Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Джентльмен на колесной кровати

В восьмой песне «Одиссеи» мы читаем, что боги создают злоключения, дабы будущим поколениям было о чем петь.

Хорхе Луис Борхес

Юджин Ли-Гамильтон (1845–1907) — английский поэт, имя которого нашему читателю неизвестно. Впрочем, не слишком известно оно и англоязычному читателю, несмотря на то, что стихи Ли-Гамильтона исправно включаются во все пухлые антологии викторианской поэзии. Поэтому будет уместным предпослать переводу сонетов Ли-Гамильтона краткий очерк его жизни и творчества.

Ю. Ли-Гамильтон родился в Лондоне, в январе 1845 г., и был семилетним ребенком, когда умер его отец. Матильда Адамс, мать Юджина, обладала немалым состоянием, острым умом и яркой индивидуальностью; современники отмечали ее безукоризненно литературный язык и тонкий художественный вкус; по воспоминаниям дочери, «она была очень цинична, разочарована в жизни и эмансипирована». Неудивительно, что Матильда предпочла чопорной Британии жизнь на континенте. В итоге детство Юджина большей частью прошло во Франции и Германии, а вместо обычной школьной рутины он черпал знания у частных учителей, у матери и из окружающего мира. В девятнадцать лет он поступил в Ориэл-колледж Оксфордского университета (1864 г.) и вскоре получил стипендию Тейлора по современным языкам и литературе, что говорит в пользу его домашнего образования. Судя по стихам (а о многом в жизни Ли-Гамильтона мы узнаём только из его стихов), годы в Оксфорде были самым счастливым периодом на его веку: умный и амбициозный юноша наслаждался всей полнотой жизни, молодости и здоровья. Любовь его к оксфордскому периоду подтверждается и тем, что позже Ли-Гамильтон учредит в родном колледже ежегодную премию за лучший петраркианский сонет на английском языке, которая по сей день присуждается студентам Оксфорда и Кембриджа.

В 1869 г. Юджин поступает на дипломатическую службу. После полугода работы в Министерстве иностранных дел его направляют в британское посольство в Париже; причиной было его хорошее знание французского языка и французских реалий. В это время вспыхивает франко-прусская война, посольство перемещается в Тур, Бордо, затем в Версаль, и на протяжении почти трех лет Ли-Гамильтон переезжает с места на место вместе с ним. Напряженный труд на дипломатической ниве в сочетании с интенсивным самообразованием и лишения, перенесенные во время осады Парижа пруссаками, подрывают здоровье Юджина, — впервые проявляются признаки заболевания, которым будет омрачена большая часть его последующей жизни.

В 1871 г. Ли-Гамильтона переводят в Женеву, где он участвует в работе третейского суда по делу «Алабамы» в качестве секретаря, а в 1873 г. — в британскую дипломатическую миссию в Лиссабоне. Сначала теплый климат и общая смена обстановки вызывают улучшение здоровья Ли-Гамильтона, но ненадолго: в 1874 г. он вынужден окончательно подать в отставку. Точного диагноза тогдашние медики поставить не смогли; ясно было только, что это болезнь спинного мозга, носящая психосоматический характер. Современные исследователи подозревают в ней синдром хронической усталости. Не без доли цинизма можно предположить, что это был ложный синдром, крайняя форма эскапизма, порожденная желанием подсознания, чтобы его оставили в покое. Характерно, что непосредственным поводом для заболевания и отставки послужила угроза направления на службу в Буэнос-Айрес. Вскоре мы увидим еще одно весомое подтверждение нашей гипотезы.

Мать Ли-Гамильтона к тому времени успела вторично выйти замуж и родить в 1856 г. дочь, Вайолет Пэйджет, известную ныне как писательница Вернон Ли — псевдоним, рожденный ее пиететом к старшему брату. Мужем Матильды стал Генри Фергюсон Пэйджет, бывший ранее домашним учителем Юджина. К матери и Вайолет, жившим во Флоренции, и отправляется Ли-Гамильтон, получив отставку. Там он проведет следующие двадцать лет своей жизни, прикованный к постели. Жизнь его будут разнообразить только прогулки по Флоренции на колесной кровати и несколько кратких летних выездов за пределы города — в Сиену и Баньи-ди-Лукка.

Позже известная романистка Эдит Вартон вспоминала о Ли-Гамильтоне того периода так: «он был одним из самых замечательных собеседников и рассказчиков, которых я когда-либо знала, и великим любителем литературы, особенно поэзии», прибавив: «в то время он был настолько слаб, что только изредка мог принять гостя и на очень короткое время». Ли-Гамильтон не мог ни читать, ни писать; ему читала сестра, но он мог выслушать лишь несколько строк, потом усталость брала свое. И тем не менее (по свидетельству все той же Эдит Вартон) «его интерес к литературе оставался настолько живым, что помимо классиков он знакомился и с новыми поэтами, даже с теми, кто только-только начинал упоминаться в обозрениях»^[1].

В таких условиях Ли-Гамильтону предстояло прожить с тридцати до пятидесяти лет — парализованный человек, страдающий от постоянных болей, практически лишенный связи с окружающим миром. Беседы и письма должны были укладываться в несколько слов; даже любимую им поэзию, как мы уже сказали, он мог слушать только небольшими порциями. Однако именно за эти двадцать лет Ли-Гамильтон создает все свои основные поэтические произведения. Диктовать стихи ему тоже было непросто: в течение многих лет он мог произнести подряд только одну-две строки.

Мать Юджина все больше стареет и все чаще болеет; Вернон Ли к тому времени большую часть жизни проводит в Англии и уже не имеет возможности ухаживать за братом, как прежде. И тут случилось чудо: болезнь Ли-Гамильтона в 1894 г. пошла на убыль. Невольно закрадывается мысль, что подсознание отпустило тело на свободу, когда возникла реальная угроза, что инвалид останется без присмотра. (Правда, Вернон Ли объясняла это иначе: она нашла иностранного специалиста по спинномозговым заболеваниям и следила за тем, чтобы больной следовал его рекомендациям^[2].)

Юджину потребовались месяцы, чтобы снова научиться ходить, но вскоре он становится совершенно здоровым человеком. В 1896 г. Матильда Пэйджет умирает; тут сказывается фамильная страсть к перемене мест, и Юджин отправляется в путешествие. В 1897 г. он посещает Англию, затем Канаду и США, и возвращается оттуда «новым человеком». В Риме он знакомится с шотландской писательницей Энни Холдсворт и в 1898 г. женится на ней. В 1903 г. у них рождается дочь Персис, которой суждено было прожить только год — Персис умерла от менингита. Горе безутешного отца вызвало слабость и депрессию, которые быстро привели к параличу. 7 сентября 1907 г. Ли-Гамильтон скончался и был похоронен во Флоренции рядом со своей матерью и дочерью.

Каково же литературное наследие Юджина Ли-Гамильтона? Как мы уже сказали, основные его поэтические творения были написаны в период двадцатилетней болезни. В 1878 г. выходит книга «Стихотворения и переводы» — первые опыты поэта, пробующего себя сразу в нескольких направлениях. Тут и стихотворения, написанные белым стихом, и рифмованные стихи в традиционных формах, и переводы — из Гёте, Лоренцо Медичи и современных автору итальянцев-патриотов: Леопарди, Кардуччи, Алеарди. Однако сборник в целом еще несет явные следы ученичества.

Совершенно иначе воспринимаются следующие книги Ли-Гамильтона: «Боги, святые и люди» (1880), «Новая Медуза» (1882) и «Аполлон и Марсий» (1884). Теперь перед нами предстает зрелый мастер со своим кругом тем, с установившимся эстетическими принципами и полностью сложившейся поэтической техникой. Большая часть представленных здесь стихотворений представляет собой длинные баллады с готическими сюжетами; мы найдем и врача-изувера, который режет живое человеческое тело для познания тайн анатомии, и фанатика, приносящего в жертву собственного сына, и сестру милосердия-вампиршу, и загадочную красавицу, волосы которой ночью превращаются в змей. Все это написано с изяществом и блеском, но разделяет общую беду викторианской поэзии — чрезмерную склонность к велеречивому многословию.

Вторую группу стихотворений составляют драматические монологи, герои которых также близки к викторианской готике, а сам жанр несет отчетливую печать творчества Р. Браунинга (прежде всего, таких его монологов, как «Моя покойная герцогиня», «Фра Липпо Липпи» и «Андреа дель Сарто»). Однако Ли-Гамильтон далек от простого подражания. Форма его монологов изысканна, а в содержании отчетливо проявляется индивидуальность поэта, развивающего находки Браунинга в направлении, свойственном только ему. Яркое свидетельство тому — «Мандолина», приведенная в приложении.

Первое, что бросается в глаза, — это идентификация себя с аномальными персонажами, беззащитными перед необычными обстоятельствами или соблазнами. Идет ли повествование от первого лица или от третьего, признания героя всегда обретают силу исповеди. Автор с удивительной полнотой адсорбирует психическую природу своих героев, и эта эмпатия будет свойственна всей последующей поэзии Ли-Гамильтона.

Второе, что необходимо отметить — это эстетическая позиция, четко сформулированная в «Аполлоне и Марсии». Ли-Гамильтон не скрывает своей приверженности к буйным фригийским ладам Марсия, предпочитая их стройной, но зажатой канонами дорийской музыке Аполлона.

При этом ему совершенно чуждо ницшеанское противопоставление дионисийского начала аполлоническому. Речь идет только об эстетике, а не об отношению к миру, и на этом стоит остановиться подробнее. Судьба Ли-Гамильтона напоминает судьбу Гейне и Леопарди; нет сомнений, что при жизни сравнение с ними должно было набить ему оскомину. Между тем мировосприятие Ли-Гамильтона далеко от их мировосприятия, что прекрасно видно из его сонета, посвященного Леопарди (см. сонет 201).

Вильям Шарп, шотландский писатель, многолетний друг и корреспондент Ли-Гамильтона, писал: «Какое спокойствие в страдании, какое достоинство в боли, какой контроль над горечью! <…> По меньшей мере, в одном отношении Юджин Ли-Гамильтон и покойный Филип Бёрк Марстон должны быть упомянуты вместе: ибо два эти поэта, испытывавшие страдания и утраты на протяжении всей жизни, всегда оставались, используя старомодный оборот, джентльменами в своем горе»^[3].

Действительно, в Ли-Гамильтоне нет ни едкой желчности Гейне, ни всепоглощающего отчаяния Леопарди, ни мрачной воинственности Кардуччи, ни бунтарства и нравственного релятивизма «проклятых поэтов». Его отличает стоицизм, который только и приличествует джентльмену-викторианцу в подобных жизненных обстоятельствах. Среди постромантиков его ближайшие родственники — английские прерафаэлиты и французские парнасцы. При этом близость к прерафаэлитам просматривается яснее; поэзия Ли-Гамильтона лишена античной пластичности парнасцев, но полна живописной декоративности, свойственной прерафаэлитам. Забегая вперед, отметим, что Ли-Гамильтон, как и Д. Г. Россетти, склонен воздвигать «монументы моменту»: позже мы найдем у него немало сонетов-экфрасисов, что сразу напоминает о «Сонетах к картинам» Россетти. Вместе с тем искусство Ли-Гамильтона направлено на изображение драматических состояний человеческой души — цель, совпадающая с целью прерафаэлитов, во всяком случае, в начале пути их братства. И тем не менее, эстетическая платформа Ли-Гамильтона иная; он не приемлет идеализации средневековья в ущерб новому времени. Вероятно, в этом его основное несогласие с Россетти, о котором мы также узнаем из его сонетов и которое роднит его уже с парнасцами.

Содержание трех названных книг не исчерпывается балладами и монологами. Есть там и замечательные пейзажные зарисовки («На тосканской дороге»), и мастерские бытовые сцены («Празднество в Сиене»), и многое другое. Стихотворения, приведенные в приложении, дадут читателю представление о многогранности творчества Ли-Гамильтона.

Представлены там и немногочисленные еще сонеты. Сделаем небольшое отступление, прежде чем двигаться дальше. Общеизвестно, что сонет в Англии прижился в двух основных формах: «петраркианский», или итальянский (два катрена с рифмой abba abba и два терцета: cde cde или cdc dcd) и «шекспировский», или английский (abab cdcd efef gg). Принципиальное различие между этими формами в том, что итальянский сонет стремится избежать замыкающего двустишия; английский же, напротив, к нему тяготеет. В конце XVIII в., после долгого перерыва, в Англии возрождается интерес к сонетной форме, и в XIX в. сонеты пишутся сотнями. При этом викторианская поэзия, с ее стремлением к совершенству во всем, предпочитает классический итальянский сонет^[4]. В этом отношении Ли-Гамильтон — сын своего времени, которому было суждено отточить данную форму до совершенства.

В 1888 г. выходит его книга «Воображенные сонеты», представляющая собой цикл из ста драматических монологов исторических или литературных персон, облеченных в форму итальянского сонета. Сама по себе идея не нова. Так, в первой половине XIX в. увидели свет шесть томов «Воображенных бесед» В. С. Лэндора, содержавшие 150 диалогов между историческими деятелями всех времен и народов; в 1887 г. были изданы «Воображенные портреты» В. Г. Пейтера, оксфордского тьютора Дж. М. Хопкинса, ранее публиковавшиеся на страницах журналов. Но попытка — и успешная попытка! — уложить полноценный драматический монолог в 14 строк сонета была предпринята едва ли не впервые. Напрашивается аналогия со знаменитыми «Трофеями» Ж. М. Эредиа, которые были изданы несколько позже, в 1893 г. Но с нашей (возможно, пристрастной) точки зрения, «Воображенные сонеты» имеют преимущество перед «Трофеями» и по ширине исторического охвата, и по внутреннему драматизму, не уступая им в поэтическом мастерстве.

В 1891 г. Ли-Гамильтон издает пятиактную трагедию «Источник вечной юности», написанную белым стихом, а в 1894 г. выходит второй его сонетный цикл «Сонеты бескрылых часов». В нем вновь чуть более ста сонетов, разбитых на пять разделов; первый из них посвящен судьбе самого поэта. Английская критика, которая встретила «Воображенные сонеты» приветливо, но без особого восхищения, приняла этот цикл намного восторженнее. По всей вероятности, тут сыграли роль появление автора в качестве лирического героя и сочувствие к его страданиям. Как бы то ни было, по сей день именно «Сонеты бескрылых часов» в англоязычном мире считаются вершиной творчества Ли-Гамильтона. Каково будет мнение нашего читателя, покажет время.

Затем, как нам уже известно, последовало выздоровление поэта. Возвращение в мир, путешествия, женитьба — все это на время отвлекло Ли-Гамильтона от собственной поэзии, но позволило ему завершить перевод «Ада» Данте, выполненный терцинами и опубликованный в 1891 г. Вскоре после его свадьбы вышел в свет сборник стихов «Лесные заметки», написанный им совместно с супругой (1899). Большая часть вошедших туда стихотворений полны такого света и оптимизма, словно написаны другим человеком. В последующие годы Ли-Гамильтон переключается на прозу, он издает два романа: «Лорд темно-красной звезды» (1903) и «Роман об источнике» (1905). Только с трагической смертью любимой дочери в нем вновь просыпается поэт, — он пишет о ней сборник трогательных и мучительных стихотворений «Мимма Белла», изданный посмертно в 1908 г.

Таков был жизненный и творческий путь Юджина Ли-Гамильтона, до недавнего времени устойчиво числившегося в обойме «младших викторианцев». Однако в последние годы наметился явный пересмотр его места и роли в английской поэзии. В 2002 г. был издан сборник его избранных стихов с показательным подзаголовком «Заново открытый викторианский мастер»^[5]. Такой знаток викторианской поэзии, как Филип Хобсбаум, пишет, что «Сонеты бескрылых часов» сравнимы только с сонетами Джерарда Мэнли Хопкинса^[6], и отмечает мастерство драматических монологов Ли-Гамильтона^[7]; Джордж Макбет отводит Ли-Гамильтону место среди поэтов первого ряда, между М. Арнольдом и А. Хаусменом^[8]. Если это издание сонетов Ли-Гамильтона принесет ему симпатию и российского читателя, то трехлетняя работа переводчика над ними проделана не впустую.

Несколько технических замечаний в завершение. Научного и текстологического аппарата по Ли-Гамильтону пока нет; тексты переводились с прижизненных изданий. Нами добавлена сквозная нумерация сонетов для удобства ссылок в примечаниях. Комментирование стихотворений представляло собой немалую проблему, особенно это касается «Воображенных сонетов». Неоценимый вклад в разгадку многих сонетов внесли участники веб-форума «Век перевода», возглавляемого Евгением Витковским, за что переводчик выражает всем коллегам самую искреннюю благодарность. Несколько сонетов расшифровать нам не удалось; хочется верить, что эта публикация поспособствует дальнейшему изучению творчества поэта и прояснению немногочисленных темных мест. Все переводы (за вычетом двух стихотворений в приложении, переведенных Никитой Винокуровым и Андреем Кротковым) и комментарии выполнены автором этих строк, который несет полную ответственность за содержание книги, предлагаемой вашему вниманию.

Юрий Лукач

Воображенные сонеты
(1888)

В нижеследующих воображенных монологах, которые облечены в форму сонета, автор не пытался подражать ни стилю, ни языку того времени, к которому принадлежат соответствующие исторические или легендарные личности. Стиль — это собственный стиль автора, а язык — это язык его времени. Он заимствовал у Прошлого только некоторое количество психологических и драматических ситуаций, которые предоставили ему возможность положить руки на великую клавиатуру человеческих страстей, добра и зла. И если в этом сонетном театре масок более темные и более бурные страсти играют слишком заметную роль, то в этом вина не автора, но самих темных и бурных столетий.

Эми Тёртон

1. Вступительный сонет

Над бездною, где прошлого стремнины,

В водовороте пенных пузырей,

Швыряли и героев, и царей,

Как паводок расшвыривает льдины,

Мне виделись ужасные картины:

Тела, цепляясь за обломки рей,

Кружились все быстрее и быстрей

И погружались в темные пучины.

Их крик звучал отчаянно и глухо

Сквозь рев и свист, сквозь бушевавший шквал;

Был этот вопль терзанием для слуха,

И был жесток истории оскал —

Но стоны человеческого духа

Я слушал и в сонеты облекал.

2. Генрих I — морю (1120 г.)

О море, ты наследника сгубило,

Забрав того, кто жизнью был моей —

Так все возьми! Пусть будет для людей

И для земли единая могила.

Дабы неспешно чайка круг вершила

Над тишью утонувших площадей,

Дабы обжили косяки сельдей

Былых соборов нефы и стропила.

Увидит проплывающий купец

На колокольнях медную патину,

Зеленой тиной обнятый дворец —

И тихо скажет: «Англии кончину

Принес Господь, услышав, как отец

Рыдает по единственному сыну».

Генрих I (1068–1135) — младший сын Вильгельма I Завоевателя, король Англии, правивший в 1100–1135 гг. Захватил власть в обход законного наследника Роберта Нормандского, склонив на свою сторону английских баронов тем, что даровал им первую в Англии Хартию вольностей. Его единственный законный сын Вильгельм Аделин утонул вместе с тремястами англо-нормандскими аристократами во время гибели печально знаменитого «Белого корабля» 25 ноября 1120 г. в возрасте 17 лет. Легенда гласит, что Генрих после гибели наследника ни разу не улыбнулся. Результатом кораблекрушения был двадцатилетний период феодальных междоусобиц, который в Англии принято именовать «анархией».

3. Рожер Сицилийский — Азалаис (1140 г.)

Проходишь ты с молчаньем на устах,

Бесшумный шаг и грация тигрицы;

И часто я мечтаю, как в темницу

Тебя запру — и позабуду страх.

Порою вижу на хмельных пирах:

Зеленый огнь таят твои ресницы,

И мнится мне — ты в горло можешь впиться

И жадно рвать окровавленный прах.

Есть те — рассказов слышал я немало —

Кто у звериной сущности в плену,

Они ночами бродят одичало.

Коль это так — нисколько не прилгну:

Тебе в лесу ночном блуждать пристало,

Протяжным воем чествуя луну.

Датировка сонета, данная Ли-Гамильтоном, явно ошибочна, так как его героиня к 1140 г. была давно мертва.

Азалаис (Аделаида) Савонская (ок. 1072–1118) — третья жена Рожера I Сицилийского, мать Рожера II, была регентшей в годы несовершеннолетия сыновей (с 1101 по 1112 г.). Информация о ее правлении крайне скудна, однако известно, что Азалаис была умной и амбициозной женщиной, по слухам не брезговавшей отравлением неугодных ей лиц. Она с крайней жестокостью подавила мятеж нормандских баронов Сицилии и Калабрии, опираясь на греков и арабов.

Рожер II (ок. 1095–1154) — основатель и первый король Сицилийского королевства с 1130 г. После длительной борьбы с папством и баронами объединил под своей властью владения нормандцев в Сицилии и Южной Италии. Папа Иннокентий II был вынужден в 1139 г. признать его королем.

4. Манфред из Беневенто лекарю-сарацину (1155 г.)

Немало принял я, о лекарь мой,

Кровавых ванн по твоему указу.

Ты вылечил тлетворную проказу,

Но наградил меня иной чумой.

Найди рецепт и очи мне промой —

Багровым стало все, что видно глазу;

Рассвет подобен алому топазу,

А вечер полон киноварной тьмой.

И даже тень моя сбежала прочь,

Осталось петь, беглянку карауля,

И верить: лютня может мне помочь.

Мир в пелене порфирового тюля;

Мне жаль, что не распял тебя в ту ночь,

Когда зашла кровавая пилюля.

Беневенто — провинция в итальянском регионе Кампания. С 1077 по 1860 г. входила в состав папского владения. В 1155 г. Беневенто подвергалось безуспешной осаде войск Вильгельма Злого, сына Рожера II (см. прим. к сонету 3), вызванной тем, что папа Адриан IV отказался признать Вильгельма королем Сицилии.

Напрашивается предположение, что автор и здесь ошибся с датой, а героем стихотворения был Манфред (1231–1266), побочный сын императора Фридриха II, впоследствии король Сицилии (с 1258 г.). В пользу этой гипотезы говорят следующие факты: 1) Манфред завоевал сицилийскую корону, опираясь на войска сарацин; 2) он был поэтом и покровительствовал трубадурам; 3) он погиб в битве при Беневенто, сражаясь против армии Карла I Анжуйского; отлученный папой Иннокентием IV от церкви, Манфред был похоронен без церковных обрядов. Нам, однако, не удалось найти свидетельств того, что он был болен проказой.

…Кровавых ванн — мнение, что проказа может быть исцелена человеческой кровью, было широко распространено в средние века. По свидетельству очевидцев, таким лечением не брезговали ни светские правители, ни римские папы.

5. Королева Алиенора — Розамунде Клиффорд (1160 г.)

Ты — робкий агнец, что при каждом звуке

Дрожит всем телом, чувствуя напасть;

А я крадусь, испытывая власть

Любви к тебе, дрожа от сладкой муки.

Так тигр, скользящий вдоль речной излуки,

Следит трофей, облизывая пасть —

То не вражда, а трепетная страсть

По голубю тоскующей гадюки.

Я провожу тебя в последний путь,

Дивясь, как вьется прядка золотая,

Бескровных губ впивая красоту;

И руку положу тебе на грудь,

От мертвенного хлада обретая

На пальцах когти и клыки во рту.

Алиенора (Элеонора, Элинор) Аквитанская (ок. 1122–1204) — в период, которому посвящен этот сонет, была супругой короля Англии Генриха II Плантагенета.

Розамунда Клиффорд (до 1150 — ок. 1176) — возлюбленная Генриха II, считавшаяся самой красивой женщиной в стране. Она вошла в историю как «Прекрасная Розамунда».

Согласно легенде, Генрих опасаясь ревности Алиеноры, которая была на девять лет старше него, приказал построить для Розамунды тайное убежище в Вудстоке, окружив его садом в виде непроходимого лабиринта. Однако Алиенора узнала о тайной связи своего супруга и сумела выведать путь к центру лабиринта. Она нашла Розамунду и предложила той выбор — смерть от кинжала или яда. Розамунда предпочла яд.

Рассказ о том, что Алиенора отравила Розамунду Клиффорд, впервые появился во Французской хронике Лондона в XIV в. История о лабиринте в Вудстоке, прозванном «Будуаром Розамунды», стала популярна в эпоху царствования Елизаветы I. В действительности же Розамунда умерла своей смертью. Нам не известно, как и почему закончилась связь короля и его возлюбленной, но в 1176 г. Розамунда удалилась в монастырь Годстоу, где умерла и была похоронена рядом с алтарем. По приказу епископа Линкольна в 1191 г. тело было извлечено и перезахоронено, по-видимому, в доме собрания каноников. В годы правления Генриха VIII и его антиклерикальной кампании могила Розамунды была уничтожена. Считается, что лабиринт в Вудстокском замке действительно существовал, но его появление связано с именем жены Генриха III Элеоноры. В годы гражданской войны замок был разрушен, ныне на его месте находится знаменитый дворец Бленхейм.

6. Блондель — Ричарду Львиное Сердце (1194 г.)

Дубы и буки пересохшей глоткой

Пытал я, где ты? Мне в ответ листва

Шептала что-то, но ее слова

Развеялись бессмыслицей короткой.

«Дунай, скажи мне, за какой решеткой

Стенает сердце яростного льва?», —

Просил я тщетно. Волн его молва

Была непостижимой и нечеткой.

О Ричард, ты забыт в своей стране,

Но тот, кто любит, не угомонится;

Я будет петь в холодной тишине,

И голос мой проникнет сквозь бойницы,

Достигнет слуха узника — и мне

Однажды он ответит из темницы.

Ричард I Львиное Сердце (1157–1199) — английский король из династии Плантагенетов. Царствование Ричарда замечательно тем, что из десяти лет своего правления (с 1189 по 1199 г.) он провел в Англии только полгода, занятый Третьим крестовым походом (1190–1192), а затем войной с Францией (1194–1199). Находясь в крестовом походе и узнав, что его младший брат хочет завладеть английским престолом, Ричард заключил перемирие с Саладином и отплыл в Европу. На обратном пути буря занесла его корабль в Адриатическое море. Отсюда он поехал через Германию, переодевшись пилигримом, но дорогой был узнан и попал в руки своего злейшего врага, австрийского герцога Леопольда, который заключил Ричарда под стражу.

Блондель де Нель (ок. 1175 — ок. 1210) — знаменитый трувер, по-видимому, родом из Пикардии, от которого сохранилось 24 стихотворения. По преданию, он был любимцем Ричарда, его учителем в музыке и поэзии и спутником в крестовом походе. Когда в Англию перестали поступать известия о Ричарде, Блондель пустился на розыски пропавшего друга. После многих странствий он оказался в Австрии; здесь до него дошло, что недалеко от Вены в старом замке заключен какой-то знатный пленник. Распевая под стенами замков известную только ему и Ричарду песню, Блондель обнаружил, наконец, место заточения короля. Когда распространилось известие, что Ричард — австрийский пленник, Леопольд выдал Ричарда немецкому императору Генриху VI, и последний до тех пор держал английского короля в заключении, пока не получил за него богатый выкуп.

Источником этого предания является Реймсская хроника второй половины XIII в. В дальнейшем оно послужило сюжетом для неоконченного романа М.-Ж. де Валандон «Мрачная башня» и оперы А. Гретри «Ричард Львиное Сердце» (1784, либретто М. Седена).

7. Тангейзер — Венере (1207 г.)

Богиня, ты прекрасней рейнских дев,

Что рыбаков уводят без возврата,

Но песнь твоя могилою чревата,

Как Лорелеи сладостный напев.

Ты обликом затмила королев,

Твои уста заманчивее злата

И слаще губ, которые когда-то

Лобзал Гунтрам, от страсти опьянев.

О, как же зелень этих глаз бездонна —

Опаснее, чем горные озера,

Чем Рейна полноводного струя.

И все же я — прости меня, Мадонна —

Кидаюсь в омут гибельного взора.

Владычица, я твой, а ты моя!

Тангейзер — миннезингер XIII в., жизнь и личность которого стали темой для германских народных сказаний. Исторически достоверный Тангейзер родился в начале XIII в. и умер ранее 1273 г. (до воцарения Рудольфа Габсбурга). По-видимому, он происходил из австрийско-баварского дома баронов Тангузенов; вместе с императором Фридрихом II в 1228 г. участвовал в крестовом походе.

Народная фантазия приурочила Тангейзера к преданиям о горе Герзельберг, расположенной неподалеку от Вартбурга, в Тюрингервальде. Эта гора считалась входом в чистилище и обиталищем прекрасной германской богини Гольды или античной богини Венеры; в ее пещере исчезает, по народному поверью, ночной поезд «дикой охоты», предводительствуемый Гольдою. Сущность южногерманского предания о Тангейзере такова. Однажды, идя в Вартбург на состязание певцов, он увидел у Герзельберга богиню Венеру, которая завлекла его к себе в грот; там он пробыл семь лет в забавах и развлечениях. Боязнь, что он погубил свою душу, побудила его расстаться с богиней и искать отпущения грехов в Риме, у папы Урбана. Папа с негодованием отказал в этой просьбе, сказав, что скорее его папский посох даст свежие побеги, чем Бог простит такого великого грешника. Тангейзер с горя вернулся к Венере в Герзельберг. Тем временем посох пустил побеги, и папа велел отыскать прощенного Богом грешника — но его уже не могли найти. Тангейзер должен остаться в Герзельберге до Страшного Суда, когда Господь окончательно решит его участь. Ко входу в пещеру приставлен добрый гений германских сказаний, «верный Эккарт», никого в нее не допускающий.

Лорелея — одна из дев Рейна, которые прекрасным пением заманивали мореплавателей на скалы.

Гунтрам — герой рейнского сказания «Фалкенбург», известного в России по стихотворению В. А. Жуковского «Эллена и Гунтрам».

8. Венера — Тангейзеру (1207 г.)

Ты — благодатный свет в густом бору,

Ты — песнь ручья и гуд лесного роя,

Ты — аромат волшебного настоя,

Что горной миррой реет на ветру.

Для силы этой слов не подберу,

Она сродни могуществу прибоя;

Звучит твой голос, сердце беспокоя,

Как звон цикад в апреле поутру.

Адонис нес мне томные услады,

Дышал лимонным запахом аллей,

Журчал волной у берегов Эллады;

Но твой напев, как яростный Борей,

Дыханьем пряным северной баллады

С престола смел его в душе моей.

См. прим. к предыдущему сонету.

Адонис — прекрасный юноша, сын царя Кинира, возлюбленный Афродиты. Убит на охоте разъяренным вепрем и после смерти превращен богиней в цветок анемон, ставший его символом.

9. Эццелино — Люциферу (1250 г.)

Звериный вой тревожил тишину

На берегах чернеющего пруда,

Зловоние сочилось из-под спуда,

И ведьмы восславляли сатану;

В ту ночь, покинув адскую страну,

Ты к матери моей пришел для блуда,

И жадно плоть ее терзал, покуда

Голодный день не поглотил луну.

О Люцифер, страданий господин,

Доволен ли ты в пекельной юдоли

Тем, что свершил твой падуанский сын?

Достаточно ли я содеял зла,

Мир наполняя выкриками боли,

Тираня души и казня тела?

Эццелино да Романо (1194–1259) — глава гибеллинов в Северной Италии, талантливый полководец и правая рука императора Священной Римской империи Фридриха II. Нанесенными им ударами была заметно расшатана гвельфская лига ломбардских городов, подготовлена решительная победа Фридриха над гвельфами при Кортенуова (1237). Владения Эццелино в конце концов простирались от границ Милана до Адриатики и от Альп до Феррары. Он чуть не захватил Мантую, пошел на завоевание Милана, но в сражении при Кассано был ранен и попал в руки неприятеля (1259). Не желая терпеть плена и ожидая расправы, Эццелино отказался от пищи, сорвал перевязки, наложенные на его раны, и так покончил с собой, оставаясь до последней минуты полным несокрушимой энергии.

Злодейства Эццелино превосходят всякую вероятность, даже если снять с их описаний краски преувеличения. Народное творчество начало работать над образом Эццелино тотчас же после его смерти, слагая легенды о том, что его породило на свет семя Сатаны. О нем появилась целая литература, начиная с рассказов современников и кончая трагедией А. Муссато «Эццеринус». Эццелино отличался нечестием, доходившим до кощунства; это побудило папу Александра IV проповедовать против него крестовый поход (1255), а верующих совершить подвиги покаяния для искупления страны от его грехов (1260). Позднее Ли-Гамильтон написал об Эццелино роман «Лорд темно-красной звезды» (1903).

Гвельфы и гибеллины — политические партии в Италии XII–XV вв., возникшие в связи с попытками императоров Священной Римской империи утвердить свое господство на Апеннинском полуострове. Гибеллины, получившие наименование от Вайблингена — родового замка германской династии Штауфенов, объединяли сторонников императора. Гвельфы, получившие название от Вельфов, герцогов Баварии и Саксонии, соперников Штауфенов, объединяли противников империи, знаменем которых был римский папа. Ослабление политической роли империи и папства в XV в. привело к затуханию борьбы гвельфов и гибеллинов.

10. Фарината дельи Уберти — покореной Флоренции (1260 г.)

Сегодня по тебе пройдет лемех,

И сгинешь ты под лезвиями плуга,

И станет мирной пустошью округа,

Похоронив твой неискупный грех.

И ты исчезнешь, изумляя всех

В Италии от севера до юга:

Здесь будет луг, где вьет гнездо пичуга

И желтый колос зреет без помех.

Бесовский град, гнездовье скорпионье!

Но все же, все же… Тут я был рожден…

Меня тошнит от твоего зловонья,

Но смертный меч не выну из ножон —

Живи, молись и вспоминай спросонья,

Что ты моим приказом сбережен.

Фарината дельи Уберти (1212–1264) — глава флорентийских гибеллинов (см. прим. к сонету 9). Во время сражений между гвельфами и гибеллинами Флоренция несколько раз переходила из рук в руки. После победы близ замка Монтаперти на реке Арбии (1260) вожди тосканских гибеллинов потребовали стереть Флоренцию с лица земли. Этого не допустил Фарината, заявив, что он сначала флорентиец, а лишь затем гибеллин, и что он один против всех с мечом в руке выступит на защиту родного города. В результате гибеллины ограничились разрушением жилищ гвельфских лидеров, снеся 103 дворца, 580 домов и 85 башен.

В 1266 г., когда Манфред пал при Беневенто (см. сонет 4), усилившиеся гвельфы вернулись. Они прибегли к покровительству Карла I Анжуйского, и когда тот выслал им в помощь военную силу, гибеллины в ночь на пасху 1267 г. навсегда покинули Флоренцию. Особенно сурово отнеслась гвельфская Флоренция к роду Уберти. На месте их срытых домов была устроена площадь; амнистия, предоставлявшаяся другим изгнанникам, никогда на них не распространялась, а те Уберти, которые попадали в руки гвельфов, платились жизнью. Наконец, в 1283 г. суд инквизиции посмертно осудил «подражателя Эпикура» Фаринату как еретика.

Данте, чьи предки были гвельфами, в своей «Божественной комедии» помещает Фаринату в шестой круг Ада, описывая его так:

А он, чело и грудь вздымая властно,

Казалось, Ад с презреньем озирал.

(«Ад», песнь 10. Перевод М. Л. Лозинского.)

11. Дона Бела — Данте (1265 г.)

В ту ночь, когда тебя я родила,

Привиделся мне очень странный сон:

Слетел с небес орел, и поднял он

Меня над бездной адского котла.

Кипела сера и лилась смола,

И свет холодный бил со всех сторон,

И слышала я жалобы и стон,

И волнам боли не было числа.

Потом орел вознес меня туда,

Где Божьей Славы пламенный алмаз

Сияет, словно горняя звезда,

И чудных гимнов звук меня потряс —

Я продолжала слышать их, когда

Родился ты и прожил первый час.

Донна Белла — мать Данте Алигьери (1265–1321), о которой не сохранилось никаких сведений. Достоверно известно лишь то, что Данте родился во Флоренции в конце мая 1265 г. и был крещен там в церкви св. Джованни.

12. Франческа да Римини — Паоло Малатесте (1270 г.)

Жила я пташкой в сладостном плену,

Твой поцелуй пронзил меня ожогом,

И если страсти будет смерть итогом,

Я за нее тебя не упрекну.

Две наши жизни сплетены в одну.

Заклеймены, повинные во многом,

Мы и людьми, и хмурящимся Богом —

И вместе опускаемся ко дну.

Любовь моя, мы встретимся в аду,

Я в грозном вихре закружусь с тобою!

Так птицы, ураганом на беду

Влекомы, изнуренные борьбою,

Туда, где дух летящий платит мзду

Безжалостному ветру-кнутобою.

Франческа да Римини (ок. 1255 — ок. 1285) — дочь Гвидо да Полента, властителя Равенны и Червии. Рука красавицы Франчески была обещана ее отцом Джанчотто Малатесте, старшему сыну владетельного князя города Римини как залог примирения между их фамилиями, издавна враждовавшими между собой. Гвидо не рассчитывал на согласие дочери стать супругой безобразного наружностью и свирепого нравом Джанчотто, а брак был необходим для его политических видов, поэтому он прибег к хитрости: решено было временно подменить жениха и послать для сватовства и выполнения свадебного обряда младшего брата Джанчотто — Паоло, блиставшего красотой, талантами и образованием. В сердце Франчески зажглась пылкая страсть к Паоло; не подозревая коварства, она отдала ему свою руку, была обвенчана и отправилась с ним в Римини. Только утром, последовавшим за первой брачной ночью, раскрылся обман, когда она, проснувшись, увидела рядом с собой на супружеском ложе отвратительную фигуру Джанчотто, ставшего ее мужем под покровом темноты. Оскорбленная Франческа решила отомстить изменой: она отдалась Паоло, который не мог устоять перед ее красотой. Влюбленные виделись в отсутствие мужа; их выдал слуга, подсмотревший их свидания. Предупрежденный Джанчотто ворвался в комнату Франчески, где и застал любовников. Она погибла первой, пронзенная кинжалом мужа, когда хотела телом своим защитить возлюбленного. Та же судьба постигла и Паоло.

Этот кровавый эпизод послужил темой для одной из самых проникновенных сцен в великом произведении Данте. Поэт повествует, как он встретил в том круге Ада, где мучатся любившие плотской, преступной страстью, несущуюся в общем вихре обнявшуюся «чету теней». Данте мог хорошо знать скорбную драму, так как племянник Франчески, Гвидо V да Полента, был его другом и покровителем. После Данте судьба Франчески сделалась любимой темой для многих писателей. К ней обращались С. Пеллико, Л. Уланд, П. Гейзе, Г. д’Аннунцио. Она же составляет сюжет опер А. Тома, Дж. Россини, С. В. Рахманинова и др. композиторов.

13. Пия деи Толомеи — любви и смерти (1295 г.)

Синюшные, как губы мертвеца,

Виднеются холмы за поворотом,

И марево струится над болотом,

Как призрак, ждущий моего конца.

Полдневный жар весомее свинца,

И леденеет тело под капотом,

И лютик едкий с вянущим осотом

Сплетаю я для смертного венца.

Любовь, была ты сладостна вначале;

Теперь в Маремме, посреди болот,

Молю тебя, Монархиня печали:

Пусть Смерть ко мне опустится с высот

И унесет в безведомые дали,

Где янтарем окрашен небосвод!

Пия деи Толомеи — знатная итальянка, жившая в XIII в., о судьбе которой повествуется в «Божественной комедии» Данте. Мы узнаем, что она родилась в Сьене, вышла замуж и была убита мужем в одном из его замков в Сьенской Маремме, то ли из ревности, то ли для того, чтобы жениться на другой. Вот как она говорит о себе у Данте:

Когда ты возвратишься в мир земной

И тягости забудешь путевые, —

Сказала третья тень вослед второй, —

То вспомни также обо мне, о Пии!

Я в Сьене жизнь, в Маремме смерть нашла,

Как знает тот, кому во дни былые

Я, обручаясь, руку отдала.

(«Чистилище», песнь 5. Перевод М. Л. Лозинского.)

Современные комментаторы считают, что мужем Пии был Нелло деи Панноккьески (ок. 1270–1328), подеста Вольтерры и Лукки. Ему принадлежал Каменный замок в Маремме, где он некоторое время держал свою жену узницей, а в 1297 г. убил ее, выбросив из окна. К образу Пии деи Толомеи многократно обращались и литераторы, и композиторы, и кинорежиссеры. Наиболее знаменита опера Г. Доницетти (1837).

14. Жак де Моле — мертвым тамплиерам (1314 г.)

Восстаньте из гробов на братский зов,

Военный строй равняя, тамплиеры!

Покиньте ваши смертные пещеры,

Блистая сталью темною клинков.

Вы в Аскалоне мчались на врагов

Быстрей самума, яростней пантеры.

Пусть призрачные двинутся галеры

От Родоса и тирских берегов!

Коль мертвые не встанут рядом с нами,

То и Господня не поможет рать,

И сгинуть нам без чаянья и веры.

Спешите, ноги братьев лижет пламя!

Ужели нам в позоре умирать?

Пора, пора! Вставайте, тамплиеры!

Тамплиеры или храмовники — духовно-рыцарский орден, основанный в XII в. Военная деятельность ордена, ставившего себе задачей упрочить положение основанных на Востоке христианских государств, получила преобладание над монашеской. Во главе ордена стоял гроссмейстер, имевший резиденцию в Иерусалиме и избиравшийся рыцарями из их же среды. Неудачи крестовых походов отразились на судьбе тамплиеров. С утратой христианами Святой Земли исчезли задачи, которые вызвали орден к жизни; он подвергся процессу внутреннего разложения, закончившегося упразднением его в силу буллы папы Климента V (1312), признавшего тамплиеров еретиками. При Филиппе IV Красивом, с завистью смотревшем на богатство и могущество ордена, против тамплиеров возбужден был инквизиционный процесс по обвинению их в отрицании Христа, идолопоклонстве и дурных нравах.

Жак (Яков-Бернар) де Моле — последний великий магистр ордена тамплиеров (с 1293 г.), родился в середине XIII в. в Бургундии. Когда он на Кипре готовился к войне с сарацинами, папа Климент V в 1306 г. велел ему прибыть во Францию. Он повиновался и поселился в Париже. Де Моле был арестован по приказу Филиппа Красивого вместе со всеми жившими во Франции тамплиерами ночью 13 октября 1307 г., принужден пыткой к признанию за собою и орденом разнообразных преступлений и приговорен к вечному заточению. Когда же он отрекся от своих признаний как вымышленных, его сожгли 18 марта 1314 г. в Париже на медленном огне. Согласно Жоффруа Парижскому, перед смертью он проклял короля Филиппа, его советника Гийома де Ногарэ и папу Климента V: «Папа Климент! Король Филипп! Гийом де Ногарэ! Не пройдет и года, как я призову вас на Суд Божий! Проклинаю вас! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена..». Климент V скоропостижно скончался спустя месяц, де Ногарэ умер через месяц после папы, Филипп IV — 29 ноября. По поводу причин их смерти до настоящего времени существуют различные версии, от естественных до оккультных.

15. Риенцо — капитолийской волчице (1320 г.)

Брожу меж обветшалыми дворцами,

Топчу брусчатку с палою листвой,

Доносит ветер сиротливый вой

Кормилицы с железными сосцами.

Великий Рим, построенный отцами,

Лежит в обломках и порос травой;

И мнится мне — как грозный часовой,

Доспешный ликтор встал над мертвецами.

Кормилица, зовет к себе щенка

Твое любви исполненное лоно,

Но лишь луна глазеет свысока

На эти арки, где во время оно

Толпа встречала криками войска

И грезила триумфом Сципиона!

Кола ди Риенцо (Никола ди Лоренцо Габрини, 1313–1354) — итальянский политический деятель, родился в семье кабатчика, по профессии нотариус. С 1334 г. жил в Риме, с 1343 г. активно участвовал в политической жизни, публично обличая семейство Колонна, фактически правившего Римом. Восстание пополанов в мае 1347 г. привело к установлению республики, Риенцо был провозглашен народным трибуном. Но он не удовольствовался достигнутым успехом и задумал объединить всю Италию. При поддержке папы Иннокентия VI и опираясь на кондотьеров, он повышал налоги, конфисковал имущество граждан, проявив себя заурядным тираном и возбудив всеобщую ненависть. 8 октября 1354 г. вспыхнуло восстание под руководством семей Колонна и Савелли. Риенцо бежал с Капитолия, но был узнан, схвачен и варварски умерщвлен; обезображенный труп его чернь влачила по всему городу, затем сожгла, а пепел рассеяла по ветру. Жизнь Риенцо послужила сюжетом Э. Бульверу-Литтону для романа, Ю. Мозену — для драмы, Р. Вагнеру — для оперы. Бронзовая статуя Риенцо, работы Мазини, поставлена в 1887 г. на насыпи, ведущей к Капитолию.

Публий Корнелий Сципион (ок. 235–183 до н. э.) — великий римский полководец. За военные действия на территории Африки против карфагенян получил почетное прозвище «Африканский».

Капитолийская волчица — этрусская бронзовая скульптура, датируемая V в. до н. э. и с античных времен хранящаяся в Риме. Изображает волчицу, вскармливающую молоком двоих младенцев — Ромула и Рема, легендарных братьев-основателей города. Считается, что волк был тотемом сабинов и этрусков, а статуя перенесена в Рим в знак слияния римлян с этими народами. В последние годы возникли сомнения в древности скульптуры, так как в процессе реставрации (2006) выяснилось, что она отлита целиком. В античности же большие статуи делали по частям, а потом сваривали. Поэтому некоторые специалисты считают, что скульптура волчицы не могла быть сделана раньше VIII–X вв.

16. Лаура — Петрарке (1345 г.)

Мой милый флорентинец у окна

Сидит, за мной украдкой наблюдая;

На потолок ложится тень густая,

По небу мирно катится луна.

Вся жизнь моя супружеством полна:

Любезный муж, детей любовь святая —

Так теплота струится золотая

Над нивою пшеничного зерна.

Но всем желанно продолженье лета,

И, право, насладиться не грешно

Сияньем искрометного сонета —

Мой милый флорентинец, на зерно

Пролей потоки нежности и света,

Хотя теплом обласкано оно.

Неразделенная любовь к Лауре составила главный источник поэзии Франческо Петрарки (1304–1374). Вопрос о том, была ли петрарковская Лаура реальной личностью, окончательно не решен, но из нескольких исторических Лаур, предлагаемых в кандидатки, наиболее распространенным является ее отождествление с дамой из семьи де Нов. Лаура (Лор) де Нов (1308–1348) была достойной супругой графа Гуго II де Сада, имела большую семью и рано умерла.

17. Педро Португальский — Инесе де Кастро (1356 г.)

Инеса, слышишь ты из-под земли:

Колокола звенят над всей страною?

Покинь же склеп и стань моей женою —

Я ныне боговенчан в короли.

Приди, мои печали утоли,

Цветок, убитый стужей ледяною;

Вставай — запахло в воздухе весною,

Пусть смерть и холод злобствуют вдали!

На белый лоб я возложу корону,

Чье золото волос твоих скромней,

И у подножья царственного трона

Я светозарной россыпью камней

Украшу мел бестрепетного лона,

Прочь изгоняя сонмище теней.

Педро I Справедливый (Правосудный) (1320–1367) — король Португалии, сын Альфонса IV Кастильского. Девятнадцати лет он женился на Констанции Кастильской, но вскоре полюбил красавицу-фрейлину Инесу де Кастро (1325–1355). В 1345 г. Констанция умерла, и Педро свободно жил с Инесой, с которой тайно обвенчался в 1354 г. У Педро был законный наследник Фернандо от Констанции, а также четверо незаконнорожденных детей от Инесы. Король и его приближенные опасались, что один из сыновей Инесы в будущем сможет оспаривать права Фернандо на престол и тем самым спровоцировать гражданскую войну. В отсутствие Педро Инеса с одобрения Альфонса IV была убита. Педро был в ужасном горе; началась война между ним и Альфонсом, скоро, впрочем, закончившаяся миром. В 1357 г. Педро, после смерти Альфонса, вступил на престол. Убийцы Инесы бежали в Кастилию, но были выданы и преданы мучительной казни. В июне 1360 г. Педро торжественно объявил, что с разрешения папы был обвенчан с Инесой де Кастро, приказал вынуть из могилы ее тело, облечь его в царские одеяния, надеть корону, посадить на трон и оказывать королевские почести. В 1361 г. тело торжественно похоронили в царской гробнице в монастыре Алкобаса, над которой воздвигли великолепный памятник из белого мрамора, изображавший Инесу де Кастро с короной на голове. Согласно завещанию, Педро был похоронен рядом со своей возлюбленной. История несчастной Инесы де Кастро неоднократно служила темой для литературы. Наиболее известен трогательный эпизод об Инесе в «Лузиадах» Л. Камоэнса.

18. Жана Буржская — своему господину (1370 г.)

О ты, к кому возносятся призывы

И дикий крик коснеющих во зле,

Когда в грязи крадется по земле

Лепрозный свет луны неторопливо;

Ты, кто мне дал умение глумливо

Под хохот бури мчаться на метле,

Чтоб колокол со звонницы во мгле

Сорвать и бросить на пустые нивы —

Приди ко мне, когда в ночи дремучей

Черчу я чародейские круги

И жир топлю — покойницкий, тягучий;

Летучей мышью из кромешной мги

Явись, и жгучей ласкою измучай,

И на рассвете крысой убеги.

Из текста ясно, что речь идет о ведьме, обращающейся к дьяволу, но сведений о Жанне Буржской нам найти не удалось. В списках ведьм, казненных в XIV в., ее имени нет. Возможно, имеется в виду героиня какого-то литературного произведения.

Бурж — город и порт в Центральной Франции при слиянии рек Эрен и Орон, центр исторической области Берри.

19. Король Кипра — своей королеве (1399 г.)

Твоя краса напала на меня

И, словно ястреб, душу закогтила,

И вознесла любви благая сила

Меня к истокам горнего огня.

Внизу осталась жалкая возня,

Там суетятся карлики уныло,

А мы парим с тобою, легкокрылы,

Две наших чистых сути единя.

Приходит ночь. И дарит щедро тьма

Нам россыпь звезд, и кажется волшбою

Багровых метеоров кутерьма;

Мы ввысь и ввысь летим, без перебоя —

От новых солнц и лун схожу с ума,

И, ослепленный, полон я тобою.

С 1398 г. королем Кипра был Янус II Кипрский или Жан II де Лузиньян (1375–1432). В 1400 г. он женился на Англезии Висконти (1377–1439), дочери герцога Миланского, Бернабо Висконти, и Беатриче делла Скала. Брак имел политическую подоплеку; двоюродный брат Януса Пьер II де Лузиньян был женат на Валентине Висконти, сестре Англезии, и оба брака были направлены на стабилизацию отношений между Кипром и Италией. В 1407 г. Янус начал дело о разводе со своей супругой, возможно, из-за ее бесплодия, и в 1409 г. получил развод. После этого он в 1411 г. вступил в повторный брак с Шарлоттой де Бурбон, которая родила ему шестерых детей; кроме того, у Януса было трое внебрачных потомков.

История Януса и Англезии мало напоминает пылкий роман, поэтому у нас возникло предположение, что Ли-Гамильтон вновь ошибся датой и речь идет об отце Януса, Якове I Кипрском или Жаке I де Лузиньяне (1334–1398). Яков женился на своей кузине Эльвис (Элизе) Брауншвейг-Грубенхагенской из дома Вельфов (1353–1421) в 1365 г., когда невесте было 12 лет. В течении девяти лет Жак пребывал заложником в Генуе вместе с женой. У них было двенадцать детей, многие из которых родились во время генуэзского пленения.

20. Герцог Миланский — теням и звукам (1430 г.)

Откуда этот липкий саван страха?

Я чувствую, как в воздухе вокруг

Моей гортани вьются стаи рук,

А грудь щекочет острая наваха.

Надежны стены замка, и рубаха

Кольчугу прячет, но малейший звук —

И сразу же язвит меня испуг

Ожогом ядовитого сумаха.

От пищи отказаться был бы рад,

Но телу я противиться не в силах —

И в каждом ястве ожидаю яд!

Чудовища таятся на стропилах,

Под ветром шторы грозно шелестят…

Прочь, тени! Кровь от страха стынет в жилах!

Филиппо Мария Висконти (1391–1447) — герцог Миланский с 1402 г. Вследствие родовой травмы был уродлив и чудовищно тучен, отличался жестоким и параноидальным нравом. По причине слабых от природы ног, не способных удерживать огромное тело герцога, пажам приходилось носить его на руках. Филиппо отличался маниакальной подозрительностью. Во время грозы он укрывался в звуконепроницаемой комнате. При виде любого оружия он приходил в ужас и вопил от страха, если на глаза ему попадался меч, не вложенный в ножны. Филиппо подозревал всякого, кто приближался к окну во время аудиенции, в стремлении подать предательский сигнал кому-то стоящему внизу. В результате, по знаку Висконти, стражник закалывал несчастного ножом. В 1418 г. Филиппо казнил свою первую супругу Беатрису, обвинив ее в супружеской измене, но истинной причиной казни был интерес Беатрисы к государственным делам.

21. Голос — Карлу VII (1431 г.)

В груди твоей — не сердце, а кусок

Гранита, нечувствительного к боли.

Ты куклой восседаешь на престоле

И столь же бессловесен и жесток.

Посланницу к тебе направил Бог,

В стальной броне и мужеском камзоле —

Она спасла тебя от жалкой доли,

А ты в несчастье деве не помог.

Не устрашил тебя земной костер,

Безжалостно глумившийся над нею,

Неправый исполняя приговор.

Но, факелом во мраке пламенея,

Тебя он сыщет средь геенских нор

И вечно будет жалить, словно змеи!

Карл VII Французский (1403–1461) — король Франции с 1422 г. В 1423 г. он был разбит англичанами при Креване, в 1424 г. при Вернейле и должен был очистить Шампань, а на следующий год и Мэн. В 1427 г. англичане дошли до Луары и осадили Орлеан; Карл готовился бежать в Дофине. В эту критическую минуту явилась Жанна Д’Арк. В мае 1429 г. она освободила Орлеан; англичане отступили к Парижу. Малочисленное французское войско, ядро которого составляли шотландские стрелки, разбило под предводительством Жанны англичан при Пате и взяло Реймс. 17 июня Карл был там торжественно коронован. После неудачной попытки взять Париж Карл удалился в сопровождении своих фаворитов в Шинон и ничего не предпринял для спасения Жанны, когда она была взята в плен англичанами. Но казнь Орлеанской девы не помогла англичанам: национальное чувство, ею пробужденное, уже не могло быть подавлено. В 1436 г. Париж открыл ворота французам; английский гарнизон должен был сдаться. Король лично участвовал во взятии Монтеро и в ноябре 1436 г. совершил торжественный въезд в столицу. Затем французы понемногу отняли у англичан все крепости (за исключением Кале) и окончательно уничтожили английское могущество во Франции в битве при Кастильоне 17 июня 1452 г. Столетняя война закончилась, таким образом, без формального заключения мира. Конец правления Карла прошел благополучно, однако рассказывали, что король уморил себя голодом, опасаясь отравы.

22. Карманьола — Венецианской республике (1432 г.)

Я к смерти Десятью приговорен

И к ней готов! Но знайте — перед взором

Грядущее предстало, о котором

Мне рассказал мой погребальный звон.

И вижу я сквозь пелену времен,

Как в будущем — возможно, что нескором —

Царица моря в слабосильи хвором

Почувствует, что зашатался трон.

Потом настанет день, и с лязгом стали

Жестокий враг появится в дверях,

И вот тогда-то, в этом самом зале

Придет ее черед изведать страх —

И голосить Венеции в печали,

Держа обломки скипетра в руках.

Франческо Буссоне да Карманьола (1390–1432) — талантливый кондотьер, служивший сначала Милану, а потом враждебной Милану Венеции. В 1431 г. он при нападении на миланцев у Сопчино был отбит войсками Франческо Сфорцы; затем продолжал войну довольно вяло и был отозван в Венецию, где предан суду и казнен, якобы за измену. Его судьба описана в романе английской писательницы Маргарет Олифант «Создатели Венеции» (1887).

Кондотьеры — так в XIV–XV вв. назывались в Италии предводители наемных дружин. Возникновению кондотьерства в Италии особенно благоприятствовало то, что власть в итальянских республиках захватывалась тиранами (Скала, Висконти и др.), которые, нуждаясь в преданном войске, привлекали на свою службу иностранных, преимущественно немецких, наемников.

Десять — Совет десяти, высший судебный и карательный орган Венецианской Республики, в ведении которого находились шпионаж, допросы и тюрьмы. Был учрежден в 1310 г. и имел неограниченную власть вплоть до XVII в. См. также прим. к сонету 96.

23. Хулиан Маласпада — лже-Иполиту (1450 г.)

Ответь, живая тайна, кто же ты?

Поверить ли мне этому дублету?

Все вглядываюсь, став поближе к свету,

Его в тебе иль не его черты.

Но если рок вложил в мои персты

Взамен утраты новую монету,

Зачем же я верчу монетку эту,

Ища отличий тайные следы?

Да, но когда начинка в ней не та;

Когда, сусальным золотом желтея,

Она деньгам законным не чета?

Что, если дух убийцы и злодея

Собой скрывает эта красота?

Смотрю в его глаза — и холодею.

Персонажей этого сонета нам идентифицировать не удалось.

24. Элинор Брэкен — Маргарет Грэй (1460 г.)

Пусть каждая игла, что ныне я

Воткну в твою фигурку восковую,

Наносит телу рану ножевую,

Чтоб ты под пыткой билась, вопия.

Ты будешь жить и мучиться, змея,

Покуда я над куклою волхвую;

Душа полна злорадством, торжествуя,

Как медом сладким сотов ячея.

Твоей красы хваленой век сочтен,

Как лунной ночи летом срок недолог,

И ты умрешь, издав тоскливый стон;

В твоей крови бушует едкий щелок

И в каждой вене плещет Флегетон;

Мне грудь твоя — подушка для иголок.

Персонажи этого сонета также не установлены.

Флегетон — в древнегреческой мифологии одна из рек подземного царства. Платон в диалоге «Федон» сообщает, что в этой реке (которую он называет Пирифлегетоном, т. е. «огненной рекой») пребывают души умерших, совершивших при жизни убийство кровного родственника, до тех пор, пока искупят свои грехи. У Данте в «Божественной комедии» Флегетон — это третья река Ада после Ахерона и Стикса. В этой реке, наполненной кипящей кровью, терпят вечные муки убийцы.

25. Леонардо да Винчи о своих змеях (1480 г.)

Люблю смотреть, как их живая груда

Стекает на пол, словно соки Зла;

Окраска их черна, потом бела,

Вот синь волны, вот зелень изумруда.

Для зыби их не создана запруда,

Ей место — океан, где правит мгла;

Бесшумны эти гибкие тела,

Непостижимы, словно сущность чуда.

Мне видится: как свет луны бледна,

Медузы голова ослепшим оком

Встречает смерть, мечом отсечена;

И змей клубок в борении жестоком,

Уже понявших, что мертва она,

С висков скользит извилистым потоком.

Леонардо да Винчи (1452–1519) в этом сонете собирается писать картину «Голова Медузы», которая до наших дней не дошла. Дж. Вазари в «Жизнеописании наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» пишет о ней следующее: «Взбрело ему на мысль написать масляными красками голову Медузы с клубком змей вместо прядей волос — самая странная и причудливая выдумка, какую только можно себе представить. Но так как подобное произведение требует времени, то оно осталось, как это было почти со всеми его вещами, незаконченным». В галерее Уффици есть картина «Голова Медузы», которая в старые времена считалась работой Леонардо и получила поэтому широкую известность. Эта атрибуция давно опровергнута, однако допустимо предположение, что названная работа является или копией с исчезнувшего подлинника Леонардо, или подражанием ему, так что представление о характере картины, описанной Вазари, она дает. См. также сонет 143.

Медуза — одна из трех Горгон, дочерей царя морских чудовищ Форкиса. Две старшие сестры ее были бессмертны, а Медуза — смертна. Горгоны, по преданию, представляли собой крылатых чудовищ, с медными когтями и звериными ушами. На головах у них вместо волос росли ядовитые змеи. Если кому-нибудь случалось взглянуть на Горгону, он превращался в камень. Голову Медузе отрубил Персей, алмазным мечом, который дал ему Гермес. Когда Персей сражался с Медузой, он глядел в полированную поверхность медного щита. Из капель крови Медузы, упавших на землю, возник крылатый конь Пегас. После битвы Персей подарил отрубленную голову Медузы Афине, которая прикрепила ее к своему щиту.

26. Ла Балю — Людовику XI (1480 г.)

Ну, прояви же милость, наконец,

И выпусти — наказан я с лихвою —

Есть Царь царей у нас над головою,

Он нам судья, свидетель и истец.

Мне клетка искалечила крестец,

На четвереньках жалким зверем вою…

Ты ляжешь под обузой плитовою,

Надеясь, что спасет тебя Творец.

Но нет! Тебе готова западня,

А мне Господня суждена награда:

Он в стаю выжлиц превратит меня,

Чтоб день и ночь я на равнинах Ада

Рычал, тебя перед собой гоня,

И вечно рвал, не ведая пощады!

Людовик XI (1423–1483) — король Франции с 1461 г., из династии Валуа. Его правление ознаменовано политическими интригами не самого благовидного рода, целью которых было объединение раздробленной Франции и ликвидация самостоятельности крупных феодалов. В этом королю сопутствовала удача более, чем его предшественникам: он считается основателем абсолютной монархии во Франции. При этом Людовик был одним из образованнейших людей своего времени, покровительствовал наукам и искусствам, реорганизовал медицинский факультет в Парижском университете, основал типографию в Сорбонне, поощрял торговлю и промышленность, восстановил древнее учреждение Римской империи — почту. Набожный, жестокий, скупой и осторожный, Людовик был яркой личностью и охотно изображался историческими романистами (В. Скотт, В. Гюго и др.).

Жан Балю (1421–1491), более известный как Жан Ла Балю — французский кардинал. Он был епископом сначала в Эврэ, затем в Атокере, и пользовался особым расположением Людовика XI, который назначил его на пост интенданта (т. е. министра) финансов. В этой должности Балю фактически управлял всем королевством в течение ряда лет. Став в 1467 г. кардиналом, он вступил в тайные сношения с противниками Людовика и выдавал им государственные тайны. Уличенный в измене, Балю, несмотря на протесты папы, утверждавшего, что кардинал не может подлежать светской юрисдикции, был привлечен к суду и в 1469 г. посажен в тюрьму. Легенда гласит, что он сидел в той самой клетке, которую в бытность свою министром изобрел для содержания государственных преступников. Клетка имела площадь менее 1 кв. м и представляла собой частокол из толстых деревянных прутьев, окованных железом; ее на цепях подвешивали к своду так, что при каждом движении узника она начинала раскачиваться. Через 11 лет Балю был выпущен и отправился в Рим, где его приняли с особым почетом: он был назначен кардиналом Альбанcким, а затем Пренестским.

27. Лоренцо Медичи — своей последней осени (1491 г.)

Нисходит осень ливнем золотым,

И стонет в упоеньи плоть земная,

Как некогда прелестная Даная

Стонала под Юпитером седым.

Струится дымка по холмам крутым,

Наполнена покоем глушь лесная;

Вот-вот ноябрь, мороз распространяя,

У очага сожмется, нелюдим.

А я, чья осень наступила рано,

В окно Кареджи, с горечью в груди,

Смотрю на золотистые поляны,

На облака, где прячутся дожди —

И вижу лишь могилу сквозь туманы,

С извечною зимою впереди.

Лоренцо Медичи по прозванию Великолепный (1449–1492) — внук Козимо Медичи, глава Флорентийской республики с 1469 г. Превосходный политик, он союзом с Венецией и Миланом обезопасил Флоренцию от притязаний папы Сикста IV и Фердинанда I Неаполитанского. Популярность Лоренцо в народе позволила ему ослабить республиканскую систему правления; теперь решение всех дел поручалось совету из 70 граждан, приверженцев политики Лоренцо. В конце концов государственная казна сделалась едва ли ни личной собственностью Лоренцо, а Флорентийская республика осталась таковой только по названию — фактически Лоренцо обладал властью монарха. Был введен закон, согласно которому покушение на его жизнь и благополучие рассматривались как «оскорбление величества» и каралось жесточайшим образом. Но, к чести Лоренцо, свою неограниченную власть он употреблял во многом к пользе и славе государства. Поэт, писатель и философ, Лоренцо покровительствовал наукам и искусствам: поощрял Платоновскую академию, расширил учрежденную Козимо библиотеку (позже она получила название Лауренциана), собирал памятники искусства и поддерживал художников и писателей. При его дворе создавали свои шедевры Сандро Боттичелли и Микеланджело Буонарроти.

Даная — в древнегреческой мифологии дочь аргосского царя Акрисия, которая славилась красотой. Отец, узнав от оракула, что сын Данаи станет его убийцей, велел заточить ее в в медную башню (вариант: в подземелье), куда никто не смел входить, кроме служанки. Плененный красотой Данаи Зевс проник к ней в виде золотого дождя, от которого она родила Персея.

Кареджи — пригород Флоренции, где находится одна из вилл Медичи, которую Козимо Медичи передал в пользование молодому Марсилио Фичино незадолго до своей смерти. С 1462 г. там проходили встречи Платоновской академии. Членами академии были Фичино, Пико делла Мирандола, Полициано и другие видные неоплатоники. Лоренцо Медичи умер на этой вилле после продолжительной болезни, в возрасте 43 лет.

28. Луи де Линьи — Леоноре Альтамуре (1495 г.)

Дворцы и замки в облачных просторах,

Встающие в пустыне купола;

Измученные жаждою тела

Влекутся к ним с надеждою во взорах.

Подводные твердыни, о которых

Молва рыбачья сказов напасла;

Торжественно гудят колокола

Соборов их, схороненных в озерах.

Там обретем жилище мы с тобой,

В их эфемерном, хрупком силуэте,

На краткий миг сведенные судьбой;

И наше счастье, словно замки эти,

Развеется в пучине голубой

Мечтою, уходящей на рассвете.

Луи II де Люксембург, граф Линьи (1467–1503) — сын знаменитого коннетабля Франции, Луи де Люксембурга, графа Сен-Поля, казненного по приказу Людовика XI на Гревской площади в 1475 г., и Марии Савойской. После казни отца все состояние семьи было конфисковано королем, и судьба юного Луи представлялась несчастной. Однако рыцарские качества и привлекательная внешность сделали его владыкой сердец. Карл VIII возвратил Луи его состояние, привлек ко двору, сделал своим капитаном и в 1492 г. женил на Леоноре де Гевара, княгине Альтамуры. Людовик XII назначил его камергером и генерал-лейтенантом французской армии. К концу жизни Луи был князем Альтамуры, герцогом Андрии и Венозы, губернатором Пикардии. Жизнь его, однако, была недолгой — Луи скончался 24 декабря 1503 г., не оставив потомства и оплакиваемый всеми, кто его знал. Он вошел в историю французской поэзии как щедрый меценат и автор нескольких стихотворных посланий.

О Леоноре де Гевара нам известно лишь то, что она была дочерью Пьетро де Гевара, маркиза Васто, и Изотты Гевара де Бо, княгини Альтамуры.

29. Александр VI — Чезаре Борджиа (1497 г.)

Как чаша из муранского стекла

Немедля лопнет, встретившись с отравой,

Так мир, куда ты стек горючей лавой,

Взорвался, раскаленный добела!

Отцом зовешь меня… Исчадье зла,

Ты — Кербера потомок одноглавый!

Пусть пасть твоя с ухмылкою кровавой

Сожрет меня, как брата сожрала!

Щенки, я злато тратил, не считая,

И вас растил для царских диадем,

Пока вы грызлись, будто волчья стая.

Скажи, Господь, за что мне сей ярем:

Согнуться, слезы горькие глотая,

Над сыном, что недвижен, глух и нем?

Александр VI (Родриго-Лансоль Борджиа, 1431–1503) — папа римский с 1492 г. Время его управления являет нам картину произвола, вероломства и безнравственности. Даже официальная история католической церкви характеризует его как «самую мрачную фигуру папства», а его понтификат назван «несчастьем для церкви».

Чезаре Борджиа (1475–1507) — внебрачный сын Александра VI (тогда еще кардинала) и Ваноццы де Каттани. Предназначенный отцом к духовной карьере, Чезаре рано получил архиепископство валенсийское и шапку кардинала. Однако в нем зародилась зависть к успехам старшего брата Джованни (1474–1497), папского полковника, гонфалоньера церкви, герцога Гандийского. 14 июня 1497 г. тело Джованни было вынуто из Тибра, пронзенное девятью ударами шпаги. Сразу же распространились слухи о том, что убийство совершил Чезаре Борджиа. Подавленный преступной дерзостью своего сына, папа был бессилен с ним бороться, а еще менее наказать его. К концу жизни Чезаре был герцогом валансским и романьольским, принцем Андрии и Венафра, графом дийосским, правителем Пьомбино, Камерино и Урбино, гонфалоньером и генерал-капитаном Святой церкви.

Муранское, или венецианское, стекло получило свое название от острова Мурано в Венецианской лагуне, где с 1291 г. селили мастеров-стеклодувов, которым под страхом смерти для них и членов их семей запрещалось покидать остров. Муранская посуда славилась по всей Европе; считалось, что она предохраняет от опьянения и имеет свойство обнаруживать яд, подмешанный к питью. Ли-Гамильтон, вероятно, имел в виду чаши из пористого стекла, изготовленные в технике «пулегозо», которая основана на образовании пузырьков воздуха внутри раскаленного стекла при погружении его в воду и немедленном возвращении в печь.

Кербер (Цербер) — чудовищный пес, порождение Эхидны, охранявший выход из Аида. Гесиод наградил его пятьюдесятью головами, но в классическом искусстве и литературе у него их только три. Образ Кербера в средние века был весьма популярен.

30. Рабби Ниссим — Богу потопов (1497 г.)

Во дни, когда Земля была юна,

Ты, Боже, поразил людское стадо:

Упали с неба струи водопада,

Был солнца зрак бледнее, чем луна;

И шли ко дну вожди и племена —

Желудкам рыбьим пища и услада,

Покуда трупоедов мириады

Телами не насытились сполна.

Растленный Рим — пороков гнездовище,

Так отчего Ты мешкаешь, Господь?

Преобрати блудницу в пепелище!

Приди, чтоб грехотворцев прополоть!

Пусть океанским рыбам будет пищей

Утопленников слизистая плоть.

Нам не удалось идентифицировать раввина Нисима, жившего в Европе XV в. Разыскания в литературе позволяют назвать две предположительные кандидатуры:

Ниссим бен Реувен Геронди (Раббену Ниссим, ок. 1310 — ок. 1375) — один из самых авторитетных испанских комментаторов Талмуда.

Ниссим бен Моше (XIV в.) — философ и экзегет, известный своими комментариями к Торе, живший в Марселе. 1497 г., которым датирован сонет, вошел в еврейскую историю как год изгнания из Португалии всех евреев, отказавшихся от крещения. Неясно, имеет ли этот факт отношению к сонету.

31. Лодовико Сфорца — Беатриче Д’Эсте (1498 г.)

Любимая, кружится голова

И сердце разрывается в тревоге;

С утра черным-черно в моем чертоге,

Рассветная иссякла синева.

Мне слышатся неясные слова,

По лестнице топочут чьи-то ноги;

И знаю я, что встанет на пороге

Сейчас гонец и скажет: ты мертва.

Холодный ветер горечью пропах,

Под палою листвой земля сырая

Стенает, словно призраки впотьмах;

Возможно ли, что слезы утирая,

Природа твой оплакивает прах,

Пока душа летит к воротам рая?

Лодовико Мария Сфорца (1452–1508) — миланский герцог с 1494 г., вошедший в историю под прозвищем Моро. По одной версии, это прозвище происходит от итал. il moro «мавр» и было дано ему из-за смуглой кожи и черных волос, по другой — оно образовано от лат. morus «шелковица», которая считалась символом благоразумия и добродетели. Умелый дипломат, Моро установил добрые отношения и тесные связи с правителем Флоренции Лоренцо Медичи, королем Неаполя Фердинандом I, папой римским Александром VI. После смерти Лоренцо он оказался самым влиятельным государственным деятелем Италии. Покровительством герцога пользовались такие выдающиеся представители итальянского Ренессанса как Леонардо да Винчи, Донато Браманте, Лука Пачоли. Миланский при нем двор стал самым блестящим не только в Италии, но и в Европе.

В январе 1491 г. Моро женился на дочери герцога Феррары красавице Беатриче Д’Эсте, герцогине де Бари (1475–1497), брак с которой был необычайно гармоничным, несмотря на многочисленных любовниц Моро. Два их сына впоследствии также стали миланскими герцогами. 2 января 1497 г. Беатриче скончалась от родов в возрасте 22 лет. Моро был в отчаянии — он считал, что вместе с женой его навсегда покинула удача. Так оно и оказалось. Французский король Людовик XII в 1499 г. захватил Милан. Моро пытался вернуть себе власть с помощью немецких и швейцарских наемников, но в апреле 1500 г. потерпел поражение в битве под Новаррой, был выдан наемниками французам и увезен во Францию, где умер в заключении в замке Лош. Похоронен рядом с Беатриче в монастыре Чертоза. Отметим, что автор ошибся на год в датировке сонета.

32. Савонарола — своей участи (1498 г.)

Мне снилось: я по воле аквилона

Дрейфую на безвесельном плоту,

Подобно арбалетному болту,

Несущемуся к водам Флегетона.

Не мог сдержать я горестного стона,

Беспомощно взирая в темноту;

Тут мой кораблик пересек черту

И в жадный пламень угодил с разгона.

Флоренция, предсказанное снами

Сбылось: к сплетенью огненных колец

Я ныне наяву гоним волнами.

Не рано ли, небесный мой Отец,

Мне суждены прожорливое пламя

И мученика траурный венец?

Джироламо Савонарола (1452–1498) — знаменитый итальянский проповедник и общественный реформатор, настоятель доминиканского монастыря Сан-Марко во Флоренции. Был непримиримым врагом дома Медичи. Призывая к аскетизму церкви и общества, выступал против гуманистической культуры и науки вообще, вплоть до публичных сожжений книг, картин и музыкальных инструментов. В своих проповедях Савонарола никого не щадил и потому имел много врагов как светских, так и среди духовенства.

После изгнания Медичи из Флоренции он способствовал установлению республиканского строя. Но политическим преобразованием Савонарола выполнил лишь часть своей задачи — ему предстояло нравственно возродить город. Вскоре заметны стали перемены: флорентийцы постились, посещали церковь; женщины сняли с себя богатые уборы; на улицах вместо песен раздавались псалмы; читали только Библию; многие из знатных людей удалились в монастырь Сан-Марко. С фанатической жестокостью обрушивался Савонарола на святотатцев, которым велел вырезать языки, на азартных игроков, которых наказывал огромными штрафами; развратников и гомосексуалистов он приказывал жечь живыми.

В 1497 г. папа Александр VI, назвав учение Савонаролы «подозрительным», отлучил его от церкви. Чтобы испытать справедливость учения Савонаролы, был назначен суд Божий — испытание огнем: Савонарола и монах-францисканец должны были пройти среди костров, но Савонарола от испытания уклонился. Народ разочаровался в своем пророке, обвиняя его в трусости. На другой день монастырь Сан-Марко был осажден разъяренной толпой, Савонаролу заключили в темницу. Допросы велись самым варварским образом; Савонаролу пытали 14 раз в день, заставляли впадать в противоречия упреками и угрозами, и вынудили признание, что все его пророчества — ложь и обман. 23 мая 1498 г. Савонарола при огромном стечении народа был повешен, а потом тело его сожжено.

Флегетон — см. прим. к сонету 24.

33. Лука Синьорели — сыну (1500 г.)

Тебя сегодня принесли в мой дом,

Ты в драке был убит ударом в спину.

Я вымолвил: «Кладите на перину»,

Скрывая слезы, непослушным ртом.

Я снял с тебя одежду, а потом,

Произнеся молитву, взял сангину;

И рисовал, и мял тебя, как глину,

Всю ночь — одним стремлением ведом:

Я в Божий храм отправлюсь на рассвете

С палитрой и набросками в руке.

Твой облик сохранится на портрете —

Лицо святого в ангельском венке —

Пока не потускнеют краски эти,

Как звук литаний тает вдалеке.

Лука Синьорелли (ок. 1445/1450–1523) — итальянский художник эпохи раннего Возрождения. Во фресках «Жизнь св. Бенедикта» (монастырь Монте Оливетто Маджоре, Тоскана) Синьорелли демонстрирует свое мастерство в передаче анатомии человеческого тела, перспективных сокращений, ракурсов и светотени, создавая крупные фигуры. Одно из самых известных его произведений — цикл фресок «Страшный суд» (1499–1502) в капелле Мадонна ди Сан Брицио (капелла Нуова) собора в Орвьето. В этих фресках Синьорелли предвосхищает поиски Микеланджело в области использования пластики человеческого тела в качестве главного элемента художественной выразительности.

Дж. Вазари в «Жизнеописании наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» писал: «когда в Кортоне был убит его сын, красавец лицом и телом, которого он очень любил, Лука, в таком горе, велел раздеть его донага и с величайшей твердостью духа, не рыдая и не проливая слез, написал его, дабы навеки собственными руками запечатлеть образ того, кого природа ему дала, а враждебная судьба у него отняла».

См. также сонеты 130–131.

34. Колумб — своим оковам (1502 г.)

Вы на стене висите паутиной,

Как знак несправедливости земной;

Вы, кандалы, останетесь со мной,

Пока меня не закидают глиной.

Мне ваши звенья служат пуповиной,

Связуя с прошлым пряжею стальной,

Когда искал, не стоя за ценой,

Я новый мир за мрачною пучиной.

Взгляну на вас — и корчусь под кнутом

От сладкой боли, как Христос когда-то.

Вот потому живу я, вас храня:

Напоминайте чаще мне о том,

Чем в мире этом почести чреваты,

Сквозь вечность к Богу приковав меня.

Содержание сонета объясняется следующим эпизодом из биографии Христофора Колумба (1451–1506). Во время третьей экспедиции 1498 г. истощение провианта заставило Колумба поспешить на Эспаньолу (Гаити). Наместник Гаити, брат Колумба Бартоломе, перенес свою резиденцию с северного берега острова на южный, где был основан город Сан-Доминго. Тяжелая подать золотом и хлопком, наложенная на индейцев, вызвала их восстание. Недовольство среди испанцев также привело к открытому их возмущению и к усиленным жалобам испанскому двору на Колумба и его братьев. В конце концов приехавший из Испании королевский комиссар Франсиско де Бобадилья велел арестовать Xристофора и Бартоломе Колумбов и отправить их в цепях в Испанию. В таком виде Колумб и был доставлен в Севилью, где его видел закованным известный впоследствии историк, епископ Лас-Казас. Столь жестокое обращение вызвало всеобщее негодование, и монархи поспешили отдать приказ о снятии цепей с адмирала, выразили ему сожаление о случившемся и пригласили его к себе в Гранаду, послав ему 200 дукатов. В Гранаде Колумба ожидал ласковый прием и уверения, что Бобадилья будет отозван. Тем не менее Колумбу не были возвращены его полномочия, а губернатором в Эспаньолу был послан Н. Овиедо с флотом из 30 кораблей. Лишь после долгих усилий, через два года, Колумбу удалось получить в свое распоряжение четыре небольших каравеллы, на которых он предпринял четвертую (и последнюю) свою экспедицию. Все главные враги Колумба — в том числе Бобадилья — потонули на пути в Испанию, захваченные ураганом в июле 1502 г. Последняя экспедиция Колумба была сопряжена со множеством лишений и невзгод; он вернулся в Испанию изнуренным, больным, ослабевшим телом и духом. По возвращении он прожил еще полтора года в хлопотах о восстановлении своих привилегий и скончался 21 мая 1506 г. в Вальядолиде. Смерть его прошла незамеченной, и местный хронист даже не занес этого события в свою летопись.

35–36. [Стефан] Зара — своей возлюбленой (1503 г.)

I

Льет в тигель свой алхимия рассвета

Свинец холодных и угрюмых туч,

И золото течет с небесных круч,

И роща алым пламенем одета.

Рубины драгоценного браслета —

Те брызги, что роняет горный ключ,

И прогоняет ночь горячий луч,

Росинки превращая в самоцветы.

Я долго жил без света и огня,

Но красота твоя преобразила

Такой же трансмутацией меня:

Все то, что серо было и уныло,

Искрится, как роса при свете дня

В лучах благословенного светила.

II

Как пузырек серебряный, луна

Всплывает кверху в медленном полете,

Разбрасывая щедрые щепоти

Сияния, безмолвия и сна;

Благоуханий жаркая волна

Плывет над лугом, тонущим в дремоте,

И только жук играет на фаготе

Да ручейков мелодия слышна.

Царица летней ночи в тишине

Роняет серебристые крупицы,

И мир уснувший тает в белизне;

Вот так и ты, судьбы моей царица,

Ливаном окропляешь душу мне,

Где в каждом уголке твой свет струится.

Зара — возможно, странствующий рыцарь, персонаж романа Сэмюэла Холланда «Дон Зара Огненный» (1656). Роман представляет собой пародию на рыцарские романы. В пользу этой гипотезы говорит напыщенный стиль романа, но вызывает сомнение датировка сонета 1503 годом. Любопытно, что в оглавлении «Воображенных сонетов» это стихотворение называется «Stephen Zara to His Love», тогда как в основном тексте имя Stephen опущено.

…алхимия рассвета — ср. 33-й сонет В. Шекспира:

Увидел, как вершинам горным льстит

Своим сияньем утро каждый раз,

Луга целует, реки золотит

Алхимией своих небесных глаз…

(Перевод В. Б. Микушевича.)

37. Васко да Гама — духу бурь (1504 г.)

Со всех сторон ярился жидкий ад:

Там посреди кипящей котловины

Валов морских свинцовые вершины

Крушили мне борта, за рядом ряд.

В полночном небе, устрашавшем взгляд,

Где бушевала звездная лавина,

Явился ты в обличьи исполина,

И прогремел твой голос, как набат:

«Прочь! Я один — хозяин этих вод!

Вернись обратно, смертный, без урона!

Вернись, не то тебя погибель ждет!»

Но я вперед стремился непреклонно —

И стихли волны, заблестел восход,

И мне открылась Индии корона.

Васко да Гама (1460/1469–1524) — знаменитый португальский мореплаватель. Известен как первый европеец, который обогнув мыс Доброй Надежды, проник в Индийский океан и в 1498 г. открыл морской путь в Индию. В 1502–1503 гг. да Гама возглавил вторую экспедицию, основавшую в Индии португальскую колонию. За свои открытия он был удостоен особого титула «Адмирал Индийского океана», земельных владений и графского титула. В 1524 г. король Жуан III назначил его вице-королем Индии, но да Гама скончался от болезни вскоре после прибытия к месту службы.

38. Катерина Талбот — своему дитяти (1510 г.)

Опять личина смотрит из окна.

Безумие, ответь моей печали:

Где люди в масках, что дитя украли?

Я их ищу с утра и дотемна.

Но встреча с ними мне не суждена;

Я слышу топот крошечных сандалий.

Мы Пляску Смерти вместе б танцевали —

Вернись, дитя, уже пришла весна.

У Девы в храме семь ножей в груди,

Но десять раз по семь мою пронзили.

Разверзнись, твердь, и смертных не щади!

Закат багров; светило тонет в иле.

Мы оба пьем соленые дожди

Под топот ножек по дорожной пыли.

Семейство Талбот принадлежит к числу древних аристократических родов Британии и Ирландии, однако нам не удалось установить, о какой Катерине Талбот идет речь. В семейных хрониках Талботов не упоминается истории о похищенном ребенке; идентификация героини осложняется еще и тем, что в сборнике Ли-Гамильтона «Драматические сонеты, стихотворения и баллады» (1903) автор изменил датировку этого сонета с 1510 на 1560 г.

Пляска Смерти — аллегорический сюжет в изобразительном искусстве Средневековья, олицетворяющий бренность человеческого бытия: Смерть ведет в могилу цепочку фигур, среди которых король с монахом, юноша с девушкой и др.

У Девы в храме семь ножей в груди — имеется в виду иконографический сюжет, распространенный в католической традиции и изображающий Богородицу с семью воткнутыми в сердце мечами или кинжалами. Число семь обозначает полноту горя, печали и сердечной боли, испытанных Богородицей в ее земной жизни. Иногда образ пополняется изображением на коленях Богоматери умершего Богомладенца. Сюжет восходит к пророчеству св. Симеона Богоприимца: «И благословил их Симеон и сказал Марии, Матери Его: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, — и Тебе Самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец». (Лк. 2:34–35). В русском православии данная традиция представлена иконами «Умягчение злых сердец» и «Семистрельная». Любопытно, что у Вернон Ли есть мистический рассказ «The Virgin of the Seven Daggers», действие которого происходит в средневековой Андалусии.

39. Бальбоа — Тихому океану (1513 г.)

Ты мне парчой явился золотой

В лучах светила, в час его захода;

Никем еще не виденные воды

Открылись мне с вечернею звездой.

Надменный стяг Испании святой

Я развернул под чашей небосвода,

И волны, как покорные народы,

Спешат с дарами пенной чередой.

Отныне, нереиды и тритоны,

Дон Фердинанд — единственный сеньор,

Кому подвластны ваши легионы!

Все жемчуга в глубинах темных нор

Теперь его, и блеск своей короны

Монарх над океаном распростер.

Китс в своем «Сонете, написанном после прочтения Гомера в переводе Чапмена» изображает Кортеса первооткрывателем Тихого океана. Это ошибка. Бальбоа исследовал Панамский перешеек и открыл Тихий океан за шесть месяцев до того, как Кортес покинул Кубу и высадился в Центральной Америке (прим. автора).

Васко Нуньес де Бальбоа (1475–1519) — испанский конкистадор, который основал первый европейский город в Америке, Санта Мария де ла Антигва, и первым из европейцев (во главе отряда из 190 испанцев и 600 индейцев-носильщиков) в сентябре 1513 г. вышел на берег Тихого океана. Король Испании, получив новости об этом открытии, назначил Бальбоа губернатором всего побережья вновь открытого моря; сам Бальбоа дал этим землям название Перу. Последние годы жизни Бальбоа в Дарьене были омрачены соперничеством с Педрариусом Давилой, который интригами при испанском дворе получил управление над землями, открытыми Бальбоа. Борьба между соперниками закончилась тем, что Бальбоа и четверо его приближенных были подвергнуты суду и признаны виновными в государственной измене, после чего им отрубили головы.

Дон Фердинанд — Фердинанд II Арагонский (1452–1516), король Кастилии, Арагона, Сицилии и Неаполя, супруг и соправитель королевы Изабеллы Кастильской.

40–41. Доктор Фауст — Елене Троянской (1520 г.)

I

Ты мне звездою озаряешь сны,

Когда сгустится сумрак над домами

И мертвенно в моей оконной раме

Кривится тусклый ятаган луны.

Все прочие царевны и княжны

Вблизи тебя покажутся каргами.

О ты, чьи очи источают пламя

И некогда зажгли пожар войны!

Долой наряд педанта-сухаря!

Я подвигом прославлю госпожу,

Подъяв копье, с отвагою во взоре;

И прелести ее боготворя,

В бою любого рыцаря сражу —

Пусть корчится во прахе и позоре.

II

Ночами ты мне кажешься луною,

Когда на тигель свет прольется иль

Когда сияет пыльная бутыль

Сосулек белизною ледяною.

Дабы твой луч забрезжил надо мною,

Алмазною я сделал эту пыль;

Из древних стран, стареющий бобыль,

Тебя привел я страшною ценою.

Твою красу от глаз чужих укрою,

Не то, боюсь, узрев тебя живой,

Покинут гробы павшие герои,

И по-над виттенбергской мостовой

Закружат их бесчисленные рои,

Как листья над осеннею травой.

Иоганн Фауст — герой немецкой легенды, возникшей в период Реформации; ученый, заключивший союз с дьяволом ради знаний, богатства и мирских наслаждений. Данные о жизни исторического Фауста крайне скудны. Он родился около 1480 г. в городе Книттлинген, в 1500 г. при посредстве Франца фон Зиккингена получил место учителя в Крейцнахе, но должен был бежать оттуда из-за преследований сограждан. В качестве чернокнижника и астролога он разъезжал по Европе, выдавая себя за великого ученого. После «Истории о докторе Иоганне Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике» (1587, издана И. Шписом) Фауст становится героем немецких «народных книг»; к его образу обращались К. Марло, Й. В. Видман, И. В. Гёте, К. Д. Граббе, Г. Гейне и многие другие.

Елена Троянская — дочь Зевса и Леды, славившаяся необыкновенной красотой, из-за которой, согласно «Илиаде» Гомера, началась Троянская война. В одних вариантах легенды о Фаусте Елену приводит к ученому Мефистофель, и она выступает причиной заключения сделки с дьяволом, в других — Фауст сам вызывает Елену из забвенья для показа сторонним лицам.

Виттенберг — город в Германии, в округе Галле, на реке Эльба. Известен своим университетом (с 1502 г.), церковью с гробницей М. Лютера и его музеем Лютерхауз. По одной из легенд Фауст был в Виттенберге профессором теологии.

42–43. Понсе де Леон — источнику вечной юности (1520 г.)

I

Ты — дивный пузырящийся алмаз,

Великое творение природы;

Ищу тебя — но тщетно эти воды

Обшариваю я за разом раз.

Смотри: я стар, согбен и седовлас,

Пергамент лба мне иссекли невзгоды,

И упованья тают год от года,

Хотя мой пыл доселе не угас.

Ты все же есть — я свято в это верю,

И галька золотистая на дне

Сияет, как улыбка юной пери.

Старик-индус бредет к твоей волне,

Чтоб смыть морщины, и лесному зверю

Ты исцеляешь раны при луне.

II

Ужели я напрасно столько лет

Потратил на тебя, пока другие

Накапливали ценности мирские,

В которых дара исцеленья нет?

Они по локоть, не знавая бед,

Запустят руки в камни дорогие,

А я-то все топчу пути глухие

И все ищу твой чудный самоцвет…

Источник, я найду тебя когда-то

И слезы благодарные утру,

Коленопреклонен в лучах заката.

Ты слижешь старость, словно кожуру —

Но, смыв свои седины и утраты,

Что, если я от радости умру?

Хуан Понсе де Леон (ок. 1460–1521) — испанский конкистадор, губернатор восточной части острова Эспаньола, а затем Пуэрто-Рико. Более десяти лет посвятил поискам легендарного острова Бимини, где находится чудодейственный источник, дарующий вечную молодость. В ходе странствий в 1513 г. открыл, приняв сначала за остров, Флориду, ставшую первым испанским владением на континенте Северной Америки. За это открытие он был назначен военным губернатором Бимини и Флориды. В 1521 г. Понсе де Леон на двух кораблях отправился колонизировать Флориду. Его отряд из 200 человек высадился на западном берегу и вступил в войну с местными племенами. Понсе де Леон был ранен отравленной стрелой и умер во время морского перехода на Кубу. Похоронен в Сан-Хуане, нынешней столице Пуэрто-Рико. Позднее Ли-Гамильтон развил сюжет этих сонетов в фантастической трагедии «Источник вечной юности» (1891).

44. Кардинал Вольсей — своему псу (1530 г.)

Иди сюда и руку оближи;

Мне более бороться не по силам:

Как пруду, переполненному илом,

Погибнуть мне в опале и во лжи.

Мой пес! косые взгляды — как ножи!

По счастью, в люди ты не вышел рылом,

Не то бы грыз меня с таким же пылом,

Как эти благородные мужи.

Свой дом не на скале, а на песке

Я выстроил, и золото горстями

Швырял в него, пока не рухнул он.

Иди сюда, прижмись к моей руке,

И посмеемся вместе над друзьями,

Что лгут в лицо и гавкают вдогон.

Томас Вольсей (Уолси) (1471–1530) — кардинал, архиепископ Йоркский и канцлер английского короля Генриха VIII. Сын мясника, он изучал в Оксфорде богословие и стал приходским, а потом придворным священником. Возведенный в сан архиепископа и кардинала, он получил высокую должность канцлера в государстве и пользовался громадной властью. Парламент за все время его управления был созван только один раз. Намерению короля Генриха VIII развестись с Екатериной Арагонской Вольсей сначала не противился, но когда он узнал, что король хочет вступить в брак с Анной Болейн, стал отклонять его от развода из боязни, чтобы родные Анны не повредили его положению при дворе. Тем не менее, по приказанию короля, Вольсей некоторое время усердно занимался этим делом, но охладел к нему, заметив, что папа старается затянуть развод. Генрих VIII увидел в замедлении бракоразводного процесса интригу Вольсея, и решился, под влиянием Анны Болейн и ее сторонников, избавиться от своего министра. В октябре 1529 г. Вольсей должен был внезапно отдать государственную печать, оставить свой лондонский дворец и удалиться в загородное имение. Правда, король при этом обещал ему свою защиту и оставил за ним епископства йоркское и винчестерское; но парламент, собравшийся вновь в ноябре 1529 г., выставил против Вольсея 44 обвинительных пункта, а Звездная палата приговорила его к лишению всех поместий и к пожизненному тюремному заключению. Генрих VIII помиловал Вольсея и приказал ему удалиться в йоркское епископство. Вскоре, однако, король приказал вновь арестовать Вольсея, как государственного преступника, и привезти его в Лондон. В дороге Вольсей заболел и умер.

45. Микеланджело — статуе Дня (1535 г.)

Проворный День, единым махом ты

Украсил позолотой Апеннины

И тут же сполз в туманные низины,

Покинувши горбатые хребты.

Здесь спит Свобода в царстве нищеты,

Здесь вялый люд покорнее скотины,

А ты беспечно осветил равнины

Под ангельские плачи с высоты.

Не дам тебе я ни лица, ни глаз,

Останешься бесформенным чурбаном,

Пока Свободе встать не пробил час —

Тебе, кто грозди пичкает дурманом

И спелый виноград растит для нас,

Чтоб с ног валились мы в угаре пьяном.

Речь в сонете идет об одной из фигур скульптурной группы в усыпальнице семейства Медичи, созданной Микеланджело Буонарроти (1475–1564). Это лишенные портретного сходства статуи герцогов Лоренцо и Джулиано и четыре аллегорические фигуры, лежащие на саркофагах под статуями и олицетворяющие День и Ночь (на саркофаге Джулиано), Утро и Вечер (на саркофагe Лоренцо). В физической мощи «Дня», в повороте его головы есть нечто устрашающее. Благодаря незаконченности его лицо производит впечатление жуткой, таинственной маски.

46. Сэр Томас Мор — жене (1535 г.)

Мне ведомо, как пламя очага

Приветливый уют струит по дому,

Как тень скользит по потолку ночному,

Как мне улыбка близких дорога.

И знаю я, как холодны снега,

Как ветер треплет рощу, что солому,

Как заметает путь и верховому

И пешему жестокая пурга.

Но, Элис, как, сославшись на усталость,

Сидеть и мирно греться у огня,

Коль зову Бога сердце отозвалось?

Взмахнет топор, колоду кровеня,

И жизни нет, и страха не осталось.

Иду во тьму — так поцелуй меня.

Томас Мор (1478/1480–1535) — английский политический деятель и писатель-гуманист. В 1504 г. он появился в качестве депутата в парламенте, созванном Генрихом VII после семилетнего промежутка; здесь Мор выступил с оппозицией денежным требованиям короля и вызвал его немилость, вследствие чего должен был удалиться в частную жизнь. Воцарение Генриха VIII (1509), еще принцем дружившего с Мором и другими гуманистами, открывало последним широкие надежды. Мор был привлечен ко двору: в 1514 г. он стал членом Тайного совета и был возведен в дворянство. В 1516 г. вышло его знаменитое сочинение «Утопия», где в форме политического романа изложены общественные, педагогические и религиозные идеалы Возрождения. Мор был по желанию короля избран спикером палаты общин, исполнял важные дипломатические миссии. В 1523 г. Мор, до тех пор пользовавшийся расположением всесильного кардинала Вольсея, вызвал его гнев, когда в качестве спикера стал во главе парламента, отклонившего денежные требования правителя. Но король оградил Мора от преследований Вольсея, а после его падения в 1529 г. сделал Мора канцлером (это был первый случай замещения этой должности не прелатом и не представителем высшей аристократии). Мор приобрел в этой должности необыкновенную популярность неподкупностью и добросовестностью. Отрицательное отношение Мора к разводу короля с первой женой заставило его в 1532 г. отказаться от службы, вследствие чего он очутился в крайне стесненных материальных условиях. В 1534 г. ему было предложено признать незаконность первого брака короля и наследственные права детей от второй жены. Мор согласился на второе, так как парламент мог изменить порядок наследования, но отказался от первого. За этот отказ он был посажен в тюрьму. Сначала заключение было не тяжкое; но положение Мора ухудшилось когда он, будучи правоверным католиком, отказался дать присягу королю как «верховному главе» англиканской церкви. Это привело к обвинению в государственной измене и 6 июля 1535 г. Мор был обезглавлен.

Элис — Элис Мидлтон, вторая жена Мора с 1511 г.

47. Филиппо Строцци — герцогу Козимо (1538 г.)

Ты задушил Свободу, как паук,

И гибель ждет меня в твоем плену,

Но я тебя пред смертью прокляну:

Пшеницу сей и пожинай гадюк!

Пусть обернется ужасом испуг,

Когда полночный бес прильнет к окну;

И ты, глотая горькую слюну,

Сожмешься в ком и будешь выть от мук!

Будь проклята твоя гнилая плоть!

Будь проклят дом твой! Будь ты проклят сам!

Чтоб немочей тебе не обороть,

Жевать песок с камнями пополам,

А дух испустишь — пусть ему Господь

Даст райскими вратами по зубам!

Козимо Медичи (1519–1574) — великий герцог тосканский с 1569 г. Ловкий политик и бессовестный тиран, Козимо поставил себе задачей образовать из Тосканы единое государство и сосредоточить в своих руках абсолютную монархическую власть. Жестоко преследуя противников при поддержке инквизиции, он конфискациями и монополиями собрал значительные средства, с помощью которых создал флот и завоевал Сиену; затем приобрел от папы Пия V титул великого герцога и торжественно короновался в Риме. Одновременно, верный семейным традициям, Козимо покровительствовал просвещению, в частности, реставрировал университет в Пизе.

Филиппо Строцци-младший (1489–1538) — один из богатейших в Европе банкиров, принадлежал к знатной флорентийской семье. Сторонник республиканской партии. В 1537 г. Строцци собрал во Франции вооруженный отряд и двинулся на Флоренцию. Козимо Медичи направил ему навстречу спешно собранную армию, усиленную испанскими войсками. Решающее сражение произошло 1 августа 1537 г. при Монтемурло. Сторонники Строцци были разбиты, а сам он заключен в тюрьму. Подробности его смерти неясны; он умер в крепости Сан Джованни Баттиста, то ли покончив жизнь самоубийством, то ли убитый по приказу Козимо.

48. Лютер — навозной мухе (1540 г.)

Жужжи себе — мне ведомо вполне,

Кто натянул мушиную личину;

Садишься то на стол, то на штанину,

И даже на нос влезть пытался мне.

Надеешься застать меня во сне?

Ты изворотлив, чем в тебя не кину,

Но проповедью завтра я вражину

Поддену, чтобы корчился в огне.

Жужжи, но знай, что я всегда на страже;

И Библии страницы ты навряд

Решишься тронуть, клок летучей сажи!

Владыка мух, ступай обратно в ад —

Ты Мартина не испугаешь даже

Нашествием крылатых мириад!

Мартин Лютер (1483–1546) — сын рудокопа, основатель немецкого протестантизма (лютеранства). Положил начало Реформации выступлением в Виттенберге (1517) с 95 тезисами против индульгенций, отвергавшими основные догматы католицизма. Лютер отличался исключительным суеверием и свои религиозные сомнения всегда приписывал дьявольскому искушению. Он писал: «Мы все — пленники Диавола, который является нашим повелителем и божеством. Телом и имуществом мы покорны Диаволу, будучи чужестранцами и пришельцами в мире, повелителем которого является Диавол. Хлеб, который мы едим, напитки, которые мы пьем, одежда, которую носим, да и самый воздух, которым дышим, и всё, что принадлежит нам в нашей телесной жизни, всё это от его царствия». Особенно Лютер ненавидел мух и называл их «воплощением дьявольским и еретическим», ибо они любили тереться задом о бумагу, пачкая страницы его книг своими испражнениями, подобно тому как Злой Дух справляет свои потребности в чистых сердцах.

Владыка мух — Вельзевул (от ивр. Бааль-Зевув, «повелитель мух»), ассиро-вавилонское божество, в христианских представлениях — один из злых духов, подручный дьявола, который довольно часто отождествляется с ним.

49. Чезаре Галетти — Ариосто (1540 г.)

Мой друг, я миром этим утомлен,

Где мы забот одолеваем кручи,

Где все минутно, словно дождь из тучи,

Где черви точат изнутри бутон,

Где нам характер портит ход времен,

Где сладости с горчинкою колючей,

Где грусть ползет, а радости летучи,

Где счастье костью брошено на кон.

Так правь же смело к Сказочной стране,

Ступи на берег, виденный во сне —

Нам истину несет Воображенье.

Что ни блеснет — все золотое там,

Нет места там годам и холодам,

Но лишь огня лучистого круженье.

Чезаре Галлетти — возможно, имеется в виду итальянский переводчик второй половины XVI в. (даты жизни неизвестны, жил предположительно в Тоскане). Сохранились его переводы мистических сочинений Бонавентуры и «Диалогов о Провидении Божьем» Екатерины Сиенской.

Лудовико Ариосто (1474–1533) — великий итальянский поэт и драматург эпохи Возрождения, автор поэмы «Неистовый Роланд», над которой он работал 25 лет (1507–1532), а также нескольких комедий.

Что ни блеснет — все золотое там — парафраза крылатого выражения из «Венецианского купца» В. Шекспира (акт II, сцена 7): «Не все то злато, что блестит» (пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник).

50. Бенвенуто Челлини — натурщице (1545 г.)

Пора из воска вылепить Персея —

Он будет грациозен, юн и наг,

И в левый я его вложу кулак

Твою главу, где затрепещут змеи;

Под тяжкою стопою леденея,

От корчей изогнется твой костяк;

В десницу дам причудливый тесак;

Рекою будет литься кровь из шеи;

Я прикреплю и к шлему, и к пятам

Крыла; пусть снищет, глядя с пьедестала,

Он почести и славу, как я сам

Снискал, когда убил из самопала

Бурбона иль когда я счет смертям

Открыл, впервые кровь стерев с кинжала.

Бенвенуто Челлини (1500–1571) — выдающийся итальянский скульптор, ювелир и живописец. Его автобиография «Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентийца, написанная им самим во Флоренции» является одним из замечательных произведений литературы XVI в. Во время осады Рима войсками императора Карла V под начальством Шарля Бурбона, Челлини, по его словам, убил Бурбона выстрелом из мушкета и принца Оранского из пушки. Сонет посвящен созданию Челлини скульптуры «Персей, держащий голову Медузы Горгоны» (1545–1553). Скульптура была отлита по заказу Козимо I Медичи и выставлена на главной площади Флоренции, ныне находится в Лоджии деи Ланци.

Шарль де Бурбон (1490–1527) — вице-король Милана, затем коннетабль Франции (командующий императорской армией). 6 мая 1527 г. он предпринял во главе многонациональных наемных войск осаду Рима и пал во время обстрела городских стен. Челлини был одним из многих, оспаривавших честь нанесения ему смертельного удара. Имперцы ворвались в город и подвергли его разорению, какого он не видел со времен варваров. Разграбление Рима стало переломным моментом в истории папства, после которого политический престиж Ватикана в Европе был подорван навсегда.

Персей — см. прим. к сонету 25.

51. Фалопий — своему ланцету (1550 г.)

С поживой, острый маленький ланцет!

Довольно резать трупы, словно глину,

Трепещущую вскроешь ты брюшину,

У теплой плоти вызнаешь секрет.

Наш герцог щедрый шлет тебе привет —

Преступников за их грехи и вины;

Открой мне жизни тайну и причину,

Что Бог таил от смертных столько лет.

Верши свой путь среди костей и тканей,

Рука тверда и ты не задрожишь,

А посему вперед, без колебаний!

Плыви по кровотоку, мой малыш;

Страдаю я от жгучей жажды знаний —

И ты ее сегодня утолишь.

Габриэль Фаллопий (Габриэле Фаллопио, 1523–1562) — известный итальянский анатом. После получения медицинского диплома, Фаллопий учился и работал в различных медицинских школах Европы. В 1548 г. Фаллопий стал профессором анатомии в Ферраре, а годом позже — профессором хирургии и анатомии в Пизе. В 1551 г. он получил приглашение от Козимо I, великого герцога Тосканского, занять должность профессора хирургии и анатомии в Падуанском университете. Там Фаллопий возглавил также кафедру ботаники и фармакологии. Основные его работы связаны с изучением анатомии головы. В своих работах он описал такие анатомические структуры, как фаллопиевы (маточные) трубы, клиновидные пазухи, барабанная струна в среднем ухе, фаллопиев канал лицевого нерва. Как анатом, Фаллопий стоит в одном ряду с А. Везалием и Б. Евстахием. Сонет основан на легенде о том, что Козимо разрешил Фаллопию проводить анатомические эксперименты над заключенными. У Ли-Гамильтона на ту же тему есть более ранняя баллада «Соперник Фаллопия», опубликованная в книге «Боги, святые и люди» (1880).

52. Лед и Иоана Грей — цветам и птицам (1553 г.)

Мне завтра смерть: а рядом есть леса,

Где птичьи сладкопевные октавы,

Гуденье пчел, шуршание дубравы,

На ложе мха — блестящая роса.

Мне завтра смерть: а есть поля овса,

Где расцветают маки и купавы;

И есть луга, где меж густой отавы

Ручьи журчат и трудится коса.

Глаза цветов на луговом просторе

Средь бела дня смежатся ли во сне,

Как будто бы зажмурившись от горя?

Малиновка, ты смолкнешь при луне,

Вечернюю не распевая зорю,

Чтоб погрустить немного обо мне?

Иоанна (Джейн) Грей (1537–1554) — известная своей трагической судьбой королева Англии, правившая страной девять дней, с 10 по 19 июля 1553 г. Стремясь упрочить свою власть, ее тесть лорд Дедлей (Дадли), герцог Нортумберлендский, убедил болезненного короля Эдуарда VI объявить своей наследницей Иоанну в обход королевских сестер Марии и Елизаветы. Первая была католичкой, что вызывало опасения английских протестантов; вторая же была дочерью Анны Болейн, что также могло послужить препятствием к царствованию. Когда король умер, скромная Иоанна сначала отказывалась от короны; лишь уступая настояниям родных, она нехотя и со слезами дала свое согласие. Мария удалилась в Норфолк и собрала своих приверженцев. Дедлей выступил с войском против нее, но когда флот, войска и сами протестанты, которым Мария обещала свободу религии, приняли ее сторону, герцог вынужден был сложить оружие. 3 августа Мария вступила в Лондон. Шестнадцатилетняя Иоанна, добровольно отказавшаяся от власти, была заперта в Тауэр и приговорена к смерти вместе со своим отцом и тестем. 12 февраля 1554 г. Иоанна была обезглавлена внутри Тауэра, чтобы ее молодость и красота не вызвали сожаления народа. В тот же день был казнен ее муж, а через несколько дней и ее отец.

Судьба Иоанны много раз служила сюжетом писателям и художникам. Ее небольшие сочинения были изданы в 1832 г. под заглавием «Fragments litt?raires de Lady Jeanne G.».

53. Святая Тереза — Небесным Вратам (1555 г.)

Закат — ничто в сравнении с экстазом,

Когда в моей убогой келье щель

Бежит по стенам, и душа отсель

К Вратам летит, к пылающим топазам;

В той вышине, где слабосилен разум,

Ныряет в золотистую купель;

Там ангелы кружатся, как метель

В лучах огня, неуловимы глазом.

И льются гимны в воздухе пустом,

Превосходя собой земное слово,

Как песнопенья в храме пресвятом,

Пока моя телесная окова

Не сдастся, изнуренная постом,

И стены кельи не сомкнутся снова.

Тереза Авильская (1515–1581) — испанская монахиня-кармелитка, католическая святая, создательница орденской ветви «босоногих кармелиток». Единственная женщина, причисленная к Отцам и Учителям Церкви и удостоенная степени доктора богословия, Тереза принадлежала к одному из древнейших дворянских родов кастильского города Авилы. В возрасте 20 лет Тереза решилась на рискованный шаг: она тайно бежала из дома и поступила в кармелитский монастырь Благовещения. В первые годы в монастыре Тереза тяжело заболела: ее разбил паралич, и ее даже вернули умирать в отчий дом. Однако Тереза сумела оправиться и вернулась в монастырь. Постепенно она превратилась из юной девушки в мудрую и зрелую монахиню, вокруг нее сформировался круг людей, обращавшихся к ней за духовными советами, как в монастыре, так и за его стенами. Вторая половина жизни Терезы была посвящена главным образом созданию новых кармелитских монастырей и написанию книг. Писать Тереза начала более по послушанию, нежели в силу желания. Ко времени начала литературной деятельности ей было уже за пятьдесят, но за сравнительно небольшой отрезок времени она сумела оставить после себя большое литературное наследие, фактически став не только первой женщиной-богословом в истории католической церкви, но и первой испанской писательницей. В своих книгах Тереза описывала необычный духовный и мистический опыт Богообщения, который она испытала в 1555–1562 гг. Ей было явлено видение херувима, пронзившего ее сердце огненным копьем, и в течение этих семи лет она постоянно видела справа от себя Иисуса Христа, беседующего с ней.

54. Ганибал Петрони — Клаудии Маласпада (1559 г.)

Ах, если бы послал мне добрый Бог

Все, чем казна Филиппова богата,

И груды лалов, жемчуга и злата —

Раджой индийским собранный налог,

Чтоб я твой сад усыпать ими мог,

И засиял бы он в лучах заката,

О, тень за шторой, и по ним прошла ты —

Убогий гравий не для этих ног!

Сокровищ мне, увы, не перепало,

Но небеса роняют свет луны,

И гравий превращается в опалы.

Приди же: под покровом тишины

Цветы на тонких стеблях спят устало,

Лишь двух сердец биения слышны.

Сюжет этого сонета станет ясен, если обратиться к балладе Ли-Гамильтона «Мандолина», опубликованной в приложении.

55. Пьер де Шатлар — Марии Стюарт (1563 г.)

Пошли меня на смерть — но будь готова

Мой смутный призрак видеть без конца

В ночных покоях сонного дворца,

Как зришь меня у своего алькова.

Зажмурь глаза — и ты увидишь снова

Во тьме черты знакомого лица,

И обожжет лобзанье мертвеца

Тебя сильней, чем поцелуй живого.

Когда умрешь, вблизи небесных врат

Усядусь я и буду ждать годами,

Покуда не увижу милый взгляд.

А коль удел твой — пекельное пламя,

Отправлюсь за тобою прямо в ад

И обниму в его бездонной яме.

Мария Стюарт (1542–1587) — знаменитая королева Шотландии, чья судьба романтизирована многочисленными поэтами и писателями.

Пьер де Шатлар (1540–1563) — поэт при французском дворе Марии Стюарт, который последовал за ней в Шотландию. Шатлар был до безумия влюблен в Марию и несколько раз тайно проникал в ее апартаменты. Впервые он был пойман, когда подсматривал за Марией в замке Холируд, а затем в ее спальне замка Россенд, где она останавливалась на ночлег в 1563 г. За это он был обезглавлен в Сент-Андрусе, выкрикнув перед смертью «Прощай, самая прекрасная и самая жестокая принцесса в мире». Именем Шатлара названа первая часть трилогии А. Ч. Суинберна о Марии Стюарт.

56. Дон Карлос — Елизавете Валуа (1565 г.)

Твоя любовь — волшебные моря,

Где странные лежат архипелаги:

Там золотым песком полны овраги,

И стены храмов там из янтаря;

Там дышит чистым ладаном заря,

Над водами — цветастых птиц зигзаги,

И реют, как диковинные флаги,

Там бабочки, меж пальмами паря.

Я в этот мир проник сквозь муки ада,

Рискуя жизнью, побеждая боль,

И в нем нашел бесчисленные клады.

Но в сердце злоба, черная как смоль:

Я риск и муки получил в награду —

Сокровища забрал себе король.

Дон Карлос (1545–1568) — инфант испанский, сын Филиппа II и первой его жены, Марии Португальской. Юноша вырос хилым, капризным, раздражительным (он был подвержен приступам бешенства, так что некоторые историки говорят о душевной болезни), был дурно воспитан и плохо образован, но вместе с тем отличался мужеством, щедростью и мягкосердечием. Конфликт с отцом начался у него в 1558 г., когда Филипп II вознамерился было женить сына на Елизавете Валуа, дочери короля Генриха II, но, овдовев, женился на ней сам (1560). Молодая королева вскоре после замужества стала выказывать дружеское расположение к Карлосу, а он выражал ей свою признательность подарками. Отсюда родилась легенда о любовной связи Карлоса с Елизаветой.

В 1560 г. дон Карлос был официально провозглашен принцем Астурийским, т. е. наследником престола, но, несмотря на это, отношения отца и сына все более портились. Принц решил бежать в Нидерланды, но его планы стали известны королю. 17 января 1568 г. директор государственной почты Испании доложил Филиппу, что принц Астурийский приказал дать ему лошадей для выезда из страны. Ночью Карлос был арестован в своих покоях; несколько дней спустя Филипп поручил Государственному совету составление обвинительного акта против Карлоса. Позднее документы по делу Карлоса исчезли; об их содержании можно только догадываться. 24 июля 1568 г. дон Карлос умер, и до сих пор неясно, была ли его смерть естественной, самоубийством (что сомнительно, ибо он был похоронен по церковному обряду) или убийством по приказу короля (так утверждала молва, приписывавшая Филиппу даже то, что он собственными руками умертвил сына). Ввиду разногласий и противоречий в источниках историки и поэты рисуют личность Карлоса самыми различными чертами, но все согласны с тем, что ответственность за его участь падает на Филиппа II. Судьба Карлоса послужила сюжетом для произведений П. Кальдерона, А. Шенье, В, Альфиери, Ф. Шиллера. Знаменита опера Дж. Верди «Дон Карлос» (1867).

57. Максимилиан Арнольфини — Лукреции Буонвизи (1580 г.)

Есть в дебрях Эльдорадо, говорят,

Цветок, чья пища с прочими не схожа:

Он, мимохожих путников треножа,

Тела их пожирает без пощад.

Дурманит жертву сонный аромат,

Истома растекается по коже;

Беднягу, как на свадебное ложе,

Влечет железных усиков обхват.

Вот такова и ты. Но неужель

Ты думаешь, я этого не знаю?

Осознанно вдохнул смертельный хмель

И мне мила краса твоя ночная.

Так обвивай меня, как повитель,

И сгину я, судьбу не проклиная!

Лукреция Буонвизи (1572–?) — дочь Винченцо Мальпильи из Лукки, казначея герцога Афонсоно II. В девичестве у Лукреции возник роман с дворянином из Лукки по имени Максимилиан (Массимилиано) Арнольфини (ок. 1570 — ок. 1629). Этот роман не получил одобрения ее родителей, и в 1591 г. она была выдана замуж за Лелио Буонвизи (1566–1593). Меньше, чем через год после свадьбы, Лукреция возобновила близость с Арнольфини, а тот нашел способ организовать свидания с ней в доме напротив дворца Буонвизи. В конце концов Арнольфини решил избавиться от мужа. Вечером 5 июня 1593 г. его люди напали на Лелио Буонвизи, возвращавшегося с Лукрецией из церкви. Лелио получил 19 ударов кинжалом; труп его был доставлен домой. Расследование причин смерти Лелио выявило роль Максимилиана. Тот бежал, но был заочно приговорен к смертной казни. Лукреция, чтобы избежать обвинения в соучастии, постриглась в монахини, приняв имя Умилия, и закончила свои дни в женском монастыре. Арнольфини 22 года находился в бегах, потом возвратился в Лукку и был схвачен. На это раз синьория приговорила его к пожизненному заточению в башне города Виареджо. Здесь, в небольшой одиночной камере он находился в течение десяти лет, пока не умер. История Лукреции подробно описана в книгах С. Бонги «История Лукреции Буонвизи, уроженки Лукки» (1864) и Дж. Э. Симондса «Реннесанс в Италии» (1887). Датировка сонета показывает, что автор ошибся на десять лет: в 1580 г. Лукреции было 8 лет, а Максимилиану 10.

Эльдорадо (исп. el dorado «золоченый, золотой») — страна, богатая золотом и драгоценностями, которую испанские завоеватели искали в бассейне рек Ориноко и Амазонки. Согласно легенде, дошедшей до конкистадоров, правитель Эльдорадо каждое утро обсыпался золотым песком и смывал его в водах священного озера. Эта легенда восходит к существовавшему у муисков обычаю посвящения в правители на озере Гуатавита (совр. Колумбия). В переносном смысле Эльдорадо — страна сказочных богатств.

58. Филипп Второй — океанскому ветру (1588 г.)

Мне дума эта не дает покоя:

Погиб, погиб, погиб; погиб весь флот;

Его обломки носятся вразброд

Там, где садится солнце штормовое;

Где волны — богомерзкие изгои —

Героев погребли в глубинах вод;

И воинство испанское гниет

Отсюда до полярного прибоя.

Соленый ветер, дунув свысока

На корабли, ты с яростью звериной

Мой план рассек, как лезвием клинка.

Так сделай же меня бездушной льдиной

И вой меж башен дней моих, пока

Они не станут жалкою руиной.

Филипп II (1527–1598) — король Испании с 1556 г. и Португалии с 1581. Укрепляя абсолютную власть, Филипп неохотно делегировал свои полномочия и предпочитал письменные реляции живому общению с подчиненными. Он непомерно раздул бюрократический аппарат и создал настолько запутанную систему управления, что она была не в состоянии работать эффективно. Всю свою внешнюю и внутреннюю политику Филипп поставил на службу католической вере. Одержимый религиозным фанатизмом, он вмешивался в религиозные войны во Франции, развязал чудовищные по жестокости преследования протестантов в Нидерландах (куда командировал печально знаменитого герцога Альбу) и морисков в Испании, выселив последних на бесплодные земли внутри страны (1558–1570), и послал Непобедимую армаду (флот из 130 больших военных кораблей), чтобы вернуть Великобританию в лоно католицизма и наказать королеву Елизавету за казнь Марии Стюарт. Испанский флот погиб от бури и удачных нападений оборонительной английской эскадры. Филипп принял известие об этом несчастье с необыкновенным наружным спокойствием, но на деле, как это было ясно для приближенных, оно весьма сильно угнетало его. Мира с Елизаветой он все же не заключил, и до конца его жизни Испания подвергалась жестоким нападениям со стороны английского флота. Филипп всячески поддерживал инквизицию, которая в его правление достигла в Испании наибольшего могущества. Вместе с тем Филипп не стал слугою папы Римского: он нанес поражение папским войскам, оказал через своих представителей решающее влияние на решения Тридентского собора (1562–1563) и постоянно прилагал усилия к тому, чтобы посадить на папский трон своего ставленника. Человек жесточайшей самодисциплины, он столь же строго относился к своим близким, что привело к смерти дона Карлоса, его старшего сына. Свойственную ему угрюмую стойкость Филипп проявил и во время своей смертельной болезни. Умер Филипп от рака 13 сентября 1598 г. в Эскориале, дворце и усыпальнице испанских монархов, который сам же и построил под Мадридом.

59. Беатриче Ченчи — Небу и Земле (1598 г.)

Приди, потоп, огнем пролейся с гор;

Гроза, над миром этим возгреми;

Засыпь золой, перебичуй плетьми

И город мой, и весь земной простор!

Господь, разверзни пасти темных нор

И лаву на поверхность устреми;

Пускай она сомкнется над людьми,

Смывая мой чудовищный позор!

Мне жжет глаза невинный свет Плеяд,

Мне страшен вид невинных голубей

И душен луга чистый аромат;

Идиллии, не знавшие скорбей,

Отеческую кровь пролить велят

И с хохотом напутствуют: «Убей!».

Беатриче Ченчи (1577–1599) — дочь римского аристократа Франческо Ченчи (1527–1598), обвиненная в его убийстве, героиня одного из знаменитейших итальянских уголовных процессов, прославившаяся красотой и мужественным поведением во время расследования и казни.

Классическая версия ее истории такова. Франческо ненавидел своих семерых детей от первого брака. Он поместил Беатриче и свою вторую жену, молодую Лукрецию, в замок Петрелла, где совершил над Беатриче насилие. Беатриче направила папе Клименту VIII жалобу, но она не достигла цели; после этого Беатриче задумала преступление. К ее плану присоединились мачеха и старший брат Джакомо. Наемный убийца в конце 1598 г. зарезал Франческо. Дело открылось; вся семья Ченчи была арестована и подвергнута пыткам, перед которыми оказалась стойка лишь Беатриче. Были пущены в ход просьбы и хлопоты, чтобы спасти ее, но папа наотрез отказался помиловать обвиненную. Беатриче, Джакомо и их мачеха были казнены осенью 1599 г. Все имущество семьи Ченчи было конфисковано папой. Беатриче похоронена в церкви Сан-Пьетро-ин-Монторио; на ее надгробии вырезан крест и единственное слово «Orate» (лат. «молитесь») согласно ее завещанию. В капелле Ченчи 11 сентября ежегодно служат мессу за упокой ее души.

Красота Беатриче и ее страшная участь сделали ее предметом многочисленных произведений литературы. Самым известным является трагедия П. Б. Шелли «Ченчи» (1819). По мнению современных исследователей, история с инцестом является вымышленной, отец Беатриче не насиловал, а лишь притеснял за прелюбодейство; убийство же совершил ее любовник, с которым она прижила внебрачного ребенка. Вполне возможно, что Беатриче не знала об этом преступлении, как и утверждала во время пыток и дознания. Вместе с тем известно, что Франческо Ченчи в свое время трижды был заключен в тюрьму за чудовищные любовные наклонности, каждый раз откупаясь щедрыми дарами в папскую казну.

60–62. Вечный Жид — Риму (1600 г.)

I

Приветствую тебя, всевечный град,

Я долго обретался на чужбине;

Теперь иду по высохшей равнине

Сюда, где тени в воздухе парят.

Прошли века, но узнаёт мой взгляд

Твой облик, что другим не виден ныне:

И храмов величавые твердыни,

И акведуков царственный парад.

Я снова приближаюсь к этим стенам,

И мне досель гигантский купол зрим,

Пронзавший высь в порыве дерзновенном.

Ты, как и я, бессмертен, Вечный Рим —

Но все же ты подвержен переменам,

Лишь я один брожу неизменим.

II

Опять дорога предо мной пылится,

Устал топтать я прах и черепа;

И рядом мертвых шествует толпа,

И вьется стран забытых вереница.

Вот поколений новая пшеница

Созрела для осеннего серпа,

А мне дана извечная тропа

Через леса, трясины и столицы.

Иду — и сотрясается земля;

И молнии раскалывают скалы;

И вьются смерчи, злобою бурля;

Я, невредимый, волокусь устало —

Блуждать мне средь песков и ковыля,

Пока времен кончина не настала.

III

Я одинок в тиши степных широт

И в суете восточного базара,

Где б ни был я — пожизненная кара

Толкает в спину, требуя: «вперед!».

Вперед, вперед! Туда, где тень встает

Былых империй предо мной, как мара;

Туда, где пламя ратного пожара

Европу полнит криками сирот.

Все тропы мира, к северу и к югу,

Я истоптал и вновь топчу сейчас,

Шагая вслед губительному плугу,

Покуда шар земной в последний раз

Не вздрогнет, завершая бег по кругу,

Покуда Солнца светоч не угас.

Вечный жид (Агасфер) — легендарный персонаж, по преданию обреченный на вечные странствия по земле до Второго пришествия Христа. Сказания о нем примыкают к циклу палестинских преданий, развившихся на основании рассказа евангелистов о Страстях Господних. Древнейшие упоминания о Вечном жиде в европейской литературе относятся к XIII в. Так, итальянский астролог Гвидо Бонатти сообщает, что в 1267 г. проследовал на поклонение в монастырь св. Якова современник земной жизни Спасителя, звавшийся Иоанн Буттадеус (т. е. ударивший Бога), который получил свое прозвище вследствие того, что нанес удар Спасителю во время Его шествия на Голгофу. Христос якобы сказал этому Иоанну: «Ты дождешься моего возвращения». В немецкой народной книге (1602) говорится, что настоящее имя Вечного жида было Агасфер, но что при крещении он был назван Буттадеус. Варианты предания о Вечном жиде многочисленны, но в целом сводятся к следующему: иудей-ремесленник, мимо дома которого вели на распятие Иисуса Христа, несшего Свой Крест, отказал Иисусу и оттолкнул Его, когда Он попросил позволения прислониться к стене его дома, чтобы отдохнуть, и за это был осужден на вечные скитания и вечное презрение со стороны людей.

63. Ганс Бромий — самому себе (1602 г.)

Я столько тел послал без содроганья

На казнь — в петлю, огонь и кипяток,

Плач грешников смутить меня не мог,

Не трогали предсмертные роптанья.

Так что же в этом маленьком созданьи,

Тщедушном, словно хрупкий лепесток —

Она костру едва ли на глоток —

Во мне почти рождает состраданье?

Сомненья, прочь! Она цветы часами

В чащобе рвет; она глядит в зенит,

Одна гуляя звездными ночами;

Безумный жар ей очи горячит…

Пусть бесов из нее изгонит пламя,

А жалость, зубы стиснув, промолчит.

Действующие лица и сюжет этого сонета не выяснены.

64. Сэр Вальтер Ралей — щеглу в клетке (1608 г.)

Ты песенками облегчил мне долю

И разделил тюремный скудный стол;

Ты стал мне слишком дорог, мой щегол,

И потому лети себе на волю.

Как все мы, низок я, но не позволю

Тебе нести обузу чуждых зол;

Удел быть дважды в клетке так тяжел —

Ступай искать удачи в чистом поле.

Лети на луговины заливные,

Пропой, как лечь на них мечтает тот,

Кого решетки заперли стальные;

И пусть на эти песенки с высот

Тебе певцы откликнутся иные —

А узник им уже не подпоет.

Вальтер Ралей (Уолтер Рэли) (ок. 1552–1618) — английский политический деятель, поэт, историк. В молодости сражался на стороне гугенотов во Франции и участвовал в борьбе Нидерландов против испанского господства (1577). В 1580 г. — один из руководителей английской карательной экспедиции против Ирландии, затем фаворит Елизаветы I. В 1583–1585 гг. предпринял попытку основать в Северной Америке английскую колонию Виргиния. В 1585 г. занял пост управляющего рудниками, вице-адмирала и лорда-наместника Девона и Корнуолла. В 1588 г. участвовал в разгроме испанской Непобедимой армады. В 1595 г. совершил плавание в район реки Ориноко. Обвиненный в причастности к заговору против вступления Якова I на английский престол в пользу Арабеллы Стюарт, был приговорен к смерти, а затем (без отмены приговора) заключен в Тауэр (1604). В тюрьме занимался химическими опытами, написал трактат о кораблестроении и «Историю мира», которую довел до 130 г. до н. э. В 1616 г. представил Якову план разработки золотых рудников в Гвиане; был освобожден из тюрьмы и назначен руководителем эскадры.

Экспедиция, в ходе которой произошло вооруженное столкновение с испанцами, закончилась неудачно. После возвращения в Англию был казнен на основании приговора 1603 г. См. также прим. к сонету 66.

65. Доминго Лопес — своему Спасителю (1610 г.)

Род человечий в трусости погряз!

Он Крестные Твои рисует муки,

То с трупами выкидывая трюки,

То куклами обманывая глаз.

И ни один не смеет богомаз

К доскам креста прибить гвоздями руки

Живой модели, бьющейся в испуге,

Чтоб кровь лилась без всяческих прикрас!

Христос, пора изобразить давно

Истерзанные пыткою суставы,

Лицо, что мукою искажено!

Жида в подвале запер для расправы,

Пойду работать; это полотно

Отдам я в храм апостола Варнавы.

Герой этого сонета также остается загадкой. В перечнях ис— панских живописцев Доминго Лопеса нет. Предположительно, речь идет о литературном персонаже.

Апостол Варнава (?–61) — христианский святой, принадлежит к лику семидесяти апостолов, основатель Кипрской церкви, день которого празднуется 11 июня по старому стилю. Св. Варнаве посвящены церкви во многих европейских странах.

66. Арабела Стюарт — неувиденой весне (1612 г.)

По-моему, за стенами весна;

Ее лучи меня во тьме согрели,

И музыкою дышат птичьи трели —

Мне сквозь решетки слышится она.

Природа юной свежести полна

И радостей колючего апреля;

Там ветерка веселые свирели

Звучат над разнотравьем допоздна.

Весенний луч, лети ласкать зерно,

Что мирно вызревает в чистом поле,

И не смотри в тюремное окно.

Вам, птицы поднебесные, оттоле

Земных кручин понять не суждено,

Не пойте же о горе и неволе!

Арабелла Стюарт (1575–1615) — дочь Чарльза Стюарта, графа Леннокса, и Елизаветы Кавендиш, претендентка на английский престол после смерти королевы Елизаветы I. Поскольку Елизавета была бездетной, корона должна была перейти к кому-нибудь из потомков двух дочерей Генриха VII. Из их потомства к началу XVII в. осталось лишь трое: король Шотландии Яков VI, Арабелла Стюарт и Энн Стэнли. Яков был потомком старшего сына Маргариты Тюдор и имел преимущественное право наследования. Но Арабелла была англичанкой по рождению и воспитанию, поэтому часть приближенных Елизаветы склонялась к тому, чтобы признать наследницей Арабеллу. Однако королева незадолго до смерти утвердила своим наследником короля Шотландии. В 1603 г. он взошел на престол Англии под именем Якова I. Противники Якова (в т. ч. Вальтер Ралей, см. прим. к сонету 64) организовали заговор с целью возведения на престол Арабеллы Стюарт. Но сама Арабелла отказалась участвовать в заговоре и сообщила о нем Якову. Заговорщики были схвачены, Ралей попал в тюрьму. Тем не менее Арабелла оставалась под подозрением. Яков I не желал допустить ее брака с кем-либо из иностранных принцев или английских аристократов. Были отвергнуты многие предложения о браке, а также перспектива свадьбы Арабеллы с представителем дома Сеймуров, потомков Марии Тюдор. Несмотря на прямой запрет, Арабелла в 1610 г. тайно все-таки вышла замуж за Уильяма Сеймура, 2-го герцога Сомерсета, что вызвало гнев короля. В результате Арабелла и ее муж были заключены в тюрьму. Арабелла имела возможность вести переписку с мужем, что позволило ей организовать их побег. Она переоделась мужчиной, ускользнула от охранников и бежала в Кент, где должна была встретиться с мужем. Тому также удалось бежать, однако вовремя прибыть в Кент он не успел, и Арабелла, не дождавшись мужа, отплыла во Францию. На полпути к Кале ее корабль был задержан англичанами; принцессу вернули на родину. Сомерсету же удалось добраться до Фландрии. Арабелла Стюарт была заключена в Тауэр и через четыре года скончалась там от нервного и физического истощения 25 сентября 1615 г.

67. Пилигрим с «Мэйфлауэра» — исчезающим утесам (1620 г.)

Гряды английских меловых камней,

Исчезните за пологом тумана,

Нас не страшит коварство океана —

Людские козни много солоней.

Прощай, уют отеческих огней,

Знакомый луг, где травы пахнут пряно;

Свобода стоит буйства урагана,

С ней скудный хлеб монаршего вкусней.

Мы — Господа возлюбленное стадо,

И потому не ведаем преград:

Как Он сгубил испанские армады,

Так в Новый свет Своих духовных чад

Доставит, усмиряя волн громады —

Пусть чайки возмущенные кричат.

«Мэйфлауэр» — трехмачтовый барк, на котором группа английских пуритан, называвших себя «пилигримами», пересекла в 1620 г. Атлантический океан и основала Плимутскую колонию, первое британское поселение в Северной Америке, положившее начало колониям Новой Англии.

68. Герцогиня Сальвьяти — Катерине Каначчи (1628 г.)

Супруг мой любит коротать часы

У ног твоих, и, позабыв о скуке,

Он душу тешит, окуная руки

В златой ручей распущенной косы.

Мои смолисто-черные власы,

И голоса мечтательного звуки,

И зубы, что белей зубов гадюки,

Твоей не перевесили красы.

Златой свой локон мне пришли, зане

Мне хочется взглянуть на это злато;

Пришли на радость брошенной жене.

Но локона, пожалуй, маловато —

Пусть голову твою доставят мне

Наемники сегодня до заката.

Герцогиня Сальвьяти (?–1686) — Вероника Чибо, происходившая из знатной тосканской семьи и вышедшая в 1628 г. замуж за Якопо Сальвьяти, герцога Сан-Джулиано. Через несколько лет Вероника решила расправиться с любовницей мужа, 20-летней Катериной Каначчи, женой 70-летнего торговца, которая была убита по приказанию Вероники в новогоднюю ночь 1633 г. (по другим сведениям, 1628 г.). Тела Катерины и ее служанки были расчленены и брошены в сточные воды; убийцы сохранили лишь голову Катерины. На следующее утро служанка принесла герцогу традиционный подарок, который жены дарили мужьям в Новый год: корзинку с вышитой рубашкой. Однако на этот раз под кипой белья Якопо обнаружил голову своей любовницы. Убийцы Катерины были найдены и казнены, а Веронику муж запер на своей вилле Чербоне, где она и прожила в заключении до самой смерти.

69. Тилли — духам разора (1631 г.)

О, духи разрушенья, что летят

Со всех сторон, приветствуя меня,

Взглянуть, как пляшут языки огня

Над Магдебургом, ослепляя ад;

Вы — мой эскорт, и я приму парад,

У этих врат попридержав коня:

Весь город тлеет, словно головня,

Распространяя небывалый смрад.

Ввысь, рев резни и жертвы жалкий крик;

Ввысь, рыжий дым, наполни небосвод;

Ввысь, сладкий запах смерти — чтоб достиг

Ноздрей и слуха Бога ваш полет!

Ввысь всюду, где восстанет еретик

И на Христову Церковь посягнет!

Граф Иоганн Церклас Тилли (1559–1632) — знаменитый полководец Тридцатилетней войны. Родом из Брабанта, воспитание получил в иезуитской школе, внушившей ему религиозный фанатизм. Армия Католической лиги, фельдмаршалом которой Тилли был назначен в самом начале войны, на протяжении 12 лет считалась непобедимой. В 1630 г. Тилли занял место главнокомандующего имперской армией Фердинанда II с титулом наместника императора по военным делам. В мае 1631 г. он взял штурмом протестантский Магдебург и отдал на разграбление солдатам. Пожар уничтожил город; погибло во время пожара более 20 тысяч человек. После этого Тилли вступил в Саксонию, но счастье ему изменило. 17 сентября он встретился с шведской армией и потерпел решительное поражение в битве при Брейтенфельде. Отступив в Баварию, Тилли привел в порядок войско и попытался остановить наступательное движение шведов на реке Лех. Тилли окопался на восточном берегу реки, но после упорной битвы в апреле 1632 г. шведы разбили баварцев, и Тилли, потерпев тяжкий урон, отступил к Ингольшадту, где и умер 30 апреля, раненый ядром в ногу.

70. Ликид — Мильтону (1637 г.)

Венки, что мы приносим на могилы,

Завянут быстро. Так толпа вразброд

Выходит из кладбищенских ворот,

А вышла — и покойника забыла.

И, так же точно, никакая сила

Венки из камня не убережет;

Надгробный мрамор, склепа гордый свод

Равно разрушат времени зубила.

Но будут жить сплетенные тобою

Венки, которым не назначен срок,

От тления хранимые судьбою.

Жестокий шквал швыряет мой челнок,

И дышит смертью море штормовое…

Прошу тебя: сплети по мне венок.

Джон Мильтон (1608–1674) — выдающийся английский поэт; родился в Лондоне, был сыном состоятельного ходатая по делам, получил очень хорошее образование, сначала дома и в школе св. Павла, а потом в Кембриджском университете. Светлому настроению молодого Мильтона соответствует характер его первых поэтических произведений: поэм «Веселый», «Задумчивый», «Ликид» и «Комус». В 1641 г. он женился на Мэри Поуэл — и эта женитьба превратила его безмятежное прежде существование в целый ряд домашних бедствий и материальных невзгод. Жена уехала от него в первый год жизни, и своим отказом вернуться довела его до отчаяния. В 1652 г. Мильтон ослеп. На старости лет он очутился один в тесном кругу семьи — второй жены (первая умерла рано, вернувшись в дом мужа за несколько лет до смерти), совершенно чуждой его духовной жизни, и двух дочерей; последних он заставлял читать ему вслух на непонятных им языках, чем возбуждал в них крайне недружелюбное к себе отношение. Для Мильтона наступило полное одиночество — и вместе с тем время величайшего творчества. Этот последний период его жизни, от 1660 до 1674 г., ознаменовался тремя гениальными произведениями: «Потерянный рай», «Возвращенный рай» и «Самсон-воитель».

Ликид — имя пастуха в античных пасторалях (Феокрит, «Идиллии», VII; Вергилий, «Буколики», IX). Мильтон дал это имя герою своей элегии, написанной для сборника, посвященного памяти Эдварда Кинга, друга поэта по университету. Кинг утонул при кораблекрушении недалеко от берегов Англии летом 1637 г. Сборник был издан в Кембриджской типографии университетскими друзьями Кинга в 1638 г. В этом издании элегия была подписана лишь инициалами автора; под именем Мильтона она появилась в 1645 г. в его первом авторском сборнике. Русский перевод этой элегии, выполненный Ю. Б. Корнеевым, называется «Люсидас».

71. Галилей — Земле (1638 г.)

И все-таки вращается она:

И города, и веси, и народы,

И пики гор, и вспененные воды —

Но не прольется капля ни одна.

Такая доля Богом суждена:

Беспыльными путями небосвода

Шаров гигантских мчатся хороводы —

И ей кружить без отдыха и сна.

Земля, твой трепет чувствую стопой

И вижу: во вселенской панораме

Ты проплываешь хрупкой скорлупой,

Несомая небесными реками,

Где, чтобы нас вести во тьме слепой,

Господь развесил звезды маяками.

Галилео Галилей (1564–1642) — итальянский физик, механик и астроном, один из основателей современного естествознания, поэт, филолог и критик. В 1592–1610 гг. Галилео — профессор Падуанского университета, в дальнейшем придворный философ и математик герцога Козимо II Медичи. В июле 1609 г. Галилей построил свою подзорную трубу и начал систематические астрономические наблюдения. На их основании Галилей сделал вывод, что вращение вокруг оси свойственно всем небесным телам, и о том, что гелиоцентрическая система мира, предложенная Коперником, является единственно верной. В 1616 г. одиннадцать видных богословов рассмотрели учение Коперника и пришли к выводу о его ложности. Оно было объявлено еретическим, а книга Коперника «Об обращении небесных сфер» внесена в индекс запрещенных книг. Галилея вызвали из Флоренции в Рим и потребовали прекратить пропаганду еретических представлений; Галилей был вынужден подчиниться. Однако в 1632 г. он издает «Диалог о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой». Санкции последовали незамедлительно. Продажу «Диалога» запретили, а Галилея вызвали в Рим на суд. Следствие тянулось с апреля по июнь 1633 г., а 22 июня Галилей, стоя на коленях, произнес предложенный ему текст отречения. В последние годы жизни на своей вилле Арчертри (Флоренция) он находился под домашним арестом и под постоянным надзором инквизиции. Там Галилей пишет «Беседы и математические доказательства…», где излагает основы динамики, и в 1636 г. тайно переправляет свою рукопись в Голландию. «Беседы» выходят в свет в Нелейде в июле 1638 г., а в Арчертри книга попадает почти через год, в июне 1639 г… К тому времени больной и ослепший Галилей мог лишь потрогать свое детище руками. Галилей умер 8 января 1642 г. и был похоронен в монашеском приделе собора Санта Кроче во Флоренции без почестей и надгробия. Только в ноябре 1979 г. папа Иоанн-Павел II официально признал, что инквизиция совершила ошибку, силой вынудив отречься ученого от теории Коперника.

72. Мазаньело — герцогу д’Аркосу (1647 г.)

Ты видел, как Везувия глава

Во тьме играет красными огнями,

Рожденными в его бездонной яме,

И прочь стремятся голубь и сова?

А через миг вскипает синева

Громами и летящими камнями,

И лава смертоносными струями

Сжигает все — дома и дерева.

Вот так Неаполь под твоей рукой

В тугие кандалы закован прочно,

Но слышишь? ропщет скованный народ.

Невдолге твой окончится покой,

И дрогнет твердь, хотя не скажет точно

Никто, когда сие произойдет.

Мазаньелло (Томазо Аньелло, 1623–1647) — итальянский рыбак, вождь народного восстания в Неаполе в июле 1647 г. Неаполитанское население изнемогало под бременем налогов и вымогательств со стороны испанского правительства. Притеснения приняли особенно невыносимый характер, когда во главе управления стал герцог д’Аркос. Поводом к восстанию послужило введение налога на фрукты, во время возникших волнений Мазаньелло убил одного из чиновников. Восставшие сожгли налоговые документы, осадили дворец вице-короля и провозгласили Мазаньелло капитаном народа Неаполя. К повстанцам примкнули крестьяне Калабрии, Апулии и Абруцци, жители многих южно-итальянских городов. Вице-король д’Аркос был вынужден пойти на переговоры и отменить введенный налог, но в то же время сумел восстановить толпу против Мазаньелло. 16 июля Мазаньелло убили, голову его насадили на пику, а тело бросили в грязь. На другой день народ раскаялся, отыскал труп своего бывшего вождя и устроил ему торжественные похороны: тело его в сопровождении 550 священников и 80-тысячной толпы народа было перевезено в церковь, где его похоронили. Д’Аркос обещаниями убедил народ сложить оружие, а затем велел бомбардировать город и предал его грабежу. После гибели Мазаньелло восстание не прекратилось, оно было подавлено испанской армией только в апреле 1648 г.

Герцог д’Аркос, Понсе де Леон Родриго (1602–1672) — вице-король Неаполитанского королевства с начала 1646 г.; вынужден был решать сложнейшие внутренние и внешнеполитические проблемы (народные волнения и борьба с Францией за господство над Южной Италией). Не сумев трезво оценить обстановку и предотвратить восстание Мазаньелло, оказался неспособен и подавить его; в январе 1648 г. д’ Аркос сдал свои полномочия и покинул Неаполь.

73. Исаак Вальтон — реке и ручью (1650 г.)

Что мне милей — неспешная река,

Где ветерок высвистывает фугу,

Не потревожив сонную округу;

Где щука спит в глубинах бочажка,

Стрекозы над кустами тальника,

И лебедь чинно плавает по кругу,

И косари рассеялись по лугу,

И косу точит крепкая рука;

Или вот этот озорной ручей,

Где плещутся форели-баловницы

В коловращеньи крошечных смерчей;

Где меж камнями булькает водица,

В то время, как от солнечных лучей

На брызги отблеск радуги ложится?

Исаак Вальтон (Уолтон) (1593–1683) — английский писатель. Унаследовал лавку по торговле скобяными изделиями, в молодости был близким другом Джона Донна и Бена Джонсона, написал несколько биографий своих современников-литераторов, среди которых «Жизнь и смерть Джона Донна» (1640). Широкую известность снискал книгой «Искусный рыболов» (1653) — экскурсом в удовольствия рыбалки. Замечательно сказал о Вальтоне Г. К. Честертон в романе «Перелетный кабак»: «Он… изучал природу не отвлеченно, как американский профессор, а конкретно, как американский индеец» (пер. Н. Л. Трауберг).

74. Филипп IV — своему брадобрею (1660 г.)

Что есть король? Отвечу, как умею:

Он тот, кто сплошь пиявками оброс;

Не труп еще, но каждый кровосос

Его считает жертвою своею.

Турецкий вор, закопанный по шею

В обрядов и регламентов нанос,

Чтоб каждый проходящий мимо пес

Дивился небывалому трофею.

Всю жизнь монарху с помпой показной

Выслушивать потоки лжи и вздора,

Сносить хулу и шепот за спиной;

Умрет — и розоперстая Аврора

Не обласкает гроб его тройной

Под грузным сводом темного собора.

Филипп IV (1605–1665) — испанский король с 1621 г. Вступил на престол 17-летним юношей и, подобно отцу, Филиппу III, не имел ни охоты, ни способностей к государственной деятельности. Некогда могущественная монархия быстро разлагалась изнутри и извне. Войны с Голландией привели в 1648 г. к признанию ее независимости от Испании (Вестфальский мир). Война с Францией окончилась Пиренейским миром (1659), по которому Испания лишилась Руссильона и Артуа. Деспотическое управление Филиппа вызвало восстания в различных частях монархии, так как население не желало подчиниться кастильскому законодательству и отстаивало свои фуэросы (вольности и привилегии). Почти одновременно взялись за оружие каталонцы и португальцы (1640): первые провозгласили своим королем Людовика XIII Французского, вторые — герцога Брагансского, принявшего имя Жуана (Иоанна) IV. Однако отделилась от Испании только Португалия; каталонцы, возмущенные насильственным образом действий французов, остались в испанском подданстве, после того как Филипп подтвердил их фуэросы. Попытки отложиться от Филиппа имели место также в Андалузии (заговор герцога Медина-Сидония), на Сицилии (восстание в Палермо, 1647 г.), в Неаполе (восстание Мазаньелло, см. сонет 72), Сардинии и Милане.

75. Мадам де Бренвилье — своему искусству (1675 г.)

Кому-то дорог милых глаз маяк,

Кому-то — мирно спящие внучата,

Кому-то — блеск накопленного злата,

Кому-то — пожелтелый березняк.

А я предпочитаю видеть, как

Ползет по венам, крадучись, расплата,

Как жизнь из жертв уходит без возврата,

И как в очах у них густеет мрак.

Досель искусств подобных не бывало:

Ничтожная щепотка порошка,

Три капли из заветного фиала —

И мир колеблет слабая рука,

И сеет смерть, тайком вонзая жало

И помыслы губя исподтишка.

Мари Мадлен Дрё д’Обре, маркиза де Бренвилье (1630–1676) — известная французская отравительница. В 1651 г. она вышла замуж за маркиза де Бренвилье, который был намного старше ее. Вскоре маркиза вступила в любовную связь с ротмистром Жаном-Батистом де Годеном, синьором де Сен-Круа. По жалобе отца маркизы Сен-Круа был заключен в Бастилию, где пробыл около года. Во время тюремного заключения он познакомился с итальянцем-алхимиком Экзили, большим знатоком ядов. Сен-Круа после выхода из тюрьмы возобновил сношения с маркизой Бренвилье и поделился с ней полученными знаниями. Любовники изготовили яд, и маркиза опробовала его на больных, которых навещала по долгу христианского милосердия в больнице Отель-Дие. Яд оказался эффективным — больные умирали естественно, и врачи не заподозрили отравления. При помощи своего слуги Шоссе маркиза отравила отца, двух братьев и своих сестер, чтобы присвоить их состояние. В 1672 г. Сен-Круа внезапно умер от последствий приготовления яда. Полиция, расследуя его смерть, обнаружила шкатулку с ядом и письма маркизы к Сен-Круа. К следствию был привлечен Шоссе, который сознался в своем участии в преступлениях, подтвердил виновность маркизы и был казнен в 1673 г. Маркиза бежала из Франции, три года провела за границей, но потом вернулась назад. Некоторое время она скрывалась в стенах льежской обители, но вскоре была опознана, арестована и доставлена в Париж. Среди найденных у нее бумаг оказалась исповедь, подтверждавшая как упомянутые, так и многие другие ее отравления. Сначала она от всего отреклась и показала, что исповедь написана в припадке белой горячки, но под пытками созналась в своих злодеяниях. 17 июля 1676 г. маркиза была подвергнута водяной пытке (ей в горло влили 16 пинт воды), а затем обезглавлена и сожжена на костре. Дело маркизы де Бренвилье дало повод Людовику XIV для учреждения особого трибунала и разжигания кампании по охоте на ведьм и отравительниц, которая продлилась с 1675 по 1682 г. и имела результатом около 30 смертных приговоров. К истории маркизы де Бренвилье обращались А. Конан Дойл, А. Дюма-отец, Э. Габорио, Р. Браунинг и др.

76. Ювелир Кардильяк — своим рубинам (1680 г.)

Мне снова взор ласкает блеск камней:

В их гранях отсвет зимнего заката,

И кровь была ценою их возврата,

От этого они еще красней.

Я продал их. Но не прошло трех дней —

Вернулась вожделенная утрата

На острие кинжального булата,

Добавив тень к империи теней.

Зачем глупец купил их? Мне смешно:

Подумал он, что я на деньги падок,

Но многолетний труд мой не дано

Купить деньгам. И цвет каменьев сладок —

Я пью его, как терпкое вино,

В котором крови есть густой осадок.

Рене Кардильяк — герой новеллы Э. Т. А. Гофмана «Мадемуазель де Скюдери» (1818), золотых дел мастер, который совершает убийства заказчиков, так как не в силах расстаться со своими творениями. Эта новелла — первое произведение детективного жанра в мировой литературе. Гофман с профессиональным знанием дела описывает все перипетии розыска и следствия и мастерски ведет рассказ, постепенно усиливая напряжение. Преступления Кардильяка открываются, когда того уже нет в живых — автор избавил его от разоблачения и земной кары.

Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776–1822) — знаменитый немецкий писатель-романтик, композитор, художник, по образованию юрист.

…вожделенная утрата — цитата из поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда» Дж. Г. Байрона (песнь четвертая, 24).

77. Карлик Бижу — курфюрстине Марии (1690 г.)

Я — черный бес, что много лет подряд

С ухмылкой смотрит со щипца собора;

Мой жуткий облик устрашает взоры:

Ушастый карла, скрючен и горбат.

Ты — королева, чей небесный взгляд

Струит вокруг волшебные узоры,

Роняя дымку золотого флера

На силуэты каменных аркад.

Люблю тебя, а ты глядишь вовне;

Не станет светозарная вершина

Любовь искать в чернеющем пятне.

Случись такое — канет мир в трясину!

Тебя возненавидеть должно мне,

Как ненавижу я свою судьбину.

Кто такой карлик Бижу, нам выяснить не удалось. Если верить датировке сонета, то речь может идти только о курфюрстине Баварской Марии Антонии — единственной женщине с таким именем, которая носила в 1690 г. этот титул.

Мария Антония (1669–1692) — единственная дочь императора Священной Римской империи Леопольда I и испанской инфанты Маргариты Терезы, эрцгерцогиня Австрийская. В возрасте семи лет была обручена со своим дядей Карлом II Испанским, но он вскоре умер. В 1685 г. была выдана за курфюрста Баварии Максимилиана II Эмануэля, но не была счастлива в браке. Мария Антония страдала от постоянного присмотра и подслушивания со стороны старшей придворной дамы. Ее муж едва уделял ей внимание; в 1691 г. он был выбран штатгальтером Нидерландов, куда и переселился в начале 1692 г. Мария Антония, которая была беременна, возвратилась в Вену к отцу. 27 октября она родила третьего сына, а через два месяца после родов скончалась от родильной горячки. Упоминается в романе А. Дюма-отца «Две королевы».

Если же датировка ошибочна, то возможны кандидатуры Марии Амалии Австрийской (1701–1756), курфюрстины Баварской (1726–1745), и Франсуа де Кувилье (1695–1768) — карлика, французского архитектора, привнесшего в немецкую архитектуру формы рококо. С 1763 г. он служил главным придворным архитектором баварского курфюрста, по его заказу работал над летней королевской резиденцией в Мюнхене. Самая известная его постройка — павильон Амалиенбург в парке этой резиденции (1734–1737).

78. Карл II Испанский — близящейся смерти (1700 г.)

Дорогу, гранды! Смерть идет сюда,

Стоять ей на пороге не по чину.

Предчувствуя империи кончину,

Вы сгрудились. Дорогу, господа!

О Смерть, повременишь ли ты, когда

Тебе отдам я царства половину?

Еще немного поживу и сгину —

Устроит ли тебя такая мзда?

Неспешно тень, подобная улите,

Влачится по Ахазовым часам.

Кого же о пощаде и защите

Теперь молить? Уже не знаю сам…

Явилась Смерть за королем. Велите

На звоннице гудеть колоколам.

Карл II Зачарованный (Одержимый) (1661–1700) — испанский король с 1165 г. Последний Габсбург на испанском престоле, он из-за дурной наследственности отличался болезненностью и уродством, страдал эпилептическими припадками. Период царствования Карла — время глубокого кризиса в Испании: в провинциях усилился сепаратизм, в стране несколько раз был сильный голод, при дворе шла постоянная борьба группировок. Карл был женат дважды, но не имел детей. Вопрос о том, кому достанется испанская монархия после его смерти, сильно беспокоил Карла и живо занимал всю европейскую дипломатию. При дворе образовались, по числу претендентов, три партии, оспаривавшие друг у друга влияние на короля. Между тем здоровье его пошатнулось окончательно; 20 сентября 1700 г. он слег в постель, и кардинал Порто-Карреро побудил его написать завещание, остававшееся в тайне до смерти Карла, наступившей 1 ноября. Эта смерть привела к войне за испанское наследство, в результате которой на престол взошли французские Бурбоны.

Ахаз — царь Иудеи, правивший в VIII в. до н. э., по преданию заимствовал у ассирийцев солнечные часы. Здесь намек на Книгу пророка Исаии: «В те дни Езекия заболел смертельно. И пришел к нему пророк Исаия, сын Амосов, и сказал ему: так говорит Господь: сделай завещание для дома твоего, ибо ты умрешь, не выздоровеешь. Тогда Езекия отворотился лицем к стене и молился Господу, говоря: „о, Господи! вспомни, что я ходил пред лицем Твоим верно и с преданным Тебе сердцем и делал угодное в очах Твоих“. И заплакал Езекия сильно. И было слово Господне к Исаии, и сказано: пойди и скажи Езекии: так говорит Господь, Бог Давида, отца твоего: Я услышал молитву твою, увидел слезы твои, и вот, Я прибавлю к дням твоим пятнадцать лет, и от руки царя Ассирийского спасу тебя и город сей и защищу город сей. И вот тебе знамение от Господа, что Господь исполнит слово, которое Он изрек. Вот, я возвращу назад на десять ступеней солнечную тень, которая прошла по ступеням Ахазовым. И возвратилось солнце на десять ступеней по ступеням, по которым оно сходило». (Исаия, 38:1–8).

79. Капитан Кидд — своему золоту (1701 г.)

Проклятым кладом я порабощен.

Мне снилось: он к моей привязан шее,

И волокут дублоны и гинеи

Меня на дно, надежно взяв в полон.

Тонул я, а ко мне со всех сторон

Утопленники плыли, свирепея

От вида долгожданного трофея,

Вцеплялись в тело с криком: «Это он!»

Ужасна мне подобная расплата,

И кажется ничтожною ценой

В пещере вечно караулить злато

Иль маяться под крапчатой луной,

Покуда чья-то жадная лопата

Не откопает клад, зарытый мной.

Вильям Кидд (ок. 1645–1701) родился в Шотландии. Вошел в историю, как один из самых кровожадных и удачливых пиратов. О юности Кидда достоверных сведений не сохранилось. В 1689 г. он служил на пиратском корабле «Блаженный Вильям», сдавшемся властям на острове Невис в Карибском море. Кидд получил каперское свидетельство от британского губернатора Невиса и стал буканьером на службе Великобритании. В 1699 г. был арестован и в апреле 1700 г. доставлен в Лондон. Суд над пиратом затронул высшие сферы британских политиков, оппозиция постаралась отстранить от власти покровителей Кидда, финансировавших его предприятие; Кидд даже давал показания в палате общин в марте 1701 г. Несмотря на то, что высокопоставленных сообщников пирата привлечь к ответственности не удалось, их могла успокоить только казнь бывшего партнера, превратившегося теперь в опасного свидетеля. В мае 1701 г. Кидду предъявили обвинение в убийстве Вильяма Мура и грабеже «Купца Кеда» и других судов. В свое оправдание бывший капер показал, что захват этих судов в качестве приза был вполне законным, поскольку они имели французский паспорт. (К тому времени девятилетняя война уже закончилась, но условия мирного договора между Англией и Францией начали действовать южнее экватора только с марта 1698 г.). Кидд отдал эти паспорта лорду Белломонту, но чиновники из британского Адмиралтейства скрыли их от правосудия. Из-за очевидной несправедливости процесса над капитаном многие сделали вывод о том, что тот вообще не причастен к пиратству. Однако у суда имелись неопровержимые свидетельства о нападениях Кидда на безобидные торговые суда. Осужденного повесили в Уоппинге 23 мая, а затем его тело в цепях было выставлено на всеобщее обозрение. Легенда об удачливом пирате продолжает жить и сегодня, питаемая слухами о несметных сокровищах, якобы зарытых Киддом где-то на островах Тихого океана.

80–81. Александр Селкирк — своей тени (1708 г.)

I

Мой рай уединенный — сущий ад.

Возможно, я один в пустом эфире,

И первенцем в новорожденном мире

На тень свою смотрю, потупя взгляд.

Иль я — остаток человечьих стад,

Спасен потопом в океанской шири

Ветрам о людях в горестной стихире

Пропеть — мой плач, их траурный набат.

Тень, без тебя мне было б одиноко!

Вам, какаду, нижайший мой поклон;

Осталось ветру прилететь с востока.

В бамбуке слышен шорох — вот и он…

Смежает солнце бдительное око,

Приходит ночь, за нею следом сон.

II

В душе сомненье крепнет постепенно:

Что, если этот жалкий островок,

Где столько лет брожу я, одинок,

Величиной равняется Вселенной?

И все, что живо в памяти смятенной,

Хранящей дней прошедших каталог —

Шум города, беседы, топот ног —

Лишь морок, лихорадкой вдохновенный?

Внизу забытый отпрыск человечий,

С высот глазеют праздные светила;

Их тяжесть долу пригибает плечи

И, кажется, рассудок раздавила;

Я бормочу, чтоб не утратить речи,

Слова морям, не видевшим ветрила.

Александр Селкирк (1676–1721) — шотландский моряк, 4 года и 4 месяца проживший на необитаемом острове и ставший прототипом Робинзона Крузо. По свидетельству капитана, спасшего Селкирка, «из-за отсутствия речевой практики он настолько забыл свой язык, что нам приходилось, дабы его понимать, прикладывать немало труда». Селкирк был вторым помощником капитана судна «Пять портов», которое в мае 1704 г. бросило якорь в бухте. Парусник находился в плохом состоянии — Селкирк настаивал на ремонте, капитан не соглашался. Вспыхнула ссора, и в результате Александр был высажен на берег. Оставили ему только ружье, топор и подзорную трубу. Селкирк оказался на самом большом острове архипелага Хуана Фернандеса — Мас-а-Тьерра, в 560 км от берегов Чили (сейчас он называется его именем). Между землей, которую описал Даниэль Дефо, и реальным островом довольно много различий; даже расположен он не в Атлантическом, а в Тихом океане. Несмотря на это, нет оснований сомневаться, что на создание романа писателя вдохновила именно история Селкирка. В предисловии к первому изданию автор указывал: «Еще до сих пор среди нас есть человек, жизнь которого послужила основой для этой книги». Выход романа в свет (1719) сразу сделал Селкирка знаменитостью.

82. Страдивари — неоконченой скрипке (1710 г.)

В твоих волокнах — стоны урагана,

Клокочет в них и ропщет океан,

Там звуки наших плачей и осанн,

И шорох листьев старого платана;

Пчелиный гуд среди лесной поляны,

И удалое пение цыган,

И звон стрелы, покинувшей колчан,

И грозное рычание вулкана.

Я знаю, что все это есть в тебе.

Твоей душе так хочется свободы —

Пусть воспарит и следует судьбе:

Твой голос пронесется через годы,

Как трепетанье духов, что в мольбе

Пещеры мрачной оглашают своды.

Антонио Страдивари (1644–1737) — знаменитый мастер струнных инструментов, ученик Николо Амати. Помимо скрипок, изготавливал гитары, альты, виолончели и по крайней мере одну арфу — по текущим оценкам всего более 1100 инструментов, из которых сохранилось около 650. Наиболее выдающиеся инструменты были созданы в 1698–1725 гг. Все скрипки этого периода отличаются замечательной отделкой снаружи, прекрасными характеристиками «внутри» и ценятся очень высоко. Возможно, что в сонете отражены названия скрипок Страдивари, но этот вопрос требует специального изучения, так как имена его скрипок меняются с течением времени.

83. Даниэль Форд о самоубийстве (1740 г.)

Себя я понукаю, как коня

Над пропастью колесиками шпоры;

Бока в крови, но не найдя опоры,

Уперся конь, на месте семеня.

Я знаю: в этой бездне ждут меня

Фантомы горя, страха и позора,

Безверия измученные взоры

И пагубных сомнений западня.

Так прыгнуть ли в открывшийся проем,

Где кружит рой вампиров чернокрылых,

Где скрыта Вечность в ужасе своем;

И плыть меж душ, и немощных, и хилых,

Что в небе вечном падают дождем,

С пустой Природой совладать не в силах?

Персонаж сонета не установлен.

84–85. Латюд — своим крысам (1750 г.)

I

Из деревяшки сделал я свирель.

Что, крысы, вам сыграть в моей темнице?

О том ли, как звенит вода в кринице,

Как ласточки приветствуют апрель?

Или о том, как плещется форель

И как крадется по лесу лисица?

Или о том, как фруктами гордится

Осенний сад, невидимый отсель?

Нет, я сыграю вам о мире этом,

Где не слышны рыдания вдовы,

Где воздух полон радостью и светом,

Где честь не преклоняет головы

Перед тираном и его клевретом,

Где горе не зубастее, чем вы.

II

Я — глина? труп? засохшая стерня?

Иль человек, дошедший до предела?

Лишь облик человеческого тела

Пока еще остался у меня.

Живу ли, разумение храня,

Иль все в мозгу моем давно истлело?

Здесь нет часов, все спит оцепенело,

Лишь на полу — крысиная возня!

Пасюк ли я, грызущий свой кусок

Среди крысиной стаи толстокожей?

У времени ни крыльев нет, ни ног.

Пространство — клетка душная. И кто же

Меня в ней держит — люди или Бог?

Кувшин мой пуст… Спи, узник, на рогоже.

Жан Анри де Латюд, по прозвищу Мазюр (1725–1805) — знаменитый авантюрист. Родился в Гаскони, в 1748 г. приехал в Париж изучать математику. В 1749 г. попытался добиться расположения маркизы де Помпадур, фаворитки Людовика XV, тем, что сначала анонимно послал ей яд, а затем известил о том, что ее пытаются отравить. Однако маркизе стало известно, что яд был послан Латюдом, и она упросила короля отправить того в Бастилию. Латюд провел в заключении около 35 лет, в т. ч. в Бастилии и в Венсеннском замке. Трижды совершал побеги (один раз из Бастилии, дважды из Венсенна), но каждый раз вновь подвергался аресту. Сидя в подземелье, в одиночке, пытался дрессировать крыс. В тюрьме Латюд начал писать мемуары, ими заинтересовалась некая мадам Легро и в 1784 г. добилась его освобождения. Во время Французской революции Латюд был признан жертвой деспотизма и получил большую пенсию, которую Конвент обязал платить ему наследников маркизы де Помпадур. Несмотря на это, в 1805 г. он умер в нищете.

86. Джеймс Ват — духу, сидящему в чайнике (1765 г.)

Смотрю, как чайник пышет, раскален,

И крышка скачет под напором пара,

Как будто бы на волю рвется яро

Неусмиренных джиннов легион,

Которых за бесчинства Соломон

Загнал в оковы тесного футляра,

И чья предуготованная кара —

В плену томиться до конца времен.

Что, если этот пар сильнее рати

Ифритов, заключенных взаперти

По воле соломоновой, и, кстати,

Что, если я смогу сыскать пути,

Как уничтожить царские печати

И в демоне слугу приобрести?

Джеймс Ватт (Уатт) (1736–1819) — выдающийся шотландский инженер, изобретатель-механик. В 1763 г. к нему обратился профессор физики из университета Глазго Дж. Андерсон с просьбой отремонтировать действующий макет паровой машины (имелась в виду «огневая машина», изобретенная Т. Ньюкоменом), который на самом деле никогда нормально не работал. Ватт провел ряд экспериментов, убедился в неэффективности машины и внес в ее конструкцию многочисленные усовершенствования. В результате эффективность паровой машины выросла в несколько раз, а сама машина стала легко управляемой. Паровую машину стали применять на заводах и фабриках в качестве привода, что привело к резкому повышению производительности труда. В 1882 г. Британская ассоциация инженеров решила присвоить имя Дж. Ватта единице мощности. Это был первый в истории техники случай присвоения собственного имени единице измерения.

Кольцо Соломона — в арабских сказках «Тысяча и одна ночь» описан джинн, который разгневал царя Соломона и был наказан, будучи заперт в бутылку и брошен в море. Бутылка была опечатана кольцом Соломона, поэтому джинн не мог освободиться, пока на него не наткнулся много веков спустя рыбак, который открыл бутылку. По преданию, на кольце Соломона снаружи была надпись «Всё проходит», а на внутренней его стороне — «И это тоже пройдет».

87. Чарльз Эдуард — последнему другу (1777 г.)

Бутылка, ты — последний мой собрат,

Министр и друг, дарующий веселье;

Неси же мне подагру и похмелье,

О, врачеватель горестных утрат!

Вот этот стол — мой скарб и майорат;

Все потеряв, в забытой всеми келье,

Я пью — и пусть дурманящее зелье

Меня проводит до геенских врат.

Но что там? Слышу я волынок пенье,

Как будто снова вспыхнуло огнем

У Фолкерка победное сраженье!

Дрожу, и руки ходят ходуном,

И сердце замирает от волненья…

Ах, это лишь шарманщик под окном.

Чарльз Эдуард Стюарт (1720–1788) — принц изгнанной династии Стюартов, известный также как Юный шевалье, Красавец принц Чарли и Младший претендент. В 1743 г. во время войны за Австрийское наследство король Франции Людовик ХV убедил Чарльза возглавить французское вторжение в Англию, пообещав ему помочь вернуть Стюартам британский трон. Штормы на море и появление сильного английского флота сорвали этот план. Не получив обещанную помощь французской стороны, Чарльз, потеряв терпение, отплыл 13 июля 1745 г. и 3 августа высадился на Гебридских островах. 19 августа он поднял мятеж, 17 сентября с отрядом в 2400 человек взял Эдинбург и 21 сентября выиграл сражение с правительственными войсками при Престонпансе. Затем Чарльз с отрядом в 5500 человек направился в Англию. В Дерби якобитам противостояли две английские армии. Офицеры Чарльза, трезво оценившие соотношение сил, 6 декабря заставили его принять решение об отступлении. Чарльз вернулся в горную Шотландию, где, сражаясь с английскими частями под командованием герцога Камберлендского, выиграл битву при Фолкерке в январе 1746 г., но потерпел 16 апреля поражение при Куллодене. Якобиты были разбиты; Чарльзу после нескольких месяцев опасных странствий удалось с помощью шотландцев достичь берегов Франции 20 сентября 1746 г… Изгнанный в 1748 г. из Франции, он пять лет не появлялся на публике. В 1750 г. Чарльз тайно посетил Лондон, где принял англиканство. В 1772 г. Чарльз женился на принцессе Луизе Стольбергской; в 1780 г. Луиза бежала от пьяных дебошей мужа, а в 1784 г. брак был формально расторгнут. С 1785 г. принц Чарльз жил во Флоренции и Риме и пил запоем; от пьянства и умер.

88. Дэнис Браун — Мэр и Холт (1780 г.)

Ну вот, пришли зима и непогода,

И падуб сыплет ягоды на снег;

И ветра безустанного набег

Толкает год к смертельному исходу.

Уснула соня и остыли воды,

Голубка не клюет лесной орех,

И мха ковер засохший грязно-пег,

И листьев прекратились хороводы.

Увы, и мне согнуло Время спину,

Порошею покрыта голова,

Я груз годов уже с себя не скину;

А ты, мой ясный светоч, — ты мертва,

Мертва давно, по воле властелина,

Мертва, как эта палая листва.

Персонажей сонета нам установить не удалось.

89. Воздухоплаватель Розье — Вениамину Франклину (1785 г.)

Челнок огней метался неустанно

И по небу выстегивал шитье,

И люди, видя смерти острие,

Дрожали, словно овцы у вулкана.

Ты, не робея участи Титана,

Посмел похитить молнии копье;

Ты силой знаний приручил ее

И усмирил безумство урагана.

Моя заслуга будет покрупней —

Я вознесусь туда, где светят зори;

Мир превращу в подставку для ступней,

Неустрашимо с небесами споря,

И Фаэтоном, не сдержав коней,

Паду с высот в бушующее море.

Жан Франсуа Пилатр де Розье (1756–1785) — французский химик, физик и воздухоплаватель, служил хранителем научной коллекции короля Людовика XVI. Узнав, что в первый полет на аэростате братьев Монгольфье предполагается отправить двух человек, приговоренных к смертной казни, Розье выразил протест против того, что такая честь достанется преступникам, и предложил себя в качестве пилота. Получив согласие Людовика, вместе с маркизом д’Арландом 15 октября 1783 г. поднялся на шаре, привязанном канатами к наземным опорам. Спустя год был совершен первый полет на свободно парящем воздушном шаре. 15 июня 1785 г. Розье и М. Ромен на аэростате, состоявшем из двух баллонов: нижнего с горячим воздухом и верхнего с водородом, попытались перелететь через Ла-Манш. Во время полета от искры взорвался водородный баллон и аэронавты погибли, упав с высоты 900 м на скалы у берегов Франции.

Вениамин (Бенджамин) Франклин (1706–1790) — американский просветитель, ученый и государственный деятель. Внимание Франклина-ученого привлекали самые различные явления природы. В частности, Франклин предложил эффективный метод защиты от грозового разряда — молниеотвод.

…не робея участи Титана — намек на битву титанов с богами-олимпийцами, исход которой был решен благодаря громам и молниям Зевса, выкованных ему циклопами. В результате титаны были побеждены и низвергнуты в вековечную тьму Тартара.

Фаэтон (др. — гр. «пылающий») — сын бога Солнца Гелиоса и океаниды Климены. Он упросил отца дать ему на один день управление солнечной колесницей. Гелиос, поклявшийся исполнить любую просьбу сына, был вынужден согласиться. Юноша не сумел справиться с конями, колесница сбилась с пути, и кони помчали ее к земле. От огненного жара стали пересыхать реки, загорелись леса, и Зевс поразил Фаэтона молнией, чтобы спасти Землю. Пылающий Фаэтон упал в реку Эридан. Сестры Фаэтона Гелиады, оплакивая гибель брата, превратились в тополя, а их слезы стали янтарем.

90. Казот — сотрапезникам за ужином (1788 г.)

Близка ли революция? Поверьте,

Что вас дотла спалят ее лучи;

Они кровавым заревом в ночи

Окрасят холст на дьявольском мольберте.

Вам всем погибнуть в этой круговерти,

Когда голов покатятся мячи —

И вас казнят, графиня, палачи,

Вас увезет, маркиз, телега к смерти.

И вас, и вас, и вас. Что до меня,

Ясна судьба моя и обозрима:

Умру, как тот, кто души леденя,

Погибелью грозил Иерусалиму

И рухнул со стены — среди огня,

В клубах всеудушающего дыма.

Жак Казотт (1719–1792) — французский писатель. Служил по морскому ведомству в Вест-Индии, в 1760 г. вышел в отставку и спокойно зажил на свою ренту. Талантливый и остроумный литератор, автор романа «Лорд эскпромтом» (1767), повести «Влюбленный дьявол» (1772), сборника сказок «Продолжение „1001 ночи“» (т. 1–4, 1788–1789). Около 1775 г. Казотт пристрастился к мистике и сделался мартинистом. Свое несочувствие революции он выразил в «Correspondance mystique», за что, в сентябрьские дни 1792 г., был арестован и приговорен к смерти, но благодаря усилиям его дочери Елизаветы был отпущен на свободу. Однако через несколько дней он был снова схвачен и казнен 25 сентября. Знаменитое «Пророчество Казотта» впервые появилось в посмертных сочинениях Ж. Ф. Лагарпа (1806). В нем рассказывается о бывшем в 1788 г. обеде у знатного вельможи, на котором Казотт каждому из присутствующих (Шамфор, Бальи, Кондорсе, Руше и др.) предсказал, что их ожидает в недалеком будущем. Этот апокрифичный рассказ, в действительности написанный уже после террора, дал тему для одного из стихотворений М. Ю. Лермонтова.

«Горе тебе, Иерусалим!» — слова пророка Иеремии (Иерем. 13:27). Возможно, что Ли-Гамильтон имел тут в виду эпизод из книги Иосифа Флавия «Иудейская война», кн. 6, гл. 5: «Некто Иешуа, сын Анана, простой человек из деревни, за четыре года до войны (62 г.), когда в городе царили глубокий мир и полное благоденствие, прибыл туда к тому празднику, когда по обычаю все Иудеи строят для чествования Бога кущи, и близ храма вдруг начал провозглашать: Голос с востока, голос с запада, голос с четырех ветров, голос, вопиющий над Иерусалимом и храмом, голос, вопиющий над женихами и невестами, голос, вопиющий над всем народом! Наконец во время осады, когда он мог видеть глазами, что его пророчество сбывается, обходя по обыкновению стену с пронзительным криком: горе городу, народу и храму, он прибавил в конце: горе также и мне! В эту минуту его ударил камень, брошенный метательной машиной, и замертво повалил его на землю».

91. Людовик XVI — Карлу I (1793 г.)

Читаю в ожиданьи эшафота,

Как чернь тебя на гибель обрекла;

И мрачной скорби вязкая смола

Мне облепляет душу, как тенета.

Наш путь един, но шапка санкюлота

Не обжигала твоего чела;

На помощь, брат, кругом сплошная мгла —

Веди меня сквозь узкие ворота!

Зачем дрожать? Увижу, умирая,

Янтарный блеск небесного огня,

И алый луч, и бирюзу без края.

Дай силы, брат! Достоинство храня,

Приму удар — и на пороге рая

Ты первым поприветствуешь меня.

Людовик XVI (1754–1793) — король Франции. После победы Французской революции был присужден Конвентом к смертной казни большинством 383 голосов против 310. Узнав приговор, Людовик принял его спокойно и даже утешал свое окружение. Приговор был приведен в исполнение 21 января 1793 г. Свидетель казни, немецкий журналист К. Ольснер описал ее так: «Когда Людовик оказался на эшафоте, он посмотрел на гильотину и выступил на два шага вперед в намерении… заговорить. Тут же замолкла музыка. После этого он проговорил сильным голосом, что невиновен и умирает в убеждении, что не французский народ хочет его смерти, а его личные враги. Он прощает их». После этого его речь заглушила барабанная дробь, и его схватил палач. «Король после легкого сопротивления последовал за ним совершенно спокойно, стал напротив машины… и лег. Нож упал. Голова с частью шеи осталась висеть на туловище, и ее пришлось отрезать…» Отрезанная голова, которую держали за волосы, как пишет Ольснер, была показана народу. Тут же под бряцание оружия раздались ликующие крики: «Да здравствует нация, да здравствует республика!» Так окончил жизнь Людовик XVI — единственный во французской истории казненный король, причем король, за 15 лет правления которого не был убит ни один политический заключенный.

…шапка санкюлота — 20 июня 1792 г. несколько тысяч санкюлотов взяли штурмом ворота Тюильри и ворвались в покои короля. Людовик, чтобы вызвать симпатии толпы, надел красную шапку и пил из предложенной ему бутылки красного вина за благо нации, но отказался пойти на политические уступки.

Карл I Стюарт (1600–1649) — король Англии, Шотландии и Ирландии. Его политика абсолютизма и церковные реформы вызвали восстания в Шотландии и Ирландии и Английскую революцию. Предстал перед судом из 135 комиссаров во главе с юристом Джоном Брэдшо, который признал Карла виновным как тирана, изменника и врага отечества и присудил его к смерти. 30 января 1649 г. Карл был обезглавлен в Уайтхолле. Тело его было отвезено в Виндзор и 8 февраля погребено без отпевания.

92. Гаспар Дюшатель — Конвенту (1793 г.)

Я поднялся со смертного одра

Отдать свой голос сброшенному с трона.

Казнить за то, что Франции корона

Была на голове его вчера?

Свобода — милосердию сестра,

И, возведя убийство в ранг закона,

Вы оскверните славные знамена

Позорищем кровавого тавра.

Пред смертью я вотирую пощаду

И знаю, это вам не по нутру;

Но говорю озлобленному стаду:

Дадите ныне волю топору —

Его удар получите в награду.

За жизнь проголосую — и умру.

Гаспар-Северин Дюшатель (1766–1793) — землевладелец, депутат Конвента от департамента Де-Севр, жирондист. Прославился тем, что, прикованный к постели недугом, велел принести себя в Конвент и проголосовал за сохранение жизни Людовика XVI, чем вызвал смех Марата. Вот что о нем пишет Т. Карлейль в книге «Французская революция»: «Поздно ночью в четверг, когда голосование кончено и секретари подсчитывают голоса, является больной, похожий на призрак Дюшатель; его несут на стуле, завернутым в одеяла, „в халате и в ночном колпаке“, и он вотирует за помилование: ведь и один голос может перетянуть чашу весов». Л. Фейхтвангер в романе «Мудрость чудака, или Смерть и преображение Жан-Жака Руссо» говорит так: «Депутат Дюшатель, тяжело больной, велел принести себя на носилках на трибуну, проголосовал за то, чтобы королю даровали жизнь, — и той же ночью умер; многих это насмешило».

93. Мадемуазель де Сомбрейль — Свободе (1793 г.)

В стакане кровь — я знаю этот цвет.

И если выпью, то отца спасу я?

Давайте же! Он слаще поцелуя,

Вкусней, чем вин изысканных букет.

Тост за Свободу? Отчего бы нет:

Ее закат багров, как эти струи;

Прощаюсь с ней, покуда вы, ликуя,

Галдите, что настал ее рассвет.

Увы, Свобода, твоего лица

Не разглядеть творящим преступленья —

Им недоступен этот чистый взгляд.

Я за тебя пью залпом, до конца!

И если слышит Бог мои моленья,

Однажды возвратишься ты назад.

Мадемуазель Мари де Сомбрейль (1768–1823) — героиня Французской революции. 2 сентября 1792 г. во время резни аристократов она выпила стакан человеческой крови «за народ», чтобы восставшие пощадили ее отца. Вот как эта сцена описана в «Книге благородных деяний» Шарлотты Йонг (1864): «…Мари де Сомбрейль, цеплявшаяся за своего отца, Шарля Франсуа де Виро, маркиза де Сомбрейля, коменданта Дома инвалидов… Мари де Сомбрейль пробилась к своему отцу и, когда он был вызван в суд, пошла с ним. Она прижалась к нему, умоляя убийц пожалеть его седые волосы и крича, что сначала они должны убить ее. Один из негодяев, тронутый ее решимостью, заявил, что им позволят уйти, если девушка выпьет за здоровье народа. Все здание суда плавало в крови, и стакан, который он протянул ей, был полон красной жидкости. Мари не дрогнула. Она выпила и под аплодисменты убийц, звеневшие в ее ушах, шагнула со своим отцом через порог смертных врат, в ту свободу и безопасность, которую Париж мог тогда предоставить. Никогда более не могла она видеть стакан красного вина без дрожи… Зимой того же года маркиз де Сомбрейль был вновь заключен в тюрьму. Когда он вошел туда со своей дочерью, все обитатели встали, чтобы оказать ей честь. В июне следующего года, после инсценированного судебного процесса, ее отец и брат были казнены, и она много лет прожила в одиночестве, храня память о прошлых днях». (Перевод мой. — Ю. Л.)

94. Костюшко — мертвой Польше (1796 г.)

Ты умерла. И снежный холст Зимы

Укрыл тебя навеки, без исхода;

Весенний луч наперсницу Свободы

Не отвоюет у ее тюрьмы.

И все твои метанья в лапах тьмы —

Лишь корчи трупов, что колышут своды

Гробниц в часы, когда нашлет природа

Затменья беспроглядные дымы.

Да, ты мертва! И все твои дороги

Лежат в ночи, и нет пути домой;

Но пир народов замолчит в тревоге,

Повиснет страх над буйной кутерьмой,

Когда они увидят на пороге

Твой призрак, неподвижный и немой.

Тадеуш Костюшко (1746–1817) — польский политический и военный деятель. Один из руководителей патриотических сил, боровшихся за возрождение Польши. Родился в среднепоместной шляхетской семье, учился в Рыцарской школе в Варшаве, затем, как королевский стипендиат, в военной академии в Париже. В 1774 г. вернулся в Польшу, в 1775 г. выехал в США, где участвовал (сначала в чине полковника, затем бригадного генерала) в Войне за независимость. С 1784 г. Костюшко снова в Польше, он становится одним из руководителей патриотов, готовившихся к борьбе за возрождение страны. В 1793 г. посетил Париж, безуспешно добивался поддержки у революционной Франции. 24 марта 1794 г. в Кракове провозгласил начало Польского восстания и был объявлен главнокомандующим национальными вооруженными силами. Под командованием Костюшко повстанцы одержали 4 апреля победу над русскими войсками под Рацлавицами, обеспечившую успешное развитие восстания. Стремясь придать восстанию общенародный характер, издал 7 мая Поланецкий универсал, в котором крестьянам было обещано личное освобождение и уменьшение феодальных повинностей. 10 октября в бою под Мацеёвицами был тяжело ранен и взят в плен русскими войсками, а затем заключен в Петропавловскую крепость. В 1796 г. вместе с 12 тысячами пленных поляков освобожден Павлом I; выехал в США, в 1798 г. переехал в Париж. Сохраняя верность республиканским и демократическим принципам, Костюшко отказался принять командование польскими легионами, которые французская Директория намеревалась использовать в своих целях; отверг предложения Наполеона I (1806) и Александра I (1814–1815) о сотрудничестве. Костюшко умер в Швейцарии, где жил последние годы; прах его перевезен на Вавель (Краков).

95. Лорд Эдвард Фицджеральд — весне девяносто восьмого года (1798 г.)

Весна победно развернула знамя,

И рекрутов ее бесчислен строй:

Тут стаи птиц, и пчел гудящий рой,

И почки, пробужденные дождями;

Зверек, дремавший в норке меж корнями,

И тот спешит на барабанный бой —

Низвержен будет в битве роковой

Мороз-тиран мятежными войсками.

Твои штандарты в громовых раскатах

Моих знамен удачливей, Весна —

Под пение восторженных пернатых

Вскипает их зеленая волна,

А смертникам в холодных казематах

Совсем иная доля суждена.

Лорд Эдвард Фицджеральд (1763–1798) — ирландский аристократ, исследователь Нового Света, один из главных организаторов Ирландского восстания 1798 г. против английского владычества. Британское правительство предлагало ему покинуть Ирландию, но он отказался. Тогда за его арест была объявлена премия в 1000 фунтов, и Фицджеральд вынужден был уйти в подполье. Однако его убежище в Дублине было раскрыто, и 18 мая 1798 г. глава дублинской полиции майор Генри Серр привел солдат к дому, где скрывался Фицджеральд. Игнорируя призывы сдаться мирно, Фицджеральд смертельно ранил кинжалом одного из офицеров и оказывал сопротивление до тех, пока Серр не прострелил ему плечо. После этого Фицджеральд был зверски избит солдатскими прикладами и передан в тюрьму Ньюгэйт, где ему отказали в лечении. В возрасте 34 лет он умер от ран 4 июня 1798 г. и был похоронен на следующий день на кладбище одной из дублинских церквей.

96. Последний дож — Венеции в оковах (1799 г.)

Как будто у позорного столба,

На троне золотом она сидела —

Обломок достославного удела,

Во вретище, печальна и слаба;

Струею тек холодный пот со лба,

Но красота ее не оскудела;

Впивались кандалы в худое тело,

Как цепи в плоть галерного раба.

Венеция моя, в тиши ночной

Я думаю о том, как вереницы

Судов несли дары тебе одной

С покорного Востока, словно птицы,

Летящие над пенною волной,

И клали их у ног морской царицы.

Венецианская республика возникла в конце VII в. Располагалась в северо-восточной части современной Италии, имела колонии на территории Адриатики, в бассейнах Эгейского, Мраморного и Черного морей. Могущество республики достигло высшей степени, когда дож Энрико Дандоло при содействии французских крестоносцев завоевал в 1204 г. Константинополь и получил во владение Венеции 3/8 территории Византийской империи и остров Крит. Вплоть до конца XV в. Венеция была одним из самых могущественных государств Европы, наживаясь на монопольной торговле со странами Востока. Но затем наступили перемены. Васко да Гама открыл в 1498 г. морской путь в Ост-Индию, и Венеция постепенно лишилась выгод ост-индской торговли. Османы захватили Константинополь и мало-помалу отняли у венецианцев владения в Албании и Морее. Турки захватили Кипр, а затем и Крит. С этого времени республика почти перестала принимать участие в мировой торговле. Она довольствовалась сохранением устаревшего государственного строя и удержанием остальных своих владений — Венеции, Истрии, Далмации, Ионических островов. В 1797 г. Наполеон Бонапарт объявил республике войну. Последний дож и Большой совет принуждены были 12 мая 1797 г. подписать отречение. Затем 16 мая 1797 г. город Венеция была без сопротивления занят французами. С конца 1797 г. Венецианская республика перестала существовать, ее владения разделили между собой французы и австрийцы.

Лодовико Манин (1726–1802) — последний (120-й) дож Венеции (с 1789 по 1797 г.). Под давлением Наполеона подписал отречение от власти в пользу буржуазного муниципалитета. Капитуляция Венеции была не только полной, но и унизительной. Слова «Мир тебе, Марк, евангелист мой», начертанные на развороте книги в лапах льва на фасаде собора Св. Марка были изменены на «Права человека и гражданина». Было составлено раболепное послание Наполеону, в котором его благодарили за свободу Венеции. Манин похоронен у подножия алтаря в капелле Святого семейства церкви Санта-Мария-ин-Назарете.

97. Сидней Вартон — дозе гашиша (1804 г.)

Меня туда умчать способен ты,

Где в черных гротах светятся удавы,

И сквозь озера раскаленной лавы

Поднять к лучам сиреневой звезды;

Открыть мне океанские сады,

Где саламандры подстригают травы,

Или дворцы, где от пушинок славы

Рубиновые тянутся следы.

Так унеси меня в такие сферы,

Где грезы водят вечный хоровод

В безумных царствах ужаса и веры;

Подалее от мелочных хлопот,

От мира, где уныло все и серо,

Где каждая минута длится год!

Героя сонета достоверно установить не удалось. Возможно, имеется в виду персонаж авантюрного романа «Who Saw It Done», который печатался в англоязычной периодике в конце XIX в. без указания автора.

98. Сидней Вартон — миру (1805 г.)

О, если бы мне то по силам было,

Давно бы шар земной забуксовал

И вяло над безжизненностью скал

Кружился диск замерзшего светила;

И над планетой, ставшею могилой,

Один бы только ветер завывал,

На клавишах пустыни свой хорал

Наигрывая скорбно и уныло.

Пусть сгинет этот пагубный вертеп!

Здесь ежедневно занавес рассвета

Показывает нам раёк судеб,

Где по вине бездарного сюжета

Холоп угодлив, если не свиреп,

И где бесчестья скачет эстафета!

См. прим. к предыдущему сонету.

99. Узник Фенестреле — своему цветку (1805 г.)

Пробился ты сквозь каменные плиты

В узилище, где, память утеряв,

Томился я давно и зелень трав

Душистых мной была почти забыта.

Не видел ты лучей с высот зенита

И ветра не слыхал в тени дубрав…

Но я, смиренно на колени встав,

Молюсь тебе с усердьем неофита.

Ты — леса шелестящие листы,

Ручьев болтливых влага ледяная,

Росою окропленные кусты;

Ты — вся природа, вся краса земная!

В тюрьме нежданно народился ты,

Меня теплом и светом наполняя.

Фенестрелле — одна из самых больших в Европе крепостей, находится в итальянском городе Савона на склоне горы. Сонет основан на сюжете романа французского писателя К. Б. Сентина «Пиччиола» (1836). Пиччиола (итал. «малышка») — цветок, выросший в щели подоконника тюремной камеры в офицерском корпусе Фенестрелле. Граф Чейни, заточенный в эту камеру за антинаполеоновскую деятельность, наблюдал, как постепенно рос цветок с того момента, когда ветром в трещину занесло его семя. Растение стало другом графа, и он беседовал с ним, коротая дни своего заключения. Любовь к цветку несла узнику утешение, который смотрел на него как на своего соузника и дал ему имя Пиччиола, словно тот был маленьким ребенком. К этому сюжету Ли-Гамильтон ранее обращался во вступлении к сборнику «Новая Медуза» (1882).

100. Мюрат — своему хлысту (1810 г.)

Мой старый хлыст, орудье почтальона,

Я променял тебя на бич войны,

И понесли разора скакуны

Меня средь крика, грохота и стона.

Там полоскались гордые знамена,

Звездой сияла слава с вышины —

И были ямы трупами полны,

И кровь текла, багрова и зловонна.

Ты мне напомни с грустью потаенной

Про черный хлеб на почте продымленной,

Сырую обувь, седла у крыльца,

Про лавку, на которой при лучине

Уютнее спалось, чем спится ныне

В покоях королевского дворца.

Иохаим Мюрат (1767–1815) — знаменитый наполеоновский маршал, король Неаполитанского королевства с 1808 г., был женат на сестре Наполеона. В декабре 1812 г. Мюрат был назначен Наполеоном главнокомандующим французскими войсками в Германии, но самовольно оставил должность в начале 1813 г.; после разгрома в битве под Лейпцигом он вернулся в Неаполь, а затем в январе 1814 г. перешел на сторону противников Наполеона. Во время триумфального возвращения Наполеона к власти в 1815 г. Мюрат хотел вернуться к нему в качестве союзника, но император отказался от его услуг. Эта попытка в дальнейшем стоила Мюрату короны. Осенью 1815 г. он попытался силой вернуть себе Неаполитанское королевство, был арестован властями Неаполя и расстрелян. Наполеон отзывался о Мюрате так: «Не было более решительного, бесстрашного и блестящего кавалерийского начальника… Он был моей правой рукой, но, предоставленный самому себе, терял всю энергию. В виду неприятеля Мюрат превосходил храбростью всех на свете, в поле он был настоящим рыцарем, в кабинете — хвастуном без ума и решительности».

Неясно, почему Ли-Гамильтон называет Мюрата почтальоном: тот смолоду изучал богословие, а затем поступил рядовым в конно-егерский полк (1790 г.) и полностью предался военному делу. Возможно, аберрация возникла из-за того, что отец Мюрата был владельцем постоялого двора.

101. Наполеон — древесному листу на острове Святой Елены (1820 г.)

Остался мне лишь высохший листок

Свидетелем величия и краха;

Ты — мой венец, и царствие, и плаха,

Лилово-красный, как кровоподтек.

Я вспоминаю, глядя на восток,

Империю от Вислы и до Тахо;

Рассыпься жалкой пригоршнею праха,

Безмерных планов нищенский итог.

Грозой запахло в воздухе сыром —

Стихает боль в подобные минуты.

Мне снова слышен орудийный гром,

В атаку на небесные редуты

Идут войска — возьмем или умрем…

Жри печень, гриф: прочны титана путы.

Наполеон Бонапарт (1769–1821) после поражения при Ватерлоо и вторичного отречения от трона 22 июня 1815 г., был сослан на остров Святой Елены, находящийся в Атлантическом океане между Африкой и Южной Америкой. Нездоровый климат острова привел к быстрому ухудшению здоровья Наполеона. Он часто жаловался на боль в правом боку, у него опухали ноги. Его лечащий врач поставил диагноз «гепатит», но сам Наполеон подозревал, что это рак — болезнь, от которой умер его отец. 13 апреля 1821 г. Наполеон продиктовал свое завещание. К этому времени он уже не мог двигаться без посторонней помощи, боли стали резкими и мучительными. Наполеон Бонапарт умер 5 мая 1821 г. и был похоронен в т. н. Долине гераней, недалеко от поселка Лонгвуд, в котором до сих пор стоит его дом. В 1840 г. прах Наполеона был перевезен в Париж, в Дом инвалидов.

Сонеты бескрылых часов
(1894)

Лиззи Мэри Литтл

Предисловие

Предлагая читателю эту сотню сонетов, вероятно, будет уместным предварительно отметить, что тридцать из них уже появлялись в предыдущих публикациях среди различных стихотворений и включены в настоящую коллекцию либо потому что они были переписаны заново, либо потому что они образуют необходимые связи между остальными семидесятью сонетами, которые впервые печатаются в этой книге.

Раздел I. Колесная кровать

102–103. Музе

I

Лежать годами в позе мертвеца —

А всё вокруг живет и шевелится;

Лежать и знать, что сохнет поясница,

Что чахнут мышцы локтя и берца;

И знать, что летом не шагнуть с крыльца,

Не насладиться запахом душицы,

Под куполом листвы не развалиться,

Волной речной не освежить лица.

Терпеть, терпеть, когда проглянет иней;

Терпеть, что не увидишь блеск порош

И зимний лес, терзаясь от бессилья,

Где терн зарянка склевывает синий.

Но если, муза, ты ко мне войдешь,

Отчаяние складывает крылья.

II

Когда б не ты — под ношей апатичной

Тех годовых колец, что, тело сжав,

Ползут по мне — то каждый мой сустав

Раздавлен был бы грудою кирпичной;

Ты есть, и злость удавки параличной —

Удел, что не лютей иных расправ,

Но первородство променял Исав

На порцию похлебки чечевичной.

Был заперт царь без пищи и воды

С глумлением в подземные хоромы

Меж кладов, непригодных для еды;

Вот так моя окружена кровать

Рядами полок, где смеются томы,

Что не могу ни слушать, ни читать.

Исав — старший сын Исаака и Ревекки; будучи усталым и голодным, продал за чечевичную похлебку первородство своему младшему брату-близнецу Иакову (Быт. 25:30; Евр. 12:16).

Был заперт царь без пищи и воды — вероятно, имеется в виду легенда о том, что халиф Багдада аль-Мустасим после взятия города монголами в 1258 г. был заперт в башне со всем своим золотом и серебром, где и умер среди сокровищ от голода.

104. Феи-крестные

Я думаю, меня крестили феи,

Исполненные зависти и зла;

И в кубках их плескалась, словно мгла,

Сплошная желчь, проклятием чернея.

«Будь книжником, но не читай трофеи,

Стоящие на полках без числа»;

Недвижность тела мне дана была,

Чтоб я сполна отяготился ею.

Но добрый эльф с сочувствием во взоре

Влил капельку поэзии в питье,

Что горькой желчью пенилось в фарфоре;

За годом год, пока влачу житье,

Та капля золотит и боль, и хвори;

Но — Боже! — как горчит вино мое.

105. Во снах

Бессменно я на ложе жалких дрог

Лежу без дум, оцепенелым прахом;

Года ползут подобно черепахам,

И днем и ночью отмеряя срок;

Но вижу в снах, что отступился рок;

Я груз его стряхнул единым махом,

И встать сумел, и зашагал по шляхам,

Свободный, словно в поле ветерок.

Посильна мне ходьба и даже бег;

Могу бродить осенними лугами;

Весною выйти на скалистый брег;

И летом брод нащупывать ногами

В ручье; или стекло замерзших рек,

Коньки надев, исчерчивать кругами.

106. Сумерки

Глухая боль сжимает сердце дня

С заходом солнца; замелькали тени

Мышей летучих на кустах сирени,

И детская утихла беготня.

Волы с полей плетутся вдоль плетня,

Бой колокольный отзвуком мигрени;

Вот по соседству скрипнули ступени —

Там ужинать садятся у огня.

А я лежу недвижимо в саду,

И думаю, что годы проведу

На этом ложе, немощью клейменном;

И утешаюсь рифмами, пока

На мир луна не глянет свысока

И не повиснет вон над тем лимоном.

107. Здоровью

Здоровье! Жизнь уходит день за днем,

И год за годом тонет, как в трясине,

Без перемен — твое крыло поныне

Печальный мой не осенило дом.

И в жизни, обернувшейся нулем,

Я смысл ищу, напрасно лоб морщиня,

Как те, чьи очи в море и пустыне

Ощупывают мертвый окоем.

Не так вопили греки в крае диком,

Полоску моря взорами сверля,

Как я тебя приветствовал бы криком;

Не как Колумб, стоявший у руля

В тот час, когда над корабельным гиком

Громоподобно ухнуло: «Земля!».

…греки — имеется ввиду знаменитый эпизод из «Анабасиса» Ксенофонта: «В конце концов, после пяти месяцев марша и кровопролитных схваток, около 6000 уцелевших греков достигли пункта назначения. А когда наконец перед измученными солдатами открылась водная гладь Понта Эвксинского, прозвучал ликующий крик: „Таласса! Таласса!“ („Море! Море!“)».

108. Утраченые годы

Сначала детство прочь мое ушло —

Куда ушли следы смешного пони,

Куда ушли цветы на горном склоне,

Коньки ушли, удилище, весло.

А после юность прыгнула в седло,

За музыкой и танцами в погоню —

Куда уходят девичьи ладони,

Куда уходит летнее тепло.

Теперь и зрелость тонет там же, где

Плач пленных птиц, и прошлогодний лед,

И каждый день, потраченный впустую.

Смирилась плоть, покорная узде,

Но мой мятежный дух крылами бьет,

Бездонности небесной салютуя.

109. На форзаце «Le mie prigioni»

Поэт, чей дух был кроток и смирен,

Изведавший австрийские темницы,

Оставил эти светлые страницы,

Италию поднявшие с колен.

И в Шпильберге, под гнетом мрачных стен,

Он сеял зерна, из каких родится

Свободы долгожданная пшеница,

Пока не завершился долгий плен.

Но для чего мой тесный каземат,

Где, в тщетном ожидании известий,

Надежды угли все слабей чадят?

Здесь не раздастся зов к священной мести,

Но сквозь решетки можно видеть взгляд

При тусклом свете тлеющих созвездий.

Пеллико (1789–1854) — итальянский поэт и публицист, был арестован в 1820 г. за участие в карбонарском движении и провел 10 лет в тюремном заключении.

«Мои темницы» (итал. «Le mie prigioni») — название его тюремных мемуаров (1832). «Сильвио Пеллико десять лет провел в разных темницах и, получа свободу, издал свои записки. Изумление было всеобщее: ждали жалоб, напитанных горечью, — прочли умилительные размышления, исполненные ясного спокойствия, любви и доброжелательства». (А. С. Пушкин «Об обязанностях человека. Соч. С. Пеллико»)

Шпильберг — австрийская крепость, в которой содержались многие карбонарии.

110. Улиточьи бега

Полз желтый шар в небесной вышине,

Никак не достигая апогея,

А я лежал в кровати на аллее,

Считал часы, и тошно было мне.

Я наблюдал улиток на стене,

На полосы их раковин глазея:

Как будто разноцветные жокеи

У каждой притулились на спине.

Бегут улитки в трещинах стены

Быстрее, чем дневной спадает жар.

Лежу в саду, года мои длинны;

Часы мои — медлительный кошмар.

Улитки рядом с ними — скакуны;

Я ночи жду; и вот — скатился шар.

111–112. Лепет ручья

I

Отчаянье своих бескрылых дней

Плетением стихов я отгоняю,

Надеясь, что их будущность земная

Моей немного будет подлинней.

Но в клочья их порвал бы я, сумей

Встать с удочкой в руках на зорьке мая;

Пускай бумага уплывет немая

Вниз по ручью и канет меж камней.

Уймись, уймись, калечный пустомеля!

Уж никогда, дыханье затая,

Не встанешь ты на каменистой мели,

Где пенится бурлящая струя,

И мушкою подманенной форели

Не вытащишь вовеки из ручья!

II

Но если чудо вдруг произойдет,

И я однажды, путаясь в осоке,

Приду с любимой удочкой к протоке,

Когда раскинет вечер свой капот;

Я пожалею маленький народ,

Счастливый, шаловливый, пестробокий,

И удочку сломаю — в путь далекий

Пусть он плывет по воле бурных вод,

Как я когда-то. Как же было сладко

Отправиться к реке в вечерний час

И долго-долго плавать без устатка;

И в глубину нырять за разом раз,

Рукой ища, какая же загадка

На дне укрыта от нескромных глаз.

113. Всем прочим

Вы, кто сейчас под сводами листвы

Легко шагает лесом онемелым,

Где дрозд поет над гиацинтом белым

И над росинкой, полной синевы;

Когда бы на день потеряли вы

Свою свободу управляться с телом,

То к жизни в равнодушье закоснелом

Остались бы по-прежнему черствы?

Вас проучить бы, в клетку заперев,

Туда, где горе кормится лузгою

От проса жизни, — не на долгий срок —

Покуда не освоите напев,

Какой выводит пленный дрозд с тоскою;

Вам станет жизнь мила через часок.

114. Дед Мороз

Вот Дед Мороз с седою бородою

В дома приносит падуб сквозь метель;

И пудинг, мясо, пироги да эль

На стол спешат веселой чередою.

Детишек встречен шумною ордою,

Он входит; золотая канитель

И мишура опутывают ель,

Что предстает рождественской звездою.

Мне видятся детей счастливых лица,

И эта ель, и пунш из пенных чарок;

Вдыхаю запах воска и смолы;

Я рад, что жизни лакомство дарится

Другим, хоть мой рождественский подарок —

Давно привычной боли кандалы.

115–117. Эльфийский конек

I

Мою кровать доставили туда,

Где снег лежал подобьем зимней сказки;

И карлик мне какой-то без опаски

Явился у замерзшего пруда.

Шесть дюймов ростом; борода седа;

В мышиной шапке пепельной окраски;

Два крошечных конька на опояске

Висели и блестели, как слюда.

Я незнакомца попросил: «Позволь

Полюбоваться на твои конечки,

Я раньше на катке бывал не раз.

А кто ты?» — «Зимних эльфов я король.

Мы летом спим в лесу поодиночке,

Покуда стужа не разбудит нас».

II

«Дорожкой лунной мы идем на пруд

И режем лед коньков точеным краем;

Наш праздник развеселый нескончаем

В часы, когда все смертные уснут.

Порою из коры сплетаем жгут,

Лесных мышей в салазки запрягаем

И катимся; а то в снежки играем —

У эльфов много сыщется причуд.

Но верно ли, что ты уже не тот:

Лежишь недвижно, отпрыск человечий,

И больше встать не можешь на коньки?

Сегодня я спешу, но через год

Опять приду искать с тобою встречи,

Когда наступят зимние деньки».

III

Вот с той поры серебряный конек

Лежит в постели рядышком со мною;

Игрушечный, едва ли в дюйм длиною,

Пригодный только для эльфийских ног.

Но эльфов больше нет; я одинок,

И вспоминаю дни порой ночною,

Когда владел ногами и спиною

И мог свободно выйти на каток.

Нет лучше ничего, чем без забот

Поэзию кругов писать коньками

По заповеди малого народца;

Над головой лучистый небосвод,

Испуганная щука под ногами…

Катайтесь же — назавтра не придется.

118. Моей колесной кровати

Прокруста ложе, пыточная дыба,

Стальная рама, дощаной хомут;

Вокруг тебя кружат, как черный спрут,

Немых кошмаров жуткие изгибы;

Влача ступней многопудовых глыбы,

Бескрылые часы едва бредут.

Когда я в смерти обрету приют,

Ты за труды свои не жди «спасибо».

И если ты отыщешься в чулане,

Нашедший спросит: что за лиходей

Подобной вещью пользовался ране?

От страха пред судьбой похолодей!

Я верю, что страдать в твоем капкане

Не будет больше нужды у людей.

119. Corso de’ Fiori

Сегодня Битва роз; сегодня имя

Флоренция благое подтвердит:

И воз крестьянский розами увит,

И чванный экипаж украшен ими;

Продлиться этой пышной пантомиме

Весь долгий день, под перестук копыт,

Пока бутон последний на гранит

Не будет брошен в сумеречном дыме.

Звучат шаги толпы разноголосой,

Вдыхающей апрельский аромат,

А в воздухе такая благодать,

Что даже я гирляндами колеса

Увить кровати жалкой был бы рад

И должное, как все, весне воздать.

Corso de’ Fiori — весенний парад повозок, украшенных цветами, который проводился во многих итальянских городах.

Флоренция — итал. Firenze из лат. Florentia, т. е. «цветущая».

120. Упокоясь

Пусть буду я, как жил, когда умру,

Запечатлен на мраморном покате:

Недвижно распростертым на кровати,

В какой меня возили по двору.

Но темя не заноет поутру

И боль на теле не сожмет объятий,

Когда покой в посмертной благодати

Опустится к колесному одру.

И пусть напишут: был придавлен глыбой

Он той, что направляет бег светил;

Была постель ему вседневной дыбой;

И он страдал, и потому творил,

Но зависти не знал покойный, ибо

Не метил в рай, мир бездною не мнил.

121. Орлы Тиберия

На Капри есть среди иных поверий

Легенда, что привязывал к орлам,

Со скал швыряя в дар морским валам,

Рабов мятежных некогда Тиберий.

Взлетал орел, простор крылами меря,

Противясь ненавистным кандалам,

Но уставал — и связанным телам

Исчезнуть в море, словно в пасти зверя.

Не уступай, орел моей души;

Пусть тянет долу плотская обуза —

Противоборствуй, крыльями маши,

Покуда плод нелепого союза

В болотные не рухнет камыши.

Эфира с прахом нерушимы узы!

Римский император Тиберий Юлий Цезарь Август (42 до н. э. — 37 н. э.) многие годы правил империей, находясь на острове Капри или на своей вилле в Кампании.

122. Моей черепахе Хроносу

Ползущая медлительно и вяло,

Ты, знаю, не откликнешься на зов,

И символом бескрылости часов,

Чей ход неспешен, для меня ты стала.

Тебе и мне кровать да одеяло —

Весь мир, где нет ни моря, ни лесов;

Я здесь судьбою заперт на засов,

Года идут, и душу губит жало.

Но панцирь черепаший — корпус лиры,

И эллины извлечь из вас могли

Живое трепетание стихиры.

Взлетая, звуки таяли вдали,

В высотах светозарного эфира,

Отвергшие бескрылие земли.

Корпуса древнейших греческих лир (хелисов) делались из панциря черепахи (карапакса), обтянутого воловьей кожей. По преданию, первый хелис был создан Гермесом.

123–124. Солнечные часы

I

Полдневным зноем дышит небосвод,

И возле дома, ставшего тюрьмою,

По солнечным часам глухонемою

Улиткой тень поблеклая ползет.

Невыносим ее ленивый ход!

Считаю годы, отнятые тьмою,

И следом за судьбой моей хромою

Она уныло тащится вперед.

Тень горести, таящейся во мгле,

Скажи, ужели глыбой омертвелой

Я должен провести остаток дней?

Ужели нет Исайи на Земле,

Что распрямил бы скрюченное тело

И тень вернул на десять ступеней?

II

Но нет, на зов не явится пророк,

Казненный деревянною пилою,

И посоха не вскинет над землею,

Подняв меня с больничных этих дрог.

Я не Ахаз. Следит за мною рок,

Выказывая нетерпенье злое,

Сквозь Небеса, затянутые мглою,

И тень сольется с Ночью в скорый срок.

Ах, Время, с роком явно мы враги,

Избавь других от моего клейма:

Мне будь улитой, а для них беги,

И сносною покажется тюрьма;

Вздохну, и в путь — туда, где нет ни зги,

Но вечная странноприимна тьма.

Пророк — имеется в виду библейский пророк Исаия, который скончался мученической смертью: по приказанию царя Манассии он был перепилен деревянной пилой.

Ахаз — см. прим. к сонету 78.

Раздел II. Кисть и резец

125. На группу ангелов Фра Анжелико

Какой закат, какое волшебство,

Какая алость неба создавала

Сих трубачей крылатые овалы

И обряжала в яркое шитво?

Как с ними не почувствуют родство

Топазами украшенные скалы,

Когда закат роняет опахало,

Чтоб серафимы подняли его?

Иль этот отсвет крыльями рожден,

Когда к земле слетают херувимы

В час Ангелов сквозь горние ворота;

Когда среди холмов вечерний звон

Плывет неспешно и невозмутимо

От колокола кампанилы Джотто?

Фра Беато Анжелико (до 1400–1455) — итальянский художник эпохи раннего Возрождения, доминиканский монах. Вероятно, речь идет о его росписи алтарей в монастыре Сан-Марко (Флоренция, 1436–1445).

Кампанила Джотто — соборная колокольня кафедрального собора Санта-Мария-дель-Фьоре во Флоренции, строительство которой было начато под руководством Джотто в 1134 г.

126–128. Вечная юность

I

Есть губы, что испили из ключа,

Который, юность вечную даруя,

Навек вложил в них свежесть поцелуя,

Над мудростью смущенной хохоча;

И чёла есть, на коих свет луча

Сияет, взоры зрителей чаруя;

Назло годам они чисты, как струи

Источника, что пенятся, журча.

Но не из плоти созданы они —

Их юностью Искусство наделило,

А над его детьми не властны дни;

Искусства удивительная сила

Хранит великой магии сродни

Их красоту и юность до могилы.

II

Вовек морщины не потушат взгляд

Той, что безвестным греком изваяна;

Пленят ее улыбка, легкость стана,

Как два тысячелетия назад.

И нити серебра не тронут клад

Златых волос «Марии» Тициана;

Ничто ему не причинит изъяна —

Седины Магдалине не грозят.

А те, кого не кисть и не резец —

Поэт создал своей рукою властной,

Их образы позвав издалека?

Джульетты нетускнеющий венец

Все тот же; над Помпилией несчастной

Прольют слезу грядущие века.

К образу Марии Магдалины Тициан (1488/1490–1576) обращался неоднократно, поэтому трудно сказать наверняка, какая из его картин здесь имеется в виду. Возможно, речь идет о «Кающейся Магдалине» (ок. 1533), хранящейся во флорентийском Палаццо Питти.

Помпилия — семнадцатилетняя героиня поэмы Р. Браунинга «Кольцо и книга», которая была убита мужем через две недели после рождения сына.

III

Но Время сокрушает и гранит:

Исчезнут фрески, статуи, портреты,

Умрет язык — наследие поэта

Течение веков не сохранит.

Погаснет жар Марииных ланит,

Милосский мрамор следом канет в Лету,

С английским языком уйдет Джульетта,

И кто-нибудь Помпилию сменит.

Но этим ликам не грозят морщины,

И не по ним гудит глухой набат

Колоколов безжалостной судьбины;

Нет проседи, и щеки не ввалились;

И юными отсюда улетят

Все те, на ком богов почила милость.

129. На «Михаила Архангела» Рафаэля

Ударом крыл рассеивая мрак

Под охристо-стальными небесами,

Архангел юный прянул вниз, как пламя,

Взмахнул рукой, и был повержен Враг;

Вот распростерт, беспомощен и наг,

Пред Михаилом он в пыли и сраме,

А тот копье могучими руками

Вознес над Сатаною, словно стяг.

Так охранитель наших душ ревниво

Выслеживает похоть и обман,

Бросая вызов грешному порыву;

Швыряет в пыль, стопой ломает шею,

И, благородным гневом обуян,

Разит закоренелого злодея.

Сонет написан на картину Рафаэля Санти (1483–1520) «Михаил Архангел, побеждающий Сатану» (1518), хранящуюся в Лувре. Помимо прочего, он интересен тем, что демонстрирует несогласие Ли-Гамильтона с Россетти и другими прерафаэлитами.

130–131. На две фрески Синьорели

I. Воскресение из мертвых

Пустынный мне привиделся простор:

Раскрылась твердь, как струпья на коросте,

И всюду поднимались на погосте

Покойники из подземельных нор;

Законам естества наперекор

Немедля мясом обрастали кости,

Но ни тепла, ни ужаса, ни злости

Еще не выражал остылый взор.

Катился громом звук призывных труб,

И колыхался свод свинцовой сини

От дуновения незримых губ;

Былую личность обретая ныне,

Там во плоти вставал за трупом труп,

Пока не пробудилась вся пустыня.

II. Проклятые в аду

Освещены огромные пилоны

Мерцанием расплавленных камней;

Стоит толпа заблудших, а над ней

Витает ужас мрачности бездонной;

Несут крылатых бесов легионы

Всё новых жертв из тайных западней,

Невидных взору; жмутся всё тесней

Низвергнутые в пропасть миллионы.

Сейчас дружина сатанинских слуг

Ремнями стадо свяжет без пощады,

Потом погонит в царство вечных мук;

И, как далеких пушек канонада,

Там нарастает первой боли звук,

И первый крик взлетает к сводам Ада.

Сонеты написаны на фрески Л. Синьорелли «Воскресение из мертвых» и «Проклятые в аду» (1499–1502) в часовне Сан-Брицио кафедрального собора в Орвието. См. прим. к сонету 33.

132. Обломки времени

Когда корабль утонет в глубине,

То волны, как свидетельницы горя,

На сушу, что найдут, выносят вскоре,

А прочему покоиться на дне;

Но иногда обломки на волне

Своей поднимет штормовое море,

И в этот час рисунок на амфоре

Нам о седой напомнит старине.

Порою так валов немых накат,

Которые мы Временем прозвали,

Скульптуры фавнов, статуи дриад

Приносит нам из океанской дали;

И вновь на берегу они стоят,

Как боги перед смертными вставали.

133–134. Так называемой Венере Милоской

I

Безрукая краса, орел без крыл,

Побед и славы чистое дыханье;

Сто городов к тебе спешили с данью,

Ведя за повод жертвенных кобыл.

Тебе венков Адонис не дарил,

Не пел Тангейзер; но могучей дланью

Разил врага по твоему желанью

Отряд, погибший возле Фермопил.

Ты не Венера; но фаланги те,

Чей гимн Свободе слышится доныне,

Верны твоей невинной красоте;

Ты не Венера; но, молясь богине,

Писал герой на золотом щите:

«У Марафона и при Саламине».

По мнению Ли-Гамильтона, статуя Венере Милосской на самом деле является статуей Афины, богини военной стратегии и мудрости, о чем иносказательно говорится в этом сонете.

Адонис — см. прим. к сонету 8.

Тангейзер — см. прим. к сонету 7.

Фермопилы — горный проход в Греции, место боя в 480 до н. э. во время греко-персидских войн. Греческое союзное войско во главе со спартанским царем Леонидом преградило там путь многотысячной армии царя Ксеркса, но персам удалось выйти в тыл грекам. Тогда Леонид отправил войско на защиту Афин, а сам с 300 спартанцами продолжал оборону, пока весь отряд не погиб в бою.

Марафон — поселение в Аттике, близ которого 13 сентября 490 до н. э. произошло сражение греков с персами. При Марафоне греческие гоплиты, действовавшие в строю фаланги, победили более многочисленную, но менее организованную и сплоченную персидскую армию.

Саламин — остров в Эгейском море у побережья Аттики, около которого в сентябре 480 до н. э. произошло морское сражение греков с персами. После сражения у мыса Артемисий греческий флот (350–380 триер) отошел в Саламинский пролив и занял боевой порядок вдоль берега. Персидский флот (свыше 800 кораблей) под командованием царя Ксеркса в течение ночи расположился плотным боевым порядком против греческого флота. Утром греческие корабли атаковали правый фланг персов. Скученный боевой порядок персов не давал им возможности использовать свое численное превосходство, их корабли не могли маневрировать, они сцеплялись друг с другом, садились на мель. В бою был убит брат Ксеркса Ариомен, и вскоре правое крыло персов было разбито, а затем остальные персидские корабли обратились в паническое бегство. Персы потеряли 200 кораблей, греки — 40.

II

Где руки эти? Может быть, маслин

Они лелеют корни под землею;

Там будят эхо песнею былою

Гречанки, обжиная тучный клин;

А может быть, они в глуби пучин,

Где персов клад укромно спрятан мглою,

И удивлен галерою гнилою

Глядящий сквозь шпангоуты дельфин.

Иль турками обращены в творило,

Пошли на известь для твердыни зла,

Что временно свободу омрачила?

Иль ныне их целебная зола

Родит зерно, в страну вливая силы,

Как прах руки, что эти создала?

135–136. На иллюстрации Доре к Данте

I

Нет-нет, Эдем небесный не таков,

И не похожи на посланцев рая

Усталых чаек сумрачные стаи,

Летящих от тулийских берегов.

Там пламень света — ярче жемчугов,

Сияющий сильней, чем Гималаи,

Когда восход, над Индом воспаряя,

Омоет славой сонный их альков.

Я это царство видел краем глаза —

Мне Дант открыл ключами из алмаза

Ворота обретенной им страны,

«Где праведных встречает луч рассвета,

Что в платье белоснежное одеты

И от кончины освобождены».

Туле — по данным античной географии остров, находящийся в шести днях плавания к северу от Британии, у Северного Полярного круга; самая северная из обитаемых земель.

II

Когда он к Небу с Беатриче шел,

Где Свет воздвиг немеркнущие шпили,

Ему собратья райские дарили

Небесных роз волшебный ореол;

Когда же он, взмывая как орел,

Взирал на кольца ангельской кадрили,

Его мерцаньем невесомых крылий

Приветствовал блистающий Престол.

У нас в душе пребудет этот Свет —

Он вечно с нами; он всегда на страже.

И мы взлетаем над пучиной бед

Туда, где нити драгоценной пряжи

И серафимов розовый букет

Сияют, как церковные витражи.

Сонеты написаны на знаменитые иллюстрации французского художника Гюстава Доре (1832–1883) к «Божественной комедии» Данте.

137–138. На рисунок Мантеньи «Юдифь»

I

Что за Юдифь ты начертал, Мантенья —

Бескровен меч, и нет в лице тепла,

И голова, что камень, тяжела

Для ней, бредущей полусонной тенью.

Ужель в эпоху умоисступленья

Ты убоялся правды, словно зла,

Когда на плахах кровь рекой текла,

Сзывая жертв к ответному отмщенью?

Нет, не такой в ту ночь была она,

Когда утихли воинские кличи,

Когда взошла над лагерем луна;

Тигрицей прянув к долгожданной дичи,

Бежала, темной радости полна,

Юдифь совсем не с каменной добычей.

II

Горели свечи в дорогом шандале,

Уснули по шатрам бородачи,

И растекался отблеск от свечи

По зеркалу его доспешной стали.

Он улыбался ей в хмельном оскале,

Расслабленный от похоти в ночи,

Но в сумраке холодные лучи

Из глаз Юдифи плоть его пронзали.

Она, изящным изогнувшись станом

И не скрывая больше торжества,

Взмахнула смертоносным ятаганом;

И вот, напряжена как тетива,

Юдифь стоит над Олоферном пьяным,

Бормочущим любовные слова.

Андреа Мантенья (1431–1506) — итальянский художник, представитель падуанской школы живописи. Здесь имеется в виду его рисунок «Юдифь» (1491), хранящийся во флорентийской галерее Уффици.

Юдифь — персонаж второканонической «Книги Юдифи», еврейская вдова, которая была «красива видом и весьма привлекательна взором» (Иудифь 8:7). После того, как войска ассирийцев осадили ее родной город Ветулию, она нарядилась и отправилась в лагерь врагов, где привлекла внимание полководца Олоферна. Когда он напился и заснул, она отрубила ему голову и тем самым спасла город.

139. О конях святого Марка

Квадригою им родственных коней

У Марафона правила Афина;

Неспешна поступь, горделивы спины,

Как будто вожжи все еще у ней;

По Древности, меж толпищ и теней,

И сквозь Средневековые годины

Прошли четыре медных исполина,

А ныне топчут пепел Наших Дней.

Путем, внесенным в тайные анналы,

В Грядущее, что сбудется когда-то,

Они идут по Времени устало,

И голубей воркующих легато

Несется с холок их, когда каналы

Рябит закат, как свойственно закату.

Квадрига святого Марка — скульптура из позолоченной бронзы, хранится в базилике собора Сан-Марко (Венеция). Ее создание приписывают античному скульптору Лисиппу и датируют IV веком до н. э. До 1982 г. располагалась на лоджии собора; ныне там установлена копия скульптуры.

140. На вынесенный прибоем торс Венеры, найденный в Триполитании

Давно, когда наш мир еще был юн

И Времени виски не поседели,

Раздался из глубин морской купели

Басовый звук каких-то странных струн;

Земля, и воды, и Зефир-шалун

Богиню велемощную узрели;

На раковине, словно в колыбели,

Ее качал послушливый бурун.

И ныне море вынесло на брег

Венеры торс из океанской дали —

Катался он по дну за веком век,

Пока не стерлись лишние детали;

И мрамор тела светит, словно снег,

Невинной белизной из-под вуали.

141–142. Тускнеющая слава

I

Сияют нимбы, словно купола,

На фресках монастырского придела;

Но краски блекнут в церкви опустелой

С тех пор, как вера от людей ушла.

Еще звучит последняя хвала,

Что ангелы поют осиротело;

Но зелень одеяний побурела,

И мутен лик витражного стекла.

Век, их создавший, кончился давно,

И злато нимбов — отблески заката,

А ночь спрядет им смертное рядно;

Младенчество людей с улыбкой брата

Оберегать им было суждено.

Теперь они уходят без возврата.

II

На их иконах золотой оклад

Мерцал в соборах долгими веками;

Там плыл дымок кадила над скамьями,

Звучал органа громовой раскат;

Там, как душа, не ведая преград,

Псалом пасхальный возносился в храме;

Вставали там державными князьями

В тиарах папы подле царских врат.

Но время скрыло их вуалью дымной;

Теперь они в музее на стене,

А рядом фавн с корзиной гроздьев спелых.

Их руки сжаты, с уст слетают гимны —

Иль то мольбы уносятся вовне,

Ища приюта в душах очерствелых?

143. На «Голову Медузы» Леонардо

Пред нами голова, что без пощады

Мечом неумолимым снесена;

Змеиных тел колышется копна;

Недвижность век; оцепенелость взгляда.

Из бледных губ текут потоки смрада,

И, ужаса посмертного полна,

Струится пара едкого волна,

Верша свой путь на Небеса из Ада.

Гадюк ослепших ядовитый ком

Пытается от мертвого чела

Прочь уползти, подергиваясь слабо;

В усильи тщетном спутаны клубком,

Покуда смерть их гибкие тела

Не распрямит. На змей взирает жаба.

См. примечания к сонету 25.

Раздел III. Жизнь и судьба

144. Кольцо Фауста

Застав однажды Фауста врасплох,

Лукреция приподнялась со стула,

Волшебный перстень с пальца потянула,

Пока он спал, прекрасный словно бог.

И мигом юный лик его иссох,

Морщины сетью обтянули скулы;

Ревнивица на старика взглянула,

И с уст ее слетел злорадный вздох.

У Жизни есть волшебное кольцо —

В нем Вера в Провидение и Благо

Заключена — не трогайте его!

Иначе тут же юное лицо

Сползет с костей обойною бумагой,

И одряхлеет мира естество.

Сонет основан на одной из многочисленных народных легенд о Фаусте. См., например, объяснения Г. Гейне к его «Танцевальной поэме Фауст» (Легенда о докторе Фаусте / под ред. В. М. Жирмунского. 2-е изд. М., 1978. С. 140–141).

145. Затонувшее золото

Гниют суда старинные в пучине,

Дублонов груз покоится в песке;

Утопленник сжимает в кулаке

Даров любовных мертвые святыни;

И видеть можно в бездне темно-синей

Луга морской травы невдалеке;

Их плети к солнцу тянутся в тоске,

Неугомонно кончики щетиня.

Вот так лежат в душе, на самом дне,

Несобранных мечтаний урожаи,

Дары, напрасно отданные мне;

Из тех глубин для них возврата нет,

Но я порой меж рифов созерцаю

Утерянного золота отсвет.

146. Игра жизни

Угрюмый смуглолицый гений зла

И наш хранитель, ангел белокрылый,

Сидят, увлечены игрой постылой,

Где пешки — мысли, короли — дела.

Вот вражьего ферзя рука взяла,

Чем судьбы наши сразу изменила;

И победитель сбросит нас в могилы,

Сметя чужие пешки со стола.

Порою мы следим за их досугом,

Где движутся фигуры в свой черед,

И душам воздается по заслугам;

Очередной непредсказуем ход —

Но если отвернемся мы с испугом,

Без нас игра по-прежнему пойдет.

147. Сулак

Гасконский дом, не радующий взора,

Где лишь ветра соленые метут,

Да на пригорках обрели приют

Сосенки — худосочны, тонкокоры.

Дом? Колокольня древнего собора,

Норманнами поставленного тут;

Он утонул в глуби песчаных груд —

Не сыщешь ни придела, ни притвора.

Всё сгинуло! как явствен образ рока:

Мечтаний детских пышный особняк

Разрушит жизнь — над нефами осока,

А свод апсиды поглотил овраг;

И рады мы руине одинокой,

Что нас оберегает кое-как.

Сулак — приморский городок в Гаскони, на юго-западе Франции.

Неф — вытянутая в длину, обычно прямоугольная в плане часть храма; ограничивается с двух сторон отдельно стоящими опорами (столбами, колоннадами, аркадами), служащими промежуточной опорой для перекрытия.

Апсида — полукруглая выступающая часть здания, перекрытая полукуполом или сомкнутым полусводом; в христианском храме апсиды строились в восточной части, в них помещался алтарь.

148. У костра

Я грелся у горящего бревна,

Меж алых языков плясали тени;

Мне к Будущему виделись ступени,

Грядущие мелькали времена.

Вот стала ниже пламени стена,

И для меня пришла пора сомнений,

Но все же согревала мне колени

От красных углей жаркая волна.

Прошли года. И я в ночи июня

Смотрю, как искры поглощает мгла,

Как меркнет то, что рдело накануне —

И вижу прогоревшее дотла

Свое Вчера, потраченное втуне.

А Будущее? Серая зола.

149. Лета

Мне снилась Лета — царство вялых вод

С перержавелой цепью на причале;

Пришедшие на берег припадали

К ней, погружая в реку жадный рот.

И с каждой каплей уменьшался гнет

Для них былой любови и печали;

И отплывали в солнечные дали,

Где не бывает боли и невзгод.

Я к Памяти прикован — кто же мне

Подаст соленых слез глоток ничтожный,

Зачерпнутый в летейской глубине?

Избавит от мечты пустопорожной,

Несбывшейся не по моей вине,

И тень прогонит прочь надежды ложной?

Лета — в древнегреческой мифологии река, протекающая в подземном царстве. Души мертвых, отведав воду Леты, забывали о своей земной жизни. В переносном смысле образ Леты означает забвение.

150. Гончие судьбы

Натаскивали много лет назад

Своих собак испанские сеньоры

Искать индейцев потайные норы,

И был паек у псов, как у солдат.

Куда ни прячься беглецов отряд —

Не скроют запах ни леса, ни горы;

Истошным лаем бешеные своры

На золотой указывали клад.

Вот так за каждым гением вдогон

Судьбы ищеек стаища несется,

Ища поживы, от начала века;

Индейских, правда, не дошло имен,

А стихотворцы да первопроходцы —

И боль, и слава Книги Человека.

151. Eiserne Jungfrau Судьбе

Ты — дева из холодного металла,

Усеянный внутри клинками шкаф,

Что приказал какой-то рейнский граф

Воздвигнуть в центре пыточного зала.

Тебя лобзать велели для начала

Несчастной жертве; дребезжал сустав;

И ты, ее в объятия приняв,

Вонзала в тело острые кинжалы.

Обычно руки страшные разжаты,

С улыбкой смотришь ты по сторонам,

Но стоит вспомнить о тебе некстати,

Шарниры заскрежещут глуховато,

Потом придут в движение — и нам

Не избежать убийственных объятий.

Железная дева (нем. Eiserne Jungfrau) — орудие смертной казни, представлявшее собой металлический шкаф в виде женщины, одетой в костюм горожанки XVI века. Предполагается, что поставив туда осужденного, шкаф закрывали, причем острые длинные гвозди, которыми была усажена внутренняя поверхность груди и рук «железной девы», вонзались в его тело; после смерти жертвы подвижное дно шкафа опускалось и тело казненного сбрасывалось в реку.

152. Сани

Мы лучшее бросаем силам зла:

Так мать в России сына из саней

Волкам швырнула, что неслись за ней,

И страшной жертвой жизнь себе спасла.

За нами стая мчится, как стрела,

Весь отведенный нам остаток дней;

Мы гоним запыхавшихся коней,

Волкам кидая детские тела.

Мы скачем; пролетают мимо ели;

Увы, мы оторваться не сумели —

Всё ближе, ближе слышен волчий вой;

Ушли! рысак встает в поту и мыле…

Где то, что мы за жизни заплатили,

Проглоченное санной колеей?

153. Колокол судьбы

В моей душе которую неделю

Звучит зловещий, заунывный звон —

Так колокол, на бакен прикреплен,

Гремит над судном, сгинувшим на мели.

Надежды брызги в море оскудели,

А волны горя бьют со всех сторон;

И панихиду громко воет он

По тем, кому не выбраться отселе.

«Спасенья нет!» — Он стонет неустанно,

И меди бой пронзает тишину —

«Твой рейс окончен в пасти у капкана.

Спасенья нет. Позволено челну

Лишь раз проплыть по волнам океана.

Зачем же ты его пустил ко дну?»

154. Молчаливый собрат

«Кто ты, двойник, безмолвный силуэт?

Ты — Боль моя, что дышит в каждой жиле?»

«Боль спит и просит, чтобы не будили.

„Усталость?“ — „Я опять отвечу `нет`“.»

«Принес ты веток лавровых букет;

Ты — это я, кем был когда-то, или

Надежда ты?» — «Она давно в могиле,

А прежний ты в долу, где умер свет.

Нет, хоть я схож со всеми. На вопрос

Отвечу так: удел мой — в мире грез

Дела богов отображать без лжи;

Я — дух твоих сонетов и принес

Не лавр, а плод, что у Содома взрос,

Омытый в горьких омутах души».

…плод, что у Содома взрос — см. прим. к сонету 161.

155. Песок Нерона

Нехватка хлеба вышла в дни Нерона

В могучем Риме, и отправлен флот

Был за зерном египетским в поход

Для жителей столицы истощенной.

Вернулся флот, приблизившись к затону,

И зашумел на улицах народ,

Что вовсе не пшеницу он везет —

Груз нильского песка для стадиона.

Вот так Судьба рукою загрубелой

Галеры наших жизней до предела

Набьет песком, похитив ценный клад;

И Глупость надувает их ветрила,

Смерть ждет в порту нас — а вокруг уныло

Обманутые ангелы стоят.

«Еще более стал он [Нерон] ненавистен, стараясь нажиться и на дороговизне хлеба: так, однажды в голодное время александрийский корабль, о прибытии которого было объявлено, оказался нагружен песком для гимнастических состязаний» (Светоний, VI, 45). Песком посыпали арену и обсыпались борцы при состязаниях; при этом особенно ценился мелкий нильский песок.

156. Встреча призраков

Кто в Прошлое заглянет, дерзновен,

Но дальновидна ли его потуга —

Следить, как направляет лемех плуга

По пашне Время, мастер перемен?

Годов минувших расторгая плен,

Два призрака взглянули друг на друга;

Взор одного потуплен от испуга,

И встречный взор не менее смятен.

Прошу, не пробуждайте мертвеца,

Пусть Прошлое уходит без возврата

В мир вечной тишины и темноты;

Не то смешает память два лица:

Прекрасный лик, что знали вы когда-то,

Неведомые исказят черты.

157. Перуанский выкуп

Великий Инка, в плен попав, сказал:

«Я выкуп дам, невиданный доселе;

Клянусь, под потолочные панели

Я золотом наполню этот зал».

Шагали караваны между скал

Со слитками неделю за неделей,

Но Инку задушить, достигнув цели,

Гарротою Писарро приказал.

Так многие вступали в торг с судьбой:

«Когда ты подсластишь мне хлеб постылый,

Я злато ямбов брошу пред тобой».

Трудились в рабстве, надрывая жилы;

Судьба ж — Писарро, лютый и скупой —

Оброк взяла, холопов удавила.

Атауальпа (1497–1533) — наместник провинции Кито, восставший против своего старшего брата, законного правителя Империи инков Уаскара. В 1532 г. он дружелюбно принял отряд Франсиско Писарро в Кахамарке. Однако Писарро взял Атауальпу в заложники и устроил резню более чем 5000 почти невооруженных воинов. В надежде быть выпущенным на свободу, Атауальпа предложил Писарро заполнить помещение, в котором его держали в цепях, до потолка золотом, а соседнее помещение — дважды заполнить серебром. На протяжении более чем трех месяцев инки собирали золото и серебро и приносили его в Кахамарку. Все эти сокровища составили так называемый «Выкуп Атауальпы». Так как испанцы чувствовали, что после освобождения Атауальпы они, вероятно, потерпят поражение, то после получения выкупа они обвинили правителя инков в организации восстания и убийстве Уаскара. Суд приговорил Атауальпу к смерти через сожжение. Однако Атауальпе было обещано сменить вид казни на удушение, если тот перед смертью примет католичество. Атауальпа согласился, так как в понимании инков сохранение тела было необходимо для жизни после смерти. 26 июля 1533 года 36-летний Атауальпа был задушен с помощью гарроты.

158. Сиамские близнецы

Скажите, вы слыхали про судьбу

Двух близнецов со сросшейся грудиной,

Что шли по жизни, слиты воедино,

А после улеглись в одном гробу?

Когда один с испариной на лбу

Проснулся — брат лежит застывшей льдиной…

И разом осознав его кончину,

Он с ужасом не выдержал борьбу!

Так Разум с Телом до исхода дней

Повязаны: утратив разум, плоть

Лежит комком беспомощным и глупым;

Но многажды для разума страшней,

Коль плоть умрет… Ярма не обороть —

Он не взлетит, обременный трупом.

Cиамские близнецы — Чанг и Энг Банкеры (1811–1874), умерли в возрасте 63 лет, когда Чанг первым скончался от пневмонии; Энг в это время спал. Обнаружив своего брата мертвым, Энг через три часа умер, хотя и был здоров.

159. Призрак Цезаря

Цареубийцы шли на бой стеною,

И полыхал закат со всех сторон,

Когда казалось, что исход решен —

Победа за мятежной стороною.

Но в некий миг возникла под луною

Тень Цезаря — ворвался в битву он,

Взмахнул мечом, и Кассий пал на склон,

Окутанный смертельной пеленою.

Пусть в битвах Жизни мы не боязливы,

Но встанет призрак, мщением ведом,

Убитого душевного порыва;

Тут над триумфом нашим грянет гром,

И вознесется меч неторопливо,

Вселяя страх, как может лишь фантом.

Гай Лонгин Кассий (85–42 до н. э.) был одним из организаторов заговора против Гая Юлия Цезаря. Сонет основан на пятом акте трагедии В. Шекспира «Юлий Цезарь», где речь идет о битве при Филиппах. Брут одержал в ней верх над Октавием, но Кассий, начальствовавший другим крылом, был оттеснен Антонием и, не зная о победе Брута, лишил себя жизни, что повлекло за собой разгром войска республиканцев.

160. Испанская легенда

Прочел я, как в компании пьянчуг

Гуляка праздный шел домой во мгле,

Увидел отблеск света на стекле

И, заглянув в окно, увидел вдруг:

Под потолком огромный ржавый крюк,

На нем себя, висящего в петле;

И вмиг с холодным потом на челе

Он протрезвел, и бил его испуг.

Любой способен в Прошлое взглянуть

И отыскать свою былую суть,

Где лучший «я» висит, самозадушен

Греха, вины, безумия петлей;

И труп ему шепнет с ухмылкой злой:

«Узнал себя? Так чем же ты сконфужен?»

161. В лесу содомских яблок

Лежал в лесу я, у соленых вод,

И размышлял о жизни эфемерной;

Мне чудились глубокие каверны,

Откуда тянет соки горький плод.

Но мысли от зияющих пустот

Летели прочь, как птицы от Аверна

В часы, когда со дна сочится скверна,

Что равно губит и людей, и скот.

Взгляни на отраженье в этих водах:

Там ты, еще не знавший о невзгодах,

Еще не промотавший жизни клад;

Всмотрись в глубины жадными глазами —

На дне озерном, как в могильной яме,

Твои Голконда и Офир лежат.

Содомские яблоки — плоды дерева Calotropis Procera, которое растет на берегах Мертвого моря и в других пустынных районах Ближнего Востока. Все части растения содержат ядовитый млечный сок, плоды полые изнутри; при сжатии они лопаются, оставляя в руке остатки оболочки, несколько волокон и ядовитые семена. Из-за своих качеств содомские яблоки стали традиционным символом безнадежности и неудовлетворенных желаний.

Аверн — по античным представлениям, один из входов в Аид находился в пещере у озера Аверн в Кампаньи (Италия); здесь синоним царства мертвых.

Голконда — султанат в Индии XVI–XVII вв., который славился богатейшими алмазными копями.

Офир — упоминаемая в Библии страна на аравийском или сомалийском побережье, знаменитая золотом и другими сокровищами.

Раздел IV. После смерти

162. Морские скитальцы

Задолго до победы, что в итоге

Колумб обрел, плывя закату вслед,

И разрядил ликующе мушкет,

Диковинные чествуя пироги,

Знавали океанские дороги

Других бродяг в теченьи тысяч лет:

Стволы деревьев плыли в Старый Свет

Из стран, где белых не ступали ноги.

О, если бы сюда добрался плот

Из мира по ту сторону могилы

Поведать, что нас ждет за краем вод!

Но ни плота не видно, ни ветрила;

Никто из черной дали не плывет,

Всех смельчаков пучина поглотила.

163. Рокот морской ракушки

Ракушку, что забыта и пыльна,

Я к уху приложу, достав с камина;

Ее отца безмерные пучины

Откликнутся мне ревом буруна.

Звук моря. Моря? Гулкая волна

Бежит по венам, словно сход лавины;

Пульс отмеряет радость и кручину,

Вся наша жизнь в крови растворена.

И в сердце тоже слабою утехой

Звучит, тревожа мрачные каверны,

Далекий рокот замогильных вод.

Но это лишь земных инстинктов эхо.

Глупец, загробье так же эфемерно,

Как море, что в ракушке нам поет.

164. Праздный Харон

Сегодня Стикса берега пусты,

Здесь тишина окрестности накрыла,

Харонов челн протяжно и уныло

Не призывают призрачные рты.

Отныне в мире вечной темноты

Увяз челнок среди густого ила;

Уснул Харон; к ненужному правилу

Растений водных липнут лоскуты.

Мир поднебесный новость облетела,

Что нет душе пути под мрачный свод —

Она умрет, едва погибнет тело.

Теперь никто из вдов или сирот

На перевоз к последнему пределу

Обол в уста покойных не кладет.

Харон — в древнегреческой мифологии перевозчик умерших через реки подземного царства до врат Аида, получая за это плату в один обол, по погребальному обряду находившийся у покойников под языком.

165. Обол

Петь о Хароне — вздорная задача:

Его челнок поставлен на прикол;

Никто бы ныне нужным не расчел

Класть мертвым в рот обол, над ними плача.

Но ежели случайно среди сдачи

Мне попадется греческий обол,

Покажется, что плату я обрел

Для старого Харона, не иначе.

Обол, ты на брегу стигийских вод

Не нужен мне — души растаял след;

Плыть некому, мне гибель — сладкий мед.

Тебя добавлю к пригоршне монет

И нищему отдам. Пускай плывет

Его душа, моей — дороги нет.

См. прим. к предыдущему сонету.

166. Ахерон

И воды, и пещеры здесь черны,

На смертной грани странствия земного:

Во мраке вечном света нет иного,

Как бледное мерцание волны.

Тем душам, что сюда приведены,

Дано ль освободиться от былого,

От неуместно сказанного слова,

От нестерпимой тяжести вины?

Смотри! У рокового рубежа,

В челне мы видим дорогие лица

И с воплем руки простираем вслед.

Но, равнодушно в темноте кружа,

Им предстоит в глубины погрузиться,

В которых нет любви и жизни нет.

Ахерон — река в подземном царстве, через которую Харон перевозил в челноке прибывшие тени умерших (по другой версии он перевозил их через Стикс).

167. Корабль-призрак

На берег Жизни выброшены мы

Подобно жертвам кораблекрушенья;

Затравленно толпимся в потрясеньи,

Оглядывая мрачные холмы.

Корабль, на время отданный внаймы,

Оставил пассажиров; тщетно рвенье,

С каким зовем мы, напрягая зренье —

Наш крик не долетает до кормы.

На горизонт направлен брус бушприта;

Оставшимся на взморье не рыдать!

Искать, какие клады тут сокрыты,

Пахать, сжимая плуга рукоять,

Дома построить и возделать жито —

Оно живит и каменную падь.

168. Моя посмертная судьба

Ни там, где песня ангельских кларнетов

Под меди звон встречает утро дня,

Когда умру, не сыщете меня

Среди присноблаженных силуэтов;

Ни там, где ярким блеском самоцветов

Под светочем небесного огня

Горит на Божьем воинстве броня, —

Но только в тонкой книжечке сонетов.

Прочтите их однажды при луне,

В июньский вечер на скамейке сада,

И то, что есть бессмертного во мне,

Быть может, в час душевного разлада

Подмогою окажется извне…

Другого мне посмертия не надо.

169. Вино Омара Хайяма

В аду и там, где благость разлита,

Дракона Мысли приучивший к сбруе,

Разыскивал он Божью правду всуе.

Звезд много, но Вселенная пуста.

И он, взглянув на сочные уста

Той, что ему лила хмельные струи,

Промолвил: «Соловей и поцелуи,

Вино и розы; прочее — тщета,

А, значит, пей». — «Но для чего вино?

Чтоб жребий жалкий позабыть на время

И бездну, что маячит впереди?»

«Пей, ибо нам иного не дано.

Неси достойно краткой жизни бремя;

Ищи, твори; потом во тьму иди».

Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури (1048–1131) — персидский поэт, математик, философ, астроном, астролог. Всемирную известность принес ему как поэту цикл четверостиший («рубайат»). Долгое время был забыт, но его творчество стало известным европейцам благодаря английским переводам Эдварда Фицджеральда, опубликованным во второй половине XIX в.

170. Исход из рая

Где золотая высится стена,

Однажды ангел обратился к Богу:

«Чисты пределы Твоего чертога,

Но чистота, как мрамор, холодна.

Бесчестным кара здесь не суждена,

И слабосильным не нужна подмога;

Позволь же мне отправиться в дорогу

И разделить людские бремена».

«А после гибель?» — Бог его спросил.

«Да. Я, земные слезы утирая,

Готов сойти туда, где вечна ночь».

«Тогда ступай». Под шорох дивных крыл

Печально ангел на ворота рая

Взглянул в последний раз и прянул прочь.

171. Светлячки

Живые искры в плаванье струистом,

Как души те, что в странствиях вольны,

Парят под сенью темной пелены,

Пронзаемой мерцанием лучистым.

Взор не сочтет их. Ореолом чистым

Бесплотные предстанут летуны,

Но, утренней зарей поглощены,

Они угаснут дымным аметистом.

А искры душ, которых с нами нет?

Любви и муки жертвенное пламя,

Сиявшее в погибельной тени?

До них добрался ль Разума рассвет,

Что Небеса опустошил над нами,

И мы в лазурной пустоте одни?

172–173. День всех душ

I

Над пашнями тосканскими туман,

И День всех душ приблизился к закату,

Но на поля, что дымкою объяты,

Ложатся тени сеющих крестьян.

Ногами хлебопашцев давних стран

Равнина италийская умята;

Пеласги и этруски здесь когда-то

Бросали в землю пригоршни семян.

Но где они, кто высеял пшеницу,

Построил циклопические стены?

Где в безызвестность канувший народ?

Зерно умрет, и заново родится,

И прорастет зерно ему на смену…

Их прах в земле, а души кто найдет?

Пеласги — согласно античной традиции, догреческое население Древней Греции (юга Балканского полуострова, островов Эгейского моря, Фессалии, Эпира, Крита, западного побережья Малой Азии).

Этруски — древние племена, населявшие в I тысячелетии до н. э. северо-запад Апеннинского полуострова (древняя Этрурия, современная Тоскана) и создавшие там развитую цивилизацию.

II

Не счесть нам тех, кто варится в смоле,

И тех, кому небес даны услады,

Кто сытно ел, кто умирал от глада,

Кто, пылью став, рассеялся во мгле.

Но распустись бечевка на узле,

Что этих душ удерживает стадо,

Вернись обратно мертвых мириады —

Им не достанет места на земле.

Нет места? Опасенья иллюзорны:

Поля пусты; вечерний мрак свинцов;

И сеятель, разбрасывавший зерна,

Что хлеб родят из праха мертвецов,

Уходит прочь равниною просторной

И тает в темноте в конце концов.

«День всех душ» — день поминовения всех усопших (2 ноября) в католической и некоторых англиканских церквах.

174–175. Руины рая

I

И было мне видение: вокруг

Пилоны обвалившейся твердыни;

И оникс, и рубин лежали в глине,

Тонул в песках разбитый акведук;

Был сардами усеян дикий луг;

Везде, куда ни глянь, царили ныне

И сладко пахли желтою пустыней

Меж груд камней щирица и овсюг.

И там, где ни людей, ни звуков нет,

Вдруг голова воздвиглась золотая

И диким взором глянула на свет.

«Ты кто?» За мной со смехом наблюдая,

«Последняя из душ», — она в ответ, —

«Я здесь охотно время коротаю».

II

Недолог век узорчатой резьбы;

Бериллы стен разбросаны в осоке;

Дубовые обломаны флагштоки,

И яшмовые рухнули столбы.

Дворцы без крыш — разверстые гробы;

Агатовые храмы одиноки;

Ветра уносят риз парчовых клоки;

Топазы сгнили волею судьбы.

Реальна лишь земля: угрюмо-пег

Ее оттенок; тяжко и упорно

На ней трудиться должен человек.

Но зелен холм, долина жизнетворна;

Здесь райский амарант не рос вовек,

Но вновь и вновь зерно рождает зерна.

Раздел V. Разные сонеты

176. Что такое сонет

Четырнадцать клубничин на уборе

Цирцеином, одна другой красней;

Четырнадцать жемчужин из очей

Калипсо — слезы, пролитые в море;

Четырнадцать примет людского горя,

Медее видных в глубине камней;

Четырнадцать тех капель для корней,

Что брызнул Фауст, с дряхлостию споря.

Сонет — алмаз, что Данте преподнес

В дар Беатриче; Лауры сапфир,

Петраркою добытый между грез;

Рубин, что высек из души Шекспир;

Тот изумруд, который виртуоз

Россетти взял с собою в лучший мир.

Цирцея (Кирка) — в древнегреческой мифологии волшебница с острова Эя, обратившая в свиней спутников Одиссея, а его самого державшая при себе в течение года. От Одиссея Цирцея имела сына Телегона, который, когда вырос, отправился на розыски отца, но, прибыв на Итаку, не узнал Одиссея и убил его в завязавшейся схватке. В переносном смысле Цирцея — коварная обольстительница.

Калипсо — нимфа, жившая на острове Огигия на Крайнем западе, куда попал спасшийся Одиссей на обломке корабля, разбитого молнией Зевса за истребление быков Гелиоса. Калипсо держала у себя Одиссея 7 лет, скрывая от остального мира (по версии Гигина, год). Она тщетно желала соединиться с ним навеки, предлагая ему бессмертие и вечную юность, но Одиссей не переставал тосковать по родине и жене. Наконец боги сжалились и послали к Гермеса с приказанием отпустить Одиссея. Калипсо против воли вынуждена была его отпустить, оказав ему помощь в строительстве плота, на котором он и пустился в дальнейшее плавание. По версии Гигина, покончила с собой из-за любви к Одиссею.

Медея — волшебница, дочь колхидского царя Ээта. Влюбившись в предводителя аргонавтов Ясона, Медея помогла ему добыть золотое руно и последовала за ним в Грецию. Когда Ясон задумал жениться на дочери коринфского царя, Медея погубила соперницу с помощью отравленной одежды, убила двух своих детей от Ясона и скрылась на крылатой колеснице, посланной ее дедом Гелиосом. Образ Медеи получил художественную обработку в литературе (Еврипид, Аполлоний Родосский, Сенека, П. Корнель, Ф. Грильпарцер, Ж. Ануй), живописи (помпеянские росписи, Э. Делакруа), музыке (Л. Керубини, Э. Кшенек).

Четырнадцать тех капель для корней — намек на знаменитое «древо жизни» из «Фауста» И. В. Гёте.

177. Зима

Раскинув драгоценную фольгу,

Зима приходит радостью для взора,

И светятся морозные узоры

На запушенном инеем лугу.

Краснеют кровью ягоды в снегу —

Зарянкам и дроздам подарок Флоры,

А бедняки плетутся в лес для сбора

Валежника на пищу очагу.

На сонных водах серебрится лед,

Одев озера в праздничный наряд;

Там рыбины в глубинах стылых вод,

От конькобежцев спрятавшись, лежат;

И Рождества Король к столу зовет

Всех, кроме тех, кого терзает глад.

178–179. Золото сонета

I

Его мы добываем из могил,

Где спят этруски, дети прошлой эры;

В пучинах, где старинные галеры

С богатым грузом опустились в ил;

И там, где гном под мерный стук зубил

Сбирает дань во мгле сырой пещеры;

Поэтов не смущает запах серы —

Им клады отыскать достанет сил.

Порою нам довольно для улова

Узора с корешка молитвослова,

Где ангел славу громкую трубит;

Но много чаще золота крупицы

Из тигля, где мечтание искрится,

Крадет поэт, пока алхимик спит.

II

Какой сонет получится из злата?

Та чаша, что юнцу вручила Фрина?

Локусты склянка с головой змеиной,

Врагам сулившей страшную расплату?

Кольцо, что, выпав из руки разжатой

Фальеро, тут же кануло в глубины?

Венец Инесы, волей властелина

На мертвый лоб возложенный когда-то?

Когда б эфес массивный мы сковали,

По образу драконьей головы,

Для сабли Жизни из булатной стали!

Но чаще получаются, увы,

Ковчеги, где покоятся печали

И страсти, что бесплодны иль мертвы.

Фрина (ок. 390 г. — ок. 330 г. до н. э.) — знаменитая афинская гетера, послужившая натурщицей Праксителю и Апеллесу. Однажды красавица устроила испытание умиравщему от любви юному оратору Гипериду. Заявив, что эта ночь будет только для них двоих, протянула ему чашу с якобы отравленным вином и сообщила, что действие яда начнется только через шесть часов. Она сказала: «Я желаю, чтобы завтра все Афины повторяли: „У Гиперида не было денег, чтобы заплатить Фрине, — он заплатил ей своей жизнью“». Влюбленный, не раздумывая, осушил чашу до дна. Утром Гиперид, естественно, проснулся живой и здоровый.

Локуста (? — 68 г н. э.) — знаменитая римская отравительница, происхождением из Галлии. Считается, что ее услугами пользовались императоры Калигула и Нерон, а также мать Нерона, Агриппина Младшая. Казнена Гальбой в 68 г. н. э. Рассказывали, что она постоянно принимала небольшие дозы яда, сделавшись таким образом неуязвимой для отравления.

Кольцо — дож Венеции ежегодно выезжал на парадной галере (буцентавре) в Адриатическое море для обряда бракосочетания с ним и бросал в море золотое кольцо.

Марин(о) Фальер(о) (1274–1355) — 55-й венецианский дож. Начал править 11 сентября 1354 года, в 80 лет. В 1355 году пытался осуществить переворот с целью монополизации власти, но не преуспел. Дож и его сподвижники были схвачены и преданы суду. Фальер признал выдвинутое обвинение в измене. 17 апреля ему вынесли смертный приговор, а 18 апреля состоялась казнь. Фальеру отрубили голову, а тело изувечили; 10 его сподвижников было повешено в Дворце Дожей. В 1365 г. имя Фальера было стерто с фриза в зале Большого совета, где выбиты имена всех дожей, и заменено надписью: «На этом месте было имя Марино Фальера, обезглавленного за совершенные преступления». История Фальера многократно привлекала внимание литераторов: ей посвящены драмы «Марино Фальер, дож венецианский» Дж. Г. Байрона и «Марино Фалиеро» А. Ч. Суинберна: Г. Доницетти написал оперу по драме К. Делавиня «Марино Фальеро».

Инеса — см. прим. к сонету 17.

180–181. Последний синклит Оберона

I

Коль на поляне встретишь круг травы,

Что много гуще и темней соседней,

То знай, прохожий — не сочти за бредни,

Прислушайся к словам людской молвы —

Что это, быстроноги и резвы,

Лесные эльфы были там намедни,

Когда на луг явились для последней,

Прощальной встречи на земле, увы!

Они ушли; хотя все так же свет

Роняет блики, горести не зная,

И белки так же по ветвям снуют;

Волшебного народца больше нет

В орешнике, где горлица лесная

Все ладит немудреный свой приют.

Оберон — в средневековом западноевропейском фольклоре король фей и эльфов, повелитель волшебной страны. Он является персонажем французских героических поэм из цикла «Гуон Бордосский» (конец XIII — начало XIV в.), упоминается в комедии «Сон в летнюю ночь» В. Шекспира, трагедии «Фауст» И. В. Гёте и многих других литературных произведениях.

Коль на поляне встретишь круг травы — там, где ночью эльфы водили свои хороводы, образуются «эльфийские круги» — места, в которых по непонятным причинам трава растет особенно буйно.

II

Созвал своих вассалов Оберон

В чащобе для последней ассамблеи;

И эльфы собралися там, и феи,

И даже гномы, кинув тайный схрон.

«Людскою верой был наш род силен, —

Сказал он, — долго мы питались ею;

Но вера все слабее и слабее,

И каждый здесь на гибель обречен.

Так говорят священные декреты:

Покинет вера смертные умы,

И злая стужа нас сживет со света.

В сердцах деревьев долго жили мы,

Отныне будем жить в душе поэта —

Лишь там для нас ни глада, ни зимы».

182. In memoriam

Не мертв Россетти, и не нужно слез,

Мой Марстон, над закрытой крышкой гроба;

Поглотит тело вечности утроба,

Душа взлетит под пение стрекоз.

Я помню, резкость в прошлом произнес —

Давай теперь ее забудем оба.

Сплету венок, какой сумею, чтобы

На камень бросить, как прощальный взнос.

Когда дохнул зимою Азраил,

Придуло лист к той пожелтелой груде,

Где спят давно Шекспир и Алигьери.

Не плачь. Твой друг лежит среди могил,

Над коими грустить приходят люди.

Он жив, пока им тяжела потеря.

14 апреля 1882 г.

In memoriam (лат.) — здесь «эпитафия».

Филипп Бёрк Марстон (1850–1887) — английский поэт, практически слепой с детства, близкий друг и единомышленник Данте Габриэля Россетти, один из немногих постоянных корреспондентов Ли-Гамильтона. Россетти умер 9 апреля 1882 г.

183. Римские бани

Мы в римских банях время провели;

Был зеленью затянут камень старый

Тех двориков, где в поисках нектара

Гудели над лужайками шмели.

Однажды под поверхностью земли,

Всё повидавшей — войны и пожары,

Узорные сыскались тротуары,

На них — тритоны, рыбы, корабли.

Вот так под дерном нынешнего дня

Лежит Вчера — до времени забыто,

Но не боится тлена и огня:

Траву Сегодня вытопчут копыта,

И быстро сгинет хрупкая стерня,

А Прошлое незыблемей гранита.

184. Весна

Печаль таится в воздухе апреля

Для тех, кто знает путь вещей земных;

Чреваты ложным чаяньем для них

Надежды, что вокруг зазеленели.

Пеан листвы и стрекот свиристеля

Содержат примесь пеней потайных;

И Смерть летит на крыльях сурьмяных,

Рождая ветер, в коем запах прели.

Поет в лесу ликующая птица;

Струится сок в глуби древесных вен;

Пчелиный звон как нежная цевница;

Но скрытый вздох в тех звуках нам явлен;

И каждый лист, что по весне родится, —

Свидетельство грядущих перемен.

185. Филипу Марстону

Идти во тьме сквозь освещенный лес,

Листвы иной не ведать, кроме палой,

Когда в отрадном блеске карнавала

Весна приходит с ворохом чудес;

По звукам узнавать, что день воскрес,

А ночь на время притупила жало;

Вот вечер, коль вокруг похолодало —

Закат не льется пламенем с небес.

Лиц дружеских твои не видят очи —

Одни лишь голоса летят вослед,

Как души, что-то смутное пророча.

Сказал Господь во Тьме: «Да будет Свет!»,

И тут же спрыгнул День с коленей Ночи.

Но свет его не про тебя, поэт.

См. прим. к сонету 182.

186. Оксфорд

Вам предстоит увидеть то, что я

Уж не увижу: каменные стены,

И стекла витражей, и гобелены,

И башни, и зеленые поля.

Вам у реки, дыханье затая,

Смотреть, как машут веслами спортсмены;

Приветствует восьмерки в клочьях пены

Болельщиков кричащих толчея.

Но мчится год за годом надо мною…

Унесены береты и плащи

В минувшее текущею волною;

На стенах башен темные плющи,

Теряя очертание земное,

Истаивают призраком в нощи.

Восьмерки — лодки, на которых с 1829 г. проводятся традиционные состязания по гребле между студентами Оксфорда и Кембриджа.

Берет и плащ — форменная одежда английских профессоров и студентов.

187. Луидор Мюссе

Спала на гальке как-то в день погожий

Дочь рыбака, и ветерок-фланер

Ласкал ее растрепанный вихор,

Легко касался загорелой кожи.

Поэт шел мимо, и на жалком ложе,

На рубище ее замедлил взор;

Потом, вложив ей в губы луидор,

Он удалился, спящей не тревожа.

Что стало с той монетою потом?

Принес доход семейству дар поэта,

Которым горд по праву скромный дом?

Иль жадность копит новые монеты —

Желанные, пропитанные злом

Любви продажной? Не узнать ответа.

Сонет основан на эпизоде, который произошел с А. Мюссе в рыбачьем поселке на бретонском побережьи Атлантики, недалеко от Нанта: «В Лё Круазике, на морском берегу, он однажды увидел подле лачуги бедного солевара девочку в лохмотьях, которая спала на солнце, положив голову на клок соломы. Он подошел и осторожно вложил луидор ей в губы, а потом на цыпочках удалился, восторгаясь своей проделкой и предвкушая радость, которую испытает дитя, когда проснется» (Paul de Musset. The biography of Alfred de Musset, translated by H. W. Preston. — Boston: Robert Brothers, 1877. P. 307; перевод мой. — Ю. Л.).

188–189. Прометеевы наваждения

I

Когда с Олимпа, гневом обуян,

Зевес шлет копья в горные теснины,

Как будто снова целит в исполина;

Когда грозу приносит ураган;

Когда лютует гром, попав в капкан

Кавказских гор; и в в ярости звериной

По склонам их стремятся вниз лавины —

Со вскриком пробуждается Титан.

И, воплям безутешной бури вторя,

Несется вопль, ужаснее стократ,

Чем завыванья ветра на просторе;

И, заглушая громовой раскат,

Грохочет смех, такого полный горя,

Что ангелы в полуночи дрожат.

II

Невидим Прометей для смертных глаз,

Лишь только ночью, в сполохах карминных,

Когда пылает зарево на льдинах,

И молния в них бьет за разом раз;

Когда рубином светится топаз,

И страх царит в гнездовиях орлиных,

И эхо отражается в глубинах,

Где до рассвета мрак ночной увяз,

Мы видим, как немая тень Титана

Встает среди уступов и карнизов

Угрюмых скал, пространство распоров,

В молчании мятежном неустанно

Закованной рукой бросая вызов

Создателю уродливых миров.

190. Золото Мидаса

Поэт — алхимик мысли, как Мидас,

Тот царь фригийский, чье прикосновенье

Немедля вызывало превращенье:

Всё становилось златом в тот же час.

Он тоже над ручьем лотка не тряс,

Не изучал вовек хитросплетенья

Пещерных нор. По воле вдохновенья

Ему дарован золота запас.

Но горе для него — помилуй, Боже! —

Коль он запрется в тесной кладовой

И позабудет, для чего живет.

Ты жаждал мира золотого? Что же,

Стал самородком хлеб насущный твой,

И золотом забит поэта рот.

Мидас — мифический царь Фригии, сын Гордия и Кибелы. В награду за спасение Силена Дионис предложил Мидасу любой дар, какой тот ни пожелает. Мидас не нашел ничего лучше, как попросить, чтобы все, к чему он ни прикоснется, обращалось в чистое золото, и это пожелание было исполнено. Вернувшись ко двору, Мидас велел приготовить пир в честь своего нового дара. Но, когда он взялся за еду и питье, они, к его ужасу, тоже превратились в золото. Мидас, боясь умереть с голоду, пришел к Дионису и умолял его взять назад этот дар. Дионис сжалился над ним: он приказал Мидасу искупаться в реке Пактол, которая после этого стала золотоносной, а Мидас избавился от своего дара.

191. Бодлер

Парижская клоака прежних лет,

Где всюду чернота и смрад промоин;

Краснеют только стоки скотобоен

И раны, что нанес в ночи стилет.

Вот золота фальшивого браслет;

Тропический бальзам, на лжи настоян;

Расколотый фиал, чей запах гноен,

Храня трущоб и тины терпкий след.

Но над зловонным хаосом болот,

Прекрасна, как пыланье небосклона,

Распада переливчивость плывет;

И волнами на пленке вороненой

Дрожит игра огня, и позолот,

И пурпура, что прямо из Сидона.

Сонет представляет собой отклик Ли-Гамильтона на книгу стихов Шарля Бодлера (1821–1867) «Цветы зла».

Сидон — один из древнейших городов Финикии, знаменитый своим стеклом и льняными изделиями. Пурпуром же славился другой финикийский город — Тир.

192. Ночь

Безжалостная, не услышишь ты

Молитвы, чтобы ты не уходила —

Их шепчет узник, коему в могилу,

Едва светило глянет с высоты.

Когда вопят обугленные рты

Из сердцевины адского горнила:

«Уйди скорей, ты нам давно постыла!» —

Их вопли столь же для тебя пусты.

Прислушайтесь — бредет толпа гуляк,

На улицах рассеивают мрак

Веселый смех, лихая сегидилья;

Нам на больничной койке и в тюрьме

Так внятны эти песнопенья тьме —

И кто осудит дань ее всесилью?

193–194. Смерть Пака

I

Боюсь, что умер Пак — немало лет

С тех пор, как знались смертные с бродягой;

Исчез со всею крошечной ватагой,

Чьи гнезда в чаще прятал бересклет;

Да, эльфов нет, и не сыскать примет

Дриады, что таилась за корягой;

Нет ни наяд, речной одетых влагой,

Ни фавнов, листоухих непосед.

Дрозд-попрыгун, скажи, встречал ли ты

Проказника веселого весною,

Там, где росой увлажнены цветы?

Лесная мышь, видала ль под сосною,

Ты малыша, где заросли густы,

Прикрывшегося шляпкою грибною?

II

Подпрыгнул дрозд и молвил: «В самом деле,

Мне Пак был добрый друг, почти родня,

Хоть он и передразнивал меня;

Я Пака знал, но он ушел отселе.

Его нашли мы на грибной постели —

Вьюрок и я — у высохшего пня,

Покрытым снегом, на исходе дня;

Замерз, похоже, в зимние метели».

Лесная мышь сказала: «Старый крот

Могилу вырыл, а четыре сони

Беднягу опустили в темный грот;

Там белка крест поставила на склоне:

Имел он душу, как и ваш народ;

А нам, зверькам, скорбеть и впредь и ноне».

Пак — лесной дух у многих западноевропейских народов, сродни славянскому лешему. В английском фольклоре это веселый эльф, шутник и проказник. Таким он предстает у В. Шекспира в пьесе «Сон в летнюю ночь» и у Р. Киплинга в цикле сказок «Пак с Холмов».

195. К Флоренс Сноу на форзаце книги сонетов

Я шлю своих родных лесов плоды:

Вот клюква, что росой напоена;

Вот иглица, для ног босых страшна;

А вот черника с кряжистой гряды;

Омела со слезинками слюды;

Шиповник; облепихи желтизна;

И синий терн, и тиса семена

С тех троп, где Китса сыщутся следы.

Не знаю я американских ягод,

Но знаю, что цветок родил Канзас,

Который может меж тюремных тягот

Зацвесть внезапно, утешая глаз,

Там, где кишат страдания, где за год

Покажется любой бескрылый час.

Осенью 1889 г. подборка стихотворений Ли-Гамильтона, опубликованная в американском альманахе «The Magazine of Poetry and Literary Review», привлекла внимание мисс Флоренс Сноу из Канзаса. Она написала автору письмо; он ей ответил. Она послала ему свой сонет; он в ответ послал этот сонет. Позже он отправлял ей свои книги с автографами. Когда после выздоровления Ли-Гамильтон посетил Канаду и США, он провел несколько августовских дней 1897 г. в Канзасе, в гостях у Флоренс Сноу и ее племяницы Лидии Сейн. Отражением этого визита явилось его стихотворение «Белка» в сборнике «Лесные заметки» (см. приложение). Через полвека Ф. Сноу написала мемуары, 6-я глава которых посвящена Ли-Гамильтону (Florence L. Snow. Pictures on My Wall: A Lifetime in Kansas. — Lawrence: Univ. of Kansas Press, 1945. P. 107–121).

196. Горстке тургидума

Коричневато-желтая пшеница,

Неизмеримо ты древней, чем та,

Которую в далекие лета

Сжинала Руфь, юна и смуглолица.

Как хищник, Время все вобрать стремится

В свои ненасытимые уста,

Но выжила ты в сумке из холста,

Под пологом египетской гробницы.

Усни же в поле, словно в колыбели —

Пусть вечная природы круговерть

Тебя заставит зеленеть в апреле;

И пусть потом твои мука и дерть

Заполнят закрома, дабы не смели

Мы говорить, что в Прошлом только Смерть.

Тургидум или английская пшеница — вид современной пшеницы, которая найдена в египетских пирамидах, а также при раскопках неолитических стоянок в Грузии и Швейцарии.

197. На форзаце «Vita Nuova» Данте

Изгнанник проходил во время оно

По городу, высок и изможден,

Походкой мерной, как вечерний звон,

Лицо укрыто сгибом капюшона.

Его страшились жители Вероны,

«Он побывал в аду!» — неслось вдогон;

И детвора бежала с улиц вон,

А кто смелей, смотрел настороженно.

Но этот сборник им написан ране —

Как будто он, держа в руке цветок,

Стоит на знаменитой фреске Джотто

С мечтанием о той, чьей хрупкой длани

Не тронул на земле, но кто помог

Ему постичь Небесные высоты.

«Новая жизнь» (итал. «La Vita Nuova») — сборник произведений, написанных Данте Алигьери в 1283–1293 гг., построенный в форме прозиметрума, т. е. чередующихся фрагментов поэзии и прозы.

Фреска Джотто — вероятно, имеется в виду портрет Данте в Палаццо дель Барджелло, написанный еще до изгнания поэта из Флоренции.

198. Вера

В Испании легенда бытовала

О рыцаре, что много лет назад

Вел за собой грабителей отряд

И никогда не поднимал забрала.

Когда же смерть в него вонзила жало,

То любопытный обнаружил взгляд

Лишь пустоту внутри железных лат,

Зиявшую из черного провала.

Да, Пустота в сражениях сильна!

Она от Мекки и до Ронсеваля

Прошла, неся ислама знамена:

Пред ней народы в ужасе дрожали —

И, как живая, корчится она

Поднесь в кольчуге из дамасской стали.

Ронсеваль — селение и ущелье в Западных Пиренеях в Испании. Там в 778 г. баски уничтожили арьергард франкской армии короля Карла Великого, возвращавшейся после неудачной осады Сарагосы. В бою у Ронсеваля погиб маркграф Роланд — это событие послужило сюжетной основой для «Песни о Роланде». Легенда приписала его гибель сарацинам, и сражение стало одним из символов войны христиан с мусульманами.

199–200. Угар. Сентябрь 1889 г.

I

Вот так приходит смерть исподтишка:

В жаровенке уже угасло пламя;

Вы смотрите, как чад плывет волнами

Над тлеющими углями, пока

Витает рядом смерть — она робка,

Но, осмелев, предстанет перед вами,

Вопьется в губы черными губами,

И жизнь уйдет, и упадет рука.

Я помню — утро вам ласкало взгляд,

И, глядя на встающее светило,

Вы дальних гор вдыхали аромат;

Так был ли слаще поцелуй могилы,

Когда угара смертоносный яд

Втянули вы и в жилах кровь застыла?

II

Когда б иного Данте привела

Тропа туда, где мрачным лесом стали

Самоубийцы, где они в печали

Стенают от содеянного зла,

Его окликнет бледная ветла,

И шепот ваш прошелестит из дали;

Он, ухо к белой приложив эмали,

Услышит сердца стук в глуби ствола.

Пусть спросит: «Эми, разве в том краю,

Где воздух свеж, вы не были отрадой

Для скованного хворями калеки?

Зачем же юность пылкую свою

Вы погубили по веленью Ада

И в мертвый мир отправились навеки?»

Эти два сонета написаны на смерть Эми Леви (1861–1889), английской поэтессы и писательницы. Она родилась в Лондоне, в состоятельной еврейской семье. С двадцати лет публиковала сборники стихов и романы; регулярно путешествовала по Европе. В 1886 г. посетила Флоренцию, где познакомилась с Вернон Ли (которая была на шесть лет старше) и, по слухам, влюбилась в нее. Эми с детства страдала приступами депрессии. Постепенно ее душевное здоровье полностью расстроилось; к тому же она начала глохнуть. В 28 лет, 10 сентября 1889 г., Эми Леви покончила с собой: заперлась в своей комнате и отравилась угарным газом.

Лес самоубийц описан Данте в 13-й песне «Ада».

201. На форзаце стихов Леопарди

Согбенный Небом италийский граф

Сумел отвергнуть рабские затеи,

Искусно древней арфою владея,

Воспел Свободу строками октав.

Был, как Эзоп, калечен и плюгав

Поэт-горбун с душою Прометея;

Он Иова казался сиротее,

Отвергнув Бога, грязью мир назвав.

Да, это грязь. Но приложивший труд

Подарит жизнь пшенице и маслинам,

Что все амбары доверху забьют.

А тот, кто путь проложит по трясинам,

Отыщет клад, упрятанный под спуд —

Монеты персов с профилем орлиным.

Леопарди Джакомо (1798–1837) — итальянский граф, поэт, мыслитель-моралист. С ранней юности занимался поэтическим творчеством и переводами с древних языков. Крайне болезненный от природы, несчастливый в любви, он уже к двадцати годам разрушил здоровье постоянным изнуряющим трудом. Пессимизм его поэзии во многом созвучен «мировой скорби» Дж. Г. Байрона. Октавами написана сатирическая поэма Леопарди «Паралипомены к Батрахомиомахии».

202. Могила Омара Хайяма

Его обмыли золотым вином,

Усами виноградными устлали

Могилу, чтоб зеленые спирали

Сжимали труп в объятии хмельном;

Укрыли перегноем, как рядном,

И корни лоз огонь земли сосали —

Что обернется пламенем в бокале —

Вокруг него, окутанного сном.

Здесь соловьи утешные поют,

И жизни нет за кромкою Забвенья,

Лишь вечного беспамятства приют.

Но девушка несет вино, спеша —

Иль это Азраила угощенье?

Проснись, проснись; очувствуйся, душа!

Азраил — ангел смерти в иудаизме и исламе.

См. прим. к сонету 169.

203. Моей черепахе Ананке

Ты нас переживешь, скамья для ног

Младой пенорожденной Афродиты;

Поведай мне, как, миртами укрытый,

Прекрасен был земной ее чертог;

Как, подведя поэзии итог,

Ты на певца упала из зенита;

И верно ли, что тяжкий гнет Земли ты

На панцире несешь немалый срок?

Есть, черепаха, и такие клади,

Что выдержать тебе не суждено —

Твоя броня запросит о пощаде;

Мы, люди, тащим их давным-давно,

Несем, хотя и горбимся в надсаде,

А как несем — не всё ль тебе равно?

Ананке — в древнегреческой мифологии божество необходимости, неизбежности, персонификация рока, судьбы и предопределенности свыше.

…скамья для ног — статуя Афродиты, изваянная Фидием для элейцев, попирала ногами черепаху.

…миртами укрытый — в античную эпоху мирт был атрибутом Афродиты.

Ты на певца упала из зенита — легенда гласит, что Эсхил погиб, когда орел сбросил ему на голову черепаху, приняв лысину драматурга за камень.

204. Эпилог

Сонеты я отделывал, как щит,

Где эллинские борются атлеты;

Как чашу Кирки, что в цветы одета,

Но змей меж них чешуйчат, ядовит;

Как скрытые под гнетом древних плит

Монеты, где крылаты силуэты;

И как витые датские браслеты

На викинге, что под холмом лежит.

Не знаю, из чего они отлиты:

Фальшив ли этот сплав, и посему

Мои сонеты будут позабыты;

Но если это золото — ему

Не ржаветь, и оно, пройдя сквозь сито,

Блеснет на солнце, отгоняя тьму.

Приложения

Из сборника «Стихотворения и переводы»
(1878)

Тайна реки Бузент

Сотни лет над усыпальней,

Где почил Великий гот,

Слышен лепет поминальный

По камням бегущих вод.

В бронзе, серебре и злате —

В трех гробах, один в другом,

Лег под вечное заклятье

Аларих на дне речном.

Сбрось, Бузент, немотства бремя:

Клад завещанный открой!

Грех тебе отпустит время

Тайны, преданной тобой.

Ночью мрачною к могиле

Устремился твой поток,

Волны варвара сокрыли,

И речной занес песок.

С треском факелы горели,

Короля ведя во тьму.

Готы у речной постели

Воздавали честь ему.

И холодный луч в тумане

Озарил волну и брег,

И воззвали ариане

К молчаливейшей из рек:

«Лишь тебе, Бузент, поверим!

Ты вернее, чем земля,

Сохранишь последний терем

Алариха-короля.

И покуда, как зеницу,

Славу Гота мир хранит,

Драгоценную гробницу

Пусть никто не разорит!»

Так рекли и в путь пустились,

И не ведал мир о том,

Где и как они простились

С разорившим Рим вождем.

Смертным сном на дне глубоком

Он уснул… Вослед за ним

Был под варварским потоком

Похоронен вечный Рим.

Но ни свевов, ни вандалов,

Ни ломбардов короли

Столь невиданных причалов

В смертный час не обрели.

Ты, Бузент, служил покою

Все четырнадцать веков:

Был надежною бронею

Алариху твой покров.

Так зачем, храня заветы,

Шепчешь, душу бередя,

В ухо чуткое поэта

Имя готского вождя.

Перевод Никиты Винокурова

Бузент(о) — река на юге Италии, левый приток реки Крати. Известна тем, что в ней в 410 г. был похоронен вождь и первый король вестготов Аларих I (правил в 382–410 гг.). По легенде, его воины временно изменили течение реки и вырыли могилу прямо в ее русле. После захоронения воды Бузенто были возвращены в прежнее положение. Могила короля и его легендарные сокровища никогда найдены не были. Это событие было также описано в балладе немецкого поэта А. фон Платена-Халлермюнде «Гробница в Бузенто» (1820).

Из сборника «Бог и, святые и люди»
(1880)

Скачка дона Педро

Дон Педро неспешным аллюром скакал,

Вокруг озираясь вприщурку,

Только тут впереди с замираньем в груди

Он красивую видит фигурку.

А дама идет, на него не глядит,

Куда-то спешит деловито;

Грациозна она, и лодыжка стройна,

И лицо под вуалью укрыто.

Дон Педро галантен, как истинный дон:

Точеную видя лодыжку,

Он, коня шевеля, дал ему шенкеля

И за дамой погнался вприпрыжку.

Приемистый шаг у его жеребца,

Дон Педро спешит, вожделея,

Только даму рысак не догонит никак:

Та исчезла в тенистой аллее.

Вот он удивленно пришпорил коня,

Проулками скачет кривыми;

Конь почуял укол и на бег перешел,

Но всё дюжина ярдов меж ними!

Ленивая рысь превратилась в галоп,

Но Педро сомненье тревожит:

Все быстрее гоня, он торопит коня,

А за дамой угнаться не может.

Маячит соблазном она перед ним,

Помалу от скачки пьянея,

По холму, через дол он, запальчив и зол,

Ураганом несется за нею.

По рощам, лощинам, лугам и полям,

Мелькает за милею миля,

Через дол, по холму скачет он в полутьму —

Звезды солнце на небе сменили.

Летят города и деревни летят,

Он топчет не тучные всходы —

Под копытную дробь погружается в топь

Там, где плещутся темные воды.

«Настигну! Поймаю! Схвачу! Догоню!» —

Кричит он, неистов и бешен;

Стонет взмыленный конь, но безумства огонь

В доне с жаром отчаянья смешан.

Вот рядом она, показалось ему,

Разносится крик над болотом:

«Я догнал, наконец!» — а его жеребец

Уж кровавым окутался потом.

«Схватил!» — и по-прежнему мчится стремглав

По пустоши, по бездорожью,

Но, подобно тюку, рухнул конь на скаку,

Околел с диким визгом и дрожью.

И тут повернулась беглянка к нему,

Кошмаром представ пред глазами:

Красавицы нет, только жуткий скелет,

Где струится холодное пламя.

Из сборника «Новая Медуза»
(1882)

На тосканской дороге
(Зарисовка)

Стадо воловье бредет ввечеру

Без понуканья к еде и ночлегу,

Труженик с ношей идет ко двору,

И дребезжит у села по бугру

Чья-то телега.

На придорожной церквушке закат,

Словно прощаясь, рисует узоры;

Редкие путники мимо спешат,

Темными стали покосы и сад,

Синими горы.

Камни церковные исщерблены,

В щелях ростки резеды и левкоя;

Тихо, пустынно, и тени черны;

Только молитву шепнет у стены

Старец с клюкою.

Холод крадется в густой конопле,

Птицы на ветках уже замолчали,

Эхом унылым ползет по земле

Голос лягушек в густеющей мгле,

Полный печали.

Ночь забирает округу в полон,

Полог раскинув над пустошью дольной;

Кваканья терпкого трепетен стон,

С ним похоронный мешается звон,

Бой колокольный.

Отблеск нежданный от каменных плит —

Это священник идет со свечою,

Следом мужчины — у них возлежит

Гроб на плечах, что любовно накрыт

Пышной парчою.

Кто это, смертью избавлен от бед,

Там на носилках лежит бездыханен?

Кто так нарядно в дорогу одет,

В мир направляясь, где прошлого нет?

Просто крестьянин.

Будет положен крестьянами он

В землю, среди лебеды и крапивы —

С нею он тяжкой страдой породнен,

И пестрина похоронных пелен

Неприхотлива.

Мимо проходит мерцанье свечи

И угасает, подобно огарку;

А наверху, в наступившей ночи,

Звездный огонь рассыпает лучи

Густо и ярко.

Звон колокольный плывет под луной,

Медленно тает на дальней опушке;

Сонный простор напоен тишиной,

Не умолкают в прохладе ночной

Только лягушки.

Мандолина
Год 1559

Присядьте здесь, отец.

Я бредил? Боль терзает головная,

Душевные не заживают раны.

Я изможден вконец —

Три месяца уже я сна не знаю.

Вот-вот понтифик стены Ватикана

Покинет, и прошу иметь в виду,

Что я его тиару обрету.

Отец, вам слышен звук,

Как будто бы играет мандолина?

Не слышите? Ну, и неважно, право.

Будь проклят мой недуг!

Сменить Карафу — вот моя судьбина;

Я буду избран волею конклава!

Ужели все старания, Господь,

Погубит эта немощная плоть!

Три месяца назад

Здоровьем крепче не было прелата,

Чем я. А ныне гнусь под страшной схимой!

Всё этот жуткий взгляд…

Ах, вам не виден супостат проклятый,

Но рядом он всегда — неуловимый,

Невидимый, он жизнь мою крадет,

Упрямо приближая мой исход.

Сошел ли я с ума?

Нет-нет. Смертельно я устал от бдений.

И шаг за шагом близится геенна.

Страшней ночная тьма

В отсутствие блаженных сновидений,

Чем голод или яд, палящий вены.

И ныне я ослаб, изнеможен,

Мечтая об одном — увидеть сон.

О сон, о сон святой!

Нет ничего прекрасней для изгоя,

Но ты пуглив, бежишь звонка и слова;

С вечернею звездой

Приди ко мне, лаская и покоя,

Я не желаю ничего другого:

Своим лобзаньем запечатай гроб,

Но хочет враг, чтоб я без сна усоп.

Отец, внемлите мне:

Я отнял жизнь его, и он из мести

Теперь ворует сны мои ночами.

На медленном огне

Я б долго жег его, скажу по чести,

Сдирая кожу острыми клещами,

И сотней пыток мучить был бы рад,

Воображеньем ужасая ад.

Племянницу свою,

Чье Клаудия имя, дочерь вдовью,

В опеку принял я охотно, ибо

Расчета не таю,

Но движимый отеческой любовью,

В мужья ей прочил герцога Филиппа —

Он знатен, уважаем всей страной;

Она красива и с тугой мошной.

Поверьте мне, отец:

Я радостно следил, как расцветала

Ее краса, отрадою объятый;

Так по ночам скупец

Считает деньги в глубине подвала,

Не в силах взора отвести от злата.

И согласились вскоре чернь и знать:

Она достойна герцогиней стать.

Но с возрастом она

Уединяться стала, брови хмуря;

Слезами очи полнились сокольи;

Мятежности полна,

Повиновалась девичьей натуре,

Упрямо проявляла своеволье —

Созрела, но согласия на брак

С Филиппом не давала мне никак.

Воды, глоток воды!

В мозгу моем от давки мыслей тесно,

И путается речь; о, скоро, знаю,

Окончатся труды,

Но я достоин милости небесной,

Мне в том порукой маета земная.

О чем бишь я? Опять теряю нить

И все-таки хочу договорить.

Мой разум воспален,

Но помню: посещал мой дом тогдашний

Бастард, прозваньем Ганнибал Петрони,

И мне казалось — он

Завел с моей племянницею шашни.

Неглупый и талантливый тихоня,

Он был противен мне, и — видит Бог! —

Я с ненавистью справиться не мог.

Ах, как же он играл

На мандолине! Сильные запястья

И гибкость пальцев! Он с таким уменьем

Любые ноты брал!

Никак не мог я слушать без участья,

Как из-под плектра с мукой и томленьем

Струится песня под рукой его!

И всех пленяло это волшебство.

О, пенье парных струн!

О, мандолины колдовские чары,

Несущей звуки Божьего глагола!

Хоть я давно не юн,

Но не сравнимы с нею ни гитара,

Ни арфа легендарного Эола —

Они ничем не радуют меня,

То брякая, то комаром звеня.

Он часто приходил

Под окнами играть в ночи июня,

Когда всё спит, и звуки серенады

Взлетали до перил,

Искусно сердце девичье гарпуня;

А я, кидая яростные взгляды,

Шагал, не смея отойти ко сну,

И проклинал и песню, и луну.

Вновь в памяти провал,

Погибель подступила слишком близко…

Еще питья! Ко мне, воспоминанья!

Однажды я узнал,

Что парочка вступила в переписку,

Потом сумел перехватить посланья.

Всё шло с благими планами вразрез.

Я пожелал, чтоб юноша исчез.

Не стоя за ценой,

Легко сыскать у нас кинжал булатный,

А Тибр потом охотно примет тело.

От склонности дурной

Я остерег безумца двоекратно —

Впустую, ибо дерзость в нем кипела.

Что ж, отдал я приказ наемным псам.

Он в участи своей повинен сам.

Племянница взвилась

Тигрицею, узнав об этой смерти!

Она в припадке билась, извергая

Проклятия и грязь

На голову мою! Отец, поверьте,

Не ней печать лежала колдовская.

Пришлось закрыть бедняжку на замок,

Ведь я огласки допустить не мог.

Уродлив мой рассказ,

И то, что мною сделано, ужасно,

Но я прошу — дослушайте без гнева.

Подалее от глаз

Я Клаудию спрятал — но напрасно

Старался. Несговорчивая дева

Скончалась за стеной монастыря,

Плоть голодовкой долгой уморя.

А ворог мой воскрес

И мне упорно расставляет сети.

Приходит он, как только тьма ночная

Укроет свод небес;

И под окном, в неверном лунном свете

Играет, о себе напоминая.

Ты, призрак подлый, жизнь мою берешь

Пусть медленнее, но верней, чем нож.

Вот снова, словно взрыв,

Мучительный аккорд, который сразу

Замолкнет, только я вскочу с постели;

Потом иной мотив —

Томительней тоски, тлетворней сглаза,

Прогонит сон, хоть слышен еле-еле.

И так всю ночь щекоткою в мозгу…

Я силюсь сладить с ним — и не могу.

Расставил я людей,

Чтоб музыканта выследить, повсюду,

Немалую пообещал награду.

Но все-таки злодей,

По-дьявольски хитер, потомок блуда,

Никак не попадается в засаду.

Глумится он, вокруг меня кружа —

Ничто ему замки и сторожа.

О, где ты, верный путь?

Как избежать позорного скандала?

Душа ожесточением палима.

Еще, еще чуть-чуть —

Ославят все безумство кардинала

И скажут: «Это просто одержимый».

А он мне в уши посылает звук,

Не слышный больше никому вокруг!

Однажды, под луной,

Увидел я, как он к резной оградке

Пристроился посередине сада;

Я, слабый и больной,

Спустился вниз, дрожа, как в лихорадке,

Чтоб задушить убийцу без пощады,

И в глотку я вонзил ему персты —

Но были то плодовые кусты.

Я много говорю;

О, если бы сегодня мне усталость

Дала уснуть и после ночи звездной

Приветствовать зарю,

Я променял бы все на эту малость!

Но поздно, поздно, поздно, слишком поздно…

Мой пульс утихомирился; чело

Тенетами конца обволокло.

О сон, любезный сон!

Я смертник, что отпущен с эшафота

И усыплен настойкой чемерицы.

Лежу, заворожен —

Пришла ко мне желанная дремота,

Я умоляю — пусть она продлится.

Не нужно пробуждения. Умру,

Судьбой доволен, нынче ввечеру.

Эй! Слушайте же! Эй!

Он здесь! Его игра! Его дыханье!

Но я еще и в силах, и в рассудке!

А ну-ка, поскорей

Подайте кардиналу одеянье —

Год ада для него ужмется в сутки!

Встать помогите, дружно подхватив!

Я болен, слаб, но я покуда жив.

Подайте алый плащ

И алые чулки — о нет, не надо

Мне их руна, окрашенного кровью.

Как этот цвет мертвящ!

Всё таинство священного обряда

Людское может погубить злословье.

Карафа мертв, и ждет меня конклав.

Несите же одежды, не сплошав.

Вы держите меня?

В чем дело, челядь? Говорите прямо,

И я, как стану папой, вас не трону.

А, прочих приструня,

Очищу Рима выгребную яму,

Тройную возложу на лоб корону.

Что там бормочет пойманный шпион?

Любой противник мой приговорен.

Где мой понтификат?

Потерян! Я с восторгом потаенным

В ладони не приму ключей от рая.

В моей облатке яд!

Не проглочу! Умру не причащенным!

Явился призрак, на меня взирая!

Где Клаудия? Люди! Западня!

Враги пришли, чтоб задушить меня!

Судя по всему, история эта вымышлена Ли-Гамильтоном, а прототипом кардинала мог послужить Карло Карафа (1517–1561), которого обвиняли в убийствах, ереси и содомском блуде. Действие происходит во времена Павла IV (1476–1559), в миру — Джампьетро Карафа, римский папа с 1555 г. До избрания папой возглавлял верховный инквизиционный трибунал. С фанатической жестокостью преследовал инаковерующих, боролся с Реформацией; пытки и сожжение на костре при нем стали обычным явлением. По указанию Павла в 1559 г. был впервые издан «Индекс запрещенных книг». Когда он умер, народ сбросил его статую в Тибр и сжег тюрьму инквизиции. Преемником Павла стал Пий IV, который казнил племянников Павла: кардинал Карло Карафа был задушен, а герцог Джованни Карафа и еще двое родичей обезглавлены. См. также сонет 54.

Из сборника «Аполон и Марсий»
(1884)

Празднество в Сиене

Сиена под охраной древних стен

С твердынями краснокирпичных башен

Глядит на мир, который ей явлен:

Там нет ручьев, но катится волна

Увалов сонных и ленивых пашен;

Воловьей белизной пейзаж окрашен,

И редкая взбирается сосна

Туда, где спит, не зная перемен,

Сиена под охраной древних стен.

Струится зноем августовский свет.

Безлюдный город погружен в дремоту;

И колокольни острый шпиль воздет,

Уставившись в расплавленный зенит;

Здесь тишина раскинула тенета,

Лишь иногда свозь пыльные ворота

Неспешная телега проскрипит,

И в мареве двурогий силуэт

Виднеется сквозь августовский свет.

Как хочется вам зрелищ прошлых дней:

И площадь, и дворцы вокруг собора —

Тут солнца луч, любовника нежней,

Целует белый мрамор старых плит!

Как жадно ищут ваши слух и взоры

Былой толпы шаги и разговоры

Под арками, где ныне тишь царит,

На улочках, где сонмища теней

Припоминают пышность прошлых дней.

Но слышу топот я и шум людской —

На площадь собираются контрады:

Идет Дракон с бравадой щегольской;

Вон гибеллины с вымпелом Орла,

Одетые в лимонные наряды;

Штандарт Улитки и Сыча отряды;

Вон Дикобраза свита пронесла,

И гвельфы черно-белою рекой

С Волчицею текут под шум людской.

Готовятся финальные бега:

Коней подводят для благословенья,

Следит толпа, придирчиво-строга,

Как шествует берберский жеребец;

На чепраке злаченое тисненье,

Коленопреклоненные моленья

Под громкий стук восторженных сердец

О том, чтоб славу вырвать у врага

И выиграть финальные бега.

Сиены площадь — ныне ипподром;

На ней гербов и стягов пантомима;

И рев толпы взмывает над крестом,

А реву вторит колокольный звон;

Похожая на чашу пилигрима,

Она своим величием сравнима

С могучим Колизеем; и смешон

Любой, кто смеет усомнится в том,

Сколь славен древний этот ипподром.

Но для начала — праздничный парад,

На солнце реют пышные знамена;

Пажи ведут коней под гром рулад,

И блеск щитов, и пестрота попон;

И капитаны каждого района

Ведут отряд под дудки и тромбоны;

Пантера — прошлых скачек чемпион —

Чеканит гордый шаг, и каждый рад

Воздать ей честь, пока идет парад.

Знаменоносцы, все до одного,

Вышагивают с яркими гербами,

Великое являя мастерство:

Бросают флаги в воздух, а потом

Подхватывают ловкими руками;

Вот ратуша, одетая шелками,

И к ней людской подкатывает ком;

Встречает городское торжество

Совет коммуны, все до одного.

Вот катится повозка-исполин,

Волами белоснежными влекома;

Она несет штандарт былых годин,

Республики Сиенской гордый знак,

И Мартинеллы звон подобен грому,

С ним хитрая Флоренция знакома —

Он плыл над ревом яростных атак.

И вьется, словно прошлого помин,

С волчицей смелой знамя-исполин.

Те, кто наряжен в яркие цвета

Пантеры, не выказывает страха.

Сто тысяч прочно заняли места,

Болельщики встречают скакунов,

Что прямо в гонку прянули с размаху:

Сыча, Волну, Жирафа, Черепаху,

Улитки неуступчивых сынов

Или птенцов Орлиного гнезда,

Тех, что одеты в желтые цвета.

Но вот уже пошел последний круг,

И чья-то карта скоро будет бита;

Проворной Черепахи бег упруг,

Потом Пантера вырвалась на миг,

Но рядом с ней процокали копыта,

Ее в финале обошла Улита!

«Улитка!» — раздается общий крик,

И в ореоле снисканных заслуг

Улитка чинно завершает круг.

Сегодня ей пропраздновать всю ночь,

И старикам, сидящим за столами,

Приятно в ступе воду потолочь,

Воспев былые подвиги Улитки;

Но их рассказы тонут в громком гаме,

И факелы над мрачными дворцами

Горят во тьме, как золотые слитки;

На улицах кутеж; унынье, прочь!

Нам спать не доведется в эту ночь.

В стихотворении описан знаменитый праздник Палио контрад, дважды в год проходящий в итальянском городке Сиена с XIV в. Контрады — это 17 районов города, каждая из них имеет свой флаг и герб с изображением животного-покровителя: Орел, Гусеница, Улитка, Домовый сыч, Дракон, Жираф, Дикобраз, Единорог, Волчица, Раковина, Гусь, Волна, Пантера, Лес, Черепаха, Башня и Баран.

…штандарт былых годин — символом города является римская волчица, так как по легенде Сиена была основана Сенио, сыном Рема. Сиена и Флоренция в средние века находились в постоянном соперничестве.

Мартинелла — колокол, которым в те времена подавали сигналы войску.

Ода проходящей грозе

Над миром Божий гнев плывет

В тени Господних крыл,

И, вздрогнув, замирает тот,

Кто Божьей кары в страхе ждет,

И злое дело скрыл.

Могучий громовой раскат

Раскалывает тьму;

Трясутся горы и дрожат;

Мой слух и мой бессонный взгляд

Покорствуют Ему.

И снова громовой удар;

О чем Твой гнев, Господь?

Зачем Ты шлешь огонь и жар —

Низринуть дуб, могуч и стар,

Иль мачту расколоть?

Твой гнев тревожит выси гор

И глубь подземных стран,

И ропщет, подымая взор,

Немотствовавший до сих пор

Поверженный Титан.

Восходит войско дерзких древ

В небесный окоем —

Ты, строй их сомкнутый презрев,

Излей на них рассветный гнев,

Спали дотла огнем.

Твой грозный глас в теснине скал

Пророкотал и стих;

Он выход ярости искал;

Твой страшен рык и зол оскал

Для робких душ людских.

Над горной цепью, что легла

Вдоль дремлющих полей,

Над морем — распахни крыла,

Побей их градом добела,

И ливнями залей.

О гнев небесный, поспеши,

Презреньем уязвлен;

Проникни в глубь людской души,

Жилища, кровли сокруши,

И мощь зубчатых стен;

На краткий миг угомонись

Обманной тишиной;

Со всею силой соберись —

И, вспыхнув, высвети и высь,

И весь простор земной.

Всё проницает Божий лик;

Во тьме ночной видны

Дворцы и своды базилик —

Весь Город Дожей, что возник

Из темной глубины.

И вспыхнет Град Соленых Вод,

Весь в розовом цвету

Всего на миг — и ускользнет

В чернильный всплеск, под темный свод,

Во мрак и немоту.

И вновь, взметая прах и пыль,

Грядет огонь с небес —

Взъярить, взломать небесный штиль,

Снести, разбить надменный шпиль,

Поджечь опальный лес.

Измято лоно бурных вод,

Со дна всплывает ил,

И голос громовой зовет

К ответу весь кишащий сброд

Из водяных могил.

Мир поколеблен до основ

На суше и в морях;

Сей дикий глас, сей грозный рев

Я внемлю — и питать готов

Благоговейный страх.

Страстей Божественных напев —

Как месть в моей крови;

Отчаянье, и страх, и гнев —

Превыше всех лобзаний дев

И песен о любви.

Перевод Андрея Кроткова

Ода навеяна строкой из изумительного вступления к поэме «Дженет Фишер» мисс А. Мэри Ф. Робинсон (прим. автора).

Из сборника «Лесные заметки»
(1899)

Белка

Царит среди дубов английских тишь;

Здесь шерстки цвет ее по-лисьи рыж;

Ну что же ты глядишь на нас, малыш,

Так удивленно?

А вот в лесах Канзаса, как на грех,

У белки серый незнакомый мех;

Задравши хвост, она грызет орех

На ветке клена.

В Баварии, где чащи так темны,

Она черна; взирая с вышины,

Сидит себе под сводами сосны

Вечнозеленой.

См. сонет 195.

Примечания

1

Wharton Е. A Backward Glance: An Autobiography. — N. Y.: Simon and Schuster, 1998. P. 130–132.

(обратно)

2

Villari L. A Master of the Sonnet (Eugene Lee-Hamilton) // The Albany Review. Vol. 3. — L.: John Lane, 1908. P. 186.

(обратно)

3

Dramatic Sonnets, Poems and Ballads: Selections from the Poems of Eugene Lee-Hamilton / ed. W. Sharp. — L.: The Walter Scott Publishing Co., 1903. P. XXII–XXIII.

(обратно)

4

См., например: Tomlinson Ch. The Sonnet: Its Origin, Structure, and Place in Poetry. — L.: John Murray, 1874.

(обратно)

5

Selected Poems of Eugene Lee-Hamilton (1845–1907): A Victorian Craftsman Rediscovered / ed. M. P. Jackson. — N. Y.: The Edwin Mellen Press, 2002.

(обратно)

6

Hobsbaum Ph. Metre, Rhythm and Verse Form. — L.: Routledge, 1996.

(обратно)

7

Hobsbaum Ph. The Rise of the Dramatic Monologue // The Hudson Review. Vol. 28, No. 2, 1975. P. 227–245.

(обратно)

8

MacBeth G. Lee-Hamilton and the Romantic Agony // Critical Quarterly. Vol. 4, Issue 2, 1962. P. 141–150.

(обратно)

Оглавление

Джентльмен на колесной кровати

Воображенные сонеты (1888)

  1. Вступительный сонет

  2. Генрих I — морю (1120 г.)

  3. Рожер Сицилийский — Азалаис (1140 г.)

  4. Манфред из Беневенто лекарю-сарацину (1155 г.)

  5. Королева Алиенора — Розамунде Клиффорд (1160 г.)

  6. Блондель — Ричарду Львиное Сердце (1194 г.)

  7. Тангейзер — Венере (1207 г.)

  8. Венера — Тангейзеру (1207 г.)

  9. Эццелино — Люциферу (1250 г.)

  10. Фарината дельи Уберти — покореной Флоренции (1260 г.)

  11. Дона Бела — Данте (1265 г.)

  12. Франческа да Римини — Паоло Малатесте (1270 г.)

  13. Пия деи Толомеи — любви и смерти (1295 г.)

  14. Жак де Моле — мертвым тамплиерам (1314 г.)

  15. Риенцо — капитолийской волчице (1320 г.)

  16. Лаура — Петрарке (1345 г.)

  17. Педро Португальский — Инесе де Кастро (1356 г.)

  18. Жана Буржская — своему господину (1370 г.)

  19. Король Кипра — своей королеве (1399 г.)

  20. Герцог Миланский — теням и звукам (1430 г.)

  21. Голос — Карлу VII (1431 г.)

  22. Карманьола — Венецианской республике (1432 г.)

  23. Хулиан Маласпада — лже-Иполиту (1450 г.)

  24. Элинор Брэкен — Маргарет Грэй (1460 г.)

  25. Леонардо да Винчи о своих змеях (1480 г.)

  26. Ла Балю — Людовику XI (1480 г.)

  27. Лоренцо Медичи — своей последней осени (1491 г.)

  28. Луи де Линьи — Леоноре Альтамуре (1495 г.)

  29. Александр VI — Чезаре Борджиа (1497 г.)

  30. Рабби Ниссим — Богу потопов (1497 г.)

  31. Лодовико Сфорца — Беатриче Д’Эсте (1498 г.)

  32. Савонарола — своей участи (1498 г.)

  33. Лука Синьорели — сыну (1500 г.)

  34. Колумб — своим оковам (1502 г.)

  35–36. [Стефан] Зара — своей возлюбленой (1503 г.)

  37. Васко да Гама — духу бурь (1504 г.)

  38. Катерина Талбот — своему дитяти (1510 г.)

  39. Бальбоа — Тихому океану (1513 г.)

  40–41. Доктор Фауст — Елене Троянской (1520 г.)

  42–43. Понсе де Леон — источнику вечной юности (1520 г.)

  44. Кардинал Вольсей — своему псу (1530 г.)

  45. Микеланджело — статуе Дня (1535 г.)

  46. Сэр Томас Мор — жене (1535 г.)

  47. Филиппо Строцци — герцогу Козимо (1538 г.)

  48. Лютер — навозной мухе (1540 г.)

  49. Чезаре Галетти — Ариосто (1540 г.)

  50. Бенвенуто Челлини — натурщице (1545 г.)

  51. Фалопий — своему ланцету (1550 г.)

  52. Лед и Иоана Грей — цветам и птицам (1553 г.)

  53. Святая Тереза — Небесным Вратам (1555 г.)

  54. Ганибал Петрони — Клаудии Маласпада (1559 г.)

  55. Пьер де Шатлар — Марии Стюарт (1563 г.)

  56. Дон Карлос — Елизавете Валуа (1565 г.)

  57. Максимилиан Арнольфини — Лукреции Буонвизи (1580 г.)

  58. Филипп Второй — океанскому ветру (1588 г.)

  59. Беатриче Ченчи — Небу и Земле (1598 г.)

  60–62. Вечный Жид — Риму (1600 г.)

  63. Ганс Бромий — самому себе (1602 г.)

  64. Сэр Вальтер Ралей — щеглу в клетке (1608 г.)

  65. Доминго Лопес — своему Спасителю (1610 г.)

  66. Арабела Стюарт — неувиденой весне (1612 г.)

  67. Пилигрим с «Мэйфлауэра» — исчезающим утесам (1620 г.)

  68. Герцогиня Сальвьяти — Катерине Каначчи (1628 г.)

  69. Тилли — духам разора (1631 г.)

  70. Ликид — Мильтону (1637 г.)

  71. Галилей — Земле (1638 г.)

  72. Мазаньело — герцогу д’Аркосу (1647 г.)

  73. Исаак Вальтон — реке и ручью (1650 г.)

  74. Филипп IV — своему брадобрею (1660 г.)

  75. Мадам де Бренвилье — своему искусству (1675 г.)

  76. Ювелир Кардильяк — своим рубинам (1680 г.)

  77. Карлик Бижу — курфюрстине Марии (1690 г.)

  78. Карл II Испанский — близящейся смерти (1700 г.)

  79. Капитан Кидд — своему золоту (1701 г.)

  80–81. Александр Селкирк — своей тени (1708 г.)

  82. Страдивари — неоконченой скрипке (1710 г.)

  83. Даниэль Форд о самоубийстве (1740 г.)

  84–85. Латюд — своим крысам (1750 г.)

  86. Джеймс Ват — духу, сидящему в чайнике (1765 г.)

  87. Чарльз Эдуард — последнему другу (1777 г.)

  88. Дэнис Браун — Мэр и Холт (1780 г.)

  89. Воздухоплаватель Розье — Вениамину Франклину (1785 г.)

  90. Казот — сотрапезникам за ужином (1788 г.)

  91. Людовик XVI — Карлу I (1793 г.)

  92. Гаспар Дюшатель — Конвенту (1793 г.)

  93. Мадемуазель де Сомбрейль — Свободе (1793 г.)

  94. Костюшко — мертвой Польше (1796 г.)

  95. Лорд Эдвард Фицджеральд — весне девяносто восьмого года (1798 г.)

  96. Последний дож — Венеции в оковах (1799 г.)

  97. Сидней Вартон — дозе гашиша (1804 г.)

  98. Сидней Вартон — миру (1805 г.)

  99. Узник Фенестреле — своему цветку (1805 г.)

  100. Мюрат — своему хлысту (1810 г.)

  101. Наполеон — древесному листу на острове Святой Елены (1820 г.)

Сонеты бескрылых часов (1894)

  Предисловие

  Раздел I. Колесная кровать

    102–103. Музе

    104. Феи-крестные

    105. Во снах

    106. Сумерки

    107. Здоровью

    108. Утраченые годы

    109. На форзаце «Le mie prigioni»

    110. Улиточьи бега

    111–112. Лепет ручья

    113. Всем прочим

    114. Дед Мороз

    115–117. Эльфийский конек

    118. Моей колесной кровати

    119. Corso de’ Fiori

    120. Упокоясь

    121. Орлы Тиберия

    122. Моей черепахе Хроносу

    123–124. Солнечные часы

  Раздел II. Кисть и резец

    125. На группу ангелов Фра Анжелико

    126–128. Вечная юность

    129. На «Михаила Архангела» Рафаэля

    130–131. На две фрески Синьорели

    132. Обломки времени

    133–134. Так называемой Венере Милоской

    135–136. На иллюстрации Доре к Данте

    137–138. На рисунок Мантеньи «Юдифь»

    139. О конях святого Марка

    140. На вынесенный прибоем торс Венеры, найденный в Триполитании

    141–142. Тускнеющая слава

    143. На «Голову Медузы» Леонардо

  Раздел III. Жизнь и судьба

    144. Кольцо Фауста

    145. Затонувшее золото

    146. Игра жизни

    147. Сулак

    148. У костра

    149. Лета

    150. Гончие судьбы

    151. Eiserne Jungfrau Судьбе

    152. Сани

    153. Колокол судьбы

    154. Молчаливый собрат

    155. Песок Нерона

    156. Встреча призраков

    157. Перуанский выкуп

    158. Сиамские близнецы

    159. Призрак Цезаря

    160. Испанская легенда

    161. В лесу содомских яблок

  Раздел IV. После смерти

    162. Морские скитальцы

    165. Обол

    166. Ахерон

    167. Корабль-призрак

    168. Моя посмертная судьба

    169. Вино Омара Хайяма

    170. Исход из рая

    171. Светлячки

    172–173. День всех душ

    174–175. Руины рая

  Раздел V. Разные сонеты

    176. Что такое сонет

    177. Зима

    178–179. Золото сонета

    180–181. Последний синклит Оберона

    182. In memoriam

    183. Римские бани

    184. Весна

    185. Филипу Марстону

    186. Оксфорд

    187. Луидор Мюссе

    188–189. Прометеевы наваждения

    190. Золото Мидаса

    191. Бодлер

    192. Ночь

    193–194. Смерть Пака

    195. К Флоренс Сноу на форзаце книги сонетов

    196. Горстке тургидума

    197. На форзаце «Vita Nuova» Данте

    198. Вера

    199–200. Угар. Сентябрь 1889 г.

    201. На форзаце стихов Леопарди

    202. Могила Омара Хайяма

    203. Моей черепахе Ананке

    204. Эпилог

Приложения

  Из сборника «Стихотворения и переводы» (1878)

    Тайна реки Бузент

  Из сборника «Бог и, святые и люди» (1880)

    Скачка дона Педро

  Из сборника «Новая Медуза» (1882)

    На тосканской дороге (Зарисовка)

    Мандолина Год 1559

  Из сборника «Аполон и Марсий» (1884)

    Празднество в Сиене

    Ода проходящей грозе

  Из сборника «Лесные заметки» (1899)

    Белка

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно