни исправительными колониями.

Временно покидая район нашего постоянного базирования, мы выступили в направлении к Лос-Кокос, что на реке Магдалена, и там должны были соединиться с силами Фиделя, чтобы сообща ликвидировать действовавшую в районе Каракаса банду, возглавляемую китайцем Чаном. Выдавая себя за революционеров, бандиты грабили, истязали и убивали крестьян. На ликвидацию банды ушло примерно десять дней.

Когда мы прибыли на место, там уже находилась передовая группа Камило Сьенфуэгоса, которой удалось захватить несколько бандитов, в том числе и их главаря. На состоявшемся суде, кроме Чана, к смертной казни был приговорен и пойманный в это же самое время один крестьянин, выдававший себя перед местными жителями за связного Повстанческой армии. Этот бандит изнасиловал несовершеннолетнюю крестьянскую девочку. Суду подверглись и другие участники банды. Это были в основном городские жители и местные крестьяне, обманутые китайцем Чаном, который обещал им легкую и привольную жизнь. Большинство из них были оправданы, но троих было решено подвергнуть символическому расстрелу и тем самым серьезно проучить их.

Чан и крестьянин, обвиненный в изнасиловании, были казнены в лесу. Их привязали к дереву и расстреляли. Перед казнью оба они сохранили чрезвычайное спокойствие. Крестьянин смотрел на нацеленные в него винтовки широко открытыми глазами и смерть встретил со словами: «Да здравствует революция!» Что касается Чана, то перед казнью он попросил, чтобы его исповедовал святой отец Сардиньяс. Мы не могли выполнить его просьбу, так как священник в то время находился где-то в районе нашего постоянного базирования. Тогда Чан пожелал, чтобы мы были свидетелями его последней молитвы. Он думал, что публичное исповедование могло служить ему как смягчающее обстоятельство на том свете.

Затем состоялся символический расстрел трех участников банды, которые в наибольшей степени были причастны к преступлениям китайца Чана. Но Фидель считал, что необходимо дать им возможность исправиться. Мы завязали им глаза и заставили пережить мучительные минуты перед «казнью». Прогремели три выстрела, и эти парни поняли, что остались живыми. Один из них бросился ко мне и в порыве благодарности наградил меня звонким поцелуем, будто я был его родным отцом. Свидетелем описанных мной событий являлся агент ЦРУ Эндрюс Сейнт Джордж. Его репортаж, опубликованный в журнале «Лук», получил премию и считался сенсацией года в стране.

Сейчас может показаться слишком жестоким такой способ наказания, но применить тогда другой вид наказания в отношении этих людей было невозможно. Хотя они и совершили тяжкие преступления, но смертной казни все-таки не заслуживали. Вскоре все трое вступили в Повстанческую армию. Двое из них мужественно сражались в течение всей войны, а третий долгое время находился в моем отряде. И когда в разговорах заходила речь о разных эпизодах войны и кто-нибудь из товарищей подвергал сомнению правдивость его слов, он с чувством говорил: «Я не боюсь смерти. Че – тому свидетель», – и начинал вспоминать случай со своим «расстрелом».

Спустя два или три дня были схвачены еще несколько человек из состава банды. Их казнь особенно была тяжела для нас. Среди них находились крестьянин, по имени Дионисио, и его шурин Хуан Лебрихио, с первых дней поддерживавшие Повстанческую армию. Вместе с Хуаном Лебрихио Дионисио, который помог нам разоблачить предателя Эутимио Герру и который принес большую пользу во время одного из самых трудных периодов нашей революции, позже стали очень сильно злоупотреблять нашим доверием. Пользуясь предоставленными им полномочиями, они присваивали себе продовольствие, которое нашим подпольным организациям удавалось с большим трудом переправлять из городов, тайно забивали принадлежавший нам скот и вырученные от продажи мяса деньги присваивали себе. Встав на этот скользкий путь, они уже не могли остановиться и катились все дальше вниз, пока не совершили убийство.

В ту пору в Сьерра-Маэстре богатство и благополучие мужчины измерялось главным образом количеством жен, которых он мог содержать. Дионисио, следуя этому неписаному правилу и считая себя влиятельным лицом, уполномоченным революцией, имел три дома, в каждом из которых содержал жену и большие запасы продовольствия. Во время суда Дионисио, выслушав, как Фидель гневно обвинял его в предательстве, в злоупотреблении доверием и моральном разложении, с крестьянским простодушием ответил, что жен у него было не три, а две, так как одна была законная.

На этом суде мы приговорили к смерти и двух пойманных с поличным шпионов Масферера, а также одного юношу по фамилии Эчеварриа. Он происходил из известной семьи, помогавшей повстанцам, а один из его братьев участвовал в высадке со шхуны «Гранма». Но этот юноша (мы все его звали Косой) организовал небольшую группу и, поддавшись искушению, встал на путь вооруженного бандитизма на территории, контролируемой Повстанческой армией.

Последние дни перед казнью Эчеварриа держался хорошо. Он полностью признавал свою вину и очень не хотел, чтобы его расстреляли. Юноша умолял, чтобы ему позволили умереть в бою, и клялся, что сам будет искать смерти, только лишь избежать бы позора для своей семьи. Уже будучи приговоренным к расстрелу, он написал большое трогательное письмо своей матери, в котором объяснял ей справедливость вынесенного ему приговора и призывал ее быть верной делу революции.

Последним, кого казнили в этот период, был человек по прозвищу Маэстро. Это был удивительный тип, которого я хорошо узнал, когда больным скитался с ним в горах. Вскоре он, сославшись на какую-то болезнь, ушел из отряда и окунулся в разгульную жизнь. Этот бандит докатился до того, что, выдавая себя за врача, пытался изнасиловать нуждавшуюся в медицинской помощи крестьянскую девочку.

Все приговоренные к расстрелу, за исключением двух шпионов, умерли со словами о революции. Я сам не был на казни, но очевидцы рассказывают, что, когда присутствовавший на этот раз святой отец Сардиньяс обратился к одному из приговоренных к смерти со своей молитвой, тот ответил: «Послушай, святой отец, помолись за кого-нибудь другого. Я не очень-то верю во все это».

Таковы были некоторые из тех людей, которые делали революцию. Поначалу мятежные и нетерпимые по отношению к любой несправедливости, бунтари-одиночки, они постепенно привыкали удовлетворять свои личные потребности, используя авторитет Повстанческой армии, и не проявляли никакого интереса к низвержению существовавшего социального строя. А выйдя из-под нашего контроля, который в тех условиях было довольно трудно поддерживать, они начинали совершать действия, которые неизбежно заканчивались преступлениями против революции. Некоторые из этих людей были прощены ею, но другие заплатили за это своими жизнями. Сама обстановка требовала от нас твердой рукой навести порядок, пресечь любое проявление недисциплинированности, покончить с анархическими элементами, которые вставали на путь преступлений, компрометируя наше дело.

Дионисио и Хуан Лебрихио были не хуже, чем другие прощенные нами люди. Более того, Эчеварриа мог бы стать героем революции, настоящим борцом, как его два брата – офицеры Повстанческой армии. Но в тех конкретных условиях они должны были заплатить за свои преступления против революции ценой своих жизней.

Вначале я сомневался, указывать фамилию Эчеварриа в этих воспоминаниях или нет. В конце концов, я решил, что это нужно сделать, так как этот юноша перед лицом смерти вел себя достойно, по-революционному, и было видно, что он ясно сознавал всю справедливость вынесенного ему приговора. Поэтому смерть Эчеварриа не была позорной; она послужила хотя и трагическим, но хорошим уроком, который помог многим понять, что наша революция – дело кристально чистое, не имеющее ничего общего с действиями бандитов, за которых нас старались выдать Батиста и его клика.

На суде впервые выступил в качестве адвоката Сори Марин, который из-за какой-то ссоры с городским руководством «Движения 26 июля» нашел убежище в горах Сьерра-Маэстры. После победы революции он стал министром сельского хозяйства и оставался на этом посту до принятия Закона об аграрной реформе. Сори Марин не пожелал поставить своей подписи под этим законом, так как не хотел брать на себя никаких обязательств.

После завершения нелегкой миссии по наведению порядка и спокойствия во всей округе, которая отныне переходила под наше управление, мы выступили в обратный путь в район Эль-Омбрито. Отряд имел три взвода. Первым командовал Камило Сьенфуэгос, командирами отделений у него были лейтенант (ныне майор) Орестес, а также лейтенанты Больдо, Лейва и Нода. Второй взвод находился под командованием капитана Рауля Кастро Меркадера, а отделениями командовали лейтенанты Альфонсо Саяс, Орландо Пупо и Пако Кабрера. Третьим взводом командовал Сиро Редондо, командирами отделений у которого были лейтенанты Вило Акунья, Феликс Рейес, Уильям Родригес и Карлос Мас.

Командование отряда включало небольшой штаб, начальником его был Рамиро Вальдес, и группу управления, которой руководил лейтенант Жоэль Иглесиас. Последнему не исполнилось еще и шестнадцати лет, а подчиненными у него были люди, которым перевалило за тридцать. Он уважительно обращался к ним на «вы», когда отдавал приказания. Те хотя и говорили ему «ты», но точно выполняли все его приказания и распоряжения.

В конце октября 1957 года мы вновь обосновались в долине Эль-Омбрито и приступили к проведению ряда работ с целью превратить наш лагерь в хорошо укрепленный район. Из Гаваны в отряд прибыли двое студентов, один с инженерного факультета, а другой – с ветеринарного. С их помощью мы начали составлять проект небольшой гидроэлектростанции, которую собирались построить на реке Эль-Омбрито, а также готовиться к изданию нашей партизанской газеты. Для этого у нас имелся старенький мимеограф, привезенный из города. На нем были напечатаны первые номера газеты «Эль Кубано либре». Ее главными редакторами и первыми издателями были студенты Хеонель Родригес и Рикардо Медина.

Так постепенно, окруженные большой заботой и теплотой со стороны местных жителей, особенно нашей давнишней знакомой – «старушенции Чаны», как мы все ее звали, мы закладывали основы для нашей постоянной дислокации. Нам наконец удалось завершить сооружение небольшой хлебопекарни. Мы разместили ее в заброшенной крестьянской хижине, чтобы не строить новой мишени для вражеской авиации.

Перед Новым годом мы изготовили огромный красно-черный флаг «Движения 26 июля» с надписью: «С Новым, 1958 годом!» Флаг был поднят на одной из вершин с таким расчетом, чтобы его видели жители поселка Минас-де-Буэйсито, откуда наш отряд ждал наступления правительственных войск под командованием Санчеса Москеры. Батистовцы готовились к очередному вторжению в наши районы. Мы в свою очередь, хотя и были заняты в то время установлением новых органов власти на освобожденных территориях, также готовились к отражению вражеского наступления, укрепляя подступы к району нашего базирования – Эль-Омбрито.

Убитый щенок

Был ясный день, что не так часто случается в горах Сьерра-Маэстры. Мы осторожно шли вслед за отрядом Санчеса Москеры, продвигавшимся по Агуа-Ревес – одной из наиболее труднопроходимых горных долин в бассейне реки Туркино. По дороге нам попадались следы «деяний» этого закоренелого убийцы: сожженные крестьянские хижины, повсюду горе и затаенная ненависть. По пути своего следования отряд Санчес Москеры неизбежно вынужден был начать подъем в горы в одном из двух или трех проходов, туда, где должен был находиться Камило со своими людьми. Противник мог также пройти по проходу через горный массив Невада, или по проходу Хромого, или, как теперь его называют, проходу Смерти.

Камило Сьенфуэгос с 12 бойцами поспешно выступил навстречу врагу. По дороге он должен был разделить свою группу и расставить бойцов в трех различных местах, чтобы задержать вражеский отряд, насчитывавший более ста человек. Моя задача заключалась в том, чтобы напасть на Санчеса Москеру с тыла, окружить и запереть в долине, а затем совместными усилиями ликвидировать его. Поэтому, стараясь не обнаруживать себя и обходя еще дымившиеся крестьянские хижины, подожженные солдатами на своем пути, наш отряд постепенно сближался с противником, который двигался внизу по узкой горной долине. Сколько было солдат, мы не знали, но до нас уже доносились их отдельные выкрики. Все было бы хорошо, если бы не новый наш спутник – охотничий щенок, появившийся в нашем отряде несколько недель назад. Несмотря на то что Феликс Рейес несколько раз пытался отогнать его в сторону нашего лагеря, где остались повара, щенок продолжал бежать вслед за нами.

В том месте Сьерра-Маэстры очень трудно передвигаться из-за отсутствия тропинок. Нам приходилось буквально продираться сквозь плотную стену деревьев и кустарников, покрывавших склоны гор; перепрыгивать через стволы мертвых деревьев, наполовину покрытых свежими зарослями. Каждый шаг давался с большим трудом, но нам нельзя было потерять из виду «гостей».

Наша колонна двигалась с величайшей предосторожностью. И только изредка звук сломанной под ногами ветки врывался в естественный для этих горных мест шум. Неожиданно раздался отчаянный и нервный лай щенка: он застрял в зарослях и звал своих хозяев на помощь. Кто-то помог выбрался собачонке, и все вновь двинулись вперед. Однако, когда мы решили немного передохнуть около какого-то ручья – один из нас наблюдал с высоты за движением противника, – щенок вновь истошно завыл, боясь, что его могут оставить на произвол судьбы.

Помню, как я резко тогда приказал Феликсу: «Позаботься о том, чтобы эта псина больше не выла. Прикончи ее. Она не должна больше лаять!» Феликс осмотрел на меня невидящим взглядом. Его и щенка окружили измученные переходом бойцы. Не торопясь, он вытащил веревку, окрутил шею собаки и начал постепенно сдавливать. Вскоре движения хвоста щенка стали резкими в такт жалобному хрипу, вырывавшемуся из стиснутой веревкой глотки. Не знаю, сколько времени все это продолжалось, но нам всем оно показалось нескончаемо долгим. Наконец щенок, издав последний предсмертный хрип, затих. Он так и остался там лежать, на ветках, весь поникший, с запрокинутой набок мордочкой.

Мы двинулись дальше в путь. Никто не проронил ни слова о случившемся. За это время отряд Санчеса Москеры ушел немного вперед, и нам нужно было догонять его. Неожиданно раздались выстрелы. Не теряя ни минуты, мы начали быстро спускаться по склону в поисках кратчайшего пути к противнику. Судя по всему, люди Камило Сьенфуэгоса уже вступили в бой. Однако прошло немало времени, пока мы добрались до крестьянской хижины, где, как мы считали, произошло столкновение, но там никого не оказалось. Стрельба неожиданно прекратилась. Все бойцы находились в состоянии напряженного ожидания. Посланные вперед двое разведчиков поднялись к проходу Хромого. Вскоре они вернулись, сообщив, что нашли наверху свежую могилу, а в ней солдата батистовской армии. Разведчики принесли найденные в карманах убитого документы. По всему было видно, что здесь шел бой и что убитый солдат был из отряда Санчеса Москеры. Но больше мы ничего не узнали.

Обескураженные, мы повернули назад. Проведенная нами на обратном пути разведка показала, что на обоих склонах имелись следы прошедших недавно людей, но большего обнаружить нам не удалось.

Возвращались мы медленно и шли уже по дороге, проходившей по самой долине. Достигнув к вечеру деревни Мар-Верде, отряд остановился на отдых в пустой хижине. Вскоре был готов ужин: вареная свинина и немного юки. Кто-то затянул песню, подыгрывая себе на гитаре.

Стемнело. Тихо звучала мелодия какой-то сентиментальной песни. Чувствовалось, что все очень устали от долгого перехода и, постепенно замолкая, устраивались на отдых. Рядом со мной, усевшись прямо на землю, ужинал Феликс Рейес. Обглодав кость, он бросил ее недалеко от себя. Крутившаяся около него хозяйская собака ухватила эту кость и стала грызть. Феликс погладил ее по голове. Собака с благодарностью посмотрела на Феликса, а тот в свою очередь посмотрел на меня. Наши взгляды неожиданно встретились, и мы оба почувствовали себя виноватыми и взволнованными. Казалось, что на нас смотрел кроткими глазами другой собаки, глазами, в которых можно было прочитать упрек, убитый щенок.

Бой за Мар-Верде

После спокойно проведенной ночи в деревне Мар-Верде я проснулся рано. Мы не спеша позавтракали и стали поджидать нескольких связных, которых мы послали накануне, чтобы выяснить, где находились группы наших бойцов, оставшиеся в горах.

С первыми лучами солнца к нам явился крестьянин и принес тревожную новость: он видел, как несколько солдат ловили кур в одном из брошенных домов всего в полукилометре от нас. Я тут же послал его обратно и попросил подробней разузнать о противнике. Хотя он не полностью выполнил мое задание, все-таки ему удалось выяснить, что в одном или двух километрах отсюда разбила лагерь большая группа батистовцев. Без сомнения, это был отряд Санчеса Москеры.

Необходимо было срочно организовать нападение на противника, окружить и уничтожить его. Но для этого прежде всего надо было установить, по какому маршруту Санчес Москера двинется дальше. Он мог воспользоваться двумя дорогами. Первая из них – к Минас-де-Буэйсито – проходила через населенный пункт Санта-Анна и поселок Калифорния, а вторая – более короткая и менее сложная – шла вдоль течения реки Туркино к деревушке Окухаль, расположенной у подножия пика Туркино. Вероятнее всего, противник мог пойти именно по второй дороге, но для этого ему пришлось бы двигаться в противоположном направлении.

Мы срочно выслали своих людей в обоих направлениях, чтобы точно определить, по какой же дороге двинется Санчес Москера. В случае же, если бы батистовцы направились к горному массиву Невада, нам необходимо было быстро упредить их и не позволить выйти из окружения. Эта задача возлагалась на группу Камило Сьенфуэгоса, которая за день до этого вела бой в районе Альтос-де-Конрадо. О ее точном местонахождении мы еще пока не знали.

Вскоре прибыли связные от нескольких наших групп. Стало известно, что резерв отряда, находившийся в Эль-Омбрито, выступил в направлении горного массива Невада. Поступило сообщение и от Камило Сьенфуэгоса, который уже находился в районе этого массива. Посланный к Камило связной должен был сообщить ему, чтобы он не вступал в бой до тех пор, пока противник не попытается выйти из окружения в районе Невады. Отделения лейтенантов Ноды и Вило Акуньи выступили в западном направлении, а взвод капитана Рауля Кастро Меркадера – в восточном. Таким образом, кольцо окружения замкнулось. Небольшая группа под моим командованием должна была устроить засаду и встретить противника, если бы он попытался прорваться к морю.

На рассвете, когда все приготовления были закончены, показалась передовая группа вражеской колонны, которая продвигалась вдоль небольшого горного ручья, впадающего в реку Туркино. Противник шел прямо в направлении нашей засады.

Место засады окаймлялось небольшим возвышением и позволяло нам хорошо замаскироваться, но в то же время оно имело ограниченный сектор огня и наблюдения. В стороне от дороги стоял небольшой холм, на вершине которого росло дерево манго. Я взобрался на дерево и внимательно следил за приближавшимся противником. Выстрелами по впереди шедшим солдатам я должен был дать сигнал к началу боя. В метре или двух от дерева находились Жоэль Иглесиас и другие бойцы. Наша позиция позволяла нам успешно действовать только в начале боя. Мы расчитывали, что подвергшийся внезапному нападению противник отойдет назад, чтобы занять выгодный рубеж, и тем самым позволит и нам сменить наши позиции.

Вскоре послышался шум шагов приближавшихся солдат. Их был трое. Но я не стал ждать подхода других и открыл огонь, беспокоясь за судьбу нескольких наших бойцов, находившихся ближе всех к противнику. Однако я промахнулся. Сразу же завязалась перестрелка. Наши люди, располагавшиеся ближе к дороге, двинулись в направлении дома, где должны были проходить основные силы отряда Санчеса Москеры.

Когда мы спустились к дороге, чтобы подобрать оружие убитых батистовцев, там никого не оказалась, Вскоре мы обнаружили, что рядом с дорогой имелся вырубленный в зарослях тростника наподобие туннеля проход, через который и ускользнули солдаты. Поскольку другие солдаты противника не появлялись, мы начали поиски трех батистовцев.

Пока часть бойцов шла в обход, Жоэль Иглесиас вместе с Родольфо Васкесом и Хеонелем Родригесом устремились в зеленый «туннель». Мы слышали громкий голос Жоэля Иглесиаса, предлагавшего солдатам сдаться в плен. Вдруг раздались беспорядочные выстрелы. Вскоре мне сообщили, что Жоэль Иглесиас тяжело ранен. Но судьба оказалась к нему благосклонной: ни одна из полученных им ран не оказалась смертельной, а их было множество. Приклад его винтовки был разбит прямыми попаданиями пуль, которые в ярости посылали батистовские солдаты из своих автоматических винтовок. Мы срочно вынесли обливавшегося кровью Жоэля Иглесиаса с поля боя и отправили его на носилках в тыл.

Но солдаты еще не были обезврежены. И прежде чем ввязываться по-настоящему в бой, необходимо было во что бы то ни стало захватить и обезоружить их. Вскоре послышался голос Силвы. Он закричал нам: «Они здесь!» – и выстрелил по месту, где спрятались трое батистовцев. Спустя некоторое время они сдались в плен вместе с оружием.

Отправив пленных в лагерь той же дорогой, что и Жоэля Иглесиаса, я смог наконец занятьсл непосредственно организацией дальнейших боевых действий. Из допроса пленных следовало, что у Санчеса Москеры имелось от 80 до 100 человек личного состава. Другими полезными сведениями они не располагали, да у нас и не было полной уверенности в правдивости их слов. Бесспорно было одно: Санчес Москера перешел к обороне, заняв выгодную позицию. У него были пулеметы и легкая артиллерия с необходимым количеством боеприпасов.

По численности мы не уступали противнику, но были значительно хуже вооружены. Все понимали, что для нас было бы невыгодно сразу вступать с ним в открытый бой, в успехе которого мы сомневались. Поэтому было решено держать противника под постоянным напряжением и не давать ему свободно маневрировать, а с наступлением темноты вновь атаковать его.

В течение нескольких часов все шло по плану. Но затем поступило сообщение, что со стороны моря на помощь Санчесу Москере двигалось подкрепление под командованием капитана Сьерры. Это меняло дело. Чтобы задержать продвижение вражеского подкрепления, мы послали навстречу ему две группы бойцов под командованием Уильяма Родригеса и лейтенанта Лейвы. Они должны были перехватить двигавшуюся колонну в районе Дос-Брасос-дель-Туркино и совместными усилиями уничтожить ее. Для встречи противника была выбрана позиции на вершине одной горы, примерно в двух километрах от того места, де находился Санчес Москера.

Бой затих, и лишь изредка наши бойцы, беспокоя врага, стреляли по дому, где засели солдаты Санчеса Москеры. Так прошло еще несколько часов. Однако в середине дня где-то над нами послышалась сильная стрельба, а спустя еще некоторое время пришло печальное известие о гибели Сиро Редондо. Он геройски погиб, пытаясь прорваться через вражеские позиции. Тело его найти не удалось, а его винтовку подобрал Камило Сьенфуэгос.

Вскоре выстрелы стали раздаваться совсем рядом. Это стреляли солдаты из подкрепления противника, извещавшие таким путем Санчеса Москеру о своем приближении. Завязалась ожесточенная перестрелка. Превосходство было на стороне противника. Ему удалось потеснить нас и прорваться к отряду Санчеса Москеры, которому и на этот раз посчастливилось спастись.

Я отдал приказ на отход; он прошел организованно и без спешки. Нам необходимо было сперва выйти к небольшой реке Гуайябо, а затем к долине Эль-Омбрито, где отряд оказывался бы в полной безопасности.

Достигнув берега этой реки, мы сделали привал и по горячим следам подвели итоги боя. Потери противника определить не удалось, хотя, по рассказам некоторых наших товарищей, чему, однако, нельзя было верить, он потерял убитыми несколько человек.

Наши же потери составили: один убитый и пять раненых. Среди последних были Роберто Фахардо, Жоэль Пардо, Феликс Рейес (позже ему будет присвоено звание капитана и он погибнет в одном из боев), Хавьер Пасос и Жоэль Иглесиас. Кроме того, мы потеряли все содержимое нескольких вещевых мешков, которые были нами спрятаны перед началом боя. А случилось это так. Альберто – боец, сопровождавший до лагеря взятых в плен утром трех батистовских солдат, не вернулся сразу к месту боя. На обратном пути он решил отдохнуть в том месте, где были спрятаны мешки. Там его спящим и обнаружили батистовцы. Позже мы узнали, что он был расстрелян.

Смерть нашего любимого товарища Сиро Редондо была для нас самой большой утратой. Всех угнетала мысль о том, что не удалось сполна рассчитаться с убийцей Москерой за гибель своего товарища. Я послал Фиделю письмо, в котором предлагал присвоить посмертно Сиро Редондо воинское звание «майор». Это звание было присвоено ему некоторое время спустя, о чем сообщила наша партизанская газета «Эль Кубано либре». Бой под Мар-Верде и гибель Сиро Редондо произошли 29 ноября 1957 года.

Мне этот бой запомнился еще и по другой причине. Дело в том, что перед самым нашим отходом одна вражеская пуля вонзилась в ствол дерева, пролетев всего в нескольких сантиметрах над моей головой, которую я в тот момент зачем-то высунул. Находившийся рядом со мной Хеонель Родригес отругал меня за то, что я не остерегаюсь и подставляю лоб всякой шальной пуле. Потом по дороге он рассуждал со мной в полушутливом тоне о том, что у него больше шансов дожить до победы революции, ибо он не рискует понапрасну жизнью, разве только в необходимых случаях. А так как Родригес был по специальности инженер, то он подкреплял свои слова математическими выкладками. То, что он не рисковал никогда понапрасну жизнью, было действительно так, хотя это не мешало ему быть смелым, решительным и умелым воином. Но, к сожалению, он не дожил до конца революционной войны. Спустя несколько месяцев после боя под Мар-Верде он погибнет, участвуя в отражении яростного наступления правительственных войск против Повстанческой армии.

Ночь мы провели на берегу реки. Нами принимались все необходимые меры, чтобы не позволить противнику застать нас врасплох и, если бы он попытался атаковать, дать ему решительный отпор, прежде чем отойти к долине Эль-Омбрито.

Альтос-де-Конрадо

Дни после боя при деревне Мар-Верде были заполнены лихорадочной деятельностью. Мы понимали, что повстанцы еще не были достаточно подготовлены, чтобы вести длительные боевые действия, эффективно проводить операции по окружению противника и противостоять его фронтальным атакам. Вот почему мы продолжали оставаться в обороне в долине Эль-Омбрито, соблюдая все необходимые меры предосторожности. Эта долина находится в нескольких километрах от деревни Мар-Верде и, чтобы добраться туда, нужно подняться по шоссе, ведущему в Санта-Анну, и переправиться через небольшую горную речушку Гуайябо. Можно, правда, добраться в Эль-Омбрито и другим путем: идти вдоль той же речки Гуайябо на юг, мимо холма Ботелья, и перейти на шоссе, которое ведет из Мина-дель-Фрио.

Нужно было обеспечить оборону всех этих подступов и организовать постоянное наблюдение, чтобы не быть застигнутыми врасплох противником, если бы тот стал продвигаться прямо через леса. Главный обоз был переправлен в район Ла-Меса, дом Поло Торреса. Туда же были отправлены и раненые. Единственным раненым, который не мог сам передвигаться, из-за ранения в ногу, был Жоэль Иглесиас. Отряд Санчеса Москеры расположился лагерем в самой Санта-Анне, другие подразделения противника двигались по дороге из Калифорнии, и точное место, куда они направлялись, нам не было известно.

Спустя четыре или пять дней после боя при Мар-Верде прозвучал сигнал боевой тревоги. Отряд Санчеса Москеры продвигался по наиболее удобной дороге, ведущей из Санта-Анны в Эль-Омбрито. Немедленно были предупреждены все те, кто готовил засады, и проверены мины. Наши первые самодельные мины имели весьма примитивный взрыватель, ударный механизм которого состоял из простого гвоздя и пружины. Они так ни разу и не взорвались во время боя при Мар-Верде, не сработали они и на этот раз. Через некоторое время на командном пункте услышали стрельбу, а затем поступило сообщение о том, что бойцы вынуждены отступить, так как мины не сработали, а противник с боем продолжает продвигаться вперед. Наши бойцы все же успели нанести противнику кое-какие потери. Их первой жертвой был толстый, высокого роста сержант, вооруженный пистолетом, который на коне возглавлял вражескую колонну. Лейтенант Энрике Нода и боец, по прозвищу Мексиканец, стреляли в него с близкого расстояния, и их описания этого человека совпадали. Говорили, что были и еще убитые. Но факт остается фактом – отряд Санчеса Москеры вынудил нас отступить. Спустя несколько недель ко мне пришел крестьянин по фамилии Брито, чтобы поблагодарить нас за великодушие. Этот крестьянин рассказывал, что батистовцы заставили его показывать им дорогу и, двигаясь впереди колонны, он видел, как наши парни только целились в него, а стреляли мимо. Брито сообщил мне, что потерь в этом столкновении не было. Они имелись около Альтос-де-Конрадо.

При наших скудных огневых средствах позиция, которую мы занимали, была настолько трудна для обороны, что мы даже не стали отрывать окопов, а использовали старые оборонительные укрепления, предназначавшиеся для защиты подступов с стороны Минас-де-Буэйсито. Противник, продолжая продвигаться по шоссе, стал угрожать нашим людям, находившимся в засадах. Поэтому всем бойцам был дан приказ к отходу. Никто из местных жителей не остался в этом районе, за исключением некоторых крестьян, у которых хватило мужества противостоять жестокостям батистовских карателей или которые тайно поддерживали связь с врагом.

Мы немедленно отступили по дороге, ведущей к Альтос-де-Конрадо. Альтос-де-Конрадо – это всего лишь небольшая гора в Сьерра-Маэстре, на самой вершине которой жил крестьянин Конрадо. Этот товарищ был членом Народно-социалистической партии и с первого же момента вступил в контакт с бойцами Повстанческой армии, выполняя для нее важные поручения. Он эвакуировал свою семью, и дом стоял пустой.

Это место очень подходило для устройства засады. На вершину горы можно было подняться лишь по трем узким тропинкам, которые, извиваясь, бежали по крутому склону, покрытому густым тропическим лесом. Другим же путем взобраться на эту гору было очень трудно, так как со всех сторон она была надежно защищена отвесными скалами.

Напасть на отряд Санчеса Москеры было решено в том месте, где дорога расширялась и проходила рядом с небольшим участком вырубленного леса. В первый же день мы заложили в печке дома две мины. Расчет был прост: если батистовцы войдут в дом и станут разводить огонь, произойдет взрыв, в результате которого все находящиеся в доме будут уничтожены. Но это мы предусматривали на случай нашего отхода, а пока нам предстояло заняться засадой около Альтос-де-Конрадо.

Три дня мы терпеливо ожидали противника, ведя круглосуточное наблюдение. Ночи на такой высоте и в такое время года очень холодные, сырые, и надо признаться, что мы были не особенно привычны к тому, чтобы провести целую ночь на боевой позиции под открытым небом.

Утром 8 декабря, расположившись на высокой скале, мы услышали голоса батистовцев, готовившихся начать подъем по петляющей вверх дороге, которая проходила на 200 метров ниже нашей боевой позиции. Прислонившись к скале и осторожно наблюдая за ними, я услышал, как, по-видимому, какой-то офицер приказывал солдату идти вперед, но тот сердито отказывался. Затем спор прекратился, и противник начал подъем.

Замысел боя был чрезвычайно прост: огонь открывался, когда противник выходил на открытое место. Камило, спрятавшись за большое мастиковое дерево, должен был в упор выстрелить из автомата по шедшему впереди своей колонны дозорному, Затем в действие, вступали снайперы, которые расположились на обоих флангах нашего боевого порядка в кустарниках. Лейтенант Ибрагим и еще один боец, укрывшись на обочине дороги в десяти метрах от Камило, должны были прикрывать его фронтальным огнем, с тем, чтобы никто не мог подойти к нему после того, как он убьет вражеского дозорного.

Моя огневая позиция находилась около дерева, ствол которого наполовину закрывал меня. Я и некоторые другие товарищи вначале не могли наблюдать за происходящим, так как находились на открытом месте и нас могли увидеть. Все должны были ждать, пока не откроет огонь Камило. Осторожно выглядывая из-за дерева и действуя при этом против отданного мною же приказа, я смог по достоинству оценить то напряжение, которое испытывает человек перед началом боя.

Вскоре появился первый батистовский солдат. Он подозрительно огляделся по сторонам и медленно двинулся дальше. И в самом деле, это место, где мы залегли, будто предупреждало о засаде. Оно производило странное унылое впечатление – высохший участок земли, эти деревья, одни из которых были повалены, а другие стояли, но были мертвы. И все это – на фоне окружавшей нас пышной лесной растительности, где бежал небольшой ручеек.

Я спрятал голову и стал ждать начала боя. Прозвучал выстрел, и тотчас же завязалась перестрелка. Позднее я узнал, что стрелял не Камило, а Ибрагим, который не выдержал нервного напряжения и выстрелил раньше времени. В начавшейся общей перестрелке мало что можно было увидеть с любого наблюдательного пункта. Наши разрозненные выстрелы, каждый из которых должен был бы попасть в цель, и расточительная пальба батистовцев раздавались одновременно, но их можно было различить. Через пять-шесть минут над нашими головами прозвучали первые залпы из вражеских минометов или «базук». Огонь был не точен, и снаряды рвались где-то за нами.

Вдруг у меня появилось неприятное ощущение, как будто что-то меня обожгло. Я почувствовал, что меня ранило в левую ногу, не защищенную стволом дерева. Я сразу же выстрелил. (Для большей точности стрельбы я взял себе винтовку с оптическим прицелом.) В момент, когда меня ранило, я услышал, как ко мне, раздвигая с большим шумом ветки деревьев, приближались люди. Винтовкой я не мог воспользоваться, поскольку я только что выстрелил из нее. Пистолет находился под моим телом, и я не мог подняться, не подставив себя под огонь противника. Повернувшись, насколько это было возможно, я отчаянно схватил пистолет как раз в тот момент, когда передо мной возник наш боец по прозвищу Кантинфлас.

Мое самочувствие было неважное: раненая нога болела, и я не мог подняться. А тут еще пришел бедный Кантинфлас, чтобы сказать, что у его винтовки заело затвор и он решил отойти назад. Я выхватил у него винтовку и осмотрел ее. Оказалось, что произошел перекос патрона. Я устранил неисправность и, возвращая винтовку, сильно обругал Кантинфласа. Взяв винтовку, он вышел из-за дерева, которое прикрывало нас, и присоединился к остальным бойцам, чтобы разрядить в противника свое оружие и тем самым доказать свою храбрость.

Но ему не удалось осуществить свое намерение: его тут же ранило. Пуля вошла в левую руку и вышла через лопатку, пройдя при этом любопытную траекторию. Теперь мы были оба ранены, и нам стало очень трудно выйти незамеченными из-под сильного огня противника. Не оставалось ничего другого, как ползти в направлении поваленных деревьев и скрыться. Нам удалось достигнуть этого места, но Кантинфлас потерял сознание, а я, несмотря на боль, сумел добраться до своих и попросил помощи.

Было известно, что среди батистовцев имелись убитые, но точное их число мы не знали. Выбравшись из зоны, простреливаемой противником, мы – двое раненых – направились к дому Поло Торреса, находившемуся в двух-трех километрах от места засады. Когда прошло вызванное боем возбуждение, боль в ноге стала чувствоваться еще сильнее. Я не мог двигаться дальше. На середине пути мне пришлось сесть на лошадь, которая довезла меня до импровизированного госпиталя, а Кантинфласа принесли на санитарных носилках, сооруженных из гамака.

К тому времени перестрелка закончилась, и мы решили, что противник уже взял Альтос-де-Конрадо. Мы выслали небольшое прикрытие, чтобы сдержать продвижение противника вдоль берега небольшой речушки, в месте, которое мы прозвали Пата-де-ла-Меса (ножка стола), и занялись эвакуацией крестьян и их семей. Затем я послал Фиделю большое донесение с подробным описанием обстановки.

Я принял решение послать основные силы отряда под командованием Рамиро Вальдеса на соединение с Фиделем. Фактически это обусловливалось тем, что среди части наших бойцов росло опасение полного поражения. Оставляя для прикрытия небольшую группу во главе с Камило, я хотел обеспечить максимум подвижности в бою.

На следующий день после боя, когда кругом все было как будто спокойно, мы послали одного из наших лучших разведчиков, по фамилии Льен, разузнать, что творится в лагере противника. Оказалось, что противник совершенно оставил этот район. Разведчик дошел до самого дома Конрадо и нигде не обнаружил батистовских солдат. Для подтверждения он даже принес одну из мин, спрятанных нами в хижине.

При проверке оружия выяснилось, что у товарища Гиле Пардо не было принадлежавшей ему винтовки. Перед боем он взял другую винтовку, а свою оставил во время нашего отхода. Это считалось в нашей армии одним из наиболее тяжких преступлений. Последовал строгий приказ: «Найти свою винтовку или добыть у противника другую». С низко опущенной головой, вооруженный только одним пистолетом, Гиле отправился выполнять приказ. Спустя несколько часов он вернулся и с радостью показал свою собственную винтовку. Разгадка была проста: противник не пошел дальше того места, где он подвергся нашему нападению. Каждая сторона отошла на свои прежние позиции, и никто из вражеских солдат не побывал там, где Пардо оставил свою винтовку. Она лишь покрылась ржавчиной после прошедшего сильного ливня.

В этом районе батистовцам удалось дальше всего проникнуть в Сьерра-Маэстру. ВЭль-Омбрито и прилегающих к ней деревнях батистовский каратель Санчес Москера, как всегда, оставил после себя лишь сожженные дома.

Наша хлебопекарня была совершенно разрушена, и среди дымящихся обломков бродили лишь кошки да какой-то обезумевший боров, который сбежал от противника, чтобы попасть в наши желудки. На второй или на третий день после боя Мачадито (в настоящее время он министр здравоохранения) с помощью бритвы сделал мне операцию и извлек пулю карабина М-1. После этого я быстро пошел на поправку.

Санчес Москера забирал у крестьян все, начиная от кофе и кончая мебелью. У нас создавалось впечатление, что пройдет много времени, прежде чем Москера опять появится в горах Сьерра-Маэстры.

В этот период для нас становилось необходимым заняться решением политических задач в Сьерре и приступить к созданию нашего основного материально-производственного центра теперь уже не в Эль-Омбрито, а несколько дальше, в районе Месы.

Год вооруженной борьбы

Начинался 1958 год. Мы уже более года вели вооруженную борьбу против батистовского режима. Попробуем вкратце подвести итоги достигнутых нами успехов в военном, организационном и политическом отношении, а также проанализировать сложившуюся к этому времени обстановку.

Если начинать с военного аспекта нашей деятельности, необходимо вспомнить, что повстанческий отряд высадился с «Гранмы» 2 декабря 1956 года на пляже Лас-Колорадас. Спустя три дня он подвергся внезапному нападению батистовцев и был разбит в бою около Алегрия-де-Пио. В конце этого же месяца была произведена перегруппировка наших сил, мы приступили к проведению небольших операций. Одной из таких успешно проведенных операций явился бой за небольшую казарму, расположенную на берегу реки Ла-Плата, на южном побережье провинции Орьенте.

В течение всего периода, начиная с момента высадки с «Гранмы» и последующего поражения в бою при Алегрия-де-Пио и кончая боем при Уверо, повстанческие силы состояли лишь из одной партизанской группы, руководимой Фиделем Кастро, и мы были вынуждены находиться в постоянном движении. Этот период можно было бы назвать «кочевым».

Между 2 декабря и 28 мая (день, когда произошел бой при Уверо) начинают понемногу налаживаться наши связи с городскими подпольными организациями. Указанный период характеризуется непониманием со стороны части руководства «Движения 26 июля» в равнинных районах важной роли повстанцев, ведущих боевые действия в горах, как авангарда революционных сил и значения Фиделя как вождя революции.

Именно в этот момент формируются два разных подхода к тактике, которой необходимо было придерживаться в революционной борьбе. Они соответствовали двум отличным друг от друга стратегическим концепциям, известным в то время как позиция повстанцев Сьерра-Маэстры и позиция революционеров из равнинных районов. Наши дискуссии и внутренние разногласия носили довольно острый характер. Тем не менее наша главная забота на данном этапе состояла в том, чтобы преодолеть существующие трудности и укрепить опорную базу повстанцев.

Настроение крестьянства в этот период анализировалось нами уже много раз. В дни, последовавшие за поражением при Алегрия-де-Пио, крестьяне проявляли к повстанцам горячее чувство товарищества и искренней поддержки. После перегруппировки наших сил и проведения первых боев, за которыми со стороны батистовцев сразу же последовали репрессии против местного населения, крестьян охватил страх, и их отношение к нам становится прохладным. Основная проблема состояла в том, что они должны были доносить властям о нашем появлении, и, если батистовцы узнавали об этом из других источников, им приходилось плохо. В то же время доносы были противны их убеждениям и, кроме того, представляли для них новую опасность, поскольку революционное возмездие было неминуемым.

Несмотря на то что некоторые крестьяне – запуганные или по крайней мере безразличные и неуверенные – предпочитали избегать решения этой проблемы и уходили из Сьерра-Маэстры, повстанцы с каждым днем все глубже врастали в эту землю, добиваясь абсолютного контроля над районом Сьерра-Маэстры, который простирался на востоке дальше пика Туркино, а на западе – до пика Каракас. По мере того как крестьяне убеждались в непобедимости партизанской армии и в той пользе, которую приносила революционная борьба, их поведение становилось более логичным и они начинали вступать в наши ряды. С этого момента они не только поддерживали нашу армию, но и группировались вокруг нее. Повстанцы прочно закреплялись в сельской местности, используя при этом обычно широкие родственные связи среди крестьян. А это уже означало массовую повсеместную помощь герилье со стороны местного населения.

Пополнение рядов повстанцев шло не только за счет крестьян и отдельных добровольцев, но и за счет бойцов, посылаемых в Сьерра-Маэстру Национальным руководством «Движения 26 июля» и провинциальным руководством Орьенте, которое пользовалось достаточно большой автономией. В период, прошедший со дня высадки с «Гранмы» и взятия военной казармы Уверо, к нам прибыло пополнение в количестве 50 человек, разделенное на пять взводов. Бойцы были вооружены разнотипным оружием, лишь 30 винтовок были в хорошем состоянии. До прибытия этой группы мы нанесли противнику поражение в боях при Ла-Плате и при Арройо-дель-Инфьерно, но в то же время сами подверглись внезапному нападению батистовцев в Альтос-де-Эспиноса и потеряли одного бойца. Этот случай чуть не повторился в районе Гавиро, когда в наш отряд проник предатель, который трижды приводил противника к месту нашего расположения и которому было дано поручение убить Фиделя.

Выпавшие на нашу долю горькие испытания и трудности суровой жизни в горах закалили нас и превратили в настоящих ветеранов. Новое пополнение получило боевое крещение в бою при Уверо. Этот бой имеет большое значение, поскольку знаменует собой момент, когда мы провели фронтальную атаку в дневное время на хорошо обороняемую позицию противника. Этот бой явился одним из самых кровопролитных боев за всю историю войны, если учесть его продолжительность и количество участников в нем. В результате этой победы от противника были очищены прибрежные зоны Сьерра-Маэстры. После боя при Уверо моя небольшая группа, состоявшая в основном из раненых повстанцев, соединилась с колонной Фиделя, пополнившись в пути новыми бойцами. Меня назначили командиром 2-й колонны, которая позже стала называться 4-й. Следует отметить, что колонна, непосредственно руководимая Фиделем, должна была действовать в основном к западу от пика Туркино, а наша колонна – к востоку, стараясь охватить при этом возможно большую зону. В плане тактического руководства мы были довольно самостоятельны, но общее руководство осуществлял Фидель, с которым мы поддерживали связь через связных раз в одну-две недели.

День, когда были разделены силы Повстанческой армии, совпал с годовщиной «Движения 26 июля». В то время как бойцы 1-й колонны, носившей имя Хосе Марти, атаковали населенный пункт Эстрада-Пальма и наносили противнику ряд отвлекающих ударов, мы быстро продвигались к населенному пункту Буэйсито. Это был первый бой нашей колонны, в результате которого был взят этот населенный пункт. Начиная с указанной даты и до первых чисел января 1958 года происходит закрепление Повстанческой армии на освобожденной территории. Чтобы вторгнуться на эту территорию, противник, вынужден сосредоточивать крупные силы и двигаться мощными колоннами. Подготовка к таким операциям требовала от батистовцев больших усилий, а результаты получались ничтожными, поскольку им не хватало мобильности. Некоторые колонны врага окружались, другие уничтожались или в крайнем случае их продвижение останавливалось. Наше знание местности и подвижность улучшались, и мы вступали в период «оседлого образа жизни», то есть когда освобожденные районы удерживались нами в течение длительного времени. Во время первого нападения на Пино-дель-Агуа мы прибегли к военной хитрости и совершенно сбили с толку противника, поскольку нам уже были хорошо известны его повадки. Получилось так, как и предполагал Фидель: когда батистовцы узнают о нашем появлении в этом районе, они обязательно через несколько дней пошлют карательную экспедицию. Он оставил мой усиленный отряд в засаде, а сам с небольшой группой бойцов стал имитировать передвижение повстанческих сил.

В конце года войска противника снова отступили из Сьерра-Маэстры и мы стали хозяевами территории, простиравшейся с запада на восток от пика Каракас до Пино-дель-Агуа; на юге контролируемая нами территория омывалась морем. И лишь на севере, на отрогах Сьерра-Маэстры, находились небольшие населенные пункты, занятые противником.

Наша зона действий значительно расширилась после вторичного нападения на Пино-дель-Агуа, в котором принимали участие все наши силы под командованием Фиделя. К этому времени были созданы две новые колонны: 6-я колонна имени Франка Пайса, командиром которой стал Рауль, и колонна Альмейды. Обе эти колонны выделились из 1-й колонны Фиделя, на основе которой постоянно создавались новые отряды, направлявшиеся в отдаленные районы для утверждения нашего влияния. Таким образом, начиная с 4-й колонны, формирование новых повстанческих подразделений за чет 1-й колонны становилось уже традицией.

В период консолидации наших вооруженных сил возникло своеобразное перемирие с батистовцами: мы еще не были в состоянии атаковать укрепленные, но относительно слабо обороняемые позиции противника, а он не предпринимал наступления против нас. Такое положение продолжалось до тех пор, пока 16 февраля 1958 года не произошло второе нападение на Пино-дель-Агуа.

В это время погибло несколько наших товарищей, участников высадки с «Гранмы». Мы тяжело переживали их гибель. Особенно тяжело нам было потерять Нико Лопеса и Хуана Мануэля Маркеса. В этот первый год борьбы с тиранией погибли и другие товарищи, которые благодаря своему мужеству и высоким моральным качествам снискали среди бойцов большое уважение. Среди них можно назвать Нано и Хулио Диасов, павших в бою при Уверо. Они не были братьями. В бою при Мар-Верде был убит ветеран штурма казармы Монкада Сиро Редондо, а в бою при Сан-Лоренсо погиб капитан Сото. Среди жертв, понесенных городскими подпольными организациями в революционной борьбе, самой большой утратой для революции была гибель Франка Пайса в Сантьяго-де-Куба.

К списку военных подвигов, совершенных в горах Сьерра-Маэстры, надо добавить и ту героическую работу, которую проводили городские подпольные организации. Сражавшиеся против батистовского режима подпольные группы действовали во всех основных городах страны, но основными центрами революционной борьбы были Гавана и Сантьяго.

На протяжении всего этого периода была слабо налажена связь равнинных подпольных организаций с партизанами, находящимися в горах Сьерра-Маэстры, что объяснялось двумя основными факторами: географической оторванностью Сьерры и разногласиями тактического и стратегического характера между руководством двух групп в «Движении». Второй фактор объяснялся различными социальными и политическими взглядами.

Сьерра-Маэстра была изолирована от других районов не только в силу своих географических условий, но также из-за установленного батистовцами кордона, который в ряде случаев было чрезвычайно трудно преодолеть.

В этом кратком описании борьбы с тиранией в первый год следует также упомянуть и о других группах борцов, действия которых не только не имели успеха, но и приводили к печальным последствиям.

13 марта 1957 года группа кубинских студентов, входивших в студенческую организацию «Революционный директорат», совершила нападение на президентский дворец, намереваясь захватить и убить Батисту. Нападение оказалось неудачным. В результате погибли лучшие борцы за революцию во главе с лидером «Директората» президентом Университетской Федерации студентов Хосе Эчеварриа, или, как его еще называли, Мансанитой, имя которого было символическим для молодежи.

Спустя несколько месяцев, в мае 1957 года, на помощь повстанцам должно было прийти судно «Коринтия». Но эта экспедиция, которую возглавлял Каликсто Санчес, была обречена на провал уже с самого момента своего выхода из Майами, поскольку ее финансировал предатель Прио; результатом неудачной высадки была зверская расправа со всеми участниками экспедиции. Каликсто Санчес погиб, как почти и все его товарищи, от руки убийцы Коули, действовавшего в северной части провинции Орьенте и расстрелянного впоследствии борцами нашего «Движения».

В это время начинается концентрация боевых групп в Эскамбрае. Некоторые из них возглавляли члены «Движения 26 июля», а другими руководили представители студенческого «Революционного директората». Во главе этих последних стоял вначале член «Директората» Гутьеррес Менойо, который предал сперва их, а затем и интересы всей революции. Впоследствии он был выслан за пределы страны.

Бойцы, поддерживавшие линию «Революционного директората», сформировали свою отдельную колонну, которую впоследствии возглавил майор Чомон, а остальные, не вошедшие в нее, составили ядро так называемого 2-го Национального фронта Эскамбрая.

Небольшие партизанские отряды были сформированы также в горах Сьерра-де-Кристаль и Баракоа; в некоторых отрядах оказались реакционные элементы, от которых Раулю пришлось избавиться, когда он со своей 6-й колонной вступил в этот район.

Крупным событием вооруженной борьбы того периода явилось восстание моряков, вспыхнувшее на военно-морской базе в городе Сьенфуэгос 5 сентября 1957 года. Его возглавил лейтенант Сан Роман, который после поражения был расстрелян батистовцами. Это восстание не должно было ограничиться только выступлением моряков военно-морской базы в Сьенфуэгосе, и оно не возникло стихийно, а было результатом крупного подпольного движения в рядах батистовских вооруженных сил, руководимого группой так называемых незапятнанных военных, которые не были причастны к преступлениям Батисты и его клики. В эту группу, как стало теперь очевидно, проникли элементы, связанные с американскими империалистами. По какой-то непонятной причине восстание было перенесено на другой день, но руководство базы вовремя не было оповещено об этом и не смогло остановить уже начавшееся восстание. В первый момент инициатива находилась в руках восставших, но ими была допущена трагическая ошибка – они не ушли в горы Эскамбрая, расположенные всего в нескольких минутах ходьбы от Сьенфуэгоса, и, установив контроль над городом и располагая необходимыми средствами, не попытались создать в горах единый фронт сопротивления.

Активное участие в восстании принимают руководители «Движения 26 июля» общенационального и местного масштаба; включается в борьбу и народ, по крайней мере он заражается энтузиазмом, который вызвало это восстание, и некоторые берутся а оружие. Это налагало моральную ответственность на руководителей восстания и должно было еще больше привязать их к городу, оказавшемуся в руках восставших, но события развертываются в той логической последовательности, которая характерна для восстаний подобного рода.

Важную роль здесь, очевидно, сыграл и тот факт, что кадровые военные придавали мало значения партизанской борьбе, не верили в то, что герилья является выражением народной борьбы. И получилось так, что восставшие, за спиной которых находилось море, видимо, понимали, что без поддержки своих товарищей по оружию они будут разгромлены, но решили вести борьбу насмерть в узких пределах одного города до тех пор, пока не были практически уничтожены превосходящими силами противника, занявшего выгодные позиции около Сьенфуэгоса. Принимавшие участие в восстании члены «Движения 26 июля» были безоружными и при всем желании не могли изменить ход событий. Восстание закончилось поражением. Отсюда урок на будущее – стратегию диктует тот, кто обладает силой.

Массовые расстрелы гражданского населения, неоднократные провалы, политические убийства, совершавшиеся сторонниками диктатуры на различных этапах борьбы, показывают, что партизанские действия в благоприятныхусловиях местности являлись наиболее совершенной формой народной борьбы против деспотического и еще сильного правительства; кроме того, такая форма борьбы требовала меньше жертв от народа. В то время как потери в рядах партизан можно было буквально пересчитать по пальцам (нужно сказать, что погибшие товарищи были исключительными по своему мужеству и самоотверженности в бою), потери в городах составляли большое число не только среди революционеров-профессионалов, но и среди рядовых борцов и даже людей, не причастных и революционной борьбе. Это объяснялось большой уязвимостью городских революционных организаций в отношении репрессивных мер, предпринимаемых правительством Батисты.

К концу первого года борьбы в стране назревало всеобщее восстание. На фабриках и заводах совершались акты саботажа. Некоторые из них были хорошо организованы, другие же представляли собой обычные террористические действия, совершавшиеся по личной инициативе отдельных лиц и приводившие к ненужным жертвам среди невинных людей и гибели лучших революционных борцов. Никакой существенной пользы делу, за которое боролся народ, такие действия не приносили…

К концу года Повстанческая армия достаточно окрепла в организационном отношении и располагала простейшей системой службы продовольственного снабжения, небольшими кустарными мастерскими по изготовлению самых необходимых вещей; были созданы полевые госпитали и налажена связь.

Проблемы, связанные со снабжением партизан, были предельно просты: для удовлетворения личных потребностей партизана ему нужны были небольшое количество пищи, одежда и медикаменты, а как боец он нуждался в оружии и боеприпасах. Для ведения политической работы с ним требовались средства пропаганды. Чтобы удовлетворить эти минимальные потребности, необходимо было создать систему снабжения, связи и информации.

Вначале, когда ряды партизан насчитывали всего каких-нибудь двадцать человек, повстанцы питались съедобными растениями, произраставшими в горах Сьерра-Маэстры, покупали у местных крестьян кур, а иногда и поросенка. В этом случае у партизан был настоящий праздник.

По мере роста повстанческих сил появилась необходимость в создании постоянной системы снабжения партизан продовольствием. Крестьяне, жившие, в горах Сьерра-Маэстры, не держали крупного рогатого скота. Промышленные товары и соль они покупали на вырученные от продажи кофе деньги. В качестве первой меры мы договорились с некоторыми крестьянами о том, чтобы они выращивали специально для нас бобы, маис, рис и другие культуры. При этом мы давали гарантию, что будем покупать у них весь собранный урожай. Кроме того, нами была достигнута договоренность с несколькими торговцами из близлежащих деревень о доставке в Сьерра-Маэстру по проложенному отрядом пути продовольствия и кое-какого снаряжения. Крестьяне стали также выращивать для партизан мулов.

Что касается медикаментов, то мы получали их из города, – правда, не всегда в нужном количестве и не всегда то, что нам требовалось. Но тем не менее у нас был канал, по которому мы могли приобретать их.

Что касается вооружения, то получить его в равнинной части страны было трудно. Это объяснялось не только трудностями его доставки в наш географически изолированный район расположения, но и ростом потребностей в нем со стороны городских революционных организации, а также их нежеланием делиться с нами. Фиделю приходилось вести острые дискуссии с руководством этих организаций, прежде чем ему удавалось достать оружие и снаряжение для повстанцев.

Единственно ценным грузом, полученным нами в этот первый год революционной борьбы, если не считать того, что удавалось добыть самим повстанцам, было оружие, которое использовали члены «Революционного директората» во время нападения на президентский дворец и которое с большими трудностями переправил нам крупный торговец лесом Бабун. О нем я уже говорил раньше.

С боеприпасами у нас было туго, мы получали их в ограниченном количестве и не для всего имеющегося оружия. Однако наладить производство их было для нас невозможно, и на первом этапе борьбы мы даже не могли перезаряжать патроны, за исключением патронов для револьвера калибра 9,65 мм. Последние перезаряжал сам ружейный мастер, используя небольшое количество пороха и пули для обычных винтовок, патроны от которых к полуавтоматическим винтовкам не подходили и вызывали заедание при стрельбе.

Принимались меры к налаживанию медицинской службы в Повстанческой армии. Именно к этому времени относится создание первых полевых госпиталей. Один из таких госпиталей начал действовать в Сьерра-Маэстре под моим командованием. Для него было выбрано труднодоступное место, что гарантировало находившимся там на излечении бойцам сравнительную безопасность, поскольку этот участок не просматривался с воздуха, но высокая влажность воздуха отрицательно сказывалась на раненых и больных. Этот госпиталь организовал товарищ Серхио дель Валье. Врачи Мартинес Паэс, Вальехо и Пити Фахардо создали такие же лечебные заведения в колонне Фиделя, которые стали значительно лучше оборудованными во время второго года революционной борьбы.

Для обеспечения потребностей повстанцев в патронных ящиках, вещевых мешках и обуви была организована мастерская, где кустарным способом изготовлялись все эти вещи. Когда мы сшили первый головной убор военного образца, я с гордостью преподнес его Фиделю. Но меня подняли на смех: все заявляли, что такие головные уборы носят водители автобусов. Единственным человеком, который проявил ко мне сочувствие, был член муниципалитета из города Мансанильо. Он пришел к нам, чтобы договориться о переходе на нашу сторону, и взял этот головной убор себе на память.

Нашими весьма важными промышленными предприятиями были небольшая кузница и оружейная мастерская, в которых мы чинили вышедшее из строя оружие и делали всевозможные мины и гранаты, в том числе и знаменитые М-26.

Сначала мы делали мины из жести, используя взрывчатое вещество неразорвавшихся бомб противника. Эти мины были очень несовершенны, и их контактный взрыватель часто не срабатывал. Впоследствии один наш товарищ предложил использовать при проведении крупных операций всю бомбу целиком в качестве полевого фугаса. Вместо удаленного из нее детонатора вставлялось ружье, к спусковому крючку которого привязывался длинный шнур. Это «взрывное устройство» позволяло нам взрывать бомбы на большом расстоянии. Со временем мы усовершенствовали эту систему и стали использовать электродетонаторы. Хотя первые мастерские подобного типа были организованы в нашей колонне, фактически инициатива в этом деле исходила от Фиделя; позже в своей новой оперативной зоне Рауль создает мастерские гораздо крупнее тех, которые имелись у нас в первый год борьбы.

К удовольствию курящих, у нас была налажена работа небольшой табачной фабрики. Сигареты, производившиеся на ней, были очень низкого качества, но за неимением других бойцы курили их с великим наслаждением.

Мясо для нашей армии мы доставали путем конфискации скота у предателей и крупных скотопромышленников; часть конфискованного скота мы безвозмездно отдавали неимущим крестьянам.

Для распространения наших идей мы начали выпускать небольшую газету под названием «Эль Кубано либре» в память о кубинских патриотах, боровшихся против испанского господства в конце XIX века. Они тоже издавали газету под названием «Эль Кубано либре». Первые три или четыре номера вышли под моей редакцией, затем редактором газеты стал Луис Орландо Родригес, а позднее – Карлос Франки, при котором работа газеты очень оживилась.

К концу первого года войны мы обзавелись небольшим радиопередатчиком. Первые передачи мы стали вести уже и феврале 1958 года, Единственными слушателями наших передач тогда были крестьянин по фамилии Пеленчо, дом которого стоял неподалеку на холме, и Фидель, находившийся в это время в нашем лагере и руководивший подготовкой нападения на Пино-дель-Агуа. Постепенно технические возможности для осуществления наших передач улучшались, а когда в декабре 1958 года радиопередатчик был передан в 1-ю колонну, повстанческая радиостанция стала самой популярной на Кубе.

Все, что нам удавалось достать, включая такое оборудование, как токарный станок со станиной длиной в метр и несколько динамо-машин, которые мы с трудом подняли в горы Сьерра-Маэстры, чтобы обеспечить себя электричеством, мы смогли перевезти лишь благодаря нашей тесной связи с местным населением. Для преодоления стоящих тогда трудностей нам приходилось создавать собственную сеть коммуникаций и оповещения. Важная роль в этом принадлежала связным Лидии Досе из моей колонны и Клодомире из колонны Фиделя.

В этот период нам стали помогать не только простые жители окрестных городов и деревень, но даже и городская буржуазия. Наши линии коммуникаций доходили до таких городов и населенных пунктов, как Контрамаэстре, Пальма, Буэйсито, Лас-Минас-де-Буэйсито, Эстрада-Пальма, Яра, Баямо, Мансанильо, Гуиза. Эти места использовались нами в качестве перевалочных пунктов, откуда грузы к району нашего расположения доставлялись на мулах по трудным горным дорогам Сьерры. Иногда за провизией к ближайшим населенным пунктам, таким, как Яйо или Лас-Минас, направлялись вместе с нашими вооруженными бойцами недавно прибывшие в отряд добровольцы, которые еще только проходили курс обучения и не имели оружия. Кроме того, продовольствие закупалось и в местных лавках горных селений Сьерра-Маэстры. В этом случае груз приходилось тащить на спине. Единственным продуктом, почти всегда имевшимся у нас в Сьерра-Маэстре, был кофе. Временами у нас не хватало соли – продукта, необходимость которого полностью осознаешь, когда его нет.

Когда стала работать наша радиостанция, о существовании Повстанческой армии и ее боевой решимости стало известно по всей стране. Наши связи с населением стали обширными и сложными; они простирались на западе страны до Гаваны и Камагуэя (эти города были для нас важными центрами снабжения), а на востоке – до Сантьяго.

Мы располагали надежной сетью оповещения. Местные крестьяне немедленно предупреждали нас о приближении не только солдат противника, но и о появлении в горах любого постороннего человека, с тем чтобы повстанцы могли быстро захватить его и выяснить, чем он занимается. Таким образом были обезврежены многие вражеские агенты и шпионы, проникшие в расположение нашей армии для ведения разведки.

Начинали действовать наши судебные органы, но пока еще в Сьерра-Маэстре не было принято ни одного закона.

Таково было положение Повстанческой армии в начале последнего года войны.

Что касается политической обстановки, то в это время она была очень сложной и противоречивой. Батистовская диктатура опиралась в своих действиях на продажный конгресс, избранный с помощью всяческих махинаций и всецело поддерживающий правительство.

Когда не было цензуры, для видимости разрешалось высказывать оппозиционные взгляды, но фактически только официальные представители батистовского режима могли свободно говорить, используя находящиеся в их распоряжении все средства пропаганды. Они без устали призывали народ к национальному единству и согласию. По радио истерический голос Отто Меруэла сменялся высокопарными речами политических паяцев Пардо Льяда и Конте Агуэро. Последний помещал их и на страницах газет, призывая «брата Фиделя» к сосуществованию с батистовцами.

В стране было много оппозиционных по отношению к правительству групп и группировок, весьма различных по своему характеру и политическим взглядам. Почти все они тайно стремились к захвату власти, и поэтому между ними непрерывно шла ожесточенная борьба. В эти группировки пробрались агенты Батисты и стали доносить о их деятельности. Несмотря на то что действия оппозиции носили гангстерский и авантюристический характер, в ней были и честные, мужественные люди. Многие из них отдали свою жизнь в борьбе с тиранией, и народ до сих пор помнит их имена.

«Революционный директорат», хотя и взял в марте курс на повстанческую борьбу, вскоре отделился от нас и начал проводить свою собственную линию. Народно-социалистическая партия в некоторых конкретных мероприятиях действовала вместе с нами, но существовавшее взаимное недоверие препятствовало нашему объединению; партия трудящихся в то время не имела четкого представления о значении партизанского движения и о личной роли Фиделя в нашей революционной борьбе.

Как-то во время дружеской дискуссии с одним из руководителей Народно-социалистической партии я сказал: «Вы можете воспитать борцов, которые готовы стойко вынести все пытки в застенках, но вы не способны воспитать борцов, которые могут уничтожить пулеметное гнездо». Этот товарищ согласился со мной и рассказал об этом другим товарищам. С моей точки зрения как участника партизанской борьбы, такая позиция являлась следствием стратегической концепции, в которой решение бороться против империализма и эксплуататорских классов не увязывалось с возможностью взятия власти в свои руки. Позднее некоторые товарищи, которым не был чужд дух партизанской борьбы, присоединились к нам, но вооруженная борьба приближалась к концу, и их влияние оказалось слабым.

В самом нашем движении существовали две вполне определенные точки зрения на методы борьбы. Одна из них, которой придерживались партизаны Сьерра-Маэстры, сводилась к необходимости дальнейшего развертывания повстанческого движения, распространению его на другие районы страны и уничтожению батистовского режима путем упорной и непрекращающейся борьбы. Революционеры же из равнинных районов стояли на позиции организации во всех городах массовых выступлений трудящихся, которые со временем выльются во всеобщую забастовку и приведут к свержению батистовской диктатуры.

На первый взгляд эта позиция казалась даже более революционной, чем наша; но это лишь на первый взгляд. В действительности же политическое сознание сторонников этой точки зрения было недостаточно высоким, и всеобщая забастовка в том виде, как они ее понимали, не соответствовала требованиям момента. (Всеобщая забастовка, организованная Национальным руководством «Движения» 9 апреля 1958 года началась без широкого предварительного оповещения трудящихся масс, без достаточной политической подготовительной работы и в результате окончилась поражением.) Обе эти точки зрения имели своих сторонников среди Национального руководства «Движения 26 июля», состав которого в ходе борьбы неоднократно менялся.

Во время подготовительного этапа, до отъезда Фиделя в Мексику, в состав Национального руководства «Движения 26 июля» входили Фидель и Рауль Кастро, Фаустино Перес, Педро Мирет, Нико Лопес, Армандо Харт, Пепе Суарес, Педро Агилера, Луис Бонито, Хесус Монтане, Мельба Эрнандес и Аиде Сантамария. Правда, я мог допустить здесь какие-либо неточности, поскольку мое личное участие в «Движении» в тот период было незначительным, а документов, относящихся к тому времени, сохранилось мало.

Позднее по разным причинам из Национального руководства вышли Пепе Суарес, Педро Агилера и Луис Бонито, а в ходе подготовки к революционной борьбе, когда мы еще находились в Мексике, в него вошли Марио Идальго, Айде Сантамария, Карлос Франки, Густаво Аркос и Франк Паис.

Из всех вышеназванных товарищей в течение первого года революционной борьбы в Сьерра-Маэстре находились только Фидель и Рауль. Фаустино Перес, участник высадки с яхты «Гранма», вел революционную работу в городе; Педро Мирет был схвачен и посажен в тюрьму за несколько часов до отплытия из Мексики и находился в тюрьме до следующего года, когда он привез на Кубу оружие; Нико Лопес погиб через несколько дней после высадки с «Гранмы»; Армандо Харт был взят в плен в конце 1957 или в начале 1958 года; Хесус Монтане был схвачен сразу после высадки с «Гранмы», так же как и Марио Идальго; Мельба Эрнандес и Айде Сантамария вели революционную борьбу в городах; Айде Сантамария и Карлос Франки включились в революционную борьбу в Сьерра-Маэстре в 1958 году; Густаво Аркос находился в Мексике, где занимался налаживанием политических контактов и вопросами снабжения, а Франк Паис, который вел революционную работу в Сантьяго, был убит в июле 1957 года.

Позднее в партизанскую борьбу в горах Сьерра-Маэстры включились Селия Санчес, находившаяся с нами в течение всего 1958 года, и Вильма Эспин, которая вначале работала в Сантьяго, а затем перешла в колонну Рауля Кастро; Марсело Фернандес – координатор «Движения 26 июля» – заменил на этом посту Фаустино после забастовки 9 апреля и находился с нами в горах всего несколько недель, поскольку ему пришлось уехать для ведения работы в городе; Ренэ Рамос Латур – отвечал за организацию работы отрядов народной милиции на равнине. Он пришел в горы Сьерра-Маэстры после поражения забастовки 9 апреля и геройски погиб уже будучи майором в одном из сражений второго года революционной борьбы; Давид Сальвадор – руководил работой среди рабочих. Своими оппортунистическими и раскольническими действиями нанес большой ущерб нашему делу, впоследствии он предал интересы революции. Вскоре вслед за этими товарищами в горы Сьерра-Маэстры прибыл и товарищ Альмейда.

Как видно, на этом этапе борьбы представители из равнинных районов составляли большинство, и политические взгляды этих товарищей, на которых процесс революционного созревания масс не оказывал существенного влияния, толкали их на путь раскольнических действий и борьбы против Фиделя и его сторонников в Сьерра-Маэстре, представлявших, по их мнению, «милитаристскую» фракцию в «Движении». Разногласия были уже очевидны, но они не были настолько сильными, чтобы вызвать тогда ожесточенные споры, которыми стал характеризоваться второй год нашей революционной борьбы.

Важно отметить, что рядовые революционеры, сражавшиеся против диктатуры Батисты как в горах Сьерра-Маэстры, так и на равнине, хотя и придерживались иногда диаметрально противоположных точек зрения по тактическим вопросам, не позволяли существовавшим разногласиям перерасти в отказ от ведения повстанческой борьбы. Революционное сознание этих борцов непрерывно росло, а с победой революции и в результате полученного первого опыта борьбы с империализмом мы тесно сплотились в единый фронт, руководимый Фиделем. Совместными усилиями «Движения 26 июля», «Революционного директората» и Народно-социалистической партии был создан союз «Объединенные революционные организации». И когда наше движение сталкивалось с давлением извне, с попытками расколоть его или подорвать изнутри, мы всегда вместе выступали против этого. Даже те из товарищей, у которых в то время еще не было ясного представления о перспективах кубинской революции, проявляли осторожность в отношении оппортунистов.

Когда Филипе Пасос, воспользовавшись на совещании в Майами именем «Движения 26 июля», захватил для прогнившей кубинской олигархии все важные посты, включая и пост временного президента, все истинно революционные борцы дружно поднялись против этих действий и выступили с поддержкой письма Фиделя, которое он 14 декабря 1957 года направил в организации, боровшиеся против Батисты.

Второй бой около Пино-дель-Агуа

… К началу 1958 года наступило временное затишье и боевых действиях. Тем не менее в сводках противника сообщалось, что в одном бою было убито 8 повстанцев, в другом 23; разумеется, со стороны противника «потерь не было». Такой политики батистовцы придерживались во всей зоне боевых действий колонны, которой я командовал. Санчес Москера делал вид, что продолжает вести бои с повстанцами, а на самом деле расстреливал беззащитных крестьян, стремясь тем самым «пополнить число нанесенных противнику потерь».

В последние дни января была отменена цензура, и в прессе стали появляться кое-какие сведения о происходящих в стране событиях.

Фидель решил дать бой противнику, считая, что с отменой цензуры боевые действия повстанцев будут достаточно широко освещены на страницах газет. И мы начали подготовку к этому бою.

Для осуществления своего замысла мы снова выбрали пункт Пино-дель-Агуа, который наши силы однажды уже атаковали не без успеха, но который продолжал находиться в руках противника. Занимая выгодное положение на гребне Сьерра-Маэстры, Пино-дель-Агуа являлся важным передовым пунктом батистовцев. Даже когда вражеские войска и не совершали передвижений на значительные расстояния, их нахождение на гребне гор вынуждало нас делать большие обходные маневры. Поэтому стратегически было очень важно ликвидировать этот форпост батистовцев и с помощью прессы добиться, чтобы это событие получило в стране большой резонанс.

С первых чисел февраля началась активная подготовка и разведка района предстоящих боевых действий. Деятельное участие в этой работе принимали Роберто Руис и Феликс Тамайо, которые были родом из тех мест. Кроме того, как я уже говорил, мы начали усиленно заниматься нашим новым оружием (мы называли его «спутником»). Оно имело для нас исключительно важное значение. Это была небольшая граната, сделанная из жести. Вначале мы бросали ее с помощью сложного приспособления типа катапульты, используя шнур от подводного ружья. Позднее процесс метания был усовершенствован, ее стали выстреливать из ружья, благодаря чему дальность действия увеличилась.

Эти самодельные гранаты производили много шума и вызывали страх у солдат противника, но, поскольку корпус был сделан всего лишь из жести, их поражающая способность была незначительной. Разорвавшись рядом с каким-нибудь солдатом, они причиняли только небольшие ранения. Достигнуть точности в метании было очень трудно. Часто шнур обрывался, и гранаты доставались противнику. Когда батистовцы узнали, из чего сделана эта граната, они перестали ее бояться. Но в этом бою она оказала определенное психологическое воздействие на солдат противника.

Приготовления велись очень тщательно, и нападение на этот объект было проведено 16 февраля. Довольно подробное сообщение об этом бое было помещено в нашей газете «Эль Кубано либре».

Наш план действий: Фидель, располагая сведениями о том, что на территории лесопильного завода дислоцируется целая рота батистовцев, не был уверен, что наши отряды смогут полностью овладеть этим объектом; имелось в виду лишь атаковать противника, ликвидировать посты, окружить его и ждать, когда к нему прибудет подкрепление. Мы хорошо знали, что войска, находящиеся на марше, обладают большей степенью готовности, чем расквартированные. Учитывая это, мы устроили несколько засад и ожидали получить хорошие результаты. Количество бойцов в каждой засаде определялось теми вероятными силами противника, которые могли бы выйти к месту ее проведения.

Боем руководил сам Фидель, штаб которого находился севернее нас на склоне холма, откуда хорошо просматривался интересующий нас объект. Камило должен был двигаться по дороге, которая ведет от Уверо и проходит через Байамесу. Его бойцы, входившие в передовой взвод 4-й колонны, должны были захватить сторожевые посты, продвинуться вперед, насколько позволяли условия местности, и закрепиться на выгодной позиции. Взвод Рауля Кастро Меркадера, расположившись около обочины дороги, ведущей в Баямо, должен был воспрепятствовать отходу часовых сторожевых постов, а если бы они попытались форсировать реку Пеладеро, им преграждал бы путь капитан Гильермо Гарсия, находившийся в засаде 25 бойцами.

Как только начался бой, в действие вступал и наш миномет, расчет которого имел всего шесть мин. Наводчиком был боец Киала. Засадой на холме Вирхен руководил лейтенант Вило Акунья. Перед бойцами этой группы стояла задача перехватить противника, который двигался бы. по дороге из Уверо, а севернее ее находилась группа стрелков под командованием Лало Сардиньяса, преграждавшая путь батистовцам от Яйо через Вегас-де-лос-Хобос.

Во время этой засады мы впервые применили самодельную мину, но полученные результаты оказались трагичными. Товарищ Антонио Эстевес, погибший впоследствии при нападении на Баямо, придумал способ подрыва невзорвавшейся авиационной бомбы, используя для детонации ружейный выстрел. Мы установили мину там, где у нас было мало бойцов, и стали поджидать противника. Но произошла ужасная ошибка: товарищ, который должен был подать сигнал к взрыву мины, оказался очень неопытным и нервным человеком и принял поднимающийся гражданский грузовик за военный. Мина сработала, и водитель пал жертвой этого «нового» оружия, которое после соответствующей доработки стало очень эффективным. На рассвете 16 февраля Камило выдвинулся вперед, намереваясь снять посты противника, но бойцы нашего передового взвода не могли предположить, что часовые противника, совершая ночной обход, отойдут так далеко от казармы и приблизятся к месторасположению повстанцев. Поэтому люди Камило сильно опоздали с началом атаки. Бойцы решили, что они сбились с пути, и стали продвигаться вперед очень медленно и осторожно, пытаясь разгадать маневр противника. Чтобы пройти расстояние 500 метров, Камило и бойцам его взвода понадобилось не меньше часа. Наконец они подошли к поселку. Солдаты противника придумали простую систему предупреждения об опасности: они протянули по земле шнур, привязав к нему пустые консервные банки, и стоило лишь слегка задеть за шнур, как эти банки начинали грохотать. Но батистовцы оставили поблизости пастись несколько лошадей. И когда бойцы передового взвода колонны наступили на шнур и банки начали грохотать, часовые не подняли тревогу, думая, что этот шум производят пасущиеся лошади. Благодаря этому Камило и его бойцы смогли незамеченными подойти совсем близко к противнику.

Наши наблюдатели были встревожены, поскольку прошло уже несколько часов, а долгожданная атака все не начиналась; наконец раздался первый выстрел, означавший начало боя. Мы открыли минометный огонь по позиции противника. Вскоре шесть мин было израсходовано и обстрел прекратился, не принеся нам ни успеха, ни поражения.

Часовые противника, услышав, что бойцы нашего передового взвода начали атаку, дали очередь из автомата. За несколько минут бойцы Камило покончили с сопротивлением противника и захватили 11 единиц различного оружия, в том числе два ручных пулемета. Батистовцы потеряли семь или восемь человек убитыми и троих – пленными. Но вскоре противник оправился от внезапного нападения и сумел быстро организовать сопротивление. Наше наступление на казармы было остановлено.

Пытавшиеся продвинуться вперед лейтенанты Нода, Капоте и боец Раймундо Льен один за другим были сражены вражеским огнем. Камило был ранен в ногу. Пулеметчик Вирельес был вынужден отступить, оставив пулемет на поле боя. Камило, не обращая внимания на рану, попытался спасти оружие. В самый разгар перестрелки он был снова ранен. К счастью, пуля прошла через брюшную полость и вышла через бок, не задев никакого жизненно важного органа.

В то время когда мы пытались спасти Камило, был ранен боец Луис Масиас, ползший через кустарник в направлении противоположном отходу его товарищей. Там он и умер.

Некоторые бойцы, расположившись вблизи казармы, забрасывали ее самодельными гранатами, сея панику среди солдат противника. Гильермо Гарсия так и не смог принять участия в бою, так как солдаты противника и не предпринимали никаких попыток, чтобы выйти из своего укрытия. Они, как мы и рассчитывали, немедленно затребовали помощь по радио.

Утром обстановка во всем районе стала относительно спокойной, но до командного пункта, где мы находились, доносились крики, от которых нам становилось грустно. «Строчит пулемет Камило», – кричали батистовцы, сопровождая свои слова пулеметной очередью. На треноге пулемета находилась шляпа Камило, на которой было написано его имя. Батистовцы издевались над нами, стреляя из нашего пулемета. Мы догадывались – что-то произошло. В течение всего дня мы никак не могли связаться с нашими подразделениями, находившимися по другую сторону от нас. Раненый Камило, которому Серхио дель Валье старался оказать необходимую помощь, отказывался уйти в безопасное место и оставался вместе с нами, ожидая дальнейшего развертывания событий.

Предсказания Фиделя сбылись: на помощь атакованному противнику из Оро-де-Гиса была послана рота под командованием капитана Сьерры, который выслал вперед головной дозор для разведки происшедшего в Пино-дель-Агуа. Приближения этой роты ожидал взвод под командованием Пако Кабреры численностью до 35 человек, расположившийся около дороги на холме Кабле (Трос), который был так назван потому, что водителям машин приходилось использовать трос, чтобы подняться по очень крутому склону. В этом районе находились также группы бойцов Повстанческой армии, которыми командовали лейтенанты Суньол, Аламо, Рейес и Уильям Родригес. Как уже говорилось, взводом там командовал Пако Кабрера. Задержать головной дозор противника было поручено бойцам Пасу и Дуне, которые расположились в засаде у дороги. Небольшой отряд противника, выступивший вперед, был разбит наголову: 11 человек было убито, пятеро раненых солдат было взято в плен. Мы оказали раненым пленным необходимую помощь и оставили их у крестьян, поскольку у нас не было транспорта для их перевозки. Среди пленных был и лейтенант Лаферте, который в настоящее время находится в наших рядах. Мы захватили у противника 12 винтовок, в том числе две винтовки М-1 и автоматическую винтовку «джонсон».

Одному или двум солдатам противника удалось бежать. Они добрались до Оро-де-Гисы и сообщили своим о том, что произошло в Пино-дель-Агуа. Получив такое сообщение, в Оро-де-Гисе запросили о подкреплении. Но как раз где-то между Гисой и Оро-де-Гисой находились силы Рауля Кастро, то есть в том месте, через которое, как мы и предвидели, должен был пройти противник, чтобы помочь осажденным в Пино-дель-Агуа. Рауль расположил свой отряд с таким расчетом, чтобы передовой взвод Феликса Пены мог непосредственно перекрыть дорогу вражескому подкреплению, а затем совместно с бойцами Сиро Фриаса и Рауля атаковать противника. В это время Эфихенио замыкал кольцо окружения с тыла.

Но в ходе подготовки к бою осталось незамеченным одно обстоятельство: по нашим позициям под видом крестьян слонялись два батистовских солдата, подразделение которых было расквартировано в Оро-де-Гисе. Этих солдат выслали на разведку дороги. Они походили на обычных крестьян и даже под мышкой несли по петуху. Поэтому никто из нас не обратил на них никакого внимания. Они спокойно разведали расположение наших подразделений и сообщили об этом своему начальству в Гисе. В результате Раулю пришлось выдержать основной удар при наступлении противника, знавшего расположение его позиций. Батистовцы атаковали его с высоты, которую им удалось захватить. Рауль был вынужден начать длительный отход, во время которого один боец, Флорентино Касада, погиб, а другой был ранен.

Для своего продвижения противник мог использовать только одну дорогу, которая вела из Баямо и проходила через Оро-де-Гису. Хотя Рауль, имевший значительно меньше сил по сравнению с противником, был вынужден отступить, батистовцы продвигались вдоль этой дороги очень медленно, и в тот день встречи Рауля с противником не произошло.

Весь день самолеты В-26 обстреливали прилегающие холмы из пулеметов, но этот огонь причинял нам лишь некоторые неудобства и заставлял принимать необходимые меры предосторожности.

Фидель, возбужденный боем и в то же время обеспокоенный за судьбу товарищей, подчас рисковал больше, чем этого требовала необходимость. Поэтому спустя несколько дней после боя группа офицеров, в том числе и я, послала ему письмо, в котором просила его от имени революции не рисковать без нужды своей жизнью. Это письмо, которое выглядело по-детски и которое мы написали, руководствуясь самыми лучшими побуждениями, не произвело на Фиделя никакого впечатления. Думаю, что он вряд ли дочитал его до конца. Ниже приводится текст этого письма:


«Товарищ майор Фидель Кастро!

Офицеры и весь личный состав Повстанческой армии, понимая сложившуюся обстановку и вытекающие из нее требования, хочет выразить чувство признательности, которое испытывают к Вам бойцы за Вашу помощь в руководстве боем и Ваше непосредственное участие в боевых действиях.

Мы просим Вас не подвергать без нужды риску свою жизнь и тем самым не ставить под угрозу тот успех, который был нами достигнут в результате вооруженной борьбы и который мы должны закрепить победой революции.

Знайте, товарищ Фидель, что это не проявление какого-либо сектантства, не стремление показать свою силу. Когда мы пишем это письмо, нами движет заслуженное чувство любви и уважения к Вам, чувство любви к родине, к нашему делу, к нашим идеалам.

Вы без всякого чувства самомнения должны понять ту ответственность, которая лежит на Ваших плечах, и те чаяния и надежды, которые возлагают на Вас вчерашнее, сегодняшнее и завтрашнее поколения. Сознавая все это, Вы должны учесть нашу просьбу, которая носит характер приказа. Может быть, это сказано слишком смело и повелительно, но мы делаем это ради Кубы и во имя Кубы, мы ждем от Вас еще большего самопожертвования.

Ваши братья по борьбе и идеалам.

Сьерра-Маэстра, 19 февраля 1958 года».

Вечером я стал настаивать на том, что проведение повторного нападения, которое провел Камило, вполне возможно и что мы в состоянии преодолеть сопротивление батистовцев в Пино-дель-Агуа. Фидель не был сторонником этой идеи, но в конце концов он согласился попробовать. Он предложил послать группу бойцов под командованием Эскалоны, в которую были включены взводы Игнасио Переса и Рауля Кастро Меркадера. Бойцы сделали все возможное, чтобы подойти как можно ближе к казарме, но были отброшены назад сильным огнем противника и отказались от попытки атаковать снова. Я попросил поручить мне командование этой группой, с чем Фидель согласился очень неохотно. Мой замысел состоял в том, чтобы как можно ближе подойти к деревянной казарме забросать ее самодельными гранатами, наполненными бензином, который можно было достать на лесопильном заводе, и тем самым заставить противника сдаться или обратить его в бегство. В момент, когда мы уже приближались к месту боя, готовясь занять боевые позиции, я получил от Фиделя записку следующего содержания:


«Че! Если все зависит от атаки с этой стороны и поддержка Камило и Гильермо не нужна, я думаю, что не стоит предпринимать какие-то действия, которые могли бы привести к самоубийству, потому что существует риск понести слишком большие потери, а цель при этом не будет достигнута.

Я очень серьезно прошу тебя соблюдать осторожность. Сам в бой не иди – это строгий приказ. В данный момент твоя задача – правильно руководить людьми.

Фидель.
16 февраля 1958 года».

Альмейда, доставивший это донесение, передал мне еще на словах, что я могу атаковать противника под свою ответственность с учетом того, что сказано в записке. Мне был дан категорический приказ – самому в бой не вступать. Прежде чем принимать решение, я должен был все взвесить. Возможно, даже почти наверняка, в бою погибнет не один боец, но уверенности в том, что нам удастся захватить казарму, у меня не было. Кроме того, мы точно не знали, где находятся силы Камило и Гильермо. Все это, вместе взятое, а также та ответственность, которая ложилась на мои плечи, привело к тому, что я с опущенной головой последовал примеру моего предшественника Эскалоны.

Утром следующего дня в разгар непрекращающихся налетов самолетов противника, поступил приказ об общем отходе, и, сделав несколько выстрелов из винтовок с оптическим прицелом по солдатам батистовской армии, которые уже выходили из укрытий, мы начали отходить по каменистой земле Сьерры.

Согласно официальной сводке, которую мы тогда выпустили, в бою было убито 18 или 25 солдат противника, было захвачено 33 винтовки, пять пулеметов и большое количество боеприпасов.

Среди погибших с нашей стороны были товарищи Луис Олазабаль и Кироги.

В газете «Эль Мундо» от 19 февраля появилась следующая заметка:


«Получено сообщение о гибели 16 повстанцев и пяти солдат правительственных войск. Ранен ли Гевара – не известно. Из штаба армии вчера, в 5 часов дня, было отправлено донесение, в котором опровергается, что в Пино-дель-Агуа, к югу от Баямо, имело место крупное сражение правительственных войск с повстанцами. В то же время в этом официальном донесении говорится о том, что «произошло несколько стычек между армейскими разведывательными дозорами и повстанческими группами», при этом было добавлено, что к моменту составления этого донесения «потери повстанцев составляли 16 человек, тогда как правительственные войска потеряли всего пятерых солдат. Что касается ранения известного аргентинского коммуниста Че Гевары, то до сих пор сведений, подтверждающих это, не получено. Сообщение об участии в этих стычках главарей повстанцев не подтвердилось. Известно, что они скрываются в труднодоступных пещерах в горах Сьерра-Маэстры».


Немного позднее, а возможно и сразу, в Оро-де-Гисе были устроены кровавые расправы. Их учинил убийца Coca Бланко, расстрелянный после победы революции в январе 1959 года.

В то время как представители батистовского режима могли лишь только заявлять, что Фидель «скрывается в труднодоступных пещерах в горах Сьерра-Маэстры», бойцы же, находящиеся под его непосредственным командованием, просили его не рисковать зря своей жизнью, а вражеская армия не осмеливалась подниматься в горы, где находились наши опорные пункты. Позднее мы очистили от противника район Пино-дель-Агуа и, таким образом, завершили освобождение западной части Сьерра-Маэстры.

Спустя несколько дней после вышеописанного боя произошло одно из самых знаменательных событий этой войны: 3-я колонна под командованием майора Альмейды выступила в район Сантьяго, а 6-я колонна имени Франка Пайса под командованием Рауля Кастро Рус пересекла восточные равнины и вошла в Мангос-де-Барагуа, миновав Пинарес-де-Майари. Так был создан 2-й Восточный фронт имени Франка Пайса.

Наши силы крепнут

Апрель и июнь 1958 года были насыщены важными для революционного движения событиями.

Начиная с февраля, после боя при Пино-дель-Агуа, повстанческое движение постепенно пошло на подъем, грозя превратиться в мощную волну народного гнева, перед которой не могли бы устоять никакие силы. По всей стране люди включались в борьбу против ненавистной диктатуры Батисты. Особенно эта борьба усилилась в Орьенте.

Вскоре после поражения всеобщей забастовки, санкционированной Национальным руководством «Движения 26 июля», размах антиправительственных выступлений пошел на убыль. Меньше всего их было в июне, когда правительственные войска все больше сужали кольцо окружения вокруг 1-й колонны Повстанческой армии.

В первых числах апреля Камило Сьенфуэгос спустился с гор Сьерры и начал продвигаться в направлении района Куато. Позднее он был назначен командиром 2-й колонны, которой было присвоено имя Антонио Масео – национального героя Кубы. Вместе с Хосе Марти и генералом Максимо Гомесом генерал Антони Масео возглавил в 90-х годах XIX века национально-революционную войну кубинского народа против испанских колонизаторов.

Продвигаясь по равнинам провинции Орьенте, Камило совершил ряд незабываемых подвигов. Он был первым майором Повстанческой армии, который начал сражаться с противником на равнине, черпая моральные и физические силы в принципах, выработанных в горах Сьерра-Маэстры. Даже в дни после поражения всеобщей забастовки 9 апреля, когда Камило пришлось отступить к горам, он ухитрялся доставлять батистовцам много забот.

В дни наибольшего подъема революционного движения, когда обстановка была благоприятной, возникло несколько антиправительственных групп. Среди членов этих групп были люди, которые действительно хотели сражаться с батистовским режимом, но были и те, кто думал лишь о том, как бы сохранить незапятнанным свой мундир и после победы с триумфом войти в Гавану. После 9 апреля, когда началось наступление батистовских сил, некоторые из этих групп прекратили свое существование, другие же присоединились к повстанцам в Сьерра-Маэстре.

Желая подорвать моральный дух Повстанческой армии, батистовцы обещали помилование всем повстанцам, которые добровольно явятся к представителям власти. В районах боевых действий партизан противник стал сбрасывать с самолетов листовки следующего содержания:

«Соотечественник! Если ты оказался замешанным в антиправительственном заговоре и в настоящее время продолжаешь находиться в лесах или в горах, у тебя есть возможность одуматься и вернуться в лоно своей семьи.

Правительство обещает с уважением отнестись к твоей жизни и вернуть тебя к домашнему очагу, если ты сложишь оружие и будешь действовать согласно закону.

Ты должен явиться к губернатору провинции, председателю муниципального совета, знакомому члену конгресса, к военным, военно-морским или полицейским властям или обратиться к представителям духовной власти.

Если ты находишься в ненаселенном месте, приходи к командиру ближайшего воинского подразделения с винтовкой на плече и с поднятыми вверх руками.

Если ты решишь явиться к представителям власти в городе, спрячь предварительно где-нибудь в надежном месте свое оружие, чтобы его можно было немедленно взять оттуда.

Сделай это как можно быстрее, поскольку в зоне, где ты находишься, правительством будут по-прежнему приниматься самые решительные меры к установлению всеобщего спокойствия».

Ниже текста листовки были помещены фотографии тех, кто якобы уже явился к властям с повинной. Многие фотографии были грубой подделкой.

Контрреволюция усиливала свою деятельность, но мы верили, что она в конечном счете переломает себе кости об острые горы Сьерры. В конце же апреля и начале мая 1958 года батистовцы были еще достаточно сильны.

Наша задача на первом этапе рассматриваемого периода состояла в том, чтобы поддерживать действия 4-й колонны, которая подошла к окрестностям населенного пункта Минас-де-Буэйсито, где были расквартированы подразделения Санчеса Москеры. Боевые действия с противником ограничивались мелкими стычками. По ночам мы бросали в батистовцев самодельные гранаты, но им была уже известна малая убойная сила этого оружия. Для своей защиты они просто натянули большую проволочную сетку, на которой, производя лишь много шума, взрывался заряд этих гранат, помещенный в консервные банки из-под сгущенного молока.

Мы располагались примерно в двух километрах от населенного пункта Минас, в местечке Ла-Отилия, в доме местного латифундиста, и вели наблюдение за действиями Санчеса Москеры. Я никак не мог понять, почему Санчес Москера мирился с нашим пребыванием в удобном доме, находившемся поблизости от него и не вызывал авиацию, чтобы атаковать нас с воздуха; тем более что местность была ровная и на ней было трудно укрыться. Мы предполагали, что Москера, по-видимому, боялся того, что с самолетов увидят, как близко располагаются повстанцы, и потребуют от него дать объяснения, почему он до сих пор не атаковал и не уничтожил их.

Однажды я вместе со своим адъютантом отправился к Фиделю, который находился тогда в Хибаро. Дорога была дальняя, и идти пришлось практически целый день. Поговорив с Фиделем, я отправился в обратный путь. По какой-то причине мой адъютант должен был остаться в Хибаро, и мне пришлось взять другого сопровождающего.

Некоторое время мы двигались по шоссе, а затем наша дорога, извиваясь, пошла через усадьбы и пастбища. Когда уже оставалось пройти небольшой отрезок пути, перед нами вдруг предстала странная и жуткая картина: на одной из полян с разбросанными пальмами лежали в ряд мертвые мулы, ярко освещенные взошедшей на небе луною. На некоторых из них осталась упряжь.

Спешившись, мы поближе подошли к первому от нас мулу и заметили на его туше пулевые отверстия. На лице моего спутника появилось выражение, типичное для героев ковбойских фильмов в подобной ситуации. В нескольких метрах от этого мула находился второй, дальше третий, четвертый, пятый и т. д. Среди трупов животных лежало тело убитого человека в штатской одежде. Было ясно, что к нам направлялся обоз и его перехватили солдаты Санчеса Москеры. Мой провожатый отказался идти дальше, сославшись на то, что он не знает эту местность. Он вскочил на лошадь, и мы дружески расстались.

У меня была с собой винтовка системы Беретта. Я двинулся по кофейной плантации, ведя лошадь под уздцы, и вскоре подошел к какому-то заброшенному дому, из которого послышался страшный шум. Я вначале сильно перепугался, но быстро понял, что виновницей этого шума была всего-навсего свинья, напугавшаяся не меньше меня. Медленно и с большими предосторожностями я преодолевал оставшиеся до нашего лагеря метры пути, но когда подошел к нему, то обнаружил, что там никого нет. После долгих поисков я нашел в доме одного спящего товарища, от которого узнал, что остававшийся за меня Универсо приказал всем покинуть лагерь, считая, что противник может напасть на нас ночью или на рассвете. Зная, что бойцы хорошо рассредоточены и готовы к обороне, я решил переночевать в этом доме вместе с его единственным обитателем. В ту ночь я чувствовал себя храбрецом, испытывая удовлетворение оттого, что мне удалось победить страх, который я испытал в пути, когда один добирался до командного пункта.

Самое крупное наше столкновение с Санчесом Москерой произошло в небольшом поселке или, скорее, деревушке, носящей название Санта-Роса. Получив на рассвете сообщение о том, что Санчес Москера находится в Санта-Росе, мы быстро отправились туда. Противник был уже близок. Мне пришлось спешиться и вместе с находившейся со мной группой бойцов занять позицию на небольшом холме. Батистовцы сделали по нас несколько неточных очередей. Через некоторое время справа от меня стрельба стала усиливаться. Я направился на правый фланг наших позиций, чтобы выяснить, что там происходит. Но когда я был уже на середине пути, вражеский огонь прижал меня к земле. Слева солдаты Санчеса Москеры, сделав несколько выстрелов из минометов, уже стали взбираться на холм к нашей позиции. Вокруг стоял невообразимый гам. Мои бойцы, не имевшие почти никакого боевого опыта, сделали несколько беспорядочных выстрелов и побежали вниз по склону холма. Я остался один и вскоре увидел перед собой несколько солдат. Один из них бросился преследовать повстанцев, бежавших по кофейной плантанции. Я выстрелил в него из винтовки, но промахнулся. Тотчас же по мне открыли огонь несколько человек. Я, петляя, побежал за своими бойцами, и вдогонку мне неслись презрительные крики батистовцев. На моем плече болтался тяжелый кожаный подсумок. Наконец я добежал до деревьев, но тут у меня из рук выпала винтовка. С трудом удерживаясь на ногах, я подобрал ее и снова бросился бежать, сопровождаемый на этот раз густым облаком пыли от падавших вокруг меня пуль. Стлавшееся за мной облако пыли было подобно кружеву.

Почувствовав себя в безопасности, я присел отдохнуть на лежавший в кустах большой камень. Астма, сжалившись надо мной, дала мне пробежать несколько метров, но теперь мстила за это. Сердце буквально готово было выскочить из груди. По треску ломаемых веток я понял, что ко мне кто-то приближается. В этот миг у меня было только одно желание – бежать дальше, но это было уже невозможно. Вскоре передо мной появился наш заблудившийся новобранец. Слова утешения, которые он произнес, были примерно следующие: «Не беспокойтесь, майор. Я умру вместе с вами». У меня не было желания умирать, и я с трудом сдержался, чтобы не послать его куда следует. Кажется, все обошлось хорошо, но в этот день я чувствовал себя трусом.

Ночью мы подвели итоги. В бою погиб прекрасный товарищ по фамилии Мариньо. Больше врагу нечем было похвастаться.

На наших позициях, вскоре оставленных противником, был найден труп зверски убитого крестьянина. Нам было непонятно, за что его убили батистовцы. Аргентинский журналист Хорхе Рикардо Мазетти, который тогда впервые попал к нам в Сьерру, сфотографировал убитого крестьянина своим портативным фотоаппаратом. В дальнейшем с этим журналистом у меня завязалась большая и прочная дружба.

После этого боя мы ушли из Ла-Отилии. Вместо меня командиром 4-й колонны стал Рамиро Вальдес, получивший в эти дни повышение. Я покинул этот район в сопровождении небольшого отряда бойцов. Передо мной была поставлена задача создать и возглавить партизанскую школу. В ней должны были пройти подготовку повстанцы, которым предстояло совершить переход из Орьенте в Лас-Вильяс. Кроме того, необходимо было развернуть подготовку к общему наступлению нашей армии, которое становилось уже неизбежным. Конец апреля и начало мая были посвящены обучению людей и переброске в горы как можно большего количества продуктов и медикаментов.

Одновременно перед нами стояла задача добиться налогообложения торговцев сахаром и скотом. В один из этих дней в горы поднялся Ремихио Фернандес, крупный торговец скотом, который наобещал нам с три короба, но, спустившись на равнину, забыл все свои обещания. Ничего не дали и торговцы сахаром. Правда, потом, когда наши силы окрепли, мы взяли свое, но в первые дни наступления нам приходилось обходиться без сахара и мяса.

Спустя некоторое время к нам прибыл Камило со своими бойцами. От нас требовалось как можно лучше обеспечить оборону нашей небольшой территории, где находились бесценные богатства: радиопередатчик, госпитали, склады со снаряжением и боеприпасами. Мы имели даже аэродром, расположенный в горах около Ла-Платы, на котором мог приземлиться легкий самолет.

Фидель придерживался принципа, что достижение неуязвимости наших позиций зависит прежде всего от количества и уровня подготовки людей, которыми мы располагаем, а не от численности противника. Именно из этого принципа исходили повстанцы в своей тактике. Все наши силы были сосредоточены поблизости от главного командования повстанческих сил с тем, чтобы можно было быстро выступить единым фронтом, Мы располагали немногим больше 200 винтовок, когда 25 мая началось долгожданное наступление. Оно началось в разгар митинга, на котором Фидель обсуждал с крестьянами проблему сбора урожая кофе, поскольку батистовцы не разрешали увеличить число поденщиков.

Присутствовало на митинге 350 крестьян, очень заинтересованных в решении этой проблемы. Фидель предложил выпустить деньги в Сьерра-Маэстре для оплаты труда поденщиков, создать кооперативы, которые бы ведали распределением работы и предметов потребления, а также организовать правовую комиссию. Кроме того, крестьянам была предложена помощь Повстанческой армии на время проведения сбора урожая. Когда митинг уже подходил к концу, пришло сообщение о том, что в схватку с противником вступили бойцы, которыми командовал капитан Анхел Вердесия. Вражеская авиация уже приступила к огневой обработке местности.

Решающее совещание

Весь день 3 мая 1958 года в Сьерра-Маэстре, в местечке Лос-Альтос-де-Момпье, шло совещание, о котором до сих пор почти ничего не было известно, но которое сыграло очень важную роль в разработке революционной стратегии. С раннего утра до двух часов ночи участники совещания анализировали причины и последствия поражения общей забастовки 9 апреля, обсуждали, какие меры следовало принять для реорганизации «Движения» и преодоления слабостей и ошибок, которые помогли диктатуре одержать победу.

Хотя я и не принадлежал к Национальному руководству, меня пригласили участвовать в совещании по настоянию товарищей Фаустино Переса и Рене Рамоса Латура (Даниэля), которых я раньше резко критиковал. Кроме вышеназванных товарищей в совещании участвовали Фидель, Вильма Эспин (Дебора), Нико Торрес (Зойло), Айде Сантамария, Давид Сальвадор, и в полдень к нам присоединился Энсо Инфанте (Бруно).

Совещание было напряженным, так как нужно было обсудить деятельность товарищей из равнинных районов, которые до настоящего момента на практике проводили линию «Движения 26 июля». Огромную роль сыграл авторитет Фиделя, и при принятии на этом совещании решений со стороны большинства революционеров была дана правильная оценка совершенных ошибок: руководство равнинных революционных организаций недооценило силы противника и слишком преувеличило свои собственные, использовало неправильные методы борьбы. Но самым важным явилось то, что была дана оценка двум различным концепциям, представители которых вели между собой спор на протяжении всего предшествующего этапа войны. Победила концепция, поддерживаемая повстанцами. В результате престиж и авторитет Фиделя упрочился, он был провозглашен Главнокомандующим всех революционных сил, включая народную милицию, подчинявшуюся до этого времени руководству равнинных организаций. Кроме того, Фидель был назначен Генеральным секретарем «Движения».

Ожесточенная дискуссия развернулась при разборе деятельности каждого руководящего члена «Движения» во время рассматриваемых событий. Но особенно жаркие споры разгорелись тогда, когда представители от рабочих выступили против всякого участия Народно-социалистической партии в организации борьбы. Анализ причин поражения забастовки показал, что при ее подготовке и проведении проявился субъективизм и путчистские тенденции; организациям рабочих, которые шли за «Движением 26 июля», во время забастовки был нанесен огромный урон. Авантюристическая политика руководителей рабочих потерпела крах, столкнувшись с неумолимой действительностью. Мы считали, что самая большая ответственность ложилась на делегата от рабочих Давида Сальвадора, ответственного за работу подпольной организации Гаваны Фаустино Переса и командира отрядов народной милиции, действующих в равнинных районах, Рене Рамоса Латура.

Первый был виновен в том, что придерживался концепции сектантской стачки, согласно которой остальные революционные организации должны были плестись в хвосте нашего «Движения». Ошибка Фаустино состояла в том, что он верил в возможность взятия столицы силами народной милиции, которой он руководил. Он явно недооценивал силы реакции, располагавшиеся в главном бастионе. Для Даниэля, руководившего отрядами народной милиции в равнинных районах, была характерна та же узость кругозора. Эти отряды были организованы для того, чтобы они могли действовать параллельно с нашей Повстанческой армией, но их бойцы не были достаточно обучены, не имели настоящего боевого духа и не прошли суровой школы партизанской борьбы.

Неудачи, постигшие революционеров при столкновении с силами батистовского режима, со всей очевидностью показали, что единственной силой, способной возглавить наше движение, являлось руководство повстанцев в Сьерра-Маэстре во главе с Главнокомандующим Фиделем Кастро. В конце утомительной дискуссии, много раз принимавшей самый острый характер, было решено отстранить Фаустино Переса и Давида Сальвадора от обязанностей, которые они выполняли, и заменить их соответственно Очоа и Нико Торресом.

Третьим товарищем, которого было решено освободить от выполняемых им обязанностей, был Даниэль. Ему не нужно было искать замену, поскольку руководство отрядами милиции в равнинных районах переходило непосредственно к Главнокомандующему – Фиделю Кастро. На совещании также было принято решение послать Айде Сантамария в Майами в качестве специального агента нашего «Движения», поручив ей заведование финансами в эмиграции. Национальное руководство «Движением» переходило в горы Сьерра-Маэстры и Фидель должен был занять пост Генерального секретаря; создавался секретариат из пяти человек. Члены секретариата занимались финансовыми, политическими и организационными вопросами. Я сейчас не помню, какие точно товарищи вошли в секретариат, но все, что касалось отправки оружия и вообще связей с заграницей, начиная с этого момента, решалось непосредственно Генеральным секретарем. Три освобожденных от своих обязанностей товарища должны были отправиться в Сьерра-Маэстру, где они должны были представлять организации рабочих, которые раньше представлял Давид Сальвадор. Даниэлю было поручено командование колонной, принимавшей активное участие в боевых действиях во время нашего последнего выступления. Даниэль погиб во время атаки на одну из отступавших колонн противника. Имя его было занесено в список лучших борцов, отдавших жизнь в борьбе за победу революции.

Фаустино попросил разрешения вернуться в Гавану, чтобы привести в порядок некоторые партийные дела для передачи, а затем снова включиться в борьбу в Сьерра-Маэстре. Такое разрешение было ему дано. Он все сделал, как намечал, и закончил войну в 1-й колонне имени Хосе Марти, которой командовал Фидель.

Хотя история и должна фиксировать события в том виде, как они происходили, следует, однако, отметить, что Фаустино, который в данный момент был нашим противником внутри «Движения», заслуживал все-таки высокой оценки. Он всегда был, безусловно, достойным товарищем, никогда не боявшимся самых серьезных опасностей. У меня есть неопровержимые доказательства, свидетельствующие о его бесстрашии. Вот один случай, который подтверждает это. Самолет, на котором нам доставили оружие из Майами, был обнаружен авиацией противника и поврежден. Фаустино сделал все возможное, чтобы этот самолет не попал в руки батистовцев. Под сильным огнем противника он подобрался к самолету и поджег горючее, которое вылилось из пробитых пулями баков. Весь жизненный путь этого человека свидетельствует о том, что он настоящий революционер.

На этом совещании были достигнуты соглашения и по другим, менее важным вопросам; таким образом, было выяснено все то, что до сих пор оставалось неясным в наших взаимоотношениях. На совещании был заслушан доклад Марсело Фернандеса об организации «Движения» в равнинных районах. Ему же было поручено затем подробно проинформировать низовые организации «Движения» о тех результатах и соглашениях, которые были достигнуты во время дискуссий в национальном руководстве. Кроме того, был сделан доклад об организации гражданского сопротивления – о его структуре, формах работы, о составных частях этого движения, о расширении и укреплении его рядов. Товарищ Буш проинформировал собравшихся о работе комитета, действующего в эмиграции, о шатком положении Марио Льерены и его разногласиях с Уррутией. Было решено утвердить Уррутию в качестве кандидата на пост президента от «Движения 26 июля» и передать ему те деньги, которые до сих пор получал Льерена – единственное официальное должностное лицо, которое поддерживало нас в эмиграции. Кроме того, было принято решение, что, если Льерена и впредь будет мешать работе, он будет снят с поста председателя эмиграционного комитета.

При работе за границей приходилось сталкиваться со многими проблемами. Так, например, в Нью-Йорке группы Баррона, Переса Видаля в Пабло Диаса работали изолированно друг от друга, и иногда между ними возникали ожесточенные споры и столкновения. Мы решили, что Фидель пошлет эмигрантам письмо, в котором будет указа но, что впредь единственной официальной организацией будет считаться работающий в эмиграции комитет «Движения 26 июля», проанализировали все возможности, которые предоставляло нам правительство Венесуэлы, когда президентом там был Вольфган Ларрасабаль. Он обещал поддержать «Движение 26 июля» и выполнил свое обещание. Единственная претензия, которую мы могли иметь к Ларрасабалю, это то, что на самолете вместе с оружием он прислал нам «достойного» Мануэля Уррутию Льео. Правда, в этом его можно было бы и не винить, поскольку мы сами сделали столь неудачный выбор.

На совещании были достигнуты также и другие соглашения. Помимо Айде Сантамария за границу должен был отправиться и Луис Буш. Ему поручалось поехать в Каракас. В отношении Уррутии Буш получил точные инструкции. Карлосу Франки предписывалось отправиться в Сьерру и взять в свои руки руководство повстанческой радиостанцией «Радио Ребельде». Связь с эмиграцией осуществлялась по радио через Венесуэлу с помощью специальных кодов, разработанных Луисом Бушем и действовавших до конца войны.

Это совещание, как видно из принятых на нем решений, сыграло чрезвычайно важную роль в нашей борьбе, На нем были решены конкретные проблемы «Движения». Во-первых, нам удалось добиться согласия, что военное и политическое руководство борьбой будет осуществлять Фидель, выполняя функции одновременно Главнокомандующего всеми вооруженными повстанческими силами и Генерального секретаря нашей организации. Во-вторых, было решено, что и впредь будет проводиться курс на всеобщую вооруженную борьбу, предложенный повстанцами из Сьерра-Маэстры. Было покончено с наивными иллюзиями тех, кто верил в успех всеобщей революционной забастовки в то время, когда условия для ее проведения еще недостаточно созрели и не была проведена соответствующая подготовка. Кроме того, фактическое руководство «Движением» находилось в Сьерра-Маэстре и в связи с этим возникали определенные трудности практического характера.

Сама жизнь показала, что у бойцов из Сьерра-Маэстры была более высокая политическая сознательность, подтвердилась правильность их позиции и оценки происходящих событий. Наши сомнения в успехе всеобщей революционной забастовки, как ее намечали провести на совещании, состоявшемся перед 9 апреля, оказались справедливыми.

Предстояло еще решить и ряд других очень важных проблем. Прежде всего надо было сорвать готовящееся наступление противника. Батистовцы начали стягивать свои войска и окружать главный бастион революционных сил – штаб 1-й колонны, которой командовал Фидель, После отражения этого наступления мы намеревались приступить к занятию равнинных районов и центральных провинций, а затем к уничтожению всего аппарата военно-политической власти в стране, Для выполнения этих задач нам потребовалось семь месяцев.

Самым неотложным делом в эти дни было укрепление фронта Сьерра-Маэстры, а также обеспечение безопасности небольшой радиостанции, чтобы можно было говорить с Кубой и сеять революционные семена в нашем народе. У нас была налажена связь с заграницей, и ее важно было поддерживать.

За несколько дней до этого совещания я присутствовал при разговоре по радио между Фиделем и Хусто Каррильо, представлявшим группу Монтекристи, или, говоря другими словами, кандидатов в «гориллы»; в эту группу входили такие представители империализма, как сам Каррильо и Баркин. Хусто сулил нам «златые горы», но при этом просил Фиделя сделать заявление о том, что военные, не запятнавшие свой мундир преступлениями против народа, не будут преследоваться. На это Фидель ответил, что подобное заявление можно было бы сделать, но его не поймут участники «Движения», поскольку сейчас, когда идет война и продолжают гибнуть люди и когда все смешалось, невозможно провести четкую грань между хорошими военными и плохими. И Фидель не сделал такого заявления. Помнится, был также разговор с Льереной и Уррутией с целью призвать их к единству и не дать распасться этому непрочному союзу совершенно разных людей, которые из Каракаса пытались направить «Движение» по выгодному им пути. Но в то время от этих людей зависело отношение к нам за рубежом, и поэтому мы должны были соблюдать осторожность.

Тотчас же после окончания совещания его участники разъехались.

Мне было поручено изучить всю контролируемую нами территорию и выяснить возможность создания оборонительных позиций, используя которые, мы смогли бы противостоять противнику небольшими силами. Особое внимание следовало уделить наиболее гористым районам от Сьерра-де-Каракаса, где находились небольшие и плохо вооруженные отряды Кресенсио Переса, до зоны Ла-Ботелья или Ла-Меса, где дислоцировались войска Рамиро Вальдеса. Когда через несколько дней начнется наступление батистовской армии под девизом «окружить и уничтожить», нам придется оборонять эту небольшую территорию, располагая всего лишь 200 пригодными винтовками.

Завершающее наступление. Бой за Санту-Клару

Забастовка 9 апреля закончилась поражением, нисколько не поколебав основ существующего строя в стране. Более того, после этого трагического дня правительство смогло высвободить войска и начать постепенно стягивать их в провинцию Орьенте, к горам Сьерра-Маэстры, готовясь уничтожить нас. Нам приходилось постоянно принимать все необходимые меры, чтобы укрепить оборону в Сьерра-Маэстре, а правительство тем временем продолжало увеличивать количество полков, пока, наконец, число солдат батистовской армии, брошенной против нас, не достигло 10 тыс. человек. В таких условиях началось наступление батистовцев 25 мая в направлении поселка Лас-Мерседас, где находилась наша передовая позиция.

Этот бой продемонстрировал слабую боеспособность батистовской армии и в то же время свидетельствовал о нехватке вооружения и боеприпасов в Повстанческой армии. Мы могли противопоставить всего 200 исправных винтовок большому количеству оружия 10-тысячной батистовской армии. Это было страшно трудно. Наши парни храбро дрались в течение двух дней, причем соотношение сил было примерно 1 к 10 или к 15 в пользу противника, вооруженного самолетами, танками и минометами. Небольшому отряду повстанцев, которым командовал капитан Анхел Вердесия, пришлось оставить поселок. Месяц спустя Анхел Вердесия геройски погиб в бою.

В это время Фидель Кастро получил письмо от предателя Эулохио Кантильо. Верный своей продажной политике, Кантильо как ответственный за планирование операций батистовской армии писал руководителю повстанцев о том, что наступление состоится непременно и что Фиделю следует задуматься над конечным исходом борьбы. Наступление действительно состоялось и за два с половиной месяца жестоких сражений противник потерял более тысячи человек убитыми, ранеными и пленными. В наши руки попало 600 единиц различного оружия, в том числе один танк, 12 минометов, 12 тяжелых пулеметов, более 20 ручных пулеметов и большое число автоматических винтовок. Кроме того, мы захватили огромное количество боеприпасов и различного снаряжения; в плен было взято 450 человек, которые по окончании кампании были переданы Красному Кресту.

В этом последнем наступлении на Сьерра-Маэстру батистовская армия сломала себе хребет, но она еще не была побеждена, и боевые действия должны были продолжаться. Мы выработали стратегический план заключительного этапа борьбы. Наше наступление должно было происходить в трех направлениях: Сантьяго-де-Куба (вокруг него создавалось неплотное кольцо окружения), Лас-Вильяс (туда предстояло отправиться мне) и Пинар-дель-Рио, расположенный на другом конце острова (сюда должен был выступить командир 2-й колонны имени Антонио Масео Камило Сьенфуэгос). Операция по захвату Пинар-дель-Рио посвящалась исторической «кампании вторжения», осуществленной великим вождем времен национально-революционной войны 1895 года Антонио Масео, когда был предпринят героический переход через всю территорию Кубы, который закончился в Мантуа. Камило не смог выполнить этой операции, поскольку требования военной обстановки вынуждали его оставаться в провинции Лас-Вильяс.

Когда были разбиты полки противника, наступившие на Сьерра-Маэстру, и положение на фронте стабилизировалось, мы, увеличив численность нашей армии и укрепив ее боевой дух, решили начать наступление на центральную провинцию страны – Лас-Вильяс. В качестве основной стратегической задачи мне предписывалось систематически блокировать дороги, связывающие противоположные части острова. Кроме того, я получил задание установить контакт со всеми политическими группировками, действовавшими в горных массивах этого района. И, наконец, мне предоставлялись широкие полномочия по созданию военной администрации в контролируемом мной районе.

Получив соответствующие инструкции, мы начали свой путь на грузовиках 30 августа 1958 года, надеясь добраться в назначенный район за четыре дня. Но тут произошел непредвиденный случай, который спутал наши планы. В этот вечер прибыл грузовик, доставивший нам обмундирование и горючее для транспорта. Одновременно на импровизированный аэродром, расположенный недалеко от дороги, приземлился самолет с оружием. Хотя было уже темно, этот самолет был обнаружен противником, и аэродром стал систематически подвергаться бомбардировке, которая началась с 10 часов вечера и продолжалась до 5 часов утра. Самолет пришлось поджечь, чтобы он не попал в руки батистовцев. Если бы бомбардировка продолжалась и днем, последствия могли бы оказаться еще худшими. Противник, наступавший в направлении аэродрома, перехватил грузовик с горючим, и мы практически остались без транспорта.

Так обстояли дела, когда 31 августа начался наш марш. У нас не было ни грузовиков, ни лошадей. Мы надеялись получить автомашины при пересечении дороги, ведущей из Мансанильо в Баямо. И действительно, в этом месте нам удалось получить грузовики, но воспользоваться ими мы не смогли, так как в результате начавшегося 1 сентября сильного циклона все проселочные дороги стали непроходимы. Двигаться же по Центральному шоссе, по единственной асфальтированной в этом районе Кубы дороге было рискованно. Поэтому нам пришлось отвергнуть этот вид транспорта. С этого момента мы передвигались либо на лошадях, либо пешком. Бойцы шли нагруженные довольно большим количеством боеприпасов, тащили противотанковый гранатомет с сорока снарядами и все необходимое для длительного перехода и быстрой разбивки лагеря.

Для нас начались трудные дни, несмотря на то что мы находились на дружественной территории провинции Орьенте. Мы форсировали вышедшие из берегов реки, каналы и ручейки, превратившиеся в бурные потоки, старались не замочить боеприпасы и оружие, были вынуждены бросать усталых лошадей и искать новых. Мы двигались по полузатопленным местам, атакуемые огромным количеством москитов. С питанием было плохо, воду пили из заболоченных рек или просто из болот. Наши переходы становились все более длительными и изнуряющими. Уже через неделю после нашего выступления из лагеря, когда мы форсировали реку Хоробадо, разделяющую провинции Камагуэй и Орьенте, наши силы заметно иссякли. Давала себя знать и нехватка в нашей армии обуви. Многие бойцы шли босые по болотам южной части провинции Камагуэй.

В ночь на 9 сентября, когда мы вступили в местечко Ла-Федераль, наш головной дозор попал в засаду. При этом погибли два наших достойных товарища. Но самое печальное было то, что нас обнаружил противник, и, начиная с этого момента, мы не знали передышки. В одном коротком бою мы уничтожили небольшой вражеский гарнизон и захватили четырех пленных. Теперь нам приходилось двигаться очень осторожно, поскольку авиации противника стало известно общее направление нашего движения. Через день или два мы прибыли в населенный пункт Лагуна-Гранде, где соединились с колонной Камило. По сравнению с нами бойцы Камило были гораздо лучше вооружены. Мне хорошо запомнился этот район: здесь было такое огромное количество москитов, что без сетки, а они были далеко не у всех бойцов, нельзя было отдохнуть ни минуты.

Это были дни утомительных переходов по необжитым и безрадостным местам, где в нашем распоряжении были лишь вода да грязь; мы голодали, изнывали от жажды и еле-еле продвигались вперед; ноги у всех были будто налиты свинцом, а оружие казалось неимоверно тяжелым. Мы смогли продолжить путь на лучших лошадях, которых оставил нам Камило после того, как он ушел получать грузовики. Но нам пришлось бросить этих лошадей вблизи сентраля Макареньо, поскольку проводники, которые должны были вести нас, не явились, и нам не оставалось ничего другого, как самим отправиться в этот опасный и рискованный путь. Наш головной дозор наткнулся на пост противника около населенного пункта Куатро-Компаньерос, и начался изматывающий бой.

Наступил рассвет. С огромным трудом нам удалось собрать большую часть наших людей в густой роще, но противник обошел нас с флангов, и бойцам пришлось вести долгий бой, чтобы помочь отставшим товарищам пересечь железнодорожную линию и направиться в сторону леса. Именно в этот момент вражеская авиация засекла нас. Самолеты В-26, С-47 и большие разведывательные самолеты С-3, а также легкие самолеты начали поливать огнем и бомбить участок, периметр которого не превышал 200 метров. Нанеся массированный удар, они улетели. Мы потеряли одного человека убитым и несколько ранеными, среди которых был капитан Силва. Весь остальной путь он прошел со сломанным плечом.

На следующий день окружающая местность уже не производила такого удручающего впечатления, поскольку нам удалось собрать всех бойцов, за исключением десяти человек, которые позднее присоединятся к колонне Камило и вместе с ней дойдут до Ягуахае, что находится в северной части провинции Лас-Вильяс.

Несмотря на все трудности, мы имели поддержку со стороны крестьян. Среди них всегда находились те, кто был готов служить нам проводником или спасти от голода. Конечно, здесь не было такой единодушной поддержки, какой мы располагали в Орьенте, но тем не менее и здесь всегда имелись люди, которые были готовы оказать нам помощь. Случалось и так, что местные жители выдавали нас, когда мы проходили мимо какого-либо поместья. Но это никогда не вызывалось плохим отношением к повстанцам. Причина заключалась в том, что в силу условий жизни эти люди превратились в рабов, и, боясь остаться без куска хлеба, они сообщали хозяину о нашем появлении, а тот уже доносил об этом военным властям.

Однажды вечером мы слушали по нашему радиоприемнику сообщение генерала Франсиско Табернилья, командующего батистовской армии. Этот наемный убийца со свойственным ему высокомерием вещал о том, что «орды Че Гевары» разгромлены, и в доказательство понесенных повстанцами потерь называл различные фамилии, которые батистовцы узнали, когда захватили в качестве военных трофеев наши вещевые мешки во время неудачно сложившегося для нас несколько дней назад боя. Правильные фамилии в этой сводке, составленной генеральным штабом батистовской армии, назывались вперемежку с вымышленными.

Сообщение о нашей «гибели» вызвало среди бойцов взрыв веселья, но затем их настроение постепенно стало портиться. Голод и жажда, чувство бессилия перед врагом, который все теснее сжимал кольцо окружения, и к тому же страшная болезнь ног, известная среди крестьян под названием «масаморра», превращавшая каждый шаг бойца в мучительную пытку, – все это привело к тому, что наш отряд стал походить на армию теней. Нам было трудно, очень трудно продвигаться вперед. День ото дня ухудшалось физическое состояние наших бойцов. Скудное питание еще больше усугубляло их плачевное положение. Но самые тяжелые дни наступили тогда, когда нас окружили недалеко от сентраля Варагуа. Мы оказались в зловонном болоте, без капли питьевой воды, с воздуха нас непрестанно атаковала вражеская авиация. У нас не было ни одной лошади, чтобы перевозить наиболее ослабевших товарищей по неприветливым горам; наша обувь совсем стала непригодной от грязной морской воды; колючие травы причиняли босым ногам нестерпимую боль. Наше положение было поистине отчаянным до тех пор, пока мы с огромным трудом не прорвали кольцо окружения и не вышли к знаменитой тропе, ведущей из Хукаро в Морон – историческое место, где во время войны за независимость произошли кровопролитные бои между кубинскими патриотами и испанцами. Едва только мы пришли в себя, как пошел сильный ливень – это несчастье нашего климата. Кроме того, противник продолжал преследовать нас и вынуждал двигаться дальше. Усталость буквально валила бойцов с ног, их лица становились все более поникшими. Однако когда обстановка стала совсем критической, когда измученных людей можно было заставить двигаться лишь только бранью, оскорблениями, мольбой и всякого рода ухищрениями, – вдали на западе засверкало голубое пятно горного массива Лас-Вильяс. При виде этого массива люди оживились, у них откуда-то появились новые силы.

Начиная с этого момента перенесенные лишения и трудности стали казаться нам не такими уж страшными и неразрешимыми. Мы вышли из последнего окружения, переправившись вплавь через реку Хукаро, которая разделяет провинции Камагуэй и Лас-Вильяс, и почувствовали, что впереди нас ждет что-то новое и светлое.

Через два дня мы были уже в безопасности, в самом сердце горной цепи Сьерра-де-Тринидад – Санкти-Спиритус, готовые начать новый этап войны. Еще два дня ушло на отдых. Нам нужно было как можно скорее продолжить свой путь, чтобы суметь помешать проведению выборов, которые должны были состояться 3 ноября. Мы прибыли в горный район провинции Лас-Вильяс 16 октября. Времени оставалось мало, а задача, которую предстояло решить, была огромна. На севере, сея ужас среди сторонников батистовского режима, Камило выполнил поставленную задачу.

Прибыв впервые в Сьерра-дель-Эскамбрай, мы получили задачу наносить как можно больший вред военному аппарату диктатуры и сосредоточить особые усилия на нарушении линий коммуникаций противника. Наша ближайшая задача состояла в том, чтобы помешать проведению предстоящих выборов, но осуществить это было очень трудно, поскольку оставалось очень мало времени, а также из-за тех разногласий в революционном движении, которые обходились нам слишком дорого и подчас стоили человеческих жизней.

Для срыва выборов предполагалось напасть на близко расположенные населенные пункты. Нами планировалось одновременное нападение на Кабайгуан, Фоменто и Санкти-Спиритус, находящиеся на плодородных равнинах в центральной части страны. Между тем в горах была взята казарма Гуиния-де-Миранда, несколько позднее подверглась нападению казарма в Банао, но это существенных результатов не дало. Дни, предшествовавшие 3 ноября, были очень напряженными: наши силы рассредоточились почти на всех направлениях, совершенно не давая населению подойти к избирательным участкам. Отряды Камило Сьенфуэгоса в северной части провинции полностью сорвали этот фарс. Был парализован не только военный, но и гражданский транспорт.

В Орьенте голосование практически не состоялось; в Камагуэе процент проголосовавших был очень низким, а в западных районах, несмотря на угрозы батистовцев, все люди куда-то попрятались. В провинции Лас-Вильяс люди воздерживались от голосования стихийно.

В Орьенте, где находилась и колонна Антонио Гитераса, непрерывно шли бои. Все это оказывало постоянное давление на столицу провинции город Сантьяго-де-Куба. В руках провинциального правительства оставались лишь главные города муниципальных округов.

В результате увеличивающегося числа нападений на линии коммуникаций положение в провинции Лас-Вильяс стало критическим. По прибытии сюда мы полностью изменили систему подготовки кадров для ведения вооруженной борьбы в городах: лучшие бойцы народной полиции были спешно переброшены в учебно-тренировочный лагерь для того, чтобы они смогли пройти курс по проведению диверсионных операций. Эта мера оказалась действенной.

В течение ноября – декабря мы постепенно подтягивали свои силы к шоссейным дорогам. Капитан Силва полностью блокировал шоссе, ведущее из Тринидада в Санкти-Спиритус, а движение по Центральному шоссе было серьезно парализовано в результате повреждения повстанцами моста через реку Туиника. Центральная железная дорога была перерезана в нескольких местах; движение на ее южном участке было блокировано бойцами 2-го фронта, а на севере – подразделениями Камило Сьенфуэгоса. В результате этих действий страна оказалась разделенной на две части. Орьенте, где происходила наиболее ожесточенная борьба, получала помощь со стороны правительства только по воздуху и морем, но с каждым днем эта помощь становилась все более ненадежной. Признаки морального разложения армии противника проявлялись все более отчетливо.

В Эскамбрае потребовалась напряженнейшая работа по сплочению революционного движения, так как там существовало несколько самостоятельных групп, возглавляемых майором Гутьерресом Менойо (2-й, Национальный фронт Эскамбрая), майорами Фауре Чомоном и Роландо Кубелой («Революционный директорат») и Торресом (Народно-социалистическая партия). Кроме этих сил здесь также действовала небольшая группа аутентиков. Иначе говоря, на территории одной провинции действовали, включая и нас, пять различных организаций, у каждой из которых было свое командование. В результате нелегких переговоров с их представителями был достигнут, наконец, ряд соглашений о совместных действиях, и можно было приступать к созданию более или менее единого фронта.

Начиная с 16 декабря, в результате систематического выведения нами из строя мостов и дорог противник оказался в тяжелом положении. Ему даже стало трудно оборонять свои передовые посты, расположенные на Центральном шоссе. Утром 16 декабря мы взорвали на этом шоссе мост через реку Фалкон и практически прервали сообщение между Гаваной и районом к востоку от города Санта-Клара, столицы провинции Лас-Вильяс. Кроме того, нашему нападению и осаде подверглись ряд населенных пунктов, в том числе находящийся южнее город Фоменто. В течение нескольких дней начальник гарнизона в этом городе довольно успешно отражал наши атаки, но деморализованное батистовское командование не послало подкреплений своим осажденным солдатам, а ограничилось оказанием только авиационной поддержки. Понимая бесполезность дальнейшего сопротивления, батистовцы сдались, и сражающимся за свободу повстанцам досталось в качестве трофеев более 100 винтовок.

Чтобы не дать противнику опомниться, мы решили немедленно блокировать Центральное шоссе и 21 декабря одновременно атаковали города Кабайгуан и Гуайос, расположенные вдоль этого шоссе. Гуайос сдался через несколько часов, а Кабайгуан, в котором дислоцировалось 80 батистовских солдат, сдался через два дня. В Кабайгуане еще раз подтвердилась низкая боеспособность батистовских войск, которые даже не пытались помочь своим осажденным подразделениям.

Камило Сьенфуэгос атаковал ряд населенных пунктов к северу от провинции Лас-Вильяс и одновременно окружил город Ягуахай, последний оплот батистовских войск в этом районе. Окруженный вражеский гарнизон в течение 11 дней сковывал действия повстанцев, оказывая им упорное сопротивление, в то время как остальные наши силы развернули наступление вдоль Центрального шоссе, продвигаясь к столице провинции – городу Санта-Клара.

После падения Кабайгуана мы повели наступление на город Пласетас и взяли его за один день. Наступление на Пласетас было организовано нами совместно с отрядами «Революционного директората». Затем на северном побережье повстанцы овладели городами Ремедиос и Кайбариен; последний является крупным портом страны. Положение батистовского режима становилось все более удручающим, поскольку за победами повстанцев в Орьенте последовали успешные боевые действия 2-го фронта Эскамбрая, разбившего мелкие гарнизоны в своей зоне, и колонны Камило Сьенфуэгоса, установившей контроль над северным районом страны.

После того как противник, не оказав сопротивления, отступил из населенного пункта Камахуани, мы приняли окончательное решение начать наступление на столицу провинции Лас-Вильяс. (Санта-Клара представляет собой крупный город с населением в 150 000 жителей, расположенный в центральной равнинной части страны. Он является важным железнодорожным узлом и центром пересечения основных коммуникаций Кубы. Вокруг него находятся небольшие голые холмы, на которых противник уже организовал оборону.)

К моменту наступления на Санта-Клару за счет захваченных в предыдущих боях трофеев у нас значительно увеличилось число винтовок. В распоряжении повстанцев находилось и тяжелое вооружение, но к нему не было боеприпасов. Нам предстояло сражаться против дюжины танков, но расчет имевшегося у нас противотанкового гранатомета «базука» не располагал снарядами. Правда, мы хорошо понимали, что для успешного ведения боя необходимо было действовать в густонаселенных районах, где эффективность использования танков значительно снижается.

В то время как отряды «Революционного директората» предпринимали попытки взять казарму, в которой находилась «сельская гвардия», мы были заняты окружением почти всех укрепленных опорных пунктов в Санта-Кларе. В основном наше внимание было сосредоточено на борьбе с защитниками бронепоезда, стоявшего на железнодорожном пути, ведущем к Камахуани. Эта позиция была сильно укреплена батистовцами.

29 декабря начались боевые действия. Вначале руководство боем осуществлялось с территории университета. Позднее мы разместили свой штаб ближе к центру города. Противник действовал при поддержке танков. Повстанцы заставили их откатиться назад, но многие из них заплатили жизнью за свое бесстрашие. Постепенно импровизированные кладбища и госпитали стали заполняться убитыми и ранеными.

Мне вспоминается один эпизод, который наглядно показывает боевой дух Повстанческой армии в эти последние дни борьбы. Я стал отчитывать одного бойца за то, что он заснул в разгар боя. Оправдываясь, боец заявил, что его разоружили, поскольку он случайно выстрелил из своей винтовки. Сдержав себя, я ответил ему: «Если ты мужчина, иди безоружным на передний край и добудь себе там оружие».

Позже, во время моего посещения госпиталя, один умирающий боец дотронулся до моей руки и сказал: «Помните, майор? Вы послали меня добыть себе оружие под Ремедиосом. Я добыл его здесь». Это был тот самый боец, у которого отобрали оружие за то, что он случайно выстрелил. Через несколько минут он умер с сознанием исполненного долга. Такова была наша Повстанческая армия.

Батистовцы все еще оказывали сопротивление на горе Капиро, и бой за нее продолжался в течение всего дня 30 декабря. Тем временем мы овладели рядом укрепленных пунктов в городе. Уже была прервана связь между центром Санта-Клары и бронепоездом. Видя, что гора Капиро окружена, защитники бронепоезда попытались спастись, но со всем своим великолепным грузом застряли на железнодорожной колее, которая предусмотрительно была разобрана нами. Локомотив и несколько вагонов сошли с рельсов. Завязался весьма интересный бой: повстанцы стали буквально выкуривать противника из бронепоезда, бросая бутылки с горючей смесью. Несмотря на то что батистовцы были отлично защищены, они могли драться только против практически безоружного противника, находясь на большом расстоянии и занимая выгодные позиции, подобно тому как вели бои колонизаторы с индейцами на западе Америки. Осажденный повстанцами и забрасываемый с близкого расстояния бутылками с бензином, бронепоезд превратился в настоящее пекло для батистовских солдат. Через несколько часов вся его команда сдалась, в наших руках оказались 22 вагона, зенитные орудия, пулеметы и баснословное количество боеприпасов (баснословное, конечно, в сравнении с тем количеством, которым располагали мы).

Нам удалось занять электростанцию и всю северозападную часть города; по радио мною как командующим повстанческими отрядами в провинции Лас-Вильяс было сделано заявление о том, что фактически вся Санта-Клара находится в руках революционных сил. Мне было очень тяжело сообщить народу Кубы о гибели отважного капитана Роберто Родригеса по прозвищу Вакерито (Пастушок). Роберто командовал штурмовым взводом, который за храбрость его бойцов называли взводом смертников. Капитан Родригес тысячу раз рисковал жизнью в боях за свободу. Его взвод, составленный из строго проверенных людей, являл собой образец революционной сознательности, Всякий раз, когда в этом взводе погибал боец – а это случалось в каждом бою – и выбирался новый кандидат, происходили очень грустные сцены. Те из товарищей, которые не попадали во взвод Родригеса, не могли скрыть своей досады и сдержать слез. Было странно видеть закаленных в боях благородных бойцов плачущими оттого, что им не выпало чести оказаться в первых рядах сражавшихся и встать на место погибших.

Затем повстанцы захватили полицейское управление вместе с оборонявшими его танками. Майору Кубеле сдалась казарма. Вслед за этим в руки наших бойцов перешли тюрьма, здания, где размещались суд и провинциальные власти, а также гостиница «Гранд-отель», в которой засевшие на десятом этаже батистовцы вели огонь почти до самого окончания боевых действий.

К этому моменту не сдалась только казарма Леонсио Видаль, самая крупная крепость в центральной части страны. Но уже 1 января 1959 года сопротивление оборонявших ее солдат стало заметно слабеть. Утром этого дня мы послали капитанов Нуньеса Хименеса и Родригеса де ла Бегу, чтобы они убедили гарнизон казармы сложить оружие.

Сведения, которыми мы располагали, были противоречивы, и им с трудом верилось. Сообщалось, что Батиста бежал из страны и руководство вооруженными силами распалось. Два делегата повстанцев по радио установили контакт с генералом Картильо и информировали его о нашем предложении сдаться. Но он отверг это предложение, поскольку оно, мол, ставилось в виде ультиматума и поскольку он, по его заявлению, принял уже на себя командование армией в строгом соответствии с указанием Фиделя Кастро. Мы тотчас же связались с Фиделем, доложили ему о последних событиях и высказали свое мнение о предательском поведении Кантильо. Оно абсолютно совпало с мнением Фиделя. (В эти решающие минуты Кантильо позволил бежать всем крупным чиновникам правительства Батисты. Его предательская деятельность покажется еще более гнусной, если вспомнить тот факт, что он сам, как офицер, вступил в контакт с нами, и мы верили ему, считая его честным военным.)

Дальнейшие события всем хорошо известны: отказ Фиделя Кастро признать Кантильо; приказ Фиделя наступать на Гавану; принятие командования армией полковником Баркином, освобожденным из тюрьмы на острове Пинос; взятие военного лагеря Колумбия Камило Сьенфуэгосом и крепости Кабанья 8-й колонной и, наконец, окончательное утверждение Фиделя Кастро на посту премьер-министра Временного правительства.

Все это составляет часть современной политической истории страны…

Боливийский дневник

7 ноября 1966 года

Сегодня начинается новый этап. Ночью прибыли на ранчо. Поездка прошла в целом хорошо. Мы с Пачунго соответствующим образом изменили свою внешность, приехали в Кочабамбу и встретились там с нужными людьми. Затем за два дня добрались сюда на двух джипах – каждый порознь.

Не доезжая до ранчо, мы остановили машины. Сюда приехала только одна – чтобы не вызывать подозрений у одного из соседних крестьян, который поговаривает о том, что мы наладили здесь производство кокаина. В качестве курьеза отмечу, что неутомимого Тумаини он считает химиком нашей шайки. После второго рейса Биготес, узнав меня, чуть не свалился с машиной в ущелье. Джип пришлось бросить на самом краю пропасти. Прошли пешком около 20 километров, добираясь до ранчо, где уже находятся три партийных товарища. Прибыли сюда в полночь.

Биготес дал понять, что готов сотрудничать с нами, чтобы ни предприняла партия. Но, кажется, он остается верным Монхе, которого уважает и, судя по всему, даже любит. По его словам, Родольфо придерживается примерно той же позиции, а также Коко, но нужно постараться, чтобы партия решилась включиться в нашу борьбу. Я попросил его, чтобы он ничего не сообщал руководству партии до возвращения Монхе, который сейчас уехал в Болгарию, и чтобы он нам помог. Он согласился выполнить обе просьбы.


8 ноября

Провели день в джунглях, примерно в ста метрах от ранчо, рядом с источником. Страдаем от насекомых, похожих на ягуасас. Они очень досаждают, хотя и не кусаются.

Биготес с помощью Альгараньяса вытащил джип и договорился купить у него кое-какую провизию, в том числе свиней и кур.

Хотел написать подробнее о моих приключениях, но решил отложить это до следующей недели, когда, как мы ожидаем, к нам присоединится вторая группа.


9 ноября

День без происшествий. Разведали с Тумаини течение реки Ньянкауасу (это, скорее, просто ручеек), но не смогли добраться до ее истоков. Она стиснута крутыми берегами. Кажется, здесь редко кто бывает. Если дисциплина будет на высоте, в этом районе можно долго продержаться.

Вечером сильный ливень заставил нас покинуть заросли и перебраться в дом. Я вытащил шесть впившихся в меня гаррапатас.


10 ноября

Пачунго и Помбо вышли на разведку с одним из боливийских товарищей, Серафином. Они прошли дальше, чем мы накануне, и нашли место, где ручей делится на два рукава. Там вполне приличное ущелье. Вернувшись, они занялись своими делами в доме, и их увидел шофер Альгараньяса, который вместе с другими работниками ранчо принес купленные нами продукты. Мы решили перебраться завтра в джунгли, где и создадим постоянный лагерь. Тумаини останется, так как его уже знают. Он будет фигурировать в качестве еще одного работника ранчо.

Все это скоро будет ни к чему. Посмотрим, сможем ли мы забросить сюда хотя бы наших людей. С ними я буду чувствовать себя спокойней.


11 ноября

День в новом лагере – по другую сторону от дома – прошел без происшествий. Там мы и ночевали.

Обилие насекомых здесь невероятное. Спастись от них можно только в гамаке с сеткой (такая сетка есть только у меня).

Тумаини посетил Альгараньяса и кое-что купил у него: кур, гусей. Кажется, подозрения крестьянина несколько улеглись.


12 ноября

День без происшествий. Провели небольшую разведку, чтобы подготовить место для лагеря, когда появятся шестеро из второй группы. Выбрали место метрах в ста от кладбища, на небольшой возвышенности, рядом с расщелиной, в которой можно вырыть пещеры для хранения продуктов и других вещей.

Первая из трех групп по два человека, на которые разделен отряд, сейчас должна быть уже на подходе. В конце той недели они должны прибыть на ранчо. Волосы у меня отрастают, хотя они еще и очень редкие, седина становится все более светлой и начинает исчезать; появляется бородка. Через пару месяцев опять стану похож на себя.


13 ноября

Воскресенье. Несколько охотников прошли мимо нашего лагеря. Это батраки Альгараньяса, люди, привычные к горам, молодые и не обремененные семьями. Они идеально подходят для вербовки, так как ненавидят хозяина. Сообщили, что в 8 милях по реке есть дома и что по берегам имеется несколько расщелин с источниками воды. Больше ничего нового.


14 ноября

Прошла неделя с того дня, как мы в лагере. Пачунго немного грустит и, кажется, еще не привык к новой обстановке, но это должно пройти. Сегодня начали рыть пещеру, чтобы хранить в ней все, что может нас выдать. Замаскируем ее ветвями и сделаем все, чтобы вещи в тайнике как можно меньше страдали от сырости. Вырыли колодец на глубину в полтора метра и приступили к рытью бокового тоннеля.


15 ноября

Продолжаем рыть тоннель; утром – Помбо и Пачунго, после обеда – Тумаини и я. В шесть, когда закончили работу, тоннель был прорыт на 2 метра. Собираемся завтра закончить его и спрятать все могущие скомпрометировать нас вещи. Ночью ливень заставил меня покинуть гамак. Он протекает, нейлон слаб. Больше никаких новостей.


16 ноября

Закончили тоннель и замаскировали его. Теперь остается только замаскировать ведущую к нему тропку. Завтра перенесем туда наши вещи, закроем вход ветками и забросаем глиной. В остальном все по-старому. С завтрашнего дня есть основания ждать новостей из Ла-Паса.


17 ноября

Положили в тайник все вещи, которые могли бы выдать тех, кто живет в доме, а также кое-что из консервов. Внешне все выглядит довольно безобидно.

Из Ла-Паса новостей нет. Парни из дома разговаривали с Альгараньясом, у которого купили кое-что. Он вновь предложил свои услуги в производстве кокаина.


18 ноября

Никаких новостей из Ла-Паса, Пачунго и Помбо вновь ходили вдоль ручья. Они не очень уверены, что это лучшее место для лагеря. В понедельник разведаем его с Тумаини. Появился Альгараньяс, который чинит дорогу и для этого берет камень в реке. Он довольно долго занимался этим делом. Кажется, он не подозревает о нашем присутствии здесь. Все идет монотонно; москиты и гаррапатас искусали нас так, что мы покрылись болезненными язвами от их отравленных укусов. По утрам стало холодно.


19 ноября

Никаких новостей из Ла-Паса. Все по-старому; мы никуда не выходили по случаю субботы, так как в этот день здесь бродят охотники.


20 ноября

В полдень прибыли Маркос и Роландо. Теперь нас шестеро. Тут же начались рассказы о поездке. Они запоздали потому, что только неделю назад получили наше указание о выходе. Из всех, кто прибыл через Сан-Паулу, они потратили наименьшее время на дорогу. До следующей недели едва ли следует ожидать прибытия остальных четырех.

С ними прибыл Родольфо, который произвел на меня хорошее впечатление. Кажется, он настроен более решительно, чем Биготес, и готов порвать со всем. Папи, в нарушение полученных им инструкций, сообщил ему о моем присутствии, а также и Коко: судя по всему, проявилась ревность, связанная с вопросом престижа. Написал Маниле и дал ряд рекомендаций, а Папи ответил ему на присланные вопросы. Родольфо вернулся утром.


21 ноября

Первый день с группой в расширенном составе. Довольно долго шел дождь, и пока мы перебрались на новое место, сильно вымокли. Теперь устроились. Палатка сделана из брезента от кузова грузовика и протекает, но все же защищает от дождя. У нас гамаки с нейлоном. Получили кое-какое новое оружие: у Маркоса «гаранд», Роландо получит «М-1» из хранилища. Хорхе остался с нами, но в доме, там он будет руководить работами по хозяйству ранчо. Родольфо я попросил подыскать агронома, которому можно было бы довериться. Постараемся, чтобы все это продолжалось как можно дольше.


22 ноября

Тума, Хорхе и я прошлись по реке (Ньянкауасу), чтобы разведать найденный источник. После вчерашнего дождя реку невозможно было узнать, и нам стоило довольно большого труда добраться до места. Источник – это ниточка воды, выход которой хорошо прикрыт, и, если постараться, его можно использовать для постоянного лагеря. Вернулись после девяти вечера. Здесь все по-прежнему.


23 ноября

Устроили наблюдательный пункт, с которого видны подступы к домику на ранчо. Там мы будем в курсе в случае какой-либо инспекции или нежелательного визита. Та к как двое уходят на разведку, остальным придется дежурить по три часа. Помбо и Маркос разведали места для нашего лагеря и дошли до ручья, который до сих пор переполнен.


24 ноября

Пачо и Роландо направились разведать ручей; вернутся завтра.

Вечером неожиданно нагрянули двое «загулявших» батраков Альгараньяса. В этом не было ничего странного, но среди нас не было Антонио, который ушел с разведчиками, и Тумы, официально также являющегося работником ранчо. Объяснили: они ушли на охоту. День рождения Алиучи.


25 ноября

С наблюдательного пункта сообщили, что прибыл джип с двумя или тремя пассажирами. Выяснилось, что это служба борьбы с лихорадкой; они взяли анализы крови и тут же уехали. Пачо и Роландо вернулись вечером, очень поздно. Они нашли ручей, обозначенный на карте, и разведали его. Кроме того, они прошли по основному руслу реки, дойдя до заброшенных полей.


26 ноября

Поскольку была суббота, мы никуда не ходили. Попросил Хорхе, чтобы он верхом проехал вдоль реки и посмотрел, куда она ведет; лошади не нашлось, и он пешком пошел к дону Ремберто (20–25 километров), чтобы попросить у него лошадь. Ночью он еще не вернулся. Из Ла-Паса ничего не слышно.


27 ноября

Хорхе все еще нет. Я велел дежурить всю ночь, но в девять прибыл первый джип из Ла-Паса. С Коко приехали Хоакин, Урбано и один боливиец, который решил примкнуть к нам, – Эрнеста, студент медицинского факультета. Затем Коко уехал на машине и привез Рикардо, Браулио и Мигеля, а также еще одного боливийца, Инти, который тоже решил присоединиться к нам. Теперь нас уже двенадцать бойцов и еще Хорхе, выступающий в роли хозяина ранчо. Коко и Родольфо займутся контактами. Рикардо принес с собой новость, которая для нас совсем некстати: Чино объявился в Боливии, он хочет прислать к нам 20 человек и увидеться со мной. В этом есть свои неудобства, так как мы интернационализируем нашу борьбу вопреки Эстанислао. Договорились, что ему помогут добраться до Санта-Круса, там его встретит Коко и привезет сюда. Коко ушел на рассвете с Рикардо, который на другом джипе отправится в Ла-Пас. Коко должен заехать к Ремберто справиться о Хорхе. Из предварительного разговора с Инти стало ясно, что, по его мнению, Эстанислао против вооруженной борьбы, но сам Инти готов порвать связывающие его путы.


28 ноября

Утром Хорхе еще не появлялся, и Коко тоже не вернулся. Затем они появились вместе, и выяснилось, что Хорхе просто-напросто гостил у Ремберто.

Безответственность какая-то. Вечером я собрал боливийскую группу, чтобы поставить вопрос о просьбе перуанцев разрешить им прислать сюда 20 человек. Все согласились, чтобы те явились, но только после того, как мы приступим к действиям.


29 ноября

Вышли, чтобы составить схему реки и разведать источник, у которого устроим ближний лагерь. В группу вошли Тумаини, Урбано, Инти и я. Источник в порядке, но он скудный. Попытаемся поискать в другом месте, примерно в часе ходьбы отсюда. Тумаини упал и, кажется, повредил колено. Вернулись в лагерь вечером, сделав замеры в реке. Здесь никаких новостей. Коко выехал в Санта-Крус, чтобы дождаться Чино.


30 ноября

Маркос, Пачо, Мигель и Помбо вышли с заданием разведать дальний источник; они пробудут вне лагеря два дня. Шел довольно сильный дождь. В доме все по-прежнему.


Анализ месяца

Все получилось довольно хорошо; прибыл я без осложнений, половина людей уже на месте. Добрались также без осложнений, хотя немного запоздали. Основные люди Рикардо, несмотря ни на что, готовы примкнуть к нашему движению. Перспективы в этом отдаленном от всех центров районе, где, судя по всему, мы практически сможем оставаться столько времени, сколько сочтем необходимым, представляются хорошими. Наши планы: дождаться прибытия остальных, довести число боливийцев по крайней мере до 20 и приступить к действиям. Остается выяснить реакцию Монхе и как поведут себя люди Гевары.


1 декабря

День прошел без новостей. Вечером прибыли Маркос и его товарищи, которые прошли больше, чем сначала было задумано, пробираясь через джунгли. В два часа ночи мне сообщили, что приехал Коко с одним товарищем: отложил встречу до завтра.


декабря

Рано утром появился Чино, очень взбудораженный. Весь день разговаривали. Суть беседы: он направится на Кубу и лично доложит о ситуации, через два месяца к нам смогут присоединиться пять перуанцев, то есть, когда мы начнем действовать; пока к нам примкнут двое, специалист по радиоделу и врач, которые пробудут с нами некоторое время. Попросил оружия, и я решил предоставить ему одну «базуку», несколько «маузеров», гранаты и приобрести для них винтовки «М-1». Решил также помочь ему послать пять перуанцев в качестве связных, чтобы наладить переброску оружия в районе около Пуно на другом берегу Титикака. Рассказал мне о своих приключениях в Перу, в том числе о смелом плане освобождения Каликсто, который кажется мне немного фантастичным. Он считает, что в этой зоне действуют несколько человек, оставшихся в живых после партизанской войны, но точно они не знают, так как не смогли пробраться в эту местность.

Остальное в разговоре не имело особого значения. Распростился он все с тем же энтузиазмом и направился в Ла-Пас: везет с собой наши фотографии. Коко получил указания подготовить контакты с Санчесом (которого я увижу позже) и наладить связь с начальником информационного отдела президента, который предложил сотрудничать с нами. Он шурин Инти. Сеть наша все еще в пеленках.


3 декабря

Без новостей. Из-за субботы разведки не ведем. Трое батраков вышли в Лагунильяс, чтобы сделать там заказы.


4 декабря

Без новостей. Все на местах – воскресенье. Провел беседу о нашей позиции в отношении боливийцев, которые придут к нам, и об отношении к вооруженной борьбе.


5 декабря

Без новостей. Хотели выйти, но кругом – потоп. Была небольшая тревога из-за нескольких выстрелов, сделанных Лоро, который заранее нас не предупредил.


6 декабря

Вышли, чтобы начать рыть вторую пещеру у первого источника. В этой группе Аполинар, Инти, Урбано, Мигель и я. Мигель заменил Туму, который еще не оправился после своего падения. Аполинар поставил вопрос о том, что он примкнет к отряду, но сначала хочет уладить свои личные дела в Ла-Пасе; ему сказано, что да, но придется немного подождать.

Около одиннадцати подошли к источнику, незаметно прошлись вокруг и разведали местность, чтобы найти место для пещеры. Но там кругом камень, а ручей, который сейчас высох, дальше течет по очень каменистому руслу. Решили продолжить разведку завтра. Инти и Урбано надумали поохотиться, потому что еда стала очень скудной, а нам нужно продержаться до пятницы.


7 декабря

Мигель и Аполинар нашли подходящее место и занялись тоннелем; инструменты никуда не годятся. Инти и Урбано вернулись ни с чем, но к вечеру Урбано из своего «М-1» убил индейку. Так как у нас еще оставалась еда, мы приберегли ее на завтра. Сегодня практически исполняется месяц нашего пребывания здесь, но для удобства я буду подводить итоги в конце каждого календарного месяца.


8 декабря

Добрались с Инти до скалы, которая возвышается над источником. Мигель и Урбано продолжали рыть тайник. Во второй половине дня Аполинар сменил Мигеля. Вечером прибыли Маркос, Помбо и Пачо, последний шел далеко позади них и очень устал. Маркос попросил, чтобы Пачо убрали из авангарда, если он не будет держаться лучше. Отметил ход к пещере, которая нарисована на схеме II. Оставил на них выполнение наиболее важных задач, пока они будут находиться там. Мигель будет заниматься этим, а мы вернемся завтра.


9 декабря

Не спеша вернулись утром, добравшись к двенадцати. Пачо получил приказ остаться, когда группа вернется. Пытались установить контакт с лагерем 2, но не удалось. Больше никаких новостей.


10 декабря

День прошел без новостей, если не считать первой выпечки хлеба в доме. Беседовал с Хорхе и Инти по поводу некоторых неотложных дел. Из Ла-Паса никаких новостей.


11 декабря

День прошел без происшествий, но вечером появился Коко с Папи. Они привели с собой Алехандро и Артуро и одного боливийца – Карлоса. Второй джип, как обычно, оставили на дороге. Затем они привезли врача – Моро, Бениньо и еще двух боливийцев; оба они из поместья в Карнави. Ночь прошла в обычных разговорах о поездке и о том, почему нет еще Антонио и Феликса, которые должны бы уже быть здесь. Поговорили с Папи и пришли к выводу, что он должен совершить еще две поездки, чтобы привезти Ренана и Таню. Ликвидировали квартиру в городе и тайники, вручив тысячу долларов Санчесу. У него останется грузовичок, а один джип мы продадим Тане, оставив для себя второй. Остается перевезти еще груз оружия, и я велел ему загрузить весь джип, не настаивая на других вариантах, которые не менее опасны. Чино выехал на Кубу, кажется, очень воодушевленным и хочет примкнуть к нам, когда вернется оттуда. Коко остался здесь, чтобы поехать за продуктами в Камири, а Папи выехал в Ла-Пас. Произошел опасный инцидент: вальеграндиец, охотник, увидел след одного из нас, потом другие наши следы. Возможно он заметил кого-то и нашел перчатку, оброненную Помбо. Это меняет наши планы, нам нужно быть очень осторожными. Вальеграндиец пойдет завтра с Антонио, чтобы показать, где он поставил капканы на антов. Инти выразил мне свои опасения относительно студента Карлоса, который по прибытии сюда сразу же затеял дискуссию по поводу участия кубинцев, а до этого заявил, что не будет бороться, если партия не поддержит борьбу. Родольфо послал его, сказав при этом, что все дело – в неправильном истолковании фактов.


12 декабря

Говорил со своей группой, «прочитав проповедь» о сущности вооруженной борьбы. Особо подчеркнул необходимость единоначалия и дисциплины, предупредил боливийцев об ответственности, которая ложится на них в связи с нарушением партийной дисциплины, поскольку они теперь присоединяются к другой линии. Сообщил о назначениях, которые распределил следующим образом: Хоакин – мой заместитель по военной части, Роландо и Инти – комиссары, Алехандро – начальник штаба, Помбо – обслуживание, Инти – финансы, Ньято – снабжение и вооружение, Моро – медицинская часть (временно).

Роландо и Браулио ушли предупредить группу, чтобы она не двигалась с места, пока вальеграндиец расставляет свои капканы и ходит с Антонио. Ночью они вернулись: капканы не очень далеко. Вальеграндийца напоили, и он ушел ночью, влив в себя целую бутылку сингани. Коко вернулся из Карнави, где купил необходимую провизию, но в Лагунильясе некоторые видели его и удивились количеству закупленных им продуктов.

Позже прибыли Маркос и Помбо. Первый из них поранил руку, когда вырезал себе палку; ему наложили два шва.


13 декабря

Хоакин, Карлос и Врач ушли, чтобы соединиться с Роландо и Браулио. Помбо проводил их, получив приказ сегодня же вернуться. Я велел перекрыть дорогу и подготовить другую, которая, ответвляясь от первой, приводила бы к реке. Это было сделано, и настолько успешно, что Помбо, Мигель и Пачо на обратном пути заблудились и пошли по новой дороге.

Был разговор с Аполинаром, который на несколько дней уйдет к себе домой в Виача. Дали ему денег для семьи и посоветовали накрепко закрыть рот на замок. Коко распростился с нами под вечер, но в три часа ночи прозвучала тревога, так как рядом залаяла собака, послышались крики и свист. Это оказался Коко: он заблудился в джунглях.


14 декабря

День без новостей. Вальеграндиец заходил в дом, осматривал капкан, который он, вопреки тому, что говорил раньше, поставил только вчера. Антонио показали дорогу, проделанную в джунглях, чтобы он увел по ней вальеграндийца и у того не было бы никаких подозрений.


15 декабря

Никаких происшествий. Приготовились выйти (8 человек) и окончательно обосноваться в лагере.


16 декабря

Вышли утром – Помбо, Урбано, Тума, Алехандро, Моро, Артуро, Инти и я, – чтобы остаться на новом месте; груз у каждого был очень тяжелый. На дорогу потратили три часа.

Роландо остался с нами. Вернулись Хоакин, Браулио, Карлос и Врач. Карлос доказал, что он хорошо ходит и хорошо работает. Моро и Тума обнаружили в реке омут, где водятся довольно крупные рыбы. Они поймали 17 штук, и этого хватит на один ужин; Моро поранил себе руку. Нашли место для второй пещеры, так как первая была уже готова, и устроили до завтра отдых. Моро и Инти решили поймать анту и ушли на ночь в засаду.


17 декабря

Моро и Инти убили только утку. Мы – Тума, Роландо и я – стали рыть вторую пещеру, которая, видимо, будет закончена к завтрашнему дню. Артуро и Помбо искали место для установки рации, а потом расчищали дорогу, которая очень неудобна. Ночью пошел дождь. Он не прекращался до утра.


18 декабря

Днем дождь не прекращался, но мы продолжали рыть пещеру. Осталось немного до глубины в два с половиной метра, которую она должна иметь. Разведали горный склон, чтобы найти место для рации. Оно кажется вполне подходящим, но это будет окончательно ясно после того, как попробуем вести передачу.


19 декабря

День опять был дождливым и не располагал к походам, но около одиннадцати вернулись Браулио и Ньято и сообщили, что реку можно перейти, хотя ее уровень еще довольно высок. Когда мы уходили, встретились с Маркосом и его авангардом, прибывшим нам на смену. Он останется здесь за главного, и я велел ему послать от трех до пяти человек, в зависимости от возможностей. Переход сделали за три часа с небольшим.

Ночью в двенадцать прибыли Рикардо и Коко. Они пришли с Антонио и Рубио (те не смогли достать билетов в четверг), а также с Аполинаром, который присоединился к нам окончательно. Кроме того, прибыл Иван, он будет обсуждать со мной некоторые дела.

Разговаривали почти всю ночь.


20 декабря

Обсудили ряд вопросов и привели все дела в порядок, когда появилась группа из второго лагеря во главе с Алехандро, который сообщил, что на дороге рядом с лагерем они нашли застреленного козленка с меткой на ноге. Хоакин прошел часом ранее по этой дороге и ничего нам не сказал. Мы решили, что вальеграндиец мог дотащить его туда, по какой-то причине бросил и ушел. Выставили там пост и велели двум бойцам захватить охотника, если он появится. Вскоре сообщили, что животное убито давно, оно уже покрылось червями, а затем Хоакин, возвратясь, сказал, что он уже видел раньше убитого козленка. Коко и Лоро привели вальеграндийца показать ему животное. Тот сказал, что подранил его несколько дней назад. На этом инцидент был исчерпан.

Решили больше не медлить с установлением контактов с человеком из информационного отдела. Коко затянул это дело. Договоримся с Мехиа, чтобы он стал связным между Иваном и человеком из отдела информации. Он будет поддерживать связь с Мехиа, Санчесом, Таней и представителем партии, который еще не назначен. Возможно, им будет кто-нибудь из Вильямонтеса, но это еще не уточнено. Получили телеграмму от Манилы, который сообщает, что Монхе прибудет с юга.

Система связей создана, но она меня не удовлетворяет, так как показывает, что сами же товарищи Монхе ему не доверяют.

В час ночи сообщат из Ла-Паса, встретили ли там Монхе.

Иван мог бы заняться коммерческими делами, но фальшивый паспорт ему мешает. Надо снабдить его более подходящим документом, и он должен для этого написать Маниле, чтобы это дело было решено с друзьями.

Скоро приедет Таня за инструкциями; видимо, я пошлю ее в Буэнос-Айрес.

В конце концов решили, что Рикардо, Иван и Коко вылетят самолетом из Камири, а джип останется здесь. Когда они вернутся, позвонят по телефону в Лагунильяс и сообщат, что они уже там. Хорхе ночью поедет, чтобы узнать новости и встретиться с ними, если будет что-то конкретное. В час ночи по радио не смогли поймать ничего из Ла-Паса. Утром они выехали в Камири.


21 декабря

Лоро не достал мне географических схем, сделанных изыскателями. Поэтому мне не удалось узнать, какая дорога ведет в Яки. Вышли утром и добрались до места без осложнений. Постараемся иметь здесь все к 24-му числу. В этот день мы собираемся устроить праздник.

Встретились с Пачо, Мигелем, Бениньо и Камбой. Они шли пробовать рацию. В пять часов вечера Пачо и Камба вернулись без нее. Оставили в горах – слишком тяжела. Завтра за нею пойдут пять человек. Закончили пещеру для провианта. Завтра начнем рыть другую – для рации.


22 декабря

Начали рыть пещеру для радиста. Сначала все шло очень хорошо, грунт был мягкий. Но скоро наткнулись на каменный пласт, и не в силах были продолжать.

Принесли рацию. Она действительно очень тяжелая. Но не смогли испытать ее, так как нет бензина для движка. Лоро передал, что карты он не пришлет. Их описали ему на словах, и завтра он придет, чтобы сообщить мне все данные.


23 декабря

Вышли с Помбо и Алехандро, чтобы осмотреть левую дорогу. Придется немного ее расчистить, но кажется, что по ней можно передвигаться. Вернулся Хоакин с двумя товарищами и сказал, что Лоро не придет, так как у него убежал поросенок и он пошел его искать.

О поездке человека из Лагунильяса ничего не известно. Вечером притащили поросенка, довольно большого. Но спиртного еще не раздобыли. Лоро не способен достать даже это. Похоже, он очень неорганизован.


24 декабря

Весь день посвятили празднованию Рождества. Некоторым пришлось сделать по два перехода, и вернулись они поздно, но в конце концов все собрались и хорошо провели время. Не обошлось и без острых моментов. Лоро объяснил, что поездка человека из Лагунильяса очень мало дала и ему удалось сделать лишь немногие и не очень точные записи.


25 декабря

Вновь занялись работой. В базовый лагерь никто не ходил. Новому лагерю по предложению боливийского врача дали название М26. Маркос, Бениньо и Камба ушли прокладывать дорогу с правой стороны лагеря, вернулись вечером, сообщив, что после двух часов пути они увидели впереди голую степь. Завтра они дойдут до этого места. Камба вернулся с температурой. Мигель и Пачо проделали слева тропинки, по которым можно пойти прогуляться, и тропку к пещере для рации. Инти, Тума и я продолжали рыть пещеру для рации. Это было очень трудно, так как имеем дело с камнем. Арьергард занялся разбивкой лагеря для себя и поисками места для наблюдательного пункта, с которого можно просматривать оба берега реки. Место они выбрали очень хорошее.


26 декабря

Инти и Карлос ушли на разведку населенного пункта, который на карте значится как Яки. Их поход рассчитан на двое суток. Роландо, Алехандро и Помбо продолжали рыть пещеру. Это невероятно тяжелая работа. Пачо и я осматривали тропинки, проделанные Мигелем. Левую не стоит продолжать. Тропка к пещере вполне хороша и трудно различима. Убили двух змей, а вчера еще одну. Кажется, их тут немало. Тума, Артуро, Рубио и Антонио ушли на охоту, а Браулио и Ньято оставались в лагере на посту. Потом они пришли и сообщили, что Лоро перевернулся на машине и что Монхе должен вот-вот прибыть. Маркос, Мигель и Бениньо ушли прокладывать новые тропки, но ночью так и не вернулись.


27 декабря

С Тумой ушли на поиски Маркоса. Шли два с половиной часа и дошли до источника – он выходит с левой стороны, в западном направлении. Пошли по следам, спускаясь по большим камням. Я думал дойти таким путем до лагеря, но время шло, и мы не выходили к нему. В пять часов вечера вышли к Ньянкауасу, в пяти километрах от лагеря 1 и в семи километрах от нашего лагеря. Там мы узнали, что Маркос прошел здесь ночью. Никого не стал посылать с предупреждением о том, где нахожусь, – подумал, что Маркос объяснит им, по какой дороге я прошел. Видели джип, он в очень плохом состоянии. Лоро ушел в Камири за запасными частями. Ньято говорит, что Лоро свалился, заснув за рулем.


28 декабря

Когда выходили из лагеря, встретились с Урбано и Антонио, которые шли нам навстречу, разыскивая меня. Маркос пошел с Мигелем пробивать тропинку и еще не вернулся. Бениньо и Помбо пошли искать меня по дороге, которой мы шли вчера. В лагере встретил Маркоса и Мигеля, которые переночевали среди камней, так как не успели вернуться до темноты. Они были возмущены тем, как обо мне тут говорили в мое отсутствие. Судя по всему, они имели в виду Хоакина, Алехандро и Врача. Инти и Карлос вернулись, не обнаружив ни одного жилого дома. Они встретили только одно покинутое здание. Но оно, судя по всему, не является населенным пунктом, обозначенным на карте как Яки.


29 декабря

Ходили с Маркосом, Мигелем и Алехандро на голый склон, чтобы лучше рассмотреть окрестности. Кажется, здесь начинается Пампа-дель-Тигре – горная цепь с голыми вершинами одинаковой высоты примерно 1500 метров над уровнем моря. Ручей слева нам не подходит, потому что образует дугу в сторону Ньянкауасу. Потом спустились. Добрались до лагеря за час двадцать минут. Послали 8 человек за провизией, но они не смогут перенести сразу все грузы. Рубио и Врач заменили Браулио и Ньято. Последний, перед тем как вернуться, проложил еще одну тропку: она выходит из реки по камням и входит в горы с другой стороны тоже по камням. Таким образом следов не остается. В пещере не работали. Лоро отправился в Камири.


30 декабря

Несмотря на проливной дождь, из-за которого вздулась река, четыре человека пошли в лагерь I, чтобы взять остальные вещи. Теперь там ничего нет. Никаких новостей из города. Шесть человек занялись пещерой и, сделав два перехода, спрятали там все, что нужно. Печь не закончили, так как глина еще мягкая.


31 декабря

В 7.30 прибыл Врач и сказал, что Монхе уже появился. Я пошел к нему с Инти, Тумой, Урбано и Артуро. Встреча была сердечной, но натянутой, в воздухе как бы висел вопрос: с чем пришел? Его сопровождали Пан Дивино, новый наш рекрут, Таня, которая прибыла за инструкциями, и Рикардо, который останется здесь.

Беседа с Монхе началась с общих слов, но затем перешла к сути дела, которое можно свести к трем основным пунктам:

1. Он откажется от руководства партией, но добьется от нее по меньшей мере нейтралитета и возможности черпать из нее кадры для борьбы.

2. Военно-политическое руководство борьбой будет принадлежать ему, пока революция будет разворачиваться в боливийских условиях.

3. Он будет отвечать за отношения с другими южноамериканскими партиями, стараясь убедить их встать на позиции поддержки освободительных движений.

Я ответил ему, что изложенное в первом пункте касается только его как секретаря партии, хотя я и считаю совершенно ошибочной его позицию. Она колеблющаяся и приспособленческая и оправдывает перед историей тех, кого надо заклеймить за предательское поведение. Время покажет, что я прав.

Не возражал я и против третьего пункта – против того, чтобы он пытался привести его в исполнение, хотя его старания обречены на неудачу…

Что касается второго пункта, то я не мог никоим образом согласиться с ним. Военным руководителем буду я, и я не потерплю никакой двусмысленности в этом. На этом обсуждение зашло в тупик и стало вращаться в порочном кругу.

Мы договорились, что он подумает и поговорит с боливийскими товарищами. Мы перебрались в новый лагерь, и там он поговорил со всеми, поставив перед ними альтернативу: остаться с нами или поддержать партию. Все решили остаться, и, кажется, это его поразило.

В полдень мы подняли тост. Он подчеркнул историческое значение этого дня. Я ответил, оттолкнувшись от его же слов и подчеркнув, что вновь наступает момент, напоминающий тот, когда Мурильо призвал к континентальной революции, и что наши жизни – ничто, если речь идет о революции.

Фидель прислал мне послания.


Анализ месяца

Группа кубинцев уже полностью на месте. Боевой дух ее высок, мешают только незначительные трения. Боливийцы тоже на уровне, хотя их мало. Позиция Монхе может затормозить развитие движения, с одной стороны, но и помочь нам, с другой, так как освобождает меня от политических обязательств. Теперь надо ожидать прибытия пополнения боливийцев, поговорить с Геварой и аргентинцами Маурисио и Хосами (Масетти и отколовшейся партией).


1 января 1967 года

Утром, не вступая в спор со мной, Монхе сообщил, что уезжает и объявит о своем выходе из руководства партии 8 января. Он сказал, что его миссия закончилась. Ушел он с таким видом, будто идет на эшафот. У меня такое ощущение, что, узнав от Коко о моей решимости не уступать в стратегических вопросах, он воспользовался этим для ускорения разрыва, так как его доводы несостоятельны.

После обеда я собрал всех и объяснил поведение Монхе, заявив, что мы будем действовать в единстве со всеми, кто хочет делать революцию. Я предсказал трудные моменты и дни, наполненные моральной горечью для боливийцев; их проблемы мы будем стараться разрешать путем коллективного обсуждения или через комиссаров.

Уточнил поездку Тани в Аргентину, где она должна встретиться с Маурисио и Хосами и пригласить их сюда. Уточнили задачи Санчеса и решили оставить пока в Ла-Пасе Родольфо, Лойолу, Умберто. В Камири останется сестра Лойолы, а в Санта-Крусе – Кальвимонте. Мито поедет в район Сукре и посмотрит, где он сможет там обосноваться. Лойола будет ответственной за контроль над финансами, и мы вышлем ей 80 тысяч. 20 тысяч предназначены для Кальвимонте на покупку грузовика. Санчес войдет в контакт с Геварой и встретится с ним. Коко пойдет в Санта-Клару, чтобы встретиться с одним из братьев Карлоса и поручить ему встретить трех человек, которые должны прибыть из Гаваны. Написал Фиделю послание, которое значится под документом ЦЗО-2.


2 января

Все утро занимались шифровкой послания. Санчес, Коко и Таня ушли под вечер, когда речь Фиделя Кастро подходила к концу (2 января отмечается юбилей кубинской революции). В своей речи он упомянул о нас в косвенной форме и говорил так, что это нас обязывает к еще более высоким свершениям. Если только они возможны.

Бойцы из лагеря рыли землянку. Остальные ушли за вещами в первый лагерь. Маркос, Мигель и Бениньо ушли на разведку в северном направлении. Инти и Карлос вели разведку в Ньянкауасу и видели людей, видимо пришедших из Яки. Хоакин и Врач должны разведать реку Яки до ее истоков или дойти до того места, где они встретят людей. Всем им дано не больше пяти дней сроку для выполнения задания.

Товарищи из лагеря сообщили, что Лоро, проводив Монхе, еще не вернулся.


3 января

Работали в пещере, пытаясь перекрыть потолок, но не закончили работу. Постараемся сделать это завтра. За грузами ушли только двое. Они сообщили, что все люди из ранчо ушли вчера ночью. Остальные товарищи занимались устройством потолка на кухне. Это дело уже закончено.


6 января

Утром Маркос, Хоакин, Алехандро, Инти и я поднялись на безлесный холм. Там я принял следующее решение: Маркос с Камбой и Пачо попытаются справа дойти до Ньянкауасу, если только не столкнутся с людьми; Мигель с Браулио и Анисето будут искать проход через холм, чтобы пробить дорогу к центральному шоссе; Хоакин, Бениньо и Инти займутся впоследствии поиском выхода к реке Фриас, которая, если верить карте, течет параллельно Ньянкауасу – по другую сторону холма, где начинается Пампа-дель-Тигре.

Вечером прибыл Лоро с двумя купленными им мулами, за которых он уплатил две тысячи песо. Это хорошая покупка – животные послушны и крепкие. Велел вызвать Браулио и Пачо, чтобы Пачо завтра мог выйти на выполнение задания. Их подменят Карлос и Врач.

После занятий прочитал небольшую лекцию об особенностях партизанской войны и необходимости лучшей дисциплины. Я объяснил, что главная наша задача теперь состоит в том, чтобы создать ядро примерных бойцов, которое было бы крепко, как сталь. Особенно я настаивал на необходимости учебы, без чего в будущем мы будем бессильны. Затем я собрал ответственных у Хоакина, Маркоса, Алехандро, Инти, Роландо, Иомбо, Врача, Ньято и Рикардо. Объяснил им, что назначил Хоакина своим заместителем вместо Маркоса из-за того, что Маркос допустил некоторые ошибки и продолжает допускать их. Подверг критике Хоакина за его инцидент с Мигелем под Новый год и затем наметил ряд задач, которые необходимо выполнить, чтобы улучшить нашу организацию. Под конец Рикардо рассказал мне о столкновении, которое он имел с Иваном в присутствии Тани. Они дошли до того, что стали всеми возможными и невозможными словами оскорблять друг друга и Рикардо велел Ивану выйти из джипа. Эти неприятные столкновения между товарищами портят всю нашу работу.


7 января

Разведка ушла на выполнение задания. Остальные занялись делами в лагере: перенесли рацию и остальное оборудование Артуро…


8 января

Сменили людей на постоянном посту в старом лагере. Рубио и Аполинар сменили Карлоса и Врача. Уровень воды в реке по-прежнему высок, хотя и падает. Лоро ушел в Санта-Крус и еще не вернулся.

С Врачом (Моро), Тумой и Антонио, который должен будет остаться за главного в лагере, мы поднялись на Пампа-дель-Тигре. Там я объяснил Антонио, как он завтра проведет разведку ручья, который, как мы считаем, течет на западе от лагеря… Наши карты из рук вон плохи, потому что на них обе реки разделены горным массивом и раздельно впадают в Рио-Гранде. Маркос еще не вернулся.

Получили послание из Гаваны, в котором сообщают, что Чино выедет 12-го числа. С ним отправятся Врач и специалист по радио. Pea выедет 1-го числа. О двух наших товарищах, на которых мы рассчитывали, в послании ничего не говорится.


11 января

Антонио вышел на разведку ближнего ручья с Карлосом и Артуро. Вернулся он поздно вечером… Алехандро и Помбо занялись составлением карт в землянке Артуро и сообщили, что книги мои промокли. Некоторые из них полностью испорчены. Рации тоже все мокрые и покрыты ржавчиной. Если добавить, что оба аппарата испорчены, можно составить довольно печальную картину о способностях Артуро.

Ночью вернулся Маркос. Он вышел к Ньнкауасу намного дальше намеченного пункта и не добрался до впадения в нее другой реки, которая, как мы полагаем, и есть Фриас. Я не очень уверен в наших картах и в том, что мы точно знаем, что это за вторая река..

Под руководством Анисето и Педро начали изучать язык индейцев кечуа. День боро (мушка, во время укуса оставляющая под кожей жертвы свои личинки). Извлекли из-под кожи у Маркоса, Карлоса, Помбо, Антонио, Моро и Хоакина массу личинок.


12 января

Разведка отправилась за остатками запасов. Лоро еще не вернулся. Устроили небольшие учения, поднимаясь по склонам нашего холма. Выяснилось, что подъем по краям занимает два часа, а по центру – только семь минут. В этом месте надо будет укрепить оборону. Хоакин сказал мне, что Маркос очень недоволен критикой его ошибок, которой я занялся на другой день на собрании. Надо с ним поговорить.


13 января

Поговорил с Маркосом. Он жалуется на то, что я критиковал его перед боливийцами. Аргументы его не имеют почвы. Все это чепуха. Но на его эмоциональное состояние нужно обратить внимание.

Он упомянул о каких-то пренебрежительных фразах Алехандро, отпущенных в его адрес. Поговорили об этом и с Алехандро. Судя по всему, ничего обидного он не говорил, но кто-то занимается сплетнями. Маркос немного успокоился…

Вернулись Рубио и Аполинар, в старый лагерь ушли Браулио и Педро. О Лоро ничего не слышно.


14 января

Маркос со своим авангардом, исключая только Бениньо, ушел вниз по реке, чтобы построить хижину. Он должен был вернуться ночью, но вновь появился в лагере в полдень, не выполнив работы, так как начался дождь… От Лоро ничего не слышно.


15 января

Оставался в лагере, составляя инструкции для наших людей в городе. Работали только полдня, так как сегодня воскресенье…


16 января

Продолжали рыть окопы, но еще не закончили их. Маркос почти выполнил задание, построив вполне сносный домик. Врач и Карлос сменили Браулио и Педро. Эти двое сообщили, что появлялся Лоро с мулами. Но мы его так и не дождались, хотя навстречу ему ходил Анисето. Кажется, Алехандро заболел малярией.


17 января

Никаких передвижений за день. Закончили окопы первой линии и хижину с земляным полом.

Появился Лоро с отчетом о своей поездке. Когда я спросил его, зачем он уезжал, он ответил, что считал, будто об этой поездке не надо было договариваться. Потом он признался, что он был у женщины, которая у него есть в поселке. Он принес с собой седло для мула, но не смог заставить животное перейти реку.

От Коко никаких новостей. Это начинает тревожить меня.


18 января

Утром был сильный туман. Поэтому я отложил проверку окопов. В гондоле отправились Урбано, Ньято, Врач (Моро), Инти, Анисето, Браулио. Алехандро не работал – он заболел.

Вскоре начался ливень. Под проливным дождем пришел Лоро, который сообщил, что Альгараньяс говорил с Антонио, дал ему понять, что он много знает. Он предложил войти в пай с нашими людьми на ранчо и заниматься с ними производством кокаина или же чем-то еще, чем они заняты. Это «чем-то еще» показывает, что этот тип что-то подозревает. Я велел Лоро завербовать Альгараньяса, но не обещать ему особенно много – только плату за перевозку грузов на его джипе. Велел я также пригрозить ему смертью, если он нас предаст. Так как дождь лил все сильнее, Лоро тут же ушел – боялся, что река может вздуться и ее невозможно будет перейти…

Разведчики Браулио и Ньято к восьми часам не вернулись. Поэтому решено было съесть их долю еды: ее буквально расхватали. А через несколько минут появились наши Браулио и Ньято. Они сообщили, что река начала выходить из берегов как раз в тот момент, когда они переходили ее. Они решили перейти ее до конца. Инти упал в воду, потеряв винтовку и получив ушибы. Остальные собрались провести ночь на том берегу, что для них будет совсем не сладко.


19 января

День начался с обычных дел. Рыли окопы и приводили в порядок лагерь. У Мигеля объявилась высокая температура и все признаки малярии. Я тоже весь день чувствовал себя так, как будто вот-вот заболею, но вроде все обошлось.

В восемь часов утра появились остальные гондольеры, которые принесли с собой порядочный запас молодого мягкого маиса. Они провели ночь на корточках около костра. Подождем, когда река спадет, и будем искать винтовку.

Около четырех вечера, когда Рубио и Педро ушли, чтобы сменить двоих часовых в другом лагере, появился Врач, который сообщил, что в лагерь заявилась полиция. В поисках «завода» наркотиков туда на джипе приехал лейтенант Фернандес и четверо полицейских, одетых в гражданское платье. Они обыскали дом, и их внимание привлекли некоторые странные для них вещи: например горючее для наших ламп, которое мы не успели отнести в тайники. У Лоро забрали пистолет, но оставили ему «маузер» и 22-миллиметровый пистолет. Для виду они до этого отняли пистолет у Альгараньяса и показали его Лоро. После этого полицейские уехали, предварительно предупредив, что они в курсе всех дел и с ними надо посчитаться. Лоро сказано, что он может потом забрать свой пистолет в Камири. «Но без шума, разговаривать только со мной», – сказал лейтенант Фернандес. Он поинтересовался, куда делся «бразилец». Лоро велено припугнуть вальеграндийца и Альгараньяса, которые, судя по всему, шпионят за нами и донесли полиции. Лоро должен сходить в Камири под предлогом, что ему нужен пистолет. На самом деле ему велено разыскать Коко (я сомневаюсь, что он еще на свободе). Нам нужно продержаться в джунглях как можно дольше.


20 января

Проверил систему обороны лагеря и отдал распоряжение о плане обороны, который разъяснил вечером…

Мы хотели провести несколько репетиций, но это не удалось, так как старый лагерь находится под возрастающей угрозой. Там появился какой-то гринго с автоматической винтовкой «М-2», из которой он то и дело стреляет очередями. Он – якобы «друг» Альгараньяса и собирается провести в этих краях десять дней отпуска. Пошлю разведку и выберем место для лагеря поближе к дому Альгараньяса. Если все пойдет прахом и нам придется покинуть эту зону, этот тип поплатится за все. У Мигеля по-прежнему высокая температура.


21 января

Устроили репетицию «нападения» на лагерь. По многим статьям она оказалась неудачной, но в целом получилась вполне сносной. Наиболее слабое место – отход наших сил… Пачо поднялся на безлесную вершину, чтобы опробовать рацию, а Маркос с Анисето отправились разведать дорогу и место, откуда мы могли бы постоянно следить за Альгараньясом…

В самый разгар дождя прибыл Педро с Коко и тремя новыми новобранцами: Бенхамином, Эусебио и Вальтером. Первый из них прибыл с Кубы и я назначил его в авангард, так как он знаком с оружием. Остальные будут в арьергарде. Монхе имел беседу с тремя боливийцами, вернувшимися с Кубы, и отговорил их присоединиться к партизанам. Он не только не отказался от руководства партией, но и направил Фиделю соответствующий документ. Получил записку от Тани, она сообщает о своем отъезде и о болезни Ивана. Есть также записка и от Ивана. Вечером собрал всю группу и зачитал им документ, подчеркнув неточности, содержащиеся в пунктах а) и б), и дополнительно добавил кое-что крепкое от себя. Кажется, они реагировали так, как я ожидал. Из трех новичков двое выглядят крепкими и убежденными, а самый молодой – это крестьянин из племени аймара – который производит впечатление очень здорового человека.


22 января

Вышла группа, составленная из тринадцати человек, а также Браулио и Вальтер, которые должны сменить Педро и Рубио. Они вернулись вечером, не сумев перенести весь груз…


23 января

Распределил обязанности по лагерю и послал некоторых на разведку. Инти, Роландо и Артуро пошли искать тайник на случай, если Врачу придется прятаться с каким-нибудь раненым. Маркос, Урбано и я пошли на разведку на противоположный склон и подыскали там место, с которого виден дом Альгараньяса. Место удачное, видно хорошо. У Карлоса по-прежнему температура. Типичная малярия.


24 января

На этот раз в группе было семь человек. Они быстро вернулись и перенесли весь груз, а также принесли маис. На этот раз в реке искупался Хоакин, потерял свой «гаранд». Но затем он вытащил его из воды. Лоро уже вернулся и опять где-то прячется. Коко и Антонио все еще в городе, они должны вернуться завтра или послезавтра с Геварой…


25 января

Вышли с Мигелем на разведку дороги, выходящей в тыл к нападающим. Шли почти целый час. Но место хорошее.

Анисето и Бенхамин ушли испытывать рацию на склоне, с которого виден дом Альгараньяса, но потерялись и не смогли выйти на связь. Придется повторить сеанс. Начали рыть другую землянку для хранения личных вещей. Вернулся Лоро, которого я зачислил в авангард. Он разговаривал с Альгараньясом и сказал ему то, что я велел. Тот признал, что посылал вальеграндийца шпионить, но отрицал, что сделал донос в полицию. Коко вспугнул около ранчо вальеграндийца, которого Альгараньяс опять послал шпионить. Принято послание от Манилы, который сообщает, что от нас все получили и что к ним скоро прибудет Колье, которого уже ждет Симон Рейес. Фидель предупреждает, что он выслушает их, но «даст им прикурить».


26 января

Только мы начали рыть новую землянку, как сообщили, что прибыли Гевара и Лойола. Мы пошли к домику промежуточного лагеря, куда они пришли в двенадцать часов.

Я поставил перед Геварой свои условия: роспуск группы, отмена всех прежних чинов и званий, временный отказ от какой-либо политической организации, запрет на полемику по поводу международных или внутренних проблем. Он очень просто согласился со всеми этими условиями, и после холодного начала отношения с боливийцами сделались сердечными.

Лойола произвела на меня очень хорошее впечатление. Она очень молода и женственна, но в ней чувствуется твердая решимость. Ее вот-вот исключат из молодежной организации, но пока там хотят, чтобы она сама отказалась от своего поста. Я передал ей инструкцию для городских кадров и еще один документ. Кроме того, компенсировал ее затраты, которые достигают 70 тысяч песо. С деньгами у нас становится туго.

Руководителем сети будет назначен д-р Пареха. Родольфо прибудет сюда и присоединится к нам через пятнадцать дней.

Посылаю Ивану письмо с инструкциями.

Велел Коко продать джип, но обеспечивать при этом связь с ранчо.

Примерно в семь часов, когда стало темнеть, мы распрощались. Они выедут завтра ночью, и Гевара прибудет с первой группой новобранцев между 4 и 14 февраля – раньше, он сказал, вернуться не сможет, так как добираться сюда трудно и люди отказываются пойти за ним, пока не закончится карнавал. Нам обещали прислать более мощные рации.


27 января

Послал внушительную группу, которая перенесла почти все грузы за исключением небольшого количества, которое остается на ночь. Судя по всему, Коко и другие ушли. Те останутся в Камири, а Коко поедет в Санта-Крус, чтобы уладить дело с продажей джипа, и постарается сделать это после 15-го числа…

Приготовления к походу подходят к концу. Ориентировочно договорились начать этот рейд как только вернется Коко.


28 января

Группа очищает старый лагерь. Сообщили, что застали там вальеграндийца, когда тот рыскал по зарослям маиса, но он убежал. Все говорит о том, что наступает момент что-то решать с ранчо.

Полностью подготовили все необходимое для десяти дней марша и уточнили дату выхода: два или три дня спустя после того, как 2 февраля вернется Коко.


29 января

День полного безделья для всех, кроме поваров, охотников и часовых.

Во второй половине дня прибыл Коко. Он ездил не в Санта-Крус, а в Камири. Там расстался с Лойолой, которая должна была самолетом лететь в Ла-Пас, и с Моисесом, уехавшим в Сукре. Договорились встретиться в воскресенье. Решили выйти в поход 1 февраля.


30 января

В группе было двенадцать человек, и они перенесли большую часть продуктов. Остается еще груз на пять человек. Охота ничего не дала.

Закончили землянку для личных вещей. Она получилась неудачной.


3 1 января

Последний день в лагере. Группа очистила старый лагерь, и часовые покинули его. Останутся Антонио, Ньято, Камба и Артуро. Им даны следующие инструкции: встречаться друг с другом не чаще чем каждые три дня; пока они будут вчетвером, двое должны быть вооружены; дежурство на посту не должно прекращаться ни на минуту; новобранцев следует информировать о деле лишь в общих чертах, сообщая им только самое необходимое; все личные вещи должны быть убраны из лагеря, а оружие следует запрятать в горах, обернув в брезент. Казна должна все время оставаться в лагере, кто-нибудь из оставшихся товарищей будет носить эти деньги при себе. Надо продолжать разведку на уже готовых дорогах и вдоль соседних ручьев. Если придется оставить лагерь, двое спрячутся в землянке Артуро – сам Артуро и Антонио. Ньято и Камба отступят вдоль ручья, и один из них немедленно отправится на место, которое мы выберем завтра, чтобы оставить там для нас предупредительный знак. Если появятся новые люди, надо выставить группу для охраны запасной землянки.

Обратился к своему воинству, дав ему последние указания по поводу марша. Направил Коко последние инструкции.


Анализ месяца

Как я и ожидал, поведение Монхе было уклончивым вначале и предательским потом.

Партия уже начала борьбу против нас, и трудно предсказать, насколько далеко она зайдет. Но это нас не остановит и, может быть, в дальнейшем даже окажется для нас благотворным (я почти уверен в этом). Самые честные и боевые люди будут с нами, хотя им и придется пережить более или менее серьезный внутренний кризис переоценки ценностей.

Гевара пока что показал себя хорошо. Посмотрим, как он и его люди поведут себя в будущем.

Таня уехала, но от аргентинцев ничего не слышно и от нее самой тоже. Теперь начинается партизанский этап в буквальном смысле слова, и мы испытаем бойцов. Время покажет, чего они стоят и каковы перспективы боливийской революции.

Из всего, о чем мы заранее думали, наиболее медленно идет процесс присоединения к нам боливийских бойцов.


1 февраля

Сделали первый переход. Люди немного устали, но в целом показали себя хорошо. Антонио и Ньято пришли к нам, чтобы договориться о тайнике для условного знака, и помогли нести мой рюкзак, а также рюкзак Моро, который выздоравливает после малярии.

Договорились оставлять предупреждение об опасности в пустой бутылке под кустом у дороги. В арьергарде Хоакин отказался нести свой груз, и это задержало всю группу.


2 февраля

День был трудный и тянулся очень медленно…


3 февраля

Утро было дождливым, и по этой причине выступили только в восемь часов…

Мы шли с утра до четырех часов дня, сделав в полдень двухчасовой привал, во время которого ели суп. Путь наш пролегает вдоль реки Ньянкауасу. Он сравнительно хорош, но убийственен для нашей обуви. Несколько товарищей практически уже босы.

Бойцы устали, но все держались довольно хорошо. Меня освободили от 15 фунтов ноши, и мне идти легче. И все же боль в плечах от рюкзака иногда становится невыносимой…


5 февраля

После того как мы с самого утра шли в течение пяти часов (прошли километров 12–14), из авангарда неожиданно сообщили, что увидели пасущихся домашних животных (это была лошадь и жеребенок). Мы остановились и послали выяснить, нет ли поблизости какого-нибудь жилья или населенного пункта. Спор разгорелся вокруг того, находимся ли мы в Ирипити или же у притока реки Саладильо, обозначенной на карте. Пачо вернулся из разведки и сообщил, что впереди большая река – в несколько раз шире Ньянкауасу – и она преграждает нам путь. Мы добрались до нее и убедились, что это настоящая Рио-Гранде, да к тому же вышедшая из берегов…


6 февраля

День потратили на отдых и восстановление сил… Завтра начнем сооружать плот, чтобы попробовать перебраться на нем через реку.


7 февраля

Под руководством Маркоса соорудили плот. Он получился очень большим и непослушным в управлении. В 1.30 пошли в сторону переправы, и в 2.30 были уже на месте. Авангард перебрался в два приема. На третий раз – половина народа из главной группы и моя одежда. Но рюкзаку моему не повезло: когда началась новая переправа людей нашей группы, Рикардо не рассчитал, рюкзак упал в воду и его унесло течением. Достать его не удалось. Мы разобрали плот, и Хоакин начал строить новый, который был готов к девяти часам вечера. Но ночью переправляться не стали – дождя не было, и уровень воды в реке продолжал падать. Из главной группы на этом берегу остались Тума, Урбано, Инти, Алехандро и я. Тума и я спали на земле.


10 февраля

Превратившись в помощника Инти, я сегодня разговаривал с местными крестьянами. Думаю, что сцена с переодеванием получилась не очень убедительной, так как Инти держался слишком скромно.

Крестьянин был абсолютно типичным: он не способен был понять нас, но в то же время не в силах предвидеть, какую опасность влечет за собой его встреча с нами, и потому сам он был потенциально опасен. Он рассказал нам про нескольких из своих соседей. Но верить ему нельзя, так как говорил он без всякой уверенности. Врач подлечил его детей… (Крестьянина зовут Рохас.)


11 февраля

День рождения старика, 67 лет.

Мы шли по довольно приличной тропе, которая проходит по берегу реки… С сегодняшнего дня нужно быть крайне осторожными. Мы находимся в двух лигах от Ареналеса, если верить словам крестьянина.


12 февраля

Два километра, пройденных вчера авангардом, мы покрыли быстро. Потом пошли очень медленно. В четыре часа вечера вышли на хорошую дорогу – судя по всему ту, которую мы искали. Напротив нас, на том берегу реки, виднелся домик. Мы решили не заходить в него и поискать другой – на этой стороне, – в котором живет некий Монтаньо. О нем хорошо отзывался Рохас. Инти и Лоро нашли этот дом, но там никого не было, хотя по всем признакам они нашли именно то, что искали.

В полвосьмого мы предприняли ночной марш, который показал, как еще много нам придется обучать людей. В десять часов вечера Инти и Лоро опять ходили в дом и принесли неутешительные новости: там был какой-то мужчина, пьяный и очень негостеприимный. У него есть только маис для продажи. Он напился в доме у Кабальеро, который расположен на другой стороне реки, там, где брод. Решили переночевать в леске рядом. Устал я смертельно, так как хлебцы из кукурузной муки подействовали на меня плохо, и я весь день не мог есть.


13 февраля

Утром начался сильный дождь. Он длился всю первую половину дня. Уровень воды в реке поднялся. Новости теперь получше: наши разговаривали с Монтаньо-сыном. Ему шестнадцать лет. Он сказал, что отца нет и на этой неделе он не вернется. Паренек дал нам хорошую информацию о районе, лежащем вниз по реке на протяжении одной лиги. По левому берегу ведет тропа, но она очень узкая и уходит недалеко. На этой стороне живет лишь один из братьев Переса, крестьянина-середняка, у дочки которого есть жених в армии…


14 февраля

Спокойный день. Провели в том же лагере. Паренек приходил к нам три раза. Он предупредил, что видел людей, которые перебирались с того берега реки на этот в поисках пропавших свиней. Но дальше они не пошли. Мы заплатили ему за попорченный маис.

Мачетерос работали весь день, но не добрались до дома. По их подсчетам, они расчистили около шести километров дороги, что составит половину нашего завтрашнего перехода.

Расшифровано пространное послание из Гаваны, главной новостью в котором является сообщение о том, что там разговаривали с Колье. Он заявил, что его не поставили в известность о континентальных масштабах нашей борьбы. В таком случае, заявил он, помощь будет оказываться только на условиях, которые ему следует оговорить со мной. С этой целью к нам прибудут сам Колье, Симон Родригес и Рамирес. Сообщают также, что Симон выразил решимость помогать нам независимо от того, что решит партия.

Сообщили также, что Француз, который едет со своим паспортом, 23-го числа прибудет в Ла-Пас и остановится в доме Парехи или Pea. Кусок послания еще не расшифрован. Посмотрим, как придется реагировать на это наступление с примирительными целями. Из других новостей: Мерси объявился без денег, сказал, что его обокрали. Подозревают, что он их просто растратил, но, к счастью, не подозревают чего-либо более серьезного. Лечин собирается просить денег и инструкторов для своих людей.


15 февраля

День рождения моей старшей дочери Хильдиты (11 лет). Сегодняшний отрезок пути прошел спокойно. К десяти утра дошли до места, куда вчера добрались наши мачетерос. Потом пришлось идти намного медленнее. В пять часов вечера передали, что вышли на обработанные поля, а в шесть часов мы их увидели сами. Послали Инти, Лоро и Анисето, чтобы они поговорили с хозяином. Им оказался крестьянин Мигель Перес, брат Николаев, который живет зажиточно. Но сам Мигель Перес говорит, что он беден, его эксплуатирует брат, и он готов помогать нам. Мы так и не успели поесть, потому что было очень поздно.


16 февраля

Перебрались на новое место, чуть-чуть подальше, чтобы не вызывать лишних подозрений у брата, и разбили лагерь на холме, который стоит у реки и возвышается над ней метров на пять-десять… Вечером неожиданно хлынул сильный дождь. Он без перерыва лил всю ночь, спутав наши планы. Река вышла из берегов. Мы оказались отрезанными. Крестьянину мы дадим взаймы 1000 песо, чтобы он мог купить и выращивать свиней. У него капиталистические устремления.


17 февраля

Дождь продолжался все утро. Он лил без перерыва восемнадцать часов. Все пропитано водой, а река опять вышла из берегов. Послал Маркоса с Мигелем и Браулио разыскивать дорогу на Роситы. Они вернулись после обеда, расчистив четыре километра тропы. Они сообщили, что нам путь преграждает безлесная горная цепь, похожая на ту, что мы назвали Пампа-дель-Тигре. Инти чувствует себя плохо, он переел.

Высота – 720 м над уровнем моря (атмосферные условия ненормальные).


18 февраля

День рождения моей сестры Хосефины (33 года).

Частичная неудача. Мы медленно продвигались вслед за мачетерос, но к двум часам они достигли плоскогорья, где не было надобности прорубать тропу… Маркос и Тума ушли на разведку, но вернулись с очень плохими новостями. Впереди отвесные утесы, которые невозможно преодолеть. Другого выхода, кроме отступления, у нас нет.

Высота – 980 м над уровнем моря.


19 февраля

Потерянный день. Спустились с гор, нашли ручей и пытались подняться вверх вдоль русла. Но это оказалось невозможным. Послал Мигеля и Анисето, чтобы они попытались пройти по ребру горы и перебрались на другую сторону. Но из этого тоже ничего не вышло…


20 февраля

Переход совершили очень медленно, и не без неприятностей. Мигель и Браулио вышли по старой дороге в сторону источника, расположенного на плантации маиса. Но они сбились с пути и вышли к ручью только под вечер, когда уже темнело. Когда мы добрались до следующего ручья, я послал Роландо и Помбо разведать путь вдоль него. Они опять наткнулись на отвесные утесы и до трех часов дня не возвращались…


21 февраля

Совершили медленный переход вверх по ручью. Помбо и Роландо вернулись, сообщив, что через другой ручей можно пройти, однако Маркос вновь прошел по их маршруту и сказал, что это невозможно. В одиннадцать часов мы вышли, но в полвторого пришли к ручью с очень холодной водой, который нельзя было перейти вброд. Послали Лоро на разведку. Он очень задержался… Инти чувствует себя плохо. Он опять переел.

Высота – 860 м над уровнем моря.


22 февраля

Весь день затратили на подъем в гору по довольно трудным склонам, густо поросшим зарослями. После утомительного дня разбили лагерь, так и не добравшись до перевала…


23 февраля

Кошмарный день для меня. Дыхания не хватает, очень устал. Утром Маркос, Браулио и Тума вышли расчищать дорогу, а мы решили подождать их в лагере. Тем временем расшифровывали послание, в котором сообщалось о получении моего послания через французский «почтовый ящик». В двенадцать часов, под солнцем, которое, казалось, расплавляло камни, мы тронулись в путь. Скоро мне показалось, что я теряю сознание. Это было, когда мы проходили через перевал. С этого момента я уже шел на одном энтузиазме. Максимальная высота этой зоны – 1420 метров. Оттуда открывается широкий обзор: хорошо виден Рио-Гранде, впадение в него Ньянкауасу и часть Роситы. Топография не похожа на нанесенную на карте… Лагерь разбили на высоте 900 метров, проделав адский спуск. Пришлось обходиться без воды. Пришли туда под вечер. Слышал, как Маркос матерными словами ругал одного из боливийцев, а на другой день – другого. Надо будет с ним поговорить.


24 февраля

День рождения моего сына Эрнестино (4 года).

День был очень трудным и мало удачным. Мы прошли очень мало. Шли все время без воды, так как ручей пересох…


25 февраля

Адский день. Прошли мы очень мало, и в довершение всех бед Маркос сбился с дороги. Так мы потеряли все утро. Он вышел с Мигелем и Лоро. В двенадцать часов Маркос передал, что заблудился, и попросил прислать ему людей на смену и для связи. Послал ему Браулио, Туму и Пачо. Через два часа вернулся Пачо. Он сказал, что Маркос отослал его. В полпятого послал Бениньо предупредить Маркоса, что, если тот к шести часам не найдет реку, пусть возвращается. После ухода Бениньо меня захотел увидеть Пачо. Он сказал, что у него произошла ссора с Маркосом. Тот в высокомерном тоне отдал ему какое-то распоряжение, пригрозив при этом ему мачете, и ударил его по лицу рукояткой. Когда же Пачо сказал, что дальше с ним не пойдет и повернул назад, Маркос опять пригрозил ему мачете, схватил его и порвал на нем одежду. Дело серьезное. Я вызвал Инти и Роландо, которые подтвердили, что в авангарде Маркоса из-за его характера создалась нездоровая обстановка. Но они сказали, что и Пачо во многом не прав.


26 февраля

Утром объяснялся с Маркосом и Пачо. Из беседы с ними понял, что Маркос действительно оскорблял Пачо и грубо обошелся с ним, может быть, даже угрожал ему мачете, но до ударов дело едва ли дошло. Что касается Пачо, то тот, судя по всему, сказал Маркосу что-то обидное и вообще вел себя вызывающе, что на него не похоже. Но, оказывается, такое с Пачо случается здесь уже не в первый раз. Я собрал всех товарищей и поговорил с ними, объяснив, как важно для нас достичь Роситы, сказав, что все жертвы, которые мы приносим сейчас, это лишь малая часть тех, что нас ожидают в будущем. Я сообщил им о том, как из-за того, что людям сейчас приходится трудно, между ними вспыхивают позорные инциденты, вроде того, что произошло между двумя кубинцами. Я критиковал Маркоса за его действия, а затем сказал Пачо, что, если такие стычки повторятся, он будет с позором изгнан из партизанского отряда. Выяснилось, что Пачо, помимо того, что отказался идти дальше с Маркосом, вернулся и вначале ничего мне не сказал, судя по всему, потом еще и солгал мне по поводу ударов, нанесенных ему Маркосом.

Я попросил боливийцев, что, если кто-нибудь из них почувствует себя неспособным участвовать в борьбе, не ссылаться на неправильные методы, а сказать мне прямо обо всем, и мы отпустим из отряда того, кто захочет.

Затем мы вновь пустились в путь и шли до тех пор, пока не достигли берега Рио-Гранде. Прошли вдоль берега около километра, но пришлось вернуться назад, так как отвесный утес не позволял нам пройти дальше. Бенхамин отстал. Ему трудно было нести рюкзак, и он очень устал. Когда он догнал нас, я приказал ему идти дальше, и он послушался. Пройдя еще метров пятьдесят, он сбился с тропинки, поднимавшейся вверх по склону, и пошел по большому скользкому камню. Урбано крикнул ему, что он идет не по тропинке. Бенхамин сделал резкое движение и упал в воду. Плавать он не умел. Течение здесь очень сильное, и, пока он стоял на ногах, его тащило на стремнину. Мы побежали вдоль берега, чтобы помочь ему, но, когда стали снимать одежду, он уже исчез под водой. Роландо проплыл в ту сторону, где пропал Бенхамин, стал нырять. Но, видимо, Бенхамина течением уже унесло далеко. Через пять минут мы отказались от дальнейших поисков. Он был слабым и крайне неловким парнем, но у него была большая воля к победе. Испытание оказалось слишком велико для него. Физически он не был подготовлен к нему, и вот теперь мы уже испытали крещение смертью на берегах Рио-Гранде, причем самым бессмысленным образом. Разбили лагерь в пять часов вечера. Съели последние запасы фасоли.


27 февраля

После утомительного дня, который мы провели, шагая вдоль берега и преодолевая отвесные утесы, вышли к реке Росита. Она побольше, чем Ньянкауасу, но меньше, чем Масикури. Вода в ней красноватого цвета. Съели последний рацион еды, а поблизости нет никаких следов жилья, хотя мы должны, судя по карте, находиться недалеко от населенных пунктов и шоссейных дорог.


28 февраля

Половину дня посвятили отдыху. После завтрака (чай) провел короткую беседу, проанализировав обстоятельства гибели Бенхамина и вспомнив некоторые аналогичные эпизоды из нашей жизни в Сьерра-Маэстре. Затем послал людей на разведку… Маркос занялся сооружением плота, и, как только он был закончен, мы начали переправу в том месте, где Росита сужается. Перевезли рюкзаки пяти человек, но при этом на тот берег попал рюкзак Мигеля, а рюкзак Бениньо остался на этом, в то время как Бениньо перевезли, а Мигеля нет. Когда они переправлялись, плот перевернулся. В довершение всех бед Бениньо оставил на этом берегу свои ботинки.

Плот поймать не удалось. Второй плот до наступления темноты не успели закончить, поэтому оставили переправу на завтра.


Анализ месяца

Хотя я не знаю, как обстоят дела в лагере, все идет более или менее хорошо, с неизбежными в подобных случаях исключениями.

Что касается положения вне партизанского отряда, то двух человек, которых мне должны были прислать для полного укомплектования нашей группы, пока нет и о них ничего не слышно. Француз должен уже быть в Ла-Пасе, и со дня на день он появится в лагере. От аргентинцев и Чино новостей нет. Послания проходят хорошо в обоих направлениях. Позиция партии остается колеблющейся и двойственной, если выражаться мягко. Правда, нам еще предстоит объяснение, когда прибудет новая делегация, и оно может стать окончательным.

Марш проходит вполне прилично, но омрачен инцидентом, стоившим жизни Бенхамину. Народ пока еще слаб, и не все боливийцы выдержат. Последние голодные дни показали ослабление энтузиазма, и даже резкое падение его, что особенно ясно становится сейчас, когда мы разделены на две группы.

Что касается кубинцев, то двое, имеющие мало опыта – Пачо и Рубио, – пока еще не на высоте. Алехандро в полном порядке. Из стариков Маркос постоянно доставляет тяжелые заботы, а Рикардо тоже не безупречен. Остальные хороши.

Следующий этап должен стать боевым и решающим.


7 марта

В шесть часов утра начался дождь. Отложили переправу на то время, когда он пройдет, но дождь усиливался и продолжался до трех часов дня. К этому моменту уровень воды в реке резко поднялся, и мы сочли неблагоразумным переправляться. Сейчас река очень вздулась и, судя по всему, не скоро спадет. Я перебрался в хижину-времянку, расположенную поблизости, которая брошена, так как ее, видимо, когда-то заливало водой. Там мы разбили лагерь. Хоакин остался на старом месте. Вечером он сообщил мне, что Поло съел свою банку сгущенки из неприкосновенного запаса, а Эусебио – сгущенку и сардины. В виде наказания они не будут прикасаться к этим продуктам, когда их будут есть остальные. Плохой признак.


2 марта

Утром опять шел дождь, и все были очень раздражены, включая меня самого. Уровень воды в реке поднялся еще выше. Об авангарде ничего не знаем.


3 марта

Переход начали с подъемом и шли вначале хорошо, но постепенно силы оставляли нас и мы решили спрямить дорогу через горы, чтобы не повторилось то, что произошло с Бенхамином. Мы проходили как раз по тем местам. Потратили более четырех часов на дорогу, которую раньше низом мы проделали меньше чем за полчаса…


4 марта

Утром Мигель и Урбано ушли прорубать тропу и занимались этим целый день. Вернулись они только к шести часам вечера. Они пробились на пять километров и увидели долину, по которой можно будет пройти…

Моральный дух у людей низок, а физическое состояние их ухудшается со дня на день. У меня на ногах отеки.


5 марта

Хоакин и Браулио ушли пробивать тропу. В это время пошел дождь. Мачетерос ослабели и не смогли много сделать.

Собрали двенадцать корохо (тип тростника) и поймали несколько птичек, это позволяет нам еще на день сохранить консервы и сделать запас корохо на два дня.


6 марта

Шли весь день до пяти часов вечера… У нас теперь только три порции еды, да и то очень скудные.


7 марта

Вот уже четыре месяца, как мы здесь. Люди все более падают духом, видя, что припасы подходят к концу, а пути конца не видно. Прошли сегодня четыре-пять километров по берегу реки. Наконец вышли на тропу, что вселило в нас надежду. Из еды у нас всего три птички и остатки корохо. С завтрашнего дня начнем есть мясные консервы. По одной банке на каждых троих человек. Этого хватит на два дня. Потом примемся за сгущенку. Это уже будет финальный аккорд. До Ньянкауасу остается, видимо, два или три дня пути. Высота – 610 м над уровнем моря.


8 марта

Сегодня прошли мало. Было немало переживаний и сюрпризов. В десять часов утра вышли из лагеря, не дожидаясь Роландо, который ушел на охоту. Прошли полтора-два часа, и тут оказалось, что мачетерос – Урбано, Мигель и Тума – и охотники – Врач и Чинчу – запаслись целой кучей попугаев. Но нам было не до провизии, так как они уже вышли к реке и остановились, дожидаясь нас. Мы разбили здесь лагерь. Я пошел к реке и увидел нефтяную вышку, расположенную на том берегу. Инти и Рикардо бросились в воду. Они должны были переплыть реку и появиться около вышки под видом охотников. Они поплыли, не снимая одежды, но плыть было тяжело и Инти начал тонуть. Рикардо вытащил его. Наконец они выползли на тот берег, но все это произошло таким образом, что они привлекли к себе всеобщее внимание. Мы ожидали, что Инти и Рикардо дадут нам знак, есть ли там опасность. Но они исчезли, не подав условленного сигнала. Переплыли реку они в двенадцать часов. А в 15.15 мы ушли и они еще не появлялись. Весь вечер тоже не давали знать о себе. Мы сняли постовых в девять часов вечера. К этому времени они также не появлялись.

Я очень встревожился. Под угрозой оказались два стоящих товарища, и мы ничего не знали об их судьбе. Приняли решение послать завтра через ручей Алехандро и Роландо – наших лучших пловцов, чтобы они выяснили, что случилось.


9 марта

Рано утром товарищи стали переправляться. Но на этот раз решили соорудить плот и долго провозились с ним. Потом часовые сообщили, что на другом берегу видны полураздетые люди. В полдевятого утра мы решили отказаться от переправы. Проделали тропинку к берегу, но она выходит на открытое место, и нас могут увидеть. Поэтому решили переправляться рано утром, пока над рекой будет стоять туман. С половины одиннадцатого утра до четырех я не уходил с наблюдательного пункта, с тревогой ожидая наших разведчиков. В четыре они наконец появились, поплыли через реку и вышли на берег много ниже нас. Они принесли с собой свинину, хлеб, рис, сахар, кофе, несколько консервных банок, маис и другие продукты. Мы устроили небольшой пир из хлеба и кофе, разрешили всем съесть сгущенку из неприкосновенного запаса. Она стала очень сладкой. Разведчики сказали, что они приходили на берег каждый час, чтобы мы могли их увидеть, но мы их не замечали. Три дня назад по тому берегу прошел Маркос со своим отрядом, и, кажется, он опять «отличился», так как показывал всем вокруг свое оружие. Инженеры, работающие на станции, сказали, что они не знают, сколько дней пути до Ньянкауасу, но, по их подсчетам, пути должно быть примерно дней пять. В таком случае нам должно хватить провианта. Вышка принадлежит нефтяной компании, которая занята разведкой в этих краях.


10 марта

Вышли из лагеря в полседьмого утра. За сорок пять минут догнали наших мачетерос. В восемь полил дождь. Он не прекращался до одиннадцати…


11 марта

День начался хорошими предзнаменованиями. Мы больше часа шли прекрасной тропой. Но затем она оборвалась. Браулио взялся за мачете и бодро работал им, пока не вышел на полянку, расположенную на берегу. Мы поручили ему и Урбано прорубать дорогу дальше. Но когда мы собрались продолжать путь, река резко поднялась и преградила нам дорогу. Это было что-то невероятное – уровень воды в реке сразу поднялся на пару метров.

Мы оказались отрезанными от мачетерос и вынуждены были идти горами. В полвторого мы остановились. Я велел Мигелю и Туме связаться с бойцами авангарда, приказать им возвращаться, если они не достигнут Ньянкауасу или какого-нибудь удобного места…

Среди бойцов арьергарда произошел неприятный инцидент. Причиной его были обвинения в неправильном распределении сахара, которого им не хватает, и некоторые злоупотребления со стороны Браулио. Придется с ним поговорить.


12 марта

За час и десять минут прошли отрезок пути, подготовленный мачетерос вчера… У нас остается только два рациона. Мигель перебрался на другую сторону горы и, кажется, вышел к Ньянкауасу. Прошли около четырех километров.


13 марта

С полседьмого утра до двенадцати переползали через адские скалы, следуя по тропе, которую Мигель пробил с поистине циклопическим трудом. Думали, что уже вышли к Ньянкауасу, но попали на очень трудное место и за пять часов прошли мизерную часть пути. Люди очень устали и опять пали духом. Остается только одна порция еды. Прошли около шести километров, но толку от этого мало, так как шли через горы.


14 марта

Бойцы главной группы, а также Рубио и Врач, которые помогали нам, перебрались через реку. Мы думали выйти к реке Ньянкауасу, но пришлось отказаться от этой мысли, так как трое из нас не умеют плавать и мы тащим на себе большой груз. Течением нас пронесло вниз около километра. Стало темнеть, и мы не успели бы переправиться на плоту, как намеревались. В одиннадцать часов разбили лагерь. Завтра Врач и Рубио вновь переправятся. Подстрелили четырех ястребов. Это и была наша еда – не столь уж плохая, вопреки нашим ожиданиям. Все наши вещи мокрые, а дождь практически не прекращается. Настроение очень плохое. У Мигеля распухли ноги. То же самое и у некоторых других. Высота – 580 м над уровнем моря.


16 марта

Решили съесть лошадь, так как отеки у товарищей начинают внушать серьезные опасения. Ноги в той или иной степени распухли у Мигеля, Инти, Урбано, Алехандро. Я чувствую себя очень слабым. Мы не рассчитали – думали, что Хоакину удастся переправиться через реку, но ему это не удалось. Врач и Рубио тоже стали переправляться, но их понесло вниз по течению и мы потеряли их из виду. Хоакин опять попросил у меня разрешения на переправу. Я разрешил. Он со своими людьми также исчез из виду. Послал Помбо и Туму разыскать их, но они не нашли их и вернулись под вечер. В пять часов мы устроили настоящую оргию, пожирая конину. Завтра, видимо, надо ожидать последствий. По моим расчетам Роландо сегодня должен прибыть в лагерь.

Полностью расшифровано послание № 32. В нем сообщается о прибытии еще одного боливийца, который хочет присоединиться к нам…

Опять пережили трагедию, хотя ни разу еще не вступали в бой. В полдень появился Хоакин. Мигель и Тума пошли ему навстречу, неся большие куски конины. Группа Хоакина пережила серьезные испытания. Они не могли управиться с плотом, и тот помчался вниз по Ньянкауасу. Потом он попал в водоворот, плот, по их словам, несколько раз переворачивался. В итоге они потеряли шесть рюкзаков, почти все патроны, шесть винтовок и одного бойца – Карлоса. Ему удалось вырваться из водоворота, в который его затянуло одновременно с Браулио. Но Браулио добрался до берега и оттуда уже видел, как Карлоса несло течением дальше. Он даже не сопротивлялся. Хоакин уже ушел вперед со своими людьми, и он не видел тонущего Карлоса. Он считался до сегодняшнего дня лучшим среди боливийцев арьергарда по серьезному отношению к делу, дисциплине и энтузиазму.

Потеряно следующее оружие: один «брно», который был у Браулио; две «М-1», принадлежавшие Карлосу и Педро; три «маузера» – Абеля, Эусебио и Поло. Хоакин сообщил, что видел на том берегу Рубио и Врача. Он велел им соорудить небольшой плот и вернуться. В два часа дня они пришли, без конца рассказывая о своих перипетиях и неудачах. Их плот развалился, как только попал в первый же водоворот. Они выползли на берег почти на том же месте, что и мы вчера…


18 марта

Вышли рано, оставив Хоакина и его людей переваривать съеденную ими половину лошади. Им велено выйти, как только они будут в силах двигаться.

Чтобы сохранить небольшой запас конины, пришлось повоевать. Большинство было за то, чтобы съесть все до конца…

В полтретьего появился Урбано с олененком, подстреленным Рикардо. Это позволило нам быть менее сдержанными в еде и сохранить на всякий случай целый лошадиный бок. В полпятого мы дошли до места, где собирались сделать привал на обед, и там заночевали. Несколько человек в плохом настроении и все время ворчат: это Чинчу, Урбано и Алехандро.


19 марта

Утром те, что шли впереди, сделали хороший переход и остановились на привал в одиннадцать. Но опять от нас отстали Рикардо, Урбано и на этот раз Алехандро. Они пришли только в час, но по дороге Рикардо подстрелил еще одного олененка. С ними же пришел Хоакин. Между ним и Рубио произошла стычка. Они начали ругать друг друга. Мне пришлось крепко отчитать Рубио, хотя я и не уверен, что именно он был виновником этого инцидента.

Я решил продолжить переход, но над нами стал описывать круги разведывательный самолет, что не предвещало нам ничего хорошего. Кроме того, меня заботило отсутствие сообщений из базового лагеря. Я думал, что переход будет долгим. Но, несмотря на общую усталость, мы пришли на место в полшестого. Там нас встретил перуанский врач Негро, который пришел к нам с Чино и радистом. Он сказал, что Бениньо ожидает нас с едой и что двое людей Гевары дезертировали. После этого, сказал он, полиция нагрянула на ранчо. Бениньо рассказал также, что он пошел было нам навстречу с провиантом три дня назад и встретился с Роландо, но не решился идти дальше, опасаясь, что армия может пойти вдоль реки. Об этом говорит тот факт, что над базовым лагерем и его окрестностями вот уже три дня постоянно кружит самолет. Бениньо находится здесь уже два дня. Негро своими глазами видел, как шесть полицейских вторглись на ранчо. Там в этот момент не было ни Антонио, ни Коко. Коко ушел в Камири, чтобы привести очередную группу людей Гевары, а Антонио выехал сразу же вслед за ним, желая сообщить о дезертире. Получил пространное послание Маркоса, в котором он на свой лад рассказывает о своих приключениях. Оказывается, он явился на ранчо, хотя это было категорически запрещено мною. Получены также два сообщения Антонио, которые обрисовывают сложившееся сейчас положение.

В базовом лагере находятся Француз, Чино, его товарищи, а также Пеладо, Таня и Гевара с первой частью своей группы. Съев свой обильный ужин из риса с олениной, Мигель ушел за Хоакином, который еще не вернулся. Заодно он должен был поискать Чинчу, который опять отстал. Он вернулся с Рикардо, а на рассвете появился Хоакин. Так мы наконец собрались все вместе.


20 марта

Вышли в десять часов и шли хорошим шагом. Бениньо и Негро ушли раньше нас с запиской для Маркоса, в которой я велел ему изготовиться к обороне и передать Антонио все административные дела. Хоакин пошел за нами после того, как уничтожил все оставленные нами на берегу реки следы. Он сделал это без спешки.

Трое из его людей совершенно разуты. В час дня, когда мы расположились на привале, появился Пачо с запиской от Маркоса. Тот более подробно, чем Бениньо, описал происшедшие на ранчо события и при этом добавил одну весьма неприятную новость: шестьдесят солдат прошли по дороге, которую мы устроили для вальеграндийца, и перехватили Салустио, гонца из группы Гевары. Мы лишились также одного из мулов и джипа. От Лоро, который остался в домике, нет никаких известий. Мы решили в любом случае добраться до Медвежьего лагеря – его теперь называют так, потому что там рядом убили медведя. Послали вперед Мигеля и Урбано, чтобы они приготовили обед для изголодавшихся бойцов. Сами мы пришли в лагерь, когда уже стало темнеть. Там находились Дантон, Пеладо и Чино, а также Таня и группа боливийцев, которые принесли в лагерь продукты и затем ушли. Роландо велели все убрать из другого лагеря. Здесь царит совершенно пораженческая атмосфера. Вскоре прибыл перуанец-врач, который недавно присоединился к нам, и принес записку для Роландо. В ней говорилось, что Маркос и Антонио находятся у реки и что Роландо должен прийти к ним, чтобы поговорить с ними. Я послал того же гонца к Маркосу и велел сказать ему, что сражения выигрывают при помощи пуль, а не разговорами, и чтобы они немедля возвращались в лагерь и дожидались меня. От всего этого – ощущение ужасного хаоса. Они совершенно не знают, что надо делать.

Имел предварительную беседу с Чино. Он просит пять тысяч долларов ежемесячно в течение десяти месяцев. В Гаване ему сказали, чтобы этот вопрос он уладил со мной. Кроме того, он принес с собой послание, которое Артуро не смог расшифровать, так как оно очень длинное. Я сказал Чино, что в принципе помогу ему, но при условии, что в ближайшие шесть месяцев он начнет партизанские действия. Он намерен начать их с группой в пятнадцать человек, причем сам он будет командующим зоны Аякучо. Договорились также, что я приму от него пять человек в ближайшее время, а позже – еще пятнадцать. Затем они вернутся к нему после того, как обстреляются у меня. Он должен прислать мне две рации среднего радиуса действия (40 миль). Договорились вместе разработать шифр, чтобы постоянно сообщаться друг с другом. Чино кажется очень воодушевленным.

Он также принес с собой несколько сообщений от Родольфо, которые уже устарели. Сообщили, что появился Лоро. Он утверждает, что убил одного солдата.


21 марта

День прошел в разговорах и спорах с Чино, с которым мы уточнили некоторые вопросы. При этих беседах присутствовали также Француз, Пеладо и Таня. Француз принес с собой давно известные мне новости о позиции Монхе, Колье, Симона Рейеса и т. д. Он прибыл с намерением остаться у нас, но я попросил его, чтобы он вернулся и организовал помощь нам во Франции, а по дороге заехал на Кубу. Это вполне совпадает с его планами жениться и иметь ребенка. Я должен написать письма Сартру и Б. Расселу, чтобы они организовали всемирную кампанию помощи освободительному движению Боливии. Француз должен, кроме того, поговорить с одним своим другом, который поможет нам деньгами, медикаментами и радиооборудованием, а также пришлет инженера, специалиста по радио.

Пеладо, как я ожидал, готов слушаться моих приказаний. Я предложил ему стать своего рода координатором между мной и группами Хосами, Гельмана и Стампони. Они должны послать мне пять человек, которые пройдут здесь обучение и тренировку. Он передаст также привет Марии Росе Оливер и старику. Мы дадим Пеладо пятьсот песо, чтобы он их послал туда, а тысячу он оставит при себе на поездки. Если аргентинские товарищи согласятся с моими предложениями, они должны начать разведку на севере Аргентины и послать мне отчет об этом.

Таня встретилась с нужными людьми, но, по ее словам, ей пришлось добираться сюда на своем джипе, так как никто ей не помог. Она хотела пробыть здесь день, но положение осложнилось, Хосами не смог остаться в первую свою поездку, а во вторую поездку он ни с кем не мог встретиться, так как Таня была здесь. Об Иване она говорит пренебрежительно. Не знаю, что там у них случилось. Получил денежный отчет от Лойолы. Он заканчивается 9 февраля. Всего истрачено 1500 долларов.

Получены два отчета от Ивана. Первый из них, хотя и содержит фотографии какой-то военной школы, не представляет никакого интереса.

Второй отчет, касающийся нескольких других вопросов, тоже неинтересен.

Получено сообщение от Антонио, в котором он пытается оправдать свои действия. По радио передали, что убит солдат. Затем это сообщение было опровергнуто. Видимо, Лоро сказал правду.


22 марта

В [в дневнике неразборчиво] мы вышли, оставив лагерь [опять неразборчиво], предварительно наспех запрятав там небольшое количество продуктов [опять неразборчиво]. Пришли на место в двенадцать часов. Включая посетителей и всех новичков, составили отряд численностью в сорок семь человек.

Пришел Инти и пожаловался на грубость со стороны Маркоса. Я взорвался и сказал Маркосу, что если это так, то он будет изгнан из отряда. На это он ответил, что предпочитает быть расстрелянным.

Мы послали пять человек вперед по реке, чтобы они организовали засаду. Послали также на разведку трех человек во главе с Антонио, Мигелем и Лоро. Пачо пошел на наблюдательный пункт, расположенный на безлесном склоне, с которого виден дом Альгараньяса, но ничего оттуда не увидел. Вечером вернулись разведчики, и я устроил им крупный разнос. Лоро очень горячо прореагировал на это и сказал, что отказывается от всяких должностей в отряде. Собрание было бурным и взрывчатым. Окончилось оно нехорошо. Так и не ясно, что же сказал Маркос. Велел разыскать Роландо, чтобы окончательно уладить вопрос с новичками, распределить их и дать им номера. Дело в том, что главная группа, в которой сейчас тридцать человек, осталась сегодня голодной.


23 марта

День боевых действий. Помбо хотел послать группу в верхний лагерь, чтобы забрать там все спрятанные продукты, но я воспротивился этому, сказав, что надо подождать, пока не выяснится положение Маркоса. В начале девятого прибежал Коко и сообщил, что взвод солдат попал в засаду. Предварительные результаты боя следующие: захвачено три 60-миллиметровых миномета, шестнадцать «маузеров», две «базуки», три «усис», один 30-миллиметровый пулемет, две рации, ботинки и т. д. Семь человек убиты, четырнадцать взяты в плен целыми и невредимыми, а четыре – ранеными. К сожалению, не захватили никаких продуктов. В наших руках оказался их план операций, согласно которому армия должна продвигаться по обе стороны Ньянкауасу и затем сомкнуть клещи. Мы тут же перевезли всех людей на другой берег. Я выставил Маркоса почти со всеми бойцами авангарда в конце первой дороги для маневрирования, в то время как главная группа и арьергард занимают оборону, а Браулио организует засаду в конце второй дороги для маневрирования. Так мы проведем ночь и посмотрим, появятся ли завтра пресловутые «рейнджеры». Мы взяли в плен одного майора и одного капитана. Они выбалтывают нам все, словно попугаи…


24 марта

Точный подсчет трофеев показал, что мы захватили следующее вооружение: шестнадцать «маузеров», три миномета с 64 минами; две «базуки»; 2 тысячи патронов к «маузерам»; три «усиса» с двумя дисками к каждому; 30-миллиметровый пулемет с двумя лентами. Семь человек убито, четырнадцать взято в плен, включая четырех раненых. Послали Маркоса на разведку. Он ничего не установил. Но самолеты устроили бомбежку рядом с нашим домом.

Послал Инти, чтобы тот в последний раз поговорил с пленными. Велел ему освободить их, сняв с них все, что им может пригодиться. Исключение было сделано только для офицеров, с которыми состоялась долгая беседа. Их выпустили при полном обмундировании. Майору мы сказали, что не будем возобновлять военных действий до двенадцати ноль-ноль 27 марта, чтобы они успели убрать убитых. Обещали ему не действовать в зоне Лагунильяс, если он останется с нами. Он отказался, сказав, правда, что подаст в отставку из армии. Капитан заявил, что он в прошлом году вновь вступил в армию по указанию товарищей из партии и что один из его братьев учится на Кубе. Кроме того, он назвал имена двух других офицеров, готовых сотрудничать с нами. После этого самолеты опять бомбили нас, вызвав сильный переполох в лагере. Двое – Рауль и Вальтер – были легко ранены. Вальтер явно трусил под бомбами.

Маркос вышел на разведку, но ничего поблизости не обнаружил. Ньято и Коко пошли с вновь прибывшим отребьем в верхний лагерь, но вернулись с полпути, так как подонки не хотели идти. Придется их выгнать.


25 марта

День без происшествий. Леон, Урбано и Артуро ушли на наблюдательный пункт, с которого просматриваются подходы к реке с обеих сторон. В двенадцать часов сняли Маркоса из засады, и все мы устроили одну большую засаду в центре. В половине седьмого я устроил разбор нашего похода, рассказал об ошибках Маркоса и снял его с должности, назначив на место командира авангарда Мигеля. Одновременно заявил, что Пако, Пене, Чинголо и Эусебио изгоняются из отряда. Пока им не будут давать есть, если они не будут работать. Кроме того, мы лишаем их табака, а личные вещи распределяем между другими товарищами, которые в этих вещах нуждаются. Я сообщил о предложении Колье, пожелавшего приехать к нам и обсудить ряд вопросов, но подчеркнул, что в то же время из молодежной организации исключают наших сторонников, в том числе и некоторых присутствующих здесь. Я сказал, что обо всем надо судить прежде всего по делам, что слова, которые не подтверждаются делом, ничего не стоят. Объявил на завтра розыск исчезнувшей коровы и сказал, что с завтрашнего дня возобновляем обучение.

Поговорил с Педро и Браулио, сообщив им, что они почти достойны звания партизан. Подбодрил Аполинара. Вальтера я критиковал за то, что он проявил слабость во время поездки и боя, а также за то, что он испугался самолетов. Мне не понравилось, как он реагировал на критику. Уточнили некоторые детали с Чино и Пеладо. Французу сделал пространный устный отчет о сложившемся положении. В ходе собрания решили дать нашей группе название Национально-освободительной армии Боливии. Решено также распространить сводку о результатах нашего первого боя.


26 марта

Рано утром Инти ушел с Антонио, Раулем и Педро в окрестности Тику-чи на поиски пропавшей коровы. Они вернулись ни с чем, так как в трех часах ходьбы отсюда встретили солдат. Кажется, наших не видели. Они рассказали, что армия выставила один из постов на лысой горе, где стоит дом с блестящей крышей. Они видели, как оттуда выходили восемь солдат. Войска расположились также поблизости реки, которую мы называем Яки. Поговорил с Маркосом и отослал его в арьергард. Но не думаю, что он после этого в корне изменит свое поведение.

Организовали небольшую группу и выставили, как обычно, сторожевые посты. С наблюдательного пункта, расположенного напротив дома Альга-раньяса, видели 30–40 солдат. Там приземлился военный вертолет.


27 марта

Сообщения о проведенном нами бое стали сенсацией и заполнили эфир. В нем звучат многочисленные коммюнике, а также передавалась пресс-конференция Баррьентоса. В официальной сводке говорится, что у них было на одного убитого больше, чем у нас. Большая часть их потерь, по их словам, это раненые солдаты, которых мы якобы потом расстреляли. Они утверждают, что с нашей стороны было пятнадцать убитых и четыре пленных, два из которых иностранцы. Сообщили также об одном иностранце, который был в нашем отряде, а потом покинул его, и приведен точный состав отряда. Ясно, что дезертиры и пленный на допросах говорили много. Не ясно только окончательно, что именно они сказали и как они это подали. Судя по всему, установлено, какую роль играла Таня. Таким образом пошли прахом два года хорошей и терпеливой работы. Теперь нашим гостям будет очень трудно выбраться отсюда. У меня создалось впечатление, что такой оборот дела совсем не понравился Дантону, когда он об этом узнал. Посмотрим, как все это повернется.

Бениньо, Лоро и Хулио ушли искать дорогу на Пириренду. Они должны потратить на это два или три дня. Им велено незаметно дойти до Пириренды и оттуда провести небольшую разведку в сторону Гутьерреса. Разведывательный самолет сбросил парашют, и постовые с наблюдательного пункта сообщили, что он приземлился в охотничьем заповеднике.

Послали на разведку туда Антонио и еще двух бойцов с заданием поймать парашютиста, но они никого не нашли.

Вечером собрали наш генеральный штаб и наметили план на ближайшие дни. Завтра нужно будет послать гондолу забрать из домика запасы маиса, другую гондолу нужно послать в Гутьеррес за покупками. И наконец, решили провести небольшую атаку для воодушевления бойцов где-нибудь в горах между Пинкалем и Лагунильясом, перехватив автомашины, которые там часто проезжают.

Редактируем коммюнике № 1, которое постараемся передать журналистам Камири.


28 марта

Эфир перенасыщен сообщениями о партизанах. Судя по сообщениям, нас окружают две тысячи человек, расположенные по окружности в 120 километров и постепенно стягивающие кольцо. Кроме того, нас бомбят, применяя напалм. По расчетам властей, мы потеряли 10–15 человек.

Послал Браулио с девятью бойцами забрать маис. Вечером они вернулись и принесли целый букет новостей. 1) Коко, который вышел раньше, куда-то пропал. 2) В четыре часа они пришли на ранчо и обнаружили, что наш тайник обыскали, тем не менее они продолжают заниматься своим делом, и тут появляются семь человек из Красного Креста, два врача и несколько военных без оружия. Их берут в плен, объяснив, что срок перемирия уже вышел, но потом разрешают им уйти. 3) В этот момент появляется грузовик с солдатами, и наши, вместо того чтобы открыть огонь, велят тем убираться. 4) Солдатики очень дисциплинированно уезжают, а наши сопровождают санитаров до трупов, которые уже начинают разлагаться. Но санитары заявляют, что не смогут их сейчас увезти и говорят, что приедут завтра, чтобы кремировать трупы. Наши конфисковали у них двух лошадей, принадлежавших Альгараньясу, и вернулись, оставив Антонио, Рубио и Анисето на том месте, где лошади не могли пройти дальше. Мы послали на розыски Коко, но он появился сам. Судя по всему, он просто где-то заснул.

От Бениньо ничего пока не слышно. Француз с чрезмерной настойчивостью ставит вопрос о том, как бы он мог быть полезен нам вне партизанского отряда.


29 марта

Сегодня дел было мало. Зато имеем массу новостей. Армия дает нам широкую информацию, которая – если она верна, – может быть для нас чрезвычайно полезной. Гаванское радио сообщило о партизанах в Боливии. Правительство [Боливии] заявило, что оно поддержит обвинение, представленное Венесуэлой в Организацию американских государств [о вмешательстве Кубы в дела других стран континента и организации ею в этих странах партизанского движения]. Одно из сообщений меня очень беспокоит: о бое в ущелье Пирабой, в котором погибло два партизана. Это на дороге в Пириренду, куда на разведку ушел Бениньо. Он должен был сегодня вернуться, но его нет. Правда, у него был строжайший приказ не появляться в этом ущелье, но в последние дни мои приказы много раз нарушались.

У Гевары работа подвигается очень медленно. Ему дали динамит, но он за весь день так и не смог его взорвать. Зарезали лошадь и наелись конины, хотя у нас останется ее еще на четыре дня. Постараемся привести сюда вторую лошадь, но это будет очень трудно. Судя по стервятникам, трупы еще не кремировали.

Как только землянка будет готова, мы переберемся из этого лагеря, который очень неудобен, да и расположение его стало слишком известно. Сообщил Алехандро, что он останется здесь вместе с Врачом и Хоакином, возможно в Медвежьем лагере. Роландо тоже очень измотан.

Говорил с Урбано и Тумой. Тума даже не способен понять, за что я его критикую.


30 марта

Теперь все спокойно. В полдень вернулся Бениньо со своими бойцами. Они действительно прошли через ущелье Пирабой, но видели только следы, оставленные двумя прошедшими до них людьми. Они дошли до назначенного им места, и их видели крестьяне. После этого вернулись. До Пириренды можно добраться, по их словам, за четыре часа, и это как будто не связано с особой опасностью. Авиация все время обстреливает домик.

Послал Антонио и еще двух бойцов на разведку вниз по реке. Они сообщили, что постовые продолжают оставаться на своих местах, хотя они и видели следы, указывающие, что армия вела разведку вдоль реки. Солдаты вырыли окопы.

Привели вторую лошадь. Теперь, в худшем случае, нам хватит мяса на четыре дня. Завтра мы отдохнем, а послезавтра авангард пойдет выполнять две запланированные нами операции: взятие Гутьерреса и организацию засады на дороге Альгараньяс – Лагунильяс.


31 марта

Особых новостей нет. Гевара сказал, что завтра закончит землянку. Инти и Рикардо сообщили, что армия вновь захватила наше ранчо, подвергнув его сначала минометному обстрелу и бомбардировав с воздуха, и т. д. Это осложняет наш план, согласно которому мы должны были добраться до Пириренды и там сделать запасы провианта. Тем не менее я велел Мануэлю продвигаться с бойцами в сторону ранчо. Если оно пусто, занять его и сообщить мне, чтобы мы могли послезавтра быстро собраться. Если же домик занят и солдат нельзя неожиданно атаковать, вернуться и разведать возможность пройти мимо Альгараньяса, устроив солдатам засаду между Пинкалем и Лагунильясом. Радио по-прежнему взбудоражено, и многочисленные сообщения перемежаются официальными коммюнике о боях. Они абсолютно точно установили место нашего расположения между Яки и Ньянкауасу, и я опасаюсь, что армия попробует окружить нас. Говорил с Бениньо о допущенной им ошибке. Объяснил ему положение с Маркосом. Он прореагировал хорошо.

Вечером разговаривал с Лоро и Анисето. Беседа была очень неприятной. Лоро дошел до того, что сказал, будто мы все разложились, а когда я попросил его уточнить свои слова, заявил, что они относятся не ко всем, а только к Маркосу и Бениньо. Анисето наполовину поддержал его, но потом признался Коко, что он участвовал в краже консервов, Инти же он заявил, что не согласен со словами Лоро о Бениньо, о Помбо, о «полном разложении партизанского движения». Примерно так звучали его слова.


Анализ месяца

Месяц изобиловал событиями. Можно набросать следующую общую панораму. Сейчас проходит этап консолидации и самоочищения партизанского отряда, которое проводится беспощадно. Состав отряда растет медленно за счет некоторых бойцов, прибывших с Кубы, которые выглядят неплохо, и за счет людей Гевары, моральный уровень которых очень низок (два дезертира, один сдавшийся в плен и выболтавший все, что знал, три труса, два слабака). Сейчас начался этап борьбы, характерный точно нанесенным нами ударом, вызвавшим сенсацию, но сопровождавшийся и до и после грубыми ошибками (выходки Маркоса, нерешительность Браулио). Начался этап контрнаступления противника, которое до сих пор характеризуется: а) тенденцией к занятию ключевых пунктов, что должно изолировать нас; б) пропагандистской кампанией, которая ведется в национальных рамках и в международных масштабах; в) отсутствием до сих пор боевой активности армии; г) мобилизацией против нас крестьян.

Ясно, что нам придется сниматься с места раньше, нежели я рассчитывал, и уйти отсюда, оставив группу, над которой будет постоянно нависать угроза. Кроме того, возможно, еще четыре человека предадут. Положение не очень хорошее. Но сейчас начинается новый этап, очень важный для испытания жизнеспособности партизанского движения. Когда мы его преодолеем, это принесет движению большую пользу. Состав отряда такой:

– Авангард: Мигель – командир, затем Бениньо, Пачо, Лоро, Анисето, Камба, Коко, Дарио, Хулио, Пабло, Рауль;

– Арьергард: Хоакин – командир, его заместитель – Браулио; затем Рубко, Маркос, Педро, Врач, Поло, Вальтер, Виктор (а также Пепе, Пако, Эусебио, Чинголо);

– Центр – я, Алехандро, Роландо, Инти, Комбо, Ньято, Тума, Урбано, Моро, Негро, Рикардо, Артуро, Эустакио, Гевара, Вилли, Луис, Антонио, Леон (гости – Таня, Пеладо, Дантон, Чино) (Серапио – в убежище).


1 апреля

Авангард вышел в семь часов с большим запозданием. Не хватает Камбы, который не вернулся из Медвежьего лагеря. Там он вместе с Ньято прятал оружие в тайнике. В десять часов прибыл Тума и доложил, что видел со своего наблюдательного пункта трех или четырех солдат там, где охотничьи угодья. Мы изготовились к обороне, и Вальтер сообщил с наблюдательного пункта, что видит вдалеке трех солдат с мулами или ослами, которые что-то перевозят. Я посмотрел в ту сторону, куда он мне показал, но ничего не увидел. В четыре часа я ушел с наблюдательного пункта, решив, что в любом случае войска едва ли решатся наступать на нас. Но на мой взгляд, Вальтеру просто показалось…

Решил завтра же всех эвакуировать, а также назначить Роландо командиром арьергарда на то время, что Хоакин будет отсутствовать. В девять часов вернулись Ньято и Камба, запрятав все [в Медвежьем лагере], кроме одного рациона еды для шестерых человек, которые останутся. Это Хоакин, Алехандро, Моро, Серапио, Эустакио и Поло. Кубинцы протестовали против того, чтобы остаться. Зарезали вторую лошадь, чтобы оставить вяленого мяса для шестерых. В одиннадцать часов прибыл Антонио и сообщил, что у него все в порядке. Он принес с собой мешок маиса.

В четыре часа утра вышел Роландо, уводя с собой наш «балласт», в котором четыре слабака (Чинголо, Эусебио, Пако, Пеле). Пепе, правда, попросил, чтобы ему дали оружие, так как решил остаться. Камба пошел с ним.

В пять часов пришел Коко и сказал, что они прирезали корову и ждут нас. Мы договорились встретиться послезавтра в двенадцать часов у ручья, который течет в горах за ранчо.


2 апреля

Потратили весь день на то, чтобы запрятать в тайники невероятно большое количество вещей, запасенных нами. Покончили с этой работой в пять часов. Выставили как всегда часовых, но день прошел неожиданно для нас спокойно. Даже самолеты над нами не летали. В комментариях по радио говорится о «стягивании петли» войск вокруг нас и о том, что партизаны готовятся к обороне в ущелье Ньянкауасу. Сообщают, что дон Ремберто арестован, а также передают подробности о том, как он продал Инти ранчо.

Так как было поздно, мы решили сегодня не уходить, а выступить завтра в три часа утра. Решили пройти напрямик по Ньянкауасу, хотя встреча должна состояться за ущельем. Говорил с Моро и объяснил ему, что не включил его в группу лучших потому, что он проявляет слабость к еде и выводит товарищей из себя своими насмешками. Говорили с ним довольно долго.


3 апреля

Намеченную программу выполнили без помех. Вышли в полчетвертого утра, шли медленно, спрямив дорогу в полседьмого, и дошли до ранчо в 8.30. Когда мы проходили мимо места, где нами была устроена засада, видели трупы. От семи убитых остались лишь скелеты, очищенные стервятниками с полной тщательностью. Послал двух человек – Урбано и Ньято – для встречи с Роландо, и во второй половине дня добрались до ущелья Пирабой, где ночевали, насытившись говядиной и маисом.

Говорил с Дантоном и Карлосом, предложив им три выхода: остаться с нами, уйти на свой страх и риск или после взятия нами Гутьерреса попытаться выбраться каким-нибудь более удобным способом. Они выбрали третий вариант. Завтра попытаем счастья.


6 апреля

Очень напряженный день. В четыре часа утра переправились через реку Ньянкауасу и остановились, дожидаясь рассвета, чтобы продолжить переход. Затем Мигель вышел на разведку, но два раза возвращался, так как по ошибке сталкивался почти нос к носу с солдатами. В восемь часов Роландо сообщил, что с десяток солдат появились в ущелье, которое мы только что покинули. Мы медленно пошли дальше и в одиннадцать уже находились вне опасности. Расположились на холме. Явился Роландо и сказал, что на самом деле около ущелья нас поджидало более ста солдат.

Ночью, когда мы еще не дошли до ручья, услышали голоса пастухов, раздававшиеся рядом у реки. Мы перерезали им дорогу и захватили четырех из них вместе с коровами Альгараньяса. Они искали двенадцать затерявшихся коров и имели при себе специальные пропуска, выданные им армией. Некоторые из пастухов уже ушли, и мы не смогли их захватить. Мы оставили себе двух коров и перевели их вброд через реку, уведя к нашему ручью. Среди четырех схваченных нами пастухов один работает у Альгараньяса по контракту, другой – его сын, третий – крестьянин из Чукисака, а четвертый – из Камири. Последний оказался вполне покладистым парнем. Мы вручили ему наше коммюнике для журналистов, и он обещал передать его по назначению.

Мы продержали его немного времени и затем отпустили, попросив ничего не говорить о встрече с нами. Он обещал это сделать. Всю ночь ели.


7 апреля

Пошли дальше вдоль ручья, ведя за собой оставшуюся корову, которую сегодня же и прирезали, чтобы приготовить чарки. Роландо устроил засаду на реке и должен был открыть огонь, как только появятся солдаты. Но в течение всего дня там никто не появлялся. Бениньо и Камба пошли вперед по тропе, которой мы должны выйти к Пириренде. Они сообщили, что в одном из ущелий, выходящих к нашему ручью, слышали что-то вроде звука мотора на лесопилке.

Послал Урбано и Хулио с запиской для Хоакина, но они так сегодня и не вернулись.


8 апреля

День без новостей. Бениньо вернулся, не успев закончить расчистку тропы. Он сказал, что завтра тоже не сможет доделать эту работу. Мигель отправился на разведку каньона, который видел сверху Бениньо, но так и не вернулся. Вернулись Урбано и Хулио, а с ними пришел Поло. Солдаты нагрянули в лагерь и теперь обшаривают все близлежащие склоны. Они прошли мимо элеватора и спустились в лагерь сверху. Обо всем этом и некоторых других делах Хоакин сообщает в своей записке.

У нас было три коровы с телятами. Одна из них сегодня сбежала. Осталось четверо животных, из которых одного или двух мы превратили в вяленое мясо, использовав соль, которая у нас еще остается.


9 апреля

Поло, Луис и Вилли ушли с заданием вручить записку Хоакину (больному) и помочь ему и его товарищам перебраться в укромное место выше по ручью, которое сейчас подыскивают Ньято и Гевара…


10 апреля

Утро прошло спокойно. Мы готовились оставить ручей, предварительно уничтожив все следы, чтобы он выглядел незапятнанным. Собирались пойти по обнаруженному Мигелем ущелью в сторону Пириренды-Гутьерреса. Но в полдень прибежал запыхавшийся Негро и сообщил, что снизу по реке приближаются пятнадцать солдат. Инти ушел предупредить Роландо, который сидел в засаде. Нам оставалось только ждать, что мы и сделали. Я послал Туму, чтобы он тут же информировал о том, что произойдет. Скоро мы получили первые новости и среди них одну трагическую: Рубио – Хесуе Суарес Гайоль – смертельно ранен. В лагерь его доставили уже мертвым – пуля попала ему в голову.

Дело было так. В засаде было восемь человек из арьергарда, три человека были посланы на подкрепление из авангарда. Они расположились по обе стороны реки. Сообщив о приближении пятнадцати солдат, Инти подошел к Рубио и сказал ему, что он занял очень плохую позицию, так как его хорошо видно со стороны реки. Солдаты шли без особых предосторожностей, но рассматривали берега в поисках тропинок. Они нашли одну на них, пошли по ней и наткнулись на Браулио и Педро, не успев дойти до засады. Перестрелка продолжалась несколько секунд. Один из солдат был убит, трое ранены и шестеро были взяты в плен. Вскоре в плен был захвачен еще один унтер-офицер, а четверо солдат бежали. Рядом с одним из раненых обнаружили Рубио, который уже агонизировал. Его «гаранд» заело, а рядом с ним лежала граната с вырванным предохранителем. Она не взорвалась. Раненого солдата не удалось допросить, так как он был в тяжелом состоянии и скоро умер. Умер также и лейтенант, командовавший подразделением.

Из допроса остальных пленных вырисовывается следующая картина: эти пятнадцать человек входили в состав роты, которая находилась в верхней части Ньянкауасу, прошла по ущелью, захоронила скелеты и обнаружила лагерь. Солдаты говорят, что они там ничего не нашли, хотя по радио сообщают об обнаруженных именно там фотографиях и документах. В роте сто человек. Эти пятнадцать сопровождали группу журналистов, которые побывали в нашем лагере, потом они вышли с заданием провести разведку и возвратиться к пяти часам вечера. В Пинкале расположены основные силы армии. В Лагунильясе тридцать солдат. Наши пленные предполагают, что подразделения, которые проходили через Пирабой, теперь ушли в Гутьеррес. Они рассказали о долгих скитаниях отряда солдат, который потерялся в горах и остался без воды. Их пришлось выручать. Я рассчитал, что сбежавшие солдаты вернутся к своим позднее, но решил оставить на месте засаду Роланду, выдвинув ее вперед на пятьсот метров. Но на этот раз я придал ему всех бойцов авангарда. Сначала я было приказал отступать, но потом мне показалось более целесообразным оставить все как есть. Около пяти часов донесли, что к нам приближаются крупные силы армии. Теперь оставалось только ждать. Послал Помбо, чтобы он сообщал мне о том, что там происходит. Потом мы услышали одиночные выстрелы, которые звучали некоторое время. После этого появился Помбо и сказал, что солдаты вновь попали в засаду, несколько человек убиты и один майор ранен.

На этот раз все произошло таким образом: развернувшись в цепь, солдаты наступали вдоль реки, не принимая особых предосторожностей. Огонь обрушился на них неожиданно. Теперь их потери составили семь убитых, пять раненых и 22 пленных.


11 апреля

Утром перенесли все трофеи и похоронили Рубио, вырыв для него неглубокую могилу, так как не было подходящих инструментов. Инти с бойцами арьергарда увели пленных. Они должны отпустить их на волю. Кроме того, группа Инти должна была поискать оружие, брошенное нашими противниками. В результате такого поиска были обнаружены еще два солдата, которых захватили вместе с их «гарандами». Майору вручили два экземпляра коммюнике № 1, которое он обещал передать журналистам. Общее число потерь противника: десять убитых, в том числе два лейтенанта; тридцать пленных, среди которых один майор и несколько унтер-офицеров; остальные – солдаты. Шестеро пленных ранены – один в первой схватке, остальные – во второй.

В основном все эти солдаты принадлежат к четвертой дивизии, которой приданы некоторые смешанные подразделения, среди них «рейнджеры», парашютисты-десантники и новобранцы из местных районов, почти дети.

Мы покончили со всеми этими заботами только вечером. Выбрали также место, в котором запрячем все, что мешает нашему передвижению. Тайник этот еще не готов. В последний момент сбежали две коровы, которых что-то напугало. Теперь у нас остался только один теленок.

Рано утром, когда мы только пришли в новый лагерь, столкнулись с Хоакином и Алехандро, спускавшимися навстречу нам со своими людьми. Выяснилось, что солдаты, которых якобы видел Эустакио, просто привиделись ему. Переход Хоакина, Алехандро и других на новое место оказался напрасной тратой сил.

По радио передали о «новом кровопролитном столкновении» и сообщили о девяти убитых со стороны армии и четырех наших убитых, что «точно установлено». Какой-то чилийский журналист подробно рассказывает у микрофона о нашем лагере, в котором обнаружено мое фото. На нем я снят с трубкой в зубах и без бороды. Следовало бы расследовать, кто сделал этот снимок. Пока еще ничто не доказывает, что верхний тайник обнаружен, хотя, по ряду признаков, это также не исключается.


12 апреля

В полседьмого утра собрал всех бойцов (кроме четверки подонков), чтобы почтить память Рубио и подчеркнуть, что первая пролитая нами кровь – кубинская кровь. Это необходимо было сделать, так как среди бойцов авангарда прослеживается тенденция пренебрежительно относиться к кубинцам. Это проявилось вчера, когда Камба заявил, что он все меньше доверяет кубинцам. Его слова были вызваны инцидентом, который у него произошел с Рикардо. Я вновь призвал к единению, как единственной возможности увеличивать наше войско, которое усилило свою огневую мощь и уже закаляется в боях, но не только не растет, а наоборот, в последние дни сокращается.

Затем, спрятав наши боевые трофеи в тайнике, который приготовил Ньято, мы в два часа дня выступили. Но шли очень медленно, настолько медленно, что на ночлег пришлось остановиться около источника, расположенного совсем рядом с нашим вчерашним лагерем.

Сейчас армия уже признает, что ее потери составили одиннадцать человек. Видимо, они нашли еще одного убитого, или же кто-то из раненых скончался…

Расшифровали часть послания, но оно, кажется, не представляет особого интереса.


13 апреля

Разделили наш отряд на две группы, чтобы иметь возможность быстрее передвигаться. Несмотря на это, передвигались медленно, дойдя до лагеря только в четыре часа, причем отставшие пришли туда в полседьмого. Мигель пришел туда в первой половине дня и установил, что наши землянки и тайники не обнаружены. Скамейки, кухня, печь, запасы зерна не тронуты.

Анисето и Рауль ушли на разведку. Но она ничего не дала, и завтра придется повторить разведку, причем разведчики должны дойти до реки Икира.

Североамериканцы объявили о посылке в Боливию своих военных советников, но заявили при этом, что речь идет о выполнении давно разработанной программы, которая ничего общего с нынешним партизанским движением не имеет. Не исключено, что мы присутствуем при первом эпизоде образования нового Вьетнама.


14 апреля

Ничем не примечательный день. Принесли некоторые продукты из убежища, в котором укрывались больные, и теперь нам хватит еды на пять дней. Из верхнего тайника извлекли банки со сгущенкой и обнаружили, что там недостает 23 штук. Трудно объяснить этот факт, так как Моро оставил там 46 банок, и, судя по всему, никто не имел даже физической возможности забрать их оттуда. Сгущенка стала одним из факторов, разлагающих наших бойцов. Из специальной землянки достали миномет и пулемет, чтобы укрепить наши позиции, ослабленные тем, что Хоакин еще не подошел. Пока план будущих операций для меня не совсем ясен. Но думаю, что наиболее подходящим вариантом будет уход из этой зоны, проведение нескольких операций в районе Муйупампы, а затем медленное передвижение на север. Если это окажется возможным, Дантон и Карлос останутся и затем направятся в сторону Сукре или Кочабамбы, в зависимости от обстоятельств. Написали коммюнике № 2, обращенное к боливийскому народу, и отчет № 4 для Манилы, который должен унести с собой Француз.


15 апреля

Прибыл Хоакин со всем арьергардом. Решили выступить завтра. Хоакин сообщил, что самолеты летают над зоной, а горы обстреливают из пушек. День прошел спокойно. Усилили вооружение группы, передав 30-миллиметровый пулемет арьергарду, которым командует Маркос, взявший в помощники подонков.

Вечером я предупредил о предстоящем нам долгом переходе и сообщил о случае со сгущенкой, сделав самое серьезное предупреждение.

В общих чертах расшифровано длинное послание с Кубы. Лечин знает о моем присутствии здесь и опубликует заявление в нашу поддержку, а через двадцать дней нелегально вернется в Боливию.

Написали небольшое письмо Фиделю, сообщая ему о последних событиях. Оно зашифровано и написано симпатическими чернилами.


16 апреля

Авангард выступил в 6.15, а мы – ровно через час после него. Сделали хороший переход до реки Икири, но Таня и Алехандро отстали. Когда мы замерили у них температуру, оказалось, что у Тани 39 с лишним, а у Алехандро 38. Это помешало нам совершить намеченный на сегодня переход. Мы оставили их двоих, а еще Негро и Серапио километром выше (если идти по реке) и продолжили путь до хутора, который называют Белья Виста. Там встретили четырех крестьян, которые продали нам картофель, одну свинью и маис. Они очень бедны, но запуганы нашим появлением здесь. Ночь провели за приготовлением еды и ужином. С места не двигались, ожидая наступления дня, чтобы незаметно для армии пройти через Тикучу.


17 апреля

В течение дня мы получали противоречивые сообщения и соответственно этому меняли свои решения. По словам крестьян, мы лишь потеряем время, если пойдем на Тикучу. Они утверждают, что до Муйупампы (Вака Гусман) имеется прямая и более короткая дорога, в конце которой ходят машины. После долгих колебаний с моей стороны мы приняли решение передвигаться напрямик на Муйупампу. Велел четырем подонкам оставаться с Хоакином. Хоакину я велел провести небольшую боевую операцию в окрестностях, чтобы отвлечь внимание от основной группы и затем ожидать нас в течение трех дней. Остальное время он должен оставаться в зоне, но избегать фронтальных боев и дожидаться нашего возвращения. Ночью мы узнали, что один из детей крестьянина пропал и, возможно, ушел, чтобы сообщить армии о нашем присутствии здесь. Все же мы решили придерживаться намеченного нами плана, чтобы наконец попробовать дать возможность уйти Французу и Карлосу. К группе подонков присоединился Моисее. Он не может идти с нами, потому что у него колики.

Мы находимся в следующем месте. Вот схема [нарисована схема]. Если мы будем возвращаться прежней дорогой, то рискуем столкнуться с армейскими частями, которые расквартированы в Лагунильясе, или же с какой-нибудь частью, идущей из Тикучи. Ведь солдаты в курсе того, где мы находимся. И все же нам придется поступить именно так, поскольку в противном случае мы потеряем связь с арьергардом.

Мы выступили в десять часов вечера и шли с перерывами до полпятого утра, после чего немного поспали. Прошли километров десять. Из всех крестьян, которых мы встречали, лишь один – Симон – согласился помочь нам, но явно был испуган. Другой, Видес, может быть опасным для нас. Он «богач» этой местности. Надо учесть также, что сын Карлоса Родаса исчез и, может быть, он доносчик (хотя, возможно, под давлением Видеса, которого из-за его богатства и влияния все крестьяне здесь слушаются).


18 апреля

Шли, не останавливаясь, до утра. Затем немного подремали и здорово замерзли. Утром авангард вышел на разведку и нашел хижину гуарани, которые дали нам мало информации. Часовые наши задержали всадника. Он оказался сыном Карлоса Родаса (но вторым). Ехал он в Якундай. Мы задержали его. Продвигались медленно и в три часа вышли к Матагалю, где расположен дом А. Падильи – бедного брата другого крестьянина, живущего в лиге отсюда, мимо которого мы недавно прошли. Крестьянин наш был охвачен ужасом и всячески старался выпроводить нас, но, в довершение всех бед, пошел дождь и нам пришлось укрыться в его доме.


19 апреля

Провели весь день на том месте, где остановились накануне, перехватывая крестьян, проезжавших через место скрещения дорог в обоих направлениях. В час дня часовые принесли совершенно нам ненужный «подарок» – английского журналиста Рота, который шел по нашим следам, сопровождаемый детьми из Лагунильяса, ставшими его проводниками. Документы его были в порядке, но внушали сомнение. В паспорте, в графе профессии слово «студент» было перечеркнуто и заменено на «журналист» (на самом же деле, по его словам, он фоторепортер). Кроме того, у него пуэрториканская виза, и он признал затем, что преподавал в Пуэрто-Рико испанский язык. Он рассказал, что был в нашем лагере, где ему показали дневник, в котором Браулио рассказывает о своих приключениях и переездах. Обычная история. Кажется, главной побудительной причиной действий наших людей стали недисциплинированность и безответственность. Из рассказов ребятишек, которые показывали путь журналисту, мы узнали, что в ту же ночь, как мы прибыли в этот район, об этом стало известно в Лагунильясе. Кто-то сообщил о нас армии. Мы нажали на сына Родаса, и он признался, что вместе с братом и еще одним батраком Видеса ходил в Лагунильяс, чтобы получить обещанную награду, которая колеблется между 500 и 1000 долларов. Мы наказали его, конфисковав у него лошадь, и сообщили об этой репрессивной мере другим задержанным крестьянам.

Француз предложил поставить перед англичанином вопрос о том, что, если тот хочет доказать свое доброе к нам расположение, он может помочь ему выбраться отсюда. Карлос, скрепя сердце, согласился с этим вариантом, а я умыл руки. В девять часов вечера мы дошли до [неразборчиво в дневнике] и продолжили переход в сторону Муйупампы. Там, по словам крестьян, все спокойно. Англичанин согласился с предложением Француза, переданным им Инти, а также изъявил согласие передать по назначению наше послание, которое я быстро подготовил. Без четверти двенадцать, пожав руки покидающим нас товарищам, мы продолжили путь к городку, который намеревались захватить. Со мной остались ПомбоДума и Урбано. Холод сильно давал себя знать. Мы развели костер. В час ночи прибыл Ньято и сообщил, что в городке объявлена тревога – там появились двадцать солдат и образованы отряды самозащиты. Один из таких отрядов, вооруженный двумя винтовками «М-3» и двумя револьверами, столкнулся с нашим авангардом и тут же сдался без боя. Наши попросили дальнейших указаний, и я велел им отступить, так как было уже поздно. Что касается английского журналиста, Француза и Карлоса, то я сказал, что они сами должны принять то решение, которое они сочтут наиболее подходящим. В четыре часа утра мы пустились в обратный путь, так и не выполнив поставленную перед собой задачу. Но Карлос решил остаться, и Француз последовал его примеру, однако на этот раз с явной неохотой.


20 апреля

Около семи часов пришли в дом Немесио Карабальо, которого мы видели еще ночью. Он тогда предлагал нам выпить кофе. Теперь он куда-то ушел, оставив дом с несколькими перепуганными слугами открытым. Прямо в доме мы устроили обед, купив у батраков маиса, хокос и сапальос. Примерно в час прибыл грузовик под белым флагом. На нем приехали помощник префекта Муйупампы, врач и священник городка. Инти поговорил с ними. Они прибыли с мирными предложениями, призывая к миру между боливийцами, который они предлагали заключить при их посредничестве. Инти обещал им не трогать Муйупампы, но с условием, что они до полседьмого обеспечат нас товарами по нашему специальному списку. Они не обещали сделать это, сказав, что в городке расположены подразделения армии, и заявили, что эти товары могут быть доставлены только к шести часам утра. Инти не согласился.

В знак доброй воли они привезли нам две пачки сигарет и сообщили, что трое наших схвачены в Муйупампе. У двух из них дела плохи, так как у них обнаружены поддельные документы. Это явная неприятность для Карлоса. Что касается Дантона, то с ним все должно обойтись.

В полшестого над нами появились три самолета «АТ-6» и начали бомбить домик, в котором мы готовили еду. Одна из бомб упала в пятнадцати метрах от дома, и Роландо легко ранило осколком. Таким был ответ армии. Нужно подготовить хорошие воззвания, чтобы полностью деморализовать солдат, которые, по словам парламентеров, гадят под себя от страха.

Выступили в полдвенадцатого ночи, ведя двух лошадей – ту, что была конфискована, и ту, на которой к нам приехал журналист. Шли в направлении Тикучи, в полвторого остановились на ночлег.


21 апреля

Сегодня прошли немного. Дошли до дома Росы Карраско, которая хорошо нас приняла и продала все, что нам было необходимо. Ночью мы дошли до перекрестка на шоссе Муйупампа-Монтеагудо, до местечка Таперильяс. Думали разбить лагерь около источника и выбрать место для засады. Для этого имеется дополнительная причина: по радио мы услышали, что убито три «наемника» – один француз, один англичанин и один аргентинец. Надо уточнить эту новость и, если она подтвердится, дать армии особый урок.

Перед ужином зашли к ветерану Родасу, который был отчимом Варгаса, погибшего в Ньянкауасу [видимо, речь идет о боливийце Карлосе, утонувшем во время тренировочного марша]. Мы объяснили ему обстоятельства гибели его пасынка, и это как будто его успокоило. Авангард не понял как следует полученные им указания и направился дальше по дороге, всполошив псов, которые долго и громко лаяли.


22 апреля

С утра начались ошибки. Роландо, Мигель и Антонио пошли на разведку, чтобы выбрать место для засады. Тем временем мы отступили в горы. Разведчики захватили человека, приехавшего на пикапе, принадлежащем ИПФБ [Боливийская государственная нефтяная компания – Ясимьентос пет-ролиферос фискалес боливианос]. Он рассматривал оставленные нами следы и беседовал с крестьянином, который как раз говорил ему о нашем появлении здесь минувшей ночью. Наши захватили их обоих. Это нарушило наши планы. И все же было решено устроить на весь день засаду и останавливать все грузовики с грузами, которые будут проходить мимо по дороге, а также напасть на солдат, если они появятся. Остановили грузовик с некоторыми товарами и большим грузом бананов, а также задержали многих крестьян. Но некоторых из них наши отпустили, в том числе и некоторых из тех, кто исследовал наши следы, а также упустили несколько грузовичков государственной нефтяной компании. Обед, который мы решили на этот раз устроить с хлебом, все время пришлось откладывать, хотя мы ожидали его с вожделением.

Я намеревался загрузить один из грузовиков, принадлежащих компании, продуктами и направить авангард до перекрестка с дорогой из Тикучи, расположенного в четырех километрах. К вечеру над нашими позициями стал кружить самолет. Лай псов в близлежащих домах стал более настойчивым. В восемь часов мы собрались уходить, хотя все свидетельствовало о том, что противник установил наше местонахождение. Но в этот момент вспыхнул бой, который длился недолго. Затем послышались голоса, требовавшие, чтобы мы сдались. Для нас нападение было совершенно неожиданным, и я не имел представления о том, что происходит. К счастью, наши пожитки и кое-какие товары уже были погружены на грузовик. Вскоре мы восстановили порядок. Не хватало только Лоро. Но, судя по всему, с ним ничего особенного не произошло, так как бой принял Рикардо. Он увидел проводника с солдатами, когда тот огибал холм у дороги. Возможно, он ранил или убил проводника.

Мы выехали на грузовике и прихватили с собой всех наших лошадей, которых теперь стало шесть. Наконец все наши люди оказались в кузове, исключая бойцов авангарда, которые передвигались верхом. В полчетвертого мы очутились в Тикуче, а в полседьмого – на постоялом дворе, принадлежащем местному священнику. До этого мы, правда, завязли в какой-то яме.

Итоги боя отрицательны для нас. Он показал нашу недисциплинированность и нечеткость наших действий. Потеряли одного человека, хотя, надеемся, временно. Лишились большого количества товаров, за которые уже уплатили. И, наконец, я выронил пачку долларов, которые хранил в сумке Помбо. Я уж не говорю о том, что на нас неожиданно напал и заставил отступить отряд, который наверняка по численности был небольшим. Придется еще много поработать, чтобы наш отряд превратился в боевую силу, хотя сейчас моральный дух бойцов высок.


23 апреля

Объявлен день отдыха. В течение дня не было никаких новостей. В полдень самолет «АТ-6» совершил несколько кругов над нашей зоной. Мы усилили сторожевые посты, но все обошлось благополучно. Вечером были даны указания на завтра. Бениньо и Анисето пойдут на поиски Хоакина. На это им дается четыре дня. Коко и Камба разведают тропу в сторону Рио-Гранде и расчистят ее, чтобы по ней можно было пройти. На это им также дано четыре дня. Мы будем оставаться здесь, у маисового поля, в ожидании подхода подразделений армий и до того момента, когда к нам присоединится Хоакин. Он получил указание прийти сюда со всеми товарищами и оставить там только тех больных, которые входят в группу подонков.

До сих пор ничего не известно о Дантоне, Пеладо и английском журналисте. Объявлена цензура печати, но сообщили о новом столкновении с партизанами, в ходе которого якобы были взяты в плен три-пять наших бойцов.


24 апреля

Разведчики ушли. Мы расположились километром выше по ручью на небольшом холме. Оттуда просматриваются все окрестности вплоть до последнего крестьянского дома. Крестьянин заявился к нам опять и проявил явное любопытство. Вечером один «АТ-6» обстрелял из пулеметов домик. Пачо куда-то таинственным образом исчез. До этого он почувствовал себя плохо и отстал. Антонио показал ему дорогу, по которой Пачо должен был добраться за пять часов до нашего места. Но он так и не вернулся. Завтра пошлем людей на поиски.


25 апреля

Очень плохой день. Часов в десять утра с наблюдательного пункта пришел Помбо и сообщил, что тридцать солдат наступают на домик. Антонио остался на пункте. Пока мы готовились к бою, он пришел и сказал, что на самом деле продвигаются шестьдесят солдат, и они продолжают наступать. Наблюдательный пункт явно не справлялся со своей задачей заранее предупреждать об опасности. Мы решили устроить импровизированную засаду на дороге, ведущей к нашему лагерю. Впопыхах вырыли неглубокую траншею вдоль ручья, из которой просматривалась полоса в пятьдесят метров. Я расположился там с Урбано и Мигелем, вооруженный автоматической винтовкой. Врач, Артуро и Рауль расположились на позициях справа, чтобы не дать противнику возможности бежать или продвинуться по этому краю. Роландо, Помбо, Антонио, Рикардо, Хулио, Паблито, Дарио, Вилли, Луис, Леон заняли боковые позиции на другой стороне ручья, чтобы открыть огонь по солдатам с фланга. Инти остался у русла ручья, чтобы стрелять по тем, кто попытается скрыться в этом месте. Ньято и Эустакио были посланы вперед для наблюдения с приказанием вернуться, как только огонь будет открыт. Чино оставался у нас в тылу, охраняя лагерь. Мои и без того скудные войска, к сожалению, были ослаблены отсутствием трех человек: Пачо, который потерялся, и Тумы с Луисом, ушедшими на поиски.

Вскоре появился авангард противника, который, к нашему удивлению, состоял из трех немецких овчарок с проводником. Собаки нервничали, но, как мне кажется, нас не обнаружили. Тем не менее они продолжали двигаться вперед, и я выстрелил по первой из них, но промахнулся. Когда я хотел выстрелить по проводнику, мою винтовку «М-1» заело. Мигель убил вторую собаку, я это видел, но не был уверен. Больше в сферу нашего огня никто не вошел. С фланга наступающих солдат началась непрерывная стрельба. Когда наступил перерыв в стрельбе, я велел Урбано передать всем мой приказ об отходе. Но он вернулся с сообщением о том, что Роландо ранен. Вскоре его перенесли к нам уже обескровленного. Он умер, когда мы начали делать ему переливание крови. Он изошел кровью прежде, чем мы смогли оказать ему помощь. Мы потеряли лучшего бойца партизанского отряда и одного из его столпов, моего товарища с тех времен, когда он, еще подросток, был посыльным четвертой колонны [Сьерра-Маэстра на Кубе]. Он участвовал вместе со мной в рейде по Кубе и теперь стал моим товарищем по этому революционному предприятию. О смерти его в этой мрачной обстановке можно сказать, если только в будущем эти слова кто-то сможет прочитать: «Ты был маленьким смелым солдатом. Но после смерти ты стал великим и вечным, как сталь».

Концом операции стал медленный наш отход, в ходе которого нам удалось унести все наши вещи и труп Роландо (Сан-Луиса). Пачо присоединился к нам позже. Он заблудился, но встретился с Коко и потратил всю ночь на возвращение. В три часа мы похоронили убитого, покрыв его тонким слоем земли. В четыре часа вернулись Бениньо и Анисето, сообщив, что они попали в засаду, – а вернее, это было случайное столкновение. Во время стычки с солдатами они потеряли свои рюкзаки, но выбрались целыми и невредимыми. Это произошло в тот момент, когда, по расчетам Бениньо, им оставалось пройти совсем немного до Ньянкауасу. Сейчас оба естественных выхода отсюда блокированы, и нам придется уходить через горы, так как идти через Рио-Гранде. нет смысла. Для этого есть две причины: во-первых, это естественный проход, а во-вторых, мы удалимся от Хоакина, от которого не имеем никаких новостей. Ночью мы вышли к перекрестку двух дорог – вдоль Ньянкауасу и вдоль Рио-Гранде. Здесь мы переночевали и подождали Коко и Камбу, чтобы собрать всех бойцов. Итог операции абсолютно отрицательный. Погиб Роландо. Но дело не только в этом. Потери, которые понесла армия, в лучшем случае составляют два человека и одну овчарку. Это объясняется тем, что местность была нами плохо изучена и наспех подготовлена, стрелки не видели противника. Наконец, наружное наблюдение было очень плохим, что помешало нам заранее подготовиться к бою.

Около домика священника два раза опускался армейский вертолет. Может быть, они забирали какого-нибудь своего раненого. Авиация бомбила наши старые позиции. Это говорит о том, что армия не стала продвигаться дальше.


26 апреля

Мы прошли совсем немного, и я послал Мигеля разыскать Коко, а Камбу – подыскать место для стоянки. Пока решили дожидаться Коко и Камбу. Но в полдень они оба объявились…


27 апреля

…Мы прошли через места, где много деревьев с кислыми апельсинами. Места эти на карте обозначены как Масико. Урбано и Бениньо продолжили расчистку тропы и приготовили нам дорогу еще на час. Ночью было очень холодно.

Боливийские радиостанции передают армейские коммюнике, в которых сообщается, что убит вольнонаемный проводник, инструктор служебных собак, а также овчарка Молния. С нашей стороны, по их утверждениям, имеется двое убитых: один кубинец по кличке Рубио, как они предполагают, и один боливиец. Сообщают также, что Дантон находится в заключении вблизи от Камири. Это наверняка означает, что остальные двое также живы и находятся вместе с ним.


28 апреля

Медленно продвигались до трех часов…


29 апреля

Опять разведывали ущелья, которые заметили накануне. Но это ничего нам не дало. Там, где мы сейчас находимся, не видно боковых расщелин. Коко показалось, что он видел поперечный каньон, но он не стал его осматривать. Завтра попытаем счастья все вместе.

С большим запозданием расшифровано послание № 35, в котором меня, в частности, просят поставить свою подпись под воззванием солидарности с Вьетнамом. Первая подпись Бертрана Рассела.


30 апреля

Начали восхождение по склону. То, что показалось нам каньоном, скоро окончилось тупиком. Но вдоль стенки шел карниз, по которому нам удалось подняться. Ночь застала нас близко от вершины, и мы заночевали там, не особенно, впрочем, пострадав от холода.

Гаванское радио передает сообщения чилийских журналистов о том, что партизанское движение в Боливии обрело силу, создающую серьезное положение в городах. Недавно партизаны, как утверждает Гавана, захватили два военных грузовика, доверху наполненных продуктами. Журнал «Сьемпре» добился от Баррьентоса интервью. Тот, помимо других вещей, признал, что в стране действуют военные советники янки и что партизанское движение возникло в результате социальных условий в Боливии.


Анализ месяца

Дела идут более или менее нормально, хотя нам пришлось оплакать гибель двух наших бойцов: Рубио и Роландо. Потеря последнего была особенно суровым ударом для нас, так как я собирался поставить его во главе второго фронта [самостоятельного района партизанских действий]. Мы провели еще четыре боя. Все они в целом дали хорошие результаты, а один из них даже очень хорошие – это та засада, в ходе которой погиб Рубио.

С другой стороны, мы по-прежнему полностью изолированы. Болезни подорвали здоровье некоторых товарищей, заставили разделить наши силы, что лишило нас многих возможностей. Мы все еще не установили контакта с группой Хоакина. Поддержки от крестьян не получаем, хотя кажется, что при помощи преднамеренного террора нам удалось нейтрализовать среди них наиболее враждебно настроенных к нам. Со временем они поддержат нас. К нам не примкнул ни один человек, и, кроме двух убитых, мы потеряли также Лоро, исчезнувшего после боя в Таперильясе.

По поводу стратегии армии можно сделать следующие выводы: а) захват ею ключевых пунктов до сих пор не дал полного результата, и, хотя это стесняет нас, все же не мешает нам передвигаться, так как армия мало мобильна и явно слаба; кроме того, после последней засады против солдат с овчарками можно ожидать, что армия будет остерегаться входить в горы; б) пропагандистская кампания продолжается, но теперь с обеих сторон, и после опубликования в Гаване моей статьи едва ли у кого есть сомнения в том, что я нахожусь здесь.

Можно смело утверждать, что североамериканцы решительно вмешаются в боливийские дела. Они уже посылают вертолеты и, кажется, «зеленые береты», хотя мы их сами пока не видели; в) армия – по крайней мере одна или две ее роты, – стала действовать лучше: захватила нас врасплох в Таперильясе и не потеряла присутствия духа в Месоне; г) мобилизация крестьян армией мало что дает, исключая разведывательную работу, которая нам несколько мешает. Но донесения крестьян недостаточно быстры и эффективны. Со временем нам удастся покончить с этим явлением.

Статус Чино изменился. Теперь он будет нашим бойцом до образования второго или третьего фронта. Дантон и Карлос стали жертвами собственной спешки, почти отчаянного желания выбраться, а также моего недостаточного сопротивления их планам. Таким образом, прерывается связь с Кубой (Дантон), и мы потеряли разработанную нами схему борьбы в Аргентине (Карлос).

В итоге: это был месяц, в течение которого все развивалось в пределах нормы, принимая во внимание случайности, неизбежные в ходе партизанской войны. Моральный дух всех тех бойцов, что успешно прошли предварительный экзамен на звание партизана, на высоте.


1 мая

Отметили праздник, расчищая тропу. Но прошли очень мало. Мы еще не добрались до водораздела. В Гаване выступил Альмейда, символически протянувший руку мне и знаменитым боливийским партизанам. Речь его была несколько затянутой, но в целом неплохой. Еды у нас осталось – при минимальном расходе – на три дня. Сегодня Ньято убил из пращи какую-то птицу. Вступаем в птичий век.


2 мая

Шли медленно, так как не могли никак установить свое местоположение на карте. Практически шли только два часа, поскольку расчищать тропу было трудно. С одной из вершин узнал места, близкие к Ньянкауасу, и установил, что мы находимся далеко на севере от нее. И все же мы так и не нашли Икири. Приказал Мигелю и Бениньо прорубать тропу в течение всего дня, чтобы добраться до Икири или по крайней мере до какой-нибудь воды, которой у нас нет. Еды теперь хватит на пять дней, но порции будут очень скудные.

Гаванское радио продолжает свою наступательную кампанию по поводу событий в Боливии, давая явно преувеличенные сообщения. Высота: достигли 1760 метров, ночевали на высоте 1730 метров…


Анализ мая

Наиболее отрицательными моментами является невозможность установить контакт с Хоакином, хотя мы постоянно бродим по горам. Судя по всему, он со своим отрядом направился куда-то на север.

С точки зрения военной надо отметить три новых боя, в ходе которых мы нанесли армии потери, не потеряв сами ни одного человека, а также захват нами Пириренды и Карагуатаренды. Эти операции были успешными. Служебные собаки уже не используются против нас: это признано нецелесообразным.

Наиболее важные особенности минувшего месяца следующие:

1) полное отсутствие контактов с Манилой, Ла-Пасом и Хоакином, вследствие чего в нашей группе осталось только 25 человек;

2) полное отсутствие притока крестьян в наши ряды, хотя они понемногу перестают нас бояться и мы вызываем у них восхищение. Это медленная работа, требующая большого терпения;

3) партия предлагает свою помощь через Колье, и на этот раз, кажется, без условий;

4) шумиха вокруг дела Дебре создала вокруг нашего движения больше рекламы, чем десять выигранных нами боев;

5) партизанскому движению присущ высокий моральный дух, уверенность в своих силах. Если руководство будет осуществляться правильно, оно добьется успеха;

6) армия по-прежнему мало организована и ее действия не стали намного эффективней.

Главная новость месяца: пленение Лоро и его бегство. Он должен теперь присоединиться к нам или отправиться в ЛаПас, чтобы там выйти на связь.

Армия сообщила об аресте в зоне Масикури всех крестьян, оказавших нам помощь. Начался этап террора, который будет давить на крестьян с обеих сторон, хотя и с различными целями. Наши победы будут тем качественным изменением, которое требуется для скачка в развитии крестьянских симпатий по отношению к нам.


Июнь

Наиболее отрицательными моментами являются: невозможность установить контакт с Хоакином и постепенная потеря людей. Каждая потеря, хотя армия об этом не знает, равносильна серьезному поражению. За месяц мы провели два незначительных боя. Как признает сама армия, ее потери составляют четыре человека убитыми и три ранеными.

Наиболее важные особенности месяца следующие:

1) полное отсутствие контактов, в результате чего нас осталось теперь только 24, причем Помбо ранен и наша подвижность ограничена;

2) крестьяне по-прежнему не присоединяются к нам. Создается порочный круг: чтобы набрать новых людей, нам нужно постоянно действовать в более населенном районе, а для этого нам нужно больше людей;

3) легенда о партизанах растет, словно волна, мы теперь кажемся непобедимыми суперменами;

4) отсутствие контактов распространяется также на партию, хотя мы сделали через Паулино попытку, которая, может быть, даст желаемый результат;

5) вокруг Дебре продолжается большая шумиха, но теперь его имя связывают с моим, а меня называют руководителем движения. Посмотрим, будет ли нам на пользу или нет такая новая постановка вопроса правительством [Боливии];

6) моральный дух партизан на высоте, и их решимость бороться растет. Все кубинцы стали примером в боях, и только два или три боливийца выглядят слабо;

7) армия с военной точки зрения действует малоэффективно, однако она ведет работу среди крестьян, которую мы не можем недооценивать, так как при помощи страха или лжи относительно наших целей она вербует среди местных жителей доносчиков;

8) кровавая расправа на рудниках сделала более ясной для нас панораму, и, если наше воззвание будет распространено среди шахтеров, оно станет очень важным фактором.

Наиболее срочная задача: установить контакт с Ла-Пасом и пополнить наши запасы оружия, боеприпасов и медикаментов, а также добиться присоединения к нам 50-100 человек в городах, даже если за их счет количество бойцов в нашем отряде увеличится только на 10–25 человек.


Июль

Продолжают действовать те же отрицательные моменты, что и в прошлом месяце: невозможность установления контактов с Хоакином и с нашими друзьями, а также потери в личном составе. Теперь нас уже только 22, включая двух лежачих больных, в том числе и меня. Это ограничивает нашу подвижность. Мы провели три боя, а также захватили Сумаипата. Армия потеряла при этом семь человек убитыми и десять ранеными, если исходить из путаных армейских коммюнике.

Мы же потеряли двух человек, и один наш боец ранен. Наиболее важные особенности месяца таковы:

1) продолжающееся полное отсутствие контактов;

2) крестьяне по-прежнему не вступают в отряд, хотя имеются некоторые ободряющие признаки; наши старые знакомые среди крестьян принимали нас хорошо;

3) легенда о партизанах распространяется по континенту. Онганиа перекрыл границу, а Перу принимает меры предосторожности;

4) попытка установить контакт через Паулино потерпела неудачу;

5) моральный дух и боевой опыт партизан растет от боя к бою. Слабо выглядят Камба и Чапако;

6) армия ведет свои действия неудачно, но некоторые ее подразделения стали более боевыми;

7) в правительстве [Боливии] углубляется политический кризис, но Соединенные Штаты предоставляют ему небольшие займы, которые по боливийским масштабам весьма значительны. Это несколько умеряет недовольство.

Наиболее важные задачи: восстановить контакты, набрать новых бойцов, достать медикаменты.


Август

Это был, безусловно, самый тяжелый месяц, который мы пережили с того момента, как начали вооруженные действия. Обнаружение армией всех наших тайников с документами и медикаментами явилось для нас очень тяжелым ударом, особенно с психологической точки зрения. Потеря двух бойцов и последовавшие за этим трудные переходы, во время которых мы держались только за счет конины, деморализовало людей. Дело дошло до того, что Камба ставит вопрос об уходе из отряда. Мы бы от этого только выиграли, но не при данных обстоятельствах. Отрицательно сказывается на моральном духе бойцов и отсутствие контактов с Хоакином, а также тот факт, что пленные из его отряда выдали армии все, что знали. Моя болезнь также посеяла среди многих неуверенность и все это сказалось на единственном нашем бое, в котором мы могли нанести армии серьезные потери, но только ранили одного солдата. С другой стороны, трудные переходы по горам без воды выявили некоторые отрицательные человеческие черты у бойцов.

Наиболее важные характеристики:

1) мы по-прежнему лишены каких бы то ни было контактов и не имеем надежды установить их в ближайшем будущем;

2) крестьяне по-прежнему не присоединяются к нам. Это естественно, принимая во внимание тот факт, что в последнее время мы мало встречались с ними;

3) в отряде наблюдается упадок духа, но, надеюсь, это временное явление;

4) армия не действует более эффективно и напористо. Мы переживаем момент упадка нашего боевого духа. Легенда о партизанах также тускнеет. Наиболее важные задачи – те же, что и в прошлом месяце: восстановить контакты, увеличить свои ряды за счет новых бойцов, обеспечить себя медикаментами и оружием.

Надо указать, что Инти и Коко все более проявляют себя как твердые и боевые революционные кадры.


26 сентября

Разгром. Мы пришли на рассвете в Пикачо. Там все отмечали праздник. Это самый высоко расположенный пункт, которого мы достигли – 2280 метров. Крестьяне очень хорошо встретили нас. Мы продолжили свой путь без всякого страха, хотя Овандо накануне заявил, что я вот-вот буду захвачен. Когда мы дошли до Игераса, то почувствовали, что все вокруг как-то переменилось. Все мужчины куда-то исчезли, и мы только изредка встречали женщин. Коко направился в дом телеграфиста, в котором есть телефон. Возвратясь, он сообщил, что 22-го числа помощник префекта Валье-Гранде передал коррехидору, что в этой зоне появились партизаны.

Местным властям было приказано незамедлительно сообщать о нашем появлении в Валье-Гранде, где оплатят все расходы. Телеграфист куда-то сбежал, но его жена сказала, что сегодня по телеграфу ничего не передавалось, так как в ближайшем селении – Хагуэй – все веселятся по случаю праздника.

В час дня наш авангард вышел на Хагуэй, чтобы там отделаться от мулов и решить судьбу Врача. Вскоре после этого я допрашивал единственного мужчину, обнаруженного в поселке. Он был очень напуган. Затем в поселке появился еще один мужчина – торговец кока-колой. Он сказал, что пришел из Валье-Гранде через Пукару и ничего не видел. Когда я стал подниматься на вершину горы – это было примерно в полвторого – по всему склону холма зазвучали выстрелы. Мы попали в засаду. Я организовал оборону в селении, чтобы подождать тех, кто уцелеет в этом бою, и велел отходить затем по дороге, ведущей в Валье-Гранде. Через несколько минут появился Бениньо. Он был ранен. Затем пришли Анисето и Паблито, которому пуля угодила в ногу. Они сказали, что Мигель, Коко и Хулио убиты, а Камба пропал, бросив свой рюкзак. После этого авангард пошел по намеченной нами дороге. За ним двинулись мы, ведя с собой двух мулов. Арьергард прикрывал наш отход, стреляя по приблизившимся вплотную солдатам. Инти потерял с нами связь. Мы подождали его полчаса, устроив небольшую засаду против солдат, которые продолжали обстреливать нас со склона. Затем Инти присоединился к нам. В этот момент мы заметили, что Леон исчез. Инти сообщил, что он видел его убегающим по каньону без рюкзака. Мы тоже видели человека, быстро идущего по каньону, и решили, что это был Леон. Чтобы сбить солдат с толку, мы пустили вниз по каньону мулов, а сами пошли дальше по узкой расщелине, в конце которой нашли горькую воду. В двенадцать часов заснули, так как не могли идти дальше.


27 сентября

В четыре часа утра мы двинулись дальше, продолжая искать место, по которому можно было бы подняться в гору.

В семь часов мы такое место нашли. Но нам пришлось взбираться не по той стороне, по которой собирались вначале, а по противоположной. Прямо перед нами был безлесный склон, который показался нам безопасным. Мы прошли его и поднялись еще выше, чтобы спрятаться от самолетов. Так мы достигли редкого лесочка. Через него проходит тропинка, но в течение всего дня на ней никто не появлялся. Под вечер до середины склона поднялись солдат с крестьянином. Но они не увидели нас. Анисето ходил на разведку и видел солдат в домике, расположенном неподалеку. Путь мимо этого дома – наиболее легкий для нас, но теперь он тоже перерезан. Утром мы видели, как по ближайшему склону поднималась колонна солдат. Солнце отсвечивало на их оружии. Затем, в полдень, мы услышали одиночные выстрелы, несколько очередей, и после этого крики: «Вот он!», «Выходи отсюда!», «Ты выйдешь или нет!» Все время звучали выстрелы. Мы так и не знаем, что там произошло, но предполагаем, что это мог быть Камба…

По радио мы передали, что у нас был бой с ротой «Галиндо» и мы потеряли трех человек, которых перевезут в Валье-Гранде для опознания. Судя по всему, Камбу и Леона так и не поймали. На этот раз наши потери очень велики. Наиболее чувствительный удар – это потеря Коко, но Мигель и Хулио тоже были прекрасными бойцами. Ценность этих трех товарищей для нас очень велика. Леон тоже был неплох.

Высота над уровнем моря – 1400 м.


28 сентября

День, полный горечи. Несколько раз нам даже казалось, что это наш последний день. Утром принесли воду, а затем Инти и Вилли сразу ушли разведать спуск по каньону. Но они тут же вернулись, и сказали, что вдоль всего соседнего склона тянется тропинка, по которой на их глазах проезжал крестьянин на лошади. В десять часов мимо нас прошли 46 солдат в полной походной выкладке. Казалось, прошла вечность, прежде чем они исчезли. В двенадцать появилась новая группа солдат, на этот раз их было 77 человек. В довершение всех бед, как раз в этот момент прозвучал чей-то выстрел. Солдаты тут же залегли, а офицер распорядился провести разведку в ущелье, где мы находились. Но затем он вел переговоры по полевой рации, все как будто уладилось, и солдаты ушли. Если нас атакуют здесь сверху, мы не сможем обороняться. Если нас обнаружат, практически нам некуда отступать. Позже прошел еще солдат со служебной собакой. Пес явно устал, и солдат все время тянул его за повод, чтобы тот шел вперед. Затем прошел еще один отставший солдат. Крестьянин на лошади также вернулся, и больше мы никого не видели. Но чувство, которое мы испытали, когда прозвучал выстрел, было очень сильным, и мы продолжали оставаться под его впечатлением. Все солдаты шли с ранцами. Создается впечатление поэтому, что они отходят. В домике ночью огней не было видно, однако там, как всегда перед наступлением темноты, прозвучал сигнальный залп. Завтра весь день будем наблюдать за этим ранчо. Мы слегка промокли под дождем. Но он был не настолько силен, чтобы уничтожить оставленные нами следы.

Радио передало что-то невнятное насчет Хулио. Мигеля они путают с Антонио. Данные, которые передавала Манила, вначале сообщили, что я убит. Но затем это сообщение было опровергнуто.


29 сентября

Еще один напряженный день. Разведчики Инти и Анисето ушли рано утром, чтобы в течение всего дня следить за домом. С самого утра по дороге началось движение. В полдень по ней проходили в обоих направлениях солдаты без ранцев. Некоторые из них вели снизу ненагруженных осликов. Вниз они спускались уже с грузом. В 18.15 пришел Инти и сообщил, что шестнадцать солдат спустились и скрылись в густом кустарнике. Больше наши разведчики их не видели. Осликов, видимо, нагружали внизу. Судя по этим сообщениям, нам не следовало идти по этой дороге – хотя это наиболее легкая и естественная для нас, – так как не исключено, что внизу устроена засада. В любом случае, в доме есть собаки и они могут выдать лаем наше присутствие…


30 сентября

Еще один напряженный день. Утром чилийская радиостанция «Бальмаседа» сообщила, что высокопоставленные представители армии [боливийской] заявили: Че Гевара окружен в ущелье в джунглях. Местные радиостанции молчат. Не исключено, что нас кто-то предал, и армия уверена в том, что мы находимся в этой зоне. Вскоре началось хождение солдат в ту и в другую сторону. В двенадцать часов прошло 40 солдат, разбитых на несколько групп, с оружием на изготовку. Они пришли в домик, выбранный ими для стоянки, и выставили посты…


Анализ месяца

Этот месяц должен был стать месяцем восстановления наших сил и почти стал им, если бы не засада, в которой погибли Мигель, Коко и Хулио. Это все испортило. Кроме того, мы очутились в опасном положении, потеряв также Леона. Что касается Камбы, то с его уходом мы явно выиграли.

За это время у нас было несколько незначительных боев, в которых мы убили одну лошадь, убили одного солдата и ранили другого. Урбано вел перестрелку с каким-то армейским дозором. И, наконец, последовала злополучная засада в Игерас. Мы бросили наших мулов и, надеюсь, что подобного рода животные нам не понадобятся, если только меня не начнет снова мучить астма.

С другой стороны, некоторые из сообщений о гибели бойцов другой группы, которая, кажется, ликвидирована, как будто верны. Правда, не исключено, что где-то бродит небольшая группа партизан, оставшихся в живых и избегающих столкновения с армией. Возможно, что сообщение о гибели всех семи бойцов той группы лживо или по крайней мере преувеличено.

Месяц этот напоминает по своим чертам предыдущий, но сейчас армия явно показывает большую эффективность в своих действиях, а крестьянская масса ни в чем нам не помогает, крестьяне становятся предателями.

Наиболее важная задача – уйти отсюда и искать более благоприятные зоны. Кроме того, надо наладить контакты, хотя весь наш аппарат в Ла-Пасе разрушен и там нам также нанесли тяжелые удары. Моральный дух большинства оставшихся у меня людей довольно высок. Я питаю только некоторые сомнения по поводу Вилли. Не исключено, что при первой же стычке с армией он попытается скрыться, если с ним не поговорить предварительно.


1 октября

Высота над уровнем моря – 1600 м. Первый день этого месяца прошел спокойно. Утром мы добрались до редкого лесочка, где разбили лагерь, выставив у всех подходов сторожевые посты. По каньону, по которому мы собирались пройти, прошли 40 солдат. Удаляясь, они стреляли в воздух. В два часа мы слышали последние выстрелы. В домиках как будто никого нет, хотя Урбано видел пять солдат, которые так никуда и не ушли…


2 октября

За весь день мы так и не видели солдат, но рядом прошло стадо коз, которых охраняли сторожевые собаки. Они залаяли на нас. Мы решили пройти густым кустарником, который ближе всего подходит к каньону. В шесть часов вечера начали спускаться, чтобы успеть удобно расположиться на ночлег и поужинать, но Ньято потерялся и стало уже темно, чтобы продолжать путь. Мы решили вернуться, но заблудились и всю ночь не спали, не имея возможности приготовить ужин, страдая от жажды…


3 октября

День тянулся очень долго и был очень напряжен, хотя для этого не было особых причин. Когда мы собрались возвращаться в наш предыдущий лагерь, прибыл Урбано и сказал, что проходившие мимо него крестьяне говорили: «Это те самые, что вчера ночью громко разговаривали». Урбано считает, что они слышали нас вчера, когда мы совершали свой переход. Это сообщение показалось мне не очень достоверным, но я все же решил сделать вид, что верю ему, и мы, так и не утолив жажду, стали подниматься по склону, с которого видна дорога, используемая солдатами…

По радио передали, что взяты в плен два партизана: Антонио Домингес Флорес (Леон) и Орландо Хименес Басан (Камба). Первый из них признал, что участвовал в боях с армией, второй сказал, что сдался в плен, поверив в слово президента. Оба дали обильную информацию о Фернандо, его болезни и всем остальном, не говоря уже о том, что они сказали такое, о чем официально не сообщается. Так завершается история двух героических партизан.


4 октября

Отдохнув в ущелье, мы пошли по нему и через полчаса стали спускаться, выйдя к другому ущелью, связанному с первым. Мы поднялись по нему, отдохнули до трех часов дня, пока солнце не село. Тогда мы снова пустились в путь и шли еще полчаса…

Радио передало, что штаб 4-й дивизии перенесен из Лагунильяса в Падилью, чтобы быть ближе к зоне, через которую, как считает армия, партизаны могут попытаться уйти от преследования. Кроме того, было заявлено, что, если меня схватят солдаты 4-й дивизии, судить меня будут в Камири, а если это удастся сделать солдатам 8-й дивизии – то в Санта-Крусе. Высота над уровнем моря – 1650 метров.


5 октября

В начале перехода шли с большим трудом. В 5.15 утра сошли с тропинки для скота и углубились в лесок – не очень густой, но скрывавший нас от нескромных взглядов. Бениньо и Пачо ушли на разведку, пытаясь найти воду. Они безуспешно искали ее около ближнего домика. Возможно, вода где-то рядом в колодце. Когда они закончили разведку, то увидели шестерых солдат, пришедших в домик. Видимо, те зашли туда по пути.

Мы вышли под вечер, так и не сумев попить. Люди очень устали от жажды, а Эустакио даже устроил позорную сцену. Он плакал, так как хотел пить. После очень трудного перехода мы на рассвете пришли в лесок, из которого слышен был лай собак, находившихся неподалеку. Отсюда видна высокая гора и очень близко от нас – безлесный холм. Подлечил Бениньо, у которого немного нагноилась рана, а Врачу я сделал инъекцию. Бениньо ночью жаловался на боль в ране, которую я обработал.

Радио сообщило, что оба наши камбы перевезены в Камири, где они будут выступать свидетелями по делу Дебре.

Высота над уровнем моря – 2000 метров.


6 октября

Разведка выяснила, что недалеко от нас есть дом, а за ним в ущелье вода. Мы пошли туда и весь день готовили еду под большим деревом, крона которого служила нам крышей. Я весь день чувствовал себя неспокойно, так как мы при свете дня появились в довольно населенных местах и расположились в котловине. Мы затратили много времени на приготовление обеда и поэтому смогли выступить лишь на рассвете. Решили пойти к ручью, расположенному поблизости от обнаруженного нами источника. Оттуда мы собираемся провести более тщательную разведку, чтобы наметить дальнейший путь…

Радиостанция «Южный крест» сообщила об интервью с обоими камбами. Орландо как будто стал менее говорлив. Чилийское радио передало, что в Боливии введена цензура, но сообщило, что в этой зоне нас разыскивают 1800 солдат.


7 октября

Одиннадцать месяцев со дня нашего появления в Ньянкауасу. День прошел без всяких осложнений, почти идиллически. Все было тихо до полпервого, когда в ущелье, в котором мы разбили лагерь, появилась старуха, пасшая своих коз. Нам пришлось задержать ее. Она ничего внятного о солдатах не сказала, отвечая на все наши вопросы, что ни о чем не знает, что она уже давно в этих местах не появлялась. Она смогла рассказать нам только про дороги. Из ее слов явствует, что мы находимся примерно в одной лиге от Игераса и Хагуэя и в двух лигах от Пукары. В полшестого Инти, Анисето и Паблито отправились в хижину к старухе, у которой одна дочь психически больная, а другая почти карлица. Старухе дали 50 песо и сказали, чтобы она никому ни слова о нас не говорила. Но мы мало надеемся на то, что она сдержит свое обещание. В пять часов мы вышли в путь. Луна еле светила, и переход был очень утомительным. Мы оставили много следов, идя по каньону, в котором не было домов, но были посевы картофеля. Их поливают водой из канав, отходящих от ручья, рядом с которым мы располагались до этого. В два часа ночи мы решили отдохнуть, но потом сочли бессмысленным продолжать наш путь. При ночных переходах Чино превращается в настоящую обузу.

Армия передала странное сообщение о том, что в Серрано расположились 250 солдат, преграждающих путь окруженным 37 партизанам, и что мы находимся между реками Асеро и Оро. Новость эта выглядит забавно…


[На этой записи, сделанной 7 октября 1967 года, дневник Эрнесто Че Гевары обрывается. В этот момент ущелье Эль-Юро, поросшее лесом и окруженное безлесными вершинами, было обложено «рейнджерами». 8 октября Гевара был ранен в ноги и взят в плен.

Ночь с 8 на 9 октября Че Гевара провел на полу деревенской школы Ла-Игера, рядом с ним лежали тела двух его убитых товарищей. 9 октября в 12.30 по радио пришло распоряжение высшего командования из Ла-Паса. В послании говорилось: «Приступить к уничтожению сеньора Гевары».

Приказ, подписанный президентом военного правительства Боливии Рене Баррьентесом Ортуньо, был передан в зашифрованном виде агенту ЦРУ Феликсу Родригесу. Тот вошел в комнату, где содержался Че и сказал ему: «Команданте, мне жаль». В роли палача выступил сержант боливийской армии Марио Теран, который вытащил короткую соломинку в споре между солдатами за право убить Гевару.

Че Гевара сказал своему убийце: «Я знаю, ты здесь, чтобы убить меня. Стреляй, трус, ты просто убьешь человека».

После убийства Родригес присвоил некоторые личные вещи Гевары, включая его часы «Ролекс», и в течение последующих лет с гордостью хвастался этими трофеями перед журналистами. В настоящее время некоторые из этих вещей выставлены для обозрения в штаб-квартире ЦРУ.

Тело застреленного Гевары было привязано к полозьям вертолета и доставлено в соседнее село Валье-Гранде, где его выставили напоказ прессе. После того как военный хирург ампутировал руки Гевары, офицеры боливийской армии вывезли тело в неизвестном направлении и отказались сообщить, где оно было захоронено.

В 1997 году из-под взлетно-посадочной полосы около Валье-Гранде были эксгумированы останки тела с ампутированными руками. Тело было идентифицировано как принадлежащее Геваре и возвращено на Кубу.

16 октября 1997 года останки Гевары и шестерых его товарищей, убитых во время партизанской кампании в Боливии, были перезахоронены с воинскими почестями в специально построенном мавзолее в городе Санта-Клара, где он выиграл решающую для кубинской революции битву.]


Оглавление

  • Предисловие
  • Вступление. Партизанская война как метод
  • Партизанская война Камило Сьенфуэгосу
  •   Предисловие
  •   Глава 1. Особенности партизанской борьбы
  •     1. Сущность партизанской борьбы
  •     2. Партизанская стратегия
  •     3. Партизанская тактика
  •     4. Бой на местности, благоприятной для действий партизанских отрядов
  •     5. Бой на местности, неблагоприятной для действий партизанских отрядов
  •     6. Действие партизан в пригородах
  •   Глава 2. Партизанский отряд
  •     1. Партизан – преобразователь общества
  •     2. Партизан как боец
  •     3. Организация партизанского отряда
  •     4. Бой
  •     5. Начало, развитие и окончание партизанской войны
  •   Глава 3. Организация партизанского фронта
  •     1. Снабжение
  •     2. Организация гражданской администрации
  •     3. Роль женщин
  •     4. Медицинское обслуживание
  •     5. Саботаж
  •     6. Военная промышленность
  •     7. Пропаганда
  •     8. Разведка и информация
  •     9. Военное обучение и политико-воспитательная работа
  •     10. Организационная структура революционной армии
  •   Приложение
  •     1. Подпольная организация первого партизанского отряда
  •     2. Защита завоеванной власти
  • Эпизоды революционной войны
  •   От автора
  •   Начинающаяся революция
  •   Алегрия-де-Пио
  •   По воле волн
  •   Бой у Ла-Плата
  •   Бой у Арройо-дель-Инфьерно
  •   Нападение с воздуха
  •   Засада у Альтос-де-Эспиносы
  •   Конец предателя
  •   Горькие дни
  •   Подкрепление
  •   Период закалки
  •   Знаменитое интервью
  •   Походные дни
  •   Прибытие оружия
  •   Бой за Уверо
  •   Спасая раненых
  •   Возвращение
  •   Назревает измена
  •   Атака на Буэйсито
  •   Бой в Эль-Омбрито
  •   Пино-дель-Агуа
  •   Чрезвычайное происшествие
  •   Борьба против бандитизма
  •   Убитый щенок
  •   Бой за Мар-Верде
  •   Альтос-де-Конрадо
  •   Год вооруженной борьбы
  •   Второй бой около Пино-дель-Агуа
  •   Наши силы крепнут
  •   Решающее совещание
  •   Завершающее наступление. Бой за Санту-Клару
  • Боливийский дневник

  • Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

    Copyright © читать книги бесплатно