Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла,
Консультации специалистов:
Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика


От составителя

Эта книга посвящена труженикам космодрома, отдавшим ему многие годы жизни, знания, труд, здоровье, любовь.

Космодром Байконур знают во всем мире. Эту известность ему создали научные и трудовые коллективы сотен предприятий различных отраслей Советского государства, испытатели трижды орденоносного полигона. И сегодня именно здесь, как в фокусе, отражается международное сотрудничество России, ее значение в освоении космоса.

О Байконуре написано уже немало. Чаще стали рассказывать о нем сами очевидцы, участники первых ракетно-космических запусков, ветераны-испытатели. Они правдиво рассказывают о том, как жили, работали, чем увлекались, как своими руками и умом создали уникальный комплекс «Байконур». Но многое о нем еще не известно.

Книга «Неизвестный Байконур» — одна из немногих попыток вспомнить и полнее рассказать читателям о том, с каким вдохновением и энтузиазмом участвовали испытатели и строители в решении задач освоения космического пространства, как сами организовывали свой досуг, стремились переносить неустроенность, неудобства и трудности полигонной жизни.

Пусть не останется забытых имен. Пусть наши дети и внуки, их дети и внуки знают, помнят по именам не только космонавтов, но и тех, кто запускал их в космос, гордятся тем, что наша Родина первой в мире шагнула в космос.

Хотелось бы, чтобы эта книга стала доброй памятью для всех, кто служил и жил на Байконуре, о незабываемых годах нашей молодости, интересной, напряженной работе в частях, управлениях, службах и организациях космодрома. А нынешнему поколению испытателей и тем, кто в будущем ими станет, она может быть полезной в жизни, работе, службе и поможет избежать ошибки.

Выражаю искреннюю признательность авторам книги, приславшим мне свои воспоминания о космодроме и памятные фотографии, всем, кто словом и делом более 3-х лет помогал в работе над ней.

Моя особая благодарность — Хробостову В. П., Суворову Б. А., Паршину В. П., Топутю Л. Ю., Грунину С. Н., Чибисову В. П., Опрышко Г. П., Курланову А. Д., Худикову А. Н., Федоровой Е. А., депутату Государственной думы Алкснису В. И., руководителям предприятий космической отрасли Козлову А. Г., Медведеву А. А., Макарову А. А., Драгуну Д. К., Гусеву Л. И., Гоеву А. И., Фадееву А. С., главам администраций Волгоградской области Максюте Н.К., городов Малоярославец Крючкову Г. С., Одинцово Гладышеву А. Г., Юбилейный Голубову Б.И., Щелково Твердохлебову Л. А., а также Борисюку Н. А., Моисееву В. А., Аксенову К. В., Павловскому И. В., Шушинянцу В. В., Kуану Н. В., Бережному М. П., убежденных в том, что история Байконура — одна из самых ярких страниц истории Советского государства, всей Земли, которую должен знать каждый житель нашей планеты, за оказанную помощь в организации издания книги и ее финансовой поддержке.

Низкий поклон и сердечное спасибо моему дорогому другу и жене Томульку, Тамаре Матвеевне, за поддержку, помощь, терпение и веру, что книга увидит свет и порадует многих сослуживцев.

Б. Посысаев

Предисловие

Кажется, совсем недавно начался штурм космоса. 4 октября 1957 г. — памятная дата в истории освоения космического пространства. В этот день в Советском Союзе был запущен первый в мире искусственный спутник Земли. Как быстро и вроде бы незаметно для нашего поколения человечество проникло во многие тайны мироздания.

А началось все это с Байконура, самого первого и теперь уже самого известного на Земле причала Вселенной. Трудом и умом советских людей в необозримых песках Приаралья был построен первый космодром планеты. Именно здесь 40 лет назад были осуществлены запуски первых в мире космонавтов — Юрия Алексеевича Гагарина (12 апреля 1961 г.) и Германа Степановича Титова (6 августа 1961 г.).

Отсюда испытатели ракетно-космической техники прокладывают маршруты космических трасс. Это они — скромные, настойчивые, одержимые, настоящие профессионалы, мало кому известные и сегодня, подготовили и запустили в 1957–2001 гг. тысячи ракет, космических аппаратов, кораблей и станций. Это они в зной и стужу, днем и ночью провожали в полет более 100 космонавтов, в том числе и космонавтов из 20 государств мира, отправляли космические станции на Луну, Марс, Венеру. Это они своим трудом и службой обеспечили триумф отечественной науки, создали надежный «ракетный щит» для безопасности страны, подняли ее международный авторитет.

Космодром Байконур и сегодня является символом космической славы нашей Родины, героической страницей ее истории, образцом стойкости и мужества его испытателей, их бескорыстного служения делу освоения космического пространства.

Обо все этом и рассказывает книга «Неизвестный Байконур», состоящая из очерков ветеранов космодрома, среди которых начальники космодрома, строители, испытатели, политработники, конструкторы космической техники, жены офицеров, писатель, командир полка, сержант, кинооператор и др. Все они участники и свидетели бурных событий по освоению космоса и рассказывают много из того, что долгие годы хранилось за семью печатями. Авторы знакомят читателей не только с историей космодрома, но и с бытом, интересами и увлечениями его жителей в те годы. Люди постарше узнают в них себя и своих товарищей, а молодежь извлечет много интересного, поучительного для своей учебы и жизни.

Воспоминания ветеранов придают событиям документальную достоверность, что очень важно для мемуарной литературы, посвященной космической теме. Авторам очерков, безусловно, удалось правдиво и эмоционально сказать свое слово.

Прочитав книгу, читатель узнает, каким нелегким, изнуряющим и вместе с тем необыкновенно творческим, захватывающим был и есть труд испытателей Байконура, как непросто было прокладывать дорогу к звездам.

Города Одинцово, Юбилейный, Краснознаменск, Звездный городок давно тесно связаны с Байконуром и между собой в выполнении задач по освоению космического пространства. Как и в Москве, в них живет много ветеранов-байконурцев. Более 10 тысяч ветеранов после службы на космодроме стали их жителями. Они и сегодня ведут активный образ жизни, работают в организациях, предприятиях, учебных заведениях, активно участвуют в общественных делах, проводят большую работу по пропаганде успехов отечественной космонавтики, патриотическому воспитанию молодежи. Жители этих городов гордятся тем, что рядом с ними живут такие замечательные люди, прославившие на весь мир нашу страну космическими подвигами.

Администрации наших городов с уважением и заботой относятся к ветеранам Байконура, к их предложениям и просьбам, стремятся оказывать им помощь, тесно сотрудничают с их ветеранскими организациями. Мы приветствуем выход еще одной книги о Байконуре, истории освоения космического пространства.

Надеемся, что книга «Неизвестный Байконур» вызовет не только живой интерес у читателей, но и желание у других ветеранов написать к 50-летию Байконура и запуска первого в мире искусственного спутника Земли новые страницы своих воспоминаний о делах, жизни и истории космодрома.

Глава администрации города Байконур Г. Д. Дмитриенко
Глава администрации города Краснознаменск Московской области А. В. Николаев
Глава администрации Одинцовского района Московской области А. Г. Гладышев
Глава администрации города Юбилейный Московской области Б. И. Голубов
Глава администрации Щелковского района Московской области Л. А. Твердохлебов

Владимир Владимирович Порошков
НАЧАЛЬНИКИ КОСМОДРОМА БАЙКОНУР

Автор прослужил на Байконуре 30 лет. Родился 25 января 1935 г. в Харькове в семье военнослужащего. Среднюю школу окончил в 1952 г. в Пярну.

После окончания Военной Краснознаменной инженерной академии связи им. С. М. Буденного в Ленинграде в 1957 г. назначен на НИИП-5 МО. Участник запусков первой в мире межконтинентальной ракеты, первого в мире спутника. Участвовал в подготовке, запуске и слежении на орбите первых в мире лунников, кораблей-спутников «Восток».

Как телеметрист испытывал все типы ракет-носителей, их полезные грузы на полигоне, телеметрическую технику. С 1987 г. начальник отдела телеизмерений и СЕВ Главного центра управления КИК. Почетный радист СССР. Автор более 50 научных работ и публикаций. Награжден орденом Красной Звезды, медалью «За трудовую доблесть» и другими медалями, знаком отличия «За освоение космоса» 1-й степени.

Принимает активное участие в пропаганде истории и традиций космодрома Байконур.

Начальники космодрома Байконур — первого в мире космодрома Земли, с которого взлетели первые межконтинентальная ракета, спутник, лунник, космонавт и в истории которого вписаны многие славные страницы ракетно-космической эры человечества, — кто эти люди? Раньше они, как и все испытатели Байконура, находились под покровом секретности, имена и дела их были неизвестны. Сейчас пришло время рассказать о них, ибо они и их дела частица космической истории нашего народа.

В основу этих биографических очерков положены как документальные материалы, почерпнутые из личных дел описываемых лиц, опубликованных данных и готовящихся к печати исторических материалов, так и личные впечатления автора, прослужившего на Байконуре 30 лет — с 22 июня 1957 г. по 20 мая 1987 г. Бывший начальник музея космодрома Байконур Ярослав Викторович Нечеса предоставил автору подробный фактический материал о начальниках космодрома Байконур на основе послужных списков их личных дел, и поэтому автор считает Я. В. Нечесу соавтором статьи. При изложении материала будем по возможности придерживаться хронологии событий и объективности характеристик, хотя субъективное восприятие автора полностью исключить невозможно.

Труднее всего пришлось первым начальникам полигона (космодромом он стал называться позже), создававшим его на голом месте в пустыне, и последним, работавшим в эпоху так называемых реформ, а точнее сказать, в эпоху тотального развала и ограбления страны, что непосредственно отразилось на космодроме и космических исследованиях. Итак, первый наш рассказ о создании Научно-исследовательского испытательного полигона № 5 (он же полигон Тюра-Там, он же Южный полигон, он же космодром Байконур) и его первом начальнике Алексее Ивановиче Нестеренко.

20 мая 1954 г. принято Постановление СМ СССР № 956-408сс о разработке, изготовлении и испытании первой межконтинентальной баллистической ракеты Р-7.

12 февраля 1955 г. вышло Постановление СМ СССР № 292–181 о создании Научно-исследовательского испытательного полигона № 5 (НИИП-5) для испытаний межконтинентальных ракет в районе железнодорожного разъезда Тюра-Там Кзыл-Ординской области Казахской ССР.

10 марта 1955 г. директивой Генерального штаба Советской Армии создана организационная группа нового полигона, основу которой составили 10 офицеров полигона Капустин Яр. В задачи группы входили: а) разработка штата полигона, б) подбор и подготовка кадров, в) подготовка заявок по всем видам материального и технического обеспечения, г) организация контроля за строительством полигона.

Организационная группа постоянно расширялась. В течение марта-апреля были назначены начальник полигона, начальник политотдела, начальник штаба и другие должностные лица.

19 марта 1955 г. приказом № 0053 министра обороны СССР Маршала Советского Союза Г. К. Жукова начальником полигона назначен гвардии генерал-лейтенант артиллерии (28.8.1943) Алексей Иванович НЕСТЕРЕНКО (30.3.1908—18.7.1995) с должности начальника факультета № 4 Военной артиллерийской инженерной академии им. Ф. Э. Дзержинского. Первый начальник полигона (19.3.1955— 2.7.1958) лауреат Сталинской премии 3-й степени (14.3.1951), почетный гражданин г. Ленинск (ныне г. Байконур) и поселка Диканьки (1911). А. И. Нестеренко родился в большой крестьянской семье на хуторе Рыбушка Жирновского района Саратовской области. Русский. Окончил 7 классов школы II ступени в г. Кемерово в 1925 г. В Вооруженных Силах с 1.9.1925 по 9.8.1966 г. Поступил добровольно по командировке Кузнецкого окружного комитета ВЛКСМ в Красноярскую артиллерийскую школу, которая была переведена в Томск. В 1929 г. окончил Томскую артиллерийскую школу, в 1932–1933 гг. без отрыва от службы окончил курс низшей геодезии при Томском университете, в 1936–1939 гг. — Военную академию РККА им. М. В. Фрунзе (артиллерийское отделение), выпущен досрочно в группе из 11 командиров. По выпуску из Томской школы командовал огневым взводом гаубичной батареи 21-го артиллерийского полка (Томск, Сибирский военный округ). В этой должности участвовал в конфликте на КВЖД в 1929 г. в Маньчжурии у г. Чжалайнор, где обеспечивал артподготовку наступления и отражения контратак китайской конницы и пехоты огнем прямой наводкой. Водил в атаку в конном строю группу разведчиков на численно превосходящую группу китайской конницы.

В 1930 г. служил командиром взвода полковой школы, командиром топографического отряда полка. В 1931 г. назначен курсовым командиром Томской артиллерийской школы с присвоением внеочередного звания и служил там в должностях командира мензульного и теодолитного взвода топографической батареи, первым помощником начальника штаба дивизиона, командиром батареи до поступления в 1936 г. в академию. Перед поступлением в академию А. И. Нестеренко получил первое персональное воинское звание старший лейтенант (24.1.1936) — три красных эмалированных «кубика» на петлицах. (Персональные воинские звания были установлены Постановлением ЦИК и СНК СССР от 28.9.1935 г.). После академии, в апреле 1939 г., майор Нестеренко (две «шпалы» в петлицах) назначен командиром 170-го артполка 37-й стрелковой дивизии (г. Речица, Белорусский военный округ). В июле 1939 г. полк был поднят по тревоге и в составе 37-й стрелковой дивизии направлен на Халхин-Гол, но в связи с быстрым завершением боевых действий, был остановлен в Омске и оставлен вместе с дивизией в составе СибВО. В том же, 1939 г. артполк в составе той же дивизии был переброшен на петрозаводское направление и под командованием майора Нестеренко участвовал в Финской войне 1939–1940 гг. За успешные наступательные бои Нестеренко был награжден орденом Красной Звезды.

Великую Отечественную войну майор Нестеренко встретил с этим же полком в Белоруссии на Западном фронте, где уже 23 июня отражал прорыв фашистских танковых колонн у деревни Товстюны, 35 км северо-западнее Лиды. Встречный бой был тяжелый, неравный, но и враги понесли немалые потери. С боями приходилось отступать перед превосходящими силами противника. В июле Нестеренко прорвался с подразделениями полка, в полной форме, с оружием и Знаменем, из окружения к Мозырю, после чего был направлен в резерв Западного фронта. По дороге в Москве побывал в ЦК партии и в оперативном отделе Генштаба, для которых написал докладную записку с изложением опыта боев и своими соображениями. В августе 1941 г. в лагерях 1-го Московского Краснознаменного артиллерийского училища им. Л. Б. Красина в Алабино под Москвой формировал 4-й гвардейский минометный полк реактивной артиллерии Резерва Верховного Главнокомандования в числе первых восьми формируемых полков «катюш». Полк был вооружен боевыми машинами БМ-13 на трехосном автомобиле ЗИС-6. 16 реактивных осколочно-фугасных снарядов М-13 с направляющих установки БМ-13 могли быть выпушены в течение 8—10 секунд на максимальную дальность до 8470 м. В его полку было 3 дивизиона по 3 батареи (четвертый дивизион был отправлен в Ленинград), 1414 человек (из них 137 офицеров), 36 боевых машин, 12 зенитных 37-миллиметровых пушек, 9 зенитных и 18 ручных пулеметов, а также 343 грузовые и специальные машины. Залп его полка трехдивизионного состава составлял 576 снарядов 132-миллиметрового калибра. Вес взрывчатого вещества снаряда 4,9 кг. Первый залп «катюши» его полка произвели под гоголевской Диканькой в Полтавской области 25.9.1941 г. Здесь начался боевой путь полка. Дивизионным залпом в урочище Переруб была разгромлена и бежала с поля боя группировка пехоты и кавалерии противника, изготовившаяся к атаке. В боях под Диканькой враг был задержан на 14 суток. По показаниям пленных, 101-я пехотная дивизия противника потеряла до 30–40 % своего состава от огня 4 ГМП. В Диканьке в парке им. Гоголя после войны в семидесятых годах по просьбе жителей поселка при помощи Нестеренко был установлен памятник «катюшам» его полка — реактивная установка БМ-13 на постаменте. На открытие памятника вместе с ветеранами полка был приглашен Нестеренко, которому благодарные жители присвоили звание почетного гражданина Диканьки.

Участвовал в боевых действиях на Западном (июнь — июль 1941), Юго-Западном (сентябрь 1941—март 1942), Северо-Западном (апрель — май 1942), Южном (май 1942—август 1942), Северо-Кавказском (Черноморская группа август 1942—март 1943), Брянском (март 1943—октябрь 1943), 2-м Прибалтийском (октябрь 1943—март 1945) и Ленинградском фронтах (апрель 1945—май 1945) в качестве командира 170-го артполка 137-й стрелковой дивизии (июнь — июль 1941), командира 4-го гвардейского полка реактивной артиллерии РВГК (сентябрь 1941—март 1942), представителя командующего гвардейскими минометными частями Ставки Верховного Главнокомандования (апрель — май 1942), начальника оперативных групп гвардейских минометных частей фронтов (с мая 1942 до августа 1944), заместителя командующего артиллерией фронтов (с августа 1944 по май 1945). Воевал под командованием таких известных военачальников, как С. М. Буденный, Л. А. Говоров, А. И. Еременко, Р. Я. Малиновский, П. А. Курочкин, И. Е. Петров, М. М. Попов, М. А. Рейтер, А. И. Антонов, Н. А. Булганин, Л. М. Сандалов, Ю. П. Бажанов, В. И. Вознюк, Н. В. Гавриленко, Л. М. Гайдуков, А. Д. Зубанов, М. И. Неделин, Г. Ф. Одинцов. В боях взаимодействовал с войсками, которыми командовали К. С. Москаленко, П. М. Козлов, В. Д. Крюченкин, А. И. Родимцев, И. Н. Руссиянов, Ф. М. Харитонов и др. Под его командованием воевали такие известные ракетчики, как А. Г. Карась, А. Ф. Тверецкий. Г. А. Тюлин и др.

В качестве командира 4 ГМП Нестеренко под Винником (4.10. 1941) впервые применил батарейный залп прямой наводкой, в результате чего была разгромлена колонна противника на марше.

По предложению Нестеренко приказом командующего Южным фронтом для прикрытия разрыва между Южным и Юго-Западным фронтами, куда прорывались танковые и механизированные колонны врага, в Дачном была сформирована подвижная группа фронта. В подвижную группу под командованием А. И. Нестеренко входили: 8, 49 ГМП, 14 ОГМДМ, два зенитных дивизиона — 113-й и 240-й, два стрелковых и артиллерийский полки 176-й стрелковой дивизии, противотанковые батареи. Подвижная группа прошла боевой путь в Сальских степях и у Манычского канала. Прикрываясь стрелковыми подразделениями и огнем зенитных и противотанковых батарей, непрерывно маневрируя на стокилометровом фронте, группа наносила массированные удары залповым огнем «катюш». Немецкие танки не выдерживали ударов «катюш», несли потери, отходили и искали обходные пути, замедляя наступление. Подвижная группа в течение недели сдерживала бронетанковые и механизированные колонны врага, нанося им огромный урон, не давая прорваться через разрыв между Южным и Юго-Западным фронтами на рубеже Буденновская — Бекетный, а затем — в разрыв между 12-й и 37-й армиями. Это был единственный случай в истории боевых действий, когда основную тяжесть борьбы с танками и мотопехотой противника несли гвардейские минометные части, а стрелковые части были подчинены начальнику оперативной группы ГМЧ фронта, обеспечивая прикрытие гвардейским минометам. За эту операцию Буденный и Малиновский представили Нестеренко к званию Героя Советского Союза, но, видимо, общая картина отступления показалась Сталину неподходящим фоном для награждения.

Летом 1942 г. в составе Черноморской группы Северо-Кавказского фронта в ходе ведения боевых действий ГМЧ в горах под руководством Нестеренко в войсковых условиях были применены переносные и вьючные «катюши». Было изготовлено 58 горных установок М-8-8 и сформировано 12 батарей. Эти «катюши» применялись в боях на Гойтхском перевале, на горах Семашхо, Два Брата, Индюк, на Малой земле под Новороссийском, у реки Пшиш, в начавшемся наступлении Северо-Кавказского фронта на Краснодар (август 1942—март 1943). Эти же установки впервые использовались на катерах и кораблях Черноморского флота при нанесении огневого удара по Анапе и в десантной операции под Новороссийском. Был также разработан железнодорожный вариант на дрезинах. 7.12.1942 г. Нестеренко присвоено звание генерал-майора артиллерии. Ему тогда было 34 года.

В 1943 г. Нестеренко вместе со своим штабом и частями обеспечения был направлен на Брянский фронт, которым командовал генерал-полковник М. А. Рейтер, позже — М. М. Попов.

В оперативную группу ГМЧ Брянского фронта под командованием Нестеренко входили: 2-я и 3-я гвардейские минометные дивизии (по три бригады в каждой) и 8-я отдельная бригада М-30, шесть отдельных полков М-13 (85, 93, 310, 311, 312, 313 ГМП) и дивизион М-8. В каждой бригаде четырехдивизионного состава имелось 288 пусковых станков, в дивизии 864, которые одновременно могли выпустить 3456 снарядов М-30 общим весом 320 т. Вот какая огромная мощь (практически артиллерийский корпус прорыва) была в руках Нестеренко для контрнаступления против сильно укрепленной обороны немцев в Курской битве. Полтора года немцы создавали Кривцовский узел обороны. 18 минут потребовалось нашим войскам, чтобы за огневым валом PC захватить его. Плотность разрывов достигала 30–50 на гектар. Оставшиеся в живых оглушенные и обезумевшие немцы бежали в нашу сторону с поднятыми руками и криками: «Гитлер капут!» По показаниям пленных, не уцелело ни одного блиндажа, ни одной огневой точки. 80-100 % живой силы и вооружения было уничтожено.

5 августа Москва салютовала освободителям Орла и Белгорода в честь пяти фронтов, среди которых был и Брянский. 17 сентября Москва салютовала освободителям Брянска и Бежицы. 310 и 74 ГМП получили наименование Бежицких. На Брянском фронте 28.8.1943 г. Нестеренко получил звание генерал-лейтенанта артиллерии и был награжден за боевые отличия двумя орденами Отечественной войны 1-й степени (18.5.1943 и 27.8.1943). Распоряжением Ставки Брянский фронт расформировывался, его армии переподчинялись Центральному фронту, а штаб, органы управления, части и соединения фронтового подчинения во главе с командующим фронтом Поповым перебрасывались в район Великих Лук и Невеля Псковской области, где из войск Северо-Западного, частично Калининского и Брянского фронтов создавался 2-й Прибалтийский фронт.

С 1 апреля 1945 г. войска 2-го Прибалтийского и часть войск 1-го Прибалтийского и Ленинградского фронтов, блокирующие курляндскую группировку немцев из 36 дивизий группы армий «Север», были объединены в Ленинградский фронт под командованием Маршала Советского Союза Л. А. Говорова. Нестеренко стал заместителем командующего артиллерией этого фронта. В состав оперативной группы ГМЧ Ленинградского фронта входили одна дивизия и четыре отдельные бригады М-31, а также 17 полков М-13. За боевые отличия на этом фронте Нестеренко награжден орденом Кутузова 2-й степени (29.6.1945). День Победы застал его за подготовкой к наступлению против курляндской группировки немцев. Курляндская группировка немцев в составе более 300 тыс. человек капитулировала.

Как показывает описание боевого пути, Алексей Иванович Нестеренко являлся видным полководцем Великой Отечественной войны. В заключительных операциях войны под его командованием находилось 7 тяжелых бригад гвардейских минометов из 40 имевшихся в Советской Армии (17,5 %). 17 полков «катюш» из 115 в Советской Армии (14,8 %), т. е. 1/6—1/7 главной ударной мощи Советской Армии — реактивной артиллерии.

В боях А. И. Нестеренко проявлял ум, сметку, смелость, находчивость, изобретательность, инициативу, высокий профессионализм, умело использовал маневренность и ударную мощь нового оружия. Его 4 ГМП первым из гвардейских минометных полков награжден орденом Красного Знамени (13.3.42). Находясь на важнейших и опасных участках фронта, он не раз сталкивался в ближнем бою с танками и мотопехотой, попадал под пулеметный огонь и удары авиации. В боях был контужен (26.6.1941) у станции Говье в Западной Белоруссии, легко ранен в бою под городом Лисичанск Ворошиловградской области (28.11.1941) и при воздушном налете в кисть правой руки и в скулу, когда руководил понтонной переправой в Ростове-на-Дону (24.7.1942).

Благодаря отличному знанию техники и глубокому осмыслению опыта применения ее в боях много сделал для совершенствования техники и организации боя. Разработал и широко применял методы стрельбы прямой наводкой, всегда грамотно организовывал разведку противника, боевое охранение и прикрытие, боепитание частей и подразделений, гибко использовал подчиненные ему войска для нанесения максимального урона врагу в обороне и в наступлении.

После войны А. И. Нестеренко был заместителем командующего артиллерией Ленинградского военного округа, в мае 1946 г. назначен начальником создаваемого НИИ-4 МО Академии артиллерийских наук. Для создания института Нестеренко получил в Болшево под Москвой городок инженерных войск и приступил к организации института. В этом же городке он предоставил возможность генералу В. И. Вознюку начать формировать Государственный центральный полигон Капустин Яр. Здесь были организованы и укомплектованы основные службы ГЦП, после чего Вознюк с этими подразделениями переехал в Капустин Яр, где продолжил работу по созданию полигона.

Алексей Иванович вникал во все научные, технические, хозяйственные и бытовые вопросы института. После доклада президенту Академии артиллерийских наук генерал-лейтенанту Благонравову о сформировании научных и вспомогательных подразделений Нестеренко получил от него указания: создать в НИИ-4 ученый совет, разработать и строго выполнять план научно-исследовательских работ, организовать тесное взаимодействие института со всеми НИИ, КБ и полигоном Капустин Яр. Нестеренко посещает ОКБ-1, знакомится с С. П. Королевым и со всеми КБ, занимающимися ракетами и оборудованием для их испытаний. Уже на стадии разработки он подключает свои научные подразделения к работам по их профилю. Тесное взаимодействие с разработчиками обеспечивало ускорение выполнения научно-исследовательских работ и их практическую ценность. Исследуя вновь создаваемые боевые ракетные комплексы, институт завоевывает авторитет и начинает диктовать промышленности тактико-технические требования к ракетным комплексам и всем их системам.

Нестеренко узнал, что в НИИ-1 МАП существует группа М. К. Тихонравова, которая работает над созданием ракет дальнего действия и использованием их для полета человека в космос. По рекомендации министра авиационной промышленности Шахурина он связался с Тихонравовым, пригласил его в НИИ-4 для беседы и после рассказа Тихонравова о работах группы предложил всей группе перейти в НИИ-4, при условии, что она будет работать по профилю института, так как Президиум Академии артиллерийских наук не утвердит для НИИ-4 космическую тему. Одновременно договорились, что Нестеренко не будет препятствовать работе группы сверх плана над своей темой. Это устроило Михаила Клавдиевича, и в декабре 1946 г. его группа из 22 человек перешла в НИИ-4 МО. В течение 1947-го и в начале 1948 г. группа Тихонравова без ЭВМ проделала колоссальную расчетную работу и доказала, что с помощью пакетной ракеты, состоящей из одноступенчатых ракет с дальностью около тысячи километров, можно вывести на орбиту искусственный спутник Земли. Тихонравов сделал доклад на научном совете НИИ-4. С большим трудом удалось добиться включения доклада Тихонравова в план научной сессии Академии артиллерийских наук.

14 июля 1948 г. на научной сессии Академии артиллерийских наук М. К. Тихонравов выступил с докладом «Пути осуществления больших дальностей стрельбы ракетами», где развил идею Циолковского об эскадре ракет, предложил пакетную схему ракеты на базе существующих ракет. Завершил он свой доклад словами: «Таким образом, дальность полета ракет не только теоретически, но и технически не ограничена». Доклад встретили молчанием, не зная, как на него реагировать. Было много иронических усмешек, а один высокий чин изрек: «Институту, наверное, нечем заниматься, и потому вы решили перейти в область фантастики». И это о докладе, который изменил ход развития ракетно-космической техники, привел к созданию первой в мире межконтинентальной ракеты и первого в мире спутника! Только С. П. Королев серьезно отнесся к докладу. Он специально приехал к Тихонравову в НИИ-4, увидел расчеты и графики и сказал окружившим его инженерам: «Вы — инженеры с большой буквы!» Королев ухватился за идею пакетной ракеты и наладил сотрудничество с Тихонравовым, воплотив его идеи в ракете Р-7. Тому есть документальные доказательства. Дневник Тихонравова свидетельствует о частых встречах с Королевым. Пункт о перспективности направления работ по пакетной схеме появляется в эскизном проекте ракеты Р-3 в 1949 г. В письме и в техническом задании на НИР, направленном Королевым в НИИ-4 МО 16 декабря 1949 г., он прямо признает актуальность работ «по исследованию составных ракет типа «пакет», проводимых в НИИ-4 МО под руководством члена-корреспондента Академии артиллерийских наук М. К. Тихонравова».

Несмотря на неодобрение высокого начальства и сокращение группы Тихонравова до двух человек, Нестеренко по-прежнему поддерживает работу Тихонравова. Они дружили семьями, все праздники и юбилеи отмечали вместе. Сам Нестеренко очень высоко оценивает заслуги Михаила Клавдиевича Тихонравова и Николая Гавриловича Чернышева (химик, специалист по ракетному топливу). Алексей Иванович пишет, что «они своей работой заставили заниматься такие крупные, мощные организации, как ОКБ-1, НИИ-88». И далее: «Если бы я в свое время не предложил Михаилу Клавдиевичу работать на таких условиях, когда он сверх плана работал бы над задуманной им темой, не поддержал бы его, то вопрос об искусственных спутниках Земли у нас оттянулся бы еще на несколько лет. Группа М. К. Тихонравова сделала большое дело, и не случайно потом Сергей Павлович добился, чтобы М. К. Тихонравов был переведен в его КБ, где ему было поручено возглавить отдел перспективного развития ракетной техники». Зная честность, правдивость и скромность Алексея Ивановича, ему можно полностью верить, тем более что теперь приоритет Тихонравова и использование его работ Королевым подтверждены документально.

Начальник НИИ-4 В. З. Дворкин в книге «Незабываемый Байконур» сообщает: «Результаты исследований группы Тихонравова были изложены в отчетах НИИ-4 МО: «Исследование возможности и целесообразности создания составных ракет» (1950), «Исследование принципа ракетных пакетов для достижения больших дальностей стрельбы» (1951), «Выбор оптимальных вариантов ракет для стрельбы на большие дальности» (1952). На основании проведенных исследований в 1951 г. был разработан и выслан в ОКБ-1 проект экспериментальной ракеты пакетной схемы, способной осуществить запуск ИСЗ. В материалах проекта рассмотрены конструктивные особенности составной ракеты, состоящей из нескольких одноступенчатых ракет, представлена методика оптимизации ее параметров. Рассмотрены также вопросы старта, устойчивости полета, разделения ступеней, способы перелива топлива в баки ракеты, продолжающей полет после разделения ступеней. Некоторые результаты исследований использовались при эскизном проектировании ракеты Р-7. Проект содержал раздел, посвященный проблемам создания ИСЗ, вывода его на орбиту и спуска на Землю». На официальной защите в 1956 г. эскизного проекта первого ИСЗ С. П. Королев отметил, что проект спутника разработан в ОКБ-1 на основе исследовательских работ группы сотрудников НИИ-4 МО, возглавляемой М. К. Тихонравовым.

Вклад Нестеренко, оценившего и поддержавшего группу Тихонравова в то время, когда еще никто и не думал о пакетной ракете и спутнике, очень велик. Он сэкономил Родине несколько лет на создание межконтинентальной ракеты и спутника, что позволило обеспечить приоритет в осуществлении их полетов. Разве мог подумать тогда Алексей Иванович, что ему же придется воплощать теорию в практику, вкладывая свой недюжинный ум и энергию в создание космодрома Байконур, испытания первой в мире пакетной межконтинентальной ракеты Р-7 и запуск первого в мире искусственного спутника Земли?

Нестеренко был прогрессивным человеком и видел перспективы нового дела. Он участвовал в работах по исследованию зенитных управляемых снарядов для ПВО страны, по спуску и мягкой посадке на землю с помощью парашютно-тормозной системы груза, сбрасываемого с самолета (Сталинская премия 3-й степени, 14.3.1951).

Несмотря на то что деятельность А. И. Нестеренко в НИИ-4 всеми оценивалась положительно, в сентябре 1951 г. он был снят с должности за то, что, как вспоминал генерал-полковник А. А. Максимов, написал в ЦК докладную записку, где назвал работу группы С. П. Королева по созданию ракет типа Фау-2 экономической диверсией. Он мотивировал это тем, что Фау-2 в войне никакой погоды не сделали из-за низкой точности. Наши ракеты того времени имели точность 8 км по дальности и 4 км по боковому отклонению. Так что докладная имела достаточные основания. Главное же было в том, что многие испугались репрессий и расценили этот поступок как предательство. И несмотря на то, что Алексей Иванович всей своей последующей жизнью доказал беззаветную преданность ракетам, ему не простили его ошибки даже через много лет. Когда Совет ветеранов Байконура вместе с другими организациями к 70-летию А. И. Нестеренко вышел с ходатайством о присвоении ему звания Героя Советского Союза, которое он безусловно заслужил более многих околокосмических героев из Москвы (имевших, кстати, ошибки много крупнее, и к тому же небескорыстные), обращение оставили без последствий.

После института генерал-лейтенант А. И. Нестеренко был заместителем командующего артиллерией Белорусского военного округа (1.1951—1.1952), начальником ракетного факультета академии им. Ф. Э. Дзержинского (1.1952—3.1955). Возглавлял Государственную комиссию по испытаниям ракеты Р-11 на высококипящем окислителе с дальностью полета 270 км и точностью 1,5 км по дальности и 0,75 км в боковом направлении (апрель 1953—13 июля 1955). Когда маршал артиллерии М. И. Неделин предложил ему стать начальником вновь формируемого полигона в Тюра-Таме (НИИП-5), он без колебаний согласился, поменяв свое благополучное и прочное московское генеральское существование на неустроенность и трудности строительства на пустом месте в адских климатических условиях.

Алексей Иванович Нестеренко так описывает свои первые впечатления от посещения места строительства полигона в начале июня 1955 г.: «Как только приземлились на полевом аэродроме Джусалы и вышли из самолета, нас обдало жаром раскаленного степного воздуха, как будто мы попали в нагретую печь. От непривычно нагретого воздуха захватывало дыхание, а яркое солнце, как мощный прожектор, ослепляло глаза. Мы вспомнили про темные очки, которых, к сожалению, у нас не было. Остроумный адъютант маршала М. И. Неделина сказал: «Это вам не финская баня, а среднеазиатская пустыня».

Из поселка Джусалы специальной железнодорожной летучкой, состоящей из тепловоза и двух пассажирских купейных вагонов, мы поехали на станцию сосредоточения строителей. Там нашу летучку поставили на временный железнодорожный путь. В металлических, раскаленных солнцем вагонах мы обливались потом и жадно вдыхали воздух, как рыбы, выброшенные на берег. Страшно хотелось пить. Казалось, без привычки невозможно утолить жажду. Чтобы как-то облегчить возможность пребывания в вагонах, где можно было укрыться от палящего солнца, генерал Гайдуков приказал строителям цистерной подвезти воду к вагонам и поливать крыши вагонов водой, особенно ту часть вагона, где находился маршал. Но так как насосов не было, эту процедуру строители выполняли вручную ведрами. Эффект незначительный, но все-таки морально было легче. Тем более что эта примитивная операция производилась под непосредственным руководством генерала Гайдукова.

Только после заката наступала прохлада, которая способствовала быстрому восстановлению сил и энергии. Однако в ночное время нас одолевали другие неприятности — это надоедливые мухи, комары и москиты, мелкие и жгучие твари.

От пребывания дня в районе строительства полигона у нас сложилось удручающее впечатление о местности и условиях жизни будущего испытательного центра. Окинешь вокруг взглядом — и видишь бескрайнюю пустынную степь, покрытую скудной, выжженной солнцем травой. Сама пустыня испещрена такырами, солончаками и кое-где песчаными барханами. Пейзаж пустыни дополнялся множеством сусликов и кругом — ни одного дерева. На станции, где мы базировались, было только два кирпичных двухэтажных здания и с десяток полуоблупленных глинобитных хибар с плоскими крышами. У некоторых из них стояли юрты. Кое-где можно было видеть исхудалых ишаков да небольшие группки коз или овец. Окинешь взором все это, и грусть безысходная овладевает тобой».

Такое первое впечатление испытал каждый прибывающий на полигон. Тем не менее Нестеренко пишет: «Мое первое посещение полигона вызвало во мне различные чувства — и тревоги, и надежды, и уверенность в будущем, ибо я был уверен, что несмотря ни на что наш народ создаст этот полигон!» Нестеренко пишет и о кадрах, которые «решают все».

«Самый сложный период — комплектование космодрома. Нельзя было говорить, где место формирования, а те, кто давал согласие ехать туда, как только узнавали, что это в районе Джусалы и Казалинска (в Советской энциклопедии он значился как район «природной чумы»), сразу же отказывались, придумывали всевозможные причины: болезнь жены, тещи, детей. Работа действительно была утомительной, тяжелой, но уговаривать и разъяснять было необходимо». Большую помощь Алексею Ивановичу оказывали его заместители — А. С. Буцкий, А. Г. Карась, К. В. Герчик, Н. М. Прошлецов, В. И. Ильюшенко, А. И. Носов, А. А. Васильев, А. П. Метелкин, Н. Д. Силин, В. А. Лебедев, И. К. Кругляк. Помогали и маршал артиллерии М. И. Неделин и отдел кадров Министерства обороны.

24 мая 1955 г. в Генштаб были представлены проекты штатов полигона, разработанные оргштатной группой, а 2 июня директивой Генштаба определена оргштатная структура полигона. Приказом министра обороны СССР № 00105 от 3.8.1960 г. в ознаменование создания полигона установлен ежегодный праздник — 2 июня, который считается также днем ежегодного праздника всех подчиненных частей, имевшихся в соединении на 3.8.1960 г., за исключением войсковых частей 14332 и 14251, которым праздник установлен 1 сентября.

В полигон по штату вошли следующие части и подразделения: штаб полигона (начальник штаба полковник А. С. Буцкий, с 1.11.1956 г. — полковник А. Г. Карась, с 10.7.1957 г. — полковник К. В. Герчик) в составе семи отделов — 1, 2, 3, 5, 6, 7, 8-й. Штабу подчинялись базы специальных испытательных полей: база падения блоков 1-й ступени в/ч 13961 в Казахстане в районе Ладыженки (подполковник Л. А. Кондратюк) и база падения головных частей и остатков 2-й ступени на Камчатке — отдельная научно-испытательная станция (начальник ОНИС полковник Б. Ф. Козлов, с 24.12.1955 г. — полковник И. К. Павленко) с комплексом из шести ИПов района «Кама» (ИПы 12–17, начальники, соответственно, майор В. К. Зимин, инженер-майор Михейчик Л. В., инженер-капитан И. С. Почко, подполковник П. Д. Янович, подполковника Г. Сальников, инженер-подполковник В. А. Вейденбах). В ОНИС также входила 28-я отдельная смешанная авиаэскадрилья (командир — майор Н. Г. Буренков). Политотдел полигона (полковник Н. М. Прошлецов, умерший 10.9.1956 г. после тяжелой болезни, с 28.4.1956 г. — полковник В. И. Ильюшенко). Служба опытноиспытательных работ — ОИР (инженер-подполковник А. И. Носов) в составе пяти отделов — 9-й (2-я лаборатория, 1-я и 3-я были подчинены 16-му отделу службы НИР), 11, 12, 13, 15-й — и физикохимической лаборатории. Службе подчинялся комплекс пунктов радиоуправления и измерения РУПИ — основной «А» (в/ч 25642) Тартугай (майор А. В. Родионов), зеркальный «В» (в/ч 14094) Тогыз (инженер-подполковник Я. А. Плотников) и временный. Службе ОИР подчинялись сборочная бригада (инженер-подполковник Б. А. Шпанов) и 229-й отдельный дивизион 77-й инженерной бригады — в/ч 55831 (подполковник И. И. Черенков), имевший 583 военнослужащих и исполняющий обязанности испытательной части. Дивизион имел командование, штаб и 4 батареи. Две батареи располагались на площадке № 2: 1-я — комплексных испытаний и пуска (командир майор Н. Д. Голованов) и 2-я — наземного оборудования (майор В. Г. Козлов). 3-я батарея располагалась на РУП «Б» (пункт боковой радиокоррекции — командир майор В. И. Нестеренко). 4-я батарея — обработки опытных данных (командир майор B. C. Беляев) — располагалась на площадке № 10. С 1.7.1957 г. на базе личного состава дивизиона сформирована отдельная инженерная испытательная часть (ОИИЧ) в/ч 25741 (подполковник О. И. Майский), имевшая по штату 889 военнослужащих и 9 рабочих и служащих.

Служба научно-исследовательских работ — НИР (инженер-полковник А. А. Васильев) в составе четырех отделов — 4, 10, 14, 16-й, двух отдельных лабораторий (фото и специзмерений) и комплекса измерительных пунктов (ИП) района «Тайга» в Казахстане (ИП-1-9). Начальниками ИПов 1–9 были (подполковник Г. М. Колеганов, в/ч 13951, техник-лейтенант В. А. Сивов, в/ч 25632, техник-лейтенант А. А. Соколов, в/ч 25619, подполковник А. И. Ларцев, в/ч 14216, майор С. А. Амплиев, в/ч 25757, подполковник В. Д. Ветласенин, в/ч 14018 (пос. Амангельды), инженер-подполковник А. Т. Мороз, с 1957 г. майор Ю. М. Медведев, в/ч 14289, майор П. М. Гавриленко, в/ч 25589 (поселок Жаксы), подполковник И. С. Юдаев, в/ч 14143 (поселок Киевка).

В состав полигона входили следующие части и подразделения: отдельный батальон связи — в/ч 14315 (подполковник Г. П. Дробы-шевский), отдельный автотранспортный батальон — в/ч 25667 (майор В. М. Быков, с 4.10.1956 г. майор А. Г. Блинов), отдельная производственная эксплуатационно-техническая рота — в/ч 13978 (майор И. П. Кузнецов), 6-е отдельное авиационное звено (старший лейтенант Н. Д. Лубнин), 181-я отдельная рота охраны (капитан М. Е. Бушмакин), военно-почтовая станция — в/ч 14400 (старший лейтенант административной службы А. И. Афонин), 1500-й военный госпиталь — в/ч 25718 (подполковник медицинской службы А. В. Соловьев), поликлиника 1500-го военного госпиталя (майор медицинской службы Ф. Е. Матвиевский), 3-й отдельный противочумный отряд — в/ч 14199 (майор ветеринарной службы В. Е. Деревяшкин), Дом офицеров (майор П. С. Калин, с сентября 1957 г. — майор B. C. Горин), военная комендатура (подполковник А. М. Пышкин), гауптвахта (лейтенант В. А. Шахматов), полевое управление Государственного банка (майор интендантской службы П. Д. Плаутин).

Кроме этого в полигон входили: САРМ (старший инженер-лейтенант В. В. Климов), отдельная центральная экспериментальная ремонтная мастерская (инженер-майор В. Н. Калиновский), склад артвооружения (техник-лейтенант В. Е. Деев), три пожарных команды (начальники техники-лейтенанты Ф. М. Левошин, А. Я. Нестеров, П. А. Ходаковский), кислородно-азотный завод (инженер-подполковник Н. П. Клименко), центральная дизельная электростанция (младший инженер-лейтенант Р. В. Щербачев), два энергопоезда (инженер-лейтенант К. В. Иванов), ТЭЦ (майор Юдин), скотоубойный пункт (лейтенант интендантской службы В. В. Редька), банно-прачечный дезинфекционный пункт (лейтенант интендантской службы В. П. Талалаев), 13-й банно-прачечный дезинфекционный поезд (майор Е. И. Шинкаренко), центральная материальная база (капитан И. П. Писанов), хлебопекарня (лейтенант интендантской службы Н. М. Черленяк), кинобаза (лейтенант Б. Г. Быков), 50-й отдел военной торговли (Д. И. Волков), промкомбинат (В. А. Боровков), торгово-заготовительная база (З. С. Хуциев), три столовые № 1–3 (Ирюков, У. Утаров, В. А. Котельников), вечерняя общеобразовательная школа при Доме офицеров (Е. М. Кузнецова). Вот с таким огромным хозяйством приходилось управляться Алексею Ивановичу Нестеренко, и он со своими помощниками делал это успешно.

Алексей Иванович был находкой для нового небывалого полигона. Подбор кадров облегчала предыдущая должность начальника факультета. Офицеры верили ему и давали согласие ехать вместе с ним на покорение пустыни и космоса. Он также уговорил перейти на новый полигон большую группу офицеров Капустина Яра, что позволило воспользоваться их опытом на новом полигоне. Для формирования также пригодились старые связи и фронтовая дружба: отдельная испытательная станция района падения ГЧ для Камчатки формировалась в НИИ-4, а большинство других служб полигона в Капустином Яре (ранее генерал Вознюк формировал свой полигон в НИИ-4 у Нестеренко, теперь отдал долг). Используя обширные связи, нетрудно было договориться и о подготовке испытателей на предприятиях промышленности, в НИИ и КБ.

На долю А. И. Нестеренко выпал самый тяжелый период в жизни космодрома — проектирование, строительство, формирование, организация испытаний, жизни и быта практически на голом месте в сжатые сроки, когда все небывалые работы надо было делать параллельно. Нестеренко занимался отводом земельных участков для стартового района, поселка, баз падения отделяемых частей, пунктов радиоуправления полетом ракеты (РУП), измерительных пунктов (ИП), согласованием проектных документов и графиков строительства, подбором кадров, формированием частей и подразделений. Трудно проходило выделение земельных участков в Казахстане для строительства ИП, РУП, полей падения ступеней. 19.10.1955 г. Нестеренко писал Председателю Совета Министров Казахской ССР: «Постановлением СМ СССР от 29.4.1955 г. и распоряжением СМ Казахской ССР от 18.5.1955 г. Министерству обороны кроме участка 290 000 га по Кзыл-Ординской области должны быть отведены 5 участков по 400 га каждый и 7 участков по 200 га каждый в Актюбинской, Акмолинской, Кзыл-Ординской, Кустанайской и Карагандинской областях». Когда Нестеренко приехал к Председателю СМ Казахской ССР Д. А. Кунаеву с документами об отводе участков, тот отказал ему на том основании, что там пастбища для баранов. И только когда Нестеренко обратился к Первому секретарю ЦК Компартии Казахстана Л. И. Брежневу, которого знал по Черноморской группе войск, вопрос был решен положительно.

Особенно много хлопот Алексею Ивановичу доставляла база падения ГЧ «Кама» на Камчатке, также создаваемая на голом месте, без надежных коммуникаций, в самом отдаленном, в буквальном смысле медвежьем углу (многочисленные медведи были главным населением этого безлюдного района). Требовалось в кратчайшие сроки, ввиду окончания навигации, согласовать с Министерством морского флота страны состав плавсредств для доставки на Камчатку личного состава, сложной радиотехнической, телеметрической и другой техники, причем разгрузку нужно было производить на рейде без всяких портовых сооружений и средств. В этих работах ему помог командующий Дальневосточным военным округом Маршал Советского Союза Малиновский, под командованием которого Нестеренко воевал на Южном фронте. Нестеренко неоднократно вылетал на Камчатку для личного контроля хода доставки грузов, имущества и спецтехники, контроля строительства и развертывания техники, обустройства личного состава и семей военнослужащих.

Большое внимание он уделял непосредственной связи с НИИ, КБ и предприятиями промышленности, где проходили подготовку офицеры-испытатели. Он осуществлял связь с Генштабом и аппаратом МО по вооружению, решал оргштатные вопросы, занимался главными проблемами перспективного развития Байконура, проявлял недюжинные способности хозяйственника, предвидя и устраняя многие сложности, вызванные недостатками проекта, контактируя с авторами проекта, вникая до мелочей во все вопросы планирования, строительства, быта, обеспечения и культуры.

Трудно было с размещением людей. Жили в спецпоезде, палатках, старых железнодорожных вагонах, землянках, сборно-щитовых бараках, на станциях Тюра-Там и Джусалы снимали комнаты или овчарни у казахов. Трудно было с хлебом, столовыми, баней, прачечной, водой, магазинами, почтой, связью, электроэнергией. Все эти вопросы приходилось решать Нестеренко вместе со своими заместителями.

Алексей Иванович был простым и доступным человеком для всех без исключения, ни капли чванства и высокомерия. Он был контактен и бесконфликтен, хорошо ладил со своими заместителями и начальниками. Опытный организатор, деятельный руководитель, вникающий во все мелочи, влияющие на жизнь и работу подчиненных ему людей. Умелый учитель и воспитатель, он находил нужные слова и ключи к их душам. Требовательный к себе и подчиненным, он умел выслушивать их мнение и использовать рациональное зерно в своей работе. Особенно тепло он относился к молодежи, часто выступал на комсомольских собраниях, встречался со школьниками, солдатами, молодыми офицерами и откликался на все их чаяния и запросы. Его уважали и любили все, кто его знал.

Алексей Иванович был незаурядным человеком. В 1935 г. он возглавил тысячекилометровый пробег на лыжах отряда курсантов Томского артиллерийского училища. Расстояние в 1070 км отряд прошел за 11 ходовых дней. На финиш прибыли без единого отставшего. Этот переход был отмечен приказом Наркома обороны К. Е. Ворошилова. А через две недели Нестеренко участвовал в окружных соревнованиях на лыжах на дистанции 50 км в полном снаряжении со стрельбой на 48-м километре и установил всеармейский рекорд. Он занимался лыжным спортом до самой войны. Кроме лыжного спорта увлекался легкой атлетикой, конным спортом и планеризмом. Сам разносторонне развитый человек, автор книг и художник, мастер спорта по лыжам, он старался благоустроить поселок, быт, обеспечить отдых испытателей после трудной работы. И на полигоне утро офицеров штаба начиналось с физзарядки во главе с Нестеренко.

Несмотря на напряженный труд строителей на основных объектах полигона, уже к 1957 г. были построены купальня на реке Сырдарье, летняя танцплощадка, крытый Летний театр на 600 мест. И сделано было это при его участии и активной работе начальника политотдела В. И. Ильюшенко. В гарнизоне была отличная библиотека, прекрасная самодеятельность, проводились спартакиады и смотры художественной самодеятельности, зеленели первые посадки, превратившие поселок в настоящий оазис, в город-сад, хотя скептики утверждали, что в этой пустыне на солончаках ничего не растет. Алексей Иванович ко всему этому приложил руку и достоин памятника и в истории Байконура и в истории ракетно-космической эры! А что касается мимолетных ошибок, то в сороковые и в начале пятидесятых годов мало кто верил и в ракеты и в завоевание космоса, и даже С. П. Королев, услышав впервые предложения М. К. Тихонравова, усомнился в их осуществлении в ближайшее время. И только приехав к Тихонравову в НИИ-4 и посмотрев его расчеты и графики, он убедился в осуществимости космического полета в ближайшее время с помощью пакетных ракет, созданных из уже существующих ракет. Но Нестеренко за несколько лет до этого, несмотря на недоверие и недовольство начальников, предоставил Тихонравову возможность работать в своем институте над проектом ракеты для полета человека в космос (значит, верил!), добился разрешения для Тихонравова прочитать доклад на научной сессии Академии артиллерийских наук, обеспечил рабочее сотрудничество с Королевым, которое в конце концов привело к созданию первой в мире межконтинентальной ракеты Р-7, первого в мире искусственного спутника Земли.

Я впервые увидел фамилию Нестеренко на обороте своего командировочного предписания, полученного в отделе кадров Министерства обороны на Фрунзенской набережной от известного полковника Чайникова, через которого на полигон прошло целое поколение испытателей. Назначение было настолько секретным, что предписание и билет нам вручили только накануне отъезда. Мы — это 4 выпускника Военной Краснознаменной инженерной академии связи им. С. М. Буденного, авангард контингента из 20 выпускников, отобранных еще за год до этого кадровиком Министерства обороны для неизвестного нам назначения. До этого не говорили, куда нас назначили. В предписании была указана только войсковая часть без места дислокации. И только в железнодорожном билете мы прочли название конечной станции — «Тюра-Там». На обороте предписания едва заметным карандашом было написано: «Хозяйство генерала Нестеренко. Начальник аппаратной машины». Из всего этого я понял, что едем в большую часть (начальник — генерал, и на том спасибо!) и назначен я на должность начальника аппаратной машины, неизвестно, правда, какой. Название «Тюра-Там» нам ничего не говорило, и первым делом мы отправились в книжный магазин и купили географический атлас, где с трудом нашли в Приаральских Каракумах обозначенную самым малым кружком и самым маленьким шрифтом станцию у реки Сырдарья (хорошо, хоть пустыня с рекой!). Поехали на Казанский вокзал узнать, сколько нам ехать до места назначения. Вначале сказали, что поезда на этой станции не останавливаются, потом выяснили, что с недавнего времени некоторые пассажирские поезда останавливаются на 1 минуту, а ехать нам придется трое суток.

Мы приехали в Тюра-Там в субботу 22 июня 1957 г. после окончания рабочего дня. Разместившись в гостинице на первом этаже третьей казармы, поужинав в столовой, расположенной в деревянном бараке на площади Труда, недалеко от нынешнего закладного камня у клуба строителей, мы отправились купаться. Купальня представляла собой два мостка на сваях, удерживаемых еще и тросами с берега Сырдарьи, с глухими деревянными стенками и натянутым между мостками тросом ограждения. Но вода! Такую воду в России можно увидеть только во взбаламученной глинистой луже. Вода была абсолютно непрозрачной, коричневой по цвету взвесей глины и песка, которые она несла с бешеной скоростью горной реки. Мы с опаской нырнули с мостков в эту воду. Она охлаждала и смывала липкий пот, вызванный жарой. Против течения невозможно было выплыть, даже сплошные стенки мостков не усмиряли бурного течения. Рядом с нами появился пожилой мужчина. Вынырнув после прыжка с мостка и, видимо, случайно глотнув воды, возвращая на место длинные волосы, маскирующие лысину, сказал: «Генерал нырнул, воды хлебнул!» Он как бы представился нам, разглядев в нас новичков. Мы поняли, что перед нами начальник соединения. Других генералов в таком месте не должно быть. Поскольку мы его не знали, то, памятуя армейскую истину — всякая кривая вокруг начальства короче прямой, мы поспешили закруглиться с купаньем и отправились в гостиницу.

В понедельник мы прибыли в штаб соединения и нас направили на прием к Нестеренко. Штаб располагался на том месте, где сейчас находится Дом культуры строителей и памятник Шубникову. Он состоял из барака, стоящего на стороне улицы, обращенной к реке (в нем размещался Нестеренко со штабом), и второго барака в противоположном углу дворика, с центральной кирпичной частью, где находились секретная часть и служба измерений. Дворик был засажен палками-саженцами тополей с первыми листьями. Входы в бараки штаба, выходящие внутрь дворика, соединялись между собой аккуратно размеченной грунтовой дорожкой. Мимо нас в кабинет быстрыми шагами прошел генерал-лейтенант в голубой рубашке с поясом и погончиками (мы таких еще не видели!) и в темно-синих брюках с красными лампасами. Мы же истекали потом в закрытых кителях со стоячим воротом времен Отечественной войны и при сорокаградусной жаре позавидовали его форме белой завистью — нам бы такую!

Он пригласил всех в кабинет, познакомился с каждым и начал нам рассказывать о полигоне. Сказал, что полигон создается для решения важной государственной задачи — испытаний межконтинентальной ракеты, что он находится в стадии строительства, но уже начал работать, было много трудностей. Но это временно! Уже пущен мотовоз на площадку, построены купальня, танцплощадка, на днях открывается Летний театр на 600 мест, открыты магазин, столовая, построено общежитие. Семейные живут в бараках и вагонах, но уже заложены каменные дома для офицерского состава. Работают школа и Дом офицеров, размещенные в бараках. Заасфальтированы улицы, закончена бетонка до площадок, посажен парк, сделано уличное освещение. Он увлеченно говорил нам об этих достижениях и перспективах так, что мы сами увлеклись и поняли: с этим человеком можно служить, он сделает все для людей, он энтузиаст того большого дела, которое поручила ему страна, и нам нельзя ударить в грязь лицом. Пожелав успехов в работе, генерал направил нас к своему заместителю по научно-исследовательской работе полковнику А. А. Васильеву для получения назначений.

Затем были встречи в общежитии «Казанский вокзал». Алексей Иванович несколько раз приходил, беспокоясь о порядке в общежитии, об отдыхе офицеров, о библиотеке и читальном зале, танцплощадке и буфете, которые располагались в западном крыле казармы. Он заботился о спортивных площадках у общежития (волейбольной, баскетбольной, футбольной и гимнастической со снарядами). Гантели, гири и эспандеры хранились внутри общежития в закрытых ружейных пирамидах. У каждой из пяти казарм стояли открытый киноэкран и ряды скамеек, и каждый волен был с наступлением темноты выбирать свой «кинотеатр» со своим кинофильмом, правда, программа не блистала разнообразием. В библиотеке читали книги и журналы, играли в шахматы. Сюда же стали приходить письма после открытия почтового отделения «Кзыл-Орда—50» (до этого работало только почтовое отделение строителей «Ташкент—90»), Письма раскладывались в ящик с отделениями по алфавиту. Приезжал Алексей Иванович и на первый ИП, где его также интересовали бытовые условия и обустройство части, снабжение и материально-техническое обеспечение.

Нестеренко был членом Государственной комиссии по испытаниям ракеты Р-7 и первых спутников, где не раз выступал с дельными предложениями, хотя к нему не всегда прислушивались. Известно, что на заседании Государственной комиссии в Москве 10 апреля 1957 г. Нестеренко попросил отменить распоряжение об отправке жидкого кислорода на полигон, убедительно доказав, что полигон, стартовый комплекс и сама ракета не могут быть подготовлены до 1 мая, а кислород испарится. Но кислород все-таки направили на полигон к 25 апреля, и он испарился. Пришлось второй раз посылать цистерны для заправки, отняв у промышленности, особенно у металлургии, несколько десятков тонн кислорода. Пуск состоялся 15 мая. Приходилось ему защищать своих подчиненных от нападок весьма влиятельных лиц в напряженной обстановке испытаний, порой рискуя своей карьерой. А для этого иногда требуется больше храбрости, чем на фронте. Так, например, после первого полета ракеты 21 августа головная часть разрушилась в районе Камчатки. Необходимо было найти обломки для материального доказательства достижения района цели. Но их долго не находили. Королев на Госкомиссии потребовал отстранения начальника базы падения полковника Павленко от должности. Нестеренко возмутился: «Как смеете вы вмешиваться в дела военных!» На что председатель комиссии Рябиков сказал: «Мы можем снять погоны и с вас!» Обстановку разрядили товарищи, подсчитавшие, что вероятность найти обломки ГЧ на большой площади рассеяния меньше, чем при поиске иголки в стоге сена. Все-таки несколько обломков было найдено в течение недели, и 27 августа было опубликовано сообщение ТАСС.

Мне запомнилось первое торжественное собрание по случаю публикации этого сообщения. В Летнем театре приказано было собрать всех офицеров полигона, за исключением находящихся в наряде. Зрительный зал был заполнен примерно на три четверти. Президиум из командования полигона начал занимать места, когда выяснилось, что нет микрофона. Нестеренко приказал вызвать начальника Дома офицеров подполковника Калина. Тот пробежал через весь зал к сцене, но вразумительно не мог ответить, почему нет микрофона и где его можно найти. Нестеренко рассердился не на шутку. «Смотрите, товарищи офицеры, — сказал он, обращаясь в зал, — какой же он начальник Дома офицеров, если даже не может подготовить торжественное собрание». (После этого случая на место Калина был назначен майор B. C. Горин, человек большой культуры и таланта.) Наконец откуда-то принесли микрофон, и собрание началось. Нестеренко торжественно зачитал сообщение ТАСС. Вот его текст:

«В соответствии с планом научно-исследовательских работ в Советском Союзе произведены успешные испытания межконтинентальной баллистической ракеты, а также взрывы ядерного и термоядерного оружия.

На днях осуществлен запуск сверхдальней, межконтинентальной, многоступенчатой баллистической ракеты.

Испытания ракеты прошли успешно, они полностью подтвердили правильность расчетов и выбранной конструкции. Полет ракеты происходил на очень большой, еще до сих пор не достигнутой высоте. Пройдя в короткое время огромное расстояние, ракета попала в заданный район.

Полученные результаты показывают, что имеется возможность пуска ракет в любой район земного шара. Решение проблемы создания межконтинентальных баллистических ракет позволит достигать удаленных районов, не прибегая к стратегической авиации, которая в настоящее время является уязвимой для современных средств противовоздушной обороны.

Учитывая огромный вклад в развитие науки и большое значение этого научно-технического достижения для укрепления обороноспособности Советского государства, Советское правительство выразило благодарность большому коллективу работников, принимавших участие в разработке и изготовлении межконтинентальных баллистических ракет и комплекса средств, обеспечивающих их запуск».

Мы с гордостью слушали слова сообщения ТАСС. Это было первое упоминание о нашем полигоне (хотя и неназванном), о нашей работе (хотя нас забыли упомянуть). Мы-то знали, что без нас этого пуска не было бы. Как бы хорошо ни разрабатывали и ни изготовляли ракету, нам приходилось очень много работать в МИКе и на старте для устранения недостатков, чтобы она полетела, а после полета разбираться с недостатками в полете по результатам измерений. Мы вполне сознавали, что межконтинентальная ракета изменила стратегическое положение в мире. США лишились своего главного козыря — стратегической недосягаемости и неуязвимости. Ядерная дубинка, которой они угрожали, стала обоюдоострым оружием и разговаривать с позиции силы стало невозможно. Правда, хваленое ЦРУ «прохлопало» создание нового полигона и межконтинентальной ракеты и объявило сообщение ТАСС красной пропагандой. Но американцам недолго оставалось тешить себя неверием. Скоро мы запустим первый в мире спутник, и его, летящего на орбите, и вторую ступень ракеты увидит весь мир невооруженным глазом. А ведь эта красная пропаганда слишком наглядна и материальна!

При Нестеренко мы подготовили и запустили первые три спутника, запуск которых потряс мир не только потому, что это были первые в мире спутники, но и потому, что их вес в десятки и сотни раз превышал готовящиеся к пуску широко разрекламированные американские спутники. Это стало возможным благодаря разработкам ученых, слаженной работе коллектива полигона и промышленности, благодаря духу товарищества и взаимопомощи, сложившемуся на полигоне, благодаря бессонной, непрерывной работе, где каждый делал все, чтобы выполнить работу лучше, качественнее для обеспечения успеха в космосе. И в этом, в создании высокого морального духа, энтузиазма, любви к своему делу также огромная заслуга Алексея Ивановича Нестеренко и его заместителей — Н. М. Прошлецова, В. И. Ильюшенко, А. С. Буцкого, А. А. Васильева и других. Они воодушевляли коллектив полигона на самые высокие цели, подчеркивали, что страна доверила нам решение важнейшей государственной задачи и мы должны быть достойными ее, высоко нести честь испытателя и наилучшим образом выполнять свою работу.

При Нестеренко был построен полигон в составе: сооружение № 1 площадки № 2 — старт ракеты Р-7, в обиходе называемый площадкой 1 (хотя настоящая площадка 1 находилась в 2,5 км от старта и была жилой площадкой строителей); сооружение № 2 площадки № 2 — подземный бункер (командный пункт, пункт подготовки и управления пуском ракеты Р-7); сооружение № 3 площадки № 2 — техническая позиция сборки и испытаний ракеты Р-7, головной части или ИСЗ, называемая монтажно-испытательным корпусом площадки 2 (МИК-2). Недалеко строился МИК-2а. На площадке 18, в полутора километрах от старта был построен измерительный пункт № 1 (ИП-1), подвижные станции которого обеспечивали телеметрические измерения в МИКе, на старте, на активном участке и части пассивного участка траектории полета ракеты. ИП также обеспечивал траекторные измерения на старте и в полете, обеспечивал сигналами единого времени (СЕВ) МИК, старт и средства ИПа. При пусках ИСЗ, начиная со 2-го, обеспечивал прием космического телевидения (космовидение), начиная с 3-го, обеспечивал выдачу радиокоманд управления на борт ИСЗ. На 2-й площадке был построен жилой городок, который при Нестеренко состоял из бараков и землянок, сборно-щитовых домиков для С. П. Королева и маршала артиллерии М. И. Неделина, а также пожарного депо и столовой. К МИКу и старту была подведена железная дорога от станции Тюра-Там и бетонная шоссейная дорога от жилой площадки № 10 (более 30 км до 2-й площадки).

Жилой площадке № 10, которая носила неофициальное название поселок Заря, Указом Президиума Верховного Совета Казахской ССР 29 января 1958 г. было присвоено название — поселок Ленинский. Барачный шанхай, которым был первоначально жилом поселок, стал приобретать характер поселка городского типа. Были построены первые трехэтажные, капитальные дома офицерского состава, четырехэтажная 30-я школа, двухэтажная 2-я столовая, трехэтажное офицерское общежитие на улице Садовой (Носова) № 5. Достраивалась ТЭЦ. Работали два энергопоезда. Были посажены два парка — солдатский и комсомольский, посажены деревья на улицах и во дворах, причем за каждое дерево был ответственный и дежурный, обеспечивающий полив по расписанию. Все дороги поселка были заасфальтированы, все улицы освешены фонарями. Ночью длинная цепочка фонарей стрелой уходила в бесконечность. Был построен аэродром с металлической полосой вблизи площадки 9 для приема самолетов Ли-2. Были построены: метеостанция, ионосферная станция, приемный и передающий центры. И это неполный перечень того, что было сделано в районе старта на полигоне при Нестеренко.

Кроме того, по трассе полета ракеты построено еще восемь ИПов в Казахстане на расстоянии от 30 до 800 км от старта и 6 ИПов в районе квадрата падения головной части ракеты Р-7 на Камчатке — на расстоянии около 6500 км от старта. Оборудована база падения 1-й ступени в районе Ладыженки в Казахстане и база падения головных частей на Камчатке. Все это было построено и начало работать менее чем за два года. Да только за это командование и строители полигона достойны самых высоких наград Родины. Полигон проводил совместно с промышленностью испытания ракеты Р-7 и спутников на технической и стартовой позициях, испытания стартового сооружения. Он обеспечивал измерения и испытания ракеты Р-7 в полете практически собственными силами с помощью полигонного измерительного комплекса и отдела анализа полигона, определял летно-технические характеристики ракеты. Полигон проводил эксплуатационные и войсковые испытания всей техники и отрабатывал эксплуатационную документацию, выполнял военнонаучную и научно-исследовательскую работу, что позволяло совершенствовать испытываемую технику и разрабатывать тактико-технические требования к перспективной ракетно-космической и испытательной технике.

При Нестеренко полигон провел подготовку к пуску 15 МБР и PH (8К71, 8К71ПС, 8А91), запустил 13, из них 7 успешно (3 спутника и 4 МБР), 4 пуска аварийные, 2 частично успешные (повышенное отклонение). Доработали ГЧ МБР Р-7, и 2 из них достигли квадрата падения без разрушения. Кстати, при встречах ветеранов в 80-е гг. Нестеренко вспоминал, что когда он увидел первый раз головную часть МБР Р-7, то сказал Королеву, что эта ГЧ не пойдет, и оказался прав. ГЧ имела острый наконечник и скорость встречи с Землей, превышающую скорость звука в несколько раз. Это приводило к большим термодинамическим перегрузкам и разрушению ГЧ. В результате потребовалось значительное время на ее доработку, пока не нашли подходящую форму и хорошее теплозащитное покрытие. Эпопея с ГЧ потребовала напряженной работы измерительного комплекса полигона, отдела анализа, а также поисковых групп.

8 мая 1958 г. генерал-лейтенант артиллерии Нестеренко был назначен членом Научно-технического комитета Генерального штаба ВС СССР и передал должность начальника НИИП-5 полковнику К. В. Герчику, бывшему до этого начальником штаба полигона. За запуск первого спутника Алексей Иванович награжден орденом Ленина (12.12.1957). Я думаю (и так думают большинство ветеранов Байконура, знавшие его), что он достоин звания Героя Советского Союза. Но он не был честолюбивым человеком. Как-то позже, в 80-е гг., когда мы встречались в Москве, в Совете ветеранов космодрома Байконур, председателем которого мы его избрали, он сказал: «Лучше прожить год-два лишних, чем получить еще одну звезду или должность». Другой бы потребовал должность повыше, воинское звание посолиднее (он безусловно это заслужил), но он решил: «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».

Вспоминается, как мы ехали на автобусе после очередной встречи ветеранов Байконура, кажется, из кинотеатра «Байконур». Начались (или продолжались) воспоминания. Алексей Иванович тоже начал рассказывать о своих встречах с Неделиным на фронте, о том, как он создавал НИИ-4, как узнал о группе Тихонравова и пригласил его работать в свой институт, как работа Тихонравова встречалась полным непониманием и в институте, и в высоких сферах. Нестеренко даже получил за это нагоняй, но продолжал прикрывать Тихонравова. Я сидел рядом с Нестеренко, не выдержал и сказал: «Алексей Иванович, почему вы обо всем этом не напишете, ведь этого никто не знает. Вот уйдем и унесем с собой неизвестные страницы космической истории». Льщу себя надеждой, что мой скромный голос был услышан. В одной из публикаций Нестеренко осветил и вопрос о заслугах группы Тихонравова. Воспоминания Нестеренко о послевоенной его деятельности опубликованы в книгах: «Глазами очевидцев», выпуск 1 в 1991 г., «Начало космической эры» в 1994 г., в газете «Неделя» и других изданиях. Для меня неожиданностью явилось то, что находятся неопубликованные рукописи Нестеренко в самых неожиданных местах. Очень не бережно относимся мы к своей истории, к памяти выдающихся людей нашей Родины.

Алексей Иванович ушел в запас 9 августа 1966 г. Находясь в запасе, Нестеренко принимал активное участие в общественной жизни. Он был частым гостем в научно-исследовательских институтах, конструкторских бюро, военных академиях, институтах, школах. Неоднократно посещал Байконур, пропагандировал достижения советской космонавтики, патриотизм и боевые традиции Советской Армии. Выступал в прессе. Везде люди относились к нему с уважением как к патриарху реактивного оружия и космонавтики. Ветераны Байконура избрали его первым председателем Центрального совета ветеранов Байконура. Он всегда активно работал на благо нашей Родины. Его два брата также ракетчики. Первая жена его умерла. Он был женат второй раз. У него есть сын и дочь. Последние годы жизни Алексей Иванович тяжело болел. Находился на даче в селе Видное. Там он и умер 18 июля 1995 г. Похоронен на Кунцевском кладбище в Москве. Вся деятельность Алексея Ивановича Нестеренко, выдающегося военачальника из славной плеяды воинов и полководцев, виднейшего специалиста реактивной техники, пионера космической эры, крупного организатора, доброго и хорошего человека, патриота своей Родины, отдавшего ей все свои силы, весь свой талант, является образцом беззаветного служения Родине и заслуживает увековечения в памяти потомков.


Полковник Константин Васильевич ГЕРЧИК назначен начальником НИИП-5 2 июля 1958 г. приказом Министра обороны № 01700 с должности начальника штаба НИИП-5. Он родился 27.9.1918 г. в деревне Сороги Слуцкого района Минской области в большой крестьянской семье. Белорус. Старший сын, он с детства был приучен к труду, бережливости, упорству в достижении цели. Окончил 10 классов средней школы в деревне Уречи в 1938 г., 2-е Ленинградское артиллерийское училище в 1940 г., Артиллерийскую академию им. Ф. Э. Дзержинского (командный факультет по профилю «наземная артиллерия») в 1950 г., двухмесячные Высшие академические курсы при Академии Генерального штаба им. К. Е. Ворошилова в 1968 г.

В Вооруженных Силах СССР с сентября 1938 г. Первичное офицерское звание младший лейтенант присвоено в 10.1940 г. Офицерскую службу начал в октябре 1940 г. командиром взвода 462-го корпусного артиллерийского полка.

Участник Великой Отечественной войны с 22.6.1941 г. по 9.5.1945 г. Воевал в составе фронтов: Западного (22.6—24.7.1941), Центрального (24.7—16.8.1941), Брянского (16.8.1941—14.3.1943) командиром взвода и батареи 462-го корпусного артиллерийского полка 13-й армии, помощником начальника штаба 19-го гвардейского пушечного артиллерийского армейского полка РГК; Центрального (14.3—15.11.1943) — командиром дивизиона и начальником штаба 19 гв. ААП РГК; 1-го Украинского (15.11.1943—15.11.1944) — начальником штаба 19 гв. ААП РГК и 135-й армейской пушечной артиллерийской Днепровско-Жмеринской Краснознаменной ордена Суворова бригады; 4-го Украинского (15.11.1944-9.5.1945) — начальником штаба 135 АПАБР 38-й армии. Трижды был в окружении: под Стародубом (8.8—10.8.1941) и в Брянских лесах (8.10–19.10.1941). Всегда выходил с оружием в расположение наших войск, а в Касторной (3.7–6.7.1942) вел артиллерийский бой в окружении врага, обеспечивая выход из окружения нашему стрелковому соединению. Боевой путь: Бобруйск — Рославль — Стародуб — Карачев — Ливны — Елец — Касторная — Курская дуга — Киев — Моравска Острава — Прага. В боях проявил смелость, находчивость и высокое мастерство.

Великую Отечественную войну закончил подполковником (апрель 1945 г.). За боевые отличия в боях с немецко-фашистскими захватчиками награжден орденами: Красного Знамени (21.2.1942), Красной Звезды (9.2.1943), Кутузова 3-й степени (27.5.1945).

С мая 1945 г. по февраль 1950 г. подполковник Герчик — слушатель командного факультета наземной артиллерии Артиллерийской академии им. Ф. Э. Дзержинского. 26.6.1950 г. ему присвоено воинское звание полковник. По окончании академии назначен преподавателем кафедры оперативно-тактической подготовки, затем старшим преподавателем кафедры тактики артиллерии. С 6.1953 по 10.1954 г. — заместитель начальника училища, начальник учебного отдела 1-го Ленинградского артиллерийского училища.

27.10.1954 г. полковник Герчик назначается командиром ракетной бригады (80-я инженерная бригада РВГК — в/ч 52035). Он получает задачу от маршала артиллерии Неделина в течение трех месяцев подготовить дивизионы бригады к проведению учебно-боевых пусков ракет Р-1 на полигоне. Для того чтобы уложиться в столь короткие сроки К. В. Герчик, посоветовавшись со специалистами, принимает решение использовать для обучения расчетов имеющийся комплект ракетной техники круглосуточно по графику. Причем следующий расчет он также находился на позиции, наблюдая и анализируя работу расчета, готовящего ракету к пуску. Была создана инструкторская группа из лучших специалистов. Каждое занятие заканчивалось подробным разбором. Итоги подводил командир бригады. Он не только был организатором учебы, но и сам в числе первых осваивал ее. Такой конвейер обучения позволил выполнить задачу успешно. Все три дивизиона по очереди провели учебно-боевые пуски, получив хорошие оценки. Министр обороны Жуков, присутствовавший на одном из пусков, дал высокую оценку действиям расчетов и поощрил отличившихся и командира бригады.

Штаб реактивных частей, используя бригаду полковника Герчика как ведущую, провел ряд опытных учений, с помощью которых были разработаны инструкции и наставления по применению ракетных бригад. В трудных условиях учений полковник Герчик проявлял находчивость и решительность. Рассказывали, что однажды, совершая марш для доставки ракеты на стартовую позицию с имитацией пуска, Константин Васильевич доложил Неделину, что из-за плохого состояния дороги не успевает выйти к заданному сроку на основную позицию, и предложил провести пуск с запасной позиции. Неделин согласился. Задача была выполнена. Только позже, готовя другие учения, маршал узнал, что подготовленных и привязанных по координатам запасных позиций в бригаде на время указанного марша не было. Он пожурил Герчика, но простил его.

10.7.1957 г. Константин Васильевич был назначен начальником штаба 5-го НИИП МО и принял дела у полковника А. Г. Карася. Он вступил в должность в напряженный момент, когда не ладилось с испытаниями ракеты Р-7 и нужно было искать причины неудач. Одновременно на полигоне развертывались работы по подготовке к запуску первого спутника, шла масса документов по испытаниям, строительству, организации связи, режиму и многим другим вещам, которыми надлежит заниматься начальнику штаба. Тем не менее он умудрялся находить время для знакомства с новой для него техникой и процессом испытаний, не стеснялся задавать въедливые вопросы и изучать технику при помощи подчиненных.

2.7.1958 г. полковник К. В. Герчик вступил в должность начальника полигона. При поддержке своих заместителей — полковников А. Г. Захарова (Г. Е. Ефименко), В. И. Ильюшенко (Н. В. Павельева), А. И. Носова, А. А. Васильева (М. Ф. Журавлева), К. В. Свирина, Н. Н. Васильева (П. П. Алексеева, С. Д. Иванова), Н. Д. Силина (А. Е. Иващенко), И. К. Кругляка уверенно руководит полигоном. Он дотошно интересуется новой ракетной и космической техникой, испытательным комплексом и анализом испытаний, анализом летнотехнических характеристик, научно-исследовательской работой в области боевой готовности и боевого применения МБР. При нем в 1958–1959 гг. проводится работа по сокращению сроков подготовки ракет к пуску из различных степеней готовности, отрабатываются приемы подготовки ракеты к пуску в условиях светомаскировки, подготовка и проверка возможности управления изделиями с РУПов при переносе направления стрельбы и многие другие вопросы. Проводится подготовка наставлений по применению МБР. Много внимания Константин Васильевич уделял строительству и благоустройству жилого и казарменного городка. Один раз в неделю обязательно объезжал поселок и все его объекты: улицы, парки, пляжи, школы, детские сады и принимал меры по поддержанию чистоты и порядка. Он приезжал в детский сад, обходил все помещения, вынимал белоснежный платок, проводил по крышке рояля или шкафа и говорил: «Пыль!» К следующему разу конечно все вылизывали до блеска, хотя с байконурской пылью бороться было практически невозможно — она проникала всюду. Однако весь растущий город был озеленен, была сделана система полива из труб и арыков. Полив обеспечивали по графику дежурства сами жильцы домов во дворах, а солдаты — на улицах. Все улицы асфальтировались, бордюрный камень побелен. Поселок превращался в благоустроенный город.

7.5.1960 г. К. В. Герчику присвоено звание генерал-майора. Это было первое генеральское звание, присвоенное офицеру полигона. Указом Президиума ВС СССР от 29.7.1960 г. полигон был награжден орденом Красной Звезды за успехи в отработке МБР и в освоении космоса и в связи с 5-летием работы. При Константине Васильевиче началось значительное расширение полигона, что требовало активной работы по реорганизации, строительству, монтажу, формированию, размещению, обустройству частей и подразделений и подготовке испытаний.

Еще в конце 1959 г. перед полигоном была поставлена задача испытать созданную М. К. Янгелем в Днепропетровске новую, более пригодную для боевого применения ракету Р-16 (изделие 8К64). Приказом начальника полигона полковника Герчика № 0123 от 20.12.1959 г. за счет численности полигона была создана группа в составе 35 офицеров для проведения государственных испытаний этой ракеты. На базе этой группы в марте организовано 2-е управление — начальник инженер-полковник P. M. Григорьянц (25.3—24.10.1960). Одновременно было создано 1-е управление — начальник инженер-подполковник Е. И. Осташев (25.3—24.10.1960) — для продолжения испытаний ракеты Р-7. Служба ОИР была переименована в службу НОИР, и ей подчинены оба этих управления.

2-6 марта 1960 г. в состав 2-го управления прибыл 347-й инженерный полк РВГК (командир подполковник А. А. Кабанов). Полк был сформирован на базе артиллерийских частей Дальневосточного военного округа. 14.3.1960 г. в состав управления прибыла 914 ПРТБ. Для их работы и размещения строились две стартовые позиции на 41-й площадке, МИК на 42-й и 38-й площадках и жилой городок на 43-й площадке. Для обеспечения измерений в МИКе, на старте и в полете 5.5.1960 г. был сформирован ИП-2 (подполковник В. Я. Сизоненко). Он размещался на 43-й площадке. Летом группа офицеров 2-го управления и части Кабанова прошла обучение в КБ и на заводах — изготовителях ракеты и систем Р-16.

26.2.1960 г. начальник полигона на основе директивы Генштаба издал приказ о формировании в/ч 33797 — 69-й боевой стартовой станции (подполковник А. Г. Гонтаренко). Для нее строились стартовая площадка ракеты Р-7, два МИКа и жилой городок на 31-й площадке. В начале года в состав полигона включена 1089 ПРТБ. 286-я авиаэскадрилья преобразована в отдельный смешанный авиаполк. В апреле 1960 г. в состав полигона прибыла ракетная бригада ПВО, которая 1 мая встречала полет американского разведывательного самолета У-2 и была готова сбить его, но он обошел полигон, зафиксировав станцию сопровождения.

При начальнике полигона Герчике на полигоне проведено 42 пуска МБР и PH (8К71, 8К72, 8К72К, 8К74, 8К78). Отработаны и приняты на вооружение МБР 8К71, 8К74, 8К72, запущены первые в мире лунники. Началась отработка PH для запусков кораблей-спутников с человеком на борту и автоматических межпланетных станций к Марсу и отработка новой межконтинентальной ракеты — изделия 8К64.

26 сентября 1960 г. в МИК-41 прибыло изделие 8К64 № ЛД 1-3Т (летно-доводочное) и начались его испытания и подготовка к пуску.

Генерал-майор Герчик был членом Государственной комиссии по испытаниям ракеты Р-16 и участвовал во всей ее работе. Ракета была «сырая». Испытания на ТП проходили трудно. Было много замечаний, которые устранялись на месте силами промышленности и испытателей полигона. 21 октября ракета была установлена на старте.

23 октября завершились предстартовые испытания, которые прошли без замечаний. В этот же день ракета была заправлена и началась ее подготовка к пуску. При этом обнаружилось капельное подтекание, оно постоянно нейтрализовалось расчетом химслужбы. В процессе подготовки при подаче команд на подрыв пиромембран магистралей окислителя 2-й ступени из-за конструктивных и производственных дефектов пульта подрыва, разработанного ОКБ-692 ГКРЭ, была выдана ложная команда и подорвались пиромембраны магистрали горючего 1-й ступени. Затем самопроизвольно подорвались пиропатроны отсечных клапанов газогенератора 1-го блока маршевого двигателя 1-й ступени и вышел из строя главный распределитель бортовой кабельной сети. Испытания были приостановлены. Отсечные клапаны и распределитель заменены. Утром 24 октября Госкомиссией принято решение продолжить подготовку ракеты к пуску, допустив отступление от утвержденной технологии: переустановка шаговых моторов системы управления ракеты в исходное положение производилась при заполненной топливом пусковой системе двигателя и включенном бортовом электропитании. Кроме того, было принято решение о подрыве разделительных мембран 2-й ступени не с пульта подрыва, а по автономным цепям от отдельных источников тока.

Государственная комиссия во главе с М. И. Неделиным переехала на ИП-1Б, где для нее был построен наблюдательный пункт в виде деревянной веранды. Однако, когда была объявлена 30-минутная задержка, Неделин решил поехать на старт, чтобы разобраться, что там происходит. Вместе с ним поехала вся комиссия. Неделину поставили кресло вблизи ракеты у отбойной стенки, чуть далее поставили диван для членов Госкомиссии. М. К. Янгель и генерал Мрыкин сошли у КПП 41-й площадки, чтобы покурить. В это время объявили готовность 30 минут и началась переустановка шаговых моторов в исходное положение. До этого на борту изделия были прорваны разделительные мембраны магистралей окислителя и горючего маршевого и рулевого двигателя 2-й ступени и по указанию технического руководства подключены задействованные на земле ампульные батареи обеих ступеней. В результате круглосуточных работ боевые расчеты очень устали. Но всем хотелось во что бы то ни стало пустить ракету. Тем более что другого пути, видимо, не было: ракета не могла находиться в заправленном состоянии с прорванными мембранами более 1–2 суток, а инструкция по сливу компонентов топлива к тому времени не была разработана.

При этом работали без основного документа. Единственный черновик электросхемы изделия находился у представительницы фирмы Коноплева, которую не допустили на старт. Переустановку проводил сам Коноплев с пульта в автобусе. Система управления не имела блокировок на случай таких аварийных работ, которые проводились теперь на старте. Но, видимо, в результате усталости все потеряли бдительность. Работы вступили в ту стадию, когда все без исключения хотели пустить ракету. Несколько позже при подготовке более крупной ракеты было сказано: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца!» Это был такой же случай. Понимая опасность положения, Неделин приказал прочесать стартовую позицию и удалить всех лишних людей. Были удалены расчеты боевой части, обучаемой для несения боевого дежурства, а также другие люди (всего около 100 человек), которых отправили на автобусах и грузовиках в район эвакуации.

В 18 часов 45 минут из-за преждевременного срабатывания электропневмоклапана наддува пусковых бачков, вызванного командой программного токораспределителя при перестановке в исходное положение, произошел запуск маршевого двигателя 2-й ступени. Факел двигателя разрушил конический переходник между ступенями, прожег днище бака окислителя 1-й ступени, а затем разрушился бак горючего 2-й ступени, что привело к мгновенному возгоранию большой массы соединившихся компонентов самовозгорающегося топлива. Мощная волна огненного урагана обрушилась на работающих людей, которыми буквально была облеплена ракета, расходясь концентрическими кругами на расстояние 100–120 м от ракеты и уничтожая на своем пути все живое (на 41-й площадке во время пожара находилось 250 человек) и технику. Горящие люди прыгали с ракеты вниз, бежали от нее, перелезали через колючую проволоку ограждения. Некоторые прятались в колодцы. Это спасало от огня, но не спасало от отравления парами гептила и азотной кислоты. Взрывообразное горение продолжалось около 20 секунд, а пожар на площадке около 2 часов. Взрыва с разрушением ракеты на куски и разлетом осколков не было. Ракета после пожара лежала на старте целой: 1-я и 2-я ступень вместе.

День был пасмурный, и блики пожара отражались в серых облаках и были видны с 10-й площадки в 50 км от старта. В пламени погиб главный маршал артиллерии Неделин, сидевший от ракеты в 15 м. Начальника полигона Герчика, находившегося около установщика, спас солдат, вытолкнув его из огня, и порыв ветра, отнесший пламя в противоположную сторону. Но он получил ожоги II–III степени лица, шеи, головы, ног, пояса и кистей рук. Тем не менее уехал, только отдав распоряжения по организации спасательных работ. Янгеля и Мрыкина спасло то, что они были в курилке. В огне погибли начальник службы НОИР А. И. Носов, начальник 1-го управления Е. И. Осташев, приехавший утвердить у Неделина акт ввода в эксплуатацию 31-й площадки, начальник 2-го управления P. M. Григорьянц и другие. Всего погибло 76 человек и 53 было ранено.

Аварийно-спасательные команды собирали раненых и выносили трупы. Работали пожарники и медики. Раненые доставлялись в госпиталь на 10-й площадке. Больше всего на автобусах было обожженных и отравленных парами компонентов топлива. Но медики не знали состава топлива и поэтому не могли лечить. Только после настойчивых требований им сообщили состав компонентов.

На следующий день на полигон прилетела правительственная комиссия во главе с Л И. Брежневым. В составе комиссии были А. А. Гречко, Д. Ф. Устинов, К. Н. Руднев, В. Д. Калмыков, И. Д. Сербин, А. М. Гуськов, Г. М. Табаков, Г. А. Тюлин. Председатель правительственной комиссии Л. И. Брежнев при проведении расследования заявил: «Наказывать никого не будем, все виновные уже наказаны».

В дождливый день в присутствии правительственной комиссии состоялись похороны испытателей в солдатском парке города. Плакали родные и близкие, плакали боевые товарищи, и сама природа скупыми казахстанскими каплями дождя оплакивала погибших, исполнивших воинский долг до конца.

Часть раненых (10 человек), в том числе и начальник полигона генерал-майор Герчик, были направлены в Москву в Главный военный госпиталь им. Н. Н. Бурденко, где находились на длительном лечении и перенесли множество операций. Как вспоминает раненый в катастрофе, бывший тогда старшим лейтенантом командир взвода связи испытательного полка А. В. Маслов, Константин Васильевич на протяжении всего лечения, сам имея большие ожоги, всеми силами старался поддержать всех отеческим добрым словом и делом. У кого-то дома было не все в порядке, все шли к нему за советом, в котором он никому не отказывал. Маслов вспоминает, что новый, 1961 г. все пострадавшие в катастрофе встречали вместе: «Всех нас собрал в одной из палат генерал К. В. Герчик. Помогала ему в организации праздника его жена, чуткая и отзывчивая женщина». А самому Константину Васильевичу было нелегко. Его несколько раз вызывали на беседы по поводу катастрофы. Несмотря на обещание Брежнева никого не наказывать, все-таки искали виновного, пытаясь таковым сделать Герчика.

Вопрос, кто виновен в этой катастрофе, задают до настоящего времени. Трудно ответить на него. Можно было бы обвинить в этом главного конструктора системы управления нового, недавно созданного в Харькове, ОКБ Б. М. Коноплева, комплексная схема которого работала с помехами, не имела защитных блокировок от несанкционированного запуска, допустила несвоевременное срабатывание электропневмоклапана. Но он жизнью заплатил за недоработанную схему, а доработать ее не дали в спешке гонки вооружений. Так же трудно обвинить молодого начальника нового управления P. M. Григорьянца за то, что он не удалил лишних людей: попробуй покомандуй в присутствии целой когорты высокого начальства. Можно обвинить Янгеля, согласившегося с проведением рискованных операций на полуаварийной ракете, у которой выходил срок нахождения на старте, с прорванными мембранами, и не было даже инструкции на слив компонентов топлива, но ему сроки из Москвы ставили жесткие. Можно ли обвинить Неделина, который как председатель комиссии санкционировал многосуточную работу без отдыха, сам не соблюдал меры безопасности и других увлек за собой? Понимал ли он опасность работ? Видимо, понимал. Понимал это и генерал Герчик, удаляя лишних людей. Но сами они, привыкшие вникать во все детали дела, привыкшие к опасности на войне, не считали возможным удалиться в острой ситуации испытаний, разделяя опасность с подчиненными. Когда Неделину предложили уйти в более безопасное место, он сказал: «Разве я не такой же офицер, как другие?» К тому же Неделин тоже не был свободен в своих действиях, на него постоянно давили из Москвы, требуя «ознаменовать» октябрьские праздники и международное совещание коммунистических партий. Даже на старт ему дважды звонили из Москвы. Да и без этого давила «холодная война». «Ракетный щит» должен был предотвратить ее превращение в «горячую» (американцы в это время разрабатывали и испытывали две новые МБР «Титан» и «Минитмен» и приняли на вооружение БРПЛ «Поларис»), А когда идет нагнетание страха, трудно сохранять хладнокровие. Таким образом, главный виновник — «холодная война», гонка вооружений, психология запугивания. В такой обстановке мы работали и каждый думал, что от его личного труда, усердия, инициативы и знаний зависит избавление от третьей мировой войны, которая грозила миру апокалипсисом.

Константин Васильевич, по-видимому, сам не снимал с себя своей доли ответственности за катастрофу, болезненно относился к обсуждению этой темы и по возможности избегал ее. Но его никто и не винил. Мы на полигоне много раз обсуждали эту катастрофу с разными специалистами, и я не слышал ни одного обвинения в его адрес. Да это и понятно. Все полигонное оборудование работало нормально, расчеты были подготовлены в ОКБ и на предприятиях промышленности. Руководила испытаниями Государственная комиссия. Конструкторы ракеты были уверены, что двухступенчатая МБР, созданная на базе одноступенчатых РСД, не доставит больших хлопот. Но в ракетной технике мелочей не бывает. Именно между первой и второй ступенью оказались все завязки и неисправности, приведшие в конце концов к катастрофе. Однако ничего этого не было бы, если бы не спешка гонки вооружений. Все новое требует отработки, тщательных испытаний в реальных условиях и осмысления, Для чего нужно время и внимание ко всем мелочам и завязкам, ко всем вариантам развития событий.

5 мая 1961 г. генерал-майор Герчик был назначен заместителем начальника Главного штаба Ракетных войск — начальником Центрального командного пункта, в дальнейшем начальником ЦКП Главнокомандующего РВ — заместителем начальника Главного штаба РВ по боевому управлению. Константин Васильевич покидал полигон, не очень ладя с преемником. К нему пришли рядовые испытатели и тепло проводили к новому месту службы. Его на полигоне уважали и ценили. Когда на одном из торжественных собраний в Доме офицеров, называя предыдущих начальников полигона, его преемник, назвав фамилию Герчика, сказал, что он был снят за катастрофу 24 октября, зал в форме протеста забил его слова дружными долго не смолкавшими аплодисментами. Простые люди лучше знают своих начальников.

Герчику пришлось организовывать постоянный Центральный командный пункт и систему управления РВСН, определять основные направления развития системы управления. От сделанных рационализаторами пультов и табло начали переходить к разработке автоматизированной системы управления. В 1961 г. силами военных коллективов был разработан эскизный проект автоматизированной системы передачи боевых приказов, а в 1962 г. изготовлены макетные образцы основных технических средств этой системы. По результатам испытаний макетных образцов и по инициативе РВСН правительство приняло постановление о проведении работ в промышленности по созданию АСУ РВ.

22.3.1963 г. генерал-майор Герчик назначен начальником штаба — заместителем командующего и членом Военного совета крупнейшей в Ракетных войсках 50-й ракетной армии. Армия имела в своем составе 9 ракетных дивизий и 2 учебных центра и дислоцировалась на территории Белоруссии, Прибалтийских республик, Смоленской, Новгородской, Калининской и Калининградской областей. Штаб армии располагался в Смоленске.

Управление ракетной армии, созданное на базе управления воздушной армии, не имело опытных специалистов-ракетчиков, и Константин Васильевич поставил задачу сделать его высокопрофессиональным оперативным органом управления. Он разработал принципиально новую систему оперативной и боевой подготовки штабов и войск. Он лично и при помощи специалистов учил офицерский состав управления армии, штабов соединений и частей ракетному делу. Он провел ряд оперативно-тактических учений по действиям войск армии в условиях активного воздействия противника по позиционным районам. Начальник штаба был высоко требовательным командиром, ценил профессионализм, трудолюбие, инициативу подчиненных и сам являлся примером в службе и жизни. В 1968 г. Герчику присваивается воинское звание генерал-лейтенант.

5.7.1972 г. генерал-лейтенант Герчик назначен командующим 50-й ракетной армией. Он ввел в обиход неожиданные посещения каждой дивизии для детального изучения деловых и морально-психологических качеств руководящего состава соединений и частей, а также положения дел в них. Командующий требовал глубокого понимания сущности боевой готовности, боевого управления, умения воспитывать и обучать личный состав, найти в работе главное звено. Тем, кому были не по душе требования командующего, пришлось уйти. В войсках армии были осуществлены масштабные мероприятия по повышению живучести ракетных комплексов и пунктов управления. Герчик подготовил армию к ведению боевых действий в любых условиях обстановки и действий противника. За короткое время смоленская армия стала одной из лучших в Ракетных войсках. Опыт ее распространялся в других объединениях РВСН. 13.2.1976 г. К. В. Герчику присваивается звание генерал-полковник.

Герчик — председатель Военного совета армии. Был председателем Государственной комиссии по испытаниям подвижного ракетного комплекса «Темп-2С» главного конструктора А. Д. Надирадзе. Константин Васильевич всегда активно участвовал в общественной и государственной работе. Он — делегат IX съезда Компартии Казахстана (1959), XXVIII съезда Компартии Белоруссии (1975). XXV съезда КПСС (1976). Член Центрального Комитета Компартии Белоруссии (1974–1978), член бюро Смоленского обкома партии, депутат Верховного Совета Казахской ССР (1959), Верховного Совета Белорусской ССР (1975), депутат Смоленского городского Совета депутатов трудящихся (1967, 1971), Смоленского областного Совета депутатов трудящихся (1973). К. В. Герчик — кандидат военных наук (2.2.1967 г.). Награжден 14-ю орденами и 25-ю медалями, в том числе: двумя орденами Ленина (29.7.1960, 21.2.1974), орденом Октябрьской Революции (21.2.1978), двумя орденами Красного Знамени (21.2.1942, 22.2.1968), орденом Трудового Красного Знамени (17.6.1961) — за осуществление запуска в космос Ю. А. Гагарина, орденом Кутузова 3-й степени (27.5.1945), двумя орденами Отечественной войны 1-й степени (14.07.1947, 1985), тремя орденами Красной Звезды (9.02.1943 — за боевые отличия, 3.11.1953 — за выслугу лет, 21.12.1957 — за осуществление запуска первого ИСЗ), орденом Белого Льва 2-й степени ЧССР (5.5.1975).

Генерал-полковник Герчик уволен в запас 2.8.1979 г. в Севастопольский РВК Москвы. Долгие годы он являлся председателем межрегионального Совета ветеранов космодрома Байконур. Умер К. В. Герчик 24 июня 2001 г.

Я близко познакомился с Константином Васильевичем уже в Москве, когда он был избран председателем межрегионального Совета ветеранов космодрома Байконур, а я членом бюро Совета ветеранов. Встречались с ним на бюро, на встречах ветеранов, на торжественных и юбилейных мероприятиях, при работе над статьями и книгами. Константин Васильевич был хорошим организатором, патриотом Родины, космоса и Байконура. Скрупулезно и дотошно готовил мероприятия и документы, старался помочь ветеранам Байконура, был требователен к себе и членам бюро. Проявлял упорство в достижении цели. Иногда упорство перерастало в упрямство. Его можно было переубедить, но только с нескольких подходов, а еще лучше используя нескольких авторитетных, по его мнению, людей, опять же с многих подходов. Обычно он долго обдумывал важное решение, прежде чем дать «добро» на его исполнение. И это решение обычно разумное и взвешенное. Однако, если необходимо было принять решение при дефиците времени, действовал решительно, иногда на грани авантюризма. Был скуп до мелочности, когда дело касалось материальных субстанций. Помню, как я «выбивал» у него два значка для руководства Байконура перед поездкой на юбилей полигона. Удалось мне это с третьего раза. Он постоянно ссорился с редакторами и издателями наших книг из-за каждого рубля, каждой книги. В то же время был очень щедр при организации своих юбилеев. На восьмидесятилетии у него было много товарищей и друзей по Байконуру, по штабу Ракетных войск, по 50-й ракетной армии. Выступающие тепло говорили о Константине Васильевиче, высоко оценивая его деятельность, хотя подчеркивали, что характер у него не сахар. Он действительно бывал недоступным до высокомерия, но чаще добрым и простым, сопереживающим людям в их заботах и готовым помочь. Он жил трудной жизнью честного человека. У него остались сын, дочь, внуки.


5.5.1961 г. приказом министра обороны начальником полигона был назначен полковник Александр Григорьевич ЗАХАРОВ. Он родился 20.2.1921 г. в Москве. Русский. В Вооруженных Силах СССР с 15.9.1938 г. Призван Советским РВК г. Москвы. Образование: 2-я артиллерийская спецшкола Москвы, 1-е Московское Краснознаменное артиллерийское училище им. Л. Б. Красина (15.9.1938—5.10.1940), Артиллерийская орденов Ленина и Суворова академия им. Ф. Э. Дзержинского (6.1945—24.2.1950), трехмесячные академические артиллерийские курсы при Артиллерийской академии им. Ф. Э. Дзержинского, отделение усовершенствования строевых офицеров (6.1—22.4.1955). Первое офицерское звание лейтенант ему было присвоено 5.10.1940 г. Член ВЛКСМ с 1936 г. Во время обучения в 1-м МАУ был заместителем политрука и политруком батареи. Был избран депутатом Московского городского Совета депутатов трудящихся 3.1939 г. Офицерскую службу начал 5.10.1940 г. командиром взвода топографической разведки в полковой школе 462-го корпусного артполка в Белорусском военном округе.

Участник Великой Отечественной войны в составе фронтов: Центрального, Брянского и 1-го Белорусского (6.1941—5.1945). 22.6.1941 г. он — начальник штаба дивизиона 420-го пушечного корпусного артполка 3-й армии, затем с 8.1942 г. 1-й помощник начальника штаба, начальник штаба этого же полка (с 23.9.1943 г. полк преобразован в 295-й гвардейский армейский пушечный артполк 3-й, затем 8-й гвардейской армии 1-го Белорусского фронта). Легко ранен 18.9.1943 г. на реке Десна. Окончил войну майором (23.8.1943). За боевые отличия награжден: двумя орденами Красной Звезды (31.7.1942, 15.9.1944), орденами Отечественной войны 2-й и 1-й степени (2.9.1943, 4.7.1944), орденом Суворова 3-й степени (11.2.1945), орденом Красного Знамени (29.5.1945), медалью «За взятие Берлина» и другими.

По окончании академии им. Ф. Э. Дзержинского подполковник (12.7.1945) Захаров назначен в распоряжение начальника Генерального штаба ВС СССР. С 12.4.1950 г. он — старший офицер 3-го отдела, с 8.6.1950 г. — 10-го отдела, с 4.5.1953 г. — 7-го отдела организационного управления Главного оргуправления ГШ ВС СССР.

30.11.1954 г. полковник (23.5.1951) Захаров назначен заместителем командира (дублером) в/ч 57246. После окончания курсов в начале апреля 1955 г. Главное управление кадров МО предложило полковнику А. Г. Захарову должность начальника штаба формируемого НИИП-5. При беседе в ГУКе, как вспоминает Нестеренко, Захаров согласия на это назначение не дал. 22.4.1955 г. он был назначен начальником 1-го факультета Ростовского высшего артиллерийского инженерного училища (в/ч 86608).

Тем не менее 25.7.1958 г. полковник Захаров — начальник штаба НИИП-5 МО. На этой должности он проработал менее двух лет и 15.4.1960 г. был назначен начальником 27-го учебного артиллерийского полигона (условное наименование соединений межконтинентальных ракет) в Раздольном, близ Благовещенска (в/ч 43189). После трагедии на 41-й площадке НИИП-5 и ранения генерал-майора Герчика полковник Захаров был вызван на полигон и с 30.10.1960 г. вступил во временное исполнение должности начальника НИИП-5. До него, с 25 по 29.10.1960 г., на этой должности был начальник штаба полигона генерал-майор артиллерии Г. Е. Ефименко. После запуска Гагарина 12 апреля 1961 г. на центральной площади поселка Ленинский полковник Захаров принимал от Маршала Советского Союза К. С. Москаленко Боевое Знамя полигона (на основании указа от 1.2.1961 г.).

С 5.5.1961 г., одновременно с назначением генерал-майора Герчика на новую должность, полковник Захаров приказом министра обороны назначен начальником полигона. Заместителями Захарова являлись: генерал-майор Г. Е. Ефименко (полковник А. М. Войтенко), полковники Д. X. Чаплыгин, Н. В. Павельев (Т. С. Пахомов, М. И. Дружинин), В. А. Боков (М. Ф. Журавлев, А. П. Долинин, А. А. Курушин), А. П. Долинин, Ф. А. Горин, К. В. Свирин, С. Д. Иванов (Б. А. Ландо), А. Е. Иващенко, В. А. Мкртычан. На период командования полигоном Захарова (30.10.1960—12.3.1965) приходится значительное расширение полигона и выполняемых им задач. За это время построены и начали действовать многие сооружения: боевая стартовая станция на 31-й площадке со стартовой позицией для МБР Р-7А (изделия 8К74) и кислородным заводом, двумя МИКами и жилым городком (1960); 51-я площадка со стартовой позицией для испытаний малогабаритной МБР Р-9 (изделия 8К75) и однопунктным РУПом на 53-й площадке (1960); стартовый комплекс на 60-й площадке из трех шахтных стартовых позиций для испытаний изделий 8К64У и МИКа (1962); стартовый комплекс из трех наземных пусковых установок (ПУ) на 75-й площадке с МИКом и жилой площадкой (1962, 1963); шахтный стартовый комплекс из трех пусковых установок на 70-й площадке для испытаний изделий 8К75 (1962); стартовый комплекс на 67-й площадке из двух пусковых установок для испытаний МБР Р-36 — изделия 8К67 (1963); стартовый комплекс на 90-й площадке из двух наземных ПУ для испытаний МБР изделия 8К81 и МИКа (1963. 1964); ПУ на 41-й площадке для испытания новой ракеты 8К66. но использованный для запуска PH изделия 65С3, 11К65 (1963); стартовый комплекс 80-й площадки из трех шахтных ПУ для испытаний изделий 8К64. 8К67, 8К81 (1964, 1965). Заканчивалось строительство других стартовых и технических позиций для испытаний изделий 8К82, 8К84. Построили измерительный пункт № 3 (1963).

Для обеспечения работ на этих объектах формировались новые управления и части. 1.9.1961 г. на 31-й площадке был сформирован 100-й учебный центр (полковник М. П. Вишневский) для подготовки частей РВСН к несению боевого дежурства. 31.5.1962 г. сформировано 3-е управление — в/ч 63670 (инженер-полковник М. С. Культа) для испытании твердотопливной МБР 8К713 (расформировано 7.4.1964). 15.12.1962 г. сформировано 4-е управление (инженер-полковник В. И. Меньшиков) для испытаний универсальных ракет В. Н. Челомея. 7.4.1964 г. создано 3-е управление измерений и математической обработки — в/ч 68526 (инженер-полковник Ф. А. Горин).

1.6.1964 г. сформировано 5-е управление — в/ч 12420 (инженер-полковник В. А. Николаенок) для выполнения задач в интересах ПВО и ВМФ. В состав полигона прибывали новые ОИИЧ. 1.8.1961 г. в состав 2-го управления на 61-ю площадку из Козельска прибыл 627-й РП, переформированный в ОИИЧ-43 — в/ч 44150 (подполковник Н. А. Фридман). В октябре 1961 г. в состав 1-го управления на 71-й площадке из Татищево прибыл 676-й ракетный полк. 13.10.1962 г. на полигон из Татарска для испытаний изделий Челомея прибыл 311-й ракетный полк, переформированный в ОИИЧ 2.8.1963 г. (подполковник А. А. Заблоцкий). 1.5.1964 г. сформирована и вошла в состав 4-го управления ОИИЧ под командованием подполковника И. А. Пругло. В 1963 г сформирован ИП-3 (подполковник А. Г. Блинов).

Такое большое расширение и реорганизация полигона требовали больших усилий от командования по контролю строительства и монтажа технических сооружений, коммуникаций и жилых городков, формированию и обучению испытательных управлений, частей и подразделений, материально-техническому обеспечению, воспитанию и поддержанию дисциплины. Много сил тратилось на формирование новых частей и подразделений. Особенно трудно обстояло обеспечение полигона нужными штатами. В те годы каждую штатную единицу приходилось отстаивать перед штатной комиссией, приезжавшей из Москвы. Это называлось выбиванием штатов. Задолго до приезда огромной комиссии на полигоне, в управлениях и частях проводилась тщательная подготовка. Составлялись трудозатраты, обоснование новых требований, оттачивалось каждое слово доклада, проводились репетиции докладов и ответов на вопросы. Огромная штатная комиссия из генералов и полковников оргмобуправления Генштаба первым делом искала лишних людей и сокращала их. Потом начинался разговор о расширении. Это были настоящие битвы, где все средства хороши. Иногда рассказывали истории штатных сражений, достойные Ильфа и Петрова. Например, рассказывали, как Александр Григорьевич Захаров пробивал штат автомобильного полка. Ему говорили: «На каком основании вы просите автомобильный полк? Во всей Советской Армии всего три автополка. Вам не положено». Александр Григорьевич выходил к доске и начинал чертить: «Вот это 10-я площадка, в 30 км 2-я, в 50 — 41-я и 31-я, еще дальше 60-я, на левом фланге 81-я. Надо возить людей, грузы и продовольствие. Без этого нельзя, понимаете?!» Комиссия дружно говорила: «Не понимаем!» Александр Григорьевич снова брался за мел: «Вот это 10-я площадка» — и повторял слово в слово первый доклад. И так было 5 раз подряд! Доведенная до изнеможения штатная комиссия сдалась. Так на полигоне появился автополк (подполковник А. Г. Блинов) — 4-й в Советской Армии! Таким же, видимо, способом появился на полигоне госпиталь — один из трех самых больших в Союзе! Чем только не приходится заниматься на полигоне!

Во время командования полигоном Захаровым запущено около 250 МБР и PH — изделия 8К71, 8К72, 8К72К. 8К74, 8К78, 8К64, 8К64У, 8К75, 8А92, 11А57, 11А59, 8К67, 8К81, 8К78М, 65С3, 11К65, 8К78М. Выведены в космос космические аппараты типа «Восток», «Венера», «Зенит», «Марс», «Луна», «Полет», «Электрон», «Зонд», «Стрела», «Метеор», «Восход».

Захаров в отличие от первых двух начальников полигона был в большей степени закрыт, меньше контактировал с личным составом да и с окружением не всегда ладил. Предпочитал кабинетные методы работы. Однажды, чтобы оградить себя и штаб от посетителей, Захаров приказал через центральный вход в штаб не пускать никого, кроме него самого и его заместителей. Для всех остальных, работающих в штабе, была открыта небольшая дверь в торце здания. А посторонним вход был практически запрещен, так как необходимо было заказывать разовый пропуск у того, к кому идешь, и оформлять через бюро пропусков. Это было воспринято как желание отгородиться забором от подчиненных и забот, с ними связанных, вызвало большое недовольство офицерского корпуса Байконура. В первые же дни появились едкие байки и анекдоты, а также разговоры: а для чего нам тогда вообще штаб, если он обслуживает сам себя? Но на протесты не обращали внимания. Помог случай. В штабе должно было состояться совещание с участием С. П. Королева. К назначенному часу Сергей Павлович подъехал к штабу, но солдат на входе его не пропустил, объяснив, что начальник полигона приказал никого не пускать, кроме себя и своих заместителей. Королев рассвирепел. Он сел в свою машину и уехал на 2-ю площадку. Оттуда позвонил Захарову и сказал, что ноги его не будет в штабе, и объявил, что совещание проводит на 2-й площадке через полчаса. Захарову пришлось срочно садиться в свою «Волгу» и мчаться на площадку. Как уж там он извинялся перед Королевым, не рассказывали. Но на завтра такой режим был отменен.

Однако следует отметить, что А. Г. Захаров глубоко вникал в вопросы испытаний ракетно-космической техники и высказывал свое мнение, не боясь косых взглядов и упреков главных конструкторов и руководителей высокого ранга. Когда руководство страны в конце 1964 г. решило закрыть ряд проектов конструкторского бюро В. Н. Челомея (УР-700, ЛK-11), Александр Григорьевич решительно выступил против такого предложения и вместе с академиком М. В. Келдышем смог доказать необходимость продолжения испытаний ракеты УР-500 («Протон»), которая на сегодня является самой надежной и экономичной ракетой в мире.

А. Г. Захаров избирался депутатом Верховного Совета Казахской ССР (3.3.1963), делегатом XI съезда КПК Казахстана, членом ЦК КПК (1961), делегатом XX съезда КПСС. Он — генерал-майор артиллерии с 9.5.1961 г. В марте 1965 г. Захаров назначен помощником ГК РВ по вузам. Кандидат технических наук (6.5.1966), доцент по кафедре боевого применения специального вооружения (12.7.1967). Генерал-лейтенанте 23.2.1967 г. В запасе с 2.6.1971 г. В настоящее время директор научно технического центра Академии естественных наук. Награды: орден Ленина (за запуск Ю. А. Гагарина, 17.6.1961), орден Суворова 3-й степени (11.2.1945), орден Красного Знамени (за боевые отличия, 29.5.1945), два ордена Трудового Красного Знамени (за отличие при испытании специальной техники 29.7.1960 г., и за успешное выполнение заданий по строительству специальных объектов в 1959–1965 гг., 29.7.1966), два ордена Отечественной войны 1-й степени (за боевые отличия, 4.7.1944 и в честь 40-летия Победы, 1985), орден Отечественной войны 2-й степени (за боевые отличия, 2.9.1943), три ордена Красной Звезды (два за боевое отличие, 31.7.1942 г., 15.9.1944 и один за выслугу лет, 3.1 1.1953) и медали.

Многое пришлось испытать А. Г. Захарову в жизни. Но, как настоящий воин, он стойко переносит трудности на своем пути, отдавая и сегодня знания, силы людям, науке, обороноспособности страны.


Александр Александрович КУРУШИН назначен начальником НИИП-5 МО 12.3.1965 г. с должности заместителя начальника НИИП-5 по научно-исследовательским и испытательным работам. Он родился 14.3.1922 г. в Вятке. Русский. Окончил 10 классов средней школы в селе Мураши (1939), два курса Днепропетровского металлургического института (5.1941), Минометно-артиллерийское училище им. И. В. Сталина (Краснодар) (ускоренный курс 15.10.1941—17.5.1942), Военную артиллерийскую инженерную академию им. Ф. Э. Дзержинского, факультет реактивного вооружения. В годы учебы в академии — Сталинский стипендиат. Получил диплом с отличием 4.1955 г. и право выбора места службы. Выбрал полигон Капустин Яр.

В Вооруженных Силах СССР — с 12.8.1941 г. Призван добровольно Октябрьским РВК города Днепропетровск. Первичное офицерское звание лейтенант присвоено 17.5.1942 г.

Участник Великой Отечественной войны в составе фронтов: Западного (27.7.1942—26.11.1943) и 3-го Украинского (27.11.1943—9.5.1945). Офицерскую службу начал начальником связи 3-го отдельного гвардейского минометного дивизиона. В годы войны служил командиром батареи 28-й гвардейской минометной бригады (с 27.11.1943). За боевые отличия награжден орденом Отечественной войны 2-й степени (31.8.1944), орденом Красной Звезды (13.4.1945) и медалями, среди которых — «За взятие Будапешта», «За взятие Вены», «За освобождение Белграда».

После войны начальник штаба дивизиона, командир батареи в Закавказском ВО. После окончания академии выбрал службу на ГЦП № 4 ВМ, где служил с 1955 по 1960 г. старшим офицером лаборатории, заместителем начальника и начальником отдела. На полигоне Капустин Яр А. А. Курушин вначале испытывал ракеты Королева, а затем ракеты Янгеля Р-12 и Р-14. За создание спецтехники 26.6.1959 г. Курушин награжден орденом Трудового Красного Знамени.

После трагедии на Байконуре по рекомендации М. К. Янгеля руководство Ракетных войск назначило инженер-полковника (22.5.1959) Курушина начальником 2-го управления НИИП-5 МО (с 29.10.1960). О начале своей деятельности в управлении Александр Александрович пишет следующее: «Обстановка в управлении была тяжелая, и задачи передо мной и перед коллективом стояли непростые. Требовалось в очень короткий срок прежде всего восстановить моральную и психологическую обстановку, вселить в людей уверенность, организовать разработку целой системы необходимых мер безопасности и реализовать эти меры конструкторами, заводами-изготовителями, строителями, испытателями и всеми службами полигона. Надо было ввести в строй и провести все отладочные и примерочные испытания на второй пусковой установке стартовой позиции для обеспечения готовности, провести с нее пуск второй ракеты; провести тренировки по организации и технологии всех предстартовых работ на стартовой позиции с реальной техникой; проверить и отработать представленную конструкторами новую проверочную документацию (инструкции, технологические графики и др.); четко распределить обязанности и потребовать досконального изучения и отработки их всеми участниками испытательных расчетов из испытателей управления, испытательной части и конструкторских бюро». Тщательная подготовка ракеты и оборудования дала свои результаты. Вторая ракета успешно ушла со старта 2 февраля 1961 г., а 20 октября наземный ракетный комплекс с ракетой Р-16 был принят на вооружение. В этом году 2-е управление провело 26 пусков ракет. Уже 1 ноября на боевое дежурство поставлены три ракетных полка, подготовленные на 41-й площадке, и боевая стартовая станция на 41-й площадке. 13 июля 1963 г. произведен первый в Ракетных войсках пуск МБР из шахты 60-й площадки, а 15 июля ракетный комплекс Р-16У с шахтными ПУ принят на вооружение. 28 сентября 1963 г. 2-е управление под руководством полковника Курушина начало летные испытания тяжелой МБР Р-36 второго поколения ракет. А. А. Курушин во время испытаний ракет всегда находился на рабочем месте и в любой час дня и ночи оказывал помощь в проведении работ. Всего под командованием Курушина 2-е управление провело 88 пусков МБР 8К64, 8К64У, 8К67. За осуществление запуска в космос Ю. А. Гагарина полковник Курушин награжден орденом Ленина (17.6.1961).

12.6.1964 г. полковник Курушин назначен заместителем начальника 5-го НИИП МО по научно-исследовательским и опытно-испытательным работам, а с 12.3.1965 г. начальником НИИП-5 МО СССР. Ему присваивается ученое звание кандидат технических наук (21.5.1965), воинское звание генерал-майор инженерно-технической службы (16.6.1965). Заместителями начальника полигона А. А. Курушина в разные годы являлись генерал-майоры А. М. Войтенко (В. Т. Ширшов), В. Г. Дашкевич (Д. Г. Большаков), М. И. Дружинин (А. Д. Воинов), инженер-полковник А. П. Долинин, инженер-полковник, затем генерал-майор А. С. Кириллов (инженер-полковник В. А. Николаенок), инженер-полковник, позже генерал-майор И. М. Хомяков, инженер-полковник, позже генерал-майор Ф. А. Горин (Н. М. Калмыков), инженер-полковник К. В. Свирин (инженер-полковники Я. Д. Лавентман, В. Ф. Попов), полковник B. C. Сумской, инженер-полковник Б. А. Ландо (инженер-полковники П. П. Свотин, И. К. Кириллов).

Под командованием генерала Курушина полигон продолжал развиваться. В 1965–1967 гг. построены и введены стартовые площадки: 130–132, 160–162, 170–179 ОС для испытаний ракет УР-100; 81-я правая для испытаний ракеты УР-500; 80 для испытаний изделий 8К67 и 8К81; 102, 140, 141 ОС для испытаний изделия 8К67. В 1968 г. построен грандиозный технический и стартовый комплекс для испытаний лунного пилотируемого ракетно-космического комплекса Н1-Л3 (стартовая площадка 110 правая, МИК-112, жилой городок и др.). В этом же году построены и реконструированы площадки 160–165 и построены площадки 191–196, 241–246 для базирования глобальных ракет Р-36 орб.

Продолжалось формирование управлений и частей для решения новых задач. 25.8.1966 г. сформировано 5-е управление по испытаниям космических аппаратов типа «ИС» и «УС» (инженер-полковник П. С. Батурин). 25.1.1967 г. сформировано 6-е научно-испытательное управление (полковник Е. Г. Моисеев) для организации и проведения испытаний по программе Н-1. 10.7.1971 г. сформировано 8-е испытательное управление универсальных ракет (инженер-полковник И. Д. Тращенков).

25.8.1966 г. в составе 2-го управления сформирована ОИИЧ в/ч 74829 (подполковник Локтионов А. Г.) для отработки изделий 8К67 «ОС» (Р-36) и в дальнейшем 15А15, 15А16, 15Э601. Часть дислоцировалась на площадках 37 и 42, КП на 102-й площадке. 25.8.1966 г. в составе НИУ-5 сформирована ОИИЧ в/ч 46180 (подполковник B. C. Мансуров). 2.11.1966 г. сформирована в составе НИУ-6 ОИИЧ-47 — в/ч 12471 (подполковник В. Т. Ширшов). В НИУ-6 также вошли: отдельный эксплуатационно-технический батальон — в/ч 77178 (майор С. Г. Ожиганов), отдельный батальон охраны — в/ч 73796 (подполковник П. М. Домолазов), опорный узел связи «Треска» (майор А. В. Чехомов). В ноябре 1971 г. в составе 2-го управления образована ОИИЧ — в/ч 34200 (подполковник-инженер В. А. Кондратьев). Она дислоцировалась на 43-й, затем на 37-й площадке для испытаний БРК 15П014. Начальник полигона генерал Курушин занимался формированием, размещением, обустройством и обучением этих частей, вручал им боевые знамена после переформирования. В составе измерительного комплекса в 1966–1967 гг. сформирован временный подвижный железнодорожный ИП (подполковник В. А. Салов) для обеспечения измерений по изделию 8К82К с дислокацией в Барнауле. Построен в районе 3-го подъема, смонтирован и введен в строй ИП (подполковник И. Н. Виноградов) с высокоточной внешнетраекторной однопунктной многопараметрической системой «Вега» для испытаний новых изделий боевой и космической тематики. В 1970 г. построен и введен в строй вместо подвижного ИПа стационарный ИП-10 вблизи Барнаула (подполковник И. И. Ваничкин). В 1972 г. построен на третьем подъеме и введен в строй ИП (подполковник В. Я. Сизоненко) с универсальным дальним космическим комплексом «Сатурн» для обеспечения измерений и управления на орбитах ИСЗ и до Луны.

Расширялся и развивался поселок Ленинский — основная жилая база офицерского состава полигона. Он был преобразован в город Ленинск, имеющий все необходимое для жизни людей. Были реконструированы аэродром, железнодорожные магистрали и другие транспортные артерии и инфраструктура. Были построены и реконструированы предприятия: молокозавод, хлебозавод, заводы колбасных изделий и фруктовых вод, военный совхоз и другие предприятия. Расширялась культурная, спортивная и торгово-бытовая база. Построен стадион «Десятилетие», спортзал, крытый бассейн и другие спортивные сооружения. Возросло число магазинов, кафе, столовых. Открыты новые школы, техникум, филиал МАИ, городская библиотека.

При генерале Курушине было запушено около 670 МБР и PH — изделия 8К78, 8К78М, 8А92, 11А57, 65С3, 11К65, 8К82К, 8К69, 8К64, 8К75, 8К67, 8К84, 11А510, 8А92М, 11А511, 11К67, 11K69, 11А52, 15А20, 11А511Л, 15А14, 15А15, 15A30. Осуществлены запуски многочисленных КА типа «Луна», «Стрела», «Восход», «Зенит», «Молния», «Протон», «Зонд», «Венера», 8Ф673, «Метеор», УС («Полет»), «Союз», ВКЗ (высотный космический зонд), ИС, «Марс», «Салют».

В это же время были организованы показы ракет и космической техники руководству СССР и союзных республик, президенту Франции Шарлю де Голлю, руководителям социалистических государств (1966), президенту Франции Помпиду (1970), руководителям Чехословакии (1969). А. А. Курушин награжден орденом Ленина за успешное выполнение специального задания Советского правительства (т. е. за успешную организацию показов техники, 24.11.1966 г.); орденом Трудового Красного Знамени за достигнутые успехи в боевой и политической подготовке, поддержание войск в высокой боевой готовности и освоение новой сложной боевой техники (23.2.1971 г.)

26.2.1973 г. генерал-лейтенант Курушин назначен заместителем начальника НИИ-4 МО СССР по научной работе. За достигнутые успехи в боевой и политической подготовке, поддержание войск в высокой боевой готовности и освоение новой сложной боевой техники 22.2.1977 г. он награжден орденом Красной Звезды.

Генерал-лейтенант Курушин уволен в запас 17.8.1982 г., исключен из списков НИИ-4 МО СССР 3.9.1982 г. Проживает в Москве.

Александр Александрович Курушин — член Кзыл-Ординского областного комитета КП Казахстана (2.1966), член ЦК КП Казахстана (избран на XII и XIII съездах КП Казахстана). Делегат XXIV съезда КПСС (2.1971). Депутат Верховного Совета Казахской ССР (3.1966–1975), депутат поселкового Совета Болшево-1 (1975). Он — генерал-лейтенант ИТС с 20.5.1971 г., лауреат Ленинской премии «За испытание новых образцов ракетной техники» (21.4.1964), Заслуженный деятель науки и техники Казахской ССР (15.5.1969), кандидат технических наук (21.5.1965), старший научный сотрудник (16.2.1968), автор 86 научных трудов.

Мне пришлось встречаться на Байконуре с Александром Александровичем по вопросам научной работы в бытность его заместителем начальника НИИП-5 по научно-исследовательским и опытно-испытательным работам. В одном случае он заслушивал доклады для готовящейся научно-технической конференции, среди которых был и мой доклад, в другом случае я представлял ему доклад о выполненной НИР и основных ее результатах как ответственный исполнитель. В обоих случаях он проводил заслушивание в конференц-зале штаба полигона. Александр Александрович внимательно от начала до конца выслушивал доклады, задавал вопросы, свидетельствующие о понимании им излагаемых вопросов, давал дельные советы, как усилить доклад и где расставить акценты или на что обратить внимание в выводах и рекомендациях НИР. Он помогал многим людям. Помог как-то и моей семье в восстановлении справедливости, компенсировав выделенную мне, но уведенную для более «нужных» людей квартиру. Он разбирается в литературе и издательской деятельности и хорошо подбирает материал для создания интересных книг. Благодаря его деятельности удалось собрать материалы, издать и распространить несколько книг, таких, как «Глазами очевидцев», 2-й и 3-й выпуски, «Легендарный Байконур» и другие. Александр Александрович Курушин, несмотря на большие проблемы со здоровьем, продолжает работать в области пропаганды выдающихся достижений нашего народа в ракетно-космической технике и патриотического воспитания подрастающего поколения.


Валентин Илларионович ФАДЕЕВ был начальником 5-го НИИП МО СССР с 26.2.1973 г. по 8.8.1978 гг. Он родился 17.2.1922 г. в Самарканде. Образование: 10 классов средней школы № 115 Одессы 1940 г.; Одесское артиллерийское училище им. М. В. Фрунзе (ускоренный курс, 1.9.1940-20.7.1941), Высшая офицерская артиллерийская школа, Семенов (1944); Военная академия им. М. В. Фрунзе (заочно, 1952); четырехмесячные Высшие академические артиллерийские командные курсы Военной артиллерийской академии Красной Армии (20.4.1958—20.8.1958), Военная академия Генерального штаба Вооруженных Сил СССР им. К. Е. Ворошилова (основной факультет с отличием и золотой медалью, 1967). В ВС СССР с 1.9.1940 г. Военную присягу принял 5.11.1940 г. Первичное офицерское звание лейтенант присвоено 20.7.1941 г. Офицерскую службу начал командиром огневого взвода 35-го запасного артполка в Сибирском военном округе 1.8.1941 г. По окончании ОАУ в распоряжении командующего войсками Сибирского ВО, где до апреля 1942 г. в 35 ЗАП сначала командир огневого взвода, затем заместитель командира батареи.

Участник Великой Отечественной войны. Воевал в составе фронтов: Карельского в должности командира батареи 928 АП 367-й стрелковой дивизии (25.4—20.8.1942); Закавказского (Черноморская группа войск) — помощником начальника штаба артиллерии 1 °CК (21.11–30.12.1942); Северо-Кавказского — командиром батареи 377 АП РВГК (30.12.1942—25.7.1943); 3-го Белорусского — командиром дивизиона 162-й гаубичной АБР 10 АДП РВК (4.10.1944—9.5.1945). Пять месяцев в 1943 году находился на излечении по болезни в ЭГ № 3490 в Махачкале, затем, после отпуска по болезни учился в BOAШ в г. Семенов Горьковской области. Затем воевал в Белоруссии, Литве и Восточной Пруссии под городами Кибартай, Шталлупенен, Гумбиннен, Фридланд, Готланд, Кенигсберг, Пиллау. Контужен 8.4.1945 г. в боях под Кенигсбергом. Войну завершил в звании капитан (с 11.5.1944).

С 6.1946 г. В. И. Фадеев — помощник начальника 1-го отдела штаба артиллерии Барановичского военного округа, с 26.8.1947 г. в Белорусском военном округе командир дивизиона 1009-го гв. гаубичного артполка 120-й гвардейской стрелковой дивизии.

С 26.8.1947 г. служит в штабе артиллерии Белорусского военного округа в должностях: офицера отделов боевой подготовки, оперативной подготовки артиллерийских штабов, боевой подготовки по радиотехнике, старшего офицера (8.12.1950) отдела боевой подготовки по полковой и дивизионной артиллерии, оперативной и боевой подготовке, боевой подготовки наземной и войсковой зенитной артиллерии, оперативно-разведывательного отдела. С 1.11.1955 г. возглавил оперативно-разведывательный отдел штаба артиллерии Белорусского ВО. 8.12.1956 г. присвоено воинское звание полковник. После учебы на ВААКК полковник Фадеев назначен командиром 43-й гвардейской тяжелой минометной бригады 10-й АДП РВГК Белорусского военного округа.

С 30.9.1959 г. в Ракетных войсках, назначен командиром 22-й инженерной бригады РВГК. С 4.8.1960 г. — командир 37-й РД. Генерал-майор с 9.5.1961 г. С сентября 1965 г. генерал-майор Фадеев слушатель основного факультета Военной академии ГШ ВС СССР им. К. Е. Ворошилова, по окончании, 7.8.1967 г. назначен заместителем командира 5-го отдельного ракетного корпуса (входил в состав в/ч 35564).

18.6.1968 г. отстранен от занимаемой должности и назначен начальником в/ч 56653. С 8.09.1969 г. — командир 7-го гв. отдельного РК. 27.6.1970 г. — назначен первым заместителем командующего, членом Военного совета гв. РА (г. Омск).

С 26.2.1973 по 8.8.1978 г. генерал-майор Фадеев — начальник 5-го НИИП МО СССР. Генерал-лейтенант с 4.11.1973 г. Заместителями В. И. Фадеева в то время были генерал-майоры В. Т. Ширшов, Д. Г. Большаков (А. Н. Морозов), А. Д. Воинов (В. Т. Паршиков), И. М. Хомяков (А. Ф. Дубовик), полковники В. Ф. Попов, В. А. Николаенок (В. А. Булулуков), Н. М. Калмыков (В. И. Катаев), B. C. Сумской (И. Д. Панин, К. В. Бояджан), И. К. Кириллов (Ю. П. Сахаров).

За время его командования полигоном была сформирована ОИЧ (подполковник В. А. Ленкевич) в составе 4-го управления. Запущено около 400 МБР и PH — изделия типа 8К78М, 11А57, 11К69, 11А511, 8К82К, 8К67, 8К84, 15А20, 15А14, 15А15, 15А30, 15А511У, 8К78, 8А92М, 15А16, 15А35, 15А18.

После службы на Байконуре генерал-лейтенант Фадеев назначен старшим преподавателем кафедры ракетных войск и артиллерии ВА ГШ ВС СССР им. К. Е. Ворошилова.

Он — делегат XXII и XXV съездов КПСС, XIV съезда КП Казахстана, депутат Волынского областного Совета депутатов трудящихся (3.1961—6.1965), Кировского городского Совета депутатов трудящихся (3–9.1968), Белоярского областного Совета депутатов трудящихся (4—12.1969), Омского областного Совета депутатов трудящихся (13.7.1971 — 1.3.1973), Кзыл-Ординского областного Совета депутатов трудящихся (17.6.1973), Верховного Совета Казахской ССР (15.6.1975).

Награды: два ордена Красного Знамени (2.1.1945, 22.2.1968), орден Трудового Красного Знамени (19.9.1974), орден Александра Невского (2.3.1945), орден Отечественной войны 1-й степени (4.6.1945), орден Красной Звезды (за выслугу лет, 30.12.1956), медали, в том числе: «За оборону Кавказа», «За взятие Кенигсберга» и другие. Лауреат Государственной премии СССР за работы в области специальной техники (14.4.1977).

Уволен в запас 25.10.1983 г. Исключен из списков академии 16.11.1983 г.

Умер 18.2.1990 г. в Москве.


Генерал-майор Юрий Николаевич СЕРГУНИН начальником космодрома Байконур назначен 8.8.1978 г. с должности заместителя командующего гвардейской ракетной армии Омска. Родился 27.8.1927 г. в селе Коровино Морд-Боклинского района Оренбургской области в семье председателя сельсовета и учительницы сельской школы. Образование: 10 классов в 13-й Киевской артиллерийской спецшколе г. Бугуруслан; Киевское ордена Ленина дважды Краснознаменное артиллерийское училище им. С. М. Кирова по второму разряду (без диплома), 1948 г.; двухгодичное отделение партшколы при 3-й гв. воздушно-десантной дивизии 5.1952 г.; Военная академия им. М. В. Фрунзе (основной факультет, 1961); трехмесячные курсы усовершенствования офицерского состава при в/ч 25576 (1962); десятимесячные Высшие академические курсы при Военной инженерной Краснознаменной академии им. А. Ф. Можайского, отделение командиров полков, с отличием (1966 г.).

В ВС СССР с 21.7.1945 г. Призван Бугурусланским РВК Чкаловской области. Военную присягу принял 16.9.1945 г. Во время обучения в КАУ был помощником командира 33-го учебного взвода. Первое офицерское звание лейтенант присвоено командующим артиллерией ВС СССР 21.9.1948 г. Офицерскую службу начал 13.12.1948 г. командиром взвода управления батареи 76-мм пушек в 381-м гв. посадочном воздушно-десантном полку 31-й гв. ордена Кутузова дивизии 39-го гв. воздушно-десантного Венского корпуса в Прикарпатском военном округе, г. Славута Каменец-Подольской области. С 29.11.1951 г. командир 1-го огневого взвода, старший офицер батареи 76-мм пушек в своем же полку, затем 57-мм самодвижущихся пушек. Полк стал парашютно-десантным. 23.11.1955 г. возглавил батарею 82-мм безоткатных орудий 1-го батальона. В этой должности участвовал в боевых действиях по подавлению контрреволюционного мятежа в Венгрии (28.10–10.11.1956).

С 1.9.1958 г. слушатель Краснознаменной ордена Ленина и ордена Суворова 1-й степени военной академии им. М. В. Фрунзе. После окончания учебы в академии ему присвоено звание майор, и он начал службу в Ракетных войсках командиром дивизиона в/ч 43178, г. Славута. С 30.3.1963 г. — заместитель командира в/ч 54155, с 21.8.1965 г. — заместитель командира в/ч 33938, с 21.7.1966 г. — командир ракетного полка, с 26.12.1966 г. — командир технической ракетной базы г. Жангизтобе. Эта ТРБ в 1968 г. занесена в Книгу почета Военного совета РВ. Полковник с 5.8.1970 г. В 1972 г. назначен заместителем командующего и членом Военного совета гв. ракетной армии, г. Омск. Генерал-майор с 15.12.1972 г.

Начальником космодрома Байконур назначен 8.8.1978 г. Генерал-лейтенант с 30.10.1978 г. Его заместителями в это время были: генерал-майоры В. Т. Ширшов (В. А. Булулуков), А. Н. Морозов, В. Т. Паршиков (Е. С. Голосов). В. Ф. Попов (В. К. Корчак), А. Ф. Дубовик (А. М. Долгов), В. И. Катаев, полковники К. В. Бояджан, Ю. П. Сахаров, Ю. М. Сергеев.

При Ю. Н. Сергунине были переформированы в ОИИЧ три ракетных полка 98-й ракетной бригады (28.2.1980). 17.3.1980 г. сформирована ОИИЧ (подполковник С. В. Лимонт) для испытаний изделия 11К77. Для испытаний этой ракеты строился новый большой МИК на 42-й и 45-й площадках с двумя стартовыми позициями для изделий 11К77. Сформирована 1.4.1982 г. ОИИЧ-278 — в/ч 01678 (подполковник-инженер Г. П. Помарев) для совместной эксплуатации с НИИ Химмаш создаваемого универсального комплекса стенд-старт 17П31 для испытаний изделия 11К25 «Энергия». Часть вошла в состав 6-го НИУ. В 1982 г. сформирована ОИИЧ-282 — в/ч 03079 (подполковник Н. М. Шумилин) посадочного комплекса орбитального корабля «Буран». В июне 1982 г. сформировано 5-е НИУ (полковник-инженер В. А. Недобежкин). Проведено около 140 пусков МБР и PH тринадцати различных типов и модификаций.

Сергунин был депутатом районного Совета г. Славута Хмельницкой области (1962-3.1963), Оренбургского областного Совета депутатов трудящихся (1973), Омского городского Совета депутатов трудящихся (15.6.1975 и 19.6.1977), Верховного Совета Казахской ССР (24.2.1980). Член Светлинского РК КПСС (21.12.1970), Домбаровского РК КПСС (21.12.1970), бюро Ленинского ГК КП Казахстана (15.12.1978), Кзыл-Ординского областного комитета КП Казахстана, кандидат в члены ЦК КП Казахстана (1981). Делегат XXVI съезда КПСС.

Награды: орден Александра Невского (18.12.1956), орден Трудового Красного Знамени (4.3.1975), орден «Знак Почета» (29.8.1969), орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3-й степени (18.2.1981), медали. Лауреат Государственной премии СССР (23.10.1981).

Сергунин отличался большой активностью в самых разных областях — от участия во встречах и награждениях ветеранов полигона до проверок частей и управлений. Он ввел обязательное назначение на должность начальников управлений командиров частей полигона. Он насаждал строительство хозяйственным способом. Он развил большую деятельность по украшению города различными космическими памятниками. Каждому командиру части было приказано своими силами создать по памятнику. В результате город получил большое количество памятников, стел, памятных знаков, стендов, мозаик. 14.3.1983 г. генерал-лейтенант Сергунин выведен в распоряжение начальника Главного управления космических средств МО. Уволен в запас по болезни 19.7.1983 г. Исключен из списков в/ч 11284 4.8.1983. Умер 8.12.1993 г. в г. Химки Московской области.


Юрий Аверкиевич ЖУКОВ 14.3.1983 г. назначен начальником 5-го НИИП МО СССР. Он родился 17.6.1933 г. в Слуцке Бобруйской области. Русский. Образование: 10 классов (1951), Рижское высшее инженерно-авиационное училище ВВС (1956), Военная академия им. Ф. Э. Дзержинского (заочно, 1979). В Вооруженных Силах СССР с 31.8.1951 г. Призван Советским РВК г. Риги. Первичное офицерское звание младший лейтенант присвоено 2.9.1952 г. Техник-лейтенант с 28.1.1955 г.

Офицерскую службу начал начальником группы обслуживания самолетов и авиадвигателей (1.6.1956). С 16.11.1957 г. авиатехник отряда, с 11.4.1958 г. заместитель командира авиаэскадрильи по эксплуатации. 11.8.1958 г. назначен инженером по специальному наземному оборудованию.

С 7.9.1959 г. служит в Ракетных войсках. Назначен старшим помощником начальника службы специального и артиллерийского вооружения по спецвооружению (в/ч 18282). С 14.12.1960 г. старший лейтенант Жуков, заместитель командира части по ракетному вооружению — главный инженер в/ч 18282, затем в этой же части заместитель командира части по инженерно-ракетной службе, заместитель по ракетному вооружению командира части. С 31.10.1967 г. заместитель командира части, 3.7.1968 г. майор Ю. А. Жуков назначен командиром в/ч 18282. С 16.7.1971 г. заместитель командира в/ч 14245. 1 июня 1973 г. возглавил 49-ю гв. ракетную дивизию. Полковник с 1.6.1973 г. (досрочно). Генерал-майор с 25.4.1975 г. Ю. А. Жуков 18.12.1975 г. назначен первым заместителем командующего — членом Военного совета 50-й ракетной армии (Смоленск).

14.3.1983 г. назначен начальником 5-го НИИП МО СССР. Генерал-лейтенант с 3.2.1984. Его заместителями в то время были: генерал-майоры В. А. Булулуков (Г. Ф. Лысенков, Е. И. Смелик), А. Н. Морозов (Б. И. Журавлев), Е. С. Голосов (А. Я. Науджюнас), В. К. Корчак (Н. А. Борисюк, В. А. Меньшиков), А. М. Долгов (А. П. Завалишин, А. А. Шумилин), В. Д. Галкин (Е. Д. Ковальчук), В. И. Катаев (полковник К. П. Петров), В. В. Погосов (Г. К. Дорошек), полковники Ю. П. Сахаров, Ю. М. Сергеев.

При Ю. А. Жукове сформированы: в 1982 г. 7-е НИУ специальных космических систем (полковник В. А. Графинин); 1.8.1983 г. ОИИЧ-290 — в/ч 08325 (подполковник В. П. Ефимов) для обеспечения работы технического комплекса многоразового РКК; 19.6.1987 г. ОИИЧ-326 — в/ч 55056 (подполковник Л. Т. Баранов) в составе формируемого 7-го НИУ. Запущено около 300 МБР и PH шестнадцати типов и модификаций. В эти годы начались испытания нового поколения мощных PH. 13.4.1985 г. проведен первый пуск изделия 11К77 с 45-й площадки. 15.5.1987 г. проведен первый пуск PH «Энергия» с объектом ДОС с УКСС. Продолжались испытания нового поколения МБР различных классов и запуск КА.

Юрий Аверкиевич — делегат XXVII съезда КПСС, делегат XVI съезда КП Казахстана.

Награды: орден Октябрьской Революции (1978), орден Красной Звезды (1968) и медали. 21.1.1989 г. уволен в запас.

Юрий Аверкиевич ушел в запас из-за своей честности. В годы так называемой перестройки начались политические игры и деления на группы и группировки, а он слишком прямо воспринимал все происходящее. Он уволился в запас в Ригу, где жили родители его жены Регины Юрьевны, школьного учителя по профессии. Вскоре начались «реформы» с развалом страны. Ему пришлось уехать в Смоленск, где он живет поныне. Ю. А. Жуков — единственный начальник полигона, который живет за пределами Москвы и Московской области. Он — председатель Совета ветеранов войны и космоса в Смоленске.


Генерал-майор Алексей Леонтьевич КРЫЖКО назначен на должность начальника космодрома Байконур 2.1.1989 г. с должности первого заместителя командующего ракетной армией (г. Чита). Он родился 7.7.1938 в селе Победное Крымской области. Украинец. Окончил Симферопольский автомобильно-дорожный техникум (1957), Саратовское артиллерийское техническое училище (1961), ВИКИ им. Можайского. В Ракетных войсках с 1962 г. Командир группы, начальник штаба, командир ракетного полка, заместитель командира, командир ракетной дивизии, заместитель командующего ракетной армией.

Заместителями Крыжко в период командования Байконуром были генерал-майоры Е. И. Смелик, Б. И. Журавлев, С. В. Лимонт, А. Я. Науджюнас, А. А. Шумилин, В. А. Меньшиков, Г. К. Дорошек, полковники Н. И. Козловский, В. А. Меньшиков, Е. Д. Ковальчук, К. П. Петров, И. Н. Буран.

Во время службы Крыжко на Байконуре в декабре 1989 г. НИУ были преобразованы в центры испытаний и применения космических средств: 1-е НИУ — в 1-й центр (полковник И. А. Форсюк), 3-е НИУ — в 4-й центр (полковник К. П. Петров), 4-е НИУ — во 2-й центр (полковник В. А. Графинин), 6-е НИУ — в 3-й ЦИПКС (полковник Н. И. Ковзалов). При нем подготовлено и запущено около 120 МБР и PH одиннадцати различных типов и модификаций.

4.9.1992 г. он откомандирован в распоряжение Министерства обороны Украины. Генерал-майор с 29.10.1984 г., генерал-лейтенант с 1.11.1989 г. Депутат Верховного Совета Казахской ССР 1990 г.

Крыжко закончил свою службу на Байконуре внезапно. Во время распада СССР после Беловежских соглашений он уехал на Украину и сегодня живет в Киеве.


Алексей Александрович ШУМИЛИН назначен начальником 5-го Государственного испытательного космодрома распоряжением Президента Республики Казахстан Н. А. Назарбаева № 867 от 24 августа 1992 г. и приказом Главнокомандующего ОВС СНГ маршала авиации Е. М. Шапошникова № 0768 от 4 сентября 1992 г. Родился 2.3.1936 г. в Ленинграде. Русский. Образование: 10 классов средней школы № 117, Ленинградская Военно-воздушная инженерная академия им. А. Ф. Можайского, инженерный факультет (3.1959), двухмесячные академические курсы при этой академии (1973). В Вооруженных Силах СССР с 28.8.1953 г. Первичное офицерское звание техник-лейтенант присвоено 9.10.1956 г., когда Шумилин был слушателем третьего курса академии.

После окончания ЛВВИКА им. А. Ф. Можайского А. А. Шумилин назначен на Байконур, где в течение 38 лет прошла вся его служба от инженер-лейтенанта до генерал-лейтенанта. С 5.2.1959 г. он — инженер по испытаниям 1-го отделения 4-й команды 1-й группы (комплекса изделия); с 16.10.1959 г. — начальник 1-го отделения 4-й команды 1-й группы ОИИЧ службы ОИР; с 7.6.1961 г. — инженер 11-го отдела (комплексных испытаний) 1-го управления службы НОИР в/ч 11284; с 31.5.1962 г. — инженер-испытатель; с 30.1.1963 г. — старший инженер-испытатель 3-го отделения 1-го отдела 1-го ИУ; 13.1.1967 г. — начальник 1-й лаборатории, с 24.9.1968 г. — заместитель начальника 6-го отдела 6-го ИУ (в/ч 96630); 17.3.1969 г. — заместитель начальника, с 30.1.1971 г. — начальник 8-го отдела; с 25.6.1973 г. — начальник 3-го отдела 1-го НИУ; 22.9.1975 г. заместитель, с 31.7.1980 г. — начальник 1-го НИУ. А. А. Шумилин — полковник-инженер с 14.6.1976 г., генерал-майор-инженер с 16.12.1982 г. С 21.1.1989 г. он — заместитель начальника 5-го НИИП МО СССР по НИИР.

Алексей Александрович из плеяды талантливых испытателей-ветеранов Байконура, хранителей его лучших традиций и славы. Начав свой путь испытателя инженером отделения испытательно-пусковой системы управления электрооборудованием ракеты Р-7 С. П. Королева, он участвовал практически во всех испытаниях ракет, ракет-носителей и космических аппаратов этой фирмы, в подготовке космических кораблей по программе «ЭПАС», в подготовке и запуске космических кораблей «Союз» в пилотируемой программе «Интеркосмос» и других, в подготовке автоматических космических аппаратов различного назначения, в научно-исследовательской и военно-научной работе.

В биографии Алексея Александровича есть знаменательный день, когда ему пришлось проявить все свое профессиональное мастерство, решимость и мужество для спасения человеческих жизней и оборудования стартовой позиции. 26 сентября на старте 2-й площадки шла подготовка к пуску ракеты-носителя и космического корабля «Союз-Т» с космонавтами В. Г. Титовым и Г. М. Стрекаловым. Командир боевого расчета подготовки и пуска («стреляющий») генерал-майор А. А. Шумилин и технический руководитель — заместитель главного конструктора ЦСКБ «Прогресс» А. М. Солдатенков находились на командном пункте стартового комплекса у перископов наблюдения. Завершался набор стартовой готовности ракеты-носителя и пусковой установки. Вот-вот должна быть выдана готовность 1 минута.

Я был начальником телеметрического отдела, участником этого пуска, и находился в телеметрическом техздании № 152 1-го ИПа в качестве руководителя группы телеметрического репортажа о подготовке пуска, пуске и полете изделия и КК. Со мной были телеметристы моего отдела, бортовики и представители отдела анализа информации. Репортаж велся по выносным видеоконтрольным устройствам телеметрических станций РТС-9 и видеоконтрольному телевизионному устройству, показывающему ракету на старте. Пуск был ночной. И вот за 1,5 минуты до старта по телевизору мы видим, как зажглось пламя внизу старта, куда утоплены боковые блоки. Картина практически такая же, как при зажигании двигателей при нормальном пуске. Я запросил СЕВ, была ли минутная готовность, чтобы узнать, не было ли перерыва в связи. Не было. Значит, пожар. Примерно такую же, но более ответственную задачу решали Шумилин и Солдатенков. В считанные секунды им нужно было принять решение: давать команду аварийного спасения космонавтов (САС) или возможны другие решения.

Команда САС выдается в случае аварии PH на старте или в начале полета по радиолинии с системы «Сатурн», расположенной на площадке 23 (более 20 км от старта). Для выдачи команды стреляющий и технический руководитель должны практически одновременно по разным телефонным линиям выдать команду-пароль на включение команды САС. Выдачу команды САС осуществляют два офицера-оператора, сидящие в отдельных изолированных кабинах каждый. Они должны почти одновременно нажать кнопку аварийного спасения. Такая сложная система придумана для того, чтобы в случае, если одному руководителю пуска покажется, что нужно давать команду, а другой с этим не согласен, то САС не включится. Если один офицер-оператор ошибочно примет команду-пароль, а другой не примет — то команда САС не пройдет. В считанные секунды Шумилин и Солдатенков оценили ситуацию и приняли решение на выдачу пароля. Прозвучали команды. Молодые лейтенанты А. Мочалов и М. Шевченко, сидящие на «Сатурне», мгновенно среагировали и почти одновременно нажали кнопки САС. Сложившись, эти две команды запустили командную радиолинию, и радиокоманда полетела на борт космического корабля.

Мы на ИП-1 увидели, как сработали двигатели системы аварийного спасения, расположенные на верху космического корабля вокруг носового цилиндрического стакана, и кабина с космонавтами резко унеслась вверх, опустившись в нескольких километрах от старта. Операторы космической связи слышали, как ругались космонавты, которые не успели понять, что произошло и что они родились второй раз. Задержись Шумилин с Солдатенковым еще на несколько секунд — и спасать было бы поздно. Через 27 секунд после начала пожара и, по-моему, через 9 секунд после команды САС ракета взорвалась. У меня была прямая репортажная связь с «Сатурном», откуда велся репортаж на Москву. Я задержал выдачу сообщения о пожаре на старте до выдачи команды САС. Помочь все равно никто ничем не мог, а паника по связи поднялась бы большая (я знал это по опыту). Когда я сообщил о пожаре на старте и о срабатывании САС, действительно посыпались десятки вопросов от всех инстанций, на которые я устал отвечать. Главный из них: что с космонавтами? Я мог ответить только, что САС сработала, а где и как космонавты приземлились и как себя чувствуют, я не знал, пока поисковая группа не разыскала их кабину в темноте.

Но на этом потрясения не закончились: пожар на старте продолжался, огонь по потернам и коммуникациям рвался к подземным топливным емкостям. Пожарная команда боролась с огнем, не щадя жизни. Шумилин, находясь в подземном бункере стартовой площадки вместе со стартовым расчетом и не имея возможности покинуть его из-за бушевавшего пламени и взрывов, руководил тушением пожара по связи, отдавая четкие команды аварийно-спасательной команде: куда направлять главные усилия, где пробивать отверстия в потернах, какие средства тушения применять. Пожарникам приходилось пробивать бетонный верх потерны, чтобы преградить распространение огня к емкостям. Сражение с огнем длилось несколько часов, пока пожар не был побежден. Если бы огонь прорвался к топливным емкостям, то неминуемо произошел взрыв и старт был бы окончательно разрушен. Могли пострадать близко расположенные МИК и ИП-1. Спокойствие, мужество, решительность и профессиональные знания генерал-майора Шумилина позволили спасти жизнь двум космонавтам и дорогое стартовое оборудование. Еще во время пожара мы посмотрели бумажные ленты открытой регистрации и выяснили, что от момента срабатывания САС до взрыва ракеты прошло (если память мне не изменяет) 9 секунд. Эти секунды отделяют космонавтов от смерти.

Эта история имела продолжение. В ночь после аварии мой заместитель подполковник М. А. Цуприк был командиром дежурных смен на командном пункте управления измерений и математической обработки. Поздно ночью ему позвонил дежурный ГУКОС и, распросив об аварии, поинтересовался, есть ли телевизионная запись аварии. Цуприк ответил, что есть. Тогда дежурный потребовал передать запись по космической связи. Цуприк ответил, что этого делать нельзя, так как передачу со спутника могут принять зарубежные станции и авария будет показана всему миру. Полковник из Москвы ушел со связи, но через некоторое время позвонил снова и передал, что начальник Главного управления космических средств МО СССР генерал-полковник А. А. Максимов требует передать информацию. Тогда Цуприк потребовал письменный приказ. Это возымело действие и звонки из Москвы прекратились. Но днем все равно заставили передать запись аварии, правда, уже по кабельной линии связи.

Оказалось, что генерал Максимов узнал об аварии поздно ночью и, видимо, очень испугался задним числом, представив, что могло бы быть с ним в случае гибели космонавтов. Последовали запросы, что такое линия САС, по каким каналам она проходит, коммутируется или нет, как проверяется, кто участвовал в выдаче команд и т. п. Поступил приказ создать и отработать документацию по САС, обеспечить ее сверхнадежное функционирование. Видимо, начальник ГУКОС понял, на какой тонкой ниточке висела его судьба и что большое счастье, что эта ниточка не порвалась. Безвестные лейтенанты операторы САС стали героями. Максимов лично прибыл на космодром и вручил им именные часы. Я не помню, какой подарок получил Шумилин (кажется, ружье), но позже он был награжден еще и медалью «За отвагу на пожаре», которую безусловно заслужил и, наверное, заслужил и большее. Это большее он получил позже. Я так подробно рассказал об этих нескольких десятках секунд и о том, что было позже, потому, что эти секунды могут рассказать о человеке больше, чем многотомное жизнеописание. В них квинтэссенция характера и мастерства испытателя, воли и решительности командира, ответственности и обязательности. Недаром космонавты В. Г. Титов и Г. М. Стрекалов, прибывая на Байконур, не забывали вручить Алексею Александровичу огромные букеты цветов и подарки, вспоминая о той огненной ночи, как о втором своем рождении.

C 4.9.1992 г. по 4.10.1997 г. генерал Шумилин — начальник 5-го ГИК МО РФ. Генерал-лейтенант 9.6.1993 г. С 1.8.1993 г. — член Военного совета В КС.

Во время командования космодромом заместителями Шумилина были: генерал-майоры В. А. Графинин, С. В. Лимонт (Л. Т. Баранов); полковники А. Н. Орлов (С. И. Тихонов), Е. М. Кушнир (Д. И. Чистяков), Л. П. Горюшкин (Е. Ф. Капинос), В. А. Бажко, Г. Д. Дмитриенко (Н. И. Аблялимов), И. Н. Буран (А. З. Дысин), В. П. Горбунов, а во главе центров управления стояли: Ю. И. Зорин (Е. А. Черный, В. Р. Томчук). П. Т. Баранов (А. Н. Глухов, Д. Т. Чифин), Г. И. Пауль, Г. Д. Дмитриенко (Н. И. Аблялимов). А. П. Ковалев (Г. А. Позигунов, В. Г. Файков), М. Н. Фонин (С. П. Смирнов).

Алексей Александрович — самый настоящий долгожитель Байконура. Он прослужил на Байконуре более 38 лет (5.2.1959—5.1 1.1997), отдавая свой большой испытательский опыт на благо нашей Родины… За время его службы в 1-м НИУ (до 21.1.1989) это управление, в котором прошла почти вся его служба, произвело более 730 пусков МБР и PH (изделия 8К71, 8К72, 8К74, 8К72К, 8К78, 8К75, 8А92, 11А57, 11А59, 8К78М, 11А510, 11А511, 11А511Л, 11А511У, 8А92М, 11А511У2), а также большое количество ИСЗ, АМС, АЛС. В подавляющем большинстве этих пусков он принимал участие. Из этих пусков более 180 его управление произвело, когда он занимал должность начальника 1-го НИУ, т. е. организовывал испытания и подготовку PH и КА к пуску и выступал на пуске в качестве стреляющего. Кроме того, на возглавляемом им космодроме (4.9.1992— 4.11.1997) было произведено еще более 110 пусков девяти различных типов и модификаций МБР и PH.

Алексей Александрович командовал космодромом Байконур в эпоху всеобщего развала и разрушения. Честь ему и хвала за то, что в этих труднейших условиях он сумел сохранить Байконур. Он, как патриот Байконура, сплотил вокруг себя единомышленников, стал генератором идей, искал непростые решения из, казалось бы, безвыходных ситуаций, выходил на самые высокие уровни государственного управления России и Казахстана, между которыми завис первый в мире космодром. Он активно участвовал в разработке статуса космодрома. При нем расширяется международное сотрудничество космодрома, поддерживается и восстанавливается работоспособность объектов космодрома.

Генерал-лейтенант А. А. Шумилин имеет награды: Герой Социалистического Труда (4.12.1987, «За большой вклад в отработку и проведение летных испытаний пилотируемых космических кораблей и комплексов, осуществление международных космических программ»); два ордена Ленина (8.9.1982, за заслуги в подготовке и осуществлении длительных и международных полетов космических кораблей и станций, и 4.12.1987), вместе с золотой медалью «Серп и Молот»; орден Трудового Красного Знамени (15.1.1976, за успешное выполнение специального задания правительства СССР — программы «ЭПАС»); орден «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени (21.2.1996, за большой вклад в успешное завершение 1-го этапа в области пилотируемых космических полетов по программе «Мир» — «Шаттл»); медали «За отвагу на пожаре» (12.1983, «За умелое руководство работой по тушению пожара, предотвращение взрыва, спасение социалистической собственности, проявленные при этом смелость и отвагу»); «За безупречную службу в Вооруженных Силах СССР» 1-й, 2-й и 3-й степени; медаль МНР «60 лет Вооруженным Силам МНР» (29.12.1982); нагрудный знак отличия ВКС «За освоение космоса» 1-й степени (30.9.1996). Лауреат Государственной премии СССР за работу в области космических исследований (23.1.1979).

Приказ об увольнении генерал-лейтенанта А. А. Шумилина в запас подписан 29.7.1997 г. Сдал должность начальника космодрома 5.10.1997 г. За большие заслуги перед Байконуром ему дали возможность отпраздновать 40-летие запуска первого спутника Земли со своими боевыми товарищами. На торжества прибыли главнокомандующий РВСН и его заместители, руководство РКА и ракетно-космической промышленности, ветераны Байконура (около 50 человек, в составе которых был и автор этой статьи). Во время торжеств состоялся запуск PH «Союз» с площадки 2. Все гости присутствовали на пуске на наблюдательном пункте ИП-1. Особенно запомнился ветеранам торжественный марш перед отлетом в Москву. Мы перед отлетом решили проститься с Байконуром и пройтись пешком по байконурскому «Арбату» на площадь. Узнав об этом, командование космодрома экспромтом решило сделать нам сюрприз. На центральной площади Байконура перед зданием штаба были выстроены офицеры штаба и оркестр полигона. Когда мы вышли на площадь, оркестр грянул марш. Нам пришлось вспомнить наши парады на этой площади, и, построившись в шеренги, под аплодисменты выстроившихся офицеров мы пошли по площади. Перед зданием штаба к нам присоединился Алексей Александрович, возглавив нашу колонну. Было очень трогательно и торжественно. Такие моменты запоминаются надолго.

Алексей Александрович исключен из списков части (космодрома) и уволен в запас с 21.12.1997 г. В настоящее время работает в РКК «Энергия» имени С. П. Королева. Он является одним из руководителей операций ракетного сегмента международного ракетно-космического комплекса «Морской старт», в котором участвуют Россия, США, Украина и Норвегия, и по много месяцев в году живет и работает в США.


Леонид Тимофеевич БАРАНОВ назначен на должность начальника космодрома Байконур 1.8.1997 г. с должности начальника штаба космодрома Байконур. Вступил в должность 5.10.1997 г. Он родился 7.6.1949 г. на станции Мухинская Шимановского района Амурской области. Русский. Образование: 10 классов в Мухинской средней школе (1966), Хабаровское командно-техническое училище по специальности «Беспилотные летательные аппараты» (1969), четырехмесячные курсы переподготовки офицерского состава при в/ч 25806 (20.11.1969—1.4.1970). Военный инженерный Краснознаменный институт им. А. Ф. Можайского, факультет № 1 (1976), Военная академия им. Ф. Э. Дзержинского, командный факультет (1982).

В ВС СССР с 31.8.1966 г. Призван Шимановским РВК Амурской области. Военную присягу принял в ХКТУ 30.10.1966 г. Первичное офицерское звание присвоено 26.7.1969 г.

Офицерскую службу начал техником 3-го отдела в/ч 25851 в системе 12-го ГУ МО СССР. По окончания ВИКИ им. А. Ф. Можайского назначен начальником команды 48-й ОИИЧ на космодроме Байконур. После обучения на командном факультете Военной академии им. Ф. Э. Дзержинского 25.6.1982 г. назначен начальником группы ОИИЧ на 31-й площадке, с 12.12.1986 г. заместитель командира этой же части. 25.11.1987 г. назначен командиром в/ч 55056 в составе 7-го НИУ. С 1.11.1989 г. заместитель начальника штаба 5-го ГИК МО СССР, с 26.9.1992 г. начальник 2-го ЦИП КС, с 18.1.1994 г. начальник штаба — заместитель начальника 5-го ГИК МО РФ. Полковник с 1.2.1990 г. Генерал-майор с 23.12.1994 г. Генерал-лейтенант с 20.12.1998 г.

Награды: орден Красной Звезды (28.8.1986), орден «За военные заслуги» (30.9.1995); медали: «За отличие в воинской службе» 1-й степени (31.03.1994), «За безупречную службу в ВС» 2-й и 1-й степени, юбилейные. Нагрудный знак отличия ВКС.

Я встречался с Леонидом Тимофеевичем Барановым на Байконуре, когда он принимал космодром от А. А. Шумилина и в 2000 г. на праздновании 45-летия космодрома. Он произвел на меня хорошее впечатление. Отзывы товарищей по Байконуру также были самые благоприятные. Прощаясь с ним в аэропорту Крайний на Байконуре, я пожелал ему хранить традиции ветеранов Байконура. Но идет время, Байконур передается все больше гражданским организациям. Наверное, это будет уже другой Байконур, но главное — он не стал чужим Байконуром для людей, так много сделавших для его создания, расширения и прославления нашей Родины с космических высот, видимых всему миру. Хочется, чтобы новые поколения байконурцев знали его историю и людей, от начальников полигона до рядовых инженеров испытателей, без которых невозможна космическая слава Родины.

Михаил Сергеевич Плетушков
НАЧАЛЬНИКИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ОТДЕЛА КОСМОДРОМА

Родился в 1934 г., русский. Окончил Тамбовское суворовское военное училище, Новосибирский государственный пединститут, адъюнктуру ВПА им. В. И. Ленина. Кандидат исторических наук, профессор, академик МАИ. Служил в Советских Вооруженных Силах с 1952 по 1990 г., в РВСН с 1960 по 1975 г. (на космодроме Байконур в 1962–1970 гг. пропагандистом полка, заместителем командира части по политчасти, старшим инструктором политотдела).

После увольнения из армии: профессор кафедры истории МЭИ, ведущий научный сотрудник Института военной истории МО РФ, заведующий кафедрой общественных наук и первый проректор Института финансов, экономики и права офицеров запаса, профессор СГИ. Автор более 120 научных работ, учебных и учебно-методических пособий, публицистических статей.

Байконур… Слово чистое и ясное. Таких слов немного: Россия, Отечество. Мать, Москва, Волга, Пушкин. Слышишь или читаешь слово «Байконур» и невольно вспоминаешь многое, что ассоциируется с ним: бескрайнюю степь и ее весенние тюльпаны, зимние вьюги и безжалостную летнюю жару, юный город Ленинск и мотовоз, монтажно-испытательные корпуса и красавицы ракеты. «Навек второю родиной Ты стал нам Байконур» — как не согласиться с поэтом-байконурцем Анатолием Корешковым!

Но главное и самое большое диво космодрома — это его люди, замечательные байконурцы, любящие свое дело и свою страну.

А люди. Всех без выбора бери.
Лепи скульптуры, ставь на пьедесталы.
Сама Вселенная, снимая плед зари,
Колени перед ними преклоняла —

так образно, без преувеличения выразил свое отношение к служителям Байконура замечательный поэт Иван Мирошников.

Виталий Иванович Севастьянов, летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза, писал: «Я храню в своем сердце особое благоговейное чувство к земле Байконура. Это священные места советской космонавтики: здесь все связано с ее историей. Здесь, на Байконуре, и время идет стремительнее, четче слышится ритм Земли, ярче проступают черты будущего. Но самое удивительное чувство вызывают люди, которые там трудятся. Это необыкновенные, самоотверженные и преданные своему делу люди. Своим кропотливым повседневным трудом они помогают шагать человечеству к звездам».

Решающее значение в формировании у байконурцев высоких нравственных качеств в советское время имела непрестанная воспитательная работа командиров, политработников, партийных, комсомольских и профсоюзных организаций. Вдохновителем и руководителем всей этой многоплановой и непростой работы был политический отдел космодрома во главе со своим начальником.

С 1955 г., со времени создания космодрома, до 1991 г., когда были ликвидированы политические органы в армии и на флоте, на должность начальника политотдела космодрома назначалось всего 10 человек — из числа опытных, деловых и грамотных офицеров-политработников. Их назначение, как и назначение начальников космодрома, осуществлялось только после решения в ЦК КПСС, что говорит не только о тщательном выборе кандидатов, но и о доверии, которое оказывалось им на самом верху.

Первым начальником политотдела космодрома был назначен полковник Николай Михайлович Прошлецов. В составе небольшой группы офицеров-ракетчиков прибыл он на космодром летом 1955 г. На плечи Николая Михайловича легла тяжелейшая ноша формирования коллектива политотдела, создания партийных, комсомольских и профсоюзных организаций, подбора и расстановки офицерских кадров, организации партийно-политической работы в частях и подразделениях, установления контактов, развития отношений с местными (районными и областными) и республиканскими органами власти.

Николай Михайлович не щадил себя, не знал ни покоя, ни отдыха. Сказались и тяготы Великой Отечественной войны. В сентябре 1956 г. полковник Н. М. Прошлецов преждевременно ушел из жизни.

Новым начальником политотдела космодрома стал полковник Василий Иванович Ильюшенко.

В. И. Ильюшенко родился в 1914 г. Участник Великой Отечественной войны.

Так же, как на фронте, Василий Иванович самоотверженно, не щадя здоровья и жизни, вместе со всеми ракетчиками-испытателями строил объекты космодрома, обеспечивал первые запуски ракет и космических аппаратов.

Вместе с генерал-лейтенантом А. И. Нестеренко он смог создать на полигоне такой микроклимат среди руководителей, что все задачи решались дружно, быстро, с высокой ответственностью и качеством, за что именно к ним с большим уважением относились С. П. Королев и маршал артиллерии М. И. Неделин.

Василий Иванович основное внимание в своей работе уделял совершенствованию стиля партийно-политической работы, повышению качества боевой подготовки, улучшению бытовых условий для личного состава, жилищному строительству, организации культурной работы, досуга. По его инициативе в феврале — марте 1957 г. были проведены конкурсы на лучшую столовую, на лучшую солдатскую казарму, офицерское общежитие, смотр художественной самодеятельности. А ведь с момента зарождения космодрома прошло чуть более полутора лет!

Но главное внимание В. И. Ильюшенко уделял строительству объектов космодрома, подготовке офицеров и солдат к испытаниям ракетной техники. Вместе со своими товарищами он много отдал сил для успешного запуска первых баллистических ракет, первого в мире искусственного спутника Земли и других космических аппаратов.

Благодаря настойчивым письменным просьбам начальника полигона А. И. Нестеренко и начальника политического отдела В. И. Ильюшенко 21 января 1958 г. указом Президиума Верховного Совета Казахской ССР поселку на 10-й площадке (до этого он условно назывался «Заря») было присвоено название Ленинский. 1 марта 1959 г. состоялись первые выборы Ленинского поселкового Совета. Это политическое мероприятие потребовало больших усилий коллектива политотдела и его начальника.

С 1960 г. генерал-майор В. И. Ильюшенко работал секретарем парткома, а затем начальником политотдела Главного штаба РВСН и старшим инспектором Политуправления РВСН.

Генерал-майор В. И. Ильюшенко был уволен из Вооруженных Сил в 1974 г. За годы службы награжден орденами Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды и многими медалями. Умер Василий Иванович 24 августа 1990 г.

В начале 1960 г. начальником политотдела космодрома назначается полковник Николай Васильевич Павельев. Проработал он в этой должности недолго — чуть больше двух лет.

Н. В. Павельев родился в 1917 г. в деревне Ивица Березовского уезда Воронежской губернии. В Советскую Армию призван в 1938 г. Участник Великой Отечественной войны. После войны окончил Военно-политическую академию им. В. И. Ленина.

Тем, кто служил вместе с Н. В. Павельевым, он запомнился принципиальным, требовательным и внимательным руководителем. Н. В. Павельев вместе с другими испытателями и политработниками полигона принимал активное участие в подготовке запуска первого в мире космического корабля «Восток» с Ю. А. Гагариным на борту, за что был награжден орденом Ленина. В 1961 г. ему было присвоено звание генерал-майора и тогда же, в апреле 1961 г., после полета Юрия Алексеевича Гагарина, он в составе группы из пяти человек представлял многотысячный коллектив космодрома на торжественном приеме в Кремле.

Н. В. Павельев по поручению начальника полигона К. В. Герчика (позже А. Г. Захарова) пристальное внимание уделял вопросам разработки и внедрения методики проведения испытаний ракетной техники и обучения личного состава боевых расчетов войсковых частей, заступающих на боевое дежурство. Он вникал во все сам и требовал от командиров и политработников, чтобы они знали, как подбирать людей и формировать боевой расчет запуска, как выполняется программа испытаний и технологический цикл проверок, во все нормы довольствия солдат срочной службы, что делается для их полноценного питания и интересного досуга, какое место занимают в этой работе партийные и комсомольские организации.

Впоследствии Н. В. Павельев — член Военного совета Смоленской армии РВСН и центрального аппарата РВСН. Советское правительство за заслуги перед Отечеством наградило генерал-лейтенанта Н. В. Павельева орденами Ленина, Отечественной войны 2-й степени, четырьмя орденами Красной Звезды, двумя орденами Трудового Красного Знамени и многими медалями.

Ушел из жизни Николай Васильевич в августе 1988 г.

Летом 1962 г. на должность начальника политотдела космодрома был назначен полковник Тихон Степанович Пахомов. Он родился в 1921 г. в Воронежской губернии в семье крестьянина. Восемнадцатилетним юношей начал службу в Советской Армии. Участник Великой Отечественной войны.

После войны Т. С. Пахомов оканчивает с золотой медалью Военно-политическую академию им. В. И. Ленина и адъюнктуру. Работал в академии преподавателем. Кандидат исторических наук, доцент. С 1960 г. — инспектор Главного политуправления СА и ВМФ, с этой должности и прибыл на космодром.

С первых дней работы Тихон Степанович зарекомендовал себя энергичным, эрудированным и опытным политработником. Летом 1962 г. я прибыл на космодром и был приглашен на беседу к начальнику политотдела. У меня имелись некоторые опасения, связанные с назначением, я их высказал полковнику Т. С. Пахомову, но он сумел развеять мои сомнения. Меня поразили в Тихоне Степановиче искренность и душевность. Уже на следующий день я с хорошим настроением поехал на 31-ю площадку и представился полковнику А. Г. Гонтаренко в качестве пропагандиста полка.

К сожалению, вскоре Тихон Степанович заболел. Видимо, напряженная работа, тяжелый климат обострили его старые болезни. В декабре 1962 г. Тихона Степановича не стало. Об этом печальном факте мы узнали из некролога, опубликованного в «Красной Звезде». Полковник Т. С. Пахомов был награжден орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды и многими медалями.

В феврале 1963 г. начальником политотдела космодрома стал полковник Михаил Иванович Дружинин, который прослужил на этой должности более шести лет.

М. И. Дружинин родился 15 сентября 1920 г. в деревне Демьянцево Тверской губернии в семье крестьянина. На армейскую службу призван в 1939 г. с первого курса Ленинградского электротехнического института связи им. М. А. Бонч-Бруевича.

Вначале служил в Симферополе, в школе младшего комсостава отдельного батальона связи. После окончания школы получил звание сержанта (на петлицах размещалось по два алых треугольника) и стал командовать отделением радиотелеграфистов в той же школе. Войну встретил помощником командира взвода, радистом 1-го класса. И уже осенью 1941 г. участвовал в боях за Крым, а затем под Запорожьем.

В начале зимы стрелковую бригаду, в которой служил сержант Михаил Дружинин, сильно потрепанную в боях, отвели в дальний степной гарнизон Оренбургской области. Сюда Михаилу пришло печальное известие из блокадного Ленинграда о смерти отца и младшего брата. После этого он в третий раз подает рапорт с просьбой отправить его на фронт, но ротный наложил резолюцию: «Тов. Дружинину. Еще раз напишешь — посажу на гауптвахту и не выпущу!»

В марте 1943 г. Михаил Иванович был принят в партию. Он снова просится на передовую. Но его направляют в военно-политическое училище, на трехмесячные курсы заместителей командиров рот по политике. Вскоре курсы закрыли и М. И. Дружинина вместе с другими курсантами направили в военно-политическое училище, находившееся в то время в Шадринске. Окончил он его в январе 1944 г. и в лейтенантском звании был назначен комсоргом полка в 19-ю гвардейскую Руднянскую стрелковую дивизию.

В составе 5-го гвардейского стрелкового корпуса 39-й армии 3-го Белорусского фронта дивизия летом 1944 г. участвовала в Белорусской операции. В полосе наступления дивизии самым серьезным естественным препятствием оказалась река Лучеса под Витебском. Перед позициями полка, в котором служил лейтенант М. И. Дружинин, берега Лучесы связывали два моста. Во время атаки Михаилу Дружинину с небольшой группой солдат после тяжелой рукопашной схватки с немцами удалось захватить эти мосты и обеспечить продвижение войск в наступлении. За этот подвиг М. И. Дружинину присвоено звание Героя Советского Союза.

После разгрома фашистской Германии 39-я армия была передислоцирована на Дальний Восток, где в составе своего полка М. И. Дружинин участвовал в боевых действиях против японских самураев.

В 1955 г. М. И. Дружинин окончил Высший военно-политический институт им. М. И. Калинина, а в 1962 г. — Военную академию Генерального штаба Вооруженных сил СССР.

На космодром полковник М. И. Дружинин прибыл с должности заместителя начальника политотдела Винницкой армии РВСН. Михаил Иванович очень быстро стал популярным на космодроме, и в частях, и в городе. Конечно, звание Героя Советского Союза способствовало этому, но главное заключалось в человеческих качествах этого заслуженного армейского политработника, таких, как целеустремленность, энергия, трудолюбие, уважительное отношение к людям.

Действительно, М. И. Дружинина знали все на полигоне, к нему шли за поддержкой и помощью офицер и солдат, жены, рабочие и конструкторы оборонных предприятий, работавшие на полигоне в период испытаний. И для каждого он находил нужные слова, чтобы ободрить человека, конкретно решал житейские и служебные вопросы, был строг к тем, на кого справедливо жаловались подчиненные.

Особое уважение и авторитет среди испытателей был у М. И. Дружинина еще и потому, что на каждый пуск он приезжал не просто засвидетельствовать свое присутствие, а задолго до команды «Пуск!» беседовал с номерами боевых расчетов, вникал в суть технологических процессов испытаний ракетно-космической техники, в решение вопросов взаимозаменяемости номеров расчетов, последовательность их взаимодействия на технической и стартовой позиции, примерность коммунистов и комсомольцев в ходе подготовки и проведения пусков ракет. Все это ему было надо, чтобы исключить случаи поломок и выхода из строя техники, предотвратить случаи травмирования и гибели личного состава. Так же относиться к этим вопросам в ходе испытаний он требовал от командиров и политработников всех категорий. За такие встречи с испытателями и их эффективность в проведении испытаний ракетно-космической техники начальники полигона А. Г. Захаров и А. А. Курушин неоднократно выражали признательность своему заместителю по политической части М. И. Дружинину.

Об одной такой встрече на стартовой площадке № 1, Гагаринском старте, вспоминает полковник запаса А. П. Щербаков: «В октябре 1964 г. мы готовили запуск экипажа космического корабля «Восход» с космонавтами В. И. Комаровым, К. П. Феоктистовым и Б. Б. Егоровым. Ракета стоит на старте. Проводятся предпусковые проверочные операции. В то время я был старшим лейтенантом, начальником расчета. Вместе с солдатами и сержантами обеспечивал подачу воздуха на борт ракеты.

Вдруг получаю приказ от начальника отделения капитана И. А. Тютюника: «Построить расчет!» Подаю своим подчиненным команды и вижу, что к моему расчету идет начальник политического отдела полигона, Герой Советского Союза полковник Дружинин. Подойдя к строю, он здоровается. Четко и громко ему отвечаем: «Здравия желаем». Затем он интересуется, чем каждый из нас занимается при подготовке ракеты к пуску, расспрашивает о схеме сборки системы подачи воздуха СБ-06, о последовательности выполнения особых операций, о мерах безопасности. Оценивая наши знания по уверенным ответам на его вопросы, нашу собранность и бодрое настроение, полковник М. И. Дружинин выразил уверенность в том, что мы успешно выполним стоящие перед нами задачи.

А позже случилось непредвиденное обстоятельство. По тридцатиминутной готовности на приборах в пультовой была обнаружена неисправность: установленная на двигателе ракеты соединительная колодка, через которую от стартовых пневмощитков по шестиметровому шлангу на ракету подавался воздух, не отстрелилась. Что делать? Принимается решение: вручную попробовать отсоединить эту колодку. Вместе с сержантом Александром Таком, немцем по национальности, бежим на старт к ракете. Несколькими сильными движениями вручную монтировкой сбиваем колодку с двигателя ракеты и — бегом обратно в укрытие. Пуск «Восхода» прошел успешно.

Когда после пуска личный состав боевого расчета был построен для выполнения заключительных операций, на стартовый комплекс подъехал полковник Дружинин. Он коротко сказал о значении выполненной нами работы и объявил благодарность всему личному составу. Затем глазами обвел строй, увидел мой расчет и направился в нашу сторону, на ходу снимая с руки часы. Подошел ко мне, крепко пожал руку и вручил мне свои часы. Раздались аплодисменты. Меня поздравляли, что-то говорили товарищи, но я не помню что. Я растерялся, не ожидал такого внимания. Этот подарок дорог мне и сегодня как память об участии в космических запусках, о замечательном человеке — Михаиле Ивановиче Дружинине и моих сослуживцах, о тех незабываемых лейтенантских годах».

Мне выпала большая честь служить в политотделе три года под руководством М. И. Дружинина. Дважды я избирался секретарем бюро первичной парторганизации политотдела. По многим вопросам со мной не раз беседовал Михаил Иванович. Всегда подтянутый, энергичный, внимательно следивший за речью собеседника, он по-деловому решал все вопросы — большие и малые. Хорошо знал каждого сотрудника политотдела, многих командиров, политработников, испытателей, конструкторов. Не помню, чтобы Михаил Иванович на кого-нибудь повысил голос, хотя изредка по каким-то неприятным обстоятельствам сердитым бывал.

Михаил Иванович принимал активное участие в политической и общественной жизни страны. Был делегатом нескольких съездов КПСС. На XXVI съезде КПСС в 1981 г. избран кандидатом в члены ЦК КПСС. Дважды избирался депутатом Верховного Совета РСФСР.

М. И. Дружинин находил время для научной и публицистической работы. Защитил кандидатскую диссертацию. Опубликовал ряд статей, в 1986 г. в издательстве ДОСААФ СССР вышла его книга «Мужают юноши в строю». Собирал материал для книги о Байконуре, но написать ее не успел.

Советское руководство по достоинству оценило заслуги М. И. Дружинина перед страной. 24 марта 1945 г. ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Он был награжден орденами Ленина, Октябрьской Революции, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени, тремя орденами Красной Звезды, орденом Трудового Красного Знамени, многими медалями.

Михаил Иванович до конца дней своих поддерживал связи с ветеранами-байконурцами, приходил на наши традиционные встречи в ЦДСА, общался с нами, бывшими политработниками космодрома, и всегда он был приветливым, душевным, энергичным, скромным. Таким и останется в наших сердцах на всю жизнь. Умер М. И. Дружинин в марте 1996 г.

М. И. Дружинина на посту начальника политотдела космодрома сменил полковник Анатолий Дмитриевич Воинов. Здесь он проработал с 1969 по 1977 г.

А. Д. Воинов родился 18 июля 1926 г. в Моздоке Северо-Осетинской АССР в семье служащего.

В сентябре 1944 г. после окончания учебы в минометной бригаде был направлен на фронт. Будучи наводчиком истребительного противотанкового полка, в составе 1-го Белорусского фронта участвовал в боях с немецко-фашистскими оккупантами. За боевые заслуги награжден орденом Славы 3-й степени и медалью «За отвагу».

В 1947 г. А. Д. Воинов окончил Сумское артучилише. До 1953 г. последовательно служил командиром взвода школы сержантского состава, секретарем партбюро дивизиона, заместителем командира батареи по политчасти.

В 1957 г. окончил Военно-политическую академию им. В. И. Ленина. Затем служил политработником на различных должностях в Северо-Кавказском и Прикарпатском военном округах. С конца 1960 г. проходил службу в РВСН: заместителем командира полка по политчасти, заместителем начальника политотдела соединения, начальником организационно-партийного отделения армии. С сентября 1964 г. — начальник политического отдела дивизии в г. Ужур Красноярского края. С этой должности и прибыл в конце 1969 г. на космодром.

Последние годы службы А. Д. Воинова были связаны с Гражданской обороной СССР. Два года он находился в спецкомандировке в Ливии. После увольнения из Вооруженных Сил в 1984 г. работал в ВГО «Союзбланкиздат»: редактором, начальником отдела кадров, инженером по подготовке кадров.

Генерал-лейтенант в отставке Дмитрий Алексеевич Жильников, проработавший первым заместителем начальника Политического управления РВСН с 1983 по 1991 г., более тридцати лет близко знавший Анатолия Дмитриевича, в беседе со мной очень тепло отзывался о нем. «Это был необычный политработник, неординарный человек, — отмечал Дмитрий Алексеевич. — Хорошо знал ракетную технику, аппаратуру, психологию, историю христианства, чем поражал многих. Командирам трудно было настаивать на своем в спорах с А. Д. Воиновым; если он считал себя правым, то умел выдвинуть такие убедительные аргументы, что в конце концов с ним все соглашались».

Дмитрий Алексеевич рассказал об одном эпизоде, происшедшем в бытность их совместной службы в Сибири, который весьма ярко характеризует Анатолия Дмитриевича. Солдат-строитель отобрал у солдата-ракетчика автомат, залез на верхний этаж здания и стал угрожать всем, кто пытался приблизиться к зданию, и не только угрожал, но и открывал стрельбу из автомата. Доложили о случившемся начальнику политотдела дивизии полковнику А. Д. Воинову, и он незамедлительно прибыл к месту чрезвычайного происшествия, начал с солдатом открытую беседу. Солдат жаловался, что его обижают сослуживцы и командиры. В ответ Анатолий Дмитриевич говорил ему, что люди бывают разные: плохие и хорошие, что его поступок принесет большое горе матери. Около двух часов продолжалась эта беседа — попробуй, читатель, представить себе эту неординарную ситуацию! Наконец солдат согласился с полковником, спустился вниз, подошел к А. Д. Воинову и отдал ему автомат.

Таким был наш начальник политотдела Анатолий Дмитриевич Воинов, заслуженно ставший на космодроме генералом.

Анатолий Дмитриевич очень тяжело переживал трагедию, которая произошла с нашей страной в начале 90-х гг. Беспощадная смерть преждевременно 22 июля 1995 г. вырвала Анатолия Дмитриевича из наших рядов. А. Д. Воинов прошел славный путь от солдата до генерала. Родиной он был награжден орденами Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», орденами Отечественной войны 1-й степени, «За службу Родине», многими медалями. Вдова Анатолия Дмитриевича Ирина Сергеевна в разговоре со мной сказала, что он особенно дорожил орденом Славы — солдатским орденом, которым был награжден в пору Великой Отечественной войны.

С 1977 по 1983 г. начальником политотдела был Василий Трофимович Паршиков. Он пришел на полигон с должности старшего инспектора Политического управления РВСН.

В. Т. Паршиков родился 28 июня 1928 г. в селе Погодино Дмитриевского района Курской области в семье крестьянина. В Советской Армии с 1947 г. Окончил авиационную школу механиков, после учебы служил авиамехаником, старшим авиамехаником, секретарем комсомольского бюро полка. В 1956 г. экстерном окончил Череповецкое военное училище, в 1963 г. — Военно-политическую академию им. В. И. Ленина.

После окончания военной академии проходил службу в РВСН, был заместителем командира полка по политчасти, заместителем начальника политотдела дивизии, начальником политотдела дивизии, старшим инспектором Политуправления РВСН.

Возглавляя политотдел космодрома, проявил себя энергичным, грамотным политработником. Помогая решать сложные задачи полигонных испытаний начальникам космодрома В. И. Фадееву и Ю. Н. Сергунину, Василий Трофимович много внимания уделял вопросам боевой подготовки, техники безопасности, поддержания порядка в военных городках, укрепления воинской и трудовой дисциплины. Стиль работы политотдела при В. Т. Паршикове отличался особой четкостью и организованностью. Как человек и руководитель Василий Трофимович пользовался огромным уважением среди политработников и командиров. Так его характеризует полковник запаса Иван Александрович Кваша, хорошо знавший В Т. Паршикова по совместной работе в политотделе.

При В. Т. Паршикове на полигоне активно велась работа по выполнению программы «Интеркосмос». В эти годы на запуски интернациональных экипажей на космодром приезжали партийно-правительственные делегации из ЧССР, ПНР, ГДР, ВНР, ВНР, СРВ, Кубы, МНР, СРР, Франции, что накладывало особую ответственность на весь коллектив полигона, в том числе и на политический отдел. Все эти задачи были выполнены четко, без ошибок, за что не один раз от имени ЦК КПСС и Советского правительства каждому участнику этих работ объявлялась благодарность.

В 1983 г. генерал-майор В. Т. Паршиков был назначен старшим инспектором Политуправления РВСН. Но проработал он на новом месте недолго. 25 ноября 1983 г. Василий Трофимович скоропостижно скончался.

Советское правительство высоко оценило самоотверженную службу В. Т. Паршикова своему Отечеству. Он был награжден двумя орденами Красной Звезды (одним из них — в 1953 г. за боевые заслуги в Корейской войне), орденами Трудового Красного Знамени, «За службу Родине» 3-й степени, медалью «За трудовую доблесть» и многими другими медалями.

В 1983 г. на должность начальника политотдела был назначен полковник Евгений Степанович Голосов.

Родился Е. С. Голосов 5 марта 1937 г. в Пушкинских Горах Ленинградской области. Окончил в Ленинграде саперное училище. Служил командиром взвода на Семипалатинском полигоне. После окончания в 1966 г. Военно-политической академии им. В. И. Ленина работал старшим инструктором отдела комсомольской работы Политуправления РВСН. В 1968 г. участвовал в работе комсомольской конференции космодрома Байконур. В 1969 г. был назначен начальником политотдела отдельного полка в Омске. Затем работал заместителем начальника и начальником политотдела дивизии Читинской армии РВСН. С последней должности и был назначен начальником политотдела космодрома. Здесь стал генерал-майором.

В декабре 1985 г. уехал в Ленинград, в Военно-инженерный Краснознаменный институт им. А. Ф. Можайского на должность начальника политотдела этого вуза. В 1992 г. был уволен из Вооруженных Сил. Скоропостижно скончался в июне 2001 г. в Санкт-Петербурге.

В эти годы на космодроме наряду с запусками космических кораблей и аппаратов решались сложные задачи по строительству объектов многоразовой космической системы «Энергия-Буран». На площадках полигона было сосредоточено около ста тысяч военных строителей. С большими трудностями решались вопросы размещения людей, организация питания. И политработники во главе с Е. С. Голосовым при поддержке начальника полигона Ю. А. Жукова вместе с командирами, хозяйственниками проводили большую работу по мобилизации личного состава, служащих Советской Армии на выполнение сложных задач. Многие строители и испытатели помнят день запуска ракеты-носителя «Энергия» — 15 мая 1987 г. Это была их большая победа!

С 1986 по 1989 г. начальником политического отдела космодрома Байконур был полковник, затем генерал-майор Альгимантас Яронимович Науджюнас. Он родился 24 июня 1942 г. в деревне Новая Слобода Кайшядорского района Литовской ССР.

В 1963 г. окончил Казанское военно-авиационное училище по специальности инженер-механик, в 1976 г. — Военно-политическую академию им. В. И. Ленина. Служил старшим техником-механиком, секретарем комитета ВЛКСМ, старшим инструктором по комсомольской работе политотдела армии, заместителем командира полка по политчасти, заместителем начальника политического отдела дивизии, начальником политотдела дивизии, заместителем начальника политотдела космодрома Плесецк.

За время сравнительно недолгой службы на космодроме Байконур Науджюнас стремился познать специфику испытательных работ каждого научно-испытательного управления полигона, обстановку и настроения в воинских коллективах. Это давало ему возможность создать систему расстановки коммунистов и комсомольских активистов в боевых расчетах, во всей цепи технологических испытаний и обеспечить безаварийное проведение запусков, качественное выполнение испытательных работ на полигоне, в том числе при подготовке и запуске 15.5.1988 г многоразового космического корабля «Буран».

А. Я. Науджюнас имеет правительственные награды: ордена Трудового Красного Знамени и «За службу Родине», а также 16 медалей.

Последним начальником политотдела космодрома Байконур был полковник Николай Иванович Козловский. Он родился на Украине в 1941 г.

В 1962 г. окончил Казанское военное училище. С 1959 г. служил в РВСН. В 1986 г. был назначен заместителем начальника политотдела космодрома Байконур, а в конце 1989 г. — начальником этого политотдела. Служба Николая Ивановича в должности начальника политотдела космодрома была недолгой.

Н. И. Козловский, деятельный офицер-политработник, хорошо знал положение дел во всех частях космодрома. Он пользовался авторитетом среди всего личного состава полигона. После умышленного развала политорганов Николай Иванович (один из немногих руководителей, кто мужественно принял этот удар) не паниковал, а смог уберечь офицеров-политработников от расправы над ними, добившись назначения их на другие должности для продолжения офицерской службы, после чего уехал в Киев, где живет и работает в настоящее время.

Н. И. Козловский имеет правительственные награды: ордена Красной Звезды и «За службу Родине», а также 16 медалей.

Политотдел космодрома решал сложные и весьма специфические задачи. Кроме выполнения планов запуска, боевой и политической подготовки, боевого дежурства в сфере деятельности политотдела находились визиты на космодромы различных делегаций, частые приезды групп журналистов для освещения космических полетов, городские проблемы, телевидение, народный театр, ансамбль песни и пляски и много другое. До 1970 г., когда появился горком Компартии Казахстана, политотдел по существу выполнял его функции. И надо сказать, что политотдел космодрома вместе с командованием, политотделами управлений, парткомами, комитетами ВЛКСМ, руководителями профсоюзной организации успешно решал множество задач. Большую роль в этом играли начальники политотдела. Но, разумеется, успех дела во многом зависел от деятельности всего коллектива политотдела.

За 36 лет школу работы в политотделе космодрома прошли многие офицеры-политработники и служащие. При помощи ветеранов космодрома Б. И. Посысаева, В. А. Кателевского, И. А. Кваши, Г. П. Волкова, Э. К. Габунии, а также Я. И. Нечесы и Л. П. Житлухина автору удалось максимально полно составить список сотрудников политотдела за все годы его работы.

ЗАМЕСТИТЕЛИ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТОТДЕЛА

М. И. Ботяшов (1955–1961), П. М. Ошкай (1961–1963), В. И. Тексин (1963–1967), С. Н. Порошин (1967–1974), С. М. Григорьев (1974–1978), А. М. Митринюк (1978–1982), В. Н. Михайлин (1983–1986), Н. И. Козловский (1986–1989), Н. Ф. Авдеев (1989–1991).

ЗАМЕСТИТЕЛИ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТОТДЕЛА — НАЧАЛЬНИКИ ОТДЕЛЕНИЯ АГИТАЦИИ И ПРОПАГАНДЫ

Г. П. Волков, А. М. Митринюк, Г. К. Кудряшов, А. И. Борзунов, А. С. Адамович, В. М. Латанов.

СЕКРЕТАРИ ПАРТИЙНОЙ КОМИССИИ

П. И. Черников, B. C. Мушко, М. Т. Сурков, В. А. Кузин, Н. И. Фатиков, П. Г. Сугак, Э. А. Никольченко, А. Н. Смирнов.

НАЧАЛЬНИКИ ОТДЕЛЕНИЯ ОРГАНИЗАЦИОННО-ПАРТИЙНОЙ РАБОТЫ

С М. Григорьев, В. И. Трапезников. Г. К. Кудряшов, А П. Щербаков. В. П. Кретов. А. Н. Смирнов, А. Ф. Савельев.

ПОМОЩНИКИ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТОТДЕЛА ПО КОМСОМОЛЬСКОЙ РАБОТЕ

Г. Л. Орлов (1955–1959), Н. М. Анисимов (1959–1960), О.З. Ушаков (1960–1961), B. C. Загороднов (1961–1962), Ю. Б. Козлов (1962–1966), Б. И. Посысаев (1966–1971), Э. К. Габуния (1971–1972), А. И. Сергеев (1972–1974), Ю. В. Крапивка (1974–1976), Ю. П. Петров (1976–1978), Г. П. Опрышко (1978–1980), А. К. Кузьменко (1980–1983), А. И. Савоничев (1983–1986), А. Г. Яровой (1986–1988), A. Ф. Линкин (1989–1990), В. П. Матвеенко (1991).

НАЧАЛЬНИКИ ОТДЕЛЕНИЯ КАДРОВ

К. И. Девятовский, М. С. Корниенко. И. А. Кваша, Е. А. Моторин. B. А. Котелевскии, А. Н. Горяйнов.

ИНСПЕКТОРЫ, ЛЕКТОРЫ, СТАРШИЕ ИНСТРУКТОРЫ, ИНСТРУКТОРЫ И ДРУГИЕ СОТРУДНИКИ ПОЛИТОТДЕЛА

И. Г. Аракчеев, З. А. Андреюк, Г. П. Антонов, В. А. Акиндинов, С. С. Ануфриенко, Ю. И. Баскакова, Ф. М. Бакуменко, В. Р. Браковский, А. Г. Бельченко, А. А. Брикса, П. В. Беляев, Т. И. Варлашина, И. А. Волобуев, Ю. И. Высота, А. Н. Волощук, С. Н. Грунин, Л. Гунько, А. А. Гущин, В. Т. Горбачев, В. А. Головин, B. C. Горин, Л. А. Гуркина, В. П. Дорохов, И. Дацюк, А. Данилов, В. Г. Догаев, Б. М. Долижанский, Л. Д. Дроботенко, В. И. Егоров, В. И. Елисеев, В. И. Ерахтин, А. П. Журавель, И. А. Зуев, Земсков, В. М. Игнатьев, С. Игошин, В. Н. Казаков, А. И. Короед, В. И. Каблов, М. И. Каратеев, В. М. Каталевский, М. И. Кузнецов, В. И. Комар, С. А. Кострома, А. М. Капустин, М. И. Колин, Колосов, В. В. Казаков, А. А. Ковальчук, П. А. Косинов, Б. Кутузов, Н И. Малянов. З. П. Малюкова, Н. П. Макаренков, B. C. Молодцов, Г. А. Мазурик, А. П. Мишенин, Ю. В. Масюк, С. М. Мухамбеткалиев, В. И. Максин, В. П. Матвиенко, Б. И. Максименко, В. И. Матвиевский, А. И. Михайлюков, Н А. Минина, Е. А. Морозов, В. Мелешко, Г. Маньковский, Б. И. Наступнев, А. Ф. Негодаев, П. В. Немцев, К. А. Несудимов, Е. В. Нетребко, С. Н. Нагорный, А. А. Павлова, Г. И. Патрогин, Н. З. Плеханов, В. Я. Павлов, М. С. Плетушков, Д. П. Павшенюк, Н. Г. Пацека, В. А. Петровский, В. А. Петренко, Н. А. Павловский, Н А. Петров, В. Г. Пономаренко, В. Г. Порхунов, А. Релькин, И. К. Радченко, Романов, Л. Д. Рогачевский, В. И. Суворов, В. П. Семионенкова, М. И. Сатвалов, В. И. Семенова, Е. Ф. Соколовская, П. Я. Сергиенко, А. Ф. Савельев, В. А. Седлов, B. C. Смирнов, Г. Д. Сульянов, И. А. Субботин, Н. Н. Сиренко, Б. Н. Степанков, B. C. Стасенко, Н. С. Семичастов, Н. А. Тарумова, К. Токмухамедов, В. П. Трубченко, В. Ткачев, В. Ф. Тулаев, В. Н. Топтыгин, Ю. А. Трофимов, Н. В. Тепляков, В. И. Трухин, Т. В. Титкова, А. В. Усов, О. А. Урусов, А. Н. Федотов, В. Я. Федотиков, А. М. Хижняк, В. И. Харютин, С. И. Царев, А. М. Чумаков, Л. B. Чекелевич, Г. И. Чернушевич, В. О. Чиковани, С. К. Чайка, В. А. Шишов, В. Ф. Шаповалов, Е. А. Шульгин, А. В. Шандров, В. И. Щигорев, Ю. Н. Юхно, В. А. Юрцев.

После ликвидации политических органов в Вооруженных Силах были введены сначала должности помощников командиров, а затем заместителей по воспитательной работе. С 1992 по 1994 г. помощником начальника космодрома по воспитательной работе был полковник Александр Николаевич Орлов. С 1994 г. заместителем начальника космодрома по воспитательной работе является полковник Сергей Иванович Тихонов. Обоим выпала трудная доля в новых условиях перестраивать всю систему воспитательной работы в частях, подразделениях, трудовых коллективах. Очень важно, что многие традиции, формы, методы этой работы сохранились, особенно в области культуры, просвещения, физкультуры и спорта. Возросла роль индивидуальной воспитательной работы.

В последние годы космодром Байконур переживает трудные времена — как говорится, на просторах России, Казахстана и других бывших республик СССР дуют другие ветры. Средств для развития космодрома, космических программ, мягко говоря, не хватает.

И все же космодром живет, он остается действующей космической гаванью. Низкий поклон от нас, ветеранов Байконура, за мужество и подвижничество офицерам, прапорщикам, рабочим, служащим, сержантам и солдатам, всем тем, кто и сегодня продолжает дело, начатое предшествующими поколениями байконурцев. Особая благодарность нынешнему начальнику космодрома генерал-лейтенанту Л. Т. Баранову, бывшим командирам и политработникам Г. Д. Дмитриенко, Е. М. Кушниру, Е. А. Черному, А. П. Петренко, А. И. Тарасову и другим, кто не только работает в дружной команде администрации Байконура и поддерживает его жизнедеятельность, но и сохраняет тот остров надежды ветеранов, для которых космодром всегда был и остается родным и близким.

Алексей Иванович Нестеренко
ТАК НАЧИНАЛСЯ КОСМОДРОМ

Воспоминания о первых месяцах формирования и строительства космодрома Байконур

30 марта 1908 г. — 18 июля 1995 г. Генерал-лейтенант, первый начальник космодрома Байконур с 19 марта 1955 г. по 2 июля 1958 г. Командир многих боевых формирований легендарных «катюш» в годы Великой Отечественной войны. Первый начальник НИИ-4 МО СССР (1946–1951 гг.).

После Второй мировой войны мир разделился на два лагеря: лагерь социализма во главе с Советским Союзом и лагерь империализма во главе с США. Заправилы капиталистических государств рассчитывали, что в тяжелой многолетней войне Советский Союз и фашистская Германия истощат свои человеческие и экономические ресурсы и обессилят до такой степени, что после войны они смогут диктовать свою волю, а громадный Советский Союз превратится в их колонию. Тем самым будет положен конец коммунистическим идеям.

Но случилось невиданное в истории войн. Благодаря советской социалистической системе и героизму советского народа Советский Союз в военном отношении стал самой могущественной страной в мире.

Испугавшись могущества СССР, США и Англия в спешном порядке сколачивали военные блоки и окружали СССР военными базами. Все это создавало реальную угрозу развязывания 3-й мировой войны.

Для того чтобы не быть застигнутыми врасплох, как это случилось в первый период Отечественной войны, и учитывая соотношение сил (главным образом географическое положение США), Советский Союз, Советское правительство направляли свои усилия в интересах обеспечения мира.

Природа империализма и его волчий закон гласят — считаться только с сильным. История учит, что только сила способна обуздать агрессию. В современных условиях сила государства заключается в могуществе армии, в могуществе ее вооружения.

Несмотря на чрезвычайно тяжелые послевоенные годы, нашему государству, нашему народу, нашему правительству наряду с титаническими усилиями, направленными на восстановление разрушенных городов, заводов, колхозов, приходилось вести большую работу и нести большие затраты по содержанию многочисленной армии и созданию нового совершенного оружия. Другого выхода не было.

В 1955 г. у нас уже были современные дальнобойные баллистические ракеты для Европейского театра военных действий. Но эти ракеты не решали основной задачи в условиях борьбы двух противоположных систем, они не могли поражать цели, расположенные на территории США — цитадели империалистического лагеря.

Наша авиация также не могла решить эту задачу по двум причинам. Во-первых, из-за недостаточного радиуса действия и, во-вторых, из-за бурного развития противосамолетных средств борьбы: истребительной реактивной авиации и ЗУРС.

Наш Военно-Морской Флот по сравнению с ВМФ США и Англии был слишком малочисленным, а на создание его в нужном количестве потребовалось бы не одно десятилетие и колоссальные затраты, которые были в тот период непосильными для нашего государства.

Поэтому единственным наиболее перспективным стратегическим ударным средством могли быть межконтинентальные баллистические ракеты (были попытки создать и крылатые ракеты).

Для создания МБР у нас в 1955 г. имелись все необходимые предпосылки, как производственные, так и научно-технические. В нашей стране к тому времени была создана материальная база и научно-технические основы для изготовления такого оружия.

Однако для достижения межконтинентальной дальности стрельбы порядка 10–12 тысяч километров в области ракетостроения необходимо было совершить поистине революционный скачок, в кратчайший срок создать более совершенные ракеты. Это означало: в десятки раз увеличить дальность стрельбы, улучшить кучность, повысить эффективность боевых зарядов.

Для решения этих проблем были привлечены лучшие конструкторские коллективы промышленности, Академия наук СССР, военные институты и академии.

На основе теоретических трудов К. Э. Циолковского, М. К. Тихонравова, В. П. Глушко, С. П. Королева, Ф. А. Цандера, научно-исследовательских работ НИИ и КБ и полученного опыта по созданию ракет средней дальности правительством было принято решение приступить к разработке МКР с дальностью стрельбы 8 тысяч километров.

Для летных испытаний МКР необходимо было создать и соответствующий полигон, так как существовавший в то время полигон МО (ГЦП) не мог обеспечить проведение летных испытаний ракет такого типа. Для выбора места полигона постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР была создана Государственная комиссия во главе с генерал-лейтенантом В. И. Вознюком.

В результате работы комиссии и представленных ею материалов было утверждено место основной базы полигона в Кармакчинском районе Кзыл-Ординской области в Казахстане. Район падения первых ступеней — в Акмолинской области, район падения головных частей — на севере полуострова Камчатка.

На основании выданных заданий в 1954 г. ЦПИ-31 и НИИ-4 приступили к проектированию полигонного комплекса и жилого городка. На НИИ-4 была возложена задача разработать комплекс измерительных средств полигона.

Будучи артиллеристом по военному образованию и боевому опыту, я видел большое будущее, большую перспективу за этим новым видом оружия. За годы войны я увидел большие возможности ракетной артиллерии и окончательно стал патриотом этого нового и прогрессивного вида артиллерии.

Преодолевая косность и консерватизм некоторых старших артиллерийских начальников, я и многие другие генералы и офицеры — бывшие командиры ГМЧ, начальники оперативных групп ГМЧ фронтов (Кулешов, Николовский, Вознюк и др.) вели большую работу и борьбу с их консервативными взглядами, спорили, доказывали необходимость дальнейшего развития реактивной артиллерии.

В мае 1946 г. я был назначен первым начальником НИИ-4, который пришлось создавать заново и которым я командовал 4,5 года. Затем был назначен заместителем командующего артиллерией Белорусского военного округа.

В 1952 г. я был назначен начальником реактивного факультета Академии им. Дзержинского. Снова возвратился к реактивной артиллерии, несмотря на протесты командующего артиллерией округа генерала М. П. Дмитриева и командующего округа маршала Советского Союза Тимошенко.

Меня тянуло и влекло новое ракетное оружие. Я отчетливо понимал значение реактивной артиллерии в современной войне, тем более перспективу ее развития. Работа в НИИ-4 дала мне возможность правильно ориентироваться в перспективе развития ракетной техники.

Начальником 4-го реактивного факультета Академии им. Дзержинского я был назначен по настоянию генерала П. А. Дегтярева.

Консерватизм некоторых артиллерийских и общевойсковых военачальников, к нашему счастью, не помешал ЦК КПСС и правительству правильно определить возможные перспективы развития ракетного вооружения, роль и значение этого нового вида оружия в будущей войне. Потому наряду с разработкой новых межконтинентальных ракет правительством принимались решения о подготовке необходимого количества инженерных офицерских кадров для ракетной техники.

Постановлением правительства в 1951–1952 гг. были осуществлены призывы студентов старших курсов технических вузов в инженерную артакадемию им. Дзержинского (спецнабор).

В 1952 г. на факультете насчитывалось 500 человек основного набора и 1300 человек спецнабора. Всего — 1800 слушателей.

В марте 1955 г. состоялся выпуск слушателей спецнабора и основного курса.

После выпуска слушателей мне было предложено дать согласие стать начальником вновь создаваемого полигона (НИИП-5).

Первый разговор со мной на эту тему был на ГЦП у генерала В. И. Вознюка (в марте 1955 г. я находился на ГЦП, был председателем Госкомиссии полетным испытаниям ракеты Р-11). Генерал Вознюк пригласил меня к себе и объявил, что создается новый большой полигон для испытаний и отработки МКР. Маршал артиллерии М. И. Неделин просил выяснить, не дам ли я согласия стать начальником этого полигона, подчеркнув, что это, безусловно, связано с выездом из Москвы. Предполагалось, что новый полигон будет филиалом ГЦП. Таким образом, я должен был непосредственно подчиняться генералу Вознюку. Маршал просил дать ответ в течение суток. Я ответил генералу Вознюку, что работа в области развития и усовершенствования ракетной техники меня интересует, командная должность устраивает больше, чем должность начальника факультета, выезд из Москвы меня не пугает, а подчинение непосредственно ему — это даже лучше, ибо я знаю его, а он меня. К тому же с его стороны будет оказано больше помощи советом и выделением личного состава.

Генерал Вознюк просил меня сообщить свое решение в 8 часов 30 минут утра с тем, чтобы в 9 часов доложить маршалу Неделину.

Вечером я по телефону сообщил жене, что мне предлагается новая должность с выездом из Москвы. Она ответила: «Решай сам, а мы готовы ехать куда угодно, не первый раз». Я сообщил, что работа большая, интересная, нужная. Жена ответила: «Если надо, то давай согласие, дети у нас уже большие».

В 8 часов 30 минут утра я сообщил генералу Вознюку о своем согласии.

По приезде в Москву маршал Неделин лично сообщил о моем назначении приказом министра обороны СССР начальником формируемого полигона, заявив, что он очень доволен моим согласием и тем, что я не держусь за Москву. Он коротко объяснил мне задачи, рассказал о месте полигона и ориентировочных сроках формирования и строительства.

Пунктами формирования были назначены: Москва, ГЦП, Тюра-Там, НИИ-4 в Болшево. В заключение беседы маршал артиллерии Неделин рекомендовал мне быстрее сдать факультет и приступить к формированию полигона. О ходе формирования еженедельно докладывать лично, а по прибытии в Тюра-Там до установления ВЧ связи — письменно 2 раза в месяц. Относительно подчиненности было сказано, что до выезда из Москвы я нахожусь в распоряжении маршала Неделина, а затем, в зависимости от того, как будет лучше.

В дальнейшем из-за большой отдаленности полигонов друг от друга и плохого сообщения между ними, а также в связи с большим размахом и масштабом новой организации было принято решение, что полигон не может быть филиалом ГЦП. Его целесообразно создавать и развивать как самостоятельную организацию с непосредственным подчинением начальнику ГУРВО генералу А. И. Семенову.

При создании НИИП-5 был максимально использован опыт ГЦП. Для укомплектования НИИП-5 из ГЦП было выделено много офицеров, имеющих практический опыт работы на полигоне. Это были следующие товарищи: А. И. Носов, А. А. Васильев, А. П. Метелкин, Ф. И. Зайцев, Н. П. Павлов, Н. И. Кулепетов, А. В. Соловьев, И. Т. Буряк, Д. Г. Харьковский, П. В. Гусев, А. Н. Злыденко и др.

Надо отдать должное всем перечисленным товарищам. Несмотря на то, что они были первыми на ГЦП, осваивали, так сказать, «целину» в Астраханских степях, они дали согласие поехать в район со значительно худшими климатическими условиями на освоение еще более трудной «целины». Они честно выполнили свой долг, много и самоотверженно трудились, передавали свой опыт, помогали создавать новую, более сложную организацию.

Необходимо также отметить, что большую работу проделал генерал Вознюк в решении вопроса по созданию этого полигона, будучи председателем комиссии по выбору его места и по разработке предварительных штатов.

Со стороны ГЦП была оказана большая помощь и в период формирования НИИП-5. Часть подразделений НИИП-5 формировалась и длительное время размещалась на ГПЦ (в/ч 14315, 14336 и др.)

Для формирования НИИП-5 была создана оргштатная группа во главе с полковником А. А. Васильевым. Группа была размещена в Москве на Фрунзенской набережной в помещении ГУРВО (в то время 4-е Главное управление ракетного вооружения МО).

Оргштатная группа, а в дальнейшем и полигон подчинялись начальнику 4-го Главного управления РВ генералу А. И. Семенову.

В задачи оргштатной группы входило:

— разработать штат полигона;

— организовать подбор кадров по основным службам;

— подготовить заявки по всем видам материального и техобеспечения;

— организовать контроль за организацией строительства полигона;

— организовать подготовку поступающих на укомплектование полигона кадров.

В организации полигона и его техническом обеспечении решающая роль принадлежала 4-му ГУ РВ. Большую помощь, особенно в первый период подготовки полигона к летным испытаниям, оказывали генералы А. Г. Мрыкин, Гайдуков, другие офицеры управления.

Первая группа офицеров штаба полигона (подполковник Н. И. Кузьменко и инженер-капитан А. А. Белужкин) выехала в Тюра-Там в апреле 1955 г.

К этому времени на станцию Тюра-Там прибыли строители во главе с полковником Г. М. Шубниковым. В районе строительных площадок сосредоточивались строительные батальоны. Они создавали материально-техническую базу для развертывания строительства.

Все прибывающие офицеры, рабочие и служащие размещались в палатках, землянках и вагончиках.

В условиях пустынной местности, жары и песчаных бурь жизнь вновь создаваемого гарнизона усложнялась еще и тем, что вблизи не было крупных населенных пунктов, на которые можно было бы в какой-то степени базироваться и использовать их коммунально-бытовые предприятия: хлебопекарни, бани, прачечные, магазины, парикмахерские и др.

Населенные пункты, удаленные на 100–120 км (Джусалы и Казалинск), не могли оказать помощь. Невозможно было использовать и местное население.

Питание всех жителей гарнизона осуществлялось из походных солдатских кухонь, а затем офицерский состав, служащие и их семьи питались во временных столовых барачного типа.

В мае 1955 г. я находился на ГЦП: проверял размещение первых подразделений, которые там формировались, — батальон связи и испытательные отделы. Там же размещался отдел кадров, который занимался подбором офицерского состава из кадров ГЦП.

В этот период я внезапно заболел и попал в госпиталь, а через несколько дней на ГЦП прилетел маршал Неделин в сопровождении генерала Гайдукова. К его прилету я почувствовал себя лучше и прямо из госпиталя выехал на аэродром для следования с маршалом в Тюра-Там. В период пребывания в госпитале мне удалось уговорить подполковника А. В. Соловьева дать согласие на должность начальника госпиталя на новом полигоне.

Мой первый приезд в район будущего полигона состоялся в июне 1955 г. Я прибыл туда вместе с маршалом М. И. Неделиным.

Первое впечатление о местности и условиях расквартирования было удручающее: степь, такыры, солончаки, пески, колючки, жара и ветер, иногда переходящий в песчаную бурю, и бесчисленное множество сусликов. Ни одного дерева, ни одного населенного пункта.

В апреле я приступил к подбору кадров и формированию полигона. В первую очередь необходимо было подобрать начальника штаба, начальника политотдела и заместителей по спецслужбам (опытно-испытательных работ, научно-исследовательских работ и измерений, строительства, тыла, главного инженера, службы режима, начальника отдела кадров, начальников медицинской и финансовой служб). На должность начальника штаба Главным управлением кадров МО СССР были рекомендованы товарищи Васендин, А. Г. Захаров и А. С. Буцкий. Васендин и Захаров согласия не дали. Васендин заявил, что службу полигона и начальника штаба ГЦП представляет и в этой должности мог бы работать (он в то время был заместителем начальника штаба на ГЦП), но считает, что работа в должности начальника штаба на новом месте для него будет тяжелой. Захаров свой отказ мотивировал тем, что хотел бы работать на самостоятельной командирской должности, что штабная работа ему не нравится. В дальнейшем Захаров пошел на должность начальника факультета в Ростовское высшее инженерное училище.

Беседа с Буцким была основательнее. Он вначале заявил следующее: «Я не могу с ходу дать вам согласие, так как не знаю ни характера, ни объема работы, не знаю, справлюсь ли я с ней. Если можно, прошу подробнее сообщить мне о характере и объеме работы». Я ему ответил: «Вы были начальником штаба артдивизии, поэтому я считаю, что опыт у Вас есть и, судя по личному делу, на всех участках работы, куда вас назначали, вы справлялись хорошо. Может быть вас пугает место?» Буцкий ответил, что место его не пугает и семья этого не боится, что он офицер и, куда прикажут, туда он и поедет, но хотел быть уверенным, что оказанное ему доверие он сможет оправдать. Я дал Буцкому на размышление сутки. На второй день разговор был кратким. Алексей Саввич дал согласие. Его согласием я был доволен, ибо он произвел на меня хорошее впечатление скромностью, тактичностью, как серьезный офицер. После этого я просил ГУК быстро оформить Буцкого приказом. В апреле 1955 г. он был назначен начальником штаба полигона (приказ МО № 0060 от 9.4.1955 г.). Его назначение было серьезной помощью в организационной работе.

Следует отметить, что до назначения полковника Буцкого обязанности начальника штаба орггруппы выполнял Васендин, причем активно и добросовестно. Своей работой он оказал большую помощь оргштабной группе.

В дальнейшем подбор кадров осуществлялся следующим образом. Подбором кадров в ГУКе занимались полковники Попов и Чайников. Они отбирали личные дела офицеров, изучали их и передавали мне для ознакомления. Наиболее достойных кандидатов вызывали из войск и академий для переговоров. Самым трудным моментом в подборе кадров являлось место дислокации. Многие офицеры и служащие, как только узнавали, что полигон будет размещаться в пустынной местности, немедленно отказывались, выставляя множество причин, чтобы не быть назначенными.

Выдумывались всевозможные болезни: калит, гастрит, гипертония, малярия, предрасположенность к туберкулезу, если не у самого себя, то у жены, детей, тещи и т. д.

Это была тяжелая, утомительная работа, которая усугублялась тем, что ее нужно было провести в ограниченные сроки, а также и тем, что нельзя было точно назвать место дислокации и характер работы полигона. Да к тому же требовалась предварительная проверка каждого кандидата по линии органов безопасности, соответствующая форма допуска. Для оформления допуска каждому офицеру и служащему необходимо было заполнить анкету. Многие вполне подходящие и достойные офицеры, узнав о пустынной местности и особо режимных условиях, отказывались. Приходилось терпеливо и настойчиво объяснять, что это очень важное мероприятие, вы будете довольны, но на первых порах придется пережить определенные трудности и т. д.

Большую помощь в подборе кадров оказали А. С. Буцкий и заместитель начальника полигона по политической части полковник Н. М. Прошлецов, а также офицеры, выделенные в НИИП-5 из состава ГЦП: А. И. Носов, А. А. Васильев, А. П. Метелкин, А. Ф. Коршунов, П. В. Гусев, Н. П. Павлов, А. Н. Злыденко, Д. Г. Харьковский и др. Они знали многих офицеров и рекомендовали их мне, а главное — что они сами дали согласие и являлись лучшим примером.

Исключительно большую роль в подборе молодых офицерских кадров для полигона сыграло то обстоятельство, что я был начальником реактивного факультета в Академии им. Дзержинского, где в апреле был произведен большой выпуск слушателей. Это были мои воспитанники, которых я знал, и они знали меня. Так как я первым дал согласие выехать из Москвы на формирование полигона, это давало мне большое моральное право агитировать молодежь ехать со мной осваивать «целину» — важнейший участок оборонного значения. Для этой цели я собирал целые курсы выпускников и проводил с ними разъяснительную работу, рассказывал о роли, месте и перспективах реактивной артиллерии и особенно баллистических ракет большой дальности.

Поэтому то количество слушателей, которое было намечено при распределении для полигона, сравнительно легко удалось сагитировать, и абсолютное большинство их без особого нажима дало согласие ехать осваивать «целину», как мы называли в то время полигон.

В дальнейшем для того, чтобы не раскрывать район дислокации полигона, были установлены условные наименования. Основная база полигона, располагавшаяся в Казахстане, называлась «Тайга», база на полуострове Камчатка — «Кама». Многие офицеры, рабочие и служащие, прибывшие в «Тайгу», острили: «Почему же в «Тайге» нет ни одного дерева?»

Кроме начальника штаба Буцкого, первыми моими заместителями были назначены: по ОИР — подполковник А. И. Носов, по НИР — полковник А. А. Васильев, главным инженером — подполковник А. П. Метелкин, заместителем по строительству — подполковник Н. Н. Васильев, начальником тыла — подполковник Лебедев, заместителем по режиму полковник Н. Д. Силин, заместителем начальника штаба — полковник П. Г. Ковель, начальником оперативного отдела — подполковник А. М. Войтенко.

Основным костяком инженерного состава полигона являлись выпускники артиллерийской инженерной академии и офицеры ГЦП.

Все эти и многие другие офицеры в наиболее трудный организационный период проделали исключительно большую работу. Надо отдать должное и их семьям, их женам, которые безропотно выехали в район с тяжелыми климатическими условиями, в абсолютно неблагоустроенный гарнизон. Это по существу еще не был гарнизон, а большой пыльный палаточный и земляночный лагерь.

Надо представить, насколько трудно было в течение 4–5 месяцев (с мая по сентябрь) сосредоточить в районе «Тайга» более 12 тысяч человек, которых необходимо было обеспечить питанием, водой, прачечными, теплым жильем, так как надвигалась суровая зима. Поэтому строительство жилого и бытового фонда полигона планировалось в два этапа.

Первый этап — это строительство временных сборно-щитовых бараков и домиков. Сначала были построены бараки для временных столовых и штабов полигона и для военных строителей. Затем возводили жилые общежития барачного типа и щитовые домики.

Для личного состава военных строителей строились в основном землянки.

С наступлением холодов серьезной проблемой стал вопрос банно-прачечного обеспечения гарнизона. Если в теплое время эта проблема решалась просто (мылись и стирали белье в реке), то с наступлением холодов возникала угроза антисанитарии. Поэтому по настоятельному и неоднократному ходатайству командования полигона директивой начальника Тыла Вооруженных Сил к полигону был прикомандирован банно-прачечный поезд с инициативным и очень деятельным начальником подполковником Колодяжным. Поезд проделал исключительно большую и полезную работу. В этом велика заслуга и начальника тыла Лебедева.

Чрезвычайно остро стоял вопрос обеспечения хлебом. Эта задача решалась вначале начальником Тыла строительного управления полковником Ткаленко, который быстро организовал полевую хлебопекарню. Суточная потребность в хлебе составляла 15–18 тонн.

Первая зима (1955/56 г.) была на редкость холодной и ветреной, морозы доходили до минус 42 градусов. Природа как будто нарочно решила проверить стойкость и мужество этого громадного, быстро создаваемого гарнизона в условиях пустыни. Для того чтобы поддержать минимально возможную температуру, необходимо было круглосуточно топить временные печи: железные, кирпичные, чугунные, глинобитные — какие кто мог соорудить. Это требовало большого количества дров. Надо учесть, что каждая палка, каждая щепка привозилась за тысячи километров. Круглосуточная топка времянок вызывала частые пожары в палатках, землянках и домиках, несмотря на противопожарные мероприятия. И чем было холоднее, ненастнее, тем чаще возникали пожары. Мною, начальником гарнизона, был издан приказ, в котором требовалась постоянная противопожарная готовность всего офицерского состава в ночное время для выезда по тревоге. В каждом подразделении назначались дежурные противопожарные подразделения и нештатные пожарные команды. В результате проводимых мероприятий возникавшие очаги пожаров быстро ликвидировались.

Важнейшей задачей в сложных и тяжелых условиях жизни и быта этого громадного гарнизона, разбросанного по отдельным площадкам, было быстро развернуть строительство основных объектов полигона, необходимых для обеспечения испытательных работ.

По программе подготовки полигона к началу летных испытаний должны были быть построены следующие основные объекты: стартовая позиция, МИК со всеми коммуникациями, железнодорожные пути, бетонные дороги, водопровод, система пожарных резервуаров, линии электропередач, центральный пункт связи и службы единого времени, приемно-передающие центры, монтажно-сборочный корпус ГЧ, три РУП (два базовых, удаленных от СП на расстояние 250 км, и хвостовой, удаленный на расстояние 500 км), девять измерительных пунктов в районе падения первых ступеней, ретрансляционный пункт в Иркутске, шесть измерительных пунктов на «Каме» с ПДРЦ, ПРЦ, аэродромами. На всех пунктах предусматривалось оборудование взлетно-посадочных площадок.

Таким образом, одновременно развертывалось и укомплектовывалось более 30 отдельных гарнизонов. К началу летных испытаний предстояло закончить строительство всех перечисленных объектов.

Немало трудностей в этот период вызывал вопрос организации торговой сети (военторга), а впоследствии совхоза, молочной фермы и мясокомбината.

Перед началом строительства необходимо было произвести рекогносцировку районов дислокации, согласовать решения с местными властями об отводе земельных участков, произвести посадку и разбивку объектов. В этих вопросах большую помощь оказал Л. И. Брежнев, который был в то время секретарем ЦК Компартии Казахстана.

Почти одновременно во всех гарнизонах развертывалось строительство, поступала техника, которую необходимо было смонтировать, отладить и принять в эксплуатацию.

Вся эта огромная работа требовала большой оперативности, своевременной и четкой информации и личного контроля. Поэтому командованию полигона приходилось непрерывно разъезжать в пункты формирования: в Москву, Болшево, ГЦП, в «Тайгу» и т. д., а также непрерывно командировать офицеров ОКС, тыла, политотдела, штаба, службы НИР на строящиеся объекты.

Следует учесть, что штаты были куцыми, не соответствовали объему работ. Так, например, на ИП не были предусмотрены офицеры тыла. Поэтому начальники ИП своими приказами назначали по очереди офицеров, техников или инженеров вести финансовую, продовольственную и вещевую службы, что приводило к серьезным недочетам в работе.

Надо иметь в виду и то, что формирование всех подразделений осуществлялось в середине года (май — июнь) и снабжающие органы заблаговременно никаких заявок и фондов для полигона не имели. Поэтому все необходимое приходилось форменным образом «выколачивать».

Наиболее ответственным и сложным был период формирования и отправки первых эшелонов на «Каму». По срокам формирования и условиям навигации необходимо было с первыми эшелонами отправить личный состав, технику, а также вещевое имущество, продовольствие, ГСМ с двухгодичным запасом.

Формирование первых эшелонов для «Камы» производилось на территории НИИ-4. Первый эшелон возглавлял подполковник Н. И. Кузьменко. Погрузка техники производилась на станции Пушкино Московской области.

Учитывая важность этого мероприятия, к моменту погрузки и отправления поезда прибыл маршал артиллерии М. И. Неделин.

Перед отправкой первого эшелона маршал Неделин сказал солдатам и офицерам напутственное слово, закончив речь словами: «Родина вас не забудет».

Однако в действительности это обещание не всегда выполнялось. Так, например, по неизвестным мне причинам из списков офицеров «Камы», представленных к наградам, была вычеркнута фамилия подполковника Н. И. Кузьменко, который первым возглавлял группу, прибывшую в Тюра-Там, а затем возглавил первый эшелон, отправлявшийся на «Каму». В результате тяжелой авиационной аварии подполковник Н. И. Кузьменко был тяжело ранен и на всю жизнь остался инвалидом (поврежден позвоночник). Он умер после трехлетней мучительной болезни.

Только благодаря тому, что перед выходом указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении личного состава полигона я был в Москве и через отдел ЦК КПСС (тов. Сербина) узнал, что из списков представленных к награждению вычеркнуты некоторые офицеры, удалось добиться, чтобы эти достойные товарищи получили награды (Коршунов, Силин, Кузьменко и др.).

Этот факт говорит о том, как плохо, когда начальники, не зная подчиненных, делают вид перед вышестоящими инстанциями, будто знают их, и без зазрения совести вычеркивают того, кто попадет под руку.

Эшелоны, следовавшие на «Каму», разгружались во Владивостоке, где грузились на океанские пароходы и морем доставлялись в места разгрузки: Усть-Камчатск, залив Озерной, Ука. Во всех этих пунктах разгрузка была только рейдовая, что доставляло большие дополнительные трудности.

Первый эшелон из Москвы на «Каму» был отправлен в августе 1955 г. и прибыл к месту в октябре этого же года.

В сентябре 1956 г. я лично вылетел для проверки отправки второго эшелона, а затем для проверки организации строительства базы, ИП на «Каме» и для изучения условий жизни и предстоящей работы. В это время года погода была там хорошая и мне удалось сравнительно легко и быстро облететь все точки (основная база в поселке Ключи, 12, 13, 14, 15, 16, 17-й ИП).

Обстановка там в этот период была тяжелой, усугублялась суровой природой. Только благодаря самоотверженному труду всего личного состава и помощи 52 ОПУЛАП, ГМФ задача выполнялась успешно.

Весь двухгодичный запас необходимо было перебросить от места выгрузки в глубь Камчатки в условиях бездорожья, резко пересеченной лесисто-болотистой местности и в кратчайшие сроки, так как надвигалась суровая камчатская зима.

Таким образом, к строительству жилья, складских помещений, бань, хлебопекарен личный состав мог приступить только по завершении этих важных работ.

Суровые условия Камчатки были причиной человеческих жертв. К сожалению, были случаи, когда отдельные солдаты и офицеры тонули, замерзали или гибли в результате авиакатастроф.

Гибель людей являлась следствием организационных неполадок, отсутствия опыта, а иногда и безответственности непосредственных начальников или недисциплинированности самих пострадавших.

Как обычно, в больших делах бывают и радостные и печальные события. Все это имело место на «Каме». За время существования «Камы» при мне сменилось три начальника (за период 3,5 года).

Первый начальник, инженер-полковник Б. Ф. Козлов (2.7—24.12. 1955), энергичный и волевой офицер, но в обращении с подчиненными, местными властям, командованием строительных частей был груб и нетактичен. Он не сумел в тяжелых условиях сплотить коллектив. В результате его пришлось заменить.

Вторым начальником «Камы» был назначен инженер-полковник И. К. Павленко. Я знал его по Великой Отечественной войне. В Черноморской группе войск в 1942 г. он командовал отдельным дивизионом М-8 (48 ОГМД), входящим в состав группы, мне подчиненной. В 1953–1955 гг. он был начальником курса моего факультета Академии им. Дзержинского.

Но жизнь полигона требовала увеличения штата. Решено было пойти по пути прикомандирования различных подразделений. Отдельными директивами ГШ к полигону были прикомандированы:

1. Инженерно-артиллерийский дивизион подполковника Ф. М. Бондарева из 77-й инженерной бригады РВГК. Затем дивизион подполковника И. И. Черенкова этой же бригады.

2. Три звукометрические батареи.

3. Три отдельные роты связи.

4. Две авиаэскадрильи.

5. Аэродромная команда обслуживания.

6. Банно-прачечный поезд.

7. Железнодорожный энергопоезд.

8. 250 человек из 52 ОПУЛАП на «Каме» и т. д. Итого было прикомандировано более 1500 человек офицеров, солдат и сержантов. Эта система временного прикомандирования создавала лишние хлопоты и трудности:

1. Офицерский состав чувствовал себя временным, серьезно в освоение техники не вникал.

2. Командировочные выплачивали только 2 месяца, а в дальнейшем приходилось жить 2 семьям на один оклад.

3. Осложнялось вещевое и финансовое обеспечение.

4. Велась служебная переписка со всеми частями, откуда были прикомандированы офицеры, и личная. Это не способствовало сохранению государственной тайны.

Отдельные подразделения были прикомандированы до 1,5 лет. Жизнь потребовала отказаться от такой порочной практики прикомандирования. Штаты были пересмотрены и увеличены после длительных и серьезных разговоров и неприятностей с начальством (маршалом Неделиным).

Выбор районов размещения ИП

По решению правительства разработка службы измерений и СЕВ (система службы единого времени) была возложена на НИИ-4. Поэтому и схема размещения измерительных пунктов была разработана также НИИ-4.

Председателем комиссии по выбору районов размещения ИП был назначен начальник отдела НИИ-4 инженер-полковник В. Тарасов. В состав комиссии от полигона входили: полковники Н. Д. Силин и С. С. Блохин.

Некоторые пункты эта комиссия выбрала и посадила неудачно (ИП 4, 7, 6) — далеко от воды в пустынной местности. Она руководствовалась теоретическими расчетами НИИ-4 без учета необходимых условий для длительной жизни гарнизонов, оторванных от населенных пунктов. Благодаря моему вмешательству удалось передвинуть пункты 8, 9 и базу в Ладыженке ближе к воде и населенным пунктам. В результате такого казенного отношения к делу некоторые гарнизоны до сих пор вынуждены привозить воду за 15–20 километров машинами. Это создает дополнительные трудности, которых можно было избежать.

О смене начальников штабов

Первым начальником штаба полигона, как указывалось ранее, был назначен полковник А. С. Буцкий. Он проделал исключительно большую работу в начальный период организации полигона. Своим трудолюбием и добросовестным отношением к делу он завоевал большое уважение и доверие у коллектива.

Однако случилось непонятное. Когда я вернулся из командировки с «Камы» (Камчатки) и докладывал М. И. Неделину о состоянии развертывания строительных работ и условиях жизни наших гарнизонов, то в конце беседы маршал заявил, что, очевидно, Буцкого нам придется заменить, так как он не имеет достаточного опыта руководства штабом полигона.

Я заявил: «Может быть, целесообразно заменить начальника полигона, а не начальника штаба, поскольку считаю, что Буцкий своей должности вполне соответствует». На мое возражение маршал ответил: «Это вы зря, товарищ Нестеренко. Мы вам подберем достойного начальника штаба, например полковника А. Г. Карася».

На это я ответил, что полковника Карася хорошо знаю еще по Великой Отечественной войне как одного из лучших командиров гвардейских минометных полков, смелого и храброго офицера, но у меня нет никакого основания для того, чтобы заменять Буцкого. На этом разговор был окончен.

Через некоторое время был получен приказ, которым полковник Буцкий освобождался от занимаемой должности. На эту должность назначался полковник А. Г. Карась, а на место Карася назначался полковник Буцкий. Их поменяли местами. Чтобы как-то сгладить обиду того и другого, они оба были награждены ценными подарками за хорошую работу.

Как потом мне стало известно, эта замена произошла по требованию С. П. Королева. Буцкий не понравился Королеву лишь за то, что Королев был включен в состав первого рейса самолета Ан-2, отлетающего из Джусалы в Москву, а не в состав четвертого, тогда Королеву не пришлось бы ждать других, летящих в Москву. А списки составлял генерал Мрыкин. В то время Буцкий еще не знал главных конструкторов и других чиновников и не знал, кому какая принадлежит роль в распределении мест «за барским столом». Мрыкин же прекрасно знал эту бюрократическую субординацию и капризы Королева, но не предупредил Буцкого и не нашел в себе мужества сказать, что списки составлял он, а не Буцкий.

С моей точки зрения, эта замена ничем не была оправдана и принесла только лишние трудности. А по своим деловым качествам эти офицеры совершенно равноценны. Но они оба были переведены без особого желания, и самолюбие их было сильно ущемлено. Полковнику Карасю не хотелось ехать в более суровые климатические условия по состоянию здоровья, а Буцкий считал, что к нему проявлено недоверие.

Такое решение задело и мое самолюбие, так как мое мнение не было принято во внимание. Мне стало ясно, в какой зависимости от С. П. Королева находится и маршал Неделин.

В дальнейшем жизнь показала, что эта замена ничем не вызывалась: тот и другой блестяще справлялись с работой на новых местах. Однако через год полковник Карась по состоянию здоровья был освобожден от занимаемой должности и назначен на должность консультанта в НИИ-4. Вместо полковника Карася был назначен полковник К. В. Герчик.

Подготовка стартового комплекса к летным испытаниям

Стартовый комплекс, сооруженный для обеспечения летных испытаний первой межконтинентальной ракеты, состоял из стартовой позиции, бункера, компрессорной, дизельной, служебного здания, водовода, пожарных резервуаров, котельной, ограждения, сети железных дорог и бетонных подъездных путей, линий электропередач и распределительных трансформаторных подстанций, энергопоезда и дизельной электростанции.

Техническая позиция состояла из монтажного корпуса с бытовыми и складскими помещениями, аккумуляторной, градирной, подъездными железнодорожными и бетонными путями, котельной, системы отопления и вентиляции, жилого городка с гостиницами и общежитиями, казармами для испытательной части, столовыми, баней. Наиболее сложным и уникальным объектом была 1-я стартовая позиция. Для ее сооружения потребовалось вырыть котлован глубиной в 45 м, длиной 250 м и шириной более 100 м.

В связи с тем что сроки строительства были ограничены, пришлось развертывать одновременно строительство на всех площадках, не ожидая окончания строительства железных и бетонных дорог, водоводов и линий электропередач. Поэтому одновременно строились бетонные заводы как на 10-й, так и на 2-й площадке.

Все строительные материалы, оборудование и вода на 2-ю площадку с 10-й (станции выгрузки) перевозились автотранспортом по грунту. В результате движения сотен груженых тяжелых машин были проделаны десятки грунтовых дорог с глубокими колеями, занесенными мельчайшей, как пудра, пылью.

С раннего утра и до позднего вечера в полосе дорог на расстоянии 30 км от 10-й до 2-й площадки стояло сплошное облако пыли. Плотность пыли доходила до того, что машины двигались днем с зажженными фарами. Особенно большая пыль во взвешенном состоянии поднималась при тихой погоде, она сутками стояла сплошной пеленой. Не лучше было, когда поднимался ветер Беш-Кунак.

Надо иметь в виду, что каждый камень, кирпич, доска, гвоздь были доставлены издалека по железной дороге до станции разгрузки, а затем автотранспортом на площадки по бездорожью.

Для обеспечения водой гарнизонов и всего строительства, в том числе и работы бетонного завода, работало круглосуточно несколько десятков водовозов.

Особенно тяжелая работа была по рытью котлована в зимний период при сильных морозах и ветрах. На котловане работали круглосуточно сотни самосвалов в три смены, десятки экскаваторов, бульдозеров и скреперов.

Сложность работы заключалась еще в том, что на глубине 10–15 м находился чрезвычайно плотный глинистый грунт, состоящий из серой и красной глины, плотной и вязкой, как свинец. Экскаваторы этот грунт не брали, а буры для проделывания шурфов мгновенно забивались. Приходилось применять все возможные способы и различные рационализаторские предложения.

С помощью специальных сверл, смачиваемых водой, проделывали небольшие шурфы, куда закладывали малые заряды взрывчатых веществ и постепенно, метр за метром подрывали и разрыхляли эту плотную глинистую массу.

Не менее сложным был процесс бетонирования этих громоздких уникальных сооружений в зимних условиях. Приходилось делать громадные тепляки и круглосуточно отапливать с помощью времянок все помещения, где проводились бетонные работы.

Затем начинался период установки технологического оборудования и монтажно-отделочных работ. Для выполнения монтажно-отделочных работ привлекалось большое количество различных монтажных гражданских организаций.

Для размещения гражданских специалистов и рабочих необходимо было иметь общежития, гостиницы и столовые. В начальный период это представляло тоже много хлопот и трудностей.

С наступлением весны условия работы улучшились, но в конце мая и в июне начались новые трудности — жара и пыль. Жара вызывала большую потребность в воде. Кипяченой водой не успевали обеспечивать, поэтому большинство воинов и рабочих пили сырую воду, что приводило к желудочным заболеваниям.

На борьбу с дизентерией были мобилизованы все врачебные силы полигона и командный состав. Из Москвы по линии Главного медуправления на полигон было прикомандировано около 20 врачей-специалистов и срочно доставлялись необходимые медикаменты. Были приняты необходимые меры, которые помогли пресечь дальнейшее распространение дизентерии.

Большую опасность для личного состава гарнизона представляло то, что район полигона с санитарной точки зрения характеризовался как район с природными очагами чумы, носителями которой являются грызуны: суслики, песчанки, мыши и даже зайцы. Поэтому одной из важнейших и первоочередных задач командования полигона было срочное формирование противочумных штатных и нештатных отрядов и проведение широких мероприятий по уничтожению грызунов. Вначале грызуны уничтожались на территории всех строящихся объектов и в местах размещения личного состава. Затем, согласно разработанному плану, зона уничтожения грызунов увеличивалась. В первую очередь ликвидировались очаги поселений песчанки и сусликов.

Для этой цели каждая часть, каждое подразделение получали определенный район, который они обязаны были обработать в определенные сроки. Эти мероприятия предотвратили возможную вспышку чумы. Однако в августе 1955 г. был случай заболевания чумой нескольких человек в Аральском районе.

В результате по этому случаю был наложен карантин на Аральский и Кармакчинский районы. В период карантина пассажирские поезда на станциях и разъездах от Аральска до Джусалы не останавливались. Если же останавливались, то пассажирам не разрешалось выходить.

Во время карантина я вылетел из Москвы в Тюра-Там. Летел через Куйбышев, где был предупрежден, что в Джусалы высадка пассажиров не разрешается из-за объявленного карантина. Когда прилетел в Джусалы, то действительно никого из пассажиров из самолета не выпустили. Мне удалось выйти лишь благодаря тому, что начальник аэропорта знал меня. Он заявил экипажу, что генерал Нестеренко прибыл для организации борьбы с эпидемией чумы, т. е. для оказания помощи местным властям. Под ответственность начальника аэропорта мне разрешили сойти с самолета. К счастью, врачи-эпидемиологи быстро ликвидировали очаг возникновения чумы, и через 2–3 недели карантин был снят.

Этот случай заставил всех более серьезно относиться ко всем противочумным мероприятиям. В частности, в гарнизоне проводилась противочумная прививка всему личному составу, невзирая на лица и положение. Никому не выдавался пропуск на объекты до получения прививки, в том числе и представителям промышленности центрального аппарата, аппаратов СМ и ЦК КПСС, Генерального штаба (врачи заявили, что чума в рангах не разбирается и никакой субординации не знает).

Такое явление, безусловно, очень мешало продолжать укомплектование полигона. Многие офицеры, рабочие и служащие, как только узнавали, что район неблагонадежный с точки зрения чумы, моментально под разными предлогами отказывались ехать.

Эти же обстоятельства: пустынная местность, район с очагами природной чумы, жаркий и резкоконтинентальный климат с песчаными бурями, — позволили возбудить ходатайство и добиться 20 % надбавки к зарплате (как некоторый стимул), а впоследствии 10 % для всех сотрудников полигона. Эту процентную надбавку в обиходе называли «пыльная».

Наиболее неприятным явлением до строительства бетонных дорог и озеленения городка была пыль.

Наряду с преодолением всех трудностей быта перед командованием полигона стояла задача — немедленно приступить к озеленению строящегося городка (10-я площадка), чтобы показать, что при наличии воды и человеческого труда в пустыне можно создать оазис. Большое внимание уделял этому вопросу маршал М. И. Неделин, который не только интересовался ходом озеленения, но и требовал выполнения плана озеленения городка.

Озеленение проводилось за счет смет строительства, системой субботников и закреплением определенных участков (улиц, скверов) за частями и подразделениями.

Большую роль сыграли и проводившиеся с осени 1957 г. выставки цветов и овощей. Женщины старались развести огородик или цветник.

Так начиналось создание космодрома, которому предстояло сыграть выдающуюся роль в деле повышения военного могущества нашей Родины, в деле прогресса советской науки, освоения космического пространства.

О первом периоде организации научно-испытательной базы в районе полуострова Камчатка («КАМА», 43 ОНИС)

Для летных испытаний межконтинентальных ракет-носителей необходимо было иметь оборудованный различными измерительными средствами район падения головных частей. Надо было создать научно-испытательную базу в районе падения (ОНИС), способную фиксировать все необходимые параметры при отработке боевой эффективности головных частей, их прочности, надежности определения рассеивания, а также поведение их при входе в плотные слои атмосферы, производить обработку результатов измерений и анализ испытаний.

В условиях выбранной трассы стрельбы и расположения головной базы полигона, т. е стартовых позиций, наиболее подходящим районом падения головных частей был определен район северной части полуострова Камчатка.

Научно-испытательную базу района падения головных частей для удобства при служебной переписке и сохранения секретности условно назвали «Камой». В дальнейшем для краткости изложения будем научно-испытательную базу именовать «Камой».

Район «Камы» в период его основания был малонаселенным диким районом северной Камчатки с красивым и угрюмым ландшафтом, с величественными сопками и тайгой, лесисто-болотистыми поймами рек и озер и зарослями кедрового стланца на склонах гор.

Основными обитателями этого района были дикие олени, медведи, кабаны и различные разновидности мелкого таежного зверья.

Абсолютное отсутствие грунтовых дорог и водных путей, соединяющих южную и северную часть района падения (от поселка Ука до Ключей), а также отсутствие оборудованных портов с причалами для океанских пароходов очень затрудняли выгрузку прибывающих грузов. В связи с этим разгрузку прибывающих океанских пароходов со строительными материалами, продовольствием, оборудованием и техническим имуществом приходилось осуществлять на рейдах в трех пунктах: Усть-Камчатск, Озерное и Ука. Для этого требовались определенные плавсредства и команды. Это чрезвычайно усложнило организацию работ по созданию научно-испытательной базы в установленные сроки.

По ориентировочным расчетам для подготовки к летным испытаниям всего комплекса «Кама» требовалось около двух лет. Учитывая ограниченный срок навигации и длительность зимнего периода, было принято решение работы по созданию «Камы» начать одновременно с началом строительства основной базы полигона. Для этой цели из числа строительных организаций Дальневосточного военного округа был создан строительный участок во главе с подполковником Бабаком.

Первые строительные отряды на Камчатку, в поселок Ключи, прибыли в июне 1955 г. В июне этого же года был разработан 1-й штат научно-испытательной базы.

Первым начальником «Камы» был назначен заместитель начальника экспериментального завода НИИ-4 полковник Б. Ф. Козлов. Заместителем по политчасти — полковник А. П. Бодров. Заместителем по службе измерений — инженер-подполковник А. И. Листратов.

Начальником штаба был назначен подполковник Н. И. Кузьменко, заместителем по технической части подполковник А. С. Полищук, заместителем по строительству А. И. Лакизо.

Первыми начальниками измерительных пунктов были назначены:

инженер-майор В. К. Зимин — ИП-12,

инженер-майор Л. В. Михейчик— ИП-13,

инженер-капитан И. С. Почко — ИП-14,

подполковник П. Д. Янович — ИП-15,

подполковник А. Г. Сальников — ИП-16,

инженер-подполковник В. А. Вейденбах — ИП-17.

Формирование первых подразделений для «Камы» проводилось под Москвой на территории НИИ-4, в Болшево.

Первый эшелон во главе с Н. И. Кузьменко был отправлен в июне со станции Пушкино.

Мне хочется описать свои впечатления о кратковременном пребывании на Камчатке в августе 1956 г.

Для ознакомления с условиями жизни и работы на Камчатке и контроля отправления второго эшелона «Камы» из Владивостока, а также проверки хода строительных работ основной базы «Кама» и ее измерительных пунктов в первых числах сентября я с адъютантом В. Барановым на самолете Ли-2 вылетел в Хабаровск, затем во Владивосток, а оттуда через Магадан в Петропавловск и Ключи (36 часов чистого летного времени на самолете Ли-2). Во Владивосток мы прибыли до начала погрузки второго эшелона на океанский пароход «Красногвардеец».

Техника и имущество второго эшелона были сосредоточены в порту в готовности для погрузки. Личный состав и семьи офицеров, следовавшие с этим эшелоном, были расположены в казармах на пересыльном пункте.

На меня хорошее впечатление произвело бодрое и боевое настроение личного состава эшелона.

После беседы с офицерами, солдатами и сержантами мне пришлось провести беседу и с женами офицеров, едущими с этим эшелоном. Многие из них были с детьми. Членов семей было около 40 человек.

В своей беседе я старался подробнее рассказать о тех трудностях, которые им придется пережить при следовании на пароходе и при рейдовой выгрузке, особенно о трудностях первого периода их жизни на Камчатке, о том, что вначале им придется жить в палатках, а зимой в землянках. А кто едет с мужем на измерительные пункты, будут жить в особо тяжелых и необычных условиях — в отрыве от населенных пунктов в составе маленьких гарнизонов, в условиях суровой и длительной камчатской зимы и т. д.

Поэтому им было предложено, пока не поздно, подумать, все взвесить и окончательно принять решение. Разъяснил им, что мы добились разрешения желающим семьям офицеров ехать с эшелоном, имея в виду, что это облегчает их переезд, и в то же время считали, что семьи не будут обузой, а, наоборот, будут способствовать и помогать мужьям выполнить их служебный долг, поддержат морально, создадут уют дома и вообще будут облагораживать жизнь в трудных условиях «первых поселенцев» на необжитой земле. Объяснил, что мы руководствовались известной русской пословицей «с милым дружком и в шалаше — рай». Такой конец моего выступления вызвал оживление и улыбки.

К моей радости, со стороны жен не было и признаков уныния или упреков и нареканий, несмотря на то что они уже более двух недель в пути. Не было ни одной женщины, которая проявила бы малодушие.

Были вопросы и просьбы примерно такого порядка: сколько лет придется им там с мужьями жить? Будет ли радио и регулярная почта, разрешат ли мужьям ежегодные отпуска, как будет организовано питание семей, так как универмагов и военторга в тайге, очевидно, не будет и т. д. Лишь бы было питание, остальное все переживем и обузой для мужей не будем — это было последнее заявление.

Тепло простившись с настоящими боевыми подругами наших славных офицеров, с замечательными нашими советскими женщинами, готовыми переносить все лишения и тяготы жизни вместе с мужьями-офицерами, если этого требует Родина, пожелал им счастливого пути и скорой встречи на Камчатке, с хорошим настроением я покинул пересыльный пункт.

На третий день эшелон был погружен на океанский пароход «Красногвардеец» в 12 000 тонн водоизмещением.

Старшим и ответственным за организацию погрузки, следование в пути и выгрузку был назначен инженер подполковник А. И. Листратов. Он являлся начальником эшелона.

Познакомился с капитаном корабля, старым опытным моряком, который нас любезно принял в своей каюте и рассказал про особенности плавания в водах Великого океана. Он заявил, что Великий океан — это не лужи в виде морей Черного, Балтийского, Белого и Каспийского. Это ОКЕАН — он суров и непрерывно «дышит». Он требует серьезного отношения к себе.

Из Владивостока мы вылетели по маршруту: Хабаровск, Николаевск-на-Амуре, Охотск, Магадан. Переночевали в Магадане и на вторые сутки были в Петропавловске. Полет проходил в сложных метеоусловиях. Туман и сплошная облачность. Особенно сложными были подходы и посадки на аэродромах в Охотске и Магадане.

Из Магадана нас выпустили, когда рассеялся туман и над Охотским морем засияло яркое дальневосточное солнце, освещая природу окрестностей Магадана, заливы, угрюмые горные хребты, а затем красные обнаженные вершины причудливой формы Камчатских гор.

Петропавловск с окружающими его горами, высокими сопками, со снежными вершинами произвел на нас неизгладимое впечатление. Величественные картины дальневосточных, приамурских, охотских и камчатских пейзажей остались в памяти на всю жизнь.

В Петропавловске мы были у секретаря обкома партии товарища Орлова и у начальника гарнизона. В пределах необходимой для них информации рассказали им о цели нашего прилета на Камчатку и просили оказывать всяческое содействие командованию вновь создаваемой организации на территории их области.

Нам было обещано в пределах возможного оказывать помощь.

В районе аэродрома Елизово временно размещалась недавно созданная наша авиаэскадрилья самолетов Ли-2 во главе с командиром эскадрильи капитаном Н. Г. Буренковым, опытным дальневосточным летчиком.

Из Петропавловска с аэродрома Елизово на своем самолете Ли-2 мы с адъютантом были доставлены в Ключи. Посадку произвели на посадочной площадке в 5–6 км от Ключей. Эта площадка в дальнейшем стала основным аэродромом «Камы», до постройки аэродрома в районе Ключей.

Полет через горные хребты и перевалы Камчатских гор и вдоль долины реки Камчатка, а также величественный вид сопок Ключевская, Безымянная, Щевелуч и других нас окончательно пленили. К тому же погода в этом районе была на редкость хорошая и нашему взору с самолета открывались необъятные дали и изумительные картины камчатского ландшафта.

В Ключах

После ознакомления с условиям размещения личного состава, имущества, техники и с ходом строительства мы с начальником научно-испытательной базы полковником И. К. Павленко на вертолете вылетели в Усть-Камчатск. К этому времени из Владивостока должен был прийти к Усть-Камчатску пароход «Красногвардеец» со вторым эшелоном, на погрузке которого мы присутствовали во Владивостоке.

Между Ключами и Усть-Камчатском в Нижне-Камчатске в то время располагался 52 ОПУЛАП (отдельный пулеметный артиллерийский полк). Из этого полка по моему личному письму на имя Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского, в то время командующего Дальневосточным округом, были выделены в распоряжение начальника «Камы» 250 человек для оказания помощи в строительстве.

Личное письмо я написал Маршалу Советского Союза Малиновскому потому, что в 1942 г. был непосредственно в его подчинении на Южном фронте, когда он был командующим фронтом, а я командовал гвардейскими минометными частями фронта. Командующий фронтом очень хорошо ко мне относился, поэтому я надеялся на его помощь. Мои надежды оправдались.

Мы решили сделать посадку в районе штаба 52 ОПУЛАП с задачей договориться с командиром полка, не сможет ли он выделить нам свой плавотряд для оказания помощи в разгрузке парохода и перевозке имущества из Усть-Камчатска в Ключи по реке Камчатка, а также о порядке обеспечения зимним обмундированием прикомандированных от них людей.

С большим трудом нам удалось уговорить командира об оказании помощи в разгрузке парохода и перевозке имущества. Мы были, безусловно, ему благодарны.

Выгрузка имущества и личного состава в Усть-Камчатске с океанских пароходов, как уже говорилось выше, могла быть только рейдовой. Океанские пароходы не могут подходить к причалам Усть-Камчатского порта. В порту необходимо было договориться о выгрузке парохода и перевозке имущества из порта в Ключи по реке Камчатка. Необходимо было зафрахтовать плоскодонные речные баржи и буксиры, а также определить место выгрузки имущества в порту.

Когда пароход стал на рейд, мы на вертолете сделали несколько кругов над ним, взаимно приветствовали друг друга (капитана и пассажиров), а они нас. После приветственного салюта мы возвратились в порт и приземлились на песчаной косе в устье реки Камчатка с целью посмотреть, как из океана с помощью буксирных пароходов (морских буксирных катеров) заводятся баржи в порт через устье реки Камчатка, на которых доставляются грузы с океанских пароходов в порт. Оказалось, что этот процесс не менее опасен, чем плавание на малых судах в открытом океане. Дело в том, что в устье реки морским прибоем образована песчаная подводная гряда, как бы запирающая вход с океана в устье реки. Для проводки груженых барж имеется неширокий (подводный) углубленный проход, как бы фарватер реки, достаточной глубины для прохода барж. Этот фарватер периодически углубляется специальными судами-землечерпалками. Задача буксирных пароходов заключалась в том, чтобы проводить баржи в этот узкий подводный пролив и не посадить их на песчаную отмель. Вскоре нам пришлось убедиться в том, насколько это сложная и опасная операция.

При нас один буксир пытался ввести в устье реки баржу, груженную имуществом, полученным на рейде с океанского парохода неизвестной нам организации.

После штормовых дней волна за волной высокими пенистыми валами катились на берег бурными накатами. Один из таких накатов (очевидно, потомок девятогого вала) при входе в пролив подхватил буксируемую баржу и швырнул ее, как щепку, на подводную отмель. Лопнул буксирный трос. Вторым мощным накатом волн баржу опрокинуло на бок. Находящиеся на барже пять моряков мгновенно были смыты бурлящим потоком волн. Героическими усилиями экипажа буксирного катера они были спасены. А баржу последовательными ударами волн разворачивало в разные стороны и все больше и больше забрасывало на отмель.

Наблюдая эту картину, я вспомнил слова, сказанные капитаном парохода «Красногвардеец» во Владивостокском порту о том, что Великий океан дышит, даже когда нет шторма.

Этот эпизод наглядно показал, как много трудностей должны преодолеть наши солдаты и офицеры, пока доставят все грузы на свои пункты.

На второй день погода была хорошая, накат значительно уменьшился. Плавотряд «Камы», усиленный плавсредствами 52 ОПУЛАП совместно с личным составом, находящимся на борту парохода, приступили к выгрузке техники и имущества.

Возвратившись в Ключи на второй день, мы с полковником Павленко и его заместителем по строительству А. И. Лакизо решили на вертолете облететь все измерительные пункты в следующем порядке: ИП-16, 13, 15, 12, 17 и 14. Погода благоприятствовала.

Рано утром обогнули Щевелуч и взяли курс на ИП-16. Нас интересовали следующие вопросы:

1. Возможные условия жизни в течение всего года в выбранных районах для измерительных пунктов.

2. Наличие пресной питьевой воды, обеспечивающей потребности гарнизона, как летом, так и зимой.

3. Наличие местного строительного материала: лес, камень, щебень, мох, песок и глина — именно глина, так как оказалось, что глина на Камчатке почти отсутствует, и ее приходилось привозить на кораблях издалека.

4. Возможные маршруты и пути доставки на ИП стройматериалов, спецтехники и необходимого имущества и продовольствия с запасом на 1,5–2 года.

5. Возможность выбора и оборудования взлетно-посадочных площадок для Ан-2 и Ли-2.

6. Возможные пути сообщения между пунктами и основной базой в Ключах.

7. С учетом конкретных условий определить реальные сроки строительных и монтажно-наладочных работ.

К моменту нашего приезда на всех пунктах были определены места посадки всех основных сооружений. Строители совместно с личным составом приступили к строительству первоочередных объектов.

Фактически оставалось 2–2,5 месяца строительного сезона навигационного периода, как по морю, так и по суше.

Для нас стало совершенно ясно, что нельзя рассчитывать на строителей: их было слишком мало на каждой точке, да и оставляла желать лучшего организация труда. Поэтому было принято решение основные усилия строителей сосредоточить на специальных и служебных сооружениях, а все жилые и подсобно-вспомогательные постройки личный состав ИП должен выполнить своими силами.

Необходимо было построить казармы, столовые, пекарни, бани-прачечные, хранилища, склады, землянки для офицеров и их семей и т. д. Для этой цели в основном должны использовать подручный строительный материал, так как совершенно бессмысленно было рассчитывать на привозной стройматериал.

Наиболее сложной оказалась проблема со строительным лесом на северных пунктах, где можно было использовать только корявую, кряжистую камчатскую березу, чахлый кедрач и кустарники.

Учитывая быстро надвигающуюся камчатскую зиму, надо было строить быстро, надежно и крепко, чтобы не разрушились эти наспех созданные сооружения от мощных снежных завалов и от оползней в осенне-весенний период.

Но другие неотложные задачи отодвигали строительство на второй план. Первоочередная задача для коллективов всех гарнизонов заключалась в том, чтобы вовремя разгрузить пароходы с прибывающим имуществом, техникой, продовольствием и ГСМ (обязательным созданием 1,5—2-летнего запаса — это камчатско-чукотский и курильский закон).

До наступления распутицы и конца речной навигации во что бы то ни стало по труднопроходимым дорогам все имущество и техника должны быть доставлены на ИП, а кроме того, должно быть заготовлено топливо на весь отопительный сезон.

Времени оставалось очень мало. Неумолимо надвигалась осенняя распутица, а за нею суровая зима. Только после решения этих неотложных первоочередных задач личный состав «Камы» мог переключаться на строительство жилья и других необходимых сооружений.

Сложившиеся условия вынудили нас ходатайствовать об отсрочке срока демобилизации солдат и сержантов последнего года службы, в том числе и из прикомандированного состава из 52 ОПУЛАП. Задержать их на пару месяцев нам разрешили. За этот период они многое помогли сделать. Но в то же время много пришлось пережить трудностей и неприятностей как демобилизуемым, так и руководству ИП и базы «Кама».

Командование «Камы» обязано было всех солдат и сержантов, подлежащих демобилизации, эвакуировать в порты Усть-Камчатска и Ука с таким расчетом, чтобы они могли погрузиться на пароходы, совершающие последние рейсы текущего сезона навигации. Опоздание с погрузкой или задержка пароходов недопустимы. Если демобилизованные не будут вовремя сосредоточены в портах погрузки, то они вынуждены будут остаться в этих местах до весны, т. е. до новой навигации. Тогда вопрос размещения и питания их становился новой тяжелой проблемой.

С большим трудом и героическими усилиями комбинированными маршами на вездеходах, вертолетах и пешим порядком группы солдат и сержантов, подлежащие демобилизации, были доставлены в порты и погружены на последние пароходы. Этот период мы переживали издалека, а командованию «Камы», особенно начальнику политотдела, эта эпопея дорого обошлась и запомнилась надолго.

Исключительно большую и самоотверженную работу проделали бывшие начальники измерительных пунктов: майор В. К. Зимин — (ИП-12), майор Л. В. Михейчик — (ИП-13), капитан И. С. Покчо — (ИП-14), подполковник П. Д. Янович — (ИП-15), подполковник А. Г. Сальников — (ИП-16), подполковник В. А. Вейденбах — (ИП-17).

Офицеры, солдаты и сержанты проявляли поистине героизм в решении всех задач, которые стояли перед ними в тот период.

По установленным срокам начала летных испытаний «Кама» должна была быть готова к работе не позднее марта — апреля 1957 г.

Ограниченность оставшегося времени, суровые условия надвигающейся зимы, неустроенность личного состава, колоссальный объем работ по строительству, перевозке техники и имущества, отсутствие времени на подготовку личного состава по специальным вопросам измерительной службы и эксплуатации всего технического комплекса и служб — все это, естественно, вызывало у нас тревогу о готовности «Камы» к началу летных испытаний.

В то же время мы не могли допускать даже мысли о том, чтобы по вине «Камы» срок начала летных испытаний был сорван, несмотря на исключительно тяжелые условия. Это был период напряженного и самоотверженного труда офицерского состава всех категорий и всего личного состава солдат и сержантов.

В вопросе мобилизации всего личного состава на выполнение задач в установленные сроки большую роль сыграл политотдел «Камы» во главе с полковником А. П. Бодровым, партийные организации всех гарнизонов, а также офицеры-коммунисты, которые, не считаясь не только с трудностями, но порой и с опасностью для жизни, добросовестно выполняли свой служебный долг. Исключительно героическую работу выполнял летный состав эскадрильи, а также отряд плавсредств. Нелегкая задача была у службы тыла.

Конечно, нельзя умолчать о большой помощи, которую оказывали офицеры ГУРВО и полигона. В частности, большое внимание было уделено вопросам своевременной доставки технического и специального оборудования на Камчатку, организации монтажно-наладочных работ представителей промышленных организаций. Их было немного, и им создавали наиболее благоприятные условия. Помощь была оказана со стороны полковника А. А. Васильева, Ф. А. Горина, А. Г. Азоркина и других офицеров полигона. Но то была эпизодическая помощь, а не постоянная и ежедневная работа, которую приходилось выполнять коллективу «Камы».

Это был наиболее тяжелый период, а там, где тяжело и сложно, да при отсутствии необходимого опыта, конечно, не обходилось без горьких минут и осложнений, без чрезвычайных происшествий и гибели людей.

Да, были случаи, когда некоторые товарищи тонули или замерзали зимой в пути. Были жертвы и от авиационных аварий. К сожалению, этих печальных случаев в период формирования и создания действующей научно-испытательной базы коллективу «Камы» избежать не удалось. Но эти тяжелые и неприятные происшествия не сломили боевого духа коллектива.

К заданному сроку «Кама» со всеми ее измерительными пунктами к работе была готова.

Мы не имели серьезных нареканий со стороны Государственной комиссии, заместителя министра обороны маршала артиллерии М. И. Неделина, министра обороны и правительства в том, что по вине коллектива «Камы» испытания были отложены или не были начаты в назначенное время.

За это я, как бывший начальник полигона (первый), выражаю глубокую признательность всему составу «Камы» и считаю вправе в своих воспоминаниях от имени начальника ГУРВО, главкома Ракетными войсками объявить благодарность всему личному составу «Камы». Думаю, что это не будет превышением моих прав. Героический коллектив «Камы» заслуживает большего. Очевидно, не случайно покойный главный маршал артиллерии М. И. Неделин, когда провожал первый эшелон на Камчатку, заявил: «Родина вас не забудет!»

Надо полагать, что более подробно об условиях жизни и работы, о трудностях, о лучших людях, о первых поселенцах на каждом пункте, о первых поисках напишут, а может быть, уже написали офицеры, инженеры и политработники, служившие в составе «Камы». Поэтому остановлюсь на некоторых небольших эпизодах, которые сохранились в памяти.

Как ранее было сказано, из Ключей мы на вертолете вылетели на ИП-16. Совершив посадку на возвышенном плато, возле строящегося пеленгатора, мы пошли смотреть, как разместился личный состав пункта и организовано строительство. ИП-16 был выбран на самом высоком месте по сравнению с остальными пунктами. Нашему взору предстал почти весь район падения, горные хребты и отдельные сопки, окружающие этот район. С этих высот просматривался центр квадрата падения и районы расположения ИП-15 и ИП-17.

Личный состав гарнизона был размещен в малых палатках, поставленных в строгом порядке с очищенными линейками и внутренним порядком. Одним словом, по-военному. В спешном порядке строились продовольственный склад, хлебопекарня и баня-прачечная внизу у ручья. Основная масса людей работала на заготовке лесоматериалов для казарм, землянок и столовой.

Ознакомившись с генпланом и местами посадок основных сооружений, а также с планом и очередностью строительных работ, я внес некоторые поправки и уточнения. Дал рекомендации, на что надо в первую очередь сосредоточить усилия, как готовиться к зиме и т. д.

В беседе с личным составом я еще раз напомнил им о важности и необходимости выполнения всех работ в заданные сроки. Всему личному составу перед строем заявил о том, что мы уверены: гарнизон ИП-16 с честью выполнит свою задачу и займет ведущее место среди других гарнизонов. Объявил благодарность начальнику пункта подполковнику Сальникову, офицерам, солдатам и сержантам за организацию работы и добросовестное выполнение поставленных перед ними задач.

Попрощавшись и пожелав успеха, хотел было отправиться к вертолету, но начальник пункта Сальников обратился ко мне со следующими словами: «Товарищ генерал, вы еще не все посмотрели». «А что именно?» — спрашиваю его. Он ответил: «У нас ведь здесь есть и семьи с детишками, они расположены отдельным «гарнизоном» вон в тех кустах». Пошли смотреть этот «гарнизон». Там оказалось 5–6 семей в полуземлянках с палаточными верхами. Когда мы подошли, нас встретили женщины и дети. Все были приветливые и жизнерадостные (очевидно, потому, что была хорошая погода). Все приглашали к себе в гости, просили посмотреть, как они устроились.

Я пообещал зайти в каждую палатку. Начали с ближайшей. Когда мы зашли в палатку, то были удивлены тем уютом, который женщины смогли создать в таких суровых условиях. Нас стали угощать чаем и вареньем своего производства. Все хвалились, сколько и какого они наварили варенья, а главное, убеждали нас в том, что оно очень полезное, особенно из брусники и рябины. Варенье действительно нам понравилось, мы с удовольствием выпили по чашке чая с вареньем в первой палатке, а в последующих только пробовали варенье и хвалили его.

Поблагодарив за гостеприимство, я попросил всех собраться в одну палатку для беседы. Ожидал, что они меня атакуют многими вопросами, претензиями и упреками. Обдумывал, как буду отбиваться. Но мои опасения оказались напрасны, атаки не было. На мой вопрос, какие у них есть просьбы и претензии, они очень скромно сказали, что имеется две просьбы. Первая — хорошо, если бы сюда хоть изредка привозили свежие овощи: капусту, картошку, лук. Другие овощи в Ключах имеются.

И вторая просьба — чтобы регулярно доставляли почту и от нас увозили письма, ну хотя бы два раза в месяц.

В присутствии женщин я спросил полковника Павленко: «Как, по-вашему, эту проблему можно решить?» Он покраснел и ответил: «Можно, но горючее для вертолетов… его надо списывать, но как?» Чувствуя неловкость Павленко, я сказал, что мы обсудим этот вопрос и постараемся обеспечивать семьи свежими овощами.

Пожелав успеха и бодрости духа, мы направились к вертолету. В это время я еще раз подумал о том, какой же замечательный у нас народ, какие славные эти женщины — жены наших офицеров и в то же время как мы, начальники, иногда плохо выглядим, не проявляя должной заботы о наших подчиненных. Пришлось товарищу Павленко наедине сказать пару неприятных слов и приказать обеспечивать свежими овощами хотя бы семьи, если невозможно обеспечить весь гарнизон, учитывая ограниченный лимит моточасов и сложность трассы полета для вертолетов.

С ИП-16 мы вылетели на ИП-13, расположенный на самом берегу Великого океана.

Состояние строительства здесь было несколько лучше, чем на ИП-16, так как не требовалось тратить время на доставку стройматериалов и имущества. Настроение личного состава было такое же приподнятое, как и на ИП-16.

Следующая наша посадка была на ИП-15. Здесь окружающая природа была несколько лучше, значительно больше леса. Но сообщение с Укой — базой выгрузки было значительно хуже. Дороги проходили по лесисто-болотистым низинам, в обход многочисленных озер и непроходимых болот. Необходимо было прокладывать длинные гати и фашинные дороги.

Впечатление о настроении личного состава, об организационном уровне, дисциплине и порядке примерно такое же, как и на ИП-16. После беседы с личным составом недалеко от места построения я увидел в траве кучу свежей крупной рыбы. Спрашиваю солдат, откуда это у них такая крупная свежая рыба, здесь и реки-то нет. Солдаты смеются и отвечают: «А мы ее в ручье руками наловили». Это было для меня открытием. Оказывается, чавыча, горбуша и кета во время нереста поднимаются далеко в верховья по горным ручьям.

Здесь, на ИП-15, примечательно и то, что более причудливой формы берез я еще не видел. Очевидно, суровая зима и глубокие снега потрудились над созданием таких кряжистых, изуродованных невзгодами стволов. А начальник ИП-15 подполковник П. Д. Янович заявил, что они из этих коряг «дворцы» строят. Пошли смотреть эти «дворцы». Они нам показались вполне пригодными для складов и жилья, а главное то, что делали их быстро и прочно, что и требуется в этих условиях. Да, действительно, если бы эти стволы высушить, распилить, а не колоть, да отполировать, это были бы причудливые узоры для отделки дворцов.

С ИП-15 мы прилетели на самый северный пункт, ИП-12, расположенный на берегу залива, недалеко от поселка Ука. Здесь условия размещения личного состава и семей были значительно лучше. Семьи разместились по частным квартирам в поселке Ука — «в тесноте, но не в обиде». Ука является первоначальным пунктом, поэтому темп строительства здесь был значительно выше. Не требовалось много времени и труда для доставки сборно-щитовых конструкций после их выгрузки с пароходов.

Вопрос со свежими овощами здесь тоже решался лучше. Оказывается, в районе Уки местные жители имеют свои огороды, где выращивают картофель, капусту и лук.

После ИП-12 на следующий день мы вылетели на ИП-17 и ИП-14. Положение на этих пунктах было несколько лучше и особой тревоги не вызывало, тем более что сообщение с ними от Ключей было значительно проще. В районе ИП-14 был хороший строевой лес и посадочная площадка. Все это облегчало условия его строительства.

Пока мы производили облет измерительных пунктов, пароход «Красногвардеец» выгрузил положенное имущество и технику в Усть-Камчатске и на ИП-13 в заливе Озерной и вышел в район Уки, где стал на рейд для дальнейшей выгрузки имущества.

Для того чтобы обеспечить рейдовую выгрузку, начальнику ИП-13 было дано распоряжение из залива Озерной своим ходом отправить в Уку «Танкист» — малую самоходную плоскодонную металлическую баржу, предназначенную для выгрузки танков при десантных операциях. Экипаж этой баржи состоял из трех человек — старшины и двух матросов. «Танкист» должен был выйти в открытый океан, обогнуть мыс Озерной и прибыть на вторые сутки в Уку для оказания помощи в выгрузке с парохода. «Танкист» уже вышел в океан, но в эту ночь разразился большой шторм. Это событие нас очень взволновало, так как мы знали ограниченные мореходные качества «Танкиста».

На второй день с ИП-12 и ИП-13 сообщили, что сведений о «Танкисте» нет, его судьба неизвестна.

Для поиска «Танкиста» были посланы самолеты Ли-2 вдоль берега вокруг мыса Озерной. Предполагали, что штормом могло бросить «Танкист» на берег, если не разбило о скалы. Самолеты никаких признаков судна не обнаружили. Поиски продолжались и на вторые и третьи сутки, несмотря на штормовую погоду и плохую видимость.

На третьи сутки шторм утих, и к исходу дня «Танкист» благополучно прибыл в Уку. Что же было с ним?

Чтобы не быть выброшенным на берег и разбитым о скалы или перевернутым волной, командир «Танкиста» принял следующее решение: задраить люки моторного отделения, где размещался экипаж, открыть задний откидной борт трюма, заполнить его водой и в полузатопленном состоянии на период шторма уйти в открытый океан. Затопленный трюм придал большую остойчивость, волны свободно перекатывались через крышу трюмов, не создавая угрозы опрокидывания, а плавучесть была обеспечена задраиванием люков моторного отделения и кабины экипажа. По расчетам старшины, это было самое целесообразное решение.

Таким образом, в металлической полузатопленной коробке «Танкиста» три наших моряка трое суток находились в открытом и бушующем океане, не имея никакой связи с землей. После того как ярость океана утихла, они своим ходом прибыли в назначенное место.

К сожалению, я не помню фамилий этих замечательных моряков, достойных глубокого уважения и наград. Получив сообщение о благополучном прибытии «Танкиста» в Уку, мы все были очень рады, настолько рады, что даже по достоинству не оценили тогда подвиг этих моряков. Только сейчас, вспоминая этот случай, приходится сожалеть о том, насколько мы были тогда захвачены делами, заботами и суетой, что не замечали героизм и подвиги наших замечательных людей.

Перед возвращением в Москву было принято решение собрать для беседы всех жен офицеров, находящихся в Ключах. Это совещание показало, что, несмотря на героизм и самоотверженность наших женщин, недоделки и упущения в вопросах быта семей начинают влиять отрицательно на настроение не только жен, но и офицеров. На совещании поднимались следующие вопросы: о трудоустройстве, об обеспечении овощами, о торговых точках, об обеспечении топливом на зиму, об организованном подвозе воды и т. д.

Все эти вопросы по сравнению с общими задачами мелкие и кажутся второстепенными. Однако они создают иногда ненужную атмосферу и вредные настроения, отрицательно сказываются на настроении и работе семейных офицеров. В то же время решение перечисленных вопросов было во власти командования «Камы» и не требовалось помощи сверху.

Я был также удивлен нареканиями солдат, живущих в Ключах, на плохое питание, мол, надоела соленая рыба, а свежей рыбы в рационе нет. Спрашиваю полковника Павленко, в чем дело. Он отвечает: «А куда я ее дену? У меня почти двухлетний запас соленой рыбы». «Но вам же разрешен улов свежей рыбы в неограниченном количестве. Почему вы не ловите рыбу и не кормите, хотя бы периодически, солдат свежей рыбой?» — «Здесь рыбу ловить пустое дело, ее сколько угодно, но ее надо оприходовать, а куда я дену соленую? Как я ее спишу?» — отвечает Павленко.

Этот разговор напомнил чудаков, плывущих по прекрасной реке с пресной холодной прозрачной водой и пьющих гнилую, протухшую теплую воду из бочек. Это образец формального соблюдения законности и бездушного отношения к людям. Да, бывают и такие крайности. Это отдельные отрицательные штрихи.

В целом коллективом «Камы» была выполнена большая и важная работа.

Когда я писал эти строки, объявили по радио (и показывали по телевидению) о мягкой посадке на Луну нашего космического аппарата «Луна-9».

Объявлена была благодарность ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета и Совета Министров СССР всем рабочим, инженерам, конструкторам, ученым и испытателям за большое достижение в освоении космоса.

Слушая это объявление, я подумал о том, что в этом большом деле немалая доля труда вложена и коллективом «Камы».

Но об этом мало кому известно. Ведь «Кама» от Москвы далеко.

Но мы знаем, что ни одного пуска баллистических межконтинентальных ракет, ни одного выдающегося события в освоении космоса без участия «Камы» не было.

Родина не забудет героический труд коллектива «Камы».

Постановление Совета Министров СССР № 292–181 от 12 февраля 1955 года
«О новом полигоне для Министерства обороны СССР»

Совет Министров Союза ССР постановляет:

1. Принять предложение тт. Малышева, Жукова, Василевского, Дементьева, Домрачева и Калмыкова:

а) о создании в 1955–1958 гг. научно-исследовательского и испытательного полигона Министерства обороны СССР для летной отработки изделий Р-7, “Буря” и “Буран” с расположением:

головной части полигона в Кзыл-Ординской и Карагандинской областях Казахской ССР — в районе между Н. Казалинском и Джусалы;

района падения головных частей в Камчатской области РСФСР — у мыса Озерной;

района падения первых ступеней изделия Р-7 на территории Акмолинской области Казахской ССР — в районе озера Тенгиз;

б) о проведении первого этапа отработки изделий “Буря” и “Буран” на сокращенную дальность с территории научно-испытательного полигона № 4 Министерства обороны СССР из района Владимировка Астраханской области РСФСР в направлении на озеро Балхаш.

2. Обязать тт. Малышева, Сабурова и Жукова в трехнедельный срок представить в Совет Министров СССР мероприятия по обеспечению организации и строительства указанного полигона.

Председатель Совета Министров Н. Булганин,
Управляющий Делами Совета Министров СССР А. Коробов.

Запуск первого в мире искусственного спутника Земли был не просто выдающимся научно-техническим свершением. «Он был мал, этот самый первый искусственный спутник нашей старой планеты, — говорил Главный конструктор ракетно-космических систем С. П. Королев, — но его звонкие позывные разнеслись по всем материкам и среди всех народов как воплощение дерзновенной мечты человечества».

Этими орденами космодром награжден за заслуги в деле отработки и испытаний ракетно-космической техники.

20 мая 1954 г. правительство приняло решение о разработке ракеты с межконтинентальной дальностью действия для исследования космоса и военных целей. Этой ракетой стала Р-7. Полигон Капустин Яр для отработки таких ракет не годился по целому ряду соображений. Основным из них являлся тот факт, что трасса полета должна проходить, не задевая больших населенных пунктов, чтобы при аварийном выключении двигателей падение ракеты не наделало бед. К тому же, между стартом и местом падения головной части ракеты расстояние должно быть не менее 7000–8000 км.

Для выбора места дислокации нового полигона была создана Государственная комиссия под председательством начальника полигона Капустин Яр В. И. Вознюка. Было предложено три варианта расположения полигона. Первым считался пермский — с запуском на восток через Чукотку. Но трасса оказалась недостаточной по дальности — 6000 км. Вторым предлагался район Дагестана. Здесь были сложности с размещением пунктов радиоуправления. Третьим районом была полупустыня Казахстана у станции Тюра-Там Кзыл-Ординской области на берегу реки Сырдарья.

После жарких споров, рекогносцировочных полетов и выездов на места был принят третий, казахский вариант. 12 февраля 1955 г. состоялось постановление Совета Министров СССР о строительстве в районе станции Тюра-Там полигона для испытания новых видов ракетной техники, которому было суждено стать космодромом Байконур.

Парадоксально, но историческая реальность такова, что вплоть до недавнего времени в официальных документах термин «космодром» отсутствовал. Запуски же космических аппаратов осуществлялись с полигонов, имеющих соответствующее числовое обозначение. В реестре государственных объектов Байконур числился как Пятый научно-исследовательский испытательный полигон. Это — во-первых.

Во-вторых, в действительности наземный пункт Байконур в природе существует. Но с космической деятельностью никак не связан и от реального места старта баллистических и космических ракет отстоит более чем на 400 км к северо-востоку. Дело в том, что, произведя 21.8.1957 г. первый успешный в рамках летно-конструкторских испытаний пуск межконтинентальной баллистической ракеты Р-7, мы в соответствии с резолюцией ООН должны были произвести регистрацию этого события с указанием даты, времени, места старта ракеты.

Из режимных соображений в сообщении ТАСС местом старта был объявлен Байконур — первый обозначенный на карте населенный пункт, расположенный по трассе полета ракеты.

В целом же псевдосекретность привела к тому, что люди полигона живут в г. Ленинск, пассажиры и грузы прибывают железнодорожным транспортом на станцию Тюра-Там. Для воздушного флота это — аэродром Крайний, для средств массовой информации — космодром Байконур, в отчетной и плановой документации мы указывали Пятый научно-исследовательский полигон Министерства обороны.

НАЧАЛЬНИКИ КОСМОДРОМА

А. И. Нестеренко с 1955 по 1958 г.

К. В. Герчик с 1958 по 1960 г.

А. Г. Захаров с 1960 по 1965 г.

А. А. Курушин с 1965 по 1973 г.

В. И. Фадеев с 1973 по 1978 г.

Ю. Н. Сергунин с 1978 по 1983 г.

Ю. А. Жуков с 1983 по 1989 г.

A. Л. Крыжко с 1989 по 1992 г.

А. А. Шумилин с 1992 по 1997 г.

Л. T. Баранов с 1997 г.

Сегодня космодром успешно выполняет Федеральную космическую программу России, осуществляет запуски КА по программам коммерческого назначения и международного сотрудничества, в интересах обороны и безопасности страны. И то, насколько плодотворным будет завтрашний день Байконура, его дальнейшее развитие и процветание, зависит, как никогда, от того, как будут относиться к нему два государства — Россия и Казахстан, от их взаимного уважения, стремления к сотрудничеству и осознания обоюдной необходимости Байконура.

Г. Д. Дмитриенко — единственный глава городской администрации и в России, и в Казахстане, назначенный на этот пост решением Президентов двух государств. Полковник запаса. Живет и работает на Байконуре 28 лет.

Специальный представитель Президента Республики Казахстан на комплексе «Байконур» Е. М. Нургалиев живет и работает на Байконуре 23 года. Здесь он начинал свой трудовой путь с лейтенанта военностроительных частей космодрома.


Начальник космодрома Байконур генерал-лейтенант Л. T. Баранов служит на космодроме 25 лет.

Е. М. Кушнир — директор Федерального космического центра «Байконур». На космодроме с 1968 г. Полковник запаса.

Поселок Заря. 1956 г.

Отсюда к планетам дороги легли

Они были первыми, кто строил ракетно-космический полигон. Март 1956 г.

Фонтан у Летнего кинотеатра. 1964 г.

Сероводородный источник в районе городского пляжа. 2000 г.

7 ноября 1958 г.

Главная площадь Байконура

1 мая 1967 г.

На Байконуре все построено руками военных строителей: дороги, здания, жилые дома, сооружения, электро- водо- теплотрассы.

Строительство новой стартовой площадки. 1977 г.

Главный строитель Байконура, первый Почетный гражданин города Г. М. Шубников

Пусковая установка ракеты- носителя «Протон»

Из поселка Байконур вырос в многотысячный город

Вывоз системы «Энергия» — «Буран» на стартовый комплекс. 1988 г.

Трудяги-мотовозы полигона


Список телефонных абонентов полигона на 1970–1971 гг.

Военный городок на 71-й площадке. 1965 г.

Предстартовый измерительный пункт ИП-1. 1997 г.

Закладка Дворца пионеров. Декабрь 1967 г.

Парад пионеров города в день 50-летия Всесоюзной пионерской организации им. Ленина. 19 мая 1969 г.

Новый год в детском саду № 5. 1970 г.

На занятиях кружка Дворца пионеров. 1971 г.

Память о традициях революции. 1967 г.

Летчик-космонавт В. М. Комаров среди старшеклассников 174-й школы города.

Февраль 1965 г.

День молодежи. Девушки военторга на площади города. 1966 г.

Дети всегда самые активные участники праздников города. 1966 г.

Праздники сегодняшнего Байконура

Наурыз Мейрамы — один из любимых праздников байконурцев

Золотая осень

Открытие фонтана

День Победы




Встреча Нового года на городской площади

Праздник Нептуна на реке Сырдарья. Июнь 1969 г.

На вечере туристов города. Январь 1970 г.

На городском КВН. Симпатии зрителей на стороне команды НИР.

Февраль 1967 г.

Судейская коллегия КВН-67 (НИР — НИОИР):

А. Усов, А. Лещенко, Б. А. Ландо, В. П. Дорохов, А. М. Войтенко, М. И. Дружинин, В. И. Семенова

КВН в солдатском клубе «Сатурн». Апрель 1967 г.

КВН в НИУ-5. Январь 1968 г.

На городской студии телевидения идет передача «Первый день мира». 9 мая 1969 г.

Пригласительный билет в кафе «Березка»

Участники капустника «Катастрофа» (служба НИР). 1962 г.

Стоят: В. И. Иванов, В. А. Завалишина, В. В. Порошков, В. И Мальцев, Х. Н. Краскина, Ю. Карасев, Б. И Тарасов.

Сидят: В. В. Иванов, В. Б. Краскин, Яковлев, Н. Л. Семенов, В. Тихомиров, В. В. Горин

Исполнители комедии «Стряпуха замужем» — офицеры и служащие Советской Армии службы НИОИР. 1963 г.

1-й ряд: Г. Кузнецова, З. Андреюк, Р. Жалинская, Е. Ануфриенко, И. В. Мальцева, B. C. Горин, А. Костецкий, З. Иванова.

2-й ряд: А. Корнилов, Б. Цвелей, В. Соболев, М. Ляхович, А. Прокофьева, В. Джинджоян, А. Косько, Ю. Бабаянц

Большой зал Дома офицеров. Зрители спектакля «Погоня за счастьем».

Январь 1964 г.

Исполнители комедии «Погоня за счастьем». Март 1965 г.

1-й ряд: А. Ильченко, А. Корнилов, Н. Я. Корнилова, В. П. Дорохов, В. Соболев, Л. Аврамчик.

2-й ряд: В. Корнеев, Л. Черный, В. Мальцев, Г. Ильченко, В. Крамаренко, Г. Корнеева, Н. Петров, Т. Посысаева, Б. Посысаев, Н. Сидоренко, А. Телитченко, А. Сухов

Артисты прилетели. Самодеятельность из НИУ-3 в гостях на измерительном пункте ИП-5. Апрель 1967 г.

Ансамбль «Самоцветы» на Байконуре. 1976 г.

Илья Матвеевич Гурович
РУКОВОДИТЕЛЬ ПРОЕКТА КОСМОДРОМА

1914–1991 гг.

Участник Великой Отечественной войны (Западный, Сталинградский, Южный, 3-й и 4-й Украинские фронты).

Прошел службу от рядового до генерал-майора.

Принимал участие в строительстве авиазавода в Рыбинске, Библиотеки имени В. И. Ленина, Московского авиационного института.

На Байконуре с 1955 по 1975 г.

Начальник строительства — 1965–1975 гг.

Почетный строитель Казахстана.

Награжден 6 орденами и 22 медалями.

Мое знакомство с Алексеем Алексеевичем Ниточкиным произошло в начале июня 1955 г.

В то время я работал начальником производственно-технического отдела военно-строительного управления, возглавляемого полковником Георгием Максимовичем Шубниковым.

На управление было возложено сооружение космодрома.

В исключительно короткий срок в условиях пустыни, буквально на голом месте планировалось создание комплекса сложных сооружений. Менее чем за два года строители должны были выполнить огромный объем строительно-монтажных работ.

Наибольшую сложность представляло строительство стартового сооружения, для которого требовалось предварительно отрыть котлован объемом 1 млн куб. м.

К началу июня 1955 г. здесь было сосредоточено более десяти тысяч военных строителей, много техники, на полигон ежедневно прибывали сотни вагонов различных грузов.

Строители в это время трудились на постройке промпредприятий, автомобильной и железной дорог, подготовке жилья, столовых и ряда других сооружений бытового назначения.

Однако требовалось срочно разворачивать строительство постоянных зданий и сооружений космодрома, так как времени для задействования космодрома оставалось чрезвычайно маю. Но для этого требовалась проектная документация, а она отсутствовала.

И вот в один из вечеров начала июня главный инженер нашего управления Александр Юльевич Грунтман вызвал меня к себе. Войдя в кабинет, я увидел группу мужчин. Их внешний вид свидетельствовал о том, что они только что приехали.

— Илья Матвеевич, — обратился ко мне Грунтман, — наконец прибыл к нам главный инженер проекта Алексей Алексеевич Ниточкин. Вам с ним нужно детально разобраться, когда и что мы получим из проектной документации и вообще как в дальнейшем поддерживать с ним теснейший контакт.

Александр Юльевич Грунтман — человек корректный, тактичный и, говоря «наконец прибыл», хотел выразить наше стремление как можно быстрее приступить к строительству основных сооружений, вполне естественное ввиду чрезвычайно сжатых сроков, и только.

Тем не менее Ниточкин усмотрел в его словах упрек:

— Александр Юльевич! Поймите наше положение и мое как главного инженера проекта. Только в мае прошлого года был утвержден набор сооружений космодрома. После этого определенное время ушло на рекогносцировки и выбор места расположения космодрома. И только тогда мы смогли приступить к изысканиям.

Вы прекрасно понимаете, что приступить к рабочему проектированию мы смогли, только получив материалы изысканий. Тем не менее я счел возможным выдать вам ряд чертежей на автомобильную и железную дороги, на расширение железнодорожной станции, трассу постоянного водопровода, резервуары насосной станции третьего подъема. И сейчас я приехал не с пустыми руками — привез вам фундаменты монтажно-испытательного корпуса, ряд общежитий, временную котельную жилой площадки, планировку застройки одного из районов сборными домами для жилья строителей и ряд генеральных планов площадок с отведением зон застройки времянками.

— Алексей Алексеевич, а как обстоит дело с чертежами на котлован? — спросил я.

— Чертежи на котлован под стартовое сооружение перерабатываются.

— Почему? — удивился Грунтман.

— Дело в том, что котлован является, как вам известно, одновременно и газоотводящим лотком. Технологи при более глубокой проработке вопроса сочли возможным несколько уменьшить его размеры. Примерно на две тысячи кубометров. Соответственно уменьшается объем земляных работ. Как видите, овчинка выделки стоит.

— Согласен, — сказал Грунтман. — мы вас поняли. А теперь вы поймите нас, в каком тяжелейшем положении мы находимся. Сроки вы знаете, а к строительству основных объектов мы еще не приступали — нет проектов. Нас держите вы, по крайней мере, на сегодня!

— Понимаю, — ответил Ниточкин.

— Вот и хорошо! Высокие договаривающиеся стороны поняли друг друга. Это уже залог успеха. Так что ж будем делать дальше?

— А дальше будем делать вот что: хотя договор у нас не с вами, — уточнил Ниточкин, — а с руководством космодрома, они юридически и фактически заказчики, мы документацию по мере готовности будем передавать прямо строителям. Это первое. Второе. Для сокращения сроков передачи проектов в работу на ряд сооружений документация будет разрабатываться непосредственно здесь, на космодроме. Для этого я привез с собой группу толковых ребят и договорился с заказчиками о выделении необходимого помещения.

Отмечу, что такая группа была создана и работала очень эффективно. В нее вошли: заместитель А. А. Ниточкина Г. А. Сергеев, инженеры В. И. Гришков, Е. Н. Крючников, В. В. Щербаков и другие.

Постепенно группа пополнялась сотрудниками и со временем была преобразована в филиал проектной организации, находившейся в Москве.

Решение Ниточкина о создании и работе этой группы на полигоне способствовало сокращению сроков строительства, хотя для него лично обернулось дополнительными трудностями, работой на «два фронта» — в Москве и на стройке.

Вспоминаю «Группу Ниточкина», как ее называли строители. В нее входили чудесные ребята: молодые, энергичные, эрудированные, скромные, предельно трудолюбивые, неприхотливые в быту, они исключительно оперативно откликались на запросы строителей. Тон всему задавал сам Алексей Алексеевич. Правильно говорят: «Каков поп, таков и приход».

Разнообразны и многотрудны обязанности главного инженера проекта. В строительстве переплелись все отрасли человеческих знаний — и физика, и химия, и медицина, и математика, и геология, и сопротивление материалов, и психология, и многое другое. Кроме того, что главный инженер должен облекать в четкие формы основную идею будущего сооружения, в его обязанности входит направлять и согласовывать деятельность многочисленных проектировщиков различных специальностей, увязывать порой противоречивые требования, быть хорошим организатором и руководителем и в то же время обеспечивать выдачу в установленные сроки высококачественной проектной документации.

Высококачественной — это значит обеспечение надежной и удобной в эксплуатации будущего сооружения, прогрессивной технологии его возведения, максимальной дешевизны строительства без ущерба прочности.

Алексей Алексеевич Ниточкин был именно таким главным инженером проекта. Его любили и уважали подчиненные, он пользовался непререкаемым авторитетом у строителей и у всех, кто с ним соприкасался в процессе деятельности.

Забегая несколько вперед, скажу, что о нем с величайшим уважением отзывался главный маршал артиллерии М. И. Неделин, а Сергей Павлович Королев в знак признания его заслуг в освоении космоса в день пятидесятилетия приехал лично с поздравлением и подарил на память копию вымпела, доставленного на Луну советской ракетой.

Но вернемся к нашей встрече.

Во время диалога Грунтмана с Ниточкиным я внимательно рассматривал последнего. Очень стройный, выше среднего роста, русоволосый офицер, с широкой орденской планкой на груди, со спокойным, уверенным взглядом серых глаз, он мне сразу пришелся по душе. Среди прочих я увидел орденскую ленточку «За оборону Сталинграда». Спросил, где и когда он там был. Оказалось, что мы там были одновременно и почти рядом. Это сразу сблизило нас. Нет ничего крепче, исключая, конечно, семейные отношения, фронтового товарищества!

Как только мы освободились у Грунтмана, я вызвал дежурного по управлению, поручил ему организовать ужин и устроить прибывшую группу на ночлег, что в тогдашних условиях было весьма непростым делом.

Алексея Алексеевича я пригласил к себе.

В это время я занимал комнатку в одном из недостроенных бараков. По летнему времени это было сносно. Причем занимал ее не один, а в компании с несколькими офицерами, на каждого приходилось немного более двух квадратных метров площади. Но главное, что жили дружно. Потеснились, нашлось место и Ниточкину. Нехитрый ужин состоял в основном из консервов.

Когда все уселись за грубо сколоченный из досок, ничем не покрытый стол, Алексей Алексеевич, улыбаясь, открыл портфель и при оживленных возгласах присутствовавших достал бутылку «Столичной».

— Я знал, что у вас здесь «сухой закон».

— Закона как такового у нас нет, просто Военторг не завозит. А в пустыне где взять?

— Как — где? — сказал один из присутствовавших. — Там, где я взял. — С этими словами он потянулся, не вставая с табуретки, к своей постели, сунул руку под подушку и достал оттуда бутылку коньяка. — Я сегодня был рядом со станцией, когда остановился скорый поезд Москва — Ташкент. Там и взял в вагоне-ресторане.

— Он же стоит только две минуты!

— Вот за эти две минуты я и успел!

Выпили за встречу. Потом за тех, кто не пришел с войны. Потом начались фронтовые воспоминания. Курильщики закурили. В маленькой комнатке, обшитой изнутри фанерой, свисающая с потолка на шнуре электрическая лампочка без абажура сквозь клубы табачного дыма тускло освещала лица оживленно беседующих мужчин. Все говорили разом, но как-то ухитрялись понимать друг друга. Никто не пьян, но все были навеселе. Вдруг с потолка на стол упал скорпион, чуть не угодив на лысину одному из сидящих. Тот от неожиданности вздрогнул, остальные захохотали. Скорпиона убили и выбросили.

В минутной наступившей тишине раздался голос Алексея Алексеевича:

— Завидная у нас с вами, братцы, судьба! Такую войну прошли — живы остались, а теперь в этой пустыне построим город! (О том, что будет строиться космодром, знали очень немногие, поэтому Ниточкин и говорил только о городе. — Прим. авт.).

Так в разговорах просидели до глубокой ночи и многое узнали друг о друге.

* * *

Родился Алексей Алексеевич Ниточкин в 1914 г., 19 декабря, в Москве. К 19-ти годам окончил строительный техникум и попал в одну из ведущих в то время проектных организаций — «Теплоэлектропроект» на должность техника-конструктора. Через пару лет Алексей Алексеевич, не оставляя работы, поступил на вечернее отделение Московского инженерно-строительного института им. В. В. Куйбышева. К моменту окончания института в 1940 г. он уже руководитель группы института «Теплоэлектропроект».

Началась Великая Отечественная война. Ниточкина призвали в армию и направили на трехмесячные курсы по подготовке лейтенантов при Военно-инженерной академии.

Позже лейтенант Ниточкин был назначен инструктором-подрывником Главного военно-инженерного управления Красной Армии.

Но он рвется на фронт и подает один за другим рапорта о направлении в действующую армию. В августе 1942 г. молодой лейтенант попадает на фронт в качестве полкового инженера. В декабре 1943 г. он уже дивизионный инженер.

До Дня Победы Алексея Алексеевича военная судьба перебрасывала с одного участка фронта на другой: он участвовал в Сталинградской битве, освобождении городов Барвенково, Запорожье, Днепропетровск, Одесса, Люблин и Варшава. Обеспечивал переправы войск через реки Северский Донец, Днепр, Днестр. Висла и Одер. Не минуло его и участие в заключительном аккорде войны — штурме Берлина.

О том, как воевал дивизионный инженер Ниточкин, говорят его боевые награды: ордена Красного Знамени, Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды и медаль «За отвагу».

В личном деле Алексея Алексеевича сохранился наградной лист о представлении его, дивизионного инженера 79-й гвардейской стрелковой дивизии, к награждению орденом Отечественной войны 1-й степени за обеспечение переправы через Вислу осенью 1944 г. В нем говорится: «Ниточкин своим умением, организованностью вовремя и полностью обеспечил дивизию переправочными средствами, правильно их распределил и, несмотря на сильный артогонь и беспрерывные бомбежки вражеской авиации по району переправы, обеспечил переправу частей дивизии на западный берег Вислы с малыми потерями, демонстрируя при этом личный пример бесстрашия».

Кончилась война. Майор Ниточкин продолжает службу дивизионным инженером в Группе советских войск в Германии, но военная судьба изменчива: в январе 1948 г. Алексей Алексеевич получает новое назначение и направляется для прохождения дальнейшей службы в военную проектную организацию.

Обладая незаурядными способностями, эрудицией, организационным талантом, Алексей Алексеевич получил на проектной работе возможности для своего дальнейшего творческого роста. В 1950 г. Ниточкин был выдвинут на должность главного инженера проекта ЦПИ им. Карбышева.

Коллективу, которым он руководил, поручались самые сложные разработки и проектирование специальных сооружений, не имевших ранее аналогов. Алексей Алексеевич лично возглавлял разработку наиболее сложных проектов, находя при этом оригинальные и рациональные решения.

В одной из служебных аттестаций отмечалось: «При его непосредственном участии спроектированы и построены некоторые уникальные сооружения, которые по их значению, оригинальности и надежности заложенных в них решений можно отнести к выдающимся достижениям отечественной науки и техники».

* * *

На другой день Ниточкин передал мне привезенные проекты, которые сразу же пошли в работу.

Потом мы с Алексеем Алексеевичем составили список проектов, которые нам хотелось получить в первую очередь.

Просматривая списки, он сказал:

— Для ускорения дела проекты бани, прачечной, магазина, котельной и некоторых других сооружений я, как только приеду в Москву, вышлю типовые. Зачем нам изобретать велосипед?

— Отлично! — согласился я.

И тут мы совершили ошибку.

Дело в том, что пару лет назад в стране началось широкое внедрение в строительство сборного железобетона. Однако четкой государственной системы еще создано не было и каждая проектная организация применяла в своих проектах сборные железобетонные элементы и конструкции собственной разработки.

Вот что из нашего решения применить готовые проекты получилось.

Вечер. Сидим с Андреем Федоровичем Кульгейко, моим заместителем, и рассматриваем новые, только что прибывшие проекты. Вдруг он вскакивает из-за стола и закуривает.

— Ты что, Андрей Федорович?!

— Ну как же, Илья Матвеевич! Смотри, опять новые виды железобетона! Новые плиты, новые балки, новые колонны! Промкомбинат и так задыхается, делая все новую и новую опалубку! Шутка сказать — у нас сейчас в работе несколько сот типоразмеров! Зачем такая пестрота?!

Немедленно связались по телефону с Москвой. Как я и надеялся, Ниточкин еще был на работе. Информирую его о том, что получилось из нашего совместного решения с ходу применять типовые проекты ряда сооружений.

Реакция была незамедлительной.

— Да-а, Илья Матвеевич, дали мы с тобой ляп! Ну что ж, будем исправлять положение!

В результате совместных размышлений на свет родился протокол, подписанный строителями, заказчиком и проектировщиками, резко ограничивавший номенклатуру изделий из сборного железобетона, применяемых для строительства на космодроме Байконур. Эта мера позволила перейти к изготовлению металлической, многократно оборачиваемой опалубки вместо деревянной, что в конечном счете ускорило и удешевило строительство.

Хочу отметить, что в данном случае, как и всегда, проявилась одна из положительных черт Ниточкина: он никогда не боролся за честь мундира, а шел навстречу строителям, если их предложения способствовали ускорению и удешевлению строительных работ.

Должен отметить, что в коллективе строителей с самого начала была создана атмосфера всяческого содействия рационализаторам, и число рацпредложений измерялось многими сотнями. Я не помню случая, чтобы Алексей Алексеевич, как главный инженер проекта, отказался завизировать предложение и дать ему путевку в жизнь. Более того, если предложение было сырое, недоработанное, он очень деликатно помогал рационализатору довести до ума его идеи.

Всегда уважительно считаясь с чужим мнением, Алексей Алексеевич в случае необходимости упорно отстаивал свои решения, притом не взирая на лица.

Однажды вечером жаркого июльского дня начальнику строительства Георгию Максимовичу Шубникову позвонил начальник космодрома генерал-лейтенант А. И. Нестеренко и сообщил, что через пару дней ожидается приезд на полигон заместителя министра обороны СССР маршала артиллерии Митрофана Ивановича Неделина.

Шубников позвал меня. Когда я вошел к нему в кабинет, там уже сидели начальник политотдела Константин Павлович Баландин и главный инженер Александр Юльевич Грунтман.

— Вот что, Илья, — сказал Георгий Максимович. — Неделин решил лично ознакомиться, как мы тут разворачиваемся со строительством, ну и решить ряд организационных вопросов. Александр Юльевич и Константин Павлович продумают, в каких делах он нам в Москве сможет помочь, а ты помозгуй, как ему показать будущий город. По прежним делам знаю, он всегда вопросами быта интересуется. Посиди, подумай.

Я задумался. В самом деле, как показать город, которого еще нет? Что мы имеем? Схематический генеральный план с границами кварталов и квадратиками зданий, да кусок пустыни, окруженный излучиной реки, на котором расположится город. А показывать кому? Если бы специалисту-строителю, а то кадровому военному высочайшего ранга! Как сделать, чтобы он все понял?

— Ну, так что ты, Илья, надумал? — спросил Шубников через пять минут.

— Надумал, Георгий Максимович, вот что: давайте на местности высокими вешками обозначим границы кварталов, забьем колья по углам наиболее значительных зданий и пригласим Ниточкина как главного инженера проекта давать пояснения.

— Дело! — согласился Шубников. — Александр Юльевич, вызывайте Ниточкина, а ты, Илья, с утра организуй расстановку вешек.

Через два дня на углах кварталов будущего города стояли двухметровые вешки, обозначавшие будущие улицы и проезды. Полуметровыми кольями с набитыми поперек досками были оконтурены здания будущего штаба космодрома, гостиница, школа-десятилетка, госпиталь, Дом офицеров, центральный универмаг, вычислительный центр и другие сооружения.

И вот настал день, когда дежурному по телефону передали из Москвы, что маршал вылетел.

В настоящее время перелет из Москвы на комфортабельном Ту-154 на современный аэродром космодрома занимает немногим более двух часов, а тогда самолеты Ил-14 или Ли-2 летели к ближайшему аэродрому в Джусалы не менее восьми часов с промежуточными посадками в Уральске и Актюбинске. От Джусалы предстояло добираться автомобилем около 70 км по грунтовой дороге, точнее, по бездорожью, на что уходило не менее двух часов.

Исходя из этого решили, что, очевидно, по приезде маршал захочет отдохнуть и привести себя в порядок, так как дорога была невероятно пыльная. А, следовательно, встреча состоится на другой день. Так и получилось.

Утром следующего дня Грунтман, я и прибывший к тому времени Ниточкин были у штаба космодрома, размещавшегося в деревянном бараке. Шубников ранее был приглашен маршалом на завтрак. Все мы ожидали встречи с маршалом с некоторым волнением.

В войну я был в невысоких чинах, начав в звании воентехника 1-го ранга, что соответствовало старшему лейтенанту, а закончил инженер-майором, так что генералов видел редко, а маршалов — никогда.

Точно в назначенное время в открытом газике в сопровождении начальника космодрома и Шубникова подъехал маршал Неделин.

Он вылез из машины, подошел к нам, поздоровался.

— Итак, посмотрим город, его планировку. Кто будет нашим гидом?

— Разрешите мне! — выступил вперед Ниточкин.

— Да, пожалуйста. Садитесь в мою машину. Откуда начнем?

— С центральной площади. А оттуда по вашему усмотрению.

Все расселись по машинам и поехали.

В центре будущей площади остановились, вышли из машин и собрались у автомобиля маршала.

Ниточкин расстелил генплан города на капоте машины и начал рассказывать, одновременно показывая рукой в нужном направлении. Неделин внимательно слушал.

Глядя на маршала, я думал, сумеет ли он сопоставить вешки на фоне пустыни с квадратиками на генплане, сложится ли у него представление о будущем городе. Ведь он не строитель, не инженер, а кадровый военный.

Оказалось, что я ошибся. Маршал во всем великолепно разобрался.

Однако не только у меня промелькнули такие мысли. Выслушав несколько замечаний маршала, Шубников с улыбкой сказал:

— А вы, товарищ маршал, в генплане разбираетесь не хуже строителей.

— Георгий Максимович, топографические карты посложнее ваших генпланов, а я артиллерист, привык работать с картами.

С центральной площади проехали по нескольким будущим улицам и оказались внутри одного из кварталов.

В это время эра микрорайонов еще не наступила и застройка населенных пунктов осуществлялась поквартально. Ниточкин подробно рассказывал, показывая на генплане, что надлежит построить внутри квартала: детсад, мастерскую по ремонту бытовой техники, ряд сооружений энергоснабжения и многое другое.

Маршал внимательно слушал, что-то прикидывая в уме.

В разъездах по планируемому городу прошло немало времени. Солнце уже палило в полную силу, и Неделин, снимая фуражку, часто вытирал платком лоб. Выражение спокойной приветливости, с которым он здоровался с нами утром, сменилось тяжелой, мрачной задумчивостью.

— Ну ладно, — сказал он наконец, — давайте на пару часов расстанемся, а потом встретимся в штабе для дальнейшей работы.

Когда через пару часов маршал появился в штабе, все были в сборе.

— Алексей Алексеевич, — обратился он к Ниточкину, — для начала я попрошу вас ответить на несколько вопросов: почему жилые дома ориентированы фасадами строго на север и юг? Разве это лучший вариант? Почему только одна школа, одна столовая, одна гостиница? Почему так густо напичкана сооружениями внутриквартальная территория? Как будет решаться вопрос внутригородского транспорта? И, наконец, как работающие на площадках люди будут попадать из города на работу?

— Товарищ маршал, вы мне задали «для начала» столько вопросов, что я не все запомнил. Однако постараюсь ответить. Об ориентации домов. Зимой господствующие здесь ветры — северо-восточные, поэтому по фасадам, обращенным на север, они будут бить не в лоб, а под углом, а значит, меньше выдувать тепло. Летом, которое здесь значительно длиннее зимы, наибольшее неудобство приносят палящие лучи солнца. В окна на северном фасаде они вообще не попадут. Что же касается южного, то в окна попадут только лучи утреннего и заходящего солнца, не такие палящие, как в середине дня. А ближе к полудню солнце в этих широтах стоит высоко над головой, лучи попадают на стену под углом, к тому же часть стены затеняет карниз.

— Согласен. Доказал. А остальные вопросы?

— Продолжаю. Школа, гостиница, внутриквартальная застройка запроектированы в соответствии с нормами проектирования населенных пунктов, утвержденных Госстроем СССР. Внутригородской транспорт предусматривается в виде автобусов, а межплощадочный — железнодорожного пассажирского транспорта.

— Алексей Алексеевич, но ведь вы видите, что эти нормы нас не устраивают, у нас же специфика!

— Товарищ маршал, я не имею права от них отступить, у меня не утвердят проект!

— Зато я имею права от этих норм отступить! Смотрите, какая у нас специфика? Тяжелейший климат — это во-первых. Население будет в основном молодое — это во-вторых. А в-третьих, у нас всегда будет много приезжих из КБ, с предприятий, на пуски и так далее. Что из этого следует? Из этого следует, что, раз мы заставляем людей жить и работать в таких тяжелых условиях, мы обязаны создать максимум удобств. Пустыне противопоставить зелень, сплошь озеленить дворы, улицы, спроектировать бульвары, парки, скверы. Дальше. Раз население у нас будет в основном молодое, значит, будет много детей, а раз так, то одной школы и детсада мало! А раз будет много приезжих, нужно несколько гостиниц. Да и столовой одной мало, нужно еще!

Он помолчал и добавил:

— Внутриквартальную застройку убрать! Оставить только крайне необходимое! Не в Москве строим, пустыни у нас хватает. Чем меньше всего будет внутри квартала, тем меньше шума. А человек с дежурства, с работы домой придет, ему надо отдохнуть, нужна тишина.

Ниточкин внимательно слушал и записывал.

Можно только пожалеть, что после трагической гибели Неделина и ранней смерти Ниточкина некоторые указания маршала были забыты. В частности, все-таки была осуществлена плотная внутриквартальная застройка.

Вечером у меня с Ниточкиным состоялся разговор.

— Алексей Алексеевич, мне понравилось, как ты, невзирая на маршальские звезды, уверенно доказывал правильность выбранной тобой ориентировки зданий, но не понятно, почему ты так беспрекословно принял его указания о нарушении норм проектирования. Ведь у него нет на это прав.

— Видишь ли, Илья Матвеевич! Когда разговор шел об ориентации домов, я был уверен в своей правоте, тем более ради справедливости надо сказать, я не один автор этого решения, дебаты были. А насчет учета специфики нашего города я не спорил, потому что маршал прав. Я сам склонялся к тому, чтобы пойти на нарушение норм проектирования. Но! Разница как раз в этих звездах: его маршальских и моих подполковничьих!

Да, при проектировании населенных пунктов, жилых площадок космодрома Ниточкин был связан жесткими нормами, но зато при проектировании специальных сооружений, на которое зачастую не было аналогов в мире, ярко проявлялись его творческая инициатива, безошибочная инженерная интуиция и глубокое знание специфики эксплуатации.

На всю жизнь запомнилась одна беседа.

Мы с Ниточкиным стоим наверху стартового сооружения. Идет бетонирование плиты покрытия. Задаю Ниточкину мучивший меня вопрос:

— Алексей Алексеевич! Зачем ты принял толщину покрытия восемьдесят сантиметров? Я прикидывал по нагрузкам — достаточно и тридцати!

Ниточкин усмехнулся:

— Я с тобой вполне согласен. По нагрузкам в нормальном состоянии достаточно тридцати. А как быть в аварийной ситуации? Когда ты делал свои прикидки, то пользовался нормами проектирования, в которых заложены определенные коэффициенты запаса прочности. Я бы назвал их «коэффициентом незнания». Так вот, для нашего случая «коэффициент незнания» особенно велик. Кто знает, какая сложится аварийная ситуация?! А старт должен работать! В крайнем случае его восстановление не должно занять много сил и времени, ведь благоприятная ситуация для запуска космических объектов может быть не всегда. Нельзя упустить нужный момент. А потом запомни, проекты вылизывают только студенты техникумов.

Жизнь показала, как глубоко был прав Ниточкин. Было все. Наряду с блестящими, великолепными пусками иногда случались «внештатные ситуации», в результате которых требовалось проведение ремонтно-восстановительных работ. И в этих случаях мощное покрытие спасало от разрушения все сооружение с уникальным дорогостоящим оборудованием. Достаточно сказать, что стартовое сооружение до сих пор находится в эксплуатации.

Считал бы правильным оставить это сооружение на долгие, долгие века историческим памятником человечества, памятником запуска первого искусственного спутника Земли и первого Человека в Космос!

Алексей Алексеевич был заботливым воспитателем молодежи. Его школу прошли многие инженеры-проектировщики, выросшие впоследствии в крупных специалистов и руководителей.

Среди них Г. А. Сергеев, В. М. Санин, И. Н. Гамазов, Ю. И. Платонова, Л. В. Шестаков, Г. А. Соловьев, Е. Н. Крючников, И. В. Панников и многие другие.

Несмотря на огромную занятость, Ниточкин вел одновременно несколько крупных и сложных объектов, в его работе не было спешки, поверхностного подхода, стремления «спихнуть» вопрос.

Благодаря своей эрудиции Алексей Алексеевич решал любые вопросы, с которыми к нему обращались. Делал он это спокойно, дружелюбно, располагающе, сначала выслушивал вопросы, чужие мнения и предложения, потом разбирал их по косточкам и постепенно для собеседника вырисовывалась суть решения, как будто он сам ее нашел и сам решил проблему.

Алексей Алексеевич никогда не навязывал свое готовое решение, а подводил к нему умелой постановкой вопросов, сопоставлениями, анализами. С ним было интересно работать. Любой вопрос он начинал рассматривать с общих положений и определения частного в интересах общего.

Его способность находить выход, казалось бы, из безвыходных ситуаций всегда удивляла, и хотелось научиться также ориентироваться, мыслить, находить.

Ниточкин был влюблен в свою работу. Он неоднократно отказывался от перевода на другую, более высокую рангом и более денежную, говорил: «Работа главного инженера проекта — это вечная работа, на ней можно работать всю жизнь. Она самая интересная и результативная, каждый день новая, неповторяющаяся, непохожая».

Алексей Алексеевич Ниточкин был главным инженером проекта, как говорится, от бога. Многие поражались невероятному объему его памяти и пространственному воображению. Особенно четко эти способности проявлялись при работе с технологами и разработчиками отдельных систем. Ведь сооружение — это не просто бетонная или кирпичная коробка, а вместилище различных инженерных систем, обеспечивающее их нормальное функционирование. Кроме отопления, освещения, водопровода и канализации при создании космодрома появились системы автоматики, заправки горючим и окислителем, сжатого воздуха, пожаротушения, единого времени, управления пуском и многие другие системы. И для каждой требовались определенные условия для бесперебойного функционирования.

Естественно, что каждый, кто разрабатывал проекты этих систем, старался захватить для «своей» побольше жизненного пространства, и зачастую получалось, что они налезали друг на друга, вот тут и требовались талант и эрудиция Ниточкина, чтобы согласовать все, порой противоречивые, требования, скомпоновать все системы в единый сложнейший комплекс, обеспечить их гармоничную работу. Это какой-то невероятной сложности кроссворд в трех измерениях. А в довершение всего «на закуску», глядишь, главный конструктор подбросит какую-нибудь дополнительную систему или изменение ранее выданной, обусловливая свое требование повышением надежности или точности работы.

При всех своих инженерных талантах Алексей Алексеевич не был сухарем, замкнувшимся на технике. Он очень любил свою семью, жену Александру Дмитриевну и дочерей Иру и Людмилу. Любил посидеть в хорошей компании за праздничным столом, попеть хорошие песни. Особенно ему нравились песни военных лет в исполнении Марка Бернеса и Клавдии Шульженко. Любил живопись и сам неплохо рисовал. Увлекался коллекционированием — собирал этикетки со спичечных коробков, сигареты, зажигалки. Любил футбол и хоккей. Сам в молодости неплохо играл в волейбол.

Он умер в расцвете творческих сил, в возрасте 57 лет.

Летом 1971 г. мне пришлось по делам службы побывать в Москве. Дела привели меня в ЦПИ-31, проектную организацию, которая обеспечивала строительство на нашем космодроме проектной документацией. Ниточкина я там не застал: он уже несколько месяцев болел.

Главный инженер проекта Михаил Петрович Климов, прекрасный человек и умница, после того как мы с ним завершили деловую часть визита, сказал мне:

— Илья Матвеевич, я и еще несколько сослуживцев собираемся в воскресенье навестить Алексея Алексеевича. Он сейчас на даче. Не хочешь поехать с нами?

— Обязательно поеду. Как его состояние?

— Плохо, его дни сочтены. — Помолчав, добавил: — Рак легких.

В воскресенье мы приехали к Ниточкину. Нас было человек пять-шесть, точно не помню.

Дачный поселок, окруженный сосновым лесом. Собственно, дачами воздвигнутые там строения назвать можно было с большой натяжкой: небольшие, легкие садовые домики. Оформление каждого отражало архитектурные вкусы владельца.

Дача Алексея Алексеевича по виду отличалась от всех своеобразием и планировкой.

Когда мы приехали, Алексей Алексеевич лежал на чем-то вроде кушетки. Несмотря на то что день стоял жаркий, он был в свитере. Серое, измученное лицо без слов говорило о плохом самочувствии.

При виде нас он с трудом встал и пошел навстречу. На веселые восклицания приехавших: «Как ты прекрасно выглядишь! Ну, кажется все в порядке!» — он только грустно усмехался.

Его жена, Александра Дмитриевна, быстро накрыла стол, кое-что мы привезли с собой, и застолье началось.

Алексей Алексеевич почти ничего не ел и не пил, только попросил у кого-то папиросу и закурил.

На осторожный вопрос: «А можно ли вам, Алексей Алексеевич, курить?» — ответил:

— Мне все можно!

Очень его интересовали дела на работе. Он задавал много вопросов, на которые давались самые подробные ответы.

О болезни не было сказано ни слова, ни намека.

Временами Ниточкина одолевали приступы мучительного кашля. Он весь сгибался, насколько это было возможно, сидя за столом, лицо багровело, и казалось, что вот-вот произойдет страшное. Но приступ кончался, и, отдышавшись, он продолжал беседу.

Через некоторое время он встал из-за стола:

— Вы тут продолжайте, а я пойду отдохну. — Пошел и опять лег на кушетку.

Перед отъездом я зашел к нему в комнату, сел рядом. Помолчали.

— Ну что тебе сказать, Алеша?!

— Ничего не надо, Илья! Я все понимаю!

Наше прощание было тяжелым. Поцеловались, и я ушел.

Он умер как настоящий мужчина.

* * *

Заслуги военного инженера полковника Алексея Алексеевича Ниточкина, кроме боевых наград, о которых было сказано выше, отмечены также трудовыми: орденами Ленина и Трудового Красного Знамени.

Его именем названа улица города Ленинск, где живут те, кто трудится на космодроме Байконур, в создание которого он вложил свой труд и талант.

Анатолий Васильевич Маслов
ПАМЯТЬ О ПЕРЕЖИТОМ
(трагические события 24 октября 1960 года на космодроме Байконур)

За спешку, ошибки ракеты созданья

Вам жизнью пришлось заплатить.

Но в нашем победном ракет громыханье

В веках вам бессмертными быть.

В. В. Порошков

Родился 13 мая 1933 г. в городе Шуя Ивановской области. Окончил Арзамасское военное училище связи. С 1954 г. проходил военную службу на Дальнем Востоке в должности начальника связи дивизиона. В 1960 г. направлен на Байконур на должность командира взвода связи ракетного испытательного полка. 24 октября 1960 г. в качестве командира взвода связи в/ч 14332 оказался участником трагических событий на старте 41-й площадки при подготовке к пуску новой МБР Р-16 (изделие 8К64). Во время катастрофы был тяжело ранен, получил ожоги II и III степени.

В апреле 1961 г. убыл с Байконура. Назначен военным представителем на предприятие ВПК в Казань. В марте 1974 г. переведен для продолжения военной службы в город Краснодар. В апреле 1989 г. уволен из армии в запас. Ветеран Вооруженных Сип СССР (прослужил в армии 33 года) и космодрома Байконур.

Десятая площадка

Прошли годы… Но в моей памяти неизгладимыми видениями остается катастрофа, которая произошла 24 октября 1960 г. Многие десятилетия это держалось в глубочайшей тайне. Мой очерк о тех, кто навсегда остался там, где произошла трагедия. Мне, как участнику этих событий, не уйти от личных воспоминаний. Остается только благодарить настоящее время, которое позволяет вернуться в ту далекую трудную пору и рассказать людям всю правду.

Я, Маслов Анатолий Васильевич, тогда старший лейтенант, командир отдельного взвода связи испытательного полка (в/ч 14332) под командованием полковника Анатолия Алексеевича Кабанова прибыл из поселка Раздольное Приморского края на полигон Тюра-Там 18 марта 1960 г. В переводе с казахского Тюра-Там означает «священное место». Недалеко отсюда располагается Мазар — могильный памятник святого, что и определило название железнодорожной станции. В то время у строящегося города названия не было. Все называли населенный пункт 10-й площадкой. 9-я площадка — зона строителей, 2-я площадка — испытательная зона, 13-я площадка, естественно, кладбище. Уже потом это место узнали как космодром Байконур, а 10-ю площадку как Звездоград, Ленинск и, наконец, Байконур. В настоящее время космодром Байконур Россия арендует у иностранного государства — Казахстана. Обидно и больно!

Главным объектом строительства была 2-я площадка, названная позже Гагаринским стартом. Отсюда проложили первую борозду в космос наши космонавты: Ю. А. Гагарин, Г. С. Титов, А. Г. Николаев, П. Р. Попович, В. Ф. Быковский, В. В. Терешкова, В. М. Комаров, К. П. Феоктистов, Б. Б. Егоров, П. И. Беляев, А. А. Леонов и другие.

Боевые ракеты запускались с других стартовых площадок.

Мне пришлось принимать объекты, сооружения, комплексы, все, что касалось моего профиля (громкоговорящую, шлемофонную и линейную связь), на 41, 42 и 43-й площадках.

В дни подготовки боевой ракеты к пуску время проходило незаметно. Сама подготовка к пуску и пуск занимали более двух недель. Работали с воодушевлением, по 10–14 часов в сутки. Очень часто я оставался ночевать на площадке в техническом здании вместе с подчиненными.

После пуска давалось дней пять отдыха. Все ехали на 10-ю площадку. Жизнь там протекала однообразно: офицерское общежитие с небольшими радостями типа кино, преферанс, шахматы.

В жаркие воскресные вечера «десятка» отдыхала. В сладкой истоме на берегу Сырдарьи играл оркестр, приглашая молодых на танцплощадку. Плыли над обмелевшей рекой вальсы и фокстроты.

Новый день начинался с подъема в 6 часов утра. В 7 мотовоз со станции Тюра-Там увозил нас на работу. По прибытии на 41-ю площадку начиналась дружная ответственная работа. Удивительно радостно ощущать себя, когда ты нужен людям, стране. У всех был необыкновенный душевный подъем.

В 1960 г. интенсивно проводились работы по сооружению наземного старта на 41-й площадке для пуска нового изделия Р-16 (8К64) конструкции Михаила Кузьмича Янгеля. Среди нас, военных, ходила шутка: Королев работает на ТАСС, а Янгель на всех нас! Речь шла о новой межконтинентальной баллистической ракете.

Подготовка в пуску

Все лето мы участвовали в монтаже оборудования на новом старте. Это было внушительное сооружение. В нем впервые использовалась новинка — оригинальные весы, на которых взвешивалась ракета, заправленная топливом. Это было необходимо баллистикам для расчета траектории и высоты полета грозного янгелевского изделия.

На нашей стартовой площадке построены два старта: левый и правый. Первый пуск был назначен с левого стартового стола на воскресенье 23 октября 1960 г.

Утром 21 октября был осуществлен вывоз межконтинентальной баллистической ракеты типа Р-16 (8К64) из монтажно-испытательного корпуса (МИК) на стартовую позицию.

Тяжело груженная тележка на резиновом ходу следовала по бетонке к стартовому столу. Через час она прибыла к месту назначения. Специальная система тросов на поднятой стреле установщика перевела ее в вертикальное положение так, что колеса оказались сбоку.

Потом, когда ракета была зафиксирована на столе ветровыми стяжками, установщик обхватил ее площадками обслуживания, тележка плавно опустилась на землю и отъехала от стартового стола. На «этажи» площадок обслуживания поднялись испытатели. Началась работа…

На стартовой позиции было много людей, гражданских и военных, все входили в единый боевой расчет. Здесь царило торжественное, но несколько нервозное оживление, вызванное присутствием высокого начальства. Возле ракеты прохаживались главный маршал артиллерии М. И. Неделин и Главный конструктор М. К. Янгель, тут же были его заместители Л. А. Берлин, В. А. Концевой. В качестве наблюдателей и помощников прибыли полковники Е. И. Осташев, А. И. Носов. Их знания и опыт могли пригодиться в любой момент. Стартовыми работниками руководил начальник управления P. M. Григорьянц. Здесь же находился начальник связи полигона подполковник Александр Григорьевич Азоркин, которому я был подчинен. Приехал на стартовую позицию первый заместитель начальника Главного управления ракетного вооружения (РВСН) генерал-майор Александр Григорьевич Мрыкин. Этот человек, по общему мнению испытателей, был сильной и яркой личностью. Правда, некоторые жаловались на его несдержанность и крутой характер. Гнев генерала получил на космодроме свое измерение. «Втык в один «мрык», — шутили офицеры. Я лично от него во время работ получил один «втык», о чем расскажу ниже.

Генерал-майор А. Г. Мрыкин сыграл в моей жизни большую роль. После длительного лечения в госпитале им. Н. Н. Бурденко (более пяти месяцев) он лично приехал при выписке за мной на машине и отвез меня в здание Министерства обороны на Фрунзенской набережной, где определил мою дальнейшую судьбу — направил меня военным представителем на предприятие военно-промышленного комплекса Казани.

Здесь же на стартовой площадке находился начальник полигона генерал-майор Константин Васильевич Герчик. Этот умный, обаятельный человек очень много сделал дли строительства космодрома, по подготовке и запуску космических и баллистических ракет.

Заправка ракеты в воскресенье прошла успешно. Отсечки на системе уровней сработали нормально, но во второй половине дня обнаружились неисправности в автоматике двигателя. Специалистам пришлось снять люки в нижней части ракеты и уже на заправленном изделии вести перепайки разъемов, что является грубейшим нарушением мер безопасности.

Пуск ракеты отложили на понедельник, но работы продолжались до позднего вечера. Никто со старта не ушел. В ту ночь я и отделение связистов во главе с сержантом Александром Юдиным спали всего два часа.

Тревожно началось утро 24 октября 1960 г. Ко всем бедам добавилась еще одна — появилась капельная течь горючего. Члены Государственной комиссии потребовали проверить сигнализатор наполнения. Была установлена капельная течь компонента топлива (гептила), что в принципе на запуск не влияет.

Баллистики подтвердили, что дозаправка ракеты не нужна. Хочу отдельно заметить, что это горючее — жидкость очень ядовитая. Я лично видел, как проводилась сварка на заправленном изделии. Это было грубейшим нарушением техники безопасности. Час запуска несколько раз откладывался, но Москва торопила.

Во второй половине дня и у меня начались неприятности. Кто-то закрыл люк около стартового стола и перебил два кабеля, идущие для обеспечения шлемофонной связью. Люди в этот момент работали на площадках обслуживания — связь оборвалась. Находившийся там генерал-майор А. Г. Мрыкин приказал позвать ему начальника связи полигона подполковника А. Г. Азоркина, но его на месте не оказалось, и тогда срочно вызвали меня. А. Г. Мрыкин грозно спросил: «Старший лейтенант, сколько времени надо, чтобы устранить неисправность?» Я ответил: «Десять минут!» На что услышал: «И ни минуты больше, иначе я из тебя «генерал-майора» сделаю!» Через пять минут неисправность была устранена. Два кабеля заменены на новые. Связь восстановилась. Я сразу доложил об этом генерал-майору А. Г. Мрыкину и подполковнику А. Г. Азоркину. Последний по-отечески меня поблагодарил. Я тогда еще не знал, что это была последняя благодарность мне от этого добрейшего и умного начальника. Человека с большой буквы.

Взрыв

Ближе к вечеру начались последние испытания — предстартовые проверки системы управления. В течение дня несколько раз переносили время пуска ракеты Р16 (8К64), лично несколько раз вмешивался Никита Сергеевич Хрущев.

Снова Москва торопила. Члены Государственной комиссии нервничали, это как-то передавалось и работающим специалистам.

Маршал М. И. Неделин сидел на стуле примерно в 15 м от ракеты, рядом с оборудованным командным пунктом (КП). Около маршала неотлучно находился его адъютант подполковник Н. М. Салло. Рядом разместились конструкторы и руководители министерств. Начальник управления P. M. Григорьянц, подполковники Е. И. Осташев, А. И. Носов находились на выносном командном пункте, в вагончике в 15–17 м от подножия ракеты.

В 18 часов 45 минут по местному времени (16 часов 45 минут по московскому времени) была объявлена 30-минутная готовность к пуску ракеты. В это время при выполнении операции по приведению в исходное положение программы токораспределителя от него прошла преждевременная команда на запуск маршевого двигателя второй ступени. Газовой струей работающего двигателя были разрушены оболочки топливных баков первой ступени, возник пожар, произошел взрыв. Погибла значительная часть боевого расчета и ряд руководящих работников, находившихся на стартовой позиции вблизи ракеты. Погиб и первый главнокомандующий Ракетных войск стратегического назначения главный маршал артиллерии М. И. Неделин.

Мне запомнился эпизод, когда я работал в бункере. Мое помещение там находилось напротив служебной комнаты, куда иногда заходил маршал. В период подготовки к запуску ко мне неожиданно зашел М. И. Неделин. Я, как положено, хотел доложить, чем я и мои подчиненные занимаемся. Он, поздоровавшись со мной, усадил меня на стул и строго спросил: «Товарищ старший лейтенант, почему вы в меховой куртке, а ваши подчиненные в шинелях?» Я доложил, что согласно существующему распоряжению им не положено. Обращаясь к своему адъютанту подполковнику Н. М. Салло, маршал приказал: «Чтобы через час солдаты, обслуживающие стартовую площадку, были одеты в меховую одежду!» И уже через 30 минут лично начальник ОВС полка привез меховые куртки и брюки, мой личный состав был переодет в отличную зимнюю форму.

Митрофан Иванович Неделин был культурным и очень образованным человеком, честным и порядочным. Все нападки на него, будто он виновен в случившемся, я, как участник этих событий, отвергаю полностью. Думаю, не каждый начальник, прекрасно понимая всю рискованность и опасность создавшегося положения, мог сидеть в нескольких метрах от ракеты. Он знал, что ничто так не действует успокаивающе на подчиненных, как личное присутствие командира, и шел на такой риск сознательно. В этом весь Митрофан Иванович Неделин.

За 10 минут до взрыва я стоял вместе с подполковником А. Г. Азоркиным в 10 м от основания ракеты и решал вопрос: надо ли снимать четыре десятиваттных динамика со столбов до пуска ракеты, чтобы они не размагнитились, или нет. Решили не снимать, посмотреть, что будет.

Подполковника А. Г. Азоркина позвал на КП начальник управления полковник Р. М. Григорьянц. Александр Григорьевич направился на КП, я пошел в противоположную сторону. Вдруг — треск! Инстинктивно я бросился бежать. До взрыва успел добежать до края бетонки. Взрыв! Меня ударило о песок, но, к счастью, сознание я не потерял. Пламя как могучая волна накрыло меня. Я горел. На мне была меховая куртка и новый комбинезон, подпоясанный офицерским ремнем. Я стал кататься на песке, чтобы сбить пламя, но ничего не получалось. Сбросив куртку, побежал в сторону бункера. На мне горели хромовые сапоги. Я обожженными руками сбросил сапоги и разорвал офицерский ремень.

Пока бежал, я несколько раз катался по песку, но сбить пламя так и не смог. Помощи ждать неоткуда. Когда я повернулся в сторону горящей ракеты, то увидел, как бежали во все стороны горящие люди, прыгали с ракеты испытатели, горевшие как факелы и погибавшие на лету. Температура в эпицентре пожара была около трех тысяч градусов по Цельсию.

Позже из рассказов очевидцев я узнал, что на колючей проволоке, окружавшей стартовую площадку, висели обгоревшие трупы.

После взрыва ракеты еще несколько дней находили погибших в песках казахской степи далеко за территорией площадки, куда люди смогли убежать, но так и не спаслись.

Я добежал до бункера, но он был закрыт. Начал стучать и звать на помощь. Открыли дверь бункера. Ввалившись туда, как рассказывали мне позже, я произнес: «Если останусь жив, то расскажу вам, что такое атомная война», — и потерял сознание.

Кто-то из друзей положил меня в машину и накрыл своей шинелью. Очнулся я в кузове грузовика. Вместе со мной был И. Т. Гришин — заместитель министра общего машиностроения СССР, который скончался в госпитале после операции. Машина привезла нас на жилую 43-ю площадку в санчасть, где меня уже искали мои солдаты. Увидев меня, они заплакали. Я сказал: «Не надо плакать, надо помочь!» Солдаты очень быстро намазали меня мазью Вишневского, забинтовали.

Находиться в помещении санчасти было невыносимо, пахло гарью. Забегали горящие люди и замертво падали. Так как медицинских работников не хватало, то уколы от столбняка делали официантки из офицерской столовой.

Мои ребята донесли меня на руках до штаба полка. Начальник штаба (фамилию не помню) дал команду водителю своей машины ГАЗ-69 взять в гостинице два матраца и отвезти меня в госпиталь на 10-ю площадку. В госпитале я потерял сознание.

В тот момент это лечебное учреждение было оцеплено автоматчиками. Жены военнослужащих атаковали госпиталь, каждая хотела узнать, что с ее мужем. Каждого приходившего в сознание врачи сразу спрашивали: звание, фамилию, имя, отчество, но многие, не приходя в сознание, умирали.

Кроме ожогов II и III степени я отравился гептилом. В сознание пришел через сутки. 26 октября 1960 г., находясь в палате госпиталя, я услышал по местному радио: «Главком Ракетных войск, маршал М. И. Неделин погиб в авиационной катастрофе». На сердце было очень тяжело — Родина о нас ничего не знает…

В этот день в госпиталь на 10-ю площадку прибыл Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев как председатель Государственной комиссии по расследованию причин катастрофы.

Л. И. Брежнев в окружении свиты посетил пострадавших в катастрофе в госпитале полигона. Когда он зашел в нашу палату, я сразу узнал его. Останавливаясь у каждого пострадавшего, он кивал в его сторону головой, и начальник госпиталя докладывал ему о состоянии здоровья. Попрощавшись с нами, на выходе из палаты Брежнев спросил: «Что им сейчас необходимо?» Ответ главного врача был прост: «Леонид Ильич, им необходимы соки и фрукты!» Л. И. Брежнев сказал: «Возьмите мой самолет и чтобы соки и фрукты у них были».

Команда была отдана генералу И. И. Федюнинскому, командующему Турк ВО. Самолет срочно убыл в город Ташкент, и уже утром в палатах у каждого на тумбочке были соки, яблоки, груши, апельсины.

Сослуживцы рассказывали мне, что, выступая на траурном митинге у братской могилы, Леонид Ильич тоже плакал, не стесняясь слез. Он говорил, что подвиг павших никогда не будет забыт.

О трагедии страна официально узнала только в конце 80-х годов.

На похоронах над толпой проплыли десятки закрытых гробов с прибитыми к крышкам воинскими фуражками.

Неожиданно пошел дождь, что бывает в этих краях крайне редко. Плакала, как говорят, земля о погибших! Медсестра из окна палаты госпиталя комментировала все происходящее на улице. Она насчитала более ста гробов. Необходимо отметить, что кроме 54 военнослужащих, похороненных в братской могиле в одном из скверов поселка, по желанию родственников другие погибшие были похоронены в Москве, Киеве. Харькове, Днепропетровске. Их похоронили тайно, никто, кроме родственников, не знал о причине смерти.

Лечение в госпитале

Главному военному госпиталю им. Н. Н. Бурденко скоро 300 лет. Основанный по указу Петра I в 1707 г. Московский госпиталь был первым в России постоянным стационарным лечебным учреждением.

В начале ноября 1960 г. особо тяжелых больных перевезли в Москву, в Главный военный госпиталь им. Н. Н. Бурденко. Среди них были К. В. Герчик, С. Д. Титов, А. В. Маслов, Г. К. Фридрихсон, Н. В. Мягков, Н. К. Волобуев. Уже в госпитале скончались от ожогов и ран адъютант главкома подполковник Н. М. Салло, капитан А. М. Сименян, сержант Я. С. Симкив.

Сначала нас разместили отдельно в хирургическом отделении (начальник отделения Герой Советского Союза Т. В. Леонов), где нам выделили несколько палат, которые охраняли сотрудники КГБ.

В начале января 1961 г. в госпитале было специально открыто 25-е ожоговое отделение (начальник отделения полковник м/с А. В. Трубников). Нас перевели в 25-е отделение и разместили по одному человеку в палате. У меня — более 30 % тела ожоги II и III степени, организм отравлен гептилом, поэтому требовались многократные пересадки кожи, кровь доноров.

Мой лечащий врач — замечательный, чуткий, образованный, пользующийся большим авторитетом человек, подполковник м/с Матвей Иванович Блохин. Врач-ординатор — душевная, знающая свое дело Мария Александровна Велик.

Генерал К. В. Герчик лежал отдельно в большой палате. Лечащим врачом у него был Александр Васильевич Трубников.

Состояние здоровья у меня оставалось тяжелым, и находиться одному в палате было невыносимо, поэтому я попросил, чтобы ко мне положили Николая Мягкова, отличного парня, наизусть знавшего много стихов Сергея Есенина. Вдвоем стало как-то легче.

Лечащий врач Матвей Иванович более месяца не уходил из отделения, ночуя все это время в госпитале.

В период лечения мне шесть раз полностью обновили кровь.

Нас часто навещали знакомые из СКБ С. П. Королева и М. К. Янгеля, а также руководство космодрома Байконур.

Помню такой случай. 9 ноября 1960 г. приехал справиться о нашем здоровье заместитель начальника штаба Ракетных войск генерал-лейтенант Михаил Александрович Никольский. Он зашел к нам в палату спросил: «Как дела ребята?» Мы посетовали, что у нас нет телевизора. Он улыбнулся: «Вижу, начинаете идти на поправку, раз просите телевизор! У вас в госпитале есть телевизор?» — обратился к сопровождающему его начальнику госпиталя генерал-майору м/с Л. И. Лялину. Ответ: «Только в клубе». — «Тогда выпишите один телевизор через Главное политическое управление!» Через неделю в отделении появился телевизор, но только под ответственность К. В. Герчика больным разрешили его смотреть.

Секретность нашего пребывания в госпитале, особенно в самом начале, была очень строгой. Приехавшую ко мне родную мать не пускали целых две недели. Весь персонал медицинских работников госпиталя относился к нам, пострадавшим в катастрофе, с большой любовью и вниманием.

Кроме лечащих врачей много сил в наше выздоровление вложили медицинские сестры и нянечки, за что им огромное спасибо.

Особую благодарность хотелось бы выразить начальнику 25-го отделения подполковнику м/с А. В. Трубникову, подполковнику м/с М. И. Блохину, врачу-ординатору М. А. Велик, старшей медсестре О. В. Кузьминой.

Еженедельно руководство госпиталя отчитывалось перед специальной комиссией Министерства обороны о мерах, принятых для скорейшего выздоровления пострадавших в катастрофе.

Наступил 1961 г. Новый год мы встречали все вместе. Нас собрал в одной из палат генерал К. В. Герчик. Помогала ему в организации праздника его жена, чуткая и отзывчивая женщина.

Хочется подробнее рассказать о Константине Васильевиче Герчике. Всеми силами он старался поддержать нас по-отечески, добрым словом и делом. У кого-то дома было не все в порядке, все шли к нему за советом, в котором он никому не отказывал. Как я потом узнал, ему самому было нелегко.

Руководство Министерства обороны пыталось обвинить его в случившемся, так как никого из военных выше по званию не осталось в живых. Его несколько раз вызывали в Генеральный штаб на «трудные беседы», а затем назначили на должность начальника Центрального командного пункта Ракетных войск стратегического назначения.

Из тех, кто попал тогда в Главный военный госпиталь им. Бурденко, остались в живых:

начальник космодрома Байконур генерал-полковник Константин Васильевич Герчик;

полковник Сергей Дмитриевич Титов — начальник отдела;

капитан Станислав Николаевич Павлов — впоследствии полковник, руководитель военного представительства;

Николай Васильевич Мягков — инженер из Днепропетровска;

Николай Кириллович Волобуев — инженер из Харькова;

я, Маслов Анатолий Васильевич.

Главный конструктор М. К. Янгель

В своем очерке хочу рассказать о единомышленнике С. П. Королева, выдающемся конструкторе и ученом, академике Михаиле Кузьмиче Янгеле.

Коллектив конструкторского бюро, которым он руководил в течение 17 лет, вписал много ярких страниц в летопись советской и мировой космонавтики, в создание первых управляемых баллистических ракет дальнего действия.

Каковы же его жизненные вехи? Студент знаменитого МАИ, конструктор в знаменитом КБ Н. Н. Поликарпова, в 30-е годы создавшего скоростные истребители, те самые, которые испытывал Валерий Чкалов.

Позже М. К. Янгель напишет: «Технику я изучил в МАИ, но курс настоящей школы инженерного искусства и коллективного творчества прошел, работая в конструкторском бюро под руководством Главного конструктора Н. Н. Поликарпова». Обратим внимание на слова «школа коллективного творчества». Они очень характерны для Михаила Кузьмича Янгеля. Он считал, что конструктор должен не только сам обладать колоссальными знаниями в самых различных областях науки и техники, но и уметь зажечь ими большой коллектив специалистов.

В послевоенный период М. К. Янгель плодотворно трудился в отечественном ракетостроении. В то время правительство собирало и направляло в новую область деятельности многих талантливых авиационных ученых и конструкторов.

Главный инженер, а затем и директор крупного научно-исследовательского института, М. К. Янгель в начале 50-х годов тесно сотрудничал с С. П. Королевым, принимал деятельное участие в создании межконтинентальных баллистических ракет большой мощности на твердом топливе. Это давало определенные преимущества — боевые ракеты, заправленные гептилом, могли длительное время стоять на боевом дежурстве без дозаправки.

В 1954 г. М. К. Янгеля назначили Главным конструктором нового СКБ в объединении «Южмаш» Днепропетровска. Упорный, самоотверженный труд создателей новых ракет завершился успешно, и коллектив СКБ получил самую высокую оценку Родины — орден Ленина.

В 1959 г. М. К. Янгелю присваивается звание Героя Соцтруда. В то время он писал: «В общем дела налаживаются, а это означает, что у меня впереди будет еще больше забот и хлопот». И он оказался прав.

Творчество было коллективным, новое рождалось энергией и усилиями многих, но на переднем крае был он, конструктор, ученый, направляющий и координирующий деятельность десятков организаций смежников, участвовавших в сложнейшем процессе создания ракет.

На пути создания новых межконтинентальных баллистических ракет были победы и поражения.

В тот трагический день, 24 октября 1960 г. Главный конструктор М. К. Янгель и генерал-майор А. Г. Мрыкин остались в живых благодаря случайности: за несколько минут до взрыва ракеты Р-16 (6К64) А. Г. Мрыкин подошел к М. К. Янгелю и сказал: «Все, Михаил Кузьмич, бросаю курить, отойдем в сторону, выкурим по последней сигарете». Так та, последняя сигарета спасла жизнь А. Г. Мрыкину и М. К. Янгелю.

В 1961 г. вышеуказанный тип ракеты прошел государственные испытания успешно и Михаилу Кузьмичу Янгелю была вручена вторая Золотая Звезда Героя Социалистического Труда.

Под руководством М. К. Янгеля разработаны изделия, прошедшие испытания на космодроме Байконур и принятые на вооружение нашей армии, это: 8К64, 8К64У, 8К67, 8К67П, 8К69, 15А14. 15А15, 11К67, 11К69 и др.

Дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премии, академик Михаил Кузьмич Янгель скончался в день своего шестидесятилетия — 25 октября 1971 г.

Так случилось, что не выдержало больное сердце — день юбилея стал последним днем его жизни. Нет уже в живых Михаила Кузьмича. Но в нашей памяти он — стройный, внешне неторопливый, с красивым открытым загорелым лицом, со спокойной манерой общения, готовый выслушать собеседника, не перебивая, объяснить непонятное, убедить в правильности своей идеи…

Сподвижники конструктора продолжают дело, начатое им. Девизом их остаются слова М. К. Янгеля: «Я ни на минуту не забываю, что у нас имеется много долгов перед нашей великой Родиной, перед нашим народом, вытекающих из нашего призвания и положения».

В городе Байконуре (бывший Ленинск) Михаилу Кузьмичу Янгелю сооружен памятник в знак благодарности испытателей за огромный вклад, который внес он в дело укрепления обороноспособности нашей Родины.

Память о нем будет жить вечно!

Вместо эпилога

После длительного лечения в военном госпитале им. Н. Н. Бурденко я прибыл на 41-ю площадку, чтобы сдать должность и убыть на новое место службы. В первом отделе полигона мне был выписан «вездеход». Так раньше мы называли пропуск. Я решил съездить в свой испытательный полк и побывать на месте катастрофы. Стою на КПП 10-й площадки и слышу — кто-то сигналит. Обернулся, смотрю — стоит машина ГАЗ-69 командира полка. Полковник В. И. Кабанов зовет меня в машину. Мы оба были рады этой встрече. Он расспрашивал меня о здоровье и сказал, что начальник связи полка майор Окишев уезжает и я должен занять его место. Я объяснил командиру, что я уже назначен на новое место службы и прибыл сдать взвод. Он сначала не поверил мне, но по прибытии в полк увидел приказ о назначении меня военным представителем на предприятие ВПК Казани.

Там, на 41-й площадке, я узнал, что скоро на 2-й площадке будут запускать в космос ракету «Восток» с человеком на борту.

Я направился туда. На старте высилась красавица ракета конструкции С. П. Королева с космическим кораблем в носовой части.

12 апреля 1961 г. в 9 часов 7 минут был произведен запуск на орбиту вокруг Земли изделием 8К72 с КС «Восток» первого космонавта Земли майора Юрия Алексеевича Гагарина. «Восток» совершил один оборот вокруг Земли за 1 час 48 минут полета и приземлился в районе деревни Смеловка Саратовской области. Радости нашей не было предела. Вот он, итог нашей многотрудной работы!

Я участвовал в митинге, который состоялся на 10-й площадке сразу, как только стало известно, что Ю. А. Гагарин благополучно приземлился. Под общее ликование выступали многие, в том числе и Сергей Павлович Королев — наш главный творец большого космического успеха.

В США первый пилотируемый баллистический полет состоялся 5 мая 1961 г. длительностью 15 минут.

1 мая 1961 г. ко мне домой, на 10-ю площадку, прибыла делегация и попросила участвовать в возложении венков и цветов к братской могиле погибших в катастрофе 24 октября 1960 г. Я принял участие в этом траурном мероприятии, как бы мне ни было тяжело…

Прошло много времени, все изменилось. Заброшена стартовая позиция 41-й площадки, где когда-то располагался боевой расчет. О нем сегодня напоминают лишь одинокие бетонные бункеры, погнутая рама стартового стола. Прошло почти 40 лет, а впечатление такое, как будто никогда здесь не ступала нога человека.

А священен не только Тюра-Там, священны и эти бетонные плиты, навсегда впитавшие в себя плоть и кровь раздавленных взрывом людей, моих товарищей. Я всегда помню о них.

Много лет события катастрофы 24 октября 1960 г. были под покровом тайны и умолчания. Пришло время рассказать об этом и поименно назвать всех погибших в этом несостоявшемся пуске, но до конца исполнивших свой воинский и гражданский долг в создании мощного и надежного ракетного щита нашей Родины, благодаря которому и сегодня сохраняется некоторый ракетно-ядерный паритет в мире. Ведь многие родственники погибших до сих пор не знают, как погибли их дети, мужья, братья, отцы.

Мой очерк об этой катастрофе — давнее желание рассказать правду, ободрить словом искалеченных взрывом людей, поддержать родных погибших.

Вечный покой им и слава.

Геннадий Павлович Волков
В ЦЕНТРЕ ПРАКТИЧЕСКИХ ДЕЛ И ИСТОРИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ

Родился 5 января 1935 г. в селе Усовка Никольского района Пензенской области.

Окончил в 1955 г. Ульяновское военное училище связи, а в 1969 г. заочно исторический факультет Саратовского государственного университета.

На космодроме служил в 1962–1976 гг. в должностях пропагандист в/ч 25741, начальник школы партийного актива, секретарь партийной комиссии, секретарь партийного комитета 1-го НИУ, старший инструктор, заместитель начальника политотдела полигона.

1976–1989 гг. — служба в политическом управлении РВСН. Живет в г. Одинцово Московской области. Работает заведующим методического кабинета информационно-методического центра РВСН. Награжден орденами «Знак Почета», «За службу Родине в Вооруженных силах СССР» III степени, Почетной грамотой Верховного Совета Казахской ССР. Заслуженный работник культуры Российской Федерации.

Главным, основным и важнейшим направлением деятельности политотдела полигона, политотделов испытательных управлений была работа с людьми. Прежде всего речь идет об активизации человеческого фактора, об учете разнообразных интересов личного состава, воинских коллективов, общественных организаций. Без опоры на них, без привлечения их к активному участию во всех областях воинской жизни невозможно было решить ответственные, сложные задачи, стоящие перед полигоном. Тем более что шли наши испытательные коллективы, обслуживающие их войсковые части по неизведанному пути, в условиях больших бытовых сложностей.

Вспоминается первое впечатление, которое произвела на меня знаменитая испытательная часть, принявшая участие в первых пусках ракеты Р-7, запусках первых в мире искусственного спутника Земли и пилотируемого космического корабля Ю. А. Гагарина.

Раньше мне пришлось служить в формирующейся ракетной дивизии в Нижнем Тагиле. Были здесь серьезные бытовые трудности, и это закономерно. Но когда я после окончания ракетных курсов в Харьковском военном училище в 1962 г. прибыл в испытательную часть на легендарной площадке, я ожидал увидеть людей в орденах и живущих, как говорится, безбедно.

Действительно, я увидел отличное, только что построенное офицерское общежитие и тут же солдатские казармы, расположенные в землянках, отсутствие квартир для офицеров. Офицеры искали квартиры даже у казахов на станции Тюра-Там. С орденами тоже вышла напряженка. Как были засекречены офицеры — инженеры-испытатели, вынесшие на своих плечах основные нагрузки подготовки и испытаний уникальной ракетно-космической техники, так и награды их не находили из-за того, что вроде для ответственной работы они есть и вроде их нет для окружающего мира.

Но главное, что я увидел — это неописуемая гордость за свое дело, за свою часть, за свой полигон; это живой блеск в глазах; это величайшая ответственность за порученное дело.

Как написал в то время сержант В. Блынских из в/ч 25741:

Мы здесь живем, и здесь мы служим.
Здесь познаем цену тревог.
И каждый знает: здесь он нужен,
Весь — от панамы до сапог.

Все это свидетельствовало о том, что политорганы полигона вместе с командирами сумели разбудить, активизировать потенциальные возможности человека: офицера, сержанта, солдата. Сделали их по-настоящему заинтересованными в образцовом выполнении служебного долга. Добились, чтобы каждый из них чувствовал себя не каким-то маленьким, незаметным винтиком испытательной машины, а полноправным ее звеном, от которого зависит и подготовка ракетно-космической техники, наземного оборудования, и успешный пуск ракеты, да и вся воинская служба — от «подъема» до «отбоя» со всеми ее сложностями и «прелестями».

Ведущую роль в этой важной и сложной работе играл как весь политотдел 1-го испытательного управления, так и его руководитель полковник Б. И. Кузнеченков. Интересно отметить, что при некотором так называемом вольнодумстве инженеров-испытателей, неприятии отдельных политработников Борис Иванович пользовался непререкаемым авторитетом. И то, что его с уважением называли Красным комиссаром (он был огненно-рыжим), говорит само за себя. Его можно было часто видеть как в МИКе, на старте, среди солдат и сержантов, так и в офицерском общежитии, в военторговской столовой, на стройке новых казарм и, конечно, в партийных организациях. Он был в почете и у Главного конструктора С. П. Королева. Это помогало добиваться реальной помощи в практическом решении бытовых вопросов, обустройства жизни личного состава.

Такими же активными и авторитетными были и другие работники этого политотдела.

Еще одна важная деталь. В те годы 1-е испытательное управление возглавляли А. С. Кириллов и B. C. Патрушев. Того и другого характеризует следующее. Если вспомнить тот период в истории наших Вооруженных Сил, когда действовал институт комиссаров, некоторым командирам доверяли одновременно исполнять и должность комиссара. Так вот, и А. С. Кириллов, и B. C. Патрушев вполне были бы достойны этого совмещения. Именно поэтому они верили в силу политотдела и широко использовали его возможности в воспитании и мобилизации испытателей на решение ответственнейших задач.

Кстати, следует вспомнить один из первых приказов по полигону, подписанный генералом А. И. Нестеренко 24.7.1955 г., «О порядке организации и проведения боевой и политической подготовки с личным составом, прибывшим в часть». Этим приказом все сержанты и солдаты, прибывшие на полигон на эту дату, объединялись в роту, командиром которой был назначен инженер-капитан А. С. Кириллов. Вот когда он особенно активно стал овладевать практикой работы с людьми. Я уже не говорю о том, какое внимание руководители 1-го испытательного управления уделяли работе партийных организаций. Первые партийные организации были созданы в январе 1956 г. на базе в/ч 55831, а первым секретарем был избран капитан П. П. Леонтьев. Затем на базе этой части директивой Генерального штаба от 6 июня 1957 г. была образована в/ч 25741 (командир полковник О. И. Майский). В ее состав входило 3 испытательных группы: 1-я стартовая группа (начальник капитан В. Г. Козлов), 2-я группа объектов (начальник капитан B. C. Беляев), 3-я техническая группа (начальник капитан А. Г. Гусеница). Задачами этих групп были: проведение испытаний ракеты 8К74; проведение испытаний космических объектов; запуск космических объектов; проведение испытаний ракеты 8К75; несение боевого дежурства с ракетой 8К74. В 1959 г. в состав в/ч 25741 вошли еще две испытательные группы (начальники капитаны Лагутко Б. Д. и В. М. Подставко). Соответственно в каждой группе были созданы партийные организации, а в части был избран партком. И уже в 1962 г. было образовано 1-е испытательное управление (в/ч 44275) и одновременно сформирован политический отдел (начальник полковник Б. И. Кузнеченков). Тогда же в управлении был избран партком (секретарь парткома подполковник И. Г. Аракчеев). Любопытно отметить такую деталь — в самом испытательном управлении многие вопросы партийно-политической работы решал партком более или менее самостоятельно, используя высокую активность коммунистов — инженеров-испытателей. И это было очень интересно, в чем мне пришлось убедиться воочию, когда в июле 1967 г. я был избран секретарем парткома 1-го испытательного управления и проработал в этой должности почти 3 года. Партком вместе с политотделом при непосредственном и активном участии всех коммунистов (а их было 235) сосредоточивал основное внимание на следующем: работа по подготовке и осуществлению реальных пусков ракет; работа по испытанию одновременно многих систем космических объектов и носителей; подготовка высококвалифицированных инженеров-испытателей на основе обобщения и распространения опыта лучших специалистов, развития движения рационализаторов и изобретателей; тесные связи в совместной работе с представителями промышленности, с крупнейшими конструкторскими бюро страны; формирование у испытателей высоких морально-боевых и психологических качеств, воспитание принципиальности в оценке состояния техники, умения вовремя заметить различного рода недостатки и выработать предложения для принятия решений; активная работа офицеров испытательного управления по формированию у военнослужащих испытательных частей понимания важности проводимых работ в МИКе и на старте, повышению их ответственности за любое порученное дело. О результатах этой работы свидетельствуют многочисленные факты отличной работы всех номеров боевых расчетов — и офицеров, и сержантов, и солдат. Так, рядовой В. И. Попсуйко 12 мая 1967 г. предотвратил поломку антенны на космическом объекте. 15 января 1969 г. перед стартом «Союза-4» ефрейтор А. Горин, находясь рядом с космическим объектом, на слух определил ненормальную работу преобразователя ПТ-200. Несмотря на сложные метеорологические условия, сильный мороз и шквальный ветер, расчет в составе старшего лейтенанта Бурлуцкого, капитанов Мишина и Балана, ефрейтора Горина в течение 20 минут (по нормативам требуется 1,5 часа) заменил преобразователь и обеспечил проведение пуска космического корабля «Союз» в заданное время. И не случайно партком управления пользовался авторитетом не только среди военнослужащих полигона, частей, но и среди ученых, конструкторов. Приезжая на 2-ю площадку для участия в проводимых работах, многие из них нередко заходили в партком. Так, в парткоме я видел С. П. Королева, В. П. Мишина, Г. Н. Бабакина, В. П. Бармина, В. П. Глушко и некоторых других.

Главной же опорой политотдела, парткома в работе по мобилизации людей на выполнение ОИР (опытно-испытательных работ) были ветераны. Конечно, трудно было называть тогда ветеранами этих молодых еще офицеров. Но именно они были первопроходцами — они непосредственно участвовали в составе боевых расчетов и запуске 1-й межконтинентальной баллистической ракеты, 1-го ИСЗ, первых космических кораблей и т. д.

Я хорошо помню молодые мужественные лица ветеранов, принимавших участие в осуществлении первых космических стартов. Это офицеры В. Г. Соколов, Н. П. Синеколодецкий, В. П. Дронов, В. И. Макеев, Б. С. Чекунов, О. Н. Кузубов, В. Г. Веселов, Ю. Н. Халдеев, А. П. Затона, В. К. Андронов, В. И. Юрченко, Е. С. Шалдеев. В. П. Журавлев, Н. К. Швыдкой, А. А. Корешков, Р. Т. Крутов, В. А. Холин, В. А. Недобежкин, В. Я. Хильченко и многие другие. Честь им и слава!

Именно тогда родилась замечательная традиция провожать в космос летчиков-космонавтов. На этих митингах звучали доклады боевого расчета о готовности ракеты-носителя, космического корабля, наземного оборудования к полету, напутствия, пожелания успехов и даже стихи.

Вот как выразили свои чувства в связи с запуском многоместного космического корабля «Восход» самодеятельные поэты из состава боевого расчета.


Сержант П. Дырдин

НА КОСМОДРОМЕ
На космодроме — митинг по традиции,
Когда готов очередной полет.
Мы видим новых космонавтов лица,
И перед гулким вылетом — «Восход».
Впервые в космос коллектив стартует.
И как всегда, от имени страны
Ракетчики готовность рапортуют,
Их корабли надежны и верны.
Счастливого пути вам и открытий!
Как хорошо нам чувствовать и знать,
Что, породнившись на одной орбите,
С любовью вас планета будет ждать!

Старший лейтенант Е. Ануфриенко

ПЕРЕД СТАРТОМ
Три имени, пока еще безвестных, —
Егоров, Феоктистов, Комаров.
Я знаю, вам не надо лишних слов,
Ведь многословие не в стиле местном.
Мы точно знаем, как случится это,
Как старт, прощаясь, гулко зазвенит,
Как нехотя уйдет с него ракета
И, ускоряясь, ринется в зенит.
Потом пойдут минуты ожиданья,
Потом, смиряя сердца бурный всплеск,
Услышим: «Начали выполнение заданья.
До встречи на Земле!»
Мы с вами, братья, с вами наши души
В работе механизмов и систем.
И мы сильны своим единодушьем,
Невидимым и главным вместе с тем.
«Удачи вам в космической дороге!» —
Мы говорим, дерзанье воплотив.
Ведь просто трое, кажется, немного,
Но космонавты — крепкий коллектив.

Однако пути первопроходцев не всегда гладкие. К сожалению, бывало немало горечи и утрат.

Есть у полигона трагическая дата — 24 октября. В этот день в 1960 г. во 2-м испытательном управлении в процессе подготовки первого пуска ракеты Р-16 возник пожар и произошел взрыв ракеты на старте. Погибла значительная часть боевого расчета, в том числе главнокомандующий РВСН главный маршал артиллерии М. И. Неделин.

Три года спустя в этот же роковой день беда случилась и в 1-м испытательном управлении. При проведении испытаний МКР Р-9А в результате пожара в шахте погибли подполковник Н. В. Жаров, капитан Н. П. Котов, лейтенанты А. В. Щербаков, В. А. Соинов, младший сержант В. П. Соловьев, ефрейтор В. П. Гудимов, рядовой А. Ш. Муртазин.

Да, путь первопроходцев тернист. Вслед за героями шли новые испытатели. В результате ракетный комплекс с ракетой Р-9А 21 июля 1964 г. был принят на вооружение, а 14 декабря 1964 г. с этим комплексом первым на боевое дежурство заступил ракетный полк (командир полковник Д. В. Богатырев) в г. Козельск. А сама ракета как прекрасный экспонат боевой техники позже была установлена у Центрального музея Вооруженных Сил.

Много интересного было в работе других испытательных управлений. И возглавлял эту работу всегда политотдел полигона.

День рождения полигона, как известно, 2 июня 1955 г. Это и день рождения политотдела полигона. А в основном он сформирован к августу 1955 г., и было в нем шесть офицеров. Первый начальник политотдела — полковник Н. М. Прошлецов. Конечно, я не могу рассказать о первых шагах политотдела, как очевидец, поскольку прибыл на полигон для дальнейшего прохождения службы лишь в 1962 г. Однако из исторической хроники, по рассказам ветеранов могу судить об активной и целенаправленной деятельности политотдела. Да и сами результаты, которые я видел, прибыв на полигон, лучшая характеристика этой работы.

Трудными были первые годы. В суровых условиях пустынного края, в холод и зной, под пронизывающим ветром и в тучах удушающей пыли воины полигона вместе с военными строителями рыли котлованы, производили бетонные работы, строили дороги, водоводы, жилые дома, осуществляли монтаж сложного оборудования.

Солдатский фольклор так отозвался о тех временах:

Мы идем по Тюра-Таму,
Нам песок слепит глаза.
Кругом верблюжья колючка
Да ишачьи голоса.
Тюра-Там отличный город,
Тюра-Там — второй Нью-Йорк —
Вместо крыш и небоскребов
Здесь кругом один песок.
Потерял покой я, братцы.
Не берет меня и сон:
Целый день за мной гонялся
По казарме скорпион.
Загорать мы раз решили
И в пески в трусах пошли.
Нас фаланги окружили —
Еле ноги унесли.

Конечно, страхи в этом стихотворении значительно преувеличены, тем не менее они отражают нелегкую воинскую службу и повседневную жизнь тех, кто был первым. И мобилизующей и организующей силой выступал политотдел, активно помогая начальнику полигона генерал-лейтенанту А. И. Нестеренко решать сложные и ответственные задачи становления и развития полигона, сплочения воинских коллективов.

Наградой за эту работу были важные вехи в истории полигона, конкретные достижения в первый год строительства объектов:

— 22 июня уложен первый кубометр бетона дороги в сторону площадки 2;

— 20 июля строительные части начали сооружение старта на площадке 1;

— в августе введены 3 первых барака по ул. Набережная;

— в сентябре закончено строительство Дома офицеров;

— в сентябре же развернулось строительство железнодорожного полотна в сторону площадки 2.

Еще более интересен своими датами 1956 г.:

— завершилось строительство объектов на 1-й и 2-й площадках;

— начато строительство жилых домов на 10-й площадке;

— построена и 1 сентября начала учебный год средняя школа № 30 по ул. Школьная. В этот день за парты сели 136 школьников;

— 7 ноября заложен солдатский парк;

— создан стадион, и в мае состоялась первая спартакиада гарнизона. Здесь и определились первые чемпионы, показавшие рекордные результаты. Это рядовой А. М. Богдановский в беге на 100 м, лейтенант Ю. С. Тардов в беге на 3000 м, лейтенант П. М. Фесенко в прыжках в высоту и в метании гранаты;

— 23 февраля в Доме офицеров прошел с большим успехом первый концерт художественной самодеятельности;

— состоялся первый строевой смотр с состязанием на исполнение строевых песен. Победило подразделение лейтенанта Б. С. Кривицкого (узел связи).

Но главное — это завершение формирования частей полигона. На берегу тогда еще полноводной и бурной Сырдарьи раскинулся большой палаточный городок.

Офицерский состав к концу 1956 г. насчитывал 427 инженеров и 236 техников, прошедших соответствующую переподготовку.

В декабре 1956 г. на полигон прибыла первая ракета. А уже в марте 1957 г. начались испытания. Тогда действительно трудно было выделить лучших, настолько высок был энтузиазм. Люди при подготовке к пуску сутками не уходили со стартовой позиции, из МИКа. И всегда среди них были офицеры политотдела, партийные активисты. Особое внимание уделялось службам ОИР и НИР, вопросам согласованности в работе всех служб и отделов.

И вот наконец 15 мая в 22.00 грохот могучих двигателей потряс эти пустынные места. Стало светло как днем. Состоялся пуск первой экспериментальной многоступенчатой баллистической ракеты — легендарной «семерки». И хотя в ходе полета ракета взорвалась, было достигнуто главное — она стартовала, она летела.

21 августа — второй пуск ракеты Р-7, которая достигла заданного района. Об этом сообщило ТАСС 27 августа.

А потом была триумфальная победа — запуск 1-го ИСЗ 4 октября, за что 110 военнослужащих полигона были удостоены высоких правительственных наград.

Однако эти замечательные победы не могут затмить повседневных дел. 1957 г. в результате активной работы политотдела ознаменовался и такими событиями:

— первая профсоюзная конференция в феврале;

— первая комсомольская конференция в марте;

— открытие первого детсада на 60 мест в июле;

— активное строительство жилых домов;

— подготовка к первой партийной конференции, которая состоялась в январе 1958 г.

В последующие годы наращивались работы по изучению космоса, пуску пилотируемых космических кораблей и других объектов, совершенствованию боевых МКР. По результатам этих работ полигон (космодром Байконур) в июле 1960 г. был награжден орденом Красной Звезды, в мае 1965 г. — орденом Ленина, в декабре 1975 г. — орденом Октябрьской Революции.

Этими наградами отмечены заслуги всех воинских коллективов полигона, всех офицеров, сержантов, солдат, рабочих и служащих, всех управлений, отделов и служб, в том числе политотдела в/ч 11284.

ОИР и НИР, конечно, главная задача, ответственная и важная. Однако не менее важными были и другие задачи. Это прежде всего создание необходимых бытовых условий для жизни и деятельности всех, кто выполняет порученное дело.

И это тоже стало заботой политического отдела. Здесь я могу свидетельствовать как очевидец и один из участников этой работы, поскольку проходил службу в политотделе полигона сначала в должности старшего инструктора, а затем заместителя начальника политотдела. Я с большим уважением вспоминаю начальника политотдела Героя Советского Союза Михаила Ивановича Дружинина. Первая встреча с ним произошла на занятиях, которые я проводил, будучи пропагандистом отдельной испытательной части на 2-й площадке. В те годы практиковалось создавать в части специальную группу марксистско-ленинской подготовки для молодых офицеров, только что окончивших училище. Вот на занятие в этой группе и зашел начальник политотдела. Для меня, капитана, это было большой неожиданностью, но я быстро справился с минутной растерянностью и продолжал занятия как обычно, а может быть, и с большим вдохновением. В дальнейшем начальник политотдела часто бывал в нашей части, в нашем управлении. Да это и понятно. Мы тогда находились, как говорится, на острие задач полигона. И всегда я чувствовал его внимание, заботу о всех нас, независимо от воинского звания и должности, о тех, кто работал здесь.

С большой теплотой и уважением вспоминаю начальника политотдела полигона Анатолия Дмитриевича Воинова, с которым мне посчастливилось работать несколько лет и даже быть его заместителем. Это был опытный политработник. В его воинской биографии вызывали особое уважение участие в боях наводчиком и командиром орудия в составе 1-го Белорусского фронта, мужество и отвага, отмеченные орденом Славы и медалью «За отвагу», служба в ракетных полках и соединениях, его высокая работоспособность и профессионализм.

И, как будто это было вчера, а не три десятка лет назад, я вижу лица товарищей из политотдела, вспоминаю их характеры и поступки. Каждый из них по-своему был интересен творческим отношением к делу. Да это и естественно. Ведь все офицеры политотдела имели за плечами большой опыт работы с людьми в подразделениях и частях полигона, а некоторые прошли школу ракетных полков и дивизий. Это С. Н. Порошин, С. М. Григорьев, В. А. Кузин, В. А. Петровский, И. А. Волобуев, А. Г. Бельченко, М. С. Плетушков, П. В. Беляев, B. C. Трухин, Н. П. Макаренков, Г. П. Антонов, Н. И. Фатиков, А. А. Брикса, Э. А. Габуния, Б. И. Посысаев, К. И. Девятовский, В. И. Комар, В. П. Дорохов, С. К. Чайка, В. А. Седлов и многие другие.

Вот эта слаженная команда и решала многие практические вопросы на полигоне и в городе. Конечно, совместно со штабом полигона, службами вооружения, тыла, ОКС, КЭУ, отделом кадров, автослужбой, военторгом, военной прокуратурой, особым отделом, спецмилицией, поссоветом, а затем горсоветом и горкомом Компартии Казахстана.

Вот некоторые направления в деятельности политотдела совместно с перечисленными службами: военно-профессиональное и военно-патриотическое воспитание военнослужащих, и прежде всего офицеров. В этом направлении на полигоне была определена целая система мероприятии.

Так, при активном участии политотделов полигона и испытательных управлений регулярно проводились научно-практические конференции с офицерским составом. Например, в 1973 г. прошла конференция на тему «Работа командиров, политработников по формированию специфических качеств инженера-испытателя, офицера испытательных подразделений, как одно из важнейших направлений повышения эффективности ОИР и НИР».

В масштабе полигона систематически проводились научно-технические конференции. В них активное участие принимали и офицеры политотдела. У меня сохранился пригласительный билет XI научно-технической конференции, которая состоялась 18–20.12.1974 г. В ее программе только на пленарном заседании значится 10 докладов. Кроме того, в ходе работы секций сделано более 50 докладов.

Из года в год на базе Дома офицеров действовал Университет военно-технических знаний. Здесь перед офицерами выступали лучшие специалисты полигона, ученые из ОКБ и НИР, преподаватели Военной академии им. Дзержинского.

На базе Дома офицеров работал и Университет военно-патриотического воспитания, где использовались различные формы: лекции, встречи с ветеранами, участниками первых боевых и космических стартов, орденоносцами, тематические вечера и т. д. Большой популярностью среди офицеров и их семей пользовался устный журнал «Мы служим в дальнем гарнизоне». Редактором журнала был Э. И. Санкевич, членами редколлегии: В. П. Дорохов, З. А. Шаронова, Э. Н. Бычкова, С. П. Артемов, А. А. Корнилов.

И в каждом выпуске устного журнала, да и в содержании других мероприятий военно-патриотического направления много внимания уделялось славным боевым традициям полигона. Вот некоторые из них.

28.4.1957 г. группа военнослужащих во главе с лейтенантом И. П. Гавриловым возвращалась с задания через реку Сырдарью. Во время переправы поднялся сильный ветер, река разбушевалась. Когда военнослужащие достигли середины реки, высокая волна перевернула лодку. Один из солдат сразу же стал тонуть. На помощь бросился отважный офицер. Как только он вытащил солдата на берег, услышал крики о помощи другого подчиненного. Спас и его. Остались в бурлящей реке еще два солдата. Попытка их спасти окончилась трагедией для лейтенанта. Его, обессилевшего, поглотила река. Однако перед смертью он смог увидеть, что его подчиненных вода выносит на отмель.

В 1963 г. сержант Гиллерович получил задание очистить емкость, в которой хранился азот. При попытке взять пробу воздуха он потерял сознание из-за большой концентрации азота и сполз вниз. Ефрейтор Кистанов бросился спасать командира. Однако вытащить сержанта не удалось, он сам свалился на дно емкости. На помощь пришли другие. Ефрейтор Ладыгин дал вниз сильную струю кислорода. Первым очнулся спортсмен Кистанов. Он и вытащил сержанта Гиллеровича из емкости.

Можно приводить множество других примеров. О таких поступках политический отдел выпускал листовки и пропагандировал их среди всех категорий личного состава частей полигона.

Как писал капитан В. Королев:

Здесь, в пустыне солнечной,
Жаром обдает.
И глубокой полночью
Выжимает пот,
Здесь метели вьюжные
За окном шумят,
Ночью звезды южные
Хором говорят.
Здесь живет и трудится
Пламенный народ.
Здесь на каждой улице
Мой герой живет.

И все же самым сложным направлением работы политотдела была забота о военном городке, поселке, городе, о его людях.

Разве это не историческая дата — 28 января 1958 г.?! День рождения поселка Ленинский! А 3 марта состоялась первая сессия поселкового совета.

В решении задач образования, становления и развития местной власти в городе большую роль сыграл политотдел. Тем более что летом 1966 г. поселок Ленинский Указом Президиума Верховного Совета Казахской ССР был преобразован в город областного подчинения. Тогда же был избран и горсовет.

Но, увы, в руках этих созданных только что властных структур практически ничего не было. Все тогда находилось в руках у военной власти — командования, политотдела, служб.

А город-то уже выглядел солидно. В 1969 г. в городе было:

— жилых домов площадью 323,5 тыс. кв. метров, то есть 11 516 благоустроенных квартир;

— 6 общежитий и 9 гостиниц;

— ТЭЦ;

— госпиталь и больница с поликлиниками, две городские аптеки;

— узел связи с тремя отделениями;

— госбанк;

— филиалы МАИ и Военной академии им. Дзержинского;

— электрорадиотехникум;

— 6 школ и одна вечерняя средняя школа, а также детская музыкальная и спортивная школы;

— 19 дошкольных учреждений примерно на 2 700 мест;

— летний пионерлагерь «Заря» под Ташкентом.

Важным направлением в деятельности политотдела полигона была активная культурно-досуговая работа.

На хорошей материальной базе организовывалось проведение комплекса культурно-досуговых мероприятий.

Только в городе, не считая войсковых частей, действовали:

— Дом офицеров;

— Дом культуры строителей;

— широкоэкранный кинотеатр «Сатурн», кинотеатр «Заря» и летний кинотеатр;

— 5 библиотек, в том числе детская и техническая;

— Народный театр;

— Ансамбль песни и пляски;

— кинобаза;

— студия телевидения;

— стадион и спортивный комплекс.

Только в Доме офицеров постоянно работали различные курсы, кружки, секции. В том числе:

— литературное объединение «Звездоград», которое выпускало по альманаху в год;

— Народный театр Дома офицеров. Например, в его репертуаре были опера Гулак-Артемовского «Запорожец за Дунаем», оперетта Б. Александрова «Свадьба в Малиновке», драма «Барабанщица», комедия «Когда в сердце весна» и другие;

— оркестр народных инструментов;

— эстрадный оркестр;

— детская балетная школа;

— различные кружки художественной самодеятельности;

— женский клуб «Дружба»;

— общество филателистов;

— общество кинолюбителей;

— клуб охотников и рыболовов;

— общество туристов;

— шахматно-шашечный клуб;

— разнообразные спортивные секции.

Все это позволяло систематически проводить различные информационно-воспитательные и культурно-досуговые мероприятия: лектории, тематические, кинолекционные, литературные, литературно-музыкальные и музыкальные вечера, офицерские балы: «Новогодний», «Весенний», «Золотая осень» и т. д.

Кроме того, из года в год здесь организовывались гастроли известных артистов страны, Государственного русского драмтеатра им. М. Ю. Лермонтова из Алма-Аты, Казахского академического театра оперы и балета им. Абая, Государственного ансамбля песни и танца Казахстана, Оренбургского драмтеатра, Театра музыкальной комедии, Государственного хора, Театра кукол.

Интересным было в нашей деятельности и такое направление, как постоянное влияние на работу военторга, улучшение обеспечения жителей города продуктами и промтоварами. Достаточно сказать, что уже в 1969 г. только на 10-й площадке работали 2 универмага, 7 гастрономов, 2 овощных магазина и 5 палаток. 6 столовых и 2 кафе, ресторан «Центральный», хлебозавод, молокозавод, мясокомбинат, завод фруктовых вод, 2 ателье пошива одежды, ремонтные мастерские, банно-прачечный комбинат, а помощь политотдела военторгу состояла в обеспечении высокой культуры обслуживания населения, в воспитательной работе с работниками, в повышении их авторитета.

Один местный поэт посвятил работницам военторга замечательное душевное стихотворение.

Коллективу универмага Звездограда
От гостиницы «Центральной»
Сделать только шаг один,
Попадешь в Универсальный
Самый главный магазин.
Синеглазы, белокуры,
Встретят вас улыбкой тут
Королевы Байконура,
А у них нелегок труд.
Здесь подчас товар ненужный.
Глаз не радуя, лежит.
Все клиенты просят дружно
Предоставить дефицит.
Дефицит же, словно речка,
Усыхает каждый день.
База с частью той утечки
Тень наводит на плетень.
А в сторонке кто-то в зале
Водит уши, как стволы,
Чтоб кому-то не продали
Кое-что из-под полы.
Впрочем, все идет как надо.
Изобилие придет.
Труженицам Звездограда
Уваженье и почет.
Под казахским небом синим
Вы нужны нам позарез,
Звездоградские богини
С военторговских небес.

И еще об одной проблеме в торговле. Одно дело лимит на продукты, другое дело — чтобы он дошел до большего числа людей. Политотдел, особенно начальник политотдела, имея хорошие связи с руководством Казахстана и Кзыл-Ординской области, оказывал определенное влияние на поставку продуктов на полигон. Однако, несмотря на эти усилия, трудности были, дефицит существовал. Приходилось прибегать иногда к талонам. Вот и звучал порой в магазине смешной вопрос: «У вас яйца Патрушева есть?» Также спрашивали о яйцах Алескина, Калмыкова и других начальников управлений, поскольку талоны распространялись по управлениям, а они прикреплялись со своими яйцами к определенным магазинам.

Важное и интересное направление в деятельности политотдела — проведение комплекса мероприятий в связи с посещением полигона руководителями СССР, Казахстана, иностранных государств.

В разные годы полигон посещали руководители КПСС и Советского государства: Н. С. Хрущев, Л. И. Брежнев, Г. И. Воронов, А. П. Кириленко, А. Н. Косыгин. К. Т. Мазуров, А. Я. Пельше, Н. В. Подгорный, Д. С. Полянский, М. А. Суслов, А. Н. Шелепин, П. Г. Шелест, В. В. Гришин, П. Н. Демичев, Ниязбеков, Д. А. Кунаев, Н. А. Назарбаев, П. М. Машеров, В. П. Мжаванадзе, Э. А. Шеварднадзе, Ш. Р. Рашидов, Д. Ф. Устинов, В. В. Щербицкий, Ю. В. Андропов, И. В. Капитонов, Ф. Д. Кулаков, Б. Н. Пономарев, М. С. Горбачев, Л. Н. Зайков, B. М. Чебриков, Г. Ф. Колбин; Маршалы Советского Союза К. С. Москаленко, Н. И. Крылов, Р. Я. Малиновский, С. С. Бирюзов, А. А. Гречко, И. И. Якубовский, М. В. Захаров, И. Х. Баграмян, В. Г. Куликов, C. Л. Соколов, Д. Т. Язов.

На полигоне с достижениями науки и техники знакомились руководители и военные министры в то время братских социалистических стран: Тодор Живков и Добри Джуров (Болгария); Янош Кадар, Дьюла Келлаи, Лайош Цинеге, Михай Кором (Венгрия); Вальтер Ульбрихт, Вилли Штоф, Эрих Хонеккер и Гейнц Гофман (ГДР); Освальдо Дортикос Торрадо и Рауль Кастро Рус (Куба); Юмжагийн Цеденбал, Жамянчийн Лхачвасурэн, Жамбын Батмунх, Жарантайн Авхиа (Монголия); Владислав Гомулка, Юзеф Циранкевич, Войцех Ярузельский, Мариан Спыхальский (Польша); Николае Чаушеску, Ион Георге Маурер, Ион Ионицэ, К. Олтяну (Румыния); Антонин Новотный, Йозеф Ленарт, Богумир Ломский, Людвик Свобода, Густав Гусак (Чехословакия); Во Нгуен Зиап, Суан Тхюн, Суан Тиен (Вьетнам) и торжественно встречали на полигоне президентов Французской Республики Шарля де Голля, Жоржа Помпиду, Франсуа Миттерана, Финляндии М. Койвисто, Австрии Ф. Враницкого, многих других официальных представителей более чем из тридцати стран мира.

Особое место в этих мероприятиях занимала совместная работа с американскими специалистами и астронавтами, обеспечивавшими полет космических кораблей «Союз» и «Аполлон» и их стыковку на орбите.

Под руководством «директора» космодрома Байконур, в роли которого выступал начальник штаба полигона генерал-майор Д. Г. Большаков, «отдел культуры», в роли которого выступали офицеры политотдела полигона с привлечением других политработников, обеспечивал информационное и культурное обслуживание американских гостей из НАСА. Мы их встречали, рассказывали о Ленинске, Казахстане, особенно в пути следования в автобусах по дорогам полигона. Были организованы экскурсии по Ленинску, в домики-музеи С. П. Королева и Ю. А. Гагарина, демонстрировали кинофильмы «Здравствуй, Россия», «Освобождение», «Наш Гагарин», «Республика моя — Казахстан», «А зори здесь тихие», «Исаакиенский собор», «Хохлома», «Белое солнце пустыни», «Поэма о танцах», «Ритмы спорта», «Чайковский». Кроме того, во всех местах работы и отдыха представителей НАСА были развернуты библиотечки — книги на английском языке (которые они охотно присваивали в качестве сувениров), а также киоски по продаже сувениров, почтовых конвертов, марок и их погашение почтовыми печатями космодрома Байконур.

И, наконец, кровным делом политотдела была постоянная связь с корреспондентами газет, радио и телевидения, аккредитованными на космодроме, оказание им практической помощи в аккредитации во встречах с людьми, в подготовке материалов и передачи их через средства связи полигона в свои редакции. Круг корреспондентов всегда был широк и интересен. Для примера приведу список побывавших на полигоне в сентябре 1973 г.

Это А. В. Покровский и Ю. С. Апенченко («Правда»), Б. П. Коновалов («Известия»), Я. К. Голованов («Комсомольская правда»), М. Ф. Ребров и Л. B. Нечаюк («Красная звезда»), Б. К. Герасимов («Социалистическая индустрия»), Н. К. Железнов (ТАСС), А. А. Пушкарев (Фото ТАСС), А. И. Горохов (АПН), А. С. Моклецов (Фото АПН), Ю. В. Фокин (Телевидение), В. М. Панарин (Радио).

А впрочем, вопросов, какими приходилось заниматься политотделу полигона, да и политотделам управлений, так много, что их даже перечислить невозможно. К примеру, как-то мне пришлось улаживать анекдотический конфликт, который возник на 95-й площадке между промышленниками и военными. Работал там в то время в экспедиции ОКБ Главного конструктора В. Н. Челомея А. С. Шехоян. И, как обычно, при части прижилось несколько собак, в том числе черный кобель. Офицеры и подшутили — написали на шерсти белой краской «Шехоян». Естественно, возник скандал. С жалобой Шехоян обратился к руководству полигона. Едем на площадку разбираться. А командир сообщает, что, мол, меры приняты. Смотрим, действительно, кобель уже бегает с другой надписью — «Не Шехоян». Хохотал весь полигон.

Здесь, на полигоне, люди умели и работать, и смеяться.

Так что политорганы всегда находились в центре всех практических дел и исторических событий.

Ирина Сергеевна Воинова
ШТРИХИ К ПОРТРЕТАМ ДРУЗЕЙ

Жена начальника политического отдела полигона А. Д. Воинова.

Окончила МГПИ им. В. И. Ленина. Во многих гарнизонах, куда мужа по приказу направляли для прохождения воинской службы, преподавала русский язык и литературу в школах, на подготовительном факультете МГУ им. М. В. Ломоносова для иностранных студентов, в Военном колледже для курсантов в Ливии, обучала детей музыке в Ужуре Красноярского края и г. Ленинск Кзыл-Ординской области Казахской ССР.

Живет в Москве.

Сегодня 23 февраля. День Советской Армии и Военно-Морского Флота, или, как этот праздник называется сейчас, День защитника Отечества. Праздник, но на душе тоскливо, печально. Только что вернулась с Троекуровского кладбища, где похоронен мой муж генерал-майор Анатолий Дмитриевич Воинов, ветеран космодрома Байконур, начальник политотдела в 1969–1977 гг.

Много друзей у нас в доме бывало 23 февраля, но «друзья уходят как-то невзначай», а в памяти остаются их дорогие лица. Вот совсем близко, в одном ряду, через три могилы похоронен заместитель члена Военного совета Ракетных войск стратегического назначения в конце 60 — начале 70-х гг. генерал-лейтенант Николай Анатольевич Леонтьев, недалеко могила начальника штаба полигона и заместителя начальника Главного штаба РВСН генерал-лейтенанта Дмитрия Григорьевича Большакова, могилы генерал-лейтенантов начальников политотделов ракетной армии и академии им. Ф. Э. Дзержинского Ивана Егоровича Богданова и Владимира Сергеевича Орлова, а вот здесь Фадеевы — Валентин Илларионович и Раиса Давыдовна. Друзья… Обхожу всех близких мне людей, мысленно поздравляю с праздником и кладу на холмики красные гвоздики.

Простите, что о грустном. Но такова жизнь. А в прошлом осталось много хороших, теплых, светлых дней.

Всплывают в памяти отдельные лица, события, картинки, эпизоды…

Валентин Илларионович Фадеев. Генерал-лейтенант, начальник космодрома Байконур в середине 70-х гг. Большая, важная персона. На работе он командир, там субординация. Но как он прост, доступен в общении. Какая-то светлая аура окружала его.

Он был добрым, заботливым мужем. Его нельзя было представить отдельно без его любящей жены Раисы Давыдовны. Много лет назад, где-то в 60-х гг., когда судьба свела нас вместе в Луцке, три женщины — жены офицеров беседовали о приоритете в семье. Одна сказала, что на первом плане у нее в семье она сама, у другой — дети. А для Раисы Давыдовны главное — ее муж Валя, Валюнчик. Они учились вместе в одной школе, в одном классе, сидели на одной парте и рука об руку прошли всю долгую жизнь. В семье я не слышала, чтобы Валентин Илларионович разговаривал на повышенных тонах. С Раисой Давыдовной такое бывало, но он удивительно быстро смягчал гнев супруги всего несколькими ласковыми словами: «Ой ты мой котик-мопик, дай я тебя поцелую в щечку». Раиса Давыдовна расплывалась в улыбке и говорила: «На него невозможно сердиться».

Она — хлебосольная, гостеприимная хозяйка. Стол всегда изобиловал фирменными блюдами Раисы Давыдовны. В моей записной книжке есть много ее рецептов салатов, праздничных тортов.

За столом Валентин Илларионович много шутил, острил, мог спеть не совсем приличные частушки про космонавтов. Как тамада не давал скучать гостям, развлекал как мог, как умел. Всегда было много смеха.

Валентин Илларионович был заботливым. Гордился старшим сыном, который пошел по его стопам и дослужился до звания полковника. Когда у младшего сына были временные неприятности, с юмором и сочувствием говорил: «Мой «медалист» без сюрпризов не может» — и радовался успехам Володи.

Очень уважительно относился ко всем людям, и особенно к казахам. Мы жили на территории Казахстана. Он не мог пренебречь приглашением казахов на их национальные праздники. Однажды мы вместе были на празднике чабанов. Казахи гостеприимны и доброжелательны. У них существует обычай: вареную голову барана они расчленяют на части и подают их самым почетным гостям, сопровождая пожеланиями: «Этот глаз даю Вам, чтобы Вы были зрячим, далеко и все видели, что происходит вокруг Вас». Глаз положили на тарелку Валентину Илларионовичу. Еда, прямо сказать, экзотическая, непривычная для нас. Он, превозмогая себя, съел этот глаз с улыбкой на лице. Это «самопожертвование» было, чтобы не обидеть казахов, не оскорбить пренебрежением к их национальным традициям. Байконурцы с хозяевами земли жили в дружбе и согласии. Немалая заслуга в этом В. И. Фадеева.

В 1970 г. в Ленинске состоялось открытие памятника С. П. Королеву. Было много гостей, космонавтов, конструкторов. Приехали дочь Наташа и супруга Королева Нина Ивановна. После официальной части общество удалилось в «нулевку» (гостиница нулевого квартала) отметить это событие, на «тусовку», как бы сейчас выразились. Жен не пригласили. Я была несколько удивлена, так как раньше, до Байконура, мы жили в Сибири и все неофициальные мероприятия посещали вместе с мужем. Муж объяснил: «Не удивляйся, ты же в Азии». Я пошутила: «Не забудь мне в таком случае принести паранджу».

С приездом В. И. Фадеева все изменилось: торжества, праздники, встречи с интересными людьми стали проходить по-семейному, офицеры были вместе с женами. Жить стало лучше, жить стало веселей, а Валентин Илларионович приобрел себе союзников среди женского населения. Казалось бы, мелочь, штрих, но с большими положительными последствиями. Меньше ссор в семьях, больше взаимопонимания. Помимо доброты, общительности, он еще был дипломатом, умел налаживать отношения с людьми, окружавшими его. В. И. Фадеев обладал необыкновенным умением сглаживать острые углы как на службе, так и дома. Я помню, как-то после очередной большой работы он вместе с Анатолием Дмитриевичем и еще двумя товарищами зашли к нам, чтобы сбросить стресс, расслабиться. Расслаблялись, мягко говоря, неумеренно. Я не выдержала и высказалась: «Нельзя же так пить!», на что Валентин Илларионович ответил: «Ирочка, не сердись, мы пьем чисто по-человечески». На него невозможно было сердиться. На пятидесятилетием юбилее моего мужа он не мог присутствовать, так как был в отъезде, и прислал поздравительную телеграмму, над которой мы довольно долго смеялись: «Толя! Пьем чисто по-человечески за твое здоровье».

Среди испытателей Байконура, как практически среди всех семей офицеров армии и флота, не принято было интересоваться служебными делами мужа, расспрашивать его о том, чем занимается на площадке, когда предстоят очередные запуски космических кораблей и ракет. Знать об этом нам было не положено. Но мы обо всем догадывались по длительным и напряженным дням работы и службы на площадках, по настроению и усталости, телефонным разговорам.

Я часто вспоминаю, с каким напряжением весь личный состав полигона, все жители города готовились к запуску космического корабля «Союз-19» для выполнения совместной советско-американской космической программы «Союз — Аполлон» в июле 1975 г. Как дружно, с подъемом работали генералы В. И. Фадеев, В. Т. Ширшов, А. Д. Воинов, Д. Г. Большаков, добиваясь четкости и слаженности во всех звеньях огромного механизма Байконура. Мы надеялись тогда на дальнейшее плодотворное сотрудничество с американцами в освоении космического пространства. Многие участники тех событий помнят, как вдруг, по команде сверху всем, кто принимал непосредственное участие в подготовке запуска экипажа «Союз-19» (Алексей Леонов, Валерий Кубасов), заменили военную форму на специально сшитую униформу для того, чтобы американцы, прибывающие на Байконур на запуск советских космонавтов, не смогли догадаться, что этим занимаются военные испытатели.

Оказалось, что члены делегации США знали не только об этом, но и звания, и фамилии руководителей полигона. И вдруг за 30 минут до посадки самолета с американцами поступила команда: встречать их в военной форме одежды. Генерал-майор Д. Г. Большаков (начальник штаба полигона, он же по легенде директор космодрома Байконур) едва успел встретить гостей. Правда, командиру экипажа этого самолета была дана команда сделать два круга над аэродромом, чтобы Большаков смог на машине приехать домой, быстро надеть военный мундир и вернуться обратно. Нарочно не придумаешь.

Когда мы приехали в Ленинск, мне в наследство достались 4 курицы и петух. Не проходило дня, чтобы Валентин Илларионович не говорил: «Ирина, твой петух горланит всю ночь, чуть свет начинает кукарекать и спать не дает». В конце концов он меня «достал», и я на день своего рождения сделала из петуха чахохбили и поставила блюдо перед Фадеевым, после чего он заявил: «Ну и жестокая ты женщина, я же шутил». Вот так, с больной головы на здоровую. Не соскучишься.

До последних дней мы были дружны с Фадеевыми. Отмечали вместе праздники, события и потерю друзей переживали особенно остро, как большую утрату. Сейчас мой муж Анатолий Дмитриевич Воинов и супруги Фадеевы покоятся вместе на одном кладбище. Пусть земля им будет пухом.

В молодости я увлекалась киносъемкой. Пленка устарела, да и «оператор» был далек от совершенства, но я все же переписала пленку на видеокассету и изредка, когда бывает грустно, смотрю в прошлое. Вот в кадре узнаваемое лицо. Полковник Юрий Львович Львов, заместитель начальника штаба полигона, наш сосед по дому. Неутомимый организатор, турист, оптимист по натуре. На его счету бесчисленное множество всевозможных осуществленных идей и проектов.

Незабываемой была поездка в Звездный городок для школьников, организованная Ю. Л. Львовым.

Он был готов помочь всем. Когда я приехала в Москву, Львов работал в одной из московских библиотек. Я попросила его помочь устроиться мне на работу и шутливо добавила: «Только я ничего не умею, ничего не хочу и не люблю работать». Он улыбнулся, оценил юмор и ответил в моем стиле: «Вот такие нам и нужны».

Прошло более двадцати лет, и как-то случайно я его встретила. Он был по-прежнему бодр и весел и выглядел так, как будто и не было этих прошедших долгих лет.

Дорогой Юрий Львович! Вы скрашивали нашу нелегкую жизнь на космодроме. Будьте здоровы и счастливы!

Как-то по телевидению я посмотрела фильм «Анкор, еще Анкор», и мне показалось, что жизнь, которую изобразили в фильме, далека от правды или, по крайней мере, исключение из правил. Как будто режиссер поставил перед собой задачу очернить человека в погонах. Везде серость, пошлость, грязь. Сорок три года я «путешествовала» с мужем-военнослужащим по разным гарнизонам и военным городкам. Жили в Чечне и Осетии, Западной Украине и Прикарпатье, в Сибири и Казахстане, и везде окружали нас нормальные интересные люди.

Анатолий Дмитриевич Воинов — любитель литературы. За свою жизнь собрал неплохую библиотеку: в ней классика русской и зарубежной литературы, сочинения В. Соловьева, «История государства Российского» Карамзина, исторические и современные романы. Все обязательно прочитывалось. Рядом с атеистической литературой на полке стоят Библия и Коран. Мы выписывали разные журналы: «Коммунист», «Новый мир», «Звезда», «Октябрь», «Наука и жизнь», «Роман-газета». Все новинки литературы Анатолий Дмитриевич прочитывал одним из первых. Интересовался изобразительным искусством, посещал выставки художников. Нравились современные художники-реалисты: А. Шилов, Б. Щербаков, Андрияка. Старался разобраться в изобразительном искусстве и никак не мог согласиться, что «Черный квадрат» Малевича — художественное полотно. Он считал, что помимо философского смысла, содержания, которое вложил К. Малевич в эту картину, должна присутствовать еще и высокая художественная форма, а у Малевича — примитивная геометрическая.

Анатолий Дмитриевич любил театр. Когда в отпуск приезжал в Москву, то казалось, что за несколько дней он пытался объять необъятное: посмотреть все новые премьеры и лучшие спектакли, которые не было возможности увидеть в течение года. Однажды в театре шел спектакль «Галилей». Он имел большой успех, всегда был аншлаг, билеты купить было трудно. На главную роль был приглашен артист Театра Советской Армии Андрей Алексеевич Попов, с которым Анатолий Дмитриевич был знаком. Андрей Алексеевич дал нам пропуск в директорскую ложу. Играл он эмоционально, талантливо, с полной отдачей. После спектакля мы нашему любимому русскому актеру вручили букет красных гладиолусов.

Как начальник политического отдела полигона, он стремился организовать досуг испытателей, приглашая на полигон театры на Штрихи к портретам друзей, гастроли, музеи. По его инициативе в город Ленинск чаще стали приезжать популярные вокально-инструментальные ансамбли, певцы. А в июле 1977 г. перед байконурцами выступила знаменитая Алла Пугачева, которая после концертов побывала в музее космодрома и в книге отзывов написала простые, но искренние слова, согревающие души испытателей:

«Дорогие товарищи, вы сами музейная редкость, как люди и музей ваш — это апофеоз скромности, простоты, а значит, гениальности.

Спасибо вам за доставленную мне честь прикоснуться к вашим сокровищам, и разрешите где-нибудь рядом с экспонатами оставить незаметно кусочек своего сердца.

Песни мои — душа моя. И она отныне принадлежит вам.

Берегите нашу голубенькую звезду.

Удачи вам во всем.

Ваша Алла.

27.5.77 г.»

Под этими словами она расписалась и нарисовала озорное, любящее сердце. Мало кто говорил испытателям Байконура такие теплые слова. Они дорогого стоят. Песни Аллы Пугачевой, искусство других певцов, музыкантов, артистов, приезжавших на космодром, помогали испытателям, всем труженикам полигона осваивать космос, укреплять обороноспособность страны.

Анатолий Дмитриевич не раз говорил своим помощникам по комсомольской работе Б. Посысаеву, Э. Габуния, А. Сергееву, Ю. Крапивке, что самодеятельность, спорт, молодежный театр, литературное объединение «Звездоград», вечера молодых офицеров, КВН, вечера танцев в условиях полигона должны быть под постоянным вниманием комсомола. И они вместе с самодеятельными артистами, спортсменами, поэтами, кавээнщиками много делали в те годы, чтобы был интересным досуг, всегда получая поддержку и помощь от командиров и политработников, в том числе и от генерала А. Д. Воинова.

Анатолий Дмитриевич всегда с благодарностью вспоминал своих сослуживцев по полигону и искренне радовался встречам с ними уже здесь, в Москве, особенно в день ежегодного собрания ветеранов космодрома Байконур — 2 июня, к которому готовился и куда ходил, как на праздник.

Свои заметки я назвала «Штрихи к портретам друзей». Об их самоотверженном труде, о высоком чувстве долга написано немало. Мне хотелось дополнить их портреты в домашней обстановке, в обыденной жизни. Вот такими они были. «Иных уж нет, а те далече». Неумолимо бежит время…

Абылай Хангереевич Айдосов
БАЙКОНУР: ЛЕГЕНДЫ. ЖИЗНЬ. ПОДВИГИ

Родился 9 ноября 1936 г. в селе Георгиевка Полтавского района Челябинской области. После окончания Кзыл-Ординского пединститута работал воспитателем в детском доме. Затем инструктором, секретарем райкома, крайкома и первым секретарем Кзыл-Ординского обкома комсомола. Избирался вторым, затем первым секретарем Кзыл-Ординского горкома партии.

С 1991 г. заведующий кафедры Кзыл-Ординского политехнического института, профессор, автор более 50 научных работ, член Союза журналистов Казахстана, возглавляет областную редакционную коллегию «Книги Памяти». Награжден двумя орденами, многими медалями, высшими знаками отличия комсомола. Вырастил сына и дочь, у него три внука.

«Земля, поклонись человеку»

Весть о полете Ю. А. Гагарина в космос 12 апреля 1961 г. быстро облетела всю планету. Впервые в истории человечества был совершен полет человека в околоземное пространство. Триумфальный полет Юрия Алексеевича на космическом корабле «Восток» вокруг Земли явился величайшим достижением советской науки и техники.

Первый полет человека в космос с ликованием встретили и жители Казахстана, как событие, открывшее важнейшую главу в истории покорения космоса. Колумбом XX века называли казахстанцы первого космонавта, стартовавшего с космодрома Байконур, о котором до этого еще не знали люди Земли. Все это держалось в секрете.

Об этом знаменательном событии, восхитившем все человечество, вспоминает известный поэт Олжас Омарович Сулейменов, ныне признанный государственный и общественный деятель, посол Республики Казахстан в Италии, организатор и лидер международного антиядерного движения «Невада-Север», автор знаменитой поэмы «Земля, поклонись человеку». По его мнению, после 9 мая 1945 г. — это первое событие, объединившее всю Землю одним чувством, когда все люди почувствовали себя одной семьей.

По этому случаю О. Сулейменов создал импровизированное творение и говорил о нем как о самой радостной поре своей писательской деятельности. Он вспоминает, что в эти дни не знал мук творчества. День и ночь, мучая домашних, крича, на слух сочинял свою поэму. Текст поэмы многотысячным тиражом был отпечатан в типографии на розовой бумаге и разбросан с самолета над Алма-Атой. «Розовые листовки, как лепестки урюка, — пишет О. Сулейменов, — они кружили над садами, усеивая крыши, тротуары, застревали в ветвях яблонь».

Поэма О. Сулейменова «Земля, поклонись человеку» объективно отражает всеобщее ликование людей, прежде всего жителей Казахстана, откуда стартовал первый в мире космический корабль «Восток» с советским человеком на борту.

Вскоре, в 1964 г., поэма О. Сулейменова была выдвинута на премию ВЛКСМ. По этому случаю повсеместно проходило ее обсуждение в молодежных коллективах, учебных заведениях, войсковых частях.

Важно то —
Что взлетел он с площадки
Советской страны,
Важно то —
Что спокойные люди
его провожали,
Важно то —
Что мы все
перед подвигом этим
Равны,
Важно то —
Что все страны нам искренне
руку пожали.
«Кто вы?
Кто вы такие?» —
Негромко спросил капитан,
Он-то знал, капитан,
Как людей океаны не любят.
А под нами шатался,
Гремел штормовой океан,
И Зиганшин ответил за всех:
«Мы — советские люди!»
Мы из тех,
Что родились холодной осенней порой,
Нас согрела в далекой дороге
горячая скорость,
Мы прошли испытанья
И льдом,
И мечом,
И золой,
Раньше всех мы хлебнули сверх меры
И радость,
И горесть.
Посмотри,
Что за сила
К бессмертью тебя привела,
Чабаны, сталевары —
Рабочие новой истории.
Впереди еще будут дела!
И какие дела!
А пока
Поздравляй нас, Гагарин,
С победою!
Здорово!
Все цветы!
Все улыбки
Растроганной милой Земли!
Все плакаты!
Все флаги великих земных восстаний!
Молодые девчата
Тебе, дорогой, принесли!
Ветераны Земли
При твоем появлении
Встали!..

И босой негр на пыльной площади оскорбленного континента слушает, обратив лицо к небу. Он думает о величии человека.

Есть ли народ, который заставит мир склонить голову?

Но есть народ, который заставил человека поднять лицо к палящему и дождливому апрельскому небу.

СЛАВА ТОМУ НАРОДУ!

Апрель, 1961 г.

Молодые воины космодрома Байконур тогда единодушно поддержали предложение о присуждении премии ВЛКСМ Олжасу Сулейменову за его поэму «Земля, поклонись человеку».

Торжественное чествование лауреатов премии комсомола состоялось в Москве. На сцену О. Сулейменов вышел в окружении девушек танцевальной группы народного молодежного ансамбля «Сыр сулуы» из Кзыл-Орды, в сопровождении членов делегации из Казахстана, молодых рабочих, творческой интеллигенции, воинов космодрома. Среди них был и прославленный металлург Темиртауского металлургического комбината, ныне президент Республики Казахстан Н. А. Назарбаев.

Олжас Сулейменов вместо выступления прочитал короткие строки из своей поэмы:

— Я рожден в стороне.
Где живут воедино
Все части света, —
Есть и Запад,
Восток и Север
В стране поэтов,
Есть края, где не знают
Обычных сибирских морозов.
Есть края, где не знают
Аральского знойного лета,
Где
Другие границы
Между частями света.
Океаны не покидают Землю,
Они верят,
Солнце
сердцем бьется в земле,
Оно верит,
Мы сами
себя для жизни растим,
Мы ведь тоже верим, что
Нет Востока
И Запада нет,
Нет у неба конца.
Нет Востока
И Запада нет,
Два сына есть у отца,
Нет Востока
И Запада нет,
Есть
Восход и закат,
Есть большое слово —
Земля!

Популярным и любимым стал Олжас Сулейменов среди космонавтов, желанным гостем в Москве, Звездном городке и войсковых частях. Вместе с тем общественность республики недоумевала по поводу того, что в отряде космонавтов долгое время отсутствовал представитель казахского народа. Это было мечтой всех казахстанцев. Но свершилась она лишь через 30 лет после полета Ю. А. Гагарина.

В 1991 г. 2 октября летчик-испытатель Герой Советского Союза Токтар Аубакиров, командир корабля летчик-космонавт Александр Волков и гражданин Австрии космонавт-исследователь Франц Фибек на корабле «Союз-ТМ-13» стартовали с космодрома Байконур.

В период космического полета Т. Аубакиров работал над комплексной программой, предложенной Академией наук Казахстана и научно-производственным объединением «Энергия». Были получены уникальные снимки Аральского и Каспийского морей, озера Балхаш, данные о состоянии водных и земельных ресурсов на территории экологических регионов и сейсмических зон Казахстана и Средней Азии.

1 июля 1994 г. с космодрома Байконур стартовал корабль «Союз-ТМ-19», в составе которого были летчики-космонавты Талгат Мусабаев и Юрий Меленченко. Казахстанско-российский экипаж провожали в полет президент Республики Н. А. Назарбаев и первый вице-премьер Российской Федерации О. Сосковец. Тогда же они провели переговоры о совместном использовании космодрома Байконур, социально-экономическом развитии города Ленинска и станции Тюра-Там. Вскоре после этого город Ленинск был переименован в город Байконур. Было создано Казахстанское агентство по космическим исследованиям.

Земные заботы

Космонавты всегда стремились ближе познать Казахстан, особенно Кзыл-Ординскую область, где находится космодром Байконур. Многие из них лично знали руководителей партийных и комсомольских органов, отдельных хозяйственных руководителей, оказывали содействие в решении многих проблем социально-экономического развития края.

Вспоминаю как в декабре 1964 г. состоялся первый слет молодых рисоводов Кзыл-Ординской области. Участники слета были молодые последователи знатного земледельца страны, лауреата Государственной премии Ибрая Жахаева, установившего в годы войны мировой рекорд урожайности риса. В Казахстане это движение получило широкое развитие в зонах орошаемого земледелия, названное в народе жахаевским.

В слете приняли участие секретарь ЦК ВЛКСМ В. Т. Дувакин, летчик-космонавт СССР Г. С. Титов и делегации молодых земледельцев рисосеющих районов страны. Делегацию Узбекистана возглавил секретарь ЦК комсомола Д. Ядгаров, делегации Каракалпакской АССР, Алмаатинской, Чимкентской областей возглавляли первые секретари обкомов комсомола С. Каниязов, М. Жаксыкелдинов, К. Турсынкулов. Почетными гостями слета были члены делегации космодрома Байконур, которую возглавлял начальник политотдела, Герой Советского Союза генерал-майор М. И. Дружинин.

Областная комсомольская организация за активную и плодотворную работу по направлению молодежи в рисоводство, организацию соревнования и достижение высоких урожаев была занесена в Памятную Книгу — летопись ЦК ВЛКСМ.

Первый слет рисоводов, который состоялся в Кзыл-Орде, стал форумом молодых земледельцев рисосеющих районов Российской Федерации, Средней Азии и Казахстана. Слет ознаменовал встречу двух знатных людей страны: героя земли, установившего мировой рекорд по выращиванию риса, Ибрая Жахаева и героя освоения космоса, летчика-космонавта Германа Титова.

Ибрай Жахаев более 20 лет занимался рисоводством и получал в среднем по 90 центнеров зерна — этой ценнейшей продовольственной культуры. Венцом его неутомимого труда был мировой рекорд, установленный в 1944 г. — 172 центнера риса с гектара.

Этого простого и скромного человека знали далеко за пределами Советского Союза: во Вьетнаме, в Корее, Японии. За рекордный урожай и внедрение передовой технологии в рисоводстве Ибрай Жахаев был удостоен звания лауреата Государственной премии и Героя Социалистического Труда. От батрака до академика полей — таков жизненный путь этого неутомимого труженика. На слете Ибрай Жахаев вручил лучшим своим последователям «Трудовой аттестат» с личной подписью.

Неизгладимое впечатление осталось у участников слета от встречи с летчиком-космонавтом Г. Титовым, совершившим полет в космос после Ю. А. Гагарина. В своем выступлении Герман Степанович рассказывал о полете и с восхищением говорил об Ибрае Жахаеве и его молодых последователях. Он сообщил участникам слета о том, что впервые увидел плакат с портретом Ибрая Жахаева при посещении Вьетнама в доме одного крестьянина-рисовода.

Участок Ибрая Жахаева на берегу древней реки Сырдарья, где был установлен мировой рекорд, стал опытным полем республиканской школы молодых рисоводов. В 1967 г. число молодых последователей Ибрая Жахаева, прошедших республиканскую школу передового опыта, превысило 700 человек. Значительно увеличилось число рисоводов, получавших 100 центнеров риса с каждого гектара.

Ибрай Жахаев своих последователей сравнивал с космонавтами, которые штурмуют космос. Он всегда восхищался подвигами космонавтов и с радостью воспринял известие о том, что в космос были отправлены семена казахстанской пшеницы и жахаевского риса. На XII съезде комсомола Казахстана в марте 1970 г. летчик-космонавт Валерий Кубасов вручил пакет семян риса, побывавшего в космосе, молодым последователям Ибрая Жахаева как символ единства и преемственности поколений.

Связь испытателей космодрома с тружениками области с каждым годом развивалась и укреплялась. Войсковые части космодрома оказывали большую практическую помощь в строительстве водохозяйственных объектов, над которыми шефствовал комсомол. Строительство Казалинского гидроузла было объявлено республиканской комсомольской стройкой. Острая нехватка рабочей силы и техники ощущалась особенно в пусковой период. В такой ответственный период на помощь пришли солдаты и офицеры войсковых частей космодрома Байконур.

Перекрытие русла Сырдарьи началось в крайне сложных климатических условиях в ноябре 1969 г. Расход воды в реке составил 500 м3 в секунду с обильным ледоходом. На эту работу были мобилизованы 36 бульдозеров, 14 экскаваторов, более 100 автомашин. Были использованы 7 тыс. м3 бутового камня, 700 м3 тетраэдров. Введение в строй Казалинского гидроузла имело важное значение для развития орошаемого земледелия и животноводства в республике.

В суровые зимы войсковые части космодрома оказывали неоценимую помощь животноводам. На вертолетах и автомобилях доставляли продукты питания и одежду чабанам и членам их семей, корм животноводческим фермам Аральского, Казалинского, Кармакчинского районов. Организаторами такой помощи были генерал-майоры М. И. Дружинин, А. М. Войтенко, В. Г. Дашкевич, И. М. Гурович, полковники А. И. Дрякин, В. И. Тексин, В. И. Сумской, А. Г. Блинов, комсомольские вожаки космодрома В. Назаров, Ю. Вереницын, В. Степанов, Г. Воробьев, А. Озеров, А. Жданко, В. Емашев и другие.

Хорошей традицией в 60—70-х гг. было проведение встреч творческих коллективов, работников литературы и искусства, науки и техники на объектах космодрома Байконур и Всесоюзной ударной стройки.

Эти замечательные традиции могут быть возобновлены и в настоящее время в условиях рыночных отношений. Не случайно президент республики Казахстан Н. А. Назарбаев выступил с инициативой о десяти шагах навстречу простым людям и предложил стратегию развития «Казахстан-2030».

Байконур — символ бессмертия и подвигов

Байконур в дословном переводе с казахского языка означает: сказочно богатая серая пустыня. Его история тесно связана с Аральским морем и древней рекой Сырдарья.

В климатическом отношении Сырдарьинская степь характеризуется высокими температурами и большой сухостью воздуха. Испаряемость влаги в условиях пустыни в 20–25 раз превосходит сумму выпадающих здесь осадков. Это создает почвенную засуху, иссушает верхний слой, вызывает угнетенное состояние у растений. Но забрать полностью всю влагу из почвы ни яркому солнцу, ни высоким температурам, ни сухому воздуху и даже им всем, вместе взятым, не удается, так как осадки выпадают сезонно и значительная их часть успевает опуститься в более глубокие слои почвы, где наружные силы, и прежде всего климатические условия, не оказывают такого влияния, как на поверхности.

На побережьях Аральского моря дюны представляют прекрасный грунт для разведения огородов и бахчей. Несмотря на чрезвычайную скудность осадков, здесь растения питаются грунтовой водой. Своеобразная флора и фауна Приаральских песков представляет уникальный регион со своими особенностями, разнообразием и специфическими действиями законов развития природы.

Крупнейший русский исследователь и путешественник XIX века, признанный основоположник отечественной этнографии и экологии Н. А. Северцев свои исследования начал с поездки на Аральское море и в низовья Сырдарьи. Он с восторгом пишет об Арале, полноводных среднеазиатских реках, зеркальных разливах, отражающих безоблачное темно-голубое небо и ослепительное солнце юга, о причудливых формах саксаула. Зоологическая коллекция Н. А. Северцева в период Сырдарьинской экспедиции составила 96 видов птиц, 35 видов млекопитающих, 26 видов амфибий и рептилий, 15 видов рыб и 400 экземпляров беспозвоночных. Подробно была изучена растительность, превосходно подобран гербарий.

Все это свидетельствует о том, что с древнейших времен бассейн Аральского моря является уникальным регионом для обитания человека. В среднем и нижнем течении Сырдарьи в IX–X вв. сложилось государство огузских племен. В его состав входили тюркские племена, населяющие долины Сырдарьи, Арало-Каспийских степей, кочевые и полукочевые роды и племена, населяющие Семиречье и Сибирь.

Одним из достоверных источников истории тюркских племен является «Книга моего деда Коркыта» — огузский героический эпос VIII–IX вв. Она была впервые обнаружена в 1815 г. немецким востоковедом Дицем. До нас она дошла в оригинале в двух вариантах. Один, состоящий из 12 сюжетов, хранится в Дрездене (Германия), другой, из 6 сюжетов, в Ватикане (Италия). Перевод с огузского на русский язык осуществил академик В. В. Бартольд, на казахский язык — профессор А. Коныратбаев.

Основным действующим лицом и сказителем героического эпоса о подвигах огузских племен по защите от завоевателей своих плодородных земель, богатств сырдарьинских городов, расположенных на Великом шелковом пути, является Коркыт. Он слагает песни в честь огузских богатырей, и их перенимают от него народные певцы (узаны). В «Книге моего деда Коркыта» узан играет на кобызе, изобретенном Коркытом. Следовательно, Коркыт является первым узаном огузских племен, учителем своего народа, легендарным покровителем всех узанов тюркского мира.

Как мудрецу и учителю народа Коркыту приписываются изречения народной мудрости, охватывающие различные стороны народного быта и мировоззрения. Сказитель — узан пользуется уважением своих слушателей. «С кобызом в руке, от народа к народу, от бека к беку идет (узан): кто из мужей отважен, кто не годен, все знает певец. В день праздника (более полный перевод: в племени и народе) пусть, ударяя по струнам, играет тебе певец», — рассказывает Коркыт.

С легендой о Коркыте связаны и мелодии, исполненные им на кобызе. Они прославили его как отца музыки и песни, создателя кобыза. В исследованиях М. Ауэзова кобыз, изобретенный Коркыт-Ата, сделал его бессмертным. Исследователь пишет: «Легенда рассказывает, что Коркыт, смолоду не могущий примириться со скоротечностью человеческой жизни, решил бороться против неизбежности смерти. Мучимый своими мыслями и гонимый мечтой о бессмертии, Коркыт уходит от людей, но везде и всюду он видит смерть: в лесу — сгнившее и свалившееся дерево говорит ему о своей смерти и о неизбежном конце для самого Коркыта, в степи — ковыль, выгорая под солнцем, говорит ему о том же; даже мощные горы поведали ему об ожидающем их разрушении, неизменно добавляя, что такой же конец ждет и Коркыта. Видя и слыша все это, Коркыт в своих одиноких терзаниях выдолбил из дерева ширгай, первый кобыз, натянул на него струны и заиграл, изливая свои мучительные мысли и чувства. Он вложил свою душу в эти мелодии, и чудесные звуки его струн прозвучали на весь мир, дошли до людей, захватили и пленили их. С тех пор мелодии Коркыта и созданный им кобыз пошли странствовать по земле, а имя Коркыта осталось бессмертным в струнах кобыза и в сердцах людей».

Байконур является родиной Коркыт-Ата. Он родился в низовьях Сырдарьи, в городе Жанкенте — столице Огузского государства в VIII в. Решением ЮНЕСКО 1999 год был объявлен годом Коркыт-Ата, во всем тюркском мире отмечалось его 1300-летие. Его могила находится рядом с космодромом Байконур, где сооружен памятник-обелиск, открыт музей и амфитеатр. Комплекс охраняется государством и является священным местом. Кзыл-Ординскому государственному университету присвоено имя Коркыт-Ата. Все это свидетельствует о том, что Байконур является действительно землей бессмертия и славы.

Не случайно природные богатства и огромные территории Огузского государства интересовали не только кочевников, но и завоевателей. Поэтому история народов, населяющих бассейн Аральского моря, тесно связана с завоевательными нашествиями греков, арабов, монголов, джунгаров и др. В «Книге моего деда Коркыта» воспевается героизм борьбы огузских богатырей против иноземных захватчиков.

В сказаниях Коркыта есть один эпизод, который имеет прямое отношение к космодрому Байконур, хотя события происходили в IX–X вв. Воины огузских племен применили против врага новое оружие, изобретенное человеком по прозвищу Черный пастух. У него была праща из кожи трехгодовалого теленка с ремнем из шерсти трех коз. При каждом ударе праща метала в сторону противника мешок весом в 12 батманов, заполненный камнями и залитыми внутри верблюжьим жиром. Брошенный в небо мешок долго не возвращался на землю. Когда мешок начинал падать, он возгорался как порох. Окутанные пламенем камни с горящим жиром падали на головы противников, которые в ужасе устремлялись прочь. Горящие камни затем катились по земле, поднимая пыль и настигая убегающих врагов. В том месте, где происходило это сражение, земля выгорала и травы здесь вырастали лишь через 5 лет, а трупы погибших не потребляли ни волки, ни хищные птицы.

По определению Коркыта, это место названо «пупом» земли, где земное притяжение намного слабее, чем в других частях планеты. С учетом этого явления и было изобретено это «грозное» орудие, которое обеспечивало огузским племенам победу над своими врагами. В сказаниях Коркыт-Ата один из таких эпизодов воспевается следующим образом: «Черный пастух положил камень в отверстие своей пращи и пустил во врагов; бросая камень, он сокрушал двоих, троих, бросая два камня, сокрушал троих или четверых. У гуяров (врагов) от страха затмились глаза; Черный пастух камнями пращи повалил на землю триста гуяров, сокрушая их. У пастуха истощились камни, без разбора он стал класть в отверстие пращи баранов и коз, пускал ими в гуяров. Глаза гуяров от страха еще больше затмились, земной мир перед ними покрылся мраком».

В освоении края в начале XX в. большое значение имело строительство и введение в эксплуатацию Оренбургско-Ташкентской железной дороги. В бассейне Аральского моря сосредоточивались крупные массивы орошаемых земель, наибольшее количество скота, было перспективным развитие рыбной промышленности и судоходства.

Накануне Первой империалистической войны в регионе действовали 1100 промышленных предприятий. На долю хлопкоочистительных заводов приходилось 56,6 % стоимости всей промышленной продукции. Если до строительства железной дороги в Центральную Россию поставлялось 873 тыс. пудов хлопка, то в 1911 г. — 11,7 млн пудов, а хлопковых семян и масла — около 2 млн пудов.

Начавшаяся Первая империалистическая война вызвала интенсивное освоение природных богатств края. За три года войны из региона было вывезено хлопка — 60 млн пудов, мяса — 483 тыс. пудов, мыла — 229 тыс. пудов, плащевины — 50 тыс. пудов, лошадей — 70 тыс. голов, верблюдов — 12,7 тыс. голов, кошм — 38 тыс. кв. аршин, юрт — более 13 тыс. штук, около 3 тыс. пудов шерсти, 950 пудов коконов. Все это богатство производилось на плодородных землях бассейна Аральского моря.

Таким образом, наличие Оренбургско-Ташкентской железной дороги стало определяющим фактором выбора площадки для будущего космодрома. Решающую роль сыграли также сведения, дошедшие до нас из эпохи Коркыт-Ата. Запушенный космический объект с космодрома Байконур быстро преодолевал земное притяжение. В результате скорость ракеты за счет этого фактора увеличивалась дополнительно на 316 м в секунду.

По данным советских исследователей, за 50 лет наблюдений (1911–1960 гг.) режим Аральского моря был относительно спокойным. В его бассейне возделывалось 90 % хлопка, 40 % риса, 25 % овощей и бахчевых культур, 30 % высокосортных фруктов. В эти годы море отличалось своей продуктивностью: годовые уловы рыбы достигали 406 тыс. центнеров, заготовка ондатровых шкур — 21 млн штук в год.

Иным оказалось десятилетие с 1961 по 1970 г., когда уровень Аральского моря понизился более чем на 2 м. Водные ресурсы среднеазиатских рек были примерно на 5 куб. км в год ниже средних многолетних, а поступление воды в море уменьшилось в среднем на 15 куб. км. В следующем десятилетии (1970–1980) поступление амударьинской и сырдарьинской воды в Аральское море практически прекратилось. Воды среднеазиатских рек полностью разбирались на полив сельскохозяйственных культур.

Экологическая катастрофа в бассейне Аральского моря сегодня беспокоит весь мир. Поэтому выявление особенностей экологической ситуации Арала и Приаралья позволяет прежде всего понять, что человек в дальнейшем не может без оглядки пользоваться своей огромной властью, беспредельно вторгаться в природную среду, радикально переделывать ее по своему усмотрению. Это имеет и прямое отношение к деятельности космодрома Байконур.

Таким образом, Аральская экологическая катастрофа сделала Сырдарьинскую степь соленой и еще более серой, но она остается еще сказочно богатой, а космодром Байконур — флагманом освоения космоса, местом совершения подвигов и бессмертия. Как гласит легенда, Коркыт-Ата утверждал: человек смертен, а бессмертны только те духовные ценности, которые он после себя оставляет, его творения.

Трудно переоценить значение наследия Коркыт-Ата, поскольку его мысли, высказанные более десяти веков назад, не потеряли свою актуальность. Это значит, что человеческое общество берет с собой его бессмертное духовное богатство и в XXI в.

Мысли и идеи Коркыт-Ата творчески переосмыслены и развиты в трудах Аль-Фараби, Кож Ахмет Яссаури, Абая и Бердаха, находят свое продолжение в подвигах ученых, испытателей и космонавтов. Поистине Байконур является символом бессмертия и подвигов.

Владимир Яковлевич Хильченко
НЕЗАБЫВАЕМЫЕ ГОДЫ

Родился 19 сентября 1931 г. в селе Симаковка Емильчинского района Житомирской области. С 1955 по 1970 г. служил на НИИП-5 МО, пройдя должности от инженера-испытателя до начальника отдела комплексных испытаний космических аппаратов. Участвовал в подготовке и запуске МБР 8К71 и 8К74, в подготовке и запуске первого ИСЗ, первых автоматических межпланетных станций к Луне, Марсу, Венере, в подготовке и запуске пилотируемых космических кораблей «Восток», «Восход», «Союз». С 1970 по 1986 г. проходил службу в ГУКОС МО в должности заместителя начальника отдела боевого применения космических средств. После увольнения в запас с 1986 по 1996 г. работал заместителем начальника отдела ЦСКБ. Лауреат Государственной премии, награжден орденами Ленина и Красной Звезды, полковник в отставке. Живет в Москве.

Уже работая заместителем начальника отдела боевого применения космических средств в Главном управлении космических средств в Москве, я часто бывал в командировках в Плесецке и Ленинске, участвуя в работе комиссий главнокомандующего Ракетными войсками по проверке боеготовности частей космического назначения.

Приезжая в Ленинск всего на 10–12 суток, я удивлялся: как я мог там прожить с семьей 15 лет в таких тяжелых климатических условиях? А ведь к тому времени там уже были во многих местах кондиционеры, почти во всех комнатах — холодильники. И все равно жара угнетала. Видимо, сказывался возраст и 15 лет напряженной, круглосуточной (почти без выходных и праздников) и ответственной работы.

Летом 1955 г., когда я после окончания Артиллерийской инженерной академии им. Ф. Э. Дзержинского получил назначение в Тюра-Там, где еще только разворачивались строительные работы. Поэтому нас, молодых инженер-лейтенантов, будущих испытателей ракетно-космической техники, отправили на полигон ГЦП-1 в Капустин Яр, где мы изучали организацию и технологию полигонных испытаний ракет средней дальности.

Весь 1956 г. и начало 1957 г. мы изучали ракету Р-7 и ее системы в институте НИИ-885 (Н. А. Пилюгин) и ОКБ-1 (С. П. Королев), участвовали в стендовых испытаниях всей ракеты в Загорске Московской области.

Параллельно с этим мы периодически (по мере готовности) выезжали на свой строящийся полигон и участвовали в монтаже и приемосдаточных испытаниях наземного испытательного оборудования на технической и стартовой позициях. Все усилия были направлены на быстрейший ввод в строй стартовой позиции и монтажно-испытательного корпуса технической позиции, а также других объектов полигона, обеспечивающих подготовку ракеты к пуску.

О соцкультбыте (как теперь принято говорить) заботились не в первую очередь. На весь поселок «Заря» была всего одна кирпичная солдатская казарма и несколько бараков строителей. Эту казарму мы называли «Казанским вокзалом», она служила общежитием для всех офицеров. Огромный зал был заставлен солдатскими кроватями. Режим рабочего дня и отдыха у офицеров был различный, поэтому круглосуточно в этом зале через каждые 15–20 минут звенели будильники, звучала музыка на все вкусы, играли в карты и шахматы, шумно отмечались разные события (несмотря на «сухой» закон, недостатка спиртного не ощущалось). Толстым слоем лежали окурки и прочий мусор. Маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин, посетивший офицерское общежитие 7 ноября 1956 г., был потрясен царившей обстановкой. Всех нас, находившихся там в это время офицеров, выгнали на улицу сажать деревья в комсомольском парке, а в общежитии устроили аврал по наведению чистоты и порядка.

Вскоре испытателей решили приблизить к работе, чтобы не ездить ежедневно 38 км на грузовых машинах по пыльной степной дороге на 2-ю площадку (железной и автомобильной дороги еще не было). На технической позиции мы сначала поселились в пультовых и лабораторных комнатах монтажно-испытательного корпуса, а затем по мере того, как нас вытесняла испытательная аппаратура, переселились в железнодорожные вагоны, которые за день раскалялись под солнцем так, что в них можно было отдыхать только во второй половине ночи.

Место для размещения полигона было выбрано после тщательного анализа специальной компетентной комиссией и отвечало многим необходимым требованиям: режимности, безопасности, имело достаточную площадь для дальнейшего развития, обладало устойчивой безоблачной погодой (более 300 солнечных дней в году), связано с необходимыми жизненными коммуникациями и др. Но для жизни и работы людей оно оказалось трудным. Летом жара до 45 градусов в тени, зимой — мороз почти того же порядка и наряду с этим постоянные песчаные бури. Несмотря на это, там полно всякой живности (с растительностью дело обстояло гораздо хуже): суслики, тушканчики — переносчики чумы и холеры, вспышки которой в этом регионе отмечались почти ежегодно; скорпионы, фаланги, каракурты, змеи и всякая другая ядовитая нечисть. Растительность оживала на месяц-полтора весной, пустыня покрывалась красными и желтыми тюльпанами, но затем под «щедрым» солнцем быстро все выгорало.

Но мы были молодыми, энтузиазма у нас было достаточно, и работа у нас была интереснейшая. Говорят, что счастлив человек бывает тогда, когда он утром с радостью и удовольствием идет на работу, а вечером с такими же чувствами возвращается домой, в семью. Только вот семьям было гораздо трудней, поскольку жилья еще не было, работы тоже, да и с продуктами питания были проблемы, особенно для детей. Семьи офицеров селились в землянках, палатках, вагонах, а чуть позднее — в бараках по две и три семьи в одной комнате.

Моей семье повезло больше других благодаря тому, что она была многодетной и дети были маленькие. Старшей дочери, Галине, было 3 годика, когда моя Валентина родила двойню — дочь Алену и сына Сергея. Наверное, это была первая двойня на Байконуре, потому что никто не проходил мимо, когда мы выходили гулять в комсомольский парк с непривычно большой двойневой коляской, все старались заглянуть в эту коляску. Для старшего лейтенанта это уже немалое семейство. Благодаря стараниям Евгения Ильича Осташева и Александра Ивановича Носова нам была предоставлена двухкомнатная квартира в первом же построенном кирпичном доме. Такой чести удостаивались только ветераны Великой Отечественной войны. Правда, мебель приходилось делать самому при помощи друзей и солдат, а холодильник (без которого в такой жаре вообще невозможно обходиться) пришлось доставать при помощи начальника политотдела полигона В. И. Ильюшенко. Поскольку отопление еще не работало, приходилось топить плиту на кухне, а в качестве дров использовались всякие строительные отходы — таскали их ночью от рядом строящихся домов. Моя теща, которая приехала помочь устроиться на первых порах, выходя поздно вечером со мной за дровами и глядя на черное с крупными звездами небо, восклицала: «Господи, куда же вас занесло? Это же край света!»

Я мало чем мог помочь жене, поскольку приезжал домой, когда дети давно уже спали (а часто по несколько дней совсем не приезжал). Трудно было с питанием для них. Родители присылали в посылках сухое молоко, детское питание, лекарства. Тем не менее такого количества детей я ни в одном другом городе никогда не видел. Когда я приезжал вовремя с работы и шел с мотовоза домой, то просто остерегался нечаянно толкнуть или даже наступить на ребенка.

Когда дети пошли в детский сад (а позднее — в школу), жена стала работать в кинофотолаборатории полковника Ю. В. Бончковского, так как по специальности (педагог, английский язык) устроиться было невозможно. Участвовала в художественной самодеятельности. И никакие бытовые трудности не могли сокрушить молодость и романтизм. А с какой любовью все относились к озеленению города, прививали эту любовь детям, вместе с ними сажая деревья и цветы. Я вспоминаю, как в один из первых отпусков мы приехали в Подмосковье к родителям жены. Мой 3- или 4-летний сын Сережа, выйдя из такси, пошел к крыльцу на цыпочках, стараясь не примять траву. Теща с удивлением спросила: «Сережа, почему ты идешь на цыпочках, у тебя ножка болит?» Он очень серьезно и почтительно сказал: «Бабуля, нельзя топтать цветы». Теща даже прослезилась.

И как же мы гордились своим городом, когда к нам в гости приезжали родители, показывая все достопримечательности и новостройки! И как гордились нами родители, догадываясь о роде наших занятий!

А занимались мы испытаниями новейшей ракетной, а затем ракетно-космической техники. За 15 лет работы на космодроме у испытателя ракетно-космических систем было много разных событий, как радостных, так и печальных. Начинали мы с испытаний межконтинентальных баллистических ракет, создавая ракетно-ядерный щит Родины, благодаря чему вопреки недоброжелателям разных мастей Россия до сих пор остается великой державой.

И все-таки самыми впечатляющими и незабываемыми были события, связанные с подготовкой и запуском первого искусственного спутника Земли и полетом первого человека в космическое пространство. Волею судьбы и Евгения Ильича Осташева мне пришлось переквалифицироваться из начальника расчета испытаний системы аварийного подрыва ракеты (в случае нерасчетного режима ее полета) в начальника расчета испытаний космических аппаратов. Запуск первого спутника даже для нас, испытателей, был несколько неожиданным, так как прошло немногим больше месяца после первого успешного полета ракеты-носителя. А в полной мере я осознал значение запуска 4 октября 1957 г. только в последующие дни, узнав из газет и радио о реакции на это событие всего мира, и по-другому взглянул на свою работу и ее значение.

К запуску корабля-спутника «Восток» с Юрием Гагариным на борту мы подошли полностью подготовленными морально и профессионально. У нас уже был опыт подготовки к запуску более двадцати спутников, автоматических межпланетных станций (к Луне. Марсу, Венере) и в том числе семи беспилотных кораблей-спутников типа «Восток».

Конечно, неисправности, отказы и даже аварии, как и во всех испытаниях новой сложной техники, были неизбежны. Попытки скрыть эти аварии, прикрываясь секретностью работ, только порождали нелепые слухи и домыслы. До сих пор появляются такие публикации. В одних доказывается, что до полета Юрия Гагарина несколько человек погибли в аварийных запусках, в других — что в космосе уже побывали другие люди. Пишут и рассказывают об этом те, кто не имел никакого отношения к этим работам и даже не представлял, как это происходит. Ведь посадка космонавта в корабль-спутник происходит на глазах и при участии десятков людей. Поэтому что-то скрыть или фальсифицировать просто невозможно.

Несмотря на ряд неудачных запусков кораблей-спутников типа «Восток», к концу 1960 г. появилась уверенность, что все системы этого спутника могут функционировать и нормально выполнять задачи. Об этом свидетельствовал нормальный полет и приземление корабля-спутника типа «Восток» с собачками Стрелкой и Белкой. Уверенность эта окрепла после двух запусков (9 и 25 марта 1961 г.) и благополучного приземления кораблей-спутников типа «Восток» с манекенами человека и собачками Чернушкой и Звездочкой. Эти корабли-спутники были укомплектованы всеми системами жизнеобеспечения и совершили полет по полной одновитковой программе.

Гагаринский корабль-спутник «Восток-1» (заводской номер ЗКА № 3) прибыл на техническую позицию 27 марта 1961 г. Он был тщательно испытан на заводе-изготовителе (в отличие от многих других космических аппаратов). Тем не менее при подготовке на технической позиции было выявлено и устранено 70 замечаний и неисправностей, заменено 9 бортовых приборов, проведены работы по 48 техническим заданиям и указаниям. На все это было затрачено 360 часов плюс два стартовых дня. Нетрудно посчитать, по сколько часов в сутки приходилось работать, если 12 апреля был произведен запуск.

За несколько дней до прибытия корабля-спутника «Восток-1» я впервые увидел кандидатов в космонавты. Это были шесть офицеров небольшого роста, в авиационной форме, примерно одинакового со мной возраста. Чуть позже мы узнали их фамилии — Быковский, Гагарин, Нелюбов, Николаев, Попович, Титов. Сергей Павлович Королев знакомил их с технической позицией, оборудованием, технологией испытаний и, конечно же, с испытателями. Они производили впечатление спокойных и уверенных в себе молодых офицеров. Нас, знавших не совсем благополучную статистику результатов запусков, такое поведение будущих космонавтов несколько смущало. Я думаю, что они в то время имели не очень глубокие знания ракетно-космической техники и результатов ее испытаний. Об этом свидетельствует следующий эпизод.

Одновременно с подготовкой к запускам первых космонавтов готовились и запускались первые летные образцы боевой ракеты 8К75 (Р-9), главным конструктором которой тоже был С. П. Королев. Пуски их производились с пусковой установки 51-й площадки, которая находилась рядом с пусковой установкой № 1 для запуска кораблей «Восток». Время их пуска назначалось на утро, до начала рабочего дня, чтобы меньше людей эвакуировать на время пуска, потому что в эти дни на полигоне скапливалось большое количество людей, прибывших «поучаствовать» в запуске человека в космос. И вот на виду у всех следовавших в это время на работу, в том числе и на виду у космонавтов, ракета 8К75 при запуске взорвалась. Когда я приехал на работу и зашел в монтажно-испытательный зал, там группкой стояли космонавты и горячо обсуждали увиденный ими взрыв. Они обратились ко мне с просьбой объяснить им это впечатляющее зрелище. Я ответил, что это была неудавшаяся попытка запуска новой боевой ракеты, ничего общего не имеющей с ракетой-носителем корабля «Восток». И тут мне был задан сакраментальный вопрос: «А эту ракету привезут сюда, в монтажно-испытательный корпус? Ее можно будет посмотреть?» А что можно привезти после взрыва полностью заправленной ракеты на старте. Я пробормотал что-то невразумительное и ретировался, сославшись на занятость. Мне стало понятно, что эти ребята слабо представляют себе, с чем им предстоит иметь дело. А мы уже к тому времени имели опыт аварийных запусков и переживали 24 октября 1960 г., когда погибли многие наши товарищи во главе с маршалом М. И. Неделиным.

Последние дни перед запуском Юрия Гагарина прошли в напряженнейшей и даже в некоторой степени нервозной обстановке. Помимо заключительных операций перед стыковкой корабля-спутника с ракетой-носителем, подготовки стартового испытательно-пускового оборудования, надо было готовить материалы для доклада нашего начальника Анатолия Семеновича Кириллова на Государственной комиссии о результатах подготовки ракеты-носителя и корабля-спутника на технической позиции. В этом докладе надо было дать исчерпывающие объяснения основным замечаниям, имевшим место при подготовке на технической позиции, и мерам, принятым по их устранению и недопущению повторения их в полете. Докладывали также о готовности к запуску представители других служб полигона, командно-измерительного и поисково-спасательного комплексов. Выступали главные конструкторы, а также Ю. А. Гагарин и Г. С. Титов. Это было рабочее заседание Госкомиссии. Состоялось еще и «парадное» заседание этой же комиссии для кино. Журналисты стали приезжать на полигон на последующие запуски космонавтов.

Я вспоминаю, как при подготовке одного из очередных запусков уже после генеральных испытаний на стартовой позиции корреспондент газеты «Комсомольская правда» Василий Песков добился разрешения Сергея Павловича подняться вместе с Юрием Гагариным на верхний мостик фермы обслуживания к люку № 1 космического корабля, через который производится посадка космонавта. На стартовой позиции, особенно после проведения генеральных испытаний, вводится особый режим охраны ракеты-носителя с космическим аппаратом. Поэтому Сергей Павлович разрешил такую экскурсию только под моим руководством и присмотром. Не знаю, какими соображениями он руководствовался, но наедине предупредил меня, чтобы я не разрешал Пескову включать наверху магнитофон. В те времена я с удовольствием читал публикации Василия Михайловича в «Комсомольской правде» и уважал его как журналиста. Поэтому мне было очень неприятно исполнять роль солдафона, когда на верхнем мостике Василий Песков, беседуя с Гагариным, вытащил магнитофон и приготовился записать такое замечательное интервью. Памятуя указание Сергея Павловича, я ему это не позволил. Потом, когда мы спустились вниз, Песков пожаловался Королеву на отсутствие у меня «романтического воображения». Сергей Павлович посочувствовал ему, а меня пожурил. Я, конечно, промолчал.

11 апреля состоялся вывоз ракетно-космического комплекса «Восток-1» на стартовую позицию и генеральные испытания. Обычно после генеральных испытаний, ожидая проявки пленок и расшифровки результатов записей генеральных испытаний на систему телеизмерений, мы часа два-три играли в футбол. Эта традиция соблюдалась и зимой, когда приходилось гонять мяч в меховой одежде и унтах. Но в этот раз после генеральных испытаний на нулевой отметке был проведен ставший затем традиционным митинг всего боевого расчета. В дальнейшем для этого планировался специальный резервный день. На этом митинге выступавшие представители боевого расчета заверили Юрия Гагарина в том, что ракета-носитель и корабль-спутник подготовлены качественно и надежно, а также пожелали ему счастливого полета и мягкой посадки. В свою очередь Юрий Гагарин заверил всех присутствующих, что приложит все свои силы и умение для выполнения поставленной перед ним задачи.

Наступила последняя ночь перед стартом. Уже много написано о том, как провели эту ночь Сергей Павлович Королев и космонавты. Космонавты спокойно спали, а Сергей Павлович не мог уснуть. Он ведь подошел вплотную к осуществлению своей мечты, и на нем была основная ответственность за безопасность Юрия Гагарина.

Нам, испытателям корабля-спутника, просто некогда было ни спать, ни волноваться. Ракетчики начинали свой предстартовый график по 4-часовой готовности (в 5 часов утра), а график подготовки корабля-спутника начинался по 7-часовой готовности (в 2 часа ночи). Мы все наши предстартовые операции на корабле-спутнике, кроме посадки космонавта, должны закончить до заправки ракеты-носителя компонентами топлива. Такой длинный график обусловливался большим объемом заключительных предстартовых операций по системам жизнеобеспечения, спасения космонавта и др., выполняющихся через люк № 1 спускаемого аппарата строго последовательно. Представитель каждой системы требовал, чтобы его операция выполнялась самой последней и после него никто в спускаемой аппарате и катапультируемом кресле пилота ничего бы не трогал. Кроме того, все это делалось впервые на пилотируемом человеком корабле-спутнике.

К 9 часам утра все предстартовые операции были проведены, ракета-носитель заправлена. В специальном автобусе на стартовую позицию прибыл Юрий Гагарин. После короткого прощания с С. П. Королевым и К. Н. Рудневым он в сопровождении ведущего конструктора Олега Ивановского поднялся в лифте на верхний мостик фермы обслуживания.

После закрытия люка № 1, когда уже не оставалось времени ни на какие лишние операции, оператор центрального пульта управления кораблем-спутником Владимир Стаднюк докладывает мне по шлемофонной связи, что отсутствует КК-3 (один из трех механических контактов, свидетельствующих о нормальном закрытии люка № 1). По привычке сразу же начинаю мысленно искать причину: то ли сам контакт контроля виноват, то ли люк действительно негерметичен. Докладываю находящемуся здесь же на нулевой отметке Анатолию Семеновичу Кириллову, а он — Сергею Павловичу, который, естественно, принимает решение вскрыть люк, найти и устранить неисправность. Даю команду начальнику расчета В. Шаповалову о вскрытии люка. Высококвалифицированные слесари В. Морозов и Н. Селезнев из цеха № 39 завода-изготовителя, вакуумщик И. Клыстов и В. Шаповалов еще на технической позиции тренировались на всякий случай по открытию и закрытию этого люка. Но в данной экстремальной ситуации они проделали это почти в два раза быстрее. Оказалось, что кронштейн с этим злополучным контактом был отогнут в ходе проведения заключительных операций.

После устранения неисправности и соответствующего доклада «вверх» даю команду бортовому расчету корабля-спутника покинуть ферму обслуживания. Вслед за этим звучит команда Анатолия Семеновича: «Всем расчетам покинуть нулевую отметку!» Сворачиваю свой командный пункт управления расчетами корабля-спутника на нулевой отметке и спускаюсь в бункер, в центральную пультовую, откуда производится пуск. Начальник расчета комплексных испытаний Ярополов докладывает о готовности бортовых и наземных систем к пуску. Из пультовой уходят все, кто участвовал в предстартовой подготовке, но не задействован непосредственно в пуске. Остаются только операторы пультов и их контролеры.

Между прочим, я завидовал своим товарищам, которые имели возможность смотреть пуски со стороны, как зрители. Все были и восторге от этого великолепного зрелища, особенно в ночное время. А я сидел в бункере, откуда производился пуск, и мог только догадываться о том, что происходит наверху, слушая мощный рокот двигателей ракеты и ощущая дрожь земли. Сергей Павлович был суеверен в какой-то степени и не любил, когда менялся состав стартовой команды, он всех знал в лицо. Поэтому я увидел это незабываемое и ни с чем не сравнимое зрелище только спустя несколько лет.

Последними в центральную пультовую входят Сергей Павлович Королев, Леонид Александрович Воскресенский и Анатолий Семенович Кириллов. К перископам подходят А. С. Кириллов (стреляющий) и Л. А. Воскресенский (контролер). Сергей Павлович садится к столику, где стоит аппарат радиосвязи с космонавтом системы «Заря». Анатолий Семенович, поглядывая на секундомер (морской хронометр) и сверяясь с карточкой стреляющего (хотя он помнит все команды наизусть), начинает отдавать последние команды: «Ключ на старт!», «Протяжка!», «Продувка!», «Ключ — на дренаж!», «Пуск!» и, наконец, «Зажигание!». Время между командами тянется мучительно долго. Нервное напряжение нарастает. Лицо у Сергея Павловича посерело, на него просто невозможно смотреть. Но, комментируя команды Анатолия Семеновича Юрию Гагарину, Сергей Павлович старается говорить ровным голосом. А вот аппарат, контролирующий пульс Юрия Гагарина, показывает «64» (полнейшее спокойствие).

Меня часто спрашивают о чувствах, которые я испытывал сразу после запуска Юрия Гагарина. Как это ни прозаично, но первые полтора часа, разомлевшие под горячим тюратамским солнцем, после бессонной ночи, мы просто слонялись по стартовой позиции в ожидании сообщения о благополучном приземлении космонавта № 1. Затем Анатолий Семенович дал нам три дня отдыха (неожиданное счастье!) и мы отправились по домам. Я почувствовал огромное облегчение после многомесячного напряженного труда. И еще я предвкушал радость от предстоящего общения с детьми и женой, которых я мало видел в последние месяцы.

Но, к большому моему огорчению, на следующий день позвонил Анатолий Семенович и приказал собираться в командировку, в Москву, на торжественный прием в Кремле по случаю успешного завершения полета Юрия Гагарина. Чувство огорчения, конечно, быстро прошло, особенно когда мы оказались в Москве. На улицах и площадях царило всеобщее ликование. Мы почувствовали, что у нас в груди тоже растет чувство гордости за содеянное. В Георгиевском зале Кремля состоялся праздник. Наше московское высокое военное начальство встречало нас, представителей полигона, как победителей с распростертыми объятиями. Делегация полигона включала всего пять человек: начальник политотдела генерал Н. В. Павельев, заместитель начальника штаба полковник А. М. Войтенко, начальник 1-го испытательного управления подполковник А. С. Кириллов и два «чижика» — испытатель ракеты-носителя старший инженер-лейтенант В. Г. Соколов и испытатель корабля-спутника инженер-капитан В. Я. Хильченко.

После нескольких рюмок коньяка, пользуясь тем, что наше начальство увлеклось беседой с московским начальством, мы с Виталием Соколовым, набравшись нахальства, подошли к Сергею Павловичу и попросили провести нас поближе к Н. С. Хрущеву и другим членам правительства. Это было непросто, потому что все проходы были перекрыты двухметровыми телохранителями, а нам с Виталием хотелось рассмотреть их поближе. Видимо, это совпало с интересами Сергея Павловича, потому что он устроил так, что действительность превзошла наши ожидания. При помощи секретаря Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе мы преодолели все барьеры. Сергей Павлович повел нас в первые ряды. Попутно он нас представил, как он сказал, своему учителю А. Н. Туполеву, который сначала равнодушно пожал нам руки, хотя Сергей Павлович очень нас расхваливал как своих помощников. Но после того, как Виталий сказал, что мы только что прилетели в Москву на Ту-104, причем на 15 минут раньше расписания, Туполев очень оживился и даже встал с кресла. Затем Сергей Павлович представил нас министру обороны Р. Я. Малиновскому, а при его помощи — Н. С. Хрущеву, который тут же организовал тост в нашу честь, а Фурцева — всеобщее фотографирование. Было очень интересно и необычно пожимать руки и слушать похвалу от людей, которых мы привыкли видеть только на портретах, — Хрущева, Ворошилова, Микояна, Суслова, Буденного, Фурцеву и других, многих из которых мы даже не узнавали.

После кремлевского приема Сергей Павлович с женой Ниной Ивановной пригласили нас к себе домой, полагая, что нам негде ночевать. Мы с Виталием поскромничали и отказались от приглашения, о чем до сих пор жалеем. Я сказал, что мы остановимся в Тарасовке, у моей тещи. Сергей Павлович и Анатолий Семенович позаботились о том, чтобы утром у дома моей тещи стояла машина для доставки нас на завод в Калининграде (ныне — Королев). Немного неудобно было стоять во время этого митинга на трибуне рядом с С. П. Королевым и Ю. А. Гагариным, тем более что внизу вокруг были конструкторы, инженеры и рабочие, с которыми мы вместе трудились в процессе подготовки этого легендарного полета, и заслуживали не меньших почестей. Но когда после митинга у нас начали брать автографы, Виталий заметил, что, наверное, мы заслужили, если наши автографы так же дороги, как автограф Юрия Гагарина. Такой заводской митинг в дальнейшем стал традиционным и проводился после каждого полета космонавтов.

Но что меня поразило на приеме в Кремле, так это поведение Юрия Гагарина. Мы, посланцы полигона, чувствовали себя скованно. Валентина Гагарина и вовсе выглядела робкой и смущенной. А Юрий держался уверенно и непринужденно, как будто давно был свой в этой компании государственных мужей. В последующие годы мне не раз приходилось общаться с ним и на работе во время подготовки к запуску последующих пилотируемых кораблей-спутников, и в кругу друзей на отдыхе.

В августе — сентябре 1964 г. мы вели подготовку к посещению полигона Н. С. Хрущевым (так называемая операция «Кедр»). Готовился грандиозный показ достижений и перспектив ракетно-космической техники с одновременным проведением запусков. Тренировки устраивались чуть ли не каждый день. Вкусы у проверяющих разные, поэтому мы свои доклады переделывали по несколько раз, а оборудование перекрашивалось то в зеленый цвет, то в белый, то в желтый. Последние дни перед приездом высоких гостей мы находились на 2-й площадке безвыездно. Я имел возможность общаться с Юрием днем на работе, а по вечерам «за рюмкой чая» в домике космонавтов (теперь там музей) в теплой компании — Евгений Фролов (ведущий конструктор по пилотируемым кораблям-спутникам), Алексей Леонов, Павел Беляев, Владимир Беляев (начальник группы от испытательной части) и другие, заходившие на «огонек» скоротать время. Не было в Юре ни капли зазнайства, хотя слава его была уже всемирной.

Однажды он вместе с Евгением Фроловым неожиданно приехал ко мне домой поздравить с днем рождения. У нас были гости и торжество в полном разгаре. Эффект получился примерно такой же, как в известной сцене по Н. В. Гоголю: «К нам приехал ревизор!» Жена и гости растерялись. Но Юра очень быстро нашел общий язык со всеми, пел с гостями и танцевал. Жена часто вспоминала, как она допытывалась у Юры, какая из себя английская королева Елизавета и как она танцует. Юра, как истинный джентльмен, отвечал, что королева Елизавета ни чем не лучше, чем наши российские жены.

В другой раз он встретил меня на центральной площади Ленинска, когда я вел домой из детского сада Аленку и Сережку (такое тоже иногда случалось). Юра взял их обоих на руки и тут же с ними подружился. Он, видимо, скучал по своим таким же дочкам, а дети сразу чувствуют, искренне к ним относятся или наигранно.

Были с Юрой и другие встречи как в рабочей, так и в нерабочей обстановке. А по телевизору я видел, как он ведет себя на различных митингах и встречах за рубежом, на пресс-конференциях, где ему задавали многочисленные вопросы, иногда не очень приятные. В самых различных ситуациях, с самыми различными людьми он вел себя просто и естественно, уверенно и с достоинством. Реакция его на все происходящее вокруг была мгновенна и безошибочна. Врожденный такт и умение общаться с людьми быстро сделали его всеобщим любимцем. Не зря Сергей Павлович остановил свой выбор на нем, умел он разбираться в людях.

Не в пример Юрию Алексеевичу Гагарину, многие космонавты не выдержали испытание славой. В их отношении к конструкторам и испытателям сквозит высокомерие и заносчивость. А чаще всего они вообще не общаются с теми, благодаря кому стали космонавтами. Чтобы не быть голословным, приведу в пример празднование 35-летия запуска Ю. А. Гагарина 12 апреля 1996 года в Звездном городке. Борис Евсеевич Черток, Аркадий Ильич Осташев и другие гости — представители главных конструкторов, ветераны космодрома, командно-измерительного комплекса, т. е. люди, сыгравшие решающую роль в подготовке и осуществлении этого полета, — сидели в задних рядах зрительного зала, а на сцене космонавты восхваляли друг друга перед сидевшими в передних рядах членами своих семей и вообще людьми, имевшими весьма отдаленное отношение к этому событию.

Но облегчение, наступившее после запуска Юрия Гагарина, было недолгим. Как писали тогда газеты, штурм космоса продолжался. Возрастало ежегодно количество запусков, расширялась тематика. Помимо пилотируемых космических кораблей, которые становились все сложней, появились новые космические аппараты военного, научного и народно-хозяйственного назначения. Фронт работ расширялся. Строились новые площадки со своими техническими и стартовыми позициями.

В 1970 г. в связи с переводом меня в центральный аппарат Министерства обороны пришла пора уезжать и покидать эти суровые, но ставшие родными места. Дети, выросшие в Ленинске, не могли расстаться с друзьями и категорически отказывались уезжать. Мы с женой прожили там лучшие свои годы и с ностальгией их вспоминаем. Жене часто снятся тюратамские сны со всем хорошим и плохим, что там было. После катастрофы 24 октября 1960 г. наши жены в дни пусков провожали нас на работу, как в окопы на передовую. Они научились, наблюдая из-за зашторенных окон (соблюдая режим секретности), определять, удачный был запуск или аварийный. Если полыхнуло на полгоризонта, значит, авария и надо ждать звонка по телефону о том, что живой.

Все плохое забывается с годами, а хорошее остается в памяти на всю жизнь. Атмосфера городка была особенной, у всех родственники были далеко, в гости не позовешь. Но были замечательные друзья, с которыми проводили праздники и отмечали семейные даты, а также делили трудности.

Мне и сейчас искренне хочется, чтобы полигон жил и процветал, так как космос должен служить людям. Поэтому бывает больно за недальновидную политику России и Казахстана в отношении космодрома. Последнее мое посещение космодрома в 1996 г. свидетельствует о том, что мой внук Александр Сергеевич Хильченко интересуется Байконуром больше, чем высокопоставленные чиновники-«патриоты», которым положено содействовать его укреплению и развитию.

Павел Борисович Ландо
БАЙКОНУР В МОЕЙ СУДЬБЕ

Родился в 1945 г. После окончания школы в 1963 г. поступил в институт им. Гнесиных в Москве.

В звании рядового и младшего сержанта служил в 1964–1967 гг. на космодроме Байконур.

Сегодня П. Б. Ландо — известный оперно-симфонический дирижер, доцент кафедр оперной подготовки и оркестрового дирижирования Российской академии музыки им. Гнесиных. 20 лет является художественным руководителем и дирижером симфонического оркестра им. А. П. Бородина Российской академии наук.

Плодотворно сотрудничает с камерным оркестром ГАБТ, Государственным оркестром РФ, оркестром театра «Новая опера». Осуществил постановки 32 опер. В его репертуаре свыше 500 произведений мировой музыкальной классики и современных композиторов.

Меня призвали в армию осенью 1964 г. со второго курса историко-теоретико-композиторского факультета Государственного музыкально-педагогического института им. Гнесиных в Москве, ныне это Российская академия музыки им. Гнесиных. Призыв студентов 1945 г. рождения с дневного отделения был, возможно, вызван тем, что в конце войны мало родилось мальчиков и «эхо» Великой Отечественной докатилось и до нас, рожденных в год Победы, нас подчистую всех призвали в армию.

Службу я начал в учебной роте полка связи в/ч 14315 в Казахстане, на знаменитом теперь космодроме Байконур. Вспоминать сейчас о своей солдатской службе в Советской Армии одновременно печально и радостно. Печально потому, что нет уже того великого государства, победившего фашизм, в котором я родился и за которое воевал на фронте мой отец — полковник Борис Аронович Ландо, ни армии, ни знамени, перед которым я, как и он, давал присягу на верность. А радостно потому, что именно в армии я встретил замечательных людей, которые оказали на меня большое влияние, помогли понять свое призвание, стали примером в отношении к порученному делу.

К армии я привык с детства. Мой отец, военный строитель, и моя мама Мария Львовна, детский врач, объездили после войны весь Советский Союз. 25 раз переезжали они с одного места службы отца на другое. Служил отец на Украине и в Белоруссии, на Урале и Камчатке, в Астраханской области и Казахстане, в других районах страны. Отец руководил большими армейскими коллективами. Начинали строители, как правило, с нулевого цикла, жили в палатках, а когда уезжали на новое место, оставляли после себя объекты, здания, водопровод, канализацию и пр. Я сменил не одну школу.

Полком связи, в котором я начал службу, командовал тогда полковник Смирнов (здесь, как и в других случаях, прошу прощения, что имя и отчество забылись). Я хорошо помню его характерный голос и своеобразную манеру разговора с личным составом. Стоя в шеренге в своем взводе, мы никогда не скучали, слушая его высказывания в афористичной своеобразной форме, иногда «с перцем», но всегда справедливые по существу.

Нашей учебной ротой командовал требовательный офицер — капитан Заитов, а командиром взвода был старший лейтенант А. Серов. Они добивались от каждого курсанта сознательной дисциплины, полного овладения профессией радиста, знания оружия, хороших результатов в спортивной и политической подготовке. Было, особенно вначале, нелегко, но человеческие отношения в роте были нормальные и за время службы я не помню ни одного случая проявления «дедовщины». В роте наш замечательный старшина Порядинский учил нас всему лично: как намотать портянки, быстро одеться по команде «Подъем!» или раздеться по команде «Отбой!», как правильно выполнить упражнения на брусьях и т. д. Относился он к солдатам по-отечески, хотя был до придирчивости въедлив и требователен.

Я очень скучал без музыки, которой занимался с детства, поэтому в личное время, которого было очень мало, я научился играть на фабричной балалайке, которую обнаружил в солдатском клубе. Ее мне разрешили хранить в ленинской комнате. Ребята любили меня слушать. Я наигрывал для себя любимые темы симфоний, увертюр, опер, а для ребят играл популярные мелодии «на заказ». О том, что я музыкант, не распространялся. Наш взводный, услышав мою игру, немедленно назначил меня запевалой и приказал к смотру выучить песню с ротой. На смотре художественной самодеятельности наша рота пела под мою балалайку: «Служим мы Стране Советов…»

Смотры в полку проходили регулярно. После выступления нашего ротного хора в клубе меня попросили выучить на балалайке что-нибудь сольное. Мой друг рядовой Белов, великий молчун, здоровенный добродушный парень из Кургана, которому я доставал доппаек в столовой у земляка-хлебореза, писал письма его любимой девушке, отвечал за него на занятиях по азбуке Морзе и политзанятиях, а в наряде он часто меня выручал, полы мыл, как трактор, однажды попросил: «Сыграй это, ну — «Я встретил Вас…»

По радио, когда мы занимались строевой подготовкой, часто крутили запись этого романса в исполнении знаменитого балалаечника Рожкова. Я согласился и начал готовиться. Не только использовал те вариации, которые звучали в записи, но и свои придумал. В ленинской комнате коллективно отбирали лучшие варианты, словом, это было народное творчество. На смотре полка я выступил с большим успехом, и меня отобрали для участия в гарнизонном смотре.

Большой общий труд не пропал даром. На гарнизонном смотре в Доме офицеров меня ждал первый в моей жизни настоящий артистический успех — был «бис», меня заставили играть несколько раз. Аккомпанировал мне пианист, позже мы служили вместе, рядовой Женя Николаев. Наше начальство включило мой номер для участия в концерте в честь 10-й годовщины полигона 2 июня 1965 г., где должен был присутствовать главком Ракетных войск знаменитый боевой маршал Н. И. Крылов, о котором я слышал еще до армии рассказы своего отца и дяди Ильи. Они оба прошли Великую Отечественную войну: отец начал от Сталинграда, а дядя — от полуострова Рыбачий.

Я запомнил этот концерт на всю жизнь. Со сцены видел маршала, его широкое лицо, морщины, большой лоб, твердый взгляд, от него исходило ощущение сильного человека, крупной личности. Много раз потом мне приходилось и приходится выходить на сцену, но то, первое интуитивное ощущение настроения людей, сидящих в зале, не забывается. Я абсолютно не волновался, играл очень удачно, зал бурно аплодировал, и меня попросили исполнить романс еще раз. Я сыграл, но по-другому. Это понравилось. После концерта меня пригласили в комнату командования Дома офицеров. Тут от волнения я толком ничего не запомнил, меня расспрашивали о моем образовании и т. д. В памяти остались слова заместителя начальника политотдела полигона полковника В. И. Тексина о том, что в российской армии до революции были оркестры русских народных инструментов, созданные Василием Васильевичем Андреевым, и что традиция эта замечательная, хорошо бы ее продолжить.

Через некоторое время в наш полк пришел приказ о моем переводе в Дом офицеров на должность шофера-моториста. По этому приказу создавался оркестр русских народных инструментов гарнизона и я назначался его нештатным руководителем. Так на Байконуре начиналась моя дирижерская деятельность. В Доме офицеров было немного солдат срочной службы — два киномеханика, три мастера по ремонту радиотелевизионной аппаратуры, пианист Е. Николаев, фотограф Кащеев, позже — режиссер детского театра А. Падука и я. Там мы, все рядовые, несли службу (выполняли все необходимые работы по Дому офицеров, охраняли ночью соседний деревянный кинотеатр, малоприятное занятие, особенно зимой, перестраивали на берегу реки из бывшего туалета тир, была шутка «из сортира — тир», и т. д.), выполняли свои обязанности, порученные нам политотделом.

Начальником Дома офицеров был талантливый человек майор Василий Петрович Дорохов, заслуженный работник культуры. Это он написал слова гимна Байконура «Среди барханов солнечного края…», а музыку сочинил композитор Карахан. Помнится, что я сделал позже оркестровку этой замечательной песни. Моим непосредственным начальником стал строгий старший лейтенант, позже капитан, у которого был очень красивый голос — тенор, Юрий Иванович Высота.

Я получил возможность заниматься на рояле. Для оркестра русских народных инструментов была выделена комната, закуплен комплект инструментов и струн. Я с головой ушел в работу по созданию оркестра. Нот не хватало, делал оркестровки, обработки. Конечно, пригодились знания и навыки, полученные в классах моих институтских учителей, низкий им поклон, — выдающихся русских композиторов профессоров Николая Ивановича Пейко, Александра Георгиевича Чугаева и последнего представителя семьи Гнесиных, Фабия Евгеньевича Витачека, а также оперно-симфонического дирижера, музыковеда и, как стало известно после его кончины в 1995 г., выдающегося церковного композитора Сергея Зосимовича Трубачева (отца Сергия), в классе которого я занимался факультативно дирижированием.

Самое трудное было найти и убедить людей играть в оркестре в свободное от службы время. Мне очень помогали в политотделе полигона. По приказу командования полигона был составлен список солдат из частей, которым разрешалось два раза в неделю посещать оркестр. По радио и местному телевидению было дано объявление о наборе в оркестр, нарисованы афиши о начале его работы. Пришло довольно много людей — более 40 офицеров, сверхсрочников и членов их семей. Были монтажники, работающие на площадках, гражданские служащие полигона. Занималось примерно 60 человек. Главное было научить людей играть, ведь большинство этого не умело, сделать работу интересной, увлечь и удержать людей. Не скрою, это было нелегко. Ведь я сам на ходу учился, искал методы, как быстро научить оркестрантов музыкальной грамоте, научить и одновременно с этим играть в ансамбле, уметь играть по моей руке и т. п.

Дирижерская профессия очень трудна. Помимо хорошего развитого музыкального слуха требуются большие специальные знания по всем разделам разветвленной музыкальной науки, специальная дирижерская одаренность, способность передавать коллективу людей свои представления о характере и оттенках исполняемого произведения, воля и многие другие качества. Но главным, на мой взгляд, в дирижерской профессии является беспредельная любовь к музыке, вера в ее главную миссию — объединять людей, делать их добрее, чище, наполнять жизнь человека высокой поэзией музыкального творчества гениальных представителей человечества — творцов музыки. Я полагаю, что, если человек знает и любит народное творчество, знает и любит музыкальную классику русских и зарубежных композиторов, он и работать будет иначе — творчески активно.

Оркестр уже через два с половиной месяца выступил первый раз, а через некоторое время была готова программа, с которой мы регулярно играли в частях и коллективах космодрома Байконур. С оркестром выступали певцы — капитан Бут (тенор), Борис Херсонский, инженер из хозяйства С. П. Королева (тенор), старший инструктор политотдела по культурно-массовой работе подполковник Н. А. Петров (бас), Татьяна Сударкина (сопрано) и др. Интересно, что именно к нам в оркестр пришел 16-летний ученик 30-й средней школы Сергей Захаров, впоследствии ставший знаменитым певцом. Я сделал для него оркестровку песни А. Островского «Небо, небо…», которую он пел красивым, но еще только формирующимся голосом. Инструктор Дома офицеров по художественной самодеятельности Полина Григорьевна Ожигина, энергичнейшая женщина, друг оркестра и самый суровый критик его игры, забраковала исполнение этой песни Сережей, и пришлось его выступление заменить выступлением рядового Торондуша, обладателя действительно красивого «взрослого» баритона. Но мне было за Сергея тогда очень обидно.

В репертуар оркестра входили обработки русских народных песен, произведения В. В. Андреева и других композиторов, писавших для оркестра русских народных инструментов, а также произведения русской и зарубежной классики, переложения которых я делал сам. Это романсы М. И. Глинки, П. И. Чайковского, Н. А. Римского-Корсакова, произведения В. А. Моцарта, Э. Грига, И. Брамса и многих других авторов, популярные песни того времени, произведения советских композиторов С. С. Прокофьева, А. И. Хачатуряна, Д. Д. Шостаковича, и др. Произведения были самые разные по жанру — от народных и эстрадных песен до произведений классиков, весьма трудных по форме, в том числе произведения для солистов и хора с оркестром. В репертуаре оркестра за три года моей службы накопилось свыше двухсот произведений.

Это был огромный труд. Мне приходилось заниматься помимо практического руководства и организационных дел оркестровкой, перепиской оркестровых голосов. Мы давали примерно от 5 до 8—10 концертов в месяц. Встречали всегда хорошо. Ведь слушали нас на Байконуре люди удивительные, благодарные. Оркестр и я были удостоены званий лауреатов нескольких смотров художественной самодеятельности.

В Доме офицеров всегда кипела большая напряженная работа, и вряд ли я смогу даже кратко ее охарактеризовать в полной мере.

Напишу лишь о той работе, в которой мне приходилось участвовать помимо моего оркестра.

При Доме офицеров работал вокальный кружок. В нем пели кроме названных исполнителей другие одаренные певцы: Мздислава Шумская с замечательным легким подвижным колоратурным сопрано, Нелли Шкорина, певшая в народной манере. Некоторые певцы предпочитали, чтобы я аккомпанировал им на фортепиано. Думаю, потому, что я мог очень легко играть аккомпанемент в любой тональности, а также играл популярные мелодии без нот. Последнее качество оказалось очень ценным. Довольно трудным для меня технически был концерт с подполковником Н. А. Петровым, у которого был очень красивый бас полного диапазона. Пришлось много заниматься. Помню, особенно были для меня трудны арии Фарлафа из оперы «Руслан и Людмила» М. И. Глинки и ария Мельника из оперы «Русалка» А. С. Даргомыжского. Пришлось учить наизусть. Помогал мне в освоении техники фортепианной игры мой товарищ Женя Николаев, у которого за плечами было фортепианное отделение Рязанского музыкального училища.

При Доме офицеров работал также нештатный, позже он стал штатным, ансамбль песни и пляски Ракетных войск, которым руководил опытный дирижер майор В. А. Карасев, а заместителем у него был капитан В. К. Дрёмов. В ансамбле кроме весьма пестрого по составу оркестра был хороший мужской хор, которым руководил одаренный хормейстер рядовой Игорь Алехин, с которым я был дружен. Мы часто вместе музицировали. Особенно он любил слушать мои импровизации на фортепиано. Один раз, помню, я даже дирижировал хором и оркестром ансамбля, причину сейчас забыл, кажется, дирижеры были вызваны к начальству.

Старшина ансамбля Корольков, с очень приятным тенором, репетировал исключительно со мной. Особенно он любил и хорошо пел русскую народную песню «Колокольчики мои, цветики степные…». В ансамбле служил хороший конферансье сержант Володя Долгов, ныне Заслуженный артист России. Совсем недавно он вел концерт симфонического оркестра, которым я дирижировал.

Полигонный духовой оркестр располагался также в Доме офицеров. Им руководил капитан М. Д. Титаренко. Я очень дружил с музыкантами этого коллектива. Учился играть практически на всех духовых инструментах. Особенно запомнилось звучание баритона старшины оркестра Мелькумова. Такое роскошное, очень похожее по певучести на виолончель звучание позже я услышал только в Государственном симфоническом оркестре РФ, с которым репетировал 7-ю симфонию Г. Малера по приглашению Е. Ф. Светланова. Духовой оркестр не только играл марши, но и разучивал концертные программы, я многому научился, слушая, когда удавалось, репетиции М. Д. Титаренко. Он умело работал над качеством звучания, придавая большое значение точному ритму и чистой интонации, последнее в духовом оркестре весьма большая проблема. Музыканты духового оркестра выступали по выходным дням на танцплощадке, в комсомольском парке, там пелись эстрадные песни.

Для танцев я сочинил первую свою песню, но оркестровал неудачно, она провалилась. Валторнист оркестра, я забыл, к сожалению, его имя и фамилию, был призван в армию из Свердловской консерватории, он дал мне урок, показав приемы эстрадной оркестровки. Песню пришлось переделать, и второе исполнение было уже значительно эффектнее. Слова песни написал талантливый человек, баллистик Александр Корнилов. В Доме офицеров был также поэтический клуб, в работе которого принимал активное участие младший сержант Юрий Быстрюков, одаренный поэт. Помню наши споры, запомнились и стихи поэта Вячеслава Злобина.

Саша Корнилов был очень одаренным человеком, он не только писал стихи, но и играл в театре. Помнится, его мама, Корнилова Н. Я., обожала заниматься режиссурой и театр, который регулярно функционировал в Доме офицеров, давал много драматических спектаклей, в музыкальном оформлении которых я принимал участие как пианист и автор музыки. Режиссировала в театре также и З. Шаронова. Должен сказать, что байконурцы любили театр и, какой бы спектакль ни шел, зал Дома офицеров всегда был заполнен. Из драматических спектаклей мне запомнился очень сильный спектакль «Барабанщица». В нем играла замечательная актриса, инструктор ДО, очень красивая женщина Алла Гуржиенко.

У А. Корнилова возникла мысль поставить оперетту «Свадьба в Малиновке». Клавира этой оперетты Б. Александрова у нас не было, была только пластинка. С подачи капитана М. Д. Титаренко мне была поручена оркестровка этой оперетты. Времени мне было дано всего около четырех недель. Я слушал пластинку, записывал в виде клавира, потом делал партитуру. Партитурной бумаги не было — пришлось склеить две нотные тетради. Мне были переданы в подчинение два солдата духового оркестра, которые переписывали за мной партитуру на оркестровые партии и тотчас же несли на репетицию оркестра. Иногда приходилось и самому репетировать. Работы было чудовищно много, но это был великий урок. Оркестранты сразу просили меня подкинуть им подголосок поэффектнее, выбирать более звучный регистр и т. д. Вот где в полной мере я оценил школу по оркестровке, которую получил в Гнесинском классе Н. И. Пейко.

Были сложности и с певцами. Одному низко, другому высоко, надо было переделывать. Забавно, но Яринку пела одна участница, а на сцене играла другая, невероятно красивая с роскошной косой Жанна Иванова, у которой, к сожалению, совсем не было голоса. Я дорвался до сочинения и, например, въезд пана атамана Грициана Таврического сочинил в довольно модернистском стиле. Это, конечно, была недопустимая вольность, но я не мог удержаться. Пока выбирали тональности для певцов, получилось так, что и с ними пришлось много работать. Юрий Иванович Высота пел партию Андрея очень удачно. Великолепнее всех играл Попандопуло Саша Корнилов. Запомнился талантливый актер старший сержант Г. Шульман, исполнявший партию Грициана, а также старший лейтенант Валерий Мальцев. Подготовка спектакля шла очень плотно. Последние несколько дней перед премьерой я практически не спал, было очень много уточнений в оркестровке, многое приходилось переделывать. Решил в день премьеры лечь поспать: сил уже не оставалось. Но вдруг случилось непредвиденное — заболел дирижер. Меня срочно вызвали к начальнику политотдела генералу. Герою Советского Союза Михаилу Ивановичу Дружинину, который приказал провести спектакль. Я доложил, что там очень сложные сцены, оркестровые речетативы, хоры, ансамбли и т. д., боюсь — нет опыта. Он подумал и кратко сказал: «Иди и выполняй приказание, не мне же дирижировать». Я почувствовал, что дело плохо. Но оркестранты и все участники меня поддержали, и спектакль прошел без единой накладки. Восторженные зрители долго аплодировали исполнителям и оркестру. Оказывается, что, делая оркестровку, работая с певцами и хором, я выучил всю музыку наизусть, ведь каждая нота была выношена мной в воображении. После спектакля оркестранты сказали мне, что я должен обязательно стать дирижером. И правда, после этого случая во мне прочно поселилась мечта о дирижировании. Я понял, что у меня есть специфическая способность управлять оркестром, певцами и хором. Так окружавшие офицеры, солдаты, генерал Дружинин вселили в меня надежду и уверенность стать дирижером. Но для этого мне надо было пройти службу в звании рядового и младшего сержанта на Байконуре. Я до сих пор выполняю приказ моего командира.

Михаил Иванович был особым генералом. Он был политработником высокого ранга и умел найти применение способностям каждого своего подчиненного. Например, работники политотдела, которым я подчинялся по службе, были людьми очень одаренными.

В. П. Дорохов сочинял стихи, Ю. И. Высота и Н. А. Петров пели, Б. И. Посысаев играл в театре и т. д. Последний раз я встретил Михаила Ивановича в Москве в 80-х гг. около Министерства иностранных дел на Арбате. Он был в гражданском, несколько постарел, в руках хозяйственная сумка. Я поздоровался, он внимательно посмотрел на меня и сказал: «Ландо, ну что? Дирижируешь?» Память профессионала. Думаю, он многих помнил и многим людям, как и мне, помог найти свою дорогу в жизни. Светлая ему память.

В Доме офицеров был организован в конце 1965 — начале 1966 гг. детский театр, которым руководил рядовой А. Падука, молоденький и очень энергичный и обаятельный солдат. Для его спектакля «Снежная королева» я написал очень удачную музыку. В ее исполнении принимала участие и пианистка местной музыкальной школы Лилия Сергеевна Алютина. Очень образованная, деликатная, чудесный музыкант-подвижник. Скольким детям Байконура она привила любовь к фортепианной игре, приучила к занятиям музыкой! Помню я не мог принять от нее самый дорогой подарок, который мог получить в жизни. На мое двадцатилетие она хотела подарить мне свои, редчайшие там, в Казахстанской степи, ноты: три тома всех фортепианных сонат Бетховена, я не мог принять такой подарок.

На 10-й площадке функционировала телестудия. Мне поручили вести цикл «Как слушать и понимать музыку». Некоторые свои сочинения (поэму памяти космонавта В. М. Комарова) я играл не только в концертах, но и на телевидении. Политотдел проводил семинары для комсомольских работников, мне поручили принимать участие в них с докладами о роли музыки в воспитании человека. К выступлениям я тщательно готовился. Очень помогали советы майора Тулаева и Марии Ивановны Удинцевой, работавшей в радиоузле и библиотеке ДО. Мне поручили руководство комсомольской организацией ДО, и я старался добросовестно относиться к своим обязанностям.

Большим событием в культурной жизни полигона стали гастроли Алма-Атинского оперного театра летом 1965 г. Несколько недель в ДО шли оперные спектакли. Меня прикрепили в качестве помощника к постановочной части. С утра до вечера я с наслаждением слушал репетиции и спектакли. Мечта моя стать дирижером укрепилась.

Конечно, написать о том, что пережито в армии, невозможно. Помнится и звездное ночное небо Байконура, и весеннее пурпурное тюльпановое степное море, и пуски ракет, которые приходилось видеть, в частности запуск ракеты с космонавтом Комаровым, трагическая смерть которого произвела на меня тяжелое впечатление. Я накануне видел его гуляющим по площади. И стрельбище зимой, когда мой командир взвода приказал снять перчатки (моя бабушка мне их связала из зеленой шерсти) и стрелять без них (я отморозил руки), и долгие зимние морозные ночи, когда я охранял пустой деревянный кинотеатр. И музыка Моцарта из маленького приемника, пронзавшая меня своей трагической красотой, и звуки духового оркестра — мои друзья играли марш «Прощание славянки», когда на «дембель» с глазами, полными слез, отслужив 3 года в армии, я уезжал домой.

Армейская закалка мне очень пригодилась в дальнейшей жизни. Я осуществил свою мечту — стал оперно-симфоническим дирижером. После окончания Гнесинского института поступил в Ленинградскую консерваторию им. Н. А. Римского-Корсакова, на оперно-симфоническое отделение дирижерского факультета, которую окончил в 1975 г. по классу выдающегося дирижера А. С. Дмитриева, и по настоящее время занимаюсь любимым делом. В моем становлении огромную роль сыграли люди, с которыми я познакомился в армии, на теперь уже легендарном Байконуре. Именно о них мне хотелось рассказать с большим чувством признательности и благодарности.

Анатолий Петрович Шматов
КОРОТКИЕ ВСТРЕЧИ

Полковник запаса. После окончания службы в рядах Советской Армии ветеран Байконура продолжает работать от предприятия промышленности на том же участке космодрома, где встречался с первым космонавтом планеты Земля.

Первый приезд Юрия Гагарина на нашу площадку носил ознакомительно-экскурсионный характер. Тогда мы работали над лунниками — космическими аппаратами для облета Луны. На космодроме шел набор в отряд космонавтов для пилотируемой лунной программы, а я, офицер, окончивший летную спецшколу ВВС, все еще не мог расстаться с мечтой о небе.

Встреча с Гагариным стала для нас праздником яркого человеческого общения: Юрий Алексеевич шагал в окружении наших офицеров — улыбки, автографы. Но в какой-то момент проехавшая бензовозка отрезала всю массу сопровождавших от Гагарина, и мы оказались рядом. Растерянность, рукопожатие и откровение. Юрий Алексеевич отметил мой возраст (тридцать два — многовато), просчитав плюсы опыта работы с разгонными блоками, ракетой-носителем на стартовом комплексе, посоветовал:

— Проходите «космическую» комиссию.

С тех пор и хранится эта медицинская книжка, там не хватило последней ступеньки — отличного давления. В долгом ожидании очередности к врачу не выдержал и съел два кондитерских изделия — кто мог знать, что станут они преградой к мечте.

2 марта 1968 г. На старте «Протон» с космическим аппаратом «Зонд-4». Я — инженер-испытатель систем «дыхания». Юрий Гагарин приехал на «Волге». Сейчас не вспомню, но с ним был кто-то из космонавтов (это был Валерий Быковский). До чего же не вовремя правая рука полезла в карман: сунутое про запас вареное куриное яйцо оказалось всмятку и теперь вынимать руку было опасно. А Юрий Алексеевич уже с улыбкой протягивал свою. На предложение проводить Гагарин сказал:

— Нет, я найду дорогу.

Он был в шинели. А вот фуражка у него была роскошная, пижонская, таких у нас еще никто не носил. Неловкость отступала. Но тут подъехал начальник управления генерал Меньшиков:

— Где Гагарин?

— На старте.

— Завязывай скорее!

Виктор Иванович протягивает красную повязку, дававшую возможность покидать старт перед запуском ракеты среди последних. Опять-таки одной рукой не справиться. И это тогда, когда генерал так спешит! Подзываю офицера, а Меньшиков наблюдает и молчит. И вот бежим к старту.

— Смирно! — командует генерал Меньшиков боевому расчету и докладывает Гагарину.

Гагарин выходит вперед и, держа руку у козырька, спокойно принимает доклад. В его глазах доброжелательность, в движениях сама естественность, никакой манерности. Ведь все — и Гагарин, и Меньшиков — знали хорошо, что этот доклад вообще не был никем предусмотрен, но оказался очень кстати: наш генерал выразил достойное почтение космонавту и человеку, а Гагарин понимал необходимость сказать добрые слова боевому расчету. Юрия Алексеевича провели по сооружению. Он легко вникал в суть дела, не упуская при этом общения с людьми.

Это был последний приезд Юрия Гагарина на космодром. Через три недели он погиб.

Александр Петрович Романов
КОСМОДРОМ И ЕГО ЛЮДИ
ГЛАЗАМИ ЖУРНАЛИСТА

Родился в 1916 г. Писатель-журналист. Первым из представителей прессы в 1961 г. аккредитован на космодроме как специальный корреспондент правительственного информационного агентства ТАСС. В военные годы работал в газете «Комсомольская правда», других молодежных изданиях, позднее во Всесоюзном радио. С 1951 по 1986 г. в ИТАР-ТАСС. Автор книг на космические темы: «Как это было», «Космодром. Космонавты. Космос», «Конструктор космических кораблей», «Космонавт-два», «Ракетам покоряется пространство», пьеса «Я — «Заря-один», «Королев», «Отсюда дороги к планетам легли» совместно с И. Г. Борисенко и др. За журналистскую и писательскую деятельность награжден орденами «Дружба народов», «Знак Почета», медалями им. академика С. П. Королева и космонавта Юрия Гагарина. Избран Почетным членом Академии космонавтики им. К. Э. Циолковского.

От автора

Едва журналисты переступали «порог» космодрома Байконур, как тут же попадали под воздействие местного «климата». Он во многом ограничивал нас. Так, беседовать мы имели право лишь с небольшой, к тому же безымянной группой специалистов, представленных Госкомиссией. Тех, кто встречался с нами, предупреждали: «Ничего лишнего!» Потому наши беседы, интервью проходили накоротке, сверхлаконично. Да и мы не задавали всех вопросов, побаивались прослыть сверхлюбопытными. «Режим» мог лишить аккредитации. Мои воспоминания по этой причине весьма поверхностны как о самом космодроме, так и о его замечательных людях. Вместо выразительных портретов — лишь штрихи к ним.

С. Королев: «Читал, согласен к опубликованию»

Во второй половине дня 5 августа 1961 г. персональный самолет генерал-полковника авиации А. Ф. Агальцова доставил на аэродром Байконура группу специалистов. Среди них и меня — специального корреспондента ТАСС. В сопровождении ракетчика генерала А. Г. Мрыкина и инженера ракетно-космического министерства И. П. Румянцева выехал на машине на стартовую позицию. Через час стоял на бетонной площадке у подножия исполина ракеты-носителя «Восток». Ему предстояло завтра вынести в космос корабль, пилотируемый Германом Титовым. Стоял, любуясь ракетой. Мне она казалась не произведением инженерной мысли, а большого искусства.

Всем не до меня. Каждый занят своим делом. На фермах, что вокруг ракеты, видны люди. Слышу какие-то команды. Мне непонятные. Окончательно убеждаюсь, что я единственный здесь представитель прессы. Никакой информации о предстоящем полете. Начинаю нервничать. А тут палящее солнце. Спасаясь от него, иду в барачного типа здание. Большой зал. В нем ни души. Сел на первый попавшийся стул. Заношу первые строки в будущий репортаж: «Над космодромом плывет невероятная жара. В небе ни облачка, ни ветерка. Добела раскаленное солнце. Стоящая передо мной ракета, кажется, вот-вот расплавится».

В этот момент в зал неторопливо вошел пожилой человек, несколько грузноватый, в легкой песочного цвета куртке и видавшей виды матерчатой шляпе. Он пересек зал и сел за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Сел и задумался, подперев большую чуть седую голову маленькой аккуратной рукой. Он сразу привлек мое внимание: высокий красивый купол лба, словно вылепленный скульптором, спрямленные черные брови, глубоко сидящие карие глаза. Властно сжатые губы… Человек этот сразу чем-то потянул к себе.

Мы познакомились. «Романов Александр Петрович, представитель ТАСС», — назвался я. «Королев Сергей Павлович», — ответил незнакомец. Я не знал в те минуты, что он — Главный конструктор ракет, начальник головного конструкторского бюро в ракето-космосостроении и одновременно технический руководитель предстоящего полета. Услышав о моих трудностях — «все еще не набрал нужных материалов для репортажа», какое-то мгновение Королев молчал, оценивая ситуацию, потом, видимо, принял решение, поняв мое сложное журналистское положение.

— У меня свободная минута, — мягко улыбнулся академик, — и если хотите, пойдемте на воздух, я кое-что покажу и как можно популярнее расскажу то, что надо.

Идем неторопливо по стартовой площадке. Главный конструктор изредка останавливается, показывая на ракету, окруженную фермами обслуживания, поясняет. С неослабеваемым вниманием и необычайным интересом слушаю Сергея Павловича, первую, необычную для меня лекцию, запоминаю и записываю в «амбарную книгу»: «Ракета трехступенчатая, общий вес ее около 300 тонн. Топливо и окислитель составляют 80 % ее стартового веса. Условная мощность реактивных двигателей 20 миллионов лошадиных сил. Корабль «Восток» весит более пяти тонн, скорость его полета в космосе до 8 км в секунду. Кораблю лететь по круговой орбите на высотах до 300 км над землей…» Слушая Главного конструктора, запоминая сказанное, где-то подсознательно рисовал план репортажа. Но в этот момент я услышал от него то, что меньше всего желал:

— Все, что я рассказал вам, товарищ Пресса, только для повышения вашей технической грамотности.

Ошеломленный сказанным, я невольно остановился. Королев заметил это.

— Пока так надо, — пытался успокоить меня Сергей Павлович и быстро сменил тему: — А вы с Германом Степановичем встречались? Нет! Ну, это в наших силах! Обязательно встретитесь.

Старт ракеты-носителя «Восток» с кораблем, пилотируемым Германом Титовым, превзошел все мои представления, ошеломил своим могуществом. На моих глазах произошло чудо из чудес. Огромная, почти трехсоттонная стрелообразная ракета медленно, словно нехотя, оторвалась от стартового стола и, разрывая путы земного притяжения, с невероятным грохотом, все убыстряясь, помчалась в небо. В этот момент в прозрачной синеве неба ярко светили два солнца — одно из них рукотворное. Наконец репортаж о старте «Востока» закончен. В него вошел рассказ о предстартовом заседании Госкомиссии без упоминания ее председателя Л. B. Смирнова, внешнее описание ракеты-носителя, интервью с Президентом Академии наук СССР М. В. Келдышем, который назван псевдонимом «Теоретик космонавтики». Нашлось место в репортаже и для слов самого С. П. Королева, для описания встречи его с «товарищами» (так названы ракетчики), готовившими к запуску ракетно-космическую систему «Восток». Завершался репортаж «Восток-2» взял старт» двумя абзацами о подъеме ракеты и первыми словами космонавта из космоса: «Иду над Землей, над самой нашей Родиной!»

Сергея Павловича, как он просил, я нашел в столовой вместе с председателем Госкомиссии Л. В. Смирновым. Они приготовились к обеду. Извинившись и сообщив, что до моего отлета в район посадки «Востока» осталось около часа, положил им на стол свой репортаж. Надев круглые очки в золотистой оправе, Главный конструктор стал читать. Авторучкой сделал несколько поправок: слово «старт» заменил на «подъем», «главных» на «ведущих». Уточнил пульс Титова и крупно написал время старта «9». Сказав несколько поощрительных слов автору, слева на первой странице репортажа «Восток-2» взял старт» написал: «Читал, согласен к опубликованию. С. Королев. 6.8.61 г.».

Первый в истории мировой журналистики репортаж о старте и полете обитаемого корабля «Восток», пилотируемого вторым космонавтом планеты Германом Титовым, передали по Всесоюзному радио. Поместили его все отечественные и многие зарубежные газеты. Одни читатели хвалили его, другие поругивали за безымянность участников события, за отсутствие показа новой техники, пренебрежение к деталям. Видимо, это понудило одного маститого журналиста усомниться в моем присутствии на космодроме Байконур. Он не мог понять и поверить, как могло случиться, что на таком событии не было журналиста из его газеты «Правда», тем более из «Известий», которую редактировал А. Аджубей, зять всесильного Н. С. Хрущева.

В день окончания полета космонавта-2 в Куйбышеве (городе на Волге) въедливый коллега насел на меня:

«Чем ты докажешь, что разговаривал с Титовым перед полетом, своими глазами видел старт ракеты? Ну, признайся, тебе рассказали, как все было, и ты со слов накропал этот репортаж?»

Возмущению моему не было предела. Так хотелось врезать. В «дипломате» лежал оригинал репортажа, подписанный С. П. Королевым. Но обнародовать его фамилию журналист не имел права, мешала «сов. секретность». С места приземления Германа Титова я летел вместе с ним в самолете генерал-полковника авиации А. Ф. Агальцова. На второй день, 8 августа, в город на Волге пришли экстренные выпуски центральных газет с напечатанным в них моим репортажем. На одной из них космонавт написал «А. П. Романову — одному из тех, кто провожал меня в полет». Это «алиби» в тот же час сунул под нос моему обидчику, не привожу слов, которыми я сопроводил его…

Техника без людей мертва

Над космодромом яркое солнце. Первое знакомство с начальником космической гавани Александром Григорьевичем Захаровым 5 августа 1961 г. До старта корабля «Восток-2», пилотируемого Германом Титовым, осталось несколько часов. О встрече мне напоминает фотоснимок неизвестного автора: генерал строен, светловолос. Мы идем с ним по бетонным плитам невдалеке от ракеты. Мой первый вопрос генералу:

— Как точно называется место, по которому мы идем?

— Стартовая площадка. Есть и чисто техническое. Она знаменита тем, что с нее стартовал первый рукотворный спутник Земли. Человечество навсегда запомнило 4 октября 1957 г. А в апреле этого года, как вы знаете, на корабле «Восток» поднялся в космос и облетел Землю Юрий Гагарин. — В голосе генерала нескрываемая гордость.

— Космодром что-то вроде аэродрома, — уточняю я.

— Что-то вроде, — как мне показалось, с обидой повторил мои слова генерал и безапелляционно заметил: — Несравнимы они. До полета спутника вся наша служба называлась «Ракетный полигон». Если сказать кратко, научно-испытательный пусковой центр. Наша конечная задача — запуск или подъем ракеты в направлении военной цели или в космическое пространство.

— Что составляет основу руководимого вами центра?

— Две позиции: первая — техническая — сборочно-испытательная. В нее входят два монтажно-испытательных корпуса — для ракеты-носителя и летательных аппаратов. Вторая позиция — стартовый комплекс. Он по праву сердце космодрома. Сейчас его составляющая — ракета-носитель «Восток»…

Нашу беседу из цикла лекций для журналистов прервал подошедший к нам офицер. Генерала просит зайти С. П. Королев, в данном случае он — технический руководитель предстоящего космического полета.

В конце дня 6 августа мне повезло: А. Г. Захаров оказал мне любезность, подвез в Звездоград, к месту моего временного пристанища. Разговор о космодроме в пути продолжился. Узнал, что на нем размещено несколько пусковых площадок для подготовки и подъема ракет других Главных конструкторов. Фамилии их мой собеседник не назвал. Они стали мне известны позднее — М. К. Янгель и В. Н. Челомей. Генерал сообщил, что вокруг основных объектов космодрома расположены десятки и десятки различных служб. Впервые услышал такие названия: «Баллистическое обеспечение», «Единое время», «Геофизическая», «Измерительный комплекс», «Заправка ракет», «Аварийно-спасательная», «Кислородно-азотный завод» и многие другие…

Одна из важнейших и точнейших служб — испытательная, что размещена в монтажно-испытательном корпусе. Она — средоточие самой совершенной контрольно-измерительной и испытательной техники. Тут все самое необходимое для подготовки ракеты-носителя и корабля к вывозу на стартовую позицию. По мере увеличения и совершенствования парка космической техники должен расти и уровень квалификации специалистов. Этим подразделением несколько лет руководил Александр Иванович Носов — генерал что-то хотел сказать, но умолк…

А не сказал Захаров, что их любимец, запускавший в космос первый искусственный спутник Земли, Носов, Герой Социалистического Труда погиб во время страшной аварии в 1960 г., когда на старте взорвалась ракета-носитель Янгеля. Погибло более ста ракетчиков и маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин — первый главком Ракетных войск стратегического назначения. Эта трагедия оставалась многие годы под грифом «совершенно секретно».

После памятного августа 1961 г. мы не раз накоротке встречались с А. Г. Захаровым на космодроме и в Москве, на торжествах по случаю Дня космонавтики. Помню телефонный разговор в столице, в мае 1995 г. Готовил статью для газеты «Правда» о сорокалетии космодрома. Попросил генерала уточнить один факт. Он охотно это сделал. В конце разговора с горечью и болью сказал:

— Все там на Тюра-Таме рушится, даже Сырдарья почти пересохла. Запустение всюду. Сколько труда, пота и жизней! Всесоюзная стройка, берег Вселенной. Чей он теперь, Байконур? Наш и не наш?

Слова генерала «Байконур наш и не наш?» я и вынес в заголовок статьи, напечатанной в «Правде» 2 июня 1995 г. В тот день сорок лет назад министр обороны СССР Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков подписал приказ о строительстве ракетного полигона в Союзной республике Казахстан. Моя юбилейная статья заканчивалась словами ветеранов: «Главное, космодром живет, действует, набирает сил!»

В святая святых…

Редакторы центральных московских газет взбунтовались: «Почему на космодроме есть журналист из ТАСС, а из наших газет никого нет?!» Подробностей не знаю. Но на полет кораблей «Восток-3» и «Восток-4», пилотируемых Андрияном Николаевым и Павлом Поповичем, вместе со мной прибыли — Николай Денисов («Правда»), Георгий Остроумов («Известия») и Николай Мельников («Красная звезда»).

Наша работа на космодроме строилась так: ранним утром из Ленинска, «столицы» космодрома Байконур, мы выезжали на миниавтобусе в район стартового комплекса, в штаб Государственной комиссии, руководившей подготовкой пилотируемых кораблей к старту, полетом и возвращением на Землю. Штаб — обычное военного облика добротное здание, в меру простое, в меру благоустроенное. В нем размещены: пункт управления полетом, все средства связи с Москвой, Центром, оснащенным координационно-вычислительной техникой, медико-биологическая группа, специалисты различных областей науки и техники.

Журналистам чаще всего приткнуться было негде, ходили скопом. Заочно нас стали называть «ватага». Возможности дозвониться по телефону до редакции почти никакой, о перепечатке не могло быть и речи. Готовые материалы приходится везти в Ленинск, на что тратим не менее полутора часов. На узле связи солдат, разбирая наши каракули, одним пальцем бьет по клавишам передающей аппаратуры «времен Очакова и покоренья Крыма». Телетайпы ТАСС удалось установить на космодроме в начале 70-х гг.

От кого-то о наших мучениях узнал и С. П. Королев. Однажды нежданно-негаданно приходит к нам офицер: «Прошу следовать за мной». По дороге в конец длинного коридора штаба он сообщил: «Журналистам выделена особая комната». Остановились возле двери с табличкой: «С. П. Королев». Все встало на свои места. Кабинет технического руководителя полетом в одно окно. Письменный стол с приставкой, шесть стульев… и наш «спаситель» — телефон.

— Ну как разместились? — наскоро забежав к нам, спросил Сергей Павлович. — С телефоном, правда, туго. Сам до дому дозвониться не могу.

Наша давняя мечта побывать в подземном командном бункере, откуда ведется управление стартом ракетно-космической системы, не давала нам покоя. «Святая святых»! Туда без предъявления пропуска не могли пройти даже председатель Госкомиссии и Королев.

Бункер — служба начальника стартовой команды А. С. Кириллова. Мы его знали в лицо, но «допуска» к нему по существу не имели. И все-таки однажды решили просить Королева разрешить нам побывать в «святая святых». Внимательно взглянув на нас и выдержав долгую паузу. Главный спросил:

— Любопытство?!

— Нет! — торопливо ответил за всех известинец Георгий Остроумов. — Наши репортажи становятся очень однообразны.

— Не чувствуется в них самой атмосферы космодрома, — поддержал краснозвездинец Николай Мельников. — вот я был на танкодроме…

— Дело говорите, — согласился Сергей Павлович. — Обдумаем с начальником старта. Анатолий Семенович человек разумный.

…Однажды настал долгожданный день. Журналисты, ведомые главкомом старта, спускаются вниз по бетонным ступеням в командный бункер. Он находится невдалеке от стартовой площадки. Заходим в одну из комнат КП.

— У меня дела, — извинился Анатолий Семенович, — старший лейтенант ответит на все ваши вопросы, — и ушел.

Мы попросили Бориса Чекунова вспомнить первый день, когда ракетный полигон стал космодромом. Мысленно вернулись в 4 октября 1957 г., когда на всех языках народов мира звучало два слова: «Советский Союз», «Спутник».

— Никто из нас, молодых, — начал свои воспоминания офицер, — не думал, что этот октябрьский день войдет в историю как начало изучения и освоения космоса. Мое место тогда было на этом же стуле, на котором сижу сейчас. Хорошо помню сосредоточенные лица Сергея Павловича Королева, Николая Алексеевича Пилюгина. Тут же находились Леонид Александрович Воскресенский и наш Александр Иванович Носов. Его должность в такие минуты — стреляющий или пускающий.

Комната, где мы беседуем, называется пультовой. Вдоль стены пульты с тумблерами, рукоятками, кнопками, световыми транспарантами. Радиопереговорное устройство. Командный пункт связан со всеми службами космодрома, пунктами наземно-измерительного комплекса, Центром управления полетом. В пультовой два перископа, хронометры.

Помню, — продолжает рассказ Чекунов, — раздается голос пускающего: «Готовность одна минута!» Не свожу глаз с кнопки «Пуск». «Пу-у- у-ск!» — почти кричит Носов. Нажимаю кнопку. На часах 22 часа 28 минут по московскому времени. Воскресенский и Носов замерли у окуляра перископов.

До нас доносится нарастающий гул ракетных двигателей. Это значит, команда «Пуск» прошла. Всю операцию по подъему ракетно-космической системы взяла на себя умная автоматика. Тяга двигателей превысила стартовый вес ракеты, и она медленно оторвалась от стартового стола. Полет начался… Старт «Спутника» прошел отлично…

— А дальше, дальше что?!

— Все, кто был в соседних помещениях бункера, Валентин Петрович Глушко, Владимир Павлович Бармин — конструктор стартового устройства, создатели других систем ракеты-носителя, вместе с нами выбежали из бункера на площадку, где еще недавно стояла ракета. Там собрались все, кому было разрешено оставаться. Все ждали… И вот раздался радостный голос оператора: «Есть сигнал!» В это мгновение из динамика раздалось знаменитое: «бип-бип-бип». Трудно описать, что творилось вокруг. Все поздравляли друг друга, обнимались, кричали: «Ура!» Начался стихийный митинг. Не знаю, кто его открыл, только помню, что говорил Королев: «Свершилось сегодня то, о чем мечтали лучшие сыны человечества и среди них знаменитый русский ученый Константин Эдуардович Циолковский. Он гениально предсказал, что человечество не останется вечно на Земле. Спутник — первое подтверждение его пророчества. Штурм космоса начался. Мы можем гордиться — его начала наша Россия! Большое всем русское спасибо!»

— Хотите запустить ракету в космос, — пошутил наш собеседник, — подходите к пульту и нажимайте.

Мы не отказались, и каждый из нас нажал указательным пальцем на пусковую кнопку размером с медный пятак. И только что законченный рассказ позволил мысленно почувствовать себя причастным к великому свершению. Закончу эту документальную запись словами Бориса Чекунова: «Вы знаете, мне здорово повезло. Я выполнял команду стреляющего Анатолия Семеновича Кириллова в знаменательный день — 12 апреля 1961 г. Во время встречи с Юрием Гагариным он мне сказал: «Счастливая у тебя рука, Борис, пусть она будет удачливой всегда».

С отличным видеодополнением к рассказу оператора Бориса Чекунова меня и инструктора политотдела Евгения Александровича Морозова, неутомимого историка и «шефа» музеев космодрома, ознакомил Борис Васильевич Фокин — руководитель кинолаборатории. В его кинозальчике мы посмотрели уникальные кинокадры. Он же их и озвучивал нам. Жаль, многие киноленты до сего дня лежат невостребованными, лишь некоторые вошли в фильмы о С. П. Королеве и Ю. А. Гагарине.

Очень хочется верить, что редчайшая фотокинодокументальная история космодрома не останется забытой. Есть блестящий повод для ее использования: в 2007 г. отмечается 100-летие со дня рождения замечательного ученого Сергея Павловича Королева — Главного конструктора легендарных ракетно-космических систем, 50-летие запуска в космос первого в мире рукотворного спутника Земли, который положил начало освоению человечеством космического пространства.

Нас ждал сюрприз

В нашем журналистском представлении о космической гавани, ее технике выстроилась некая цепочка: космодром как научно-технический комплекс. Это ракета-носитель плюс испытатели плюс командный бункер. «Непознанным» объектом оставался сам космический корабль.

Стоило как-то нам заикнуться о желании побывать на вершине ракеты, осмотреть сам корабль, как Сергей Павлович сразу же дал согласие, чем даже удивил нас.

— С собой ничего не брать, — предупредил Королев.

Вместе с правдистом Николаем Денисовым первыми из «ватаги» идем по пути космонавтов от земли до самого корабля, что на вершине ракеты-носителя почти на тридцатиметровой высоте. Вначале поднимаемся по металлическим ступеням лестницы к лифту. Он унес нас к площадке у третьей ступени ракеты. Тут мы встретили готовящегося к полету на корабле «Восход» Константина Феоктистова, сотрудника королевского КБ, одного из проектантов космических кораблей, а позднее и станций.

— Собираетесь в полет? — пошутил Константин Петрович, взглянув на массивную фигуру моего коллеги.

Поднявшись по металлическому трапу, мы оказались у самого корабля «Восход». Нас ждал приятный сюрприз — Юрий Гагарин. Он не удивился нашему появлению, вероятно, его предупредил об «экскурсантах» сам Главный. Мы осмотрели внутреннее убранство корабля. Нас поразила стерильная чистота, своего рода уют и какая-то особая рациональность. Юрий Гагарин очень доходчиво рассказал нам об основных системах «Восхода», о назначении пульта космонавта — пульта управления, приборной доски с ее индикаторами, световыми табло, сигнализаторами и другим.

— Все эти приборы дают возможность космонавту контролировать работу бортовых систем, управлять радиосвязью «Земля — Космос — Земля», если понадобится регулировать температуру и давление в корабле.

— В чем отличие, Юрий Алексеевич, «Востока» от «Восхода»?

— С точки зрения самой техники не такое уж и большое. Изменения или модернизация вызваны вот чем: в том же объеме и весе корабля полетят сразу трое — два из них инженеры и врач. В этом случае пришлось отказаться от скафандров, изменить катапультную систему. Космонавты не будут возвращаться каждый в отдельности на индивидуальном парашюте.

— А как же?! — недоуменно воскликнули мы.

— Экипаж «Восхода» коснется земли в расчетном месте посадки непосредственно в спускаемом аппарате.

Космонавт объяснил, как это произойдет: после того, как тормозная двигательная установка изменит направление полета корабля в сторону посадки, произойдет разделение его отсеков — пилотируемого и приборного. На определенной высоте над спускаемым аппаратом откроется мощный парашют, и он начнет медленно опускаться, приближаясь к месту встречи с землей. У самой ее поверхности включится специальная система. Она-то и доведет вертикальную скорость корабля до нулевой, то есть до мягкой посадки.

— Мы заметили, что вы с какой-то особой теплотой говорили о системе ручного управления полетом корабля и его возвращением на Землю.

— Да, в корабле есть ручное управление. Мы его особенно ценим. Тут ты чувствуешь себя летчиком, и судьба возвращения на Землю во многом в твоих руках. И это прибавляет ответственности.

— Но ведь есть, Юрий Алексеевич, отработанная автоматическая система управления кораблем и возвращением его на Землю.

— Да, — согласился Гагарин. — Но как бы она ни была надежна, и она может забарахлить. Вот тут-то и придет на помощь ручное управление.

Через год, в марте 1965 г., во время полета «Восхода-2» космонавты Павел Беляев и Алексей Леонов на практике подтвердили правоту его слов.

Мы еще долго и не раз разговаривали с Юрием Алексеевичем. Нас каждый раз поражало его прекрасное знание техники, увлеченность космонавтикой. Прощаясь с нами, он как-то невольно сказал:

— Очень хочется еще раз побывать в космосе. Прошу разрешить тренировки, но мне говорят «Подожди», — и на лице его появилось искреннее огорчение. — А пока помогаю готовиться в полет своим друзьям!

Больше чем внимательное, а точнее, самое доброжелательное отношение к нам С. П. Королева не случайно и имеет свои истоки. Увлекшись идеями К. Э. Циолковского об использовании принципа реактивного движения в авиации и ракетном деле, С. П. Королев, и когда руководил группой московских ракетчиков, и когда в реактивном институте строил ракеты и ракетные планеры, много делал для популяризации этих идей среди трудящихся. Он не только часто выступал с докладами с всесоюзных трибун, но и много печатался в газетах и журналах со своими статьями. И потому хорошо знал трудности и сложности нашей профессии. В моей записной книжке по космосу есть прекрасные слова С. П. Королева: «Журналистика — большое, многополезное дело. Всегда питал к ней известную слабость и не раз сам охотно брался за перо».

Наша Валя, наша «Чайка»

Многопамятный июнь 1963 г. с раскаленным солнцем. В нашей пресс-группе для освещения полета Валерия Быковского и Валентины Терешковой появились новички — Василий Песков («Комсомольская правда»), Юрий Летунов (Всесоюзное радио) и Спартак Беглов (Агентство печати «Новости»). Журналистов на космодроме стало чуть меньше, чем космонавтов. Это заметили все — и «режим», и наш знакомый М. И. Дружинин, и сам С. П. Королев.

Стало тесно в королевском кабинете. Нам показалось, что кто-то пожаловался начальству: «Ватага» бродит там и сям, занимает много места, мешает работать». Доля правды в этом имелась. Получили предложение переместиться в гостиницу, что была построена для высоких гостей, в ней останавливались Н. С. Хрущев, Л. И. Брежнев. Там имелся и номер люкс для Королева с кабинетом и телефоном ВЧ. Лучшего места для работы невозможно было ожидать! Только устроились, как звонок с узла связи: «Придумайте пароль, по нему будем соединять с редакциями». Придумали: «Правда». И работа закипела…

Пришли еще к одному решению. Чтобы «ватага» не мозолила всем глаза, ходить по разрешенным объектам не больше чем по двое. Девиз такой: «Все работают на одного — один на всех». Днем собирались и честно обменивались собранным «нектаром» информации. Первым в Москву передает материал тот, кто раньше напишет.

Неожиданно для прессы старт задержали на несколько дней. Академик Мстислав Всеволодович Келдыш (в своих репортажах мы называли его теоретиком космонавтики) сообщил нам, что наблюдается несколько повышенная активность Солнца, в зоне полета космонавтов ухудшилась радиационная обстановка.

У нас времени хоть отбавляй. Все, что надо знать читателям о Валерии Быковском и его «космической сестре» Валентине Терешковой, вошло в наши подготовленные репортажи. Ищем чем заняться. Вечерами играем в волейбол — журналисты против космонавтов. Мы проиграли. Много фотографируем. В этом соревнуются Василий Песков и Георгий Остроумов. Не отстаю от них и я со своим «Зенитом». Пленку нам проявляют на космодроме, вырезают из нее нежелательные кадры — остальное в Москву. И за это спасибо! Помнится, печать обошли несколько моих фотоэтюдов — «Чайка» играет в волейбол» и «В космосе надо оставаться красивой». Первые пять лет пилотируемых полетов в космос мои фотоснимки, распространяемые Фотохроникой, широко публиковались в печати. Все же лучшие предполетные фотографии в Звездном городке делал прекрасный мастер из Фотохроники ТАСС Валентин Черединцев.

Мы присутствуем при вывозе ракеты-носителя на стартовую позицию из монтажно-испытательного корпуса. Он сам, да еще во время испытания в нем ракеты, оставался тайной. Проводив в полет космонавта В. Быковского, мы напросились посмотреть, как идет подготовка ракеты для В. Терешковой.

Журналистов встретил главком старта генерал полковник А. С. Кириллов:

— Меня предупредили о вас. Чем могу быть полезен?

— Вначале хотя бы кратко, Анатолий Семенович, об истории этого предприятия.

— Точное его название Монтажно-испытательный корпус, или МИК. Первый камень заложили в него в июне 1955 г. Думаю, что вам важнее знать, чем занимается наша служба. Ракета-носитель, что перед нами, размещена на стыковочно-монтажной тележке. К нам машина пришла с завода-изготовителя в виде отдельных блоков. Мы ее собрали в единый комплекс и теперь ведем так называемые горизонтальные испытания всех ее систем. В нашем распоряжении самая точная контрольно-проверочная аппаратура. Ею в совершенстве владеют специалисты. Нашу работу принимает Государственная комиссия, и когда она даст «добро», ракета-носитель в таком же положении отправляется на стартовую площадку. Ее торжественно все провожают. При этом всегда присутствует сам Сергей Павлович.

— Мы обратили внимание — Королев стоит отдельно от всех впереди и что-то говорит ракете вслед. Вы не знаете что? — спрашиваем у главкома старта.

— Да ничего особенного, так, по русскому обычаю — «С Богом!»

— Ракету вывезли. На этом заботы испытателей о ней заканчиваются?

— Нет, продолжаются. Но теперь другие люди — стартовики, как только носитель займет вертикальное положение над стартовым столом, начинают повторные испытания по всему циклу. И, наконец, последняя ответственная задача для нас, ракетчиков: произвести подъем ракеты, запустить ее в космос, а если обстоятельства потребуют — и по конкретной цели. Но в этом случае вместо корабля на вершине ракеты будет нечто другое. А завтра полетит в космос наша Валентина, наша «Чайка». Мы все влюблены в нее…

Из «лекции» А. С. Кириллова мы в полной мере поняли, как велика ответственность каждого шага ракетчиков-испытателей. Нам захотелось поговорить с кем-то из рядовых специалистов, узнать, кто они, откуда, ведь на них ложится тяжесть всех дел. Это, как правило, безвестные труженики.

Много позже мы познакомились с инженером Анатолием Шерстюком, не так давно окончившим институт. Он испытывает вместе с товарищами все агрегаты, что размещены на борту ракеты-носителя, иначе говоря, внутри ее, этих специалистов для краткости называют «бортовики».

Нашу Контрольно-испытательную станцию ласково называют «Кис-кис». Первый увиденный мною старт ракеты ошеломил меня. Первая мысль: «Ответственность-то какая?!»

Вместе с опытными специалистами Анатолий набирался ума-разума: проверял начинку ступеней ракеты — ее системы, отдельные узлы.

— Трудновато было на первых порах, — признается инженер. — Знаний хватало, а сноровки никакой. Блуждая внутри блока, ползая на коленках, порой по-пластунски, набивали себе «шишки» о «сосульки» турбонасосного агрегата.

Успех дела, по мнению инженера, во многом зависел от напарника, полного взаимопонимания и от руководителя смены. Знатоком своей профессии, умным наставником, по словам Шерстюка, был Владимир Гордиевский.

— Анатолий, есть у вас самый-самый памятный день на космодроме?

— Естественно есть! Тот день и час, когда ракета-носитель, в которую, готовя ее к полету, вложил свои знания и труд, ушла в космос. Сердце бешено колотилось от счастья. Тогда получил и первую благодарность от руководства.

С А. С. Кирилловым мы еще не раз встречались на космодроме. Однажды по моей просьбе он стал для ТАСС автором небольших воспоминаний. Его «перо» — уверенное, наблюдательное — не лишено литературного дара. Вот как Анатолий Семенович описывает старт ракеты-носителя, поднявшей в космос первый искусственный спутник Земли:

«Ракета-носитель, подсвеченная стартовыми прожекторами, искрится от белого инея, покрывшего ее. Следуют команды. Как долго тянется время, сколько еще осталось?! Ждать подъема стало невтерпеж. «Нет ничего хуже, чем ждать и догонять», — успел я подумать, как вдруг на месте старта возникло зарево, окрасившее нее вокруг зловещим алым цветом. Кабель-мачта, четко делившая ракету пополам, качнулась и, отвалившись влево, стала невидимой. От куда-то из-под ракеты вырвались сначала серые клубы дыма и языки багрового пламени, а через секунду они устремились вверх, пока не охватили ракету-носитель целиком, скрыв ее от наших глаз. Ровный монотонный гул покатился над степью, все усиливаясь, он превратился в могучий, всесокрушающий рев ракетных двигателей.

— Пошла, милая, пошла! Ура-а-а!

Неописуемый восторг овладел всеми нами».

Кто еще может написать точнее и ярче о старте ракеты, чем генерал Кириллов, разве что его преемник Владимир Семенович Патрушев — с ним я встречался на космодроме в июне 1975 г. Он, как главком старта, запускал тогда ракету-носитель «Союз» по программе «Союз — Аполлон», корабль пилотировали Алексей Леонов и Валерий Кубасов. Их уникальный полет и рандеву с американскими астронавтами положили начало работе в космосе международных экипажей.

Спасибо вам, дорогие товарищи!

История космодрома, его строительство не находили места в журналистских репортажах. Об этом приходится только сожалеть. Действительно, кроме космонавтов, вокруг ничего мы порой не видели. Впервые имя руководителя стройки генерала Георгия Максимовича Шубникова, услышал в 1961 г. от начальника космодрома А. Г. Захарова. Он сказал тогда:

— Все, что на полигоне недвижимо, построено военными строителями, причем всего за два с половиной года. Считаю, это подвиг. Начинали они с нуля в условиях жесточайших морозов и ветров зимой и страшной жары летом.

С главкомом стройки Г. М. Шубниковым познакомиться лично не удалось, хотя его, высокого, мощного с крупными чертами лица, не раз видел на стартовой площадке. Встретился с ним только в мае 1983 г., но уже отлитым в металле в день открытия ему памятника. Тогда же меня представили первому его преемнику Илье Матвеевичу Гуровичу. Мы с ним подружились в Москве. Он бывал у меня, я у него на улице Планетная. Генерал консультировал мою первую книгу о космодроме «Отсюда дороги к планетам легли». Писал я ее вместе с И. Г. Борисенко, летописцем космических рекордов наших космонавтов, так что узнал историю ракетного полигона непосредственно от одного из ее творцов.

— Наш главный строитель, — говорил Илья Матвеевич с большой теплотой, — был человеком незаурядным. Личностью в высоком смысле этого слова. В нем природный ум сочетался с разносторонними знаниями, организаторской хваткой. Не откажешь ему в сильной воле и человеческой задушевности. Всю минувшую войну он занимался инженерным обеспечением армии, после нее помогал немцам восстанавливать мосты. Под его руководством по проекту скульптора Евгения Вучетича построен в ГДР знаменитый ансамбль в честь советского Воина-освободителя.

— Может, генерал скажет что-то и о себе? — попросил я Гуровича. Вопрос остался без ответа.

Несколько дней спустя познакомился еще с одним замечательным специалистом — Георгием Дмитриевичем Дуровым, возводившим на космодроме промышленные объекты и дороги. Он отмечен многими советскими и польскими орденами и медалями. Он-то и объяснил, что такое Гурович. За плечами генерала в довоенное время — участие в возведении нового здания Библиотеки им. В. И. Ленина, корпусов Военной академии им. М. В. Фрунзе. На войне дважды награжден. Награжден всеми высшими орденами Родины. На полигоне — с первого колышка. Космодром для него стал вторым домом. В 1966 г., после кончины Шубникова, его назначили начальником стройки. За десятилетие он многое сделал, и имя его неотделимо от космодрома.

Но вернемся к рассказу об истории космодрома самого И. М. Гуровича. Так он звучит в моей литературной записи:

— Масштабы строительных работ в Тюра-Таме лучше всего раскрывает сооружение стартового комплекса. Возведением его занималось подразделение Ивана Михайловича Халабутенко. Сказанное подтверждено цифрами. Для старта понадобилось вырыть котлован площадью в 25 тыс. кв. метров, или 25 га. Глубина его — 40 метров, что почти равно высоте ракеты-носителя «Восток», в итоге пришлось вынуть и переместить в другое место около миллиона кубометров земли.

Следующий этап — установка в котловане мощнейших опорных пилонов. Каждый из них имел в основании 15 кв. метров, а в высоту все сорок.

В апреле 1956 г., менее чем через год после первых колышков на земле Тюра-Там, началось бетонирование старта. Проходило оно и ночью, при свете прожекторов. По традиции в первую партию бетона мы бросали серебряные монеты. Первым это сделал Халабутенко. Всего в стартовое хозяйство уложено свыше 30 тыс. кубометров бетона. Все это сооружение высотой с двадцатиэтажный дом, мы возвели в предельно короткий срок. Вслед за нами на старт пришли специалисты по монтажу пускового оборудования.

Примерно через год после описываемых событий, в мае 1957 г. начались первые испытания знаменитой ракеты-«семерки», созданной в КБ С. П. Королева. К этому времени уже вступили в строй основные службы ракетодрома — корпуса для монтажных и испытательных работ, сам стартовый комплекс, а также ТЭЦ, кислородный и компрессорный заводы, хранилища для ракетного топлива, многокилометровый водовод, линии электропередач и много другое. Все большие и малые подразделения ракетодрома связаны шоссейными и железными дорогами, средствами связи, транспортом. Наконец на карте появился новый город — Звездоград — Ленинск.

То, что нам, военным строителям, удалось в срок выполнить задание Родины, — продолжает рассказ И. М. Гурович, — заслуга всего советского народа. Среди строителей из уст в уста передавались подробности приезда на стройку Главного конструктора ракет Сергея Павловича Королева, фактического «заказчика» ракетодрома, и главного маршала артиллерии Митрофана Ивановича Неделина. По приказу министра обороны, прославленного полководца Г. К. Жукова, он курировал ракетостроение и в том числе ракетодром. Словом и делом начальство помогало нам, и прежде всего — техникой. Добрым словом вспоминаем Михаила Георгиевича Григоренко — начальника Главного управления строительства Министерства обороны, он мастерски развязывал самые сложные «узелки», нередко возникавшие в ходе строительства.

— Да, судьбу ракетодрома решала вся страна, — согласился я с генералом.

— Я бы сказал по-другому, — возразил генерал. — Судьбу стройки каждый день и каждый час на месте решал солдат-строитель. Труд, пот, кровь — все доставалось ему. А сколько народной смекалки, изобретательности! Народ всегда талантлив и как всегда прав!

Подтверждение словам генерала я нашел в экспозиции музея истории строительства космодрома. Она создавалась трудами Лии Александровны Пальчиц, а после нее — Айтулган Жаналиевой. А сегодня эту историю хранит ветеран космодрома Виктор Николаевич Кулепетов. В Книге почета не одна сотня людей, удостоенных самых высоких правительственных орденов и медалей. Достойную оценку вкладу воинов в космодром дал и академик С. П. Королев на собрании строителей в 1961 г. Слова его выбиты на отдельном стенде: «Я был уверен, что военные строители не подведут. Но я не предполагал, что в такой короткий срок они смогут построить много и так хорошо».

Ветеран космодрома, бывший начальник политотдела строителей Константин Павлович Баландин, участник этой встречи, напомнил мне одну деталь:

— Уважительные слова Королева собравшиеся встретили аплодисментами. Переждав их, Сергей Павлович сошел с трибуны и, низко поклонившись строителям, сказал: «Спасибо вам, дорогие товарищи!» Присутствующие встали, громко и долго-долго аплодировали.

Слова Королева я вынес в заголовок этих воспоминаний. Последняя встреча с ветеранами — строителями космодрома состоялась с 1982 г. у обелиска «Космос». Мой неразлучный «Зенит» запечатлел около полусотни замечательных лиц участников подвига — создателей первой на планете космической гавани.

У нас ко всему есть дело

По велению сердца закончу свои воспоминания «Космодром и его люди» (глазами журналиста) рассказом о важнейшей службе, которая помогала нам, журналистам, и значение которой в жизни ракетчиков трудно переоценить, — политотделе. К сожалению, о нем в своих материалах мы даже не обмолвились. Дело в том, что на полигоне «не было» военных ракетчиков, вообще, человека в погонах, а только парни в рабочих комбинезонах да белых халатах. «Не существовало» и политотдела, да и вообще коммунистов и комсомольцев! Всесилие «Сов. секретно».

Первая встреча с политработниками. В июне 1963 г. на космодроме шла подготовка к полету двух ракетно-космических систем. На корабле «Восток-5» предстояло лететь Валерию Быковскому, а на «рандеву» с ним на «Востоке-6» должна была подняться Валентина Терешкова. Как рассказывалось в предыдущих главах, пресс-группа к тому году состояла из семи человек. Повторно назову всех: Александр Романов (ТАСС), Николай Денисов («Правда»), Георгий Остроумов («Известия»), Николай Мельников («Красная звезда»), Василий Песков («Комсомольская правда»), Юрий Летунов (Всесоюзное радио) и Спартак Беглов (Агентство «Новости»). Едва мы появились на космодроме и кое-как разместились в доме нулевого квартала, на берегу Сырдарьи, как нас посетили гости. Среднего роста молодой полковник с Золотой Звездой Героя Советского Союза представился:

— Дружинин Михаил Иванович. — Поздоровался он с каждым за руку. — Мне сообщили, кто вы. Будем дружить, — говорил мягко, слегка улыбаясь.

Нам как-то сразу по сердцу пришлась его фамилия «Дружинин» и его слова «будем дружить». Полковник с первых же минут знакомства расположил к себе. Окинул взглядом нашу явно тесную комнатенку на всех семерых:

— С помещением уладим!

— Ничего не надо! — почти в один голос попросили мы. — Рядом с нами в доме живут космонавты, члены Госкомиссии. Нам с ними общаться. Да и парк, речка…

— Хорошо, уговорили. А как с питанием?

— Успели ознакомиться, — ответил за всех Николай Мельников. — Обид нет.

— Значит, ни в какой помощи политотдела не нуждаетесь. — несколько разочарованно проговорил Дружинин.

— Есть одна. Хорошо бы получать центральные газеты, — попросил Николай Денисов из «Правды».

— Еще одна, — это уже голос Георгия Остроумова из «Известий». — Может кто-то из ваших людей сопровождать нас? Не дай Бог, заблудимся. Да и на пропускных пунктах нам легче будет. Представит нас.

— Все просьбы выполнимы. Держите со мной связь через лейтенанта Посысаева Бориса Ивановича. Думаю, он будет не в обиде, если назовете его просто Борис.

Нас все более интересовала личность начполитотдела такого огромного ракетно-научно-исследовательского центра, как космодром. С кем бы мы ни встречались, видели, как при упоминании фамилии «Дружинин» глаза людей теплели, не только ракетчиков, но и рядовых жителей Звездограда. С ним встречались многие. Политотделу до всего было дело: школы и Дом культуры, больница и ход озеленения города, распределение квартир и регистрация браков, какой идет кинофильм в клубе, чем кормят в столовых и как людей возят на площадки, чем торгуют в магазинах. На нас произвел впечатление один факт: как-то рядом с универмагом на центральной площади приметили книжный ларек и удивились — не в каждом московском магазине такой богатый выбор литературы. На вопрос: «Как это вам удается?» — заведующая ответила:

— У нас особый покупатель. Стоит областному бибколлектору или Военторгу отказать нам в чем-то, мы сразу к Михаилу Ивановичу.

— Дружинину?

— А к кому еще! Книги покупают хорошо. Кое-зачем записывается очередь.

Спросить напрямую М. И. Дружинина, за какие фронтовые успехи он удостоен звания Героя, мы посчитали нетактичным. Разговорили Бориса Посысаева. Он знал своего шефа больше года. Они появились на космодроме в одном и том же, 1963 г. Первый — в должности начальника политотдела, второй — комсомольского работника.

Серьезное знакомство с Михаилом Ивановичем произошло в октябре 1964 г., на второй день после возвращения из полета экипажа корабля «Восход». На технической позиции состоялся митинг, участники его горячо приветствовали Владимира Комарова, Константина Феоктистова, Бориса Егорова и командира отряда космонавтов Юрия Гагарина. Тогда на трибуне впервые появились портреты Л. И. Брежнева и А. Н. Косыгина. Они сменили Н. С. Хрущева на партийных и государственных постах. Так решил только что закончившийся Пленум ЦК КПСС.

Итоги космического полета подвел академик С. П. Королев. Он похвалил космодромцев за отличную подготовку ракеты и корабля к старту, а экипаж поблагодарил за полное выполнение полетной программы. Митинг закончился, и мы с правдистом Денисовым подошли к начальнику политотдела.

— Есть вопросы? Слушаю вас!

— О месте коммунистов на космодроме, — попросил Денисов.

— Только? — Михаил Иванович многозначительно посмотрел на нас.

Конечно, нам хотелось послушать мнение коммуниста столь высокого ранга о небывалом в истории партии подобном политическом событии.

— В последние годы партия и правительство, — начал издалека разговор Дружинин, — много внимания уделяют обороне, ракетостроению, порой в ущерб другим видам войск. Космонавтике открылась «зеленая улица». Это для страны большой плюс. Коммунисты работают на самых ответственных участках многочисленных служб космодрома. Подмога им — комсомольцы.

— Но так повсюду в нашей стране, — заметил корреспондент «Правды».

— Полностью согласен. И все-таки скажу — может, вы со мной и не согласитесь, — армейские коммунисты — народ более организованный, дисциплинированный, ответственный. На военнослужащего «давят» два устава — армейский и партийный. Задача политотдела — содействовать духовному, идейному сплочению коммунистов и беспартийных, найти каждому работающему на космодроме свое место, чтобы он стал наиболее полезен Родине. Достижению этой цели, мы отдаем свои силы и умение. Общеизвестна одна простая истина: тот солдат, тот старшина, сержант, офицер полноценный боец, когда хорошо одет, обут, удобно спит, досыта накормлен, физически и духовно крепок, у него ладится в доме, в семье. Это не все. Каждый военнослужащий чувствует себя хозяином положения, когда он в совершенстве владеет своей армейской профессией, в нашем ракетном деле — самой совершенной техникой.

Последний раз виделся с генералом Дружининым в Кремле, во Дворце съездов, в ноябре 1967 г. В те дни наш народ и все прогрессивное человечество отмечали 50-летие Великой Октябрьской социалистической революции. Мы не встречались с Михаилом Ивановичем два года — со времени полета на «Восходе-2» Павла Беляева и Алексея Леонова. Он не изменился — так же строен, подтянут, с доброй улыбкой на лице. Разговорились. Генерал, как и всегда, весь в заботах о космодроме и его людях. Спросил у Михаила Ивановича, как поживает добрый друг журналистов, его помощник по комсомолу Борис Посысаев.

— Трудится в полную силу. Он у меня правая рука. Всегда деятельный, инициативный. У нас комсомольцев на полигоне втрое больше, чем партийцев. Так что успевай только поворачиваться.

— Передайте Борису мой привет.

— Обязательно! — и, тронув рукой мой «Зенит», попросил: — Не сфотографируете меня с друзьями? Столько лет не виделись.

В следующий перерыв между заседаниями «Зенит» поработал. На другой день я принес ему фотографии. Дружинин остался очень доволен, благодарил. Прошло более месяца, я уже забыл о встрече с ним, как неожиданно получил пакет с космодрома. Меня ждал сюрприз от М. И. Дружинина — два фотоснимка, на них С. П. Королев, Юрий Гагарин и моя персона. Видимо, они из кинофотоархива космодрома. Дороже этих снимков у меня нет.

Встреча с М. И. Дружининым и разговор о Борисе Посысаеве подсказала одну тему: рассказать молодежи страны об их сверстниках на космодроме. Разыскал по телефону Бориса Посысаева, рассказал о замысле. Он охотно поддержал его. Продиктовал вопросы, на которые попросил его ответить. Через некоторое время получил обстоятельный материал. Придал ему форму журналистского интервью. В тот же день тассовские телетайпы донесли его до комсомольских газет. Правда, моего собеседника, по соображениям режима секретности пришлось дать под псевдонимом, близким к его подлинной фамилии «Посыпаев». Впервые юные читатели немного узнали о ровесниках, участвующих в подготовке и запуске ракетных систем, об их жизни. Приведено несколько фамилий комсомольцев, удостоенных орденов и медалей: среди них — украинец Николай Жгут, белорус Иван Анодин, казах Матмакула Арозбаев, грузин Эдуард Габуния, русские — Николай Степанов, Геннадий Касаткин и Борис Чекунов.

Вспоминаю, что М. И. Дружинин во время нашей кремлевской встречи назвал одну очень полезную черту характера своих комсомольских помощников — во что бы то ни стало доводить дело до конца, проявлять инициативу. Одна из них мне хорошо известна. В 1963 г. комсомольскому вожаку первого испытательного управления старшему лейтенанту Ивану Черноусову пришла в голову мысль посылать с космонавтами в космос значки ВЛКСМ, а потом вручать их лучшим комсомольцам. Хотели было посоветоваться с ЦК ВЛКСМ, но передумали. Там знать не знали о Тюра-Тамском полигоне, да и побоялись, что «отсоветуют».

— Наша идея дошла до Сергея Павловича Королева, — рассказывал Борис Посысаев. — Шла речь о предметах, не предусмотренных полетной инструкцией. Неужели откажет? Без раздумий академик согласился, только уточнил: «А что вы со значками будете делать потом?» Объяснили. «Рад поддержать хорошее дело!» — и тут же, кому надо, отдал нужное распоряжение. Валерий Быковский, тогда еще комсомолец, взял с собой в полет пять значков ВЛКСМ.

— Кто же тот счастливец, что первым получил небывалый сувенир?

— Мы больше значков не видели. Космонавт вручил их в Москве в ЦК ВЛКСМ, наверное, секретарю Сергею Павлову. По-другому поступили командир экипажа «Восход» Владимир Комаров и врач Борис Егоров: они все значки ВЛКСМ вернули нам. В торжественной обстановке мы вручили их особо отличившимся молодым ракетчикам. Позднее в космос посылали не только значки ВЛКСМ, но и вымпелы. Они стали переходящими. Тот коллектив, который добился лучших показателей, и получал его.

В декабре 1982 г. я еще раз побывал на старте космодрома и в Джезказгане, в районе посадки корабля «Союз», пилотируемого Анатолием Березовым и Валентином Лебедевым. Они возвратились с борта орбитальной станции «Салют-7», где проработали более двухсот суток. Пока космонавты проходили послеполетное медицинское обследование и отдыхали, у журналистов оказалось много свободного времени. Вместе с сотрудником Центрального НИИ машиностроения Анатолием Ткачевым ходили по заснеженному и продуваемому декабрьским ветром космодрому. Куда ни глянешь — дела коммунистов и комсомольцев, большие и малые. Город Ленинск неузнаваемо вырос. Прибавилось жилья, зелени. К памятникам С. П. Королеву и М. К. Янгелю позже добавился памятник Юрию Гагарину. Его автор сержант Олег Песоцкий. Космонавт дан ваятелем во весь рост, мягкая улыбка на лице. Руки вскинул вверх, словно восклицает: «Я снова здесь, на земле космодрома!» На вечном приколе ракета-носитель «Союз». Нашлось в Ленинске место для монумента «Наука». Ее олицетворяет женщина, с рук которой уходит ввысь первый спутник. Тогда же в декабре узнал, что идет работа над памятником первому главному строителю космодрома Георгию Максимовичу Шубникову Но меня всегда больше других волнует, вызывает много добрых дум скромный обелиск, установленный на стартовой площадке. Отсюда 4 октября 1957 г. поднялся первый рукотворный спутник Земли, возвестивший человечеству о начале освоения им космического пространства. Редко кому посчастливилось побывать на этом историческом месте. Но кто был там, видел, как искрится в лучах солнца земной «брат» первого спутника. С гордостью прочитал на мраморе: «Здесь гением советского человека начался дерзновенный штурм космоса!» Лучше не скажешь. Дорог обелиск «Спутник» и тем, что спроектирован космодромцами — Евгением Корниловым и Валерием Евтеевым, построен комсомольцами.

В былое время здесь, у обелиска «Спутник», вручали комсомольские и партийные билеты вновь принятым в организацию. Однажды вместе с А. Ткачевым стал свидетелем этого торжественного акта. Билеты кандидата в члены КПСС вручал молодым испытателям начальник политотдела первого испытательного управления полковник Михаил Тимофеевич Непогодин. Мы видели радостные лица юношей, внимательно слушавших старшего товарища. Он говорил кратко, я записал его понравившуюся мне фразу:

— Будьте достойны своих дедов и отцов, матерей, старших братьев и сестер. Это их умом, их руками построено наше Советское государство. Это их волей, кровью и жизнями оплачена победа над врагами разных мастей и особо над германским фашизмом. Будьте достойны своих предков в большом и малом!

Как память о встречах с комсомольцами храню комсомольский значок ВЛКСМ, побывавший в космосе. Вспоминаю свою комсомольскую юность. Многие годы носил значок с красным знаменем, на котором рельефный портрет В. И. Ленина. Стоит у меня на столе, помогая вспоминать космодром и его замечательных людей, макет ракеты-носителя «Союз» с надписью: «Александру Петровичу Романову от комсомольцев космодрома. 4 октября 1976 года».

* * *

В последние годы все чаще стали появляться книги по истории космодрома, написанные участниками космических свершений и его строителями. Горячо приветствую авторов и желаю им использовать всю палитру красок, дабы воссоздать подлинную героическую историю первой на Земле Космической гавани…

Валерий Иванович Мальцев
РЕПОРТАЖ ЗА «КРАСНУЮ СТЕНУ»

Родился в 1942 г. в Сталинграде. После окончания Камышинского артиллерийского технического училища с 1962 по 1972 г. служил на космодроме Байконур: техником-испытателем, энергетиком радиотехнической системы «Вега», оператором, начальником кинолаборатории измерительного комплекса. Одновременно принимал участие в деятельности клуба поэтов, Народного театра, Ленинской студии телевидения, в организации первых КВН, в создании первых кинофильмов о городе.

С 1972 по 1987 г. — редактор, главный редактор киностудии МО СССР. В 1974 г. окончил сценарный факультет Всесоюзного государственного института кинематографии.

Подполковник запаса. Ветеран космодрома Байконур. Живет и работает в г. Юбилейный Московской области.

Быль

Едва только фермы обслуживания коснулись корпуса ракеты, раздался скрежещущий треск и в небо ушел дымный след, в конце которого вспыхнул оранжевый купол. Это сработала САС — система аварийного спасения. Кресло с космонавтом отстрелилось от корабля и повисло на стропах, а сам корабль, повернув носом к земле, угрожающе нацелился на самую середину стартовой площадки, где парили дренажи подземных емкостей жидкого кислорода. А на самом старте вдоль корпуса обезглавленной ракеты весело побежали струйки горячего керосина, превращаясь внизу в рваные дымные лохмотья…

Это произошло в декабре 1966 г.

На космодроме Байконур шли интенсивные испытания нового космического корабля «Союз». Было проведено уже несколько пусков с переменным успехом. На этом этапе вместо экипажа в кабину корабля помещали манекен в скафандре. И с тех пор, когда после неудачных пусков в степи начали находить странные неподвижные фигуры людей, глядевших через стекла шлемов страшными выпученными глазами, пошли глухие слухи о гибели чуть ли не целого отряда космонавтов. Чтобы в корне пресечь ненужные домыслы, под стекло шлема стали подкладывать табличку с крупной надписью «манекен», прикрывающую выразительные глаза «Ивана Ивановича».

На 14 декабря 1966 г. был назначен очередной запуск «Союза» с 31-й площадки. Этот запуск пожелало видеть высшее руководство страны, поэтому решено было выделить закрытый телевизионный канал в кабеле Москва-Ташкент, который обеспечил бы передачу картинки со старта прямо «за красную стену», т. е. в Кремль. Для этой цели за месяц до пуска почему-то из Ленинграда перегнали целую колонну передвижных телевизионных станций и расположили их в районе 31-й площадки. Целый месяц шли тренировки по отладке канала. Наконец к моменту пуска все было готово.

Я в то время служил на комплексе внешнетраекторных измерений «Вега» и к проводимым телевизионным экспериментам, строго говоря, никакого отношения не имел. Однако вот уже несколько лет я исполнял на полигоне еще и нештатную должность местного Левитана (диктора, разумеется, а не художника), т е. во время посещения космодрома всякими высокими гостями я должен был во время пуска, сидя в бункере, хорошо поставленным голосом шпарить по заранее написанному и утвержденному в тысяче инстанций тексту: «Тридцатая секунда! Полет нормальный! Тангаж, рысканье, вращение в норме!», «Сороковая секунда! Давление в камерах двигательной установки устойчивое! Полет нормальный» и т. д. Эта информация передавалась на наблюдательный пункт, откуда высокие гости следили за полетом ракеты. Бывало и так, что я, не видя пуска, продолжал с металлом в голосе вещать: «Полет нормальный!», а ракета в это время уже дымила «за бугром». Поэтому наиболее ехидные из моих друзей называли меня еще и «наш Клеветан».

Но это так, к слову.

Так вот, я в очередной раз получил приказ вести репортаж. Корреспондентов телевидения на полигон тогда не пускали, но на этот раз сделали исключение для Юрия Александровича Летунова, работника Всесоюзного радио и телевидения. Через год стал приезжать Юрий Фокин из телевизионной «Эстафеты новостей». И пошло…

Но Летунов работал для радио, брал интервью у космонавтов, и мало ли какие у него могли быть творческие задачи, а вот главный репортаж «за красную стену», видимо, должен был быть строго утвержденным и не допускать никаких вольностей. Поэтому мне вручили секретный чемодан, в котором хранились три машинописные странички с соответствующим текстом и грифом, пистолет на ремне и я со всеми этими веригами, как каторжник с ядром, должен был ездить на все тренировки и репетиции. Как-то я, в очередной раз сдавая чемодан в секретную часть, робко заметил ее начальнику капитану В. Я. Гнилозубу:

— Виктор Яковлевич, а чего там секретного, в этом тексте? Ну — секунда полета, ну — полет нормальный. Все равно ведь репортаж по открытому каналу идет!

— Это где как? По эфиру! От старта по транслятору до кабеля на Москву. — Гнилозуб немного подумал. — Ты, Мальцев, не умничай! Раз засекретили, значит — надо! В эфире — там волны! Кто их разберет! А здесь — ясные слова! Информация! И точка!

Виктор Яковлевич вообще отличался не только тем, что форменные брюки у него по ширине были похожи на матросские клеши, а длиной напоминали удлиненные шорты. Он был известен еще и тем, что мог объяснить буквально все. По-своему, разумеется.

Начальник управления генерал Горин, когда я обратился к нему с тем же вопросом, усмехнулся:

— Ладно. Перепиши слова от руки и выучи наизусть. А шпаргалку мне потом лично отдашь после пуска.

Так я и сделал.

Но после пуска ни я, ни генерал так и не вспомнили про рукописные листочки, и они вот уже тридцать лет лежат в моем архиве.

Итак, 14 декабря утром я уже был на 31-й площадке. Пуск был назначен на середину дня. Позиция ленинградских телевизионщиков располагалась на обратном скате песчаного холма, на котором стояла стартовая система, но сами телевизионные камеры — на прямой видимости, примерно в четырехстах метрах от ракеты. Меня посадили в кабину какого-то автобуса, развернутого здесь же, лобовым стеклом на старт. Передо мной стоял маленький монитор, на котором я мог видеть все, что идет в линию, рядом — микрофон, на голове наушники циркуляра шлемофонной связи, а в руках телефонная трубка прямой связи с генералом Гориным, который сидел на центральном пульте первого измерительного пункта. Накануне он мне сказал:

— Текст, он, конечно, текст. Но что бы там ни произошло, слушай только меня. Скажу: «Молчи!» — значит — молчи!

Мороз был в этот день градусов двадцать, да еще с ветерком, так что в меховом костюме и в унтах я чувствовал себя в этой железной коробке, как полярный летчик после вынужденной посадки.

По двухчасовой готовности я влез в опутанную проводами кабину автобуса, прикрутил проволокой плохо прикрывающуюся дверь и приготовился «левитанить».

На старте началась заправка, оттуда тянуло керосинцем и тем особым, неповторимым, волнующим запахом изделия, который вспомнят многие, если представят, как пахнут монтажные платы любого старого пульта, если открыть его заднюю крышку.

Радиолиния от старта до городского телецентра, где был вход в телевизионный кабель на Москву, обеспечивалась тогда ретрансляторами «Левкой», работала со сбоями, и меня время от времени просили «почитать чего-нибудь для настройки», а телеоператоры соответственно «ползали» панорамами по ракете. Читать заготовленный текст было просто глупо, газет мы с собой не возили, и я озорства ради начал по памяти шпарить то, что я помню из своего, вроде «Баллады о “стреляющем'’»:

Семнадцать суток
глаз он не смыкает.
Смыкая только
в челюстях зевок!
Уже о пуске
даже в Конго знают,
А он ничем
похвастаться не мог:
Задержка за задержкой!
Космонавты
устали ждать
в неведенье таком.
И спали уж, и слушали сонаты.
И даже водку стали пить тайком.
А он не спит!
Никак заснуть не может,
Возясь с ракетой столько дней подряд!
Ее он то поставит, то положит,
То выкинуть грозился, говорят!
Но вот однажды,
ставя все на карту.
Покрывши матом всех и вся со зла,
Законопатил щели,
всех прогнал со старта
И серной спичкой
чиркнул
у сопла!
И побежал!
Тут было не до шуток!
Не нужен был и пуск ему сто лет!
Попробуй
посиди семнадцать суток,
Ни разу не сходивши в туалет!..

Ну, там были еще более красочные выражения, но я их по вполне понятным соображениям опускал. Так я заливался минут сорок, слыша иногда чье-нибудь короткое ржание в наушниках, пока наконец в них не раздался свирепый окрик заместителя министра связи СССР С. П. Морловина: «Какой это чудак (Сергей Павлович выразился несколько энергичней) несет какую-то (тут он выразился еще крепче)?! Ведь информация уже в линию идет!» Я прикусил язычок.

Наконец по пятиминутной готовности картинку дали «за красную стену», и я начал высочайше утвержденное заклинание. Сначала об общих успехах советской космонавтики, потом о конкретных особенностях нового корабля «Союз», хотя ничего конкретного и особенного как раз не было названо — в общем, как всегда, от «нескольких десятков метров» до «нескольких сотен тонн».

Создавалось впечатление, что по всей длине телевизионного кабеля Москва — Ташкент к нему жадно прильнули уши десятков тысяч агентов международного империализма, которым ни в коем случае нельзя дать никакой конкретной информации. В том числе и тем, кто сидит «за красной стеной».

Пока я произносил вызубренный текст, прошли команды «Ключ на старт», «Продувка» и другие. Все это я слышал по циркуляру и видел через лобовое стекло автобуса. Еще по училищу я неплохо знал работу пневмогидравлической системы этой ракеты и потому инстинктивно отмечал про себя, что набор схемы идет нормально, в заданные временные интервалы.

Отошла заправочная мачта, через минуту под ракетой мигнули багровые отсветы и сразу же в наушниках послышалось: «Зажигание!» Откинулась тоненькая удочка кабель-мачты. «Земля — борт!» Заключительными словами «наземной части» моего репортажа должны были быть: «Внимание! Ста-а-р-рт!!»

Я их и произнес, зная, что «земля — борт» практически совпадает с контактами подъема, т. е. с отрывом ракеты от несущих стрел.

Однако уже в следующую секунду у меня мелькнула мысль, что двигатель что-то подозрительно долго работает на предварительной и промежуточной ступенях тяги. Не успела эта мысль окончательно оформиться, как вдруг грохот двигателя оборвался, пламя погасло, раздалось громкое шипение, и всю ракету заволокло белыми клубами пара. Сработала система аварийного выключения двигателей — АВД. Пуск не состоялся.

Обычно в первые секунды и даже минуты после АВД во всех динамиках и наушниках устанавливается напряженная тишина: «низы» еще не знают, что докладывать, а «верхи» еще не берутся командовать, сознавая, что одно неосторожное слово может стоить головы.

Я по некоторому опыту знал, что с ракетой сейчас может произойти все что угодно, поэтому внутренне напрягся, вглядываясь в очертание ферм сквозь мутные облака. И тут в телефонной трубке раздался спокойный голос Горина: «Мальцев, ты меня слышишь? Молчи пока…» «Есть, товарищ генерал», — машинально ответил я и не узнал своего голоса.

Прошло еще несколько минут. Холодная стальная пружина где-то внутри меня стала понемногу ослабевать. И тут вдруг одновременно раздалось несколько громких хлопков, и от корпуса ракеты в разные стороны со свистом ударили белые струи. Инстинктивно я рванулся к дверце кабины и забился в опутавших меня проводах, как золотая рыбка в рыбачьих сетях. Замотанная проволокой дверь не поддавалась, у меня мелькнула мысль: «Так вот, значит, как оно все бывает». Но, видимо, не все бывало именно так, ибо я все же сообразил, что это просто открылись на ракете дренажные клапаны баков кислорода, стравливая в атмосферу давление наддува.

Эти звуки словно прорвали некую плотину: в наушниках сразу возникла причудливая смесь докладов и команд, из которых можно было понять одно: команда «Земля — борт» прошла, а система АВД выключила двигатель на промежуточной ступени. Даже я понимал, что штука эта довольно неприятная: ракета с двумястами тоннами кислорода и керосина находится на автономном бортовом питании, и любая случайно прошедшая на борту команда может привести к непредсказуемым последствиям.

Я осторожно выбрался из автобуса и на негнущихся от холода ногах побрел к телевизионщикам, где можно было погреться и получить какую-нибудь информацию.

В режиссерском автобусе мерцали экраны, свирепо выли преобразователи и вентиляция, было жарко и сине от табачного дыма. Режиссер ПТС Абрам Рафаилович Синдаловский, невысокий худощавый человек с глянцевым черепом, поднял на меня вопросительный взгляд:

— Ну, так и что у вас там произошло?

Он спрашивал с такой уверенностью, будто видел, как я только что вылез с разводным ключом из двигательного отсека ракеты.

— Я у вас хотел спросить, Абрам Рафаилович.

— А что я? Откуда я могу знать ваши дела? Я только наши дела знаю: картинку на Москву прикрыли, пишем на магнитофончик…

Я снова вышел из автобуса. Ракета по-прежнему стояла в облаке белого тумана, парили дренажи, откинутые фермы обслуживания лежали параллельно земле по обе стороны от ракеты. С нулевой отметки из динамиков громкоговорящей связи доносились какие-то неразборчивые доклады и команды. Время тянулось невыносимо медленно, и холод снова стал забираться под куртку.

— Сейчас фермы будут сводить. — Это подошел сзади Всеволод Штерин — начальник телевизионных средств полигона.

— К заправленной ракете?

— А что делать?

Прошло уже около получаса с момента выключения двигателей.

Наконец верхушки фермы вздрогнули и стали медленно подниматься вверх, как ножки гигантского перевернутого циркуля. Наверняка это могло означать только одно: снятие бортового питания, долгий и нудный процесс слива компонентов и отправка ракеты в монтажно-испытательный корпус. Я уныло наблюдал за ползущими вверх площадками обслуживания и прикидывал шансы попасть домой хотя бы к вечеру. Если не найдется попутки, то до ближайшей станции мотовоза, если не ошибаюсь, она называлась «Жигули», под горку и под ветер пять километров можно было пробежать за какой-нибудь час. Да вот только будет ли в это время мотовоз?..

Пока я размышлял на эту тему, фермы уже почти приняли вертикальное положение. Но едва только они коснулись корпуса ракеты, раздался оглушительный скрежещущий треск, и в небо ушел косой дымный след, в конце которого вспыхнул оранжевый купол. Это сработала САС — система аварийного спасения, которая увела корабль вверх и в сторону от старта. Кресло с «космонавтом» отстрелилось от корабля и повисло на стропах, а сам корабль, повернувшись носом к земле, угрожающе нацелился в самую середину стартовой системы, где парили дренажи подземных емкостей жидкого кислорода…

Я инстинктивно пригнулся и прикрыл глаза, ожидая чудовищной вспышки и всего остального, во что как-то не хотелось верить. Но вместо этого корабль скрылся за решеткой градирни, и оттуда донесся только глухой железный удар о бетон.

Зато на самом старте вдоль корпуса обезглавленной ракеты весело побежали струйки горячего керосина. Как рыжие лисички, они проворно перепрыгивали с одной площадки обслуживания на другую, превращаясь внизу в рваные дымные лохмотья.

Я даже невольно попятился. Первое, что пришло в голову — это мысль о необратимости того, что начиналось сейчас на старте.

Я уже знал, чем все это должно закончиться.

— Ну… Это уже совсем ни к чему, — негромко проговорил за моей спиной Штерин. — Совсем ни к чему… — Он положил мне руку на плечо. — Давай-ка вниз. В мой КУНГ, хоть от железа спасет.

Но не успели мы сделать и шага, как на самом верху ракеты возникла оранжевая вспышка и раздался громкий удар. В разные стороны полетели куски корпуса, лохмотья площадок и ферм: брызгалось искрами горящее в кислороде железо, звонко лопались бортовые баллоны управляющего давления.

Это рванула сравнительно небольшая третья ступень. А ведь ниже были расположены гораздо более крупные центральный и четыре боковых блока, в которых сосредоточена практически вся заправка керосина и кислорода. Несмотря на острое чувство страха, мы все же поднялись по обратному скату, перешли дорогу и почти приблизились к колючей проволоке, ограждающей территорию 31-й площадки. Отсюда нам была видна нулевая отметка. Нелепый обрубок ракеты, торчавший между двумя тонкими мачтами молниеотводов, напоминал теперь дымящую трубу океанского парохода, полным ходом идущего в никуда…

И тут в глаза плеснуло нестерпимым солнечным сиянием. На месте старта мгновенно возник ослепительный оранжевый шар, стремительно увеличивающийся в размерах. Раздался упругий двойной удар — тту!! ттун-н-н! — от которого дважды дрогнула земля. В лицо пахнуло жаром, и упругий кулак горячего воздуха швырнул меня на землю…

…Через некоторое время я ощутил себя бегущим с невероятной скоростью выше по склону холма, причем сердце неистово стучало изнутри по ребрам, а пятки почти колотили по затылку. Земля вокруг звенела от падающего железного лома. Я оглянулся. Огромная черная туча распухала над стартом, из нее вываливались мелкие и крупные фрагменты стартового сооружения. Воздух, как во время салюта, мерцал от десятков тысяч мелких осколков разнесенного в пыль корпуса. Какая-то труба, закопченная и изогнутая, брякнулась неподалеку. Снег сразу же почернел, подтаивая по ее контуру. Бортовой шар-баллон, как чугунное ядро, потерявшее Мюнхгаузена, зарылся в песчаный бархан. Удушливо пахло горелой изоляцией, сгоревшим керосином, жженым железом.

Когда железный дождь прекратился, я выглянул из деревянного КУНГа, куда мы заскочили со Штериным. На старте бушевал огонь, все новые порции дыма пополняли висящую над ним тучу. Вдали, чуть ближе к нам, показалась цепочка бегущих людей — остатки стартовой команды, точнее — стартового расчета. Как потом выяснилось, после взрыва нижних блоков огонь и дым фукнули по старым кабельным каналам прямо в пультовую, свет погас, броневые двери пришлось открывать вручную и в полной темноте выбираться по аварийному выходу. Сейчас они бежали кто в одном кителе, кто в наспех наброшенной куртке. Я узнал Мишу Червонцева, моего однокашника по училищу. Он трясся то ли от холода, то ли от шока, поминутно оглядывался и бессвязно бормотал ругательства. Всех «погорельцев» распихали по КУНГам и автобусам, приводя в чувство кого чаем, кого кофе, а кого спиртиком. Когда Мишка стал меня узнавать, я его спросил:

— Ну, чего там у вас произошло?

— А х-х-х… его знает! Там много чего было! Пойди разберись! Видишь, что там творится? — Он сплюнул, и глаза загорелись бешеным блеском. — Я бы, трах-тарарах, посадил бы этих козлов голой ж… прямо на «нужник», пусть бы оттуда смотрели!

И было непонятно, кого Мишка имеет в виду: то ли тех, кто конструирует такие ракеты, то ли тех, кто заставляет их пускать, то ли тех, кто на все это собирался смотреть из-за «красной стены»…

Через полчаса пришел автобус и увез «пускачей» на жилую площадку.

На старте постепенно все выгорело, и осмелевшие пожарные добивали огонь струями пены. И только на самой верхушке уцелевшей заправочной мачты, нелепо торчавшей в небо, упорно трепыхался красноватый клочок пламени. Уезжая, я подобрал с земли осколок корпуса величиной с ладонь. Такими осколками, как оспой, был усеян весь снег вокруг старта. Но именно в этот кусочек дюраля страшной силой взрыва был буквально вчеканен изуродованный обломок тонкой трубки из нержавеющей стали. И никакими усилиями невозможно было разъединить эти обломки.

Мы уезжали уже в сумерках. За нашими спинами, на фоне уже слабо курившегося пожарища, в наступающей темноте еще долго мерцал на горизонте упрямый огонек на самом кончике заправочной мачты, как сигнал «Погибаю, но сдаюсь…».

Когда на следующий вечер мы в узком кругу отмечали поминки по безвременно угробленной ракете, ко мне подсел Штерин.

— А знаешь, — сказал он, поглаживая ладонью лобастую лысеющую голову, — все ведь оказалось до идиотизма просто!

— Определили, почему двигатели отключились?

— Да двигатели — это ерунда! Ракета долго стояла на подпитке — ждали, пока все в Кремле соберутся! — ну, главный клапан и примерз к тарелке. Его отогреть пара пустяков, схему сбросить и снова ввести — и пускай на здоровье! Делов куча!

— А САС чего сработал? Если я не ошибаюсь, он срабатывает, в общем, в двух случаях: или ракета горит, или ракета падает. А ведь не было ни того, ни другого.

— Во-от! В том-то и дело! Смотри! — Штерин взял у меня из рук яблоко и воткнул в него спичку. — Вот земной шар, вот ракета. После того как система управления осталась на бортовом питании, ее гироскопы продолжают вращаться — заметь! — сохраняя неизменным положение своих осей в пространстве. Ракета никогда и не собиралась падать! — Он покатил яблоко к столу. — Это земля продолжала вращаться, и за тридцать минут, пока наши начальнички чухались от страха принять решение, уход гироскопов и составил те самые роковые десять градусов, которые были восприняты системой управления как падение ракеты! Вот САС и сработал. Если б не было «кремлевского гипноза», можно было бы это сообразить гораздо раньше…

…С того декабрьского дня прошло более тридцати лет, но небольшой кусок дюраля с намертво заклиненным в нем куском трубы до сих пор напоминает мне о том, что все важные решения надо принимать вовремя…

Цветы на песке

— Ну что, ар-ртис-ст? Долго еще это будет продолжаться?

Командир части подполковник Виноградов смотрел на меня снизу вверх выпученными злыми глазами.

— Опять вас политотдел вызывает на какие-то игрища! В чем дело?

— Не могу знать, товарищ подполковник!

Я знал, в чем дело, но лучше было этого не обнаруживать.

— Не можете знать… Все вы знаете! Вы у нас кто? Энергетик площадки или балаганный шут? У вас погоны на плечах для чего? Службу служить или по сцене скакать?

Я молчал.

Лицо командира постепенно наливалось свекольным румянцем. Не имея возможности высказать все это начальнику политотдела, он срывал свое раздражение на мне.

— Да вы что, сговорились, что ли? Начальник отделения не просыхает вторую неделю, по стеночке ходит. Хоть бы солдат постыдился! Инженер отделения в артисты заделался! А спецработа двадцатого? Это как? Политотделу галочку надо поставить, а нам в случае чего какую галочку могут поставить? На какое место?

Виноградов нервно ерзал в кресле, словно пробуя то место, на котором могла появиться галочка.

Я стоял перед командиром и, чувствуя его правоту, в который раз думал одно и то же: «А мне оно надо? С какой стати я должен куда-то отлучаться, готовить какой-то КВН, участвовать в каких-то играх, зная, что через десять дней меня ждут свои «игры» в дизельной, в щитовой, на холодильных машинах в системах вентиляции? Что начальника отделения до окончания запоя лучше вообще не пускать к пультам, а вся надежда на четырех сержантов-техников? И что вообще пора бросать эти песни и пляски и садиться за учебники, если уж меня обещали отпустить сдавать экзамены в академию…»

Словно прочитав мои покаянные мысли, Виноградов вдруг как-то сник, словно потух изнутри, и закончил почти равнодушно:

— Ладно, поезжайте, раз вызвали… Что с вами поделаешь? Подумайте только: зачем вам эта академия? Она ар-р-ртис-стов не готовит! — Лицо командира опять начало наливаться бурым румянцем. — А уж если тяга к сцене, то поступайте в этот… в какой-нибудь сценарный институт!..

Командир как в воду глядел.

В академию я не попал, а стал учиться на сценарном факультете…

А КВН в феврале 67-го мы провели блестяще. И спецработу тоже. Ну, а что касается галочек, то, как говорил мой любимый командир: «Лучшее поощрение — это отсутствие взысканий!»

…К чему я, собственно, вспомнил этот случай?

Дело в том, что, читая воспоминания ветеранов Байконура, можно подумать, что эти железные люди занимались ракетами и спутниками все двадцать четыре часа в сутки.

Конечно, бывали периоды, когда приходилось вкалывать и по сорок восемь часов и больше, если того требовала ситуация.

Но случались промежутки, когда человеку предоставлялась возможность подумать об отдыхе. Бывало, правда, что человек успевал только подумать об отдыхе, а уж его опять вызывали на работу. Да и выбор-то видов отдыха был не особенно велик: кино, библиотека, спортзал. В мотовозе — домино и шахматы. В выходные — охота и рыбалка. В праздники — спирт и преферанс. В отпуске — туризм и альпинизм. Были и другие варианты. Для многих, например, лучшим отдыхом была любимая работа.

Деятели искусств к нам не приезжали по случаю очумелого режима секретности, центральное телевидение в конце 50 — начале 60-х годов еще до нас не доходило.

Оставалось только собственное творчество, та самая «отдушина души», которая заставляла одних после работы бежать на репетицию или на заседание клуба поэтов, а других приходить на спектакли или выступления самодеятельных артистов.

Сама обстановка легкой романтики, ощущения своей причастности к большому и новому делу, царившая тогда на полигоне, особенно среди молодежи, подталкивала к возвышенному выражению своих мыслей и ощущений.

Клуб поэтов собирался по воскресеньям где придется. Чаще всего в Доме офицеров, который в те времена был для всех действительно почти родным домом. Среди нас были солдаты, офицеры, служащие Советской Армии, члены их семей. Многим приходилось приезжать с дальних площадок. Самоутверждаясь, мы до хрипоты спорили, обсуждая свои и чужие стихи, стремясь выразить в поэтической форме свое мироощущение, свое отношение ко всему, что выпало на нашу долю в этих пустынных краях.

Весь парадокс заключался в том, что сказать хотелось о многом, но, «зажатые железной клятвой» все того же режима секретности, наши эмоции из огромного поэтического источника вынуждены были пробиваться к слушателям и читателям тоненькой дозволенной струйкой. Потому-то весь наш поэтический пыл реализовывался в форме признания в любви своему городу. Городу, который не был еще нанесен на карты, не имел официального названия. Мы сами называли его Звездоградом. Кстати, это название чуть было не прижилось, когда на время посещения его де Голлем и Помпиду оно украшало въезд в город. Но потом ажиотаж гостеприимства улегся и Звездоград благополучно превратился в один из бесчисленных ленинцев, разбросанных по всем уголкам страны.

Но Звездоград остался в названии поэтических альманахов, которые выпускались на протяжении почти всей истории существования Клуба поэтов Тюра-Тама — Ленинска — Байконура.

Как могли, повторяю, мы воспевали наш молодой город, творцами которого были многие из нас.

Город на карте не обозначен,
Точкой на ней не покоится.
Город наш Кибальчичем начат,
Нами — строится!

Это — Вячеслав Злобин, строитель и певец раннего Байконура.

И стоит он, как равный средь равных.
В даль бескрайнюю взор устремив.
Город новых традиций славных,
Звездоград — дверь в космический мир…

Это — Женя Спичак.

Ты на картах еще не помечен.
Но беда небольшая в том.
Ведь уходят мечте навстречу
Космонавты с твоим теплом.
То тепло помогает в дороге.
Не дает в трудный час унывать.
Горсть песку — это так немного.
Но огромно, как Родина-мать!

Это — Саша Корнилов, баллистик, артист, поэт.

Есть неоткрытые поэты
И неизвестные стихи.
В многоголосице планеты
Они по скромности тихи.
Но с ненасытностью романтиков
Они в грядущее глядят!
Свою ракетную грамматику
Потомкам пишет Звездоград!..

Это — Толя Лещенко, комсомольский вожак одной из испытательных частей полигона.

Конечно, рожденные из самого сердца, стихи были во многом несовершенны, подражательны. Но нас читали. Нас слушали.

Можно себе представить День молодежи — последнее воскресенье июня. Днем — спортивный праздник на Сырдарье. Задыхаясь от хохота, две огромные команды перетягивают канат через илистую протоку. Волейбольная «рубка» у воды временами превращается в соревнование по водному поло: от неловкого удара мяч подхватывает и уносит бурная (в то время) река. В круглом фонтане-бассейне у Летнего театра с визгом плещется ребятня…

Вечером праздник продолжается. На город спускаются душные сумерки. Неподвижный воздух пахнет нагретым асфальтом и сухой пылью, свежеполитыми цветочными клумбами и дымком шашлычков из кафе «Фаланга». У «колоннады» Летнего театра стоит грузовик с откинутыми бортами, и с него поэты вдохновенно читают свои стихи — словно кусочки души бросают в толпу:

Дождь, дождь,
Опустели улицы.
Дрожь, дрожь,
Голова кружится.
А одна не бежит —
Плывет! — женщина,
А по платью бежит
Нитка жемчуга!
Солнце вместе с дождем.
Поливай спины!
Смех
Синий!
Тихий-тихий, как сон,
А в глазах подожжен,
Дождь прошел — смех просох.
Был — не был…

Сколько их было, пламенных патриотов Байконура! Марк Иоффе, Гриша Гайсинский, Женя Ануфриенко, Юра Быстрюков, Паша Дырдин, Юра Иванченко, Володя Порошков, Геннадий Кудрявцев, Анатолий Корешков и многие-многие другие! Это была эпоха Рождественского, Вознесенского, Евтушенко… Это был период «хрущевской оттепели», когда мы жадно вдыхали опьяняющий ветер перемен и в который раз наивно верили в светлое будущее…

Еще одной разновидностью народного творчества была стенная печать! Да, да! Это только тот, кто не жил в Тюра-Таме, мог утверждать, что стенные газеты делают из-под палки и никто их не читает.

Действительно, у нас в Третьем управлении стенных газет почти не читали, а читали праздничные приложения к ним. Была, например, во втором отделе официальная стенгазета «Телеметрист». Размером она была чуть более боевого листка и содержала чугунно-утвержденные колонки: «Наши успехи», «Наши задачи» и «Пишите заметки в нашу газету!». Наверное, поэтому в нее никто не писал и никто ее, естественно, не читал.

Но зато у этой газеты к каждому нормальному празднику (я имею в виду Новый год, 23 февраля и 8 марта) было сатирическое приложение — шестиметровая простыня из оберточной бумаги с такими рисунками и подписями, от которых становилось плохо всем политработникам. Они (политработники), закончив все официальные предпраздничные «мероприятия», не уходили домой до тех пор, пока второй отдел не вывесит свой «Маркер» — так называлось приложение. И если там обнаруживалось что-нибудь не то, приходилось «принимать меры», вплоть до заклеивания наиболее «крамольных» иллюстраций. Например, кому-то под Новый год снится, что подвалы городского универмага, несмотря на «сухой закон», забиты шампанским, коньяком, водкой и марочными винами. В продаже всего этого, естественно, нет. Ну? Так для кого ж тогда, собственно говоря, существует этот неписаный закон?

— А вы что, Коврига, сами видели? — пытается урезонить автора заместитель начальника политотдела, маленький подполковник, прозванный Лал Бахадур Шастри за свой рост и поразительное сходство с этим индийским общественным деятелем.

— Своими глазами, Валентин Иванович.

— Ну и что?

— Навалом.

— Да как вы туда попали?

— О! Это уже другой вопрос! Но вам откроюсь, как родному: через задний… тьфу ты! Через служебный проход. Вместе с группой народного контроля.

— Но вы же не член этой группы! — Шастри начинает терять терпение.

— А я и не отоваривался! Я, знаете ли, только поглядеть, — оправдывается Альберт Коврига под общий хохот.

Или изобразят в этом же номере некоего всем известного своей грубостью начальника отдела в образе гориллы в форме полковника, стучащей по столу волосатым кулаком. А над головой гориллы на стене висит сучковатая дубина с надписью: «Интенсификатор». Тогда модно было говорить об интенсификации научно-исследовательского процесса, даже специальную структуру создали: отдел НОТ — научной организации труда. Это название тотчас же было в «Маркере» расшифровано по-своему: «новая организация тунеядцев».

Или совсем уж нестерпимый рисунок с невинным двустишием внизу:

В саду у нас стоял сортир.
Убрали СОР, остался ТИР.

И все знали, что это — финал бесславной попытки решить одну из насущных бытовых проблем города. Все началось года два назад на одном из совещаний или активов по вопросу улучшения быта молодых офицеров. Слов было сказано немало. И все правильные. И об обновлении наглядной агитации в общежитиях, и об увеличении числа наименований газет и журналов в «красных уголках», и об организации рейдов по проверке наличия грязных носков под кроватями. И когда одного из командиров частей, старого полковника, боевого фронтовика, задремавшего от обилия правильных слов, спросили, что он думает по существу проблемы, полковник, не смущаясь, начал пространно доказывать необходимость установки общественного туалета рядом с городской танцплощадкой.

Председательствующий, сочтя, видимо, сортирный дух выступления не соответствующим духу совещания, стал нетерпеливо торопить выступающего:

— Ну, а суть-то? Суть-то в чем, Иван Андрианович?

— Суть-то? — разозлился фронтовик. — А ссуть-то, товарищ полковник, у меня в подъезде! — Зал грохнул хохотом. — Вы-то за забором живете, а я — на Речной, рядом с танцплощадкой! Вот они ко мне и ходят! А знаете, сколько молодежи приезжает в субботу и воскресенье с тех площадок на эту? Вот то-то! А вы ржете!

В общем, построили туалет.

Но в скором времени новая метла решила, что гораздо практичнее на месте туалета сделать стрелковый тир…

Конечно, этот вариант, нарисованный крайне натуралистично, мог довести до инфаркта любого политработника. Соответственно и запретить публикацию этого рисунка мог любой политработник. А вот убедить авторов, что это — потеря вкуса и пошлость, мог только наш начальник политотдела полковник Василий Антонович Тужиков. Его уважали, и ему верили. Он не был занудой и начетчиком, послушно выполнявшим указания сверху. У него на все было свое аргументированное мнение, и он, стоя у «Маркера», мог вполголоса сказать, например, Всеволоду Штерину, одному из самых яростных сатириков: «Знаешь, а вот это лучше убрать, это — не сатира, это просто бессильное и необоснованное оскорбление. Дело, конечно, твое, ты — редактор и автор, но вот вы потом остынете и вспомните меня…»

Так оно и бывало.

Вообще полковник Тужиков был из тех партийных вожаков, которые более всего дорожили доверием масс, когда все они воспринимаются не как одно лицо, а как конкретные офицеры и служащие, испытатели и ученые, товарищи по службе. А доверие это зарабатывалось не авторитетом должности или погон, а способностью в случае необходимости становиться во главе процесса и брать на себя ответственность за принятое решение. Пусть даже речь шла об оступившемся и запьянствовавшем офицере, которому грозил суд чести и увольнение из армии и судьбу которого решила одна тужиковская фраза: «Я за него ручаюсь…» Правда, Василию Антоновичу тогда крепко влетело, но человек был спасен, благополучно поступил в академию и уверенно стал подниматься по служебной лестнице.

Или взять первый КВН в 1967 г., проведенный по инициативе комсомольского отделения политотдела полигона.

Должны были сразиться две команды: службы НИР и службы НОИР.

Подготовка и здесь и там шла ни шатко, ни валко: никто не хотел делать из КВН «высочайше утвержденное игрище», а как сделать его остроумным и злободневным — никто не знал. Тужиков, придя однажды на нашу вялую репетицию, послушал, посмотрел. А потом сказал:

— Ну, вот что, ребята! Я, конечно, не Масляков, но мне кажется, что на все, что вы тут размазываете, надо наплевать и забыть! Теперь слушай меня!..

И началось!

Он сам придумывал варианты домашнего задания, вместе со всеми бесчисленно репетировал выход команд. И когда наконец раскачал нас всех, стали появляться истинно кавээновские, «на грани фола», хохмы. Даже мы, авторы этих хохм, иногда сомневались:

— Василь Антоныч, а может, скруглим здесь? Чего гусей дразнить?

— Ладно-ладно, — сыпал Тужиков скороговоркой. — Оставим! Под мою ответственность. Дурак не поймет, умный промолчит!

Он же стал категорически возражать против попыток «большого политотдела» для страховки за неделю до КВН «заслушать» обе программы, по принципу «как бы чего не вышло». И добился своего. Да иначе мы бы и играть не стали.

Конечно, те, первые КВН 60-х гг. мало походили на нынешние шоу, на которых старательно отрабатываются денежки спонсоров, где каждая острота выверена и строго поставлена по вектору политического флюгера.

А тогда вершиной остроумия был конкурс капитанов, и на вопрос: «Для чего нужна в двери замочная скважина?» — один из капитанов простодушно ответил, что для подглядывания, а другой — для того, чтобы просовывать в нее остро заточенный карандаш — в глаз любопытному соседу…

И все же главным был невиданный энтузиазм игроков и живой интерес зрителей. О первом КВН говорили с полгода, по его образцу и подобию стали проводить КВН на площадках, ИП, в солдатских клубах.

Нельзя, однако, забывать, что вся эта работа, несмотря на молодой энтузиазм, просто физически не могла быть сделана в одно только личное время. Приходилось под нажимом политработников отвлекаться и в рабочее время. А ведь у каждого из нас были свои служебные обязанности, свои командиры вроде подполковника Виноградова, свои семьи и дети…

Но с другой стороны…

С другой стороны, повседневная жизнь, плотно забитая работой и решением бытовых проблем, просто требовала эмоциональной разгрузки. Что греха таить, у каждого были для этого свои способы… И все же нам, обитателям жилого городка, было легче: все же город, культурный, так сказать, центр. При желании можно всегда найти и место, и время, и занятие по душе.

Но существовала еще одна категория войсковых частей, подчиненных полигону, служба в которых была особо тяжелой. Это — измерительные пункты, ИПы, как мы их называли. Не считая трех первых, находившихся в черте полигона, остальные шесть располагались на северо-восток, слева и справа от трассы полета ракеты, на расстоянии 120-1200 км от Тюра-Тама.

Что такое ИП?

Это десяток «сборно-щелевых» домиков на площади сто на сто метров, полсотни солдат и десятка два офицеров, а вокруг на сотни километров безлюдье пустыни. Особенно тяжко было на четвертом и пятом ИПах. Они хоть и ближе были, всего в 150–200 км, но там даже вода была привозная и вокруг ни одного населенного пункта. Кочевым казахам там было делать нечего, одни бесчисленные (в те времена) стада диких сайгаков. Один-два раза в неделю пролетит над ИПом ракета, промеряют с него антеннами информацию, передадут по радио или отвезут на машине на ВЦ полигона, сделают профилактику, устранят неисправности. А дальше? Ну хозработы. Ну спецподготовка, политзанятия, физо. По вечерам — кино. Ну, раз в год месяц отпуска для офицеров. Солдат — он три года без перерыва трубит. Офицер примерно столько же, с туманной перспективой замены через два-три года. Только ведь не каждому командиру нравится, что у него расчеты станций постоянно меняются. Это не караульная служба — сегодня одного поставит на пост, завтра другого. Подготовка отличных начальников станций и операторов — это штучная работа, кто же их просто так менять будет?

Ну и вот приходят такие «штучные специалисты» вечером к себе в холостяцкое общежитие (да там и женатые были без семей, не всякая жена да еще с детьми поедет на эту «точку»). И что они там собираются делать? Изо дня в день, из месяца в месяц? Книги читать? Для этого нужна привычка (да и книги тоже). В академию готовиться? Для этого цель нужна. А если академию ты уже закончил? В спортзале себя изнурять? Все это со временем приедается. А тут еще климат. Летом — жара до плюс сорока в тени, пыльные бури, всякие скорпионы и фаланги. Зимой — морозы до тридцати и бураны такие, что домики порой заносит до крыш. И что остается? На охоту ездить расстреливать сайгаков из автомата? Картами и спиртиком баловаться по вечерам?

Всякое бывало.

Но справедливости ради надо признать, что тяжелую службу на ИП учитывали и в штабах полигона и в Третьем управлении, в ведении которого они были. Туда старались прислать и фильмы поновее, и путевок в санаторий побольше, и разнарядку в академию пошире, и деликатесов к празднику повкуснее. А в середине 60-х гг. было организовано шефство отделов управления над ИП. Шефство это выражалось в том, что отдел (или группа отделов) готовил концерт самодеятельности, собирал небольшую библиотечку, набор спортивного инвентаря, прихватывали парочку свежих фильмов и отправлялись на измерительный пункт. На ближние пункты ехали на машинах, на дальние — летели самолетами. Это были группы из 12–15 человек, состоявшие в основном из молодых девчонок комсомольского возраста под руководством какого-нибудь «дядьки Черномора».

Такие поездки были настоящим праздником для солдат и офицеров ИПа. К нему готовились заранее, приводя в порядок самих себя и свое хозяйство, придумывали немудреные сюрпризы по части гостеприимства. О таких поездках говорили за полгода до их осуществления и вспоминали года два после. Но не каждый отдел мог самостоятельно подготовить программу самодеятельности. Поэтому в управлении постепенно сложилась некая «разъездная группа» с постоянной программой, которую посылали почти на все ИП. А истинные шефы могли ограничиться простым представительством в такой «культурной экспедиции». Важен был результат. А результат был однозначный. Замполиты и командиры частей стремились быть первыми в графике приезда этих «экспедиций», поэтому говорили даже: «Да не надо нам никаких особых концертов! Вы нам побольше девчонок молодых привезите!»

И вот к 1967 г. сложился почти постоянный коллектив «мастеров на все руки»: и песню спеть, и лекцию прочесть, и КВН организовать. Это были молодые комсомольцы и молодежь Третьего управления: Лариса Третьякова, Надя Васькина, Света Егорова, Рита Пазюк, Ира Арсеньева, Валя Шмонова, Света Нагаева, Станислав Шаповалов, Юра Тарасенко, Станислав Атаманов и другие. За летние месяцы приходилось по два-три раза выезжать и вылетать на ИПы. Трудности из-за этого были и на основной работе, и, что греха таить, дома, в семьях. Но зато лучшей наградой «артистам» была неподдельная радость и ощущение небывалого праздника в глазах гостеприимных хозяев, не знавших, чем угостить и куда посадить дорогих гостей.

Приземляемся, например, на восьмом ИПе, недалеко от железнодорожной станции Жаксы, в Северном Казахстане, измотанные пятичасовой болтанкой в Ли-2 над раскаленной полупустынной степью, а на пахучем поле травяного аэродрома нас уже ждет почти весь ИП с громадным самодельным тортом и оркестром. Вечером, как полагается, концерт, вручение подарков, просмотр кинофильма и — танцы! Танцы — это главное! Танцы далеко за полночь, под бесконечные просьбы сержантов и старшин и клятвенные заверения, что «все будет в полном порядке». Утром, после официальных мероприятий, снова просьбы повторить вчерашний концерт. А как же? А те, кто стоял в наряде? Они же не видели! Все справедливо. Таких набирается человек пятнадцать. После обеда их собирают в клубе. Скоро туда подтягиваются и все остальные. Опять тот же концерт при переполненном зале. А там и ужин, и опять танцы за полночь.

На следующий день — а чем же развлечь дорогих гостей? Рядом с ИПом — великолепное прозрачное голубое озеро Бель-Агач. Нет, это слишком прозаично! Надо непременно съездить на Ишим, на рыбалку. Правда, 60 км трястись по проселку, но там уже все готово, вот ведь какое дело, люди старались… Ладно, едем. Действительно, рыбалка великолепна, особенно с ухой на столе, накрытом прямо на сочной траве. А потом снова импровизированный концерт тут же, на берегу Ишима, в купальных костюмах. Особенный успех имел дуэт Яшки-артиллериста и Горпины Дормидонтовны из «Свадьбы в Малиновке», и не столько сам дуэт, сколько танец «в ту степь», потому что роль Горпины играла Лариса Третьякова. У нее была дивная фигура: насколько то, что от плеч до пояса, поражало своей миниатюрностью, настолько все остальное вызывало священный трепет своей монументальностью! Но одно дело — на сцене, в длинной юбке, а другое — на пляже, в одном купальнике…

Обратно возвращались под вечер. Остановка в степи. Как говорится, «мужики — налево, бабы — направо». И вдруг вдоль обочины дороги я замечаю вспученные участки почвы, похожие на кротовые норы, а под ними проглядывает что-то белое. Неужели?.. Так и есть: степные грибы-шампиньоны, или как их там по-научному… Я человек степной, приходилось такие собирать в родном Поволжье… Меня высмеивают: как же! Станут благородные грибы расти на обочине! Небось какие-нибудь ядовитые! Я, не обращая внимания, собираю огромных лопоухих красавцев. И пока мне орали уже севшие в автобус «знатоки», я успел набрать две наволочки этих грибов.

В автобусе все держались подальше от меня, словно я вез в наволочке гюрзу. По возвращении я сдал грибы на кухню, присовокупив некоторые распоряжения. И вот на ужин нам всем подали роскошные отбивные с картофелем фри, а передо мной еще поставили огромный противень жареных грибов, источавших умопомрачительный аромат. Я молча наложил себе благоухающую горку и принялся с аппетитом есть, не обращая внимания на «знатоков». Те сначала принюхивались, потом кто-то робко спросил:

— Это, што ли, те самые?

— Што ли.

Молчание. Я с аппетитом ем. Горка заметно убывает.

— Да ты чо? Сдурел?

Я молчу. Юрка Тарасенко ухмыляется:

— Не-е, я лучше обожду. На тебя погляжу.

— Погляди, погляди. Тебя, кстати, никто и не приглашал. Там вон кухонный наряд стоит, облизывается. Они помогут. А ты погляди.

— А ну, дай-ка попробовать.

Через минуту весь противень был сметен начисто.

— Эх, ребята! Что ж мы делаем! А кухонному наряду?

— Ладно, ладно. Они заранее себе в кастрюльку отложили. Я ж их предупредил, что вы — потрясающие обжоры…

А вечером снова импровизированный концерт. На этот раз сами хозяева и поют, и танцуют, и читают стихи, и даже акробатические этюды показывают. А потом танцы под черным степным небом, среди горьковатого запаха сухой полыни и стрекота сверчков…

За день до планового прилета вдруг зарядили проливные дожди. Самолет не пришел. А тут еще намечалась «спецработа», все «игрища» были приостановлены. Грустные, сидели мы в своем домике, прислушиваясь к шуму дождя и прикидывая, сколько это может продлиться. Девчонки пели какие-то страдания, Юрка Тарасенко лениво подыгрывал им на баяне. Вдруг на крылечке раздались нетвердые шаги, и в дверь кто-то поскребся.

— Кто там?

— Дед Мороз, вот кто! Отворяйте, а то уйду!

Отворяем. На пороге какая-то невысокая фигура в наглухо застегнутой офицерской плащ-накидке, но босиком, видны только засученные синие форменные штаны с красным кантом. Капюшон накидки по самые плечи. Откидываем капюшон. Под ним — пьяный до изумления «капитан Копейкин», как мы называем офицера 67-го отдела, прилетевшего вместе с нами. Он служил здесь когда-то лет пять и знает все «нюансы» здешнего быта.

— Ну? Чего смотрите? Распаковывайте дальше!

Распаковываем. Под мышками у «капитана Копейкина» — бидон с пивом, фляжка спирта, две бутылки коньяку, связка копченых лещей, солдатский бачок с жареными шашлыками и целлофановый пакет с хлебом. Как он все это допер, да еще «приняв» перед этим не менее трех соток — уму непостижимо.

Мы ахнули:

— Василь Титыч! Откуда все это?

— Как — откуда? Подарок командования! По случаю праздника!

— Какого праздника? Ведь уборка идет!

— А по случаю дождя! Весь район пьет! А мы что — хуже? И у нас спецработа сегодня прошла н-на «отлично». Правда, изделие до нас не долетело, где-то там «за бугор» ушло, н-но-о тем не менее есть, так сказать, повод.

— А чего босиком-то?

— А вот они, родные! — Василь Титыч откуда-то из-за спины достал абсолютно сухие ботинки и носки и, присев на табурет, стал обуваться.

Жить стало лучше, жить стало веселее, как говорил один из наших вождей. Девчонки пили пиво и щипали леща. Мы обрадовались стопочке спирта под шашлыки. И тут кому-то пришла в голову мысль:

— А давайте КВН проведем: наша команда на иповскую! У них вон сколько своих артистов!

— Какой КВН? Завтра самолет придет!

— Не придет, ребята, самолет! — Василь Титыч пригладил остатки рыжеватых волос на приплюснутом черепе, и его светло-голубые глаза на морщинистом лице хитровато блеснули. — У нас нелетный прогноз на трое суток, и плановый самолет пошел «по большому кругу», через Камчатку. Так что ешьте, пейте, гуляйте и КВН играйте — ты гля, прям стихи! — раньше, чем через трое-четверо суток, самолет не придет! — И он пропел громко и фальшиво:

Льет дождик с небосвоода,
Грохочут желоба-а,
Нелетная пого-ода —
Нелег-ка-я судьба!

Через полчаса к нам пришел «главный комсомолец», молодой лейтенант-первогодок. Идея совместного КВН всем понравилась. Тут же была разработана стандартная программа: выход команд, домашнее задание, конкурсы, состав жюри. Учитывая, что из двенадцати прилетевших было только восемь «кавээнопригодных», договорились, что команды будут по восемь человек. В жюри вошли командир Разинков и его замполит, а с нашей — «капитан Копейкин» и его подполковник Николай Иванович Наумов — «дядька Черномор».

Решено было, учитывая возможный дефицит времени, КВН провести завтра к вечеру.

И началось!

«Мозговой штурм» и репетиции прошли на одном дыхании, и на следующий вечер домик был снова набит до отказа.

Конечно, конкурсы были самые простые. Например, кто быстрее высосет детскую бутылочку сгущенного молока через соску. Или вызывают на сцену танцоров, а заставляют их петь. Или выставят бумажный прямоугольник, разделенный по горизонтали пополам, одна половина — вверху — синяя, другая — внизу — желтая. А на границе цветов нарисован огромный вытаращенный глаз. Надо придумать подпись. И чего только не придумывали! И «око старшины», и «бди!», и «кинотеодолит в ремонте» (т. е. оператор кинотеодолита за отсутствием оптического средства вынужден сопровождать ракету собственной «оптикой»), и «глаз вопиющего в пустыне».

В общем, полтора часа в клубе стоял сплошной хохот зрителей, они же и болельщики. А так как в нашей команде были в основном девушки, то хозяева, как ни странно, болели за них.

Выходили из клуба, вытирая слезы и тихо постанывая, ибо смеяться уже не могли. Естественно, победила дружба с небольшим перевесом хозяев, а потом начались танцы!

А за распахнутыми настежь окнами лил и лил дождь…

На следующий день к Разинкову приехал какой-то местный начальник, толстый приземистый казах лет сорока пяти, в сапогах и соломенной шляпе.

— Иван Игорыщ, тибе што, артиста приехал, да?

— Да какие артисты! Шефы.

— Ай, как харашо! Шефы, да. Давай их мне кулуб? Консерт давай, а? Народ сабирем, се как положен? А то кино нет, лекций нет, адна водк!

— Слушай, Шаген, мы с тобой друзья, так?

— Какой разговор! Канечно, дурузя!

— А машину угля дашь?

— Какой разговор! Две бири!

— Нет, мне одна нужна, хочу баньку устроить, а уголь я еще не завозил.

— Через полчаса будит тибе машина! Какой разговор! Только артиста давай!

Разинков вопросительно посмотрел на меня. Я утвердительно кивнул.

— Тогда готовь клуб. Вечером будем.

Пришлось на скорую руку стряпать «сборную солянку» из программ концерта и КВН.

Жаксы — это маленькая станция, знаменитая лишь тем, что имеет множество элеваторов, откуда целинное зерно перегружается в железнодорожные составы. Узкие грязные улочки, облупленные саманные дома и заборы, чахлые деревца и неистребимый туземный запах кизячного дыма и каких-то грязных, сальных тряпок. Этот же запах царил и в полутемном кирпичном здании «кулуба», загаженного нанесенной после многодневных дождей грязью.

Не знаю уж, как нас представили, но зал, рассчитанный на двести зрителей, вместил еще по меньшей мере сто. Мне не приходилось встречать более благодарной публики. Только вот смех и аплодисменты порой раздавались совсем не в тех местах, где мы привыкли их слышать. То ли чувство юмора своеобразное, то ли русский язык плохо понимали.

Но в зале поднялся настоящий рев, когда на сцену вне программы вышел молодой казах и запел по принципу «что вижу — о том и пою», мастерски аккомпанируя самому себе на инструменте, который мы называли «один палка, два струна».

Успех был полный. По крайней мере, так говорил Разинков, которому привезли машину угля.

На следующее утро за нами пришел самолет.

Провожать нас вышли весь личный состав и все гражданское население ИПа. Мы прощались так, как будто за шесть дней стали родственниками. Нас осыпали трогательными словами благодарности, просили приезжать еще, солдаты дарили самодельные сувениры: всем нам — выточенную из цельного куска плексигласа лиру, а каждому в отдельности — маленький значок из флюоресцирующей пластмассы: миниатюрная антенна «Камы» и буквы «ИП-8».

После взлета мы еще долго видели большую группу людей на краю огромного поля, прощально махавших нам фуражками и платками и не расходившихся до тех пор, пока самолет не скрылся в густых облаках…

С тех пор нам довелось побывать по нескольку раз на всех ИПах, но все равно, встречаясь где-нибудь в прежнем составе «гастрольной группы», кто-нибудь из нас мечтательно вздыхал: «А помнишь, как было на «восьмерке»?» И единым духом осушал рюмку за тех, кто на боевом дежурстве, на спецработе и на измерительном пункте…

…Пуще неволи (беглый очерк)

В 60-е гг. в Тюра-Таме было аж два театра.

Один из них — Летний — красивое деревянное здание с ажурной галереей — стоял почти на самом берегу Сырдарьи и знаменит был тем, что в нем было прохладно даже в самую лютую жару.

Другой — Народный, получивший это почетное звание в 1967 г. Он тоже имел свое здание — Дом офицеров, который был для многих из нас действительно родным домом.

Летний театр сгорел дотла в начале 70-х гг.

Народный вместе с Домом офицеров — в начале 90-х.

Недолгий век был отпущен им судьбой, но за это время в них было сыграно столько самодеятельных спектаклей, КВН, эстрадных обозрений и просто концертов, что этому мог позавидовать любой провинциальный театр.

За десять лет своей службы на полигоне я не раз задавал себе один и тот же вопрос: что заставляло нас, тогдашних, приехавших с дальних площадок, не заходя домой и не ужиная, спешить на репетицию, прыгать до полуночи на сцене, а рано утром спешить на мотовоз?

Одна из причин заключалась, видимо, в том, что долгое время — почти полтора десятилетия — мы жили в таких жестких условиях режима секретности, которые не позволяли приезжать к нам на гастроли профессиональным театрам, а «театральная жажда» у многих тюра-тамцев была велика, ибо почти каждый из них приехал из крупных культурных центров — Москвы, Ленинграда, Киева, Харькова. А кроме того, эти люди были настолько талантливы и энергичны, что их вполне хватало как на плодотворную научную и испытательную деятельность, так и на художественную самодеятельность.

Первый спектакль, если не ошибаюсь, был поставлен в 1957 г. в Летнем театре. Это была «Гибель Алмазова» с революционными матросами, белыми офицерами и рефлексирующей интеллигенцией. Потом она была восстановлена в ноябре 1963 г., и с тех пор на Байконуре стали складываться два драматических коллектива, успешно соперничавших друг с другом на протяжении более десяти лет.

Одним из них руководила Зинаида Шаронова, молодая выпускница института культуры, другим — Надежда Яковлевна Корнилова, энергичная старушка лет шестидесяти, мать одного из самых талантливых членов драматического коллектива Саши Корнилова. У нее не было специального театрально-режиссерского образования, но было удивительное чутье на талантливых людей и на интересные пьесы, а также многолетний практический опыт работы в самодеятельности.

Совместными усилиями двух коллективов в 60-е гг. были поставлены «Стряпуха», «Барабанщица», «Погоня за счастьем», «Годы странствий», «Заставь дурака», «Свадьба в Малиновке» и другие. В основном я принимал участие в спектаклях, поставленных Н. Я. Корниловой, поэтому они более всего и врезались мне в память.

Самыми удачными, на мой взгляд, оказались комедия «Погоня за счастьем» и оперетта «Свадьба в Малиновке».

Надо сказать, что сюжет «Погони за счастьем» некими бойкими авторами Филиппом и Тамарой Гехт был полностью содран с комедии «Тетушка Чарли», а та, в свою очередь, через полтора десятилетия легла (не тетушка, разумеется, а комедия!) в основу известного телевизионного фильма «Здравствуйте, я ваша тетя!» с Калягиным, Козаковым, Гафтом и многими другими замечательными актерами. И все же несмотря на то, что Ф. и Т. Гехт осовременили и слегка ополитизировали старую пьесу, «Погоня за счастьем» как-то идеологически «недотягивала» и вряд ли бы увидела свет, если бы в одной из главных ролей не был занят тогдашний инструктор политотдела по комсомольской работе старший лейтенант Борис Посысаев. Он был таким неистовым энтузиастом и защитником легкомысленной комедии, что в конце концов убедил «больших политрабочих» в том, что от ее постановки не следует ожидать больших повреждений в умах молодежи. Более того, он притащил на сцену свою жену Тамару, и Бог знает что творилось у них дома, когда они таким вот семейным «тандемом» пропадали сначала на репетициях, а потом на «гастролях».

Роль прогрессивного журналиста Рондольфа Роуза, которому по ходу пьесы приходилось вынужденно переодеваться в заокеанскую миллионершу, играл Саша Корнилов, а саму миллионершу, старую деву Бесси Лонг — его мама, Надежда Яковлевна Корнилова. Роль невесты Рондольфа досталась звезде нашего коллектива, Ларисе Аврамчик, женщине ослепительной красоты, глядя на которую, мужская составляющая зрительного зала начисто переставала следить за ходом сюжета, а женская начинала ревниво смотреть не на сцену, а на сидящего рядом мужа.

Первые две недели работы над спектаклем мы не могли провести даже обыкновенной читки текста: на репетиции стоял сплошной хохот. Отсмеявшись, мы вытирали слезы и принимались за работу. Эта пьеса настолько захватила нас, что работалось удивительно легко, репетиции затягивались далеко за полночь, прямо на ходу рождались остроумные актерско-режиссерские находки. Например, Саша Ильченко, игравший чернокожего слугу Тома, сначала изо всех сил старался скрыть свой невероятно «гэкающий» малороссийский акцент, а потом плюнул да еще и обыгрывать его стал: убирая со стола на поднос недопитые бутылки, он бормотал себе под нос: «Та хиба ж у нас так на ридной Алабамщине горылку пьють?» А рожа черная, как хромовый сапог! Ну — в зале сплошная «ржа»!

Или вечно полупьяный адвокат миллионерши Ник Шнапс. Когда разорившийся английский дядюшка мистер Падлер (!) пытается выведать у адвоката секреты американской тетушки, Шнапс вместо ответа вытягивает из кармана бутылочку с виски и невозмутимо делает глоток. Падлер с раздражением выхватывает эту бутылочку из рук пьяницы и сует себе в карман. Шнапс спокойно достает из другого кармана уже фляжечку с бренди и снова пьет. И эту фляжечку постигает та же участь. Наконец из третьего кармана извлекается невесть как попавший туда стакан, доверху наполненный водкой! Пока изумленный мистер Падлер пытается хоть что-то сообразить. Шнапс одним духом осушает этот стакан, и все дальнейшие расспросы становятся бесполезными.

В конце февраля 1964 г. спектакль был готов, и премьера прошла с оглушительным успехом. Зрители падали с кресел от хохота, стоны и визги стояли в зале, и нам приходилось делать длинные паузы, чтобы не потерялась ни одна реплика. В одном только Доме офицеров мы дали не менее десяти спектаклей, а потом объехали почти все солдатские клубы на дальних площадках. И везде результат был один и тот же. Даже политотдел великодушно смирился с «неактуальной тематикой» «Погони за счастьем». Всего было сыграно более двадцати спектаклей.

Целый год мы купались в лучах провинциальной славы, и нам тихо завидовали конкуренты.

А тут вдруг в начале 1965 г. было объявлено о подготовке и проведении Всеармейского фестиваля творчества воинов, посвященного, если не ошибаюсь, 20-летию Победы. Из Москвы приехала авторитетная комиссия, начала просмотр и отбор «творческих воинов». Смотрела она и спектакли двух наших коллективов — шароновского и корниловского. И тут нас ждал первый удар по самолюбию: вдоволь нахохотавшись, глядючи «Погоню за счастьем», комиссия, однако, решила, что пьеса не может участвовать в конкурсе из-за полного отсутствия в оной воинской тематики. Ну, разве что был там среди персонажей некий капитан флота Жак Бонэ, которого играл Володя Корнеев, тоже капитан, но авторы, к сожалению, не указали, в каком флоте служил этот морячок — в военном или торговом. Все равно ведь — в капиталистическом! Ну, а капитанские погоны ракетчика Корнеева — увы! — в расчет не принимались!

Зато «шароновцы», наши заклятые друзья по сцене, приготовили «забойный» спектакль, драму «Годы странствий», из которой воинская тематика прямо лилась через край.

Мы приуныли, но ненадолго: уже в феврале 1965 г. мы начали готовить к постановке жутко антирелигиозную комедию «Заставь дурака» из жизни то ли «пятидесятников», то ли «адвентистов седьмого дня» и напрочь забыли про московскую комиссию и ее приговор.

Но в конце марта из Москвы вдруг пришло указание отправить на заключительный концерт фестиваля сборную программу самодеятельности и спектакль «Погоня за счастьем». Вне конкурса.

Мы были на седьмом небе. Нам казалось, «что вне конкурса» — это значит вне конкуренции, и нам надо просто приехать и получить заранее заготовленные для нас лауреатские медали.

Наивные, мы только в Москве поняли и ощутили на себе весь жестокий смысл формулы «вне конкурса»! Но это было только в Москве, а в Тюра-Таме мы с огромным энтузиазмом готовили новые костюмы, обновляли реквизит и декорации, словом, собирались на завоевание столицы.

И вот в середине апреля мы со всем скарбом погрузились в самолет и поздно вечером взяли курс на Москву. Лететь пришлось в грузовом Ли-2, примостившись на узких ледяных скамьях вдоль бортов, согреваясь только коньяком и предвкушением триумфа. И вообще, чувства у нас были примерно такие же, как у Золушки, едущей в карете на бал к принцу. К утру мы были в Москве, на аэродроме Астафьево, слегка удивленные отсутствием хотя бы триумфальной арки.

Что ж, вылазили из фюзеляжа,
Оглохшие и обалдевшие от моторного гула.
М-да-а… Ни цветов, ни оркестра, ни даже
Роты почетного караула…

Это был первый удар. Второй ждал нас в Перхушково, в Доме офицеров, на сцене которого до седьмого пота репетировалась «ракетная часть» заключительного всеармейского концерта, который должен дней через десять состояться аж в Кремлевском дворце съездов. В Перхушково нам популярно объяснили, что никто нас не ждет, ни в какую программу мы не включены и нигде выступать не будем. Нас просто вне конкурса пригласили в Москву проветриться…

Удар был, конечно, жестоким, залечивать который мы в тот же вечер отправились в ресторан «Пекин», где, стуча себя в грудь кулаками, перекрикивая оркестр и проливая водку на плечи соседей, изливали боль незаслуженно оскорбленной души.

И только на следующий день мы по достоинству оценили всю прелесть внеконкурсного присутствия в Москве. Не связанные никакими обязательствами, предоставленные самим себе, мы «с головой окунулись в водоворот столичной жизни», как писали раньше в плохих романах. Мы жадно ходили в театры, обошли чуть ли не все музеи и магазины, щедро вознаградили себя за многолетнее неудобство тюра-тамского «сухого закона». Тогда никого не удивляло, что простой периферийный лейтенант имел достаточно средств, не то, что сегодня, и мог позволить себе купить два-три билета в Большой театр или кремлевский Дворец съездов, посетить Русский музей или Третьяковку и даже, к конце концов, посидеть вечером с друзьями в знаменитом ресторане. Для такого отдыха не было только времени.

И все же не хватало чего-то самого главного.

Поисками этого «чего-то» энергично занялся все тот же неистовый комсомолец Боря Посысаев — сценический псевдоним Генри:

И Генри трезвонил по всем телефонам,
Не зная покоя, не ведая сна.
Он всем говорил, что далась нелегко нам
Поездка в Москву, что нам сцена нужна,
Что нам положительно необходимо
Комедию эту в Москве показать…
А смотр прошел стороной где-то мимо
И незачем было на сцену влезать…

Но Боря привел в движение все свои главпуровские связи, и нам все-таки удалось дважды сыграть наш спектакль. Сначала в НИИ-4 РВСН в Болшево, потом в санатории ЦК КПСС в Пушкино.

В Болшево подмосковная публика, избалованная большими и малыми театрами, едва ли на десятую часть заполнила крохотный зал старого клуба: что это, мол, еще за приезжие гастролеры? Но первое действие настолько разогрело впечатление немногочисленных зрителей, что второе действие прошло уже при битком набитом зале, и организаторы намекали нам: а не сыграть ли этот спектакль тут же с самого начала?

В санатории ЦК в межсезонье отдыхали одни только ветхие ветераны партии областного и районного масштаба, последний раз смеявшиеся, по-моему, еще до исторического материализма. Но даже они разошлись так, что в антракте к нам за кулисы прибежала испуганная дежурная врачиха и попросила во втором акте убрать самые смешные места, а то, мол, мои старички всю ночь спать не будут: давление, сердце, нервы и тому подобное.

Мы покидали Москву с чувством перевыполненного долга, хотя по итогам смотра нам достались только памятные значки. Но этот бело-синий эмалевый прямоугольник с выпуклой красной звездочкой на нотной строке и надписью «Фестиваль творчества воинов. 1965» дороже любых других лауреатских и прочих медалей, полученных мною за все последующие годы.

Потом была вполне профессиональная постановка оперетты «Свадьба в Малиновке». Мы принципиально не хотели делать ее в «усеченном» варианте, приспособленном к возможностям самодеятельности. У нас были замечательные исполнители с замечательными сценическими и вокальными данными. Например, роль Назара Думы очень подошла для подполковника Николая Петрова с его бархатным басом, Жанна Иванова стала обаятельной Яринкой, а ее маму сыграла Тамара Склянкина с ее глубоким контральто. Начальнику Дома офицеров Василию Дорохову, очень похожему на запорожца, только без усов и оселедца, досталась роль деда Нечипора, а его заместителю капитану Юрию Высоте — роль Андрейки. Яшка-артиллерист достался мне, а Горпина Дормидонтовна — Ларисе Третьяковой.

Кроме того, у нас были вполне профессиональные хор и танцевальный коллектив на базе гарнизонного ансамбля песни и пляски.

Сначала все уперлось — смешно сказать! — в отсутствие клавира этой оперетты. Ну — все было! Кроме клавира!

И тут помог очень талантливый солдат срочной службы с музыкальным образованием Павел Ландо. Имея в своем распоряжении всего лишь заезженную граммофонную пластинку с записью «Свадьбы в Малиновке», Паша за очень короткий срок сумел расписать всю партитуру для каждого исполнителя и всю музыку переложить для нашего гарнизонного оркестра, которым руководил капитан Миша Титаренко. Но это была не единственная трудность. Самое сложное заключалось в умении привести в слаженное действие «соединение разнородных сил»: певцов, музыкантов, актеров, танцоров. Для этого надо было учитывать репетиционные возможности каждого участника. И речь шла не только о «площадочниках». Все понимали, что и у начальника Дома офицеров главные функциональные обязанности тоже заключаются отнюдь не только в исполнении роли деда Нечипора.

Трудно давалась «Свадьба в Малиновке». Но нас вдохновляло еще и то обстоятельство, что «шароновский» коллектив готовил не менее военно-патриотическую пьесу «Барабанщица», а кроме того, надвигался Всесоюзный фестиваль самодеятельного искусства в честь 50-летия Октябрьской революции. Но, в общем, не фестиваль нас подталкивал, а желание и возможность сделать постановку сложной пьесы вполне профессионально.

И вот где-то в конце 1966 г. оперетта была поставлена. Мы сыграли ее не менее двух десятков раз и неизменно в переполненных залах. И не только в Доме офицеров на «десятке». Мы объехали почти все солдатские клубы полигона, а сцены из спектакля возили даже на дальние измерительные пункты. Что и говорить, такие «гастроли» совсем не нравились нашим начальникам, а вот публика любила эти спектакли, превращавшиеся порой в настоящие общегородские праздники.

В 1967 г. специальная комиссия из Москвы снова смотрела «Свадьбу в Малиновке» и «Барабанщицу». Оба эти спектакля стали лауреатами. «Свадьбу в Малиновке» даже собирались пригласить в Москву. Но, наверное, слишком накладно было везти за тридевять земель почти полсотни человек за казенный счет. Может, это и правильно. Зато по итогам фестиваля и вообще по совокупности всего проделанного за десять лет наши два скромных драматических коллектива стали единым Народным театром.

Сейчас этого театра больше нет.

Вряд ли это можно объяснить тем, что в погоне за куском хлеба насущного у людей стало меньше свободного времени — его и тогда почти не было. Не могло стать причиной и то обстоятельство, что в середине 70-х к нам начали приезжать профессиональные артисты и даже стал доходить космический свет давно погасших звезд эстрады, уже почитавших за честь дать два-три концерта на легендарном Байконуре. Да и свои «звезды» стали проявляться. Мало кто знает, например, что красавчик Сергей Захаров начинал свою карьеру эстрадного певца солдатом в ансамбле песни и пляски военных строителей Байконура.

Скорее всего, причиной смерти Народного театра стало постепенное нарушение нашего единства, начало разобщенности и расслоения на богатых и бедных, появление диаметрально противоположных интересов. Тут уж не до художественной самодеятельности.

А может, дело все-таки в том, что на Байконуре теперь больше нет ни одного театра? Один исчез бесследно. Другой по-прежнему стоит на площади Ленина и издали кажется все тем же уютным Домом офицеров. Те же светло-желтые массивные стены, те же серебристые кусты джидды среди барханчиков тончайшего песка, нанесенного из пустыни на старые асфальтовые дорожки. Только покривившаяся и навсегда пустая рама для афиш, висящая на бетонной ограде, вдруг кольнет сердце неосознанной тревогой. И подойдя поближе, убеждаешься, что дом мертв: сквозь пустые глазницы окон видны закопченные стены, а вместо лепных потолков просвечивает выцветшее голубое небо. Чем-то дом этот напоминает нынешнюю Россию: внешне неповрежденные стены скрывают картину непоправимой катастрофы. Вместо крыши и трех этажей — огромный подвал, заполненный чудовищным переплетением обожженного огнем железа, бетона и кирпича. То, что раньше светилось яркими огнями, звучало веселыми голосами и музыкой, теперь превратилось в мертвый остов, от которого несет тяжелым смрадом холодного пепелища. Днем, при ярком свете, это не так заметно, и можно, стоя в редкой тени полузасохших деревьев, тешить себя ностальгическими воспоминаниями. Но страшно проходить мимо этого дома поздней ночью — как будто идешь через кладбище…

У каждого поколения есть лучшие годы жизни. У фронтовиков — это Великая Отечественная. У нас — целина и космос.

Не потому только, что мы тогда были молодыми и наивными — просто атмосфера была другая. Тогда мы были ближе друг другу, тогда за нами была великая страна.

И теперь каждому из нас хочется по-своему если не вернуть, то хотя бы удержать прошлое в своей благодарной памяти.

Уже в 70-80-е гг., бывая по делам службы в коротких командировках на Байконуре, я всегда приезжал туда с каким-то сердечным трепетом и с ощущениями, которые трудно с чем-то сравнить.

Нет, ребята!.. В прошедшую юность вернуться невозможно. Ее можно только вспоминать, оглядываясь назад. А для меня Байконур — это место, где свою юность я могу увидеть, не оглядываясь назад. Она здесь, передо мной! Только смотрю я на нее уже издалека.

И вот в любой из своих приездов я всегда находил время и со щемящей тоской в одиночестве бесцельно бродил по знакомым улицам, словно искал кого-то. Я знал, конечно, что моих сверстников и друзей давно нет на полигоне, но мне все казалось, что вот-вот, на следующем перекрестке, из-за поворота навстречу мне выйду я сам, молодой, двадцатилетний, в выгоревшей полевой «мобутовке» с короткими рукавами. Я и сейчас еще часто вижу себя во сне сбегающим вниз по лестнице нашего корпуса НИР. На мне старая форма, и я все мучительно силюсь и никак не могу повернуть голову, чтобы посмотреть на собственное плечо? Какие там погоны? Кто я? В каком времени живу? Я прохожу наискосок наш внутренний дворик и напряженно вглядываюсь во встречные лица, стараясь увидеть знакомые. Иногда среди них я угадываю друзей, которые давно погибли или умерли, пытаюсь обрадованно с ними заговорить, но они как-то деликатно, не глядя в глаза, уклоняются от разговора.

Или бывают периоды, когда мне с поразительным постоянством снится один и тот же сон: я снимаю на пленку пуск очередной ракеты, он оказывается аварийным, ракета, разваливаясь на куски, замедленно валится к земле, а я почему-то один и никак не могу вспомнить, где мои солдатики-кинооператоры, успели ли они в укрытие…

Когда в 2000 г. я был приглашен на Байконур на празднование 45-летия, сначала благодарил судьбу за такой подарок. Но я ошибся. Если раньше я хранил в памяти молодой и зеленый Звездоград, то теперь он навсегда будет ассоциироваться для меня с погибшими парками, многими мертвыми пустыми домами и чужими людьми.

Прав был Геннадий Шпаликов:

По несчастью или к счастью
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне —
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне…

Культурная жизнь Байконура сегодня богата и разнообразна. Старейшее учреждение культуры города — гарнизонный Дом офицеров, образованный в 1955 г. В его 16 кружках, студиях и секциях занимаются около 900 человек.

Проведение общегородских мероприятий и народных гуляний на площади — заслуга городского Дворца культуры.

Центр детского и юношеского творчества (Дворец пионеров) работает с 1970 г., приобщая девчонок и мальчишек к миру творческому и прекрасному.

В городе развита сеть библиотек, услугами которых пользуются около 15 тысяч читателей.

Есть и свой музей, хранящий истории города и космодрома.

Начальник ГДО В. К. Пирожников в роли ведущего конкурса

Народной хореографической студией «Элегия» руководит заслуженный работник культуры Н. М. Мичкова

Большую популярность приобрел фестиваль народного мастерства «Поднимись над суетой»

Гордость ГДО — его солисты

Дружный коллектив Городского дворца культуры возглавляет В. Н. Сливин

Показ новых моделей «Театра моды» — это элегантность и красота

Открытие 2-й гарнизонной спартакиады. 1 мая 1957 г.

Гарнизонная команда парашютистов 1966 г.: С. Орбей, В. Харитонов, Н. Лысов, Г. Кудрявцев, Б. Теренков, Ю. Селезнев, В. Васильев

Первенство гарнизона по шахматам. 1963 г.

Этап легкоатлетической эстафеты у Летнего театра. 25 июня 1966 г.

Спортивная жизнь Байконура сегодня

Заключительный этап военизированной игры «Зарница»

Секция единоборства гарнизонного Дома офицеров

Сборная команда штаба космодрома по волейболу

Зал тяжелой атлетики спорткомплекса «Маяк»


Участники традиционной Гагаринской эстафеты

Памятник-обелиск на могиле героя казахского эпоса Коркыт-Ата в 20 км от Байконура

В музее войсковой части 25741.

В. М. Подставка, Меняйло, Г. С. Шувалов, Ю. А. Гагарин, Г. Ф. Закарлюк, А. Н. Тимошин, Л. Г. Жуков, Е. А. Карпов. 1967 г.

Комната, где в дни приезда на Байконур жил С. П. Королев

У домика С. П. Королева: А. С. Сечкин, А. Дружинин, первая жена С. П. Королева К. М. Ванцентина, внуки С. П. Королева Сергей и Андрей, И. Г. Борисенко, А. М. Войтенко, дочь С. П. Королева Наталья Сергеевна, М. Г. Григоренко и др.

2 июня 1980 г.

Школьники города в музее у кресла «Ивана Ивановича»

Генеральный конструктор НПО ПМ М. Ф. Решетнев открывает музей истории развития космической техники на 95-й площадке.

А. П. Завалишин, Ю. Н. Коптев, С. А. Кострома. 1985 г.

Гагаринская беседка. Здесь состоялось заседание Госкомиссии 11 апреля 1961 г.

Обелиск в честь запуска первого искусственного спутника Земли

Памятник С. П. Королеву

Памятник Ю. А. Гагарину

Памятник Г. М. Шубникову

Монумент «Наука и космос»

Памятник М. К Янгелю

Государственная комиссия по запуску первого ИСЗ с конструкторами и военными специалистами на полигоне. Октябрь 1957 г.

Сидят: И. Т. Булычев, Г. Р. Ударов, А. Г. Мрыкин, Н. А. Пилюгин, М. В. Келдыш, В. П. Мишин, Л. A. Воскресенский, В. М. Рябиков, М. И. Неделин, С. П. Королев, К. Н. Руднев, В. П. Глушко, В. П. Бармин.

Стоят: А. Ф. Богомолов, П. Е. Трубачев, В. И. Кузнецов, А. А. Васильев, К. Д. Бушуев, А. И. Носов, В. И. Ильюшенко, А. И. Нестеренко, Г. Н. Пашков, М. С. Рязанский, Курбатов

Гагаринский старт. Первый начальник полигона Алексей Иванович Нестеренко. 1969 г.

Торжественное собрание в День Советской Армии. 1959 г.

Выступает заместитель начальника политотдела М. И. Ботяшов.

1-й ряд: В. И. Ильюшенко, К. В. Герчик, А. И. Семенов, А. И. Носов, А. Г. Захаров.

2-й ряд: B. C. Мушко, А. А. Васильев

Инициаторы создания Совета ветеранов Байконура. 1981 г.

1-й ряд: начальники космодрома Байконур: А. И. Нестеренко, К. В. Герчик, А. Г. Захаров, А. А. Курушин, В. И. Фадеев.

2-й ряд: Т. Г. Осипов, М. Т. Сурков, В. И. Ильюшенко, И. А. Пругло, В. Г. Дашкевич, Губарев, И. Г. Борисенко, Н. В. Павельев, К. В. Свирин, Б. И. Кузнеченков, В. В. Савинский

Ветераны у обелиска в день 25-летия полигона. 1980 г.

А. Г. Захаров, К. В. Свирин, А. Ф. Дубовик, А. С. Кириллов, В. Г. Дашкевич, М. Г. Григоренко, А. С. Матренин, А. А. Курушин, А. С. Фунтиков, Ю. Н. Сергунин, Д. X. Чаплыгин, Б. Е. Алескин. Впереди присел Г. С. Боровиченко

Руководящий состав управлений и полигона. Май 1988 г.

1-й ряд: В. А. Петренко, В. И. Демидочкин, Б. И. Журавлев, В. В. Погосов, А. Я. Науджюнас, В. И. Катаев, Ю. А. Жуков, В. А. Меньшиков, А. А. Макарычев, В. Н. Макин, В. Е. Гудилин, С. В. Чухров.

2-й ряд: М. П. Калмыков, Баталов, А. С. Морозов, А. П. Завалишин, Н. И. Ковзалов, Божка, Ю. М. Сергеев, В. Г. Рубан, А. А. Усик, Ю. И. Иванов, В. А. Графинин

В перерыве партийной конференции полигона. 1987 г.

1-й ряд: Ю. А. Жуков, И. И. Куринной, А. Я. Науджюнас.

2-й ряд: В. И. Катаев, А. А. Шумилин, Н. А. Борисюк, В. Е. Гудилин, Б. М. Лохмачев

Проводы космонавтов в Москву на аэродроме Крайний. 1997 г.

1-й ряд: В. П. Паршин, Б. М. Зименков, А. А. Шумилин, B. Л. Иванов, Ю. Н. Коптев, Г. Д. Дмитриенко.

2-й ряд: А. Ф. Рудаков, Е. М. Кушнир

Инструктаж номеров боевого расчета в МИКе 2-й площадки проводит начальник 1-го НИУ полковник Е. А. Черный. 1994 г.

М. Ф. Решетнев с руководителями полигонных служб.

Ю. А. Прудский, В. А. Шишигин, А. К. Недайвода, П. И. Цыбка, И. В. Мещеряков, М. Ф. Решетнев, В. А. Исаев, Ю. В. Медведков

Д. К. Драгун с техническими руководителями ОКБ «Вымпел» А. П. Кавериным, Р. Д. Тагуновым, Ю. Г. Гордиенко у стенда-кантователя. 1997 г.

Технический руководитель ОКБ «Вымпел» Н. П. Мирошников на пусковой шахтной установке

«Протон» — PH тяжелого класса для вывода тяжелых (до 21 т) комплексов на низкую орбиту и космических аппаратов (КА) до 2,6 т на геостационарную орбиту и межпланетные траектории

«Зенит» — ракета-носитель (PH) среднего класса для вывода на низкую орбиту КА массой до 13,7 т

«Союз» — PH среднего класса для вывода на низкую орбиту КА массой до 7,8 т

«Молния» — PH среднего класса для вывода на высокоэлиптическую орбиту КА массой до 2,5 т

Перспективные ракеты-носители

Карточка руководителя запуска функционального грузового блока новой международной станции «Альфа»

График подготовки РКН на СК

15 ноября


17.00 — Заседание Межгосударственной комиссии


16 ноября

06.15–06.30 — Построение боевого расчета

06.30–08.05 — Транспортировка РКН на СК

08.15–10.20 — Установка РКН на ПУ

10.20–10.35 — Проверка стыковки элепропневмоблоков

10.35–11.10 — Проверка СУ PH

11.10–11.55 — Прицеливание PH

11.55–13.30 — АИ СУ РН

11.55–12.15 — Подвод фермы обслуживания

12.15–13.30 — Стыковка разъемов «Э-Ф» и «Ф-Б»

13.30–17.30 — КНСГ ФГБ, сборка схемы на КИ СУ PH

17.30–18.00 — Контрольный переход «земля-борт»

18.00–22.00 — Заряд бортовых батарей ФГБ


17 ноября

09.15–09.30 — Построение боевого расчета

09.30–11.30 — Подготовка к имитации заправки

11.30–13.50 — Имитация заправки, наддув баков PH

13.50–15.00 — КИ СУ PH

15.00–16.00 — Измерение параметров системы «Аист» ФГБ

15.00–17.30 — Анализ КИ СУ PH, приведение в исходное СУ PH, ввод ПЗ в САН, прицеливание PH

17.30–17.40 — Стыковка НС


18 ноября

09.15–09.30 — Построение боевого расчета

09.30–13.40 — Сборка схемы на полет, установка и подключение ББ СУ, СБН

13.40–14.50 — Ввод ПЗ в СПУТ и АУД

14.50–13.20 — Контрольный переход «земля-борт»

15.00–16.00 — Измерение параметров системы «Аист» ФГБ


19 ноября

09.30–10.00 — Построение боевого расчета

10.00–12.00 — Снятие защитно-предохранительных устройств с КГЧ, контрольное фотографирование


20 ноября

02.30–03.00 — Построение боевого расчета

03.00–03.40 — Занятие рабочих мест, проверка исходного состояния

03.30 — Заседание Межгосударственной комиссии

03.40–05.40 — Подготовка к заправке

05.40–07.20 — Заправка PH окислителем

07.20–08.30 — Заправка PH горючим

08.30.-10.10 — Технологическая пауза

09.25–10.25 — Включение ВСОТР, снятие заглушек, ЗО по ГО

10.25–10.30 — Эвакуация боевого расчета с фермы обслуживания

10.30 — Начало движения фермы обслуживания

11.35–11.55 — Коррекция прицеливании PH

10.55 — Набор стартовой готовности ДУ PH, ФГБ

11.38 — Выдача команды «ГОТОВНОСТЬ ГБ»

11.40.00 — ПУСК РКН

11.50–14.30 — Заключительные операции

Ключ на старт!

Командный пункт запуска (бункер на 1-й площадке)

Ракета-носитель «Протон» с функциональным грузовым блоком «Заря» для международной станции «Альфа» перед стартом. 20 ноября 1998 г.

Вывоз на старт российско-французского космического корабля «Союз-ТМ 24». Август 1996 г.

Командир Востока-5 космонавт В. Быковский и его дублер Б. Волынов на встрече с личным составом боевого расчета запуска. Июнь 1963 г.

1-я площадка. Перед полетом «Чайки» свои стихи читает сержант Блынских. Июнь 1963 г.

Встреча комсомольского актива боевого расчета с космонавтами.

1-й ряд: А. Щербаков, П. Дырдин, А. Николаев, И. Черноусов, Г. Титов, В. Халипов, Ю. Козлов, Ю. Гагарин, Б. И. Кузнеченков, Б. Д. Лагутко, В. М. Данилейко.

2-й ряд: В. Г. Козлов (крайний слева), В. Дремов (крайний справа). Июнь 1963 г.

Жители космодрома провожают экипаж «Восхода» в Москву. Октябрь 1964 г.

Встреча космонавтов с боевым расчетом запуска.

С. П. Королев, космонавт А. А. Леонов, дублер Д. А. Заикин, космонавт П. И. Беляев, дублер Е. В. Хрунов, Б. И. Кузнеченков, И. Ю. Лучко. Март 1965 г.

Заседание Госкомиссии после успешного полета «Восхода-2». Март 1965 г.

Встреча личного состава стартовой команды с экипажами космических кораблей «Союз-1» и «Союз-2». Апрель 1967 г.

Перед посадкой космонавта Г. Берегового в космический корабль «Союз-3». Октябрь 1968 г.

Командир космического корабля «Союз-4» космонавт В. А. Шаталов на встрече с боевым расчетом запуска в МИКе 31-й площадки. Январь 1969 г.

Экипаж «Союза-11» Г. Добровольский, В. Волков, В. Пацаев на встрече с боевым расчетом запуска. 1971 г.

Начальники политотдела полигона В. И. Ильюшенко (1956–1959 гг.), Н. В. Павельев (1960–1962 гг.), А. Д. Воинов (1969–1977 гг.)

Работники политического отдела полигона.

1-й ряд: З.Л. Малюкова, С. Н. Порошин, М. И. Дружинин, В. И. Тексин, Н. И. Фатиков, Г. И. Чернушевич.

2-й ряд: Н. В. Шитов, В. И. Трухин, М. Т. Сурков, Л. Д. Дроботенко, А. Н. Волощук, Н. А. Тарумова.

3-й ряд: Б. И. Посысаев, В. А. Петровский, В. А. Тужиков, М. С. Плетушков, В. Н. Мелешко, К. И. Девятовский. Июнь 1967 г.

День молодого офицера. Встреча руководителей полигона с молодыми офицерами 1-го НИУ. 3 апреля 1965 г.

Сидят: Б. И. Кузнеченков, Н. И. Кулепетов, Г. М. Шубников, А. А. Курушин, М. И. Дружинин, А. С. Кириллов, В. И. Сорокин, М. Т. Сурков

Секретари комсомольских организаций частей непосредственного подчинения.

1-й ряд: Белоусов, Курило, Тексин, Дружинин, Козлова, Ветрова.

2-й ряд: Веретенников, Хохоня, Орлов, Игнатов, Ткачев, Брейтман, Белун, Вяхирева, Писарева, Сотниченко, Кулага, Жуланов, Чистов, Козлов.

3-й ряд: Сьядин, Аносов, Милюмаев, Федорчук, Тетюхин, Посысаев, Чурсин, Петров, Большагин

Политотдел полигона. Октябрь 1969 г.

1-й ряд: В. И. Матвиевский, B. C. Патрушев, М. И. Кузнецкий, В. А. Борзенков, С. Н. Порошин, М. И. Дружинин, Л. Д. Кайдалов, Н. В. Шитов, В. А. Кузин, Н. И. Фатиков, В. М. Бородин.

2-й ряд: Н.К Гангаева, Т. В. Титкова, А. Н. Волощук, Ю. И. Баскакова, А. М. Хижняк, Л. Д. Дроботенко, З. П. Малюкова.

3-й ряд: Э. П. Санкевич, М. С. Плетушков, К И. Девятовский, А. Ф. Негодаев, Вишневский, В. П. Дорохов, В. А. Петровский, Ф. И. Бакуменко, П. Л. Кондрацков, Б. А. Суворов.

4-й ряд: Баев, И. А. Волобуев, В. А. Акиндинов, Теплов, Э.К Габуния, Г. П. Антонов, А. Г. Бельченко, А. К. Ивлев

Помощники начальников политотделов управлений и полигона по комсомольской работе. 1970 г.

1-й ряд: Д. Самойленко (6 упр.), В. Степанов (1 упр.), Е. Гриппа (5 упр.), Б. Посысаев (полигона), Э. Габуния.

2-й ряд: Г. Воробьев, А. Лещенко. С. Шаповалов (3 упр.), В. Конивец (2 упр.), А. Озеров (учебный центр), Ю. Вереницын (4 упр.)

Первые помощники начальника политотдела полигона по комсомольской работе. Январь 1964 г.

Г. Л. Орлов, Н. М. Анисимов, Ю. Б. Козлов

Комсомольское отделение полигона. 33 года спустя, 1998 г. Б. И. Посысаев, В. О. Чиковани, Ю. Б. Козлов

Инициаторы комсомольского шефства над ракетной техникой. 1963 г. Ю. Дымковец, А. Усов, Г. Воробьев, П. Гайдай

Секретари комсомольских организаций в/ч 14332 — шефы над ракетной техникой. Апрель 1964 г.

1-й ряд: Ю. Козлов, Т. Сутягина, Б. Посысаев, В. Игнатов, А. Усов.

2-й ряд: Магода, Аликпачев, Афоньских, Богданов, Соснин, И. Благодыренко.

3-й ряд: Федченко, Гулковский, Пономаренко, Романов, Магомедов

Руководители ЦК ВЛКСМ — гости космодрома. Май 1969 г.

Сидят: И. И. Куринной, В. Г. Дашкевич, Б. Н. Пастухов, Е. М. Тяжельников, С. Н. Юбко, У. Джанибеков, А. А. Максимов, В. А. Николаенок, О. В. Зинченко.

Стоят: Г. А. Крапивка, Б. Н. Рогатин, А. И. Дрякин, В. К. Подобин, А. А. Федоров, Я. Д. Лавентман, B. C. Степанов, В. В. Миронов, Б. И. Беспалов, Б. И. Посысаев, Э. К. Габуния, С. М. Мухамбеткалиев, С. Н. Порошин, В. В. Кажарский

6-я комсомольская конференция полигона. Февраль 1970 г.

1-й ряд: В. Степанов, Г. Воробьев, Б. И. Посысаев, В. П. Морозов, А. А. Курушин, А. Д. Воинов, Э. Габуния, В. Конивец.

2-й ряд: В. Антоненко, Г. Чепак, Е. Моторин, Д. Самойленко, И. Гришин, А. Сергеев, В. Паюченко, С. Шаповалов, Е. Гриппа, Л. Коноваленко, И. Дериболот, И. Радченко.

3-й ряд: A. Ковалев, А. Мальков, В. Шишов, В. Волков, В. Емошев.

4-й ряд: Н. Краско (первый слева), А. Озеров (предпоследний справа)

Руководители центральных органов комсомола на космодроме. 1976 г.

1-й ряд: Г. И. Львов, В. П. Чибисов, М. Т. Непогодин, З. Камалиденов.

2-й ряд: Г. П. Крапивка, Э. И. Кожемов, Е. А. Морозов

Встреча с космонавтами после полета «Союза-37». Октябрь 1980 г.

1-й ряд: В. Т. Паршиков, В. В. Рюмин, Ю. Н. Сергунин, Л. И. Попов, Ю. Н. Глазков, А. Н. Морозов, В. А. Булулуков.

2-й ряд: В. И. Елисеев, А. М. Митринюк, К. В. Бояджан, Г. К. Кудряшов, А. А. Брикса, З. К. Сулейманов, Л. А. Николаев, В. И. Комар, В. И. Латышев

В МИКе на 2-й площадке. Март 1983 г.

Д. П. Шевченко, Е. С. Голосов, В. Т. Паршиков, М. Г. Соболев, А. А. Шумилин, Л. Л. Кузьмин, В. И. Демидочкин

Офицеры политотдела полигона. Декабрь 1985 г.

1-й ряд: Э. А. Никольченко, А. И. Тарасов, А. И. Борзунов, А. Я. Науджюнас, Е. С. Голосов, Е. А. Моторин, А. Г. Андреев, В. И. Харитонов.

2-й ряд: В. И. Елисеев, В. М. Игнатьев, А. Н. Орлов, В. Я. Павлов, Э. И. Кожемов, Д. Д. Самойленко, В. М. Латанов, Д. И. Подниколенко.

3-й ряд: Б. И. Кожемякин, А. Данилов, А. П. Журавель, Ю. А. Трофимов, В. Я. Федотиков, В. Г. Пономаренко, А. Н. Смирнов, Н. Ф. Палий, А. Г. Яровой, А. Ф. Савельев



Фрагменты наглядной агитации в предпусковые дни на технической и стартовой позициях

Делегаты и гости V-й комсомольской конференции космодрома. 1968 г.

1-й ряд: В. Г. Дашкевич, А. С. Кириллов, М. И. Дружинин, А. М. Войтенко, И. И. Гриб.

2-й ряд: М. П. Вишневский, Е. Г. Моисеев, В. И. Меньшиков, А. С. Матренин, П. С. Батурин, В. И. Сорокин.

3-й ряд: Борисов, Плахов, В. М. Поляков, Л. Б. Бабаянц, Р. И. Добровольский.

4-й ряд: Ф. А. Горин, В. М. Тужиков, В. И. Матвиевский, Л. Н. Апарин.

5-й ряд: Е. Гриппа, В. А. Кузин, Г. Ф. Петрова.

6-й ряд: П. В. Беляев, И. И. Судаков, А. Г. Бельченко, В. А. Теплов

Транспарант на рабочем месте оператора


Страницы из плана ежемесячных занятий с комсомольскими работниками полигона

Первая команда журналистов на Байконуре. Октябрь 1964 г.

А. П. Романов (ТАСС), Н. Н. Денисов («Правда»), В. М. Песков («Комсомольская правда»), Т. Н. Остроумов («Известия»), С. А. Беглов (АПН), Н. А. Мельников, М. Ф. Ребров («Красная звезда»), Ю. А. Летунов (Всесоюзное радио и телевидение)


Фотография на память с экипажем «Восхода-2». Март 1965 г.

1-й ряд: Ю. А. Летунов, Н. Н. Денисов, Г. Н. Остроумов.

2-й ряд: Н. А. Мельников, П. И. Беляев, В. М. Песков, А. А. Леонов, Ю. А. Гагарин

Журналисты центральных газет, аккредитованные на Байконуре:

С. К. Борзенко, Я. К. Голованов, М. Ф. Ребров, И. П. Румянцев, В. Степанов, Г. Н. Остроумов, Б. И. Герасимов, В. Понарин, В. Бударин, Головачев. Октябрь 1969 г.

«БУРЕНОК» ПРИХОДИТ В ГОСТИ. ВСТРЕЧАЙТЕ!

«Золотой Буренок» — команда КВН космодрома Байконур конца 80 — начала 90-х гг., капитаном которой был Александр Калистратов. Название команды родилось от космического корабля «БУРАН».

Давайте совершим небольшой экскурс в прошлые годы КВН, в 1991 г.

«А У НАС НА БАЙКОНУРЕ»

— Вот видите, как у них все плохо.

— А у нас?

— А что у нас?

— В нашем городе все для космонавтов.

— Аллея космонавтов.

— Центр реабилитации космонавтов.

— А космонавтов у нас нет.

— Потому, что космонавты живут на земле, а мы на песке.

— Но в нашем городе наряду с плюсами есть и минусы.

— Летом +40°.

— Недаром говорят, что у нас летом в трусах, как в шинели, а зимой в шинели, как в трусах.

— Насчет шинелей вы не ослышались. Каждый второй житель Ленинска — военнослужащий.

— А каждый первый — его жена.

— А если появится кто-то третий, то это командированный.

— А вам не кажется, что вся наша страна напоминает испытательный космический полигон?

— Все страны! Как 15-ступенчатая ракета «Союз», созданная в конструкторском бюро Ильича…

— Начала разваливаться на 73-й секунде испытательного полета.

— Такое впечатление, что у нее отошла головная часть с разделяющимися боеголовками.

— Лучшие части упали за «бугор» — кронштейны, стрингеры, шпангоуты и Рабиновичи.

— Остались только шары и шланги.

— Не спасет даже импортная помощь.

— В нашей атмосфере она сгорает где-то в ее верхних слоях.

— Похоже, что в верхних слоях у нас большая черная дыра.

— Кстати, о суверенитете. В случае отделения Казахстана от СССР просим считать космодром — Байконурским районом г. Москвы.

— Процессы разделения вскоре приведут к тому, что каждая республика будет иметь свой космодром.

— В Грузии — Байкуриани.

— В Туркмении — Конурбай.

— На Украине — Нурбайко.

— В Эстонии — Айко Нурб.

— А в Якутии — Урбайкон.

— Сегодня на конференции в пресс-чуме для ненецких и иностранных журналистов главный шаман-испытатель заявил: «Однако, пуска отменяется. Ракета заболел. Оленя сопла капает».

— А вот как будут происходить пуски на Байконуре: — Готовность бир минута. — Предварительная кетте. — Промежуточная кетте. — Зажигание от бар. — Кабель-мачта кетте. — Он, Тогыз, Сегиз, Жети, Алты, Пуск. — Он секунд. — Полет жаксы. — Жиырма секунд. — Полет жаксы.

— А что, японцы не могут свою ракету построить?

— Пробовали. По нашей технологии, но на своей элементной базе. Ну, вот такая ракетка…

— Здесь у каждого школьника по компьютеру.

— А у каждого куркуля по куркулятору.

— А раньше как было — вокруг степь, и, куда ни глянь, на каждом углу чайхана.

— А теперь и мясо — хана и рыба — хана.

— А иностранцы так и едут. Не космодром, а проходной двор какой-то.

— А когда у одного из руководителей космодрома терпение кончилось, он так прямо и заявил: — Месье, же не манж па си жюр. Гебен зи мир битге етвас копекс. Плиз.

— И все-таки, дорогие товарищи, космодром — это космическая гавань.

— Вот и сидим мы в этой ГАВАНИ. А Байконур, дорогие друзья, это надолго.

— А мы здесь навсегда.

Газета «Космическая школа» № 5, апрель 1994 г., Байконур.
ПЕРВОАПРЕЛЬСКАЯ ШУТКА
(БЫЛЬ)

Помощник начальника караула лейтенант Онищенко позвонил дежурному по части с докладом: «Начальника караула — лейтенанта Жигалова покусала дикая собака». И, довольный своей шуткой, стал ожидать реакции. Дежурный по части капитан Колыбаев, помня о дне первого апреля и следуя армейскому опыту, решил перепроверить сообщение. Звонит в караул и спрашивает у Жигалова:

— Лейтенант, вас правда покусала собака?

Жигалов, думая, что его разыгрывают, подключился:

— Да, и очень сильно, не могу нести службу.

Колыбаеву ничего не оставалось, как доложить о случившемся командиру части полковнику Пономареву. Командир доложил о беде начальнику управления и вызвал «скорую помощь». Начальник управления капитан первого ранга Гудилин тут же докладывает о лейтенанте и собаке командованию полигона. Уже пошел приказ очистить от бродячих собак территорию района караула, и прибыла санитарная машина. Лейтенант Онищенко, давно забывший о диалоге с дежурным по части, вдруг получает от него сообщение, что к пострадавшему выезжает врач. Догадавшись, как все далеко зашло, совсем не по-армейски отвечает:

— Я пошутил.

Дежурный по части докладывает своему командиру:

— Они пошутили.

Пришло время «шутить» и полковнику Пономареву, а связавшись со своим начальником Гудилиным, сообщил ему о своих действиях:

— Все шутники сняты с наряда и заменены.

Единственным человеком, оценившим первоапрельский юмор, оказался начальник полигона генерал-лейтенант Жуков, который и не торопился докладывать о бешеной собаке в Москву.

Газета «Космическая школа» № 5, апрель 1994 г., Байконур.

Константин Анатольевич Попов
АВИАТОРЫ БАЙКОНУРА

Родился 29 октября 1929 г. В авиации Вооруженных Сил СССР с августа 1948 г. по декабрь 1988 г. Окончил Энгельское военное авиационное училище летчиков им. Героя Советского Союза М. Расковой, куда прибыл в 1948 г. после окончания специальной школы Военно-воздушных сил. Прошел служебный путь от курсанта авиаучилища до командира отдельного авиаполка в строевых частях и с 1982 г. в качестве начальника авиационной службы Управления космических средств Министерства обороны СССР. Образование — высшее. Полковник. Военный летчик 1-го класса, инструктор ПДС, ветеран трудового фронта в период Великой Отечественной войны, ветеран КПСС и КПРФ, космодрома Байконур. После окончания действительной военной службы продолжает работать в авиационных подразделениях гражданских ведомств.

Освоение космического пространства привлекло к этому интересному делу многие отрасли народного хозяйства, задействовало сотни и тысячи квалифицированных специалистов, работников науки и техники. Заняла в этом свое почетное место и наша советская авиация. Называя место почетным, я не оговорился, ибо если взять космонавтику как науку и ее практические дела, то мы сразу же обратим внимание на их родственность, близость и можем смело сказать, что у истоков космонавтики была авиация. Нам, советским авиаторам, выпала большая честь и стать первыми в мире летчиками-космонавтами, и принимать активное участие в развитии практической космонавтики, и быть непосредственными участниками обеспечения всех достижений отечественной космонавтики. К сожалению, до сих пор в многочисленных публикациях ветеранов космонавтики почти отсутствуют повествования о наших авиаторах, несущих свою нелегкую службу на космодромах СССР и сейчас России. А зря! Ведь уж кто-кто, а только мы, авиаторы Байконура и Плесецка, Капустина Яра и Ключей можем рассказать о жизни и деятельности космодромов и баз падения, измерительных пунктов и личного состава команд обеспечения полей, о приземлении спускаемых аппаратов.

В этом небольшом очерке мне хочется положить начало восполнению этого пробела.

Вот почему, посвящая свое повествование авиаторам Байконура, я надеюсь, что найдутся и откликнутся на страницах наших сборников воспоминаний многие авиаторы, имеющие хороший багаж впечатлений, так полезный для нашего общества, и особенно для нашей замечательной и любознательной молодежи — подрастающего поколения.


Мое назначение командиром отдельного полка на Байконур в 1970 г. состоялось неожиданно, хотя по ходу службы было закономерно. К тому времени я уже перешагнул 22-летний рубеж календарной службы в кадрах советской авиации, накопил значительный служебный и профессиональный опыт и как офицер, и как военный летчик, имел квалификацию летчика 1-го класса, инструктора парашютно-десантной подготовки, освоил полеты днем и ночью более чем на 10 типах летательных аппаратов, имел соответствующее общее и военное образование, обладал необходимыми политическими командными навыками.

Полк, который я принял под свое командование, имел хороший уровень боевой готовности и вполне справлялся с авиационным обеспечением как самого космодрома, так и базы приземления головных частей, расположенной на полуострове Камчатка. Предшествующий командир этой части полковник Алексей Ефремович Жуков, участник Великой Отечественной войны, первоклассный летчик и боевой офицер, сделал много для того, чтобы летный и инженерно-технический состав части обеспечения авиационного полка слаженно и успешно действовал. Полк в системе авиационных частей Ракетных войск стратегического назначения был самой крупной авиационной частью. В связи с тем что космодром в тот период был самым большим и по значимости решаемых задач, и по численности личного состава, авиационное обеспечение соответствовало этим объемам ответственности. Все это я смог прочувствовать сразу, с первых же дней службы в полку, тем более что я прибыл сюда из Плесецка, где служил на космодроме в авиаполку в должности заместителя командира.

Но жизнь идет вперед, усложняются ее условия, повышаются требования руководства космодрома, который решает все более и более сложные научные опытно-испытательные проблемы, ведет большую политическую работу. На этом фоне и перед авиаторами встают новые, более сложные и ответственные задачи и мы должны были их решать, не отставая от требований и темпа жизни. Вспоминая период, когда готовился визит президента Франции или обеспечивалась посадка возвращаемого аппарата из космоса с лунным грунтом, когда с небывалой точностью по доставке в указанный срок были необходимы материалы телеметрических измерений запуска первого ДОСА, в сознании фиксировалось только одно желание: во что бы то ни стало выполнить задание. А это значит бессонные ночи, дежурства авиаторов в стартовой зоне запуска космических аппаратов, постоянно высокий уровень готовности техники и личного состава в сорокоградусную жару летом и тридцатиградусный мороз с «ветерком» зимой. И люди работали на стоянках, у самолетов и вертолетов, подчас сутками находясь на аэродроме или неделями пребывая в отрыве от части, на аэродромах и посадочных площадках далеко от своей основной базы. Ясно, что все это не делалось само собой. Это был большой труд предварительной подготовки командиров авиаэскадрилий В. Аникеева, В. А. Васильева, Г. В. Деброва, их заместителей и командиров звеньев. Особенно хочется вспомнить здесь имена Г. В. Котлозерова, Ф. И. Мостового, В. Клюева, О. А. Акуленко, Н. В. Лысова.

Мне памятен такой случай, когда после очередной посадки космического аппарата «Зонд» поисковые вертолеты из прикомандированных к нам частей сбились с ног, долго искали и не смогли найти этот очень нужный инженерам-испытателям объект. Тогда было принято решение послать на поиск местного поисковика, нашего О. Акуленко. И что вы думаете? Не прошло и 30–40 минут после взлета этого вертолетчика, как от него поступил доклад: «Объект обнаружен, произвожу высадку». Задача была выполнена блестяще! И это не единственный пример из жизни авиаторов Байконура и самого Олега Александровича. Удивительно интересный был человек! Обладая незаурядными летными данными и могучим мужским организмом, Олег никогда не отказывался от необходимости решить труднейшие поисковые задачи. А ведь они часто были связаны с большим риском для жизни летчика и экипажа. В вертолетной эскадрилье полка «святая троица»: Дебров-Акуленко-Лысов, эти безропотные авиационные работяги, заложили хорошие боевые и трудовые летные традиции, следуя заветам своего воспитателя Николая Ивановича Гончарова, к сожалению, рано ушедшего из жизни. Не случайно поэтому, что именно эта вертолетная эскадрилья была пионером освоения боевого применения вертолетов Ми-4 и Ми-8 днем и ночью, в простых и сложных метеоусловиях в авиации РВСН. Здесь был воспитан первый в истории полка Заслуженный военный летчик России Анатолий Федорович Кукуруза.

Усложнение задач авиационного обеспечения опытно-испытательных работ космодрома соответственно требовало от нас новых усилий и ставило более жесткие требования в подготовке авиаторов и техники к полетам. В первую очередь это касалось повышения профессионального уровня летного и инженерно-технического состава.

Достигнуть этого можно было только общими усилиями всего коллектива, созданием современной материально-технической и учебной базы, повышением уровня воспитательной и политико-массовой работы. Надо сказать, что нам удалось за сравнительно непродолжительный срок добиться некоторых успехов. В полку силами личного состава была практически заново построена учебная база: спортивный зал, учебный корпус, кинолекционный зал на 400 посадочных мест, учебно-методический комплекс для подготовки летного состава к полетам, строевой плац и стрелковый тир. Конечно, все это потребовало значительных усилий, хотя и без издержек не обошлось. Однако, пожалуй, самое главное в этом деле то, что заместители командира и начальники служб полка относились к таким мероприятиям с понятием и инициативой. Хороший тренажер для проведения предварительной подготовки летных экипажей создал начальник связи полка Виталий Осипов, современные и хорошо оборудованные укрытия для личного состава были построены под руководством начальника штаба полка А. Ежова и начальника химической службы Шведкова. Коллектив политработников во главе с замполитами полка А. Чемодановым и В. Найденовым создали полковой музей, занявший на смотре музеев частей Ракетных войск первое место. Много сил и труда вложили в создание и совершенствование материально-технической базы наши инженеры и техники. Вновь построенное в 1971 г. здание ТЭЧ полка дважды подвергалось реконструкции. Инженерно-технический состав, который долгие годы возглавлял участник Отечественной войны полковник В. И. Иванов, добился того, что на базе нашей ТЭЧ стали выполняться все виды регламентных работ без привлечения сил и средств из других соединений ВВС. Это была большая победа технического коллектива. Технологическая база этого подразделения к 1978 г. была усовершенствована и доведена до уровня, позволившего на смотре ТЭЧ авиационных частей Ракетных войск занять первое место, что явилось заслугой коллектива, возглавляемого начальником ТЭЧ Виктором Матлашевским и его заместителем по политчасти Юрием Чечелем. Они организовали работу таким образом, что авиационная техника полка обслуживалась и ремонтировалась своевременно и качественно, а значит, и работала без летных происшествий. Уместно сказать, что это не такая уж простая задача, как может показаться: ведь в авиаполку на вооружении в то время состояло пять типов летательных аппаратов.

Условия полетов в Казахстане непростые. Особый отпечаток на них накладывает резкоконтинентальный климат. Здесь летом температура в тени порой доходит до отметки +40 и более градусов, а в зимний период опускается до минус 30/35 градусов при пронизывающем насквозь ледяном ветре 10–12 метров в секунду. Выполнение полетов в таких условиях, их авиационно-техническое и тыловое обеспечение требуют большого напряжения всех сил авиаторов. Надо сказать, что офицеры, прапорщики, солдаты и сержанты авиаполка, батальонов авиатехнического и радиотехнического обеспечения понимали свои задачи и решали их успешно. Общим показателем этого может являться тот факт, что за всю свою историю авиационный полк не имел летных происшествий, связанных с гибелью летного состава. Хотелось бы подчеркнуть также и тот факт, что наряду с выполнением своих задач авиационными частями полигона решались большие, сложные и ответственные вопросы обеспечения полетов правительственных и иностранных делегаций, приема, обслуживания и работы поисково-спасательных сил СССР, проведения комплексных испытаний НИИ ВВС и ЦПК им. Ю. А. Гагарина, выполнению больших и ответственных задач по авиационному обеспечению государственных заданий, таких, как «Экспериментальная программа Аполлон — Союз (ЭПАС)», первая в мире «Международная программа полетов интернациональных экипажей». Подчас объем этой «внештатной» для нас работы по затрате сил личного состава, средств и рабочего времени был несравненно выше того, что мы затрачивали на свою «домашнюю» работу. Личному составу, и особенно руководителям частей и подразделений, приходилось сутками находиться на аэродроме, забывая о семейных и личных делах. Однако за многие годы службы в этом соединении я не помню случая, чтобы кто-нибудь из моих подчиненных в полку или в батальонах пожаловался на тяжести службы или большую физическую и моральную нагрузку. Нашим девизом было: «Нужно — значит НАДО!»

В этой связи хотелось бы несколько слов сказать о роли и работе главного организующего звена штаба нашего полка. Традиции здесь заложили ветераны части, основавшие ее в соответствии с оргмероприятиями при образовании космодрома. Это был первый начальник штаба отдельной авиаэскадрильи — прообраза в дальнейшем нашего авиаполка, И. М. Миронов, первый начальник штаба авиаполка И. И. Шмонов, первый замполит полка Литвиненко, первый инженер полка В. И. Иванов. Все они прошли суровую службу в войсках, были активными участниками Великой Отечественной войны, и поэтому не случайно, что их опыт и заложенные ими боевые традиции стали основополагающими для всей многолетней истории полка во всех поколениях его военнослужащих. Дела наших ветеранов достойно продолжали начальники штабов в разные годы И. М. Колесников, А. П. Ежов, заместители командира полка Н. И. Гончаров, Н. В. Крысов, Б. А. Васильев, Г. В. Котлозеров, Г. В. Дебров, Н. В. Лысов, А. Н. Пивнев, Г. Р. Бухаров. Все они, наследники боевой и воинской славы старшего поколения, разными путями пришли в полк и с достоинством несли на своих плечах тяжелый труд и ответственность, продолжая дело ветеранов. Характерны в этом отношении жизнь и служба в авиаполку Анатолия Петровича Ежова, ветерана, прослужившего в нем более 23 лет. Выходец из многодетной рабочей семьи активного участника Великой Отечественной войны, рядового солдата Советской Армии, благодаря своему трудолюбию и настойчивости Анатолий Петрович прошел служебный путь в советской авиации от рядового курсанта до полковника, специалиста высокого класса Главного штаба ВВС страны. В нашем полку он начал службу в звании лейтенанта, военного штурмана и прошел ее, не минуя ни одной должности, до начальника штаба — заместителя командира полка. В трудных условиях армейской службы он смог получить фундаментальное инженерное образование, окончив вечернее отделение «Восход» Московского авиационного института. Имея хорошую летную подготовку и постоянно стремясь к знаниям, он освоил вполне современную авиационную технику и, уже будучи заместителем начальника штаба, успешно сдал экзамены и получил звание военного штурмана 1-го класса. Став начальником штаба отдельного авиаполка, Анатолий Петрович много работал над разработкой документов, планов боевой подготовки, созданием и строительством учебной базы полка. Велика его роль в тот период в деле сплочения коллектива и укрепления воинской дисциплины и порядка. Ежов был требовательным и заботливым офицером. В полку мы большое внимание уделяли обучению личного состава действиям в современной боевой обстановке. Часто проводили полковые учения с применением авиационной техники, отрабатывали взаимодействие с частями боевого обеспечения и опытно-испытательными частями космодрома. В этом деле Ежов принимал самое активное участие. Вместе с заместителями командира полка, командирами авиаэскадрилий он составлял планы занятий и действий в реальной обстановке. По долгу своей службы и роду занятий мне часто приходилось убывать из полка в служебные командировки. Оставляя за себя Анатолия Петровича, я всегда был спокоен за положение дел в части и никогда не ошибался.

Остановившись несколько подробнее на служебном пути полковника А. П. Ежова, я хочу подчеркнуть, что подобную характеристику могу дать любому своему заместителю, с которым пришлось пройти нелегкую службу в авиации Байконура. Этого заслуживает и воспитанник спецшколы ВВС подполковник Б. А. Васильев, и воспитанники советской авиации Герман Котлозеров, Г. В. Дебров, воспитанник Киевской спецшколы ВВС Ф. И. Мостовой, и многие другие наши офицеры-авиаторы, истинные работяги, до мозга костей преданные своему любимому делу — авиации.

За годы службы в отдельном авиаполку я многому научился и у нашего коллектива. Пожалуй, самым главным было стремление не останавливаться на месте, все время совершенствоваться, учиться, искать новое в военном деле. Как я уже говорил, в полк я пришел уже зрелым летчиком, имел 1-й класс и определенный опыт полетов в различных районах нашей страны, в том числе в Заполярье, имел опыт службы и полетов за рубежами нашей Родины. Все это звало, побуждало меня искать новые подходы к боевой подготовке летного и инженерно-технического состава. Я считал, что каждый летчик в полку должен в совершенстве владеть своей профессией, быть классным специалистом. Задача не из простых, тем более если учесть, что нам необходимо было основательно поработать над повышением классности летного и технического состава, над созданием соответствующей методики и учебной базы полка. Надо заметить, что все это решалось в ходе движения вперед, т. е. без малейшей остановки в вопросах выполнения боевого обеспечения полигона.

За сравнительно короткий срок удалось создать учебную базу. Заместителями командира полка совместно с командирами авиаэскадрилий была разработана методика по выполнению упражнений курса боевой подготовки. Активную роль в этой работе сыграл подполковник Борис Александрович Васильев — опытный летчик и методист. Методический совет постоянно рассматривал вопросы летной и технической подготовки. В результате такой работы уже к 1974 г. мы добились 100 % классности летного и технического состава, в том числе 85 % командиров кораблей имели квалификацию 1-го класса, и 68 % офицеров инженерно-авиационной службы по всем ведущим специальностям также стали профессионалами. В этот период впервые в истории части были подготовлены «военные техники-мастера».

Уместно будет сказать также, что немалую роль в успешном решении задач авиационными частями сыграл помощник начальника штаба полигона по авиационному обеспечению. За период моего командования в этой должности пребывали Л. О. Камнев, В. Дудко, А. Н. Паханов, П. Орлов. Все они были опытными авиационными специалистами, прошедшими хорошую полковую школу, знали специфику нашей работы и потому способствовали своевременному доведению задач, которые ставило перед авиационными подразделениями командование соединения. Подполковник Леонид Осипович Камнев пользовался большим авторитетом у личного состава и командования наших частей. Участник Великой Отечественной войны, боевой штурман знаменитой на ее фронтах бомбардировочной эскадрильи «Веселые ребята», Камнев часто выступал на наших собраниях и встречах с солдатами и офицерами, делился своими воспоминаниями и богатым служебным опытом.

Должен сказать, что большую роль в нашей служебной деятельности играли правильные взаимоотношения между командованием авиаполка и начальником штаба полигона. В этом смысле самые хорошие впечатления у меня остались о генерале Дмитрии Григорьевиче Большакове. Человек большого ума и человеческой души, твердого и самостоятельного характера, решительный в своих действиях, Дмитрий Григорьевич всегда интересовался нашей повседневной жизнью. Он высоко ценил труд авиаторов, хорошо знал его как активнейший участник Отечественной войны, прошедший большой служебный путь перед тем, как стать начальником штаба полигона.

Руководство полигона проявляло большую заботу о развитии авиационного сообщения между Ленинском и Москвой. Штаб полигона и помощник начальника штаба по авиационному обеспечению следили за этим вопросом. Постепенно мы смогли организовать агентство Аэрофлота в Ленинске от аэропорта Кзыл-Орда и установить регулярные рейсы между Москвой и Ленинском, а несколько позже и с Алма-Атой.

К сожалению, эта хорошая и нужная транспортная связь города Ленинск с двумя столицами в наше время, когда пишутся эти строки, практически отсутствует. Вся деятельность авиационных частей РВСН постоянно находилась в поле зрения и под непосредственным контролем авиационного отдела Главного штаба РВСН. В период моей службы на полигоне этот отдел в ГШ РВСН возглавлял Герой Советского Союза полковник Лев Павлович Корчагин, которого впоследствии сменил генерал-майор авиации Михаил Алексеевич Куликов. Основы работы этого нужного руководящего органа авиации в Ракетных войсках заложил конечно же Лев Павлович Корчагин. Человек необычной судьбы, летчик-штурмовик периода Великой Отечественной войны, обладающий огромным талантом организатора, Лев Павлович был для нас, руководителей авиационных частей, не только начальником, но и человеком, с которым всегда можно поделиться своими мыслями и планами, получить хороший деловой совет или наставление. Лев Павлович никогда не отказывался от решения самых сложных конфликтных вопросов, возникающих между командирами авиационных частей и руководителями в Ракетных войсках, которые мы обеспечивали. Его авторитет был в этих вопросах непререкаем.

На базе нашего полка авиационным отделом Главного штаба неоднократно проводились учебно-методические сборы. Подготовка к ним занимала много времени и требовала больших усилий, особенно от руководящего состава. Однако все это окупалось приобретением нами организаторского опыта, который помогал в повседневной работе и службе. В дальнейшем удалось успешно решить ряд специальных задач по отработке летной подготовки в соответствии с предназначением каждого авиационного подразделения. Ведь авиаполк был смешанный, т. е. в его состав входили различные типы летательных аппаратов — от самых легких Ан-2 до тяжелых транспортных самолетов Ан-12. Одна авиаэскадрилья была вооружена вертолетами Ми-4 и Ми-8. Летчик, летающий на том или ином типе, должен в совершенстве владеть всем комплексом возможностей своего воздушного судна. Экипажи транспортных самолетов Ан-12, Ан-26 готовились к перевозке грузов и личного состава одиночными экипажами по трассам СССР на максимальную дальность и продолжительность полета при первом минимуме погоды днем и ночью. Экипажи Ан-2, как самолеты средств связи, были подготовлены для поисковых и спасательных работ днем и ночью в простых и сложных метеоусловиях, а также к посадкам на площадки ограниченных размеров с подбором их с воздуха. Вертолетная авиаэскадрилья кроме поисковых работ днем и ночью осваивала полеты на предельно малых высотах и боевое применение вертолетов: пуски неуправляемых реактивных снарядов (НУРС), бомбометание с малых высот, воздушную стрельбу по наземным целям.

Такая постановка боевой подготовки позволила на соответствующем уровне вести авиационное обеспечение полигона, так как во все эти мероприятия включались элементы задач, которые ставились перед авиаполком и батальонами его командованием.

Вспоминая сейчас о буднях полка, хочется подчеркнуть большую роль, которую играли в нашей работе батальон аэродромнотехнического обеспечения и батальон радиотехнического обеспечения. В разные годы моей службы на Байконуре их возглавляли опытные офицеры А. Д. Есин, Н. А. Злобин, Н. А. Любченко, А. Я. Кошелев, М. В. Мусиенко, В. Л. Мороков, Н. М. Шумилин, Э. А. Лавринец.

Это были люди, которые, безусловно, стремились решить успешно задачи, стоящие перед их частями. Однако не все здесь было так просто. Дело в том, что для того, чтобы авиационный полк мог летать бесперебойно и безаварийно, в авиации давно выработан на многолетнем опыте тандем: полк — батальон авиатехнического обеспечения. Чем лучше работал этот тандем, тем успешнее шла и вся деятельность авиаторов. Стоило только проявиться здесь элементам несоответствия или невосприятия своей роли как со стороны авиаполка, так и со стороны батальона обеспечения, сразу появлялись негативные явления в работе всего авиационного комплекса. Должен отметить, что, к великому нашему сожалению, мы тоже не избежали такой участи. Да не обидятся на меня ветераны-авиаторы батальона аэродромно-технического обеспечения (ОБАТО), если я скажу, что были отдельные моменты, когда из-за непонимания своего предназначения некоторые руководители ОБАТО действовали под девизом «Эх, как хорошо бы было, если бы не было авиаполка!». Ясное дело, что сама природа этого «девиза» ложна и вредна. Ведь ОБАТО создавался и был предназначен для обеспечения полка — нет полка, нет и батальона. Вот это-то и не всегда могли понять, повторяю, отдельные руководители батальона. Такое положение вносило разлад в работу, не способствовало пользе общего дела. Был в ОБАТО одно время начальник штаба Гизунтерман, который пытался навязать командованию такую линию «независимости» своей воинской части. К чести его командира подполковника Любченко, который в основном правильно понимал роль ОБАТО, Гизунтерман так и не смог осуществить свою порочную идею. Почему были возможны такие явления в нашем авиационном коллективе? Причина одна — в авиации должны быть люди, которые в ней разбираются. ОБАТО — это не просто батальон, а часть, которая имеет особое назначение — обеспечение боевой деятельности авиационного полка.

Не случайно поэтому к названию ОБАТО по штату делается приставка АП — отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения авиационного полка, а его командир является заместителем командира авиаполка по тылу, хотя и командует самостоятельной воинской частью, приданной авиаполку.

Я не случайно так подробно останавливаюсь на этом вопросе, так как еще будучи заместителем командира и уже на самостоятельной командирской стезе не раз испытывал горькие моменты в работе с руководством ОБАТО и — в назидание потомкам — не хочу, чтобы они переживали подобное. Хотелось порекомендовать и кадровым органам: думайте, когда подбираете специалистов и командиров в части авиационно-технического обеспечения летных подразделений. Здесь не подходит характеристика «хороший командир» или «хороший хозяйственник». Любой специалист, а тем более командный состав ОБАТО, должен знать специфику работы в этой части, разбираться в вопросах организации обеспечения летной работы и уметь приспособить (обратите внимание на это слово: приспособить!) всю деятельность своей службы, отдела, части от бухгалтера, стрелка роты охраны, специалистов всех подразделений до командира ОБАТО к выполнению своих обязанностей в целях успешной деятельности авиационного полка. В этом отношении могу как пример привести нашу работу с командиром ОБАТО АП подполковником Михаилом Васильевичем Мусиенко. В прошлом авиационный техник, он занимал у нас должность заместителя командира ОБАТО и затем командовал этой частью. Практически я не припомню за многие годы службы с ним, чтобы Михаил Васильевич без понимания относился к нуждам и запросам авиационной части. Даже работая с таким начальником штаба, как Гизунтерман, он не допускал случаев срыва обеспечения полетов от их начала до конца. Я с большим сожалением расставался с ним, когда он уходил в запас.

Замечательные традиции заложил в обеспечении полетов командир отдельного радиосветотехнического батальона подполковник Владимир Леонтьевич Мороков. Все средства и техника его части работали бесперебойно, хотя этому не особенно-то способствовали климатические и природные условия Байконура. Его характерной чертой было то, что он был способен не только приказать, но и показать, как надо сделать, любому специалисту своей части. Не чураясь черновой работы, Владимир Леонтьевич, засучив рукава, брался за устранение неисправностей или неполадок станции и агрегатов. Он сочетал эти качества с высоким уровнем требовательности к подчиненным и личной исполнительности. Под стать ему были и его заместители, и командиры подразделений. Особенно хотелось бы отметить их слаженную работу с заместителем по политчасти майором Аркадием Лифановым. Лифанов, прошедший путь от солдата до майора Советской Армии, слыл у нас опытным работником, способным не только разобраться, но и, что еще более важно, предугадать намерения своих подопечных. При помощи этого редкого природного дарования Аркадий не раз предупреждал нарушения и происшествия, помогал командиру в его хлопотной работе по руководству коллективом части. Неугомонный человек, Аркадий Александрович, уйдя в запас, по сей день продолжает быть активным в своей жизни, несмотря на неважное состояние здоровья. Эстафету добрых дел этого батальона в свое время принял Николай Михайлович Шумилин. Мне много лет пришлось с ним работать и в полку, и когда он формировал отдельную опытно-испытательную часть наземного комплекса УРКТС «Энергия» и командовал ею. Мы всегда находили с ним общий язык по обеспечению полетов и строительству наземного комплекса «Буран».

Но обратимся еще раз к жизни и деятельности авиационного полка. Как я уже говорил, протекала она у нас не сумбурно и стихийно. Все развивалось по определенным планам и проектам. Росло мастерство авиаторов, осваивалась новая авиационная техника, приходившая на смену устаревшим типам самолетов и вертолетов. Уже к середине 70-х гг. весь полк летал на турбовинтовой технике. Все это требовало повышения уровня теоретической подготовки и обученности личного состава. Трассы полетов наших самолетов и вертолетов уходили далеко за пределы Казахстана. Мы обеспечивали жизнь и деятельность не только полигона, но и объединений Ракетных войск стратегического назначения. Тихоходные работяги Ли-2 как-то незаметно были заменены самолетами Ан-12 и Ан-26, а на смену хорошо зарекомендовавшим себя вертолетам Ми-4 пришли замечательные винтокрылые Ми-8. Без преувеличения можно сказать, что все опытно-испытательные части, НИПы и базы падения, как на территории Казахстана, так и за ее пределами, обеспечивались продуктами, промышленными товарами, перевозкой аварийных и рабочих команд силами и средствами нашего авиационного полка. Летали много, самозабвенно из конца в конец по территории нашей великой Родины — Союза ССР. Читая воспоминания бывших ракетчиков, наших соседей по жилью и коллег по совместному труду и службе на космодроме, иногда становится удивительно и даже обидно, что они так высоко отзываются о своих делах, но забывают про авиацию, хотя многие из них были тесно связаны с нашей работой. Приведу всего один пример, а их можно было бы привести очень много. В 3-м выпуске воспоминаний ветеранов Байконура «Глазами очевидцев» на с. 332–372 опубликован, на мой взгляд, прекрасный, научно обоснованный, с большим перечислением имен и фамилий военнослужащих и гражданских специалистов очерк «Взлет и посадка «Бурана». Автор его — бывший начальник НИУ по испытаниям многоразовой космической системы «Буран» генерал-майор Владимир Евгеньевич Гудилин. Я хорошо знаю этого человека, высоко ценю его как специалиста своего дела, грамотного, толкового и внимательного командира. Его человеческие качества трудно переоценить. Свидетельством является этот очерк и особенно его заключительный абзац, где он говорит:

«В заключение хочу принести извинения всем тем, кто не упомянут мной в этой короткой статье. Я не мог и не ставил своей целью описать весь объем работ по испытаниям МКС «Буран». Моей задачей было описать те работы и тех участников работ, которые проводились в рамках НИУ космодрома Байконур, которыми я командовал».

Мы, авиаторы Байконура, с благодарностью принимаем извинения Владимира Евгеньевича, потому что относятся они к нам целиком и полностью.

Наши летчики, штурманы, инженеры и техники, работники авиационного тыла внесли большой вклад в развитие, выполнение испытательных работ на космодроме Байконур и потому вполне заслуживают отзыва тех, кого мы бесперебойно и — главное — безаварийно обеспечивали десятки лет своей службой святому делу — делу освоения Космоса. Об этом, наверное, мы расскажем в другой раз.

Генрих Кириллович Кудряшов
ЗЕМНЫЕ БУДНИ БАЙКОНУРА

Родился 30 января 1937 г. в Пестово Новгородской области.

В 1957 г. окончил 4 курса Московского авиационного института им. Серго Орджоникидзе, а в 1961 г. Военную инженерную академию им. Ф. Э. Дзержинского. Военную службу проходил сначала на командно-инженерных должностях, а с 1965 г. на политработе в Ракетных войсках стратегического назначения. С 1976 по 1983 г. служил на полигоне в политическом отделе в/ч 11284 в должности начальника отделения пропаганды и агитации, а затем в центральном аппарате МО СССР. В 1989 г. уволен с военной службы. Живет в Москве.

В конце 70 — начале 80-х гг. город Ленинск представлял собой достаточно крупное, своеобразное административное образование закрытого типа, включавшее в себя хорошо развитую, крепкую, автономную городскую инфраструктуру. Аэропорт Крайний принимал воздушные суда всех типов и классов круглосуточно. Железнодорожная станция Тюра-Там связывала город с центральными районами страны и любой точкой Средне-Азиатского региона. Весь механизм сложного городского хозяйства приводился в действие специализированными воинскими частями и управлением военной торговли.

На территории города проживало около 60 тыс. населения (с учетом воинских частей, дислоцированных в городской черте). Здесь работал филиал МАИ «Восход» (ректор В. В. Лепехин), электротехнический техникум (директор В. А. Завалишина), шесть общеобразовательных, две музыкальные, одна спортивная школы, Дворец пионеров, несколько десятков дошкольных учреждений. Медицинское обслуживание населения осуществлялось через две поликлиники (в том числе одна военная), две больницы (одна инфекционная) и мощный военный госпиталь с медперсоналом около 1000 человек.

Городскую промышленность представляли два завода: пивоваренный и мясоперерабатывающий, плюс два военных хлебозавода. Во главе городской парторганизации стоял Ленинский горком Компартии Казахстана (секретарь горкома Н. М. Артеменко). Численность Парторганизации составляла около 5 тыс. членов КПСС. Советскую власть представлял городской Совет народных депутатов из 100 человек (председатели горисполкома А. И. Дрякин, Б. Г. Жемчужный).

Более половины населения составляли военнослужащие — испытатели и члены их семей, около 30 % — военные строители, оставшуюся часть — представители промышленности и несколько процентов — местные жители. В адрес испытателей полигона, тружеников города в разное время и вполне заслуженно высказано немало похвальных оценок, тем более что их повседневный труд всегда как бы оставался за кадром. Вместе с тем это не просто фанаты своего дела, патриоты. Это особая категория людей, воспитанная на понимании огромной ответственности, лежащей на них. Абсолютное большинство специалистов имело высшее военно-инженерное образование. Среди членов их семей также немало было учителей, врачей, юристов, инженеров, экономистов и других специалистов высокой квалификации. Средний возраст работающих составлял от 30 до 40 лет. Большая часть из них, получая образование и трудовые навыки, проживали в Москве, Ленинграде, крупных областных, краевых и республиканских центрах, были вплотную приобщены к высшим достижениям науки и искусства. Среди них было немало талантливых людей, массово участвующих в сложном, небывалом эксперименте освоения космоса.

Все это обязывало политорганы, партийные и комсомольские организации, командиров и начальников всех степеней постоянно искать пути, формы работы с людьми, проявлять ответственность и заботу об их воспитании, обеспечении духовных и культурных потребностей и запросов. Необходимость проведения такой работы хорошо понимали и наверху, в старшем звене руководства. Базой для такой работы являлся гарнизонный Дом офицеров вместимостью 800 посадочных мест в большом зале и 200 мест в лекционном зале со штатом в 200 человек. При нем были созданы библиотека с читальным залом и книжным фондом, едва ли не лучшим во всем Казахстане, сеть кружков самодеятельности, ремесел, методических кабинетов по разным направлениям театрального, вокального, эстрадного, хореографического, музыкального искусства. В одной обойме с ГДО работал двухгодичный университет марксизма-ленинизма с ежегодным выпуском 700 человек. Здесь же базировался штатный военный ансамбль песни и пляски. Через базу технических средств пропаганды постоянно поступало достаточно большое количество аудио- и видеотехники, киноаппаратуры, музыкальных инструментов, лучших и новейших отечественных и зарубежных кинолент. В ведении ГДО также находился бассейн, спортивный комплекс, городской стадион.

Но всего этого было недостаточно, и политическому отделу приходилось немало прилагать усилий в поисках и реализации таких инициатив, которые в полной мере отвечали бы интересам и культурно-эстетическим и духовным запросам тружеников полигона. Об одной инициативе и пойдет ниже речь.

Шел 1982 г. Я в ту пору занимал должность начальника отделения пропаганды и агитации — заместителя начальника политотдела войсковой части 11284. Одной из центральных задач, над выполнением которой трудились более 80 министерств и ведомств страны, в том числе весь личный состав полигона, была отработка программы «Интеркосмос». Реализация ее проходила успешно и находилась в полном разгаре. Приближалась 37-я годовщина Победы в Великой Отечественной войне (1941–1945). В начале марта на совещании в политическом отделе начальник политотдела генерал-майор В. Т. Паршиков поставил задачу: продумать план и наметить мероприятия по подготовке и проведению этой знаменательной даты в жизни и истории нашего народа. При этом он обратился к нам с просьбой попытаться найти нетрадиционные решения, ранее не имевшие места в практике нашей работы. Далее он заметил, что совещание руководящего состава полигона, прошедшее недавно, также высказало подобную точку зрения и готово на любом уровне участвовать в этой работе, оказывать всю необходимую материальную, организационную и моральную помощь и поддержку. После совещания ко мне в кабинет зашли офицеры отделения комсомольской работы капитан Г. Опрышко и старший лейтенант А. Савоничев. В ходе обсуждения поставленной задачи ребята предложили отправить кого-нибудь из офицеров в Москву с целью отыскать там кого-то из крупных военачальников, участников Великой Отечественной войны, например Маршала Советского Союза В. И. Чуйкова, добиться встречи с ним и попытаться пригласить на полигон для участия в праздновании Дня Победы. Встреча и непосредственное общение с известным героем войны обещали быть интересными. Обдумывая это предложение вечером, дома после службы, я взял с книжной полки роман И. Ф. Стаднюка «Война». Роман в 3-х книгах был впервые напечатан и выпущен Воениздатом в конце 1981 г., общим тиражом 300 тыс. экземпляров. По этому поводу в прессе высказывалось немало мнений, противоречащих друг другу. «А что, если нам провести с руководящим составом полигона читательскую конференцию по роману «Война» с участием самого автора?» — подумал я. Ведь И. Ф. Стаднюк тоже активный участник Великой Отечественной войны, полковник, военный журналист, писатель. Мне живо представилась картина, когда в 1961 г. я, будучи слушателем ВИА им. Дзержинского, в качестве читателя участвовал в подобном мероприятии по книге Маршала Советского Союза С. М. Буденного «Пройденный путь». Эта встреча с маршалом запомнилась и сегодня оказалась востребованной.

Кстати, известные писатели, молодые поэты и журналисты были нередкими гостями на Байконуре. Ранее по приглашению командования здесь побывали В. Кожевников, Н. Грибачев. Почти постоянно находили источники своего вдохновения именно здесь харьковский поэт И. Мирошников в содружестве с московским художником А. Тюриным. Все они охотно сотрудничали с нами.

На следующий день я поделился своими соображениями с начальником политотдела, который тут же пригласил меня к начальнику полигона генерал-лейтенанту Ю. Н. Сергунину. Тот внимательно выслушал нас и согласился со всеми предложениями. Идея проведения конференции получила одобрение и поддержку руководства. Заработал механизм подготовки мероприятия. Быстро составили в адрес Союза писателей письмо-приглашение И. Ф. Стаднюку, подписанное Ю. Н. Сергуниным и В. Г. Паршиковым. Письмо доставил в Москву А. Савоничев и вручил его секретарю Союза писателей В. В. Карпову. Ответ не заставил себя долго ждать. И. Ф. Стаднюк дал свое согласие. Сразу определился и срок пребывания его гостем космодрома в период с 4 по 7 мая 1982 г. Через управление военной торговли в Воениздат была направлена заявка на 5 000 экземпляров романа «Война» в 3-х томах, 2 500 экземпляров поступили в продажу в книжных магазинах Военторга уже в конце марта. Участниками читательской конференции был определен весь руководящий состав управлений, частей, учреждений полигона. В подготовку конференции включились все политорганы, весь персонал Дома офицеров, в том числе библиотеки. В канун прибытия писателя на космодроме определилась и программа его пребывания здесь в течение нескольких дней. Она включала в себя знакомство с городом, его памятными местами, рядом испытательных площадок, людьми, собственно читательскую конференцию и встречу с молодежью. Организация контроля за выполнением программы мероприятий, личное участие в большинстве из них были поручены мне с подчиненными офицерами. С момента встречи Ивана Фотиевича в аэропорту 4 мая до его убытия в Москву 7 мая мы все время были с ним и расставались только тогда, когда отдыхали. Поселили И. Ф. Стаднюка в гостинице нулевого квартала, так называемой «нулевке». В большом корпусе гостиницы в этот момент проводился капитальный ремонт, обслуживающего персонала в гостинице не было, завтракать и ужинать приходилось в ресторане гостиницы «Центральная», неподалеку. Это же обстоятельство позволило проводить долгие вечерние беседы вдвоем или в очень тесном кругу моих помощников. Задушевные, доверительные и откровенные дискуссии о творчестве и жизненном пути писателя, многих общественно-политических явлениях в жизни страны в недавнем прошлом и в настоящем запомнились надолго.

Иван Фотиевич оказался общительным, доброжелательным, располагающим к себе человеком, отлично знающим историю Великой Отечественной войны как ее непосредственный участник с первого и до последнего дня. Он отлично разбирался в разностороннем характере войны, поведении ее участников от Ставки Верховного Главнокомандования до рядовых бойцов и командиров, всех граждан страны.

Писателю шел 64 год, он был бодр, здоров, весел, мог за ужином позволить себе «фронтовые 100 грамм». Вставал очень рано и каждое утро любил подолгу прогуливаться в парке гостиницы, бродить вдоль берега Сырдарьи, сидеть в знаменитой беседке, где Госкомиссия принимала решение о полете Ю. А. Гагарина.

В ходе наших бесед Иван Фотиевич поделился воспоминаниями о своей дружбе с В. М. Молотовым. Первая их встреча состоялась летом 1945 г., когда В. М. Молотов пригласил к себе на дачу в гости группу военных корреспондентов во главе с Константином Симоновым, который и взял с собой молодого журналиста, начинающего писателя. С тех пор их дружба не прекращалась, несмотря ни на какие коллизии, до самой кончины В. М. Молотова. Иван Фотиевич показал часть фотографий последних лет, запечатлевших эти встречи. С его слов следовало, что замысел романа «Война» во многом зародился под впечатлением их рассуждений о начальном, наиболее драматическом периоде войны.

Роман «Война» и его продолжение заняли у писателя 20 лет жизни. Наиболее тяжело давалась 1-я книга, над которой он работал почти 10 лет. Ее наиболее сложным местом стало описание действий Политбюро, Совета Обороны, Ставки Верховного Главнокомандования. Не хватало информации, документов-первоисточников. Писатель стал добиваться доступа к архивным документам того времени, а это было ох как не просто. Но однажды вечером на квартире Стаднюка раздался телефонный звонок. Звонили из ЦК КПСС по поручению К. У. Черненко, бывшего тогда секретарем ЦК КПСС, к которому Стаднюк обращался с просьбой о разрешении и содействии. Незнакомый голос сообщал, что его просьба и обращение удовлетворены, разрешение дано и ему заказан пропуск в бюро пропусков Кремля и что он может приступать к работе в архиве. На следующий день его препроводили в одно из помещений Кремля, где все стеллажи были сплошь уставлены папками и ящиками с архивными документами. На одном из столов с оцинкованным покрытием были приготовлены запрашиваемые документы, относящиеся только к периоду 1940–1941 гг. Писателю разрешалось делать для себя заметки и выписки из некоторых документов. Как бы в подтверждение рассказанного Иван Фотиевич показал мне выписку из протокола допроса генерала армии Павлова о признании им своей вины в предательстве. При этом Иван Фотиевич добавил, что на оригинале имелась заметка следователя НКВД, подполковника, проводившего допрос, о том, что все признания Павлова и показания даны и сделаны в невменяемом состоянии. Так вольно или невольно следователь своей припиской, адресованной высокому начальству, оправдал генерала армии Павлова перед историей и людьми.

Большинство работников архива были строгие, малоразговорчивые женщины. Но мало-помалу обаяние писателя растопило лед недоверия, и одна из сотрудниц поведала ему о том, что это помещение долгие годы являлось квартирой И. В. Сталина в Кремле, затем после его смерти музеем-квартирой и вот теперь складом архивных документов. Фантазия писателя сразу представила И. В. Сталина подолгу стоящим у окна, выходящего внутрь Кремля, те мысли, которые одолевали его в одиночестве в тяжелые, трагические дни и ночи первых недель и месяцев войны.

В день проведения конференции все состоялось так, как и было задумано и спланировано. В зале, что называется, негде было яблоку упасть. Часть людей осталась в фойе и на площади у входа в ГДО — так велик был интерес к конференции. Дали трансляцию в фойе и на площадь. В. Т. Паршиков открыл конференцию, кратко охарактеризовал творческий путь писателя и предоставил ему слово. Участники конференции устроили овацию. Когда смолкли аплодисменты, Иван Фотиевич поднялся на трибуну. Он подробно и неторопливо рассказал о замысле, творческих муках, содержании отдельных глав романа. Подчеркнул, что пришлось преодолеть немало трудностей с тем, чтобы это литературное произведение, одним из первых наиболее правдиво освещающее начальный период войны, могло увидеть свет и найти своего читателя.

Были заданы десятки различных вопросов, на которые он охотно отвечал. В ходе ответов на вопросы автор поделился своими дальнейшими творческими замыслами по продолжению романа. Это должны были быть две книги «Москва, 41-й» и «Меч над Москвой». Они находились в стадии завершения и готовились к печати. Затем началось обсуждение романа. Выступили 15 человек старших офицеров и генералов. Было среди них и мое выступление о роли партии в отражении натиска немецко-фашистских захватчиков на первом этапе войны. В завершение конференции подвели итоги обсуждения романа, поблагодарили Ивана Фотиевича за участие, пожелали ему, как водится, дальнейших творческих успехов, здоровья и благополучия. Но люди не расходились, многим хотелось лично поговорить с писателем, что-то уточнить, взять автограф. Все закончилось поздним вечером, почти за полночь. На следующий день здесь же с не меньшим успехом и воодушевлением комсомольское отделение политотдела провело встречу писателя с молодежью города. В этот же день вечером мы провожали Ивана Фотиевича в Москву. Его впечатления от увиденного и услышанного, знакомства с людьми и их делами было столь велико, что он тут же намеревался приступить к сбору материала для написания серьезного литературного труда о космическом подвиге Байконура. Планы эти не были реализованы в дальнейшем. Однако писатель не оставил без внимания свою творческую поездку на Байконур. Через месяц в «Литературной газете» № 26 от 30.6.1982 г., в рубрике «Трибуна публициста» была опубликована его статья «Орбита сотрудничества», которая также предлагается читателю.

Прощаясь. Иван Фотиевич подарил мне авторский экземпляр романа «Война» со следующим автографом: «Генриху Кирилловичу Кудряшову, с искренним уважением и сердечной благодарностью за гостеприимство на Байконуре, с пожеланиями всего самого светлого и радостного, и на добрую память, — от автора. И. Стаднюк. 5.5.82 г. Байконур». Я бережно храню эту книгу в своей домашней библиотеке.

Эта встреча с писателем не была единственной. Мы продолжали поддерживать дружеские деловые отношения и позднее.

Последняя официальная встреча, имеющая общественную значимость, произошла в декабре 1986 г. в Москве, когда партийный комитет ГУКОС организовал ее с участием всего личного состава Главка. Темой встречи и разговора стали 45-летие разгрома немецко-фашистских войск под Москвой и, естественно, книги писателя «Москва, 41-й» и «Меч над Москвой». Стаднюк вновь подтвердил свой профессиональный интерес к делу освоения космоса, развития космической науки и техники. С тех пор больше с Иваном Фотиевичем я не виделся. Несколько лет спустя случайно с горечью прочел я в газете «Красная Звезда» заметку, посвященную памяти И. Ф. Стаднюка, из которой и узнал о смерти писателя и о том, что такие бойцы не уходят из жизни, они навсегда остаются с нами в строю, в нашей памяти.

Иван Фотиевич Стаднюк
ОРБИТА СОТРУДНИЧЕСТВА

1920–1994 гг.

Служил в армии в 1939–1958 гг., пройдя путь от рядового до полковника. В годы Великой Отечественной войны работал во фронтовой печати.

Член Союза писателей СССР. Автор многих сборников повестей и рассказов, романов — «Люди не ангелы», «Война», «Москва 41 г.», киносценариев — «Максим Перепелица», «Человек не сдается», «Ключи от неба», «Служу Советскому Союзу». По приглашению командования космодрома посетил Байконур в 1982 г.

В минувший четверг мы стали свидетелями примечательного события в летописи мировой космонавтики. Французский летчик-испытатель Жан-Лу Кретьен вместе с опытными советскими космонавтами Владимиром Джанибековым и Александром Иванченковым отправился на борту советского корабля в таинственный мир невесомости.

В этот раз с особым вниманием смотрел я телерепортаж со знаменитого Байконура.

Дело в том, что в прошлом месяце я получил письменное приглашение руководителей космодрома принять участие в читательской конференции по роману «Война». С огромным волнением, чего скрывать, смотрел я на это письмо, в левом углу которого стояли слова: «Космодром Байконур». Мне, человеку, далекому от космической техники, за этими простыми словами виделся огромный, незнакомый для меня мир героики, мир романтики, мир славного труда.

Каков он — Байконур, космическая гавань Страны Советов, своеобразный причал, откуда уходят многоместные корабли и станции с международными экипажами и поблизости от которого возвращаются на родную «голубую планету» отважные люди? Я вглядывался в иллюминаторы скоростного лайнера, перебросившего нас из Москвы в просторы бескрайних казахстанских степей, увидел выжженные солнцем солончаки, и вдруг, как мираж, вдали открылся зеленый оазис, само присутствие которого среди песков казалось чудом.

Здесь живут работники Байконура.

На центральной площади высится гранитный бюст Сергея Павловича Королева. Жилая зона прославленного космодрома поражает обилием зелени, благоустройством и особенно тем, что тут множество детворы. В глаза бросаются протянутые вдоль улиц трубы поливных систем.

И я понял, что и сам этот оазис в пустыне — подвиг, и каждое его дерево — тоже подвиг. Как и дело, трудное и ответственное, коим занимаются его обитатели. Поразительно, в первое утро на Байконуре меня разбудил звон кукушки, который тут же был поддержан трелью соловья.

Мне посчастливилось посмотреть площадку. На сооружениях ее я увидел многорядье звездочек — так отмечается каждый запуск. Старт тогда был пуст, я спускался вниз, в бетонное ущелье, принимающее на себя огромный удар, подымался на фермы обслуживания. И меня не покидало ощущение: отсюда же все началось, отсюда стартовал первый спутник, отсюда поднялся к бессмертию Юрий Гагарин.

Неподалеку два домика — Королева и Гагарина, поражающие скромностью обстановки.

И знаете, мне тогда вспомнился II съезд писателей и выступление на нем Александра Довженко, сказавшего, что человек скоро отправится в безбрежные космические дали. К его словам отнеслись, помню, как к романтическим мечтам. А ведь всего через три года родился первый спутник.

Тут же — огромный монтажно-испытательный корпус. Я увидел ракету-носитель, предназначенную для советско-французского экипажа, — спящего будто бы исполина, способного при пробуждении совершить чудо. А рядом — и сам корабль, окруженный многоярусными площадками, где сноровисто и четко работали испытатели.

Специалисты космодрома провели меня по всему маршруту, каким космонавты отмечают свои последние шаги на Земле перед стартом, показали все подготовительные операции. И вот что мне бросилось в глаза. Жить на Байконуре, что и говорить, трудно: летом — страшная жара, зимой — жуткие морозы, и ветер, ветер… Но всех до единого из здешних специалистов вдохновляет, я бы сказал, причастность к великому подвигу планетарного масштаба, чувство величайшей ответственности, осознанность того, что к ним приковано внимание всего советского народа, внимание всего мира.

В гостинице «Космонавт», открою уж секрет, мне, несмотря на санитарный кордон, посчастливилось беседовать с Валентином Лебедевым и Анатолием Березовым в канун их старта к «Салюту». Участвовали в разговоре и другие наши известные космонавты. Я еще раз убедился, что космонавтика — это не сплошной праздник, каким она, чего греха таить, предстает из творений литераторов и журналистов. Это упорный, тяжелейший труд, ежедневный, многолетний, который по плечу людям сильным, целеустремленным.

Рядом с гостиницей шумит листвой Аллея космонавтов. Вскоре там появится деревце, посаженное первым французским космонавтом. Пусть же растет дерево космонавтики, демонстрирующей, как важны сейчас дружба и сотрудничество между народами, как важен для всего человечества мир на «голубой планете».

«Литературная газета» № 26 от 30 июня 1982 г.

Анатолий Александрович Андриянов
ИЗ ВОСПОМИНАНИИ ЭПИДЕМИОЛОГА

Полковник медицинской службы.

Служил на полигоне Байконур в 1962–1977 гг. В санитарно-эпидемиологическом отряде в качестве врача-эпидемиолога, начальника эпидотдела.

С 1979 г. являлся эпидемиологом Ракетных войск стратегического назначения. Заслуженный врач Российской Федерации. Живет и работает в г. Одинцово Московской области.

В огромной работе по освоению космоса и совершенствованию космической техники на космодроме Байконур роль медицинских кадров, особенно военных медиков, без сомнения, была не столь заметной, как роль инженеров-испытателей управлений и личного состава частей, занимающихся непосредственной подготовкой пусков и проведением испытаний космических аппаратов и космической техники.

Вместе с тем без работы значительного контингента врачей, медицинских сестер, санитарных инструкторов и других медицинских работников, направленной на сохранение здоровья — определяющего компонента системы «человек — машина», людей, работавших на комплексах и сооружениях космодрома, успешное выполнение важных для страны и Вооруженных Сил задач было вряд ли возможным.

Одним из направлений медицинского обеспечения личного состава испытательных частей, членов семей военнослужащих и населения космодрома Байконур была противоэпидемическая защита от массовых инфекционных заболеваний и создание оптимальных санитарно-гигиенических условий труда и быта. Задача была непростой.

Эпидемиологическая обстановка на космодроме Байконур за все время личных наблюдений (с 1962 по 1977 г.), была чрезвычайно напряженной, и требовались значительные и неординарные меры командования и медицинской службы для того, чтобы сохранить здоровье и работоспособность как военнослужащих, особенно солдат и сержантов, так и гражданского населения — членов семей, рабочих и служащих, представителей промышленности.

Наибольшую опасность в эпидемиологическом отношении представляли особо опасные инфекции — чума и холера.

Космодром Байконур вместе со всеми испытательными частями и военными городками занимал обширнейшую территорию Среднеазиатского равнинного очага чумы, где в районе Приаральских Каракумов, да и на территории, входящей в зону размещения частей, практически ежегодно имели место интенсивные эпизоотии чумы на грызунах.

Только по данным Кзыл-Ординской противочумной станции на территории области ежегодно выявлялось от 350 до 500 проб, содержащих микробы чумы. Противочумный отряд полигона ежегодно с началом лета проводил большую работу по обследованию территории полигона и прилегающей местности на заселенность грызунами — хранителями чумной палочки, установлению обилия на них паразитов — переносчиков чумы — блох и клещей, наконец, путем микробиологического исследования тех и других, занимался непосредственным выделением чумного микроба. Во всех случаях риск заражения и угрозы для жизни всех сотрудников противочумного отряда от солдат, отлавливающих грызунов, до врачей-чумологов оставался весьма высоким. Чтобы не случилось беды, необходимо было соблюдать меры защиты: работать в специальных комплектах, освоить и строго соблюдать приемы и порядок безопасной работы, научиться взаимному контролю с партнером по мерам безопасности. Чтобы выполнить все эти условия, нужно было иметь недюжинное здоровье и терпение.

Работать приходилось либо в открытой степи при температуре воздуха 37–42° жары, либо в закрытой палатке в такой же «теплой» атмосфере, когда через 15 минут потом пропитывались и комбинезон, и противочумный халат, а в сапогах начинала хлюпать стекающая с тела жидкость. За 4 часа работы в таких условиях человек терял жидкости больше, чем в перегретой сауне. При этом малейшее несоблюдение правил работы с материалом, подозрительным на содержание бактерий этой особо опасной инфекции, грозило немедленной изоляцией на 5–7 дней.

Вспоминается такой случай. Однажды осенью было получено сообщение о том, что в одном из аулов в районе Аральского моря заболели чумой 7 казахов, которые занимались разделкой туши вынужденно забитого больного верблюда. Из небольшого списка хозяйственных животных, которые могут заболеть чумой, верблюд является наиболее частой жертвой. Заражаясь от больных блох в природе, он чаще всего является непосредственным источником заражения хозяев или других лиц, имевших общение с ним.

Верблюд — дорогое и универсальное животное. Он неприхотлив, служит транспортным средством, обеспечивает шерстью, молоком, а при необходимости — это солидный запас вкусного и полезного мяса, которое не только используется одной семьей, но и приобретается или распределяется между жителями селения в счет будущего забоя скота у них. Каждый забой животного, а тем более крупного, в Казахстане традиционно сопровождается коллективной трапезой с большим или меньшим количеством участников. Подобное событие произошло и в приведенном выше эпизоде.

Больные чумой были направлены на лечение, на населенный пункт и по линии железной дороги на расстояние до 300 км был наложен карантин. Поезда проходили мимо станции Тюра-Там с закрытыми дверями и окнами. В гарнизоне все медицинские учреждения и соответствующие формирования на случай эпидемических осложнений были приведены в готовность.

Через два дня поступает новая информация о том, что в небольшом селении Байхожа, находящемся в непосредственной близости от военного городка, гибнет от бубонной чумы местная девочка 12 лет. Состояние напряженности возрастает. Выход из городка прекращается, выезд на работу разрешен только железнодорожными составами со станции Городская. И на фоне этого напряжения утром следующего дня поступает известие, что на железнодорожном полотне, идущем от городка к объектам (так называемым площадкам), лежит павший верблюд. Командованием принимается решение временно запретить выезды поездов, выход из городка и вход в городок. Один из сотрудников противочумного отряда, легкомысленно подошедший к телу павшего верблюда без спецодежды, был немедленно арестован и отправлен в изолятор. Для установления причин гибели животного и отбора проб направлены специалисты-чумологи, которые установили, что гибель была связана с транспортным происшествием. При исследовании крови и носовой слизи, а позже и внутренних органов, микробы чумы не были обнаружены. После получения этих результатов карантинные мероприятия были отменены. Объем работы, выполненный медицинской службой в эти 3–4 дня, трудно переоценить. Только профилактическими прививками было охвачено более 20 тысяч человек. На истребительные работы против грызунов были направлены не только специалисты противочумного отряда, но и специалисты СЭО и войсковые врачи. В течение недели затравки грызунов хлорпикрином и отравленными приманками по периметру военных городков проведены на территории более 360 га.

Профилактика чумы была и до настоящего времени остается одним из ведущих направлений в организации противоэпидемиологической защиты личного состава и населения космодрома Байконур. Многое в работе по профилактике особо опасных инфекций сделали руководители противочумного отряда полигона подполковники медицинской службы В. А. Казанцев, А. С. Кайнов, В. В. Тимофеенко, специалисты-чумологи Э. Н. Савченко, Н. М. Резник, Б. Г. Колбовский.

До середины 70-х гг. распространение холеры на полигоне было весьма сомнительным явлением. Развитие эпидемий холеры, как правило, обусловлено наличием некачественной питьевой воды. При этом холерный вибрион, как и многие микробы кишечной группы, склонен укореняться в водоемах с замедленным процессом самоочищения воды. Такое случается либо при малом дебите водоема, либо при обильном его загрязнении, либо при слабо выраженной активности природных факторов (низкой температуре, слабой аэрации поверхности водоема, малой скорости течения со сниженной турбулентностью потока).

К счастью для жителей Байконура, в первые годы его существования и развития, естественный водоем, питающий городок, да и весь полигон водой, река Сырдарья имела все необходимые компоненты для эффективного самоочищения. Это была широкая, полноводная река с мощным течением, извилистое русло которой с многочисленными отмелями и островками создавало условия для хорошего перемешивания, прогревания и насыщения кислородом всей массы текущей в ней воды. В таких реках холерный вибрион чувствует себя весьма неуютно. Однако с 1966 г. положение резко изменилось.

Строительство плотин на реке в целях освоения засушливых земель (которое через 10 лет привело к их полному засолению) резко снизило дебит реки в пределах города Ленинска. В летнее время в створе реки, на уровне водозабора центральной водопроводной станции, дебит составлял 18–19 куб. метров в секунду, чего едва хватало, чтобы обеспечить потребности полигона. Естественно, речная вода стала представлять жидкость, переполненную органическими остатками, с высоким уровнем загрязнения различными микробами. В этих условиях появление холеры стало вполне возможным и медицинская служба совместно с органами тыла принимала необходимые меры, чтобы не допустить появления и распространения холеры в гарнизоне.

Основой профилактики не только холеры, но и всей группы кишечных инфекций было обеспечение населения городка и площадок очищенной, обеззараженной, соответствующей всем требованиям химической и бактериологической безопасности питьевой водой. Основная тяжесть в решении этой задачи легла на подразделения квартирно-эксплуатационной службы, личный состав которых предпринимал поистине титанические усилия для того, чтобы подать потребителям достаточное количество доброкачественной, проверенной лабораторным путем питьевой воды. Это удалось сделать, и ни одного случая холеры за все время существования космодрома допущено не было.

К сожалению, аналогичная тактика при организации мероприятий по защите личного состава и населения Ленинска от инфекционного гепатита, эпидемия которого охватила Кзыл-Ординскую область, в том числе и жителей космодрома в 1978–1980 гг., оказалась малоэффективной. Те мероприятия по очистке волы от бактерий холеры и других кишечных заболеваний, которые обеспечивали устойчивый профилактический эффект, не обеззараживали воду от вируса инфекционного гепатита, и эпидемия этой инфекции проявила себя в полной мере. Позднее исследованиями было доказано, что концентрации хлора, достаточные для обеззараживания воды от болезнетворных бактерий, оказались совершенно недейственными для уничтожения вирусов инфекционного гепатита. Наша уверенность в абсолютной безопасности питьевой воды, базировавшаяся на научных воззрениях предшествовавшего периода, оказалась несостоятельной.

Наиболее распространенными заболеваниями в летнее время, особенно среди солдат и сержантов, проходивших срочную службу, были кишечные инфекции, главным образом дизентерия. Это было поистине стихийное бедствие, и все попытки разобраться в механизме этого явления оканчивались либо полной неудачей, либо столь малыми успехами, что о них не стоит и вспоминать.

Проблема активизации кишечных инфекций в жарком климате в летнее время не нова. Инфекционисты, микробиологи, эпидемиологи нескольких поколений внимательно изучали эту проблему. В монографии профессора И. В. Сеппи, который некоторое время возглавлял борьбу с инфекционными болезнями в РВСН, еще в 1966 г. было указано, что по проблеме дизентерии опубликовано 10 000 оригинальных статей и защищено более 300 диссертаций. Однако, несмотря на наши познания, собственный опыт и энергичные меры, каждое лето все войсковые врачи, инфекционисты и эпидемиологи с тихой грустью ожидали неотвратимого начала кишечных заболеваний, нараставших как лавина, охватывавших последовательно часть за частью, а иногда одномоментно, в течение 2–3 дней, поражавших от 5 до 20 % солдат и сержантов той или иной части. При этом все эпидемиологические осложнения начинались не ранее 20–25 июня. Только в сентябре мощный поток больных дизентерией начинал иссякать и к средине октября прекращался полностью. После этого следовал период осмысления и изучения случившегося, разработки очередного комплекса профилактических и противоэпидемических мероприятий, накопления сил и средств для недопущения массовых заболеваний дизентерией в наступающем эпидемиологическом периоде, контрольных поездок с проведением огромной массы лабораторных и инструментальных обследований водопроводных сооружений, столовых, буфетов, чайных, магазинов, казарм, караульных помещений. Проверяли и осматривали переболевших, проводили контрольные осмотры работников питания, сотрудников водопровода, насосных станций, готовили постоянный кухонный наряд и т. д. и т. п.

Таким образом, в межэпидемиологический период велась большая работа по поддержанию надлежащего санитарного состояния на перечисленных выше объектах, по санации неблагополучных в эпидемиологическом отношении коллективов и групп военнослужащих. С приближением жаркой погоды все эти мероприятия наращивались и усиливались. Медицинская служба не знала ни сна, ни покоя, все инфекционисты, эпидемиологи и санитарные врачи находились в постоянной готовности для выезда в часть, где появится хотя бы один больной с кишечными расстройствами. Так могло продолжаться неделю, две, три, иногда месяц. И вдруг на фоне, казалось бы, уже установившегося спокойствия раздавался звонок из части или из медицинского отдела, нередко ночью, по домашнему телефону и коротко сообщалось: «Прорезались, готовься в…» — и называлась часть, в которой медпункт быстро начинал заполняться тяжелейшими больными с очень высокой температурой, нередко с потерей сознания, коллапсом и другими признаками острого инфекционного заболевания. Боли в кишечнике и расстройства появлялись позже, но первые десятки больных были в таком состоянии, что требовалась экстренная медицинская помощь с элементами реанимационных мероприятий.

Немедленно проводился обход подразделений, выявлялись больные, не способные передвигаться самостоятельно, а нередко и те, что находились в бессознательном состоянии, и доставлять их в медицинский пункт, а при возможности сразу в госпиталь, приходилось на носилках. Первые часы и сутки работы в эпидемиологическом очаге дизентерии были направлены на организацию выявления и оказания адекватной медицинской помощи больным. Основной принцип в это время был не потерять больного. С большой теплотой и благодарностью вспоминаются войсковые врачи офицеры медицинской службы М. И. Сатыр, Е. М. Киркин, B. C. Хрустиков, Н. И. Касьянов, М. И. Магеррамов и многие другие, которые, не считаясь со временем и личными потребностями, отдавали все силы для сохранения здоровья солдат и офицеров полигона. Особого почтения заслуживают как сотрудники инфекционного отделения военного госпиталя полигона офицеры А. А. Мигунов, В. А. Матвеев, В. П. Симатов, А. Г. Петушков, А. И. Люленецкий, В. Ф. Меркулов, Л. М. Прудников, так и гражданский персонал — К. Г. Савченко, А. А. Симатова, Л. А. Мудрая.

Эпидемиологическое обследование очагов инфекционных заболеваний во многом схоже с работой следователя по раскрытию преступления. Многие приемы однотипны, принципы аналогичны, не совпадают только конечные результаты. Если конечным результатом криминального расследования является поиск и задержание преступника, то конечным результатом эпидемиологического расследования эпизода эпидемической вспышки является вскрытие причин и обстоятельств заражения определенной группы лиц, связанных между собой по месту жительства, совместной деятельности или другим элементам социального общения.

Всякое эпидемиологическое обследование начинается с опроса пострадавших, затем лиц, общавшихся с ними, далее круг опрашиваемых расширяется до пределов, вызванных необходимостью расследования. По типичным признакам эпидемии выдвигаются версии случившегося, проводятся лабораторные и инструментальные исследования, в случае необходимости привлекаются специалисты науки, административных и хозяйственных органов, проводятся математические и статистические расчеты, ведется сравнительный анализ аналогичных событий, имевших место в прошлом. При этом вся работа должна выполняться оперативно, так как, чем больше времени прошло с момента возникновения эпидемиологического очага, тем меньше шансов раскрыть механизм его возникновения. Иногда, как и у следователей, у эпидемиологов так же бывают «глухари».

В 1968–1969 гг. на одной из площадок космодрома проводилась интенсивная подготовка к полетам на Луну. Все специалисты управлений, офицеры и солдаты испытательных частей работали с предельной нагрузкой. Об этом периоде написано немало, и нет смысла останавливаться на характеристике общей обстановки на полигоне. Но именно в период наибольшего напряжения, в июле 1969 г., как в испытательной части, так и в частях боевого и тылового обеспечения — на узле связи, в техническом батальоне и др. — начались массовые заболевания дизентерией. В эпидемиологический очаг были брошены все необходимые медицинские силы и средства, откомандированы лучшие специалисты. Работа в массовых очагах инфекционных заболеваний предусматривает одновременное проведение различных мероприятий: врачи лечебного профиля развертывают временные изоляторы и проводят лечение больных; командование обеспечивает надлежащие бытовые условия, соответствующие госпитальным требованиям, а также режим, препятствующий общению больных с другими контингентами военного городка; специалисты-эпидемиологи и микробиологи заняты поиском причин и обстоятельств возникновения эпидемиологической вспышки для скорейшей ее ликвидации.

В ходе расследования описанной эпидемиологической вспышки выяснилось, что питание солдат и сержантов осуществлялось в трех столовых. От больных, питавшихся в столовой № 1, при лабораторном анализе выделений определялись дизентерийные микробы только вида Флекснера-2а, от больных, питавшихся в столовой № 3, выделялись только дизентерийные палочки вида Штуцера-Шмитца, а у больных, питавшихся в столовой № 2, расположенной на одинаковом расстоянии от этих столовых, выявлялись в равной доле как микробы того, так и другого вида. Никаких вразумительных объяснений этому явлению в то время так и не нашли. Возникло даже предположение о диверсии с целью воспрепятствовать своевременному окончанию работ по подготовке полета на Луну.

Еще более ужесточились требования режима, вокруг столовых в ночное время устанавливались вооруженные посты, допуск посторонних лиц в столовые был запрещен. Наряду с медицинскими работниками в расследование эпидемии включились сотрудники особого отдела. В конце концов, несмотря на энергично принимаемые меры, вспышка заболеваний закончилась самопроизвольно, а механизм ее формирования и развития так и не был раскрыт.

Причина эпидемии неожиданно просто объяснилась через 2 года в дружеской обстановке, когда, рассказывая об этом случае, один из офицеров технического батальона вспомнил, что в связи с аварией на канализационном коллекторе военного городка летом 1969 г. они широко использовали пожарные автомобили для того, чтобы пробивать в зданиях и сооружениях забитые в результате аварии канализационные трубы, а затем, промыв оголовки шлангов, этими же машинами завозили воду в столовые, так как из-за неисправности канализации водопровод также был временно отключен. Таким образом, в самый опасный для кишечных заболеваний период в столовые и на другие объекты подвозилась вода, загрязненная канализационными стоками, так как удалить опасное загрязнение со шлангов только отмыванием холодной водой без дополнительного обеззараживания просто нереально. Этим объяснялась и массовость заражения пострадавших и наличие нескольких видов и вариантов находок болезнетворных микробов у больных. Так, двумя годами позже эпидемической вспышки был закрыт «глухарь» в ее расследовании.

Нестандартные подходы в расследовании вспышек инфекционных заболеваний нередко дают неожиданно важные материалы. Летом 1966 г. в одной из частей, традиционно благополучных в отношении кишечных инфекций, одномоментно, практически в течение одного дня, заболело дизентерией более 30 % солдат. Выяснилось, что накануне в части был устроен торжественный обед, где вместо надоевшего борща, да еще в сорокаградусную жару, была приготовлена окрошка. Ели с удовольствием и благодарностью. А через сутки…

Находки у больных дизентерийных микробов типа Зонне полностью подтверждали пищевой характер эпидемической вспышки. Но как могли эти микробы попасть в пищу? Начальник столовой клялся, что для приготовления окрошки он использовал все продукты только со склада и огорода части. Исследования этих продуктов полностью подтвердили их непричастность в возникновении вспышки. Эпидемиологическое обследование с неполным установлением причин эпидемии шло к концу, когда начальник столовой в присутствии эпидемиолога вдруг вспомнил, что он не рассчитался с отделением военного совхоза за зеленый лук, несколько килограммов которого были приобретены там, так как своего лука для окрошки не хватало.

Психология эпидемиолога в период обследования эпидемиологического очага, как у элитной гончей, полностью перестроена на поиск. Каждую фразу, каждый факт он будет рассматривать только по отношению к эпидемиологическому очагу. И стоило начальнику столовой случайно вспомнить о закупленном зеленом луке, как в санитарно-эпидемиологический отряд были даны команды о срочном заборе анализов воды, используемой для полива лука в совхозе, и отборе проб с поверхности пучков лука и другой витаминной зелени. Оказалось, для того, чтобы зелень не высыхала, ее до передачи в торговлю держали в бороздках для полива, заполненных водой. Сама же поливная вода представляла очищенные, но не обеззараженные стоки городской канализации. Исследование и поливной воды, и витаминной зелени, погруженной в нее, показало их обильную зараженность микробами дизентерии, в том числе и типа Зонне.

В умеренном климате подобные эпизоды, возможно, не имели бы тяжелых эпидемиологических последствий. Но в условиях летней изнуряющей жары (43–45°), при низкой влажности воздуха (17–19 %) и продолжительности экстремально жаркого периода до 70–80 дней такие случайности всегда приводили к неприятностям.

Проблема профилактики кишечных инфекций, особенно дизентерии, в летнее время была навязчивой идеей всех медиков полигона — от войсковых врачей до специалистов госпиталя и санитарно-эпидемиологических учреждений, а также руководителей медицинской службы. Проводились совместные с ведущими научными центрами СССР, Казахстана, Узбекистана и Киргизии исследования по состоянию организма военнослужащих во взаимодействии с факторами внешней среды, изучалось изменение микрофлоры человека и окружающих его объектов в зависимости от сезонов года и т. д. и т. п. Наряду с решением практических задач проводилась значительная научно-исследовательская работа. В исследовании обстоятельств и факторов, способствовавших высокой заболеваемости населения и личного состава гарнизона Ленинска кишечными инфекциями, и разработке мер профилактики самое деятельное участие принимали специалисты санитарно-эпидемиологического отряда В. Я. Коломиец, Я. Д. Токарев, Л. Г. Дмитриенко, В. П. Шуляк, А. М. Лебедев, Н. З. Гребенникова, B. C. Кузина, Н. Г. Пономарева и др.

В конечном счете были сделаны следующие выводы:

— с наступлением летнего периода у солдат, основной контингент которых составляли русские, белорусы, украинцы, призываемые из регионов с умеренным климатом, развивался такой выраженный дисбаланс сопротивляемости к влиянию факторов внешней среды, в том числе и к кишечным инфекциям, что даже при минимальном количестве вызывающих их микробов, попадающих случайно в ослабленный организм, развивалась картина тяжелейшего заболевания. Наши предположения подтверждались лабораторными исследованиями, которые показывали, что с июня по сентябрь солдаты ежесуточно выделяли с потом от 5 до 7 литров воды вместе с растворенными в ней витаминами, особенно витамином С, солями и другими необходимыми организму веществами;

— заражающая доза (есть в эпидемиологии такое понятие) дизентерийных микробов в таких условиях становилась достаточной, даже если их количество было на порядок меньше, чем в обычной обстановке. Так, если в обычных условиях для заражения дизентерией типа Флекснера нужно не менее 100 бактерий, то в средине лета хватало и нескольких единиц;

— температура внешней среды, особенно в пищеблоках, держалась в пределах 35–37° тепла, что является оптимальным режимом для бурного размножения кишечных бактерий, когда из одной особи в течение 1,5–2 часов образовывалось сообщество, насчитывающее миллионы таких бактерий;

— высокая температура в летние месяцы способствовала массовому выплоду мух, особенно при плохом санитарном состоянии территории и наружных туалетов. Мухи — живой мост между столовой, где имеются все необходимые продукты для питания этих крылатых тварей, и наружным туалетом, где устойчивая температура и соответствующий субстрат являются оптимальной средой для роста и созревания их личинок. Стоило появиться в части больному дизентерией, как значительная доля выделяемых им в огромных количествах дизентерийных палочек переносилась мухами прямо на накрытые к приему пищи столы;

— наконец, неконтролируемое поглощение 6-10 литров воды в день не только из водопровода, но и из любого встречного источника способствовало попаданию в кишечник значительно большего количества микробов, чем в прохладные периоды года. Попытки ограничить потребление воды в жару были абсолютно безуспешными. По словам солдат, они напивались так, что переполнялся желудок, но жажда не проходила. После питья пот ручьями стекал с тела, а дальнейшее питье воды не приносило никакого облегчения.

Насколько велико было чувство жажды, можно проиллюстрировать собственными субъективными ощущениями. При выполнении работы в течение дня офицеры старались соблюдать питьевой режим. Так же поступал и я. Однако к концу рабочего дня слизистая рта высыхала настолько, что язык шелестел при разговоре, а вместо звуков изо рта раздавался короткий нечленораздельный хрип. Возвращаясь домой, первым делом совершал бросок к хранящейся в холодильнике трехлитровой банке с квасом. Первую половину банки выпивал одним глотком до принятия душа, вторую половину допивал после «отмокания» под душем. Через час все выпитое испарялось через кожу, но тягостные ощущения проходили. Однако такая возможность была не у всех, а у военнослужащих срочной службы тем более.

Таким образом, на космодроме Байконур с течением времени сложился своеобразный экологический фон, косвенно влиявший на состояние здоровья населения этого, созданного замыслом и волей людей специфического социального образования.

Нельзя не остановиться на том факте, что военные врачи нередко оказывали посильную медицинскую помощь местному населению Кармакчинского и Казалинского районов. Правда, офицеры-медики направлялись в населенные пункты, функционально связанные с космодромом: отделения военного совхоза или аулы, из которых поступали свежие овощи, бахчевые, мясо, молоко. В периоды эпидемических подъемов гриппа (1963, 1967 гг.) эти населенные пункты охватывали повальные эпидемии заболевания. Особенно страдали дети, у которых вслед за гриппом развивались пневмонии и другие осложнения.

Местная медицина, представленная, как правило, женщиной-фельдшером, обслуживающей 7—10 аулов, расположенных в радиусе до 30 км, при зимних заносах на дорогах и отсутствии автотранспорта не могла оказать необходимой медицинской помощи. Тогда один или несколько молодых офицеров-врачей, уроженцев республик Средней Азии, направлялись в этот сложный период в «глубинку», где по 30–50 дней работали среди местного населения. При этом выполняли функции земского врача, оказывая все виды медицинских пособий: от малой хирургии до акушерской помощи. Такая практика давала двойной положительный эффект, так как молодые врачи-офицеры в полной мере знакомились с обычаями и традициями казахов, изучали условия их жизни и быта, в том числе в кочевьях, нередко встречали давно забытую патологию — терминальные стадии невылеченного туберкулеза, случаи запущенного бытового сифилиса, вирусных клещевых лихорадок, массового педикулеза. В дальнейшем все полученные данные докладывались начальнику медицинской службы (в то время полковнику м/с А. В. Соловьеву) и служили основой для учета роли краевой патологии при организации медицинского обеспечения космодрома.

Значимость работ, проводимых на космодроме, требовала постоянного напряжения всех лиц, принимавших в них участие, в том числе медицинских работников как гражданского, так и военного здравоохранения. При этом одной из их задач было не только сохранение здоровья, но и проведение мероприятий по созданию оптимальных условий труда и отдыха, направленных на поддержание высокой работоспособности солдат, офицеров, гражданского персонала. Здесь не было мелочей.

Природные условия, а именно, длительное состояние высоких температур, наличие многочисленных мелких водоемов в пойме реки Сырдарья, остатки воды в канавках поливной системы и импровизированных накопителях в виде вкопанных в грунт бочек, создали благоприятную среду для выплода комаров. Полчища, тучи этих насекомых вечером и ночью не давали покоя как жителям Ленинска, так и расположенных на периферии военных городков. Положение усугублялось тем, что при такой жаре, которая стояла летом, спать с закрытыми окнами было невозможно, а при открытых окнах поедом съедали комары. Сетки и марлевая кисея на окнах были слабой защитой.

Первым задачу борьбы с комарами поставил начальник УИРа генерал Шубников. При просмотре фильма в кинотеатре на открытом воздухе он был беспощадно искусан комарами. На утверждения сотрудников санитарно-эпидемиологического отряда, что комары, населяющие окружающую природу, не являются переносчиками болезней и борьба с ними испортит экологию, он потребовал прекратить ненужные дискуссии на экологические темы, а найти способ избавить население города Ленинск от терзания гнусом в часы вечернего отдыха. Мысль о борьбе с комарами была подхвачена командованием полигона и получила воплощение в виде распоряжения начальнику СЭО о разработке системы мер по ликвидации комаров в гарнизоне.

На деле задача оказалась трудноразрешимой. Работа по определению объема мероприятий показала, что для достижения минимального результата необходимо 4 раза за лето провести авиационное опыление 40 000 га поймы дустами или эмульсией инсектицида, а стоимость работ составит не менее 120 000 рублей (в 1962–1966 гг. это были большие деньги). Денег не нашли и не дали. Но задачу не сняли.

Были изучены и введены в действие собственные резервы. Во-первых, была создана бригада так называемых бонификаторов, в которую вошли дезинфекторы СЭО, солдаты подразделения химической защиты с авторазливочной станцией — АРС, резервуар которой вмещал 4 куб. метра жидкой смеси. Командовал бригадой офицер СЭО. Бригада заправляла АРС дизтопливом, перемешанным с отработанным моторным маслом и, двигаясь по пойме, опрыскивала этой смесью мелкие водоемы, оставшиеся после половодья. На поверхности воды оседала тонкая масляная пленка, которая препятствовала выплоду комаров из личинок.

Во-вторых, раз в две недели проводилось задымление прибрежной растительности и парковых насаждений в прибрежной зоне инсектицидными аэрозольными шашками. Ранним утром, с 3 до 5 часов, когда охлаждался воздух приземного слоя атмосферы и аэрозольный дым стлался по растительности, солдаты дезинфекционного отделения СЭО бегом разносили 2-килограммовые инсектицидные шашки на расстояние 50 метров друг от друга на одной линии, поджигали их и следили, чтобы ветром аэрозоль сносило на растительность, в которой комары скрывались после вечерних «атак».

В-третьих, умельцами стационарной авторемонтной мастерской был сконструирован и смонтирован бункер, вмещавший 250 кг дуста, который затем установили в вертолет Ми-4 и через горловину, выведенную через гнездо для гироскопа, опыляли дустом самые труднодоступные заболоченные участки поймы.

Однако первое испытание этого устройства было весьма конфузным. Когда вертолет начал набирать высоту, едва оторвавшись от земли, все 250 кг дуста воздушным потоком, который образуется под вертолетом при взлете, через горловину бункера «вдуло» внутрь вертолета. Все, кто находились в вертолете, задохнулись в концентрированном аэрозоле дуста. Остановив двигатель, пилоты выскользнули из машины в течение нескольких секунд и, приходя в себя, награждали «конструкторов» аппарата такими эпитетами, которые знают только лица, долго и тесно связанные с авиацией. В конце концов аппарат был доработан, работы по дустированию водоемов с вертолета стали проводиться в противогазах и дело пошло. В дальнейшем для таких работ стал использоваться специально оборудованный самолет, направляемый воинским формированием, дислоцированным в соседнем Аральске.

Надо сказать, что выполняемая работа давала определенный результат, и было приятно слышать от жителей города, прогуливаясь с семьей в парке, что почему-то пропали комары. Хотелось, подобно лягушке-путешественнице, крикнуть: «Это я… Это я… Это я придумал».

Кто читал Киплинга и других авторов, описавших прелести тропиков, обращал внимание на то, что мир насекомых в странах с жарким климатом вовсе не вызывал умиления к этим букашкам-таракашкам. То же касалось и условий жизни населения космодрома. Кроме комаров, составлявших летающую фракцию кровососов, неплохо чувствовали себя в помещениях клопы и блохи. Если последние больше тяготели к помещениям, расположенным ближе к дикой природе, то клопы расплодились повсеместно, как в сборнощитовых бараках и финских домиках, так и в капитальных строениях, оборудованных всеми элементами коммунального благоустройства. Клопов было огромное количество. Одна из первых гостиниц, расположенных на улице Центральной, получила устойчивую рекламу «Золотой Клоп».

Постояльцы, проживавшие в ней, вынуждены были ставить ножки кроватей в банки с водой, надеясь уберечься от незваных сожителей. Не тут-то было. Клопы заползали на потолок и оттуда десантировались на жертву. В одной из комнат общежития, где размещались молодые офицеры, в момент обследования на заселенность клопами один из жильцов показал майонезную баночку, наполовину заполненную клопами, залитыми керосином, и радостно сообщил, что в ней 366 штук, а последних 168 он отловил в течение прошлой ночи. В соседней комнате на стене выше коврика двадцатисантиметровыми буквами красивым инженерным шрифтом кровяными клопами было выдавлено отчаянное «НЕ СОЖРЕТЕ!».

Такое положение было не просто удручающим, но и позорным. На самом современном объекте мирового значения клопы, а также тараканы — верный признак отсутствия санитарной культуры населения, не имели права на существование.

В конце 60-х гг. в борьбе с сельскохозяйственными вредителями, а затем и с бытовыми насекомыми начали применяться фосфорорганические соединения, такие, как карбофос, тиорфос, хлорофос. Именно их и решено было использовать для борьбы с клопами и тараканами. Бригады дезинфекторов СЭО, оснащенные распылителями различных конструкций, последовательно, здание за зданием, обрабатывали фосфорорганиками казармы, столовые, гостиницы, общежития, детские учреждения и отдельные жилые дома. Работа была не только тяжёлой и утомительной, а при жаре и невыносимо неприятной, так как проводилась в плотных комбинезонах и респираторах или противогазах, но еще и опасной, поскольку все применяемые препараты были ядовитыми и малейшее нарушение техники безопасности могло привести к тяжелым последствиям.

Надо было видеть, каких трудов стоило это солдатам дезотделения, которые к концу рабочего дня еле двигали ногами. Мне хочется еще раз поклониться скромным и бескорыстным ребятам, с достоинством исполнявшим свой воинский долг, беспрекословно выполнявшим самую неблагодарную работу, нередко с риском для здоровья и жизни, и уж, во всяком случае, не считавшихся ни со временем, ни с усилиями, которые требовались для выполнения тех или иных заданий. Не забыть тех сержантов и солдат, которые по праву были нашими коллегами по ратному труду: А. Щербакова, В. Новикова, Ф. Рамазанова, А. Шульца, Я. Шефера, Ю. Халимова и многих других.

Проведенная работа по борьбе с бытовыми насекомыми была достаточно эффективной, особенно по уничтожению клопов. При повторном обследовании жилых помещений было установлено, что после двукратной обработки клопы погибали полностью. Первые восторженные оценки своей деятельности нами были получены от жильцов гостиницы «Золотой Клоп», которые наконец смогли спать по ночам, а не заниматься бессмысленным противостоянием ночным кровопийцам. И через некоторый промежуток времени после применения хлорофоса началось паломничество жителей в СЭО для обретения этого препарата. Несмотря на дефицит хлорофоса, бывшего популярнейшим инсектицидом в то время, отказов населению в его получении не было.

Аналогичная работа проводилась и по борьбе с тараканами. Однако эти спутники человека в его быту оказались настолько приспособленными к трудностям, что через несколько лет приобрели устойчивость ко всем препаратам, которые применялись для их уничтожения, и эффект мероприятий по борьбе с ними стал весьма эфемерен.

До сих пор ученые и специалисты по борьбе с бытовыми насекомыми вынуждены изыскивать все новые формы и препараты для уничтожения тараканов, и состязание это ведется с переменным успехом.

Испытательный полигон Байконур был не только стартовой площадкой новейших образцов космической и военной ракетной техники, но и прекрасной школой воспитания и совершенствования практической деятельности специалистов любого профиля: от инженеров-испытателей до строителей, хозяйственников, врачей, учителей. Многие из молодых, начинающих офицеров тыла и медицинской службы стали в дальнейшем руководителями или ведущими специалистами своего направления профессиональной деятельности. За это мы, ветераны Байконура, будем всегда с благодарностью вспоминать нашу альма-матер, где закалялась сталь несгибаемых характеров, глубоких человеческих отношений и верности своему профессиональному предназначению.

Геннадий Федорович Кудрявцев
МОЙ БАЙКОНУР

Тогда мы молодые были, все ерунда, это теперь,
что ни месяц — с кем-то что-то происходит.
Феликс Светлов

Военный летчик 1-го класса. Служил на аэродроме Крайний и выполнял полеты с 1963 по 1979 г. на самолетах Ил-12, Ли-2, Ан-12 в качестве помощника командира корабля, командира экипажа, командира звена, командира отряда. Инструктор парашютно-десантной подготовки, член сборной команды по парашютному спорту.

Участвовал в работе литературного объединения «Звездоград» при Доме офицеров, был членом правления литобъединения и редакционной коллегии стенгазеты «Салют».

Стихи Г. Кудрявцева публиковались в окружной, областной, республиканской газетах, в коллективных сборниках «Звездоград», «Ветка полыни», «Легендарный Байконур». Принимал участие в третьем выпуске сборника воспоминаний «Глазами очевидцев». Живет в Москве.

В одном из опубликованных стихотворений, датированных 1967 г., я писал: Я поднимаюсь в небо. Оставляю / На время мой любимый городок… Это про Ленинск. У него было еще несколько наименований: Заря, Ташкент-90, Кзыл-Орда-50, поселок Ленинский, Звездоград. Сейчас это город Байконур. В этом городе прошли мои лучшие годы. Здесь я впервые поднялся в воздух в составе экипажа 1-й авиационной эскадрильи транспортного полка, обслуживающего полигон. Здесь мной написана первая картина. Здесь опубликовано первое стихотворение. Здесь я познакомился с людьми, которых до сих пор считаю своими лучшими друзьями. А теперь — это мое прошлое. И, оглядываясь на это неотделимое от меня прошлое через призму двух десятилетий, я иногда задаюсь вопросом: а действительно ли он, город Ленинск, был мною любим? А может, это просто самообман в отсутствии опыта пребывания в других гарнизонах, возведенный фантазией молодости до Острова Счастья в бурном житейском море? У каждого, кому пришлось побывать на космодроме, остались свои, не сравнимые ни с чьими впечатления. Так и во мне живут яркие впечатления от тех лет, проведенных в городе Ленинск. Живет во мне мой Байконур.

Когда начал писать эти воспоминания, хотел последовательно рассказать о всех тех духовно близких мне людях, с которыми суждено было провести годы службы на космодроме Байконур в период с 1963 по 1979 г., о тех, кто украсил, сделал веселее, счастливее мой армейский быт в закрытом военном городке, раскинувшемся в Богом забытом диком краю, в краю песков, бескунаков и больших потрясений.

С первых дней пребывания в транспортном полку, выполняющем авиационное обеспечение полигона, я почувствовал, что попал в дружный коллектив авиаторов. Перво-наперво я был устроен стараниями техника-лейтенанта Виктора Ильинчика на свободную койку в его комнате офицерского общежития. Третью кровать в комнате занимал штурман звена нашей же эскадрильи старший лейтенант Владимир Свинтаржинский, старый холостяк и любитель покуролесить. За свою летную карьеру он к этому времени уже успел побывать в звании капитана и опять «вырасти» до старшего лейтенанта. Он считался одним из лучших штурманов полка. В момент моего заселения в общежитие его на базе не было. Экипаж капитана В. И. Фурцева, в составе которого он летал, был в командировке — выполнял летное задание где-то в Сибири. Когда летчики вернулись домой, мы были на занятиях, изучали район предстоящих полетов. И вот, когда после рабочего дня мы возвратились в общежитие, состоялось знакомство со знаменитым штурманом. Только мы с Ильинчиком объявились в своих апартаментах, в проеме широко открытой двери появился небольшого роста коренастый мужчина с короткой стрижкой тронутых сединой волос. В длинном махровом халате (штурман принимал душ) он казался выше ростом. Я, конечно, догадался, что это и есть Свинтаржинский, но торопить события не стал. Свинтаржинский молча прошел в комнату, подошел к стоящему на тумбочке магнитофону, нажал кнопку и под чарующие звуки «Маленькой канарейки» достал алюминиевую фляжку, плеснул в стакан спирта, разбавил водой из графина и медленно отправил содержимое стакана в рот. Только после этого он повернулся к нам. Он был общителен, любил и понимал шутку, хорошо рисовал, прекрасно играл в преферанс. Из-за разницы в возрасте или по другой причине мы с Владимиром Свинтаржинским друзьями не стали, но до последнего дня его пребывания в авиаполку у нас сохранились очень ровные деловые отношения. Почему так подробно описал встречу со Свинтаржинским? Да потому, что он один из старшего поколения летчиков, с кем так близко столкнулся и от кого многому научился молодой летчик, вчерашний курсант.

В начале апреля 1964 г. я вернулся из очередного отпуска счастливый, как старатель, нашедший редкий самородок, с молодой женой, нисколько не переживая о том, где мы с нею будем жить. Не успели занести чемоданы в общежитие, как друзья стали предлагать разные варианты нашего благоустройства. Вечером к нам зашел наш летчик лейтенант Слава Васильев:

— Мы сегодня с Ларисой уезжаем в отпуск. На тебе ключи от нашей комнаты. Поживите у нас, соседи предупреждены.

Так мы прекрасно перекантовались в комнате Васильевых около месяца, пока не получили свою жилплощадь. Мы начинали жить в молодом городе, городе молодых. Было нам тогда немногим больше двадцати. А Вячеслав Николаевич Васильев, прослужив после Байконура пять лет на Камчатке, перевелся с должности командира эскадрильи в Винницу, в штаб ракетной армии, закончил службу начальником авиационного отдела армии в чине полковника. Живет и работает в своем родном городе Уфе.

Авиационный полк интенсивно работал по выполнению плана боевой подготовки и обеспечению транспортных нужд испытательного полигона. Экипажи доставляли демонтажные группы в район приземления космических объектов, выполняли полеты на поиск упавших изделий или их фрагментов, на перевозку личного состава, грузов, боевой техники, а также полеты на совершенствование техники пилотирования (учебные полеты). Если командиры и летчики-инструкторы были заняты обучением молодого летного состава боевому применению самолетов в различных метеоусловиях днем и ночью, то стараниями политработников шла работа по его воспитанию в духе войскового товарищества и преданности своему делу. Проводились беседы, собрания, выпускались боевые листки, стартовки и стенные газеты.

В первой авиационной эскадрилье каждый месяц вывешивался свежий номер стенной газеты «Авиатор». Газета оформлялась красочно, с задиристым летчицким юмором. В ней поздравляли победителей социалистического соревнования, критиковали отстающих и нарушителей воинской дисциплины, публиковали карикатуры, шаржи, стихи. В выпуске газеты участвовал почти весь личный состав подразделения. Был такой праздник — День печати, который отмечался 5 мая. И каждый год в этот день в Доме офицеров гарнизона политический отдел проводил общеполигонный конкурс стенной печати. Все части представляли на этот конкурс 2–3 самых лучших номера своих стенных газет, которые вывешивались в зеркальном зале Дома офицеров. Какое это было великолепное зрелище! Обстановка на конкурсе была не хуже, чем на выставках художников авангарда. Я, как редактор «Авиатора», всегда присутствовал на этих мероприятиях и каждый раз привозил командиру эскадрильи майору А. II. Гиркало коробку красок, завернутую в грамоту за призовое место, и он тут же перед строем объявлял мне благодарность. Правда, в карточку взысканий и поощрений они никогда не записывались. Летчики есть летчики, они никогда не опускаются до канцелярщины.

На одном из конкурсов в 1965 г. я узнал, что в Доме офицеров существует литературное объединение «Звездоград», и как-то, набравшись храбрости, занес туда небольшую тетрадку со своими стихами, которую получил через несколько дней обратно. Все стихи, кроме одного небольшого стихотворения сугубо личного плана, были перечеркнуты и в конце крупным почерком написано: «Все ерунда. Подражание Вознесенскому и Евтушенко». От кого был ответ на мои возвышенные строки, меня особенно не интересовало. Суровая критика не охладила мой пыл, и я с легким сердцем пришел на очередное заседание литературного объединения «Звездоград». На заседании присутствовали все кандидаты в обитатели Парнаса поселка Ленинский: Александр Корнилов, Юрий Быстрюков, Валерий Мальцев, Василий Дорохов, Олег Ефиманов, Вячеслав Злобин, Анатолий Лещенко, Виктор Кораблев, Александр Соловьев и еще несколько молодых людей. Заседание оказалось организационным. Одним из первых вопросов были выборы правления. Правление выбрали быстро, нашим председателем, нашим руководителем и вдохновителем на многие годы стала заведующая библиотекой Дома офицеров Антонина Петровна Караваева. В рамках другого вопроса повестки определили регулярность встреч и темы занятий ближайших заседаний литературного объединения. Обсуждались вопросы о проведении литературных вечеров в частях полигона, о подготовке материала для окружной газеты и др. Вот так с этого момента до последнего дня моего пребывания на космодроме я регулярно каждый месяц приходил на занятия литературного объединения, как на праздник. Порядок проведения заседаний был регламентирован:

— доклад одного из членов литобъединения по какому-нибудь вопросу теории литературы;

— текущие вопросы;

— знакомство с новыми произведениями авторов.

В. Дорохов и А. Корнилов на заседаниях бывали редко, со своими произведениями нас не знакомили — считали себя на голову выше остальных. Их ура-стихи печатали на первых страницах альманаха. Зато какие необыкновенно интересные стихи и в немалом количестве выдавал А. Соловьев. Позднее он выпустил их отдельным сборником. До сих пор помню строки:

Солнце с ветром — теща с зятем,
Как пришельцы из миров.

Мне очень нравилось слушать, как читает любовную лирику Олег Ефиманов.

Обаятельный красивый офицер особого отдела, он писал нежные лирические стихотворения о руках и губах, скучающих по ласке, мечтал о вечной любви с каждой из лирических, а может, и нелирических героинь. Весь был в своей гражданской лирике В. Злобин. Очень много стихотворений разного жанра и разной тематики было у Ю. Быстрюкова. Он служил на дальней площадке младшим сержантом, был секретарем комсомольской организации подразделения. До армии работал в Куйбышеве, в редакции заводской многотиражки, и уже был членом Союза журналистов. Командование части всегда отпускало его на заседания литобъединения, и он каждый раз ночевал на 10-й площадке (Ленинск) у кого-нибудь из нас, членов правления. Я, естественно, надоел всем своими виршами о самолетах, о дальних перелетах. Наши регулярные встречи очень благотворно влияли на каждого из членов литературного объединения. Сколько можно критиковать чужие вещи и пинать авторов? Не пора ли подставлять и свои бока? Это заставляло писать, работать над каждой строчкой, над каждым словом. После закрытия заседания мы не сразу разбегались по домам, а шли к кому-нибудь на квартиру и продолжали наше мероприятие уже совсем в другой обстановке. Антонина Петровна переживала, что в следующий раз жены не пустят нас на очередное заседание.

Первый сборник стихов, который назвали «Звездоград», вышел в свет в 1963 г. Отпечатан он был в нашей местной, полигонной типографии, а тираж — всего 1000 экземпляров. 500 экземпляров было подарено в декабре 1963 г. делегатам и гостям III партийной конференции полигона, еще 100 экземпляров вручили секретарям комсомольских организаций частей, управлений на сборах в феврале 1964 г. Весь тираж сборника разошелся по воинским частям очень быстро. Многие хотели иметь в своей библиотеке этот сборник стихов. И вот тогда по инициативе руководителя клуба любителей поэзии, который работал при Доме офицеров с 1962 г., лейтенанта Григория Самуиловича Гайсинского (4-е управление) и лектора политического отдела полигона майора Анатолия Мефодьевича Капустина поэты космодрома создали литературное объединение «Звездоград», избрали правление и сразу приступили к сбору материалов для альманаха. Первый сборник вышел в 1964 г., второй в 1965 г., третий в 1971 г. в обложке, которую выполнил молодой художник Дома офицеров Олег Рожнов.

Как и строящийся наш молодой город, были молоды и первые поэты. Самому старшему из нас, капитану Евгению Николаевичу Спичаку, было тогда 30 лет, а самому младшему, комсомольцу, рядовому Марку Савельевичу Иоффе, — 22 года.

Сборник стихов и альманахи читали космонавты Юрий Гагарин, Павел Беляев, Алексей Леонов, Владимир Комаров и др. Им нравились стихи наших поэтов, они не раз желали нам творческих успехов.

А вот что писал о наших сборниках, о поэзии Звездограда известный советский критик Владимир Лидин в журнале «В мире книг» № 1, 1971 г.:

«Есть книги, которые как бы хранят на себе паутину времени. Они чуть выцвели, но это походит на седые волосы много повидавшего на своем веку человека, а запах их страниц все тот же, каким был, когда книги эти лишь появились, и, наверно, любезнее всего на свете был этот запах и Пушкину, и Гоголю. А при жизни Лермонтова вышла только одна его маленькая книжечка, и писательской радости во всей ее полноте узнать ему не привелось.

Но есть книги, в которых чувствуешь свежий ветер времени, они молоды и отважны в лучшем смысле этих слов и, едва появившись на свет, сразу же становятся библиографической редкостью не только потому, что напечатаны малым тиражом, но и по значимости их появления.

Несколько лет назад ко мне пришел незнакомый человек (это был Григорий Гайсинский. — Ред.). Сговориться о встрече заранее он не сумел, пришел наудачу, начал с извинений, но уже несколько минут спустя я весьма порадовался его приходу.

— Принес вам одну книжечку, — сказал, — может быть, она найдет местечко в вашей библиотеке.

Он достал из кармана маленькую книжечку, а название «Звездоград» с подзаголовком «Сборник стихов начинающих поэтов. 1963», напечатанное на титуле, ничего мне не сказало. Но из предисловия я узнал, что «Звездоград» — это город, где «поселилось будущее, где поэты, космос и коммунизм слились в мощную жизнеутверждающую симфонию. А жители Звездограда — поэты, они творят чудесную поэму о величии человеческого разума и созидательной силе свободного труда». Именно так было сказано в предисловии.

Книжка казалась отпечатанной где-нибудь на другой планете, а я мысленно представил себе, что, наверное, уже недалек восторг будущих филателистов, когда почтовые марки будут погашены специальным штемпелем в космосе.

Далее я узнал, что все авторы книжечки больше физики, нежели лирики, и я понял, что имею дело с настоящей редкостью, созданной теми, кто творит легенду нашего романтического времени, и что, если в стихах может быть несовершенство, то в создаваемом авторами в другой области все точно, гармонично и прекрасно по своей сути.

В музее книги, если бы таковой существовал, и имей я отношение к экспозиции, то книжечку эту поставил бы рядом с первопечатными книгами, вроде «Арифметики» Магницкого, ибо суть не в помещенных в ней стихах, а в том, кто эти стихи написал и в каком месте на земле книжечка эта была отпечатана. Наверное, со временем ее не найдешь ни в одной библиотеке, а будущие библиографы отнесут ее к ряду «летучих изданий», пронесенных по городам и весям ветрами времени, а затем и навсегда унесенных.

Старые книги давно обжились в моих книжных шкафах, со «Звездограда» я хотел бы начать новый счет тем удивительным книгам, которые рождаются в плавке времени, и кто знает, может быть, действительно, появится когда-нибудь первенец, отпечатанный на другой планете… а стихи — что ж, физика давно уже стала своего рода поэтической наукой.

Я поставил «Звездоград» рядом с редкими книгами, потому что с момента своего появления книжечка эта стала библиографической редкостью, а смотришь — пройдет время — для нее у испытанных книжников найдется этикетка с отпечатанной надписью: «редчайшая». У меня хранится не одна книжечка с такой этикеткой, и в этом ощущаешь какое-то особое почтение к книге».

Приятные слова о наших сборниках, о нашем почине.

Когда вышел третий выпуск альманаха «Звездоград» в 1971 г., редколлегию обвинили в разглашении военной и государственной тайны. На первой странице альманаха было напечатано, что это сборник стихов поэтов космодрома, а на последней странице — поэтов юного города Ленинска, и все купленные читателями экземпляры предложено было сдать обратно. Но никто с заветным томиком не спешил расстаться, да и оставшиеся книжечки преспокойно разошлись среди космодромщиков. По альманаху в большом зале Дома офицеров была организована грандиозная по масштабам полигона читательская конференция. Конференция превратилась в большой праздник поэзии: авторы читали свои стихи, ансамбль песни и пляски Дома офицеров исполнял песни наших местных композиторов-ракетчиков на слова сослуживцев.

Казус с третьим выпуском «Звездограда» не прошел бесследно. Литературное объединение было переименовано в «Салют» и вместо альманаха нам было разрешено выпускать лишь большую стенную газету. Газета выходила регулярно, к чему немало усилий приложил и автор этих строк.

К сожалению, подобных сборников и альманахов с той поры на космодроме не издавалось, хотя любители поэзии пишут свои стихи, по-прежнему собираются вместе и обсуждают их, но не в Доме офицеров (он сгорел в 1993 г.), а в своих квартирах.

Вместе со мной в авиационный полк пришел служить мой однокашник, выпускник Балашовского высшего военного авиационного училища летчиков Анатолий Моторин. Мы с ним четыре года учились в одном учебном отделении, а на Байконуре летали в одной авиационной эскадрилье. Досуг и все праздники мы проводили вместе, ходили друг к другу в гости. Да и сейчас в почетном звании ветеранов мы поддерживаем тесную дружескую связь. У Моториных я познакомился с Борисом и Тамарой Посысаевыми. Борис Иванович в то время служил в политотделе полигона, был комсомольским работником, а Тамара Матвеевна работала редактором молодежной редакции недавно открывшейся в Ленинске телестудии. Как-то при очередной встрече Тамара Посысаева предложила мне написать для телевидения сценарий, на что я охотно согласился. Тему нашли быстро — парашютный спорт на космодроме Байконур.

Каждый член летного экипажа, будь он летчик, штурман или бортинженер, должен совершать ежегодно один тренировочный прыжок с парашютом. Большое удовольствие доставляет это, конечно, не всем. Но среди авиаторов всегда были и есть страстные поклонники прыжков с парашютом, и в полку у нас образовалась сильная спортивная команда парашютистов. Команда выступала на спортивных соревнованиях различного масштаба и нередко занимала призовые места. Так вот темой телевизионной передачи был избран рассказ о спортсменах-парашютистах вообще и о мастере по этому виду спорта В. Харитонове в частности. Герой передачи имел более тысячи прыжков с парашютами различных систем и модификаций, в совершенстве владел мастерством воздушной акробатики в свободном падении. Сценарий по причине отсутствия навыков или способностей писался трудно, нудно и долго. А когда мы представили его на суд редакции телевидения, был начисто отвергнут. Съемки прыжков произвели без сценария. А я потом пытался дать какой-нибудь текст к идущим в «ящике» кадрам. После небольшого кинопоказа прыжков в студии в свете юпитеров в напряженных позах сидели парашютисты и немногословно отвечали на вопросы ведущего передачи. Только В. Харитонов, как и положено герою, был невозмутимо спокоен.

После первого не совсем удачного «блина» я решил попробовать испечь еще один — сделать передачу о Герое Советского Союза пулеметчице Машук Маметовой, уроженке города Алма-Ата. Будучи в командировке в прекрасной тогдашней столице Казахстана, я побывал в школе, где она училась, переснял все имеющиеся у них фотографии, взял копии документов из исторического музея и написал сценарий. Передача была сделана, но, к моему великому сожалению, я ее не увидел, так как был в командировке.

Окрыленный этими успехами, я замахнулся на сценарий к передаче о дважды Герое Советского Союза летчике-истребителе Сергее Луганском, проживавшем в то время в Алма-Ате. Мысленно я долго носился в небе войны за самолетом Луганского, прочитав гору книг, исписал пачки бумаги, но никаких документов для показа по телику не нашел. Сергей Данилович встретиться со мной отказался, в музеях ничего не было потому, что прославленный летчик им ничего не давал, сказав: «Когда умру — заберите хоть все, а пока жив — ничего не получите». Мне осталось только пожелать ему долгих лет жизни. На этом мое сотрудничество с Ленинским телевидением закончилось.

Я своими глазами видел, как быстро рос и развивался Ленинск. При мне открыли новую гостиницу «Центральная» с рестораном при ней, построили стадион, кинотеатры «Сатурн» и «Союз», Дворец культуры строителей, городскую больницу, появились новые микрорайоны. А какой прекрасный Дворец пионеров подарили строители детям в 1970 г.!

Когда авиационный полк в 1978 г. пересел на новую технику, было решено один списанный самолет Ли-2 поставить рядом с чудо-дворцом. С самолета сняли крылья, ранним утром через весь город отбуксировали его во внутренний двор Дворца пионеров и привели в первоначальное состояние. Только цвет крылатой машины вместо ядовито-зеленого стал серебристо-белым. Я целую неделю трудился, нанося на фюзеляж и крылья яркие полосы, опознавательные знаки и надписи «Юный летчик-космонавт», знакомился с прекрасным Дворцом и его сотрудниками.

В начале 70-х гг. в городе открыли новое помещение ЗАГСа, заведующей которого в то время работала обаятельная Раиса Николаевна Галтенко. Мы с ней познакомились, когда она летала с нами в Караганду посмотреть, как выполняется заказ на новую мебель на местной мебельной фабрике. Вскоре заказ был выполнен, мебель перевезена самолетом и установлена в светлых помещениях Дома счастья. Позже мы заходили любоваться прекрасным интерьером помещения ЗАГСа, благо это находилось совсем близко от летной столовой. Бывал я там пару раз и в роли официального клиента. В нем и сегодня много посетителей. За 45 лет Байконурский ЗАГС зарегистрировал рождение свыше 50 тыс. детей и более 25 тыс. семей.

Цветы! Сколько их высаживалось и как за ними ухаживали в Ленинске! На каждой площади, перед каждым домом сажали и терпеливо выхаживали эти нежные создания природы. Сколько их привозили из разных концов огромного Советского Союза в горшочках и держали в кабинетах, лабораториях, квартирах! И каким праздником явилось открытие в городе нового магазина! На первом этаже хрущевки освободили помещение, повесили вывеску «Цветы» и послали самолет в Чимкент за дорогими для космодромщиков горшочками. Заведующая магазином Елена Олеярник несколько раз летала с нами в этот казахский город, пока не заставила полки магазина горшочками всех размеров и всех сортов. Завезли землю, предметы для ухода за растениями и пр. Я сам из этого магазина перенес на свой пустой подоконник несколько зеленых ростков в небольших красивых посудинах.

Хотелось бы еще о многом хорошем, добром и интересном в моем Байконуре рассказать читателю. Но размеры нашего сборника не позволяют мне занимать много места. И все-таки самое главное, чем я был богат, чем был счастлив, что я с благоговением вспоминаю, — это дружба. Друзья были всегда рядом, они и сейчас не покидают меня. Это и есть мой Байконур.

Друзьям, авиаторам Байконура посвятил я стихотворение:

Мы выдернуты с корнем из седла.
Вернее, с парашюта, что в сиденье.
У каждого у нас свои дела,
Нет общего давно в нас вдохновенья.
Воспоминаний бег за ратью рать
Нахлынет иногда, как наважденье.
В сентиментальность впадая опять,
Я обращаюсь к Богу в утешенье.
Пускай в стихах, как раньше, я — бунтарь,
И небо мне тревожит сердца раны,
За горизонт не хочется, как встарь —
Увы! Что взять? Давно мы — ветераны.
Уже давно живу я без мечты,
Давно высокой цели не имею,
Но все ж друзей нестертые черты
На полотне историй пламенеют.
В том, что пришлось нам в жизни испытать,
В том, что остались нам одни руины
И что судьбу не повернуть назад,
Мы, может, перед Богом не повинны.
И я хочу Его благодарить
За то, что есть в чем в памяти копаться,
За то, что нет с врагами что делить,
За самолет прекрасный Ан-12.
Когда румяный «новый» из славян
Или другой богатый иноверец
Ломает джипом быт наш, как таран,
Под президентский жест «но пасаран»,
Я в правильности жизни не уверен.
Зато я верю в дружбу лучших лет
По зову сердца и по зову славы,
В которой радость и залог побед,
Где не бывает лишних и неравных.
Вожу ли кистью тонкой по холсту,
Пишу ль стихи, как времяпровожденье,
Мозг старый постоянно на посту:
«Стой! Кто идет?» И то ли то виденье.
И то виденье или же другой
Ко мне, я знаю, скоро достучится,
Займет молчавший долго телефон
Или ворвется с водкой прямо в дом,
И светом дружбы сердце озарится.

Наум Семенович Наровлянский
ПРОФЕССИЯ — СТРОИТЕЛЬ

Родился в 1933 г. в Киеве.

На Байконуре с 1955 по 1971 г. в должности офицера финансиста-экономиста.

Нештатный корреспондент ряда газет. Автор книг «Так начинался Байконур» (1992 г.), «Байконур продолжается» (1997 г.). Почетный строитель Байконура.

Время — что реки. Кажется, что все это было только вчера. А ведь прошло 46 лет с тех пор, как в ноябре 1955 г., поздним вечером, с группой выпускников военных училищ, таких же двадцатидвухлетних лейтенантов, я сошел на маленькой станции, название которой нам сообщили в Москве.

Разве мог я тогда думать о том, что именно здесь предстоит прослужить десятки лет и стать причастным к гордости советского народа — космодрому Байконур, который навсегда войдет в мою жизнь, как и в жизнь многих тех, кто стоял у истоков грандиозной стройки в песках Казахстана!

Прошло столько времени, но события тех лет нередко тревожат сон, возвращая нас в годы далекой офицерской юности.

У многих из нас, вчерашних курсантов, мальчишек военных лет, тогда была масса планов — хотелось проявить себя, свои способности на первом же месте службы. Я не был исключением. Еще в школе, затем на обувной фабрике, где трудился рабочим, наконец, в училище я постоянно занимался народными танцами, прилично играл в футбол. Хотелось это продолжить, организовать в части художественную самодеятельность, помочь командирам вовлечь солдат в занятия спортом.

Но увы! К огромному сожалению, на первых порах молодым офицерам было не до этого. В районе развертывания строительства промпредприятий (9-я площадка) тогда еще не было не только клубов, но и жилья, столовой и даже хотя бы маленького магазина. Назначенный Москвой начфином формируемой части, я около месяца ночевал в каптерке, расположенной в землянке, где из-за тесноты спать можно было на нарах лишь бочком — мне и старшине роты. А так как денежного сейфа еще не было, то небольшие суммы денег, получаемые в городе Казалинск (своего Госбанка долго не имелось), я хранил в офицерской сумке за обшивкой стены. А что оставалось делать? Не будешь постоянно носить деньги с собой.

Питались молодые офицеры «всухую», купив в складчину электрочайник, варили в нем колбасу сорта «Польская» (другой тогда в центре будущего города не было), запивая жирным чаем. А обедать ходили через день, далеко, за три-три с половиной километра на 10-ю площадку.

В конце декабря для молодых офицеров выделили комнату в одной из трехкомнатных квартир только что построенного барака из камышита. А когда 2 января 1956 г. ко мне приехала жена, нас в «приймы» взяла семья лейтенанта Дурасова. Хотя Петр и Юля ютились в десятиметровой комнате этого же барака, место для еще одной кровати нашлось.

О том, как сложилась моя дальнейшая судьба, когда жить пришлось с женой и в казахской мазанке, что была у самой реки, рядом с водокачкой, и в землянках, и в бараках, я рассказал в своей первой книге «Так начинался Байконур», вышедшей в 1992 г.

А теперь об отдыхе первостроителей. Как-то во время встречи молодежи с ветеранами, проходившей в Доме строителей Байконура, нынешние строители Космической гавани поинтересовались, как мы в те годы отдыхали, чем увлекались. Действительно, не работой единой жив человек, даже если он в пустыне, в тайге или в тундре. Конечно, не было тогда ни телевидения, ни транзисторных приемников. Более того, простейший радиоприемник тех времен типа «Москвич» вызывал у каждого из нас радость и был редкостью.

Первую зиму кинофильмы в нарушение всех правил пожарной безопасности смотрели в землянках, где жили молодые рабочие-солдаты. Ребята, свободные от смены, располагались на двухъярусных нарах, семейные с женами и детьми усаживались внизу. Так как не хватало воздуха, открывали дверь.

Вот тут-то в поисках выхода из положения заместитель главного инженера промкомбината майор М. Ф. Ихельзон предложил отрыть котлован и построить большую землянку под клуб для строителей части, возглавляемой Л. Н. Жуком. Так и сделали. Но недолго пришлось использовать землянку для клубной работы. Из-за сложившихся обстоятельств она вскоре была переоборудована под штаб.

Со временем построили небольшое помещение из камышитовых щитов с кинобудкой и сценой, изготовили скамейки, так что человек 100–200 одновременно могли смотреть фильм, а иногда и концерты художественной самодеятельности. Хорошо помню ташкентца Шатманова. Он был мастер на все руки: механик, электрик, часовщик, три раза в неделю работал киномехаником. Летом кино становилось более доступным, в каждом коллективе устраивали открытые площадки, и фильмы демонстрировались по кругу, в порядке очередности. Но все понимали, что это временный выход, нужен клуб. Понимать-то понимали, но какой-либо инициативы никто не проявлял. Первым разговор на эту тему с начальником промышленного комбината С. П. Шмотченко завел заместитель главного инженера М. Ф. Ихельзон.

Руководитель предприятия, улыбнувшись, сказал:

— У нас ведь на это не только людей нет, но и средств. Да и сверху нам никто не разрешит.

Человек деятельный, прямой, страстный любитель художественной самодеятельности, М. Ф. Ихельзон нашелся:

— Проект клуба я разработаю сам, участники художественной самодеятельности (а их более сотни) в нерабочее время будут трудиться бесплатно.

— О какой самодеятельности речь?

— Я уже полтора месяца занимаюсь с коллективом, готовим программу к 40-летию Октября, — пояснил Ихельзон. — Вот и жен наших подключили.

— А вы знаете, что за такую самодеятельность в строительстве нас не похвалят? — не сдавался Шмотченко. Но в конце концов, махнув рукой, дал согласие на строительство клуба.

И закипела дружная работа. Где возможно, использовали отходы производства: так, на фундамент пошел бракованный железобетон. Всего несколько дней понадобилось для того, чтобы возвести шлакоблочные стены.

Однажды, обходя территорию промкомбината, новостройку заметил Г. М. Шубников. Спросил у Шмотченко:

— А это что такое?

Немного смутившись, тот ответил:

— Будет клуб.

— Кто разрешил?

— Сами решили, без него нам не обойтись, да и строим не в ущерб общему делу, — оправдывался Шмотченко.

— Немедленно прекратить! — последовало приказание Шубникова.

Ничего не оставалось, как законсервировать строительство клуба. М. Ф. Ихельзон и С. П. Шмотченко получили по выговору. Но это не охладило пыл тех, кто стремился к улучшению досуга строителей.

Кроме М. Ф. Ихельзона, над этим думали партийный вожак В. И. Володин и председатель профкома Н. В. Анищук. Он направил в Москву письмо, где изложил условия жизни солдат, рабочих и служащих, писал о необходимости создать культурный центр.

В последних числах сентября из Москвы, из Главного управления строительства пришла телеграмма, разрешавшая строительство клуба. Оно продолжалось методом народной стройки, в нерабочее время. Немало помогли и члены семей строителей. Душой этой стройки была Нина Лазарева, умевшая в каждом из окружающих зажечь огонек, пробудить инициативу. Побывал на стройке помощник Г. М. Шубникова, главный инженер А. Ю. Грунтман. Кое в чем помог. Сюда были направлены электрики, доставшие исключительно красивые для того времени светильники. 6 ноября 1957 г. в новом, пахнувшем краской и свежей столяркой клубе состоялось торжественное собрание и большой концерт. Просторное фойе, читальный зал, радиоузел, кинобудка, артистические комнаты — подобного клуба не было даже в центральной части будущего города.

Именно тогда, на первом концерте, и возникла мысль создать детский коллектив художественной самодеятельности. Заниматься с ним стали жены строителей Б. Б. Левитес и С. П. Сташенюк, активистки женсовета. Позже успешно выступали в концертах члены этого коллектива: Таня Кошелева, Лариса Вдовченко, Юра Махров, Игорь Сташенюк. По вечерам в клубе было всегда многолюдно, особенно тянулась сюда молодежь. Остается сказать, что нам повезло не только с клубом, но и с первой его заведующей К. А. Бугаевой. Она была энергичным, умелым организатором досуга. Устраивала карнавалы, маскарады, вела кружки, сама играла на многих инструментах.

Летом возможностей для отдыха было куда больше. Выросли спортивные городки, появился первый небольшой стадион с футбольным полем. Самая сильная футбольная команда была у сантехников. В течение ряда лет она успешно защищала спортивную честь строителей Байконура на соревнованиях в области и даже в республике.

Вот где пригодился мой спортивный опыт — я организовал в своей части футбольную команду, стал ее тренером и капитаном. В течение ряда лет выводил свою команду на футбольные поля космодрома. Чего только не бывало в ходе игр! Однажды вернулся домой с зашитой губой, травму получил в борьбе за верховой мяч.

Нужно отдать должное комсомольским вожакам наших организаций. Помощниками начальника политотдела войсковой части 12253 по комсомольской работе были в 50-е гг. Андрей Гридчин, в 60-е гг. Иван Грановский, Виталий Куприй, в 70-е гг. Валентин Назаров и Владимир Койчев. Многое они делали для того, чтобы досуг строителей был разнообразным, активным, способствовал хорошему настроению, давал зарядку на всю трудовую неделю. Организовывали диспуты, викторины, вечера вопросов и ответов, конкурсы на лучшего исполнителя песен и танцев, создавали спортивные команды и вокально-инструментальные ансамбли. Как не назвать здесь одного из лучших секретарей комитета ВЛКСМ строительного подразделения Василия Остапчука! Он буквально жил комсомольской работой. Первым на стройке предложил комсомольцам взять шефство над учениками школы, открывшейся в жилом городке. Василий заочно учился в педагогическом институте, а в школе, которой со временем присвоят имя главного строителя Байконура, вел занятия по литературе.

Продолжая разговор об отдыхе воинов-строителей и горожан космодрома, следует отметить, что в 60—70-е гг. обстановка в этом вопросе значительно улучшилась. Появились кинотеатры, Дом офицеров и Дворец культуры строителей, в частях — солдатские клубы. На помощь пришло телевидение, зачастили артисты не только из ближних городов, но и из Москвы.

Не последнее место в нашей жизни занимала художественная самодеятельность, которой увлекались люди разных профессий и возрастов. И что интересно, занимались ею в любой обстановке: по месту работы, жилья, отдыха и даже лечения. На мой взгляд, для создания в коллективе художественной самодеятельности надо не так уж много — наличие толкового, увлеченного организатора, желающих участников и материальной базы. Немаловажен и такой вопрос, как наличие средств для поддержки коллектива.

В начале 1967 г. в районе промпредприятий начал действовать домостроительный комбинат, возглавляемый полковником М. Ф. Ихельзоном. А я туда был назначен главным бухгалтером.

Уже в первый год работы наш ДСК сдал в эксплуатацию восемь 80-квартирных домов, на следующий год было изготовлено деталей на десять домов, а в 1966 г. на четырнадцать! Одновременно велись работы по возведению домов из своих конструкций в ряде отдаленных гарнизонов (г. Джамбул, Приозерск, ст. Атар).

В апреле 1970 г. предприятию было присвоено звание ударника коммунистического труда. В 1968–1971 гг. ДСК был лучшей организацией среди военно-строительных организаций космодрома и одной из лучших в Главном управлении МО СССР. Все отмеченное выше плюс внедренный нормативный метод учета затрат в строительстве постоянно обеспечивали сверхплановую прибыль.

Но не только производственными успехами славилось передовое предприятие высокой культуры труда. Именно здесь был лучший коллектив художественной самодеятельности строителей Байконура, о чем свидетельствует множество грамот за призовые места на смотрах.

Наставником и вдохновителем самодеятельных артистов был, конечно же, сам командир. Он все успевал: организовать производственный процесс, писать скетчи, юморески, присутствовать на репетициях. Хором, в котором было около двухсот человек, руководил молодой офицер, сам музыкант Владимир Торхов. Коллектив, в составе которого были рабочие, служащие, солдаты и офицеры, был частым гостем не только в коллективах космодрома, но и у тружеников области.

В ДСК большое внимание уделялось спортивной работе. Коллектив предприятия на проводимых соревнованиях постоянно выставлял команды по всем видам спорта. Ряд представителей коллектива входили в сборные команды строителей полигона. Так, мастер спорта по баскетболу лейтенант Н. Н. Неверов и кандидат в мастера спорта по боксу сержант А. Шафиев успешно представляли свой коллектив на различных соревнованиях. Повар по специальности сержант А. Шафиев на областных соревнованиях не раз занимал первое место в своем весе.

А какие комсомольские свадьбы устраивались в нашем коллективе! Первая из них была в апреле 1969 г. у водителя Степана Белоконя (в прошлом солдата нашей части) и машинистки Нины Ребровой.

Чего только не было на свадьбе! И вручение ключа от квартиры, в которой уже стояли подарки коллектива, в числе которых были холодильник, мебель и многие другие предметы; выступления начальника политотдела полковника А. И. Дрякина, его помощника по комсомольской работе капитана Валентина Назарова, представителей профорганизации.

А вскоре в коллективе провели еще четыре свадьбы.

ДСК установил хорошие связи с подшефными коллективами. Среди них была казахская школа на станции Тюра-Там. Мы снабжали ребят литературой, спортинвентарем, принимали участие в выпускных вечерах, проводили военно-патриотическую работу. Не были в обиде на нас и другие подшефные — детсад «Пчелка», средняя школа № 211.

Спрашивается, откуда брались деньги для такой помощи? Их комбинат получал в результате своей постоянно рентабельной работы.

Остается сказать, что предприятие, возглавляемое М. Ф. Ихельзоном, для многих из нас послужило не только школой профессионального, но и духовного и эстетического мастерства. Так, руководителями строительных организаций стали впоследствии наши офицеры Н. Захаров, В. Кузнецов, В. Торхов, Н. Шапран, начальником кафедры в Камышинском высшем командно-строительном военном училище — В. Даниленко. Горжусь, что служил на передовом предприятии, был лично причастен к его славным делам.

Лилия Васильевна Красник
БАЙКОНУР. ЛУЧШИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ

Жена испытателя Байконура. Более 25 лет работала учителем в школе, инструктором горкома КПСС в Ленинске. Живет в С.-Петербурге, учит детей иностранному языку.

Память… Сколько судеб, жизней, лиц, событий она вмещает. Память — это то, что остается на склоне лет, как семейные фотографии, которые рассказывают о прошлой жизни, и именно этим прошлым ты живешь, гордишься, что был соучастником, очевидцем тех великих событий, которые происходили на казахской земле.

Город Звездоград — так сначала мы его неофициально называли, город Ленинск — уже официально. Город любимый, город, где оставлены лучшие годы жизни, где прошла юность, где обрели зрелость и опыт, где радовались, переживали горечь утрат. Мы, семьи наших военнослужащих, со словом «Байконур» связывали надежды, успехи наших мужей, подрастающих детей. Это был не только конгломерат высочайшей науки и техники, но и большая семья, сплоченная единством целей и задач.

Я пишу эти строки воспоминаний и волнуюсь, потому что считаю те прожитые 20 лет самыми счастливыми в своей жизни. Мы были молоды, энергичны, все нам удавалось, мы брались за любые проекты, начинания с большим энтузиазмом. Сейчас этого энтузиазма у молодых людей не наблюдается, к сожалению…

Впервые я приехала в Ленинск в начале сентября 1963 г. До этого мы жили в Ленинградской области, в лесном гарнизоне: прекрасные условия проживания, отдельная квартира, великолепная природа, в лесах много грибов, ягод.

Муж уехал на полигон еще в апреле. Я ждала, когда он получит жилплощадь и приедет за нами. У нас уже была семимесячная дочь. Дочь пришлось временно оставить с мамой. Наш семейный десант высадился напротив штаба на площади. Я ждала мужа, который с уверенностью побежал получать ключ от квартиры. Пока я осматривалась, люди, проходившие мимо, с удивлением на меня смотрели. Почему? Я тогда не поняла, зато другим было смешно: стоит молодая девушка с узлами, чемоданами и озирается по сторонам. И где? У окон штаба. Оттуда с любопытством смотрели офицеры. Через час муж вернулся расстроенный: дом не сдали, жилья нет. Можете представить мое состояние: чужой город, ни родных, ни знакомых рядом нет. Город произвел на меня удручающее впечатление: пыль, песок, ветер, чахлая зелень. В тот момент даже появилась мысль уехать назад. Чтобы не стоять у штаба, муж перенес вещи к Дому офицеров. Я сидела на скамейке и обдумывала свое положение, пока муж искал ночлег.

Был полдень. Рядом со мной сел офицер в морской форме. Позже, когда мы получили комнату, он оказался нашим соседом по квартире. Это был Борис Фельдман. А до этого меня случайно узнала проходившая мимо женщина — Люда Гуляева, которая тоже жила со мной в одном гарнизоне в Васкелово и на год раньше уехала с мужем в Тюра-Там. У них уже было жилье, а мне она предложила комнату, ключи от которой ей отдали соседи, уехавшие в отпуск. Позже эти соседи стали нашими друзьями: Галя и Володя Гладченко.

После устройства стал вопрос о работе. Сидеть без дела дома — не в моих правилах. До моего приезда я просила мужа разузнать о школе, есть ли возможность устроиться. Первым директором, который пообещал моему мужу взять меня на работу, была Галина Феофановна Петрова. К ней я и отправилась в школу № 30. Меня встретили приветливо и проводили в кабинет директора. Галина Феофановна оказалась на редкость заинтересованным человеком и предложила зайти через 2 недели организовать младшие группы начальной школы по изучению английского языка. В момент моего приезда в городе было три школы, все они были укомплектованы учителями.

Моя специальность — учитель английского и немецкого языков, окончила я Ленинградский институт им. Герцена. В тот же день зашла в школу № 178, где директором была Иза Дмитриевна Морозова. И то же самое — все места заняты, кроме начальной школы, где мне предложили организовать платные группы по английскому языку.

Повезло мне в школе № 174. Меня встретила Галина Васильевна Косых, учительница биологии и географии. Мы познакомились. Она посоветовала поговорить с заведующей учебной частью Валентиной Ивановной Мощенской. Оказалось, что две учительницы английского языка больны, срочно необходима замена. На следующий день я вышла на работу. Мне доверили старшие классы, где учились Алескин, Матренин, Захарова, Новак. Коллектив мне понравился, все молодые, энергичные, веселые.

Для окончательного оформления на работу мне еще нужно было поговорить с директором школы, которая в то время была в командировке. Я готовилась к этой встрече, так как мне заранее сказали, что Тамара Леонидовна Орлова — директор не простой, очень требовательный, сама трудоголик и от других требует серьезного отношения к работе, к себе. Любит порядок и дисциплину.

Я хочу особо остановиться на своей работе в этой школе. 15 лет я там проработала, срок немалый.

Но вернемся к Тамаре Леонидовне. Я тщательно готовилась к встрече, переживала: «А вдруг я не понравлюсь?» Оделась строго, на мой взгляд: темно-синяя в клетку юбка, белая строгая блузка с темно-синим галстуком. Встретила меня красивая, строгая женщина. Познакомились. Сразу же определила мои обязанности, заявив тут же, что ни в какую другую школу я не должна идти. «Оставайтесь у меня, — сказала она, — работы хватит, будете пока на подхвате». Это значило, что буду замещать больных учителей. Так и получилось. Две учительницы английского языка — В. А. Коноплева и Н. П. Панюкова заболели, мне пришлось быть на замене. Оговорив все формальности по работе, я собралась уже выйти из кабинета Тамары Леонидовны, когда вслед мне было брошено: «А эти свои юбочки оставьте, оденьтесь поскромнее на уроки». Я опешила. Что же было нескромного в моей одежде? Казалось, все продумала.

К урокам готовилась тщательно. Всю ночь не спала из-за реплики директора. Что надеть? Считала, что на прием к директору я оделась более чем скромно. Что же могло вызвать такую реакцию?

На уроки пошла в бежевом полосатом платье с белым кружевным воротничком. Вроде бы сошло. Так я осталась в этой школе. Позже, уже через несколько лет, я со смехом вспоминала этот случай.

Надо сказать, что на редкость был подобран прекрасный преподавательский состав. Тогда работали сильнейшие предметники: А. Н. Галушко (математика), Мельникова (физика), М. И. Ковалева, А. В. Ковальская (химия), А. В. Павлюченко (биолог, физкультура), Г. В. Косых (география), Р. И. Колосова (история), Е. С. Семенова (география), А. П. Еременко (русский язык и литература), Н. П. Панюкова, В. А. Коноплева (английский язык), Джалалова, В. В. Киселева (начальная школа) и др.

Моя семья очень благодарна Вере Васильевне Киселевой — учительнице начальной школы, у которой училась моя дочь, закончившая школу с золотой медалью. Это учитель с большой буквы, воспитавшая своих питомцев в духе высокой нравственности.

Разлетелись наши питомцы по разным городам и даже государствам, но дети помнят своих наставников. Я приведу такой пример. Прошло 20 лет, как я выпускала свой 10-й класс. Это было в 1969 г. Спустя 20 лет мои выпускники организовали вечер встречи в родной школе. Я уже тогда переехала в Питер. Они тоже жили в разных городах. Тем не менее большинство приехало в Ленинск. Была трогательная, волнующая встреча. Я благодарна своим бывшим ученикам — С. Егорову, В. Бугрову, Ю. Редькину, С. Калмыкову, О. Капаневой, Л. Кузнецовой, Р. Шестаковой, Б. Никулину, В. Суворину, Г. Головковой, О. Безруковой и др.

Много сделал муж Р. Шестаковой, В. Дысин. Он организовал нам поездку в музей космонавтики, показал стартовую площадку, побывали мы и в домике Ю. А. Гагарина и С. П. Королева.

Надо сказать, учителя в городе работали на совесть, несмотря на то, что не у всех была ставка, некоторые имели всего 8-10 часов в неделю. Но мы работали с желанием, интересом.

Ведь в школах города учились дети испытателей, романтиков, увлеченных работой освоения космоса. Тогда стыдно было плохо учиться. Родители переживали за учебу своих детей, помогали им, часто сами приходили в школу посоветоваться с учителем. И самой большой радостью и наградой было для нас сообщение о том, что их ребенок поступил в вуз. Ежегодно, как правило, 80 % выпускников Ленинска становились студентами, причем 70 % мальчиков с гордостью носили погоны курсантов военных училищ. Это было естественно, ведь они шли по стопам отцов. Офицерские династии в те годы были в почете. Такие результаты достигались кропотливым трудом учителей и учеников. Они говорят о высоком качестве преподавания в школах города, об уровне полученных выпускниками знаний, их эрудиции и общей культуре.

С директором Тамарой Леонидовной я проработала всего лишь один год. Она переехала в Наро-Фоминск Московской области. После этого мы виделись один раз на встрече с ветеранами Байконура в Москве. Впечатление об этой женщине осталось самое теплое и незабываемое.

После Тамары Леонидовны директором стала Валентина Ивановна Мощенская. Шел 1964 год. Коллективу предложили выбрать нового директора. На выборы пришел начальник политотдела полигона М. И. Дружинин. Была предложена кандидатура В. И. Мощенской. Много спорили, но большинством голосов была выбрана Валентина Ивановна, математик и физик по образованию. Она смогла объединить учителей в единый организм школы. Ее любили ученики за профессионализм, требовательность, за прекрасные человеческие качества: доброту, щедрость. Добиться уважения учителей, родителей не так просто, но Валентина Ивановна смогла это сделать. Ее организаторские способности вызывали восхищение, ведь она добилась того, что школа № 174 завоевала в соревновании призовое место.

А для этого надо было организовать коллектив учителей, поставить четкие цели и задачи перед нами, учителями, родителями и их детьми. И ведь все успевала несмотря на то, что растила двоих сыновей. Прекрасная хозяйка как в школе, так и дома, хлебосольная, веселая, энергичная, она заражала своим энтузиазмом всех, кто ее знал. Изучала опыт других школ страны. С группой учителей побывала в знаменитой Павлышской школе у Сухомлинского. Проанализировав опыт этого известного педагога, Валентина Ивановна многое внедрила в своей школе. Городская администрация назначила ее заведующей гороно. И здесь ее деятельность тоже была успешной.

Прошло уже много лет, но я очень сожалею, что мы все разъехались, и нет теперь единого порыва к тому делу, чему мы посвятили свою жизнь.

Сейчас Валентина Ивановна живет в Донецке, на Украине. Я была у нее в гостях очень давно, в 1986 г. Была рада узнать, что она директор математической школы.

Было интересно работать в школе. Мы организовывали концерты, вечера, капустники для учащихся и учителей. Устраивали даже платные танцы, чтобы купить на собранные деньги пионерскую атрибутику или что-то подремонтировать в школе, хотя, надо отметить, комсомольцы из воинских частей, наши шефы, много помогали. К нам на вечера приходили даже из других школ.

Однажды произошел такой забавный случай. Учительница музыки Лариса Козлова пообещала устроить вечер, на котором будет космонавт В. М. Комаров. В этот вечер я должна была дежурить со своим классом. Естественно, пришла пораньше почти на целый час. У двери стоял в летной форме офицер. И я очень удивилась, что шефы начали так рано подходить на вечер (мы их тоже пригласили). Школа оказалась закрытой. Сторож дядя Вася куда-то запропастился. Пока я бегала искала его, офицер заметил, что какой-то мужчина спит на лавке у окна внутри школы. Разбудить его было невозможно — так был пьян. Окно было чуть приоткрыто. Я хотела пролезть, но свои услуги предложил ранний гость. Через окно он забрался в школу, с трудом разбудил сторожа и открыл дверь. Начали прибывать ученики. Расставили дежурных. Пришли воины-шефы. Но каково было мое изумление, растерянность, когда пришла Лариса и представила нам Владимира Михайловича Комарова. Я об этом случае никому в школе не сказала. Единственное вызвало удивление — моя растерянность: мол, рядом стоит космонавт, вместе пришли в школу и только сейчас знакомится и узнает, что это В. М. Комаров. Вечер прошел хорошо, встреча состоялась. Некоторым старшеклассникам, принятым в комсомол, Владимир Михайлович вручил комсомольские билеты. У меня есть фотографии, где Комаров сфотографирован с группой учителей. Когда вечер был в разгаре, уже в непринужденной обстановке мы разговорились, посмеялись над приключением в школе. Я тогда ему сказала, что если кому рассказать о случившемся, то никто не поверит, на что Владимир Михайлович ответил, мол, и не нужно рассказывать, пусть это останется маленькой тайной, так интереснее жить. Гибель Комарова школа, как и все жители города, очень переживала. Трудно было себе представить, что нет этого прекрасного человека, простого в общении, серьезного исследователя космоса.

Кроме космонавта Комарова нашу школу посетил космонавт Павел Попович. Их именами, как и именами С. П. Королева, М. К. Янгеля, Ю. А. Гагарина, В. В. Терешковой, были названы школы и пионерские дружины.

В. И. Мощенская умела организовывать такие встречи, находила интересных людей, и ей в этом никто не отказывал.

В 1975 г. я перешла на партийную работу, мне пришлось курировать образование, культуру, медицину, так как работала инструктором сначала орготдела, затем отдела пропаганды и агитации. Первым секретарем горкома был Николай Матвеевич Артеменко, человек опытный в партийной работе, требовательный, несуетливый, ровный по характеру, и отношение у него ко всем было спокойное, деловое.

Совершенным антиподом Н. М. Артеменко была второй секретарь горкома партии Нина Андреевна Тарумова. Энергичная, эмоциональная, боевая, она ни минуты не сидела спокойно. Всем доставалось, если работа была не выполнена, не дай бог. Любую мелочь не прощала. Этим самым она научила многих людей в городе работать. Я благодарна судьбе за то, что мне пришлось работать под руководством Нины Андреевны. После отъезда в Петербург я уже ничего не боялась, была уверенной, точной, четкой. И никакая работа не страшила: меня научили работать в Байконуре.

Работы было много. Казалось, город маленький, какая может быть работа. Но мы посещали учреждения, школы, поликлиники, больницу. Читали лекции в организациях по многим вопросам, так как были лекторами общества «Знание». Выступали на местном ТВ: были свои программы: «Школьный вестник», «Партийная жизнь», «Профсоюзный активист».

Эта работа дала мне гораздо больше. Мне пришлось сталкиваться с различными ситуациями, не всегда положительно заканчивающимися, познакомиться с различными людьми, характерами. Это была живая работа в массах. Работали в тесном контакте с командованием и политотделом полигона, горисполкомом, горкомом профсоюза, горкомом комсомола и другими организациями.

Школы у меня занимали особое место. Валентина Ивановна Мощенская, став заведующей гороно, сплотила вокруг себя передовых учителей и директоров. Город рос, появились новые школы, люди менялись.

Я считаю, что многие, кто работал тогда в школе, полностью отдавали себя работе по обучению и воспитанию детей. Это были люди высокого долга, великого терпения и бескорыстия. Я вспоминаю самую первую школу в городе — № 30, о которой я уже упоминала, первого директора этой школы — Галину Феофановну Петрову. После нее директором были В. И. Ивлева, Тамара Ивановна Затона. Хорошо помню других директоров школ — Изу Дмитриевну Морозову (к сожалению, она уже ушла из жизни), Тамару Михайловну Лебедеву, Валентину Павловну Давиденко, Веру Давыдовну Труничеву, Александру Матвеевну Артеменко. А какие там были прекрасные учителя, настоящие профессионалы своего дела! Если начну всех перечислять, получится очень длинный список.

Все трудились как единая семья. Много помогали школе председатель горкома профсоюза Раиса Дмитриевна Петухова, затем, сменив Р. Д. Петухову, Зоя Николаевна Затенацкая, Лидия Никитична Цветкова — ответственный секретарь горисполкома, Татьяна Борисовна Петровская — заместитель председателя горисполкома, и, конечно, председатели исполкома в разные годы — А. К. Изюмников, А. И. Дрякин, Б. Н. Жемчужный, секретари горкома комсомола Г. Маньковский, Т. Дудошникова, А. Икаев.

Люди постоянно в городе менялись. Менялся и стиль работы, потому что надо было идти со временем в ногу. Мне очень жаль, что Ленинск уже не тот, что был раньше. Когда я приехала в Питер, мне казалось, что не смогу здесь так жить, как жили там. Город снился долго. Там мы были все вместе, не было такой разобщенности, как в больших городах. Я много рассказывала о Ленинске своим друзьям, рассказываю своим ученикам. И не раз мне приходилось слышать такую реплику: «мол, из заповедника приехала».

Да, может быть. Я не обижаюсь. Действительно, там жили люди героические — это наши мужья, да и нам, женщинам, досталось. Но я не об этом хочу сказать. Трудности нас только закалили, но здоровье подорвано у многих. И неудивительно, что многие наши друзья и товарищи рано ушли из жизни. Вечная им память!

Хотелось бы закончить на оптимистической ноте. У нас в Питере ветераны Байконура постоянно собираются на знаменательные космические даты. Руководит нами В. А. Булулуков, генерал запаса. Эти встречи для нас большая радость. Мы всегда помним Байконур, помним его славную историю, стараемся новому поколению передать то, чем жили люди в то время, какую героическую жизнь они прожили. Память… Нет, никогда из нашей жизни не уйдут воспоминания, они уйдут только с нами. Но наши дети должны знать и помнить, чем занимались их отцы, матери, сестры, друзья, несколько поколений людей, которые вывели страну из руин, превратив ее в космическую державу. Это была ЭПОХА! Это было ВРЕМЯ, которое двигало нас ВПЕРЕД!

Поэзия Байконура

Иван Мирошников

БАЙКОНУР
Мы с песками безбрежными рядом
На околице звездной живем,
Город наш мы зовем Звездоградом,
Космодромной столицей зовем.
Пусть пески и погода суровы,
В мире звезднее города нет.
Здесь живут и мечты Королева,
И улыбки гагаринской свет.
ТЮЛЬПАНЫ

Герману Степановичу Титову

Садовые тюльпаны, как вельможи,
Холены и надменно холодны.
А мне другие в тыщу раз дороже —
Тюльпаны байконурской стороны.
В них нет высокомерия и чванства,
И в цепкий холод, и в каленый зной
Они горды высоким постоянством
И верностью романтике степной.
Природа-живописец сочной кистью
На холст бескрайний щедро нанесла
Ребристые размашистые листья
И венчики из хрупкого стекла.
Тюльпаны, словно крохотные флаги,
В бутоны до поры зачехлены,
Неприхотливы к дефицитной влаге,
Завидною судьбой наделены.
Не потому ль по праву однолюбов
Они, пусть даже в сказочном краю,
Тоскуют, увядают, будто люди,
Покинувшие Родину свою.
Гляжу на степь взволнованно и долго.
И верить хочется: то не цветы цветут —
На миллион чарующих осколков
Зарю рассвета раскололи тут.
Садовые тюльпаны, как вельможи,
Холены и надменно холодны,
А мне другие в тыщу раз дороже —
Тюльпаны байконурской стороны.
САМЫЙ ГЛАВНЫЙ В СТРАНЕ КОСМОДРОМ
Верной дружбою путь наш рассвечен.
Нам она, словно солнце, дана.
В Байконуре с казахскою речью
Украинская мова слышна.
С русским братом пускают ракеты
Белорус, и латыш, и бурят.
В мирном небе зимою и летом
Рукотворные звезды горят.
Раскрывая загадки природы,
Помним мы каждый день об одном:
Дружба наших советских народов —
Самый главный в стране космодром.
ОТСЮДА В КОСМОС ПРОЛЕГЛИ ДОРОГИ
Отсюда в космос пролегли дороги,
Отсюда начинают свой полет
И слава космонавтов, и тревоги
Тех, кто, поверив, терпеливо ждет.
Тех, кто в раскатах стартового грома
Не глохнет, доверяя тишине.
Кто знает цену всем словам весомым
И невесомой пылкой трескотне.
Тут началась гагаринской порою
Космопроходцев жаркая страда,
Живут здесь настоящие герои
Фамилий чьих не слышим никогда.
А эти люди — пахари Вселенной, —
Когда в полете космонавты спят.
На пунктах управления бессменно
Несут свой круглосуточный наряд.
Казахским ветром, зноем и морозом
Продублены их лица и сердца,
Для них колесный говор мотовозов —
Как песня без начала и конца.
На стартовых площадках до рассвета,
От городов прославленных вдали.
Они готовят новые ракеты
И новые готовят корабли.
Пусть космонавтам — главные награды,
Но люди пусть увидят в полный рост
Героев безымянных Звездограда,
Что с неба не снимают легких звезд.
ВЕТЕРАНЫ ЗВЕЗДОГРАДА
Космодром. Звездоград. Ветераны.
Бродит память по давним годам.
Байконура степные тюльпаны
Я дарю своим старым друзьям.
По колено песок, зной за сорок,
Солончак и бескрайний простор.
Звездоград безгранично нам дорог,
Словно первой любви костер.
На повозках, на конной тяге
Обживали вы эти края,
Люди долга, мечты и отваги,
Молодые, как вечность, друзья.
Здесь река на глазах обмелела —
Сколько к морю воды утекло!
Сединой на пески пыль осела.
Солнце Славы над вами взошло.
Были вы Королеву опорой,
Вдохновляли его каждый раз,
Ветераны, бойцы-фантазеры,
Открыватели звездных трасс.
Это вы подарили бессмертье
Совершившему первый полет.
Нет счастливей на белом свете
Покорителей звездных высот.
С вами рядом бессменно подруги,
Пусть на лица морщины легли,
Никакие вселенские вьюги
Остудить их сердца не смогли.
Космодром. Звездоград. Ветераны.
Бродит память по давним годам.
Байконура степные тюльпаны
Я дарю своим старым друзьям.
Щедро вам улыбается солнце,
И глаза ваши светом полны.
Ветераны. Первопроходцы.
Сыновья легендарной страны.
По душе мне дорога дальняя,
Да такая, чтоб верст не счесть.
Неумолимая песня вокзальная,
Семафор, отдающий честь.
К звездным тропам — крутые ступени,
Космонавтов стремительный взлет
И душистая ветка сирени,
Что на Млечном Пути зацветет.
Космодромные будни, как праздник,
Неуемное сердце в груди,
Да огни за спиной — только красные
И зеленые впереди.

Евгений Ануфриенко

ПОСВЯЩЕНИЕ
Мы росли от горстки до города,
Превращая пустыню в оазис.
Каждый встречный за город горд
(Это сказано не для фразы).
Раньше был здесь лишь сусликов свист,
Начинали с палаток, с поселка,
И считался редкостью лист,
Как теперь новогодняя елка.
А сегодня к реке нерусской
Посмотреть, как закат алеет.
Мы выходим асфальтом узким,
Тополиной скромной аллеей.
Будет время народов-друзей,
МИР — навечно на всех широтах.
Хлынут толпы в город-музей
Разобраться в наших заботах.
А пока рукоплещет нам
Мир, и нашим трудом озаренный,
Хоть еще ни друзьям, ни врагам
Не известны мы поименно.
Тем, кто рядом живет с тобой,
Кто порою не спит ночами,
Кто в работу идет, как на бой,
Книгу эту мы посвящаем.

Евгений Спичак

К ТОВАРИЩАМ
Многие здесь старожилы,
Многим здешнее вновь.
Я вам напомню, как жили,
Как начиналась новь.
Мы тротуаров не знали,
Не было и мостовых,
Только бескрайние дали,
Только задор молодых.
Только желание строить,
Совесть партийная, долг.
Путь этот вспомнить стоит:
Был он не легок и долг.
Жили в палатках, ели
Вместе — какой уж тут ранг!
Случалось, в своей постели
Мы находили фаланг.
Мерзли в палатках холодных,
Жили одни, без семьи.
Не было дней свободных —
Только рабочие дни.
Холод, жара иль вьюга,
Носит пылищу вокруг.
Здесь находили друга,
Здесь проверяли подруг.
Здесь фильтровались души
И проявлялась суть.
Здесь узнавали лучших
И изгоняли муть.
Пусть имена неизвестны
Многих достойных людей,
Пусть не сложили песен,
Славящих наших парней.
Будет прославлен подвиг,
Будет воспет он в веках,
Будет в сердцах народных
И в задушевных стихах.
Слава тебе трудовая,
Воин, товарищ и брат!
Славься, страна огневая,
Юности мира набат!

Александр Корнилов

БЕРЕЗКИ
Березки,
милые,
здравствуйте!
Просто не верится, что снова с вами я,
Что вы в настоящих,
пахучих платьицах,
Что пахнет черемухой и грибами.
А где-то на юге, в неоновом месиве,
Сестры ваши мертвы от скуки.
Им совсем-совсем не весело
Оттого, что они на юге.
Им бы в леса пошептаться с подругами,
Им бы подальше от всякого лоска,
А их поместили где-то на юге
На вывеске кафе
«Березка».
* * *
Не дом, а город на песке
Стоит, растет и ширится.
Сегодня здесь один проспект,
А завтра — сотня улиц в степь
Каналами повыльется.
Не поползут, не потекут
Песочные фундаменты —
Их скрепит человечий труд
Бетоном
намертво!
И станет город-космодром
Легендою заслуженно.
Чтобы в песках построить дом,
Построить
город
нужно.

Марк Иоффе

СТАРТ
Экзамены сдает армейский «вуз» —
Мы ожидаем запуска ракеты.
Нам неизвестны цель ее и курс —
Все это называется секретом.
А нам ведь тоже рисковать собой,
Когда заносит против прав и правил.
Распахнут неба омут голубой,
Но вся земля полетом нашим правит.
И пламя оплавляет лед,
И поиск поселяется в блокнотах.
А в небесах безумствует полет,
А на земле свершается работа.

Владимир Зеленцов

АРБУЗЫ
Арбузы везут!
Арбузы!
И вот в гимнастерках
Круг.
И корки хрустят,
Как музыка,
Под сотней солдатских
Рук.
Губы сухи
И обветренны,
Но брызнул
Живительный сок,
И — нипочем километры,
И — нипочем песок!

В. Мишанов

* * *
Да, ты любил девчонку горячо!
Чудесную, с огромными глазами…
Но две звезды упали на плечо
И пролегла дорога между вами.
Что ж, Байконур — не худший вариант,
Не стоит унывать и брови хмурить.
Гордитесь же, товарищ лейтенант,
Что будете служить на Байконуре.
Съедать на ужин, завтрак и обед,
Спать на ходу научишься привычно.
И вдруг поймешь, что писем месяц нет
И что казашки тоже симпатичны.
Войдя в работу и найдя друзей
Плюс пятьдесят почувствовав на шкуре,
Через полгода ты напишешь ей:
«Прощай, я остаюсь на Байконуре».
Лет через двадцать ты, летя в Москву,
Тряхнув остатком пышной шевелюры,
Задумаешься, глядя в синеву:
«Как смогут без меня на Байконуре?»

Вячеслав Злобин

ГОРОД МОЙ
Город
пахнет тюльпанами,
пахнет цементом
и разговаривает
со звездами.
Город
спорит с барханами,
борется с ветром
и резвится
подростками.
Город
не хмурится
лицами кислыми —
Старческими и брюзжащими.
Город в явь
превращает мысль —
предотвратить пожарище.
Город
на карте не обозначен,
точкой на ней не покоится.
Город наш
Кибальчичем начат,
Циолковским продолжен,
Нами — строится!

Василий Дорохов

ПЕСНЯ О ЗВЕЗДОГРАДЕ
Среди барханов солнечного края,
Как призванный Отечеством солдат,
Стоит в строю, усталости не зная,
Наш славный город, юный Звездоград.

Припев:

Город-солдат,
Охраняешь ты мир на планете!
Город-поэт,
Воспеваешь ты жизнь и мечты!
Город труда,
На груди твоей золотом светит
Ленина орден
Рядом с орденом Красной Звезды!
Чтоб ярким солнцем любовались дети,
Чтоб шар земной не запылал войной,
Кует стране оружие победы
Орденоносный Звездный город мой.

Припев.

У нас живут мечтатели-поэты,
К себе их звезды яркие манят.
Тюльпаны здесь на дальние планеты
Уже готовит юный Звездоград.

Припев.

К другим мирам пойдут ракетопланы.
Ворвутся в космос наши корабли,
И Звездный город самым первым станет
Ракетодромом солнечной Земли!

Припев.

Город-солдат,
Охраняешь ты мир на планете!
Город-поэт,
Воспеваешь ты жизнь и мечты!
Город труда,
На груди твоей золотом светит
Ленина орден
Рядом с орденом Красной Звезды!
УЛИЦА НОСОВА
На улице Носова
море людей.
Из окон домов
плещет веселье!
В мундиры парадные
на праздник весенний
оделись
шеренги тополей.
На улице Носова
море детей
звонкоголосых,
с живыми цветами.
И кажется,
Носов живой
вместе с нами
идет,
улыбаясь,
среди друзей!
На улице Носова
наш Первомай,
торжественно-праздничный,
многоголосый.
Вливайся! И с нами в строю
продолжай песню свою
недопетую,
Носов!
На улице Носова
тысячи лиц
встречают
города
десятилетие.
А в парке Солдатском
стоит обелиск,
Молчит обелиск,
устремленный в бессмертие.
НАШ 1000-й
Ожил, загомонил разноголосо,
Проснувшись, город.
И, как повелось,
По графику уходят мотовозы
На «левое» и «правое» крыло.
Но что сегодня в лицах звездоградцев?
Ни одного нет хмурого лица!
— У нас сегодня в Байконуре, братцы.
Наш тысячный ребенок родился!

Валерий Мальцев

ОСТАЮЩИМСЯ НА ЗЕМЛЕ
Вторые сутки
Глаз он не смыкает,
Уйдя в рабочий
Напряженный ритм.
Не знает мир,
Страна еще не знает,
И Левитан
О Кубе говорит.
В концертном зале
«Лунную сонату»
Приезжий исполняет
Музыкант,
И спят еще спокойно
Космонавты.
И снится детям
Звездный Ихтиандр.
А он не спит.
Усталыми глазами
Он на приборы
Умные глядит.
Он завтра сдаст
Еще один экзамен,
А Левитан
О Кипре говорит.
Наутро — старт!
В лучах степного солнца
Ракета растворилась
В синеве.
А он, как прежде,
Снова остается
Свою работу
Делать на Земле.
Но будет время —
В это верю твердо —
Следы не затеряются
Во мгле —
Страна моя расскажет миру
Гордо
О тех,
Кто оставался на Земле.
Раскроются все тайны
И секреты —
Ведь мир стремится
К лучшим временам!
И станут тех,
Кто в космос слал ракеты,
Как космонавтов,
Звать по именам!

Анатолий Лещенко

* * *
Я присяду на краешек ночи,
Ну никак меня сон не берет!
Бег Земли изумительно точен,
Вечен времени круговорот.
Тишина наклонилась над речкой,
Будто звонкие звезды пьет,
Загорелые руки навстречу
Ей Луна из воды подает.
Шелестят о берег созвездья,
Где-то бродят дежурные сны —
Мне дороже всего на свете
Голубые глаза тишины!
* * *
Есть неоткрытые поэты,
И неизвестны их стихи,
В многоголосице планеты
Необитаемо тихи.
Ее заботы и печали,
Свои тревоги и дела
Они в поэзию включали,
Что сутью жизни их была.
И с ненасытностью романтиков
Всегда в грядущее глядят.
Свою ракетную грамматику
Потомкам пишет Звездоград.
* * *
Все дома здесь одного ранжира —
Радостью оранжево горят,
И, талант на ветер не транжиря,
Жители стихами говорят.
Здесь живут влюбленные в науку,
Ищущие, сильные сердца.
— Есть!
И не откладывать на утро,
Довести работу до конца.
В город мой взволнованно-тревожно
Входит каждый запуск и полет.
И живет он сложно и несложно:
Ширится,
работает,
поет!

Сергей Родин

* * *
Байконур, Байконур, я прощаюсь с тобой,
Я прощаюсь с землей, где закончил служить.
Снова ветер задул, снова солнце и зной —
Все равно этих дней не дано мне забыть.
Сколько дел, сколько мыслей и сколько тревог
Я оставил на этой священной земле!
Сколько я исходил и изъездил дорог,
Сколько разных людей повстречалось мне здесь.
Я сражался и жил, как умел и как мог,
Я Отчизне служил и себя не берег.
Но людей, что всегда окружали меня,
Я старался беречь до последнего дня.
Байконур, Байконур, я прощаюсь с тобой,
Говорю «До свиданья!» друзьям дорогим,
Вспоминайте меня, я окончил свой бой,
И в бою побеждать я желаю другим!

Александр Калистратов

МОТОВОЗ
Здесь много солнца и песка,
Вокруг одна сухая степь.
Здесь ночью снятся города,
Здесь ночью снится белый снег.
С работы вечером — домой,
Усталость тяжестью в руках.
Вчера поссорился с женой,
С начальством что-то не в ладах.

Припев:

А утром снова мотовоз
Нас повезет под стук колес.
Чернорабочие Земли,
Готовим в космос корабли.
Пусть скажут: «Громкие слова!»,
А я им верю, как же быть?
Ведь коль не верить, то тогда
Зачем на этом свете жить?
Здесь, как на Ноев тот ковчег,
Со всей России собрались.
Здесь ночью снится белый снег
И города, где родились.

Припев.

Нас по загару узнают
На той родной Большой земле.
И мать встречаешь ты свою
Раз в год и, может быть, во сне.
А 45 — уже предел,
От силы, может, пятьдесят.
«Ты что-то сильно поседел», —
Друзья при встрече говорят.

Анатолий Корешков

К БАЙКОНУРУ
Я, сняв мундир, тебя оставил,
Уняв надеждой сердца боль,
В лучах твоей умывшись славы,
Благословляемый судьбой.
И тем обрек себя на муки.
Живу, былое вороша,
И по товарищам в разлуке
Грустит томительно душа.
А где-то теплится надежда:
В твои края еще вернусь.
И поддержать меня, как прежде,
Готова добрым словом Русь.
Несутся в Лету вихрем годы —
Все туже времени узда.
Но на поблекшем небосводе
Не меркнет Юности звезда.
Мы любоваться ею рады —
Воспоминанья живы в нас.
Позволь же в качестве награды
Тебя еще увидеть раз.

Н. Масленникова

УЛИЦА ЦЕНТРАЛЬНАЯ
Много памятников в нашем Звездограде,
Но один забыли возвести —
Грейдеру из первой стройбригады,
Срезавшему первый пласт земли.
Кто водитель был его — не знаю,
Думаю, что молод был, упрям
И совсем не помышлял о славе,
Сжав руками свой земной штурвал.
Он прошелся между первых вешек,
Крепко вбитых в твердый здешний грунт,
И сейчас тот путь его, как прежде,
Улицей Центральною зовут.
И отсюда город взял начало,
Здесь построен самый первый дом,
Эта трасса — первой вехой стала
На твоих ступенях, космодром.

Зоя Балакина

* * *
Это было осенью, где-то в сентябре,
Прибыли на станцию утром, на заре.
Увидали мазанки, ишаков, песок,
По пустыне выжженной сделали бросок.
Купол небосклона нежно-голубой.
Городок нас встретил пылью и жарой.
Домик трехэтажный, желто-сурьмяной
И подъезд последний станет мне родной.
Создавало город молодое племя.
Вопреки стихии, обгоняя время.
Звездоград мой юный, Байконур мой вечный,
Бродит с нами память в годах бесконечных.
Эти ночи южные, не с чем их сравнить,
Бархатные, звездные, мне вас не забыть.
Танцплощадка, музыка, «Летний» над рекой,
А в аллеях парочки, а в душе покой.
Но не все так благостно в нашей жизни было,
Вслед за светлой радостью горе приходило:
Мы теряли близких, мы друзей теряли,
Тех, что в неудачах свечками сгорали.
Ведь они работали, с нами рядом жили,
Трудные идеи в жизни воплотили,
А теперь застыли в сквере обелиском.
Вечная им память и поклон им низкий.

Владимир Георгиевич Молчанов
БАРЫШЕВЦЫ ОКБ «ВЫМПЕЛ» НА КОСМОДРОМЕ

Родился в 1937 г. На предприятии работает с 1963 г., инженер-конструктор, начальник бригады, начальник сектора, начальник отдела, заместитель главного конструктора, в настоящее время начальник отдела. Ведет работы по созданию пневмовакуумного наземного оборудования ракетно-космической техники. Имеет правительственные награды.

Предприятие ОКБ «Вымпел» имеет славную и богатую историю. Созданное в 1963 г. Владимиром Михайловичем Барышевым по инициативе академика В. Н. Челомея, предприятие за эти годы превратилось из конструкторского бюро, работающего по заданиям в основном двух организаций — НПО Маш и КБ «Салют», в самостоятельное многоплановое Федеральное государственное унитарное предприятие Российского авиационно-космического агентства, выполняющее работы по созданию и эксплуатации наземного оборудования практически для всех Главных конструкторов ракетно-космической техники.

Небольшая экспедиция предприятия, ранее существовавшая на 95-й площадке космодрома Байконур, ныне реорганизована в Центр эксплуатации и испытаний с общим числом сотрудников около 500 человек. Предприятию передана в эксплуатацию часть объектов космодрома, оно активно участвует в подготовке российских космических аппаратов, запускаемых PH «Протон». Сегодня предприятие является активным участником космических программ, в которых также участвуют США, Франция, Индия.

Воспоминания конструкторов и специалистов предприятия об их участии в работах на космодроме, о вкладе барышевцев ОКБ «Вымпел» в дело развития ракетно-космической техники страны не только яркая страница истории тех незабываемых лет, но и пример отношения к ДЕЛУ для тех, кто хочет связать свою жизнь с освоением космоса.

Д. К. Драгун, Генеральный директор и Генеральный конструктор ФГУП ОКБ «Вымпел»

Осенью 1958 г. меня призвали в ряды Советской Армии. На призывном пункте была сформирована небольшая группа москвичей, окончивших техникумы и работавших в основном в оборонных отраслях промышленности. В поезде сопровождающий нас старшина сказал, что мы едем до станции Тюра-Там. По приезде нас строем привели на безлюдный берег большой многоводной мутной реки Сырдарья, где уже стояли душевые установки. Поодаль рядами лежало сложенное в стопки солдатское обмундирование. После душа переоделись, построились. Пришли какие-то офицеры. Один из них поинтересовался, кто умеет чертить и красиво писать чертежным шрифтом. Я сделал шаг вперед. Так я начал службу в оперативном отделе штаба научно-испытательного полигона, впоследствии получившего наименование космодром Байконур, но тогда место моей службы было весьма засекречено и, даже когда через 3 месяца разрешили переписку с родными, мой адрес был Ташкент—90 (однажды мой двоюродный брат, будучи в Ташкенте, хотел меня навестить, но не смог найти эту воинскую часть).

Чертежники оперативного отдела полигона рисовали, чертили и готовили различные документы, схемы заправки ракеты топливом и окислителем, трассы полета ракеты и головных частей, районы падения ступеней ракеты, вели альбомы истории запусков и т. п.

Мне запомнился случай, когда было приказано начертить трассу (наверное, одну из первых в мире) полета ИСЗ с человеком на борту. За несколько дней до запуска ИСЗ с Ю. А. Гагариным на борту мне было поручено начертить схему эвакуации людей от места старта, а в день заседания Госкомиссии я возил эту схему на «двойку» (2-я площадка). Эвакуация личного состава и специалистов проводится на полигоне каждый раз перед пуском любой ракеты.

В октябре 1960 г. на полигоне все узнали о взрыве новой ракеты 8К64 разработки Главного конструктора М. К. Янгеля, гибели маршала Неделина, многих офицеров, солдат и специалистов. Некоторых из них я знал лично и испытывал к ним большое уважение — это Носов, Осташев и другие. Во главе партийно-правительственной комиссии по расследованию причин катастрофы был Л. И. Брежнев, тогдашний Председатель Президиума Верховного Совета страны. Я слышал его выступление на митинге во время похорон погибших, видел его слезы.

Позднее на полигоне был объявлен конкурс на лучший проект памятника погибшим. Конкурс выиграл техник УКС рядовой Мартынов, по проекту которого и установлен памятник в Солдатском сквере.

Офицеры, с которыми мне пришлось служить, — это начальник отдела полковник Баланчук, подполковники Королев, Степаненко, Пинчук, Сташевский и другие производили на меня сильное впечатление своей самоотдачей делу, которому они служили, и у меня осталось к ним чувство большого уважения. Во время службы я неоднократно встречался, выполняя их различные поручения, с полковниками Захаровым, Войтенко, Дубоносом. Видел и Шубникова, главного строителя полигона, командира полигона Герчика и многих других выдающихся людей.

После увольнения из армии я вернулся на свое предприятие и стал работать в третьем комплексе, который был организован на базе мясищевского КБ-700 и назначением которого стало проектирование наземного оборудования для обеспечения пусков ракет. Комплексом руководил Г. И. Архангельский, а руководителем предприятия стал академик В. Н. Челомей. В 1963 г. на базе этого комплекса было создано предприятие, впоследствии получившее наименование ОКБ «Вымпел».

К созданию наземного оборудования ракетно-космической техники пришли лучшие авиационные специалисты, воспитанные В. М. Мясищевым, такие, как Г. И. Архангельский, В. Н. Некрасов, Ю. Г. Храповицкий, В. М. Барышев, Л. П. Давыдов, Г. А. Севьян, Б. Г. Мирошниченко, B. C. Ярош, П. П. Дементьев, Я. И. Валаев, Ю. В. Ларионов, О. В. Меншагин, Л. И. Пауков, В. И. Башканихин и др. В это время шло проектирование наземного оборудования изделия 8К81, а позднее — изделий 8К82 и 8К84.

Создание 8К82, или ракеты «Протон», оказало влияние на развитие всего мирового ракетостроения. Нашему отделу была поручена разработка бортовых наземных пневмосистем: системы наддува и поддержания давления в баках изделия при транспортировании изделия от технического комплекса до стартового, системы наддува баков на старте и системы термостатирования. Над этими системами работала большая группа специалистов отдела, в том числе конструкторы А. П. Мосин, Ю. А. Слепко, И В. Красковский, А. Н. Васильев, М. А. Некрасов, А. С. Ситнов, Ю. В. Кобец, Б. А. Кузнецов, Ю. Г. Гордиенко, В. Г. Молчанов. Н. Н. Панов, С. И. Холобес, Б. Н. Малахов и др. Электрическую часть систем проектировали специалисты другого отдела — Г. А. Щербаков, Т. И. Будилова, В. В. Загребаев, B. C. Мушкарин, Л. С. Зверев, Л. А. Чумакова и др. С этими системами и началась моя вторая жизнь на космодроме Байконур.

Первый выезд на космодром после длительного перерыва я совершил в конце 1966 г. Постоянным техническим руководителем экспедиции от нашего предприятия в то время был Евгений Константинович Носов, его заместителем — Николай Николаевич Усачев.

На 95-й площадке, где размешалось хозяйство В. Н. Челомея, уже функционировали МИК, стартовый комплекс, жилой городок. Размещалась наша экспедиция в 7-й гостинице. Утром планерка в МИКе. Работа в основном в МИКе (ТЗ, решения, чертежи, схемы), а затем на объекте (стартовый комплекс). В это время там шел монтаж второй системы «дыхания» на транспортно-установочном агрегате.

Очень впечатляюще выглядел момент вывоза ракеты из здания МИКа. Впереди шли различные специалисты, ответственные за работу того или иного оборудования, затем показывалась сама ракета. Казалось, что она не проходит в проем ворот. Однажды так и было — элемент конструкции системы «дыхания» вышел за габариты проема ворот.

Но вот ракета на свободном пространстве со скоростью не выше 5 км/ч медленно движется по степи, затем установка ракеты на пусковом устройстве. Через 4–6 дней ракета готова к старту.

В 70-е гг. на полигоне активно проводились работы по строительству новой и переоборудованию старых пусковых установок для изделия 8К84, участниками которых были Б. С. Зайцев, Д. В. Верещако и В. М. Соловьев.

Они так живо и ярко вспоминают о том времени, что читателю будет легко представить, как работали на полигоне конструкторы, испытатели, чтобы их детище в короткий срок стало необходимым стране, ее обороноспособности, космосу.

Ветеран предприятия, участник работ на космодроме с первым изделием 8К84 (УР-100) Б. С. Зайцев вспоминает:

«4 января 1965 г. большая группа конструкторов прибыла на площадку 95 космодрома.

Работали без выходных по 14–16 часов в сутки.

В составе первого десанта по работе с УР-100 были Б. Г. Мирошниченко, Ю. П. Бобровников, П. С. Щекин, Б. С. Зайцев, С. Н. Фокин и другие. Позднее к ним присоединились руководители и специалисты во главе с Ю. С. Храповицким — О. С. Баскаков, B. C. Нащанский, Л. В. Каменский, В. А. Попов и др.

Через несколько месяцев напряженной работы, после отработки всех элементов конструкции, технологии заправки компонентами топлива вместе с испытателями полигона мы подготовили ракету к старту.

19 апреля 1965 г. пуск «сотки» состоялся и ракета ушла по заданному маршруту. Для нас это был праздник.

После пуска В. Н. Челомей выразил благодарность всем участникам этой работы, а маршал Крылов так сказал: «Нам этой ракеты не хватает, как в бою патронов, так дайте хоть парочку».

И вновь наступили рабочие будни. До принятия комплекса на вооружение было еще далеко.

Предстояло решить вопросы газонасышения компонентов топлива, температурно-влажностного режима в транспортно-пусковом контейнере, научить ракету летать из шахты и выполнять другие сложные этапы становления комплекса до принятия его на вооружение».

Рассказ продолжает главный конструктор ОКБ «Вымпел» Д. В. Верещако:

«Впервые я прилетел в Ленинск в июле 1977 г. Как только был открыт входной люк самолета, в него ворвался раскаленный воздух, настоенный на удивительном и чудесном запахе степи: полыни, сухой травы и глины.

Нас встретили, отвезли в бюро пропусков, быстро оформили на всех документы, пропуска, и все мои товарищи уехали на 95-ю площадку. По каким-то причинам мой допуск не пришел. И мне пришлось, пока он не придет, три дня жить в Ленинске (на «десятке»).

Днем город был пуст. Все уезжали на площадки, а оставшиеся прятались от жары по домам. Но вечером город преображался. Жара спадала, журчала вода в арыках и трубах для полива, в парке за Домом офицеров сверкали огнями аттракционы и танцплощадка, а по центральной улице в обе стороны двигались толпы разодетых гуляющих, в основном молодежи с детьми и колясками. Впечатление было такое, как будто ты находишься на сочинском или ялтинском бульваре.

Но через три дня все это кончилось. Пришли мои документы, и меня увезли на дальнюю 95-ю площадку.

Я стал техническим руководителем работ по строительству новой пусковой установки и переоборудованию двух пусковых установок под изделие УР-100 с улучшенными ТТХ. Сначала нас было двое: я и Володя Гнатенко, прекрасной души человек, очень опытный инженер, прошедший школу «фирмы» В. П. Бармина. Жили мы с ним «колхозом» (т. е. еду готовили себе сами) на верхнем этаже «филевской» гостиницы № 9. Номер на троих, окна на юго-запад, солнце с 10 утра до заката, температура и днем и ночью 35–43 градуса. Ночи там тихие, жаркие, душные. Естественно, никаких кондиционеров тогда не было, заворачивались в мокрые простыни и спали всего 2–3 часа. Затем снова надо было мочить простыни.

Режим работы был очень напряженный. С утра уточнение заданий на день и выезд на рабочие площадки, во время обеденного перерыва подготовка эскизов, доработок оборудования и черновиков технических решений (в день по 3–4 решения), после обеда опять на площадки или к смежникам. Возвращались домой, как правило, в 7–8 часов вечера».

Дмитрия Васильевича дополняет Валентин Михайлович Соловьев, работавший в 70-е гг. техническим руководителем на Байконуре:

«Довольно неприятно нас беспокоили космические запуски ракеты «Протон» в летнее время. Как правило, они проводились поздно вечером. Все находившиеся недалеко от старта по 1,5-часовой готовности должны быть эвакуированы на безопасное расстояние в степь. И здесь начинались мучения: из густого жаркого неподвижного ночного воздуха на нас нападали полчиша комаров. Избавиться от них было невозможно. Комары среднеазиатские намного мельче, чем комары средней полосы, но они намного агрессивнее наших. На свою жертву нападают мгновенно, а не вьются над тобой, выбирая место, где сесть.

Но об этом мы забывали в момент пусков «Протона». Красив и впечатляющ старт ракеты и момент отстыковки ступеней в темном, глубоком казахстанском небе. Картина незабываемая. И радость за успешное выведение космических объектов на орбиты, и гордость за свою Родину охватывали всех нас до глубины души».

Продолжает Д. В. Верещако:

«На площадке был «сухой» закон, а у большинства работников были пропуска с «дыркой», т. е. на «десятку», в г. Ленинск, можно было выехать только с разрешения ответственного представителя. У меня «дырки» не было, но за 4 месяца командировки я был в Ленинске всего несколько раз — решал вопросы в штабе полигона и звонил домой.

Большой проблемой на полигоне была связь с Москвой. Нам ее давали с задержкой, всего на один час, так как желающих поговорить с Москвой по ЗАС было много и часто из-за этого возникали конфликты. Надо отдать должное нашим комплексникам и конструкторам: почти по всем заданным вопросам уже на следующий день Москва сообщала свое решение.

По мере продвижения монтажа агрегатов и аппаратуры пусковой установки стали прибывать инженеры-специалисты по отдельным системам: Б. Фоченков, И. Чернаков, В. Скалацкий, В. Яковлев, Ю. Васильев, И. Рябых.

Печатала и оформляла документы Маргарита Страж.

На этапах автономных, комплексных испытаний и ЛКИ много работали Б. Зайцев, В. Ропашкин, В. Горбатов, Б. Яковлев и, конечно, заместитель главного конструктора по боевой тематике Ю. С. Храповицкий.

Большой объем работ выполняли комплексники по эксплуатационной документации — Е. Устинов, Ю. Антушев, В. Фадеев.

Вообще при создании на полигоне опытных пусковых установок приходилось иметь дело с представителями более четырех десятков смежных строительных, монтажных, проектных и конструкторских организаций. И собрать их в нужном месте и в нужное время было очень непросто.

Еженедельно, а по мере приближения сроков сдачи сооружений в эксплуатацию и через 2–3 дня начальник испытательного управления В. Д. Галкин проводил с ними оперативные совещания. На них анализировались причины задержек и отставания, разрешались взаимные претензии, намечались планы на ближайшую неделю. Ровная, уважительная, но в то же время требовательная обстановка на таких совещаниях позволяла быстро и качественно решать задачи испытаний ракетно-космической техники. Этому во многом способствовали богатый опыт испытательных работ и авторитет В. Д. Галкина среди офицеров и представителей промышленности.

Отличные отношения сложились на полигоне с «филевцами» — О. Кальменевым, Ю. Кудряшовым, Р. Хигриным, В. Заритовским, а также с «зиховцами» — О. Расторгуевым и С. Подвальным.

Очень по-разному вели себя на оперативках у В. Д. Галкина представители строителей и монтажников.

Начальник УНР Л. Роковский на оперативке всегда докладывал о причине, по которой он не смог выполнить ту или иную работу, а молодой тогда прораб СТ-1 И. В. Каверин тихо и спокойно называл срок выполнения работы, и не было случая, чтобы он этот срок сорвал. Сейчас Каверин директор СКТБ-16.

Взрывной Н. В. Куан был начальником монтажного участка организации «Каскад». Когда его люди из-за обычной неразберихи с дежурным по площадке или караулом не могли попасть на площадку, он устраивал такой «хай», что на следующий день их пускали в любое время. Сейчас Куан начальник комплекса в МТУ «Альтаир» ЦНПО «Каскад».

А вот прораб СПЭМ вел себя иначе. Он каждый раз говорил: «Сделаем завтра» — и, естественно, не делал. Накануне установки первого летного изделия в пусковой установке не была приварена рамка под гермокассету, которую спэмовцы потеряли и несколько недель боялись в этом признаться. Только при помощи Ю. Дьяченко, который оставил работать на ночь рабочих цеха завода им. Хруничева, рамка была изготовлена и к утру приварена. Изделие в пусковую установку было загружено в установленный срок.

С благодарностью вспоминаю офицеров испытательного управления и полка, которые щедро делились со мной своим опытом и вклад которых в создание ракетного комплекса неоценим. Это заместитель начальника управления Г. В. Шаргунов, начальники отделов Б. М. Волков, А. П. Евсеев, М. П. Бобрович, инженеры-испытатели И. Т. Терехин, А. И. Московка, В. Н. Криволапов, В. И. Ежов, И. Н. Нестер, А. Г. Твердохлеб и др.

Однажды при загрузке первого изделия на шахтной пусковой установке (как обычно, работы проводились ночью) изделие уткнулось в фермы горизонтальной амортизации, которые не могли развести. Уже под утро по чертежам системы амортизации было найдено решение, оформлены все документы, и в тот же день изделие благополучно загрузили.

На первый пуск ракеты УР-100 приехал В. М. Барышев. Он дотошно осматривал готовую ШПУ, внимательно выслушивал все пояснения наших инженеров по каждой системе, по эксплуатационной и комплексной документации, высказывал свои замечания и, самое главное, дал указания в Москву немедленно корректировать КД по всем спорным замечаниям, выявленным при монтаже.

Пуск первого изделия прошел успешно. Но время после команды «Пуск» до выхода ракеты из ШПУ показалось вечностью. Это был первый пуск, в подготовке которого мне пришлось непосредственно участвовать. Потом участвовал в подготовке многих пусков разных изделий, но такого волнения, как в этот первый раз, я никогда больше не испытывал».

В. М. Соловьев:

«И еще об одной незабываемой картине на полигоне. Это степь в апреле каждого года. Вокруг, на бесконечных просторах байконурской степи, простирается удивительный разноцветный ковер. Цветут тюльпаны. Байконурские тюльпаны в это время года будоражили сознание, поднимали дух, настроение, хотелось летать, жить, творить! В память о тех трудных, но прекрасных днях нашей молодости на полигонном Байконуре в заветной книге хранятся несколько засушенных казахстанских тюльпанов красного и желтого цвета».

Те несколько месяцев, что мы провели на полигоне в первый приезд на Байконур, дали нам больше, чем годы работы в Москве. У нас появились бесценный опыт и знание техники, которые можно приобрести, только пощупав живой металл, при общении и совместной работе со строителями, монтажниками, офицерами-испытателями, которые нам очень помогали в работе по другим темам и на других полигонах.

В дальнейшем дело, начатое В. М. Барышевым и его сподвижниками, получило развитие. В настоящее время на космодроме существует и функционирует Центр эксплуатации и испытаний. В составе Центра имеются подразделения, обеспечивающие работу нескольких монтажно-испытательных корпусов, стендового, подъемно-транспортного и пневмовакуумного оборудования, энергоснабжения и т. п. В рамках выполнения федеральной космической программы созданы и эксплуатируются «чистые» помещения, где происходит подготовка отечественных и зарубежных космических аппаратов.

Несмотря на изменение структуры предприятия, смену руководства, трудности, связанные с переходом к рыночной экономике, предприятие выстояло и продолжает выполнять задачи по созданию и испытаниям ракетно-космической техники. Этому в немалой степени способствует и замечательная школа выдающихся деятелей отечественной ракетно-космической техники В. Н. Челомея и В. М. Барышева и хорошо отлаженная система ее испытания на космодроме.

Юрий Михайлович Князькин
ДЕСАНТ НА БАЙКОНУРЕ

(Об испытаниях космической техники научно-производственного объединения Прикладной механики им. академика М. Ф. Решетнева на космодроме)

Выпускник Московского авиационного института. В НПО ПМ работает с 1959 г. Доктор технических наук, профессор. С 1979 г. — заместитель Главного конструктора, с 1986 г. — заместитель Генерального конструктора. С 1998 г. — Главный конструктор по управлению и эксплуатации космических аппаратов и систем.

Лауреат Государственной премии, награжден орденом Трудового Красного Знамени, медалями. Академик РАЕН. Заслуженный ветеран труда НПО ПМ. Работает и живет в Красноярске-26.

Вся трудовая и творческая жизнь НПО ПМ самым тесным образом связана с географическими точками, откуда стартуют в космос наши ракеты и искусственные спутники Земли — результат коллективного труда работников объединения.

С уверенностью можно утверждать, что и Байконур, и Плесецк росли и развивались вместе с НПО ПМ. Начиная с первого полигонного десанта на 43-ю площадку, бригады различной численности постоянно жили на полигоне, сменяя друг друга.

Наша фирма не была в рядах тех, кто первым обосновался на Байконуре, но благодаря этому мы могли опереться на опыт, накопленный другими предприятиями в деле организации полигонных служб.

Так, на фирме изначально образовался сектор подготовки и обеспечения испытаний (СПиОИ), в дальнейшем выросший в отдел, как одна из структурных единиц, экспедиция на Байконуре.

Наш первый Генеральный конструктор М. Ф. Решетнев, руководитель большого научно-производственного коллектива, прекрасно понимал значение полигонных работ как завершающего этапа длинной технологической цепочки изготовления и испытаний аппарата. Чего стоила только одна его фраза, которая совершенно обезоруживала технических руководителей на полигоне и останавливала любые попытки к оправданию: «Почему не доложил мне лично?» Такого же отношения и понимания он добивался и от подчиненных, докапываясь до тонкостей, деталей, мелочей.

Большой вклад в становление полигонных служб предприятия внес начальник отдела испытаний А. И. Ушаков, ставший с 1965 г. помощником, а затем заместителем Главного конструктора и руководивший полигонными делами в течение 15 лет. При нем начали осваивать северный полигон Плесецк, были созданы основные рабочие места для аппаратов разработки НПО ПМ в сооружениях 92-1, 92А-50 и в 1974 г. наконец-то появилась крыша над головой. Собственная гостиница на 95-й площадке значительно улучшила условия быта красноярцев.

В 1980 г. А. И. Ушаков ушел на работу в Москву, передав свои дела П. И. Цыбке, ставшему заместителем Генерального конструктора по испытаниям.

В 1962 г. ОКБ-10 уже была разработана и выпушена документация на PH 11К65. Параллельно велись работы по созданию ракеты-носителя 11К65М (Космос-3) с повышенными энергетическими характеристиками.

Первые шаги на полигоне

До того как в мае 1964 г. две PH 11К65 были отправлены на Байконур, на 41-ю площадку прибыла полигонная команда (в составе М. И. Корчагина, Н. И. Колобовникова, К. Н. Тищенко, В. Е. Жидких, Г. В. Дериновского, В. Я. Кухленко, В. Н. Парфенова), возглавляемая Константином Михайловичем Трунцевым. Она должна была провести рекогносцировочные работы и прием оборудования, обеспечить со смежниками развертывание наземного испытательного и технологического оборудования и в завершение — отработать все операции с примерочной и заправочной ракетами, как на технической, так и на стартовой позициях.

Прием материальной части, развертывание оборудования, обеспечение документацией, — вопросы быта и питания, обеспечения транспортом и связью — все это сваливалось на плечи полигонной команды.

Жара, отвратительная вода, трудности с питанием, бытовая неустроенность, перемешанные с рассказами о «проклятой площадке» — этими «прелестями» встретила 43-я площадка первопроходцев с енисейских берегов. Эта площадка была печально известна нам трагическими событиями, связанными с гибелью маршала Неделина и большой группы гражданских и военных специалистов во время стартовой подготовки ракеты, изготовленной на «Южмашзаводе» в Днепропетровске.

А «суеверия» подтверждались: получило повреждения на стартовой позиции 41-й площадки примерочное изделие. Причиной явился ветровой резонанс незаправленной ракеты и ошибки в расчетах на прочность лап PH, что потребовало доработки всех изготовленных изделий.

На заправочной ракете приключился еще один казус. Налицо было прямое нарушение закона о сообщающихся сосудах: в заправочные магистрали и баки залито энное количество спирта, а слито почти в два раза меньше — все остальное поглотили, как все потом шутили, «неучтенные» объемы.

Необходимо отметить и тот факт, что встречали нас на 43-й с большой долей скепсиса и пессимизма: мол, прибыли «желторотые сибирские валенки» непонятно с чем, а пытаются учить местных «зубров», и совершенно неизвестно, что у них (т. е. у нас) вообще получится. Так что всем членам бригады приходилось ломать это недоверие «зеленых» своими знаниями, добросовестным отношением к порученному делу, задором и энтузиазмом молодости, спаянностью коллектива.

И, как говорят, лед тронулся. Все участники подготовки: военные от войсковой части 14332 и 2-го управления, весь коллектив экспедиции и представители смежных организаций трудились с предчувствием приближения главного события.

Наконец наступил долгожданный день вывоза на старт. Испытания на «техничке» закончены, три грузмакета с «Маяками» и обтекателем пристыкованы, старт готов к приему РКН.

Было раннее утро. Все принаряжены — ведь этот день был праздником для нас. 42-я площадка (МИК) находилась не очень далеко от 41-й, и весь коллектив с заместителем Главного конструктора А. И. Ушаковым во главе пешком сопровождал ракету, двигавшуюся на старт.

А проклятие как будто продолжало витать над 41-й. Не успели установить ракету на стол и начать предстартовую подготовку, как на полигон надвинулась туча и поднялся ветер с порывами до 27 м/сек (превышение требований ТТТ), трижды происходят сбои при наборе готовности, на батарее 1-й ступени превышено время задействования и требуется ее замена. На заправленное изделие по приставной лесенке взбирается А. И. Ушаков, вскрывает люк на 1-й ступени, освобождает от креплений, снимает батарею и спускается с ней с пускового стола. В это время на земле Д. П. Дементьев с помощью шланга со сжатым воздухом рвет ампулы на зиповской батарее. Анатолий Иванович забирает задействованную батарею, и операция повторяется в обратном порядке. Наконец-то все закончилось: батарея закреплена, люк закрыт и заклеен, можно проводить набор готовности.

Предстартовый набор 15-минутной готовности к пуску происходит автоматически и в процессе набора при возникновении неисправности на пульте загораются красные транспаранты: «ОТКАЗ» и второй — с наименованием системы.

Начался набор готовности. На 7-й минуте загорается первый «ОТКАЗ» по операции «ПРОДУВКА». В бункере воцарилась тишина. Главный конструктор М. Ф. Решетнев, пускающий — начальник управления полковник А. С. Матренин и председатель Государственной комиссии А. М. Войтенко принимают решение о создании двух рабочих групп — одну под председательством разработчика СУ А. И. Кривоносова (ОКБ Харьков), вторую — под моим. Группы были изолированы друг от друга и находились в разных комнатах. Каждая анализировала возникшую ситуацию и по готовности докладывала вышеуказанной «тройке». Если версии совпадали, то принималось решение об исключении данного «ОТКАЗА». Технология заключалась в следующем: исполнители с противогазами в 40-градусную жару бегут метров 200, спускаются в потерну. Включают фонарик (освещение по ТБ выключено), в помещении под заправленной PH устанавливают клеммный разъем (КР), разрывают цепь формирования «ОТКАЗА» и возвращаются в бункер.

Проведение операции поручается капитану Труничеву, представителю Харькова, Ступаку и мне. Труничев с фонариком — впереди, мы — сзади, вставляем КР, трижды контролируем выполнение технического задания и бегом в бункер.

Это повторяется еще дважды по отказам «ПРОГРАММА АВ» из-за сбоев в длинных линиях и «НУЛИ ПОТЕНЦИОМЕТРА ГАЗОВЫХ РУЛЕЙ ОС АС» из-за сильного ветра.

Пускающий Александр Сергеевич Матренин объявил: «Последняя попытка к пуску!» Это была уже четвертая! Ракета находится на стартовом столе с 10 утра, а часы показывают 16, и вот проходит набор «Готовность к пуску». Капитан Труничев нажимает на кнопку «Пуск».

Я сидел с ним рядом, и, когда по контакту подъема на пульте загорелись красные транспаранты, у меня обмерло сердце. Слышу крик стоящего у перископа Михаила Федоровича: «Пошла!!!» Сколько было здесь радости и объятий — не передать словами. Сегодня, когда смотрю на экране этот запуск, сердце всегда колотится, ведь всей основной команде было по 25–28 лет, и Главный конструктор верил этой команде. И она не подвела, и она победила!

Знакомство с «Двойкой»

Следует отметить, что в истории развития РКТ в нашей стране есть одна закономерность: все космические фирмы начинали свою деятельность с разработки и эксплуатации ракет носителей. Это нашло отражение и в методологии подготовки к запуску в ходе полигонных испытаний.

В настоящее время процесс подготовки изделий РКТ превратился в весьма технологически сложный и ресурсоемкий процесс по многим показателям: длительности, трудоемкости, квалификации и количеству задействованного персонала, стоимости и др.

До настоящего времени этот процесс в общем плане является, как правило, плодом интуиции специалистов. В результате на подготовку изделий тратятся огромные средства, а итоги нередко бывают весьма неутешительными.

Очевидно, технологический процесс подготовки изделий должен базироваться на ряде основополагающих принципов: максимальной надежности, оперативности, минимализации ресурсоемкости и безопасности.

Процессы подготовки PH и КА в разработках различных предприятий существенно не отличаются друг от друга и на полигонных испытаниях включают в самом общем виде:

1. Транспортно-перегрузочные и механосборочные работы.

Транспортировка изделий внутри космодрома от железнодорожной станции или аэропорта и связанные с этим погрузочно-разгрузочные работы обеспечивают доставку их к месту подготовки или стыковки с СВ.

Проведение механосборочных работ вызывается необходимостью монтажа ряда комплектующих (штанги и панели БС, некоторые приборы СОС, ЭВТИ и др.), доставляемых на космодром отдельно от изделия различными видами транспорта, соображениями безопасности и обеспечения сохранности комплектующих и изделия.

2. Электрические испытания.

• Контроль «исходного состояния» после определенного этапа наземной эксплуатации (транспортировки, хранения).

• Подготовительные этапы, предшествующие ЭИ (заряд БХБ, стравливание давления из ГК, заправка ПС газами, расчековка элементов конструкции и др.).

• Проверочные включения систем можно рассматривать как автономную проверку систем в составе изделия. Эти проверки обеспечивают контроль системы (аппаратуры) во всех штатных режимах и при парировании аварийных ситуаций.

• Комплексные испытания проводятся в штатных режимах работы, поэтому возникновение неисправности на этом этапе можно ожидать в основном как следствие воздействия комплексных эффектов, возникающих при работе большого числа систем (помехи по шинам питания, электромагнитные и тепловые воздействия и т. п.).

• Заключительные операции проводятся на этапе окончательной подготовки изделия к целевой эксплуатации. К этим операциям относятся обычно окончательные механосборочные работы (навеска панелей БС, зачековка раскрывающихся элементов конструкции), заправки (ГК газом, СХП ДУ СК и ДУ СОС — рабочим телом). Как правило, на этом этапе электрические проверки сводятся к контролю правильности электрических соединителей стыкуемых к пиросредствам, к ранее расстыкованным элементам конструкции и к записи исходного состояния аппаратуры изделия.

3. Пневмовакуумные испытания.

Контроль герметичности ГК изделия на космодроме позволяет исключить случаи разгерметизации в процессе транспортировки и подготовки к запуску.

В настоящее время используются в основном два варианта ПВИ:

• контроль суммарной негерметичности в вакуумкамере (СМ-702 или ВУ-200);

• безбарокамерный (датчиковый) метод. Сущность метода заключается в точном измерении спада давления в заправленном ГК за фиксированный промежуток времени и оценке утечки по величине спада давления. Этот метод является наиболее привлекательным с точки зрения сокращения объемов работ.

4. Проверка функционирования и контроль состояния мехсистем.

К механическим системам изделия относятся раскрываемые элементы конструкции и входящие в их состав узлы зачековки (расчековки) и т. п.

При подготовке к запуску с мехсистемами проводятся работы, которые обобщенно можно разделить на два вида:

• работы, связанные с проверкой их нормального функционирования (контроль технического состояния перед ЭИ, установка узлов, транспортируемых отдельно, подстыковка ПЭ, снятие СЭ, стыковка с СВ);

• работы, связанные с проверкой функционирования других систем при ЭИ (раскрытие и фиксация в раскрытом состоянии с последующим приведением в транспортировочное положение, проверка функционирования контактных датчиков, работы с антеннами и трактами, карданными подвесами, поворотными устройствами, панелями БС). Таким образом, необходимость проведения работ с мехсистемами вызвана их раздельной транспортировкой и участием в ЭИ изделий.

5. Заправка ДУ.

Заправка ДУ в основном производится в составе изделий, т. е. изделие транспортируется на ЗНС (ЗС), где и проводится весь цикл работ. До настоящего времени автономная заправка (вне изделия) производилась только на «Молниях» и «Горизонтах», «Радугах», «Глобусах», «Экранах-М».

Естественно, самым оптимальным вариантом считались бы ампулизированные ДУ, т. е. те ДУ, баки которых заправляются компонентами топлива (рабочим телом) автономно или в составе ДУ на заводе-изготовителе ДУ (или баков) или на арсенале.

Анализ работ на полигоне при подготовке аппаратов собственной разработки высветил основные варианты, которые были использованы для сокращения времени подготовки КА.

Первый вариант.

На базе стационарных технических комплексов, с развернутыми КИА и КНТО, проводились работы в полном объеме по технологии. Временные затраты росли и достигли 2–3 месяцев, работы велись совместными расчетами (личный состав воинских частей, научноиспытательного управления и представители промышленности). Все большее и большее усложнение бортовых систем и аппаратуры КА (соответственно и КИА) приводили к возрастающим объемам работ, увеличению обслуживающего персонала и повышению его квалификации, и никакие средства автоматизации испытаний не могли уже сдерживать или как-то ограничивать эти временные затраты.

Второй вариант.

Сокращение объема испытаний на полигоне. Это касалось в основном сокращения объема электроиспытаний, т. е. частный случай первого пути. Выигрыш в этом случае не превышал 20 %.

Третий вариант — наиболее радикальный. Отказ от ЭИ на полигоне, подготовка ведется с «колес» (т. е. транспортировка — самолетом, с обеспечением «комфортных условий» в контейнере: по температуре, влажности, чистоте воздуха) бригадой представителей промышленности. Вот на этот третий путь и привело нас экономическое состояние отрасли и страны в целом. Время подготовки сократилось в 3 раза, и почти в 1,5 раза сократился состав бригады. Этот вариант пока и остается с 1995 г. основным во всех наших разработках.

После получения от Подлипок заказа на изготовление и испытания «Молний» центр тяжести работ предприятия стал постепенно перемещаться на 2-ю площадку — вотчину королевской фирмы.

Сказать, что нас приняли с распростертыми объятиями, значит погрешить против истины. На «двойке» никогда не любили «варягов», и только напоминание о том, что мы бывший их филиал, сгладило все неприятности.

Все члены бригады сразу отметили, что бытовые условия здесь на порядок выше, чем на 43-й: гостиничные номера квартирного типа на 2–3 человека в комнате, кондиционеры, холодильники, а главное, душ и в изобилии вода.

Подготовку «Молний» на 2-й площадке можно считать вторым пришествием нашей фирмы на Байконур. Но это было уже качественно новое явление: на полигон прибыли не желторотые юнцы, а уже возмужавшие специалисты, прошедшие хорошую школу не только при испытаниях ракет-носителей 11К65, 11К65М и первых КА собственной разработки (11Ф610, 11Ф611), но и стажировку в Подлипках при передаче «Молний», и во главе этого списка 30-летние «ветераны» первого десанта на 43-й площадке: Ю. М. Князькин — руководитель подготовки, испытатели-управленцы: Н. Г. Рабочий, В. П. Ганженко, Л. Г. Осипова, И. Н. Ловушкин. Рука об руку с ними работали ведущий конструктор Л. М. Чирков, начальник группы А. П. Ремнев, специалисты-системщики А. Н. Рахматуллин, В. Макурин, А. Семенцов, Г. Казаков, В. Г. Васильев, Г. И. Каталов, телеметристы А. П. Малахов, А. И. Матвиенко, А. В. Мясников, конструкторы Г. И. Кузьминых, бригада МЗ — Ю. Г. Шахворостов, Ю. Индюков, В. Горячевский.

На любых этапах испытаний космических аппаратов всегда, что крайне нежелательно, происходят отказы, выявляются непонятные и трудно объяснимые замечания. Хорошо, если это происходит в условиях предприятия, когда за спиной коллектив и есть время провести анализ, оценку замечания в спокойной обстановке, а при необходимости всегда под рукой и приборы, и оборудование, и материалы, и специалисты.

Когда же стоит конкретная задача, определены дата и время пуска и малочисленная группа специалистов должна уложиться в установленные сроки, и не дай бог их сорвать, в такое время любая задержка запуска грозила большими неприятностями.

Вот в таких-то экстремальных ситуациях и определяется уровень подготовки специалистов, которые могут принимать самые неординарные решения по устранению возникших отказов, замечаний. И самую главную роль играет техническое руководство, осуществляющее руководство всем комплексом и данной конкретной работой.

За тот период первых запусков «Молний» к нам относились как к «темным» лошадкам. Но техническая эрудиция, а главное, дружеское расположение в короткий срок позволили завоевать уважение среди военных и гражданских.

А казусов и неприятностей было предостаточно. Так, при подготовке очередной «Молнии» произошел отказ РТР. Замена его по всем канонам должна производиться на ЗИ. Но опять же поджимают сроки, опять ищется неординарное решение, и опять малочисленный коллектив, днюя и ночуя в МИКе, восстанавливает аппарат. И как обычно тогда писалось в прессе: «Работа была выполнена в срок!»

Вспоминается, как в юбилейном 1967 г. пришлось трижды производить разборку и сборку аппарата. Учитывая, что вся подготовка заняла полмесяца, сегодня мы попали бы в Книгу рекордов Гиннесса!

Сломанные тандеры выпиливали вручную в допотопной мастерской. Прыгали на обтекатель (11-й уровень качающейся фермы обслуживания), чтобы вскрыть люк и добраться до разъема с «заломанным» контактом… Всего сейчас и не перечислишь!

Аппарат «Молния-1», успешно запущенный с Байконура 31 августа 1967 г., имел в своем составе аппаратуру ДРС (дальней радиосвязи). Это прототип командно-измерительных систем (КИС), используемых в дальнейшем на спутниках-стационарах и на спутниках к планетам Солнечной системы. Трудность состояла в том, что подготовка аппарата велась на 2-й площадке, а проверочные включения аппаратуры ДРС — на 31-й площадке, где размещалась ее КИА. Во время работ было получено замечание по функционированию бортовой батареи: «залипание» контактов датчиков давления.

Аппарат проходил испытания еще на 31-й площадке, и, чтобы не терять времени, которого у нас как всегда было в обрез, на «двойке» началась автономная работа с зиповой БХБ, так называемые зарядно-разрядные циклы. Заряд проводится с контролем емкости, получаемой батареей до срабатывания датчиков давления.

Вот здесь-то и пришлось поволноваться: величина емкости по документации составляет ориентировочно 80 ампер-часов, а батарея уже «приняла» 90, 100, 120… В воздухе витает тревога — заряд идет 6 часов. Аппарат уже прибыл, проведена его разборка для замены БХБ, естественно, весь коллектив в волнении: «Когда же наконец это кончится?!» С этим вопросом в разных вариациях пристают все, страсти накаляются с каждой минутой, и уже на слуху разные досужие мысли. Смежник-разработчик тоже запаниковал. Проходит еще час, второй, и только на исходе третьего часа, когда нетерпение достигло наивысшего накала, все мучения разом кончаются: заряд закончен! В батарею закачали 150 ампер-часов, т. е. почти в 2 раза больше, датчики отпустили вовремя. Вот только тогда смежник и я смогли перевести дух. Все хорошо, что хорошо кончается! А объяснение оказалось до боли простое. Батарея была «свеженькой» (т. е. недавно изготовленной), все ее банки подвергались дополнительному контролю и отбору. Но выяснилось это после того, как все перипетии уже закончились!

Родное левое крыло

Недаром говорят: «Бог троицу любит!» Так случилось и с нашим предприятием. После того как вся основная тематика (включая и «Молнии») перебазировалась в Плесецк, на Байконур приезжали, и то нерегулярно, бригады, которые к 1973 г. были прекращены. Наше третье явление на Байконур — 95-я площадка. Оживление наступило с конца 1973 г., когда должны были начаться летные испытания блока «Д» НПО «Энергия» и совмещенные с ними испытания разработанного КБПМ и изготовленного Омским авиационным заводом (ОАЗ) головного обтекателя.

Вспоминает один из разработчиков головного обтекателя Ю. В. Белавенцев:

«Макет КА пристыкован к разгонному блоку, надвинут и пристыкован обтекатель, и вся сборка отправлена на ЗС. Весь объем наземной отработки закончен, мы облегченно вздыхаем и поднимаемся в помещение ВЧ связи. Там нас ожидает известие, которое повергло всех в ужас! По результатам температурных испытаний предлагалось произвести перерегулировку нескольких замков продольного стыка обтекателя.

Блок уже заправлен, а замки находились в зоне, перекрытой конструкцией блока, и были практически недоступны. Нужно было либо возвращать блок назад, предварительно слив компоненты, все расстыковать или искать нестандартное решение.

На следующий день на полигон прибыли М. Ф. Решетнев и один из заместителей С. П. Королева Садовский. После обсуждения сложившейся ситуации было решено провести перерегулировку на заправленном блоке с максимальным соблюдением предосторожностей. Из помещения удалили весь персонал, не участвующий в работе. Вокруг блока несколько человек с огнетушителями наготове. Через открытый люк ГО внутрь обтекателя, заполненного макетом спутника, проник Д. А. Новожилов.

Через показавшимися всем бесконечно длинными полтора часа Д. А. Новожилов выпал из люка. Рабочий халат его был мокрым от пота, но выражение лица свидетельствовало, что цель достигнута!»

Время не терпит, на выходе первая «Радуга». В спешном порядке ведется оборудование рабочего места в сооружении 92-1 для «Экрана».

Рядом поднялись стены нового МИКа — сооружение 95А-50, где специалисты, и гражданские и военные, готовят новые рабочие места для «Протонов», «Глонассов», «Лучей» и т. д. Новые КА поступают на полигон один за другим.

Распад СССР усугубил обстановку на Байконуре, оказавшемся в ближнем зарубежье. В нормальном состоянии поддерживались только сооружения, связанные с запуском космонавтов и выполнением международных заказов, а содержание остальных фактически прекратилось. Поездки бригад на подготовку изделий стали рассматриваться как подвиги.

Из воспоминаний Г. И. Кузьминых:

«Зима 93–94 гг. на Байконуре выдалась снежной и морозной. На дорогах были такие снежные заносы, что в них бульдозерами прорывали тоннели, в которых скрывались автобусы «ЛАЗ». Я ежегодно бывал на полигоне с декабря 1963 г., но не помню ни одной такой зимы. Морозы достигали — 37 °C. Но ко всем этим бедам прибавилась еще одна — вышла из строя котельная на пл. 95, в результате чего ни гостиница, ни МИКи не отапливались. Вот в такой обстановке в декабре — феврале и велась подготовка «Радуги-1» в coop. 92А-50, внутри которого температура не поднималась выше -15°! Ни один документ не позволяет вести испытания при такой температуре. Чтобы создать более сносные условия, вокруг КА соорудили шатер из брезента. Обогревали это пространство калориферами. Кранами при этом работать было совершенно невозможно, поэтому установку двигателей и подвеску штанг панелей Б С производили вручную.

О людях, работавших в таких условиях, хочется сказать особо: они вынесли все! Дискомфорт на рабочей площадке, дискомфорт и адский холод в гостинице, где спать приходилось в меховой одежде. Надежды на ослабление мороза в январе не оправдались. Из-за снежных заносов мотовоз из Ленинска порой не мог дойти до площадки, так что хлеб доставлялся нам вертолетом. А тут еще сгорела подстанция, и 95-я несколько дней была обесточена, пищу готовили раз в сутки на кострах. Комнаты в темное время освещались, как в старину, свечами.

Основные разработки НПО ПМ в области РКТ

Жирным шрифтом обозначены запуски с космодрома Байконур


К сожалению, и в последующие годы проблемы социально-бытового характера до конца не были преодолены и только после работ с «Сесатом» наметились сдвиги в лучшую сторону.

Сибиряки-красноярцы всегда отличались завидным оптимизмом, поэтому не хотелось бы заканчивать повествование на слезливой ноте. Обратимся к статистике успешных запусков аппаратов разработки НПО ПМ с космодрома «Байконур» с 1995 по 1999 г. (за «пятилетку», как говорили в старые добрые времена): 1995 — 6КА, 1996 — 4КА, 1997 — запусков не было, 1998 — 1КА, 1999 — 1КА. Только за полгода 2000 г. на орбиту выведены и успешно функционируют 5 наших спутников, и это еще не все!

Вот на этом и основан наш оптимизм: «Несмотря ни на что, в конце туннеля должен быть свет! Свет в конце туннеля — ЕСТЬ!» И кто бы ни стоял у кормила власти, в небе будут летать самолеты, корабли будут бороздить океаны, поезда стучать по рельсам, страна будет задыхаться без развития связи — значит, продукция НПО ПМ будет нужна и будет всегда востребована.

Коллеги по испытаниям

Мы, красноярцы, всегда с огромной теплотой и благодарностью вспоминаем тех, кто трудился и продолжает трудиться с нами бок о бок, кто вместе с нами болеет за каждое изделие и кто вместе с нами радуется нашему очередному успеху — офицеров испытательных управлений и эксплуатирующих частей, людей в «зеленом».

Конечно, для нас, гражданских, пребывание на полигоне при всех невзгодах и трудностях было и остается командировкой, т. е. временным событием и в известной мере даже романтической экзотикой. Мы знаем, что через месяц-другой вернемся в цивилизованный мир, в привычную обстановку и климат, милые глазу пейзажи.

Вам же опять остаются жара и холод, песок и снег, дождь и ветер, каждодневные поездки на мотовозе туда и обратно.

В каждую подготовку, в каждый запуск вы вкладываете часть своего труда и жизни и вместе с нами на равных делите успехи, радости, достижения! Спасибо вам всем за это!

Спасибо вам, B. C. Патрушев, А. М. Войтенко, А. С. Матренин, В. А. Николаенок, А. С. Кириллов, B. C. Беляев, И. Ю. Лучко, В. И. Ярополов, Р. Крутов, Труничев, А. С. Жданко, В. И. Костомясов, Ахикян, В. М. Шемардин, В. Д. Карпенко, Пирожок, А. И. Могила, В. П. Кабицын, А. П. Завалишин, С. А. Кострома, Эсауленко, М. В. Маслянцев, В. И. Демидочкин, А. И. Домахин, В. В. Барыльник, В. А. Графинин, В. И. Ефанов, А. С. Карпинский, Ю. М. Крекотин, В. М. Гречак, Б. И. Васильев, А. С. Сечкин, Ю. А. Мартыновский, В. Т. Чуфистов, В. В. Незнамов, С. И. Куликов, В. Н. Голубничий, Е. М. Шлыченко, В. А. Абрамов, В. Пак, B. C. Разин, С. Г. Малахов, П. П. Цуцоев, Глущенко, Альперович, В. Д. Корчемный, В. И. Лутай, А. М. Чертов, В. И. Куралех, А. А. Опара, Н. Г. Горобец, Н. А. Борисюк, В. Е. Гудилин, В. А. Меньшиков и еще многие, многие другие!

Борис Иванович Посысаев
КОМСОМОЛЬСКАЯ ЮНОСТЬ МОЯ

Родился в ноябре 1939 г. Закончил Военно-морское Нахимовское училище в Риге, военно-морское училище в Кронштадте, Военно-политическую академию им. В. И. Ленина. С 1963 по 1971 г. служил на космодроме Байконур, был секретарем комитета ВЛКСМ службы НИОИР, старшим инструктором, помощником начальника политотдела полигона по комсомольской работе. С 1972 г. выполнял обязанности заместителя командира по политической части Центра спутниковой связи, Центра системы единого времени ВТ МО СССР, инспектора политического отдела ГУКОС, заместителя начальника 1-го управления 2-го Центра командно-измерительного комплекса космических средств. Уволен из армии в 1992 г. Принимает активное участие в работе Совета ветеранов космодрома Байконур, Коллегии Российского Союза офицеров запаса.

Замечательная штука память! Она всегда с тобой, и можно в любой миг оказаться вдруг там и с теми, где в свое время просто жил и работал, а, как оказалось, люди вокруг тебя делали историю. Историю космонавтики. И с годами все больше и больше понимаешь, что тебе здорово повезло. Повезло, что служил на Байконуре, что встречался, общался, работал и дружил с интереснейшими людьми, чьи дарования и интересы поражают, восхищают и по сей день.

«Физики и лирики» — такое сочетание было модно в печати в 60-х гг., но это было действительностью нашей жизни.

Кажется, какая-то необыкновенная среда способствовала выявлению лучших качеств людей: благородный порыв, отсутствие меркантильности, удивительный оптимизм в работе, в жизни. И ни 50° жары, ни песок, скрипящий на зубах и забивающий уши, ни ледяные ветры зимой, ни бытовые трудности не мешали после напряженной работы «физикам» становиться «лириками» — спешить в Народный театр, писать стихи и издавать сборники, готовить передачи на местном телевидении, организовывать КВН, вечера, городские молодежные праздники. Это были не эпизоды, это была наша жизнь. Да, мы были молоды, как и весь город и его обитатели (средний возраст в 60-х гг. на Байконуре был 26,5 лет), но главное, по-моему, что уже тогда каждый ощущал причастность к Великому делу. Успехи нашей космонавтики в то время приковывали внимание всего мира, и это не могло не отразиться на общем подъеме какого-то праздничного настроения. Одним словом, моральный стимул, как бы сегодня ни дискредитировали это понятие, был главным в нашей работе и жизни.

Сейчас мы привыкли говорить, что тогда-то служил на Байконуре, но раньше-то все «темнили». У моей дочери, родившейся в 1966 г., запись в свидетельстве о рождении: место рождения — Казахская ССР, Кзыл-Ординская область, Кармакчинский район, поселок Ленинский. И только посвященные знают, что это Байконур.

Байконур… 3 тысячи зданий, 2 тыс. километров водо- и теплотрасс, 450 километров железных дорог, более 40 стартовых сооружений. За 46 лет существования космодрома подготовлено и осуществлено более двух тысяч запусков ракет-носителей различного назначения. Много в истории Байконура невероятного. Например, строительство 38 километров железной дороги за 3,5 месяца и такой же длины автомобильной дороги, построенной за 5 месяцев.

А сам город в пустыне с аллеями и цветами, парками, кинотеатрами, школами и институтом, выстроенный в кратчайший срок, разве это не удивительно? Об этом многие писали в своих воспоминаниях. Те, кто там жил и работал, и те, кто по долгу службы приезжал, — все отмечали этот удивительный контраст: пустыня, пустыня, сколько видит глаз, и вдруг… телевизионная вышка, а затем здания, улицы, парки и удивительно красивые люди. О том, что много красивых людей на Байконуре, отмечали все: видно, лица были освещены внутренним светом, одухотворенностью.

Служба, конечно, была для нас главным делом. В 60-е гг. в стране было общепринятым мнение, что служба в армии является необходимой ступенью возмужания юношей, их физической и нравственной закалкой. Тогда не «косили», как говорят сегодня, от армии и родители не прятали сыновей от военкомата. Наоборот, они приходили туда сами и просили призвать их сына в армию, чтобы там он быстрей набрался ума-разума, стал взрослее и самостоятельнее. Надо сказать, что во всей службе, во всех частях была налажена Система. В нее входило много составляющих, но главное — «ввод» в самостоятельную работу и молодых выпускников-офицеров, и призываемых на службу в армию солдат и сержантов.

После распределения офицеров по частям, представления командирам и короткой беседы с ними им давалось время на обустройство, 1–2 дня. Затем для прибывших начинался период, который в армии получил название «ввод в строй молодого пополнения». В зависимости от профильных знаний и назначения на должность (иногда это могло и не совпадать) офицеру устанавливалось время, как правило, месяц, на освоение специальности. Для этого к нему прикреплялся офицер, уже имеющий опыт работы на технике. Непосредственные начальники контролировали ход подготовки и качество освоения специальности офицером. По истечении срока специально назначенная комиссия принимала от него зачет и выносила решение: может ли этот офицер самостоятельно работать на технике. И если комиссия решала: «Да, может», тогда командир части издавал приказ о допуске офицера к самостоятельной работе.

Такая форма подготовки солдат, сержантов и офицеров была многократно апробирована во многих частях полигона в 60-е гг., но особое внимание ей придавали в частях 2-го и 1-го научно-испытательных управлений после аварий на стартах. Позже она была внедрена во всех частях Ракетных войск стратегического назначения.

Эта практика утвердилась в войсках не только потому, что давала возможность целенаправленно готовить людей к работе на сложной технике. Она позволяла повысить у военнослужащих ответственность за выполнение своих обязанностей, уменьшить количество выходов из строя техники, сократить число аварий и гибели людей.

Кроме того, практика такой подготовки имела и воспитательное значение. За это время воин-ракетчик не только на практике учился работать на технике, проявлял свой характер, способности, умение общаться с товарищами по службе. В процессе такой учебы он приобретал, видел, понимал, для чего нужна ответственность, внимание, честность при работе на ракетно-космической технике, к чему может привести забывчивость и халатность.

Все это помогало офицеру в его становлении, изучении своей специальности, вхождении в должность и в коллектив, позволяло в короткий срок приобрести необходимее навыки в работе и уверенность в том, что выполняешь все операции так, как надо.

Конечно, пришло это не сразу. Многие годы опытные командиры и политработники, партийные и комсомольские организации применяли разные способы для формирования подразделений, стартовых команд, подготовки в них классных специалистов, мастеров военного дела, мобилизации личного состава на выполнение задач по подготовке и запуску ракет-носителей, космических аппаратов и кораблей.

На полигоне в те годы было принято проводить один раз в квартал День молодого офицера, на который собирались со всех площадок, частей молодые офицеры для обмена опытом освоения новой техники, проведения испытаний, работы по обучению, воспитанию солдат и сержантов. В эти дни проводились встречи с опытными испытателями, учеными, конструкторами, фотографировались на память, организовывались просмотры кинофильмов, концерты художественной самодеятельности, вечера отдыха. В такие дни учились и руководители полигона, управлений и частей. Процесс был обоюдным. Те и другие анализировали свой опыт, корректировали профессиональную подготовку личного состава, динамику процесса испытаний, открывали для себя новые горизонты применения своих сил, а руководители замечали тех, кому необходимо было быстрее помочь в становлении и выдвижении на вышестоящие должности.

Такие дни учебы проводились с офицерами разных специальностей, в том числе и офицерами, избранными на штатные должности комсомольских работников.

Многие помнят и знают, как учил и воспитывал подчиненных командир войсковой части 44083 полковник Ю. Л. Львов, как он заботился о росте командиров и начальников, как сам подбирал комсомольский актив в боевые расчеты, какой построил солдатский городок на 71-й площадке и внедрил в нем настоящий воинский порядок. Он был строг к подчиненным, но всегда заботился о них, был внимателен к их нуждам.

Личный состав других частей по-хорошему завидовал этому коллективу, потому что здесь и заботились о выдвижении офицеров на вышестоящие должности, и раньше других стали давать диетчикам натуральное молоко от выращенных в части коров. Был построен один из первых на полигоне плавательный бассейн.

А когда Юрия Львовича назначили на должность заместителя начальника штаба полигона, то и здесь он проявил незаурядные способности блестящего организатора и офицера высокой штабной культуры. Это он был в конце 60 — начале 70-х гг. цензором на полигоне. Вместе с начальником штаба полигона генерал-майором В. Г. Дашкевичем он добился упрощения разрешительных процедур для въезда в Ленинск близким и родственникам офицеров, проходивших здесь службу, для публикаций о нашей жизни в центральных газетах и на местном телевидении. Это он, полковник Ю. Л. Львов, организовал туристические, водные походы на катерах по Аральскому морю и реке Иртыш. Это он доставил на космодром речной прогулочный катер типа «Москвич» — подарок Главкома РВСН В. Ф. Толубко и организовал круизы на нем семей офицеров по Сырдарье. Какие это были прогулки! Он не раз помогал организовать поездки детей в Звездный городок, Днепропетровск, Алма-Ату и другие места.

А сколько сил отдали своей воинской части 44150 командир полковник В. К. Железняков и его заместитель по политической части майор А. М. Чумаков на формирование и сплочение коллективов боевых расчетов, подготовку и осуществление боевых пусков ракет.

Весь армейский уклад жизни в этой части соответствовал требованиям воинских уставов. А целеустремленная политико-воспитательная работа, в которой активно участвовали партийные и комсомольские организации, создавала деловую активность, поднимала дух личного состава, мобилизовывала людей на выполнение ответственных задач.

По инициативе А. М. Чумакова и при поддержке командира полка, начальника отдела кадров полигона К. И. Рыбакова, позже В. И. Сорокина была внедрена программа подготовки офицеров для учебы в военных академиях, что положительно сказалось на повышении уровня профессиональной подготовки испытателей и личной дисциплины, особенно младших офицеров.

Именно поэтому командование полигона несколько раз проводило здесь показательные занятия для различных категорий офицерского состава опытно-испытательных частей и научно-исследовательских управлений, а в 1963 г. прошло учение руководящего состава РВСН по вопросу тылового обеспечения личного состава части в период выполнения боевых пусков ракет.

И думаю не случайно, что именно здесь, в этой части, был написан раздел Боевого устава РВСН «Обязанности заместителя командира полка по политической части». Написал эти обязанности майор Александр Михайлович Чумаков.

Все, кто служил на полигоне в 50–70 гг., знают Виктора Ивановича Сорокина. Многие годы он был начальником отдела кадров. Испытатели, командиры, политработники помнят, с каким вниманием и заботой относился он к молодым офицерам.

В. И. Сорокин, тогда молодой лейтенант, одним из первых прибыл на полигон из Капустина Яра в июне 1955 г. И когда через две недели была создана первая комсомольская организация на полигоне, товарищи по службе избрали его секретарем бюро ВЛКСМ.

Пройдя в те годы нелегкую школу службы и комсомольской работы, Виктор Иванович хорошо знал, что необходимо для того, чтобы молодой офицер стал испытателем высокого класса, видел перспективу в своей службе, приобрел навыки научно-испытательной или командирской работы на полигоне.

Тысячи и тысячи офицеров благодаря четкой работе отдела кадров получали очередные воинские звания, награждались за испытания государственными наградами, назначались на вышестоящие должности, отбирались и направлялись на учебу в военные училища, академии, институты. Сотни из них в дальнейшей службе стали видными военачальниками, генералами. В. И. Сорокин вместе с командованием полигона так организовал работу по подбору, обучению и расстановке офицерских кадров в испытательных частях и управлениях, что этот опыт работы был широко внедрен в частях Ракетных войск стратегического назначения и в научно-исследовательских учреждениях Министерства обороны СССР, а сам Виктор Иванович для продолжения этой работы был переведен по службе в управление кадров РВСН.

Ежедневно встречаясь с испытателями, командирами, политработниками, он внимательно выслушивал вопросы и просьбы офицеров, принимал меры по их решению. Конечно, были недовольные и те, кто вел себя нетактично, провоцировал на подобное поведение. Но полковник В. И. Сорокин всегда был сдержан, корректен, доброжелателен, логично убеждал офицера принять то или другое предложение. Его колоритная внешность, обаяние, разносторонние знания, способность быстро найти контакт с собеседником, уважительное отношение к людям, умение убедить человека, а главное — государственный подход к решению задач испытаний ракетно-космической техники вызывали у испытателей доверие и уважение к нему.

Виктор Иванович всегда гордился службой на космодроме и отдавал ей все свои силы. Этому в немалой степени помогала жена Валентина Ивановна, которая, как и многие жены офицеров, вслед за мужем приехала на полигон и несколько лет работала в первой столовой военторга, организуя питание испытателей и строителей, и их очаровательная дочь Маргарита, которая дарила радость и счастье родителям.

Память снова возвращает меня к городу, его облику.

На местном телевидении был цикл передач «Мы росли от палатки до города», в которых рассказывалось об исторических уже тогда вехах развития города, о людях, которые начинали строить Байконур. Много было героических, трогательных, смешных историй. Действительно, практически на глазах одного поколения вырос замечательный город. И почти каждый был участником его истории.

Одни строили и запускали ракеты, спутники и космические корабли, другие обеспечивали город и сооружения водой, теплом, электроэнергией, доставляли почту, грузы, продукты на автомобилях, самолетах, железнодорожным транспортом, пекли хлеб, организовывали торговлю, пошив и ремонт одежды, обуви, бытовой техники, досуг и спорт, учили детей и взрослых, заботились о здоровье испытателей и их семей.

Всего в 1957–1964 гг. на полигоне было высажено 250 тыс. саженцев деревьев, 380 тыс. кустарников и 4 тыс. саженцев фруктовых деревьев. А инициаторами зеленых насаждений были первый главком РВСН маршал артиллерии М. И. Неделин и первый начальник полигона генерал-лейтенант А. И. Нестеренко. Так вот, фруктовый сад был заложен в 1962–1963 гг. на территории передающего центра. Как ухаживали за ним воины-связисты, как пестовали они каждую яблоньку, абрикос и сливу! А когда испытатели ехали мотовозом на площадки и обратно, то взглядом из окна вагона встречались с этим замечательным зеленым островком и надеялись увидеть и попробовать плоды с этих деревьев. Саду трудно в пустыне. К середине 80-х гг. три четверти посадок погибло. Но память о первом саде на космодроме осталась. Среди выращенных деревьев не было березы, символа нашей России, самого распространенного дерева средней полосы, той самой березки, которая радует сердце. Уж как хотелось байконурцам видеть березу, многие о ней тосковали на полигоне. Но не хотела она расти в Кызылкумах.

И вот комсомольцы решили исправить природную несправедливость. В июне 1963 г. в нашем поселке Ленинский открывалось самое первое кафе. Молодежное кафе. Стали придумывать ему название. И все сошлись в едином мнении: назвать кафе «Березка». На входе в кафе нарисовали березки (наши художники постарались, они получились как живые). Избрали совет кафе. Оно стало работать на общественных началах. Это было единственное место на 10-й площадке, где официально можно было выпить вина (в городе был «сухой» закон, но в воинских частях было море технического спирта), но только на организованном вечере, на свадьбе, по заявке командира части и только после разрешительной резолюции на ней работника политотдела и начальника военторга.

8 июня 1963 г. состоялось торжественное открытие той незабываемой для нас «Березки». Я там не был. Но мои товарищи по комсомолу Юра Козлов, Володя Чиковани, Саша Любимов, заведующая кафе Зоя Георгиевна Егорова не раз вспоминали об этом событии, о том, как вручали молодоженам ключи от квартиры, какие произносили тосты, читали стихи и пели песни.

До 1969 г. это кафе, как и Дом офицеров, действительно были центром досуга молодых офицеров, хотя в городе уже проводились вечера в пельменной, в столовой «Дружба», в кафе «Луна», в ресторане «Центральный».

Я сам несколько раз организовывал здесь вечера отдыха, неоднократно меня приглашали на молодежные вечера товарищи по службе и комсомольской работе.

По инициативе комитета ВЛКСМ в/ч 33797 (секретарь старший лейтенант Эдуард Габуния) здесь не раз проводились вечера, которые надолго запомнили молодые офицеры: «Мы гордимся тобой, Звездоград молодой», «Быть достойным наследником Октября». Причем в вечерах офицеров этой части всегда принимали участие командир полка А. Г. Гусеница, позже А. Л. Ревзин, его заместитель по политической части подполковник Н. А. Алексеенко, В. М. Довгаленко. На семейные вечера секретарей комитетов ВЛКСМ частей и помощников начальников политических отделов управлений по комсомольской работе всегда приходили с женами начальник полигона генерал-майор А. А. Курушин, начальники политического отдела полигона М. И. Дружинин, А. Д. Воинов, начальники политических отделов управлений полковники Б. И. Кузнеченков, В. А. Борзенков, М. Т. Непогодин. М. И. Кузнецкий, В. А. Тужиков, В. И. Матвиевский, Л. Д. Кайдалов, Н. В. Шитов, В. М. Бородин.

На таких вечерах лучше узнавали друг друга, люди раскрывались по-новому, часто открывались новые способности и таланты, поднималось настроение, таял лед начальственной неприступности, более непринужденными становились отношения.

Как это все было важно в нашей жизни и службе тогда!

Я много лет работал в комсомоле. Мне дороги эти воспоминания. Это были годы, когда практически вся молодежь была в комсомоле, а на полигоне в 60-70-е гг. 80 процентов всех, кто жил, работал и учился, были комсомольцами. И слова «патриотизм» или «комсомольский почин» не стыдно было произносить. И действительно, молодые гордились, когда вступали в комсомол и партию.

А нам, комсомольским работникам и активистам, работать было интересно, и часто приходило чувство радости, особенно когда удавалось что-то организовать или сделать так, чтобы люди потом с удовлетворением вспоминали об этом.

В каждой комсомольской организации подразделения и части полигона для планирования работы и руководства делами молодежи на один год избирались бюро (3–7 человек) и комитет ВЛКСМ (11–15 человек), которые возглавляли самые авторитетные и активные, самые грамотные и опытные в испытательных работах солдаты, сержанты и офицеры. Наряду с задачами по оказанию помощи командирам в испытательных и пусковых работах, в поддержании повседневного порядка, воинской дисциплины и в службе войск члены комсомольских бюро и комитетов организовывали в редкие свободные часы и выходные дни досуг воинов, концерты художественной самодеятельности, были инициаторами проведения спортивных соревнований, тематических литературных и музыкальных вечеров, читательских и технических конференций, создавали клубы по интересам, проводили занятия в спортивных секциях, различных кружках в подшефных школах города, вели переписку с газетами, райкомами и горкомами комсомола, откуда были призваны для службы в армии воины, с их родителями, рассказывая им об успехах сына в службе, принимали участие в обсуждении итогов соревнования и поощрении их победителей, а также тех, кто добился высоких показателей в боевой и политической подготовке.

При помощи офицеров комсомольские бюро организовывали занятия с солдатами и сержантами для подготовки желающих сдать экстерном экзамены на аттестат зрелости в вечерней школе на 10-й площадке, а также для тех, кто хотел поступить в институт после службы в армии.

И там, где комсомольские активисты настойчиво, целеустремленно и энергично участвовали в этой работе, в таких организациях были сплоченнее коллективы, лучше шли дела в испытаниях техники, меньше было грубых нарушений воинской дисциплины, с большей эффективностью комсомольцы выполняли свои служебные обязанности.

Руководители космодрома стремились оказывать комсомолу поддержку, внимание и заботу, учили комсомольских активистов приемам воспитательной и организаторской работы, приглашали помощников по комсомолу и секретарей комитетов ВЛКСМ на совещания начальствующего состава по всем важнейшим вопросам жизни полигона, участвовали в работе комсомольских собраний, выступали перед воинами.

И даже сегодня, спустя многие годы после службы на космодроме, на наших ежегодных встречах в ЦДСА ветераны, увидев меня, тепло говорят: «А вот и наш комсомол!», подчеркивая тем самым не только память о своей молодости, службе на Байконуре, но и свою причастность к комсомолу, к комсомольским делам, признание заметной роли комсомольских организаций, воинов-комсомольцев подразделений и частей полигона в испытаниях ракетной техники, в освоении космического пространства.

Я с благодарностью вспоминаю политотдельцев — В. И. Тексина, С. Н. Порошина, М. Т. Суркова, А. П. Мишенина, Н. И. Фатикова, С. М. Григорьева, Н. Н. Сиренко, А. М. Капустина, В. П. Дорохова, М. С. Плетушкова, К. И. Девятовского, Г. П. Волкова, Л. Д. Рогачевского, В. И. Трухина, Н. А. Тарумову, В. П. Хробостова, которые не только помогали в работе, но и принимали живое участие в решении тех или иных вопросов моей службы.

Хочу сказать, что считал тогда и не изменил своего мнения сегодня, что политический отдел полигона в те годы был аккумулятором идей, начинаний, предложений, которые после анализа внедрялись и воплощались в работе и жизни испытателей, жителей города. Люди знали и верили, что после обращения в политотдел вопросы будут обязательно решены. Этому способствовала атмосфера справедливости, принципиальности и ответственности, товарищеской поддержки в самом политотделе, а главное — убежденности каждого работника в необходимости всегда помогать конкретному человеку.

Политический отдел полигона постоянно поддерживал полезные инициативы комсомольских организаций: «Эстафета боевой славы», Ленинский зачет, соревнование в честь славных дат в жизни страны и комсомола и др. Конечно, много здесь было формального. Но сколько было инициативы, интересных начинаний!

Несколько слов об одном таком комсомольском почине.

Испытания новой ракетно-космической техники всегда проводились совместными усилиями специалистов космодрома, завода-изготовителя и конструкторского бюро. Но расчет испытаний был един. Работы проводились в строгом соответствии с технологическим графиком, который утверждался Государственной и рабочей комиссиями. В ходе испытаний, как правило, было полное взаимопонимание между военными и заводскими специалистами. (Недоразумения, а иногда и непримиримые споры возникали лишь в случае аварийного запуска, когда надо было выяснить причину неудачи.)

В ходе таких испытаний возникали предложения ускорить процесс специальных работ, надежно отрабатывать для эксплуатационных расчетов технологию подготовки ракеты и космического аппарата к запуску.

Эти предложения обретали форму комсомольского шефства над новой техникой и всегда получали поддержку у Главного конструктора, его постоянных представителей на космодроме, руководства управления и полигона. Кстати, многие главные конструкторы космической техники, видные ученые космонавтики в молодые годы начинали свой путь в науке с должности секретаря комсомольской организации. В разные годы ими были в НИИ-88 будущие академики Н. И. Леонтьев, М. Ф. Решетнев, В. П. Макеев. Во время учебы в МАИ секретарем комсомольской организации был и М. К. Янгель.

Так было во 2-м управлении, когда в ходе испытаний ракетных комплексов Р-36 и 36М такое шефство организовали и проводили комсомольцы под руководством Главного конструктора этих изделий М. К. Янгеля и начальников управления полковников А. А. Курушина и А. С. Матренина.

В те годы секретарем комитета ВЛКСМ завода «Южмаш» был Л. Д. Кучма, являющийся сегодня Президентом Украины, секретарями комсомольских организаций цехов завода «Южмаш» в Днепропетровске — Григорий Воробьев, Юрий Дымковец, секретарями комитета ВЛКСМ в/ч 14332 на 43-й площадке — лейтенанты Анатолий Усов, Иван Радченко, а помощниками начальника политотдела 2-го управления по комсомольской работе — старшие лейтенанты Герман Шувалов и Виктор Конивец.

Аналогичное сотрудничество было организовано в 1968–1969 гг. между комсомольскими организациями 1-го управления полигона, КБ завода «Прогресс» в Куйбышеве (секретари комитетов ВЛКСМ Алексей Сочивко, Александр Харитонов), ЦКБЭМ МОМ (секретарь комитета ВЛКСМ Александр Богданов), секретари комитета ВЛКСМ в/ч 25741 старшие лейтенанты Николай Брылев, Анатолий Мальков, помощник начальника политического отдела 1-го управления по комсомольской работе капитан Вячеслав Степанов.

Об опыте совместной комсомольско-молодежной работы не раз вспоминали добрым словом разработчики новой техники и ветераны-испытатели. Именно в такой испытательной работе внимательно относились к каждому предложению, направленному на качество испытаний, поддерживали смекалистых, пытливых, опытных молодых специалистов, давали дорогу самостоятельным, настойчивым, быстро выдвигали способных по служебной лестнице, награждали орденами, подарками, денежными премиями.

В начале 60-х гг. многие знали на полигоне офицера-комсомольца Виталия Колосова, который являлся не только участником запусков всех «Востоков», смог овладеть пятью смежными специальностями, но и внес много интересных рационализаторских предложений для улучшения качества испытаний ракет-носителей. Его имя было занесено в Книгу почета ЦК ВЛКСМ в 1963 г.

Мой друг старший лейтенант Александр Аврамчик за высокие профессиональные знания был назначен на должность начальника лаборатории отдела спецтоплив службы НИОИР (должность эта соответствовала тогда категории «подполковник»), И таких молодых офицеров было много.

Для непосвященных запуск ракет ассоциируется с торжественным голосом диктора, и мало кому приходит в голову, сколько возникает трудных, опасных, а иногда и трагических ситуаций при подготовке ракет к запуску.

Кто служил в те годы на полигоне, знает о патриотических поступках воинов-комсомольцев, которые в экстремальных ситуациях спасали жизни товарищей и дорогостоящее оборудование, предотвращали серьезные аварии.

В июне 1962 г. в в/ч 14332 (командир полковник А. А. Кабанов) во время проведения заключительных операций по подготовке ракеты к пуску на стартовом комплексе возник пожар. В это время на 20-метровой высоте работал личный состав, обслуживающий технику. В такой ситуации промедление могло привести к взрыву, гибели людей и выводу из строя боевого объекта. Комсомолец рядовой Зиниф Закирьянов не растерялся, быстро включил агрегат пожаротушения и, несмотря на опасность, вступил в борьбу с огнем. В результате его смелых и решительных действий жизнь людей и дорогостоящая техника были спасены.

Ликвидировал пожар 27 декабря 1963 г. в шахтной установке и сержант Николай Шишов.

В суровую зиму 1965 г. секретарь комсомольской организации эксплуатационно-технической роты в/ч 44108, где командиром был полковник Н. П. Сисин, сержант Александр Васильев в сложной и опасной для жизни обстановке в течение 40 минут устранял неисправность внутри парового котла и предотвратил выход из строя котельной 95-й площадки, подающей тепло во все жилые здания и монтажно-испытательный корпус, что обеспечило полное выполнение задач по испытанию новой техники.

Комсомолец сержант В. Ф. Зикунов из в/ч 44150 (командир полковник В. К. Железняков) не только проявил выдержку и решительность, когда возникла аварийная ситуация на одном из агрегатов стартового оборудования при подготовке к пуску в 1966 г., но и сумел за несколько минут до старта устранить неисправность, чем обеспечил успешный запуск.

Во время предстартовых испытаний космической станции «Луна-16» (эта станция обеспечила доставку лунного грунта на землю 24 сентября 1970 г.) в барокамере возникла аварийная ситуация: пропало напряжение, выключились электродвигатели насосов, откачивающих воздух. 10 секунд промедления — и лунный объект был бы залит маслом и выведен из строя. Комсомолец ефрейтор Андреев (2-я группа в/ч 33797) в темноте, на ощупь нашел вентили, перекрыл подачу масла и предотвратил выход из строя станции.

Комсомольцы из в/ч 25741 старшие лейтенанты В. В. Подболотов, Г. М. Касаткин, сержанты Виктор Рублев, Александр Теплов, младший сержант Валерий Гаврюшенко, ефрейтор Александр Горин в разные годы при подготовке различных космических кораблей и аппаратов к запускам на гагаринском старте обнаруживали в них неисправности и своевременно принимали меры по их устранению.

О таких случаях всегда рассказывалось в передачах по местному радио (на площадках), выпускались боевые листки, стартовки, листовки в местной типографии, сообщалось родителям воина в благодарственном письме командира части. Такие примеры широко пропагандировались в частях космодрома, и опыт этих воинов сразу внедрялся в практику испытаний и полигонной службы.

Комсомольцы и молодежь космодрома не раз предлагали своим командирам установить памятные обелиски на площадках и в городе, связанные с событиями и достижениями в развитии ракетно-космической техники. Но ссылки на секретность долго не позволяли осуществить задуманное. И только при посещении космодрома в 1966 г. Президентом Франции де Голлем, когда на въезде в город появился указатель «Звездоград» (заметьте: не «Байконур», не «Ленинск»), жители стали громче говорить о символах города, об обелисках, о создании музея. Эти разговоры комсомольские работники и даже некоторые политотдельцы иногда «потихоньку» сообщали журналистам, приезжавшим на космодром на запуски космонавтов, а те в своих материалах с космодрома Байконур, как бы между прочим, писали о наших желаниях, мечтах, просьбах. Это были Александр Петрович Романов (ТАСС), Николай Николаевич Денисов («Правда»), Василий Михайлович Песков и Ярослав Кириллович Голованов («Комсомольская правда»), Николай Андреевич Мельников и Михаил Федорович Ребров («Красная Звезда»), Георгий Николаевич Остроумов («Известия»), Юрий Александрович Летунов (радио, телевидение).

После таких публикаций количество подобных предложений стало заметно расти и руководители полигона генерал-майоры А. А. Курушин, М. И. Дружинин, А. Д. Воинов не только стали одобрять эту инициативу снизу, но и сами предлагали провести конкурсы на лучший проект. А организаторами таких конкурсов, как правило, выступали комитеты и бюро ВЛКСМ частей и подразделений.

На одном из первых таких конкурсов был выбран и в мае 1965 г. установлен на 1-й площадке обелиск в честь запуска первого в мире искусственного спутника Земли. Автором его был (тогда молодой офицер, старший лейтенант) Евгений Корнилов. Плиту гравировали в Ташкенте. Ответственным за это был назначен заместитель начальника 5-й группы по политической части в/ч 25741 майор Фуат Муфтахович Ахкамов. Он же эту плиту доставил на площадку и лично руководил ее установкой на обелиске. Обелиск получился на славу. Рядом со стартовой площадкой. Стоишь ли рядом с ним или проходишь мимо, с гордостью думаешь о том, что именно здесь начался штурм космоса. Сколько замечательных встреч прошло у этого обелиска, замечательных встреч, скольким байконурцам вручены здесь комсомольские и партийные билеты, сколько тысяч разных людей побывало у этой космической святыни!

Сейчас на полигоне много памятников, обелисков и памятных знаков. И это хорошо. Но до сих пор нет буклета с рассказом о том, кто является их автором, когда и по какому случаю они установлены. Жаль, если со временем люди не смогут узнать об этом.

Но продолжим разговор о памятниках.

В апреле 1970 г. на Байконуре был установлен памятник Владимиру Ильичу Ленину к 100-летию со дня его рождения. На его создание было выделено 120 тыс. рублей. Но уже в марте 1969 г. стало ясно, что общая стоимость всех затрат составит сумму около 160 тыс. рублей. Тогда это была значительная сумма. Где взять деньги? Главнокомандующий Ракетными войсками Маршал Советского Союза Н. И. Крылов отказал в выделении дополнительных средств, Министерство обороны тоже не нашло нужной суммы. Руководители полигона тактично намекали о выделении недостающей для этого дела суммы первому секретарю ЦК Компартии Казахстана Д. А. Кунаеву. Но никто их нам выделить не мог.

Наступила напряженная ситуация. Начальник управления капитального строительства полигона полковник П. П. Свотин зашел однажды в комсомольское отделение политотдела, рассказал нам об этом и попросил подумать о том, как мы могли бы помочь в решении этого вопроса. Вот тогда и возникла мысль обратиться с просьбой в Центральный Комитет Всесоюзного Ленинского коммунистического союза молодежи о выделении нам недостающей суммы.

В конце мая 1969 г. космодром впервые посетила группа членов Бюро ЦК ВЛКСМ: Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Е. М. Тяжельников, Борис Пастухов — секретарь ЦК ВЛКСМ, У. Джанибеков — первый секретарь ЦК ЛКСМ Казахстана, Борис Рогатин — заведующий отделом ЦК ВЛКСМ по спортивной и оборонно-массовой работе, Олег Зинченко — помощник начальника Главного политического управления СА и ВМФ по комсомольской работе. С ними приехали Аблай Айдосов — первый секретарь Кзыл-Ординского обкома ЛКСМ Казахстана, майор Игорь Куринной — помощник начальника политуправления РВСН по комсомольской работе, подполковник Виталий Кажарский — спецкор газеты «Красная звезда» по Ракетным войскам, член ЦК ВЛКСМ, Виктор Трофимов — заведующий сектором ЦК ВЛКСМ по Казахстану.

К встрече гостей готовились тщательно. Был составлен план посещения ими объектов и встреч с руководством и молодежью полигона. Показом ракетно-космической техники руководили первый заместитель начальника полигона генерал-майор А. М. Войтенко, начальник штаба полигона генерал-майор В. Г. Дашкевич, заместитель начальника полигона по научно-исследовательским и опытноиспытательным работам полковник В. А. Николаенок, начальники управлений полковники B. C. Патрушев, П. С. Батурин, Е. Г. Моисеев. Организацией встреч было поручено заниматься заместителю начальника политотдела полигона полковнику С. Н. Порошину и работникам комсомольского отделения политотдела. Мы стремились, чтобы встречи были деловыми, без помпезности, чтобы наши гости поняли, что люди на полигоне не просто солдаты, сержанты и офицеры, а испытатели, которые должны уметь на «Вы» обращаться с техникой, быстро анализировать ситуацию. Нам хотелось, чтобы ЦК ВЛКСМ принял участие в комплектовании частей и управлений космодрома Байконур именно такими людьми, чтобы в специальном подборе их для службы на полигоне конкретную работу проводили республиканские ЦК и обкомы комсомола вместе с военкоматами. Мы хотели, чтобы каждая республика по согласованию с нами построила на Байконуре какой-то объект. Например, Дворец молодежи, молодежный театр, красивый фонтан, музей космодрома, ледовый дворец, детскую железную дорогу, Всемирную библиотеку космоса и др. И при патронаже ЦК ВЛКСМ они помогли бы нам в их финансировании и организации в них интересных мероприятий, в регулярном проведении на Байконуре дней советских республик, в направлении сюда ветеранов войны и труда, известных спортсменов, артистов, творческих коллективов и концертных бригад. К сожалению, осуществить задуманное в то время не удалось.

За два дня, в жару, с раннего утра до позднего вечера наши гости побывали на многих стартовых и технических позициях полигона, осмотрели современнейшие ракетно-космические комплексы на 132, 92, 97, 81, 31, I, 71, 112, 110, 2-Б, 2-й площадках, присутствовали на запуске космического объекта, встречались с личным составом боевого расчета запуска, с комсомольскими активистами, обедали в офицерской столовой и были в солдатской чайной на 71-й площадке, посетили музей и мемориальные домики С. П. Королева и Ю. А. Гагарина, среднюю школу № 178 им. С. П. Королева, солдатский бассейн, детский сад, стадион, выставку работ фотолюбителей, музыкальную школу, казарму, клуб. Об этом свидетельствуют и фотографии.

По словам руководителей Центрального Комитета Ленинского комсомола, все увиденное произвело на них огромное впечатление. Ничего подобного никто из них раньше не видел. Они не предполагали даже, что наш полигон занимает такие просторы, что здесь созданы и работают для науки, на благо людей, для обороны страны такие уникальные технические системы по подготовке, запуску и управлению космических кораблей и аппаратов, а выполняют такие сложные, во многом уникальные задачи молодые люди.

Обо всем этом они говорили на встрече с комсомольским активом полигона, где вручили большой группе активистов награды ЦК ВЛКСМ (Почетные грамоты и знак «Воинская доблесть») за успехи в воинской службе и большой личный вклад в работу по выполнению ракетно-космических программ.

И когда мы в разговоре с Е. М. Тяжельниковым как бы вскользь заметили, что возникли денежные трудности при создании памятника В. И. Ленину в городе, Евгений Михайлович тут же сказал, что ЦК комсомола поможет, найдет 35 тыс. рублей для такого святого дела. Вскоре было написано письмо на его имя, а через 2–3 месяца через Кзыл-Ординский обком комсомола на наш счет были перечислены деньги.

Так ЦК ВЛКСМ принял участие в создании памятника В. И. Ленину в городе Ленинск.

Внимательно относились к неожиданно возникавшим на космодроме вопросам комсомольской жизни и оперативно помогали их решать первые секретари ЦК ЛКСМ Казахстана У. Джанибеков, З. Камалиденов, работники ЦК комсомола И. И. Зарубин, В. Токмань, Г. Львов, А. Семенченко, А. Царев, А. Акпаев, редактор республиканской молодежной газеты «Ленинская смена» В. В. Энголи, обозреватель газеты «Комсомольская правда» Я. К. Голованов, помощники начальника по комсомольской работе: ГлавПУРа — О. Зинченко, РВСН — В. Халипов, В. Кажарский, И. Куринной, В. Костин, В. Чибисов, В. Путилин, САВО — Б. Логинов, А. Голосов, секретари обкома ВЛКСМ Казахстана — А. Айдосов, Г. Митрофаненко, В. Хабибулин, Г. Золотарев и др.

Я хорошо знаю историю создания памятника Юрию Гагарину.

В 1982 г. полигон приказом министра обороны был переподчинен ГУКОС. Для оценки политико-морального состояния личного состава, воинской дисциплины и объектов полигона, принятия решения о приеме-передаче их была создана комиссия во главе с генерал-майором Е. И. Панченко. От политотдела в/ч 08340 в эту группу был назначен и я. В мае в течение двух недель мы объехали почти все площадки полигона, облетели все базы падения и измерительные пункты, присутствовали 13 мая на запуске космического корабля «Союз-Т-5», экипаж которого состоял из командира Анатолия Березового и бортинженера Валентина Лебедева. По нашей оценке, состояние полигона, объем и качество поставленных задач в полной мере отвечали требованиям приказов министра обороны и постановлений ЦК КПСС и Советского правительства. Мне лично было приятно и радостно вновь участвовать в делах, осуществляемых коллективом космодрома, но уже в новом качестве — инспектора политотдела в/ч 08340 по организационно-партийной работе.

Уже перед отлетом в Москву, когда наша группа обедала в столовой «0» квартала, возник разговор о памятниках и обелисках полигона. Начальник полигона генерал-лейтенант Ю. Н. Сергунин и начальник политотдела генерал-майор В. Т. Паршиков много сделали по их установке на Байконуре. Но когда Г. С. Титов задал им вопрос, почему на полигоне до сих пор нет памятника Ю. А. Гагарину, ответили, что бюст ему установлен на 2-й площадке, что такой памятник должны сделать именитые скульпторы, что сегодня для этого нет денег.

И вот однажды, осенью 1983 г., когда я был на полигоне, мой старый друг полковник А. В. Усов (в то время командир в/ч 14315) приглашает посмотреть жизнь и быт солдат передающего центра. Выбрал время, поехали с ним на передающий центр. Быт солдат, питание их были организованы отменно. В этом подразделении умело вели подсобное хозяйство, где было больше трех десятков поросят, выращивали свежую зелень.

После осмотра казармы, учебного класса, мест дежурства А. В. Усов ведет в небольшой спортивный зал. Там в лесах стояла 4-метровая фигура. Смотрю вверх. Да это же Ю. А. Гагарин! Какие молодцы В. Т. Паршиков, Ю. Н. Сергунин, Г. К. Кудряшов, В. Ф. Шаповалов. Это они смогли сделать так, чтобы на Байконуре появился памятник первому космонавту Земли. А изваял его младший сержант Олег Песоцкий.

Он закончил институт в Новосибирске и был призван для службы в армии на Байконур. А когда узнал о том, что в городе собираются своими силами создать памятник Ю. А. Гагарину, предложил комсомольскому бюро, командирам направить его для участия в этой работе. Показал наброски своих вариантов. Их одобрили. Создали ему условия для работы. Куратором этого проекта стал лектор политического отдела полигона подполковник В. Ф. Шаповалов. Он и А. В. Усов помогли О. Песоцкому достать и привезти глину, гипс, мрамор, выделили помощников. Сроки создания памятника были жесткими.

12 апреля 1984 г. памятник должен быть открыт. Когда Герман Степанович Титов увидел памятник и убедился, что проект может стать реальностью, он много сделал для того, чтобы памятник был открыт вовремя. А в день рождения Ю. А. Гагарина, 9 марта 1984 г., он вместе с начальником полигона генерал-лейтенантом Ю. А. Жуковым и полковником Б. С. Чекуновым ездил в г. Гагарин поздравлять мать Ю. А. Гагарина Анну Тимофеевну и подарил ей альбом с фотографиями Ю. А. Гагарина, которые были сделаны в разные годы на космодроме. В альбоме была и фотография памятника Ю. А. Гагарину на Байконуре. Со слов Б. С. Чекунова знаю, что Анне Тимофеевне памятник понравился. Она долго смотрела на фотографию и заметила, что сын похож.

О. Песоцкий уволился из армии в конце 1983 г. На открытие памятника командование полигона и руководство города нашли деньги и пригласили его приехать из Новосибирска. Тогда он рассказал, что живет трудно, работы постоянной нет, все как-то не может устроиться после службы в армии. Узнав об этом, мы с полковником Г. К. Кудряшовым обратились в Федерацию космонавтики СССР с просьбой наградить Олега Песоцкого юбилейной медалью Ю. А. Гагарина. А когда эту медаль и удостоверение к ней получили, написали официальное письмо на имя первого секретаря Новосибирского горкома КПСС с просьбой пригласить в горком партии и побеседовать с автором памятника Ю. А. Гагарину на Байконуре и от имени Федерации космонавтики СССР вручить ему медаль «50 лет Ю. А. Гагарину», а также книгу «Отсюда дороги к планетам легли» с дарственной надписью авторов — И. Г. Борисенко и А. П. Романова. В этой книге уже была фотография памятника.

Такая встреча и вручение состоялись в горкоме партии. Было много людей, больше незнакомых. Было много поздравлений. Этого Олег никак не ожидал, даже растерялся от такого внимания. Об этом писали городские газеты. А главное — встреча помогла О. Песоцкому заняться любимым делом. Ему предложили интересную работу. Он стал руководить студией в городском Дворце пионеров, учить детей тому, что умеет хорошо делать сам.

С созданием памятника Ю. А. Гагарину на Байконуре были и курьезы. Дело в том, чтобы установить памятник известному в нашей стране человеку, оказывается, надо иметь разрешение, которое дает художественный совет Союза архитекторов. Ссылаясь на такую установившуюся практику, первый заместитель Председателя Федерации космонавтики СССР, бывший спортивный комиссар ДОСААФ, регистрировавший рекорды космонавтов СССР, Иван Григорьевич Борисенко многих уговаривал на Байконуре и в Москве представить проект в этот Союз на утверждение, не устанавливать памятник Ю. А. Гагарину подпольно, без ведома художественного совета Союза архитекторов. Однако, боясь волокиты, создали памятник сами, без оглядки на авторитеты, без утверждений. Теперь бы сохранить в первозданном виде все эти памятники на Байконуре. Оставить память людям не только о подвиге Ю. Гагарина, но и о тех, кто создавал и испытывал ракеты, космические аппараты и корабли, кто отправлял космонавтов в полет.

На память приходят эпизоды, связанные с работой в комсомоле, когда инициатива молодых солдат и офицеров позволяла обустраивать наш быт, организовывать досуг, выращивать в степи дыни, арбузы, виноград, помидоры, огурцы и другое. Когда меня избрали секретарем комитета ВЛКСМ службы научно-исследовательских и опытно-испытательных работ, сокращенно НИОИР (тогда начальником службы был полковник М. Ф. Журавлев, а секретарем парткома майор П. В. Беляев), я стал знакомиться с ребятами в первичных организациях отделов, рот. Прихожу однажды к баллистикам, комсомольцам 9-го отдела, а мне говорят (это был Саша Корнилов, служащий Советской Армии, в будущем один из первых артистов нашего космодромного Народного театра, один из известных наших поэтов, директор телестудии Ленинска в 1976–1981 гг., руководитель экспедиции на полигоне от Загорского НИИ Химмаш): «Если хочешь, чтобы мы тебя поддерживали, шли за тобой, организуй драматический коллектив, сам выбери себе роль в пьесе, стань актером». Я говорю: «Не могу. Не умею я играть на сцене». А мне отвечают: «Сможешь. Будешь. Попробуй».

Мне поддержка or ребят была необходима, потому из-за страха провалить дело все-таки вынужден был принять их предложение. Стал ходить на репетиции, договариваться о помещении, о реквизите для спектакля. Первый спектакль «Гибель Алмазова», где я играл революционного матроса, мы поставили на сцене Дома офицеров к 7 ноября 1963 г. Сыграли его 4–5 раз. Следующий спектакль Т. и Ф. Гехт «Погоня за счастьем» мы поставили в январе 1964 г. и сыграли его более 20 раз. В нем участвовало 17 человек. Нашлась роль и для моей жены Тамары. Ездили по площадкам и выступали в клубах и на летних площадках перед солдатами частей и специалистами промышленных предприятий. Наш драмколлектив был приглашен на Всеармейский фестиваль творчества воинов в Москву в апреле 1965 г., в канун 20-й годовщины Победы советского народа в Великой Отечественной войне, где мы выступили на сцене клубов Военной академии им. Ф. Э. Дзержинского, 4-го НИИ МО в Болшево, санатория ЦК КПСС в Пушкино. Наш спектакль посмотрели около 10 тыс. зрителей. Разве это не успех? После такого успеха уже совместными усилиями наших «артистов» и тех, кто играл в драматическом коллективе при Доме офицеров полигона, были поставлены спектакли «Барабанщица» А. Салынского, «Свадьба в Малиновке» Б. Александрова и др.

Затем появилась детская театральная студия, спектакли которой всегда шли при полном зале.

Сколько энтузиазма было у моих товарищей, у комсомольцев полигона тех лет. Посмотрите программы спектаклей и концертов. Кто они, исполнители ролей, песен, музыкальных произведений? Настоящие пахари Вселенной. Люди увлеченные, образованные. Настоящие интеллигенты. Любящие театр, музыку, поэзию, живопись, литературу, спорт, активный отдых.

В период моей работы и жизни на Байконуре активно работали клубы любителей поэзии, кино, филателистов, шахматистов, туристов.

Клуб любителей поэзии. Его создал в 1962 г. лейтенант Григорий Гайсинский. В 1963 г. клуб был преобразован в литературное объединение «Звездоград». Всего было выпущено 4 сборника «Звездоград». Первый — в 1963 г., второй — в 1964 г., третий — в 1965 г., четвертый — в 1970 г.

Кстати, наши сборники «Звездоград» нравились космонавтам, они с удовольствием надписывали на них свои автографы и просили оставить для них очередной сборник. Когда мы готовили к печати последний «Звездоград», мне поручили попросить Ю. А. Гагарина написать к нему предисловие. Тогда на очередной запуск космического аппарата по программе «Луна» прилетели Н. П. Каманин, Ю. А. Гагарин, В. Ф. Быковский, Н. Ф. Некирясов. Остановились они в гостинице на 17-й площадке. Вечером прихожу в гостиницу. Космонавты ужинают, разговаривают между собой. Жду в холле, когда они выйдут из столовой. Оттуда выходит Николай Федорович Некирясов, спрашивает меня: «Ты что пришел, комсомол?» Объясняю и прошу содействия. Он отвечает: «Какое содействие? Разговаривай об этом с Гагариным сам». Минут через пять появляются Ю. Гагарин и В. Быковский. Я к ним. Представляюсь. Излагаю просьбу. Ю. Гагарин говорит, поднимаясь по лестнице на второй этаж гостиницы: «Пошли, поговорим». Расспрашивает меня, кто они, полигонные поэты, когда будет напечатан сборник, сколько у нас комсомольцев на площадках и в городе. Обо всем ему рассказываю. Потом даю листок, где от руки набросал то, что мы хотели бы увидеть в предисловии. Юрий Алексеевич прочитал и сказал, что согласен с этой идеей и содержанием написанного.

Хотел положить этот листок в карман, но раздумал. Возвращает его мне и говорит: «Отдай это Быковскому. Завтра мы едем на 95-ю площадку, на пуск. Там у нас будет время, мы подумаем над этим и напишем. А вечером приходи сюда. Договорились?» Я кивнул и сказал: «Хорошо», спустился на первый этаж к В. Быковскому, рассказал ему о договоренности с Ю. Гагариным.

Он взял листок, прочитал его и сказал: «Сделаем!»

Я попросил В. Ф. Быковского, чтобы предисловие написал сам Ю. Гагарин (мы планировали сделать клише и разместить его в сборнике). В. Быковский ответил: «Понял».

На следующий день, в 8 часов вечера, прихожу в гостиницу за обещанным.

Ко мне сразу подошел В. Быковский, сказал, что сейчас принесет написанное, и поднялся на второй этаж. Ю. Гагарин с кем-то разговаривал в противоположной стороне холла. Увидев меня, поприветствовал рукой и сказал: «Мы все сделали, как ты просил». Я поблагодарил. Гагарин быстро поднялся по лестнице. Больше я его не видел.

Валерий Быковский подает мне лист, на котором аккуратно написан текст, и объясняет, что Ю. Гагарин попросил текст напечатать на машинке. Написан он был В. Быковским, а в нескольких словах исправления. Я расстроился. Где и когда я смогу напечатать его? Пошел домой к нашей машинистке Лидии Дмитриевне Дроботенко просить ее напечатать этот текст рано утром. Она согласилась. Но пришла поздно, минут 20 печатала, и поэтому я приехал в гостиницу космонавтов, когда там их уже не было — уехали в гостиницу «нулевого» квартала вручать руководителям полигона только что вышедшую из печати книгу «Космонавт и его Родина». Я на попутной машине туда. Но космонавты уже уехали на аэродром. Я следом за ними на патрульной машине. Приезжаю на аэродром и вижу, как закрывается дверь в салон самолета. Вот что значит не везет. Увидев меня, начальник политотдела М. И. Дружинин спросил, как я оказался на аэродроме. Услышав мой рассказ, он сказал, чтобы я не расстраивался, что скоро Ю. Гагарин снова прилетит на полигон и я смогу подписать у него это предисловие. Но этого не случилось. Это был последний приезд Юрия Гагарина на космодром. Через три недели он погиб в авиационной катастрофе.

Как память об этой последней встрече с первым космонавтом Земли бережно храню тот заветный листок и показываю его внукам, знакомым. Клише из этого текста делать не стали, а поместили его на первой странице последнего сборника «Звездоград».

Составителями и редакторами сборников «Звездоград» были: лейтенант Г. Гайсинский (инженер-испытатель), рядовой Марк Иоффе, майор А. М. Капустин (лектор политотдела), баллистик Александр Корнилов, строитель Вячеслав Злобин, полковник В. Т. Тужиков (начальник политотдела 3-го управления), майор В. П. Дорохов (начальник Дома офицеров), полковник Ю. Л. Львов (заместитель начальника штаба полигона), старший лейтенант Олег Ефиманов (офицер особого отдела), старший лейтенант Геннадий Кудрявцев (летчик авиаполка), младший сержант Юрий Быстрюков (секретарь комсомольской организации, член Союза журналистов СССР), старший лейтенант Валерий Мальцев (кинооператор).

В этой работе принимали участие начальники политотдела генерал-майор М. И. Дружинин, полковник А. Д. Воинов.

Не реже двух раз в год самодеятельные поэты выступали на площади Ленина или на площадке у Летнего кинотеатра и всегда их слушали многие любители поэзии.

А какие проводились КВН! По примеру телевизионных передач в офицерской среде, среди солдат и сержантов в каждом армейском коллективе готовили и проводили состязания эрудитов. Юмора было не занимать. От души смеялись, например, над теми, кто продавал обмундирование или старые вещи на барахолках Казалинска, Кзыл-Орды, кто проявил «находчивость» и оказался на службе в Москве и Ленинграде. А в жюри таких КВН были руководители полигона, управлений и частей, отчего и престиж их Сь: л высок. Там, где они проводились, не было свободных мест. Помню одну из таких встреч в феврале 1967 г. между командами служб НИР и НИОИР. В судейскую группу входили заместители начальника полигона генерал-майоры А. М. Войтенко и М. И. Дружинин, полковник Б. А. Ландо — человек необыкновенной доброты, знавший сотни анекдотов, умевший хорошо делать свое дело, помощник начальника полигона по строительству, начальник Дома офицеров подполковник В. П. Дорохов, комсомольские работники капитаны А. В. Усов и А. И. Лещенко, режиссер Народного театра З. А. Шаронова, инструктор политотдела по работе среди семей военнослужащих В. И. Семенова. Жалко, не сохранились записи этого «сражения». Были с юмором обыграны все животрепещущие стороны жизни города. А какие были капитаны команд старшие лейтенанты Валерий Мальцев и Валерий Соболев!

Ветераны помнят, как в 1965 г. к 10-летию полигона была собрана уникальная выставка картин художников из числа солдат, сержантов, офицеров, служащих Советской Армии и членов их семей испытательных и строительных частей полигона. Она разместилась в зеркальном зале Дома офицеров. Это были портреты, пейзажи, натюрморты, зарисовки Байконура, полотна на ракетно-космическую тему. Меня поразили тогда картины «Г. М. Шубников идет по бетонке стартовой площадки № 1», «Старт «Востока», «Солдаты на бахче», бытовые сцены. Хороши были портреты М. И. Неделина, С. П. Королева. Всего на выставке было собрано около 70 картин. Где все это сейчас? Почему тогда мы не собрали такое богатство в музей?

А сколько энергии, сил, личного времени было отдано организации грандиозных праздников в городе в ежегодные дни советской молодежи, рождения Ленинского комсомола! Командование полигона поощряло такие мероприятия, всегда и во всем помогало.

Накануне праздника с вертолета разбрасывались листовки, город украшали флагами, плакатами, организовывалась праздничная торговля. В день праздника по заранее написанному сценарию проводились театрализованные шествия по городу (в том числе и факельные шествия поздним вечером), праздник Нептуна на Сырдарье, спортивные соревнования, шуточные аттракционы, выступления артистов художественной самодеятельности и наших поэтов, песни у костра, лотерея, танцы и другое.

А в 1968 г. на телестудии была создана редакция молодежных программ. Комсомольские работники полигона не могли остаться сторонними наблюдателями. Мы стали регулярно готовить передачи по широкому кругу вопросов жизни и службы. Большой популярностью в те годы пользовался телевизионный клуб «Поиск», телевизионный клуб «Кинолюбитель», молодежный самодеятельный телетеатр. Большую аудиторию телезрителей всегда собирал ежеквартальный конкурс молодежных вокально-инструментальных ансамблей, юных поэтов, рубрика «Творчество молодых». А на телестудии нам всегда помогали осуществить задуманное ее директор Л. Б. Кайдалова, режиссер Аида Жигулина, редакторы Тамара Болтенко, Нэлли Голубничая, Тамара Посысаева, диктор Лариса Аврамчик, ведущие Валентина Семеновна Рогачевская, Валерий Мальцев, Виктор Карчевский, Владимир Каблов, операторы Геннадий Лазаревский, Артур Дружинин и другие. Но никогда на телевидении не могли показать и рассказать о том главном, чем повседневно занимались испытатели на полигоне. Для всех эта тема была запретной.

И большинство этих запомнившихся мероприятий организовывали настоящие вожаки молодежи, мои товарищи и друзья Э. Габуния, А. Усов, Ю. Козлов, В. Чиковани, И. Радченко, В. Мелешко, В. Ткачев, И. Черноусое, В. Степанов, В. Конивец, С. Шаповалов, В. Хорошилов, В. Петренко, Ю. Вереницын, Ю. Розов, Е. Гриппа, Г. Воробьев, А. Любимов, А. Лещенко, Д. Самойленко, В. Емашев, В. Назаров, В. Койчев, В. Паюченко, Г. Чепак, В. Павлов и многие другие.

Это были незабываемые годы, события и работа. Нас окружали интересные люди, любившие свое дело. Это была пора нашей молодости.

Все время писал и думал: «А интересно ли все это? И нужно ли кому?»

Тех, кто служил в то время на Байконуре, жизнь разбросала в разные края, нередко теперь уже за границу (Украина, Белоруссия, Казахстан и т. д.). Многие не «вписались» в современную жизнь. Но в любом случае жизнь и работа на Байконуре — огромный след в душе и сердце, осознание, что ты делал что-то важное для страны, что ты был нужен.

Для всех этих людей с восхищением и благодарностью к ним написаны эти строки.

Анатолий Васильевич Усов
КОМСОМОЛЬСКОЕ ШЕФСТВО НАД ТЕХНИКОЙ

(об участии комсомольцев войсковой части 14332 в полигонных испытаниях ракетной техники 1962–1964 гг.)

Родился 9 сентября 1939 г. в деревне Филиппково Барятинского района Калужской области. В 1961 г. окончил Киевское военное училище связи. В 1961–1988 гг. служил на космодроме Байконур на различных должностях от техника, комсомольского работника, заместителя командира по политической части до командира части, начальника штаба 3-го управления. В 1988–1991 гг. — начальник отдела организации связи командно-измерительного комплекса ВКС. Живет в Краснознаменске Московской области.

В стране продолжается большая и напряженная работа по становлению ракетно-космического щита. Почти каждый месяц мы узнавали о новых достижениях в освоении космоса, о новой космической и ракетной технике. Многие события совершались на наших глазах, так как в часть приходили все более совершенные образцы отечественных межконтинентальных ракет, которые мы называли изделиями. Каждое прибытие такого изделия — праздник в части. Проходили митинги, собрания, торжественные встречи и другие мероприятия. В эти годы я избирался секретарем комитета ВЛКСМ войсковой части 14332. Но вот, что интересно, сегодня вспоминается не столько новая техника, сколько отношение людей (а это в основном молодежь) к технике, к тем событиям, которые происходили в части, на полигоне и в стране.

Сегодня, когда прошли десятилетия, есть возможность сравнить отношение молодежи к технике, к событиям, связанным с ее испытанием, эксплуатацией, сбережением.

Порой кажется, что сегодня не вызывает в душах молодежи особых эмоций появление нового, более совершенного вида техники и оружия. А в то, не такое уж и далекое время каждое появление в части новой ракеты вызывало гордость за нашу Родину, наш народ, способный изобретать и производить самую современную ракетно-космическую технику. И чувство, чувство личной сопричастности к этому великому и очень нужному для нашей страны делу.

В связи с этим вспоминается одно из комсомольских собраний полигона. Обсуждались вопросы обеспечения примерности комсомольцев в освоении, эксплуатации и сбережении новой техники. Это собрание запомнилось потому, что выступил на нем известный писатель В. М. Кожевников. Тогда на полигоне говорили, что Кожевников приехал на наши дела посмотреть, чтобы собрать материал для своей новой книги. Он очень образно и доходчиво рассказал комсомольцам о значении и важности того дела, которое мы выполняли.

Он говорил примерно следующее.

В октябре 1957 г. в составе советской делегации писатель принимал участие в работе международного форума в США. По прибытии в Америку и в первые дни работы форума отношение к нашей делегации со стороны хозяев страны и некоторых других делегатов было прохладное. Поселили делегацию далеко от места работы форума и не в лучшей гостинице. В выступлениях на форуме, особенно в выступлениях американцев, англичан, были нападки и откровенные оскорбления нашего государства и правительства. Даже швейцар в гостинице и тот старался не замечать делегатов из Советского Союза.

И вдруг в один день все изменилось. Делегацию перевели в лучшую гостиницу. Повсюду оказывали знаки внимания и уважения. В выступлениях делегатов резко изменился тон и отношение к нашей стране. Вадим Михайлович говорил, что все были в недоумении, никто не знал, в чем дело, почему вдруг проявляют к нам такое внимание. И только утром следующего дня все прояснилось. Оказывается, в нашей стране был запущен искусственный спутник Земли. И делегатов некоторых стран Запада, и особенно американцев, англичан, западных немцев, настораживал и пугал не сам спутник, а ракета-носитель, способная вывести спутник на очень большое расстояние.

Выступление писателя произвело очень сильное впечатление на комсомольцев полигона. В дальнейшем мы не раз и не два вспоминали сказанное В. Кожевниковым.

Все это порождало у нас, молодежи части, еще более ответственное отношение к тому большому делу, к которому по воле судьбы мы оказались причастны. Старались не только добросовестно выполнять свои обязанности, но и проявлять инициативу, почин, сказать свое слово в деле испытания новой ракетной техники.

В те годы таким словом была молодежная инициатива — мы попытались организовать шефство комсомола части над испытанием новой ракеты Главного конструктора М. К. Янгеля Р-36 (8К67).

Сегодня трудно сказать, кому принадлежала инициатива, кто первый предложил это сделать. Однако все восприняли эту идею с большим воодушевлением.

Хорошо помню то заседание комитета ВЛКСМ части, на котором обсуждался этот вопрос. На заседании присутствовали члены комитета — офицеры-инженеры В. Коряченко, И. Губик, Н. Овчаров и др. Именно от них мы услышали много хороших предложений по организации шефства.

Внимательно следили и оказывали помощь в этой работе главный инженер части А. А. Бреславец, начальники групп Г. Л. Смысловских, В. Ф. Анашкин, заместители по политической части Н. А. Апарин, В. П. Хробостов.

Сначала работа осуществлялась по двум направлениям.

Первое — это оказание помощи молодежи в изучении новой техники, твердом знании своих функциональных обязанностей при ее испытаниях. В этом плане в комсомольских организациях групп и отдельных подразделений организовывали работу технических кружков, проводили дополнительные занятия, выступления и консультации высококлассных специалистов.

Так, в комсомольской организации группы, где секретарем комсомольского бюро был старший сержант В. Соснин, была хорошо налажена работа по изготовлению и совершенствованию учебно-материальной базы, освоению воинами смежных специальностей. За короткий период комсомольцы оборудовали технический класс, подготовили тренажеры, изготовили действующие электросхемы.

Неоднократно эта комсомольская организация занимала первые места в соревновании. Лучшие из лучших комсомольцев поощрялись командованием части и управления.

Второе направление работы — это грамотная эксплуатация и сбережение техники.

Сегодня даже трудно передать на словах ту любовь, с которой молодые ребята относились к новой технике и оборудованию. Было немало случаев, когда при транспортировке, перегрузке изделия солдаты, сержанты и офицеры получали травмы, ссадины, но при этом сохраняли невредимой технику.

Вспоминается случай, который произошел зимой 1963 г. Шла перегрузка узлов ракеты из железнодорожного вагона. От удара крана по борту вагона последний вдруг поехал в сторону ворот МИКа (монтажно-испытательного корпуса). От возможного удара вагона в массивные железные ворота МИКа неминуемо были бы повреждены узлы ракетной техники и оборудования. И тут молодые ребята, комсомольцы сержант Н. Федченко (секретарь комсомольской организации группы), ефрейтор В. Косынин, рядовой А. Поляков и другие с большим риском для жизни, используя вспомогательные средства, сумели остановить вагон.

Или такой случай. Шли последние предстартовые испытания ракеты. И вдруг от случайной искры возникло загорание первой ступени ракеты-носителя. От неожиданности многие растерялись, стали разбегаться, а вот расчет пожаротушения не растерялся. Особенно отличился комсомолец ефрейтор Р. Шарипов. В немалой степени благодаря его смелым и грамотным действиям, слаженности расчета пожар был ликвидирован, а дорогостоящая ракетная техника, стартовое оборудование сохранены. Генеральный конструктор М. К. Янгель наградил смелого комсомольца ценным подарком, а командование части предоставило ему отпуск на родину.

Комитет ВЛКСМ вместе с командованием части ежемесячно подводили итоги работы, хода социалистического соревнования. Передовыми считались те организации, которые в период подготовки и испытаний техники не допустили ее поломок и задержек в испытаниях по вине личного состава расчетов. По этому поводу выпускались стартовки и боевые листки.

Инициатива комсомольцев была одобрена командованием и партийной организацией. Начальник управления А. С. Матренин, начальник политического отдела В. З. Мельников, командир части А. А. Кабанов, заместитель по политической части В. А. Суворов, секретарь партийного комитета части А. Г. Гайдай не только интересовались ходом шефства, но и оказывали практическую помощь в проведении многих мероприятий.

Командир части полковник А. А. Кабанов строго следил за тем, чтобы итоги работы за полугодие и год подводились в приказе по части, а лучшие комсомольцы поощрялись, в том числе и самым приятным поощрением — краткосрочным отпуском на родину.

Начальник политического отдела управления полковник В. З. Мельников и его помощник по комсомольской работе старший лейтенант Г. Шувалов изучали опыт работы и распространяли его в других комсомольских организациях и воинских коллективах. В конце 1963 г. в части подводились итоги работы по комсомольскому шефству над техникой. Предварительно они подводились на расширенном заседании комитета ВЛКСМ части. На этом заседании присутствовал и выступил заместитель начальника политотдела управления подполковник Н. В. Шитов. В своем выступлении он посоветовал нам организовать переписку с комсомольской организацией завода-изготовителя, предложить им также взять шефство, но уже над изготовлением новой ракетной техники.

И вот от имени комитета ВЛКСМ части такое письмо-обращение было написано. Менее чем через месяц в часть пришел ответ. Комитет ВЛКСМ завода «Южмаш» в Днепропетровске сообщал, что наше предложение одобрено и они включаются в работу.

Главный конструктор поддержал инициативу комсомольцев завода и воинской части, одобрительно отнесся к нашему совместному шефству над изготовлением и испытанием новой техники и разрешил на подшефные образцы наклеивать на борт комсомольские значки. О порядке наложения и снятия (перед запуском) комсомольских значков были внесены дополнения в технологическую документацию.

Летом 1964 г. в часть прибыло первое изделие с комсомольскими значками на борту (два комсомольских значка размером 80x60 см).

Ракету разместили в МИКе. На следующий день работы начались с митинга, который организовал политический отдел 2-го управления. С интересом наши воины-испытатели слушали выступления представителей завода, членов комитета комсомола Дымковца и Воробьева, а также члена парткома Н. С. Мигунова. От имени руководства и парткома завода они выразили благодарность всем воинам части за успешное проведение испытаний ракетной техники и пожелали успеха в работе. Особая признательность и благодарность была выражена комсомольской организации части за проявленную инициативу. В дальнейшем подготовительная работа по испытаниям в МИКе и на старте этого изделия проходила с исключительным вниманием, большой ответственностью всех боевых расчетов. Пуск был успешным.

Перед стартом комсомольские значки с этого изделия были сняты и сданы в музей.

В октябре 1964 г. комитет ВЛКСМ завода пригласил комсомольцев-активистов части посетить завод, познакомиться с работой комитета ВЛКСМ, принять участие в работе заводской отчетно-выборной комсомольской конференции.

От полигона были направлены два человека: старший лейтенант Ю. Б. Козлов — помощник начальника политотдела войсковой части 11284 по комсомольской работе и я как секретарь комитета ВЛКСМ части.

На заводе нас тепло встретили, показали, как рабочие собирают ракеты, говорили о дальнейшем сотрудничестве. На комсомольской конференции завода от полигона выступал Ю. Б. Козлов. На второй день работы был избран новый состав комитета ВЛКСМ завода. Комитет возглавил Л. Д. Кучма. Так впервые мы познакомились с будущим Президентом Украины. В дальнейшем мы его часто видели на космодроме, но уже в качестве ведущего конструктора.

Знакомство с заводом, работой комитета и бюро обогатило наше шефство, дало новое, третье направление. По примеру заводчан мы в части организовали комсомольско-молодежное конструкторское бюро на общественных началах. В него вошли молодые инженеры и техники, а возглавил его член комитета ВЛКСМ части старший лейтенант-инженер Василий Коряченко.

Наше конструкторское бюро пыталось найти решения по наиболее узким местам в работе расчетов. Одним из таких узких мест во время испытаний в то время была стыковка заправочных шлангов. Эта операция выполнялась вручную, с большим неудобством и риском для здоровья. Ведь заправляли ракеты агрессивными компонентами топлива: горючее — гептил, окислитель — азот. Наши ребята из комсомольского КБ части нашли решение этой проблемы. Была разработана автоматическая стыковка заправочных шлангов. Предложения толково обосновали, и они были направлены на завод. На заводе наше предложение одобрили, довольно быстро изготовили новые приспособления, и уже во время испытаний последующих изделий стыковка заправочных шлангов проводилась автоматически.

Были и другие примеры положительной работы нештатного комсомольского конструкторского бюро части. Так осуществлялась работа по шефству комсомола части над испытанием новой ракетной техники и оборудования.

В дальнейшем я был переведен на другую работу, в политический отдел полигона. Но всегда интересовался и хорошо знал, что шефство из года в год совершенствовалось и обогащалось новыми формами и методами работы.

Помимо решения производственных задач шефство породило крепкую дружбу двух комсомольско-молодежных коллективов. А это в немалой степени способствовало успешным работам по испытанию ракетной техники на полигоне и сокращению сроков постановки ракет на боевое дежурство.

Виктор Иванович Васильев
ПЕРВАЯ В МИРЕ КОСМИЧЕСКАЯ ПОЧТА

Родился 27 ноября 1931 г. в Балаклее Харьковской области. В 1959 г. окончил Ленинградскую Краснознаменную военно-воздушную инженерную академию им. А. Ф. Можайского. На космодроме Байконур проходил службу с 1960 по 1976 г., участвовал в подготовке и проведении более 1000 пусков. Закончил службу на космодроме в должности начальника лаборатории отдела летно-технической службы НИОИР. Преподавал в филиалах Военной инженерной академии им. Ф. Э. Дзержинского и Московского авиационного института им. С. Орджоникидзе на Байконуре.

В соответствии с существующим положением в армии и на флоте каждая воинская часть ведет «Журнал истории части», который почти никто из военнослужащих никогда и не увидит. Поэтому историю такой части, как Научно-исследовательский испытательный полигон Байконур, пишут энтузиасты. Писали, пишут и будут еще писать о выдающемся достижении XX века — освоении человеком космического пространства. Особенно важны для будущих историков воспоминания живых свидетелей и участников всех событий, которых знает вся планета Земля.

Если выехать поездом из Москвы в Среднюю Азию, то, проехав Аральское море, станцию Казалинск, вы проезжаете станцию Тюра-Там, в двух километрах от которой на берегу Сырдарьи расположился город военных строителей и испытателей ракетно-космической техники. Этот город военных жил и своей гражданской жизнью. Для нормальной жизни города необходима широкая инфраструктура, такая, как транспорт и связь, торгующие и лечебные организации, школы, детские учреждения и т. д. Остановлюсь на почтовой связи. Для осуществления любого вида связи требуются названия пункта отправления и пункта назначения. Думаю, читателю будет интересно узнать, как развивались события, связанные с названием города. Казалось, что здесь интересного?

Все дело в том, что мы жили в период, когда существовала практика всесекретности. Не миновала такая участь и нашего города.

Когда в 1960 г. я приехал на космодром для прохождения службы, то со станции Тюра-Там я попал на «десятку». Затем стал ездить на службу на площадки 31, 2, сороковые, семидесятые, девяностые и другие. Все эти названия дали строители, а номера площадок соответствовали строительным объектам различного назначения. Жилой городок значился как «Площадка 10». Но это не было еще названием города. При пользовании почтовой связью было установлено, что отправители корреспонденции пишут название пункта назначения «Ташкент-90», «Кзыл-Орда-50», «Кзыл-Орда-51».

Позже на «десятке» создается поселковый совет, поселок в 1959 г. получает название «Ленинский». Затем статус повышается, и поселок становится городом с названием «Ленинск». В результате для жителей «десятки» адресом становится Ленинск, Кзыл-Ординской области. Но после полета Ю. А. Гагарина наш гарнизон в средствах массовой информации часто стали называть: «Космодром Байконур». Что это такое? По этому поводу были разные объяснения. Однажды встретившись со спортивным комиссаром Федерации авиации и космонавтики И. Г. Борисенко, я задал ему этот вопрос. Он объяснил, что для регистрации в ФАИ рекордов полетов пилотируемых космических кораблей в космос, начиная с «Востоков», необходимо было указывать место старта с привязкой на Земле.

В силу обстоятельств, связанных с засекречиванием всего и вся в тот период, была выработана легенда прикрытия истинного положения космодрома. Этим прикрытием был выбран населенный пункт на территории Казахстана Байконур, находящийся приблизительно в четырехстах километрах северо-западнее космодрома.

К тому времени еще не было спутников космической разведки, и меры по засекречиванию в какой-то мере были оправданы. Но все это впоследствии оказалось напраслиной. С появлением таких спутников страна их запускающая получала возможность, не нарушая международных соглашений о государственных границах, используя космос, иметь «замочную скважину» во все небо. Скрыть такой объект, как космодром, в настоящее время абсолютно невозможно. Таким образом, от легенды для истории осталось лишь название населенного пункта «десятка».

В подавляющем большинстве своем жителям «десятки» было все равно, какой адрес, лишь бы была возможность пользоваться почтовой связью. Но определенной части города была не безразлична эта условность. Среди этой группы жителей были филателисты. Это, как я считаю, интересные люди, собирающие атрибутику, применяемую при осуществлении почтовой связи. Предметами собирательства являются почтовые марки, конверты, почтовые открытки, штемпеля и др. Эти люди обычно общительны, так как без общения трудно собрать интересную коллекцию. И таких людей на полигоне оказалось много.

Свою коллекцию я начал собирать с 1939 г. Меня, мальчишку 8 лет, прежде всего привлекала почтовая марка не как знак почтовой оплаты, а как красочное, художественно оформленное произведение искусства. Качество и ценность миниатюр росли вместе с развитием науки и техники, когда полиграфическая промышленность нашей страны получила возможность создавать выдающиеся шедевры искусства в миниатюре. Чем же привлекательны знаки почтовой оплаты для коллекционера? Конечно же, не столько информацией об оплате согласно тарифу за пересылку почтовой корреспонденции, а сведениями об истории государства во всех областях жизни народа, о мировых достижениях в науке, технике, искусстве, спорте и т. д. Окончив Ленинградскую Краснознаменную военно-воздушную инженерную академию им. А. Ф. Можайского в 1959 г., я прибыл с семьей на космодром Байконур. Участвовал в строительстве города, монтаже технической позиции для испытаний боевых ракетных комплексов (БРК), испытаниях различных ракетно-космических комплексов (РКК) и их запусков. Совершенствовал свое мастерство, как испытатель, в отделе анализа летно-технических характеристик РКК. За 15-летнее пребывание на космодроме, по приблизительным оценкам, мне пришлось участвовать в более чем тысяче пусков ракетных комплексов различных назначений.

Часть свободного времени использовал для общественной деятельности. Так уж мы были воспитаны, участвуя в строительстве коммунистического общества. Многое делали безвозмездно, для души, для людей. В чем же заключалось мое участие в общественной жизни города? Это преподавание технических дисциплин в филиалах ВИА им. Ф. Э. Дзержинского и МАИ им. С. Орджоникидзе, участие в городском совете по туризму, руководство городской организацией ОСВОД, организация и руководство обществом филателистов и др.

Для общения филателистам необходимо было организоваться в общество. Единомышленников найти было не трудно. Город по своему возрастному составу молодой. Это прежде всего выпускники военных и гражданских вузов. Было очень много детей и почти не было пожилых людей. Один корреспондент писал: «Этот город по колено в детях». База, на которой можно было создавать общество, появилась в результате окончания строительства гарнизонного Дома офицеров, которым руководил подполковник B. C. Горин, высокообразованный, культурный человек, который положительно откликнулся на наше предложение по организации общества. Это случилось зимой 1962 г. На первое организационное собрание пришло человек 15. Среди них были активные члены общества — Г. Д. Ракитин, Л. Е. Путятин, В. М. Корицкий, В. Бордюгов, В. Апарин, которые в последующем входили в состав правления.

Возглавить общество поручили мне. На первом этапе необходимо было организовать снабжение общества филателистической продукцией (прежде всего почтовыми марками). Был установлен контакт с Главной филателистической конторой (ГФК) «Союзпечати», которая осуществляла оптовую рассылку филателистической продукции по общественным организациям в соответствии с их заявками. Рассылка осуществлялась по почте наложенным платежом, что создавало некоторые неудобства, так как приходилось предварительно собирать деньги для выкупа пришедшей бандероли и самим реализовывать полученный товар. Это отнимало много времени, что было не свойственно задачам, которые ставило перед собой общество. На «десятке» была одна торгующая организация — Военторг, который возглавлял в те годы полковник И. С. Рахманин. Это был культурнейший, с кипучей энергией человек. Увлекался поэзией, хорошо знал классическую литературу. Любил путешествовать (участвовал в походах на моторных лодках по рекам Сырдарья, Амударья, Чусовая, по Аральскому морю). Каково же было наше удивление, когда на бивуаках, у костра, мы вдруг услышали от торгового работника стихи А. Пушкина, М. Лермонтова, С. Есенина, В. Маяковского. С таким человеком договариваться о торговле несвойственной для Военторга продукцией было не трудно. По согласованию с политическим отделом полигона он в 1968 г. предоставил нам помещение для открытия не просто филателистического магазина, а магазина-салона под названием «Меркурий». А через дорогу напротив возвышался кинотеатр «Сатурн». Эти объекты были символами нашего города, и мы гордились ими. Они были местом, где его жители, филателисты проводили свой досуг, обогащая себя большим объемом знаний в различных областях науки и техники, культуры и искусства, фауны и флоры, истории и этнографии, физкультуры и спорта и т. д. В этом магазине-салоне работали прекрасные продавцы, которые при помощи правления общества до тонкостей изучили особенности торговли филателистической продукцией. В зале магазина стояли столики, за которыми велись задушевные беседы единомышленников по увлечениям. Но самым главным в этой затее мы считали то, что рядом с нами участвовали наши дети. Я уже не говорю о том, что, увлекаясь коллекционированием, мы все получали психологическую разгрузку от той серьезной, ответственной работы, которая требовала большой отдачи физических, умственных и моральных сил при осуществлении испытаний РКК, освоении космического пространства и создании ракетно-ядерного щита Родины.

Правление общества организовывало городские филателистические выставки, тематика которых была разнообразна, но, естественно, посвящалась и освоению космоса. Выставки проходили, как правило, в гарнизонном Доме офицеров, а одна из них обязательно приурочивалась к 12 апреля. Посетителей всегда было много, о чем свидетельствовали журналы отзывов. В этом деле нам помогали начальники ГДО. Это Ю. И. Высота, В. П. Дорохов, В. Н. Топтыгин. Стимулом для участников выставок были, естественно, сувениры. Что они собой представляли? Необходимо знать то время, когда дефицит был повседневным спутником нашей жизни. Не миновал он и филателию. Для придания призовым материалам большей ценности космонавты, когда они приезжали на пуски, оставляли свои автографы на дефицитных почтовых марках, блоках, конвертах. Вот так мы, организаторы выставок, решали возникающие проблемы.

Занимаясь коллекционированием почтовой атрибутики, мы изучали историю почтовой связи. Как ни странно, а очень многие, пользуясь этим видом связи, самым старым и самым простым, не подозревают, в чем заключается его преимущество перед другими видами связи — и радиоэлектронными, вплоть до Интернета. Почтовый вид связи обладает одним неоспоримым свойством — он осуществляет связь двух абонентов без участия свидетеля. Любое отправление, запечатанное в специальную упаковку (конверт, бандероль, посылка и др.), предназначено и используется только адресатом. Участие третьего, даже военной цензуры (как это было во времена Великой Отечественной войны), является противозаконным деянием, даже если оно совершается от имени государства.

Вышеописанное свойство почтовой связи является определяющим, почему почта существует и по сей день. Думаю, будущее ей обеспечено. Видов почтовой связи история знает много. Это ямская, голубиная, авиа и др. Я на них останавливаться не буду. Скажу только, что название вида почтовой связи определяется типом средства ее доставки.

В 1964 г. мы получили очередную партию филателистической продукции, среди которой были знаки почтовой оплаты (марки, блоки, листы с купонами) Республики Куба, посвященные 25-летию осуществления ракетной почты. Признаюсь, мы были удивлены, что первенство в осуществлении ракетной почты принадлежит островному государству — Кубе, которая в 1939 г. использовала ракеты для доставки почтовой корреспонденции с острова на американский материк. Правда, такой вид почтовой связи по вполне понятным причинам в то время не получил своего развития, но первенство осталось за кубинцами.

Участвуя в запусках РКК, мы уже жили в мире практической фантастики, связанной с освоением космоса. Освоение осуществлялось не только с помощью спутников-автоматов, но и с использованием пилотируемых космических кораблей и орбитальных станций. Реально фантазируя, мы ждали своего часа. Ждали, когда в космосе появится адресат, получатель почтовой корреспонденции, к которому будет послан космический аппарат для доставки первой космической почты. Пусть нас правильно поймут: мы не просто ждали, а активно готовились к этому событию. Необходимо было решить ряд организационных вопросов. Ограничения накладывались все той же секретностью. Обычно каждый запуск в космос знаменовался выпуском знаков почтовой оплаты только после его осуществления, т. е. после сообщения ТАСС.

В данной ситуации для организации космической почты, именно как почты под эгидой правительства в лице Министерства связи, необходимо было решение на проведение такого мероприятия до пуска первого пилотируемого корабля. Такого решения мы получить сразу не смогли. На подготовку и принятие решения потребовалось более двух лет. За это время были подготовлены эскизы конвертов космической почты, на которых была воплощена идея, заключающаяся в том, что пунктами отправления и назначения выступали не населенные пункты Земли, а сама планета и космос. Учитывая скудные возможности нашей типографии, активный филателист, начальник фотолаборатории, фотограф и художник полигона майор Л. Е. Путятин (в настоящее время живет в Звездном городке) создает эскизы конвертов и марок. Наша полигонная типография изготовляет пробные экземпляры конвертов «Космическая почта», в левой части которых была воплощена наша идея следующими словами:

«Земля — Космос
Космос — Земля»

Таким образом, мы избежали нарушений секретности и, мысленно преодолев земное притяжение, вышли с почтовой связью в космос. Были подготовлены эскизы марок С. П. Королеву, так как к тому времени он не был удостоен той чести, которой обычно почитались все академики, ушедшие в мир иной. Все эти эскизы были представлены мною Министерству связи СССР, начальнику Главного почтового управления О. Макарову. Конверты, марки, штемпель были подготовлены, но не по нашим эскизам, а лишь с использованием нашей символики.

Итак, со стороны Министерства связи мы нашли понимание и непосредственное участие в мероприятии по осуществлению космической почты, хотя многие руководители не понимали нас, считали это детской забавой, филателистической прихотью и т. п. Но благодаря глубокому пониманию важности рассматриваемой затеи, богатой фантазии таких руководителей, как заместитель начальника космодрома А. С. Кириллов, начальник политотдела космодрома М. И. Дружинин, Генеральный конструктор В. П. Мишин и председатель Государственной комиссии К. А. Керимов, решение о космической почте состоялось.

14 января 1969 г. в 10 часов 39 минут по московскому времени с космодрома Байконур стартовал космический корабль «Союз-4», пилотируемый летчиком-космонавтом Владимиром Шаталовым.

Прошли всего лишь сутки, и мир узнал о новом старте. Космодром отправил в космический путь корабль «Союз-5» с экипажем из трех космонавтов — Борис Волынов, Алексей Елисеев и Евгений Хрунов. Космический корабль «Союз-5» шел на встречу с кораблем «Союз-4».

Проходят еще сутки, мир рукоплещет новому выдающемуся эксперименту в космосе. 16 января 1969 г. в 11 часов 20 минут по московскому времени успешно осуществлена ручная стыковка космических кораблей «Союз-4» и «Союз-5». Земляне Евгений Хрунов и Алексей Елисеев надели специальные скафандры и через люк орбитального отсека вышли поочередно в космическое пространство. После проведения целого ряда научных экспериментов в космосе космонавты перешли в космический корабль «Союз-4». Владимир Шаталов с земным радушием принял своих космических братьев, которые передали ему почту: газеты «Правда», «Известия», «Комсомольская правда», а также письма от родных, друзей и товарищей-байконурцев с родной планеты Земля. Этот трогательный момент получения почтовой корреспонденции наблюдали миллионы землян на голубых экранах телевизоров.

В беседе с журналистами Владимир Шаталов сказал: «Я был счастлив получить первую в мире космическую почту. К радости от встречи с Алешей и Женей прибавилась радость от писем моих близких, друзей, руководителей космодрома. Стартовая команда даже стихи мне прислала. С интересом прочитал я и газеты» («Комсомольская правда» от 21.1.1969 г.).

Таким образом, день 16 января 1969 г. стал и днем доставки адресату первой в мире космической почты. Владимир Шаталов стал первым космическим адресатом, а Алексей Елисеев и Евгений Хрунов — первыми космическими почтальонами.

Но историческому дню 16 января 1969 г. предшествовали трагические события, которые имеют самое прямое отношение к рассматриваемому вопросу. Я имею в виду полет космического корабля «Союз», пилотируемого летчиком-космонавтом В. М. Комаровым в апреле 1967 г. Как известно, этот полет закончился катастрофой. Согласно сообщениям СМИ, из-за неполадок в парашютной системе при посадке корабль разбился о землю. Но неполадки на корабле начались еще раньше, уже при выводе на орбиту. Это привело к тому, что запланированный через сутки запуск космического корабля «Союз-2» с тремя космонавтами на борту — В. Быковским, А. Елисеевым и Е. Хруновым был отменен. Более подробно о невыполненной программе совместного полета двух кораблей «Союз-1» и «Союз-2» писал обозреватель газеты «Московские новости» Леонард Никишин в своей статье «Катастрофа на юбилейной вахте» (МН № 9 за 1 марта 1992 г.). В этой статье были затронуты политические и технические аспекты. Я же хочу добавить сведения, относящиеся к вопросу организации космической почты.

Уже при подготовке к этим полетам мы готовили космическую почту. Обратившись к генералу Н. П. Каманину с предложением осуществить почтовую связь, я получил отказ в содействии. После этого у меня состоялась встреча с В. М. Комаровым в его номере гостиницы «Космонавт», которую часто показывают по телевидению. Эту встречу я до сих пор помню до мелочей. Гостиничный номер очень прост. Владимир Михайлович в общении доступен, прост, умел слушать других, весьма рассудителен. Не торопясь, просмотрев все, что тогда было выпущено почтовыми ведомствами ряда стран на космическую тему, оставил свои автографы на марках и почтовых блоках (эти сувениры мы использовали в качестве призов для участников филателистических выставок, проводившихся в нашем городе). На мое предложение организовать доставку почты к нему на борт, когда он будет на орбите, отнесся весьма положительно. Об этом я сужу по его возбужденному вопросу: «Неужели там, на орбите, я смогу получить письмо от семьи? Ведь это же здорово!» Но из-за обстоятельств, описанных выше, эта акция тогда не состоялась. А жаль!

Итак, на космодроме Байконур появился штемпель «Земля-Космос Космос — Земля», которым гасили первую космическую корреспонденцию, отправляемую на космический корабль. Этот штемпель не относился к городу Ленинск. И вопрос о названии «десятки» будировался среди жителей нашего города. Город с высоким интеллектуальным потенциалом не мог не иметь своих поэтов, прозаиков, композиторов. Эти люди также были объединены стенами ГДО и проявляли себя на страницах то сборника стихов начинающих поэтов, то литературно-художественных альманахов. Все эти бесценные вещи были названы «Звездоград» с легкой руки молодого офицера Г. Гайсинского, возглавлявшего правление литературного объединения полигона. Год рождения этого объединения — 1962-й. Вспомнил альманахи потому, что название, которое они носили, послужило предметом обсуждения названия «десятки». Дело зашло так далеко, что для подготовки принятия решения самым большим руководством страны в лице Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева была проведена смелая акция в 1966 г. Насколько мне известно, изготовление и установка двух стел, на которых было начертано «Звездоград», осуществлены при поддержке главкома РВСН маршала Н. И. Крылова. Стелы красовались на въезде в город как со стороны аэродрома, так и со стороны железнодорожного вокзала. Все было приурочено к приезду Л. И. Брежнева и А. Н. Косыгина для завершающего этапа встречи на высшем уровне с президентом Франции Шарлем де Голлем. В память о посещении космодрома Байконур президенту был преподнесен фотоальбом, на обложке которого золотым тиснением была сделана надпись: «Президенту Франции господину Шарлю де Голлю в память о посещении Звездограда». За подлинность надписи не ручаюсь, но то что фигурировало слово «Звездоград», — достоверно. По завершении встречи был дан обед в честь президента Франции, на котором среди других прозвучал и тост в честь жителей «Звездограда». Казалось, все было сделано по максимуму в плане подготовки решения о названии города. Но, как говорят, судьба распорядилась по-своему. Решить этот вопрос было поручено Д. А. Кунаеву, в то время первому секретарю ЦК Компартии Казахстана, так как город находился на территории Казахской ССР.

Решение было принято в пользу Ленинска. Мы считаем, что это решение было политическим актом, а не по своей сути.

Так что же было с почтовыми штемпелями в нашем городе в последующем? В дополнение к сказанному выше следует отметить еще одно событие, которое связано с осуществлением совместного полета космических кораблей «Союз» и «Аполлон» в 1975 г. Мы, филателисты, и здесь не остались в стороне.

По моей инициативе и при поддержке Главного почтового управления Министерства связи СССР, почтового отделения города Ленинск было организовано специальное гашение почтовой корреспонденции. Гашение производилось как стандартным, так и специальным (художественным) штемпелем, на котором было обозначено не «город Ленинск», а «Космодром Байконур». Гашение проводилось 15.7.1975 г. в день стыковки кораблей «Союз» и «Аполлон».

С этого дня регулярно стали проводиться в Ленинске специальные гашения, приуроченные к юбилейным датам, связанным с важными историческими событиями в деле освоения космоса. При гашении применялись почтовые штемпеля, на которых обозначено «Космодром Байконур», а не «город Ленинск». Это тот пример, когда волюнтаризм, проявленный со стороны руководителя и не получивший поддержки народом, был обречен на провал. И чем выше руководитель, принимающий решение без учета мнения народа, тем глубже провал. Хотелось бы, чтобы народ и руководители жили в согласии и гармонии. Польза от этого всеобщая.


PS: Сегодня город носит название Байконур. Время, конечно, делает свое дело. Не думаю, что такое уникальное, дорогостоящее сооружение, как космодром, разрушат. Человечество, наработав большой опыт, отработав технологии, преодолев смутное время нескольких лет после умышленного развала СССР, ринется с еще большим рвением в просторы Вселенной, к звездам, к другим галактикам. Значит, городу «Звездоград» быть!

Юрий Квасников
ПЕРВЫЕ ШТЕМПЕЛЯ БАЙКОНУРА

Что предшествовало появлению таких почтовых штемпелей? Обратимся к истории.

Будущий космодром, тогда еще полигон Министерства обороны, начал возводиться в 1955 г. Тогда же появился поселок, ставший впоследствии городом. Первое, неофициальное, название поселка — Заря, затем, уже официальное, с 1959 г. — Ленинский. Однако почтовые штемпеля с текстом «Ленинский» были введены лишь с января 1966 г., а до этого действовали другие, с условными наименованиями «Кзыл-Орда-50» и «Кзыл-Орда-51». Последние штемпеля, поскольку появились новые, изъяли. А через три года, когда поселок превратился в город Ленинск, появились и почтовые штемпеля с этим наименованием.

В начале 60-х гг. полигон после запуска первого спутника стал называться космодромом и получил свое, отныне знаменитое, «имя» — Байконур. Однако использование в почтовой атрибутике наименования «Космодром Байконур» категорически запрещалось.

И когда в 1969 г. на космодроме стал применяться подготовленный Министерством связи СССР специальный штемпель в честь полета космических кораблей «Союз-4» и «Союз-5», то на нем вопреки почтовым правилам отсутствовало место гашения!

Тайна была раскрыта только при подготовке к полету «Союз — Аполлон». И начиная с апреля 1975 г. появился штемпель с переводной датой и текстом «Космодром Байконур». Такой штемпель используется, как правило, в дни знаменательных событий и периодически меняется на новый с другим рисунком. Последний такой штемпель с текстом «СССР» и рисунком (транспортировка ракеты) применяется с 6 сентября 1989 г., когда состоялся старт космического корабля «Союз ТМ-8», и до настоящего времени несмотря на то, что космодром после развала СССР отошел к Казахстану.

Также на центральном узле связи с 1991 г. применяется, но довольно редко, другой официальный штемпель с текстом «СССР» и переводной датой «Международная школа юных космонавтов. Космодром Байконур»

С февраля 1995 г. на космодроме после более чем двадцатилетнего перерыва вновь стали использоваться штемпеля советской (российской) полевой почты. Их пять типов — с текстом «СССР» и номерами: 14400 (в здании центрального узла связи Ленинска), 08814 (вблизи старта ракеты-носителя «Союз» с КК «Союз ТМ» и «Прогресс», в бывшем отделении Ленинск-8), 26575 (вблизи старта PH «Зенит», в бывшем отделении Ленинск-9), 89751 (вблизи старта PH «Протон» и старта PH «Циклон», в бывшем отделении Ленинск-7). Кроме того, в бывшем отделении связи Ленинск-10 применяется также второй штемпель «Полевая почта» без указания номера.

20 декабря 1995 г. на основании указа президента Казахстана город Ленинск был переименован в город Байконур (Казахское название — Байконыр). А с 1 марта 1996 г. были введены в обращение российские штемпеля с переводной датой, текстом «Почта России» на русском языке, а также «Казахстан Байконур» на русском и казахском языках. Вместо штемпелей отделений связи Ленинска появились шесть основных типов штемпелей с текстами «Байконур», «Байконур-1», «Байконур-2», «Байконур-3».»Байконур-4», «Байконур-5». Эти штемпеля используются для гашения писем, оплаченных как российскими марками по российским тарифам, так и казахскими марками по казахским тарифам.

С 12 по 17 апреля 1996 г. применялся первый российский спецштемпель космодрома с текстом «Почта России, 35-летие полета человека в космос. Казахстан Байконур» (последние два слова — на казахском и русском языках).

Спецштемпелем гасились как российские марки, так и марки Казахстана (новая серия из трех марок в честь Дня космонавтики).

«Правда-5», № 25 (5—12 июля 1996 г.)

Станислав Алексеевич Кострома
МУЗЕИ БАЙКОНУРА

Родился 5 декабря 1936 г. в селе Нечаянное Николаевской области. В 1959 г. с отличием окончил общевойсковое училище им. К. Е. Ворошилова, а в 1977 г. Ленинградскую академию им. А. Ф. Можайского. 1977–1986 гг. — служба на космодроме Байконур в должностях старшего инспектора политотдела, начальника политического отдела спецчастей и 4-го НИУ. Участник запуска многих космических аппаратов, в том числе «Вега» и орбитальной станции «Мир». 1986–1989 гг. — служба в командно-измерительном комплексе.

Награжден орденом «За службу Родине» III степени.

Живет в г. Краснознаменске Московской области, работает в школе-лицее.

Человек устроен так, что мгновения современной жизни он воспринимает как нечто обычное, естественное.

День идет за днем, они умножаются в недели, месяцы, годы. Зачастую, когда оглядываешься в прошлое, оказывается, что некоторые события забываются, другие представляются в ином свете, приобретают другую окраску и даже искривляются.

Чтобы сохранить документальность созидаемого, политические отделы полигона и управлений большое внимание уделяли сбору, обобщению, хранению и популяризации истории, накоплению материальной базы и духовной культуры Байконура. Это выражалось и в создании музеев, кинофильмов, различного рода исторических монументов, обелисков и памятных знаков.

Я не берусь всесторонне описывать весь огромнейший труд политработников, командиров, испытателей в этом направлении. Для этого необходимо снова посетить родной Байконур, поработать в музеях, встретиться с живыми творцами, которые находятся в разных уголках нашей страны, выслушать их воспоминания. В нынешнее время на эту работу личных средств нет. В своем очерке я расскажу лишь о малой части этой многогранной работы политических отделов, участником и очевидцем которых был сам.

С вершины времени и пройденного пути пришел к выводу, что главным движителем всех байконурцев было осознание их неповторимого труда первопроходцев. Каждый из них, делая свое, на первый взгляд скромное дело, знал, что его вклад в развитие человечества имеет эпохальное значение.

Практической космонавтике немного более сорока лет. Но уже сегодня можно с уверенностью утверждать, что эволюция развития цивилизации нашей милой и нежной планеты Земля имеет два этапа: первый — продолжительная инкубаторская колыбель на Земле и второй — бесконечное взросление в космосе.

Именно на Байконуре проводился заключительный этап труда многомиллионного советского народа в осуществление идеи К. Э. Циолковского: «Человечество не останется вечно на Земле, но, в погоне за светом и пространством, сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство».

Первый этап характерен устремлением человека ввысь и настороженной неуверенностью прорыва его в пространство Вселенной. Но наступило время, когда наши современники приступили к практической реализации превращения сказки в быль.

4 октября 1957 г. перевернуло сознание всего человечества. Сигнал первого ИСЗ: «Бип-бип-бип» — известил мир о новой, захватывающе интригующей, манящей в неизведанное эпохе. Об этом глубокомысленно говорит надпись на обелиске на месте запуска первого ИСЗ: «ЗДЕСЬ ГЕНИЕМ СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА НАЧАЛСЯ ДЕРЗНОВЕННЫЙ ШТУРМ КОСМОСА».

Некоторое отступление.

В 1975 г. СССР и США приступили к реализации программы ЭПАС. На Байконур прибыли ученые, астронавты, журналисты США. В первую очередь они запечатлели фотоаппаратами этот памятный обелиск. Таким образом весь мир узнал и утвердил в своей памяти эту историческую запись.

Здесь уместно вспомнить один случай. В конце 70-х гг. на Байконур впервые прибыла группа Союза советских архитекторов. Посетив памятные места, старший группы подходит к начальнику политического отдела генерал-майору В. Т. Паршикову и говорит, что известный памятный обелиск не зарегистрирован в Союзе архитекторов. Василий Трофимович любезно согласился на его регистрацию. Через некоторое время приходит извещение о регистрации обелиска. В конверте — счет на пятьдесят тысяч рублей, по которому полигон обязан перечислить названную сумму в адрес Союза архитекторов.

В. Т. Паршиков вызвал меня к себе и сказал: «Прошу ответить Союзу архитекторов, что за регистрацию всего созданного умением и руками байконурцев необходимо столько средств, что мы будем сидеть на голодном пайке». Что и было сделано.

История Байконура убедительно свидетельствует о безграничной любви жителей к своему городу. В полупустыне Кызылкум, где резкоконтинентальный климат, они своим трудом создали цветущий оазис. Как младенца, выращивали они каждое деревцо. Уникальность сооружений Байконура, историческая значимость совершенного здесь позволяют уже сегодня назвать космодром Байконур центральным музеем космонавтики всей Земли и взять его под охрану ЮНЕСКО.

Центральная улица города — проспект Мира. Здесь находятся площади С. П. Королева, М. К. Янгеля, где в центре стоят их памятники. В натуральном виде силами испытателей водружена на пьедестал ракета-носитель с космическим кораблем «Союз».

Около Дома связи — площадь Ю. А. Гагарина. Улыбающийся первый космонавт планеты приветствует людей своим прощальным взмахом рук перед историческим стартом.

Созданием памятника Ю. А. Гагарину в 1984 г. город обязан нашему военному скульптору сержанту Олегу Песоцкому. После окончания Новосибирского педагогического университета (факультет художественной графики) он прибыл в учебный центр полигона для прохождения срочной службы.

Когда В. Т. Паршикову доложили о О. В. Песоцком, он сразу принял решение использовать его талант в целевом направлении. За организацию работ по созданию площади и памятника Ю. А. Гагарину отвечали начальник отдела агитации и пропаганды политотдела полигона полковник Г. К. Кудряшов и лектор политического отдела подполковник В. Ф. Шаповалов. Художественную мастерскую для ваятеля выделили в спортзале передающего радиоцентра. Один из авторитетных офицеров полигона, командир узла связи полковник А. В. Усов отвечал за материальное обеспечение работы Песоцкого.

Практически он был освобожден от выполнения многих служебных обязанностей.

Высота памятника — шесть метров. Установлена крепкая оснастка. О. Песоцкий так увлекся работой, что однажды с этой высоты совершил «полет». Приземление было удачным. Муки творчества продолжались. К 50-летию Ю. А. Гагарина памятник приобрел задуманный вид, установлен на предназначенное место и 12 апреля 1984 г. был торжественно открыт. Горожане увидели милую и нежную гагаринскую улыбку. Стало традицией для молодых людей Байконура после бракосочетания возлагать живые цветы к памятнику первого космонавта Земли, почетного гражданина Байконура.

Достоверно знаю, что за эту грандиозную работу Олегу Песоцкому была вручена премия в триста рублей. Но для него деньги были ничто по сравнению с осушествиншейся мечтой по созданию памятника.

Заметное место в истории полигона оставили офицеры, старшие инструкторы по культурно-массовой работе подполковник В. П. Дорохов и В. И. Комар. Первый писал стихи и песни, второй вел фотолетопись Байконура, участвовал в создании памятных знаков. В Ленинске много исторических мест создано силами простых тружеников, солдат и офицеров. Но прежде, чем что-то создать, необходима идея, воплощенная в проекте, эскизе, деталировке. Именно этим вопросом занимался Владимир Иосифович. Даже в том случае, когда рисунок исполнен в художественной форме, ему предстояло защитить его от многих советов, рекомендаций, предложений, не считая большой критики. И товарищ Комар выдержал все испытания.

При въезде в город Ленинск взоры людей устремляются на монумент «Первопроходцы». Мало кто знает, что его сооружал подполковник В. А. Корольков со своей группой военнослужащих. Установлены направляющие огромной высоты. На вершину прикреплен макет первого ИСЗ. Осталась малость: сотворить три человеческие фигуры, выходящие из командного пункта запуска. Никто из группы создателей к архитектуре не был причастен, но желание сотворить доброе дело было настолько велико, что пошли на эксперимент. Лицо В. А. Королькова смазали вазелином, наложили несколько слоев марли, затем обложили раствором гипса. Опыт удался: форма лица получилась почти в естественном виде. Конечно, долго и упорно трудились над созданием этих фигур. Но достоверно отражены реальные испытатели Байконура.

Чудеса? Не может такого быть? Но реальная правда остается непридуманной историей ветеранов Байконура.

Каждый год для испытателей полигона — это все новые и новые этапы штурма космоса. Начались полеты наших верных друзей — собачек. Чувствовалось, что подкрадывается что-то сказочно невероятное. Сейчас пришел к выводу, что в то время мысль людей о возможности полета человека в космос отставала от практической деятельности по его осуществлению.

В 1961 г. мир был ошеломлен известием о полете советского человека Ю. А. Гагарина на околоземную космическую орбиту. Эфир радио и телевидения заполнены до отказа известием: «Советский человек в космосе!» Казалось, что все другие проблемы землян отодвинуты в сторону.

А дальше пошли новые и новые свершения.

Все это время политотделы полигона и управления занимались сбором документов, экспонатов, реликвий, написанием историй событий, созданием мест их экспозиции.

Глубокое понимание происходящих исторических событий проявил М. И. Кузнецкий, который еще в 1964 г. создал и зарегистрировал музей на 71-й площадке. По его инициативе были созданы на 42-й площадке два музея: один закрытый (боевая тематика), другой — открытый, посвященный жизни и деятельности Главного конструктора М. К. Янгеля. Он добился, чтобы 245-й средней школе города Ленинска было присвоено имя М. К. Янгеля и в ней открыт его музей.

Музей пилотируемого космоса создан на 32-й площадке.

На 95-й площадке, в моем родном «тяжелом и дальнем» управлении, силами политработников политотдела, командиров и испытателей оборудован музей космонавтики по освоению околосолнечной системы.

Уместно подчеркнуть, что в его создании принял непосредственное участие Главный конструктор М. Ф. Решетнев. Его фирма изготовила изумительные модели многих космических аппаратов, таких, как «Экран», «Горизонт» и другие. Залы оформляли дизайнеры из Красноярского КБ. Огромнейшие усилия в создание и работу музея вложил инженер-испытатель В. Н. Макарцев.

В 70-е гг. в Доме культуры строителей были собраны материалы и открыт музей Г. М. Шубникова, где посетители могли узнать о титаническом труде многотысячного коллектива военных строителей. Ведь строителей можно по праву назвать первопроходцами Байконура.

В конце 70-х гг. политический отдел полигона принял решение центральным музеем Байконура сделать музей на 2-й площадке.

Со 2-й площадки производились все первые запуски (запуск первой межконтинентальной ракеты, первого ИСЗ, первого человека в космос), со старта 2-й площадки в основном производятся запуски пилотируемых космических кораблей, поэтому есть возможность создать целый музейный комплекс и присоединить домики С. П. Королева и Ю. А. Гагарина. Входя в них, каждый посетитель ощущает дух и атмосферу необычайного вдохновения. И такой музейный комплекс был создан. В нем собраны ценнейшие исторические экспонаты. Введена должность начальника музея, утвержден штат музейных работников.

Все более и более расширялись работы по освоению космоса. В 70-е гг. полигон приступил к осуществлению программы «Интеркосмос». На Байконур стали прибывать партийно-правительственные делегации, которые на стартовых комплексах и в музеях с интересом знакомились с достижениями советской космонавтики.

Накапливалась база, во много раз увеличилось количество экспонатов. Возникла необходимость расширения и реконструкции музея Байконура, как говорится, выйти на новую космическую орбиту.

В это время увольнялся в запас преданный, влюбленный в свое дело начальник музея В. А. Морозов, чьими руками, умом и старанием было создано это уникальное учреждение Байконура. Кто его заменит? Кто сможет качественно и в срок (как всегда не хватает времени) выполнить эту грандиозную задачу?

Начальник политического отдела В. Т. Паршиков на совещании обратился к нам с просьбой принять участие в поиске знающего и умелого начальника музея, который бы смог создать творение, достойное ратного труда байконурцев, и тем самым донести всему миру величие и славу этого легендарного уголка Советского Союза. Но где найти такого?

Вся эта работа возлагалась на начальника отделения кадров политотдела подполковника И. А. Квашу. И. А. Кваша знал, что в одном из соединений РВСН, расположенном в Калининградской области, начальником политического отдела В. А. Костиным был создан хороший музей. В смотре к 40-летию Победы советского народа над фашистской Германией он занял первое место. Я же знал начальника клуба части, который принимал непосредственное участие в создании этого музея.

Подходит ко мне Иван Александрович и говорит: «У нас в соединении имеются достойные музейные кадры. Предложи кандидатуру на должность начальника музея полигона. Задачи, которые стоят перед нами, ты слышал из указаний Василия Трофимовича». Подумав, ответил, что такой офицер есть, но он мягкий, скромный человек, а в этом деле кроме таланта и старания необходимы напористость, даже способность повздорить с начальством для реализации своих идей. Кваша возразил: «А зачем мы с тобой здесь находимся? Окажем помощь». Вопрос решен. В тот же день мы позвонили в часть, начальнику клуба В. Г. Пономаренко. Состоялся короткий разговор. Его уверили, что предлагаемое место службы дает простор для применения его творческих сил. В. Г. Пономаренко сразу согласился и с семьей уехал с обжитого места за тысячи километров во имя интересного и незнакомого дела. Так появился новый начальник музея Байконура.

Закипела работа. В нее было вовлечено много политработников, командиров, начальников служб, испытателей. Начало созиданию положено. Но проблем и преград вставало бесконечное множество: одного нет, другого не найти, третье не «выбить». В. Г. Пономаренко дни и ночи трудился в музее.

Хочу воссоздать некоторые моменты этой кропотливой работы.

Закупили у строителей витринное стекло размером три на шесть метров. Перевозить его возможно только на стекловозе. У строителей он один. В рабочее время задействован по целевому назначению. В выходные дни платить из личного кармана нет возможности. Принимаем решение: в автополку берем автомобиль, на пол кузова кладем старые автомобильные баллоны. За космические фотографии военнослужащий-крановщик погрузил ящики со стеклом на автомобиль. За шоколадку завскладом выписала накладную и пропуск. Порядок. Как ехать? Дороги строителей разбиты, стекло превратится в стеклышки. Принимаем решение: двигаться через город мимо штаба полигона, где грузовому транспорту проезд запрещен.

Я шел впереди, за мной двигался автомобиль, управляемый прапорщиком, шествие замыкал с красным флажком В. Г. Пономаренко. Работники ГАИ нас не остановили, без объяснения оценив важность проводимого мероприятия. Подъезжаем к выходным воротам города. Кричу: «Открывай. Едет музей». Понимающий контролер открыл шлагбаум, проводил нас милой юношеской улыбкой. Мы спокойно добрались до 2-й площадки.

Возникла новая проблема: предстояло разрезать стекло на необходимые части. Строители заломили цену (по установленному тарифу): стоимость разрезки равна половине стоимости натурального витринного стекла. Ого! В. Т. Паршиков поставил задачу найти стеклореза среди личного состава. Нашли. Оказалось, что командир ОИЧ А. М. Челомбитько, полковник, прекраснейший стеклорез (научился этому делу еще до службы в армии). Выкроив свободное время, прибыл в музей. В нем трудился пытливого ума рядовой. К сожалению, не могу вспомнить его фамилию. За короткое время Анатолий Михайлович обучил его этому мастерству.

Эпизод свидетельствует о понимании людьми разных профессий и званий важности создания исторического памятника Байконура.

Невозможно описать в полной мере процесс создания музея. Необходимо было соблюдать хронологию событий, установить реликвии так, чтобы на них обратил внимание посетитель, чтобы не было нагромождений, и вместе с тем рационально использовать пространство. Создание какой-нибудь композиции для В. Г. Пономаренко сопряжено было с множеством мук и страданий. Несколько суток трудился он над экспозицией выхода А. А. Леонова в открытый космос. И вот слышу голос: «Кострома, посмотри». Я подошел, пристально и критически посмотрел, сказал: «Лучшего не придумаешь». Пономаренко скривился, но промолчал. Я ему: «На стенд и закрепляй», а сам пошел в другой зал выполнять свою работу. Через некоторое время заглянул к Пономаренко. Что я увидел? Все экспонаты разбросаны в хаотичном беспорядке, а на полу сидит угрюмый Владимир Григорьевич и глядит помутневшими глазами в дальний угол. Наконец он молвил: «Какой я тупица, у меня ничего не получается». Я вошел в вираж, потому что сроки открытия музея поджимали, а мы многое еще не завершили. Но я знал, что, пока он не убедится в оригинальности создаваемого, торопить его невозможно. И так каждый день в течение года.

Музей к открытию готов. Осталось отциклевать, надраить и привести в порядок полы. Я обратился к командиру ОИЧ полковнику В. И. Демидочкину с просьбой выделить в музей тридцать военнослужащих. Последний ответил, что я обратился поздно, весь личный состав распределен на парко-хозяйственный день и уже приступил к работе. С поникшей головой возвратился я в музей: задача не будет выполнена. Где же выход?

Стоял теплый, мягкий, ласковый апрельский день, только на Байконуре может быть такой день в это время года. Имея практический опыт, пошел на поиски увиливающих от работы военнослужащих. На пригорке, в укромных местах находил служивых, которые под солнышком отогревали себе бока. Силой приказа строем отводил в музей, ставил конкретную задачу, жестко контролировал их работу. Вскоре подошел ко мне смелый солдатик и спрашивает: «Что с нами будет?» Ответил: «Не выполните задачу, ваши командиры наложат на вас взыскание. При качественном завершении работы отведу вас на обед, а сам поеду домой». Какая закипела работа! Прекрасно. Задача выполнена в полной мере. В положенное время опять строем отвел тружеников на обед.

Впоследствии некоторые из них подходили ко мне с вопросом: «Когда нас возьмете работать в музей?»

Музей Байконура был открыт точно в назначенное время.

«Интеркосмос»… Посланцы дружественных стран вручали музею какую-либо реликвию своей Родины. Например, перед запуском Фам Туана прибыла партийно-правительственная делегация многострадального Вьетнама. Она вручила подарок Байконуру. Но обзор музея настолько был впечатляющим, что вьетнамцы решили преподнести музею дополнительный, более достойный подарок. Впоследствии я узнал, что глава делегации позвонил домой и очередным рейсом самолета из музея Ханоя был доставлен портрет дядюшки Хо. Так в музее Байконура появился портрет вождя вьетнамского народа, друга советских людей, первого президента Хо Ши Мина, исполненный в неповторимом стиле великих мастеров этой страны.

Об уникальных экспонатах музея Байконура, повествующих о героических свершениях советского народа по освоению космоса, можно рассказывать бесконечно.

Здесь и первый резервный ИСЗ, который при нажатии кнопки издает неповторимое «бип-бип-бип», одна из первых ЭВМ, созданная в Советском Союзе и работавшая при запусках первых ракет.

На видном месте стоит пульт пуска, с которого был осуществлен запуск первой межконтинентальной баллистической ракеты, первого в мире ИСЗ, первого в мире человека — Ю. А. Гагарина. На нем лежит журнал, который отражал прохождение всех операций по подготовке к запуску этих ракет-носителей. По окончании работы, чувствуется, с глубокой любовью и с большим восторгом ведущий бортжурнал сделал нестандартную запись: «Ура! Человек в космосе!» Эта запись явилась точкой отсчета покорения человеком космического пространства.

Никто не проходит мимо манекена, побывавшего в космосе перед полетом Ю. А. Гагарина. Испытатели назвали его чисто по-русски: «Иван Иванович».

Всегда с глубокой симпатией смотрел на картину «Первый пуск», выполненную маслом. Автор ее — первый начальник космодрома А. И. Нестеренко. Думаю, что этот человек был очень занят космическими делами, но ведь нашел время для картины и талантливо передал впечатляющее мгновение исторического события. Вот какие люди трудились и трудятся на Байконуре!

Сохранились и остались в музее пропуска на Байконур тогда никому не известных Ю. А. Гагарина, Г. С. Титова и других первых космонавтов.

Перед нами портреты С. П. Королева и Ю. А. Гагарина. Взорам посетителей открывается вдумчивый взгляд первого Главного и милая гагаринская улыбка. Но все с восторгом восклицают, когда из уст экскурсовода слышат, что эти картины выполнены из зерен риса. Такие творения создают только великие казахские мастера, давние друзья Байконура из города Кзыл-Орда.

Всем известно, что еще до полета человека в космос земляне могли изучать обращенную к Земле сторону Луны по первым фотографиям обратной стороны, по снимкам, которые прислали на Землю космические аппараты Советского Союза. Советскими учеными был создан полный глобус нашей спутницы. Один из первых экземпляров такого глобуса Сергей Павлович Королев подарил музею Байконура. Это еще одно доказательство того, какое огромнейшее значение музейной работе он придавал.

Одним из достойных направлений в деятельности политических отделов полигона и управлений Байконура была популяризация его истории. Ежегодно, несмотря на закрытость космодрома, его музеи посещают десятки тысяч человек. Довольно сказать, что все военнослужащие, проходя курс молодого солдата, прибывшие молодые офицеры в обязательном порядке знакомятся с историей Байконура, посещают музеи. Это и есть начало воспитания качеств, присущих байконурцам: высокая ответственность и честность, преданность порученному делу и стремление совершенствовать свое мастерство, глубокая любовь к Родине, первой покорившей космос, готовность приумножать ее славу.

Регулярными были экскурсии членов семей тружеников Байконура. Они тоже ощущали свою причастность к великим свершениям советского народа.

В мае каждого года 2-я площадка наполнялась многоголосым щебетанием ребят. Стало традицией: все выпускники школ города завершают свою учебу в музее Байконура. Вскоре они разлетятся в разные уголки нашей Родины и разнесут правду о людях легендарного места на Земле, названного Звездным причалом.

По рассказам сослуживцев по Байконуру знаю, что и сегодня его музеи принимают посетителей, собирают уникальные материалы, ведут переписку с ветеранами, большую работу по патриотическому воспитанию нового поколения испытателей, а другие энтузиасты музейного дела, такие, как В. Н. Кулепетов, так же как мы в те годы, увлеченно работают во имя сохранения истории и традиций Байконура, утверждения и развития его современной и будущей славы. В этом они ощущают поддержку и помощь главы администрации Г. Д. Дмитриенко и комитета культуры Байконура.

После службы на Байконуре я вскоре уволился в запас и с той поры тружусь в школе-лицее города Краснознаменска Московской области. Не припомню ни одного урока, чтобы теоретические выводы не подтвердил примером из жизни тружеников на Байконуре.

Ветеран космодрома М. И. Кузнецкий тоже не успокоился на пенсии. Создал ряд книг: «Байконур — чудо XX века», «Байконур, Королев, Янгель», «Гагарин на космодроме Байконур». Он разработал учебник по аэрокосмическому образованию.

Я провожу занятия по этому курсу. Мои родные ребята стремятся расширить свои знания в этой интересной области. За семь лет курс аэрокосмического образования по программе III степени прошли более шестисот учащихся. Директор лицея Н. А. Семенюченко всецело поддерживает нас, пропагандирует это замечательное дело.

Кроме зачета по курсу аэрокосмического образования учащиеся выполняют домашнее задание: высказать свое отношение к космонавтике в стихах, фантастическом, научном предвидении. Много создано произведений. Я их собираю в отдельный труд, а храниться он будет в лицейском музее.

Приведу лишь одно стихотворение, которое написала ученица 10-го класса Воротилкина Ирина. Она назвала его «Мир чудес».

Космос — мир чудес:
Звезды и планеты вдруг
Пристально глядят с небес,
Вся Вселенная вокруг.
Синий мир на небосводе
Полный ярких красок, звезд.
Чудеса чудес в природе!
Млечный Путь как длинный мост.
В космосе полно загадок,
Вечных тайн так много здесь.
Мир открытий очень сладок,
Бесконечность мысли есть.

Альгимантас Яронимович Науджюнас
ПУТЬ НА КОСМОДРОМ БАЙКОНУР

Что имеем — не храним,
Потерявши — плачем.

Родился в 1942 г. в Литовской ССР, Кайщядорском районе, д. Новая Слобода. В 1963 г. окончил Казанское военно-авиационное училище, а в 1976 г. военно-политическую академию им. В. И. Ленина. Служил в Советской Армии старшим техником-механиком, секретарем комитета ВЛКСМ, заместителем командира полка по политической части, начальником политотдела ракетной дивизии и космодрома Байконур (1986–1989 гг.). Неоднократно избирался членом ЦК Компартий союзных республик Литвы и Казахстана, депутатом различных уровней Советов народных депутатов.

Казалось, что все эти события произошли совсем недавно. Такое ощущение складывается от того, что ознаменован этот период действительно неординарными, эпохальными событиями — такими, как подготовка к запуску и запуск сверхтяжелого носителя «Энергия» и запуск на околоземную орбиту самого тяжелого корабля многоразового действия «Буран», полеты людей в космос, отработка боевых задач и многое другое. Мне в жизни крупно повезло — удалось принимать непосредственное участие в этих делах, поэтому такой яркий след в памяти остался с тех давних пор. Но годы берут свое, и, конечно, острота восприятия тех лет утрачивается все более и более.

24 декабря 1985 г. самолет Ан-12 в десять часов утра взял курс с космодрома Плесецк на космодром Байконур. Облетев город Ленинск, мы сели в аэропорту Крайний.

Если мысленно окинуть взглядом территорию космодрома, то первое, что бросится в глаза — это огромное количество всевозможных антенн, мачт, украшающих технические сооружения для подготовки к пуску и пуска ракет-носителей. О космодроме первый раз я узнал в 1960 г., проходя учебу в Казанском военном училище.

Профессорско-преподавательский коллектив училища нам, молодым пацанам, создал такие жесткие и одновременно методически правильные условия по изучению летательных аппаратов, что там было невозможно знать технику ниже хорошей оценки. Например, систему электроснабжения, систему ПГС, двигательную установку, ее состав мы знали наизусть. Большинство курсантов, в их числе был и я, закончили учебу в том прославленном авиационно-ракетном училище по 1-му разряду и заслужили право свободного выбора будущей службы в качестве офицера.

Отличное знание материальной части ракеты-носителя, наземного и электроогневого оборудования, вспомогательной техники позволило мне быстро завоевать авторитет среди сослуживцев и личного состава ракетного полка.

Непосредственная работа с солдатами и сержантами на технике, реальное участие в солдатской жизни в течение пяти лет, прекрасное знание условий солдатской службы помогали мне найти путь к сердцу солдата, сержанта. Моя доармейская жизнь и условия труда, учебы научили меня быть трудолюбивым, ответственно относиться к порученному делу, пунктуальности и уважению старших. Все это облегчило мою работу секретарем комитета ВЛКСМ. Я мог сутками находиться в казарме, на стартовой позиции во время комплексного занятия, на обслуживании ракетной техники. Быстро находил общий язык с людьми, получал огромную информацию о делах и жизни в коллективах. Я хорошо видел работу и командиров всех уровней, и политработников, и хозяйственников и твердо знал, что, если руководитель плохой специалист, безразличный к судьбам людей, этот руководитель в своей работе ничего не добьется. Все дела будут провалены.

Меня как политработника впервые «нашел» и заметил и, как мне кажется, определил дальнейшую мою судьбу старший лейтенант Анатолий Белоцерковец, а позже и капитан Игорь Куринной в те далекие 1965–1967 гг., когда Анатолий Григорьевич впервые в составе комплексной группы работал в нашем ракетном полку.

По их предложению в 1970 г. я был назначен в комсомольский отдел Винницкой армии. Здесь я встретил интересных людей, которые многому меня научили в жизни. Это Н. Г. Зеленин, М. В. Пшеничный, И. Е. Богданов, А. Санаров, А. Мелехин, Бровцин, Шевцов, О. Н. Малинин, Н. Н. Некрошевич и многие другие. Что отличало этих людей от других? Прежде всего это высокая партийная ответственность за судьбы людей, несущих нелегкую службу в Ракетных войсках стратегического назначения, знание состояния дел в частях армии. Эти люди практически дома не бывали, а все время находились в войсках. Ведь это было время постановки на боевое дежурство новых ракетных комплексов. И нужно было изучить новую технику, системы боевого применения и управления.

После окончания Военно-политической академии им. В. И. Ленина с отличием, имея навыки по организации работы с личным составом, я с головой окунулся в работу по выполнению обязанностей заместителя командира полка по политической части. А обязанности замполита ой какие ответственные, объемные и тяжелые. Ведь на мои плечи и плечи командира полка легли в буквальном смысле этого слова судьбы людей. Любой вопрос приходилось решать нам двоим, мы делали это сообща. И я уяснил, что успех в работе замполита зависит от ответственности, профессионализма и взаимопонимания двоих — командира и замполита.

Мне повезло, на моем пути были очень порядочные, требовательные, профессиональные командиры-единомышленники. Я всячески старался подчеркивать, что командир — всему голова, он здесь главный, что он за все отвечает, мы все должны ему помочь. Я до сих пор помню и радуюсь, что моя служба в первых должностях замполита проходила с И. В. Яценко, К. В. Неделиным, И. С. Гафуровым, П. В. Плиевым, А. А. Синкевичем, С. Н. Ермаком, В. Е. Скворцовым, В. А. Муравьевым.

После шестилетней работы меня назначили начальником политотдела дивизии, которая только начала перевооружение на новый, более мощный класс ракет. К этому времени на вооружение стали поступать мобильные комплексы СС-20.

Мне предстояло создать коллектив политработников, которые вместе с командирами, штабами должны были обеспечить выполнение боевой задачи — произвести пуск ракет как со стационарных стартовых позиций, так и с запасных. И мне удалось такой коллектив создать. Это доказали и успешно проведенные учения МО СССР по форсированию реки Неман подвижными пусковыми установками, 600-километровый марш в составе пяти полков и «условно» произведенный пуск точно в назначенное время. Задачи этого учения дивизия выполнила на «хорошо», при этом весь личный состав не получил травм, сохранена в исправном состоянии техника. И этим я обязан В. А. Муравьеву, Е. В. Потапову, В. Фолько, Терентьеву и др.

Потом был космодром Плесецк, где в должности заместителя начальника политотдела я проработал ровно год. Личный состав космодрома Плесецк славился тем, что занимался больше испытаниями боевого оружия, отрабатывал новые системы ракетных комплексов, таких, как СС-20, «Тополь», БЖРК (боевой железнодорожный ракетный комплекс). Испытатели были люди высокопрофессиональные и хорошо подготовленные, организованные. Работая в суровых условиях северного климата, эти люди были никому не известны, а на самом деле работали не меньше, чем на других космодромах, прославляли Родину своими подвигами и героизмом.

И вот я на Байконуре. Встреча была короткой. С начальником космодрома Ю. А. Жуковым мы вместе служили в разных должностях в Смоленской армии. В тот день на космодроме случилось ЧП: погиб солдат. Прямо с аэродрома Крайний я уехал разбираться в причинах гибели солдата. Так начался процесс моего вступления в должность начальника политического отдела космодрома Байконур. Именно с первого и до последнего дня моей работы на Байконуре она отличалась высокой напряженностью, динамизмом и ответственностью. Ведь я пришел в тот момент, когда полным ходом шла работа по созданию космической системы «Энергия-Буран». Конечно, это было исключительно интересно и весьма ответственно. Почему?

Первое. Если в моей работе в боевых частях Ракетных войск стратегического назначения ракету личный состав видел только на комплексных занятиях и много операций проводилось условно, то здесь, на Байконуре, ежедневно проводили работу с ракетами, кто-то занимался сборочными работами, кто-то горизонтальными проверками, а кто-то готовил КА (головную часть).

Второе. Если в Ракетных войсках стратегического назначения все работы по подготовке и проведению пусков заканчивались условным пуском ракеты, то здесь, на Байконуре, после большой изнурительной работы в сложных метеорологических условиях по подготовке ракеты к пуску все заканчивается реальным пуском. Пусков было очень много, практически еженедельно проходили запуски, а иногда по два пуска в неделю. И всегда в этих специальных работах участвовали политработники, которые словом, делом, личным примером воодушевляли боевые расчеты на выполнение поставленных задач.

Третье. Если в Ракетных войсках стратегического назначения войсковые части расположены, как правило, вблизи районных, областных центров и многие социальные проблемы как-то незаметно решались в интересах офицеров, прапорщиков, не была там острой проблема устройства жен офицеров на работу, было меньше проблем с медицинским и продовольственным обеспечением, то здесь, на Байконуре, все проблемы, начиная от родов и выпечки хлеба до отправки детей в оздоровительные лагеря, и другие вопросы реально решали командование, политотдел и штаб космодрома.

Итак, что собой представляет политотдел космодрома Байконур, как он работал? Как я уже отметил выше, успех работы зависел от подбора профессиональных, высокоответственных, высокотребовательных и инициативных политработников.

Мне было с кого брать пример в своей работе. Игорь Иванович Куринной, будучи начальником политотдела дивизии, армии РВСН, военно-космических сил, создавал такие коллективы политорганов, что кого ни возьми — профессионал высочайшего класса.

Политработник сразу не рождался. Он ковался в кузнице повседневной работы и учебы. Так и я начал свою деятельность по созданию политотдела космодрома. На это у нас времени было очень мало.

В те годы структура политорганов на полигоне была следующей: возглавлял их политотдел космодрома, на него замыкалось 8 политотделов управлений, политотдел спецчастей, коллективы частей непосредственного подчинения (таких частей было 14). Освобожденных политических работников на космодроме в 1989 г. было более 700 человек. Это были хорошо подготовленные офицеры, окончившие военно-политическую академию или специальные политические училища.

В политотделе космодрома Байконур оказались люди, которые вместе со мной учились в военном училище, в военно-политической академии, служили вместе в других воинских частях Ракетных войск стратегического назначения. Конечно, в этом мне повезло. Они поддержали мои начинания, на них я делал ставку. С Н. И. Козловским с 1970 г. мы вместе работали на различных должностях. Это грамотный офицер, политработник с обостренным чувством нового, неординарного в решении проблем военного, культурного воспитания. Он был моим первым заместителем. После моего убытия к новому месту службы полковник Козловский стал начальником политотдела космодрома. А. И. Борзунов, еще будучи слушателем Военно-политической академии им. В. И. Ленина, где мы вместе учились, показал себя исключительно грамотным и опытным политическим работником. Еще до поступления в академию у него был богатый опыт практической работы с личным составом. Начальником отделения организационно-партийной работы был А. А. Смирнов. Хорошо знал людей начальник отдела кадров В. А. Котелевский. Помощниками начальника политического отдела по комсомольской работе были А. Савоничев, А. Яровой, А. Линкин. Все свои знания и силы они отдавали работе с молодежью и вносили в дело воспитания много интересного и содержательного. Работу с профсоюзами и женсоветами возглавляла энергичная и авторитетная Т. Варлашина.

Вспоминаются интересные предложения старшего инструктора по культурно-массовой работе подполковника В. И. Елисеева. Он лично внедрил в воинских коллективах проведение заседаний клубов веселых и находчивых. Наши КВН были показаны и по Центральному телевидению.

А сколько интересного и полезного привносили в работу частей и подразделений космодрома инспекторы отделения организационно-партийной работы К. А. Несудимов, А. Ф. Савельев, А. Н. Горяйнов.

К ним люди тянулись, ждали их приезда. Эти офицеры всегда имели конкретную информацию, которая помогала при решении кадровых вопросов, оказании помощи офицерам и прапорщикам и многом другом. Все политотдельцы своей главной задачей считали обеспечение высокого качества испытательных работ в частях. Особое место в работе политотдельцев занимало повышение ответственности каждого должностного лица за состояние воинской дисциплины и организованности в воинских коллективах.

Каждый офицер политотдела был закреплен за конкретной частью. Он ежедневно отслеживал положение дел, глубже знал состояние боевой готовности, следил за ходом испытаний техники, анализировал состояние воинской дисциплины среди личного состава. Он постоянно знал, какие общие мероприятия проводились, принимал в них активное участие, помогал командирам, политработникам этой части в решении конкретных задач. Словом, была живая работа с людьми, был налажен хороший контакт с подразделениями. Было важно и другое. Политотдельцы, побывавшие в частях, привозили множество материала о работе служб полигона, что позволяло эффективнее влиять на достижение конечных результатов.

Мы имели деловые отношения с офицерами штаба, службы ракетного вооружения и тыла. Там работали настоящие профессионалы. Добрым словом вспоминаю знатоков своего дела генералов Н. А. Борисюка, В. А. Меньшикова, на плечи которых легла вся тяжесть испытаний ракетного вооружения. Впоследствии Н. А. Борисюк стал заместителем командующего военно-космических сил ВС СССР, а В. А. Меньшиков — доктором технических наук, руководителем военного института.

Особое отношение политотдела проявлялось к работникам тыла, которые все делали для того, чтобы вовремя, по распорядку дня накормить, по нормам одеть, обуть военнослужащих полигона, а их ни мало ни много было в те годы около 100 тысяч человек. Эту исключительно важную и тяжелейшую службу возглавлял полковник В. В. Погосов, а потом прибыл из РВ СН генерал-майор Г. К. Дорошек. Были они очень разные по характеру, первый взрывной, второй спокойный и вдумчивый, но оба ответственные за свой участок работы.

Мне больше пришлось работать с генералом Г. К. Дорошеком. Он хорошо знал все нормы довольствия, постоянно бывал в частях, проводил выездные контрольные проверки по обеспечению людей. Большое внимание уделял обеспечению населения города продуктами питания и промтоварами, добиваясь при этом улучшения работы военторга, где руководителем был Г. Апостолов.

Хорошие и добрые отношения складывались с работниками штаба, которым руководил генерал-майор Б. И. Журавлев. На их плечи легла вся организаторская работа по службе войск, дежурству, контролю за распорядком дня и организацией боевой подготовки, охране и обороне объектов космодрома. Офицеры штаба во главе с Р. Х. Фатхутдиновым много сделали для благоустройства Ленинска. Это они первыми поддержали идею и возглавили работу по созданию «Арбата» в Ленинске.

Важной задачей политотдела была работа по подбору, воспитанию и расстановке командного состава космодрома. Политотдельцам удалось вместе с руководством полигона и управлений подобрать и назначить на должности таких командиров, которые впоследствии стали замечательными руководителями больших коллективов, — Л. T. Баранов, К. П. Петров, Копылов, А. Павлов, Л. Лукьянов, В. Горюшечкин, Кенжибаев, Н. И. Ковзалов, В. Г. Потемкин, B. C. Разин и многие др.

Изучив уровень профессиональной подготовки подчиненных в политотделе, я стал изучать уровень подготовки политработников частей и управлений космодрома. Что бросалось в глаза? Политотделы ракетных дивизий, где мне приходилось служить, были исключительно сильными и важными органами партии в войсках. Они практически во всех вопросах были инициаторами, проводниками тех задач, которые ставились перед дивизиями. Здесь же политотдельцы как-то находились в тени, будто за чьей-то спиной. Меньше времени уделяли вопросам изучения техники. Но напряжение в работе было огромное и политработники прохлаждаться не имели права. Умело работал начальник политотдела 1-го управления А. Н. Орлов, которого сменил А. Буркевич. Люди этого управления больше всех работали по подготовке и проведению пусков. Здесь занимались пилотируемыми кораблями и запусками КА народно-хозяйственного назначения. Набирал силу и авторитет в сложной обстановке политотдел центральной площадки, где разместились комплексы РКС «Энергия-Буран» — начальник политотдела А. И. Палий, позже Н. Ф. Авдеев. Им было очень тяжело, работы было много, шло строительство, готовили пуск ракет «Энергия» и «Энергия-Буран». Постоянные комиссии, проверки, отчеты за проделанную работу и т. д. Руководитель управления В. Е. Гудилин, энергичный, грамотный в техническом отношении офицер, полностью погрузился в испытательную деятельность. На левом фланге были части, которые эксплуатировали ракетные комплексы «Протон». Начальники политотдела С. А. Кострома, а позже В. Бобровников действительно отвечали всем требованиям положения о политорганах. Они всегда были в гуще событий, знали людей и помогали им.

9 батальонов и частей специального назначения объединял политотдел спецчастей гарнизона во главе с В. Павловым и Карапетяном. Каждая часть, входившая в гарнизон спецчастей, была очень важной и нужной для космодрома. Это хлебозавод, госпиталь, батальоны водоснабжения, энергобатальоны, противочумный и железнодорожный батальоны, военторг и т. д. Все они нуждались в пристальном внимании, требовали поддержки.

Нельзя не сказать о людях, которые трудились на космодроме Байконур в интересах РВСН. Это коллективы частей, где начальниками политотделов были полковники А. Тарасов, А. Феоктистов, Д. Самойленко. Приятно было находиться в подчиненных им организациях. Исключительная организованность, чистота, высокая дисциплина — вот чем отличались части, которыми управлял опытный генерал Е. Д. Ковальчук.

Не могу забыть частые встречи с личным составом 3-е управления, которое возглавлял ветеран, «дедушка» космодрома генерал В. И. Катаев, а начальником политотдела был полковник Э. И. Кожемов, начальниками штаба А. В. Усов и Г. Данильченко. Сотни военнослужащих этого управления размещались на территории 5 областей Казахстана, выполняли важнейшие функции контроля за полетом ракеты и космического корабля. Ведь ушедшая со старта ракета — это только полдела. А люди В. И. Катаева должны были принять всю информацию с борта ракеты и КА, ее обработать и выдать командованию космодрома соответствующий доклад для принятия решения. Каждый пуск люди этого управления снимали на кинопленку для нужд МО и телевидения. Конечно, им нужна была техническая помощь, возможности которой были ограничены, но люди из техники выжимали все.

Проанализировав состояние дел в каждом политоргане и отдельной части, мы пришли к выводу, что нам (политотделу космодрома) надо срочно менять стиль работы. Постоянно быть в частях и управлениях, учить командиров, политработников стилю и методам работы с людьми. У офицеров политотдела возникла идея разработать меры по улучшению организаторской, политической работы в частях космодрома по достижению безаварийных пусков и укреплению дисциплины.

Из личной практики знаю, что тот политработник, который хорошо знает историю, знает основы решения того или другого вопроса, тому легче в работе с людьми. И мы взяли за правило ежемесячно учить политработников практике работы с людьми. На таких занятиях изучали самые разнообразные вопросы, по которым выступали сами. Приглашали на эти занятия командиров, начальников штабов, испытателей, специалистов из академий и министерств. Пошел процесс сближения и глубокого обмена мнением, что вместе, усилив работу с офицерами, прапорщиками, солдатами, сержантами, представителями промышленности, мы сможем быстрее и качественнее решать боевые задачи.

А что значит улучшить работу с офицерами, прапорщиками на космодроме? Космодром расположен так, что основная масса офицеров и прапорщиков была призвана из европейской части и, конечно, условия службы и жизни их и членов семей были непривычными, а порой тяжелыми. Это время, когда стране было тяжело, и она больше уделяла внимания технической оснащенности космодрома, а вот социально-бытовые вопросы основательно забывались. Катастрофически не хватало квартир, детских садов, были постоянные перебои с обеспечением продуктами питания.

И политработники космодрома активизировали работу подразделений, отвечающих за создание условий офицерам и прапорщикам. Тогда же направили руководству УНКС, генералу А. А. Максимову, И. И. Куринному, Г. С. Титову письмо с одной просьбой: срочно решить вопрос о строительстве жилья. Приняли меры и по удовлетворению нужд по продовольствию. Мы обращались в ЦК КПСС, МОМ, в другие инстанции с просьбой оказать помощь личному составу космодрома. И тут вдруг нам стало известно, что на полигон едет сам Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев. С ним приехали члены Политбюро Л. H. Зайков, C. Л. Соколов, В. М. Чебриков, Г. В. Колбин, которые, конечно, увидели нищету и прелести космической гавани. В жаре, в сложных условиях 11–13 мая 1987 г. М. С. Горбачеву показали четыре пуска ракет. За двое суток. Именно тогда на весь мир прозвучала его знаменитая фраза: «Надо работать так, как работают люди на космодроме!»

После этого исторического посещения за короткий срок на космодроме было построено четыре школы, два микрорайона, закончились перебои с завозом продовольствия. Постановлением правительства было предусмотрено немало льгот для всего личного состава космодрома. Быстрее и больше стали строить квартир в областных городах страны для офицеров Байконура, увольняемых из армии в запас. Стало легче и проще выехать в отпуск, на отдых в разные направления. Коренным образом изменились отношения с руководством Республики Казахстан и Кзыл-Ординской области. Г. В. Колбин — Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, Н. А. Назарбаев — Председатель Совмина Казахстана, А. Ауельбеков — первый секретарь Кзыл-Ординского обкома партии стали не только бывать на парадных запусках, но и вникать в жизнь людей космодрома, решать их проблемы. С вводом городской больницы стало легче госпиталю космодрома. Начали привозить товары народного потребления из Алма-Аты, Целинограда, Караганды, Чимкента. А какие казахские праздники и выставки проводились в городе! Был разработан и утвержден график дней областей Казахстана на космодроме Байконур, через пространства которых летали ракеты. Все это было сделано по указанию Н. А. Назарбаева.

На базе 6-й школы открылась школа космонавтики Казахстана и СССР, директором школы стала Н. Крыжко. Именно в этой школе по всем направлениям были оформлены классы и оснащены образцами ракетно-космической техники. Такой школы мне нигде в дальнейшем не удавалось встретить. Ну а в школах, в филиале МАИ постоянно бывали офицеры, которые рассказывали о делах по подготовке ракет и аппаратов к пуску.

Хочу подчеркнуть, что все это произошло только после приезда на космодром группы членов Политбюро ЦК КПСС во главе с М. С. Горбачевым и принятия специального постановления Советом Министров СССР по Байконуру. И это постановление в течение трех лет четко выполнялось на всех уровнях, всеми министерствами и ведомствами. Сегодня, когда в стране не выполняются законы, думаю, что такое постановление или указ, предусматривающий улучшение жилищных условий людей, здравоохранения, необходимые климатические льготы, невозможны. Такое может быть и было только при Советской власти.

У испытателей, строителей, всех жителей Байконура стало подниматься настроение. Впервые из уст руководителя страны они услышали слова благодарности за свой самоотверженный труд, впервые ощутили реальную заботу о тружениках полигона.

Но очень скоро хорошие слова о Байконуре и его людях забылись, выделенные средства для космодрома закончились. Руководящую роль партии похоронили, а М. С. Горбачев увлекся выдуманной им «перестройкой» и вместо решения насущных задач нашей жизни стал разглагольствовать о никому не понятном до сих пор «новом мышлении», что в дальнейшем привело к развалу и разграблению страны.

В эти годы на Байконуре начался процесс информационного прорыва. И именно политработники космодрома при помощи начальника политуправления УНКС генерал-лейтенанта И. И. Куринного возглавили работу по пропаганде труда испытателей космодрома, который мало кто видел и знал. До этого все складывалось так, что вся заслуга в космической деятельности принадлежала космонавтам. Да, это так, они заслуживают похвалы. Но для того, чтобы полетел космонавт на орбиту, надо создать ракету, доставить ее на Байконур, собрать, проверить состояние и готовность всех систем, заправить ее, запустить, измерить траекторию, произвести коррекцию. Эта работа — наиважнейшая, и ее проводят инженеры, рабочие КБ и заводов, инженеры-испытатели боевых расчетов, численность которых достигала 1200 человек. Так, работами по подготовке и пуску пилотируемого корабля занимался боевой расчет в составе около 700 человек. И конечно, мы считали, что наряду с подвигом космонавта надо показывать работу инженеров, испытателей, военнослужащих и т. д. Нам удалось «пробиться» на Всесоюзное телевидение. На экранах стали чаще появляться люди в погонах. В центральных и республиканских газетах печатались публикации о замечательных людях Байконура, о его проблемах, об отсутствии сервиса и т. д. и т. п. Даже французская газета «Фигаро» однажды «лягнула» нас за то, что на 2-й площадке не хватает шикарных туалетов. Что и говорить, Байконур узнал весь мир.

И во всей этой многогранной работе мы всегда чувствовали поддержку и помощь офицеров политуправления А. Г. Белоцерковца, А. А. Туля, Б. А. Суворова, Н. А. Соловьева, С. Е. Дивержиева, И. Х. Зубаирова, В. П. Мельникова, Л. П. Житлухина, А. В. Шандрова, А. В. Кучеренко, В. Ф. Альхова, Б. Ф. Терновского, B. C. Бонадыкова, С. И. Лущика, А. В. Махнева, А. Х. Мустонена, С. А. Калинина, которые умело применяли политико-воспитательные арсеналы воздействия на жизнь многотысячного коллектива космодрома и бурные процессы в деятельности его частей и подразделений. Одним из направлений в деятельности политотдела была работа по организации культурно-массовых мероприятий. Ни одного театра в городе, мало кинотеатров, скудный запас фильмов на кинобазе полигона. До Москвы — 2000 км, до Алма-Аты — 1000 км. И вот тут нам удалось с помощью политуправления и министра общего машиностроения СССР О. Д. Бакланова привлечь внимание многих артистов и певцов, ансамблей и работников цирка, чтобы они стали чаще приезжать для выступления на Байконуре. На долгие годы остались в памяти выступления Л. Вайкуле, Н. Чепраги, С. Ротару, Я. Иолы, Л. Лещенко, И. Кобзона, А. Пугачевой, артистов ансамбля песни и пляски СА и ВМФ и др. Мы стали чаще организовывать массовые гуляния и выступления местных ансамблей с применением светомузыки и прожекторного освещения. Большой популярностью пользовались ансамбли «Байконур», «Тюльпаны Байконура» и др.

Мы активно участвовали в работе по улучшению жизни людей, практиковали проведение комсомольских свадеб, участвовали в торжествах по случаю присвоения воинских званий, юбилеев людей и коллективов, мы не отказывались от приглашений, а, наоборот, их возглавляли. Популярностью пользовались и выезды на рыбалки, в бани и другие места, где можно было обсудить те или иные вопросы службы, отдохнуть, набраться сил и энергии для решения трудных задач.

Байконур славился своей историей, которая бережно хранилась и собиралась в музеях частей, управлений космодрома. Ежегодно музеи посещали десятки тысяч людей. Особый музей был построен в 3-м управлении.

Большое внимание политотдел космодрома уделял вопросам поддержания авторитета командиров, и прежде всего начальника полигона. В первые годы моего пребывания на Байконуре руководил космодромом генерал-майор Ю. А. Жуков. Он, опытный ракетчик, 13 лет был первым заместителем командующего Смоленской ракетной армией, хорошо знал меня, а я его. Отношения у нас были деловыми, партийными, друг друга критиковали, но всегда приходили к взаимопониманию. Он внимательно выслушивал офицеров политотдела, часто советовался с нами. Но, к сожалению, как бывает у военных, подошел определенный возраст и Ю. А. Жуков уволился, ушел на пенсию. Сейчас живет в Смоленске. На его место пришел не менее опытный, энергичный, грамотный ракетчик генерал-майор А. Л. Крыжко. С его приходом стиль работы всех командиров и других должностных лиц резко изменился. Больше стало контроля со стороны руководящего состава штаба космодрома, управлений и служб. Повысилась требовательность сверху вниз, управленцы стали больше бывать в частях запуска и испытаний. Я видел, что командир много работает сам, заставляя трудиться и других.

A. Л. Крыжко избрали депутатом Верховного Совета Казахстана. Вскоре он получил очередное звание — генерал-лейтенанта. По-другому стало к нам относиться и руководство УНКС, меньше стало никому не нужных проверок, больше доверия с их стороны к командиру и другим руководителям. Дружили и наши семьи, благо жили рядом, часто ходили друг к другу в гости, а Новый год всегда отмечали вместе. Добрым словом вспоминаю Н. А. Борисюка, Е. И. Смелика, В. В. Погосова, Г. Ф. Лысенкова, А. П. Завалишина, А. М. Долгова, Е. Д. Ковальчука, Г. К. Дорошека, Б. И. Журавлева, А. А. Шумилина и др.

Годы на Байконуре стали для меня незабываемыми. Трудными, но счастливыми.

…А далее была Литва, моя Родина, земля, которая дала мне силу и энергию и куда я вернулся в сентябре 1989 г. с мыслью помочь моему народу в строительстве новой жизни. Но, как оказалось, силы, которые вложили идеи самостоятельности в народное движение, искусно замаскировали развал СССР.

Под видом перестройки произошло трагическое предательство идей, с которыми мы родились, воспитывались, трудились и проводили в жизнь то прекрасное, которое было. Да, было! Прекрасного, человечного, радостного и справедливого было больше, чем сейчас. Но об этом еще предстоит рассказать в будущем.

Борис Михайлович Лохмачев
ВИДЕОЛЕТОПИСЬ КОСМОДРОМА

Родился в 1938 г. Окончил Казанское суворовское училище в 1955 г., Тамбовское военно-финансовое училище в 1957 г. и в 1965 г. военный факультет Московского финансового института.

На космодроме с 1958 по 1989 г. С 1965 по 1985 г. на партийно-политической работе.

1985–1989 гг. — начальник кинофотоотдела космодрома.

1991–1998 гг. — РКК «Энергия» — начальник бюро внешнеэкономической деятельности. В настоящее время работает в институте подготовки кадров. Живет в г. Королеве Московской области.

Осенью 1985 г. заканчивался срок моего пребывания в выборной должности секретаря партийного комитета отделов научно-исследовательских и испытательных работ космодрома. После отчетного собрания я был назначен на должность начальника отдела кинофоторабот, куда всей душой стремился в течение ряда последних лет.

К этому времени с отделом меня уже связывала совместная работа по производству хроникально-документальных фильмов и проведению различных мероприятий в масштабе 3-го управления космодрома и города.

Отдел переживал не лучшие времена в своей 30-летней истории. Уволились в запас или перевелись по службе высококвалифицированные специалисты — В. Таратута, В. Хоменко, Т. Столяров, В. Мальцев. Пришедшие им на смену молодые офицеры были полны энтузиазма, но опыта работы им явно не хватало.

По штатной структуре отдел состоял из четырех лабораторий. Лабораторией фоторабот руководил заместитель начальника отдела майор А. Я. Фроянц, а затем капитан С. П. Левин. Оба хорошо знали свое дело, умели организовать работу подчиненных. К тому же в лаборатории продолжали работать мастера фотопечати Л. Чернова, И. Малявская, Н. Кабанова, Л. Корнилова.

Лабораторию киносъемки возглавлял майор В. Б. Хворостенко — умелый оператор, грамотный и увлекающийся офицер. Его подчиненные капитаны О. Николаенко, О. Дьяков только нарабатывали навыки натурных съемок проводимых испытаний и руководства боевым расчетом.

В лаборатории производства фильмов вместе с ее начальником майором Москалевым Ф. К. трудились опытные мастера монтажа и кинопечати А. Адамович, Р. Песецкая, чьи имена стоят в титрах почти всех произведенных отделом фильмов.

Единственным настоящим профессионалом, окончившим институт киноинженеров, был начальник лаборатории химической обработки материалов и сенситометрии майор Ю. В. Данилин. К нему-то в первую очередь я направился на учебу. Здесь же трудились опытные специалисты — ветераны управления Г. Н. Куратова, химик Е. А. Осипчук и инженер-сенситометрист О. В. Муравьева.

Участок сенситометрического контроля один из главных в отделе. Здесь определяются параметры пленки, устанавливаемой в космические аппараты, отчего в значительной степени зависят конечные результаты. Поэтому мне было необходимо в первую очередь освоить именно этот участок. После увольнения Ю. В. Данилина в запас лабораторию возглавил Н. Бабиков.

Пусть простят меня те офицеры и служащие, которых я не назвал здесь. Мы все вместе делили результаты своей работы, свои успехи и недостатки. Мы работали дружно.

Уходящий 1985 г. был годом партийной конференции космодрома, на которую приехал недавно назначенный начальником Главного политического управления СА и ВМФ генерал-полковник А. Д. Лизичев. Это, естественно, придавало всему жизненному укладу космодрома особый характер. В стране началась кампания по борьбе с алкоголизмом. И, конечно, в своем выступлении начальник Главпура не обошел этот вопрос. Наряду с испытаниями, бытом военнослужащих, дисциплиной в управлениях и частях он был определен в качестве главного направления в работе партийных организаций, и по предложению наиболее ретивых улавливателей вышестоящего мнения даже записали в решения партконференции тезис о том, что на космодроме развертывается решительная борьба с этим злом.

Поздней весной 1987 г. в день запуска одного из «Космосов» космодром Байконур с визитом посетил Президент Финляндии Мауно Койвисто. После успешного выведения космического аппарата на орбиту спутника Земли Президент изъявил желание отметить это событие рюмкой водки. Начальник космодрома Ю. А. Жуков со свойственным ему энтузиазмом ответил, что по предложению начальника Главного политуправления развернута борьба за трезвый образ жизни и поэтому традиция отмечать успешный запуск спиртными напитками ушла давно в прошлое. Пришлось удовлетвориться минеральной водой. На обеде перед отлетом Президента также не было спиртного, что вызвало определенное недоумение у высокого гостя. Он даже предлагал послать гонца на свой самолет, где у него был запас вина, подаренного ему одним из руководителей нашей южной республики. Спиртная тема закрылась дипломатическим юмором и после отлета сетованием одного из руководителей о том, что спиртное — это беда, когда его пьют помногу и тогда, когда приходится отказывать в хорошей рюмке Президенту дружественной страны. Ну не было прописано угощение спиртным в протоколе приема. А инициатива в этом деле бывает наказуема.

Юбилейные даты в жизни страны отмечались трудовыми свершениями, подвигами, сдачей объектов народного хозяйства, т. е. всем, что как-то могло радовать глаз, убеждать в правоте нашего пути, делать жизнь народа лучше.

Тенденция сделать подарок к юбилею имела и негативную сторону. Так, жилые дома сдавались с недоделками, которые устранялись потом годами, промышленные предприятия, отрапортовав о пуске, еще не скоро вступали в строй действующих и т. д.

Что касается испытаний ракетной техники, то стремление принять на вооружение новую ракету к годовщине Октября привело 24 октября 1960 г. к одной из самых больших катастроф с гибелью испытателей.

Кинофотоотдел к юбилейным датам обязательно выпускал хроникально-документальные фильмы. В марте 1985 г. в период предварительных съемок фильма «Звездный причал», посвященного 30-летию космодрома Байконур, мне удалось собрать в Москве в Центральном доме архитекторов его первых начальников — Алексея Ивановича Нестеренко, Константина Васильевича Герчика, Валентина Илларионовича Фадеева, Александра Александровича Курушина. В организации этой встречи самое деятельное участие принял полпред космодрома в Центральном Совете ветеранов космодрома и Федерации космонавтики СССР Василий Васильевич Савинский, ныне вице-президент ФК РФ. К сожалению, по болезни не приехал Александр Григорьевич Захаров.

Более трех часов наши командиры делились своим опытом испытаний, вспоминали наиболее яркие эпизоды строительства, становления, взлета космодрома Байконур на тот пик, который был достигнут к его 30-летию.

Мы, естественно, это сняли на кинопленку и записали все, что говорилось на встрече. Снимали и записывали речи начальники лабораторий отдела майоры В. Б. Хворостенко и А. К. Маскалев. Я был несказанно рад, что такой редкий материал стал достоянием архива отдела и истории космодрома.

По каким-то непонятным причинам решением руководства космодрома в наш фильм было разрешено взять информации из всего отснятого только на одну минуту. А как интересно было бы увидеть и послушать с большого экрана наших первых командиров для тех, кто с ними начинал свою службу, и для новых поколений испытателей.

Поскольку в то время я был секретарем парткома отделов НИИР, а фильм делал факультативно, то жесткий контроль за отснятым материалом осуществлять не мог. Ко времени моего прихода в отдел этот поистине исторический киноматериал был уничтожен для выполнения плана по сдаче серебросодержащих отходов.

Большой интерес у всех тружеников космодрома вызвал фильм «Орбиты содружества», смонтированный под руководством старшего инструктора политотдела Владимира Комара, об интернациональных экипажах программы «Интеркосмос».

Успех каждого фильма зависит не только от имеющегося материала и его монтажа. Правильно подобранная музыка, дикторский текст, даже тембр голоса диктора во многом делают картину интересной. Поэтому соавторами фильмов всегда были А. Адамович, Р. Песецкая, Т. Майорова — наши монтажницы и музыкальные редакторы и, конечно, бессменные дикторы — Валерий Котелевский и Василий Елисеев, которые ночами, чтобы не мешали посторонние шумы, озвучивали фильмы, делая бесчисленные дубли и добиваясь нужного качества.

Была у нас задумка снять фильм о молодых лейтенантах, которые начинают свою службу на космодроме. Начальник Управления космических средств генерал-полковник А. А. Максимов идею поддержал и утвердил сценарий. Мы сняли защиту дипломов, госэкзамены и выпуск в ВИКИ им. А. Ф. Можайского. Сделали первую часть задуманного. Хочется надеяться, что сегодня можно выходить на вторую часть и проследить, кем стали те выпускники по истечении 15 лет.

Результативной вехой в истории кинофотоотдела стало формирование экспозиции в музее измерительного комплекса космодрома.

Неистощимый на инициативу, ведущий хранитель традиций космодрома, председатель Совета ветеранов, начальник 3-го управления генерал Владимир Иванович Катаев в 1987 г. поставил задачу — создать в управлении музей на высококвалифицированном уровне.

В освобожденном помещении машинного зала был сделан ремонт. На ВДНХ закупили оборудование для стендов. Группа дизайнеров — Валентин Гривачев, Сергей Гузев, Василий Хлынин изготовили макетный проект. Начальники испытательных отделов, вычислительного центра, командиры измерительных пунктов получили четкие указания по сбору материалов, формированию и изготовлению стендов.

Оргкомитет возглавил начальник штаба управления полковник К. П. Петров, который жестко контролировал график работ.

Фотолабораторией было изготовлено более 3 тыс. фотографий. Пересъемка, съемка новых объектов, изготовление фотографий большого размера потребовали новых подходов, приспособлений и даже внедрения рацпредложений.

В спорах, творческих муках, в атмосфере всеобщего энтузиазма музей был открыт через год и сразу же получил высокую оценку специалистов и тружеников космодрома. В числе первых посетителей была делегация работников ассоциации космических музеев СССР. Музейные профессионалы выразили свое восхищение как дизайном, так и содержательной частью.

Первым директором музея был назначен полковник запаса Б. Г. Лапидус — бывший начальник отдела траекторных измерений управления. Научным сотрудником музея стала Люба Осадчая, а хранителем экспонатов, электриком, заведующим хозяйством Виктор Попов.

Логическим завершением реконструкции первого этажа лабораторного корпуса управления стало открытие кафе «Честь имею», красиво оформленного своими силами в духе традиций российской армии. Здесь можно пообедать, встретиться с друзьями, послушать музыку, помериться силами за бильярдным столом. Здесь отмечают праздники, присвоения званий, играют свадьбы. И ныне всяк входящий в музей и кафе «Честь имею» добрым словом вспоминает тех, кто сделал этот замечательный комплекс.

Космодром Байконур всегда был в центре внимания руководителей партии и государства. Здесь, начиная с визита Президента Франции Шарля де Голля в 1966 г., руководителям дружественных и не очень государств демонстрировали военную и космическую мощь нашей страны. И вполне естественно, что руководители нашей страны должны были хотя бы раз увидеть эту мощь своими глазами. Здесь побывали все первые руководители страны, кроме Б. Н. Ельцина.

Это он один из первых приложил свою тяжелую руку к замораживанию космических программ и развалу Байконура, а затем, спохватившись о содеянном, подписал договор с Казахстаном об аренде Байконура на 20 лет.

В мае 1987 г. Байконур принимал Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева. Его визиту предшествовала грандиозная подготовка. За неделю прибыла авторитетная команда под руководством члена Политбюро Л. Н. Зайкова, которая отработала весь цикл пребывания, маршруты движения, охранные мероприятия и все, что полагается по подготовке приема высокого гостя.

Наш отдел был допущен к освещению пребывания М. С. Горбачева средствами кино и фото. Другие СМИ к освещению этого события не привлекались. В ходе подготовки к этой важной для нас работе мы скрупулезно отработали все полагающиеся документы, согласовали сценарные планы, списки специалистов во всех организациях, включая известное 9-е Управление КГБ.

11 мая 1987 г. за два часа до прибытия М. С. Горбачева мы были на аэродроме Юбилейный. Там шла активная подготовка к приему самолета Генерального секретаря ЦК КПСС. Как всегда, в работу непосредственных исполнителей старшими начальниками вносились изменения, которые вызывали ненужную суету, нервозность. Так, по задумке встречающих М. С. Горбачев, сойдя с трапа, должен принимать доклад на ковре. Привезли ковер размером 2 x 1,5 м. На аэродроме дул легкий ветерок, коврик понемногу сдвигался с определенного ему места. Командующий САВО генерал-полковник А. В. Колтунов приказал прибить его гвоздями. Пока искали гвозди, пока солдат пытался найти место между бетонных плит, куда можно хоть как-то вколотить гвозди, атмосфера накалялась. К тому же командующему зачем-то понадобилась схема построения встречающих, почетного караула, машин и прочее, а ее носил в своей папке заместитель начальника штаба космодрома полковник Р. Х. Фатхудинов. Он, видя никчемную возню вокруг ковра, отошел для решения других дел, что вызвало новую волну возмущения командующего. Наконец пар был выпущен, все стало на свои места. Руководители партии и правительства, республики и области, космодрома и города, встречающие М. С. Горбачева, в эти мелочи не вмешивались, но было заметно, что некоторые волновались, многие курили, ходили взад-вперед по рулежной дорожке и т. д.

Прилетел самолет с непосредственной охраной. Нас пригласили на короткий инструктаж и определили порядок работы во время встречи. Наконец прилетел самолет Генерального секретаря.

М. С. Горбачев с улыбкой сошел с трапа самолета, тепло и очень дружелюбно поздоровался с встречающими, затем, выслушав рапорт начальника почетного караула, обошел его строй. Перпендикулярно строю почетного караула стояла шеренга остальных встречающих. Михаил Сергеевич поздоровался с каждым. Ему представлялись по-военному, и он у некоторых товарищей что-то спрашивал, с кем-то шутил. Атмосфера встречи была доброжелательной.

Спустя несколько минут высокое руководство разместилось в автобусе, остальные встречающие в своих машинах, и колонна направилась на 182-ю площадку, где был оборудован НП.

Мы заранее договорились, что в машинах ГАИ будут ездить наши специалисты-фотографы А. Фроянц и С. Левин. Я ехал в резервной «Чайке», а киношники В. Хворостенко и А. Маскалев — в нашем «рафике». На НП М. С. Горбачев со всем сопровождением пробыл около часу. Наблюдали запуск «Протона». Наш «рафик» на НП не прибыл. Я думал о возможных причинах задержки и не мог предположить, что при выезде с аэродрома водитель не справился с управлением и на повороте автомобиль вылетел с дороги и опрокинулся. Хорошо, что дело ограничилось незначительными ушибами людей.

После НП колонна направилась на 95-ю площадку, где в МИКе была устроена для показа Генеральному секретарю выставка космических аппаратов. Перед въездом на 95-ю площадку на железнодорожном переезде была продемонстрирована PH «Протон».

Мы возвратились в отдел уже ночью, проявили свои пленки и сдали их для дальнейшей работы. К этому времени вернулись наши киношники, которые рассказали об аварии. Утром 12 мая мы прибыли на 17-ю площадку, где ночевал М. С. Горбачев. Поскольку группе не выделили другой машины, начальник политотдела полковник А. Науджюнас отдал нам свою «Волгу». В этот день предусматривалась встреча Михаила Сергеевича с жителями города, посещения универмага, городского бассейна, Дворца пионеров.

На площади Ленина М. С. Горбачев в сопровождении офицеров космодрома возложил цветы к памятнику В. И. Ленину, а затем встречался с жителями. Вопросы задавались самые разные: о квартирах, об условиях жизни, о реформах и т. д. Одна из женщин, посетовав на жару, пожалела Михаила Сергеевича, что он в костюме и галстуке. Он поблагодарил женщину и выразился в том духе, что конечно ему жарко, но положение обязывает. А женщина продолжила, что в мае еще не жарко, а вот офицерам в самое пекло приходится ездить на службу в рубашках с длинными рукавами, ходить в наряды в еще более теплой одежде. Михаил Сергеевич обратился с вопросом к министру обороны — ведь есть же облегченная форма одежды? Вскоре нам разрешили ношение форменных рубашек с короткими рукавами.

Еще один эпизод, связанный с работой охраны. Известный тассовский космический фотограф Альберт Пушкарев, снимая какой-то интересный эпизод, попросил Зайкова чуть подвинуться и дотронулся до его плеча рукой. Тут же незаметные ребята вытащили его из группы, окружавшей М. С. Горбачева, и со словами: «Толкать члена Политбюро?!» — сделали ему внушение. Он пытался возразить, что, мол, и в мыслях не было кого-то толкать, а тем более члена Политбюро, но ребята сказали, чтобы он работал, ни к кому не прикасаясь, иначе вообще уберут его с площади.

В универмаг я прошел заранее, и правильно сделал, так как после появления там М. С. Горбачева и сопровождающих его лиц двери были перекрыты охраной. Михаил Сергеевич осмотрел витрины, в отделе тканей поинтересовался у девушек-продавщиц, какие материалы в моде у молодежи, дал распоряжение военторговскому начальству увеличить поставки джинсовых тканей.

После обеда М. С. Горбачеву показали комплекс «Энергия-Буран». К этому времени завершилась подготовка к первому запуску универсальной ракеты, способной поднять в космос груз весом более 100 тонн.

Во время посещения технических и стартовых позиций было сделано предложение произвести первый запуск «Энергии» в присутствии М. С. Горбачева. На это Михаил Сергеевич ответил, что надо еще раз все проверить, проанализировать все возможные и невозможные ситуации и при твердом положительном решении технического руководства производить запуск уникальной ракеты без него. «А мое присутствие, — сказал Михаил Сергеевич, — будет вас излишне нервировать». С этим все согласились, и через два дня после отъезда Генерального секретаря ЦК КПСС с космодрома, 15 мая 1987 г., был произведен успешный запуск УРКТС «Энергия».

Вечером этого же дня в гарнизонном Доме офицеров состоялась встреча М. С. Горбачева с руководителями космической отрасли страны, НИИ, КБ, частей и подразделений космодрома, представителями общественности города. Тема перестройки и гласности красной нитью пролегла через все выступление Генерального секретаря. Была высказана уверенность руководства ЦК КПСС и правительства, что космодром будет жить и развиваться. В последующем эта мысль была воплощена в лозунгах, транспарантах, воспроизводилась в докладах и выступлениях руководителей всех степеней. И как потом больно было видеть развал уникального космодрома, брошенного на произвол судьбы руководителями двух суверенных государств.

Утро 13 мая началось с отъезда на НП правого фланга. Он располагался так, что с него можно было наблюдать за запусками ракет с СК площадки 31 и СК площадки 45.

Наша группа двигалась в середине колонны. Напротив станции Тюра-Там на полном ходу в машине лопнуло колесо. Мы остановились, и водитель стал быстро готовить запаску. Хорошо, что сзади ехал начальник космодрома генерал Ю. А. Жуков. Он остановил для нас «Волгу», следующую в колонне. Перегрузить аппаратуру было делом двух минут, но колонна уже скрылась в районе КПП третьего подъема. Режим перекрытия дорог был таким, что весь задержанный транспорт выезжал на трассу сразу после прохождения колонны. Как раз на КПП разворачивался длинный трейлер, намертво закрывая нам проезд не менее чем на 5 минут. Наш водитель включил звуковой сигнал так, будто это была сирена спецавтомобиля, и хорошо, что этот сигнал был услышан. Мы проскочили благополучно, но колонну догнали в районе площадки 37.

На НП все прильнули к оптическим приборам. Запуск очередного «Космоса» прошел удачно и красиво.

Минут через 20 стартовала ракета «Зенит». Михаил Сергеевич поехал на стартовую позицию. Боевой расчет был построен у пускового устройства. Начальник управления полковник С. В. Лимонт доложил о произведенном запуске, и Михаил Сергеевич тепло поблагодарил всех за труд и мужество.

Затем был обед в столовой на площадке 2 и посещение домиков С. П. Королева и Ю. А. Гагарина. В мемориальных домиках, где жил Главный конструктор и провел ночь перед стартом Первый космонавт планеты, Михаил Сергеевич долго беседовал с В. П. Глушко — Генеральным конструктором НПО «Энергия» и Г. С. Титовым, космонавтом-2.

На аэродроме Юбилейный почетный караул торжественным маршем завершил проводы высокого гостя. Михаил Сергеевич попрощался с провожающими и космодромом.

Натурные съемки всех запусков, проводимых со стартовых комплексов космодрома, являются одной из важнейших задач кинофотоотдела.

К съемкам первого запуска универсальной ракеты «Энергия» мы начали готовиться месяца за два. Следовало выбрать такое место съемки, которое позволило бы получить качественный материал при полной безопасности боевого расчета. Район безопасности был определен в 11 км от старта. Это связано с тем, что центральный блок ракеты заправлялся жидким водородом (горючее) и жидким кислородом (окислитель). Следовало предусмотреть все возможные и невозможные последствия с такого расстояния, поэтому мы выбрали место съемки примерно в трех километрах от СК и начали его оборудовать. Для укрытия боевого расчета вырыли блиндаж с перекрытиями из бетонных плит, а также траншею, перед которой установили свою аппаратуру. Кроме того, часть средств мы вынесли вперед для съемки в автоматическом режиме. Предварительная проверка показала полную работоспособность всех средств.

15 мая 1987 г. боевой расчет прибыл на место за 10 часов. По всем близлежащим площадкам полным ходом шла эвакуация. По команде главного эвакуатора полковника Р. Х. Фатхудинова — заместителя начальника штаба космодрома, переданной нам по рации, был отправлен в район эвакуации наш автобус — единственное средство спасения при аварийной ситуации. Это было не очень понятно, но приказ есть приказ. Не обошли нас вниманием проверяющие из группы режима и других компетентных органов. В один из их приездов они привезли к нам группу самых уважаемых в космической фотожурналистике профессионалов — Александра Степановича Моклецова из АПН и Альберта Пушкарева из ТАСС. Они с интересом осмотрели наши укрытия, но засомневались в правильности выбора места съемки. За несколько секунд до старта мы включили все камеры. У меня в руках был пульт автоматического включения фотоаппарата, стоящего на пригорке в 300 м от нас. Как только ракета поднялась, я сделал снимок. «Энергия» так быстро ушла со старта, что мы не успели как следует осознать величие подвига испытателей, тем более что шум двигателей и факел, поглощенные водопадом стартового комплекса, были не намного мощнее, чем у привычных нам «Союзов» и «Протонов».

Вернулись наши коллеги А. Моклецов и А. Пушкарев. Их огорчению не было предела. С первых секунд запуска двигателей водяные пары закрыли им всю видимость и не позволили сделать снимки хорошего качества. Мы утешили их тем, что обещали поделиться материалами.

К запуску «Энергии» с орбитальным кораблем «Буран» мы готовились с учетом уже имеющегося опыта. Выбор позиции осложнялся устройством газоотводных каналов СК, расположенных под углом 120°. После долгих поисков позиция была выбрана.

Старт был назначен на утро 16 октября 1988 г. Мы заняли позицию к 20 часам 15 октября. Было холодно, но опять наш автобус был отправлен в район эвакуации в 23.00. Ко времени старта мы различными способами разогрели аппаратуру и уже включили одну камеру, когда последовала команда на отмену запуска. Часа через два за нашим расчетом прислали бронетранспортер и вывезли на ИП-1. Запуск был отменен в связи с тем, что произошла задержка с отводом платы системы прицеливания. Госкомиссией было принято решение о сливе компонентов топлива и доработке механизма отвода платы. Запуск был перенесен на 15 ноября 1988 г. Были сомнения, что за такой короткий срок можно снова выйти на запуск, но все работали так, как не снилось и передовикам капиталистического производства.

В ночь на 15 ноября мы вновь заняли свою позицию. Мне удалось убедить руководство космодрома оставить с боевым расчетом автобус, так что и люди и техника до запуска были в тепле. Около 2 часов ночи я прошел к старту на ближайший холм, чтобы сделать снимки ракетного комплекса вместе с факелом дренажного трубопровода, который красиво светился примерно в одном километре от нулевой отметки. К сожалению, мой объектив не позволил захватить эту общую картину, и я сделал снимки раздельно.

Погода была отвратительная: низкая облачность, срывающийся влажный снег, сильный ветер при нулевой температуре. К нам в группу приехали три корреспондента из центральных газет и журналов. Около 5 часов мы были в полной готовности. Наша рация была на постоянном приеме, так как Госкомиссией решался вопрос: производить запуск или нет. Наконец решение было принято. В назначенное время мы включили камеры. Своим фотоаппаратом я успел сделать три снимка, и «Энергия» скрылась в облаках. Освещенные мощным факелом клубы дыма и пара вместе с фермами СК являли собой фантастическую картину. Земля дрожала. Все участники съемки были возбуждены, обменивались впечатлениями, делали прогнозы о результатах своей работы.

Через полчаса мы поехали на посадочный комплекс орбитального корабля «Буран». Времени было достаточно, но предстояло преодолеть не только расстояние в 20 км, но и режимные заслоны. Хорошо, что наша радиостанция работала без сбоев, и мы благополучно добрались до площадки 251. Съемку посадки ОК «Буран» вели от здания центрального диспетчерского пункта в 100 м от полосы приземления. В назначенное время для встречи и сопровождения орбитального корабля с аэродрома поднялся самолет, ведомый летчиком Толбоевым. Наконец из низкой облачности показался «Буран». Трудно передать словами это прекрасное зрелище, когда мощная машина по воле наших ученых, конструкторов, инженеров, рабочих и испытателей коснулась полосы так, будто за рычагами управления сидел первоклассный летчик. Выпустилась парашютная система торможения. В этот момент над полосой промчался самолет сопровождения. Мы зафиксировали это на фото- и кинопленке, и сделанные фотографии украшают ныне многие альбомы. После короткого пробега ОК «Буран» остановился на полосе. Громкое «Ура!» перекрыло шум ветра. К приземлившемуся кораблю поехала колонна машин. А он гордо стоял, и только из сопел рулежных двигателей еще вырывались огненные струйки, как дыхание стайера, первым пришедшего к финишу после трудного забега.

Так получилось, что среди первых подъехавших к приземлившемуся кораблю были наши политические руководители. Это дало повод космодромным острякам родить анекдот о том, что, мол, «Буран» летал не в автоматическом режиме, а с космонавтами Игорем Куринным и Альгисом Науджюнасом.

Поздравления, объятия, фотографирование длились долго.

Затем орбитальный корабль был перевезен на площадку огневых испытаний, а через несколько дней в монтажно-заправочный корпус. После триумфального полета на выставку во Францию «Буран» на долгое время прописался в МИКе ОК на площадке 254, а с 1998 г. в составе пакета с PH «Энергия» хранится на космодроме в МИКе PH на площадке 112.

Хочется назвать офицеров отдела, которые принимали участие в съемках первых летных испытаний ракетно-космической системы «Энергия-Буран» в 1987 и 1988 гг. Это майоры А. Я. Фроянц, В. Б. Хворостенко, А. К. Маскалев, капитаны С. П. Левин, О. В. Николаенко, О. Д. Дьяков, С. Н. Сергеев, старшие лейтенанты В. А. Марченко, В. Н. Малина, лейтенант С. В. Вагин, руководил боевым расчетом полковник Б. М. Лохмачев.

26 ноября 1988 г. с космодрома Байконур стартовал советско-французский экипаж в составе Александра Волкова, Сергея Крикалева и Жан Лу Кретьена. Проводить их в полет прибыл Президент Франции Франсуа Миттеран. От Правительства СССР его сопровождал министр иностранных дел Э. А. Шеварднадзе. После проводов экипажа в зале МИКа площадки 2 была организована пресс-конференция, в ходе которой Ф. Миттеран обрисовал перспективы сотрудничества наших стран в области космических исследований.

Улетал Ф. Миттеран с аэродрома Юбилейный на своем самолете «Конкорд». На фоне ярко расцвеченных рулежных дорожек и взлетной полосы «Конкорд» красивой птицей взмыл в темное небо и оставил памятный след в сердцах всех провожающих. Об этом также имеются фото и кинофильмы.

Весной 1988 г. на космодром прибыл министр обороны СССР Д. Т. Язов и секретарь ЦК КПСС О. Д. Бакланов. Вечером вдень их прилета были заслушаны доклады руководства космодрома о состоянии боевой готовности частей и подразделений, испытательной и научной работы, дисциплины и всего, что обеспечивает жизнедеятельность космодрома и города. Для встречи с Д. Т. Язовым и О. Д. Баклановым из Алма-Аты прилетели Г. В. Колбин и Н. А. Назарбаев. Утром следующего дня Д. Т. Язов отдельно от всех выехал в учебный центр строительного управления. Там он выступил перед военными строителями, посетил столовую, учебные классы. Был очень строг. Затем объехал военный городок строителей на площадке 110а, где потребовал от командиров всех степеней личные планы работы, побывал в столовых, дал указания начальнику УИР полковнику А. А. Макарычеву вечером доложить об устранении отмеченных недостатков.

Хорошее впечатление на министра обороны произвело посещение железнодорожного батальона, куда он заехал по пути в город. Дмитрий Тимофеевич осмотрел казарму, столовую, клуб, побеседовал с солдатами и поблагодарил их за службу.

При посещении СК «Энергия-Буран» Язов, Бакланов и сопровождающие их лица поднялись на специальном подъемнике, смонтированном в трубе, к месту посадки экипажей в ОК «Буран». Конструкцией стартового сооружения предусмотрено спасение космонавтов в аварийной ситуации по другой наклонной трубе, ведущей в защищенное подземное сооружение. Способ перемещения — скольжение на пятой точке. От практического испытания министр обороны и его сопровождение отказались с веселыми комментариями последствий спуска без защитных скафандров.

В этот же день Д. Т. Язов присутствовал на НП ИП-1, откуда наблюдал за запуском боевой ракеты.

После каждого визита в отделе наступали горячие дни. Необходимо было изготовить массу комплектов фотографий, редактировать отснятый киноматериал, и все это, конечно, срочно.

Но во всех случаях мы старались выкроить время и для творческой работы, совершенствования профессионального мастерства. Всем известно, что 3-е управление славилось лучшей на космодроме самодеятельностью. Помимо участия сотрудников отдела в управленческих концертах мы устраивали свои отдельские капустники. Так, однажды перед Новым годом в отделе в гостях были Адриано Челентано, Ромина Пауэр и Аль Бано. Ко Дню кино мы сделали сюжет на тему о том, как мы снимаем кино, где задействовали все подразделения отдела. Считаю успехом наше видение любимого фильма космонавтов «Белое солнце пустыни», снятого нами в преддверии Международного женского дня. Трудность заключалась в том, что сцены нужно было подготовить в тайне от женщин. Роли, в том числе и женщин гарема, исполняли мужчины отдела. Мы не стали убивать Петруху, а придумали довольно оригинальный финал.

Съемки по собственным сценариям позволили совершенствовать операторское мастерство, да и фильмы представляли определенный интерес для отдела и управления.

После моего увольнения в запас в 1989 г. отделом руководили А. Я. Фроянц, а затем В. Н. Баранов, которые продолжали традиции хранителей летописи космодрома Байконур, начатые нашими предшественниками.

До ста километров кинопленки в год обрабатывали в кинофотоотделе космодрома, фиксируя строительство первых ракетно-космических, испытательных, технологических и стартовых комплексов, процессы сборки первых ракет-носителей и космических аппаратов, их запуски, приезд космических экипажей, правительственных делегаций и все важнейшие события Байконура.

Кинофильмы и негативы, отражавшие каждый шаг истории полигона, передавались в центральный архивный фонд. К сожалению, многие кадры первых событий не сохранились и их уже нельзя увидеть сегодня в кинохронике космодрома. Казалось, будто по лоскутам собирался фильм, отражавший хронику пребывания Ю. Гагарина на космодроме, который кинофотоотдел создал ко Дню космонавтики специально для ветеранов.

Первым начальником кинофотолаборатории был полковник Юрий Вячеславович Бончковский. В 1960 г. она была реорганизована в отдел, состоящий из трех лабораторий. Ветераны помнят тот знаменитый исторический фильм, который отснял лейтенант В. Анохин в апрельские дни 1961 г., когда в красивой деревянной беседке на берегу Сырдарьи, в «нулевке», Государственная комиссия утвердила Юрия Гагарина для выполнения первого в мире космического полета на корабле-спутнике.

В разные годы кинофотоотдел возглавляли Владимир Харлампиевич Росляков, Николай Иванович Смитченко, Борис Майерович Мельников, Николай Серафимович Пуртов, Борис Михайлович Лохмачев, Александр Яковлевич Фроянц, Владимир Николаевич Баранов. Это они вместе со своими товарищами сделали возможным узнать о космодроме многое из того, о чем молчали официальные сообщения, средства массовой информации. Спасибо им за память и бережное сохранение видеолетописи Байконура.

В исторической справке хранятся имена военных мастеров по кинофотоделу: полковников В. Анохина, Л. Путятина, подполковников Б. Фокина, В. Мальцева, В. Матвеева, В. Байчукова, В. Таратуты, В. Лорина и др. Это они создали 38 черно-белых и 4 цветных хроникально-документальных кинофильма.

Киностудия космодрома неоднократно награждалась дипломами и призами на фестивалях и конкурсах. Кинофотоотдел Байконура и сегодня успешно выполняет поставленные задачи.

Руководители СССР у могилы испытателей, погибших в 1960 и 1963 гг.

1-й ряд: Л. В. Смирнов — зам. Председателя Совета Министров, Л. И. Брежнев — Председатель Верховного Совета, Р. Я. Малиновский — министр обороны, Д. Ф. Устинов — секретарь ЦК КПСС, Н. С. Хрущев — Председатель Совета Министров, 1-й секретарь ЦК КПСС, Н. И. Крылов — главнокомандующий РВСН.

2-й ряд: С. С. Бирюзов — начальник Генерального штаба ВС, А. А. Гречко — 1-й заместитель министра обороны, М. И. Дружинин — начальник политотдела полигона, В. Н. Челомей — Главный конструктор, К. С. Москаленко — начальник инспекции Министерства обороны, А. Г. Захаров — начальник полигона, А. М. Войтенко (последний справа) — 1-й заместитель начальника полигона. 24 сентября 1964 г.

Встреча на аэродроме Крайний Президента Франции Шарля де Голля. Июль 1966 г. Н. В. Подгорный — Председатель Президиума Верховного Совета, Л. И. Брежнев — Генеральный секретарь ЦК КПСС, А. Н. Косыгин — Председатель Совета Министров, Р. Я. Малиновский — министр обороны, Шарль де Голль — Президент Республики Франция, А. А. Курушин — начальник полигона, Н. И. Крылов — главком РВСН, Л. В. Смирнов — заместитель Председателя Совета Министров

Руководители стран Варшавского Договора на полигоне. Октябрь 1966 г.

Я. Кадар — 1-й секретарь ЦК Венгерской социалистической рабочей партии, Ю. Цеденбал — 1-й секретарь ЦК Монгольской народно-революционной партии. Председатель Совета Министров МНР, А. Я. Пельше — председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, Ю. В. Андропов — секретарь ЦК КПСС, Т. Живков — 1-й секретарь ЦК Болгарской коммунистической партии, Председатель Совета Министров БНР, А. В. Войтенко — заместитель начальника полигона, Д. Джуров — министр обороны НРБ, В. Гомулка — 1-й секретарь ЦК Польской объединенной рабочей партии, Ю. Циранкевич — Председатель Совета Министров ПНР

М. Спыхальский — министр национальной обороны ПНР, В. П. Мжаванадзе — 1-й секретарь ЦК Компартии Грузии, Н. Чаушеску — Генеральный секретарь ЦК Румынской Коммунистической партии, А. А. Курушин — начальник полигона, И. Г. Маурер — Председатель Совета Министров Социалистической Республики Румыния, И. Ионицэ — министр обороны СРР, П. Г. Шелест — 1-й секретарь ЦК Компартии Украины, Н. И. Крылов — главнокомандующий РВСН, Л. И. Брежнев — Генеральный секретарь ЦК КПСС, М. А. Суслов — секретарь ЦК КПСС, В. Ульбрихт — 1-й секретарь ЦК Социалистической единой партии Германии

Президент Франции Ж. Помпиду во время осмотра ракетно-космической техники. Октябрь 1970 г.

А. А. Гречко — министр обороны СССР, Л. И. Брежнев — Генеральный секретарь ЦК КПСС, Н. В. Подгорный — Председатель Президиума Верховного Совета СССР, А. Г. Карась — начальник ЦУКОС, Президент Франции Жорж Помпиду, А. Н. Косыгин — Председатель Совета Министров СССР, переводчик, Д. А. Кунаев — 1-й секретарь ЦК Компартии Казахстана, А. Д. Воинов — начальник политотдела полигона, Л. В. Смирнов — заместитель Председателя Совета Министров СССР, В. И. Ильюшенко — ст. инспектор политуправления РВСН, Х. Ш. Бектурганов — 1-й секретарь Кзыл-Ординского обкома партии, А. М. Войтенко— 1-й заместитель начальника полигона, А. А. Максимов — заместитель начальника ЦУКОС

Делегация Чехословацкой Социалистической Республики на космодроме во главе с Г. Гусаком и Л. Свободой. Октябрь 1969 г.

После успешного испытания новых ракет в апреле 1973 г. Министр обороны А. А. Гречко обсуждает с руководством РВСН и полигона задачи по завершению их испытаний. В. И. Фадеев — начальник полигона, В. Ф. Толубко — главнокомандующий РВСН, А. Г. Карась — начальник ЦУКОС, С. А. Афанасьев — министр общего машиностроения, А. А. Епишев — начальник Главного политического управления СА и ВМФ, А. А. Гречко, П. А. Горчаков — начальник политического управления РВСН, А. Л. Воинов — начальник политического отдела полигона, И. М. Гурович — начальник УИРа, И. М. Хомяков — зам. начальника полигона по космической тематике и др.

Делегация НАСА в музее Байконура. Июль 1975 г.

Делегация Польской Народной Республики в музее космодрома после запуска «Союза-30». Июнь 1978 г.

Войцех Ярузельский — член Политбюро ЦК ПОРП, министр национальной обороны ПНР, Анджей Вербляк — член ЦК ПОРП, секретарь ЦК, Ян Рыхлевский — академик, nредседатель Комитета космических исследований Польской академии наук. Их сопровождают Маршал Советского Союза C. Л. Соколов, Главнокомандующий РВСН В. Ф. Толубко, начальник штаба полигона А. Н. Морозов

Делегация Германской Демократической Республики. Август 1978 г. Хайнц Гофман — член Политбюро ЦК СЕПГ, министр национальной обороны, Герберт Вайц — заместитель Председателя Совета Министров ГДР, Клаус Гротте — вице-президент Академии наук ГДР, Герман Кант — председатель Совета писателей ГДР, Гарри Отт — посол ГДР в СССР

Делегация Народной Республики Болгария. Апрель 1979 г.

Ангел Болевский — академик, Председатель Болгарской академии наук, Любче Благоев — командующий ВВС и ПВО НРБ, Добре Джуров — член Политбюро ЦК БКП, министр национальной обороны НРБ, Стоян Михайлов — секретарь ЦК БКП. Их сопровождают Маршал Советского Союза В. Г. Куликов, главнокомандующий РВСН В. Ф. Толубко, В. А. Шаталов

Члены Делегации Венгерской Народной Республики: Михай Кором — член Политбюро ЦК ВСРП, секретарь ЦК, Лайош Ценеге — член ЦК ВСРП, министр обороны ВНР. Их сопровождают В. Т. Паршиков — начальник политотдела полигона, Ю. Н. Сергунин — начальник полигона, Г. С. Титов — начальник управления ЦУКОС, В. Ф. Толубко — главнокомандующий РВСН, В. Н. Митропов — заместитель начальника политуправления РВСН. Май 1980 г.

Делегация Республики Куба в МИКе на 2-й площадке. Сентябрь 1980 г.

Рауль Кастро Рус — член Политбюро, 2-й секретарь ЦК Компартии Кубы, 1-й заместитель Председателя Госсовета и Совета Министров, министр обороны Кубы, Антонио Перес Феррера — член секретариата ЦК Компартии Кубы, Вильфредо Торрес — президент Академии наук Кубы

Члены делегации Социалистической Республики Вьетнам на Гагаринском старте: Во Нгуен Зиан — член Политбюро ЦК ВКП, заместитель Премьер-министра правительства СРВ, Суен Тхюн — заместитель Председателя постоянного Комитета Национального собрания СРВ, By Суан Тиен — заместитель министра национальной обороны СРВ.

1, 2, 3-й слева: А. Митринюк, В. Н. Митропов, В. Т. Паршиков. 2-й и 3-й справа: В. А. Булулуков, Ю. Н. Сергунин. 1980 г.

Делегация Монгольской Народной Республики на 1-й площадке. Март 1981 г. Жамбын Батмунх — член Политбюро ЦК МНРП, Председатель Совета Министров МНР, Гэлэгийн Адьяа — секретарь ЦК МНРП, Базарын Ширэндыб — член ЦК МНРП, Президент Академии наук МНР, Жарантайн Авхиа — член Политбюро МНРП, министр обороны МНР с космонавтами «Союза-39» Ж. Гуррагча и В. А. Джанибековым

Члены делегации Социалистической Республики Румыния на 1-й стартовой площадке. Май 1981 г.

К. Олтяну — министр национальной обороны СРР, К. Оанча — заместитель министра иностранных дел СРР, Е. Флореску — завотделом печати РКП, К. Эзрьхеску — командующий ВВС, Т. Дудат — посол СРР в СССР, К. Теодореску — председатель комитета по космосу с руководителями РВСН и полигона


Июль 1983 г. Космодром посетили министры обороны стран Варшавского договора: Д. Ф. Устинов — министр обороны СССР, В. Г. Куликов — главнокомандующий объединенными ВС государств-участников Варшавского Договора, Д. Джуров — министр национальной обороны БНР, Ч. Карой — Государственный секретарь МО ВНР, X. Гофман — Министр национальной обороны ГДР, Ф. Савицкий — начальник Генерального штаба Войска Польского, К. Олтяну — министр национальной обороны СРР, М. Дзур — министр национальной обороны ЧССР. Пояснения дают генералы В. Ф. Толубко, А. А. Максимов, Ю. А. Жуков, В. А. Булулуков

Посол Индии в СССР Нурул Хасан на космодроме. Апрель 1984 г.

В мае 1987 г. на космодроме побывал Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев. В центре города: А. Ауельбеков — 1-й секретарь Кзыл-Ординского обкома партии, C. Л. Соколов — министр обороны СССР, В. М. Чебриков — председатель КГБ СССР, Л. C. Сапожникова — 1-й секретарь Ленинского горкома партии, Л. Н. Зайков — член Политбюро ЦК КПСС, М. С. Горбачев, Г. В. Колбин — 1-й секретарь ЦК Компартии Казахстана, И. И. Куринной — начальник политуправления УНКС, Н. А. Назарбаев — Председатель Совета Министров Казахской ССР, А. А. Максимов — начальник УНКС МО СССР

Президент Финляндии М. Койвисто с супругой на 2-й площадке полигона. 1987 г.

Ноябрь 1988 г. Пресс-конференция Президента Франции Франсуа Миттерана перед отлетом из Байконура в МИКе 2-й площадки

На подъемно-транспортном устройстве СК 110-й площадки. Апрель 1988 г.

В креслах: А. А. Максимов — начальник УНКС МО, Д. Т. Язов — министр обороны СССР, В. П. Бармин — Главный конструктор, О. Д. Бакланов — секретарь ЦК КПСС, В. Е. Соколов — директор Харьковского завода, И. С. Белоусов — председатель ВПК, Ю. А. Жуков — начальник космодрома, В. Х. Догужиев — министр общего машиностроения СССР. Стоят: Б. М. Лохмачев — начальник кинофотоотдела космодрома, В. Е. Гудилин — начальник 6-го НИУ, В. А. Пивнюк — заместитель начальника УНКС

Правительственная делегация Китайской Народной Республики во главе с заместителем председателя Военного совета ЦК КПК генерал-полковником Лю Хуацином. Июнь 1990 г.

Руководители образовавшихся на территории СССР государств у домика Ю. А. Гагарина на 2-й площадке. Октябрь 1991 г.

Военная делегация США во главе с главнокомандующим объединенным стратегическим командованием ВС США генералом Ю. Хэбигером на Гагаринском старте. Июнь 1998 г.

Александр Федорович Трофимов
ЛЮБИМАЯ ИГРА БАЙКОНУРЦЕВ

1937 г. рождения. Подполковник в отставке, в Вооруженных Силах с 1957 по 1986 г. Окончил Иркутское авиатехническое училище в 1960 г., Военно-политическую академию им. В. И. Ленина в 1977 г. На космодроме с мая 1962 по декабрь 1974 г. Старший техник, начальник расчета, инженер узла связи, начальник отделения в/ч 14332, секретарь бюро парторганизации батальона охраны, заместитель командира части по политчасти, заместитель начальника испытательной группы по политчасти в/ч 46180, старший инструктор по организационно-партийной работе политотдела 2-го управления. С декабря 1974 по декабрь 1985 г. — начальник центрального шахматного клуба ВС СССР. Член президиума Российской шахматной федерации. Международный арбитр. Мастер ФИДЕ. Двукратный бронзовый призер Москвы по бильярдному спорту.

Шахматы… Эта игра родилась в Индии еще в начале нашей эры. Ей по меньшей мере полторы тысячи лет. Сегодня шахматы — одна из самых популярных игр во всем мире. Ей отдают свой досуг миллионы людей от детей до убеленных сединами стариков. Среди тех, кто сильно играл в шахматы, немало наших выдающихся соотечественников: Борис Годунов, Петр I, А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, В. В. Набоков, Д. И. Менделеев, С. М. Киров, С. С. Прокофьев, В. И. Ленин, М. В. Фрунзе, Р. Я. Малиновский и др.

На космодроме Байконур с первых дней его создания шахматами увлекались многие строители, ракетчики, испытатели. Играли в шахматы, когда выпадало свободное время, в мотовозе, в клубах, ленинских комнатах. Нет, пожалуй, такого управления, части, подразделения, где бы не проводились шахматные соревнования по выявлению своих чемпионов.

В 1959 г. на базе Дома офицеров был создан шахматный клуб во главе с Советом, который попытался в развитие шахматного спорта внести организационное начало.

Не секрет, что по пути на службу и назад многие офицеры в мотовозах играли в карты, домино. Мы, члены Совета, решили постепенно вытеснить эти карты шахматами. Поручили эту работу провести Б. Волкову (на левом крыле), А. Трофимову и В. Поливалову (на правом крыле). Вскоре в мотовозах офицеры в основном сидели за шахматными досками.

Чаще стали проводиться личные первенства по шахматам. По итогам соревнований присваивались спортивные разряды, а в последующем судейские звания. Наиболее активное участие в организации шахматной работы в управлениях и на космодроме в целом принимали В. Руденко, Б. Волков, П. Трушечкин, О. Мусиенко, Г. Наталухин, В. Поливалов, В. Хроликов, В. Смолыгин, Г. Капанешин, В. Егин, А. Лысенко, В. Лубошев, Э. Резников, А. Лещенко, В. Мартыненко и другие.

С середины 60-х гг. наши сильнейшие шахматисты стали выезжать за пределы космодрома для участия в областных, республиканских и окружных соревнованиях. Победителями и призерами этих соревнований были В. Руденко, А. Трофимов, Р. Васильев, Б. Волков, А. Лысенко, М. Плетушков и другие шахматисты Байконура. В итоге ряд наших спортсменов получают звание кандидата в мастера спорта по шахматам. Валерий Руденко занимает 3-е место в первенстве ТуркВО и становится мастером спорта СССР.

Большую помощь Совету шахматистов оказывали начальники Дома офицеров: B. C. Горин, В. П. Дорохов, В. Н. Топтыгин, Ю. И. Высота, инструкторы Валентина Порошина, Тамара Старовойтова и др. Нам удалось создать детскую шахматную школу. Ее воспитанники успешно выступали в различных соревнованиях. Так, Нина Курушина победила в соревновании Казахской ССР среди юниоров. Перворазрядником стал Сергей Воинов, успешно выступивший в составе команды области на юношеской доске в Алма-Ате. Стал перворазрядником Олег Козлов, а через несколько лет, уже будучи профессиональным шахматистом, он получил звание международного мастера.

Совет шахматистов большое внимание уделял организации соревнований в частях и управлениях. Сильнейшие шахматисты выезжали в части, где проводили сеансы одновременной игры, учебные занятия, читали лекции, в которых рассказывалось о достижениях советских шахматистов на международной арене. И не случайно, когда в конце 60-х гг. был проведен смотр-конкурс по шахматной работе в Вооруженных Силах СССР, Дом офицеров Байконура занял 3-е место. Наш шахматный клуб был награжден грамотой. Начальнику Дома офицеров подполковнику В. Н. Топтыгину и мне, как председателю Совета шахматного клуба, была объявлена благодарность начальником Главного политического управления СА и ВМФ.

Нельзя не сказать и о том, что шахматами увлекались и космонавты. В июне 1970 г. в истории шахмат произошло небывалое событие — состоялась первая партия Космос — Земля. Члены экипажа, находившиеся на орбите космического корабля «Союз», В. И. Севастьянов и A. Г. Николаев играли с «землянами» — генералом Н. П. Каманиным и B. Горбатко. Для игры в состоянии невесомости были сконструированы специальные шахматы. Партия, продолжаясь несколько часов, завершилась вничью.

Моему товарищу Михаилу Сергеевичу Плетушкову подолгу службы вместе с руководством космодрома приходилось бывать в гостинице космонавтов, помогать в организации их быта, наблюдать за шахматной игрой Ю. А. Гагарина, В. Н. Волкова, В. И. Севастьянова, Н. П. Каманина и др. В одно из таких посещений начальник политического отдела полигона М. И. Дружинин представил его Николаю Петровичу Каманину и предложил им сыграть шахматную партию. И хотя Плетушков изрядно волновался — ведь игра с легендарным человеком! — в своей победе почему-то не сомневался. Игру начал несколько легковесно, и вскоре позиция на шахматной доске оказалась для него опасной. Проигрывать, разумеется, ему не хотелось. Николай Петрович играл не спеша, подолгу задумываясь над каждым ходом. Вел себя сдержанно, говорил мало, весь был в игре. Партия продолжалась около часа. Майору Плетушкову удалось выровнять позицию, и они разошлись миром. Николай Петрович крепко пожал ему руку, внимательно посмотрел в глаза и сказал: «Спасибо за красивую партию!»

Следует отметить, что многие шахматисты Байконура внесли существенный вклад в развитие шахматного спорта в Вооруженных Силах. Более 10 лет мне посчастливилось возглавлять Центральный шахматный клуб ВС СССР. Там я стал международным арбитром и мастером ФИДЕ. Штатными работниками клуба были байконурцы Б. Волков, В. Поливалов, С. Воинов, Н. Дрозд. Многочисленные соревнования судили судьи всесоюзной категории В. Поливалов и Н. Дрозд, судьи республиканской категории Б. Волков, М. Плетушков, В. Егин, А. Борбатенко и др.

Нам, ветеранам космодрома, приятно осознавать, что и сегодня шахматная жизнь на Байконуре продолжается, что шахматы остаются любимой игрой байконурцев.

Байконурская сказка об «Энергии»

Три министра вечерком
Засиделись с коньячком.
И сказал ребятам Язов:
«У нас нету многоразов.
А вот в Штатах, например,
Запустили «Челленджер».
Надо нам бы отличиться,
Чтобы было чем гордиться.
К годовщине Октября
Запустить Богатыря».
Сказанул в ответ Бакланов:
«Напрягу своих орланов,
Черт возьми энд е мое.
Будет вам изделие!»
Время шло. Мороз крепчал.
Кто-то в КГБ стучал.
Миша пел,
Борис молчал,
а Егор права качал.
ВПК родило в ночь
Ну «Дискавери» точь-в-точь.
Не ракета, не игрушка,
А большая безделушка.
Сам сказал: «Процесс пошел,
Я вам денежку нашел,
Быть тому — до Октября
Запустить Богатыря!
Чтобы не было безделья
При работе на изделье,
Управление привлечь
И костьми при этом лечь».
И добавил выступая:
«Мне вчера сказала Рая:
«Байконур — не ерунда,
Он надолго, навсегда».
Вдохновленные вот этим.
Все вдруг бросились к ракете
И решили запускать —
Вдруг взлетит, едрена мать…
В это время «за бугром»
Всполошился Белый дом:
Как-то рано поутру
«Американ» ЦРУ
Заглянуло в объектив,
Проявило негатив
И секретного агента
Посылает к Президенту.
В СССР житье не худо,
Есть у них такое чудо:
Нет ни на одной из карт —
Чудо-юдо — «Финиш-старт»,
Там «Энергия» стоит,
Ходят слухи — полетит.
Есть еще такое диво:
К старту мотовоз игриво
Подойдет, поднимет вой —
Хлынет на перрон пустой
303 богатыря,
Жаром утренним горя,
Все ребята «голубые»,
Все кокарды золотые.
Все умны, как на подбор,
Правда, курят «Беломор».
Был еще один момент —
Вдруг пролили компонент.
Интересный элемент:
То ль азот, то ль водород —
Поглядим, когда рванет.
Вдруг приходит замполит —
Все у нас как забурлит,
Все пошло само собой,
Кинул лозунг раз, другой,
Написал статью в газету
И приклеил на ракету.
Все излазил вверх и вниз —
Настоящий коммунист.
Говорит: «Просил Генсек
Сделать ленинский отсек,
Вот для Маркса есть местечко
Рядом с бортовой аптечкой
И кронштейн для Ильича
В обрамленье кумача».
Наконец тот день настал.
Хоть народ уже устал,
Все давно готово к пуску —
Водка есть и к ней закуска.
Сам проверил инвентарь
Генеральный секретарь.
Нас он всех благословил.
Дал ЦУ и укатил.
Нам оставил 5 мешков
Замечательных значков.
Вот 15 мая.
Стенограмма здесь такая:
10, 9, 8, 7… Все попрятались
Совсем.
Эни, бени, пристипома,
Наступил контакт подъема.
Все смотрели в монитор —
Не уйдет ли «за бугор»?
Но она не подвела
И пошла, пошла, пошла…
Мы пускали, мы пускали,
Наши пальчики устали…
Лет 15 отдохнем
И опять пускать начнем.
Вот уж 6 годков минуло,
СССР как ветром сдуло.
Испытатель видит сон:
Снова на площадке он…
Видит он пейзаж давнишний,
Там, за будкою гаишной,
Как посмотришь чуть левей,
МИК без окон, без дверей…
Там ни шороха, ни света…
(Голос слышится поэта):
«Спит в гробу твоя ракета».
Газета «Космическая школа». Байконур. № 5. 1994 г.

Испытателям Байконура космонавты доверяют свою жизнь

26 сентября 1983 г. на стартовой площадке № 1 при спуске «Союза Т-10» возникла аварийная ситуация. По команде руководителя пуска генерала А. Шумилина офицеры ИП-5 ст. лейтенант М. Шевченко и лейтенант А. Мочалов уверенно и быстро включили двигатели системы аварийного спасения (САС). Спускаемый аппарат с космонавтами В. Титовым и Г. Стрекаловым отделился от ракеты, и космонавты приземлились в 4 км от стартовой площадки. А через 5 секунд после срабатывания САС на старте произошел взрыв.

Стреляющий берет ответственность

Часть, обслуживающая гагаринский старт, праздновала свой 35-летний юбилей. Ветераны, собравшись в тени деревьев, вспоминали «былые дни» — первую элиту испытателей, стоявших у истоков части, на счету которой и первый искусственный спутник Земли, и первый лунник, и первый полет человека в космическое пространство. И отмечая, что на юбилей никто из них не приехал, один из ветеранов сказал: «Жаль, Шумилин в отпуске». В этот момент я задала единственный вопрос:

— Что особенного сделал Шумилин, за что его возносят?

Не хотелось бы вновь оказаться в подобной ситуации. Еще недавно веселые и доброжелательные, ветераны дружно смотрели холодными, колюче-жесткими глазами:

— Кто так сказал?

— Да он защищал программу Н-1 на самом высоком уровне!

— При запуске «Прогресса» с 31-й площадки именно Шумилин визуально оценил утечку кислорода через дренажно-предохранительный клапан и вовремя отменил пуск!

— А кто сохранил жизнь космонавтам, впервые использовав систему САС, и вовремя отстрелил спускаемый корабль?

Даже то, что генерал ездил на свою «фазенду» не на служебной машине и продолжал жить в ту пору в обычной квартире четырехэтажного дома, так же как и человеческая порядочность, засчитывалось ему в заслугу.

— Героя Социалистического Труда просто так не дают, — вполне миролюбиво завершила свою речь защита.

Уже позже рассказали, как лейтенант Шумилин еще в 1961 г. сумел определить единственную неисправность, которая могла стать угрозой запуску первого пилотируемого корабля.

Из четырех друзей-однокурсников Академии им. Можайского, прибывших в марте 1959 г. на станцию Тюра-Там, в числе которых был Алексей Шумилин, сегодня на Байконуре двое. Захороненный в братской могиле Солдатского парка Николай Котов остался навсегда молодым… Шумилин давно уже дедушка для своих внучат, а его офицеры в своем кругу называют почтительно «Дед».

Поздний вечер 26 сентября 1983 г. собрал жителей города в разных его точках — пришли смотреть запуск пилотируемого корабля. Когда приблизилось время старта, все замерли. Вдруг появился маленький всполох и, поднявшись, исчез в низких облаках, оставив след, и сразу же большой всполох осветил место старта.

Ночной пуск с 26 на 27 сентября 1983 г. Экипаж в космическом корабле. Уже пошла команда на запуск. Отошла заправочная мачта, и только кабель-мачта тонкой нитью связывала корабль с Землей. И вдруг — возгорание ракеты… До пуска оставались считанные секунды… Сработала система аварийного спасения! Старт потряс взрыв, и начался сильный пожар…

Вспоминает генерал-лейтенант А. Шумилин:

— В тот день все было как всегда, ничего не предвещало беды. Прошли комплексные испытания, завершилась заправка, и ракета замерла на старте, и дымит от дренажа жидкого кислорода. Экипаж — Владимир Титов и Геннадий Стрекалов — занял свои кресла в космическом корабле. Я, как обычно, находился в бункере на месте стреляющего и уже получил специальный код на случай непредвиденных обстоятельств. Рядом дублирует мои действия представитель промышленности А. Солдатенков. Недалеко от нас Юрий Павлович Семенов — Главный конструктор «Союзов», «Протонов», «Бурана» и председатель Госкомиссии Керим Алиевич Керимов.

Прием телеметрии от корабля. Все в норме. Готовность 30 минут. Все штатно. Всматриваюсь в окуляры перископа — ракета слегка «парит», освещенная прожекторами. Прошли команды: «Ключ на старт!», «Протяжка один», «Продувка!». В этот момент начинают продуваться азотом коммуникации подачи топлива в камеры сгорания двигателей носителя. Дальше, когда двигатели начинают работать, старт ракеты остановить невозможно. Машинально отсчитываю про себя секунды, глядя в перископ: яркое пламя, клубы дыма, стартовый козырек не вижу… Мелькнула мысль, как быстро прошло зажигание… Автоматически отсчитываю секунды… Нет, что-то не то…

Трудно сейчас объяснить… Какое-то интуитивное чувство — ощущение надвигающейся беды. Не помню, как произнес кодовое слово. Потом, когда воспроизводилась запись, оказалось я три раза прокричал, а Солдатенков, наоборот, прошептал, хотя думал, что кричит. Но парни — Михаил Шевченко и Александр Мочалов, дежурившие в измерительном комплексе по САСу, среагировали практически одновременно и четко — нажали кнопки и отстрелили спусковой аппарат с космонавтами. Весь боевой расчет вступил в единоборство с огнем. Было разрушено главное сооружение стартового комплекса и ряд его коммуникаций.

А. Шумилин:

— Что было потом? Несколько часов тушили пожар. Горели кабели, ведущие к кислородному сооружению, их удалось перерубить. Горели подземные сооружения стартового комплекса. Как туда добраться? Вместе с генералом Булулуковым решили пустить жидкий азот. Его выливали под стартовое сооружение шлангами. Здорово помогло, пожар скоро стих. Сколько еще после этого было стартов! Но команда «Наддув!» каждый раз настораживает.

Изменилось за последнее время отношение людей к Космосу. Все опаснее становится профессия испытателя, когда космическая техника поступает к ним почти впритык к срокам запуска, когда редеют ряды испытателей и подчас нет рядом плеча товарища. А стоит на старте огромная государственная ценность. И все зависит только от испытателей. Каждый неверный шаг в любой миг может начисто свести на нет в завершающей стадии бесценный человеческий труд и миллиарды, миллиарды народных денег. Но по-прежнему им, испытателям космодрома Байконур, вверяются жизни людей, которых отправляют на работу в Космос.

К. Мансурова. Газета «Космическая школа», третий спецвыпуск. Байконур. Октябрь 1993 г.
Получил команду

Когда у меня спрашивают, какие были ощущения в момент нажатия кнопки, я обычно отвечаю — никаких! И это действительно так. Многочисленные проверки перед работой приводят к тому, что все операции выполняются «автоматически». Проще говоря, получил команду — нажал кнопку. И никаких геройских действий, как некоторые думают, не грудью на амбразуру, не с гранатой под танк. И даже сжимать зубами перебитый провод не пришлось.

В первый момент после загорания надписи «Пуск», говорящий о том, что оба оператора САС одновременно нажали кнопки и началась выдача команды «Авария», было какое-то чувство отрешенности от происходящего. Ну сказали, ну нажал, где-то что-то сработало, но это же не здесь, не рядом, а за 20 километров где-то в сентябрьской ночи. А в светлой тихой комнате оператора САС только негромко гудели магнитофоны, которые уже несколько часов назад подряд записывали все переговоры между «бункером» и операторами САС. И лишь спустя какое-то время начинаешь представлять себе всю эту длинную цепочку событий и действия людей: ракета-носитель, стоящая на стартовом комплексе — возникновение пожара за полторы минуты до старта — принятие решения на спасение экипажа — кнопка — выдача команды «Авария» — срабатывание двигателей системы аварийного спасения — отстрел отсека с экипажем — приземление — развороченный стартовый комплекс и спекшийся металлический «блин» из остатков ракеты и стартового оборудования. И то, что среди груды металла не оказалось человеческих жизней — это результат четкой и слаженной работы всех номеров расчета, как на стартовом комплексе, так и на комплексе «Сатурн». И дай бог, чтобы никому и никогда не пришлось еще раз нажимать эту или подобную этой кнопки.

А. Мочалов. Газета «Космическая школа», третий спецвыпуск. Байконур. Октябрь 1993 г.
«Днестр!», «Днестр!», «Днестр!..»

26 сентября 1983 г., в соответствии с технологией работ по обеспечению запуска обитаемых КА, за 2 часа до пуска я занял место оператора системы аварийного спасения космонавтов (САС).

Работа была довольно привычной: я неоднократно участвовал в запуске орбитальных аппаратов в составе боевого расчета САС, в многократных тренировках на этой системе, как в составе комплекса «Сатурн-МС», так и в составе расчета космодрома.

Чувствовал я себя спокойно, уверенно, тем более что все мы привыкли, что пуски «Союзов» протекали всегда без каких-либо осложнений и нам в основном отводилась роль статистов.

Так же спокойно протекали и эти два часа. Кроме обычных проверок связи и объявлений готовности, предусмотренных технологией работ, ничего не поступало. Непосредственно со мной на связи был руководитель испытания и пуска (в прошлом начальник управления, а ныне начальник космодрома) генерал-лейтенант А. Шумилин.

Вот уже объявлена готовность 5 минут — все идет по плану.

Готовность 1 минута — я занял удобное положение для работы и вдруг услышал по аппарату громкой связи, соединяющей меня со «стреляющим»: «Днестр!», «Днестр!», «Взрыв на старте!». «Днестр!» — это условная пароль-команда на данный пуск, при поступлении которой я был обязан нажать на кнопку системы САС. Что я и сделал. Все произошло практически мгновенно, и никаких колебаний, ни других чувств я не испытывал. Сказались длительные тренировки, проводимые с нами ранее.

Когда зажегся транспарант «Пуск», свидетельствовавший, что команда исполнена, я с трудом оторвал палец от кнопки. И вот тут уже нахлынули чувства. Сидеть на месте я не мог: ходил по комнате из угла в угол, ожидая известий из внешнего мира. Ведь связи, кроме как с бункером, откуда подавались команды, не было никакой и в комнате был я один. С одной стороны — чувство того, что сам сработал уверенно, вовремя, а с другой — тревога, даже страх: сработала ли система на старте? Как там космонавты? В таком состоянии я пребывал минут 10–15 до тех пор, пока не открылась дверь и не вошел заместитель начальника испытательного отдела В. Н. Кулепетов, который успокоил меня, сказав, что система сработала, космонавты живы и здоровы. Вот тут уже пришло огромное облегчение и все тревоги улеглись. Нас поздравляли с отлично выполненной работой, хотя в данном случае это была не очередная победа в освоении космоса, а совсем наоборот.

На следующих стартах мы уже чувствовали себя далеко не так спокойно, как на предшествующих аварийному, помня о том уроке, который был нам преподан.

М. Шевченко. Газета «Космическая школа», третий спецвыпуск. Байконур. Октябрь 1993 г.

Леонид Тимофеевич Баранов
СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ БАЙКОНУРА

Родился 7 июня 1949 г. в Амурской области. После окончания в 1969 г. Хабаровского командного технического училища 3 года служил в частях 12 ГУМО. В 1976 г. окончил Военный инженерный институт им. Ф. А. Можайского и прибыл на полигон на должность начальника стартовой команды.

Прошел должности начальника группы, командира воинской части, начальника центра, начальника штаба полигона. С 1 августа 1997 г. — начальник космодрома Байконур. Кандидат технических наук. Спортсмен, увлекается теннисом, играет в волейбол.

17 декабря 1959 г. в нашей стране были созданы Ракетные войска стратегического назначения, структурным подразделением которых был долгие годы и наш полигон.

Но ракеты и ракетные полигоны появились раньше. Первым полигоном стал Капустин Яр. Однако для поддержания на должном уровне обороноспособности страны нужен был новый полигон, с которого можно осуществлять запуски новых межконтинентальных баллистических ракет.

12 февраля 1955 г. было принято Постановление Совета Министров, в котором говорилось: «О создании в 1955–1958 гг. научно-исследовательского полигона для летной отработки изделия Р-7, с расположением головной части в Кзыл-Ординской области».

Усилиями всей страны задача была выполнена. За короткий исторический срок возведено более 1200 объектов, в том числе 15 пусковых установок, 34 технических комплекса. Инфраструктура космодрома включала 2 аэродрома, 470 железных и 1280 км автомобильных дорог, 6600 км линий электропередачи, 2800 км линий связи, 1200 км трубопроводов водоснабжения, более 500 км трубопроводов теплоснабжения и многое другое.

11 монтажно-испытательных корпусов всегда готовы для сборки ракет-носителей «Протон-К», «Циклон-2», «Зенит-2», «Энергия», «Молния-М», «Союз-У», «Рокот» и космических аппаратов.

За 46-летнюю историю космодрома с его стартовых площадок было запущено около 1200 ракет космического назначения, более 1500 межконтинентальных баллистических ракет, свыше 3000 космических аппаратов и спутников — таков вклад Байконура в оборонную и космическую мощь СССР и России. Причем за это время со стартового комплекса «Гагаринский» было произведено более 350 запусков ракетоносителей «Восток» и «Союз», а с пусковых установок левого крыла космодрома более 250 запусков ракетоносителя «Протон». Сотни тысяч специалистов высочайшего уровня прошли службу на космодроме, состоялись здесь как личности, получили путевку в жизнь. За заслуги в деле отработки и испытаний ракетно-космической техники коллектив космодрома трижды награжден орденами: Красной Звезды (1960 г.), Ленина (1965 г.), Октябрьской революции (1976 г.), а труженикам Байконура А. И. Носову, В. А. Бокову, А. С. Кириллову, Б. В. Бакину, А. А. Макарычеву, Д. Х. Чаплыгину, А. С. Матренину, А. А. Федорову, А. А. Шумилину, В. П. Березину, Е. И. Николаеву было присвоено звание Героя Социалистического Труда, 62 из них присвоены почетные звания в области науки, техники и культуры; более 30 человек стали лауреатами Ленинской и Государственной премий. Дело, начатое первыми испытателями космодрома Байконур, продолжается их детьми и внуками. В разное время более 300 молодых офицеров, детей и внуков ветеранов полигона, возвращались служить и работать на Байконур. Поэтому есть, чем гордиться и ветеранам — первопроходцам, и нынешнему поколению байконурцев. На космодроме активно работает Совет ветеранов, который возглавляют Алексей Иванович Тарасов и Александр Николаевич Максимов. Традиции, заложенные в 50-60-х гг., живы и сегодня.

Ныне Байконур стал родным домом для 72 тысяч человек. В нем имеется 367 жилых домов, 13 общеобразовательных школ, из них 5 с обучением на казахском языке, медицинское училище, ПТУ, 9 детских дошкольных учреждений, филиал МАИ «Восход», электрорадиотехнический техникум, военный госпиталь на 1200 мест, больницы, поликлиники развитая сфера обслуживания, торговли и социального обеспечения. Трудно было городу и его жителям в 1991–1994 гг. Эти годы были настоящим испытанием для всех, кто жил там вплоть до подписания в декабре 1994 г. между Российской Федерацией и Республикой Казахстан Договора об аренде космодрома на 20 лет.

Решением Президентов России и Казахстана главой администрации г. Байконур был назначен Дмитриенко Геннадий Дмитриевич, полковник запаса, прослуживший на космодроме 25 лет. Усилиями администрации города, предприятий Федерального космического центра, а также нашей военной группировки космодром успешно выполняет космические программы. Радуют положительные перемены в городе: проведены ремонты жилых и общественных зданий, благоустроены улицы, построен фонтан, улучшилось продуктовое снабжение, решена проблема с общественным транспортом, без задержек выплачивается зарплата и пенсии. В этом, несомненно, заслуга мэра города Г. Д. Дмитриенко. Это вызывает определенный оптимизм и надежду, что для космодрома самое тяжелое время позади. Для обеспечения взаимодействия организаций, предприятий и войсковых частей Российской Федерации и Республики Казахстан образован и активно работает Координационный совет комплекса Байконур.

В 1995 г. начался сложный процесс возрождения космодрома, но уже на качественно новом уровне, определенном в первую очередь передачей объектов из военного ведомства администрации города и Федеральному космическому центру «Байконур», руководителем которого является Евгений Моисеевич Кушнир.

Уже передано более 800 объектов, среди которых стартовые и технические комплексы ракет космического назначения «Союз», «Зенит», «Восток», «Циклон», «Энергия». Сейчас космодром поделен на секторы ответственности. Городская инфраструктура, в том числе водо и электроснабжение всего комплекса, находится в руках главы администрации. Часть объектов — технические и стартовые комплексы — по указу Президента переданы Росавиакосмосу. Значительная часть объектов осталась за Министерством обороны. В связи с передачей объектов контингент военнослужащих в несколько раз уменьшился, но объем выполняемых задач остался практически тем же.

Байконур, созданный военными и для военных, понемногу «снимает погоны». Всего осталось 7 тысяч военнослужащих.

1-й ЦИП КС в 1998 г., передав предприятиям Росавиакосмоса стартовые и технические комплексы, продолжает выполнять задачи по подготовке и запуску РКА различного назначения (это делают 240 инженеров-испытателей). Опыт и умение организовать испытания служат надежной гарантией того, что еще долгие годы офицеры центра будут входить в совместный боевой расчет.

2-й ЦИП КС в настоящее время выполняет основной объем всех космических программ, реализуемых с космодрома. Две пусковые установки PH «Протон» принадлежат военным и эксплуатируются ими самостоятельно. Уровень подготовки специалистов позволил в течении последних 6 лет произвести более 60 пусков самой тяжелой ракеты «Протон». Во многом космический престиж России поддерживается благодаря самоотверженному труду офицеров 2 центра.

4-й ЦИП КС, измерительный комплекс — выполняет задачи измерений при подготовке РКИ на технических и стартовых комплексах, а также при осуществлении запусков. В настоящее время альтернативы специалистам центра в структуре Росавиакосмоса нет.

В настоящее время все виды обеспечения запусков возложены на Министерство обороны, т. е. в/ч 11284 полностью отвечает за безопасность запусков (поисковые и аварийно-спасательные работы, метеорологическое и метрологическое обеспечение, связь и др.).

8-е испытательное управление продолжает выполнять задачи, напрямую связанные с обеспечением безопасности России. В 1999 г. личный состав Управления впервые произвел боевой баллистической ракетой запуск международного космического аппарата «УоСАТ-12». Эта программа имеет хорошие перспективы.

Части обеспечения и обслуживания продолжают выполнять свои специфические задачи несмотря на недофинансирование и нерегулярные поставки материально-технических средств.

Таким образом, говорить о том, что военные полностью уходят с космодрома, пока рано. Сегодня и сторонники, и противники демилитаризации признают, что потребуется несколько лет для того, чтобы подготовить специалистов, способных заменить военных инженеров.

Пока основу испытателей предприятий Федерального космического центра «Байконур» составляют офицеры запаса. Но, к сожалению, за ними никого нет. Если раньше молодой лейтенант, проходя ступени служебного роста, мог через 10–15 лет стать специалистом высочайшего класса, то теперь такого контингента в гражданских структурах нет.

Конечно, проводить реформы всегда не просто, а тем более в испытательных работах. Но только военные способны точно и в срок выполнить приказ. В частях космодрома остаются настоящие патриоты Байконура, которые в сложных условиях продолжают беззаветно выполнять свой воинский долг, решая при этом непростые социально-бытовые вопросы. Офицеры космодрома достойны того, чтобы о них рассказывали в любой публикации о Байконуре.

В мае 2001 г. космодром вновь вошел в состав космических сил страны, что должно придать новый импульс в его развитии.

Среди тех, кто в последние годы внес наибольший вклад в успехи космодрома:

заместители начальника космодрома генерал-майор В. Р. Томчук, полковники В. М. Гринчак, Д. Т. Чифин, С. И. Тихонов, В. Н. Болюх, С. Н. Смирнов, А. П. Лопатин;

начальники центров и управлений полковники И. А. Форсюк, В. Н. Ефименко, Н. И. Аблялимов, А. П. Лопатин, Е. В. Полторацкий;

начальники основных отделов и служб полковники А. Н. Горяйнов, В. В. Нахов, Ю. С. Гончаров, А. А. Мельников;

командиры войсковых частей полковники В. Т. Абрамов, А. В. Майоров, Г. В. Трисеев, Н. В. Казанцев.

Как и прежде Байконур занимает важное место в развитии мировой космонавтики. 20 ноября 1998 г. запуском функционального грузового блока «Заря», разработанного конструкторами и изготовленного рабочими и инженерами ГКНПЦ им. М. В. Хруничева по заказу американской компании Boeing, начался новый этап международного сотрудничества.

Многие государства мира предпочитают решать свои космические программы на нашем космодроме. Да и для России альтернативы Байконуру нет.

Байконур является единственным космодромом нашей страны, где техническое оснащение позволяет выводить на орбиты искусственные спутники земли с массой более 10 тонн ракетами-носителями типа «Протон», «Зенит». Только отсюда решаются задачи по запускам тяжелых КА военного назначения, по выполнению пилотируемых программ России и международного сотрудничества, а также проводятся запуски КА, обеспечивающих все регионы бывшего СССР телевизионным вещанием и спутниковой связью. Байконур был и сегодня остается флагманом отечественной космонавтики, где находит свое воплощение труд многотысячных коллективов конструкторских бюро и предприятий космической отрасли России.

В тесном взаимодействии с гражданскими, промышленными структурами воинский контингент космодрома Байконур будет с честью продолжать выполнение поставленных Родиной задач.

Почетные граждане Байконура

1. Шубников Георгий Максимович — генерал-майор инженерно-технической службы, начальник строительного управления

2. Нестеренко Алексей Иванович — генерал-лейтенант артиллерии, начальник полигона

3. Королев Сергей Павлович — академик, Главный конструктор

4. Ратов Андрей Николаевич — полковник, начальник УНР

5. Ткаленко Андрей Александрович — полковник, заместитель командира в/ч 12253 по МТО

6. Шаталов Владимир Александрович — летчик-космонавт

7. Рождественский Владимир Ильич — летчик-космонавт

8. Зудов Вячеслав Дмитриевич — летчик-космонавт.

9. Горбатко Виктор Васильевич — летчик-космонавт

10. Николаев Андриан Григорьевич — летчик-космонавт

11. Леонов Алексей Архипович — летчик-космонавт

12. Быковский Валерий Федорович — летчик-космонавт

13. Аксенов Владимир Викторович — летчик-космонавт

14. Попович Павел Романович — летчик-космонавт

15. Жолобов Виталий Михайлович — летчик-космонавт

16. Волынов Борис Валентинович — летчик-космонавт

17. Артюхин Юрий Петрович — летчик-космонавт

18. Беляев Павел Иванович — летчик-космонавт

19. Береговой Георгий Тимофеевич — летчик-космонавт

20. Волков Владислав Николаевич — космонавт

21. Гагарин Юрий Алексеевич — первый в мире летчик-космонавт

22. Гречко Георгий Михайлович — летчик-космонавт

23. Губарев Алексей Александрович — летчик-космонавт

24. Демин Лев Степанович — летчик-космонавт

25. Добровольский Георгий Тимофеевич — летчик-космонавт

26. Егоров Борис Борисович — космонавт

27. Елисеев Алексей Степанович — космонавт

28. Климук Петр Ильич — летчик-космонавт

29. Комаров Владимир Михайлович — летчик-космонавт

30. Кубасов Валерий Николаевич — космонавт

31. Лазарев Василий Григорьевич — летчик-космонавт

32. Лебедев Валентин Витальевич — космонавт

33. Макаров Олег Григорьевич — космонавт

34. Николаева-Терешкова Валентина Владимировна — космонавт

35. Пацаев Виктор Иванович — космонавт

36 Сарафанов Геннадий Васильевич — летчик-космонавт

37. Севастьянов Виталий Иванович — космонавт

38. Титов Герман Степанович — летчик-космонавт

39. Феоктистов Константин Петрович — космонавт

40. Филипченко Анатолий Васильевич — летчик-космонавт

41. Хрунов Евгений Васильевич — летчик-космонавт

42. Шонин Георгий Степанович — летчик-космонавт

43. Янгель Михаил Кузьмич — академик, Главный конструктор

44. Каманин Николай Петрович — генерал-полковник, помощник главнокомандующего ВВС по космосу

45. Глазков Юрий Николаевич — летчик-космонавт

46. Рукавишников Николай Николаевич — космонавт

47. Джанибеков Владимир Александрович — летчик-космонавт

48. Романенко Юрий Викторович — летчик-космонавт

49. Иванченков Александр Сергеевич — космонавт

50. Неделин Митрофан Иванович — маршал артиллерии, главнокомандующий РВСН

51. Гермашевский Мирослав — космонавт-исследователь, гражданин Польской Народной Республики

52. Иен Зигмунд — космонавт-исследователь, гражданин Германской Демократической Республики

53. Ремек Владимир — космонавт-исследователь, гражданин Чехословацкой Социалистической Республики

54. Коваленок Владимир Васильевич — летчик-космонавт

55. Дрякин Андрей Иванович — председатель исполкома депутатов трудящихся г. Ленинск

56. Иванов Георгий Иванович — космонавт-исследователь, гражданин Народной Республики Болгария

57. Рюмин Валерий Викторович — космонавт

58. Ляхов Владимир Афанасьевич — летчик-космонавт

59. Мендес Арнальдо Тамайо — космонавт-исследователь, гражданин Республики Куба

60. Попов Леонид Иванович — летчик-космонавт

61. Кизим Леонид Денисович — летчик-космонавт

62. Стрекалов Геннадий Михайлович — космонавт

63. Малышев Юрий Васильевич — летчик-космонавт

64. Фам Туан — космонавт-исследователь, гражданин Социалистической Республики Вьетнам

65. Жугдэрдэмидийн Гуррагча — космонавт-исследователь, гражданин Монгольской Народной Республики

66. Березовой Анатолий Николаевич — летчик-космонавт

67. Глушко Валентин Петрович — академик, Главный конструктор

68. Гарькуша Николай Никитович — заслуженный врач Казахской ССР

69. Волк Игорь Петрович — летчик-космонавт

70. Кантария Мелитон Варламович — Герой Советского Союза, водрузивший Знамя Победы над рейхстагом

71. Соловьев Владимир Алексеевич — летчик-космонавт

72. Атьков Олег Юрьевич — космонавт

73. Максимов Александр Александрович — генерал-полковник, начальник космических средств МО СССР

74. Катаев Владимир Иванович — генерал-майор, заместитель начальника космодрома

75. Завалишин Анатолий Павлович — генерал-майор, заместитель начальника космодрома

76. Куринной Игорь Иванович — генерал-лейтенант, начальник политуправления космических средств МО СССР

77. Завалишина Валентина Александровна — директор электротехникума г. Ленинск

78. Викторенко Александр Степанович — летчик-космонавт

79. Лавейкин Александр Иванович — космонавт

80. Фарис Мухамед Ахмад — космонавт-исследователь, гражданин Сирийской Арабской Республики

81. Прунарму Димитру — космонавт-исследователь, гражданин Социалистической Республики Румыния

82. Савиных Виктор Петрович — летчик-космонавт

83. Серебров Александр Петрович — летчик-космонавт

84. Савицкая Светлана Евгеньевна — летчик-космонавт

85. Кулепетов Николай Иванович — ветеран войны и космодрома

86. Семикин Анатолий Петрович — ветеран войны и космодрома

87. Балгабаев Сабир Усмаевич — ветеран войны и космодрома

88. Жуков Юрий Аверкиевич — генерал-лейтенант, начальник космодрома

89. Пругло Иван Андрианович — полковник, командир испытательной части

90. Шумилин Алексей Александрович — генерал-лейтенант, начальник космодрома

91. Алескин Борис Ефимович — генерал-майор, начальник 2-го НИУ

92. Герчик Константин Васильевич — генерал-полковник, начальник полигона

93. Карась Андрей Григорьевич — генерал-полковник, начальник ЦУКОС МО СССР

94. Кириллов Анатолий Семенович — генерал-майор, начальник 1-го НИУ

95. Носов Александр Иванович — полковник, заместитель начальника полигона

96. Осташев Евгений Ильич — полковник, начальник 1-го НИУ

97. Патрушев Владимир Семенович — генерал-майор, начальник 1-го НИУ

Список литературы

1. Военачальники ракетных войск стратегического назначения. Сборник очерков. ЦИПК 1997. 108 с.

2. Глазами очевидцев. Воспоминания испытателей космодрома Байконур. Выпуск 1. М., 1991. 172 с.

3. Глазами очевидцев. Воспоминания испытателей космодрома Байконур. Выпуск 2. М., 1994. 236 с.

4. Глазами очевидцев. Воспоминания ветеранов Байконура. Выпуск 3. М., «Космо», 1997. 454 с.

5. Глушко В. П. Развитие ракетостроения и космонавтики в СССР. Изд. 3-е, доп., М., «Машиностроение», 1987 г., 304 с.

6. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. М., «Наука» 1994. 800 с.

7. Завалишин А. П. Байконурские университеты. Записки ветерана-испытателя. М., «Машиностроение» 1999. 208 с.

8. Начало космической эры. Воспоминания ветеранов ракетно-космической техники и космонавтики, Выпуск 2. Серия: Дороги в космос. М., 1994. 400 с.

9. Незабываемый Байконур. Под общей ред. генерал-полковника К. В. Герчика. М., 1998. 592 с.

10. Нестеренко А. И. Огонь ведут «катюши». Воениздат, М., 1975. 264 с.

11. Нечеса Я. В. Генералы Байконура. Краткий биографический справочник генералов, проходивших службу на космодроме Байконур в 1955–1998 гг. Под общей ред. полковника М. Н. Фонина. Космодром Байконур, 1998. 24 с.

12. Создатели ракетно-ядерного оружия и ветераны-ракетчики рассказывают. Под общей ред. генерал-полковника В. И. Есина.

13. С.П. Королев и его дело. Свет и тени в истории космонавтики. Избранные труды и документы. Под общей ред. академика Б. В. Раушенбаха. М., «Наука», 1998. 716 с.

14. Хроника основных событий истории Ракетных войск стратегического назначения. 1996. 284 с.

15. Черток Б. Е. Ракеты и люди. М., «Машиностроение», 1994. 416 с.

16. Пругло И. А. Первый начальник института. Газета «Спутник» (г. Юбилейный Моск. обл.) № 45, 46 от 16 и 23 ноября 1996 г.

17. Кузнецкий М. И., Стражева И. В. Байконур — чудо XX века. М., «Современный писатель», 1995. 160 с.

18. Керимов К. Дорога в космос. Баку, «Азербайджан», 1995. 352 с.

19. Иванченко Ю. В., Порошков В. В. Легендарный Байконур. М., «Вокруг света», 1995 г.

20. Военно-космические силы. Книга 1 и 2. Изд-во Санкт-Петербургской типографии № 1 ВО, «Наука», 1997. 285 с.

21. 50 лет впереди своего века (1946–1996 гг.). М., 1998. 256 с.

22. Романов А. П., Борисенко И. Г. Отсюда дороги к планетам легли. Изд. 2-е, доп., М., Политиздат, 1986. 240 с.

23. Журнал «Российский космос» 1996. № 2; 1997. № 3, 4.

24. Газета «Космическая школа». Байконур, 1993–1994.

25. Газета «Байконур». 1992–1995.

26. Журнал «Новости космонавтики» 1999. № 4, 8; 2000. № 6—11; 2001. № 1.

27. Фотоальбом «Космодром Байконур». М., 1997. 54 с.

28. Фотоальбом «Космодром Байконур 45 лет». М., 2000.

29. Фотоальбом «1955–2000, Космодром Байконур». М., 2000.


Оглавление

  • От составителя
  • Предисловие
  • Владимир Владимирович Порошков НАЧАЛЬНИКИ КОСМОДРОМА БАЙКОНУР
  • Михаил Сергеевич Плетушков НАЧАЛЬНИКИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ОТДЕЛА КОСМОДРОМА
  • Алексей Иванович Нестеренко ТАК НАЧИНАЛСЯ КОСМОДРОМ
  • Илья Матвеевич Гурович РУКОВОДИТЕЛЬ ПРОЕКТА КОСМОДРОМА
  • Анатолий Васильевич Маслов ПАМЯТЬ О ПЕРЕЖИТОМ (трагические события 24 октября 1960 года на космодроме Байконур)
  • Геннадий Павлович Волков В ЦЕНТРЕ ПРАКТИЧЕСКИХ ДЕЛ И ИСТОРИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ
  • Ирина Сергеевна Воинова ШТРИХИ К ПОРТРЕТАМ ДРУЗЕЙ
  • Абылай Хангереевич Айдосов БАЙКОНУР: ЛЕГЕНДЫ. ЖИЗНЬ. ПОДВИГИ
  • Владимир Яковлевич Хильченко НЕЗАБЫВАЕМЫЕ ГОДЫ
  • Павел Борисович Ландо БАЙКОНУР В МОЕЙ СУДЬБЕ
  • Анатолий Петрович Шматов КОРОТКИЕ ВСТРЕЧИ
  • Александр Петрович Романов КОСМОДРОМ И ЕГО ЛЮДИ ГЛАЗАМИ ЖУРНАЛИСТА
  • Валерий Иванович Мальцев РЕПОРТАЖ ЗА «КРАСНУЮ СТЕНУ»
  • Константин Анатольевич Попов АВИАТОРЫ БАЙКОНУРА
  • Генрих Кириллович Кудряшов ЗЕМНЫЕ БУДНИ БАЙКОНУРА
  • Иван Фотиевич Стаднюк ОРБИТА СОТРУДНИЧЕСТВА
  • Анатолий Александрович Андриянов ИЗ ВОСПОМИНАНИИ ЭПИДЕМИОЛОГА
  • Геннадий Федорович Кудрявцев МОЙ БАЙКОНУР
  • Наум Семенович Наровлянский ПРОФЕССИЯ — СТРОИТЕЛЬ
  • Лилия Васильевна Красник БАЙКОНУР. ЛУЧШИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ
  • Поэзия Байконура
  • Владимир Георгиевич Молчанов БАРЫШЕВЦЫ ОКБ «ВЫМПЕЛ» НА КОСМОДРОМЕ
  • Юрий Михайлович Князькин ДЕСАНТ НА БАЙКОНУРЕ
  • Борис Иванович Посысаев КОМСОМОЛЬСКАЯ ЮНОСТЬ МОЯ
  • Анатолий Васильевич Усов КОМСОМОЛЬСКОЕ ШЕФСТВО НАД ТЕХНИКОЙ
  • Виктор Иванович Васильев ПЕРВАЯ В МИРЕ КОСМИЧЕСКАЯ ПОЧТА
  • Юрий Квасников ПЕРВЫЕ ШТЕМПЕЛЯ БАЙКОНУРА
  • Станислав Алексеевич Кострома МУЗЕИ БАЙКОНУРА
  • Альгимантас Яронимович Науджюнас ПУТЬ НА КОСМОДРОМ БАЙКОНУР
  • Борис Михайлович Лохмачев ВИДЕОЛЕТОПИСЬ КОСМОДРОМА
  • Александр Федорович Трофимов ЛЮБИМАЯ ИГРА БАЙКОНУРЦЕВ
  • Байконурская сказка об «Энергии»
  • Испытателям Байконура космонавты доверяют свою жизнь
  • Леонид Тимофеевич Баранов СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ БАЙКОНУРА
  • Почетные граждане Байконура
  • Список литературы

  • Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

    Copyright © читать книги бесплатно