Сказание о конях

Юлия Белова

Сказание о конях

(Конный мир. - 2004. - N 2. - С. 62-65)

Любители фэнтези без труда составят перечень волшебных и не очень волшебных существ, встречающихся в этом жанре фантастики: огнедышащих и летающих гадов, говорящих лис, вервольфов, гигантских орлов, василисков, грифонов, адских псов, ламий и мантикор...

Но где на этом празднике жизни кони?

К сожалению, среди изобилия фэнтезийных живых существ и нежити лошади почти незаметны. Не то чтобы авторы вовсе забыли об их существовании. Нет, в библиотеках и книжных магазинах можно найти даже полностью посвященные лошадям фантастические романы. Однако чаще всего конь в книгах выступает в роли безответного средства передвижения, возможно, и необходимого герою, но при этом не удостаивающегося большого внимания ни героя, ни автора, и потому обделенного характером.

Мир – это конь…

Конечно, эта печальная для любителей лошадей ситуация в общем-то понятна. Большинство авторов обращаться с конем не умеет: «Где вы найдете в наше время коня?» – вопрошают они. «А где вы найдете дракона?» – задаю встречный вопрос.

А ведь необыкновенно красивые, сильные, быстрые – кони заслуживают внимания авторов хотя бы с эстетической точки зрения! Не зря ведь говорят, что среди всех зрелищ самых прекрасных три – танцующая женщина, гарцующая лошадь и корабль под парусами. Не менее важно и другое обстоятельство. Тысячелетиями кони находились рядом с человеком, не случайно мы столь часто встречаем их в мифологии и эпосах разных народов. А что еще питает фэнтези, как не мифология и эпос?

Древнее представление индоевропейцев о мировом древе, коне, пасущемся в его ветвях, и рыскающем волке можно встретить и в древнеиндийской, и в скандинавской, и в славянской мифологиях. Древние индийцы вообще утверждали, что мир был создан из частей тела отданного на заклание коня. Конскому жертвоприношению – ашвамедхе – должен был предшествовать воинский поход вслед за не знающим узды конем, а тот, кто сумел бы совершить сто ашвамедхов, мог свергнуть бога Индру и стать властелином Вселенной! Интересно, что в истории многих народов, не только индоевропейских, встречаются крупные жертвоприношения животных, но заклание сотни быков или сотни верблюдов никогда не имели в представлении этих народов столь глобальных последствий. Впрочем, однажды жертвоприношение ста верблюдов спасло от заклания на алтаре отца пророка Мохаммеда…

Они виделись людям везде. Бешеным табуном неслись на берега морские волны. Семь рыжих кобылиц – семь лучей света – бога солнца Сурьи освещали Землю. Да и само Солнце в представлении многих народов было сияющим конем или дикой кобылицей. Множество богов, богинь и божков представлялись людям лошадьми, затем, по мере развития цивилизации, конных оборотней и, наконец, всадников, покровительствующих богатству и лошадям. Грозный Посейдон, прежде чем стать богом морским, был богом конным и носил имя Гиппий. С Посейдоном отождествлялся и злой демон Тараксипп («ужас коней»), алтари которому были установлены на ипподромах как Олимпийских, так и Истмейских игр. По некоторым легендам, в коня на склоне лет был превращен Одиссей. Богине любви Венере принадлежал эпитет «конная». Имя галльской богини Эпоны без всяких затей означало «лошадь». В лошадином обличии появлялись перед людьми и богиня шелкопряда Цань-Шань, и корейский дух оспы. Кони были символами мифологического Иаука, которому, как уверяет исламская традиция, поклонялись сородичи Нуха (Ноя), армянского бога солнца Арэва, славянских богов Радогаста, прозываемого иначе Сварогом, и Свантевита. Белый конь последнего каждую ночь сражался со злыми силами и потому утром возвращался в святилище грязным с головы до ног. Верхом на конях появлялись у мирового древа великие рожаницы. До сих пор деревенские мастерицы вышивают эти сцены на полотенцах и скатертях, хотя давно уже не помнят символического значения своих трудов. В славянских языческих культах важную роль играл лошадиный череп – атрибут бога Велеса и... русалок. Русские крестьяне устанавливали в лесу шесты с конскими черепами еще в XIX веке.

Нередко символом различных божеств оказывались кони белой масти. Этот цвет в представлении многих народов был символом потустороннего мира и смерти. И если понятно, почему рыжие кони были символом огня и солнца (по цветовому сходству), то потусторонность белых коней требует разъяснения. Строго говоря, белой масти в природе не существует. Каждый раз, когда мы говорим о белых конях, мы имеем в виду либо очень светлых лошадей серой масти, либо альбиносов, встречающихся не так уж и часто и потому в качестве явления редкого и необычного идеально подходящих для существ иного мира. То же родство коней с сакральным миром объясняет частое изображение лошадей на надгробиях как символа смерти.

И, конечно, божества вовсю производили на свет бессмертных коней. Особенно по части конепроизводства отличались Посейдон, боги ветров, эринии и гарпии, да и другие боги разных эпох и народов не забывали время от времени пополнить лошадиное племя своими детьми. Эти непарнокопытные отпрыски богов, а также другие волшебные кони, отличавшиеся чудесным рождением, умевшие и летать, и советы давать, становились верными друзьями героев – витязей и богатырей. Эпос сохранил рассказы о разных «породах» крылатых коней. Мы знаем о киргизских тулпарах, абхазских арашах, адыгских альпах, грузинских раши... А вот европейцы не удосужились дать летающим коням особое наименование, ограничившись использованием греческого термина «гиппогриф» – европейский эпос в основном посвящен коням земным и, в особенности, водным. Да и греческий Пегас, самый знаменитый из эпизодически появляющихся в европейской мифологии гиппогрифов, стал символом не столько боевого коня героя (такой период в его жизни тоже был), сколько творческого вдохновения, в каковом качестве неизменно тревожит воображение поэтов и писателей.

Бойся, путник, пышногривого агиска!

Чем большее значение в жизни того или иного народа играли кони, тем более привлекательный образ лошади оставляли они в мифологии и эпосе. Для всех народов, умевших ездить верхом, конь был ближайшим другом, мудрым и смелым – короче, героем, во всех отношениях положительным. В былинах и сказках о богатырях, в эпических поэмах и средневековых романах, восхваляющих рыцарские доблести, невозможно даже представить образ коварного и злобного коня. Для народов же коневодческих, ведущих кочевой и полукочевой образ жизни, конь и вовсе является символом всего самого прекрасного и благородного. Для всех этих народов рассказ, где причиной смерти героя, пусть даже и косвенной, становился его конь, был обвинением не коню, а жертве, способ выразить неудовольствие его поступками. Яркий пример – гибель князя Олега от укуса змеи, выползшей из черепа коня.

В то же время народам, у которых верховая езда не была распространена, конь представлялся символом неукротимых сил природы, существом демоническим, злобным и коварным. Именно поэтому в воображении прекрасных колесничих, но плохих всадников греков родился образ свирепых похитителей женщин и насильников полуконей-полулюдей кентавров, кровожадных коней царя Диомеда, которым преступный царь скармливал людей, а также злосчастных конюшен царя Авгия, чистка которых была засчитана в качестве подвига самому Гераклу.

Те же боязнь и недоверие породили всевозможных водных лошадок кельтов (как и греки, некоторые кельтские народы знали колесницы, но крайне редко ездили верхом). Все эти лошадки, бывшие по большей части оборотнями, имели скверную привычку заманивать своих седоков в воду, а то и разрывать их на части. Даже укрощенные, они в любой момент могли взбеситься, круша все на своем пути. В Шотландии в речках подстерегали коварные келпи, а моря и озера населяли эх-ушки; в морских заливах Ирландии обитали агиски; не менее опасны были крохотные шупилти с Шетлендских островов, имевшие обыкновение пить кровь утопленников... Нет числа волшебным лошадям и лошадкам, в облагороженном виде перешедшим из эпоса в средневековые романы, а из рыцарских романов в книги-фэнтези*. Нельзя сказать, чтобы все эти кони были очень опасны. Кельтская мифология упоминает добрых глэстинов с острова Мэн, безобидных проказников – ногглов с Шетлендского архипелага и английских данни. Галльские кони-оборотни лютены пошутить любили, но к людям были весьма благосклонны: домашние лютены предупреждали о несчастьях, прибрежные стерегли рыбацкие сети, а морские спасали от кораблекрушений.

И все-таки ради собственного спокойствия люди предпочитали заранее определить, кто перед ними – обычный конь или волшебный. Поэтому они с большим подозрением относились к лошадям определенной масти, да и просто пасущимся у воды. Впрочем, были и более надежные признаки. Как известно, кабилл-ушти с острова Мэн и ногглов можно узнать по загнутому на спину хвосту, агисков – по очень пышной гриве, а келпи – по расположенным задом наперед копытам и иногда рогам…

И лишь верблюдицы летают вдохновенно

Что же касается мифологии народов Ближнего Востока, то в ней кони не играли особой роли. Кто-то, конечно, может вспомнить о четырех конях Апокалипсиса, некоторые – о йеменской «конной» богине солнца Зат-Бадан. Но эти примеры вряд ли можно назвать удачными. Датировки Апокалипсиса и сведений об арабских языческих божествах довольно поздние – начало и середина I тысячелетия нашей эры. До этого времени кони на Ближнем Востоке встречались крайне редко. Правда, еще в конце II тысячелетия до нашей эры были известны колесницы ханаанеев, застрявшие в грязи во время сражения против еврейских племен, возглавляемых Деборой и Бараком. В X веке до нашей эры любовью к коням прославился царь Соломон, выстроивший роскошные конюшни в Мегиддо. Однако легенда об укрощении царем чудесных степных коней родилась не в Иудее, а в Средней Азии и повествовала о происхождении одной из древнейших конских пород – ахалтекинской. Реальному, а не мифологическому Соломону приводили коней из Египта. Библейские же патриархи ездили на верблюдах, цари и их подданные – на ослах и мулах. Например, у царя Давида был волшебный мул, перед которым мгновенно сокращалось пространство.

И у арабов первой и самой сильной привязанностью был верблюд, а не конь. Верблюд был символом прекрасного, и арабы представляли змея, искушавшего в раю Еву, в виде верблюда, к тому же с крыльями. Именно на верблюдах начинал Мохаммед свои завоевания, и лишь в результате этих завоеваний, когда арабы получили в качестве добычи среднеазиатских коней, начала складываться арабская порода лошадей. А с появлением лошадей реальных стали возникать и образы легендарных коней.

Итак, краткий обзор «конных» легенд почти подошел к концу. Почти, так как существуют еще и единороги, вызванные к жизни ошибкой средневекового переводчика Библии. Конечно, в Священном писании никаких единорогов нет и быть не может, однако упоминаются многие другие животные, в том числе и дикий бык. Как это нередко случается, неизвестный нам переводчик не знал древнееврейского слова «бык» – и придумал вместо незнакомого ему слова свое собственное. И поскакали по страницам рыцарских романов волшебные кони с витым рогом во лбу, а иногда даже и с козлиной бородой. И характер у них был весьма разнообразен. То единороги становились символом гордыни, несдержанности и ярости, то символом скромности, чистоты и целомудрия, в качестве какового признавали над собой власть только невинных дев. К сожалению, в XX веке все это разнообразие характеров куда-то испарилось, и единороги в компании с невинными девицами заполонили книжные страницы, напоминая детские рисунки, сделанные под копирку. Так что с прискорбием приходится признать, что писатели не используют в своих творениях и сотой доли легенд о волшебных конях…

Конечно, у подобной ограниченности есть обоснование. Что бы ни говорили писатели, лошадь кажется им слишком обыденным животным. Им легче представить огнедышащего дракона, чем огнедышащего коня. Пусть так. В конце концов авторы фэнтези создают не эпосы, а художественные произведения, с большим или меньшим успехом опирающиеся на реалистические традиции. А раз так, пожелаем писателям не отправлять в поход лошадей-двухлеток, не забывать их кормить, поить и чистить. Не придумывать новые масти (красные, коричневые, красно-черно-полосатые и т.д.), ибо масти известные много разнообразнее изобретенных писателями. И, самое главное, пусть помнят: тому, кто жесток с животными, нет места в грядущем мире.