Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла,
Консультации специалистов:
Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; В гостях у астролога; Дыхательные практики; Гороскоп; Цигун и Йога Эзотерика


Николай Дмитриевич Гурьев

Страсти и их воплощение в соматических и нервно-психических болезнях


От издательства

В предлагаемой работе Н.Д. Гурьева «Страсти и греховные черты характера и их воплощение в соматических и нервно-психических заболеваниях», мы продолжаем разговор о соотношении душевного и телесного в человеке. Первая книга этой серии «Из дневника православного психиатра» вызвала большой резонанс. Хочется сердечно поблагодарить за письма и отклики наших читателей, особенно медиков и пастырей.

Церкви никогда не было безразлично как душевное, так и телесное здоровье человека. Она никогда не оставляла человека без своей заботы от рождения и до исхода из земной жизни.

Свидетельство тому — церковно-приходские школы для подрастающего поколения, старческие приюты, для людей практически израсходовавших свои жизненные силы. Даже для уже оставивших этот мир она вымаливает упокоение души в месте, откуда отбеже (отойдет) всякая болезнь, печаль и воздыхание.

Не отрицая медицину и не препятствуя ее развитию, Церковь, со своей стороны, воспитывала христианское отношение к болезни, которое наделяло людей силами для перенесения страданий. Но собственно лечением соматических болезней не занималась, хотя финансировала содержание больниц. Однако, исходя из Евангельского принципа, она предлагала искать прежде всего Царства Небесного, а все остальное, по слову Спасителя мира, прилагалось само собой. Любой человек мог обратиться к таинствам Исповеди, Евхаристии и Соборования, каждый мог прибегнуть к молитвам и молебнам о здравии как своем собственном, так и любого другого человека. В исключительных случаях, когда в ходе болезни явным образом проявлялось влияние сил демонических, использовались так называемые заклинательные молитвы.

Большинство лечебниц, находящихся на иждивении Церкви, располагалось при монастырях, но монахи больше ограничивались уходом за больными, в то время как лечение осуществлялось чаще всего не монахами и соответствовало состоянию медицинской науки своего времени.

Однако, особая позиция наблюдалась по отношению к людям, которые страдали душевными болезнями. В монастырях оказывалась действенная, практическая помощь тем, кого сейчас именуют душевнобольными. Зная о прямой зависимости душевного и телесного здоровья человека от правильных принципов устроения душевной жизни, основанных на Евангельских заповедях, старцы и духовники могли оказать действенную психотерапевтическую помощь приходящим к ним за советом и благословением людям, которых в современной медицинской терминологии принято называть «невротиками,» «социопатами,» «акцентуированными личностями» и т. д. Совершенно естественно, что душевным попечением занимались те, кто главной своей заботой считали здоровье души и располагали уникальными знаниями о самой душе, о том, как посредством грехов и страстных проявлений, она лишается психического равновесия и даже физического здоровья, о том, как этим грехам противостоять.

Замечательная традиция подлинного духовно-душевного врачевания проявлялась как священническая и монашеская помощь нуждающимся, страдающим, больным людям, или просто тем, кто не справился, психически надломился в борьбе с непростыми жизненными обстоятельствами. С течением времени она ушла из жизни России.

Сегодня, как нам думается, возникла не только возможность, но и потребность в объединении усилий и знаний священника, с одной стороны, и врача-психиатра — с другой, в объединении святоотеческого понимания человека и болезней его души с психиатрическим знанием симптоматики, возможностей психотерапии и психофармакологии, знаниями психоанализа (разумеется, в православном преломлении).

Основатель логотерапии, австрийский психоаналитик Виктор Франкл удивительно созвучен в своих суждениях с автором публикуемого материала. В одном из фундаментальных своих трудов он формулирует свою позицию в соотношении религиозного и медицинского служения:

«Жизнь есть задача. Религиозный человек отличается, по-видимому, от нерелигиозного человека переживанием своего существования не просто как задачи, но как миссии. Это означает, что он осознает как Личность Того, от Кого исходит эта задача, ему известен Источник его миссии. Тысячи лет этот источник назывался Богом.

Медицинское служение не претендует на то, чтобы быть замещением того лечения душ, которое практикуется священником. Каково же соотношение между психотерапией и религией? На мой взгляд, ответ очень простой: цель психотерапии — лечить душу, сделать ее здоровой; цель религии — нечто существенно отличающееся — спасать душу. Но замечателен побочный эффект религии — психогигиенический. Религия дает человеку духовный якорь спасения с таким чувством уверенности, которое он не может найти нигде больше.»

Дерзнем утверждать, что сама попытка говорить о проблемах психического здоровья человека в терминологии православной аскетики является важным свидетельством назревшего запроса современной церковной жизни. В этом направлении работают православные психотерапевты в разных клиниках нашей страны, но их усилия интуитивны, разрознены, цельная концепция не сформулирована.

Надеемся, что публикуемая работа поможет обогатить профессиональную осведомленность современного врача святоотеческими сведениями о страстях и грехах как разрушительных факторах, ведущих к болезни, методах их осознания и преодоления. Надеемся, что она поможет намечающемуся единению, будет способствовать единению в деле излечения человека не только психотерапевтами, но и с врачами других специальностей.

Издательство «Свет Православия,» с согласия автора, сочло возможным и целесообразным поместить совместно с материалом, печатаемым впервые, выдержки из его ранее вышедшей книги «О добре и зле»: главы «О страстях» и «О болезнях, здоровье и лечащих.»


Предисловие

Сразу же хочется предупредить читателя, что он не столкнется в этой работе с описанием «благородных» страстей или «жутких» поступков, совершенных под влиянием той или иной страсти.

Речь пойдет о том, что незаметно наполняет нашу жизнь и определяет течение: о грехах и добродетелях, об их влиянии на жизнь и здоровье человека.

На первый взгляд может показаться странным во время всеобщих бедствий, когда жить трудно, а для некоторых и непосильно, когда не хватает ни времени, ни сил на обеспечение житейских потребностей, разбираться в том, какие бывают грехи и к чему они ведут. Что от этого может измениться или улучшиться? — На первый взгляд только сам человек.

Но Бог непостижимым образом устраивает внешнюю жизнь человека в полном соответствии с его внутренним устройством. Узнав о грехе, человек может рассудить: что делает его жизнь хуже, а что содействует улучшению; в чем причина бед и скорбей личных, семейных, общественных. Человек сможет целеустремленно, последовательно, с терпением (не путать с терпимостью!) противостоять злу. А всякий, отстаивающий правду, имеет своим помощником Бога, и «если Бог за нас — кто против нас?» Но, если бы изменились люди — изменились бы и внешние условия их жизни. Если бы…

Всякое зло измеряется не самостоятельно, а величиной добра, которое злом отвергается. Отпадение России от безмерности Православия, можно определить не иначе как «беспределом.» Беспредельно далеко не исчерпавшее все свои возможности, продолжающее нарастать зло, проявления которого каждый может видеть вокруг себя и, видя, убедиться в разрушительном воздействии греха не только на отдельного человека, но и на все общество в целом. Улучшений ждать, к сожалению, не приходится, потому что правят нашей страной или еще только рвутся к власти люди, не приемлющие Православия. А Православие и Россия связаны настолько неразрывно, что враждебно относящийся к Православию не может не относиться враждебно и к России, и к русским, со всеми вытекающими из этого последствиями. Однако в большинстве своем, люди не хотят обращаться к высшему, и поэтому Россию безудержно и безнаказанно скидывают вниз.

Настоящая работа написана с позиций православной нравственности и адресована православным (или хотя бы сохранившим остатки христианского мировоззрения) людям любой национальности, а также к русским, в которых православное отношение к себе и окружающему вольно или невольно сформировано их не до конца разрушенным бытом и которым не чужда православная нравственность.

Обращаю на это внимание потому, что универсальной нравственности не существует, ибо именно нравственность единит людей или отчуждает их друг от друга. Тем, кто причисляет нравственность к «общечеловеческим ценностям,» хочется напомнить, что для японца совершить в определенных обстоятельствах самоубийство — дело чести, а для православного — всегда погубление души; что для иудея отдать деньги в рост под бешеные проценты — причина для радости, а для русского — причина для исповеди и раскаяния ради получения прощения в этом тяжком грехе; у индейцев (да и у белых американцев) о воинской доблести свидетельствовали скальпы, снимаемые даже с живых людей, а у русских в тот же исторический период и о доблести свидетельствовало прощение побежденных и забота о раненных и пленных.

Таким образом, есть все основания считать, что «общечеловеческое» ограничивается анатомией и физиологией, а во всем остальном тот, кто не исповедует христианство, не обладает христианским духом — непременно является носителем духа антихристианского. Это можно сказать и об иноверцах и, тем более, об атеистах и экуменистах, которые являются прямыми предтечами Антихриста, ибо уже делают то, что, в свое время, сделает и он сам: отвергают всех богов.

Исходя из вышесказанного, можно утверждать, что обращаться за помощью к атеистам или иноверцам православным людям следует с осторожностью, учитывая чуждость их духа — духу христианскому. Раньше Церковь ограждала православных от возможной опасности такого обращения своими соборными правилами, запрещая обращаться к гадателям, волхвам, чародеям, звездочетам и врачам-иудеям. Но сейчас правила забываются и пренебрегаются. Увеличивается опасность вторжения в душу и воздействия на нее того, что чуждо и губительно для души христианина.

Поэтому хочется напомнить, что, даже при лечении телесных болезней, по поводу рекомендаций врача, касающихся психики человека, желателен совет священника, а при разрешении душевных и духовных вопросов такой совет просто необходим.


О путях возникновения, формирования и роста болезней

Во всем мире люди болеют, страдают и умирают. Во всем мире все ищут выздоровления, в том числе православные люди. И во всем мире люди не очень хотят, мягко выражаясь, признать, что причина их заболеваний в них самих, в их греховных расположениях, хотя об этом ясно и многократно говорится в Священном Писании. Мне могут возразить, что болезни свойственны и святым и ведут к стяжанию венцов, что иногда они попускаются по особому промышлению Божию, с учетом жизненного пути человека, на котором болезни помешают ему реализовать свои греховные наклонности или послужат обнаружению Божьего всемогущества и милости, а также искуплению прегрешений и облегчению загробной участи ибо дважды за одно не наказывают. Эти возражения, как правило, имеют целью не поиск истины, а лишь обнаруживают эрудиции возражающих.

Для чего посылаются болезни тому или иному человеку? Очевидно, что если человек переносит их с радостью — то для награды; если задумается — то для вразумления, а если тяготится — то для наказания. Особенные случаи промыслительного заболевания я не рассматриваю, ибо святые отцы считают, что особенное, необычное не может быть общим правилом.

Что касается детских болезней, то о причинах их возникновения следует говорить отдельно: с одной стороны дети сами по себе безгрешны и даже не ходят на исповедь до достижения сознательного возраста, а с другой стороны, за грехи родителей воздается до третьего поколения. Означает ли это, что один человек наказывается за преступление другого? Отнюдь нет. Дети страдают не за то, а потому что их родители повредили свои душу и тело грехом, и это поврежденное состояние родителей сказалось на формировании и развитии детей.

Иллюстрацией этого может служить то, что происходит с детьми алкоголиков: не по воле врача дети становятся инвалидами, и не за то, а вследствие того, что родители не соблюдали советов врачей. В Священном Писании говорится о воздаянии потомкам, но не в виде угрозы, а предупреждения, в надежде, что напоминание о болезнях детей хотя бы приостановит рост родительской греховности.

Помимо рождения уже больных детей, родители обязательно передают потомству черты своих характеров, как положительные, так и отрицательные; последние, по мере своего роста, могут в дальнейшем привести к заболеваниям.

Но бывает, что болезнь вызывается не ростом греха в развивающемся ребенке, а в результате непосредственного эмоционально-нравственного влияния родительских грехов, которое осуществляется помимо воли родителей и независимо от нее и начинает сказываться на ребенке еще в период внутриутробного развития. Любые постоянные душевные качества родителей и их временные настроения оказывают влияние на формирование ребенка, оставляя след в его душе; и таким образом действуют качества не только родителей, но и всякого близкого человека.

Но что такое «настроение»? Всего лишь настрой на определенное качество. Происходит это приблизительно так же, как настройка музыкального инструмента или приемника на определенную длину волны. Человек, подобно камертону, отзывается, проявляет эмоциональную заинтересованность в том качестве, на которое настроен, и изыскивает причины для его активности как во внешних обстоятельствах, так и внутри собственной души.

Настраиваются же обычно на то, что по каким-либо причинам приятно, что «по нраву» человеку. Более или менее постоянные настроения формируют характер, который, в конечном счете, тоже, оказывается зависимым от того, что «по нраву» — от нравственности.

Казалось бы, что поделаешь с настроениями или с характером? Но любое настроение всегда во власти человека, в его произволении: всякий может настроиться на гневливость, спорливость, хвастливость, точно так же и на послушание, храбрость, скромность. Святые отцы прямо говорят о том, что в своем поведении и даже в мыслях человек приобретает навык либо добра либо зла. Любой взрослый человек волен увлекаться чужими и чуждыми настроениями, может и противостоять им. Ребенок беззащитен не только перед настроениями, качествами и поведением своих родных или посторонних людей, но даже и перед той безликой мерзостью, которая изливается на него с экранов телевизоров и запечатлевается в его душе.

Во всех случаях человек страдающий ищет избавления от страданий. Причину болезни и страданий легче всего можно отыскать, если знаешь принципиальное устройство человека, а способ лечения — если известно, что в окружении человека способствует, а что препятствует выздоровлению.

Православная Церковь всему этому учит, и для православного естественно обратиться в поисках ответа на свои вопросы и в поисках помощи именно к ее многовековому опыту.



Человек состоит из души и тела. Душа для своей деятельности располагает желательной, мыслительной и раздражительной силами, а подчиненное душе тело — физическими силами и органами чувств. Назначение человека до грехопадения прародителей — радость и счастье, после воплощения Иисуса Христа — служение Богу через выполнение Его заповедей. После исхода из земной жизни человека ожидает или Царствие Небесное, уготованное праведникам прежде сложения мира, или уготованное диаволу и аггелам его место вечных мучений, в зависимости от плодов земной жизни человека. Плоды жизни оцениваются как по делам, так и, в значительно большей степени, по расположению сердца человека. Последнее особо важно отметить, ибо очень часто в наши дни можно видеть совершение внешне добрых дел при полном отсутствии должного внутреннего расположения. К примеру то, что принято считать благотворительностью, может совершаться и по тщеславию, и по корысти (для уклонения от налогов), а непротивостояние злу, «всепрощение,» может иметь в своей основе не смирение, а обыкновенную трусость.

Любое душевное качество, положительное или отрицательное (отрицающее соответствующую добродетель), воплощается, обретает плоть в поведении человека. Святые отцы говорят, что запечатленное в душе ищет воплощения во внешнем. В какие душевные качества и стереотипы поведения воплотится внедряемое в юношески восприимчивые души то, что предлагают современные теле- и видеопрограммы — страшно даже представить. Еще в древности говорили, что учение (чему угодно) в молодости — это резьба на камне, а учение (или переучивание) в старости — рисунок на песке.

Но, как бы там ни было, получается, что любые действия можно охарактеризовать с самых разных точек зрения, зачастую взаимно исключающих друг друга. Единственная налицо верная оценка, помимо всех прочих, — нравственная оценка рассматриваемого поступка. Любым и каждым своим поступком человек совершает (сознательно или несознательно) служение положительному или отрицательному нравственному качеству, которое действует желательной силой души. Будь это желание (направление желательной силы души к внешнему), произволение (направление той же силы к тому, что представляется правильным, а не к чему оно влечется привычно — самопроизвольно) или потребность (что предполагает наличие дающего потребное при нахождении желательной силы внутри сердца), — в любом случае имеет место определяющая роль нравственности, нравственных качеств, которые можно смело считать мотивом любого поведения. Правда, не в лабораторных условиях, а в реальной жизни отмечаются и борьба, и сомнения. Человек почти всегда пытается из различных вариантов поведения выбрать субъективно оптимальный, и он всегда и безусловно свободен в своем выборе. Но выбор непрост: здесь и борьба грехов за пальму первенства между собой, которую люди воспринимают, как борьбу с грехами, здесь и противостояние грехов и добродетелей, здесь имеет значение и выраженность, как грехов, так и добродетелей и многое другое.

Грехи не бывают «одной силы». Рост их власти (чем и определяется сила) над человеком наиболее кратко и исчерпывающе показан у преп. Филофея Синайского. Он говорит: «Наперед бывает прилог (приражение, действие, когда брошенная вещь ударяет в то, на что брошена); потом сочетание (сдвоение: внимание сковано предметом, так что только и есть душа да предмет, приразившийся и ее занявший); далее сосложение (предмет, приразившийся и внимание занявший, возбудил желание и душа согласилась на то — сложилась); за сим пленение (предмет взял в плен душу, возжелавшую его и, как рабу связанную, ведет к делу); наконец страсть (болезнь души), частым повторением (удовлетворением одного и того же желания) и привычкой (к делам своим оно удовлетворяется) ставшей чертой характера». Добродетели растут по иным законам, поскольку для их возрастания потребен труд и милость Божия.

Не мотивированных нравственностью, «бездумных» поступков просто не бывает, и даже когда создается такое впечатление, оно ошибочно. Например, юноша гуляет с девушкой или товарищем по парку, к ним подходит посторонний человек и просит прикурить, а в ответ получает удар в челюсть. Первая реакция: «Простите, я не подумал!» Т. е., думал, да и не один раз, как будет защищать друзей или подругу от хулиганов, которые попросят прикурить. И давно обдуманная мысль мгновенно пронеслась по накатанным рельсам и привела к имеющемуся в мыслях результату. Главное здесь то, что мысль эта вдохновлялась опять-таки нравственно-душевными качествами.

Часто низменные побуждения пытаются проявиться вовне, минуя контроль сознания. Это им удается, но несомненно то что внутренне, украдкой, сознание соглашается с ними, и, как бы не обращая внимания, все сваливает в «подвал подсознания.»

Конечно, мотив легче возобладает, если качество на уровне страсти, а не на уровне сосложения, но в любом случае мотивами наших поступков являются наши же нравственные качества.

Дополнительные сложности в решении данного вопроса вносит происхождение качеств: то ли они получены в период внутриутробного развития и входят в ядро личности, в то самое пресловутое «Я», то ли являются приобретенными личностью в процессе ее жизнедеятельности. Последние легче поддаются исправлению, а первые, имея «фоновой» характер, с большим трудом распознаются, тем более при распространенной ныне материалистической ориентации даже «духовных лиц».

Допустим, что человек согрешил. Чем? Душой или телом? В первую очередь, разумеется, душой, а затем греховные расположения души воплотились. Телесной болезни еще нет, ибо тело инертно и обладает колоссальным запасом прочности (устойчивости к повреждающим факторам), а психопатология уже имеется, хотя и не ощущаемая вначале больным и не замечаемая близкими.

Приятно ли ощущение боли, хорошо ли ее испытывать? Очевидно — нет. Но боль необходима, так как дает сигнал о повреждении тела, об опасности.

Хорошо ли испытывать страх (тревогу, ужас)? Нет, но тревога информирует о наличии опасности душевной, о повреждающем душу факторе, который сам по себе еще не вырос настолько, что его можно видеть невооруженным глазом. Это — предупреждение о том, что в душе не все в порядке.

То же значение имеют и другие обязательные эмоциональные последствия греха: напряжение, стыд и т. д. В принципе, этими состояниями могли бы заниматься психиатры, да они и занимаются: назначают успокаивающие, нейролептики, барбитураты, и затемнив первые проявления болезни, дают ей возможность пройти незаметно доклинический период развития и потом, заявить о себе во весь голос. Вообще-то, гораздо лучше было бы, если бы этим вопросом занимался священник, пользуясь знаниями, которые оставили для нас Святые Отцы. А они, в тех случаях, когда не знали как поступить, какая мысль правильна, советовали посмотреть на свое же эмоциональное состояние при обращении к одной мысли, потом — к другой, и посчитать греховной именно ту мысль, которая сопровождалась тревогой, сомнениями, приподнятостью, как бы ни казалась она хороша. «Не слушай бесов (т. е. не принимай их внушений), даже когда они говорят тебе о посте и молитве» — советовали святые отцы, свидетельствуя, что демонические силы могут прикрываться для погубления человека в мысленной брани благими целями и мотивами.

Найти общий язык с психиатрами при обсуждении духовных вопросов весьма трудно. Взять хотя бы истерию: во всех учебниках и научных трудах красной нитью проходит описание «театральности,» нарочитости поведения истерика, поиск зрительской оценки; иначе говоря — делание тех или иных дел напоказ. Но ведь эти проявления достаточно откровенно свидетельствуют о том, что святые отцы называют тщеславием и что является тяжелейшим грехом! А психиатры этого видеть не хотят (или не могут?), и даже архимандрит Киприан в своей работе «Пастырская Психиатрия» считает возможным заявить что «аскетику, в сущности, не интересуют: навязчивые идеи, фобии, неврастения, истерия и т. д.» Все им перечисленное — это либо прямые проявления греха, либо его последствия. Что же говорить о шизофрении, лечение которой психиатры считают своей прерогативой, хотя не имеют ни малейшего представления об ее этиологии, и крайне скудное — о патогенезе, ибо понимание их дается знанием духовных законов, а получаемое врачами образование — сугубо материалистично.

Кроме того, в психиатрии, мягко выражаясь, не поощряется психологизирование, под которым понимаются попытки логически обосновать и объяснить мысли, высказывания, поступки больного. Такой подход делает психиатрию чисто описательной наукой. занимающейся только симптоматикой, внешним проявлениям болезней, но не их причинами. Уже по одному этому надеяться на понимание данной наукой природы душевных болезней нет никаких оснований.

Общепризнанно, что для шизофреника его внутренний мир — ценность огромная настолько, что внешнее имеет гораздо меньшее значение: не внутреннее приводится в соответствие с объективной реальностью, а окружающее интерпретируется в направлении угодном миру внутреннему. Представления и мысли больного шизофренией более значительны для него, чем собственно реальность. Но ведь это — чистейшей воды мечтательность, через которую, по словам святых отцов, как через мостик, в душу проникает множество бесов!

Аутизм, столь типичный для поведения шизоида и шизофреника — это ведь всего-навсего усердно рекламируемая некоторыми психоаналитическими школами самодостаточность, доведенная до своих логических пределов.

Необычность мышления шизофреников, их вычурные манеры, при которых зрители не нужны вообще, прямо-таки кричат о том, что шизофреники считают себя людьми необычными, которых и походка, и мимика и жестикуляция должны отличать их от всех остальных хотя бы в собственных глазах (основание этому — своеволие).

Самомнение проявляется различно, но как ни странно, именно оно является причиной бредовых построений. При этом кажется естественным: если человек резко отличается от окружающих в лучшую сторону, в сторону превосходства, то его должны сопровождать явные поклонения и рукоплескания — или скрытые преследования, травля, сводящие на нет плоды успехов (мечтательных).

А самомнение естественно влечет за собой своеволие, как одно из необходимых качеств, составляющих шизофренический характер: мечтательность, своеволие, самомнение. Уберите хотя бы одно из означенных нравственных качеств, и от болезни останется только плохой характер.

Иногда приходится слышать, что психические болезни попускаются, якобы, «для пользы души.» Считаю, что о пользе душевного заболевания для человека после всего сказанного может говорить только тот, кто не имеет ни малейшего представления о сути болезни. А если принять катастрофическое влияние больного на окружающую среду: семью, работу, то говорить просто не о чем.

У невротика всегда обнаружится в характере заносчивость, частичная или тотальная, а полиморфность (многообразие) симптомов, как и при истерии, определяется точкой приложения, выраженностью греха и его сочетанием с другими качествами.

Об эпилепсии не говорю, поскольку ее причины лежат в так называемом «эпилептическом характере,» который настолько типичен, что диагноз эпилепсии может быть поставлен при течении болезни даже без судорог и не вызывать сомнения.

Остальные психические заболевания достаточно просты, если смотреть на них сквозь призму святоотеческого учения о грехах. И мучаются эти больные, чаще всего, не из-за факта греха или его последствий, а из-за невозможности согрешать сколько душе угодно.

Под силу ли разобраться во всем этом современному традиционному психиатру? Сомневаюсь.

Есть еще одна, уже объективная, причина, по которой хотелось бы видеть занимающимся душевнобольными людьми именно священника, и которую нужно иметь ввиду любому врачу. Об этом говорил митрополит Виталий (Устинов). Святые отцы настойчиво предупреждают: если пастырь (в нашем случае — врач) относится с любовью к врачуемым, то, по законам любви, он разделит с ним труд перенесения скорбей и болезней; если же с осуждением — то Господь попустит незадачливому пастырю (врачу) впасть в те же согрешения, дабы не превозносился. Помимо этого, если любой человек дерзнет обличать чьи-либо грехи, то возбуждающие эти грехи бесы нападут на него с удвоенной силой. В какой-то степени для священника, в зависимости от его собственного отношения, защитой от этой опасности является его сан.

Болезни могут врачеваться или человеческими, или Божественными или бесовскими силами. К бесовским прибегать недопустимо, к человеческим — иногда непосильно. Остается Божеское заступление через обращение к таинствам. Это то, что можно сказать о душевных болезнях, где имеет место сознательное или бессознательное рабство греху.

Соматически заболевания по своему развитию (патогенезу), существенно отличаются от болезней, имеющих исключительно душевную природу, вызывая объективные страдания, являющиеся следствием греха. Безропотное перенесение этих страданий можно рассматривать как воздаяние за грех во времени, устраняющее нужду в воздаянии за то же в вечности. Ввиду этого, потребно обнаружение греха (грехов), вызвавшего (вызвавших) болезнь. И труды покаяния, и собственно грех должны быть определены достаточно точно, ибо сколько ни кайся в трусости, опасливость не уменьшится, а разрешается на исповеди только исповеданный грех.


Соматические (телесные) болезни

Всякому известны состояния, возникающие в ситуациях опасных, радостных или просто небезразличных для человека.

Предвкушение свидания, очевидно подготавливаемое нападение, ожидание экзамена — все влечет за собой учащение дыхания и сердцебиение, но учащение дыхательных движений и частоты сердечных сокращений — это наименее дифференцированное проявление активизации организма. Во всех трех упомянутых случаях они могут быть одинаковыми, но готовность организма к функционированию ими не ограничивается. Она находит отражение в изменении биохимии практически всего организма, и эти изменения будут строго специфичны в каждом отдельном случае, и в тоже время не просто сходными, а практически одинаковыми у разных людей, если вызваны одной причиной. Специфически изменения в организме человека вызывает не только реальная ситуация, но и мысленное представление о ней, которое всегда бывает условно приятным: уклонение от опасности, торжество над врагом, совершение великих дел… На всякое представление тело послушно приводит в готовность свои специфические ресурсы, реагирует одинаково и с качественно одинаковым результатом.

Возможно, сказанное покажется несколько непривычным. Но ведь никого не удивляют одинаковые мимика и жесты у людей разных, но пребывающих в одинаковом эмоциональном состоянии. При этом видимые мимика и жесты настолько специфичны для того или иного качества, что их видимое наличие легко позволяет различать невидимые глазом эмоциональные состояния и черты характера. Так, например, застенчивость часто проявляется тем, что человек ставит стопы ног при ходьбе носками внутрь, а склонный к самолюбованию — избыточно выворачивает их наружу; сосредоточенности, напряженности мысли сопутствуют вертикальные складки в центре лба, а горизонтальные складки на лбу говорят о эмоциональной напряженности. Скрещенные на груди руки («наполеоновская поза») обычны для людей самоуверенных, самонадеянных; склоненная набок голова, при нормальном зрении, может свидетельствовать о саможалении, а выпячивание вперед тазового пояса — о задиристости и т. д. Таких внешних признаков внутреннего состояния достаточно много.

Аналогичное положение и с болезнями: с одной стороны — болезни вызываются грехами, а с другой — сами болезни свидетельствуют о вызвавшем их грехе.

Конечно, вместить все разнообразие воздействия греха на тело в рамках небольшой брошюры не представляется возможным, но на некоторые формы болезнетворного взаимодействия тела и греха указать необходимо:

Ошибка, при которой начавшееся выполнение той или иной функции резко пресекается прежде ее завершения (бегун стартует на 100 метров и через 10 метров бьется в невидимую стеклянную стену). Подавление возникающих греховных действий протестов волевым усилием на любом этапе, в любом их звене с сохранением согласия на согрешение. Нарушение функций из-за переистощения, вызванного выполнением эмоционально запретных функций; обычно имеет спастический характер. Функциональное истощение одной из функциональных систем из-за постоянной перегрузки. Гипертрофия органа из-за нагрузок, превышающих физиологические возможности организма. Общее переистощение из-за постоянной длительной функциональной напряженности.

Вообще в соматизации болезни имеет место общий принцип, согласно которому заинтересованными оказываются те системы, чьи задачи во внутренней среде организма по своему характеру сходны с несовершенными (или незавершенными) действиями во внешней среде; те, которые активизируются одинаковыми преобладающими качествами. В соматизации воплощается то общее настроение души (настрой на какое-либо качество), которое необходимо для совершения того или иного поступка. Здесь имеет место, если можно так выразиться, не душевное настроение, а телесное настроение. Можно разозлить себя, настроившись на злость, на обиду и пр., но если они не проявляются вовне, они соматизируются.

Вот и получается что, грех бьет душу со всех сторон, а запутавшаяся и ослабевшая душа вольно или невольно заставляет мучиться и тело. Разорвать этот порочный, сплетенный бесами, круг было бы легко, если бы этому не противились сами больные, если бы в подавляющем большинстве случаев они не становились противниками врачу и союзниками бесам. Лучше всего позиция этих больных сформулировано алкоголиками:

— Ты, доктор, сделай, чтоб у меня голова не болела и печенка не разрушалась, а выпивать чтобы я мог сколько захочу. И будешь ты мне лучший друг и товарищ!

И вот, приходится такого упирающегося больного тянуть… Сильно потянешь — веревка оборвется, слабо — движения не будет. И приходится балансировать уже не столько между небом и землей, сколько между раем и адом.

Конечно, задача психотерапевта гораздо легче: если ему удается уменьшить последствия греха или обезопасить загнивающее чисто внешними средствами — уже успех.

Но для больного гораздо лучше было бы, если бы с ним занимался священник, как обладающий духовным знанием. Конечно, никаким благословением или приказом человека духовным не сделаешь, но и далеко не все врачи имеют достаточные для своей работы знания и опыт, но чисто практически — священник полезнее для больного чем врач. Почему?

Психотерапевт в своей работе пользуется представлениями о душе ограниченным подходом, с одной стороны — материалистическим (материя первична), с другой — рассуждениями поврежденного грехом ума. При оценке терапевта больной выступает как жертва безликой болезни, причины которой не всегда ясны и лечение зависит от опыта врача, а при духовно-нравственной оценке болезни, — причины, во-первых, определены, во-вторых, находятся во власти человека. Надежда на лекарства заменяется надеждой на милость Божию; впрочем, полезность лекарств никто не отрицает, они выполняют роль костылей для учащегося ходить, которые помогают, но сами по себе ходьбе не учат. Общие разглагольствования психотерапевта и длительные психоаналитические сеансы заменяются исповедью конкретных грехов и раскаянием в них. Самостоятельные и самонадеянные попытки собственным разумом переиграть бесов на их же (мысленной) территории, заменяются надеждой на помощь Божию и заступление.

Административно определять объем пастырской или врачебной помощи больному нецелесообразно, т. к. она может проникать во все сферы жизни и деятельности больного. Это и указание на наличие болезни в ее доклинический период, это и указание на умолчание о грехах, приведших к болезни, во время исповеди, это и научение тому, что не грех постыден, а содружество с ним, желание оправдывать его, и многое другое, что зависит не столько от медицинской образованности пастырей и врачей, сколько от их внимания к больным, от их духовности. А духовность рукоположением не приобретешь и дипломом не оценишь.

Врач должен помогать. Но помощь — это содействие тому, кто действует сам, кто хоть что-то делает. Помощь не ограничивает свободу и волю человека. Так кто же я такой, чтобы заставлять человека делать что он не хочет? И у кого на это хватит сил?

В результате применения пастырем или врачом предлагаемой методики, больной приобретает возможность возвратить утраченное душевное и телесное здоровье, или обрести силы на благодушное перенесение болезни.

Хочется обратить внимание на то, что когда речь идет о возможности возвратить душевное здоровье, имеется ввиду именно возвращение того, чем обладал человек и что насилием, обманом или лестью похищено, того, чем сохраняется или возвращается здоровье души: добродетелей, положительных нравственных качеств. И если исходить из того, что всякое зло — это отрицание наличествующего добра, то, значит, любой согрешающий человек изначально имел потенциал добродетелей, которых лишился, но без наличия которых просто не мог бы сформироваться ни один грех. Таким образом, получается, что скупость — это отрицание щедрости, блудливость — целомудрия, тщеславие — скромности. Но добродетели грехом хотя и отрицаются, но не уничтожаются, а извращаются, и грех действует, паразитируя на силах добродетелей, придавая им противоестественное направление.

И глядя на отъявленного мерзавца, можно безо всякой иронии поражаться тому, какими великими добродетелями одарил его Создатель изначально; видя уродство душевное, можно лишь предполагать, насколько прекрасной была создана данная душа, и как много у нее отняли.

Пребывать в греховном, по выражению святых отцов, «нижеестественном» состоянии или противостоять ему — дело произволения человека, которое состоит не в бухгалтерском перечислении греховных поступков на исповеди, а в изменении отношения к греховным мыслям, желаниям и поступкам. Святые отцы учат, что это доступный и посильный всем путь обретения первозданной красоты и здоровья души, и до конца своей земной жизни человек не лишен возможности встать на этот путь.


О грехе

При всем разнообразии грехов, вне зависимости от их приложения в жизни и положения на древе греха, для их совершения необходимо наличие греховности. Греховность — это возникшее при совершении первородного греха нашими прародителями и ставшее привычным обращение внимания и желания к внешнему. Чем большей желательной и мыслительной силами одарена при создании душа человека, тем более напряженной будет и его греховность, и тем больше вероятность совершения человеком конкретных грехов. Соотношение общей греховности и конкретного греха можно уподобить соотношению между давлением жидкости в трубе и ее прорывами в слабых местах: такой прорыв более вероятен при высоком давлении и совершенно невозможен, если давления нет. Понимание этого отразилось в поговорке «Где тонко, там и рвется.» «Починка трубы» в данном конкретном месте не устраняет возможность аварии, пока сохраняется давление. Точно так же человек, чья греховность воплощалась в чревоугодии, может «починить» трубу и ограничить прием пищи, но тогда греховность «прорвет трубу» раздражительностью, жадностью, а «починка» в этих местах «прорвет ту же самую трубу» тщеславием, самолюбованием и проч. Так будет продолжаться, пока греховность наличествует.

Человек, для которого нравственные ценности являются первостепенными, разумеется, тоже обращает внимание на внешнее, но только как на средство выполнения им заповедей. Он не устремляется к внешнему с вожделением и протестом, а с терпением принимает окружающее. Для всех остальных внешнее, или какая-то его часть, является самостоятельной и окончательной целью. В связи с тем, что эти люди действуют без учета нравственной ценности своих поступков, поступки закономерно оказываются безнравственными (в положительном значении этого слова, т. е. зло- а не благонравными).

Всякий человек состоит из души и тела, которым душа пользуется для достижения желаемого или потребного. Различие в природе души и тела, разумеется, влечет за собой различие в том, что потребно для их существования, здоровья и жизни. Материальное тело, естественно, стремится к материальному миру, который необходим только для поддержания его существования, а душа, также естественно, стремится к духовным ценностям, которые необходимы для поддержания ее жизни, точно также и пища и питье — для поддержания жизни телесной. По устройству телесному человек весьма близок к бессловесным существам, а по устройству душевному резко отличается от них не столько наличием интеллекта, сколько способностью различать добро и зло. Поэтому справедливо говорить, что человек, круг интересов которого ограничен удовлетворением физиологических потребностей, живет животной жизнью, как животное, как скотина. К физиологическим потребностям относятся не только потребность в пище, питие и воспроизведении, но и потребность видеть, слышать, обонять, осязать и ощущать свое собственное тело. Но телесные ощущения не способны насытить душу и само стремление к ним об этом свидетельствует, ибо сытый человек не ищет пищи. Поэтому желание сделать эти ощущения более тонкими и разнообразными при помощи искусства свидетельствует не о наличии духовных интересов и не о богатой душевной жизни, а о желании сделать более утонченными, эстетическими животные потребности. Именно удовлетворению животных, а не душевных потребностей и служат современные телевидение, кино, театр, живопись и литература. Удовлетворение потребностей и услаждение этим удовлетворением свойственно не только человеку, но и любому животному. Человеку свойственно во внешнем мире стремиться к тому, что напечатлевается в его душе через органы чувств его же вниманием и желанием, ему всегда свойственно воплощать в жизни свое внутреннее расположение.

Таким образом, можно сказать, что всякий грех является воплощением греховности, воплощением устремленности желаний и внимания человека ко внешнему. Будучи направлен на внешнее и во внешнее, всякий грех представляет из себе ту или иную форму самоутверждения человека в окружающем мире, способ расширения границ своего влияния и возможностей. На границе между сферой влияния человека и остальным миром обычно возникают неприятные, ему неподвластные ситуации, возникают конфликты. Расширение сферы влияния позволяет включить в нее конфликтные зоны, разрешить возникшие конфликты. Но при расширении сферы личного влияния увеличивается протяженность ее границ и неизбежно возрастает число возникающих конфликтов. Поскольку такое «расширение» используется для получения приятных ощущений, постольку вредность греха не сразу делается очевидной. Святые отцы говорят, что всякий грех либо льстит душе, либо ласкает тело; что всякий грех сладок и приятен, а плоды его горьки, отвратительны и непереносимы. При совершении любых поступков человек руководствуется либо нравственными соображениями и ищет душевной пользы, либо, условно говоря, пренебрегает нравственностью. Условно — только потому, что его поведение все равно определяется нравственными качествами, но отрицательными (ложь, жадность, хвастливость и т. д.). При этом он как в одном, так и в другом случае, приобретает навык в совершении определенных поступков, они делаются для него привычными.

При безнравственном поведении осуществляется рост греха. Этот рост проходит три основные ступени. Первая ступень характеризуется соразмерностью поведения человека и причиной, которой оно вызвано (сильно обидели — сильно обиделся, слегка обидели — слегка обиделся). А на второй ступени соразмерность исчезает (сильно обидели — сильно обиделся, слегка обидели — а обиделся все равно сильно). На третьей ступени, когда грех возрастает до уровня страсти и порабощает себе человека, обидчик уже не нужен — человек сам упорно ищет и находит на что обидеться, чем похвастаться, на чем сорвать злость, по какому поводу напиться и т. д.

В связи с тем, что в природе человека заложено свойство склоняться к добру, многие люди, приверженные к тем или иным грехам, пытаются доказать, что в грехе нет ничего плохого, поскольку признав его худость, они уже не смогут бездумно рабствовать (ему) греху. Другие люди просто отмечают в себе наличие греха, желая его не видеть и не противостоять ему. Как правило, это относится к тем грехам, которые сделались настолько обычными для человека, что им уже не замечаются. Поэтому отрицание человеком какого-либо греха в себе рассматривалось Святыми отцами как неоспоримое свидетельство наличия и выраженности в нем именно отрицаемого им греха. Оправдывая свои грехи, люди часто ссылаются на их естественность и, следовательно, узаконенность согрешений. Несостоятельность такого утверждения делается очевидной даже при самом поверхностном рассмотрении того действия, которое оказывает грех на душу человека, на человека в целом. Например, обидчивость сопровождается эмоциональным состоянием, которое характеризуется зависимостью, напряженностью, смущением, сомнениями, стыдом и страхом. Но этот же эмоциональный фон сопутствует и трусости, и хвастливости, и жадности, и всякому другому греху. Вызывается это эмоциональное состояние только у тех людей, у которых естественная душевная чувствительность не притуплена грехом, у которых душа сохранила способность ощущать и, следовательно, сохранила еще жизнь, ибо все живое ощущает, а теряет эту способность — умершее. Очерченное эмоциональное состояние можно обозначить одним словом — дискомфорт. Выраженный дискомфорт можно обозначить словом «боль,» длящуюся боль — словом «болезнь.» А завершение болезни — смерть, если не наступает выздоровления. И хотя речь идет о грехе, считаю своевременным и уместным отметить, что уход от смерти — болезни — боли — дискомфорта — греха возможен только через приобщение добродетелям, которые животворят, и каждая из которых приносит ощущение радости, счастья, спокойствия, уверенности, ясности, тихости, справедливости; каждая из которых имеет свое начало в любви и является формой самоограничения (служения).

Поскольку тело подчинено душе, постольку душевное состояние отражается на жизнедеятельности тела, оказывает влияние на происходящие в теле процессы, и, в случае нарушения телесной деятельности, рано или поздно приводит к телесным болезням. Чаще всего к таким повреждениям (заболеваниям) приводят те грехи, требованиям которых человек не удовлетворяет или которые проявляет не так часто и не в том объеме, как ему хотелось бы.

То, что естественно для какого-либо живого существа, не может вредить ему: рыбам не вредит пребывание в воде, кактусам не вредит отсутствие избыточной влаги, а камышу — постоянное пребывание в болоте. Поэтому, если бы грех был естественным для человека, то не приносил бы ему ни болезней, ни неприятностей. Привыкшему удовлетворять грехи человеку легче удостоверится в пагубности греха, наблюдая не за собой, а за другими людьми, и с большими трудностями, но уже при наблюдении за самим собой. Всем известно, какие мучения, проистекающие не от трезвости, а от неудовлетворенного пьянства испытывает алкоголик. Но подобные же мучения приносят человеку и неудовлетворенные: блудливость, чревоугодие, хвастливость, самолюбование, жадность и прочее.

Зависимость страстного человека от возможности удовлетворять преобладающую страсть, весьма вероятно, принимает участие в формировании адских мучений, ибо лишенная тела душа, порабощенная при земной жизни грехом, испытывает мучения из-за страстей, которые уже невозможно удовлетворить прямо или хоть чем-то компенсировать. Эти мучения, по-видимому, и в этой жизни, и в загробной нельзя объяснить мучениями стыда или совести, т. к. и стыдливость и совестливость являются качествами положительными и по природе своей доставлять человеку мучений не могут так же, как не могут мучить человека доброта, вежливость, терпение и другие добродетели. Нельзя также считать, что причиной возникновения и роста греха являются окружающие человека вещи и явления, ибо практически все, что окружает человека, не является плохим само по себе. Даже о вещах, которые общепринято считаются причиной греха, Святые отцы говорят, что нет плохого ни в вине, ни в женщинах, ни в деньгах, а что плохо злоупотребление ими. При этом, само собой разумеется, что благоупотребление не является ни греховным, ни предосудительным. В то же время все, что традиционно считается хорошим, т. е. поступки или вещи, делаются плохими, если совершаются или употребляются беззаконно, неуместно, несвоевременно или непосильно. Святые отцы прямо говорят, что все хорошее, если оно не к месту, не ко времени, или непосильное — от сатаны. Всякий грех является качеством отрицательным. Законность и обоснованность такого наименования обусловлены тем, что несмотря на видимую распространенность, грех не существует сам по себе. Он существует только как отрицание какой-то добродетели, как отрицание положительного качества. И действительно, солгать о чем-то человек может, только если ему известна правда и если он отрицает правдивость. Точно также скупость является отрицанием щедрости, если человек имеет физическую возможность быть щедрым, но бедняк, готовый помочь и отказывающий в подаянии, т. к. не имеет просимого, не может быть обвинен в скупости.

Из этой природы греха проистекает странный на первый взгляд вывод: чем больше грехов у человека, и чем в большей степени они выражены, тем более душа человеческая при создании была одарена добродетелями, которые отвергаются, отрицаются грешащим человеком. Как естественное благонравие толкает неразборчивого человека на оправдание греха, так и противоестественное злонравие обнаруживается тем, что человек борется с грехом. Не будет человек безразличный к выпивке прикладывать усилия, чтобы удержаться от нее, нет нужды свободному от болтливости удерживаться от многословия; скромный избавлен от необходимости бороться с желанием привлечь к себе внимание. И, говоря в общем, каждый человек, не склонный ко греху, не имеет нужды ему противостоять, ибо нелепо воевать с тем, чего нет, с отсутствующим противником. Поэтому необходимость для каждого человека противостоять греху, прежде всего, свидетельствует о его греховности, о его худости, от которой не свободен ни один человек, поэтому человек, утверждающий, что он успешно борется с грехом, что он не согрешает делами и потому считающий себя благонравным, добродетельным глубоко заблуждается. Святые отцы говорили, что чревоугодник осуждается безусловно, но что точно также осуждается тот, кто не чревоугодничает (по каким-либо причинам) и сожалеет о невозможности чревоугодничать.

Каждый человек наделен способностью ощущать соразмерность между своими делами, заслугами, достоинствами с одной стороны, и воздаянием за них — с другой. Соразмерность эта не нарушается практически ни одним человеком, потому что ее нарушение влечет за собой душевный дискомфорт, тягостный (или трудный) для человека. Поэтому человек во внешнем мире всегда претендует только на то, на что считает себя имеющим право. Иллюзию такого права дает человеку гордость. Гордость — это первый грех, им согрешил Денница, когда, будучи тварью, решил обходиться без Творца, и счел себя самостоятельным источником того, что ему желательно. Этот грех повлек за собой возникновение множества других грехов, которым сатана научил и которыми соблазнил значительную часть ангелов и наших прародителей. Грехи эти множились и ветвились. Именно по этому Святые отцы считают гордость стволом дерева (греха), от которого произрастают все остальные известные грехи. При рассмотрении древа греха делается понятным, почему один и тот же конкретный недолжный поступок может быть обусловлен различными отрицательными качествами (грехами). Все грехи соблазняют людей временной приятностью, и, обращая внимание к временному же, не позволяют увидеть вечные последствия согрешений. Но наиболее коварными можно считать в этом плане такие грехи как терпимость, выдержку и самооправдание. Выдержка не позволяет человеку увидеть его внутреннее греховное расположение, поскольку он обращает внимание на отсутствие греховных дел или поведение (внешнее). Самооправдание не позволяет человеку признать греховность своего поведения и попытаться выправить его (исповеданием и раскаянием). Терпимость же научает не отделению от греха и тем более не противостоянию греху, а учит согласию с ним, приспособлению к нему и получению от него материальных благ. Вообще же все грехи находятся в постоянной вражде друг с другом, также как и служащие им бесы. Эти бесы бывают согласны и соучаствуют друг другу только в одном: в погублении человека. И действительно, либо человек, находясь в гостях, будет чревоугодничать, либо тщеславиться своей воздержанностью; либо будет воровать из жадности, либо воздерживаться от воровства из трусости (добродетельные варианты не рассматриваются). В то же время, если человек произвольно обращается к служению какому-нибудь одному греху, то остальные бесы перестают ему докучать с тем, чтобы не отвлечь от этого служения и не помешать душевному погублению человека. При этом чем сильнее бес, (или страсть), чем ближе она к гордости, тем меньше количество грехов может осмелиться оспаривать у нее свою власть над человеком. Вообще всякая власть греха возникает только в случае выполнения человеком внушения греха и его требований. Сохраняется эта власть только в том случае, ели человек своими делами или словами подтверждает свое согласие с грехом и подчиненность ему. Подтверждаться это может безобидными словами: «Да, я жадный, трусливый и т. д.» При этом человек не замечает, что в этих словах заключается признание порабощенности его грехом и единение с ним, а словами: «Есть я и есть нападающий на меня грех» человек и отделяет от себя грех и противостоит ему и, разумеется, выражает свое отношение к нему.

Именно отношением ко греху и к собственной греховности формируется личность человека, его поведение, его принципиальная жизненная позиция. Если человек намерен признать свою греховность и противостать греху, то он будет стараться узнать о грехах как можно больше, точно также, как всякий солдат старается больше узнать о своем противнике с тем, чтобы распознать, что из себя представляет противник и когда можно ожидать его нападения, и чем он располагает, и как лучше ему противостоять. Человек, желающий сохранить свою греховность, устремление к материальному, будет отрицать и Бога, и духовный мир. Если же он и признает духовный мир, то будет отрицать свою поврежденность грехом, поврежденность своих желаний, мыслей и будет утверждать, что он «хочет только хорошего.» Когда же он признает свою греховность, то он станет «стремиться к праведности,» «к праведным поступкам и делам.» Но дела и поступки совершаются во внешнем мире, таким образом человек достаточно надежно обосновывает и узаконивает свою греховность, свое стремление ко внешнему миру под тем или иным предлогом. Кроме того, необходимо иметь ввиду, что когда целью человека является «праведность,» он все свое внимание направить именно на ее поиски. При этом он сам в общении с подобострастными людьми оценивает свое поведение, не замечая при этом, что грешит «самоправедностью.» Раньше таких людей называли «самосвятами.» Многие люди не желают разбираться в том, что из себя представляет каждый отдельный грех и как он проявляется, считая достаточным свое «духовное чутье,» ощущение, забывая при этом о повреждении грехом человека в целом и «духовного чутья» в частности. Но тем самым они лишают себя возможности распознать грех в себе, в окружающих и правильно к нему отнестись. Так например, мало кто увидит плохого в своем желании всех сделать счастливыми. Люди не заметят, что неудовлетворенность этого желания тягостна, и не вспомнят, что тяготит человека неудовлетворенный грех. Но разве во власти человека всех сделать счастливыми? Разве человек является источником блага? Нет. Это гордость заставляет человека считать себя источником всякого блага. Совершенно необязательно для проявления грехов высокий интеллект, или другие формы одаренности. Он может проявляться и в бытовом, и в трагическом, и в комедийном обрамлении. Так было с бароном Мюнхгаузеном, который сам себя вытаскивал из болота за волосы, да еще вместе с конем. Также бывает и с обычными людьми, которые стремятся к самоулучшению или самоисправлению. Неспособность видеть собственный грех лишает возможности устранить причиняемый им вред. Это опасно для всякого человека, но наиболее бедственно для тех, кто осмелился взять на себя священнические обязанности. К священникам чаще всего обращаются люди, намеревающиеся противостоять греху, но не располагающие необходимыми для этого знанием и опытом. Что может посоветовать таким людям священник, который не видит собственных грехов и греховности, не противостоит им и не имеет опыта противостояния? Кроме общих рассуждений — ничего. Его советы можно сравнить с советами, которые дает начинающему водителю человек, сам никогда не садившийся за руль. За погубление души отвечать, конечно, придется, но погубленным его советами не будет ни легче, ни лучше.

И не хотят вспоминать люди, что внимание человеческое — векторно, и даже ищущий ягоды в лесу не заметит растущих там же грибов, а ищущий признаков своей праведности просто не способен заметить свои же грехи. А ведь способность видеть грехи свидетельствует о приближении человека к Богу, так же как не замечаемая в темноте грязь на одежде делается заметней по мере приближения к свету. Отношение к видению человеком грехов очень хорошо иллюстрируется словами старца, обращенными к молодому монаху, который сообщил, что видит ангелов: «Видеть ангелов дело обычное, а вот видеть собственные грехи — это достойно удивления.»

По своей природе бесы отрицают всякое добро и не дают ему части в себе. Но тем более они отрицают добро в людях и всячески усиливаются склонить их к такому же отрицанию добра. Подобным же образом ведет себя грех в порабощенных им людях: пьяница навязывает окружающим пьянство, сребролюбец склоняет к поискам прибыли, ничтожный гордец заявляет, что «человек — это звучит гордо.» Тех же, кто таким соблазнам противостоит, грешник отвергает даже невольно, не принимая своим произволением то доброе, от чего соблазняемый не согласен отказаться. Но как бесы, так и их служители помимо склонения ко греху имеют еще одну возможность обречь человеческую душу на вечную погибель. В этом случае они не будут призывать к грехам, не будут причинять всевозможные неприятности. Напротив, они будут всячески содействовать человеку, преследуя одну цель: чтобы человек поверил им и не отделялся от них. Они прекрасно помнят то, о чем забыли люди: вера определяет, надежда устремляет к тому, во что веришь, а любовь соединяет с тем, на что надеешься. Поэтому и бесы и грешники могут говорить всю жизнь правду, чтобы им поверили, при этом ни разу не солгав, и всю жизнь материально «благодетельствовать,» чтобы их любили. В этом случае душа человека, соединившись с ними сначала верой, потом — любовью, разделит их загробную участь, чем и будет погублена.

Распознать собственный грех человек может несколькими способами:

Наличие какого-либо греха может быть замечено человеком по дискомфортному душевному состоянию, которое несомненно свидетельствует о наличии греха, даже если человек его не видит. видение совершаемого греха (напр. пьянства, курения, сквернословия); указание на грех окружающими, вызывающее эмоциональный протест с попыткой оправдать или объяснить свое поведение; согрешение других людей, вызывающее раздражение и склонность к осуждению; прямым указанием на конкретные грехи и на общую греховность может служить расхождение между поступками человека и их побудительными причинами с одной стороны, и Евангельскими заповедями с другой стороны.

В отношении окружающих тебя людей можно руководствоваться относительно простым правилом: все те, кто льстит тебе, кто призывает искать материальных ценностей или обещает их тебе, все, кто любым способом возвеличивает тебя или призывают к самовозвеличиванию, все, кто призывает искать приятной и легкой жизни, все, кто обращает внимание на величие человека или человечества — все лгут тебе и ищут погибели твоей душе.

Правда, найти в себе грех может только тот, кто прилагает к этому усилия, кто согласен трудиться не ради временной, но ради вечной жизни. Возникшее видение греха отвращает и пугает человека, чему всячески способствуют бесы или служащие им грешники в надежде на то, что человек, убоявшись, перестанет обнаруживать и исповедовать свои грехи. В утешение таким людям можно сказать, что по мнению святых отцов, видение собственного греха свидетельствует о приближении человека к Богу, и делается возможным благодаря этому приближению.

Та же грязь на одежде незаметна в темноте, но при приближении человека к свету делается видимой благодаря этому приближению. Какое общение света с тьмой, что общего у верных с нечестивыми? Очевидно, что человек не имеет множества вариантов отношения к греху, а может выбирать одно из двух. Или он признает свою греховность и конкретные грехи и решает противостоять им с Божьей помощью, или он отвращается от Бога и продает себя в вечное рабство греху (и в муку) за временные приятности. Любые попытки человека воспользоваться приятностью греха и избегнуть его мучительных последствий могут иметь лишь временный успех, за которым последует тем горшее мучение, тем более тягостное наказание.

Вообще грехом можно либо тяготиться, либо услаждаться, а сама тягостность может вызываться как наличием совершения так и невозможностью его совершить.

Из сказанного делается ясным, что знание о грехах жизненно необходимо человеку. В то же время постоянное содержание вниманием чужих грехов не может не оказать пагубного влияния на человека. Знание грехов и греховности необходимо для обращения к добродетелям, к животворным Евангельским заповедям, к Богу. Обращаясь к ним желательной и мысленной силой души, человек и осуществляет практически противостояние греху и обретает Жизнь, здоровье или силы для перенесения недугов.

Распространение греха, «заражение» грехом возможны не только тогда, когда человек сознательно склоняется к нему своим произволением. Сам факт общения с человеком, порабощенным грехом, и носящим его в себе, влечет за собой в душевном плане те же последствия, что и общение с больным инфекционным заболеванием. Человек в результате контакта с грешником приобщается именно к тому греху, которым грешник заражен и страдает. Наиболее заметен такой способ передачи греха при рассмотрении отношений родителей и детей. Дети безусловно не только заражаются от родителей грехами, но и страдают от болезней, которые этими грехами вызываются. Поэтому говорить о безгрешности людей, видимо, нет ни малейшего основания. Но можно и нужно помнить о том, что по своей малости, ребенок до определенного возраста не подлежит ответственности перед Богом за усвоенные греховные наклонности и грехи. И странно ведут себя родители, пытающиеся искоренить в ребенке те грехи, которыми сами услаждаются, если не в делах, то в мыслях.

Мучительность неудовлетворенного греха проходит, если его требования выполнить, и человек получает некоторое успокоение, передышку. Но это успокоение влечет за собой не освобождение из-под власти греха, а еще большее порабощение ему, зависимость от него. Грех, как удав, проглотивший добычу, на некоторое время успокаивается и за это время — вырастает. Так например, опохмелившийся алкоголик испытывает субъективно ощущение улучшения состояния. Но улучшение — это признак выздоровления. Разве, опохмелившись, он излечился от алкоголизма?

Люди могут соучаствовать в совершении любого греха, но это их объединение носит временный характер и такое соучастие не исключает вражды и конкуренции между участниками, а напротив, предрасполагает к ним. Грех заставляет грешника оценивать поведение других людей с его собственных греховных позиций и изыскивать даже несуществующий грех потому что безгрешное поведение делается для него непонятным.

Поскольку каждый человек в той или иной мере осознает худость греха, то он пытается его скрыть, и следовательно, то, что человек пытается скрыть, чаще всего оказывается основанным на том или ином грехе.

Грех можно обнаружить по плодам (результатам) деятельности, которые оказываются огорчительными, вредоносными.

Поскольку качества необходимо воплощаются в результатах деятельности, по этим результатам человек может судить о не замечаемых им в себе грехах. Как говорят Святые отцы, человек наказуется тем, чем согрешает. Поскольку последующего греха не бывает без предшествующего, постольку человек, заметивший какой-то грех, может без сомнений узнать какие еще не замечаемые им грехи есть в его характере (древо греха).

Обычно греховный человек тяготится предстоящими делами или событиями, которые не представляют ему видимой возможности удовлетворять своим грехам.

Поскольку грех не входит в естество человека, неправильно говорить: «Я жаден,» ибо этим утверждается чуждая человеку власть греха над ним. Сказав же: «есть я и есть паразитирующий на мне грех,» человек уже кладет начало отделению себя от греха. Точно также — трудно принуждать самого себя даже на хорошее. Но принуждать себя к добродетели человек не может, т. к. добродетель естественна ему, а к естественному нет необходимости понуждать. Поэтому правильнее и лучше считать, что человек борется не с собой, а с паразитирующими на нем бесами и что понуждает себя не к добру, а к противостоянию толкающим его ко злу грехам.


Страсти

В связи с использованием как в этой, так и в последующих статьях таких слов, как «страсть,» «демоны,» «грех» следует сразу указать на различие между ними. Грех — это мысли или действия, непосредственно доставляющие человеку приятность, удовольствие и тем привлекающие его извне, обращающие к внешнему. Грех, как говорят подвижники благочестия, льстит душе и ласкает тело. Демоны — это падшие ангелы, последовавшие за сатаной при его падении и, в силу своей духовности, мгновенно и окончательно обратившиеся к злу, отвратившись от всякого добра. По своей зложелательности они стремятся погубить человеческую душу, всевая в нее греховные мысли и желания, содействуя в любой форме греховным поступкам и создавая для них условия. Могут действовать как сами, так и через отрекшихся от Бога и поработившихся злу людей, что по сути своей одно и то же.

Страсть — это постоянное желание совершать какой-либо грех, как пользующееся любой возможностью для своего воплощения, так и создающее такую возможность. Страсти толкают человека ко греху изнутри, и в этом случае человек губит сам себя, используя для этого силы собственной души.

Само их наименование говорит о том, что они страшны для человека, что их должно страшиться, что они вызывают чувство страха и, следовательно, вредоносны. Возникающее в душе ощущение страха часто вызывается именно наличием страсти, но человек, не знакомый с воздействием страстей, ищет причины страха не в своей душе, а в окружающем. Поэтому, не будучи в состоянии отыскать причины страха, вынужден считать его беспричинным, немотивированным.

В душу человека страсти проникают разными путями. Они могут быть как унаследованы ребенком от родителей, так могут и возрастать и формироваться в душе постепенно, путем воспитания (непосредственного влияния на душу ребенка страстей от окружающих его людей), научения или напечатления образа воплощения страсти, запечатление действий и слов страстных людей. Последнее опасно, потому что душе свойственно искать во внешнем мире то, что внесено внутрь ее. Кроме того, поступки и поведение человека определяются тем, чем наполнена его душа, его сердце.

Постепенное перерастание отрицательных качеств характера человека в страсть может происходить только при наличии его внутреннего согласия с теми или иными конкретными проявлениями страсти. Святые отцы различают следующие ступени и признаки их роста: прилог, сосложение, согласие, обдумывание, совершение, повторение (пристрастие), порабощенность (собственно страсть). В качестве рабочей можно принять трехступенчатую схему роста страсти. Для первой ступени характерно соответствие между внешним раздражителем, предлогом и выраженностью обнаружения страсти. Например, человек на незначительную и на сильную обиду, соответственно, ответит или легким недовольством или обидится сильно. В любом случае удовлетворенное качество возрастает и приводит человека к следующей ступени, находясь на которой человек одинаково сильно обижается на любые даже ничтожные, но обидные для него поступки других людей. И, наконец, раньше или позже, страсти приводят человека к третьей ступени, на которой его состояние определяется порабощенностью страсти, одержимостью ею. Страсть в этом случае принуждает человека к активным поискам поводов для своего удовлетворения, и тогда без всяких внешних причин человек начинает искать, на что обидеться, на чем «сорвать злость,» чего пожелать, чем похвастаться. Возросшая и укоренившаяся в душе человека страсть действует по отношению к нему принудительно, но это обнаруживается только при попытках противостоять ей. В общих чертах, самым ярким и прекрасно всем известным примером того, как страсть растет и воздействует на человека, является обыкновенный алкоголизм. Поэтому человек, зная об алкоголизме из литературы или из жизненного опыта, может легко и практически без ошибок применить свои знания к трусости, жадности, чревоугодию и тому подобному.

При всей распространенности активно насаждаемых страстей, крайне редки люди, которые сознательно оправдывают и насаждают страсти, понимая их вредоносность. Гораздо чаще, как это ни странно на первый взгляд, как раз в попытках оправдать ту или иную страсть, проявляется изначальная склонность человека к добру: он вынужден оправдывать страсть, если не желает расстаться с нею, ибо признав ее злом, уже не сможет со спокойной совестью выполнять ее требования.

Обычно страсти привлекают человека возможностью увеличить количество приятных душевных и телесных ощущений или, что то же самое, уменьшить количество неприятных: все они либо льстят душе, либо ласкают тело, но непременно лгут, т. к. имеют конечной целью не обрадование, а погубление человека, от чего старательно и успешно отвлекают его внимание. И слова о том, что ублажающие нас лгут нам, справедливы не только к окружающим людям, но и к демонам, и — к появляющимся в нашем сознании мыслям. Всякая страсть первоначально возбуждается демонами, которые враждуют не только с Богом, человеком и ангелами, но и между собой. Поэтому различные страсти плохо уживаются друг с другом (или враг с врагом?), и не могут в одно и то же время совместиться в человеке расточительность и скупость, трусость и смелость, льстивость и злобность и т. д. Правда, будучи согласны только в одном — в стремлении по своей зависти погубить человека, демоны могут очень быстро передавать человека один другому, но перестают ему докучать, чтобы не мешать его погублению, только в том случае, если человек целеустремленно предается какой-либо одной страсти. Особое место в ряду страстей занимает мечтательность: пожалуй, это единственная страсть, которая сожительствует с другими страстями и грехами, оказывая им всяческое содействие. И если мечтатель — государственный деятель, то это обстоятельство приводит, в конце концов, к пагубным последствиям для целой страны.

Возможно отступление демонов объяснить еще и тем, что погубление человека они, как правило, осуществляют его же собственными силами, а у предавшегося какой-либо страсти все силы уже заняты именно ею и для других просто не остается ни времени, ни сил. Поведение человека при этом может сделаться внешне упорядоченным, он может выглядеть вполне благополучным, и не всем видна наполняющая его бесовщина, но находится такой человек в более опасном положении, чем согрешающий грехом явным, вредоносность которого очевидна и несомненна.

Одной из самых важных побед демонов над человеком можно считать распространение мнения о том, что страстное состояние естественно человеку, что без страстей, неважно каких, жизнь скучна, неинтересна; жить просто невозможно. Если такого мнения придерживается человек, сведения которого о душевной жизни скудны, то это объясняется уровнем его развития; а человек, знакомый с животворным и, как говорят Святые отцы, радостотворным действием добродетелей, может придерживаться этого мнения только по своему злонравию. Но всякий легко убеждается в том, что страсти противоестественны, обратив внимание на пагубность для человека как самих страстей, так и их последствий. Но то, что естественно, не может вредить, это как например: не вредит саксаулу — жара, моржам — холод, а рыбам — постоянное нахождение в воде. Кроме этого, постоянная тягостность, испытываемая человеком при попытке отказаться от какого-либо пристрастия, очевидно противодействует воле человека, и, следовательно, является результатом давления извне. Прекращается это давление сразу же, как только человек прекращает противостояние страсти, удовлетворяет ей. Значит, целью этого давления и является одно: преодолеть противостояние человека страстям, возобновить и закрепить его порабощенность страстям и грехам. Но удовлетворение страсти не дает возможности избавиться от нее — ведь всякое качество, будучи удовлетворяемо, возрастает, и человек в этом случае сам увеличивает силу своих врагов и их власть над собой своими же собственными поступками.

Все сказанное равным образом относиться и к душевным и к телесным страстям. Такое их деление условно и относится скорее не к их сущности, а только к способу их выражения, воплощения: ведь любая страсть, безусловно, вредит душе и может укорениться в человеке только с согласия на это души. Поэтому мы не совершим ошибки, причислив их все к страстям душевным. Но если указанное давление условно, то отделение страстей от любого положительного качества естественно и обязательно. И если говорят о страстной любви, страстном желании помочь людям, страстном отвержении зла и т. д., то говорят так из-за элементарной неосведомленности или по отсутствию душевной чуткости. Если же мы действительно наблюдаем в человеке состояние одержимости страстью, то речь не может идти о любви, сочувствии, доброжелательности; этими словами пытаются прикрыть похотливость (блудливость), человекоугодие и тщеславие, самоправедность. Они, действительно, могут быть страстными, если достаточно укрепились в человеке. Кроме этого, всегда страстно воспротивится одержимый бессмысленностью — любому здравому смыслу, лживостью — праведности, пьяница — трезвости. И страстность может проявляться не в шумности, а в настаивании на правильности своей позиции, в ее оправдании, навязывании ее окружающим и в следовании ей под любым предлогом.

Если же страсти наличествуют в человеке по согласию с ними души, то и противостояние им начинается с труда не телесного, а душевного. Трудно признавать свою собственную худость, труднее — постоянно помнить о ней, еще труднее — отделить страсти от самого себя и раскаяться в сочувствии и содействии им, ибо как человеку бороться с самим собой? Епископ Игнатий Брянчанинов говорит, что одна из самых важных побед демонов — распространение мнения о том, будто их (демонов) вовсе нет в природе. И действительно, это мнение лишает человека возможности распознать демонские уловки и вынуждает все плохое в себе считать собственным порождением, а одна только эта мысль уже укрепляет греховность ее признанием и принятием. Но одно только признание худости страстей, наличия их в себе и отделение от себя ослабляет сами страсти, и их власть над человеком, ибо, будучи сами ложью и порождением лжи, правды они не терпят. Именно это и заставляет страстного человека признавать за собой любой грех, кроме того, который является следствием и причиной поработившей его страсти: стяжатель признает за собой трусость, жестокость — но не жадность, пьяница — жадность, блудливость, но не пьянство, блудливый — пьянство, упрямство, но не блуд…

По этой же причине страстям (грехам) свойственно пытаться объяснить греховные поступки внешними обстоятельствами и поведением других людей. Но обстоятельства равно представляют нам возможность как согрешить, так и послужить добродетели: в опасной ситуации человек может обнаружить храбрость или трусость, за праздничным столом — умеренность или чревоугодие. Человек всегда волен взять на себя какие-либо обязательства — правдивость, обязательность, верность или же вероломство, лживость, безответственность.

Когда же человек противостанет страстям, тогда он может убедиться и в собственной немощи и в необходимости получения помощи от Того, Кто может и защитить, и очистить. Правда, это — война, и, как всякая война, приносит с собой не только и не обязательно победу, но и лишения, и страдания, и труд. И никогда не восстанет, даже против своих же врагов, тот, кто согласен и желает мириться со всякой мерзостью, лишь бы жить сытно и без труда.

Человеку, сознающему свою собственную уязвимость, а не превосходство, не умеющему воздерживаться, — лучше удаляться от общения с такими людьми, ибо душа по своему свойству не только ощущать, но и воспринимать окружающее, непосредственно усваивает настроения и желания людей. И чаще всего эти настроения и желания оцениваются душой как собственные. По-видимому, этот смысл, утраченный, к сожалению, в переводе, и имеется в виду в притче о сеятеле: «Посеянное в тернии означает слышащих слово, но… заботы века сего, и обольщение богатством… заглушают слово и оно остается без плода» (Мк. 4:19).


Перечень болезней


Психические заболевания

(чаще формируются при удовлетворении грехам)


Шизофрения — мечтательность, самоуверенность (самомнение), своеволие. Часто наблюдаемая манерность — воплощение самолюбования; аморфность, инфантильность, как безответственность. Противоположные качества «врачующие» — определенность, вера, послушание.

Эпилепсия — жестокость, самонадеянность, нетерпение (мятежность), упрямство. Врачуется жалостью, надеждой, терпением.

Любая истерическая симптоматика — тщеславие (привлечение внимания к себе, к своим мыслям, эмоциям, состояниям; «профессиональная» болезнь актеров).

Любая невротическая симптоматика — заносчивость (варианты зависят от присоединившихся отрицательных качеств).

Алкоголизм — вторичное проявление плотолюбия.

Депрессивные состояния — тоска (может сопровождаться гипотонией), уныние (желание «не просыпаться» утром), печаль (сонливость к вечеру), самосожаление (сопровождается изысканием плохого там, где его нет).

Причины психопатий прослеживаются достаточно легко в каждом отдельном случае путем определения главенствующего греха.

Суицидальные тенденции (недемонстративные) — отчаяние, трусость, нетерпение, (последнее может обнаруживаться через тошноту, беспричинное повышение температуры тела).

Наркомания — душелюбие (небарбитуровые).



Соматические заболевания

(чаще возникают тогда, когда человек не удовлетворяет греховным желаниям, с которыми внутренне согласен, по причинам личной или общественной морали, по физической невозможности)


Язвенная болезнь желудка — трусость. Язвенная болезнь 12-перстной кишки — опасливость (может обнаруживаться как по желанию со всеми быть в хороших отношениях, так и по умению наживать себе врагов).

Облитеритующий эндартериит — боязливость. Повторное многократное нажатие кнопки, которое каждый раз сопровождается сильным местным воздействием электрического тока, легко может привести к спазму сосудов. Наиболее часто повторяющиеся поступки — это ходьба, шагание, которое у охваченного боязливостью человека приводят к заболеванию, т. к. вызывают те же последствия из-за боязни каждого шага.

Заикание — пугливость (часто связано с самонадеянностью).

Бронхиальная астма (бронхит) — напористость. Легко заметить, как преодолевающий сопротивление человек произвольно задерживает выдох: в споре, при поднятии тяжести, при прицеливании перед выстрелом и т. д. Когда настроение, воплощающееся в задержке дыхания, делается преобладающим, задержка выдоха происходит помимо воли больного. Врачующие качества — целеустремленность, определенность, постоянство или уступчивость.

Тиреотоксикоз — рвение. Может рассматриваться как результат гормональной «самостимуляции» организма. Врачующие качества — умеренность, постепенность или усердие и старательность; надежда.

Ишемическая болезнь сердца — жестокость. Ранее возникала при снижении возможностей человека в сочетании с желанием сохранить прежнее положение, влияние. Заболевание «помолодело» в связи с ростом уровня притязаний. Профессиональное заболевание чиновников? Врачующие качества — благодарность, уважительность, человеколюбие или строгость, суровость, требовательность.

Часто в основе болезней лежит гордыня, которая трудно замечаема сама по себе, но делается легко заметной по отсутствию благодарности или по уровню внешних притязаний т. к. человек претендует только на то, на что считает или ощущает себя имеющим право.

Врачующими качествами могут быть качества, противоположные грехам и требующие изменения сложившегося стереотипа поведения, или качества, отличающиеся внутренней ориентацией души и по поведению, внешне, сходные с вызывающими заболевание грехами.

Но соотношение грехов и болезней далеко не исчерпывается описанными сочетаниями.

Представляется целесообразным проследить, в сочетании с какими качествами нетерпение может давать такие разнообразные клинические картины при аллергии. Это само по себе представляется весьма трудным; но гораздо труднее проследить, какая жизненная обстановка или отдельный случай превратили безобидное вещество в аллерген для данного больного. Или здесь тоже ведущая роль принадлежит душевным факторам? Связаны ли лейкемия с ненавистью, а злость — с заболеванием гепатитом, в том числе, вирусным? Зависит ли гипотония от наличия в характере уныния, тоски, лени; и от чего конкретно? Как сказываются выдержка и вспыльчивость на состоянии желчного пузыря?

Но разрешение этих и многих других нужных и интересных вопросов требует слаженных коллективных усилий и времени.

А вот создание православной психологии и психиатрии в больших усилиях не нуждается, ибо они уже созданы трудами святых отцов, но даже только систематизация содержащихся в этих трудах знаний также непосильна одному человеку, хотя, вне всяких сомнений, принесла бы людям больше пользы, чем вся психофармакология при полном осознании огромного значения последней.


Методика беседы с больным

Начинаются беседы, как правило, с уяснения того, что ищет в жизни каждый человек: радости и счастья. Пусть каждый связывает эти понятия с разными причинами, но каждый соглашается, что цель его поисков и труда может быть обозначена этими словами.

Далее следует обсуждение того, что радость и счастье не зависят от внешних причин: счастливыми и несчастными равно могут быть юные и старые, бедные и богатые, абсолютно безграмотные и профессора, находящиеся в самом низу социальной лестницы и высокопоставленные люди… Таким образом, если наличие ощущения счастья и радости не зависит от важнейших внешних факторов (возраст, образование, деньги, социальное положение), то тем менее оно зависит от менее значительных внешних условий и обстоятельств. Но внешнее участвует в формировании состояния человека через его внутреннее отношение к внешнему. При этом, в зависимости от внутреннего отношения к нему, одно и то же внешнее обстоятельство может способствовать формированию самых разнообразных состояний и форм поведения (поступков). Например, попавший в беду может вызвать и сочувствие и злорадство, пьяный дебошир — и осуждение и жалость.

В связи со склонностью людей к объяснению (и через это оправданию) своего поведения внешними обстоятельствами, которые якобы вынуждают людей вести себя каким-либо определенным образом, подлежит рассмотрению вопрос о «свободе» и «воле,» а так же о том, что человек всегда поступает по своему желанию или произволению, и имеет место не отказ от собственного желания, а выбор одного из желаний, более предпочтительного. Строго говоря, даже раб предпочитал выполнять свою работу и получать пищу, а не отказываться от работы — и получать плети.

Ссылка на людей со «слабой волей» легко нейтрализуется рассмотрением поведения «слабовольного» алкоголика, который не может бросить пить несмотря на уговоры жены, детей и друзей, несмотря на неприятности на службе и заботы врачей. Но по сути дела с его «слабой» волей не в состоянии справиться все его окружение, и поэтому правильнее говорить не о слабости, а о неправильном устремлении воли.

Отношение, желание (произволение), поведения основываются исключительно на моральных качествах, и именно по выбору отношения (свобода) и поведение (воля) обнаруживается то, чему человек отдает предпочтение: лжи или правде, жадности или бескорыстию и так далее.

Следовательно, если радость и счастье зависят не от внешнего мира, а от внутреннего отношения к нему, которое, в свою очередь, формируется нравственными качествами, то можно без сомнения утверждать, что радость и счастье человека зависят от его нравственности.

Производится разделение нравственных качеств на положительные и отрицательные. Выправляются и объясняются совершенные ошибки. Обращается внимание на то, что физическая сила, ум и тому подобное сами по себе не являются качествами, т. к., с одной стороны, могут быть направлены на служение как добру, так и злу, а с другой стороны, их наличие не находится в произволении человека.

Рассматривается, какими эмоциональными состояниями сопровождаются положительные, а какими — отрицательные качества, и наличие у человека отрицательных эмоций вводится, как основание для поиска им в себе отрицательных качеств.

Рассматриваются замеченные человеком в себе отрицательные и положительные качества, не менее 5. Часто больным фиксируются второстепенные качества, а основные не замечаются. Неспособность обозначить свои же положительные качества говорит, как минимум о неблагодарности, а неумение распознать отрицательное — о самомнении. Отсутствие положительных говорит о неблагодарности, а отрицательных — о гордости, которая легко замечается по отсутствию благодарности.

Понятия о качествах заменяется понятиями о грехах и добродетелях, о греховности. Обращается внимание на то, что грех и болезнь не столько вина, сколько беда человека, что грех противоестественен для человека, т. к. приносить вред может только то, что против естества, чем оно естественно повреждается и разрушается.

В то же время необходимо обратить внимание на то, что преступником, подлежащим наказанию, человек становится не тогда, когда он будет ежедневно мысленно совершать (или вдохновлять) всевозможные преступления, а тогда, когда он совершит хотя бы однажды одно из них. То же самое относится к греху и воздаянию за него.

В связи с этим объясняется, что, хотя в человеке хорошего может быть больше, чем плохого, искать следует плохое. Разбирается понятие о самоправедности и о невозможности для человека (по естественному свойству внимания быть направленным только на что-нибудь одно) увидеть свои грехи, если он занят отыскиванием своих добродетелей.

В связи с тем, что грехи и греховность не очевидны, пока человек не попытается им противостоять, больному предлагается занять должным свое внимание и желание. Умение замечать ощущаемое желание (ощущение, возникающее за грудиной при сдерживании готового сорваться слова, начатого действия — это и есть ощущение собственного желания). При достаточном внимании легко можно заметить, что «движение» желания предшествует любому, даже обыденному высказыванию или поступку.

Для соматических заболеваний, ко всему сказанному выше, присоединяется объяснение порядка взаимоотношений души и тела, обращается внимание на то, что, при мысленном преставлении различных ситуаций и различного поведения, в теле под влиянием души происходят различные биохимические процессы с вовлечением различных функциональных систем.

Проводится беседа об изменении состояния души, наличии разлада и противоречий между мыслями, желаниями и возможностями (потребностями) плоти.

Человек учится различать: плохо — неприятно, хорошо — приятно, радость — удовольствие.

Все высказываемые положения нужно иллюстрировать предельно простыми, не допускающими разночтений примерами из окружающего.

Работа складывается из бесед, в которых рассматриваются отдельные положения, и обязательных «домашних заданий,» которые предполагают обдумывание содержания беседы и подготовку вопросов, наличие которых свидетельствует о добросовестном старании и заинтересованности больного.

Рассматриваются возможности противостояния греху либо бо

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно