Мэрион Вудман

Страсть к совершенству. Юнгианское понимание зависимостеи

Мэрион Вудман

Страсть к совершенству. Юнгианское понимание зависимости

Addiction to Perfection: The Still Unravished Bride

Серия: Библиотека психологии и психотерапии

Издательство: Независимая фирма "Класс", 2006 г.

Твердый переплет, 272 стр.

ISBN 5-86375-137-1

Тираж: 3000 экз.

Формат: 60x88/16

Цена 439 руб

Многие из нас - и мужчины, и женщины - страдают от той или иной зависимости, поскольку наша культура поощряет стремление к совершенству. Приученные быть лучше всех и в школе, и на работе, и в межличностных отношениях, мы часто пытаемся стать своего рода произведениями искусства и забываем о том, что мы просто люди. С одной стороны, мы стараемся быть деятельными и дисциплинированными, как богиня Афина, с другой - нас притягивает к себе порочная энергия Медузы Горгоны, которую мы стараемся подавлять. Мы попадаем в плен "божественных крайностей" - архетипических установок, которые бессознательно влияют на наше поведение.

И пока мы не осознаем, какие силы борются внутри нас, и не найдем в себе мужества взглянуть им прямо в лицо, нам не удастся избавиться от своих проблем. Чтобы исцелиться, нужно найти скрытые причины своих зависимостей и прийти к согласию со своими осознанными ценностями и установками.

Об этом и написана книга известного юнгианского аналитика Марион Вудман. Профессионалам - психологам и психотерапевтам будет интересна еще одна точка зрения на проблему зависимостей. А непрофессиональным читателям - полезно узнать о природе пагубных пристрастий и о том, как избежать участи жертвы совершенства.

Перевод с английского Валерия Мершавки

Оглавление

Предисловие

О Ты, приемыш медленных веков, Покой - твой целомудренный жених. Твои цветы пленительней стихов. Забыт язык легенд твоих лесных. Кто это? Люди или божества? Что гонит их? Испуг? Восторг? Экстаз? О девы! Прочь бежите вы стремглав. Как разгадать, что на устах у вас? Вопль страха? Дикий возглас торжества? О чем свирель поет в тени дубрав?

Джон Ките. Ода Греческой Вазе (Перевод В. Микушевича. Сильван - бог лесов, полей и стад, покровитель сельских жителей. Темпе - долина в Фессалии, между Олимпом и Оссой.)

Эта книга о том, как отрубить голову злой ведьме. Леди Макбет, крепко-накрепко ухватившаяся за место, на котором она могла пользоваться неограниченной властью, но сумевшая хладнокровно перенести свое банкротство и потому отказавшаяся даже от собственной жизни, - эта героиня служит символом женщины, лишившейся своей фемининности, потому что преследовала цели, присущие мужчинам, которые сами являются пародией на настоящую маскулинность. И хотя в трагедии Шекспира сам Макбет лишается головы, его потерянная голова поражена заклятием злой ведьмы. Генерал Макбет и леди Макбет - это метафорические образы маскулинности и фемининности, существующие у отдельной личности или в целой культуре, и в нарушении связи между ними ясно проявляется динамика зла, когда маскулинность теряет представление о собственной реальности, а фемининность, созданная для любви, подчиняется расчетливой, хладнокровной амбиции. В общем контексте пьесы обезглавливание Шекспиром своего персонажа-злодея становится исцелением для страны.

Эта книга об обезглавливании. Она высечена из твердой скалы страсти к совершенству. Я все время сражалась с черным вороном, который сидел у меня на левом плече и каркал: «Это не очень хорошо. Ты не можешь сказать ничего нового. Ты не можешь изложить это достаточно связно». И тогда мне каждый раз приходилось прекращать улучшение то предложения, а то и целого абзаца, в то время как написана была только часть книги. К счастью, я была связана жесткими сроками, иначе никогда не вырубила бы эту книгу из скалы, в которой она была скрыта. А ворон каркал: «Все нормально». Я сопоставляла ее содержание с интересом слушателей, которым сначала читала ее фрагменты, и с одобрением моих друзей и пациентов, которые так щедро раскрыли передо мной свою душу, дав возможность появиться этой книге. Таким образом, я наметила свой курс между Сциллой и Харибдой жесткого научного подхода и увлекающей в себя бездной материала и «приземлила» свое высеченное из скалы произведение так изящно, как только возможно, избежав зависимости от собственного стремления к совершенству.

Моей натуре близка кропотливая работа с камеями. Мне нравится работать над тонкими деталями, усовершенствовать их, а затем падать от изнеможения, пока не появится следующая камея. Написать книгу - это совсем иная работа. Привнести в мир высеченную из скалы глыбу - нелегкая задача для человека, который стремится к совершенству. Когда я прочитала рукопись еще раз, некоторые ее части показались мне скучными, иные - слабо связанными с темой и существующими сами по себе, а другие -перегруженными подробностями. Я могла что-то сократить, но когда писала, мне это казалось важным - частью целого процесса, требующего беспредельного спокойствия, душераздирающих отступлений и долгого движения вперед, при котором нужно постоянно оборачиваться, чтобы смотреться в зеркало, которое находится сзади.

Мне не свойственно линейное мышление; более того, оно губит мое воображение. Ничего не происходит. Не звонят колокола; ничего не случается ЗДЕСЬ и ТЕПЕРЬ. Не представляется случая сказать ДА. Если таких моментов нет, я не живу. А раз так, то вместо того, чтобы идти к цели напрямую, я предпочитаю получать удовольствие от движения по спирали. И я прошу моего читателя расслабиться и тоже насладиться этим движением. Если вы что-то пропустите на первом витке, не стоит беспокоиться. Вы сможете наверстать это на втором, на третьем или на девятом. Это совершенно неважно. Важно другое: чтобы вы расслабились настолько, что если зазвонит ваш колокол, вы услышали этот звон и позволили ему резонировать на всех витках вашей спирали. Мир фемининности резонирует. Звон слышен везде. Если его не слышно, значит, вы не на той спирали, либо не вовремя, либо колокола нет.

Многие мои пациентки страдали от расстройств, связанных с приемом пищи, поэтому иллюстрации, особенно в первой части книги, основаны на феномене объедания и нервной анорексии. Но эти синдромы - просто особые симптомы болезни, в основном характерной для западного общества, и хотя тоскливый вид непривлекательного женского тела обостряет проблему, психология этой книги относится не только к людям, страдающим объеданием и анорексией. По существу, как только проблема веса оказывается под контролем, в сновидениях начинают появляться образы пустоты, тюремных помещений, стеклянных гробов и т.п., указывающие на сексуальные и духовные проблемы, которые являются общими для всех современных женщин. Эти проблемы обсуждаются во второй половине книги. Можно добавить, что рыдания ведьмы, скрытые за подавляющим большинством материала, могут быть очень хорошо знакомы и мужчинам тоже.

Древнегреческая версия мотива ведьмы связана с Медузой Горгоной, которая была прекраснейшей женщиной, пока не оскорбила богиню Афину (рожденную «в полном боевом снаряжении и с властным голосом» из головы Зевса после того, как он проглотил ее беременную мать — Метиду-мысль)1 (Robert Graves, The Greek Myths, vol. 1, p. 46.)

В ответ Афина превратила волосы Медузы в живых змей и сделала ее лицо столь ужасным, что любой, кто отваживался на нее взглянуть, превращался в камень. На долю героя Персея выпало убить Медузу: для этого Гермес дал ему кривой меч и крылатые сандалии, Афина -зеркальный щит, а Гадес - шлем, который делал героя невидимым. Снаряженный таким образом Персей убил Медузу и не превратился в камень, потому что смотрел не на нее, а на ее отражение в зеркальном щите. Из шеи беременной Медузы родились Пегас и Хрисаор. На обратном пути Персей освободил дочь царя Андромеду, разбив цепи, которыми она была прикована к скале и отдана в жертву морскому чудовищу. Впоследствии Персей и Андромеда стали мужем и женой.

Посмотрев на современных Афин, родившихся из головы отца, мы не обязательно увидим свободных женщин. Для многих из их уже не актуален вопрос, равны ли они с мужчинами или лучше них, когда становятся прекрасными докторами, инженерами, бизнес-консультантами. Но при этом они все равно зачастую остаются несчастными женщинами. «У меня все есть, - говорят они, - прекрасная работа, отличный дом, красивая одежда, ну и что? Что это меняет? Мне нужно гораздо больше. Я родилась, и я умерла: я никогда не жила». Часто, оставаясь наедине с самими собой, они дают волю зависимости, в которую попали: пище, алкоголю, чрезмерному вниманию к своей внешности, стремлению стать верхом совершенства и т.п. Как уже отмечалось, содержание этой книги посвящено в основном расстройствам, связанным с употреблением пищи, но я убеждена в том, что такая же проблема лежит в основе любого пристрастия и любой патологической зависимости. Эти проблемы проявляются по-разному, но у каждой женщины внутри существуют архетипические паттерны и установки, которые бессознательно влияют на ее поведение.

Один из таких паттернов проявляется в жестокой мести Афины некогда прекрасной Медузе, змеиные кудри которой извивались и шипели, испытывая постоянное возбуждение, все сильнее и сильнее желая и стремясь достичь все большего и большего. Вероятно, современные Афины утратили связь со своей Медузой, ибо тогда, на заре патриархальной эры, ее просто заточили в глубине пещеры. Наше поколение едва знает о ее существовании, но она напоминает о своем присутствии через постоянно растущее чувство неутолимой жажды чего-то достичь. Это что-то определяется индивидуальной историей человека.

Пытаться открыто сражаться с ней - значит практически всегда терпеть поражение, ибо она так жестока и в ней столько подавленной энергии, что столкновение с ней лицом к лицу вызывает леденящий страх и оцепенение, как очень жутко, но очень точно написала Маргарет Лоуренс в своей книге «Каменный Ангел». Нам следует отыскать внутри своего Персея и, экипировав его необходимыми средствами: оружием, шлемом или капюшоном, делающим его невидимым, отправить в поход за страшной головой Медузы, которая заставляет нас так мучительно страдать. Он не рискнет посмотреть Медузе в глаза - он посмотрит на ее отражение в зеркале. Как только он отрубит ей голову, освободится Пегас, крылатый конь творчества, и воин Хрисаор, обладатель золотого меча. Тогда одержавший победу герой найдет девственницу, которую должны были принести в жертву морскому чудовищу, освободит ее от цепей и сделает своей невестой.

Я полагаю, что многие из нас - и мужчины, и женщины -страдают от той или иной зависимости, ибо наша патриархальная культура придает особое значение специализации и стремлению к совершенству и поощряет их. Приученные быть лучше всех в школе, на работе, в межличностных отношениях - в каждом фрагменте и каждом эпизоде своей жизни, - мы пытаемся стать произведением искусства. Занимаясь столь тяжким трудом, чтобы достичь совершенства, мы забываем о том, что мы просто люди. С одной стороны, мы стараемся быть деятельными и дисциплинированными, как богиня Афина, с другой - нас притягивает к себе порочная подавленная энергия Медузы. Афина столь же крепко прикована к Медузе, как Медуза к Афине. Мы попадаем в плен божественных крайностей, оказавшись на территории, которая нам не принадлежит. При этом мы забываем о девушке Андромеде, прикованной к скале, которой грозит опасность стать жертвой чудовища, живущего в бессознательном. Она остается забытой в нашей культуре - «по-прежнему целомудренной невестой». Оставаясь прикованной к скале, она по-прежнему будет спокойной и целомудренной. Она останется похожей на изображение на греческой вазе, оду которой написал Ките; при всем ее страстном желании любви, она неподвижно застыла в мраморе:

В аттическую форму заключен Безмолвный многоликий мир страстей, Мужей отвага, прелесть юных жен И свежесть благодатная ветвей2 (John Keats, «Ode on a Grecian Urn», lines 27-30. (Перевод В. Микушевича).

В этой книге раскрывается душа зависимой Афины, тоска страдающей, обиженной Медузы. Книга помогает девушке перейти в столь желанное для нее состояние женщины, пока она не стала жертвой совершенства смерти. Только полюбив свою внутреннюю девушку и позволив ей открыть у себя в глубине истинную страсть, мы можем пойти на риск и открыться яростной богине, живущей в самом сердце нашей зависимости. Только через любовь мы сможем изменить ее и дать ей возможность изменить нас.

Когда моя внутренняя девушка падает духом, я ободряю ее с помощью такого дзенского коана:

Скачи на своем коне по острию меча.

Спрячься в самом пекле пламени.

Цветы фруктового дерева распустятся в огне,

И вечером взойдет солнце3.

(Thomas Merton, Zen and the Birds of Appetite, p. I.)

Глава 1 Введение

DA

Damyata: Судно слушалось

Радостно твердой руки у кормила

Море спокойно, и сердце послушалось бы

Радостно, только позволь ему - забьется,

Как велено кормчим.

Т.С. Элиот. «Что сказал гром»'. Бесплодная земля

(Пер. С. Степанова. (В сб.: Элиот Т.С. Полые люди. - СПб.: Кристалл, 2000. с. 81).

Как-то однажды, несколько лет назад, у нас состоялся незабываемый праздник. Это был праздничный вечер, скорее, даже ночь, посвященная поглощению превосходных продуктов. Все участники были в возбужденном, приподнятом настроении, довольные, что наконец раздался «последний звонок» и все строгие правила поведения сразу перестали действовать. Однако присутствующие по-прежнему продолжали держаться за тот мир, который уже прекратил свое существование. Корабли были сожжены еще до того, как зрелище закончилось.

Итак, мы танцевали, ели и пили на этой необитаемой земле, где мы не полностью расстались со своими ролями и не совсем повернулись к той личности, которую могли бы назвать «Я». Часа в два ночи, в самый разгар нашего дионисийского празднества, один из его вдохновителей прошел через всю комнату и обратился ко мне, чтобы поблагодарить за вечер. Его походка была неторопливой, а лицо серьезным.

- Но праздник еще не кончился, - сказала я, - завтра этого уже не будет.

- Прекрасный вечер, - ответил он, - но мне нужно идти. Я довольно много выпил.

Он сказал это спокойным и решительным тоном. Он говорил так, словно присутствовал на свидании с женщиной, которую любил всю жизнь, но так и не смог на ней жениться. Я помню, как стояла в кругу танцующих, глядя в его гордые глаза. Мне так хотелось сказать ему о том, что на столе было много вкусного. Но я чувствовала, что это будет совершенно неуместно.

Настоящие пьяницы похожи на настоящих обжор или на настоящих голодающих. И все они похожи на настоящих наркоманов. Зависимость овладела ими, как заклятье, ставшее какой-то жуткой и непостижимой тайной, и ее влияние ощущается в любом деле, которым они занимаются. Женщина, страдающая перееданием, слушает других людей, рассказывающих ей о диете, о необходимости постоянного контроля над своим весом и физических упражнений; она их слушает, напряженно сопоставляя потерянные и приобретенные килограммы. Она слушает, как другие, шутя, ободряют и поддерживают друг друга. Она не принадлежит к их кругу. Она гораздо лучше их знает, что такое диета. Она знает, что не сможет постоянно контролировать свой вес; что ее жизнь находится в какой-то иной Размерности Всемогущего и поэтому не может сделать ни шага самостоятельно. Она вступила в некое соглашение с едой, которое, наверное, не осознает, но в этом соглашении несомненно присутствует какая-то волшебная сила, магически воздействующая на нее. Она ненавидит есть; она любит есть; и об этом соглашении она никогда не говорит ни слова.

Эта книга о тех, кто злоупотребляет едой и алкоголем, кто слишком занят наведением и доме порядка и чистоты, и о других людях, которые чем-то злоупотребляют. Со мной как с аналитиком делились секретами мужчины и женщины, оказавшиеся в плену невроза какой-нибудь навязчивой одержимости. Большинство из этих людей - прекрасные профессионалы, у которых нет проблем с работой; однако они знают, что их внутренняя катастрофа повторяется регулярно - каждый день, каждую неделю, каждый месяц. Они знают, что их правая рука не имеет понятия о том, что делает левая, и что их левая рука очень мешает тому, что называется успешной жизнью. Эта книга и о тех, кто очень занят работой, то есть о трудоголиках, которые говорят: «Я знаю, что сделаю карьеру на работе. Я прекрасно с ней справляюсь. Но если все заключается именно в этом, то мне это неинтересно. Я не занимаюсь ничем, кроме работы. Моя личная жизнь - это ловушка».

За масками успешности у этих людей скрывается ужас и крушение иллюзий. При этом проявляется одинаковый, общий для всех фактор. Сознательно люди хотели делать или становиться все лучше и лучше, ограничивая себя жесткими рамками, которые сами для себя и определили; они не имели возможности бессознательно управлять своим поведением. Едва прекращается ежедневная рутина, появляется очень много индивидуальных и социальных причин наступления хаоса. Дальше может действовать только сила воли. Если любой ценой поддерживать эту силу воли за счет оставшейся у человека энергии, перед ним раскроется страшная и очень глубокая пасть безразличия. Когда вечером наступит время снова стать самим собой, маска человека и его внутреннее «Я» не смогут вступить в контакт между собой.

Навязчивая одержимость сужает жизнь до предела, и тогда жизнь, по существу, уже прекращается и становится существованием.

Эрнст Беккер в книге «Отрицание смерти» прекрасно проясняет эту дихотомию:

«С одной стороны, перед нами животное в человеческом облике, которое отчасти умерло для внешнего мира, сохраняет больше всего «достоинства», если в каком-то смысле забывает о своей судьбе и позволяет в жизни собой управлять; ощущает максимальную свободу, если живет в безопасной зависимости от окружающих его сил и меньше всего подвластно себе. С другой стороны, у нас появляется животное в человеческом облике, которое сверхчувствительно к воздействию внешнего мира, не может обособиться от него, снова и снова должно тратить свои скудные силы, практически не может свободно двигаться и действовать, владеть собой и лишено чувства собственного достоинства. Какой из этих двух образов мы выберем для идентификации, в существенной мере зависит от нас самих»4 (Ernest Becker, The Denial of Life, p. 24.)

Будь мы животными в человеческом облике, которые «отчасти умерли для внешнего мира», или животными в человеческом облике, «сверхчувствительными к внешнему миру», многие из нас все равно находились бы под воздействием некой силы, которая ощущалась бы как внешняя, или же не менее мощной внутренней силы или ощущали бы на себе воздействие их обеих, пока их «Я» не утратило бы контроля над своей жизнью. У этого «Я» нет своей системы ценностей. У него нет собственного жилища. Все время его безупречно скрывает маска или Персона, но как только дело сделано, эти безумные, чуждые ритмы продолжают владеть телом и Бытием. Нет такого «Я», к которому можно обратиться, чтобы его остановить, нет сильного Эго, способного дифференцировать эмоции, чтобы уловить глубинные природные ритмы.

Если эти природные ритмы утонули в общем бессознательном, так и не выйдя на поверхность, тело, подобное избитому, невротичному, измученному животному, упорно пытается войти в эти ритмы, чуждые его природе. Волчье отношение к жизни выражается в том, чтобы каждый день требовать от нее все больше, а всю ночь выть: я хочу, я хочу, я хочу. Социальные ценности основываются на профессиональной этике и стандартах достижения совершенства, амбициях и целях, поощрении волчьих отношений в профессиональных джунглях, но общество ничего не может сделать, чтобы ночью накормить одинокого волка. Некоторых толпа увлекает к употреблению алкоголя и наркотиков, неуемному сексу и обжорству. При этом, пытаясь как-то себя оправдать, они говорят: «Лучше напиться, чем сойти с ума, лучше пусть меня рвет желчью, чем я сойду с ума, лучше быть толстой, чем сумасшедшей». Но никто не напивается, не пресыщается сексом, не наедается и не испытывает тошноты, потому что никто ничего не осознает и нет никакого осознания своего тела. Инстинкты, которым сама природа дала уровень насыщения, больше не работают. Пустоту никогда нельзя наполнить.

Некоторые встречавшиеся мне люди отказывались сливаться с толпой, но все равно становились жертвами волчьего синдрома. Они поглощали алкоголь, не чувствуя его вкуса, пожирали еду, не пережевывая ее, драили по ночам свои аккуратные и чистые коттеджи и выдавливали из себя последний кусок плоти, который еще каким-то чудом держался на их несчастных костях. Они приходили на терапию, ибо понимали: это сумасшествие. Их «Я» находилось во власти какого-то демона, который делал с ними что хотел. Этот демон целый день скрывался под маской респектабельности, а ночью раскрывал свою настоящую сущность. Он требовал совершенства - совершенной деятельности, совершенства мира, совершенной чистоты, совершенного тела, совершенной осанки, но они, будучи обыкновенными людьми, а не телезвездами и не топ-моделями, испытывали ощущение полного хаоса и абсолютной смерти. Демон уничтожал их, как мог, и потом, изничтоженные, они, наконец, засыпали.

При этом отсутствовало равновесие, которое восстановило бы качество бытия. Рациональная, ориентированная на достижение цели перфекционистская маскулинная установка, должна быть уравновешена фемининностью. Эти два слова: маскулинность и фемининность — имеют сейчас столь важное значение, что мне бы хотелось прояснить их психологический смысл на примере очень простого случая.

Прошлым летом мой друг Тони и я, босоногая, с развевающимися на ветру волосами, переплывали на маленькой парусной шлюпке неспокойные воды залива Джоржиан Бэй, скользя по поверхности волн, постоянно накреняясь и меняя курс из-за воздействия переменчивых течений и капризов ветра. Я не умею управлять яхтой, но мне нравилось быть в составе экипажа, когда Тони был капитаном. Он очень легко справлялся с управлением этой маленькой шлюпкой, и когда я видела его, возбужденного и вместе с тем уравновешенного, напрягавшего каждый мускул, чтобы правильно держать парус и идти верным курсом, я вдруг представила его образ как метафору равновесия между маскулинностью и фемининностью. Его правая рука твердо управляла парусом, его пальцы были очень чувствительны к малейшему изменению силы ветра. Его левая рука держала руль с напряжением, которое вообще-то даже нельзя назвать напряжением, а скорее умеренным подчинением энергии водной стихии. Мы знали, что зависим от ветра и волн, которые движут нами, но в той же мере мы зависели от умения управлять лодкой. Одно неточное движение или малейшая нерешительность привели бы к тому, что мы оба оказались на дне залива. Паруса были наполнены ветром, и наша маленькая шлюпка продолжала свой путь, словно по лезвию бритвы. Мы изо всех цеплялись за дно шлюпки большими пальцами ног, и наши тела выгибались и напрягались, находясь над водой, насколько могли, чтобы сохранять равновесие. Но при этом его руки всегда реагировали на малейшие изменения направления ветра и воды, управляя рулем и снастями.

Причалив к берегу и оказавшись в безопасности, я вылезла из лодки с окровавленным пальцем ноги от слишком сильного напряжения и горящими бедрами, натертыми жесткими шортами. Тони спокойно свернул паруса, связал веревки и понимающе улыбнулся. Это понимание сопровождало его на протяжении всей прогулки, как будто он уверенно, возбужденно и легко поднимался на скалу. Он знал свою силу; он доверял своему животному телу; он мог подчинить свою силу другой силе, более слабой, чем его. Через него я ощутила дыхание вечности, ибо Тони был настроен именно так, чтобы его уловить.

Сейчас я даже на мгновение не могу себе представить, что я, слабая женщина, ни с того ни с сего окажусь в такой ситуации, когда буду зависеть от большого и сильного мужчины. По существу, я просто счастлива быть в составе экипажа моей подруги Мэри, которая является таким же умелым шкипером, как Тони. И в этом все дело. Маскулинность и фемининность не обязательно относятся только к мужскому или только к женскому телу. Если мы биологически относимся к женскому полу, то наше Эго является фемининным, а у нас внутри существует маскулинность, которую Юнг назвал Анимусом. Если мы биологически относимся к мужскому полу, то обладаем мужским Эго и внутренней фемининностью, Анимой. Маскулинность и фемининность не связаны с социально-половой ролью, хотя исторически в западной культуре их длительная идентификация с этой ролью отчасти мешает нам смотреть на них так свободно. Но именно так свободно я буду рассматривать маскулинность и фемининность на протяжении всей книги. В ней идет речь о психических, а не о биологических различиях.

В «И Цзин», китайской «Книге перемен», говорится о постоянных изменениях, которые происходят внутри человека. Энергия Ян, энергия творческой маскулинности, постоянно и упорно устремляет человека вперед, к цели, пока не становится слишком сильной, чтобы вызвать срыв, - и тогда из глубины появляется восприимчивая женственность Инь и постепенно движет человеком, помогая ему дойти до вершины. Жизнь - это постоянное стремление обрести баланс этих двух сил. Чем более зрелым становится человек, тем больше он способен избегать крайностей, связанных с каждым полюсом. Поэтому маятник не набирает слишком большую амплитуду, отклоняясь далеко вправо только для того, чтобы затем с не менее разрушительной силой отклониться влево, порождая бессмысленный цикл действий и соответствующих реакций, инфляции и депрессии. Идентификация с тем или другим полюсом может привести к резкому отторжению к его противоположности. Это отношение абсолютно точное. Чем больше я становлюсь белой и пушистой на одном полюсе, тем более длинным и черным становится шлейф энергии, которая бессознательно констеллируется у меня за спиной: чем больше я заставляю себя соответствовать своему совершенному образу, тем больше мне приснится переполненных унитазов.

Человек, отождествляющий себя со своим идеалом, становится похожим на влюбленного обожателя в стихотворении Свифта, который кричит:

Нечего удивляться тому, что я потерял Разум;

Ох! Каэлиа, Каэлиа, Каэлия какает!5 (Jonathan Swift, «A Beautiful Young Nymph Going to Bed». («Каэлия» (Caelia) -это каламбур, производное от слова caecum, означающего слепую кишку, точнее, первую секцию толстой кишки, продолжением которой служит слепая кишка.)

Он не может примириться с тем, что его возлюбленная, такая белая и пушистая, способна запятнать себя проявлением своей человеческой природы - дефекацией и выделением экскрементов.

Будучи людьми, а не богами, мы должны стремиться идти по серой сплошной линии, совершающей свои волнообразные колебания влево и вправо относительно центра, находящегося между двумя противоположностями.

И только хорошо развитое (способное различать эмоции) Эго, как мужское, так и женское, может следовать курсу между водой и ветром. Позитивная маскулинная энергия ориентирована на цель и обладает целенаправленной силой, заставляющей двигаться по направлению к ней. Она себя организует, чтобы иметь большую часть своих выдающихся качеств — физических, интеллектуальных, духовных — и привести их в гармонию. Она приходит к признанию собственной индивидуальности, и парадоксально, что при возрастании ее силы становится менее ригидной и более гибкой. Эта энергия не должна зависеть от прежних паттернов поведения, прежних привычек, прежних традиций. С возрастающим доверием она испытывает возбуждение от новых способов поведения и постоянного появления новых энергий. Она знает, как поддерживать необходимое напряжение между твердой точкой зрения и подчинением внутренним творческим силам. Ее проникающая сила оплодотворяет и высвобождает творческие возможности фемининности.

Фемининность - это бескрайний океан вечного Бытия. Она была, есть и будет. В ней обитают первобытные звери «с окровавленными клыками и когтями»; она содержит в себе будущие ростки жизни; она знает законы природы и неумолимо им следует; она живет в вечном Настоящем. У нее есть собственные ритмы, они медленнее и реже ритмов маскулинности, их движение происходит как бы по спирали, словно с некоторым возвращением назад, но их неизбежно влечет к свету. Она находит то, что для нее важно, и играет с ним. Это у нее может плохо получаться, но она всегда настроена играть, потому что любит жизнь. Она любит, и если ее любовь проникнута позитивной маскулинностью, ее энергии высвобождаются, направляются прямо в жизнь вместе с постоянным потоком новой надежды, новой веры, новой размерности любви. Но эта духовная фемининность так укоренилась в природных инстинктах, что независимо от степени своей одухотворенности всегда принимает сторону жизни. Этим она отличается от сверходухотворенной маскулинности (и в мужчинах, и в женщинах), которая стремится нас соблазнить и увлечь в мечту, что «обрывает цепь сердечных мук... которые достаются телу»6. (Shakespeare, Hamlet, act. 3, scene 1, lines 62-63. (Перевод Б. Пастернака).

Хорошие моряки во время жизненного «шторма» пользуются своим «Я», чтобы узнать, в каких случаях полезно использовать свою маскулинность, а в каких - свою фемининность. Они закаляют свое Эго, и оно становится вполне сильным, чтобы справляться с порывами ветра и волн. Такое Эго может быть достаточно сильным, если его поддерживает мудрость тела, послания которого имеют прямую связь с инстинктами. В отсутствие такого взаимодействия между телом и духом дух всегда остается закрепощенным. В любой момент, когда у него появляется возможность воспарить, возникает страх и пропадает доверие, ибо оно не может найти опоры в своей инстинктивной основе даже для того, чтобы выжить. В отсутствие основы тело ощущается как враг. Как лодку, лишенную руля, которую постепенно, кругами, затягивает водоворот, моряка может поглотить воронка оцепенения и ужаса. С другой стороны, если дух и тело находятся в гармонии между собой, тогда одно дополняет другое своей особой, специфичной мудростью.

Мы живем в эпоху технократии, которая «убеждена» в полном совершенстве компьютера. Люди стремятся быть похожими на богов, которым они поклоняются, но, к счастью, наша агония не позволяет нам стать совершенными роботами. Как бы упорно мы ни пытались искоренить природу, она все равно на нас воздействует через свою систему ценностей и болезненную цену своего разрушения. Столкнувшись с ядерными силами, с угрозой саморазрушения, мы пытаемся воссоединиться со своими глубинными истоками, с которыми уже давным-давно утратили контакт, в надежде получить подпитку из этих глубин, способную как-то уравновесить стерильность совершенной машины. У большинства из нас нет никакой модели жизни. Хотя мы могли любить свой дом и свою семью, нам следует быть безжалостно честными при оценке своего наследства.

В большинстве случаев матери нас любили и делали все, что могли, пытаясь заложить в нас прочную основу для хорошей жизни. Из поколения в поколение матери делали одно и то же, но существует непреложный факт: большинство современных людей -и мужчин, и женщин - не имеют прочного ядра, которое позволяло бы им продвигаться в жизни. Многие из наших матерей и бабушек были дочерьми сторонниц равноправия, которые уже прокладывали путь к новой социальной роли женщины. Одни из них страстно желали быть мужчинами. Другие вступали в такой тесный контакт со своей внутренней маскулинностью, что создавали у себя дома иерархию маскулинных ценностей, отдавая предпочтение порядку, идеалам, ориентированным на достижение цели и успеха - того самого успеха, которого, по их ощущениям, не удалось достичь им самим. Их дети с молоком матери впитали желчь их разочарования.

Не имея связи со своей фемининностью, их матери не могли передать им свое наслаждение жизнью, свою веру в бытие, свое доверие к такой жизни, которой жили они сами. Приученные к тому, что в жизни нужно всего добиваться и действовать максимально эффективно, они не могли позволить себе просто жить. Они не могли позволить себе спонтанных реакций на неожиданные события. А так как их дети тоже иногда получались «случайно», то малышам приходилось трижды выражать протест, прежде чем их удавалось уложить в колыбель. Этих детей не ждали не только как новых личностей, но и как обладателей иных темпераментов, ибо их мысли и чувства не соответствовали родительским проекциям и ожиданиям того, какие у них должны были быть мысли и чувства. При таком отношении к жизни нет места для установки, что жизнь следует прожить такой, какая она есть, и нет такого места, где каждый из родителей и сам ребенок мог бы расслабиться и по-настоящему ощутить: «Я существую». А это значит, что ребенок живет с развивающимся чувством вины, так как воплощает разочарование матери больше в самой себе, чем в нем. Ребенок растет, пытаясь оправдать собственное существование, которое в психической реальности никогда не получало одобрения.

Там, где мать не получает ощущения комфорта от своего тела, она не может ни наслаждаться отношениями со своим еще не родившимся ребенком, ни ощущать торжество при его появлении на свет, ни проявлять заботу, нежность и ласку в долгие часы кормления грудью. В своей книге «Загадочный ребенок» Хилтон Пирс приводит серьезный аргумент в пользу этой основы, которая на определенной стадии развития существует у каждого из нас. О первооснове, материнском чреве, он говорит так:

«Если материнское тело во время беременности выделяет огромное количество адреналина из-за хронической тревоги, страха или плохого обращения, находящийся в чреве ребенок автоматически впитывает эти продукты стресса; они проникают через плаценту. Этот ребенок подвергается постоянному воздействию тревожности, похожей на постоянное телесное напряжение... Оказавшись в плену у этого напряжения еще в материнской утробе, ребенок не может развиваться интеллектуально или сформировать связь с матерью при подготовке к родам»7 (Joseph Chilton Pearce, Magical Child, p. 22).

Автор продолжает развивать свою мысль:

«Если начальная стадия (первооснова) сформирована не полностью или недостаточно, то сформировать следующую стадию становится вдвойне трудно. Только-только зарождающаяся жизнь все больше и больше подвергается опасности, ибо изменения стадий развития должны проходить автоматически»8 (Ibid).

Пирс критически оценивает технологию акушерской помощи в родильных домах. Согласно его описанию, можно лишь удивляться тому, что дети вообще выживают. Кроме того, следует задуматься, сколько младенцев постоянно получают серьезные травмы, которые скрывает современная медицина. Самый первый переход из одного мира в другой несомненно оставляет неизгладимый след в детской психике. Пирс говорит:

«...Это как бомба с часовым механизмом, за которую ни одна из криминальных группировок не хочет брать на себя ответственность, ибо взрыв происходит при медленном расплавлении взрывателя спустя несколько лет. И этот взрыв создает такой повсеместный и разнообразный хаос, что лишь очень немногие люди обеспокоены тем, чтобы разобраться в причине и узнать, кто поджег фитиль»9 (Ibid., p. 46).

Младенец медленно появляется из материнского тела, но он

«...может выйти полностью и без осложнений лишь в той мере, в которой мать является для него безусловно безопасным местом, к которому он может всегда вернуться и получить поддержку. Только если младенец знает, что заложенная в нем материнская первооснова сохранится, лишь тогда этот младенец станет развиваться в энергичного и здорового ребенка, сохранившего доверие... Родная мать остается первоосновой, даже когда мы от нее отдаляемся, чтобы двигаться к другим стадиям развития, совершенного иного масштаба... Независимо от степени абстракции наших чисто умозрительных исследований и созданной нами реальности, психика берет для них энергию из мозга, который, в свою очередь, получает энергию из тела, питающегося энергией, взятой из земной основы... Таким образом, у нас есть только две основы: физиологическая, развившаяся из утробы матери, земли и физического тела, и абстрактная - основа мышления, развившаяся из разных отношений и способности к взаимодействию»10 (Ibid., pp. 24-25).

Ясно, что согласно системе Пирса, эти самые первоосновы, которые должны дать нам веру в себя и в жизнь, у большинства из нас отсутствуют или присутствуют лишь частично. Крайняя форма, в которой неосознанная фемининность стремится к маскулинным идеалам, чуждым ее природе, может привести к именно тому, что выразил Шекспир в своей трагедии «Макбет».

В первом акте Макбет признает силу своего воображения. Он очень хорошо видит кинжал, который вызовет у него искушение и приведет к гибели. Он тщательно взвешивает моральную выгоду, которая заключается в убийстве своего короля и гибели собственной души, если он пойдет на поводу у своих амбиций. Он принимает решение: «Не будем это дело продолжать»* (Здесь и далее цитируется перевод Сергея Соловьева).

Но леди Макбет думает совершенно иначе. Она одержима стремлением получить королевскую власть. Чтобы достичь этой цели, она предает свою женскую природу («...духи, измените мой женский пол и от главы до пят меня жестокой злобой напоите»), и в одном из самых мрачных монологов из всех, которые написал Шекспир, она отдает свою душу «духам смертельных мыслей». Так, вместо выполнения своей женской роли по отношению к своему мужчине -то есть вместо того чтобы помогать ему сохранять контакт со своими чувственными ценностями, она насмехается над его маскулинным Эго и указывает ему направление, двигаясь в котором, он отдаляется от себя, от нее и, по существу, от всей космической сферы. Замкнувшись на своих идеях и проекциях, они утратили близкую связь, которая позволяла им оставаться людьми.

Изначально генерал Макбет и леди Макбет в общении между собой проявляют ласку и нежность: «Великий Гламис, Достойный Кавдор, больший их обоих! - О, дорогая...» Но по мере того, как у каждого из них начинают преобладать мысли о королевской власти, они теряют друг друга. В ключевой момент принятия решения она бросает вызов его мужеству: «Боишься ты на деле храбрым быть, каким желаешь?» Если бы чувственная функция леди Макбет в тот момент действовала, если бы она находилась в контакте со своей душой и своим сердцем, может быть, она обратилась бы к себе и прошептала: «Чего ты боишься?» И результат был бы совсем иным. Последний известный нам образ леди Макбет - женщина в ночном платье, находясь в состоянии транса, направляется к спальне, которую когда-то делила со своим мужем, шарит рукой в пустоте в поисках руки, которую она когда-то любила, и кричит: «В постель, в постель». Ее глаза открыты, но заперты ее чувства. Огарок свечи мог бы и погаснуть. У нее родился ложный образ. Она могла бы стать великим королем Шотландии, но у нее не хватило воображения, чтобы признать: ее муж не может стать королем. Ее маскулинность выжгла ее фемининность, и в этом заключается фатальная ошибка многих женщин. Ибо если это случается, жизнь неизбежно становится сказкой

В устах глупца, где много всяких фраз, Но смысла нет п (Shakespeare, Macbeth, act 5, scene 5, lines 26-28).

Маскулинность, если она порывает связь с фемининностью и живет собственной автономной жизнью, создает ложное представление о Королевской Власти - о власти ради власти, низводя Королевскую Власть до ужасной пародии на реальность. Таким образом, когда маскулинность леди Макбет подчинила себе ее фемининность, Макбет встречает ее уже не как «мою дорогую», а как трехглавую ведьму, во власти которой он оказался.

Шекспир снова и снова исследует тему разрушения истинной Королевской Власти, всегда изображая женщину, которая отрицает свою истинную сущность, как только начинает манипулировать маскулинными ценностями, интригуя в борьбе за власть, совершенно не свойственную ее женской идентичности.

Хотя очевидно, что среди так называемых эмансипированных женщин все больше встречается таких леди Макбет, появилась и ответная реакция на них. Многие женщины уже отказываются пребывать в роли леди Макбет. Они не желают находиться в плену «устойчивого запаха ада», вступать в борьбу за Королевскую Власть, которая ведет к сумасшествию. Они отказываются толкать своих мужчин в этом направлении и сопротивляются сами, когда их тащат. Сознательно или бессознательно, они знают, что «все ароматы Аравии не перебьют аромата этой маленькой руки», которая убила сама себя.

Совершившееся убийство - это, по существу, убийство Великой Матери, воплощения внутренней жизни психики в мире укрепляющих дух символов. Как отмечал Юнг, мы так заняты разной внешней деятельностью и достижением каких-то внешних целей, что утратили связь со своей внутренней жизнью, которая придает смысл символам, и наоборот - с символами, которые придают смысл жизни. В любую другую эпоху не было такого разрыва между внешней и внутренней реальностью, первоосновой которой является Великая Мать. Никогда раньше мы не были так ото-рваны от природной мудрости и мудрости собственных инстинктов. Литературный мир от Элиота до Беккета жаждет воды и пищи; мир изобразительного искусства дает картину широкого разнообразия изъянов человеческой плоти: от страдающих анорексией скелетов Джиакометти до тучных буржуа Ботеро.

Леди Макбет - это богиня, находящаяся в центре нашей застойной культуры. Но мы не называем ее так. Мы даже не знаем, что она там есть. Как и она, мы ходим в полусне с открытыми глазами и запертыми чувствами. Леди Макбет является такой крайностью среди разных воплощений Великой Матери, которая могла бы «размозжить череп своему младенцу» и пожертвовать любовью во имя власти. Ее не следует путать с Черной Мадонной из христианской мифологии (о ней будет сказано несколько позже), которая живет в нашей темной, жуткой, инстинктивной природе и может облегчить наше отчаяние, если ей представится такой случай. При ее содействии может родиться божественный младенец. Но от леди Макбет не исходит ничего божественного. В ней нет любви и нет никакой возрождающей силы, ибо она оторвала себя от своих женских инстинктов, а потому ее так называемая «любовь» больше разлучает, чем соединяет. Это ее голос скулит: «Как сможешь это сделать для меня?»

Конечно, леди Макбет не ведает, что творит. А потому не ведает и никто из тех, кто ей поклоняется. Некоторые из сладчайших, добрейших и самых угодливых ведьм сосут любовь-жизнь из тех, кого они «любят». Они не в состоянии понять, что их дети не могут есть пищу, которую они так тщательно приготовили. Только узнав ее и назвав ее настоящее имя, мы можем восстановить свою внутреннюю энергию, которая постепенно истощается. Она по-прежнему бродит в полусне среди нас; по-прежнему совершенно бессознательно ложится в постель и в ее снах прорывается агония ее фемининности. Именно ее стремление к власти кастрирует мужчин и убивает женскую близость. Эта богиня находится в центре многих пристрастий и зависимостей. Мы не можем от нее освободиться, не избавившись от шор, которые мешают нам увидеть ее и разглядеть соблазнительное очарование колдуньи.

В своей клинической практике я наблюдала это жестокое сражение между внешней и внутренней реальностью, между маскулинностью и фемининностью, между действием и бытием, между сознанием и бессознательным - в моих пациентках, страдающих ожирением и анорексией- Большинство из них получили образование в колледже. Это были чувственные, деятельные женщины, которые добросовестно учились, чтобы получить хороший диплом. А чувствительность заставляла их воспринимать обычную жизнь как отвратительную, серую и грубую. Зависимость от маскулинности расщепляет их фемининность на белую и черную части. С одной стороны, такая женщина - хорошая мать, ласковая, заботливая, способная проявлять безусловную любовь; с другой -безжалостная, ревнивая, безразличная, похотливая шлюха. Их чувства к собственной матери обычно амбивалентны: в них присутствует и бессознательная идентификация с ее маскулинно-ориентированными идеалами и/или полное их отвержение, и бессознательная идентификация с заботливой матерью и прицепившейся к ней дочерью. И вместе с тем полное отвержение обеих этих ролей. Часто в основе их личности лежит именно такая двойственность и противоречивость чувств: с одной стороны, кажется, что они цепляются за жизнь, с другой - что они систематически себя губят. Начиная осознавать эту двойственность, они тщательно прячут подлинный внутренний конфликт за маской пассивности и молчания.

Таких женщин обвиняют в лицемерии, истеричности и буйном поведении. В какой-то мере эти обвинения обоснованны, но, посмотрев глубже, можно обнаружить их причину. Эти женщины лишены ощущения протянутых к ним рук, готовых поддержать их во время жизненных кризисов; так проявляется отсутствие материнской первоосновы. Отлучение от матери вызывает их агрессивные попытки удержаться за жизнь; на какое-то время им это удается, а затем они снова погружаются в летаргический сон забвения. Для них характерна максимальная осторожность, ибо они не чувствуют повседневную жизнь. Такие девушки ищут себе мужей, которые бы ежедневно их холили и лелеяли, а потому в браке они могут снова скрыться в тот самый материнский паттерн, с которым не хотели иметь ничего общего.

Полные и страдающие анорексией женщины борются за осознание себя через отношение к еде - принимая или отвергая пищу. В нашей культуре пища является катализатором практически всех эмоций - как позитивных (любви, радости, принятия), так и негативных (вины, угодливости, боязни быть отвергнутой). Еде и качеству еды уделяется основное внимание на каждом празднике. Разделить трапезу - значит участвовать в празднике жизни; отвергнуть ее — значит оказаться на ее обочине.

Постепенно я стала видеть в комплексе отношения к еде невроз, который побуждает умную женщину к самоосознанию. Это значит, что исходя из его цели, комплекс отношения к еде следует считать позитивным. Конечно, сознанию может не хватить терпения, но это уже другая проблема. Она начинается с того, что внешне выглядит как проблема веса; если внутренний конфликт не достиг сознания, он принимает психосоматическую форму. Полнота в нашей культуре - это табу, поэтому невроз бьет туда, где он может причинить максимальную боль - в ядро женского сознания. Полная девочка не играет с подругами, она не может есть простую пищу, ее не приглашают на подростковые вечеринки, она не может носить джинсы, она сексуально непривлекательна. Короче говоря, в нашем обществе она - не женщина, и никто не осознает этого так, как осознает она. Уединение толкает ее в свой внутренний мир, в котором фантазии компенсируют ее непрожитую жизнь, и персонажи ее воображения постепенно наполняются нуминозной энергией. Запрещенное становится почитаемым и вместе с тем опасным объектом.

Если не осознается бессознательное влечение к еде, которое включает в себя отношение девочки к своей матери, оно вызывает пагубное отыгрывание. Если же оно достигает осознания, появляется возможность его творческой проработки. Осознание требует признать разницу между видимостью и реальностью, определяющую амбивалентное отношение девочки к матери. С одной стороны, она признает все, что дала ей мать; с другой - ощущает негативное отношение к ней, скрытое за тем, что та ей дала, особенно она отвергает мать как личность.

Женщины, с которыми я работала и о которых рассказала в этой книге, достаточно хорошо осознавали разницу между видимостью и реальностью. Они боролись со своими амбивалентными чувствами в процессе анализа, который продолжался от одного года до трех лет. Их внешняя деятельность была достаточно эффективной; многие из них занимали высокие должности. Они имели некоторое представление о матриархальной психодинамике, скрытой за комплексом отношения к еде. Они стремились обрести ложную матриархальную систему ценностей леди Макбет, в которой на их фемининность воздействовала маскулинная система ценностей. А бессознательное правомерно отказывалось эти ценности принимать, как их тело отказывалось ассимилировать пищу. Чем дольше они были жертвами этой ложной системы ценностей, тем больше осознавали, что при всей очевидности внешних достижении их жизнь постепенно становится «полной звучания и бессмысленной ярости».

Молодые женщины часто приходят на анализ, чтобы избавиться от лишнего веса, а более зрелые женщины признают, что нужно найти скрытые причины и прийти к согласию со своими осознанными ценностями и установками. Эти женщины оказались в плену у своего ложного представления о Королевской Власти, присущего женщинам, одержимым страстью, не соответствующей их природе. Их задача заключается в том, чтобы избавиться от этой пагубной для них страсти. Еда воплощает в себе ложные ценности, которые их тело отказывается ассимилировать, и тогда возникают аллергические реакции, избыточная полнота или даже рвотный рефлекс, исторгающий обратно поглощенный яд. Бессознательное тело и тем более сознающее тело не будет терпеть негативную мать.

Хотелось бы отметить, что эта книга - ни в коем случае не приговор ни матерям, ни отцам. Она написана о том, как узнать врага и как его назвать, чтобы творчески противостоять ему. Разумеется, дети должны распознавать и свои негативные, и свои позитивные чувства по отношению к родителям, но большинство из нас на какой-то стадии анализа осознает, что наши родители были даже в худшем положении по сравнению с нами. Многие из них знали, что оказались в плену, но не смогли найти возможность из него освободиться. Грехи одного поколения передаются следующему; это обычная ситуация, и дети страдают ровно настолько, насколько их родители остаются бессознательными. Задача зрелого человека заключается именно в том, чтобы отличать инфантильные образы от реальных родителей, чтобы отделить все полезное из унаследованного ими от пагубного - и простить.

Творческая цель невроза заключается в том, чтобы привести женщину к конфронтации с негативной матерью, находящейся у нее внутри, которую естественно отвергает ее женское тело. Негативная мать - это чуждый элемент; она не своя. Негативная мать принадлежит ей не больше, чем два фунта шоколада, которые она съела перед сном. Ее тело требует, чтобы она отделила себя от матери и смогла для себя открыть, что она собой представляет как зрелая женщина. Задачу, которую не удалось решить ее матери, приходится решать ей самой. Это и есть новое сознание, громадный скачок, исцеление своей личности, которое она призвана воплотить в жизнь.

Однажды я сидела перед зеркалом,

И вызывала чистый образ

Не радости и удовольствия,

Которые появились там сначала, -

А образ женщины, дикой,

С совсем не женским отчаянием.

Ее волосы были откинуты назад по обе стороны

Лица, лишенного привлекательности.

Теперь уже не существовало зависти, чтобы скрывать

То, во что никто и никогда на земле не мог поверить.

Это был терновый венец

Мучительного незаслуженного несчастья.

Ее губы открыты - но ни звука

Не раздается из двух разделившихся красных извилин.

Какой бы она ни была, эта скрытая рана

Тихо кровоточит.

Ни звука облегчения не слышится из ее безмолвной клятвы,

У нее пропал голос, чтобы выразить вслух свой смертельный страх.

И в ее мерцающих глазах сияло

Умирающее пламя желания жить,

Прошло искусственное сумасшествие, вызванное надеждами,

Сгорев в скачущих вспышках пламени

Ревности, свирепой мести

И силы, не способной ни изменить, ни порвать.

Следы тени в зеркале,

Освободите же кристальную поверхность!

Уйдите - как уходят все ясные видения —

И больше не возвращайтесь, чтобы стать

Духом, целый час отвлекающим мое внимание,

Шепчущим мне на ухо: «Я - это она!»

Мэри Элизабет Колридж. Другая сторона зеркала

Две недели как мертв Флеб-финикиец,

Забыл он крик чаек, песнь ветерка,

Барыши и убытки.

Теченье у дна

Глодало его молча.

Пока

Не вошел он, минуя старость

И юность, в водоворот.

Почти,

Ты, стоящий у штурвала, иудей или эллин,

Почти Флеба, был он красив и строен, как ты почти.

Т.С. Элиот. «Смерть от воды». Бесплодная земля

Глава 2 Ритуал: сакральный и дьявольский

Во все эпохи, предшествующие нашей, люди верили в богов в том или ином обличье. Только чрезвычайное оскудение символизма могло помочь нам снова открыть богов в качестве психических факторов, то есть архетипов.

К.Г. Юнг. Архетипы бессознательного

Если мы зададимся вопросом, почему нашими оральными зависимостями пропитана вся современная западная культура, то даже сам вопрос поможет нам открыть глаза не только на нашу «священную корову», но и на «темного ангела», с которым мы вынуждены бороться. Согласно последней статистике *(Речь идет о 70-х годах XX века. - Прим. Перев)., лишний вес имеют около 30% американцев, у 40% американок избыточный вес достигает двадцати фунтов и более12 (Paul В. Beeson and Walsh McDermott, Textbook of Medicine, p. 1375.), а 7% канадских женщин студенческого возраста для контроля над своим весом провоцируют рвоту13 (Toronto Star, Aug. 10, 1981 (quoting study at Clarke Institute, of Psychiatry, Toronto).. Радикально изменяются пол, возраст и социальная группа населения, страдающего анорексией, но с помощью строгих диагностических критериев удалось узнать, что 7% «образцовых» студентов страдают от anorexia nervosa14 (David M. Garner and Paul E. Garfinkel, «Socio-cultural Factors in the Development of Anorexia Nervosa», Psychological Medicine, vol. 10, 1980, p. 652.). Почему же в самом центре нашего общества появилась такая полость?

В одном из телеинтервью Леонард Бернстайн, комментируя возрастание популярности музыки Малера среди молодых людей, сказал, что не видит в этом ничего особенного, ибо в каждой ноте Малера существует буквально все. По его мнению, молодые люди могут это чувствовать, ибо они фактически постоянно сталкиваются с концом света, а потому могут полностью отдаться этой изумительной музыке.

Ощущение близости конца света отчасти объясняет, почему навязчивая одержимость, особенно связанная с отношением к телу, так упорно констеллируется в западной культуре. В каждом выпуске новостей мы сталкиваемся с гибелью и разрушениями: войнами, авиакатастрофами, насилием и убийствами. Из книг, спектаклей, кинофильмов - со всех сторон - на нас обрушивается пропаганда возможности неминуемой смерти. Одновременно происходит разрушение структур, которые некогда давали нам поддержку: круг семьи, сообщество, церковь. Ритуалы, когда-то служившие основой бытия, теперь утратили свое содержание, а четки носят в основном для украшения. Люди, страдающие навязчивым страхом перед неминуемой гибелью, просто боятся жить. Зачастую обладая повышенной интуицией, они не ощущают реальность здесь-и-теперь и не могут вступить с ней в контакт. Тогда заменой этой реальности для них становятся мечты о том, кем они могли бы стать или должны были стать в будущем. Эта брешь между мечтой и реальностью часто заполняется навязчивой одержимостью.

Более того, эра технократии вынудила нас вести жизнь, совсем не связанную с нашими инстинктами. Мы забыли о том, как прислушиваться к своему телу; от всех болезней мы лечимся таблетками; мы можем иметь кишечный катетер или искусственный желудок. Мы можем обратиться к медицине, даже не узнав от своего тела, о чем оно пытается нам сказать. Подвергая себя опасности, мы полагаем, что самой по себе мудрости не существует, и пытаемся вылечить свои физические болезни, не внося соответствующих психологических корректив. Мы можем добиться временного успеха, но наше тело будет продолжать жить своей жизнью, и тогда скоро появится другой симптом, чтобы привлечь наше внимание к какой-то серьезной проблеме.

Если мы перестанем обращать внимание на эти слабые симптомы, в конечном счете тело нам отомстит. Будучи частью своей культуры, мы не соприкасаемся со своими инстинктивными корнями, и родители относятся к детям так, словно они тоже являются машинами, а не людьми, которым присущи и чувства, и страхи. Если так (сознательно или бессознательно) относиться к ребенку, он, в свою очередь, станет таким же образом относиться к себе, и из поколения в поколение болезнь будет только углубляться, пока в семье не найдется человек, который обладает достаточным сознанием, чтобы ее остановить.

Например, если мать, глядя в зеркало, видит свое тело не как свое «Я», а как некий полуфабрикат произведения искусства, которому можно придать ту форму, которую ей захочется, то у ее дочери развивается хорошо известная установка: «Свет мой, зеркальце, скажи... я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?» Ее тело может стать произведением искусства в той мере, в которой она отказывается видеть в себе человеческое создание. Это тело она не получила в наследство. Таким образом, в ней развивается раздирающее внутреннее противоречие: внешне она выглядит как юная девушка - обаятельная, уступчивая, пассивная, с детским голосом, но все, что исходит из этого миленького ротика, убивает. Будучи такой «невинной», она не осознает, что, по большому счету, в ней живет убийца. Следующее высказывание является типичным для двадцатилетней женщины, страдающей анорексией:

«Что я могу извлечь из этого ящика? Я везде таскаю свое тело, словно огромный, совершенно посторонний предмет. Я так боюсь заболеть раком, еще я боюсь войны, института и того, что обо мне подумают люди. Сейчас я так расстроена, что моя голова готова развалиться на части, и так напугана, что потолстею, что тогда для меня наступит конец света и я превращусь в ничто. Я не здесь и совершенно точно я не там. Чем я занимаюсь? Я продолжаю устанавливать для себя стандарты, и у меня просто это не получается. Я ничего не могу поделать. НИЧЕГО. НИЧЕГО. Злая, грязная, жирная неряха!»

На изобилие окружающего мира она реагирует отчуждением. Она ненавидит все лишнее. Ее патриархальная система ценностей основана на Власти Красоты. Чистота и Свет заставляют ее ощущать глубочайшую враждебность к своему «грязному» телу, которое она сократила бы до «минимума» или даже до «эфемерного» произведения искусства, в котором объекта просто не существует. Ни одно общество не может предложить образ Великой Матери, достойный подражания, который помог бы ей соединить два края пропасти между ее «Я» и ее фемининностью. Этот архетип еще не успел констеллироваться. Не имея материнской первоосновы, она одиноко блуждает в дебрях своего ужаса, съеживаясь от окружающего ее хаоса новой жизни и цепенея от мыслей о прошлом. Для нее жизнь - это не проблема. Единственная ее цель заключается в том, чтобы превратить объект, который отражается в зеркале, в произведение искусства, принимаемое и одобряемое всеми, в ту социальную систему ценностей, которую, по иронии судьбы, она ненавидит.

Одиночество - это ключевой компонент и синдромов навязчивой одержимости, и всего современного общества. Люди, которые действительно страдают неврозом навязчивой одержимости, совершают свои ритуалы в одиночестве. Вот цитата из личного журнала другой молодой женщины, страдающей анорексией:

«Я достигаю разных стадий совершенства. Если моя жизнь организована, значит, она организована совершенно, поэтому если что-то не получается, это значит, что я не могу это сделать превосходно. Тогда я просто разваливаюсь на части. Наступает полное безразличие. Должна быть какая-то логическая причина всего, что я делаю, вплоть до пищи, которую я принимаю. Моя философия - «чем худее, тем лучше». Худоба не только внешне привлекательна; она свидетельствует о наличии внутренней дисциплины и контроля. Но все, чем я занимаюсь, вращается вокруг еды и тревоги, что люди станут заставлять меня есть. Казалось бы, эту мысль мне следует считать полной чепухой. Именно поэтому я считаю, что совершенно бесполезно что-то объяснять про себя людям, которые не страдают анорексией. Они просто мыслят в другой плоскости. Они не понимают: если я одержима навязчивостью, то могу жить без еды сколько угодно».

Такое же ощущение одинокого движения по собственной орбите появляется при чтении записей женщины, страдающей ожирением:

«Я постепенно совершенствовалась, начиная с самой обычной пищи и кончая гранулированными пирожными. Я сбросила десять фунтов. Чувствовала себя великолепно, пока не поглядела в зеркало - оттуда на меня смотрел убийца. Я могла ощутить, как он сосет из меня кровь. Мне слышался издевательский смех, достававший меня до самых кишок. Больше я ни во что не верю. Я не верю, что смогу включиться в жизнь. Я хватаю печенье или пирожное, чтобы остановить этот ужасный смех. И тогда появляется вина! Кто вообще может в это поверить? Так ограничить свою жизнь, чтобы, съедая пирожное, ощущать себя преступницей!»

Одна из огромных трудностей в работе с зависимостями от еды, так же, как и с алкоголиками, - помочь людям преодолеть чувство отчаяния, когда они теряют высоту, связанную с их зависимостями. Фактически преодоление одной зависимости может вызвать другую, и многие девушки, страдающие анорексией или ожирением, родились вооруженными, прямо из мозгов алкоголиков* (Здесь автор иронически проводит параллель между рождением Афины из головы Зевса и девушками, страдающими пищевыми зависимостями, которые родились в семьях алкоголиков. - Прим. Перев). .Нередко такие девушки излечиваются при обращении к религии. Юнг безусловно признавал существование путаницы между физической и духовной жаждой, когда писал письмо Биллу Вильсону, одному из основателей Ассоциации анонимных алкоголиков:

«Страсть к алкоголю на самом низком уровне равносильна духовной жажде целостности нашего бытия или, выражаясь языком средневековья, единения с Богом... Я глубоко убежден в том, что зло, преобладающее в этом мире, повлечет непризнаваемую духовную потребность к проклятию, если ему не противопоставить подлинный религиозный инсайт или защитную стену человеческого сообщества. Обычный человек, не защищенный от воздействия свыше и одинокий в обществе, не может сопротивляться силам зла, которые очень метко назвали Дьяволом...

Понимаете, на латыни «алкоголь» - это spiritus, и вы можете употреблять одно и то же слово и для выражения высшего религиозного переживания, и для самого отвратительного яда. Поэтому здесь может помочь точная формула: spiritus contra spiritum»15 (Jung, Letters, vol. 2 (1951-1961), pp. 623-625).

Первые два шага в программе Ассоциации анонимных алкоголиков следующие:

1. Мы допускаем, что не смогли самостоятельно справиться с употреблением алкоголя - что наша жизнь стала неуправляемой.

2. Мы пришли к убеждению, что только Сила, превышающая наши возможности, могла бы нам помочь восстановить свое здоровье16 ( Alcoholics Anonymous, p. 59).

Еда и алкоголь продолжают быть чрезвычайно привлекательными для подавляющего большинства современных людей, и вполне возможно, что эта сверхъестественная привлекательность еды и спиртного отражает главный кризис культуры XX века -кризис веры. В основном мы живем в христианской культуре, которая утратила живую связь с символикой хлеба и вина. Отсутствие духовной поддержки вызывает подлинный голод и жажду. Архетипическая структура, которую воплощает символика хлеба и вина, медленно уступает место новой, но во время перехода мы оказываемся в состоянии хаоса. Этот хаос порождает одиночество, страх и отчуждение. Хотя это чувство одиночества трудно выдержать, в процессе анализа оно может оказаться очень ценным. Новая жизнь всегда рождается в лишениях, как, например, Христос появился на свет на скотном дворе.

Опасность присоединения к группе заключается в том, что человек начинает идентифицироваться с ее образом или с представлением о ней, существующим в социуме. Так, женщине, присоединившейся к группе феминисток, в 70-х годах пришлось ограничиться лишь идеями о притеснениях женщин, а не развиваться согласно собственному творческому процессу. Если полная женщина «замкнулась» на том, что «хорошего человека должно быть много» и придерживается этой «философии», она быстро останавливается в своем внутреннем развитии, - как и алкоголик, который присоединился к Ассоциации анонимных алкоголиков, но это совершенно не исключает того, что, пропагандируя их идеи, он снова не вернется к бутылке.

Я испытываю глубокое уважение и к Ассоциации анонимных алкоголиков, и к Ассоциации анонимных обжор и побуждаю своих пациентов присоединяться к этим группам, ибо понимание окружающих приносит человеку огромное облегчение. Но все-таки, если мы готовы искать собственную внутреннюю истину, то нам следует отправиться в свой мрак в одиночку и пребывать там, пока не найдем свой собственный исцеляющий архетипический паттерн. Чтобы порвать со своей историей и остаться в одиночестве, нужно иметь немало мужества.

В сказках стремление к целостности, которое часто символически отражается в поиске принца, принцессы или сокровищ, констеллируется, потому что в королевстве отсутствует нечто очень важное. Это относится и к любому реальному обществу: в коллективном бессознательном будет констеллироваться архетипический паттерн, чтобы компенсировать то, что отсутствует в общественном сознании. Поэтому я стараюсь наблюдать за тем, что в наше время происходит с едой и алкоголем, с точки зрения материального образования нового конкретного архетипического паттерна - фемининного паттерна, который констеллируется, чтобы компенсировать демонстративные и ложные маскулинные идеалы, сложившиеся вследствие утраты нашей культурой нуминозных духовных ценностей.

Мы всюду окружены материей, которая становится для нас все более и более «материальной». Но этого нам кажется мало. Мы хороним себя в материи, приобретая и вещи, и лишний вес. Мы насилуем саму природу, Великую Мать, при этом почти не чувствуя никакой вины. Пожирающая мать уже одолела нас, но мы не открываем глаза, чтобы ее увидеть. Страдающая анорексией девушка безразлично отвечает «нет» ведьме, но бессознательно становится ее жертвой. Девушка, страдающая ожирением, оказавшись в ловушке своей ненависти к ведьме внешней и ведьме внутренней, пытаясь ускользнуть из этой западни, возводит собственную крепость. Алкоголик пытается ускользнуть с помощью своего духа трикстера, то есть путем обмана. В это время Эрос, дух любви, не может войти в контакт с постоянно опустошенными человеческими инстинктами. Любовь между человеком и природой, которая когда-то была, сейчас уже почти исчезла. По существу, это уже состояние смерти, которое предшествует появлению новой жизни. Вместе с тем констеллированный архетип современной фемининности пока остается неясным. Возможно, мы еще не достигли самой мрачной глубины.

Многие люди страдают от разных зависимостей из-за отсутствия социального кладезя для их естественных духовных потребностей. Их естественная склонность к переживанию трансцендентного, к ритуалам, к связи с другими энергиями, которые гораздо мощнее их собственных, исказилась, превратившись в зависимое поведение. Совершаемые на любом уровне ритуалы являются очень важной частью повседневной жизни. Мы считаем, что приходим в сознание, как только просыпаемся. Мы последовательно совершаем следующие ритуалы: умываемся, делаем физические упражнения, пьем свою чашечку кофе с тостом и апельсиновый сок. Из спальни мы направляемся в туалет, в ванную, затем на кухню. Но вдруг однажды у нас кто-то остается в гостях. Мы не можем попасть в туалет. Мы идем на кухню и проглатываем свою любимую кофейную муть. Мы раздражены. За завтраком мы нехотя перебрасываемся какими-то фразами. Опаздываем на свой автобус. Весь день идет насмарку. Из таких мелочей мы создаем свои светские ритуалы, к которым, как правило, относимся совершенно безразлично, пока что-то их не нарушает. Только тогда мы осознаем, в какой мере до сих пор были бессознательными, если весь наш образ жизни держался именно на этих повторяющихся паттернах поведения.

Нам в какой-то мере необходимо фиксировать разные моменты своей повседневной жизни, создавать удобные для себя возможности выполнения ежедневной рутинной работы. Одни люди прекрасно ориентируются в своей хорошо организованной жизни. Другие люди, например, страдающие навязчивой одержимостью, движутся в строго фиксированном для них мире, внешне сохраняя равновесие, но, по существу, порабощенные жесткой рутиной, поэтому немалая часть их внутренней энергии «просачивается» в некое тайное место, о котором они даже не могут знать. С психологической точки зрения, их энергия оказывается запертой внутри комплекса — в запретной области, которая является одновременно закрытой и манящей, нуминозной и вселяющей ужас. Время от времени или постоянно им приходится вступать в контакт с этой внутренней энергией, которая вселяет в них трепет.

Если еда становится для них запретным объектом, они едят столько, сколько допускает их Эго, подчиняющееся архетипической энергии, которая затем высвобождается. Если они страдают анорексией, то совершают свои ритуалы с едой, а затем нагружают себя физически, пока не наступает «просветление». Они обретают Свет, а затем ощущают, как наполняются этим излучением. Если они страдают булимией (ритуальной рвотой), они могут набирать хоть по 50000 калорий в день, а затем очищать свою пищеварительную систему, принимая рвотные, мочегонные и слабительные средства. Все это укладывается в глубинный шизофренический паттерн: одна половина личности буйно протестует против общества, заставляющего их голодать; другая половина постепенно убивает человека, чтобы достичь эталона стройности, который требуется этому же обществу.

Фактически таков механизм преступного мышления. Если мороженое есть запрещено, они берут один стаканчик и за это ненавидят себя целый день. Если полки в супермаркете завалены шоколадными макаронами, они обязательно их возьмут. Если повнимательнее посмотреть на их поведение, станет ясно, что украдено почти все, что они едят, - даже из их собственных холодильников. Они говорят себе, что должны поститься, но не могут; по существу, они сами у себя крадут пищу. Это стремление нарушить запрет часто является следствием длительных отношений с постоянно осуждающей негативной матерью: если «Я» делаю то, что хочу, это неправильно, поэтому я должна делать это быстро и тайно, если хочу доставить себе удовольствие, не заслужив за это осуждающего приговора.

Во время этого конфликта их энергия перетекает от одного полюса к другому. Такое резкое перетекание энергии называется энантиодромией. Это происходит, если в результате сильного воздействия энергия слишком далеко сместилась в одном направлении, а затем ее направление резко изменилось на противоположное и она соединилась с энергией сопротивления, которую должна была преодолеть (метафорой этого процесса может послужить обращение Св. Павла по дороге в Дамаск). «Я» не может проявиться, чтобы контролировать ситуацию, а без «Я» результат очевиден: они становятся именно тем, с чем борются. Вступив в гражданскую войну, в которой обе стороны ненавидят друг друга и отказываются вести переговоры, они оставляют себя незащищенными сзади. Там скрывается истинный враг и ожидает, когда внутренняя «гражданская война» приведет человека к самоистощению. Затем этот враг завладеет всем, без всякого сопротивления.

Юнг был убежден в том, что религиозный инстинкт является одним из основных человеческих инстинктов (re-ligio - связь), то есть в нем выражается естественная потребность человека, которая нуждается в удовлетворении17 (См., например: Jung, The Structure and Dynamics of the Psyche, CW 8, par. 242, and Civilization in Transition, CW 10, par. 659.). В нашем мире, где сакральное постепенно стало содержанием социальных институтов и подверглось профанированию, мало-помалу начала проявляться его компенсация. Люди стали считать святынями свои личные вещи и наделять их сакральными качествами. Они создали собственные ритуалы, ибо не осознавали, что таким образом взывают к мнимому богу и отдают себя его власти, нравится им это или нет. И снова они оказались в плену у того, чему поклонялись. Отвергая мир таким, какой он есть, они создают собственную фантазию о мире и пытаются проецировать свой «сакральный» мир на окружающий мир. В результате постепенно развивается пагубный конфликт.

Время от времени я слышу от той или иной женщины, какую боль вызывают у нее грубые реакции окружающих. Ее измученная чувственность не успевает уклоняться от постоянных нападок. Но женщина не осознает, что пытается сделать сакральным все, что ее окружает, а другие люди могут не понимать, что они «торгуют у нее в храме» или вторгаются в священное для нее время, а потому без всякого умысла обесценивают священный для нее храм. Искушение уйти от мира в собственную святая святых и возвести между ними непреодолимую стену так велико, что этого еще никому не удалось добиться. И опять же возникает опасность, что святая святых станет зельем, приготовленным ведьмой. Без церкви, которая проводит четкую грань между личным и надличностным, сакральным и профанным, Богом и Дьяволом, мы должны это очень хорошо осознавать, чтобы защитить себя от внешнего и внутреннего демонического воздействия.

Сначала Совершенство было спроецировано на Бога. Когда Бог «умер», эта проекция часто проецировалась на мужа. Сегодня ужасная истина заключается в том, что эта проекция переместилась с мужа на пирожное. Оно содержит в себе очень большую нуминозную энергию; его пленник не может освободиться от заклятья. Но вместе с тем голос здравомыслия или какого-то внутреннего насмешника высмеивает всю идею мистической сопричастности пирожному. Пирожное не является сакральным, и сила, которую оно придает, не является божественной, даже если это пирожное украшено свежей черникой.

Что же тогда происходит? В религиозной сфере ритуал считается неким трансформирующим пламенем, посредством которого человек совершает странствие от одного социального статуса к другому или от одного уровня сознания к другому. Независимо оттого, является ли это пламя настоящим или символическим, человек, совершающий ритуал, ему покоряется, чтобы его прежняя жизнь сгорела в этом пламени, а из него появилась совершенно новая личность18 (Более подробное и глубокое обсуждение религиозного ритуала можно найти в книге: Mircea Eliade, The Sacred and the Profane; The Nature of Religion.). В центре этого пламени находятся архетипические силы, которые можно назвать богом или богиней и которых человек привлекает к участию в своей жизни. При соприкосновении с этой энергией в процессе нуминозного переживания страданий, смерти и последующего возрождения Эго приносит себя в жертву Высшей Силе, оно увеличивается в масштабах и трансформируется так, что возвращается к повседневной жизни с абсолютно новым видением. Но что происходит, если эти внутренние духовные устремления не оформляются в некую надличностную, предписанную церковью структуру? Пирожное не может заменить освященный хлеб, как голодание не может заменить религиозный пост. Когда животные и духовные импульсы смешиваются, в поведении человека начинает проявляться хаос. Пустота вцепляется в нас и начинает по-волчьи нас глодать, пока не совершается некий ритуал. Если этот ритуал становится проявлением невроза навязчивой одержимости, он может превратиться в некое подобие смерча, который увлекает свою жертву в вихрь бессознательного. Естественный духовный голод без сакральной подпитки толкает в сети дьявола.

Совершая сакральный ритуал, все его участники обязательно по часовой стрелке обходят храм - окруженный стенами город, священный теменос. Двигаясь в этом направлении, они взывают к добрым богам и, проходя через это божественное пространство, приходят к осознанию, обретают новое сознание и чувство гармонии. Во время «черной мессы», когда ее участники вызывают дьявола, они движутся налево, против часовой стрелки, совершая обратный ритуальный переход, и ощущают, как наполняются демонической силой. Эти два паттерна могут найти символическое выражение в движении по спирали энергии, исходящей из глаз Медузы или из глаз Великой Матери19 (Более подробное обсуждение фемининного Ока можно найти в следующих источниках: Penelope Shuttle and Peter Redgrove, The Wise Wound; Menstruation and Even/woman, pp. 189-190, and Sylvia Brinton Perera, Descent to the Goddess; A Way of Initiation for Women, pp. 30-34).

На диаграмме это можно было бы изобразить так:

Рис. Взгляд Медузы, взгляд Великой Матери

Внутренний монолог при движении энергии в сторону дьявольского кутежа звучит как негативная мантра:

«Я выдохлась. Я чувствую себя опустошенной людьми, которые меня окружают. Я голодна. Не могу собраться. Мне нужна пища. В моей жизни нет любви. Меня никто не любит. Я здесь ни при чем. Мне нужно сладкое. Я должна иметь сладкое. Меня не следует лишать всего на свете. Вся моя жизнь проходит не так, но я ничего не могу поделать. Я ни в чем не виновата. Я не могу с ней справиться. Я не могу ее устроить. Не могу. Не могу».

С психологической точки зрения, эта женщина не берет на себя ответственность за свою Тень и не принимает в расчет свое реальное положение, чтобы предпринять какие-то действия, которые могли бы ей помочь. Отказываясь взять на себя ответственность, она вместе с тем отрицает и свою вину, и свое пагубное поведение. Инфантильное желание мгновенного удовлетворения заставляет ее быть безразличной к собственным чувствам, тем самым она открывает путь подавлению негативными эмоциями (все последствия которого будут очевидны несколько позже: см. фрагмент текста, выделенного крупным шрифтом), когда дьявольский кутеж достигает своего апофеоза. (Здесь следовало бы упомянуть об указанном Юнгом различии между чувством и аффектом: чувство - это рациональная функция, говорящая о том, что для нас ценно; аффект - это эмоция, исходящая из возбужденного комплекса.)

Для сравнения приведу внутренний монолог человека, энергия которого движется вокруг Великой Матери по часовой стрелке; этот монолог звучит как позитивная мантра:

«Я устала. Я люблю себя. Люблю свое тело. Я разрешаю, чтобы обо мне заботились. Я люблю свою внутреннюю женщину. Чем было бы лучше ее накормить? Мне действительно хочется есть эту пищу? Это музыка? Танцы? Да, я полная, но я пытаюсь освободить свое настоящее женское тело, независимо от его формы. Какова сегодня реальность? Со мной случилось то, что случилось. Мне нужно расслабиться и успокоиться. Я хочу поддержать свою жизнь. Я смогу это сделать. Я смогу. Я смогу».

В этом монологе полнота рассматривается как факт, словно она представляет собой яркую часть Тени, которую, наверное, никогда не приходилось проживать полностью. В отличие от диеты, когда приходится говорить «Я не могу» и, по существу, усиливать паттерн негативного мышления, установка является позитивной, способствующей постоянному укреплению Эго. Чем сильнее становится Эго, тем больше будет устранено проекций, направленных на пищу. Если таким способом спокойно восстанавливается психическое здоровье, то нет необходимости в появлении новых симптомов, как только начинается потеря веса.

Влечение в профессиональном мире может быть столь же демоническим, как влечение к этому дьявольскому кутежу. Мария-Луиза фон Франц, обсуждая символический образ волка, пишет следующее:

«В сновидениях современных женщин волк часто символизирует Анимус или же ту странную установку, направленную на пожирание, которой могут обладать женщины, одержимые Анимусом... Волк символизирует то странное, безразличное стремление есть всех и все... которое проявляется в многочисленных неврозах. Главная проблема таких неврозов заключается в том, что человек остается в инфантильном состоянии из-за своего тяжелого детства... Нельзя сказать, что в действительности они хотят есть - этого хочет оно. Их «оно» никогда не получает удовлетворения, поэтому волк создает внутри таких людей постоянную, обидную неудовлетворенность... Волк по-гречески называется lykos, свет. Жадность, которая поддается управлению или направляется на подходящую цель, становится полезной.

На приведенной диаграмме показана энергия, которая движется, как маятник. Чем больше энергии направлено в одну сторону, тем больше становится компенсация с другой стороны; чем быстрее движется маятник и чем больше его амплитуда, тем больше вероятность, что он перейдет через высшую точку (энантиодромия). Вся тайна заключается в том, чтобы найти такое положение Эго, которое может справиться с жадностью и направить ее энергию в нужном направлении на истинную цель.

Диаграмма (Синдром волка)

В ритуальном кутеже «негативная мать» одержима тем же самым паттерном, который ведет к этому кутежу. Его участница едет домой на автобусе. Она принимает решение выйти не на своей остановке, потому что там находится палатка с булочками и пирожными, а на следующей, и пройти назад пешком. Она остается в автобусе, но ей нужна булочка, и она начинает нервничать. Она пропускает две остановки, затем со всех ног бежит обратно и покупает эти запретные, эти священные, эти ненавистные ей булочки. Конечно, сейчас она одна. Если бы кто-то был рядом, ей стало бы стыдно. Она уже убежала, вместо того чтобы следовать своему желанию. Она торопливо, тайком добирается до своей квартиры, отключает телефон, надевает свою ритуальную одежду, занимает свое ритуальное место и начинает есть. Сначала она очень спокойна, и это спокойствие вызывает у нее такой вид экстаза, когда булка становится БУЛКОЙ. Происходит констелляция ее «внутреннего волка»: ее тело полнеет, ее дух иссякает.

Если женщина страдает ожирением, то у нее наступает ступор и она падает в постель; если страдает булимией, она сует два пальца себе в глотку и вызывает рвоту. Она сама себя предает, но при этом чувствует, словно ее предали и она одурачена какой-то внутренней, неподконтрольной ей силой. Та богиня, в которую она бессознательно хотела воплотиться и моментально поверила, купив в состоянии возбуждения булку, так и не появилась. А если она все-таки появилась, то в демоническом облике. Готовясь к своему кутежу, она надеялась привлечь «хорошую мать»; она чувствовала себя любимой, защищенной, пребывающей в приподнятом настроении. Но так же, как в детстве, ее потребность в «хорошей матери» удовлетворялась присутствием «плохой матери» -или некой их совокупностью. Поэтому во время кутежа «хорошая мать» фактически превращается в ведьму на глазах у самой участницы и прямо у нее в желудке. Служба, начавшаяся как сакральная, заканчивается как дьявольская, таким образом повторяя ее детское ощущение матери.

Мать также может почувствовать себя пленницей потребностей дочери. Если в ее супружеских отношениях отсутствовала любовь, если она все время просидела дома с детьми, отчаявшись оттуда выбраться, потребности ее ребенка превращаются в ее кошмары. Так в отношениях со своим ребенком, которому хочется хорошую мать, родная мать может стать плохой, несмотря на то, сколько она ему «дает».

Ниже приведена запись детских переживаний, которые навязчиво преследовали одну женщину во время каждого ее кутежа. Эти записи она сделала после трех лет анализа:

«Вся сфера моей жизни зависела от одной предпосылки. Я должна доставлять удовольствие другим. По-другому я просто не могу думать. Невозможно рассказать, сколько мне пришлось работать над признанием, что у меня есть собственные чувства, о том, как, несмотря на свое сознательное решение улавливать каждый момент, я по-прежнему проявляла замедленные реакции. Завтра или послезавтра я узнаю, как я себя чувствовала в сегодняшней ситуации. Тогда я ощущаю, словно удар грома, либо гнев, либо страх, либо радость... Но я не могла уловить эти чувства, пока не наступило то время, когда они стали проявляться во мне спонтанно. Я провела целую аналитическую сессию, переваривая реальные чувства, которые испытала на предыдущей сессии. Тогда было уже поздно поступать в соответствии с ними. В реальной ситуации я просто цепенею, так как одна моя часть стремится доставить удовольствие аналитику, а другая хочет погрузиться в собственные чувства.

Я не могу общаться даже с теми людьми, которых больше всего люблю, - фактически, такое общение для меня сложнее всего. Возвращаясь к своему одиночеству, я чувствую себя голодной и истощенной, так как не могу открыться, чтобы получить эмоциональную поддержку, и не предоставлена самой себе; поэтому очень глубоко внутри себя я ощущаю, что не способна к самовыражению, не могу быть самодостаточной и предаю сама себя. Поток энергии, существующий между людьми, которые любят друг друга, накоротко замыкается у меня внутри. Я что-то бормочу, я слышу, как бормочут другие, но я боюсь открыть свое ядро. Я совершенно не представляю, что может оттуда появиться. Рассудком я понимаю, что эмоциональный и духовный рост происходит через взаимодействие, но я хороню себя заживо в стеклянном гробу, замкнувшись и отстранившись от жизни. Я там засыхаю. Мое тело становится жестче, а душа - голоднее. Я ем, потому что фактически я голодаю. Это саморазрушение, потому что я знаю: я буду есть, пока не стану совершено бессознательной.

Все это - повторение наших семейных обедов: для моей матери - возможность приготовить самую лучшую еду, а для отца - воцариться за плитой. Стол стонет под тяжестью любви и добра. Предполагается, что мы съедим все, что приготовила мать, потратив на это целый день. Отказаться от еды -значит отвергнуть мать. Когда я подняла голос, чтобы поспорить с отцом, он сказал, что я не ведаю, что говорю, и спокойно мне объяснил, что я действительно думала. Однажды, когда я заплакала и сказала, что вообще ни о чем не думала, мать выгнала меня из-за стола, сказав, что она не воспитывала плаксу.

На стене нашей столовой было панно - оглавный образ Христа, смотрящего в небеса и вниз. Оно как бы говорило: «Христос - глава этого дома, незримый гость на каждом застолье». Так оно и было: он был у нас за столом невидимым гостем, но я хорошо осознавала его присутствие. Это был словно сам дьявол. Если я не ела то, что мне предлагали, я знала, что он материализуется: физически, эмоционально, в воображении. Он был убийцей. А у меня не было выбора: или я проглочу то, что застряло у меня в глотке, или меня убьют. С самого начала все, что исходило от маленькой девочки, находившейся у меня внутри, подвергалось насмешкам или встречалось молчанием. Все стало плохо еще до моего рождения. Мать ненавидела свою беременность, надеялась, что Бог пошлет ей мальчика, несколько часов мучилась в схватках, в конечном счете ей сделали анестезию и щипцами вытащили меня на свет, нанеся ей внутриполостную травму. Нет ничего удивительного в том, что она не могла тепло ко мне относиться. Какие муки она должна была испытывать, кормя меня грудью! И как должна была страдать я, пытаясь высосать из нее молоко.

И такой инфантильный стиль поведения продолжает действовать до сих пор, всю мою жизнь - сорок кровавых лет. Всякий раз, пытаясь что-то получить, я испытываю адские муки. От внешнего мира - это молоко человеческой доброты, в избытке сочащееся из обильной груди, которое заставляют пить моя перекармливающая мать и мой голод, а я, послушный ребенок, должна исполнять свою обязанность. Внутренне я знаю, что должна делать маме приятное, и единственный способ, которым я могу это сделать, - убить себя. Выпить яд, который она дает, и сказать спасибо. Незримый гость всегда там, это точно; он говорит, что для меня все является ядом, и единственный способ выжить состоит для меня в том, чтобы пить то, что мне дают, даже если я знаю, что для меня это яд.

Когда я предаюсь кутежу, это значит, что младенец-тиран жадно сосет грудь ведьмы-матери, и весь ужас этой иронии заключается в том, что именно так я могу доставить ей самое большое удовольствие. Если я голодна, значит, младенец-тиран отвергает ведьму-мать. Но результат оказывается таким же. Отвергнуть жизнь и умереть. Я не могу включиться в собственное бытие, я не могу поверить в сладость этого молока. Я беру освященный хлеб, но не воспринимаю его. Я вижу, как хороша каждая весна, но не чувствую этого. Я нахожусь в плену у смерти, в плену постоянного противоречия. Я хочу выжить. Чтобы выжить, я должна доставлять удовольствие. Чтобы доставить удовольствие, я должна умереть - я сама, мои женские чувства, моя сексуальность, мои потребности, мои желания. Так как меня не принимают, я должна исчезнуть. Я живу в своем стеклянном гробу - злюсь, как это и должно быть, и вижу, как жизнь проходит мимо меня».

Этот фрагмент помогает очень четко прояснить несколько важных моментов. Кутеж обладает магнетической силой, которая влечет, обещая появление Любящей Матери. Во время ее ожидания он становится священным ритуалом, которым управляет Эрос и в котором существует некий центр, откуда голодный дух выйдет насытившимся, свободным и безопасным и направится к любящим его людям. По существу, это навязчивая одержимость, которой правит Танатос, заключивший своего почитателя в состояние глубокого одиночества, еще более сильного голода, из которого нет выхода. Это чисто механическое действие, которое должно повторяться снова и снова, пока, наконец, не прояснится его смысл. И единственный способ, позволяющий распознать этот смысл, заключается в достижении человеком достаточного уровня осознания, чтобы задаться вопросом: «Что это для меня значит?»

Пока не слышно такого вопроса, незримым гостем за столом будет ведьма-мать в облике сентиментального Христа или какого-то другого спасителя. Как только в эту проблему вмешивается сознание и вступает в диалог с бессознательным, гость может принять самый разный облик, и то, что раньше казалось сакральным, оказывается дьявольским. Пока женщина не ведает, что делает, она пребывает в заблуждении. До тех пор, пока у нее не хватает мужества спросить: «Что здесь происходит?» - она фактически оказывается в том бессознательном состоянии, которое приготовила для себя. В этом мраке находится все, что она забывает, когда в панике покупает булки. Фактически в бессознательном она сталкивается со своим негативным комплексом матери-ведьмы, и чем сильнее паника, тем ближе она к комплексу - к плохой матери, к которой никогда не смела обратиться в детстве. Во время своего кутежа она глотает страх и ярость, пробудившиеся при виде Медузы. (Кутеж и благословенный сон вполне могут быть ее природной защитой от того потайного психотического уголка, в котором она еще не готова скрываться.)

Как только женщина обретает способность разрушить свою идентификацию с матерью, как только она осознает, что происходит на уровне бессознательного, она сможет понять, что ее родная мать, а значит, и мать, которая находится у нее внутри, просто не могли ее накормить. Пока она находится в подчинении у матери -реальной или внутренней, - которая бессознательно хочет ее уничтожить, она пребывает в состоянии навязчивой одержимости ведьмой; чтобы жить своей жизнью, ей необходимо отделиться от этой ведьмы. Только тогда она сможет себя накормить, таким образом превратив дьявольский ритуал в ритуал сакральный. Может наступить время, когда прием пищи станет просто ежедневной едой, но пока еда еще не утратила свою нуминозность, прием пищи для нее будет по-прежнему оставаться сакральным ритуалом.

Очевидно, существует бессознательный голос инстинкта, который не желает молчать. Что-то отказывается принять требования Эго. Пока слышится этот голос и на него обращают внимание, сама жизнь может подвергаться риску. Духовная жажда может стать либо спутницей Эго и они вместе получат все богатство жизни, либо она превращается в его врага и переходит в контрнаступление на жизнь. Природа богов такова, что человеку приходится почувствовать на себе их требования. Нравится это или нет, нам приходится прислушиваться к их требованиям. Если мы вообще получаем какой-то инсайт, наступает момент выбора: либо мы присоединимся к своим демонам и отвергнем своих богов, которые пытаются нас спасти, либо найдем гармоничное сочетание своей ценностной системы с их требованиями, даже в таких фундаментальных вопросах, как общее питание тела. То есть либо мы переварим то, что необходимо для жизни, либо у нас останется ком в животе, и тогда он напомнит о себе через позывы к рвоте, ожирение или камни в почках.

В приведенном ниже фрагменте текста, воспроизведенном с максимальной точностью, раскрывается битва, происходящая во время дьявольского кутежа. Это очень необычный фрагмент, ибо у человека редко сохраняется способность что-то осознавать, когда он находится во власти такого кутежа. В этом тексте видно, как Эго старается удержаться за свою основу, сопротивляясь саркастическому хохоту комплекса. Два голоса сначала явно отличаются друг от друга, но как только начинается полное безумие, эта очень культурная женщина (и опытная машинистка) уже не может управлять своей рукой, произношением и пунктуацией. Хрупкое Эго пытается противостоять, затем убежать, но постепенно все больше и больше подавляется безжалостными ударами, испытывая фрустрацию, ярость и с трудом находя ключевые слова. Кутеж заканчивается «исторжением» из тела - ведьма улетает прочь.

ИТАК, ТЫ БОЯЛАСЬ СДЕЛАТЬ ПОПЫТКУ ПОТОМУ ЧТО Я ПОТЕРПЛЮ НЕУДАЧУ НЕТ, НЕ ПОЭТОМУ ГДЕ ТЕ СИЛЫ КОТОРЫЕ ТЕБЕ ПОМОГАЛИ ОНИ ВООБЩЕ-ТО СУЩЕСТВУЮТ ОНИ ТЕБЕ ПОМОГАЮТ ДА ОНИ ПОМОГАЮТ МНЕ ЗАСНУТЬ ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ БОДРСТВОВАТЬ ПОТОМУ ЧТО В СОСТОЯНИИ БОДРСТВОВАНИЯ Я ЧУВСТВУЮ БОЛЬ СКАЖИ СЕЙЧАС ТЕБЕ ОЧЕНЬ БОЛЬНО ХОРОШО ТЫ ГОТОВА? ВСЕ ВРЕМЯ.

КАЖДЫЙ СМОТРИТ НА ТЕБЯ И РЖУТ РЖУТ И СМОТРЯТ НА ТЕБЯ ОНИ НЕ СМОТРЯТ НА ТЕБЯ ЧТОБЫ БЫТЬ ВЕЖЛИВЫМИ. БЫТЬ ВЕЖЛИВЫМ - ЭТО НЕ ЗНАЧИТ НЕ ЗАМЕЧАТЬ ОНИ НЕ ЗАМЕЧАЮТ ЧТО ТЫ ВОНЯЕШЬ ОСОБЕННО ЛЕТОМ У ТЕБЯ ВСЕГДА ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ ТЕЛО И СЕЙЧАС ЛИЦО ОПЯТЬ ХА-ХАХАХАХАХАХАХАХАХА ТЫ ДУМАЛА ЧТО ТЫ ИЗБАВИЛАСЬ ОТ УГРЕЙ ХАХАХАХАХАХАХАХА ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ ОПЯТЬ К ТЕМ КТО СЧАСТЛИВ. НАЗОВИ МНЕ СВОЕ ИМЯ СЧАСТЛИВИЦА???????? СКАЖИ МНЕ КТО ТЫ ТАКАЯ ЧТО ТЕБЕ ОТ МЕНЯ НАДО ТЕБЕ ХА-ХАХАХАХА НУЖЕН МОЙ ДЕМОН? НЕТ Я СЧАСТЛИВА ПОЧЕМУ ТЫ СЧАСТЛИВА ЕШЬ И ЗАТКНИСЬ ЕШЬИ ЗАТКНИСЬ НЕ ВКЛЮЧАЙ МУЗЫКУ МУЗЫКА ЗАСТАВЛЯЕТ МЕНЯ ПРЯТАТЬСЯ ЕСЛИ ТЫ ВСЕ-ТАКИ ВКЛЮЧИШЬ МУЗЫКУ ТЫ ТОЖЕ СПРЯЧЬСЯ СПРЯЧЬСЯ ПОКА БУДЕТ ИГРАТЬ МУЗЫКА НЕ ДУМАЙ О СНЕ ПОКА ТЫ БОДРСТВУЕШЬ НЕ РАБОТАЙ А СПИ ПРИСНИСЬ СЕБЕ ХУДОЙ НЕСМОТРЯ НА ТО ЧТО ТЫ ЕШЬ ХАХАХАХА ЗНАЧИТ Я МОГУ ПРОДОЛЖАТЬ ПОЧЕМУ ТЫ ХОЧЕШЬ ПРОДОЛЖАТЬ ПОТОМУ ЧТО ПОТОМУ ЧТО ПОЧЕМУ ИНАЧЕ МЕНЯ НЕТ ДА Я ПОМЕЩУ ТЕБЯ В ХОРОШИЙ ДОМ ВНУТРИ МЕНЯ НОВОЙ ТЫ БУДЕШЬ СИЛЬНЫМ ПРИНЦЕМ А МОЙ КОРОЛЬ - НЕ ЭТА ЖАЛКАЯ ЛИЧНОСТЬ ТЫ ВЫРАСТЕШЬ ВМЕСТЕ СО МНОЙ И НЕ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬ УБЕЖИШЬУБЕЖИШЬ

ПОЧЕМУ ТЫ УБЕГАЕШЬ ПОЧЕМУ ТЫ БОИШЬСЯ КУДА ТЫ БЕЖИШЬ????? ТЫ НИЧТО ТЫ КРОШКА ТЫ НЕ МОЖЕШЬ МНЕ ДАТЬ НИЧЕГО ХАХАХАХАХАХАХА-ХАХАХА НЕ СМЕЙСЯ НАДО МНОЙ ПОТОМУ ЧТО ТЫ ТРУСИШЬ ПОТОМУ ЧТО ТЫ УБЕГАЕШЬ НО ТЫ СТРАДАЕШЬ ОЖИРЕНИЕМ ХАХАХАХАХАХАХАХАХАХА ТЫ КОРМИШЬ МЕНЯ ЯДОМ????? ХОРОШАЯ ПИЩА ХОРОШАЯ ПИЩА ЕСТЬ ЕСТЬ КОНФЕТЫ ТЫЯТЯ-ТЫТЯТЯТЫТЯТЯ УГРИ ПРОЙДУТ ЭТО ПОТОМУ ЧТО У МЕНЯ СКОРО НАЧНЕТСЯ МЕНСТРУАЦИЯ ОНИ ПРОЙДУТ ПОТОМУ ЧТО МОЯ КОЖА ЗДОРОВАЯ И СЕЙЧАС Я БУДУ ИЗБАВЛЯТЬСЯ ОТ ЛИШНЕГО ВЕСА НЕТ НИКОГДА ДА НЕТ ТЕБЕ НЕ НУЖНО ЭТО ДЕЛАТЬ ЭТО СЛИШКОМ ТЯЖЕЛО ДАЖЕ НЕ ПЫТАЙСЯ ПРОСТО ПОДОЖДИ ЭТО ДЕЛАТЬ ПОЗЖЕ ЕЩЕ НЕ ГОТОВА ПОЧЕМУ НЕ ГОТОВА БОИШЬСЯ БУДЕТ СЛИШКОМ ЖАРКО ЕСЛИ Я ПОПЫТАЮСЬ СЛИШКОМ ХОЛОДНО ТООТОТОТ ТОТООТОТОТОТ РПАОАВ-ШПАЬПЛПЩПБХЕЮ ШАЬАТСНВЬВИ ПЧР ДАЩААВ-ДАВЬАВШАДАЬАВ АОАВШАДСБСГВЛВБЬ ВОВЛДЧС-ЩВВБВЫ ДУЕТ ВЕТЕР ТЫ ЛЮБИШЬ ВЕТЕР ВЕТЕР-МОЖЕТ УНЕСТИ ТЕБЯ С СОБОЙ ПО ВОЗДУХУ А ДРУГИЕ ЛЮДИ НЕ ЛЮБЯТ ВЕТРА ОНИ ЧУЖДЫ ВЕТРУ ОНИ ПРЯЧУТСЯ ОТ ВЕТРА Я ЛЮБЛЮ ВЕТЕР УУУ-ИИИИИИ Я УЛЕТАЮ ВМЕСТЕ С ВЕТРОМ.

Двадцатишестилетняя женщина, написавшая этот фрагмент текста, протянула мне его со словами: «В каком-то смысле я не родилась. Я вынашиваю мать». Это бессознательное замечание (две минуты спустя она уже не помнила, что сказала) и последующее описание рисунка (человеком, изучающим психологию анорексии) позволяет предположить, что кутеж как-то связан с поглощением ею матери. В предыдущем фрагменте мать по-прежнему является врагом, плохой матерью, поведение которой диктуется стремлением к власти, а Эго женщины еще не достаточно сильно, чтобы умерить ее «волчьи» аппетиты. Результаты оказываются взрывоопасными. В следующем фрагменте текста женщина узнает изменившуюся мать и принимает решение ассимилировать то, что раньше она удаляла из своего организма, вызывая рвоту. По ее словам, результатом становится «бурный поток трансформирующего освобождения», совмещающий духовное и физиологическое освобождение. Ниже приведено ее описание рисунка (четвертого в серии из шести рисунков) и чувств, которые она испытывала, работая над ним:

«На этот рисунок меня вдохновила сцена "Мира Матерей" из "Фауста" Гете. Основная форма - это алхимический сосуд, а также возрождающее чрево. В основании сосуда находятся два котла: черный и белый, так как они являются противоположностями. Кроме того, здесь же, рядом, находятся почти полностью скрытые изображения уха и глаза - двух основных органов чувств. Они воплощают Логос, звук мира и времени, и Эрос, пространство и форму творения. На всей поверхности этого сосуда расположены образы женщин. Мудрая пожилая женщина полностью лишена возможности оттуда выйти. Женщина-паук напоминает прекрасную амазонку. Женщина-плутовка самодовольно смотрит вниз. Женщина, одетая по моде 1890 года, указывает на подчиненную роль женщины в конце XX века и на появление движения за равноправие женщин. Одна женщина-дух горит в пламени трансформации. Позади этих женщин находятся богини: Диана Эфесская, Венера из Виллендорфа и Венера из Лейпцига.

На заднем плане, заполняя весь сосуд, находится энергичная древняя Земная Мать. Кажется, что ее глаза полны кровавых слез. Все находится в ее чреве, стены которого являются стенами котла. Алхимический сосуд трансформации принимает форму цветка пламени, и все его содержимое сверху открыто входящему и исходящему потоку энергии трансперсональных таинств. Окончательная форма рисунка напоминает контуры жука-скарабея, египетского символа солярного бога. В рисунке символически отразились фемининность и маскулинность, лунарные ритуалы «формирования, трансформации / вечного творения вечного разума» и солярные ритуалы аполлонической ясности.

Но самый важный образ пока остался незамеченным -это образ черной женщины в центре. Чтобы ее нарисовать и войти в контакт с этим образом, потребовалось больше времени, чем на всю остальную часть рисунка. Сначала она была немецкой фермершей, но я видела в ней нечто земное, хтоническое. Я проникла в ее черное тело сквозь одежду, которая стала прозрачной вуалью. Ее тело имеет форму луковицы и похоже на слоеное тесто. На ее грудях и желудке видны украшения в форме яйца. На ней замечательный головной убор, который делает ее похожей одновременно на клоуна и колдунью. Ее руки держат исходную материю. Несколько смущаясь, она осознает существующий здесь акцент на фаллической форме. Она одновременно воплощает жесткость и материнство. В процессе активного воображения, во время работы над этим образом мне казалось, что я карабкалась по ней, огромной матери, состоящей из черной почвы, тонула в ее плодородной жидкой трясине, вдыхая богатый земной гумус. Я карабкалась в слезах, ощущая одновременно радость и боль, ибо она была сочувствующей матерью, самой землей, и меня притягивала к себе ее родная питательная грязь.

Теперь я вижу на своем рисунке изображение сиденья общественного туалета. Я вижу "Мир Матерей" в унитазе. Вспоминания анорексические кутежи и очищения, вызванные чувством вины, я осознала, как отвергала свою фемининность. Ритуальное насильственное извержение мной пищи символизировало отвержение "Мира Матерей". В течение семи лет я отказывалась быть женщиной: отказ от пищи и извержение ее изнутри - это вообще отвержение Великой Матери.

Только изобразив этот рисунок, я осознала единство тела и крови, физического и духовного, ибо увидела в нем единство профанного и сакрального. Оно вызывает потрясающее все основы жуткое стремление к трансформирующему освобождению. Великая Серная Земная Мать стала моим искуплением и возрождением, чтобы дальше жить совершенно иначе. Как бы я лично не объясняла ее присутствие, я знаю, что там ее может найти любой человек».

Рисунок пациентки

Как только происходит «предательство» ритуалов, то есть о них сообщают аналитику или какому-то другому восприимчивому человеку, появляется возможность их изменить. Как только из ритуала исчезает его магическая сила, мнимые страхи отделяются от истинных. Тогда человек может столкнуться с реальной опасностью. Оказавшаяся в одиночестве и находящаяся под воздействием средств массовой информации, женщина может бессознательно впасть в состояние смятения, в котором она принимает свой страх перед приемом пищи за страх набрать лишний вес. Как только она осознает ситуацию, у нее начинает проявляться совершенно иной страх. Часто этот страх связывают с потерей контроля. Сверхсознающая совершенная личность знает, что она не может управлять своей одержимостью; находясь в самом центре водоворота, она признает наличие другой, враждебной ей силы. Суматоха повседневной деятельности и ночная навязчивость, насколько возможно, позволяют избежать конфронтации с Оком. Такая конфронтация требует полного подчинения ригидного «Я», которое занимается самообманом.

Это подчинение может совершиться, только когда наступит время, поэтому следует отдавать должное возникающему сопротивлению. Программа Ассоциации анонимных алкоголиков признает, что ничего не получится до тех пор, пока алкоголик не признает свое бессилие и не подчинится превосходящей его (или ее) силе. В этом и заключается вся сущность установки Эго по отношению к Оку. Если Эго проявляет враждебность, оно ощущает себя жертвой и предрасположено к самоубийству. Если же установка Эго связана с принятием - не с отказом, а с открытой восприимчивостью, то убийство становится осознанным жертвоприношением. Изменение установки открывает душу излучаемой Оком любви - всеобъемлющей, поддерживающей любви, которая может укреплять, а не разрушать «Я». С психологической точки зрения, пока сознание и бессознательное остаются врагами, Эго постоянно ощущает опасность смерти. Если же между ними формируется гармоничная связь, Эго ощущает свою открытость и поддержку от материнской первоосновы любви.

Несмотря на распространенное мнение, сам кутеж не зависит от того, сколько человек ест. Если человек оказался в плену у «плохой матери», то даже если булочка съедается в ее честь, этого вполне достаточно для болезненного ожирения или отечной аллергической реакции. Что касается людей, которые большую часть жизни страдали расстройствами приема пищи, для их излечения требуется полное спокойствие. Из-за продолжительного стресса тело может испытывать гормональный дисбаланс. Остаточные явления невроза могут по-прежнему вызывать первичные чувства вины и страха, связанные с определенной пищей. При вторжении ведьмы тело взывает о помощи, и женщина, у которой в достаточной мере сохранилось сознание, чтобы прислушаться к своему телу, уже встала на путь, ведущий к ее архетипическим истокам.

Ритуальную рвоту можно считать отказом человека носить мать у себя в желудке. Люди, страдающие анорексией, которые отказываются есть, но ритуально разрезают лежащий перед ними кусок мяса на шестнадцать частей и съедают один из них, наверное, таким образом воспроизводят очень древний миф - о расчленении матери. Это может быть ритуальное действие, которое демонстрирует наличие защиты и силы. В таком случае бессознательное ведет себя очень расчетливо и диктует поведение, которое совершенно отличается от кутежа. (Уместно отметить, что во многих мифах сын создает мир из расчлененного тела матери, которое сам же разрубил на куски.) Расчленение становится процессом трансформации «плохой матери» в «хорошую», и эта трансформация остается в сознании женщины, которая в конечном счете может отделиться от «плохой матери» и найти в пище новый смысл, основанный на способности прислушиваться к потребностям своего тела. Эти потребности она не может услышать, находясь во власти ведьмы.

Следующее сновидение может проиллюстрировать то, что я имею в виду. Страдающая ожирением женщина, прикладывая усилия, которые могут дать двойной эффект: потерю веса и обретение духовного инсайта, - решила соблюдать семидневный пост. Она захотела обратить внимание на свою фемининность и увидела такой сон:

«Я еду на машине в сильную снежную пургу по пустой дороге вместе со своей двенадцатилетней дочерью. Снег настолько плотный, что совсем ничего не видно, и я съезжаю с проезжей части. Мы с дочерью прокладываем утомительный и трудный путь по глубокому снегу, от страха держась за забор, чтобы окончательно не заблудиться. Старая цыганка ведет нас к своей маленькой палатке, поднимает кожаный полог, и вот мы втроем уже сидим на полу вокруг огня. Она наливает нам по чашке чая. Чашка, которую она протягивает мне, напоминает чашку моей матери, которая нравилась мне больше других. Она раскрашена редкими цветами. Но эта чашка очень массивная и тяжелая. Я ее переворачиваю и вижу, что она сделана из меди и покрыта эмалью точно так же, как китайская чашка моей матери. Цыганка протягивает мне старый кусочек замши, но я не знаю, что с ним делать. Она просит меня развернуть его, и я нахожу одну серьгу. Она сделана в виде головы оленя с рогами такой формы, которая точно подходит к моему левому уху. "Это тебе подарок", - говорит цыганка».

Окружающая обстановка в сновидении свидетельствует о холодном, бесчувственном мире, в который вступили сновидица и ее юная фемининность. Этот мир вызвал у них такое замешательство, что они не смогли двигаться дальше. Им пришлось съехать с шоссе, по которому ездят другие люди, и дальше идти пешком по глубокому снегу, исходя из каких-то рациональных соображений (цепляясь за забор). Затем они встретились с цыганкой, женским персонажем, символизирующим древнюю природную мудрость. Приподняв полог из натуральной кожи, она вводит их в пещеру, символизирующую матку, - в чрево матери. Там, вокруг трансформирующего огня, они совершают самый естественный для женщин ритуал - чаепитие. Во время этого ритуала сердце у всех трех женщин наполнено трансформирующим пламенем любви. И этот светский ритуал становится сакральным, ибо во время него сновидица воссоединяется со своей фемининностью. Здесь присутствует сакральная основа, точка опоры, благодаря которой она может жить, двигаться и стать хозяйкой своей жизни. Их общее молчание резонирует с таинством любви, которая родилась между ними, и это молчание никто из них не нарушает.

Старая цыганка протягивает сновидице чашку ее матери, ассоциация с которой вызывает у сновидицы сильную тоску по матери. Ребенка учили предлагать эту чашку гостям, потому что она самая красивая и самая лучшая. Мать всегда предупреждала, чтобы она не разбила ее при мытье посуды, и только личное отношение к этой чашке не дало ей разбить ее просто назло. Теперь, во сне, цыганка протягивает ей чашку, из которой ей раньше не разрешали пить. А чашка сделана из прочной меди, металла Венеры, богини любви. Это женское наследие сновидицы, которое мать не смогла ей передать, поскольку не получила его сама, сновидение восстанавливает через архетипический образ чашки, из которой она пьет (как в легенде о чаше Грааля).

Происходит это причастие, и цыганка вкладывает в руку сновидицы более личный подарок. Нерешительность и нежелание получать этот дар, возможно, свидетельствуют о страхе перед жизнью и о характерном для сновидицы отсутствии спонтанности. Большую часть жизни она фактически прожила через свою Тень, так как боялась взять на себя ответственность за собственную одаренность. Теперь она получает в дар одну серьгу, которая по форме подходит к ее левому уху. Такое полное соответствие позволяет предположить наличие у нее способности к принятию и ассоциируется с изображением Благовещения, когда Пресвятая Дева узнает (слышит, воспринимает с помощью ушей) о зачатии. «Мышление на основе левого полушария головного мозга относится к первичному процессу, к потоку событий и выражается через единение и связь с землей»21 (Реагсе, р. 209..)

Чашка, которую ей не давали в детстве, превратилась в ее собственную чашу любви. Цыганка и огонь представляют собой элементы этой трансформации. Присутствие дочери сновидицы может символизировать новую связь со своей фемининностью. Эта тема глубоко связана с ее постом на прошлой неделе, ибо она намеренно воздерживалась от проникновения «плохой матери», совершая жертвоприношение высшему фемининному началу, воплощенному в сновидении в образах цыганки, пламени и дочери. Замша - это часть шкуры животного, полученная после обработки рыбьим жиром. Олень, который, согласно легенде, начинает новую жизнь, съедая змею, символизирует интеграцию инстинктов, то есть человеческая природа не восстает против животной природы, а ассимилирует ее как некую свою часть.

Такое сновидение формирует прочную основу фемининности - постоянную женскую любовь, созвучную находящемуся внутри нее женскому Эго. Этот сон приснился именно потому, что сновидица приблизилась к точке конфронтации с комплексом, хотя сон вовсе не говорит о том, что эта конфронтация - последняя. Раскачиваясь между двумя полюсами, находясь в плену у своей одержимости, она решила раз и навсегда покончить с этими колебаниями. Отказавшись подавить свои негативные чувства через объедание, она таким образом совершила жертвоприношение, необходимое для освобождения из мрака отсутствующей богини. Дар, который она получила от богини, стал новым космосом, связавшим ее с божественной фемининностью, и вместе с тем позволил ей ощутить свою земную реальность. Пока сновидица пила чай из чашки, из которой ей раньше никогда не разрешалось пить, ее ведьма превратилась в любящую мать; желчь ведьмы превратилась в молоко матери. У нее появились уши, чтобы слышать, и глаза, чтобы видеть; она стала более восприимчивой к своей внутренней девушке.

В трагедии Шекспира леди Макбет, являющаяся «плохой матерью», принимает образ трех ведьм, которые на пустыре показывают Макбету его собственный пагубный образ - фальшивый образ Королевской Власти, приведший его к гибели. Они символизируют негативную сторону его судьбы. В сновидении женщины вместо трех ведьм есть три положительных образа женщин, тройной образ хорошей матери. Вместе они констеллируют позитивный образ Власти Королевы, который символизирует голова оленя, средневековый символ Христа.

Три - это число, традиционно символизирующее судьбу. По признанию моих пациенток, страдающих анорексией и ожирением, их преследует именно судьба. Она может, как и в случае с Макбетом, привести их к гибели, которую они, сотрясаясь от ужаса, ясно видят в будущем. Вместе с тем, если они достаточно долго проходили анализ, то начинают видеть свою судьбу в совершенно ином, своем собственном обличье.

Известный учитель дзен однажды сказал своим ученикам: «Покажите мне свое лицо до вашего рождения».

Чем более женский идеал склоняется в сторону мужского, тем более женщина теряет возможность компенсировать мужское стремление к совершенству, и возникает типичное идеальное состояние маскулинности, которому, как мы увидим, угрожает энантиодромия. Из состояния совершенства нет пути в будущее - разве что поворот назад, крушение идеала, которого можно было бы избежать благодаря женскому идеалу постоянства. Ветхий Завет получил свое продолжение в Новом вместе с совершенством Яхве, и вопреки всеобщему признанию и прославлению женственности ей никогда не удавалось преодолеть патриархальное господство. Но все-таки она еще даст о себе знать.

К.Г. Юнг. Ответ Иову

В то время она [моя мать] уже никого не хотела видеть и нигде, даже в поездках, не расставалась с частым серебряным ситечком, через которое она процеживала любое питье. К твердой пище она совсем не притрагивалась, разве что крошила кусочек хлеба или бисквит и ела наедине крошку за крошкой, как едят дети.

Ужас перед булавками к тому времени ее совершенно поработил. Другим она только говорила, оправдываясь: «Я не в состоянии есть, но пусть это вас не тревожит, я прекрасно обхожусь без еды». Но ко мне она вдруг иногда поворачивалась (я был уже как-никак большой) и с вымученным смешком говорила: «Сколько же всюду булавок, Мальте, где только они не натыканы, и как подумаешь, до чего легко они выпадают». Она изо всех сил старалась выдать свои слова за шутку, но ее трясло при мысли о незакрепленных булавках, которые всякую минуту могут во что-то попасть.

Райнер Мария Рильке. Записки Мальте Лауридса Бригге

Глава 3 Страсть к совершенству

Свет мой, зеркальце, скажи,

Да всю правду доложи:

Кто на свете всех милее,

Всех румяней и белее?

Моя пациентка сидела в кресле напротив меня. Она старательно разложила свою тетрадь с записями сновидений, почти забыв о моем присутствии. Мы обе не произносили ни слова. Я заметила слабый розовато-лиловый оттенок ее блузы и ее новую короткую стрижку, которая была сделана так, чтобы лучше выделить ее юное лицо. Ее окружал покой, некое подобие молчаливой силы, который чрезвычайно привлекает очень многих людей. И действительно, слишком многие люди возлагали на нее свое бремя, которое ей приходилось нести. Она так успешно его несла, что выглядела намного старше своих двадцати пяти лет и обладала избыточным весом, намного превышающим все допустимые нормы. Она едва улыбалась горькой улыбкой, при этом в ее глазах не было ни единого проблеска света. Я улыбнулась про себя и подумала о «печальном сердце Руфи в тяжкий час, когда в чужих полях брела она»22 (John Keats, «Ode to a Nightingale», lines 66-67. («Ода соловью». Перевод E. Витковского).

Давайте будет называть ее Руфью, так как она обладала мужеством и достоинством, соответствующим этому имени. У нее был университетский диплом, профессиональный статус, она была так психологически развита, что почти вызывала тревогу, однако ее вес, составлявший тогда 325 фунтов, фактически определял всю ее жизнь. О своем теле она сказала так: «Если бы я играла на этом прекрасном инструменте, никак себя не сдерживая, это были бы несколько тяжких и торопливых аккордов, которые никто не захотел бы слушать, и прежде всего я сама. Как сказала о себе моя мать: "Мне хочется думать, что это просто старая скрипка, хотя я знаю, что это Страдивари"».

Руфь была старшим ребенком в семье, состоявшей из пяти человек. Оба ее родителя были учителями. После восемнадцати лет брака, полного бурь и потрясений, они развелись. Оказалось, что отец Руфи в течение десяти лет был скрытым алкоголиком. После нескольких месяцев анализа она признала у себя потребность во власти, стремление к совершенству, желание управлять не только другими, но и всей жизнью. Кроме того, она признала ключевые противоречия в своих обычных грезах: между стремлением к жизни и ее отвержением, надеждой и отчаянием, телом и духом. Косвенные намеки на эти установки можно найти в следующем фрагменте записей из ее журнала:

«Я себя не дурачу и не обманываю. Я знаю, что употреблять сладкое - значит постепенно приближать смерть. Сейчас оно вызывает у меня мигрени и несварение желудка. Всю свою энергию я отдаю болезни, а не своему Эго. Я думаю, что готова снижать свой вес, и считаю, что мое бессознательное окажет мне поддержку. Но я по-прежнему съедаю шоколад перед домашним сыром, и тогда отчаяние возрастает больше, чем обычно. Вы правы, это катастрофа, духовная катастрофа, потому что я вообще могу выбрать небытие. Это физиологический несчастный случай. Да, у меня в теле постоянно живет отчаяние, и я продолжаю себе говорить: "Однажды я с этим справлюсь, но пока мне нужно как-то справиться с последствиями катастрофы". Одни люди совершенно не осознают этой катастрофы. Другие смотрят на мое тело как на катастрофу. Они боятся моего тела. Меня отпугивает внешний мир. Я, Богиня, отказываюсь войти в мир, отказываюсь от своего воплощения. Я выбираю добро, а на остальное не обращаю внимания. Я беру то, что могу достать с порога. Я ненавижу зло. Ненавижу зло в себе. Знаю, что это глупо. Я хочу истины и вместе с тем знаю, что мой собственный образ в своих глазах абсолютно фальшив. Я ничего не делаю, чтобы войти в мир. Если я не могу сделать все, то не буду делать ничего.

Диета - это обращение к реальному миру. Когда буду готова, я сяду на диету. Я боюсь, что едва вступлю в жизнь, все несчастья обрушатся на меня. Я вижу, в какой бардак превращают свою жизнь другие, и думаю, что моя жизнь не так уж плоха. Я по-прежнему считаю, что меня не существует. Я знаю, что стоит лишь подумать о реальном мире, как меня наполняет страх, нарастают напряжение и враждебность. Мысли о возможной опасности разрушают мою уверенность, отклоняют поток моей энергии от решения главных проблем. Я так боюсь потерпеть неудачу. Я очень стараюсь. Мне мешают ригидность и дисциплина. От того, что происходит в мире, я нахожусь в глубочайшей депрессии. Я не могу читать даже журнал «Тайм». «Гамлет» - тяжелая вещь, но ее тяжесть совершенно иная по сравнению с дешевой, обременяющей тяжестью прессы. Я ощущаю себя ханжой, потому что так я самоустранилась от мира. Я слишком быстро хочу обрести душевное равновесие - наверное, даже задаю правильные вопросы, но выбираю неподходящий момент. Я не обращаю внимание на проблемы своего тела, потому что не хочу вступать в жизнь. Я боюсь показаться на глаза людям. А при этом я уже на виду. Если мне удастся сбросить вес, тогда придется входить в жизнь.

Я сомневаюсь в своих мотивах. Совершая одно преступление, я избегаю многих других, и они все одни и те же. Я знаю, что причиняю себе вред, но это происходит совершенно по-другому, чем если бы мне вредил внешний мир. Взрослые люди лживы. Я думала, что могу стать взрослой, не став лживой. Это все равно, что надеть костюм, чтобы лучше себя узнать. Я не хочу терпеть неудачи. Я не хочу вредить себе так, как мне может повредить мир. Да, я такая, и если им не нравится - мне плевать! Думаю, это мнимая защита. Мне будет гораздо хуже, чем им. Нет, я не хочу вступать в этот мир. Я не хочу к нему постепенно приспосабливаться. Кого волнует, какая морковь содержит больше калорий: сырая или вареная? Рыцарям Грааля ничего не давалось просто так. Большие проблемы нужно решать по большому счету. Основательно!

Все искажено. Это правда. Но это не извиняет меня. Я могла бы основательно решать проблему, а в это время питалась сырой морковью. Я говорю правду и вместе с тем играю. Одна моя часть говорит, что мне бы хотелось быть худой, и я отвечаю: «Лжешь». Если бы все это можно было остановить сразу. Но вы не можете перестать есть. Вы просто протянете ноги, вы можете узнать, как это происходит. Вы пользуетесь костылями. Но если вас тянет пользоваться ими каждую минуту, то с вами действительно случилась беда.

Отец [ее отец-алкоголик] был для меня мерцающим светом. Если бы электричества совсем не было, если бы только он ушел совсем, мы смогли бы научиться жить при свечах. Но мы никогда не могли быть в этом уверены, так как знали, что сразу же окажемся в полной темноте. Выйдя на свет, вы не можете снова отправиться в темноту. У меня внутри поселился ужасный страх. Я не могу это пережить. Плоть слаба - не поддерживайте ее слабость. Нужно как-то обходиться без этого. Тело слишком большое - пойдите, возьмите другое. Испытаете силу своего духа в следующий раз!»

Отвержение жизни и отчаяние, неявно присутствующие в последнем высказывании, были характерными выводами всех рассуждений в журнале Руфи. Если бы она отложила в сторону ручку, то попала бы в смертельный водоворот, ощущая, как ее засасывает в воронку бессознательного объедания, поглощения шоколада, булочек и молока до состояния ступора, в котором она едва могла дышать. Ненавистное тело заставляло делать такие попытки, чтобы выжить, даже когда дух отказывался их принять.

Мудрость тела является термостатом, который определяет аппетит, нравится это Эго или нет. Только при изменении сознательной установки и таком усилении Эго, которое может взять на себя ответственность за женщину как за человеческое создание, живущее в своем теле в условиях необходимых ограничений, аппетит может выйти на свой «естественный уровень» стабилизации. Пока Эго является достаточно сильным, чтобы взять на себя такую ответственность, его энергия будет снова и снова подпитывать этот переходный ритуал, попадать в этот водоворот, ощущать напряженный, эмоционально подавляющий конфликт, регрессировать обратно в образ ведьмы и ощущать свою неполноценность для разрешения конфликта и возрождения личности. Но каждый раз она завершает круг, поднимаясь вверх или опускаясь вниз на новый виток спирали (в этом и заключается главный парадокс), обладая новой силой; разумеется, это происходит при условии продолжения диалога между Эго и бессознательным.

При таком взаимном обмене Эго получает поддержку от бессознательного. В сновидениях всегда встречается много образов пищи. Пища, которая стремится расширить сознательную установку Эго, еще больше укрепит его твердую точку зрения, если Эго ассимилирует пищу или, иначе говоря, создаст новый инсайт. Одна и та же пища - как физическая, так и духовная, - поможет снизить ригидность Эго и тем самым позволит ему спокойно реагировать на поток событий, происходящих независимо от него. Препятствие, которого оно раньше избегало с помощью страха, теперь может считаться вызовом со всеми последующими возможностями приобретения богатого опыта. То, что проявлялось как противоречие Руфи на ранней стадии ее анализа, по существу, может превратиться в парадокс: чем сильнее становится Эго, тем оно делается гибче.

Когда женщина может участвовать в религиозных ритуалах христианской или какой-то иной церкви, она отчасти защищена от субъективной конфронтации с бессознательным. Ритуал создает определенную эстетическую дистанцию. Кроме того, он придает человеку уверенность в том, что Бог, который страдал и умер, снова воскрес. Но если женщина проходит через такое переживание индивидуально, без ортодоксального ритуала, она не может знать, что принесение в жертву старого приведет к рождению нового. Все ее переживания сводятся к ощущению процесса рождения при полном отсутствии искренней веры в появление света в конце туннеля.

Если она расстанется со своим полным телом (а только от него она получала привычное ей ощущение безопасности), если она принесет его в жертву, что же у нее останется в этом мире? Что защитит ее от ужасов жизни, которую она, в сущности, отрицает? Чтобы пожертвовать своим полным телом, прежде чем принять жизнь, следовало бы разрушить единственный бастион, стоящий между ней и приступом психоза или смертью. Столь ненавистная ей полнота фактически стала якорем в ее жизни, размеры которого прямо зависят от того, насколько принимает или отвергает Эго ее человеческую сущность. По существу, отвращение вызывает не полнота, как может показаться сначала, ибо при малейшем уменьшении веса приходится начинать работу с печалью, вызванной утратой тела, чтобы помешать резкому увеличению веса.

Религиозный ритуал всегда представлял собой воспроизведение мифа: Бог должен испить свою чашу горечи, умереть и снова воскреснуть. Для человека этот ритуал был косвенным (символическим) участием в жизни Бога. Как сказал апостол Павел, «И уже не я живу, а живет во мне Христос» (Тал. 2:20).

Сегодня у нас из-под ног ушла божественная основа или же мы сами ее убрали. Ритуалы, которые сначала были косвенными, теперь совершаются в повседневной жизни у нас внутри. Нам нужно взять на себя ответственность за свою жизнь. Следует заметить, что Руфь больше не имела религиозных устремлений. Сакральные церковные обряды не играли никакой роли в ее психической жизни. Дух, который она пыталась в себе создать, должен был родиться из ее собственных страданий и надежд обрести смысл. Но все же эти страдания и надежды должны были опираться на что-то более основательное, чем ее хрупкое Эго. Назовите это Судьбой, Богом, Энергией, Любовью или Праной. Огромная опасность индивидуальных ритуалов состоит в том, что Эго идентифицируется с позитивной или негативной стороной Бога.

Именно здесь таких женщин, как Руфь, могут ожидать серьезные неприятности, на которые есть намек в ее записях. Она хочет поместить свою жизнь в фантазию и идентифицироваться с одухотворенным архетипом. Чтобы идентифицироваться с Гамлетом, нужно сбросить около 25 фунтов лишнего веса, для идентификации с Христом нужно сбросить не меньше 120 фунтов. Если в ее психике авторитет внутреннего мужского персонажа сравним с мерцающей свечкой, то внутренний образ Бога не заслуживает своей функции просветления. Если в ее психике внутренний женский персонаж насмехается над ее женским телом, то богиня не заслуживает любви. Ритуал не выполняет своей функции, так как он увековечивает отца-алкоголика, который не выдержал столкновения с жизнью, и бесплотная мать лишила его всякой связи со своими женскими инстинктами.

Ритуалы в том потустороннем мире - это игры, в которые играют люди. Никто не ожидает, что в реальности что-то должно случиться. Потусторонняя женщина может проделать огромную работу в процессе анализа, если она видит в нем интересную игру, но возвращается в жизнь, полная ужаса, когда игра становится жизнью и что-то действительно может случиться - например, могут произойти какие-то изменения. В данном случае можно предположить, что для Руфи, как и для многих современных мужчин и женщин, появление архетипов свидетельствует об их недостаточной реальной самостоятельности. Ее архетипический образ Бога, к большому сожалению, в то время имел истоки в очень эмоционально заряженном образе ее неполноценного отца. При этом у нее отсутствовал архетипический образ любящей богини. В данном случае в теологии доверия не приходится сомневаться, а потому она вряд ли может признать бога, который не зависел бы от ее жизненного опыта. Ее приоритеты, связанные с комплексом пищевых расстройств, находятся на совершенно ином уровне.

В это время человеком, заслуживающим ее доверия, должен быть аналитик. Аналитик (мужчина или женщина) на какое-то время становится «хорошей матерью», подкармливая ее пищей, которую она до сих пор ни разу не пробовала. Эго может стать достаточно сильным, чтобы выдержать ритуал, если у бога окажется достаточно прочная основа в том процессе жизни, от которого его отлучила зависимость от еды. Психика, которая все время находилась в страхе, что ее перестанет кормить мать или на нее «начихает» отец, - иначе говоря, психика, которая испытывала базовое отвержение, - может перерезать пуповину, только имея совершенно новую основу. Страх быть покинутой в двадцать пять лет ничем не отличается от страха быть покинутой в двадцать пять дней. Пустота всегда пустота. Эго должно прийти к осознанию, что пока оно считает возможным продолжать прежнюю жизнь - то есть находиться во власти пожирающей ведьмы, - оно смотрит в лицо смерти. Осознав, что этот пожирающий паттерн можно изменить, оно осознает возможность своего освобождения. Это период максимального проявления творчества. Если на данной стадии Эго решит взять власть в свои руки, оно может освободиться из-под власти комплекса и выйти на праздник жизни. Христос выразил эту мысль гораздо короче: «Если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия»23 (Иоан. 3:3..)

Из записей Руфи становится ясно, что ее жизнь в период самых тяжелых, как ей казалось, провалов и поражений, все же устремлена к достижению совершенства и что существует тесная связь между ее страстью к достижению совершенства и уверенностью в своем поражении. Действительно, совершенство - это поражение. Юнг отличал совершенство и от целостности:

«Следует иметь в виду, что есть существенная разница между совершенством и завершенностью. Образ Христа почти совершенен (по крайней мере, он таковым подразумевается), тогда как архетип (насколько нам известно) означает завершенность, но он весьма далек от совершенства... Вполне естественно стремиться к тому или иному совершенству, архетип воплощается в своей завершенности... Человек может стремиться к совершенству... но будет страдать от некой противоположности его намерениям, действующей ради его завершенности»24 (Jung, Aon, CW 9ii, par. 123..)

Смысл этого фрагмента заключается в том, что совершенство присуще богам, а максимум, на что могут надеяться люди, - на завершенность и целостность.

Любой архетипический паттерн является целостным и самозавершенным. Но это только один аспект человеческой личности. Так, архетип Мудрого Старца означает характерную черту целостности, но слишком прямолинейное стремление к мудрости, например, ценой иррациональной человеческой глупости означает, что человек лишится в своей жизни многих удовольствий. Другой пример: идеализированная Мадонна - это явный образ совершенной фемининности, но реальная женщина для достижения целостности и полноты должна принимать в себе внутреннюю шлюху. Именно при стремлении к совершенству, скрывая одни стороны своей личности и чрезмерно преувеличивая другие, мы превращаемся в невротиков.

Основным признаком стремления к совершенству является одержимость. Одержимость появляется, когда вся психическая энергия, которая должна распределяться в разные части личности для их гармоничного взаимодействия, концентрируется в какой-то одной сфере, тогда как остальные части личности испытывают дефицит энергии. Одержимости всегда сопутствует полное оцепенение человека, когда он превращается из живого существа в некую окаменелость, в часть скульптуры и находится в плену у своего комплекса. В таком состоянии всегда можно найти признаки кататонии, за которыми скрывается страх. Этот страх может вырасти до ощущения слепого ужаса, и тогда человек становится похожим на дикого зверя, ослепленного резким светом фар, который не может сдвинуться с места.

Совершенство - это нечто очень желанное. Некоторые категории людей, например кинозвезды, могут застыть под объективами камер и на протяжении всей своей карьеры, не переставая, играть один и тот же типаж. Мэрилин Монро изо всех сил боролась, чтобы вырваться из-под лучей юпитеров, но у нее это не получилось. Ни киностудии, ни многочисленная аудитория зрителей не позволили ей этого сделать. В страсти к совершенству скрыт источник зависимости от стремления к самоубийству. Зависимый человек воспроизводит не жизнь, а смерть. Женщина, испытывающая страсть к совершенству, почти всегда будет смотреть на себя как на произведение искусства и приходить в ужас от того, что такое чрезвычайно ценное творение можно погубить в один момент. Она считает себя неким подобием редчайшего фарфора эпохи Мин или объектом, который Ките называл «приемышем медленных веков» и «вечно целомудренной невестой покоя».

Погоня за совершенством - это стремление выйти из потока жизни или, что еще хуже, никогда не входить в этот поток. Страсть к совершенству, которая с психологической точки зрения означает порабощение человека своим комплексом, точно так же проявляется у женщин, страдающих анорексией. Как и у женщин, страдающих ожирением, происхождение их комплекса, связанного с расстройством приема пищи, соотносится с образом «плохой матери». Но в данном случае ее «кутежи» имеют форму голодания; такую форму зависимости алкоголики называют «напиться всухую».

Когда сессия Руфи подошла к концу, Элинор уже ожидала своей очереди. Она пришла и села в то же кресло, высокая и элегантная, как статуэтка из копенгагенского фарфора, белая кожа плотно обтягивала ее тонкие кости. Ее длинные белые волосы напоминали тонкий шелк, а взгляд огромных глаз был умным, проницательным, но в нем ощущалась тревога. Она была похожа на призовую породистую лошадь, которая входит на ипподром.

Как и Руфи, Элинор было двадцать пять лет. Она была старшей из пяти детей. Ее родители сохранили брак, до сих пор работали и пользовались уважением среди своих коллег и знакомых. Как и Руфь, Элинор считали опорой и в школе, и вне ее; и та, и другая были преданы социальным идеалам. В семье Элинор выполняла функцию буфера, возлагая на свои плечи бремя других членов семьи, постоянно поддерживая мир и гармонию, помогая каждому члену семьи понимать остальных. Она всегда прекрасно училась, была отличной спортсменкой и неизменным лидером. Когда ей исполнилось двадцать три года, оказалось, что она не ест ничего кроме воздушной кукурузы, не может принимать решения, не может ни с кем общаться, так как боялась, что ее обременят еще больше и это окончательно ее погубит. Когда девушка перестала справляться со своей работой, она легла в больницу. Постепенно ее физическое состояние улучшилось, и она пришла на терапию, чтобы найти какую-то приемлемую жизненную установку. Спустя несколько недель она стала настолько доверять мне, что показала целую тетрадь составленных ею списков. Это были перечни дел, которые она должна была сделать за год, за месяц, за неделю, за день, а также список особенно важных дел, которые нужно было выполнить в течение дня. Все эти списки были тщательно составлены и подшиты. «Я знаю, это безумие, - сказала она со слезами на глазах, - но ничего не могу поделать. Ведь если упустить что-то одно, можно упустить все что угодно?»

Когда я предположила, что все же должно остаться место для какого-то проявления спонтанности, она с готовностью согласилась. Но неделей позже она с грустью стала меня убеждать: «Нельзя оставить время для проявления спонтанности, его просто нет в моей жизни». А еще позже, на сессии, заглянув в ее список необходимых повседневных дел, я увидела: «2.15-2.30 - Спонтанность». В этой короткой записи содержалась вся трагедия ее жизни.

Ниже приведен фрагмент записей из журнала Элинор:

«Многих людей начинает трясти при одной только мысли об анорексии или ожирении. Маленькое сумасшествие состоит в том, что приходится постоянно сдерживать другое сумасшествие. В самые худшие времена я была и толстой, и худой. Я съедала столько, сколько ели самые полные, а затем, вызывая ритуальную рвоту, опустошала свой желудок, чтобы сохранить внешнюю худощавость. Таким способом воплощались в жизнь противоречия между пустотой и полнотой. Очень важной для меня была идея моего полного опустошения, создание очищенного вместилища, позволяющего ощутить в себе присутствие божества. На этот раз было эмоциональное, интеллектуальное и чувственное опустошение. Я следовала восточной методике йоги. Я искала смерти - полной смерти своего собственного «Я» и окружающей его суматохи и суеты.

Как только я разрешала себе думать и поступать соответственно тому, что знала и понимала, на меня накатывала одна волна мрака за другой. Я потеряла свое «Я» и ощущала себя совершенно опустошенной. Иногда мне снилось, что меня казнят на электрическом стуле, и я чувствовала сильную боль. В этих сновидениях энергия фактически превращалась в излучение чистого света. Яркость и сила этого света не поддается никакому описанию. Я просыпалась среди ночи и буквально видела везде в темноте солнечный свет как сохранившийся ослепительный солнечный образ. По силе и яркости излучение можно сравнить лишь с огромным наслаждением, которое пронизывало каждую мою клеточку. Естественно, я считала, что, наконец, прорвалась к источнику божественной прелести и то, что происходило внутри меня, синхронно тому, что происходит снаружи. Но это было не так. Я стала что-то понимать, но при этом в моей жизни не стало больше творчества. Бог - это пробуждающееся творчество в любой момент времени.

Добраться до света было очень нелегко. Материя существует в чистом небытии. Бог - это то, что скрывается за тем, что скрыто. Мне пришлось смириться с пустотой. Ритуалы наполнения и опустошения были ритуалами избегания, насмешкой над реальностью, скрывавшейся за символическим значением моих действий. Мое Эго погрязло в кутежах, я ощущала, что мое тело стало жирным и обрюзгшим. Я должна похудеть. Я не хотела просто подниматься на поверхность, как неодушевленный предмет. Я хотела энергично выплывать обратно. Теперь я понимаю, что ищу солнце, но могу никогда его не увидеть. Больше всего я хочу, чтобы у меня изо рта поднялось прекрасное солнце - лучистое, нежаркое и ясное. Но вместо этого мой живот оказался полным змей, хаоса mater saeva cupidinum - «необузданной, дикой природы». Я чувствовала себя хаосом, предшествующим сотворению мира, и стремилась найти очертания порядка после сотворения в вечно живой, организованной жизни. Но организация жизни начинается дома».

Анализ Элинор продвигался лучше, чем анализ Руфи, ибо в данном случае она осознавала свое желание опустошить себя и войти в пустоту. Хотя ей хотелось чистого излучения света, отделенного от всей тьмы, но вместе с тем у нее было стремление к творчеству, то есть она стала узнавать потребности своего тела.

Она начала идентифицировать бога-творца с его творением. Но Руфь по-прежнему предпочитала отделять одно от другого. Элинор была ближе к тому, чтобы меньше считаться богом, а больше - человеком.

При наличии синдрома ожирения/анорексии происходит демоническая констелляция изначальной материнской первоосновы. Мать бессознательно отвергала своего ребенка; то есть он был для нее не человеком, а вещью. Одна страдающая ожирением женщина постоянно видела себя во сне не человеком, а мячом для гольфа. Опасность, что человека ощущают вещью, заключается в том, что по иронии судьбы оно приводит к неограниченной инфляции. Такие дети воспринимают себя Богом. Не Богом всего сотворенного, который работал над материей, вдохнул жизнь в прах и сказал, что сотворенное Им хорошо, а Богом перед тем, как он стал творить, который, по описанию Джеймса Джойса, был «безразличным, подстригающим в пустоте свои ногти»25 (James Joyce, Portrait of the Artist as a Young Man, p. 215.)

Радость, которую люди испытывают во время синдрома, прямо связана с верой в то, что они могут выбрать: войти в жизнь или нет. «Мы такие, какие есть», - провозглашают они. Считать, что «я существую» в любой жизненной ситуации, убеждают они себя, это их личный выбор. Оказавшись в плену у своего синдрома, они выбирают «не существовать». Принимать пищу - это не только признать материю, но и вступить с ней в контакт или, что еще хуже, вступить с ней в контакт против своей воли, а это не только вызов их всемогуществу, а вовсе его отрицание. Это было бы признанием того, что «они не такие, какие есть».

Есть и другая сила, не связанная с ними, и эта сила - материя, негативная материя, женское воплощение дьявола или ведьма. Бог не един и не всемогущ. У него есть дьявол, чтобы с ним бороться. Один кусок булки - это откушенный Евой кусок яблока. Он принес в мир смерть. Он принес потерю Эдема, то есть потерю всемогущества. То, что не видят эти женщины, очень хорошо описал Юнг в своей биографической книге «Воспоминания, события, размышления» или в своем труде «Ответ Иову», где дьявол, или материя, или булка представляют собой deus absconditus, то есть ту часть бессознательного Бога, которую он не поглотил и не переварил.

Радикальная точка зрения Юнга, несмотря на ее долгую историю в рамках христианской традиции, включает в себя феномен, который церковь называет felix culpa, счастливое падение. Первый же откушенный кусок булки побуждает женщину встать на путь отрицания своего иллюзорного всемогущества, а Бога - встать на путь воплощения. Это первый робкий шаг на пути к вочеловечиванию. Короче говоря, прежде чем тело женщины сможет поглотить этот кусок булки, ей необходимо радикально переоценить свою одностороннюю теологию. Она должна научиться оставлять место для Тени или для дьявола.

Большинство людей, оказавшихся в плену у этого синдрома, с самого рождения являются гностиками - они отрицают воплощение Бога. Бог остается Богом. Он никогда не снизойдет до телесного воплощения. Он не рождался. Он не страдал. Он не умрет. Он не воскреснет из мертвых. Как и они сами, Бог никогда не жил на земле.

Отвергая пищу, Элинор отвергает жизнь. И самая большая проблема, которую ей нужно было решить, когда она начинала есть, заключалась в том, что она теряла эйфорию ощущения высоты, на которую ее возносило голодание. Жизнь ничего не стоит, если нет ощущения интенсивности и власти очень сильного ее сопротивления. Женщина уверена в том, что низвела себя до чистого духа, чистой сущности - такая идея может быть связана с ритуалами инициации шаманов, в процессе которых шаман в буквальном смысле превращается в скелет, обтянутый колеей26 (См.: Mircea Eliade, Rites and Symbols of Initiation, pp. 92-96..)

Руфь не замечает, что тело стремится ее спасти, пытаясь заставить развивать собственную фемининную идентичность. Не считаясь с ожирением как с реальным фактом, Руфь попала в плен бессознательной идентификации со своим полным телом. У нее отсутствует Эго, способное помочь ей отделиться от любого мифа, который она проживает через свою полноту. Причина того, что она весит 325 фунтов, заключается в ее отказе принять существующую реальность, о которой ее тело вынуждено все громче и громче кричать. Между ее телом и духом происходит шумный спор, при котором, как при любом шумном споре между двумя антагонистами, ни один не слышит другого. Тело, в котором содержится дух силой 325 фунтов, сравнимо с духом, находящемся в теле, впитавшем в себя Баха, Моцарта, Блейка и Достоевского. Шумный спор такой силы должен привлечь внимание Бога, но совершенно необязательно - дьявола, который участвует в таких ссорах, ибо он воплощает ту часть Бога, которая еще не достигла сознания. Если бы можно было видеть, какой спокойной была Руфь, можно было бы убедиться в огромном различии, которое существует между внешним и внутренним миром.

Борьба за воплощение - Бога в теле, духа в материи - все время повторяется в процессе анализа: не с точки зрения теологии, а с точки зрения психологии. Она не прекратится до тех пор, пока «булкоголичка» не поймет, что для нее содержание булки -то, что церковь называет Христовым телом, то есть дьявольский ритуал следует заменить сакральным ритуалом вкушения Христова тела в качестве восхваляемых им земных плодов. С психологической точки зрения это означает превращение «плохой матери» или ведьмы в Великую Мать.

Можно возразить, что христианство всегда оставляет слишком широкую брешь между духовностью и психологией, между распятием и воскресением. Вместо того чтобы видеть в этом одно событие, завершающее процесс, его разделили, и тогда в отношении к страданиям родилась мазохистская установка - или же установка, которая недооценивает их значение. Людям, страдающим синдромом ожирения/анорексии, свойственна очень сильная склонность к мазохизму. Эта склонность состоит в том, что распятие или страдания сами по себе являются логическим концом: как только женщина в своем самоощущении обесценивает себя, она постоянно терпит поражение. Хаотично возникающее ощущение всемогущества, которое еще может сохраниться, оказывается настолько отчужденным от реальной боли, что утрачивает с ней всякую ощутимую связь. Тогда после распятия следует не воскресение, а нечто совершенно не связанное с ним, а значит - совершенно нереальное. И Руфь, и Элинор в своих записях постоянно обращаются к этой игре ума, которой, к счастью, они не очень хорошо владеют. Осознание поражения остается их основным отношением к реальности. Однако это отношение по-прежнему негативное, так как Эго все еще не может творчески относиться к реальности.

Обязательно следует сформировать отношение любви Эго к телу, чтобы поддержка тела стала одной из задач Эго. Эго должно научиться ясным голосом задавать вопросы, на которые тело было бы готово ответить: «В чем заключаются мои настоящие потребности? Сегодня я себя предала. Что я действительно хочу делать? Что мое тело хочет есть? Хочет ли оно заняться физическими упражнениями? Что будет поддерживать мой дух вместо моего тела? Как из моего тела получилась эта груда плоти? Разве я люблю свое тело? Хочу ли я жить? Хочу ли я войти в жизнь?» Эго сталкивается с разрушенным образом тела, который, как ни странно, практически не имеет ничего общего с отражением в зеркале. Женщина, одержимая злостью к своему телу, час за часом смотрит на свой комплекс и фактически не может его увидеть. Психика, организованная таким образом, верит только в свое всемогущество, повелевая своему телу «БЫТЬ» и все.

Итак, ключевым фактором в лечебном процессе является творческая работа с отвергаемым телом. По крайней мере, следует попытаться начать эту работу вне комплекса, ибо Эго еще не настолько окрепло, чтобы сразу включиться в конфронтацию. Практические предложения относительно того, как можно развивать новые отношения между психикой и телом, будут достаточно подробно обсуждаться в пятой главе. Здесь же достаточно сказать, что может происходить постепенное движение от ненависти к себе к любви к себе. И однажды женщина «удивится наслаждению», которое она испытает, когда между ее духом и телом установится взаимное согласие.

Установление такого согласия - существенная часть лечебного процесса, когда навстречу движению от полюса психики к полюсу сомы существует другое движение - от сомы к психике. Тело идет навстречу психическим процессам, полагая, что независимо от уровня проработки психики оно не сможет ее впитать, если не готово к этому. Ките говорит о привнесении в мир природы - птицы, цветка, дерева - «приветствия Духа»27 (Maurice Buxton Foreman, ed., The Letters of John Keats, p. 112)., словно психика узнает в материальной природе какую-то часть себя. И бессознательное откликается тем, что становится объектом ощущения. Возникает в некотором роде взаимная обратимость, при которой сознание и бессознательное, психика и материя соединяются, чтобы породить нечто третье. Это третье - встреча духа и тела, которая сопровождается наслаждением взаимного согласия.

В стихотворении «Экстаз» Джон Донн описывает двух любовников, лежащих на холме из цветов, как «могильные памятники». Когда их тела испытывают сильное влечение, они не проникают друг в друга, пока не согласятся их души. Души покинули их тела, и общаются у них над головами о том, свободны ли их тела, чтобы решить: отвечать друг другу взаимностью или нет. Во время беседы души постепенно признают важность своих тел; если бы не было тел, не смогли бы встретиться и души. Души, как величавые принцессы, должны были бы оставаться в плену, не знакомые друг с другом; поэтому из благодарности к своим телам они решают снова в них вернуться, сообщив им не только об одобрении их желаний, но и о своем участии в их слиянии. Донн приходит к радостному заключению:

Тела - не мы, но наш наряд,

Мы - дух, они - его обличья.

Нам должно их благодарить -

Они движеньем, силой, страстью

Смогли друг дружке нас открыть

И сами стали нашей частью.

Как небо нам веленья шлет,

Сходя к воздушному пределу,

Так и душа к душе плывет,

Сначала приобщаясь к телу.

Как в наших жилах крови ток

Рождает жизнь, а та от века

Перстами вяжет узелок,

Дающий званье человека, -

Так душам любящих судьба

К простым способностям спуститься,

Чтоб утолилась чувств алчба -

Не то исчахнет принц в темнице.

Да будет плотский сей порыв

Вам, слабым людям, в поученье:

В душе любовь - иероглиф,

А в теле - книга для прочтенъя.

Внимая монологу двух,

И вы, влюбленные, поймете,

Как мало предается дух,

Когда мы предаемся плоти №.

"John Donne, «The Ecstasy», lines 69-76. (Перевод А.Я.Сергеева).

Если женщина, попавшая в плен расщепления между телом и духом, может войти в контакт с собой посредством своего «внутреннего диалога», она может ожидать такого же утонченного диалога, который вели между собой любовники в стихотворении Джона Донна.

Глава 4 Сквозь огонь и воду...

В отсутствие Противоположностей никакого движения нет. Притяжение и Отталкивание, Рассудок и Энергия, Любовь и Ненависть насущны бытию Человека

Уильям Блейк. Бракосочетание Неба и Ада (Перевод С. Степанова..)

Я уже несколько раз ссылалась на извращенную идею Королевской Власти леди Макбет, и хотя не употребляла термин «комплекс стремления к власти», несомненно, что ощущение всемогущества, характерное для людей с навязчивыми идеями, предполагает порочное желание все держать под контролем. Однако необходимо исследовать мотивацию, скрытую за этим желанием, ибо дело не просто в том, что «я - замка царь», который низводит остальной мир до «грязных мошенников».

Убивая Дункана, наместника Бога на земле, Макбет нарушает клятву, данную своему королю. С точки зрения психологии это означает, что Эго разрывает свою связь с Самостью. Будучи соучастницей преступления, леди Макбет обращает свои молитвы к «смертельных мыслей духам», умоляя их: «Измените мой женский пол...» и «Закройте путь к раскаянью, чтоб голоса природы не колебали замыслов моих...» - уверенная в том, что сама возьмет в руки кинжал, так как Макбет «полон млеком любви, мешающим избрать кратчайший путь»29 (Shakespeare, Macbeth, act. 1, scene 5, lines 38, 42, 13-14.. ) Но когда леди Макбет уже почти готова совершить убийство, она не может этого сделать, ибо спящий Дункан напоминает ей отца.

Это явный намек на то, что леди Макбет - дочь своего отца, хотя все ее поступки раскрывают в ней женщину, которая больше подчиняется принципам, чем чувствам. Пока Дункан в отъезде, она обращается к Макбету и манипулирует им, заставляя совершить убийство. Именно она плетет паутину заговора. Пока он испытывает ужасные муки, размышляя над последствиями содеянного и приходит к решению, что не погубит свое «украшенье жизни», она готовит хмельную брагу и кинжалы. Когда он себе говорит: «Не могу мой замысел пришпорить...»30 (Ibid., scene 7, line 31.) - у нее уже полностью готов план действий, который он выполняет.

Если Макбета и леди Макбет рассматривать как образы, символизирующие маскулинность и фемининность, становится ясно, что сначала они оба сознают те чувственные ценности, которые содержатся в их отношении к королю. Судьбой им обоим уготовано то, что ведьмы запутают все нити иллюзии и реальности. Макбет, воплощение маскулинности, рационально взвешивает все «за» и «против», и считает, что если ему предначертано Судьбой быть королем, то он получит эту корону от Судьбы. Леди Макбет, воплощение фемининности, оказалась в плену комплекса власти, следовательно, она предает истинную фемининность, одной из основных черт которой является сохранение близких отношений. Чтобы доставить ей удовольствие, Макбет совершает убийство, которое разрывает его связь не только с Богом, но и с остальными людьми, включая саму леди Макбет. По иронии судьбы он ощущает последствия предательства своих духовных ценностей, но ему не удается сохранить свою опору. Вместо этого он полностью подчиняется жене, у которой уже давно иссякли собственные чувственные ценности. Нет никакого внешнего проявления ее внутреннего ощущения аутентичности: следовательно, как только сделан выбор, Макбет встал на свой трагический путь, ведущий его к осознанной гибели, а она пошла по пути триумфального разрушения своей личности через кошмары бессознательного.

Многие браки в XX веке, а также дети от этих браков оказываются в подобной ситуации, символически надевая на себя мантию Королевской Власти, но не имея присущего этой власти внутреннего благородства. Не может быть никакого благородства и великодушия там, где разорваны отношения с Самостью, то есть где отсутствует любовь между человеком и божеством. С точки зрения психологии, это означает отсутствие связи между Эго и Самостью, ибо Эго слишком напугано, чтобы чувствовать бессознательное и взаимодействовать с ним. В отсутствие такой связи Эго пытается установить собственную власть. Но там, где родители, дедушки с бабушками, прадедушки и прабабушки и т.д. были лишены контакта со своими чувствами и инстинктами, этот разрыв все больше сказывался на их детях в следующих поколениях. Наблюдая возрастающий страх, овладевающий человеком, который изо всех сил стремится уклониться от адаптации к реальности, Юнг писал:

«Страх перед жизнью - это не плод воображения, а вполне реальная паника, которая кажется несоразмерной лишь потому, что ее истинным источником является бессознательное, поэтому она и проецируется: молодая, растущая часть личности, если она ограждается от жизни или находится под контролем, порождает страх и сама оказывается в его власти. Кажется, что страх исходит от матери, но в действительности это смертельный страх перед инстинктивным, бессознательным, внутренним человеком, который становится оторванным от жизни из-за постоянного уклонения от встречи с реальностью. Если человек ощущает мать как препятствие, то она превращается в мстительного преследователя. Естественно, речь идет не о родной матери, хотя и она может нанести своему ребенку серьезную травму, испытывая к нему болезненную нежность во взрослой жизни и тем самым продлевая инфантильную установку на необходимые возрастные ограничения. Скорее, речь идет о материнском образе, который превращается в пожирающее детей чудовище. Однако образ матери воплощает бессознательное, и ему так же необходима связь с сознанием, как и сознанию необходимо не утратить связь с бессознательным»31(Jung, Symbols of Transformation, CW 5, par. 457.)

Без позитивной материнской основы навязчивое стремление к еде создает конкретное ядро, с которым очень часто идентифицируется Эго. Так, во время диеты потеря веса тела облегчает истинную тревогу и печаль, ибо символически потеря веса означает утрату матери. Если ребенок с самого начала чувствовал угрозу, у него формируется псевдо-Эго, которое может оказаться очень сильным, но, по существу, оно является защитным механизмом, реагирующим либо услужливо, либо агрессивно в своем стремлении выжить. Реальное Эго не действует, используя свои творчес-кие возможности, а значит, должно претендовать на то, чтобы быть сильным, но его сила заключается в ригидности и конкретной телесной основе. Мать, которая в силу своего наследия сама оказывается в этой ситуации, не может помочь своему ребенку установить прочную связь с землей; такими возможностями обладает мать, которая находит опору в собственных инстинктах. У матери могут быть близкие отношения с дочерью, но при этом у них обеих может существовать негативный материнский комплекс. В результате обе могут испытывать ужас от «инстинктивного, бессознательного внутреннего мужчины [и женщины]... совершенно оторванных от жизни». Ужас инстинктивного бессознательного омрачает повседневную жизнь. Именно этого дьявола мы пытаемся найти в процессе анализа, ибо пока он присутствует, психика, наверное, испытывает потребность в безопасности тяжелого тела, удерживая его у земли. Даже после проработки комплекса любая угрожающая жизни ситуация может заставить тело набрать лишний вес без увеличения притока калорий.

Когда «самая лучшая в мире девочка», которая всегда поступала только так, как хотела мама, и верила во все, что говорил папа, достигает пубертата, она вдруг может взбунтоваться. Она может превратиться в ребенка-монстра или стать похожей на мальчишеский скелет. Во всяком случае она будет изо всех сил стараться погубить свою расцветающую фемининность. То, что внешне кажется бунтом, может обернуться ее внутренней гибелью. Минутное проявление капризного раздражения может оказаться завуалированным оплакиванием своего поражения. Она призвана стать женщиной, но у нее нет приемлемой ролевой модели. Она может увидеть в своей матери женщину, которая, так и не став взрослой, обладает твердым характером, говорит о высоких идеях и носит брюки.

У девочки может быть два выхода. Либо она подчиняется матери и идентифицируется с ней, либо не подчиняется ей, так как ее образ несовместим с материнским. Такой выбор девочки нельзя назвать добровольным, ибо она не совершает поступки, исходя из своей системы ценностей, поскольку этой системы у нее просто нет. А в двенадцать лет ей не хватило сил, чтобы узнать свой внутренний мир. Она чувствует, что ее грудь достаточно велика, чтобы удержать зажатый карандаш, но ведь это далеко не все, что имеет отношение к фемининности. Между тем тревожная мать, наблюдая гиперболизированное воспроизведение своего девичества, ощущает себя совершенно несчастной. Все, что она пыталась сделать по отношению к своей независимости и жизни согласно своим принципам, ощущается ею как полный провал.

Жить согласно идеям - значит не жить своей жизнью. Гораздо легче пытаться быть лучше, чем ты есть, чем быть просто самой собой. Если вы стремитесь жить идеалами, вас все время преследует ощущение несоответствия. Образ ваших мыслей должен доставлять вам какую-то радость; ведь нельзя, чтобы в жизни оставались только «должна», «нужно» и «следовало бы». И когда наступает перелом, вам приходится признать правду: вас лично просто не было. Так рушится карточный домик. Если вы стараетесь следовать своим принципам и идеалам, самая важная часть жизни может просто пропасть. И в этом заключается скрытая ирония судьбы. Вот что я услышала от одной женщины:

«У меня есть все и ничего. По современным понятиям, у меня есть все. Согласно запросам моей /души, у меня нет ничего. Я одержала победу в борьбе за свою драгоценную независимость и потеряла все, что было для меня самым ценным. Я хотела любить и быть любимой, но что-то у меня внутри оттолкнуло эту любовь. Я ничего не могу понять».

Серьезная проблема в межличностных отношениях человека, который живет идеалами, как правило, включает в себя разницу между любовью и властью. Если такую женщину эмоционально формировала мать (или какой-то ее «заменитель» — например, муж, фирма, церковь, социальные ценности), весьма возможно, что она испытывает голод по отношению к своему «Я». Она зависима от матери, а потому остается открытой для ее манипуляций и чувствительной к ее угрозам отвержения. Она не взращивает сама себя и не может признавать или отвергать свои чувства. Стабильность ее эмоций определяется реакцией на нее других людей. С одной стороны, она подвержена манипуляциям, с другой - сама является манипулятором, ибо по всем правилам ее должны любить. Совершенно неважно, присутствуют ли в ее нынешней жизни самые первые манипуляторы; они сохранились в ее психике в качестве комплексов, и если она их не проецирует на своих «любимых», то обращает против самой себя.

В своих усилиях стать зрелой и независимой такая женщина стремится быть все более совершенной, ибо единственный способ меньше зависеть от этого осуждающего голоса - стать настолько совершенной, чтобы он замолчал. Но он не замолкает. Он хочет все больше и больше. Так происходит столкновение противоположностей, вызванное огромным перенапряжением. Если женщина стремится к независимости, желая получить ее путем совершенства, она изо всех сил мчится к своему изголодавшемуся «Я», которое абсолютно зависимо и хочет есть. Сверхзаботливая мать может быть настолько плохой, насколько она начинает судить других, ибо если она проецирует на ребенка собственные идеалы, ее ожидания могут сформировать у дочери ложную систему ценностей. Составляющей власти становится бессознательная идентификация: один человек считает, что другой будет жить в соответствии с его ожиданиями. Ребенок взваливает на себя часть бессознательного своей матери и делит это бремя с ней.

У Рэйчел, одной из моих пациенток, страдающих ожирением, мать была чрезвычайно творческим человеком, но отказалась от карьеры ради своей семьи. Рэйчел рассказала о том, как, будучи еще совсем маленькой, потеряла варежки. Сначала она побоялась сказать об этом матери, но в конце концов все-таки набралась мужества. В ответ на эту потерю мать истерически зарыдала: «Я знала, что никогда не должна была выходить замуж, - восклицала она, - я знала, что никогда не должна иметь детей». «И я до сих пор чувствую, что моя жизнь в буквальном смысле зависит от моих перчаток, - грустно улыбнулась Рэйчел. - Когда я хочу воздержаться от еды, то ощущаю, что стоит ей чихнуть - и меня уже не будет».

Девочкой она ощущала себя обузой для матери, а став женщиной, жила, пытаясь оправдать собственное существование своим совершенством во всем, что она делала, или же полностью погружаясь в поглощение шоколада. Теперь, в свои тридцать лет, Рэйчел редко видится с матерью, но вспоминает о войне с ней всякий раз, как только начинает приучать себя к дисциплине. «Я не хочу быть дисциплинированной», - утверждает она и добавляет:

«Кроме того, я не хочу быть культурной. Как говорила мать, "культура облагораживает". Я смотрю на мир культуры и не хочу иметь с ним ничего общего, но каким-то образом моя мать оказывается ответственной за весь этот бардак: за то, что умер мой кот, за фолклендский кризис, за Ливан. Я испытываю страшный гнев. Я сама не смогла понять, что война уже закончилась. Я по-прежнему чувствую, что должна бороться за выживание. Я с трудом могу поверить в то, что люди могут меня любить».

Пока ее энергия тратится на войну с комплексом, у нее не хватает сил на то, чтобы узнать, кто она и какая ей нужна поддержка.

Как может проявлять себя стремление к власти, показано в рассуждении другой женщины, которое приведено ниже:

«Большая капля с двумя черными глазами постоянно на меня смотрит, всегда готовая меня съесть. Все ложится на мои плечи, и я все должна делать правильно. Так, как могу сделать я, больше не может сделать никто. Моя мать совершенно ничего не умеет. Моя сестра тоже. Мой муж не проявляет никакой инициативы. Я чувствую, что должна что-то сделать. Это будет стоить мне сильного стресса, но вместе с тем я убеждена, что все делаю правильно. Под влиянием зависимости я ощущаю ужасную пустоту и предельную ярость. Сколько бы у меня ни было энергии, она вся истощилась. Это отчаяние. Я решила все бросить. Я закончу работу, которую на себя взяла, и уйду. Это решение вызовет ужасную депрессию. Либо я обрушу свою ярость на людей и это обойдется мне очень дорого, либо все брошу и отвечу за все последствия. У меня нездоровая страсть пытаться делать так, чтобы все было хорошо.

В моей жизни взрослые ни за что не отвечали. Анимус матери был смертоносным. Мой Анимус был творческим, если я шла своим путем. Если же я терпела неудачу, то тянула за собой остальных. В каком-то смысле я была похожа на товарный поезд. Я сметала все на своем пути. Я могла бы притормозить, но иногда не хочу этого делать. Если бы на моем месте был мужчина, он поступил бы так же. Полный вперед, чертовы торпеды! Моя ярость следует из ощущения, что я никак не могу повлиять на свое окружение. Я проживаю то, что отказалась преодолеть моя мать. Я - борец, вынужденный стать самой себе отцом из-за его отсутствия.

Однажды мой муж решил обрезать мне ногти. Я сопротивлялась. Мы даже подрались, но он все-таки их обрезал. Я чувствовала, что смогу совершить самоубийство. По моим ощущениям, если я не смогу себя защитить, значит, я себя погублю. Обрезать мне ногти - значит внедриться в мое личностное пространство. Я постригла себе волосы. Я почувствовала себя бессильной и мертвой. Значит, мне нужно было поесть. Я ощущала себя полной развалиной».

Очень сложно определить тонкую грань между властью и Эросом. Например, если маленькая девочка готовит печенье вместе с матерью, она смотрит на мать и пытается ей подражать. Ее маленькие ручки шлепают тесто так сильно, как могут, - печенье должно быть плотным. Получится ли оно таким? Мать может сделать ребенка зависимым, не дав девочке прочитать кулинарную книгу, а прочитав ее сама. Она может предохранять ребенка от ожогов и сама ставить противень в горячую духовку, может самостоятельно добавлять сахар, муку или соль и не доверять этого ребенку. Кажется, что здесь нет ничего особенного, а потому это вполне понятно. Но чтобы удовлетворить свои эмоциональные потребности, девочка должна испечь печенье сама. Иначе, хотя она будет хвастаться своим прекрасным печеньем, что-то у нее внутри все равно будет знать, что печенье испекла не она.

Казалось бы, не такая уж серьезная проблема, но если это общий паттерн отношений, то молодая женщина будет стремиться получить похвалу, но чем больше ее будут хвалить, тем больше она будет «отрицать» себя. Не будет ничего, связанного именно с ней. Чем больше она достигает, чем меньше все, чего она достигла, имеет к ней отношение. У нее развивается бессознательный мазохистский паттерн, который может проявляться в избыточной еде или употреблении алкоголя; этот паттерн будет заставлять ее все больше хотеть и все меньше получать. Чем более совершенной становится она в своем воображении, тем меньше ее связь с самой собой. Мать, которая делает все, что необходимо, а затем хвалит свою дочь за результат, не только отбирает у дочери ощущение достигнутого ею самой, но, что гораздо хуже, убеждает ее в том, что весь мир может считать, что это не ее достижения, а кого-то другого. Чем более успешной становится такая дочь, тем больше она осознает, что это не ее собственные успехи, а ее матери, которая находится у нее внутри. Таким образом, ее внутреннее ощущение неудачи прямо пропорционально ее внешнему успеху.

Эта ситуация четко проявляется в сновидении другой, профессионально успешной женщины:

«Я поднимаюсь по темной лестнице на душный чердак, причем я даже не осознаю, что он находится у нас в доме... На самом верху лестницы сидит замечательный белый персидский кот, огромный, как лев. На викторианском диванчике в центре комнаты я вижу привидение в образе женщины, настолько слабой, что она не может поднять руку. Я пытаюсь к ней подойти, но при каждом моем движении подкравшийся к ней кот машет хвостом, попадая мне прямо в лицо. Это его поведение кажется не враждебным, а благородным и равнодушным, но рядом с ней я не могу оставаться...»

В своих исследованиях литературных произведений писательниц XIX века Сандра Гилберт и Сьюзен Губар проанализировали расщепление, присущее женщине, которая занимается творчеством. Вот что они пишут о «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте:

«Исследуя психологические аспекты, связанные с «любимым» домом предков, эта история раскрывает напряжение между гостиной и чердаком, психологическое расщепление между женщиной, которая подчиняется правилам, установленным мужчиной, и лунатиком, который против них восстает. Но при этом концептуальная женская история неизбежно затрагивает и возможность изгнания на холод или пребывания в удушающей атмосфере внутри дома, вызывающую не меньшее ощущение дискомфорта; а кроме того, в этой истории часто воплощается навязчивая тревожность, связанная и с голоданием до полного истощения, и с чудовищным местом жительства»32(Sandra Gilbert and Susan Gubar, The Madwoman in the Attic, p. 86.).

Голодная женщина-лунатик, бунтующая в приведенном ранее сновидении, находится во власти тирана - огромного, ухоженного и откормленного белого кота - высокомерного одухотворенного инстинкта. В этом сне предполагается возможность удушения, а также «навязчивая тревожность, связанная и с голоданием до полного истощения, и с чудовищным местом жительства». Эго сна вынуждено признать ту часть себя, которая умирает на чердаке, оказавшись во власти животного, которое, по существу, символизирует столь элегантный Анимус. Откормленный ожиданиями сновидицы от себя самой, он оказывается трикстером, ворующим пищу прямо изо рта женщины, страдающей анорексией.

Если элегантный, «благородный» Анимус проецируется вовне, женщина может влюбиться в мужчину, который всю жизнь пытался ублажать мать. Он может соединить чувства с идеей совершенства. Значит, он будет стараться быть превосходным отцом, превосходным мужем, превосходным сыном, но при этом отрицать свои подлинные чувства. Он будет считать себя лучше, чем есть на самом деле, а следовательно, отвергать себя такого, какой он есть. Он готов ублажать и доставлять удовольствие тем, в ком находит хорошую мать, и ожидает от них вознаграждения за свое превосходное поведение. Он «кормит» ее, но она становится плохой и отвергает его подарки. Ее дух не может испытывать благодарность к нему. Такой мужчина говорит: «Чем больше я стараюсь ее удовлетворить, тем хуже». Это значит оказаться в плену у комплекса.

Женщина, которая старается сохранить с ним связь, может сказать: «Что мне нужно сделать, чтобы вызвать у него какое-то чувство?» Если у него пропадает этот образ и он говорит то, что действительно чувствует, тогда проявляется его мазохистское поведение с характерными симптомами. И уже не пытаясь ублажить мать, жену, дочь, мир, он начинает размышлять о том, как ему стать самим собой. До этого момента он не задает самый важный вопрос: «Что я чувствую?» - а значит, не может взять на себя ответственность за то, кто он такой. Он живет, ограничив себя рамками мазохистской психологии отрицания, которая часто ведет к отвержению других людей, прежде чем те отвергнут его.

Если женщина сумеет устранить свою проекцию и вместо наказания своего мужчины признается, что она точно так же относится к себе, то она может узнать, что элегантный Анимус - это некая комбинация Анимуса ее матери и образа ее отца. (Хорошо это или плохо, но получается, что партнеры достойны друг друга.) В старой индийской сказке женщина разрубает себя пополам до пояса. Верхнюю половину она прикладывает к своему мужчине так, что пожирает все, что исходит у него изо рта. Внутренности женщины так свисают с ее пояса, что все, что мужчина ни сделает, покрывается ее экскрементами. А свою нижнюю половину она оставляет дома, чтобы быть уверенной в том, что он вернется.

Вот что может сделать элегантный Анимус (колдун, который скрывается за ведьмой) с мужчиной или с позитивным Анимусом женщины. Если плохая мать готова сожрать каждое слово, вылетающее изо рта мужчины, он будет говорить очень мало, пока ему не представится подходящий случай, так как ее слова «Ты не достаточно хороший» будут душить все, что он хочет выразить. Так уничтожается любая спонтанность. Это может проявляться не слишком заметно. Женщина, внимательно наблюдающая за работой своего мужа или ребенка, может тщательно скрывать свое истинное отношение: «Я знаю, что ты не сможешь это сделать. В конечном счете все ляжет на мои плечи». Это позитивное материнство, которое пытается позаботиться обо всем. Но позитивное материнство - это все-таки материнство, которое предполагает, что есть ребенок, который нуждается в поддержке. Личные чувства взрослой женщины, фемининного Эго, могут по-прежнему оставаться в плену у матери. Женщины, которые ведут себя как малые дети и нянчат своих младших «сестер» или даже своих дорогих «мамуль», могут проецировать на окружающих своего беспомощного «ребенка». В них скрыта глубокая обида за то, что им не позволено побыть детьми, и, по иронии судьбы, их возмущает та ответственность, которую они в подавляющем большинстве случаев автоматически берут на себя.

Другой пример, когда «плохая мать» в сочетании с отцом, воплощающим совершенство, порождает хаос, - попытка написать сочинение или подготовиться к экзаменам. Внутренний диалог может проходить, например, так: «Я не читала Канта; я должна прочитать Маркса... Ах, да, есть прекрасный текст Ницше. Я не сделала того или другого. С этой точки зрения, с этим я могла бы справиться... или с этим, или с этим». Итак, начинается кружение вокруг да около, нить так перекручивается, что женщина может сидеть часами, поглощая все больше материала и при этом не получая ясного представления. В конце дня она так и уйдет с грудой книг, не составив связную картину и не получив ясного представления о предмете.

Такой хаос может заставить женщину есть и пить, пытаясь оставить ее на прежней стадии развития и одновременно избегать следующей. Сначала ее могла по-настоящему интересовать эта работа, но, оказавшись во власти комплекса, она набрала горы материала, под которыми задохнулся ее творческий Анимус. Когда над материалом не витает дух творчества, материал умирает. Тогда сочинение или эссе становится тяжелой обязанностью. Самую сильную ненависть комплекс испытывает к удовольствию; он все сводит к неизбежной ответственности. Повторяю: установка на ответственность является ключевой. Ригидное Эго боится излишней плодотворности позитивной части материнского комплекса, ибо при всем желании женщины получить как можно больше, у нее всегда должны оставаться возможности роста в будущем. Эго может получать от этого настоящее удовольствие, но все же оно должно прикладывать значительные усилия, чтобы принять решение, что вырастет, а что нет. Если оно будет хвататься за все, то погибнет. Единственный способ «поднять» вес - довести до своего осознания образ плохой матери: «Хочу я писать эту статью или нет? Я хочу. Я, промозглая эгоистка, хочу это сделать. Да, такая вот промозглая эгоистка. Хочу взять на себя ответственность и собираюсь получать от этого наслаждение. Я хочу это сделать и сделать именно так, как мне хочется».

Плохая мать не хочет личностного развития дочери; она не желает, чтобы женщина получала удовольствие, испытывала свободу и творческое наслаждение. Молодые женщины, соблюдающие диету, преисполненные самых радужных ожиданий, все время покупают новые наряды для праздников и вечеринок, но после ночного объедания прямо перед долгожданным праздником они так поправляются, что их размеры увеличиваются вдвое. Возможность наслаждаться собой - на работе или в игре - становится зоной повышенной опасности, которую следует предвидеть и осознанно к ней относиться; иначе власть перейдет к комплексу в присущем ему мрачном облачении долга.

Если такая женщина выходит замуж за мужчину, у которого тоже развит негативный материнский комплекс, ему тоже грозит опасность попасть в эту паутину. Он видит мучительные страдания своей жены с огромной кипой книг и бумаг, с которой она не в силах справиться, и если не поймет, в чем дело, то станет еще более сумасшедшим, чем она. Даже если они не говорят о материале, ее тревога порождает тревогу в нем, и тогда он либо попадает в плен комплекса и вместе с ней погружается в него еще глубже, либо успевает отскочить назад, испытывая страх и гнев. Если же они оба отправляются в пасть пожирающей матери, то оба тонут в нечистотах. Если он сможет вовремя достичь осознания и сохранить свою рациональную точку зрения, уже только это может констеллировать силу ее Эго. Им обоим нужно очень хорошо осознавать воздействие комплекса, не придавать ему особого значения, если он пока для них не опасен, и обсудить между собой, как стать умнее его.

Комплекс Медузы в своей крайней форме заставляет человека «окаменеть», то есть останавливает поток его жизни - естественный процесс притока и оттока энергии. Комплекс является позитивным, пока дает возможность происходить этому «оттоку», ибо если Эго лишено свободы выбора, возможность притока энергии может оказаться полной манипуляцией. Ребенок, который подвергается манипулятивному «бескорыстному притоку» энергии в отношениях с плохой матерью, не может распознать в нем манипуляции, а потому очень заинтересован в притоке энергии. В первые недели анализа у такой женщины может проявляться сильная Персона, и она будет говорить, что у нее все хорошо. Но однажды аналитик спрашивает: «А как именно вы это чувствуете?» В ответ такая женщина либо внешне начинает казаться еще сильнее, либо силы ее покидают совсем, либо она может распознать свои чувства через реакцию аналитика. Если в конечном счете ей удается узнать свое «Я», она часто воспринимает это как чудо.

Однажды у меня была пациентка, историю жизни которой можно представить как целую череду потрясающих случаев, которые следовали один за другим. Она рассказывала мне свою историю целых три месяца, не проявляя при этом никаких эмоций. Но однажды она нашла брошенного щенка и спроецировала все чувства, которое испытывала к себе, на этот дрожащий комочек жизни. Она сразу стала еще более ригидной и замолчала. Я повернулась к ней и взяла ее за руку. Женщина посмотрела мне в глаза так, словно увидела меня впервые, и разразилась рыданиями, которые сотрясали все ее тело. Она снова пересказала мне историю своей жизни от начала до конца, словно забыв, что уже рассказывала все это раньше, но на этот раз ее рассказ был наполнен чувствами. Комплексу, наложившему на нее заклятие, не удалось обратить мое прикосновение в игру под воздействием силы. Пациентка не могла бы мне довериться только потому, что я аналитик и просто выполняю свою работу. Она могла бы подумать, что я пытаюсь как-то на нее воздействовать, и тогда у нее появился бы скрытый мотив, но она знала, что это было спонтанное, прямое выражение любви и принятия. Ее ответная реакция оказалась такой сильной, что каменная оболочка, в которой она прожила всю свою жизнь, дала трещину. Разумеется, страхи и сомнения время от времени продолжали проявляться, но в тот момент она узнала, что ее любят и что она может принимать эту любовь, не испытывая страха.

Слезы, которые точат камень, лед, стекло, границы фантазий, - это слезы, о которых говорил Виктор Франкл, рассказывая о концлагере. «Не стоит стыдиться слез, ибо они свидетельствуют о том, что человек обладал великим мужеством - мужеством страдать». Из всех заключенных концентрационного лагеря только один смог надеть ботинки на свои распухшие ноги. Когда Франкл спросил его, как он преодолел такую боль, тот ответил: «Я ее выплакал вместе со слезами»33 (Viktor Frankl, Man's Search for Meaning, p. 125.). Одно дело - плотно стиснуть зубы, совершенно иное - войти в контакт с реальностью происходящего, оставаясь самим собой. «Плохая мать» любит бессознательное. Пока мы будем оставаться окаменевшими в неподвижном мире, нам не угрожает опасность раскрыть себя, чтобы выплакать свои слезы или спеть свою песню.

У матери-ведьмы есть рецепты для дураков на все случаи жизни; если строго им следовать (а если им следовать, то только строго), они гарантируют успех. Она очень беспокоится о возможных ошибках, не оставляя для них места, ибо в них нет никакой необходимости. Она - эксперт, который оценивает результат. Тот, кто учится под ее руководством, с самого начала будет четко ставить цели и определять объекты, вызывающие у него интерес. Реальный мир - это мир вещей, и задача человека состоит в том, чтобы извлечь из них максимальную пользу. Совершенство не позволяет ему проявлять слабость или личные чувства. Дочь такой матери начинает воспринимать себя как вещь, которой очень эффективно манипулируют. Правда, она может и не догадываться, что знания ее матери лишены мудрости. Кроме того, в них нет человечности и безусловной любви. Ее дочь считает себя объектом. Но такое отношение замаскировано: красивая, умная, драгоценная, несравнимая - все это лишено человеческого отношения. Такая дочь лишена своей собственной точки зрения.

В этом заключается суть трагедии женщин, страдающих ожирением и анорексией, а также многих других несчастных женщин, живущих в нашей культуре. Духовная жажда и крайняя дисциплинированность служат им для того, чтобы достичь цели, которая, по существу, не имеет к ним никакого отношения. При тщательной проверке оказывается, что именно эта цель может привести ее к гибели, она просто содержит в себе ее гибель. Достижению этой цели не помогут никакие творческие силы. Никакая составляющая ее фемининной природы не может оказать ей поддержку. Энергия, ведущая ее к гибели, - это демоническая энергия ведьмы. Поэтому перед лицом неизбежного поражения женщины слышится последний крик брошенного ребенка - три тоскливых «о-о-ох» леди Макбет, когда та пытается полить ароматным бальзамом свою маленькую руку.

Может получиться так, что любая попытка дочери привнести в свою жизнь человеческое измерение вызовет у нее столь сильную тревогу, что в ее психике любое человеческое отношение превратится в предательство матери. Для нее стать человеком - значит разочаровать мать, которая делала все, что могла, чтобы дочь стала успешной женщиной. Так как для сохранения человечности дочь должна переступить через материнские идеалы, реальную надежду на разрешение ее проблем дает только осознание необходимости того, что она делает. Зло сосредоточено в идеале, лишенном человечности. Оказаться во власти комплекса - значит окончательно утратить доступ к реальности. Чтобы осознать смысл своих поступков, ей нужно увидеть ту реальность, которую она избегает. Открыв для себя, что мать никогда не позволяла ей соприкоснуться с глубокими, полноценными отношениями любви, которые помогают выжить, она возьмет собственную жизнь в свои руки. Тогда она сможет свободно строить свою жизнь. Этот радикальный переход от идентификации с матерью к полной самостоятельности, который опирается на первооснову женщины, представляет собой архетипический переход от ведьмы к Софии. С точки зрения человечности Медуза - это бессмыслица, София -это смысл человечности.

В конце третьей главы я упоминала о соединении тела и духа. Я уверена в том, что там, где было радикальное расщепление, следует приготовить соматический сосуд, чтобы он смог выдержать психическое напряжение. Духовность нужно приветствовать, нужно приготовить чашу, в которую можно налить вино. Приведенный ниже сон женщины, проходившей анализ в течение трех лет, может проиллюстрировать гармонию тела и духа. Духовная энергия, крепко укоренившаяся в истоках инстинктов, одновременно поддерживает связь с Самостью. Это сновидение прекрасно проясняет разницу между злой ведьмой и Софией:

«Я вместе со своим другом нахожусь в деревенской церкви, построенной из необработанного камня. Там есть два боковых прохода и один центральный, который ведет к алтарю. В церкви много пастухов и простого народа. Женщина в длинном кожаном платье, со старомодной короной на голове и скипетром в руке, которым она пользуется как указкой, движется вдоль одного бокового прохода и пытается заставить пастухов петь. Она настаивает, гневается и бранится, но они с отвращением поют лишь тогда, когда она смотрит в их сторону. Когда королева проходит между ними, они что-то грустно мямлят, общаясь между собой. Она советуется с мужчиной, одетым в королевское платье, который также движется по боковому проходу и при этом злится еще больше нее. "Это не королева", - шепчу я другу.

Затем в ту же боковую дверь входит другая женщина, высокая и статная, одетая в простое платье, без короны и скипетра, но в ней ощущается королева. Она движется по проходу, и все поют. Крестьяне ее обожают, а она любит их. Ее лучезарность сочетается с мужчиной подлинно королевской наружности, который стоит у алтаря. Несмотря на то, что она никогда не смотрит ему прямо в глаза, кажется, что какая-то невидимая сила направляет ее прямо к нему. Она кладет свою руку на его руку, которую он протянул ей, и вся церковь взрывается триумфальным свадебным гимном. Я вкладываю свою руку в руку моего друга. "Она - сама Благодать", - говорит он».

Окружающая обстановка в сновидении - это церковь, построенная из диких валунов, сакральное место, возникшее прямо из земли; в ней находятся пастухи - самые близкие к природе люди. В процессе анализа эта женщина пыталась свести воедино свое инстинктивное и духовное начало: именно на такое соединение указывает окружающая обстановка, однако Эго еще не определило своего истинного отношения ни к инстинктам, ни к духовности.

Сновидение свидетельствует о наступлении кризиса и в жизни сновидицы, и в процессе ее анализа. Во сне ясно проявляется ее выбор между ложным «Я» и реальным «Я», и становится ясно, что примирение может прийти только от Самости (церкви), у которой есть глубинные природные истоки. Сновидица наблюдает двух королев, символизирующих две разные установки. Одна опирается на ее Эго и на силу власти, которые мешают движению потока творческой энергии, поступающей из бессознательного. Другая королева подчиняет свое Эго тому, что во сне называется Благодатью, таким образом открывая себя для любви, внутренней гармонии и творческой энергии, которая исходит из самых ее глубин.

Сновидица осознала, что она стоит перед выбором: либо вернуться обратно в столь хорошо знакомый ей ригидный социальный мир, либо довериться себе в отношении внутреннего духовного роста, а значит, следовать своей судьбе. Для нее это был выбор между возвращением обратно в бессознательное и подчинением Самости. Если она выберет возвращение обратно, то станет бояться осуждения своей собственной Сущностью. Если она выбирает подчинение Самости, то испытывает ужас от утраты связи в мире, который остается для нее непонятным. Такой кризис в процессе индивидуации хотя бы раз в жизни происходит у каждого из нас. Подобно мнимой королеве, женщина идентифицируется с архетипом и наряжает своего мужчину в архетипическое королевское платье. На ней нет Благодати. Она делает то, что делает, в собственных интересах с помощью силы Эго. Она пытается получить поддержку окружающих людей, но ее мотивацией является власть, а значит, есть расщепление между энергией сознания и неосознанным смыслом. Сновидица связывает этот образ со своими попытками использовать собственное стремление к власти в борьбе со своими чувствами и природными инстинктами, таким образом заставляя себя следовать влечениям, присущим маскулинности. Но такая установка препятствует ее развитию и не подпитывает сознание творческой энергией, а потому не может быть настоящего личностного роста ни в области чувств, ни в сфере инсайта.

Будучи настоящей королевой, она появляется в простом платье, лишенном официальной атрибутики, но при этом обладает внутренней благодатью признания и одобрения. Она не идентифицируется с архетипом, то есть ее Эго не пытается захватить власть, которая по праву ей не принадлежит, а потому она создает возможность для появления бога. Такое поведение помогает Эросу через нее вливаться в жизнь, а ее бессознательным образам и эмоциям - направляться в ее индивидуальную сферу и формировать близкие отношения со своим другом, не переходя через грань человеческих отношений. Тогда голоса всех составляющих частей психики автоматически сливаются в гармоничный гимн. Основной нотой этого гимна становится подчинение Эго дару Благодати или, говоря языком психологии, формирование взаимной подпитывающей связи между сознанием и бессознательным.

Двойной образ предложения руки (королевы королю и сновидицы - ее другу) символизирует взаимное выражение доверия, признания внутренних изменении, происходящих в жизни каждого человека при взаимодействии с другим человеком. На более глубоком уровне это означает, что сновидица символически подчиняется маскулинности и ее инаковости. Это деликатное и нежное признание ранимости и последующего подчинения Эго, ибо такая ранимость оставляет ее беззащитной перед проникновением глубоких травм. На этой стадии анализа сложнее всего достичь доверия, ибо до этого человек видел только свою Тень и понимал, что ему приходится доверять тому, что не заслуживает его доверия. Но не остается ничего другого, как только доверять, работать и ждать. Над этим уже человек не властен - только Бог. В этом сновидении присутствует сильный образ Анимуса - человека, уверенно стоящего у алтаря, поддерживающего сновидицу в ее психологическом странствии, связанном с ее отношением к нему и к своему «Я». Эта любовь дает поддержку ее истинному «Я» и не оставляет возможности для самообмана. Отдавая себя ему, -что совершенно не похоже на вынужденное подчинение женщины его мужскому Эго, - она тем самым получает ощущение своей аутентичности.

В наше время многие женщины заняты поисками аутентичной фемининности, которую целые века подавляла патриархальная культура. И Юнг, и Мария-Луиза фон Франц подробно обсуждали значение догмата об Успении Пресвятой Девы Марии, ибо в нем максимально ясно выражена энантиодромия, в которой отражается отход от истощенной и пагубной патриархальности и переход к новой форме матриархата, при которой высвобождается материя. Вот что, например, говорит Мария-Луиза фон Франц в 1959 году в своих лекциях по алхимии:

«Во всей христианской цивилизации... произошло скрытое и постепенное возвращение к матриархату и материализму. Эта энантиодромия непосредственно связана с тем, что иудаизм и христианство недостаточно осознанно относились к архетипу матери. Данное обстоятельство в какой-то мере сняло остроту вопроса. Известно также, что когда папа Пий XII возвестил об Успении Пресвятой Девы Марии, его сознательная цель заключалась в том, чтобы нанести удар по коммунистическому материализму, возвысив, так сказать, символ материи в католической церкви, чтобы лишить коммунистов идеологической опоры. В этом акте кроется гораздо более глубокий смысл, но это была его осознанная идея, а именно: папа считал, что единственный способ борьбы с материализмом заключается в значительном повышении роли символа Божественной феминин-ности, а вместе с ним - и материи. Именно из-за своего физического, материального аспекта телесное Вознесение Девы Марии на Небеса обретает особый смысл»3'1(Marie-Louise von Franz, Alchemy: An Introduction to the Symbolism and the Psychology, p. 215.).

Мой интерес к этой книге не был связан с политическими и религиозными аспектами коммунистической идеи диалектического материализма, хотя, по-моему, осознание текущего момента показало бы, что ее воплощение в мифе - это гибель ведьмы в советском ГУЛАГе. Напротив, я сосредоточила свое внимание на психическом процессе, связанном с лечением женщин, пищевые расстройства которых вызваны воздействием материнского комплекса. То, что отыгрывание этого кошмара и его разрешение происходило на мировой сцене, а церковь с ее доктриной об Успении его учитывали, позволяет всерьез говорить о важной роли этих женщин, которые борются за освобождение своего внутреннего мира во имя будущей цивилизации.

В своих трудах Юнг снова и снова приходит к выводу, что психические болезни его пациентов, страдающих неврозами и психозами, в своем ядре содержат дух современной эпохи, то есть социальное мировоззрение. На анализ приходят женщины, которые страдают ожирением вследствие нездорового изобилия одного общества или истощают себя голоданием в другом обществе, отыгрывают западный вариант состояния конца света, при котором, по иронии судьбы, страдающие от голода и ожирения люди относятся к одному сообществу.

Нет нужды говорить о том, что женщина, страдающая из-за таких синдромов, не слишком озабочена решением глобальных мировых проблем; она просто хочет избавиться от лишнего веса. Она не видит никакой связи между своим психическим состоянием и борьбой церкви с коммунизмом. Существующий папа римский не появляется в ее снах в облике «хорошей матери». Но по мере продолжения анализа, при выходе из неизбежной нарциссической стадии, в процессе которой формируется и укрепляется ее Эго и тело, она начинает вглядываться в окружающий мир. Ее первая реакция заключается в отчуждении от него и стремлении не иметь с ним ничего общего. Этот мир грубый, обманчивый и жестокий, а она - чистая. Но наступает момент, когда в ее отношениях с миром, как и в ее отношениях с телом, происходит встреча тела и духа, когда она не только начинает ощущать свое взаимодействие с миром, но и берет на себя некоторую ответственность за это взаимодействие. А в лучшем случае она перестает быть такой, которая пришла на анализ - леди Макбет, умывающей руки от невидимой крови, зная, что от них никогда не будет исходить аромат.

А теперь я хочу описать проявление феномена энантиодромии в процессе анализа. Основной образ - это спираль, по которой можно двигаться в две стороны: 1) вовне, к освобождению; 2) к гибели. При этом есть ключевое условие: гибель и освобождение, как распятие и воскресение, - две разные части единого процесса - как на всем его протяжении, так и на отдельных его стадиях. Осознание этого - женское таинство, выраженное Христом в следующем парадоксе: «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее»35(Матф. 10:39.).

Хотя Руфь и Элинор (в предыдущей главе) работали с этим парадоксом, для них это все-таки был не парадокс, а противоречие. Но в женских таинствах мы сталкиваемся с процессом, во время которого противоречие превращается в парадокс. Эта трансформация происходит благодаря воздействию фемининности. В процессе анализа мы боремся именно за обретение покоя в самом центре водоворота, в ядре смерча, чтобы не держаться за него с порождающей страх ригидностью. Этот центр я называю Софией, женской Премудростью Божией. Это не маскулинная, крайне принципиальная точка зрения: «На том стою». Это не выстукивание молотком по двери девяносто пяти параграфов Мартина Лютера. Это не манифест. Это невидимый центр, включенный лишь в творческий процесс, который сначала совершенно не осознается, но постепенно все больше и больше раскрывается. Иначе говоря, этого воздействия не существует вне процесса анализа; его сущность всегда состоит в становлении процесса и, таким образом, его самоутверждения в собственной реальности.

Задавая себе вопрос: «Верю ли я в Бога?» - Матисс сам себе отвечал: «Да, когда я работаю»36(Louis Aragon, Henri Matisse: A Novel, p. 21.). Природа постоянна и вместе с тем находится в непрерывном изменении; одно неотделимо от другого. Мы можем принять все происходящие в природе изменения: сезонные, дневные, фазы луны - благодаря осознанию непрерывности, сохраняющейся у нас в глубине. Непрерывный процесс, происходящий внутри вечного, я называю Софией, присущей женщинам Премудростью, Божественной фемининностью.

По мнению Марии-Луизы фон Франц, которое она высказывала в своих лекциях по алхимии, присутствующее в гностицизме женское божество не имеет соответствующего воплощения в иудаизме и христианстве:

«Можно найти несколько смутных намеков на существование под поверхностью темной, хаотичной материнской массы, идентичной материи, а также духовного женского образа, который является Божественной Премудростью, но христианство исключало даже этот образ, провозгласив идентичность Бога и Святого Духа, души Христа, предполагая, что материя остается во власти дьявола»37 (Von Franz, Alchemy, p. 212.).

М.-Л. фон Франц описывает отношение христианства к патриархальности; маскулинный Бог-Отец раскрывается в своем Сыне, тогда как фемининное начало относится к материи, которая, по-видимому, находится во власти дьявола. Короче говоря, фемининное начало Евы связано со змеей, которая принесла в мир смерть и все наши беды, то есть фемининное начало воплощает ведьма.

Женщина, страдающая ожирением или анорексией, по самым разным, самым личным причинам, благодаря своим родителям попадает в плен патриархальности. Таким образом, она оказывается тесно связанной с той же проблемой, которая заключается в христианском освобождении от одностороннего влияния маскулинности. Этот процесс, особенно в алхимических текстах, рассматривается следующим образом: падшая женщина или погрязшая в материи Божественная Премудрость взывают к разуму человека, чтобы тот вызволил ее из материальных оков.

В тексте, который цитирует М.-Л. фон Франц, фемининность восклицает: «Я стану отцом тому, в чьих объятиях тает тело мое, и он станет сыном моим»38(Ibid., p. 219.). Здесь любовница и возлюбленная, фемининная Божественная Премудрость и ее мужской избранник заменяют отца и сына, присущих прежней патриархальности. «Божественная Премудрость, - пишет М.-Л. фон Франц, - это не что иное, как ощущение Самого Бога в Его женской ипостаси»69(Ibid.). В плаче страдающей ожирением женщины, ее стремлении освободиться от материи, в которой она себя похоронила, с точки зрения архетипа можно услышать взывание к Божественной Премудрости освободить ее от толщи мертвой материи, в которую ее, как падшую Еву, заставило опуститься патриархальное христианство.

Одной из моих пациенток приснился сон, в котором между ее толстых бедер родился Христос; другой пациентке приснилось, что она во сне пошла в туалет в местном театре и оттуда, из окна, выходящего во внутренний дворик, увидела грязный хлев, из-под соломы которого еле-еле пробивался тусклый свет. Поэтому Христос, родившийся на скотном дворе, ибо в доме не нашлось для него комнаты, в контексте этого сна может служить образом Самости, родившейся из чуждого тела страдающей ожирением женщины.

Существующая здесь энантиодромия ведет к следующему осознанию: образ, который символизирует Христос, существует в каждом человеке и к нему можно прямо обращаться. Этот взгляд привел на костер многих Жанн д'Арк, на котором они сгорали заживо и назывались ведьмами. Ужас Жанны д'Арк бессознательно существует у каждой женщины, страдающей синдромом анорексии/ожирения, особенно с тех пор, как она в борьбе за выживание стала постепенно примерять на себя маскулинную Персону, которая, по существу, губила ее фемининную природу. Сжигающий ее огонь был гибельным, а не трансформирующим пламенем, ибо здесь речь идет о маскулинном пламени жесткого и непреклонного взгляда. Оно скорее погубит, чем поддержит и облегчит процесс, которому подвергается фемининность. Это костер, к которому приговорили Жанну, когда от нее отвернулась церковь и отдала ее англичанам.

Я бы рассматривала Софию как возникающий энергетический паттерн, который осознан еще не полностью, но уже привносит в нашу западную культуру осознание связи между духом и материей. По ощущению многих из нас, маскулинная Божественная Премудрость остается в области теологии, догматики и философии морали. Это значит, что постижимая Мудрость доступна разуму, а раз так, она подлежит классификации и категоризации. Часто ее низводят до катехизиса. Это институализированная социальная Мудрость. Премудрость Софии, напротив, - это Премудрость непостижимого. Она иррациональна, неповторима и непоследовательна. Она относится к ситуации здесь-и-теперь, к текущему моменту. Уильям Блейк описывает ее как существующий каждый день момент, который Сатана не может уловить, ибо он такой же короткий, как пульсация артерии40(William Blake, «Milton», 29:3, Poetry and Prose, ed. David Erdman.). В такой момент жизнь постигается не через повторения, ибо она является уникальной и особенной в каждый момент времени.

У постижимой Мудрости Бога есть своя темная сторона -довлеющая власть церкви; своя темная сторона существует и у непостижимой Божественной Премудрости. Это полный хаос, Пустота. Темная сторона Софии - это изначальная Пустота, до проникновения в нее Света, то есть та основа, в которой впервые проявился Свет.

В лекциях Марии-Луизы фон Франц есть важное место, где речь идет о ее диалоге с теологом:

Доктор фон Франц: При работе с пациентом мы, видимо, можем оказать ему помощь только одним способом, постоянно говоря: «Я ничего не знаю, но давайте спросим у Бога». Но этот ответ не позволит пациенту сделать поспешный, не слишком осознанный вывод и не введет вас в соблазн сделать то же самое, а потому религиозное переживание становится уникальным событием. В каждом переживании Бог ощущается особенно и уникально, и это ощущение включает в себя даже красную серу [сексуальность]. Это означает, что если вы ставите перед Богом вопрос о красной сере, в каждом случае Бог дает вам Свой уникальный ответ.

Замечание: Я думаю, что в каждом случае Бог уже дал свой уникальный ответ.

Доктор фон Франц: Именно здесь мы с вами расходимся. Вы считаете, что Бог создал общие правила, в которых Он определяет себя навечно, а мы думаем, что Он - живой дух, который проявляется в человеческой душе и всегда творит нечто новое.

Замечание: В рамках тех правил, которые Он уже создал.

Доктор фон Франц: Для теологов Бог привязан к Своим книгам и не может сказать ничего нового. В этом мы не сможем прийти к единому мнению41(Von Franz, Alchemy, p. 142.).

Именно в этом заключается Премудрость Софии.

Если вы хотите мгновенно ощутить энантиодромию, вам нужно только встать из-за стола, за которым вы все утро трудились, работая над загадочной проблемой, а затем пойти и прыгнуть в холодные воды залива Джоржиан Бэй. Вы мгновенно отключитесь от своих мыслей и сконцентрируетесь на своем теле. Результат может оказаться поразительным. Телесный шок приведет к решению задачи, которую не мог разрешить интеллект. То, что за письменным столом становилось все менее ясным, внезапно обретает кристальную чистоту и становится столь же прозрачным, как вода в заливе Джоржиан Бэй. Почему так происходит? Прыжок в воду высвобождает инстинкты: они быстро активизируются для облегчения тела. Интуитивные люди часто инстинктивно отвечают на интеллектуальные вопросы. Погрузиться в холодную воду после интеллектуальных размышлений в тепле - значит перенести решение проблемы в область инстинктов, где ее постановка перестает быть жесткой и постепенно становится обтекаемой, словно ответ находится на самой глубине вод бессознательного.

София - это внезапное озарение, восходящее из ледяных вод. Это таинство. Говоря языком психологии, оно происходит, когда Эго прекращает идентифицироваться с той и другой противоположностью: и с телом, и с психикой. Однажды ощутив их взаимодействие, Эго может занять позицию, предполагающую их примирение, тогда как отождествление с одной из них означает враждебность по отношению к другой: тогда тело и психика переходят в состояние войны между собой. Эго, которое опирается на реальность, может сказать: «Да, это мои части; отчасти я тело, отчасти я психика, но я - не тело и не психика; я - тело и психика, вместе взятые. Меня может болтать и заносить, как парусную лодку в бушующем океане, но, пройдя огонь, воду и медные трубы, я смогу придерживаться сбалансированной точки зрения, находящейся здесь, в центре; и именно здесь, когда у меня появились глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, я могу подчиниться. Жизнь может идти своим чередом; жизнь может из меня исходить. Я умерла и снова ожила, я потерялась и нашлась вновь.

Чтобы подчиниться Софии, необходимо очень сильное Эго и очень долгое странствие. Можно бесконечно долго совершать колебания между противоположностями. Насколько лучше сосредоточиться на той точке покоя, где Эго принимает решение подчиниться. Без точки покоя не бывает ритма. Каждый человек, который спокойно и планомерно работал над тем, чтобы постепенно, шаг за шагом, привнести осознание в мышцы тела, и направлял энергию от солнечного сплетения к каждой области своего микрокосма, каждый, кто формировал у себя такую точку зрения, в один прекрасный день вдруг ощутит, что его поднимает ритм, даже если только на один момент - и в этот момент ему станет ясно все, что с ним происходит:

О, покорное музыке тело, о сверкающий взгляд, Как нам, танцуя, постичь этот танец?42 (William Butler Yeats, «Among School Children», lines 63-64.)

Эти мастерски завершенные образы

Родились в чистом разуме, но где их истоки?

В отбросах отказов или в подметании улиц,

В старых чайниках, пустых бутылках или разбитых ящиках,

В ржавом утюге, древних костях, потертых коврах, в бреду оборванца,

Который до сих пор продолжается. Теперь, когда ступени лестницы

Ушли у меня из-под ног, я должен лежать у ее подножья,

В захламленной лавке старьевщика,

торговца залежалым сердечным товаром.

У. Б. Йейтс. Дрессировка цирковых животных

Освобождение достигается через разделение... когда дух становится «влажным и тяжелым», он тонет в глубинах, то есть становится связанным с объектом, но, проходя очищение болью, он делается «горячим и сухим» и поднимается вновь, именно это пламенное качество отличает его от сырого подземного жилища, в котором он пребывает.

К.Г. Юнг. Психологические типы

Прежде всего следует сказать, что Айя-София - это Сам Бог. Бог - это не только Отец, но и Мать. Он и то, и другое одновременно, и «женственной частью» божества или существующим в нем Женским началом является Айя-София. Но, разумеется, едва вы все это произнесете вслух, оно потеряет свой смысл: происходит разделение «абстрактного» божества на два абстрактных начала. Тем не менее игнорировать это противопоставление - значит перестать соприкасаться с полнотой Бога. Это очень древнее интуитивное ощущение реальности, истоки которого находятся в мышлении Древнего Востока... Ибо отношение между «маскулинностью и женственностью» - это основа всего сущего - просто потому, что все сущее отражает сущность Бога...

Это женское начало всей Вселенной и неистощимый источник творческого осознания мировой славы Отца и фактически - даже проявление Его славы. Если продолжать, то София внутри нас. - это Благодать Бо-жия, это нежность, которая с помощью чрезвычайно таинственной силы прощения превращает мрак наших грехов в свет Божественной любви. Следовательно, София - это женственность, темная, плодоносная, нежная дополняющая часть власти, справедливости, творческой деятельности Отца.

Томас Мертон (из книги Моники Фурлонг «Мертон, биография»)

Глава 5 Вознесение к богине

Но отчего же до сих пор

Мы так пренебрегаем телом?

Оно дано нам не в укор,

Пусть разум чужд его пределам.

Пред ним в долгу мы все равно -

Оно нам чувства подарило

В первоначалии. Оно -

Не прах, но сфера, связь и сила.

Джон Донн. Экстаз"

(Перевод И. Куберского).

Джон Донн, хотя это явно не входило в его намерения, в своем стихотворении «Экстаз» описал ситуацию, которую можно назвать характерной для процесса анализа женщины, у которой нет подлинной связи с матерью; иначе говоря, основу своего собственного тела она не ощущает как безопасную. Когда отсутствует эта связь, женщина всегда пытается полагаться на свою голову. Какой бы просветляющей ни оказалась эта попытка и сколько бы новых инсайтов о сущности ее проблем она ни вызвала, сами инсайты в жизнь не воплощаются; на языке Джона Донна это значит, что «оболочка» лишена связи с разумом. В таком случае аналитик и пациент становятся похожими на две души, которые беседуют над телами двух любовников.

При рационализации проблемы тело фактически отвергают, причем делают это крайне жестоко. Потрясение, которое следует за аналитической сессией, связано с возвращением человека к контакту со своим телом. Как только душа вновь соединилась с телом, как и было прежде, вдруг оказывается, что по существу будто бы ничего не изменилось. Все, что произошло на сессии, -это переживание мгновенного высвобождения души из куска фарфора, и теперь она может стать почти такой же свободной, как праведники в раю, которые были заживо погребены. Это ощущение заживо погребенной является точной метафорой состояния ожирения, а освобождение из могилы - это ощущение «бесплотной» женщины, страдающей анорексией. Задача анализа состоит не в том, чтобы и дальше поддерживать расщепление души и тела, а наоборот, лечить его, пока, наконец, находящаяся в теле душа не ощутит в себе хотя бы «маленькие изменения», и тогда тело и душа станут единым целым. В итоге, как только происходит осознание реальных ограничений интеллектуального уровня и преодоление их, диалог между любовниками, беседующими об отношениях их душ и тел становится «внутренним диалогом» (см. конец главы 3).

Во время аналитического процесса, особенно при глубинном психосоматическом расщеплении, ни аналитик, ни пациент не рискнут предположить, что тело фактически является немой животной оболочкой, в которой пребывает ясный, устремленный ввысь дух. Если отчасти изменить метафору, язык тела посылает инстинктивные сигналы, гораздо более ясные, чем бормотание десятимесячного младенца, которые говорят об определенных биологических потребностях, но не более того. Если у аналитика с пациентом установилась прочная эмоциональная связь, при которой либо не учитывается наличие тела, либо проявляется полное безразличие к нему и тем самым как бы демонстрируется полное отсутствие Тени, это означает возвращение плута-трикстера в новом императорском облачении; такова любимая игра трикстера, присущая женщинам, страдающим ожирением. В какой-то момент на каждой аналитической сессии следует улавливать все послания тела, даже если они длятся всего мгновение. Позволить женщине покинуть аналитическую сессию, наслаждаясь своим интеллектуальным просветлением, а затем увидеть в зеркале ее тень, когда она надевает пальто, - значит жестоко усилить существующее у нее расщепление тела и духа. Согласно Джону Донну, тело должно «давать нам свои силы и ощущения». Аналитику и пациенту следует осознавать эти силы, которые «нас не загрязняют, а только соединяют».

Представление Донна о телесном ощущении как о соединении (сплаве), а не о загрязнении, взято из металлургии, которой исторически предшествовала алхимия. Загрязнение - это присутствие в металле примесей, ослабляющих его прочность; сплав -это соединение с примесями, усиливающими его прочность. Душа как золото; если ее слишком хорошо очистить и отфильтровать, она становится мягкой и бесформенной. Нужно, чтобы она содержала примеси, которые бы ее укрепляли и придавали ей узнаваемую форму. Если душа считает, что она выше любой идентичности и слишком чиста, чтобы иметь какую-то форму (что, собственно, и чувствуют женщины, страдающие анорексией и ожирением), то она будет ощущать соединение с телом как загрязнение. Задача женщины заключается в том, чтобы настойчиво добиваться соединения с телом, пока она не осознает, что это соединение - не загрязнение, а сплав. Это достигается следующим образом: телу предоставляется возможность играть, обрести свое пространство и совершать любые движения, которые оно хочет.

Изменение ощущений от загрязнения к сплаву происходит, если Эго начинает видеть свои основы в Великой Матери, теле самого творения. С точки зрения библейской мифологии, это происходит, когда девственная, бестелесная Мария в конечном счете может сесть на колени мудрой Софии. Тогда атрофированные инстинкты смогут установить связь с исцеляющим воображением, которое в сновидениях получает доступ к травмированным инстинктам. Воображение, находясь в «расплавленном и размягченном» состоянии, состоянии сна, стремится впитаться в живой мир тела и «отвердеть» в нем, пока тело не ощутит «небольшие изменения» в процессе периодического движения во внешний мир и обратно.

Крайне важно осознать, что такое высвобождение тела для свободного движения или игры точно так же констеллирует бессознательное, как сновидение. Поэтому я пришла к выводу, что для многих моих пациенток работа с телом является столь же необходимой, как и анализ сновидений. Поскольку подавляющее большинство из них в той или иной мере страдали от глубокого психосоматического расщепления, я поняла, что исключение тела в исследовании бессознательного было столь же односторонним, как исключение сновидений. Я поняла, что движения тела можно понимать как сны наяву. В своих спонтанных движениях тело подобно младенцу, который плачет, чтобы его услышали, поняли и ответили, и в чем-то похоже на сновидение, которое посылает сигналы из бессознательного.

Огромное преимущество движения тела в процессе работы со специалистом состоит в том, что люди, которые этим занимаются, становятся действующими персонажами в своих сновидениях; это происходит гораздо реже, когда они бездействуют или остаются в одиночестве. Тогда становится значительно легче непосредственно работать со снами наяву (то есть с движениями тела), чем со всеми ночными сновидениями, которые очень часто забываются. Сновидение не поддается проверке, его нельзя встроить в конкретную ситуацию из реального мира. В отличие от тела, которое не лжет, сон можно забыть, помнить только половину его содержания, свести его лишь к одному из фрагментов или даже серьезно исказить, пересказывая его содержание.

Попытка извлечь из сновидения прозаический смысл заставляет нас применять для его исследования грамматическую логику, которая может иметь мало общего с логикой символической, характерной для состояния сна, и находится гораздо ближе к поэзии, чем к прозе. Хотя сновидения остаются нашим богатейшим источником информации о состоянии бессознательного, движения тела могут приблизить нас к актуальному смыслу сна даже в том отношении, что сон может углубить наше осознание психической размерности, соответствующей мускулатуре тела. Эти два подхода работают вместе, ибо у них много общего. Тело - это бессознательное в своем непосредственном пространственном измерении; сновидение - это также бессознательное; хотя ему, как совокупности образов, не хватает доступности и пространственной размерности, присущим физическому телу.

Как таковое, бессознательное непостижимо; это реальность, которая подразумевается вследствие наличия таких феноменов, как сновидения и спонтанные и непроизвольные движения тела. В конечном счете мы можем прийти к мысли о движениях тела или состоянии сна не как о проявлении бессознательного, а как о проявлении сознания, которое управляет нашим поведением и внутренним состоянием. Несомненно, многие люди уверены: то, что мы сегодня считаем бессознательным, эквивалентно традиционной идее Бога как вечно бодрствующей всемогущей внутренней Сущности. То же самое я говорю о Софии и Деве Марии, ибо эти женские божества ассоциировались с фемининной частью Бога. Помещая их в бессознательное, я следую за Богом от внешнего к внутреннему, по пути, характерному для движения самого бессознательного. Более того, я полагаю: то, что мы сейчас называем бессознательным, в психологической реальности является сознанием, которое слишком долго находилось в глубине психики. В алхимии это соответствует идее deus absconditus (мужского божества), скрытого бога материи43 (Jung, «The Visions of Zosimos», Alchemical Studies, CW 13, par. 138.). Но бессознательное также включает в себя dea abscondita, Черную Мадонну - богиню, которая должна скрываться, чтобы защитить человечество от ужасных последствий ее убийства.

Современное общество гораздо больше, чем мы осознаем, следует утверждению Ницше о том, что «Бог умер». На самом деле не умерли ни Бог, ни Богиня. По существу, они скрылись. Их укромное место находится в бессознательном. Когда им больше не нужно будет скрываться, чтобы защитить человека от саморазрушения, которое происходит при их гибели, они снова появятся -и Бог, и Богиня. И когда это произойдет, мы увидим, что представляет собой бессознательное: осознание Богом своего творения, которое включает в себя самоосознание тела. Это движение Ницше идентифицировал с Дионисом.

Возвращение Бога - одно из самых древних ожиданий человечества. Каждая мировая религия раскрывается как подготовка к его пришествию. Каждая религия зиждется на его ожидании. В чем же заключаются такие ожидания? Мы уже знаем Бога в его внешних проявлениях, по его заповедям, его законам, его Слову. Это - Логос, маскулинная часть Бога. Во втором пришествии мы ждем того, чего нам не хватает: внутренней Божественной динамики процесса. Это - Бог в своем творчестве, а не в своем творении, это сущность фемининности, традиционно воплощавшаяся в древних мистериях. Таким образом, возвращение - это появление фемининной части Бога, которая постепенно, на протяжении целых веков приняла форму, которую мы называем бессознательным. Сейчас наступило время, когда мы можем творчески подойти к идее Бога как единства противоположностей, а потому больше не смотреть на фемининность через призму маскулинности, а обратиться к ее андрогинному аспекту.

Великая Мать - это фемининная сторона Бога. В Библии она является Божественной Премудростью (Софией); на картине Леонардо да Винчи она - святая Анна, на коленях у которой сидит Пресвятая Дева — фемининность, существующая в мужчине и женщине, восприимчивая Сущность Бытия, в которой сочетаются божественное и человеческое. Интересно отметить, что этот мощный мотив нашел отражение в рисунке очень тонким карандашом и древесным углем: настолько тонким, что должен храниться под стеклом в маленьком затемненном зале Лондонской национальной галереи. При попадании на рисунок прямого дневного света он просто постепенно исчезнет. Это, наверное, самый точный рукотворный образ, символизирующий роль фе-мининности, которую ей позволил исполнять патриархальный мир.

Понятие «девственница» требует прояснения, ибо оно встречается во многих религиях и имеет много социальных коннотаций. У меня оно не употребляется ни в смысле физиологического целомудрия, ни в ортодоксальном смысле, связанном с догматами христианской церкви. Исследование разных понятий, относящихся к Деве Марии как Пресвятой Деве, Царице Небесной, Невесте, Богоматери, Заступнице и Посреднице, прекрасно описано Мариной Уорнер в книге «Единственная среди своего пола». Исследуя противоречия, присущие этой «идеальной» женщине, она приходит к выводу:

«Дева Мария вдохновила людей на возведение самой грандиозной архитектуры, создание самой трогательной поэзии, самой прекрасной в мире живописи; ее образ наполнял мужчин и женщин глубоким наслаждением и пылкой верой; она была тем идеальным образом, который вводил мужчин и женщин в состояние транса и пробуждал в них самые благородные чувства любви, милости и трепета. Но реальность, описанная в ее мифе, закончилась, утверждаемый ею моральный кодекс истощился...

Как признанное творение христианской мифологии легенда о Пресвятой Деве сохранит свою лирику и прелесть, однако она будет лишена нравственного значения, а следовательно, утратит способность исцелять и причинять вред»44(Marina Warner, Alone of All Her Sex, pp. 338-339.).

Несомненно, Дева Мария воплощает один из архетипических паттернов фемининности, хотя он серьезно искажен страхами, а также другими идеальными образами XX века. Однако М. Уорнер отмечает, что культ Девы Марии все равно развивается; ее образ ассимилировал черты языческой богини, а следовательно, стал воплощать больше черт темной фемининности, чем ей позволяла патриархальность.

«Какое-то время Дева Мария воплощала квинтэссенцию несгибаемого аскетизма; кроме того, она была одним из самых высших символов плодородия. Горы расцветали спонтанно - то же самое происходило с девственной матерью. Прежний символический смысл луны и змеи как божественных атрибутов сохранился в таких святилищах, как Монсер-рат, ибо там ее почитали как источник наслаждения и плодородия...

Образ, которому там поклонялись, был образом Черной Мадонны... Когда художники восстанавливают образы, они переписывают платье и драгоценности, атрибуты, соответствующие Мадонне и Младенцу, но, ощущая трепет, они сохраняют черный цвет их лиц. Однако трепет возникает не только вследствие простого поклонения их священному образу... Возможно и то, что экзотическая и таинственная темнота их внешности быстро породила особый культ. В католических странах, где темнота - атмосфера дьяволов, а не ангелов, и связана исключительно с магическими и оккультными образами, Черная Мадонна вызывает особое изумление, ибо содержит в себе скрытое познание и власть...

На Сицилии процветал культ рогатой богини Деметры, и в скульптурах, извлеченных при раскопках, она изображается ласкающей младенца - свою дочь Кору-Персефону - или поддерживающей ее, когда та дремлет у нее на плече. Этот образ настолько близок к Мадонне с младенцем, что на алтаре собора Энны... где Персефону поглотил подземный мир, выставлена статуя Деметры и ее дочери...

В качестве образа покровительницы городов и народов, а также символа мира и победы ее образ служил залогом безопасности королевских армий: в этом отношении Пресвятая Дева напоминает Афину. В Афинах она действительно заняла место греческой богини мира»45 (Ibid., pp. 274, 276, 314.).

Истоки нашей психики находятся в иудео-христианской традиции, уходящей в глубину веков и впитавшей в себя образы тех древних богинь и поклонение культу луны. Но мы были воспитаны на литературе, музыке и живописи, присущих великой христианской традиции, и архаичная энергия, которая резонирует внутри нас при полнолунии, неотделима от духовной энергии, резонирующей, когда мы слушаем оркестр и хор, исполняющий «Мессию» Генделя в соборе Св. Павла. По существу, это должно создать еще одно расщепление психики. Если идею девственности и фемининности Бога (или Христа) можно было бы воспринимать иначе, были бы устранены все ортодоксальные препоны; с нашей повседневной жизнью могла бы резонировать новая и живая вера, привнося новую размерность в нашу физическую и духовную реальность. Таким образом, вместо того чтобы лишиться своего наследия, мы воссоединяемся с ним. Образы, которые ранее казались мертвыми, а строфы - заученными, могут ожить, наполниться глубинной внутренней истиной и динамической энергией.

Эстер Хардинг в своей книге «Женские таинства» исследует изначальный смысл слова «девственница». Я процитирую этот фрагмент полностью, ибо отметить один аспект образа, не указав на другой его аспект - значит привнести очень серьезные искажения в общее восприятие образа:

«Вступить в ладью богини - значит принять энергичное воздействие инстинкта в сфере религиозной духовности как проявление творческой жизненной силы. При таком отношении инстинкт может больше не считаться ценным компонентом, который можно использовать ради человеческого блага; наоборот, следует признать, что «Я» человека, его Эго, должно подчиниться требованиям жизненной силы как божественному творению.

Главная характерная черта богини в фазе новолуния заключается в том, что она является девственницей. Она не пользуется своим инстинктом, чтобы пленить мужчину, которого она привлекает, и получить над ним полную власть. Она не хранит себя для избранного мужчины, который должен отплатить ей почитанием, и не использует свои инстинкт, чтобы обрести свободу от мужа, дома и семьи. Она остается девственницей, даже становясь богиней любви. По существу, она остается самой собой. Она не является фемининной составляющей мужского бога с такими же, как у нее, характерными функциями и чертами, несколько измененными, чтобы соответствовать ее женскому полу. Наоборот, роль, которую она играет, - это ее собственная роль, характерная только для нее. И эту роль не может воспроизвести никакой другой бог. Она - Богоматерь, Древняя и Вечная. Бог, с которым она соотносится, - это ее сын, и она обязательно ему предшествует. Ее божественная власть не зависит от ее отношения к богу-мужу, а потому ее поступки не зависят от потребности в его умиротворении и не соответствуют его качествам и намерениям. Она имеет полное право на обладание своей божественностью.

Так и женщина, которая по своей сути является девственницей, делает то, что она делает, - не для того, чтобы удовлетворить какое-то желание или получить удовольствие, и не для того, чтобы ее любили и хвалили, и даже не для того, чтобы нравиться самой себе; не из-за какого-то желания одного человека получить власть над другим, а значит, привлечь к себе его интерес или любовь, а потому, что все, что она делает, -это истинно»46 (М. Esther Harding, Woman's Mysteries, pp. 146-147.).

Этот текст - ключевой для осознания понятия «девственница» в том смысле, как оно употребляется в данной книге. И когда девственница (означающая женское Эго или женскую идентичность) прочно укореняется в собственной мудрости, - которая традиционно изображается как лоно или трон Великой Матери, -из ее биологического, культурного и духовного наследия появляется аутентичная женщина.

Тело как священный сосуд

Любой архетип имеет как негативную, так и позитивную сторону. По всей вероятности, негативный аспект архетипа девственницы лучше всего проявляется в парализующем требовании совершенства. Находясь в этом состоянии паралича, женщина скрывается в демоническом облике «плохой матери» или ведьмы. Оторванная от мудрости тела, девственница остается в состоянии оцепенения. Для человека, устремленного к совершенству, который постоянно готовит себя к деятельности, просто быть звучит как эвфемизм «ничего» или прекращение существования. Когда ушедшая энергия, чтобы как-то себя оправдать, снова направляется женщиной с целью заново себя открыть и полюбить, появляется сильное напряжение и пропадает ощущение безопасности. Мрачная пустота заставляет женщину усомниться в самом ее существовании. Ее постоянную жажду совершенства утолило отчаяние. Все эти проявления тревоги и сопротивления следует принимать во внимание, ибо за ними скрывается глубинный ужас и ярость, которые могут найти внешнее выражение только в свое время, то есть когда Эго станет достаточно сильным, чтобы справиться с яростью и ужасом.

Первым препятствием становится достижение внутреннего согласия. «Действительно ли я уверена в том, что смогу посвятить себе один час в день? Где мне взять этот час? Что я сделала для этого?» Эта проблема гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд, ибо «плохая мать» ненавидит удовольствие и делает все возможное, чтобы вызвать у женщины чувство вины. Пока она выполняет свой долг, пусть даже слишком навязчиво, - это вполне приемлемо. Прекращение затрачивать свою энергию на выполнение долга, высвобождение ее для какой-то творческой деятельности вызывает у женщины такое ощущение, словно ее пропустили через стиральную машину, сначала отжав с одной стороны, затем - с другой. Перестать давать - значит разорвать связь с матерью, и там, где Эго идентифицируется с материнством, оно сначала просто не знает, что делать. Его столько раз использовали для отдачи, что оно больше не верит в то, что может получать, и думает, что для него получать унизительно или эгоистично.

Но как только Эго узнает о своем существовании, как только забытая энергия начинает выходить через танец, рисунок, пение, удовольствие уже не ощущается как эгоистичное и расточительное, а воспринимается как удовлетворение абсолютной потребности. В таком случае плохая девственница становится хорошей. Тогда опасность состоит в том, чтобы не захотеть слишком много и получить слишком быстро. Наше внимание прежде всего концентрируется не на цели, а на процессе. Нужно находиться в настоящем времени. Дать возможность поиграть бессознательному. В прочитанной недавно лекции Нортроп Фрай привел цитату из «Притчей Соломоновых», в которой Премудрость заявляет, что «от века я помазана, от начала, прежде бытия земли», а после того как Бог сотворил Небо и Землю, «тогда я была при Нем художницею, и была радостию всякий день, веселясь перед лицем Его во все время...»47 (Притчи, 8:23, 30.) Фрай отмечал, что «празднуя» является производным от слова, обозначающего игру, и предпочитал для слова «празднуя» коннотацию «играя». Для него скачущая маленькая девочка была символом мудрости. В моем понимании в этом образе тело и дух слились воедино: София - это любовь, которая существует между ними.

Страх, связанный с принятием, резонирует с глубинными уровнями психики. Принимать - значит позволить течь потоку жизни, открыться любви и радости, скорби и печали из-за потерь. София - это мост, любовь, которая открывает для тела возможность принимать дух. Но если у человека нет основы в своем теле, он сталкивается с серьезной проблемой. Если матери не хватает контакта со своим телом, она не может дать ребенку ощущение связи, необходимой ему для того, чтобы доверять своим инстинктам. Ребенок не может расслабиться и остается в напряжении у нее в теле, а позже - и в своем собственном. Страх перед жизнью и страх быть покинутым остаются минимально скрытыми, а испуганное Эго постоянно ощущает опасность быть поглощенным неизвестными силами, которые могут внезапно внедриться из внешнего мира или из бессознательного. На этой слабой основе формируется ригидная надстройка, базирующаяся на социальных ценностях - порядке, эффективности и долге. Энергию, которая хочет направляться в русло творчества, жизни, игры, побуждают искать выражение в слепой навязчивости.

Если у Эго нет конкретного ощущения безопасности, это происходит из-за отсутствия образа основы, на которой такое ощущение формируется. Если творческому воображению недостает времени или пространства для создания своей основы, то психика делает единственное, что может сделать: она конкретизирует символ. В случае ожирения это значит, что в теле конкретно воплощается отсутствующая хорошая мать, а страх небытия в этом мире компенсирует тело, которое становится настолько большим, чтобы подавлять дух. Чем больше вероятность ухода в область духа, тем сильнее навязчивое стремление набить желудок булками. Но если процесс зашел слишком далеко, булки могут ощущаться как камень. Упорство этого пагубного поведения, компенсаторное отыгрывание через подпитку инстинктов, по существу, только углубляет существующее расщепление.

Хлеб, который может стать камнем в желудке женщины, страдающей ожирением, анорексией или булимией, - это жестокая пародия на духовный хлеб, который она не может вкусить. Ее состояние сродни состоянию людей религиозных, вера которых основывается на буквальном понимании символического значения слова; по образному выражению Апостола Павла, их «убило слово», которое при духовном восприятии дает жизнь. Эти люди, страдающие одержимой навязчивостью, испытывают фатальную тягу к буквальному и конкретному. Так, например, очевидно, что фундаменталисты, склонные обращать людей в свою веру, отвергают символическое прочтение Библии. В конечном счете ироничность их позиции проявляется в том, что, испытывая голод по матери, они отрицают мать. Чем больше они погружаются в материю, тем меньше получают удовлетворения. Чем больше они едят, тем голоднее становятся. Образно говоря, они достигают такой степени трагизма, что могут съесть собственное сердце.

Чтобы исцелить это расщепление, нужно осознать пагубное поведение и представить, что оно хочет нам «сказать». Зачем мне нужна еда? Зачем мне нужно большое тело? Зачем мне нужны сладости? Что это за отверстие в центре? Что это за страх? У каждого человека эти ответы будут разные, но диалог с телом является ключевым для осознания каждого из них. Проблема скрывается где-то в материнской основе. Я полагаю, что там, где отношение к телу хотя бы относительно свободно, символы, которые появляются в сновидениях, обязательно сформируют контакт Эго с внутренней энергией и помогут изменить внешнюю жизнь.

Но если расщепление между телом и духом так глубоко, что повреждены даже инстинкты, психика может порождать исцеляющие образы, но энергия инстинкта не сможет соединиться с ними. Не знавшее свободы тело не сумеет ее представить себе; в мышцах застыл предсмертный ужас, поэтому даже если разум может допустить продолжение жизни, то тело - нет. И не следует отвергать послания, которые должны идти от тела к мозгу и помогать трансформировать эту негативную энергию. Даже во время аналитической сессии доверие может очень возрасти и стать вполне достаточным для такого диалога, хотя при этом тело будет сопротивляться или пребывать в состоянии оцепенения. И хотя голос, произносящий слова, вызывает ощущение подлинности, он все равно идет из головы.

Если повреждена материнская первооснова, ребенок не может найти ее в своем теле, и независимо от упорства, с которым он пытается обрести ощущение безопасности через свой разум, он в какой-то мере всегда зависит от других, а значит, испытывает страх, что его покинут. Психика сделает все, что может, для создания прочной основы лечения, но если идущие от тела послания воспринимаются как противоречия посланиям сновидений, то исцеления не будет. Тень находится в теле, то есть слишком далеко от сознания - так далеко, что даже не появляется в снах; к тому же отсутствует София, которая достаточно мудра, чтобы установить связь между телом и психикой. Тогда Материя становится конкретной материей и удерживает тело, которое должно было бы удерживать любовь. Аналитическая сессия или семинар могут создать условия, необходимые для того, чтобы любовь пришла в жизнь и обратила процесс, превратив конкретную материю в Материю.

Мои семинары, разработанные на базе аналитической практики, каждый участник воспринимает по-разному, ибо каждый из них имеет достаточный опыт аналитической терапии, чтобы выбрать собственный путь. Наша основная цель заключается только в том, чтобы организовать пространство, в котором человек может вступить в диалог со своим телом. Несомненно, существует некоторая групповая динамика, но если группа ощущает себя как теменос, каждая женщина осознает потребность в том, чтобы сохранить свое сакральное пространство. Индивидуальные символы заслуживают признания, словно крошечные семена, которые следует проращивать в их собственной черной земле, прежде чем эти ростки найдут дорогу к солнцу; точно так же в процессе трансформации следует оставить в покое сновидения. Преждевременно пересказывать их содержание - значит либо привнести в них материал других людей, либо иссушить их вследствие слишком тесного контакта с сознанием, либо снизить напряжение, необходимое для протекания процесса трансформации.

Цель этих практических семинаров не заключается ни в снижении веса, ни в телесном фитнесе, хотя они могут стать побочным результатом. Их цель - интегрировать тело и психику - извлечь целительные символы из сновидений и ассимилировать ихв бессознательных участках тела, чтобы направить их энергию на завершение исцеления. Одна из опасностей анализа заключается в следующем: мы считаем, что совершаем внутреннюю работу, думая, что понимаем образы сновидений, - настолько мы очарованы их интерпретациями. Но если лишить символ созерцания, он теряет свою исцеляющую энергию. Чтобы произошла трансформация, нужно дойти до пламени сердца. Как заметила Мария-Луиза фон Франц, «эмоция является носителем сознания»48(Von Franz, Alchemy, p. 252.).

Каждый такой практический семинар начинается с релаксации, чтобы дать возможность телу почувствовать собственные ритмы. Акцент делается на нормальном дыхании и учащенном дыхании, чтобы пробудить и освободить заключенные в мышцах эмоции. Пока дыхание продолжает быть нормальным, образы слишком часто остаются запертыми в мозгу.

Нам мешают дышать страх и тревога. С раннего детства мы узнаем, что любое проявление архаичного или первобытного чувства неприемлемо, кроме того, мы узнаем (бессознательно), что управлять сильными эмоциями - значит допустить минимальное количество воздуха в область ниже шеи. Глубокие, полные вдохи, которые должны подпитывать жизненно важные органы не только кислородом, но и осознанием эмоций, задерживаются на самом верху грудной клетки, и круглый живот, который движется в ритме глубокого дыхания, становится проклятием образу мира. Полный спектр эмоций оказывается заблокированным в теле ниже шеи, и мы слышим постоянные жалобы на то, что в шее нет гибкости, болят плечи, а спина не может выдержать их тяжести. Если дыханию духа (маскулинности) не позволяют проникнуть в телесную плоть (фемининность), зачатие становится невозможным.

Наше общество склонно отвергать сознающее тело, природный сосуд, содержащий божественное дыхание; вместо этого оно испытывает восторг перед безупречными машинами и преклоняется перед живыми трупами, фотографиями которых пестрят журналы мод. Наши тела становятся настолько ригидными и вместе с тем они настолько изуродованы невыраженными эмоциями, что в них не остается места для творчества. Если вы сомневаетесь в этом, подумайте, сколько вам снится снов, где присутствует туалет: вырытый туалет, переполненный туалет, туалет, в который вы не можете войти, туалет, находящийся в центре жилой комнаты, туалет с отвратительным содержимым. В Новом Завете этот феномен выражен значительно тоньше: «Не вливают также вина молодого в старые мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают»49(Мат. 9:17.). Препятствие выражению эмоций ведет к депрессии, а депрессия в конечном счете приводит к полному краху.

Следующий сон позволяет прояснить энергию пневмы (в переводе с греческого языка это слово означает дух или дыхание):

«Я нахожусь в большой комнате с мертвой женщиной, лежащей на погребальном постаменте. Я стою с ней рядом. Подходят люди, чтобы отдать ей дать уважения и проститься. Кто-то заметил, что она немного пошевелилась. Несколько позже я повернулась, чтобы на нее посмотреть; у нее в одежде был некоторый беспорядок. Вскоре мне показалось, что она пошевелилась, даже когда мой взгляд был обращен на нее. Я подошла ближе и, дотронувшись до нее, заговорила с ней. Она ожила. Мы вышли из комнаты через дверь. Она сказала: "Спасибо вам, что вы мне помогли преодолеть приступ пневмонии"».

Это был сон женщины средних лет, эмоции и чувства которой в детстве онемели под воздействием негативного материнского комплекса. События в ее жизни были слишком болезненными для нее, чтобы говорить о них прямо; скрывая свое несчастье, она продолжала работать и вести супружескую жизнь, насколько хватало мужества. Она продиралась сквозь тернии жизни: и в образном, и в буквальном понимании автоматически сдерживая дыхание в ответ на свой страх. Допустить свободное течение жизни, оставить в ней место случаю для нее означало сдаться врагу. Поверхностное дыхание глубоко внутри отделило ее от фемининности, поэтому она страдала от сердечной боли. Женщина быстро воспринимала послания сновидений; вместе с тем она признавала, что увеличивается расщепление между ее психикой и телом - или, точнее, между духом и материей.

Стремясь вновь получать инсайт и восстановить связь с чувствами, она выполняла упражнения по релаксации и сознательно направляла дыхание в бессознательные области тела. В течение нескольких дней любовь, которую она привносила в этот ритуал, давала результаты в виде приведенного выше сновидения и обновленного ощущения жизни, которое сопутствовало сновидению.

Голова осознает, тело ощущает. Тогда вполне естественно, что самое начало сна («Я нахожусь в большой комнате с мертвой женщиной») иллюстрирует, насколько критично для всех нас найти собственный источник творчества, ибо природа заставит нас заплатить по счетам, если мы не подчинимся своим инстинктам. И, конечно, в последнем предложении («Спасибо вам за то, что вы помогли мне преодолеть приступ пневмонии») непосредственно говорится о пневме, творческом духе, выполняющим функцию соединения. Если Медуза хочет, чтобы все было постоянно, совершенно и высечено из камня, то София хочет, чтобы все двигалось, дышало и творило.

Как только тело расслабится и голову с телом начнет соединять дух творчества, наши практические семинары концентрируются на символах, которые проявлялись в сновидениях. Каждый человек работает над собственной энергетической цепью, стараясь узнать, в каких областях тела существует сознание, а какие остаются бессознательными, отделяя привычные реакции тела от осознанных. Те части тела, которые женщина считает «черными», - то есть области, в которые не течет энергия, - она проверяет, извлекая позитивный исцеляющий символ из какого-то своего сна и помещая его в эту область, а затем концентрируется на нем, пока не начинается течение энергии и не происходит трансформация.

Это совершенно иной процесс по сравнению с конкретизацией символа или принятием его прямого (буквального) смысла. Юнг был убежден, что в символе содержится исцеление, ибо через творческое воображение символ соединяет тело, рассудок и душу. Поэт, находящийся в постоянном контакте с коллективным бессознательным, порождает точный символ, прочитав который, мы покрываемся мурашками, нашему разуму открывается смысл, а наши глаза наполняются слезами. Мы сразу становимся единым целым. Таким образом, когда маленький покинутый Е.Т. Элиот (который в фильме Стивена Спилберга кажется сверхземным человеком) шепчет: «Домой, Элиот, домой», - миллионы людей любого возраста в любой стране начинают рыдать. На наших семинарах мы включаем в медитации свои индивидуальные символы, тем самым пытаясь сформировать гармоничную связь между телом, разумом и душой.

Одна из моих клиенток, Сильвия, в течение двух лет проходила анализ и принимала участие в семинарах. На протяжении всей жизни у нее были крайне амбивалентные отношения с отцом. Она приходила в ужас от близости с ним, но вместе с тем обожала его и пыталась быть «милой папочкиной крошкой». Когда она в детстве раздражалась и капризничала, мать всегда говорила: «Ты злая, как шершень». Она всегда была подвержена сильным простудам и инфекционным заболеваниям дыхательных путей. Когда Сильвии приснился приведенный ниже сон, она впервые в своей жизни попыталась отстоять себя на работе. Она открыла в себе способности и добивалась их признания, но это иногда вызывало у нее гнев к своим коллегам, и тогда она становилась совсем не похожей на «милую папочкину крошку». Вот ее сон:

«Я вхожу в комнату, где находится мой отец. Вокруг летают осы - они большие и черные. Отец быстро проходит из одной комнаты в другую. Предполагается, что я последую за ним, а я боюсь ос. У себя на руке я вижу шершня; я пытаюсь его сбросить, но он не собирается улетать. Я чувствую, что не могу войти в другую комнату с шершнем на руке. Я зову отца на помощь, но он не идет. Я в ужасе просыпаюсь».

Она проснулась, испытывая «умопомрачительный» страх, гораздо более сильный, чем в реальной жизни. На следующий день она почувствовала большое напряжение в плечах и сильную головную боль. В голове ощущалась огромная тяжесть от простуды; была заложена носоглотка. На ночном семинаре она использовала для работы метод активного воображения:

«У меня на руке сидит шершень (как во сне). Я у него спрашиваю, хочет ли он войти в мое тело. Он летит к двери, через которую прошел мой отец, - дверь закрыта. И тогда он вновь садится мне на руку. Я снова его спрашиваю, хочет ли он войти в мое тело. Он ползет вверх по руке, через шею и нижнюю часть подбородка и, оказавшись на правой стороне лица, садится мне прямо на нос. Я спрашиваю, хочет ли он со мной поговорить. Он только жужжит. Я спрашиваю, что означает его жужжание. Меня интересует, принадлежит ли он моей голове, и он мне явно жужжит в ответ: да. Затем он лезет через мою правую ноздрю в носоглотку, которая заложена от простуды. Между тем я его спрашиваю: может быть, он считает, что ищет там свой дом (мне вспоминается глиняное осиное гнездо). Он жужжит. Затем он вылетает из левой ноздри вместе с ее содержимым, которое похоже на кусок кожи или салфетки. Потом шершень улетает вместе с этим куском кожи и садится на мою левую ладонь. Он роняет кожу и улетает прочь. Кусок кожи превращается в маленькую змею, свернувшуюся в кольцо. У меня на всех пальцах растут змеиные головы, мои руки чувствуют тепло и приток энергии. Эта энергия проходит по моей руке, через плечи и снова спускается вниз по моей правой руке, на которой все пальцы теперь заканчиваются змеиными хвостами. У меня в ногах тоже чувствуется покалывание от притока энергии.

P.S. Важно узнать мои чувства к шершню; из-за него я проснулась, испытывая сильный ужас. У меня появились мрачные предчувствия, что его снова придется вызвать, но теперь я уже знала, что мне надо делать. Мне стоило невероятных усилий позволить ему ползти по моему носу, и я почти закончила весь процесс. Это была единственная настоящая попытка шершня войти со мной в контакт, вселившая в меня уверенность, что я смогу узнать ее смысл».

Сильвия сказала, что считает шершня воплощением «негативной части своих инстинктов», которая, видимо, констеллировалась под влиянием отца:

«Я называю их плохими, но фактически они очень хорошие. Я всегда думала, что гнев - это злость, гнев Анимуса, похожего на Анимус моей матери, способной разорвать людей в клочья. Но, обладая таким опытом, я смогла прийти на работу и дать выход своему гневу, встать на ноги и сжать кулаки: так я никогда раньше не поступала. Я испытывала настоящий гнев. Нашла разрядку подлинная маскулинная энергия. Это был гнев, совершенно не характерный для фемининности. Когда испытывает гнев моя фемининность, мои глаза округляются, ноздри становятся шире, изнутри исходит пламя. Я могу отстаивать себя в профессии. В моей .голове наступает просветление и обостряется обоняние».

В данном случае образ шершня символизирует ярость, которая требует выражения и связана с ее детским образом «милой папочкиной крошки». Когда шершень срывает кусок кожи и раскрывает полость, кожа, которая служила ему препятствием, превратилась В жизненную силу змеи. Эта энергия сразу стала доступна Сильвии в жизни - ярость превратилась в профессиональную и личную уверенность в себе.

Один из аспектов активного воображения Сильвии, связанного со сном о шершне, - это мотив инцеста. В отличие от Фрейда, Юнг верил, что инцест в его символическом выражении не обязательно является регрессивным (см. ниже). Запрет, связанный с реальным инцестом, препятствует инфантильной регрессии, но суть запрета заключается в том, чтобы перенаправить энергию на более высокие уровни, в сферу, где образ отца играет важную роль в создании женского Эго. В процессе медитации Сильвии инцест заключается в активном почитании девственницы. Превращение шершня в змей на кончиках ее пальцев символизирует трансформацию ее бессознательного страха инцеста в позитивное усиление ее любви к собственной фемининной природе. Это перенаправление энергии инцеста словно пропускает образ отца через руки скульптора, придавая ему новую форму: вместо отца, вызывающего страх, он становится хорошим, любимым отцом. И то, что он поддерживает фемининную природу Сильвии, так прочно укрепившуюся в ее теле, оборачивается поддержкой всей ее личности. В медитации Сильвии четко проявляется ее тесная связь с фемининной мудростью тела. Заново открыв свою девственность, она оказалась на коленях у Софии.

Запертая в теле бессознательная энергии высвобождается или остается связанной; в любом случае этот процесс является автономным. Похожая на бессознательное чувство, эта энергия в основном реагирует как животное. Она остается не высвобожденной там, где нет контроля сознания. Пока энергия делает то, что хочет, мы всегда будем отыгрывать аффекты как животные. Цель анализа заключается в том, чтобы обуздать энергию дикой лошади и сделать так, чтобы всадник управлял ею, не пользуясь кнутом, который убивает ее дух.

В процессе работы с телом мы узнаем (как и в работе со сновидениями), насколько энергия может оказаться запертой. При ее высвобождении (что случается очень быстро) возникает серьезная опасность ассимилировать ее, не сохранив как спасительную благодать. Но это теневая энергия, и все желания Тени должно опосредовать цивилизованное сознание. Тень нельзя заключать в объятия сразу, как очень давно потерянную сестру. Эго должно сохранять здоровую подозрительность. По-настоящему прожить Тень, существовавшую ранее бессознательную сторону личности - не значит ее интегрировать. Для интеграции сначала требуется пережевать сырой материал, чтобы потом его переварить. Донести сознание до инстинктов, чтобы позволить Эго их признать и навязчиво их не отыгрывать, - значит посадить всадника на коня и дать ему возможность принимать решения. Именно цивилизованная природа человека, обуздавшая инстинкты и управляющая их энергией, ответственно вовлекается в те области, куда хочет направиться энергия.

Приведенный ниже сон иллюстрирует развивающиеся отношения между телом и духом женщины, перешагнувшей тридцатилетний рубеж. Эта женщина профессионально тренировала свое тело, но лишь недавно научилась его любить:

«Раннее воскресное утро. Рассвет. Городские улицы пустынны. Я скачу на Лии [чудесная лошадь] вниз, по левой стороне улицы к центру города. Лошадь чутко реагирует на прикосновение моих коленей или натягивание повода. Я отвратительно управляю лошадью и просто изумляюсь, как это чудесное животное слушается меня и компенсирует отсутствие навыков верховой езды. Я чувствую себя как дома, то есть полностью владею ситуацией. А как владеет ситуацией Лия? Она скачет уверенно и энергично. Я ощущаю себя единым целым с ней.

Я веду ее на пастбище. Я шепчу ей на ухо: «Ты прелесть». Она сразу на это реагирует, понимающе и с любовью уткнувшись мне в щеку. Тогда ее владелица говорит мне: «Лия уже давно так много не скакала. Ею очень легко управлять». Владелица хочет, чтобы лошадь разминалась пять раз в день».

Любовь, которая тратится на признание этой энергии, а также на ее активизацию и внешнее проявление, является частью той сущности, которую символизирует Премудрость Софии. Возможность превращения этой животной энергии в духовную - еще одно характерное качество Софии. Мощные инстинктивные влечения являются сакральными, но Эго должно их интеллектуально обработать, чтобы трансформировать животную энергию в духовную. Эта трансформация раскрывается в образе Марии, сидящей на коленях Великой Матери. Из этой первоосновы в результате рефлексии рождаются индивидуальные чувства женщины. Тогда и только тогда она может проявлять эмпатию, а не зависимость или власть. Тогда она может вызывать неудовольствие у матери, матери-мужа, матери-церкви и знать, что отыгрывает свою

индивидуальность. В девственнице соединяется божественное и человеческое.

Наши практические семинары проходят на высоком уровне. По-видимому, они развиваются в том же направлении, которое описано в работе Джоан Ходороу:

«Независимо от присущих человеку основных склонностей, его личностному росту свойственны тенденции к развитию ощущений и воображения. Когда телесные ощущения проявляются как физическое действие, может появиться образ, придающий значение этому движению. Или же, когда внутренний образ проявляется как физическое действие, проприопер-цептивное кинестетическое ощущение может сформировать у человека связь с его телесными инстинктами. По-видимому, самый богатый опыт включает и ощущение, и образное представление; одно из них может сменять другое или же они оба существуют одновременно»50 (Joan Chodorow, «Dance Movement and Body Experience in Analysis»)..

Такова основная философия наших практических семинаров. Она столь же древняя, как тантрическая йога, но для тех из нас, кто на себе испытал превращение духа в материю, а материю - в дух, рабочие семинары становятся местом женских Таинств.

На протяжении этого исследования я сосредоточивала свое внимание на образе девственницы как фемининном «пути» к достижению осознания. Юнг, развивая понятие Дао, пишет:

«Если мы станем считать Дао методом или сознательным способом объединения того, что разделено, то, возможно, приблизимся к пониманию психологического смысла этого понятия».

Образ девственницы имеет две стороны, и когда приходится вступать в контакт с энергией его темной стороны, может произойти ее извержение. Если женщина пребывала в состоянии окаменелости под заклятием злой ведьмы, у нее практически отсутствует Эго, содержащее эту энергию. В таком случае Эго должно быть хорошо подготовлено, чтобы избежать приступов психоза или регрессии в состояние навязчивой одержимости. Образ девственницы - один «путь» женского Эго к достижению осознания.

Во время практического семинара появляется паттерн, который относится к биполярному аспекту Богини. Сильвия Бринтон Перера в своей книге «Погружение в царство Богини» прекрасно показала эту двойственность отношений (присутствующие на семинаре могут свободно участвовать или не участвовать, чтобы войти в пространство, в котором можно прочувствовать оба аспекта богини):

«С психологической точки зрения, мы видим проявление этих двух энергетических паттернов в виде эмпатии и самоизоляции, которые являются основными для женской психологии в отношениях со всеми внутренними и внешними партнерами: детьми, творческими проектами, любовниками и даже с отдельными женскими эмоциями, способами восприятия и мыслями. Активная вовлеченность, обволакивающая партнерские отношения объятиями страстной любви и жгучей ненависти, для которых требуется Другой, - так проявляет себя Инанна. Постоянно возвращающаяся назад и вниз, не проявляющая интереса к Другому, одинокая, даже холодная - так проявляет себя Иришкигаль...

То, что подавляется у дочерей патриархальности, которые ценят интеллект и внешний успех, не всегда отвергается и обесценивается женщинами, попавшими в плен своих ролей матери и жены»52(Perera, pp. 44-45.).

Наши практические семинары почти всегда завершаются творческим танцем. Напряженная концентрация энергии создала сакральное пространство и сакральное время, и в этом мире мы воссоединяемся с древними энергиями, которые готовы войти в нас, только когда подготовлен необходимый для них сосуд. Танцевать - значит вступить в ситуацию здесь-и-теперь и знать, что Теперь есть все. Движение в танце не имеет ни прошлого, ни будущего. Если оно заканчивается, значит, заканчивается. Бытие тела в настоящем времени - это суть игры, танца. На нашем практическом семинаре мы говорим Богине «да».

Клинический случай булимии

Наложение заклятия, ощущение полного бессилия и подчиненности - это результат свободного потока бессознательной энергии, не управляемой Эго. В предыдущих главах я отмечала, что маленький ребенок живет в тесной связи с бессознательным своих родителей, а потому является бессознательным носителем их неисполненных желаний и нереализованных амбиций, их проблем и неразрешенных конфликтов. Юнг недвусмысленно утверждал это в своем предисловии к книге Франсез Уикс «Внутренний мир детства»:

«Родители должны всегда осознавать то, что они сами являются главной причиной невроза своих детей...

Обычно самое сильное воздействие на ребенка оказывает жизнь, которую не прожили их родители (а также их предки, ибо здесь мы имеем дело с древним психологическим феноменом первородного греха). Это утверждение было бы слишком небрежным и поверхностным, если бы мы не сделали качественно важное уточнение: ту часть своей жизни, которую они могли бы прожить, если бы не конкретные, в чем-то простительные обстоятельства, помешавшие родителям это сделать. Попросту говоря, именно этой части жизни они всегда сторонились, может быть, прибегая к набожной лжи. Это привело к появлению очень опасных ростков»53(Jung, The Development of Personality, CW 17, pars. 84, 87. Notes 193.).

Непрожитая жизнь родителей может проявляться у дочери в виде разных пищевых расстройств. В случае булимии женщина часто пытается проглотить то, что не может или не должна глотать, и ее психика, стремясь очистить организм, вызывает у нее рвотный рефлекс. Один короткий пример позволит проиллюстрировать, как психика пытается освободить женщину, чтобы дать ей возможность жить своей жизнью.

Элизабет двадцать шесть лет; она закончила университет. Она была младшей дочерью очень артистичного отца и умной чувствительной матери. Все свое детство Элизабет счастливо провела со своей семьей (родителями, двумя братьями и сестрой), очень хорошо училась в школе, была прекрасной спортсменкой и любила рисовать, писать и заниматься музыкой. Девочка унаследовала от отца творческую артистичность, но все же была ближе к матери, чем к отцу. Энергичная интуитивная природа сделала ее уязвимой к не осознаваемому ею воздействию Тени, существующей в ее окружении.

В детстве у нее не было никаких неприятностей с весом. В восемнадцать лет, когда она рассталась со своим первым возлюбленным, эти проблемы появились, но, по ее мнению, были очень преувеличены. Ее вес изменялся в зависимости от того, ела она или отказывалась есть. Она пришла на анализ, так как хотела взять на себя ответственность за состояние своего тела, но при таких прекрасных намерениях у нее началась ритуальная рвота. Ей приходилось заглатывать пищу и извергать ее через рвоту по четыре раза в день. После восьми месяцев анализа мужчина, которого девушка любила еще в детстве, стал появляться в ее сновидениях, причем это случалось так часто, что ей пришлось себя спросить: что он для нее значил? Он значил для нее не больше, чем близкий друг семьи. Ее физические симптомы становились все более серьезными, рвота учащалась, вес возрастал, простуда не проходила, несмотря на лечение. В течение восьми месяцев ей приснилась серия снов, начавшихся с приводимого ниже, в котором проявилось состояние ее психики:

«Мы вместе с матерью стоим у коттеджа. Мы собираемся к кому-то пойти, и мне нужно надеть что-то подходящее. Мама настаивает, чтобы я надела ее зеленый брючный костюм. Я пытаюсь его примерить. Он мне как раз, хотя я замечаю свой лишний вес. Сверху он слишком жмет мне шею».

Идентификация матери и дочери ясно просматривается при надевании дочерью одежды матери. Костюм слишком тесен, жмет шею, вызывая ощущение удерживания и удушья, которое так часто возникало при неудачных попытках освободиться от матери.

Через десять дней Элизабет попросила сон помочь ей «справиться» со своим весом. Ответ пришел в следующем сне:

«Я инструктор по фитнесу в диет-клубе. Занимаюсь со своей подругой, потерявшей форму тела. Она опоздала и не слишком склонна со мной сотрудничать. Я решила назвать клуб "Противоборство"».

В ту же ночь (тоже в ответ на ее вопрос, а также после того, как она посмотрела фильм «Воскресение») ей приснился такой сон:

«Я вижу огромный туннель, наполненный светом, по которому как бы проходят души в другую сферу. Появляется Эдвард [старый друг семьи], который идет от источника света по направлению ко мне. Мы находимся в большом темном доме. В том же доме, что и мы с Эдвардом, находится мать; она удивлена, что я ее вижу».

Последовательность сновидений способствовала развитию тесной связи между Элизабет и Эдвардом, который, указывая ей на совершенную ошибку, говорил: «Не так важно, кто сделал ошибку, зато мы знаем, как ее исправить». Он помогал ей научиться плавать, в частности, кролем и на спине. Затем ей приснился сон:

«Я вижу двух мужчин. Я на пикнике с моей тетей Кейт и какой-то другой женщиной. Я смотрю на одного из мужчин, но вижу лишь его юный профиль. Двое детей ведут себя совершенно возмутительно, и этот мужчина их останавливает. Мне он внушает уважение. Он уходит. То ли я сама понимаю, то ли мне говорят, что у моей тети Кейт любовная связь с этим молодым человеком; поэтому она ведет себя очень оживленно и выглядит счастливой.

Теперь я нахожусь в доме, чтобы найти мать тети Кейт и рассказать ей об этой изумительной связи. Я рассказываю своим родителям о тете и о том, как мне приятно было видеть ее такой счастливой. Мама потрясена. Я бы сказала, что даже дядя кажется более счастливым и открытым. Мама начинает на меня кричать: «Что ты знаешь о своих тете и дяде? Нет никакой любовной связи. Бедный дядя Джим! Это совершенно безнравственно». Когда я что-то начинаю кричать ей в ответ, то осознаю, что она могла быть права относительно бедного дяди Джима, и я только что видела его очень бледным. Тетя Кейт была такой румяной, что он тоже должен быть румяным. Мама с папой пошли погулять. Я открываю дверь и кричу: «Все мы люди; мы - такие уникальные совокупности клеток и органов и при этом кричим впустую. Мы ведем себя как малые дети, не замечая главного. Смерть - это не проблема. Изумляет то превращение, которое произошло с тетей Кейт».

Я совершенно выдохлась. Мама с папой вернулись. Атмосфера разрядилась, и мы можем общаться. Я ощущаю облегчение и благодарность».

После этого сна появились ощущения смятения и истощения, головная боль, боль в горле и рвота. Через три дня ей приснился следующий сон:

«Я нахожусь в ресторане. Там я вижу свою мать с ее другом. Я сажусь неподалеку от нее, но так, чтобы она меня не видела. Я не могу решить, то ли присоединиться к ней, то ли нет. Ее частично скрывает меню. Она хочет, чтобы оно ее скрывало».

Спустя три недели Элизабет нарисовала своего «неродившегося ребенка». Это укрепило ее дух, и она решила довериться «пустоте». Спустя еще три недели ей приснилось следующее:

«Я нахожусь на Юконе; там я наступила в воде на лягушку. Я не окуналась в воду, так как у меня менструация. Лягушка превращается в черепаху, а я сажусь на нее сверху и еду. Женщина, представительница коренного населения, наверное, индианка, стоит на берегу, протягивая мне своего ребенка. Она мне его показывает».

Это сон, присущий инициации, предшествующий ее рождению как женщины, но тело Элизабет еще не готово к такому рождению. На следующее утро она проснулась, ощущая себя вне своего тела: «слишком огромного и отвратительного, чтобы в него возвращаться, — подобного выброшенному на берег киту. Страх, который я больше не хочу ощущать, страх, в котором я больше не могу жить, страх, который я хочу испытать, но при этом не знаю, как от него избавиться».

Два месяца спустя Элизабет была на обеде со своими родителями. И она, и ее мать почувствовали одинаковую боль в шее. В своем журнале Элизабет пишет:

«Я определенно ощущаю постепенное отделение от мамы. Я чувствую, что должна растопить лед, или же она меня полностью уничтожит. Я не могу себе это представить, но должна поставить прочный, непроницаемый барьер. Мама болезненно переживает расставание со мной, но я знаю, что должна это сделать, чтобы себя спасти. Я специально надеваю нижнее белье, чтобы отделить себя от ее ценностей».

Этой отчаянной потребности отделиться от матери сопутствовал следующий сон:

«Я смотрю на идущего по улице мужчину. Он похож на моего отца. Вдруг я становлюсь этим мужчиной и вместе с тем по-прежнему существую отдельно от него. По улице в противоположном направлении идет сумасшедшая женщина. Сознавая себя мужчиной, я внутренне успокаиваю себя, стараясь не давать ей повода ко мне прицепиться. Это не получается, и я в отчаянии осознаю, что она меня заметила и повернула ко мне голову. Я испугалась, но остаюсь спокойной, осознавая себя эмоционально непроницаемым бизнесменом. У женщины есть ружье, и она хочет в меня выстрелить.

Вот она уже очень близко, и ружье стреляет. Она попала мне прямо в сердце - и все равно продолжает приближаться. Я падаю на землю. Мои мысли по-прежнему лишены эмоций и настроены на аналитическую работу. Я полностью осознаю все свои телесные ощущения. Я чувствую боль. Мне грустно, и я удивлена, что чувствую такую сильную боль, и даже разозлилась, что мои мозги все еще логически мыслят и занимаются категоризацией, хотя вся эта боль находится внутри. Я хочу перестать думать. Я замечаю у себя над головой эту сумасшедшую. Я не могу поверить в то, что вижу. Она нацеливает ружье на точку чуть выше моих глаз и постепенно подводит его все ближе к моему лицу. Я прихожу в ужас, так как знаю, что она хочет подвести дуло вплотную, прежде чем выстрелить. Я чувствую прикосновение дула и во всем теле ощущаю толчок, как только она стреляет. В тот момент, когда это происходит, я просыпаюсь».

Делая все возможное, чтобы спастись, Элизабет идентифицируется со своим «отцом-Анимусом», лишенным эмоций, и пытается остаться незамеченной ведьмой. Это не получается. Ее эротическая составляющая - сердце - прострелено пулей. Но у девушки сохраняется способность к анализу ситуации - при том, что ее переполняет боль. Затем убийца - Анимус ведьмы (фаллическое дуло) - подступает прямо к ее голове (аналитическому мышлению) и нажимает на курок. Выстрел пробуждает у сновидицы осознание, что она должна освободиться, иначе будет уничтожена. Действия ведьмы здесь можно отчасти считать полезными (исцеляющая рана), поскольку она побуждает девушку очнуться. Старая жизнь должна закончиться, чтобы освободить место новой.

Спустя две недели, после необычной последовательности синхронных событий, ее родители поссорились, а Элизабет, как обычно, продолжала размышлять. Вот продолжение записей в ее журнале:

«Папа от нас уходит. Мама считает, что нам нужно с ней поговорить, так как она чувствует, что я все больше от нее отчуждаюсь - очень холодно и спокойно клинически от нее отделяюсь. Мне стало легче оттого, что она об этом сказала, так как раньше мы с ней тесно общались, а теперь в наших отношениях что-то утратилось. Мать совершенно открыто просит меня объяснить ей, что со мной происходит: она хочет это понять. Мы разговариваем с ней. Для мамы это разрыв бомбы. Одиннадцать лет у нее был любовник. Их связь началась сразу после моего зачатия. Я догадалась: дядя Эдвард. Она утвердительно кивнула. Все совпало.

Она рассказала мне, что дважды думала уйти из семьи, но не могла оставить детей, поэтому сосредоточила свои усилия на создании очень сплоченной семьи. Когда она мне об этом сказала, я почувствовала любовь к ней. Я испытала такое облегчение, что в ее жизни была огромная страсть. Я должна была собрать в себя всю боль, весь гнев и всю вину своей матери. Это было именно то, что я пыталась понять, - что мне нужно было знать, чтобы началось мое собственное развитие».

Тень своей матери - со всей ее болью, гневом и виной - Элизабет бессознательно перенесла в свою жизнь. Так как фактически все это не имело к ней отношения, она не могла это «проглотить» и ее психика через тело отыгрывала то, о чем пыталась рассказать девушке в ее снах. Булимия сразу не прекращается. По существу, это был очень острый период перестройки всего организма, но теперь Элизабет освободилась для рождения своего «внутреннего ребенка».

Это была очень болезненная, но совершенно точная история о наложенном заклятии. Каждый из нас в той или иной мере несет в себе бессознательное своих родителей, а психологические последствия каждой ситуации таковы, что требуют своевременной проработки. В данном случае мать и дочь вступили во взрослые отношения, ибо каждая из них была очень чувствительна к потребностям другой и могла проявлять любовь, не осуждая. Каждая из них смотрела в глаза другой и видела Софию.

Разница между взглядом в глаза Медузы и в глаза темной Софии (вавилонской Иришкигаль или Черной Мадонны) хорошо видна в описании депрессии Элизабет, которая не оставляла ее и до, и после того, как она ощутила облегчение, услышав рассказ матери:

«Я настолько не была готова приблизиться к своему женскому «Я», что должна была «от него отмахиваться» и допускать все, что мне совершенно не подходило. Меня не покидало чувство, что у меня ничего нет и я сама ничего собой не представляю и не могу ни с кем общаться. Я рассталась с друзьями и со своей семьей, словно острым ножом отрезала все эти связи и в результате ощутила себя еще более опустошенной. Той ночью, когда мать рассказала мне о своем прошлом, я ощутила в душе тепло и смогла выразить эмоции, которые долго сдерживала. Я еще раз сумела почувствовать, что могу плакать, что я жива.

Все стало быстро изменяться. После подъема я оказалась в депрессии, которая то проходила, то снова наступала. Но вместе с тем следует сказать: это расставание меня обогатило - я ощутила глубину души и жизни, которая пробудилась и боролась, чтобы дать о себе знать. Перед этим были перепады эмоций - состояния душевного подъема и депрессии. Когда они проходили, я оставалась разбитой и опустошенной. Все происходило так, словно спасать было абсолютно нечего, поэтому я должна была все бросить и плыть по течению.

Мое тело стало моим врагом, подверженным инфляции и дефляции соответственно приливам, возникавшим у меня в голове. Мое тело тоже подверглось расчленению и стало «компанией», которую я должна была сознательно брать с собой, куда бы ни пошла.

Как только я ощутила новую глубину, мой прежний паттерн стал изменяться. Мои депрессии постепенно превратились в уроки о том, как смирять и питать свое чрево, как уметь их сдерживать, пока чрево не будет готово для рождения. Кроме того, эти уроки развивали мое осознание. Все стало иметь значение, и это значение - как позитивное, так и негативное, - я могла снова соотнести с собой и принять за него ответственность. Оставшись наедине с собой, я перестала себя бояться».

По существу, на Элизабет было наложено заклятье - нести в себе тревогу и вину матери. И это вместо того, чтобы нести истинное женское чувство матери (чувство истинной девственницы, выраженной в ее любви к Эварду). Элизабет несла в себе лишь ее негативные аспекты - девственницы как ведьмы. Чем ближе к матери она себя ощущала, тем больше брала на себя вину матери. То, что Элизабет хотела от своих отношений с матерью (то есть Девственницы, сидящей на коленях Софии), она на самом деле не могла переварить. Открывая себя для кормления, она получала яд. Отсюда вытекает ее булимия. Когда, наконец, мать рассказала ей о своей одиннадцатилетней связи с любовником, когда все негативные стороны этой связи уже полностью констеллировались у Элизабет (что неизбежно вызывало рвоту), она сразу же испытала облегчение. Это облегчение тоже было констеллировано, ибо Элизабет в своих сновидениях все больше ощущала настоящую любовь своей матери к Эдварду. У нее не только не было причин судить или осуждать мать, а наоборот - она могла почувствовать лишь глубочайшую любовь и сочувствие, ибо доверие матери помогло Элизабет утвердить свою идентичность с девственницей. Она смогла, наконец, занять подобающее ей положение на коленях у Софии.

До этого женщина может считать, что положение, в котором она остается, предшествует ее рождению. Она является душой, занятой поисками тела. Но крайней мере, состояние женщины все еще неотличимо от ее тела, и пока она не научится смотреть на него как источник питания ее женской идентичности, она будет ощущать внутренний разлад, пребывая в мире, далеком от ее женского Эго.

Женщины, похожие на Элизабет, в первые годы анализа фактически лишены Эго, а потому чрезвычайно подвержены вторжениям и своего бессознательного, и бессознательного окружающих. Они становятся посредницами природы, подверженными воздействию заклятья. Они живут псевдожизнью, которая отнимает у них всю воображаемую силу из-за невольных и навязчивых действий, вызванных идентификацией с другими людьми. Псевдоидентичность Элизабет почти полностью сохранялась в ее бессознательной идентификации с матерью. Поскольку она больше идентифицировалась с плохой матерью, чем с хорошей, и у нее возникало больше чувства вины, чем любви, ей приходилось находиться в конфронтации со своим психическим состоянием, словно у нее совсем не было собственной жизни. К счастью, она смогла выдержать эту конфронтацию в течение всего процесса, как от нее требовал ее сон о диет-клубе.

Если женщина, оказавшаяся в положении Элизабет, страдает анорексией, то анализ может превратиться в гонки со смертью, ибо дочь фактически может проживать отрицание жизни своей матерью. Если она, наконец, сталкивается с причиной или источником своего навязчивого стремления к смерти и освобождается от него, в результате могут возникнуть два разных последствия: с одной стороны, из лона мудрости, которую она сама открыла, может родиться фемининное Эго (девственница); с другой стороны, внешний источник стремления к смерти (обычно это отец или мать) могут снова взять у нее свой теневой материал, который их дочь несла в себе как посредница. Тогда дочь освобождается от своего бессознательного желания умереть и ответственность за свое стремление к смерти должен взять на себя кто-то из родителей. Если действительно произошло рождение фемининной идентичности, она может принять смерть точно так же, как и жизнь.

Настоящая степень идентификации с девственницей сохраняется в той незабываемой мудрости, которая осознает и утверждает, что жизнь и смерть - суть одно и то же. Эта мудрость окончательно связывает вместе мать и дочь на уровне, трансцендентном маскулинному пониманию жертвоприношения. Истинная девственница с любовью принимает свою судьбу. Дар матери своей дочери заключается в ее освобождении для жизни. Дар дочери матери - ее освобождение от отрицания жизни во имя аутентичности ее собственной жизни или смерти.

Журнал как «зеркальце»

«Нереальное для него всегда было "квинтэссенцией" ужаса» [Юнг]51. (Barbara Hannah, Jung, His Life and Work: A Biographical Memoir, p. 188.)

Ежедневно заполняемый журнал - словно зеркало. Когда мы смотрим в него впервые, белоснежные страницы сияют пустотой, которая вселяет ужас. Но если мы продолжаем смотреть и верить в то, что Рильке называет «возможностью бытия», то постепенно начинаем видеть лицо, которое смотрит на нас. Если мы в обнаженном виде стоим перед зеркалом, оно отражает нас такими, какие мы есть. Слово «зеркало» имеет латинские корни, означающие удивление и любопытство55 (Russell Lockhart, in a lecture at Insights 1980, Toronto.). Оно является носителем тайны радости, помогая нам разделить внешний и внутренний мир, и дает объективный взгляд, позволяющий посмеяться над собой. Зеркало - это больше, чем просто отражение. Долгие часы, проведенные в одиночестве, позволяют отказаться от самообмана, искусственной жалости к себе, перестать считать рубцы и шрамы предметом гордости и создать эротическую связь между миром сознания и бессознательным так, чтобы их соединить. Обладая зеркалом, мы пройдем все, привнесем нашу сущность в другой мир, мир бессознательного, и вступим в контакт со своей душой. Записи в журнале - это способ взять на себя ответственность за возможность узнать, кто Я.

Обращение к теневым сторонам нашей личности вызывает боль. Легче знать столько, сколько необходимо, и не более того. Легче отвернуться от трясины своей тоски и агрессии и сказать: «Это неважно. У меня были друзья. Ко мне хорошо относятся на работе. Все меня любят». Зеркало не позволит нам соскочить с крючка. Оно говорит: «Это неважно. Если вы не ощущаете жизнь -вот что важно. Где же сегодня ваш смех? Где ваши слезы? Почему вы себя предали? Вас уже достала до кишок ваша собственная правда? До тех пор, пока вы будете находиться в плену у этого совершенного образа, вам будет назначено судьбой быть греческой вазой всю вашу оставшуюся несуществующую жизнь. Вы превосходно сохранились, оставшись целомудренной невестой!» Это голос темной Богини, который заставляет нас быть настоящими.

В возрасте тридцати двух лет, будучи замужем и имея детей, Джейн решила разбить свою превосходную вазу. После четырех лет анализа и работы над телесным сознанием, проблемы веса стали несколько меньше, но энергия ведьмы перешла с отношения к пище на сексуальность, а впоследствии - на духовность. Ниже приведен отрывок из ее журнала за год жизни.

О зверь, которого в природе нет!

Его не знали, только с давних пор

Крутую шею, шаг и светлый взор

Любили в изобилии примет.

Пусть не было его, но так любим

Он, чистый зверь, что и ему дано

Пространство: столько света перед ним,

Что, голову подняв, он все равно

Почти что есть, хоть не было причин

К нему не подходить, обрел едва

Он мощь свою, шагая напрямик, —

От этого и рог на лбу один, —

Зверь белый подошел сперва

И в зеркале серебряном возник.

Райнер Мария Рильке. Сонеты к Орфею* (Перевод В. Микушевича.)

«Все, что я могла видеть, был толстый грустный клоун Пикассо, тяжелый и исполненный скорби. Я молилась: "Господи, позволь мне быть легкой. Позволь мне быть счастливой". Затем я себе сказала: "Я разрешаю тебе быть счастливой. Вперед, Джейн, полюби свое тело. Оно прекрасно. Я разрешаю тебе стать солнечным светом". Затем, стесняясь, вышла прекрасная сияющая маленькая девочка. Я ей сказала: "Давай, малышка, танцуй". И она станцевала. Тело и дух совместились в одной прекрасной форме, неделимой и совершенной. Я рыдала от наслаждения. По-видимому, она не осознавала, что всю жизнь была пленницей своего толстого убежища. Она не испытывала ни голода, ни горечи. Она мне доверяла. Я была для нее как мать. Я рыдала, потому что целые годы она провела в плену. Во мне больше не было ни ужаса, ни горечи. Только скорбь, пожирающая черная скорбь. Но сияющий луч, исходящий от малышки, попал в самый центр моего мрака. Оказалось, что мое немолодое тело танцует для богов детский танец».

Поэма о страсти ведьмы

К черту все символы, бесполезно себя дурачить, я хочу раздвинуть ноги, открыть свои мягкие теплые бедра тебе.

я хочу принять в себя твою мужественность, я хочу обвить твое тело своими ногами, вобрать в себя твою силу,

мое влажное мягкое нутро поглотит твою проникающую твердость. у тебя нет сил, чтобы взять меня? неужели ты ослаб? я стану ведьмой и возненавижу тебя.

мне нужно наступить на все свои чувства, чтобы стать проституткой

и себя продавать, я знаю, что где-то в глубине я предала бога, предала себя.

в порыве мести я потребовала, чтобы ты полюбил меня, ты увидел мою душу, которую я позволила тебе увидеть. а теперь я хочу крови.

Обезглавливание - это общий мотив в образном представлении ведьм. Приведенный ниже текст написан после того, как Джейн увидела во сне привлекательного молодого человека (заметим разницу в употреблении «я» - закомплексованного Эго и «Я» - сознательного Эго).

кажется, я решила проблему в наших отношениях,

отрубив тебе голову.

видимо, это меня особенно не смущает,

фактически мне даже нравится это делать:

таким образом, я не должна допустить

твоего существования.

ты - только тело,

чтобы делать для меня то, что я хочу

(это говорит ведьма?)

скорее всего - да.

я ее вижу.

я вижу, как ее кривая улыбка бежит по моему лицу.

мое левое плечо слегка выдается вперед,

отвисший подбородок - глаза узкие -

улыбки соблазна обрамляют мое лицо.

я хочу управлять тобой

вместе с твоей отрубленной головой.

я могу быть твоими мозгами,

сделать тебя тем, кем пожелаю,

и забавляться, играя твоими частями:

«ну-ка, давай-ка, вставай, мой мальчик, вставай».

как я смеялась!

пока ты остаешься маленьким мальчиком,

я беру тебя за яички

я буду тебя кормить, давать тебе сосать свою грудь,

угощать тебя кофе.

я сделаю так, чтобы твое воскрешение зависело от меня.

но взамен я хочу, чтобы ты был богатым.

я вышвырну тебя за дверь, чтобы ты стал взрослым в этом мире.

Принеси мамочке домой какое-нибудь богатство,

Осчастливь меня мехами и драгоценностями,

И тогда я смогу остаться дома,

Разыгрывая из себя маленькую девочку,

о которой заботится взрослый дядя.

Малыш, из-за этого ты и погиб,

ты не мужчина.

Вставай, мой мальчик, я приказываю тебе.

Черт подери, как Я хочу мужчину!

Я хочу мужчину с головой,

а вместе с головой

будет и промежность.

Я хочу связи с мужчиной.

О, я вернула тебе голову обратно

но, малыш с головой, ты должен будешь отвечать

до тех пор, пока она у меня и находится в моей власти,

тебе нужно только подчиняться,

если я тебе верну твою голову

и ты решишь ее сохранить:

тогда ты возьмешь на себя ответственность за свою мудрость.

а что же со мной?

Я не могу быть маленькой девочкой с папой,

который бы заботился обо мне.

Игра окончена!

Я беру ответственность

на себя.

но что это значит?

в поисках женского «Я»,

где начинается

мой бог, я прихожу в ужас.

Я не знаю, с чего начать,

где мои женские боги?

где Женщина?

где твой голос?

страсть моя, разве он - демон любви?

тот совершенный мужчина, владеющий

мужской силой, которой не знакома покорность,

мужчина, который позволяет мне

наносить кровавые раны его мужественности.

и даже больше того:

чем больше я его беру,

тем больше он может дать.

я всегда надеюсь:

да, это мужчина!

но как он может быть

богом?

и кто в мире не хочет получить бога любой ценой.

Я не богиня:

именно человеческая слабость

освобождает эту энергию,

это сочувствие к тому, что не может быть,

потому что мы созданы из материи и духа.

из двух миров, которые взаимодействуют

и соединились у меня внутри.

знать это мне - значит воскреснуть,

моей человечности нашлось место

Я могу войти в реальность

этого материального мира

и быть

женщиной;

не богиней, ищущей бога,

а человеком,

создающим в материи дух.

могу ли я взять на себя ответственность за это зло,

которое я, ведьма, натворила?

Боже, мужчина, возьми обратно свою голову.

Я возвращаю тебе твою мужественность

Я позволю тебе выйти

из моего чрева, которое превращается в темноту;

весь свет пропал.

уходи, ведьма,

это зло не может больше продолжаться

ведь именно нашу жизнь

ты должна погубить.

если ты останешься, то погубишь всю жизнь.

мы уже не подростки.

мы должны расти

вместе на солнечном свете.

мы были вместе в плену:

ты и я

я думала, что это ты отнял у меня мою женственность.

я ругалась на тебя, ненавидела тебя и орала:

ХВАТИТ! МЕНЯ, ЖЕНЩИНУ, НУЖНО УСЛЫШАТЬ!

но теперь я вижу:

я держала тебя в подвешенном состоянии

я держала твою голову

и держала ее с таким почтением

(о, какое хитрое оказывается зло),

что теперь у меня не хватает энергии,

и я ненавижу тебя

я думала, что ты вонзишь нож мне в спину,

и понятия не имела,

что этот нож был в моих руках.

В процессе анализа исключительно важно уметь сдерживать внутреннее напряжение и терпеливо переносить «суровое испытание». Не менее важно постараться довести до осознания, как комплексы влияют на наше мышление и поступки. Если мы находимся под влиянием своего настроения, наступает время писать -дать ему возможность излиться из бессознательного. Записи в журнале позволяют удовлетворить потребность в сердечных излияниях. Большинству людей близость дается очень трудно, даже близость с самими собой. Так как в анализе очень многое зависит от этой близости, записи в журнале становятся ключевыми для признания тех частей своей личности, которых мы стыдились. Бессознательному требуется око сознания; сознанию требуется энергия бессознательного. Записи позволяют осуществить этот обмен.

Если я чувствую, что нахожусь «вне себя», или «на три шага от себя отстаю», или «оказалась напротив себя», значит, активизировался комплекс. Если я пишу под влиянием своего настроения, изливая его с кончика пера, значит, позже мое Эго снова окажется под контролем и я смогу вернуться к этому материалу. Я смогу на него посмотреть и увидеть, как комплекс влияет на мое поведение. Я смогу узнать, что именно констеллировал комплекс, и тот момент, когда Эго «проходит через стекло наблюдателя» в бессознательное. Одно излияние, без рефлексии, становится чистым самооправданием, которое, по существу, только подпитывает комплекс. Чем меньше Эго может владеть ситуацией, тем пышнее расцветает комплекс. Любой уважающий себя художник задумывается о разнице в своей работе: когда творческий импульс идет из творческого центра, а когда из комплекса.

Читая записи в журнале Джейн, мы видим, как она пытается удержать состояние Эго («Я»), а затем постепенно сползает в лапы к ведьме, не стесняясь в своем гневе, но затем подозревая, что находится во власти комплекса, и все равно продолжая изливать свою ярость. И снова Эго борется за власть над ситуацией, а с другой стороны, видит «милую папочкину крошку».

Говоря на архетипическом языке, она сползает от образа Марлен Дитрих в брюках к куколке Мэрилин Монро. Ее Эго достаточно сильно, чтобы иметь связь с мужчиной. Вмешивается какая-то злая сила. Она начинается с сексуальной фантазии, которая пожирает маскулинность и губит девственность. Даже в записях ею больше движет голова, тогда как ее реальные чувства и телесные реакции остаются без внимания. Она отрывает себя от себя самой, накачивает себя все больше и больше и все больше удаляется от спокойного расслабляющего центра, где рождается восприимчивая фемининность. Таким образом, уже в том, что она делала эти записи в журнале, рождалась ее мазохистская фантазия, в которой отрицалась ее собственная фемининность и укреплялась садистская реакция на мужчину. При ее проекции обезглавливания, которая направлена на мужчину, у нее самой голова была отделена от тела; это сделал отец и негативный Анимус матери.

В этих фрагментах текста Эго осознает свою инфляцию. Ее фантазия является чистой фантазией. Ни одна женщина не могла сделать то, что воображает Джейн. Она начинает узнавать демонический элемент в своей фемининности. Этот вид «фемининности» существует в голове; в нем нет ничего общего с истинной эротикой, ибо он исходит вовсе не из тела.

В журнале Джейн продолжается описание отношений между матерью и дочерью. Ей приснился сон о «Супермаме»: «Я смотрю в глаза Юдифи [супермамы], и они начинают кровоточить - из них текут ярко-красные слезы». Джейн пишет:

Дорогая девочка, я рыдаю кровавыми слезами,

они льются из-за тебя

я превратила тебя в помойное ведро

бросала туда все свое дерьмо,

и назвала эту помойку твоим именем

я наполнена этой внутренней чернотой,

и вместо того, чтобы держать ее в себе,

я вложила ее в тебя, в твою душу,

а потом стала тебя ненавидеть

за то, что видела в тебе себя,

и, вынув из тебя твою крохотную душу,

я сожрала твою сущность;

о, мое дорогое дитя, прости меня,

Я чувствую такую печаль, такую боль:

вместо того чтобы дать тебе жизнь.

я взяла ее у тебя,

и лишь ради того, чтобы называться супермамой,

я заставила тебя быть такой, какая ты есть,

ради себя.

Боже, прости меня, ибо я не ведала, что творила,

я буду рыдать кровавыми слезами

и позволю ей уйти,

направляя ее родную душу

и любя ее, кем бы она ни стала.

я - бессознательная ведьма:

она может действовать только в темноте бессознательного;

осознав, ни одна женщина никогда не доверит

ей домашнее хозяйство;

ею управляет бог-отец,

отец, устанавливающий правила,

которым не может следовать ни одна смертная женщина;

моя ярость направлена на этого мужчину,

этого демонического любовника,

которому служит ведьма.

именно мама и папа

заставили меця поступить так с моим ребенком,

именно этот бог говорит мне,

что все должно быть совершенно.

я пытаюсь сделать все, чтобы мой ребенок

соответствовал твоим нормам

милое дитя, ты просто пешка в руках своего зла,

и все это передается через меня;

ведьма, находясь в своем мраке, руководила тобой,

заставляя меня убить Сущность моего ребенка,

заставляя меня удовлетворить твоего бога,

твоего проклятого ублюдка,

взять драгоценную душу, свою дочь, и убить в ней дух.

Я остановила в себе эту ведьму

Я отправила ее на костер,

осознала ее и открыла дорогу подлинной женской духовности

в лучах солнечного света

и возрождая все к новой жизни.

Далее в тексте отражается другая сторона архетипа («бедная маленькая я»), и постепенно Эго становится более восприимчивым к своему состоянию:

по-моему, вся моя трагедия

в том, что это фантазия;

на самом деле у ведьмы нет голоса,

его никто не слышал,

никто бы не поверил, если бы я написала,

как я написала однажды,

как стыдно было маленькой девочке

на уроке латыни,

когда ей было ужасно страшно говорить,

я была в ужасе, что станет известно

о том, что я не знаю.

но этот страх существует до сих пор,

а раз так, я старалась исчезнуть,

быть такой, какой кто-то хотел меня видеть,

я умоляю: не спрашивайте меня ни о чем;

и эта фантазия стала моей реальностью.

оказавшись сильной в этой реальности,

я узнала о том, что люди любят меня,

а значит, я получилась очень хорошей,

став экраном для проекций,

в которых они проживали свои фантазии;

а поскольку я скоро забыла, что это была фантазия,

за которую было хорошо заплачено,

у меня оказался мужчина, чтобы за него выйти замуж,

работа, жизнь на телевидении,

превосходный миф завершался

наличием молодой,

процветающей пары прекрасных профессионалов,

утонченно наслаждающихся жизнью;

за это счастье мы никогда не боролись,

я знала твой сценарий, играла роль,

и мы любили,

пребывая в полной невинности.

эта игра

была прекрасна,

но в своих мечтах я знала, что это была пьеса.

я страдала и жаждала реальности,

но не могла покинуть миф;

я была в мифе,

разрушая миф,

я разрушала себя,

и это было слишком ужасно;

И все это время она трудилась в моем бессознательном, пожирая мое женское «я».

дорогая ведьма,

ты такая хитрая и жестокая,

слава Богу, тебя уравновешивает

мой страх

это мой страх перед жизнью

перед неудачей,

страх выживания,

который делает тебя относительно бессильной,

но ты взяла с меня свою дань,

испытывая ненависть к мужчинам,

ты торгуешь моей сексуальностью в своих целях,

моими сильными головными болями

и моим чувством, что все это как-то нереально;

ты заставила меня говорить то,

что звучит правильно,

но не имеет ничего общего с тем, кем я была;

я не знала, кем я была,

я пришла в ужас, узнав,

ибо я как-то чувствовала,

что у меня внутри, в самой сердцевине

находится зло

я не могу ни в ком найти недостатков;

я вижу людей... я говорю им, что они совершенны,

ибо я должна быть совершенна

но здесь существует зло:

Я не совершенна,

Я внутренне хороша;

это поверхностный слой,

который лжет;

в этой лжи живет зло;

я смирилась с колдовством ведьмы,

так что ведьма меня любит,

потому что я думала, что ведьма мне нужна, чтобы выжить.

когда я смотрю в зеркало,

появляется ужас, который заставляет не оглядываться назад;

душа отсутствовала;

я была просто пустой скорлупой,

боявшейся повернуться к этому злу, к этой черноте;

я позвала ведьму, чтобы дать мне власть

над всеми... лидировать в забеге по кругу,

и таким образом

Я выжила, и у меня все хорошо,

пока я не разрешаю высказаться этому кричащему ребенку,

пока Я не вижу

ее сознательных поступков

и против воли не становлюсь для нее ведьмой,

я буду подчиняться Эго, а не Богу.

Она заставила болеть мои зубы и всю челюсть.

именно потому упруги мои бедра, я испытываю оргазм, напрягая мышцы; ибо я отказываюсь доверять, встречаться и попадать в плен к тем, кто меня любит;

в страхе ведьма будет находить свое убежище,

пока я не стану доверять земной матери,

я пребываю в оцепенении от страха падения,

тогда мои мышцы твердеют от ярости,

и вся моя внутренняя сущность рыдает от жестокости этого мира,

в котором нет безусловной любви;

мои мышцы напрягаются, чтобы предотвратить падение;

в страхе я испытываю ярость

с улыбкой на лице,

чувствуя отвращение к супермаме, королеве пчел.

если я смогу научиться доверять дорогим для меня людям,

потом земле,

потом Богу,

ибо все они - суть одно;

и в самом ядре всего этого

Я верю в себя, в Бога, находящегося у меня внутри,

если Я смогу научиться доверять

так, что прикосновение мужчины

может заставить меня обратиться в ядро моего женского существа,

вибрирующего от напряжения ЖИЗНИ

каждой клеточкой моего СУЩЕСТВА,

взрывающегося моей страстью,

именно этой страсти я боюсь -

это подавленная страсть к жизни:

вся моя жизнь - это спячка,

и тогда наступает печаль:

огромная печаль по утраченной жизни,

утраченной любви и утраченной страсти.

Я скорблю по потерянной малышке,

которая все еще живет во мне,

девочка, которая не может попросить жизни

и любви,

ибо она знает, что не получит их,

поэтому она отстраняется в страхе,

умоляя получить какие-то знаки любви,

и всегда подвергается инфляции,

когда все становится белым и пушистым, как она хотела,

и приходит в ужас, когда оказывается,

что жизнь идет, как она хочет, когда друзья говорят о ней; дай мне любовь:

я так страстно ее хочу, что у меня наступила инфляция: я стала считать себя великой, но за всем этим, в глубине, живет страх,

девочка, ждущая, когда это все пройдет и я ору: Я СДЕЛАЮ ВСЕ, ЧТОБЫ ЗАСТАВИТЬ ТЕБЯ ЗАХОТЕТЬ МЕНЯ,

ПРИНЯТЬ МЕНЯ

и я живу в страхе: вдруг узнают о том, что я сделала что-то плохое, что если я не живу в соответствии с их ожиданиями, они меня отвергнут и что это отвержение приведет к смерти

я не прошу любви,

я ее не заслужила;

я не прошу помощи;

я не могу тратить на себя деньги, ибо я - нехорошая,

а потому полна отчаяния,

того хронического отчаяния,

а затем, откуда-то снизу,

появляется теневой младенец;

ЧЕРТ ПОБЕРИ! Я НЕ УМРУ;

Я ХОЧУ ТО, ЧТО Я ХОЧУ, КОГДА Я ЭТОГО ХОЧУ;

совершенно рассвирепев, она поднимает мятеж,

не чувствуя ничего, ибо ее чувства подавлены отчаянием,

оторванная от своих чувств, она в ярости:

Я хочу жить.

наступает время встретить страх, страх, который живет,

вращаясь у меня в кишках,

делая круг за кругом:

это энергетический водоворот,

его нельзя избежать:

он намертво затягивает в себя;

этот шрам на моем сердце говорит,

он кричит от сильной боли:

это огромный разрез от шеи до диафрагмы,

высеченный вокруг сердца;

бинты на шраме связывают чувства,

поэтому я чувствую только боль старых ран

эта боль связывает меня,

она следит за мной,

поэтому у меня нет чувств;

но, мой бог,

Я хочу этой страсти,

Я сама - эта страсть

Я хочу освободиться из клетки;

о, Бог, позволь мне верить в Бога,

что сейчас я обладаю мудростью;

Я знаю: это страсть инстинктов,

Которые связывают меня с жизнью;

вместе с тем это именно те инстинкты, которые я подавляла,

чтобы выжить

с матерью, с которой у меня не могло быть инстинктов,

ибо от них была оторвана она сама,

и шрам, раненое сердце

той девочки, которая так страстно любила жизнь,

ее сердце отрезано;

все чувства ушли,

она сшила сердце:

разрыв;

жизнь отошла,

она отошла от жизни

и смогла выжить.

мой левый глаз не смотрит на жизнь,

отдыхая от картин жизни;

я уверена, что если бы я носила очки,

ибо не могла видеть жизнь,

она стала бы мне враждебной,

и пока я ее не видела,

я была в безопасности от ее зла, ее сумасшествия, ее страсти,

и когда прошел соблазн,

я смогла жить той жизнью, которую приняла.

Теперь Я хочу видеть,

Я хочу той страсти,

то отчаяние больше не должно наступить и одолеть меня;

поднимется страсть

и медленно принесет меня к моему чувствующему «я»,

к жизни,

к Богу.

Психологические аспекты, которые включают в себя эти фрагменты журнальных записей, мы рассмотрим в седьмой главе более подробно. Эти записи показывают, какое необходимо мужество, чтобы обратиться к такому длительному созданию души. Кроме того, они иллюстрируют ценность журнала и ценность телесного осознания для распознавания фантазий, освобождения от их заклятья и воссоединения с Эго. Подобно контакту с внутренней Софией, которую Джейн так настойчиво искала, любимый журнал создает основу Эго в двух сферах: во внешней и во внутренней реальности.

Если мы посмотрим в «волшебное зеркальце» и почувствуем ненависть к тому, что увидим, значит, мы ненавидим собственную сущность. Мы создаем расщепление между внешним и внутренним миром. Даже хуже: если мы посмотрим в зеркальце и не увидим ничего, что оно фактически показывает, значит, мы сами подвержены шизофреническому расщеплению. Где-то внутри нас существует образ совершенства, совершенное произведение искусства, хорошо скроенная маска, которая отрывает нас от собственной плоти и крови. Выбрав развитие вместе с нашей маскулинностью, мы направимся в сторону мертвого совершенства «все еще целомудренной невесты»; решив развиваться вместе со своей феми-нинностью, мы направимся прямо к живому несовершенству сияющей восторженной женщины - девственницы с единорогом.* (Здесь автор неявно ссылается на картину итальянского художника Кастелло ди Гринцане «Девственница, приручающая единорога». - Прим. Перев).

Женское таинство живет Теперь. Его энергии концентрируются на том, что происходит в данный момент, - незабываемые искрящиеся капли росы, запах мокрой хвои, нерешительная рука - все это вместе создает уникальное Теперь. Все максимально концентрируется и существует. Фемининность не спасется для какого-нибудь момента прославления в будущем; она не будет печалиться из-за какого-то упущенного момента в прошлом. Она ничего не хочет вернуть обратно. Теперь - это все, что для нее существует.

Здесь также речь идет о таинстве тела в его развитии. Каждый миг движения - это момент творения. Соприкоснуться с этим мигом, чтобы привнести в этот момент осознание, - значит, подставить себя под удар самому ядру Сущего и вместе с тем через это прикосновение осознать, что это и есть само Сущее. Сущее тоже говорит Богине «да».

Илл. Девственница, приручающая единорога. Кастечло дн Гринцане, Италия

Практические предложения для создания полезных ритуалов приема пищи

1. Определите различие между областью сакрального и профанного.

Узнайте, где вы бессознательно пытаетесь быть заодно с богами, тогда как фактически вам следует сконцентрироваться на своих человеческих потребностях и ограничениях.

2. Узнайте свои постоянные привычки и ограничьте Эго в любви. Повернитесь лицом к фактам.

3. Соблюдайте диету по отношению к жизни, а не уклоняйтесь от нее.

Пробудите в себе желание заботиться о своем теле. Нужно захотеть превратиться из груды плоти в осознающее себя тело. Прислушайтесь к его мудрости. Оно знает, как себя исцелить, если вы предоставите ему такую возможность.

4. Ищите опору в своем чувстве юмора, особенно в отношениях с Анимусом. Когда он становится грубым или самоуправным, пригласите его на танец или на прогулку.

5. Старайтесь ежедневно узнавать опасные для вас области. Творчески меняйте ритмы жизни. Вместо того чтобы спешить к холодильнику, наконец-то дождавшись своих пяти часов, примите освежающий душ, потанцуйте или послушайте музыку.

6. Узнайте опасные области в изменении образа своего тела. Посмотрите, как вы воспринимаете свой новый образ и узнайте собственную реакцию на себя и реакцию других людей. Существуют ли разные бессознательные реакции на вас? Каковы ваши сексуальные чувства? Что это за новая личность, которая родилась внутри вас?

7. Найдите время, чтобы оплакать свое прежнее тело.

8. Считайте, что пища - это некий символ, действующий между внутренним и внешним миром, а также между внутренним и духовным миром.

9. Узнайте все трюки и уловки в своем ящике Пандоры. Еда может оказаться вашим дьявольским заговором против вас самих.

10. Узнайте разницу между истинным голодом и острым ощущением пустоты. При духовном голоде найдите духовную пищу.

11. Найдите неотложные решения, которые следует принять прямо сейчас, и действуйте в соответствии с ними. Почистите старый теневой материал, вынутый из вашего шкафа. Расстаньтесь со старыми установками, старой одеждой и обувью, которые фактически уже не ваши.

12. Признайте свою ответственность за ваше прекрасное тело, независимо от того, большое оно или маленькое. Это ваша жизнь.

Это час напряженья в движенье от смерти к рожденью

Это место, где сходятся три виденья

Меж голубеющих скал

Но когда голосами пробудятся ветви тиса,

Пусть в ответ им пробудятся ветви другого тиса.

О сестра благодатная, мать пресвятая, душа родников и садов,

Не дозволь нам дразнить себя ложью.

Научи нас вниманью и безразличыо,

Научи нас покою

Даже средь этих скал,

Мир в Его руках.

И даже средь этих скал,

О сестра и мать

И душа течения и прибоя,

Не дозволь мне их потерять.

И да будет мой стон с Тобою.

Т.С. Элиот. Пепельная среда* (Перевод А. Сергеева)

Когда душа заслуживает мудрости (sapentia) любви, которая всегда едина и неизменна и желает получить знания (scientia), переживая временное и изменчивое, то она скорее раздувается, чем укрепляется. И утяжеленная таким образом душа выпадает из благодати, словно под бременем собственной тяжести.

Блаженный Августин. De Trinitate

Глава 6. Миф об одной мисс

Я хотела с этим покончить:

С этой жизнью - напротив стены,

немой и лишенной цвета,

созданной из чистого света,

эта жизнь - только видимость, расколотая

и удаленная, лучезарный тупик.

Я исповедуюсь: это не зеркало,

Это дверь,

И я оказалась за ней и попалась в ловушку.

Маргарет Этвуд. Трюки с зеркалами

Однажды (не так уж давно) жил-был один король. Он жил в прекрасном замке, который назывался Каза Лома. Прошло время, король состарился и остался одиноким; он жил воспоминаниями о своей юной невесте, которую когда-то любил, и о своих четырех детях, которые теперь оказались в разных концах света. И вот как-то раз он подумал и решил: "Я женюсь еще раз. Найду себе невесту, и у меня снова будут дети". И он разослал гонцов во все концы света, чтобы они нашли ему совершенную невесту.Один из гонцов вернулся и привез прекрасную женщину -превосходно образованную и с безупречной внешностью. Единственным ее желанием было стать королевой, а единственным недостатком - то, что она боялась собак. И вот она стала королевой и родила своему мужу трех дочерей. Вскоре король скончался.Старшую дочь, которую родители любили больше других, они назвали Электрикой. Именно она унаследовала красоту и ум своих родителей. Мать готовила ее к королевской власти и делала все возможное, чтобы Электрика стала превосходной королевой. Она познакомила ее с Ивом Сен-Лораном, Эсти Лаудер и лабораториями Гарвардского университета; она открыла ей двери в докторантуру Оксфорда, где принцесса училась с самыми умными принцами, которых можно было найти в академической сфере. И Электрика водрузила корону на свою королевскую голову. Она улыбалась, когда это было нужно, а когда нужно - плакала; она знала, когда следует поднять свои длинные ресницы, а когда опустить их, чтобы создать впечатление таинственности.Но Электрике не суждено было процветать, как другие принцы. Вместо этого она стала королевой Уолл Стрит, одетой в шикарный деловой костюм - серую тройку, простроченную тонкой белой нитью, и туфли на высоких каблуках цвета "голубой электрик". Она всегда носила эмблему своей фирмы, черный атташе-кейс, полный важных бумаг, таблеток и мазей от головных болей, запора и псориаза.А перед тем как лечь спать в своей квартире из стекла и хромированного металла, она выключала микроволновую печь, музыкальный центр и реостат, изменяющий интенсивность света. Она включила электрическое одеяло и услышала голос матери, который пел тихо и проникновенно:

Старая мама Хаббард

Подошла к буфету,

Чтобы достать кость своему бедному псу.

Но когда она открыла буфет,

Он оказался пустым,

Поэтому бедный пес остался ни с чем.И как только Электрика заснула, ей приснился компьютер, управляющий звуком: он считывал ноты по отверстиям в бумаге. Она была очарована завораживающей силой звука. И в своем сне она научилась слышать музыку, глядя на ноты, прокомпостированные на нотной бумаге.Именно в такой мудрости процветала Электрика.Вторую дочь звали Лесбия. Она была второй, всегда только второй. Отец редко ее замечал, а матери она боялась. Принцесса точно знала только одно - она была полной противоположностью своей матери. Она бросилась в жизнь в своем красненьком платьице. Влюбилась в одного привлекательного монаха, который, конечно же, несмотря на свою любовь, должен был ее отвергнуть. Ее сердце щемило от боли; она пришла к познанию себя через нежную любовь женщины, которой доверяла.И Лесбия процветала как поэтесса.Король и королева не хотели иметь третьего ребенка, и когда появилась на свет третья дочь, не имели никакого представления, как ее назвать. Тогда ей дали простое имя Дамбеллина. Никто не обращал особого внимания на маленькую, полную и злую Дамбеллину. Она бродила в кухне замка в обнимку со своей любимой куклой. Она любила поболтать с садовником, который научил ее слушать голоса цветов. Однажды она открыла запертые ворота и отправилась по улице прямо в ущелье. На бегу она не заметила дыру и провалилась в нее. Она падала все ниже и ниже. И была уверена в том, что именно такое падение взрослые люди называли умиранием. Но она приземлилась босыми ногами на черную землю, которая была теплой и мягкой. И тут к ней подошел очень высокий молодой мужчина.- Кто ты? - спросила она.- Жертвенный мальчик, - ответил он.- Ты слишком большой, чтобы быть жертвенным мальчиком, - сказала она.- Это зависит от того, кто приносит жертву, не правда ли? -ответил он.И он взял Дамбеллину за руку и повел ее через чащу в грот, увитый диким виноградом. Там он дал ей хрусталь, снежинки, слезинки и радугу.- Ты должна понять, как все они связаны между собой, -сказал он.И Дамбеллина не раз плакала горькими слезами, когда радуга убегала от хрусталя, а слезы превращались в снежинки. Она очень хотела вернуться обратно к матери, но там не было матери, к которой можно было вернуться. Она больше не знала, то ли она заснула и все это ей снится, то ли, наоборот, все это ей грезится наяву.Но прошло время, и Дамбеллина выросла большой. Ей больше не нужно было приближать свое маленькое лицо к загадочной мозаике. Она могла созерцать ее с некоторого расстояния, открыв для себя, что если немного скосить взгляд, то можно четче увидеть целиком всю картину. Однажды совершенно случайно она обнаружила, как слезы и снежинки стали зеленого, желтого и розового цветов радуги, которые испускал хрусталь. Это был самый прекрасный гобелен, который она когда-либо видела. Она почувствовала себя одновременно выше и ниже, счастливее и грустнее, богаче и беднее, чем когда-либо раньше. Вдруг Дамбеллина ощутила, что рядом с ней находится Некто. Она обернулась и увидела две огромные ноги - белые, мягкие, сильные ноги. Она увидела огромный каменный алтарь и жертвенного мальчика, который казался не слишком большим по сравнению с высоким алтарем Богини.Теперь на нем были надеты серебряный шлем и серебряные сандалии. Она посмотрела вверх, но не увидела лица Богини. Вместо него она увидела блики синего света, сияющего, как может сиять лишь полная луна. Инстинктивно Дамбеллина захотела поклониться, и как только преклонила колени, сотканный ею гобелен лег ей на плечи, как ткань из легкого газа. Это благословение Богини ощущалось очень легким, словно дождь. Наконец она обрела мать, которой у нее никогда не было.И как только она преклонила колени, раздался голос Богини: "Ниже". Дамбеллина еще больше согнулась, но голос снова сказал: "Ниже". И так продолжалось до тех пор, пока она не почувствовала мягкую землю у себя под лицом и руками. И она знала, что должна воспринять любовь этого огромного тела, чтобы принести синий свет обратно в мир. Я не знаю точно, как именно Дамбеллина принесла обретенную мудрость обратно в королевство Каза Лома. Почти во всех сказках самая трудная задача - донести сокровища домой. Я постараюсь соответствовать духу времени и предоставлю вам возможность самим закончить эту историю.Пока в этой сказке есть много искусственных лазеек. Она создана из переплетений снов и фантазий моих пациенток. Я бесконечно благодарна им за то, что они поделились своим материалом, ибо только через сновидения мы можем наблюдать бессознательную социальную проблему, которая гложет сердце нашего общества. Эта история отражает основу обсуждаемой нами проблемы: как человеку, одержимому стремлением к совершенству и ориентированному на достижение цели, снова найти путь к себе и восстановить связь со своей душой?При психологических интерпретациях сказок мы считаем всех персонажей совокупностью частей единой психики, стремящейся к целостности, и полагаем, что единая психика дает представление обо всей культуре. В данной сказке есть старый умирающий король, символ духовных и политических ценностей, которые когда-то воедино связали культуру. Первая королева умерла; иначе говоря, больше нет тех чувственных ценностей, которые придавали живость и значимость жизни со старым королем. Дети, рожденные во времена старой культуры, разбрелись по свету. С точки зрения XX века, социальный миф, который в течение долгих веков удерживал их вместе, теперь утратил свою силу. Мы становимся похожими на первобытное австралийское племя, которое получает от богов свое священное дерево. Куда бы ни направились, они несут с собой свой полюс. Через этот полюс осуществляется их связь с небом и землей. Это был центр их вселенной, через который они создавали свою систему ценностей, свою любовь, свои надежды, свое ощущение уверенности в себе и свое наслаждение. Очерченное вокруг этого полюса пространство является сакральным - упорядоченным космосом. Вне этого сакрального круга лежит хаос. Когда их полюс разрушается, целое племя лежит ничком и ждет смерти. Для этих людей жизнь потеряла свой смысл*.* Mircea Eliade, Sacred and Profane, pp. 33-34.

В западной культуре церковные соборы перестали быть таким сакральным полюсом. Окружавший их когда-то космос исчез и снова воцарился хаос. Центр уже нельзя удержать. В отсутствие коллективного мифа некоторые из нас, чтобы выжить, вынуждены создавать собственное сакральное пространство посреди хаоса, но в сумятице современной жизни мы не сможем найти собственный миф. Таким образом, больше не остается веры, надежды и любви.Вместо них мы имеем лжекоролеву, базовая система ценностей которой основывается на власти. Быстро воспользовавшись истощившейся маскулинностью короля, которая когда-то подпи-тывалась отношением к Богу, лжекоролева заявляет о своих претензиях на трон. Все сотрясается ради подпитывания этой эгоцентричной, материалистической страсти получать все больше и больше всего, что только можно. Но эту ведьму никогда нельзя удовлетворить, так как ее аппетиты основаны не на инстинктах, а потому не имеют естественной точки насыщения. Тем временем настоящие, природные инстинкты испытывают голод.Эта ведьма произвела на свет трех дочерей; каждая из них представляет собой одну из характерных сторон современной мисс, каждая занята поисками собственного мифа, без которого не складывается ее жизнь. Не существует современных институтов или ритуалов, которые могли бы сдержать ее смятение, пока она либо не разрешит этот конфликт, либо не проживет его, либо он не трансцендирует. Современная мисс (Ms) заключена в темнице, в которой нет прошлого, чтобы поискать подходящую модель, нет безопасного настоящего и нет предсказуемого будущего.Она становится первооткрывателем, и ей необходимо обладать мужеством. Она отказывается быть Мисс (Miss), ибо больше не считает себя незамужней дочерью своих отца и матери. Она отказывается идентифицироваться со своей семьей. Она может отказаться быть Госпожой (Mrs), за исключением некоторых случаев частного общения, ибо больше не желает идентифицироваться со своим мужем. Если она обладает достаточным опытом, то осознает, что мужчины в ее жизни находятся в такой же тюрьме, при отвержении или устранении проекций их Анимы стереотипные паттерны отношений больше не действуют. А в данном случае слово "стереотип" является точным, так как стереотип не содержит ни нуминозности, ни живой энергии, ни силы чувства. Стереотип - это затасканное и избитое мнение, мертвый архетип, возможно, даже хуже: это пародия на мертвый архетип.Многих людей моего поколения вырастили матери времен короля Эдварда, имевшие расщепленный архетип феминности. Сознательно женщина пыталась прожить так называемую роль Мадонны - превосходной матери, любящей, сочувствующей, целомудренно выполняющей свой долг. Бессознательно она содержала в своем теле так называемую шлюху, а потому ее женское Эго было оторвано от ее женского тела. Бессознательно дети общались с ее темной стороной, Черной Мадонной, и вот сейчас в западном обществе она требует к себе внимания. Разумеется, Черная Мадонна существовала всегда, но ее не всегда узнавали. В викторианскую эпоху в Англии у мужчины дома были жена и дети, а отношения с любовницей хранились в глубокой тайне. В некоторых обществах ее наличие принималось как факт. В более пуританских обществах она была потаскушкой, лакомством на стороне, игрушкой для забав. Сегодня мы сбрасываем свои пуританские облачения и признаем энергию Черной Мадонны. Коллективные сновидения толкают нас на нашу территорию, к нашему телу, заставляя переориентировать свои установки в отношении феминности.Первое высвобождение энергии Черной Мадонны может привести к тому, что женщина начинает ощущать себя шлюхой; мужчины при высвобождении этой энергии тоже могут ощутить потрясение или испуг. Интеграция Тени - это опасная работа для женщины, а интеграция Анимы у мужчины - это ключевая и самая творческая стадия анализа. Если мы решились покончить с нашей страстью к совершенству, то должны знать, что необитаемая земля, которую нам придется исследовать, является крайне ненадежной.Возможно, самое плохое наследство, которое матери оставляли своим дочерям на протяжении нескольких поколений, - это вытеснение их сексуальности и подавление телесных инстинктов. А потому современная женщина должна воссоединить ощущение себя как эмоциональной, рассудительной и духовной натуры с ощущением себя как сексуального и страстного создания. Она пытается совместить в себе божественные черты и животные качества.Типичным примером может послужить Эрика. Это тридцатипятилетняя красивая женщина, несколько идеалистичная и пользующаяся уважением своих коллег. Она обладала "золотой" Персоной, но вместе с тем имела и "темную" сторону, которую проживала втайне от окружающих. Она вступила в героическую борьбу, чтобы узнать, принадлежит ли она к этому обществу или нет. После того как отец ушел из семьи, ее мать посвятила всю свою жизнь тому, чтобы вырастить детей, вытеснив свои личные потребности и чувства. Вот что говорит Эрика:"В двадцать лет я не хотела быть женщиной. Если бы Канада вела войну с мусульманами, я была бы в первых рядах автоматчиков, так как их мир для меня воплощает деградацию женщины. Я хотела стрелять в любого, кто играл роль, связанную с подчинением и строгим послушанием, исполняя которую, я выросла. Я ненавидела роль мученицы, которой наградила меня мать. Я не должна сгибаться перед любым мужчиной. И я не могла претендовать на удовольствие, которое мое тело тоже хотело получать.Во время учебы в университете я весила 150 фунтов, потому что все время голодала. Я бы купила торт весом в целый фунт и съела бы его одна. Секс был для меня очень важен, но я не могла понять, почему только время от времени. Сейчас я знаю, что это для меня возможность сохранить свое тело. Но вина! Я чувствовала вину по отношению к матери. Все время я отвергала ее систему ценностей. Я чувствовала себя виноватой и искала мужчину, который стал бы для меня матерью, испытывал бы ко мне безусловную любовь, нянчил меня, заботился обо мне - одним словом, был бы моей МАТЕРЬЮ. А затем во мне воспламенилось презрение, и я раздавила его одним каблуком. Я ненавидела себя и ненавидела его. Его я ненавидела за то, что он позволял мне становиться маленькой девочкой, которой я хотела быть".Основное противоречие, присущее психологии Эрики, совершенно очевидно. Являясь такой, какой она хочет быть, она ощущает себя шлюхой, которой совершенно быть не хочет. Она хочет порвать с матерью - она не хочет порвать с матерью. Она хочет быть женщиной - она не хочет быть женщиной. Быть женщиной для нее - значит быть похожей на мать, подчиняться мужчине, который ее погубил. Но она оказалась в плену собственной сексуальности, которая вместе с ежедневным фунтом торта держит ее в ее теле. Противоречие выражается так: сознательно она порывает связь с материнскими ценностями, а бессознательно сохраняет их. В период своей эмансипации она представляет себя шлюхой. Чувство вины заставляет ее избегать телесных удовольствий, пока вина не начинает отождествляться с удовольствием. Тогда возникает ощущение настоящей вины! Счастье - это чувствовать себя виноватой, и только запретные удовольствия обладают завораживающей магнетической энергией - нуминозностью Черной Мадонны.Мать Эрики не осознавала свою феминность, но мать Лизы в 50-х годах была очень интеллектуальной женщиной и высоким профессионалом. Однако проблема Лизы оказывает на нее такое же парализующее воздействие:"Я люблю свою мать. Она мягкая, понимающая, умная, хочет, чтобы я была такой, какая есть, и считает это важным. Она для меня служит воплощением идеи идеальной женщины. Если я осознаю, что говорю как она и одеваюсь как она, то чувствую себя виноватой. Я чувствую, что предала ее, потому что не нашла себя и свою идентичность, как это сделала она".Юдифь совершенно отличается от Лизы:"Я вам говорю, что не хочу быть похожей на свою мать. Какая бы она ни была, я - другая. И, знаете, самое плохое заключается в том, что сейчас она меня копирует. Она пытается одеваться как я; она даже хочет, чтобы я помогала ей накладывать косметику. Она смотрит на мои реакции и подражает мне".У всех трех молодых женщин проявляются признаки навязчивой мистической сопричастности матери и ее мечтам; так иногда мечты многих современных мужчин и женщин насыщены символами, которые показывают, как прочно они запутались в сетях материнского комплекса.Очень многие шестидесятилетние и семидесятилетние женщины держат в себе такую глубокую обиду на патриархальность, погубившую их собственную феминность и феминность их матерей, что не упускают случая сорвать зло на патриархальности. Но, поступая так, они идентифицируются с маскулинностью своей психики*. Иногда они сами становятся той, кого больше всего боятся, - ведьмой, которая является частью психологической структуры их матери, или негативным материнским Анимусом.* Классическим примером является феминистка Мэри Дэли, автор книги "За рамками Бога-Отца", ставшая известной своими обличительными и полными сарказма выступлениями против мужчин.Самое ужасное в этом властном начале заключается в том, что когда оно направляет человека к саморазрушению, это может быть психологически необходимо. Наблюдая за личностным развитием женщин, я вижу, как в мой кабинет входят маленькие Пер-сефоны, ласковые пятидесятилетние девушки, которые, как правило, идентифицируются со своей матерью или же - на архетипическом уровне - со своим бессознательным.Хорошо это или плохо, но в своих сновидениях они появляются вместе с матерью и собирают цветы; они уходят далеко в поле, где их чуть не сбивает насмерть проезжающий мимо фургон или автопоезд с двумя или тремя прицепленными трейлерами; такие средства передвижения обычно символизируют обезличенный материнский комплекс. Иногда в их сновидениях мать появляется в облике злой и коварной ведьмы, к которой они попали в плен. Здесь уместно вспомнить ведьму из сказки "Гензель и Гретель", которая использовала все свое коварство, чтобы заманить детей в ловушку, но вместе с тем заставила их сделать все возможное, чтобы выбраться из этой ловушки и выжить. Именно феминность в образе Гретель, которая никогда не теряла веры в жизнь, постоянно поддерживала отчаявшегося Гензеля. Как только наступил подходящий момент, они довольно быстро сообразили, как бросить в огонь мешавшую им плохую мать и сбежать. Но ведь именно ведьма заставила их развиваться и достичь зрелости, а также узнать, что является для них ценным (здесь вновь появляется мотив исцеляющей раны - felix culpa).Точно так же в истории о Деметре и Персефоне именно Гея -Мать-Земля и мать Деметры - помогает Гадесу пленить Кору, насильно вырвав ее из любящих объятий матери. Как сказано в мифе, Кора оказалась в постели с Гадесом "во многом против своей воли и тосковала по матери"* (Bruce Lincoln, Emerging from the Chrysalis, p. 78 (цит. Гимн Гомера)).

Заблудившись и потеряв своих подруг и весь знакомый ей мир, Кора-Персефона оказалась в подземном мире наедине со своей маскулинностью. Это архетипиче-ский паттерн: женщина должна отделиться от матери, а чтобы это отделение произошло, она внутренне или внешне должна покориться маскулинности. Либо с ней вступит в сексуальные отношения реальный мужчина, либо она идентифицируется со своей внутренней маскулинностью; в любом случае ей угрожает опасность стать одержимой Анимусом.

Естественный путь женщины к зрелой феминности проходит через ее тело. По существу, об этом свидетельствуют все древние ритуалы инициации. Эти ритуалы соединяют девушку с ее телом, которое затем считается частью женского космоса - средством достижения плодородия, сосудом, делающим ее подобием Богини, которая содействует вечному движению потока жизни.Но в нашем обществе отсутствуют ритуалы, и лишь очень немногие пожилые и опытные женщины могут помочь другой женщине перейти в состояние, соответствующее ее собственной зрелой феминности. Большинство из нас (и мужчин, и женщин) бессознательно идентифицируются с маскулинностью (осознанной системой ценностей наших матерей), при этом едва осознавая свои женские инстинкты или не осознавая их вообще. Поэтому мы запутались. Некоторые из нас пытаются найти подтверждение своей феминности в лесбийской любви, другие - превращая своих любовников в любящих мам, третьи бессознательно идут по пути ограничений, унаследованных от матери.

В таких случаях у женщин отсутствует подлинная маскулинность. Подростковая феминность и мужчин, и женщин не может вступить в связь с маскулинностью из-за отсутствия необходимой поляризации. Здесь нет ни подлинной феминности, ни подлинной маскулинности. Здесь нет той "инаковости", которой должна подчиниться юная феминность. Без этой инаковости полностью теряется та часть личности, которую символизирует унесенная Гадесом Кора, превращающаяся в Персефону. Miss не превращается в Ms или в Mrs. Если нет четкого разделения маскулинности и феминности, процесс их объединения, по существу, становится идентификацией. Говоря на языке мифологии, женщина должна быть гермафродитом - существом среднего рода. Она может верить в то, что является андрогинной, независимой женщиной, но фактически она вообще отказалась быть женщиной и просто бессознательно решила оставаться никем. Настоящий андрогин представляет собой осознанное объединение дифференцированной маскулинности и дифференцированной феминности - то есть нечто совершенно противоположное гермафродиту среднего рода, в котором произошло символическое соединение противоположностей.

Огромная опасность для западного общества заключается в том, что женщина может поверить, что она стала независимой мисс (Ms), тогда как фактически становится одержимой Анимусом. В таком случае она превращается в живую пародию на мужчину. Оказавшись в плену "непроработанной" маскулинности, она пребывает в заблуждении, вызванном ложным мифом. Совершенно не являясь независимой, она противопоставляет себя матери, а в конечном счете - самой себе и своей собственной феминной природе. В конце концов такое противопоставление может закончиться для женщины серьезным конфликтом: или конфликт проявится как болезнь, или же она пойдет по жизни, ведомая "фаллической метлой" - ненавидя или боясь любого встречающегося мужчину. Материнство и в своей позитивной, и в негативной форме - это та сторона феминности, которая стала в нашей культуре священной коровой. Гетера превратилась в изгоя. Чтобы появилась настоящая мисс (Ms), необходимо полностью проанализировать всю феминность и интегрировать ее в отношениях со зрелой маскулинностью.

За то, чтобы это сделать, чтобы совершить ритуал перехода, мы должны расплатиться кровью. И нам приходится платить, платить и платить. Каждый переходный ритуал включает в себя смерть и возрождение. Цена этому - жертвоприношение. Частично оно заключается в расставании с прежней безопасностью и прежними иллюзиями. Но основная опасность в наше время заключается в том, что, принося эту жертву, мы настолько увеличиваем темп, что расстаемся с ценностями, которые обрели на протяжении веков героического оттачивания сознания, и у нашей культуры появляется угроза превратиться в хаотичное бессознательное. Сознанию, которое в прошлом было завоевано героями, прокладывавшими свой путь из пасти Великой Матери, вооружаясь против соблазнов чувственности, - этому сознанию грозит опасность. В западном обществе осталось очень мало святого; разорваны связи между человеком и природой и между человеком и Богом. Мы остались без архетипических образов, без священных ритуалов, без мифа, соединяющего устремления наших Эго. Отбросив "ты не должна", "следовало бы" и "нужно", мы высвободили бурю страстей, а вместе с ней - ярость, страх и вину, содержащиеся в нашей Тени.

Тоска отдельного человека ничуть не меньше, чем тоска культуры. Без священных ритуалов, которые сдерживали бы наш страх и вину и помогли их трансформации, мы, каждый по-своему, уходим в одиночество, а когда это одиночество становится слишком длительным, мы просто уходим в бессознательное. В древние времена герой (мужественный маскулинный дух) использовал свою силу для покорения подавляющих его инстинктивных влечений. Ему было стыдно сдаваться во время войны. Он боялся покориться даже любящим рукам из страха потерять себя. Наша цивилизация - это расцвет такого мужества.

Теперь маскулинность (и мужчин, и женщин), которая когда-то была столь необходимой, стала не здоровой силой Эго, а безжалостным стремлением к власти, имеющим мало отношения к человеку, животному и Богу и отвергающим феминность. Отказ от этого властного влечения - часть нашей кровавой жертвы. И эту жертву мы начинаем ощущать как отказ от самой жизни, если человек жил в условиях бешеной гонки по кругу, ориентированной на цель, не оставив в своей жизни места для любви. Юнг утверждал: "Где правит любовь, там нет места стремлению к власти; но где существует неумеренное стремление к власти, там отсутствует любовь"* ( Jung, "The Problem of the Attitude-Type", Two Essays on Analytical Psychology, CW 7, par. 78.)

Одна моя пациентка выразила это так:

"Я пытаюсь остановиться и не писать так много. Я стараюсь быть менее ригидной. Я настроилась спокойно реагировать на все, что происходит. Я прихожу в свою пустую квартиру в шесть часов вечера. Открываю дверь, собираясь писать, Быть -просто для самой себя. Я бросаю взгляд на это пустое пространство. Я слышу эту тишину и возвращаюсь, захлопнув за собой дверь. Разве это не ужасно? Моя жизнь зависит от кого-то еще. Я должна жить, что-то делая, иначе этот ужасный голос начинает шептать мне на ухо: "Ты несчастна. Ты ничего не достигнешь. И вся галиматья, которую ты пишешь, не стоит ломаного гроша. И вообще - кто ты такая? Ты не женщина. Мужчины смотрят на тебя как на мусор. Ты получаешь именно то, что заслужила. С тем же успехом ты могла бы быть мертвой. И знаешь, что написали бы на твоей могиле? "Она родилась, она умерла, она никогда не жила".

Очень часто женщина чувствует именно так: она никогда не жила. Теперь она твердо решила обрести себя. Но, желая принести в жертву свои старые установки, она испытывает подлинное ощущение смерти. То, что начинается с попытки изменить свои отношения с окружающими, может закончиться потерей мужа, семьи, друзей и даже потерей детей. Ужас ее ситуации часто усугубляет осознание, что нельзя сразу построить отношения с мужчиной и близко подружиться с женщиной. Энергия тратится на то, чтобы покончить со старыми отношениями и приспособиться к внешнему миру. Внезапно жизнь превращается в вакуум. Кажется, что судьба от нее отвернулась. Как женщина она уже умерла; новая женщина еще не родилась. Она оказалась в коконе.

Вместо страданий от своего одиночества и мучительного ощущения покинутости и отвержения она может использовать это время для работы над собой. Один из внутренних образов, на который ей обязательно следует обратить внимание, - это образ ее собственного внутреннего убийцы - гипертрофированной внутренней маскулинности, убивающей ее феминность. В процессе уединения она может осознать свою Черную Мадонну и сразиться со своим негативным Анимусом, пока у него сломан меч. Если женщина не станет работать над собой, то неизбежно повторит те же прежние паттерны, и все закончится такой же жуткой агонией. Если же она будет работать над собой, то (будь на то Божья воля) может встретить Петруччо, у которого хватит мужества, чтобы послать пулю прямо в сердце ее Кинг-Конг-Анимуса. Сделает ли он это в гневе или с бесстрастным мужеством, зависит от его сущности, ее сущности и сущности отношений между ними.Равновесие в отношениях становится чрезвычайно хрупким, когда оба человека стремятся к осознанию. Происходят очень странные вещи. Женщина, которая в течение определенного времени проходила анализ, потратила немало времени, чтобы убедить своего мужа посетить аналитика. И вот наступил тот день, когда, к ее изумлению, он надел костюм с галстуком и пошел к аналитику.

Проснувшись ночью, она увидела тусклый свет в комнате, который помог заметить движение странных теней по потолку. Она открыла глаза и быстро взглянула на мужа, который делал записи ручкой с микроподсветом; он продолжал писать, не останавливаясь.

"Почему ему снятся такие прекрасные сны, - подумала она, - а мне только самые элементарные?"

Она ничего не сказала вслух. Только громко вздохнула. Он понял ее намек и ушел заканчивать свои записи в ванную. Но он лег в постель гордый собой, как человек, прекрасно выполнивший свою работу. Он не мог сдержаться.

- Ты проснулась? - спросил он.

- А как бы тебе хотелось? - спросила она в ответ.

- Мне приснился сон, - сказал он.

Она решила, что не станет его слушать. Повернулась на бок и хотела заснуть.

- Мой сон про тебя, - сказал он.

- Про меня?.. Ох... Мне кажется, ты собираешься меня разбудить.

- Хорошо, если у тебя появилось такое чувство, то поворачивайся и спи.

Его вздох удовлетворенности собой пронзил ее, как два шипа дилеммы, которая всегда нарушала их отношения в браке. У нее не было уверенности в том, бодрствует ли он или решил заснуть. Она решила рискнуть.

- Мне тоже приснился сон, - сказала она.

-А?

- Про Китай!

- Неужели? - спросил он. - Мне тоже приснилось, что я был в Китае, а ты была начальницей партизанского отряда, и вы очень хорошо выполнили боевую задачу.

- Понятно, - сказала она. - А мне приснилось, что ты смахнул со стола мамину старинную китайскую вазу.

Нередко случается так, что люди видят во сне символы друг друга или же то, что происходит у партнера в бессознательном. Этот феномен позволяет понять, что проекции являются величайшей проблемой в отношениях между людьми. Устранение проекций и состояние, возникающее после их устранения, как правило, становится самым болезненным. Но прежде чем заниматься проблемами в отношениях между мужчинами и женщинами, мы должны перейти на другой виток спирали и снова посмотреть на значение феминности.Во-первых, я уверена в том, что феминность берет на себя ответственность за наше тело, а потому тело становится средством выражения находящегося внутри него духа. Для тех из нас, кто живет только головой, это длительный, сложный и безуспешный процесс, ибо, пытаясь освободить свои мышцы, мы заодно освобождаем страх, ярость и печаль, которые сдерживаем и которые появились в глубинах нашей психики, может быть, еще до нашего рождения. У нас внутри находится раненое животное, полумертвое от голода и плохого обращения. В связи с тем, что его так долго наказывали, сначала оно ведет себя как дикое невротичное существо, никогда не знавшее любви. Но постепенно оно становится нашим другом, а потому понимает наши инстинкты лучше, чем мы сами; оно становится нашим проводником к естественной и духовной жизни.

В своей книге "Пересекая границу" Дон Уильямс описывает, как дон Хуан Карлоса Кастанеды переходит в сакральное время и готовит себя к магическим деяниям, встав с ног на голову и крича:

"Так он достигает равновесия между радостью человека, который обрел свою жизнь, и грустью человека, казавшегося себе одиноким, глупым и, возможно, даже трусливым. И радость, и грусть являются подлинными. И, наверное, именно душа, подобно сияющему созидателю, которому больше не нужно ничего, шепчет: "Не горюй"60.( Donald Lee Williams, Border Crossings: A Psychological Perspective on Carlos Castaneda's Path of Knowledge, p. 48.)

Узнать природные ритмы своего тела, чтобы ходить, видеть, чувствовать, обладая обновленной чувствительностью и восприятием, - значит вернуться к праву, которое дано нам с рождения и является даром Богини. В моей сказке Дамбеллина благодаря своей любви к заново обретенной Матери прикоснулась головой к земле, потом склонилась ниже, потом еще ниже, осознавая, что никогда не сможет покориться красоте лучезарного света, не соединив свое тело с землей. Подобно мусульманам, она осознала, что молящийся должен прикоснуться головой к земле, склонив ее до самого основания.

Во-вторых, феминность берет на себя ответственность за то, кто я, - а не за то, что я делаю, не за то, какой я кажусь, и не за то, чего я добиваюсь. Когда сделано все, что нужно, и я должна обратиться к своей истинной сущности, возникает вопрос: кто я? Каковы мои ценности? Каковы мои потребности? Откровенна ли я сама с собой или же я себя предаю? Способна ли я любить? Честна ли я в своей любви?

Постоянную работу над ответами на эти вопросы, которая происходит каждый день, я называю анализом феминности. Так протекает процесс превращения в девственницу - такую женщину, какая она есть, потому что она именно такая и есть. Она живет и развивается, и ее Сущее угадывается по проявлению некой власти, скрытой у нее внутри. И в основе этой власти лежит архетипическая феминность, Великая Мать в обеих своих ипостасях - темной и светлой. По-моему, Богиня - это движение по спирали. Как и многие циклические природные явления: развитие растений, времена года, фазы луны, - Богиня совершает свое движение по кругу, проходя через свет и тьму, через смерть и воскрешение, так же доверяя темноте, как и свету. Она живет в настоящем и моментально оценивает происходящее. То, что сегодня могло быть правдой, завтра окажется ложью. Она живет духом, а не законом. Таким образом, она требует постоянного осознания и спонтанности. Она любит наличие во всем скрытого потенциала: возможностей развития растения, растущего ребенка, рождение надежд и фантазий. Она верит в жизнь, верит в изменение, верит в любовь и ничему не дает застыть. Она любит и не держится за эту любовь. Она любит всем своим Существом так, что ее ранимость становится ее величайшей силой. То, что для людей, которые ее не любят, является противоречием, для тех, кто ее любит, является парадоксом.

Рис пациентки, на котором изображена она сама с Великой Матерью

Если человек живет, обладая здоровым и сакральным отношением к жизни, архетипы, подпитывающие воображение, должны снабжать своей энергией Эго. Если мы хотим жить творческой жизнью, то должен происходить диалог между сознанием и бессознательным. Таким образом, очень важно осознать тот момент, когда мы утратили связь со своей архетипической основой. Когда это происходит, нам начинают сниться разрушенные основы и затопленные фундаменты, засыпанные подземные парковки и гаражи, рассыпавшиеся стены и дырявые чердаки. Тогда наша задача состоит в том, чтобы спуститься вниз и что-то сделать с хаосом, который образовался внизу. В тяжелые времена женщинам может сниться, что они оказываются у своих бабушек, в образе которых находит свое воплощение Великая Мать.

Если мы достаточно долго видим сны, в которых повторяются темы, это значит, что в них повторяются символы с какими-то изменениями. Наблюдая за рождением этих паттернов, мы постепенно начинаем видеть в хаосе некоторый порядок. Мы начинаем замечать, как переплетаются между собой наши индивидуальные символы и как их переплетения представляют собой уже более общие паттерны. Мы начинаем узнавать свою личностную идентичность, которую когда-то очень смутно себе представляли. Постепенно мы инициируем диалог между своим Эго и своей Сущностью, которая тоже вплетена в паттерн. В процессе диалога между Эго и Самостью рождается душа. Хрусталь, снежинки и слезинки, все проявления духа в конкретной форме постепенно переплетаются в небесные нити радуги. И газовая вуаль, которая легла на плечи Дамбеллины, становится благословением Божьим. Это очень легкое прикосновение, похожее на прикосновение капель теплого дождя, но оно кардинально изменяет жизнь, превращая бессмысленную неразбериху в трепетное странствие.

В основе нашей культуры лежат двадцать веков христианства, и хотя древние мифы имеют высокую ценность и вызывают интеллектуальный интерес, они потеряли свою нуминозность, которая подпитывала нашу душу. Старые земные богини не обладали сознанием, а те женщины, которые пробились к осознанию, сделали это, пережив жуткое время, когда вынесли на свет свою Тень. Прошло две тысячи лет между бессознательным отношением к потоку жизни без всякой возможности его изменить и сознательным отношением, которое позволяет происходить многим событиям. Обратного пути нет.

Рис Леонардо да Винчи. Св. Анна

Каждой из нас следует найти особенный архетип фемининности, который придает смысл нашей жизни. Я могу назвать лишь тот, который имеет значение для меня. Прошлым летом я все еще ждала, что мое внимание привлекут какие-то отдельные образы. Мне приснилось несколько очень мощных сновидений. Я переживала нуминозность Богини и знала мнение Юнга о том, что Догма об Успении Марии - это фактически признание материи, а в действительности - ее освящение*. Однако общий паттерн все еще ускользал от меня. И тогда однажды я отправилась в Лондонскую национальную галерею, чтобы посмотреть на рисунок Леонардо да Винчи с изображением Девы, сидящей на коленях у своей матери Анны и держащей на вытянутых руках божественного младенца; рядом с ними стоит юный Иоанн.Лицо Анны оттеняют черные тени, а ее глаза горят, как два темных угля. Она похожа на ворожею-цыганку, которая крепко сидит на земле, указывая вытянутым пальцем на небеса. Сияющая и безмятежная Дева спокойна и совершенно уверена в себе. Когда она прижимает к сердцу своего прелестного младенца, Ее взгляд устремлен вниз. Он, со своим античным лицом, повторяет жест своей бабушки в сторону небес. Он смотрит на одухотворенное лицо Иоанна и, по-видимому, благословляет его. Эти два ребенка, божественный и человеческий, принадлежат друг другу, свободные в своих отношениях благодаря трансформирующей любви Матери**.* См. Jung, "Psychological Aspects of the Mother Archetypes-, The Archetypes and the Collective Unconscious, CW 9i, pars. 196-197.** Подробное обсуждение темы "двух детей" можно найти в книге: Nathan Schwartz-Salant, Narcissism and Character Transformation, pp. 159-164.

Эта картина живет внутри меня. Там есть Великая Мать с ужасным и одновременно любящим лицом; ее рука объединяет землю и небо. На ее широком колене сидит Дева, внешне похожая на свою мать, но при этом обладающая духовной чувственностью, излучающая изнутри таинственную прелесть. Она считает себя частью более великого плана, лежащего в основе вечного движения жизни. В ее ранимости - ее сила, ласковая, любящая и достаточно отстраненная, чтобы не мешать течь потоку жизни. Этот младенец - ее, но он перестает быть ее младенцем, как только начинает тянуться к другому ребенку. Она принимает власть Великой Матери, на коленях которой сидит, и грезит о Таинстве божественного дара, который был ей предназначен. Все остальное скрыто в молчании.

Таков мой миф о мисс (Ms). Но если вы зашли достаточно далеко, то однажды окажется, что вы идете по дороге навстречу себе. И тогда вы скажете: ДА.

Глава 7 Насилие и демонический любовник

Я чувствую в моем мозгу

Разрыв - истлела нить.

И вот пытаюсь - шов за швом

-Края соединить.

Прилаживаю к мысли мысль

-Нижу их на иглу

— Но разбегаются они,

Как бисер на полу.

Эмили Дикинсон"* (Перевод А. Гаврилова).

В XX веке в социальном представлении снова нашла отражение христианская идея Ада. Сейчас мы боимся скрытого преступного мира, который существует в виде сообществ со сложной иерархической структурой, например, мафии или международных террористических организаций. Все больше и больше заложенных террористами бомб взрывается в припаркованных "фольксвагенах", все больше заложников захватывают террористы в "боингах-747" и все больше наркотиков продается в школьных двориках. Да и мы сами, навешивая тройные замки на свои входные двери, ощущаем, как жизнь андеграунда постепенно проникает в наше общество. Это ощущение, как реальное, так и воображаемое, представляет собой некое подобие насилия. Это насилие над сознанием, которое совершается глубинными энергиями, почти не поддающимися человеческому контролю, угрожает исполнению желаний почти каждого из нас, вызывая постоянный мрачный страх. Наша явная беспомощность перед наступлением такого взрывного внутреннего и внешнего мира превращает человеческое общество и человеческую психику в минное поле.

Юнг очень внимательно изучал эту тему. Его первая встреча с бессознательным произошла прямо перед началом Первой мировой войны, и в своей биографической книге "Воспоминания, события, размышления" он утверждал, что не мог отличить, что исходило из его собственного бессознательного, а что - от сил внешнего мира:

"Ближе к осени 1913 года давление, которое прежде я ощущал внутри себя, теперь, казалось, действует извне и словно присутствует где-то в самой атмосфере. Атмосфера действительно казалась мне мрачнее, чем была в действительности. Это ощущение было похоже на давление, порожденное уже не состоянием моей собственной психики, а конкретной реальностью. Ощущение росло и становилось все сильнее и сильнее...Я спрашивал себя, может ли быть так, что это видение [моря крови, покрывавшего все северное побережье и все лежавшие ниже земли от Северного моря до Альп] предвещало какую-нибудь революцию, но не мог себе представить ничего подобного. Поэтому я пришел к выводу, что это касается только меня и мне грозит психоз. Мысль о возможной войне вообще не приходила мне в голову"63. (Jung, Memories, Dreams, Reflections, pp. 199-200.)

В 1914 году Юнг читал членам Британской медицинской ассоциации лекцию на тему "О значении бессознательного в психопатологии". 1 августа началась война. Стремясь понять, в какой степени его субъективное ощущение совпадает с ощущением всего человечества, Юнг погрузился в глубины собственной психики. Записи его фантазий одновременно стали записями коллективного бессознательного его времени. Так как Юнг продолжал развивать свои психологические инсайты, он постепенно стал ощущать, что его работа напоминает гонку со временем. Наконец он понял, что исследовал нечто похожее на пик стремления человека к разрушению, которое тогда вышло из-под контроля. Он знал, что прежде функцию контроля выполняла христианская церковь, но теперь ее возможности истощились. Чем можно было бы ее заменить? В недалеком будущем Юнг предвидел появление нескольких диктаторских режимов, возникающих на волне психотического страха. Он видел, что мир погружается в царство безграничного и всепоглощающего ужаса.

Именно в таком, более широком контексте следует понимать наличие женских движений. Постепенно все больше и больше женщин стали видеть в событиях XX века свой истинный образ "пешки в патриархальном мире". Двадцатый век продемонстрировал всему миру психологическое состояние изнасилованной женщины, которое отыгрывается по-разному и в самых разных социальных условиях. По существу, женщина, ставшая жертвой постоянного насилия, в каком-то смысле заменила образ распятого Христа - самый значимый образ из всех икон, который оказывает на людей самое сильное воздействие. В повести Дилана Томаса "Белый отель" (1981) очень ясно и трогательно показана судьба современной феминности.

Слишком долго велся спор, в какой мере психологический подход Фрейда относится только к богатым истеричным еврейкам, живущим в Вене. При этом считалось, что круг пациенток Юнга в основном состоял из женщин, которые не были еврейками. Зерно правды, которое есть и в одном, и в другом утверждении, состоит в том, что открытия обоих великих психологов очень часто совершались при непосредственном контакте с феминностью - либо с внутренней, либо с внешней. Ощущение феминности является ключом и к болезни, присущей нашему времени, и к ее лечению. Хотя оба мужчины анализировали болезнь поразительно глубоко и точно, они, выросшие в нашей культуре, не смогли преодолеть свой страх перед феминностью, порожденный той патриархальной традицией, к которой принадлежали они оба - еврей и христианин. В конечном счете их разлучила именно патриархальная традиция.

Феминность, которую они только начали исследовать, в наше время может развиться в спасительную творческую жизнь. В этой и следующей главе я буду рассматривать насилие как экстаз, в который оно может превратиться. Отрицать насилие, существующее в нашей культуре, бессмысленно. Если в мужчине подавлена феминность, он становится разрушительным и смертоносным; если в женщине подавлена маскулинность, она обязательно где-то захватит власть. Бессознательные исцеляющие силы, присущие комплементарным половым составляющим, оказываются единственным средством исцеления, если их тщательно искать и поддерживать, не позволяя им захватить власть. Мы должны творчески отнестись к тому, что исторически и психологически насилие всегда совершалось и над мужчинами, и над женщинами. Осознаем мы это или нет, но каждый из нас является его жертвой и последствием. Я считаю, что мы больше не хотим оставаться его жертвами.

Философ Ханна Арендт специально работала над этой проблемой. Читая ее эссе и ощущая ее великодушие и полное понимание происходящего, я вспоминала высказывание Юнга: "Часть ее жизни потерялась, зато для нее сохранился смысл жизни". Оно относится к женщине, которая размышляет над своей жизнью, обладая осознанной зрелостью, и "видит мир в первый раз"64.(Jung, "Psychological Aspects of the Mother Archetype", The Archetypes and the Collective Unconscious, CW 9i, par. 185.)

Ханна Арендт была беженкой из фашистской Германии. Она размышляла о своем прошлом, пока оно не стало для нее совершенно ясным. Постепенно осознавая, что значит жить в изгнании, она пришла к тому, что означает жить вообще:

"Мы - современники лишь в той мере, в которой мы это осознаем. Если мы хотим ощущать себя дома на этой земле, даже ценой того, что хотим ощущать себя дома в этом веке, нам нужно попробовать вступить в бесконечный диалог с его сущностью"65.(Hannah Arendt, "Understanding and Politics", Partisan Review, vol. 20, no 4,

(July-Aug. 1953), p. 392.)

Бегство Ханны Арендт от фашистского тоталитаризма воплощает в себе бессознательную жизнь многих современных женщин, которые в сновидениях видят себя заключенными концлагерей и проходят через все изощренные муки ада, придуманные службой СС, или же им снится, что Геринг или Гитлер их насилуют. Они бросают какие-то драгоценности через колючую проволоку в надежде, что драгоценности у них еще будут, лишь бы их вытащили из концлагеря. Их боссом может вдруг оказаться Иди Аммин, отцом - Муссолини, а мужем - Дракула. Независимо от того, насколько мужчины хотели все это получить от женщин или женщины только проецировали на мужчин свой страх, они ощущают эти побуждения мужчин у себя внутри, а значит, постоянно ждут, что над ними совершат насилие. Проблема редко заключалась в том, что они собой представляют и в чем состоят их трудности. Энергия Анимуса у них истощилась еще в детстве.

С точки зрения коллективного бессознательного, такие сновидения добавляют женщинам не больше материала, чем их детские переживания. Мужчины в своих снах тоже подвергаются нападению. Если мир таков, каким его видит наше бессознательное, то наша ответственность заключается в том, чтобы взвесить все как следует, пока не поздно. Глядя на жизнь с точки зрения спасшегося беженца, вместо того чтобы убежать, например, как это сделала Ханна Арендт, мы можем научиться концентрировать внимание на своем состоянии, а затем посвятить себя своей жизни. Мы ничего не сможем изменить, пока не осознаем происходящего. Некоторые должны осознать, что нас заставили уйти или уехать; другие - что фактически мы жили в концентрационном лагере, а наша жизнь превратилась в тюрьму самоотречения, в которой, как говорили наши матери, "то, чего в жизни не хватает, помогает больше того, что она дает". Если такова реальность, которую предоставила нам жизнь, то о ней следует хорошо подумать, чтобы изменить ее. Подумать и взвесить - не значит отказаться от нее и видеть ее в черном цвете, а в своем воображении сопоставить данную ситуацию с возможностями Сущего. Ханна Арендт может научить, по крайней мере, одному: в обществе нельзя обрести ни здоровья, ни искупления. Человек должен выбрать собственный путь, который полон опасностей:

"...Если человек терпим к жизни, не фантазирует, а принимает то, что дает ему жизнь, - значит, он достоин того, чтобы все свои воспоминания и размышления над ними воспроизводить в своем воображении как "способ остаться в живых""66.(Hannah Arendt, Men in Dark Times, p. 97 (the quote is from "The Blank Page", a short story by Isaac Dinesen).

Одна из причин таких мучительных страданий современных людей состоит в отсутствии осознанной связи с архетипической основой их нынешних страданий. Оказавшись оторванными от этой основы, они ощущают себя одинокими, а их страдания становятся бессмысленными. Они не осознают, что сам факт их страданий предопределен сотворением мира и что до этого так же страдали все боги и богини, известные из мифологии и религии. Агония их страданий вызвана гордыней, которую Юнг называл "гордой самонадеянностью... человеческого сознания, которое обязательно должно столкнуться с [вечной истиной], и это столкновение приведет к катастрофической гибели человека"67(Jung, Psychology and Alchemy, CW 12, par. 559.). Сами страдания могут легко вызвать обостренное чувство вины или излишнюю драматизацию, если в центре человеческой личности отсутствуют бог или богиня. Слишком сильно жалеть себя и других при переживании таких страданий - значит, потворствовать самонадеянности, а потворствовать ей - значит, вызвать у страдающего человека состояние полного оцепенения. Невротический разрыв человека со своими архетипическими корнями, по существу, обусловлен его болью и крайне обостренным чувством вины. Безбожные страдания вызывают иронию, особенно по отношению к людям, рожденным в иудео-христианской религиозной традиции, в которой Бог-Отец в хтоническом обличье оказался в саду девственницы и совершил насилие, а вся остальная история - это проработка Искупления. С этой точки зрения мы можем только еще больше отстраниться, чтобы от души посмеяться над собственной ролью в этой божественной комедии.

Слова "изнасилование" (rape) и "овладение" (ravishment) происходят от одного латинского корня rapere, означающего "схватить и овладеть". Но коннотации этих двух слов совершенно разные. Изнасилование означает, что женщину схватил мужчина-преступник и овладел ею, грубо и против ее желания совершив с ней половой акт. Овладение означает, что девушку схватил мужчина-любовник и в экстазе ею овладел, совершив дефлорацию. Изнасилование связано с силой и властью, овладение - с любовью. В этой главе я сконцентрирую свое внимание на психологическом смысле и символизме изнасилования, а в последней главе - на психологическом смысле и символизме овладения.

До сих пор я уделяла слишком мало внимания роли отца, хотя всегда о нем упоминала при обсуждении маскулинности. В соответствии с моим описанием, плохая мать сама является "папиной дочкой", женщиной, не нашедшей контакта со своими феминными чувственными ценностями; такая женщина в той или иной мере идентифицировалась с патриархальными идеалами. Ее партнером обычно является "мамин сын", более тесно связанный с феминностью, чем с хтонической маскулинностью, мужчина, который более свободно вступает в контакт со своим внутренним миром, чем с внешней реальностью. Когда совершается такой брак, она делает все возможное, чтобы ускользнуть в роль матери, а он - в роль сына, поэтому, когда у них рождается девочка, на нее проецируется образ его внутренней возлюбленной. Так создается превосходная начальная психологическая структура для выращивания демонического любовника.

По отношению к своему демоническому любовнику самой ранимой является девушка, которая боится или обожает идеализируемого ею отца. (Если его нет в семье вследствие развода, алкоголизма или смерти, она может его обожать еще сильнее.) Еще с детства, став носителем его Анимы, она жила, доставляя ему удовольствие, участвуя в его интеллектуальных упражнениях и стремясь отвечать его стандартам совершенства. В психодинамике таких отношений дочь воспринимала мать либо как отсутствующую совсем, либо как соперницу. Хотя дочь ощущала себя отцовской возлюбленной, она прекрасно осознавала, что ей нельзя лечь с ним в постель, хотя ее инстинктивная энергия оставалась инцестуальной. Так произошло расщепление ее любви и сексуальности. В своей фантазии она мечтала о духовном любовнике; в реальности она не осознавала своей сексуальности, отыгрывая ее без любви или опасаясь ее взрывоопасной силы, способной погубить. Она стремится "отчаянно влюбиться" в человека, который не может на ней жениться и вокруг которого она создает идеальный мир, где ее либо обожают, либо трагически отвергают. Ее тело не участвует в реальной жизни; в сновидениях она появляется за стеклом или же в пластиковом пакете или пластмассовой бутылке.

Стекло - это изолятор, который не проводит тепло, и женщина как бы превращается в пленницу, находящуюся в стеклянном гробу, страстно глядя на жизнь. Она находится в стороне от жизни и смотрит на нее со стороны, страстно желая получить то, что другим дается без всякого напряжения. Когда она смотрит из своей тюрьмы, мельчайшие подробности бытия приобретают мистическую прелесть. Находясь в одиночестве, она придумывает себе эмоции, но у нее нет "Я", способного переживать реальные чувства. Жизнь не протекает через нее. Обремененная своим отцом и своей жизнью, она прекрасно научилась отзеркаливать мужчину, но при этом остается всего лишь зеркалом.

Женщину такого типа Юнг называет женщиной-Анимой. Это Мэрилин Монро с приоткрытыми губами и прозрачными глазами. Это отцовская кукла, которая может двигаться; она может бессознательно быть очень привлекательной и эротичной и при этом обладать псевдомужской психологией. Сознательно она -прекрасная подружка, для мужчины - "свой парень" в облике женщины, а, став женой, может пожертвовать своей жизнью во имя мужа. Но если он становится зрелым мужчиной, то начинает скучать от отсутствия у нее индивидуальности и ее аморфного тела. Он никогда не может полностью ее понять. Хотя сначала ему может льстить, что его воспринимают как бога, он не в состоянии подкреплять эту проекцию и в конечном счете отвергает свое "богоподобие", понимая, что уже не способен отвечать ее требованиям. Однако такая женщина по-прежнему находится в плену фантазии, в которой ее подлинной любовью остается отец.

Но отец оказывается одновременно любовником и тюремщиком; положительные и отрицательные стороны его влияния настолько близки, что почти совпадают. Элизабет Барретт, пребывавшая в состоянии оцепенения в доме своего отца, написала стихи, которые стали еще возвышеннее после того, как ее освободил из отцовского плена Роберт Браунинг.

"Папина дочка" идет по канату, натянутому над пропастью, аккуратно ставя одну ногу перед другой, тщательно сохраняя равновесие между полным отсутствием жизни и жизнью в мире высокой духовности. Если она подчинится своему "внутреннему любовнику", он встанет между ней и реальными отношениями, и тогда у нее появится презрение к реальному мужчине, в ее представлении сексуальность превратится в проституцию (как описывала в своем журнале Джейн - см. выше, гл. 5). Ее добровольное подчинение своему демоническому любовнику проявляется во внешнем мире только как результат такого подчинения - в виде разорванных отношений, крайне критических установок, зависимости, мигреней и других симптомов, свидетельствующих о наличии у нее внутреннего напряжения. Если его власть начинает притягивать женщину, словно магнит, ей угрожает гибель, ибо она бессознательно подчиняется соблазну оказаться у него плену, а не имея своей феминной основы, она не может сохранять достаточный контакт со своими инстинктами, чтобы продолжать жить. Такая женщина становится чрезвычайно восприимчивой к вежливому обращению, к красивым словам, к совершенству и идеалам, которыми наделяет его, а ее связь с жизнью становится столь эфемерной, что она готова убить себя либо из-за мужчины, на которого попадают ее проекции, либо из-за своего "внутреннего любовника". Сила, которую она проецирует на своего демонического любовника, у нее истощается. По существу, эти проекции полностью ее опустошают и ослабляют физически и эмоционально.

По иронии судьбы в самом ядре этого комплекса отца-любовника находится бог-отец, которому она поклоняется и одновременно ненавидит, ибо отчасти осознает, что он искушает ее уйти из жизни. Поклоняется ли она ему или ненавидит, особой разницы нет, ибо в любом случае женщина к нему привязана, при этом она совсем не тратит энергию на то, чтобы спросить: "Кто я?". Пока существует фантазия о ее любви, женщина идентифицируется с позитивной стороной бога-отца; но как только эта фантазия иссякнет, выяснится, что у нее нет Эго, чтобы ее поддержать, и тогда ее начинает тянуть к противоположному полюсу, где она ощущает свою гибель в руках бога, отвернувшегося от нее.

Женщины-писательницы особенно восприимчивы к демону любви: Эмилия Бронте, Эмили Дикинсон, Вирджиния Вульф, Сильвия Платт. Женщины по-прежнему влюбляются в Хитклиф-фа и сильнее всего его любят, когда он стоит с мертвой Катериной на руках, радуясь, что наконец стал обладать ею. Женщины, испытывающие сентиментальные чувства к любовной лирике Эмили Дикинсон, обычно не обращают внимания на стихотворения, в которых выражена дикая агония и которые были написаны во время героической попытки остаться живой и здоровой. Когда демоническим любовником является комплекс, управляющий психикой, действуют два противоположных полюса - любви и потерь. В центре каждого - совершенство смерти. Когда "великий раскат грома... снимает кожу с обнаженной души"68, он оставляет "зерна пустоты", которые приводят к самоубийству69. Удар грома становится "великим", ибо он создает внешне непреодолимую пропасть между реальным и воображаемым. Эго, обремененное бессознательным материалом, подвергается психологическому насилию.68 Emily Dickinson, The Complete Poems, p. 148.69 Ibid., p. 323.

С психологической точки зрения, самой пагубной стороной демонического любовника является его образ плута-трикстера. Он часто появляется в образе идеального жениха, но при таком божественном совершенстве по-прежнему остается маленьким мальчиком, занятым поисками матери и постоянно требующим от своих жертв материнского отношения. Когда одиночество встречается с одиночеством, они мертвой хваткой вцепляются друг в друга, формируя символическую связь. Но ребенок не относится к матери как к личности; она существует лишь для удовлетворения его потребностей.

Если ожидания отца соединяются у девочки с негативными потребностями материнского Анимуса, то прекращается развитие ее индивидуальной женской идентичности. Голос этого объединенного Анимуса постоянно шепчет: "Ты должна, тебе нужно, тебе следует". В вакууме, оставшемся от утраченных ею чувств, начинается атака ее негативного Анимуса, который упорно настаивает на том, что она нелюбима, ни на что не годна, полна злобы и навсегда останется его пленницей. Пока она одержима этим голосом и проецирует свой Анимус на реального человека, он постепенно начинает ее отвергать. Этого отвержения она боится больше всего, но спроецированный ею негативный Анимус сразу констеллирует у мужчины образ плохой матери. Тогда она начинает относиться к нему через свой Логос, как правило, играя в игру "оцениваю и ругаю". Она принимает на себя роль мужчины, и они оба остаются бесчувственными.

Осознание может помочь женщине узнать, как защититься от насилия, совершаемого над ней маскулинностью. Чтобы это сделать, ей нельзя изменять своим чувствам, какими бы связанными и подавленными они ни были. Она может прислушиваться к аргументам этого голоса (у него прекрасная логика), а затем твердо ответить: "Да, действительно. Ты очень хорошо споришь, но у тебя нет чувств. Твои аргументы не относятся к моей сущности. Это мои чувства, даже если, на твой взгляд, я поступаю глупо. Эти чувства и являются моей истиной". Эго женщины может подвергаться агрессивному вторжению маскулинности, и единственной его защитой является аутентичность чувств.

Другой психологический мотив, который может получить развитие при сочетании образов демонического любовника и плохой матери, - это мотив ребенка-отшельника. В таком случае у женщины отсутствует ощущение отношений и с матерью, и с отцом. Если у отца присутствует мощный материнский комплекс, его эмоциональная стабильность будет зависеть от реакции окружающих на него. Возможно, его собственные чувства еще не достаточно развиты, а потому он не может вступать в контакт с людьми, следуя своим чувственным ценностям - то есть своей Аниме. Тогда его Анимой становится дочь, выполняя функцию звена, связывающего его с бессознательным. Она превращается в живой архетип, богиню, которая принесла в жертву свою человечность. Она принимает на себя ответственность за его благополучие и даже за его творчество. Весь ужас заключается в том, что в таком случае полностью тормозится ее собственный творческий процесс: сделать то, что хочет от нее отец, даже стать такой, какой задумал сделать ее отец (независимо от того, в какой мере его планы соответствует ее сущности), - значит сделать папочке приятное, что особенно ужасно, так как стремление сделать папе приятное - это движение в сторону инцеста. Если она вышла замуж за творческого мужчину, весьма вероятно, что в семье она воспроизведет такую же ситуацию.

В какой-то момент такая женщина может признать, что была психологически изнасилована отцом. В той сфере, где он постоянно подавлял ее душу, у нее появляется угнетающий страх при возможности кому-то или чему-то открыться. В процессе анализа сон об изнасиловании с участием отца часто становится ключевым моментом помощи женщине, стремящейся узнать свое состояние и ситуацию, в которой она находится. При конфронтации с запретом на инцест она может продолжать прорабатывать его сознательно, сделав такую проработку основной целью дальнейшего процесса. "Инцест, - пишет Юнг, - символизирует соединение со своей сущностью, он означает индивидуацию и становление "Я", из-за жизненной важности того и другого ему присуща поразительная завораживающая сила"70.(Jung, "The Psychology of the Transference", The Practice of Psychotherapy, CW 16, par. 419.)

Если женщина бессознательно возлагает ответственность за свое эмоциональное состояние на отца, тем самым соотнося свое эмоциональное равновесие с его эмоциональным состоянием, то ее ощущение счастья прямо соответствует его ощущению счастья. Она ощущает себя источником его жизни. Если их связь является достаточно тесной, она может бессознательно стать для своего отца матерью-любовницей. Одна женщина рассказывала мне, что близких ей мужчин всегда хорошо принимали у нее дома. Ее очаровательный отец всегда говорил: "Алиса, пусть они к нам приходят. Мы их до смерти любим". Благодаря своим общим интеллектуальным и духовным устремлениям отец и дочь вступают в бессознательный психологический инцест. Естественно, этой любви хочет следовать инстинкт. Но здесь "все те же Альпы на пути" -запрет на инцест71. (Dickinson, p. 42

Мы, как в Швейцарии, живем

В себе -

Но Альпы вдруг

Завесу сбросят облаков -

И вот он - мира круг!

Италия внизу лежит -

Но как туда пройти?

Все те же Альпы

На пути -

И их не обойти.

(Перевод А. Гаврилова)).

Тогда происходит расщепление любви и инстинкта. Бессознательный инцест совершается на духовном уровне; инстинкты остаются в свободном плавании в бессознательном, разорвав свою связь с Эго. Тогда женщине приходится бессознательно идентифицироваться со своей сексуальностью, а поскольку ее любовь и сексуальность находятся в расщепленном состоянии, сексуальность одерживает верх. Вот что пишет Эрих Нойманн об идентификации Эго с властью:

"Эго... оставалось... жертвой бессознательных сил... Эго подвергалось воздействию и давлению со стороны этих сил и инстинктов, которые полностью им овладели; эта власть проявлялась в сексуальности, огромной жажде власти, жестокости, голоде, страхе и предрассудках. Эго стало орудием этих сил и совершенно не осознавало, что оно фактически одержимо их властью, ибо слепо действовало как их марионетка, не имея возможности отделить себя от власти этих сил над собой. Но для Эго, которому требовалось взять на себя ответственность, это бессознательное состояние одержимости стало равносильным греховности"72.(Erich Neumann, Depth Psychology and the New Ethic, pp. 65-66.)

Хотя любовь по прежнему соотносится с отцом, во время полового акта тело может давать и принимать только самостоятельно, так как "Я" не связано с инстинктом. В духовной сфере женщина может ощущать эту связь как любовь, но тело не поддается духовному настрою. Эрос не связан с эротикой. Эрос - это феминное начало, но Эрос - это и мужской бог. Хотя сексуальные отношения должны быть символом союза, они становятся символом власти. Полное соединение невозможно, если Эго боится с чем-то расстаться. А там, где у Эго нет прочной инстинктивной основы, оно не рискнет подчиниться трансперсональной энергии.

Проблема осложняется, так как при такой связи отца с дочерью мать обычно воспринимается враждебно. Эта враждебность может быть реальной или воображаемой, но так или иначе она порождает настоящий конфликт: доставить удовольствие отцу -значит отдалить от себя мать. Когда дочь "влюбляется", то, скорее всего, она увлекается "идеальным" персонажем, осчастливить которого можно, став его матерью, а потому в реальных супружеских отношениях она неожиданно для себя сталкивается с психодинамикой инцеста и внутренним отвержением собственной матери. Если прежде такая женщина вела беспорядочную половую жизнь (то есть проживала непрожитую жизнь матери), она не сможет привнести эту сексуальность в свой "совершенный" брак. Для женщины, имеющей демонического любовника, характерен искаженный инфляцией взгляд на воображаемую фемининность и искаженный дефляцией взгляд на реальную фемининность. При этом она слишком полагается на маскулинность в поисках мужчин, которые могли бы ее спасти. Ее неразвившаяся феминность либо приходит в ужас от агрессивной маскулинности, либо бросает ей вызов. Подавленная феминность женщины встречает безрадостного Дон Жуана, стремящегося доказать наличие своей маскулинности, - по существу, они отчуждены от своей сексуальности, - и тогда у нее на поясе появляется еще один скальп. Чарующая сирена или роковая женщина всегда отчуждена от своей внутренней феминности и никогда не берет на себя ответственность за мужчин, ставших пленниками ее чар. Вот, например, что мне рассказала одна женщина:

"В прошлом у меня не было уверенности ни в чем, кроме того, что пища, которую я уже съела, находится у меня в животе. Все, что мать одной рукой мне давала, другой рукой она отбирала. Теперь у меня развилось ощущение, что если я отдамся мужчине, он исчезнет. Без мужчины я умираю. Он позволяет мне оставаться в своем теле, поэтому я завишу от него. Но как только он начинает думать, что я уже в его власти, то сразу отправляется на завоевание другой. Я смотрю, что я ему даю. Это или его, или мое завоевание".

Такая женщина, проявляя свою "невинность", поражается, почему мужчины называют ее жестокой. К той части своей личности, к которой она относится с уважением, ибо в ней содержится ее душа, она ни одного обычного мужчину близко не подпускает. Она ждет мужчину, который сможет ею "овладеть". В опере "Лулу" она нашла его в Джеке-Потрошителе; в "Отелло" она нашла его в главном герое, которого обожествляет по той же "причине", по которой тот убивает Дездемону. Женщина, которая не берет на себя ответственности за свою феминность, может стать причиной трагедий, а может и сама прийти к трагическому концу, ибо ее игривая невинность содержит и преступную безжалостность. Вот что пишет Ева Метман о развитии Эго:

"Когда женщина все же осознает свое право быть Анимой, не становясь при этом одержимой ею, - то есть если у нее начинается внутренний конфликт: быть ли ей совершенно непредсказуемой Анимой или полностью отказаться от этой роли, -то, по существу, она хочет не ослепить и не запугать своего мужчину, а освободить его от власти яростно бушующих сил, действующих через нее... В этом состоянии создаются все возможности для переноса Анимуса. Если полностью прожить такой Анимус, процесс сначала будет развиваться по нарастающей, а затем по убывающей: сначала женщина предъявляет мужчине требование еще более высокой магической силы, чем та, которая держит ее в плену. Иными словами, она ожидает от реального мужчины, что он будет ее супер-Анимусом, и позитивное качество такого переноса сначала отразится в попытках заставить мужчину принять на себя эту роль. На следующей стадии - убывания кривой - перенос исчезает, и если все идет нормально, архетип лишается энергии. В районе максимума кривой процесса происходит встреча с Тенью, так как уже одно такое переживание может привести к изменению"73.(Eva Metman, "Woman and the Anima": p. 12.)

Один пример поможет нам прояснить все три участка этой кривой. Эстер вышла замуж за Поля, спокойного, приземленного мужчину, но при этом тайно встречалась со страстным бунтарем Джеком. Она решила разорвать свой скучный брак и отдать себя в руки восхитительного мачо-любовника. Но Поль, против ее ожидания, не взял на себя роль ее тюремщика и совсем не возражал против такого решения. Его поразительное осознание того, что в данный момент от него требовалось, потрясло Эстер. Совершенно неожиданно для себя она стала свободной. Она решила остаться с Полем. Постепенно Эстер осознала, что находилась в плену вовсе не у мужа, а у своего демонического любовника. Оказавшись в его власти, она пыталась манипулировать Полем, вынудив его играть роль отца-тюремщика, держащего ее в заключении в концентрационном лагере, одновременно проецируя на Джека роль демонического спасителя. То, что Поль осознал реальную проблему Эстер - потребность в свободе, - побудило ее взять на себя ответственность за свой выбор. Она поняла, что с одним из этих мужчин должна расстаться. Поступок Поля привел ее к конфронтации со своей Тенью - Тенью женщины, которая предает обоих мужчин. Благодаря этой конфронтации она постепенно осознала, что для нее по-настоящему ценна ее преданность Полю. Этот кризис был очень важен для Эстер, так как привел ее к конфронтации со своей Тенью, и в результате этой конфронтации Эго пришлось принять определенную точку зрения. Она больше не могла играть идеальную жену Поля; иными словами, Эстер перестала идентифицироваться с мужской психологией. Взяв на себя ответственность, она освободилась из собственной тюрьмы.

Относительно этого "таинственного очарования" демонического любовника Юнг пишет следующее:

"Это был дух мисс Миллер, которая... оказалась слишком экзальтированной, чтобы найти себе любовника среди обычных мужчин. Какой бы оправданной и невзыскательной ни была в таком случае сознательная установка, она не оказывала ни малейшего воздействия на бессознательные ожидания пациентки. Даже преодолев огромные трудности и сопротивление и вступив в так называемый нормальный брак, она только значительно позже сумела узнать, что хочет ее бессознательное, и это желание бессознательного будет проявляться либо в изменении стиля жизни, либо в виде невроза или даже психоза"74.(Jung, Symbols of Transformation, CW 5, par. 273.)

По существу, женщина проецирует свой внутренний образ бога-человека, и если ей не удается его найти или удержать даже в воображении, расставание со своими иллюзиями вызывает ярость, которая констеллирует демонизм. Если она идентифицируется с этой яростью, то ощущает ее так, словно на нее ополчился сам Сатана.

Здесь мне вспоминается Андреа, разведенная тридцатилетняя женщина, имеющая трех детей. В своей жизни она не ощущала мощного воздействия феминности: ее мать культивировала маскулинные ценности: стремление к порядку, результативности и совершенству; а отец никогда не выражал никаких чувств при общении с ней. В знак протеста она отказалась от многообещающей карьеры артистки и пошла по жизни "куда ветер подует". Она следовала принципу "хорошо бы это случилось", но делала это бессознательно, никак не ориентируя свое Эго. Хотя Андреа сама была матерью, у нее не хватало ни феминности для контакта со своим телом, ни маскулинной силы, чтобы взять на себя ответственность за развитие своих неординарных способностей. Когда от нее ушел муж, она сказала себе: "Теперь, когда он ушел, брюки в семье придется носить мне. Я буду превосходной матерью и превосходным отцом. Я поступлю в университет и буду превосходной студенткой. Я выучусь, стану социальным работником, завоюю весь мир и заодно его вылечу".

Во время своих последних экзаменов в университете, на которых Андреа стремилась превзойти саму себя, ей приснился следующий сон:

"Я нахожусь в одной постели с дьяволом. Он не похож на дьявола, но я знаю, что это он. Мы оба полностью обнаженные. Между нами лежит младенец-мальчик. Дьявол заставляет меня делать ребенку мастурбацию. Его пенис отрывается, и из раны брызжет кровь. Или дьявол мне посоветовал, или я сама решила взять пенис мальчика в рот. Я ощущаю сперму, смешанную с кровью. Младенец уходит. Дьявол поднимает маленький прибор со стрелками, похожий на компас. Я хочу уйти. Я умоляю его дать мне уйти, а он в ответ улыбается и говорит: "Тебе нельзя уходить. Я всегда буду здесь". Он бьет меня прямо в губы. Я кричу. У меня изо рта торчит булавка. Он ее вытаскивает. Я хочу выплюнуть всю кровь изо рта ему в лицо. Но когда я так поступаю, он смеется, и я понимаю, что ему нравится кровь. Он хочет, чтобы я так и делала. Затем он снова и снова бьет меня в открытый рот. Я просыпаюсь с криком: "Боже, Боже!". Я никогда не испытывала такого ужаса. Я чувствую себя совершенно беспомощной, но все происходит так, словно сон мне говорит: я предполагала, что беспомощна, но никогда не думала, что настолько".

Сон свидетельствует о том, что мощная внутренняя энергия Андреа обернулась против нее самой, ее жизненная сила, ее кровь снова подпитывает демонизм. Из-за того, что в детском возрасте у нее не было реальных отношений с родным отцом, она создала в своем воображении совершенный мир, в котором идеализировала патриархальные ценности. Уйдя в мир своего воображения, Андреа не осознавала существования его противоположной констелляции в своем бессознательном. Таким образом, когда исчезли идеализированные проекции на мужа и Андреа попыталась осознать свои идеалы, она, полная слепого отчаяния, сразу бросилась к Свету, пока темные силы ярости и досады от крушения иллюзий не набрали достаточно энергии, чтобы "сломить" ее навязчивое поведение, и появились в сновидении в образе Сатаны. Последнее испытание ввергло ее в конфронтацию.

Такова ужасная ирония судьбы: женщина верит, что стремительно движется к свету, а сама бессознательно мчится прямо в объятия своего демонического любовника! С мифологической точки зрения, это брак-смерть, мистический союз с темной стороной Бога. Отношения являются садомазохистскими; они зачаровывают, ибо содержат эротический элемент. Половой акт во сне -это скрытая пародия на любовное conuinctio: голова подвергается агрессии фаллического элемента. Сверходухотворенная, сверх-интеллектуализированная маскулинность с яростью набрасывается на феминность и пьет ее кровь. Жизненная сила, которая не смогла найти подходящий способ влиться в реальные любовные отношения, оборачивается против нее и подпитывает свирепую ведьму, которая, в свою очередь, жестоко бьет принесенную ей в жертву феминность.

Установку на истощение, с которой нападает ведьма, сновидица обращает на ребенка. Демоническое conuinctio создается в результате ее стремления мастурбировать пенисом мальчика до тех пор, пока она его совсем не отрывает. Будучи истощенной сама, она истощает других, порождая таким образом дьявольскую энергию.

Содержание сновидения не позволяет однозначно интерпретировать этот оральный половой контакт. Если сам демон повелел сновидице высосать из пениса кровь и сперму, то есть истощить ее юную маскулинность, вытянув из нее жизнь и творчество, то ей грозит беда. Если же она решила как-то исцелиться сама, то могла это сделать, относясь с любовью к крови и сперме мальчика, и тогда, по крайней мере, эта сила оказалась у нее внутри. В любом случае вампир сопротивляется исцелению; он питается кровью ее феминности и ее творческого "ребенка" и глумится над ее попытками дать сдачи.

Вскоре после этого сна у Андреа начались сильные головные боли, она ощущала потерю чувствительности в мочеполовой системе; кроме того, у нее появились острые приступы помрачения сознания и даже его потери. Затем эти приступы на три года ослабли - как раз тогда умерла ее мать. Связь между матерью и дочерью была очень тесной, несмотря на то, что мать не смогла помочь своей дочери войти контакт с землей. "Когда умерла моя мать, - сказала Андреа, - родилась я". Смерть матери освободила дочь для новой жизни.

Когда это случилось, "новая жизнь" Андреа включала в себя серьезную болезнь и даже инвалидность. Просто ощущение внутренней опустошенности, характерное для раннего детства, проходило слишком долго. Но при этом она не чувствовала ни горечи, ни обиды, в процессе психологической трансформации ее сильный дух подвергся настоящему испытанию. Постепенно стали проявляться Эрос и творчество, которые она не могла в себе найти в раннем детстве. Вспоминая свое сновидение, в котором присутствовал дьявол, Андреа придавала очень большой символический смысл исцеляющему ее действию, связанному с ребенком:

"Я должна была исцелять там, где, как мне казалось, я могла. Теперь у меня нет ни рук, ни ног. У меня есть только мой рот. Вдыхая в ребенка свою жизнь, я останавливала кровь. Травмированной была маскулинность, исцеление пришло изо рта женщины. Теперь я могу получать и давать так, как никогда не могла раньше. Я стала слабее физически и сильнее духовно. Я была выброшена из социальной системы ценностей. В этом нет никакого рационального смысла, но я знаю, что живу так, как мне предназначено судьбой".

Психологическое состояние многих современных женщин очень похоже на состояние Андреа после развода; при почти полном отсутствии осознания феминности не рождается психологический символ юной феминности. Маскулинное сознание, не связанное с чувственной феминностью, искушает таких женщин совершенным миром фантазии, совсем никак не связанным ни с их жизнью, ни с телом. Отсутствие адекватного отношения к реальности ощущается как беспомощность. Изнасилованная как изнутри - собственной кровожадной ведьмой-вампиром, так и извне - таким же отношением, присущим современной культуре, женщина не рискнет открыть себя для жизни. Она пытается изо всех сил удержаться за любую хрупкую структуру, которую может для себя создать. Если такая структура разрушается - обычно из-за утраты значимых для нее отношений, - ее эмоционально подавляет вытесненное содержание бессознательного. Изнасилованная своим демоническим любовником, она вместе с тем остается "по-прежнему целомудренной невестой".

За ригидностью скрывается страх перед неизбежным поражением. Затем наступает роковой день, когда трагически разрушается вся ее повседневная жизнь; это происходит без всякой логически объяснимой причины. Без феминности, которая допускает существование другого значения, жизнь превращается в нескончаемое сражение с разрушением и хаосом. Демонический любовник искушает Эго и вызывает его инфляцию, наполняя его гордыней и побуждая откровенно не повиноваться внутренним богам и богиням, но бессознательно человек "знает", что в итоге он потерпит поражение и избежит борьбы: либо он совершит самоубийство, либо заболеет неизлечимой болезнью, либо произойдет несчастный случай. Иногда сердце останавливается не потому, что его заставляет Смерть, а просто потому, что оно разбито.

Когда женщина начинает заниматься профессиональной деятельностью, стараясь взять на себя ответственность за свой Анимус (эта ответственность ранее проецировалась на мужчину), она осознает, что часто применяет к своей жизни маскулинные критерии совершенства. Она энергетически истощается. У нее нет времени ни для того, чтобы спокойно побродить по лесу, ни для того, чтобы посидеть с мужем за чашкой чая, ни для того, чтобы побыть с детьми. Ее богами становятся дисциплина и результат. Время на молчаливое размышление появляется редко или вовсе отсутствует. Чем больше выдается маскулинность, тем больше она опустошает феминность. Оказавшись в плену своей инцестуальной любви к маскулинному совершенству, женщина в глубине души испытывает презрение или жалость к своему партнеру. Процесс инициации, который должен для нее закончиться браком-смертью, совершается, когда она становится одержимой влечением своей внутренней маскулинности. Такая инициация препятствует развитию творческих способностей женщины и подвергает их насилию - как это происходит в сновидении Андреа.

С точки зрения психологии, ее энергия Анимуса-ведьмы истощает энергию ее творческого Анимуса. Не давая возможности своему позитивному Анимусу стать проводником в духовную глубину, женщина его истощает и кастрирует. Она вырвалась из концентрационного лагеря, но при этом не смогла прийти к нужному равновесию: она не знает, как сконцентрировать свои творческие возможности и как совместить свои идеалы совершенства с человеческим измерением. Эту энергию вампира уравновешивает отвергнутая феминность и подчеркивает бессознательная сексуальность, ибо если женщина теряет истинную связь со своим телом, ее сексуальность бессознательно засыпает. Именно поэтому наша культура пропитана свирепым маскулинным стремлением к власти - маскулинностью, которая извергает ярость, и феминин-ностью, на которую эта ярость направлена. Везде и всюду совершается психологическое насилие; угроза физического и сексуального насилия возрастает и дома, и вне дома.

Парадигмой уязвленного насилием взгляда на человеческое общество может послужить работа Р.Д. Лэйнга "Голоса переживания", в которой он акцентирует внимание на рождении ребенка. Деторождение, утверждает автор, по существу, было отменено технологически обеспеченным акушерством:

"Мы больше не видим деторождения из-за определенных действий акушеров. То, что происходит, напоминает рождение не больше, чем искусственное оплодотворение напоминает половой акт или искусственное кормление - прием пищи... Уничтожение рождения происходило наряду с уничтожением разума - как уточнение к научному упразднению нашего мира и нас самих"75.(R.D. Laing, The Voices of Experience, p. 82.)

В качестве иллюстрации можно привести описание реакции врача на домашние роды:

"Она спокойно родила своего ребенка дома.- Но почему? - спросил ее консультант и врач-акушер, который к тому же был ее другом. - Тебе совсем не следовало этого делать. Ты могла бы прийти ко мне в клинику и прочитать там газету. Тебе не нужно было проходить через все это, ты просто получила бы ребенка из моих рук.- Но, - смущенно ответила она, - я хотела через все это пройти!Он не мог понять, как такие сентиментальные чувства могут иметь какую-то ценность. Он явно чихал на всю эту истерически-мазохистскую ересь.Роды: упразднены, ибо они являются сильным человеческим переживанием.Женщина: из человека, принимающего активное участие, превращается в пассивную пациентку.Переживание: растворение в забвении.Из чувствующего субъекта женщина превращается в обезболиваемый объект.Психологический процесс потерпел поражение от химически-хирургической программы. Конечный результат: действие, событие и соответствующее переживание родов просто исчезли.Вместо рождения ребенка мы имеем операцию хирургического удаления"76.(Ibid., p. 85.)

Тогда оказывается, что мы больше не рождаемся. Мы начинаем свою жизнь в качестве продукта хирургической операции и заканчиваем ее пациентами хирургического отделения. Между началом и окончанием жизни мы являемся химически управляемыми автоматами, участвующими во все более и более утонченном технологическом процессе.

В сказке братьев Гримм "Девушка-безручка" предлагается возможный способ исцеления травмированной феминности. В этой сказке обедневший мельник встретил дьявола в обличье старика, пообещавшего сделать его богачом, если мельник отдаст ему то, что находится позади его мельницы. Тот, думая, что речь идет о старой яблоне, согласился, не представляя себе, что тем самым пообещал отдать дьяволу свою дочь - самую большую свою драгоценность, так как именно она стояла в это время за мельницей и подметала двор. Слезы девушки, ее феминность создали вокруг нее достаточно энергии, чтобы спасти ее от любого насилия, которое мог совершить над ней дьявол, но ей пришлось отрубить руки. По утверждению Марии-Луизы фон Франц, она решила лучше "пожертвовать своей жизнью, чем попасть к нему руки"77. Иными словами, ее отцовский комплекс оказывается настолько сильным, что при малейшем проявлении своей активности она сразу подпадает под воздействие патологического влечения и тогда, чтобы не попасть в эту ловушку, предпочитает оставаться совершенно пассивной. Девушку нашел принц, сын короля, он повелел сделать ей серебряные руки, женился на ней и отправился на войну. Она родила сына. Это был печальный плод ее страданий, исполненных мудрости. Затем снова вмешался дьявол и не давал королеве покоя. В результате из-за многочисленных дьявольских уловок и подложных писем королева с сыном были вынуждены покинуть дворец и отправиться в лес, где король снова нашел свою возлюбленную. Согласно одной из версий сказки, только тогда, когда ее любимый сын стал тонуть, безрукая королева, последовав совету мудрого старца, опустила свои руки в воду, чтобы спасти своего сына. Руки ее сразу выросли и стали живыми и действующими.77 Von Franz, The Feminine in Fairy tales, p. 78.

По мнению М.-Л. фон Франц, мельник считал, что отдал дьяволу только старую яблоню - природу, но оказалось, что он пожертвовал самым дорогим, что имел. Целая сфера феминности, которую воплощала природа, была предложена дьяволу за одну женскую душу. Дочь оказалась настолько психологически истощенной демоническим отцом и негативным материнским комплексом (так как их воздействие, по существу, одинаково), что должна была вернуться обратно, "к здоровой основе своей девственной души", через исцеляющую регрессию к природе, чтобы обрести свою жизненную силу78. Серебряные руки, которые символизируют искусственные эротические отношения, ибо она не может проявлять подлинную спонтанность, можно заменить только живыми человеческими руками, когда вмешивается некое таинство любви.78 Ibid., p. 85.

Продолжая рассуждать на символическом языке, следует отметить, что если маскулинность насильно вытесняет женщину из участия в жизни и неожиданно для себя отдает ее в руки дьяволу, ее единственным спасением становится возвращение к своим инстинктам и спокойная, терпеливая работа со своим внутренним миром до тех пор, пока она не соединится со своей феминностью - своей девственницей, прочно сидящей на коленях у Софии. Тогда от нее действительно может потребоваться проявление такой любви, которую она до сих пор ни разу не испытывала. В таком случае она как девственница готова подчиниться проникающей в нее великой жизненной силе. Как только женщина становится настолько сильной, чтобы дать возможность любви изливаться из себя и при этом сохранять свои границы, у нее начинают вырастать руки и рождается собственный взгляд на реальную жизнь. Она и ее ребенок оказываются спасены. Мгновенно происходит чудо.

Сказка о девушке-безручке непосредственно относится к практическим семинарам, которые обсуждались в пятой главе; тогда многие женщины неожиданно для себя узнавали, какими слабыми являются их руки. Спустя несколько месяцев они часто испытывали сильную боль, ощущая в руках прилив энергии. Тогда в сновидениях этих женщин появлялись образы их отцов, которые, как правило, выступали не в своей обычной роли, а помогали им войти в контакт, с реальностью. Иными словами, у них начинала констеллироваться позитивная маскулинность - мощная, самоутверждающая энергия, которая помогала восприимчивой феминности творчески взаимодействовать с жизнью. Как правило, эта жизнеутверждающая маскулинность не активизировалась, пока женщина не открывала в себе феминность; как только это происходило, они начинали взаимодействовать. Не существует ни одного универсального исцеляющего паттерна; каждый процесс уникален и, как в алхимии, приходится многократно возвращаться в трансформирующее пламя, чтобы пройти через него, но уже на другом уровне.

Следующий сон может послужить иллюстрацией динамики развития новых отношений между маскулинностью и феминностью. В свои сорок с лишним Луиза в течение нескольких лет занималась напряженной работой с телом и два года проходила анализ. Ее отец умер, когда ей было три года, оставив у нее в памяти лишь идеальный образ маскулинности, с которым не мог состязаться ни один реальный мужчина. В содержании сновидения видно, как совершается внутренняя трансформация:

"Мы находимся в великолепном доме, сияющем золотыми украшениями; при этом все мы играем роли, которые делают ситуацию еще более фантастической. Хозяйкой дома является известная роковая женщина [голливудская звезда]. Я ухожу на кухню и смотрю с балкона. Внизу стоят две кровати: одна Давидова - двуспальная, покрытая розовато-лиловым шелком, а другая - односпальная. Входит Бобби [молодой человек, типичный пуэр], и я ему говорю, что иногда оставалась в этой квартире ночевать на двуспальной кровати, хотя моей кроватью была односпальная.

Бобби направляется в гостиную, но вдруг быстро оборачивается. Наши взгляды встречаются, и мне кажется, он понял, что меня к нему влечет. Значит, скоро он будет мой.

Затем я возвращаюсь обратно в гостиную с высокими потолками, множеством окон и золотыми парчовыми занавесками. Я сажусь в кресло, смотрю шарады и размышляю над тем, какое впечатление должен произвести на гостей наш праздник, и прихожу к выводу, что никакого. Затем снова приходит Бобби и садится мне на колени. Я хочу взять его с собой в постель. Тогда он возвращается к роковой женщине. Мы лишь строили фантазии.

Когда Бобби уходит, вдруг позади меня в самом фантастическом костюме появляется [знаменитый актер старой британской школы], который с величайшим достоинством прохаживается по комнате, одетый в костюм из черного бархата, отделанный золотом. На нем панталоны XVIII века с золотыми пуговицами, доходящие ему до колен, туфли на высоких каблуках и с золотыми пряжками и шляпа из черного бархата, расшитая золотом и драгоценными камнями. Она напоминает высокий тюрбан, надетый на самую макушку. Он чинно вышагивает, но очень возбужден. У него в руке прогулочная трость из черного эбонита с серебряным наконечником, который оканчивается странной горизонтальной защелкой, мешающей применять эту трость по прямому назначению.

Я разглядываю его с головы до ног. Он величавый, роскошный, с ужасной тростью в руке. Роковая женщина смотрит, как идет игра, и мне думается, у нее нет с ним совершенно ничего общего, но она спешит к нам и обращается к нему в самых изысканных выражениях: "О, вы взяли самое дорогое, что у меня есть (пауза), - мою прогулочную трость".

Для меня это совершенно непостижимо. Я думала, она собирается сказать "шляпу", но нет - речь шла о прогулочной трости.Он спотыкается и задевает великолепный стеллаж из стекла и золота, на котором стояли самые драгоценные и уникальные блюда. Весь этот стеллаж падает, как и он сам, и в считанные минуты мы осознаем, что игра закончилась. Эти блюда никогда нельзя заменить. Я все еще вижу, как они падают".

Действие в сновидении происходит в роскошной помпезной обстановке, в которой собравшиеся гости играют, разгадывая шарады. Игра заключается в том, что в жизни сновидицы происходит нечто нереальное. Глядя с балкона вниз, она видит две постели: одну двуспальную (которую делила с Давидом, своим отцом-Анимусом) и свою собственную - односпальную. Другая часть ее отца - это пуэр Бобби, который констеллирует в ней либо образ матери, либо образ роковой женщины. (Бобби, сидящий у нее на руках, вместе с ней, сидящей на кресле, в совокупности составляют интересную карикатуру на рисунок Леонардо да Винчи с изображением Девы Марии и Св. Анны.)

Сидя в кресле (в своей позе девы), сновидица осознает, что она пытается манипулировать гостями, но не уверена в том, что им это очень нравится. Демонический любовник в том виде, который он принимает во сне, оказывается превосходным трикстером: он одет в старомодный элегантный черный костюм, его слишком выдающееся достоинство предполагает наигранность. Его необыкновенная шляпа усыпана драгоценными камнями, ее пышность символизирует инфляцию, присущую человеку (его интеллектуальным и духовным ценностям), и лишенную своего места фемининность. Он держит в руках самую большую ценность актрисы -ее черную эбонитовую палку с серебряной защелкой на конце. Этот образ проясняет связь между ведьмой и демоническим любовником: он несет ее фаллическую метлу, но в данном случае серебряная защелка (как и в случае с серебряными руками девушки-безручки) не позволяет трости касаться земли. Здесь имеет место путаница, связанная с полом: предполагается шляпа вместо трости. Когда женщина показывает это трикстеру, он падает на спину, попутно смахивая на пол все уникальные драгоценные блюда. Игра заканчивается.

Все эти образы сновидения говорят о наличии проблемы, связанной с чувствами, но нам нужно сконцентрировать внимание лишь на эбонитовой трости. Она принадлежит женщине-ведьме. Ее чернота символизирует депрессию, но депрессию, лишенную связи с землей. Серебряный наконечник мешает черной трости соприкоснуться с землей. Где-то в психике Луизы присутствует депрессия, которая маскируется под чувство ведьмы, но это чувство не является спонтанным - психологам оно известно как "улыбчивая депрессия". Демонический любовник, связанный с розовато-лиловым шелковым постельным покрывалом, присвоил себе женские чувства, но они не являются подлинными. В нем хорошо заметны гомосексуальные обертоны, как и маскулинность роковой женщины. Они проявляются в его "лакированном" внешнем виде. Конец сновидения свидетельствует о том, что сновидица готова закончить этот маскарад и разрушить искусственный мир, на который она смотрит глазами ведьмы и демонического любовника. Чтобы смахнуть со стеллажа китайский фарфор, символизирующий традиционные семейные ценности, сновидице следует дифференцировать собственные феминные чувства. Комментируя этот сон, Луиза сказала следующее":

"Я никогда не забуду, как грохнулся тот великолепный стеллаж с поразительным китайским фарфором. Это было у-жас-но. Во всей этой прелести я ощущала для себя ловушку: прекрасные предметы, прекрасные мужчины, прекрасное шоу. Я видела во всем этом парадокс. Проецируя вовне собственную красоту, я теряла интерес к себе. Сейчас я принимаю на себя проекции совершенного мира. Это было у-жас-но - смотреть, как все это падало и рушилось. Разрушение прекрасного - это ужасно. Но я чувствую, что это неизбежно. Разрыв приводит к прорыву. Я видела, как все падало. Я больше не хочу, чтобы это повторилось. Я хочу жить своей жизнью".

Демонического любовника могут покинуть чувства и в более простых случаях. Если, например, женщина массирует ноги своему мужу и тот засыпает, она может разбудить его, ущипнув за ногу, и потребовать, чтобы он ответил: "Почему, собственно, я занимаюсь массажем твоих ног? Ты ведь просто пошел спать".

Но если вместо того, чтобы разгневаться или дать волю своему раздражению, она поразмышляет над его блаженным покоем, то может сказать себе: "Я получаю наслаждение, массируя ему ноги. Он наслаждается сном. Я наслаждаюсь своей заботой... Хмммм... Или это манипуляция? Кому я кочу доставить удовольствие? Зачем мне это надо? Чтобы заняться с ним любовью? Нет. Я делаю это для себя. Поэтому спи, любовь моя". Таким образом она входит в контакт со своими чувствами; ее руки - живые, а не серебряные.

Психологическая ситуация совершенно изменяется, если женщина находится в плену бессознательной идентификации с матерью. Тогда, прежде чем открыть свою индивидуальность, из-за этой идентификации ей придется пережить насилие. В этом состоит смысл мифа о Деметре и Персефоне, в котором Кору похищает Гадес и уносит ее в мир мертвых. Обсуждая этот миф в своем эссе "Психологические аспекты Коры", Юнг пишет:

"Психика, предшествующая сознанию (например, у ребенка), с одной стороны, участвует в деятельности материнской психики, а с другой - развивается независимо от нее как психика дочери. Таким образом, можно было бы сказать, что каждая мать содержит внутри свою дочь, а каждая дочь - свою мать, и что личность каждой женщины уходит в прошлое вплоть до своей матери и в будущее - вплоть до своей дочери... Осознанное ощущение этих связей вызывает у нее чувство, что ее жизнь распространяется на поколения. А это первый шаг к прямому ощущению и уверенности в наличии вневременного бытия, которые придают ей ощущение бессмертия... Такое чувство позволяет женщине найти свое место и смысл в жизни целых поколений, а потому все случайные препятствия сметаются с пути принизывающего нас потока жизни. Вместе с тем человек избавляется от своего одиночества и восстанавливает свою целостность. Всякое ритуальное действие, сопряженное с архетипами, в конечном счете имеет эту цель и этот результат"79.(Jung, "The Psychological Aspects of the Kore," The Archetypes and the Collective Unconscious, CW 9i, par. 316.)

Высшая феминность, которую в мифе воплощает Гея, знает, что Деметра, мать-основательница, должна выдержать насилие, учиненное над дочерью. Во имя обновления феминности юная девушка (которая могла бы предпочесть оставаться с матерью) должна скрыться в подземном мире и там испытать совокупление с творческой маскулинностью и забеременеть от нее. Так рождается новая жизнь. Таков природный цикл: лето сменяется осенью, семена, опавшие осенью, лежат всю зиму в земле, а весной приносят себя в жертву новой жизни. В личной жизни женщины и в циклической смене времен года старая система ценностей (Деметра) испытывает скорбь, тогда как новая система ценностей (Персефона) подвергается насилию со стороны инаковости, которая проникает в нее и приносит новую жизнь; тогда вновь происходит объединение прежних и новых ценностей. Естественно, что при возможности в отношениях между матерью и дочерью происходит точно такая же трансформация. Мудрая мать знает: если должна начаться новая жизнь и будет продолжаться жизненный цикл, девушка должна подчиниться насилию.

Мне кажется, что в нашей культуре мы наблюдаем разрыв с этим феминным таинством. Целые поколения женщин ассимилировали патриархальную систему ценностей, при этом каждое поколение все больше отдалялось от феминности, и в настоящее время Деметра и Персефона изнасилованы собственной маскулинностью. Если женщина утратила связь со своей внутренней девушкой, ею не может обладать маскулинность. Эта девушка еще недостаточно присутствует в женской сущности, чтобы принять маскулинность. Принцип маскулинной власти становится непроницаемой стеной между ней и ее феминностью.

Один из моих пациентов-мужчин сказал следующее: "Влагалище - это последний бастион негативного Анимуса". Она не может отдаться жизни; она не может открыться инаковости и на человеческом, и на божественном уровне. Она боится, ибо "будь что будет" означает падение в пропасть, погружение во мрак, представляющий собой полный хаос, и трагедия заключается в том, что чем упорнее становятся ее попытки, тем больше она закрывается от жизни. Это маскулинное "попытаемся" не дает возможности реализоваться феминному "будь что будет", то есть открыться потоку жизни не только через гениталии, но и через каждую пору кожи. Она может не иметь никакого представления о том, что что-то не так, ибо ее мать-Деметра была в таком же состоянии - ее Персефону тоже изнасиловали, но никогда не обладали ею, поэтому феминный тип отношений оказывается либо инфантильным, либо по-прежнему находится в зачаточном состоянии.

Рис Жерард Менли Хопкинс. Величие Бога

Если у Деметры нет контакта со своей внутренней Персефоной, значит, у нее нет контакта и со своей внутренней сущностью. Персефона - это девушка, которая смотрит в зеркало и проходит сквозь него на другую сторону, открывает себя богатству того внутреннего мира, отдается мужчине и возвращается обогащенной чувственностью и ощущением своей уникальности, - тем самым привнося новую жизнь. Отсутствие Персефоны истощает Деметру. В мифе Деметра возвращает Персефону обратно, в свое царство.

Современные Деметры начинают осознавать, что их собственная земля подверглась насилию, и пытаются как-то исправить существующие положение - не только в отношении себя, но и в отношении своих Персефон, своих родных и психологических дочерей. Они осознают, что были изнасилованы односторонней маскулинностью, которая бросается к достижению цели, не получая наслаждения от самого странствия. Они осознают, что их сексуальность гораздо выше ощущения оргазма и что они обладают прекрасным телом, которому впору больше десятка их платьев. В терапевтическом кабинете в ответ на это я постоянно слышу такие реплики:

"Я больше не хочу этому подвергаться. Я ложилась в клинику. Они относились ко мне, как к машине. Они вставили в меня стальные пластины и поставили их вокруг меня, словно я тоже была сделана из стали. Меня подвергли насилию. Они не сказали мне, зачем это сделали. Все случилось так, будто я для них ничего не значила. А мое тело заплакало".

"Аборт - это не просто удаление плода из утробы матери. Сейчас моему ребенку было бы три года, и я не могу перестать плакать. Я не соображала, что делала. Это оказалось слишком чувствительно ".

"Я все время хотела, чтобы меня изнасиловали. В этом желании проявлялась ужасная враждебность. Мне хотелось, чтобы мной овладели плаксивость и жалость к себе. Я захотела, чтобы мой цивилизованный, культурный мужчина вдруг превратился в пещерного человека и перенес меня в сексуальную нирвану. Я все это возложила на него. А теперь я чувствую такое облегчение только от того, что там пребываю".

"Мой научный руководитель требует от меня совершенной диссертации - как он это понимает. Каждый раз, когда мы с ним встречаемся, я ощущаю насилие над собой. Он постоянно подавлял мою сущность. Но я хочу сохранить свои ценности. Я идентифицируюсь со своим Анимусом и со своим гневом, а самокритика вызывает у меня оцепенение. Я не могу написать ни слова. Я чувствую себя ученицей из пьесы Ионеско "Урок".

"Я не понимаю, что за камень давит мне на грудь. Я чувствую, что уже не могу дышать. Я слышу, как моя мать говорит: "Ты не должна уставать", - но я совершенно истощена. Я прихожу в ужас от мысли, что Джеймс от меня уйдет. Я ненавижу себя за эту зависимость. Но на самом деле это не зависимость, а мои мысли, что его уход просто меня убьет. Все время, когда я пытаюсь его отпустить, я отчаянно за него цепляюсь. Я знаю, что он это чувствует".

"Я хочу иметь свою жизнь. Сейчас я начинаю это чувствовать. Мне думается, я получила травму еще до того, как родилась. Мать меня не хотела. Я жила, пытаясь быть невидимой. Мое тело никогда не плакало, что бы ни случилось. Сейчас во мне танцует мое внутреннее животное и оно счастливо!"

"Пока я еще могу нащупать свою бедренную кость, я знаю, что еще в форме. Чем откровенней я буду с собой, тем меньше потребуется всяких оправданий и объяснений. Я знаю, что, отгоняя от себя мысли о своей полноте, я тем самым себя насилую. Я потеряла свой критерий определенности".

"Я не только изнасиловала свою шлюху. Я пыталась ее убить. Мое пристрастие к еде было ее стремлением свести меня с ума".

"Моя мать была похожа на мать-англичанку, которая рыдала, попрощавшись со своей дочерью, собирающейся выйти замуж в какой-нибудь английской колонии. "Никогда не говори своему мужу "нет", моя дорогая. Просто ложись на спину, раздвинь ноги и думай об Англии".

Современная женщина осознает, что над ее психикой было совершено насилие, как прежде такое же насилие совершалось над психикой ее матери. Если она это осознает, то не порицает ни родителей, ни мужчин в своей личной жизни и профессиональной сфере. Она признает, что в настоящее время кризис переживают оба пола, и она должна принять за него свою долю ответственности. Являясь носителем стандартов совершенства, созданных ее родителями, учителями и всем обществом в целом, она не смогла защитить от насилия свой уникальный мир настолько, что стала даже бояться посмотреть в зеркало, словно ее вовсе не существует. Положение ее мужа, братьев и сыновей оказывается столь же сомнительным. Больше того, стандарты совершенства не оставляют места для недостатков. Они даже не позволяют жить и тем более умереть. Так как жизнь невозможно принять и жить, любя и прощая себя и своих близких, смерть ощущается как последнее и окончательное насилие. Смерть, которая так воспринимается, исключает любую возможность оправдания или воскрешения.

Ранее я упоминала о том, что власть маскулинности может издеваться над феминностью и ее единственной защитой является чувство аутентичности. Однако трагедия заключается в том, что чрезвычайно часто чувства женщины бывает так трудно распознать, что во время кризиса она не может их мобилизовать, даже чтобы защитить себя.

Одна наглядная ситуация служит примером того, что мобилизация чувств может вызвать и определенную опасность, обусловленную констелляцией комплекса демонического любовника, и соединение феминности с силой, позволяющей освободиться от этого комплекса. Как вскоре прояснится, у женщины был достаточный контакт со своим феминным чувством, чтобы актуализировать его и таким образом нейтрализовать воздействие комплекса.

Ингрид было чуть больше двадцати лет. Она путешествовала в одиночестве и как-то приехала в один иностранный город, когда был уже поздний вечер. Вдруг на пустой улице к ней пристал очень сильный мужчина с хорошо развитой мускулатурой, который потащил ее в ближайший парк, угрожая изнасиловать и убить. Первой реакцией Ингрид была паника; она попыталась вырваться. Затем наступило какое-то озарение: она осознала создавшуюся ситуацию: увидела в ней мужчину и себя. Когда она приняла смерть, ее тело расслабилось; и тогда она посмотрела прямо в глаза мужчине. Его пальцы сразу же вцепились ей в горло.

- Ты даже не сопротивляешься, - запинаясь, пробормотал он, - тебя даже убивать неинтересно.

- Если я собираюсь умереть, значит, собираюсь умереть, -сказала она спокойно, ни на мгновение не отводя взгляда.

Он впал в смятение. Ингрид взяла его руки в свои и медленно убрала со своего горла. Он стал плакать, схватил Ингрид за запястье и потащил в ближайший пивной бар, откуда она сразу ускользнула, как только он отошел в туалет.

Фактически Ингрид была словно во сне, который мешал ей смотреть на реальный мир еще в поезде, погрузившись в свои фантазии о демоническом любовнике. Она отправилась в путешествие, чтобы избавиться от боли, вызванной разрывом в отношениях, а голодание стало частью плана ее очищения. Этот город был последней остановкой на пути домой. За шесть месяцев почти полного голодания она практически перестала ощущать свое тело и чувствовала отчуждение от окружающего мира. Завороженная своим "идеальным" любовником, Ингрид скорее готова была освободиться от такой жизни и умереть, чем вернуться обратно домой, в реальность, где ей пришлось бы снова отвечать за свои действия.

Но, столкнувшись со смертью по-настоящему, Ингрид ощутила свою человечность и захотела жить. Мужчина был чужой, и это обстоятельство сразу "выкинуло" ее из мира фантазий в реальность. Пока она считала его насильником, а себя - жертвой, в насилии над ней отражалось насилие над ним. Произошла констелляция смерти. Мужчина хотел, чтобы она сопротивлялась, и тогда он мог бы ее убить. Но когда она вдруг ощутила себя человеческим созданием, намертво схваченным другим человеческим созданием, ее сочувствие к себе распространилось и на него. Она приняла смерть; она видела, что он еще жив и продолжает это нелепое состязание в силе. Она уже находилась вне этого конфликта, и ее интуитивное сочувствие изменило эту дьявольскую ситуацию. Ситуация оказалась парадоксальной: Ингрид стала недоступной из-за своей ранимости. Он не мог убить то, что и так умерло. В этот миг полного подчинения она освободила их обоих от одержимости. Ингрид сама пришла в себя и дала мужчине возможность прийти в себя. Он больше не был "насильником"; он был просто человеком. Возможно, собственные слезы стали для него исцелением.

Этот случай не имеет ничего общего ни с желанием навязать другому человеку свою волю, ни с манипуляцией, ни с магией. Здесь не было времени думать и понимать. Скорее всего, жизненный опыт молодой женщины не мог ей помочь понять образ мыслей насильника. В тот момент любая попытка что-то придумать вела к смерти. Все, что она в тот момент смогла сделать, - сконцентрироваться на своем Сущем, открыться его реальности и пропустить через себя эту реальность. Как раз этого требовала от нее ситуация. Ее поведение несколько похоже на так называемый первичный процесс действия, описанный Джозефом Хилтоном Пирсом80.(Pearce, pp. 145-146.)

Это переживание перевернуло всю последующую жизнь Ингрид. Она жила в мире, который побуждал достигать совершенства, стремясь к совершенному любовнику, который бы все делал правильно. Она верила в то, что если сможет стать максимально совершенной, любить максимально совершенно и как можно более совершенно к этому стремиться, то это совершенное стремление каким-то волшебным образом приведет ее к достижению совершенства. В мире фантазий ее "я хочу" приравнивалось к "я обладаю". Исключительно от нее зависело то, чтобы в этом волшебном мире так и было. Пока Ингрид продолжала манипулировать, она не могла расслабиться, чтобы принять реальность и ощутить ее своей.

Пока Ингрид и ее демонический любовник пытались создать мир из спроецированных желаний, она не могла стать самой собой, а он - самим собой. Она пыталась сделать все возможное, чтобы превратить свою фантазию в реальность. Таким образом, она жила, находясь под заклятием ведьмы, в мире магии. Теперь она признала, что магия - это обман, что она не сможет обладать миром, который пыталась создать, даже если Бог откликнется на все ее молитвы. Ее пронзило нечто совершенно новое и проникло в нее; оно было настолько всеобъемлющим, что ей оставалось только подчиниться ему. Приняв в себя эту надличностную энергию, она увидела, какими эгоцентричными и манипулятивными были ее устремления. Из своего путешествия Ингрид возвратилась по-прежнему целомудренной невестой; она вернулась домой не изнасилованной, но познавшей сущность обладания. Она вернулась, испытав глубинное переживание женских таинств, признав, что при естественном соединении внешнего с внутренним совершается чудо, а не магия. Она без лишних слов открылась этой великой Реальности.

В истории, которая произошла с Ингрид, я нисколько не снимаю вины с насильника, не порицаю Ингрид и не исследую ни юридические, ни моральные аспекты того, что случилось. Но я полагаю, что по мере роста осознания нашего бессознательного мы однажды сможем дать ему ответ, как мы это делаем, опираясь на мораль и уголовное право. Я рассказала об этом эпизоде только с точки зрения бессознательных факторов, которые в нем существуют. Все мы участвуем в создании своей судьбы.

Происшествие, о котором шла речь, случилось в 1957 году. С тех пор на улицах наших городов возрастает число преступлений, наркоманов, проявлений беззакония, расизма и сексуального насилия. Совершенно бессмысленные выражения ненависти и мести становятся частью той реальности, с которой каждый из нас может столкнуться у всех на виду, по пути с работы домой. Сила Ингрид, которая проявилась в спасении своей жизни, предполагает человеческую реакцию у человеческого создания, которой ей все-таки удалось добиться, испытывая проявление ненависти напавшего на нее насильника и убийцы. В наши дни при нападениях, воздействии наркотиков, в случае кровной мести и холодной и расчетливой ненависти убийц нельзя заметить даже следов нормального человеческого взаимодействия. При том, что творится на улицах современных городов, женщинам, наверное, лучше быть просто хорошими женами и применять свои таланты в семье, когда они понадобятся.

Благодаря своей биологической природе женщина может считать свою жизнь осмысленной, совершенно себя не зная. Природой ей дано рожать и вскармливать детей. Но бессознательной является сама природа. В отличие от мужчины, который биологически не способен к деторождению, женщина естественно реализует себя в природе и в бессознательном. Таким образом, психологическое насилие наносит женщине травму, ибо отделить ее от бессознательной сущности - значит сразу подвести к возможной гибели. В этом состоит парадокс насилия. Оно может быть и губительным, и творческим. Прежде чем женщина может осознанно обратиться к первичному отделению от матери, которое одновременно становится рождением ее собственной идентичности, она должна полностью к нему приготовиться. Ее задача состоит в том, чтобы осознать природу, включая свою собственную сущность. Наука пытается понять природу, но слишком часто ее методы содержат насилие над природой и ее эксплуатацию. Женский способ познания мира совершенно иной. Любовь может прийти только через раскрытие феминности, через соответствующее осознание того, что Мария-Луиза фон Франц называет "звездой", - вечной человеческой уникальности81(Von Franz in The Way of the Dream (film in preparation).). Только через феминность любое творение может найти свое завершение в сознании.

Где-то в самой глубине этого таинства существует Реальность. Она связана с освящением материи. Это таинство, которое необходимо пережить; его невозможно выразить словами, ибо оно относится к познанию. По-моему, задача современной женщины заключается в размышлении над этим таинством. Это ее прямая и ключевая задача, если вся наша планета в целом и каждый ее житель собираются выжить.

Глава 8 Отдавшаяся невеста

Бог триединый, сердце мне разбей!

Ты звал, стучался в дверь, дышал, светил,

А я не встал... Но ты б меня скрутил,

Сжег, покорил, пересоздал в борьбе!..

Я - город, занятый врагом. Тебе

Я б отворил ворота - и впустил,

Но враг бразды правленья захватил,

И разум - Твой наместник - все слабей...

Люблю Тебя - и Ты меня люби:

Ведь я с врагом насильно обручен...

Порви оковы, узел разруби,

Возьми меня, да буду заточен!

Лишь в рабстве я свободу обрету,

Насильем возврати мне чистоту!..

(Джон Донн. Священный сонет"" Перевод Д. Щедровицкого.)

В каждом мифе о сотворении мира Божество создает космос в образе содержащегося и содержащего. Каждая культура стремится к максимальному согласованию содержимого и содержащего. Наличие культуры предполагает, что мы движемся внутри нашего дома, Вселенной. Потеря этого дома по какой-то причине становится основой для развития невроза: содержимое лишилось своего содержащего.

Образами дезинтеграции личности переполнены сновидения мужчин и женщин, когда не выдерживают и ломаются их индивидуальные, эмоциональные и религиозные психологические контейнеры. Земля, которая вовсе не является неподвижным центром Вселенной, направляемой всеведущим Богом-Отцом, становится абсолютной пустыней, вращающейся в бесконечном космосе безо всякой божественной цели. Тогда сновидец, как находящийся на пустыре Король Лир, чувствует себя изгоем, блуждая от одного места к другому, тщетно пытаясь обрести свой Дом и каждый раз печально признаваясь: "Это не мой дом". Сновидения о циклонах, разрушающих все внутреннее устройство дома, и сны о попытках восстановиться с помощью внутренней работы, свидетельствуют о наличии глубокой тоски и внутреннего хаоса. Кроме того, в них можно увидеть, насколько критичной стала наша индивидуальная "бездомность". У многих из нас разрушились психологические контейнеры, присущие человеку западной культуры.

Если бы существовала возможность просто вернуться к церкви или к какой-то другой вере (если бы она у нас была); если бы можно было сказать, что все это современное движение является грубой ошибкой или даже кошмаром, от которого мы должны очнуться, - то моя приемная фактически опустела бы. Но разные социальные институты по-прежнему существуют. Однако многие из нас уже не ощущают на себе их влияния. Видимо, выжить можно, только построив внутренний дом из обломков и осколков наших традиционных структур.

Я очень хорошо осознаю иронию средневековых образов, которыми наполнена моя книга. Я знаю, что Мадонна, сидящая на коленях Великой Матери, и с исторической, и с культурной точки зрения больше относится к Собору в Шартре и к XII веку, чем к женщине, которая сидит напротив меня в 1982 году в четыре часа пополудни. Было бы нелепо поверить в то, что она внутри себя может восстановить культуру, достигшую своего расцвета в XIII веке. Я прекрасно осознаю, что в нашей современной культуре не осталось почти ничего, что давало бы ощутимую внешнюю поддержку тому, что мы пытаемся создать у себя внутри. Однако сейчас (что не было доступно паломницам XIII века, которые шли к престолу Пресвятой Девы, чтобы поклониться ей) мы признаем, что осознали символическое значение этого поклонения. Это осознание часто появляется в процессе невроза, глубинного психологического ощущения нашей женской природы, которое в силу благодати, прошедшей через века, сделало женщину XX века подлинной сестрой паломниц XIII века и даже сестрой паломниц, отправлявшихся на Элевсин. Соединяющие нас архетипические паттерны вечны.

Каждый из нас создает свой психологический контейнер с помощью самых значимых образов. Весь контекст моей жизни в детстве был сформирован церковью и Библией. Став старше, я стала ощущать отсутствие внутренней реальности. Вместо того чтобы верить, я хотела знать. В процессе анализа я осознала, что ткань моих сновидений была сплетена из библейских образов -символов, которые привнесли в мою жизнедеятельность резонирующую энергию. Так я воссоединилась со своими архетипически-ми корнями. Хотя древние мифы позволили мне достичь бесценных психологических инсайтов, я нашла свой Дом в образном представлении христианства, но сделала это в какой-то мере ортодоксально.

Я не являюсь ни философом, ни теологом. Я - женщина, изучающая смысл своей жизни, и мои сны заполняют существующие в феминности щели, которые достались мне в наследие от христианства. Следовательно, ключевым для меня стал образ Девы, с точки зрения ее отношения к Великой Матери, Великому Отцу и Божественному Младенцу. Разумеется, в каждой культуре, как и у каждого человека, есть собственная мифология. Но эти различия не мешали мне принимать моих пациенток: иудеек, буддисток, христианок, атеисток, - и с ними меня соединяли одинаковые символы - связывающие и с Великой Матерью, и с земной женщиной, которая чудесным образом держит на руках маленького мальчика. Наши пути в чем-то различаются, но наша цель одинакова. Она заставляет нас осознать, что коллективное бессознательное в любой момент доступно каждой из нас. Шартр, Иерусалим или Дом оказывается для нас везде, где мы находимся, даже в кабинете психолога в четыре часа пополудни. Таинство этой психической реальности принадлежит феминному сознанию.

Над этим таинством, мечтая, размышляли многие женщины. Страх перед вторжением бессознательного настолько реален, что часто требуются месяцы и даже годы, чтобы все-таки обрести доверие к жизни, снять напряжение и дать возможность свободно протекать жизненному потоку. Если бы основную часть жизни мы были врагами своей внутренней Великой Матери, она просто не отпустила бы нас, не отомстив. Одна женщина после трех лет анализа и трех дней пребывания в ярости, фонтанирующей внутри нее, сделала следующую запись очень трепетной встречи.

Эго: Что это за ярость?

Великая Мать: Это ты со своей хнычущей человечностью, это твоя смертность! Я принимаю это. Это принадлежит мне.

Моя материя приходит в ярость. Я - материя, и эта материя находится в ярости.

Эго: Моя человечность не испытывает ярости.

Великая Мать: Это вопрос выживания. Это Мой вопрос выживания. Слишком часто я доверяла, слишком часто меня предавали. Ты думаешь, я доверюсь снова? НИКОГДА. Даже если бы ты была просто грубой материей, я совершила бы свою месть так искусно, что никто даже не понял бы, что случилось. Я губила людей, пожирая новорожденных младенцев, заключала их в свои объятия и там их душила. Они дышали лишь тогда, когда я позволяла им дышать. Теперь ты хочешь это у меня отнять. По существу, ты себе позволила вторгнуться в мои владения. Ты их у меня отнимаешь! Ты позволяешь себе говорить о том, какая я! Не говоришь ли ты это о себе? То, что я дала, я могу отнять.

Эго: Как мне успокоить твой гнев? Как усмирить твою ярость?

Великая Мать: А кто сказал, что это возможно?

Эго: Мы пытаемся, мы работаем над тем, чтобы осознать твою болезнь.

Великая Мать: Тогда не называй ее своей.

Эго: Но она моя. Если, по-твоему, я от тебя, то твоя печаль, твоя ярость, пережитое тобой предательство - все это относится и ко мне тоже. Я не позволю, чтобы ярость разрушила то, что мы старались оживить, идя на огромный риск и проявляя величайшее [осознанное] смирение. До сих пор ты говорила так, словно я - кусок материи, кусок тебя, не имеющий своего лица. Тогда бы ты могла делать все, что хочешь. Но неужели ты действительно все это признаешь и берешь на себя ответственность - неужели ты действительно этого хотела? Вспомнила? Когда ты кормила своего ребенка, вспомнила? Наверное, тогда все получилось кисло, но сейчас ты даешь жизнь новому созданию, которое может и будет тебя почитать. Пожалуйста, не сердись на него. Она еще очень неопытная и испугалась своей огромной ответственности. Ты ей нужна. Ей нужна твоя забота. Ей нужно узнать, что ты действительно собой представляешь. Ты - часть ее наследия. Помоги ей. Она - новое поколение. Она выживет, и ее выживание станет твоим выживанием.

В этом отрывке предполагается, что существует одна причина безмерной ярости, которую ощущают многие женщины.

Как только женщина начинает ощущать свое Эго и по-настоящему сталкивается с воздействием комплексов, следует период судорожных и запутанных переживаний и смятения чувств. Получается так, словно комплекс (как Медуза), всегда, словно великая ведьма, находился в центре психики, не проявляя своей настоящей силы, ибо, находясь под контролем, он не должен оказывать противодействия. Но как только что-то действительно начинает угрожать его власти, он направляет всю свою силу против Эго и у женщины появляется чувство, что все время, потраченное на анализ, прошло даром. Ситуация оказывается хуже, чем когда бы то ни было. Здесь может возникнуть угроза совершить самоубийство, ибо, хотя человек начинает анализ, надеясь на изменения, когда появляется возможность радикальной трансформации, тут же возникает сильный страх. Как только открывается дверка, птичка, которая всю жизнь жила в клетке, быстро вскакивает в нее обратно, скрываясь от свободы и ужаса перед неизвестным.

Именно Самость, организующий центр личности, сталкивает Эго с вызовом, связанным с развитием и достижением нового уровня осознания. Если Эго боится этого перехода, предпочитая цепляться за то, что уже известно, происходит обострение психологических и физиологических симптомов. Тогда Эго должно с ними справиться, ибо именно осознание смысла этих симптомов и ситуаций приводит его к новому уровню осознания и к новому гармоничному равновесию между сознанием и бессознательным. Пока сознание боится открыться "инаковости" бессознательного, оно ощущает себя жертвой. Если оно может открыться протекающему через него потоку новой жизни, то становится "возлюбленным". Быть жертвой - значит быть изнасилованной, быть возлюбленной - значит позволить собой обладать.

В отличие от изнасилования, обладание включает в себя интеграцию бессознательного содержания, а потому вместо подавления "высшими" или "великими" силами (то есть архетипическим содержанием), человек вступает с ними в любовную связь. Обладание можно переживать лишь в том случае, если Эго имеет достаточно сильный психологический контейнер, чтобы сдерживать бурлящую в нем психодинамическую энергию. Парадоксально, что этого состояния можно достичь, когда Эго оказывается настолько сильным, чтобы стать уязвимым в той мере, которая требуется для подчинения.

Так, у женщины, находящейся в подобном состоянии, феминное Эго должно так прочно укорениться в своей биологической основе, чтобы она могла свободно принимать свою биологическую и духовную идентичность. Тогда она оказывается истинной девственницей, сидящей на коленях у Софии, способной произвести на свет божественного младенца.

На этой стадии психологического развития следует быть крайне разборчивой, ибо ведьма-мать порождает ведьму-дочь, и этот невежественный ребенок-тиран может пытаться управлять даже хорошо образованным, дисциплинированным, обладающим блестящими творческими способностями взрослым. Ведьма-дочь будет делать все возможное, чтобы выразить всю сдерживаемую энергию, запертую в инстинктивных потребностях, которые были подавлены с детства. Ведьма-дочь, которая освободилась от вынужденного молчания с помощью сновидений, приходит в состояние, заставляющее ее мстить. Наступает время конфронтации и борьбы с "плохой матерью", которая ранее оставалась незаметной.

Такая девочка, скрывшись под маской хвастливой, умоляющей, прожорливой болтушки, ищет хорошую мать, которая бы о ней позаботилась. Чтобы вернуться к этой любви, она обратит вспять жизнь, которая для нее остановилась, как только у нее начались проблемы. Став тираном, она станет использовать взрослую женщину как средство продвижения по своей непрожитой жизни. Женщине ни в коем случае не следует идентифицироваться с таким ребенком. Опасность регрессии в процессе анализа заключается в том, что вместо изгнания ведьмы происходит освобождение ее ребенка. Ее гнев, голод и печаль должны отчасти найти внешнее выражение, но этот постоянно повторяющийся цикл может превратиться в некое самооправдание. Сны могут прояснить, куда хочет направиться энергия, - после умывания или после отправления естественных потребностей. Вместо повторяющегося циклического движения негативной энергии следует попытаться осуществить процесс ее трансформации, если Эго примет этот вызов. Девочку-ведьму нужно принести в жертву.

По-моему, на этой стадии анализа работа с телом становится особенно полезной. Как и психика, тело сдерживало свою жизнь. Теперь такое сдерживание становится осознанным и проявляется через ощущение боли. Относясь к своему телу как любящая мать, женщина может позволить ему расслабиться и погрузиться в свою любовь. В таком случае часто возникают сильные лесбийские чувства, ибо женскому телу, для того чтобы принять себя, нужна любовь женщины. Чтобы эту потребность можно было узнать, она иногда проецируется вовне, и тогда могут развиться лесбийские отношения. Часто она отыгрывается в сновидениях. Физиологическая женская нежность, как сексуальная, так и платоническая, создает необходимую основу женскому Эго. Работа с телом, отражение которой видно в зеркальном щите, постепенно дает свои результаты - без прямого столкновения с Медузой.

Осознание тела мало-помалу снимает заклятие соблазнительного мира фантазий. Пока женщина ищет спасения в фантазии, она напоминает Андромеду в мифе о Персее (см. выше), прикованную к скале матерью и ожидающую, когда она станет жертвой чудовища - демонического любовника. Огромная инертная масса скалы - это оборотная сторона демона моря; они оба символизируют высокомерие и инфляцию. Отказываясь быть пойманной в сети бесплодной фантазии, женщина открывается собственной человечности и, утвердившись в Теперь, она одновременно открывает себя божеству (как это получилось у Ингрид, о которой шла речь в главе 7). Вооруженная разделяющим мечом, она ищет подходящий момент и освобождается для будущей жизни.

Посмотреть в зеркальный щит, в котором отражается образ Медузы, - значит последовать за Самостью, осознавая светлые и темные стороны Богини. Сражение с Медузой - это не сражение с плотью и кровью, хотя цепкие змеиные пасти Медузы, казалось бы, должны свидетельствовать о наличии сексуальных проблем или проблем с приемом пищи. Борьба с Медузой - это борьба со злом. Отражение Медузы в зеркале помогает избежать прямой конфронтации, которая должна действительно констеллировать ее образ; при столкновении она неизбежно оказывается сильнее Эго. Когда из снов и симптомов становится ясно, что необходимо совершить жертвоприношение, Эго должно открыться поддерживающей силе Самости.

Позитивный Анимус женщины, символически отразившийся в мифе о Персее, становится ее проводником к Самости, и этот разделяющий меч позволяет ей осознать свое подлинное значение. У Персея есть серебряный зеркальный щит - средство, в котором она находит исцеляющие символы, исходящие из бессознательного. Зеркало - это сцена, на которой в символической форме разыгрывается творческая фантазия. Наблюдение за символами - это непрямой взгляд на Медузу, единственный способ избежать идентификации с ней. В зеркале будут появляться и положительные, и отрицательные символы. Их нельзя объединить рационально; но в отражении возникает нечто новое, принадлежащее и тем, и другим - и одновременно ни тем и ни другим.

В процессе такой игры перетекающая через символ энергия не поглощается им. Дуновение Святого Духа "совершается там, где его слышно", от позитивного к негативному, столь же легко, как поворачивается парусник при перемене направления ветра. Шаг за шагом Эго учится приспосабливаться. Положение паруса в один момент времени отличается от его положения в следующий момент, и если мы в следующий момент попытаемся сохранить его прежнее положение, парусник просто перевернется. Зафиксировав руль или парус в определенном положении, мы попадаем в плен к комплексу, ось Эго - Самость разрушается, и мы погружаемся в глубину бессознательного. Очень важно, чтобы правая рука знала о том, что делает левая, ибо рулем и парусом следует управлять синхронно; такая же синхронность должна быть между материей и духом. Это не значит, что человека распинают на кресте противоположностей, ибо здесь играет роль не какая-то одна противоположность, а они обе. Такова символическая жизнь - то есть жизнь, которая приходит через рефлексию.

Если мы зададим правильный вопрос: "Вижу ли я то, что делаю?" - значит, в данный момент мы живы. Если мы зададим ложный вопрос, то парализуем себя, ибо правая рука может не знать о том, что делает левая. Необходимо осознавать истинный объект; это не парализующее осознание отдельных частей (правой или левой), а осознание целого. Ложный вопрос становится роковым.

Медуза вводит человека в состояние оцепенения, ибо она направляет сознание на ложный объект. Она заставляет нас отделять булочку от гармоничного отношения тела и духа и, безжалостно отделяя булочку от ее органичной связи с целым, превращает ее в нечто запретное и нуминозное. Съедание булочки можно рассматривать не как поглощение хлебного продукта; в нем можно увидеть принятие факта Я ЕСТЬ, соединение тела и духа только как принятие своей целостности и своего целостного отношения ко всему происходящему. Тогда булочка, освобожденная от оцепеневшего сознания Медузы, становится частью нашей целостности. Она становится частью космического синхронизма, в котором все духовное является материальным, а все материальное -духовным. Помещенное в самый центр такой целостности, Эго становится достаточно сильным, чтобы расстаться со своей ригидностью и принять инаковость Самости.

На каждой стадии психологического развития Самость требует какого-то жертвоприношения. Это уже не тот случай, когда "Да будет на все воля Твоя". Иногда мы можем рационально или идеалистически решить принести жертву, но пока не пришло время, жертвоприношение является самоинсценированным. Сновидения позволяют прояснить представление об истинной жертве, которую приходится приносить. Иногда нам слышится призыв расстаться с той частью своей жизни, которой мы больше всего дорожим, и в этом внутреннем решении, которое нельзя недооценивать, ощущаются страх и одиночество. Вместе с тем, совершая жертвоприношение, мы неизбежно сталкиваемся с вызовом, который бросает нам новая жизнь. Это время наступления мрака; оно требует продолжительного терпения и спокойствия, пространства и размышлений. Пока продолжает звучать наше психологическое наследие, мы можем быть уверены, что Самость не потребует от нас больше того, что мы можем отдать. Мы не можем уйти прочь, принеся в жертву худосочного тельца; телец должен быть тучным.

Сара, женщина средних лет, четыре года проходившая анализ и несколько лет занимавшаяся йогой и танцами, стала ощущать, что в ее жизни происходят очень быстрые изменения - утрачиваются ценные для нее отношения. Она не смогла принести ту жертву Самости, которая от нее требовалась. Непосредственно перед событиями, заставившими ее совершить жертвоприношение, которое она так и не смогла совершить раньше, ей приснился следующий сон:

"Я падаю в темном пространстве; я падаю и падаю через всю Вселенную, испытывая ужасный страх. Вдруг я приземляюсь на поверхность, наверное, на пляж. Кругом темно. Я сижу неподвижно. Затем я касаюсь пальцами песка. Это странно. Я вонзаю пальцы в песок и осознаю, что это не песок, а перья. Они мягкие, но прочные. Затем я вижу себя крошечной точкой, находящейся на громадных распростертых крыльях, и в свете восходящего солнца вырисовываются контуры замечательной золотой птицы. Это голубь. Я просыпаюсь Знающей".

Именно эта энергия распростертых крыльев пронизывает душу и тело сновидицы. Впервые в своей жизни она дала возможность своему телу расслабиться и открыться тому, что принесет жизнь. Она смогла разрешить себе поиграть. Бытие превратилось в изумительную красоту сливовых деревьев в весеннем цветении, в аромат мокрой травы и чистую мелодию малиновки на заре. Получив ощущение своего тела и отнесясь к нему с должным вниманием, как никогда раньше, Сара смогла сохранить самообладание, хотя до этого все мог смести страшный ураган чувств. Ее поддержало именно "знание", смещение от индивидуального, переходного царства, которым она так прилежно пыталась управлять, к трансперсональной, вечной Любви, которой она подчинилась.

Ощущение этого подчинения оставалось в ее теле, когда Сара проснулась; ее защита от внешнего мира временно исчезла. Пять ее чувств превратились в пять входов, через которые в нее втекала жизнь, так что Сара могла осознанно воспринимать внешний мир и переживать пронизывающую ее Любовь как часть этой целостности. Смерть - это часть того мира, почитаемая часть всей великой структуры. Голубь, Святой Дух, София, феминная часть Христа, - как бы мы его ни назвали, - это Любовь, которая открывает вечности тело и душу. На языке психологии это значит, что существует связь между инстинктами и архетипическими образами (энергией тела, высвобождающейся в дух, и духом, просветляющим тело), которой присуща некая гармония.

В течение нескольких последующих мучительных недель Сара ни разу не задала вопроса "Почему?", - которому следовала всю свою жизнь. Вместо этого она периодически возвращалась к своему сновидению, периодически подчинялась своему телу, своим настоящим мышцам, своей печали, гневу и любви, которые не давали ей покоя. Во мраке своего отчаяния она обрела достоинство, чтобы сознательно сжиться со своей потерей. Она никогда не изменяла своему личному ощущению. Она любила настолько, что могла отпустить, и любовь связывала ее с внутренней реальностью и реальными ценностями, характерными для ее актуальной ситуации. Сара обрела дом для своего разбитого сердца.

Очень важно отметить, что это переживание Богини пришло спустя несколько лет после того, как Сара стала доверять трансперсональной энергии. Можно с полной уверенностью сказать, что и мужчины, и женщины испытывают страх от ее жутких требований кровопролития. Вот что пишет Эрих Нойманн о ритуалах, посвященных Великой Матери:

"Чрево земли требует оплодотворения, и больше всего ей по вкусу оказываются кровавые жертвоприношения и трупы. Это ужасная, смертельная часть земной сущности. В самых ранних культах окровавленные куски убитой жертвы обносили по кругу, раздавали как драгоценные дары и подносили земле, чтобы сделать ее плодородной"82.(Erich Neumann, The Origins and History of Consciousness, p. 54.)

В наше время появлению феминности сопутствует весь первобытный страх, присущий хтонической энергии. Женщины не хотят лишаться хтонической энергии, более того, они надеются на то, что ее уровень у них не снизится. На великолепной картине Пикассо "Девушки из Авиньона" (ее название соответствует улице красных фонарей в Барселоне), где он изобразил портреты пяти женщин, их образы низведены до фетишизма, а основу двух лиц составляют африканские маски. Роберт Розенблюм так комментирует это произведение:

"Первая черта "Девушек", которая бросается в глаза, - это варварская, диссонирующая сила, возбуждение и дикость которой можно сравнить не только с таким же извержением жизненной энергии в искусстве Матисса 1905-1910 годов, но и в музыке последующего десятилетия... Ни одно произведение западного изобразительного искусства не обращает нас так глубоко во времени, как пять обнаженных женских персонажей Пикассо, которые проносят в себе эту энергию через века и тысячелетия"83. (Robert Rosenblum, Cubism and Twentieth-Century Art, pp. 10-11.)

Пикассо оказался пророком, отождествив творчество XX века с хтонической энергией феминности. Как и многие другие художники, черпавшие из того же источника, он никогда не отделял реальную женщину от ее архетипического образа, но сами женщины, отвергая свою идентификацию с ним, искали и продолжают искать возможности вынести свою феминную энергию из барселонского борделя, в который их поместил Пикассо.

Богиня требует конфронтации именно там, где конфронтация причиняет больше всего боли - в отделении от семьи, в утрате традиционной веры, через проблемы, связанные с лишним весом, злокачественной опухолью и т.д. Если мы избежим такой конфронтации, то заплатим за это кровью. Если, обладая душевным покоем, мы на нее решимся, то увидим не яростного, кровожадного Архименада, а Реальность, которая перевернет нашу жизнь. Пока мы испытываем страх, пока мы стараемся ее не замечать, она является нашим врагом; если мы обращаемся к ней с любовью, она постепенно начинает нас оправдывать. Эго должно подчиниться оку: если оно бессознательно, то подчиняется Медузе, если сознательно - то Софии.

Мэгги после трех лет анализа и работы с телом была готова повернуться к Богине с любовью. Вот ее запись работы с активным воображением:

"Я утонула во мраке. В нем множество образов. Я скорее их чувствовала, чем видела. Они больше походили на голоса, чем на образы. Мне стало ясно, что темнота необходима и что внутри этого был Свет, а темнота его только защищала. Еще не наступило время рождения Света. Он был надежно сокрыт в темноте и набирал силу. Я словно занималась познанием, находясь внутри утробы. Я все это видела через Знание. Мне понадобилось три дня, чтобы нарисовать картину (см. рисунок), три дня для Познания. У меня не было выбора: я должна была это сделать.

Кроме всего прочего, мне нужно было снова для себя прояснить на том уровне, который нельзя выразить словами, что я была не одна. Все было гораздо более широким и космическим, чем мое одиночество. Я словно смотрела сквозь вуаль. Это обстоятельство придавало мне очень много сил. Я никак не могла осознать это логически. Но в этом не было никакой необходимости. Я была частью этого целого; оно не было для меня уникальным. Это было похоже на беременность Бога.

Это было дитя, но только в том смысле, что все было совершенно новым. Было так, словно я увидела ребенка, развивающегося в космическом чреве. Я увидела Нечто в момент его рождения. Оно уже родилось - оно просто дожидалось своего часа. У меня не было никакого чувства, что нужно делать. Это не оскорбляло мой взгляд. Мне послышалось, что было сказано: "У меня не было времени ждать, пока меня узнают. Это новое осуществление".

Появились четыре громадные змеи, любимые стражи Нечто; они были замечательными и похожими на его товарищей. Все в этом кругу было новым и для нового.

Затем мне следовало сконцентрироваться на собственной темноте и узнать, что находилось там. Мне нужно было взглянуть на свою сущность. Эта необходимость вызывала страх, трепет и возбуждение. Если бы у меня был выбор, я не знаю, пошла бы я на этот риск или нет. К сожалению, у меня его не было. Это стало как бы началом моей сущности, и мне нужно было найти связь с происходящим. До этого я не знала, что я делала в процессе анализа. Теперь я должна осознанно признать наличие этой связи".

Рис Мандала

Не поддающееся никакой оценке переживание Мэгги содержится в ее чувственном тоне, в ощущении силы и необходимости, которое поднялось в ней, а также в признании, что она не одинока, хотя ее переживание уникально. Глядя в самое сердце тьмы и наблюдая "рождение" Бога или Богини, она признает, что, по существу, время еще не пришло и ей нужно работать над своей индивидуальной темнотой. Результат работы, которой она сразу же занялась, начав рисовать, появился спустя три дня - так медитативный символ перенесся в ее реальную жизнь. В самом центре этого рисунка - ребенок, который карабкается по Луне, пересекающейся с находящимся чуть позади Солнцем. Эстер Хардинг так комментирует этот образ:

"Фаллический бог, Даллас, считался не соперником Богини, а наоборот, ассоциировался с ней. Каждый из них содержал символ плодородия, но "таинство" совершалось лишь тогда, когда они объединялись в своей деятельности"84.(Esther Harding, Woman's Mysteries, p. 157.)

Та же самая идея, а именно: что божественная энергия проявляется в союзе мужского и женского, выражается в символе, который, как иногда считается, символизирует богиню Сибиллу, воплощающую одну из сторон Великой Богини. Она представляет собой вечный союз Луны, скрещенной с Солнцем.

Заслуживает внимания сила четырех змей, изображенных в нижней части рисунка в образе трех животных. Облик животного - это инстинктивная основа, из которой исходит духовная энергия (змеи).

Подчиниться богине - значит смириться с парадоксом. Спустя два года после этого случая активного воображения Мэгги пережила свое рождение в новой реальности. После этого она написала стихотворение "Жалоба", частично приведенное ниже:

Меня больше нет - но что я теперь!

Я боролась - чтобы учиться, а не бороться!

Я так дралась, что могла потеряться!

Я так жила, что могла умереть!

Я рыдаю, наслаждаясь!

Я наслаждаюсь страданием,

Я умираю так, что могу жить,

Я лечу, чтобы встать спокойно.

Вместе с признанием и принятием Богини происходят поразительные изменения. Если раньше тело было бастионом, защищающим от феминности, то теперь через него совершаются разные ее проявления. Сначала было подавление эмоций, инфантильная регрессия и/или усиление защит. Это архаическое содержание психики следует тщательно канализировать, иначе психику подавит энергия менад. Сексуальность, которая ранее концентрировалась в гениталиях, теперь излучается через все тело. Микрокосм начинает отражать макрокосм.

Осознание тела оказывается особенно важным для "папиных дочек", так как их ориентация в жизни совершалась только с помощью головы; следовательно, их тело, независимо от степени их сексуальной активности, редко становится созвучным духу.

Женщины, профессионально занятые в сфере науки или искусства, часто являются воплощением богини Афины и процветают благодаря близким отношениям со своими отцами и со своей внутренней маскулинностью. Светлая сторона отношений между отцом и дочерью связана с творчеством и духовностью; темной стороной является инцест. У последних поколений эта проблема не была слишком взрывоопасной из-за недостаточно зрелого осознания сексуальности. Доказательством этому может послужить моральное осуждение и полное отвержение фрейдовской теории инфантильной сексуальности и пересмотр его отношения к первородному греху как к эдипову комплексу.

Отец, Анима которого привязана к матери, вытесняет свою сексуальность. В результате он не осознает кровосмесительной связи со своей дочерью. Сексуальную энергию он привносит и извлекает из отношений, которые не лежат на поверхности. Так как инцест остается бессознательным, ни на одной стадии отношений не происходит жертвоприношения. Из-за его отсутствия дочь, достигая зрелости, считает свои творческие способности подарком судьбы, предопределенной отцом, и тем самым укрепляется ее хорошее отношение к нему. То есть она вверяет себя своему позитивному Анимусу и как творческая личность проживает свои детские отношения с отцом, но они становятся несколько более зрелыми и творческими. Ее ощущение непрерывности - дочь как мать женщины - может стать неисчерпаемым источником силы и безопасности. Обретя свою судьбу в работе, она может жить очень насыщенной жизнью.

Однако сейчас эти творческие женщины, которые обрели свое "призвание" благодаря своим детским отношениям с отцом, значительно больше осознают свою сексуальность. Они не могут ее вытеснить бессознательно. Сексуальность - это дух нашего времени. Поэтому, когда она начинает проявляться в пубертате, сексуальность дочери перестает быть направленной на отца и отвергает объект, на который она была устремлена все это время. При расщеплении ее личности сама основа ее творчества испытывает внутренние вулканические потрясения. Она чувствует себя сексуально преданной и покинутой. Она может даже считать свое творчество отцовским искушением и отвергнуть его. То есть, с ее точки зрения, творчество может оказаться насилием. Сознание дочери совершенно отличается от сознания отца, поэтому то, что осознает дочь, не осознает отец. То, что отец делал бессознательно, ей приходится делать осознанно.

В наше время для нее открывается много вариантов выбора. Пробуждение сексуальности в ее отношении к отцу может привести такую женщину к тому, что она будет относиться ко всем мужчинам как к предателям, насильникам и плутам. Если она ощущает себя изнасилованной, это ощущение может выразиться в сексуальной мести роковой женщины, которая сама будет страдать от ощущения полной опустошенности, вызванной расщеплением тела и духа, серьезно угрожающим ее творчеству. Крайним проявлением такого состояния является проституция.

У женщины, сексуальное влечение которой было отделено от ее чувств из-за бессознательного инцеста с отцом, проживание своей сексуальности часто приводит к тому, что сексуальные проблемы вызывают личностный кризис, способствующий осознанию. Для нее сексуальность - темная сторона девственницы. Пока ее духовно оплодотворяет отец, ее творчество - девственные роды, которые гораздо больше связаны с появлением фантазии, чем с реальностью. Если плоды фантазии такой женщины становятся для нее реальностью (даже если божественное делается человеческим), ей необходимо спуститься на землю с вершины своей башни из слоновой кости. Ей следует вступить в конфронтацию с "темной стороной" своих творческих способностей, а затем интегрировать ее. Она должна вступить в конфронтацию с образом шлюхи (то есть с сексуальностью девственницы) - той самой шлюхи, которую она отвергала ради своего отца. Ей следует снова обратить внимание на мать. Тогда она найдет у матери чувства, которые сама переживает сейчас по отношению к отцу - чувства отвергнутой девственницы. Психодинамическая часть отношений с отцом может стать их молчаливым союзом против матери. Поэтому при отделении сексуальности у женщины появляется ощущение бездомности. Оно свидетельствует об отсутствии позитивной феминности, которая может служить пристанищем. Поэтому сексуальность превращается в негативный материнский комплекс. Это сексуальность, направленная против женщин, против принятия, против самой себя. Если эта негативная сексуальность усиливает стремление отомстить, поведение женщины может стать крайне пагубным едва ли не в каждой области ее жизни.

Чтобы предотвратить такое поведение, женщине следует проработать негативные отношения с матерью как объективную форму ее отношения к себе. Она сталкивается с матерью внутри себя. Возвращается прежнее ощущение тупика, но на этот раз к нему требуется осознанное отношение. Она должна поверить в то, что все может измениться, что ее судьба - это не постоянное, хроническое отчаяние. Рано или поздно, несмотря на ее мысли о том, что сделала с ней мать, или о том, что мать сделала отцу, или что ее отец позволил матери сделать с ним, женщина должна воссоединиться со своей маскулинной духовностью, ибо ей необходим его разделяющий меч, чтобы прорубить путь к Медузе и дать возможность трансформироваться своей творческой энергии. Тогда, перестав проецировать свои творческие способности на мужчин или ожидать от них спасения, она берет на себя ответственность за свою жизнь. Короче говоря, если творчеству женщины угрожает табу на инцест, проблему можно разрешить через мать. Творчество должно быть заложено в архетипической феминности. Только тогда девственницу, сидящую на коленях у Софии, может оплодотворить отец.

Джулия была "папиной дочкой", которая через танец изменила отношение к своему телу с враждебного на дружественное. Далее следует запись одного сеанса ее работы с активным воображением:

"Началось с глубокого дыхания; по тону вдохи и выдохи походили на пение.Расщепление психики: левая часть оказывается ярко-красной, правая часть - ярко-белой.

Левая часть: голос был сексуальный, ритм ударный, даже барабанный; движения - в стиле джаза, угловатые, игривые, пульсирующие движения рук, бедер, плеч, ног.

Правая часть: голос был чистый, монотонный; движения -непрерывные кривые траектории, очерченные довольно высоко, в основном руками. Чувствовалось, что они очень чистые.

Вдруг я стала петь: "Святый, Святый, Святый Всемогущий Милостивый Боже". Я продолжала петь, постепенно двигаясь в ритме толчков, характерных для полового акта. "Святый, Святый, Святый", - становилось все более абсурдным, пустоголовым и бессмысленным. Танцевальные движения изменяются, становятся прерывистыми, сексуально агрессивными и словно холодными, они как бы означают исходные левую и правую части. Все мое тело стало ярко-красным, а белый цвет исчез.

Я упала на колени и стала пристально разглядывать землю. При этом продолжала говорить: "Я ярко-красная. Я кровь. Я чистая, алая, обильная кровь! Я от земли - страстная, принимающая, живая".

Я перевернулась на спину, чтобы принять энергию жизни сверху и снизу. Танец стал продолжительным, управляемым, очень энергичным движением, совершенно отличающимся от свободного плавания изначального танца "Святый, Святый". Затем мое ярко-красное тело вместе с его бьющимся сердцем наполнилось сознанием и я стала сердцем.

Энергия этих сердцебиений, укорененная в земле, вдруг превратилась в чисто-белую духовную энергию. При каждом моем вздохе воздух превращался в алую кровь моего тела; затем мне было нужно, чтобы эта энергия вытеснила белую энергию.

Я продолжала говорить: "Я горячая, красная и белая. Так как я раскалена докрасна, то могу быть белой. Так как я получаю энергию от земли, моя алая, впитывающая кровь может отдавать обратно и превращаться в белую".

Затем пульсации прекратились. Я встала на колени, приняв положение молящейся: "Я такая, потому что Я ТАКАЯ. Я знаю это. И Бог знает это, и в этом все дело".

Я стала розовой, дикой розой. У меня желтая середина и зеленые листья. В этом вся моя суть. Меня никто не видит. Я никому не нужна. Мои корни - в расщелине скалы. Меня обдувают все морские ветры. Мое лицо обращается к солнцу и сверкающему отражению водной глади. Я прекрасна, ибо я -творение Бога. Я свободна, хотя так нежна на этом открытом месте. И я знаю, что Я ТАКАЯ".

Через связь с Софией Джулия нашла тесный контакт между душой и телом. Это описано в следующем ее видении:"

Я видела Деву Марию, которая сидела и держала у своего лона белую водяную лилию. Стебель этой лилии опускался вниз, между ее ногами, и уходил глубоко в воду. Она спокойно сидела в раздумьях над распустившимся цветком, лежавшим у нее на бедре, но для того чтобы его удержать, требовалась вся ее энергия. Лилия не помещалась у нее на голове. Она должна была посмотреть в раскрывшийся центр цветка - центр, который соединялся стеблем с самым центром земли".

Это видение напоминает священный цветок лотоса, корни которого уходят глубоко в грязь, стебель поднимается из воды, а цветок распускается на солнце. Дева, концентрируясь на своем творческом центре - отнюдь не на голове, - вступает в прямой контакт с энергией земли и должна собраться, чтобы ее удержать. Выросший из грязи цветок становится одухотворенным благодаря ее созерцанию. Джулия прокомментировала свое видение так:

"Вдруг меня наполнили чувства печали и наслаждения. Печаль пришла из-за осознания, что я никогда не встречала мужчину (ни внутреннего, ни реального), который мог бы видеть Деву, как видела ее я. Вся энергия Девы и все сконцентрированные силы уходили на то, чтобы удержать образ жизненной силы, раскрывшейся в цветке. Это божественная сексуальная энергия. Дева знает, что она должна удерживать этот момент в центре своего Сущего, ибо в этом и состоит ее истинная феминная сексуально-духовная сущность. Она должна действительно следовать своему знанию освящения материи, своего материального расплава Сущего, и ждать, ждать того, что станет доступно осознанию, не зная, наступит ли когда-нибудь этот момент. Напряженное ожидание - это агония. Радость нашла женскую чистоту - это момент познания, что материя и дух - суть одно. Но ожидание и знание того, что ожидают другие женщины, лишь усиливает осознание того, что и как должно быть в нашей культуре".

Когда страстное желание жить жизнью шлюхи, которая является частью образа Девы, приходит в гармонию с трансформирующей, духовной частью Софии, тело и дух соединяются. Тело признается сакральным местом со своей собственной моралью, которая требует к себе достойного внимания, иначе оно отреагирует физиологическими симптомами: вагинальными расстройствами, циститами, фригидностью и т.д. Таким образом, телесная мораль - это крайне чувствительная антенна. Материя трансформируется в духовность через любовь. Материя становится душой; душа становится материей. Одна женщина смогла выразить это так:

"Я всегда считала, что женщина не может отделить свое сердце от своей сексуальности. Сейчас я уверена в том, что нельзя разделить душу и страсть. Женщина выражает свою душу в своей сексуальной страсти. Ее страсть к жизни - это ее душа, а ее сексуальность - проявление этой страсти. Женщина забывает себя в страсти, когда душа и тело становятся одним целым. Это может случиться только с мужчиной, которому она, во-первых, доверяет, а во-вторых - любит. В первую очередь доверяет, ибо в душе она забывает о себе, когда отдается страсти. Если она любит мужчину, а тот отнимает у нее душу и бросает ее, она остается ни с чем. Ибо когда женщина занимается любовью - не участвует в половом акте, а отдается всей своей сущностью, - она становится творцом и творением и приходит к осознанию себя как живой души. Таким образом, для ее сущности главным становится доверие. Сексуальные/духовные энергии, переплетаясь и сливаясь между собой, порождают третье. Это не обязательно рождение настоящего ребенка; это может быть рождение духовного младенца, зарождение отношений. Именно через это третье мужчина и женщина приходят к познанию: Я ТАКОЙ и Я ТАКАЯ. В этом заключается таинство - простое и глубинное".

Только сейчас появляется новая женщина, рожденная из осознания сексуальности, которое до сих пор ее отвергало. У нее возникает огромная проблема - найти мужчину, который мог бы относиться к ней, учитывая ее новое отношение к себе. Если мужчины психологически не готовы для близких отношений с такой женщиной, вероятно, они будут испытывать страх перед ней. Обычно такой страх проявляется в ярости, импотенции и безразличии. Но это уже другая проблема, к которой только что повернулась наша культура. И вместе с тем, несмотря на агонию, которая может длиться в отношениях, женщины обречены пройти через эту революцию в своей психике.

В этой книге я сделала основной акцент на переживании женщины, но такое новое сознание проявляется и в сновидениях мужчин. По моим представлениям, эта энергия больше присуща женщинам, они лучше могут с ней справиться, не испытывая подавляющего страха. Для многих отношений уже наступило время признать хтоническую природу феминности и принять ее осторожно и деликатно, ибо только так можно дать выход животной похоти через любовь. Бессознательная феминность мужчин так же связана с матерью, как и хрупкое женское Эго большинства женщин. Женщины, которые осознают сущность своего внутреннего изменения, должны взять на себя ответственность за чувственный тон своих отношений. Когда их Эго полюбит Черную Мадонну, сразу изменится чувственная функция их партнера-мужчины. Так происходит во время этого внутреннего изменения, и результат не всегда бывает позитивным. Но если это происходит, мужчине открывается новая сторона его маскулинности. Один из моих пациентов-мужчин, едва соприкоснувшись с этой энергией у своей жены, воскликнул: "Я скажу своим друзьям: "Пойдите и отдайтесь!'"

Признав в себе внутреннюю мадонну и шлюху (то есть Софию), женщина начинает мыслить на совершенно ином уровне. Часто это длительный, иногда спокойный, а иногда и бурный период приспособления к жизни. Она живет в теле, к которому фактически не совсем приспособлена. Ее отношения и установки перепутаны или пребывают в полном хаосе. Нет ничего определенного. Ее маскулинное сознание, которое стремилось к созданию ситуаций "или-или", смягчается феминным сознанием, которое принимает парадоксальность. Она понимает и она не понимает. Она учится думать своим сердцем. Она прошла через огромное унижение, и с ее губ срываются вопросы. Она готова на все и боится, что платит слишком высокую цену. При этом она прекрасно осознает, что у нее нет альтернативы.

Ключевым для этого исследования является один часто возникающий парадокс. В первых главах этой книги я отмечала, что у психики, отягощенной страстью к совершенству, существует стремление контролировать и потребность в жестких ограничениях. Как только женщина начинает осознавать свое стремление к власти, у нее появляется возможность посмотреть правде в глаза. Страсть к совершенству можно рассматривать как отвержение жизни и отрицание женского сознания; стремление к контролю -это страх перед зависимостью, инфантильный всепоглощающий ужас, что любимый объект, от которого она зависит, не может быть зависимым во имя любви, да и во имя самой жизни.

Современные женщины пожинают урожай насилия, совершавшегося над целыми поколениями. Бабушки й матери настолько приспособились к патриархальным ценностям, что погубили свою феминность. Мать, отвергающая в себе феминное сознание, не может видеть становление ребенка; она не может позволить ему жить несовершенным человеком в несовершенном мире. Привязанная к своим стандартам совершенства и не обладающая женской идентичностью, она сознательно или бессознательно жаждет окончательно выйти из своей тюрьмы, раз и навсегда. В результате у ее дочери появляется сильное бессознательное желание умереть. Весьма вероятно, что молодая женщина хочет воскресить именно это стремление к смерти, так как Великая Мать была против ее рождения, но девочка все равно родилась. Установленный ею порядок, ограниченный жесткими рамками, становится условием, позволяющим ей по крайней мере выжить. Пока не будут сняты эти ограничения, она может в них умереть, не осознавая и не признавая свою смерть.

В ситуациях, когда существует бессознательное стремление к смерти, ребенок будет бессознательно жить, удовлетворяя потребности родителя. Иногда в символических отношениях между матерью и дочерью можно встретить такой паттерн: если дочь болеет, мать делает все возможное, чтобы заботиться о ней; если с дочерью все нормально, мать заболевает. Когда существует такой тип связи, женщина должна безжалостно принести в жертву свой материнский инстинкт, чтобы освободить дочь ради ее личной жизни. Мать это ощущает как самоубийство, ибо она может пожертвовать лишь единственной известной ей идентичностью. Но, теряя свою жизнь, она может вновь ее обрести. Это начало процесса индивидуации женщины. В конечном счете она спрашивает:"Кто я?". Поскольку через ее тело протекает жизненная сила, женщина (мать, дочь или они обе) может отказаться от потребности в контроле, ибо она больше не является зависимой. Происходит отделение символических отношений. Она больше не должна пытаться выжить. Она больше не должна умереть. Она больше не боится непредсказуемой судьбы. Она соединяется со своей жизнью и теперь может свободно радоваться собственной судьбе.

Патриархальность, которая становится для женщин настоящим бичом, основывается на архетипе маскулинности, который по-прежнему служит Великой Матери - сыновья не имеют индивидуальной связи ни между собой, ни со своей феминно-стью. Такие мужчины, как Макбет, являются избранниками Великой Матери, они ее обожают и делают все возможное, чтобы доставить ей удовольствие или удовлетворение, и вместе с тем испытывают страх перед ней и ненавидят ее за то, что она обладает полной властью над их маскулинностью. Это не герои, которые прокладывают свой индивидуальный путь к свободе. В таких случаях женщины веками идентифицировались со своими материнскими инстинктами, прячась за своей биологической функцией, боясь малейшей попытки осознания. Их единственной функцией было материнство: потеря своих детей означала для них потерю идентичности. Матери был нужен только тот союз с мужчиной, в результате которого рождаются дети. Однако существует и другая разновидность союза. В христианском мифе Бог внял молящимся за Св. Анну и она зачала Марию. С точки зрения психологии материнский инстинкт, находящийся в гармонии со Святым Духом, порождает собственное феминное сознание женщины, Деву. Когда наступает ее время, она тоже открывается и отдается божественному.

Иными словами, чтобы вырасти, девственница должна отдаться, и таким образом прекращается ее идентификация с Великой Матерью. Открывая в себе собственную индивидуальность вследствие проникновения инаковости, которая ранее ощущалась чуждой и ужасной, у нее возникает ощущение, как через нее протекает сама жизнь. Это рог единорога, который может принять только девственница, ибо только она обладает силой, чтобы открыться проникающему осознанию. Пока женщина остается пленницей своего целомудрия, надев пояс, препятствующий возможному проникновению фаллоса (материального или духовного), она должны взять на себя ответственность за матриархальную власть, порождающую подростковую патриархальность. Пока женщины не перестанут идентифицироваться с властью Великой Матери, не освободятся ни они сами, ни их партнеры-мужчины.

Рис Время девственности

Моя работа с женщинами, страдающими анорексией и избыточным весом, особенно если они были "папиными дочками", привела меня к осознанию того, что психология женщин с внутренним образом Медузы/демонического любовника, отличается от психологии женщин с внутренним образом Иришкигаль, теневой части Богини шумеров, которую так подробно описала Сильвия Перера в книге "Погружение в царство Богини". Исцелять их приходится совершенно по-разному. Все большее значение придается распознаванию конкретных паттернов, находящихся в центре невроза, ибо женщина, которая пытается войти в контакт со своими инстинктами через образ Иришкигаль (а фактически ей нужно стремиться обезглавить Медузу), - такая женщина может прийти в полное отчаяние, которое совершенно ее парализует.

Над этим различием я размышляла не один месяц, совершенно не радуясь тому, что страдания покорной Андромеды на скале характерны для образа современной женщины. Мои размышления продолжались до тех пор, пока моя пациентка Миган не принесла мне следующий рисунок.

Рис пациентки к главе 8

Ей приснился сон, где преобладала чернота, в которой появился золотой сноп света. Божественный свет усиливался, пока ей не удалось увидеть себя и своего любимого мужчину купающимися в золотом тумане и занимающимися любовью в огненном кольце. Был ясно слышен голос, которой произнес: "Твой - дух, его - тело. Вы оба должны быть единым целым".

Сон был настолько ярким и производил столь сильное впечатление, что я не стала ей говорить о том, что он содержит противоречие основному закону алхимии, согласно которому "мужчина - это небо [дух] женщины, а женщина - это земля мужчины"85 (Jung, Psychology and Alchemy, CW 12, par. 192n.) С другой стороны, он соответствует египетской мифологии, в которой богиня Нат служит воплощением небесного свода, а ее избранник Геб - воплощением земли. В любом случае, как отмечает Юнг, даже в алхимии тело и дух "не связаны с душой"86.( Jung, "The Psychology of the Transference", The Practice of Psychotherapy, CW 16, par. 454.) В сновидении Миган мужчина прорвался сквозь огненное кольцо; объединяющая душа - это их любовь друг к другу. В этих отношениях она, "папина дочка", оказалась в плену у духа, пока мужчина не помог ей обрести свою жизнь, опустив на землю - лаская ее тело.

Дальнейшие размышления привели меня к циклу произведений Вагнера "Кольцо Нибелунга". В центре сюжета этого эпического произведения - возрождение любви и похищение золота Рейна у речных дев. Эта тема является основной в развитии конфликта между любовью и властью. Владение золотом, и прежде всего кольцом, дает его обладателю абсолютную власть над миром. В сокращенном варианте эта часть мифа (которая может служить амплификацией приведенного выше сна) относится к Брунгильде. Она и восемь ее свирепых сестер валькирий являются духами, сотворенными их отцом Вотаном. Валькирии относили героев на небеса, в "рай" Валгаллы. Брунгильда - это женщина-Анима, с головы до пят вооруженная своим отцом, скачущая на своем крылатом коне, вызывая у мужчин нежные чувства. Она доводит их чувственное отношение до совершенства, которое возносит их к облакам, чтобы сражаться за "удачу" и идеальную красоту. Ее отец Вотан символизирует жажду богатства и власти, он женат на Фриске, богине брака и постоянства. Она воплощает женщину, живущую "по законам миропорядка" ценой человеческих отношений, то есть отказа от личных отношений и перехода к обезличенным. Когда Вотан оказывается перед выбором: предать героя или свой брак, он остается с Фриской, ибо погубить Фриску - значит погубить Валгаллу.* Автор имеет в виду тетралогию Вагнера "Кольцо Нибелунга" - "Золото Рейна", "Валькирия", "Зигфрид" и "Гибель Богов" (1854-1974). - Прим перев.

Между тем его любимая дочь Брунгильда узнала человеческую любовь и решила не подчиняться отцу и сражаться на стороне героя, ибо отец не разрешил ей вознести своего возлюбленного к Валгалле. Она ценит человеческую любовь больше идеального совершенства. Отец Брунгильды, желая сурово отомстить за предательство своих ценностей, поднял дочь на вершину скалы и повелел ей навсегда оставаться там. Однако она убедила его создать вокруг нее огненное кольцо - кольцо страсти. Если какому-то мужчине удастся прорваться через это кольцо, он сможет ее освободить. Вотан согласился, но назначил свое условие: если мужчина рискнет прорваться сквозь огонь и разбудит Брунгиль-ду, она перестанет быть богиней и будет земной женщиной.

Пока Брунгильда спала, герой Зигфрид убил дракона. Вкусив его крови, он стал понимать голоса птиц, которые поведали ему, что прекрасная женщина томится на скале в заточении, окруженная огненным кольцом. Он прибыл на место, прорвался через магический круг жгучего пламени и увидел перед собой спящего вооруженного человека. Он осторожно снял с него шлем и с изумлением увидел длинные вьющиеся волосы Брунгильды, спускавшиеся ей на грудь. Вынув меч, он разрубил ее длинный панцирь, и перед ним предстала Бругильда, лежащая в легком женском платье. Впервые он стал обладать женщиной, разбудив ее поцелуем. Брунгильда встала, излучая великолепие своей женственности. Они вместе запели песню экстаза и наслаждения.

Миган была Валькирией, богиней, облаченной в панцирь своего жира и фантазирующей о небесных странствиях вместе со своими любовниками, которых она уносит в рай. Подобно Брун-гильде, она восстала против своего отца, когда ее дух стал рваться к любви и жизни, но поскольку она была его дочерью, ее тело продолжало спать в кольце ее неутолимой страсти. Мечом своей маскулинности (сев на диету) она скинула свой панцирь, но, несмотря на горячее стремление превратиться из богини в простую женщину, не могла войти в контакт со своей сексуальностью. Всю свою жизнь она проживала "в голове": изучая, размышляя, фантазируя о своем искусстве играть на валторне. Она была практически не знакома со своей теневой шлюхой. Пока ее Зигфрид не прорвался сквозь кольцо страсти, она не могла соединить в себе тело и дух. Его любовь разбудила в Миган всю прелесть ее фемининности; тело и дух соединились. Тогда стремление к власти и совершенству, которые в интеллектуальном мире имели над ней власть, оказались растоплеными ее любовью к реальному мужчине.

Наблюдая, как проходит этот процесс у Миган и других женщин, у которых шея не была связующим звеном между головой и телом, я заметила большую разницу между женщинами с доминирующим внутренним образом Медузы, связанной с Брунгильдой, и женщинами с доминирующим образом Иришкигаль. Если женщина становится Анимой своего отца и эта Анима все еще находится в плену у матери, она будет жить в своем одухотворенном, рационализированном мире, но ее Афина бросит ее бессознательную Медузу в глубочайшую расщелину в теле. В такой ситуации обычно не хватает матери, которая могла бы послужить какой-то моделью феминности. Пока ее собственная творческая маскулинность находится в рабстве у отца, она одержима этой негативной маскулинностью - коллективными ценностями, мнениями и суждениями. Взгляд Медузы заставляет каменеть; он запрещает любые проявления спонтанности. Жизнь становится более конкретной из-за подростковой маскулинности, подчиняющейся Великой Матери, которая хочет все больше и больше. Те, кто ей поклоняются, фактически превращаются в камни. Их воображение конкретизирует даже вечное: например, Рождение Пресвятой Девы становится просто историческим фактом. Таким образом, Дева становится недостижимым идеалом чистоты. Она обладает деспотичной властью над женской психикой, постоянно осуждая ее "несовершенство" по сравнению с недостижимыми стандартами.

Влияние конкретизации заметно проявляется в теле женщин, страдающих анорексией и лишним весом. Частью нашей культуры стало стремление ощутить безопасность в отношениях с конкретными объектами, пока мы заживо не похороним себя под кучей своего богатства или хлама - в зависимости от своих возможностей. Маменькины сынки, которые впоследствии стали фашистами-убийцами, верили в то, что они смогут воплотить в жизнь идеал "свехчеловека" Ницше и, пытаясь это сделать, ввергли нашу планету в пучину страданий. Негативная маскулинность не может мыслить метафорически. Все должно быть конкретно, выподнять временную задачу, а не служить вечности. И снова возникает парадокс. Он стремится сделать временное настолько совершенным, чтобы оно отрицало вечное. Страсть к совершенству -это страстное устремление к нереальному, которое оставляет очень мало места для феминности.

Это мужское облачение, в котором проводит свое заключение Брунгильда, связанная с Медузой. Властью над ее жизнью обладает Медуза/демонический любовник, который берет эту власть из коллективного сознания. феминная одухотворенность находится у нее в голове, тогда как в теле живет бессознательная негативная маскулинность, отделяя ее от инстинктивных корней и делая их доступными для болезни (например, для злокачественной опухоли женских половых органов). Ее исцеление придет через творческую опору на маскулинную духовность и через отделение головы Медузы, которое позволит высвободить ее творческие способности. Ее величайшим подспорьем является разделяющий меч. В мифе о Медузе один из близнецов, Хрисаор, появившийся из ее тела после того, как ей отрубили голову, символизировал Золотой Меч. Гарольд Бейли, амплифицируя образ меча в своей книге "Забытый язык символизма", пишет:

"Великий Меч правосудия иногда почитали как символ Самого Бога, и поэтому Хенли так его и описывает в своей хорошо известной Песне о Мече:

Прорвись сквозь глупость, Прорвись сквозь поганую поросль.

Следуй, следуй за мной,

Пока все пустыни,

На всем земном шаре

Не оросятся влагой,

Которая будет сочиться, как мед

Из медовых сот; со сладостью,

Порождаемой моей силой"87

 (Harold Bayley, The Lost Language of Symbolism, part 2, pp. 74-75).

Этот меч, оказавшийся в руках позитивного Анимуса, означает следующее: он вонзается в ее тело и дает ей возможность ощутить дыхание ее собственной феминной природы - сексуальности и духовности. В сновидениях женщины-Брунгильды змеи часто находятся на деревьях, развернувшись из колец и свисая с ветвей вниз. Пока женщина остается в оцепенении, она несет божественного младенца в своей голове - образ, напоминающий средневековую легенду о том, что Святой Дух оплодотворил Деву Марию через ухо. Если она когда-либо вступала в контакт с Черной Мадонной, ее змея должна была спуститься вниз, после чего женщина могла начать двигаться вверх. Она должна была привнести свет в свое конкретное тело и осознать, что ее повседневная задача заключается в том, чтобы сохранять его там. (Это обстоятельство может иметь некое отношение к психологическим типам. Интуитивные интроверты явно испытывают серьезные затруднения, оставаясь в своем теле, но это только их затруднения.) Если женщина полностью не ощущает своего тела, она остается отрезанной от своих природных, хтонических инстинктов; характерные для них аффекты превращаются в камень.Брунгильда, как женщина-Анима, в своей жизни была скорее реагирующим, чем инициирующим лицом. Поэтому в начале трансформации у нее нет проблем с признанием в Эросе маскулинного бога. Так как ее спаситель проявляется в связи между телом и духом, любовь становится исключительно нуминозной. Так как свет задерживается у нее в теле, она становится гибкой; маскулинная духовность помогает ей проникать самой и позволять проникать в себя, не испытывая страха, ибо сознание, которое она привносит в свое тело, не замутнено стремлением к власти, характерным для негативного материнского комплекса. Отделяя свой позитивный Анимус от отца, она может позволить духу проникнуть в глубины своей материи для ее трансформации. Она берет в свои руки власть над собственным телом и разрушает барьер из эктоплазмы. Лишь когда ее Анимус перестает проецироваться на отца, Брунгильда сможет полностью отдаться. Затем происходит искупление инцеста. Она открывается внешнему миру. По-моему, нападению демонического любовника подвергается именно голова Брунгильды, но средства, которыми он пользуется, в принципе позитивны. В приведенном выше сновидении Андреа компас - это прибор, который при правильном обращении с ним показывает контур мандалы, геометрического образа Бога. С этой точки зрения, Люцифер оказывается утренней звездой, Носителем Света.С другой стороны, образ Иришкигаль связан с коллективным бессознательным, которое воплощает Великая Мать. Она знает законы природы, которые являются не законами Эроса, а законами плодородия. У ее Тени есть образ шлюхи, но она может войти с ним в контакт, а Брунгильда - нет. Ее задача также заключается в искуплении вины Ужасной Матери, но хтоническая энергия внутри нее движется снизу вверх, и она относится к маскулинности как к сыну, который оказывается на пьедестале (куда она его поместила), становится субъектом исполнения ее желаний и будет делать все, чтобы ее умиротворить. Она содержит маскулинность в своем чреве и не позволит ей проникнуть в свою голову и таким образом одухотворить себя. Мать и сын находятся у нее в теле в состоянии природного инцеста. Пока будет продолжаться ее идентификация с Великой Матерью, она не позволит родиться ни ему, ни, как это ни парадоксально, собственной девственнице.Для Иришкигаль сексуальность - часть жизни, часть природы. Сексуальность не может ее опустошить. Сексуальность - это она сама, она неотделима от природы. Она обладает не обработанной интеллектом природной энергией, но будет сопротивляться тому, чтобы ею обладали. Если Иришкигаль позволит проникнуть в себя, ее переживание может быть похоже на землетрясение, так как она отделяется от своей бессознательной земной основы. Такая женщина должна совершить странствие вглубь посредством своей недифференцированной идентификации с материей, узнать свою индивидуальность и отделиться. Затем она может вступить в контакт со своей естественной хтонической природой. После того как мать "подвергнется проникновению", рождается дочь и происходит искупление матери - через ее отношение к дочери.Иришкигаль с трудом осознает, что Эрос - это маскулинный бог. В процессе своего взросления, если она не хочет стать Молли Блум, она окружает себя стеной, чтобы оказаться внутри, а не выталкивать за нее маскулинность. Эта стена служит той же цели (разделению женственности и маскулинности), но создает ее именно страх выпустить из-под контроля "дикую" энергию. У нее отсутствует определенная гибкость, ибо мать, находящаяся у нее внутри, не знает, как она может подчиниться. В ее снах мужчины появляются в цепях, запертые на чердаках или в искалеченном виде, в переполненных автобусах. По существу, получается, что в эти цепи они заковывают женщин, ибо за сексуальностью скрывается динамика власти. Сексуальность - это власть; любовь - нет. Иришкигаль должна научиться любить других женщин, а не считать их конкурентками. Для нее Носителем Света становится Венера.Такая психология коренным образом отличается от психологии Брунгильды, у которой нет связи с "дикой" природной энергией, а потому нет никаких причин возводить стену. Она относится к мужчинам платонически и удивляется, почему они не проявляют к ней сексуального влечения. Мужчины в ее сновидениях оказываются богами или дьяволами, и любая связь с ними проходит через голову. Вступив в контакт со своей "дикой" энергией, она может отправиться в странствие по пути Иришкигаль, но более вероятно, что ее привязанность к своей сексуальности будет столь призрачной, что ей придется сознательно концентрироваться на стремлении сохранить с ней связь. У нее имеется естественная склонность к творческой работе, и ей следует научиться сохранять равновесие между своей маскулинностью и феминностью. Иришкигаль также должна научиться сохранять равновесие, но подойти к этому с другой стороны. Она должна заявить о своем праве на творческую маскулинность, чтобы дать возможность Венере, ее осознанной феминности, искупить деяния Ужасной Матери. В каждом случае женщине, которая отдается, больше не нужно искать отца или мать, ибо они соединяются в сакральном внутреннем союзе, который называется Самостью.Какой бы путь ни выбрала женщина, осознание феминности ощущается в нашей культуре. Тесная связь насилия и обладания начинает больше проясняться по мере того, как мы разными путями продвигаемся к своей индивидуальной свободе. В некоторых ветвях христианской культуры последствия первородного греха настолько опустошали душу, что сами христиане, по существу, находились в состоянии оцепенения от того, что они считают злом. В отчаянии они отдавались на волю Бога, провозглашая свою беспомощность.Если насилие - это резкий переход из прошлого состояния бытия, то обладание - это воспроизведение прошлого состояния на более высоком уровне осознания. Не испытав психологического насилия, человечество осталось бы в состоянии бессознательной идентификации с Великой Матерью - сохранив свое слияние с природой. Находясь в состоянии полной невинности, мы по-прежнему собирали бы цветы вместе с Персефоной. Там, где это состояние остается бессознательным - жизнью в океаническом мире материнской утробы, - сохраняется идеал, к которому мы изо всех сил стремимся вернуться, и нет близкой связи между насилием и обладанием. Невротики жаждут вернуться к бессознательному видению затопленной Атлантиды. Это сильное регрессивное стремление бессознательно препятствует их усилиям пробудиться. Они не хотят вступать в мир; они желают снова вернуться в лоно матери. Испытывая насилие, они получили травму, ибо не смогли увидеть его связь с обладанием.Насилие разрушает низшую невинность; обладание привносит высшую невинность. В данном случае разница между низшим и высшим заключается в степени осознания, и мудрость, характерная для этого осознания, присутствует там, где оно основано на невинности. В конечном счете насилие и обладание можно рассматривать как одно событие, разделенное во времени, ожидающее своего соединения в сознании, когда у нас появляется способность увидеть из вневременного мира: Я ТАКАЯ. Высшая невинность заключается в том, чтобы чувствовать себя защищенным в мире, обладавшим над нами властью, способной нас погубить. Защищенная девственница отличается от бессознательной девственницы. Оказавшись защищенной, девственница может делать собственный выбор; она может оставаться такой, какая есть, ибо такая, как есть, она готова отдаться.Пока внешний мир остается чуждым нашему внутреннему миру, мы не можем доверять жизни. Мы боимся всего, что может внедриться в наш микромир либо от Великой Матери, либо от Великого Отца. Однажды отдавшись, мы становимся целомудреннее вдвойне; субъективный и объективный миры становятся единым, и тогда мы можем научиться доверять. Конфронтация толкает нас к осознанию; мы больше не остаемся жертвой слепых бессознательных реакций. Человек, который приходит ко мне извне, - это тот же человек, которого я встречала внутри. Если он является демоническим любовником, оказывается, что я уже встречалась с ним у себя внутри. Он больше не является магическим. Фантазия становится реальностью. Это человек, мужчина, а потому еще больше заслуживает любви благодаря своей индивидуальности и человеческому несовершенству.Для достижения полноты девственница испытывает потребность в женихе, реальном или духовном. В приведенных ниже отрывках показаны три степени обладания. Первый - из 46-стра-ничной исповеди Молли Блум о ее испытаниях и победах в роли Земной Матери. Второй - из медитации Св. Терезы из Авилы (1515-1582), в которой видно духовное подчинение трансперсональной силе. Третье - из журнала женщины, которая стала совмещать свою сексуальность и духовность, ощущая себя земной женщиной, которую изменила и возвысила любовь. Обладание требует жертвоприношения - нужно осознанно пожертвовать требованиями Эго (бессознательной власти), чтобы Эго очистилось от своих желаний и было духовно целомудренным. Жертвоприношение Эго должно сказать жизни "да". В этом и заключается обладание!"На мне была белая блузка приоткрытая спереди чтобы придать ему храбрости но не чересчур они у меня только начали округляться я сказала, что устала мы прилегли на укромной полянке под елками наверное это была самая высокая скала... можешь делать все что угодно лежать сколько хочешь он ласкал их через блузку они любят этим заниматься округлости привлекают я прислонилась к нему новой шляпой из рисовой соломки чтобы слегка ее пообмять с левой стороны у меня лицо выглядит красивей блузка раскрыта ради его последнего дня а на нем была прозрачная рубашка и там розовела его грудь в какой-то момент ему захотелось потрогать мою своей но я не позволила он страшно огорчился во-первых боялась никогда не знаешь чахотка или оставит с ребенком embarazada* ".88* Беременная (исп.)88 James Joyce, Ulysses, p. 774 (Д. Джойс. Улисс, с. 531, перевод В. Хинкиса и С. Хорунжего)."Я вижу у него в руке длинное золотое копье, и в его раскаленной точке, казалось, горит небольшое пламя. Оказалось, что иногда оно вонзается мне прямо в сердце и пронзает все мои внутренности; когда он вынимал копье, казалось, он вынимал его вместе с ними, оставляя меня всю пылать великой любовью к Богу. Боль была настолько сильной, что заставляла меня стонать; и вместе с тем эта ужасная боль была настолько сладкой, что я не могла даже пожелать от нее избавиться. Теперь душа удовлетворена ничуть не меньше, чем Бог. Боль является не телесной, а душевной; хотя и тело ее тоже разделяет, причем в значительной мере. Эти любовные ласки, происходящие между душой и Богом, настолько сладкие, что я молю Бога быть снисходительным к тому, кто может подумать, что я лгу, заставив его пережить то, что переживаю я"89.89 "Transverberation of the Heart of Saint Teresa", in Three Mystics, ed. Father Bruno deJ.M., p. 78. "Ты - синапс, который заставляет меня улыбаться такой улыбкой, которой я никогда не умела улыбаться, пока не узнала тебя: улыбкой, из которой струится солнечный поток и которая разжигает кровь, улыбкой, которая поет: есть я, и есть ты, и есть весь мир. Твои пальцы заставляют ночью гореть мое тело, и оно действительно горит, оно горит весь день напролет, вплоть до самых потайных уголков моих костей... Меня несет волной, великой волной, которая моментально захватывает и уносит с собой, новое "Да" твоему бескомпромиссному "Быть". Я диссоциировала на атомы. Я — Любовь, Я вывернулась наизнанку от влагалища до короны... Твое живое семя поет во мне. Твое сердце отбивает свой спокойный чудесный ритм, находясь рядом с моим, и мы - это перевод всех мелодий, которые когда-нибудь звучали в межзвездном пространстве".Пока мы будем отдавать должное трансперсональной энергии Бога и Богини и признавать, что эта энергия протекает через нас, нам не грозит роковая инфляция, когда мы воображаем, что энергия богов - эта наша энергия. Пока, соединяясь, люди не смогут по-настоящему давать и принимать, их энергия не освободится. Происходит взрыв, но в этом нет ничего особенного. Мужчина остается со своей неизменной Анимой, а женщина - со своим Анимусом. Истинное coniunctio - это проблеск глубинного таинства духовной жизни.У одной молодой женщины после нескольких лет анализа начались ощущения глубинных изменений своей сексуальности:"Это только начало. У меня начался период естественного целибата. Я смотрю на своего любовника; его мальчишество больше меня не привлекает. Как может женщина связаться с мальчиком? Я должна признаться в том, что боюсь расстаться со своей материнской властью. Как мне относиться к мужчине? Даже сейчас мне хочется неосознающего мужчину, который бы меня хотел. Наша связь была магически кровосмесительной. Я чувствую ностальгию, ибо это чувство ушло. Я не знаю, как в своем сознании удержать эту нуминозность.Я стала осознавать свое одиночество. Как мне установить отношения с другим человеком? Моя сексуальность изменилась. Она выходит за рамки похоти, за рамки всего поверхностного. Влечение исходит откуда-то из моих глубин. Я знала, что занятие любовью - это духовное подчинение тому, что существует между нами, подчинение телу, процессу. Это полнота ощущений пространства "Я" и "Мы". Это совсем первобытное влечение; как будто возвращение к изначальной природе вещей на сознательном уровне. Рост может произойти только с осознающим мужчиной или, наверное, с истинно духовным человеком, ибо у них есть Ян - Ян, который по-настоящему подпитывает женщину вместе с ее Инь. Он приводит к установлению равновесия, завершенной целостности, полной взаимозаменяемости между Инь и Ян. Если у меня так не получится, лучше я вообще не буду заниматься сексом. Иначе такой секс похож на любовь к трупу. В настоящей любви чувствуешь всего человека: его кровь, его кости, биение его сердца. Если у вас это было, то вы не согласны на меньшее. Принять меньшее - значит предать себя.Работа над этим не дает позитивных результатов. Я старалась развить свою сексуальность, развивая управление мышцами, но это ничего не дало. Мужчины боятся мясорубки. Естественно! Женщины возложили на мужчин отношения конкуренции, не осознавая, что эта конкуренция еще больше отдаляет их друг от друга. Женщина должна прийти к собственному Сущему. Так как она все время дает, она принимает, и мужчина тоже должен принимать, а, принимая, он дает, ибо все допускает. Оба они являются и содержащим, и содержимым. Головка пениса движется во влагалище в своем собственном ритме. Тело ему подчиняется. Шейка матки плавно движется в первобытном ритме, напоминающим ритм океана. Я такая, какая есть. Это медитация. Это место биений великого первобытного пульса".Многие женщины в процессе анализа боятся "периода естественного целибата". Они боятся утратить свою сексуальность. Это не период охлаждения отношений и не период проявления власти, когда женщина удерживает своего партнера. Скорее, это период очищения, когда старые привычные связи подвергаются тщательному пересмотру. Это период, когда женщина находит новую основу для отношений в условиях безопасности, обусловленной прочной связью с земной фемининостью. Если телесная мораль требует временно снизить сексуальную активность, ей не следует бояться наступления такого периода. Это просто некая фаза; затем наступят более глубокие отношения.Маскулинность и феминность спят, пока не станут доступными для осознания. Бессознательная феминность - это властное начало, превращенное подлинной маскулинной духовностью в осознанную пассивность, в ответное действие. Если женщина ждет, прекращает попытки что-либо сделать и в ответ на действие маскулинности позволяет проникнуть в себя феминной энергии, то с женщиной происходит чудо. Тогда, испытав на себе воздействие маскулинности, она трансформирует ее деятельность. Половой акт похож на разговор. феминность слушает и отвечает; маскулинность переводит то, что слышит. Этот процесс требует полного обоюдного понимания происходящего. Если маскулинность проникает в феминность и осознает это, а феминность принимает маскулинность и тоже это осознает, тогда у обоих партнеров действуют Инь и Ян. Именно так в отношениях проявляется Дао.Эрос становится сознанием, которое ощущается таким образом. Чем больше способность принимать и давать, тем выше осознание сущности происходящего. Такое взаимодействие является творчеством; в этот момент мы творим. Я всем своим Сущим даю булку - или апельсин, или черноглазую Сьюзен - всему твоему Сущему. Между нами что-то происходит.По существу, это послание Христа, которое мы не можем услышать, пока нас сбивает с пути сухая догма. Мы забываем о том, что Христос был распят, так как явно нарушал законы, установленные Яхве, - высеченные на камне десять заповедей. Но сам же Христос сказал: "Не нарушить пришел я, но исполнить"90. Исполнить означало для него разбить каменные скрижали и превзойти их духом. Когда он оказался перед выбором: либо подчиниться букве закона, либо признать индивидуальность души, он поступил так, как ему было свойственно. Например, когда ему встретилась женщина, совершившая прелюбодеяние, то вместо того, чтобы поддержать законопослушных жителей, готовых забить ее камнями до смерти, он сказал: "Кто из вас без греха, первый брось в нее камень"91. Он жил моментом, распознавая суть происходящего вокруг. Именно эта, феминная сторона Христа пробивается сейчас в нашу культуру, прорываясь через старые жесткие догмы.90 Мат. 5:17.91 Иоан. 8:7.Впервые в истории мужчины и женщины всерьез исследуют возможности своих отношений, основанных на отделении, а не на сближении. Вместо того чтобы цепляться за Яхве, за жесткий свод законов, установленных ревнивым Богом-Отцом, который яростно угрожает тем, кто ему не подчинится, они просто не обращают внимания на эти угрозы, уходя от них как можно дальше и больше доверяя иррациональному. Иными словами, они пытаются жить духовной жизнью. Признавая свое право на личную жизнь, они обязаны принимать во внимание человеческое несовершенство. Кто порвал с сухими и жесткими догмами, тот испытал внутренний разлад и, укрепив свое Эго, нашел новую жизнь в отношениях с другим человеком. Пока один человек не цепляется за другого и не пытается получить над ним власть, их будет связывать взаимная любовь и откроются новые глубинные слои их личности. Именно так постепенно появляется индивидуальная мораль, в которой внутренние законы являются абсолютными.Например, если женщина оказывается в подлинном контакте со своим телом, так что у нее соединяются материя и дух, она не может отделить свою сексуальность от своей любви. Сексуальное соединение с мужчиной, которого она не любит, становится предательством самой себя, а значит, насилием над собой. Люди, осознавшие свои внутренние законы относительно приема пищи, алкоголя, курения и т.д., законы, которые с развитием сознания стали более утонченными, узнали, что упрямое следование прежним путем приводит к физической болезни, причем физическая болезнь отражает психологическую проблему. Отношение между телом и духом - другой пример меча, точно соответствующего ране. Часто мудрость тела проясняет отчаяние духа. Разбив каменные скрижали, мы не обрели право делать все, что нам нравится, а открыли путь к своим внутренним законам и к исполнению своего предназначения, определенного судьбой.Духовная жизнь, которая происходит Теперь, требует принять феминное отношение к смерти и воскрешению. В христианском мифе материя умирает, распинается буквой закона, но через три дня воскресает вновь, превратившись в дух. Появление духа может считаться переворотом в нашей культуре, и пока дух остается несовершенным и хаотичным, он может привести к фе-мининности, иррациональной стороне Бога. Те, кто находится в состоянии перехода, воспринимают этот хаос как трехдневное погружение в Ад. Принеся в жертву свои старые установки и традиционные структуры, мы совсем не уверены в том, что Яхве нас не погубит. Мы рвемся вперед, стараясь делать это с гордо поднятой головой, веря в любовь окружающих, которые идут параллельно нам, обретая такое же мужество, веря в то, что в иррациональном есть какой-то смысл. И тогда мы находим не мертвого бога, а божественного младенца, рожденного девственной шлюхой.Если мы позволим себе это принять, отдаться иррациональному, значит, нам обязательно придется столкнуться с собственным злом. Доверие обретает новую размерность, ибо только познав собственный мрак, мы можем очень хорошо понимать, что такое мрак другого. Мы учимся прощать и любить нашего "убогого соседа" нашим "убогим сердцем"92. Это Царствие Божие. Там мы никогда не знаем, что может случиться в следующий момент. Каждая новая ситуация наполнена новыми энергиями, новыми условиями. Живая энергия взаимодействует с другой живой энергией, и происходит трансформация, ибо мы узнаем друг друга, и в этом узнавании есть любовь, которая позволяет нам и другим людям подняться во весь рост. Мы начинаем смотреть на мир новыми глазами. Мы смотрим в лицо своего возлюбленного, видим новые черты, новые тени у него в глазах. Мы любим, и эта любовь идет вместе с нами к посаженным нами маргариткам, к приготовленному нами омлету, к задуманным нами новым планам. Сексуальность больше не ограничивается гениталиями. Она становится нашим общим откликом всему миру. Любовь делает душу сексуальной.92 W .H. Auden, "Birthday Poem", из последней строфы: О, встань же у окна, Не стыдясь своих жгучих слез; Полюби своего убогого соседа Своим убогим сердцем.Как только мы начинаем конкретизировать, любовь теряется. Мы стараемся, чтобы произошло нечто, которое удовлетворило бы наши желания. Например, если я приглашаю вас на обед к себе домой, надеясь произвести на вас впечатление своей обстановкой в стиле "Чип-энд-Дэйл", сочными цыплятами по-киевски, моим прекрасно ухоженным садом, - значит, я опредмечиваю свою Самость и делаю ее более конкретной. Проявляется проекция моего идеала совершенства; по существу, когда я верю, что управляю своим маленьким царством, я идентифицируюсь с Богом. С другой стороны, если я соответствую своему Сущему, то приглашаю вас домой, потому что я вас люблю и решила вместе с вами насладиться прекрасными предметами, которые я люблю вместе с вами. В них проявляется моя внутренняя Реальность, но моя Реальность на них не проецируется. Когда Эго достаточно сознательно, чтобы распознать Самость - находящееся внутри Царствие Божие, оно не проецирует вовне это совершенство. В конкретизированном совершенстве содержится проекция мертвого бога; попав в плен чрезвычайно сильной инфляции, Эго отрицает внутреннюю Реальность. Случайное не может случиться. Пока мы продолжаем проецировать на социальный мир - на институты, масс-медиа, общество - власть, которой они реально не обладают, мы поддаемся загрязнению чуждыми нам элементами. Если мы сохраним возможность осознания Самости, эта власть окажется внутри. Случайное случится. Мы создаем пространство, отпираем дверь и ждем. Мы отдаемся.Оставаться честным по отношению к душе - значит ценить душу, создавая возможности для ее уникального выражения. Это любовь, исходящая изнутри, а не принятие чуждых стандартов, которые никак не соотносятся с нашей сущностью. Стремиться к совершенству - значит убить любовь, ибо совершенство не признает человечности. Каким бы зависимым ни стало Эго, оно не может достичь своих идеалов совершенства, ибо внутри существует другая Реальность. При этом оно не может заставить себя полюбить. Только открывая себя внутренней Реальности, мы можем получить дар любви. Здесь имеют значение и действие, и выбор Эго: мы можем принять; мы можем отвергнуть; мы можем самоустраниться в любой момент. Но мы не можем заставить это произойти. Любовь выбирает нас.Истинная феминность - это хранилище любви. Истинная маскулинность - это дух, который в поисках смысла вступает в вечное непознаваемое. Парадоксально, что Самость, великий контейнер, является одновременно и мужским, и женским и содержит и феминность, и маскулинность. Если они проецируются на внешний мир, трансценденция прекращается. Самость - внутренняя целостность - превращается в камень. Без подлинной маскулинной духовности и истинной феминной любви внутри не может быть никакой внутренней жизни. Если мы попытаемся создать внешнее совершенство, конкретизировать свой внутренний идеал, то погубим свое воображение. Нам осталось удерживать жизнь в существующих жестких формах. Быть свободным - значит разрушить окаменевшие образы и открыть течение потока жизни.Женщина, находящаяся во власти Медузы/демонического любовника - Андромеда, которая остается прикованной к скале. Она родилась не вовремя, а потому не научилась выживать. Ее полномочия заключаются в том, что она "должна" или "не должна" сделать в будущем, и в том, что "ах, если бы только было ..." -в прошлом. Для нее закон жизни принимает форму жесткой догмы, а не живых норм актуальных личных отношений. Для нее скрижали христианства становятся надписью на могильном камне, мертвой буквой закона, а не живым законом духа. Ее жизнь будет или была, но никогда не бывает в настоящем. Она никак не может постичь парадокс: чтобы соответствовать данному моменту, надо быть вечной. Если она сможет войти в контакт со своим героическим Анимусом, она найдет его в поисках - не временного совершенства окружающего мира и не ностальгического Рая в прошлом, а вечности в настоящем. Он живет вечным Теперь. Он любит вечную девственницу. Образ головы двуликого Януса амплифицирует это парадоксальное существование вечного во временном. Месяц январь получил название в честь бога Януса. Одно его лицо смотрит назад, в прошлое; другое - вперед, в будущее. Идентификация с каждым лицом означает плен окаменелости, превращение в жертву жестких законов и неизменных авторитетов. Женщина, попавшая в плен окаменевших установок одного или двух лиц Януса, может повторить вслед за Шелли: "Мы смотрим прежде и после / И жаждем того, чего нет"93; а нет для нее того, что Карлос Кастане-да называет "путем сердца"94. Только когда пропадут каменные образы, она сможет возродиться в своей способности любить, в своем вечном Теперь. Путь, проходящий через центр головы Януса, - это почти неизменное настоящее. Это вечность, к которой обращался Будда, говоря: "Она может быть, а может и не быть. Но лучше искать, чем тупо соглашаться с неизбежностью". Необходимость, обязательства, долг - стандарты прошлого или предполагаемого будущего - являются смертью человеческого духа. Чтобы быть девственными, мы должны отдаться Вечности, открыв оба лица Януса.93 Percy Byshe Shelley, "To a Skylark," lines 85-86.94 Williams, p. 37.Пока женщина остается на скале, она не соприкасается со своим Сущим. Она является жертвой богов: с одной стороны, богов ярости, голода и ревности, а с другой - богов совершенства. Она живет ожиданием ожидаемого, пытаясь по-своему создать мир. Если женщина получает то, что хочет, она счастлива; если нет - она несчастна. Она - игрушка в руках богов, обманывающая себя верой в то, что строит собственный мир. И если ей не очень повезет в достижении ложного образа бога или исполнения ее драгоценных ожиданий, она может оказаться одна со своими богами, лишенная именно того, к чему стремилась всю свою жизнь - возможности любить и быть любимой.С другой стороны, если она отрекается от своего трона, ее творческий дух не исчезнет из-за аффектов, вызванных осуждением всех богов, а достанет свой золотой меч, рассечет ее панцирь страха и освободит для Жизни. Освобожденная от богов, она соединится со "всем человечеством". Широко раскрыв объятия, она встретит Жизнь и Любовь и услышит шепот своего сердца:

Порви оковы, узел разруби,

Возьми меня, да буду заточен!

Лишь в рабстве я свободу обрету,

Насильем возврати мне чистоту!.

(Перевод Д. Щедровицкого).

Она - человеческое создание и, как любой человек, может давать и принимать величайший из всех человеческих даров: "Я люблю тебя такой, какая ты есть".

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно