|
|
397699.htm АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Серия «История науки и техники»
Л, С, СЕМЕНОВ
ПУТЕШЕСТВИЕ АФАНАСИЯ НИКИТИНА
Издательство «Наука»
Москва 1980
Семенов Л. С. Путешествие Афанасия Никити на.— М.: Наука, 1980.—144 с., ил.— (Серия «История науки и техники»).
Записки выдающегося русского путешественника Афанасия Никитина, пять столетий назад посетившего Индию, переведены на многие языки мира и издавна привлекают внимание писателей и ученых. Автору, ра ботавшему в Индии, удалось по-новому интерпретиро вать замечательный памятник' древнерусской культу ры. Сопоставляя русские летописи и индийские хрони ки с записками Афанасия Никитина, автор устанавли вает новые хронологические рамки «Хожения за три моря», уточняет маршрут путешествия.
Леонид Сергеевич Семенов ПУТЕШЕСТВИЕ АФАНАСИЯ НИКИТИНА
Утверждено к печати редколлегией серии научно-популярных изданий Академии наук СССР
Редактор издательства Л. И. Приходько
Художественный редактор И. В. Разина
Технический редактор Л. Н. ЗолотухинаКорректоры О. В. Лаврова, В. А. Шварцср
ИВ № 15310Сдано в набор 26.09.79. Подписано и печати 29.12.79. Т-16392. Формат 84 Х1081/3г. Бумага типографская № 2. Гарнитура обыкновенная. Печать высокая. Усл. печ. л. 8. Уч.-изд. л. 8,5. Тираж 150 000 (1-ый завод 1—100 000 экз.) Тип. зак. 2342. Цена 30 коп.
Издательство «Наука». 117864 ГСП-7, Москва В-485, Профсоюзная ул., 90 2-я типография издательства «Наука» 121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 10
© Издательство «Наука», 1980 г,
Ответственный редактор доктор исторических наук Р. Г. СКРЫННИКОВ
СОДЕРЖАНИЕ
Введение 3
За год до Казанского похода 8
Первое море — Каспийское 28
Второе море — Индийское 58
Семь врат Бидара 75
Третье море — Черное 109
Заключение 132
Примечание 134
Литература 138
Список сокращений 138
Указатель имен 139
Указатель географических названий 141
ВВЕДЕНИЕ
В середине XV в. Европа стояла на пороге великих геогра фических открытий в поисках прямого морского пути в Индию. Корабли Васко да Гамы, проведенные через Ара вийское море Ибн Маджидом, «мавром из Гуджарата», от крыли в 90-е годы эпоху завоевания Индостана. Современ ники, впрочем, полагали, что первыми достигли берегов Индии каравеллы Колумба. И долго еще на картах мира значились две Индии— Вест-Индия и Ост-Индия.
Не одна лишь жажда завоевания толкала в неведомые земли. Росла потребность в достоверных сведениях об обы чаях, нравах, правлении, общественном устройстве, ресур сах и точном географическом положении стран, о самом существовании которых знали лишь понаслышке. Именно об этом свидетельствуют рассказы о посещении Индии, появившиеся еще до периода великих географических от крытий. Это—«Топография» византийского купца Козьмы Индикоплова, «Книга» венецианского купца Марко Поло и повесть русского купца Афанасия Никитина «Хожение за три моря». Первое из названных сочинений относится к VI в., раннему средневековью, второе — к XIII в., средне вековью эпохи расцвета, последнее — к XV в. Каждое опи сание по содержанию было богаче предыдущего, ибо отве чало более сложным потребностям последующей эпохи.
Для науки путешествие Афанасия Никитина открыл Н. М. Карамзин. Разбирая архив Троице-Сергиева монасты ря, он нашел глубоко поразившие его записки русского пу тешественника: «Россия в XV веке имела своих Тавернье и Шарденей, менее просвещенных, но равно смелых и предприимчивых; индейцы слышали об ней прежде, неже ли о Португалии, Голландии, Англии» 1.
Карамзин был знаком не только с путешествиями XVII в. по Индии и Персии. В его переводе русский чита тель впервые познакомился со сценами из драмы «Шакунтала» великого индийского писателя Калидасы. Примерно в то же время на русском языке появилось еще одно произведение древнеиндийской литературы — отрывок из «Махабхараты», изданный Н. И. Новиковым. Им были напечатаны также наиболее ранние известия о русско-индийских связях, которые удалось разыскать тогда среди дел По сольского приказа 2.
Читая о каком-либо научном открытии, мы порой забы ваем, что оно имело свою предысторию. Нам кажется, что до раскопок немецкого археолога Г. Шлимана на Гиссар-Лыкском холме никто не знал, где именно находилась древ няя Троя. Но откройте русские «Хожения» эпохи Афана сия Никитина. «Тут бяше устье вышло на море, еже зо вется Белое,— читаем в записках Зосимы, плывшего в 1420 г. из Черного в Средиземное море,— и тут стоит град Троада» 3. А следовавший позднее этим же путем москов ский купец Трифон Корабейников уточняет: «Той град разорен, и то место стоит пусто» 4.
Первым, кто обратился к выяснению обстоятельств жиз ни Афанасия Никитина, был его современник. Им, как полагают, был дьяк митрополита Геронтия — Родион Ко жух. С его именем связывают целый ряд известий, вклю ченных в летописный свод, ставший основой для Львовской и Софийской II летописей, списки которых содержат «Хожение» Никитина5. Летописец выступает здесь не толь ко как повествователь дел давно минувших, но и как исто рик своего времени.
«Того же году,— говорится в Львовской летописи под 6983 (1474/1475) г.,—обретох написание Офонаса тверитина купца, что был в Ындее 4 годы, а ходил, сказывает, с Василием Папиным. Аз же опытах, коли Василей ходил с кречаты послом от великого князя, и сказаша ми, за год до казанского похода пришел из Орды; коли княз Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили. Се же написано не обретох, в кое лето пошел или в кое лето пришел из Ындеи, умер, а сказывают, что деи Смоленьска не дошед, умер. А писание то своею рукою написал, иже его рукы те тетрати привезли гости к Мамыреву Василью, к диаку великого князя на Москву» 6.
И в тех тетрадях —«Хожение за три моря», как назвал описание своего путешествия Афанасий Никитин.
Откроем Львовскую (названную так по фамилии изда теля) летопись, дошедшую до нас в списке XVI в. Черные, будто тушью нанесенные буквы. «Се нанисах свое грешное хожение за три моря,— начинаем различать почти нерасчлененные в строке слова с отдельными, вынесенны ми над строкой буквами,—1-е море Дербеньское, дория Хвалитьскаа; 2-е море Индейское, дория Гундустанскаа; 3-е море Черное, дория Стембольская» 7.
Имя автора в летописном тексте «Хожения» названо только один раз, в самом конце, при описании отъезда из Индии: «Ту же окаянный аз, рабище Афонасей бога выш-няго, творца небу и земли ... устремихся умом поитти на Русь и внидох [в таву] и сговорих о налоне корабленем, а от своеа главы два златых до Гурмыза града дойти» (49). Имени отца путешественника в летописи нет. Его со хранил Троицкий список, обнаруженный Карамзиным. Этот список вообще полнее, чем летописные, он сохранил не только начальную фразу, раскрывающую имя отца Афа насия («сын Никитин»), но и целых две страницы руко писи, которые отсутствуют в летописи. В то же время в Троицком списке текст Никитина по сравнению с летопис ным подвергнут настолько значительной неавторской об работке, что его выделяют как самостоятельную редакцию «Хожения». Впрочем, отдельные слова и фразы, которые пропущены или искажены в Троицкой редакции, донесла до нас летопись и — наоборот. Так, в приведенном отрывке по летописи вместо «о налоне» написано «от колена», «в таву» пропущено, «дойти» вместо «дати». Слова эти пра вильно читаются в Троицком списке, но там написано «аканный», а вместо «умом» — «ум» (29). В XVII в. воз никла третья редакция — сокращенный вариант Троиц кого списка. Зато здесь яснее некоторые места, оказавшие ся более понятными составителю, чем людям следующих поколений. И мы должны поэтому привлечь все варианты, чтобы восстановить первоначальный текст тетрадей Афа насия Никитина, которые спутники путешественника пе редали после его смерти дьяку Ивана III.
История текста «Хожения за три моря» представлялась исследователям по-разному. Высказывалась догадка, что Никитин оставил несколько авторских вариантов записок. Признаки этого один из ранних комментаторов «Хоже ния» И. И. Срезневский видел в разночтениях дошедших до нас списков. По его мнению, Никитин, переписывая свой дневник, вносил исправления8. Одна редакция доста лась Мамыреву и перешла в летопись, а другой воспользовался составитель Троицкого списка. Советские исследователи пришли к выводу, что Никитин, придав литературную форму своим заметкам, начатым в Индии, оставил один вариант своего произведения. Текстологическое ис следование показало, что «Хожение за три моря» нельзя назвать дневником в полном смысле слова — изложение здесь ведется не по дням, но основная часть, бесспорно, написана в Индии. Создателями же различных редакций «Хожения» явились переписчики памятника.
Мы не знаем, кто был редактором списка, хранившего ся в Троице-Сергиевом монастыре. Был ли им Василий Мамырев, располагавший оригиналом записок Никитина, или Василий Ермолин, крупный подрядчик, известный книголюб. Ему, Ермолину, принадлежала летопись, нахо дящаяся в составе Троицкого сборника вместе с «Хожением» Никитина. Одно можно сказать наверное: Мамырев не мог завещать этот список Троице-Сергиеву монастырю, так как умер в 1490 г., а бумага списка носит филиграни 1497 г.9 В XVII в. появилось новое название — «О индий ском хожении» 10. Из сохранившихся списков этой редакции один принадлежал Арсению Суханову, который в 1650-х годах побывал на Балканах и оставил описание поездки по Египту. Не ему ли обязаны мы новым назва нием и самой редакцией? Во всяком случае он настолько заинтересовался «хожением» Никитина в Индию, что включил его записки в составляемый для себя сборник.
Записки Афанасия Никитина, насколько можно судить по дошедшим до нас спискам, не были датированы. В них идет речь об исторических лицах, с которыми путешест венник встречался. Но время их жизни и деятельности выходит, как правило, за рамки тех лет, на протяжении ко торых протекало путешествие. Никитин называет целый ряд событий второй половины XV в., происходивших в разных странах: на Кавказе, в Персии, Индии, Турции. Однако стоит только приступить к сопоставлению описа ния Никитина с тем, что нам известно об этих событиях по другим историческим документам, как немедленно возни кает вопрос: явились ли записи путешественника резуль татом расспросов, или сделаны под непосредственным впе чатлением происходившего у него на глазах? Вот почему важно не только получить общее представление об эпохе, в условиях которой сформировалась личность путешест венника и совершено само путешествие. Нужно еще знать, в какие именно годы это произошло. Ведь если «сдвинуть» в известных пределах биографическую канву, общий со циально-экономический и культурный фон сохранится, но историческое лицо, нас интересующее, окажется среди иных политических событий. А от этого зависит и понима ние мотивов его поведения, и определение характера сооб щаемых им сведений.
Когда Афанасий Никитин побывал в Индии? Очевидно, не позднее 1475 г., поскольку рукопись к этому времени была уже у летописца. Все путешествие, как видно из собственного рассказа путешественника, продолжалось около семи лет. Но, какие это годы, в записках Никитина не указано. Если путешествие закончилось в 1475 г., его начало должно отнести к 1468 г. Однако оно могло на чаться и закончиться раньше, так как не известно, велик ли разрыв во времени между смертью путешественника и тем моментом, когда записки получил летописец. Редак тор XVII в., не знакомый, по-видимому, с летописным вариантом, поместил «Хожение», известное ему по Троиц кому списку, под 6969 (1461) г. 11 Этому году соответствует начало княжения Михаила Тверского, названного Ники тиным, но составитель не учел, что княжение Ивана III, тут же упомянутого, началось лишь в следующем, 6970 (1462) г.
Родион Кожух на основании «Хожения» счел, что пре бывание Афанасия Никитина в Индии длилось четыре года. Фактически же путешественник жил в стране около трех лет, хотя этот период и охватывает четыре календар ных года. Летописец выяснил, что посольство, к которому присоединился путешественник, состоялось за год до по хода на Казань князя Юрия. Узнал о примерном месте смерти Афанасия. Однако не смог установить ни возраст путешественника, ни когда именно Никитин ходил в Ин дию. Не названы по имени и «гости», что привезли ру копись в Москву.
Попытаемся ответить если не на все, то хотя бы на не которые вопросы, оставленные нераскрытыми летописцем.
ЗА ГОД ДО КАЗАНСКОГО ПОХОДА
Во второй половине XV в. Русское государство выходило на мировую арену. Наряду с развитием отношений с Западной Европой Русь налаживала дипломатические и торговые контакты с государствами Востока. При Иване III были направлены посольства в Герат в 1464—1465гг., Шемаху в 1468 г., Тебриз в 1475 г. Накануне падения Золотой орды завязываются также политические отношения с Кры мом. Отсюда становится понятным, что не одни лишь лич ные обстоятельства вызвали «индийское хожение» Афана сия Никитина.
Главная цель — воссоединение русских земель — опре делила основное направление борьбы против Орды и ханств, закрывавших Волжско-Каспийский путь. Перед русской дипломатией встала двуединая задача приобрести союзника и не допустить образование враждебной коа лиции.
Золотая орда дробилась, и в лице Ахмед-хана (Ахмат русских летописей) в последний раз появляется власть, претендовавшая на все владения Джучиева улуса. Это ис пользует Казимир IV Ягеллончик, король польский и ли товский. Укрепившись после Торунского договора 1466 г. с Тевтонским орденом, он не раз побуждает золотоордын-ского хана выступить против Ивана III. В 1472 г. конница Ахмед-хана совершает набег на Русь, дойдя до Алексина на Оке. Нападение было отбито, однако союз хана с Кази миром продолжал представлять серьезную опасность. Тем более что король привлек на свою сторону крымского хана Хаджи Гирея. На Москве решают разбить эту дипломати ческую комбинацию. Союз с Менгли Гиреем, утвердившим ся в 1468 г. на «крымском юрте», позволил бы Ивану III сдержать и Казимира и Ахмед-хана. Однако процесс со бирания сил против Золотой орды неожиданно осложнился вмешательством венецианской дипломатии.
Сенат Венеции решил привлечь Ахмед-хана в качестве союзника против Османской империи, война с которой, начатая в 1463 г., затягивалась. С этой миссией в Москву был направлен Джан Батиста Тривизан, которому надле жало тайно установить связь с ханом Золотой орды. Узнав об этом, Иван III задержал посла и обратился к венециан ской синьории за разъяснениями 1.
Нападение Ахмед-хана, «подговоренного», по словам летописи, королем Казимиром, и действия Венеции ускори ли начало переговоров с Менгли Гиреем. Однако, согла шаясь на союз против Золотой орды, он отказывался ра зорвать союзнические отношения с Казимиром, сложив шиеся еще при отце.
Потерпев неудачу, венецианские дипломаты нашли, ка залось, выход из положения, решив вовлечь в войну и ве ликого князя московского. Сенат оправдывал миссию Три-визана тем, что сближение с Золотой ордой отвлечет ее от Руси и направит в сторону Черного моря. Последнее соз дало бы новую угрозу Руси, но, учитывая позицию Менг ли Гирея, Иван III идет на временное сближение с Золо той ордой. На Волгу был направлен Никифор Басенков, и ответное посольство во главе с Кара Кючуком оказалось едва ли не самым многочисленным за всю историю русско-ордынских отношений. Великий князь пропускает Триви-зана в Орду в сопровождении своего посла Дмитрия Лаза рева, после чего венецианский дипломат возвращается на родину вместе с русским послом Семеном Толбузиным.
Одновременно в Крым вместе с послом Менгли Гирея отправляется Никита Беклемишев. Он уже не раз выпол нял дипломатические поручения. В 1471 г. ему удалось привлечь на службу Ивана III сына казанского хана Мур-таза; позднее он был приставлен к Тривизану во время пребывания последнего в Москве. Так что союз с Менгли Гиреем заключить на этот раз не удалось не по вине посла. Крымский хан пока что не менял своего отношения к Ка зимиру, хотя и не отказывался от продолжения перегово ров. Осенью 1474 г. в Москву с Беклемишевым выехал крымский посол2.
Такова общая картина деятельности русской диплома тии на рубеже 60—70-х годов XV в., как она предстает со страниц летописных сводов и архивных дел Посольского приказа. Мемуары венецианских дипломатов позволяют внести в нее ряд любопытных подробностей.
Амброджо Контарини, следовавший в Персию через Крым, рассказывает о случайной встрече в Киеве весной 1474 г. с послом Казимира, ехавшим в Кырк-иер — рези денцию крымского хана3. Так неожиданно записки вене цианского посла проливают свет на причины неудачного исхода русского посольства — королю удалось нейтрали зовать действия Беклемишева. Новый посол Ивана III в Крыму Алексей Старков уже не застал Менгли Гирея на — его свергнул («сьгна») ставленник Ахмед-хана. Контарини рассказывает также о встрече в следующем, 1475 г. в Тебризе с русским послом Марком; возвращаясь в Венецию, он совершил с ним путь до Москвы 4. Конта рини не говорит о целях посольства Ивана III. Однако, зная, что Персию, как и Россию, Венеция стремилась прив лечь на свою сторону, мы можем заключить, что данное посольство было вызвано сближением с Венецией. Здесь, как и в Крыму, сошлись оба направления — восточное и западное — внешней политики Русского государства.
Рассматривая волжские ханства как возможных союз ников Золотой орды, Иван III стремился не допускать их объединения. С этой целью в 1467—1469 гг. были совер шены походы на Казань.
Борьба с Казанским ханством, первейшая задача в цепи внешнеполитических событий 60-х годов XV в., нашла подробное освещение в русских летописях. Несколько раз предпринимал Иван III походы против этого, по выраже нию К. Маркса, опасного соседа Руси5.
Казанское ханство, одним из первых отделившееся от Золотой орды, само раздиралось внутренними противо речиями. Одна из соперничавших феодальных группиро вок пригласила в 1467 г., после смерти хана, царевича Касима как старшего в роде. Он еще ранее перешел на службу великого князя, получив в управление Мещерский городок. Касим обратился к Ивану III, и с ним был послан отряд Ивана Васильевича Оболенского Стриги. Но в Казани к моменту их прибытия произошел дворцовый переворот. К власти пришел ставленник другой феодальной группи^ ровки, Ибрагим, который взял в жены ханскую вдову. Предупрежденный о движении войска, Ибрагим со всеми силами блокировал переправу через Волгу. Поход был предпринят глубокой осенью, и рать возвращалась, терпя холод, теряя от бескормицы лошадей и питаясь кониной. Мясо ели в постные дни, с сокрушением отмечает лето писец. В ответ хан Ибрагим напал на Галич, но потерпел неудачу. Горожане «сели в осаду», а из Москвы к Галичу и другим городам были высланы сильные заставы.
В начале следующего года рать Ивана III, которого сопровождал Юрий и другие братья, сосредоточилась во Владимире. По ханству был нанесен обходный удар. По зимнему пути в «черемисскую землю» был послан отряд Семена Романовича Верейского, который дошел почти до ханской столицы. «За один день не доходили до Каза ни»,—пишет летописец6. Одновременно по обе стороны Волги действовали ополчения Мурома и Нижнего Новго рода. Высланный Ибрагимом отряд сжег Кичменгу. По слав заставу «перехватить» участников набега, Иван III «с всеми людьми» вернулся в Москву. Второй обходный удар по владениям казанского хана был нанесен весной. Рать Ивана Дмитриевича Руно разбила в Прикамье отряд, вышедший из Казани. Тем временем московская застава Федора Хрипуна из Нижнего Новгорода «идоша на Волгу и побита татар казанских двор царев много добрых»7. Один из ханских военачальников был убит, другой взят в плен. Однако после ухода Руно Вятка была окружена и вынуждена заключить с Ибрагимом соглашение. «Изневолил нас царь, — писали вятчане Ивану III, —и право свое дали есмя ему, что нам не помогать ни царю на великого князя, ни князю великому на царя» 8.
Неудача первых двух походов побудила увеличить военные силы, направленные под Казань. Весной 1469 г. к Нижнему Новгороду двинулась судовая рать. Дворян ским ополчением, посаженным на суда, начальствовал Константин Александрович Беззубцев, городским — Петр Васильевич Оболенский Нагой. К Вятке, также на судах, был направлен Данила Васильевич Ярославский. Но те перь, когда цель была близка, феодальные неурядицы грозили сорвать поход. Старший воевода, князь Беззубцев, получив грамоту от Ивана III, разрешил тем, кто пожела ет, начать действия против Казанского ханства, но к самой Казани отнюдь не ходить. Начались разногласия. В резуль тате войско покинуло Нижний Новгород, оставив старшего воеводу в городе.
Для общего командования избрали Руно, уже извест ного своими военными успехами. Иван Руно решил вне запным ударом захватить столицу ханства. 21 мая, в не обычно короткие сроки преодолев путь по реке, войско неожиданно, на заре, появилось под стенами Казани. Руно «пожег» посад, но вынужден был отойти к Волге. Узнав о приближении Ибрагима, Руно разделил свои силы. Боль шие суда с молодыми воинами были отосланы к о. Ирыхов, остальные остались у о. Коровнича. Казанская судовая рать была отбита, и отряды Руно соединились у о. Ирыхов. Во время этих событий опять проявилась недисциплини- рованность в войске. Посланные с большими судами нару шили запрет выходить на «узкое место» и подверглись нападению. Новый речной бой разыгрался у о. Звенич. Войско Ибрагима действовало на судах и с берега: татар ская конница прикрывала свои корабли. Бой шел в тече ние целого дня и прекратился лишь с наступлением ночи. «И разошлися кииждой на свои берег ночевати» 9.
Несмотря на все усилия Беззубцева (его гонцы были перехвачены), совместных действий с отрядом, отправлен ным к Вятке, достигнуть не удалось. Данила Ярославский, получив ложные вести о том, что будто бы Беззубцев за ключил мир с Ибрагимом, отошел от Вятки. Спускаясь к Волге по р. Каме, отряд попал в засаду у Казани и лишь с большими потерями прорвался к Нижнему Новгороду.
Осенний поход 1469 г., завершивший «казанскую вой ну», непосредственно связан с предыдущим походом, хотя в летописях они и оказались разобщенными. 1 сентября под Казанью появилась конная рать под начальством братьев Ивана III, Юрия и Андрея Большого, воевод Василия Михайловича Верейского и Ивана Юрьевича Патрикеева. Передовым полком командовал Данила Дми триевич Холмский. Быстрота, с которой было собрано новое войско (если считать, что Беззубцев возвратился в Москву и только после этого начались сборы), и то, что изложение перебивается в одной из летописей повторени ем рассказа о действиях Руно, смущали многих историков. Непонятно было, почему в одной из летописей сказано, что Руно «поноровил» осажденным. Между тем именно возвращение летописца к рассказу о результатах действий Руно позволяет устранить возникшие недоумения. Дело в том, что конная рать с братьями Ивана III вышла до того, как закончились действия рати Беззубцева. «Судовая рать,— читаем в летописи,— наперед пришла х Казани» (21 мая), а братья великого князя «не успеша прийти вместе» 10. Теперь понятен смысл грамоты Ивана III, при сланной Беззубцеву: не начинать решительных действий до прихода из Москвы главных сил. Составитель Воскре сенской летописи, как позднее и автор «Казанского лето писца», обвиняет Руно, но не в измене, а в том, что он пошел на Казань «не заждався з береговыми людьми», т. е. с конной ратью, которая следовала по берегу. Только к началу сентября обе рати, судовая и конная, действи тельно объединились. «Пришли обои рати вместе х Казани. Братья... поидоша ко граду на конях, а судовая рать, вышед из судов, поидоша пеши...» 11. Вылазка из крепости была отбита. Началась осада. Войско «сташа под градом и отьяша у них воду». Видя себя «в велицей беде», осаж денный Ибрагим согласился на переговоры. Мир был за ключен князем Юрием «на всей воле великого князя».
По договору, как сообщает Устюжский летописный свод, хан возвращал «полон» за 40 лет, т. е. за все время существования Казанского ханства12. Записки Иосафата Барбаро позволяют выяснить еще одно условие мирного договора: была отменена дань, которую казанские ханы взимали с русских судов, ходивших по Волге 13.
Опыт казанских походов показал острую необходимость реорганизации старой военной системы, при которой, по выражению В. И. Ленина, «бояре ходили на войну со сво ими полками» 14. В то же время победа под Казанью почти на 20 лет устранила опасность набегов и лишила союзника Золотую орду. Тем самым Казанский мир 1469 г. готовил окончательную ликвидацию чужеземного ига.
По отношению к Астраханскому ханству Иван III при держивался иной тактики. Венецианский дипломат, нахо дившийся в Астрахани летом 1476 г., пишет, что здесь к русскому посольству, возвращающемуся из Персии, присо единился астраханский посол. «Правитель Астрахани по имени Касим-хан, — пишет Контарини, — посылает ежегод но своего посла в Россию к московскому великому князю, скорее для получения какого-либо подарка, чем для чего-либо иного. Вместе с послом следуют многие татарские купцы» 15.
Контарини рассказывает также о дербентских купцах, которые ездят в Астрахань для торговли с русскими куп цами. То, что последние постоянно приезжают в Астра хань, подтверждает Иосафат Барбаро, в то время находив шийся в Персии. Свидетельства эти рисуют вполне сложившуюся систему трехсторонних торговых связей. Купцов Контарини видел собственными глазами, как и астраханского посла, которого он называет Анхиоли. Но у нас есть основания усомниться в том, что посольства из Астрахани носили в эти годы регулярный характер. Рус ские летописи вообще не сообщают о послах астраханского хана, да и сам Контарини указывает на особые обстоятель ства, которые, вероятно, объясняют и действительные цели данного посольства. Он пишет, что Касим-султан находился в состоянии войны с ханом Золотой орды, своим дядей: Касим считал, что он сам должен быть главным ханом... и потому между ними шла большая война»16. И именно в то время, когда Иван III прекратил отправку «ордынского выхода», показав, что идет на полный разрыв с Золотой ордой. Хотя впоследствии Касим-султан напал на Русь вместе с Ахмед-ханом, эпизод с посольством сви детельствует о попытке сближения между Москвой и Астраханью.
Вскоре в Крыму сложилась благоприятная обстановка. Менгли Гирей, став вновь крымским ханом, заключил союз с Иваном III как против Казимира, так и против Ахмед-хана, буквально накануне открытия военных действий Зо лотой ордой.
1480 год был на исходе, когда конница Ахмед-хана появилась на Оке и ее притоке р. Угре. Это последнее выступление золотоордынского хана против Русского госу дарства было предпринято в тот момент, когда ливонские рыцари ворвались во владения Пскова, шведские феодалы напали на Новгород, а король Казимир выжидал выступ ления Ахмед-хана. Примирившись с братьями, которые «отступили от великого князя», требуя расширения своих уделов, Иван III противопоставил Золотой орде соединен ное войско русских земель, а союзу Казимира и Ахмеда — союз с Менгли Гиреем. Золотоордынский хан, свергая Менгли Гирея, рассчитывал на одобрение Мухаммеда II, но султан после некоторого колебания поддержал преж него хана. Крымская конница вторглась во владения Кази мира, принудя его отказаться от похода на Русь. Совмест ное выступление с Ахмед-ханом не удалось, как и в 1472 г., когда король был занят войной в Венгрии.
Ахмед-хан так и не смог перейти Угру, за которой стояли рати Ивана III. Совершив набег на земли своего союзника, Ахмед-хан отступил к Сараю. Однако войско не дошло до столицы когда-то могущественной Золотой орды, а самого хана постигла судьба Мамая. Он был убит в собственной ставке, окруженный ногаями Большой орды, которые, соединившись с сибирскими татарами Шибанской орды, переправились на правый берег Волги. Современни ки расходятся лишь в том, кто убил хана, войдя на рассве те в его шатер, мурза Ямгурчей или хан Айбек? Позднее, в 1502 г., на Дону под Девичьими горами у устья Тихой соспы соединенными силами Ивана III и Мепгли Гирея был разбит последний ордынский правитель, сын Ахмеда, Ших Ахмед-хан. Так наступил конец Золотой орды.
Укрепление Русского государства и события на Угре позволили перейти к борьбе за Балтику и возвращение русских городов по западной границе. Иван III вступает в сношения с германским императором, заключает союз с Данией, договоры о перемирии с Ливонским орденом, ко торому наносит ряд поражений, мирные договоры с Поль ско-Литовским государством, развивает связи с итальян скими государствами, устанавливает дипломатические отношения с Турцией, поддерживает Молдавию и Венгрию.
«Изумленная Европа,— писал К. Маркс, характеризуя международное положение Руси на рубеже XV—XVI вв.,— была ошеломлена внезапным появлением огромной импе рии на ее восточных границах, и сам султан Баязет, перед которым она трепетала, услышал впервые от московитов надменные речи» 17.
В чем же заключались причины столь значительных внешнеполитических успехов?
Прежде всего — это общий экономический подъем в результате изменений в системе земледелия, восстановле ния старых и развития новых отраслей ремесленного про изводства. С ростом товарно-денежных отношений стали складываться условия для более тесных экономических связей отдельных «национальных областей» в границах централизованного государства, необходимость которого порождалась самими этими экономическими условиями18. В XVI в. уже отчетливо выделяются районы хлебопроизво дящие (Рязанская земля, Ополыпина, Заволочь, а позднее и Поволжье), производства и обработки льна (Новгород-ско-Псковская земля, Ярославский край, а после воссоеди нения и Смоленщина), железоделательного производства (Серпуховско-Тульский, Тихвинский, Устюжна Железно-польский), солеварения (Солигалич, Старая Русса, Перм ская земля). Значительное развитие получает кожевенное производство.
Для общественной жизни Руси XV—XVI вв. характе рен рост городов и дальнейшее развитие ремесла. Ширятся слободы древних русских центров — в связи с общим подъемом экономики сюда стекается торгово-ремесленное население. Появляются новые села, торжки, слободы. Москва, политический и культурный центр Русского госу дарства, становится средоточием ширящихся экономиче- ских связей. Сюда везут хлеб, мясо, сало, кожи из Ярослав ля, Костромы, Нижегородского края; лен и коноплю — из новгородских и псковских земель; пушнину, рыбу и соль — из Двинской земли, Пермского края, Вятки. Насе ление северных районов покупало хлеб в Москве и везло его по ярославской и угличской дорогам. Важное значение получают водные пути, используемые не только в период навигации, но и зимой для движения санных обозов. Развитие производства и обмена в процессе создания централизованного государства обусловило возобновление в конце XIV — начале XV в. чеканки монеты в Москве, Новгороде, Твери, Пскове и других городах.
Воссоединение древних русских земель в едином госу дарстве шло, по образному выражению Ф. Энгельса, рука об руку с окончательной ликвидацией зависимости от Золотой орды19. Оба эти взаимообусловленных процесса определили характерные черты эпохи, в которую сложи лось мировоззрение Афанасия Никитина и с которой не разрывными нитями связано его путешествие.
Именно в первые десятилетия княжения Ивана III (1462—1505 гг.), когда было подготовлено окончательное освобождение от влияния Золотой орды, происходит лик видация феодальной обособленности Твери и Новгорода, которую использовали западные соседи и внутренние противники централизации. В Новгороде шла ожесточен ная борьба между боярско-купеческой верхушкой и посад скими низами. «Молодшие» люди надеялись найти управу на бояр у Ивана III, «старшие» искали пути, как удержать власть и обширные владения. При этом часть бояр ориен тировалась на московского великого князя, другая же, более влиятельная, группировка устремляла взоры за «ли товский рубеж», надеясь на вмешательство короля Кази мира. Отмена вечевых порядков в Новгороде относится к 1478 г., но решающий к этому шаг был сделан еще в 1471 г., в результате битвы на р. Шелони, когда войско, выставленное сепаратистски настроенными боярами, по терпело поражение, встретившись с ратью Ивана III. Второе новгородское войско, действовавшее на Северной Двине, также было разбито. Новгород не только подтвер дил условия мира 1456 г., но и потерял право внешних сношений.
Феодальная обособленность Твери была ликвидирована в 1485 г., однако поворот к усилению связей с Московским княжеством произошел более чем за 20 лет до того. Договор между Тверью и Москвой, заключенный после смерти князя Бориса в 1461 г., сохранял формально прежние отношения20, но положение изменилось, так как новым епископом, фактическим правителем при малолетнем кня зе, стал выходец из московской боярской среды. В отличие от Новгорода значительная часть тверского боярства поддерживала политику Ивана III, участвуя и в походах против новгородских бояр и в составе войск, выступивших против Ахмед-хана.
Значительные изменения произошли в социальной структуре государства.
Наряду с крупными вотчинами князей и бояр, обширными владениями монастырей появляется поместное землевладение. Рост последнего идет за счет захвата феодалами крестьянских земель, а также перехода в руки дворян части земель бояр и бывших удельных князей. При этом .если крупные землевладельцы были заинтересованы в замене натуральных повинностей денежными, то владельцы поместий стремились к усилению барщины. И прежде всего в их интересах Судебник 1497 г. ограничил право р. перехода крестьян от одного владельца к другому (Юрьев день).
Однако опасение крестьянских выступлений не по зволило полностью прикрепить крестьян к земле. Кро ме того, великокняжеская власть должна была считаться |и с заинтересованностью боярства в притоке крепостных. К московским великим князьям в процессе централизации переходят от удельных князей многие старые города. Превращая их в свои посады и ограничивая феодальные привилегии путем пересмотра жалованных грамот, велико княжеская власть выступает временным союзником чер ных посадских людей в борьбе против феодальных собст венников в городе. Оказывая поддержку горожанам, она стремилась прежде всего ослабить земельную аристокра тию и увеличить круг плательщиков налогов. Горожане добились введения при наместниках своего представительства из старост и «лучших людей», а также особого «уло жения о слободах». В дальнейшем благодаря классовой борьбе посадских низов вопрос о городской земле также был решен в пользу городской общины, но сопровождалось это припиской горожан к посаду, без права выхода под угрозой казни (Уложение 1649 г.),
На эти социальные силы — растущее дворянство и по сад — и опиралась великокняжеская власть, проводя цент-рализаторскую политику. Часть крупных землевладельцев, как мы видели, также поддерживала центральную власть. В этом отношении характерен состав войска Ивана III в походах 60—70-х годов. Так, в походе на Казань в 1469 г. конную рать под начальством князя Юрия, брата Ива на III, составили бояре с выставленными ими отрядами. Кроме того, была отправлена рать на судах под начальст вом двух воевод. С князем Беззубцевым Иван III отправил «многие дети боярские, двор свой; так же и от своея земли всея дети боярские изо всех градов своих и изо всех отчин братьев своих»21. А под начальством князя Оболенского Нагого «послал сурожан и суконников и купеческих детей и прочих всех москвич, коих пригоже по своей силе»22. Здесь как дворянское войско, так и городское ополчение. Мы видим также и отдельные рати, двигающиеся к Вятке, в составе которых — «дети боярские» и ополчение из посад ских людей, пополнявшееся в Вологде, Великом Устюге и других городах.
Складывается аппарат централизованного государства. Боярская дума превращается в постоянный государствен ный орган, позже, отражая возросшее значение дворянства и бюрократии, в ее составе появятся, хотя и в небольшом числе, думные дворяне и думные дьяки. Зарождается си стема центральных административно-судебных учрежде ний — приказов, которые ведали по преимуществу отдель ными отраслями управления (финансы, военное дело, внешние сношения). Власть на местах сосредоточивалась в руках наместников великого князя и правителей волостей.
Впрочем, центральные учреждения еще только форми ровались и дьяки великого князя, каковым был Василий Мамырев, получивший рукопись Никитина, еще не входи ли в Думу. Да и термин «приказы» еще не закрепился, хотя его происхождение мы видим в формулировке Судеб ника Ивана III: «А которого жалобника а непригоже управити, и то сказати великому князю, или к тому его послати, которому которые люди приказаны ведати»23. Мы встречаем дьяков «с разрядом» (роспись ратных людей по полкам), посольских, ямских (ведавших конным транс портом для дипломатических и административных нужд), участвовавших в разрешении спорных земельных дел помещиками и вотчинниками, дворцовых. Но раньше даже, чем встречаются первые в сохранившихся документах упоминания об этих дьяках, уже известны книги, получившие позднее название приказных. Так, в 1470-х годах соответственно четырем направлениям внешней политики были заведены четыре книги посольских дел. Старшая сохранившихся — книга «крымских дел», начатая в 1474 г. «Книги ветхи,— читаем мы в описи Посольского Приказа 1614 г. о записях сношений с Крымом,— иные тетрати пороспались, с лета 6982-го по 7023-й, при великом князе Иване всея Руси...» 24 Эта первая из известных по сольских книг открывает нам дипломатический и торговый мир того времени, живые связи Руси с Востоком. Листая эти документы, мы узнаем, как протекала деятельность послов, знакомимся с купцами, наблюдаем отношения, ко торые складывались внутри каравана, условия торговли со странами, куда ездили русские торговые люди, можем даже перечислить товары, которые лежали свернутыми в сумах и вьюках.
Несмотря на то что Русь XV в. была отрезана от морей, внешняя торговля развивалась как с Западом, так и с Востоком. При этом путь из Москвы через Смоленск и Ригу приобретает первостепенное значение, прежний же — через Тверь и Новгород — отходит на второй план; тем более что закрытие ганзейского двора в Новгороде подрывает монопольное положение Ганзы — главного западного торгового партнера Руси. Другим направлением торговли был Волжско-Каспийский путь. Этот путь, на котором лежали Ярославль, Кострома, Нижний Новгород, проходил далее через владения Казанского ханства, Золотой (Большой) орды и Астраханского ханства, что серьезно ослож няло условия торговли. Тем не менее хозяйственное разви тие русских земель обусловило оживление древнего торгового пути. Он связывал Москву со Средней Азией, Кавказом и Персией.
Важную роль играла торговля с Крымом — новая ветвь еще одного древнего пути — «из варяг в греки». Мы распо лагаем прямыми свидетельствами о русских связях с крымским портом Сурожем начиная с XIII в. По словам Ибн ал-Биби, кроме византийцев, армян, аланов, хазар, в Суроже жили и русские купцы. Разорение Тимуром Са рая нанесло страшный удар торговле Золотой орды, Сурож перестал быть главным рынком Крыма, и торговая жизнь Северного Причерноморья сосредоточивается в Кафе, ге нуэзской колонии, основанной на месте Феодосии. Южная торговля русских купцов не ограничивается Крымом, отсюда они отправляются в «Заморье» — Константинополь и города Малой Азии, а русские паломники — в Аравию и Египет.
Основными предметами вывоза на Запад служили меха, кожи, сало, шерсть, воск, мед; привозили же различные ремесленные изделия, сукна, оружие, предметы роскоши. В страны Востока также вывозили русские меха, но в от личие от торговли с Западом сюда шли и произведения русского ремесленного производства, моржовый клык, ис пользуемый для украшения в оружейном производстве. Из стран Востока везли шелковые и шитые золотом ткани, шелк-сырец, жемчуг, драгоценные камни, пряности.
Мы ничего не знаем о жизни Афанасия Никитина до путешествия, которому посвящены его записки, а значит, и о том, какие торговые пути могли быть ему известны. Но в этом путешествии за три моря мы встречаем Никити на на путях, связывающих Русь с Востоком и через Кавказ и через Крым. Простое перечисление им городов Персии и Турции говорит о том, что они были известны на Руси, Летописец называет не только Тебриз, Исфахан, Шираз, но и Эрзерум, Сивас25 на пути в Константинополь. Поезд ки русских купцов в эти места зафиксированы не только посольскими документами 70—90-х годов XV в. Русский «гость» Василий оставил свои записи о городах Малой Азии, которые посетил в 1465—1466 гг. за несколько лет до путешествия Афанасия Никитина26.
Во времена Афанасия Никитина Русь выходила из удельной раздробленности, однако последняя еще живо напоминала о себе таможенными барьерами, различием меры и веса, отсутствием единой общегосударственной денежной системы. Какие же монеты тогда были в ходу? Это прежде всего серебряная денга, а также медные пулы. До денежной реформы 1534 г., создавшей единую монетную систему, наиболее мощными были две системы: московская и новгородская. «Московская монета не круг лая,— пишет современник-иностранец, побывавший на Ру си в начале XVI в.,— а продолговатая и почти овальной формы, называется денгой»27. Двести таких серебряных монет составляли рубль, 100 — полтину, 20 — гривну, 6 — алтын. Денга была монетой, рубль же — счетной единицей, как гривна и алтын. Новгородский рубль содержал в себз 222 денги, а новгородская гривна — 14, при этом новгородская денга была вдвое тяжелее московской. Кроме денги, в Москве чеканили серебряную полуденгу (полушка), И Новгороде — четверть денги (четверица). По сведениям Герберштейна, 60 медных пул составляли московскую денгу.
В присоединенных к Русскому централизованному государству городах чеканка прекращалась не сразу; на местных монетах имена московских князей лишь сменяли имена прежних владетелей. На монетах Ивана III, как и Василия II, встречаем надпись «денга московская». К весовой группе московских денег примыкают монеты тверской чеканки, опознаваемые по монограмме из букв «Т» и «Ф» («Тферь»).
Возобновление чеканки монеты в период образования Русского централизованного государства непосредственно затрагивает вопрос об активном балансе русской внешней торговли.
На территории средневековой Руси не было разработок серебра. Источником пополнения запасов металла для из готовления монеты и предметов роскоши служило привоз ное серебро. Существуют две гипотезы, объясняющие возможность возобновления чеканки монеты, как и дли тельной уплаты «ордынского выхода» (до 10 тыс. рублей в год). Согласно одной, серебро ввозилось из стран Евро пы, согласно другой, запасы серебра были уже накоплены на Руси благодаря торговле с Востоком в течение несколь ких столетий и лишь пополнялись на западной границе. Однако именно с конца XIV до конца XV в. возникают препятствия для широкого ввоза серебра с Запада. Пада ет его добыча, а Ганзейский союз начинает издавать зап реты на ввоз серебра в русские земли с 1373 г., т. е. имен но в то время, когда на Руси должен был повыситься спрос на металл в связи с возобновлением чеканки моне ты в Московском княжестве. Мера эта, помимо общих причин — упадка горнорудного промысла, а также разви тия товарно-денежных отношений в Европе,— имела и политический характер. Когда вскоре после запрета Тевтонский орден, располагавший запасами серебра, попы тался было получить разрешение на его экспорт в Новго род, Ганза ответила отказом. Некоторое время приказчи ки Ордена все-таки ввозили серебро в Новгород, но уже в 1427 г. вынуждены были от этого отказаться. Во второй половине XV в. открытие новых рудников и совершенст вование технологии приводят к увеличению добычи сереб ра в Европе28. Но вплоть до 90-х годов, когда разыгрался конфликт с Ганзой в связи с закрытием ее торгового двора в Новгороде, привоз серебра не пользовался той популярностью у купцов, какую имел в середине XIV в. Рост товарно-денежных отношений на Руси XV в. при сокращении подвоза монетного металла с Запада и про должавшейся до 1470-х годов выплате дани в Орду («ордынский выход») свидетельствует о расширении рус ской внешней торговли со странами Востока.
В самом деле, если одна изложенная выше гипотеза признает активный баланс торговли с Западом, то вторая фактически исходит из той же предпосылки, ибо ограни чивает интенсивную торговлю с Востоком предшест вующим периодом. Между тем восточная торговля Руси XV в. вовсе не носила лишь менового характера. Деньги в торговых операциях с Русью также хорошо известны в Крыму и в Поволжье, как и русские слитки серебра в Азове и Сарае. Рассказ Сигизмунда Герберштейна, отно сящийся к самому началу XVI в., дает отчетливую карти ну поступления на Русь в качестве средства платежа монеты с Востока. «Пограничные татары,— пишет он,— выручив сколько-нибудь денег от продажи своих произве дений, покупают на них в Московии одежды и другие жизненные потребности» 29. Торговля эта велась на ярмар ках: около Казани, на «острове купцов», и около Углича, в Холопьем городке. Едут с деньгами в Москву купцы из Астрахани и Крыма.
Развитие связей Руси по Волжско-Каспийскому пути привело к тому, что вес ордынской денги был приравнен к весу денги московской, и во второй половине XV в. русская монета заняла господствующее положение на рынках Поволжья. Именно этим, как подчеркивает советский ис следователь И. Г. Спасский, а не данническими отноше ниями объясняется хождение двуязычных монет Москвы и некоторых русских княжеств 30.
Образование Русского централизованного государства и борьба за его независимость обусловили подъем куль туры, который В. И. Ленин характеризовал как «нацио нальное пробуждение»31. Творческая мысль русских людей обращается к эпохе независимости Руси до Ба-тырва нашествия. В городах бережно восстанавливают первоначальный облик памятников архитектуры, обнов ляют старинную живопись. Реставрируется Успенский собор во Владимире. В 1408 г. его древним росписям дают новую жизнь Андрей Рублев и Даниил Черный. Ре ставрационные работы ведутся в Ростове и Твери. Новые соборы Москвы возрождают традиции Древней Руси. В этих традициях строят Троицкий собор Троице-Сергиева Монастыря (1423 г.). Складываются богатырский и купеческий циклы, оживляется интерес к героическим событиям прошлого — победам Александра Невского и Дмитрия Донского. Наряду с литературой, канонизированной церковью, развивалась литература, которую церковь не одобряла или запрещала. Распространяются данные средневековой науки о Земле и природе, множатся описания путешествий, сочинения, содержащие математические и естественнонаучные сведения32.
Авторы древнерусских произведений, подчеркивает Д. С. Лихачев, свое писательское дело воспринимали как служение Родине33. Чем были выше их идеалы, тем труднее им было примириться с недостатками окружавшей их действительности. Обличителями «княжеской неправды» выступают летописец XI в. Никон, некий Василий, со ставивший в XII в. «Повесть об ослеплении Василька Теребовльского», авторы «Слова о полку Игореве», «Пове сти о разорении Рязани Батыем», «Повести о нашествии Едигея».
Читая строки записок Афанасия Никитина, мы не можем не ощутить той острой классовой борьбы, которая наложила свой отпечаток на всю жизнь русского средне векового города и деревни.
Тверской купец, вышедший из посадской среды, энер гичный, деловитый, остроумный, знакомый и с воинским делом, и с княжеской администрацией, и с книжной куль турой, Афанасий Никитин видит общество в социальном разрезе. Ключевым для суждения о его социально-поли тических взглядах является высказывание о «беглярах» Русской земли. Оно записано при помощи русского алфа вита по-тюркски и по-персидски. «Русская земля,— писал Никитин,— да будет богом хранима; боже, сохрани! На этом свете пет страны, подобной ей, хотя бегляри Рус ской земли несправедливы. Да будет Русская земля бла гоустроена, ибо справедливости мало в ней» (235).
Слово о Русской земле Афанасия Никитина выражало пламенную любовь к Родине и одновременно критическое отношение к высшему слою феодального общества. Пос леднее обстоятельство и побудило изложить свою мысль, используя знание восточных языков. Тюркский термин «бей» (араб, «эмир») обозначал представителя военно-феодальной знати. Комментаторы полагали, что Никитин пользуется созвучием слов: русского — «бояре» («боляре») и тюркского — «бегляри» («бейляри»). Поэтому в переводе Н. С. Чаева читаем: «вельможи (бояре) Рус ской земли» (85).
Употребляя в зашифрованной фразе термин «бегляри», Никитин, по всей видимости, говорит в первую очередь о княжеских наместниках, получавших области в «кормле ние». Это отвечает и более узкому толкованию термина «бейлербеи» — наместники.
Высказывание Афанасия Никитина о несправедливо сти русских эмиров перекликается с другим его суждени ем — о неравенстве положения индийских «бояр» и кре стьян (17), свидетельствуя об устойчивости его полити ческих взглядов.
Летописи времен Никитина отразили различное отно шение к боярству в связи с борьбой за объединение Руси. Летописный свод, связанный с митрополитом Геронтием, который не одобрял централизаторской деятельности Ивана III, выражал сочувствие «потерпевшим» новго родским и тверским боярам. Великокняжеская же лето пись осуждает бояр за сепаратизм и медлительность, когда в случае приближающейся опасности нужно было встать под знамена великого князя. Высказывания Никитина отразили отношение к боярам широких слоев населения. Ему, представителю торговых городских слоев, достаточно хорошо были знакомы порядки, которые под держивали бояре-«кормленщики». Они не только управ ляли, но и буквально кормились за счет населения, собирая на свое содержание львиную долю доходов.
Уничтожение наместничества такого типа явилось, как известно, одной из реформ при Иване IV. Судебник 1550 г. еще знает этот политический институт, хотя воп рос о преобразовании местного управления поставлен уже на Земском соборе 1549 г. Настоятельность отмены систе мы кормлений ощущалась и при Василии III, и позднее, при проведении реформы, начатой в 30-е годы XVI в. Последняя ограничила власть наместника, назначаемого из крупных бояр-вотчинников, выборными от дворян. Впрочем, не одно поместное дворянство ратовало за ре форму. В более близком ко времени Афанасия Никитина законодательном памятнике — Судебнике 1497 г., как и в ряде предшествующих грамот, мы находим статью об обязательном присутствии на суде у наместника выбор ных от посадского населения. Выразителем интересов этой социальной среды и выступает Афанасий Никитин.
Исторические события, очевидцем или современником которых был Афанасий Никитин, позволяют определить время путешествия «за три моря». Начнем с летописного указания на казанский поход. За год до этого события Василий Папин вернулся в Москву из посольства в Шир-ван. Путешественник, как мы узнаем из его записок, на меревался присоединиться к этому посольству в Нижнем Новгороде. Разминувшись с послом Ивана III, Никитин со спутниками нагнал его в Дербенте. Так что все, что связано с этим посольством, имеет прямое отношение к определению начальной даты путешествия Никитина.
Вернемся к свидетельству летописца: «Аз же опытах, коли Василей ходил с кречаты послом от великого князя, и сказаша ми — за год до казанского похода пришел из Орды; коли князь Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили» (33). Как это понимать? Папин вернулся из посольства в Шемаху и отправился с новым посольством в Сарай, столицу Золотой орды, откуда воз вратился за год до похода на Казань, в котором войсками предводительствовал князь Юрий? Или для информатора летописца возвращение Папина из Шемахи и было воз вращением «из Орды»? Надо полагать последнее. Ведь летописец расспрашивал именно об этом посольстве — когда Василий Папин «с кречаты» ходил. Но какой из походов имел в виду собеседник летописца? К 1475 г. оба должны были знать, какие были совершены походы на Казань при Иване III, поэтому и назван князь Юрий. Единственный из князей с таким именем, участвовавший в этих походах,— Юрий Васильевич (Юрий Меньшой), брат великого князя. Значит, бывший посол, недавно («за год») совершивший путь через Казань, был взят в поход, где начальствовал князь Юрий, и он, Василий Папин, в том походе под Казанью встретил смерть от вражеской стрелы. Стало быть, расспрашивать человека, с которым был связан Никитин в начале своего путешествия, было уже невозможно. Предположение, что речь идет о гибели Юрия, отпадает: летопись свидетельствует о более позд ней смерти брата Ивана III.
Русские войска в 1460-е годы были под Казанью, как известно, дважды: во время третьего и четвертого похо дов. Юрий Меньшой также участвовал в двух походах: во втором, когда рать до Казани не доходила, и в четвертом. Летописец, следовательно, говорит о последнем походе, когда Юрий заключил мирный договор с Казанским хан ством.
Н. М. Карамзин и С. М. Соловьев датировали мир с Казанью 1469-м годом, А. Ф. Малиновский и И. И. Срез невский — 1470-м годом. Поэтому Карамзин, опираясь на косвенное указание летописи, начало путешествия Афа насия Никитина предположительно относил к 1468 г. («...за год до казанского похода. Следовательно, в 1468 г.?»), а Малиновский — к следующему, 1469 г. В чем же причина расхождений в датах одного и того же исторического собы тия?
Дело в том, что среди ученых шли споры, какого ка лендарного стиля придерживались в конце XV в. русские летописцы. Одни исходили из того, что летописный год (от «сотворения мира») начинался 1 сентября, другие считали, что смена календарного стиля еще не произошла и начало года в летописях XV в., во всяком случае до 1492 (7000) г., приходилось на 1 марта.
Летописец сообщает, что войска братьев Ивана III пришли под Казань 1 сентября 6978 г. Если стиль сен тябрьский, то это еще 1469 г., если мартовский, то шел уже 1470 г. Отсюда ясно, что, датируя свою сводку, А. Ф. Малиновский исходил из мартовского стиля: «Из вестие об отправлении в Индию российских посланни ков, гонцов и купчин с товарами и о приезде в Россию индийцев с 1469 по 1751 г.» 34
Троицкая редакция «Хожения за три моря», которую читал Карамзин, не содержит каких-либо сведений от летописца. Имя Ивана III названо в «Хожении», но, что русский путешественник побывал в Индии «около 1470г.», историк смог добавить только благодаря обнару женному П. И. Строевым Воскресенскому списку «Хожения». Собственно, это были лишь начальные строки лето писного вступления — до слов «за год до казанского похода пришел...», после чего текст обрывался. Но этого уже (|ыло достаточно, чтобы высказать смелую догадку о вре мени первого известного русского путешествия в Индию. Историк пользовался также летописью, изданной Н. А. Львовым, но он и не подозревал, что издатель исклю чил из нее весь текст «Хожения» вместе с вступлением летописца35.
Советский историк Н. Г. Бережков предпринял про верку дат русских летописей, используя для этого различ ные хронологические признаки, включая указания на астрономические явления. Однако этот огромный труд, прерванный смертью исследователя, доведен лишь до кон ца XIV в.36, так что мы не можем воспользоваться гото вым решением. Обратимся к простым, но вполне надеж ным способам проверки календарного стиля.
Во-первых, летописную дату можно проверить, если число, на которое приходится событие, упомянуто с ука занием дня недели или переходящих дат церковного ка лендаря. Последние на протяжении цикла в 532 года толь ко раз приходятся на одни и те же числа данного месяца. Во-вторых, следует обратить внимание, когда по ходу изложения летописец выставляет цифру нового года: пос ле марта или после сентября. Проверим обоими способа ми интересующую нас дату.
Следя за месяцами, которые летописец называет в связи с описываемыми событиями, мы видим, что новый, 6978 год появляется в тексте после событий, происходив ших в мае (движение рати Руно на Казань), и непосред ственно в связи с событиями в сентябре (появление Юрия с конной ратью). Это признак того, что стиль — сентябрьский, но есть и прямое подтверждение. В лето писи сказано, что судовая рать с воеводой Руно прибыла под Казань 21 мая, в воскресенье, на троицын день37. Оба признака — переходящий праздник и день недели указывают на 1469 г. Осенний поход относится к сентябрю того же года, значит, возвращение Василия Папина из Ширвана состоялось не в 1469, а в 1468 г.
И. И. Срезневский полагал, что ширванское посоль ство, в ответ на которое в Шемаху был направлен рус ский посол, связано с началом княжения Ивана III и прихода к власти ширваншаха Фаррух Ясара (1462 г.). Подсчеты ученого дали 1466 г. как начальную дату путе шествия «за три моря». Однако, датируя возвращение Папина в Москву 1469-м годом, И. И. Срезневский не об ратил внимания, что в таком случае посольство весьма натянулось — почти на три года.
Коль скоро выясняется, что Василий Папин выехал из Москвы в 1468 г., то и приезд ширванского посла состоял ся, вероятно, в том же году, а не ранее 1466 г., как пола гал И. И. Срезневский. В таком случае цель посольств Хасан-бека и Василия Папина не ограничивалась установ лением взаимных дипломатических контактов: речь шла о политическом союзе.
Дело в том, что в конце 1467 г. власть в Персии пере шла к Узуну Хасану, одержавшему победу над Джеханшахом. Правитель Ширвана выступал в этой борьбе союзни ком Узуна Хасана. Так что посольство ширваншаха к Ивану III можно рассматривать как дипломатический зондаж. Дальнейшие события — вторжение в Ширван войск султана Абу Сайда — усилили стремление к укрепле нию отношений с Москвой. Поэтому не удивительно, что вскоре посла Ивана III принимают в Шемахе и Тебризе. Предполагаемая на основе летописной статьи началь ная дата путешествия Афанасия Никитина (1468 г.) со гласуется с датами политических событий, свидетелем ко торых путешественник стал в странах Востока, но это нам еще предстоит увидеть. (Васко да Гама, достигший Ин дии со стороны Западной Европы, родился в год похода на Казань, накануне которого началось путешествие Афа насия Никитина.)
ПЕРВОЕ МОРЕ — КАСПИЙСКОЕ
Плавание Афанасия Никитина «на низ Волгою» началось от Твери. Тверские купцы, узнав о московском посольстве в Закавказье, также решили отправиться с ним. Предпри ятие охотно поддержали епископ тверской Геннадий и воевода Бороздин. «Поидох от Спаса святого златоверхаго и с его милостью, — пишет Никитин, — от государя своего, от великого князя Михаила Борисовича тверскаго и от владыки Генадья тверскаго и Бориса Захарьича» (33): Никитин «с товарищи» на своем судне намеревался дойти до Дербента, а оттуда, переложив товары во вьюки, следо вать в Шемаху — столицу ширваншаха Фаррух Ясара.
В середине XV в. Тверь (политически и экономически) была тесно связана с Москвой. Тверское княжество зани мало важное транзитное положение между Новгородом и «низовыми» русскими землями. Еще во времена удельной раздробленности лежащая на западной окраине северо русских княжеств и сообщавшаяся по Волге с Востоком Тверь сумела установить обширные торговые контакты.
Тверской князь Борис поддерживал Василия II во время феодальной войны с князьями, выступившими на стороне Дмитрия Шемяки. Фактические правители Твери при малолетнем князе Михаиле — владыка Геннадий, по происхождению московский боярин, и «сильнейший и крепчайший воевода» Борис Захарович Бороздин, отправ лявшие Никитина в дорогу, — поддерживали политику Ивана III. Союз Москвы с Тверью скрепляли и династи ческие узы. Междукняжеские договоры устанавливали благоприятный таможенный режим на границах между Москвой и Тверью — пошлины «по старине». Тверская монета по ценности была равна московской, что облегчало торговые отношения.
Старинный русский город Тверь впервые упомянут в летописи под 1181 г. Город возник на левом берегу Волги, или, как тогда говорили, на луговой стороне. В XIII в. город был перенесен на «нагорную сторону» — правый, высокий берег Волги.
«Город Тверь, при знаменитой реке Волге, или Ра, весьма обширен», — писал итальянец Альберт Кампензе (ок. 1524 г.). В его «Письме» о Русском государстве1 ис пользованы сведения соотечественников, торговавших на Руси. Об обширности города говорит и Сигизмунд Гербер-штейн, имперский посол, побывавший здесь примерно в те же годы. «На другом берегу, — рассказывает он, — со сто роны Москвы, стоит крепость, — напротив которой излива ется в Волгу река Тверца. По этой реке я прибыл на судне в Тверь и на другой день поплыл по реке Волге» 2.
Постройки Твери были большей частью деревянными, и до нас дошли лишь немногие их изображения или опи сания. Город не раз охватывали пожары. Во время одного из них выгорела половина кремля, весь княжеский двор и 20 церквей. Город вновь отстраивался, рос, закладывались новые каменные церкви. Самой крупной постройкой XII в. был соборный храм «Спас златоверхий» (так его называет Никитин). Он простоял до XVII в., уступив затем место првому собору. (Как Псков называли по имени главного храма — постоять за «дом святой Троицы», так и Тверскую землю нередко именовали «домом святого Спаса».) Храм славился росписью стен, мраморным полом, золочеными куполами. На Волге и ее притоках тверичи строили суда, ходившие по многим рекам Руси, а пушкарские мастера отливали пушки. Летопись особо отмечает наличие пушек в войске князя Бориса.
С ростом города многолюдный посад был разделен на четыре части: Загородную, Затмацкую (посад за речкой Тьмакой), Заволжскую и Затверецкую. Отдельные слободы носили названия Рыбачьей, Ямской и др. В Затмацкой части находился «татарский двор». Сюда при князе Борисе приезжали с «камками драгими» и «атласами чюдными» послы из Шавруковой орды, т. е. владений сына Тимура султана Шахруха (1401—1447 гг.). Султан правил в Гера те, но практически его владения образовывали два госу дарства. Вторым главным городом был Самарканд, где правил Улугбек, сын Шахруха, знаменитый астроном и ученый. Согласно описанию историка — современника Абдарраззака Самарканди, это были крупные культурные центры Востока.
Родной город Никитина был славен и собственным летописанием, и предприимчивым купечеством. Так что тверитину-купцу Афанасию было у кого поучиться книж ной грамоте, познакомиться с историей, узнать о далеких странах, послушать бывалых людей.
Тверские купцы торговали с Литвой, Новгородом, Крымом. С возвышением Москвы тверичи втягивались в круг московской торговли, хотя связи с Крымом поддер живали более через Смоленск, входивший с 1404 г. в со став великого княжества Литовского.
«Как само Московское государство в языке дипломати ческих документов состояло из отдельных земель, так и общая масса купечества делилась на гостей Московской, Тверской, Новгородской и Псковской земель»3. В актах конца XV — начала XVI в. часто упоминаются тверичи. Однако из этого нельзя, конечно, заключить, что они пре обладали в южной торговле, ибо при имени купца в доку ментах нередко нет никаких пояснений. Тем не менее такие данные в какой-то мере отражают торговое значение горо да, подтверждаемое и другими источниками.
Никитин и его спутники ступили на борт корабля не ранее апреля, когда в верховьях Волги обычно вскрывает ся лед. Путь от Твери пролег через Калязин, Углич и Ко строму на Нижний Новгород. Здесь должна была произой ти встреча с послом Ивана III Василием Папиным, вы-» ехавшим в Шемаху из Москвы.
Первые остановки на Волге корабль тверичей сделал в небольших городах — Калязине и Угличе. В Калязине Никитин посетил новый Троицкий монастырь, где встре тился с известным в то время Макарием, основателем монастыря. Кроме встречи «у игумна Макария и у святыя братья», Никитин, упоминает церковь Бориса и Глеба, весьма почитавшихся на Руси, особенно как покровителей ремесленников-кожевенников. День этих святых отмечали 2 мая, что, возможно, указывает на время, когда Никитин находился в Калязине. Это отвечает предположению, что тверичи вышли с началом навигации. С развитием пути от Москвы через Дмитров на верховья Волги значение Калязина возросло. В Дмитрове товары из Москвы перегружа ли с лодок на большие речные суда, чтобы везти их как на север, вплоть до Печоры, так и «вниз Волгою».
Полагали, что в Угличе — центре бывшего удельного княжества — Никитин не останавливался, однако если в Троицком списке «Хожения» лишь упоминается Углич, то более развернутый летописный текст не оставляет ника ких сомнений относительно захода тверского корабля: «И с Колязина поидох на Углеч, с Углеча отпустили мя доброволно и оттуда поидох, с Углеча, и приехал есми на Кострому» (33). В Угличе живо помнили пребывание здесь ослепленного во время междоусобной войны отца Ива на III, Василия Темного. Рассказывали, как люди князя Дмитрия, прозванного Шемякой, двоюродного брата вели кого князя, захватили его хитростью. Василий укрылся в Троице-Сергиевом монастыре, разместил там гарнизон и повсюду расставил стражу. Шемяка под видом купеческого обоза послал к монастырю вооруженных воинов с князем Можайским. Обоз расположился на ночлег около стражи. Глухой ночью воины внезапно выскочили из крытых саней н напали на караульных. Василий был захвачен, ослеплен и сослан в Углич вместе с женой. События этой кровавой феодальной войны были хорошо известны и в Твери, по скольку тверские воеводы Бороздины — Борис Захарович и его брат Семен, посланные князем Борисом, оказали активную помощь в возвращении Василия II в Москву в ка честве великого князя. Князь не остался в долгу: навечно прикрепил крестьян к земле в угличских монастырских селах.
Впрочем, Углич был известен не только как место ве ликокняжеской ссылки. К северу от города, в районе Хо лопьего города, устраивалась ярмарка, по словам Гербер-штейна наиболее посещаемая во всем владении москов ского великого князя. Сюда, кроме шведских, литовских и русских купцов, собирались купцы и из восточных стран. Кострома и Нижний Новгород, расположенные на оживленном водном пути, были важными политическими и торговыми центрами. «Город с крепостью» называет Гер-берштейн Кострому. В лихую годину татарских нашествий здесь собирали рати московские князья: Дмитрий Донской для изгнания преемника хана Мамая — Тахтамыша, про рвавшегося в 1382 г. к Москве, Василий Дмитриевич в 1409 г.— при вторжении Едигея.
Значение Костромы усиливалось связями с Двинской и Печорской землями. Двинские купцы были освобожде ны от подсудности местным властям в Устюге Великом, Вологде и Костроме. Условия Двинской грамоты напоми нают не только о привилегиях, но и о такой характерной черте средневековой регламентации, как ограничение тор говли определенными пунктами. «Торговати им, всем,— читаем в уставной Белозерской Грамоте 1488 г. о приез жих,— на Белоозере в городе житом и всяким товаром, а за озеро им всем торговати не ездити...»4. Только бело-зерским посадским людям разрешено было за озеро ездить и торговать «по старине». Разрешение торговать в строго определенных местах, «а не по селам и не по деревням» хорошо мотивирует одна более поздняя грамота: чтобы «в том нашей пошлине истери не было» 5.
Так средневековая регламентация сдерживала разви тие экономических связей между феодальным городом и деревней.
На Печору и Пермь, конкурируя с новгородцами, шли «ватажки» великокняжеских промышленников добывать драгоценные меха да кречетов для княжей охоты. С севера по р. Костроме шла соль из Солигалича, а с р. Шексны — «красна рыба — золото перо»: белуга, севрюга, осетр, стерлядь, белорыбица. Через Кострому и Солигалич вела также кратчайшая дорога к Вятке, но она была трудна и опасна, поэтому купцы предпочитали кружной путь через Вологду и Устюг Великий.
Обживали русские люди берега великой реки, росли го рода-крепости, давая защиту ремесленному люду, тяну лись от города к городу караваны судов в летнюю пору и ранные обозы зимой, сплачивались недавно раздробленные ;русские земли. Во времена Куликовской битвы волжский Гпуть был разрезан владениями не одного княжества. Те перь, за редким исключением, путь этот до самого Нижне го Новгорода входил в состав единого государства.
«С Углеча на Кострому»,— говорил Никитин о пути ко рабля тверичей. Ярославль, крупный приволжский город, центр княжества, Никитиным не назван. Это вызывало удивление исследователей: почему корабль тверичей про шел мимо? Однако тому есть объяснение. Ярославское кня жество не было, как считалось, присоединено к Москов скому в 1463 г., т. е. непосредственно перед путешествием Никитина. В великокняжеских документах Ярославская земля упоминается лишь с 1475 г.
Расположенная на левом, низком берегу Волги Костро ма в 1416 г. была обнесена крепкими стенами и окружена рвом. Далеко с реки видно было каменное здание город ского собора.
Обстоятельства визита в Кострому вызвали немало тол ков среди историков. Здесь Афанасий Никитин побывал у князя Александра, московского наместника, и был пропу щен через территорию великого княжества Московского. В самом деле, согласно Троицкому списку «Хожения», Ни китин пришел «ко князю Александру с ыною грамотаю. И князь велики отпустил мя всея Руси доброволно» (11). Слова «всея Руси» в более позднем списке XVII в. поме щены, казалось бы, на свое место: «...и князь великий всея России отпустил мя доброволно» (53). Однако почему речь идет об Иване III? В Костроме его не было, это мы знаем вполне определенно, коль скоро великокняжеский летопис ный свод 1485 г. фиксирует каждое передвижение князя. Поэтому напрашивался вывод — согласие на проезд дано наместником от имени великого князя. Значит, чтобы про ехать в чужие страны через Московское княжество, твер ской грамоты было недостаточно, она послужила лишь ос нованием для выдачи новой грамоты и та, которую привез Никитин, поэтому названа «ыной»? Однако в летописном варианте записок Никитина это место выглядит иначе.
«Приехал есми на Кострому ко князю Александру с ыною грамотою великого князя. И отпустили мя доброволно» (33). Выходит, у Никитина уже была проезжая грамота, выданная от имени Ивана III, так что наместнику в Кост роме, как и в Нижнем Новгороде, оставалось лишь беспре пятственно пропустить тверское судно.
Древнейшие сведения о грамотах купцам, едущим в чужие страны, содержатся в договоре 944 г. с Византией. До этого русские купцы предъявляли серебряные печати, а послы — золотые. Грамота удостоверяла, что купец идет от князя, и указывала число кораблей. Более поздние гра моты содержали имя купца и перечень товаров. Согласно Уложению 1649 г., проезжие грамоты в иные государства выдавались в Москве и городовыми воеводами, сменивши ми наместников. «А буде кому случится,— гласит VI гла ва,— ехать из Московского государства для торгового про мысла или инаго какого своего дела в иное государство, с Московским государством мирное, и тому на Москве бить челом государю, а в городах воеводам о проезжей грамоте, а без проезжей грамоты не ездить; а в городах воеводам давать им проезжие грамоты без всякого задержания» 6.
Грамоты в отличие от книг писали на отдельном листе, и письмо, как правило, наносили с одной стороны; руко пись сворачивали в трубочку текстом внутрь и нривеши-> вали печать. С такой грамотой и появился Афанасий Ни китин перед наместником Костромы. Но чью же грамоту держал Никитин, явившись к наместнику? При сопостав лении обеих редакций «Хожения» Никитина возникают и другие вопросы: был ли титул Ивана III упомянут в руко писи самим автором, но опущен в летописном тексте (в ряде случаев Троицкая редакция полнее летописной), а если это позднейшая вставка, то не позволит ли она уточнить время возникновения Троицкого списка, самого старшего из сохранившихся? По филиграням бумажных листов эта часть Троицкого сборника относится к концу XV в.
Принято считать, что титул «великий князь всея Руси» был принят Иваном III после присоединения Твери в 1485 г. Поэтому многие акты этого времежи датируют «ра--нее 1485 г.» и «после 1485 г.». В таком случае Троицкий список «Хожения» возник не ранее этого года. Однако, об ращаясь к договорным и жалованным грамотам, а также дипломатической переписке, мы видим, как постепенно, еще до названной даты, входил в употребление новый великокняжеский титул.
Видный русский историк В. О. Ключевский полагал, что в международных сношениях Руси титул впервые упомянут в договоре 1494 г. с княжеством Литовским. Однако титул этот употреблен уже в грамоте турецкому султану Баязиду II в 1492 г., а в жалованных грамотах монастырям и переписке с русскими послами — в 70-е годы XV в. На монетах же титул «государь всея Руси» появился значительно раньше. Если его употребил Никитин до 1475 г., то, быть может, перед нами одно из самых ранних упоминаний титула в письменном источнике?
Как бы там ни было, можно сказать твердо: в тетрадях Никитина этого титула не было и не потому, что он еще не Вошел в широкий обиход, а потому что имелся в виду другой великий князь: «поидох ... от государя своего, от великого князя Михаила Борисовича Тверскаго». Иван III упомянут Никитиным далее в связи с посольством Василия Папина, который был отправлен «от великого князя Ивана» (в Архивском списке—«Иоанна»). Следовательно, Никитин обратился к наместнику Костромы, придя к нему с «ыною грамотою», выданной в Твери. Редактор Троицкого списка не только, не поняв автора, изменил ситуацию, вве дя Ивана III вместо Михаила Борисовича, он удалил и сло ва «от государя своего». Такого рода правка показывает, что составитель утверждал «единодержавие» Ивана III, а не просто опустил ряд «тверских деталей». Значит, сама Троицкая редакция возникла под свежим впечатлением присоединения Твери.
После Костромы до самого Нижнего Новгорода Ники тин называет лишь Плес, небольшой и сравнительно моло дой городок, возникший в 1409 г. («И на Плесо приехал есми доброволно»).
Достигнув Нижнего Новгорода, Афанасий Никитин явился к наместнику Михаилу Киселеву и пошленнику Ивану Сараеву. Все формальности были соблюдены («про пустили доброволно»), и корабль тверичей мог бы про должать свой путь, да пришлось на две недели стать в Нижнем Новгороде. Дело в том, что московское посольство во главе с Василием Папиным уже миновало Нижний. То ли Папин выехал раньше намеченного, то ли Хасан-бек, возвращавшийся из Москвы, задержался, но Никитину со спутниками пришлось ждать ширванское посольство. «А Василей Папин,— говорится в летописной редакции «Хожения», - проехал мимо город дв недели, и яз ждал в Новегороде в Нижнем две недели почсла Тарского ширваншина Асанбега» (33-34).
Практика отправления купеческого каравана за рубеж вместе с посольством была обычной. Купцам это обеспечивало большую безопасность, а также давало возможность провезти часть товаров беспошлинно под видом посольско го имущества, что, впрочем, не раз приводило к конфлик там. Да и посол извлекал некоторые выгоды, принимая купца под свое покровительство. Расспросы торговых лю дей служили важным источником информации.
Иностранным купцам, за отдельными исключениями, торговать можно было только в определенных городах. «Когда же отправляются в Московию, посланник и полномочные послы, - писал Герберштейн, дважды побывавший в Москве в качестве посла, - тогда все купцы, откуда бы они ни были, если только они приняты под их защиту и покровительство, могут свободно и беспошлинно ехать в Москву, это и вошло у них в обычай» 7
Возникает вопрос: мог ли любой русский купец присоединиться к посольству? Известны случаи, когда послам было разрешено взять только тех торговых людей, которых отпустил с ними великий князь, и запрещено' брать тех, которые захотят пристать по дороге. Это напоминает только что приведенные слова Герберштейна: «...если только они приняты под их защиту и покровительство...». С Хасан-беком ехали московские купцы, а также купцы, возможно приехавшие с тем же посольством и возвращав шиеся теперь из Москвы. Никитин называет их «тезики», т. е. употребляет наименование, которое прилагалось и к среднеазиатским (отсюда в комментариях «Хожения» -таджикские купцы), и к персидским купцам. Скорее это были персидские торговцы, возвращавшиеся через Ширван, с которым они поддерживали тесные связи. Позднее в русских документах тезиками называли частных купцов, приезжавших из Персии, в отличие от тех, кто торговал шахской «казной».
Тверские купцы, как видно из записок Афанасия Никитина, ожидали встретить в Нижнем Новгороде посла Ивана III. Следовательно, они были осведомлены не толь ко о возвращении Хасан-бека, вероятно уже проезжавшего через Нижний Новгород в Москву, но и о сроках отправлениия ответного посольства. Проезжая грамота дала основание для присоединения к посольскому каравану. Нижний Новгород, где Никитин и его спутники прове-две недели, был самой восточной из пограничных крепостей Русского государства. Сюда из Москвы посылали «заставы» для отражения набегов; здесь не раз соединя ясь конные и судовые рати для движения на Казань.
Современники говорят о Нижнем Новгороде как об обширном деревянном городе. Каменный кремль, который можно видеть в наши дни, был построен позже, при Василии III. Он стал четвертой мощной крепостью после за вершения работ по укреплению Москвы, реконструкции кремля в Новгороде и строительства Ивангорода на р. Нарове. Есть, впрочем, свидетельства XIV в. о работах по сооружению каменной крепости в Нижнем. В 1368 г., вогласно летописи, князь Борис Константинович «повеле копать, где быть каменной городовой стене и башням», а в 1374 г. при князе Дмитрии Константиновиче, который рариказал строить каменную стену, «зачаты делать» Дмитриевские ворота.
До присоединения к Москве в 1451 г. город был столицей Нижегородского княжества. Здесь была составлена знаменитая Лаврентьевская летопись, древнейшая руко пись из дошедших до нас русских хроник. Сохранилось ^изображение каменной церкви Благовещенского монастыря, а также резные камни от стоявшего во времена Никитина Спасского собора. Собор, как полагают, расписывал замечательный живописец Феофан Грек.
Нижегородские земли славились высокими сборами ме да и воска. Неподалеку от города стояли окруженные мно гочисленными постройками солеварни, которые не раз подвергались набегам из-за Волги. «Здесь предел христи анской религии с этой стороны»,—добавлял для иностран ного читателя Герберштейн в своей книге о Русском госу дарстве. Город вел большую торговлю. Сюда приезжали восточные купцы из Казанского и Астраханского ханств, Золотой орды, Средней Азии, Кавказа, Персии.
Никитин, естественно, не рассказывает об условиях жизни приезжего в чужой город купца, но это известно по другим источникам. Торговые склады соседствовали с соб ственно гостиницей. В каждом «амбаре» для приезжаю щих было две «избы», соединенные с сенями. С помеще ния в целом в неделю «за тепло и за стрепню, и за соль, и за капусту, и за скатерь, и за квас, и за утиральники» взималась плата в 4 денги. Это было недешево. Оброк с лавки городского жителя не превышал полтины, а иногда и всего 20 денег в год. Городским жителям принимать при езжих с товарами запрещалось. Распоряжение это выпол нялось плохо, и не раз посадские жаловались, что приез жие «мимо гостиных дворов от себя врозь всяким людям продавали...». Охраняя интересы казны и верхушки мест ного купечества, Уложение 1649 г. закрепляло гостиное право, господствующее в средние века, запрещая приезжим «городовым всяким торговым и тягловым людям» иные формы торговли: «И тем людям впредь с товары своими приезжати на гостии двор и торговати на гостине дворе, а в рядех лавок не наймовати».
Гостиное право требовало уплаты сборов, от которых местные жители были освобождены, или уплаты их в по вышенном размере (сборы проездные, рыночные, приврат-ные). За исключением ярмарок и рыночных дней, приез жий не мог продавать товар в розницу. Приезжему запре щалось торговать с другим приезжим купцом: он обязан был предварительно предложить товар жителям города.
С прибытием Хасан-бека (в Нижний Новгород из Мо сквы плыли по Оке и Клязьме) Афанасий Никитин и твер ские купцы присоединились к послу, и караван из двух судов — посольского и купеческого — двинулся к Астра хани.
Никитин весьма лаконично описывает эту часть своего пути. «И поехали есмя с ним на низ Волгою»,— читаем мы в Троицком списке «Хожения».— И Казань, и Орду, и Ус лан, и Сарай, и Берекезаны проехали есмя доброволно». В летописном тексте Услан и Берекезаны опущены, зато есть примечательная фраза, отсутствующая в Троицкой редакции: «И Казань есмя проехали доброволно, не вида ли никого» (34).
Расположенная на высокой горе, Казань была хорошо видна со стороны Волги. Под городом протекала р. Казан ка. Над городом подымались очень высокие минареты ме четей и ханский дворец.
На первый взгляд, все выглядит спокойно, и, если не знать времени путешествия, можно подумать, что караван Хасан-бека и русских купцов просто не останавливался около столицы ханства. «Мимо Казани караван пробрался благополучно,— писал К. И. Кунин, комментируя «Хожение».— В середине XV в. между быстро возвышавшейся сквой и терявшей свое былое значение Казанью установилось перемирие, базировавшееся на временном равновесие сил»8. С такой характеристикой согласиться можно, если относить путешествие к 1466 г. Но мы уже знаем, что действие происходит двумя годами позже, после походов Казань ратей Ивана III в 1467—1468 гг. Следовательно, слов Никитина ясно, что посольство и ехавшие с ним купцы ждали нападения.
Сношения через ханства, закрывавшие Руси выход к аспийскому морю, и через Крымское ханство, отрезавшее выход к Черному морю, были подвержены влиянию двух тенденций. Ханства, лежащие на важных международных путях, были заинтересованы в расширении товарооборота, Нуждались в привозных изделиях и сбыте собственных роизведений, а ханская казна пополнялась торговыми Сборами. Развитие торговых путей способствовало ослаблению политических противоречий. Изменение же политического курса нередко вело к санкциям, препятствующим торговым отношениям, что еще более накаляло обста новку.
При проезде через территорию Крымского ханства пошлиины формально не брали, а хану и правителю Перекопа требовалось поднести «проводное». Об этих пошлинах «из старины» дает представление доклад московских купцов 1500 г.: «...а со всего каравана хозяин несет царю поминок — камку, куфтерь кафинскую да зуфь, да ковер, да тясьму, а князю несет то же; а не уговоряся с проводником приедет в Орду, ино с него возьмут со всего каравана тысячу алтын» 9. В Кафе с русских купцов взимали 5% от стоимости товаров. Когда в 1492 г. по приказу Ивана III г был задержан отъезд московских купцов в Крым, кафинские власти оценили убыток для себя в 160 тыс. алтын, т. е. 4800 руб.
Постоянство сношений и заинтересованность местных властей в их поддержании не ограждали караваны от ог рабления. Грабили купцов и «в поле», и на реках, и на перевозах и переволоках. Так, при нападении на шедших «полем» к Азову русских купцов было захвачено това ров на 1500 руб., на Дону, на Усть-Воронеже — на 1080 руб. Грамота, составленная в связи с ограблением каравана на Таванском перевозе, называет сумму потерь товаров на 2455 руб. и 4 гривны. Нападали и на посольские караваны. У купцов, шедших степью с князем Кубенским, посланным в Крым, было захвачено товаров на 3325 руб., а у шедших с послом Кутузовым — на 1413 руб. Названные суммы потерь позволяют предположить суммы товарооборота рус ских купцов в конце XV — начале XVI в.
«Старые» казанские посольские книги в отличие от крымских дел не сохранились, однако из других источни ков, в том числе из свидетельств иностранцев, видно, что волжский путь использовался достаточно широко. В Астра хань в летнюю пору русские суда шли за солью и рыбой. Купцы Поволжья вместе с золотоордынскими посольства ми ходили в Москву, а русские купцы с посланцами вели кого князя отправлялись в Орду. Ордынские посольства в Москву обычно бывали многолюдны, но, вероятно, самым большим было посольство от Ахмед-хана летом 1474 г., когда в Москву приехало свыше тысячи торговцев с това рами и было пригнано на продажу 40 тыс. коней.
Тем не менее ехавшие через территорию Золотой Орды все время находились под угрозой нападения. Венециан ский дипломат Амброджо Контарини, следовавший из Пер сии в Москву вместе с русским и астраханским посольст вами летом 1476 г., рассказывает, что их караван насчиты вал 300 человек и вел с собой 200 запасных лошадей. Каждую ночь, пока они ехали степью от Астрахани, они ограждали караван повозками, устанавливая их четырех угольником, и выставляли караулы. Особо опасным счита лось место, где Волга ближе всего подходит к Дону, зна менитый Переволок, от которого примерно в трех-пяти днях пути лежала столица Золотой орды. Засевшим на Переволоке в засаду было легко напасть как на тех, кто плыл Волгой в Астрахань, так и на тех, кто по Дону плыл в Азов и Кафу. Здесь был захвачен один из богатейших московских купцов Копыл, ехавший с товарами в Азов.
Как ни скромен был караван Хасан-бека и русских купцов, состоящий из двух судов, здесь было чем пожи виться. Посол вез кречетов в дар от Ивана III ширванша-ху. «А ехал с кречаты от великого князя Ивана,— пишет Никитин,—а кречетов у него девяносто» (34). Всадника с ловчей птицей можно видеть на московских монетах, на новгородских печатях. Соколиная охота была придворной потехой, а лов охотничьих птиц контролировали князья и бояре. Кража сокола из перемета каралась по Русской Правде, как угон княжеского коня или морской ладьи.
Соколов вывозили в Европу, в Константинополь, в Крым, в Персию, в Среднюю Азию. Охотничьи птицы с се вера считались желанным подарком для восточных вла детелей, предававшихся охоте со специально обученными соколами, кречетами, ястребами. На персидских и индийских миниатюрах мы видим представителей мусульманской знати, мужчин и женщин с ловчей птицей на руке. Каждый крупный феодал, подражая двору, держал со кольничего — начальника охоты.
Из Пермского края кречетов, самых крупных из соко лов, везли в повозках. На юг везли их чаще на судах, но нередко привезенный в Крым кречет умирал «с дорожной истомы». Известен случай, когда специальный кречатник за тысячи верст спешно вез замену заболевшей в пути ловчей птице. Обычно везли охотничьих птиц небольшим числом, например, «десять кречетов да ястреб белый», а при них три кречатника. Так что 90 таких птиц — дар совершенно исключительный. Посольские документы рас сказывают и о рационе «государевых птиц». Корму в пути положено было на кречета «по гнезду голубей или по ку-ряти». Брали корм в городах — «имали б естя у посадских людей или у кого пригоже», а льду — «сколько надобно». Перед выходом в море брали живой корм про запас «счетчи на месяц» или на два. Сохранилась инструкция по сольству, следовавшему Волжско-Каспийским путем, ко торая предусматривала случай перехвата посольства не приятелем. Предписано было посольские бумаги, «изготовя с камнем, тайно, безав крепко во что, да вкинути в воду, чтоб никому неприметно не было», подарки назвать «своею рухлядью, что везут на продажу», а про кречетов сказать, что купец «покупал собою, дорогою ценою, у охочих бояр и у боярских детей; а нарядные клобучки и обножи, и сильца в воду вкинути, а будет мочно, и лутчие кречаты порозпущать...» 10.
Прежде чем выйти в Каспийское море, Никитину и его спутникам предстояло еще пройти через территорию Золо той орды и Астраханского ханства. Путь от Москвы до Астрахани занимал до трех месяцев, примерно столько же времени, сколько до Крыма; от Казани — около месяца. Купец Федот Котов, выехавший 6 мая 1623 г. из Москвы с «государевой казной», прибыл в Астрахань 8 августа. Английский посланник Антон Дженкинсон, выехавший 23 апреля 1558 г. из Москвы, был в Казани 13 июня, а 14 июля прибыл в Астрахань. Осенью навигация на реке обычно заканчивалась. Известен случай, когда посольский корабль вмерз в лед в низовьях Волги в сентябре. Так что при следовании на судах выезжать из Москвы нужно было пе позднее июня, как, например, в 1629 г. выехало русское посольство Плещеева и Талызина. Если Никитин отплыл из Твери в апреле, две недели провел в Нижнем Новгоро де, то в районе Астрахани он появился в самый разгар лета.
Дипломаты и путешественники, приезжавшие на Русь в XIII—XV вв., часто описывали внешний вид, обычаи, ве рования кочевников Приволжья. Однако места прикаспий ские представлялись в средневековой Европе смутно. Лю ди, в Астрахани не бывшие, спорили, расположена ли она на самом берегу Каспийского моря или поодаль и откуда берутся несметные запасы соли. Некоторые полагали, что жители добывают ее из моря. Сказочные богатства двух крупнейших самосадочных озер Эльтон и Баскунчак поро дили легенду о двух горах, сверкающих, как хрусталь. Стоят эти горы под Астраханью. Они способны прокор мить солью чуть не весь свет, и чем больше их рубят, тем выше они растут...
Те немногие строки, которые передают этот отрезок пути, вплоть до Астрахани, представляют собой простой перечень пройденных пунктов. Причем не ясно, останав ливался ли караван в местах, упомянутых Афанасием Ни китиным после Казани. Однако два из них — Орда и Са рай — требуют некоторых пояснений.
Название «орда» (тюрк, «орду») означало собственно ставку какого-либо восточного владетеля, кочевавшего со всеми своими людьми. Афанасий Никитин употребляет это слово и позднее, имея в виду ставки ширваншаха Фаррух Ясара, а также шаха Персии Узуна Хасана, которого он посетил. На Руси название это применялось к восточным и южным соседям. Выражение «ходить в Орду» мы встре чаем в актах и дипломатической переписке как по отно шению к Золотой и Ногайской орде, так и Крымскому хан ству. «Вернулся из Орды»,—записал летописец о Василии Панине, побывавшем в Ширване. У Никитина, очевидно, речь идет о летней стоянке золотоордынского Ахмед-хана, что косвенно указывает на время года.
Сарай, надо полагать Новый Сарай, или Сарай Берке, располагался на р. Ахтубе, куда при хане Узбеке была перенесена столица Золотой орды. Русский купец Федот Котов называет так и сам город: «...тут по той реки, по Ахтубе, стоит Золотая орда. Царский двор и платы, и дворы и мечети —все каменные...»11. В летописях такого названия не встречается, но оно есть в «Книге Большому чертежу», законченной в годы, к которым относится по ездка Котова12.
, Город процветал до нашествия Тимура. Караванные пути связывали его со Средней Азией, Индией и Персией. Русские купцы привозили кожи, полотно, деревянную по суду, уздечки, ножи и другие изделия русского ремесла, а вывозили краски, доставленные из Персии, восточные ткани и другие товары. Из Золотой орды табунами пере гоняли лошадей в Индию через Персию и в русские зем ли. Купцы, приезжающие сюда из многих стран, жили в отведенных им кварталах. Ибн Батута называет среди них русских и византийцев, добавляя «там и базары их»13. Были здесь купцы из «обоих Ираков» (Ирака Арабского и Ирака Аджми в Персии), из Египта, Сирии и других мест. Город был тесно застроен, без садов, с рынками, ба нями, мечетями. Дворец служил зимней резиденцией ха на. Мухаммед ибн Батута, арабский путешественник и писатель, побывавший здесь на пути из Крыма в Индию, видел Сарай в 1333 г.
Войска Тимура в 1395 г. опустошили город. В XV в. Сарай Берке отчасти восстановил свое торговое значение, и сюда вновь стали приезжать купцы из Руси и Персии, а также различных областей Средней Азии и. Однако об щее ослабление Золотой орды и подрыв торговли Сарая по будил русских купцов расширять свои торговые операции в сторону Азербайджана и Персии. Русские появляются в Дербенте, Шемахе и крупнейшем центре караванной тор говли — Тебризе. Ведущая роль посредника в торговле Русского государства с прикаспийскими странами стала переходить к Астрахани — центру нового ханства, в 1459— 1460 гг. отделившегося от Золотой орды.
Крепость старой Астрахани, до взятия ее войсками Ивана IV, находилась на правом берегу Волги. Богатый город, большой татарский рынок — такой предстает Астрахань в начале XVI в., после падения Золотой орды. Такой она была и до нашествия Тимура. Как и Сарай, Астрахань поддерживала связи с Азовом, до которого было семь-восемь дней караванного пути. И ежегодно только из Венеции в Азов посылали шесть-семь больших кораблей, чтобы забрать пряности и шелк, поступавший через Астра хань 15. От Азова корабли шли к Сурожу, 12 дней караван ного пути отделяли Азов от Шемахи. Так в тугой узел за вязывались транзитные пути Черного и Каспийского мо рей. Тимур перерубил этот узел, что привело к падению торговой роли Сарая, Астрахани, Сурожа и Азова. В Се верном Причерноморье возросло значение Кафы, а Астра хань стала ориентироваться на торговлю с Русью.
Переход от Астрахани до открытого моря по много численным протокам устья Волги был во многих местах затруднеп и занимал несколько дней. Федот Котов расска зывает, что в устье Волги и под Астрахань бусы, как рус ские люди называли торговые суда, приходившие из Пер сии, «не ходят, стоят на море, с устья едва видеть. А то вары возят з бус в Астрахань и из Астрахани сандалы и павоски, и отьтут ходят за море на бусах» 16. Сандалы, о которых пишет Котов,— одномачтовые суда, ходившие и вдоль каспийских берегов. Название «павоски» часто встречается в летописях и актах, применительно к речным судам; Котов переносит его на местные лодки.
Под Астраханью караван Хасан-бека и русских купцов подвергся нападению султана Касима, второго по времени правления хана из местной ветви династии Джучидов.
«И въехали есмя в Бузан»,—начинает Афанасий Ни китин рассказ о бедствиях, обрушившихся на караван пе ред самым выходом в Каспийское море. Значит, посольст во, опасаясь враждебных действий, решило обойти Астра хань по Бузани, в низовьях Волги, у Красного Яра, впа дающей в Ахтубу. Река служила естественной границей с большой Ногайской ордой. Вероятно, этим обходным пу тем следовал Василий Папин, которому беспрепятственно удалось выйти в море. Во всяком случае нападающие предусмотрели возможность такого обхода — на Бузани караван Хасан-бека ждали дозорные султана Касима. «И сказали нам лживые вести: Каисым салтан стережет гос тей в Бузани» (34). В первый момент появление трех всадников показалось счастливым случаем, благодаря ко торому караван сможет благополучно миновать засаду. Поэтому посол Хасан-бек распорядился выдать вестникам «по однорядке и по полотну». Кафтан-однорядка, пошитый пз европейского сукна, постоянно встречается среди купе ческих товаров, вывозимых через Русь на Восток; в Крыму однорядку брали и как таможенную пошлину. Вестники взялись провести караван иным путем — мимо Астрахани, т. е. там, где как раз и засели ханские люди. Ложные вести стоили едущим имущества, а иным — свободы и жизни.
Сцена нападения в Троицком списке «Хожения» изло жена смутно («Азьтархань по месяцу ночи парусом»), зато летописный текст отчетливо рисует драматическую картину ночного боя. Ярко светила луна, ветер был по путным, и суда споро скользили мимо спящего, как каза лось, города. Зато стоявшим в засаде корабли были видны, как на ладони. «Поехали есмя мимо Хазтарахан,— пишет Никитин.— А месяц светит, и царь нас видел, и татарове к нам кликали: „качма — не бегайте!" А мы того не слы хали ничего. А бежали есмя парусом» (34).
Началась погоня. Вероятно, часть преследователей бы ла на судах, остальные скакали с обеих сторон по берегам, гикая и стреляя из луков. «По нашим грехам,— вздыхает рассказчик,— царь послал за нами всю свою орду. Ини нас постигли на Богуне и учали нас стреляти, у нас застрели ли человека, а у них дву... застрелили» (34).
Схватка под Астраханью заставляет нас вернуться к вопросу о составе каравана Хасан-бека и русских купцов. Первоначально из записок Никитина мы узнаем лишь то, что Хасан-бек вез 90 кречетов в дар ширваншаху от Ива на III. О купцах, сопровождавших посла из Москвы, го ворится позднее; сколько же судов вместе пошло от Ниж него Новгорода, Никитин не фиксирует.
Дорогие ловчие птицы да купцы с товарами привлекли султана Касима, который в разных местах расставил своих людей для встречи «гостей». Обычно в летнее время астра ханские ханы откочевывали к берегам Черного моря. Воз можно, известие о необычном караване, следующем к устью Волги, побудило хана вернуться ранее обычного. Во всяком случае оно опередило караван.
Что касается числа судов, входивших в караван, и их дальнейшей судьбы, то сведения, содержащиеся в запис ках Никитина, получили различное толкование коммента торов. Одни исходят из того, что судов было два, одно при надлежало послу, другое — тверским купцам. Далее мне ния расходятся: то ли оба судна были разграблены, то ли отобраны, так что потерпевшим пришлось приобрести но вые суда. Согласно другой версии, тверичи на свои средст ва снарядили два судна, которые и пострадали под Аст- раханью; корабль же посла благополучно миновал за саду.
Действительно, фраза «и пошли есмя к Дербенти две-ма суды: в одном судне посол Асамбег да тезики, да руса ков нас 10 головами; а в другом судне 6 москвич да 6 тверич» (34) как бы говорит, что до Астрахани состав кара вана был иным. Так ли это?
Сличение обеих редакций записок Никитина показы вает, что нападение под Астраханью описано в них по-разному. Обе редакции сообщают, что перед тем, как пройти город, Афанасий Никитин перешел на посольский корабль («И яз свое судно покинул да полез есми на судно на послово и с товарищи своими») и что после ограбле ния кораблей потерпевшим не разрешили вернуться, что бы они не известили русские власти о случившемся («вверх нас не пропустили вести деля»).
Далее в летописной редакции «Хожения» сказано, что «судно наше стало на езу, и они нас взяли да того часу разграбили, а моя была мелкая рухлядь вся в меншем суд не» (34). Выходит, корабль посла, на котором находился Никитин, застрял у заграждения для рыбной ловли и был разграблен («нас взяли»), тогда как товары Никитина, находившиеся на другом судне, разграблены не были. По следующий текст не только не проясняет обстановку, но и еще более затрудняет понимание: «В большом судне есмя дошли до моря, ино стало на усть Волги на мели, а они нас туто взяли, да судно есмя взад велели тянутй вверх по езу» (в Троицком списке точнее — «до езу»). Зна чит, посольское судно, уже ограбленное, но отпущенное, застряло на одной из мелей в извилистом устье и было за хвачено вторично? Причем теперь и второе судно также было разграблено: «И тут судно наше меншее пограбили и четыре головы взяли рускые, а нас отпустили голыми головами за море» (34).
Разгадку дает обращение к Троицкому списку «Хоже ния» Никитина. После сообщения о перестрелке, содержа щемся и в летописном тексте, читаем: «И судно наше мен шее стало на езу, и оны его взяли часа того да разграбили, а моя рухлядь вся в меншем судне». Значит, первым по страдало меньшее, тверское («наше») судно, где находи лись и товары Никитина; посольский корабль после пере стрелки пробился. Далее сообщения обеих редакций совпа дают: посольский корабль сел на мель, и преследователи заставили потерпевших тянуть его вверх по реке до того места, где было задержано первое судно. «И тут судно наше болшее взяли, и 4 головы взяли русскые...». Теперь понятно, какое судно было ограблено на этот раз и с какого корабля взяли пленных. Это было судно посла Хасан-бека. Слово «взяли» говорит об ограблении, а не о том,'что сами суда были отобраны: «...и оны его взяли часа того и розграбили...». Фраза же о том, что в море вышли на двух судах, уточняет, как разместились московские, тверские и прочие купцы, после того как они лишились большей ча сти своих товаров.
Попытаемся восстановить место нападений под Астра ханью. «Ез», о котором пишет Никитин, находился, ве роятно, там, где позднее разместились рыбные тони астра ханского монастыря. Речные берега тут пологи, по правому берегу протянулись песчаные и бесплодные равнины, на левом — отмели с зарослями камыша. К этому-то рыболов ному заколу («учуг», как называли его местные жители) потерпевшим пришлось тащить бичевой корабль против весьма быстрого здесь течения. Путешественники не раз отмечали изменение уровня Волги в устье после того, как вода прибывала в июне, наблюдая резкое понижение к кон цу июля, т. е. в то время, когда там, по-видимому, и нахо дился Никитин. До выхода в открытое море добирались дня четыре, а при низкой воде и ветре — целую неделю.
Никитин не перечисляет товары, которые везли его спутники, но по упоминанию об однорядке и полотне мы можем догадаться, что состав товаров был типичен для торговли Руси с Востоком. У Никитина была «мелкая рухлядь». Термин этот мы также встречаем в перечнях то варов, которые русские купцы везли в Крым. «У Михаля у толмача у белочника взяли рухляди: шуб бельих и одно рядок лунских и новогонских, и горностаев и мелкие рух ляди...» ".
Вместе с тем летописный текст записок Никитина со хранил деталь, опущенную в Троицком списке: на меньшем судне, где разместились 12 купцов, находились и запасы продовольствия: «да коровы, да корм наш»., По рассказу Олеария, посольство, которое он сопровождал в Персию в 1636 г., перед выходом в море взяло 20 быков, несколько бочек соленой рыбы и 200 судаков «толщиною в локоть». Что не все было отобрано при нападении па караван Ха-сан-бека, говорит и ходатайство Никитина о возвращении товаров, выброшенных на берег при крушении тверского судна под Тарками.
Первое плавание Афанасия Никитина по Каспийскому морю совершалось от Астрахани до Дербента. Судя по тому, что Василий Папин ожидал караван в Дербенте, встреча была назначена заранее. Тем же путем, вероятно, купцы собирались вернуться обратно. Однако нападение под Астраханью и дальнейшие события перевернули все планы, а для Никитина послужили толчком ко второму плаванию через Каспийское море — от Баку до Мазендерана.
По выходе судов из устья Волги их ожидала другая беда — разбушевалась морская стихия. «А въстала фуртовина на море,— пишет Никитин, употребляя словечко, во шедшее в морской жаргон со времен крестовых походов,— да судно меншое разбило о берег» (34).
Никитин называет Каспийское море привычным, хоро шо известным по летописям именем — Хвалынское, а также одним из местных названий — Дербентским. Однако наря ду с этим в ходу были и другие наименования, образован ные от мест, лежащих на побережье: Гилянское, Хорасан-ское и др. В Европе оно было известно как Бакинское (зна чение Баку как морского порта росло). Персидские море-» ходы называли море Кульзумским. На ошибочность этого названия обращал в XIV в. внимание персидский ученый Хамдаллах Казвини. Географы, писал он, называют этим именем Красное море. Но местные мореходы не читали Хамдаллаха Казвини.
Из-за бурь на Каспии корабли теряли курс или разби вались о скалы. Дженкинсон, вышедший из Астрахани 15 июля, был встречен у берегов Ширвана бурей, которая! продолжалась семь дней. «И носило бусу на море 8, а в 9 день, июня в 26 день, опять погодьем принесло... на бусово пристанище»,— говорится в русском статейном спис ке XVI в. «И пошли с волского устья на море августа в 4 день,— читаем в другом статейном списке того же вре мени,— и носило бусу морем меж Бакы и Дербени и туркменсково пристанища и Асторохани и гилянские земли семь недель и к Баке и к Дербени приносило блиско» 18.
Тверское судно разбилось под Тарками, почти у самых владений ширваншаха Фаррух Ясара, и потерпевшие ко раблекрушение попали, что называется, из огня да в полы мя. «Ход в малых судех нужен [опасен] там,—писал еще столетие спустя Федот Котов,— где погодою прибьет к бе регу струг, ино емлют с них, с торговых людей, в Дербени и в Тарках великие пошлины, а к пустому месту прибьет, ино усминского князя да каидатьского (люди) торговых людей побивают и животы емлют...» 1Э Тарки стояли у под ножия гор, от моря с версту.
«А тут есть городок Тархи,— читаем в записках Ники тина,— а люди вышли на берег, и пришли кайтаки да лю-, дей поймали всех» (34). Люди кайтакского уцмия (у Ни китина — князя) действовали по древнему береговому пра ву, когда вынесенное бурей на берег считалось собствен ностью владетеля побережья. Никитин встретился с потер певшими спустя некоторое время и мог услышать их рас сказ, но возможно, он и сам видел, как все произошло, с посольского судна, которое не смогло подойти к берегу. «И пришли есмя в Дербенть»,— пишет Никитин. Чтобы проделать путь от Дербента до Астрахани, Контарини, так же попавшему в бурю, понадобилось 24 дня.
Дербент, прозванный «Железные ворота» (Темир-ка-пы), так как прикрывал проход между морем и Кавказски ми горами, в XV в. находился в упадке. По образному опи санию Котова, город «стоит одним концом на горы, а дру гим концом в море. А длиною в горы болпш трех верст, а поперег города сажен с триста, и поперег города перего рожен каменными стенами в дву местах, ино станет три городы» 20. Город, писал Контарини, был окружен крепки ми стенами, но в нем так немного людей, что едва ли ше стая часть всего пространства, находящегося . под горою по направлению к цитадели, заселена; со стороны же моря все здания почти разрушены21. Таким был Дербент, когда туда пристал Никитин. Местные владетели оказались не в состоянии поддерживать укрепления города и портач и купеческие корабли стали предпочитать более удобную естественную гавань Баку. Положение не изменилось и к началу XVII в. «А Дербень,—передает свое общее впе чатление Федот Котов,— город каменной, белой, бывал крепок, токо нелюден» 22.
В Дербенте, входившем во владения Фаррух Ясара (1462—1500 гг.), произошла наконец встреча с московским посольством. Выяснилось, что Василий Папин благополуч но прошел Волгой и Каспием. Здесь, в Дербенте, он ожидал Хасан-бека, чтобы вместе с ним следовать ко двору шир ваншаха.
«И ту Василей поздорову пришел, а мы пограблены»,— записал Никитин. Поэтому он тут же обратился к обовйи послам, что «есмя с ними пришли, чтобы ся печаловал о людях, что их поймали по Тархи кайтаки» (34). Против берегового права Никитин использовал посольское право: раз московские и тверские купцы следовали в караванЬ посла, значит, можно требовать освобождения обращенных в рабство пленников и возвращения товаров, Надо сказать, что русское право уже в X—XIII вв. предусматривало по договорам помощь иностранным купцам во время несчаст ных случаев на море и наказание за преступления, совер шенные по отношению к потерпевшим кораблекрушение. Ширванский посол нанес визит правителю Дербента. «И Асанбег печаловался,— пишет Никитин,— и ездил на гору к Булат бегу», т. е. в ту самую цитадель, о которой упоминает Контарини («замком на горе» называет его Барбаро). Правитель города Булат-бек не мог сам обратиться к главе соседнего владения и потому отправил скорохода к Фаррух Ясару с известием, что «судно русское розбило под Тархи, и кайтаки, пришед, людей поймали, а товар их розграбили». Фаррух Ясар, инициатор посольства в Моск ву, внял ходатайству и немедля обратился к кайтакскому уцмию, своему родственнику, с просьбой освободить плен ных, вернуть товары и пропустить их в Ширван, так как следовали они к нему, ширваншаху. При этом Фаррух Ясар обещал оказать любую дружескую услугу своему соседу.
«Того же часа,— пишет Никитин о шнрваншахе,— по слал посла к шурину своему Алильбегу, кайтачевскому князю...» Далее путешественник передает содержание по слания Фаррух Ясара уцмию Халил-беку, проявляя хоро шее знание русских дипломатических грамот, в стиле которых и дает свой перевод: «...Судно ся розбило под Тар хи, и твои люди, прижгед, лтодей поймали, а товар их погра били; и ты, чтобы меня деля люди ко мне прислал и товар их собрал, занже те люди посланы на мое имя; а что будет тебе надобе у меня, и ты ко мне пришли, и яз тебе, своему брату, не бороню, а те люди пошли на мое имя, и ты бы их отпустил ко мне до!роволно меня деля» (35). В Троицком списке «Хожения» вслед за словами «своему брату» сле дует «за то не стою», т. е. ни перед чем не постою. Кроме того, здесь сказано: «судно ся мое». Даже если это добав ление редактора списка, из контекста видно, что ширваншах рассматривал судьбу всего каравана как затрагиваю щую его суверенитет.
Получив послание Фаррух Ясара о русском корабле, уцмий распорядился отпустить пленных из Тарков, но то вары не вернул. «И Алильбег того часа отослал людей всех в Дербент доброволно,— пишет Никитин,— а из Дербенту послали их к ширванши в орду его, коитул» (12). Тюркское «койтул»— то же, что «орду», т. е. ставка правителя. Пу тешественник наряду с известным читателю передает и местный термин. Все это время Никитин ждал потерпев ших кораблекрушение; и только когда выяснилось, что правитель города ничем больше им помочь не может, от правился вместе с московскими и тверскими купцами в ставку Фаррух Ясара.
Дважды ограбленные, потерявшие корабль, купцы на деялись на поддержку ширваншаха. Окрыленный первой победой — возвращением своих товарищей из рабства, Ни китин вновь выступает ходатаем перед местной властью, но терпит неудачу.
Описание поездки к Фаррух Ясару, как и всего пребы вания в Персии, вплоть до приезда Никитина в Ормуз, сохранилось только в Троицком списке «Хожения». «А мы поехали к ширъванше во и коитул и били есмя ему челом, чтобы нас пожаловал, чем дойти до Руси. И он нам не дал ничего, ано нас много» (12). Высказывалось предположе ние, что богатые дары Ивана III пропали под Астраханью, и в виду этого посольство Папина успеха не имело. Потеря кречетов, которых вез Хасан-бек, конечно, могла быть чув ствительна для Фаррух Ясара, однако, надо полагать, Васи лий Папин тоже приехал не без дипломатических подно шений. Во всяком случае мы вскоре видим в Ширване нового посла Ивана III Марко Россо. Широкий круг его знакомых в Шемахе и хороший прием отмечен Контарини, ехавшим с этим посольством в Москву. Но была и другая причина для отказа в предоставлении средств Никитину и его спутникам. Купеческий караван, прибывший из Руси в 1468 г., попал в самый разгар крупных политических событий в Закавказье, в перерыв между двумя войнами, которые вел Узун Хасан Ак-Коюнлу.
Первая из них завершилась полной победой главы «бе-лобаранных» туркмен Хасан-бека, по прозвищу Узун Ха сан (Длинный Хасан), овладевшего территорией Персии и частью Малой Азии. В ноябре 1467 г. произошло рёшаю- щее сражение, в котором на Мушской равнине, в Армении, был убит Джеханшах Кара-Коюнлу, глава «чернобаран-ных» туркмен.
Вторая война связана с вторжением в Азербайджан союзника побежденного шаха, тимуридского султана Абу-Саида, которому в свое время Джеханшах вынужден был уступить Хорасан. Абу-Саид выступил под предлогом по мощи сыновьям погибшего Джеханшаха. Однако войско Абу-Саида было окружено в Муганской степи армиями Узуна Хасана и его союзника Фаррух Ясара. Плененный Абу-Саид был обезглавлен в феврале 1469 г. по приказу своего соперника Мухаммед Ядигара, которому он был вы дан победителями..
«Везде булгак встал,— гласит летописный текст расска за Никитина,— князей везде выбил. Яншу мырзу [Джахан-шах, в просторечии — Янша] убил Узосан бег [Узун Хасан-бек], а Султамусяитя [султан Абу-Саид] окормыли, а Узу-осан бек на Ширазе сел и земля не скрепила, а Едигерь Махмет [Мухаммед Ядигар], а тот к нему не едет, блю дется...» (46).
Как видим, Афанасий Никитин рассказывает об обеих войнах, а также о трудностях, с которыми столкнулся Узун Хасан после победы над Джеханшахом и Абу-Саидом. Но так как считалось, что путешественник появился в При-» каспии в 1466 г., то выходило, что он узнал о них, уже находясь в Индии. В действительности, в 1468 г. он нахо дился в Азербайджане, а в 1469 г.— в Мазендеране, на южном берегу Каспийского моря, к востоку от Гиляна. Здесь он и услышал версию о том, что Абу-Саид был «окормлен», т. е. отравлен. Значит, когда Василий Папин и Хасан-бек прибыли в Шемаху, ширваншах выступил в поход против вторгнувшегося Абу-Саида. Вот почему Фаррух Ясар находился в военном лагере (койтул), куда и вызваны были русские купцы.
Потерпевшие «розошлися, по словам Никитина, кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошел на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли, а иные осталися в Шамахее, а иные пошли роботать к Баке» (12—13). Никитин вернулся, было, в Дербент, но затем пошел в Баку и оттуда морем отплыл в Мазендеран.
Какова же была цель путешествия Афанасия Никити на, когда он покидал Тверь? Собирался он толька в Азер байджан или это было началом путешествия в Индию? Первоначальной целью торговой поездки Афанасия Никитина было, по-видимому, Закавказье. Сюда направляются р§а — московское и ширванское — посольства, к которым присоединились тверские купцы во главе с Никитиным. И именно здесь, после двух катастроф, когда Никитин потерял все свое имущество, он принял решение ехать в далекую Индию.
«Аз же от многыя беды поидох до Индеи,— записал Никитин,— занже ми на Русь пойти не с чем, не осталося то вару ничево» (23). Признание это содержится в тексте при описании пребывания путешественника в Индии. Оно важ но и в другом отношении. Исследователи были твердо убеждены, что Никитин вез товары, взятые в долг. Они исходили из того места записок, где путешественник говорит о пребывании в Закавказье: «у кого что есть на Руси, и тот пошел на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли... А яз пошел к Дербента...». Так Никитин попал в категорию разоренного должника, над которым нависла угроза закабаления, если бы он не смог по возвра щении оплатить стоимость взятых в долг товаров.
Законодательство той эпохи свидетельствует о широком распространении кредита как в денежной, так и в товар ной форме. Судебник 1497 г. в статье «О займех», восходя щей к нормам Русской Правды, предусматривает случай, когда купец берет чужой товар или деньги, отправляясь в торговое путешествие. Согласно Русской Правде (статья: «Аще который купец истопиться»), решение, как посту пить с купцом, по вине которого пропали деньги или товар, зависело от кредитора: «...како любо тем, чии то товар, ждут ли ему, а своя им воля (т. е. дадут ли возможность выплачивать долг постепенно.— Л. С.) продадять ли, а своп Им воля» 23. Если же товар погиб в результате кораблекру шения («истопится»), военных действий или пожара («любо рать возметь, ли огнь»), должник уплачивал кре дитору стоимость товара или возвращал без процента взя тые деньги. Год работы в пользу кредитора засчитывался за полгривны.
Судебник 1497 г. отменял решение вопроса о виновно сти купца кредиторами, требуя боярского расследования. В положительном случае дьяк великого князя выдавал полетную грамоту, дающую право платить «от лета», т. е. погодно, в рассрочку; купец, признанный виноватым, под лежал продаже «головою»24. Были ли оба изменения новой нормой или закрепляли уже сложившуюся практику, одно оставалось неизменным — долг должен был быть возмещен. Никитин сообщает, что среди его спутников были и та кие, кто подпадал под последнюю категорию («кой дол жен»), но сам он к ним отнесен быть не может. «Занже ми на Русь пойти не с чем, не осталось товару ничего»,—пи шет Никитин. Ему «не с чем» возвращаться сразу на Русь, это верно, однако не потому, что он взял товар в долг, а по тому что вложил в это торговое предприятие и потерял все свое имущество.
Если исключить верхушку купечества — гостей (неко торые из них имели земельные владения, что сближало их с феодальной знатью), то нам известны такие категории, как купец и торговые люди. Гости, крупные купцы высту пали кредиторами князей, давали товары в долг другим купцам; из них выходили дьяки. Афанасий Никитин не пишется с «вичем», хотя и добавляет имя отца, но он и не употребляет уменьшительной формы своего имени, обычной для мелкого купечества. Летописец, проводивший расспросы, называет Никитина именно «купцом» в отли чие от «гостей», которые привезли записки путешествен ника.
Мы знаем, что Никитин мог позволить себе приобрести книги, а они стоили немалые деньги; возможно, он еще и совладелец приобретенного в Твери судна. Так что путе шественник был не лицом, взявшим товар в долг, а из куп цов средней руки. В Персии он приобретает коня, который с перевозом и содержанием в течение года обошелся ему в 100 руб.
Его материальное положение, а также знание восточ ных языков объясняют, почему он оказался старшим среди тверских купцов («яз с товарищи»). Об этом свидетельст вует и вся его деятельность на территории Русского госу дарства и во владениях ширваншаха. Именно он является к наместникам в Костроме и в Нижнем Новгороде; он хо датайствует за попавших в плен перед послами в Дербенте и перед ширваншахом по прибытии в его ставку. Все это говорит об обоснованности предположения, что Афанасий Никитин действовал в качестве «головы» купеческого ка равана, обязанного представительствовать перед местными властями.
Фигура «головы» купеческого каравана хорошо известна по русской дипломатической переписке. Во главе торговых караванов, направлявшихся в Крым из Москвы, мы видим крупных купцов, «гостей великого князя». Но и караваны вти, присоединявшиеся к очередному посольству, были значительными по своей численности: в них входили десятки, а иногда и более 100 купцов. Общая стоимость товаров со ставляла не менее 1,5—3 тыс. руб. В караване, следовав шем в Шемаху, насчитывалось не более двух десятков русских купцов, поэтому не удивительно, что возглавляет его «купец», а не «гость».
Посольские дела открывают нам структуру купеческого каравана, а это позволяет найти объяснение одной любонытной загадке. Исследователи не раз обращали внимание на никитинское выражение о купцах, находившихся на меньшем судне после выхода в Каспийское море: «6 моск-: вичь да 6 тверичь». Пытались рассматривать эту формулу и с политической и с литературной точек зрения: то ли Никитин указал на паритетный характер представитель ства купцов, то ли дал символический образ совместного предприятия.
Можно было бы предположить, что речь идет о торго вых товариществах, в которых участвовали как родствен ники, так и чужие друг другу люди. «Складничество», хорошо известное в торговле Руси с Крымом, проходя че рез века, находит отражение в Уложении 1649 г. Но това рищества эти были невелики; как видно из нормативных актов и дипломатической переписки — два — четыре чело века. Между тем из переписки мы узнаем и об обычной организационной единице, составлявшей купеческий кара-Ван. Эта более мелкая единица, получившая название «ко тел», сохранялась и по приезде купцов на место, когда са мый караван уже распадался: «...а как в Кафу придут, бу дет русаков 5—6 в одном котле» 25. Это число фигурирует в посольских делах постоянно.
Итак, часть купцов, «у кого что есть на Руси», отпра вились в обратный путь, вероятно, с Василием Папиным. Никитин не говорит о времени и способе их отправки, но долго в Ширване они задержаться не могли, так как до конца того же года Папин уже вернулся в Москву.
Последним городом Азербайджана, который посетил Афанасий Никитин перед поездкой в Персию, был Баку. В связи с развитием Волжско-Каспийского пути значение Баку сильно возросло, город стал главным портом Каспий ского моря. Подробное описание крепости и города времен Афанасия Никитина находим у географа Абдаррашид ал-Бакуви, писавшего на арабском языке и жившего в Ба ку, о чем говорит заключительная часть его имени. Море доходило до стен и башен крепости, невдалеке находилась соборная мечеть. Вокруг города лежала бесплодная земля; фруктовые сады располагались на северном берегу Апшеронского полуострова. До 200 харваров нефти — для осве щения и военных целей — вывозилось из Баку морем. Вы возили соль, добываемую из озер Апшерона. Торговал город и привозными товарами, преимущественно шелком. Непо далеку от города, в армянском селении было налажено про изводство извести. От времени Халил-Улле I, предшествен ника Фаррух Ясара, сохранились до наших дней дворец, диван-ханэ — судилище, окруженный террасой двор ниже уровня земли, где производились казни, мечеть и мавзо лей ширваншахов.
Никитин пишет о наиболее поразившем его явлении — горящих над землей нефтяных факелах: «огнь горить не-угосимы» (13). Пламя выходящего из недр природного газа было, говорят, видно далеко до подхода к городу. Но это не единственное, как полагают, что записал Никитин о Баку. «Сильно вар... в Баке»,—замечает Никитин, срав нивая позднее жару этих мест со зноем в Ормузе; «да в Шамахее пар лих» (24). Испытать на себе эти особен ности здешнего климата Никитин мог в августе — сентябре, что соответствует примерному определению времени его путешествия по Волге. На переписку властей и возвраще ние пленных ушел приблизительно месяц, так что в октяб ре Никитин мог быть уже в Мазендеране.
Во времена Никитина Баку был одной из резиденций ширваншахов, столицей Ширванской земли была Шемаха. «Кругом города ров и ворота железом обиты, а посад и ряды, и карамсараи [караван-сараи] стоят за городом»,— писал Федот Котов 26.
Согласно венецианцу Иосафату Барбаро, современнику Никитина, в городе было от 4 до 5 тыс. домов, т. е. около 20 тыс. жителей. «А товары,— писал Котов,— в Шемахе всякие, и шолков много крашеного и сырцу, а шолк в Шамахе красят, а сырой шолк родитца около Шамахи по де ревням» 27. Вывоз шелка в Европу, о чем пишет Контарини, известен был уже за два столетия до того.
Исследователи расходятся во мнениях, побывал ли Ни китин в Шемахе или только в ставке Фаррух Ясара. Судя по фразе «осталися в Шамахее», часть купцов, включая Никитина, в Шемахе побывала. Последующая фраза «а яз пошел к Дербенти, а из Дербенти к Баке...» говорит лишь о том, что Никитин в отличие от своих спутников не остал ся в Шемахе, но и не сразу направился в Баку, как те, которые туда «пошли роботать». Он вернулся в Дербент. Путь от Дербента до Шемахи обычно занимал шесть дней езды на верблюдах или лошадях. Дорога шла между горами и берегом моря: три дня до Шабрана степью и три дня —высоко в горах. Вторичное посещение Дербента не отмечено на картах путешествия Никитина, между тем оно свидетельствует о какой-то цели, прямо им не названной. Мы знаем, что из Азербайджана Никитин отправился в Персию морем. Может быть, для того чтобы пересечь Каспий, Никитин и решил вернуться в Дербент? Город был ему уже несколько знаком, да и о русских купцах, принятых под защиту ширваншаха, знал правитель Булат-бек. Однако близились сроки окончания навигации, прежде всего в северной части Каспия. Поэтому не удивительно, что попытка оказалась неудачной и путешественник це ребрален в более южный и более крупный порт, где воз можность отплытия в сторону Мазендерана была большей. Контарини, очутившись в Дербенте в ноябре, вынужден был остаться зимовать и смог выйти в море только в апре ле. Как ни краток Никитин в этой части своих записок, останься он в Ширване до весны, он отметил бы столь дол гую остановку, как сделал это при описании своего пути до Персии.
Перед Никитиным была возможность идти проторен ными путями, но он отверг эту возможность. Он мог остать ся вести торговые дела в более знакомых областях Персии или Турции, а он отправляется через Индийский океан. Чем дальше в глубь средневекового Востока, тем вышо была прибыль купца, но тем выше был и риск. Что же толкнуло Никитина в неизвестные дальние страны — жаж да прибыли или любознательность? Да и возможно ли заглянуть в душу человека, жившего цять столетий назад? Сам факт появления его записок и их содержание подска зывают нам, что не одно только желание приобрести доро гой товар руководило Никитиным.
Караванные пути от Шемахи вели на юг, в глубь Пер сии, на Исфахан, а через Ардебиль и Тебриз — в Турцию на Константинополь. Придя в Ардебиль, Афанасий Ники- тин мог продолжить путешествие вплоть до Персидского залива, а мог повернуть в сторону Черного моря. Никитин выбрал Персию, потому что решил идти в Индию. Не удоб нее ли было ехать дальше сухим путем, чем морем? Но путь из Шемахи в Ардебиль лежал через Муганскую степь, куда, как мы уже знаем, направлялись три армии — Абу-Саида, Узуна Хасана и Фаррух Ясара. Теперь понят но, почему Никитин, направляясь в Персию, предпочел морской путь сухопутному.
Кончилось путешествие в Закавказье. Начался персид ский этап путешествия, который привел Афанасия Ники тина к Индийскому океану.
ВТОРОЕ МОРЕ - ИНДИЙСКОЕ
Путешествию по Персии в записках Афанасия Никитина отведено 12 строк, но несмотря па это, а вернее, именно поэтому они вызывают так много вопросоде. В каких горо дах побывал путешественник и в какой последователъности, сколько времени провел в стране? Ответы на эти во просы могли бы прояснить замыслы Никитина, причины, по которым он избрал тот или иной маршрут, лучше пред ставить условия путешествия и связь с политическими со бытиями, происходившими в стране.
На первый взгляд, ответы никаких затруднений не пред ставляют. Как будто автор все сказал сам: «Из Баки пошел есми за море к Чебокару, да тут есми жил в Чебокаре 6 месяць, да и в Саре жил дсесяць в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тут жил есми месяць. А оттуды к Ди-мованту, а из Димованту ко Рею... А из Дрея к Кашени, и тут есми был месяць. А из Кашени к Наину, а из Наина ко Ездеи и тут жил есми месяц. А из Диес к Сырчану, а из Сырчана к Тарому... А из Торома в Лару, а из Лара к Бендерю. И тут есть пристанище Гурмызьское, и тут есть море Индейское» (13).
Разночтения в названиях пройденных городов, таких, как Рей, Йезд, Тарой, объясняются перепиской рукописей в XV—XVII вв. Однако что за город, в который Афанасий Никитин прййлыл из Баку?
Если Чапакур в Мазендеране, то в этой прикаспийской области, лежащей к востоку от Гиляна, русский путешест венник провел восемь месяцев: полгода жил в Чапакуре и по месяцу в Сари и в Амоли. А если слова «в Маздрань ской земли» относятся только к Сари и «за море в Чебо кару да тут есми жил в Чебокаре 6 месяць» означает по ездку в Среднюю Азию? Один из первых комментаторов «Хожения» не сомневался, что Никитин побывал в Буха ре, после чего приехал на юг Каспийского моря. Однако такое предположение отпадает при более внимательном прочтении записок. В другом месте Никитин прямо ука зывает: «в Чебокару в Маздраньской земле» (44). Более восьми месяцев путешественник проводит в Мазендеране, отделенном от Внутренней Персии горным хребтом Эль бурс. Климат тут влажный, с обильными осадками, склоны гор покрыты лесными чащами. Жители разводили шелк, возделывали хлопок и пшеницу. Область была раздроблена на ряд феодальных владений, плативших дань Узуну Ха-сану. В Амоли и Сари производили шелковые ткани и ков ры, а о садах Амоля ходили легенды. Если бы город был осажден, поясняет Хамдаллах Казвини, он мог бы обой тись без подвоза продовольствия. Персидский географ писал эти строки в 1340 г. Если бы он застал нашествие Тимура, он увидел бы, что сады не спасли Амоль. В 1392 г. войска Тимура беспощадно расправились с населением Ма-зендерана, поднявшим восстание как против завоевателей, так и против местных феодалов.
Основной причиной продолжительного пребывания Ни китина в Мазендеране, вероятно, была необходимость за няться торговыми делами, чтобы вернуть потерянное. Но с какой целью: чтобы сразу вернуться на Русь или продол жать путешествие? После длительного пребывания в При-каспии Афанасий Никитин направляется в Кашан. На сво ем пути он называет Демавенд и Рей. На склонах снежного Демавенда добывалась лучшая в стране сера. У подножия горы находилось одноименное селение и свинцовый рудник. Миновав Демавенд, Никитин попал в Рей. Расположен ный в окрестностях современного Тегерана, город был зна менит под именем Раги в Древней Мидии, а позднее как один из крупнейших центров Передней Азжи по производ ству шелковых тканей и «рейской» керамики, известной и на Руси. Подвергнутый страшному разрушению в начало XIII в., Рей так и остался в развалинах, символизируя судьбу города, уничтоженного жестоким завоевателем. Кла-вихо, кастильский посланник ко двору Тимура, проезжал здесь в 1404 г. Город был разрушен и необитаем; центром округа стал Верамин. Мертвый город поразил Никитина. По преданию, распространенному среди мусульман-шии тов, с которыми общался путешественник, богатый Рей с зависимыми городами и областью был обещан полководцу Омару за выступление против имама Хусейна. В резуль тате сын халифа Али и внук Мухаммеда Хусейн был умерщвлен с семьей в 680 г. в г. Кербела в Ираке. Но во времена Никитина шииты, почитавшие Хусейна, видели в разрушении Рея и соседних городов кару за гибель има ма. Отражение этой легенды мы находим в записках Ни китина. «А ту убили Шаусеня Алеевых детей и внучат Махметевых, и он их проклял, ино 70 городов ся розвали-ло»,— замечает путешественник, побывав в Рее и невольно связывая его с местом гибели Хусейна (13).
Катан был первым большим городом Персии, который посетил Никитин. Лежавший на перекрестке торговых пу тей, город славился трудом умелых мастеров-ремесленни ков. По словам Иосафата Барбаро, приехавшего в Кашан вскоре после русского путешественника, шелковые ткани и бумазею здесь изготовляли в таком количестве, что по желавший купить тканей на 10 тыс. дукатов мог бы совер шить эту покупку в один день. Большим спросом пользо вались кашанские полосатые и клетчатые ткани, делали здесь также бархат и парчу — камку, как называли ее на Руси. По всей Персии расходилась фаянсовая посуда, по крытая глазурью, глазурованные плитки для облицовки зданий («каши»), изделия из прозрачной бирюзовой гла зури, фаянсы с росписью эмалью. Благодаря залежам као лина, расположенным неподалеку от Кашана, город превра тился в центр по изготовлению художественной керамики. Особенно популярной была роспись люстром различных оттенков с золотистым отблеском. Рецепт его изготовления донесла до нас «Книга о камнях и благовониях» Абдул-Касима Абдаллаха Кашани, жителя города. Кашан имел около 4 миль в окружности и был густо населен. Здесь Ни китин, ведя торговые дела, провел месяц.
Из Кашана купеческие караваны обычно шли запад ным путем к Исфахану, до которого было несколько дней, и далее — на Йезд. Никитин двигался к Йезду другим, во сточным путем. В г. Наин, не доходя до Йезда, Афанасий Никитин отметил вторую годовщину своего путешествия. Описывая пребывание в Индии, путешественник вспо минает о том, где встречал праздник пасхи в первые четыре года по отъезде из Твери: «Первый же велик день взял есми в Каине, а другой велик день в Чебокару в Маздраньской земле, третей велик день в Гурмызе, четвертый велик день взял есми в Ындее з бесермены в Бедере» (44).
В маршруте Никитина такого пункта, как Каин, нет вообще. Если это Наин, названный им на пути из Кашана, то первый праздник Никитин встретить там никак не мог, так как побывал здесь после Чапакура. А что если Каин в списках «Хожения» — персидский город Кайен? Последний лежит далеко от известного нам маршрута Никитина, в сторону Средней Азии. Тогда выходит, что путешествен ник, переплыв Каспийское море, пошел через Кайен в Бухару, возможно, пытался сухим путем, через горы, до стигнуть Индии. Дошел до Кайена (кстати, Марко Поло шел в Среднюю Азию через Кайен), отметил здесь пер вый год путешествия, добрался до Бухары, провел здесь шесть месяцев и отметил второй праздник пасхи. И только после этого пришел в Сари. Однако мы уже выяснили, что Чебокара в списках «Хожения» — это Чапакур в Мазенде-ране, и все восемь месяцев после отплытия из Баку Ники тин провел в этой прикаспийской провинции. Значит, Кайену места на карте путешествия Никитина нет. На юг Каспия, а не в Чагатайскую землю, которая не раз упомя нута в записках Никитина, отправился он после Кавказа, и не было попытки проникнуть в Индию через горные перевалы.
Теперь мы можем с уверенностью сказать: первый «велик день» Афанасий Никитин встречал в Мазендеране. Следовательно, ошибка относительно Чапакура — ошибка памяти. И так как второй раз путешественник отметил праздник в Наине, а третий в Ормузе, то в общей слож ности он провел в Персии не год с небольшим, а более двух лет.
Йезд, расположенный в оазисе посреди пустыни, пора жал своими урожаями шелка-сырца, которые были здесь в несколько раз выше, нежели в других местностях Пер сии. Да и большая часть жителей города состояла из тка чей. По сведениям Барбаро, мастера Йззда поставляли ежедневно до 20 тыс. вьюков шелковых тканей. Город снабжал тканями весь Ближний Восток. Они встречаются среди товаров русских купцов и имущества русских кня зей и бояр. Дома в Йезде, как и почти во всей безлесной Восточной Персии, были глинобитные, без деревянных пе рекрытий. Город окружал вал около 5 миль в окружности. Никитин провел здесь, как и в Кашане, около месяца.
Две караванные магистрали сходились в Йезде; одна вела из северо-западной части страны в область Керман, к порту Ормуз, другая связывала Хорасан с областью Фарс, главным городом которой являлся Шираз. Из Шираза через Лар также можно было попасть к Ормузу, но Ники тин отклоняется к зостоку и приходит в Лар из области Керман со стороны Тарома. Почему Никитин избрал имен но этот из возможных караванных путей? Возможно, при чиной явилось неспокойное положение в Ширазе: Узун Хасан, писал Никитин, «на Ширязе сел и земля не окрепила» (46). Но была и другая причина — Никитину нужен был отменный конь, и это привело его на юго-восток Персии.
Никитин искал новый путь торговли для Руси. О том, что в Индии есть «товар на Русь», он был наслышан от купцов-мусульман. Но, прежде чем познакомиться с условиями рынка и приобрести товар из первых рук, нужны были средства. И Никитин, торгуя, надолго задерживается в Персии. У него нет состояния, которое позволило бы отправиться в отдаленную страну в качестве путешествен ника. Он едет как купец. Самым выгодным товаром, кото рый в Индии ценился много дороже, чем в Персии или Ара вии, были кони. И Никитин приобретает персидского же ребца. О том, что он привез в Индию через океан дорогого коня, говорит сумма, в которую обошлась вся эта торговая операция: «И яз грешный привезл жеребца в Ындейскую землю, и дошел есми до Чюнеря бог дал по-здорову, а стал ми во сто рублев» (14). О стране, где был куплен конь, пу тешественник прямо не говорит, но, определив по запискам Никитина, когда это происходило, мы можем установить и место купли.
Полагали, что Афанасий Никитин приобрел коня в Ор-музе. Но путешественник рассказывает, как бродил по кон ским ярмаркам в Индии и как продал наконец коня «о ро жестве», т. е. в декабре первого года пребывания в Индии. «А кормил есми его год» (17),—добавляет Никитин. За год до этого Никитина в Ормузе еще не было. Значит, он приобрел коня южнее Наина, где был весной, скорее всего в Тароме или около этих мест. Именно здесь Никитин об ращает внимание на стоимость фиников, входивших в ра цион коня: «а фуники кормять животину, батман [мера веса] по 4 алтына» (13).
Из Йезда Никитин направился в Сирджан. Бывшая сто лица Кермана была расположена в оазисе, где собирали большие урожаи пшеницы, хлопка и фиников, но войска Тимура превратили город в груду развалин. От Сирджана Никитин двинулся к Тарому, где дешевы финики, и к Лару, главному городу области Ларистан. Во времена Никитина в Ларе насчитывалось около 2 тыс. домов (до 9 тыс. жи телей). Преимущественно он был городом купцов, связан ных с морской торговлей. Из Лара Никитин пришел нако нец к Старому Ормузу. «И тут есть пристанище Гурмызь-ское, и тут есть море Индейское, а парьсейскым языком Гондустаньскаа дория, и оттуды ити морем до Гурмыза 4 мили» (13).
Неподалеку от побережья Персидского залива, у вхо да в Индийский океан, лежит скалистый остров. Сюда в конце XIV в., за 100 лет до описываемых событий, был перенесен город Ормуз (у арабов Хормуз). Остров Дже-раун, где поднялся новый Ормуз, распвложен был на пересечении важных торговых путей. Здесь сходились караванные пути из Персии и Багдада и морские из Ин дии. Другой путь, связывающий Ближний Восток и За падную Европу с Индией, проходил через Красное море и Египет. Власть ормузского мелика распространялась на Маскат в Аравии и на Бахрейнские острова, знаменитые добычей жемчуга. «Гурмызскими зернами» называли на Руси в отличие от своего речного жемчуга драгоценно сти, привозимые из Ормуза. На доходы от торговли я ловли жемчуга мелик содержал наемное войско и воен ную флотилию. Они-то и принесли Ормузу эпитет «Дар-аль-аман» — обитель безопасности. Посол Шахруха, пра вившего в Герате, нашел здесь в 1442 г. купцов из Ирана и Аравии, Египта и Сирии, Ма!ой Азии, Ирака Арабско го, Золотой орды, Средней Азии, Китая и различных областей Индии: Малабара, Виджаянагара, Бенгалии 1.
В 1471 г. на острове Джераун появился русский купец Афанасий Никитин. «А Гурмыз есть на остро ве»,— пишет Никитин, называя новый город Гурмызград, а старый, на берегу, Бендерь — пристанище Гурмызское (бендер по-персидски «пристань»),Средневековый Ормуз как центр посреднической торговли сравнивали с Вене цией. На этом сходство и заканчивалось.
Палящий жар стоял над городом. «Силно вар в Гур-мызе,— пишет Никитин,— да в Катобаграиме, где ся жемчюг родить... да в Жидде, да в Баке» (24). На Бах рейнских островах (Катобаграим) и в Джидде Никитин не был, но жар Ормуза, как и Баку, он испытывал на себе. «А в Гурмызе,— замечает он, проведя здесь более месяца,—есть варное солнце, человека съжжеть» (13). Как видно из пометок на рукописи «Хожения», слова эти в XVIII в. вызвали у одного из читателей записок Никитина недоверие (185—186). Если бы этот скептик раскрыл «Книгу» Марко Поло, дважды побывавшего в тех местах, он прочел бы: «Живут тут сарацины, Мухам меду молятся. Жара тут сильная, и потому-то здешний народ устроил свои дома со сквозняками, чтобы ветер дул; и все потому, что жара сильная, невтерпеж» 2.
О городе на острове Никитин пишет, что «всего света люди в нем бывают, и всякий товар в нем есть, что на всем свете родится, то в Гурмызе есть все» (41). И тут же отмечает преграду, которую мелик ставил европейским купцам: «тамга же велика, десятое с всего емлют». Дей ствительно, пошлина для немусульман была равна деся той части стоимости товара, тогда как купцы-мусульма не, державшие в своих руках всю торговлю, платили в четыре раза меньше — два с половиной процента.
Пряности, ткани, краска индиго были главными пред метами ввоза из Индии, основной же статьей вывоза че рез Ормуз были кони. Верховых лошадей для путешест вий и быстрой езды в Индию ввозили из Аравии и южных районов Персии, боевых коней, которых покрывали коль чугой, доставляли из золотоордынских степей. Купцы покупали степных лошадей по 8—10 динаров и гнали караванными путями к Ормузу. Нередко перегоняли та буны до 6 тыс. коней, где на каждого купца приходилось по 100—200 коней. Степных коней продавали за морем по 100 динаров, на лучших коней цена доходила до 500 динаров и выше. Известны случаи, когда привозной конь стоил в Индии до 1000 золотых монет (206). По-разному объясняли в средние века причины, по кото рым в Индии не было коневодства: и тяжестью климата, и трудностями обеспечения подходящим кормом. Однако были и иные препятствия. «Ежегодно,— рассказывает Марко Поло об одном из индийских владетелей,— царь покупает тысячи две коней и побольше; столько же по купают братья; а к концу года нет и ста лошадей, все околевают»3.
Поставка лошадей для армий различных индийских государств велась в течение столетий. Об этом писали Марко Поло, византийский купец Козьма, побывавший в Индии в VI в. Рассказывает об этом и Афанасий Ники тин. Коней, пишет он, привозят из Мисра (Египет), из Аравии, из Хорасана и Средней Азии. И привозят их, добавляет путешественник, все в тавах — индийской зем ли кораблях. Описывая по прибытии в Индию войско Бахманидского государства, Никитин отмечал, что знать вся «на конех да в доспесех, и кони, и сами» (16). Кор мили коней в Индии моченым горохом «да варят кичи-рис с сахаром да кормят кони,— говорит Никитин о рационе коня,— да с маслом, порану же дают им шешни» (36). Шешни, которые давали коням поутру, это рисо вые лепешки. Кхичри также приготовляли из риса, но с маслом и приправами. Этим блюдом кормили и боевых слонов. Сварив кхичри, выливали из котла, посыпали солью и, подмешав свежего сахара, давали слонам.
«А из Гурмыза,— пишет Афанасий Никитин,— пошел есми за море Индейское, по велице дни в фомину неде лю, в таву, с коньми» (13). Фомина неделя — вторая после пасхи. Самая ранняя ее дата, учитывая подвижность праздника, с 29 марта по 4 апреля, самая поздняя — с 2 по 8 мая (счет дней недели в древнерусском календаре после пасхи начинался в воскресенье). Текст, приведен ный выше, взят из Троицкого списка «Хожения». Лето писная редакция дает более точную дату: «по велице дни в радуницу» (35). Названный праздник приходится на вторник Фоминой недели. Такой способ датирования весьма распространен в русских летописях, и, когда из вестен год, подобное указание равносильно приведению числа и месяца. И — наоборот. У Никитина год не ука зан, поэтому определенно лишь то, что самым ранним днем отплытия могло быть 31 марта, самым поздним — 4 мая. Опираясь на сведения о времени плавания и даль нейшем пути Никитина, отмеченным другим праздни ком с постоянным непереходным днем, была сделана попытка установить дату отплытия Никитина из Орму-за и прибытия его в Индию. Однако выясним прежде, каков был маршрут, сколько длилось плавание, на ка ком корабле совершил его русский путешественник.
Когда венецианцы братья Поло совершили «великий спуск» к городу Ормузу, что находился на берегу Персид ского залива, они увидели суда, готовящиеся к отплытию в Индию. Вид настолько подействовал на купцов из Вене ции, что они отказались от плавания через океан и пред почли пустыни и горы Центральной Азии. «Суда у них плохие,— писал позднее Марко Поло,— и немало их поги бает, потому что сколочены они не железными гвоздями, а сшиты веревками из коры индийских орехов... У судов одна мачта, один парус и одно весло... Нагрузят суда и сверху товары прикроют кожею, а на это поставят лошадей, которых везут на продажу в Индию»4. По словам Поло, болты корабля делали из дерева, потому что железа для гвоздей в здешних местах нет. «Плавать в таких су дах,— заключает Поло,— опасно; бури в Индийском море часты, и много их гибнет» 5. На таком судне, как полагают комментаторы, и плыл Никитин. Особенности строитель ства этих судов связывали с поверьем среди моряков о маг нитных скалах в Персидском заливе, которые притягивали железные части корабля. Как видим, Поло дает вполне рациональное объяснение. Венецианец Николо Конти, пол тора столетия спустя оказавшийся в тех же местах, дает иное описание судов, совершавших плавания в Индию. Они были вместительнее итальянских, пятипарусные, на слу чай пробоины снабжены переборками, чтобы вода не могла далее распространяться. Часть исследователей считает, что Никитин отплыл из Ормуза на таком судне.
В чем же дело? В том, что за прошедшее время строи тельство судов усовершенствовалось? Однако, по описанию Абдарраззака Самарканди, современника Конти, корабль, на котором он отплыл в Индию, мало чем отличался от опи санных Марко Поло. Значит, верно мнение, высказанное вначале?
Приводимое выше описание содержится в первой части книги Марко Поло, посвященной Персии. В третьей частя книги Поло приводится описание судов, строившихся в Ин дии. И оно, оказывается, весьма близко к рассказу Конти.
«Начнем сперва о судах, в которых купцы плавают из Индии и обратно туда,— рассказывает Марко Поло.— У них одна палуба, на ней более шестидесяти покоев, и в каждом одному купцу жить хорошо. Они с одним рулем и четырьмя мачтами; зачастую прибавляют еще две мачты... Сколочены они вот как: стены двойные, одна доска на другой и так кругом; внутри и снаружи законопачены; сколочены же лезными гвоздями»6. Когда идут на веслах, добавляет Поло, -у каждого весла по четыре морехода.
Значит, речь идет о различных типах судов, совершав ших плавание через Аравийское море: тех, что строились на берегах Персидского залива, и тех, что строились в Ин дии. Никитин оба раза — при описании плавания в Индию и обратно — называет судно тава (от махратского «даба»). «А привозят все морем в тавах,— пишет Никитин,— Индей-скыя земли корабдр!» (14).
Такие суда строили не только в Индии, но и на всем Аравийском побережье. В атласе городов мира XVI в. на раскрашенном от руки рисунке показано, как строят таву7.
Морские суда, называемые даба, строят и сейчас, при чем так же, без железных гвоздей. Они, как и сотни лет назад, рассекают воды Аравийского моря.
В то время, когда А. Никитин плыл из Ормуза в Индию, на параллельных линиях водил суда знаток южных морей Ахмад ибн Маджид, знаменитый изложенными в стихах лоциями и тем, что привел корабли Васко да Гамы в Ин дию. Позднее Ахмад ибн Маджид, став живым свидетелем начала эры колониального захвата Индии, с горечью вос кликнет: «Когда бы ведать мне, что от них будет!»8 Од нако вернемся к Никитину.
Сколько стоил ему перевоз из Ормуза, путешественник не говорит, но об этом можно судить по корабельной пла те, взятой до Ормуза при отплытии из Индии — два золо тых «от своея головы». При первом плавании он должен был платить и за перевоз коня. Плавание было долгим, шесть недель, как пишет Никитин. Сорок дней, сорок ночей.
Никитин называет три крупных порта Индии: Камбей в области Гуджарат, Дабхол во владениях Бахманидов, Кожикоде (Каликут) на территории империи Виджаянагар. Их он называет пристанищами «Индейскому морю все му». «А товар в нем,—пишет путешественник о Камбее,— все делают [ткани]: алачи да пестряди, да киндяки, да чинят краску ниль [индиго], да родится в нем лек [крася щее вещество], да ахик [сердолик], да лон [соль]». В Даб хол, говорит путешественник, «съежжается вся поморья Индейская и Ефиопская». Сюда, по словам Никитина, «при водят кони из Мисюря [Египет], из Рабастани [Аравия], из Хоросани, из Туркустани, из Негостани [Ормуз]...» О Кожикоде Никитин сообщает по расспросам: «А родится в нем перець, да зеньзебиль [имбирь], да цвет да мошкат [мускатный орех], да калафур [цинаммон], да корица, да гвозникы [гвоздика], да пряное коренье, да адряк [вид имбиря], да всякого коренья родится в нем много» (21).
Все перечисленные виды пряностей упоминаются так же путешественниками XVI в. как предмет индийского экспорта в страны Ближнего Востока и Западной Европы.
По описанию русского путешественника, Дабхол вы ступает как порт для ввоза (в 1508 г. город был разрушен по приказу адмирала Альмейда), а Камбей и Кожикоде — как порты, вывозящие продукты земли и промышленности Индии.
На Аравийском полуострове, недалеко друг от друга располагались порты Маскат и Калхат на оманском берегу и Аден, служивший морскими воротами к священным ме стам мусульман — Мекке и Медине. Отсюда корабли на правлялись к западному побережью Индии. Из Калхата (при быстром произношении звучит как Галат) в Кожико де плыл с посольством Абдарраззак Самарканди. По его оценке, Кожикоде имел торговое значение подобно Ормузу. Однако если из Ормуза корабли чаще шли на Камбей и Чаул, то из Кожикоде — в аравийские порты Красного моря и Египет. Торговый путь через Аравийское море находился в руках мусульманского купечества.
Маршрут плавания Никитина и время пути между пор тами до сих пор вызывает разногласия, поскольку в своих записях путешественник приводит разные данные о мор ских путях Индийского океана. Согласно первому свиде тельству, путь корабля, на котором находился Никитин, лежал от Ормуза до Маската, затем следуют: Дега (по-ви димому, Дезат на персидском берегу, подчиненный медику Ормуза); Гуджарат, первая индийская область, увиденная Никитиным, где у полуострова Катхиявар известен порт Диу (Двипа); порт Камбей на берегу Камбейского залива, также в области Гуджарат, и, наконец, порт Чаул на Мала-барском побережье, откуда началось путешествие в глубь страны.
«И шли есмя морем до Мошката 10 дни,— пишет Ники тин,— а от Мошката до Дегу 4 дни, от Дега Кузряту, а от Кузрята Конбаату... а от Конбата к Чювилю, а от Чювиля есмя пошли в 7-ю неделю по велице дни, а шли в таве есми 6 недель морем до Чивиля» (35). Обратный путь морем был иным: от порта Дабхол, расположенного между Чау-лом и Гоа, до берегов Эфиопии, «а оттудова же поидох 12 дни до Мошката, и в Мошкате же шестой великий день взял и поидох до Гурмуза 9 дни» (49).
Второй, приводимый Никитиным, вариант пути в Ин дию: «А от Гурмыза ити морем до Голат 10 дни, а от Кала-ты до Дегу 6 дни, а от Дега до Мошката, до Кучьзрята, до Комбата 4 дни, от Камбата до Чивеля 12 дни, а от Чивиля да Дабыля 6». Так выглядит путь в Троицком списке «Хожения» (20). Летописная редакция полнее передает это место: «А от Гурмыза итти морем до Галат 10 дни, а от Галаты до Дегу шесть дни, а от Дега до Мошката 6 дни, а от Мошката до Кучьзрята 10 дни, а от Кучьзрята до Кам бата 4 дни» (41) (подчеркнутое отсутствует в Троицкой редакции). Сопоставим оба маршрута.
Ормуз — Маскат — 10 дней Ормуз — Калхат — 10 дней
Маскат — Дега — 4 дня Калхат — Дега — 6 дней
Дега — Гуджарат Дега — Маскат — 6 днейМаскат — Гуджарат — 10 дней
Гуджарат—Камбей Гуджарат—Камбей — 4 дня
Камбей—Чаул
