Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Саморазвитие, Поиск книг Обсуждение прочитанных книг и статей,
Консультации специалистов:
Рэйки; Космоэнергетика; Биоэнергетика; Йога; Практическая Философия и Психология; Здоровое питание; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй; Вредные привычки Эзотерика


«Витязь» в Индийском океане

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Предлагаемая книга представляет собой приведенные в систему путевые записки из плавания «Витязя» в Индийском океане в 1959–1960 годах. Экспедиция совершалась по плану международных исследований Индийского океана. Это был тридцать первый рейс «Витязя» и первый рейс его в Индийском океане. Экспедиция работала в море семь месяцев и провела в северной и центральной части океана серию меридиональных и широтных разрезов. Корабль заходил в порты многих стран. Некоторые из этих стран, как Австралия и Индонезия, Индия и Цейлон, неоднократно посещались русскими и советскими кораблями и путешественниками. Но есть в Индийском океане острова, которые никогда не видели советского флага, не видели русского судна. Много ли мы знали о природе и населении Мальдивских, Коморских, Сейшельских островов, острова Занзибар?

Как и после экспедиции в Тихий океан в 1957–1958 годах, я видел, какой живой интерес вызывают рассказы о плавании «Витязя» как в частных беседах, так и в публичных лекциях, которые приходилось читать мне и моим товарищам по плаванию.

В этой книге мне хотелось рассказать об Индийском океане, о работах экспедиции, о посещенных нами странах и островах, их природе и населении. Конечно, трудно охватить все эти вопросы в небольшой книге, и поневоле приходилось касаться всего поверхностно и кратко. Вполне сознаю, что многое существенное упустил в своем изложении, что выбор материала крайне субъективен, что я больше останавливался на тех вопросах, которые мне ближе.

Я старался быть по возможности точным в передаче фактов и событий. Но приходилось затрагивать много вопросов, в которых я не специалист и, вероятно, допустил неточности и ошибки. Я буду благодарен за указания на них, за товарищескую критику.

Куда бы мы ни заходили, я стремился вступать в беседы с местными жителями разных народностей и разного общественного положения — рыбаками и портовыми рабочими, крестьянами и торговцами, учеными и представителями администрации. В этой книге я пытался рассказать и о том, что почерпнул из этих бесед.

Страны Индийского океана в наше время переживают бурную эпоху борьбы за свободу и независимость. Индонезия в тяжелой борьбе сбросила 350-летний гнет колонизаторов и строит независимое государство. Индия и Цейлон не так давно обрели политическую свободу и выходят на дорогу экономической независимости. Народ Мадагаскара ведет упорную борьбу за подлинно свободную и независимую Мальгашскую Республику. Политические страсти кипят в Занзибаре, неотделимом от восточной и центральной Африки в своей борьбе против господства колонизаторов. Все это отдельные участки широкого фронта борьбы против колониализма. И всюду нас, представителей Страны Советов, встречали как друзей.

Я, конечно, пользовался книгами, лоциями и статистическими справочниками, издаваемыми в разных странах, и другими источниками, заслуживающими доверия. Приведенные фотографии и рисунки по большей части принадлежат мне, но много снимков мне дали товарищи по плаванию, за что выражаю им искреннюю признательность.

Приношу глубокую благодарность члену-корреспонденту АН СССР Д. А. Ольдерогге, сотрудникам Института этнографии АН СССР М. К. Кудрявцеву и Д. В. Маретину, проф. А. В. Иванову, проф. Т. С. Рассу, проф. О. С. Стрелковой и А. В. Тараканову и другим товарищам, любезно взявшим на себя труд просмотреть рукопись и давшим ценные советы и указания.


Е. Крепс

ВВЕДЕНИЕ

«Мы знаем дно Индийского океана хуже, чем поверхность луны», — заявил недавно виднейший американский океанограф Рожер Ревелл, говоря о сравнительной изученности океанов. И он имел полное основание сказать это. Наши знания об Индийском океане до самого последнего времени оставались крайне неполными. Этот факт, естественно, вызывает удивление. Ведь Индийский океан с древнейших времен — район особенно развитого мореплавания. Индийский океан «освоен» человечеством на много столетий раньше, чем другие океаны — Тихий и Атлантический.

Далекие плавания по Индийскому океану совершались уже с незапамятных времен. По библейской легенде, корабли царя Соломона и финикийского правителя Хирама плавали в далекую и богатую страну Офир и привозили оттуда золото и слоновую кость, дорогие сорта дерева и драгоценные камни, обезьян и павлинов еще за десять веков до начала нашей эры. Большинство ученых сходятся на том, что страна Офир — это Индия.[1]

Еще раньше, в XIV–XIII веках до нашей эры, египетский фараон Рамзес II посылал флотилии из Красного моря в Индию. В конце VII века до нашей эры, при фараоне Нехо, финикияне совершали замечательные плавания вдоль восточных берегов Африки и, по-видимому, первые в истории человечества обогнули с юга «великий черный континент», достигнув «Геркулесовых столбов» — Гибралтарского пролива.

История сохранила подробное описание морского похода Неарха — флотоводца Александра Македонского, который провел корабли с войсками из устья Инда до Персидского залива (326 год до нашей эры). Один из кораблей Неарха был послан Александром на разведку к острову Цейлон.

В I веке до нашей эры и в последующие одно-два столетия римские купцы вели торговлю с Индией. Греко-римские корабли, выходя из Красного моря, достигали восточного побережья Индостана (Коромандельский берег) — свидетельства об этом можно найти у знаменитого римского ученого и географа Плиния-старшего (I век нашей эры).

В замечательном «Перилле Эритрейского моря» — труде неизвестного греческого автора, жившего, по-видимому, в Египте в конце I века наглей эры, — содержится подробное руководство для мореходов с описанием берегов Индии и восточной Африки. Под «Эритрейским морем» понималось тогда Аравийское море с Оманским заливом, а также лежащие к югу от них районы Индийского океана между восточным побережьем Африки и берегами Индии.

Римляне приписывали греческому купцу Гиппалу (I или II век нашей эры) открытие муссона — юго-западного ветра, который в летнее время позволяет пересекать море прямо из Аравии в Индию. Это «открытие» положило конец томительному каботажному плаванию вдоль жарких берегов Аравии. Зимний северо-восточный муссон делал легким обратный путь из Индии. Индийцы приписывают честь открытия этого способа навигации индийскому принцу Санадара.

Но, вероятно, еще задолго до Гиппала арабские торговцы пользовались муссонами, плавая к западным берегам Индии и вдоль восточных берегов Африки. Расцвет арабского мореплавания наступил позднее, в период экспансии ислама, во времена Багдадского калифата (VIII–X века нашей эры), когда арабы держали под своим суровым контролем Баб-эль-Мандебский пролив — ворота из Красного моря в Индийский океан. Арабские купцы из Омана и Персидского залива на парусных «доу» вели обширную торговлю с Индией и проникали далеко на восток, вплоть до южных портов Китая.

Одновременно с плаванием по Индийскому океану с запада на восток, в богатую и культурную Индию, шло освоение океана в обратном направлении — из Китая, другого древнейшего очага цивилизации и культуры. Первые указания на плавания китайцев в страны Индийского океана относятся к периоду царствования династии Хань (III век до нашей эры — III век нашей эры).

В последующие столетия китайские купцы и путешественники проникали все дальше и дальше на запад и юго-запад, и в VII–IX веках нашей эры (эпоха Танекой династии) китайские корабли привозили товары на острова Индонезии — Суматру и Яву, в Индию, на остров Цейлон, достигали берегов Аравийского моря и Персидского залива. В это же время арабские купцы имели свои торговые пункты в южном Китае. Арабы принесли на запад многие достижения высокой китайской цивилизации — такие, как бумагу, порох, магнитную стрелку компаса и др. Замечательные китайские путешественники IV, V, VI веков нашей эры оставили подробные описания своих странствий. Необыкновенно путешествие Фа Сяна (зпоха династии Цзинь, конец IV — начало V века): убежденный буддист, он отправился в Индию сухопутным путем, через Центральную Азию, для изучения священных книг буддизма. Затем он с китайскими мореходами прибыл на Цейлон, откуда морским путем вернулся в Китай, пробыв в странствиях 15 лет.

В эпоху Юаньскэй династии (1300 годы нашей эры) шла оживленная торговля китайских купцов с Индией, арабским калифатом. Большие мореходные китайские джонки достигали восточных берегов Африки, китайские товары проникали в страны Средиземноморья. За 28 лет, с 1405 по 1433 год, семь китайских экспедиций, по нескольку сот кораблей в каждой, проходили путь от устья Янцзы к островам. Индонезии, к Индии и Аравии, достигали берегов Африки. Корабли водил в далекие моря великий мореплаватель. Чжен Хэ. Большая торговая флотилия китайских джонок плавала вдоль восточноафриканского берега, закупая слоновую кость и леопардовые шкуры, золото и черепаховые панцири, в 1430 году, за 67 лет до появления в этих водах каравелл Васко да Гамы.

В XVI веке в страны Индийского океана начинается проникновение европейцев — сперва португальцев, затем голландцев, позднее французов и англичан. Пионерами в освоении морских путей и овладении Индийским океаном были португальцы, стремившиеся к торговле с богатой, таинственной Индией и к овладению источниками драгоценных тогда пряностей. Португальцы были одновременно и торговцами, и завоевателями, и воинствующими распространителями христианства. Вместе с солдатами каравеллы привозили католических монахов для обращения в христианскую веру всех «язычников». Португальские опорные пункты возникли по всему Индийскому океану — от устья Красного моря до Явы и Молуккских островов. Столицей португальской империи в Индийском океане стала Гоа, которую только в декабре 1961 года индийские вооруженные силы освободили от гнета португальских колонизаторов.

Парусные плавания мореходов различных народов на протяжении столетий позволили хорошо изучить ветры Индийского океана — постоянно дующие пассаты и изменчивые по сезонам муссоны. Были открыты все острова Индийского океана. Но настоящее систематическое изучение океана, его глубин и течений, ветров и атмосферных условий, его жизни и природных богатств, началось только в XIX веке. Первые европейские мореплаватели в Индийском океане — португальцы, голландцы — держали в строгом секрете накопленные знания об условиях плавания в этом океане. Но затем времена изменились. Капитаны кораблей призывались вести систематические наблюдения над всем, что может иметь значение для безопасности кораблевождения. Результаты наблюдений над силой и направлением ветра, течениями и туманами, льдами и подводными банками собирались специальными управлениями (гидрографии, адмиралтейства) для всеобщего ознакомления. К сбору наблюдений привлекались не только торговые корабли, но и военные суда разных наций.

Особое значение для познания океана имели специальные глубоководные экспедиции, иногда связанные с практическими задачами прокладки океанских кабелей. Важную роль в изучении океана сыграла знаменитая кругосветная экспедиция английского военного корабля «Челленджер» (1873–1876) под руководством Уайвилля Томсона. «Челленджер» работал и в Индийском океане, к югу от 40° южной широты.

Оснонные научные результаты экспедиции были опубликованы английским ученым Джоном Мерреем в его ставшем классическим труде.[2]

В последующие десятилетия в разных районах Индийского океана работал целый ряд специальных научных морских экспедиций, ставивших перед собой в первую очередь то гидрографические, то геофизические, то биологические задачи. Среди этих экспедиций надо упомянуть о германской глубоководной биологической экспедиции на судне «Вальдивия» (1898–1899), о голландских глубоководных исследованиях на корабле «Сибога» (1890–1899).

Со специальными геофизическими заданиями в период 1909–1921 годов во всех океанах, в том числе и в Индийском, плавало американское немагнитное судно «Карнеджи», ставшее в начале своего седьмого рейса жертвой пожара.

Ценные биологические и гидрологические исследования проводило в Индийском океане в 1928–1930 годах датское экспедиционное судно «Дана» под начальством известного биолога Иоханнеса Шмидта.

Геологические, гидрологические и биологические работы б Индийском океане вели английские экспедиции — на судне «Дисковери-2» (1930–1931, 1935–1936, 1950–1951) и «Джон Меррей экспедиция» на египетском судне «Мабахис» в 1933 году.

Период после первой мировой войны и особенно после второй мировой войны характеризуется быстрым развитием техники океанографических исследований. Появляются первые эхолоты, сменившие старинный способ измерения глубин при помощи проволоки и груза и позволяющие вести непрерывный промер глубин на ходу корабля. Широко стали применяться в технике морских исследований новейшие достижения физики, электроники. Исследовательские корабли оснащаются радиопеленгаторами, радиолокаторами, термобатиграфами и прочей современной техникой.

Несколько хорошо оснащенных глубоководных экспедиций работало в Индийском океане после второй мировой войны. Шведская кругосветная экспедиция на судне «Альбатрос» (1947–1948) под руководством известного океанографа Петерсона проводила исследования рельефа морского дна, глубоководных морских отложений и химии вод.

Плодотворно работала в Индийском и Тихом океанах датская глубоководная экспедиция на судне «Галатея» (1950–1952) под руководством профессора Антона Брууна. Основной задачей экспедиции было изучение жизни на абиссальных глубинах. «Галатея» детально обследовала несколько глубоководных океанических впадин, изучала рельеф дна и проводила сборы биологического материала.

В те же годы, что и «Галатея», работала английская кругосветная экспедиция на судне «Челленджер-2», которая пересекла северную часть Индийского океана. Научный персонал, состоявший всего из трех человек, занимался эхолотными промерами глубин и геологическими исследованиями, прежде всего сейсмоакустическими измерениями мощности рыхлых осадков на дне океанов.

Французские гидрологи в 1955 году производили исследования в Индийском океане на судне «Норсель».

В 1956 и 1957 годах Индийский океан был дважды пересечен с юга на север советской Антарктической экспедицией на д/э «Обь». Экспедиция вела промеры глубин, собирала образцы грунта, придонной фауны и планктона и проводила другие океанологические работы.

Несмотря на это довольно внушительное количество экспедиций, из которых мы упомянули лишь наиболее значительные, изучение Индийского океана только еще начинается. Почти все экспедиции ставили перед собой ту или иную ограниченную задачу — промер глубин или гидрологию, геофизические или биологические исследования — и работали эпизодически и в каком-нибудь определенном районе океана. Поэтому собранные сведения оставались очень фрагментарными. Мы знали только самую общую картину рельефа дна и поверхностных течений, геологии и биологии Индийского океана. Целостное изучение всей природы океана, физических и химических процессов, протекающих в толще вод, их связь с атмосферными условиями и с геологией ложа океана, значение всех этих явлений для жизни моря, влияние жизни моря, растительной и животной, на физические и химические процессы в океане, систематическое изучение производительных сил моря, его промысловых богатств — все это еще оставалось делом дальнейших исследований.

В 1958 году американский океанограф и биолог Лаионель Уолфорд в книге, посвященной «живым ресурсам моря»,[3] дал карту, которая была использована в докладе Специального комитета Организации Объединенных Наций по изучению океанов. На этой карте изображена сравнительная изученность различных морей. В зависимости от количества собранных в данном районе научных сведений каждый участок Мирового океана окрашен в один из пяти, нарастающих по интенсивности, тонов. Наиболее изученными оказываются деэ района Мирового океана: во-первых. Северная Атлантика благодаря многочисленным работам скандинавских, английских и немецких исследователей и, во-вторых, северозападная часть Тихого океана благодаря упорным, систематическим исследованиям советских океанографов и в первую очередь плаваниям «Витязя».

Наименее исследованным остается Индийский океан — почти белое пятно на карте Лайонеля Уолфорда.

1957 и 1958 годы были периодом II Международного геофизического года, в течение которого с невиданным размахом велось изучение Мирового океана. Советский Союз внес особенно крупный вклад в исследование океанов, послав в море свыше 20 экспедиций. Успешное проведение Международного геофизического года показало, какое огромное значение в познании океанов имеет международное сотрудничество. Только коллективные усилия многих наций могут дать серьезный прогресс в наших знаниях об океанах. Время разведочных работ, время собирания первых, общих сведений о структуре и природе океана уже миновало. Задача сегодняшнего дня — систематическое, планомерное и обязательно всестороннее изучение моря, так как все явления и процессы, протекающие в океане. — физические и химические, геологические и биологические — находятся в тесной взаимосвязи и взаимозависимости. Солнечный свет и атмосферные осадки, температура воды, ее прозрачность и жизнь планктона, химические процессы, идущие в воде, и перемешивание водных масс, обилие жизни в море и морские течения, таяние льдов, богатство рыбного населения, глубина океана и рельеф дна, скорость отложения морских осадков — все эти различные стороны природы океанов связаны одной непрерывной цепью зависимостей и связей. Выяснение отих связей составляет одну из важнейших сторон современного исследования океанов.

На природные процессы в море (как, разумеется, и на суше) большое влияние оказывает смена времен года. В более высоких широтах оно сильнее; в тропиках, где разница между временами года сглажена, это влияние выражено слабее. Морские экспедиции должны охватывать своими наблюдениями все сезоны года.


Карта сравнительной изученности океанов и морей. Цифры указывают на количество сведений, собранных в квадрате 5 градусов по широте на 5 градусов по долготе.
(По Лайонелю Уолфорду, 1958).

В жизнь моря, как вообще в существование всей нашей планеты, теперь активно вмешивается человек. Изучение влияний, которые деятельность человека оказывает на природные процессы в море, составляет одну из задач океанографических исследований. К сожалению, далеко не всегда деятельность человека благоприятна для развития жизни. Радиоактивные продукты, освобождающиеся при атомных и водородных взрывах, производимых США во время испытаний атомных и водородных бомб на Тихом океане, выпадают на поверхность моря, погружаются в глубокие слои воды, вовлекаются в течения и другие перемещения водных масс и разносятся по всему Мировому океану. Эти радиоактивные вещества захватываются живыми организмами, входят в состав их мягких тканей и скелетных образований, выпадают с морскими осадками в грунт.

Для работ в открытом океане, для полных и всесторонних, как у нас принято говорить, комплексных исследований, особенно для проведения глубоководных работ в океанических впадинах, нужны большие корабли, оснащенные современной техникой. Длительные систематические плавания таких кораблей с многочисленным экипажем и значительным количеством ученых — дело очень дорогое, которое под силу только крупным государствам, тем более что экономическая отдача накопленных знаний происходит не сразу и затраченные средства могут окупиться лишь через значительный срок. Примером таких комплексных, всесторонних морских исследований являются экспедиции «Витязя» в Тихом океане. «Витязь» — большой корабль в 5600 тонн водоизмещением, он имеет полтора десятка хорошо оборудованных лабораторий, в которых трудится 50–60 научных работников. Это дает возможность одновременно проводить работы по всем разделам океанологии. Корабль не фрахтуется на один рейс, как суда большинства зарубежных экспедиций, а принадлежит Институту океанологии Академии наук СССР и совершает один за другим, из года в год, строго плановые рейсы. Отсюда исследования «Витязя» (и других наших экспедиций) носят широко комплексный характер. Институт океанологии и его плавучая база «Витязь» — это единое целое.

Успех содружественных работ в период II Международного геофизического года побудил государства, ведущие изучение океанов, договориться о продолжении совместных ис следований в рамках Международного геофизического сотрудничества под эгидой Организации Объединенных Наций. На очереди — штурм загадок Индийского океана. Принять участие в изучении Индийского океана выразили желание шесть стран — СССР, США, Англия, Франция, Австралия и Южно-Африканский Союз.[4] Начать исследования решено было осенью 1959 года. К этому времени единственной страной, готовой приступить к исследованиям, был Советский Союз. Единственным кораблем, который мог быть тотчас направлен в Индийский океан и начать исследования по широкой программе работ, разработанной Международной комиссией, был «Витязь». До этого «Витязь» в течение 10 лет проводил исследования в Тихом океане.

В соответствии с международным планом океанографических исследований Индийского океана, Институт океанологии Академии наук СССР решил направить флагмана советского исследовательского флота, старого, заслуженного «Витязя» в Индийский океан. Таким образом, честь стать пионером в международном изучении Индийского океана выпала на долю «Витязя». Это был очередной, тридцать первый рейс «Витязя» и первый рейс его в Индийский океан.

ПОДГОТОВКА К ПЛАВАНИЮ

«Витязь» стоял во Владивостоке, готовясь к длительному плаванию в Индийском океане. Шла напряженная работа по подготовке судна, по снабжению его всем необходимым для семимесячных исследований в океане. Прибывало различное оборудование. С каждым новым рейсом оно делается все более многочисленным. Все труднее становится задача по размещению и установке этого оборудования. Из Москвы подъезжали научные сотрудники, назначенные для участия в плавании. Надо бы и мне уже быть во Владивостоке и принимать участие в общей работе, а я в это время находился на другом конце земного шара: возвращался в Москву из Южной Америки, с Международного конгресса физиологов, проходившего в Буэнос-Айресе.

Мы летели через Атлантический океан. Самолет шел на значительной высоте. Изредка на просторе океана были видны корабли, маленькие, как будто стоящие на месте. Как медленно плывет корабль по сравнению с самолетом! Скоро и моя жизнь потечет в таком неторопливом темпе на борту корабля.

Голова еще полна впечатлений от Южной Америки. Шумный, суетливый, «американизированный» Буэнос-Айрес, с бесчисленными автомашинами, не признающими никаких правил уличного движения. Просторы аргентинской пампы, над которой мы летели на запад, к предгорьям Анд. Величественный горный хребет Анд, сверкающий снегами и льдами своих вершин. Подлетая к горам, летчик пробил снизу пелену облаков и показал нам вершину Аконкагуа, высочайшую точку Америки… Но сейчас перед глазами океан, и черные редкие черточки кораблей заставляют перенестись в ближайшее будущее.

Сразу по возвращении домой надо срочно собираться в длительное плавание, в первый «индийский» рейс. Правда, «Витязь» мне теперь знаком, знакомы и условия работы на нем. Четыре месяца я провел на корабле в прошлом году, во время плавания в Тихом океане. Но задачи, стоящие перед этим рейсом и специально перед нашей группой, гораздо сложнее и многообразнее, чем раньше. Моя работа будет связана и с геохимией, и с радиохимией, и с биохимией. Она проводится в контакте с Институтом геохимии и аналитической химии Академии наук, руководимым академиком А. П. Виноградовым. План работ давно продуман и неоднократно обсуждался нами вместе с Александром Павловичем Виноградовым.

Но в связи с моей поездкой в Южную Америку вся тяжесть подготовки к нашей работе на «Витязе», собирание многочисленного и сложного оборудования, упаковка и отправка его из Москвы — вся эта организационная сторона легла на плечи моих молодых товарищей по работе. И хотя это знающие и способные ребята, энтузиасты своего дела, все же меня точит червь сомнений. Все ли будет предусмотрено, подготовлено, не будем ли мы в океане хвататься за голову — недостает того-то, забыли это! Но к чести моих товарищей, и прежде всего старшего из них, Льва Михайловича Хитрова, все было продумано, предвидено, собрано и упаковано, и, вероятно, лучше, чем если бы я сам занимался этим делом. Молодежь оказалась предусмотрительной и запасливой, и наш «отряд», как на судне называют отдельные лаборатории, в течение всего плавания был источником «снабжения», выручая другие отряды то химическими реактивами, то какими-нибудь электро- или радиодеталями.

Как в калейдоскопе, промелькнули Дакар, Мадрид, Париж, и мы снова в Москве. Короткая встреча с В. Г. Богоровым, который и на этот раз идет в рейс начальником экспедиции. Богоров рассказывает о ходе подготовки к экспедиции, об ее участниках, состав которых уже определился окончательно. Договариваемся лететь вместе во Владивосток 22 сентября.

Уезжаю к себе домой, в Ленинград. Остаются считанные дни до отъезда. Надо подготовиться к долгому плаванию и главное не забыть сделать себе прививки, без которых не разрешается идти в плавание в Индийский океан, в страны Азии.

22 сентября 1959 года в московском аэропорту собралась большая группа участников экспедиции. Тут и старые товарищи по плаванию на «Витязе» в 1957–1958 годах в Тихом океане: Г. М. Беляев, начальник отряда бентоса, т. е. донной фауны; Т. С. Расе, начальник ихтиологического отряда; супруги Виноградовы. М. Е. Виноградов опять будет командовать отрядом планктона, а Нина Георгиевна — продолжать изучать придонную фауну океанов. Так радостно видеть друзей, с которыми связано столько незабываемых впечатлений и воспоминаний об островах Полинезии и Меланезии! В. Г. Еогоров знакомит Меня с новыми членами экспедиции. Невысокий, коренастый Пантелеймон Леонидович Безруков — начальник геологического отряда; маленькая, полная, подвижная Валентина Викторовна Мокиевская — начальник отряда гидрохимии; массивная плотная фигура ученого секретаря экспедиции, геолога Игоря Михайловича Белоусова. Я не единственный ленинградец в этой экспедиции. С нами летит мой старый друг, ленинградский зоолог, профессор Артемий Васильевич Иванов, уже в пятый раз плавающий на «Витязе».

В 10 часов 45 минут вечера прощаемся со своими близкими и с сотрудниками Института океанологии, старыми «витязянами», с нескрываемой завистью провожающими нас в заманчивый первый рейс «Витязя» в Индийском океане. Загудели реактивные двигатели, и наш ТУ-104 выруливает на взлетную дорожку.

Три часа полета над ночной, погруженной в сон страной — и вот уже Омск.

Стремительно летим навстречу времени, навстречу солнцу. Еше через три часа полета — Иркутск. Уже совсем светло. Время тут на 5 часов впереди московского. И еще через три часа — Владивосток.

Обычная стоянка «Витязя» — 26-й причал удобное место, в самом городе. Но «Витязя» там не оказалось. Едем искать его и находим на другом причале, где он стоит бортом к пирсу под погрузкой.

Вот он, наш старый, верный «Витязь», наша привязанность и наша гордость, такой удобный и такой надежный, неизменно вызывавший восхищение во всех иностранных портах. Узнаем его мощную белую трубу с широкой красной полосой, на которой сверкают золотые серп и молот. Труба так украшает корабль, но труба эта — сплошная бутафория. Ничего через эту трубу не вылетает, дизелям «Витязя» она не нужна, внутри трубы — обширные помещения, заполненные разной корабельной техникой, которой ведает старший механик.


С волнением поднимаюсь на знакомую палубу и сразу попадаю в объятия вахтенного помощника Эдуарда Ребайнса. Тогда, в двадцать шестом рейсе, он был еще четвертым штурманом, а теперь он уже второй штурман. Он молодец, Эдуард, хороший моряк и не забывает науку, много сидит над книгами; кроме того, он мастер на все руки. Я уже тогда предсказывал, что скоро он будет капитаном дальнего плавания, несмотрянамолодые годы.

Собираемся в каюте начальника экспедиции. Время позднее, капитан и большинство команды, свободной от вахты, дома, на квартирах. Эдуард рассказывает, как идет подготовка к рейсу. Рейс предстоит очень длинный, запасать всего надо больше, чем в обычные плавания «Витязя» — всякого технического снаряжения и продовольствия. Одного «тропического» вина сколько надо! По существующим в морском флоте правилам и по старой морской традиции, при плавании в тропиках полагается выдавать сухое вино. В тропиках жарко, люди теряют много влаги, постоянно хочется пить, особенно машинной команде. Хорошим питьем, утоляющим жажду и предохраняющим от кишечных расстройств, является разбавленное в 3–4 раза кисловатое сухое вино. Тропическое вино выдается по 300 граммов в день, в месяц это 10 бутылок на человека, а на состав экспедиции в 150 человек уже 1500 бутылок в месяц. Почти все наше более чем полугодовое плавание будет проходить между Северным и Южным тропиками. Сколько бутылок этого «троп-вина» надо запасти! Сколько места оно будет занимать в наших рефрижераторных камерах, куда надо складывать и мясо и другие продукты, не терпящие жары, и где дорог каждый вершок площади. А не в холодильнике держать его нельзя, так как «тропвино» в тропиках прокиснет. Тоже проблема, которую надо решать. Полугодовой запас муки для выпечки хлеба сложен штабелем на палубе и покрыт брезентом. А в середине нашего плавания обнаружилось, что в муке усиленно размножается долгоносик. Самый лучший способ спасти муку — это перенести ее в рефрижераторные камеры. На палубе тропическая жара, а в рефрижераторе около 5° мороза. И вину пришлось потесниться.

Меня всегда поражает, какое бесконечное количество грузов могут поглотить трюмы корабля. На «Витязе» трюмы очень уменьшены. «Внутренность» корабля занята под каюты и различные рабочие помещения. И все же емкость корабля огромна. Подходят автомашины, сгружают ящики со всякой техникой, приборами, материалами, катушки тросов, продовольствие. Особо громоздкие грузы подвозят в железнодорожных вагонах. Их погружают на палубы при помощи мощных портальных кранов. На палубе вырастают горы грузов. А через несколько часов все это нагромождение оказывается рассованным по трюмам, и на палубе складывают все новые и новые грузы. Всей этой титанической работой распоряжается боцман.

Боцман — важная фигура в жизни корабля, особенно экспедиционного. Он правая рука старшего помощника капитана. Что бы вам ни было нужно сделать, достать, устроить, найти, наладить, организовать, надо всегда обращаться к боцману. Все очень легко, если боцман готов вам помочь. Все страшно трудно, если вы не сумели найти с боцманом общего языка. Я с теплым чувством благодарности вспоминаю нашего боцмана, загорелого крепыша с медно-красным лицом и грудью, Тимофея Григорьевича Маркова, деятельного, хлопотливого, энергичного, доброжелательного, всегда готового помочь, знающего все что есть на корабле и где что лежит. Я был рад, что он по-прежнему на «Витязе» и снова идет с нами в рейс, что по-прежнему под его руководством будут непрерывно мыть, драить, окатывать палубы, устраивая целые потопы воды, и вечно будут красить борта, надстройки, поручни, шлюпки, лебедки, чтобы не ударить в грязь лицом перед заходом в любой порт.

Утром прибывают на корабль старые друзья. Приезжает капитан Игорь Васильевич Сергеев, уже много лет командующий «Витязем». Я плавал с ним в Тихом океане и высоко ценю его как моряка. Плавание предстоит трудное, много глубоководных тралений, много длительных якорных буйковых станций, много сложных заходов на окруженные коралловыми рифами острова, но я уверен, что все будет благополучно, раз судно поведет Игорь Васильевич Сергеев. Этот рейс еще больше укрепил нашу дружбу.

Старший помощник капитана Евгений Андреевич Авраменко тоже опытный, бывалый моряк. Он уже собирался уходить капитаном на другое судно, но согласился снова пойти старшим помощником в сложный «индийский» рейс. Старший помощник — это хозяин корабля. Все судовые работы, а также важнейшие вопросы питания, закупок продовольствия, снабжения судна находятся в его ведении. И механики почти все прежние. Старший механик Л. И. Рутковский и второй механик А. Л. Андриевский плавают на «Витязе» уже много лет. Я рад встретить своих друзей — ремонтного механика Александра Павловича Исаева, живую историю «Витязя», и Антона Сергеевича Леонова, хозяина радарных и прочих электронавигационных установок. Александр Павлович да еще бессменная наша кастелянша, уважаемая Мария Кузминична — самые «заслуженные» витязяне, плавающие на корабле с первого рейса в Тихом океане.

И оба электромеханика старые — Борис Николаевич Артюх и его помощник, мой земляк, ленинградец Борис Лазаревич Лиснянский, ведающие громадным и сложным электрохозяйством корабля, на котором все электрифицировано — и лебедки, и отопление, и плита на камбузе. Даже тесто в пекарне месит электрический «пекарь». Я не говорю уже о всем специальном навигационном и научном электрооснащении корабля. Я попытался как-то подсчитать число электромоторов на «Витязе», но на второй сотне сбился со счета и бросил эту затею.

Много лет плавает на «Витязе» доктор Гужавин и заслуженно пользуется любовью и уважением экипажа. С радостью увидел я мощную фигуру и приветливую улыбку Германа Никифоровича, с которым пришлось нам в двадцать шестом рейсе в импровизированной операционной делать операцию аппендицита одному сотруднику. История повторяется. И в этом рейсе пришлось удалять аппендикс нашему тралмейстеру Дергачеву где-то между Коморскими островами и Занзибаром.

Заместителя начальника экспедиции по научной части в этом рейсе нет, Богоров все равно все делает сам. Но есть заместитель по административно-хозяйственной части — высокий спокойный Александр Степанович Соловьев.

Есть новые люди и среди руководящего научного персонала. Важнейший раздел работы — гидрологию — возглавляет опытный гидролог, неторопливый Георгий Николаевич Иванов-Францкевич, в свое время принимавший активное участие в перестройке «Витязя», обычного грузового корабля, в экспедиционное судно.

Перед гидрологическим отрядом стоят большие задачи, из них самая главная — изучение течений в Индийском океане, как поверхностных, так и глубинных. Глубинная циркуляция в Индийском океане — почти не изученная область, и здесь предстоит большая работа. Отряд гидрологов многочисленный и сильный, в нем много дельной молодежи. Гидрологи работают на всех станциях и подолгу, собирая со всех горизонтов пробы на температуру и соленость.

В отряде морской геологии, во главе которого стоит профессор Пантелеймон Леонидович Безруков, тоже активная и уже опытная молодежь, энтузиасты своего дела. На геологическом отряде лежит важная обязанность непрерывных наблюдений за показаниями эхолотов, вычерчивающих на бумажной ленте глубину океана под килем корабля. По этой причине честь открытия подводных гор, хребтов или особенно больших глубин в океанических впадинах падает всегда на долю геологов. Сам Пантелеймон Леонидович — геолог широкого профиля. Сейчас он работает в области морской геологии. До этого важные геологические открытия были сделаны им в горах Средней Азии.

Успех морских экспедиций во многом зависит от погоды. Благоприятная погода — это половина успеха. Поэтому отряду метеорологии тоже уделяется большое внимание.

Я, естественно, жажду встретиться с членами радиохимического отряда, в составе которого буду работать сам. Но товарищи мои еще не прибыли из Москвы.

Наконец они приезжают: Лев Хитров, молодой способный радиохимик; Кирилл Котляров, тоже юный радиоинженер, и Слава Орлов, химик, недавно окончивший Московский университет. Они привозят горы багажа, всевозможного оборудования, необходимого для проведения широкой программы намеченных работ. Тема наших исследований связана с проблемой кальций-стронциевых отношаний в природе. Этой проблемой давно интересуется академик А. П. Виноградов.

Соли кальция содержатся в морской воде. Они имеют огромное значение для жизни организмов. Выпадение кальция из раствора идет в неорганической природе, идет и с помощью живых организмов, извлекающих кальций из морской воды и строящих из него свои скелетные образования. Скелеты фораминифер, раковины моллюсков, домики некоторых ракообразных состоят в основном из кальция. Он входит в состав скелета и чешуи рыб. Мощным потребителем кальция являются кораллы. Миллионы тонн извести ежегодно откладываются коралловыми полипами. Из этой извести сложены коралловые рифы, построены коралловые острова. На скорость выделения кальция из раствора влияет температура. Поэтому представляет интерес изучение сравнительной скорости образования кальциевых отложений в океане в разных климатических зонах, в тропиках и в более высоких широтах.

Другой щелочноземельный металл — стронций — по своим химическим свойствам близок кальцию. Кальций и стронций стоят рядом во второй группе Менделеевской таблицы элементов. В силу их химической близости стронций может заменять кальций в обмене веществ живых организмов. Живые организмы как бы «плохо различают» стронций от кальция. Там, где в живых организмах происходит отложение кальция — кости скелета, раковины моллюсков, известковые скелеты коралловых полипов и т. п., — наряду с кальцием откладывается и стронций. Изучение соотношения Ca/Sr в зависимости от внешних условий, от температуры, от соотношения этих элементов в окружающей среде — интересная биохимическая и геохимическая проблема. Особое значение приобретает эта проблема в наш атомный век.

Дело в том, что наиболее опасными радиоактивными продуктами, возникающими при атомных взрывах, являются радиоактивный изотоп стронция — Sr-90 и радиоактивный цезий — Cs-137. В природе радиоактивного стронция нет. Природный Sr-87,6 — стабильный нерадиоактивный элемент. Теперь, после ядерных взрывов, везде в природе находят радиоактивный Sr-90. Вместе с радиоактивным цезием Cs-137 радиоактивный стронций выпадает из атмосферы на поверхность суши и моря. В море радиоактивный стронций (и цезий) погружается на глубину, захватывается организмами, растительными и животными, и делит во всем судьбу обычного нерадиоактивного стронция. Изучение радиоактивного Sr-90 в воде океана, в животных организмах, позвоночных и беспозвоночных, в морских отложениях составляет одну из задач нашего отряда. В экспедиции мы будем собирать материал, а анализы, требующие сложной и очень тонкой аппаратуры, будут производиться в Москве и Ленинграде.

В отличие от стронция, щелочный металл цезий, химически близкий калию, концентрируется в мягких тканях. Он более или менее равномерно распределяется по организму и не задерживается в теле так долго, как стронций. Мы соберем также материал для изучения радиоцезия в морских организмах.

Стронция, стабильного и тем более радиоактивного, в морской воде очень мало. Для анализа нужны большие объемы воды, из которых можно было бы выделить интересующий нас стронций. Для этой цели Хитров привез из Москвы два громадных 200-литровых батометра, года два тому назад сконструированных сотрудником Института океанологии А. П. Лисицыным для изучения взвесей в морской воде. Их надо было освоить, эти огромные, тяжелые батометры, научиться брать ими серии проб с разных горизонтов, вплоть до самых больших глубин. Из 200-литрового объема воды надо было осаждать щелочноземельные металлы, чтобы в Москву на анализ вести только баночку сухого осадка. Осаждение солей из больших объемов воды производилось в специальных, построенных Хитровым, пластмассовых баках, установленных на палубе.

Пробы грунта для анализа на кальций и стронций мы брали у геологов, из образцов, приносимых дночерпателями и грунтовыми трубками.

Биологический материал получали и тралами, и ловлей рыбы, и сбором планктона. Наконец, для сбора кораллов разных видов, разного возраста, были организованы специальные заходы и высадки на коралловые острова, на атоллы. Коралловые рифы и их фауна очень интересовали и наших зоологов и ихтиологов. Эти высадки с восторгом воспринимались всеми отрядами экспедиции, а также командой корабля. Нет более заманчивого развлечения, чем ныряние в масках в теплой воде коралловых рифов, собирание красивых, ярких раковин тропических моллюсков и охота с подводным ружьем на пестрых, причудливо окрашенных коралловых рыб!

Но и этим не ограничивалась деятельность отряда радиохимии. Кирилл Котляров и Лев Хитров сконструировали автономный глубоководный радиометр — прибор, регистрирующий гамма-излучение, измеряющий радиоактивность морской воды непосредственно в море. Испытание, доводка, усовершенствование этого радиометра было тоже одной из забот его конструкторов. Дел, как видите, было много плановых, а к ним добавлялось немало сверхплановых исследований, которые выдвигала сама жизнь, бесконечно разнообразная природа нового для нас мира.

Но мои товарищи по отряду были очень активными парнями. Они создали радиогазету. В течение нашего длинного рейса экспедиция получала систематическую и интересную информацию о всей жизни корабля, научных достижениях, работе отдельных отрядов, о странах, куда мы заходили, и т. п., включая очерки о современной советской поэзии и поэтах. Хитров был любитель и ценитель поэзии, а Слава Орлов оказался сам поэтом и, кроме того, спортсменом — стал капитаном футбольной команды «Витязя» — и шахматистом, чемпионом «Витязя» и неизменным победителем на всех турнирах, которые устраивались при наших заходах в порты между командой корабля и лучшими шахматистами города.

Кроме того, радиохимики были вообще хорошими ребятами, и поздними вечерами в тесноте радиохимической лаборатории не протолкнуться было от гостей, любивших за интересной беседой посидеть тут за чашкой крепкого цейлонского чая или мадагаскарского кофе, невзирая на умопомрачительный беспорядок, которым тоже отличался радиохимический отряд, несмотря на постоянную борьбу за порядок, которую вели и начальник отряда, и начальник экспедиции, и сам капитан.

Шли дни, подготовка экспедиции подходила к концу. Уже получены мореходные книжки на весь состав экспедиции. Один за другим проходили намечаемые сроки отплытия, но Москва все не давала «добро» на отход, заставляя дожидаться прибытия последних, по разным причинам задержавшихся участников экспедиции. По воскресеньям, когда все склады и организации Владивостока были «выходными», мы устраивали далекие экскурсии на полуострове Муравьева-Амурского. Мы хотели насладиться землей, побольше впитать в себя яркую роскошь дальневосточной осени, краснеющую листву и сырую прохладу лесов. Впереди столько месяцев плавания в бескрайних просторах океана, где только вода и небо!

4 октября во Владивосток прилетел Никита Сергеевич Хрущев, возвращавшийся из Китая. Весь город встречал дорогого гостя. Как-то Никита Сергеевич переезжал на катере через бухту Золотой Рог. Наши кинооператоры ухитрились вскочить в тот же катер (чего только не ухитряются сделать кинооператоры!) и, когда катер проходил мимо стоящего на якоре «Витязя», сфотографировали Никиту Сергеевича на фоне «Витязя». Они очень гордились этой фотографией товарища Хрущева. Нам, конечно, очень хотелось просить Н. С. Хрущева посетить «Витязь», но короткое пребывание его во Владивостоке было настолько насыщенным, что мы не решились обратиться к нему с такой просьбой.

6 октября. Наконец все участники экспедиции прибыли, последние грузы подняты на судно, руководство Института океанологии дало разрешение уходить. «Витязь» отошел на рейд, связь с берегом кончилась. Мы ждем прибытия портовых властей. Быстро окончены последние формальности. Пограничники и таможенные работники шлют нам со своего катера прощальные приветы. «Витязь» медленно набирает ход, направляясь к выходу из гавани. Мимо проплывают знакомые берега окрестностей Владивостока — бухты Улисс, Патрокл, мыс Басаргин. Видны постройки бывшей биологической станции. Мы стоим на прогулочной палубе — Артемий Васильевич Иванов, Теодор Саулович Расе и я, вспоминаем наши молодые годы, когда мы работали тут, знакомились с фауной Тихого океана, ходили на мыс Басаргин к заброшенной батарее. Давно это было, лет тридцать тому назад. А. В. Иванов работал тогда на биологической станции лаборантом.

Темнеет, когда проходим высокий остров Скрыплев. Мигает красный огонь на маяке. Идем в открытое море, на юг. В лабораториях убирают стекло, банки, закрепляют все, «готовятся по-походному».

Долгожданный рейс в Индийский океан начался.

НАЧАЛО ПЛАВАНИЯ
ВНУТРЕННИЕ МОРЯ МАЛАЙСКОГО АРХИПЕЛАГА

7 ОКТЯБРЯ. Идем Японским морем на юг. Тихая, солнечная погода. Голубое небо, тепло. Спокойное, пустынное море. Не видно ничего — ни дельфинов, ни рыб, ни кораблей. Изредка пролетают чайки. Где-то на западе берега Кореи, на востоке — Япония. На корабле кипучая деятельность. Все отряды готовятся к работе, распаковывают ящики, устанавливают в лабораториях свое хозяйство.

Часов в семь вечера проходим мимо гористого корейского острова Уллындо. Почти на километр возвышается пик Сонибон. Уже стемнело, когда у южной оконечности острова мы увидели на воде сотни огоньков, вытянутых широким полукругом. Это рыбаки, корейские или японские, ловят на свет с небольших судов рыбу или кальмаров.

На другой день прошли Корейский пролив. С левого борта в утренней дымке высились горы острова Цусима. Здесь в Цусимском проливе трагически закончился поход эскадры адмирала Рожественекого. Мы снова вспомнили о ней, когда проходили мимо Бухты Русских на острове Мадагаскар. Здесь стояла эскадра Рожественекого в конце 1904 — начале 1905 годов.

Днем дважды прилетал американский гидроплан, кружился вокруг корабля. Вечером, когда стемнело, опять в море целый городок огней — снова рыбаки.

Идем Восточно-Китайским морем. Слабый ветерок, балла три, облачно, тепло. Синоптик обещает усиление ветра и облачности. На юге намечается циклон. Утром эхолот «нащупал» придонное скопление рыбы. Глубина около 80 метров. Толщина слоя рыбы — 10–12 метров. Косяк тянулся на протяжении 10 миль. Т. С. Расе, наш специалист по рыбе, дал информацию в Тихоокеанский институт рыбного хозяйства.

Днем из-под носа корабля выпорхнула стайка летучих рыбок. Это первые летучие рыбы, предвестники тропиков.

10 октября. Утро встало хмурое, небо в тяжелых тучах. Тепло, влажно. Влажность достигает 100 %. Ветер усиливается до 5–6 баллов. Горизонт затянуло дождем. При такой плохой видимости проходим остров Окинава. Восточно-Китайское море осталось позади.

К вечеру разыгралась гроза. Молнии и зарницы сверкали примерно каждые 30 секунд. Около 22 часов пересекли тропик Рака, Северный тропик. Идем прямо на юг.

На корабле собрание, посвященное 10-летию работы «Витязя» в Тихом океане. С воспоминаниями выступают «ветераны» «Витязя». Старший механик Л. И. Рутковский рассказал о различных эпизодах из жизни машинной команды, о возникавших трудностях и их преодолении, о самоотверженном труде механиков, в частности одного из старейших работников А. П. Исаева. Интересно выступил В. Г. Богоров: осветил историю передачи «Витязя» Институту океанологии, его перестройки и оборудования, поделился воспоминаниями о первом рейсе корабля в Черное море. Огласили приветствия, полученные из Москвы, Владивостока, от кораблей советского экспедиционного флота. Зачитали приказ о награждении ветеранов «Витязя».

На другой день В. Г. Богоров созвал первое заседание совета экспедиции. В совет входят начальник экспедиции, капитан и начальники отрядов. В. Г. Богоров знакомит нас с общими задачами экспедиции. Их много, этих задач: изучение циркуляции вод и специально глубинных течений, тепловой баланс между морем и атмосферой, равновесие ССЬ между океаном и атмосферой, рельеф и строение дна, исследование водной взвеси в связи с вопросом осадкообразования, акустические свойства грунтов и скоплений живых организмов, изучение динамики химических процессов в океане, распределение рыб, планктона и бентоса в целях определения продуктивности разных районов океана, определение «первичной продукции», взаимосвязь географической зональности физической, химической и биологической характеристик океана, естественная и искусственная радиоактивность вод, донных отложений, фауны и флоры. Наконец, мы должны заниматься разработкой и усовершенствованием методов исследования океана. Дел, как видите, много!

Скоро мы выходим в Индийский океан. Надо обсудить план работ на ближайший отрезок времени. Но еще в Тихом океане мы будем проходить над Филиппинской впадиной, одним из глубочайших провалов морского дна. Максимальные глубины Филиппинской впадины превышают 10 000 метров. Как не использовать возможность опустить трал и другие снаряды на дно этой впадины!

После Филиппин мы будем идти внутренними морями Малайского архипелага. Курс наш проложен к востоку от острова Сулавеси (Целебес) и к западу от Молуккских островов. Это все глубокие моря со сложным рельефом дна. Природа их мало изучена. Внутренние моря Малайского архипелага относят к Тихому океану; они промываются течениями, идущими из этого океана. Хотя изучение этого океана не входит в задачи нашей экспедиции, все же совет принимает решение провести некоторые сверхплановые работы в этих морях, лежащих на нашем пути. Систематические плановые работы начнутся с выходом в Индийский океан. Надо уточнить маршруты первых разрезов в Индийском океане и составить рабочий план станций.

Район Зондских островов, как и вся область Юго-Восточной Азии, чрезвычайно интересен в геологическом и биологическом отношении. Когда-то, в очень отдаленные времена, Зондская платформа соединяла материки Азии и Австралии. По этому мосту растения и животные Азии и Австралии могли проникать на острова Зондского архипелага. В настоящее время значительная часть этой платформы находится под водой и только наиболее возвышенные участки выступают из моря. Длительный период покоя привел к выравниванию платформы, о чем свидетельствует плоское дно мелководных морей, покрывающих материковую отмель. К этим мелким морям относятся Яванское море (к северу от острова Ява) и Южно-Китайское море. Сходной с Зондской платформой считается лежащая к северу от Австралии Сахиульская материковая отмель, частично затопленная мелким Арафурским морем.

В непосредственной близости от этой относительно спокойной области лежит район чрезвычайной неустойчивости земной коры. Гирлянды гор, окаймляющие Зондскую платформу vr Сахиульскую отмель, круто поднимаются со дна Индийского и Тихого океанов, достигая 4000 и более метров над уровнем моря. Линии разломов земной коры, сбросов и складок, причудливо изгибаясь и пересекаясь, создают исключительно сложный рисунок островных дуг и горных цепей и лежащих вдоль них глубоководных впадин и желобов. Различают две основные системы горных цепей: Бирмано-Яван-скую дугу, проходящую затем по Малым Зондским островам и заканчивающуюся на Сулавеси, и вторую дугу, идущую через Филиппины и тоже заходящую на Сулавеси, где она встречается с Зондской горной цепью и переходит в горы Новой Гвинеи. Эти горные кряжи окаймляют глубоководные впадины — Филиппинскую и вытянутую вдоль берегов Явы и Суматры — Зондскую впадину. Продольные и поперечные линии разломов земной коры усеяны вулканами, среди них много действующих.

Крестообразное пересечение горных кряжей породило характерные очертания острова Сулавеси и многих Молуккских островов, прежде всего острова Хальмахера, так похожего по форме на Сулавеси. Островные дуги окружены тут глубокими морями восточной части Малайского архипелага. Это Молуккское море, Серамское, море Банда и другие. Глубины в них часто превышают 5000 метров. Моря эти обычно отделены порогами, над которыми глубина не более 1500–2000 метров. Пороги накладывают отпечаток на характер глубинной циркуляции в этих морях.

Эти глубокие моря называют австрало-азиатскими «средиземноморскими» морями и острова, лежащие между ними — «средиземноморскими». По-видимому, они не были соединены сплошным сухопутным мостом, что, конечно, затрудняло передвижение животных и растений. Знаменитый английский биолог Уоллес, много лет отдавший изучению Малайского архипелага, и за ним другие авторы проводичи через этот район ряд линий, намечавших границы азиатской и австралийской зоогеографических областей. Не вдаваясь в детали этого вопроса, можно сказать, что «линия Уоллеса», проходящая к западу от островов Сулавеси. Ломбок и др., обозначает восточный предел распространения типичных азиатских животных, а линия, проведенная к западу от Новой Гвинеи и к востоку от Молуккских островов, «линия Вебера», — западную границу распространения типичной австралийской (и новогвинейской) фауны. Между этими линиями лежит «средиземноморская» область, переходная между обеими крупными зоогеографическими областями — зона, неустойчивая в тектоническом отношении.

Провести исследовательские работы в глубоких «средиземноморских» морях Малайског) архипелага крайне заманчиво для всех ученых «Витязя», особенно для биологов. К сожалению, план работы приходится очень ограничивать, так как эти моря — еще не Индийский океан и, следовательно, это все сверхплановые работы.

К концу заседания пришел наш синоптик Юра Завернин и сообщил, что приближается тайфун, идущий нам наперерез, с юго-запада. Ожидается усиление ветра, дождь — словом, все, что полагается при тайфуне. Действительно, на другой день ветер усилился до 6–7 баллов и больше, увеличилась волна, заряды дождя. Этому тайфуну метеорологи береговых станций дали поэтическое имя Шарлотта. (Все тайфуны и циклоны в Тихом и Индийском океанах получают собственное имя, облегчающее передачу информации о движении каждого циклона. Имя всегда женское, вероятно потому, что метеорологи всегда мужчины.)

Шарлотта прошла довольно близко от курса нашего корабля. Мы находились в 120 милях от центра тайфуна, где скорость ветра достигала 45 метров в секунду, что соответствует примерно 90 узлам.[5] Это очень большая скорость. Скорость ветра в 29–30 метров в секунду дает уже 12-балльный шторм. К вечеру ветер начал слабеть, а волна, бившая в корму, почти не сбивала ход корабля. Мы разошлись с Шарлоттой — она ушла на норд-вест, мы же идем на зюйд.

Утро встретило ясное, ветер ослабел до 5, затем до 4 баллов. Всю ночь и утро судно сопровождает стая каких-то белых птиц. Эти птицы похожи на цапель — длинные бурые, почти черные, ноги, длинный желтый клюв. Наконец одна села на бак, ее можно было хорошо рассмотреть и сфотографировать. Одну такую птицу даже поймали. Это действительно оказались цапли — белая, или египетская, цапля (Виbulcus ibis). Мы потом их много видели на островах Индийского океана, на Мадагаскаре, на Занзибаре. Она обычна в Африке. Цапли эти держатся всегда возле скота, выбирают насекомых со шкуры, из помета. Часто их можно видеть сидящими на быках, на буйволах, иногда по нескольку птиц на одном животном. Местные жители, например мальгаши на Мадагаскаре, относятся к цаплям дружелюбно, даже покровительственно. Цапля прожила у нас весь день, затем улетела.


Схема горных систем островных дуг и внутренние моря Малайского архипелага

Среда, 14 октября. Ясное утро, солнце восходит, окрашивая облака в красный цвет. Ветер юго-западный, несильный. Вдали видны высокие гористые берега острова Минданао, одного из крупных островов Филиппин. Ночью капитан разговаривал по радио с «Воейковым», новым советским «судном погоды». «Воейков» идет из Одессы. Сейчас он кончает работы в Целебесском море и направляется дальше, во Владивосток. Капитаны договорились о встрече, которая намечается в 16 часов у берегов острова Минданао.

Около двух часов пополудни показался дымок. Судно шло недалеко от берега на фоне синих гор, вершины которых прятались в облаках. «Витязь» пошел на сближение, и скоро стало ясно, что это «Воейков» — серый корпус, белые надстройки. Корабли стали на расстоянии 300–400 метров. Приятно встретиться далеко от Родины с советским кораблем. Спустили шлюпку, и на «Воейков» поехали Богоров, капитан, второй штурман Ребайнс. Захватили письма, которые мы все спешно писали, не желая упустить счастливую оказию. Часа через полтора наши посланцы вернулись от земляков, уже побывавших в тропиках. Воейковцы прислали на «Витязь» в подарок разные тропические фрукты.

Нашим товарищам «судно погоды» понравилось. «Воейков» специально оснащен для метеорологических и гидрологических работ. Водоизмещение корабля 4500 тонн, скорость хода небольшая, 10 узлов. Как и на «Витязе», на «Воейкове» нет установки для кондиционирования воздуха, что, конечно, желательно иметь при плавании в тропиках. «Воейков» будет работать в Тихом океане.

Ревнивые к своему кораблю, как все моряки, наши «делегаты», вернувшись из гостей, решили, что «Витязь» все же лучше. В этом можно было не сомневаться. «Витязь», конечно, самое лучшее судно в мире, это непоколебимое убеждение всех энтузиастов «Витязя». «Витязь» действительно прекрасное судно, удобное, просторное, остойчивое и очень красивое и, кроме того, заслуженное. В 16.00 дали ход, прощальный гудок и «разошлись, как в море корабли». На следующий день встали на первую станцию. Это глубоководная станция на Филиппинской впадине. Глубина 8926 метров. Берут глубинные ринг-тралы. Ринг-трал в сущности большая планктонная сетка из грубого, крупноячеистого материала (страмина), укрепленная на ринге — обруче большого диаметра, снабженном поводком для крепления на ваере, тросе. Серия таких рингов, в данном случае из пяти, укрепляется на тросе на различных расстояниях один от другого. На самом малом ходу судна, или на дрейфе, эти ринг-тралы влекутся за кораблем и облавливают соответствующие горизонты, собирая животных, обитающих в толще воды и недостаточно быстрых, чтобы ускользнуть из трала.

Ринг-тралы принесли интересный материал из глубин Филиппинской впадины. Прежде всего рыбы. Глубоководные морские угри Serrivomer, черные, с вытянутой, как острый клюв, мордой. Самый крупный из них достигал 30 сантиметров. Живут эти угри на глубине до 3000 метров. Затем интересные глубинные пелагические рыбы циклотоны двух видов, с многочисленными светящимися органами на брюхе. Т. С. Расе сообщил, что один из пойманных видов — Cyclothone obscura — был неизвестен для Тихого океана. Он описан для Индийского океана, и поимка его в Филиппинской впадине говорит о связи глубоководной ихтиофауны обоих океанов. О том же свидетельствуют и данные по беспозвоночным. Ринг-тралы принесли улов ракообразных, ярко-красных и бесцветных, фиолетовых медуз и других организмов. Разбирая материал, М. Е. Виноградов нашел формы, известные для Курило-Камчатской впадины, и другие, характерные для Индийского океана. Таким образом, в Филиппинской впадине встречаются формы из Тихого и Индийского океанов. В поверхностных слоях ринги захватили красивых плоских, золотистых, с черными поперечными полосами рыбок — молодь каранга (Caranx speciosa).

Несколько слов об окраске рыб, выловленных нашими сетками. Рыбы, живущие в поверхностном слое, до глубин 150–200 метров имеют обычно серебристую, хорошо знакомую всем окраску. Глубже, на 300–500 метрах, рыбы окрашены обычно в красный цвет. Более глубоководные, обитающие на глубине 1000–2000 метров, чаще всего черные, в коже их содержится черный пигмент. Они могут совершать вертикальные миграции и в верхние слои. Самые глубоководные формы, обитающие в абиссали и ультраабиссали,[6] на глубине 5–6—7 тысяч метров, обычно бесцветные, стеклопрозрачные.

Сходные закономерности в отношении зависимости окраски от глубины обитания наблюдаются и для ракообразных. В верхних слоях раки обычно бледные, прозрачные. Затем в широком диапазоне глубин, приблизительно от 200 до 2000 метров, они окрашены в ярко-красный цвет. Более глубоководные раки, с 2000–3000 метров, чаще всего черные. И самые глубинные, вплоть до максимальных глубин, — бесцветные. Таково мое впечатление. Специалисты, возможно, скажут, что данные эти не точны.

На глубине в несколько сотен метров и глубже свет в море практически не проникает, и там царит полный мрак. Единственный источник света в пучинах моря — это светящиеся органы глубинных рыб и других животных. Светятся многие животные, живущие и в поверхностных слоях моря. Вопрос о свечении морских организмов, о биологическом смысле этого явления еще далеко не ясен.

Многочисленные батипелагические (т. е. из глубин открытого моря) рыбы, головоногие, ракообразные обладают специальными светящимися органами, разнообразно и иногда очень сложно устроенными. Светящееся вещество обычно выделяется железистыми клетками. Свет в некоторых органах отражается специальными отражателями и иногда проходит через подобие линзы. У некоторых форм он может экранироваться. Расположение светящихся органов бывает самое различное, так же как, по-видимому, и биологический смысл его. Фонарь на стебельке, который несут рыбы-удильщики, вероятно, служит для приманивания добычи. Светящиеся точки на теле многих рыб и головоногих, расположенные в определенном порядке, нужны, быть может, для распознавания полов или для удержания особей в стае. Иным формам свет помогает отыскивать пищу. Но в очень большом числе случаев свечение остается загадкой как для глубинных животных, так и для поверхностных.

Как глубоко живут в море рыбы? Наибольшая глубина, с которой удавалось добыть рыб, несколько превышает 7000 метров. Экспедицией на «Витязе» были добыты в районе Курило-Камчатского и Японского желобов представители семейства Liparidae с глубины 7200–7600 метров. Датская экспедиция на «Галатее» добыла рыбу семейства Brotulidae с глубины 7150 метров в Яванской впадине.

Разбирая материал трала, Т. С. Расе нашел в нем молодые личиночные формы самцов удильщиков (Ceratioidea), а затем попалась и самка удильщика Melanocetus Johnsoni, черная, короткая, с огромной пастью. Удильщики — своеобразнейшие батипелагические рыбы. Большинство удильщиков небольшой величины (но есть и крупные виды), короткие, с маленьким хвостом малоподвижные рыбы, черные, с очень маленькими, почти рудиментарными глазами. Но челюсти у них огромные, усаженные длинными зубами, которые отгибаются назад, когда рот закрыт. Удильщики — хищные рыбы. У самок стебельчатые светящиеся органы, сидящие на носу, выставлены вперед для приманивания добычи. Удильщик может проглотить рыбу большую, чем он сам, так как желудок его может растягиваться до огромных размеров.

Физиология и биология этих глубоководных рыб необычайно интересна. У них ярко выражено явление полового паразитизма. В темных пучинах океана разным полам не так легко найти друг друга — проблема, которую удильщики разрешили по-своему, единственным в своем роде образом. Самцы этих рыб в 10–15 раз меньше самок. Еще в совсем молодом возрасте самец прицепляется при помощи зубов к любому месту тела самки. Рот самца спаивается с кожей самки, прорастают кровеносные сосуды, самец начинает жить за счет самки. Все его органы, за исключением половых, атрофируются, и питание его совершается через кровь самки. Самка может носить несколько прикрепленных к ней самцов, которые и обеспечивают оплодотворение яиц.

Пока самцы живут свободно, они питаются планктоном. У них хорошо развиты органы чувств, у одних видов глаза, у других обонятельные органы, по-видимому для распознавания самки в темных глубинах океана.

* * *

Идем на юг Молуккским морем. Хорошая погода, тепло, температура воздуха 29–30°. Впереди и немного к западу лежит остров Сулавеси, накрест пересеченный горными цепями. К юго-востоку похожий на него остров Хальмахера, также пересеченный горными хребтами, один из крупных островов Молуккского архипелага. Эти острова принадлежат Республике Индонезии.

1° северной широты. Проходим два небольших острова — Майо и Тифоре. У острова Майо останавливаем ход. Солнце освещает лесистые склоны гор. Над широкой бухтой холмы расчищены от джунглей, и на них желтеют посевы. На краю леса белеет несколько построек. Спустили дночерпатель, но без особого успеха. Он принес только камни. В 9 часов вечера 16 октября в Молуккском море пересекли экватор.

На другой день, немного южнее экватора, встали на пробную станцию. Надо опробовать приборы, осваивать новую технику, проверить исправность снаряжения. И не зря делали эту станцию: то лопается трос у дночерпателя (он оказался изношенным, и его надо заменить новым), то оснастка нашего 200-литрового батометра оказывается неверно рассчитанной, и ее надо переделывать. Стальной баллон — кожух подводного радиометра — где-то пропускает влагу, надо заменить прокладки. У гидрологов тоже обнаружились неполадки с лебедкой. Станция эта была очень полезной, как репетиция для предстоящих напряженных работ.

На этой станции работать было весело. Кругом видны острова, правда, не очень близко, и в ярком солнечном мареве что-либо разглядеть трудно. На западе — Талиабу, на востоке — Манголи и маленький островок Лифаматола. К югу тянется длинный остров Санана. Это все острова группы Сулу, входящие в Молуккский архипелаг.

Рыба-клоун Pterophryne histrio

Пока шла станция, А. В. Иванов собрал пук плывших мимо желтых саргассовых водорослей. В гуще зтих водорослей оказались интересные рыбы, совершершо незаметные среди стеблей. Это рыба-клоун (Pterophryne histrio), пузатая, с кожными выростами-лопастями на теле. Окраска ее желтая, с черными полосами. Другие рыбы-клоуны, более мелкие, имеют ровную желтую окраску, без черных полос. Их тоже почти незаметно среди водорослей. Редко приходится встречать такой прекрасный пример защитной окраски.

Артемий Васильевич показал мне небольших желтых рачков креветок, плохо заметных среди стеблей саргассовых водорослей. У одной из них панцирь на боку образует вздутие, пузырь. В нем, если вглядеться, можно заметить паразита, принадлежащего к группе равноногих раков, Isopoda. Видны крупные самки и сидящие на хвостовой части самок очень маленькие самцы. Вокруг масса отложенных яиц этих изопод. Явления паразитизма необычайно широко распространены в животном мире. Редко можно встретить животное, в котором не было бы нескольких разных паразитов.

Идем дальше на юг. В море полный штиль, жарко. Это уже Серамское море… Жизнь в нем исключительно богатая. В воде много всякой живности, над косяками рыб вьются птицы. Множество ктенофор (гребневиков) — прозрачных животных, принадлежащих к типу кишечнополостных. Из-под форштевня корабля то и дело вылетают веселые стайки летучих рыб.

Встали на станцию в виду острова Санана. Это была интересная Станция. Планктонные сетки принесли богатый улов. Биомасса планктона достигает тут 120 мг на кубический метр воды — значительно больше, чем в экваториальной части Тихого океана. Богатство планктона, растительного и животного, в Серамском море и других внутренних морях Малайского архипелага объясняется рядом условий. Тут химики находили высокое содержание фосфатов и других питательных солей в поверхностных слоях — 6–7 мг на кубический метр воды, что в два-три раза больше, чем в тех же широтах Тихого океана. С глубиной содержание питательных солей еще увеличивается. Высокое содержание питательных солей (фосфатов, нитратов, нитритов, кремния и др.) при обилии света обеспечивает обильное развитие фитопланктона, служащего пищей зоопланктону. Богатство фосфатов в верхнем фотосинтетическом слое указывает на оживленное поднятие глубинных вод. Играет, вероятно, роль и принос солей с суши, с близлежащих островов.

Богатый планктон дает обильную пищу всевозможным беспозвоночным животным и рыбам. Мы видели тут много летучих рыб, дельфинов, птиц.

Появились киты, их много, штук 20. Они пускают фонтаны, медленно ныряют, не спеша показывают длинные, плоские, темно-серые спины. Проходят близко от корабля.

Один кит нырнул прямо под носом судна, выставив вертикально широкую лопасть своего хвоста. Долго любуемся китами в спокойном, синем Серамском море.

Дночерпатель принес полный груз ила, который поделили между собой зоологи, геологи, радиохимики. У каждого свой интерес к илу.

Размывая порцию ила, А. В. Иванов сразу же нашел многочисленные трубки погонофор — очень тонкие, как волос, трубочки. Сперва попались пустые, мертвые трубки, а затем он нашел и трубки с живыми погонофорами, притом двух разных видов. Один из них оказался новым для науки.

Еще совсем недавно погонофоры считались большой редкостью. Их трудно было найти. А тут первый дночерпатель в случайном месте — и в нем много погонофор и в том числе новый вид.

Погонофоры заслуживают того, чтобы о них рассказать подробнее. Обнаруженная впервые совсем недавно и за последнее десятилетие подробно изученная, эта новая группа животных обладает настолько своеобразной организацией, что зоологи выделили ее в особый тип, стоящий близко к примитивным хордовым животным. Главная заслуга в изучении строения, развития и географического распространения погонофор принадлежит Артемию Васильевичу Иванову, нашему товарищу по экспедиции. Найти, описать, изучить теперь, в XX веке, новый тип животных (не род, не семейство, а тип!) — это научное открытие огромного значения, одно из самых замечательных достижений современной биологии.

Мне пришлось присутствовать в 1958 году на Международном зоологическом конгрессе в Лондоне. Два события в области зоологии стояли в центре внимания всего конгресса. Это были доклад о погонофорах А. В. Иванова и доклад французского профессора Милло о тоже недавно обнаруженной, живой «ископаемой» рыбе — латимерии из группы целакант. О латимерии у нас речь еще будет впереди, когда мы придем на Мадагаскар, а о погонофорах мне хочется рассказать сейчас кое-что из того, что в наших долгих беседах на борту «Витязя» мне поведал Артемий Васильевич.

Погонофоры, как правило, обитают на больших глубинах, вплоть до ультраабиссали, но теперь это «правило» знает уже немало исключений. Так, в Охотском море некоторые виды были добыты на глубине нескольких десятков метров; известны также погонофоры из мелкого Северного моря, из прибрежных вод Мурмана.

Первый представитель новой группы животных — Родопорhora — был описан еще в 1914 году французским зоологом Коллери. Животное было обнаружено им в сборах голландской экспедиции на «Сибога». Автор назвал его Sibogliпит. Это было животное нитевидной формы, чрезвычайно вытянутое, с одним щупальцем. Обитает этот «червь» в прозрачной трубочке диаметром около 0,5 миллиметра.

Второй представитель этих животных был найден советским зоологом и океанографом П. В. Ушаковым в 1932 году в Охотском море, на глубине около 3500 метров. Вытянутая, червеобразная форма тела, крона щупалец на переднем конце, наличие трубки, в которой сидит животное, ввели Ушакова в заблуждение — он принял это животное за сидячую полихету, многощетинкового кольчатого червя из семейства сабеллид. Ушаков назвал его Lamellisabella Zachsi, в честь покойного Ивана Гуговича Закса, своего товарища по работе, видного специалиста по полихетам.

Однако через несколько лет шведский зоолог Иогансон, детально изучив строение посланных ему Ушаковым ламел-лисабеллид, установил, что эти животные ничего общего с полихетами не имеют, и выделил их в новый класс, который назвал Pogonophora (от греческих родоп — борода и phoro — ношу). Венчик щупалец на переднем конце тела напоминал бороду. Иогансон установил, что тело этих животных состоит из трех сегментов, и описал некоторые особенности их организации. Работа Иогансона возбудила живой интерес к погонофорам. Среди зоологов возникла полемика относительно систематического положения погонофор. Каждый ученый высказывал свою точку зрения, причем никто из них не рассматривал параллельно обе формы — Siboglinum и Lamellisabella, не сравнивал их между собой.

Получив сборы П. В. Ушакова и богатый материал из северо-западной части Тихого океана, собранный экспедициями «Витязя» и частично им самим, А. В. Иванов предпринял детальное исследование погонофор. Он изучил строение, физиологию, эмбриональное развитие животных и высказал свои соображения об их положении в системе животного мира. В настоящее время, главным образом благодаря трудам А. В. Иванова, эта группа животных хорошо изучена.

Ко времени выхода «Витязя» в наш индийский рейс было описано уже 44 вида погонофор, принадлежащих к нескольким родам и семействам, большинство из которых изучены и описаны Ивановым.

Погонофоры ведут сидячий образ жизни в трубках, длина которых значительно превышает длину их тела. Они не покидают своей трубки, однако внутри нее могут быстро и активно перемещаться, то высовывая передний конец тела с щупальцами, то уходя глубоко в нее.

Длина трубки колеблется от нескольких сантиметров — у мелких видов, до нескольких десятков сантиметров и даже До 1,5 метра — у крупных. Диаметр трубки варьирует от 0,10 до 2,8 миллиметра. Цвет и структура трубок бывают различными. Анализы показали, что они состоят из хитина.

Тело погонофор необычайно вытянуто, длина в сотни раз превышает ширину. Тело состоит из короткого переднего отдела головного, на котором сидят щупальца, и длинного туловищного. В головном отделе имеются нервные клетки, мозг и отходящие от него нервные стволы. Есть замкнутая кровеносная система и органы выделения — нефридии. Погонофоры — раздельнополые животные. Яйца откладываются в переднюю часть трубки, где и происходит все эмбриональное развитие.

Самой удивительной чертой организации погонофор является полное отсутствие кишечника, рта, заднепроходного отверстия. Как же питаются эти животные? А. В. Иванов считает, что органами захвата и переваривания пищи, а также и всасывания служит щупальцевый аппарат. Специальные мерцательные реснички на щупальцах гонят воду в межщупальцевое пространство. Микроскопические планктонные организмы и органический детрит[7] застревают в густой сети особых тонких выростов, образуемых щупальцами. Здесь происходит переваривание пищи и всасывание ее. Щупальца выполняют, вероятно, и функцию дыхания.

Детальное изучение строения и развития погонофор побудило А. В. Иванова присоединиться к мнению, высказанному, в частности, выдающимся русским зоологом В. Н. Беклемишевым, что эта группа принадлежит к ветви вторичноротых (Deuterostomia), в который входят и позвоночные животные, и близка к типу Hemichordata, к которому относится, например, знаменитый баланоглоссус, изученный А. О. Ковалевским и И. И. Мечниковым. Однако ряд признаков не позволил Иванову включить погонофор в тип Hemichordata и заставляет рассматривать их как самостоятельный тип.

В настоящее время можно считать несомненным, что погонофоры очень широко распространены во всех морях. Большинство их обнаружено в водах Тихого и Индийского океанов, главным образом советскими исследователями. Их находят в самых различных районах — ив тропиках, и в Арктике, и в умеренных широтах, по большей части на больших глубинах. Многочисленные сборы, сделанные при помощи тралов и дночерпателя в различных местах Индийского океана во время нашей экспедиции, позволили А. В. Иванову найти и описать еще значительное количество новых, неизвестных ранее видов.

У меня сложилось (может быть, еретическое) впечатление, что из всех типов животных, которые добывались со дна моря нашими зоологами, самыми распространенными были именно погонофоры — эти недавно такие редкие, даже редчайшие новинки, каждое открытие которых делало сенсацию в ученом мире.


Все течет, все изменяется…

17 октября к концу дня подошли к высокому, гористому острову Буру. Вершина хребта — гора Каупалатмада (2429 метров), как острый зуб, торчит из облаков. Мы не поняли сперва, что это вершина горы возвышается над тучами, и думали, что это какое-то темное облако.

Ветер усилился, и тучи закрыли вершину. Обойдя с востока остров Буру, мы вышли в море Банда. Сколько мыслей вызывает одно это название!

Остров Буру, море Банда с группой островов Банда, остров Серам. Несколько к востоку от нашего курса — острова Тернате, Амбоина. Знаменитые Молуккские острова, «острова пряностей». К овладению ими рвались европейские захватчики — португальцы, испанцы, голландцы и англичане.

Вероятно, нигде из всех островов Индийского и Тихого океанов алчность европейских завоевателей и торговцев не причинила столько страданий, не было пролито столько крови, как на многострадальных Молуккских островах.[8] Здесь европейцы впервые увидели попугаев, многочисленных на Молуккских островах, здесь, на островах Хальмахера, Сераме и др., европейцы были поражены необычайно роскошной окраской оперения райских птиц — «птицы богов» («манук девата» по-малайски), родиной которых считается недалекая Новая Гвинея.

Но не райские птицы привлекали к Молуккским островам португальцев и других западных захватчиков. Их влекли пряности, гвоздика и мускатный орех, которые ценились в Европе на вес золота и которые в изобилии произрастали на этих островах. Лучшие сорта мускатных орехов собирались на островах Тернате, Тидоре, Амбоина и прежде всего на острове Банда.

Группа островов Банда и остров Амбоина были открыты в начале XVI века португальцами, которые создали тут торговые фактории. В те времена Банда (и другие острова) были заселены альфурами, народностью папуасской расы, и племенами малайского происхождения. Они издавна обменивали произраставшие у них мускат и гвоздику на рис, привозимый с больших островов Индонезии — Явы, Суматры, Калимантана (индонезийское название Борнео). Эту торговлю вели арабские купцы, снабжавшие пряностями европейский рынок. В течение многих столетий монополия на мускатные орехи и другие пряности и ароматические вещества находилась в руках арабов. В Европе родина пряностей была еще неизвестна. Арабы заставляли верить своих европейских покупателей, что родина пряностей и ароматических растений — Аравия. Арабские купцы тайно привозили эти прибыльные товары с Молуккских островов, а затем из арабского порта Маскат переправляли их в страны Европы. Маскат был столицей арабского султаната Оман, на юго-восточном побережье Аравии.

Открыв морской путь в Индию, португальцы лишили арабов монополии и подавили арабскую торговлю в Индийском океане. Но в начале следующего века португальцев вытеснили голландцы. Они заняли Банду, сразу поняв значение этих островов для своей торговли пряностями. Голландский губернатор Верхуфт превратил славящиеся мускатным орехом острова в опорный пункт нидерландской Ост-Индской торговой компании. Свободные островитяне стали подневольными рабочими, а точнее — рабами Ост-Индской компании.

Голландцы решили сосредоточить добычу мускатного ореха на острове Банда, гвоздики — на Амбоине и Тернате. Чтобы поддерживать высокие цены на эти продукты и держать их под своим контролем, они безжалостно уничтожали по всем Молуккским островам мускатные и гвоздичные деревья — основной источник существования островитян. Вспыхивавшие восстания, например на острове Амбоина в 1635 году, подавлялись голландской Ост-Индской компанией с неимоверной жестокостью. Острова Банда и Амбоина получили печальную известность виселицами, пытками, убийствами и вывозом рабов на продажу. Но этого было недостаточно торговцам Ост-Индской компании. Им мешали местные жители, они были не столь покладисты и покорны, как того хотелось завоевателям.

Воспользовавшись удобным поводом — нападением доведенных до крайности островитян на отряд адмирала Веревена, — «голландские культуртрегеры принялись за радикальные меры устранения препятствий к своим обширным коммерческим проектам», — пишет посетивший эти острова в 1902–1903 годах зоолог К. Н. Давыдов.[9] «Началась в буквальном смысле слова бойня, которой администраторы Ост-Индской компании не могли не быть довольны. Около 20 000 человек туземцев, т. е. почти все население острова, было уничтожено, оставшаяся горсть бежала с Банды на остров Кей, где и обосновалась».

«Голландцы сделались полными господами на островах Банда, основали здесь огромные плантации мускатных деревьев и объявили торговлю мускатным орехом монополией правительства (равно как Амбоина была сделана центром плантаций гвоздичных деревьев). Для работ на плантациях доставлялись с Явы и других мест тысячи малайцев-невольников. Ост-Индская компания богатела. Амбоина и Банда сделались важнейшими ее пунктами. В начале 70-х годов вошлого столетия монополия, наконец, была отменена, но пены на мускатный орех продолжали стоять огромные. На островах Банда усиленно работали предприниматели, сколачивались громадные состояния. Но эта счастливая пора лля плантаторов и торговцев пряностями миновала, когда плантации мускатника были разведены в других местах, например, англичанами на острове Пенанг, около Малакки, и цены на продукт сразу упали», — пишет К. Н. Давыдов.

Мы видели мускатные деревья в ботаническом саду в Богоре, на Яве. Само растение очень красиво. Свежая, глянцевитая, плотная листва. Плод величиной с абрикос, овальной формы, очень мясист. Внутри его заключено крупное семя, величиной с грецкий орех; оно и идет в продажу под названием «мускатного ореха». На месте его почти не употребляют в пищу. Мясистую оболочку плода иногда едят на островах Малайского архипелага, а самим «орехом» совершенно пренебрегают в домашнем обиходе.

Море Банда. Ночью встали на станцию. Глубина около 5500 метров. На свет опущенных в воду электрических ламп подплывает и подлетает множество летучих рыб, временами подходят стайки кальмаров, охотящихся за летучими рыбами. Редко когда рыбе удается увернуться от молниеносного нападения головоногого хищника, оснащенного «ракетным» двигателем. Подплывают серебряные змеиные макрели или гемпилы (Gempylus serpens), грациозно изгибая узкое длинное тело, и внезапно, как отпущенная стальная пружина, выскакивают из воды, иногда на 3 метра в высоту.

Рыболовы упражняются в забрасывании сачков. Некоторые достигли в этом спорте большого мастерства; особенно отличается мой старый приятель, сотрудник отряда ихтиологии Григорий Касьянович Фисунов, или просто Касьяныч. Касьяныч — популярная фигура на корабле. Бывалый моряк, опытный судовой машинист, всю войну проплававший в «конвоях», доставлявших снаряжение и прочие грузы в порты Севера, превосходный рыбак и товарищ, Касьяныч попросил перевести его из «машины» в отряд ихтиологии. И отряд ихтиологии не прогадал, получив такого сотрудника. Каких только рыб не наловил за рейс Касьяныч своим волшебным, не знающим промаха сачком!

Вот к борту подплывает, извивая свое длинное тело, морская змея — и попадает в сачок Касьяныча. Это пеламис (Рelamis platurus), змея, великолепно приспособившаяся к морскому образу жизни. Ловкая и быстрая в воде, на палубе она совсем беспомощна. Она извивается, вертится, но остается на месте. Брюшные щитки, которые у сухопутных змей играют такую большую роль в ползании, у большинства морских змей отсутствуют. У этой змеи толстая черная спина и плоское, сжатое с боков брюхо, светлое, бело-желтое, по которому проходит черный фестончатый рисунок. Длина ее не менее полуметра. Это чисто пелагическая форма, которая ловится в открытом океане, но встречается и у берегов.

Морскую змею надо брать осторожно, деревянным пинцетом, так как они очень ядовиты и укус их может быть опасен. Специалисты в Бомбее говорили мне, что яд морских змей почти в 10 раз сильнее, чем яд кобры или индийской гадюки. Однако укусить человека морской змее трудно, так как у нее небольшое раскрытие рта. Этим, вероятно, объясняется, почему мальчуганы на островах Фиджи и в других местах так вольно обращаются с морскими змеями. Были тем не менее описаны случаи укусов людей морскими змеями.

Морская пелагическая змея Pelamis platurus

Морские змеи все живородящи, причем детеныши родятся крупными — нe менее половины длины тела матери — и вполне приспособленными к самостоятельному существованию. Они растут в теле матери не только за счет питательного материала, заложенного в желтке яйца, но и получают питание от материнского организма через последы, которые образуются вокруг каждого яйца, как у млекопитающих. Это и позволяет детенышам достигать таких значительных размеров. Молодые змеи имеют другую окраску, чем взрослые, они исчерчены светлыми и темными поперечными полосами — хорошая защитная окраска среди водорослей или ветвистых кораллов. Морские змеи водятся в Индийском и Тихом океанах, в Атлантическом океане их нет.

Змей мы ловили немало, нескольких видов, чаще всегс Pelamis platurus и энхидрина (Enhydrina schistosa), и они подолгу жили у нас в аквариумах. Змеи отличались агрессивностью и необычайной прожорливостью. Кормили их живыми рыбками.

В сачки попадаются полурылы Hemirnamphus — узкие; длинные, совсем серебряные рыбы с шиловидным рылом, у которых верхняя челюсть короче нижней. По серебряному телу проходят вертикальные черные полоски.

Зоологи подняли дночерпатель, и, разбирая ил, А. В. Иванов опять обнаружил в нем погонофор, причем двух новых видов. Два дночерпателя — и уже несколько новых погонофор!

При полном штиле пересекаем море Банда. Небо и море сливаются в мареве. Выскакивают летучие рыбы, прописывают хвостом по воде волнистую линию и низко взлетают; парят в воздухе недолго, так как нет ветра. Без ветра им взлетать труднее. Снова прочертят хвостом волнистую линию и опять протянут низко над водой.

Проплыла не спеша стайка довольно крупных морских черепах. Вскоре одну черепаху поймали, она жила у меня в ванне до конца рейса и уехала в Москву, в зоопарк. Мы с ней очень подружились, она знала свою кличку — Кура-кура (Кура-кура по-малайски значит морская черепаха), отличалась отменным аппетитом и очень быстро росла. За полгода вес ее увеличился в три раза. Это была черепаха Eretmochelys imbricata, тот вид, из панциря которых делают черепаховые изделия. Панцирь Куры был необычайно красив.

Сколько в море рептилий — змеи, черепахи, а в прибрежных водах еще и крокодилы! Никогда не думал, что рептилии так «освоили» море.

Море Банда, как и Серамское море, полно жизни. В полдень нас окружила огромная стая дельфинов, в несколько сот голов. Дельфины выныривали парами, тройками. Выскакивали высоко из воды, на 2–3 метра, и с шумным всплеском падали обратно. Есть мнение, что так они глушат рыбу. Скопление дельфинов указывает, что в море много рыбы. Много и птиц. Длиннокрылые черные фрегаты парят в воздухе, садятся на судно.

Впереди из моря показался ровный симметричный конус вулкана Гунунг-Апи (Огненная гора — по-индонезийски). Когда подошли ближе, стал отчетливо виден кратер вулкана. Один край кратера, как раз над обращенным к нам склоном, оторван. По этому склону не растет лес, видны застывшие сотоки черной лавы, желтые камни. Остальные склоны заросли густой растительностью.

У острова встали на станцию. Решено провести лов на нескольких горизонтах специальным, так называемым разноглубинным тралом (трал Изаакс-Кидда). Этот трал идет не по дну, а плывет в толще воды.

Разноглубинный трал принес интересные уловы рыб с разных горизонтов. На 200 и на 1000 метрах в него попались хаулиоды (Chauliodus) — любопытные глубоководные рыбы черной окраски с огромными зубами и рядами светящихся органов; странные рыбы рода Odontostomus с длинными, загнутыми вперед зубами и телескопическими, смотрящими вверх глазами. Черный плоский угорь авоцетина (Avocettina) с длинным узким рылом. В 1000-метровом горизонте пойманы интересные серебряные топорики (Sternoptyx dicvp-hana) и другие рыбы.

Зайдя после станции в лабораторию бентоса, я увидел в кристаллизаторе плавающих в нем животных, похожих на прозрачные стеклянные цилиндрические бочонки. Это оказались долиолум (Doliolum), которые относятся к сальпам, т. е. входят в подтип оболочников, туникат. В одном таком «бочонке», как в домике, такой же прозрачный рачок усиленно машет ножками, прогоняя свежую воду через «домик». Рачок этот — амфипода Phronima sedentaria, самка; она вывела детей в «домике», который выела в теле долиолум. Необыкновенно интересны биология и жизненный цикл самих Doliolum, которых зоолог В. Н. Беклемишев называет «одним из самых фантастических существ моря». Прежде всего это колониальные организмы. Развитие их необычайно сложно. В цикле развития долиолум имеется правильное чередование полового поколения с бесполым.

Из яйца развивается хвостатая личинка, имеющая спинную струну, хорду (эти животные принадлежат к хордовым, куда входят и позвоночные животные). Личинка развивается во взрослую особь, но бесполую, в ней отсутствуют половые железы, гонады. В теле этой бесполой формы, так называемой кормилки, развиваются особые нитевидные выросты. От этих выростов отшнуровываются крошечные почки. Почки подхватываются особыми подвижными клетками — фороцитами, которые переносят их на спинную сторону тела и усаживают там в определенном порядке, где почки прирастают к «кормилке» и развиваются. Затем некоторые из этих пересаженных почек отрываются и становятся свободно плавающими особями. «Кормилка» отмирает, а на плавающих особях из так называемых половых почек вырастают типичные половые (с гонадами) долиолум; отрываясь, они переходят к самостоятельной жизни с половым размножением. «Тут все чудесно, — пишет В. Н. Беклемишев, — замечателен полиморфизм колонии, ее строгая интеграция при относительной независимости особей, тесная физиологическая связь при отсутствии настоящего органического единства. Но наиболее поразительное явление — перенос почек фороцитами, рассаживание их группами в строго определенном порядке…»

Ночью «Витязь» вышел из моря Ьанда к острову Тимор, самому восточному в цепи Малых Зондских островов, вытянувшихся в линию к востоку от Явы. Западная половина Тимора принадлежит Индонезии, а восточная до сих пор не освободилась от колониального гнета Португалии.

Утром, оставив позади гористый остров Тимор, оказались уже в море Саву. Несмотря на тихую погоду, идет зыбь, чувствуется дыхание океана. 20 октября «Витязь» вышел в Индийский океан.

ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН
РАБОТЫ НА ЯВАНСКОЙ ВПАДИНЕ

Ряд особенностей отличает Индийский океан от других океанов. Он почти весь расположен в тропиках и преимущественно в южном полушарии. 85 % акватории Индийского океана находится к югу от экватора. На севере он образует два огромных залива — Бенгальский залив и Аравийское море. Северный тропик проходит вдоль северной оконечности этих заливов.

Индийский океан с севера закрыт огромным массивом суши, а на юге широко открыт в сторону Антарктики. Это определяет его физико-географическую характеристику.

Западная граница океана образована материком Африки, восточная — островами Индонезии и Австралией. В северо-восточный угол океана впадают мощные реки азиатского континента, понижающие соленость воды. На северо-западе сухой и жаркий климат района Красного моря и Персидского залива ведет к сильному испарению и осолонению вод. Большая разница в солености воды обусловливает перемещение огромных водных масс.

Другая особенность Индийского океана — характерная сезонная смена ветров. Больше всего это касается северной части океана, так как области высокого и низкого давления зарождаются над сушей. Во время зимы в северных широтах Индийского океана господствует северо-восточный муссон. В районе Малайского архипелага преобладают муссон-ветры, дующие с северо-запада (северо-западный муссон). Южнее экватора дует весьма постоянный юго-восточный пассат.

В летние месяцы в южном полушарии продолжается тот же неизменный юго-восточный пассат. Перейдя через экватор, он превращается в северном полушарии в юго-западный муссон, хорошо изученный еще древними арабскими мореплавателями.

Эти ветры определяют поверхностные течения Индийского океана. В зимние месяцы в северной части океана господствует западное (т. е. идущее на запад), северно-экваториальное или муссонное течение. В летние месяцы в этой области (к северу от зкватора), наоборот, господствует сильное, направленное на восток муссонное течение. Оно сливается с идущим южнее и тоже на восток экваториальным противотечением, занимающим область до 5—10° южной широты.

Еще южнее, в районе 10–20° южной широты, мощное южное экваториальное или южное пассатное течение и зимой и летом гонит воду к западу. Постепенно усиливаясь и убыстряясь, оно подходит к острову Мадагаскар и разделяется на две ветви. Одна огибает Мадагаскар с севера, другая с юга. Более сильная северная ветвь сливается с зарождающимся тут и уходящим на восток экваториальным противотечением, частично же соединяется с направленным на юг, вдоль берегов Африки, сильным Мозамбикским течением.

Вдоль южных границ Индийского океана, в районе 40–50 ° южной широты, проходит направленное к востоку кольцевое течение западных ветров. От этого течения к северу отделяется ветвь, которая омывает западное побережье Австралии. Западное австралийское течение несет холодную субантарктическую воду в систему южного пассатного течения.

Глубинные течения Индийского океана почти совершенно не изучены, и исследование их составляло одну из главных задач нашего отряда гидрологии. Для понимания сложного явления перемещения водных масс в океане ввели понятие линий схождения, или конвергенции, и линий расхождения, или дивергенций, течений, несущих воду разного происхождения и неодинаковых свойств. В местах конвергенции более тяжелая вода опускается на глубину, компенсируясь в других местах поднятием глубинных, богатых питательными солями, вод. В местах дивергенции глубинные воды поднимаются на поверхность, что часто приводит к понижению температуры поверхностной воды.

В Индийском океане различают тропическую конвергенцию в районе экватора и субтропическую конвергенцию в области 35–40° южной широты. В зоне тропической конвергенции сходятся теплая и более легкая тропическая вода и субтропическая вода. Сливаясь, они дают так называемую экваториальную водную массу, в образовании которой участвуют и соленые воды Аравийского моря. В зоне субтропической конвергенции сходятся субтропическая вода и более холодная и тяжелая субантарктическая вода (некоторые авторы называют ее антарктической промежуточной водой), образуя так называемую центральную водную массу. Далее к югу — полярная антарктическая вода. Считается, что водные массы образуются на поверхности, т. е. приобретают здесь свои характерные черты, а затем начинают движение на глубину в области какой-нибудь конвергенции.

Работы нашей экспедиции в Индийском океане можно разделить на три этапа: 1) исследования в восточной части океана, 2) в центральной части и 3) исследования в западной части океана.

План работ в восточной части Индийского океана включал меридиональный разрез в самом восточном углу океана от острова Тимор к мелководью у северных берегов Австралии, возвращение к острову Ява, несколько поперечных разрезов через Яванскую глубоководную впадину с детальным изучением самой впадины и затем длинный разрез на юг до 33° южной широты. Для того чтобы выполнить этот план работ, необходимо было пополнить наше снабжение. Поэтому после работ в районе Яванской впадины намечен был заход в Джакарту, столицу Индонезии и главный город острова Ява.

Первый разрез от острова Тимор к Австралии был не длинным, всего около 600 миль. По пути было сделано несколько станций, и последняя, самая южная, уже на австралийском шельфе (береговом мелководье), на глубине всего 120 метров. Грунт — фораминиферовый песок, т. е. песок, состоящий из скелетиков одноклеточных животных — фораминифер. В подавляющем большинстве раковины фораминифер состоят из углекислого кальция, иногда из кремнезема или хитина.

На рассвете спустили оттер-трал. Теодор Саулович Расе рассчитывал сделать на мелководье богатые ихтиологические сборы, да, кроме того, и мы все надеялись поживиться свежей рыбкой, если бы ее было много; но трал почти не принес рыб. Зато в нем оказалась богатая фауна беспозвоночных, много кораллов, мадрепоровых и роговых, альционарии, горгонарии, многочисленные иглокожие — морские ежи с толстыми, как карандаш, иглами, морские звезды, офиуры, чудесные красные и оранжевые морские лилии, большие ветви гидроидов. Вся эта обильная фауна эеспозвоночных была крайне интересна нашим зоологам, так как все это были представители мало знакомого бентоса австралийского шельфа. Но Т. С. Расе расстроился, тем более что и повторный оттер-трал дал не лучшие результаты в отношении рыб.

Здесь, у северных берегов Австралии, хотя погода стояла тихая и жаркая, дышалось легко, чувствовалась гораздо меньшая влажность воздуха, чем во внутренних морях Малайского архипелага. Метеорологи сообщили, что относительная влажность упала до 60–65 % (в море Банда влажность доходила почти до полного насыщения), а на высоте 3 километров, по показаниям шаров-пилотов, даже до 30 %. Сказывалось влияние сухих пустынь северной части австралийского материка.

Закончив работы на австралийском шельфе, пошли на северо-запад. Около 8 часов утра 25 октября открылись берега Явы, самого восточного ее угла на полуострове Базамбанган. Милях в 8 от берега начались работы.

В районе к югу от Явы мы работали около двух недель, занимаясь детальным изучением Яванской впадины.

В отличие от Тихого океана, где имеется целая система глубоководных впадин, расположенных главным образом по западной окраине океана, вдоль линий разломов земной коры, в Индийском океане в сущности лишь одна глубоководная впадина — Яванская, или Зондская, по глубине значительно уступающая тихоокеанским. Яванская впадина в виде узкого желоба тянется на тысячи миль к югу от острова Ява более или менее параллельно берегу, на расстоянии 200–300 миль от него, и затем отклоняется к северо-западу, вдоль юго-западного побережья Суматры.

Глубина Яванской впадины около 7000, достигая в самых глубоких местах 7500 метров. Ложе океана в районе впадины имеет глубину около 4000–5000 метров, так что дно желоба углублено на 2000–3000 метров. Ширина желоба, как и всех других глубоководных впадин, очень невелика, всего несколько миль.

Своими работами в Тихом океане «Витязь» внес огромный вклад в дело изучения глубоководных впадин, пожалуй больший, чем какое-либо другое экспедиционное судно. Экспедиции «Витязя» подробнейшим образом исследовали Курило-Камчатскую впадину и целый ряд других впадин Тихого океана — Марианскую, Алеутскую, Тонга, Кермадек и др. В Марианской впадине «Витязь» обнаружил глубину в 11 035 метров, которая была наибольшей известной глубиной Мирового океана до 23 января 1960 года, когда Жак Пикар (сын известного профессора А. Пикара, стратонавта и создателя глубоководного корабля — батискафа) опустился в Марианской впадине на батискафе на глубину 11 529 метров.

До нас Яванскую впадину изучали шведская экспедиция на судне «Альбатрос» и особенно датская экспедиция на «Галатее».

В районе Яванской впадины «Витязь» сделал пять поперечных разрезов, спускаясь на юг до 16° южной широты и подымаясь на север до берегов Явы. Работали все отряды — геологи, гидрологи, биологи, химики.

Гидрологи занимались изучением глубинных течений. В нескольких пунктах, выбор которых был предметом оживленных дебатов на Совете экспедиции, корабль становился на длинную, двух- и даже трехсуточную якорную буйковую станцию. Буй, собранный из дисков очень легкого синтетического материала пенопласта, снабженный длинным шестом с уголковым отражателем[10] и штоком, противовесом для остойчивости, устанавливался на якорь. К якорному тросу — буйрепу — подвешивались самописцы течений, на соответствующих горизонтах — 1000, 700, 400 метров и ближе к поверхности. Скорость и направление течений в глубинных горизонтах изучались при помощи печатающего самописца течений — БПВ конструкции Ю. К. Алексеева, в более поверхностных горизонтах — самописцем течений «Океан».

На вершине шеста закреплялась электрическая сигнальная лампа, облегчающая нахождение буя в темное время. На шесте, кроме того, были укреплены рация и батарея питания. Рация иногда выходила из строя, но радар оказывал незаменимую помощь, когда приходилось разыскивать буй. Пока буй стоял на якоре, судно вело свои работы, дрейфовало, и корабль относило иногда на несколько миль от буя. Дрейф корабля учитывался, и время от времени судно возвращалось к бую.

Постановка и выбирание длинного буя, укрепление тяжелых приборов — вся эта операция требовала участия всего отряда гидрологов и координированной работы вахтенного штурмана на мостике, людей на палубе, машиниста у лебедки. Первые постановки буя проходили несколько неорганизованно, но скоро вся техника отработалась и «операция буй» проходила удивительно четко, быстро и слаженно. Ведущей фигурой во всем предприятии был наш боцман, который ловко заарканивал проплывающий мимо корабля шест буя, подтягивал его к борту, в мгновение ока зацеплял петлю за гак, и вот уже лебедка выбирает из воды длинное многометровое сооружение буя.

Исправная многочасовая работа самописцев течений была делом чести механика отряда мортехники Володи Коновалова, и надо сказать, что за весь рейс ему ни разу не пришлось краснеть за работу измерителей течений. А длинных буйковых станций было свыше двадцати.

Но самым трудным делом была, по-видимому, расшифровка показаний измерителей течений. Глубинные течения выкидывали всякие неожиданности — шли то на юг, то на север, на запад и на восток, меняли направление и скорость. Необходимо было собрать много данных, чтобы разобраться в сложной и еще совершенно неизученной картине течений на разных горизонтах. Отсюда понятно, почему Георгий Николаевич Иванов-Францкевич, начальник отряда гидрологии, настаивал на все новых и новых суточных станциях, не очень желая считаться с тем, что время экспедиции лимитировано. Его точка зрения подчас встречала оппозицию со стороны начальников других отрядов, опасавшихся, что увлечение работами в одном районе может привести к тому, что другой район океана останется неизученным. Споры на Совете экспедиции бывали очень жаркими, и нелегко было начальнику экспедиции находить правильное решение, удовлетворявшее, в пределах возможного, все справедливые требования начальников отдельных отрядов.

Измерение течений на «Витязе» производилось и во время хода судна электромагнитным измерителем течений — ЭМИТ. Работа с ЭМИТом требовала периодических отклонений от направления движения корабля под прямым углом к курсу судна.

Другим вопросом, которому уделялось большое внимание во время работ на Яванской впадине, были сейсмоакустические наблюдения, которыми прощупывается толщина океанических донных осадков. Методом прямых наблюдений, т. е. анализом получаемых различными геологическими трубками монолитов грунта, удается проникнуть только на 10–20, максимум на 30 метров под поверхность грунта. Сейсмоакустический метод позволяет оценить мощность рыхлых донных осадков на глубину в несколько тысяч метров. Метод основан на изучении распространения в верхних слоях земной коры упругих волн. Упругие волны вызываются взрывом на поверхности моря. Распространяясь во все стороны, волны проникают на значительную глубину в толщу дна. Здесь они претерпевают преломление и отражение.

В этом плавании на «Витязе» использовался метод отраженных волн. Отраженные от поверхности дна и от поверхностей, разделяющих донные отложения различной плотности, волны улавливаются гидрофонами, расположенными в виде прямой, длинной линии — «косы» — на поверхности моря. Длина «косы» достигала 600 метров. Определяя время прихода отраженных волн в нескольких точках поверхности моря, можно с известным приближением вычислить глубину и протяженность среды, в которой с измененной скоростью распространялись упругие волны. Скорость прохожения упругих волн в разных средах (или породах) не одинакова. В воде скорость зависит от температуры и солености, грунтах и горных породах от различных физических свойств, причем в рыхлых осадках скорость звука выше, чем в воде.

Сейсмические исследования в океанах начались лишь в последние годы, и по Индийскому океану имеется еще очень мало данных. Поэтому исследования, проводившиеся Валерием Михайловичем Ковылиным, вызывают большой интерес. Расшифровка записанных в районе Яванской впадины отраженных волн позволяет заключить, что здесь имеется несколько слоев рыхлых осадков, по крайней мере шесть. Толщина их в разных местах не одинакова. В районе к югу от Явы, на ложе океана, она равна 1000 метрам, в самом же желобе Яванской впадины толщина слоя рыхлых осадков достигает 2000 метров.

Конечно, немало интересных наблюдений было сделано за время наших длинных станций в районе Яванской впадины и по биологии моря. Зоологи неоднократно спускали трал Сигсби, стараясь попасть на наибольшие глубины впадины. Изучением фауны глубоководных впадин занимались наши зоологи Н. Г. Виноградова и Г. М. Беляев, специалисты по придонной фауне — бентосу.

В интереснейшей проблеме жизни на максимальных глубинах океана имеется много аспектов. Один из них — это вопрос о возрасте глубоководной фауны. Мнения здесь расходятся. Одни ученые считают, что глубоководная фауна хранит в наибольшем количестве древние и примитивные формы, другие — в основном зарубежные ученые — считают, что она не более древняя, чем фауна поверхностных вод океана.

Не все траления были удачны. Иногда трал приносил очень мало животных. Много часов напряженной работы — и в результате жалкая горсточка биологического материала, полученная при промывке ила. Отряд бентоса занимался количественным учетом биомассы донных животных. И когда фауны бывало очень мало, оставалось неясным — то ли действительно очень мала биомасса придонного населения, то ли по техническим причинам трал не смог собрать имеющихся на дне животных.

Но бывали и удачные тралы, приносившие разнообразных животных: моллюсков, червей, рачков, неизвестных для таких глубин, мелких голотурий элпидия (Elpidia glacialis), которых во множестве находила и «Галатея» в Яванской впадине, различных морских звезд. Была поймана огромная красная пирозома (Pyrosoma spinosum), длиной 2,5 метра, своеобразное животное, относящееся к колониальным асцидиям. На дне Яванской впадины обнаружено 25 видов животных, принадлежащих к 8 типам животного царства. Среди глубоководной донной фауны есть эндемичные виды, а есть и виды, близкие к находимым во впадинах Тихого океана, прежде всего в Филиппинской.

На одной из станций Т. С. Расе выловил интересных прозрачных глубоководных рыб с телескопическими глазами на длинных стеблях. Теодор Саулович предполагает, что это стилофтальмы (Stylophthalmus paradoxus) — личинки угревидных идиакантов (Idiacanthus spp.), принимавшиеся до 1933 года за рыб особого семейства Stylophthalmidae. Поймали и другую интересную рыбу, относящуюся к спинорогам (сем. Aluteridae), зеленую, всю исписанную сине-фиолетовыми черточками, с острым тонким шипом на спине и маленьким ртом с зубами, как у грызунов.

Временами встречались большие стаи рыб, которые плескались, выскакивали из воды. Над косяками рыб вода «кипела», ходили волны с гребешками, как на рифе. Это были тунцы. По-видимому, вблизи находились нерестилища тунцов и других рыб, так как в планктоне мы находили личинки тунца, меч-рыбы, парусника. Район к югу от Явы вообще богат жизнью. Ночью на свет ламп приплывали большие стаи летучих рыб, светящихся анчоусов, кальмаров. Планктонные сетки приносили тоже много живности, особенно в восточной части района. Тут биомасса планктона в верхнем 100-метровом слое превышала 100 мг на кубический метр. Для открытого моря это немалая величина. Такое богатство планктона, растительного и животного, а следовательно, и вообще жизни в море, объясняется тем, что верхние слои воды, где идет фотосинтез, содержат много питательных солей — фосфатов, нитратов и др. Обилие же солей обусловливается и подъемом глубинных вод к поверхности, и поступлением солей с недалеких островов Индонезии.

Погода нам благоприятствовала. Ни разу ветер и волна не разыгрывались до такой степени, чтобы серьезно мешать работам. Видимость была неплохая, и неоднократно, когда наш разрез подходил к Яве, мы могли рассматривать вдали берег и горы. Однажды хорошо просматривался четкий конус вулкана Мерапи, что значит «Огненный». Мерапи считается одним из самых опасных и коварных вулканов на Яве. Извержения его происходят неожиданно и быстро, от них трудно спастись. Мерапи унес уже тысячи человеческих жизней. Последние сильные извержения были в 1934 и 1935 годах.

Продвигаясь на запад вдоль берегов Явы, мы прошли мимо города Чилачап — единственного порта на южном побережье Явы, обращенном к Индийскому океану. Закончив работы на разрезах к югу от Явы, мы легли курсом на Зондский пролив, чтобы идти в Джакарту. Но у В. Г. Богорова появилась идея: еще до захода в Джакарту зайти на остров Рождества, который лежит на нашем пути. Остров окружен коралловыми рифами, и мы могли бы с успехом там поработать. Идею все восприняли с восторгом.

ОСТРОВ РОЖДЕСТВА

Прежде всего остров Рождества, о котором идет речь, это не тот остров Рождества, известный как британский, а теперь и как американский атомный полигон. Испытания атомного оружия производились на острове Рождества в Тихом океане. Остров Рождества, к которому мы плыли, лежит в Индийском океане, в 220 милях к югу от юго-западной оконечности Явы. Координаты острова 10° 25 ' южной широты и 105 ° 43' восточной долготы.

Английский капитан Уильям Майнор увидел этот остров в день Рождества 1643 года и назвал его Christmas Island. В 1688 году известный английский мореплаватель Дэмпир посетил этот остров и дал его описание в отчетах о своем плавании. Через двести лет капитан Мэй, прибыв к острову Рождества на военном судне «Imperieuse», присоединил остров к владениям британской короны, и на нем было создано поселение. До этого остров был необитаем.

Поселенцы посадили кокосовые пальмы вдоль берега моря и на расчищенных участках джунглей развели кофе, какао, перец, которые давали неплохой урожай. Но когда на острове были обнаружены богатые залежи фосфорнокислого кальция, все внимание было обращено на разработку этого минерала. В настоящее время остров Рождества Индийского океана известен лишь как богатый источник этого ценного минерального сырья.

Остров Рождества — небольшой островок, около 18 километров по самой длинной оси. Сложен он из известняковых пород. От моря остров поднимается несколькими террасами к центральному плато, густо заросшему тропическим лесом. Берега образованы отвесными скалами, делающими остров труднодоступным, за исключением тех мест, где разрушенные породы создали прибрежные пляжи. В водах, омывающих остров Рождества, много морских черепах, которые откладывают на этих пляжах яйца. В скалах побережья местами образовались пещеры, при свежей погоде туда врываются волны. При этом создается сжатие воздуха, который выбрасывает вверх на 30–40 метров столбы брызг.

Климат очень теплый, но довольно сухой. Сильные циклоны обходят остров, туманы редки, видимость обычно хорошая.

Единственное поселение — сеттльмент фосфорной компании — находится на северной стороне острова в единственной более или менее удобной бухте — Бухте Летучих Рыб (Flying Fish Cove). Залежи фосфата расположены по всему центральному плато, разработки их производятся в разных местах.

Мы подходим к острову в самую годовщину Октябрьской революции, 7 ноября. Вчера была радиопередача из Москвы, говорили родственники витязян; Глеб Борисович Удинцев, геолог, участник многих походов на «Витязе», передавал привет из Института океанологии. Вечером на корабле торжественное собрание, посвященное Великой Октябрьской социалистической революции.

Администрации острова Рождества послана радиограмма, что исследовательское судно «Витязь» Академии наук СССР, проводящее работы по международной программе исследований Индийского океана, будет проходить в районе острова Рождества 8 ноября и было бы радо посетить остров.

Утром на следующий день, когда мы делали станцию уже в виду острова, пришел любезный ответ, приглашающий экспедицию зайти на остров Рождества. Подпись — официальный представитель Буффет.

Заворачиваем вокруг северной оконечности острова, довольно высокого, плоского, заросшего лесом — и перед нами открывается Бухта Летучих Рыб. Видно большое промышленное сооружение, склад и погрузочные приспособления у массивного бетонного пирса. Кроме того, два легких причала из железных конструкций и длинный бетонный сарай. Слева тянется ряд белых домиков под зелеными крышами — это поселок для малайских и китайских рабочих, а за ним, подальше, в тени деревьев, — дома получше. Это европейский сеттльмент, дома европейских служащих фосфорной компании. Вправо от пристани белеет песчаный пляж и далее на фоне обрывающихся в море скал — красивый белый дом с террасой и зеленой лужайкой перед зданием. Вокруг дома цветущие деревья, а на лужайке флагшток, и на нем развевается австралийский флаг. Он такой же, как английский флаг, но на синем поле пять звезд, как в созвездии Южного креста. За пляжем отвесно возвышается стена скал, а наверху зеленеет лес. Дом этот — дом резидента, т. е. официального представителя правительства.

Мы знали из лоции, что остров Рождества — английское владение, и подняли на передней мачте британский флаг. Но здесь, на острове, узнали, что с октября 1958 года остров Рождества передан Австралии. Капитан дает распоряжение спустить британский и поднять австралийский флаг.

От пирса отделяется белый быстроходный катер и подлетает к кораблю. На трап ловко вскакивает рыжеволосый молодой лоцман, а за ним, когда катер причален, еще несколько мужчин. Все одеты в одинаковый наряд — белую рубашку, белые шорты (короткие тропические штаны), белые чулки и черные туфли. Гости направляются к капитану. Знакомятся: Чарлз Буффет, резидент, мистер Рой Невил — управляющий фосфатными разработками, доктор Хэдли — врач.

Хозяева острова выражают свое удовольствие по поводу нашего прибытия. Никогда еще на острове Рождества не было русского корабля, да и сами они никогда еще не встречались с русскими. Мы объясняем им, что нас интересуют коралловые рифы вокруг острова. Лучший риф, говорят они, — непосредственно у поселка против пляжа. Бояться акул не надо, они здесь не агрессивны. Дается разрешение свободного посещения острова, а начальника экспедиции капитана и нескольких старших сотрудников мистер Буффет и мистер Невил приглашают к себе в гости.

Так как глубины в Бухте Летучих Рыб большие, якорной стоянки нет, «Витязю» предлагается стать на две бочки. Для постановки на бочки подходит моторная шаланда с рабочими-малайцами, которые быстро закрепляют на бочках концы, поданные с «Витязя». Сегодня в Бухте Летучих Рыб спокойно, ветер с юго-запада, но если сменится на северный, надо срочно сниматься и уходить в море.

В салоне капитана беседуем с гостями и узнаем, что население острова состоит сейчас из 3000 человек, в основном малайцев из Малайи (полуостров Малакка) и китайцев из Сингапура — рабочих на фосфатных разработках. Европейцев (с семьями) около 250 человек, почти все австралийцы, немного англичан, как, например, два молодых врача, год назад окончившие медицинский факультет в Англии и приехавшие на отдаленный, затерянный в просторах океана остров, чтобы заработать денег для дальнейшего усовершенствования по своей специальности. Фосфорная компания хорошо оплачивает европейских служащих.


Управляющий фосфатными разработками, фактический хозяин острова, рассказывает нам, что происхождение фосфатов на острове точно неизвестно, скорее всего они образовались из птичьего помета, гуано, отложенного на известняковом острове, поднявшемся со дна океана. Качество фосфата не очень хорошее, так как есть примеси. Происхождение этих примесей интересно. Во время знаменитого извержения вулкана Кракатау в 1883 году огромное количество вулканического пепла осело на остров, пепел принес с собой соли алюминия и серы.

Содержание этих примесей в фосфатах доходит до 4 %, и они вредны. Фосфат с острова Рождества смешивают с фосфатом более высокого качества, привозимым с тихоокеанских островов, и тогда получается хорошее сырье. Вывозят в год около полумиллиона тонн фосфата. Запасов его хватит лет на сорок.

Фосфатные разработки принадлежали раньше английской компании, но теперь это объединенная англо-австрало-новозеландская компания, контролирующая и фосфатные разработки на островах Науру и Ошен в Тихом океане. Весь добываемый фосфат везут в Австралию, где он перерабатывается в суперфосфат и используется как удобрение в сельском хозяйстве Австралии и Новой Зеландии. Ежемесячно приходят три грузовых парохода, забирающие каждый по 10–14 тысяч тонн фосфата. Другого сообщения с внешним миром остров не имеет. Из Австралии и частично из Сингапура (раньше остров подчинялся английской администрации в Сингапуре) доставляется все снабжение.

Спускаемся по трапу на катер, который быстро доставляет нас к железному пирсу. Не успели мы подняться по лесенке на пирс, как портальный кран подхватил катер, поднял его, увез к бетонному сараю и спрятал в сарай.

Так же поступил он и с подошедшей к причалу шаландой, «Плавсредства» не остаются на берегу, а сразу прячутся под крышу. Бухта открытая, вся в рифах, и оставлять мелкие суда нельзя ни на берегу, ни на воде.

У пристани садимся в машины и едем в дом резидента — Government House — Дом правительства. Дом красиво оформлен в английском стиле: зеленая лужайка, красные цветы на «пламенном дереве» (Flamboyant tree). С лужайки прекрасный вид на бухту и на стоящий на бочках белоснежный «Витязь».

Входим в дом. Внизу официальные помещения. Мистер Буффет приглашает наверх, к себе. Просторная светлая комната, все стены в окнах. Мягкая, бамбуковая, низкая, как везде на юго-востоке Азии, мебель, очень удобная и покойная. Рядом с креслами низкие лакированные столики. В комнате небольшая стойка, где хозяин разливает виски с содой, кладет куски льда.

Завязывается беседа. Резидент веселый, подвижной, черноглазый, черноволосый человек, больше похожий на грузина, чем на австралийца. Мистер Невил, массивный, рослый, обстоятельный, живо интересуется нашими работами, условиями жизни на корабле. Их, как и всех иностранцев, поражает, что у нас много женщин на корабле, в том числе есть и женщины-ученые.

Мистер Невил приглашает нас к себе.


Дом управляющего — просторный коттедж с большим садом — находится в европейском сеттльменте.

Знакомимся с хозяйкой, которая приглашает нас к обеду. Воскресный обед в малайском стиле. На первое — в чашках красные, круглые кусочки. Я думал — земляника. Оказалось — кусочки арбуза. На второе — вареная курица и рис. Куски курицы и рис поливаются острым соусом и покрываются разными приправами. Приправы лежат на двух вращающихся блюдах, разделенных на несколько секторов. Кладут себе на тарелку из каждого отделения — тертый кокос, мелко нарезанный лук, рыбки, страшно наперченные и соленые, и другие приправы. Все, кроме тертого кокоса, необычайно острое, и, кроме меня, никто из витязян не притрагивался к этим приправам. Но все очень вкусное, с моей точки зрения, жаль только, что хлеба не было. Я спросил хозяйку, едят ли они хлеб? Хозяева рассмеялись, и мне подали белого хлеба, извинившись, что забыли о привычке русских все есть с хлебом.

На десерт было очень вкусное сладкое блюдо, нечто вроде пудинга, приготовленное из трех разных пальм. Крупчатая основа пудинга — из ствола саговой пальмы. Пудинг полит кокосовым кремом и сладким, густым, темно-красным сиропом из сахарной пальмы.

После обеда хозяйка показала нам свой сад. Внимание мое привлекло большое дерево, с которого свисали крупные зеленые плоды в иглах. Это оказалась анона (Апопа, или, по-английски, Saursop). Узнав, что нам незнаком этот плод, хозяйка обязательно захотела дать нам для пробы несколько плодов. Губернатор мистер Буффет немедленно взобрался на дерево и сорвал для нас несколько соурсопов.

В саду есть деревья манго, но плоды еще незрелые; есть мангустан, но без плодов, дынное дерево или попоа (папайя). Есть дурьян, но тоже без плодов. Хозяйка рассказывает, что тут все растет хуже, чем на островах Тихого океана. А сейчас пять месяцев не было ни капли дождя, и растения страдают от засухи. Миссис Невил заметила, что у них принято, по малайскому обычаю, заворачивать мясо в листья попоа. Мясо после этого делается мягче. Хозяевам было интересно узнать, что листья папайи содержат расщепляющий белки фермент папайотин, действием которого и объясняется то, что мясо становится мягче.

На корабле мы попробовали подаренный нам плод saursop и пришли в восторг. Это один из самых вкусных тропических плодов, и, кроме как на острове Рождества, нам больше с ним не пришлось встретиться. Разрезали плотную сетчатую зеленую шкуру, и внутри оказалась снежно-белая мякоть, с черными, вроде арбузных, косточками. Вкус кисло-сладкий, приятный, с легким земляничным запахом. Самая сердцевина плода напоминает по консистенции масло, а остальная мякоть имеет волокнистую основу и полужидкое содержимое.

Профессор А. Н. Краснов, известный ботаник, основатель Батумского ботанического сада, бывавший в Индонезии, писал о плоде анона: «Этот крупный плод, более человеческой головы, известный у малайцев под названием „голландского хлебного дерева“ за его внешнее сходство с плодом последнего. Он привезен европейцами из Америки. Мясо его тает во рту, как желе, и имеет кислый вкус лимонада, слегка отдавая вместе с тем земляникой. Для утоления жажды восхитительно, но скоро приедается».[11]

Мистер Невил сообщил, что меня просит приехать д-р Хэдли. Мы с нашим врачом Германом Никифоровичем условились осмотреть больницу острова Рождества, принадлежащую, как и все на острове, фосфатной компании. В больнице есть операционная, отделение для инфекционных больных, родильное, детское, зубоврачебный кабинет, аптека, большие палаты для китайцев и малайцев и четырехместная палата для европейцев.

Д-р Хэдли рассказал, что климат острова Рождества здоровый, специфических тропических болезней тут нет. Чаще всего — несчастные случаи на разработках. Бывают случаи туберкулеза, который лечат на месте.

Китайская и малайская группы живут на острове дружно, но не смешиваются. Основная причина — религиозные различия. Малайцы — мусульмане, китайцы — буддисты. Одни не едят свинины, другие едят. Но изредка бывают браки между представителями обеих групп. На острове есть мусульманская мечеть и несколько китайских храмов. Христианской церкви нет, иногда приезжает священник из Австралии.

Д-р Хэдли показал нам пещеру в береговом обрыве около больницы — глубокий естественный колодец в известняке, сообщающийся с морем. При накате с моря столб брызг взлетает более чем на 30 метров. Но сейчас море спокойное, и нам не удалось увидеть этот феномен, настолько прославленный, что о нем пишет даже лоция.

После осмотра больницы д-р Хэдли предложил проехаться по острову. На виллисе мы поехали вверх по старому рельсовому пути вдоль канатной дороги. Наверху, на плоскогорье, дорога привела нас к сушилке, где фосфат теряет около 40 % воды; затем к мельнице, где размельчают фосфат, и к огромным бакам — хранилищам. Сюда, к складам, от мест разработки проложен рельсовый путь, по которому мотовозы подвозят вагоны с фосфатом. После сушки и измельчения вагонетки с фосфатом спускаются по канатной дороге к пристани, где они и опрокидываются прямо в трюм корабля. Как раз на следующий день пришел большой грузовой теплоход, и весь день стоял грохот и носились тучи пыли от насыпаемого в трюмы фосфата.

От фосфатных пакгаузов мы проехали по избитой дороге к старым, уже заброшенным разработкам. Картина разработок производит впечатление какого-то первозданного хаоса. Расчищенная от леса площадь, на которой в беспорядке торчат острые, вертикальные известняковые уступы. Все пространство между ними когда-то было заполнено фосфатом, а сверху лежал толстый слой почвы. Здесь разработки велись вручную рабочими-китайцами, поэтому фосфат выбран с величайшей тщательностью.

Так как сегодня уже поздно, темнеет, договариваемся с доктором, что завтра, после обеда, он покажет нам девственные джунгли острова Рождества. Утром отлив — и мы будем работать на коралловом рифе. Узнав, что у меня нет маски и ластов, д-р Хэдли любезно предложил мне свои.

Доктор страстный любитель подводной охоты и лучший охотник на острове. «Охота под водой, — говорит он, — единственное наше развлечение на острове, благо подводная охота здесь богатая и разнообразная». Когда возвратились домой, доктор показал нам коллекцию своих самодельных подводных ружей. Он рассказал нам, что акул здесь особенно бояться нечего, хотя все же к своему ружью он приделал маленький штык для обороны от возможного нападения. Но это нужно только если отплываешь за пределы рифа. У берега надо опасаться, чтобы не наступить на страшную камень-рыбу, синанцейю, или бугорчатку (Synanceia horrida). Эта рыба обычно неподвижно лежит на дне, на мелком месте, подстерегая добычу. Она вся обрастает водорослями, гидроидами и больше похожа на камень, чем на рыбу. В основании лучей спинного плавника у нее находятся ядовитые железы. Если наступить на такую рыбу, то лучи прокалывают кожу и яд поступает в ранку. Яд очень сильный и причиняет нестерпимую боль. Укол может быть даже смертельным для человека. Д-р Хэдли считает, что смерть, вероятно, наступает от шока, от боли. Теперь есть противоядие, но его надо вводить сразу после укола.

Второй день на острове Рождества был для нас большим днем. Это наши первые работы на коралловом рифе. С утра все свободные от вахты едут на берег. К счастью, погода тихая, по крайней мере в Бухте Летучих Рыб море спокойно.

Рифы начинаются метрах в 30 от песчаного пляжа. Но преодолеть эти 30 метров нелегко. Большие камни, острые кораллы царапают, режут ноги. Надо обязательно быть обутым в какие-нибудь туфли или башмаки, лучше быть в брюках, а на руки надеть рукавицы. Но все трудности забываются, когда добираешься до рифа, где глубина уже больше, надеваешь маску, погружаешь голову в воду и замираешь, очарованный волшебными красотами подводного мира коралловых рифов. Особенно поражают коралловые рыбы всевозможных окрасок и форм — то плоские, как лист, то широкие, бочонкообразные, то с длинным, как шлейф, хвостом. Рыбы всех цветов — желтые, черные, синие, красные, в полосах, пятнах. Словами нельзя передать яркость и многообразие красок, сверкающих в освещенной солнцем мелкой воде. Из темной глубины подводных пещер выплывают более крупные рыбы, тоже ярких, пестрых раскрасок. Рыб много, и они совсем не пугливы, не обращают на вас никакого внимания.

Множество актиний, морских ежей, раковин моллюсков, и кораллы, кораллы. Их много видов, то ветвистые, то шарообразные, то как оленьи рога, то нежно-перистые. И окраска их разная; зеленоватая, розоватая, фиолетовая.

Все увлечены добычей кораллов. Вооружившись ломами, молотками, чем попало, кто в масках, кто без масок, ученые и матросы ныряют, отламывают, тащат к берегу свою добычу. Скоро у каждого отряда и у «единоличников» накопились порядочные груды прекрасных кораллов самых разнообразных форм и видов.

Еще сбор был в полном разгаре, когда к нашему пляжу подъехал д-р Хэдли, с которым мы сговорились ехать в джунгли.

В. Г. Богоров, геолог Олег Бордовский и я забрались в виллис и отправились вверх на плоскогорье. Остановились у края джунглей, где машины ведут подготовку к будущим разработкам фосфата. Специальный «дереволом» валит деревья, бульдозер снимает слои почвы.

Въезжаем в лес по узкой лесной тропе, где пробраться может только вездеход. Царит полумрак. Над лесом возвышаются отдельные деревья-великаны. У многих мощные досковидные корни, такие высокие, что за ними не видно человека.

Огромные панданусы с длинными, 2—3-метровыми зубчатыми листьями и корнями-подпорками в руку толщиной. Каждое дерево подпирается 20–30 такими подпорками, помогающими удерживать высокий ствол с пышной кроной в мягкой, рыхлой почве тропических джунглей.

Оставили машину на тропе и углубились в лес. Доктор продвигается впереди, делая большим малайским тесаком — парангом — зарубки на деревьях, чтобы найти обратную дорогу. В густом тропическом лесу, перевитом лианами, очень легко заблудиться. Фотографировать трудно, так как темно и слишком густо, все очень близко. Масса поваленных стволов пальм, панданусов и других древесных пород, которых ни доктор, ни мы не знаем. Доктор срубил для нас огромный, килограммов в 15, состоящий из долек плод пандануса, считающийся съедобным. Все время он внимательно разглядывает почву, стараясь увидеть и показать нам крабов. На острове Рождества в лесу водится два вида крабов: так называемый красный краб Gecarcoides lalandei, и пальмовый вор, или кокосовый краб, или краб-разбойник Вirgus latro.

Пальмовый вор — очень интересное существо. Хотя взрослое животное внешне похоже на краба, но это не настоящий краб, он близок к ракам-отшельникам, прячущим свое мягкое брюшко в раковины брюхоногих моллюсков. У этого краба нижняя мягкая сторона брюшка защищена хитиновыми бляшками.

Пальмовый вор — крупное сильное животное, весом до 3 килограммов, своей клешней он легко может откусить палец человека. Это вполне сухопутное животное; оно дышит легкими и погибает, если его надолго погрузить в воду. Кокосовый краб всеядное животное, но охотнее всего питается мякотью кокосовых орехов. Он живет в сухих местах, в лесу, но по ночам забирается на кокосовые плантации. Тут он взбирается на пальмы и перерезает стебли молодых кокосовых орехов. Спустившись на землю, сдирает оболочки ореха и, вставляя коготковый членик ноги в глазок ореха, расширяет отверстие. Потом взламывает скорлупу большой клешней и поедает ядро. Жители острова Рождества рассказывали нам, что кокосовые пальмы завезены на остров всего лет 60–70 тому назад, и у пальмового вора еще не выработалась привычка добывать кокосовые орехи. Он питается и всякой другой пищей, плодами пандануса и т. п.

Интересно развитие этого краба. Спаривание происходит вдали от воды. Многочисленные яйца прикрепляются к брюшным ножкам самки. Ко времени выхода личинок самки приближаются к морю и входят в него, так что личинки сразу попадают в воду. Планктонные личинки проходят ряд стадий и превращаются в маленьких раков-отшельников, которые прячут свое мягкое брюшко в раковину. Стадия отшельника сперва протекает в море, затем переходит на сушу. После одной из линек молодой пальмовый вор оставляет раковину, постепенно утрачивает черты рака-отшельника и приобретает характер взрослого пальмового вора.

Очень любопытна биология и красного краба Gecarcoides. Хотя это и настоящий краб, но он также постоянно живет в джунглях. Характерное место его обитания — заросшие лесом центральные плато мелких океанических островов, где он проделывает в почве длинные норы-ходы. Это довольно крупный краб, достигающий 7–8 сантиметров в длину. В море крабы идут только раз в год, когда самки откладывают яйца, в которых уже давно идет развитие личинок. «Крабы идут в море мыться», — говорят местные жители. Личинки вырастают в море в маленьких крабиков. В один прекрасный день молодые крабики выходят на сушу, одновременно огромными массами, покрывая побережье, как коричнево-красный ковер, и движутся в джунгли. Это шествие молодых крабов, которое доктору удалось заснять на пленку в момент, когда крабы, выйдя из моря, пересекали прибрежный пляж.

Пальмовый вор и красный краб полностью приспособились к наземному образу жизни и погибают через 4–5 часов, если их погрузить в морскую или пресную воду.

Мы поднимали в лесу красивых маленьких диких голубей, совсем зеленых, с красным хвостом. Они непугливы, их никто не трогает, они здесь под охраной. Этот голубь (Сагpohaga Whartoni) эндемичен для острова Рождества.

Вернулись к тропе и поехали дальше, по направлению к колодцам, питающим остров водой. Это естественные колодцы более 70 метров глубины, промытые в известняке. Теперь они выложены цементом, в них опущены железные трубы, и моторная помпа качает воду в водохранилище. За водонасосной станцией наблюдает техник китаец. Он рассказывает, что воды вообще хватает для потребностей острова и проходящих судов, но сейчас засуха, и воду приходится экономить.

Проехали лес и выбрались на дорогу, ведущую к поселку. Доктор повез нас к конторе разработок, где мы простились с гостеприимным мистером Невилем, затем заехали к резиденту, поблагодарили его за радушный прием нашей экспедиции. Везде: на лесных дорожках, в поселке, в море, на рифе — мы встречали наших витязян, наслаждающихся первым «берегом» на первом тропическом острове. Сколько знакомств они успели завести с местными жителями. Сколько сувениров тащат они к пристани! Помимо кораллов тут огромные высушенные крабы — и кокосовый вор, и красные крабы, — и тропические плоды, и куски содержащей фосфат породы — на память об острове Рождества.

Гудок с «Витязя» напоминает, что пора возвращаться на судно. К пирсу подходит наша широкобортная дорка[12] и забирает последних людей с берега. С ними возвращаемся и мы. Нас провожают и резидент, и врач, и капитан порта, он же лоцман, мистер Педерсен, датчанин по происхождению. Уже темнеет. «Витязь» снимается с бочек, дает прощальный гудок. Гости уходят на свой катер, последним спускается по трапу официальный представитель мистер Буффет.

Скоро огоньки поселка в Бухте Летучих Рыб скрываются во мраке ночи. «Витязь» направляется брать последние станции перед заходом в Джакарту.

ОСТРОВ ЯВА

11 НОЯБРЯ. Идем Зондским проливом. Ночью была последняя станция перед Явой, севернее северного склона Яванского желоба. Утро хмурое, с темными тучами, видимость плохая. Берег должен быть близко, но его не видно, и радиолокатор тоже ничего ясно не показывает. Наш электронавигатор, милейший Антон Сергеевич Леонов, объясняет это тем, что тучи очень мешают локатору.

Жарко, влажность около 100 %. И в воде и в воздухе 28 °C. Прошел короткий дождь, и температура воздуха сразу упала до 24?. Часам к 9 утра погода прояснилась, видимость стала хорошей. Справа показались высокие горы западной оконечности Явы — полуострова Уджунг-Кулон. Слева, впереди вырисовывается правильный конус высокого вулкана, частично скрытый облаками. Координаты его — 5°55? южной широты и 105°43? восточной долготы. Капитан сообщает, что это остров Кракатау. Проходим милях в пяти от острова, пытаемся запечатлеть его на фотографиях, делаем зарисовки. Вот он, вулкан Кракатау, знаменитый своим самым сильным в истории человечества извержением! Сразу вспомнились уроки географии в младших классах школы, на которых мы рисовали цветными карандашами очертания вулкана Кракатау до извержения и после, когда половина огнедышащей горы взлетела на воздух.

История сохранила память, что Кракатау извергался в 1680 году. Потом 200 лет он оставался спокойным. 20 мая 1883 года началось весьма энергичное извержение, сопровождавшееся землетрясением, которое сильно чувствовалось в Джакарте. Клубы пепла и пемзы выбрасывались на большую высоту. Извержение наблюдали с германского военного корабля «Елизабет», проходившего Зондским проливом. Пепел еще продолжал падать, когда корабль был уже в 300 милях южнее Зондского пролива. Затем все успокоилось.

Через 3 месяца, 26 августа 1883 года, Кракатау взорвался. Взрыв был необычайной силы и сопровождался землетрясением. Все побережье по обеим сторонам пролива было опустошено, и множество людей погибло. Столб пара поднялся на высоту более 20 километров. Сам остров Кракатау представлял собой массу раскаленной лавы и камней. Вся животная и растительная жизнь на острове была уничтожена. Зелень вернулась на остров только через пять лет.

Но самым страшным были рожденные землетрясением волны — цунами, достигавшие там, где они встречали препятствие, до 35 метров высоты. Волны смыли с берегов пролива все, разрушив много городов и селений. Были уничтожены города Мерак, Телукбетунг, Черингин и др. По официальным данным, погибло свыше 36 тысяч человек.

Огромные количества пемзы, выброшенные при взрыве, лежали на поверхности моря слоем в несколько футов толщиной, создавая впечатление, что «дно океана поднялось над водой». Дождь пепла падал по всей Юго-Восточной Азии, на Суматре, к северу от Сингапура, на Яве. Более мелкие частицы пыли, поднятые в верхние слои атмосферы, окружали Землю и, выпадая в течение многих месяцев, явились причиной ярко-красных закатов, так называемых «кровавых зорь». Гром извержения был слышен в Перте в западной Австралии, на Новой Гвинее, на Цейлоне, на далеком острове Маврикия.

До извержения размеры острова Кракатау составляли 9 на 5,5 километра. Извержение полностью разрушило больше половины острова, его северную часть. Теперь северный берег острова перпендикулярно поднимается из моря.

Сейчас Кракатау спокоен. Но неделю спустя, когда мы ночью снова шли Зондским проливом на юг, маленький вулкан Анак Кракатау — сын Кракатау, находящийся поблизости от Кракатау-отца, извергался. Мы долго наблюдали с палубы корабля за взлетавшими вверх огненными столбами и освещенными отсветом пламени высокими колоннами черного дыма. Большинство из нас впервые в жизни любовались зрелищем извергавшегося вулкана.

Лоция сообщает, что островок Анак Кракатау, лежащий в 2 милях к северо-западу от острова Кракатау, появился в результате вулканической деятельности в 1928 году. До этого на месте островка была банка с глубиной над ней около 30 метров. В 1929 году островок исчез, а в 1930 году, после извержения вулкана, появился снова.

В 1940 году в результате поднятия дна высота его достигала 125 метров.

Вот и остров Кракатау остался позади. Слева открылись берега Суматры, высокие горы, скрывающиеся в облаках. Близкие берега Явы, по правому борту, тоже гористые. У подножия гор возделанные поля, на склонах темнеет лес.

Но и остров Суматра ушел влево, мы заворачиваем к востоку, в Яванское море, мелкое море к северу от Явы. Навстречу попадаются атоллы, то замкнутые, то разорванные, на всех высятся кокосовые пальмы. Атоллов все больше и больше, все море полно островами. Они и носят название «Тысяча островов». Жарко и влажно.

К концу дня вдали над тихим морем, в мареве предзакатного вечера, показываются строения, краны, серебристые нефтяные цистерны Танджунгприока — морского порта Джакарты.

Джакарта, переименованная во времена голландского владычества в Батавию, была когда-то приморским городом Но вследствие непрерывного отложения ила, приносимого реками, море отступило, и Джакарта оказалась далеко от моря. Возникла необходимость создать новый порт. Танд-жунгприок (что значит «Залив горшка») — крупный современный морской порт, связанный с Джакартой железной дорогой, каналом и широким шоссе.

Одновременно с нами подходят еще два парохода, под панамским флагом. Мы горим нетерпением поскорее зайти в порт, сойти на берег, увидеть Яву, Индонезию, получить наши письма. Но приходится набраться терпения. «Витязь» и эти суда отдают якорь, остаются на рейде ждать до утра прибытия лоцмана. За ночь прибавилось еще кораблей, ожидающих захода в порт.

Утром наконец началось движение; один за другим корабли снимаются с якоря и уходят в сторону порта. Вот и к нам подходит сперва катер с портовым врачом, затем и лоцманский катер. Одетый по всей форме лоцман индонезиец поднялся на борт, и мы тронулись вперед. Подошли два буксира — «Flores Laut» («Море Флорес») и «Djava Laul» («Яванское море»), взяли нас с носа и с кормы, повели. Буксиры, ловко ворочая судно, завели его кормой вперед в ковши и поставили к пирсу. В ковше много судов под флагами разных стран — голландское, французское из Джибути, норвежское, несколько судов под флагом крошечной республики Панамы и др.

На пристани много народа, мужчины, женщины, одетые в белое, портовые рабочие в широких соломенных шляпах, солдаты в пестрой защитной форме.

Мы вглядываемся в толпу на пристани, ждем представителей нашего посольства, а еще больше писем, которые они должны принести. Ведь Джакарта была первым, намеченным еще в Москве, портом захода.

Наконец вдали показались три человека, в которых мы сразу, без малейших колебаний узнали своих, советских. У одного в руках объемистый портфель — наши письма! Действительно, это оказались представители нашего посольства во главе с советником по культурным вопросам Дмитрием Андреевичем Годуновым, который дружески помогал нам во время всей нашей стоянки в Джакарте.

Роздали корреспонденцию, и счастливцы, получившие письма, разбежались по своим каютам прочитать в тиши вести из дома.

* * *

Положение в Индонезии, сбросившей 350-летний гнет колониального режима и вышедшей на путь самостоятельного развития, пока еще нелегкое. Экономическое и культурное строительство молодой Индонезийской Республики происходит в упорной борьбе с силами внешней и внутренней реакции, безуспешно пытающимися помешать прогрессивному развитию страны. Народ Индонезии героически борется за развитие производительных сил страны, укрепление национальной промышленности и хозяйства, за повышение культурного и материального уровня жизни.

Еще недавно в экономике Индонезии господствовал иностранный капитал. В настоящее время предприятия, принадлежавшие ранее голландцам — железные дороги, морские порты, электростанции, оловянные рудники, угольные шахты и т. д., — стали собственностью Индонезийского государства. В собственность государства перешел Яванский банк. Всемогущая недавно голландская морская транспортная компания КПМ,[13] которая контролировала все перевозки внутри страны, должна была большую часть акций передать индонезийскому государству. Организована государственная компания «Индонезийское национальное судоходство». Для увеличения тоннажа торговых судов правительство закупает значительное количество судов за границей.

В авиационном транспорте, столь важном для разбросанной по островам страны, до 1949 года все авиалинии находились в руках голландской компании КЛМ. Теперь голландские самолеты КЛМ в Индонезию не летают, а все внутренние авиаперевозки переданы вновь образованной национальной компании «Гаруда», которая с 1954 года стала полностью государственным предприятием. (Гаруда, мифическая птица, считается в Индонезии символом творческой энергии и созидания. Распростертые крылья Гаруды имеют каждое по 17 перьев, в хвосте у нее восемь перьев; на шее птицы 45 чешуек. Эти цифры напоминают о дне провозглашения независимости Индонезии—17 августа 1945 года.)

* * *

10—12 километров, отделяющие Танджунгприок от Джакарты, серьезно затрудняют наше ознакомление со столицей республики. Раз или два в день туда отправляется поезд, но вагоны переполнены, и забраться в них трудно. Иногда ходит маленький автобус, но его берут с бою. Такси малочисленны и очень дороги. Единственная возможность попасть в Джакарту, а также совершить поездки по стране — это воспользоваться автобусами нашего посольства. Посольство сделало все возможное, чтобы помочь нам осмотреть Джакарту, посетить интересующие нас учреждения и совершить экскурсии внутрь страны, в Богор, научный и культурный центр Явы, где находится знаменитый Богорский (бывший Бейтензоргский) ботанический сад тропической флоры.

Сегодня уже поздно, поездка в Джакарту намечена на завтра, и мы, получив пропуска, отправились погулять по припортовому поселку — Танджунгприоку. Это наше первое знакомство с Индонезией. Танджунгприок населен в основном портовыми рабочими.

Вышли за ворота порта. Порядки тут строгие, но портовые стражи с подчеркнутым дружелюбием пропустили нас, моряков с советского корабля, и мы небольшой группой отправились бродить по шоссе, по узким улочкам и каналам Танджунгприока. Везде много людей: мужчины, женщины, дети, одетые преимущественно в белое. У мужчин — белая рубаха и короткие белые штаны. Но часто мужчины, как и женщины, носят узкую белую юбку — саронг, прямоугольный кусок материи, обернутый вокруг тела и сшитый спереди. Многие в широкополых шляпах, реже в черных бархатных фесках — копиях.

Наше внимание привлекают велорикши, так называемые бечаки. Их очень много. У них ярко раскрашенные трехколесные колясочки-велосипеды, с красным или зеленым бархатным сиденьем. Сам рикша сидит сзади и вертит педали. На каждой колясочке написано Paris, India, Semarang и т. п. Много бечаков ожидает на перекрестках. Иные из них сидят и читают книжку. Проезжают и конные экипажи, запряженные небольшими, обычно тощими, лошадками.


Вдоль улиц тянутся постройки, все очень легкие, одноэтажные, построенные из бамбуковых жердей, стены из плетеных циновок, но крытые красной черепицей. Вообще на Яве все почти постройки, которые мы видели, крыты черепицей. Множество мелких лавочек и лотков, торгующих съестными припасами, одеждой и другими товарами. На лотках разные плоды — бананы, нарезанные ломтики ананасов, колючие плоды дурьяна, овощи, кучки вареного риса, завернутые в листья сладости. Много мастерских — портновские, жестяные, медницкие. Вдоль улиц каналы, вроде арыков, очень грязные.

Подошли к берегу речки, вернее канала, перешли мост, ведущий в густонаселенные жилые кварталы. Дома настроены тесно, один к одному. Везде очень много ребятишек, здоровых и веселых; по улицам бродят желтые козы с отвислыми ушами. И везде полно людей — перенаселенная Ява уже перед нашими глазами. Иностранцы — редкие гости в Танджунгприоке, западные туристы сюда не заходят, им нечего делать в бедных людных кварталах приморского поселка. Поэтому мы вызываем интерес. С нами заговаривают (на английском языке), и когда узнают, что мы с русского корабля, видим подчеркнуто дружественное расположение.

Гуляли по Танджунгприоку до темноты. Было очень жарко и душно. Мокрые и усталые вернулись на судно.

Мы, вероятно, нигде так не страдали от жары, как во время нашей стоянки в Джакарте. Даже ночью, на палубе, трудно было спать от жары и духоты.

Тут, в Индонезии, нет смены времен года. Солнце греет всегда с одинаковой силой, и продолжительность дня почти не меняется. В Джакарте самая низкая среднемесячная температура (январская) равняется 25,4°, а самая высокая (октябрьская) 26,5 °C.

Под лучами тропического солнца идет интенсивное испарение воды в море и внутренних водоемах и создается высокая влажность воздуха.

«После полудня жара становится невыносимой, — пишет Я. Н. Гузеватый, автор интересного очерка об Индонезии. — Гнетет невероятная духота, кожу покрывает обильный пот, неприятно липнет к телу влажная одежда. Ежедневно в течение нескольких часов все окружающее буквально парится в этой банной атмосфере».[14]

* * *

13 ноября. Рано утром мы с начальником экспедиции, капитаном и некоторыми товарищами по экспедиции поехали в наше посольство, откуда должны были начать официальные визиты по городу. Это первое наше знакомство с Джакартой. Едем по шоссе, ведущему, в город. Навстречу огромный поток машин, больше американских марок, но есть и западногерманские, английские. Попадаются, и нередко, наши вездеходы ГАЗ-69. Работники посольства рассказывали мне, что эти машины очень ценят в Индонезии, где еще много слабо освоенных районов. Наши газики на испытаниях, проведенных в трудных условиях бездорожья, гор и болот, с форсированием вброд рек и т. п., одержали победу над английскими и западногерманскими вездеходами Лэндровер, Остин, ДКВ и др.

Рядом с шоссе тянется канал — прямой, неглубокий, запущенный. В канале женщины стирают белье, расстилают его по откосам берега, тут же купаются детишки. Примерно на середине пути между Танджунгприоком и Джакартой — аэропорт Кемайоран, один из крупнейших в Азии.

Сперва попадаем в старый квартал — нижний город — Джакарта-Кота. Тут были первые поселения голландцев, стояла крепость. Укрепление своих позиций в «Ост-Индии» и насаждение основ колониализма голландцы начали с захвата Джакарты, расположенной у устья реки Чиливонг.

В XVI веке на месте Джакарты находился город Сундакелапа, главный порт сунданского княжества Паджаджаран.[15] Позднее этот город захватил султан Бантама (султанат на западе Явы) и назвал его Джаякерта — Славная крепость. Захватив Джакарту, голландские купцы переименовали ее в Батавию. Отсюда голландцы начали распространять власть на всю Индонезию, проводя политику беспощадного подчинения населения своим торговым интересам.

Весь нижний город построен на болоте Голландцы провели каналы для отвода воды во время ливней и, как говорят индонезийцы, для воспоминания о своей родине. Но теперь эти каналы заросли илом и по ним во время наводнения вода разливается по нижним кварталам.

Большинство домов кирпичные, но легкой постройки, в полкирпича с железобетонным каркасом, так как землетрясения, частые на Яве, отдаются и сюда, в Джакарту, хотя в основном происходят значительно южнее. Все дома под черепичной крышей. Кое-где сохранились старые голландские дома с толстыми стенами, высокими крутыми крышами.

В нижнем городе размещен деловой район Джакарты, много больших зданий — банков, контор, торговых фирм. В этой торговой части города находились голландские фирмы, но теперь эти предприятия национализированы, голландцы покинули страну, остались только одна-две голландские торговые компании.

Въезжаем в китайский квартал. В Индонезии много китайцев, около 3 миллионов. Китайские купцы и путешественники издавна посещали острова архипелага. В разных местах еще в IX–X веках возникали китайские колонии.

Осноеной приток иммигрантов происходил позднее, в XVIII–XIX веках. Китайские кварталы Джакарты очень живописны, бесчисленное количество магазинов, лавочек, вывесок на китайском языке. Здесь же находится посольство Китайской Народной Республики.

Раньше китайцы в Индонезии имели двойное подданство — китайское и индонезийское. В 1955 году между Китайской Народной Республикой и Индонезийской Республикой был подписан договор, согласно которому все китайцы должны выбрать одно какое-нибудь подданство.

Подъезжаем к верхнему городу, где расположены правительственные учреждения, посольства, богатые жилые кварталы. Тенистые улицы, окаймленные высокими деревьями с яркими цветами, красными, фиолетовыми, розовыми, — франжипании, бугенвиллеи, японские мимозы, множество деревьев, которых ни мы, ни наши спутники не знаем. Прекрасные двух- и трехэтажные дома. Множество автомашин и еще больше бечаков с их раскрашенными колясочками. Они стоят на перекрестках, везут людей, вещи. В Джакарте их насчитывается до 30 000.

Проезжаем мимо низкого обширного белого здания — парламента Индонезии. Президентский дворец — красивый белый дом с колоннадой и зеленой лужайкой. Но президента Сукарно сейчас нет в этом дворце, на здании нет его флага. Президент находится в другом дворце, который мы также проезжаем, — тоже белое здание с колоннами, более легкой постройки. Это бывший дворец голландского генерал-губернатора, а обширная площадь перед ним — бывшая «Площадь виселиц». Тут голландские колонизаторы чинили расправу над непокорными «туземцами». На казнь сгоняли тысячи жителей. Теперь это площадь Мердека — площадь Свободы. Площадь Мердека — центр города. Тут же находятся стадион, Дворец спорта и другие учреждения.

Несколько христианских церквей, католическая и протестантская. Католический храм своеобразен, ультрасовременен — весь из железных конструкций.

Красивая тенистая улица с хорошими зданиями — посольский квартал. Здесь размещаются многие посольства, в том числе и посольство СССР.

Хотя еще утро, но уже очень жарко, особенно нам, приехавшим «во всей форме», в пиджаках и галстуках. Нас приглашают к поверенному в делах Б. Е. Кирпасовскому. В кабинете приятная прохлада, во всех рабочих помещениях посольства установки для кондиционирования воздуха.

Борис Ефремович интересуется нашим плаванием и нашими планами. Он рассказывает, что 17 ноября ожидается прибытие советской эскадры, которая с визитом дружбы посетит Джакарту. На днях в Танджунгприок приходит также немагнитная шхуна «Заря».

Простились с товарищами из посольства и, так как время у нас еще есть, поехали осматривать город.

Джакарта образовалась из слияния отдельных частей — нижнего и верхнего города. Город рос, поглощая отдельные селения (кампонги). И теперь среди города попадаются незастроенные участки, где стоят домики сельского типа, под крышей из пальмовых листьев; на лужайках пасется скот, а затем опять идут городские кварталы, с красивыми домами, магазинами, тенистыми аллеями.

Следующий день начался с официальных визитов. Нашу небольшую делегацию возглавляют начальник экспедиции и капитан. Сопровождает нас представитель посольства.

Первый визит к мэру города Джакарты. Подъезжаем к зданию муниципалитета. В холле нас встречает мэр Судиро, герой войны за независимость, крупный стройный мужчина лет пятидесяти, с несколько монгольскими чертами сурового, энергичного лица. Мэр одет в костюм цвета хаки, говорит по-английски. Он приглашает нас в кабинет, дает свою визитную карточку. На карточке написано Soediro Wali-Kota Djakarta Raya. Кота — значит город, вали — отец. Вали кота — мэр города.

Кабинет оформлен резными панелями из темного дерева. На одной стене огромная картина, изображающая дикого яванского быка — бантенга, до сих пор обитающего в глухих лесных районах юго-западной Явы. Черный с белыми ногами могучий бантенг — символ народа, народного суверенитета. На другой стене большой герб Индонезии и герб города Джакарты. Усаживаемся в кресла, начинается беседа. Вениамин Григорьевич кратко рассказывает об экспедиции, приглашает посетить судно. Мэр делится своими воспоминаниями о посещении Москвы, Ленинграда. Особенно ему понравился Ленинград.

Следующий визит — к министру культуры и образования Прийоно. Прийоно — видный деятель в области народного просвещения независимой Индонезии. Высокий, сухощавый, в очках, министр культуры встречает нас в своем кабинете, относительно прохладном, так как комната очень высокая с большими окнами, а снаружи еще навес, дающий тень. У стен книжные шкафы, в них книги по географии, геологии и другим наукам на английском, голландском и индонезийском языках.

В беседе с нами министр Прийоно рассказал об острой нехватке научных кадров в Индонезии, о недостатке учителей, о мерах по созданию училищ для подготовки учителей, о героических усилиях по развертыванию сети школ по ликвидации неграмотности — наследия длительного колониального режима. Голландцы препятствовали просвещению народа. Прийоно побывал в Москве, сын его, как и многие индонезийские юноши, учится в Московском университете.

Мы рассказали министру о работах экспедиции, об исследованиях на Яванской впадине, об изучении продуктивности моря в районе к югу от Явы. Эти работы представляют интерес для народного хозяйства Индонезии.

И здесь на стене кабинета — большой герб Индонезии. Национальный герб Индонезии изображает мифическую птицу Гаруду со щитом на груди. Щит разделен на несколько частей, символизирующих пять принципов Панча Шила. В середине пятиугольная звезда — символ веры в бога. Дерево варингин (индонезийская смоковница) — национализм. Голова быка бантенга — народ, демократия. Железная цепь — непрерывность человеческого рода, принцип гуманизма. Веточки риса и хлопка — социальная справедливость. В когтях птица держит ленту с надписью: «Bhinneka Tunggal ika» — «Единство в многообразии».

В непринужденной беседе, которая завязалась у нас с министром, я задал вопрос, что означает эта фраза, начертанная на гербе Индонезии. Министр Прийоно разъяснил нам, что народ Индонезии, численность которого достигает уже 90 миллионов человек,[16] состоит из многих преимущественно малайских народностей и племен. Всех их объединяет общность культуры, однако между отдельными народностями существуют значительные различия — языковые, культурные и даже антропологические. Сейчас жители страны, к какой бы народности они ни принадлежали, осознают себя прежде всего индонезийцами. Именно об этом говорит девиз на гербе Индонезии — «Единство в многообразии».

Вернулись к посольству, где нас уже ждут два автобуса с сотрудниками нашей экспедиции. Разделились на две группы по специальностям: одна группа поехала в геофизические и метеорологические учреждения Джакарты, я же присоединился к группе, направляющейся в институт по изучению моря и в университет.

Едем в Институт по изучению моря. Путь длинный, через всю Джакарту, в нижний город, к морю, к рыбному базару Пасар икан. По пути нередко видим вывески районных комитетов политических партий; их много в Индонезии. Наиболее крупные и влиятельные — это Коммунистическая партия Индонезии, Национальная партия, мусульманская партия Нахтадул Улама.

Подъехали к базару и тут увидели настоящую народную Индонезию, так непохожую на верхний город, с его ультрасовременными, полностью «кондиционированными» зданиями из стекла и бетона, с автомашинами новейших марок и комфортабельными коттеджами.

Рынок Пасар икан полон народу. Великое множество бечаков, теснота, ларьки, лотки, с которых идет торговля рыбой. Всевозможные тропические, незнакомые нам рыбы.

Т. С. Расе дает объяснения. Вот небольшие тунцы — бонито; высокоспинная молочная рыба (Ghana chana), серебристая, вроде сига, одна из самых вкусных рыб Индонезии, скумбрия, змеевидная макрель, скаты, акулы и акульи плавники, которые пользуются большим спросом среди китайского населения. Крабы, завернутые в листья, готовые для еды, и живые крабы в корзинах, креветки, всевозможные моллюски.

Тут же, в тесноте многолюдного базара, готовят еду на жаровнях и тут же едят. Лавки сувениров, в которых торгуют черепаховыми панцирями, высушенными змеями, крокодилами, дешевыми резными изделиями из кости и дерева — подражание великим мастерам острова Бали. Лавки, где торгуют плетеными изделиями — корзинами, циновками, соломенными шляпами разных фасонов.

Но интереснее всего суда, стоящие у берега бухты, рыболовецкие парусники, привозящие в Джакарту продукты промысла. Каких только судов здесь нет! Расписанные красивые «ладьи» с центральной Явы, украшенные резьбой парусники с острова Суматры, суда из Макасара на Сулавеси, с Молуккских островов, корабли, привозящие тиковое дерево с Калимантана, японские суда. Разные оснастки, разные формы парусов. Такие суда бороздили моря Малайского архипелага еще в те времена, когда о европейцах и не слышали в здешних водах. А над шумным базаром угрюмо высятся серые стены старинного голландского форта.

У подножия форта, в саду, расположен Институт морских исследований, основанный еще голландцами. Когда Индонезия завоевала независимость, голландские ученые бросили институт и покинули страну. Сперва были трудности, не хватало опыта, не хватало оборудования. Теперь в институте успешно ведут работу молодые индонезийские ученые. Работой руководит опытный исследователь д-р Сурьяатмаджа. Институт имеет небольшое исследовательское судно в 200 тонн — «Самудра» («Океан»), на котором проводятся океанографические исследования в водах, омывающих Индонезию. Издается специальный журнал — «Marine research of Indonesia».

Мы осмотрели лаборатории института, его коллекции, снаряжение.

Директор института д-р Сурьяатмаджа рассказал нам о работах, проводимых в открытом море, в частности об изучении течений к югу от Явы, о развитии морского рыбного промысла в Индонезии, о добыче жемчуга.

В Индонезии добывают много жемчуга. Промысел жемчуга ведется у восточного побережья Сулавеси, у берегов Калимантана, но больше всего близ островов Ару, Каи и Таиимбар. Раковины жемчужницы птерия (Pteria) добываются самым примитивным способом — нырянием, что, к сожалению, ведет к тяжелым профессиональным заболеваниям, слепоте и глухоте. Источником дохода ловцов служит также перламутр. Мясо жемчужниц употребляется в пищу местными жителями. Жемчуг добывают также промышленные компании со специальных судов и с применением водолазного оборудования.

При институте находится интересный морской аквариум, открытый для публики. В аквариуме хорошо представлена фауна коралловых рифов. Многочисленные, всевозможных расцветок коралловые рыбы, знакомые нам уже по рифу острова Рождества.

Пятнистая, змееподобная хищная мурена притаилась в расщелине скалы. Среди других рыб плавает страшная, вся в шипах, с длинными свисающими плавниками, с белыми и черными пятнами и полосами, ядовитая Pterois. Она сродни камень-рыбе, или бугорчатке, другой очень опасной прибрежной, всегда лежащей на дне, рыбе с ядовитыми лучами.

На территории института расположен небольшой зоопарк. В огороженном пространстве вокруг дерева обвился крупный питон, сверкающий ярким рисунком новой, недавно перелинявшей шкуры. Такая шкура — большая ценность. Сейчас как раз время охоты на питонов; их добывают, стреляя из ружья или из лука рогатиной, стремясь пригвоздить голову змеи к земле.

Вот несколько крупных крокодилов (Crocodilus porosus) из устьев рек Индонезии. Их кормят, бросая им раз в неделю курицу или старую кошку. Перед тем как схватить добычу на земле, крокодил сперва убивает ее сильным ударом своего могучего хвоста, а затем хватает челюстями. В бассейне очень подвижные, бойкие речные выдры выклянчивают у посетителей рыбу.

Университет Индонезии. Нашим знакомством с ним руководит проф. В. Ф. Нечипоренко, преподающий в университете русский язык и литературу. Факультеты Университета Индонезии расположены в городах: Джакарте, Сурабайе, Богоре, Бандунге. В Джакарте факультеты языка, права, экономики и медицинский. Университет построен по образцу английских или голландских — квадратные дворики с зеленым газоном и вокруг одноэтажные постройки. Большой актовый зал, в котором нередко выступает президент Сукарно.

Недавно еще все профессора университета были голландцы, теперь уже в большинстве — индонезийцы. На экономическом факультете несколько профессоров американцев. Американцы прилагают много усилий и не жалеют средств, стремясь внедриться в университет, дабы влиять на молодежь в желательном им духе.

Прошли на медицинский факультет. В каждой стране свои особенности. На кафедре биологии студенты ведут занятия по анатомии, и материалом им служат акулы и обезьяны, большое количество которых хранится в баке с формалином.

Мы видим, что студенты заметно различаются между собой по внешнему облику и по одежде. Проф. Нечипоренко рассказывает, что в университете в Джакарте учится молодежь с разных островов Индонезии, говорящая на разных языках. Все эти языки входят в индонезийскую ветвь малайско-полинезийской семьи языков. Наибольшая группа населения — яванцы, самая многочисленная и развитая в культурном отношении, заселяющая центральную и восточную Яву, — говорит на яванском языке. Вторая по численности группа — сунданцы (запад Явы) — говорит на сунданском языке. На остальных островах Малайского архипелага наряду с местными языками имеет широкое распространение язык прибрежных малайцев Суматры, которые вели обширную торговлю во всех уголках страны. Суматра, кроме того, в прошлом была центром больших государственных объединений. После образования Индонезийской Республики язык малайцев восточного побережья Суматры принят в качестве государственного языка — бахаса Индонесия, на нем теперь ведется преподавание во всех школах и в высших учебных заведениях Индонезии.

Вечером на приеме в Советском посольстве мы встретились со многими общественными деятелями и учеными Индонезии.

Из интересных знакомств хочу назвать старого индонезийского ученого-филолога, профессора Ямина, занимавшего высокий пост в совете, ведающем вопросами культуры и образования. Подробно расспрашиваю его про высшее образование в современной Индонезии. В стране восемь государственных университетов: Университет Индонезии с факультетами в Джакарте, Бандунге, Богоре. Университет Гаджа Мада (в честь знаменитого политического деятеля времени государства Маджапахит) в Джокьякарте, с шестью факультетами. Университет Паджаджаран в Бандунге; Институт технологии в Бандунге. Университет Айрланг (национальный герой Индонезии) в Сурабайе. Университет Хасан Удин в Макасаре на Сулавеси. Университет Андалас в Буккитинги на центральной Суматре. Университет северной Суматры в Медане.

Кроме того, есть частные университеты, католический и протестантский, и мореходное училище в Сурабайе.

Воскресенье, 15 ноября, было самым интересным нашим днем в Индонезии. Посольство выделило нам автобус, и мы отправились в Богор. С нами едет советник посольства Д А. Годунов, хорошо знакомый с жизнью страны. Долго тянутся предместья города, домики под красной черепицей, сады. Вдоль дороги и в садах всевозможные пальмы, много бананов, высокие деревья с темной листвой и яркими фиолетовыми, красными цветами, баньяны с корнями-подпорками, панданусы. Наконец город кончился. По шоссе несется масса автомашин, много маленьких восьмиместных автобусиков, нередко попадаются наши зеленые ГАЗ-69. Все мчатся за город.

Справа и слева от шоссе пошли рощи насаждений попоа (папайя), рощи каучуконоса гевеи (Hevea)[17]. На стволах гевеи косые, под углом, насечки, с которых собирают млечный сок — латекс. Индонезия — самый крупный в мире производитель натурального каучука. Склоны холмов обработаны в террасы, на которых огородные культуры, рассада попоа. Затем пошли террасы поливных рисовых полей. Одни поля только залиты водой и сверкают на солнце, как зеркала; другие покрыты нежной зеленью молодого риса; на третьих рис золотится созревшими метелочками-колосьями: кое-где урожай уже убран и обнажилась каштанового цвета почва, очень плодородная, быть может самая плодородная почва в мире.

То здесь, то там возвышаются рощи кокосовых пальм и других деревьев, под зелеными сводами которых скрываются маленькие селения — кампонги. Вся земля возделана, все растет, цветет. Ява производит тут впечатление сплошного цветущего, зеленого сада. Мы проезжаем через самый густонаселенный район Явы и всей республики Средняя плотность населения на Яве достигает 400 человек на 1 квадратный километр, а на северной плодородной равнине Явы, где мы сейчас находимся, превышает даже 1000 человек (на 1 квадратный километр). Высока плотность населения и в некоторых расположенных между горами котловинах Явы, где лежат города Бандунг, Гарут, Джокьякарта, Суракарта. Две трети всех жителей республики сосредоточено на Яве, площадь которой не превышает 7 % всей площади Индонезии. На всей остальной территории страны плотность населения значительно меньше: на Суматре коло 25, на Сулавеси 38, на Калимантане около 5, на Молуккских островах 8, а в Западном Ириане всего 2,4 человека на 1 квадратный километр.

Крайняя неравномерность в размещении населения объясняется не только природными различиями. Тут сказалось отрицательное воздействие колониального режима. Иностранный капитал сосредоточивал массы людей в тех местах, где ему наиболее удобно было эксплуатировать природные ресурсы Индонезии. В настоящее время индонезийское правительство придает большое значение плану переселения части жителей Явы на острова Суматру и Калимантан.

Наше внимание привлекают высокие деревья с темно-зеленой листвой и красно-фиолетовыми, волосатыми, в грецкий орех величиной плодами. Это рамбутан (Nephelium) от слова «рамбут» — волос. Плоды рамбутана съедобны. Под довольно плотной кожурой кисловатая, студенистая, довольно приятная мякоть, облекающая несколько косточек.

На дороге возле деревень — базарчики, где идет торговля всевозможными плодами. На лотках ананасы, большие гроздья бананов, их много сортов — длинные, короткие, желтые, зеленые; кокосовые орехи — зрелые коричневые, в волосатой шкуре, и незрелые, в светло-зеленой гладкой оболочке, полные прозрачной, освежающей кокосовой воды. Есть специальные сорта кокосовых орехов, используемые только для питья. Но больше всего плодов дурьяна (Durio zibethinus), крупных в шипах, как морские ежи, очень любимых индонезийцами. Много плодов манго, округлых, желтовато-зеленых. Мы купили плод дурьяна и несколько манго, чтобы попробовать их, когда вернемся на корабль.

Кое-где возделанные поля и плантации прерываются небольшими островами леса, которых становится все больше по мере приближения к горам. То, что мы видим с дороги, это, конечно, не девственные леса Явы, но и тут поражают богатство и разнообразие растительности. Теплый и влажный климат создает необычайную пышность растительного мира. Круглый год продолжается вегетационный период, и растения развиваются с поразительной быстротой. Иржи Марек, чешский писатель, посетивший в 1957 году острова Ява и Бали, в остроумной книжке «Страна под экватором» так выразился об этих темпах роста: «Если ты хочешь сделать вокруг кампонга ограду, нарежь просто каких-нибудь палок и воткни их в землю. Через неделю-другую палки дадут зеленые побеги, а спустя некоторое время ты будешь вынужден бороться с оградой при помощи топора, иначе у тебя зарастет весь участок до самого дома».[18]

Километров через тридцать от Джакарты вдали открываются горы, вершины их скрыты тучами. Горный хребет, пересекающий весь остров с запада на восток, состоит из отдельных вулканических конусов, разделенных долинами.

Многие из этих вулканов поднимаются на высоту более 3000 метров, среди них немало действующих, Извержения вулканов приносят большие бедствия народу Индонезии.

Вулканы и их деятельность играют большую роль в формировании яванского ландшафта. Склоны вулканов и соседних гор сглажены вулканическими выбросами, многие долины заполнены лавой. Почвы, образовавшиеся на молодых отложениях вулканического пепла и на застывших грязевых потоках, отличаются высоким плодородием. Поэтому склоны даже действующих вулканов, несмотря на постоянную опасность, покрыты возделанными полями, искусственно созданными земляными террасами. Специальные наблюдательные пункты следят за деятельностью вулканов и извещают население в случае угрозы извержения.

Подъехав ближе к горам, мы увидели, что и тут горные склоны в значительной степени расчищены под плантации. Больше всего чайных плантаций, но встречаются также плантации кофе и хинного дерева.

Въезжаем в Богор, небольшой чистенький курортный город у подножия горного массива Геде. В парке — дворец президента, красивый, большой белый дом с колоннами, бывшая резиденция голландского генерал-губернатора. При голландцах Богор назывался Бейтензорг — «город без забот». В парке вокруг дворца пасется много (около 400) пятнистых оленей, привезенных из Австралии. Парк примыкает к ботаническому саду.

Знаменитый Богорский сад тропической флоры основан я 1817 году ботаником Рейнвардтом. Нас встречает молодой научный сотрудник, индонезиец. От имени директора приветствует гостей и усаживает всех на защищенной от солнца, открытой террасе директорского дома. Мы выслушиваем краткий рассказ об истории ботанического сада и современной организации изучения природы Индонезии. Богорский ботанический сад составляет сейчас одно из учреждений Индонезийского института исследования природы.

Этот институт объединяет всю работу в области ботаники, зоологии, микробиологии, изучения моря и научно-прикладных исследований по важнейшим сельскохозяйственным культурам. В состав института входят ботанический сад в Богоре, высокогорный ботанический сад в Чьибодас, ботанический сад в засушливой зоне на восточной Яве, в Сиболангит, ряд заповедников на Яве и других островах. В Богоре находятся также научная библиотека, гербарий, лаборатория имени Треуба (выдающегося исследователя природы Индонезии, руководителя сада в 1880–1905 годах), где работают ученые, приезжающие из других стран; зоологический музей с лабораторией, микробиологическая лаборатория.

Институт морских исследований, который мы посетили в Джакарте, также входит в общую структуру Института исследования природы, который возглавляет сейчас профессор Кусното Сетиодивирио, первый директор индонезиец, после длинного ряда директоров голландцев.

Нас разбили на несколько групп, каждую взял под свое попечение молодой научный сотрудник института, специалист в области той или другой группы растений, и мы пошли осматривать ботанический сад. Я оказался в группе, которую вела молодая девушка, биохимик, Сетиати Нотоатмоджо, очень знающая и очень скромная, завоевавшая общие симпатии. Голландских ученых сейчас в Богоре нет, всю работу ведет молодая смена индонезийских научных работников.

О богорском ботаническом саде много написано, и мне, не специалисту ботанику, трудно сказать что-либо новое. Сад нас, конечно, ошеломил. На площади в 110 га собрано свыше 10 000 видов представителей тропической и субтропической флоры Индонезии и других жарких стран. Одних древесных пород насчитывается свыше 1000. Растения в саду расположены большими естественными группами, собранными по систематическому признаку, родственные виды находятся рядом, что облегчает их сравнение и изучение. Сразу при входе попадаешь в знаменитую канариеву аллею (Canarium commune) величественных могучих деревьев, образующих густой свод зелени на высоте 30–40 метров над землей и густо обвешанных разными эпифитами.

Исключительно богато представлены пальмы, среди них мы увидели пальму пальмиру (Borassus flabellifer), заменяющую в некоторых местностях кокосовую пальму и дающую пищу (молодой плод) и питье; обильный сок, находящийся в початке (в оси соцветия), употребляют на приготовление пальмового вина, листья идут на изготовление мат, корзинок, шляп, а из черешков листа готовится прекрасное волокно; сахарную пальму (Агепда saccharifera), разводимую для получения сахара; масляную пальму (Elaeis guinensis), дающую пальмовое масло; живописные, с толстыми стволами пальмы талипот (Corypha umbraculifera): пальму-лиану ротанг (Calamus rotang), длинные тонкие стволы которой тянутся между деревьями, поднимаются вверх, оплетая стволы, и достигают длины в 300 метров (из ротанга делают корзины, плетеную мебель и другие предметы, вплоть до футбольных мячей) и многое множество других пальм, которыми славится богорский пальметум. Тут мы впервые увидели равеналу — «пальму» или дерево путешественников (Ravenala madagascariensis), которая вовсе не пальма, а многолетнее травянистое растение, родня банану. Верхушка равеналы состоит из веерообразно расходящихся, стоящих в одной плоскости огромных листьев. У основания листьев в углублении обычно скопляется вода, которой можно утолить жажду в безводной местности.

Так же богато представлены и другие разделы — панданусы, драцены, агавы, кактусы. Из плода кактуса, рассказывает нам Сетиати, красного внутри и съедобного, изготовляют лучшую губную помаду. Различные фикусы — священное дерево буддистов бо (Ficus religiosa), паразитический фикус удушитель (Ficus parasitica), развивающийся в огромное дерево, фикус каучуконос и Ассама (Ficus elastica), огромный баньян, тоже из рода фикусов, который разрастается в целую рощу со множеством вторичных стволов, образующихся из его воздушных корней. Казуариновые или железные деревья с тонкой, нежной бледно-зеленой листвой и необычайно крепкой древесиной. Невозможно перечислить и описать все богатство сада.

С деревьев то и дело срывались большие стаи «летучих собак» — крупных летучих мышей, крыланов или калонгов (Pteropus edwardsi), питающихся плодами. Они кружатся над кронами деревьев и, успокоившись, снова повисают вниз головой на ветвях. Через сад протекает река Чиливонг. Она питает пруды, где мы любовались огромными цветущими Victoria regia. Мы видели знаменитую раффлезию (Rafflesia Patma), паразитическое растение, лишенное листьев, стебля и состоящее как бы из одного цветка, грязно-красного цвета, достигающего 1 метра в диаметре и издающего запах гниющего мяса, что привлекает необходимых для его опыления мух.

Не меньший интерес, чем ботанический сад, представил для меня зоологический музей, находящийся тут же в саду. На небе, таком ясном с утра, сгрудились черные тучи и разразился обычный для послеполуденного времени ливень. Но мы не потеряли времени и осмотрели зоологический музей.

Животный мир Индонезии богат и своеобразен. Он особенно интересен еще по той причине, что здесь сходятся азиатская и австралийская зоогеографические области, и фауна восточной Индонезии существенно отличается от фауны западной Индонезии. Не очень большой, но с любовью собранный зоологический музей в Богоре позволил нам ознакомиться с наиболее интересными представителями фауны Индонезийских островов.

Огромная ящерица варан, эндемичная для островсв Комодо (Varanus comodiensis), весом в 52,5 килограмма и длиной в 2,8 метра. Это съедобная ящерица, и она находится под охраной. Интересно представлены змеи, подлинные хозяева индонезийских лесов. Их много в Индонезии, и много ядовитых. Самая страшная и агрессивная из всех змей — это королевская кобра, Naja bungarus, до 5,5 метра в длину, быстрая и очень ядовитая. Основная пища ее — удавы, питоны; не брезгует она и другими змеями, которых убивает укусом своих ядовитых зубов. Отсюда поверье, будто она среди змей пользуется королевской властью. И другие змеи пожирают змей, это их основная, по крайней мере тут, пища. Дана хорошая экспозиция змеи, заглатывающей другую змею, почти одинакового с ней размера.

Из млекопитающих мое внимание привлек яванский дикий бык бантенг (Bibos javanicus), могучий самец с сильными рогами, весь черный, с белыми «чулками». Рядом с ним самка, поменьше, полегче, песочного цвета. Бантенги обитают в дремучих лесах Бантама на юго-западе Явы.

Умилителен карликовый «мышиный» олень, mouse deer (Moshiola mamina), самый маленький из всех оленей, безрогий, сантиметров 30 высотой. Несмотря на крошечные размеры и отсутствие рогов, он отчаянный вояка. В период гона оленек (канчиль — по-индонезийски) яростно дерется и кусается. Кроме того, он хитрец. В народных сказках Индонезии канчиль занимает место хитрой лисы Патрикеевны наших сказок. Из хищных животных на Яве любопытна виверра цебетовая (Paradoxus hermaphroditus), которая ест и плоды, особенно любит плоды кофейного дерева, выбирает лучшие из них. Из обезьян, конечно, особенно интересен человекообразный орангутан (лесной человек — по-малайски). Вес его достигает 100 килограммов, тело покрыто жесткой темно-рыжей шерстью. В отличие от других обезьян, он передвигается по деревьям медленно, осмотрительно. Орангутаны еще сохранились в лесах Калимантана и Суматры.

Очень интересны были и сад, и музей, но не меньшее удовольствие мы получили от знакомства с молодыми индонезийскими учеными, дававшими нам объяснения. Образованные, знающие, высококвалифицированные ученые, отлично говорящие по-английски (ненавистный язык голландских поработителей, недавно господствовавший на Яве, теперь быстро забывается), приветливые и особенно дружественные к нам, представителям Страны Советов, всегда оказывающей поддержку в борьбе молодого государства за свою свободу и независимость, — ученые Богора были яркими выразителями молодого поколения Индонезии, сменившего партизанскую войну в джунглях на созидательный труд на фронте культуры и народного хозяйства. Наши молодые друзья показали нам лабораторию, в которой в свое время работали выдающиеся русские ботаники Навашин, Арнольди, основатель батумского ботанического сада Краснов, зоологи Караваев, Давыдов и др.

Пригласив молодых ученых и директора проф. Кусното посетить «Витязь», мы покинули отот так понравившийся нам центр науки и культуры Индонезии. Опять любовались мы на обратном пути прекрасными видами сельской Явы и быстрой, ловкой ездой яванских шоферов.

Вернулись на судно полные впечатлений от чудной поездки в глубь страны и собрались в каюте отведать купленные по дороге плоды манго и дурьяна. Манго понравился всем. Это довольно крупный, больше самого крупного апельсина, несколько удлиненный плод. Под тонкой зеленовато-желтой шкуркой — желтая мякоть, несколько волокнистая, облекающая большую длинную косточку. Вкус кисло-сладкий, очень приятный. Здешние, яванские манго обладают чуть заметным запахом или привкусом терпентина, но в других местах этот привкус слабее. Особенно хороши манго на Занзибаре.

Главный интерес вызывал у нас крупный, весь в шипах плод дурьяна, которыми завалены все базары Явы и о которых пишут так много противоречивого. Профессор Краснов, живший на Яве, пишет следующее:[19] «Дурьян — плод в человеческую голову величиной, сигарного цвета, усаженный колючками, сидящими на широком основании. Его кожура весьма твердая и толстая, может быть разрублена лишь большим ножом. Тогда вашим глазам предстанут 3–5 полостей, в которых, как в лодочках, вложены, в грецкий орех величиной, ядра из нежного желтого теста, обволакивающего крупные белые зерна. Тесто это тает во рту, как крем, и имеет необыкновенно приятный вкус, не напоминающий ни один из других фруктов. Любители дурьяна утверждают, что это лучший из всех тропических фруктов. Но прелесть дурьяна отравляется его невероятно сильным запахом. Для многих он невыносим, одни находят его напоминающим запах трупа, другие слышат в нем запах отхожего места. Не знаю, кто более прав. Интересно только то, что превозмогший отвращение к плоду и съевший несколько кусков, перестает замечать запах дурьяна».

Мы отведали плод дурьяна. Запах его действительно весьма сильный и, я бы сказал, похож больше всего на вареный, несколько испорченный лук. Дольки состоят из бледно-желтой сладковатой мякоти, но никакого «необыкновенно приятного вкуса» hpi я, ни товарищи не нашли, апах дурьяна еще несколько дней сохранялся в каюте.

Много гостей посетило «Витязь». Один день был специально посвящен приему ученых Джакарты, профессоров университета и работников других учреждений. Начальник экспедиции прочел доклад о проделанной работе, о задачах и целях экспедиции.

Состоялся оживленный обмен мнений. Ученые осмотрели собранные экспедицией коллекции морских животных. Особенно интересовались всем, и прежде всего научным оборудованием корабля, сотрудники Института морских исследований, которые просили оказать им помощь кое-чем из экспедиционного снаряжения.

В один из вечеров на корабле был устроен прием для общественных и государственных деятелей Джакарты. Приехало несколько министров, в том числе министр по делам культуры и образования Прийоно, председатель национального совета Абдулгани, мэр города Судиро. Были послы разных стран, в том числе старшина дипломатического корпуса, посол Китая. Был генеральный секретарь ЦК Компартии Индонезии товарищ Айдит, молодой, жизнерадостный. Мы попросили товарища Айдита сделать запись в книге почетных посетителей. Он охотно согласился и написал:

«Посещение „Витязя“ оставило у меня глубокое впечатление. Работы „Витязя“ свидетельствуют о чистоте намерений Советского Союза и его граждан, изучающих глубины океана… Пусть развивается и впредь наука Советского Союза, да здравствуют советские ученые, трудящиеся во имя мира и гуманизма. Счастливого труда!

Айдит,
Генеральный секретарь ЦК Компартии Индонезии».

Ученые института по изучению моря прибыли во главе с директором проф. Сурьяатмаджа и его необыкновенно красивой женой. Не забыли нас и наши друзья — ученые Богора, в том числе профессор Кусното с женой и мисс Сетиати Нотоатмоджо. Дамы приехали уже не в белых курточках, как на экскурсии в ботаническом саду, а в прекрасных национальных нарядах: длинных узких саронгах из блестящего, ручной работы, дорогого батика, особым образом окрашенной местной ткани. Скромная Сетиати была очень эффектна в длинном, темно-красном с золотом саронге, сверх которого была надета короткая кофточка.

Не могу обойти молчанием посещения музея Джакарты, в котором собраны богатейшие коллекции по истории и этнографии страны. Музей основан в 1788 году. Перед входом в музей — бронзовый слон, подаренный в 1871 году королем Сиама Чулалангкорном. Огро мное просторное здание не вмещает всех богатейших памятников материальной и духовной культуры, относящихся к различным периодам истории народов Индонезии.

Нас водил по музею куратор исторического отдела, очень знающий и образованный человек, осветивший нам многие стороны сложной истории Индонезии, без представления о которой не понять всего значения выставленных в музее коллекций.

Первые малайские племена стали проникать на острова с материка Азии около 5–6 тысяч лет тому назад. На островах уже кое-где жили более ранние поселенцы-негроиды, веддоиды и др. Остатки этих народностей, оттесненные малайскими пришельцами, и посейчас сохранились в девственных лесах Калимантана, Суматры, Сулавеси.

Спустя тысячи лет, когда по островам уже расселились малайские племена и возникла своя индонезийская культура, Индонезию вновь захватила волна переселенцев, на этот раз из Индии. Новые пришельцы осели главным образом на Яве и частично на Суматре. Индийские переселенцы обогатили древнюю индонезийскую культуру элементами индийской культуры. Индийское влияние было длительным и сильным, черты его сохранились и до наших дней: следы санскрита в индонезийском языке, величественные руины буддистских и индуистских храмов Боробудур, Прамбанан на Яве (VIII век нашей эры), индуистский культ и самобытное, но несущее сильное индийское влияние искусство острова Бали.

В стране возникли отдельные феодальные государства, среди которых наиболее значительными были княжество Шривиджая на Суматре (в VIII–IX веках нашей эры), княжество Матарам (VIII–IX века) и особенно могущественное государство Маджапахит на Яве (XIV–XV века).

Ислам пришел в Индонезию также из Индии. С ним познакомили индонезийцев мусульманские купцы из западной Индии. По мере роста торговых связей с арабским Востоком проникновение мусульманства усиливалось. Индийские и персидские купцы обращали в мусульманство местных раджей, исповедовавших индуизм, выдавали за них замуж своих дочерей. Вассальные князья прибрежных районов, приняв мусульманство, сделали ислам своим знаменем в борьбе за власть.

В 1521 году союз мусульманских государств захватил Маджапахит. Этим окончился период так называемых индо-яванских государств. Превращение ислама в господствующую религию Индонезии сопровождалось и внедрением элементов арабской культуры, отчасти привнесенной поселившимися в Индонезии арабами. В настоящее время индонезийцы в подавляющем большинстве мусульмане. Лишь менее 10 % населения исповедуют другие религии — христианство, индуизм, буддизм.

Раздоры между отдельными мелкими феодальными и торговыми государствами-султанатами облегчили в XVI веке проникновение в Индонезию европейцев — сперва португальцев, затем испанцев, а в 1596 году голландцев. 350 лет продолжалось колониальное господство голландцев, причем первые 200 лет колониальная эксплуатация осуществлялась нидерландской Ост-Индской компанией.

Прибегая к принудительному труду, насильственному насаждению принудительных культур и бесчеловечным жестокостям и обладая монополией на колониальные товары, голландские купцы получали баснословные прибыли. Карл Маркс писал: «История голландского колониального хозяйства — а Голландия была образцовой капиталистической страной XVII столетия — дает нам непревзойденную картину предательств, подкупов, убийств и подлостей».[20]

Голландское владычество окончилось совсем недавно, когда в результате всенародной освободительной войны возникло самостоятельное государство — Республика Индонезия.

Возвращаюсь к осмотру музея. В историческом отделе особенно широко представлен период индийского влияния (V–XIV веков). Богатейшие коллекции предметов культа, домашней утвари, украшений. Большинство изделий сделано из бронзы — металла, особенно почитаемого индуизмом. Двор музея уставлен каменными статуями богов и обожествленных царей индо-яванского периода. Для скульптуры Индонезии этого периода характерны смешение индуизма и буддизма, Шивы с Буддой. Бог Шива многолик: то он слон, то женщина, то старец с бородой, смотря по идее, которую он выражает — мудрость, покой, доброту, хитрость, судьбу.

Ислам Индонезии тоже отличается от классического ислама арабских стран. И в различных районах страны он не одинаков. Так, у минангкабау (западное побережье Суматры), одной из наиболее культурных народностей и в то же время правоверных мусульман, сохранились черты матриархата, что противоречит «классическому» исламу. Своеобразный ислам центральной Явы называют, как говорит куратор музея, ислам абанган.

Очень интересны обширные коллекции оружия, расположенные по областям и по династиям. Богатейшая коллекция оружия королевской династии острова Бали, захваченного в начале XX века голландской военной экспедицией, ограбившей дворцы и храмы. В Джакарте хранится только малая часть из собранных в Индонезии исторических ценностей. Все наиболее замечательное увезено в Голландию.

Но и тут мы видим множество драгоценного оружия: мечи, щиты, кольчуги, украшенные тончайшей чеканкой, отделанные золотом, драгоценными камнями, привозившимися из Сиама, Цейлона. Интересны национальные малайские кинжалы-крисы, из Явы, из Бали, с центральной Суматры, из Сулавеси, всевозможных форм — прямые, кривые, змеевидные, в ножнах и без них. Стоимость княжеских крисов, с рукоятками тончайшей филигранной работы, украшенными драгоценностями, доходила до нескольких тысяч гульденов.

Бесконечны коллекции в отделе этнографии, отражающие жизнь и быт народов островов Индонезии. Разные типы жилищ — украшенные золотом, черной и красной краской, своеобразной архитектуры огромные дома минангкабау; плавучие дома на бамбуковых плотах из Палембанга на Суматре; свайные жилища папуасов из Западного Ириана и т. п.

Всевозможные типы лодок, малайские прау с противовесом (балансиром) и без него, разное оружие, паранги, луки, копья. Духовые трубки даяков с острова Калимантан, длиной метра в два, из которых стреляют маленькими отравленными стрелами с поршнем. Такая «духовая» стрела может лететь метров на 20. Колчаны для отих стрел, фляжки и коробочки для яда.

Особенно поразили меня музыкальные инструменты Явы, образующие целый оркестр — гамелан. Наш экскурсовод, куратор музея, сыграл нам яванскую мелодию на деревянном ударном инструменте типа ксилофона, входящем в гамелан. Чистейший мягкий звук, как звучание хорошего рояля. Есть и металлические, бронзовые инструменты, входящие в гамелан, тоже ударные, а также струнные инструменты, например один, напоминающий цитру.

Как известно, на Центральной Яве были найдены доктором Дюбуа остатки питекантропа, одного из предков современного человека, Homo sapiens. Но в музее оказались только слепки с черепной крышки и с большой берцовой кости питекантропа. Оригиналы ископаемой находки увезены в Европу.

Нельзя рассказать обо всем. Музей открыл нам глаза на старинную высокую культуру Индонезии, задержанную в своем развитии грубой и алчной силой колонизаторов.

* * *

Утром, около 9 часов, к Танджунгприоку подошла советская эскадра в составе крейсера «Сенявин» и двух эсминцев, под флагом адмирала Фокина. Все внимание уделяют теперь эскадре. На пристани белые форменки советских моряков. Автобусы с моряками отправляются на экскурсии.

Близится час отхода «Витязя». Накануне вечером мы имели еще одно развлечение. На корабль приехали танцоры. Индонезия славится танцами. Это была группа школьной самодеятельности, шесть девушек и три парня, с ними оркестр — аккордеон и цимбал. Девушки все хорошенькие, стройные; на них узкие длинные юбки, саронги, из красивого батика, поверх которого надет шелковый халат, красный или розовый, перехваченный у пояса тонкой шалью. Красивые высокие прически, у некоторых волосы тоже схвачены шалью. Каждый танец что-нибудь выражает. Наибольший успех имел танец «12 кругов любви». В течение всего танца танцор не касается танцовщицы, лишь в самом конце «кругов любви» партнеры переплетают платки.

Нам понравились поэтические танцы яванских танцовщиц, особенно легкость и грация девушек. Тепло поблагодарив гостей, мы проводили их на пристань. Этими танцами закончилась наша стоянка в Джакарте.

Вытягиваемся на рейд и останавливаемся недалеко от советского танкера «Алатырь». Подходит катер с крейсера «Сенявин» и передает приглашение капитану на завтрак к командующему. Но капитан в городе, заканчивает оформление платежей.

Скоро капитан возвращается на борт. Вот уже выбрали якорь. Постепенно развивая ход, «Витязь» проходит мимо многочисленных судов, ожидающих на рейде захода в порт.

Нас удивляет, как много кораблей плавает под флагом крошечной республики Панама. Этот флаг виден тут, в Индийском океане, пожалуй, чаще, чем флаги других государств. Бывалые люди объясняют, в чем тут дело. В США судовладельцы должны платить большой налог на судно. В Панаме налог очень незначительный и, что еще важнее, там нет профсоюзов, эксплуатация судовладельцами судовых команд ничем не ограничена. Поэтому многие американские владельцы кораблей регистрируют свои суда в Панаме и плавают под панамским флагом.

День закончился эффектно. Часов в 11 вечера проходим мимо острова Кракатау и любуемся извержением вулкана Анак Кракатау. Но об этом уже было рассказано в предыдущей главе.

РАБОТЫ В ВОСТОЧНОЙ ЧАСТИ ИНДИЙСКОГО ОКЕАНА

Перед нами стояли теперь следующие задачи: закончить исследования в районе Зондской впадины — ее западной части, лежащей против южной оконечности острова Суматра (Суматранская впадина), а затем провести детальные исследования в восточной части Индийского океана, от берегов Явы до широты южной оконечности Австралии.

У выхода из Зондского пролива и между впадиной и берегом Суматры на небольших глубинах, порядка 300–600 метров, были проведены траления, которые принесли богатый и интересный зоологический материал. Опять много погонофор, есть и новые виды их, много всевозможных иглокожих, моллюсков, полихет.

В самой Суматранской впадине были проведены сборы биологического и геологического материала, взяты пробы для химических исследований воды и грунтов и, конечно, провели весь комплекс гидрологических наблюдений. Все эти данные должны дополнить результаты исследований, проведенных в яванской части Зондской впадины (Яванская впадина). Хотя полная обработка всех данных — дело долгое, но уже сразу можно было сказать, что и Зондская впадина, как и все изученные «Витязем» глубоководные впадины Тихого океана (Курило-Камчатская, Тонга, Кермадек и др.), не представляет собой застойной ямы с неподвижными водами, а хорошо промывается и горизонтальными течениями, и вертикальной циркуляцией и что водные массы в ней обмениваются с достаточной интенсивностью. К этому вопросу приходится постоянно возвращаться в связи с непрекращающимися на западе высказываниями об использовании глубоководных впадин как мест захоронения радиоактивных отходов. Наличие обмена вод заставляет отвергать идею использования впадин в качестве кладбища радиоактивных отбросов.

Оживленные дебаты на Совете экспедиции вызвало обсуждение вопроса о том, как лучше проложить длинный, почти в 2000 миль, разрез на юг. После горячих споров был принят, с нашей точки зрения, наиболее целесообразный вариант. Мы идем на юг по 100° восточной долготы. Дойдя До 16° южной широты, поворачиваем на восток и идем по этой параллели до 105° восточной долготы, где снова поворачиваем на юг. Все наши передвижения в широтном направлении (восток — запад) в течение всей экспедиции планируются по параллели 16° южной широты. Таким путем мы в итоге получим длинный разрез через весь Индийский океан по широте 16° южной наряду с серией разрезов в меридиональном направлении (север — юг).

Дойдя по 105-му меридиану до 23° южной широть., снова поворачиваем к востоку и спускаемся вдоль берегов Австралии до порта Фримантл. В задачи этого разреза входит, в частности, детальное изучение западно-австралийского течения, поднимающегося с юга на север вдоль берегов западной Австралии.

Возвращаться на север будем по 90-му меридиану восточной долготы. Это будет очень длинный путь, прямой разрез с юга на север, первый из серии разрезов через центральную часть Индийского океана. На этих двух разрезах к югу и обратно намечено свыше 50 станций, в том числе несколько суточных буйковых станций для изучения глубинных течений. Такое длинное плавание, общей протяженностью около 4000 миль и продолжительностью не менее полутора месяцев, не может быть совершено без снабжения по пути пресной водой, топливом и свежей провизией. Единственный порт, который лежит у нас на пути — Фримантл, главный порт Западной Австралии.

Мы плыли, постепенно подаваясь к югу, удаляясь от экватора, и погода становилась все прохладнее и прохладт е. Все время дул ветерок, преимущественно юго-восточный, силой в 4–5 баллов. Мы уже вступили в зону пассатных ветров. Переходили от станции к станции, выполняли намеченные по плану работы, на судне шла размеренная трудовая, как будто однообразная жизнь экспедиции. Накапливались данные по химии, температуре, солености воды и другим сторонам изучения моря — длинные ряды цифр, которые оживут лишь после того, как они будут обработаны, внесены различные поправки и данные нанесены на графики, на карты. Тогда эти карты откроют увлекательный мир перемещения огромных водных масс, которые приобрели свои характерные черты где-нибудь на поверхности жаркого Аравийского моря или в холодных просторах Антарктики, спустились на глубины и обнаруживают себя в виде прослойки или языка воды, обладающей характерными качествами, в районе какой-нибудь конвергенции или дивергенции. Редкий день не приносит чего-нибудь нового и интересного в научном отношении.

26 ноября. На «углу» 105-го меридиана восточной долготы и 16° южной широты стоим на длинной очередной станции. Идет траление. В этом районе грунт дна океана представлен так называемой красной глиной. Под красной глиной понимают пелагические отложения, состоящие в основном из неорганического материала, в которых органические осадки не превышают 30 %. Те отложения, в которых материал органического происхождения превышает 30 %, называют илами. Илы подразделяются на глобигериновый, птероподиевый, диатомовый, радиоляриевый и т. п. — в зависимости от того, скелетные образования каких организмов образуют данный ил. По своему химическому составу илы могут состоять преимущественно из извести, кремнезема и ряда других веществ.

Трал приносит полный груз круглых, черных «камней», похожих на крупные орехи или на испорченную почерневшую картошку. Это железо-марганцевые конкреции. Они широко распространены на глубинах Индийского и во многих районах Тихого океанов и были обнаружены еще экспедицией «Челленджера». Конкреции очень богаты окислами марганца и железа. Содержание FeO2 и МnO2 в таких конкрециях может достигать соответственно 22 % и 39 %. Конкреции обычно имеют слоистое строение и внутри содержат какое-нибудь ядро неорганического (кусочек пемзы, вулканического стекла, породы) или органического происхождения (акулий зуб, отолит). В таких конкрециях находят также многие редкие и рассеянные элементы, как никель, кобальт, ванадий и другие. В настоящее время изучение этих конкреций привлекает интерес и с точки зрения практического использования их как источника марганца. Железо-марганцевые конкреции часто находят на больших площадях, но всегда гнездами, островами, иногда залегающими на значительную глубину. Вопрос о происхождении железо-марганцевых конкреций в океане неясен. П. Л. Безруков считает более вероятной физико-химическую точку зрения, высказанную еще Мерреем, согласно которой эти конкреции являются продуктом подводного «выветривания» изверженных пород, перехода марганца и железа в раствор и нового выпадения их из раствора. Другие считают, что Мn и Fe приносятся в море с материков, частью в растворе, частью в виде взвешенных частиц. Нужно учитывать, однако, что содержание марганца и железа в конкрециях в десятки и сотни раз выше, чем в вулканических породах и в красной глине, где обычно находят скопления этих конкреций, и подавно выше, чем в речной и морской воде.

Вопрос о механизме концентрирования этих элементов тоже еще не ясен. Есть убежденные сторонники решающей роли бактерий в образовании конкреций. Нужно сказать, что трудно провести границу между чисто неорганическими осадками и осадками, связанными с биологической активностью организмов. Химическое осаждение марганца, будь оно физико-химической или биологической природы, легче происходит там, где господствуют окислительные условия, — например, на подводных возвышенностях, в местах, где имеются глубинные течения, и вообще в открытом океане, где условия всегда окислительные, и в присутствии хотя бы небольшого избытка СаСО3, т. е. при относительно щелочной реакции. В этих условиях выпавший марганец не будет переходить снова в раствор.

В этом трале кроме железо-марганцевых конкреций найдено много, около 200 штук, ископаемых акульих зубов. Среди них есть прекрасные экземпляры, большие, треугольные, около 10 сантиметров по грани, настолько хорошо сохранившиеся под защитным черным слоем ферромарганцевых отложений, что четко видны детали поверхностной структуры, зубчики и рубчики на эмали по краям зуба. Г. М. Беляев, начальник отряда бентоса, рассказывает нам, что зубы ископаемых акул нередко являются массовым компонентом донных осадков. Их находили экспедиции на «Челленджере», на «Альбатросе». В двадцать шестом рейсе «Витязя» в центральной части Тихого океана зубы акул были обнаружены в 8 тралах и 8 дночерпателях. Наличие зубов в одном улове иногда превышало 400 штук. Во многих случаях хорошо сохраняются лишь эмалевые коронки зубов. Дентин и непокрытые эмалью корни зубов полностью растворяются.

Некоторые из зубов имеют естественный блестящий белый цвет. По-видимому, они принадлежали современным видам акул. Гораздо чаще зубы покрыты черной корочкой железо-марганцевых отложений. По хорошо сохранившимся зубам можно с достоверностью определить, каким видам акул они принадлежали. Эти виды были широко распространены в третичный период и вымерли в плиоцене. Таким образом, зубы эти пролежали на дне моря несколько десятков миллионов лет.

Все места нахождения ископаемых зубов относятся к открытой части океанов, в тропической и субтропической зонах, и, как и железо-марганцевые конкреции, встречаются пятнами.

Массовое скопление зубов в одних районах и отсутствие их в других заставляет предполагать, говорит Георгий Михайлович, что для образования таких скоплений необходимы определенные условия — прежде всего чрезвычайно малая скорость осадконакопления. Иначе как бы они могли остаться в поверхностном слое с третичного периода?!

Скорость накопления осадка связана с количеством взвеси в морской воде, с направлением и распределением суспензионных (мутьевых) потоков, с системой течений, в первую очередь придонных, с характером и рельефом дна. Рожер Ровелл и др. указывают, что обнаженные выходы третичных отложений приурочены к невысоким подводным холмам. Условия, способствующие образованию и скоплению на дне железо-марганцевых отложений, благоприятны и для накопления, и длительной сохранности в осадках зубов акул. Поэтому часто и находят вместе и те и другие.

Г. М. Беляев рассказывает нам, что в донных отложениях нередки скопления челюстей головоногих моллюсков, главным образом роговых челюстей или «клювов» кальмаров. Их находили и в этом плавании. Экспедиции «Витязя» обнаруживали «клювы» кальмаров и на ложе океана, на глубинах 4000–5000 метров, и в глубоководных впадинах, на глубинах более 10 000 метров, причем количество их доходило до 1800 экземпляров на 1 квадратный метр. Связи с глубиной в данном случае нет, так как челюсти принадлежат не донным головоногим, осьминогам или каракатицам, а формам, активно плавающим в толще воды — кальмарам. Клювы не покрыты отложениями. Они могут достигать дна, но не могут сохраняться в осадке долго. Больше всего челюстей головоногих находят в экваториальных областях.

По-видимому, на дно падают челюсти естественно отмирающих головоногих и особей, поедаемых рыбами и другими животными — кальмарами и прежде всего кашалотами. В желудке кашалотов советские ученые, занимавшиеся исследованием биологии китов, находили громадное количество, до двух десятков тысяч штук, клювов кальмаров.

В некоторых местах океана находят на дне огромные скопления челюстей кальмаров. Их связывают с массовыми нерестовыми миграциями этих животных. У ряда видов кальмаров жизненный цикл заканчивается периодом размножения, после которого происходит естественное отмирание иногда целых популяций.

В этом плавании «Витязь» обнаружил в Аравийском море отдельные скопления, содержащие до 15 000 клювов кальмаров на 1 квадратный метр площади дна.

Скопления челюстей головоногих моллюсков в осадках на обширнейших пространствах дна океана свидетельствуют о чрезвычайном обилии этих моллюсков и о громадной роли их в круговороте органического вещества в океане.

* * *

Движемся на юг. Погода все время хмурая, ветер 5–6 баллов, хоть и не очень сильный, но все же мешает некоторым работам, например лову планктона, — рвет сетки. При работе на ветре и волне судно дрейфует, тросы с приборами идут под большим углом, приходится вытравлять больше троса. Посыльные грузы движутся медленно, от их ударов батометры не закрываются, и приходится повторять серию. Все это затягивает станции, нарушает график работ. А нам приходится строго держаться графика, так как программа работ большая и всякий «перебор» времени в одном районе может привести к его нехватке в другом. Не все начальники отрядов склонны учитывать это.

Неспокойная погода особенно мешает проведению суточных буйковых станций, так как рискованно ставить буй, можно его потерять. А наш длинный, оборудованный радиостанцией и радарным отражателем буй из пенопласта — единственный на корабле, и потеря его невосстановима.

На 105° восточной долготы и 22° южной широты делаем станцию на вершине подводной горы, обнаруженной эхолотом. Кругом глубины более 5000 метров, а тут всего 2720 метров, т. е. гора возвышается над ложем океана на 2,5 километра. Грунт на горе и ее склонах — твердый фораминиферовый песок, т. е. песок, состоящий сплошь из известковых скелетиков одноклеточных организмов — фораминифер. Но это неблагоприятный грунт для сбора материала, он очень твердый; дночерпатель и трал нередко приходят пустыми.

К началу декабря подошли уже близко к берегам Австралии. Ветер стих, выглянуло солнце, сразу стало теплее. Уже вышли на континентальный шельф, глубины менее 1000 метров. На глубине 820 метров был спущен трал Сигсби-Горбунова. Он принес богатый улов разнообразных рыб, глубоководных макрурусов — родственников трески, несколько угрей разных видов, мягких плоских морских ежей, мадрепоровые кораллы.

В сачки было поймано несколько штук проходных угрей, страшно скользких и вертких — никак не ухватить их рукой, и несколько личинок угрей, плоских, листовидных, прозрачных, совсем не похожих на взрослых угрей, так называемых лептоцефалов. Сколько разных угрей самой различной формы, и глубоководных, и живущих в поверхностных слоях, показал нам Теодор Саулович Расе.

Мы просим Теодора Сауловича рассказать нам поподробнее об этих удивительных рыбах. Так как история об угрях представляет общий интерес, то я повторю вкратце то, что рассказал нам на прогулочной палубе, нашем лектории, Т. С. Расе.

Угри, пожалуй, одни из самых интересных рыб. Они имеют змеевидное тело, иногда почти вовсе без плавников, и на первый взгляд их нередко принимают за змей. Это хищные рыбы, обитающие преимущественно в теплых морях, но некоторые из них, как, например, европейский речной угорь, живут в пресных водах.

Преимущественно донные рыбы, угри заселили, однако, и толщу вод. Разнообразие угрей удивительно. Насчитывают 24 семейства угрей, из них более половины глубоководных. Есть очень крупные формы, достигающие длины 3 метров и веса 65 килограммов. Мясо многих из них очень вкусно, содержит у некоторых до 23 % жира.

Нам попадались разные угри. Так, недавно был пойман острохвостый угорь (Ophichtys) с твердым и острым концом хвоста. Острохвостый угорь способен мгновенно зарываться в песок или ил хвостом вперед. Будучи проглочены какой-либо крупной рыбой, эти угри протыкают хвостом стенку ее желудка и выскакивают в полость тела. Нередко находили рыб с обызвествленными в капсулах острохвостыми угрями, погибшими в полости их тела.

Замечательны глубоководные длиннорылые угри, с длинным, как бекасий клюв, рылом и похожим на узкую ленту телом. Они часто попадаются в наших ловах. Ближе других к поверхности, обычно в слое 200–500 метров, держится угорь-нитка (Nemichtys), серебряно-бурый, с большими, около одной десятой длины головы, глазами. Глубже, в слое 300—1500 метров, встречается коричнево-бурый и серебряно-черный лентовидный (Avocettina) и пилозубый (Serrivomer) угри. У них глаза меньше, около одной двадцатой длины головы. Еще глубже, от 1500 до 3000 метров, обитает небольшой черный угорь циема (Суета), у которого глаза совсем маленькие. Видимо, в сплошной темноте глубин можно обходиться очень маленькими глазами.

В тех же слоях живут, и тоже с маленькими глазами, страшные угри-мешкороты (Saccopharynx, Eurypharinx). Огромная пасть открывает любой рыбе вход в объемистый, растяжной желудок, а тонкий плетевидный хвост выглядит просто придатком к этому мешку для добычи.

Не менее глубоководных угрей интересны живущие на малых глубинах и часто в коралловых рифах угри-конгеры (Conger) и мурены (Muraena, Lycodontis и др.). Они достигают 3 метров длины и отличаются невероятной силой и свирепостью. Это одни из самых опасных для человека морских существ, нападающие на врага совершенно неожиданно и наносящие долго не заживающие тяжелые раны. Хотя их зубы не ядовиты, однако они очень длинны, загнуты назад и необыкновенно остры. Мурены нередки на коралловых рифах. Поэтому совать руки в слепые углубления рифов, излюбленные муренами в качестве нор, не рекомендуется. Одна мурена (Gymnothorax Boschi) была обнаружена нашими геохимиками в куче кораллов, собранных на острове Рождества. Пойманный хищник страшно шипел и кидался на людей; их спасли только юность и неопытность пойманной мурены, длина которой была только 8 сантиметров. Мясо почти всех мурен очень вкусно и высоко ценилось римлянами. Пойманных мурен выдерживали в садках, особо откармливая. Однако есть вид мурен, мясо которых ядовито.

Но самые замечательные среди всех угрей это, конечно, пресноводные, или проходные, угри (Аnduillа). Проходные угри живут в реках и озерах европейских и американских берегов северной Атлантики, берегов Индийского океана, части Тихого океана. Больше всего пресноводных угрей в западнотропической части Тихого океана. Здесь их 11 видов, тогда как в Индийском океане пять, а в Атлантическом два вида.

Жизнь европейского угря, а также и других проходных угрей похожа на причудливую сказку со странствиями и превращениями. Ученым потребовалось почти полстолетия для того, чтобы в ней разобраться.

В начале лета во многие реки Европы входят из моря маленькие угрята, длиной 6–7 сантиметров. Поднимаясь против течения, они достигают озер и прудов и поселяются в них. Здесь угри живут от 5 до 15 лет, питаясь по ночам мелкой рыбой, червями, лягушатами. За эти годы озеро или пруд нередко теряет связь с рекой, по которой пришел сюда угорь. Но с началом созревания угорь покидает свой водоем, находя непостижимым образом самый прямой путь к ближайшей реке, проделывая его подчас ночью, по росистой траве. Угорь спешит вниз по реке к морю, проходя до 50 километров в сутки. Но и достигнув моря, угорь не останавливается. Он продолжает свой путь, держа курс на юго-запад. Только в самой западной части Атлантического океана, между Бермудскими и Антильскими островами, над глубиной 6000–7000 метров, в самой теплой и самой соленой воде, заканчивает свой путь европейский угорь, пройдя по прямой около 8000 километров. Здесь угорь мечет икру и, отметав ее, погибает.

Вышедшие из икры на глубине нескольких сот метров личинки совсем не похожи на угрей. Они прозрачны, как стекло, и похожи по форме тела на узкие листья ивы. Личинки всплывают к поверхности, и здесь их подхватывает великое атлантическое течение — Гольфстрим — и несет на северо-восток, обратно к берегам Европы. Узнать в них угря невозможно, и их долго считали рыбами совсем особого семейства. Три года длится путешествие этих личинок — лептоцефалов — по волнам Гольфстрима, и за это время они вырастают до 7–9 сантиметров. Достигнув прибрежных вод Европы, листовидные лептоцефалы превращаются удивительным образом в маленьких угрят. Их длина уменьшается до 5–6 сантиметров, тело из листовидного становится змеевидным и теряет прозрачность. Маленькие угорьки начинают свой путь в пресные воды.

Экспедиционное судно «Витязь»
Радиохимический отряд сидит на своем 200-литровом батометре.
Справа налево: Л. М. Хитров, К. А. Котляров, Е. М. Крепс и В. А. Орлов
Поднимают трал Сигсби.
У трала тралмейстер Виктор Дергачев
200-литровый батометр готовят к спуску
Глубоководная рыба Caulolcpis long/dens
Глубоководная рыба из сем. удильщиков Melanocetus Krechi (Braucr, 1906)
«Витязь» на острове Рождества
Буй с подвешенными к нему самописцами течений установлен на якоре
В джунглях острова Рождества. Воздушные корни-подпорки пандануса
Молодые красные крабы переходят из моря в джунгли
Летучие собаки (или лисицы) поднялись в воздух.
Ботанический сад в Богоре
Бечаки в Джакарте
Немагнитная шхуна «Заря» у причала Танджунгприока
В портовом поселке Танджунгприок
Сотрудник отряда бентоса Нина Георгиевна Виноградова держит плод дурьяна
Начальник отряда бентоса Г. М. Беляев спускает дночерпатель
Рыба-рыцарь Monoceniris japonicus
Молох (Moloch harridlis) — ящерица из сухих пустынь Западной Австралии
Коттеджи в жилых кварталах Перта
Общий вид города Перта из Кингс-парка
Блэк-бой (Xa/ithorrhaea) — характерное растение западно-австралийского буша
В сталактитовой пещере Янчеп-парка
Рыба-еж Diodon histrix в спокойном состоянии
Рыба-еж, надувшая свой живот при возбуждении
Григорий Касьянович Фисунов
с двумя пойманными им корифенами
Сотрудники геологического отряда поднимают тяжелую 30-метровую грунтовую трубку
По дороге в Канди. «Гора Библии»
Общий вид города Канди
Храм зуба Далада Малигава в Канди, куда стекаются тысячи паломников буддистов
На зебу, впряженных в сингальскую арбу, перевозят бамбук в Коломбо
Китайские сети в бухте Кочина
Университет Цейлона в Перадении

Европейский угорь проходит длинный путь от места откорма в пресной воде до места размножения в самом глубоком, соленом и теплом районе Атлантического океана. Таковы же места размножения и азиатских пресноводных угрей — Мадагаскарская котловина, Яванская и Филиппинская впадины Тихого и Индийского океанов. Видимо, родина пресноводных угрей — районы океанических пучин.

В наших ловах нередки лептоцефалы — личинки угрей. Изучение их распространения позволит получить новые данные о биологии этих любопытнейших рыб в водах Индийского океана.

ЗАПАДНАЯ АВСТРАЛИЯ

Работы наши в море шли успешно, ровный юго-восточный пассат умерял жару. Мы все мечтаем о прохладном климате умеренных широт, мечтаем немного отдохнуть от жары и влажности тропиков Индийского океана.

В сорока милях от берегов Австралии, на малой глубине, решено запустить оттер-трал. Т. С. Расе рассчитывает на богатый улов австралийских видов рыб, мы же, кроме того, лелеем тайную надежду, что рыба достанется не только для «науки», по избыток ее пойдет на камбуз. Увы, мечты не оправдались. Трал не принес промысловых рыб, но попалась одна страшная, не виданная еще нами, ярко окрашенная рыба (Monocentris japonicus), kinght fish— по-английски, что можно перевести как «рыба-рыцарь», названная так по острым, длинным шипам в спинном и брюшных плавниках. У этого «рыцарям ярко-красные губы, которые светятся в темноте. Других рыб не было в трале, но разных беспозвоночных — морских ежей, фиур-змеехвосток, губок, гидроидов — множество.

Утром 2 декабря, двигаясь вдоль Южного тропика на восток, „Витязь“ подошел к берегам Австралии и, преодолевая резкий встречный ветер, направился на юг, к Фримантлу. По левому борту — невысокие, плоские, желтые, выгоревшие берега северо-западной Австралии. Эти берега первые увидели португальские и затем голландские мореплаватели, отправлявшиеся на поиски загадочного „южного материка“ — Terra incognita australis. Некоторые из них высаживались на берег, но выгоревшая, безводная и бесплодная страна никого не привлекала.

Мы держим курс на порт Фримантл. Посольство наше находится в Канберре, столице Австралии, расположенной, как и все крупные центры страны, на востоке материка.


Нашему послу отправляется радиограмма, в которой начальник экспедиции извещает о предстоящем заходе во Фримантл и просит прислать представителя посольства.

Позже мы узнали, что разрешение на заход „Витязя“ во Фримантл было дано австралийским правительством на сразу. Общая атмосфера к нашему приходу складывалась не совсем благоприятно. Но жизнь разбила искусственные преграды, и дни нашего короткого пребывания в Австралии были днями радушного, дружеского контакта с жителями Перта и Фримантла.

Утром 4 декабря справа по носу открылся маленький островок со шпилем маяка. Это Rottnest island (по-голландски) т. е. Остров Крысиных Гнезд, названный так по огромному количеству нор мелкого сумчатого животного валлаби (Setonix brachiurus), обитающего на острове. Теперь на острове заповедник и биостанция университета Перта по изучению этих животных, эндемичных для острова.

Еще полчаса хода — и мы подошли ко входу в порт Фримантл, лежащий в устье реки Сван (Лебединой), названной так по обилию черных лебедей, когда-то водившихся в этой реке и поразивших первых голландских мореплавателей. Черный лебедь — эмблема Австралии.


Порт Фримантл — западные ворота Австралии. Это порт захода всех кораблей, идущих в Австралию из Европы или из Америки через Суэцкий канал, из Индии и Юго-Восточной Азии. Фримантл обслуживает весь штат Западная Австралия и его столицу — Перт,[21] молодой, быстро развивающийся торговый и культурный центр.

Фримантл — весьма оживленный порт, основанный в 1829 году. За последний 1959 год через него прошло 1200 кораблей общим водоизмещением более 10 миллионов тонн, и грузооборот за это время превысил 6 миллионов тонн.

Внутренняя гавань, огражденная от морского волнения двумя молами, достаточно глубока и хорошо оборудована всей современной портовой техникой. Она находится по обоим берегам устья реки Сван и может принимать одновременно до 18 океанских судов, в том числе крупнейшие лайнеры в 45 000 тонн водоизмещением.

На внешнем рейде нас встретил лоцман и провел судно во внутреннюю гавань. „Витязь“ поставили на северной, удаленной от города, стороне, у самого выхода из гавани в море. Чтобы от места стоянки дойти до города, надо пройти около 2 километров вдоль всей линии причалов, перейти мост через реку Сван. Нам не нравится, что „Витязь“ засунули в самый дальний угол гавани. Мы привыкли к другим встречам.

На пристани небольшая группа людей — портовые служащие, полисмен, несколько репортеров с фото- и киноаппаратами и только 4–5 человек встречающих: семейная пара с двумя детьми и букетами цветов, джентльмен средних лет без одной руки, с ним пожилой, небольшого роста мужчина, и все. Пока на корабле не окончены все формальности, полисмен не разрешает подходить к борту и завязывать разговоры. Наконец „власти“ покидают судно, вход на корабль открыт.

Джентльмен без руки представляется — „мистер Гриффин, председатель местного отделения австралийско-советской дружбы“, маленький старичок — его заместитель. Мистер Гриффин предлагает свои услуги в установлении связей с общественными организациями, с университетскими кругами. Говорит, что население Перта и Фримантла дружески отнесется к русским гостям, что австралийцы будут рады ближе познакомиться с советскими людьми, пригласить их в свои дома.

Гриффин и его заместитель по Обществу Чернов, болгарин по происхождению, были выразителями тех широких кругов австралийцев, которые тепло и искренне встречали нас, советских людей, и оказывали нам широкое гостеприимство и максимальную помощь. Простые люди Перта окружили витязян своим вниманием. Профсоюзные организации, союз докеров, женские организации, прогрессивные общественные деятели, врачи, адвокаты, молодежь наперебой предлагали свои услуги, устраивали прогулки за город, приглашали в свои дома.

Особенный интерес и внимание проявили университетские круги. Ученые организовали научное заседание в университете, на котором начальник экспедиции В. Г. Богоров рассказал о нашей работе, с огромным интересом знакомились с оснащением корабля и научными коллекциями, устраивали далекие экскурсии в окрестности Перта со своими советскими коллегами — биологами, геологами и др. Наконец, накануне отхода корабля устроили в университетском клубе большую встречу с учеными „Витязя“, которая прошла в теплой, дружеской атмосфере. Ученые Перта проявляли к нам максимум внимания, снабдили новой научной литературой, посвященной исследованию природы западной Австралии, и старались сделать наше пребывание интересным и приятным. Хочется вспомнить добрым словом геолога профессора Прайдера, зоологов профессора Уэринга и доктора Ходжкина, физиолога профессора Симмондса и др.

Когда в газетах были объявлены дни свободного посещения корабля, среди посетителей оказалось много лиц, говорящих по-русски. Главным образом это были эмигранты, уехавшие из царской России, и их дети. Им хотелось увидеть земляков, услышать родную речь, подышать воздухом Родины. Люди приходили целыми семьями, с детьми. Приходили и другие „бывшие русские“ — из числа белоэмигрантов и перемещенных лиц, а также изменников, сотрудничавших с немецкими оккупантами и бежавших от заслуженного возмездия. Были попытки подбросить антисоветскую литературу или завязать антисоветские разговоры. Наши моряки сразу ликвидировали такие попытки, и провокатора быстро выпроваживали с корабля. Но подобные типы были единичны и тонули в массе дружески расположенных людей. Было много товарищеских встреч с живущими в Австралии чехами, болгарами, югославами.

Очень показателен был тон газет. В первые дни о „Витязе“ и его ученых не писали иначе, как „красный корабль“, „красные ученые“, что для буржуазных газет на английском языке звучит недружественно и настороженно. Серьезных статей о работах, проведенных по совместному с Австралией плану, или о научном оснащении экспедиционного судна не было. В каждом номере газет были заметки о „Витязе“, но писалась в них всякая ерунда.

И лишь позднее, когда газетчики увидели, что научные круги Перта, а также официальные представители общественности, как лорд-мэр Перта и мэр Фримантла, оказывают советским ученым и кораблю большое внимание и уважение, тон газет переменился.

В Перте во всем чувствуется подчеркнутый западноавстралийский патриотизм. Молодой штат Западная Австралия, отделенный безводными пустынями от более плодородной и более густонаселенной восточной Австралии с ее крупными центрами Сиднеем, Мельбурном, Аделаидой, позже других развился в промышленном и культурном отношении. Большой по площади, занимающих одну треть всего континента, штат Западная Австралия, или, как там говорят, Вестралия, по населению составляет только 7 %. В последнее время Западная Австралия быстро развивается. Растет овцеводство, земледелие, успешно культивируются виноградники, сады. В северной части штата было найдено золото, и это обусловило большой приток людей. „Вестралийцы“ гордятся успехами своего штата, своей „Самой солнечной в Австралии столицей“, где летом не бывает ни одного дождя. Лорд-мэр Перта на официальном приеме, устроенном для нас, спросил, были ли мы в других городах Австралии. Узнав, что не были, успокоил нас, что это ничего, что Перт — это жемчужина Австралии.

Перт действительно хороший городок. Он широко раскинулся по обоим берегам реки Сван. Все население живет в небольших одноэтажных домиках, чистых, аккуратных и бесконечно разнообразных по архитектуре. Красная черепица и темная зелень садов — основной тон жилых районов Перта. В деловой, центральной части города — высотные ультрасовременные здания из бетона и стекла страховых компаний, банков и разных оффисов. На оживленных торговых артериях богатые магазины и громадные многоэтажные универмаги, которые сделали бы честь Парижу или Лондону. Во всем сказывается стремление подражать Америке. По улицам катится бесконечный поток автомобилей, в большинстве новой, собственной австралийской марки „Холден“. Австралийцы очень гордятся „собственной“ автомашиной, но, как разъяснил мистер Гриффин, фирма Холден — совместное предприятие с „Дженерал Моторс“; „one horse, one rabbit“ (одна лошадь, один кролик), — не без иронии добавил мистер Гриффин.

Перт быстро растет. Сейчас население насчитывает 300 000 человек. Высоко над рекой Сван разбит большой парк — Кинге парк. В нем стоит памятник жертвам обеих мировых войн. Достопримечательность парка — огромный ствол эвкалипта карри (Eucaliptus diversicolor). Длина лежащего в парке куска ствола — 32 метра. Окружность у комля — более 7 метров. Дерево, когда оно стояло, имело высоту 118 метров и возраст его исчислялся в 363 года. Ствол этого карри привезен в парк в 1958 году, к приезду королевы Елизаветы. Против парка разлив реки образует озеро, на котором плавают черные лебеди, пеликаны, чайки. Широкий новый мост соединяет обе части города. Асфальтовые шоссе ведут во все стороны от Перта, и везде сплошной поток автомашин.

Город Перт гордится своим университетом, основанным сравнительно недавно, в 1912 году. Все здания размещены в живописном зеленом парке. Красивый центральный корпус выстроен из местного желтоватого песчаника в стиле флорентийского ренесанса. Кафедры и институты размещены в отдельных павильонах, частью в новых, просторных двух- и трехэтажных зданиях, частью еще в старых американских военных бараках. Университет состоит из многих факультетов, в их числе — медицинский, геологический, инженерный, факультет искусств и др.

Я посетил близкие мне кафедры физиологии и биохимии. Много интересного рассказали и показали мне профессор Симмондс, физиолог, и профессор Уэринг, зоолог. В этих лабораториях занимаются изучением физиологических особенностей австралийских диких животных. Тут не встретишь обычных для экспериментальной лаборатории кроликов, крыс или морских свинок. В виварии кафедры живут представители местной фауны: Еаллаби — сумчатые, ближайшие родственники кенгуру, величиной с крупного кролика, по-местному куокка; и другие сумчатые — опоссумы (Trichosurus volupecula); страшные рогатые желто-бурые ящерицы, сплошь покрытые острыми шипами — молохи (Moloch horridus), впрочем совершенно безобидные; другие, не менее удивительного вида ящеры — короткохвостая гоанна (Trachipaurus rugosus) и др.

Каждое из этих животных, как показали исследования, отличается многими, очень своеобразными физиологическими особенностями. Надо сказать, что Австралия — очень древний материк, находившийся в длительной изоляции. Зта изоляция привела к тому, что животный мир Австралии (как и растительный) крайне своеобразен. Млекопитающие представлены тут только сумчатыми: много ьидов кенгуру, валлаби, травоядный миниатюрный сумчатый „медведь“ — коала, сумчатые хищники — сумчатый кот и вымерший ныне сумчатый волк и т. п. Птичий мир богат и интересен многочисленными попугаями и какаду, быстроногим австралийским страусом эму и другими формами. Очень интересен мир рептилий и амфибий.

Каждое из изученных животных — великолепный пример поразительного приспособления организма к особенностям условий существования. Начну с куокки. В связи с основным питанием сухой травой на бесплодном острове Роттнест пищеварение куокки сочетает черты грызуна и черты жвачного животного. Желудок ее разделен на два отдела, в одном из них постоянно действуют бактерии и простейшие, расщепляющие своими ферментами трудно переваримую сухую растительную клетчатку. Еще интереснее особенности развития этого животного. Вес взрослей куокки около 3 килограммов, новорожденный же детеныш весит всего 0,3 грамма, т. е. в 10 000 раз меньше матери! Такой „червячок“, еще сосершенно недоразвитый, переползает в сумку матери. Сосок матери оказывается во рту детеныша и распухает. Шесть месяцев детеныш живет и развивается в сумке, вися на соске. Активно сосать он в первое время еще не может. Особые мышцы в молочной железе впрыскивают молоко прямо в рст.

У всех млекопитающих железо, необходимое для развития организма, подается плоду из тела матери, из крови, через послед. Молоко же у всех млекопитающих очень бедно железом. У куокки, у которой почти все развитие детеныша протекает не в матке, а в сумке, на „молочном питании“, молоко содержит много железа, и когда звереныш начинает покидать сумку, его организм богат железом.

Еще многими особенностями обладают эти маленькие сумчатые, но мы еще вернемся к ним позднее. Австралийские ученые подарили мне куокку — самку. Она жила у нас на корабле пять месяцев, неожиданно к концу плавания в ее сумке обнаружился детеныш, и теперь они оба благополучно здравствуют в Московском зоопарке.

Я не могу рассказывать о всех интересных фактах, изученных физиологами Перта, но позволю себе еще два слова сказать о поразительных явлениях приспособления у страшного на вид молоха, живущего в безводных пустынях Австралии, где для сохранения жизни важно улавливать малейшие следы влаги. Сухая кожа этих ящериц действует как фильтровальная бумага. В сыром месте, в какой-нибудь яме, кожа набирает влагу. Эта влага в силу капиллярности движется к углам рта, где имеются особые образования, напоминающие два комка ваты, которые впитывают влагу. Когда ящерица сжимает челюсти, влага выдавливается в рот, в глотку. Кожные шипы молоха имеют, по-видимому, не только защитное, устрашающее значение, но и действуют как места, где в холодные ночи конденсируются капли воды, переходящие затем в кожу.

Многим из нас удалось совершить далекие автомобильные экскурсии по окрестностям Перта — к верховьям реки Сван, в виноградарские районы, заселенные преимущественно выходцами из Югославии; посмотреть типичные западноавстралийские овцеводческие фермы, где разводят тонкорунных овец, главное богатство страны. Основная трудность сельского хозяйства в этих местах — недостаток воды. Воду приходится добывать из артезианских скважин, иногда из глубины в 100 метров и более. Без орошения невозможно разведение ни винограда, ни других культур.

Мы побывали в знаменитых сталактитовых пещерах Янчеп к северу ог Перта — вымытые в карстовых известняках целые системы подземных залов с озерами. В одной из пещер в прежние времена было место захоронения покойников австралийскими аборигенами. Трупы сбрасывались в пещеру через естественный вертикальный колодец, промытый в одном из оводов. До сих пор несколько скелетов сохраняются в одном из гротов для лицезрения туристов.

Многие десятки километров дорога проходит лесом — западноавстралийским бушем. Конечно, мы не видели лесов Австралии во всем их многообразии, но все же получили представление об особенностях австралийской флоры. Мы уже говорили, что Австралия очень древний материк. В результате длительной изоляции природа его крайне своеобразна. Особенно это относится к западной Австралии, отделенной от остальной части материка безводными пустынями, а от южной Африки и Южной Америки океаном. Изоляция привела к тому, что западная Австралия изобилует присущими только этому краю растениями и животными. До 70 % растений считаются эндемичными для западной Австралии.

Асфальтовое шоссе вьется среди первобытного буша. Сейчас лето, трава выгорела, пожелтела. Но взор привлекает обилие цветов, цветут деревья, кустарники, синие, желтые, оранжевые цветы. Западная Австралия славится богатством дикорастущих цветов, но сейчас большинство уже отцвело.

Особенно бросаются в глаза крупные, густо покрытые яркими, оранжево-желтыми цветами деревья. Это типичное» для западной Австралии Christmas tree, «рождественское дерево» (Nuytsia floribunda). Дерево это замечательно тем, что оно паразит, относится к омеловым. Хотя оно живет самостоятельно в грунте (не на других деревьях), но большую часть питательных соков высасывает из корней других деревьев и кустарников. Особенно пышно цветет рождественское дерево, если буш подвергся лесному пожару.

Огромное количество разнообразных эвкалиптов, чисто австралийского дерева. Есть гигантские виды эвкалиптов, вроде знаменитого карри с очень ценной твердой древесиной. К югу от Перта уцелели еще небольшие леса карри.

Богато представлены деревья из рода Banksia (сем. Ргоleaceae). Это все большие ветвистые деревья, несущие конусы синих цветов или крупные своеобразные шишки. Изредка попадаются широкие, раскидистые баобабы. Но особенно примечательное растение западноавстралийского буша — блэк-бой, Black Boy (Xanthorrhaea), необычайного вида, с толстым черным стволом и длинными, более метра, палковидными цветами деревья. Они иногда достигают 5–6 метров высоты. Растут эти деревья очень медленно, прибавляя один-два сантиметра в год. Поэтому крупные блок-бои имеют очень солидный возраст. Это очень древний тип растений, и всего интереснее, что они принадлежат к лилейным (Liliaceae). Можно без конца перечислять своеобразные, поразившие нас растения австралийского буша.

Надо сказать, что в сухой и солнечной западной Австралии лесные пожары — обычное явление. Везде видны их следы — обугленные деревья, обгорелые пни. Но многие виды деревьев хорошо приспособились к пожарам, и под черной обгорелой корой внутри живая молодая ткань. Пожары возникают от солнца и от неосторожности людей: выброшенные из проезжающих машин пустые бутылки из-под пива или минеральной воды действуют рсак лупа, они зажигают сухую траву. Поэтому кое-где висят объявления, призывающие не выбрасывать в лес пустые бутылки.

Недалеко от места стоянки «Витязя» у причала была ошвартована «Диамантина», гидрографическое судно западной Австралии, проводящее, как и мы, исследования по международной программе изучения Индийского океана. Это небольшое судно, в 1420 тонн водоизмещением, изучает район океана от Явы до юга Австралии. Небольшая группа исследователей собирает материал по гидрологии, гидрохимии, ведет биологические исследования — сборы планктона, изучение первичной продукции при помощи радиоактивного углерода. На судне имеется прибор Харди, позволяющий собирать планктон на ходу судна. Специальное внимание уделяется исследованию западного австралийского течения. Район работ ограничивается изобатой 500 м[22] Собранные материалы отсылаются в Сидней, в Отдел океанографии и рыбопромысловых исследований Австралийской научной и промышленной исследовательской организации, которая объединяет и координирует всю научно-исследовательскую работу Австралии.

Не имея возможности останавливаться на всем, что мы видели интересного для нас в Австралии, хочу только рассказать о двух посещениях — визите в Кооператив рыбаков и в Музей западной Австралии.

Один из наших молодых друзей, профсоюзный работник мистер Трои, предложил Т. С. Рассу, большому знатоку мирового рыбного промысла, посетить кооперативную организацию рыбаков, их предприятие по обработке и упаковке рыбы и ракообразных. Теодор Саулович пригласил меня с собой. Директор кооператива любезно рассказал нам об организации работы, о промысловых рыбах, которые ловятся у западных берегов Австралии, о методах лова. Из ракообразных наибольшее значение имеет промысел лангуста (Palinurus longipes); в западной Австралии его называют lobster, хотя lobster — это омар, а не лангуст. У лангуста, этого крупного рака, в отличие от омара, мягкий панцирь и нет клешней. В прошлом, 1959 году лангуста было выловлено свыше 4200 тонн, на сумму 1230 тысяч фунтов стерлингов.

Мы осмотрели холодильные камеры с температурой в —10° и камеры скоростного замораживания (—15?). Вся организация работы очень рациональна. В помещение въезжает грузовик, и с него по транспортеру, через люк, лангуст подается наверх, в цех, на длинные железные столы. Лангусту отрубают голову, туловище его передается на соседний стол. Тут в заднепроходное отверстие вставляется металлическая коническая трубка и сильный вакуум высасывает все внутренности, идущие по трубе в специальный бак. Лангуст промывается водой, упаковывается и замораживается.

Нам сказали, что за патент вакуумного наконечника кооператив платит изобретателю по 100 фунтов в год с каждой трубки!

Молодой Музей западной Австралии помещается в просторном здании, но в отношении экспонатов по естественной истории не отличается богатством. В художественном отделе есть несколько интересных картин современных прогрессивных художников и одного художника — австралийского аборигена (представителя коренного населения материка) Альберта Наматжира.

Наиболее примечателен зал «туземной жизни», в котором собраны действительно богатые коллекции, иллюстрирующие образ жизни, быт и культуру исчезающего, обреченного ша вымирание коренного населения Австралии, уцелевшего еще в небольшом числе в северной, сухой и жаркой, части материка. Мы увидели всевозможные предметы австралийской материальной культуры — различные типы бумерангов, возвращающихся и невозвращающихся, бумерангов для метания в мелких, и в более крупных животных, и для загона птиц, копья с наконечниками из кости, из камня, из осколков бутылок, которым при помощи камня придают нужную форму. Вумеры, копьеметатели, — на редкость остроумное приспособление, увеличивающее дальность и точность броска. «Туземные» веревки и рыболовные снасти, плетенные из разных волокон, в том числе из человеческих волос. Рисунки, орнаменты на «бумаге», сделанной из коры деревьев. Стены зала расписаны фресками, изображающими разные стороны жизни — охоту, ловлю рыбы, жизнь лагеря, обряды. Быт аборигенов преисполнен суеверий и мистики.

Австралийские аборигены — народ среднего роста, темнокожий, с черными волнистыми волосами, тяжелыми надбровными дугами, глубоко сидящими глазами, широкими ноздрями. Считают, что австралийцы пришли из Юго-Восточной Азии 10–20 тысяч лет тому назад, а может быть и значительно раньше. Пришли они по мосту, образуемому островами Индонезии и Новой Гвинеи, преодолевая на плотах или челноках узкие проливы между островами. По-видимому, австралийские аборигены относятся к той же этнической группе, что и ведды острова Цейлон. Хотя они находятся еще на низкой ступени экономического и социального развития, тем не менее имеют свою древнюю культуру, свое искусство — жизопись на коре и пещерные фрески, свои поверья и легенды. Аборигены Австралии создали замечательные орудия для охоты — бумеранги, копьеметатели.

Судьба австралийских аборигенов — одна из наиболее мрачных и позорных страниц колониализма. Когда европейцы начали колонизацию Австралии (около 1778 года), местное население составляло, по приблизительным подсчетам, около 275 тысяч человек. В результате прямого истребления аборигенов, захвата под пастбища всех пригодных земель, где кочевали австралийские племена, уничтожения лесов и саванн, число их сократилось в четыре раза. По переписи 1956 года, общее число аборигенов составляло около 70 тысяч человек, причем более половины этого числа — люди смешанного происхождения, от белого отца и черной матери.

Аборигены оттеснены сейчас на крайний север материка, в жаркие пустынные и полупустынные районы. Часть из них ведет примитивный, бродячий образ жизни, не соприкасаясь с европейской цивилизацией, добывая пропитание охотой на кенгуру, ящериц, змей, ловлей рыбы, собиранием съедобных корней и плодов. Другие находятся уже в известном контакте с белыми, работая у них в качестве пастухов, погонщиков скота и т. п.

О бесправии и нищенском положении остатков коренного населения свидетельствует огромное количество фактов.[23] Аборигены заключены в резервации, напоминающие концентрационные лагеря. В последние годы правительство Австралии проводит политику «ассимиляции». В северных районах страны создана сеть специальных станций, задача которых «привлекать аборигенов и приучать их к производительному труду». Для аборигенов строят жилища из гофрированного железа и детей обучают грамоте. Наряду с правительственными станциями действуют и разные религиозные миссии, лютеранские, католические и т. п.

Но станции и миссии, все показные благодеяния, не спасают аборигенов от гибели. Оставшиеся аборигены ведут полуголодную жизнь.

Положение аборигена-рабочего мало чем отличается от положения раба. На коренных жителей законодательство о социальном обеспечении не распространяется. Работу они могут найти только в качестве пастуха, рабочего на ферме или на лесных работах. Заработная плата намного ниже получаемой за ту же работу белым рабочим. Аборигену не разрешены поездки по своей собственной стране. Без специального разрешения он не имеет права даже переезжать из одной резервации в другую. Как ни тяжелы условия, в которых живут аборигены, тем не менее из их среды выходят одаренные и образованные люди. Одним из таких самородков является художник Альберт Наматжира из племени аранда, о котором я говорил выше.

После второй мировой войны наметились некоторые сдвиги в «туземной политике» правящих кругов Австралии, которые объясняются прежде всего тем, что усилилась потребность в рабочей силе для овцеводческих ферм. Прогрессивная общественность Австралии также все громче требует предоставления человеческих прав аборигенам. В законодательство об аборигенах внесены некоторые изменения. Но все эти меры сами по себе мало помогают. «Дальнейшая судьба австралийских аборигенов неразрывно связана с судьбами всего населения Австралии. Освобождение аборигенов может прийти только в результате победы демократических сил Австралии над силами реакции», — пишут в указанном гыше сборнике «Народы Австралии и Океании» авторы статьи о современном положении коренного населения Австралии.

Некоторые из наших товарищей во время одной из поездок встретились в районе города Иорк с аборигенами — рабочими землемерной партии. В хижине из старого железа они нашли старика со старухой и множество ребятишек, многие из которых носили явные признаки смешения с европейской расой. Старик был смущен. Он слышал о русских и сказал, что если бы знал, что придут русские, он надел бы башмаки. У хижины грелась на солнце пара высоких, поджарых собак, которыми старик очень дорожит. «Я иногда отправляю их в буш, — рассказал он, — и собаки приносят мне кенгуру. Половину отдаю собакам, половину съедаем мы».

Я, конечно, не мог уехать из Перта, не осмотрев здешний зоопарк. В просторном парке богато представлена специфическая австралийская фауна. Множество разных видов кенгуру, в том числе интересные маленькие древесные кенгуру. Фауна птиц изобилует всевозможными видами попугаев и какаду, разных окрасок и с различными, очень резкими голосами. Крупные казуары с гребнями на голове, родственные страусам птицы из лесов северной Австралии и Новой Гвинеи, и быстроногие эму из равнин и саванн южной Австралии. Казуары и эму выводят птенцов в зоопарке. Не нашли мы в зоопарке сумчатого медведя — коапа, но имели удовольствие любоваться большой группой этих очаровательных, пчшистых, доверчивых древесных сумчатых в Янчеп-парке. Их пищу составляют исключительно листья эквалиптов разных видов в разные сезоны. Животные двигаются по ветвям, непрерывно срывая листья с дерева. Эти особенности питания делают трудным содержание коала в зоопарках.

На 10 декабря назначен отход. На причале собирается большая толпа провожающих — наших новых австралийских друзей. Тут и ученые, и представители широких кругов населения Перта и Фримантла. Среди них мистер Гриффин и другие члены общества австралийско-советской дружбы, молодежь. За несколько минут до отхода два человека приносят мне в мешке подарок от профессора Уэринга — молодую куокку (валлаби) и разобранную железную клетку для нее. Тепло простились с представителем нашего посольства милейшим И. Е. Скарбовенко. В 16 часов буксир оттаскивает корму «Витязя» от пристани. Мы медленно движемся вдоль пирса. Люди на пирсе приветственно машут шляпами, платками, хором кричат по-русски: «До свидания!». Профессор Ходжкин провожает нас на «Витязе» до выхода на внешний рейд, где спускается в лоцманский катер. «Витязь» набирает ход и ложится курсом на запад. Я же срочно приступаю к сборке клетки, в которую надо поместить нового пассажира корабля — куокку. Зверек сперва очень напуган, бьется, пытается кусать, но за ночь успокаивается. К утру съел все брошенные ему в клетку листья салата, куски картофеля. Мы поставили клетку в проходе палубы, у борта, в уголке, защищенном от ветра, волн и лучей солнца, и зверек скоро привык к нашей корабельной жизни, к людям и подружился со мной.

ОТ АВСТРАЛИИ ДО ЦЕЙЛОНА

Снова в море. Плывем на запад по параллели 30° южной широты. Прохладно, температура воздуха 18–19° и свежий ветер с SO и SSO. Вода в море тоже прохладная, и это повергает мою черепаху Куру в меланхолическое состояние. Целый день она спит, лежа на дне ванны, не реагирует на привычные условные сигналы кормления — постукивание ножом о край Еанны — и не желает есть предлагаемую ей еду. С пищей для нее дело тоже обстоит плохо, так как излюбленного блюда — живых или свежепойманных летучих рыб еще нет, они появятся севернее, в тропиках.

На заседании Совета окспедиции подробно разрабатывается план работ до Коломбо (остров Цейлон), куда намечено прийти 17 января. От Фримантла мы плывем на запад до пересечения с меридианом 90° восточной долготы, где поворачиваем прямо на север и делаем длинный меридиональный разрез до Цейлона. После Цейлона намечены работы в Бенгальском заливе и заход на Андаманские острова для работ на коралловых рифах. На Совете, конечно, идут ожесточенные споры из-за станций, их количества и продолжительности. Все, разумеется, стоят за то, чтобы точно уложиться в график, но каждый отряд не согласен экономить время за счет собственных работ.

Ночью на станции 110°42/ восточной долготы Касьяныч поймал сачком маленькую, сантиметров 15 длиной, акулу со светящимися органами на брюхе. Это Euprotomicrus, самая маленькая из акул. Я пустил ее плавать в ванну, к черепахе. Погасили свет, и в темноте, в течение нескольких часов, светящийся овал кругами носился по ванне, тревожа ее хозяйку, черепаху, и наводя панику на обитающих там рыб.

Поразительно население самого верхнего слоя воды в океане, обитатели поверхностной пленки морской воды, так называемый плейстон. Для сбора плейстона у нас служит специальный поверхностный трал конструкции А. И. Савилова, автора интересных исследований по биологии плейстонных организмов. Плейстон — это целое сообщество животных, объединяемых между собой различными связями. Все члены этого сообщества окрашены в синий или голубой цвет, маскирующий их в синеве тропического океана. Тут, в тропиках, ведущей формой этого сообщества, или биоценоза, является парусник Velella. Парусник относится к очень примитивным, но весьма интересным беспозвоночным организмам, одним из наиболее своеобразных животных тропического моря — сифонофорам, принадлежащим к типу кишечнополостных. Сифонофоры образуют свободно плавающие колонии, состоящие из отдельных групп особей, сидящих на главном стволе и измененных для выполнения определенных функций.

Сифонофора физалия, или «португальский кораблик»

Вершину ствола обычно занимает воздушный пузырь — пневматофор, наполненный газом. Этот газ, близкий по составу к воздуху, выделяется железистыми клетками эпителия дна пузыря. Пневматофор служит поплавком. Одни из особей, входящих в состав колонии, служат для передвижения, другие для питания всей колонии, третьи для размножения и т. д. Оригинальная структура сифонофор долгое время вызывала ожесточенные споры среди зоологов: что это такое — колония особей или единая сложная особь, все придатки которой лишь органы? Большинство современных зоологов считает сифонофор происшедшими от колониальных полипов, которые приспособились к плавательному образу жизни и стали прикрепляться своей подошвой не к подводным предметам, а к поверхностной пленке воды.

Парусник велелла (Velella), ведущая форма биоценоза, обитающего в поверхностной пленке

Мы встречали целые стада парусников велелла, ярко-голубых, под цвет тропического океана. Пузырь у них имеет вид овального диска, на вершине которого находится гребень, служащий парусом. Когда этот «парус» подхватывается ветром, вся колония плывет, как корабль под парусами.

Особенно эффектна другая сифонофора — физалия (Physalia arethusa) с большим (до 12 сантиметров длиной) воздушным пузырем, от которого свешиваются книзу целые грозди темно-синих или темно-лиловых особей и длиннейшие, тоже синие щупальца, снабженные очень жгучими стрекательными «батареями», вызывающими ожоги более сильные, чем ожог крапивы, Эти физалии, когда их много, — очень страшные животные для купальщика или подводного охотника. Множественные ожоги вызывают тяжелую общую реакцию, головную боль, жжение, жар. Англичане называют зтих сифонофор Portuguese man of war, т. е. португальский военный корабль.

Из других членов зтого биоценоза можно назвать синих и голубых голожаберных моллюсков Glaucus и Aeolis, обгладывающих парусники; брюхоногого моллюска из рода Iantina, имеющего голубую раковину; маленького крабика Planes, одетого в голубой панцирь; усоногих раков Lepas с ярко окрашенным голубым стебельком.

В каждом типе животного мира — у моллюсков, ракообразных, кишечнополостных, позгоночных — весь обмен веществ, весь химизм организма другой, но все находят способы выработать какие-то синие красящие вещсства, пигменты, под цвет океана.

В поверхностный трал в компании с фпзалиями и медузами попалась рыбка Mupus maculatus, с вертикальными синими полосами — под окраску физалии. Молодь этих рыб, рассказал Т С. Расе, живет под колоколом медуз, а потом, взрослые, уходят в глубину.

Нас с Л. М. Хитровым интересуют физалии и другие животные, имеющие газовые пузыри, с точки зрения состава этого газа. Из особенно крупной физалии Хитров ухитрился собрать в пипетку около 25 мл газа и определить его состав. Оказалось, что газ этот содержит 18,75 % кислорода. Углекислого газа в нем так мало, что определить его не удалось. Весьма интересно изучить изотопный состав кислорода из пузыря физалии. Пробы газа, запаянные в стеклянные пробпрочки, будут доставлены в Москву и там подвергнуты анализу на изотопный состав.

Многочисленных организмов приносят ловы и из более глубоких слоев пелагиали — толщи вод открытого моря. В ринги и в большие ихтиологические сетки, при протаскивании их через верхние слои воды, нередко попадаются огромные розовые пирозомы (Pyrosoma spinosum), которые представляют собой колониальных асцидий. Вся колония имеет форму длинного полого конуса, открытого на своем широком конце. Отдельные особи стоят перпендикулярно к стенке конуса, состоящей из прозрачного студенистого вещества. Пирозомы, или огнетелки, получили свое название от свойственной многим из них способности к свечению. В тропических водах Индийского океана нам попадались огромные пирозомы 2 и 3 метров длины. Вытащенные на палубу, они заполнили целую бадью своим красным студенистым телом.

Разглядывая днем или ночью, при свете ламп, поверхность моря, можно было заметить грациозно извивающуюся, узкую, прозрачную, иногда розоватую, ленту. Если подвести под нее сачок и поднять на палубу, лента распадается на множество кусочков. Это так называемый венерин пояс (Cestus Veneris), своеобразно измененный гребневик. Гребневики (Ctenophora) — морские свободноплавающие животные, кишечнополостные, несколько похожие по виду на медуз, но передвигающиеся при помощи нескольких рядов гребных пластинок, состоящих из слившихся мерцательных ресничек. Большинство гребневиков обладает способностью к свечению. Длинная лента венерина пояса может достигать 1,5 метра.

16 декабря утром встали на «угловую» станцию, т. е. на пересечении меридиана 90? восточной долготы и параллели 30° южной широты. Это была длинная станция. Кроме полного комплекса обычных работ брали пробы воды с разных горизонтов большим 200-литровым батометром и продолжали испытания нашего подводного радиометра.

Плывем на север. Хотя мы продвигаемся довольно медленно, так как становимся и на 30-часовые якорные буйковые станции для изучения глубинных течений, все же с каждым днем делается заметно теплее. Днем 19 декабря пересекаем Южный тропик, тропик Козерога. Температура воды достигает 23–25°. Уже появились летучие рыбы, которых ловим сачками ночью, при свете подводных ламп. Черепаха оживилась в более теплой воде и теперь наедается вволю.

Летучие рыбы нужны не только черепахе. Они нужны для работы и ихтиологам, и нам. Сортирую их с помощью Теодора Сауловича по видам и затем обрабатываю. Разделяю на две фракции: в одну идут скелетные образования — кости, чешуя, содержащие кальций и стронций, в другую — мягкие ткани, где можно ожидать присутствия радиоактивного цезия. Обе фракции высушиваются в сушильном шкафу и сберегаются для анализов в Москве и Ленинграде.

Дирекция Института океанологии сообщает, что в индийском порту Кочин нам предстоит взять на борт трех индийских ученых. Эти ученые будут плавать с нами до прихода «Витязя» в Бомбей.

Ночная ловля рыбы при свете подводных ламп доставляет мне огромное удовольствие. Никогда не видишь так много всевозможной жизни, как в эти ночные часы, особенно если море спокойное. С противоположного, наветренного, борта идет работа, там вертятся вьюшки, опускаются или поднимаются приборы, а тут, на спокойной подветренной стороне, застыли с сачками в руках энтузиасты-рыболовы. Какие только существа не заплывают из черной ночи в освещенный яркой лампой круг! То залетит летучая рыба и иногда с ходу стукается головой о борт. Оглушенная, она сразу попадает в сачок незазевавшегося ловца. Другие «летучки» медленно плывут вдоль борта, и можно спокойно их разглядывать. Их много видов — с большими «крыльями», и с малыми. Иногда подплывают красивые, ярко окрашенные «четырехкрылые бабочки» — молодые летучки. Особенный азарт охотников возбуждают крупные, сантиметров в 40 длиной, летучие рыбы. Толстоспинная, тяжелая «летучка», если ее поджарить, — лакомое блюдо.

Вот с невероятной быстротой налетела стая кальмаров. Как стрелы кидаются они на проплывающих рыбок, летучек, анчоусов и других и хватают их своими щупальцами. Редко удается рыбе ускользнуть от стремительной атаки кальмара. Можно без конца любоваться молниеносными движениями кальмаров, когда они, выбрасывая из своей воронки назад сильную струю воды, как ракеты выстреливают в противоположную сторону. Частенько кальмар сам становится добычей более крупного собрата. Некоторое время кальмары держатся в свете подводных люстр и вдруг, так же внезапно как появились, словно по команде, исчезают. Иногда и кальмар попадает в удачно брошенный сачок или на крючок с приманкой в виде живой летучей рыбки. Вытащенный на палубу и пущенный в бадью с водой, он прежде всего выпускает обильную струю «чернил» и становится невидимым. Это один из способов головоногих спасаться от преследователей.

Вдруг спокойный, неторопливый лов нарушается стремительным бегом нескольких, наиболее азартных наших рыболовов, «ассов» этого спорта, — Касьяныча, трапмейстера Дергачева, Глебова из отряда мортехники. Сразу понимаем, что появились корифены. Стройные, крупные рыбы, как отряд миноносцев, проносятся вдоль борта. Ловцы лихорадочно насаживают куски свежепойманных летучек на крепкие крючки своих удочек и забрасывают их далеко в море, туда, где ходят корифены. Жадные, прожорливые рыбы обычно сразу реагируют на приманку и вскоре оказываются на крючке.

Корифена сильная, боевая рыба, она отчаянно бьется, дергается, выскакивает из воды, и если леска или крючок недостаточно прочны, то в руках ловца остается лишь обрывок лески. Но обычно дело кончается успехом, и крупную, тяжелую рыбу, рыбу «неописуемой красоты», как пишут о ней авторы серьезной английской книги о рыбах открытого моря, с торжеством выволакивают на палубу. И действительно, эта рыба прекрасна. Спина окрашена в темно-синий цвет, бока золотисто-серебристые, с радужными переливами. У нее высокий крутой лоб, отличающий ее от других рыб. К сожалению, чарующая красота этой рыбы быстро блекнет после ее смерти. Крупные корифены достигают 1 метра длины. Корифена хишная рыба, гроза летучих рыб. Мясо у нее очень вкусное. Корифена, она же дорада (Coryphaena hippurus), была, как помнят читатели, излюбленным объектом лова героев «Кон-Тики». Переводчик этой книги назвал ее «золотой макрелью». Эта неточность перешла и в другие книги, в том числе и в мою книжку о плавании «Витязя» в Тихом океане, за что меня неоднократно стыдил Теодор Саулович Расе.[24]

Пойманных корифен Касьяныч конфискует и складывает в холодильник. Когда общий вес их достигает 30 килограммов, что достаточно для обеда всей экспедиции, он отдает их на камбуз. Касьяныч был борцом против всяких частнособственнических тенденций устраивать «приватные» корифеновые пиры. Жареная корифена — отменное блюдо.

Однажды вечером где-то возле экватора, мимо борта медленно проплыла стайка небольших синих рыб. Бывалые рыбаки сразу стали с азартом вылавливать их, благо поймать их не стоило большого труда. Это были еж-рыбы, диодоны (Diodon hystrix). Спокойно плывущая в воде — это рыба как рыба, и никаких игл на ней не видно, они плотно прижаты к телу. Но когда ее вынимают из воды или вообще раздражают, она надувает живот водой или воздухом и превращается в шар с торчащими во все стороны иглами, длинными и острыми. Настоящий еж. Кроме того, у этих рыб непокрытые кожей челюсти выдаются как костяной клюв. Еж-рыбы, надутые и высушенные, — излюбленный сувенир всех моряков.

Двух диодонов я пустил плавать к черепахе в ванну. Сперва они плавали как сумасшедшие и, хотя черепаха очень интересовалась ими, не делали попыток надуваться. Если же я пытался поддеть их сачком, они всплывали к самой поверхности, начинали надуваться, живот превращался в большой пузырь, а вся рыба в колючий шар. При этом она переворачивалась вверх брюхом.

Несколько дней диодоны жили в ванне в добром согласии с черепахой, но, по-видимому, условия в ванне им не подходили, так как оба они погибли. Пришлось обоих надуть воздухом и высушить Диодоны ловились несколько дней, потом их больше не стало.

Во время нашего плавания в тропиках много раз возле корабля появлялись акулы. Обычно это бывали длиннорукие акулы (PterolamiGps longimanus) длиной в 2–2,5 метра или синие акулы (Prionace glauca), реже другие виды из рода Carcharhinus. Всегда находились любители половить их на уду, благо жадные, неимоверно прожорливые рыбы охотно брали приманку — кусок забракованного на камбузе сала или мяса. Об акулах и их повадках, прожорливости и нечувствительности к «травмам» можно много рассказывать, но я писал уже об этом в другой книге.[25]

Как правило, акул сопровождают небольшие, сантиметров 20 длиной, рыбы синевато-серого цвета с темными вертикальными полосами. Они вертятся возле акулы, но как-то ухитряются не попадать в ее страшную пасть. Это лоцманы (Naucrates ducior) — рыбы, относящиеся к макрелям, которые следуют за акулами и питаются остатками ее пищи и, возможно, экскрементами. Поймать лоцмана в сачок никак не удавалось даже самым прославленным нашим рыболовам.

На теле пойманных акул обычно находили по нескольку прилипал (Remora remova), которые тоже относятся к макрелям. Передний спинной плавник этой рыбы изменен в широкий, вогнутый присасывательный диск, при помощи которого она прикрепляется к коже акул, а также к кораблям. Когда акула схватывает добычу, прилипало отлипает от кожи и принимает участие в пиршестве. Прилипалы, путешествующие на корабле, отлипают oт борта корабля, когда выливают за борт кухонные помои.

Я пустил в ванну к черепахе маленького лоцмана, пойманного в пучке плывущих водорослей, и парочку прилипал. Прилипалы присосались к стенке ванны, и черепаха довольно быстро «слопала» их одного за другим. Но быстрый и верткий лоцман с легкостью ускользал от преследований черепахи. Вскоре черепаха, убедившись в бесплодности своих атак, перестала обращать на него внимание. Для лоцмана наступила спокойная жизнь. Он усиленно питался, яростно отдирая клочки от кусков рыбы, бросаемых черепахе, и очень быстро рос.

Когда черепаха начинала проделывать свои длинные круговые плавания по ванне, он, как подобает лоцману, следовал за ней на близком расстоянии. Черепаха стала его «акулой». Но в один прекрасный день, после нескольких недель совместной жизни, потерявший бдительность лоцман был схвачен и проглочен черепахой.

Неоднократно я пускал в ванну маленьких крабиков, в том числе синего крабика Planes. Как правило, они подбирались к спящей на дне ванны черепахе и забирались в укромное местечко под ее хвостом или в складке белой кожи у задней ноги. Тут они жили довольно долго и приобретали такую же бледную белую окраску. Время от времени они выходили из своего убежища на дно ванны и кормились остатками рыбного стола черепахи, пока сами не становились жертвами ее ненасытного аппетита.

Плавание шло своим чередом. Установилась теплая, солнечная погода, легкие юго-восточные пассатные ветры в 4–5 баллов умеряли жару. Мы уже продумали весь план работ до Коломбо, как появилась новая тревога. Заболел первый помощник капитана Николай Александрович Иванов. Доктор ставит диагноз: почечно-каменная болезнь. На корабле нет условий для лечения этой болезни. Вероятно, придется положить больного в госпиталь. Надо как можно скорее прибыть в Коломбо.

26 декабря больному стало хуже. Командование экспедиции принимает решение приостановить работы и идти полным ходом в Коломбо. Нашему послу на Цейлоне товарищу Яковлеву посылается радиограмма, извещающая о досрочном прибытии «Витязя» и о необходимости подготовить прием больного. Приход в Коломбо намечен на 28 декабря.

После Цейлона мы пойдем обратно на юг, с работами, до станции, где работы были прерваны, а потом будем возвращаться на север, в Кочин, уже по другому, более западному меридиану, также с полным комплексом океанографических исследований. Таким образом, у нас будет сделан лишний меридиональный разрез, что позволит более обстоятельно изучить центральную часть Индийского океана. Как обычно, выигрыш в одном сопровождается потерей в другом. Необходимость идти в Коломбо без работ и затем возвращаться на юг и снова идти на север связана с неизбежной потерей времени, и приходится отказаться от исследований Бенгальского залива и захода на Андаманские острова. Андаманские острова привлекают исключительным своеобразием и своими коралловыми рифами. Некоторым утешением служит то, что в следующем рейсе «Витязя» в Индийском океане, на обратном пути из Одессы во Владивосток, изучению Бенгальского залива будет уделено достаточное внимание; а что касается коралловых рифов, то у нас впереди еще предстоят заходы на целый ряд коралловых островов.

Полным ходом идем на север при тихой, теплой погоде. Форштевень корабля поднимает на воздух веселые стайки летучих рыб, которыми никогда не устаешь любоваться. Зона южного пассата уже кончилась, мы в районе экваториальных штилей. 27 декабря около 10 часов утра пересекли экватор.

Точно как было рассчитано, на следующий день «Витязь» подошел к юго-западной оконечности Цейлона. Зеленое, покрытое лесами и пальмовыми рощами низменное прибрежье, а вдали холмы и причудливых очертаний горы, плоские и куполообразные, переходящие в центральное нагорье острова. Можно разглядеть правильный конус Адамова пика, одной из главных вершин острова. К вечеру вдали замигал высокий белый маяк, замелькали огни Коломбо, столицы и главного порта Цейлона.

ЦЕЙЛОН

«Ланка» — лучезарная, блистательная, — так зовется Цейлон на языке его обитателей сингалов. Слово «Цейлон» произошло от индийского названия — «Сингала двипа», что означает «Страна (остров) сингалов». Арабские купцы переделали это в «Серендиб». Португальцы, первые из европейцев завоевавшие остров, превратили в «Сейланье», голландцы в «Зейлан», французы в «Сейлан», англичане в «Сейлон».

Цейлон отличается благодатным климатом и плодородием, издревле славится драгоценными камнями и жемчугом, слонами и слоновой костью. Отделенный от Индии только узким, мелким проливом со многими островками (так называемый Адамов мост), лежащий на торговом пути кораблей Цейлон с глубокой древности представлял лакомый кусок для купцов и завоевателей Востока и Запада. Вся многовековая история острова, «жемчужины Индийского океана», полна непрекращающейся борьбы его народа за свою независимость и национальное существование.

Было уже поздно, когда мы стали на рейде в обширной гавани среди многочисленных кораблей. Утром открылась панорама оживленного порта Коломбо. Снуют катера, буксиры, стоящие на рейде корабли под флагами разных стран окружены лихтерами, баржами, с которых идет погрузка и бункеровка судов. Длинные молы с башенками на концах ограждают гавань от волн Индийского океана.

Утром прибыл врач посольства, и наш больной был перевезен в больницу. Диагноз, поставленный Германом Никифоровичем, подтвердился. Больной пролежал в госпитале две недели, состояние улучшилось, и стало возможно отправить его самолетом в Москву.

Едем в наше посольство нанести визит и получить долгожданную почту. Коломбо оживленный город с населением около 450 тысяч человек. Прилегающий к порту район и поныне называется Форт, хотя стены голландской крепости давно уже срыты. Тут находится городской центр, деловая его часть — банки, конторы, почта и телеграф, первоклассные магазины. Много магазинов ювелирных изделий. Цейлон славится драгоценными камнями — рубинами, сапфирами, гранатами и многими другими, а также жемчугом.

Дальше лежит жилой район, в котором живет состоятельная часть населения, цейлонцы и европейцы. Красивые двухэтажные дома, особняки, утопающие в темной зелени садов. В отом районе, на зеленой тенистой Флоуэр Роуд (Flower Road), в красивом белом доме находится Советское посольство. На главных улицах — поток автомобилей, высокие красные двухэтажные автобусы, отслужившие свою службу на улицах Лондона и доживающие свой век в «колонии». Неторопливо движутся длинные, крытые пальмовыми листьями, двухколесные арбы, влекомые горбатыми зебу образными быками. Кое-где стоят колясочки рикш, но в Коломбо уже почти не ездят на людях. Рикши не выдержали конкуренции с такси. Изредка видишь рикшу, везущего домашние вещи, тюки с бельем. За всю неделю пребывания в Коломбо я видел только однажды рикшу, везшего пожилую сингалку.

К северу от района Форта расположен многолюдный, старинный торговый район Петтах. Вдоль узких улиц непрерывные ряды всевозможных лавочек и мастерских. Шумиг пестрая многоязычная толпа. По заполненным народом улицам медленно пробирается поток автомашин, двухэтажных автобусов, горбатые быки тянут крытые арбы. Дома одноэтажные из необожженного кирпича, крытые красной черепиццей. Тут же, сдавленные домами и лавками, стоят храмы — четырехугольная буддистская пагода, индуистский храм, весь покрытый причудливой резьбой; возвышается громоздкая католическая церковь св. Антония, построенная еще португальцами.

На первых порах еще трудно отличать отдельные народности среди разноплеменного населения Цейлона. Но уже через несколько дней мы без труда отличали бронзовокожих, стройных, худощавых сингалов от более плотных, коренастых и темнокожих тамилов. И сингалы, и тамилы одеты иногда по-европейски, особенно представители интеллигенции, но чаще носят свою национальную одежду. Сингалы надевают своеобразную юбку — саронг, кусок белой материи, обернутый вокруг бедер и заправленный за пояс. Саронг носят и мужчины, и женщины. Тамилы, особенно рабочие, грузчики, вообще люди физического труда, одеты лишь в белую набедренную повязку и короткие панталоны. Женщины тамилки обычно задрапированы в яркие сари. Сингальские женщины тоже часто носят сари.

Зти две основные народности, населяющие Цейлон (сингалы составляют 70 %, тамилы 22,5 % населения), довольно сильно перемешались, и черты, характерные для тамилов или сингалов, часто бывают сглажены. Сингалы и тамилы говорят на совершенно разных языках, и у них различная религия: сингалы — буддисты, тамилы — индуисты.

Особую купеческую прослойку в городе (глазным образом торговцы драгоценными камнями, ювелиры) образуют мавры или индоарабы. Так называют потомков торговцев арабов, обосновавшихся на Цейлоне и смешавшихся с местным населением. Мавры сохранили верность исламу. Их можно узнать по красной феске на голове и наглухо застегнутой белой куртке. Мавры составляют около 7 % населения острова. Немало мавров занимаются сельским хозяйством и являются землевладельцами.

Очень незначительную по численности (не более 0,5 %), но своеобразную группу жителей Коломбо составляют так называемые бургеры — потомки голландских поселенцев, в большей или меньшей степени смешавшиеся с другими европейцами и с цейлонцами. По религии это обычно лютеране, в быту они придерживаются больше европейских обычаев. Бургеров можно узнать по длинному черному сюртуку. По типу же они могут быть похожи и на европейца, и на тамила, и на сингала. Большинство из них занимается торговлей.

Цейлон сейчас самостоятельное государство. В 1948 году в результате длительной и настойчивой борьбы за национальную независимость Цейлон добился предоставления ему статута доминиона в Британском содружестве наций. С этого года начинается новый период в истории острова.

Важной датой в развитии Цейлона надо считать 1956 год, когда на парламентских выборах победила Партия Свободы «Шри Ланка фридом». Премьер-министр Соломон Бандаранаике, возглавивший правительство, был решительным сторонником идеи мира и мирного сосуществования. Пребывание у власти правительства Бандаранаике ознаменовалось усилиями, направленными на развитие национальной экономики страны.

Это правительство стремилось увеличить посевные площади под рисом, добиться продовольственной независимости страны; делались попытки создать собственную промышленность, построить электростанции на горных реках острова. Цейлон вступил в торговые отношения с социалистическими странами, Было заключено советско-цейлонское соглашение об экономическом и техническом сотрудничестве. Нам рассказывали, что в лесах Цейлона работают, расчищая джунгли, советские трактористы на своих машинах.

Но такая политика не соответствовала интересам империалистических кругов. В сентябре 1959 года Бандаранаике был убит. Кто направлял руку буддийского монаха, стрелявшего в премьер-министра, до сих пор остается загадкой, несмотря на длительный судебный процесс. Об этом можно лишь догадываться.

Мы были на Цейлоне в период «междуцарствия». Парламент был распущен. Маятник политическом жизни Цейлона клонился вправо.

Однако довольно скоро после нашего пребывания на Цейлоне положение в стране вновь переменилось. Торжество реакции оказалось кратковременным. К власти вернулась Партия Свободы, выступившая на выборах под лозунгом возвращения к политическому курсу Бандаранаике. Это была победа блока патриотических сил, в котором сплотились и коммунисты, и дрзтие партии. Новое цейлонское правительство возглавила Сиримаво Бандаранаике — видная политическая деятельница, вдова покойного премьер-министра Соломона Бандаранаике.

В Советском посольстве мы познакомились с видным цейлонским ученым, профессором геологии и географии университета Коломбо К. Куларатнамом, доктором наук Парижского и Лондонского университетов. Этот прогрессивный и высокообразованный человек оказал нам огромную помощь в ознакомлении с природой и жизнью Цейлона, наукой и народным образованием, историей и современным положением острова.

Профессор Куларатнам, полный, средних лет тамил, предлагает нам начать знакомство с Цейлоном и его научными учреждениями с университета. Нам нужно хорошо продумать программу действий, так как послезавтра Новый год; первое января празднуется и на Цейлоне, несмотря на то что ни буддисты сингалы, ни индуисты тамилы не считают оту дату своим Новым годом.

Богоров, Безруков, Расе и я с трудом втиснулись в маленький автомобильчик профессора и покатили в расположенный недалеко от посольства университет, занимающий здание бывшего английского колледжа. Тут теперь помещаются только остатки университета, так как большинство факультетов уже переехало в Перадению, около города Канди, на центральном Цейлоне, где идет строительство нового университета. Тихая, спокойная Перадения будет более удобным местом для университета, чем шумный, многолюдный торговый и политический центр страны — Коломбо.

Нас принимает декан факультета наук профессор де Сильва, пожилой, худощавый сингал. На Цейлоне, по образцу английских университетов, факультет наук (Faculty of sciences) объединяет физико-математические и естественные науки. Де Сильва — очень распространенная фамилия на Цейлоне, след былого португальского влияния. Декан руководит кафедрой ботаники. Договариваемся с ним о посещении «Витязя» учеными университета и других научных учреждений Коломбо. Декан рассказывает о структуре университета, о преподавании и преподавателях, которые теперь почти все цейлонцы, и приглашает нас осмотреть частично уже выстроенный университет в Перадении. Им цейлонцы очень гордятся. Он читал про новое здание Московского университета, в котором учатся несколько студентов цейлонцев, и надеется сам приехать и посмотреть наш университет.

Приносят чай. При любой встрече, приеме, знакомстве — традиционная чашка чая. Чай очень крепкий, очень вкусный, ароматный, с сахаром и небольшим количеством молока. Было жарко, и все почувствовали освежающее и бодрящее действие этой чашки цейлонского чая.

После университета отправились в музей Коломбо. Музей был интересен. Очень интересен был и директор музея доктор Р. Дераниигала, представить которому повел нас наш любезный гид. В большом кабинете в глубоком кресле сидел маленький худенький старичок в белом сингальском одеянии и задумчиво разглядывал какие-то окаменелости.

Доктор Дераниигала был очень приветлив, радушен, разговорчив. Он поразил нас широтой своих интересов и энциклопедичностыо знаний. Он геолог, палеонтолог, ихтиолог, выдающийся специалист по рептилиям, а также писатель и художник. Стены кабинета увешаны акварелями его работы, на которых изображены эпизоды из его палеонтологических и геологических раскопок в Африке и типы различных африканских народностей. Особенно поразил нас мастерством исполнения портрет девушки одного из африканских племен. Он подарил профессору Безрукову, геологу, серию своих работ по геологии Цейлона, профессору Рассу, ихтиологу, великолепный альбом рыб Цейлона, в красках, принадлежащий его кисти, мне — свой определитель морских черепах, узнав, что у меня живут морские черепахи и что я до сих пор не знаю, к какому виду они принадлежат, и, кроме того, интересную работу по слонам, живым и ископаемым, по которым он также специалист. Между прочим, он сказал мне: «Вашего северорусского мамонта не следует называть мамонтом, так как термин этот был впервые применен к южно-американскому мастодонту. Мамонту надо дать другое имя». Рассказал, что хотя у африканских слонов и самцы и самки имеют бивни, но что у североафриканского слона в Марокко, как он установил, самки не имеют бивней. Это делает понятным, почему у слонов Ганнибала не было бивней.

Закончив нашу невольно натянувшуюся беседу с директором, мы пошли осматривать музей. В нижнем этаже — экспонаты по истории и материальной культуре древнего Цейлона, коллекции оружия: мечи, кинжалы, щиты и т. п., богато и с большим вкусом отделанные золотом, серебром; старинные пищали, предметы быта, домашней утвари разных периодов истории Цейлона. Во всем сильно влияние Индии, но выработалась и самобытная цейлонская, точнее, сингальская манера, проявляющаяся в сюжете орнаментов, стиле оружия и т. п. Много различных предметов царского двора, в том числе золотой трон и скипетр последнего сингальского царя из Канди — последнего сингальского государства, ликвидированного англичанами в 1815 году.

В историческом отделе музея наибольший интерес привлекли знаменитые фрески (вернее, точные копии с них) знаменитого дворца в Сигирийа, относящегося к V веку нашей эры. Дворец и фрески заслуживают более подробного описания.

В 170 километрах от Коломбо, в деревне Сигирийа, находится массивная отвесная гранитная скала высотой около 200 метров. Древняя цейлонская легенда рассказывает, что Касиопа, один из двух сыновей царя Датузены, убил своего отца, заставил бежать своего брата Магаллана и захватил власть над всем Цейлоном. Опасаясь мести брата, царь-отцеубийца решил превратить недоступную скалу в Сигирийе в свой замок и свою крепость. По приказу Касиопы с непостижимым искусством на этой скале и внутри нее был создан дворец, в скале высечены сторожевые площадки и различные помещения. Сложная система канализации собирала дождевую воду и отводила ее в цистерны, высеченные в подножии скалы.

В настоящее гремя сохранилось только основание дворца, но от подножия скалы до самой ее вершины вьется галерея, которая на середине склона углубляется внутрь скалы.

Стены галереи защищены от солнца и дождя, и на них сохранились многочисленные надписи, часто в стихах, сделанные посетителями Сигирийи много столетий тому назад. Эти надписи (Сигирийа граффити), датируемые VI–VII веками, имеют большой исторический интерес, так как они древнее, чем самые древние памятники сингальской литературы.

Но главный интерес в Сигирийе вызывают знаменитые фрески на оштукатуренных стенах высеченного в глубине скалы зала. Граффити упоминают о 500 живописных портретах, но уцелели только 22 изображения женщин, светлокожих и темнокожих, с пышными бюстами и тонкой талией, с улыбкой Монны Лизы, иногда обнаженных или облаченных в прозрачные одежды и богато украшенных. Фрески Сигирийи — единственный древний памятник цейлонской живописи, не имеющий религиозного содержания. В течение уже пятнадцати веков фрески вызывают интерес и удивление исследователей. Кто эти красавицы? Какой неизвестный художник изобразил их? Кто он — индиец или сингал? Все эти вопросы остаются без ответа. Высказываются мнения, что это портреты придворных дам царя Касиопы, или божественные небесные танцовщицы, и многие другие предположения.

Мы видели на стене музея прекрасные копии многих из этих фресок, и я долго бып под впечатлением высокого искусства древнего Цейлона.

Верхний этаж занимает естестзенноисторический отдел музея, экспонаты по зоологии, палеонтологии, археологии. Много удачных экспозиций животных в их естественной среде. Мы увидели немало интересных представителей специально цейлонской фауны. Вскоре мы снова любовались ими в богатом зоопарке Коломбо.

Очень хороши рисунки, принадлежащие перу директора Дераниигала. Так, около экспозиции, изображающей бой мангуста с коброй, дана серия картинок, живо рисующих стратегию и тактику мангуста (Herpestes lanka)7 этого знаменитого истребителя змей и охранителя индийских (и цейлонских) домов, знакомого нам по превосходному рассказу Киплинга из «Книги Джунглей» — «Рики тики тави». Зверек ловчится броситься на змею, которая поднялась и раздула свой воротник. Молниеносный прыжок — и мангуст вцепляется в нижнюю челюсть, в шею или загривок врага. Змея поднимает его, но маленький хищник начинает быстро вращаться вокруг змеи, крепко вцепившись в нее зубами, и таким образом ломает ей шею, потом съедает ее. К укусам змеи мангуст мало чувствителен.

Обычную пищу мангустов составляют птицы, мелкие грызуны и рептилии. Только один вид мангустов (серый мангуст) вступает со змеей в смертельную схватку, если судьба сводит их вместе. «Если бы все мангусты были истребителями змей, — говорит Дераниигала, — то не осталось бы кобр в Индии и Африке».

Трудно понять все экспозиции исторического музея, да не понять и современность Цейлона (как, впрочем, и любого другого края), если не представлять себе, хотя бы в общих чертах историю страны. А мы все были до крайности несведущи в этой истории.

Спасибо профессору Куларатнаму, который не уставал удовлетворять нашу ненасытную любознательность. Видя, что я проявляю особенно живой интерес к прошлому, он снабдил меня несколькими серьезными книгами по истории Цейлона. Ни одна из них не произвела на меня такого впечатления, как перевод старинной хроники Цейлона — Махавансы.

История Цейлона увлекательна и трагична. От его древнейшего населения — примитивных охотничьих племен, оттесненных пришельцами в труднопроходимые джунгли восточной части острова, уцелели лишь немногочисленные остатки — ведды, общее число которых в настоящее время не превышает 5–6 тысяч.

Письменные исторические предания Цейлона начинаются с VI–V веков до нашей эры, когда на север острова вторглись пришельцы с севера Индии, из долины Ганга, под водительством Виджайи, «разбойничьего отпрыска линии Льва» (Сипга), основателя «народа львов» — сингалов или сингалезов.

Древняя хроника Цейлона — Махаванса — рассказывает с колоритными деталями о колонизации острова Виджайей и его спутниками в V веке до нашей эры — в год кончины Будды. Историческое зерно этих легенд состоит в том, что народ, говорящий на североиндийском диалекте, поселился в северной и центральной частях Цейлона, создав цивилизацию и основав царства, которые, несмотря на бесчисленные превратности судьбы, сохранили независимое существование в течение более двух тысяч лет.

Сингалы принесли из Индии культуру риса, и главной задачей стало обеспечить в засушливых нагорьях Цейлона круглогодичное водоснабжение, независимое от превратностей муссонных дождей. Эта задача была великолепно разрешена созданием сложной системы гигантских водохранилищ и каналов, остатки которых сохранились до сих пор и вызывают удивление современных инженеров.

Древняя сингальская цивилизация достигла высшего расцвета с приходом буддизма (III век до нашей эры). Учение Будды принес на Цейлон Махинда, сын великого Ашоки Маурия, императора Индии.

Столицей Сингальского царства стал город Анурадхапура. С буддизмом были принесены на Цейлон письменность, развитие архитектуры, живопись. В стране возникли величественные храмы и многочисленные дагобы — гигантские куполы из кирпича и извести со шпилем, символизирующим духовное устремление народа, — столь характерные в ландшафте Цейлона.

С II–I веков до нашей эры усиливается влияние южной Индии, населенной тамилами, народностью, принадлежащей к дравидской группе. Под напором нашествий тамилов сингальские царства отступали все дальше на юг и юго-запад. В течение столетий шла борьба между сингальскими царствами и тамильскими завоевателями, временами захватывавшими государственную власть на Цейлоне.

Величие сингальского царства было на короткое время восстановлено при царе Паракраму Баху I (1153–1186 гг. нашей эры). Этот государь «восстановил разрушенные войнами города, создал много водохранилищ и каналов, покровительствовал поэзии и искусствам», «очистил буддистскую церковь и воздвигал храмы», «устранил голод и неурядицы среди людей. Таков был Паракрама Баху великий», — говорит сингальская летопись. После смерти его снова возникли внутренние смуты и распри, страна распалась на ряд царств.

На севере страны, на полуострове Джафна, и на востоке преобладает тамильское население, на юге и юго-западе — сингалы. В центральном нагорье Цейлона обособилось сингальское Кандийское царство со значительной примесью тамильского элемента. Тамилы принесли с собой индуизм с его более строгим разделением на касты. У буддистов сингалов кастовое деление всегда было более поверхностным и основывалось больше на роде занятий, ремесле: каста рыбаков, гончаров, каста плетельщиков корзин и т. п., не было столь выраженного деления на высшие и низшие касты, как у тамилов, последователей индуизма.

С начала XVI века большая часть Цейлона подпала под влияние европейских колонизаторов, что нанесло сильнейший удар по старинной сингальской культуре. Сперва Цейлон захватили португальцы. Их привлекала прежде всего корица, имевшая огромный спрос в тогдашней Европе. Коричное дерево произрастало в лесах Цейлона. Полтораста лет владычества португальцев оставили тяжелый след. Огнем и мечом утверждали они свою власть. Завоевателей сопровождала огромная армия католических монахов, насильно обращавших жителей в христианство. Монахи искореняли «язычество», разрушали буддистские и индуистские храмы, уничтожали предметы искусства, ломали привычный уклад жизни. Среди цейлонцев нередки фамилии де Сильва, Перейра, Фернандо и т. п. Это потомки насильно обращенных в католическую веру, которую исповедуют сейчас около 10 % населения.

К середине XVII века обескровленная вечными войнами Португалия уступила Нидерландам морское первенство.

Голландия захватила Цейлон, обезлюденный и опустошенный. Купцы Нидерландской Ост-Индской компании выкачивали из страны богатства — корицу, ценные самоцветы, слоновую кость. Побережье Цейлона покрылось сетью голландских фортов. Католическую церковь сменила протестантская. Только на центральном нагорье острова, окруженном труднопроходимыми лесами и ущельями, сохранялось независимое сингалезское царство Канди.

В конце XVIII века Цейлон захватили английские колонизаторы. Поддерживая внутренние распри между отдельными цейлонскими князьями, англичане в 1815 году оккупировали последний оплот независимого Цейлона — Канди. Утвердив свою власть и захватив громадные земельные площади, англичане широко развернули плантационное хозяйство: в прибрежной низменной полосе — кокосовые плантации, на склонах гор — чай, в предгорьях — каучуковое дерево гевею. Природные условия Цейлона оказались идеальными для культуры каучукового дерева и особенно чая. Цейлон стал одним из главных мировых производителей высокосортного чая.

Под выращивание этих экспортных культур занята большая часть пригодных земель, и плантации каучука и чая приносят их владельцам огромные доходы. Основной продукт питания местного населения — рис приходится ввозить из-за границы, так как посевных площадей под рис не хватает. В былые времена, до прихода колонизаторов, Цейлон полностью удовлетворял свои потребности в рисе. Рис сеяли и на низменности, и в центральной, возвышенной, засушливой зоне Цейлона. Сложная и совершенная система ирригации обеспечивала рисовые поля водой в засушливое время и защищала от гибельных наводнений в период муссонных дождей. Сейчас вся эта система в глубоком упадке.

Самым интересным из всего нашего пребывания на Цейлоне было, конечно, путешествие в глубь страны, в город Канди. Собралась большая группа желающих, целый автобус. С нами едет профессор Куларатнам — лучшего гида нельзя и желать. Снова мы дивились на ловкую, артистическую езду, на искусство, с которым вел громоздкую машину по горным дорогам молодой босоногий шофер сингал.

Хорошее асфальтовое шоссе идет сперва по плодородной низменности. Тут много рощ кокосовых пальм. Кокосовая пальма — жительница побережья. «Она хорошо растет там, где слышен шум моря», — говорит цейлонская поговорка. На низких местах — нежная зелень созревающих рисовых полей, на других участках крестьяне сингалы пашут на буйволах залитую водой вязкую почву, готовя ее под посадку риса.

На дороге большое движение — автомашины, арбы, запряженные горбатыми быками и коровами. Лошадей не видно: они плохо переносят жаркий, влажный климат Цейлона и с развитием вело- и автотранспорта практически исчезли. Проезжаем сингальские деревни. Глинобитные хижины под широкими свисающими кровлями из рисовой соломы или пальмовых листьев. Такие крыши дают хорошую тень. Деревни многолюдны. Стройные сингалки в белых саронгах, масса детишек, смуглых, с огромными черными глазами. Везде лавочки. В одних продают фрукты — кокосовые орехи, зрелые, покрытые волокнистой шкурой, и незрелые, с гладкой, ярко-желтой оболочкой, которые берут для питья. Есть специальный сорт кокоса, используемый только для питья. Крупные ананасы, громадные гроздья бананов; желтые плоды папайи, или дынного дерева; небольшие зеленые, вроде груши, плоды манго.

В других лавочках торгуют гончарными изделиями — горшками, крынками или плетеными изделиями — циновками, корзинами, которые плетут из стеблей ползучей пальмы ротанга. Каждая профессия принадлежит особой касте — каста гончаров, плетельщиков корзин, каста выращивающих ананасы.

Обращает на себя внимание обилие буддистских монахов. Бритоголовые, в ярко-желтых плащах, они встречаются везде — в городе, на дорогах, в деревнях. Многочисленная армия монахов не работает, живет подаяниями верующих. На Цейлоне они имеют большое влияние.

Один наш знакомый, цейлонец, рассказывал мне: «Для нашего буддизма характерен такой эпизод. Мой приятель, профессор буддийской философии, ехал из своего поместья в город. В деревне он зашел к лавочнику, спросил, нет ли битых яиц. Дело в том, что буддизм запрещает убивать животных, нельзя есть и яйца, так как в яйце живой зародыш. Смышленный лавочник идет в заднюю комнату, бьет два десятка яиц и отпускает профессору. Все довольны. Покупатель никого не убивал, купил неживые яйца, лавочник продал свой товар».

Профессор Куларатнам обращает наше внимание на разные деревья, в густой тени которых прячутся дома. Высокие раскидистые хлебные деревья. Их два вида. У одного широкие разрезные листья и плоды висят на ветвях. Это тихоокеанское хлебное дерево Artocarpus incisa. У другого, так называемого джекового дерева — jacx tree (Artocarpus integrifolia), мелкие листья и огромные, до 25 килограммов весом, плоды сидят прямо на стволе. Эти плоды — один из важнейших продуктов питания населения. Печеные плоды хлебного дерева — вкусная и питательная пища. Джековое дерево дает, кроме того, великолепную древесину, идущую на разные изделия.

Вот высокая, стройная арековая пальма (Areca catechu), на которой висят небольшие желтые орехи. Толченый орех вместе со щепоткой извести заворачивают в листья бетеля и все это жуют. Бетель, вьющееся растение Piper betle, как и арековый плод, содержит возбуждающие вещества. Сок бетеля кислый, поэтому его и смешивают с известью. Красным соком бетеля окрашены губы почти всех сингалов, которых мы встречаем. И нас профессор Куларатнам угощает бетелевым «пирожком». Он считает, что это дезинфицирует рот, однако при злоупотреблении может вызывать канцерогенный эффект.[26] И бетель, и арековые орехи экспортируют в Индию.

В деревнях около буддистских храмов обычно высится священное дерево бо, вид фикуса (Ficus religiosa), под сенью которого на Будду нашло вдохновение, и другое, похожее на тополь, тоже священное дерево — сал (Shorea rоbusta), с темными кожистыми листьями и белыми или бледно-желтыми бархатистыми цветами.

Проезжаем имение и богатую кокосовую плантацию, принадлежавшие премьер-министру Бандаранаике. Здесь его дом и здесь на его могиле строится пышный мавзолей. Наш спутник сетует, имея в виду реакционные цейлонские круги: «Ему воздают великие почести, а дело его хотят похоронить…»

Едем дальше, и вдруг по дороге навстречу нам важно шествует слон. Рядом идет его погонщик, молодой сингал в одной набедренной повязке, худой и черный. Никто не обращает внимание на слона, и он равнодушен к проезжающим машинам. А немного далее, в двадцати шагах от дороги, работают два слона, подтаскивают и складывают бревна. Мы просим остановить машину, подходим. Слоны прекращают работу и тоже подходят. Погонщики сингалы, желая заработать рупию, сразу начинают показывать дрессировку. Слоны садились, ложились, делали все, что им велели. Потом им это, видимо, надоело, они зашли в речку и стали энергично обливать себя и друг друга водой из хобота. Слоны очень любят воду. Один слон повалился прямо в воду, лег на бок и с явным наслаждением давал речке обтекать себя. С неменьшим удовольствием любовались мы слонами, пока доктор Куларатнам не напомнил, что впереди еще длинный путь, который надо сделать засветло.

Цейлонский слон ростом меньше индийского, но считается наиболее удобным для работы, так как он очень сообразительный и обладает покладистым характером. На Цейлоне, как и в Индии, слоны выполняют работу тракторов: корчуют пни, перетаскивают тяжелые грузы и т. д. работает слон лишь в утренние часы. После полудня работать его не заставишь. Он должен отдыхать и кормиться. Узнаем, что рабочий слон стоит на Цейлоне 15–25 тысяч рупий (рупия около рубля), что в день слон вырабатывает на 30 рупий. Принадлежат слоны обычно помещикам или группе крестьян.

Когда мы ехали обратно, уже в сумерки, наши слоны стояли над кучей веток, неторопливо брали их хоботом и запихивали в рот. Уши и коротенький хвостик все время работали, отгоняя насекомых. Пока мы ходили к слонам по мокрому лугу, на нас насели бесчисленные наземные пиявки (Haemadisipa ceylonica), и почти каждый снимал с ног, со щиколоток, по две-три успевших присосаться пиявки.

Пошли первые холмы, и тут мы увидели большие плантации гевеи, каучукового дерева, знакомого нам уже по Яве. На стволе под углом сняты лоскуты коры, и в вершину угла вбита железная пластинка, с которой стекает в чашечку белый тягучий сок — латекс. Рабочий-сингал, очень худой и черный от солнца, собирал в сосуд натекший за сутки млечный сок.

Солнце уже высоко. Жарко. Все хотят пить. Профессор Куларатнам останавливает машину около ларька, и мы покупаем по большому желтому кокосовому ореху. Мальчик-продавец ловко проделывает ножом квадратную дырку, и мы с наслаждением пьем свежую, прохладную, сладковатую кокосовую воду. Мне нравится кокосовая вода. Я согласен со славным русским мореплавателем Ф. Ф. Беллинсгаузеном,[27] который пишет: «…освежались кокосовой водою. Вода сия, когда свежа, при усталости в знойный день кажется лучше гсех существующих известных напитков». Каждый орех дает около двух стаканов кокосовой воды. Потом ножом соскабливаем с внутренних стенок ореха нежный слой мякоти и съедаем. В зрелом орехе кокосовая вода превращается в густоватое кокосовое молоко. Высыхая, мякоть кокосового ореха дает очень богатый жиром продукт — копру.

Проезжаем городок Варакапала. Холмы становятся выше, круче. Плантации гевеи на склонах холмов сменяются плантациями чая, гордостью Цейлона. Каучук и чай — основные статьи экспорта Цейлона. Еще попадаются рисовые поля, но они тут возделываются на террасах по склонам холмов. По ним пробегает вода, проведенная с гор. Тут сеется уже другой сорт риса, не тот, что на влажной прибрежной низменности. По деревьям вьется перец (Piper niger), тот, что дает зерна черного перца.

Дорога поднимается в горы, вьется по склонам. Заросшие когда-то роскошным лесом влажных тропиков, склоны гор теперь в значительной части покрыты чайными плантациями. Лес отступил. Открылись широкие виды на далекие долины, обрывистые ущелья, крутые скалы. Вдали показалась знаменитая Скала Библии (Bible rock), плоская, как стол, скала «на которую можно положить Библию и читать».

Дорога проходит через узкое ущелье. На обрыве скал хорошо видны обнаженные горные породы — выходы магнетитов и гнейсов. Профессор Куларатнам, геолог, рассказывает нам о геологическом строении острова, объясняет детали нашим геологам.

Этот горный кряж, заросший густым лесом, с глубокими пропастями и ущельями, в течение веков защищал сингальское царство Канди от вторжений иноземных захватчиков.

В лесах Цейлона много ценных пород деревьев. Тяжелое черное, или эбеновое, дерево (Diospyros ebenum), из которого кустари вырезают бесчисленных слонов — эмблему Цейлона, главный предмет торговли в лавочках Коломбо. Затем цейлонское железное дерево (Меsuа ferrea), бархатное дерево и др. В лесах острова еще водятся дикие слоны (число их сильно уменьшилось, и они теперь находятся под строгой охраной), дикие буйволы, ближайшие родственники домашних, кабаны, разные олени, леопарды. В глухих реках держатся крокодилы. Много ядовитых змей — кобры и особенно страшная, крупная, с широкой головой тик-полонга, очень раздражительная, агрессивная и быстрая. Укус ее действует очень быстро и обычно смертелен.

В лесах огромное количество насекомых — муравьев, жуков, бабочек. Крупные белые муравьи, разрушающие дерево, являются одной из причин, почему на Цейлоне не сохранились старинные постройки и другие изделия из дерева. Но особенно многочисленны разные пиявки.

Дорога вьется серпантином, поднимается на плоскогорье, и перед нами снова ровная местность — центральное нагорье Цейлона. Переезжаем через реку Махавели-Ганга (Река Большого Песка), самую длинную реку острова, впадающую в море далеко на северо-востоке, около Тринкомали, великолепной естественной гавани, и вот уже Канди. Канди — маленький живописный оживленный городок, когда-то столица последнего сингальского царства. Сейчас в нем 57 тысяч жителей, сингалов и тамилов. Канди — центр чайной промышленности.

Среди многих дворцов и храмов города особой славой пользуется восьмиугольный храм Далада Малигава, храм Зуба, в котором в золотом ларце хранится величайшая реликвия буддистов — зуб Будды. Тысячи паломников стекаются в августе к его стенам. В центре города красивое искусственное озеро, устроенное еще во времена Кэндийского царства, изобилующее рыбой и черепахами.

Расположенная близ города Канди Перадения становится главным культурным центром Цейлона. Сюда переезжает Университет Цейлона из шумного Коломбо.

Здесь университет получил площадь в 2500 акров (около 1000 га). Ведутся большие работы, срываются холмы, засыпаются овраги. Университет задуман как обширный комплекс зданий, раскинутых на большой площади, с садами и парками. Многие здания уже построены — административный корпус (сенат университета), здания многих факультетов, отдельные институты. Университет Цейлона объединяет и теоретические науки, и медицину, и инженерные специальности, и сельское хозяйство, искусство и т. п. Строят широко, с явными архитектурными излишествами. Построены общежития для студентов — мужские и, за оградой, женские. Отдельная резиденция для студентов — буддистских монахов. Коттеджи для профессоров. Отдельно стоят коттеджи для американских профессоров, которые приезжают сюда на несколько месяцев читать лекции. Университет в Перадении рассчитан на 2400 студентов.

Мы посетили кафедру географии и кафедру геологии, возглавляемые профессором Куларатнамом, которые временно помещаются в административном здании, так как здание геолого-географического факультета еще строится.

Профессор Куларатнам рассказывает нам об университете, о народном образовании Цейлона. На Цейлоне до 40 % населения еще неграмотно. При правительстве Бандаранаике началось строительство школ, борьба с неграмотностью. Тяга к просвещению в народе очень большая. В школах обучение бесплатное и дети получают бесплатное питание. Сейчас, рассказывает профессор, американцы стремятся проникнуть во все стороны жизни Цейлона. Они снабжают школы продуктами питания и учебниками, но многие учебники печатают в американском духе, чтобы дети приучались к мысли, что все зависит от Америки, что Америка благодетель, без которого нельзя существовать.

В университете тоже есть американские профессора. Некоторые факультеты — экономические, инженерный — сильно американизированы, построены на американские деньги. Агрономический факультет строится Техасским университетом.

В Перадении находится знаменитый Цейлонский ботанический сад тропической флоры. Территория сада имеет подковообразную форму, с трех сторон обтекаемую рекой Махавели-Ганга. Площадь сада в Перадении несколько меньше, чем площадь ботанического сада в Богоре на Яве. В саду собраны буквально все виды тропических деревьев из всех стран. Сад возник задолго до прихода на Цейлон европейцев, во времена царя Викрама Баху III, занявшего престол в 1371 году. Европейское управление садом и придание ему научного характера начинается с 1821 года.

Здесь мы впервые увидели воспетый Пушкиным анчар (Antiaris toxicaria) — крупное дерево, кора которого содержит очень ядовитый сок, применявшийся для отравления стрел. Прежде считалось, что ядовитые испарения анчара могут отравлять находящихся поблизости зверей. Цейлонский вид анчара (Antiaris гппохга) неядовит. У реки мы увидели целую рощу южноамериканских бальзовых деревьев (Ochroma lagopus), обладающих самой легкой древесиной. Из стволов бальза был построен знаменитый плот героев «Кон-Тики».

Рядом забавное «колбасное дерево» (Kigelia pinnata) с длинными толстыми плодами, похожими на колбасы. Шоколадное, или какаовое, дерево, в удлиненных плодах которого заключены бобы какао. Плантации какаового дерева мы видели в долинах вокруг Канди. Здесь же растет дерево мускатного ореха (Myristica fragrans) с Молуккских островов, ему уже 125 лет, и оно все еще обильно плодоносит. Коричное дерево (Сгппатотит zeylanicum), толченая кора которого и есть корица. Когда-то корица была главным продуктом экспорта с Цейлона. Гвоздичное дерево (Eugenia aromatica)[28], достигающее 10 метров высоты, тоже привезенное с Молуккских островов и хорошо акклиматизированное на Цейлоне, и др.

В саду особенно много пальм. Пальма пальмира, соперничающая с кокосовой пальмой в северной засушливой зоне Цейлона. Величественная, с 5-метрэвыми веерообразными листьями пальма талипот (Corypha umbraculifera) — вероятно, самая крупная из пальм. В возрасте 30–40 лет она образует на вершине ствола огромное пирамидальное белое соцветие в несколько метров высотой, и, когда плод созревает, пальма отмирает. Саговая пальма (Metroxylon sagu), сердцевина ствола которой — основная пища племен Новой Гвинеи, и множество других пальм. Тут мы впервые увидели знаменитую сейшельскую кокосовую пальму Coco de тег, но разговор о ней у нас будет дальше, на Сейшелах.

Если сравнить ботанический сад в Перадении с ботаническим садом в Богоре, то надо сказать, что оба они исключительно богаты, но у них разная планировка. В Богорском ботаническом саду более выдержан строгий систематический принцип, объединение в одном месте растений родственных видов. Тут, в Перадении, хотя тоже есть определенная система, но больше внимания уделяется живописной декоративности сада. Здешний сад живописнее, чем Богорский, хотя и здесь есть собранные воедино богатые коллекции пальм, бамбуков, кактусов и др. Зона кактусов сразу возродила в памяти сухие предгорья Анд в Аргентине.

Вернулись в Коломбо поздно вечером, отдохнули и стали готовиться к встрече Нового, 1960 года.

На судне был организован концерт самодеятельности с веселыми остроумными выступлениями. Точно в 24 часа по местному времени все корабли, стоящие в гавани, загудели. Судов много, и мощный гул стоял над широкой гаванью. Недалеко от «Витязя» стоит на бочке пришедший вчера советский теплоход «Николай Бурденко», который будет грузить экспонаты недавно закончившейся советской выставки. Корабли гудели долго, пускали новогодние ракеты в черное, усеянное крупными звездами, тропическое небо.

Было тепло, тихо. Я лег на верхнем мостике и уснул, утомленный длинным днем, полным впечатлений…

Объявлены дни свободного посещения «Витязя». В эти дни наш корабль, стоящий на рейде, был с утра до вечера окружен шлюпками и катерами, полными людьми, желающими посмотреть советское исследовательское судно и всякие морские «диковинки». Люди приезжали целыми семьями, с женами, детьми.

Один день был отведен специально для визитов ученых Коломбо. Приехали профессора и научные работники университета, сотрудники Научной морской рыбохозяиственнои станции, метеорологической обсерватории и др. Начальник экспедиции сделал, как полагается, доклад о задачах и работах экспедиции, а затем гости осмотрели лаборатории, оснащение корабля и собранные коллекции. Посетил нас и посол Франции, сам в прошлом моряк и путешественник-географ. Узнав, что мы собираемся заходить на Мадагаскар, посоветовал обязательно зайти на остров Носибе, рядом с Мадагаскаром, где находится французская морская исследовательская станция. «Чудное место, великолепный островок, — говорит посол. — Носибе — это моя молодость, мое первое плавание. Первое место, куда я заходил, будучи еще матросом».

На следующий день, воспользовавшись приглашением директора, мы (Богоров, Расе и я) посетили цейлонскую рыбохозяйственную станцию. Станция изучает рыбные богатства в водах Цейлона, биологию промысловых рыб и содействует развитию морского (и пресноводного) рыбного промысла, развитию современных методов лова. Мы узнали много интересного от научных работников станции, ознакомились и с орудиями лова, и с типами промысловых судов.

В настоящее время рыбная промышленность Цейлона удовлетворяет только половину потребности населения в рыбе. Остальное приходится ввозить из соседних стран, в частности с Мальдивских островов. Моря Цейлона изобилуют рыбой, но недостаточное знание рыбных ресурсов, примитивность орудий лова и плавучих средств, кустарность промысла — все это ограничивает развитие рыбного хозяйства. Кроме того, профессия рыбака не привлекает людей, так как она не доходна, опасна, тяжела. Молодые рыбаки уходят в другие профессии.

Как вообще в тропиках, морская ихтиофауна Цейлона очень богата вицами, насчитывается более 500 видов съедобных рыб, в том числе такие гиганты, как марлин, меч-рыба, парусник, различные тунцы, затем макрели, барракуда, разные акулы и т. п. Рыбу ловят в лагунах, эстуариях, в прибрежных водах и в открытом море.

Основная промысловая «посуда» рыбаков — ору, каноэ с противовесом (outrigger canoe), быстроходная, остойчивая лодка, 5–8 метров в длину. Устроена она очень примитивно. Это выдолбленный ствол дерева, по краям которого нашиты доски. На двух жердях, перпендикулярных борту, укреплено короткое бревно, служащее противовесом, придающее лодке остойчивость. Между противовесом и лодкой — помост из жердей, на который кладут сети. К этому помосту крепится и легкая бамбуковая мачта, на которой поднимается треугольный парус. Ходкость ору достигает 8—10 узлов при умеренном ветре. Такая лодка хорошо проходит через полосу прибоя на рифе и позволяет удаляться в открытое море. Но емкость ору очень мала. Рыбак должен «вклиниваться» в полусидячем положении в щель между бортовыми досками.

Для лова в береговых водах (до 3–4 миль от берега) широко применяются плоты из обтесанных бревен, скрепленных веревками и деревянными нагелями. Большие рыболовецкие плоты на Цейлоне называются каттамаран. Столкнув плот с берега, сперва гребут на нем, потом ставят парус.

Крупную рыбу местные рыбаки добывают в открытом море, у края шельфа, применяя трэллинг, дорожку, на ходу быстро идущего ору. Лески с наживленными крючками привязывают к жердям, выставленным за борт. Ловят и на донный ярус, и на уду, и жаберными сетями, которые ставят поперек движения рыбы.

В последние годы появились моторизованные суда. Объединенная японо-цейлонская компания ловит тунца в океане, применяя тунцовый ярус. В 1957 году одно такое судно выловило более 112 тысяч фунтов рыбы. За последнее десятилетие цейлонское правительство приобрело несколько траулеров, которые дают уже около 5 % национального улова.

Цейлон издревле славится своим жемчугом. Знаменитый жемчужный промысел Цейлона основан на одном виде жемчужницы — моллюске Pinctada (или Pteria) vulgaris. Промысел ведется в заливе Манар, на севере острова. Традиционный метод дрбычи жемчужницы — ныряние с лодок, стоящих на якоре. Большинство ныряльщиков за жемчугом прибывают на период промысла из Индии и других стран Аравийского моря.

С 1958 года начали производить опыты по сбору жемчужниц драгированием. Этот метод оказался успешнее и дешевле, и, как думают работники рыбохозяйственной станции, ныряние, применявшееся тысячелетиями, вряд ли сохранится в будущем. Высказывались опасения, что драгирование нарушит нормальные условия в грунте промысловых банок, необходимые для развития жемчужниц, ио при правильной организации дела эти опасения, по-видимому, неосновательны.

Добыча жемчуга в последние десятилетия падает. Причины этому разные; играют, вероятно, роль и занос банок песком, и хищные рыбы, и разные вредители, и болезни моллюсков. Цены на природный жемчуг снижаются. Тут имеет значение и конкуренция с искусственным жемчугом, для изготовления которого применяется так называемая жемчужная эссенция, приготовляемая из чешуи мелких рыб — уклейки, сельди, сардины. В последние годы на рынок поступает большое количество жемчуга, получаемого в специальных жемчужных хозяйствах Японии по методу японского зоолога Митсукури: шарики из перламутра зашиваются в мантию молодых жемчужниц Pteria, которых содержат в садках, в море. Через 7 лет получают выросшие жемчужины.

Я, конечно, не мог удержаться от соблазна посетить зоопарк. Звери, зоопарки — это моя слабость. Если не приходится видеть зверей в природе, то хоть посмотреть их в зоологическом саду. Зоопарк в Коломбо большой, хороший. Особенное впечатление произвел на меня молодой шестимесячный горилленок, крепыш, с мордочкой очень человеческой, с толстыми выпяченными губами. Он выкидывал всякие акробатические фокусы, висел на одной руке, одной ноге, прыгал, садился — словом не знал, что придумать, видя, чтонанего смотрят.

Два орангутанга, самец и самка, медлительные, спокойные, «почти люди», протягивали длинные руки, прося подачку. И стремительные, молниеносные в своих прыжках и полетах гиббоны. Очень хороши тапиры, гладкие, сытые. Я любовался на всяких цейлонских и индийских оленей. Большой, массивный самбур (Ruse unicolor); низенький, длинный «лающий олень» (Muntiacus muntjac), знаменитый по охотничьим индийским рассказам, который своим «лаем» предупреждает население джунглей о приближении тигра; и совсем миниатюрный, крохотный «мышиный» оленек (Moshiola татгпа), безрогий, веселый, подвижной забияка, и с ним детеныш. Представьте себе оленя, которого можно поставить на ладонь!

Множество змей в естественной обстановке, среди богатой растительности. Огромные, почти 5-метровые королевские кобры, питающиеся змеями, питонами и кобрами; огромные сетчатые питоны, толщиной не менее 20 сантиметров. Узкие, длинные ядовитые древесные зеленые змеи, почти неразличимые среди листвы.

В саду много разных слонов — лопоухие огромные африканские, индийские, небольшие цейлонские слоны.

В пять часов вечера, перед закрытием сада, слоны дали представление. Это было обычное цирковое зрелище. Но я испытывал истинное удовольствие, когда на открытой лужайке, окруженной амфитеатром простых деревянных скамеек, заполненных сияющими, черноглазыми, смуглыми ребятишками, группа из семи слонов, больших и малых, показывала свою программу. Люди не вмешивались в исполнение. Всем командовал большой, старший слон, играя на дудке. Слоны выкидывали всякие штуки, становились на табуретки на две ноги, танцевали, качались, маршировали, все по команде старшего слона и под неудержимый хохот и визг и искрящуюся радость маленьких темнокожих зрителей.

Дни пашей стоянки в Коломбо подходят к концу. Корабельные цистерны уже залиты пресной водой. Шаланды все время подвозят ящики со свежими овощами, тропическими фруктами и прочей провизией. Нашим снабжением занимается морской агент, товарищ Перкович, представитель польской морской компании.

За зто время мы уже осмотрели все интересное в Коломбо и его окрестностях. На завтра назначен отход. А сегодня вечером наш посол устраивает официальный прием.

В резиденции посла собираются гости с «Витязя» и ученые Цейлона — наш друг профессор Куларатнам, декан университета профессор де Сильва, декан медицинского факультета и другие профессора. Гости приехали с женами.

Сингальские и тамильские дамы одеты в красивые сари из дорогих тканей.

Меня разыскал и приветствовал профессор фармакологии медицинского факультета Бибили. Он недавно вернулся из СССР, жил в Москве, Ленинграде, Ташкенте. Передает привет от ленинградского фармаколога, профессора С. В. Аничкова, моего близкого друга. Показывает фотографию, где они вместе с Сергеем Викторовичем сидят в его кабинете. Профессору Бибили очень понравились Ленинград и Ташкент, только было холодно в Ленинграде. Приятно тут, на Цейлоне, получить свежий привет из Ленинграда.

Вечер прошел в теплой, дружеской атмосфере. Передовые цейлонские ученые знают, что гости из Советского Союза — их друзья, которые сочувствуют их борьбе за свободу и национальную культурную и экономическую независимость. Было много интересных бесед.

Профессор Бибили пригласил прокатиться в его машине по вечернему Коломбо. Небольшой компанией мы поехали в «Моунт Лавиния» — отель на берегу океана, километрах в 12 от города. Дорога идет сперва по длинной главной улице Коломбо, потом по пригородам и садам. «Моунт Лавиния» очень дорогой отель, комната стоит 30–50 pynnii в день.

Рядом с отелем песчаный пляж, около которого ютится бедная рыбацкая деревушка. На пляж вытащены рыбачьи лодки — узкие парусные ору. Лежат и беспарусные, весельные лодки. Поздно вечером простились на пристани для катеров и шлюпок, где нас ждала наша милая широкобортная, пузатая дорка с «Витязя».

5 января. Сегодня уходим. В 10 часов утра прибыл лоцман. Лоцманский катер отдает швартов с бочек, и мы начинаем медленно двигаться к воротам порта. Набирая ход, «Витязь» прошел мимо лоцманской вышки на островке, через ворота с двумя башенками-маяками и вышел в открытое море. Идем, огибая остров, к юго-востоку, чтобы выйти на начало нашего разреза.

Прощай, Цейлон, «жемчужина Индийского океана»!

ОТ КОЛОМБО ДО КОЧИНА

Снова в море. Обогнули с юга остров Цейлон и, двигаясь на восток, дошли до 87-го меридиана, т. е. до той долготы, по которой мы плыли на север, пока не ухудшилось здоровье нашего первого помощника и не заставило экспедицию приостановить работы и полным ходом идти в Коломбо. Теперь, восполняя пробел, мы пойдем на юг с работами, дойдем до последней станции и «свяжем» северную и южную половины разреза. А затем по параллели 16° южной широты, по которой мы всегда перемещаемся, пройдем на запад до меридиана 76° восточной долготы и по этому меридиану будем двигаться обратно на север до берегов южной Индии, до Кочина. Зти два параллельных меридиональных разреза — по 87° и 76° восточной долготы помогут дать обстоятельную комплексную океанологическую характеристику центральной части Индийского океана в зимний сезон северного полушария.

На этих разрезах намечено провести целую серию суточных буйковых якорных станций для изучения глубинных течений. Общая картина течений станет ясной лишь после проведения всех запланированных разрезов через Индийский океан, так что к итогам работ на этом разрезе я вернусь несколько позднее.

Для выявления строения дна геологи будут брать пробы донных отложений длинными 30-метровыми грунтовыми трубками. В ряде узловых пунктов мы возьмем серии проб еоды большим 200-литровым батометром с разных глубин для исследования воды на стронций. Из больших объемов воды соли стронция (и кальция) будут осаждаться. Эти осадки подвергнутся изучению уже по возвращении, в лаборатории в Москве.

При помощи автономного гамма-радиометра Котлярова и Хитрова, о котором говорилось в начале книги, будут проведены измерения гамма-радиации в морской воде, прямо на месте, вплоть до глубин в несколько тысяч метров. Такие глубоководные измерения радиоактивности прямо в море еще не делались в прежних экспедициях.

Применявшиеся в наших и в зарубежных морских исследованиях погружные радиометры состояли из датчика той или иной конструкции, а измерительная и регистрирующая аппаратура (позволявшая иногда производить дискриминацию импульсов по энергиям) находилась на борту судна и соединялась с самим радиометром при помощи кабеля. Работа с очень длинным, в несколько километров электрическим кабелем сопряжена с большими трудностями. Поэтому все такие радиометры опускались на глубины обычно не более 200 метров, редко до 1000 метров.

Глубоководный гамма-радиометр Котлярова и Хитрова опускается на тросе без всякого кабеля. В этом его особенность и его новизна. В водонепроницаемой оболочке прибора заключены все его узлы. Он может производить измерения радиоактивности последовательно на многих горизонтах.

Прибор может регистрировать как естественную гамма-радиоактивность морской воды, которая зависит прежде всего от находящегося в воде природного радиоактивного изотопа калия К-40, так и гамма-излучение от осколочных элементов, которые могли находиться в море в результате ядерных взрывов, например излучение от относительно долгоживущего радиоактивного цезия-137. Котляров и Хитров провели немало измерений гамма-фона глубин центральной и северной частей Индийского океана.

На одной из станций по 87° восточной долготы эхолот геологов стал писать так называемое «ложное дно», на глубине около 300 метров. Отряд планктона, специально изучающий влияние зоопланктона и рыб на рассеяние звука в морской воде, получил «добро» на проведение обловов разноглубинным тралом в районе «ложного дна» Так как работы по распределению планктона и рыб отряд проводил систематически и получил интересный материал, то стоит рассказать об этом несколько подробнее.

Локальные скопления рыб и планктонных организмов могут оказывать влияние на распространение звука (и ультразвука) в морской воде, что дает возможность наблюдать на ленте эхолота распределение и перемещение скоплений рыб и планктона. Это явление имеет и теоретический, и практический интерес. Теоретический — потому что эти исследования помогают понять образ жизни, экологию, морских организмов. Практический — так как гидроакустический метод находит широкое применение при промысловой разведке рыб.

Глубинные скопления организмов в море на горизонтах 200–600 метров были впервые обнаружены во время второй мировой войны. Американцы назвали их «призрачным» или «ложным дном». Обычно эти скопления днем опускаются, а ночью поднимаются к поверхности. Как показали одновременные записи на эхолоте и обловы этих слоев, такие скопления вызываются разными животными — рыбами, их личинками, планктонными рачками, медузами и т. п.

Рассеяние звука организмами зависит от ряда условий — от размеров животных, от частоты звука. Газовые включения в теле, например плавательный пузырь у рыб, благоприятствуют звукорассеянию.

В нашем плавании изучением распределения планктонных организмов при помощи эхолота занималась Н. М. Воронина. Запись на эхолоте производилась геологическим отрядом, который нес бессменную «эхолотную» вахту, изучая рельеф дна океана по пути следования судна. Скопления облавливались разноглубинным тралом Исаакс-Кидда, снабженным для точного учета глубины погружения трала самописцем глубины и акустическим индикатором. На основе расстояния, пройденного судном во время траления, определялся объем профильтрованной воды и рассчитывалась концентрация животных в единице объема воды. Конечно, полученные данные очень приближенны. Уловистость трала для различных организмов неодинакова. Крупные рыбы и животные могут избегать трала. Поэтому добытые факты служат лишь для сравнительной оценки как показатели изменения численности определенных видов на разных горизонтах в разных районах.

На всей акватории Индийского океана удавалось наблюдать скопления животных, которые мигрировали в течение суток. Н. М. Воронина называет их среднеглубинным слоем. Глубина его почти не изменялась по всему океану. Слой то писался, то не писался, в зависимости от количества организмов в нем. В одних районах океана слой писался чаще, в других реже. На разрезе через Аравийское море слой писался непрерывно.

Сопоставляя неодинаковую встречаемость среднеглубинного слоя с различным происхождением воды в океане, Воронина пришла к выводу, что более редкая встречаемость этого слоя хорошо совпадает с южным экваториальным (южным пассатным) течением. Район хорошо выраженного слоя соответствует водам экваториального противотечения и северного экваториального течения.

Какие организмы обусловливают появление этих скоплений в Индийском океане? В районе с хорошо выраженным среднеглубинным слоем эти скопления состоят в основном из рыб, больше всего Kneigueria lucetia и других мелких рыбок. Суммарная концентрация их равнялась в среднем 0,01 экземпляра на кубический метр, вместе с личинками рыб достигала 0,015 экз/м3. Средний размер рыб — 1–2 сантиметра. Наряду с ними ловились аппендикулярии (планктонные оболочники), единичные спфонофоры, медузы, кальмары.

В более высоких горизонтах довольно многочисленны были личинки рыб и другие планктонные организмы, как мелкие рачки, пирозомы, медузы. Под слоем основную массу нередко составляли рыбки Cyclothone, плотность которых и днем и ночью достигала 0,01 экз/м3.

Яванский район отличается от остальной акватории океана частым нахождением слоя, а также составом его. В районах с редкой встречаемостью слоя днем его почти не удавалось обнаружить. В темное время слой обнаруживался почти у поверхности воды.

Если траление производить на обычном горизонте среднеглубинного слоя, когда он не улавливается эхолотом, концентрация рыб и беспозвоночных бывает очень низка, раз в пять меньше, чем плотность их в слое, который улавливается.

Подошли к экватору. Стоит теплая, тихая погода, экваториальный штиль. Температура около 30° в тени. Повторные прохождения экватора остаются неотмеченными и незамеченными, как любая другая параллель. Стоишь иногда, смотришь на «экваториальный» океан и думаешь, как, бывало, плавая в северных водах, мечтал когда-нибудь добраться до этого заветного рубежа. А теперь и не глядишь на эту «линию воображаемую, экватором именуемую», как сказано в шуточных дипломах, выданных по случаю первого прохождения экватора.

Спустились на несколько градусов к югу. Влажно, тепло. Небо затянуто серыми тучами, выпадают дожди. Уже два-три дня не видим солнца. Мы проходим как раз зону низкого атмосферного давления, фронт схождения двух воздушных масс, наступающих с севера и с юга. Так объясняет по крайней мере наш синоптик Юра Завернин. Ему всегда все ясно, что делается с погодой и почему она именно такая; и если идут дожди, то это значит, что мы проходим какой-нибудь фронт. Но я не хочу сказать о нем дурного слова. Он хороший парень и отличный синоптик, обычно его прогнозы погоды сбываются правильно, а на Мадагаскаре он заслужил настоящий триумф, когда его предсказания о пути движения циклона, гнавшегося за нами, точно оправдались, а ошиблась вся французская метеорологическая служба Мадагаскара. Но об этом рассказ будет впереди.

Я спросил как-то Юру, бывают ли дожди просто, не фронты? Вот, например, у нас дома, в Москве, в Ленинграде, иногда стоит хорошая погода, иногда идет дождь. Юра терпеливо объяснил, что и дома дожди чаще всего связаны с фронтами, хотя бывают иногда и локальные дожди, так сказать дожди местного значения.

12 января. Вчера московское радио сообщило, что будет запущена мощная баллистическая ракета. Ракета должна упасть в Тихом океане. Даются координаты района. Смотрим на карте, где этот район. Он лежит недалеко от островов Полинезийские Спорады. Но от нас это очень далеко, и нам не придется глядеть на небо и на море, рассчитывая увидеть падение ракеты.

14 января. 10° южной широты. Погода резко переменилась. Подул ветер с юго-востока, тучи развеяло, засверкало солнце. Мы вошли в зону южного пассата. Около пяти часов вечера, во время работ на станции, прибегает ко мне Т. С. Расе и говорит, что у коюмы ходит огромный скат, манта. Бежим на корму. Действительно, громадный скат, темный, почти черный сверху и белый снизу, с двумя большими смотрящими вперед рогами на голове, ходит близко к поверхности, поднимая то один, то другой боковой плавник и почти переворачиваясь. Поэтому все время меняется его цвет, то светлый, то темный. Огромный редкий скат, не менее 2,5–3 метров в диаметре, держался так близко от борта, что я не выдержал и побежал в ихтиологическую лабораторию за гарпунным ружьем. Но пока я бегал, скат ушел, ушли и зрители.

Тот не охотник, у кого нет терпения. Я остаюсь караулить на корме. И терпение мое вознаграждается. Через некоторое время, может быть через 15 минут, а может быть и через полчаса, скат вернулся, но он ходил теперь не так близко к поверхности, как раньше. Я стрелял в него два раза. Первый раз был недолет, я не учел, что тросик оттягивает гарпун. Второй раз прицел был взят правильно, но скат был слишком глубоко, гарпун его не взял. Но я успел налюбоваться спокойным, величавым морским чудовищем.

Взял книгу у Расса и прочел, что такая своеобразная форма головы создается у манты двурылой (Manta birostris) двумя торчащими вперед головными плавниками. Рот помещается поперек передней части головы, а не по нижней поверхности, как у других скатов, и рот этот очень широкий. На нижней челюсти великое множество мелких зубов, расположенных во много рядов, на верхней челюсти зубов нет. Размеры этих скатов достигают б—7 метров в диаметре и вес 1,5–2 тонн. Они живородящи, приносят одного детеныша.

Обычно манту видят спокойно плывущей или неподвижно лежащей на поверхности моря. В таком виде ее нетрудно принять за островок. Думают, что большую часть времени эти скаты проводят, лежа на дне. Высовывание из воды то одного, то другого плавника, кувырканье — обычное поведение манты. Иногда они полностью выскакивают из моря и с громом падают обратно на поверхность воды, так что оглушительный всплеск слышен на далекое расстояние. Есть мнение, что они таким путем глушат мелкую рыбу. Могут упасть и на лодку и опрокинуть ее. Плавают обычно медленно, иногда парами, но загарпуненные, плывут очень быстро и неутомимо. Могут много миль тянуть шлюпку на буксире с гарпунами и пулями в теле.

Обычная пища манты — мелкая рыба, рачки, креветки. Головные плавники вращательными движениями загоняют пищу в рот.

Манта — тропическая рыба, ее встречают в тропических водах Атлантического, Тихого и Индийского океанов.

Плывем на юг с юго-восточным пассатом. Ветер иногда доходит до 5 баллов, иногда спадает до 2–3 баллов. Жизнь на корабле идет своим, хотя и напряженным и полным трупов, но правильным, размеренным чередом.

Останавливаемся на станции, отряды ведут свою работу. По намеченному плану проводятся длительные буйковые станции.

Читая описание работ экспедиции, неискушенный читатель, быть может, создаст себе представление, что плавание на «Витязе», да и на любом другом экспедиционном судне — это нечто вроде туристского похода на теплоходе вокруг Европы. Он очень ошибется в этом случае, дорогой читатель.

Плавание на экспедиционном судне — это прежде всего непрерывная, без конца и края, без отдыха и передышки, работа. Как часто бывало, что геологи и биологи, гидрохимики и гидрологи, радиохимики или работники других отрядов не успевали еще закончить обработку материала, полученного на последней станции, как уже раздается звонок в машину, корабль стопорит ход и разворачивается бортом на ветер, а дежурный бежит вызывать на палубу те отряды, которые первыми работают на этой станции. Как часто к утреннему завтраку мои соседи по кают-компании — Расе, и Иванов, и Беляев, и Виноградовы, и другие — приходили с воспаленными красными глазами после целой ночи напряженной работы в лаборатории в перерыве между двумя станциями.

А станции идут своим чередом, днем и ночью, по намеченному плану, и люди, не отходя, стоят у лебедок и приборов, и когда экваториальное солнце заливает своими горячими лучами, и когда тропический ливень сечет по палубе, и когда ворвавшийся из темноты ночного моря ветер безжалостно треплет планктонные сетки и, срывая гребни волн, обдает всех солеными брызгами. А в каютах жара и почти 100 % влажность тропиков так мешают сну.

Но все это будни экспедиционной работы, и люди ко всему привыкли, оморячились.

Когда после месяцев работы в море судно зайдет на несколько дней за водой и снабжением в порт, то тут отдыхать тоже некогда. Надо успеть осмотреть, обегать, объездить возможно больше, познакомиться с новым неизведанным краем, в который тебя привела твоя счастливая звезда путешественника и моряка.

И Куокка моя привыкла к корабельной жизни и ко мне, перестала дичиться: когда я присаживаюсь возле клетки, подходит ко мне, берет из рук корм, капусту, хлеб, дает себя гладить. И черепаха Кура тоже привыкла ко мне, идет на зов, на стук ножа о край ванны. Определитель, подаренный на Цейлоне доктором Дераниигала, помог установить, что она принадлежит к виду Eretmochelys imbricata, именно та черепаха, панцирь которой идет на черепаховые изделия.

Одним из систематических признаков являются два небольших когтя на переднем крае лап, превращенных в плавники. Я думал, к чему ей эти когти? Но, кормя черепаху, увидел, как ловко и быстро она, захватив челюстями рыбу, слишком большую, чтобы ее проглотить, рывками передних лап сзади наперед при помощи коготков раздирает рыбу на куски, которые и глотает. Англичане называют этих черепах Hawksbill turtle, т. е. соколиный клюв, за сходство челюстей с клювом хищной птицы.

Большую часть времени Кура лежит на дне ванны. Она может пролежать, не меняя воздуха в легких, около 15 минут. Затем ей надо всплыть к поверхности, выпустить через ноздри воздух из легких и сделать вдох. Если под водой она плавает, движется, то должна делать выдохи и вдохи через более короткие сроки.

Длительность пребывания черепахи под водой зависит от температуры воды. 15 минут — это срок при температуре воды в 30°. Когда мы стояли в Австралии и затем плыли на запад в умеренных широтах, температура воды в ванне не превышала 20–22°. Тогда черепаха неподвижно лежала на дне по 30–40 минут и более, я не мог даже точно определить предельный срок, и не ела. Теперь она ест столько, сколько ей дашь. А так как летучих рыб много и каждый рыбак считает своим долгом уделить часть улова черепахе и приходит сам кормить ее — это одно из наших развлечений, — то она пожирает неимоверно много. Я ее взвешиваю и измеряю каждые 10 дней. За декаду она прибавляет в среднем по 200 граммов. Свой вес она удвоила за три месяца.

Этот вид морских черепах считается несъедобным. Говорят, что мясо их может быть ядовитым. Съедобной, и даже деликатесом, является другой вид, так называемая зеленая морская черепаха (Chelone mydas), которая водится в тех же водах, что и моя Кура. На Сейшельских островах мы видели много зеленых черепах.

Другое развлечение — это кормление морских змей… В ихтиологической лаборатории в аквариумах их плавает несколько штук, двух разных видов: Pelamis platurus и Enhydrina schistosa. Кормление змей — страшное зрелище. Змеям надо давать обязательно живую рыбу, мертвую они есть не будут, надо, чтобы рыба плавала. Если змея голодна, она немедленно бросается на рыбу, хватает ее челюстями посередине туловища и держит. Рыбка сперва бьется, но скоро, через несколько минут, затихает. Тогда змея, не выпуская жертву из пасти, движениями челюстей постепенно перемещает ее во рту и, дойдя до головы, заглатывает. Видно, как рыба, чья ширина может превышать толщину змеи, продвигается по пищеводу в глубь пищеварительного тракта. Змея иногда заглатывает двух-трех рыб. Но надо избегать перекармливания, так как это может привести к гибели змеи. Живя в аквариуме, морские змеи часто меняли шкуру, линяли. Пока в море много летучих рыб, наши рептилии сыты.

У Нины Георгиевны Виноградовой живет очень забавная, короткохвостая толстая австралийская ящерица Bobtailed доаппа (Trochipaurus rugosus), та не ест рыбу. Ее любимая пища — куриные яйца, которые она ловко глотает. На Мадагаскаре к нашему «зоопарку» прибавились еще хамелеоны, интереснейшие животные, питающиеся насекомыми, но до них еще надо доплыть.

Плавание продолжается. Мы уже перешли на 76-й меридиан и идем на север. Вечером 25 января, на переходе между двумя станциями, где-то около 4° северной широты, нам удалось наблюдать редкое оптическое явление — зеленый луч. Сколько раз, плавая по Черному морю или в Тихом океане, я внимательно следил за закатом солнца, надеясь увидеть знаменитый зеленый луч, но никогда мне это не удавалось.

Около 7 часов вечера мы стояли на мостике — капитан, я, еще несколько товарищей. Море было спокойное. Заходило солнце, яркое, как расплавленное золото, озаряя розовым светом легкие облачка. Закат был очень красочный. В последний момент, когда за горизонт уходил последний узкий золотой сегмент, он вспыхнул на мгновение ярким зеленым светом. Это увидели все: и стоящие на мостике, и случайно глядевшие на солнце матросы на полубаке.

Зеленый луч — хорошо известный феномен, но наблюдать его удается не часто. Происхождение зеленого луча связано с рефракцией (преломлением) солнечных лучей.

Лучи небесных светил, солнца, звезд, проходя через атмосферу, преломляются и разлагаются на цвета спектра, как при преломлении в призме. Угол преломления лучей увеличивается по мере приближения светила, в частности солнца, к горизонту. Поэтому, например, звезда у горизонта в зрительную трубу видна как вытянутая кверху радужная полоска.

При спокойном состоянии атмосферы «растягивание» от верхнего (фиолетового) до нижнего (красного) края полоски достигает углового расстояния в 30'' Проходя через нижние слои атмосферы, солнечный луч значительно ослабляется, в основном вследствие рассеяния света в атмосфере, которо; тем сильнее, чем короче длина волны света. Поэтому красные лучи ослабляются значительно меньше, чем коротковолновые синие или фиолетовые лучи, и диск заходящего солнца окрашен в красный цвет.

Если воздух очень прозрачен, могут сохранить видимость также зеленые лучи. Тогда в последний момент, перед полным заходом солнца, изображение его в красных лучах оказывается ниже горизонта, а оставшийся видимым верхний край солнца имеет цвет, дополнительный к красному, т. е. зеленый. Для того чтобы увидеть зеленый луч, нужно, чтобы горизонт был открытым и представлял прямую линию, вследствие чего зеленый луч чаще всего наблюдается на море.

Идем дальше на север. На 6°30? северной широты по 76-му меридиану, уже сравнительно недалеко от южной оконечности Индии, встали на суточную станцию. Погода хорошая, «углы» небольшие, ото значит, что приборы идут на глубину почти вертикально. Когда сильны подводные течения или имеется большой дрейф судна (боковой снос), то трос, на котором подвешены приборы, образует с вертикалью угол, и чем он больше, тем труднее работать. Бывает, что тросы идут почти юризонтально, и тогда посыльный груз, не приобретая скорости, не может закрыть батометры или планктонную сетку. Кроме того, в таких условиях возрастает опасность зацепления приборов, опускаемых одновременно с разных лебедок, перепутывание тросов — и в результате нередко потеря приборов и троса.

Но сегодня все идет хорошо. Станция эта была содержательная и интересная. Ловы разноглубинным тралом принесли много разных рыб из горизонта ниже слоя. В самом слое и выше его жизнь оказалась очень бедной. Траление повторили ночью. В 500-метровом слое снова много живности. Но и в верхних слоях моря обнаружилось также очень много разных рыб и планктонных организмов.

Таким образом, и на этой станции подтвердился известный факт, что ночью организмы поднимаются из глубины в верхние слои. С чем связаны эти суточные миграции планктона? Подъем зоопланктона к поверхности объясняют необходимостью откармливаться в верхних, фотосинтетических слоях веды, где много водорослей, фитопланктона. Поведение планктоноядных рыб связывается с поведением кормового планктона. Причины утреннего опускания планктона менее ясны. По-видимому, главную роль играет тут свет. Возможно, что освещенность верхних слоев воды в дневное время слишком велика для большинства планктонных организмов, не является для них наиболее благоприятной, вследствие чего они уходят в более глубокие, более темные слои. Однако есть разные точки зрения на этот вопрос.

Мы работаем с 200-литровым батометром. Взяли пробы воды с двух горизонтов, и вдруг что-то сломалось в лебедке. Пока механики налаживают нашу лебедку «ГОЛ», удобную для спуска тяжелых приборов, но знаменитую своими капризами, можно спокойно отдаться наблюдениям за морем. Я давно замечаю — и другие замечают, — как примерно в миле от судна «кипит» море. Видны бегущие невысокие волны с гребешками, хотя море вообще тихое. На севере такое «кипение» зовут сулоем. Одни думали, что там гуляет ветер, другие — что это течение. Капитан тоже склонялся к тому, что это течение, тем более что в сущности мы стоим в проливе между Индией и архипелагом Мальдивских островов.

Потом мы снова стали работать, затем развернулись другим бортом. А немного спустя увидели, что часть этого «сулоя» подошла ближе к судну и из него выскакивают рыбы. А еще через несколько минут отдельные небольшие косяки рыбы подходили прямо к борту, и мы ясно разглядели не очень крупных, от полуметра до метра, рыб с широким телом, тонким корнем хвоста, острыми хвостовыми плавниками, которые «кипели» в поверхности моря, прыгали, выскакивали из воды иногда на целый метр. А вдали море «кипело» на протяжении нескольких километров. Это все были тунцы, как определил Т. С. Расе. Недалеко ходили крупные акулы с лоцманами. Летали птицы. Планктон тоже был богат на этой станции.

Эта станция была очень богата жизнью, что определяется многими причинами: и близостью берегов и островов, и довольно сильным течением, и не очень большой глубиной моря — около 2000 метров.

Окончив работы, отыскали буй, стоящий на якоре, выбрали его и пошли дальше на север. Идем Аравийским морем, омывающим западное побережье Индии, древний Малабарский берег. 28 января утром проходим траверз южноиндийских городов: Тривандрам, Куилон, Аллеппи. Погода жаркая, ветра нет. Показалась земля — низменный берег Индии.

В этом плавании мы видим уже не первую землю — подходили к берегам Индонезии, Австралии, Цейлона. Были новые для меня страны, где все было полно интереса. Но ничто не вызывало у меня таких волнующих чувств, как ничем не примечательные для глаза, низкие, зеленые, заросшие кокосовыми пальмами берега Индии.

Индия — «страна чудес», страна, возбуждавшая воображение стольких поколений, фантастическая земля невиданных богатств, могущественных раджей, слонов и тигров, открыть морской путь в которую в течение многих веков стремились европейские государства. Страна, уже с древнейших времен торговавшая с Финикией, Иудеей, Арабским Востоком, Китаем. Индия, страна древней цивилизации с огромным населением, состоящим из многих народностей, каждая со своим языком, обычаями, верованиями. Государство, оказавшее такое могущественное идейное влияние на соседние страны, родина древнейших религий человечества — индуизма, буддизма; страна, чье имя носит весь огромный океан, в котором она занимает и в географическом, и в культурном отношении центральное место.

Индия — это целый мир. И те несколько дней, которые мы проведем в порту Кочин, конечно, только чуть-чуть приоткроют покрывало неизвестности, которым окутан для нас этот новый таинственный край.

ИНДИЯ. «ВИТЯЗЬ» В КОЧИНЕ

К 11 часам утра открылся вход в узкую, как устье реки, бухту Кочина. Останавливаемся в ожидании лоцмана. Вскоре подходит лоцманский катер, и на борт поднимается лоцман индиец, в форме, коренастый, темнолицый. Идем в бухту, которая образована длинной, вдающейся далеко в сушу лагуной или каналом. Вокруг множество низменных островов, островков, протоков, каналов, по берегам которых домики, деревни, городки. Вследствие изобилия воды, каналов, Кочин называют «Венецией Востока».

На одном берегу лагуны лежит город Кочин, другой берег образован узким, длинным островом Виллингдон. Это искусственный остров, намытый землесосными снарядами при углублении порта. На острове причалы для судов, подходит железнодорожная ветка, сверкают огромные серебристые нефтяные цистерны разных фирм — «Калтекс», «Стандард ойл» и др. Обращенный к морю конец острова более зеленый, благоустроенный. Тут, у берега моря, устроился первоклассный, живописно расположенный отель «Malabar Hotel». Рядом туристское бюро, почта, аккуратный поселок для служащих порта, дома с садиками: поскромнее для мелких служащих, покрасивее и попросторнее для начальства. У причалов и на рейде стоят суда: индийские — из Бомбея, из Мадраса, и иностранные — из Англии, ФРГ, Японии.

Лоцман привез на корабль большой пакет писем, и «счастливчики» погрузились в чтение вестей из дома.

Наконец окончены формальности, на воду спущен моторный баркас — и мы на индийской земле, древнейшей земле Керала, мало посещаемой туристами и вообще иностранцами. Когда-то Кочин был одним из самых оживленных портов Индии — «Королевой Аравийского моря». Сюда приходили финикийские купцы за товарами, римляне вели обширную торговлю с правителями Керала. Китайские купцы приходили на своих джонках, и следы китайского влияния еще и в наши дни проявляются в многочисленных, характерных для Кочина, «китайских рыболовных сетях», сложных сооружениях из бревен и жердей, при помощи которых в море погружаются большие ковши из сети и которыми широко пользуются местные рыбаки.

Кочин состоит из трех городов — Форта Кочин и Маттанчери, слившихся воедино, и старинного городка Эрнакулам, лежащего по другую сторону канала и прежде бывшего столицей государства Кочин. Теперь, после провозглашения независимости Индии, город Кочин входит в состав штата Керала, образовавшегося из слияния двух мелких княжеств — Кочин и Траванкор и округа Малабар, и является главным портом штата. Столица штата Керала — город Тригандрам лежит южнее Кочина. Население объединенного города Кочин превышает 200 тысяч человек. Город этот, как и весь штат Керала, пережил долгую и бурную историю.

Здесь, в Кочине, мы должны снабдиться пресной водой и свежей провизией и взять на борт трех индийских ученых, которые в течение двух месяцев будут плавать с нами, знакомиться с нашими методами изучения океана.

Направляемся в ту часть города, которая называется Форт Кочин. Это было старейшее европейское поселение в Индии. Португальцы во времена Кабраля построили тут форт, теперь от него сохранилась лишь полуразвалившаяся стена. В Форте Кочин домики одноэтажные и двухэтажные, крытые черепицей, с садиками, обнесенными каменной стенкой, кое-где более людные торговые улицы. Везде много ребятишек, которые неотступно провожают нас, выпрашивая подачки.

Посетили собор св. Франциска, самую старую европейскую церковь в Индии. Католическая при португальцах, протестантская при голландцах, англиканская при англичанах, теперь это — «христианская церковь южной Индии».

Молодой джентльмен индиец, говорящий по-английски, показал нам собор. В соборе с одной стороны — могилы знатных португальцев XVI века. На стене высечены мемориальные доски, с надписями, с португальскими гербами. С другой стороны — могилы голландских правителей и военачальников, относящиеся к XVII и XVIII векам. Посередине церкви, в полу мы увидели каменную плиту с полустертой надписью: Vase Gama. Знаменитый португальский завоеватель, открывший европейцам путь в Индию, дважды приходил в Кочин, умер в этом городе в 1524 году и был похоронен в этом храме. Через 14 лет останки его были эксгумированы (выкопаны) и перевезены на родину.

В приделе храма гид показал нам старинные церковные книги, в которых регистрировались браки знатных людей, и индийские записи на пальмовых листьях. Надписи нацарапаны иглой, очень четко и пережили столетия.

На тихих улицах Форта Кочин уцелело много португальских домов, с толстыми стенами, контрфорсами и португальскими гербами над выходом. Посмотрели старинную католическую церковь — Санта Крус (Святого Креста). Форт Кочин был резиденцией европейцев и богатых индийцев, а рядом шумит многолюдный и торговый Маттанчери.

Мы ходили узкими, переполненными людьми улицами Базара, где идет оживленная торговля всевозможными товарами. Лавочки, магазины, склады индийских, арабских, английских фирм. Оптовая торговля зерном, фруктами, копрой, перцем, каучуком, изделиями из койры и т. п. Через густую толпу протискиваются, нещадно звеня, гудя, грузовые автомашины, велосипеды, рикши. Рикш тут много. Автомобилей мало, такси нет совсем, и рикша — обычный вид транспорта. Тут же в тесноте бродят низкорослые индийские коровы, к которым в Индии, как известно, относятся с особым почтением.

Население штата Керала состоит из двух народностей — малаяли и тамилов. У них совершенно разный язык, и по внешности они несколько отличаются — у тамилов более темный цвет кожи. Западная, приморская, часть Керала заселена преимущественно рыбаками малаяли; возвышенная, восточная, часть штата, как и соседний штат Мадрас, — земледельцами тамилами.

Здесь, на улицах Кочина, большинство мужчин носят белые саронги (длинные юбки) или короткие белые пантэлоны. Саронги обычно подняты выше колен, подоткнуты за пояс, так что получается вроде набедренной повязки. У более состоятельных и солидных людей саронги не подоткнуты, а многие ходят в белых костюмах и белых шапочках. Головы, как правило, не покрыты. Встречаются высокие бородатые мужчины в тюрбанах. Это сикхи из Пенджаба Женский костюм — сари, белое или окрашенное в яркие цвета.

Одна из достопримечательностей Маттанчери — древняя еврейская синагога, построенная в XVI веке, в квартале, который называется «еврейский город». В храме хранится медная плита, на которой начертана грамота царя Бхасвара Рава Варма, IV века нашей эры, согласно которой еврейская община в Кочине одарялась земельными угодьями и разными льготами. Первые еврейские колонии в Индии, обосновавшиеся в Кочине и Крангануре, относятся к 72 году нашей эры. В конце V и начале VI века новые переселенцы прибыли из Вавилона и Персии. Когда в конце XV века евреи были изгнаны из Испании, значительное количество их прибыло в Индию и обосновалось в Кочине.

Не раз ездили мы на катере, поддерживающем сообщение между разными частями города Кочина, в Эрнакулам Живописный и зеленый городок Эрнакулам привольно раскинулся своим фасадом вдоль широкой морской лагуны, уходящей далеко в глубь страны. Эрнакулам нравится мне гораздо больше, чем тесный и многолюдный Кочин. С просторной набережной открывается великолепный вид на многочисленные острова, покрытые рощами кокосовых пальм, среди которых белеют дома, храмы По спокойной воде движутся лодки разного типа — грузовые парусные валлоны с навосом из пальмовых листьев, проплывают стройные, длинные гребные лодки, украшенные высоким резным носом и резной кормой, скользят легкие челноки рыболовов.

На набережной Эрнакулама стоит обширное здание Магараджа-колледжа. Прежде это было среднее учебное заведение. Теперь в нем расположена часть университета Керала. Основное ядро университета находится в Тривандрамо, столице штата, а филиалы — в Эрнакуламе и на севере штата, в старинном приморском городе Каликут, знаменитом Каликуте, первом городе Индии, куда пристали кара веллы Васко да Гамы и откуда они должны были вскоре бежать из-за возникших раздоров В Магараджа-колледже начальник экспедиции В. Г. Богоров читал лекцию для студентов университета Керала.

Рядом красуется дворец бывшего кочинского магараджи. Теперь тут размещены правительственные учреждения. На набережной стоят памятники двум последним магараджам. Несколько далее старинный индуистский храм Шивы. Мы наблюдали торжественное богослужение в храме и процессию по случаю праздника, в которой принимали участие три пышно разукрашенных слона.

Колоритен и многолюден базар Эрнакулама, непохожий на базар в Маттанчери. Тут мало оптовых складов и фирм, тут теснее связь с краем. Крестьяне продают всевозможные плоды и овощи, рыбаки привозят продукты своего промысла, невиданное разнообразие рыб, ракушек, креветок и т. п., и все это для еды. Ларьки завалены изделиями из койры — волокна кокосового ореха, маты, циновки, шляпы, веревки; обилие гончарных изделий, чеканные изделия из меди и латуни; изящные филигранные украшения из серебра — браслеты, кольца, броши, которыми славятся мастера Эрнакулама.

Наше пребывание в Кочине совпало с очень бурными событиями, с предвыборной кампанией и выборами местного парламента.

Прошлые выборы, в 1957 году, дали в Керала большинство коммунистической партии, что позволило впервые сформировать в Индии правительство штата, возглавляемое представителем компартии. Естественно, что реакция приложила все усилия, чтобы на новых выборах не дать коммунистам вновь одержать верх.

И Кочин и Эрнакулам увешаны агитационными лозунгами и плакатами с эмблемами. Серп и колос — эмблема компартии, два буйвола в ярме — эмблема партии Индийский национальный конгресс, домик — эмблема социалистической партии. По городу проходят демонстрации с плакатами, портретами.

Политические страсти в Кочине и во всем штате накалены до крайности. Портовое начальство предупредило нас, чтобы в день выборов на берег люди не сходили, дабы они не оказались вовлеченными в какие-нибудь конфликты.

Нам, естественно, хочется использовать время стоянки, чтобы посмотреть край, ознакомиться с природой южной Индии, и жизнью населения. Но в туристском бюро нам говорят, что в период выборной кампании невозможно достать ни автобуса, ни катера. Весь транспорт мобилизован.

Только 3 февраля руководителю государственного туристского бюро, мистеру Сингу, с которым у нас уже завязалась дружба, удалось достать катер и организовать интересную поездку по системе каналов и лагун, пронизывающих низменную, приморскую часть штата Керала.

Эти каналы и лагуны, так называемые back waters (задние воды), на сотни миль тянутся по прибрежной низменности в виде разветвленной сети и служат хорошим средством сообщения между городами и поселками. Край этот населен народностью малаяли, интересной, между прочим, тем, что тут в значительной степени сохранился матриархат.[29] Здесь наиболее высокий во всей Индии уровень грамотности, и компартия собирает тут наибольшее число голосов. Население бедное и живет за счет разведения кокосовых пальм и рыболовства в лагунах и в открытом море.

Поездка по лагунам Керала оставила у всех участников неизгладимое впечатление. Рано утром катер повез нас по зачарованной стране каналов, островов, протоков, где берега чуть возвышаются над уровнем воды. Это сплошное царство кокосовой пальмы. Пальмы свисают над тихой водой лагун, в их тени прячутся поселки. Само название «Керала» означает «земля кокоса» (Керра — кокос, ла — земля, на языке малаяли). Новому человеку невозможно понять, где остров, где материк, где река, где морская лагуна.

Все население занято разведением и обработкой кокоса. Мужчины готовят копру — сушеную мякоть ореха, из которой добывают масло, женщины заняты обработкой волокна — койры. Вся обработка делается кустарно. Орехи раскалывают, скорлупу с волокнами заливают илом с водой, вымачивают. После нужного срока волокна сдираются вручную, их колотят, треплют, чешут. Везде сложены кучи кокосового волокна, оно просушивается, упаковывается в тюки для отправки в Кочин на фабрики. Копра сушится тут же, возле домов, в больших кучах, защищенных сетями от многочисленных алчных ворон. Масло выжимается на фабриках, а ценный кокосовый жмых идет на открой скота. Копра и койра — основа существования населения.

Район Керала — главный производитель кокоса в Индии. Но все же на всю Индию своего кокоса не хватает, и его приходится ввозить из Цейлона. Кокос играет большую роль в питании населения южной Индии. Его едят главным образом в виде приправы к рису.

На втором месте по значению стоит рыболовство. Каналы полны рыбачьих лодок, с которых рыбаки в широченных соломенных шляпах ловят рыбу. По берегам повсюду установлены «китайские сети», ими добывают кефаль. Каналы перегорожены заборами из столбов с натянутыми сетями. С долбленых легких челноков рыбаки ловким круговым движением забрасывают сети и вытаскивают обратно в челнок. Другие сети тянутся с двух челнов. Челноки выдалбливают из ствола мангового дерева. Более крупные лодки и суда построены из тика. За индийским тиковым деревом, растущим западнее, в нагорье Декан, с древних времен приезжали арабские судостроители, так как своего Дерева в Аравии нет.

С нами на экскурсию едут мистер Синг, руководитель туристического бюро, и его приятель, мистер Рая Джордж, преподаватель колледжа, и их семьи. Мистер Джордж местный уроженец, хорошо знающий край и его историю. А край насыщен историей. Вся зта область с древних времен управлялась династией Чераман Перумалов, правителей Керала. Их главная резиденция была в Крангануре, куда мы приедем в конце нашего путешествия.

Много любопытного видели мы, плывя по лагунам и каналам района Кочина. Катер пристает к островку Валларпадам; низкий берег его почти на уровне воды. Под кокосовыми пальмами небольшое селение, убогие глинобитные хижины, крытые рисовой соломой. На приподнятых грядках, землю для которых, или, точнее, ил, привозят на челноках, посажены молодые кокосы. На островке сеют рис, падди.

Участки земли затоплены водой, по краям земляные валы, устроена запруда, через которую можно спускать воду в залив. Сейчас, в январе — феврале, вода постепенно садится, испаряется. Когда останется слой воды в три дюйма, в апреле, землю будут пахать и сажать рис. Потом, когда почва высохнет, рис уберут и поля снова затопят. Оседающий солоноватый ил дает удобрение.

Прибрежное население Керала, малаяли, в основном христиане, приверженцы так называемого сирийского христианства, принесенного в Индию за много веков до прихода европейцев. Основателем древнего христианства на этой земле предание считает святого апостола Фому, прибывшего в Индию в I веке нашей эры. Литургия и другие писания этой церкви писаны на сирийском, или арамейском, языке, на котором, по преданию, говорил Христос. Это раннее христианское учение терпимое и мягкое, отрицающее насилие, убийство, нашло широкий отклик у индийцев. У сирийского христианства есть несколько направлений — несторианская церковь, якобитская и др. Когда португальцы пришли в Индию, они были поражены, найдя тут процветающую христианскую общину. Но так как сирийские христиане в Индии не признавали папу римского и главенства католической церкви, португальцы подвергли сирийских христиан жестоким гонениям, насильственному обращению в католичество и т. п. Учрежденная в Гоа святейшая инквизиция сжигала сирийских священников, упорствовавших в своей вере.

Проехали мимо очень древней церкви сирийских христиан в Маллианкара. По словам мистера Джорджа, ей около тысячи лет. Плывем дальше по зеленым каналам. Маленькое местечко Коттапурам, когда-то оживленный приморский городок, знаменитый тем, что, согласно легенде, сюда пристал э 52 году святой апостол Фома, приплывший из Месопотамии. Здесь он начал проповедовать слово божие. Тут, на юге Индии, народ очень веротерпимый. В Кочине в мире и дружбе живут бок о бок индуисты, парсы, христиане разных исповеданий и сект, мусульмане, иудеи. Место высадки апостола Фомы отмечено красивой белой церковью, напоминающей в миниатюре собор св. Петра в Риме.

Причаливаем к пристани небольшого городка Кранганур. Когда-то Кранганур был столицей княжества Керала и резиденцией династии Чераман Перумалов, властвовавшей почти тысячу лет. Римский писатель Плиний говорит о Крангануре как об оживленнейшем торговом центре Индии, куда приходили корабли из разных стран Востока и Запада, из Финикии, Греции, Рима.

Мы пошли осматривать Кранганур. На окраине городка большая поляна, окруженная рощами кокосовых пальм. Стоит обелиск, и мраморная доска на нем указывает, что тут, по-видимому, находился знаменитый, воспетый поэтами дворец раджей Чераман Перумалов.

Мистер Джордж ведет нас дальше, к старинному индуистскому храму Бхагавати, куда в марте стекаются тысячи паломников, главным образом из низших слоев индуистского общества. В эти дни членам каст «неприкасаемых» разрешалось входить в наружную часть храма. Теперь в Керала дискриминация «неприкасаемых» официально запрещена.

Вся территория храма обнесена каменной стеной своеобразной постройки. На стенах храма тысячелетней давности каменная резьба. Около храма бассейн для омовения паломников. Паломничество в этот храм считалось верным средством защиты от оспы. Кранганур греки называли Музу рис в честь богини оспы Музуридевата.

Старинная мусульманская мечеть в Крангануре считается самой древней мечетью во всей Индии.

На ограде мечети доска с надписью:

Это единственная мечеть, обращенная не к западу, к Мекке, а к востоку, как индуистские и христианские храмы. Считается, что раньше это был индуистский храм. Легенда говорит, что один из Перумалов, Чераман Юмамашид, побывал в Мекке, женился на племяннице пророка и принял ислам. Мечеть якобы построена над его любимым храмом. Крангапур пережил бурную историю. Он воевал с Заморином, владетелем соседнего Каликута. Его осаждали майсорские султаны Хайдар Али и Типу Султан. Португальцы оккупировали Кранганур, и старый португальский форт, вернее руины его, высятся до сих пор среди пальм в соседнем местечке Паллипарам. Голландская и английская ост-индские компании держали тут свои фактории. Решительный удар Крангануру нанесло страшное наводнение, прорвавшее перемычку суши у Кочина и сделавшее Кочин более удобной морской гаванью.

Но не все здесь только история. Есть и современность. Современность — это плакаты «Голосуйте за коммунистов». И в этом краю воды и кокоса идет предвыборная борьба, и тут горят страсти, но здесь встречаешь только эмблему серп и колос.

Современность — это рыболовецкий центр Ашикоде, созданный правительством независимой Индии, где рыбаки обучаются методам лова в открытом море, где они могут в рассрочку, на льготных условиях, приобретать небольшие моторные боты для морского промысла. В этот центр рыбаки сдают свой улов, здесь рыба подвергается обработке, сушке, засолу.

Руководитель центра, рыбный инспектор, встречает нас очень любезно, дает пояснения и все нам показывает. «Пропаганда морского промысла очень важное дело, — говорит он. — Рыболовство в лагунах может иметь только местное значение. Лишь промысел открытого моря может обеспечить благосостояние рыбаков».

День стоит жаркий, нам очень хочется выкупаться, и инспектор предлагает доставить нас на берег недалекого отсюда моря на своих ботах. Наш речной катер не может подойти близко к морскому берегу.

Мы пересаживаемся на два прочных плоскодонных морских бота и выходим из эстуария к открытому морскому берегу. Чудесный песчаный пляж, на котором разбиваются волны. Чудесное купание в соленых волнах Аравийского моря! Не выгнать было людей из воды, когда наступило время возвращаться к пристани Ашикоде.

Долго плывем по темнеющим каналам, по лагунам «земли кокоса» назад к Кочину. На воде — огоньки рыбаков. Беседуем с нашими индийскими друзьями и их дамами. Я спрашиваю мистера Синга, зачем подведены черной краской глаза у его жены, у сестры жены, у его детей, двух мальчиков и девочки. Мистер Синг отвечает, что женщины подводят глаза и для красы, но в основном это делается с профилактической целью, для предохранения от конъюнктивита и трахомы. Краску, мазь, делают сами, по сложной рецептуре, освященной веками. В основном это копоть, получаемая от сжигания горчичного масла и так называемого маргозового масла, добываемого из плодов растения Azadirachta indica. В этой смеси пропитывается фитилек из хлопка. Высушенная копоть смешивается с камфорой и добавляется чуточка коровьего масла. Мазь наносят острой свинцовой или серебряной палочкой около век утром и вечером.

У индийских дам, в частности и у наших индийских спутниц, на лбу накрашено розовое или красное пятно. Я спрашиваю про эти пятна. Мне разъясняют, что пятно предохраняет от дурного глаза. Пятно — символ «внутреннего глаза», т. е. глаза, обращенного внутрь, во внутренний мир человека. Раньше его носили только замужние женщины. Что касается цвета — розовое пятно или красное — зависит от оттенка кожи, какой цвет лучше идет.

У мужчин, чаще у пожилых, нередко на лбу, на груди нанесены полосы, черточки, иногда белые, иногда желтые. Оказывается, эти рисунки говорят о принадлежности к той или иной индуистской секте — последователей Шивы, Вишну или Брахмы. Каждый из этих богов олицетворяет определенную идею, силу. Шива — разрушающую силу, Вишну — сохранение, Брахма — созидание. У шиваистов начертаны три параллельные белые линии, у вишнуистов — изогнутая дугой черточка и т. д. Все это имеет отношение к религии или философии индуизма.

Поздно вечером, усталые и полные впечатлений, вернулись на судно.

В день выборов не было отпусков в город; гуляем с А. В. Ивановым по острову Виллингдон. Любуемся роскошными хибискусами, розовыми, красными, фиолетовыми (хибискус — тропическая родня нашей мальвы); высокими, цветущими деревьями — франжипаниями с белыми, бугенвиллеями с красными цветами.

Артемий Васильевич обращает мое внимание на большое дерево с крупными листьями. Многие из листьев свернуты и прочно склеены в коробки, сантиметров по десять длиной. Это оказывается муравейник древесных муравьев Оесорhylla smaragdina, обычных в Южной Азии. Я сорвал и развернул одну такую коробку. В ней крупные рыжие муравьи, которые сразу заняли оборонительную позицию. Края листьев крепко склеены белой пленкой, ею же выстлана и внутренняя поверхность листа в коробке. Этот клей выделяют личинки муравьев. При изготовлении этих коробок взрослые муравьи-рабочие держат личинок и, соединяя края листа, наносят выделяемый личинками клей на нужные места. Внутрь такой коробки откладываются яйца, там происходит развитие. На некоторых деревьях почти все листья превращены в такие гнезда.

У муравья Oecophylla есть несколько «подражателей». У одного из них, паука из семейства пауков-крабов (Thomisidae), мимикрия, т. е. подражание, выражается в том, что на заднем конце брюшка имеются два черных пятна, похожих на глаза муравьев, а головогрудь паука похожа на брюшко муравья. Муравьи Oecophylla, вообще очень агрессивные, не трогают живущих в их гнездах пауков, «принимая за своих».

* * *

Наша стоянка в Кочине приближается к концу. В один из дней на судно приходят индийские ученые — наши будущие товарищи по плаванию. Мы знакомимся с ними. Старший из индийских коллег, доктор Прасад, уроженец Керала, видный специалист по планктону. Это стройный, красивый мужчина средних лет, заведует лабораторией планктона на центральной морской исследовательской рыбохозяйственной станции в Мандапам Кэмп, на юге Индии. Он окончил университет в Мадрасе и имеет диплом доктора Калифорнийского университета. Это опытный экспедиционный работник, принимавший участие в плаваниях на «Альбатросе» и на «Галатее».

Невысокий, плотный, веселый, с всегда улыбающимися живыми черными глазами, мистер Айер тоже уроженец Кералы. Он окончил университет Керала по специальности физика и электроника. Несмотря на молодой возраст — ему всего 28 лет, — он уже доктор наук Лондонского университета по специальности физическая океанография. Он также уже участвовал в морских экспедициях, плавая на «Дисковери-2» в Бискайском заливе. Доктор Айер работает в физической лаборатории военно-морского флота в Кочине.

Самый юный из гостей, мистер Рама Раджа, геофизик. Он окончил геофизический факультет университета штата Андхра Прадеш, имеет степень магистра и работает в Кочине в управлении метеорологии и океанографии.

Наши индийские коллеги оказались симпатичными и простыми людьми и очень быстро освоились с такой же простой и товарищеской атмосферой советского исследовательского судна. У них сразу же установились хорошие дружеские отношения с научным персоналом и командой корабля, и когда спустя два месяца совместного плавания они покидали судно в Бомбее, мы расставались с ними, как со старыми друзьями.

Индийские ученые обстоятельно знакомились со всей техникой и методикой океанографических работ на «Витязе», вошли в курс работы каждой лаборатории, но они все же оставались только наблюдателями и не включились в работу лабораторий. Много было интересных бесед с ними, они многое осветили непонятного для нас из жизни и быта Индии. Между собой они говорили на английском языке, так как принадлежали к разным индийским народностям и родной язык каждого был абсолютно непонятен для двух других. Все они обучались языку хинди, литературному языку северной Индии, но знали его слабее, чем английский язык, на котором говорили в совершенстве.

Индийцы, плававшие в других европейских экспедициях, были поражены напряженностью и темпами работы на «Витязе». У нас действительно шла интенсивная работа днем и ночью. И молодежь и более «солидные» ученые трудились, не считая часов. «Теперь мы начинаем понимать, — говорили наши индийские друзья, — почему ваша страна достигла таких колоссальных успехов».

Конечно, мы здорово уставали, особенно работники тех отрядов, где не было сменных вахт. Да и погода стояла все время спокойная, не было штормов, во время которых можно отоспаться и отдохнуть.

Некоторые трудности возникли в отношении питания индийцев. На «Витязе» кормили очень хорошо, вкусно и обильно. Но наша корабельная пища, с ее мясными шами и борщами, с мясным вторым блюдом и т. п. была абсолютно непривычна для индийцев, они почти не могли ее есть, Айер был, кроме того, строгий вегетарианец. Приходилось готовить для них отдельную пищу, налегать на рис, давать часто яйца, которые они ели охотно, кроме Айера, и, конечно, много фруктоз, благо заходы в тропические порты давали возможность закупать фрукты. Я не могу без улыбки вспомнить, с каким удивлением они наблюдали, как мы с аппетитом едим наш излюбленный утренний завтрак — великолепную соленую тихоокеанскую сельдь с луком и вареной картошкой. В нашей пище им не нравилось обилие мяса, которого они едят очень мало, и отсутствие острых приправ.

Мы нанесли визит в отделение университета Керала в Эрнакуламе. Познакомились с профессором Варгезе, читающим курс зоологии, с ректором университета. Тут, в Эрнакуламе, преподают физику, математику, химию, ботанику, зоологию, экономику, историю, английский язык, языки хинди, малайали, санскрит, урду. С будущего года будут преподавать и физиологию. В Магараджа-колледже учатся 1500 студентов, юношей и девушек.

Университет Керала располагает небольшим исследовательским судном «Conch», длиной 17 метров, водоизмещением около 40 тонн. На «Конче» есть две каюты, лаборатория; судно оборудовано радиотелефоном, эхолотом, батитермографом, снабжено батометрами, регистрирующим кислородным прибором и другим оснащением. Имеются две лебедки для опускания приборов. Машина — два четырехцилиндровых дизеля по 44 силы каждый. Судно стоит в Кочине и ведет работу в восточной части Аравийского моря, изучая гидрологический режим, содержание кислорода, проводя химические и биологические исследования.

По просьбе профессора Варгезе и студентов университета профессор Богоров прочитал лекцию на тему «Условия жизни в открытом море». В большой аудитории собралось человек двадцать профессоров и преподавателей и сотни две студентов. Впереди сидели девушки, в задних рядах юноши.

Богоров рассказал об условиях жизни в Индийском океане, о жизненных циклах в море, сравнительной продуктивности тропических районов и области умеренных широт, значении циркуляции вод для проблемы продуктивности, роли питательных солей в продукции живого вещества, связи между физическими условиями, химией моря, продукцией планктона, богатством придонного населения и рыбными запасами Индийского океана. Слушали очень внимательно, потом преподаватели и студенты задавали вопросы. Спросили, между прочим, о применении радиоизотопов в океанографических исследованиях для прослеживания морских течений, о диатомовых водорослях в тропическом океане и о том, сколько в России колледжей.

Согласно традиции, на докладчика надели сверкающее ожерелье из стеклянных бус и блестящих украшений; ректор благодарил докладчика в пространной, в восточном стиле выдержанной речи на языке хинди, в которой я расслышал имена Дарвина, и «Бигля», и «Витязя». Студенты дружно хлопали, затем нас проводили до пристани, где мы сели на катер, простились с молодежью и пригласили всех посетить «Витязь».

Недалеко от нашего корабля у причала разгружался иностранный угольщик. С утра до вечера грузчики, мужчины и женщины, носили на головах тяжелые корзины с углем и складывали его в штабель у железнодорожных путей. Было жарко, потные тела покрыты угольной пылью, на лицах сквозь пыль сверкали только белки глаз и зубы. Я спросил пожилого учетчика, такого же худого и черного, с которым уже был знаком, почему порт, такой богатый и оживленный, не воспользуется транспортером для выгрузки угля. Учетчик покачал головой и ответил: «Каждый из этих 300 рабочих получает пять рупий в день. Он сам и его семья имеют сегодня обед. Торговцы, у которых он покупает рис и сушеную рыбу, могут продать свой товар. Рыбак может сбыть свою рыбу. А если будет транспортер, что все они будут есть?»

На другой день, 4 февраля, в семь часов утра снялись с якоря и пошли из Кочина. Опять островки, каналы, китайские сети, кокосовые пальмы. Но теперь уже некогда разглядывать, да все нам уже знакомо. У Богорова заседание — обсуждение станций на разрезе до Мальдивских островов…

До свидания, Индия! Тебя мы еще увидим, но придется ли когда-нибудь снова навестить тебя, Кочин — «Королева Аравийского моря»?

МАЛЬДИВСКИЕ ОСТРОВА

Если посмотреть на карту Индийского океана, то в нескольких сотнях миль к западу и юго-западу от южной оконечности Индии можно увидеть две длинные цепочки мелких островков, вытянутых в линию с севера на юг. Северная цепочка — это Лаккадивские острова, южная — Мальдивские. И те и другие — низкие коралловые острова.

Мы хотим зайти на Мальдивские острова. Нас интересуют богатые коралловые рифы, которыми изобилуют эти острова и на которых мы собираемся поработать. Архипелаг Мальдивских островов состоит из 12 групп островков — атоллов, в большинстве своем окруженных барьерными коралловыми рифами, протянувшимися на 470 миль вдоль меридиана 73° восточной долготы. Самый северный атолл лежит на 7°06? северной широты, самый южный на 0°42? южной широты. Все эти атоллы сидят на одной общей платформе, глубины над которой не превышают 400 метров. К западу и к востоку края платформы резко обрываются в пучину океана.

Главный атолл всей мальдивской группы — атолл Мале. Он состоит почти из 50 островков, лежащих вокруг обширной лагуны около 17 километров в диаметре. Лагуна глубокая, с песчаным дном, но «суда, проходящие в лагуну, — пишет лоция, — должны бдительно смотреть, чтобы избежать многочисленных коралловых рифов». На самом крупном из островов атолла Мале — островке Мале, или Султановом, находится столица всей группы и резиденция султана.

По главному острову названа и вся группа Мальдивских островов: от Mahal — Мале и Dhib — остров, по-арабски.

Мальдивскими островами управляет султан, но внешние сношения держит в своих руках Англия, объявившая протекторат над островами.

На островах действует конституция, принятая в 1954 году, согласно которой султан избирается народным собранием — меджлисом. Правит султан пожизненно. При нем действует меджлис, состоящий из 54 членов — шести, назначаемых султаном, восьми, избираемых от острова Мале, и остальных от других островов архипелага.

В 1953 году на Мале произошла революция, султан был свергнут и провозглашена республика. Но она просуществовала только 9 месяцев, и меджлис постановил восстановить султанат. Был избран теперешний султан Амир Мохамед Фарид Диди, потомок длинной линии султанов.

6 февраля ясным солнечным утром мы подошли к атоллу Мале. Коралловые острова чуть-чуть возвышаются над морем, и сперва видны только пальмы, как будто торчащие из воды. Судно подходит ближе, и открывается вечно чарующая картина кораллового атолла. Широкое, уходящее вдаль кольцо рифов, на которых в белой пене разбивается прибой. Редкие, лежащие далеко один от другого островки, заросшие темной зеленью пальм и других деревьев. Белый коралловый песок пляжей. Темная синь океана и светло-зеленая, изумрудная вода лагуны в тех местах, где глубина небольшая. Все это описывалось сотни раз, но всегда производит неизгладимое впечатление.

По лагуне скользят рыбачьи лодки с косым треугольным арабским парусом, который часто называют латинским парусом. Этот «латинский парус» народы Средиземноморья заимствовали от арабов — сарацинов, как в средние века называли в Европе арабов, — уже в течение многих столетий плававших под такими парусами по Красному морю и Индийскому океану. Над зеленью деревьев возвышается башня и на ней флагшток с флагом.

Постояли перед входом в атолл, и так как никто к нам не подошел, капитан решил заходить в лагуну. Осторожно прошли по узкому проходу между подступающими справа и слева рифами, просвечивающими через светло-зеленую воду, и бросили якорь внутри атолла перед островом Мале.

В сияющем свете утра на фоне синего неба перед нами открылся белый город. Белые дома с плоскими крышами, несколько больших белых зданий с башнями, стройные минареты. Внутренняя гавань для мелких судов, вход в которую огражден двумя белыми башенками-маяками. Слева — старый каменный полукруглый форт.

Над большими зданиями — султанским дворцом, крепостью — на флагштоках развевается мальдивский флаг — белый полумесяц на зеленом поле, обведенном ярко-красной широкой каймой. Весь облик города, все, что открылось нашим глазам, так непохоже на виденное нами так недавно и так близко отсюда — Индию, Индонезию, Цейлон. Мале — это уже Арабский Восток; и скользящие по лагуне рыбачьи лодки, и минареты, и плоские крыши белых домов — все напоминает картины из «Тысячи и одной ночи».

Из внутренней гавани выбегает катер и подходит к борту. Люди в белых одеждах и круглых коричневых каракулевых шапках поднимаются на судно. Это капитан порта, таможенные чиновники. Они никогда не видели ни русских людей, ни советского флага. Капитан порта думает, что русского корабля вообще никогда не бывало на Мальдивах и что «Витязь» — первое русское судно, пришедшее сюда.

«Власти» выражают сожаление, что мы не согласовали вопрос о заходе с мальдивским представителем на Цейлоне. Разрешение высадки на берег надо теперь испрашивать через министра иностранных дел.

У нас было заготовлено вежливое письмо на английском языке Его Высочеству султану Амир Мохамед Фарид Диди с просьбой разрешить посетить остров и произвести сборы кораллов на рифе. Капитан порта взялся передать письмо министру иностранных дел. Часа через два привозят ответ султана, который я привожу полностью.

Султан пишет капитану:

«Приветствие и лучшие пожелания за Ваши высокоценные усилия содействовать делу научного прогресса.

Ваше письмо было вручено нам, и мы шлем Вам за него свое удовлетворение и благодарность. Мы позволяем себе указать Вам, что в соответствии с существующими договорными отношениями между правительствами Мальдивских островов и Соединенного королевства все внешние сношения должны быть проводимы через правительство Соединенного королевства.

Но, в связи с предстоящим пересмотром договора, что уже получило гласность, и с общими положениями нового договора, которые уже намечены, мое Правительство рассматривает Вашу работу как полностью научную и исследовательскую, проводимую в целях всеобщего блага, и разрешает высадку на берег.

Вас приглашают прибыть на берег в Мале. Мы будем иметь удовольствие встретить капитана и лидера экспедиции сегодня в 2 часа 30 минут пополудни.

Вас будут ожидать на пристани в 2 часа 25 минут.

Амир Мохамед Фарид Диди
Султан Мальдивских островов».

В назначенный срок мы отправляемся на берег. На берегу нас встречает толпа мальдивцев в белых одеждах, загорелых, стройных, прибежавших посмотреть на неведомых русских гостей. Дорка с нашими моряками уже отваливает от борта «Витязя». Небольшая, хорошо защищенная внутренняя гавань, где стоят катера, парусные лодки, добротные, тщательно сделанные; трехугольные арабские паруса свернуты и уложены вдоль бортов. Мальдивцы славятся и как смелые мореходы и как искусные кораблестроители. Крытая пристань, помещение таможни. Везде все очень чисто, все в образцовом порядке.

Нас встречает молодой человек в желтом камзоле и белой юбке (саронге), с каракулевой шапочкой на голове, приветствует и ведет во дворец. По дороге знакомимся — Сатта, заместитель министра иностранных дел.

Яркое солнце отражается от чистых белых домов, от белого кораллового песка, которым посыпаны улицы. Слепит глаза. Вся территория султанского дворца обнесена белой каменной стеной. У ворот стоит часовой — солдат мальдивских вооруженных сил! Нас ведут через внутренние дворики, усыпанные таким же белым песком, мимо крытых галерей и террас, мимо различных строений старого дворца, где жили прежние султаны. Здание жилого дворца построено в 20-х годах прошлого столетия, в арабском стиле. Снаружи, как и другие дома, дворец оштукатурен и выбелен известью, внутри отделан полированным красноватым тиковым деревом. Поднимаемся по внутренней деревянной лестнице в вестибюль. Входим в приемную султана — просторную комнату, отделанную тоже полированным старым тиком. Три низких окна открыты в сад. Султан встречает нас, сидя в кресле.

Султан Амир Мохамед Фарид Диди пожилой человек среднего роста, одет в голубую рубашку, белый легкий пиджак и белые брюки. На голове легкая голубая феска, на ногах коричневые полуботинки. В комнате еще два лица — секретарь султана и министр двора, немолодой, полный мальдивец. Одеты один в белый, другой в желтый камзолы и белые саронги. За креслом султана два рослых молодца в белых одеждах, босые. У всех загорелые, но не очень темные лица, у султана кожа светлее, чем у остальных.

Амир Мохамед Фарид Диди приветствует нас, здоровается за руку, предлагает сесть в стоящие рядом кресла. Завязывается беседа. Мы говорим по-английски, секретарь переводит на мальдивский язык. Султан отвечает по-мальдивски, секретарь передает нам по-английски. Султан превосходно говорит на английском языке, окончил английский колледж на Цейлоне. Но таков этикет.

Богоров преподносит султану палехскую расписную шкатулку. Султану очень понравилась шкатулка, он говорит, что и на Мальдивах делают вроде таких, лаковые (мальдивские кустари славятся своими лаковыми изделиями). Султан расспрашивает о маршруте экспедиции, о работах. Говорит, что русских никогда не видел, но что младший брат его Ал Амин Хасан Фарид Диди бывал в России. Он погиб во время первой мировой войны на английском военном корабле.

Мы просим разрешения собрать кораллы на одном из островов. Султан не возражает, дает свое согласие, обещает дать указание, чтобы нам показали наиболее удобные места. Говорит, что мы прибыли в удачное время, так как через две недели начнется сезон ветров и бывает, что не зайти в атолл. Начальник экспедиции приглашает его посетить судно. После получасовой беседы аудиенция окончена. Прощаемся, уходим. В холле расписываемся в книге почетных посетителей.

Отправляемся на прогулку по городу Мале. Нас сопровождают заместитель министра иностранных дел Сатта и секретарь по имени Талеель, молодой мальдивец со смышленым лицом и живыми черными глазами. Идем по улицам городка, расспрашиваем подробности о Мальдивских островах, их природе, жизни населения. Оба наших гида образованные люди, неплохо владеют английским языком и со знанием дела удовлетворяют наше любопытство. Они не удивляются нашей неосведомленности, ибо, говорят они, даже на соседнем Цейлоне очень плохо себе представляют, что такое Мальдивские острова, а в Европе и подавно. Население Мальдивских островов достигает 90 000 человек. В атолле Мале живет около 10 000 человек, из них на острове Мале 8000. Островок небольшой, всего около 2 километров по длинной оси. Европейцев на острове Мале нет, о чем мальдивцы не жалеют.

Связь с внешним миром нерегулярная, поддерживается торговыми парусниками местных или индийских купцов. Переход до Коломбо (Цейлон) занимает 3 дня при благоприятном муссоне и 30 дней при неблагоприятном.

Мы осмотрели бастион старого португальского форта. В XVI веке португальцы ненадолго утвердили тут свою власть. Прошли мимо большого двухэтажного здания, на котором развевается мальдивский флаг. Это резиденция премьер-министра, тут помещаются министерства внутренних и иностранных дел и министерство общественной безопасности. Вышли на красивую площадь с цветущими деревьями — бугенвиллеями, франжипаниями, с аккуратно разбитыми клумбами цветов. Площадь Ибрагим майдан — один из центров городка. От площади ведут несколько улиц. Мы двинулись по одной из них, прошли старинные каменные ворота и очутились в торговой части города — Маджиди базар. Множество лавок, в которых продаются местные изделия. Много всяких продуктов моря — великолепные раковины коралловых рифов, черепаховые панцири; ярко раскрашенные модели парусных лодок, узорные маты из койры.

На Мальдивах свои деньги — мальдивские рупии и мелкие медные монетки — лари. Старой чеканки лари — грубо, небрежно сделанные, они бывают большие (30 лари за рупию) и мелкие (120 лари в рупии). Новые лари хорошей чеканки, их 100 в рупии. Торговцы охотно берут индийские и цейлонские рупии, считая одну мальдивскую рупию равной двум индийским. Еще недавно на Мальдивских островах в качестве мелких разменных денег ходили раковинки моллюска каури (Cyprea moneta). Раковинки каури имеют рыночную ценность, и их еще поныне в большом количестве вывозят из Мальдив в Европу и Америку для коллекционеров-конхологов.

Когда-то каури были самыми распространенными деньгами в Индии, Индонезии, Китае, в большей части Африки, имели хождение даже в Европе. По старым караванным путям арабские купцы завозили их в Афганистан, Иран, Аравию, Судан. С конца XV века и вплоть до качала XIX века португальцы, голландцы, англичане перевозили с Мальдивских островов в Африку огромные партии каури. Особенно способствовала распространению этих денег в Африке работорговля, развившаяся в XVII–XVIII веках в Конго, Занзибаре и других местах, так как рабы покупались на каури. За сто лет в Гвинею было завезено 115 000 тонн каури.[30]

Почтовые марки на Мальдивах свои, и наши коллекционеры-филателисты сделали большой запас редких мальдивских марок.

Вышли на главную улицу — улица Амир Ахмеда — и пошли по ней через весь остров, до конца, где она упирается в море. Здесь небольшой мол, сложенный из кораллового известняка, и в ограде гробница одного из султанов — невысокая башенка и два надгробных камня. Назад шли по другой дороге, по кварталам, где живет трудовой народ. Чистые улицы посыпаны белым коралловым песком и плотно утрамбованы, чистые белые домики в тени развесистых хлебных деревьев, панданусов, папайи, гранатовых деревьев, кокосовых пальм. Дома построены из кораллового известняка, оштукатурены и побелены известкой. Аккуратные садики около каждого дома. На главных улицах немало прекрасных двухэтажных домов людей, занимающих более высокое положение — министров, шейхов, членов семьи султана. Множество мечетей, небольших, так сказать «районных», и внушительная главная мечеть Мале — старинная Мечеть Пятницы, отделанная красивой каменной резьбой. Своеобразный «главный» минарет — не очень высокая, толстая цилиндрическая башня, с которой муэдзин пять раз в день призывает правоверных к молитве. Этот минарет изображен на всех мальдивских марках.

Рядом с минаретом великолепно украшенный портик ведет к главной святыне мальдивцев — месту захоронения султанов, Ziyaarai — по-арабски. Здесь находится храм и могила Аль Гафиза Абул Бараката, бербера из Магриба, который обратил в 1153 году в мусульманскую веру первого султана Коималу (принявшего имя Мохамеда уль Адула — Мохамеда Справедливого) и весь народ мальдивский. До этого на Мальдивах господствовала буддистская религия, принесенная с Цейлона. О буддистском периоде истории напоминают сохранившиеся кое-где куполообразные дагобы, которых так много на Цейлоне.

Другой предмет поклонения — могила прославленного сына мальдивского народа Мохамеда Великого, изгнавшего ненавистных португальских поработителей с родных островов. День изгнания португальцев — главный национальный праздник мальдивцев.

В городе много небольших мусульманских кладбищ с каменными надгробными памятниками. Все они содержатся в образцовом порядке. И много кинотеатров. Есть большой, современный кинотеатр на главной улице и целый ряд маленьких «кустарных» кино, рассеянных по городу. Мальдивцы очень любят ходить в кино. Демонстрируются в основном индийские и цейлонские фильмы, реже английские.

Источником водоснабжения служат колодцы. В городе несколько хорошо сделанных каменных колодцев, пробитых в коралловом грунте. В них скопляется пресная вода. Кое-где устроены большие каменные цистерны для сбора дождевой воды.

Всюду в городе мы встречаем группы наших витязян, успевших уже завязать знакомство с местными жителями и прежде всего с самым любопытным везде элементом населения, с мальчишками. Но здесь нет и намека на попрошайничество, никто не просит бакшиш. Все держатся дружелюбно, но с удивительным достоинством. Люди все одеты опрятно, а женщины часто даже изящно, со вкусом. Женщины держатся в стороне, но группы их стоят около домов, возле калиток, и они с интересом наблюдают за нами. Чадру тут не носят, хотя законы ислама соблюдаются строго. Женщины не вступают в разговоры, да они и не знают языка иного, как мальдивский, но охотно позволяют себя фотографировать. А мужчины и особенно мальчуганы, те не перестают позировать перед многочисленными объективами витязян. Только никогда мальдивцы мужчины не соглашались сниматься вместе со своими дамами.

Мальдивцы красивый народ, стройный, хорошо сложенный, с красивым бронзовым загаром. Но особенно хороши мальдивские женщины и девушки. Нигде, ни в какой другой стране, посещенной «Витязем», мы не встречали столько красивых женских лиц, как в Мале. И это не застенчивая, тонкая, робкая прелесть индийских «леди», а живая, смелая, открытая красота, весело и задорно сверкающие черные глаза, и при этом сдержанное, полное достоинства поведение.

Они ни на кого не похожи по внешности, мальдивцы, ни на индийцев, ни на цейлонцев, ни на арабов. Этнически мальдивский народ происходит от сингалов, с Цейлона, но с большой примесью арабской крови. Получился «сплав», давший своеобразный народ. Арабы принесли не только ислам, не только большую примесь крови, но оказали сильное влияние на всю культуру Мальдив. Мальдивцы говорят на своем особенном языке. Язык этот состоит в основном из сингальских слов, но модифицированных под арабским влиянием. В мальдивском языке есть много и арабских слов, а также и индийских, что объясняется многовековыми торговыми связями с Индией.

Старинная мальдивская письменность, «эвала акуру», очень близка средневековой сингальской письменности. Современный мальдивский алфавит, тана, происходит от арабской письменности, но значительно отличается от нее.

Мальдивские острова, как и все коралловые острова, бедны природными ресурсами. Основной источник существования местного населения — это рыболовство. В сущности все мальдивцы рыбаки. Рыба — основной продукт питания и основной продукт торговли. Ловят много разных видов тропических рыб, но главная промысловая рыба — это бонито, или полосатый тунец. «Мальдивская рыба» (Maldive fish) — важнейший предмет внешней торговли, составляющий 97 % ценности всего экспорта. Приготовляют «мальдивскую рыбу» следующим образом. Бонито разрезают на продольные полосы, варят в соленой воде, легко прокапчивают и высушивают. Получаются твердые сухие стержни, которые могут храниться неопределенно долгое время даже в тропическом климате. При употреблении ее расколачивают, толкут и применяют как приправу к рису. «Мальдивская рыба» — важный продукт питания широких слоев населения Цейлона и Индии. Наши проводники изумлялись, как это я не знаю «мальдивскую рыбу» («Разве у вас ее нет?»).

Другой важный источник существования мальдивцев — разведение кокосовых пальм. Кокосы прекрасно растут на бесплодных коралловых островах в солоноватой коралловой почве. Копра и изделия из койры: веревки, художественно выполненные маты, мягкие, красиво расцвеченные, — существенная статья мальдивского экспорта.

Мальдивские кустари славятся своими лаковыми изделиями. Выточенные из дерева вазы, чаши и другие предметы покрываются желтым лаком. Поверх желтого слоя наносится слой черного лака. По черному лаку художник тонкой иглой выцарапывает рисунок или орнамент, листья, цветы. Желтый по черному рисунок оживляется деталями, узорами, выполненными ярко-красным лаком. Мы любовались в лавках художественными лаковыми изделиями, но действительно красивые вещи стоили дорого.

В обмен на продукты экспорта на Мальдивы привозят рис, основной растительный продукт питания, и всякие промышленные и текстильные товары, металлические изделия, керосин и т. п. Торговля с Мальдивскими островами находится главным образом в руках индийских купцов, но есть крупные коммерсанты и среди мальдивцев. Имеется национальная акционерная торговая корпорация. Одна четверть акций принадлежит мальдивскому правительству, остальные — частным гражданам. Вся внешняя торговля Мальдив идет через порт Мале.

Кроме кокосовых пальм, других растительных культур в сущности нет. На одном из островов в небольшом количестве сеют просо. Держат коз, немного коров. Лошадей нет. Но на острове Мале есть несколько автомобилей. Мы видели ярко-красную машину, в которой ехал султан, черные автомобили министров. Всего восемь легковых и две грузовые автомашины. Ходить, конечно, недалеко, весь остров всего 2 километра, но сан требует, чтобы возили на машине.

Мальдивцы правоверные мусульмане. Законы шариата соблюдаются строго. Первым условием для занятия любого государственного или общественного поста является, как записано в конституции, быть правоверным мусульманином суннитской школы.

Мы спросили у наших гидов, Сатта и Талееля, насчет многоженства, так как в Индии нам говорили, что у султана гарем и в нем сто жен. Все оказалось неверно. На Мальдивах нет многоженства. Хотя по закону разрешается иметь до трех жен, но все имеют лишь одну. У султана тоже одна жена.

Развеялся и другой миф. Нам говорили, что на Мальдивах большая заболеваемость слоновой болезнью, надо очень опасаться комаров. Все это тоже оказалось неверным. Слоновой болезни тут нет, по крайней мере на острове Мале, нет и малярии, так как нет болот и пресноводных лагун, где могли бы выводиться комары. Может быть поэтому, предполагает Сатта, остров Мале заселен так густо, что он наиболее благополучный в отношении комаров и малярии.

Мы хотели зайти в книжный магазин, в Мале их даже два, поискать книг с описанием Мальдивских островов, но магазины уже были закрыты. Любезный Талеель прошел с нами до своего дома и подарил каждому из нас троих по окземпляру книги бывшего президента Мальдивской Республики Амина Диди «The Maldive Islands», изданной в 1949 году. Книжка содержит разные сведения по истории, государственному устройству, народному хозяйству и природе Мальдив.

Знаменитый арабский путешественник и географ Ибн Баттута посетил Мальдивские острова в 1342 году. Ибн Баттута по национальности был бербер из Магриба (Северная Африка). Его описание Мальдивских островов исключительно интересно и поразительно совпадает с тем, что мы увидели через 600 лет после него.[31] Арабский географ отмечает честность и благородство жителей, их приверженность исламу и чистоплотность. Он только жалуется, что женщины здесь никак не поддаются уговорам правоверных блюстителей закона и отказываются закрывать лицо. Его поразили ежедневно подметаемые, опрятные и тенистые улицы Мале, резиденции султана. «Приходящие на кораблях арабские и индийские купцы, — пишет Ибн Баттута, — находят хороший прием. Они женятся, если хотят, но, уезжая, отрекаются от жен, так как жители Мальдив не покидают своей страны. Вывозят с Мальдивских островов сушеную рыбу и кокосовые орехи, циновки и тюрбаны, медные вазы и раковины каури, служащие деньгами. 400 тысяч раковин заменяют один золотой динар». Пища населения состояла, как и теперь, из рыбы и кокоса. Во времена Ибн Баттуты во главе острова стояла султанша по имени Кадиджа, дочь султана Джелал эд дин Омара.

Второй день нашего пребывания на Мальдивах был посвящен исследованиям коралловых рифов и сбору кораллов. Еще накануне разведывательная партия с «Витязя» обследовала близлежащие острова и остановила выбор на островке Дуниду, лежащем милях в двух от стоянки нашего судна.

Рано утром намеченные «десантные партии» грузятся в моторную дорку со своим оборудованием — ломами, молотками, свайками, банками, ящиками. На буксире тащат шлюпку и плот, на которые ныряльщики будут складывать добытые образцы кораллов и отвозить их на берег.

Первая партия высаживается на остров, отдельные отряды занимают выбранные ими участки берега, и дорка возвращается на судно за следующей партией. После того как свезены на остров все, кто должен заниматься «наукой» и сбором материала, так сказать «плановые работники», высадка разрешается и всем остальным желающим, свободным от вахты, — матросам, машинной команде, работникам камбуза, девушкам из обслуживающего персонала. Кого не прельщает возможность после томительных недель на корабле поплавать и понырять в теплой воде тропического острова, собрать прекрасные раковины Индийского океана? Какой подарок может быть лучше изящной веточки белоснежных перистых кораллов, собранных своими руками на далеком острове? Или походить в тени кокосовых пальм по твердому коралловому грунту, выйти на противоположный берег островка, обращенный к темно-синему океану, где на рифе разбивается изумрудный прибой и взлетает белая пена брызг!

Но работникам отрядов не до прогулок. Надо собрать возможно больше образцов кораллов всех видов, обитающих на разных глубинах, уложить в отдельные кучи, заэтикетировать. Собрать и других животных — моллюсков, крабов, морских звезд и разнообразных разноцветных морских лилий. Надо пользоваться отливом, пока мелко: с высокой водой добывать кораллы будет труднее. Далеко не все из нас, научных работников, хорошие ныряльщики, не у всех еще есть маски, без которых ныряние на рифе теряет и свою прелесть и эффективность. Среди команды корабля и ученых есть отличные подводные охотники, например второй штурман Эдуард и геолог Олег Бордовский. Их наперебой «вербуют» себе отдельные отряды. Многие охотники уже понаделали себе ружья для подводной охоты, соревнуясь между собой в совершенстве конструкции и мастерстве выполнения. Тут первенство надо отдать, пожалуй, Эдуарду Ребайнсу и механику Коновалову.

Наш островок Дуниду обитаем, но людей не видно. Окончив сборы и ожидая прибытия дорки, я прошелся по всему густо заросшему кокосами и другой растительностью острову. В тени кокосовых пальм стоят несколько домов, белых, с плоскими крышами. Один из них, самый большой, красивый белый дом с террасами, в арабском стиле, принадлежит какому-то знатному лицу, которое приезжает сюда отдыхать. Около дома каменный водоем для сбора дождевой воды.

Погода нам благоприятствовала. Дувший с утра ветер утих. Вода теплая, 28°. Акулы не заходят сюда в — лагуну, и можно не опасаться зубастых хищников.

Люди, вооруженные ломами и всяким железным инструментом, работают с увлечением, и на берегу быстро растут кучи кораллов самых различных сортов. В воде они разной окраски, так как покрывающая известковый скелет живая пленка полипов окрашена в бледно-розовый, фиолетовый, зеленый тона. Маска позволяет увидеть и любоваться огромным разнообразием пестро окрашенных коралловых рыб, плавающих среди зарослей кораллов.

Рыбы всевозможных форм и окрасок, совсем не боятся ныряльщиков, и стайки их можно разглядывать почти в упор. Подальше от берега, где глубина увеличивается до 4–5—6 метров, охотники успешно добывают более крупных рифовых рыб.

Хотя ныряльщики работают в рубахах, штанах, а на ногах какая-нибудь обувь — туфли, тапочки, — но люди постоянно повреждают себе руки и ноги острыми краями кораллов. Эти ранки очень болезненны и долго не заживают. Для лечения их наш доктор запасся в Австралии или в Индии специальным средством — спиртовым раствором какой-то красной краски — и снабдил береговые партии флаконами с этим снадобьем. Люди то и дело подходят к походной аптечке и раскрашивают себя красными полосами. Средство оказалось весьма эффективным и способствует быстрому заживлению царапин. Бывают и более серьезные порезы кораллами или очень болезненные уколы ядовитыми шипами коралловых рыб, требующие срочной эвакуации на корабль.

Работы и сборы на мальдивских рифах протекали успешно. Незаметно пролетел день, и гудки с «Витязя» уже торопят грузиться и возвращаться на судно. Люди и кораллы рейс за рейсом доставляются на борт. Пока ожидаем последнюю дорку, на которую будем грузить наши сборы, можно походить по острову, понаблюдать. Между коралловым рифом и береговым песчаным пляжем в известняковых пластах наполненные водой «ванны». Там из щелей то и дело появляются морские змеи, поплавают в ванне и прячутся обратно в щели. Иногда в небольшой, метра два длиной, ванне плавает до десятка змей. Здесь, в атолле Мале, их очень много.

Наконец и мы возвращаемся на судно. Дорка и шлюпка, заполненные тяжелым и хрупким грузом кораллов, поднимаются на палубу, люди бегут под душ и в каюты переодеться после целого дня работы в соленой воде.

С берега подходит портовый катер, и наши знакомцы — Сатта и Талеель — привозят письмо от султана с извинением, что он не здоров и не может отдать нам визит на судно. Султан желает нам счастливого плавания, успехов в работе и шлет своим трем гостям подарки — по прекрасней лаковой мальдивской вазе и ящичек, полный красивых раковин — пятнистых Cyprea tigris, каури (Cyprea moneta) и др.

В лагуну зашел и недалеко от «Витязя» бросил якорь живописный двухмачтовый парусный мальдивский корабль. У него высокая корма с надстройками, передняя, гротмачта, высокая; задняя, бизань, много ниже. Оба паруса косые.

Начинало вечереть, когда снялись с якоря. Осторожно выходим из лагуны, при сильном приливном течении, через узкий проход между рифами и поворачиваем к югу. Капитан обращает мое внимание на далеко уходящие от острова в море барьерные рифы. Капитан хочет засветло пройти на запад через архипелаг Мальдивских островов. Идем проходом Ваду, лежащим на 4°09? северной широты. Глубина в проходе 370–400 метров.

Уже совсем стемнело, когда вышли в открытый океан.

Все очень устали от напряженного дня на рифе, но спать некогда. Надо приводить в порядок кораллы. На корабле коралловая вакханалия. Везде на палубе бьют струи воды, отмывают кораллы. Стоят бочки, баки, чаны, в которых вымачивают кораллы. Живые полипы быстро отмирают, разлагаются в стоячей воде, и тогда их можно легко отмыть сильной струей воды из пожарного шланга. Прибавление щелочи при отмачивании ускоряет распад живого вещества. После мытья скелеты кораллов отбеливаются на солнце.

Поздно вечером первая станция на склоне платформы, на которой сидят Мальдивские острова. Затем идем прямо на запад до меридиана 67° восточной долготы. По этому меридиану делаем разрез на юг.

НА ЮГ И НА ЗАПАД, К МАДАГАСКАРУ

Мальдивы остались позади. Мы плывем на запад по параллели 4° северной широты. Погода стоит хорошая, дует легкий северо-восточный муссон. На корабле весь день моют кораллы. Вечером Совет экспедиции намечает работы на предстоящем разрезе. Принимается такой план: мы идем на запад до 67° восточной долготы, а затем делаем меридиональный разрез на юг до 16° южной широты длиной в 1200 миль. На этом разрезе намечено 20 станций, из них 4 длинные якорные буйковые станции. Это будет наш третий и последний «вертикальный» разрез в средней части Индийского океана. Данные трех параллельных меридиональных разрезов позволят получить представление о движении вод в этой части Индийского океана.

На «углу» — пересечении 67-го меридиана и параллели 16° южной широты — мы поворачиваем на запад и следуем по этой параллели до острова Мадагаскар. Эта широтная часть разреза имеет в длину немногим более 1400 миль.

Мы предполагаем зайти на Мадагаскар в порт Диего Суарес, лежащий у северной оконечности острова. Для нас удобнее всего этот порт, так как, заходя в него, не придется тратить лишнего времени, огибая Мадагаскар с севера и переходя в западный район океана, к Коморским островам. Диего Суарес — французская военно-морская база, и неизвестно, дадут ли нам разрешение на заход туда. Но загадывать рано, еще много работы на длинном разрезе по 67-му меридиану.

Станции идут своим чередом. Погода по-прежнему благоприятствует нам. В море много летучих рыб. Форштевень корабля то и дело поднимает целые стайки их, которые, как выводки куропаток, разлетаются по сторонам. Полет летучих рыб всегда вызывает интерес и споры о механизме их полета.

Вопрос о полете летучих рыб в настоящее время хорошо изучен. Много сделал для понимания физики полета летучих рыб академик Василий Владимирович Шулейкин.

Летучих рыб много видов. По форме тела они напоминают сельдь. Но грудные плавники их очень длинны, расширены и превращены в «крылья». У молодых летучих рыб грудные плавники увеличены еще не так сильно, и они почти такого же размера, как брюшные, поэтому спокойно плывущая рыбка выглядит как четырехкрылая. На корабле их называют «бабочками». Тело летучих рыб имеет хорошо обтекаемую форму, уплощенную снизу. Нижняя лопасть хвостового плавника сильно удлинена.

В устройстве внутренних органов обращает на себя внимание огромный плавательный пузырь, занимающий половину объема тела. Это тоже одно из приспособлений к полету, так как значительно уменьшает удельный вес тела рыбы.

Спасаясь от преследователей (а какие только хищные рыбы не гоняются за мясистыми летучками!), летучие рыбы покидают родную стихию и «летят». Тщательные наблюдения показали, что на быстром ходу (не менее 25 километров в час) рыба высовывает из воды переднюю часть тела, грудные плавники широко расправляются, а нижняя лопасть хвостового плавника начинает проделывать в воде колебательные движения с огромной частотой, около 50 ударов в секунду. Очень быстро, в течение одной-двух секунд, скорость движения увеличивается до 70 километров в час. «Хвост у рыбы заменяет пропеллер, — пишет В. В. Шулейкин,[32] — посредством которого этот замечательный гидроплан приобретает все большую и большую скорость по поверхности воды… Давление воды выталкивает вверх переднюю часть тела, и рыба начинает скользить по воде», опираясь на нее только самой задней частью туловища. Сопротивление движению резко падает, и скорость может быть доведена до высокого предела. Теперь расправляются брюшные плавники, рыба отделяется от воды и «парит» над поверхностью моря. Этот полет может длиться до 15 секунд, в течение которых рыба покрывает расстояние в 50—100 метров и более. Когда скорость полета снижается приблизительно до 40 километров в час, рыба или падает обратно в воду, или же в воду погружается только нижняя лопасть хвоста, быстрые колебания которого снова увеличивают скорость движения и дают возможность начать новый полет.

Были долгие споры о том, работают ли грудные плавники рыбы так, как крылья птицы, т. е. машет ли ими летучая рыба. При помощи киносъемки было окончательно установлено, что рыба ими не машет, так что полет летучих рыб правильнее назвать планированием.

Обычно летучие рыбы летят близко к поверхности моря, но могут подниматься на высоту нескольких метров. Случалось, что рыбы залетали на палубу «Витязя»; это бывало только ночью и всегда с наветренной стороны. Крупные хищные рыбы, например корифены, могут следовать в воде за улетающей от них летучей рыбой и хватать ее, когда она падает обратно в воду.

Где много летучих рыб, там обычно появляются и корифены. Касьянычу повезло. В один вечер на длинной буйковой станции на 3° северной широты он поймал пять крупных рыб.

На этой станции были интересные уловы. Большая коническая сетка (БКС) принесла крупную пелагическую немертину — оранжево-красную лепешку сантиметров 15 длиной и 7 шириной. Таких странных немертин я еще не видел. Немертины — это особый тип морских червей, близких к плоским червям, довольно высокой организации. Одной из особенностей их строения является своеобразный длинный хоботок на переднем конце тела, выбрасываемый наружу и служащий, по-видимому, для нападения и защиты.

В этой же сетке оказались интересные глубинные рыбы: веретенник Sudis, похожий на щуку, и несколько фиолетовых рыб семейства Ogcocephalidae с дисковидным плоским телом. Грудные и брюшные плавники у этих рыб мускулисты и используются для переползания по дну. В следующий раз БКС в этом районе принесла других своеобразнейших глубинных рыб, в том числе странную черную рыбу с зубастой пастью — Gigantactis vanhoeffeni. От переднего конца ее морды поднимается длинный стебелек, на конце которого светящаяся железа, служащая, вероятно, для приманивания добычи. И другое страшилище морских глубин — рыба Gigantura indica с огромной пастью, телескопическими глазами и вытянутым длинным нижним лучом хвостового плавника.

Рыба Stylephorus paradoxus

Но самой странной рыбой в этих ловах была, я думаю, серебристая лентовидная рыба Stylephorus parodoxus. Стебельчатые телескопические глаза ее могут направляться вперед и назад. Два нижних луча хвостового плавника вытянуты в длиннейшую упругую нить. Самое удивительное в этой рыбе — рот. Небольшой и беззубый, он может внезапно выдвигаться вперед, при этом глаза поворачиваются кверху и все «выражение лица» ее меняется. Рыба плавает в вертикальном положении головой кверху, хвостом вниз.

Интересный улов для наших ихтиологов принес и трал. Среди разных пойманных тралом рыб мое внимание привлекли красного цвета рыбы Peristedion (англичане называют их крокодиловыми рыбами). Это придонная рыба, глубоководный морской петух, родня нашим черноморским триглам. Голова у нее заключена в костный панцирь, грудные плавники и усы используются как щупальца для отыскания пищи.

На одной из станций в трал попалась любопытнейшая рыба, относящаяся к так называемым куркам (семейство Balistidae). Она вся заключена в тяжелую броню, состоящую ил крупных окостеневших чешуи, на некоторых имеются шипы.

Но самое интересное у этих рыб — первый спинной плавник, состоящий из трех шипов. Первый шип — острый и длинный, и он может быть взведен и «заперт», как курок, в стоячем положении. На заднем краю этого шипа проходит длинная глубокая борозда, в которую может заклиниваться второй шип. Пока второй шип не оттянут назад, первый тоже не может быть отогнут. Он твердо торчит, как штык.

Когда шипы не «взведены», то второй заходит в борозду первого, и оба плотно укладываются в углубление на спине рыбы. Эти странные рыбы попадаются и на небольшой глубине у рифов, где они своими мощными зубами сдирают и разгрызают различные организмы, и в придонных водах на значительной глубине.

Приближаемся к экватору. Ветер совсем ослаб — началась зона экваториальных штилей. Уже не в первый раз ловлю сачком небольшую корнеротую медузу (подотряд Rhizostomae); диаметр колокола около 10 сантиметров, колокол покрыт фиолетовыми прожилками, у него восемь коричневых щупалец. И каждый раз под колоколом у нее оказываются рыбы. Вот и сейчас из-под колокола медузы, пущенной в бадью с водой, выплывают одна за другой шесть рыбок: четыре ставриды Caranx speciosa и два спинорога из Monocantidae. Одна ставрида сантиметра на три длиннее диаметра колокола. Это хорошо известный пример сообщества медузы и рыб.

Наш меридиональный разрез тянется вдоль подводного хребта, пересекающего Индийский океан с севера на юг и получившего название Индийский центральный хребет. Он не имеет строго меридионального направления, отклоняется то к западу, то к востоку, поэтому станции наши оказываются то на одном склоне, то на другом, то в котловине, уже вне подводной возвышенности. Этот район океана особенно интересен для геологов.

Наш разрез проходит к западу от архипелага Чагос, лежащего по тому же меридиану, что Мальдивские острова, но на 300 миль южнее их, примерно на 5° южной широты. Острова Чагос занимают срединное положение в северном районе Индийского океана.

Геологи стараются возможно чаще запускать дночерпатель и длинные грунтовые трубки, беря колонки грунта длиной в 10–15 метров. В некоторых местах на хребте, на отдельных возвышенностях, ни трубка, ни дночерпатель не могут ничего взять. Очевидно, здесь сильные придонные течения смывают с твердых пород все отложения.

К югу от экватора погода стала хмуриться, хотя ветра почти нет. Синоптик говорит, что мы приближаемся к фронту, и действительно, ночью прошел сильный дождь. За линией фронта он обещает улучшение погоды и восточные ветры — мы входим в зону южного пассата.

В пятницу, 19 февраля, делаем последнюю буйковую станцию в самой южной точке меридионального разреза — 16° южной широты. Это «угловая» станция, отсюда мы пойдем на запад. Мы стоим к востоку от Индийского центрального хребта, глубина 3100 метров. На этой станции работали все отряды, и мы брали серию проб воды большим 200-литровым батометром с разных горизонтов.

Когда гидрологи обработали результаты своих наблюдений над течениями на многочисленных дрейфовых и якорных буйковых станциях в восточной и центральной областях Индийского океана, они смогли уже сделать ряд выводов о циркуляции вод в Индийском океане в период зимнего муссона.

Эти исследования особенно интересны потому, что они дают сравнительную оценку течений в поверхностных слоях и движения более глубоких слоев. Иван Михайлович Овчинников, один из основных работников гидрологического отряда, рисует следующую общую картину циркуляции водных масс в Индийском океане. Начнем с движения поверхностных вод.

В период зимнего муссона наблюдается четко выраженное северное экваториальное (или муссонное) течение, идущее на запад. Южная граница его проходит в общем вдоль экватора, к западу постепенно спускаясь южнее, и доходит до 3° южной широты. К западу от Мальдивских островов северное экваториальное течение расходится широким веером. Часть этого течения поворачивает к северо-западу и уходит в Аравийское море, другая часть идет на запад, к берегам Африки, где поворачивает на юг и дает начало экваториальному противотечению.

Экваториальное противотечение, идущее на восток, пересекает весь океан и хорошо прослеживается к югу от Явы. От основной струи экваториального противотечения отклоняется ветвь к юго-востоку. Тут она встречается с идущим на запад южным пассатным течением и образует зону конвергенции, или схождения течений, приблизительно около 9—13° южной широты.

Мощное южное пассатное течение отчетливо прослеживается и в восточной, и в западной частях Индийского океана. На востоке Индийского океана южная граница этого течения проходит по 17° южной широты; далее к западу оно резко отклоняется к югу и идет на юго-запад.

В самой восточной части океана, т. е. к западу от Австралии, наблюдаются два потока вод, идущих к северу. Один из них — это уже знакомое нам западное австралийское течение, проходящее узкой полосой вдоль западного побережья Австралии. Другой поток идет западнее, примерно по долготе 90°, и несет тоже к северу так называемую центральную воду Индийского океана. Между этими двумя потоками прослеживается направленное на юг встречное течение.

Общая картина течений поверхностных вод Индийского океана для зимы северного полушария, полученная экспедицией, в целом совпадает с известными уже схемами течений Индийского океана. Экспедиция уточнила характер движения поверхностных вод в западной части океана, у берегов Мадагаскара, в районе Коморских островов и восточного побережья Африки.

Новыми для науки являются сведения о движении вод в более глубоких слоях.

На горизонте 200 метров можно проследить и северное экваториальное течение, и экваториальное противотечение. Но на глубине 200 метров воды экваториального противотечения растекаются и на юг и на север шире, чем в поверхностных слоях. Поэтому и граница между этими течениями соответственно сдвинута к северу. К западу от Мальдивских островов воды северного экваториального течения и на 200-метровом горизонте (как и на поверхности) образуют ветвь, круто поворачивающую на север, в Аравийское море.

Южное пассатное течение на горизонте 200 метров уже не прослеживается. В районе западной Австралии схема течений на 200 метрах хорошо совпадает с поверхностной картиной течений.

Циркуляция вод на горизонте 500 метров уже значительно отличается от поверхностной и от горизонта 200 метров. На этой глубине полностью отсутствуют северное экваториальное и южное пассатное течения. Но зато выступают новые явления в динамике вод. В северной части океана (от 5° северной широты до 10° южной широты) можно проследить перенос аравийских вод в восточном и юго-восточном направлениях. С юга, наоборот, продвигаются на север потоки центральной воды Индийского океана. Буйковые станции позволили установить границы распространения отдельных водных масс в разных районах океана.

Буйковые якорные станции на меридиональных разрезах дали представление и о циркуляции вод на глубине 1000 метров. Со стороны Аравийского моря на такой глубине прослеживается мощный поток вод со скоростью до 25 см/сек. Перед естественной преградой архипелага Чагос эти воды делятся на два самостоятельных потока. Один несет аравийские воды на восток, через пролив между Мальдивскими островами и архипелагом Чагос, и эти воды прослеживаются широким фронтом в восточной части океана. Другой резко поворачивает сперва на юг, потом на юго-запад.

Изучение глубинных течений позволило увидеть перенос так называемых антарктических промежуточных вод, которые в восточном районе океана (86–90° восточной долготы) движутся на глубине прямо на север со скоростью 4—11 см/сек. К югу от экватора, примерно на широте 11°, антарктические промежуточные воды встречаются с аравийскими. Эти водные массы, одни пришедшие с севера, другие с юга, заметно отличаются по ряду своих свойств и прежде всего по содержанию солей. Поэтому граница между аравийской и антарктической промежуточной водами на горизонте 1000 метров особенно отчетливо прослеживается на графиках солености.

20 февраля. Уже идем на запад по 16-й параллели. Еще раз пересекаем Индийский центральный хребет.

Несколько дней тому назад командование экспедиции послало радиограмму верховному комиссару, представляющему правительство Французского Союза на Мадагаскаре, о нашем намерении зайти на Мадагаскар в порт Диего Суарес для снабжения, а также о желании встретиться с французскими учеными, исследующими природу океана. Мы знаем, что на островке Носи-Бе, возле Мадагаскара, расположена океанографическая станция французского управления научных исследований заморских территорий (Office de recherches scientifiques outre mer).

Сегодня приходит любезный ответ от верховного комиссара Сукадо, в котором он сообщает, что поручил председателю Комиссии по океанографии и изучению берегов организовать наилучшим образом нашу стоянку на Мадагаскаре и что французские ученые в Носи-Бе будут счастливы установить контакт с советскими океанографами.

Весело продвигаемся на запад с хорошим попутным ветром. Нас подгоняют юго-восточный пассат и течение. Мы идем по стержню южного пассатного течения. Настроение на корабле приподнятое. Скоро, дней через восемь, мы должны прийти на Мадагаскар. Огромный остров, о котором мы знаем очень мало, своеобразная природа, интересный народ, населяющий его, — мальгаши. Интерес подогревается той литературой о Мадагаскаре, очень немногочисленной, которая имеется на корабле, — например, поэтическая книга польского писателя Фидлера, жившего на острове, «Горячее селение Амбонанитело».[33] Мы знаем, что все долгие годы колониального угнетения не прекращалась борьба мальгашского народа за независимость.

Приподнятое настроение научного состава экспедиции не разделяет один только Юра Завернин, наш синоптик. Не радует его и хорошая погода с легким попутным ветром. Юра, лучше всех нас понимающий капризную погоду океана, смотрит на будущее с тревогой. Он уже давно говорил, что не одобряет, со своей метеорологической точки зрения, наш план идти к Мадагаскару по 16° южной широты.

Надо сказать, что до сих пор погода улыбалась нам необычайно. Шел пятый месяц плавания, и в сущности не было ни одного дня, когда погода не позволила бы вести работы! Я бы никогда не поверил, что можно почти полгода проплавать в открытом океане и не испытать ни одного шторма.

Тревога нашего синоптика вызывалась тем, что мы вступали в район, где зарождаются знаменитые циклоны Индийского океана. Очаги низкого давления, циклоны, возникают здесь обычно около 10–15° южной широты, где-то к востоку от Мадагаскара, и движутся в западном направлении по определенной траектории.

Циклоны сопровождаются сильными ветрами, нередко достигающими в центре силы урагана, и очень бурным морем. Иногда эти циклоны обрушиваются на восточное побережье Мадагаскара, причиняя большие разрушения. Особенно пострадал от циклонов Мадагаскар и, в частности, порт Таматаве в 1926 и 1943 годах. Но наиболее часто жертвой этих циклонов оказываются Маскаренские острова — остров Маврикия и Остров Реюньон, лежащие к востоку от Мадагаскара.

В своем дальнейшем продвижении циклоны, как правило, заворачивают к югу и юго-востоку, в область «ревущих сороковых» широт. Но это пустынная область океана, лишенная островов, здесь ураганам не на кого обрушиваться, а случайные корабли, оповещенные по радио, стараются подальше обойти беспокойный район.

Мы не спеша шли с работами на запад, к Мадагаскару, когда синоптик сообщил о зарождении к северо-востоку от нас очага низкого давления, угрожающего развиться в циклон. И действительно, в ближайшие дни циклон сформировался и стал двигаться за нами по пятам. Мы на запад — и он на запад.

Я уже говорил, что метеорологическая служба Тихого и Индийского океанов имеет обычай каждому циклону или тайфуну, как их называют на Тихом океане, давать собственное имя, всегда женское. Наш циклон получил имя Кароль. Юра долго не мог понять, что означает слово «Кароль», которое стало постоянно повторяться в метеосводках, которые он принимал. Я не раз помогал ему в расшифровке сводок на французском языке (метеослужба Мадагаскара и острова Реюньон дает сводку на французском языке), но тоже становился в тупик перед непонятным словом «Кароль». И только много позднее, на метеостанции в Таматаве, мне объяснили, что «Кароль» — это сокращенное «Каролина» и что это имя циклона, угрожавшего и нам, и Мадагаскару.

Кароль двигалась со скоростью 6–8 узлов. Скорость «Витязя» 12 узлов. Но так как мы то и дело останавливались на станции, то Кароль постепенно к нам приближалась.

Юра Завернин нервничал, когда мы останавливались на длительные станции, уговаривал идти быстрее, так как дело не шуточное. Он информировал капитана, что судам передано штормовое предупреждение. К северо-востоку от нас циклон углубляется, идет уже со скоростью 10 узлов на запад-юго-запад и, вероятно, выйдет нам наперерез. «Судам, идущим в этом направлении, приближаться с осторожностью. Сообщать о состоянии погоды», — гласила директива метеослужбы.

А погода у нас стояла отличная, и трудно было поверить, что совсем недалеко к норд-осту уже бушует шторм.

Но невозможно идти и не останавливаться на станции. Мы проходим очень интересный район мелководья в открытом море — обширную группу рифов, известную под названием банок Каргадос Карахос. Это группа рифов, островков и мелей, вытянутых на десятки миль в виде дуги, обращенной вогнутой стороной к западу. На главном рифе лежат несколько островков, и, кроме того, есть островки и вне рифа. Все это низкие острова, и многие из них затопляются водой в бурную погоду. Почти все островки необитаемы, но некоторые из них посещаются рыбаками, там устроены склады, бараки для временного жилья.

К северу от банок Каргадос лежит другая обширная банка Назарет, и еще севернее — банка Сайа де Малья.

Лоция дает описание этих островков — Рафаэль, Майоре, Кокосового острова, острова Альбатрос, Пирл, Фрегат и др. — и предупреждает, что к ним не следует подходить ночью, а только днем и в ясную погоду. На некоторых островках стоят отдельные деревья. Высадка на все острова очень опасна.

24 февраля утром эхолот отмечает быстрое уменьшение глубины — 200, 150, 100, 50, 40 метров. Мы на банке Каргадос.

Наконец в бинокль к юго-западу смогли разглядеть дерево, пальму, и постепенно перед нами вырисовался низкий остров с одиноким высоким деревом.

Подходим ближе. Капитан устанавливает, что это остров Альбатрос. В бинокль видны низкие строения, белый песок пляжа. С острова налетели птицы, крачки, снизу белые, сверху темно-коричневые. На шее белый воротничок с темной оторочкой. И белые крупные фрегаты.

Встаем на станцию у острова на глубине 40 метров. Дночерпатель принес белый фораминиферовый песок и много крупных, похожих на мелкие монетки фораминифер Orbitolites. Фораминиферы — одноклеточные организмы, относящиеся к корненожкам, раковинки их сложно устроены и состоят из хитоноподобного вещества. У фораминиферы Оrbitolites эта раковинка пропитана солями извести.

На банке Каргадос промышляют много рыбы. Наши ихтиологи надеялись, что мы находимся на рыбном месте. Спустили оттер-трал, протащили его. Оттер-трал принес хороший груз кораллов различных видов, в том числе красивые синие кораллы, и много разных беспозвоночных — губок, мшанок, офиур, крабов. Но рыбы в него не попались.

Ихтиологи решили, что глубина мала. Попытали счастье в другом месте, поглубже, но опять без результата. Пошли дальше на запад. Часа два шли по банке, по ровному плато с глубиной около 50 метров. Потом глубина внезапно стала быстро увеличиваться, банка кончилась. 1000 метров, 1500 метров. Тут остановились по просьбе отряда бентоса, провели траление тралом Сигсби. Трал оказался интересным тем, что в нем было очень много погонофор. Их было больше, чем других животных. Можно сказать, что погонофоры тут ведущая форма. Причем все погонофоры принадлежали одному и притом новому виду, целый биоценоз данной погонофоры! Особенно обрадовало Артемия Васильевича то, что в трубках некоторых особей находились развивающиеся зародыши. У каждого человека есть свои радости, как и свои горести.

Прошла ночь, утро. Идем на запад при отличной ясной погоде. Легкий ветер около 3 баллов с юго-востока. Природа спокойна, ничто не напоминает о циклоне, угрожающем настигнуть нас. А метеосводки сообщают, что центр циклона приблизился к нам и что скорость ветра там достигла 10 баллов.

Весь день плывем на запад. Вечером встали на станцию. Синоптик рассказывает, что наш циклон уже дошел до района банки Каргадос, где мы так спокойно работали совсем недавно. На Маскаренских островах ждут шторма.

Поздно вечером 23 февраля приходит радиограмма из Диего Суареса, меняющая все наши планы. Председатель Комиссии по океанографии Ибер после ряда приветствий сообщает, что наш заход и снабжение в порту Диего Суарес в просимые нами сроки невозможны по причине того, что единственный причал и возможности снабжения заняты учебным крейсером «Жанна д'Арк». Нам предлагают идти в Таматаве, где будут предоставлены все возможности для снабжения и где мы сможем встретиться с гидрографической экспедицией на судне «Ла Перуз» и с директором Института научных исследований Мадагаскара.

Так как выбора у нас нет, снабжаться нам необходимо, то приходится соглашаться. Сообщаем, что 25 февраля придем в Таматаве.

В сущности мы не имели серьезных оснований огорчаться, что зайдем в Таматаве, а не в Диего Суарес. Правда, мы потеряем больше времени и, кроме того, Диего Суарес хорошо защищенная естественная гавань, в которой не страшны никакие циклоны. Но как место Диего Суарес менее интересен, это военно-морская база, тогда как Таматаве оживленный портовый город, главный порт Мадагаскара и центр богатой и густонаселенной провинции Таматаве. С географической и вообще с познавательной точки зрения, для ознакомления с краем, его природой и населением Есе преимущества на стороне Таматаве. В этом мы убедились сами и это подтвердили нам наши мадагаскарские друзья.

24 февраля весь день простояли на якорной буйковой станции. Синоптик нам сообщает, что, по его расчетам, циклон отходит несколько к югу и, может быть, минует нас. В районе банки Каргадос бушует шторм в 8–9 баллов, но Юра надеется, что мы уйдем от циклона к западу, а Кароль отвернет к югу. Но наши тревоги с этой Кароль еще не кончились.

Завтра Мадагаскар! Любезный мсье Ибер сообщает, что корреспонденция для «Витязя», адресованная согласно нашим указаниям в порт Диего Суарес, по его просьбе переслана в Таматаве.

МАДАГАСКАР

25 ФЕВРАЛЯ. Полным ходом идем на запад к Таматаве. Ясный веселый день. Ветер в левую скулу силой около 5 баллов. Чувствуется зыбь — отголосок бушующего где-то к востоку шторма. На судне усиленно красят борта, надстройки, уже далеко не блещущие прежней белизной и свежестью после месяцев напряженной работы в море.

К полудню открылись на горизонте горы Мадагаскара, а вскоре стал виден низкий, плоский берег, уходящий ровной, прямой линией на север и на юг. Мели и коралловые рифы образуют сплошную полосу, которая тянется вдоль берега более чем на 1000 километров. Хороших естественных гаваней тут, на восточном берегу, нет. Но так как условия плавания вдоль западного берега по бурному и с сильными течениями и водоворотами Мозамбикскому проливу еще менее благоприятны, то главнейшие порты — Таматаве, Мананжари и некоторые другие — находятся на восточном побережье Мадагаскара.

Мы выходим прямо на Таматаве. Вот уже можно разглядеть высокие краны, портовые пакгаузы, серебристые нефтяные цистерны. Правее в темной зелени раскинулся город. Над песчаным пляжем возвышаются две башни католического собора. Между башнями высокий крест.

Подходит лоцманский бот. Лоцман проводит судно через проход в рифе. Справа на рифе разбивается белая пена бурунов, слева проход в порт огражден бетонной стеной брекватера. Мы отдаем якорь на рейде, так как обещанный нам причал занят каким-то кораблем, но лоцман успокаивает, что завтра судно уйдет и нас поставят к пирсу.

Таматаве — главный порт всего острова. Однако он не дает кораблям надежной защиты от океанского наката и всех капризов моря. Как и все восточное побережье Мадагаскара, Таматаве открыт для ветров с Индийского океана, и не раз циклоны производили в нем большие разрушения. При угрозе урагана суда должны уходить из порта и штормовать в море.

Город Таматаве — столица богатой провинции. На языке мальгашей он называется Тоамазина. Предание рассказывает, что король Радама I, никогда еще не видевший моря, прибыл в Таматаве в 1817 году. Попробовав на вкус воду океана, он сказал: «Тоа мазина» — «Она соленая»!

Только отошел от борта лоцманский бот, как подходит красивый белый катер с гидрографического судна «Ла Перуз».[34]

На борт поднимаются два высоких, одетых в белое, француза. Один из них — представитель верховного комиссара, другой — военный моряк, начальник гидрографической экспедиции на «Ла Перуз» с труднопроизносимым именем Пюикуюль. Представитель комиссара приветствует советскую экспедицию с прибытием на Мадагаскар и сообщает, что часа через два прибудут специальным самолетом из Тананариве, столицы острова, ученые: профессор Полиан, директор Института научных исследовании Мадагаскара, и с ним двое его коллег. Французские ученые желают установить контакт с советскими океанографами на «Витязе».

Военный гидрограф озабочен. Он развертывает отлично вычерченную синоптическую карту, показывающую движение нашего циклона, и предупреждает о грозящей опасности. На французской схеме стрелы приближающегося циклона направлены прямо на Таматаве. Капитан посылает за нашим синоптиком. Приходит Юра со своей на сегодняшний день нанесенной рабочей картой. По Юриной схеме Кароль начала заворачивать к юго-западу, и наш синоптик предполагает, что она отойдет к югу и, бог даст, минует Мадагаскар. Возможно, она ударит по островам Маврикия и Реюньон. Мсье Пюикуюль снисходительно улыбается и замечает: «Votre jeune homme est tres optimistique» — «Ваш молодой человек большой оптимист». Гость с «Ла Перуза» приглашает руководство нашей экспедиции и ученых посетить гидрографическое судно.

Здесь мы узнаем, что Мадагаскар, провозглашен автономной Мальгашской Республикой в системе Французского Союза. Делами Мадагаскара управляет, рассказывает представитель верховного комиссара, свое собственное правительство. Вскоре мы поняли, что это правда только наполовину и что самостоятельность автономной Мальгашской Республики была весьма относительной.

Подходя к Мадагаскару, мы подняли на передней мачте французский флаг. Представитель верховного комиссара указал нам, что надо поднимать не французский флаг, а флаг Мальгашской Республики. У нас нет такого флага, и его приходится срочно кроить и шить. Флаг Мальгашской Республики трехцветный: у древка вертикальная белая полоса, к ней примыкают две горизонтальные полосы — сверху красная, снизу зеленая. Мы поднимаем мальгашский флаг.

Гости уехали, а в 6 часов вечера тот же катер привез новых гостей — доктора Полиана, высокого, немолодого ученого, на редкость образованного и знающего человека, оказавшего нам много услуг, и еще двух ученых — метеоролога Шоссара и геолога Сент-Урса. Как раз подошло время ужина, и французские ученые охотно составили нам компанию, с удовольствием разделив нашу трапезу. Знакомство отметили бутылкой советского шампанского и пошли осматривать судно.

Доктор Полиан по специальности энтомолог. Но будучи одновременно и директором океанографического института в Носи-Бе (Большой остров), он живо интересуется техникой морских исследований и, кроме того, хорошо знает морских рыб. Поэтому осмотр оснащения нашего корабля он проводил тщательно и досконально, как опытный эксперт. Он знал из литературы, что «Витязь» может становиться на якорь в любом пункте океана и проводить траления в самых глубоких впадинах, и поэтому особенно интересовался нашими 22-тонной якорной и 12-тонной траловой лебедками, спускался в трюм осматривать барабаны со ступенчатыми траловым и якорным тросами. Его интересовало все: и как ведется траление разноглубинным тралом, как поддерживается ход трала на заданной глубине и как изучаются глубинные течения, а также ихтиологические коллекции, собранные Т. С. Рассом. Он охотно делился собственными знаниями и результатами океанографических работ своих коллег в Носи-Бе. И убедительно приглашал нас зайти в Носи-Бе, обещая помимо лабораторий показать очаровательный остров, и действенный лес, и живых лемуров в природе!

До позднего вечера сидели мы в уютной капитанской каюте с французскими учеными, хорошо знающими природу и жизнь острова, слушая рассказы о прошлом, настоящем и будущем Мадагаскара. Мы ясно поняли из этой беседы, что Мадагаскар переживает сейчас бурную пору борьбы за национальное освобождение, что современное положение Мадагаскара — лишь одна из фаз зток борьбы. Нам было интересно, что расскажут сами мальгаши.

Мсье Полиан привез экспедиции очень ценный подарок — три тома Трудов Океанографического института в Носи-Бе. Один из томов — роскошный альбом, посвященный латимерии, рыбе из группы целакант, «живому ископаемому». Открытие этих рыб — одно из крупнейших событий современной биологии. Половину альбома составляет текст, подробнейшее описание истории открытия и анатомии этих рыб, написанное профессором Милло, сотрудником Научного института в Тананариве, другая половина — великолепные фотографии. Альбом составлен по трем первым пойманным экземплярам латимерии. Все рыбы (за исключением первой) пойманы на Коморских островах, у островов Анжуан и Гранд Комор. Последняя, восемнадцатая рыба, поймана только четыре дня тому назад. Из 18 рыб 16 самцы и только две самки.

Подробнее об этих рыбах я расскажу, когда мы будем на Коморских островах. Доктор Полиан дает нам ряд ценных советов, касающихся захода на Коморские острова. Рекомендует заходить только на остров Майотту, так как к другим островам группы Комор подходы очень опасны для такого большого корабля, как «Витязь».

Коморские острова не вошли в автономную Мальгашскую Республику и остаются заморскими владениями Франции. Поэтому вновь надо запрашивать разрешение у верховного комиссара, но Полиан обещает обеспечить нам такое разрешение. Уже наступила ночь, когда гости спустились на катер, который унес их к огням Таматаве. Расставаясь, мы договорились встретиться дней через десять в Носи-Бе.

Мадагаскар — огромный остров. По своим размерам он занимает четвертое место в мире, уступая лишь Гренландии, Новой Гвинее и Калимантану. Он вытянут с севера на юг примерно на 1600 километров и весь находится в южном полушарии от 12° до 25°36? южной широты. Мадагаскар очень многообразен по своим природным условиям, рельефу, климату, растительности.

Центральные горные районы страны — наиболее населенная часть острова. Плотность населения достигает здесь 20–50 человек на 1 квадратный километр, при средней плотности населения Мадагаскара 7 человек 1 на квадратный километр.

Основную массу населения Мадагаскара составляют мальгаши. Численность мальгашей в настоящее время превышает 5 миллионов человек. На острове живет около 70 тысяч французов и других европейцев, а также много индийцев и китайцев.

Происхождение мальгашской народности, как и вся история Мадагаскара, — интереснейшая историческая проблема. Несомненно, что мальгаши происходят из Юго-Восточной Азии, с островов Индонезии. За это говорят и антропологические, и этнографические, и лингвистические данные. По своему физическому типу большинство мальгашей имеют выраженные черты сходства с малайскими народами.

Материальная культура мальгашей тоже южноазиатского происхождения. Например, лодки с противовесом (балансиром), широко применяемые на Мадагаскаре, типично малайские. На Мадагаскаре применяют духовое ружье, т. е. стрелометательную трубку, или сарбакан, неизвестное в Африке, но распространенное на Калимантане. Способы постройки домов, обработки рисовых полей и многое другое указывают на связь культуры Мадагаскара с культурой народов Индонезии.

Современный мальгашский язык весьма сходен с языками населения островов Индонезии — яванским и малайским. Старый профессор Ямин в Джакарте говорил мне, что он, не зная мальгашского языка, без труда понимал речь мальгашей на Мадагаскаре. Но интересно, что многие санскритские слова, представленные почти во всех языках Индонезии, отсутствуют в мальгашском языке. Это относится к словам, обозначающим такие основные понятия, как хлеб, рыболовная сеть и др. Из этого факта делают вывод, что ранние переселения индонезийцев на Мадагаскар произошли еще до проникновения индийского влияния в Индонезию. Историки считают, что первые переселения могут быть отнесены к X–VI векам до нашей эры, последующие к II веку до нашей эры, а последние переселения, по-видимому, имели место между I и X веками нашей эры.

Переселение индонезийцев на Мадагаскар шло, очевидно, вдоль берегов Индии, Аравии, Сомалийского полуострова и облегчалось попутными муссонными ветрами и течениями. Несомненно, что после заселения острова жители находились в оживленных сношениях с населением восточного берега Африки, с народами банту. За это говорят и более темный, с курчавыми волосами, негроидный тип мальгашей западного берега Мадагаскара, и лингвистические данные. Мальгашский язык содержит немало слов африканского происхождения, языка суахили. Так, мальгашские названия почти всех домашних животных — собаки, осла, быка, козы, барана и др. — заимствованы из языка суахили.

Мальгашский язык очень звучный, певучий, отличается обилием гласных и отсутствием резких гортанных звуков. Он показался мне похожим на итальянский язык.

До появления арабов мальгаши не имели своей письменности. Первые мальгашские рукописи — сура бе (большое письмо) написаны арабским алфавитом. Мальгаши приспособили арабский алфавит для передачи звуков своего языка, как это сделали многие другие народы — например, персы, турки, жители Мальдивских островов, а также африканские народы, суахили и др. Большинство древнемальгашских рукописей содержит тексты религиозного и магического содержания. Древняя письменность сура бе не имела значительного распространения.

Историческое прошлое мальгашского народа известно больше из устных преданий. Государства на территории Мадагаскара возникли задолго до проникновения на остров европейцев, но большинство их никогда не были прочными и, просуществовав недолгое время, распадались. Только в центральной части острова около 1300 года возникло государство Имерн, которое покорило более мелкие объединения отдельных групп.

Европейцы стали проникать на остров с начала XVI века. Первыми появились португальцы, но они не делали попыток прочно обосноваться на острове. В середине XVII века, в разгар борьбы за господство на Индийском океане, французы основали на юге восточного побережья острова поселение Форт Дофин. Он много раз подвергался нападению мальгашских отрядов и был покинут французами.

Борьба с иноземными захватчиками способствовала объединению прежде раздробленного феодального мальгашского государства. В XIX веке государство Имерн объединило всю территорию острова. Социальное устройство этого королевства известно довольно хорошо благодаря сохранившимся письменным документам — кабари.

В начале XIX века попытки европейцев захватить Мадагаскар возобновились с новой силой. «Остров стал объектом ожесточенного англо-французского соперничества. Но колонизаторы встретили упорное сопротивление мальгашей, которые, используя англо-французскую конкуренцию, особенно при царе Радама I (1810–1828), нанесли захватчикам целый ряд поражений».[35]

Кроме военного вмешательства шло и «мирное» проникновение. Миссионеры, католические и протестантские, проникали в страну, входили в доверие при дворе и наряду с авантюристами-предпринимателями собирали информацию и раздували искры вражды между населением отдельных провинций. Несмотря на все эти происки, колонизаторам долго не удавалось военной силой подчинить мальгашей.

Страна развивалась и быстро шла вперед в области культуры и промышленности. В Тананариве была создана типография. Широкое распространение получило школьное образование. В 1861 году было введено всеобщее обязательное обучение для детей. Было положено начало созданию медицинских кадров среди мальгашей. Зародилась мальгашская интеллигенция, стали издаваться газеты на мальгашском языке, начала создаваться металлургическая промышленность.

Для отпора военному вмешательству со стороны европейских держав было организовано производство пороха и ружей. Лишь ценой соглашения с Англией, по которому Франция обязалась поддерживать британские притязания на Занзибар, а Англия отказывалась от Мадагаскара, французским империалистам удалось установить свое господство. В 1896–1897 годах французским войскам под командованием Галлиени удалось сломить сопротивление мальгашей и занять Тананариве. Французы отстранили от власти королеву Ранавалюн III и сослали ее сперва на остров Реюньон, а затем в Алжир.

Мадагаскар был объявлен колонией Франции. На остров устремились французские предприниматели. Вся земля была объявлена собственностью Франции. Правительство передало большие земельные угодья в руки колониальных компаний, под плантации кофе, табака, сахарного тростника и других тропических культур.

Но мальгаши не примирились с режимом колониального угнетения. Борьба за свободу и национальную независимость не утихала. На острове неоднократно вспыхивали восстания.

Возникла организация национального движения из среды мальгашской интеллигенции. Особенного подъема борьба за национальное освобождение на Мадагаскаре достигла после второй мировой войны.

Колониальные власти начали широкую волну кровавых репрессий, арестовали и устроили судебный процесс над группой деятелей массовой народной партии «Демократическое движение за мальгашское возрождение», в том числе и депутатов французского парламента. В декабре 1947 года военный суд вынес много смертных приговоров.

Однако преследования не сломили воли мальгашского народа. Борьба продолжалась. В 1958 году, пытаясь предотвратить новый подъем народно-освободительного движения на Мадагаскаре, французское правительство создало автономную Мальгашскую Республику в системе Французского Союза. Эту республику мы и застали еще на Мадагаскаре.

Когда пишутся эти строки, Мадагаскар сделал еще один важный шаг к достижению независимости. В период, когда чуть ли не вся Африка в едином порыве стремится к свободе, правительство Франции уже не могло игнорировать требования мальгашского народа.

26 июня 1960 года Мадагаскару была предоставлена политическая независимость. Однако французские войска по-прежнему остаются на Мадагаскаре, сохраняются французские военные базы и аэродромы, французские монополии занимают прочные позиции в экономике острова.

Естественно, что такое положение не может удовлетворить мальгашский народ, который продолжает борьбу за полную независимость своей страны.

«ВИТЯЗЬ» В ТАМАТАВЕ

Боцман нас не обманул. На другой день «Витязь» поставили к пристани. Тут же начали снабжать корабль водой, явился агент по снабжению, обещают нас долго не задерживать.

Разрешены отпуска в город, но не более чем на три часа, так как портовые власти предупредили, что из-за угрозы циклона корабли должны быть в состоянии трехчасовой готовности. Первый визит делается, по совету доктора Полиана, представителю центрального мальгашского правительства в провинции Таматаве мсье Жарисону.

Мсье Жарисон невысокий, курчавый, не очень темный мужчина лет 35. Говорит с нами по-французски. Мы сообщаем о цели нашего захода, приглашаем посетить корабль. Он обещает приехать сегодня, так как завтра улетает на совещание в Тананариве.

Оставили машину и пошли осматривать город. В центральной его части чистые зеленые улицы, аккуратные дома. Хороший крытый «европейский» рынок. Рядом с рынком много ларьков, в которых торгуют местными изделиями — плетеными циновками, шляпами из соломы, разноцветными яркими плетеными сумочками, высушенными крокодильчиками, которых много на Мадагаскаре. Сушеный крокодил — обычный сувенир из Таматаве. На рынке обилие фруктов — бананы, ананасы, манго, авокадо, а также много яблок, привозимых из центральных районов страны. Всевозможные овощи, ларьки с рыбой, мясом. Посетили и более старый «мальгашский» рынок, тоже неплохо устроенный. Строил его, между прочим, русский инженер Орловский.

Таматаве опрятный, даже кокетливый городок. Население его достигает 48 тысяч человек. Много зелени. Тенистые улицы обсажены большими широколистными деревьями, которые французы называют за пышную плотную крону Bonnet d'Eveque (епископская шапка).

Базары, улицы полны народом, в основном мальгашами. Изредка встречаются французы, а также китайцы и индийцы. Но магазины, за исключением мелких лавочек, почти все индийские или китайские, реже арабские.

По внешнему облику мальгаши очень различны между собой. Даже для непривычного глаза сразу заметно, что у одних преобладает малайский тип, более светлый цвет лица, у других более выраженная африканская внешность — курчавые волосы, темная кожа. Среди мальгашей выделяют несколько этнических групп: мерина, бецилео, антадруи, аптаисака, антаимур, сакалавы и др., каждая из которых имеет некоторые особенности в физическом типе, в материальной культуре, в говоре.

В настоящее время под влиянием разных социальных и экономических причин происходит большое перемещение и перемешивание населения и ассимиляция отдельных групп, исчезает различие отдельных диалектов. На Мадагаскаре завершается формирование единой мальгашской нации.

Заходим на главную почту — большое здание, как в крупном европейском городе. Многие из нас уже находят письма цля себя, пересланные сюда из Диего Суареса.

Вернулись на судно, пообедали и пошли с визитом на стоящее рядом с нами гидрографическое судно «Ла Перуз». Это корабль в 2000 тонн водоизмещением, прежде входил в состав военной флотилии. Теперь с него сняли пушки, переделали для гидрографических работ. «Ла Перуз» производит опись берегов Мадагаскара.

Командир корабля приглашает к себе в каюту, зовет своих офицеров. Выпили отменного французского шампанского за дружбу моряков Франции и СССР. Мы пригласили французских гидрографов посетить «Витязь».

Вечером с «Ла Перуза» пришел дежурный офицер предупредить нашего капитана, что угроза циклона усилилась, центр циклона находится в районе банки Каргадос, в радиусе 200 миль бушует сильный шторм. Если циклон будет двигаться на юго-запад, он минует нас, если на запад-юго-запад — то ударит по Таматаве. «Ла Перуз» готовится уходить в море, предлагает штормовать вместе. Капитан Сергеев встревожен, но решает ждать до утра. Вода уже принята на борт, но провизия еще не получена. Капитан думает, что штормовать придется дня три-четыре, потом идти обратно за продуктами, которые нам необходимы.

Ночь на 27 февраля прошла в общем спокойно, ветра никакого не было. Тем не менее лопнули три троса, которыми «Витязь» ошвартован у пристани, — два стальных и один манильский.[36] Такое мало заметное для глаза, но в действительности сильное движение воды в гавани моряки называют «тягун». Представитель одной из морских фирм предложил капитану арендовать на время стоянки их швартовы из капрона. Действительно, упругие капроновые тросы хорошо удерживали судно, несмотря на усилившийся «тягун». Но платить за них пришлось втридорога. Бурун на рифе у входа в порт заметно усилился. В город пускают только на два часа.

Сегодня день свободного посещения судна. Об этом нигде не оповещалось, ни в газетах, ни по радио. Но мальгаши народ общительный, и сведения моментально распространяются по городу. Множество гостей, с женами и детьми, потянулись к «Витязю» — и мальгаши, и французы.

Было много интересных гостей, и завязалось немало знакомств. Посетили нас французские научные работники с опытной станции по изучению болезней ванили во главе с директором станции Жан-Пьером Тоннье. Он приглашает группу ученых с «Витязя» посетить станцию, расположенную в 30 километрах от города.

Особенно интересны были некоторые наши мальгашские знакомства. Небольшая группа мальгашских гостей — молодой агроном, педагог и фотограф — старались сфотографировать серп и молот, украшающие трубу корабля. Когда мы познакомились ближе и сидели в каюте за беседой, наши гости рассказали нам, что они участники Демократического движения за мальгашское возрождение, борются за настоящую свободу для Мадагаскара, свободу для мальгашей, без французов.

Они говорили о необходимости исследовать богатства страны, изученные еще недостаточно. Крупные французские тресты, владельцы предприятий извлекают огромные колониальные прибыли. А на рудниках и плантациях работают исключительно мальгаши. Теперь, чувствуя, что у них горит почва под ногами, французы стараются не вести широкую разведку недр.

— Французы уверяют, что на Мадагаскаре нет нефти, а мы, мальгаши, знаем, что она есть, и не в одном месте. Нам нужны свои инженеры, свои геологи, свои агрономы — говорят наши гости.

Наши трое гостей — представители «нонистов». Так здесь зовут сторонников полной независимости Мадагаскара. Во время референдума на вопрос: «Согласны ли Вы на вхождение Мальгашской Республики во Французский Союз?» — они ответили: «Non!» (нет). Все ответственные должности в автономной республике были предоставлены «уистам», ответившим «oui» (да).

28 февраля. Сегодня воскресенье. С утра ждем французских исследователей, чтобы ехать на ванильную опытную станцию. Едем на трех машинах — Богоров, Виноградовы, Беляев, Иванов, капитан и я.

Директор лаборатории по изучению ванили Жан-Пьер Тоннье, высокий худощавый мужчина лет 35, живет на Мадагаскаре уже более 10 лет. Его помощник Зибольд, энтомолог, изучает насекомых — вредителей ванили.

Путь наш лежит сперва по берегу моря. Проезжаем мимо центральной метеорологической обсерватории и останавливаемся, чтобы узнать, каково положение с нашим циклоном.

Нас отпустили с корабля только на три часа. Заходим мы с Тоннье, который знаком с персоналом обсерватории. Дежурный синоптик, мальгаш, дает нам сводку на сегодняшнее утро. Ура! Центр Кароль перемещается на юго-юго-запад, траектория циклона заворачивает на юг! Но в 200 милях от Таматаве — ураганный ветер.

Радостный вздох облегчения. Таматаве спасен. Юра оказался прав! Мы можем быть в отлучке хоть до вечера. Только тут, на метеостанции, я получил разъяснение таинственному слову «Кароль». «Но это просто сокращенное имя Каролина, имя нашего циклона», — рассмеялся веселый метеоролог мальгаш.

Сильный прибой обрушивается на песчаный пляж. Мы вносим предложение: на радостях сделать остановку и выкупаться в зеленых волнах океана. Но Тоннье решительно отвергает. Бухта изобилует крупными акулами, которые подходят к самому берегу, бывают даже в береговом прибое и очень агрессивны. В Таматаве в море не купаются, даже рыбу не ловят, стоя в воде. Давно ли мы спокойно ныряли на рифах острова Рождества и Мальдив, не заботясь об акулах. Как все изменчиво в этом мире и в этом море!

Едем дальше. Невозделанные пространства на дюнах покрыты довольно богатой, но однообразной растительностью — пальмы, панданусы; в ландшафте много дюн и болот.

Климат тут теплый и влажный. Дожди выпадают во все сезоны года. Характерная картина пейзажа — пространства, заросшие пальмой рафия {Raphia ruffiа) и равеналой — деревом путешественников, раскидывающим свой веер из гигантских листьев. Далее к западу идут холмистые места, покрытые лесом или мелким кустарником. На восточном побережье успешно культивируют кофе, ваниль, гвоздику, эфироносы и другие тропические культуры.

Центральную часть острова, где нам, к сожалению, не пришлось побывать из-за угрозы циклона и необходимости находиться в трехчасовой готовности, занимает, как рассказывает Тоннье, высокая горная страна. Горы проходят с самого севера и до южной оконечности острова. Далее к западу центральная возвышенность переходит в обширное плато, постепенно спускающееся к Мозамбикскому проливу. Влага, приносимая с океана, задерживается горами. В центральной части дождей выпадает в два раза меньше, чем на восточном побережье, и то только в жаркое время года.

Основная культура центральных провинций — рис, которого собирают около миллиона тонн. Развито скотоводство: разведение крупного рогатого скота — зебу. Равнины запада — это безграничные степи и саванны, где редко идут дожди. К югу острова местность принимает характер сухих и жарких полупустынь. Наш путь проходит вдоль берега реки, неширокой, в нижнем плесе спокойной. Берега заросли камышом и другими растениями.

Большинство рек Мадагаскара берет начало в горных районах. Реки, текущие на восток, к Индийскому океану, короткие, быстрые, с водопадами и стремнинами. Они часто не вливаются в океан, а образуют лагуны, которые тянутся вдоль берегов на сотни километров. Их теперь соединяют в сплошную водную систему, так называемый канал Панга-лона, судоходный путь от Таматаве до Фарафанганы на юге.

Река, вдоль которой мы едем, называется Ивулина, что означает «река, где много камыша». Все мальгашские географические названия имеют смысл. Например, Тананариве, или, точнее, Антананариве значит «город, богатый людьми». В реке Ивулине много крокодилов, которых здесь неправильно зовут кайманами. Кое-где на берегу висят объявления на мальгашском и французском языках, предостерегающие об опасности со стороны этих страшных рептилий. Но мне не везло. Сколько я ни глядел, ни одного крокодила мне не удалось увидеть.

Приезжаем на ванильную станцию. «Ваниль, — рассказывает директор, — это богатство. Идет она почти исключительно на мороженое. Искусственная синтетическая ваниль идет в кондитерские изделия. Но культура ванили и технология производства хлопотные и трудные».

Растение ваниль (Vanilla fragrans) относится к семейству орхидных. Ваниль привезена в XVII веке из Мексики на остров Реюньон, а оттуда на Мадагаскар. Развивается тут хорошо, но очень страдает от грибкового заболевания — фузариоза. Одна из задач лаборатории — вывести сорт, устойчивый против фузариоза, но обладающий ароматом V. fragrans. Есть устойчивый вид V. ротропа, но качество у него гораздо ниже. Есть много и других видов ванили — антильская, южноамериканская и т. п. Одни из них засухоустойчивы, другие не боятся влаги, у третьих плод не раскрывается. Работники лаборатории производят скрещивания. Они получили уже 15 000 гибридов, которые заражают фузариозом и наблюдают за ними.

Мы смотрели под микроскопом препараты корешков зараженных растений и видели, как у одних гибридов все разрушено, остались только оболочки клеток, а у других, наоборот, корешки целы, а грибки окружены оболочкой, инкапсулированы, обезврежены. Это V. ротропа. В парнике сотни саженцев ванили разных сортов, зараженных грибком.

В биологии ванили все очень сложно. Грибок, вызывающий фузариоз, гибелен. Но другой грибок, живущий в симбиозе с ванилью в клетках корешка, в семени, наоборот, полезен. Этот полезный грибок, находимый на корнях всех орхидных, необходим для расщепления сложных сахаров, полисахаридов, так как у ванили не хватает собственных ферментов. Если просто посадить семена ванили, не заражая их этим грибком, то они не будут расти, так как и питательных материалов в семени мало, и зародыш слаб, и оболочка семени очень плотная, не раскрывается. Тут-то и надо искусственно заразить грибком, который делает все — и пищу готовит, и оболочку рвет и т. д. Кроме того, ваниль требует искусственного опыления, которое производится вручную, так как насекомые опыляют только на 5 %.

Из лаборатории мы прошли на опытные плантации ванили. Деревца ванили живут как эпифиты на других растениях — туторе. Этим тутором служит деревце глерицидия (Glericidia maculata) из семейства Leguminosae, похожее на акацию. Тутор дает и опору, и тень, необходимую для ванили. Корни ванили распространяются поверхностно, тогда как корни глерицидии сидят глубоко, и они друг другу не мешают. Мы видели на деревцах «стручки» ванили длиной в 15–20 сантиметров, но еще не созревшие для снимания.

С обработкой стручков ванили тоже немало хлопот. В свежем состоянии плоды не имеют запаха. Их подвергают особой ферментации. Стручки погружают на три минуты в воду, имеющую температуру 60°: Потом держат завернутыми в одеяло. На другой день выносят на солнце на 1 час, на следующий день на 1 час 10 минут, затем на 1 час 20 минут, и так целый месяц, пока стручки не приобретут темно-коричневого цвета и аромата ванили. Если нарушить процесс, то не получится того аромата, нет той цены. Тут же на станции плантации кофейных деревьев разных сортов: Аrаbiса, идущая во Францию, сорт Excelsior, дающий очень крупные зерна (т. е. семена). Этот сорт любят скандинавы.

На лужайке пасутся зебу. Крупные быки, темной масти, почти черные. Коровы поменьше. У многих зебу на спинах сидят белые цапли, которых французы зовут Paque boeuf и о которых я уже рассказывал. М. Тоннье говорит, что мальгаши держат много зебу, но здесь почти не эксплуатируют их, не едят, не доят, не работают на них. Зебу пасутся где-нибудь в лесу без всякого присмотра. «Стадо зебу — это вроде помещения капитала», — говорит Тоннье.

Колосья риса, дерево равенала и зебу — эмблема Мальгашской Республики.

На Мадагаскаре нам пришлось встречаться с различными кругами населения — от откровенных французских колонизаторов до передовых деятелей мальгашского народа.

Морской агент, представитель фирмы, обслуживающей корабли, с нескрываемым презрением и враждебностью относится к «ленивым и беспечным туземцам», не желающим гнуть спину на французских предприятиях и плантациях, «не ценящих, какие огромные капиталы вкладывает Франция в развитие края, в постройку дорог и аэродромов, в разработку полезных ископаемых», приносящих владельцам огромные доходы. «Франция делает громадную ошибку, — говорил он, выражая мнение определенных кругов, — что идет на создание какой-то Мальгашской Республики. Хорошо хоть, что есть достаточно ума, чтобы держать здесь свою армию и полицию, а то мальгаши перережут всех французов. Нам нужно вернуться к политике Галлиени!»

Либеральные французские ученые, научные работники Океанографического института в Носи-Бе, относятся к мальгашам с большей симпатией. «Мальгаши доброжелательный, миролюбивый, приветливый народ, — говорит директор „ванильной“ станции. — Они добросовестные и старательные работники, на них можно положиться. У них нет стремления к наживе, они довольствуются малым. Из нескольких бамбуковых жердей и охапки листьев рафии мальгаш строит себе жилище, которым вполне доволен в благодатном климате родного Мадагаскара. Он не думает о голоде. Кокосовый орех и гроздь бананов всегда к его услугам. Ни воровства, ни нищенства у них нет. Таков мальгашский народ».

Я спросил про положение женщин у мальгашей и правда ли, что у них есть временные браки. По словам Тоннье, мальгашекие женщины вполне равноправны. Временные браки действительно есть, но больше в деревне. Пары нередко сходятся как бы для пробного брака. Если сойдутся характерами, брак закрепляется, если нет, то мирно расходятся. При этом нередко от пробного брака остаются дети — один, двое. Но это ни в какой мере не зазорно, наоборот. Молодая женщина, у которой уже есть ребенок, ценится как невеста гораздо выше. Она уже доказала, что может быть матерью, и ее охотнее каждый возьмет в жены.

Я интересуюсь, есть ли на Мадагаскаре обязательное начальное обучение. Оказывается, что формально да. Но далеко не везде имеются школы. «Мальгаш не понимает, — говорит Тоннье, — что значит обязательное. Хочет пойдет, не хочет не пойдет. Мальгаш, — добавляет директор, — не привык и не хочет думать о завтрашнем дне. Он живет сегодняшним днем».

Однако, познакомившись с мальгашами, мы увидели, что многие из них думают не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне и не забыли вчерашний день.

Мы пригласили французских исследователей к нам на судно. Мсье Тоннье хочет захватить свою жену. Мы идем к его дому, который стоит на холме. Тропинка вьется среди пышной тропической растительности. По лестнице спускается его супруга — миниатюрное, изящное существо в красной шапочке до глаз, полуоткрытой кофточке и коротеньких легких шортах. Очень хорошенькая. Директор знакомит нас. Мадам Джесси Тоннье родом с острова Реюньон, креолка. Она никогда в жизни не бывала на корабле, хоть и выросла на острове, но на Мадагаскар и во Францию летала на самолете. Ей интересно посмотреть корабль.

Едем обратно в город. Я хочу уточнить смысл слова «креол». Мсье Тоннье разъясняет, что, строго говоря, согласно словарям, креол — это потомок французов, долго, в течение нескольких поколений, живущих в колониях. В понятии «креол» нет ничего, говорящего о смешении крови… Но обычное, обывательское понятие слова «креол» — это метисы французов и местного населения. Жена его именно такая креолка, мать ее француженка, отец мальгаш. Термин этот возник на островах Вест-Индии, и он испанского происхождения. Распространенное мнение, что среди креолок особенно много красивых женщин, по словам Тоннье, справедливо. Мы охотно согласились, имея перед глазами такой наглядный пример.

На корабле наших французских гостей, далеких от морских исследований, мало занимали лебедки и тралы. С гораздо большим интересом мсье Тоннье рассматривал наши многочисленные фотоаппараты — «Киев», «Зоркий» и др., а затем задал вопрос, есть ли у нас советские микроскопы, и попросил разрешения их посмотреть. Он объяснил нам, что реакционная французская пресса на Мадагаскаре постоянно пишет, что сообщения об успехах советской науки и техники — блеф и что советские ученые работают на германском оборудовании. Теперь, когда он все увидел собственными глазами, может с уверенностью опровергать в кругах ученых лживую информацию продажных писак.

Еще не успели уехать гости, которым было очень уютно в обществе советских коллег, в том числе наших милых ученых дам — Нины Виноградовой, Ирины Сухановой, Наташи Ворониной, а уже в каюте у Теодора Сауловича Расса сидят новые гости — мальгаши, которые пригласили нас пообедать с ними, посмотреть, как живут на Мадагаскаре небогатые люди. Поехали мы с Т. С. Рассом. Наш хозяин — учитель Андриаманитра Рамака Бари, его сопровождают друзья — агроном Ралаимунг Мартин и другой приятель, владелец машины. С трудом втиснулись впятером в маленькую машину и поехали.

Характерная деталь. В воротах порта нас останавливает портовый страж. Француз-таможенник довольно грубо, не стесняясь иностранцев, просит хозяев выйти из машины и открыть багажник. Пока он возится в багажнике, в окно всовывает голову другой страж, мальгаш, и тихо просит извинение за действия начальника. Мы много раз выезжали из порта с французами — с морским агентом, с работниками ванильной станции и др., и французский страж только козырял и открывал ворота. А вот машину мальгашей он счел нужным обыскать! Наши спутники смеются, говорят, что так на каждом шагу.

В машине трое мальгашей — и как все они разнятся по внешности друг от друга! Андриаманитра родом из центрального плато Имерн. Он светлее остальных, с бородкой, волосы у него прямые, больше других он похож на индонезийца. Его друг Ралаимунг курчавый, кожа у него шоколадного оттенка. Он принадлежит к племени антаимур, что значит «люди, живущие у берега моря». Его родина — южная часть восточного побережья Мадагаскара. Антаимур — моряки, считается, что у них есть примесь арабской крови. Третий товарищ, который ведет машину, Валанирана — бецимизарака, из провинции Таматаве.

Приехали к мальгашским домам — каза — на окраине города. Жена хозяина, симпатичная маленькая женщина, моложавая, хотя у нее четверо детей и старшая дочь уже взрослая, мать-старушка 65 лет с черными прямыми волосами, похожая на североамериканскую индианку, в длинном платье; взрослая дочь и два маленьких сына с умными, живыми черными глазенками. Потом пришла и вторая дочь, тоже большая, кончает школу.

Сидим в маленькой комнате, вроде гостиной, рассматриваем семейные альбомы. Гордость семьи — младший брат хозяина, который был членом организации национального движения VVS, возникшей еще в 1912 году среди студентов медицинской школы в Тананариве. Хозяин и гости рассказывают о непрерывных ущемлениях прав мальгашей. «Все имеют больше прав: и индийцы, и китайцы, не говоря уже о французах», — жалуются они. Я спросил, а как смотрит на все это правительство Мальгашской Республики? Вместо ответа хозяин, стоявший сзади, взял своего друга за уши и стал поворачивать его голову вправо и влево. «Правительство автономной республики — это марионетка, им вертят колониальные власти», — пояснил он свой жест.

Ралаимунг, наиболее образованный из всех, знающий и английский язык, говорит, что французы стараются держать мальгашей в невежестве и повиновении. Главные средства — это алкоголь и религия. На Мадагаскаре производится много рома из сахарного тростника. Ром широко распространяют, спаивают мальгашей. И религия, религиозное воспитание, в основном католическое, чуждое мальгашам, стремится воспитать покорность и приучить не думать.

Важнее всего сейчас — это образование народа. Хозяин мечтает, чтобы один его сын стал инженером, другой — дипломатом. Взоры мальгашских патриотов обращены на СССР. Хозяин достает с полки ряд книг — сочинения Ленина на французском языке, много старых мальгашских книг, изданных на французском языке еще задолго до оккупации Мадагаскара французами.

«Мы нагляделись тут, — говорят мальгаши, — и на вишистов и на фашистов. Главный наш враг — французский колониализм».

…Хозяйка зовет обедать. Все сели за стол. Сервировка европейская: тарелки, вилки, но еда мальгашская. Салат из огурцов и помидоров. Миска вареного риса, почти без соли. Куски мяса, завернутые в листья маниока и вареные, вроде наших голубцов. Куски вареной курицы в бульоне. Еда вообще вкусная. Мальгаши кладут себе на тарелку сразу все. Нет манеры подавать сперва одно блюдо, потом другое. Пили местную минеральную воду и горячий желтый настой на рисе; этот напиток мне не понравился. На десерт хозяйка подала нечто вроде жидкого крема из яиц, молока и сахара, который вызвал бурю восторга у ребят. И наконец фрукты — яблоки, привезенные из центрального горного плато, где не так жарко, бананы, ананас, авокадо. Плод авокадо разрезают пополам, вынимают огромную косточку и маслоподобную мякоть едят с сахаром. Поклонниками авокадо были также мальчуганы. Конечно, это был не обычный, повседневный обед. Это был обильный парадный обед в честь гостей из дружественного далекого Советского Союза.

Домик, в котором живет семья Андриаманитра, очень скромный. Оштукатуренные белые стены, три комнаты. Обстановка не богатая, но везде очень чисто. Эти стандартные дома строит городское управление — муниципалитет и продает в рассрочку. Хозяину нашему еще надо выплачивать за него семь лет, и тогда дом перейдет в его собственность.

Домой, в порт, пошли пешком через весь город, целой группой. Сегодня воскресенье, и на улицах масса гуляющих. Зашли на мальгашский базар, где многие нас дружески приветствовали, когда хозяин сказал, кто мы.

Проходим по прекрасной набережной — бульвару Галлиени, мимо плавательного бассейна на открытом воздухе, возле самого моря. Просторный бассейн полон наших витязян, которые прыгают с вышки, ныряют вперемежку с темными, загорелыми мальгашами. Жители купаются только в бассейне, так как в море, как я уже говорил, много акул, которые подходят к самому берегу. Раньше, говорят наши спутники, мальгашей не пускали даже за ограду бассейна.

Богоров, капитан и я договорились с Тоннье, что он сделает с нами на машине длинную поездку за город. Нам очень хочется поближе увидеть природу этой части Мадагаскара.

Отправились вдоль шоссе, идущего на север. Путь идет сперва параллельно берегу моря. Первая остановка у лицея, расположенного у самого моря. Это средняя школа, она состоит из многих легких и окрашенных в веселые тона павильонов. Каждый класс в отдельном павильоне. Спортивное поле, зеленая лужайка. Лицей построен на французские средства и предназначался сперва для французских детей. Теперь в нем учатся и мальгашские, и китайские, и индийские, и французские дети, мальчики и девочки. При лицее интернат, так что учиться могут не только живущие в Таматаве.

Едем дальше. Справа от дороги шумный прибой обрушивается на песчаный пляж, слева сплошные заросли равеналы, — дерево путешественников уживается и на плохих землях, где не растет ничего другого.

Проехали мосты через несколько речек и лагун, берега которых заросли бамбуком. Лагуны и болота тянутся далеко, параллельно морскому берегу.

Проезжаем мальгашские деревни. Это страна бецимизарака. Устройство домов очень простое. Сперва ставят каркас из тонких жердей. Внизу кладут горизонтальные балки из толстого бамбука, сантиметров на 50 от земли. На эти балки настилают пол из расщепленного вдоль бамбука. Стены заплетают из листьев рафии. Крыша из веток и листьев равеналы, подвязанных, чтоб не унес ветер, веревочками. Внутри в домах очень пусто и бедно. В особых курятниках, построенных из бамбука, куры. Много голубей в специальных голубятнях. Есть собаки. Мы спросили, есть ли рабочий скот — зебу. Зебу есть, но они ходят в лесу.

Двигаемся дальше. На берегу моря Тоннье останавливает машину и подводит к гробнице, месту захоронения. Мальгаши, рассказывает нам хозяин, равнодушны к религии. Многих обратили в католичество, но это только внешняя форма. У них очень силен культ мертвых. Мертвые играют большую роль в жизни живых. Если кто-нибудь умирает вдали от родных мест, его тело, кости, надо обязательно перевезти туда, где похоронены его близкие, его предки, иначе не будет покоя живым. Мальгаши не останавливаются перед большими расходами, которые они никогда не затратили бы на живых. Самолетам часто приходится перевозить сосуды с очищенными костями умерших.

Гробница, которую мы смотрим, — это постройка на столбах под крышей из гофрированного железа. На песке под навесом стоят деревянные гробы, штук десять, около них пустые чашки, бутылки, оставленные для мертвых. Сюда же приходят родственники справлять поминки.

Дорога углубляется в лес. Лес густой, дремучий, но Тоннье говорит, что это не девственный лес. Он много раз вырубался, выгорал и снова вырастал. Девственные леса он видел только дальше на севере, от Мароанцетры в глубь страны. Там попадаются огромные деревья. Тоннье, который занимается ботаникой и специально лесной флорой, много странствовал по дебрям Мадагаскара. Растительный и животный мир Мадагаскара, рассказывает он, очень своеобразны. Давняя изоляция острова от континентов привела к тому, что тут отсутствует много форм, свойственных Африке и Азии. С другой стороны, на острове немало эндемичных растений и животных. На Мадагаскаре нет слонов и зебр, нет крупных хищников, нет ядовитых змей, хотя есть удавы. Зато в лесах живет несколько видов лемуров, или полуобезьян, своеобразных животных, соединяющих черты низших и человекообразных обезьян. Есть ночные и дневные лемуры. Ручные лемуры живут в домах, особенной симпатией пользуется маленький дневной подвижной лемур бабакут, с черной острой мордочкой и длинным пушистым хвостом. Парочка таких лемуров потом жила у нас на корабле.

Геологи установили некоторые черты общности строения острова с южной Африкой и индийским плоскогорьем Декан. Это породило гипотезу об огромном материке Гондвана, когда-то (в палеозойскую эру) объединявшем южную часть Африки, Аравию, Индостан, Австралию. Однако эта гипотеза сейчас находит мало сторонников.

Большинство деревьев в мадагаскарском лесу вечнозеленые. Но есть и облетающие зимой деревья, например баньян. Лист облетает за 48 часов, и затем несколько месяцев эти деревья стоят голые, хотя зима и лето в этой провинции почти не отличаются по температуре, только дождей больше летом. Из крупной дичи в лесах водятся кабаны. Пытались разводить оленей, но неудачно. Оленям будто бы мешают слишком густые заросли. Бецимизарака охотятся на кабанов, но редко с ружьем, больше с собаками, просто загоняя в ямы. Французы не разрешали мальгашам иметь ружья, да и купить ружье им не на что. Сельский житель зарабатывает тысячи четыре франков в год. Из них платит три тысячи франков налога. Хватает лишь на то, чтоб купить керосин, немного муки. Из пернатой дичи есть утки, по речкам; на опушках леса держатся куропатки. Охота регламентирована.

Тоннье рассказывает интересные вещи о передаче информации у мальгашей. Иногда, бывало, шел дремучим лесом целый день, никого не встречая. А приходя в деревню находил, что староста приготовил для него дом и пищу. Невидимые наблюдатели следили за его движением.

Приближается день нашего ухода. Много мы гуляли по Таматаве, много завели знакомств с местными жителями. Многие из нас, «безлошадных», и я в том числе, приобрели себе маски для ныряния, так как нам предстоят еще интересные заходы на коралловые рифы.

Хочется напоследок вкратце рассказать еще об одном визите на «Ла Перуз». Наш капитан принимал французского командира, а потом командир пригласил начальника экспедиции, капитана и меня отобедать у них в воскресенье. Узнав, что мы собираемся заходить на Коморские острова, а карты острова Майотта у нас старые, командир велел принести новые, только что составленные по работам «Ла Перуза», карты острова Майотта и подарил их капитану.

Атмосфера в кают-компании гидрографического судна была самая дружественная. На прощание мы подарили офицерам «Ла Перуза» значки «Витязя», а они нам значки «Ла Перуза». Значок гидрографического судна «Ла Перуз» — художественно выполненный из синей эмали скачущий конь. Почему конь? Только французское воображение могло додуматься до такой эмблемы. Оказывается, имя Лаперуза было Галоп. Вот почему скачущий в галопе конь!

Французские моряки рассказывали нам, что циклон Кароль, так милостиво обошедшийся с нами, обрушился на острова Маврикия и Реюньон. На острове Маврикия насчитывается 17 убитых и 20 000 человек осталось без крова! Ветер достигал скорости 270 километров в час (75 метров в секунду).

Капитан объявил, что снабжение корабля заканчивается, приняли провиант, горючее. Отход назначен на 1 марта. В день отхода нас пришли провожать наши новые мадагаскарские друзья мальгаши. Пришли французские исследователи — Тоннье, с очаровательной мадам Джесси, Зибольд и др.

Мы отходим в рейд. Подходит лоцманский бот, выбирают якорь. «Витязь» медленно разворачивается, проходит мимо стоящего на рейде «Ла Перуза», дает прощальные три гудка. На рифе прибой уже не такой бешеный, как в последние дни.

Прощай, Таматаве!

Вечером заседание Совета экспедиции. Надо уточнить маршрут и составить план станции до Носи-Бе. Наша ближайшая задача — сделать разрез на север до Сейшельских островов. Это будет начало нашего меридионального разреза в западной части Индийского океана. Продолжать разрез на север от Сейшел мы будем после того, как подойдем к этим островам от берегов Африки.

Дебаты были долгие и ярые, так как начальнику одного отряда важно вернуться на восток и потом идти на север, другому интересно поработать в районе Мадагаскара. Гидрологическому отряду необходима добавочная суточная буйковая станция, а отряду планктона добавочные сборы глубинного планктона. Трудность начальника экспедиции в том, что все требования совершенно справедливы и обоснованны, но программа работ большая и сроки должны быть выдержаны.

Капитан сообщает, что рекомендованный курс — идти на север, так как в море большая зыбь с юга.

Принимается следующее решение. Из Таматаве мы идем на северо-восток и выходим на намеченный меридиональный разрез к Сейшельским островам. Идя таким курсом, мы пересечем под прямым углом северную ветвь южного пассатного течения и район дивергенции, т. е. район, где расходятся две ветви течения и где можно ожидать подъема глубинных вод. Необходимо разобраться в этом сложном по гидрологическим условиям районе.

ОСТРОВ НОСИ-БЕ

4 МАРТА. Идем на северо-восток. Довольно сильная зыбь с юго-востока, но ветер не сильный. Радист передает, что было сообщение ТАСС о бедствиях, причиненных циклоном острову Маврикия. Наши жены, следящие за плаванием «Витязя», присылают тревожные радиограммы, все ли у нас благополучно, тем более что долго нет известий. Дело в том, что когда корабль стоит в порту, судовая радиостанция не работает и связь с родиной временно прерывается. По этой же причине во время стоянки в Таматаве наш синоптик Юра был лишен возможности следить за продвижением циклона и должен был довольствоваться информацией с «Ла Перуза». Однако он был героем дня на «Ла Перузе», так как его прогноз оказался самым точным.

Повернули на север. Ветер балла три. Наш «друг» Кароль ушла к 40° южной широты — к «ревущим сороковым», но циклон все еще не «заполнился», а только «расплылся». На севере наметилась новая область низкого давления, но Юра думает, что ничего угрожающего нет, так как к югу от нас образовалась обширная область высокого давления.

Работы на корабле идут своим чередом. Рельеф дна к северу от Мадагаскара сильно расчленен. Тут геологи открыли подводную гору, которую промеряют крест-накрест. Гора эта, лежащая на 13°55? южной широты и 53°38? восточной долготы, возвышается над дном океана на 3 километра. Минимальная глубина над горой 1510 метров. Богоров предлагает назвать гору именем академика И. П. Бардина, председателя советского комитета МГГ. Как обычно, на склоне возвышенности ни грунтовая трубка, ни дночерпатель не смогли ничего взять — все морские отложения смыты с твердой породы.

5 марта вышли на последнюю станцию этого короткого разреза — на 7° южной широты, немного южнее Сейшельских островов. Глубина океана уже начала уменьшаться. В этой точке она всего 3500 метров. К вечеру закончили станцию, повернули и легли курсом на юго-запад, нацелившись на северную оконечность Мадагаскара.

Утром на следующий день, во время очередной станции, к судну подплывали крупные рыбы: меч-рыба (Xiphias gladius) длиной метра в два; можно было разглядеть длинный меч, торчащий вперед. Подошли корифены и порядочная акула. Одну корифену и акулу поймали, но меч-рыба ушла.

Все эти дни погода была хорошая, но сегодня к вечеру небо заволокло темными тучами, весь горизонт в завесе дождей, неприятный шквальный ветер с запада. Юра успокаивает: «Это временно, мы проходим фронт. Ночью еще будет дождь, к утру погода прояснится». И действительно, все исполнилось как по писаному. Я начинаю уважать метеорологию. Наши товарищи, занимающиеся радиометрическими измерениями, отмечают резкое повышение радиоактивности атмосферных осадков. Не результат ли это атомных взрывов в Сахаре, от которой мы не так далеко находимся?

Погода после временного прояснения снова ухудшилась, пошел дождь, усилился ветер. Мы уже подходим к Мадагаскару. Ветер и течения мешают работать, судно все время разворачивает, тросы уходят под борт. Синоптик уверяет, что это ветер местного значения, в Носи-Бе будет спокойно. Сейчас в Носи-Бе и на Коморах тихо, ветер всего 2 балла.

7 марта около семи часов вечера, при серой шквалистой погоде, открылась северная оконечность Мадагаскара — мыс Амбр. Подходим ближе. Северная часть Мадагаскара совсем не похожа на плоские берега Таматаве. Здесь высокий берег, изрезанная линия гор, глубокие заливы, бухты.

Завтра Международный женский день. Но так как завтра предстоит заход в Носи-Бе, то решено отметить этот день сегодня в море. Как всегда, женский день проходит весело. Все женщины получили подарки от нас, мужчин. Потом был вечер самодеятельности, выявивший новые таланты. В маленьких сценках заслуженный успех имела работница камбуза Маргарита Иванова, а разносторонне одаренный радиохимик Лев Хитров изготовил остроумные и прямо-таки художественные куклы-карикатуры из папье-маше. Особенно удачны были Касьяныч с неизменным своим сачком и наш массивный ученый секретарь Игорь Михайлович Белоусов.

Рано утром 8 марта меня будит Богоров: «Вставай, смотри, какая кругом красота!» Быстро выбегаю на палубу (одеваться ведь не надо — весь туалет одни трусы). Корабль идет среди многочисленных гористых островков. Погода ясная, тихая. Слева виден большой, высокий остров Носи-Бе. Горы покрыты лесом, а внизу по склонам и долинам зеленеют поля и плантации. Видны белые домики небольшого городка, утопающего в зелени садов, — это Эльвиль, столица острова. Правее, у подножия заросшей лесом горы, приютились постройки океанографической станции. Перед ней стоит на якоре небольшое судно.

С правого берега тянутся, уходя вдаль, высокие берега Мадагаскара. Это уже западное побережье острова. Капитан указывает на большую бухту, глубоко вдающуюся в берег Мадагаскара. На английской карте она называется по-местному — бухта Амбаватоби, но французы называют ее Бухтой русских (Baie des russes). Здесь в 1904–1905 годах стояла эскадра адмирала Рожественского во время своего трагически закончившегося перехода из Балтики на Дальний Восток.

Гористый, изрезанный берег, покрытые лесом острова, глубокие заливы — все так не похоже на знакомое нам плоское, низменное, ровное восточное побережье Мадагаскара.

«Витязь» отдает якорь в бухте Эльвиль и вскоре прибывает катер с «властями»: три толстых веселых француза — таможенный чиновник, полицейский и пароходный агент. Они рассказывают, что Носи-Бе веселое место, что летом, в сухой период, сюда приезжает много отдыхающих из Тананариве. Они подтвердили местоположение стоянки эскадры Рожественского, сообщили, что в Эльвиле еще есть люди, помнящие русских, что в Бухте русских стояло не менее 60 кораблей, что на острове есть дети от русских моряков и, наконец, что на городском кладбище мы сможем найти русские могилы. «Власти» снабдили нас полной информацией. Рассказали, что основные культуры здесь — это перец, эфиронос иланг-иланг, кофе и сахарный тростник; эссенция иланг-иланга экспортируется отсюда через Марсель, и крупным потребителем ее является СССР.

Как старожилы Носи-Бе, они знают все и рады случаю побеседовать с неожиданными гостями. Иностранные корабли вообще редкие гости в Носи-Бе, и за всю свою жизнь они не видели русского корабля. После эскадры Рожественского сюда едва ли заходили русские корабли. На острове Носи-Бе живет 20 000 человек, из них в Эльвиле около 5000. Население в основном состоит из сакалавов (мальгаши западного берега Мадагаскара), есть и коморцы, арабы, индийцы, немного французов. Всезнающий полицейский рассказал, что сейчас в Носи-Бе должен прилететь самолет из Тананариве и на судно приедет директор мсье Полиан, а также другие сотрудники Recherche (исследование), как тут называют океанографическую станцию.

Действительно, вскоре подходит катер с океанографической станции, и на борт поднимаются наш старый знакомец доктор Полиан и с ним его коллеги, весь персонал станции — Пьер Фурмануар, ихтиолог, Морис Менаше, гидролог и гидрограф, Блэн Кронье, гидробиолог, и Жан Фиори, архитектор, инженер, механик, из тех незаменимых на морских станциях людей, все умеющих и все знающих. Имя Фурмануара неразрывно связано с латимерией. Это он объездил все рыбацкие поселки на всех Коморских островах, объясняя, показывая картинки и убеждая рыбаков, что в случае поимки необыкновенной рыбы ее надо немедленно доставить местному начальству для срочной отправки на Мадагаскар. Благодаря его самоотверженным усилиям все пойманные латимерии были спасены для науки.

Мы предполагаем простоять в Носи-Бе два дня. Первый день посвящен осмотру острова и ознакомлению с Океанографическим институтом, второй — работам на коралловых рифах. Доктор Полиан рекомендует эти работы провести на соседнем острове Носи-Комба (Остров лемуров), где есть хорошие коралловые рифы и где заодно мы можем увидеть лемуров в природной обстановке.

Гости знакомятся с оснащением «Витязя» и его коллекциями. Это все океанографы, им все очень интересно, и они могут по достоинству оценить, что у нас есть нового и прогрессивного. Так, они сразу поняли рациональное устройство лебедок «Витязя», удобное расположение счетчика, манометра. С интересом осмотрели всю конструкцию тралового агрегата.

Сразу после обеда мы отправились на океанографическую станцию. Осмотрели их маленькое, но хорошо оснащенное судно «Орсом-1», ведущее исследования в западных водах Индийского океана и в Мозамбикском проливе. Высаживаемся на маленьком железном пирсе станции, где установлен точный мареограф для наблюдений за колебаниями уровня океана. На станции все устроено удобно и красиво. Здания станции утопают в зелени. Много пальм. Интересна особая разновидность кокосовой пальмы — низкая, до орехов легко дотянуться прямо с земли.

Рабочие помещения станции расположены в бывших торговых складах, жилые дома построены новые. Входим в библиотеку. Много современной литературы по изучению моря, по промысловым рыбам, французской, английской, американской. Рядом с библиотекой — музей, имеющий в основном значение культурно-просветительное, для показа публике. В светлой просторной библиотеке доктор Менаше знакомит нас с океанографическими работами, которые станция ведет в западной части океана. Показывает карты со схемами течений. Подробному изучению подвергается район Мозамбикского пролива, исключительно сложный в смысле течений и ветров. Работы проводятся с нескольких кораблей. Кроме «Орсом-1» исследования ведут гидрографические суда «Ла Перуз» и «Арман Жиро».

Неплохо устроен аквариум. Он небольшой, но есть удобные рабочие места с проточными аквариумами для биологических работ. В большом бетонном бассейне плавает штук десять больших морских черепах Eretmochelys imbricata, тот же самый вид, что и моя Кура-Кура, только гораздо более крупных. Все это сестры и братья, одного помета, им уже четыре года. В другом аквариуме несколько крупных, страшных змееподобных пятнистых мурен. Вода накачивается из моря в подземный бак, устроенный в горе, а оттуда течет в аквариум.

Гидрологическая и биологическая лаборатории устроены хорошо, на современном уровне. В лабораториях, в библиотеке установки для кондиционированного воздуха, поэтому совершенно не чувствуется тропического жара.

Я интересуюсь, откуда пресная вода на станции. Оказывается, собирают дождевую воду, а так как дождей много, то воды хватает.

Я уже не в первый раз знакомлюсь с французскими морскими станциями — ив самой Франции, и в Нумеа на Новой Каледонии, и здесь — и всегда выношу одинаковое впечатление. Персонал станций всегда малочисленный, но высококвалифицированный. С малыми силами они проводят значительную работу на хорошем научном уровне и умело сочетают теоретические исследования с запросами практики. Я интересуюсь, работают ли на океанографической станции сотрудники мальгаши? Получаю ответ, что работают, но только как вспомогательный персонал, очень добросовестный и старательный. Очевидно, французы не очень способствуют приобщению мальгашей к собственно научной работе.

Доктор Полиан, директор станции, организует поездку по острову. Он хочет показать нам девственный лес Мадагаскара. Едем на четырех маленьких «Ситроэнах», легких, проходимых, удобных для езды по плохим дорогам. Безруков, Расе и я едем с молодым биологом Кронье.

Выезжаем на шоссе, ведущее к большому заповеднику — Reserve naturelle, занимающему полуостров Локобе. Дорога идет вдоль моря, мимо больших зарослей деревьев ризофора (Rhisophora). Сейчас прилив, деревья торчат из воды. На манграх висят длинные, тяжелые заостренные плоды-проростки. Когда мы ехали назад, было сухо, обнажилась вязкая илистая почва, и в ней кое-где торчали упавшие и вонзившиеся в грунт проростки, при помощи которых идет расселение этих замечательных «живородящих» растений.

Проезжаем лежащий у моря поселок Амбаноро. Это самое старое поселение на Носи-Бе, когда-то столица острова.

Амбаноро было торговым поселением арабов. До сих пор сохранились большие полуразрушенные каменные дома с арками арабских торговцев. На языке мальгашей «Амбаноро» значит «где много лавок». Поселок довольно многолюдный. Здесь живут мальгаши, но как они не похожи на мальгашей района Таматаве! По улице шествуют мужчины в длинных белых халатах, нередко в красных фесках, женщины закутаны в яркие пестрые шали. Цвет лица гораздо более темный, коричневый. Здешние мальгаши — это сакалавы. В них чувствуется значительная примесь африканской, а может быть и арабской крови. По религии они мусульмане. Язык сакалавов на Носи-Бе — это мальгашский язык, но с большой примесью суахили — языка одного из восточноафриканских народов банту.

Едем дальше вдоль моря по дороге, окаймляющей большой горный массив. Это уже полуостров Локобе, район заповедника. Машины останавливаются около малозаметной тропы, уводящей в лес. Вход в заповедник запрещен всем, но для нас получено специальное разрешение. Оставляем машины и углубляемся в чащу. Малохоженая тропа круто лезет в гору, местами через осыпи и скаты, скользкие от размокшей глины. Приходится помогать руками, цепляясь за ветки и кустарники. Справа и слева стена первобытного тропического леса. Разнообразнейшие виды деревьев, в большинстве нам незнакомых, много видов пальм, высокие веерообразные равеналы… На земле полуистлевшие стволы упавших лесных великанов. Все густо оплетено лианами. Взбираться нелегко, а тут еще тропическая жара, усугубленная неподвижным влажным воздухом лесных дебрей. Мокрая рубашка липнет к телу, пот ест глаза. Один за другим отвыкшие от ходьбы по горам витязяне сдаются, прекращают подъем, а тропа все лезет и лезет, петляя, в крутую гору. Наиболее упорные твердо решили достичь вершины горы. Вдруг резкие крики нарушили безмолвие леса. Это лемуры, полуобезьяны, характерные обитатели лесов Мадагаскара, потревоженные непрошеными гостями, с криком убегают, перелетая с ветки на ветку. На один только момент удалось увидеть быстро мелькающих среди ветвей животных с длинным пушистым хвостом.

Мы поднимаемся вчетвером — Кронье, Безруков, Расе и я. «Далеко ли еще до вершины?» — интересуюсь я. «До вершины недалеко, — говорит Кронье, — но и она покрыта густым лесом, таким же, как и здесь, и ничего нового мы не увидим. Может быть, лучше мы поездим по острову? До темноты еще два-три часа». Мы послушались мудрого совета и спустились вниз. Сели в наш ситроэнчик и, покинув остальную компанию, поехали в сторону городка Эльвиль.

Проезжаем кофейные плантации. Кофейные деревья любят расти в тени, и их сажают вперемежку с деревцами глерицидии (Glericidia maculata), как это делают и с ванилью. Кофейные плантации одновременно и плантации черного перца (Piper пгдег). Перец — вьющееся растение. Он, как плющ, вьется по стволам глерицидии. Носи-Бе славится своим перцем, главной плантационной культурой острова.

Едем дальше. Вдруг в нос ударяет резкий, но приятный аромат. Это мы въехали в зону плантации иланг-иланга (Сапanga odorata). Невысокие раскидистые деревья с обрезанными вершинами. Но деревьях множество зеленых цветов, состоящих из 4–5 лепестков. Некоторые цветы пожелтели. Это зрелые цветы, они-то и испускают этот резкий запах. Сборщицы иланг-иланга ежедневно проходят всю плантацию и собирают зрелые цветы. Иланг-иланг очень доходная культура. Эссенция цветов иланг-иланга применяется в парфюмерной промышленности для повышения качества запаха и стойкости духов. Эссенция экспортируется в разные страны, в том числе, как я уже говорил, и к нам.

Столица Носи-Бе, Эльвиль, — чистенький красивый городок, много зелени, пальм. Населен, как и весь остров, главным образом сакалавами, но лавки принадлежат индийцам и китайцам. По улицам расхаживают сакалавы в длинных халатах. Хочется сфотографировать колоритных сакалавок в ярких туалетах и пестрых шалях, но они упорно отворачиваются, не давая себя снимать, или убегают.

Останавливаемся около городского христианского кладбища. Когда-то Эльвиль был опорным военным пунктом французов, и на кладбище много могил военных. Кладбище в хорошем порядке, много цветов, деревьев. Полицейский мне сказал, что на нем могилы русских моряков, — и действительно, мы вскоре находим две могилы с православными крестами. На каждом кресте табличка с надписью на французском языке. На одном кресте написано: «Анатолий Попов. Инженер-механик императорского русского крейсера „Урал“. 30 декабря 1904 года». На другом кресте: «Алексей Лубошников. Матрос императорского русского крейсера „Урал“. 31 декабря 1904 года». Бетонные могилы и железные кресты до сих пор в хорошей сохранности.

Наш проводник хочет привезти нас на берег моря, в уголок, который нам понравится. Узкая дорога вьется среди плантаций сахарного тростника. Высокая стена тростника поднимается с обеих сторон. Пересекаем узкоколейку, служащую для доставки тростника на сахарный завод. Расположенный неподалеку завод вырабатывает до 15 000 тонн сахара в год. Наконец, к вечеру дорога приводит нас в деревушку сакалавов на берегу моря. Картина действительно поэтическая — песчаный пляж, кокосовые пальмы, туземные хижины, крытые кокосовыми листьями, все очень напоминает Полинезию. Деревня и пляж называются Амбата-ласка.

Поздно вечером в раскатах грома и струях грозового ливня вернулись на Океанографическую станцию. Несколько человек старших сотрудников экспедиции доктор Полиан пригласил к себе на обед — вечер «смычки» французских и советских ученых.

Дома сотрудников станции построены оригинально, с учетом тропических условий. Кирпичные просторные дома, окна без стекол, только жалюзи, стены только с двух сторон, а с двух других — железные решетки, чтобы лучше продувало ветерком.

Квартира доктора Полиана. Большая гостиная, она же столовая. Низкая мягкая мебель, складные бамбуковые стулья. Хозяин угостил нас хорошим обедом из местных блюд. После обеда мы долго беседовали о науке, морских исследованиях и прочих вещах. Д-р Менаше был в Институте Океании в Нумеа, на Новой Каледонии, через год после того, как там побывал «Витязь», и наши приятели из Нумеа — ученые Леган, Анжу, Ротчи и другие — рассказывали ему много хорошего о визите советского корабля, так что Менаше встречал нас, как знакомых.

Наконец длинный, полный впечатлений день закончился, нас отвезли на пристань в Эльвиль, где уже ожидала дорка с корабля Смертельно усталые, но довольные, особенно экскурсией в девственный лес, вернулись мы домой, на корабль.

Те из наших товарищей, кто дольше оставался в лесу, наловили там хамелеонов, очень интересных ящериц, обычно зеленых, но меняющих свой цвет, темнеющих при возбуждении. У хамелеонов очень цепкие лапки и длинный-длинный язык, которым они ловко ловят насекомых. Хамелеоны отлично прижились на корабле и до сих пор живут в Москве и в Ленинграде, доставляя массу удовольствия их владельцам. Поймали и других любопытных ящериц — летающих гекконов.

Завтра в 8 часов утра едем на остров Носи-Комба. Доктор Полиан заедет за нами на судно и будет лично руководить экскурсией. Ровно в 8 часов Полиан и инженер Фиори прибыли на «Витязь». Мы отправились на нашей солидной широкобортной дорке. До Носи-Комба около часа хода. И Полиану, и Фиори чрезвычайно понравилась наша северная дорка, такая необычная тут, непохожая на все здешние «плавсредства». Им нравится ее остойчивость, ширина, прочность ее постройки, удобство работы с нее. Они просят дать им чертежи этого «замечательного» корабля.

Островок Носи-Комба очень живописен. Мы огибаем коралловый риф и пристаем к песчаному пляжу у деревни Ампангурина. Часть витязян, самые заядлые подводные охотники, сразу надели маски и ласты и устремились в море. Мы же с мсье Полианом прошли через деревню, посмотрели на хижины сакалавов, на аккуратные садики, окруженные плотными заборами. В садиках посажены молодые кокосовые пальмы, бананы. Прошли через туземные плантации кофе, иланг-иланга, капока — растения, дающего плоды, из которых выделывают волокна, и углубились в лес. Не успели отойти и двухсот метров, как сразу увидели на дереве лемура. Довольно крупный, величиной с большую кошку, ярко-рыжий, с длинным пушистым хвостом, он не очень испугался нас. Лемуров тут не трогают, и они привыкли к людям. У сакалавов есть поверие, что души умерших людей переселяются в лемуров. Мы окружили дерево и долго любовались на лемура, смотревшего на нас сверху, пока это ему не надоело, и он, взмахнув длинным хвостом, перелетел на соседнее дерево и мгновенно скрылся в чаще леса. Гуляя по лесу, мы обнаружили еще лемуров. Находить их нам помогали увязавшиеся с нами деревенские собаки, облаивавшие их на деревьях.

Утро, проведенное на острове Носи-Комба, было плодотворным и интересным. Было собрано немалое количество кораллов разных видов. Все вдоволь наплавались, настреляли диковинных рыб, побродили по лесу. У жителей деревни, сакалавов, приобрели модели туземных лодок с балансиром — след малайского происхождения мальгашей.

К обеду вернулись на судно. После обеда на корабль приехали ученые Океанографической станции, и начальник экспедиции В. Г. Богоров сделал доклад о проведенных «Витязем» работах по изучению Индийского океана. Развернулось оживленное научное обсуждение, плодотворное для обеих сторон. Наконец наступило время прощаться. Гостеприимные ученые Носи-Бе спускаются на свой катер.

В три часа дня «Витязь» поднял якорь и, дав три прощальных гудка, направился к выходу из бухты.

Нам предстоял короткий переход до Коморских островов где были намечены новые работы на коралловых рифах.

КОМОРСКИЕ ОСТРОВА

Покинув гостеприимную бухту Носи-Бе, «Витязь» взял курс на северо-запад. Нам предстоял недалекий — всего 180 миль — переход до острова Майотта в архипелаге Коморских островов. Мы собираемся поработать и собрать материал на богатейших коралловых рифах, которыми славятся Коморские острова, и, в частности, остров Майотта У нас в стране мало кто слышал о Коморских островах, что на языке местного населения значит Лунные острова.

Я, вероятно, не ошибусь, если скажу, что единственный источник сведений о Коморских островах у нашей читающей публики — это увлекательная и даже поэтическая книжка Франка Проспери «На Лунных островах».[37] Автор ее, участник итальянской зоологической экспедиции, сообщает много верных и живо изложенных фактов о природе островов, его фауне. Наряду с этим в книге и немало продуктов вольного художественного вымысла. Тем не менее каждый получит удовольствие, читая эту книжку.

В группу Коморских островов входит четыре крупных острова и множество мелких. Крупные острова — это Гранд Комор (Большой Коморский), Мохели, Анжуан и Майотта. Коморские острова лежат на севере Мозамбикского пролива, между Африкой и северной оконечностью Мадагаскара, и служат как бы мостом, связывающим Мадагаскар с африканским континентом. Коморские острова высокие, гористые, вулканического происхождения. Они сложены из базальтовых пород. На Коморах много потухших вулканов (на островах Майотта и Анжуан) и один действующий, на острове Большом Коморском — вулкан Картала (2450 метров). Последнее извержение его происходило в 1918 году.

Климат на островах тропический, жаркий и влажный. Почва плодородная, кроме острова Гранд Комор, образовавшаяся из разрушенных вулканических пород. Горы покрыты густым высокоствольным тропическим лесом, пониже склоны и равнины заросли травой и кустарником. Как и везде в тропиках, на побережье рощи кокосовых пальм. Никакими особыми природными богатствами острова, по-видимому, не обладают.

Фауна Коморских островов ближе Мадагаскару, чем Африке. В девственных лесах много лемуров, причем есть один вид, эндемичный для Коморских островов. Подходы к островам очень затруднены коралловыми рифами.

Коморские острова принадлежат Франции. Резиденция губернатора колонии и всей администрации находится на острове Майотта, точнее на маленьком островке Дзаудзи, рядом с Майоттой. Выбор Майотты в качестве «столицы» связан с тем, что на острове есть спокойная бухта, хорошо защищенная островками. Проходы в эту бухту, хотя и очень трудны из-за коралловых рифов, но все же доступны для морских судов. К другим островам группы Комор могут подходить лишь мелкие суденышки, шкиперы которых хорошо знакомы с местными условиями, с течениями и банками.

Старый крестьянин на базаре в Кочине
(фото М. Е. Виноградова)
Улица базара в Кочине
Типы мальдивцев атолла Мале
Мальдивская женщина с ребенком в Мале
Глубоководная рыба Gigantactis vanhoeUeni (Brauer, 1906)
Дсктор Полиан и капитан Сергеев на «Витязе»
Группа мальгашских гостей на «Витязе»
На острове Мале, Мальдивы.
Руины старого португальского форта
В городе Таматаве на острове Мадагаскар
Заросли равеналы и пальмы рафии на Мадагаскаре
Мальгашская деревня на Мадагаскаре
Место захоронения мальгашей бецимизарака в провинции Таматаве
Латимерия
Дамба, соединяющая остров Дзаудзи с островом Паманци. Остров Майотта, Коморы
Султанский дворец в Занзибаре
Музей Бейт-эль-Амани в Занзибаре
Улочка в старом Занзибаре
Город Нгамбо — Черный город — африканские кварталы Занзибара
Женщины африканки на Занзибаре
(фото М. Е. Виноградова)
Нянька африканка, потомок бывших невольников,
и арабская девочка. Занзибар
(фото М. Е. Виноградова)
Арабская доу под парусами
Старый арабский форт на Занзибаре (фото М. Е. Виноградпоа)
Сейшелец держит два ореха двойной сейшельской пальмы
Берег моря на острове Маэ. Выходы гранита
В Бомбее
Тримурти — изображение бога Шивы в его
трех аспектах в подземном храме на Слоновом острове

Население островов составляют «коморцы» — своеобразная народность, потомки арабов, смешавшихся с мальгашами (сакалавами) и африканцами племени банту. На мальгашском языке жители Комор называются анталаутра, что значит «народ, живущий за морем». Язык, на котором говорят коморцы, — это сочетание мальгашского, арабского, но больше всего языка суахили. Мужчины немного понимают и говорят по-французски.

Население Коморских островов достигает 170 000 человек, из них на острове Маойтта живет около 18 000. Число европейцев, почти исключительно французов — работников администрации, не превышает 100 человек, считая и семьи. Торговцы в основном индийцы.

Главные занятия коренных жителей — земледелие и скотоводство (разведение рогатого скота и овец), а также рыболовство в богатых рыбой прибрежных водах. На плодородных почвах островов возделывают сахарный тростник, рис, кукурузу, ямс, ваниль, гвоздику и другие культуры. Коморцы мусульмане, но в верованиях их еще много анимизма.

Европейцы впервые посетили Коморские острова в XVI веке. Пионерами, конечно, были португальцы. Острова уже находились под сильным арабским влиянием и управлялись арабскими султанами. На всех крупных островах были свои местные султаны, но столица главного султана всего архипелага находилась в Муцамуду на острове Анжуан. Французы установили свое господство над островами в 1843 году, лишив султана Анжуана его прав.

Ранним тихим утром «Витязь» подошел к острову Майотта. В бухту, где расположен поселок Дзаудзи, ведут два прохода, северный и южный. Капитан избирает южный проход — Бандели, более узкий и мелкий, но менее извилистый, чем второй проход — Замбуру. Спасибо командиру «Ла Перуза», снабдившему нас новой картой, ибо старым картам, как пишет английская лоция, нельзя доверять. Осторожность и в то же время смелость и решительность требуется от капитана, чтобы на большом корабле заходить в такие бухты. Идти быстро опасно, так как справа и слева к самому проходу, делающему крутые повороты, подходят коварные подводные рифы, а под килем всего два фута воды. Идти очень малым ходом тоже нельзя, так как сильное течение может сбить судно с курса и посадить на риф. К счастью, погода солнечная, и кораллы просвечивают в прозрачной зеленой воде. Осторожно идем узким проходом. Поворот, еще поворот, еще — и якорь с грохотом летит в спокойную воду просторной, безопасной бухты.

Слева высится большой, заросший лесом остров Майотта. На фоне гор, обрисовывающих контуры острова Майотта, возвышается узкий, с округлой вершиной пик Учонгин, а дальше еще более высокий двухвершинный купол потухшего вулкана Мавегана. У подножия горы белеют домики селения Сапере. Впереди, на выступающей из бухты скале Ле Роше, — поселок Дзаудзи, резиденция администрации колонии. Обсаженная деревьями дамба соединяет Дзаудзи с довольно крупным островом Паманци, на котором есть селения, плантации и аэродром. У пристани на якоре стоят два суденышка — «Коморьен» и «Франш Контэ», поддерживающие морскую связь с Мадагаскаром.

Через некоторое время подходит катер, и «власти» — два жандарма заморских территорий — приветствуют от имени губернатора колонии первых русских гостей «на заброшенных Коморских островах». Французы необычайно любезны, снабжают нас всевозможной информацией о Коморских островах и передают приглашение губернатора посетить его. Особенное дружелюбие проявляет лейтенант, начальник жандармерии. Он объясняет нам, что русские — его друзья, что советские войска спасли ему жизнь, освободив из фашистского лагеря для военнопленных.

В последние годы Коморские острова прославились тем, что в здешних водах ловится замечательная рыба из группы целакант, которую ученые назвали «живым ископаемым».

Западная часть Индийского океана

Двадцать с лишним лет тому назад сенсацию в научном мире вызвало сообщение, что среди рыб, пойманных тралом в море около устья речки Халумна (восточный берег южной Африки) в декабре 1938 года, оказался живой целакант. Привлеченная необычным видом рыбы, мисс Куртенэ Латимер приобрела ее для музея в Ист-Лондоне (Южно-Африканская Республика). Экземпляр рыбы был в очень плачевном состоянии, мягкие ткани его совсем сгнили, когда известный южноафриканский ихтиолог профессор Смит смог его исследовать. Смит сразу понял, что в его руках находится современный целакант, и оценил огромное значение этой находки. Замечательную рыбу он назвал Latimeria chalumnae, в честь мисс Латимер и места, где она была найдена.

Почему открытие живого целаканта вызвало такой необыкновенный интерес? Почему эта находка была названа «самым замечательным событием в области естественной истории в XX веке»? (Е. White, 1939).

На основании изучения ископаемых остатков и сравнительно анатомических исследований живущих современных форм ученые пришли к выводу, что все позвоночные, которые живут или жили на суше, возникли в конечном счете от так называемых кистеперых рыб (Crossopterygii). Эти рыбоподобные существа обитали около 400 миллионов лет тому назад и сохранились, мало изменяясь, в течение невероятно долгого времени. Одни из древних кистеперых рыб выселились на сушу, и от них произошли амфибии и рептилии, птицы и млекопитающие. Другая группа, очень близких к первым, кистеперых рыб — целаканты — осталась в море. Но если потомки вышедших на сушу процветали и множились, то целаканты, оставшиеся в море, постепенно уменьшались в количестве — вымирали. Ископаемые остатки указывают, что 60–70 миллионов лет тому назад (в мезозое) Coelacanthae полностью вымерли. Поэтому было огромной неожиданностью, когда в 1939 году из южной Африки было получено сообщение, что настоящий целакант, плоть от плоти, кость от кости живших 70—100 миллионов лет тому назад, обнаружен живым!

Но, к сожалению, сразу ставшая знаменитой латимерия была на три четверти разложившейся. Очень возбужденный своей находкой, Смит сделал все возможное, чтобы обеспечить поимку другого экземпляра. Он совершал поездки по берегам восточной Африки, агитировал среди рыбаков и капитанов судов района Мозамбикского пролива, обещая 100 фунтов стерлингов награды за доставленную в хорошем состоянии подобную рыбу. Его неустанные усилия были вознаграждены через 14 лет, когда второй целакант был пойман на удочку местным рыбаком в декабре 1952 года около селения Домони на острове Анжуан (Коморы). Смит был уведомлен по телеграфу, но, несмотря на то что ему был предоставлен специальный военный самолет, мог прибыть на место лишь через девять суток. Очень крупная рыба, серьезно пострадавшая в длительной схватке с рыбаком, перенесенная в жаре через весь остров в Муцамуду, изуродоваиная неудачной попыткой засолить ее, тоже была в очень жалком состоянии.

Крайне важно было получить экземпляр целаканта в удовлетворительном состоянии, годном для детального научного исследования. Это осуществилось только в сентябре 1953 года, тоже в водах острова Анжуан. На этот раз все обошлось благополучно благодаря большой подготовительной работе и активной помощи ряда лиц. Институт научных исследований Мадагаскара заблаговременно разослал в разные пункты консервирующие материалы; была составлена подробная инструкция, как обработать рыбу; ихтиолог-океанограф Фурмануар объездил в 1953 году все острова, все деревни, агитируя, показывая изображения рыбы, разъясняя и обещая хорошую награду. Его труды увенчались успехом.

Вечером 24 сентября рыбак Хумади Хасани, отправившись на рыбную ловлю, закинул удочку с наживкой в полумиле к северу от Муцамуду. Ловил он на глубине около 200 метров. Внезапно Хасани почувствовал, что схватила крупная рыба. С трудом выбрал он леску, думая, что это акула. Когда рыба всплыла, он увидел, что это «гамесса джомоле», как анжуанцы называют целаканта. Рыбак вытащил свою добычу в лодку и поспешил в Муцамуду, зная о богатом вознаграждении за рыбу в хорошем состоянии. Первым делом он помчался к врачу острова. Врач, убедившись, что пойманная рыба действительно целакант, не теряя ни минуты поспешил к начальнику острова. Был час ночи, и тот еще трудился, подготовляя почту в Тананариве, куда скоро уходил самолет. Оба побежали к рыбаку и, не имея носилок, воспользовались дверью соседнего дома, чтобы перенести огромную рыбу в дом врача. Тут они обработали ее согласно инструкции, ввели в нее 12 литров формалина под чешуи и в кишечник. Срочно был сделан специальный ящик, в него надежно уложили рыбу, защитив от толчков жгутами из соломы и мешками, пропитанными формалином. Доставили к самолету, который немедленно перевез рыбу в Тананариве.

«Вот при каких обстоятельствах, — рассказывает доктор Милло, — зависящих от доброй воли богов и стараний людей, при тщательной предварительной подготовке, близости места поимки, возможности немедленной транспортировки самолетом, прозорливости администрации, самоотверженности местного врача, удалось сохранить для науки третьего целаканта — первого, вполне пригодного для плодотворного изучения!» Счастливый рыбак не замедлил получить обещанную награду, которая была ему торжественно вручена доктором Милло на площади в Муцамуду в присутствии властей и при большом стечении народа.

С тех пор поймано еще 15 этих рыб, и все на Коморских островах. Специалисты думают, что скалистые грунты островов Гранд Комор и Анжуан на глубинах 200–500 метров — обычное местообитание целакантов. Первая рыба, пойманная у берегов Африки, по-видимому, забрела туда случайно. Латимерии крупные рыбы, от 35 до 85 килограммов весом и длиной до 180 сантиметров. Самки тяжелее самцов.

Идут споры, какого цвета целаканты. Смит описал первую рыбу как сине-металлическую. Врач с острова Анжуан, первый европеец, видевший рыбу через час после улова, описывает ее как коричневую с белыми пятнами. Выставленный экземпляр латимерии, который я видел в Британском музее в Лондоне, бронзово-коричневого цвета. Надо сказать, что внешний вид рыбы производит сильное впечатление. Латимерия не похожа ни на какую рыбу, у нее особая форма головы, совершенно своеобразные плавники.

Сейчас подробно изучены устройство скелета, мускулатуры, нервной системы и внутренних органов. Кровь содержит красные и белые тельца, крупные, как у двоякодышащих рыб (Dipnoi), ее близких родичей.

История с целакантами — один из триумфов биологической науки. Действительность с поразительной точностью подтвердила предположения ученых, основанные лишь на ископаемых остатках и отпечатках, о том, каково должно быть строение кистеперых рыб, предков современных наземных позвоночных.

Баркас с «Витязя» высаживает нас на острове Дзаудзи. Витязяне толпой рассыпались по острову. Лейтенант Мартен ведет нас к губернатору колонии. Над пристанью, у обрыва, — стена старого французского форта. В середине прошлого века тут был опорный военный пункт. Проходим через парк. На зеленой лужайке старая чугунная пушка и кучка ядер. Из дула пушки растет молодое зеленое деревцо.

Губернаторская резиденция — старинный дом «стиля Галлиени», обширный, деревянный, с колоннами и железными подпорками. Нас принимает губернатор — шеф территории Коморских островов, — невысокий, плотный, жизнерадостный француз, мсье Сариньяк. Он смеется, что, получив нашу радиограмму о прибытии, с утра в бинокль все смотрел на северный проход, поджидая судно, а мы неожиданно появились с юга.

Шеф Коморских островов ведет нас к себе в дом, знакомит с женой. Он давно живет на острове, и его рассказы за бутылкой неизменного шампанского — кладезь сведений о Коморах. На стене яркая красочная картина маслом приезжавшего французского художника — «Базар в Морони» (столица острова Гранд Комор). Мсье Сариньяк дает нам советы, где лучше добывать кораллы и охотиться на рыб. Первым делом достает из ящика пачку фотографий целакантов. Самолеты с Анжуана и Гранд Комор летят на Мадагаскар через остров Майотта, и губернатор фотографирует каждую рыбу. «Видели ли вы целакантов, ловите ли их?» Мы знаем, что все целаканты в береговых водах Комор — государственная собственность Франции. Мы же занимаемся изучением открытого океана.

Заход корабля на Коморы — редкое событие, тем более русского судна. «Никогда на Коморах не было еще русского судна. Заходило как-то, — рассказывает губернатор, — небольшое суденышко с итальянской экспедицией». «Не „Марсуин“ ли?» — спрашиваю я. «Да, да, они тоже, как и вы, ныряли на коралловых рифах. Потом написали книжку, мне автор прислал ее, так в ней столько было разных сказок; писали, что тут, на Майотте, они видели на 12-метровой глубине целаканта и даже сфотографировали его. Так все это — fables — сказки!» — и губернатор весело хохочет.

А вот что пишет доктор Милло об этой фотографии в своем капитальном труде: «В разных журналах недавно воспроизвели фотографию, о которой писали, что это будто бы живой целакант. Снимок сделан якобы под водой, на 12 метрах, итальянской зоологической экспедицией, работавшей на Коморах. Фотография странная! На ней размытый силуэт целаканта, но с необычными чертами. Контуры головы и изгиб спины не целаканта. Плавники занимают несвойственное им положение. Фотография, несомненно, ретуширована. Едва ли настоящего целаканта можно увидеть на 12-метровой глубине. Все очень сомнительно. Пока нет более полных сведений, было бы более чем неосторожно доверять этой фотографии в плане научном».

Простившись с веселым губернатором, мы обошли превращенный в парк остров Дзаудзи. Перешли по дамбе на соседний остров Паманци. Проходим селение, носящее странное название Village de l'Abbatoire, т. е. «деревня бойни». Тут когда-то находилась бойня военного гарнизона. Аккуратные домики, крытые пальмовыми листьями. Стены тоже сплетены из листьев кокосовой пальмы. Чистые огороженные дворики, в которых посажены молодые кокосы, бонаны, манго. Дома утопают в тени раскидистых густых хлебных и манговых деревьев.

Коморцы смуглы, темны, как африканцы, иные в красных фесках или соломенных шляпах. Одеты по-разному: кто в длинных белых балахонах, кто в рубашке и коротких панталонах. Более колоритен женский наряд. Обычно женщины одеты в короткую кофточку, белую или цветную, и высокую, доходящую до груди, ярко расцвеченную юбку.

На голове платок желтый, красный или оранжевый и сверху еще большая шаль, тоже яркой окраски, нередко с надписью на языке суахили латинским шрифтом. Женщины смущаются чужестранцев, не дают себя фотографировать, закрывают лицо шалью. Но нередко, отойдя подальше, кокетливо заигрывают, собравшись группой, издали предлагают снять их. Молодые женщины стройны, у них легкая, упругая походка. Но у большинства женщин лица татуированы — белой краской нанесены черточки, полоски, что превращает лицо в какую-то маску. Иногда проходят женщины с лицом, спрятанным под чадрой. Это анжуанки, говорят нам местные жители, — на Анжуане нравы строже, чем тут, на Майотте. По улицам бегает масса черных ребятишек, рождаемость тут высокая.

Проходим через туземную плантацию. На расчищенном участке вперемежку растут маниока, фасоль, тыква, кукуруза. Когда что поспевает, то и собирают. Почвы тут, на Паманци, плодородные. Дальше пошла плантация сизаля — растения, дающего волокно.

Вышли на берег моря. Валяются выброшенные прибоем раковины, крупные, какие встречаешь только в тропиках. Подбираю череп морской черепахи величиной с череп крупной собаки и большую, тяжелую створку тридакны. По берегу бегают кулики и разгуливают, никого не боясь, белые цапли, обычные, и тут, на Коморах, и на Мадагаскаре, и в северной Африке. Эти цапли держатся всегда возле селений, возле скота.

К берегу пристает маленькая долбленая лодочка с балансиром. Молодой паренек, рыбак, в рваной рубахе и старой соломенной шляпе, показывает улов — килограммов десять пестрых, довольно крупных рифовых рыб, которых наудил за два часа. Он показывает нам свою нехитрую снасть, на ломаном французском языке объясняет, где лучше ловится рыба. Африканский тип рыбака и малайский балансир на челноке так живо говорят о смешении рас и культур.

Незабываемый вид открылся с горы на океан, на зеленые горы Майотты, на розовый в лучах заходящего солнца «Витязь» в великолепной рамке голубого залива и белых коралловых пляжей рассыпанных островков.

Вечером на корабле были гости — представители администрации острова; жена одного из работников, мадам Депоммье, предлагает нам своего ручного лемура. Они с мужем уезжают во Францию, и некому отдать своего «друга». Отпустить обратно в лес нельзя, так как коморцы уверяют, что лемуры не принимают обратно в свою среду домашнего собрата. Мы с начальником экспедиции охотно соглашаемся взять лемура и обещаем заехать за ним.

Назавтра с утра отправляемся на коралловый риф у одного из близлежащих островков — Муниамари. Высланная вперед разведывательная партия встречает нас возгласами разочарования: «Кораллов нет, пустой остров!» Но сведения эти оказались неверными. Разведка была недостаточной. От песчаного пляжа тянется ровная отмель, заросшая морской травой. Тут, конечно, нет кораллов. Но далее начинается риф, прекрасный богатый коралловый риф. Такое же многообразие кораллов, какое мы видели на Мальдивских островах, — и ветвистые, и мозговики, и фунгии. Но отламывать кораллы тут гораздо легче, они более хрупкие. Будет отлив, и добывать кораллы становится все легче и легче.

Разнообразнейшие коралловые рыбы. Изумительные лимонно-желтые плоские рыбки с черным пятном, как глаз, на боку. Стайки голубых, как будто светящихся рыбок. У других вертикальные черно-белые полосы. Иные с длинными, как нити, плавниками.

Рыбы обращают мало внимания на ныряльщиков в масках, но иногда при тревоге моментально вся стайка разом, как по команде, бросается в глубь кораллов и прячется в щелях. Число «ружейных охотников» увеличилось. Охотники соревнуются друг с другом в количестве добытых рыб.

Работа на рифе шла успешно. Как хорошо иметь собственную маску, непрерывно плавать и нырять в теплой неглубокой воде, в упор разглядывая феерический мир кораллового рифа и собирая все, что тебя интересует!

Вода начала прибывать, но охотники, увлеченные своей работой, ничего не замечают. Мы с В. Г. Богоровым уходим на лодке. Переоделись на корабле и поехали в Дзаудзи. Заходим к супругам Депоммье, обещавшим нам лемура. Под большим тенистым хлебным деревом накрыт стол, собралась вся семья и еще гости. Это провожают своего друга Скубиду, как они зовут лемура. Хозяйка передает нам очаровательнейшее существо. Этот лемур — один из дневных лемуров Коморских островов (Lemur mayottensis). Величиной с небольшую кошку, с густой и мягкой серой шерстью и длинным пушистым хвостом, с умненькой остроносой черной мордочкой и желтыми глазами, он сразу завоевал общие симпатии на судне. Веселый, общительный, ласковый, он обладает ловкостью и легкостью обезьянки и совершенно человеческими позами и повадками. Уморительно смотреть на лемуренка, который, сидя как человек, держит в своих ручках кусок хлеба или банан и деловито откусывает кусок за куском.

«Витязь» наш постепенно превращается в Ноев ковчег. Каких только зверей нет на борту! Попугаи и маленькая кенгуру, у которой в плавании появился детеныш в сумке, — из западной Австралии; страшные ящерицы — из Индии, хамелеоны — из Носи-Бе, лемуры — с Коморских островов. В ванне у меня плавают морские черепахи, пойманные в море еще у берегов Индонезии, в ихтиологической лаборатории живут в аквариумах пять или шесть морских змей.

Коротка была наша стоянка на Лунных островах. Два дня, отведенных для работы на коралловых рифах, пролетели как миг. Возвращаются с рифа последние партии, грузят кораллы, поднимают на борт дорку, шлюпку, плот.

В 2 часа, почти при полной воде, снимаемся с якоря. «Витязь» дает прощальные гудки. Идем по бухте. Затем начинается осторожный проход по Bandeli pass. Солнце светит с кормы, и хорошо видно, как совсем близко к кораблю справа и слева подходят подводные рифы.

Наконец проход пройден — и «Витязь» в открытом море.

На рассвете проходим остров Гранд Комор. Видимость скверная, и сквозь дымку еле разглядываются контуры высокого вулкана Картала. Держим курс к берегам Африки. До Занзибара намечено пять станций. Посылаются радиограммы в Занзибар — султану и английскому резиденту — с просьбой разрешить заход для снабжения и изучения коралловых рифов. Но непосредственно с Занзибаром связаться не удалось, и наши депеши приняты через Дар-эс-Салам, главный город и порт Танганьики.

ЗАНЗИБАР

Третий день идем к северо-западу с попутным легким восточным ветром. Останавливаемся на станции.

13 марта. Уже стемнело, когда впереди, слева по борту засверкал маяк. Бегу в штурманскую рубку, сверяюсь по карте. Это маяк на мысе Мкумби, южнее Дар-эс-Салама, первый огонь Африки! За кормой — весь пройденный с востока на запад Индийский океан.

Ложимся на другой курс, к северу, к Занзибару. Вскоре засверкали огни другого маяка — на мысе Рас-Кимбиджи. На небольшой глубине в 500–600 метров (это уже африканский шельф) спускают трал Сигсби. Трал принес много материала — и беспозвоночных, и рыб. Никогда еще трал Сигсби не приносил у нас столько рыб. Тут и макруриды, и угри, и светящиеся анчоусы, и разные другие рыбы. Теодор Саулович Расе доволен, ему еще не приходилось возиться с африканскими рыбами.

Всю ночь шли вдоль африканских берегов. Светила луна. Временами ветер доносил запах горелого леса. На воде много рыбачьих фелюг. Надо зорко глядеть вперед, чтобы не наскочить на спящую рыбачью лодку.

Утро 14 марта встретило проливным дождем. Сквозь завесу дождя видны низкие берега острова Занзибар, заросшие лесом или пальмами. Прошли белый маяк на банке Ариадна. На передней мачте «Витязя» поднимают флаг Занзибара.

Дождь кончился, выглянуло солнце, ослепительное и жаркое африканское солнце. Вот уже засверкали башни и строения города Занзибара! Высокие белые и желтые здания под красными крышами, дворцы, башня с часами. Он очень импозантен с моря, этот парадный фасад Занзибара.

Обширная удобная гавань, на рейде несколько пароходов. Проходят арабские доу — с большим треугольным парусом и высокой плоской кормой.

«Занзибар» — слово арабское (или персидское). «Zenj bar» значит «гавань Зенджей». Под названием «Зенджи» арабы первоначально понимали население всего восточного берега Африки. Теперь словом «Занзибар» называют и остров, и город, и весь султанат.

Занзибар — самый крупный (после Мадагаскара) и самый важный из всех островов, расположенных против восточного побережья Африки. Это низменный остров, лежащий на старом коралловом рифе, в 17–20 километрах от побережья Африки. Со всех сторон остров окружают коралловые рифы.

Единственная хорошая естественная гавань острова находится на западном берегу — это гавань порта Занзибар.

Через риф, окружающий гавань, ведут несколько проходов, из них два — южный и северный — удобны для судоходства. Мы зашли в гавань через южный проход.

Гавань Занзибара лежит против невысокого холма Рас-Шангани, на котором стоит город Занзибар — порт и административный центр султаната. С 1890 года Занзибар находится под британским протекторатом.

Султанат Занзибар состоит из островов Занзибар и Пемба, ряда мелких островков и прибрежной полосы на африканском материке длиной в 52 мили и шириной в 10 миль, включая остров Момбаса.

Эта полоса африканской земли была уступлена (в 1895 году) в аренду британскому правительству за плату в 11 000 фунтов стерлингов в год.

Занзибар — английский протекторат с 1890 года, султанат. Правительство султана «управляется британским резидентом», без утверждения которого не имеет силы ни один декрет султана.

* * *

«Витязь» отдал якорь среди других кораблей, стоявших на рейде. Вскоре подошел портовый катер, и на борт поднялись несколько человек: капитан порта, портовая полиция, врач — все англичане. В каюте капитана завязывается беседа. Капитан вызывает и меня.

Английскую администрацию интересует (и немного беспокоит), чего ради советский исследовательский корабль пришел в Занзибар?

Начальник экспедиции рассказывает гостям, что мы работаем по международной программе исследования Индийского океана, что и Англия — один из участников этих работ, что отсюда мы пойдем с работами на Сейшельские острова. Но слова его не оказывают желаемого эффекта, тем более что никаких документов, подтверждающих международный характер нашей экспедиции, мы предъявить не можем. Тут нашего капитана осенила счастливая мысль. Он кладет на стол нашу солидную, в красном кожаном переплете, книгу почетных посетителей. Капитан порта листает книгу и находит восторженные записи английского губернатора колонии Фиджи, премьер-министра Новой Зеландии, лорда-мэра города Перта в Австралии и др. Ну, теперь all right, все в порядке. Несомненно, мы люди респектабельные, заслуживающие доверия. Капитан порта рекомендует написать письмо британскому резиденту, сам набрасывает текст письма. Мы просим разрешения собрать кораллы на рифах одного из островков в бухте Занзибара. Он вставляет в текст письма и просьбу разрешить исследовать Индийский океан на переходе от Занзибара до Сейшел! Несомненно, у капитана порта несколько преувеличенное представление о масштабе полномочий британского резидента.

Власти уехали, уехали с ними и начальник экспедиции, и наш капитан. Вскоре подходит другой катер, и на борт поднимается крупный, упитанный, краснощекий англичанин. Представляется — шеф полиции. Шеф очень вежлив и корректен. Он приехал предупредить о некоторых особенностях Занзибара. Занзибар очень мусульманский город, и его высочество султан строго соблюдает законы ислама. Кроме того, сейчас пост, рамазан, до вечера, до первой звезды, не едят. Он просит предупредить, чтобы наши люди, придя в бар или ресторан, не настаивали, чтобы им давали пить и есть до вечера. Чтобы не фотографировали местных жителей, особенно женщин. Это относится и к арабам, и особенно к африканцам. Попадаются люди, полные предрассудков, суеверий, фотообъектив — это дурной глаз, и за неосторожно наведенную фотокамеру, в особенности на женщину, можно получить удар ножом. И наконец, что очень важно, чтобы наши дамы не выезжали в город в шортах, в купальных костюмах. Султан относится к этому особенно ревностно. Чтобы они были скромно одеты, modestly dressed. А то нередко американские туристки позволяют себе выезжать в город в купальных костюмах, из-за чего случались большие неприятности.

Я заверяю шефа, что все будет в порядке.

Третьим гостем, навестившим судно, был ученый, директор Восточноафриканской организации по изучению морского рыбного промысла[38] доктор Холл. Научные работники рыбохозяйственной станции узнали, что в Занзибар пришло советское исследовательское судно «Витязь», о котором они столько слышали, и поспешили установить с ним контакт.

Директор оказался интересным собеседником. В Занзибаре он сравнительно недавно, до этого работал в Сингапуре. Сам он специалист по некоторым группам морских ракообразных, но сейчас знакомится с проблемой изучения биологии промысловых рыб и организации морского рыбного промысла. Доктор Холл приглашает сотрудников «Витязя» посетить его учреждение, где работают кроме него еще пять ученых, специалисты по придонным и пелагическим рыбам, по ракообразным и планктону, специалист-гидролог.

Рыбохозяйственная станция имеет небольшое исследовательское судно «Манихине» в 200 тонн водоизмещением с двигателем в 220 сил. Судно уже старое, когда-то было новозеландским траулером. Несмотря на почтенный возраст — судну уже 45 лет, — корпус и машина в неплохом состоянии.

Денег на содержание рыбохозяйственной станции в Занзибаре отпускают мало, и ученые испытывают трудности в работе.

В водах Занзибара рыбы много, но вылавливают ее мало, так как труд рыбака не окупается. Цены на рыбу очень низкие. Все, что не удается продать в день вылова, надо выбрасывать, так как хранить негде, холодильных установок нет.

Доктор Холл рассказывает нам много интересного о жизни и быте Занзибара, о его разноплеменном населении. Население султаната Занзибар, т. е. островов Занзибар и Пемба, очень смешанное и достигает в настоящее время 300 000 человек; из них на Занзибаре живет около 170 тысяч.

Основную массу населения, 228 тысяч, составляют африканцы, на втором месте арабы — 47 тысяч, индийцы — около 20 тысяч и около 500 европейцев, в основном англичан. Население города Занзибара такое же разноплеменное и достигло 50 000 человек.

Африканцы, населяющие остров Занзибар, состоят из племен ватумбату, вахадиму, вапемба, издревле живших на острове еще до завоевания его арабами и оттесненных в менее плодородные восточные части, из потомков освобожденных невольников, происходивших из разных племен восточной Африки и, наконец, африканских рабочих, осевших на Занзибаре в недавнее время или приходящих сюда на заработки.

Местные занзибарские арабы — преимущественно землевладельцы. Это потомки арабских завоевателей из Омана. Кроме того, ежегодно немало арабских торговцев приходят с попутным муссоном на парусных доу из Омана и Гадрамаута. Индийцы, живущие на Занзибаре, происходят тоже из разных частей Индии и образуют обособленные общины.

Из рассказов доктора Холла следует, что хотя африканцы составляют главную массу населения, но многие богатства края принадлежат не им. Наиболее удобными землями владеют арабы, а лучшими домами в городе — арабы и индийцы. Торговля Занзибара находится в руках богатых индийских коммерсантов. До недавнего времени город Занзибар являлся главным центром торговли между внутренними областями Центральной Африки и внешним миром. В последние годы, в связи с развитием восточноафриканских портов Дар-эс-Салам, Момбаса и др., торговое значение Занзибара уменьшилось.

Население Занзибара в основном говорит на языке суахили, или, правильнее, кисвахили. В самом городе говорят на более утонченном диалекте киунгуджа. Унгуджа — это африканское название Занзибара. Само слово «суахили» по-арабски значит береговые жители. Раньше этот термин применялся к береговым арабам, но теперь только к африканцам восточного берега, к определенной народности.

Занзибар — мусульманское государство. Арабы и больше половины индийцев — мусульмане. Африканцы тоже в большинстве магометане, но в их верованиях еще немало анимизма и культа предков. Индийцы-немусульмане делятся на разные религиозные общины: индуисты, парсы — огнепоклонники, измаилиты — последователи Агахана, сикхи и др.

Мы договорились с доктором Холлом, что после обеда приедем к ним на рыбохозяйственную станцию. Часа в два пополудни мы — группа научных работников «Витязя» — отправляемся в город. Причаливаем к пристани для мелких судов в удобном бетонированном ковше. Весь порт пронизан острым пряным запахом гвоздики, которой доверху набиты пакгаузы. Нас встречает доктор Холл и ведет к расположенной недалеко рыбохозяйственной станции. Знакомимся с персоналом станции, осматриваем лаборатории и коллекции.

Мистер Белл, гидролог, высокий, молодой англичанин с пышной шевелюрой, предлагает пройтись с ним по городу, быть нашим гидом. Мистер Белл хорошо знаком с Занзибаром, немного знает языки арабский и суахили. Он несколько лет прожил в Кении.

Идем по набережной. Наши взоры прежде всего привлекает султанский дворец, легкий, белый, построенный в мавританском стиле, — резиденция султана Сеид Калифа бин Харуба. Рядом с дворцом огромное каменное здание Бейт эль Аджаиб, или Дом Чудес, с высокой башней с часами. Здание было построено в 1883 году султаном Сеид Баргашем для придворных церемоний. Теперь в нем размещаются разные правительственные учреждения. При входе в Бейт эль Аджаиб стоят две старинные португальские бронзовые пушки, захваченные при падении Ормуза в 1622 году. На пушках можно разглядеть португальские надписи и гербы и добавленные старые арабские надписи. Особенно замечательны в этом здании массивные деревянные арабские резные двери, на которых вырезаны изречения из Корана.

В непосредственном соседстве с Бейт эль Аджаиб находится старый арабский форт. Он стоит на месте бывшего португальского храма, превращенного арабами в примитивный форт. Затем форт перестроили, были воздвигнуты башни и стены. В последующие годы форт использовался как тюрьма, а двор, прилегающий к нему, служил местом казни — обезглавливания мечом. Теперь в наиболее сохранившейся башне находится дамский клуб Занзибара.

От старого форта мы прошли через пролом в стене и очутились в узких улочках старинного Занзибара, столь узких, что по некоторым не проехать и повозке. Высокие трех- и четырехэтажные белые дома с нависающими балконами, извилистые узкие улочки, в которых всегда тень и прохлада, яркие пятна света, прохожие — арабы, африканцы в их национальных одеждах — все это создает атмосферу «Тысячи и одной ночи». Прошли мимо отеля «Занзибар» и снова вышли на широкую улицу к великолепному зеленому саду, окруженному белой невысокой стеной. В саду расположен дворец британского резидента — большой, в сарацинском стиле, дворец, построенный по планам резидента Синклера, бывшего одновременно и архитектором. Сад славится богатой коллекцией цветущих бугенвиллей.

Против резиденции находится открытый для публики сад Виктории, когда-то разбитый султаном Сеид Баргашем для дам своего гарема. Отдохнули в саду Виктории, слушая рассказы мистера Белла о нравах Занзибара. Из сада мы увидели высокий купол какой-то мечети. Но это оказывается не мечеть, а музей Бейт-эль-Амани — Музей в память мира, открытый в годовщину перемирия, которым закончилась первая мировая война. Здание музея построено в стиле мечети по проекту того же резидента-архитектора.

Осмотрели музей, его коллекции по истории и природе Занзибара. В исторической части разные экспонаты по археологии и истории, реликвии времен занзибарских султанов и т. п.

Нас всех, и меня в частности, конечно, интересует, как и когда африканский остров Занзибар превратился в арабский султанат. Экспозиции музея и беседы с нашими занзибарскими знакомыми осветили нам этот вопрос.

Арабские купцы вели уже в начале нашего летосчисления оживленную торговлю с жителями берегов восточной Африки. В знаменитом «Перипле Эритрейского моря» говорится, что арабы хорошо знакомы с этими местами, связаны дружбой с коренными жителями, понимают их язык и берут жен из их среды. Арабские поселения в Африке появились еще до ислама. В VII–VIII веках нашей эры эти поселения превратились в крупные городские центры. В течение нескольких столетий берега восточной Африки представляли собой совокупность многих самостоятельных городов-государств, управляемых обычно выходцами из Аравии. В конце X века арабы построили город Кильву, ставший позднее столицей всех арабских поселений восточной Африки, когда они объединились в один султанат. Обращение береговых племен в ислам относится, вероятно, тоже к X веку.

Знаменитый североафриканский путешественник и историк XIV века Ибн Баттута, посетивший берега восточной Африки, поражался благосостоянию и высокому уровню цивилизации тамошних городов.

Жестокий удар по этой цивилизации был нанесен португальцами, появившимися здесь в начале XVI века. Васко да Гама посетил Занзибар в 1599 году, на обратном пути из своего первого путешествия в Индию. Уже через три года Васко да Гама покорил султана города Кильва. Постепенно португальцы подчинили себе все восточноафриканское побережье и укрепились на востоке Аравии. Заняв остров Занзибар, португальцы основали тут торговый пост на месте будущего города Занзибара.

Огнем и мечом удерживали колонизаторы свое господство в восточной Африке, беспощадно подавляя вспыхивавшие восстания. Но уже с середины XVII века арабы начали теснить европейцев. Ормуз и Оман первые сбросили гнет португальцев. Имам Омана Сейф ибн Султан, поддерживаемый восставшими жителями восточноафриканских городов, в ряде сражений оттеснил португальцев далеко на юг, вплоть до Мозамбика, который до сих пор еще находится под гнетом португальских колонизаторов.

После изгнания португальцев все северо-восточное побережье Африки, включая острова Занзибар и Пембу, оказалось под владычеством имамов Омана, которые в 1852 году перенесли свою столицу из Маската[39] в Занзибар. Занзибар стал и в политическом и в торговом отношении главным городом восточной Африки.

В начале XIX века в восточной Африке и в Занзибаре снова появились западноевропейские империалисты. В восточной Африке началась борьба за «сферы влияния» между Англией, Францией, Германией, Италией, Бельгией. В обмен на признание прав Франции на Мадагаскар последняя предоставила Англии свободу рук на Занзибаре. В 1890 году Англия объявила свой протекторат над Занзибарским султанатом.

* * *

Мистер Белл ведет нас дальше по длинной улице Криик Род. Когда-то это был проток, по которому морская вода доходила сюда из бухты. Теперь Криик засыпан, на нем разбиты спортивные лужайки, футбольное поле и т. п. Перешли мостик — Даражани бридж — и вышли к базарам.

В Занзибаре два рынка — базар Эстелла и базар Саидие. На первом идет торговля овощами и фруктами, на втором — мясом, птицей и рыбой. Базары везде и всегда интересны. Нигде не получишь такого представления о жизни края, не увидишь столько разных типов людей, как на базаре.

Базары Занзибара очень богаты. Они завалены фруктами — ананасы, бананы, манго и все прочие тропические плоды. Надо сказать, что нигде мы не ели таких вкусных плодов манго, как тут, на Занзибаре. Занзибарские манго абсолютно лишены даже намека на терпентинный привкус. Это нежные ароматные, кисло-сладкие плоды, которые в равной степени любили и мы на «Витязе», и наш лемуренок, переименованный из Скубиду в Коморчика.

Зайдя на рыбный базар Саидие, мы с Т. С. Рассом не могли его быстро покинуть. Ларьки были завалены всевозможными представителями ихтиофауны африканских вод Индийского океана — коралловые окуни, барракуды, скаты, кефаль, тунцы и прочие рыбы, названия которых тщательно записывал мой спутник, но которых я не упомнил.

Загорелые черные рыбаки африканцы, видя наш интерес к их товару и зная, что мы гости с советского корабля — друзья африканских народов, борющихся за свою свободу, окружили нас плотным кольцом дружественных, возбужденных людей, так хотевших, чтобы мы запомнили африканское название каждой рыбы, которую они нам показывали. Во всем этом не было ничего коммерческого, они прекрасно понимали, что мы не собираемся что-либо купить у них, это была бескорыстная дружественная встреча.

Догнали ушедших вперед мистера Белла с нашими товарищами. Они уже находились в квартале Мкуназини. Тут когда-то был главный невольничий рынок Занзибара.

Роль Занзибара в работорговле тоже имеет свою историю. Около середины XVIII века в результате большого спроса на подневольный дешевый труд для плантаций во французских колониях в Индийском океане Иль де Франс (теперь остров Маврикия) и Бурбон (теперь остров Реюньон) и плантаций в южной и центральной Америке и Вест-Индии Занзибар стал основным центром африканской торговли рабами. Арабские купцы-работорговцы проникали с побережья далеко в глубь страны. Караваны невольников доходили до береговых пунктов, откуда перевозились на остров Занзибар, ставший главным рынком рабов.

Так продолжалось до середины XIX века, когда под нажимом мирового общественного мнения во всех африканских колониях была отменена работорговля. Прикрываясь гуманными лозунгами освобождения рабов, английское правительство использовало отмену работорговли для укрепления своих позиций в Индийском океане и расширения сферы своего влияния. В 1873 году султан Сеид Баргаш запретил экспорт рабов из восточной Африки и закрыл все невольничьи рынки в Занзибаре, но прошло еще 25 лет, прежде чем рабство было ликвидировано.

Теперь на месте главного невольничьего рынка Занзибара возвышается англиканский кафедральный собор Христа— The Cathedral Church of Christ, построенный в 1873–1876 годах епископом Старом. Это длинное здание с высокой башней. Оно построено из местных материалов. Крыша перекрыта сводом из смеси толченого кораллового известняка с цементом.

В соборе красивый мозаичный алтарь, установленный точно на том месте, где на невольничьем рынке стоял столб для наказания рабов. Мозаика алтаря была пожертвована мисс Теккерей, сестрой знаменитого писателя. Над кафедрой висит большое распятие, сделанное из дерева, под которым похоронено сердце Ливингстона (в Северной Родезии), выдающегося исследователя Африки и пламенного борца за уничтожение рабства.

Мы все время ходим по благоустроенным чистым районам города, где живут состоятельные индийцы и арабы, а также европейцы. Нам хочется посмотреть старые арабские кварталы и кварталы, заселенные африканцами. Мистер Белл ведет нас через речку — криик, и мы сразу оказываемся в совсем другом городе.

Сперва идет «Каменный город», старый арабский город, с двух-, трех-, четырехэтажными домами, построенными в строгом арабском стиле без всяких орнаментов, очень тесно, с узкими кривыми улочками. Рядом базар, где сотни всевозможных лавочек, арабских и индийских, торгующих железными, деревянными изделиями, изделиями из кокоса, продовольственными товарами, зерном, кукурузой, ячменем, просом, рисом и т. п. Базар многолюден. Медленно проходят бородатые арабы в длинных белых балахонах — канзу, с головой, обычно обернутой чалмой, тюрбаном, белым или зеленым. Арабы часто носят оружие — короткий кинжал, джамбия. Арабские женщины одеты в длинное, глухое черное платье — буи-буи, покрывающее их с головы до пят, а часто закрывающее и лицо. Африканцев, конечно, нетрудно отличить от арабов. Они гораздо чернее, и у них выражены негроидные черты. Одеты они по-разному, в зависимости от племени. Часто тоже носят белое канзу, как арабы, нередко красную феску или какую-нибудь шапочку. Женщины тоже нередко одеты в буи-буи, но лицо и плечи не покрыты и позволяют видеть яркую, цветную одежду, которая скрыта под черным буи-буи.

За базаром начинается африканский город Нгамбо. Это невообразимое переплетение узких переулочков, тесных проходов, лабиринт избушек, хижин, домиков, реже деревянных, чаще глиняных.

В основе своей хижина — это каркас из мангровых жердей, оплетенных листьями и обмазанных глиной. Возле домов много женщин, играют дети, бродят безрогие, лопоухие, рыжие африканские козы. Скученность населения огромная, страшная бедность. Встречные приветствуют нас вежливым «джамбо», на которое отвечаем тоже «джамбо». Черноглазые и чернокожие ребятишки сопровождают нас веселой гурьбой, полные любопытства к иностранцам, обычно не заглядывающим в «черный город». Но нигде никакого попрошайничества. Трудно понять, как мистер Белл находит путь в лабиринте кривых улочек и проходов Нгамбо, где живет 30 000 человек — больше половины всего населения Занзибара.

На стенах домов часто видим начертанное слово «Uhuru 1960», что значит — «Свободу в 1960 году!» — свободу от англичан, независимость Занзибару в 1960 году.

На улицах Занзибара нельзя не обратить внимание на великолепные массивные резные старинные арабские двери, украшающие вход в богатые дома. Они делаются из джекового дерева. В старые времена художественно выполненная дверь являлась непременным атрибутом настоящего арабского дома.

Мотивы резьбы считаются очень древними, еще доисламскими, заимствованными из Египта и Сирии. Обычно это цветок и листья лотоса, символическое изображение рыб и моря, цепь и дерево ладана. Лотос — эмблема плодородия, воспроизводительной силы, как и рыба — символ богини плодородия и размножения. Цепь символизирует надежность, безопасность, ладан — богатство и изобилие. Добавляя еще цитату из Корана, арабский домовладелец рассчитывал обеспечить для себя и семьи благоволение судьбы.

Большинство дверей украшено массивными медными шипами, якобы индийского происхождения, символической защитой от боевых слонов.

Богатые англичане покупали и во множестве увозили из Занзибара художественные старинные двери для своих родовых поместий. Теперь правительство султана запретило вывоз из Занзибара этих дверей.

Мне очень хочется пройти в арабскую гавань, посмотреть на корабли, на парусные доу, на арабских и африканских мореходов. Но сейчас уже поздно, надо возвращаться на корабль.

Завтра с утра мы уезжаем на коралловый риф. Бухта Занзибара защищена цепью маленьких островков — Чапвани, или Могильный остров, Капандина, или остров Летучих Собак, Тюремный остров, остров Чумбе. Капитан порта советует нам ехать на остров Чапвани.

Вечером к нам на корабль приехали гости — работники рыбохозяйственной станции: доктор Холл с высокой, красивой женой; мистер Брюс, зоолог, со своей супругой, живой, Ееселой француженкой; Моргане, специалист по придонным рыбам, тоже с женой; наш знакомец Белл, мистер Вильяме, ихтиолог, и секретарша научной станции, спортсменка и ярая подводная охотница. Гости осмотрели все, что им было интересно, и долго сидели, рассказывая нам о своей занзибарской жизни и слушая наши рассказы о плавании и посещенных экспедицией местах. Они получили приглашение от работников океанографической станции Носи-Бе приехать с визитом, но прежний директор посчитал это излишним.

Англичане пригласили нас сделать с ними завтра большую поездку по острову.

Мы отправились с самого утра в нашей лодке на остров Чапвани. Идет отлив. От островка тянется длинная, обсыхающая в низкую воду коса. Я имел неосторожность поставить лодку (на этот раз лодка в распоряжении нашего отряда) за косой. И когда наступило время возвращаться на судно, пришлось гнать ее на веслах очень далеко, против приливного течения, против поднявшегося ветра, в обход длинного обсохшего кораллового рифа.

Коралловый риф у острова Чапвани очень богатый. Отряды набрали много кораллов разных видов и всякой живности. Здесь, на Занзибаре, особенно много всяких интересных моллюсков, масса пятнистых раковин Cyprea tigris, рогатых розовых Pterocera rugosa, красивых, декоративных Мигех.

На острове Чапвани, или Могильном, было прежде христианское кладбище, на котором хоронили моряков с торговых и военных судов.

В густых зарослях заброшенного островка водится маленькая африканская газель (Nesotragus moschatus), а также много летучих собак (Pleropus edwardsi). Наши матросы наловили добрый десяток этих любопытных крупных летучих мышей, которые хорошо прижились на корабле, отлично ели разные плоды, особенно манго, и оказались очень воинственными, злобно кусались, а между собой устраивали отчаянные кровавые драки.

После обеда мы на трех машинах отправились в обещанную экскурсию по острову Занзибар.

Богоров, капитан, В. В. Мокиевская и я едем в машине с молодым высоким ихтиологом Моргансом. Первая остановка тут же в порту, на маленьком заводике по изготовлению гвоздичного масла Заводик этот — кооперативно-государственное предприятие. Часть средств дает государство, часть ассоциация производителей гвоздики.

Гвоздичное дерево (Eugenia aromatica) родом с Молуккских островов. Это вечнозеленое растение было сперва завезено на острова Маврикия и Реюньон, а оттуда в начале XIX века на острова Занзибар и Пембу. Сейчас на обоих островах под гвоздичными плантациями занято около 50 тысяч акров, на которых растет четыре миллиона гвоздичных деревьев. В послевоенные годы огромные потери гвоздичным плантациям нанесла болезнь «внезапная смерть», причиняемая, по-видимому, каким-то вирусом. Ведутся исследования по выяснению возбудителя этого заболевания.

Острова Занзибар и Пемба поставляют 80 % мирового производства гвоздики. Гвоздика — основа экономики Занзибара. На втором месте по значению стоит кокосовая промышленность, производство копры и койры.

Гвоздика экспортируется и как таковая, и в виде гвоздичного масла. Гвоздика — это высушенные цветочные бутоны гвоздичного дерева. Мелкие цветки на разросшемся цветоложе несут пурпурную чашечку с четырьмя зубцами, в высушенном виде похожую на гвоздь. Нераскрывшиеся бутоны собирают в течение полугода, с июля по январь, одно дерево дает в год в среднем около 6 фунтов сушеной гвоздики. Собранные бутоны сушат на солнце — на цементных платформах или на разостланных матах, или в особых печах. Дерево начинает плодоносить на седьмой-восьмой год и живет около 60–70 лет, достигая высоты 10–15 метров.

Гвоздику применяют как специю в кулинарии, но особенно много ее идет на восток для примешивания к табаку. Из второсортных бутонов, стеблей и цветов выгоняют гвоздичное масло. Гвоздичное масло идет в кондитерскую и парфюмерную промышленность, используется в зубоврачебной практике и для лабораторных работ, но главная ценность этого масла в том, что оно богато эугенолем, из которого делают ванилин.

Главным потребителем гвоздики и гвоздичного масла была табачная промышленность Индонезии. Но в связи с тем, что экспорт гвоздики в Индонезию сейчас резко сократился, склады тут, в Занзибаре, доверху набиты не находящей себе сбыта гвоздикой.

Инженер, руководитель завода, показывает нам весь процесс изготовления гвоздичного масла. Масло выгоняют паром, потом оно охлаждается, очищается осаждением. Производительность завода — 10 тонн гвоздичного масла в месяц. В качестве топлива применяются сухие выжимки, отработанный гвоздичный цвет, а также скорлупа кокосовых орехов. Инженер рассказал, что цены на гвоздичное масло упали, так как научились делать ванилин из более дешевого сырья, чем эугеноль, — из любой древесины. Мы все получили в подарок от завода на память по коробочке занзибарской гвоздики.

Осмотрев завод, мы заехали в старый арабский порт. В ковше стоят парусные доу, такие же, как на старинных картинах, рисующих времена еарацинов или арабских пиратов в Красном море. Доу приходят из портов Аравии и с африканского берега, из Кении, Танганьики, Сомали. Они привозят из Африки мангровые жерди (рода Avicennia), которые реэкспортируются из Занзибара в южную Аравию для постройки домов. Мангровая жердь не гниет.

Как раз при нас в порт заходило арабское судно под большим косым парусом. Этот косой, так называемый латинский парус, принесенный арабами в Средиземное море, позволяет ходить галсами и под острым углом к ветру; он сыграл огромную роль в мореплавании европейских народов. Еще в XV веке европейские корабли, оснащенные только прямым вооружением, были совершенно неспособны и не пытались даже плыть против встречного ветра. Но уже к концу этого столетия, после знакомства с арабским косым парусом (мизан — по-арабски), на португальских, испанских, голландских кораблях с прямыми парусами на корме появляется третья мачта (бизань-мачта) с косым парусом — бизанью. Исследователи истории мореплавания пишут, что с этим косым парусом на корме корабли могли уже совершать далекие океанские плавания, которые привели Колумба к открытию Америки, позволили Бартоломео Диасу обогнуть мыс Доброй Надежды, а Васко да Гама найти морской путь в Индию.

В порту сложено всякое продовольствие, привозимое из Африки: соленая рыба — крупная макрель, кучи которой навалены на земле; стадо рыжих африканских коз, привезенных на мясо, зерно и другие товары из Момбасы, из Дар-эс-Салама. Живописны и сами доу с подвешенными к мачте свернутыми парусами, и мореходы, черные, в фантастических нарядах, в тюрбанах, в фесках, с красным платком на голове, в расшитых куртках, со сверкающими белыми зубами на черном лице. Но никто не позволяет себя фотографировать, а когда я навел свою камеру на заходившее в гавань под раздутыми парусами великолепное арабское судно, то стоявшие на палубе матросы, будто специально подобранные для фильма о пиратах, как один, закрыли лица руками.

Выехали за город по шоссе, идущему на север. Асфальтированные шоссе пересекают остров во всех направлениях. Проезжаем мимо старого португальского форта. Слева от дороги, в саду, — красивый белый загородный дворец султана, закрытый для публики. Машины останавливаются около белого двухэтажного дома. На заборе доска, гласящая, что дом этот построен в 1864 году Абу эль Вахабом, сыном султана Сеида. В 1866 году в нем жил Ливингстон, готовясь в свою последнюю экспедицию в Центральную Африку, из которой он уже не вернулся.

Едем дальше. На развилке дорог в арабской деревне небольшой базарчик. Покупаем молодые кокосовые орехи для питья. Старик продавец ловко срубает острым ножом верхушку, кончиком ножа срезает колечко мякоти. Кокосовая вода очень хороша. Это специальный сорт кокоса, выращиваемый для питья. Плоды у них ярко-желтые.

Рядом два старика африканца играют в замысловатую игру: передвигают по разграфленной доске ракушки. Мистер Моргане говорит, что эта игра недоступна пониманию европейцев.

Следующая остановка у старинной переидскол бани Кидичи, белого своеобразного здания в ширазском стиле, построенного в 1850 году султаном Сеид Саидом для своей жены персианки Бинти Ирах Мирза. Бани внутри оштукатурены и стены украшены лепкой, изображающей пальмы и птиц. Сохранились еще бассейны, вертикальная ванна и печи для обогревания пола.

Едем дальше. Мы направляемся на государственную опытную станцию Кизимбани, что значит Коровий хлев, занятую освоением новых для Занзибара сельскохозяйственных культур.

Теплый, влажный экваториальный климат острова (количество годовых осадков достигает 2000 миллиметров) и плодородные почвы позволяют возделывать любые тропические культуры. «Занзибар, — рассказывает мистер Моргане, — страна двух культур — гвоздики и кокоса. Это плохо, так как вся экономика находится в очень большой зависимости от спроса, от рыночных цен и колебаний урожая. Для благосостояния острова важно развитие и других культур. Акклиматизацией разных культур и занимается станция Кизимбани». Молодой агроном рассказывает нам, что станция ведет исследования по селекции и удобрениям для повышения урожайности гвоздики, по разведению цитрусовых (грейпфрут), кофе, какао, по выведению и селекции улучшенных сортов пищевых растений, как рис, батат, кукуруза, кассава, ямс и др.

Мы видели плантации гвоздичных деревьев разного возраста — от 10 до 40 лет. Собирать надо молодые недозрелые бутоны. Живая изгородь вокруг гвоздичной плантации состоит из коричных деревьев, сушеная кора которых и есть наша корица.

Осмотрели плантации кофе сорта либерика (этот сорт дзет крупные зерна и отличается тем, что культивируют его бег тени), плантации деревьев какао, на которых висели длинные овальные плоды (плантация защищена от ветров живой изгородью из коричных деревьев), плантацию ямса: этот корнеплод хорошо растет на Занзибаре и может помочь достижению продовольственной независимости; плантацию толстоствольных коротких масличных пальм (Elaeis guinensis) с кроной крупных перистых листьев. Семена этой пальмы содержат до 50 % ценного пищевого масла, а околоплодник дает прекрасное техническое масло. Прошли по ананасовому полю (Ananas sativa), остерегаясь жестких острых колючезу-бых листьев ананаса; на конце каждого стебля сидел крупный желтый спелый ананас — соплодие, слагающееся из многих плодов, срастающихся с прицветными листьями и осью соцветия. Образуется как бы мясистая шишка, проросшая пучком листьев. У культурного ананаса соплодие не имеет семян.

Плантация деррис. Это ядовитое растение. Африканцы употребляют разбитые стебли для отравления рыбы. Была идея использовать это растение для получения инсектицидов, но дуст ДДТ оказался эффективнее. Зоологи Занзибара успешно применяют деррис для ловли коралловых рыб. Мешок с разбитыми стеблями деррис закладывают среди кораллов на рифе, и отравленная, «уснувшая», рыба всплывает кверху.

Плантация кассавы: это корнеплод, идущий на корм скоту. Товарищи пошли дальше осматривать разные поля, я же, интересуясь больше животноводством, ушел с молодым африканцем посмотреть их опытное стадо молочных зебу. Пока мы шли к ферме, мой молодой проводник рассказал мне, что задачей является поднять удойность местных коров. В основу взято зебу, хорошо живущее в тропиках, гибридизацией с европейскими породами удается поднять ее молочную продуктивность.

Гибридизацию производят при помощи искусственного осеменения. Приходим на ферму. В чистом коровнике стоят коровы зебу, чистопородные и метисы, полузебу, светло-серые и рыжие. У каждой коровы висит табличка удоя. Молока немного, но оно очень жирное. «Доярки» — мужчины африканцы. На лужайке, в тени огромного дерева, стоит стадо молодых полузебу.

Простились с работниками опытной станции, где всю научную работу ведет в сущности один сотрудник, и поехали дальше. Мы просим провезти нас возможно дальше поперек острова, чтобы увидеть его природу. Едем на восток. Остров имеет в длину около 80 километров и в ширину до 39 километров.

Рельеф острова волнообразный, ряды холмов бегут с севера на юг. Когда-то весь остров был покрыт густым тропическим лесом, который теперь почти уничтожен. Вся страна — это сплошные рощи кокосовых пальм. Леса уцелели только на востоке острова, и там до сих пор водится несколько видов животных, характерных для фауны Занзибара: ночной лемур (Galago agisymbanus), небольшой занзибарский леопард (Felis servae), крупная циветтовая кошка (Viverra civetta orientalis).

Проезжаем небольшие поселки африканцев, работающих на плантациях, принадлежащих арабам.

Пошли рощи казуариновых деревьев (Casuarina sp.) с их тснкой игольчатой листвой бледно-зеленого цвета, указывающие на малоплодородную почву. Кое-где растут эвкалипты, привезенные из Австралии для осушения почвы. Мистер Моргане обращает внимание на древний коралловый риф, расположенный прямо в лесу. Остров Занзибар поднимается, и риф оказался высоко на суше. Коралловый известняк идет на строительные нужды. Я, конечно, взял образец этого древнего коралла, который интересно будет сравнить с современными кораллами по химическому составу. Проехали почти через весь остров.

Вернулись в город уже затемно. Занзибар оживлен, уже взошла первая звезда, мусульманам можно есть и пить. На улице торговцы продают с лотков всякую снедь. Толпы арабов и африканцев едят, пьют кофе. Группы людей сидят около разноцветных фонарей. Только сейчас в полной мере чувствуется восточный, африканский характер города.

Мне хочется рассказать еще об одной поездке, которую мы совершили с В. Г. Богоровым и мистером Брюсом в его маленьком фольксвагене в последний день нашего пребывания в Занзибаре. Погода по-прежнему стояла тихая, жаркая, как в течение всей нашей жизни на острове. Сперва мы зашли в магазин, чтобы реализовать наши восточноафриканские шиллинги. Покупаем сувениры — изделия африканских резчиков по дереву. На почте отправляем письма домой. Письма отсюда идут быстро, через два дня самолет достигает Лондона через Найроби, Каир.

Мистер Брюс везет нас в Мбвени, километрах в 10 от города. Среди кокосовых пальм и другой растительности развалины большого двора и дома, окруженного зубчатой каменной стеной. Рядом глубокий, выложенный камнем колодец. Здесь когда-то была колония для освобожденных невольников. Рядом церковь и христианское кладбище. Освобожденные рабы принимались в лоно христианской церкви. Еще раньше на этом месте, в Мбвени, был лагерь для невольников, где их держали до отправки на рынок в Занзибар. Тут погибало множество людей, и место это до сих пор считается заклятым, тут бродят духи, и никто тут не селится.

Церковь в Мбвени — St. Johns Church — интересна прекрасными деревянными резными дверями, изделием местных кустарей. Немного подальше, у берега моря, заброшенный дворец одного из давних султанов, по соседству маленькая деревушка африканцев. В окружающем лесу мы наталкиваемся на толстые, в несколько обхватов, баобабы, типично африканское дерево. Мистер Брюс рассказывает, что на Занзибаре теперь встречаются только толстые старые баобабы, молодых совсем нет. Есть мнение, что кокосовые пальмы, так размножившиеся на острове, мешают росту баобабов.

Богоров спешит «домой», на корабль: ему надо переодеться и ехать с капитаном на визит к британскому резиденту. Мы отвозим его на пристань, а я прошу мистера Брюса показать мне еще что-нибудь из памятников занзибарской старины. Брюс ведет машину на северо-запад к Мангапвани, что означает «арабский берег». Опять проезжаем мимо дома Ливингстона, мимо остатков старого, стоящего на арках акведука, построенного султаном Сеид Баргашем. По этому акведуку вода текла в город из источников Чем-чем. Теперь проведен новый металлический трубопровод. Проезжаем мимо развалин дворца Мтони (Мто ни — место реки), принадлежавшего в начале прошлого века арабу по имени Салех, который, по преданию, первый ввел на острове культуру гвоздики.

В Мангапвани недалеко от берега моря находился тайный лагерь работорговцев, где они держали невольников после запрещения открытой торговли рабами. Высеченный в скале ход, укрытый от глаз, ведет от берега моря в подземелье, где до сих пор сохранились кольца, вбитые в стену.

Мой рассказ о Занзибаре будет неполным, если я умолчу о знакомстве с деятелями националистической партии Занзибара.

«Занзибар — говорил мне один из руководящих работников этой партии — был воротами, через которые западный империализм вступил в Восточную Африку, и он будет воротами, через которые этот же империализм уберется вон. Британский колониализм держится только тем, что натравливает одни африканские народности на другие: занзибарцев на танганьиканцев, жителей Родезии на жителей Ньясаленда, суданцев на африканцев Кении и так до бесконечности. Преследуя свои коварные цели, британская администрация поддерживает разделение занзибарцев на группы по расовому и религиозному признаку, и мы, вместо того чтобы объединиться и вместе бороться против империализма, нередко оказывались в различных лагерях, враждебных друг другу.

Наша цель — это свобода и единство Африки. Для националистов Занзибар — это неотделимая часть Восточной и Центральной Африки. Все, что происходит в Кении, в Танганьике, в Родезии, Ньясаленде, Уганде, Мадагаскаре или Конго, имеет к нам прямое отношение.

Наша непосредственная задача, — продолжал он, — задача занзибарской партии националистов, — это добиваться немедленной и полной независимости для Занзибара, т. е. независимости от Англии, поддерживать единство среди всех занзибарцев, независимо от национальности».

Я спросил, каково отношение партии националистов к султану и султанской власти. «Сперва надо прогнать англичан, — ответил он. — А вопрос о форме правления, султан или без него, вопрос дальнейшего. И решение социальных задач мы откладываем до более позднего времени. В свободной от колонизаторов, независимой Африке мы установим социальную справедливость».

Подошел день нашего ухода из Занзибара. Капитан порта просит тщательно осмотреть судно, так как нередко «черные» убегают с кораблями, а портовая администрация в Занзибаре отказывается принимать обратно таких «беглецов».

16 марта в 16 часов снялись с якоря и пошли от Занзибара северным проходом. Стоим на палубе и рассматриваем знакомые места, где бывали вчера, позавчера, — старый португальский форт, загородный дворец султана, Мангапвани. Вот уже северная оконечность Занзибара. Входим в пролив между Занзибаром и Пембой. С левого борта — низкий плодородный остров Пемба, где гвоздики производят еще больше, чем на Занзибаре.

Прощай, Занзибар!

СЕЙШЕЛЬСКИЕ ОСТРОВА

Идем на восток. Теплая тихая погода. На палубах обычная «послерифовая» вакханалия — моют кораллы. Зоологи разбирают собранный на рифах материал. Артемий Васильевич Иванов показывает мне еще один интересный пример паразитизма. В полости тела голотурии из отряда Aspidochirota длинный «червь». Но это не червь, а измененный в результате паразитизма брюхоногий моллюск из семейства Entoconchidae. От моллюска осталась только длинная трубка и в ней половые продукты, мужские и женские. Паразит гермафродит. Не осталось и следа от нервной системы, от кишечника. Но в сумке этого паразита находятся личинки, и у этих личинок еще есть все, что полагается иметь брюхоногому моллюску — внутренние органы и даже спиральная раковинка. Подобные паразитические моллюски в иглокожих могут достигать 1,5 метра длины!

Уже третий день движемся к востоку. Геологи крайне заинтересованы результатами взятых в этом районе грунтовых трубок. Тяжелая 30-метровая трубка принесла колонку длиной всего в 10 метров, но из них 9 метров заняты слоем грубозернистого песка с большим содержанием слюды. Мы находимся в районе между Индией, Мадагаскаром и Африкой. Пантелеймон Леонидович Безруков высказывает предположение, нет ли связи между этим толстым слоем песка и гипотетическим материком Гондваной.

Многие геологи и зоогеографы, рассказывает Пантелеймон Леонидович, высказывали мысль, что в третичном периоде. 20–30 миллионов лет тому назад, сухопутный мост связывал Африку и Индию через Мадагаскар и Сейшелы. Предполагалось существование огромного южного континента Гондваны (о котором мы уже говорили) или мифической земли Лемурии, охватывавшей Мадагаскар, Сейшелы и острова Маврикия и Реюньон, которую постигла та же судьба, что и легендарную Атлантиду.

Однако факты не очень согласуются с этими гипотезами. Острова эти отделены друг от друга и от материков океаническими глубинами в 3–4 тысячи метров. Изучение флоры и фауны Сейшел тоже противоречит идее связи их с континентом, по крайней мере с начала мелового периода, т. е. около 60 миллионов лет тому назад. Фауна птиц, рептилий почти вся носит выраженный эндемический характер. То же относится и к большинству насекомых. Эти факты говорят, что Сейшельские острова в течение очень долгого времени были отрезаны от иммиграции туда животных, и там могли сохраниться древние формы и развиться новые виды и даже роды. По своему составу растительность и животный мир Сейшел скорее индо-малайского происхождения.

Новейшие данные, основанные на изотопном анализе, заставляют по-новому оценить геологическую историю Сейшел. Исследования серых и красных гранитов острова Маэ при помощи калий-аргонового метода определения абсолютного возраста геологических формаций[40] устанавливают средний минимальный возраст этих горных пород порядка 515 миллионов лет, а некоторых образцов и свыше 600 миллионов лет. Эти результаты позволяют заключить, что гранитные острова Сейшельской группы возникли, вероятно, во время позднего докембрия, т. е. еще до палеозоя. Большинство других океанических островов гораздо моложе, и происхождение их относят к мезозойской эре.

Интересно, что многие минералы с континента Африки имеют возраст порядка 630 миллионов лет. Эти данные, быть может, служат подтверждением взгляда об исторической связи между Сейшелами и Африкой, но связи, существовавшей в гораздо более древнее время, чем предполагалось до сих пор.

В море несколько раз проходим мимо промышляющих японских тунцеловов и расставленных ими рыболовных снастей. Где только не ловят японские рыбаки!

Получили ответ на наш запрос от губернатора Сейшельских островов, характерный для англичан. После обычного приветствия и просьбы указать длину и осадку судна губернатор спрашивает, сможем ли мы выделить футбольную команду для игры с футболистами острова.

В нашем корабельном «зоопарке» радостное событие. Я давно уже замечаю, что у моей куокки сумка отвисла, часто сокращается и можно разглядеть движения, иногда довольно бурные, происходящие внутри сумки. Все это возбуждало надежды, что в сумке развивается детеныш. Сегодня из отверстия сумки высунулась лапка и через некоторое время убралась обратно внутрь. Куокка родила детеныша!

Этот факт вызывает всеобщий интерес, так как известно, что у кенгуру, и в частности у валлаби, период беременности длится три недели, а наша куокка живет на корабле уже три с половиной месяца! Я рассказываю товарищам, что в зоопарках не один раз вызывало сенсацию такое «непорочное зачатие» у одиноко живущих в течение нескольких месяцев самок кенгуру. Теперь выяснены интересные биологические особенности этих животных.

В природе тотчас после рождения детеныша у самки начинается течка. Происходит спаривание с самцом, и оплодотворенное яйцо начинает развиваться. Но, достигнув стадии бластоциста, состоящего примерно из ста клеток, развитие яйца внезапно останавливается, и бластоцист, упрятанный в какой-нибудь складке стенки матки, остается в состоянии заторможенной жизненности все время, пока детеныш живет в сумке и сосет мать. Потом это недоразвившееся яйцо обычно погибает. Но если лактация неожиданно прекращается, например, самка потеряла из сумки детеныша, спасаясь бегством от врагов, что нередко случается, то этот «резервный» бластоцист продолжает свое развитие. Новорожденный детеныш переползает в сумку, где и продолжает свое постнатальное развитие. В сумке он живет 4–5 месяцев, питаясь молоком, после чего начинает вылезать и самостоятельно кормиться. Очевидно, в нашем случае мы имели развитие такого «резервного» бластоциста.

23 марта тихим ранним утром подошли к Сейшельским островам. Сейшелы для нас такая же «терра инкогнита», какими были Мальдивы и Коморы. Единственный наш источник информации — лоция — сообщает, что британская колония Сейшельские острова состоит из 92 островов и островков, в которые входят собственно Сейшельские острова и окружающие их, так называемые, внешние острова.

По своему строению Сейшелы распадаются на две группы островов совершенно различной геологической формации: гранитные и коралловые. Гранитные острова, которых 28, высокие, гористые. Коралловые острова, плоские, низкие, представляют собой поднятые рифы, построенные на погруженных частях горных хребтов.

Сейшельские острова расположены между 3°40? и 6° южной широты и 54–57° восточной долготы. Наиболее значительные гранитные острова Сейшел — это Маэ, Праслен, Силуэт, Ла Диг, Кюрьез, Фелисите и Святой Анны. Они окружены многочисленными коралловыми островами «внешней группы». Сюда входят Амирантские острова, острова Альфонс, острова Провиданс, острова Космоледо, острова Альдабра, Коэтиви, группа Фаркуар и др. Главным островом Сейшельской группы является Маэ с портом Виктория, столицей и административным центром колонии.

Приближаемся к высокому, гористому острову Маэ. С моря остров напоминает берега Кавказа. Высокие зеленые горы, выходы красных гранитных скал. Порт Виктория защищен островками, лежащими на коралловом рифе. На склонах горы и внизу, у моря, белеют домики Виктории. Над городком нависла стена самой высокой горы острова — Морн Сейшелуа.

Подходит лоцманский бот «Роз-Мари». На борт поднимаются лоцман, он же капитан порта, и другие портовые власти, одетые как во всех английских колониях в тропиках: белая рубашка, белые шорты, черные туфли. Все могут говорить по-английски, но предпочитают по-французски — это их родной язык. Капитан порта, молодой француз, уроженец Сейшел, сообщает, что нам уже приготовлен автобус для экскурсий по острову, а в пять часов в клубе состоится футбольный матч между командами «Витязя» и города Виктории.

Капитан порта приглашает нас на берег. В порту знакомимся с ожидающими нас местными деятелями, никогда не видевшими ни русских, ни русского судна. Все плотные, солидные джентльмены — мсье Деломм, богатый плантатор, почетный вице-консул Франции и председатель Сейшельского клуба; мсье Сави — судья и председатель комитета содействия порту Виктория, и др.

Завязывается беседа. Наши новые знакомые уреряют, что нам понравится их остров, девиз которого «тысяча миль отовсюду!» Климат на Сейшелах ровный и наиболее здоровый из всех британских владений в тропиках. Об этом пишет и лоция. Природа острова интересная и живописная, хотя от девственных тропических лесов мало что осталось. Ценные породы деревьев вырублены первыми поселенцами, а многочисленные плантации кокосовых пальм вытеснили туземную флору прибрежной зоны. Знаменитость Сейшельских островов — это «двойная кокосовая пальма», или Coco de mer, — морской кокос, которая в диком состоянии живет только на острове Праслен.

Мы спрашиваем о населении Сейшельских островов. Сейчас население достигает 43 500 человек, из которых на Маэ живет около 30 тысяч человек. Сейшельцы — это своеобразный сплав многих национальностей — французов, англичан, африканцев, мальгашей с Мадагаскара, индийцев, малайцев.

Гуляя по городу Маэ, мы увидели, что по физическому типу сейшельцы чрезвычайно неоднородная группа. Большинство жителей имеют выраженный африканский тип и являются потомками освобожденных невольников, но многие больше похожи на европейцев. Сейшельцы говорят на французском языке или, точнее, на жаргоне, своеобразном patois, который они называют «креольским языком». На английском языке говорят лишь правительственные чиновники англичане.

Преобладающая религия Сейшел — католицизм, которого придерживается большинство населения.

Мсье Сави предлагает нам свою машину — проехаться по острову, посмотреть город и природу. Богоров, капитан и я охотно соглашаемся. Шофер — молодой сейшелец, в чертах которого я могу прочесть, мне кажется, и мальгаша, и африканца, и европейца.

Выезжаем из порта. Первое, что бросилось в глаза, — вывеска гостиницы: «Pirats Arm Hotel» — отель «Герб пиратов», а вскоре в городе наш шофер показывает мне дом Сюркуфа, где до сих пор живут потомки знаменитого корсара. Я не мог не вспомнить одну из любимых кинокартин моей молодости «Сюркуф — гроза морей».

В течение XVI, XVII и начала XVIII века Сейшельские острова были главным гнездом пиратов, свирепствовавших в Индийском океане, а также корсаров. В бухтах и заливах островов, лежащих в стороне от больших торговых путей, пираты скрывались от преследователей, находили дерево для ремонта своих кораблей, запасались водой и провизией, благо всего этого на островах было в изобилии. Об этом укромном уголке океана пираты европейские узнали, вероятно, от малайских пиратов.

Не следует смешивать с пиратами корсаров. Пираты были морскими разбойниками, творившими под своим черным флагом с черепом и костями беззакония и жестокости, грабившими и топившими корабли с людьми. Здесь, на Сейшелах, они производили дележ и прятали свои награбленные сокровища. Совсем другое дело корсары. Это часто были люди, которые вели партизанскую войну на море с врагами своей страны под своим национальным флагом. Главным противником французских корсаров в Индийском океане был британский флот, блокировавший французские владения: острова Иль-де-Франс (теперь остров Маврикия) и остров Бурбон (остров Реюньон). Потомки прославленных корсаров Сюркуфа, Дютертра, Пино, Мальру до сих пор живут на острове.

Едем по городу Виктория. Это очень чистенький городок, все улицы асфальтированы, много зелени. Население его около 12 000 человек. На Сейшельских островах ходят свои деньги — сейшельские рупии. Мы спрашиваем Анри, нашего шофера, где можно увидеть Coco de mer. Он привозит нас в красивый тенистый парк. Тут растут несколько сейшельских пальм (Lodoicea seychellarum), известных еще под названием «мальдивский орех» и веерная пальма. Это очень красивая и величественная пальма, стройная и высокая, с громадной кроной веерообразных листьев, вполне заслуживающая свое название «царицы пальм». На каждом дереве несколько огромных двойных плодов, знаменитых «двойных кокосов». «Эта пальма — одно из чудес света, — рассказывал мне мсье Деломм. — Ее плод огромный двойной (а иногда тройной) орех, по форме и размерам необычайно похожий на таз нагой женщины». Действительно, плод представляет собой как бы два почкообразных ореха, соединенных вместе.

Этот необычайный орех находили выброшенным на берега Мальдивских островов и западной Индии. Происхождение орехов было неизвестно и загадочно. Вероятно, в связи с их необычным видом и таинственным происхождением орехи эти стали в Индии предметом культа. Стали верить, что они растут на гигантских деревьях под водой — отсюда их название «морской кокос», что они увеличивают мужскую силу и помогают от бесплодия. До сих пор эти орехи ценятся в Индии как афродизиак. И другие магические свойства приписывались этим орехам. Индийские раджи платили за них сказочные цены, так как считалось, что они предохраняют от действия ядов.

Когда в 1768 году был открыт остров Праслен, там были обнаружены целые рощи Coco de mer, и таинственность, окружающая эту пальму, исчезла.

Одна пальма дает в год около 30 орехов, весом до 25 килограммов каждый. Это самый крупный плод в мире. Пальмы эти раздельнополы. У мужских особей — соцветия в виде палки, длиной до 2 метров и толщиной в руку. Женские цветы, в кулак величиной, сидят на длинной, больше метра, изогнутой оси, образуя соцветия.

Плод созревает очень медленно, в течение 10 лет. И сама пальма растет очень медленно, достигая половозрелости к 100 годам. Сейшельская пальма не терпит других деревьев по соседству и поэтому живет колониями. На острове Праслен в двух уединенных долинах есть рощи этих великолепных пальм, которые теперь находятся под охраной закона. Праслен объявлен заповедником. На острове есть пальмы, которым насчитывают по 800 лет.

Зеленый незрелый плод этой чудесной пальмы наполнен белым желеобразным содержимым (эндоспермом), обладающим приятным вкусом и употребляемым как пища и как лекарство. По мере созревания эндосперм твердеет, и в зрелом орехе он похож на слоновую кость. На Сейшелах существует поэтическое поверие, что рай находился на острове Праслен, среди великолепных рощ этих пальм, несущих «запретный плод садов Эдема».

Тут же в саду мы увидели несколько огромных слоновых черепах (Testudo elephantina) — все что осталось от неисчислимых стад времен освоения острова. Колонисты быстро истребили беззащитных животных. Теперь в диком состоянии они сохранились только на острове Альдабра. На Сейшелах ловят и сейчас в большом количестве морских черепах двух видов — Eretmochelis imbricata, которую добывают ради панциря, и съедобную зеленую черепаху Chelone mides. «Панцирную» черепаху не едят, мясо ее считается ядовитым.

Вся ценность этой черепахи в ее панцире. Щитки панциря перекрывают один другой, как черепица. Окраска и рисунок панциря очень изменчивы. Дороже всего ценятся панцири, окрашенные в светлый и янтарный тона. Самая ценная раса (блонд) живет на островах Космоледо. В год на Сейшелах заготовляют 1000–1500 килограммов панциря. Делались попытки выращивать черепах в неволе, но без успеха, так как недостаточно еще знают их биологию.

У зеленой черепахи Ch. midas жир зеленого цвета, откуда ее название. Главный промысел ее на острове Альдабра. В порту Виктория у пристани мы видели большие садки, в которых этих черепах подолгу держат до убоя. Из съедобных черепах готовят знаменитый черепаховый суп. На ежегодном банкете лорда-мэра Лондона по традиции подают turtle soup. Черепах для него привозят с Сейшел. Эту черепаху тоже добывают в большом количестве, вывозя в Англию так называемое калипи — филе из черепахи.

Период размножения обоих видов морских черепах длится с сентября по ноябрь. Самка делает ямку в береговом песке и откладывает в нее яйца, от 150 до 200 штук, покрывает их песком и возвращается в море. Тут ее ждет самец, и сразу же происходит спаривание. Период инкубации длится в среднем 60 дней. Вся молодь одной кладки вылупляется одновременно и тотчас, движимая инстинктом, направляется к морю. В первое время молодые черепашки еще не могут нырять, и тут их в огромном количестве пожирают морские птицы и, конечно, хищные рыбы.

В первые годы колонизации на острове Маэ очень многочисленны были крокодилы — Crocodilus nilotus. Они настолько досаждали колонистам, что те просили выделить солдат для их уничтожения. К 1800 году крокодилы были истреблены. Единственное млекопитающее, живущее в диком виде на Сейшелах, это калонги, крупные «летучие собаки» (Pteropus edwardsi).

После лирических отступлений о двойной сейшельской пальме, черепахах и крокодилах продолжим нашу автомобильную поездку по острову. Весь остров опоясан и пересечен асфальтированными шоссе, которые отходят от города на север и на юг. Поехали по северному направлению. Сперва поднялись по серпантину высоко в горы, пересекли остров и покатили по приморской дороге, огибая Маэ, к его северной оконечности. Высокие скалы, ущелья, гранитные глыбы, оторвавшиеся от хребта и скатившиеся к морю; гряды гор, достигающие 900 метров высоты, покрыты густым лесом. Почва красного цвета, образовавшаяся из разрушенного гранита. Синее море. Пейзаж и тут напоминает мне приморские дороги на Кавказе, где-нибудь в районе Гагры или Туапсе, с той разницей, что деревья тут другие — прежде всего кокосовые пальмы, хлебные деревья, попоа, панданусы.

Проезжаем деревни сейшельцев. Дома мало живописны, построены из теса, покрыты гофрированным железом; около домов садики, фруктовые деревья. В деревнях больше женщин, мужчины на работе в лесу, на плантациях, на рыбалке. Тип женщин очень разнообразен, одни больше похожи на мулаток, другие на европеек. Тут нравы гораздо проще, чем на Занзибаре. Женщины приветливо улыбаются, охотно дают себя фотографировать, приглашают зайти в дом. Наш шофер смеется: «они очень любят моряков».

По дороге встречаем рыбаков, несущих на длинных жердях свой богатый улов — крупных розовых вара-вара (Lntianus civis), синих и зеленых макрелей, больших серебряных джек-фиш (Caranx sexfasciatus) и др. Сейшельцы отважные рыбаки и моряки, и их охотно берут на корабли матросами, штурманами.

С работы возвращаются из леса рабочие с длинными ножами-парангами. У краев дороги стоят мешки, набитые листьями. Шофер объясняет, что это листья корицы, из которых на фабрике отгоняют коричное масло, одну из главных статей экспорта. Дикие коричные деревья растут в лесу, с них собирают листья и кору, высушивают их и толкут.

Продолжаем объезд острова, на этот раз по южной дороге. Она проходит по более диким местам, не вполне еще закончена, не асфальтирована. Дорога переваливает хребет, заросший лесом. На перевале стоит церковь Sacre Coeur (Святого сердца) и рядом кладбище монахов и монахинь. Надписи на памятниках указывают, что эти братья и сестры жили тут по 40–50 лет, занимаясь народным просвещением. Школы и сейчас в основном находятся в руках католической церкви.

Надо спешить в город, так как мы приглашены в клуб, а в 5 часов начнется футбольный матч.

В клубе нас уже ждут члены его, представители социальной верхушки Сейшел — плантаторы, чиновники, одним словом, колонизаторы. Нас приглашают в бар, угощают пивом (из Голландии), прохладительными напитками. Мой знакомец, мсье Деломм, очень интересуется жизнью в Советском Союзе.

Мсье Деломм жалуется, что здешняя молодежь, оканчивающая школы, не находит себе заработка на родине. Тут нет никакой промышленности, никаких полезных ископаемых, а для того чтобы ловить рыбу или растить кокосовые пальмы, не нужно оканчивать колледж. Поэтому молодые люди поступают на суда, уезжают в Англию, Америку, жизнь тут бесперспективна. Сам он уроженец Сейшел, любит свои острова, увлекается акклиматизацией разных полезных растений и животных. Коров тут мало, так как содержать их трудно, дорого — нет травы. Скот кормят зерном. Местное молоко обходится дороже, чем привозное сухое.

Приезжает губернатор колонии сэр Джон Торп, нестарый человек, скромно одетый. Нас представляют ему, и все рассаживаются смотреть футбольный матч.

Игра идет при явном превосходстве хозяев поля, сухих темнокожих сейшельцев, над нетренированными витязянами, и окончилась она со счетом 5: 0 в пользу острова, к огромной радости многочисленных болельщиков.

После матча гостеприимные хозяева поехали к нам на корабль, и мы долго беседовали о жизни Сейшел. Капитан порта рассказал, что в 1913 году заходил в порт Виктория русский военный корабль.

Назавтра с утра выезд на коралловый риф. Погода продолжает нам благоприятствовать, тихо, тепло. Нам советуют ехать на тот риф, где стоит навигационный знак. Он установлен на высокой бетонной платформе, куда от воды ведет железный трап. Мы подходим на дорке к рифу, но у рифа мелко. Приходится соскакивать в воду и перетаскивать наш груз на платформу. От знака идет отмель из старых отмерших кораллов, густо заросших водорослями. В большие отливы эта банка полностью обсыхает, и тут живых кораллов не может быть. Но разведчики уже нашли в 300 метрах от знака, где отмель уходит в глубину, хороший живой коралловый риф. Вскоре вся наша рифовая партия и наши подсобные плавсредства — шлюпка и плот — все уже собрались там. Охотники стреляют рыб, очень многочисленных тут. Сейшелы считаются раем для рыбаков-спортсменов открытого моря. Зоологи и химики производят свои сборы.

Я вернулся на судно раньше других, так как хочу поехать в Викторию. Мне обещал мсье Деломм дать почитать неизданные материалы по истории Сейшел.

Еду в город на катере вместе с начальником экспедиции и капитаном, которые приглашены на завтрак к губернатору. Пока я читал на веранде клуба действительно интересный труд Джона Т. Брадлея, «руководство» вернулось с завтрака очень довольное. И общество было интересное, а главное отведали традиционное сейшельское блюдо — желе из Coco demer. Рассказывают, что оно вкусно и пахнет грушей.

Прочитанная рукопись старожила Сейшел, историка и географа Джона Брадлея, и беседы с островитянами, патриотами своего уединенного острова, удовлетворили мое любопытство в отношении малоизвестной истории Сейшел. Первое описание этих островов дал португальский командор Дон Педро Маскаренья, который посетил их в 1505 году и назвал Sete hermanos — «Семь братьев». Острова были необитаемы.

Французы оккупировали Сейшельские острова в середине XVIII века. Губернатор острова Маврикия Маэ де Лабурдоннэ отправил капитана Лазара Пико для занятия островов. Пико нашел на островах массу дичи, множество огромных черепах, попугаев, прекрасный мачтовый лес и «остатки» пиратов. Последний пират был схвачен французским военным кораблем у Сейшельских островов и повешен на острове Реюньон в 1730 году.

Капитан Пико назвал всю группу островов Лабурдоннэ, а главному острову дал имя Маэ. Когда сам губернатор попал в немилость, острова были переименованы в Сешельские, в честь Моро де Сешелль, генерального контролера финансов короля Людовика XV. Позднее англичане их стали называть Сейшельские. С островов Бурбон и Иль-де-Франс были посланы первые европейские колонисты, которые стали разбивать плантации. Для работы на плантациях привезли множество невольников, африканцев и мальгашей, которые по численности во много раз превосходили белых колонистов. Поселенцы быстро вырубили леса и уничтожили на Маэ гигантских черепах, дававших каждая по 100–200 килограммов прекрасного мяса.

Рабство во французских колониях базировалось на законе 1724 года, так называемом Code noire (Черный кодекс), изданном при французских королях. В 1789 году во Франции произошла революция. Национальное Собрание в Париже приняло декрет об уничтожении рабства. Но колонисты — рабовладельцы и работорговцы — не желали признавать отмены рабства, заявляя, что Свобода, Равенство и Братство не для рабов. Колонисты на Сейшельских островах прогнали агентов Директории, прибывших устанавливать новые порядки. Император Наполеон Бонапарт восстановил рабство согласно старому Черному кодексу. Только в 1834 году рабство было уничтожено на Сейшельских островах и в 1848 году на острове Реюньон.

Переход Сейшельских островов в руки англичан тоже не лишен интереса. В конце XVIII века шла война между революционной Францией и Англией. В 1794 году английская эскадра подошла к Сейшелам, и губернатор островов кавалер де Кинси вынужден был капитулировать. Но в следующем году он снова поднял французский флаг.

В 1800 году в Париже была брошена бомба в карету, в которой ехали первый консул Бонапарт со своей женой Жозефиной. Считая, что покушение — дело рук якобинцев, Наполеон выслал группу наиболее видных из них на Сейшельские острова. Колонисты перепугались, как бы якобинцы, враги рабства, не вызвали восстания невольников, которые могли перебить горсточку белых. Они добились отправки самых опасных якобинцев на остров Анжуан (Коморы).

В 1810 году англичане снова заставили кавалера де Кинсп капитулировать, но он остался губернатором колонии и при англичанах. Памятник кавалеру де Кинси украшает площадь города Виктория.

Хотя англичане владеют Сейшелами вот уже 150 лет, но на острове во всем чувствуется преобладание французского влияния. Население говорит на французском языке, исповедует католическую веру, на островах множество католических монахов Англичане составляют незначительную прослойку высшей администрации.

Подходит конец нашему пребыванию на Сейшелах. Нам понравился остров, где не так чувствуется тропический климат, везде есть ветерок, где такая живописная природа, где нет малярии и других тропических болезней и где море так богато рыбой. Мы работали в море, не боясь акул, но местные рыбаки рассказывали, что акулы стали «мирными» в последнее время, что прежде было очень много акул и они были так агрессивны, что нападали на лодки и хватали весла зубами. Не знаю, верить ли этим рассказам или нет.

Сегодня на корабле была экскурсия — ученики колледжа Сен Луи и с ними два наставника — два католических патера, один постарше, другой помоложе, в наглухо застегнутых до самого горла белых сутанах и с большим крестом на груди. Оба французы, но хорошо знают английский язык. Они рассказывают, что ученики настойчиво просили сделать экскурсию на наш корабль и счастливы, что это оказалось возможным. Молодежь жадно стремится ко всему новому, и едва ли у нас были в этом плавании посетители, которые бы с таким интересом слушали, что им рассказывают, и смотрели, что им показывают. Наставники подтвердили нам то, что мы уже слышали в клубе: образованная молодежь не находит применения своим знаниям на Сейшельских островах и уже со школьной скамьи смотрит за море.

Патеры рассказывают про систему школьного образования на островах. Начальная школа находится в руках церкви, католической и англиканской. Средняя школа есть и государственная и церковная. Есть католические колледжи для мальчиков и девочек, например колледж Сен Луи. Католические миссии богаче, в состоянии приглашать хороших учителей и дают хорошее образование. При их колледже — интернат, где живут дети, приезжающие учиться с других островов. Английские власти в былые годы использовали Сейшельские острова как место ссылки политических противников из своих колониальных владений.

24 марта к вечеру, когда вернулась с экскурсии по острову последняя партия витязян, подъехал на своем ботике «Роз-Мари» наш друг лоцман с прощальным визитом. И здесь, на Сейшелах, как и на Коморах, в Носи-Бе, и в Таматаве, с нас не взяли никаких портовых сборов, даже лоцманских, рассматривая заход «Витязя» как визит дружбы.

Три прощальных гудка гулко отразились от стены Морн Сейшелуа. Идем в открытое море. Справа виден остров Святой Анны. Вдали высокие очертания острова Праслен, родины сейшельской двойной пальмы.

Прощайте, Сейшелы, жемчужина Индийского океана, как ее называют сейшельцы!

Сейшельские острова скрылись за кормой.

АРАВИЙСКОЕ МОРЕ

Идем на северо-северо-восток. Море тихое, как и полагается в зоне экваториального штиля. С самого утра жарко. Касьяныч показывает мне небольшую молот-рыбу (Zygaena malleus) около одного метра в длину, которую он поймал на удочку во время стоянки в Маэ.

Трудно представить себе более странную рыбу, чем эта акула. Голова ее имеет форму молота. Передняя часть головы расширена и снабжена двумя боковыми отростками, на концах которых сидят глаза. Ноздри находятся на переднем крае головы. Молот-рыбы достигают 3–4 метров в длину и принадлежат к числу самых опасных хищников океана. Каково значение удивительной формы ее головы и почему глаза помещаются на концах боковых отростков, совершенно неизвестно. Обычно эта акула держится и охотится на дне, хотя выходит и к поверхности моря. Водится она во всех тропических морях, но попадается и вдоль берегов Европы. Как помнят, может быть, читатели, герои знаменитого романа Жюля Верна «Дети капитана Гранта» обнаружили бутылку с запиской в желудке молот-рыбы, пойманной ими у берегов Шотландии.

26 марта днем в шестой и последний раз пересекли экватор и вернулись в северное полушарие. Окончательное возвращение в родное полушарие было отмечено тремя гудками.

Еще несколько слов об акулах, которых мы время от времени ловим. Теперь по преимуществу попадаются акулы рода Carcharhinus. Это живородящие акулы. Сегодня поймали беременную самку. В двух матках, представляющих собой расширения яйцеводов, находилось по четыре живых акуленка, соединенных пуповинами с четырьмя последами.

Дошли до 5° северной широты и, закончив тут станцию, повернули на северо-восток, к Бомбею. Зона экваториальных штилей кончилась, мы вступили в область муссонных ветров. Теперь конец марта, еще продолжается сезон зимнего северо-восточного муссона. Уже при подходе к этой станции нас встретил легкий ветер с северо-востока, который постепенно усилился до 4–5—6 баллов и дул нам навстречу все время, пока мы совершали разрез через Аравийское море.

Аравийское море — это северо-западный залив Индийского океана. Оно омывает западное побережье Индостана, Аравию. Сомалийский полуостров Африки. Около 6° северной широты мы перевалили через порог, отделяющий на глубине около 3000 метров Аравийскую котловину от более южных областей, и вступили в собственно Аравийское море. Аравийское море мы пересечем дважды — на этом разрезе и на следующем, на переходе от Бомбея до Красного моря. У входа в Баб-эль-Мандебский пролив закончатся наши работы в Индийском океане, и «Витязь» пойдет через Красное море и Суэцкий канал к родным берегам, в Одессу.

Особенностью Аравийского моря является то, что в нем наблюдается резкий дефицит кислорода в подповерхностных слоях, который может доходить до полного исчезновения кислорода в толще воды. А бедность кислородом ведет к обеднению и даже к полному исчезновению жизни в воде. В Аравийском и Красном морях наблюдается временами массовая гибель рыб, так называемые заморы рыб. В таких «азойных» (безжизненных), бедных кислородом горизонтах может начаться образование сероводорода за счет восстановления сульфатов морской воды или органических веществ, содержащих серу, специальными сероводородными бактериями, наподобие того как это происходит на глубинах Черного моря.

Возникновение резкого кислородного минимума на нескольких десятках или сотнях метров под поверхностью моря в открытом океаническом бассейне (в отличие от замкнутого Черного моря) — факт совершенно необычный, парадоксальный. «Причины этого кислородного дефицита, — пишет известный немецкий океанограф Шотт, — еще не ясны», несмотря на ряд исследований, в частности на обстоятельные работы Сеймура Сьювелла, члена английской экспедиции на судне «Мабахис».

То, что мы знали об Аравийском море, подтвердилось и в нашем рейсе. Начиная с 6° северной широты и дальше на север и на восток наши гидрохимики находили очень бедное содержание кислорода в подповерхностных слоях моря. На этой станции бедный кислородом слой (менее 1 мл на литр воды) начинается на 600 метрах и доходит до 1000-метрового горизонта. На 8° северной широты кислородный дефицит начинается с 500 метров. На 9°30? уже со 125 метров. Еще полтора градуса севернее на глубине 150 метров было всего 0,26 мл кислорода на литр воды. У Бомбея почти полное отсутствие кислорода иногда начинается уже с 50 метров и распространяется до 1000 метров.

Резкий кислородный дефицит в подповерхностных слоях был обнаружен почти по всему Аравийскому морю, а также в Красном море. Следующий рейс «Витязя» подтвердил все эти данные и обнаружил во многих местах накопление сероводорода в морской воде. Эти места, конечно, лишены жизни.

Хорошо известно, что обеднение морской воды кислородом может наступить там, где идет интенсивное потребление его, с одной стороны, и где затруднена доставка его, с другой. Вода обогащается кислородом на поверхности, приближаясь к равновесию с атмосферой. В верхних, освещенных слоях моря кислород выделяется и планктонными водорослями в процессе фотосинтеза. Вертикальное перемешивание воды, а также течения, идущие на глубину, разносят кислород из верхних слоев по всей толще вод, вплоть до самого дна. Благодаря этим движениям водных масс даже на самых больших глубинах океана имеется кислород и может существовать разнообразная фауна.

Работы гидрологов и гидрохимиков «Витязя» пролили добавочный свет на происхождение кислородного дефицита в Аравийском море.

Самая существенная особенность гидрологического режима Аравийского моря — резко выраженный скачок плотности воды, или термоклин, связанный со столь же резким температурным скачком. На протяжении каких-нибудь 25–50 метров (например, между 100 и 125 метрами) температура воды может упасть на 6–8°! Резкий скачок плотности делает невозможным вертикальное перемешивание. Слои воды ниже скачка не имеют контакта с поверхностными водами и ведут обособленное существование. Глубины Аравийского моря бедны кислородом, а в слой воды ниже скачка опускается много органического материала, живого и мертвого, так как верхние, поверхностные слои очень богаты жизнью, планктоном. Поэтому в подповерхностных слоях идет интенсивное потребление кислорода как в процессе дыхания организмов, так и при окислении органических веществ, в основном при участии бактерий, — потребление, не компенсируемое доставкой кислорода. Все это создает условия для возникновения кислородного дефицита в подповерхностных слоях.

Верхняя граница бедного кислородом слоя выражена резко и совпадает с нижней границей слоя скачка плотности. По мере удаления от побережья Индостана мощность слоя кислородного минимума увеличивается, а верхняя граница его опускается, следуя за опусканием нижней границы слоя скачка.

Таким образом, ключом к пониманию особенностей кислородного режима Аравийского моря служит резкий скачок плотности. Отчего же возникает здесь этот скачок плотности? Ответ на этот вопрос дает знакомство с динамикой вод. В период зимнего муссона (ноябрь — март) устойчивые по силе и направлению ветры дуют на всем побережье западного Индостана. Они приводят к возникновению сильных сгонных течений, переносящих опресненные прибрежные воды в открытое море, в юго-западном направлении. Этот сгон ведет к подъему бедных кислородом и богатых биогенными элементами более холодных, глубинных вод — для компенсации оттока.

В отдельных местах побережья Индии глубинные воды достигают зоны приливного перемешивания и выходят на поверхность, где обогащаются кислородом. Тут создаются особо благоприятные условия для бурного развития фито-и зоопланктона. Эти районы являются настоящими пастбищами для рыб и хорошо известны рыбакам.

Богатые кислородом и биогенными элементами поверхностные воды, изобилующие жизнью, переносятся поверхностным муссонным течением далеко в открытое море. Живой и отмирающий планктон постепенно погружается в более глубокие поверхностные слои, ниже слоя скачка, отрезанные от контакта с поверхностью моря. Это и приводит к прогрессирующему кислородному истощению.

К апрелю зимний муссон кончается, устанавливается штилевая погода. Слой скачка плотности сохраняется в прибрежном районе и может привести к полному исчезновению кислорода в подповерхностном слое вследствие интенсивного потребления его живыми организмами. Это приводит подчас, как мы уже говорили, к массовой гибели рыб и других животных, к заморам, которые наблюдаются у берегов Индии.

Другой причиной, вызывающей гибель рыб и падение рыболовства, считают вспышки развития некоторых жгутиковых водорослей (флагеллят), например перидинеи Noctiluca ночесветки, а также сине-зеленой водоросли Trichodesmium, выделяющих ядовитые вещества. Выделение токсических веществ одноклеточными организмами описано для разных морей и для пресных вод. Планктонолог доктор Прасад, наш индийский товарищ по плаванию, рассказывает, что флягеллята, вызывающая гибель рыб у западных берегов Индии, это Hornellia marina. Вспышки развития этой жгутиковой совпадают с усиленным подъемом богатых питательными солями глубинных вод у берегов.

Таким образом, Аравийское море — море контрастов: исключительное богатство планктона, а часто и рыбы в верхних слоях — и лишенные жизни бедные кислородом более глубокие подповерхностные слои.

Наши специалисты по планктону В. Г. Богоров и М. Е. Виноградов отмечают, что Аравийское море и Яванский район выделяются наибольшей продуктивностью своего поверхностного слоя. В этих районах количество планктона в верхнем 100-метровом слое равняется в среднем 0,17—0,18 кубического сантиметра на 1 кубический метр воды, тогда как в других местах открытого океана оно не превышает 0,05 — 0,1 кубического сантиметра на 1 кубический метр. Более высокая продуктивность поверхностного слоя означает, что здесь может найти себе корм и большее количество рыбы, и, следовательно, большее развитие может получить рыбный промысел. Поэтому изучение сравнительной продуктивности моря очень интересует народное хозяйство прилежащих стран.

В силу этого представляет интерес несколько подробнее коснуться вопроса о продуктивности моря. Продуктивность моря, как и урожайность поля, измеряется количеством пищи, которая может быть получена с единицы площади.

Животные, как известно, не могут жить на минеральном питании, они должны получать органическое вещество — белки, жиры, углеводы. В отличие от животных растения сами превращают неорганическое вещество — воду, углекислоту, различные соли — в органическое, создают углеводы, жиры и белки. Превращение неорганического вещества в органическое требует затраты энергии. Эта энергия доставляется лучами солнца. Солнечный свет поглощается зеленым пигментом растений — хлорофиллом. Процесс построения органического вещества из углекислоты и воды зелеными растениями с использованием энергии света называется фотосинтезом.

Все животные, как растительноядные, так и питающиеся растительноядными, живут за счет растений. Это общий закон жизни как для земли, так и для моря. И вся фауна рыб океана живет в конечном итоге за счет растений, водорослей. Жизненное значение тут имеет не та узкая полоса морских водорослей, которая окаймляет берега материков и островов, а бесчисленные миллиарды микроскопических планктонных водорослей — фитопланктона, населяющие верхние слои воды и обеспечивающие существование животного мира повсюду в океане.

Так как вода поглощает и рассеивает свет, то фотосинтез может идти только в тонком верхнем слое океана, приблизительно в верхних 100 метрах. Глубина этого слоя зависит от интенсивности падающего света, от угла падения лучей, от прозрачности воды и других условий. В этом верхнем фотосинтетическом слое создается все органическое вещество, на котором зиждется жизнь всех морских животных, вплоть до обитателей самых болыимх глубин океана.

Количественная оценка величины продукции органического вещества планктонными водорослями давно интересует ученых. Для измерения этой величины было разработано несколько методов. До недавнего времени наибольшее значение имел метод, основанный на том, что растения, создавая углеводы (сахар, клетчатку) из углекислоты и воды, освобождают при этом эквивалентное количество кислорода. По величине прироста кислорода в пробах воды можно рассчитать образование органического вещества на единицу объема воды или, как говорят, величину первичной продукции.

Этот метод был широко использован, но он дает удовлетворительные результаты только в береговых водах, очень богатых фитопланктоном и где фотосинтез практически ограничен несколькими верхними метрами. Для открытого океана, где зона фотосинтеза простирается глубже и где величина продукции значительно меньше, метод этот недостаточно чувствителен и не может быть применен.

Новые возможности открылись с введением в науку метода «меченых атомов», метода радиоактивных изотопов. Первым применил метод «меченых атомов» для измерения продукции органического вещества планктонными водорослями датский ученый Стиман-Нильсен в 1952 году. Стиман-Нильсен воспользовался радиоактивным углеродом С14 Обычно существующий в природе углерод — это С12, цифра 12 указывает на его атомный вес. Радиоактивный углерод имеет атомный вес 14, атомы его подвергаются распаду с освобождением электронов, при этом атом углерода превращается в атом азота.

Необычайно чувствительные радиометрические методы позволяют измерять ничтожнейшие количества углерода С14, в миллион раз меньшие, чем самые тонкие химические методы.

Живые организмы, и в частности водоросли, не делают, по-видимому, различия между обычным и радиоактивным углеродом, между обычной СОг и углекислотой, в которой углерод представлен радиоактивным изотопом С14. Если прибавить небольшое количество углекислого натра (NaHCO3), содержащего С14, в морскую воду, то водоросли будут ассимилировать (усваивать) радиоактивный углерод пропорционально его содержанию в среде. Тогда, измерив радиоактивность водорослей, можно простым расчетом определить общее количество усвоенного углерода, т. е. величину первичной продукции. Принцип этого метода был дальше разработан Г. Г. Винбергом и другими исследователями, а для открытого моря Ю. И. Сорокиным.

В нашем рейсе измерением первичной продукции в океане при помощи радиоактивного углерода занималась Ю. Г. Кабанова, используя методику Сорокина. Пробы собирались специальным пластмассовым батометром с горизонтов 0, 10, 25, 50, 75 и 100 метров. В пробы вводилось определенное количество радиоактивного бикарбоната натра, и склянки выдерживались на палубе в баке с проточной водой при естественной освещенности в течение нескольких часов. Контрольные пробы находились в тех же условиях, но в темных склянках. Разница между поглощением С11 в светлой и темной склянках позволяла установить количество углерода, усвоенного водорослями в процессе фотосинтеза.

Для оценки влияния уменьшения освещенности с глубиной пробы опускались на разные глубины. Полученные данные позволяли рассчитать величину первичной продукции под квадратным метром поверхности моря для различных районов океана.

В открытых частях океана первичная продукция низка и не превышает 10–30 мг С/м2 в день В прибрежных районах первичная продукция выше. В море Банда она равнялась 236 С/м2. На шельфе Австралии шло как раз цветение водорослей, была весна южного полушария, и первичная продукция достигала огромных цифр — 450 мг углерода в день. У берегов Африки она была ниже — 72 мг С.

Среди районов открытого океана своей относительно высокой продуктивностью выделяется Аравийское море, где продукция достигала 120 мг углерода на 1 квадратный метр поверхности моря в день.

Карта распределения первичной продукции совпадает с картой распределения водорослей и общего планктона, и это понятно, так как от количества фотосинтезирующих водорослей зависит величина продукции.

Возникает вопрос, а чем же обусловливается большее или меньшее богатство верхних слоев моря планктонными водорослями?

Тут на первый план выступает значение биогенных элементов — источников фосфора и азота, необходимых для построения живого вещества, для синтеза белка. Света в тропиках всегда хватает, он не ограничивает фотосинтеза; тут нет, как в высоких широтах, темного и светлого времени года. Угольной кислоты тоже всегда достаточно. Быть «узким местом», лимитировать продукцию могут лишь питательные соли, биогенные элементы.

В тех местах океана, где воды с большим содержанием биогенных элементов поднимаются высоко и доходят до зоны фотосинтеза — как в Аравийском море, у берегов Африки, у Мадагаскара, — там первичная продукция высока. В открытом океане богатые биогенными элементами слои находятся глубоко, и слой фотосинтеза беден фосфатами и особенно нитратами — там величина первичной продукции гораздо ниже. Таким образом, динамика вод, обусловливающая подъем питательных солей из глубины, где их всегда много, к зоне фотосинтеза, имеет решающее значение. На глубинах питательных солей много, так как тут они воссоздаются, регенерируют из распадающихся мертвых растительных и животных организмов в результате деятельности микробов.

Между величиной первичной продукции и концентрацией биогенных элементов в морской воде отношения, конечно, сложные. Условия могут сложиться так, что из глубины идет достаточный подъем питательных солей, но фотосинтез происходит настолько интенсивно, что питательные соли почти нацело используются и концентрация их в воде падает. Тогда мы будем иметь высокую первичную продукцию при бедности биогенными элементами в продуцирующих слоях. Ярким примером подобного рода служит шельф Австралии. Здесь была обнаружена самая высокая для Индийского океана продукция (450 мг С/м2 в день) и самое низкое содержание фосфатов во всем столбе воды (2 мг Р на м3) при полном отсутствии нитратов и нитритов.

Некоторое количество измерений первичной продукции при помощи радиоактивного углерода было выполнено самим Стиманом-Нильсеном в экспедиции на «Галатее» при пересечении ею Индийского океана. Исследования «Витязя» позволили получить сравнительные величины продукции в разных районах океана.

БОМБЕЙ

Близится конец нашему плаванию. Бомбей — наш последний заход. Там мы простимся с индийскими друзьями, с которыми успели сблизиться за эти месяцы совместного плавания.

Все уже мечтают о возвращении на родину, о приходе в Одессу. Столько месяцев в море, в напряженной работе не могли не утомить весь состав экспедиции — и моряков, и научных работников. Только Г. Н. Иванов-Францкевич настаивает на добавочных суточных станциях, нужных ему для построения схемы глубинных течений. Возвращение в Одессу намечено на конец апреля, и многие из нас надеются встретить в этом порту своих близких. Наши жены, хоть не все, но многие, думают приехать в Одессу и ожидать там прихода «Витязя». Хочется и более скорой встречи, хочется увидеть своими глазами корабль, который в течение долгих месяцев разлуки и тревог был вторым домом их мужей.

Я тоже устал от плавания и до отказа насыщен впечатлениями. Но меня, как и всех, интересует исследование западного района Аравийского моря, интересно пройти древними воротами в Индийский океан — Баб-эль-Мандебским проливом, и почувствовать раскаленный зной пустыни в жарком Красном море. Интересно увидеть Суэцкий канал, так сокративший путь кораблям из Европы в страны Востока. Увидеть Дарданеллы и холмы Галлиполи, обильно политые кровью в первую мировую войну; пройти Мраморным морем и Босфором, посмотреть хоть с палубы корабля на дворцы и минареты Константинополя. Хочется, наконец, выйти в так хорошо мне знакомое Черное море и с волнением ожидать, когда на горизонте откроется узкая полоска родной земли.

Мы предвкушаем радушную встречу в гостеприимной Одессе, предвкушаем приближение к пристани, на которой каждый будет стараться разглядеть встречающих его родных и близких людей. Все это так реально и так близко, за спиной длинный и долгий путь, и остается сделать только последний шаг.

Но за несколько дней до прихода в Бомбей мне приносят радиограмму. По распоряжению Президента Академии наук мне надлежит в Бомбее покинуть судно и срочно лететь в Москву. Для чего — не знаю. Я расстроен, огорчен, я прошу по радио разрешить мне довести плавание до конца, но согласия не получаю. Итак, мое плавание закончится в Бомбее. Красное море, Дарданеллы, Босфор — все это будет без меня.

4 апреля. Было еще темно, когда я проснулся от остановки работы машины. Вышел на палубу — мигают маяки, вдали зарево огней Бомбея. Мы стали на рейде в нескольких милях от города. Утром, когда рассвело, подошел катер с портовыми властями.

С капитаном, начальником экспедиции и А. С. Соловьевым мы отправляемся на портовом катере в Бомбей. Капитан порта обещает часа через два перевести «Витязь» к городу, поставить в ковш — Princes Dock.

В порту нас ждет «Москвич» нашего консульства, и мы отправляемся в первую нашу поездку по Бомбею. Бомбей — огромный современный город, крупнейший порт, главный торговый и промышленный центр страны и второй по величине, после Калькутты, город Индии, столица богатого и густонаселенного штата Бомбей. Население приближается уже к трем миллионам.

Население города и штата Бомбей состоит из нескольких национальных групп, главные из которых гуджаратцы и маратхи, религиозной общины парсов, а также многих тысяч индийцев из других частей Индии. Все эти различные группы говорят на разных языках, исповедуют разные религии, держатся разных обычаев, едят различную пищу.

Бомбей расположен на узком длинном полуострове. Когда-то это были несколько островков, впоследствии соединенных вместе. Ими овладели португальцы, но в середине XVII века острова с находившимися там рыбачьими деревнями и портом были уступлены англичанам в качестве приданого принцессе Екатерине Браганцской, которую выдавали замуж за короля Карла II. Бомбей омывается водами залива и со стороны порта, и с противоположной стороны, где пролегает набережная Марин Драйв, самая фешенебельная улица Бомбея.

Я бы не сказал, что Бомбей очень красивый город. В нем нет или очень мало зданий, которые поражали бы своей архитектурой, нет красивых архитектурных комплексов, нет величественных старинных храмов, индуистских или мусульманских, знаменитых памятников древнего индийского зодчества, как в Агре, в Мадрасе, в Дели!

Приезжаем в наше генеральное консульство. С террасы консульства открывается прекрасный вид на тихий голубой залив, по которому скользят парусные рыбачьи лодки.

Консула еще нет, и мы занимаемся сортировкой писем, пересланных для «Витязя» из всех портов, куда они прибыли с опозданием, и просматриваем последние советские газеты. Наконец приезжает генеральный консул Николай Яковлевич Тараканов. Он обращается ко мне, интересуется, когда брать для меня билет в Дели. Договариваемся на четверг, 7 апреля. В субботу ТУ-104 отлетает из Дели в Москву. Генеральный консул дает нам свою машину и просит шофера провезти нас по интересным местам города.

Часов в 5 вечера приехал на судно вице-канцлер университета, семидесятилетний ученый, профессор Канолкар. Это очень эрудированный человек, большой специалист по раку, директор Ракового института и председатель Всемирного общества по борьбе с раковыми заболеваниями. Кроме того, большой знаток истории медицины, и в частности индийской.

Было очень жарко, в кают-компании духота нестерпимая. Мы поставили столик на боковом крыле мостика и за бутылкой холодного советского шампанского вели интересную беседу со старым и мудрым индийским ученым. Профессор Канолкар бывал в Советском Союзе и считает своими друзьями профессора Н. Н. Петрова и профессора Н. Н. Блохина, ныне президента Академии медицинских наук. В. Г. Богоров будет делать доклад в Раковом институте.

Я провел в Бомбее 4 дня. Это, конечно, совершенно недостаточный срок для того, чтобы ознакомиться как следует с таким огромным городом, его историей, с многочисленными научными и культурными учреждениями, его бытом и жизнью. Но я и не ставлю это своей задачей. Бомбей — это не Мальдивы, не Коморские острова, не Занзибар. Бомбей посещает множество советских туристов и разных делегаций, и к плаванию по Индийскому океану он имеет мало отношения. Я кратко остановлюсь только на некоторых общих впечатлениях.

В Бомбее мы расставались с нашими друзьями — доктором Прасадом, доктором Айером и молодым Рама Раджей. Индийские ученые хотят устроить прощальный товарищеский ужин и приглашают десять человек своих товарищей по плаванию, в том числе капитана и старшего помощника, в индийский ресторан на индийский ужин. В отдельном небольшом зале на верхнем этаже был накрыт длинный стол для нашей компании.

Перед каждым из нас поставили большое металлическое блюдо, на котором стояло восемь небольших чашечек. В каждой чашечке была какая-нибудь острая приправа: curry (приправа с перцем и другими пряностями), наперченные сушеные рыбки, какой-нибудь острый соус и т. п. В одной чашечке кислое молоко. Острота некоторых приправ необычайная, прямо жгучая. Вместо хлеба — лепешки и индийские жареные пирожки с овощами — самоса. Индийцы едят руками, макают лепешки в чашечки и отправляют в рот. Для нас, не умеющих есть руками, подали ложки. В кувшинах стоит холодная вода со льдом, которую слуги все время подливают в стаканы. Это очень кстати, так как все время приходится заливать пожар во рту. Потом принесли рис и каждому на блюдо положили солидную порцию круто сваренного риса. Индийцы и в рис наливают из чашечек приправы, смешивают все зто и этот «замес» едят при помощи рук. В комбинации с рисом острые приправы уже переносимы и для нас, хотя некоторые так и не могли справиться с индийским ужином.

Прасад и Айер смеются над нашим неумением есть руками, а на вопрос о гигиеничности такого способа еды отвечают, что они больше доверяют своим вымытым рукам, чем неизвестно как вымытым на ресторанной кухне ложкам.

Кроме холодной воды на столах стояли еще бутылочки с очень сладким напитком из манго. Конечно, к индийской еде надо привыкнуть, хотя мне такая острая еда понравилась. Наши индийские товарищи говорят, что в жарком тропическом климате острая пища предохраняет от желудочно-кишечных расстройств.

Хотя пища за ужином была для нас непривычна, но дружеская и теплая атмосфера, царившая за столом, воспоминания об интересном и с пользой проведенном совместном плавании, разговоры о возможных будущих встречах оставили у всех нас радостное воспоминание.

Мистер Айер и мистер Прасад предлагают нам с Вениамином Григорьевичем посвятить завтрашний день прогулке по городу. Они хорошо знают Бомбей, а кто может быть у нас лучшим гидом, чем наши индийские друзья? Послезавтра они возвращаются к своему месту службы.

Мы исходили с ними весь город. Был какой-то праздничный день, и улицы Бомбея, всегда полные народом, были особенно многолюдны. Прошли в сердце Бомбея — Flora Fountain — обширную площадь с фонтаном на стыке нескольких центральных улиц — улицы Махатма Ганди, улицы Вир Наримана и др. Здесь центр деловой жизни города. Недалеко отсюда помещаются университет Бомбея и здание Верховного суда штата. Прошли отсюда к знаменитым «Воротам Индии», открывающимся в море, в порт.

Рядом с Воротами Индии возвышается огромное здание «Тадж Махал отеля», названного в честь знаменитой гробницы Тадж Махал в Агре.

Мы зашли в сад Виктории, расположенный в центре Бомбея, где стоит гигантская статуя слона, вывезенная со Слонового острова, недалеко от Бомбея, и относящаяся к VII веку нашей эры.

Долго ходили по Бомбею, видели и богатые кварталы, и бедные, где не имеющие жилья люди на ночь укладываются спать прямо на тротуарах, подстелив свои лохмотья. Усталые и разморенные, вернулись на корабль и легли отдохнуть. В 7 часов вечера Прасад и Айер снова подняли нас; они должны показать нам наиболее живописную картину Бомбея — знаменитый вид с Malabar Hill — Малабарского холма — на ночной Бомбей и гирлянду огней приморской набережной Marine Drive.

На автобусах с пересадкой доехали до высокого Малабарского холма, расположенного на мысу и господствующего над городом и бухтой. На холме и его склонах разбиты красивые цветущие сады The Hanging Gardens — «Висячие сады». С холма открывается действительно эффектное зрелище на море огней Бомбея и на сверкающую в электрическом сиянии набережную Marine Drive — «Ожерелье королевы». А над всеми бесчисленными огнями доминирует огромная красная светящаяся реклама чайной фирмы Brook Bond Tea.

Индийцы рассказали, что внутри холма находится колоссальный резервуар, из которого снабжается водой весь город. Мощная насосная станция качает в резервуар воду из озера.

Сады на Малабарском холме всегда полны народом в прохладные вечерние часы. Рядом с Висячими садами находится Башня Молчания парсов. Это заросшая садом гора, куда никого не допускают и где парсы оставляют своих покойников. Религия парсов не позволяет ни зарывать в землю, ни сжигать трупы. На этой горе держится множество сытых отъевшихся грифов, которые никуда не улетают дальше пределов Башни Молчания. Для чего им улетать?

На следующий день с утра экскурсия в Слоновые пещеры Elephanta Caves. Эти пещеры расположены на Слоновом острове, по другую сторону бухты, в 6 милях от Бомбея. Так как время у нас ограничено, а посмотреть знаменитые пещеры интересно, мы небольшой группой нанимаем катер и отправляемся на Слоновый остров, не дожидаясь отхода рейсового катера. Названию своему остров обязан огромной, высеченной из камня фигуре слона, которая была воздвигнута перед входом в старый браманистский храм VII или VIII века.

Пристали к острову и по длинной пологой каменной лестнице пошли в гору. Слоновый остров населен одной из маратхских каст, занимающейся на острове скотоводством. Храм высечен в скале, в черной вулканической породе, и состоит из трех или четырех залов с боковыми приделами. Храм посвящен богу Шиве, и сохранилось несколько высеченных из камня очень крупных его фигур. В главном зале находится знаменитое Тримурти, трехликий Шива в его разных аспектах — созидателя, охранителя и разрушителя. Соответственно олицетворяемой идее лик его то грозный, то милостивый. В других приделах зала каменные скульптуры изображают Шиву и его супругу Парвати в разных моментах жизни супружеской четы — их женитьба, поклонение им других богов и т. п. В подземном храме много других скульптур разных божеств, статуй и барельефов слонов.

В XVI веке Слоновый остров был занят испанцами, которые держали скот в прохладной тени пещер; солдаты стреляли из аркебузов по статуям, и следы испанских пуль видны до сих пор. Потом остров заняли мусульманские властители, и тут была сооружена крепость.

* * *

Расписание жизни у нас напряженное. Вернулись в город, на судно, а после обеда — снова экскурсия. Сперва в Музей принца Уэльского, затем в Аквариум и, наконец, в Научно-исследовательский институт.

Музей принца Уэльского огромен, занимает целый квартал. Здание увенчано внушительным куполом в духе индийской архитектуры XV веке. Музей содержит отделы по естественной истории, археологии и искусству. За недостатком времени мы осмотрели только естественноисторический отдел. В разделе зоологии много прекрасных экспонатов индийской фауны, представленных в их естественной обстановке. Видно, что в музее есть опытные и умелые препараторы, художники, своего дела. Производит впечатление семья королевских тигров и мощный индийский бык гаур.

Хорошо даны рыбы. Обычно в музеях выставляются чучела рыб или экспонаты в банках с консервирующей жидкостью. Все эти экспонаты выцветают и не дают истинного представления о живых рыбах. Здесь нее выставлены макеты, прекрасно выполненные с оригиналов, с сохранением естественной формы и окраски. Внушительна огромная, метров 12 длиной, бледно-серая китовая акула (Rhincodon typus), безобидное существо, питающееся мелкой рыбой и планктоном. Хорошо представлена сцена в естественной обстановке, как зеленые черепахи (Chelone mydas) идут на берег и откладывают яйца.

Объяснения нам давал куратор зоологического отдела, очень сведущий человек. Как всегда, когда рассказывает хорошо знающий свое дело человек, слушать его было интересно. Но времени у нас было мало, и я тоже не хочу затягивать и без того затянувшееся изложение.

Погрузились в наш автобус и поехали дальше. Следующая наша остановка — Аквариум, расположенный на Marine Drive. В многочисленных проточных аквариумах (вода накачивается прямо из бухты) прекрасно представлена разнообразнейшая фауна рыб и беспозвоночных Индийского океана. Помещение затемнено, а сами аквариумы освещаются сзади, что создает поразительное впечатление. Очень хороши большие, свирепого вида пятнистые мурены и еще другого вида мурены, засовывающие свое длинное змеевидное тело в расщелины кораллового рифа. Прекрасны светящиеся, так называемые неоновые рыбки, сверкающие как неоновые трубки, и пестрые рыбы коралловых рифов, и промысловые рыбы из Аравийского моря, всего не перечтешь.

Везде мы видели хорошие аквариумы: и в Джакарте, и на Цейлоне, в больших европейских городах есть морские аквариумы, великолепны аквариумы в Японии и в Америке. И очень жаль, что в Москве и Ленинграде до сих пор не созданы морские аквариумы.

Institute of science — Институт наук, который мы затем посетили, возглавляемый зоологом доктором Бал, представляет собой учебное и исследовательское учреждение совсем особого рода. Таких у нас нет. Задача института состоит в подготовке молодых научных работников — студентов старших курсов и уже окончивших высшие учебные заведения — к самостоятельной исследовательской работе. Молодые люди ведут здесь научные исследования под руководством опытных ученых. Можно бы назвать этот институт Институтом аспирантуры. В институте несколько отделов — физический, химический, биохимический, зоологический, руководимый директором, и геологический. Я более подробно ознакомился с биохимической лабораторией, где молодые работники под руководством почтенной ученой дамы, ученицы выдающегося английского биохимика Хопкинса, изучают ферменты и антиферменты в различных растениях и растительных продуктах. Беседуя с ними, я узнал много интересного и нового для меня; кроме того, выяснилось, что с руководительницей этой лаборатории мы встречались тридцать лет тому назад, когда я работал в Кембридже и не раз заходил в соседний Биохимический институт профессора Хопкинса побеседовать с молодой индийской леди. В который раз уже приходится убеждаться, как тесна эта земля.

День закончился научным заседанием в Институте рака, где В. Г. Богоров прочитал лекцию о нашей экспедиции.

Четверг 7 апреля. Сегодня вечером я расстаюсь с товарищами по плаванию, покидаю ставший родным корабль и улетаю в Дели. Но с утра отправляюсь осмотреть два института — Институт по изучению рака и знаменитый бомбейский Институт Хавкина. Несколько слов о том, кто такой был Хавкин.

Вольдемар Мордухай Хавкин был интересный человек. Он родился в Одессе и в Одесском университете изучал зоологию у Мечникова. Не имея возможности применить свои способности в условиях царской России, он уехал в Париж и упросил своего бывшего учителя, еще раньше эмигрировавшего во Францию, дать ему какую-нибудь работу в Пастеровском институте. Его устроили на должность библиотекаря, дававшую ему мало заработка, но много досуга, который он употребил на изучение возбудителя холеры. Хавкин изготовил противохолерную вакцину и в 1896 году поехал в Индию, где свирепствовала холера, чтобы испытать лечебное действие своего препарата. В Бомбее в это время вспыхнула эпидемия чумы, уносившая много жертв, и Хавкин ринулся на борьбу с болезнью. Почти без помощников, день и ночь работая в одной-единственной комнате, он разработал метод выращивания культуры чумных бацилл. Через два месяца он уже имел вакцину, предохранявшую от заболевания при введении вирулентных чумных палочек. Не задумываясь, он ввел себе большую дозу вакцины и, невзирая на тяжелую реакцию и неизвестность исхода, продолжал упорно работать. Он остался жив. Хавкин обладал огромной силой убеждения и рьяно пропагандировал свою вакцину. Тысячи людей получили предохранительные прививки. Применение противочумной вакцины резко сократило заболеваемость и смертность в Бомбее и других городах. Были пожертвованы крупные средства и создана противочумная лаборатория; популярность Хавкина в Индии росла. Вдруг, как гром среди ясного неба, в Пенджабе, на севере Индии, 19 человек из числа привитых вакциной заболело чумой и умерло. Хавкин получил отставку и разочарованный и убитый горем уехал в Европу.

Через некоторое время специальная комиссия расследовала это происшествие, и Хавжин был полностью реабилитирован. Его снова пригласили на работу в Индию.

Бывшая противочумная лаборатория Хавкина ныне развернута в крупнейший институт, носящий его имя. Институт Хавкина играет огрсхмную роль в народном здравоохранении Индии. Это центральное учреждение, изготовляющее всевозможные вакцины и сыворотки, консервированную кровь и плазму, различные противоядии и хймиотерапевтические средства, ведет большую исследовательскую работу.

В Индии, как известно, много ядовитых змей. Около 20 000 человек ежегодно погибало в Индии от укусов змей. В Институте Хавкина (как и у нас в Средней Азии) изготовляется лечебный препарат — антивенин — против укусов змей. На змеиной ферме Института содержатся змеи четырех видов, наиболее распространенных в Индии — кобры (Naja), тик-полонга, или випера Ресселя (Vipera Russeli), эфа (Echis carinatus) и очень опасная змея, относящаяся к роду Bungarus, которую индийцы называют Krait.

Мы познакомились с доктором Вадом, главным специалистом по змеям, который рассказал и показал нам много интересного. Яд одних змей, рассказывает доктор Вад, таких, как кобра или гадюка Ресселя, — нейротоксичный, он парализует нервную систему, яд других змей действует на кровь, разрушает красные тельца, вызывает гемолиз. Институт готовит поливалентную сыворотку, которая хоть и не столь активна, как моновалентная, приготовленная специально против ужаления данным видом змеи, но зато универсальна. Сыворотка высушивается и рассылается в виде сухого порошка. При укусе змеи сыворотку растворяют в дистиллированной воде и вводят под кожу. Если прошло не более 20 минут после укуса, выздоровление гарантировано.

— В прежние времена, — продолжает доктор Вад, — многие люди у нас умирали, даже не будучи ужаленными, от шока, от страха неминуемой гибели. Теперь вера в спасительное действие лекарства уничтожила этот страх.

Доктор Вад показывает нам, как он берет яд у кобры, который затем вводится лошадям для получения лечебной сыворотки. Палочкой он приподнимает хвост у одной из кобр, находящихся в ящике, хватает конец хвоста рукой и вытаскивает кобру. Той же палочкой он прижимает к полу голову и шею змеи, и ногой, обутой в резиновый сапог, наступает иа хвост. Затем берет голой рукой змею за шею и в рот ей всовывает край рюмки, затянутой тонкой мембраной. Разъяренная змея прокусывает мембрану, и капли яда падают в рюмку.

— Королевская кобра, — рассказывает за завтраком доктор Вад, приехавший к нам на «Витязь» посмотреть лаборатории, — дает до 25 капель яда. Но с ней надо обращаться очень осторожно, так как она сразу принимает оборонительную позу и может атаковать. Мелкие кобры дают 6–7 капель яда. Я беру змею за шею всегда голой рукой, чтобы чувствоватъ движения кожи, иначе она может выскользнуть и ужалить. Если змея ужалит — применяем моновалентную сыворотку. Меня змеи кусали трижды, несмотря на опыт и сноровку. — Я спрашиваю доктора Вада про яд морских змей. Вот только тут я узнал, что яд их в 8—10 раз сильнее, чем яд кобры, и оказывает, как и яд кобры, парализующее действие на нервную систему. Количество яда у морских змей невелико.

Взятие яда у кобры в Институте Хавкина в Бомбее

Доктор Вад подтверждает, что основная пища сухопутных змей — это змеи. Но они нередко погибают, заглотав змею почти такой же величины, как сами. Даже новорожденные кобры, только что вылупившиеся из яйца, нередко съедают одна другую и умирают.

Иммунитет змей против укуса змей, даже того же вида, относительный, т. е. для отравления змеи требуется больше яда, чем для другого животного. Если удалить или разрушить ядовитые железы, змея жить не может, яд необходим ей для переваривания пищи. Без ядовитых зубов змея может жить, но удаленные ядовитые зубы отрастают вновь. Укротители змей нередко делаются жертвами своих «артистов», предполагая, что у тех все еще нет ядовитых зубов.

Доктор Вад утзерждает, что змеи не приручаются и что музыка на них не влияет. Так по крайней мере показывают опыты, проводимые у них на змеиной ферме. Змея толысо повторяет движения головы человека и привыкает ко всей этой процедуре. Очень важна медленность и плавность движений в обращении со змеями.

Доктор Вад прощается с нами, обещая прислать свои статьи, посвященные физиологическим наблюдениям над змеями.

Последний ужин на борту «Витязя». Прощаюсь с друзьями, с Вениамином Григорьевичем Богоровым, с которым дружно прожили столько месяцев в одной каюте, с капитаном, товарищами по работе, с милыми нашими дамами. Вся экспедиция — мои друзья.

В 6 часов вечера я уже на аэродроме. Двухмоторный «Викоунт» подымается в воздух. Три часа полета — и уже в темноте садимся на аэродром Дели. Вдали сверкают огни столицы Индии.

Часа через полтора приходит машина из посольства и привозит меня в новую, только что отстроенную великолепную резиденцию Советского посольства в Дели.

Товарищи встретили меня дружественно и гостеприимно, и я сразу почувствовал себя в родной семье. Отвели хорошую комнату. Пришли молодые сотрудники посольства, притащили из дома чайник горячего чая, и мы до поздней ночи сидели за дружеской беседой и рассказами о плавании.

Весь завтрашний день в моем распоряжении. Встал рано утром, хочу посмотреть Дели. С самого утра жара невообразимая, 40° в тени. Такой жары, как в Дели, я еще не испытывал. Товарищи из посольства раздобыли для меня машину «Волгу», с шофером индийцем с окладистой бородой и в тюрбане. Сулейман хорошо знает город, и я могу объездить и Старый Дели и Новый Дели, в которых есть немало интересного.

С незапамятных времен Дели был столицей страны, столицей сменяющих одна другую династий, воротами в богатую долину Ганга и перекрестком торговых путей, ведущих во все части Индии. На протяжении тысячелетий тут развертывались бурные исторические события, завоевания, разрушения и созидания. Тут, в Дели, сохранились памятники старины еще времен индуистского периода, начавшегося за 1000 лет до нашей эры и продолжавшегося до конца XII века нашей эры. Памятников этого периода являются столпы императора Ашоки. На одном из них начертаны эдикты Ашоки.

Потом наступило владычество мусульманских правителей. Особенно великолепные архитектурные памятники остались от эпохи мусульманских императоров Великих Моголов XVI, XVII и XVIII веков.

Самое величественное сооружение Старого Дели — это, несомненно, Красный Форт — огромный дворец и крепость, возведенные императором Шах Джаханом в начале XVII века. Особенно поражает художественной отделкой мраморный зал дворца. Напротив Красного Форта возвышается одна из самых больших и, как считают, одна из самых прекрасных мечетей Индии — Джамма Масджид, построенная тем же императором в 1650–1658 годах.

Любезный Сулейман не жалел ни бензина, ни рассказов, стремясь показать и объяснить мне все интересное. Он подвез меня к гробнице императора Хумайюна, построенной из красного песчаника, — одному из великолепных образцов архитектуры эпохи Моголов; говорят, что гробница послужила прообразом знаменитой гробнице Тадж Махал в Агре, построенной императором Шах Джаханом в память любимой жены Мумтаз Махал, самому прекрасному памятнику супружеской любви и верности на земле.

Интересна была старинная обсерватория Джантар-Мантар, построенная в 1725 году магараджей Джайсингом из Джайпура. Колоссальные, построенные из камня, астрономические инструменты, позволявшие царственному астроному изучать движения солнца, луны и других небесных светил, живо напомнили мне знаменитую обсерваторию Улугбека, внука Тимура, в Самарканде, относящуюся к XV веку.

Новый Дели — это самый современный город с просторными площадями, с широкими прямыми улицами-аллеями, геометрически правильный и импозантный. Сулейман прежде всего подвез меня к Самади Ганди — месту, где были преданы кремации останки Ганди, великого индийского философа и борца за национальную независимость страны. Самади расположен между Старым и Новым Дели. Сама гробница находится в зеленом саду, и подходящие к ней должны снимать обувь.

Я просил Сулеймана показать мне новую Национальную физическую лабораторию, гордость индийской науки, и мы объехали вокруг громадного комплекса зданий в современном стиле, где работают крупнейшие индийские физики. Другой крупный физический институт с отделением, посвященным работам по атомной энергии, руководимый выдающимся индийским физиком Баба (Bhabha), находится в Бомбее.

Наше длинное путешествие по Дели мы закончили на Connaught Place, кольцеобразной площади Нового Дели, где находятся главные магазины индийской столицы. Тут я истратил свои последние рупии.

Рано утром 9 апреля я был уже на аэродроме. В самолете ТУ-104 нас было всего десять человек пассажиров; кроме меня, все дипломатические советские работники. Загудели реактивные двигатели — и мы уже несемся к северным пределам Индии.

Все выше и выше вздымаются горы. В прорыве облаков разглядываю горные хребты Гималаев, покрытые снегом, глубокие темные долины, ущелья. Пелена туч застилает вид, а когда тучи рассеялись, внизу уже предгорья, желтые пески пустыни, и вскоре зазеленели поля и виноградники, замелькали белые точки кишлаков. Узбекистан. Вот и знакомый Ташкентский аэродром, до которого летели от Дели всего три часа!

В Ташкенте холодно. Неожиданно ударили морозы, совершенно необычные в апреле. После зноя Дели, после долгого плавания в тропиках я дрожу в легком плаще. Наконец долгожданная посадка в теплый уютный самолет, еще три часа полета — и мы в Москве.

Кончилось мое «индийское» путешествие. Воскресенье провел в домашней обстановке, у друзей, за рассказами о плавании. Показывать нечего, весь багаж мой остался на корабле. Назавтра иду к начальству и действительно получаю новое задание, к которому в ближайшем будущем надо будет приступить.

Возвращаюсь в родной Ленинград и мысленно слежу за «Витязем». Он уже покинул Бомбей и движется к Красному морю. Вот «Витязь» уже в Черном море, вот его восторженно встречают в Одессе, устраивается торжественное научное заседание. Сотрудники уже покидают корабль. Мой друг Артемий Васильевич Иванов приезжает в Ленинград, рассказывает о последних этапах плавания, интересуется, для чего меня вызвали, что я делаю? «Пока ничего нового, на днях буду переходить на новую работу». Так ты же мог плыть с нами до Одессы?!

* * *

Первый рейс «Витязя» в Индийский океан собрал огромный научный материал, обработка которого далеко не закончена к тому времени, когда пишется эта книга. После двух месяцев стоянки в Одессе «Витязь» отправился во второе свое плавание по Индийскому океану, имея перед собой такую же обширную и многостороннюю программу работ. Руководил этой экспедицией проф. П. Л. Безруков, бывший в нашем рейсе начальником отряда морской геологии.

Экспедиция проводила исследования как в тех областях океана, где мы работали в тридцать первом рейсе, так и в новых, не изученных нашим рейсом районах, как, например, в Бенгальском заливе. Более подробно обследовалось Аравийское море.

В начале книги мы говорили, как важно проводить океанологические исследования в разные сезоны года. Это особенно важно для северной части Индийского океана, где сезонные изменения — метеорологические и океанологические — выражены необыкновенно ярко.

Два больших плавания «Витязя», а также работы экспедиционных судов других государств, проводившиеся по международному плану исследований Индийского океана, пролили много света на все особенности этого океана. Теперь, после двух рейсов «Витязя», Индийский океан уже не может быть показан «почти белым пятном» на карте сравнительной изученности океанов.

В значительной мере выполнена и одна из основных задач плавания «Витязя» в Индийском океане — изучение биологической структуры океана с целью определения относительной продуктивности разных его районов. Пищевые ресурсы Индийского океана, прежде всего его рыбные богатства, огромны. Но страны, берега которых омывает Индийский океан, используют их в ничтожной степени. Найти и изучить районы высокой продуктивности и, следовательно, обладающие большими рыбными запасами с целью оказания помощи малоразвитым в экономическом отношении странам в освоении живых ресурсов моря — одна из благородных задач, стоявших перед советскими экспедициями.

Уже более 10 лет «Витязь» неутомимо бороздит воды океанов, выполняя великую миссию — изучение и освоение Мирового океана. Богатства Мирового океана неисчислимы — и пищевые, и минеральные, и энергетические. Но разведаны они еще далеко не полностью и еще в гораздо меньшей степени используются. Все эти богатства могут и должны быть изучены и обращены на пользу человека.

Задача изучения и освоения океана, огромная и благородная задача в интересах мира и человечества, по значению своему может быть поставлена рядом с задачей изучения и освоения космоса. Задача эта стоит перед мировой океанологической наукой. В переднем ряду этой науки — советская океанология.

Еще очень многое предстоит сделать, еще много раз советские исследовательские корабли будут уходить из родного порта в далекие плавания. Когда заканчиваются писанием эти строки, флагман Советского экспедиционного флота, старый, но еще бодрый «Витязь», рассекает своим форштевнем воды Тихого океана, держа курс на далекие Гавайские острова.

Пожелаем же ему успеха в этом и в следующих его плаваниях!


Примечания


1

По современным исследованиям, библейский Офир — это город Уппара или Сопара, крупнейший порт античной Индии в 40 милях севернее Бомбея.

(обратно)


2

John Murrey. Summary of the Scientific Results of the «Challenger» Expedition of 1873–1876.

(обратно)


3

Lionel A. Waif or d. Living Resources of the Sea N. Y., 1958.

(обратно)


4

С 31 мая 1961 г. Южно-Африканская Республика.

(обратно)


5

Или 90 миль

(обратно)


6

Под ультраабиссалью понимают глубины моря, превышающие 6000 метров.

(обратно)


7

Детритом называются разрушенные остатки животных и растительных организмов, опускающиеся на дно моря.

(обратно)


8

Теперь Молуккские острова входят в состав Республики Индонезии.

(обратно)


9

К. Н. Давыдов. По островам Индо-Австралийского архипелага. Спб., 1905–1908.

(обратно)


10

Для отыскания буя при помощи радиолокатора.

(обратно)


11

А.Н. Краснов. Под тропиками Азии. Географгиз, 1956.

(обратно)


12

Лодка типа северных промысловых шлюпок.

(обратно)


13

«Конинклейке пакетфарт матехапей» — «Королевское почтовое пароходство».

(обратно)


14

Я. Н. Гузеватый. Индонезия. Географгиз, 1958.

(обратно)


15

Сунданцы — одна из крупных народностей Явы

(обратно)


16

По данным переписи 1961 года, население Индонезии насчитывает 95 889 тысяч человек. («Правда», 3 января 1962 г.)

(обратно)


17

Родиной его является тропическая Америка.

(обратно)


18

Иржи Марек. Страна под экватором. «Молодая гвардия», 1958.

(обратно)


19

А. Н. Краснов. Под тропиками Азии. Географгиз, 1956.

(обратно)


20

К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. 23, стр. 761.

(обратно)


21

Город получил свое название по желанию тогдашнего министра колоний, уроженца шотландского города Перта.

(обратно)


22

Изобата — линия, соединяющая точки с одинаковой глубиной моря.

(обратно)


23

См. сборник «Народы Австралии и Океании», изд. АН. СССР. Москва, 1956.

(обратно)


24

Недавно, просматривая известную книгу проф. А. М. Никольского «Гады и рыбы» (1895), я увидел, что он иначе и не называет корифен, как золотая макрель.

(обратно)


25

Е. М. Крепс. На «Витязе» к островам Тихого океана. Географгиз, 1959.

(обратно)


26

Т. е. образование раковой опухоли.

(обратно)


27

Ф. Беллинсгаузен. Двукратные изыскания в Южном Ледовитой океане и плавание вокруг света в продолжении 1819, 20 и 21 годов, совершенные на шлюпах «Восток» и «Мирный». М., 1960, стр. 289.

(обратно)


28

Cariophyllus aromaticus.

(обратно)


29

Или, правильнее, пережитки материнского рода.

(обратно)


30

Интересные сведения о применении этих раковин в качестве денег приводит А. В. Иванов в своей книжке «Промысловые водные беспозвоночные». М., 1955.

(обратно)


31

Путешествия Ибн Баттуты. Перевод на французский Дефремери и Сангинетти. Париж, 1858.

(обратно)


32

В. В. Шулейкян. Очерки по физике моря. М., 1949.

(обратно)


33

Аркадий Фидлер. Горячее селение Амбонанитело. «Молодая гвардия», 1959.

(обратно)


34

Ла Перуз — выдающийся французский моряк и исследователь Тихого океана, пропавший без вести в последнем из своих плаваний. Впоследствии выяснилось, что корабли Ла Перуза потерпели аварию на рифах острова Ваникоро группы островов Санта Крус в Тихом океане в 1788 году.

(обратно)


35

Сб. «Народы Африки». Изд. АН СССР, 1954.

(обратно)


36

Морские тросы из «машшьской пеньки» очень прочны, не намокают и не тонут в воде и долго не гниют.

(обратно)


37

Ф. Проспери. На Лунных островах. Географгиз, 1957.

(обратно)


38

East Africa Marine Fisheries Research Organisation.

(обратно)


39

Маскат — столица султаната Оман в восточной Аравии.

(обратно)


40

Калий-аргоновый метод основан на том, что в результате радиоактивного распада калия-40 накапливается аргон. По содержанию в минералах накопившегося радиогенного аргона с массой 40 делают вывод о времени образования данной горной породы.

(обратно)

Оглавление

  • ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
  • ВВЕДЕНИЕ
  • ПОДГОТОВКА К ПЛАВАНИЮ
  • НАЧАЛО ПЛАВАНИЯ ВНУТРЕННИЕ МОРЯ МАЛАЙСКОГО АРХИПЕЛАГА
  • ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН РАБОТЫ НА ЯВАНСКОЙ ВПАДИНЕ
  • ОСТРОВ РОЖДЕСТВА
  • ОСТРОВ ЯВА
  • РАБОТЫ В ВОСТОЧНОЙ ЧАСТИ ИНДИЙСКОГО ОКЕАНА
  • ЗАПАДНАЯ АВСТРАЛИЯ
  • ОТ АВСТРАЛИИ ДО ЦЕЙЛОНА
  • ЦЕЙЛОН
  • ОТ КОЛОМБО ДО КОЧИНА
  • ИНДИЯ. «ВИТЯЗЬ» В КОЧИНЕ
  • МАЛЬДИВСКИЕ ОСТРОВА
  • НА ЮГ И НА ЗАПАД, К МАДАГАСКАРУ
  • МАДАГАСКАР
  • «ВИТЯЗЬ» В ТАМАТАВЕ
  • ОСТРОВ НОСИ-БЕ
  • КОМОРСКИЕ ОСТРОВА
  • ЗАНЗИБАР
  • СЕЙШЕЛЬСКИЕ ОСТРОВА
  • АРАВИЙСКОЕ МОРЕ
  • БОМБЕЙ
  • Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

    Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно