Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла,
Консультации специалистов:
Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика


Глава I

Лучи неяркого осеннего солнца пробились сквозь тюлевые занавески и осветили большой письменный стол, заваленный газетами и письмами. Разноцветные, надписанные разными почерками конверты с пестрыми марками лежали не только на столе, но и на подоконнике и на тумбочке, аккуратно накрытой вышитой накидкой. Молодой мужчина, сидящий за столом, расправил широкие плечи, с чувством потянулся и встал, сделал несколько шагов по комнате. Потом снова сел за стол и наугад вытянул из пачки письмо. Пробежал глазами по корявым строчкам, нахмурился, сделал какие-то пометки в блокноте, отложил листок в сторону. Взял другое письмо, третье...

Письмо, написанное на клочке бумаги карандашом, его особенно заинтересовало.

«Уважаемый товарищ Алексей Стаханов!

Прошу мне ответить на это письмо. Сейчас я беспризорный. Но ввиду того что правительство идет мне навстречу и предоставляет право на труд, я хочу оправдать это право с честью. Я очень хотел бы и убедительно прошу Вас разрешить мне быть Вашим учеником и под Вашим руководством овладеть техникой горного дела.

С товарищеским приветом

Сергей Вахно».

Алексей Григорьевич вырвал из блокнота листок и написал на нем: «Передать письмо Сергея в городской комитет комсомола. Договориться, чтобы парнишку определили в ФЗУ». Положил письмо беспризорного в специальную кожаную папку, где лежали особо важные бумаги, и принялся за следующее.

«Товарищ Стаханов!

Разрешите быть Вашим знакомым. Я студент Донецкого индустриального института горно-эксплуатационной специальности, Красов Андрей Васильевич...

...Во время составления дипломного проекта мною была предложена система разработки крутопадающих пластов. Я хотел бы, товарищ Стаханов, чтобы Вы помогли мне осуществить ее на практике. Желательно на Вашей шахте и непосредственно при Вашем участии и руководстве.

Я не буду писать сейчас, в чем состоит мое предложение, - это получилось бы длинно, и притом я не могу переслать Вам чертежи. Мне кажется, будет лучше, если я поговорю с Вами лично.

Я думаю, товарищ Стаханов, что при упорной борьбе мы с Вами одержим еще одну крепкую победу в угольной промышленности, удвоим или утроим производительность шахт, снизим себестоимость угля на основе Ваших методов работы. Крепко жму Вашу руку.

Ваш новый знакомый Андрей Красов».

«Надо будет с ним встретиться. Видно, дельный парень», - подумал Стаханов к написал на конверте: «Пригласить Андрея Красова к себе домой и разобраться».

Внимание Алексея привлек самодельный конверт со старательно нарисованными розами. Уже привычным жестом он разрезал плотную бумагу, на стол выпал листок, украшенный виньетками из цветов. Четкими печатными буквами на нем было написано стихотворение.

- Дуся, можно тебя на минутку, - позвал он жену.

В комнату быстро вошла стройная черноволосая женщина с веселыми карими глазами. В руках она держала вымытую чашку, край полотенца с яркими петухами свисал через плечо.

- Ты что, Леша, звал? - приветливо спросила она.- Чайку горяченького хочешь?

- Не надо, Дусенька, ты лучше сядь и послушай, какое мне одна девчушка стихотворение прислала.

Дуся села напротив мужа, расправила подол опрятного ситцевого платья, устроилась поудобнее.

- «Многоуважаемый товарищ Стаханов! - так начиналось письмо. - Прошу принять мой стих, посвященный Вашему рекорду, и осчастливьте ответом, чем буду гордиться. Смирнова Нина».

Алексей Григорьевич вопросительно посмотрел на жену.

- Ну давай читай, - сказала та серьезно. - Читай да не загордись, а то уж больно ты стал известным, словно какой полярный летчик.

- Как ты можешь так говорить, - нахмурился Стаханов. - Ты-то лучше всех знаешь, что известным я не сам стал. Люди, и в первую очередь Костя Петров, наш парторг, помогли мне рекордов добиться. А откатчики, крепильщики? А Николай Игнатьевич Машуров? Что мы без него могли бы сделать? «Загордишься». Даже слушать обидно!

- Ладно, ладно, не сердись, - рассмеялась Евдокия.

Алексей Григорьевич начал с выражением читать нехитрый текст.

Он дочитал стихотворение, снова посмотрел на жену. Та взяла письмо, прочла сама несколько строк и посоветовала:

- Как стих сам по себе, не знаю, вроде не все слова ловко связаны, но если считать, что девушка написала его от души, то получилось здорово. Пошли ей свою фотокарточку, пусть порадуется, вон как она ответить-то просит.

- Обязательно пошлю, - согласился Алексей. Евдокия Ивановна поднялась с дивана.

- Не буду мешать. А сегодняшнюю почту ты еще не брал? - Стаханов отрицательно покачал головой. - Тогда схожу посмотрю...

Она легкой походкой вышла из комнаты, а Стаханов продолжал разбирать корреспонденцию. Кто только не писал ему! Незнакомые люди обращались со своими заботами и тревогами, делились радостью, просили совета, хотели знать его мнение.

«Дорогой товарищ Алексей Стаханов! - писал Молчанов из Удмуртии. - Я работаю бракером по крепежному лесу в Моштинском леспромхозе треста Удмуртлес. Наш леспромхоз снабжает крепежным лесом угольную промышленность Донбасса, в том числе и трест Кадиев-уголь. Нынешний сезон лесозаготовок протекает неудовлетворительно. План по вывозке сырья не выполнен. Должного внимания обработке крепежного леса не уделяется. На мои претензии отвечают: «Это не экспорт на заграницу, какой лес ни пошлем, все равно примут».

Вот болеет человек за общее дело, а его не понимают. Конечно, надо помочь. Не откладывая надолго, Алексей Григорьевич тут же написал крупным, похожим на ученический, почерком короткий ответ:

«Спасибо тебе, товарищ Молчанов, за заботу о шахтерах. Крепежный лес - это не просто дерево. От его качества зависит и план добычи угля, и шахтерская жизнь. Мы твое письмо обсудим у нас на собрании и направим коллективное письмо в Удмуртлес и, конечно, сообщим в партийный комитет вашего района. Еще раз спасибо.

Алексей Стаханов».

В дверях появилась Евдокия Ивановна с газетами и новой пачкой писем. Отдельно от всех она несла большой конверт из голубой тисненой бумаги с яркими марками.

- Никак опять из-за границы. Интересно, что они от тебя хотят. - И протянула письмо мужу.

Тот бережно вскрыл конверт, чтобы не испортить марки, и стал вслух читать текст, напечатанный по-русски на машинке:

«Уважаемый Алексей Стаханов! Историко-биографический архив в Вене просит Вас прислать свою фотографию с собственноручной подписью и ответить на нашу анкету:

1. Фамилия, имя.

2. Место рождения, число, день и год рождения.

3. Вероисповедание.

4. Семейное положение (девичья фамилия жены, количество детей).

5. Сведения из семейной истории (родители, предки, прежнее местожительство семьи).

6. Родство с известными знаменитыми личностями и семьями.

7. Юность и воспитание.

8. Ваша деятельность во время войны относительно облегчения военных бедствий.

9. Годы успеха (произведения, творчество, действия, книжные и прочие публикации, год, издатель и прочее)».

Алексей Григорьевич кончил читать. Евдокия Ивановна подошла к нему, взъерошила его короткие светлые волосы:

- Вот ты какой у меня знаменитый стал. А помнишь, как на шахту пришел? Да как в общежитии коногонов поселился?

- Ну, положим, в общежитие я попал не сразу, - Стаханов обнял жену, - через год, а то и попозже. А вот как на шахту пришел в двадцать седьмом, до самой смерти не забуду. Как сейчас помню: приехал в Кадиевку. Сошел с поезда, смотрю, трубы кругом и из них дым валит. Наверное, думаю, эти трубы из-под самой земли и шахтеры в дыму работают. Страшно даже стало, что со мной теперь будет. Ладно, решил, раз приехал, буду терпеть. Поставил на плечо сундучок с вещами и пошел к этим трубам, а сам у всех спрашиваю, не знает ли кто, где мой земляк Роман Стаханов живет. На шахте тогда три десятка моих земляков работало, и среди них два однофамильца: Роман да Петр Стахановы. Показали мне, где Роман с матерью живет. Я сперва у них остановился. Переночевал, а утром пошел с ним в нарядную. Только вошел, девчонки-откатчицы на смех подняли меня. Обидно мне стало. Стою я среди шахтеров в белых домотканых портках да в такой же рубахе, в онучах и лаптях. Как чудо-юдо какое-то, а все кругом со смеху помирают - вырядился работничек.

Посмеялись от души, а потом взял меня Роман с собой вниз. Сколько я страху тогда натерпелся. Клеть шуршит, а я думаю, что, если канат оборвется, костей не соберешь.

День я осматривался и твердо решил - буду работать. А оказалось, не так просто шахтером стать. У кого ни спрошу - говорят «мест нет». Тогда я до начальника участка «Бераль - Запад» Туболева дошел. Он увидел, что я здоровый и высокий, и дал приемный листок, чтобы меня оформили. Вот так я тормозным к Роману и попал. От тех пор след остался - ноготь на пальце кривой, это еще тогда тормозом сшибло. Поработал я тормозным недолго. Десятник углядел, что с лошадьми обхожусь как надо, и в коногоны перевел. И заработок стал побольше, да и отношение уважительней. Я тебе не рассказывал, Дусенька, к лошадям у меня с детства любовь. Ведь на шахту-то я на заработки тогда подался на время. У нас с сестрами земля была, а обрабатывать ее нечем, вот я и отправился деньжонок подзаработать. Думал, отработаю полгода, скоплю на коня и домой, хозяйство поправлять, пахать да сеять. Стал коногоном и перебрался в барак, в общежитие. Может, еще и не перешел бы, да тебя приглядел. Вижу, такая краля ребятам обеды готовит.

- Многие из коногонов за мной ухаживали, да я вот тебя выбрала, - рассмеялась Евдокия Ивановна. - Догадалась, что передо мной будущая знаменитость. Так что же ты будешь отвечать на те заграничные вопросы?

- Ты похлопочи насчет чая, а я на эту анкетку отвечу да тебе прочту.

Жена отправилась на кухню ставить самовар, а Алексей еще раз пробежал глазами венскую анкету и стал быстро писать:

«Есть ли знаменитые личности, с которыми я нахожусь в родстве? Да, есть. Мой отец был знаменитым бедняком в деревне Луговой на Орловщине...

И есть подлинно знаменитые личности, с которыми я тоже в родстве, как все трудящиеся мира, - руководители партии большевиков и Советского правительства.

Есть ли знаменитые семьи, с которыми нахожусь в родстве? - спрашивают меня господа историки. - Есть. Это братская семья народов Советского Союза и трудящиеся всего мира. С ними я в родстве, и очень близком.

Вероисповедание? Неверующий - в бога, конечно. Верю в победу коммунизма во всем мире».

- Идем чай пить, - позвала Стаханова жена. - Хотя подожди, прочти сначала, что написал.

Алексей Григорьевич читал, делая паузы после каждого пункта.

- Как получилось-то хлестко! - внимательно выслушав мужа, одобрила Евдокия. - Только не отправляй, сначала покажи Косте Петрову. Как-никак за границу пишешь.

- Непременно покажу, и на машинку отдам перепечатать, -- согласился Алексей.

Чай с баранками пили на кухне. Евдокия Ивановна, прикрыла конфоркой самовар, и он продолжал потихоньку петь свою веселую уютную песню.

- Ты, Леша, перед ночной сменой отдохнул бы, пока я за дочкой в детский садик схожу. Знаешь, вот мы второй месяц в новой квартире живем, а я никак не привыкну. Ночью проснусь и думаю, все мне во сне причудилось: и твои рекорды, и квартира. Шутка ли, семейных общежитий людям не хватает, а нам аж три комнаты дали. Тут же целых три семьи разместиться могут, а мы одни живем. Вчера, пока ты на шахте был, пришли ко мне две старушки. Спрашивают; «Ты Алексея Стаханова жена?» Отвечаю: «Да». - «А сам-то где?» - «Где ж ему быть? В забое, уголек рубает». - «Ну вот и ладно, - говорит та, что посуше. - Покажи нам свою квартиру. Хотим сами поглядеть, верно ли, что начальство рабочему человеку целые хоромы выдало». Говорю: «Смотрите». Так они все комнаты обошли, заставили патефон завести и все удивляются. Одна говорит, что в Кадиевке полвека живет, а такого еще не видела. Другая обещала своих двух сынов с внуками привести, чтобы посмотрели. Я с ними разговариваю, а сама думаю: чем угощать их? Ведь обед-то у меня еще не готов. Все, что было, на стол ставлю. Правда, они только чаю с вареньем попили и ушли довольные.

- Ну да, ты не сообразишь, чем угощать, - ухмыльнулся Алексей. - Вон какой стол сготовила, когда на новоселье шахтеры собрались.

- Тогда все легко было, заранее готовилась, да и подружки помогли. Ладно, я за дочкой побегу, а ты отдыхай.

Алексей прошел в спальню, прилег на высокую никелированную кровать, спинки которой украшали затейливые шишки, похожие на елочные игрушки. Спать ему не хотелось, и он задумался. Вспомнилось, как совсем недавно, еще и двух месяцев не прошло, к нему в комнату в семейном общежитии пришли парторг ЦК ВКП(б) - секретарь их шахтпарткома Константин Григорьевич Петров и начальник участка «Никанор - Восток» Николай Игнатьевич Машуров. В тот вечер у него дома было все, как обычно. Он играл с дочуркой, жена готовила ужин, и вдруг нежданные гости. Правда, в то время начальство, а особенно парторг Константин Петров запросто захаживали домой к шахтерам. Но больше по делу, и притом всегда предупреждали заранее: будь, мол, сегодня дома, вечером загляну, а тут вдруг пришли без предупреждения. Дуся было засуетилась по хозяйству, да Костя ее остановил:

- Не беспокойся, Евдокия Ивановна, мы не надолго. - Потом повернулся к Алексею и без всяких предисловий продолжал: - Есть предложение отметить Международный юношеский день первого сентября большим производственным рекордом. Вот мы с Машуровым и решили предложить тебе как победителю соревнования на лучшего забойщика на нашей шахте пойти на рекорд.

- Чтобы рекорд дать, надо все как следует подготовить, - сказал Алексей, - а то ведь начнешь работать, то леса для крепления не хватит, то откатка задержит или молоток заест, а другого нет. И что самое главное - один человек должен рубать, а за ним идти крепильщики и крепить.

- Алексей прав, - быстро согласился Петров. - Рубай один всю лаву, крепильщиков и все остальное мы обеспечим. А на твоей совести рекорд, - улыбнулся парторг, сверкая белыми крепкими зубами.

Алексей и до этого разговора подумывал о необходимости изменить организацию труда в забое. Все работали так: лаву делили на восемь-десять тесных уступов и в каждом рубил забойщик, причем большая часть времени у него уходила на крепление. Ему приходилось работать не отбойным молотком, а топором, устанавливая и подбивая крепь, а отбойный молоток в это время бездействовал. Работать было тесно, и люди мешали друг другу. Но даже при таких условиях Стаханов умудрялся вместо положенных семи тонн угля рубить за смену по десять-двенадцать. Предложение Петрова и Машурова пришлось ему по душе, хотя сразу же возникло много нерешенных вопросов.

За разговором не заметили, как прошло время. Дуся молча поставила перед мужчинами тарелки с нехитрой снедью, налила крепкого чая.

- Воздух будет, лес тоже дадим. - Машуров с удовольствием прихлебывал горячий ароматный напиток. - А ты уж постарайся, думаю сотню тонн дать сможешь.

- Я-то постараюсь, сделаю все, что в моих силах,- пообещал Стаханов. - А что, если вдруг не дам рекорда?

- Еще опозоришься, что люди скажут? - вмешалась в разговор Евдокия Ивановна.

Алексей не успел рта раскрыть, как его опередил Машуров:

- Не волнуйся, Евдокия Ивановна, справится твой муж с заданием и будет таким же известным забойщиком, как Гришин с соседней шахты.

- А чем Стаханов хуже Гришина, - обиделась Дуся.

Обсуждая подробности предстоящего рекорда, договорились, что в ночь с тридцатого на тридцать первое августа Стаханов выйдет на рекорд с двумя лучшими крепильщиками участка Тихоном Щиголевым и Гавриилом Борисенковым. Оба были мастера своего дела, надежные люди и хорошие товарищи.

На том и закончился «короткий» разговор. Уже было совсем темно, когда Алексей пошел проводить гостей. Вернувшись, он долго стоял во дворе. В общежитии все давно спали, только его окно светилось. Небо было усыпано звездами, и Стаханову казалось, что они дружелюбно и ободряюще подмигивают ему с высоты. Он бесшумно открыл дверь, разделся, погасил свет и лег, стараясь не разбудить жену.

- Я не сплю, - услышал он ее тихий голос. - Трудное дело вы затеяли. Не боишься, что не справишься?

- Конечно, страшновато. Ну да ничего, утро вечера мудреней. Давай спать.

Дуся вскоре заснула, Алексей слышал ее ровное дыхание, а сам лежал с открытыми глазами и уже в который раз прикидывал, как с наибольшим успехом организовать работу. Постепенно разрозненные мысли сложились в четкую картину, и Стаханов с облегчением вздохнул. За окном уже светало - небо из темного стало светло-сиреневым, а звезды на бледном небе гасли одна за другой, как будто кто-то выключал их, как лампочки. Стаханов встал, умылся, взял все, что нужно, быстро съел завтрак, приготовленный женой, и вышел в утренний холодок на улицу.

Сначала он шел медленно, но, сам того не замечая, все ускорял и ускорял шаги. С ним здоровались идущие на смену люди, окликали по имени, он машинально отвечал, думая только о том, что надо скорее попасть в шахту.

- Что-нибудь случилось? - услышал он чей-то тревожный голос. - Куда ты так торопишься?

«Если бы вы знали, что должно случиться», - подумал Алексей, а вслух сказал: - Ничего, все в порядке.

Глава II

Стаханова приветливо встретил начальник участка Машуров, когда тот вошел к нему в кабинет. На все многочисленные вопросы Алексея был лаконичный ответ: «Порядок» или «Будет сделано».

Стаханов направился в мастерскую проверить свой отбойный молоток. Он шел и размышлял: «Если все хорошо подготовлено и крепильщики не подведут, справлюсь. Рекорд будет, тем более что и наш Костя тоже в этом уверен».

Константин Григорьевич Петров, или «наш Костя», как его ласково называли шахтеры, был опытным партийным организатором. Он в тысяча девятьсот двадцать пятом году пришел работать слесарем на одну из шахт близ Кадиевки. А через два года его избрали секретарем комсомольской организации, а вскоре и секретарем партячейки. В апреле тридцать четвертого Петрова вызвали в Донецкий обком партии и объявили, что его кандидатура выдвигается на пост парторга ЦК ВКП(б) - секретаря парткома шахты «Центральная - Ирмино». Здесь, на шахте, он быстро стал своим человеком. Он был нужен всем: в забое, на хозяйственном дворе, в шахтоуправлении, в клубе, в детском саду - в общем всюду. «Иди к Косте, он поможет», «Костя подскажет», «Костя Петров сказал - значит, так нужно», - говорили шахтеры. И сейчас то, что парторг не сомневался в успехе, придавало Алексею большую уверенность в своих силах.

В мастерской Стаханов взял отбойный молоток марки ОМ-5, изготовленный ленинградским заводом «Пневматика», и разобрал его. Каждую деталь тщательно осмотрел, промыл керосином, смазал маслом и снова собрал. Потом присоединил молоток к шлангу, по которому поступал сжатый воздух, и проверил, как он действует. Молоток работал отлично. Алексей аккуратно вытер его паклей и отдал дежурному.

- Ты, друг, его никому не давай, - попросил Стаханов слесаря и ^пошел к крепильщикам, с кем ему предстояло работать в эту историческую ночь.

Вместе еще раз уточнили, как будут работать, и договорились в девять часов вечера встретиться в нарядной, чтобы в десять уже быть на участке. Это время наиболее удачное: вторая смена уже ушла, работу третьей, ремонтной, - в ней трудились лесогоны, костерщики и слесари - можно перенести без ущерба для других на более позднее время - на пять утра, а в смену Стаханова включили коногонов, чтобы вывозить нарубленный им уголь.

Вроде все шло как надо, а на душе у Алексея было неспокойно, недаром говорят: ждать и догонять самое трудное.

В такой ответственный день Дуся постаралась приготовить то, что любил Алексей. Украинский борщ с плавающими кусочками сала и чесноком был подан прямо с огня, от картошки со сметаной, щедро посыпанной душистым укропом, шел такой аромат, что невольно появлялся аппетит. Алексей ел молча, сосредоточенно, машинально отодвигал пустую тарелку. Дуся не обижалась, она понимала, что муж поглощен предстоящей работой.

После обеда Алексей лег отдохнуть перед сменой и сразу уснул. Он даже не слышал, как жена убирала посуду, разговаривала с дочкой. Когда маленькая стрелка часов добралась до восьми, Дуся разбудила мужа:

- Вставай, а то, чего доброго, опоздаешь, - ласково приговаривала она.

Алексей поднялся свежим, бодрым, быстро собрался. Жена, провожая, обняла, хотела что-то сказать, но он быстро поцеловал ее и ушел.

Раньше назначенного времени Стаханов был уже в шахте. Нарядная выглядела необычно: яркие плакаты и лозунги, посвященные Международному юношескому дню, украшали стены и создавали праздничное настроение. Алексей надел шахтерку, взял лампу, отбойный молоток и запасные шилья. Встретил своих помощников Щиголева и Борисенкова и вместе с ними подошел к клети. Здесь было многолюдно - шахтеры уже знали о предстоящем рекорде, беспокоились и переживали за товарищей.

Стаханов пожимал кому-то руки, улыбался, что-то говорил. Все его мысли были там, в лаве.

Вскоре Алексей с товарищами дружно шагали по штреку к своему участку, настроение у них было бодрое - чувствовали себя собранными, готовыми к нелегкому делу. В лаве было пусто. Только посверкивали и бегали огоньки по углю, когда на него падал свет от шахтерских ламп. Они едва добрались до первого уступа, как яркий свет озарил забой и знакомый голос окликнул шахтеров:

- Ну как, товарищи, готовы?

Это был Костя Петров с большой аккумуляторной лампой-«надзоркой» в руках, которой обычно пользуется технадзор. Вслед за Костей появился Николай Игнатьевич Машуров, за ним редактор шахтной многотиражки Михайлов. «Значит, Костя твердо уверен, что рекорд будет, - мелькнула мысль у Стаханова, - иначе не позвал бы редактора. Только бы нам не подкачать».

- Беспартийный забойщик отправился на подвиг, на рекорд, а партийная организация осветила ему путь, - пошутил Михайлов и достал свой блокнот. - Пора!

Алексей Григорьевич поднялся до верха лавы, проверил, не висит ли уступ, или, как его называют шахтеры, «корж», вгляделся, как идут струи пласта, поискал глазами «кливаж», трещину, не совпадающую с направлением струи пласта, - самое уязвимое место в пласте. Проверил воздушную магистраль: на месте ли кран, в исправности ли шланг, продул его, присоединил к молотку. И приступил к работе.

Сделал на 35-40 сантиметров подбой в небольшой прослойке, затем разрезал верхнюю часть на одну крепь и погнал пласт вниз. Молоток играл в его руках, глубоко врезаясь в пласт и отваливая уголь целыми глыбами. Оба крепильщика сразу же приступили к работе, они шли друг за другом и ставили по две стойки.

Уголь сыпался непрерывно. Одной рукой Стаханов сжимал молоток, другой держался за стойку. Со стороны казалось, что он несется на каком-то скоростном аппарате в темноту подземелья. Угольная пыль скрипела на зубах, пот лил градом с шахтеров, едва поспевавших ставить за Алексеем стойки, и было видно, что все трое совсем не чувствуют усталости и находятся в каком-то радостном возбуждении.

Петров подсвечивал своей «надзоркой», а Михайлов, подставляя блокнот под лучи света, бойко строчил статью. Первую статью о том, как обыкновенный шахтер ломает технические нормы, десятилетиями вырабатывавшиеся высокообразованными специалистами горного дела.

Вырубив уголь в одном уступе, Стаханов переходил в следующий, соседний, и так прошел за смену восемь уступов, то есть всю 85-метровую лаву от начала до конца.

«Я удивился, когда смена кончилась, - вспоминает Стаханов в своем дневнике. - Показалось, что совсем недавно приступил к работе. А прошло уже пять часов сорок пять минут с того момента, как я спустился под землю.

Когда мы выбрались в коренной штрек, Машуров крепко пожал мне руку и воскликнул:

- Поздравляю, Алексей Григорьевич, с блестящим успехом! По моим подсчетам получается больше ста тонн угля!

Этого я не ожидал. И мне захотелось плясать от радости.

В эту ночь лаву не перестраивали по-новому - уступы как были, так и остались короткими. Новым в моей работе было только разделение труда, и это дало такой небывалый результат. Вырубив 102 тонны угля, я перекрыл норму в 14 раз. В прежних условиях понадобилось бы 8-10 дней, чтобы вырубить такое количество угля».

У выхода из шахты стояла толпа. При виде Стаханова и его спутников раздалось дружное «ура!». Алексею кто-то вручил огромный букет, влажный от росы. Стаханов растерянно улыбнулся и огляделся по сторонам. Кругом радостные, взволнованные лица товарищей, счастливые глаза жены. Дуся кинулась к нему, и он прижался черной от угля щекой к ее осунувшемуся за тревожную ночь лицу. И только теперь как следует осознал, что он, простой деревенский парень, открыл новую страницу в истории горного дела.

* * *

Еще не началась новая смена, а Петров, несмотря на ранний час, собрал всех членов партийного комитета на экстренное заседание.

- Вы знаете, как нужен уголь нашей стране, - начал Петров, оглядев собравшихся. - В первую пятилетку, которую наш народ закончил в четыре года, создана база социалистической индустрии. Восстановлены заводы, транспорт, выросли десятки индустриальных гигантов. И все это построили и восстановили советские люди - рабочий класс. Вы никогда не задумывались, почему мы выполнили пятилетний план в четыре года? Потому что мечтали скорее увидеть свою страну мощной и богатой, потому что все хотели жить лучше и добивались этого героическим, ударным трудом. Ударник - тот, кто делал свою работу быстрее и лучше. До революции знать была верхушкой общества и состояла из дворян, чиновников, капиталистов. Знатность переходила по наследству за родовитость, за заслуги отцов. У нас же знатными стали те, кто прилагал все свои силы в строительстве социализма. Но вскоре оказалось, что быть просто ударником мало. Недостаточно самому работать хорошо и допускать, чтобы рядом с тобой люди не справлялись со своим делом, речь тогда шла не о лодырях и прогульщиках. Многие работали плохо из-за отсутствия навыков, не имея профессионального мастерства, и сама жизнь здесь, у нас в Донбассе, родила новое движение, зачинателем которого стал забойщик, кадровый шахтер Никита Алексеевич Изотов. Он отлично изучил строение угольного пласта и добывал за смену по нескольку норм, рубая уголь с наименьшими затратами сил. Но ему было мало того, что он добился высокой производительности. Никита Алексеевич стал учить своим методам молодежь, и его последователи также стали перевыполнять нормы. Изотовское движение, смысл которого можно определить так: стал мастером своего дела - научи других - вот это движение, словно река в половодье, разлилось по Донбассу, вырвалось из недр шахт и растеклось по фабрикам и заводам всей страны, добралось и до колхозных полей. Но с индустриализацией промышленности пришла техника, и перед рабочим человеком встала новая проблема-в совершенстве овладеть этой техникой. - Петров оглядел коммунистов, усмехнулся: - Замучил я вас политграмотой?

- Ничего, лишний раз напомнить совсем не грех, - поддержал его парторг участка «Никанор - Восток» Мирон Дюканов. - Давай говори, Костя.

- Так вот, овладение техникой. Мы с Машуровым стали разбираться, почему отбойный молоток во многих забоях дает угля иногда меньше, чем обушок, и выяснили, что высококвалифицированные забойщики работают на отбойном молотке самое большое три-три с половиной часа за шестичасовую смену. Остальное время молоток бездействует, так как забойщик занят почти половину смены подготовительными работами. Вот мы с Николаем Игнатьевичем и задали себе вопрос: сколько же можно добыть угля на отбойном молотке, если высвободить забойщика от подсобных работ? Решили предложить пойти на рекордную добычу угля победителю соцсоревнования на нашей шахте Алексею Стаханову. Не сразу решились, у нас было много сомнений. Ну, в первую очередь, сможет ли Алексей выдержать напряжение в течение всей смены, работая на молотке? А потом меня беспокоила мысль, удастся ли ему преодолеть привычную для него систему работы. Ведь он, отправляясь на рекорд, должен был для себя сломать установившийся распорядок работы в лаве и внутренне согласиться с тем, что разделение труда между ним и крепильщиками даст именно тот результат, на который мы надеялись.

Рекорд Алексея Стаханова превзошел все наши ожидания, и, думаю, он является не только всесоюзным, но и мировым. В нем заложена возможность значительно увеличить производительность отбойного молотка, увеличить добычу угля, так необходимого стране. На вас, товарищи члены партийного комитета, лежит обязанность рассказать шахтерам о новом методе добычи угля. Опыт Стаханова нужно распространить, нужно, чтобы люди стали ломать устаревшие порядки работы, добивались высокой производительности и четко знали, что за ударный труд, за работу по-стахановски их будут уважать, ценить и платить высокую заработную, плату. А теперь хочу я познакомить вас с проектом постановления пленума парткома шахты «Центральная - Ирмино». - Петров взял несколько написанных от руки листков бумаги: - «Постановлением пленума шахтпарткома шахты «Центральная - Ирмино» от 31 августа 1935 года о производительности забойщика Стаханова.

Слушали:

О производительности труда забойщика участка «Ни канор - Восток» тов. Стаханова в ночь с 30 на 31 августа 1935 года.

Постановили:

Считать, что Стаханов А.Г. в ночь с 30 на 31 августа за свои рабочие 6 часов установил мировой рекорд производительности отбойного молотка, дав 102 тонны угля

Пленум шахтпарткома отмечает огромную заслугу тов. Стаханова в установлении мирового рекорда и считает, что он добился его благодаря тому, что овладел техникой дела, сумел оседлать технику и извлечь из нее все полезное.

Придавая особое политическое значение установленному тов. Стахановым рекорду - 102 тонны на молоток, пленум шахтпарткома считает, что это и есть верный путь, который ведет к выполнению указаний партии о решающей роли кадров, овладевших новой техникой, и, безусловно, гарантирует досрочное выполнение годового плана.

Пленум шахтпарткома постановляет:

1. Занести имя тов. Стаханова на доску Почета лучших людей шахты.

2. Выдать ему премию в размере месячного оклада жалованья.

3. К 3 сентября предоставить тов. Стаханову квартиру из числа квартир технического персонала, установить в ней телефон.

4. Просить рудоуправляющего тов. Фесенко разрешить заведующему шахтой за счет шахты оборудовать тов. Стаханову квартиру веем необходимым и мягкой мебелью.

5. Просить председателя Первомайского рудкома угольщиков тов. Игнатова и председателя ЦК профсоюза угольщиков тов. Шмидта выделить для Стаханова семейную путевку на курорт.

6. С 1 сентября выделить в клубе два именных места Стаханову с женой на все кино, спектакли, всевозможные вечера.

7. 10 сентября в новой квартире Стаханова устроить вечер, пригласив на него знатных людей шахты, мастеров отбойного молотка тт. Гришина, Свиридова, Мурагако, Изотова.

8. Объявить соревнование между забойщиками на лучшего мастера отбойного молотка, овладевшего техникой.

9. Предложить всем начальникам участков, партгрупоргам, профоргам, шахткому:

а) не позже 2 сентября по всем участкам посменно проработать опыт и установленный рекорд тов. Стаханова;

б) 3 сентября созвать специальное собрание забойщиков с обязательным участием «треугольников» участков, на котором заслушать доклад тов. Стаханова о том, как он овладел высокой техникой работы на молотке и установил мировой рекорд производительности на нем;

в) развернуть соревнование по участкам на лучшего забойщика участка шахты.

10. Пленум шахтпарткома считает необходимым заранее указать и предупредить всех тех, кто попытается клеветать на тов. Стаханова и его рекорд как случайность, выдумку и т.п., что партийным комитетом они будут расценены как самые злейшие враги, выступающие против лучших людей шахты, нашей страны, отдающих все для выполнения указаний нашей партии о полном использовании техники.

Партийный комитет уверен, что за тов. Стахановым появятся новые герои, которые нашей организацией будут встречены с радостью и гордостью как люди, решившие делом своим, честным трудом выполнять указания партии о полном использовании техники».

- Есть у кого-нибудь возражения, замечания? - закончив чтение, спросил парторг.

Дружные аплодисменты были ему ответом.

* * *

Весть о рекорде Стаханова моментально разнеслась по поселку. Вторая смена собралась в нарядной раньше времени. Кое-кто говорил, что этот рекорд - сплошная выдумка, не может забойщик с семи-четырнадцати тонн возможной добычи угля сразу перескочить на 102 тонны. Это же больше шести железнодорожных вагонов. Можно ли поверить, чтобы один человек за смену нарубил столько?!

Но опытные горняки поняли «секрет» стахановского успеха. Когда он появился в нарядной, его тепло приветствовали, преподнесли цветы и радовались вместе с ним. В числе первых подошел к Алексею Григорьевичу парторг участка забойщик Мирон Дюканов.

- Отлично поработал, Алексей! - восхищался он.- Сто две тонны угля! Ты сделал хороший почин. Пойду подкреплять твой рекорд, но дам больше. Николай Игнатьевич, - обратился он к начальнику участка, - подготовь мне лаву.

Машуров согласился.

Шахтеры не отпускали Стаханова, возник стихийный митинг.

- Молодец ты, Алексей, - похвалил Стаханова старый шахтер, которого все звали Матвеич, вместе со всеми пришедший встретить героев дня. Не всякий так сумеет...

- Любой опытный забойщик столько нарубать может, - возразил ему Стаханов, - если молоток его слушается да помощники у него хорошие будут. Самое главное, чтобы каждый занимался своим делом: крепильщики крепили, а забойщик только рубал. Совсем просто, а результат, сами видите, какой.

Град вопросов посыпался со всех сторон на Алексея, он едва успевал отвечать на них. Шахтеры, один за другим, просили, чтобы их пустили на рекорд. Забойщики, коногоны, крепильщики высказывали свои соображения, как лучше разделить труд.

Вообще желающих дать рекорд было много. Их стало еще больше, когда в нарядной зачитали постановление внеочередного пленума шахтпарткома «О производительности труда забойщика участка «Никанор - Восток» тов. Стаханова в ночь с 30 на 31 августа 1935 года».

Глава III

В Международный юношеский день Кадиевка выглядела необычно красивой: город по-праздничному украсился флагами, транспарантами и лозунгами. Нарядно одетые шахтеры с букетами цветов шли на митинг семьями. И где бы ни собрались несколько человек, разговор сразу же заходил об Алексее Стаханове и его рекорде. Собрания, посвященные МЮДу, невольно стали собраниями о стахановском движении. На них объявили о начале соревнований за звания «Лучший забойщик», «Лучший крепильщик», «Лучший коногон». Многие хотели работать так же, как Алексей: по-стахановски. Инициативу подхватили комсомольцы.

Третьего сентября на маломощном пласте «Рубежный - Восток» забойщик комсомолец Василий Поздняков, работая с одним крепильщиком, дал за смену 63 тонны - это больше десяти норм.

В ночь с 3 на 4 сентября на рекорд пошел Мирон Дюканов.

- Ну, Алексей, держись! Иду перекрывать твой рекорд! - улыбаясь, сказал парторг. - Поддержу твое замечательное начинание...

Дюканов вошел в клеть и спустился под землю, а Стаханов и еще человек двадцать шахтеров остались за него болеть. С Мироном Дюкановым Алексея связывала дружба, хотя парторг был старше его на шесть лет. Когда Алексей только пришел работать в шахту, Дюканов сразу обратил внимание на рослого спокойного парня, исполнительного и старательного. Биография Мирона началась так же, как биография Алексея, - бедное детство, поиски заработка с ранних лет. В гражданскую Мирон сражался под Царицыном. В одном из боев его взяли в плен. Белые жестоко расправились с пленными красноармейцами: пытали их, а потом, босыми, гнали по Сальским степям. Солнце палило так, что люди не выдерживали и замертво падали на раскаленную землю... Дюканов выдержал все: четыре допроса, когда его бесчувственное тело выволакивали из подвалов и бросали в камеру, и безжалостное степное солнце, - и остался верен идеям революции.

На шахту Дюканов пришел почти неграмотным. Но со свойственной ему целеустремленностью и настойчивостью решил в самый короткий срок овладеть грамматикой и арифметикой. Он не жалел сил и добился успеха. Вскоре Мирон стал парторгом участка. Товарищи уважали и любили его за простоту и отзывчивость.

За смену Дюканов прошел 96 метров и нарубил 115 тони. Рекорд был перекрыт, и первым от всего сердца поздравил Мирона Алексей Григорьевич Стаханов. Рекорд Дюканова был только началом...

5 сентября на рекорд вышел комсомолец Митя Концедалов. К десяти вечера в нарядную набилось много народа, - все ждали сообщения из шахты. Наконец позвонили и передали, что Концедалов нарубил 125 тонн угля. Комсомольцы бросились к подъемнику и на руках вынесли оттуда своего героя.

- Ура-а! - кричали они и качали Митю.

Так, под звуки оркестра комсомольцы пронесли его до нарядной.

В тот же день на маломощном пласте «Бериль - Запад» забойщик Ярулин вырубил 35 тонн угля, а забойщик Данилов - 32 тонны. Рекорды продолжались.

Местные и центральные газеты подробно рассказывали о рекордах. Стало известно, что на шахте имени Карла Маркса забойщик Савченко вырубил 151 тонну угля, этим он перекрыл результаты забойщиков шахты «Центральная - Ирмино» и забрал у них первенство.

6 сентября срочно собрался партийный комитет «Центральная - Ирмино» и принял решение развернуть партийно-массовую работу, а также рекомендовать Стаханову, Дюканову, Концедалову и Позднякову обратиться с письмом в областной комитет партии и ЦК союза угольщиков с просьбой организовать соревнование на лучшего мастера отбойного молотка во всем Донбассе и созвать Вседонецкий слет лучших забойщиков.

В соревновании приняло участие много шахтеров. На шахте имени Кирова комсомолец Маска, которого называли стахановцем среди бурильщиков, за смену пробурил 200 погонных метров при сменной норме 40 метров.

Высокая производительность забойщиков на отбойных молотках не давала покоя машинистам врубовых машин, Машинист Агеев с возмущением обратился к заведующему шахтой № 4 «Сокологоворка»:

- Как же это так, отбойный молоток, выходит, дает больше, чем врубовка на нашей шахте? Не может этого быть, наведите порядок в лаве, подготовьте мне фронт работы, а я заставлю машину поработать на полную мощность.

Сказал и сдержал слово - вырубил за смену 355 тонн угля.

7 сентября на заседании парткома было решено, что 9 сентября Стаханов снова пойдет на рекорд.

«9 сентября я спустился в шахту со второй сменой,- рассказывает Алексей Григорьевич. - Лава была хорошо подготовлена, лес подвезен в достаточном количества Воздух шел под высоким давлением без перебоев, порожняка у коногонов хватало.

За первый час работы я вырубил 54 тонны угля, а за смену 175 тонн. Таким образом, обогнав и Савченко в Исайченко, вернул нашей шахте мировой рекорд добыча на отбойном молотке. За эту смену мой участок «Никанор - Восток» досрочно выполнил годовой план угледобычи, а я заработал около 300 рублей.

По всей шахте были развешаны наши портреты: мой, Дюканова, Позднякова, Концедалова, а под ними, рядом с цифрами выработки, стояли цифры наших заработков. При старых методах работы такие деньги шахтеры получали за две недели, а кое-кому и весь месяц приходилось для этого трудиться».

Двадцать пять норм за одну смену вырубил Стаханов, до этого ни один шахтер в мире не добился таких результатов!

Движение за рекорды росло и ширилось, захватило и другие профессии. Газеты были полны сообщений о новых победах. Никому не известные несколько дней назад люди становились героями труда. Казалось, что человек открыл в себе такие качества, которые делают его силы безграничными. И все это сделал рекорд Стаханова...

Алексею Григорьевичу особенно запомнился его второй рекорд и весь следующий день.

Утром 10 сентября под звуки оркестра, аплодисменты, усыпанный цветами, он вышел из шахты. Возле нарядной его остановил белобрысый парнишка с кнутом в руках.

- Дядя Алексей, а я вас жду! Подал ваш выезд. - Мальчишка указал в сторону коновязи.

Стаханов улыбнулся, вспомнил блестящую лаком, запряженную рысаками карету или легкий фаэтон на дутых шинах с откидывающимся верхом, с серым в яблоках жеребцом, на таком выезжал их помещик. О подобном коне мечтал в юности он сам. Алексей обнял парнишку за плечи, ласково спросил:

- А ты что же, кучером при моем выезде состоишь?

- Нет, дядя! Наше звено взяло шефство над буланым и обязалось вас привозить куда надо. Мы жребий тянули, и мне досталось первому.

- И чего же ты не в школе?

- А я во вторую. Чистили буланого, запрягали, пролетку мыли мы всем звеном.

Разговаривая, они подошли к дрожкам, на таких ездило шахтное начальство. Алексей похвалил мальчика за ладно прибранную пролетку, добросовестно вычищенного буланого, погладил мягкую, добрую лошадиную морду По старой привычке проверил, не сильно ли затянут чересседельник, и, поблагодарив юного кучера, отправив свой персональный выезд на конюшню.

- Отдыхай, друг. Что я, барин какой? Да мне здесь и идти недалеко. А прогуляться по свежему воздуху да по ветерку после забоя, знаешь, как приятно.

Стаханову до дома было и в самом деле недалеко, но только он не знал, что теперь у него изменился адрес Пока он рубал уголь, друзья-товарищи перевезли его вещи и семью на новую квартиру. У подъезда недавно выстроенного дома забойщика встретила празднично одетая жена с небольшим букетиком цветов. Евдокия Ивановна, всегда сдержанная, так и светилась от счастья.

- Устал, родной?

Вместо ответа Стаханов подхватил жену на руки, но та смущенно запротестовала:

- Что ты, что ты! Люди же кругом. Идем, посмотришь, какая у нас замечательная квартира, а про твой новый рекорд знаю. Неужели ты угля нарубил десять железнодорожных вагонов?

- Почти одиннадцать, - уточнил Алексей. - И хорошо заработал. Так что, считай, обновка тебе будет. Крепдешиновое платье, что мы смотрели в магазине, сколько стоит?

- Целых двести рублей.

- Вот и купи. Я же за смену, считай, на полтора таких платья получу.

Разговаривая, Стахановы вошли в парадное, и Евдокия Ивановна распахнула перед мужем дверь в их новую квартиру. Алексей прошел в первую комнату, в столовую. Осмотрелся. Красивый буфет занимал полстены, вокруг; стола в тон буфета стояли стулья, у другой стены диван, и комод. Из столовой дверь в кабинет, тоже обставленный новой мебелью. Около письменного стола возвышалось мягкое кресло с высокой прямой спинкой, рядом небольшая тахта и этажерка с книгами и газетами, а на ее нижней полке красовался патефон. В спальне на окнах - тюлевые гардины, на подоконниках - цветы, из кухни доносились аппетитные запахи приготовленного обеда. Квартира имела такой уютный, обжитой вид, что казалось, хозяева живут в ней уже давно.

- И когда все успели сделать? - удивился Стаханов - Даже не верится, что за несколько часов.

- Тоже рекорд поставили, - улыбнулась Дуся. - Не все тебе одному. Идем завтракать, а потом отдохнешь.

- Отдыхать мне не с руки. Пойду посижу, подумаю. Что людям сказать сегодня на новоселье. Народ-то придет не просто на гулянку, а для серьезного разговора. Ну а с угощением ты уж, Дусенька, сама постарайся. Подружек позови, придут помогут.

Алексей тогда впервые вошел в свой кабинет. На этажерке среди газет и книжек отыскал общую тетрадь с конспектом по техминимуму. Он помнил, что в ней оставались чистые страницы, вырвал несколько листков. Неуверенно уселся в новое кресло, поерзал, устраиваясь поудобнее, повертел в руках карандаш, собираясь с мыслями, и старательно вывел: «Рассказать, как готовили мой первый рекорд».

И сразу же мелькнула мысль: а стоит ли повторяться? О рекорде все знают. Знают и постановление шахтпарткома. Может быть, начать с того, как пришел на шахту? И об этом нечего толковать. О чем же тогда говорить что следует сказать шахтерам такое, чтобы шахта работала без сучка без задоринки? Он встал, прошелся по кабинету, распахнул окно.

Чуть в стороне от дома на пустыре мальчишки играют в футбол. В импровизированных воротах, обозначенных с одной стороны кучкой свернутой одежды, а с другой - камнем, стоял крепыш лет одиннадцати, одетый в форменную футболку с ярко-красными полосами и новенькие коричневые бутсы. Ворота были одни, и все мальчишки с визгом и криком гоняли разноцветный кожаный мяч стараясь забить гол. Когда-то и они, сельские ребята, собирались на выгоне и гоняли мяч. Только был он у них сшитый из тряпок. Кожаный-то где возьмешь? Да и разве можно было играть кожаным, попробуй ударь босой ногой по такому, пальцы враз сломаешь. Первые свои кожаные сапоги Стаханов надел уже здесь, на шахте.

В кабинет тихо вошла Дуся, подошла к мужу, тож( заглянула в окно.

- Что задумался?

- Смотрю на ребятишек и свое детство вспомнил. Гоняют мяч в обувке, и им не жалко своих ботинок.

- А чего их жалеть? Вон у нашей дочурки туфелек да ботинок три пары, и у них, поди, столько же, а я себе первые ботинки сама купила в семнадцать лет, на свои заработки.

- Ладно, как мы раньше жили, забывать нельзя, сейчас не до воспоминаний. Вот думаю, что шахтерам скажу?

- А чего тут думать? Скажи, как молоток освоил, как пласт угольный понимаешь.

- Мало этого. Мало. Пласт они и сами читают куда как лучше, чем книжку, и молоток с закрытыми глазам разберут и соберут. Надо шире брать. Новые порядки в шахтах нужно заводить, вот о чем хочу сегодня сказал Да никак не придумаю, с какой стороны начать.

- Начинай с любой: хоть с коногонов, хоть с тормозных, а то про воздух скажи, что в дырявые шланги попусту по штрекам расходится. Не бойся, тебя поймут, да и поддержат.

- Правильно, женушка, дело понимаешь, - похвалил ее Алексей. - Я как раз и хочу говорить об организации работы на шахте, о том, что нам мешает. Уголек-то нарубить дело нехитрое, а как его вовремя вывезти да на-гора подать, вот о чем думаю.

Первым к Стахановым пришел старый шахтер Матвеич. Высокий, седой, большерукий. Вышитая украинская рубашка, подпоясанная шелковым с кистями поясом плотно облегала его широкие плечи и грудь. Смуглое лицо, изрезанное морщинами в синих точках въевшейся в кожу угольной пыли. Матвеич степенно поздоровался с Алексеем и потребовал:

- Показывай свои хоромы. Посмотрю, как в нонешнее время шахтеры живут.

Старик обошел комнаты, заглянул на кухню, где хлопотали женщины, с уважением поклонился им и направился вслед за хозяином в кабинет. Удобно уселся в кресло, снял с телефона трубку, словно хотел звонить, но, когда центральная громко несколько раз отозвалась, опустил трубку на рычаг.

- Хорошо тебя устроили. Правильно, по заслугам. Ты сколько лет как в шахтерах?

- Восемь. С двадцать седьмого.

- А я здесь с девятьсот девятого. Считай, что второй четвертак разменял, а такой добычи, что с твоей легкой руки пошла, и слыхом не слыхивал. Молодец. По делу тебе и почести. - Матвеич еще раз оглядел комнату. - До революции в Кадиевке таких-то домов и не было. Пяток особняков для начальства, несколько бараков с нарами и копай-город. Я в шахту еще мальчишкой полез. Был саночником. Уголек на санках, на четвереньках из забоя оттаскивал. Забой узкий, лава мелкая, шахтер рубит то лежа, то на четвереньках, а я знай вывожу. Потом в коногоны выбился. Чтоб забойщиком стать, поставил подрядчику ведро водки - допустили к обушку. Я с ним и по сей день не расстаюсь. Рубаю уголек потихоньку, по полторы нормы, по две. В те годы несколько лет в бараке на вшивых нарах валялся. Зимой больно плохо было. Стужа, а одежонки доброй нет, из шахты придешь мокрый весь и сразу спать завалишься, во сне вся амуниция на тебе и просохнет. Потом, когда Степановну присмотрел, своим жильем обзавелся. Вот там, где сейчас наш клуб, выкопал землянку. Рад-радешенек был, а она поболе могилы всего раза в четыре. С осени и до весны всегда вода на полу плескалась. Но я горбыля с шахты натаскаю и мостки сделаю. Сгнивают, сбиваю новые, Двумя сыновьями в той землянке обзавелся, а дочка, та уже в собственном доме родилась.

Я как с гражданской вернулся, первым делом строиться начал. От рудоуправления нам, старым шахтерам, подмога была. Вот и начали мы капитальные дома ставить. Три года с женой штукатурили да плотничали, зато и дом теперь побольше твоей квартиры, и сад вырастили, детей воспитали. Только сыновья мои разбежались по свету: младший в Киеве учится, а старший - командир в Красной Армии. Дочка с нами живет, на нашей на шахте в конторе работает. Вот так-то вот, друг. А что касается землянок, так теперь нашу Кадиевку и в узнать, нет копай-города, нет землянок. Хотя, подожди, есть. Ты заведующего конным двором Пантюху знаешь!

- Это старика-то хромого?

- Хромой он теперь стал, от возраста. Раньше лихой мужик был. Всеми коногонами верховодил. Так он себе дом поставил, такой же как у меня, а в огороде сохранил свое прежнее жилье. Он меня как-то зазвал, пойдем говорит, выпьем но чарке. Привел в огород, смотрю - копанка его старая цела. «Вот, - говорит, - сохраню для потомства, заместо музея, чтоб наши внуки взглянули как их прародители жили...»

Гости пришли все сразу, пришли необычайно веселые в сопровождении духового оркестра. Музыканты расположились возле дома и начали играть вальсы, веселые песни. Смущенная, даже расстроенная Евдокия Иванова отвела мужа в сторону.

- Что делать, Леша? Все, что приготовили, на стол выставила, здесь-то всем хватит, а на музыкантов я не рассчитывала. Да их даже в наших хоромах не разместить.

- Гулять так гулять! - усмехнулся Алексей. - Пусть кто-нибудь из твоих подружек кошелку в руки и в магазин, накроем стол специально для музыкантов. Да денег не жалей: к нам же люди по-хорошему, по-доброму...

- Ты хоть зайди, посмотри, - взмолилась Евдокия Ивановна. - Все ли так. Я у трех соседей столы взяла, посуду.

Стаханов заглянул в столовую. Горы пирогов, холодец, винегрет, бутылки с вином и пузатые графины, в которых плавали красные стручки перца.

- Молодец, Дусенька! Зови гостей к столу!

Среди приглашенных был прославленный мастер отбойного молотка Свиридов, немного помоложе Матвеича. Известные забойщики с соседней шахты Терехин и Савченко. Машуров, Дюканов, Концедалов, друзья Алексея... Пришли и руководители городских организаций. Алексей подождал, когда все расселись, встал, по старому русскому обычаю низко поклонился гостям:

- Спасибо вам, дорогие товарищи, что пришли. Спасибо, что меня, крестьянина-бедняка, приняли в свою рабочую семью и научили работать. Спасибо, что так высоко оценили мой труд. Что касается рекордов, то вы сами доказали, что при освоении техники и новой организации работы они всем нам по плечу. Но я хочу сказать вот о чем. Нам нужно добиваться высокой добычи угля на каждом участке. Нужно по-хозяйски посмотреть, что мешает улучшить работу, и смело ломать старые, привычные порядки...

На этом необыкновенном новоселье говорили не только о производительности забойщиков. Обсуждались организационные недостатки, намечались пути их устранения. Матвеич долго и внимательно слушал и наконец не выдержал, шепнул что-то Мите Концедалову, и тот потребовал:

- Тише! Матвеич говорить будет.

- Давай, Матвеич! Давай! - поддержали его шахтеры.

- Я вот сижу, слушаю, - начал старит; - смотрю на вас и радуюсь. Я в гражданскую, когда по гнилому морю к Перекопу шел, упал, лежу и не могу встать, выдохся. Четыре коробки с пулеметными лентами на себе тащил. А мой первый номер с «максимом» на плечах, правда без станины, подошел, кричит: «Вставай, Мотька, вставай, в последний бой идем за светлую жизнь...» Вот в дожил я до светлой жизни. Шутка ли, сами шахтеры какое дело завернули. Дело государственное. Ты, Костя, не серчай! - обратился он к Петрову. - Я тебя за начальство не принимаю. Ты наш, шахтер, да еще от партии, и линии свою держишь правильно. Вот и давайте выпьем за нашу рабоче-крестьянскую партию большевиков. Это она тебя, Алексей, в рабочие произвела, на рекорд вывела и вот такими хоромами наделила. - Одним махом Матвеич опорожнил рюмку, поднял графин, посмотрел на свет, потом поставил на место. - Вот и пьете вы по-другому. Застолье уже идет какой час, а в графинах полно. Раньше как пили: бывало, с получки возьмем всей артели ведро водки, краюху хлеба и пьем. Правда, мы тогда пили, чтобы забыться да душу согреть. А сейчас нам забывать ничего нельзя, и душа незамороженная. - Окинув взглядом собравшихся, обратился к хозяйке: - Ты бы, Евдокия Ивановна, нас чайком побаловала.

Хозяйка с помощницами сменили на столе посуду Митя принес большой, брызгающий паром самовар. Началось чаепитие. Евдокия Ивановна взяла гитару, спела про кудрявую и веселое пенье гудка. Про ямщика и завьюженную степь. Эту песню подхватили мужчины Матвеич тоже пел. Потом вдруг попросил гитару. Взял несколько аккордов негнущимися, непослушными пальцами.

- Я вот вам спою старую песню про горе шахтерское. - И приятным, немного дрожащим баритоном затянул:

Коняга мчится по уклону,

По продольной коренной,

А молодому коногону

Кричит с вагона тормозной:

«Ой тише, тише, ради бога,

Там впереди большой уклон,

Здесь неисправная дорога,

С толчка забурится вагон»...

А коногон его не слушал

И все быстрей лошадку гнал...


Матвеич отложил гитару, взглянул на притихших гостей.

- Раньше коногоны на шахте был самый отчаянный народ. Где пьянка, драка, поножовщина, они всегда первые.

- Что ты, Матвеич! У нас и драк-то давно нет, - обиделся коногон комсомолец Лежчев за своих товарищей. - Больше половины коногонов учатся. Ведь с лошади на электровоз сразу не пересядешь, а я так думаю, что скоро на лошадях будут одно начальство развозить.- Он хитро подмигнул Стаханову.

Тот ответил ему улыбкой.

Поздно вечером разошлись гости. Алексей проводил домой Матвеича и, возвратившись, присел на скамейке возле своего дома. Тихо подошла Дуся и примостилась рядом. Так они долго молча сидели и думали о том, что сегодняшнее новоселье останется в памяти на всю жизнь.

Глава IV

Еще в годы первой пятилетки в Донбассе стало широко известным имя шахтера-ударника Никиты Изотова, Никита Алексеевич Изотов родился в нищей крестьянской семье, в деревне Малая Драгунка на Орловщннь. Чтобы хоть как-то прокормить семью, отец уходил искать работу, а Никита, едва ему минуло девять лет, стал пастухом у кулака.

Шестнадцатилетним парнишкой Никита принимает участие в забастовке на руднике. В 1917-м Изотов вступает в красногвардейский отряд. Проходит всю гражданскую войну и возвращается в родную Горловку. В шахте «Кочегарка» он становится забойщиком. С тех пор «Кочегарка» для Изотова - родной дом. Его хорошо знали по отличной работе. Давать 400-500 процентов нормы стало для Изотова привычкой. Хотя Никита Алексеевич прекрасно владел отбойным молотком, своих высоких показателей он добивался, работая обушком.

Помимо того, что Изотов был отличным забойщиком, его узнали как организатора обучения молодых шахтеров. Он доказывал, что ударный труд должен быть массовым, а для этого рабочим необходимо овладеть техникой своего дела, и бросил клич «Каждому ударнику научить высокопроизводительному труду и тех, кто работает рядом». По инициативе Изотова и под его руководством была организована школа для вновь пришедших на шахту.

Шахтеры говорили, что каждый молодой забойщик должен накрепко запомнить три изотовских правила:

1. Изучай угольный пласт, на котором работаешь. Не руби сплеча, не бей куда попало. Уголь неоднороден, он идет различными прослойками. Найди «кливаж», выбери самый мягкий прослоек и по нему ударяй.

2. Когда проходишь гезенок, гони его двойным ходом, одновременно пробивай и гезенок и раскоску.

3. Работай добросовестно, сиди смену в забое, спускайся вовремя в уступ и не бросай работу раньше времени.

Усвоишь эти правила - будешь хорошим забойщиком, достойным учеником Изотова.

Изотовские правила совершенно не устарели и в настоящее время, хотя сложились они полстолетия назад. Если отбросить специфику, присущую шахтерам, то эти правила годятся для любой профессии и будут звучать так:

1. Прежде чем браться за дело, обдумай, с чего лучше начинать.

2. Попытайся совместить несколько операций.

3. Работай добросовестно всю смену. Начинай вовремя и не бросай работу раньше срока.

В 1934 году за отличный труд и патриотическую инициативу постановлением ЦИК Союза ССР Никита Алексеевич Изотов был удостоен высшей награды - ордена Ленина.

Учитывая его большие организаторские способности, Горловский городской партийный комитет принял специальное постановление, которым рекомендовал направить Никиту Алексеевича на учебу в Москву - в Промакадемию.

Перед учебой Изотов поехал отдохнуть и подлечиться в санаторий и вернулся в Горловку 2 сентября. На следующий день утром он пришел в нарядную. Товарищи искренне обрадовались его возвращению. И первый вопрос к нему был, читал ли он последние газеты.

- Нет еще - ответил Изотов.

- Значит, ничего не знаешь о рекорде Стаханова?

- Это какой Стаханов, из Кадиевки? - спросил Никита Алексеевич.

- Ну да, помнишь, он к нам весной приезжал? Так вот, этот самый Стаханов за шестичасовую смену нарубал отбойным молотком 102 тонны угля, десятую часть суточной нормы всей шахты, и обогнал всех лучших забойщиков - Гришина, Свиридова и Мурашко.

- Ребята! Дайте газету! - попросил Изотов.

Но газеты под рукой ни у кого не оказалось, и пожилой шахтер, покручивая рыжий прокуренный ус, заверил Изотова:

- Да ты, Никита, не сомневайся. Я эту заметку наизусть помню, она маленькая, всего десять строк, и о том, как Стаханов рубал уголь, в ней ничего не говорится. Но точно сказано 102 тонны, в общем, четырнадцать норм. Считай, за одну смену выдал полумесячную норму. Всесоюзный рекорд поставил.

- Это не только всесоюзный, но и мировой рекорд, - со знанием дела сказал Никита Алексеевич.

Он и сам постоянно рубал по нескольку норм, но столько ему никогда не удавалось.

В парткоме шахты Изотов узнал подробности рекорда и задумался: «Стаханов рубал уголь в узких забоях, где и развернуться как следует негде, а если удлинить забой и взять не двух, а пять-шесть крепильщиков, можно дать куда больше 100 тонн». Тогда он решил соревноваться со Стахановым. 11 сентября он спустился в забой и, применив стахановский метод, за первые два часа смены вырубил 100 тонн угля, а за шесть часов добыл 240 тонн, перекрыв все предыдущие рекорды. В ответ на поздравления Никита Алексеевич уверенно говорил:

- Это еще не предел. Можно дать больше. На следующий день он собрал лучших забойщиков и разобрал с ними свою вчерашнюю работу, доказывая, что 240 тонн за смену - это еще не все, что он намеревался вырубить больше, но ему помешали: воздух подавался в лаву с перебоями и запаздывала откатка угля. Изотов утверждал, что, если по-новому организовать работу в шахте, молено добыть за смену 400-500 тонн. Несколько часов длилась обстоятельная беседа лучших мастеров угля. Это было своеобразное прощание шахтеров с Изотовым в канун его отъезда на учебу. Никита Алексеевич уехал, и как бы в подтверждение его слов 30 сентября забойщик Артюхов на шахте «Кочегарка» пошел в тот же забой, где работал Изотов, и добыл за смену 310 тонн угля.

Несколько позднее сам Изотов добился небывалого рекорда - 640 тонн угля... Целый железнодорожный состав из сорока трех вагонов!

На участке, где работал Стаханов, началась перестройка работы по его методу. В лаве сокращалось число уступов, увеличивалась их длина, разделился труд забойщиков и крепильщиков, лесогонов и коногонов переводили на индивидуально-прогрессивную сдельщину. Вместо прежних восьми уступов по десять метров каждый оставили четыре уступа по двадцать четыре метра. Так как теперь в смене требовалось только два-три отбойных молотка вместо прежних девяти-десяти, давление воздуха значительно увеличилось и отбойные молотки стали работать много лучше. Производительность труда заметно увеличилась.

В результате нововведений участок «Никанор - Восток» при плане 225 тонн угля в сутки стал давать 300-327 тонн, а иногда и больше. Штат работающих на участке уменьшился со 117 человек до 98. Причем в первую очередь с участка ушли те, кто работал недобросовестно, не болея за выполнение плана.

* * *

XVII съезд партии в резолюции «О втором пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР (1933- 1937 гг.)» отметил, что «за годы первой пятилетки построен фундамент социалистической экономики», построена крупная, технически передовая промышленность, коренным образом реконструировано сельское хозяйство. Наступило время «большой отдачи».

13 сентября 1935 года в Донбассе была получена телеграмма товарища Орджоникидзе. В ней говорилось:

«Товарищ Стаханов и последовавшие его примеру тт. Дюканов, Терехин, Поздняков, Савченко, Концедалов, Изотов, Бабков, Авраменко, Овсянников, Оладько, Толстокоров, Никитенко, Долгополов, Гришин, Трафченко, Колганов, Ткаченко, Исадченко, Колдоба, Скрепко, Машуров и Аксенов дали рекордную в истории Донбасса добычу угля. Это замечательное движение героев угольного Донбасса, большевиков, партийных и непартийных, - новое блестящее доказательство, какими огромными возможностями мы располагаем и как отстали от жизни горе-руководители, которые только и ищут объективные причины для оправдания своей плохой работы, плохого руководства.

Теперь весь вопрос в том, чтобы на опыте этих товарищей организовать работу по добыче угля и поднять на новую высоту производительность труда во всем Донбассе и во всех угольных бассейнах. Работа этих товарищей опрокидывает все старые представления о нормах выработки забойщика. Нет сомнения, что их примеру последуют машинисты врубовых машин и электровозов, а также навалоотбойщики и коногоны, а инженерно-технический персонал возглавит и организует это дело.

Надо сейчас взяться за организацию откатки и подготовительных работ, чтобы это не сорвало работу забойщиков. Я не скрою, что сильно опасаюсь, что это движение встретит со стороны некоторых отсталых руководителей обывательский скептицизм, что на деле будет означать саботаж. Донбасс не может не выполнить плана этого года, а пока имеется угроза невыполнения. Путь, указанный тт. Стахановым, Дюкановым, Терехиным и другими, - путь победы угольного Донбасса.

Прошу передать мой братский привет замечательным людям угольного Донбасса, осуществившим на практике указания Центрального Комитета нашей партии о том, люди социалистической страны, овладевшей техникой, могут творить чудеса.

С. Орджоникидзе».

Опасения Серго Орджоникидзе, что не все руководители будут поддерживать начавшееся массовое движение за повышение производительности труда, имели серьезные основания.

Руководство шахт и значительная часть инженерно-технического персонала оказались не подготовленными к новым формам труда. В забоях не хватало крепежного леса. Перебои в подаче воздуха срывали работу отбойных молотков, а шахтеры не хотели браться за обушок, которым они прежде рубали уголь. Задерживала откатка. Добытый уголь оставался в забоях из-за неисправности и малой мощности подвижного состава.

На шахте «Никанор - Восток» заведующий шахтой тоже попытался было помешать прогрессивному движению, но шахтпартком вовремя принял соответствующие меры, и положение исправилось. Сыграл свою роль пришедший в Кадиевку приказ Орджоникидзе.

«Быстрое внедрение стахановского метода на всех шахтах крутого и пологого падения и правильная организация всех производственных процессов на шахте и подготовительных работах открывают как перед Донбассом, так и перед остальными угольными бассейнами путь к дальнейшему резкому повышению угледобычи и одновременно к увеличению заработной платы работников угольной промышленности.

Исходя из этого и в целях безусловного выполнения плана 1935 года и обеспечения дальнейшего разворота добычи угля в 1936 году приказываю:

1. Установить на IV квартал план добычи угля по Донбассу в размере 20 миллионов тонн. Главуглю развернуть этот план по трестам и ведущим шахтам. Газете «За индустриализацию» публиковать данные о ежедневном выполнении плана трестами и ведущими шахтами.

2. Главуглю и угольным трестам Донбасса в течение сентября и октября распространить стахановский метод на все шахты, обеспечить необходимыми организационными и производственно-техническими условиями работы, ведя беспощадную борьбу со всеми открытыми и скрытыми саботажниками стахановского метода работы».

Серго Орджоникидзе в своем приказе как бы узаконил новое название «стахановское движение», как теперь именовали его в газетах.

Стахановское движение вышло за пределы Донбасса, распространилось на транспорт, заводы, фабрики, на нефтяные промыслы и недра, где добывалась руда. Работать по-стахановски стали многие ударники, сокрушая старые представления о нормах выработки и производительных возможностях технического оборудования.

19 сентября в городе Горьком кузнец автомобильного завода Александр Бусыгин поставил рекорд на поковке коленчатых валов и обогнал по производительности американских кузнецов. Американцы вырабатывали 100 коленчатых валов в час, Бусыгин и его бригада сделали 127 валов.

Машинист Петр Кривонос на участке Славянок - Лозовая Донецкой железной дороги достиг скорости 31,6 километра в час при норме 24 километра.

В Ленинграде на обувной фабрике «Скороход» перетяжчик Николай Сметанин перетянул за смену 1400 пар ботинок при норме 680 пар.

В городе Вычуге Ивановской области две молодые ткачихи Дуся и Маруся Виноградовы поставили рекорд на обслуживании ткацких станков, каждая стала работать на 100 станках, тогда как большинство ударниц-ткачих работали на 30-40 станках.

Новым именам не было конца. Всех их объединяло одно: узнав о почине Стаханова, они пересмотрели свою работу, стали шире и лучше использовать мощность станков, усовершенствовали технологический процесс, Производительность труда намного повысилась, подтвердив лозунг партии о том, что овладевание техникой в период строительства социализма является способом увеличения производства и улучшения благосостояния.

Глава V

Поезд затормозил, дернулся раз, другой и со скрежетом остановился. К вагону уже бежали встречающие с лозунгами и цветами, грянул духовой оркестр. Алексей вышел на перрон. Он пожимал чьи-то руки, кто-то по-дружески хлопал его по плечу, черноглазая девчушка с большими белыми бантами в косичках пробивалась к нему через толпу. Люди расступились, давая ей дорогу, за девочкой неотступно следовали двое мальчишек в пионерской форме. Ребята выстроились перед Стахановым, и девочка протянула ему огромный букет цветов.

-От пионеров герою Стаханову пламенный привет - звонко сказала она и замерла в торжественном салюте.

- Спасибо, ребята. - Алексей Григорьевич неловко взял цветы. Он чувствовал себя смущенным. - Большое вам всем, товарищи, спасибо...

Хотя по дороге в Москву стахановцев встречали так почти на каждой станции, привыкнуть к подобному вниманию и почету было трудно. Вместе с делегацией шахтеров и металлургов из Донбасса на празднование восемнадцатой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции ехали в столицу Алексей Стаханов, Кончин Петров и Мирон Дюканов.

Из многих городов и сел в эти дни спешили в Москву лучшие труженики. Уже стало традицией собирать в столице на Первое мая и Седьмое ноября знатных людей страны.

6 ноября делегаты прибыли в столицу. Едва устроившись в гостинице, Алексей, не дожидаясь товарищей, ушел. Ему хотелось немедленно пойти на Красную площадь, к Мавзолею, к Кремлю. Стаханов вышел на улицу Горького и остановился. Главный проспект Москвы подготовился к празднику. Через улицу протянулись бесчисленные транспаранты, флаги. Красные полотнища, колыхавшиеся на ветру, украсили дома. И всюду лозунги: одни прославляли ударников и стахановский труд, другие призывали к освоению техники, укреплению колхозов, к борьбе за благосостояние и счастье советского народа.

Алексей прошел несколько шагов и в витрине огромного магазина увидел портреты членов Политбюро ЦК, а в другой - группу стахановцев и свой собственный портрет. Ему даже стало не по себе, охватило какое-то странное чувство, в котором он не мог сразу разобраться. Стаханов перешел улицу Горького, свернул с людной красивой улицы, чтобы собраться с мыслями, побыть одному. Миновал здание телеграфа, походил по каким-то переулкам. В маленьком скверике заметил пустую скамейку и сел на нее. Никого поблизости не было, и только листья, шурша, мягко падали на землю, на плечи. Он взял большой желтый лист и начал машинально вертеть его в руках. Совсем близко от скамейки прошла молодая женщина с коляской, рядом с ней энергично шагал школьник лет десяти с набитым книгами и тетрадками ранцем за плечами. Мать и сын о чем-то оживленно разговаривали и смеялись. Стаханов проводил их взглядом и задумался. Услужливая память сразу воскресила перед ним его детство, прошедшее в бедной деревне Луговой Островской волости Ливенского уезда Орловской губернии. Нищета и чувство непроходящего голода - таковы первые, самые яркие воспоминания Алексея. Когда отец в 1914 году ушел на германскую войну, мать отдала девятилетнего Лешку в батраки к кулаку. Мальчик вставал с зарей. целый день пас скот, а вечером работал на скотном дворе. Зимой он убирал конюшню, хлев и так уставал за день, что засыпал, едва добравшись до кучи тряпья, служившей ему постелью. Год работал Алексей у кулака и ничего не получил: вся плата была вспашка кулацкими лошадьми четырех десятин земли, принадлежавшей семье Стахановых. Через год вернулся мальчик домой, но дома есть было нечего, и пришлось ему снова идти в люди. Едва Леше минуло одиннадцать лет, его отдали подпаском к сельскому пастуху. Три сезона он работал только за еду.

С весны и до поздней осени вместе со старым пастухом он пас коров и овец. По очереди питались у разных хозяев. Некоторые старались накормить их досыта, другие, а таких было куда больше, отделывались хлебом и квасом.

Этой же зимой Алексея отдали учиться в церковноприходскую школу. Несмотря на трудности - не было ни одежды, ни обуви, а главное - он должен был сам зарабатывать себе пропитание, Алексей все-таки три зимы продержался в школе, научился читать, писать и усвоил азы арифметики.

Солнце, выглянувшее из-за серой осенней тучи, залило радостным теплым светом сквер, заиграло в позолоченном куполе небольшой церквушки, маленькой, опрятной, видно, недавно отремонтированной. «Церковь-то, наверное, работает!» - удивился Алексей. И сразу припомнилась анкета, присланная Венским архивом, а в ней вопрос о его вероисповедании. Как же он мог верить в бога, когда еще в церковноприходской школе начались у него с богом конфликты. В школе закон божий преподавал местный священник. Он заставлял ребятишек учить наизусть молитвы, а на это у них не хватало ни времени, ни желания. За всякий невыученный стихирь провинившихся ставили на колени и не просто на пол, а на рассыпанный горох. Тогда и возникла у Алексея ненависть в первую очередь к священнику, а затем и к богу, Не пришлось тогда парнишке закончить школу. Бедность заставила мать забрать сына из школы и снова отправить в пастухи.

В 1919 году вернулся домой из австрийского плена отец, Григорий Стаханов, и попал в самую гущу событий. Гражданская война была в разгаре, то белые, то красные брали власть. Одним из самых страшных воспоминаний детства был налет деникинцев на Луговую. Белые ворвались в деревню, и начался страшный грабеж. Она отнимали у крестьян все, что попадало под руку, а тех, кто пытался сопротивляться, жестоко били. Не обошли они и бедную избу Стахановых. Когда забирали коня, отец стал возмущаться, и тогда деникинцы на глазах у жены и детей жестоко избили его плетьми.

Алексей Григорьевич никогда не забудет свист плетей и взбухающие кровью полосы на спине и руках отца. Григорий Варламьевич ни разу не крикнул, не застонал, зато изошлась в слезах мать и охрипли от крика и плача ребята. Белые ушли, оставив избитого, без сознания лежащего отца и разоренную избу. Отец пролежал несколько дней, а потом у него долго болела спина и он тяжело кашлял.

Почти одновременно умерли отец и мать, стали они с сестрами сиротами. Алексею в то время было почти семнадцать лет, и опять ему пришлось идти к кулаку. Теперь у него была одна мечта - иметь собственную лошадь, тогда он сможет наладить хотя бы нехитрое хозяйство. Но не удалось Алексею скопить денег на коня - кулак-мельник обманул его. И пошел Алексей на шахту... Было ему почти двадцать два года...

К скамейке подошел старик, удобно устроился, надел очки и достал из кармана газету. На ее первой полосе Алексей увидел свой портрет крупным планом. «Наде поскорее уходить, - решил он, - а то еще узнает, начнутся расспросы...»

Алексей быстро вернулся в гостиницу и в вестибюле увидел своих донбасских товарищей и еще незнакомых ему молодых людей и девушек.

- Вот и Алексей! - воскликнул Мирон Дюканов. - Ты куда же сбежал? Стахановцы здесь, а Стаханова нет. Искали тебя, искали, да все без толку. Поди на Красную площадь поспел?

- Не дошел, поглядел на улицы и обратно.

- Нас тут из редакций газет в оборот взяли. Вот видишь того парня, что журналисты окружили, я уже успел с ним познакомиться. Это кузнец с Горьковского автозавода Александр Бусыгин. А рядом с ним наш земляк машинист Петр Кривонос.

Заметив Стаханова, репортеры дружно атаковали его, и он еле успевал отвечать на их вопросы. Неизвестно, сколько времени продолжалась бы эта беседа, но стахановцев выручил один из организаторов встречи.

- Товарищи пресса, - обратился он к журналистам, - дайте людям отдохнуть с дороги, с мыслями собраться. А то вы налетели со всех сторон... Потом поговорите!..

Недовольные репортеры стали расходиться, а Стаханов поднялся к себе в номер. Только успел умыться, как раздался стук в дверь и знакомый голос:

- Можно к тебе?

- Входи, Мирон, входи.

- Да я не один. - В дверях показался Дюканов, а за ним Бусыгин и Кривонос. - Вот, познакомиться пришли.

- Проходите, товарищи, располагайтесь, гостями будете, - пригласил их Алексей.

Уже через несколько минут всем казалось, что они давно знают друг друга. Стаханов попросил Бусыгина рассказать о его рекорде.

- Что же о нем рассказать? - начал Бусыгин. - наш кузнечный цех на Горьковском не просто кузница, какие можно встретить на окраине многих сел. Это целый завод с новейшим оборудованием. И от того, как мы работаем, зависит выполнение плана других цехов. А мы, например, в этом году с планом не справились: то ступиц не хватало, то коленчатых валов. И вышел у меня с мастером не очень приятный разговор. Я ему говорю: в Донбассе забойщик Стаханов поставил рекорд на угле. Слышали? Мы, кузнецы, тоже можем показать, на что способны. Создайте нам такие условия, чтобы техника была в порядке. - Александр Харитонович налил из графина воды, выпил и продолжал: - А тут ведь как вышло. На другой день, после твоего второго рекорда направили меня в новую бригаду на ковку коленчатых валов. Бригада новая, присматриваюсь к каждому. Вижу, нагревальщик, мужик сильный и ловкий, и подавальщица, молодая женщина, работают легко, споро, а у второго кузнеца, он на другом молоте правил отштампованные мною валы, подавальщиком работает старик. Получается все у него неловко: несет вал клещами, подвешенными к монорельсам, и вдруг роняет его, не донеся до второго молота, а то так вал на штамп бросит, что он поперек ляжет или на пол свалится. Кузнец поднимает с полу поковку, время теряет, а тут еще его подручный-то забудет вовремя штамп нефтью смазать, и поковка к нему прилипает. Потом ее надо еще раз нагреть в печи, а оттуда вручную тащить к ковочной машине.

Бусыгин оглядел стахановцев, все слушали его внимательно, с интересом, но он все же спросил:

- Я не очень подробно тут вам расписываю наши кузнечные дела? Нет? Тогда слушайте! Так вот, мне раньше приходилось работать на ковочной машине, и я знаю, что если поковка остыла до синего цвета, то высаживать ее без дополнительного нагрева нельзя, если же остыла только до малинового цвета, то вторично нагревать не надо. А если так, то у кузнеца сократится лишняя операция: таскать вал в печь и обратно. Я проследил за цветом валов и увидел, что все они сохраняют малиновый цвет. Своими соображениями я поделился с кузнецом Макеевым, и тот попробовал работать без дополнительного нагрева. Проба оказалась удачной. Мы решили перераспределить обязанности так: крепкий, плечистый рабочий, складывавший готовые валы, заменил старого подавальщика, а нагревать паковку второй раз мы не стали. Теперь дело пошло более споро. Мы проработали два часа сверхурочно. Отштамповав последний вал, я подошел к прессу и посмотрел на счетчик, он показывал, что бригада дала 960 валов за девять часов. Это при норме в 675 штук! Сто с лишним валов в час, такой цифры еще никто не добивался.

Пришел мастер, похвалил нас и сказал, если бы мы сделали тысячу штук, то прославились на весь завод.

Тогда я потребовал двух слесарей на обслуживание моего молота в течение смены и на следующий день отковал 1001 вал. Потом каждый день, выгадывая секунды на отдельных операциях, ежедневно ковали на пятнадцатъ-двадцатъ валов больше. 17 сентября добились рекордной цифры - 1146 валов. В этот день бригада закончила месячное задание. Оказалось, что по производительности труда мы превзошли лучших кузнецов американских заводов. В США на заводе «Грэндж энд Вильяме и К0», например, выработка составляла 100 валов в час, а мы отковали по 112 - 114 валов. Американские кузнецы затрачивали на изготовление одного вала 36 секунд, мы делали каждый вал за 32, а потом и за 30 секунд, а технически обоснованная норма на нашем заводе значилась: 50 секунд на один вал.

Стаханов внимательно слушал Бусыгина. Потом сказал:

- Как я понял, главное, Саша, в твоей работе - это расстановка людей. Ты определяешь место каждого по сноровке, по реакции и физической силе.

- Точно, - подтвердил Бусыгин, - поэтому мы и работаем сейчас без горячки, спокойно.

- А у меня так все получилось, - вступил в разговор Петр Кривонос. - Мой паровоз Э-684-37 стоял на контрольной, и через пять минут я должен был подать его под поезд. Тщательно осмотрел машину, проверил и ней каждый механизм: предстояла трудная поездка поучастку Славянск - Лозовая, где особенно тяжелы подъемы у Ясиноватой. Я взял на себя обязательство - привести товарный состав на час раньше, но никто в это не верил.

- Нет, Петро, на этом участке у тебя ничего не выйдет, - говорили машинисты.

По совести сказать, я и сам немного побаивайся, Слишком тяжелый был профиль. Но отступать было не в моей привычке.

Дал свисток. Машина медленно двинулась к длинному тяжелому составу, вытянувшемуся вдоль всей станция, Не успел я отъехать и десяти метров, слышу: кто-то громко меня зовет. Остановил машину, смотрю - начальник депо:

- Тебе телеграмма!

- Телеграмма? Странно. От кого бы это мои быть? - Быстро разворачиваю, читаю и своим глазам не верю. Снова перечитываю. Нет, не может быть. Телеграмма от наркома!

Товарищи берут у меня из рук телеграмму и читают вслух:

«Приветствую товарища Кривоноса, показавшего своей ударной безаварийной работой образец овладения техникой и сознательного социалистического отношения к труду».

- Не могу вам передать словами все, что тогда пережил. - Петр Федорович достал папиросу, Мирон Дюканов, сидевший рядом с ним, зажег спичку и дал ему прикурить. Кривонос продолжал: - Ну, теперь не взять подъем нельзя, - сказал я товарищам. - После такой телеграммы горы можно свернуть. Главный дал отправление. Свисток! Открываю регулятор. Трогаемся спокойно, уверенные в своих силах. Вышли за семафор, Машина, словно почувствовав свободу, быстро набирает скорость. Приближается первый подъем.

«Угля!» - говорю помощнику. Помощник изо всех сил работает лопатой. Топка на паровозе - дело серьезное. Самой лучшей топкой у нас считается, когда уголь лежит очень тоненьким слоем. Толстый слой мешает притоку воздуха. Мы научились бросать уголь в топку так, как хорошая хозяйка кладет масло на сковородку, - аккуратно, экономно, чтобы он лег равномерно. Это нелегкое дело, но иначе не добиться большего объема пара. Ревет, бушует пламя. Внимательно смотрю вперед: подъем все ближе и ближе. Открываю регулятор до отказа, на большой клапан, и пар с новой силой врывается в цилиндры. Паровоз взлетает на подъем, и, не уменьшая хода, тащит в гору тяжелый состав. Наступил самый ответственный момент! Упустишь минуту и можешь сорваться упадет давление, иссякнет сила, и вместо быстрого хода надолго застрянешь на перегоне. Смотрю на часы, машина тянет в два раза быстрее, без особого труда и напряжения берет подъем.

В Ясиноватую приехал на 55 минут раньше, чем было и0рт СМотР№о новым графиком. Здесь же написал рапорт на имя наркома:

«Товарищ народный комиссар! Прошу принять рапорт машиниста Кривоноса. Подъем взят. Участок Константиновка-Ясиновская проехал чистым ходом за два часа ноль семь минут вместо трех часов ноль две минуты по графику»

- Итак, я взял и этот барьер. Теперь уже никто не будет кивать в сторону Ясиноватой и говорить, что к ней подъемы непреодолимы. Этой поездкой мы постарались доказать, что можно водить поезда куда быстрее, чем мы это до сих пор делали.

В Славянске меня ждала новая радость.

«Петро, тебя наградили орденом Ленина», - сообщили мне в конторе машинисты.

Я не поверил им. «Смеются», - решил. Но потом, когда увидел свою фамилию в газете, как-то растерялся и, не сказав никому ни слова, пошел на паровоз. Думал: «За что наградили? Ну хорошо, показал новую скорость, стал водить поезда быстрее, чем другие. Но какое же здесь геройство?» Мне двадцать пять лет. Я вырос на глазах у старых машинистов депо Славянск. Закончил ФЗУ, служил в Красной Армии, машинистом-механиком работаю всего лишь три года. Учился у старого механика Макара Васильевича Рубана. Спасибо ему, он сделал из меня хорошего машиниста. Когда стало известно, что ты, Алексей, - обернулся он к Стаханову, - дал четырнадцать норм за смену, мы, железнодорожники, тоже стали водить поезда по-стахановски, постепенно повышая техническую скорость движения поездов. Я довел ее сначала до 33-34 километров в час при норме 24 километра, а потом добился 40 километров.

Петр Федорович Кривонос рассказывал о своих успехах как о самом обычном деле. Его слушали внимательно, изредка задавая вопросы. В это время в номер вошли ленинградские стахановцы.

О перетяжчике обуви Николае Сметанине и его рекорде был напечатан очерк в газете. Корреспондент подробно написал, как работает Сметанин, какая красивая обувь выходит из его рук. Знал о нем и Стаханов, а вот лично встречаться им еще не приходилось.

- Я работаю на обувной фабрике «Скороход» почти полжизни - семнадцать лет, а мне сейчас тридцать два, - ответил Николай Сметанин на вопрос Алексея Григорьевича, любит ли он свою работу. - Без моей фабрики у меня и жизни не будет. Все мне там знакомо, все близко, и дела фабричные тоже мои.

Как это было? Прочитал я в газете о стахановском движении и заинтересовался рекордом. Мы собрались с товарищами, обсудили твой рекорд и решили, что и у нас на фабрике можно дать хорошие показатели. Только для этого нужны условия, основное, чтобы заготовки были качественными. Тогда и рекорд дадим. Начальник цеха пообещал все подготовить как нужно. Мы решили сначала попробовать выполнить годовую программу, а потом идти на рекорд.

Я отнес начальнику цеха рапорт, в котором попросил дать мне еще одного человека - заклейщицу. Три заклейщицы не успевали меня обслужить, а если я начну работать «на полную мощность», то они совсем отстанут и придется остановиться. Начальство дало согласие. Уже в первый час я сделал 200 пар. К концу смены была готова 1400 пар. Стихийно собрался летучий митинг, все говорили о том, что можно работать лучше.

Вскоре ударники в другой смене заявили, что тоже хотят работать по-стахановски, и стали давать по 1000 пар. После моего вызова началось большое соревнование обувщиков на московской фабрике «Буревестник». Но у меня еще оставались неиспользованные возможности, и я перетянул 1820 пар.

Стахановское движение на нашей фабрике развернулось в полную силу. Многие пересматривали: свои производственные операции, совершенствовали организацию труда: иначе располагали инструмент, изменяли движения. За счет всего этого выкраивались секунды, уплотнялся рабочий день и увеличивалась производительность. Николай рассказывал о своей работе так увлеченно, что все его заслушались.

Стаханов слушал его взволнованный рассказ и думал: «Как все здорово получается: спросишь о работе, а получается рассказ о жизни. Неразрывно связана наша жизнь с любимым делом. И это, конечно, правильно. Иначе и рекордов не было бы».

В дружеской беседе время пролетело незаметно. Наступил час обеда, все собрались в ресторане. Организаторы сообщили стахановцам дальнейшую, весьма насыщенную программу. Но все-таки немного свободного времени оставалось, и Алексей с товарищами пошли познакомиться с Москвой. Потихоньку, чтобы не остановили вездесущие газетчики, сбежали из гостиницы, стремясь затеряться среди гулявших по улицам столицы москвичей и приезжих.

Глава VI

И на этот раз не удалось Стаханову увидеть Красную площадь. Только дружная компания вышла на улицу, как их окликнул один из организаторов:

- Товарищи дорогие, вернитесь, пожалуйста. Произошли изменения в распорядке дня. Ждем указаний Московского городского комитета партии. - Всем пришлось повернуть обратно.

- Идемте к нам, - предложила Мария. - У нас с Дусей номер из двух комнат. Даже патефон есть.

Все впятером поднялись к Виноградовым...

Стаханов смотрел на девушек и думал, как сестры не походят друг на друга и на ткачих тоже. Дуся скорее похожа на учительницу или пионервожатую: высокая, стройная, живая, все что-то спрашивает или рассказывает. Одета нарядно. А Маша постарше, посерьезнее, больше молчит да слушает, костюм на ней строгий, туфли темные. Скорее за врача ее можно принять, чем за работницу...

- Садитесь, товарищи, поудобнее, неизвестно, сколько ждать придется, - гостеприимно предложила Мария.

Мужчины расположились за столом. Дуся поставила перед ними большую вазу с желтобокими яблоками.

- Угощайтесь, это антоновка, в Донбассе у вас такой, наверное, нет. Это мы по дороге купили.

Мирон Дюканов повертел в руках яблоко, отложил его в сторону.

- Вы, сестрички, расскажите лучше, как ткачихами стали, как это вам удается с сотней станков справляться. Может, и мы с Алексеем научимся двумя отбойными молотками работать. Как думаешь, Леша, получится у нас?

- А мы послушаем девушек да их опыт перенесем в шахту, - улыбнулся Стаханов.

- Наверное, с отбойными молотками не получится, - серьезно ответила Мария. - У нас ведь все работают на целой серии станков, вот и мы с Дусей начинали учебу сразу на двух. Кстати, мы ведь с ней не сестры, просто фамилии у нас одинаковые.

- Не только фамилии, - вступила в разговор Евдокия. - И жизни наши схожие. У Маши отец погиб, и у меня тоже. И матерей наших зовут одинаково, обе Прасковьи Ивановны. Моя мама прядильщица, а у Маши ткачиха.

Я училась мало, всего три зимы, - продолжала Маша, - потом пошла на фабрику и с тех пор в ткачихах. Мне двадцать пять лет, а Евдокия на четыре года моложе. Она у нас образованная, фабрично-заводскую школу кончила, да еще на инженерных курсах училась. - Мария села на диван рядом с подругой. - Дальше, Дусенька, уж ты сама говори.

- Я ткачихой мечтала стать с детства. Еще когда в школе училась, с пионерским отрядом ходили на фабрику. Очень мне в ткацком понравилось. Решила - буду ткачихой, и все. Окончила первую ступень и пошла в ФЗУ при фабрике имени Ногина. Девочки говорят, что не возьмут меня в ткачихи. Учеников набирают по росту: высоких в прядильное, там станки выше, а кто поменьше - в ткацкое. Сижу жду очереди к директору и волнуюсь, сама-то ростом немаленькая. Директор вышел к нам, оглядел всех, и девочке, что рядом со мной сидела, такого же роста, как я, и говорит: «Ты большая, пойдешь в прядильное». Ну, думаю, все, сейчас и меня отправит. Но директор всех остальных направил оформляться в ткацкое отделение. Я первая побежала, боялась - вдруг он передумает. Уж как учиться старалась, книжки такие про станки читала, каких и в программе не числилось. Несколько месяцев ходила на курсы для ИТР в Центральном институте труда. Наконец сбылась моя мечта - получила я звание ткачихи. Пришла на фабрику, а мне сразу шестнадцать станков дают. На четырех-то работать нелегко, а тут их в четыре раза больше. Я даже испугалась, но наш инструктор Лида Полякова успокоила: «Начинай, сработаешь». Поставили меня в седьмую бригаду, Комплекты станков скверные. То одно, то другое ломается. Первое время отработаю смену - шестьдесят процентов слез и сорок брака. Потом решили со сменщицей Соней Дмитриевой поднажать. Наладили нам станки, и стали мы давать девяносто пять процентов плана и пять брака. А норма брака один-два процента. Еще поднажали и снизили брак до полутора процентов. Соня ушла учиться, а меня как комсомолку перевели в комсомольскую бригаду на двадцать шесть станков. Это было тогда самое большое количество станков, обслуживаемых одной ткачихой. Мои сменщицы приняли меня хорошо. И вот что интересно - перейти с шестнадцати станков на двадцать шесть было значительно легче, чем с четырех на шестнадцать. Я уже была уверена, что справлюсь. Быстро освоила эти двадцать шесть и стала другим помогать. Приходила к сменщицам посмотреть, как они работают. Вижу, у одной брак пошел, подсказала, как его избежать. Даем 110-112 процентов, и брак ниже нормы, Скучно стало работать - делать вроде нечего, и время остается. Я за смену и свое рабочее место подмету и пять-шесть раз станки обойду, а свободное время все разно есть. Тогда решила, что надо взять побольше станков. Пошла к помощнику начальника цеха Куликову посоветоваться, и он меня сразу поддержал. Вот я и стала одна из всех ткачих работать на тридцати пяти станках.

- Подожди, Дуся! - остановил Стаханов. - Ты лучше скажи, как с этими станками справлялась.

- Обязательно расскажу. А сейчас вы меня не сбивайте. Так вот, проработала на этот раз месяц, дело шло по-прежнему хорошо. А тут на собрании выступила наша ткачиха Болдырева, она член ЦИК, и стала призывать работниц перейти на уплотненную работу, говорила, что легкая промышленность не должна отставать, что у нас есть возможность поднять производительность труда, и заявила, что переходит на пятьдесят два станка. Через пять дней перешла и я на пятьдесят два. Помощник начальника цеха первое время часто во время смены подойдет ко мне и смотрит, как я работаю. Смотрел, смотрел и помог разработать маршрут, по которому наиболее удобно обходить станки. Прошло некоторое время, начали поговаривать, что можно еще станков прибавить. Начальник цеха Куликов и говорит мне: «Дуся, я вас с Марусей Виноградовой поставлю работать на семидесяти станках». Я согласилась, первой на фабрике стала работать на семидесяти станках. Комплекты были неважные, пошел брак. Куликов на меня разозлился.

- Какую работу даешь? Ударницей считаешься, а брак идет.

- Посмотрите, Константин Федорович, какой комплект у меня, какое оборудование, разве можно так работать!

Куликов пробрал мастера, прислал ремонтную бригаду и дело наладилось. План я стала выполнять, и брак снизился до полупроцента. - Дуся взглянула на Марусю, усмехнулась. - Ну что же, придется рассказать этим симпатичным молодым людям, как мы с тобой справлялись со станками. Секрет простой. Прежде всего станки должны быть точно отлажены и сырье качественным. Остальное уже зависит от ткачихи. Нас часто спрашивают, как мы успеваем бегать от станка к станку. А мы не бегаем. Ходим спокойно, не суетимся, по маршруту. Потому что если ходить просто так, то обязательно собьешься. Сначала проверяем передний план станков, затем задний. За смену приходится прогуляться по цеху километров четырнадцать-пятнадцать. 25 мая остановили нашу фабрику на ремонт, а меня премировали путевкой на экскурсию по Беломорско-Балтийскому каналу. Тогда я и увидела в первый раз Москву. Спустилась в метро и полдня ездила. Все станции осмотрела. Красотища, аж дух захватывает. Потом пошли в Мавзолей. Так волновалась, что шла как в тумане. Хочу еще раз увидеть Ильича... Вместе пойдем в Мавзолей.

Вернулась я домой. И стали мы с Марусей каждую смену давать по семьсот пятнадцать метров молескина, втрое больше, чем год назад, и совсем без брака. А в начале сентября пришло письмо. - Евдокия встала, прошла в соседнюю комнату и вышла с сумочкой в руках, достала конверт и начала читать.

«Товарищ Виноградова!

Ваша работа на семидесяти ткацких автоматических станках и выполнение вами производственной программы из месяца в месяц на 102-103 процента при браке 0,54 процента, а также работа Ваших сменщиц, ударниц Виноградовой и Сомдаловой, показывают, какие огромные резервы имеют текстильные фабрики для поднятия производительности труда.

Партия и правительство поставили перед нами - перед рабочими, специалистами и руководителями легкой промышленности - задачу решительного улучшения работы. Мы должны выпускать больше товаров и лучшего качества, поднять в 1936 году производительность труда в хлопчатобумажной промышленности минимум на двадцать процентов.

Повышать производительность труда мы должны не только механизацией производства, но и за счет уплотнения рабочего времени, лучшего использования оборудования...»

Девушка остановилась и перевела дыхание.

- Читать дальше? - спросила она.

- Конечно, Дуся, все это очень интересно. И послушать о таких славных делах весьма полезно, - подбодрил ее Петров.

«Я надеюсь, товарищ Виноградова, что Вы сумеете передать опыт другим ткачам, научите их работать так, как работаете Вы. Желаю Вам успеха и надеюсь, что, совершенствуя свои методы работы, Вы в недалеком будущем добьетесь мирового рекорда обслуживания ткацких автоматических станков.

Народный комиссар легкой

промышленности М. Е. Любимов».

Дуся сложила письмо и обратилась к Стаханову:

- Я прочла о тебе в газетах. И сразу подумала: «Стаханов добился мирового рекорда на отбойном молотке, может быть, и я смогу дать больше тканей?» В наш цех стали приезжать ткачи из Иванова, Закавказья, Барнаула, посмотреть, как мы управляемся с семьюдесятью станками. Присмотрелись и мы сами к своей работе и увидели, что у станков есть еще некоторые резервы. Пришла к Марусе и говорю: «Пойдем к директору фабрики и скажем, что берем сто станков». Пришли к нему, а он нам:

«Что вы, девицы! Хорошо ли подумали?»

«Продумали, рассчитали. Если вы распорядитесь, чтобы все станки исправили да отрегулировали, чтобы самоостановы четко работали и были подсобные материалы, мы справимся».

«Все, что вам надо, сделаю и дам девяносто четыре станка».

«Нет, сто. На меньшее не согласны», - стояли мы с Машей на своем. И вот 25 сентября на конференции меланжистов в Иванове я сообщаю, что мы с 1 октября переходим работать на сто станков. Об этом написала и нашему наркому, пообещала работать по-стахановски, учить других ткачих и вовлечь всех прядильщиц в соревнование.

- 1 октября в первую смену вышла я, - перебила подругу Мария Виноградова. - А Дуся пришла посмотреть, как мне работается. Хожу по цеху, точно выполняю маршрут и успеваю следить за всеми станками. Все идет гладко. И так до конца смены. В общем, смена прошла хорошо.

- Я сменила Марусю, тоже работаю спокойно. Даже выкраиваю время на уборку. К концу смены подсчитывав результаты: 1085 метров молескина, брака нет. На станко-час норма 146 сантиметров, а у меня получилось 155. Товарищи стали поздравлять. Пришла домой. Мама подала ужин и спрашивает: «Как станки шли?» - «Хорошо! Если и дальше будем так работать, красота».

- А потом вызвали нас, стахановок с текстильных фабрик, в Москву в Совнарком, принимал нас секретарь ЦК ВКП(б) товарищ Андреев. Расспрашивал, как помогает технический персонал. Становится ли наше движение массовым.

А в конце беседы спросил: «Наверное, сильно устаете от такой работы?» - «Конечно, - отвечаю, - работать не на печке лежать, но мы с Марусей вечером еще на танцы бегаем». А еще интересовался, как мы живем.

Мы зарабатываем больше инженеров, и квартиры нам с Машей дали хорошие, новые. Хорошо живем! - Дуся замолчала.

- Я вот сегодня слушал Александра Бусыгина, Петра Кривоноса, Николая Сметанина и тебя, Дуся, - медленно, словно размышляя, заговорил Алексей Стаханов. - Думаю, до чего же мы в хорошее время живем. Бусыгин, как и я, из крестьян-бедняков, вы, девчата, и Николай Сметанин из простых рабочих, и вот смотрите, как нам партия и правительство руку подали. У всех заработки хорошие, всем новые квартиры дали, в гости на праздник пригласили. Разве могло быть такое, если бы не Советская власть? Приеду на шахту, буду работать как зверь и других учить стану. Весь секрет наших результатов - хорошо отлаженный паровоз, станки или отбойный молоток. Это раз. Отличное знание своего дела - это два. Исамое главное - уплотнение рабочего времени - три. - Алексей, словно ожидая возражения, посмотрел на женщин, на Дюканова и, заметив насмешливую улыбку Петрова, спросил: - А что, Костя, разве не так?

- Так-то так. Но и о другом подумай! Стал бы ты для кулака или для хозяина шахты четырнадцать норм уголька рубать? Никто бы из нас и не подумал. Вот я и считаю, что все стахановские выводы верны только для нашего, социалистического государства. Когда прибавочная стоимость - результат его труда - идет на благо социалистического общества и частично достается рабочему. Ну ладно, мужики, мы девчат совсем замучили. - Петров встал. - Пошли узнаем, какие планы у организаторов. Выяснилось, что они могут немного побродить по Москве.

- Я здесь уже третий раз, - безаппеляционным тоном сказала Дуся, - поэтому я вас поведу и покажу самое интересное.

Все охотно согласились. Стахановцы вышли к Охотному ряду, полюбовались недавно выстроенной гостиницей «Москва», Домом Совнаркома.

- Пошли посмотрим Большой театр, - предложила Дуся.

Возражений не было.

- Я в Москву приезжал, когда в ЦК вызывали, - сказал Петров, - два дня пробыл, и так получилось, что ничего не посмотрел, совсем времени не было, а какая наша столица красивая.

Действительно, Москва была хороша. Той яркой торжественной красотой, которая всегда бывает перед праздником. Здания, убранные гирляндами разноцветных лампочек, лозунгами, плакатами, портретами членов правительства, фотографиями знатных людей. Свежий ветерок быстро гнал облака, колыхал флаги, раскачивал гирлянды. Казалось, что все: и на небе и на земле, - несется в едином стремительном радостном порыве...

Вечером стахановцы собрались в Большом театре на торжественном заседании, посвященном восемнадцатой годовщине Великого Октября. Залитый светом зал с позолотой, расписанным потолком и красными бархатными креслами поражал своим великолепием. Огромная люстра со множеством переливающихся подвесок сияла, спускаясь с потолка, и придавала залу еще большую праздничность и торжественность.

- Красота какая! - восхищалась Дуся. - Прямо как солнце горит.

- А у нас под землей свое солнце есть, - серьезно сказал Петров, - и свет от него поярче будет, чем этот, - Он кивнул на сверкающую люстру.

- Что же это такое? - Дуся широко раскрыла свои и без того большие глаза.

- Уголь, Дусенька. Уголь, дорогая. Ты не смотри, что он черный - от него на земле и свет и тепло. Недаром его так и называют «солнце под землей», - пояснил Костя.

Прозвучал звонок, и Стаханова с товарищами пригласили в первый ряд партера. Заседание началось. Делал доклад Михаил Иванович Калинин.

Стаханов внимательно слушал «всесоюзного старосту». Он никогда раньше не видел Калинина, да еще так близко, как сейчас. Его седая бородка, круглые очки в тонкой металлической оправе, скромный костюм были знакомы Алексею по фотографиям и портретам. Но все это не могло передать мудрого и доброжелательного взгляда Калинина, его негромкого ровного голоса, который произносил такие важные и в то же время простые слова. - Задача партии и всех трудящихся Советского Союза - всемерно поддерживать и развивать стахановское движение, - говорил он. - Огромную помощь этому движению могут оказать инженеры, техники, организаторы производства. Результаты стахановского движения могут опрокинуть самые смелые ожидания.

Стаханова охватило сложное чувство гордости, смешанной со смущением. Ему было очень приятно и в то же время неловко, что именно его рекорд положил начало огромному трудовому порыву, охватившему всю страну. Неловко потому, что это движение носит его скромное имя и об этом говорили здесь, в Большом театре, перед такими замечательными людьми.

Алексей Григорьевич оглянулся: все слушали доклад, что-то писали.

Заседание кончилось поздно, но беседы продолжались и в гостинице до глубокой ночи.

Утром его разбудили товарищи - надо было торопиться, чтобы не опоздать на Красную площадь.

Военный парад на Красной площади и демонстрация москвичей произвели на Стаханова сильное впечатление. Позже в своей книге он писал:

«Начался парад. Сначала пошли московские военные школы и академии. Народ отборный, стройный и красивый. За ними следуют разные роды войск: пехота, артиллерия и кавалерия. Какая лихая конница, какие красавцы скакуны... А потом пошли танки, поползли по площади целые крепости из брони. А в небе авиация. Бомбардировщики несутся с шумом и ревом. Мелькают, точно птицы, легкие истребители, со свистом и жужжанием. То задерешь голову, то опустишь ее. Я стою и восхищаюсь...

За войсками под звуки оркестров хлынули демонстранты. Казалось, вся Москва вышла на Красную площадь. Шли знаменосцы. Очень много знамен. Район за районом, завод за заводом. Несут портреты членов правительства, лозунги, плакаты, модели самолетов, паровозов, машин, красные воздушные шары. Демонстрация продолжается час, другой, третий, и нет конца людскому потоку. Целый день стоял на площади, а уходить не хочется - так все интересно».

Стоя на площади, Алексей чувствовал себя участником великого торжества, строителем новой жизни. Да, очень, очень жаль, что не довелось увидеть родителям, чего добился их сын.

Вечером 7 ноября в Колонном зале гостей принимали московские стахановцы. Обсуждался один-единственный вопрос - как добиться, чтобы ударный труд стал массовым.

8 ноября он слушал в Большом театре «Евгения Онегина». Веками сложившаяся театральная традиция в этот раз нарушилась. Обычно зрители встречали аплодисментами и цветами любимых актеров. В этот раз артисты дарили букеты стахановцам.

После праздников донецкая делегация побывала на московских заводах, шахтеры выступали на митингах и заводских собраниях. Осмотрели Кремль, Оружейную палату и уже собрались домой. Но их попросили остаться. С ними хотел встретиться народный комиссар тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе.

Глава VII

В огромном кабинете наркома ожидали прихода гостей. Вокруг столов стояли стулья, на столах вазы о яблоками и апельсинами.

Среди стахановцев, а их было около пятидесяти, большинство-горняки. Пришел и Никита Изотов, теперь уда слушатель Промакадемии.

Вошел Орджоникидзе, его встретили аплодисментами

- Не надо, товарищи! Не надо! - Нарком шел, здороваясь за руку с присутствующими.

Поравнялся со Стахановым, задержался около него.

- Так вот ты какой! Молодец!

Орджоникидзе сел за стол, и началась непринужденная беседа. Нарком обратился к Стаханову, Петрову и Артюхову. Его интересовало, можно ли довести добычу угля до 33 тонн на отбойный молоток при новой норме 11 тонн и втрое сократить число людей в лаве.

Подумав, Стаханов ответил, что, по его мнению, оставив в лаве пятерых забойщиков, можно обеспечить добычу не в 165 тонн, как считает нарком, а довести ее до 300 при увеличенном числе крепильщиков. Естественно, что число забойщиков сократится, но не втрое, а вдвое.

- Сколько человек всех профессий дают по две нормы? - продолжал выяснять Орджоникидзе.

- Около пятисот человек...

- Если на шахте «Ирмино» подобрать и правильно расставить забойщиков, можно удвоить добычу?

Стаханов ответил, что вырубить можно, а вывезти, наверное, нельзя: подземный транспорт не справится.

Присутствующие поняли - нарком хочет выяснить, какую пользу даст народному хозяйству стахановское движение. Конечно, утроить добычу угля не удастся, но если даже только удвоить, страна была бы в огромном выигрыше.

Выступали люди горячо, взволнованно. Несмотря на разные профессии, возраст и образование, все сходились на одном: основное зависит от организации труда. Хорошая организация труда дает отличные общие результаты.

Товарищ Серго слушал внимательно, обдумывал каждый ответ, каждое выступление и в заключение сказал:

- Когда я услышал о стахановском движении, вызвал к себе нескольких работников и спросил: «Стахановское движение хорошее дело, а сможем ли мы пятилетку в четыре года выполнить?» Наши хозяйственники, кажется, большие сторонники стахановского движения, всемерно его приветствуют, но не любят отвечать на один вопрос: если стахановское движение хорошее дело, то можно ли увеличить программу? Для чего нам это нужно, если один Стаханов будет рубить, а остальные будут смотреть? Если работать, так всем. От хорошей работы Стаханова стало хорошо и ему и государству, а это наше пролетарское государство. - Товарищ Серго оглядел собравшихся: - Это наша гордость, это наши дочери, сыновья, наши братья. Где еще в мире такое можно увидеть. Нигде... Мы в нашей стране должны показать образцы такой высокой производительности, какой никогда не будет в капиталистических странах.

На следующий день, 14 ноября, в Большом Кремлевском дворце состоялось Всесоюзное совещание стахановцев. На нем не было специально подготовленных докладов, и продолжалось оно четыре дня. На совещании присутствовали члены правительства, перед которыми выступали кузнецы, ткачихи, шахтеры, паровозные машинисты, сталевары, сверловщики, работники бумажной промышленности, представители сорока девяти профессий. Совещание открыл Серго Орджоникидзе.

- То, что нам дали Стаханов, Дюканов, Бусыгин, Виноградовы и Кривонос, и то, что сотни и тысячи людей последовали их примеру, - это факт, из ряда вон выходящий, факт огромнейшей важности. Надо прямо сказать, то, что было до сих пор освящено всякими «научными нормами», «учеными» людьми и старыми практиками, это наши товарищи стахановцы опрокинули вверх ногами, выбросили ко всем чертям, как устарелое и задерживающее наше движение вперед - так начал он разговор. - И сделал это непартийный большевик, формально он в партии не состоит, но является верным сыном своей страны. Предоставляю ему первое слово.

Стаханов вышел на трибуну, он заметно волновался - блокнот дрожал в его руке. Еще бы, в президиуме сидели руководители государства, а обширный зал вместил несколько сот ударников. Естественно, что он растерялся, хотя готовился к выступлению. Несколько вопросов и реплик из президиума, на которые Стаханов удачно ответил, помогли ему собраться и успокоиться.

- Мой рекорд так и остался бы рекордом, если бы из него не сделали практических выводов для всего участка, для всей шахты. Всем стало ясно - нужно так организовать работу, чтобы на сто процентов использовать отбойный молоток, чтобы в несколько раз повысить производительность забойщика. Надо только строго специализировать труд рабочих. Сейчас у нас и на откатке, и на подготовительных работах, правда, еще не совсем все в порядке, но все же люди подтянулись и начали, как стали теперь говорить, работать по-стахановски. Когда через некоторое время вся шахта перешла на работу по-новому, мы добились успеха на всех участках.

Наша основная задача заключается в том, чтобы высокие показатели, достигнутые отдельными ударниками, стали средними по всем шахтам, по всем бассейнам. Главное, я считаю, - это передать опыт лучших забойщиков всем шахтерам.

- Верно, Алексей, - поддержал его Никита Изотов, Речь Алексея Стаханова прозвучала настолько впечатляюще, что его товарищи были поражены, как быстро беспартийный горняк стал широко, по-государственному мыслить.

После Стаханова выступил Петр Кривонос, а затем Бусыгин.

Во время выступления Мирона Дюканова у него спросили, какие недостатки имеются на участке. Он назвал три наиболее важных: нелады с откаткой, беспорядок в вагонном парке, нехватка электровозов.

- Если бы эти недостатки устранили, то шахта свободно могла бы давать двойную добычу, - подвел итог Дюканов.

Сверловщица Нина Славникова рассказала о своем соревновании с Марусей Макаровой и о том, что в результате она заработала за месяц восемьсот восемьдесят шесть рублей, а Макарова - тысячу триста.

- На что вы истратите такие большие деньги? - спросили Марию из президиума.

- Я куплю туфли молочного цвета за сто восемьдесят рублей, крепдешиновое платье за двести и пальто за семьсот рублей, - обстоятельно ответила девушка.

В зале и в президиуме раздались аплодисменты.

На трибуну поднялся Никита Алексеевич Изотов, как бы извиняясь, сообщил, что он не оратор, а потом стаи говорить, да так интересно и складно, что кто-то в президиуме громко сказал:

- Неплохой оратор.

На совещании стахановцев было объявлено, что наши ткачихи побили нормы выработки американских фабрик, кузнецы, работая на ковке валов, обогнали лучших кузнецов на заводах Форда, а шахтеры во много раз перекрыли производительность забойщиков на рурских шахтах в Германии. Такими результатами можно было гордиться...

Газета «Правда» опубликовала письмо в Центральны! Комитет Коммунистической партии большевиков, написанное от имени двухсот пятидесяти рабочих шахты «Центральная - Ирмино». В нем говорилось, что рабочие считают за честь, что их шахта стала родиной стахановского движения. Они давали слово сделать все, чтобы вся шахи удвоила производительность и стала сплошной стахановской шахтой.

В центральных газетах печатались материалы о Всесоюзном совещании стахановцев. Публиковался стенографический отчет. В газете «Правда» был опубликован очерк известного журналиста Михаила Кольцова, «Алексеи Стаханов». Он писал:

«Суетливая газетная шпана пробует кое-где изображать Стаханова сказочным Бовой-королевичем, этаким лихим пролетарским принцем, который рубает и рубает до бесчувствия, за что и одарили его полцарством, шубой соболиной и неразменным рублем; другие приписывают ему высшую образованность, тонкое знание всех горных наук, суют ему на подпись так называемые высказывания о персидской живописи, пламенные приветствия разным антимозольным конгрессам, умоляют написать ну хоть десять строчек о стахановском методе в философии.

На самом деле это натуральный, если хотите - обыкновенный шахтер Донецкого бассейна, ничем из ряда вон не выходящий ни по физической силе, ни по учености и опыту. В шахту пришел он из деревни, пришел не ставить мировые рекорды, о которых не подозревал, а пришел заработать себе на лошадь. На серого коня в яблоках...»

Кольцов встретился со Стахановым в канун Всесоюзного совещания. Стаханов, окруженный ореолом славы, держался просто. Эта простота Алексея Стаханова и покорила Кольцова. «Если бы Стаханов не сказал мне про коня в яблоках, не писал бы я этого очерка», - так впоследствии говорил он.

«Товарищи Стаханова, передовые шахтеры, большевики, втянули его тем временем в вечернюю школу, научили брать вечером в руки газету... Это непонятным для Стаханова образом отозвалось сразу на работе, - писал Кольцов. - Кажется, простая вещь - рушить уголь, а грамотному рушить легче. Проснулась, вышла наружу сообразительность молодого парня, его сметка, расчет, изобретательность. А главное - проснулась смелость, вера в себя и доверие к окружающим...

К этому прибавилось нечто совершенно новое, о чем Стаханов в прежнее время не стал бы ни минуты думать. В его голове раньше просто не было места для таких мыслей. Теперь же он слышал от товарищей озабоченные разговоры, что добыча в шахте качается вверх-вниз, что план под угрозой, что это плохо. Мысли эти проникли в него вместе с лаской и одобрением окружающих, вместе с повышением заработка, вместе с первыми прочитанными газетами. План шахты, вместившись в стахановскую голову, отодвинул старые заботы и даже обесцветил красивую масть будущего серого в яблоках коня...»

В этом очерке Михаил Кольцов, пожалуй, лучше других объяснил причины и социальные предпосылки стахановского движения.

* * *

В Кадиевку Стаханов, Петров и Дюканов приехали поздним вечером и были удивлены торжественной встречей, которую устроили им земляки. Горняки ждали их - хотели услышать рассказ о Москве, о всесоюзном совещании. Алексей Стаханов сразу же спросил:

- Какая вчера была добыча?

- 1400 тони, - ответили ему.

- Спасибо вам, дорогие земляки, за встречу. Что происходило в Москве, вы знаете из газет. Я расскажу вам о том, что останется в моей душе на всю жизнь. О той заботе, которую проявляет партия к нам, трудящимся. И глазное - члены правительства знают, как мы работаем и как живем, знают наши возможности. Серго Орджоникидзе на встрече с нами сказал, что, по его мнению, наша шахта может давать ежесуточно 1350 тонн. И ведь верно! Вы же сами сказали, что вчера даже больше нарубали. А все ли вывезли? - спохватился вдруг Алексей.

- Плохо с откаткой, - отозвался кто-то.

- Значит, опять загвоздка! Мы с Мироном говорили товарищу Орджоникидзе, что нарубать угля можно и больше, а откатка и транспорт не справятся и старания забойщиков пропадут даром. Самое главное сейчас - работать всем по-ударному, а одни рекорды погоды не сделают.

Была уже ночь, когда Стаханов попал домой. Он был настолько полон впечатлений и усталости, что даже отказался от ужина.

- Ну хоть чайку горяченького попей с пирожками, - предложила Евдокия Ивановна. - Специально пекла твои любимые, с капустой.

- Не хочу. Устал я очень. Суди сама: четыре дня совещались по восемь-десять часов. А придешь вечером в гостиницу, уже газетчики сидят ждут. Их Саша Бусыгин «пулеметчиками» прозвал, а все потому, что фотоаппаратами щелкали как затворами. Чуть завидит их, кричит: «Ребята, спасайтесь! Пулеметчики идут».

Так что отдыхать совсем не пришлось. Ты чемодан разбери - там подарки. Кофточку и платок пестрый тебе, а остальное сама решай кому. А на меня не сердись, Дусенька, пойду лягу...

Он едва добрался до постели, блаженно вытянулся на хрустящих простынях и тут же заснул...

На другой день Алексей Григорьевич выступал перед шахтерами. Ему теперь часто приходилось это делать то одному, то вместе с Дюкановым. Однако интерес к забойщикам, побывавшим в столице, был не только у шахтеров Кадиевки. Их приглашали на другие шахты, на металлургические заводы, так что в декабре первые стахановцы превратились чуть ли не в штатных лекторов.

В январе тридцать шестого в Донбассе состоялся слет ударников, на котором присутствовал Серго Орджоникидзе.

В заключительном слове нарком призвал передовиков производства стахановским трудом добиться досрочного выполнения второго пятилетнего плана. Лучшие стахановцы-ударники были премированы автомобилями. Стал обладателем автомашины М-1 и Алексей Григорьевич Стаханов.

Глава VIII

Стахановское движение семимильными шагами шло по стране, охватив и промышленность и сельское хозяйство. Значение этого движения было неизмеримо велико, к об этом говорил тот факт, что в декабре 1935 года на Пленуме ЦК ВКП (б) было принято важное постановление:

«Стахановское движение есть результат всего нашего развития на путях к социализму, результат победы социализма в нашей стране. Стахановское движение означает организацию труда по-новому, рационализацию технологических процессов, правильное разделение труда в производстве, освобождение квалифицированных рабочих от второстепенной подготовительной работы, лучшую организацию рабочего места, обеспечение быстрого роста производительности труда, обеспечение значительного роста заработной платы рабочих и служащих.

Стахановское движение поднимает культурно-технический уровень рабочего класса, ломает старые технические нормы, перекрывает в ряде случаев производительность труда передовых капиталистических стран, обеспечивает быстрый рост производства предметов потребления и ш удешевление, обеспечивает превращение нашей страны» наиболее зажиточную страну и укрепляет таким образом позиции социализма во всемирном масштабе».

Стахановцы, и особенно сам Стаханов, всюду были желанными гостями, их тепло встречали, рассказывали им о своих трудностях, просили совета. Еще больше разноцветных конвертов появилось на письменном столе Алексея Григорьевича и еще меньше свободного времени оставалось у него для домашних дел. Дуся даже начала сердиться на мужа.

- Никогда с тобой толком не поговоришь - все занят. Для других всегда время найдешь, а для своих только и слышишь: «Давай поговорим попозже, видишь, человек пришел»». А я тебе кто, не человек?

- Человек, человек, да еще не простой, а самый дорогой. Без тебя, Дусенька, не было бы рекорда. Ведь не зря народ говорит: мужик - голова, а баба - шея, куда хочет, туда голову и крутит, - отшучивался Стаханов.

И отходчивая Евдокия Ивановна перестала хмуриться, уж она-то хорошо знала, как загружен ее муж.

Как-то Алексей Григорьевич среди груды писем увидел одно, от которого ему стало особенно тепло на душе. Пришло коллективное письмо, как они его назвали, «официальное приглашение» от земляков из Луговой.

Алексей давно мечтал побывать на родине, встретиться с односельчанами и, главное, повидаться с сестрой Ольгой. Путь из Донбасса в Елец недлинный, но Алексею Григорьевичу он показался бесконечным.

В Ельце ему устроили торжественную встречу, собрался митинг, и Стаханов опять рассказывал о рекордах, о том, как шахтеры стремятся удвоить добычу угля, о том, как изменились, расцвели рабочие поселки на старых шахтах и как отлично оплачивается ударный труд.

Из Ельца знаменитого забойщика с почетом проводили на комфортабельной дрезине до станции Измалково, где митинг возник стихийно.

С трудом Стаханов распрощался с гостеприимными измалковцами - очень не хотели они его отпускать, и отправился в родную деревню. Чем ближе был дом, тем больше волновался Алексей. Здесь ему было все знакомо: каждый пригорок, каждый поворот дороги. Вот там он десятилетним мальчишкой пас телят, здесь распахивал кулацкую землю, а вон и мельница, на которой батрачил несколько лет. Вспомнилась несбывшаяся мечта о коне, и Алексей Григорьевич улыбнулся. Подумалось, зачем ему конь, когда дома у него стоит прекрасный новый автомобиль.

Ехал Алексей долго. Совсем стемнело, когда из-за поворота показалось село. Лишь кое-где огонек горел в окошке, все замерло в спокойном сне. Село казалось таким же, как и было, когда Алексей ушел на шахту. Вот наконец родной дом. Стаханов подошел к окну и постучал так, как всегда стучал, возвращаясь домой после работы. Вспыхнул свет и из широко распахнувшейся двери выскочила Ольга в наспех накинутом на рубашку полушубке.

- Лешенька, родной! - Она повисла на шее у брата и целовала его, смеясь и плача.

У Алексея от волнения перехватило горло, он снова почувствовал себя босоногим пацаном.

- Ладно, Оля, перестань, - хрипловато сказал он, гладя сестру по волосам, - пойдем в дом, а то простудишься.

В сенях его встречал зять Иван Федорович, а вскоре проснулись дети. Алексей не успел толком поговорить с родными, как в дом стали заходить люди. Село словно разом проснулось. Радостная весть мгновенно облетела его. Собрались друзья, знакомые, и каждый хотел знать о жизни Алексея, шахтеров.

Только под утро гости разошлись, вспомнили, что Алексею надо отдохнуть. А ему не спалось. Он лежал с открытыми глазами, думал над вопросами, которые задавала ему односельчане. Если эти вопросы можно было объединить в один, самый главный, то прозвучал бы он так: «Как могло произойти, что недавний батрак стал знаменит на всю страну?» Ответ был коротким, но на удивление четким: «Коммунистическая партия, Советская власть и его труд». Тут же мелькнула мысль: «Почему он, Алексей, до сих пор беспартийный? Ведь он же давно считает себя коммунистом. А примут ли? Не рано ли? Надо учиться».

Алексей еще спал, когда за ним приехали из Ельца. Не успел отдохнуть, собраться с мыслями, поговорить с сестрой, и вот уже надо ехать выступать. «И здесь свободного времени нет, - подумал он, - а что если отказаться?»

- Люди собрались, ждут. Всем хочется со Стахановым встретиться, о рекорде и о шахтерской жизни узнать! - как бы прочитав его мысли, сказал приезжий. - Пошли побыстрее.

Они вышли на улицу, и резкий ветер со снегом, как хлыстом, больно стеганул по лицу. Пока добирались до станции, вьюга разыгралась вовсю. За окнами вагона как одержимые метались белые хлопья, ветер дул не переставая.

В Ельце на станции Алексея дожидалась машина, и через несколько минут он был на месте.

Несмотря на холод, собралось много народу.

- Привет вам, дорогие товарищи, от шахтеров Донбасса! - так начал Стаханов свое выступление.

Дружные аплодисменты были ему ответом. Алексей Григорьевич обстоятельно рассказал о работе, о жизни шахтерской, отвечал на многочисленные вопросы. Домой он опять приехал ночью.

Утром Алексей Григорьевич отправился в сельсовет, где уже собрались жители соседних колхозов. Стаханову рассказали, что колхозники живут в достатке: теперь у каждого своя корова, мелкий скот, хлеба хватает. Работы много, скучать некогда. И вообще теперь в Луговой есть где культурно провести время. Построен Дом колхозника. Кинопередвижка приезжает. И библиотека есть, свежие газеты, журналы всегда прочитать можно. Все это было приятно слушать, и что очень понравилось Стаханову - люди о своей жизни и работе говорили спокойно, с достоинством, уверенные в завтрашнем дне.

Никто не собирался уходить из Луговой на заработки в шахты. А ведь испокон веков так было. Старики еще помнили прежнюю «дореволюционную» шахту «Центральная - Ирмино» и поселок с лачугами и непролазной грязью, где «культурными» центрами были церковь и дом управляющего. Дикое пьянство, поножовщина - вот и все «развлечения».

- Сейчас Ирмино не узнаешь. У нас все есть: магазины, ясли, родильный дом, школа, - рассказывал Стаханов. - А где раньше была рудничная свалка, теперь замечательный парк. С духовым оркестром и танцплощадкой. Центр стал очень красивым: площадь с двумя фонтанами, а кругом цветы. Вообще наш поселок зеленый, всюду деревья, цветы. Дороги все замостили, электричество провели, так что приезжайте - не пожалеете.

Колхозники слушали и одобрительно переглядывались, а председатель колхоза Зибаров, который сам в давние времена уходил на заработки в шахты и рубал уголек обушком, задумчиво сказал:

- Прямо как в сказке, даже не верится.

- Приезжай - поверишь, - рассмеялся Алексей, - а сейчас мне бы хотелось на фермы и конюшни сходить. По лошадям соскучился...

На конном дворе Стаханов удивленно остановился. Кругом дикая грязь и беспорядок. Телеги, на которых не ездили с осени, брошены как попало под открытым небом. Их даже не удосужились вычистить, смазать и закатить под навес. Всюду громоздились смерзшиеся кучи навоза. Алексей хотел что-то сказать своим спутникам, но передумал и молча направился в конюшни. В конце длинного прохода, похожего на коридор, светился керосиновый фонарь, в отдельных стойлах справа и слева похрумкивали сеном лошади. Некоторые перестали жевать и повернули головы к вошедшим.

Стаханов подошел к одному коню, к другому, похлопал по крупу, погладил по шее. Ладони покрылись пылью и конской шерстью. Тогда он внимательно, по-хозяйски осмотрел лошадей и быстро вышел. На дворе Алексей закурил и зло бросил председателю:

- Тебя бы, Зибаров, к Ивану Лукичу на полгода, к тому кулаку, у которого я батрачил. Он бы за такую конюшню тебя самого в навозе выкатал. Как же вам не совестно, мужики! Вот ты, Данилыч, конным двором заведуешь, неужто у тебя и в хате кругом навоз?

- Что ты, Григорьич! - усмехнулся старый конюх, сопровождавший гостя и свое начальство. - У нашего Данилыча баба чистюля. В сапогах в хату с улицы не то что Данилыча, но и самого председателя не пускает.

- А как же здесь вы такую грязь развели? Ты же лошадей понимаешь. От сырости и стригун, и мокретница, да и другие болезни заведутся.

- Пока наших лошадок бог миловал, Григорьич, а чистить их всех да обиходить - один я не управляюсь. Кормить кормлю, сена и овса у нас этот год вволю. Видел, какие они сытые?

Зибаров, покраснев, стоял молча, словно весь день пробыл на сорокаградусном морозе. Потом отвел заведующего конным двором в сторону, что-то шепнул ему и вернулся к Стаханову:

- Правильно, что меня носом в навоз ткнул. Виноват я, недоглядел. Давай завтра остальную скотину посмотрим.

Алексей согласно кивнул...

На следующий день чуть свет Алексей Григорьевич снова, уже один, отправился на фермы и не узнал их: навоз был вывезен, лошади и коровы вычищены...

Не только у себя в Луговой Стаханов был желанным гостем. О его приезде узнали в области и попросили выступить в Орле и Курске, рассказать о рекорде. Алексей Григорьевич с удовольствием встретился с земляками, рассказал им, как шахтеры выполняют заветы Ильича.

На шахту Алексей вернулся с четко сложившимся убеждением, что жить и трудиться он может только как коммунист, и 8 апреля написал следующее заявление:

«Прошу шахтный партийный комитет и всю нашу партийную организацию принять меня в партию.

Все рабочие нашей шахты знают, что, как только я сделал свой первый рекорд, я вступил в сочувствующие и свой рекорд отдал партии, которая меня воспитала.

С тех пор прошло уже полгода. Я немного вырос и хочу всю мою дальнейшую работу проводить под руководством Коммунистической партии. Вместе с партией я буду бороться за стахановские методы работы, буду громить саботажников, а когда понадобится, возьму винтовку в руки в по-ворошиловски буду бить всех врагов революции.

Обещаю быть дисциплинированным коммунистом.

Алексей Стаханов»,

Вскоре Стаханову дали ответственное задание: его назначили инструктором треста Кадиевуголь по внедрению стахановского метода спаренной работы забойщиков и крепильщиков в удлиненных уступах на шахте «Центральная - йрмино». Направили его на самый отстающий участок «Никанор - Запад».

В своем дневнике Стаханов так описывает первые шаги на новой, инструкторской работе:

«15 апреля. Проснулся раньше обычного, быстро позавтракал и отправился на шахту. Прогудело на шесть. Когда я вошел в нарядную, меня обступили товарищи.

- Ты уже инструктор, Алексей? Приходи в мой уступ, - пригласил меня забойщик Поляков.

- Я недавно перешел на отбойный молоток, а норму не вырубаю, - предупредил Брилев.

- Если меня подучишь, скоро перейму твой метод, - обещал Куринный.

Забойщики участка «Никанор - Запад» ждали, чтобы я полез с ними в лаву. Оделся, взял лампу и пошел к стволу.

В лаве десятника нет, и забойщики не получили наряд, не знают, где кому рубать. Начали искать десятника, но найти не смогли. Драгоценное время уходит зря. Пришлось мне самому рассадить людей по уступам.

Началась работа. Брилеву я помог делать перекрышку, а Полякову - поправить верхний куток.

Я перелезал из уступа в уступ. Присматривался, как рубит каждый из пяти забойщиков. Бросилось в глаза, что почти все неправильно приступили к работе. Вместо того чтобы сначала делать подбой, они нарезали кутки и целиком гнали уступ вниз. На это затрачивалось много лишнего труда.

Долго задержался возле забойщика Парахина. Он пыхтел и со всей тяжестью нажимал на молоток, загоняя зубок под самую пружину. Парахин, наверное, думал, что он так больше угля вырубит. Увидел меня и сказал:

- Не получается что-то.

- А ну-ка, вдвоем попробуем, - предложил я».

Стаханов взял молоток и поправил исковерканный уступ. Потом показал товарищу, как надо держать молоток. Оказалось, что это совсем просто. Если резать пласт снизу вверх, то вся тяжесть молотка, а он весил восемь килограммов, и его вибрация сотрясали забойщика, выматывали силы. Везде, где позволял забой, надо было рубать с верхнего края, то есть держать молоток вниз, и тогда забойщик только направляет удары молотка и старается, чтобы ни один из них не шел вхолостую.

Парахин запоминал каждое движение Стаханова. Уже к концу смены он, правильно держа молоток, выполнил две нормы.

Алексей Григорьевич объяснил рабочим, как подготавливать инструмент, как надо наносить удары по угольному пласту и в какой его части.

Его указания и советы очень помогли забойщикам и крепильщикам: стало работать намного легче, уголь пошел лучше.

Участок в целом выдал в этот день 156 тонн угля. Когда кончилась смена, забойщики поднялись на-гора, а Стаханов остался в шахте - решил проверить состояние воздушного хозяйства. На каждом соединении он обнаружил большую утечку воздуха. Пригляделся к работе откатки - тоже неполадки: пути были безобразно запущены. Хотя коногоны и старались вывезти весь вырубленный уголь, это им не удавалось.

Стаханов собрал забойщиков участка «Никанор - Запад» на инструктаж. Подробно разобрал с ними работу каждого, еще раз показал, как нужно обращаться с отбойным молотком. Вопросов было много, и Алексей Григорьевич обстоятельно на них отвечал. Решили такие совещания проводить на каждом участке в отдельности: ведь каждый угольный пласт имеет свои особенности.

В обязанности инструктора в первую очередь входила организация работы забойщиков. Но Алексей Григорьевич считал, что он не имеет права проходить мимо любых недостатков. И едва появившись на участке «Никанор - Запад», он стал по-хозяйски присматриваться к организации работы. В первую очередь обратил внимание на откатку. Оказалось, что много вагонеток в неисправности, не хватает порожняка. Выяснилось, что коногоны, костерщики и лесогоны зарплату получают независимо от результатов своей работы. Десятники делят заработок поровну между членами бригады, тем самым поощряя лодырей.

Стаханов пришел к начальнику участка и рассказал о своих наблюдениях. Они вместе наметили план ремонта воздушных магистралей и откаточных путей, очистки штреков от хлама, грязи и мусора. Коногонов и ремонтников решено было перевести на сдельную оплату труда.

Он потребовал от главного механика участка закрепить за каждым забойщиком отбойный молоток. Тот в ответ пожал плечами: нет молотков, поэтому и приходится передавать механизмы из рук в руки. Тогда Алексей Григорьевич сам направился в механическую мастерскую и обнаружил груду неисправных отбойных молотков. В конце концов ему удалось добиться того, чтобы молотки отремонтировали и закрепили за шахтерами.

Разрешив организационные вопросы, Алексей Григорьевич снова отправился в забой. Первым делом посмотрел, как идет дело у забойщика Парахина, увидел, что у него работа пошла значительно лучше.

Плохо было в нижнем уступе. Один из забойщиков сильно исковеркал уступ и, как выражаются шахтеры, «заморозил» клеваж пласта. Стаханов взял отбойный молоток, привел уступ в порядок.

После смены разобрал с каждым забойщиком его работу, указал на ошибки и посоветовал, с чего начинать следующую смену.

Стаханова интересовала не только работа под землей. Возвращаясь домой, он заглянул в женсовет, где домохозяйки решали вопрос организации индивидуальных огородов. Алексей Григорьевич пообещал им договориться на хозяйственном дворе, чтобы им дали лошадей для обработки земли.

После обеда он зашел на курсы техминимума - надо было организовать изучение отбойного молотка с забойщиками участка «Никанор - Запад».

Рабочий день 15 апреля закончился для Стаханова радостным событием. Вечером состоялось партийное собрание, на котором было вынесено решение: «Ходатайствовать перед горпарткомом КП(б)У и ЦК ВКП(б) о принятии Алексея Стаханова в ряды Коммунистической партии».

Еще с большей энергией принялся Алексей Григорьевич за свою новую работу. Он вспоминал:

«Во второй смене спустился в шахту. Опять проверял воздушные магистрали. Они в безобразном состоянии. Трубы плохо соединены и пропускают воздух. Утечка воздуха до того большая, что хватило бы, пожалуй, для десятка отбойных молотков.

Туго перестраивает свою работу механический цех...

Нашел еще ошибки. Бригады подбираются непродуманно, и состав их меняется чуть ли не каждый день. Если забойщик квалифицированный, то крепильщики, как правило, малоопытные. Или же наоборот. Командиры нашей шахты никак не хотят понять такую простую истину, что можно сидеть в длинном уступе, работать спаренно, но если при этом забойщики или крепильщики незнакомы с правильными приемами отбойки и крепления, то результат спаренной работы будет сведен на нет.

Постоянный состав бригад на спаренной работе должен играть главную роль. Люди привыкают друг к другу и срабатываются. Пока недостатки не будут окончательно устранены, новые методы не дадут должного эффекта».

По совету Стаханова в подрывных бригадах ввели удлиненные буры, что ускорило прохождение штреков. Наконец после долгих разговоров пути отремонтировали. Теперь большинство коногонов стали работать на двух лошадях.

Стаханов обратился к совету жен инженерно-технических работников с просьбой привести нарядную в подобающий вид.

- Стен под пылью не видно, а пол такой грязный, что к нему ноги липнут. Смотреть страшно. Разве так можно? - убедительно говорил Алексей Григорьевич. - Помогите, женщины, на вас все надежды.

Женсовет решил взять шефство не только над нарядной, но и над другими помещениями участка.

18 апреля участок «Никанор - Запад» впервые за весь месяц дал 235 тонн - 100 процентов суточной программы.

Стаханов продолжал учить забойщиков. Он тщательно осматривал все уступы, проверял отбойные молотки. Алексей постоянно носил с собой масло для смазки. Теперь забойщики без масла в шахту не спускались, они убедились на практике, что несмазанным молотком рубать куда труднее.

Наблюдая за работой десятника Лучина, Стаханов отметил, что тот не умеет руководить людьми: бегает суетится, кричит, и все без толку.

Алексей Григорьевич знал, что десятник двадцать лет работает на шахте и делать ему замечания надо очень тактично, а то он обидится. Задав Лучину несколько вопросов, Стаханов понял, что тот не знает самых простых правил забойщицкого дела. Тогда Алексей Григорьевич сам начал работать и попросил десятника понаблюдать за ним.

Через некоторое время Лучин сказал доверительно:

- Знаешь, Алексей, я думал, что мое дело как десятника писать рапорта, замерять работу и покрикивать на отстающих, чтобы быстрее поворачивались. Я всегда старался набрать побольше забойщиков, считал, что этим дам больше добычи. Теперь понимаю, что если людей правильно расставить и если их обучить, то угля можно больше взять и с меньшим количеством забойщиков.

В лаве постепенно установился порядок.

- Дадим еще больше угля, - решили никаноровцы. Алексей Стаханов был уверен, что теперь они действительно перевыполнят план.

20 апреля окончилась первая пятидневка работы Стаханова инструктором.

Вспоминая об этом периоде работы, он писал: «25 апреля. Удвоенной добычи не даем, и опять пошли разговоры, что подъемник шахты не сможет выдать на поверхность удвоенную добычу. Черт возьми, ведь 24 декабря мы же дали удвоенную добычу, и ствол поднял. Но некоторые начали говорить, что 24 декабря, когда были стахановские сутки, клеть возила только уголь, а породу с подготовительных работ в этот день оставили на шахте. Если, мол, вывозить и уголь и породу, - а без этого не обойтись, - то подъем не справится. Потом говорят, что ствол требует некоторого ремонта. Клеть раньше шла со скоростью 12 метров в секунду. Это нормальная скорость для подъема машины. Теперь машинистам запретили работать со скоростью больше чем 9 1/2 метра в секунду,

Настоял, чтобы провели хронометраж. Вот что он показал. Продолжительность движения клетки с грузом за один подъем составляет 55 секунд. Нагрузка и разгрузка клети, маневры и подача сигналов занимают 25 секунд. Таким образом, один цикл продолжается 80 секунд. Следовательно, за час можно произвести 45 подъемов. Стало быть, часовая производительность подъема составляет 130 тонн. Теперь надо исключить время, затрачиваемое на осмотр ствола, клетей и каната (примерно три часа в сутки), на выдачу около 500 вагонов породы (более двух часов), на спуск и подъем людей и спуск леса, да к тому же учесть неравномерную подачу угля к стволу. На чистую выдачу угля останется примерно 15 часов. За это время, исходя из часовой мощности подъемной машины, наш ствол сможет пропустить больше двух тысяч тонн угля в сутки. Да это же на 10 процентов больше удвоенной добычи! Кроме того, имеются резервы. Во-первых, можно уголь выдавать через вспомогательный подъем, во-вторых, если ствол отремонтировать, то скорость подъема машины можно увеличивать с 9 до 12 метров в секунду. Вижу, что дело не в подъеме, а в наших командирах, которые не хотят хорошо организовать свою работу и скрывают это.

Правительство назначило меня членом совета при народном комиссаре тяжелой промышленности. Сообщу товарищу Орджоникидзе о том, что наши руководители плохо организуют дело.

27 апреля. Люди хотят хорошо работать. С каждым днем все шире развертывается соревнование.

А неполадки всех заедают!!!»

Неполадки были разные. Некоторые очень серьезные, например, на шахте подводила откатка: не успевали вывозить вырубленный уголь. Причина неполадок называлась одна - электровозы за смену не могут вывезти больше полутора сотен вагонов груза. Стаханов решил сам проверить, так ли это. С машинистом электровоза Панченко они спустились в шахту, детально проверили и смазали электровоз, подцепили восемнадцать вагонеток, и работа началась.

Не доезжая десяти метров до того места, где штрек делает крутой поворот (а таких поворотов до разминовки четыре), машинист притормаживает машину, вплотную сводит вагонетки и медленно выводит поезд на ровное место. Потом машина опять идет с нарастающей скоростью.

Когда вели четвертую партию, Алексей Григорьевич услышал, что колеса машины ударяются о стыки поднявшихся рельсов, и электровоз пошел медленнее. Остановили машину, осмотрели путь и обнаружили, что на рельсах ослабли болты, скрепляющие планки, и выскочило несколько костылей. Не дожидаясь обходчика, решили сами устранить неисправность.

Костыли, ключ и молоток были в машине. За несколько минут путь был приведен в порядок.

В результате Стаханов и Панченко установили, что при правильной работе на один кольцевой оборот уходит всего 22 минуты. Значит, электровоз, работая без перегруза, может вывезти за смену 300-320 вагонов угля, а не полтораста, как утверждали раньше.

Восемь месяцев прошло с того знаменательного дня, когда Алексей Стаханов вырубил четырнадцать норм угля за смену, а изменился он удивительно. Он с честью выдержал нелегкое испытание славой и стал еще требовательнее относиться к своим поступкам, внимательнее к людям. И особенно остро почувствовал, что ему не хватает образования. Вскоре после Всесоюзного совещания стахановцев по всему Донбассу, в том числе и в Кадиевке, были созданы вечерние школы для взрослых. Только в Кадиевке в вечерних школах стало учиться около двухсот стахановцев. Алексей Григорьевич учился с присущим ему упорством. С каждым днем в квартире Стаханова росло число книг. Он понимал, что, являясь членом совета при Наркомате тяжелой промышленности по стахановскому движению, будучи инструктором на своей шахте, не может оставаться малограмотным и от него требуются не только технические знания, но и общая культура.

«Хорошо бы поступить в Промакадемию - размышлял Стаханов, - но раз не посылают, значит, я еще до нее не дорос. Значит, надо самому заниматься», - решил он и с новой энергией взялся за учебу.

27 января 1936 года Стаханову вручили высшую награду Родины - орден Ленина. С высокой правительственной наградой его поздравил Серго Орджоникидзе.

- Как работает сейчас шахта? - спросил он забойщика.

- Неплохо. Боремся за удвоенную добычу, как обещали на Всесоюзном совещании стахановцев.

- Надо еще лучше работать. Донбасс должен в этом году выйти в передовые. Ордена, которые получили шахтеры, вас к этому обязывают.

- Будем стараться, - пообещал Стаханов, и его поддержали Дюканов, Концедалов и другие шахтеры, присутствующие при этой беседе.

Орденоносцы фотографировались вместе с Орджоникидзе.

В этот раз шахтеры приехали в Москву с женами, и Орджоникидзе пригласил их к себе домой в гости. Стаханов чувствовал себя в столице уже старожилом. Он показал Дусе Красную площадь, центр, а на обратном пути в гостиницу заглянули в магазин. Евдокия Ивановна сразу нашла отдел, где продавали платки и шали, и стала прикидывать их к себе. Молодой, красивой, черноглазой женщине один платок шел больше другого, и она растерялась.

- Какой мне взять, Леша? - жалобно спросила она мужа. - Глаза разбегаются.

- Все хорошие, бери, какой на тебя смотрит.

- Может, этот, голубенький? Или лучше тот, с цветами? Девушки, а вы как думаете? - обратилась Дуся к продавщицам.

Алексей Григорьевич понял, что пора ему вмешаться. - Бери черный с цветами и кистями, - твердо сказал он.

Евдокия Ивановна послушно накинула платок на плечи, и он особо подчеркнул ее цыганскую красоту.

Первого мая Алексей Стаханов на Красной площади во время парада встретился с иностранными рабочими, приглашенными Советским правительством на международный праздник.

Французский горняк из угольного бассейна Брие Эмиль Плесси и два его приятеля Дюссар и Льере рассказали Стаханову, что буржуазные газеты пишут, будто он добился высокой производительности за счет физической силы.

Алексей рассмеялся.

- Врут они, ваши газеты!

Неугомонный Плесси продолжал разговор со Стахановым:

- А сколько вы лично добываете угля за рабочий день? - поинтересовался он.

- Мой последний рекорд - 280 тонн, но уже есть шахтеры, которые дают более 600 тонн угля за смену.

- Но ведь каждая лишняя тонна выработки увеличивает число безработных, - воскликнул Плесси. - Вот я одно время давал 80 тонн в смену при норме 18. Заработал на несколько франков больше, но чуть не потерял друзей. Мои товарищи были возмущены: «Ты что, Эмиль, хочешь за наш счет обогатить хозяина?» - сказали мне, и я перестал стараться.

- Это у вас так, - сказал Стаханов, - а у нас высокая производительность улучшает положение рабочего и укрепляет мощь страны. Приезжайте к нам в Донбасс, посмотрите, как мы живем и работаем.

Французы приняли приглашение.

Через несколько дней после встречи на Красной площади французы приехали в Горловку на шахту № 1 «Кочегарка», на которой раньше работал Никита Изотов.

Трое гостей с пневматическими молотками спустились в шахту и приступили к подрубке угля в забое, а четвертый - тоже горняк - контролировал погрузку угля, выработанного его товарищами, на вагонетки. Раньше они не работали на крутопадающих пластах, но все же, применяя стахановский метод, один из них сделал за пять часов две нормы, второй - две с половиной нормы и третий - четыре нормы. По окончании смены они заявили:

- Работали мы нормально, без особого напряжения. На основании нашего опыта мы пришли к заключению, что стахановские методы работы не заставляют горняка надрываться. Норма далеко не рассчитана на максимальное использование сил рабочего, наоборот, эти нормы очень незначительны. Судя по полученным и проверенным нами расчетным листкам, мы должны были получить в зависимости от выполненной нами работы - 38 рублей, 44 рубля и 92 рубля. Познакомившись с ценами на питание, квартиру, платье, мы убедились, что советский шахтер при нормальной работе зарабатывает вполне достаточно для зажиточной жизни. Стахановцы в Советском Союзе пользуются всеобщим уважением и получают, помимо заработной платы, различные премии. Звание стахановца может заслужить всякий рабочий.

Опыт нашей работы в шахте Советского Союза не может быть применен во Франции, так как невозможно провести какую бы то ни было параллель между СССР, где не хватает рабочих рук и где непрерывно растет в них потребность, и нашей страной, охваченной кризисом. Мы убедились, что в СССР благодаря существующему там экономическому строительству и в будущем невозможны какие бы то ни было депрессии. Стахановское движение возможно только при социалистической системе. Взывая к сознанию рабочего и его инициативе, без всякого внешнего давления стахановское движение ни в коей степени не имеет ничего общего с рационализацией в том виде, в каком она применяется на шахтах Франции.

Вернувшись домой, французы напечатали в газете «Горняк» угольного бассейна Брие свои впечатления о поездке в горловскую шахту:

«В 11 часов утром мы стояли у подъемного ствола шахты № 1. Первый сюрприз: на откатке вместо двух человек, которые выполняют эту работу на шахтах Брие, здесь работают шесть человек. Хороший аргумент против людей, которые пытаются убедить нас во Франции, что в СССР применение стахановских методов требует большого напряжения.

Спускаемся в шахту. По головному штреку подходим к участку № 10. Угол падения пласта 70 градусов. Съезжаем на спине в забой. Ощущение - точно попал в дымовую трубу. Здесь мы будем завтра работать.

Издали доносится глухой стук отбойного молотка. В забое четыре человека. Они явно недовольны нашим появлением.

Нас представляют советским товарищам. Настроение их сразу меняется. Они поднимают лампочки - вижу черные, потные, улыбающиеся лица.

- Мы вам помешали? - спрашиваю я.

- Ничего, - отвечает мне один из них, - вам можно, вы гости, мы думали, свои лезут.

- Разве вынужденный простой вам не оплачивают?

- Оплачивают, - отвечает забойщик по фамилии Ермачек, которого нам рекомендуют как одного из лучших стахановцев шахты.

- Чего же вы беспокоитесь?

Ермачек. Как чего? Простоишь - угля меньше будет, а нам уголь нужен.

Это «нам» звучит у Ермачека, как если бы произнес у нас владелец шахты.

Спрашиваю нарочно:

- Разве тебе угля не хватает?

Ермачек (нетерпеливо машет рукой). Я про страну, а вы про меня.

Плесси поинтересовался:

- Как у вас оплачивается работа, если вы перевыполните норму?

Ермачек. Сделаешь две нормы, а денег получишь примерно в три раза больше.

Плесси. А у нас сделаешь две нормы, и одного из твоих товарищей выбросят на улицу.

Ермачек. У вас - одно, у нас - другое!

Прекрасно сказано. Но трудно рабочему капиталистической страны на ходу менять въевшиеся в его сознание понятия о работе и рабочем.

Мы узнали из разговора, что Ермачек - бывший активный участник гражданской войны.

- Стоило делать революцию? - спросили мы его. Ермачек, А вот, посудите сами. До революции я жил в полуразвалившейся хибарке в поселке «Шанхай». Работал так, что глаза на лоб лезли. Жил впроголодь и за человека не считался. Сейчас я. живу в новом доме на улице Изотова. У меня две прекрасные комнаты, а в семье у нас всего двое. Сплю на никелированной кровати, в столовой красивая мебель, занавески, картины. Имеются у меня патефон, пластинки. За апрель месяц, я заработал 1765 рублей. От всех мне честь и уважение. А если подумать, то что я особенного делаю? Только и того, что работаю честно, добросовестно, причем за работу, как видите, очень хорошо получаю. Теперь скажите: стоило ли нам бороться за Советскую власть?

Мы согласились, что стоило».

* * *

Вернувшись в Кадиевку, Алексей Григорьевич, кроме инструкторской работы и борьбы с неполадками на отстающих участках, очень много времени отдавал учебе. Как говорится, ему растравил душу Никита Изотов своими бесконечными рассказами о Промышленной академии. Алексею всегда хотелось учиться, а сейчас особенно. Он много читал. Поразил его Максим Горький. Он встречался с ним в Москве, разговаривал, а читая его произведения, каждый раз изумлялся, как сумел этот замечательный писатель до тонкостей передать жизнь простых людей. Полюбились Алексею Григорьевичу герои Джека Лондона, умные, смелые, настоящие люди. Не то что те американки, с которыми довелось познакомиться в прошлом году зимой. Он хорошо помнил, как в выходной день к нему домой без приглашения явились две женщины. Одна оказалась сотрудницей американской газеты, а вторая ее секретаршей, хорошо знавшей русский язык. Она объяснила, что за океаном интересуются стахановским движением и вот они приехали познакомиться с ним самим и посмотреть, как живут такие интересные люди в России.

Журналистка задавала много вопросов, главным образом пыталась выяснить, нет ли обмана в том, что стахановцы добывают много угля. Потом настойчиво спрашивала о здоровье, не подорвал ли его Стаханов после рекорда. Выясняла его отношение к искусству, к музыке, к театру. Интересовалась, сколько зарабатывает Алексей Григорьевич и на что тратит заработанные деньги. Все ответы они тщательно записывали. Когда беседа закончилась, Стаханов пригласил гостей обедать. После обеда гости осмотрели квартиру и попросили покатать их на санях. Алексей позвонил на шахту и оттуда прислали Две нары лошадей. Женщины поехали кататься, их сопровождала Евдокия Ивановна. Корреспондентки были всем очень довольны и благодарили за оказанный теплый прием. Когда они уехали, Дуся твердо сказала мужу:

- Ты, Алексей, таких гостей больше не принимай.

- А в чем дело?

- Да вот пристали они ко мне с пакостными вопросами: много ли шахтеров недовольны Советской властью, изнурительно ли работает муж, не подорвал ли здоровье?

- А ты им что на это сказала?

- Я?! - Дуся сердито нахмурила брови. - Я им ответила, что Советская власть нам новую жизнь дала и мы ее еще лучше сделаем. Власть ведь наша, народная, о людях заботится. А про тебя я ей так сказала: муж мой всегда здоровым был, а сейчас еще здоровее стал.

- Умница ты у меня, Дусенька, молодец! Не растерялась, все как надо им объяснила, - похвалил жену Алексей.

Американки не успокоились и снова приехали, но теперь уже на шахту. Корреспондентке захотелось спуститься на участок Стаханова и посмотреть, как он работает. Алексей Григорьевич согласился. И вот американская журналистка расположилась в уступе, а Стаханов начал работать. Уже через пятнадцать минут норма забойщика (за смену) была им выполнена. Алексей хотел спросить у корреспондентки, все ли ей понятно, но женщина успела уйти. Наверное, с непривычки ей было трудно выдержать гул отбойного молотка и грохот падающего большими кусками угля.

Уезжая из Кадиевки, журналистка обещала прислать очерк о Стаханове, да так и не прислала, наверное, постеснялась, ведь правду-то она вряд ли написала.

Часто вспоминал Стаханов, какой шум подняли газеты за границей после его рекорда. Буржуазная пресса не стеснялась выплескивать на страницы своих газет любую клевету. Одни писали, что Стаханов чекист - агент НКВД. Другие, что он, подобно древним богатырям, неимоверный силач. Третьи сообщали, что он после рекорда едва ходит. Особенно много было ссылок в газетах на то, что стахановский метод губительно действует на рабочих, изнуряет, изматывает силы.

Однако были и вполне добросовестные публикации. В чехословацком журнале «Найе вельтбюне» в декабре 1935 года была напечатана статья:

«Если в Соединенных Штатах, - писал Ганс Конрад в этом журнале, - в первую очередь исследовали движения, которые отдельные рабочие способны производить при максимальной ловкости, то основной целью при советской рационализации является организация работы таким образом, чтобы имеющиеся машины не делали остановок. Результат тот, что Стаханов добывает больше угля, чем американский горняк, что фабрика «Скороход» перегоняет нормы «Бати» (Была такая фирма в Чехословакии. - Н. М.) и что завод имени Молотова побивает достижения Форда. Вместе с тем производство стали за один месяц возрастает на 17 процентов и добыча угля на 10 процентов. Это звучит радостно и для людей, которые не являются социалистами, но желают сохранения мира. Самое важное в советской рационализации, однако, то, что она приводит к расширению потребления. Стаханов может добывать уголь и Виноградова ткать мануфактуру в неограниченном количестве. Громадные потребности Советского Союза могут все поглотить. Наши ткачихи в таком случае были бы скоро выброшены с работы. Советская же ткачиха Виноградова, напротив, увеличивает количество производимых ею товаров потребления... В конечном результате это приводит к снижению цен, а вместе с тем к повышению реальной заработной платы».

3 мая Стаханов с товарищами были приглашены Орджоникидзе в наркомат.

- Скажи, Алексей Григорьевич, почему Донбасс отстает? Ведь обещали давать две нормы, - первым делом спросил нарком.

Стаханов ответил не сразу, собрался с мыслями:

- Действительно, на Всесоюзном совещании стахановцев мы обещали добиться удвоения добычи угля на нашей шахте. Для того чтобы выполнить обещание, мы должны увеличить ежесуточную добычу еще на 150 тонн. Уже сейчас мы даем на 80 процентов больше, чем шесть месяцев назад. Ио мы на этом не успокоились. Это, конечно, хорошо, но у нас есть еще недостатки. Например, долгое время отстающим участком нашей шахты была откатка. Тщательно проверив работу людей, мы установили, что руководитель одного из важнейших звеньев шахты - откатки - был, по существу, злостным саботажником. Мы его разоблачили и выгнали прочь из шахты. Но работе мешает не только саботаж. Надо было организованно распространять передовые методы работы среди шахтеров. Нам удалось это сделать, и теперь на нашей шахте выросли десятки новых стахановцев, мастеров высокой производительности.

Я внимательно слежу за работой всего угольного Донбасса и постараюсь, товарищ Орджоникидзе, объяснить, почему в Донбассе снизилась добыча, - продолжал Стаханов. - Это происходит потому, что инженерно-технический состав и отдельные руководители шахт и участков высокую производительность труда, связанную с рекордами, рассматривают как частный случай и не перестраивают работу так, чтобы высокая производительность охватила все службы. Кроме того, хотя на многих шахтах нормы выработки уже пересмотрели, а их выполнения не добиваются.

Нарком был удовлетворен объяснением и спросил, в чем конкретно нуждается шахта «Центральная - Ирмино». Стаханов перечислил все, что необходимо сделать, чтобы работа шла нормально.

Орджоникидзе что-то записал в своем блокноте и сказал, что шахта все получит.

После Стаханова выступали многие. Нарком внимательно слушал, делал пометки в блокноте, задавал вопросы. В заключение он призвал собравшихся добиваться добычи угля вдвое против прошлого года.

8 июня 1936 года Алексея Григорьевича Стаханова приняли в члены Коммунистической партии большевиков. Приняли без кандидатского стажа по указанию ЦК ВКП(б). Было решено, что Алексей Стаханов весь свой кандидатский стаж прошел в ночь на 31 августа. Это радостное событие Стаханов отметил в своем дневнике:

«8 июня. Сегодня у меня счастливый день! Центральный Комитет партии принял меня в члены ВКП (б). Прямо без кандидатского стажа. Я вижу в этом знак доверия ко мне со стороны партии, со стороны тов. Сталина. Я очень благодарен и обещаю отдать все свои силы партии».

Как членов совета Наркомата тяжелой промышленности Алексея Стаханова и Мирона Дюканова вызвали в Москву на заседание. Здесь Стаханов встретился с Никитой Изотовым. Они увлеклись разговорами о Донбассе и не заметили, как к ним подошел Орджоникидзе. Поздоровавшись с шахтерами, он спросил:

- Как живешь, Алексей Григорьевич?

- Хорошо! По-изотовски, - ответил Стаханов наркому.

- А ты как живешь, Никита Алексеевич?

- Хорошо! По-стахановски, - ответил Изотов.

В шутливых ответах была заложена истина. Алексей Стаханов, став инструктором, по-изотовски обучал шахтеров, Никита Изотов по-стахановски штурмовал науки в Промакадемии.

На заседание был приглашен фрезеровщик Московского станкостроительного завода Иван Иванович Гудов.

Судьба у Ивана Гудов а сложилась непросто. Родился он в бедной крестьянской семье. Ушел из голодной деревни в город, на заработки. Много скитался по городам России, мечтал устроиться на работу на большой механический завод. Оказавшись, в Подмосковье, снял угол в деревенской избе и отправился в Москву. Он чисто случайно оказался у ворот станкостроительного завода имени Орджоникидзе. Здесь требовались люди, и Иван Гудов стал подсобным рабочим. Молодого парня очень заинтересовали станки, и он поступил на технические курсы, работавшие в конце первой пятилетки на всех заводах и предприятиях. Через полгода его поставили к фрезерному станку, купленному на валюту в Германии.

Иван Иванович в совершенстве изучил станок конструкции «Фриц Вернер» и стал перевыполнять нормы. Он быстро понял, что станок работает не на полную мощность и что его скорость может быть увеличена. Гудов, не спросив разрешения у мастера, увеличил скорость и за короткое время сделал значительно больше деталей. Мастер, узнав о самовольном поступке фрезеровщика, учинил ему разнос, угрожая всякими карами. На весь цех он кричал, сколько золота заплатили за станок, который решил «загубить» Гудов. Но Иван Иванович продолжал экспериментировать и, чтобы ему не мешали, перешел на работу в ночную смену и всякий раз выполнял по две-три нормы. Мастер цеха снова обратил внимание на «самоуправство» Гудова и отстранил его от работы, потребовав уволить с завода.

История Гудова стала широко известна всему заводу и даже дошла до Серго Орджоникидзе.

Но вскоре завод получил срочный заказ, который выполнить в установленный срок было невозможно. Мастер попросил Гудова вернуться на завод и срочно отфрезеровать детали, без которых план выпуска станков был под угрозой.

- Товарищ Гудов, - говорил он, - для станков нужны запорные крышки, выручай. Поработай хоть три смены, не то завод остановится.

Наконец-то представился рабочему случай открыто применить свои находки и усовершенствования. Он сделал 177 крышек при норме 43 за смену. Отдел технического контроля принял детали с оценкой «отлично». Но Гудов был недоволен. Он хотел продемонстрировать все свое мастерство и показать, на какую высокую производительность способен немецкий фрезерный станок в руках русского умельца.

В конце концов он добился от администрации разрешения.

В тот день, 13 сентября, к началу утренней смены в цехе собрались заводские и районные руководители, инженеры из наркомата и главка, журналисты, кинооператоры. Гудов стал к станку, ни на кого не обращая внимания, и начал работать размеренно, спокойно, и со стороны казалось, неторопливо. Он заранее подготовил рабочее место так, что детали находились под рукой, необходимый инструмент тоже. Скорость резания он увеличил почти в два раза. К окончанию смены Гудов отфрезеровал 707 деталей при норме за смену 49 штук, выполнив сменный план на 1400 процентов.

Фрезеровщика бросились поздравлять товарищи. Попросили выступить Ивана Ивановича. Он рассказал, что к рекорду готовился давно. Советовался с инженерами, вместе с ними рассчитал возможность станка и пришел к выводу, что фирма, поставляющая в Советский Союз свои станки, умышленно занизила возможную скорость обработки деталей. Рекорд показал, что Гудов был прав.

Но обстоятельства сложились так, что успех рекорда обернулся к стахановцу негативной стороной: гора деталей, изготовленных Гудовым, надолго осталась лежать в цехе нетронутой. Оказалось, что Иван Иванович за одну смену изготовил столько запорных крышек, сколько может понадобиться заводу в течение восьми месяцев. Злые языки окрестили сложенные в цехе детали «горкой Гудова».

Все это отлично знал Серго Орджоникидзе и на заседании совета попросил Гудова выступить одним из первых и рассказать о положении дел на заводе.

Гудов рассказал о работе, напомнил историю со «своей» горкой и стал говорить о том, что стахановское движение на машиностроительных заводах должно планироваться с учетом производственной необходимости.

- Надо делать быстро то, что сейчас требуется заводу, - говорил он, - а не из расчета на будущее. Я предложил администрации отобрать нужные детали и дать их мне на обработку. Начальство подумало и нашло такие детали. Четыре штуки. Хотя пришлось станок несколько раз перестраивать и терять на этом время, все равно 650 процентов нормы удалось выполнить.

- И это еще не все, - продолжал Гудов, - если использовать одно небольшое приспособление, то можно дать деталей еще больше.

- Вот это уже государственный подход к делу, - заметил Орджоникидзе. - А как станок?

- Инженеры говорят, потянет, - заверил фрезеровщик.

- Так ты же тогда обеспечишь производство не на восемь месяцев, а на восемь лет, - рассмеялся нарком.

- В этом и дело. Нужно отбирать такие детали, обработка которых ускоренным способом была бы оправданна, - ответил Гудов. - Но рабочий этого знать не может, на то и существует заводоуправление.

Нарком поднялся с председательского места и обратился уже ко всем собравшимся.

- Вы слышали, директора и главные инженеры? Намотайте себе это на ус...

На заседании совета рассматривался широкий круг вопросов развития тяжелой промышленности, и Стаханов впоследствии не раз говорил, что для него это было большой школой государственной работы.

В своем выступлении Серго Орджоникидзе рассказал о колоссальных успехах тяжелой промышленности.

- Обстоятельства складываются так, что тяжелая промышленность может не только выполнить пятилетку в четыре года, но и значительно перевыполнить пятилетний план, - говорил нарком. - После всего этого вы мне скажете: «Чего же ты от нас хочешь?» Покричи: «Ура! За достигнутые успехи». Но не таковы большевики! На достигнутом нельзя успокаиваться ни на секунду. Вот сейчас в центре внимания находится угольная промышленность, - продолжал Орджоникидзе, В ней родилось стахановское движение и на ее примере мы видим, какие возникают трудности, связанные с изменением технологии и организации труда.

Вот посмотрите, - подчеркнул Орджоникидзе, - Мирон Дюканов с одним крепильщиком рубит за смену 60 тонн угля, весь Донбасс в среднем дает на отбойный молоток по 13 тонн. В чем же здесь дело? Ответ один - весь корень проблем в организации труда. Увеличение добычи угля часто зависит от слаженной работы в шахте всех служб: своевременной подготовки лавы, высокого давления воздуха, доставки леса, то есть от подготовительных работ, и от откатки, то есть от того, как организована работа шахты.

В ближайший год надо убрать всех коней из шахты и откатку перевести на электрическую тягу - так закончил нарком свое выступление. - Полная механизация Донбасса позволит широко развернуть стахановское движение и значительно увеличить добычу угля.

* * *

Всесоюзное совещание стахановцев в Кремле заинтересовало всю буржуазную печать. Лондонская газета «Ньюс кроникл» так написала тогда о стахановском движении:

«Эта новая волна трудового энтузиазма дает производственные рекорды почти во всех отраслях народного хозяйства. ...С ростом числа рабочих, дающих вдвое и втрое больше того, что только недавно считалось нормой, оптимизм и безграничная вера в радужное будущее, изобилие распространяются все больше и больше.

По моему мнению, стахановское движение не является преходящим. Оно пустило корни во всех отраслях промышленности. СССР находится на пути к тому, чтобы стать величайшей в Европе экономической силой».

Глава IX

Время шло, и Алексей Григорьевич продолжал старательно заниматься. Он отлично понимал, что знаний у него так мало, что и думать о поступлении в Промышленную академию без серьезной подготовки не стоит. И упорно, настойчиво, с присущим ему рвением аккуратно посещал вечернюю школу для взрослых. Иногда дома возникали недоразумения: жена звала в кино, а Алексей, уткнувшись в учебники, отказывался. Звали друзья, а он только разводил руками.

Его даже не обрадовало письмо, пришедшее с очередной почтой из родной деревни. Колхозники писали: «Дорогой наш Алексей Григорьевич! Твое письмо, в котором ты интересуешься, как идут у нас посевные дела, мы получили и решили всем коллективом написать тебе, как мы живем и работаем.

Прежде всего благодарим тебя за внимание к нам, за теплые слова приветствия. Работает наш колхоз много лучше, чем в прошлом году. Забота партии и правительства о нас, твой зимний приезд к нам подняли наш дух, инициативу, энтузиазм. Мы решили работать так, как работаешь ты, наш славный земляк и товарищ.

С помощью районных организаций мы начали строительство школы, которую также предполагаем закончить к осени. С 1 июня открываем детскую площадку.

Мы стоим на страже урожая. Скоро начнем прополочные работы. Колхоз обогащается машинами. Этой весной мы приобрели две новые жатки, сортировку №5, три одноконных хода, два плуга, сейчас ремонтируем уборочный инвентарь. Мы ставим перед собой задачу - убрать урожай без каких-либо потерь и в первую очередь выполнить наши обязательства перед государством.

Как тебе известно, в прошлом году мы получили на трудодень 1,275 килограмма зерновых, 3 килограмма картофеля и деньгами. В этом году мы боремся за 4-5 килограммов зерновых, за 10 килограммов картофеля и 20 копеек деньгами. Несмотря на малую зерновую доходность колхоза в прошлом году, колхозники живут зажиточно. Бескоровность колхозников ликвидирована. У всех без исключения колхозников имеются свиньи, а у многих и овцы.

Ты пишешь, что собираешься приехать к нам на автомашине, которую тебе подарили. Будем очень рады этому, приезжай обязательно. Приедешь и посмотришь, как мы выполняем обязательства, которые дали тебе зимой. Приезжай, дорогой друг! Ко дню твоего приезда подоспеет «новина», отведаешь нашего хлеба из нового урожая, покушаешь яблок из нашего сада. Сообщаем тебе, что мы решили переименовать свой колхоз из колхоза «Красная звезда» в колхоз имени Стаханова. Ударная работа на полях дает нам право на это.

Привет тебе и лучшие пожелания, крепко жмем твою шахтерскую руку.

От имени колхозников:

А. Зибаров, Ф. Маляхин, И. Стаханов, И. Зибаров».

Не поехать Алексей Григорьевич не мог. И он попросил отпуск на несколько дней.

В Луговой Стаханова встретили с почестями. А он, едва отдохнув, начал «ревизию» колхозного хозяйства: На молочной ферме было чисто, что сразу бросалось в глаза. Причем Алексей опытным крестьянским глазом уловил, что этот порядок на ферме не показной, подготовь ленный к его приезду, а постоянный. Лошади тоже, несмотря на страдную пору, выглядели ухоженными и упитанными.

На току шел обмолот хлеба, и «строгий ревизор» углядел, что обмолот зерна идет неровно. В его присутствии обмолачивают по сто пятьдесят копен в день, ушел он с тока, начинают работать с прохладцей, обмолачивают только сотню, поэтому и не выполняется план хлебосдачи.

На общем собрании Стаханов говорил и об этих и о других неполадках, и колхозники обещали в двухнедельный срок рассчитаться с государством. Тут же Алексей Григорьевич обратил внимание на несправедливость выдачи аванса в счет расчета по трудодням и посоветовал выдать многосемейным колхозникам уже сейчас дополнительно на трудодень по полкилограмма зерна, причитающегося им при окончательном расчете.

Беседуя с председателем колхоза Зибаровым, Стаханов поинтересовался его образованием. Зибаров ответил, что у него нет агрономических знаний и от этого он очень страдает. Но что его страдания - это дело личное, а вот отсутствие знаний отражается на работе всего колхоза. На предложение заниматься самостоятельно председатель лишь усмехнулся.

- Какие занятия, когда с утра до ночи в правлении да на поле! - только и сказал он.

Уезжая из Лугового, Стаханов пригласил односельчан приехать в гости на шахту «Центральная-Ирмино» и посмотреть, как живут шахтеры. Правление колхоза постановило послать на шахту трех человек во главе с председателем - бывшим шахтером.

На обратном пути домой поехал Стаханов в районный центр йзмалково и попросил председателя исполкома направить Зибарова на учебу в Курск на двухгодичные агрономические курсы.

Односельчане не заставили себя долго ждать и пожаловали с ответным визитом в поселок. Они заходили в дома к шахтерам, побывали в клубе, и Зибаров, поблагодарив Алексея Григорьевича за заботу, попросил:

- Сведи меня в шахту да дай обушок, тряхну стариной, порубаю уголек.

- Зачем же обушок? Я дам тебе отбойный молоток, мой, именной, что мне ленинградцы подарили.

На следующий день они спустились в шахту, и Стаханов, улыбаясь, наблюдал, как гость принялся (по старинке) подрубать сверху пласт. Алексей остановил Зибарова, показал ему свои приемы, и у председателя колхоза дело пошло. За смену он нарубал больше двух норм угля и заработал сорок два рубля.

Годовщину стахановского движения шахта «Центральная - Ирмино» встретила новой победой, дав угля больше двух с половиной норм. Надо сказать, что теперь высокая добыча угля на шахте против прошлого года стала нормой. Коллектив от рекордов-одиночек перешел к планомерному повышению производительности труда всех служб, что и позволило добывать ежесуточно угля почти в два раза больше.

* * *

На этот раз Алексей Григорьевич приехал в Москву как делегат VIII Чрезвычайного съезда Советов, на котором была принята новая Конституция Советского Союза.

На вокзале Стаханова окружили корреспонденты московских газет и журналов.

Стаханов прямо сказал журналистам:

- Времени у меня мало, давайте приезжайте в гостиницу, и там я всем сразу расскажу о наших делах,

В гостинице собралось два десятка журналистов, и все они хотели в первую очередь выяснить, что дал стране первый год стахановского движения. Некоторые корреспонденты спрашивали Алексея Григорьевича о результатах не только в Донбассе и на шахте «Центральная - Ирмино», а по всей стране.

К тому времени Стаханов, много раз выступавший на митингах, собраниях, привык свободно держаться перед любой аудиторией и, главное, продуманно говорить. Причем частые выступления требовали от него быть постоянно в курсе дел не только своей шахты, но и всего треста, Донбасса.

- Не берусь отвечать за всю страну, - усмехнулся Стаханов, - а вот относительно своей шахты доложить вам могу. Наша «Центральная - Ирмино» в прошлом году добывала 800 - 850 тонн угля в сутки. Сейчас среднесуточная добыча составляет 1600 тонн. А в августе, в канун годовщины движения, добыча поднялась до 1750- 1800 тонн в сутки.

На вопрос журналистов, как изменилась жизнь шахтеров в связи с увеличением производительности труда, Стаханов стал отвечать обстоятельно:

- Вы, наверное, знаете, что наша Кадиевка раньше называлась Шубинской, по фамилии владельца рудника. Конечно, о Шубинке вам лучше меня рассказали бы старики, которые в то время жили в поселке и работали на шахте. Сейчас, когда в нашем прекрасном клубе старые шахтеры выступают перед молодежью со своими воспоминаниями, трудно поверить, что речь идет о нашей Кадиевке. «Копай-города» из бараков и землянок давным-давно нет, вместо грязи по колено мощеные дороги и тротуары, вместо тьмы кромешной электричество горит. Там, где раньше были лавочки с испорченными продуктами, сейчас хорошие магазины. Всюду многолетние цветы, кустарники, а наша центральная площадь с фонтанами любой город может украсить. Вечерами в парке духовой оркестр играет. Если раньше вода в поселке была дефицитом, то у нас теперь пруд в семь гектаров. А какой стадион на пять тысяч зрителей, Дом физкультурника! Есть и ясли, и медицинские учреждения. В общем, есть все, что необходимо людям для нормальной и красивой жизни. От поселка до города трамвай ходит, не надо рабочим людям четыре километра пешком топать. Причем значительную часть работ шахтеры сделали сами. Но это еще не все. На шахте почти полностью ликвидирована неграмотность. С одной только нашей шахты 40 парней и девушек поступили в 1936 году в высшие учебные заведения. У нас в шахте три тысячи подписчиков на газеты и семьсот на журналы. Трудно во все это поверить, но все это наша реальная жизнь. О себе скажу: был рядовым забойщиком, стал инструктором, был беспартийным, стал членом партии. Костя Петров, наш парторг шахты, избран секретарем Кадиевского городского комитета партии. Мирон Дюканов стал парторгом шахты. В отношении других стахановцев вы, наверно, и сами знаете.

Журналисты слушали Алексея Стаханова и удивлялись, как разительно изменился этот человек. За год с небольшим из простого крестьянского парня превратился в государственного деятеля, свободно разбирающегося не только в производственных вопросах и экономике, но и в общественных и культурных проблемах.


Открылся VIII Чрезвычайный съезд Советов. На съезд прибыло 2016 делегатов. В их числе было немало зачинателей стахановского движения. Вместе с Алексеем приехал Мирон Дюканов, прибыли Александр Бусыгин, Николай Сметанин, Петр Кривонос, Евдокия Виноградова, Иван Гудов, Паша Ангелина.

На съезде в состав редакционной комиссии избрали Стаханова и Дюканова, им было поручено рассматривать и редактировать поправки, поступившие при обсуждении проекта Конституции.

5 декабря 1936 года съезд Советов утвердил Основной Закон Советского государства, Конституцию победившего социализма.

Вернувшись домой, Алексей Григорьевич продолжал работать инструктором стахановских методов. Ему предлагали разные руководящие должности, но Стаханов отказывался. Он понимал, что с его образованием руководить техническими службами не под силу. К тому же мечта об учебе в Промакадемии разгоралась все сильнее и сильнее, и Алексей Григорьевич продолжал упорно заниматься.

Из обычного ритма кропотливого инструкторского труда и учебы Стаханова выбила весть о смерти любимого наркома. Вот как вспоминает это событие Алексей Григорьевич:

«18 февраля 1937 года в час ночи ко мне на квартиру позвонили:

- Алексей! Случилось большое несчастье: умер Серго.

У меня закружилась голова. В первую минуту хотелось куда-то бежать, кричать, что-то делать.

Вместе с группой донецких товарищей я спешно выехал в Москву на похороны любимого наркома. В поезде вспоминал свои встречи и разговоры с Серго. Перед глазами было его доброе лицо, коренастая, крепкая фигура и как будто бы вечно смеющиеся глаза. Когда он говорил, он был весь в движении.

28 октября 1936 года мы праздновали юбилей товарища Серго - 50 лет со дня его рождения. Мы послали ему свою поздравительную телеграмму с пожеланием долго-долго здравствовать на пользу нашему народу. А прошло каких-нибудь три с половиной месяца, и Серго не стало...

Мы приехали как раз вовремя. Едва пробрались в Колонный зал Дома союзов. Вся площадь и ближайшие к Дому союзов улицы были запружены народом. Стоял крепкий мороз, но никто не замечал холода, и десяткитысяч людей ждали часами, чтобы пройти мимо праха Серго и попрощаться с ним навеки.

Я вошел в Колонный зал Дома союзов. В этом зале я бывал много раз на вечерах, встречах с московскими рабочими.

Теперь посреди зала в гробу лежал прах Серго. Много цветов и венков. Возле гроба стоит жена Серго - Зинаида Гавриловна. Каждые пять минут сменяется почетный караул. Стоят рабочие, красноармейцы, летчики. Вместе с другими я стал в почетный караул...

21 февраля мы его хоронили. Его соратники вынесли из Колонного зала Дома союзов урну с прахом Серго. Вслед за ними шли жена Серго, его близкие и родные. Мы пошли на Красную площадь.

Пять орденов Серго Орджоникидзе - орден Ленина, орден Красного Знамени, орден Трудового Красного Знамени, орден Азербайджана и орден Грузии - несли Маршал Советского Союза Буденный, наш Мирон Дюканов, Герои Советского Союза Чкалов, Беляков и Молоков.

Вот мы пришли на Красную площадь.

Я стоял на левом крыле Мавзолея Ленина рядом с руководителями партии и правительства. После речи ленинградца Скоробогатько предоставили мне слово от рабочих и работниц, от трудящихся Донбасса и всей Украины.

Еще так недавно я надеялся встретиться с Серго и поговорить с ним о своих делах, о том, как я работаю инструктором треста, и о моем большом желании поехать учиться в Промакадемию. И никогда не думал я, что придется выступать мне над свежей могилой товарища Орджоникидзе. Я подошел к микрофону и сказал:

- Дорогие товарищи! Умер наш Серго!

Трудящиеся нашей страны потеряли богатыря, великого революционера, ученика и соратника Ленина.

Мы, рабочие Донбасса, рабочие Советской Украины, как и все рабочие и трудящиеся СССР, знаем нашего Серго как одного из строителей партии Ленина, как борца за чистоту и единство рядов партии, беспощадно разоблачавшего и громившего гнусных врагов партии.

Мы знаем нашего Серго как боевого командарма железных батальонов пролетарской революции, разгромивших в огне гражданской войны полчища белогвардейцев.

Мы прекрасно знаем нашего родного Серго как строителя прекрасного здания социализма в нашей стране.

Мы, стахановцы, - сыны любимого Серго. Мы помним, с какой любовью он подхватил инициативу первых стахановцев, с какой радостью он встречал победы каждого из нас.

И вот теперь не стало Серго - командарма стахановцев. Вместе с советским народом охвачены скорбью рабочие Донбасса, рабочие всей Украины.

Такие люди, как Серго, не умирают. Он вечно будет жить в сердцах народа.

Над могилой великого революционера, который вырастил нас, стахановцев, мы - рабочие и работницы Донбасса, мы - стахановцы всей Украины даем клятву: еще более сплоченными рядами, с еще большей энергией высоко поднять знамя Ленина, которое так крепко держал в своих могучих руках товарищ Серго.

Мы клянемся тебе, товарищ Серго, своим стахановским трудом и отвагой защищать нашу Родину и добиться полной победы коммунизма.

Прощай, родной наш, любимый Серго!»

Возвращаясь из Москвы с похорон Орджоникидзе, Стаханов и Дюканов договорились в память наркома установить новые рекорды добычи угля на отбойный молоток.

5 марта Алексей Стаханов на участке «Бераль» шахты «Центральная - Ирмино» опустился в забой и, хотя из-за технических неполадок он проработал только две трети смены, вырубил 321 тонну угля, что составило 23 нормы обычного забойщика. Участок «Бераль» в этот день выполнил план на 172 процента.

Стахановское движение от отдельных рекордов перешло к повышению общей производительности труда во всей стране.

Иностранная буржуазная печать, принявшая в штыки первый рекорд Стаханова, в конце концов была вынуждена признать, что новаторство в нашей стране вызвало всеобщий подъем производительности труда.

Лейбористская газета «Дейли геральд» в одной из своих статей писала, что стахановское движение, развернувшееся во всей стране, вызвало «небывалую заботу рабочих людей об инструментах, о качестве продукции и о технической учебе на каждом предприятии». Здесь же было сказано о том, что стахановское движение представляет «значительный интерес» в Англии.

Швейцарская газета «Националь Цайтунг» отмечала у советской молодежи «огромное стремление к знаниям, к образцовым достижениям в труде, которое под именем стахановского движения охватило сейчас все советское молодое поколение».

Во французском журнале «Ревю текстиль» была опубликована статья «Текстильная промышленность перед лицом новых законов и затруднений», в которой автор пытался подсказать выход из затруднений французской текстильной промышленности, используя многостаночное обслуживание по примеру стахановок Виноградовых. Такое предложение было нереальным, так как стахановские методы труда не были рассчитаны на применение их в капиталистической системе.

Тепло и проникновенно, с восторгом писали о стахановском движении коммунистические газеты, выпускались отдельные брошюры, посвященные новаторскому труду в Советском Союзе.

Во Франции через год после стахановского рекорда вышла брошюра генерального секретаря французского общества друзей СССР Фернанда Гренье «Стахановское движение», смысл которой сводился к тому, что для повышения производительности труда необходимо глубоко освоить технику, учиться после окончания работы. Фернанд Гренье в своей брошюре приводит высказывание ткачихи, которая недоумевает: «Зачем ей нужны курсы усовершенствования? Для чего ей осваивать технику? Чтобы повысить производительность труда? Предложить хозяину производить больше? Нет! У рабочих нашей страны нет на это ни малейшей охоты...»

Луиджи Лонго, один из руководителей Итальянской коммунистической партии, написал брошюру «Стахановское движение в социалистическом строительстве». В ней он положительно оценил энтузиазм советских людей, добивающихся высокой производительности труда, и полемизировал с американским социологом Тейлором, проповедовавшим приоритет машины над рабочим человеком.

Алексей Стаханов регулярно получал переводы иностранных публикаций, внимательно читал их и всякий раз, выступая перед рабочими, рассказывал о том, какую оценку, теперь уже положительного характера, дают стахановскому движению за границей.

Начав работать инструктором на участке «Никанор - Запад», обратил внимание на целый ряд организационных недостатков и поделился своими мыслями о нецелесообразности таких действий с наркомом.

Серго Орджоникидзе обязал Главуголь к 1 января 1937 года разработать и опубликовать «Правила технической эксплуатации в каменноугольной промышленности, регламентирующие порядок содержания выработок и механизмов и организационно-административный распорядок на шахтах».

Стаханов побывал на нескольких шахтах и убедился, что приказ наркома не выполнен. Тогда он выступил с критикой в печати. И это помогло внедрить в угольную промышленность необходимые для ритмичной бесперебойной работы графики цикличности. За единицу цикла было принято время подрубки лавы врубовой машиной, отбойка угля, подача на конвейер, транспортировка на-гора и крепление забоя. Затем шла подготовка к новому циклу. Естественно, что добыча угля стала находиться в прямой зависимости от количества циклов работы врубовой машины. В среднем в Донбассе на врубовую машину приходилось семнадцать с половиной циклов в месяц, но были и передовые участки, где выполнялось по одному и даже по полтора цикла в сутки.

Передовые труженики Донбасса поняли, что отдельные рекорды - это только проба сил, проверка технических возможностей, а увеличение производительности труда целиком зависит от слаженной ударной работы всего коллектива. Одним из первых это понял Алексей Стаханов, и он стал не просто инструктором, обучающим нескольких учеников, а борцом за полное использование техники и слаженную работу всех звеньев шахты.

В конце лета Стаханова вызвали в городской комитет партии и объявили, что он рекомендован в Промышленную академию.

Совнарком СССР, принимая постановление об академиях наркоматов, указал, что в них должны обучаться руководящие работники предприятий и учреждений, партийные, профсоюзные и комсомольские активисты, а также лучшие рабочие-стахановцы, и установил срок обучения - четыре года. В Промышленной академии учились разные люди и по уровню образования, и по служебному положению. Герои Советского Союза, депутаты Верховных Советов, орденоносцы. Для стахановцев, направленных Центральным Комитетом партии в Промакадемию, учитывая их малограмотность, организовали подготовительный курс. Но и для него не годилась единая программа обучения. Пришлось к слушателям-рабочим прикреплять репетиторов - педагогов с большим опытом обучения взрослых.

«Сбылась мечта, - позже писал Стаханов, - я поехал в Москву, в Промышленную академию. Вот так я, недавний пастух и батрак, простой полуграмотный шахтер, стал студентом высшего учебного заведения.

Нелегко давалась учеба нам, но не легче приходилось нашим педагогам. Кое-кто из слушателей, стремясь поскорее овладеть профилирующими дисциплинами, склонен был отмахнуться от таких «второстепенных», как, скажем, грамматика. Какое, мол, значение имеют запятые в плане добычи угля или для чего нам знать географию и литературу - шахтеру под землей это не пригодится.

Вспоминаю, как мой друг Митя Концедалов спорил с такими нетерпеливыми товарищами. Они доказывали, что «Евгений Онегин» ничем не поможет в нашей шахтерской работе. Митя возражал:

- Пушкин поможет в любой работе! Потому что благодаря ему мы станем образованными людьми. А мир открывается только высокообразованному человеку. Глядя на глобус, учишься узнавать и понимать мир. А узнав, научишься его изменять».

Это говорил тот самый Митя Концедалов, который еще недавно с трудом расписывался в ведомости на зарплату. Тот Митя Концедалов, в жизни которого еще недавно произошел такой удивительный случай.

Когда Митя вступил в комсомол, он был совершенно неграмотен, считая, как и многие другие молодые рабочие, что шахтеру грамота ни к чему, рубай знай уголек да давай побольше добычи.

Однажды райком комсомола поручил ему проверку сельской комсомольской организации. Дали Мите документы, списки комсомольцев. Он сделал вид, будто прочел их, и с тем поехал в командировку. Поручение Митя выполнил, но только за счет смекалки. И вот тогда он сделал вывод, что дальше так продолжаться не может, учиться необходимо.

Человек честный и принципиальный, Концедалов избрал достойный путь преодоления своего недостатка: откровенно сознался в комсомольской организации, что в тот раз обманул товарищей. Обман ему простили, и комсомол помог Мите сделать первые шаги в самообразовании.

В библиотеке Промакадемии Митя вскоре стал самым активным читателем.

Протесты слушателей против огромного объема знаний, которыми предстояло овладеть в академии, длились недолго. Они втянулись в учебу, стали чувствительны к оценкам: гордились хорошими и стыдились плохих. Перед контрольными и экзаменами сидели ночами, помогая друг другу понять и усвоить учебные дисциплины.

Осенью 1937 года в Советском Союзе широко развернулась избирательная кампания по выборам в Верховный Совет СССР. Перед выборами Центральный Комитет Коммунистической партии большевиков обратился ко всем избирателям с призывом:

«12 декабря 1937 года трудящиеся Советского Союза на основе нашей новой Советской Конституции будут избирать депутатов в Верховный Совет Союза ССР. Партия большевиков выступает на выборах в блоке, в союзе с беспартийными рабочими, крестьянами, служащими, интеллигенцией... Партия большевиков не отворачивается от беспартийных, а, наоборот, идет на выборы в блоке с профессиональными союзами рабочих и служащих, с комсомолом и другими организациями, обществами беспартийных. Следовательно, кандидаты в депутаты общие как для коммунистов, так и для беспартийных, каждый беспартийный депутат будет также депутатом от коммунистов, равно как каждый коммунистический депутат будет депутатом от беспартийных...».

В числе кандидатов в депутаты шахтеры Донбасса назвали зачинателя стахановского движения Алексея Григорьевича Стаханова. Выдвинул его коллектив шахты имени Артема. Стаханов выехал на встречу с избирателями, выступал на собраниях, беседовал с избирателями.

Депутатами Верховного Совета Советского Союза были избраны Алексей Стаханов, Мирон Дюканов, Никита Изотов, к тому времени назначенный управляющим трестом Шахтантрацит в Ростове, трактористка Паша Ангелина, колхозница-свекловод Мария Демченко, ткачиха Евдокия Виноградова и бывший фрезеровщик Иван Гудов.

Глава X

Высокое звание депутата Верховного Совета СССР не помешало Стаханову продолжать учебу в Промышленной академии. Хотя теперь ему приходилось намного чаще выезжать в Донбасс и другие районы страны, он, возвращаясь, продолжал с упорством заниматься. Но диплом инженера Алексей Григорьевич так и не получил - грянула Великая Отечественная война.

В мертвой тишине слушали советские люди сообщение: «Сегодня, 22 июня 1941 года, на рассвете фашистская Германия без объявления войны напала на Советский Союз. Самолеты противника пересекли границы от Балтийского до Черного моря. На суше в 4 часа утра таким же широким фронтом, как и авиация, мощная артиллерия обрушила шквальный огонь на пограничные заставы, лагеря и другие объекты пограничной полосы. Советские пограничники героически вступили в неравный бой...»

«Война с Германией! Это невероятно! Но если это так, то мое место не здесь, в Москве, а на фронте», - твердо решил Стаханов. Алексей Григорьевич тут же побежал в Высшую школу техников, в которой он учился после реорганизации Промакадемии.

Старый большевик, директор школы Шейник, окруженный толпой слушателей, обратился к собравшимся:

- Спокойно! Подождите, не принимайте никаких опрометчивых решений! Сейчас, товарищи, ваш гражданский долг - как можно лучше учиться. Вас прислала на учебу партия, и никто не может отменить ее решение,

Все выслушали директора, но в глубине души каждый решил, что он немедленно отправится в военкомат и подаст заявление. Алексей также пошел в военкомат, но получил отказ.

- Ждите вызова, - строго сказали ему,

Стаханов промолчал, но как трудно было ему согласиться с приказом. Он вышел на улицу и увидел, как молодые парни торопятся к военкомату, толпятся во дворе. Алексей Григорьевич невольно вспомнил свое письмо делегатам X съезда комсомола, где он писал:

«Мы живем и работаем в 1936-м, стахановском году. Декабрьский Пленум Центрального Комитета партии, решения которого с радостью встретили партийные и непартийные большевики, является программой нашей работы. Комсомольцы, юноши и девушки, рабочие и колхозная молодежь показывают буквально чудеса производительности труда и овладения стахановскими методами. Я очень счастлив, что на X съезде комсомола присутствует как делегат мой славный друг и соратник Митя Концедалов, награжденный орденом Ленина. Вот и теперь в честь съезда комсомола наши кадиевские комсомольцы дали снова много замечательных рекордов.

Но рекордов теперь недостаточно. Весь 1936 год должен быть рекордным, все комсомольцы должны быть стахановцами на той работе, где они поставлены. Вот мое главное пожелание. Для того чтобы оно было осуществлено, нужно учиться, овладеть техникой. Комсомольцы ведь крепко помнят огневой призыв Владимира Ильича Ленина - учиться, учиться и учиться.

Второе мое пожелание касается оборонной работы. Мы живем далеко от границы, но мы чувствуем каждое ее дыхание. Наши стахановцы сейчас жадно ловят каждую новость из международной жизни. На границах германские и японские фашисты готовят сейчас нападение на нашу страну. Какой вывод должны сделать из этого комсомольцы? Успешно готовиться самим и готовить всех трудящихся к защите нашей великой Родины от врага, к нанесению ему сокрушительного удара. Нужно развернуть сейчас по всей стране сеть стрелковых клубов, парашютных станций аэроклубов. Это требование и пожелание всех наших стахановцев».

И вот теперь наступил тот час, когда его призыв стал не пожеланием, а необходимостью, и эти молодые ребята вчерашние рабочие и крестьяне, оставляли свой мирный труд, чтобы грудью защищать Родину.

«Они пойдут на фронт, а я должен сидеть и ждать здесь, в тылу, - думал Стаханов. - Ну что же, подожду немного, а потом опять попробую подать заявление».

После выступления И.В. Сталина по радио Стаханов решил записаться в народное ополчение, полки которого стали формироваться в Москве. Они встретились с Иваном Гудовым и вместе отправились на сборный пункт. Множество плакатов, наклеенных на стены зданий: «Раздавить фашистскую гадину!», «Женщины, замените ушедших на фронт мужчин!», говорили об одном - защищать Родину до полного разгрома врага.

По улицам проходили с песнями солдаты, торопились мужчины с вещевыми мешками, в штатской одежде.

«Они, конечно, идут на сборный пункт, - размышлял Стаханов, молча шагая рядом с Гудовым, - и пожилых много, неужели их возьмут, а меня опять отправят обратно?..»

По улицам вдоль трамвайных путей разъезжали грузовики, полные мешками с песком. Как большие серебристые рыбы, привязанные канатами, покачивались аэростаты.

В комнате, битком набитой людьми, они стали в очередь к столу, за которым сидел худощавый серьезный мужчина. Ему отдавали документы, и он или распределял добровольца в учебный лагерь, или возвращал бумаги. Чем ближе подходила очередь, тем больше волновался Алексей Григорьевич.

Наконец Стаханов вплотную приблизился к столу.

- Прошу записать меня в ополчение, - хрипловато сказал он и протянул документы.

Худощавый мужчина прочел фамилию, имя, отчество, взглянул на Стаханова.

- Ждите специального вызова, - спокойно сказал он. - Всего вам хорошего. Пожалуйста, следующий. - Следующим был Иван Гудов. Ему сказали то же самое.

Все уговоры были бесполезны.

- Ждите вызова, - отвечал мужчина на все их доводы. Расстроенные, они ушли и решили действовать дальше. Забегая вперед, скажем, что в армию призвали Константина Петрова и Мирона Дюканова. Петров на Южном фронте занимался эвакуацией оборудования заводов и шахт. Дюканов участвовал в обороне Москвы и геройски погиб в боях на Калининском фронте.

Никита Изотов был назначен помощником командующего восьмой саперной армией, сформированной из шахтеров, строил оборонительные сооружения и с боями отстаивал каждый завод, каждую шахту на Днепре и в Донбассе.

После отказа Стаханов и Гудов направились к секретарю Московского комитета партии Георгию Михайловичу Попову с жалобой: «Хотим защищать Родину, а нас не берут».

Попов их отчитал: «Все стремятся на фронт, в ЦК и МК тысячи просьб от таких, как вы. Но посудите сами, разве можно оголять тыл? Давай-ка, Иван Иванович, организуй на московских заводах скоростную обработку деталей, необходимых фронту, а ты, Алексей Григорьевич, жди особого назначения».

«Мне сказали, - вспоминает Алексей Григорьевич, - что я как депутат Верховного Совета не имею права самостоятельно распоряжаться собой. Примерно так же ответили мне в ЦК и МК, в нашем парткоме. Советовали пока нажимать на учебу, но какая там учеба, когда гитлеровцы ожесточенно рвались к Москве».

В начале октября из Москвы стали эвакуировать наркоматы. Узнав о выезде Наркомата угля, Стаханов понял, что пришло время и ему покинуть столицу. В горкоме партии он получил указание выехать в Горький. Там находился штаб уполномоченных МК. Большинство прибывших из Москвы направлялись дальше, в Киров, а Стаханову предложили ехать в Куйбышев. Сказали, что он там как шахтер получит назначение в один из угольных бассейнов.

Так осенью 1941 года Алексей Григорьевич Стаханов оказался в Караганде и приступил к работе в тресте Карагандауголь.

Его назначили начальником шахты № 31. К тому времени главной кочегаркой страны были шахты Сибири и Востока.

Перед ними встала невероятно трудная задача - обеспечить страну углем. Промышленность, перестроившаяся на военный лад, транспорт, обслуживающий нужды фронтов, требовали много топлива. Уголь стал оружием в борьбе с врагом. Он был нужен так же, как танки, как самолеты, как автоматы.

Карагандинский угольный бассейн, по сути, являлся третьей угольной базой Советского Союза, после Донбасса и Кузнецкого бассейна. Уголь в этом месторождении был открыт еще в прошлом веке, и первая шахта пробита в сороковых годах девятнадцатого столетия. Продолжительное время разработка проводилась французскими и английскими концессиями, и только после Великой Октябрьской революции добыча угля в Карагандинском бассейне стала производиться на индустриальной основе.

К приезду Алексея Стаханова в Караганду на шахте № 31 дела обстояли неважно. Шахта задолжала много угля. Карагандинцы были очень довольны, когда узнали, что начальником шахты у них будет сам Стаханов. Донбасс и Караганду связывало старое, десятилетнее знакомство. Еще в 31-м году несколько сот шахтеров из Донбасса приехали в Казахстан, чтобы научить казахов добывать уголь. А на следующий год карагандинцы прибыли в Донбасс на учебу. Алексею Григорьевичу было нелегко: новая обстановка, новые люди и очень важные задачи, которые надо без задержки осуществить. Стаханов прекрасно понимал, что самое главное - это дать как можно больше угля стране. В газете «Социалистическая Караганда» в годовщину принятия новой Конституции - 5 декабря 1941 года - была опубликована его статья «Знамя нашей борьбы», в которой он призывал карагандинцев во что бы то ни стало выполнить годовой план.

«Нас на все хватит, так поднатужимся, товарищи шахтеры!» - писал он.

Стаханов стал изучать положение дел. Его, особенно в первое время, можно было встретить где угодно, только не в кабинете. Он обследовал самым тщательным образом каждую лаву, участки, все службы на поверхности. Сам проверял, как обстоит дело с питанием рабочих и жильем. Алексей Григорьевич прекрасно знал, как важно для людей, занимающихся таким тяжелым трудом, как у шахтера, регулярное питание. По его инициативе те, кто перевыполнял в забое план, получали дополнительные талоны на паек.

Работать Стаханову было трудно еще и потому, что в шахту пришло много людей, которые раньше никогда не были горняками, и их надо было срочно учить.

Учеба шла под лозунгом «Школа - в забое», и Алексей Григорьевич первым начал учить молодежь. В это время в Караганду прибыли эшелоны эвакуированных из Запорожья, и среди них много молодежи, почти подростков, которые поступили в горняцкую школу ФЗО.

Стаханов лично отбирал из выпускников ФЗО рабочих на свою шахту №31. Ему нужно было семьдесят пять человек, а желающих намного больше-все знали этого знаменитого на весь мир человека. Сначала ребята немного побаивались Алексея Григорьевича, но, узнав его поближе, были поражены его простотой, общительностью и отеческой заботой, которую он проявлял к своим подопечным.

Ветеран шахты №31 Иван Артемович Чехов, бывший воспитанник ФЗО, так рассказывает в своих воспоминаниях:

- Семьдесят пять выпускников привезли на шахту и поселили в красном уголке. Сказали - временно. Одна большая комната со сценой. Для 75 человек тесновато, негде поставить ни столы, ни тумбочки, не было даже вешалок, куда можно было бы повесить верхнюю одежду. Много неудобств и недостатков, но мы их просто не замечали. Мы знали, что на фронте намного труднее, и горели желанием больше дать угля Родине, помочь Красной Армии... Случалось так: дадим хорошую добычу и задержимся в шахте - работали ведь не глядя на часы... Выйдем поздно, столовая закрыта, или повара скажут: у нас уже ничего нет, все съедено. По карточной системе все мы были прикреплены к столовой и имели талоны на двухразовое питание - до работы и после работы. Кроме этой столовой, нас нигде не могли накормить. Сильно уставшие и проголодавшиеся, идем к Стаханову. Алексей Григорьевич тут же вызывает к себе начальника отдела снабжения и дает указание: выписать со склада муки или крупы. Сейчас же! В столовой, прямо в спецовках, ожидаем, пока нам приготовят поесть...»

Стаханов часто приходил к ребятам в общежитие, разговаривал с ними, старался поддержать тех, у кого было плохое настроение. Помогал он молодым и в работе. Показывал, как правильно рубить уголь, как работать производительно с меньшей затратой сил. Однажды он помогал ребятам подгонять вагоны к лаве, упирался в вагон своими широкими плечами и толкал его. И так подогнал все пятнадцать вагонов.

После того как Стаханов освоился и разобрался в обстановке, он решил посоветоваться с шахтерами. Кроме официальных совещаний, Алексей Григорьевич разговаривал с ударниками производства, со старыми шахтерами и в конце концов наметил конкретные меры, которые помогли повысить добычу.

- Без угля наша Родина была бы безоружной. Каждая тонна угля - удар по врагу! - так сказал он, выступая на митинге перед горняками Караганды.

Стаханов ввел на шахте ряд усовершенствований: чтобы разгрузить подъемный транспорт, он организовал дело так, что породу можно было поднимать на двух подъемниках. Кроме того, чтобы вагонетки не простаивали лишнее время, ожидая встречные составы, по его указанию за небывало короткий срок пробили тоннель и пустили все составы вагонеток по кругу и таким образом устранили простои.

Еще на шахте «Центральная - Ирмино» Алексей Григорьевич задумывался над введением на шахте цикличности. В Караганде он смело взялся за перестройку работы шахты по этому новому методу. Введение циклов позволило не только увеличить выработку, но и перевыполнить план.

Коллектив шахты №31 решил призвать горняков Караганды начать в честь праздника 1 Мая соревнование.

«Мы стремимся на своем боевом посту в лавах, забоях, питающих фронт, быть гвардейцами тыла» - так было написано в их обращении от 20 марта 42-го года. Алексей Стаханов подписал этот призыв. В подтверждение этих слов в марте из Караганды пошел в Москву состав с углем.

К 1 мая 1942 года шахта Стаханова выполнила план на 140 процентов.

Вскоре шахтеры «Коксовой», в Кузнецком бассейне, обратились с призывом начать Всесоюзное соревнование угольщиков. Центральный Комитет ВКП(б) поддержал эту инициативу и рекомендовал начать соревнование рабочих всех отраслей промышленности, учредив для побелителей переходящее знамя ЦК ВКП(б) и Государственного Комитета Обороны.

ВЦСПС и наркоматы разработали и опубликовали в печати условия Всесоюзного соревнования.

В наркоматах создали специальные секторы по подведению итогов соревнования и обобщения передового опыта. Такой сектор был создан и при Наркомате угольной промышленности. 1 ноября 1942 года начальником сектора социалистического соревнования в управлении и организации труда наркомата был назначен Алексей Григорьевич Стаханов, отозванный из Караганды в Москву.

Заместитель наркома угольной промышленности Егор Трофимович Абакумов, поздравляя Алексея с новым назначением, сказал:

- Нарком и мы, его заместители, считаем, и в ЦК партии с нами согласны, что для такого дела нет лучшей кандидатуры, чем твоя, Алексей Григорьевич. Пусть горняки знают, что в оценке их труда участвует сам Стаханов.

Подведение итогов социалистического соревнования оказалось делом сложным и кропотливым. Алексею Григорьевичу снова пришлось разъезжать по стране и на местах проверять результаты и изучать нововведения.

8 сентября 1943 года в Москве отгремело двадцать залпов артиллерийского салюта в честь Южного и Юго-Западного фронтов, освободивших Донбасс. Советские люди принялись за восстановление разрушенных, затопленных шахт и заводов.

Леонид Ильич Брежнев в своей книге «Возрождение» писал:

«Науки о восстановлении разрушенного не существовало, учебников, которые бы учили, как поднимать из пепла сожженные, разбитые, взорванные сооружения, не было. Все впервые, все сызнова. Сама задача была дерзка, и важно было не убить дух новаторства, надо было поощрять смелость у всех - у рабочих, инженеров, партийных работников... Люди ломали привычные нормы и, следовательно, шли на риск. Но это был риск оправданный и обдуманный, опиравшийся на знания, опыт, тонкий расчет».

Голодные, разутые и раздетые, разоренные военной разрухой люди принялись восстанавливать Донбасс. Это значило, что надо откачать из шахт 650 миллионов кубических метров воды, привести в порядок 2500 километров заваленных горных выработок (расстояние от Москвы до Парижа). А сколько еще предстояло работы по восстановлению из руин жилищ, поселков и городов! И весь этот титанический труд в основном ложился на женские плечи. Константин Григорьевич Петров, вернувшись в Донбасс, в своей книге вспоминал:

«Получил назначение к себе в Кадиевку и приказ: рыть «мышеловки» в районе нашей «Центральной - Ирмино». «Мышеловками» зовут мелкие шахтенки... Вырыли четыре штуки, три ствола и штольню. Техники нет, лошадей нет. Рыли женщины, они же вертели барабан (по шесть человек в упряжке), с помощью которого бадья с углем поднималась на поверхность. Централизованного снабжения нет, торговли нет, харчи доставай как знаешь. Из дохлых лошадей варили мыло, добавляли чебрец для душистости и давали в виде премии женщинам. Они это мыло меняли на картошку на базаре...

...В первую очередь мы решили пустить шахту «Благовещенка», для этого на шахту потребовалось доставить ланкаширский паровой котел. Он тяжелый, площадью девяносто квадратных метров. Погрузили его на большой лафет, а везти не на чем. Запряглись в упряжку восемьдесят женщин и повезли с горы на гору. На спусках женщины вцеплялись в колеса, тормозить-то нечем».

Такие примеры можно приводить без конца...

С группой инженеров в Донбасс приехал и Стаханов. Его уполномочил наркомат помогать местным руководителям шахт.

Алексей сразу же отправился на свою родную шахту «Центральная - Ирмино». Его шахта, на которой он впервые испытал тяжесть шахтерского труда, где познал дружескую помощь рабочего коллектива, шахта, где он установил всемирный рекорд на отбойном молотке, была варварски разрушена. Раньше Алексей любил издалека рассматривать вершину копра, на котором постоянно радостным светом сияла лампочка, извещавшая всю округу о том, что суточная норма добычи поднята на-гора. Теперь части взорванного гигантского стального «журавля» безжизненно лежали на земле, засыпанные битым кирпичом разрушенного здания шахтоуправления. Огонь уничтожил нарядную, ту самую, где Алексея впервые чествовали друзья-шахтеры, узнавшие, что он нарубал за смену шесть железнодорожных вагонов угля. Огонь снес все постройки, и открытые стволы шахт казались Алексею неизлечимыми ранами. Стаханов стоял у разоренной шахты, и слезы текли по его сразу осунувшемуся лицу. Он не стыдился их, как не скрывал своего горя сыновьего у могилы матери. А его шахта дала ему, Алексею Стаханову, новую, светлую и радостную жизнь. Неудержимый гнев против врага охватил его, придал новые силы.

- Ничего, будет на нашей улице праздник, - говорил он. - Снова расцветет наш город, будут в нем жить веселые, добрые люди в хороших домах, красиво одетые. Никому и никогда не удастся нас сломить...

В городском комитете партии Стаханову рассказали, что в начале войны почти половина кадиевских коммунистов ушла на фронт, а остальные вступили в ополчение, в истребительные батальоны, в отряды ПВО. Пять полков ополченцев отправились воевать, а те, кто остался, с винтовками ходили на работу и по тревоге громили вражеских парашютистов или прорвавшихся через фронт разведчиков и диверсантов.

Там же, в горкоме, Алексею Григорьевичу показали секретный приказ, захваченный у фашистов, в нем говерилось: «Все, что не может быть вывезено, подлежит разрушению, а в особенности водопроводные и электрические станции, шахты, заводские сооружения, средства производства всех видов, урожай, который не может быть вывезен, деревни, дома...»

Оккупировав Донбасс, гитлеровцы рассчитывали воспользоваться его углем, но шахтеры оказали сопротивление. Возникли подпольные партийные и комсомольские группы, началась партизанская борьба. Кадиевский отряд произвел тридцать две боевые операции.

Фашистам не удалось пустить шахты, и за это они учинили расправу над горняками. Три тысячи жителей Кадиевки были расстреляны, двенадцать тысяч ирминовцев угнано в Германию.

Во время поездки по Донбассу Стаханов видел героический труд шахтеров, стремившихся в короткий срок восстановить добычу угля. Вот некоторые записи из его тетради того времени:

«На шахте номер десять каменщик Григорий Евтушенко за шесть дней сложил здание подъемной машины. Молодой монтер Иван Демин оборудовал подъем и за пять дней восстановил кочегарку. Когда понадобилось ремонтировать армировку ствола, он без клети спускался в глубокий колодец...

Гитлеровцы заминировали одну из шахт треста Куйбышевуголь, завалили ее наклонный ствол. Крепильщики Новиков, Ячменев, Пеньков свыше "трех суток расчищали вход в шахту, каждую минуту ожидая взрыва, рискуя оказаться под завалом...

Когда восстанавливали главный ствол шахты имени Феликса Кона, нужно было под водой соединить трубы. Это сделал бригадир проходчиков Игнат Дорошенко...»

Со всей страны комсомольцы приехали восстанавливать Донбасс. Самыми первыми откликнулись карагандинцы. Кировский район Караганды взял шефство над донецкой шахтой № 4 треста Богураевуголь.

Шли в Донбасс из далекой Караганды деньги, оборудование, подарки. Ехали опытные рабочие.

Специалистов не хватало. Стаханов обратился через газеты к старым шахтерам с просьбой помочь обучить новые кадры вместо выбывших:

«На шахты Донбасса прибывают тысячи рабочих... Обучить их горняцкой профессии, привить любовь к почетному шахтерскому труду - благородная задача опытных горняков... В забоях будет появляться все больше и больше отбойных молотков, врубовых машин, электровозов... Кто же, как не старые горняки, приобщат молодежь к незнакомой им технике?..»

Шахтеры откликнулись на его призыв.

Стаханов присматривался ко всему новому, что применялось при восстановлении шахт. И не только присматривался, но и рекомендовал сопровождающим его в поездке инженерам немедленно перенимать и распространять передовой опыт. Так, во время поездки по Донбассу были обобщены новые усовершенствования, используемые при откачке воды из затопленных шахт. Способы были описаны простым, доходчивым языком, размножены и распространены по шахтам.

Закончилась Великая Отечественная война, возродился Донбасс. Президиум Верховного Совета СССР в сентябре 1947 года учредил правительственную награду-медаль «За восстановление угольных шахт Донбасса». Эту награду с гордостью носят шахтеры и те, кто восстанавливал из развалин Донбасс. В этом же году ввели ежегодный праздник День шахтера. Его отмечают в последнее воскресенье августа в честь 31 августа 1935 года, в день, когда Алексей Григорьевич Стаханов установил свой замечательный рекорд.

В послевоенное время Стаханов вначале работал заместителем управляющего трестом по добыче, а затем упросил назначить его на меньшую должность - помощником главного инженера на шахту № 2-43 в город Чистякове (позже его переименовали в город Торез). Новая работа доставляла удовлетворение: «Все время на людях и с людьми, и уголек качаем день и ночь - хороню... - говорил Стаханов. - Когда сидел в наркомате, каждую ночь снилась лава, блестящая, как солнце под землей. Уголь синькой въелся не только в мою кожу, он у меня в душе, в сердце...»

Поселился Алексей Григорьевич на окраине города в кирпичном коттедже, утонувшем в зелени. Весной часто его можно было видеть на скамейке под сиренью. «Люблю сирень. Особенно вот ту, темную. Как расцветет, не нарадуюсь... И знаете почему? Она мне цветом своим уголь напоминает. Ведь он там, под землей, тоже синевой отливает...»

С возрастом не потерял Стаханов энергии. Своим долгом считал быть на людях. Его можно было встретить в шахткоме, в парткоме, у комсомольцев, и люди прислушивались к его слову. А чаще всего он бывал в профессионально-техническом училище, готовящем рабочих, обслуживающих современную горную технику.

В 1970 году по инициативе ЦК ВЛКСМ Алексей Григорьевич был приглашен в Москву на встречу мастеров угля с выпускниками горных профессионально-технических училищ. Он поздравил молодых рабочих и каждому вручил каску и светильник.

- Вы пришли нам на смену, дорогие сыны. Берегите шахтерскую честь. «Делитесь огнем» - так требовала старая шахтерская традиция. Желаю вам сделать сегодняшние рекорды нормой для всех.

Эпилог

23 сентября 1970 года по радио был передан Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Социалистического Труда Алексею Григорьевичу Стаханову за большие заслуги в развитии массового социалистического соревнования, за достижение высокой производительности труда и многолетнюю деятельность по внедрению передовых методов работы в угольной промышленности».

А еще через пять лет, когда страна отмечала сорокалетний юбилей стахановского движения, звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и Золотой медали «Серп и молот» было присвоено бывшему кузнецу Горьковского автозавода Александру Харитоновичу Бусыгину, бывшему фрезеровщику Московского станкостроительного завода имени Орджоникидзе Ивану Ивановичу Гудову, бывшему парторгу ЦК партии на шахте «Центральная - Ирмино» Константину Григорьевичу Петрову, бывшему перетяжчику ленинградской обувной фабрики «Скороход» Николаю Степановичу Сметанину, бывшей колхознице-пятисотнице Марине Васильевне Гнатенко, бывшей трактористке Прасковье Ивановне Ковардак.

23 сентября 1975 года в Москве, в Колонном зале Дома союзов, торжественно открылась Всесоюзная научно-практическая конференция, посвященная сорокалетию стахановского движения. Все газеты страны поместили приветствие участникам конференции с высокой политической оценкой роли стахановского движения в коммунистическом строительстве.

«Стахановское движение - одно из ярких проявлений творческой смелости и дерзновенного труда советских людей, - говорилось в приветствии. - Имена зачинателей этого движения: Алексея Стаханова, Никиты Изотова, Константина Петрова, Александра Бусыгина, Макара Мазая, Ивана Гудова, Петра Кривоноса, Николая Сметанина, Евдокии и Марии Виноградовых, Константина Борина, Паши Ангелиной, Марины Гнатенко и многих других новаторов - по праву вошли в летопись социалистического соревнования, в историю нашей страны».

В Колонном зале Дома союзов собрались лучшие представители трудового народа, ударники и стахановцы всех поколений.

Не приехал в Москву Стаханов, он был тяжело болен, и все собравшиеся, послали ему дружеское приветствие и пожелали скорейшего выздоровления.

На трибуну конференции первым поднялся Константин Григорьевич Петров, тот, кто выступил сорок лет назад на первом совещании стахановцев, тот, кто на шахте «Центральная - Ирмино» возглавил коммунистов и вдохновил Алексея Стаханова на рекорд.

- У истоков стахановского движения стояла партия, - так начал он свою речь. - Партия большевиков вдохновляла рабочий народ на героический труд, а первым был беспартийный в то время большевик Алексей Стаханов. Он положил хорошее начало... Мы всегда говорим теперь: работать по-стахановски, работать по-ударному. Это движение бессмертно...

* * *

Алексей Григорьевич Стаханов, простой советский рабочий человек, своим самоотверженным трудом при жизни удостоился величайшего почета. А после его смерти, в 1977 году, чтобы память о нем была вечной, город Кадиевку переименовали в город Стаханов. В Караганде на шахте имени Горбачева создан музей трудовой славы. Немалое место занимают в нем стенды, посвященные Алексею Григорьевичу Стаханову.

Газета «Комсомольская правда» учредила приз имени Алексея Стаханова, которым награждаются победители социалистического соревнования, добившиеся высокой производительности труда.

Но не только в Донбассе чтут память замечательного шахтера. В далеких морях и океанах на разных широтах можно встретить флагман рыболовного флота Камчатки - большой морозильный траулер, носящий имя Алексея Стаханова. В поименном списке экипажа этого корабля первым значится в качестве матроса-обработчика Алексей Григорьевич, и заработанные за него деньги переводятся в фонд мира.

Шахта имени XXII партсъезда, прежде называвшаяся «Центральная - Ирмино», поддерживает постоянную связь с экипажем. Рыбаки Камчатки и шахтеры Донбасса начали подготовку к социалистическому соревнованию в честь пятидесятилетия стахановского движения.


ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава I2

Глава II8

Глава III14

Глава IV21

Глава V26

Глава VI32

Глава VII38

Глава VIII43

Глава IX60

Глава X68

Эпилог77



Оглавление

  • Глава I
  • Глава II
  • Глава III
  • Глава IV
  • Глава V
  • Глава VI
  • Глава VII
  • Глава VIII
  • Глава IX
  • Глава X
  • Эпилог

  • Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

    Copyright © читать книги бесплатно