Сколько стоит мечта?

Дарья Лав
Сколько стоит мечта?

В мечте есть сторона, которая лучше действительности; в действительности есть сторона лучше мечты. Полное счастье было бы соединение того и другого.

Л.Н.Толстой.

У каждого человека есть мечта, заветное желание, а то и не одно. Но задумываемся ли мы о том, сколько нам необходимо для счастья или что именно нам нужно, чтобы чувствовать себя абсолютно счастливыми? В материальном плане все очень даже просто: нам необходимо ровно столько, сколько получится, если все наши материальные мечты и желания перевести в денежное выражение, то есть попросту подсчитать, сколько стоят те или иные вещи, которые ну просто очень, как нам кажется, нам нужны. Зачастую ощущение их нужности проходит само собой сразу, как только удается их заполучить, и оказывается, что не так уж они были и нужны и не настолько они делают тебя счастливым, как ты того ожидал. Например, мне всегда очень хотелось иметь автомобиль марки Lexus RX350 и я всегда считала, что это несбыточная мечта, которой никогда не суждено сбыться, а если и суждено, то этот автомобиль однозначно сделает меня самой счастливой его обладательницей. Долгий и тернистый путь к своей мечте я начала еще в 18, тогда моей первой машиной, купленной целиком и полностью на собственные деньги, стала маленькая розовенькая праворукая Toyota. C тех пор я сменила еще 7 автомобилей, прежде чем приобрела свою мечту. Но в моем распоряжении она пробыла чуть больше полугода, поскольку скоро я поняла, что она неоправданно большая для меня, слишком прожорливая и дорогая в обслуживании. И хоть все это было, в общем-то, известно еще до ее покупки, но мечта есть мечта, порой она ослепляет. Именно поэтому не надо бояться мечтать и уж тем более реализовывать свои мечты, какими бы нелепыми они ни казались нам самим и в особенности окружающим. Ведь как по-другому узнать, действительно ли это так важно или лучше все-таки переступить этот этап и идти дальше, пробовать что-то еще, сравнивать, выбирать? С точки зрения нематериальных ценностей, таких как, например, семья, здоровье, любовь, дружба и, наконец, просто хорошее настроение, все немного сложнее, но в той или иной степени можно определить и их цену либо же влияние материальных ценностей на духовные. Например, бывает легко порой поднять себе настроение какой-нибудь, пусть даже самой незначительной, покупкой или, скажем, поправить здоровье путем приобретения сертификата в СПА или оздоровительный центр, не говоря уже о том, что в наше время и любовь, и дружба тоже покупаются и продаются в какой-то степени, это, конечно, спорные моменты, но все же вся наша жизнь очень тесно переплетена с материальными аспектами.

Так сколько же стоит каждый из нас, есть ли у нас определенная цена, и на что мы готовы пойти ради достижения своих целей? Теперь представь, что все твои мечты, самые смелые и заоблачные, яркие и необузданные, готовы разом осуществиться, нужно только сделать что-то, что в обычной жизни в привычных обстоятельствах, не имея таких радужных перспектив, ты бы наотрез и не задумываясь сделать отказался. Согласен? Значит, это и есть твоя цена. Не согласен? Значит, просто ты еще не знаешь ее или не задумывался об этом, так как той ситуации, которая толкнула бы тебя к выбору, еще в твоей жизни не случалось.

Все великие и успешные люди немножко мечтатели и, конечно же, все безоговорочно любят то, чем занимаются, ведь невозможно добиться больших успехов, не имея страсти к своему делу, не получая от него удовольствия. И далеко не всем повезло сразу же найти свое любимое дело, не говоря уже о том, чтобы его вообще найти. Спроси себя, любишь ли ты свою работу? Если да, то тебе повезло быть одним из таких везунчиков и ты обладаешь всеми шансами на большой успех. Но уверена, что большинство ответит «нет». В таком случае задай себе еще один вопрос: существует ли такой вид деятельности, такое занятие, которым тебе всегда хотелось заниматься, то, что всегда очень нравилось и что ты мог бы делать бесплатно и с удовольствием? Это никак не связано с твоей настоящей работой? Тогда не стоит бояться ее поменять или хотя бы попробовать. Невозможно ожидать другого результата, выполняя одни и те же действия. Есть такое суждение: «Делай то, чего никогда раньше не делал, и добьешься того, чего никогда раньше не добивался».

Мадонна в одном своем интервью сказала: «Когда я приехала в Нью-Йорк, это было впервые, когда я летела на самолёте, впервые даже вызывала такси, — всё было впервые. И я приехала с 35 долларами в кармане. Это был мой самый отважный поступок в жизни». Вряд ли она сейчас о нем жалеет.

И, как ни странно, далеко не все успешные люди обязаны своим успехом образованию. Конечно, оно важно и необходимо, но только в отношении того круга знаний, которые необходимы для достижения твоей цели. Если, к примеру, ты хочешь стать инженером и создать современный шедевр архитектуры, то вполне закономерно, что нет необходимости поступать в медицинский институт и наоборот. Возможно, ты замечал, что среди твоих бывших одноклассников или одногруппников есть довольно интересные случаи, когда лучший ученик или лучший студент на курсе после окончания университета, получив на руки красный диплом, устраивался на работу продавцом-консультантом без каких-либо перспектив на дальнейшее развитие или добровольно обрекал себя на выполнение офисной работы с утра до вечера за среднюю зарплату и при этом их все устраивало?

У меня есть парочка таких примеров из жизни, и я предвидела именно такое развитие событий, еще будучи на втором курсе, когда сама уже работала, воплощала свои идеи, пробовала, ошибалась, снова пробовала. Многие считали, да и считают, что если прилежно и хорошо учиться, то красивое будущее практически обеспечено. Но в реальности те, у кого действительно все сложилось вполне удачно, не имеют красных дипломов, а некоторые их вообще никогда и не имели. Это объясняется тем, что такие люди предпочитают не следовать инструкциям и четким схемам, диктуемым кем-то сверху, как происходит в школе, институте, затем и на рабочем месте, а действовать самостоятельно, исходя из собственных интересов. Они не боятся рисковать и ошибаться, делать то, что хочется, не страшась быть «вне системы», и, вопреки общественному мнению, не ставят стабильность выше собственных стремлений и желаний.

Например, Билл Гейтс в 1973 году поступил в Гарвардский университет, но был отчислен спустя 2 года и сразу стал заниматься созданием программного обеспечения; Марк Цукерберг, отвергнув предложения о трудоустройстве со стороны AOL и Microsoft, поступил в Гарвардский университет, где посещал IT курсы и стал самым молодым в истории миллиардером; Дженнифер Лопес после окончания учёбы устроилась в юридическую контору, где работала днём по наставлению родителей, а по ночам она выступала в ночных клубах.

Дональд Трамп в одном из интервью сказал: «После окончания Нью-Йоркской военной академии в 1964 году я думал о поступлении в киношколу… но в итоге решил, что недвижимость — это более прибыльный бизнес. Я начал учиться в Фордэмском университете… но по прошествии двух лет решил, что учёба в колледже для меня-то же, как если бы я и не учился вовсе. Поэтому я подал заявление в Уортонскую школу бизнеса Пенсильванского университета и поступил…».

Нужно также понимать, что нельзя переваливать всю вину за неудачные попытки поменять что-то в своей жизни к лучшему на кого-либо, кроме себя.

Ни руководство, ни погода, ни правительство, ни кризис, ни сосед не виноваты в наших неудачах, только мы сами. Конечно, невозможно контролировать такие процессы, как климатические изменения и стихии, политические течения и инфляцию, но в нашей власти правильно на все это реагировать. Мы часто ищем отговорки, пытаясь оправдать свои неудачи и промахи, их много, но вот самые распространенные: ничего не происходит просто так, наверное, этому суждено было случиться, так сложились звезды, так было угодно Богу. На самом деле так было угодно (или не угодно) нам самим, и мы полностью ответственны за свои решения, поступки и их результат. Но ведь это здорово — делать ошибки! Иначе как еще найти правильное решение и быть уверенным в том, что оно действительно правильное? Как еще накапливать свой собственный опыт и не наступать при этом по нескольку раз на одни и те же грабли?

Моя история о взаимодействии поступков с мечтами началась в 2002 году, мне тогда исполнилось 16.

Мой папа еще с детства воспитывал во мне стремление самостоятельно ставить цели, а затем их добиваться, теперь я очень благодарна ему за это качество.

Я: — Пап, ты же купишь мне сотовый?

П: — Конечно, нет.

Я: — Ну ведь у всех и каждого уже давно есть сотовый телефон!

П: — У кого это «всех»?

Я: — Да даже у ясельных детишек, им родители в садик звонят!

П: — Ну, во-первых, ты — не все, а во-вторых, у нас есть домашний телефон, можешь сколько хочешь по нему звонить.

Я: — Да, но я же не всегда дома…

П: — Я не вижу в этом острой необходимости, а значит, это просто твой каприз.

Я: — Ну пап!

П: — Это все.

Но почему? Ведь я точно знала, что это никак не связано с нашими финансовыми возможностями, да и цена вопроса-то была смешной, во всяком случае, для папы, для меня она, конечно, оставалась неподъемной. Надо было обязательно что-нибудь придумать, ведь сколько можно было уже позориться? Я — единственная, кто во время процесса обмена телефонами неизменно называла исключительно номер домашнего, к которому так же неизменно почти всегда подходила мама, даже если мне кто-то и звонил. А мама у меня не отличается привычкой скрывать свое плохое настроение, если уж она в нем пребывает. Нет, нужно было что-то делать. Я вполне могла бы пользоваться и подержанным телефоном, но ведь и он не был бесплатным.

Я рассуждала. Где же взять деньги? Нет, нужно мыслить в другом направлении — не где, а как я могу их заработать? Что я умею? Ну, если учесть, что я только что поступила в институт, работа на полный рабочий день мне, очевидно, не подходит, плюс ко всему я еще никогда не работала, ну если, конечно, не считать летней подработки в городском парке продавцом в лотке с игрушками. Когда я стала серьезно об этом задумываться, ответы стали будто сами приходить. Однажды я увидела объявление о кастинге на место танцовщицы в ночном клубе. Ну конечно! Это то, что я умела лучше всего на данном этапе своей жизни, ведь танцами я занималась с 4-х.

Теперь нужно было все взвесить: работа ночная — это, конечно, минус, и я даже не представляю, как об этом сказать родителям, платят, конечно, немного, но со временем на телефон я накоплю, а значит, цель будет достигнута, и потом, это же просто здорово — иметь возможность посещать ночной клуб бесплатно, танцевать на сцене, да еще и получать за это деньги! Честно говоря, не задумываясь, согласилась бы на эту работу и без денег. Идея очень прочно поселилась в моей голове, но не было никаких гарантий, что меня возьмут. Очень много сомнений: вдруг я не подойду, вдруг не подойдет мой возраст, как я объясню родителям, ведь, если даже меня возьмут, скрывать не получится. Переборов свои страхи, я все-таки пошла на этот кастинг и… меня взяли на работу! Сначала был месяц испытательного срока, который не оплачивался, но это было уже неважно, меня взяли, я сама нашла работу — мой первый взрослый самостоятельный поступок! Первое время у меня получалось скрывать это, отпрашиваясь погостить к бабушке с ночевкой, с бабушкой всегда было легко договориться, но разговора с родителями избежать не удалось…

Я: — Пап, я тут устроилась на работу, чтобы накопить на телефон, но это никак не будет мешать моей учебе, потому что работа ночная…

П: — Как ночная?

Я: — Ну, я буду танцевать в ночном клубе, меня уже взяли, как сказать маме?

П: — А ты уверена, что это хорошая идея? Что других не было вариантов?

Я: — Нет, мне все очень нравится и подходит, и с учебой я могу совмещать.

Несмотря на то что порой мои идеи были бредовыми и авантюрными, соответственно, не одобрялись папой, он никогда не осуждал их, уважая мое право на собственные решения и ошибки.

С мамой все всегда было сложнее.

М: — Только через мой труп ты будешь там работать! Там ведь собираются все отбросы общества, наркоманы, малолетние алкаши и моральные уроды! И как тебя вообще туда взяли, тебе же 16?!

Я: — Но ведь, даже если там все такие плохие, у меня-то своя голова на плечах…

М: — Какая у тебя голова?! Ты же себе пельмени сварить не можешь, бестолочь! Вот если тебя там угробят, а так и будет, я к тебе на похороны даже не приду!

Путем долгих споров, ультиматумов и даже подзатыльников (естественно, адресованных мне) мое упорство взяло верх. Хотя мама не сдавалась и однажды даже приходила в клуб в то время, когда меня там не было, с требованием к арт-директору, чтобы меня уволили по причине моего несовершеннолетия. На что арт-директор отреагировал в свойственной ему манере. Когда мы собрались на одной из тренировок, он, составляя расписание на текущую неделю, обратился ко мне:

А: — Я не понял, ты работаешь или как? Тебя ставить в расписание?

Я: — Конечно, ставить!

А: — Тогда выходишь в среду и в пятницу. Ах да, и еще…

Я: — Что?

А: — Реши сама, пожалуйста, вопрос со своей мамой.

Ему легко было говорить, он же не был так близко знаком с моей мамой…

Я: — Мам, ты чего в клуб, что ли, ходила?

М: — Ну что, уволили, наконец? Я рада, не зря потратила время, с пересадками еще пришлось до этого гадюшника добираться.

Я: — Да никто меня не уволил, сказали самой с тобой разбираться. С нами же не заключали трудовой договор, чтоб увольнять. И перестань туда ходить, я же не ясельная уже.

М: — Тьфу, какой мерзкий притон! Никаких принципов у людей! А ты и ясельная не лучше была! Все нервы уже вытрепала!

Не могу сказать, что она была полностью неправа, это действительно было не самое лучшее место для трудоустройства, ведь там довольно прокурено, все пьют и танцуют, но даже учитывая то, что я никогда еще в жизни даже не пробовала алкоголь и в обществе выпивших людей чувствовала себя неуютно, у меня был свой маленький мир: сцена, внимание и первые собственные, пусть и совсем небольшие, деньги. А насчет возраста, я, наверное, рано повзрослела и к 16 у меня уже был некий стержень, помогающий мне не отклоняться от правильного курса.

Наверное, каждый из нас помнит свои первые заработанные деньги, они существенно отличаются от тех, что давали родители. От осознания того, что можно было ими распорядиться по своему усмотрению, переполняла гордость и какая-то детская радость, даже хотелось накупить себе жвачки, которая так часто была под родительским запретом.

Для каждого это был самый первый и важный шажок к независимости, и мой в конечном итоге материализовался в долгожданный, хоть и подержанный, сотовый телефон.

По мере того как я росла, росли и мои запросы. Мне всегда хотелось научиться водить машину, при этом я никогда не думала о том, как я буду это делать и откуда вдруг она у меня возьмется. И по привычке сначала решила пробовать путь наименьшего сопротивления.

Я: — Пап, я хочу пойти на курсы вождения. Ты дашь мне денег?

П: — Зачем тебе это?

Я: — Как зачем? Чтобы получить права.

П: — Насколько мне известно, у тебя нет машины…

Я: — Но ведь когда-нибудь будет.

П: — Логично. Вот когда будет, тогда и поговорим, и вообще у нас отлично развит общественный транспорт, или я могу тебя отвезти, если не занят, и потом, вождение — не самое безопасное занятие. Так что я не вижу в этом необходимости.

Я: — Но ведь вреда от этого не будет.

П: — Как и пользы, это все.

Где-то я это уже слышала… Ну неужели так жалко было дать денег, ведь я же знала, что они есть. Нет, наверное, не в деньгах была причина. Снова нужно было что-то придумывать. Такой суммы у меня не было, копить пришлось бы очень долго, в клубе платили немного, а заплатить за курс обучения нужно было сразу. Через какое-то время наткнулась на рекламу одной из автошкол города, где предлагали оплату в рассрочку-то что надо! Неделю за неделей приходилось относить туда все заработанные деньги, брать больше рабочих дней в клубе, экономить, но радость от того, что все получалось, безусловно, перевешивала. Вскоре я уже гордо стояла в очереди на фотографию, которая должна была украшать мои права, единственная среди толпы угрюмых мужчин.

Ф: — Девушка, пройдите, пожалуйста, сядьте на стул, посмотрите в объектив… Готово. Вот ваша фотография.

Я: — Ой, а можно переделать, я здесь как-то не очень получилась и моргнула к тому же?

Ф: — Это что, по-вашему, похоже на фото-студию? Следующий…

Какая злая тетка! И почему все сразу так развеселились? Да это и неважно, главное, у меня теперь есть права! Правда, нет машины, но ничего, Москва не сразу строилась…

Я поняла тогда очень важную вещь: если чего-то действительно очень хочешь и у тебя есть мотивация, можно горы свернуть.

Время шло, я и не мечтала о покупке машины, лишь изредка любуясь своими новоиспеченными правами, которые занимали почетное место в моем кошельке. Ведь даже при всем моем огромном желании это было все равно что желать, чтобы летом шел снег, а зимой повсюду цвели орхидеи. Хотя нет, одну попытку я все же сделала.

Я: — Пап, я тут смотрела объявления в газете, представляешь, продается «Волга» 1986 г., это как раз год моего рождения, может, это знак… Стоит совсем недорого, пишут, что в хорошем состоянии, на ходу. Я могла бы на ней иногда куда-нибудь ездить…

П: — Это не знак, это — самоубийство, ее только на металлолом сдать.

Я: — Дай угадаю… Не видишь в этом необходимости?

П: — Молодец, сама все знаешь.

И почему меня это совсем не удивило? Ну что ж, может, еще не пришло время. Зато я заметила такую интересную закономерность: стоит только всерьез о чем-то задуматься, сосредоточив все мысли на своем желании, как тут же сталкиваешься со всем, что с этим желанием связано, даже если раньше в упор этого не видел.

Наверняка каждый хоть раз замечал, что заинтересовавшись, скажем, автомобилем определенной марки или сумочкой от популярного дизайнера, стоит только выйти на улицу, как повсюду на глаза будет попадаться только этот автомобиль — на тротуаре, на дорогах, на парковках, по телевизору, в автосалонах, как будто все вдруг решили, словно сговорившись, приобрести интересующее вас авто, да еще и приглянувшаяся сумочка мелькает сплошь и рядом. Неужели все вдруг стали интересоваться тем же, что и ты? Вовсе нет, все это существовало в том же количестве еще задолго до того, как стало предметом твоего любопытства, но зачастую мы не замечаем того, что нас не интересует. Наш мозг можно сравнить с GPS-устройством: стоит только чего-то захотеть, по-настоящему, сильно захотеть, как мысли сами начнут направлять нас к цели, цепляясь и выуживая из общего потока ту информацию, которая может быть полезна для ее достижения. В моем случае это была совсем неприметная афиша, размещенная на одном из стендов в холле института о трудоустройстве студентов в США на время летних каникул. Судя по ее содержанию, все было довольно просто, требовалось только знание английского языка, что, в свою очередь, не было для меня помехой, и 2000 долларов, чтобы заплатить за участие в программе, поиск рабочего места и авиабилеты. Конечный пункт вызывал у меня некоторые сомнения, но эта программа обещала заработок до 5000 долларов за лето, а значит, можно было занять 2000 и, заработав 5000, вернуть их, да еще на машину отложить. При всем при этом не пришлось бы пропускать институт официально, который, к слову, я и так достаточно пропускала из-за работы в клубе. Уже тогда, на втором курсе, я засомневалась в необходимости, а главное, в пользе от его посещения, так что это было для меня скорее нейтральным аспектом, чем плюсом.

Опять появилась куча вопросов: где взять деньги; как сказать маме; кем я буду там работать; как я поеду одна за границу; что если я ничего не заработаю; у кого я могла бы занять необходимую сумму? Ну, здесь вариантов у меня было немного.

Я: — Пап, помнишь мы говорили насчет машины?

П: — Ну…

Я: — Ты же мне ее не купишь, так?

П: — Так.

Я: — А что если я сама на нее заработаю и куплю?

П: — Пожалуйста. Устроишься после института, зарабатывай и покупай все, что хочешь.

Я: — Но после института это слишком долго, я придумала, как заработать сейчас.

П: — Ну поделись, послушаю.

Я: — Я поеду в Америку на все лето и буду там работать по контракту. Ты займешь мне 2000 долларов, а я тебе их потом отдам, когда заработаю.

П: — Это, конечно, интересная идея, но ты еще не в том возрасте, чтобы выезжать за границу без взрослых. И тебя мама не отпустит.

Я: — Она отпустит, если ты отпустишь.

П: — Ты спроси сначала.

Этот разговор был вполне предсказуемым и, как всегда, унизительным, громким и бескомпромиссным.

Я: — Мам, у нас в институте есть такая программа на лето, где можно хорошо заработать и, главное, не в ущерб учебе.

В отличие от меня, мама считала и, вероятно, считает, что учеба и образование — самое важное в жизни любого человека, что это дает толчок к становлению его профессионалом в своей области и весьма важным для общества винтиком. По ее теории, даже мытье полов или посуды, если при этом сотрудник в данной сфере является значимым и незаменимым, есть куда более благородное занятие, чем мое виляние пятой точкой на сцене ночного клуба. В общем, недостойный я человек, а значит, и разговаривать со мной вежливо было совсем необязательно.

М: — Так ты и так уже работаешь, тебе что, мало? И что за программа?

Я: — Надо ехать в Америку по рабочему контракту на 3 месяца, в сентябре я уже вернусь и пойду на учебу.

М: — Мне что, посмеяться надо над твоей идиотской шуточкой? В гробу цинковом ты вернешься! Сколько народу пропадает, таких же, как ты, безмозглых! Тебе что, моих седых волос мало? Отстань от меня со своей ерундой, иди вон к отцу приставай, он единственный, кто твою чушь может спокойно слушать.

Я: — А папа меня отпустил уже… (иногда эта маленькая ложь срабатывала).

М: — Вот и отлично, пусть тогда вместе с тобой едет и сам тебя хоронит потом! Иди уже со своей ересью, не мешай!

Как ни странно, каждый раз, натыкаясь на препятствие, я начинала еще активней его штурмовать. И этот случай не был исключением, я начала поиски заемщика. Мне уже исполнилось 18, а значит, я могла без разрешения родителей выезжать за границу. Не хотелось, конечно, именно так прорываться к цели, но если по-другому не получалось, значит, выбора не было.

Я начинала работать в клубе, основными завсегдатаями которого были студенты. Клуб был достаточно большим и вместительным, но по сравнению с другими клубами нашего города он был среднего уровня. Плата за вход была невысокой, да еще постоянно проводились разнообразные акции, насчет цен в баре не знаю, но подозреваю, что они были весьма умеренными для такого рода заведения. Иногда руководство и менеджеры клуба приглашали столичных звезд, но ставка всегда и во всем делалась больше на количество, нежели на качество. Нас было около десяти танцоров, мы работали по четверо в смену и по двое на сцене.

Я была самой младшей в составе, но мой возраст никогда никого не волновал, да и нужно ли говорить, что с нами даже не заключали официальных трудовых договоров, а просто рассчитывали наличными один раз в неделю, в зависимости от количества рабочих дней, то есть ночей. И когда в один прекрасный день клуб было решено закрыть на реконструкцию, нас просто всех собрали, раздали нам различные сувениры, которые представляли собой призы, предназначенные для проведения различных конкурсов, и сообщили, что хоть нас официально никогда и не нанимали, но мы все с сегодняшнего дня официально уволены.

Конечно, это было немного неожиданно и неприятно, но это было далеко не единственное ночное заведение в городе, и зря мама вздохнула с облегчением, я отправилась на кастинг в другой клуб, вместе с еще тремя «коллегами» по цеху. Почему-то с первой же минуты, как только мы вошли в клуб, я была почти уверена, что больше сюда не вернусь, в отличие от остальных, и шла скорее за компанию. Может, потому, что у меня, как я сама считала, не было достаточно опыта и хороших костюмов, но мне было интересно, хоть и волнительно, попробовать себя в этом небольшом испытании. Так как нас было четверо, мы должны были разбиться по парам и выйти на сцену в обычном режиме работы клуба на 15 минут, после чего нам должны были сообщить, подходим ли мы. В отличие от меня, ребята были уверены в своем успехе заранее, они уже несколько лет работали в этой сфере и были довольно популярны среди ночной тусовки города, они знали всех менеджеров, арт-директоров и, само собой, были давно знакомы между собой. Со мной они, конечно, тоже общались, но это было скорее что-то вроде снисходительного псевдо — дружеского взаимопонимания, поэтому за несколько минут до выхода на сцену произошла небольшая заминка, поводом которой послужила некая неловкость при распределении пар, никто не хотел рисковать своим звездным статусом и выходить в паре с неопытной, неизвестной публике напарницей, меня же устраивал любой расклад. В итоге мы отработали по 15 минут и ждали в раздевалке. Менеджер окинул нас беспристрастным взглядом и равнодушным голосом вынес свой вердикт, ни разу при этом на меня даже не взглянув:

— Ребята, все молодцы, спасибо, но мне на данный момент не нужно, чтобы у меня в клубе танцоры устраивали грандиозное шоу имени себя самих. Вы, конечно, не новички, даже, скорее, ветераны и сами знаете себе цену, но здесь другой формат. Буду всегда рад вас видеть в любой день в качестве гостей, — затем он перевел на меня взгляд и, улыбнувшись, добавил: — Ну а тебя как зовут, чудо?

— Даша, — я опустила глаза в ожидании разрушительной критики.

— Ну что ж, Даша, костюмчик бы надо до ума довести, улыбочку наклеить и будем работать. Спроси у ребят, когда у них тренировки, и приходи, пусть поставят тебя в расписание. Ну вот, вроде и все, мне пора.

Теперь на меня с нескрываемым удивлением смотрели уже все остальные, и в их глазах читалось: «Да кто она такая, зеленая совсем еще, и мы — профессионалы… Да что вообще происходит?!»

В тот момент меня одолевали смешанные чувства: смущение, изумление, шок и радость. И еще я теперь не знала, как начать разговор, но мне почему-то было все равно. У меня снова была работа. В отличие от моего первого места работы, здесь со мной подписали трудовой договор, но зарплату мы получали уже раз в месяц. Этот клуб не был выше уровнем, но был очень популярен среди молодежи. Меня все устраивало, а главное, я снова могла чувствовать себя независимой.

Пристально наблюдая за моей жизнью, папа очень редко в нее вмешивался, скорее, я сама всегда спрашивала у него совета. Но я всегда чувствовала, что он меня как будто подстраховывает в сложных ситуациях. В основном мне нравилась моя работа, в 18 лет это даже скорее развлечение, но иногда, когда хотелось побольше накопить, приходилось чаще выходить на свою ночную работу, а утром еще и идти в институт, и это утомляло физически. Бывали вечера, когда я собиралась с явным нежеланием куда-либо идти, как правило, поздно вечером, тогда, бывало, папа заходил ко мне в комнату и спрашивал:

— Может, сегодня не пойдешь, ляжешь спать пораньше?

Я: — Нет, надо идти.

П: — Позвони, заменись кем-нибудь, ты же так делаешь иногда.

Я: — Не могу, мне сейчас самой нужны деньги.

П: — Так я тебе их дам, как раз только за одну смену, а ты сегодня не ходи.

Я: — Ну зачем ты меня дразнишь?

П: — Почему дразню, я серьезно, я же не каждый раз тебе это предлагаю.

Я: — Ну тогда ладно, останусь, только маме не говори.

П: — Идет.

Но папа далеко не всегда выкупал мою смену, только когда видел, что я действительно вымотана. Ведь он понимал, что опыт самостоятельного заработка, безусловно, важен. Но как-то раз он подошел ко мне с весьма заманчивым предложением.

П: — Хочешь работать в хорошем клубе? Могу договориться о просмотре.

Я: — Ты что, купил хороший клуб?

П: — У меня там друг в администрации работает. Ну так интересно или нет?

Я: — Конечно, интересно! Это же один из самых крутых клубов и платят там больше, и меньше выходов, не так утомительно, да еще и кормят. Но там же только самые лучшие танцоры… А вдруг меня не возьмут?

П: — Хотя бы попробуй.

Я: — Хорошо, я согласна.

Через несколько минут, проведенных на маленькой сцене под пристальными взглядами собравшихся на рядовую тренировку танцоров и, казалось бы, несколько равнодушным взором главного менеджера, мне выделили для начала один рабочий день. Здесь собиралась уже совсем другая публика, играла совсем другая музыка, и вообще был совсем другой уровень. Я довольно легко и быстро вписалась в коллектив, с этим у меня никогда не было сложностей. И, поскольку клуб посещала молодежь довольно солидная, знакомства заводились соответствующие. Одним из частых посетителей клуба был очень состоятельный, но очень непутевый парень, который, несмотря на то что был на несколько лет младше, настойчиво ухаживал за моей одногруппницей. Все деньги достались ему от отца, которого, по слухам, не стало по причине каких-то криминальных разборок, и, само собой, сын, не имея никакого опыта, весьма неумело распоряжался этим состоянием, он попросту его транжирил. Как-то он подвозил нас до института, меня, скорее, за компанию, так как моя одногруппница побаивалась оставаться с ним наедине, и мы заговорили о мечтах. И, когда я озвучила, что на пути к моей мечте, покупке машины, стоит довольно крупная для меня сумма в 2000 долларов, необходимая для поездки на ее заработки, он, то ли оттого, чтобы продемонстрировать, что для него это вообще не сумма, то ли чтобы произвести впечатление на сидящую рядом с ним пассию, предложил мне занять у него эти деньги и отдать, когда смогу, без процентов. Нисколько не смутившись, я с радостью приняла его предложение, для меня тогда это было светом в конце тоннеля под названием мечта. Теперь пазл сложился, я знала, что делать дальше.

Я: — Папа, я все-таки еду работать на лето, я нашла, у кого занять денег, и на следующей неделе они у меня уже будут.

П: — А кто разрешил тебе занимать такую сумму, кто будет за тебя их отдавать и кто вообще этот твой заемщик? Пришлось все подробно рассказать.

П: — А ты вообще в курсе, что его отец был связан с криминальными структурами?

Я: — Нет, а ты разве его знаешь?

П: — Лично нет. Чтобы я никогда больше ничего не слышал об этом, и не связывайся с ним, даже не общайся. Деньги я тебе сам дам.

Я: — Серьезно?

П: — Что, похож на шутника?!

Я: — Ладно-ладно, я поняла, не буду общаться. И спасибо за деньги, я обязательно верну.

С этого момента я жила только сборами документов, заполнением различных анкет, покупкой авиабилетов, поиском рабочего контракта и, конечно, мечтами о своей собственной машине. Чем ближе приближалось время отъезда, тем больше нарастало волнение перед чем-то новым, неизвестным, загадочным.

Пока я была погружена в свои размышления, папа был в очередной раз занят поиском «страховки» для меня и вскоре он ее нашел.

П: — В Нью-Йорке живет моя двоюродная сестра, она уехала туда 10 лет назад. Ее сын, твой двоюродный брат, встретит тебя в аэропорту, ты остановишься у них на лето, и звони почаще.

Я: — Но это как-то неудобно, я ведь их даже не знаю, как я буду все лето жить у них бесплатно?

П: — Ничего, я звонил, они рады будут тебя видеть, и не спорь.

С одной стороны, это, конечно, здорово: я не потеряюсь, не надо искать жилье, да и все равно я хотела остаться в Нью-Йорке, несмотря на то что по контракту я должна была работать в штате Миссури. Но с другой стороны, не хотелось никого обременять. Ладно, я решила — пусть будет, как будет, если что, уже на месте можно было разобраться.

В день вылета я совсем не волновалась, чемодан я собрала заранее, упаковав туда все свои танцевальные костюмы, так как основную ставку я все же делала на заработок в клубах. Родители, наверное, волновались больше меня, но меньше, чем если бы не знали, что я остановлюсь у родственников. По непонятной причине каждый раз, когда в моей жизни случалось какое-то важное событие, которое впоследствии становилось переломным, я, видимо, не осознавая этого, никогда не волновалась и не паниковала.

Волнение охватило меня уже в аэропорту Нью-Йорка, когда я поняла, что меня не встретили, а куда ехать, я не имею никакого понятия. У меня был номер телефона моей новоиспеченной тети, по которому, с горем пополам разобравшись с телефонным автоматом, я позвонила несколько раз. Никто не отвечал, наверное, она была на работе, а номер телефона — домашний. Тогда я позвонила папе.

П: — Осмотрись еще раз по сторонам, Света на работе, а тебя должен Глеб встречать, она говорила, он будет с табличкой, на которой твое имя.

Сделав еще несколько кругов по залу прилета, я вдруг случайно заметила двух парней, с аппетитом уплетающих что-то вроде гамбургеров. Один из них сидел, развалившись в кресле, другой стоял, держа в одной руке свой обед, а в другой бумажку формата А4, на которой еле разборчиво было написано…точно, мое имя! Так я познакомилась со своим троюродным братом, который оказался очень похожим внешне на моего родного брата и кардинально непохожим на меня по характеру. У него с самого детства было столько возможностей, о которых миллионы людей могут только мечтать, ведь Нью-Йорк — это не что иное, как колыбель реализации самых смелых идей для мечтателей всего мира! Но в жизни часто бывает так, что тот, у кого все есть с самого начала жизненного пути, не ценит этого и не прилагает усилий для развития своего положения в лучшую сторону. И наоборот, те, кому судьба не часто давала возможность добиться желаемого, хватаются за каждую ниточку цепкой хваткой. Ведь не зря же говорят, что провинция рождает идеи, столица их потребляет, и только в провинции можно встретить бескорыстно-пытливый ум. Поэтому стоит ли говорить, что мыслили мы в разных направлениях: то, что было для него нормой, для меня было подарком судьбы.

Тем не менее встреча с новыми родственниками прошла очень тепло и дружественно, мы как будто друг друга уже давно знали. В тот же вечер произошло и мое первое знакомство с самым ярким, на мой взгляд, мегаполисом планеты, точнее, с самым его центром — Манхэттеном. Жизнь здесь не просто кипела, она фонтанировала бешеным напором, заполняя собой все пространство, каждый миллиметр, каждую клеточку моего сознания, заставляя сомневаться в том, что это реальность.

Никогда еще в моей жизни столько впечатлений и эмоций не вмещалось в один день, и от этого воображение рисовало исключительно радужные картины моего здесь пребывания.

Наутро следующего дня я с энтузиазмом взялась за поиски работы. Огромная газета с объявлениями и рекламой явно обещала неплохие перспективы, но на деле оказалось, что не все так просто, и, несмотря на то что я находилась в финансовом центре мира, деньги на меня сами не сыпались и на деревьях в Центральном Парке тоже не росли. Затем последовал достаточно долгий поиск рабочего места, методом проб и ошибок я пришла к тому, что студенты, как и многочисленные нелегалы, никому не были нужны и интересны, были предоставлены сами себе и представляли собой в большинстве случаев чернорабочих. Но то, что предлагал мне рабочий контракт в штате Миссури, от которого я отказалась, в материальном воплощении едва покрывал расходы на саму поездку, не говоря уже о дополнительном заработке.

Тетя порекомендовала мне один вечерний бар, куда иногда сама заходила с подругой на выходных, там как раз требовалась танцовщица, но только на пятницу и субботу, бар платил мне 50$, остальное чаевыми, но иногда получалось собрать 350, а иногда и до 100 не доходило, а еще такси и прочие расходы. Я быстро сдружилась с коллективом, да и посетители в основном были одни и те же, русские иммигранты, в общем, место было неплохое, но особых доходов эта подработка не приносила.

Мне очень нравится одно выражение: «Крах терпит лишь тот, кто не совершает попыток; а успех измеряется тем, как мы справляемся с разочарованием». Это всегда нелегко и требует большого мужества и самообладания, чему я и училась тогда, да и продолжаю до сих пор. Оставалось всего 2 месяца, а я еще даже не накопила и той суммы, которую должна была отдать за эту поездку, хоть и папе, но мне очень хотелось ее вернуть. А он успокаивал меня по телефону:

П: — Ну, подумаешь, 2000$, дома ты такого и за миллион не увидишь! Ничего страшного не случилось, отдыхай, сходи куда-нибудь с Глебом, это же так здорово, мир посмотреть! Не кисни!

Я: — А как же машина?

П: — Значит, не время сейчас, потом как-нибудь заработаешь.

Ну уж нет! У меня было еще целых 2 месяца, которые я не собиралась тратить на пляж и осмотр достопримечательностей. Снова в поле зрения оказалась газета с объявлениями.

Целый раздел в ней был посвящен объявлениям о наборе танцовщиц в ночные клубы с невероятными заработками, но это казалось немного подозрительным, так как они не были похожи на те клубы, в которых я привыкла работать дома, и назывались Gentlemen clubs. Не стоит и говорить, что Америка — страна, где закон соблюдается строго и его нарушение, даже незначительное, тут же пресекается и наказывается, чувство некой защищенности и внутреннего спокойствия я ощущала в этой стране, как ни в какой другой. И поэтому боялась я не того, что со мной может что-то случиться, а того, что я не впишусь или попросту не смогу туда даже устроиться. Мне приглянулось объявление, в котором делался акцент на дружный коллектив и бесплатную первую поездку, а так как я не знала системы работы местных клубов, то пробная бесплатная поездка меня вполне устраивала. Как и договорились по телефону, в назначенное время за мной заехал водитель, он же менеджер, очень вежливый, простой и приятный в общении мужчина, лет 38–40, который представился Виталиком.

В его обязанности входило договариваться с клубами о рабочих местах, составлять расписание, ну и, конечно, развозить девочек в соответствии с этим расписанием в соответствующие клубы. Дорога занимала в среднем минут 40–50, но, учитывая количество девочек, клубов и то, что все жили в разных частях города, иногда время в пути доходило и до 2-х часов. Время было вечернее, и мы ехали уже для того, чтобы забрать всех с работы, а заодно посмотреть, какой клуб мне больше подойдет. Таких клубов там огромное количество, они, конечно, все разного уровня и так как я, конечно же, сказала, что опыт работы у меня есть, то мы решили начать с самого лучшего. Как же глубоко я ошибалась насчет своего опыта! Это было все равно что сказать, будто работаешь в компании под названием «Космос», после чего тебя вывозят в настоящий открытый космос, а дальше работай, раз есть опыт. Никакой толпы, веселой, подвыпившей молодежи, никаких танцев до упаду, правда, есть диджей и сцена, точнее, целых три сцены, еще точнее, три подиума, по которым вышагивают в такт чил-аут музыке девушки модельной внешности в вечерних платьях и на огромных каблуках.

Я: — А где же танцоры? (возник у меня глупый вопрос)

В: — Как где? Вот на подиумах, каждые 15 минут диджей объявляет трех девочек, они выходят каждая на свой подиум и в течение 3-х песен работают.

Я: — Как работают? Ходят, что ли?

В: — Ты же говорила, что есть опыт работы?

Я: — Так и есть, но в нормальном клубе.

В: — А это и есть самый нормальный в штате Нью Джерси, сюда не так просто попасть, да и с менеджером еще нужно договориться, подойдешь ли ты им.

Я: — А за что платят-то, за невнятную ходьбу?

В: — Знаешь, давай я тебя лучше познакомлю с одной очень хорошей девочкой, вот она как раз сейчас свой сет заканчивает, она тебе все и расскажет. Ее зовут Нино.

Нино оказалась обаятельной, высокой и стройной девушкой из Грузии, которая на тот момент жила в США уже 7 лет. Она была очень милой и приветливой и, несмотря на то что консультирование «новенькой» в ее планы на вечер явно не входило, она весьма подробно и сдержанно все мне разъяснила.

Н: — Клуб хороший, кто попало сюда не приходит, бывает, конечно, но секьюрити за этим строго следит. Если вдруг что-то не понравится, сразу им говори, здесь девочка всегда права, провинившегося выставят в два счета, ну а если сама напортачишь, уволят тоже незамедлительно.

Я: — А как я могу напортачить?

Н: — Ну, будешь выпивать с посетителями алкоголь или решишь, к примеру, на коленки сесть, чтобы чаевых побольше заработать, здесь камеры везде, менеджеры наблюдают за происходящим. На днях одну девочку на месяц отстранили за то, что она позволила клиенту себя приобнять. Вообще разные есть клубы, где и не на такое глаза закрываются, лишь бы люди шли, но у нас с этим строго, поэтому и никаких дальнобойщиков или байкеров. Все, что для тебя будут заказывать в баре, бармен сделает безалкогольным, выручка с баром пополам. Диджею тоже в конце каждой смены платишь долларов 15–20, еще клубу за то, что предоставляет тебе работу, 40 долларов каждую смену, столько же водителю, то есть Виталику, ты его уже знаешь, он наш менеджер, ну и костюмерше, той, что в гримерке помогает с костюмами, долларов 10–15.

Я: — Так это же долларов 100, только чтобы всем раздать, а если их не получится заработать?

Н: — Ну тогда Виталик с тебя за дорогу не возьмет, он у нас не такой бескомпромиссный, как другие менеджеры, а все остальное за тебя уже никто не оплатит. А вообще мы с девочками просто берем с собой сотку на всякий случай, чтобы об этом не думать, а там — как смена сложится.

Я: — А сколько можно за вечер заработать?

Н: — Ну, вообще это от тебя во многом зависит, будут ли к тебе возвращаться, как ты будешь работать с баром, ну и, конечно, между сетами. От 300 и выше, если постараться и в гримерке не просиживать. Кстати, не забывай следить за временем своего сета и сменой костюмов. Сначала сделают предупреждение, потом могут штрафовать. А в целом не так уж все и страшно, втянешься, у нас хорошо, иначе бы все не держались так за свои места, и если главный менеджер клуба тебя одобрил, то, считай, тебе уже повезло.

Я: — А что за сеты? И когда менять костюмы?

Н: — Каждый раз, как приходишь на работу, менеджер на входе назначает тебе время, например 15 минут, это значит, что каждый час, 20.15, 21.15, 22.15 и так до конца смены, ты должна быть на сцене, у нас их три, придумай себе имя, которое диджей будет объявлять перед твоим выходом, он же объявит и сцену, на которую тебе выходить. 15 минут работаешь на сцене, это примерно 3 песни. Вокруг каждой есть столики и бар, так что потом еще 10 минут собираешь чаевые, заодно присматриваешься к посетителям, спускаешься и работаешь в зале до следующего сета и через каждые два выхода меняешь костюм.

Я: — Как все сложно!

Н: — Да ерунда, привыкнешь. Если что, обращайся за советом.

У меня были сутки на принятие решения. И, как обычно, мое любопытство бежало впереди меня, и, хоть мне было бы намного легче и привычнее работать так, как дома, и такой формат казался мне диким, совсем мне не соответствующим, я бы не смогла потом себе простить, что даже не попыталась. В конце концов, я ничего не теряла, ну а приобретала ли, можно было узнать наверняка, только лишь согласившись.

Зачастую в момент выбора мы мысленно ставим на весы с одной стороны свою конечную цель, а с другой то, на что необходимо пойти ради ее достижения, и тогда, взвешивая всевозможные варианты, мы приходим к тому решению, которое кажется нам не только правильным, но и по силам. И здесь самое важное эти самые силы не переоценить.

У меня же на одной чаше весов была долгожданная машина, на другой — весьма странная работа, на которую я вряд ли бы согласилась, будь у меня эта машина. Весы в сторону достижения конечной цели склонило мое любопытство и упорство.

Мой первый рабочий день, впоследствии перевернувший и где-то даже надломивший, как мне кажется, всю мою жизнь, начался с дверцы зеленого «минивэна», стаканчика кофе «старбакс» и приветливой улыбки Виталика.

В: — Как настроение?

Я: — Отличное!

В: — Тогда поехали, соберем остальных, и в Джерси.

К тому моменту, как «вэн» заполнился такими же, как я, «работниками», можно было начать оценивать ситуацию, наблюдая за настроем «коллег». Кто-то красился на ходу, кто-то вызванивал, по собственному определению, «своих кошельков», кто-то расслабленно потягивал кофе со льдом, отстраненно поглядывая в окно, а кто-то просто спал. Но складывалось такое впечатление, будто мы все ехали на заранее запланированный пикник, на который ехать никто, в общем-то, и не хотел, но все деликатно молчали, потому что знали — надо. И надо отнюдь не Виталику, а исключительно нам.

В тот вечер я попала внутрь этого странного мира и даже стала его частью, вот только явно в него не вписывалась. Длинные вечерние платья — еще ничего, даже наоборот, празднично и стильно, но огромные каблуки к ним, в которых не то что танцевать — равновесие держать было сложно, слегка смущали. Поэтому максимум, что удавалось, это красиво расхаживать по подиуму, хорошо еще, что был небольшой опыт работы в модельном агентстве, он очень пригодился. К тому же подходить к посетителям самой и первой заговаривать было для всех остальных вполне естественным, для меня — невыполнимым. На мне было белое длинное и узкое платье с небольшим шлейфом сзади и открытой спиной, и единственной мыслью в моей голове было «не упасть». В связи с этим со стороны, наверное, было забавно наблюдать за тем, как я старательно обхожу тянущиеся ко мне руки с чаевыми и легкое недоумение на лицах их обладателей. Девочки между собой общались редко, как во время работы, так и после. Это, скорее, были односложные предложения и строго по делу — «за вторым столиком дешевка», «не густо сегодня», «разменяйте 20-ку» — и, как я поняла позже, это совсем не означало, что каждая уже давно не просканировала своих коллег и постоянно держала их в поле зрения, дабы никто не вздумал перейти дорогу или посягнуть на выбранную ею жертву в лице посетителя. Потому мне было странно услышать от одной из девочек:

«Ты новенькая? Меня уже про тебя раза 3 спрашивали, интересуются, значит, будешь заколачивать!»

Но пока все было с точностью до наоборот, у меня не получалось даже собрать необходимую сумму, чтобы раздать в конце вечера. Это было, в общем, предсказуемо, потому что после сета на сцене я сразу же уходила в гримерку и объедалась бесплатными леденцами, болтая с костюмершей. Правда, несколько раз я пыталась, заставляя себя как только могла, подходить к посетителям, но не знала, о чем с ними говорить, и поэтому получалось что-то вроде:

Посетитель: — Ты здесь недавно работаешь?

Я: — Да, только устроилась.

П: — А я с работы частенько заезжаю сюда.

Я: — А семья есть?

П: — Да, женат, ребенок (легкая настороженность в глазах)…

Я: — А почему здесь тогда часто?

П: — Да я и сам не знаю, а что, не вписываюсь? (недоумение)

Я: — Нет, почему же, наоборот, а вот я, по-моему, не очень…

П: — Мне вот тоже кажется, что ты не как все, может быть, просто эта работа не для тебя.

Я: — Может, и так.

Дальше молчание, потом пожелание удачного вечера, и он уходил к другому бару.

Очень долго я не могла понять, за что же здесь все-таки платят и как уже начать зарабатывать, может, это и правда было не мое. Уже больше недели Виталик не брал с меня денег за дорогу, терпеливо дожидаясь, когда же я втянусь. Разговоры в «вэне» по дороге из клуба явно свидетельствовали о том, что мои 10 долларов в кармане — какое-то недоразумение.

Д1: — Что за день сегодня?! У меня ни разу еще не было меньше 300, сейчас даже 200 не собрала!

Д2: — Ну, не каждый день ведь по штуке заколачивать!

Д3: — Да это кошмар! Ну хотя бы 500, мне завтра рент платить, а я вчера на шопинг все спустила!

Когда-то наступает тот момент, когда понимаешь, что либо от мечты или цели пора отступиться и забыть, расписавшись в собственном поражении, либо в чем-то себя сломать и идти напролом. Этот момент наступил, и с посиделками в гримерке пришлось завязать. На следующий вечер мы совпали по расписанию с Нино, и, когда выдалась пара свободных минут, она вкратце пояснила мне то, чего мне не хватало для понимания картины в целом.

Н: — Понимаешь, они ведь приходят не только поглазеть на хорошеньких девушек, им нужно общение. Это мегаполис, в котором 90 % одиноких людей, и даже те, кто неодинок, заводят семьи, как правило, после 40, когда состоятся финансово. Здесь карьера важнее личных отношений, они отягощают, не дают двигаться вперед, да и попросту ни у кого нет на это времени. Но людям необходимо чувствовать себя нужными и делиться своими переживаниями, эмоциями и эту, пусть даже и иллюзию, мы им дарим.

Я: — То есть продаем?

Н: — Ну, давай назовем это их благодарностью за наше время и внимание. Ведь ты бы вряд ли стала тратить свое личное время, проводя вечер за обсуждением чужих проблем, при этом стараясь искренне поддерживать разговор, сочувствовать и сопереживать?

Я: — А на что тогда людям друзья?

Н: — Дело в том, что у них другой менталитет. Дружбы в том свете, что привыкли ее видеть мы, здесь просто не существует, каждый сам за себя. Это большая редкость и удача иметь настоящего друга здесь, в Штатах.

Я: — Получается, нужно изображать дружбу с незнакомым человеком?

Н: — Ну, в общем, да, только не совсем равноценную, их не интересуют твои дела, как и твоя жизнь в целом, все внимание должно быть направлено на них самих, они здесь отдыхают морально, заряжаются позитивными эмоциями и готовы за это платить. Кто-то даже по нескольку лет приходит исключительно к одной девушке, которая о его жизни знает даже больше, чем, вероятно, собственная мать.

Я: — Как-то все это странно и нелепо, по-моему.

Н: — Потому что ты мыслишь по-другому, в России бы вообще этого никто не понял, у нас другие ценности, здесь же все наоборот.

Теперь картина стала проясняться, и все, наконец, сдвинулось с мертвой точки. Теперь стало понятно, почему все были настолько вымотаны и выжаты в конце смены так, что только оседающий в кармане заработок вызывал вымученную улыбку и осознание того, что вечер прошел не зря. Никогда раньше я не задумывалась о том, что эмоциональная нагрузка может утомлять гораздо сильнее физической, ведь никто не привык делиться радостью, как правило, чаще проблемами. И, хоть со временем я научилась отстраняться и как бы смотреть со стороны на чужие сложности, в обсуждении которых мне приходилось участвовать, ощущение того, что так или иначе пропускаешь их через себя, не покидало.

Со временем у меня получилось отложить некоторую сумму. Я отправила папе 2000 долларов банковским переводом. Меня переполняло чувство гордости и ощущение того, что я наконец вплотную подобралась к своей мечте, но сама работа радости не приносила, хотя некоторым она даже нравилась и у каждого были свои причины. Кому-то удавалось совмещать работу с учебой и таким образом ее оплачивать, кто-то целенаправленно копил на что-то необходимое, для кого-то это было единственным средством к существованию, кто-то помогал родителям или оплачивал няню для ребенка, но были и те, кому просто нравилось «нравиться», собирать восторженные взгляды, знакомиться с новыми людьми в надежде встретить свою судьбу. У меня была своя цель, но в то же время мне было интересно наблюдать за тем, как, кого и с какими целями затягивала эта работа, перерастающая со временем для многих в образ жизни. Бывало, с этой работы уходили: те, у кого появлялся постоянный молодой человек и был против такого заработка, либо те, кто шел учиться, потому что хотел иметь надежный тыл в виде основной профессии в силу недолговечности данной подработки, но тем не менее нередко они снова возвращались.

Было довольно сложно выдерживать полный рабочий день, работая тяжело и с самоотдачей за копейки, в то время как можно было за неделю, особо не перетруждаясь, заработать пару месячных окладов.

Но в Америке, вопреки всем мифам, никто не встречает в аэропорту с чемоданом денег и не выстилает «ковровую дорожку» из купюр, по которой ты идешь к осуществлению своей американской мечты, наоборот, там начинаешь познавать цену деньгам, людям, отношениям. И можно с уверенностью утверждать, что деньги, в зависимости от их количества, в отношении любого человека — это лакмусовая бумажка, которая весьма достоверно определяет его сущность. Мне часто приходилось видеть, как Америка с ее красивой жизнью и миллионами возможностей ломала людей, ломала отношения, выстроенные годами, зато она снимала с людей маски. Так например, разговор, который потряс меня до глубины души, я впоследствии слышала еще не раз, только уже в другом исполнении и с другими действующими лицами.

Девочка, с которой мы познакомились по дороге в клуб (правда, работала она в другом) так же, как и я, приехала на лето. То, какой она стала уже через месяц, не могло не удивить. Сначала мне нравилось то, что в ней было столько желания чего-то добиваться, радоваться всему, она была заразительно «живая», постоянно звонила своему парню, который остался в ее провинциальном российском городке. Потом все чаще стала замыкаться, нередко садилась в машину заплаканной, реже улыбалась.

Я: — Алина, у тебя что-то случилось?

А: — Да нет, все хорошо.

Я: — Чего тогда зареванная?

А: — Я просто приняла решение, что хочу здесь остаться.

Я: — Насовсем?

А: — Да, у меня может больше не быть такой возможности.

Я: — Но как же твой парень? Ты ему уже сказала?

А: — Сказала, поэтому и плачу. Мне жалко его, мы собирались пожениться, но что он может мне дать? Я еще учусь, он работает, но получает копейки. Сначала кричал на меня, а теперь говорит, что что-нибудь с собой сделает, если я не вернусь.

Я: — Но как ты здесь останешься, когда виза осенью заканчивается?

А: — Я думаю выйти замуж, чтобы сделать документы.

Я: — Но ты все-таки хорошо подумай.

А: — Да я подумала уже. Я все решила. Это мой шанс, я не могу его упустить.

Стоит ли осуждать? Сложный вопрос, каждый решает, как и где ему будет лучше жить, но здесь деньги выявили фальшь в отношениях, по крайней мере, с ее стороны.

Были и те, кто бросался в крайности, особенно часто это случалось с теми, для кого это были первые деньги, которые значительно превышали карманные расходы.

Как говорил Аристотель, «есть люди столь скупые, как если бы они собирались жить вечно, и столь расточительные, как если бы собирались умереть завтра».

«Вторых» среди нас было гораздо больше.

В основном это были необдуманные, дорогостоящие и, в общем, ненужные покупки. На сумочки и туфли из новых коллекций знаменитых мировых дизайнеров тратились все заработанные деньги. Коллекции становились прошлогодними, туфли снашивались, но иллюзия собственной принадлежности к миру богатых и успешных, видимо, для кого-то стоила затрат. В отличие от многочисленных персонажей, живущих сегодняшним днем и в свое удовольствие, не имеющих конкретных целей и даже не предпринимающих попыток их наметить, мне особо врезалась в память одна девушка. Она покупала одежду на распродаже, ей было абсолютно все равно, какой марки и коллекции, лишь бы подешевле. Она никогда не заказывала вместе с остальными еду во время ланча, предпочитая ненавязчиво попробовать у всех и всего по чуть-чуть, ездила исключительно на метро, приобретая абонемент на месяц, никуда не выходила и ничего на себя не тратила. Даже вместо квартиры снимала комнату, умудряясь ее делить еще с кем-то пополам. Ее главной целью, как она сама говорила, было накопить достаточное количество денег, лет до 30–35, чтобы потом вообще никогда не работать и ни в чем себе не отказывать. Наверное, достойно уважения, вот только с трудом верится, что эта привычка, ставшая уже образом жизни, в дальнейшем вдруг по щелчку прекратит действовать. Было бы очень интересно встретиться с ней на этом рубеже, чтобы узнать, что же из всего этого получилось.

Еще деньги наглядно отражают степень жадности, она у каждого своя и, что интересно, не существует, наверное, такого человека, у которого бы ее не было совсем.

Из того, что могла наблюдать я, степень жадности варьировалась от тихой злости и зависти до полной потери человеческого облика, ну а зависть, как это не грустно, присутствует в абсолютно любом женском коллективе.

Однажды я стала свидетельницей такого сюжета. В каждом клубе была такая неординарная услуга, как «money shower», то есть, если перевести дословно, «душ из денег», когда посетитель для понравившейся девушки передавал бармену определенную сумму денег, который, в свою очередь, разменяв ее на мелкие купюры, осыпал ими девушку. В один из таких моментов то ли бармен не рассчитал площадь, которую нужно было охватить, то ли две девушки оказались слишком близко друг к другу, но каждая приняла этот жест на свой счет, не желая делиться. Вероятно, степень жадности у них оказалась одинаково высокой — настолько, что завязалась драка.

За время работы в клубе было много разных ситуаций, забавных и не очень, но все они чему-то меня учили. Как среди посетителей, так и среди девочек было очень много одиноких, либо разведенных, либо матерей-одиночек. С личной жизнью не складывалось по целому ряду причин, но основной была, конечно же, сама работа. Мало кого устраивало, что девушка, не имея официального места работы, тем не менее, во-первых, зарабатывала больше, во-вторых, делала это посредством общения с другими мужчинами, при этом каждый вечер виляя со сцены своей пятой точкой. На такое хладнокровное доверие был способен далеко не каждый. Те редкие случаи, когда девушка была замужем и работала в клубе, были поводом «одинокой» половины коллектива для зависти, сплетен и интриг, поэтому счастливицам, успешно совмещающим личную жизнь с высокооплачиваемой работой, приходилось умалчивать этот факт. Но были и совершенно невообразимые отношения. Как-то я разговорилась с одной из таких «коллег», Настей.

Я: — Так твой муж не против, чтобы ты работала в клубе?

Н: — Вообще-то, он думает, что я работаю в госпитале.

Я: — А как же ты объясняешь свою зарплату?

Н: — Никак, я говорю, что нам платят 100$ за смену, вот их я и приношу домой.

Я: — Но подожди минутку, а куда же ты прячешь остальные? У вас же, наверное, общие счета, в банк тоже нельзя, будет заметно.

Н: — Ой, ты не представляешь, как я уже замучилась. У меня по всему дому заначки, я каждый раз, как возвращаюсь домой и вижу его с озадаченным или задумчивым видом, у меня сердце замирает… Мне кажется, что он их все нашел и сейчас скандал устроит. Но я уже привыкла, живу, как на пороховой бочке, но бросить не могу ни его, ни работу. Сказать ему — тоже не поймет и не примет.

Я: — Я что-то все равно не понимаю, а он что, никогда не спрашивает, откуда у тебя с зарплатой в сто долларов сумка от Прада за пять тысяч?

Н: — А, ты об этом… Да он у меня не разбирается в брендах, а если что и спрашивает, так говорю — на распродаже купила.

Я: — Ну ты даешь! И что, ни разу не хотел посмотреть твое место работы?

Н: — Я всегда говорю, что очень занята и мне не до него, обычно он верит и относится с пониманием, но как-то вдруг решил во что бы то ни стало ко мне подъехать, встретить, вот тогда-то у меня земля загорелась под ногами, думала, это конец, но ничего, обошлось, девчонки выручили…

Я: — Очень интересно, расскажи!

Н: — Да это было целое приключение! Тогда у нас менеджер был замечательный, даже помог все организовать, отпустил меня в рабочее время с еще двумя девочками, мы поехали в магазин «Все для вашего праздника», купили там костюм медсестры, потом пулей к госпиталю, чудом подъехали первыми, он уже тоже подъезжал. Я успела переодеться и встретила его прямо у входа, изобразила раздражительность, как будто столько больных, а он тут со своими проверками совсем не вовремя. Он поверил, даже извинился, хорошо хоть, что настоящие врачи ничего не заподозрили. Зато с тех пор больше никаких подозрений.

Я: — Да уж, авантюра та еще, а насчет денег ты все-таки попробуй арендовать ячейку в банке, и тебе спокойней, и надежно.

Н: — Слушай, а точно! Я как-то об этом и не думала, так и сделаю, спасибо.

В одну из моих следующих поездок, спустя несколько лет, я встретила ее в банке, в котором обслуживалась сама, и по иронии судьбы мы вместе стояли в очередь на посещение отдела с банковскими ячейками. В ее жизни все было по-прежнему, и выглядела она вполне счастливой.

В ту свою первую поездку я получила бесценный опыт, еще лучше узнала саму себя и изучила свои собственные границы допустимого, которыми осталась довольна, обрела новых родственников, но и без потерь не обошлось. Я потеряла тогда свою лучшую подругу, с которой мы приехали вместе, но она осталась там и до сих пор живет в Нью-Йорке, который, к сожалению, как и многих других, сломал ее и в корне изменил. А еще заработала пятнадцать тысяч долларов на свою мечту, которую и осуществила по возвращению домой. Дома меня ждали менее привлекательные перспективы и неизменно теплый прием любимой мамы.

М: — Ну что, путешественница, налеталась? За учебу пора браться!

Я: — Мам, ну, во-первых, первого сентября лекций еще нет, а во-вторых, ну что дает эта учеба? Кто захочет, может и без диплома прилично зарабатывать, если, конечно, голова работает.

М: — Ой, да кто ж это? Неужели ж ты? Ты еще никогда в своей жизни и не работала, все только придурью страдаешь! И потом, что ты такого особенного умеешь? Вечно плясать у тебя не получится, так что не смеши меня! И пора бы уже взрослеть!

Я: — Да, мамуль, только ты меня умеешь так подбодрить. Мне иногда кажется, что если бы даже я стала президентом, ты была бы моим самым ярым противником, может, даже какую-нибудь партию против меня возглавила.

М: — Если бы ты стала президентом, можно было бы смело возглавляемую тобой страну обвести колючей проволокой и взорвать, чтоб никто не мучился и дальше ее границ это не распространялось.

Я: — Я тебя тоже люблю, мам.

Тем не менее в чем-то она была права, например, когда говорила, что я брошу любую работу, как только она станет именно «работой». И в привычном клубе, в который я вернулась сразу по возвращению домой, все превратилось из развлечения в самую настоящую каторгу, да еще и почти бесплатную. Тогда я стала задумываться о перспективах развития и возможностях в рамках родного города. Мало кто тогда строил планы относительно постоянного рабочего места, будучи студентом второго курса, да и мало кто работал в ночную смену, только лишь поступив в институт, но меня никогда не волновало мнение большинства, оно слишком часто не совпадало с моим. Еще одним фактором, определяющим мои предпочтения в вопросах заработка, было стремление к независимости, точнее к тому, чтобы зависеть по возможности только от себя самой и своих действий.

Но это вовсе не означает, что самостоятельность не подразумевает наличия ошибок. Просто за свои ошибки, как правило, и отвечаешь сам, но за свои собственные, не за чужие.

Я: — Пап, хочу открыть свой бизнес!

П: — Не понял, правильно построй предложение.

Я: — Что тут непонятного-то?

П: — Я не услышал, чем ты хочешь заниматься, почему, как именно ты проанализировала рынок актуальных на сегодняшний день услуг или товаров и какие выводы сделала в пользу выбранного вида деятельности.

Я: — Пап, ты чего? Нас даже на лекциях по экономическому анализу так не грузят!

П: — Значит, ты рано завела этот разговор.

В те моменты, когда кажется, что в тебя никто не верит, еще больше хочется всему миру доказывать, что очень даже зря и все совсем наоборот. Вариантов было немного, и отталкиваться нужно было от того, что было в моем распоряжении на тот момент. После покупки машины у меня оставалось около ста тысяч рублей. Для открытия бизнеса сумма, мягко говоря, непривлекательная. Значит, нужно было искать что-нибудь, не требующее больших первоначальных вложений, но с возможностью последующего роста. На крупный бизнес я отнюдь не претендовала, значит, можно было зарегистрироваться в качестве индивидуального предпринимателя. Идея пришла сама собой при просмотре объявлений о работе, в одном из которых несколько размыто говорилось о взаимовыгодном сотрудничестве.

Как выяснилось из телефонного разговора, человек, назвавшийся посредником, предлагал вложить в сделку сто пятьдесят тысяч рублей и получить триста уже через месяц.

Сделка заключалась в том, что одной женщине, которая содержала две парикмахерские на заемные деньги (видимо, не очень удачно), нужно было срочно погасить кредит, и ей нужна была эта сумма, она рассчитывала получить ее на руки в ближайшие дни, а вернуть после продажи собственной квартиры, которой наш посредник и предлагал заняться. Квартиру она продавала по заниженной цене, так как были четко обозначены сроки, примерно месяц, посредник же предлагал продать ее дороже, заработав на разнице, но денег в сумме ста пятидесяти тысяч у него не было, и он искал партнера, готового вложить эти деньги.

Я: — Пап, я нашла, куда вложить оставшиеся деньги, что думаешь?

П: — Думаю, что нужно посмотреть квартиру и изучить документы, ведь получается, что мы ее покупаем, так?

Я: — Так, только отдаем хозяйке квартиры часть денег сразу, а остальное через месяц. И за этот месяц нужно ее продать.

П: — Квартира, конечно, далеко не роскошная, но цена ниже рыночной, я думаю, риск оправдан. А посредник нам зачем?

Я: — Ну, он говорит, что сам нашел клиента, поэтому хочет прибыль пополам.

П: — Тогда пусть и работает, дает объявления, ищет покупателя.

Я: — Хорошо, значит, мы в игре?

П: — Давай попробуем.

Месяц подходил к концу, а покупателя не было. Тогда я стала сама давать объявления, расклеивать их в округе и показывать квартиру тем, кто ей интересовался, пока наконец она не понравилась двум молодым людям, впоследствии и ставшим ее обладателями. Все прошло удачно, но, когда после регистрации сделки с покупателями мы окончательно рассчитались с продавцом, мне стало непонятно, почему нужно отдавать половину прибыли посреднику.

Я: — Пап, я позвонила ему и сказала, что мы ему ничего не должны, потому что сами все сделали. У него был целый месяц, а если бы я не нашла покупателей? Он ведь ничем не рисковал, даже ничего не вложил, да и на бумаге мы с ним ничего не оформляли! А я чуть с ума не сошла, пока искала покупателей.

П: — Все равно так нельзя, я отвезу ему хотя бы двадцать процентов, нужно всегда уважать тех, с кем сотрудничаешь. И потом, никогда не знаешь, как все может обернуться в следующий раз. И еще, я думаю, благодаря ему ты теперь знаешь, чем хочешь заниматься.

Так я открыла свое маленькое агентство недвижимости. Оно не требовало первоначального взноса, большого количества сотрудников, отдельного помещения.

Вся работа, как и ответственность за нее, были на мне, я могла корректировать свое расписание так, как мне было удобно, и никто на меня не давил.

Хоть она и не была стабильной и сверхприбыльной, но меня вполне устраивала. Мне нравилось быть самой себе хозяйкой и начальницей, хоть и приходилось иногда избегать встреч с директорами других агентств по вопросам совместных сделок, так как меня в мои 19 лет не воспринимали всерьез на этой должности. Поэтому я старалась решать все вопросы по телефону либо назначала встречу в папином офисе, представляясь при этом одним из сотрудников. Несмотря на то что вроде все складывалось удачно, я чувствовала, что это все-таки не мое, хотя этот опыт все равно был для меня очень полезен.

На следующее лето я, не задумываясь, снова отправилась в США. Теперь уже я знала, куда идти, что делать и как провести с пользой эти три месяца.

На этот раз четких целей передо мной не стояло, и я просто позволила себе отпустить ситуацию. За это лето заработанная сумма оказалась примерно той же, что и за прошлое, только еще и на себя я потратила приличную сумму и вместо одного маленького чемоданчика, привезенного с собой, увозила я уже шесть больших. Пришлось очень долго на таможне доказывать, что целый чемодан сумок — это не коммерческая партия, а исключительно для целей личного пользования. Но самым ценным был все же опыт общения с людьми разных национальностей, профессий, религий и убеждений.

Довольно скоро я научилась по одному только внешнему виду определять, что из себя представляет человек и может ли он мне быть полезен или хотя бы интересен.

Это, возможно, парадоксально, но чем успешнее и состоятельнее был мужчина, тем проще он выглядел. Это всегда был абсолютно расслабленный и уверенный в себе человек, который, независимо от общей суеты вокруг, источал спокойствие и какую-то многообещающую уверенность в завтрашнем дне. Он не суетился и не пытался казаться лучше, чем он есть, ему было абсолютно наплевать, что о нем подумают окружающие и даже как сложится для него вечер.

Он просто наблюдал за происходящим, ничего не выискивая и не выжидая, ведь жизнь в целом у него уже и так сложилась. Он мог быть одет в шорты и футболку за 5 долларов, тогда единственным, что его выдавало, были дорогие наручные часы. Такие люди внушали мне уважение и даже восхищение.

Они не пытались демонстрировать свое превосходство, выставлять напоказ дорогие игрушки, которые могли себе позволить без особых усилий, но даже наоборот пытались скрыть свои возможности. Они не обязательно ездили на дорогих автомобилях, чаще на стареньких подержанных машинах или даже на метро.

И немного саркастическая, но все же добрая полуулыбка как будто говорила: «Я знаю настоящие ценности жизни, и они совсем не те, за которыми гонитесь вы, но как же забавно за вами наблюдать».

Я: — Симпатичные «Ролекс», белое золото?

Мужчина: — Да, спасибо, им скоро будет уже 10 лет, юбилей. А ты, видимо, счастливая, раз без часов?

Я: — Не жалуюсь. И еще я никогда не понимала, как можно потратить такие бешеные деньги на часы!

М: — Тут дело не в деньгах, они обозначают статус. Некоторые готовы платить за него любые деньги, наивно полагая, что за это к ним проникнутся большим уважением. Но это не так, человека уважают за его поступки и дела. Я могу себе позволить носить такие часы, хотя сам бы себе не купил, мне их подарили партнеры по бизнесу еще 10 лет назад. Они надежные и качественные, к тому же, как ты сама подметила, симпатичные, но вот тебе проигрывают.

Я: — В чем? В отсутствии такого количества бриллиантов?

М: — В том, что они не умеют так улыбаться, с ними не поговоришь, а настоящая роскошь — это не бриллианты, это человеческое общение.

Я: — Да, наверное, а еще возможность ничего не делать, если, конечно, средства позволяют.

М: — А вот это как раз самая большая ошибка. Как говорил Шекспир, «никто не хорош настолько, чтобы учить других», но поверь мне, я знаю наверняка, что «ничего не делать» — самый тяжелый и неблагодарный труд!

Я: — Как это может быть трудом?

М: — Ну вот попробуй, например, сесть в комнате и просидеть в одиночестве хотя бы сутки, абсолютно ничего не делая, уверяю, что ты устанешь так, как если бы целые сутки разгружала вагоны с углем.

Я: — Но ведь можно не просто сидеть, а чем-нибудь заниматься, я ведь имела в виду не работать.

М: — Правильно, а еще самый лучший отдых — это смена видов деятельности, например если ты несколько часов подряд мыла посуду, то даже длительная пробежка в парке после тебя не утомит, а, наоборот, развеет, и ты почувствуешь, что отдохнула, хотя на самом деле ты сменила одну физическую нагрузку другой. А что касается работы, она должна приносить удовольствие, и тогда ты никогда не будешь от нее уставать, к сожалению, немногие к этому стремятся, поэтому вынуждены мучиться, заставляя себя изо дня в день делать то, чего никогда не стали бы делать добровольно.

Я: — Но ведь нужно как-то зарабатывать, не всегда удается найти то, что по душе, и при этом оставаться финансово независимым.

М: — Согласен. Но только в том, что по-настоящему интересно, можно добиться больших успехов и стать финансово независимым, пусть этот путь и будет долгим.

Я: — И все-таки есть ведь люди, которые, имея все, занимаются «праздным ничегонеделанием».

М: — Возможно, только это путь в никуда. Я могу себе позволить не работать, имея при этом все материальные блага и даже больше, но тогда я просто умру от скуки, а я ведь достаточно себя уважаю, чтобы не издеваться так над собой.

Когда кажется, что можешь найти подход к любому человеку, понять его и выслушать, обязательно найдется случай, который сломит эту уверенность и заставит пересмотреть свои взгляды на собственные возможности в умении правильно реагировать на эмоциональное состояние другого человека.

Нередко мне было сложно поддерживать беседу, особенно когда дело доходило до откровений, которыми нечасто делятся даже с лучшими друзьями. Я помню этот эпизод, когда, понимая, что человек чем-то обеспокоен, попыталась разгрузить его, разговорить и успокоить, но переоценила свои силы, потому как не была готова к тому, что мне пришлось услышать.

М: — Я больше не могу держать себя в руках. У меня трое детей, и я не знаю, как мне дальше жить, что мне с ними делать…

Я: — Так это же здорово! А в чем сложность? В отсутствии времени, денег, поиске школы или няни?

М: — Нет, все гораздо хуже…

Я: — Что-нибудь серьезное со здоровьем? Ну, в наше время медицина может если не все, то многое…

М: — Да нет же, ты не понимаешь… С ними все в порядке, но моя жена… она… у нее рак… уже скоро…

Тогда впервые я увидела, как мужчина плачет. И это был один из немногих моментов, когда я не знала, что сказать, я просто растерялась. Все слова тогда казались глупыми и пустыми, а молчание отягощающим. Он закрыл лицо руками и сказал:

— Я не хочу идти домой, но я должен быть рядом.

А я только и смогла ответить:

— Быть рядом в такой момент — это достойный поступок. Нужно быть сильным.

До сих пор я не знаю, как правильно вести себя в такой ситуации, ведь все по-разному реагируют на поддержку в критические моменты. Кому-то необходимо побыть в одиночестве, кому-то, наоборот, поговорить и обсудить свою проблему, а для кого-то слова утешения являются катализатором для еще большей волны грусти и отчаяния.

Сложно угадывать, что именно следует предпринять, особенно если не знаешь человека.

В отличие от тех, кто посещал такие клубы с целью расслабиться и отдохнуть после рабочего дня, были и те, кто приходил, чтобы как-то самоутвердиться. Мне запомнился один такой яркий обладатель комплекса собственной неполноценности, который пытался скрыть его за завесой из дорогой одежды, обуви, часов и прочей мишуры. Такие мужчины часто полагают, что их успешность, даже если она напускная, должна быть видна всем и желательно издалека. Но нередко это вызывает только жалость и усмешку.

В то время как с видом всемирно значимой персоны, детально осмотрев меня с ног до головы, он подошел, вышагивая как павлин, распушивший свой хвост, я уже понимала, что нужно в срочном порядке ретироваться и придумывала, как, но тут он заговорил:

М: — Слушай, тут, в общем, у меня завтра намечается одно мероприятие, мне нужно, чтобы со мной девочка была на уровне, ты вроде подходишь. Ну так что?

Я: — Ты знаешь, я за пределы клуба никогда ни с кем не выхожу. Извини, но мне это неинтересно.

М: — Да? Как знаешь! Но ты не представляешь даже, что потеряла! С этими словами он бросил на барную стойку триста долларов, развернулся и пошел по направлению к выходу, как бы продемонстрировав, что больше я его внимания недостойна.

Не могу сказать, что это меня расстроило, скорее, совсем наоборот. Только еще стало его немного жаль. Но удивило то, что сразу подбежали девочки с вопросами.

Д: — Что он сказал? Почему уже ушел? Ты видела, он весь одет из последней коллекции Louis Vuitton?

Я: — Да вы серьезно, что ли? Это же человек с ущемленным чувством собственного достоинства, с ним же невозможно, да и неприятно разговаривать. И потом, ему нужно было, чтобы с ним сходили на какое-то мероприятие.

Д: — А деньги за что дал?

Я: — Купил себе значимость в собственных глазах.

Д: — Странная ты, лучше бы кому-нибудь отдала его, мы бы сходили.

Я: — Да жалко, что ли? Догоняйте, только, может, я вас, наоборот, спасла.

Как часто за красивой внешне оберткой скрывается гнилая человеческая сущность и почему порой, даже зная об этом, так хочется эту обертку раскрыть в надежде на то, что это исключение?

Благодаря каждодневному опыту общения мы накапливаем бесценный опыт, который и позволяет нам впоследствии с большей точностью угадывать, чего можно ожидать от того или иного человека. Но, к сожалению, от ошибок не застрахован никто, независимо от возраста, опыта и интуиции.

По возвращению домой я серьезно увлеклась фондовым рынком. Устав от непостоянства и переменчивости человеческих эмоций, строгий и четкий мир цифр казался привлекательно спокойным, стабильным и понятным. Как же я ошибалась на этот счет! За видимым спокойствием трейдеров, выработанным годами монотонной работы с, как правило, чужими деньгами, скрывалось умение контролировать либо надежно прятать свои эмоции и переживания, касающиеся совершаемых ими сделок. То, чем я как раз не могу похвастаться, так это холодной головой и умением проявлять терпение и выдержку. Поэтому все то, что в теории казалось доступным и логичным, на практике превратилось для меня в сумасшедшую гонку под названием «спасти хоть какую-то часть заработанных денег и не потерять последнее». Такое положение вещей, конечно, угнетало, а бесконечный оптимизм и вера в то, что завтра-то уж точно будет лучше, только еще сильнее загоняли меня в угол. Поначалу казалось, что мне вполне по силам обойтись без советов и справиться самостоятельно, но совет мне все-таки понадобился.

Я: — Слушай, пап, ну почему они не растут? Ведь по всем показателям должны подняться в цене, и новостной фон благоприятный, и внутри самой компании исключительно положительные события происходят, все мировые рынки растут, вообще все акции растут. Ну почему именно те, которые я-то купила, падают?

П: — Не мандражируй так, если все показатели хорошие, значит, еще вырастут, подожди.

Я: — Да не могу я ждать, уже ведь убыток не шуточный!

П: — Все равно должны вверх отскочить, может, через недельку-две.

Я: — Меня, наверное, уже в живых не будет, столько времени на нервах.

П: — А ты что, опять портфель не диверсифицировала? Все деньги в одну бумагу вложила?

Я: — Ну да, если еще и за несколькими следить, так вообще с ума можно сойти.

П: — По-моему, не твое это. Займись-ка ты чем-нибудь поспокойнее, а когда научишься без истерик относиться к промежуточным потерям, попробуешь еще раз.

Я: — А ты сам-то долго этому учился?

П: — До сих пор продолжаю.

Я: — Вот класс! Значит, мне на это понадобится примерно… жизней пятнадцать!

П: — Кто ж тебя торопит…

Последовав совету, я переключила свое внимание на то, что давно хотела сделать, но не столько ради извлечения прибыли, сколько для того, чтобы поставить еще одну галочку напротив пункта «нужно обязательно успеть сделать в этой жизни». Я открыла школу клубных танцоров на базе одного из ночных клубов города, в котором когда-то работала сама. Но и здесь не все было просто, необходимо было определиться с местом проведения занятий, дать рекламу.

Вести занятия я решила самостоятельно, моего опыта на тот момент было вполне достаточно. Вскоре мне пришла в голову идея о том, что было бы неплохо обучать клубному танцу непосредственно в той среде, где можно было полностью проникнуться его атмосферой — в своем любимом ночном клубе. Для этого я решила напрямую поговорить с генеральным директором, тем более что он знал меня в лицо как одного из сотрудников и даже пару раз предостерегал от попыток сыграть в своем казино.

Я: — Юрий Васильевич, у меня к вам деловое предложение.

Ю.В.: — Очень интересно, с удовольствием выслушаю.

Я: — Мне бы хотелось заключить с вами взаимовыгодное сотрудничество. Я на базе клуба за небольшую арендную плату буду проводить занятия по клубному танцу в заранее оговоренное время, чтобы не мешать работе клуба, а по итогам этих занятий вы без всяких кастингов будете получать уже готовых танцоров. Я отберу лучших, а вам останется только прийти, посмотреть и выбрать.

Ю.В.: — В общем, звучит неплохо, давай попробуем, об аренде поговори с администратором, я прослежу, чтобы цена была приемлемой. А что, сама уже не хочешь работать?

Я: — Хочется двигаться вперед, и если честно, я сама когда-то с удовольствием записалась бы в такую школу, только их не было. Получается, собственноручно осуществлю свою мечту.

Ю.В.: — Молодец, иногда приходится выбирать, плыть по течению или менять судьбу, хороший выбор, приступай. Даю согласие.

Как сейчас помню, в этот самый момент из зала казино вышел человек. Выглядел он, мягко говоря, помятым. Слегка пошатываясь, он подошел к нам и, поздоровавшись за руку с директором, сказал:

Ч: — Юрий Васильевич, вы не против, я тут немножко вас ограбил…

Ю.В.: — Да на здоровье, мы тебе еще должны.

Он, устало улыбнувшись, ушел, и тут вдруг меня осенило.

Я: — Юрий Васильевич, это же известный актер, я его по телевизору много раз видела.

Ю.В.: — Он самый. Только я его здесь гораздо чаще вижу, чем ты по телевизору или его семья дома.

Я: — А как он сюда попал, клуб же еще не открылся?

Ю.В.: — Так он здесь со вчерашнего вечера сидит.

Я: — Почему же вы его, как меня, не выгоняете?

Ю.В.: — А вот это как раз и есть вопрос выбора, он свою судьбу менять не собирается или не в силах. Да и бизнес этот не подразумевает того, чтобы я всех оттуда выгонял, а вот тебе там делать нечего. Иди лучше расписание составляй.

Первый шаг был сделан, оставалось набрать группу. Рекламой я тоже решила заняться сама. Сделав яркие листовки, я развешала их по всем вузам города на досках объявлений, но звонков было мало. Тогда я решила пойти от обратного: не искать, пытаясь заинтересовать, а оказаться там, где заинтересованные сами хотели бы меня найти. Я просто пришла на один из кастингов в один из ночных клубов и раздала эти листовки всем присутствующим. А поскольку в клуб на работу обычно принимают одного-двух танцоров и кастинги проводятся достаточно редко, то все те, кто этот кастинг не прошел, уже на следующей неделе оказались у меня на занятиях. Это была необычная практика обучения, можно было прочувствовать всю энергетику ночной жизни непосредственно на сцене клуба, в компании лучших диджеев города. А когда у меня не получалось провести занятие, я приглашала лучших из действующих клубных танцоров, своих друзей, каждый из которых мог привнести что-то свое в обучение пониманию клубного танца. Желающих было достаточно, и вскоре даже пришлось приостановить набор, так как клуб не вмещал такую толпу, и было решено сделать акцент больше на качество, нежели на количество. Рекламу больше давать не было смысла. Школа просуществовала около полугода, ровно столько, сколько понадобилось для того, чтобы выполнить сразу две задачи: предостеречь саму себя от зашкаливающих в мире денег эмоций и в полной мере реализовать некогда сильное стремление к исполнению этого желания. В конечном итоге я устроила всем своим танцорам кастинг в ночные клубы города и, после того как многих из них приняли на работу, со спокойной совестью и удовлетворенным самолюбием закрыла школу.

Благодаря этой паузе я поняла, что мне нужно так или иначе находиться большую часть времени в мире людей, нежели в мире ценных бумаг, денег и документов. Но можно было это и совмещать, объединив оба эти мира в своей жизни. Я уже по-другому реагировала на неудачные сделки, которых просто невозможно было полностью избежать, я уже так не паниковала, даже если все шло не так, как хотелось бы, а самое главное, я научилась принимать и отвечать за последствия того риска, на который шла.

Следующим шагом на пути к самоорганизации стало приобретение парикмахерской. Это было уже готовое, оборудованное помещение с весьма привлекательной арендной платой практически в самом центре города. Цена, которая была назначена за нее, как за готовый бизнес, была небольшой и, имея возможность в дальнейшем ее так же перепродать, я свела риск к минимуму. Мне казалось, что я просчитала все возможные негативные аспекты и сценарии развития, но главного подвоха я не предугадала, я просто еще никогда с ним не сталкивалась. До этого момента я привыкла полагаться и рассчитывать на свои силы и возможности, поэтому действовала по изученной схеме. Я полностью взяла на себя маркетинг и рекламу. У меня в подчинении на момент приобретения салона было два мастера-универсала и мастер маникюра. Необходимо было расширять штат сотрудников и я, взяв на себя обязанности администратора, с энтузиазмом окунулась в работу. Наивно было полагать, что с тем же рвением станет работать и вся команда. Первое время я настойчиво искала пути мотивации работников, ведь это такой бизнес, который строится на опыте и желании работать именно мастера, а не администратора. Затем пробовала схему «лучше сработать в ноль, но заполучить постоянного клиента», потом пыталась это совместить. Но время шло, я практически жила в салоне, выкладываясь на 300 %, а результата не было. Самым лучшим результатом после уплаты аренды, рекламы, заработной платы и расходных материалов получилась безубыточность. Далеко не самый приятный момент, когда работаешь без выходных, полностью отдаваясь работе, с перерывом на несколько часов сна, по итогам месяца, раздав все деньги, получить бублик. При этом возникали постоянные трудности с рабочим графиком: то у кого-то проблемы с транспортом, то ребенок заболел, то новое место работы поближе к дому, то декрет и еще много разных причин, о которых я узнавала непосредственно в начале рабочего дня. Медленно, но верно меня стало это угнетать. Я привыкла зависеть только от себя, но здесь я попала в зависимость от других людей, которые не стремились прикладывать особые усилия, так как их и так все устраивало. Я редко прислушиваюсь к советам, точнее никогда, если только я сама о чем-то не спросила, и в тот момент, когда я окончательно запуталась, совет мне все же понадобился.

Я: — Пап, ну почему, когда я делаю все, что от меня зависит, результат все равно нулевой?

П: — Потому что работать с людьми — это самая тяжелая и неблагодарная работа, которая только может быть. Помимо того, что необходимо в буквальном смысле жить в таком бизнесе, иначе просто начнется бесконтрольное воровство, так еще и ты никогда не сможешь найти на людей правильного рычага, это ведь не машины. А вот нервы ты себе гарантированно истреплешь.

Я: — Но ведь обидно, когда работаешь в команде, делаешь все возможное, а все насмарку, потому что кому-то и так хорошо и плевать ему, что ты от него зависишь.

П: — Здесь важно не путать команду единомышленников и просто наемных рабочих.

Я: — Так какой выход?

П: — Конкретно для тебя — продать эту парикмахерскую, если возможно, дороже, чем купила, и найти свое дело. В чужое ты уже поиграла, получила опыт, всегда лучше зависеть по возможности только от себя.

Я: — А сразу что, нельзя было предупредить?

П: — Можно было, но возможность безубыточно получить такой опыт редко встречается.

Я: — Это что, еще спасибо надо сказать?

П: — Лучше стрижку в подарок.

Урок действительно оказался ценным и, судя по тому, сколько желающих появилось его перенять, очевидно, пригодился еще не одному такому же любопытному предпринимателю.

Вскоре мне вновь захотелось попробовать что-то новое, но на этот раз совершенно не похожее на все предыдущие попытки как-то встряхнуться и найти себя. И поскольку в американской визе по причине долгих и частых визитов было отказано, желание перешагнуть через образовавшийся барьер толкнуло меня на поиски путей его преодоления. Меня часто раздражали суждения людей о том, что нужно жить исключительно и непременно там, где родился, и с гордостью делать это место лучше. Возможно. Эта точка зрения имеет место быть, но звучит она, скорее, как отговорка или оправдание собственной лени и нежеланию выйти за рамки «своего шалаша», оглянуться вокруг, сравнить все плюсы и минусы своего маленького мира с огромной вселенной.

Ведь именно тогда более четко понимаешь, как именно сделать лучше то место, где живешь в данный момент. А вообще я предпочитаю быть человеком мира, нежели коренным жителем города «Х», в котором я обязана проживать до конца своих дней только потому, что в нем родилась, по какому-то негласному указу, даже если климатические условия значительно ухудшают состояние здоровья всех его жителей. Не существует такого закона, по которому человек не имел бы права передвигаться по планете, которую, собственно, и населяет собой человечество, и жить там, где ему больше нравится. Есть единственное ограничение, действующее на тех территориях, где жизнь наиболее благоприятна, и в связи с этим желающих улучшить ее условия несколько больше, чем возможностей этих желающих разместить. Называется оно — визовый режим. В этом ограничении кто-то находит отговорку дальнейшему бездействию, а кто-то видит лишь упорядоченный список дальнейших действий по его прохождению. Для себя я рассматривала смену места жительства в трех направлениях: США, Канада, Австралия. На мой взгляд, три самые наиболее благоприятные для проживания страны, приятным бонусом которых являлась еще и близость к океану. И так как своими безответственными визовыми отношениями с Америкой я легкомысленно прикрыла себе этот путь, то решила собрать пакет документов на ПМЖ в Канаду. И после трех месяцев сбора документов, справок, заверенных переводов и заполнения различного рода анкет, заявление было подано в канадское консульство для дальнейшего рассмотрения. Иммиграционный адвокат обозначил приблизительный срок всего иммиграционного процесса в два-три года. Срок немаленький, учитывая то, что избыток энергии и вера в свои силы совсем не располагали к длительному ожиданию в бездействии. Покопавшись в интернете, я наткнулась на интересную статью о специфике работы в клубах Токио и о трехмесячных контрактах на работу в токийских клубах.

Поначалу идея поехать по рабочей визе в Японию показалась мне чересчур экзотичной, но постепенно этот мыслевирус вырос в решимость попробовать. Я связалась с несколькими клубами в Токио в попытке узнать побольше об условиях контракта и получения визы, но, как выяснилось посредством объяснений на очень плохом английском, этот тип виз, как и самой работы, уже практически искоренен властями Японии в связи с неоднократными нарушениями визового режима нашими соотечественниками, и такую визу получить стало практически невозможно. Нужно ли говорить, что чем сложнее, тем мне стало интереснее. Я выбрала другой путь, решив получить для начала туристическую визу, а уже потом на месте разобраться, что же именно так притягивает и заставляет людей нарушать визовые правила, лишь бы только задержаться в стране восходящего солнца.

Я: — Пап, помнишь, я говорила, что решения по канадской визе нужно ждать еще 2–3 года?

П: — Помню, а что?

Я: — Ну так вот, я подумала, что глупо просто так сидеть и ждать, и нашла чем заняться.

П: — Только не говори, что опять мелкий бизнес, это не актуально сейчас в нашей стране.

Я: — Да нет, не бизнес и не в нашей стране. Помнишь, я всегда хотела поехать в Японию?

П: — Я даже не знаю, хочу ли я услышать продолжение…

Я: — Так вот, я хочу поехать в Токио поработать, может, на год, но не больше.

П: — Да уж, лучше бы бизнес. А что, поближе у тебя никак не получается работу найти? Хотя бы в пределах одного материка?

Я: — Во-первых, я не боюсь расстояний, а во-вторых, там ведь совсем другой мир, это же ужасно интересно. Тем более еще можно неплохо заработать, насколько мне удалось выяснить.

П: — А когда ты успела выучить японский? Они ведь там не говорят по-английски.

Я: — Со следующей недели прохожу обучение, уже записалась, нашла преподавателя и еще буду самостоятельно заниматься.

П: — Интересно послушать, что твоя мама об этом думает.

Я: — Ну, я примерно догадываюсь…

И хотя мы с папой оба знали, что у мамы совершенно другой ход мыслей и взгляды на жизнь, как раз таки исключающие попытки пробовать себя в разном, не совершенствуясь постоянно в чем-то одном на протяжении всей жизни и желательно находясь при этом в одном и том же месте, но нельзя было не принимать во внимание ее мнения, тем более что это всегда было еще и забавно.

Я: — Мам, я поеду в Японию работать.

М: — Господи, как же ты достала меня уже! Езжай ты, куда хочешь, а лучше сразу в космос и потеряйся там где-нибудь!

П: — Это она серьезно сейчас.

М: — То есть вы хотите сказать, что это не очередная ваша дурацкая шуточка?

Я: — Нет, мы абсолютно серьезно. Мы солидные же люди, правда, пап?

П: — Конечно.

М: — Слушайте вы, солидные придурки, я вот не могу понять, почему мне тогда так смешно? Может, потому что у меня в голове не укладывается, кто тебя там ждет с твоими сверхумениями и талантами?

Я: — Может. У тебя никогда не укладывалось.

М: — Ладно, чудовище, все равно ведь тебя не остановишь. Хотя бы развитая страна, никуда не вляпаешься, а если и вляпаешься, так тебя оттуда быстренько выпнут, такую талантливую.

Я: — Спасибо, мам.

М: — И еще одно: денег у отца не брать на свои бредни! Узнаю, оба получите, да так, что в своей Японии убежища будете просить!

Я: — На свои бредни у меня свои есть. Могу еще подкинуть, если надо…

М: — Мозгов бы тебе кто подкинул!

Осталось только получить туристическую визу и подучить язык. С визой возникли небольшие сложности. Так как это направление явно не пользовалось особым спросом у туристов, как, впрочем, и не было массовым, мне удалось найти лишь одно агентство в городе, которое занималось оформлением виз в Японию. Самостоятельно оформить ее у меня вряд ли получилось бы, потому как обязательным условием было наличие гаранта с японской стороны, коим и выступало данное агентство, которое, к слову, взимало за эту услугу весьма солидную плату. Но результат был достигнут, виза открыта, правда, всего на один месяц. Язык за три месяца упорного обучения был освоен на разговорном уровне, авиабилет куплен и брошен вызов самой себе.

Уже сидя в самолете, я начала ощущать множественные различия в культурах двух стран, так как летела я японскими авиалиниями. Было весьма странным и слегка непривычным, насколько все было пунктуально, слаженно и организованно. Несмотря на то что в огромном боинге находилось всего от силы 15 пассажиров, рейс не отменили, взлетели вовремя, и сервис во время полета заслуживал самой высокой оценки, хотя большую часть полета я спала, растянувшись на пустых сидениях своего ряда. Конечно, волнение присутствовало, ведь я летела одна в незнакомую страну со своими укладами и традициями, в страну, которая, словно под колпаком, была закрыта от остального мира и жила по своим законам. Но в то же время эта загадочность и закрытость притягивала и манила своей необыкновенной очаровательностью и непохожестью. Я еще не знала, как я буду искать работу, жилье и каким образом продлять визу, но уверенности и упорства во мне было достаточно.

Для начала я заселилась в отель, который забронировала заранее, и начала поиски работы. Мой отель, по моей же задумке, был расположен в районе, где происходила вся ночная жизнь города.

Вообще сложно назвать Токио городом, это, скорее, отдельная планета на планете Земля, если вообще не отдельная галактика. Даже просто прогуливаясь, особенно по вечернему городу, можно неоднократно поймать себя на мысли, что теряешь ощущение реальности, и начать сомневаться, что ты не в другом измерении, времени и эпохе. Естественно, я выделялась из многотысячной толпы японцев, во-первых, ростом, а во-вторых, экзотической для них внешностью, ну и, может, еще постоянно открытым от удивления ртом и округленными глазами. Кстати, именно за разрез глаз японцы называют нас, европейцев, рыбами с «рыбьими» глазами. И, вообще, все мы для них на одно лицо и зовут нас всех одинаково — «гайджин», то есть чужак, иностранец. Но стоит заметить, что они достаточно уважительно и гостеприимно относятся к приезжим, хоть и явной любви к нам не питают, да и с чего бы. А вот я в эту нацию влюбилась сразу. У них совершенно другая система ценностей, где гораздо престижнее быть ответственным и трудолюбивым рабочим, вдохновленным идеей своего дела, чем, к примеру, представителем власти или владельцем крупного бизнеса. Народ, скорее, именно такого кандидата изберет в правительство, нежели опытного политика. Чаевые оставлять не только не принято, но еще и оскорбительно. Государство в полной мере заботится о своих гражданах, обеспечивая их достаточно высокими зарплатами, и даже на дверях некоторых заведений специально для туристов висят памятки:

«Просьба чаевые не оставлять, наши сотрудники хорошо зарабатывают».

У них не принято здороваться за руку, это правило плохого тона. Считается, что вряд ли незнакомого человека осчастливит прикосновение вашей сомнительной чистоты конечности. Зато, если спросить о чем-либо прохожего, он отложит свои дела, даже если торопится, и не распрощается с вами, пока не будет уверен, что сделал все возможное, чтобы помочь. И не дай вам бог опоздать на встречу или собеседование, ваша репутация будет запятнана на долгие годы вперед.

В общественном транспорте и метро запрещено громко разговаривать и пользоваться мобильными телефонами, чтобы не мешать другим пассажирам. Еще одной странностью, с которой мне пришлось столкнуться, это манера ответа наоборот. Например, если японец вежливо соглашается и очень долго рассказывает, как все хорошо, значит, он сказал твердое «нет», и пересмотру этот вопрос не подлежит.

И наоборот, если он сказал «скорее всего, нет» — значит, это «да», только нужно проявить еще немного упорства. Мне пришлось немало намучиться, прежде чем я разобралась с этой тонкостью. Я приходила на собеседование, и разговор шел примерно по такому сценарию:

Я: — Добрый день (и еще куча разных вежливых выражений), Такой-то Сан. Не могли бы вы быть так любезны и просветить меня в вопросе поиска работы. Дело в том, что для меня было бы великой честью и счастьем стать частью большого дела, что под вашим началом имеет место быть в этом мире (обязательный поклон в конце)…

Такой-то Сан: — Несомненно, это великая честь для меня побеседовать с вами о том большом деле, что живет не одним поколением наших трудолюбивых рук. Я искренне убежден, что вы могли бы привнести огромный вклад в тот повседневный труд, которым мы живем. Каждый сотрудник — член нашей большой и дружной семьи — был бы безмерно счастлив, если бы вы к нам присоединились (и еще примерно минут пять подобных изречений и поклон, куда же без него)…

После чего я практически уже начинаю считать себя частью команды, частью этого «сплоченного одной идеей коллектива», на самом деле являющегося обычной среднестатистической кофейней. Но на следующий день оказывается, что Такой-то Сан ведь мне уже объяснил, что я не подхожу.

И наоборот, когда я своим среднестатистическим, пусть и не выдающимся, умом четко понимаю, что мне отказали, после фразы: «Извините, но пока у нас нет возможности вас принять, но оставьте, пожалуйста, свой номер телефона», на следующий день раздается звонок примерно следующего содержания: (опуская все вежливые обороты) «А почему это вы, собственно, не соизволили явиться к началу рабочего дня?»

Чем больше я вникала во все эти особенности, тем больше меня заинтриговывала эта загадочная, непохожая ни на одну другую, нация. Например, я часто видела небольшие помещения, где снаружи были нарисованы кошки, а рядом указана чисто символическая для такого дорогого, как Токио, города цена. Когда я поинтересовалась, что это за заведение и за что предлагается заплатить, то оказалось, что это всего лишь плата за возможность несколько минут провести в обществе домашних питомцев для тех, у кого такой возможности нет в силу различных обстоятельств, а чаще всего всепоглощающей занятости. К туристам в Токио относятся скорее снисходительно, чем дружелюбно, но все же часто с нескрываемым интересом. Однажды вечером на пути к отелю я остановилась у небольшого лотка с фруктами. С прилавка на меня так заманчиво «смотрели» шашлычки из свежей клубники, что я не смогла удержаться и купила парочку. По дороге мне случайно встретился один из сотрудников небольшой компании, в которую я ранее пыталась устроиться, в чем он очень старательно мне помогал. И так как он вызвался меня проводить, а идти еще было далеко, я решила по дороге перекусить клубникой и заодно угостить своего собеседника. В тот момент, когда я протянула ему эти три несчастные ягодки на шпажке, на его лице отразилось такое множество эмоций и внутренней борьбы, что, казалось, сейчас в его голове разразится русско-японская война. Я даже немного испугалась.

Я: — Может, у вас аллергия на клубнику?

Он: — Да нет, большое спасибо. Очень польщен и благодарен за столь радушный жест.

А в глазах полное смятение и растерянность. Я приступаю к своему десерту, в то время как он, с опаской оглядываясь по сторонам, полностью копирует меня, не пытаясь опередить в поедании злосчастной ягоды, но и не отставая. Идет рядом, жует и заметно нервничает.

Я: — Ну, если что-то не так, можете не есть, я ведь не обижусь.

Он: — Что вы, все в порядке, очень вкусно. Спасибо.

Я: — Да ладно, если серьезно, что не так? Опять какой-то скрытый смысл?

Он: — Если быть до конца откровенным, то на улице есть у нас не принято, особенно на ходу, при этом разговаривая. Но для вас я с удовольствием сделаю исключение.

Ну вот, теперь и мне уже не лезла эта клубника. До отеля еще было далеко, и я не знала, по какому из двух вариантов лучше завершить эту неловкую историю: быстренько доесть уже начатую шпажку или убрать ее обратно, но тогда, вероятно, пришлось бы забирать ее и у без того натерпевшегося позора собеседника. В общем, я пришла к выводу, что головоломок с традициями местных жителей мне все равно не избежать, но раз уж я всего лишь турист, то мне простительно. А мой собеседник уж пускай сам решит, как ему выкрутиться. В итоге десерт был доеден, но вот удовольствие от него слегка подпорчено.

Еще один случай моего варварского невежества, направленного против местной культуры, произошел как-то за обедом. Вообще к еде японцы относятся крайне трепетно, нельзя кушать на ходу и ни в коем случае нельзя громко разговаривать с набитым ртом. Втыкать палочки в рис— вообще к смерти и так делают только на похоронах. Словом, даже зная, как мне казалось, множество нюансов о процедуре принятия пищи, опростоволоситься мне особого труда совсем не составляло. Однажды, заказав на обед мисо суп, я попросила к нему ложку, на что меня три раза переспросили, уверена ли я в том, о чем прошу.

Мне даже стало казаться, что именно в этот день, именно этот суп у них, возможно, был отравлен и они как-то пытаются меня предостеречь, но я настояла на своем. После того как мне принесли ложку, я стала вполне отчетливо ощущать себя гвоздем программы, потому как все оставили свою еду и стали наблюдать за тем, как я ем свой несчастный суп. Через несколько минут один пожилой японец подошел к моему столику и, как принято, поклонившись и произнеся несколько фраз, ничего толком не означающих, поинтересовался, может ли он присесть. Он более-менее сносно говорил по-английски, и я подумала, что могу выспросить у него парочку дельных советов, и согласилась. Мне было весьма сложно запоминать японские имена, но вообще это крайняя степень неуважения — после того как человек представился, не называть его в дальнейшем по имени, обращаясь к нему. Причем представиться он может как назвав свое имя, так и только фамилию, что будет означать, что ни с чем, кроме как с официальной беседой, он до вас не снизойдет. Но поскольку я не различала, как именно звучит имя, а как фамилия, то, не заморачиваясь, сразу забыла и то, и другое.

Такой-то Сан: — Я никогда раньше не видел, чтобы кто-то ел суп так, как вы.

Я: — Может, потому что я целый день не ела, бегала в поисках работы. А что не так?

Такой-то Сан: — Да ничего, просто суп ведь не едят ложкой, его пьют, а потом палочками доедают содержимое.

Я: — А я вот всю жизнь ем суп ложкой, кстати, вместе с содержимым. Такой-то Сан: — Ты забавная, сразу видно, что не была здесь раньше. А вот я жил в Штатах, преподавал там японский, поэтому меня не удивляет такое поведение, а местных жителей иногда даже шокирует.

Я: — Ну, меня они тоже шокируют по несколько раз на дню, но ничего, я уже даже привыкаю.

Такой-то Сан: — А какую работу ты ищешь?

Я: — Хотелось бы найти в каком-нибудь ночном клубе работу, но для начала мне нужно продлить визу.

Такой-то Сан: — В клуб тебе сложно будет устроиться, сейчас это максимально ужесточили. Многие по таким визам остаются и выходят замуж или потом работают уже без контракта, сейчас их уже не выдают.

Я: — Жаль, а я как раз собиралась завтра ехать в иммиграционную службу, вот там и узнаю.

Такой-то Сан: — Если тебе это поможет, мой один очень хороший друг занимается такими вопросами, он — адвокат, и он хорошо говорит по-английски, тебе будет легче с ним общаться. Может, он сможет тебе чем-то быть полезен. Удачи тебе.

После чего Такой-то Сан оставил мне визитку, раскланялся и ушел. За все то время, что я искала работу: днем любую, которая могла бы обеспечить мне рабочий контракт, а значит, продление визы, а вечером работу в клубе, мне ни разу не помогли те, кто, так же как и я, приехали с целью заработать и, возможно, задержаться. Каждый раз, как я сталкивалась с русскоговорящим человеком в Токио, он в лучшем случае делал вид, что просто меня не замечает. Один раз девушка примерно моего возраста вечером, направляясь в сторону района, в котором расположены ночные клубы города, заметив, что я намереваюсь подойти с вопросом, быстро перешла на другую сторону дороги и удвоила шаг. В какой бы клуб я ни заходила, чтобы пообщаться с менеджером, я обязательно сталкивалась с двумя-тремя девочками славянской внешности, которые при виде меня тут же переходили исключительно на японский, но когда и я начинала говорить с ними на японском, делали вид, будто я растворилась в пространстве. В любом случае меня это только раззадоривало, и мне нужно было продлять визу, чтобы понять, что же все-таки заставляет их разыгрывать этот спектакль.

На следующий день я посетила иммиграционное бюро, где, выстояв очередь, состоящую в основном из китайцев и корейцев, набрала целую папку различных анкет и со всем этим отправилась к адвокату, предварительно договорившись с ним о встрече. Шел дождь. Он встретил меня у самой станции метро, так как я не смогла с его слов самостоятельно найти его офис, и, окинув меня снисходительным взглядом, говорящим:

«Ну что с тебя взять, «гайджин» и есть «гайджин» — ни манер, ни воспитания», протянул мне зонтик, который, словно заранее зная, что у меня его не будет, захватил с собой из офиса. Первый прием, а точнее консультация, была бесплатной, каждая последующая встреча подразумевала почасовую оплату и, надо сказать, ощутимую для моего кармана, поэтому я попыталась максимально использовать преимущества первой встречи и задать сразу все интересующие меня вопросы. В итоге выяснилось, что единственным приемлемым для меня вариантом было заключение контракта с какой-либо японской организацией сроком на один год, где мне нужно было бы работать в соответствии с выделенным мне расписанием, а в свободное от работы время я могла бы работать и в клубе, при этом легально находясь в стране по рабочей визе. По удачному стечению обстоятельств одному его знакомому, владельцу языковой школы, как раз требовался преподаватель на неполный рабочий день, чтобы обучать японских детей базовому английскому. Оплата предлагалась более чем скромная, но зато он был готов подписать этот самый контракт, который был мне так необходим. Мы оговорили стоимость его услуг и всю последовательность процесса. После я взяла один день на принятие решения. Поскольку Япония — это не та страна, где могут обмануть клиента недобросовестным и неправомерным путем, за этот аспект я не переживала. Взвесив все за и против, просчитав, во сколько мне обойдутся услуги адвоката, оплата жилья и насколько сложно будет совмещать дневную работу с вечерней, я все же решила рискнуть. В тот самый момент, как я пришла к внутреннему соглашению с собой о своих дальнейших действиях, земля в буквальном смысле поплыла у меня под ногами. Следующие несколько секунд вся мебель в холле гостиницы стала плавно раскачиваться из стороны в сторону и люстры от этих плавных толчков слегка зазвенели. Люди же, наоборот, замерли и замолчали, кто-то нагнулся и присел, кто-то пытался устоять ровно. Через мгновение все закончилось, и все спокойно разошлись по своим делам. Я подошла к стойке регистрации, чтобы поинтересоваться, что это только что произошло.

Я: — Что это сейчас было?

Р: — А, не беспокойтесь пожалуйста, это небольшие подземные толчки, ничего серьезного.

Я: — То есть вы хотите сказать — землетрясение?

Р: — Ну, можно и так сказать. Но вы не переживайте, это случается, никакой опасности нет. Эпицентр далеко на севере, до нас это точно не дойдет.

И действительно, служащий отеля говорил об этом с такой искренней улыбкой, как будто я только что увидела маленького паучка, а приняла его за динозавра. Да и, судя по реакции остальных, можно было вообще предположить, что мне все померещилось. Ну раз так, то мне даже стало забавно, ведь теперь в копилку пережитых приключений и эмоций можно смело записать свое первое и, как мне думалось, последнее, самое настоящее землетрясение.

Я: — Пап, представляешь, сегодня было землетрясение!

П: — Наверное, это знак, что пора домой.

Я: — Да ладно тебе, это такая ерунда, слегка пол под ногами пошатнулся и все. И чего его все так боятся?

П: — Ну, вообще-то, есть причины.

Я: — В общем, я решила заключить контракт с языковой школой, созвонилась с адвокатом, завтра у меня собеседование после обеда.

П: — Пересмотру не подлежит?

Я: — Ну, пап, столько лет ведь знакомы…

П: — Понял. Тогда удачи.

На следующий день, а именно 11 марта 2011, несмотря на то что все вроде бы шло по плану, с самого утра у меня было какое-то тревожное предчувствие. Списав это на волнение перед предстоящим собеседованием, решила прилечь отдохнуть и незаметно для себя уснула. Тот миг, от которого я проснулась, сложно забыть, как, собственно, и представить. Резким и сильным толчком меня выбросило из кровати и, словно мячик, швырнуло на пол, предварительно ударив о письменный стол, как будто для того, чтобы уж окончательно проснулась. Последующие толчки были такой силы, что все мои попытки хотя бы встать на ноги ни к чему не приводили, я все равно оказывалась на полу. Это было уже не плавное покачивание, словно на рельсах в поезде, и не потряхивание, как в самолете при турбулентности, это были резкие, хаотичные рывки, при которых я могла только сравнить себя с бельем, находящимся в барабане стиральной машины в режиме отжима. В такие моменты не испытываешь страха, он куда-то вытесняется каким-то животным инстинктом самосохранения, мысли становятся чище и четче, развивая при этом скорость света в голове. Максимально быстро одевшись в полулежачем положении, я добралась до сейфа, достала один только паспорт и пристроила его во внутренний карман, чтобы он не выпал. Это было продиктовано мыслью: «Так меня быстрее найдут и опознают, если окажусь под обломками». Помимо этого в голове крутились мысли: «Только бы не оказаться под обломками живой, только бы умереть быстро и не больно, только бы не остаться инвалидом». В это время стены в номере начали звучно трещать и будто отделяться друг от друга, появились трещины, и посыпалась штукатурка. Я находилась на 14-м этаже и знала, что чем выше, тем больше амплитуда, а значит, и выше риск того, что все развалится. Выбравшись из комнаты, я обнаружила, что во всем коридоре кроме меня еще есть два человека: уборщица номеров и девушка азиатской внешности лет 16-ти. Вдоль коридора сами по себе ездили тележки с моющими средствами, летали чьи-то сумки и хлопали двери. Я инстинктивно присоединилась к схватившимся за дверные проемы присутствующим, мне показалось, им виднее, как вести себя в подобных ситуациях, да и куда бежать, когда трясет всю страну, а с другой стороны, не болтаться же вместе с тележками по коридору.

Никто из нас не проронил ни слова, но взгляд выражал тогда гораздо больше: безысходность, полное бессилие перед стихией и растерянность. В то же время в глазах горничной читалась еще некая обреченность и готовность с покорностью принять любой исход, а в глазах девочки — страх и какая-то внутренняя борьба. Мы стояли молча, под звуки трескающихся стен, они уставились на меня, а я на них. Мысли продолжали проноситься в голове: «Ну как же глупо так умереть! Не успела даже подписать контракт!.. Да какой к черту контракт?! Даже с папой не попрощалась. Действительно, замечательная идея — умотать на край света, чтобы оттуда со всеми попрощаться и погибнуть в эпицентре землетрясения. И неужели последнее, что я увижу, — это глаза какой-то незнакомой азиатской девочки, которая сейчас на меня вылупилась? Они ведь у нее даже не «рыбьи», как у европейцев».

Через некоторое время все замерло и завопила какая-то сирена, нас по запасной лестнице вывели в холл. В холле уже было полно народу, оказывается, что в здании находиться во время подземных толчков безопаснее, чем на улице, так как они построены по специальным технологиям и весьма сейсмоустойчивы, поэтому все, кто находился в этот момент поблизости, укрылись в ближайших зданиях.

Толчки еще продолжались, но они были гораздо слабее, люди даже уже не обращали внимания на покачивающиеся люстры и располагались по всему периметру довольно просторного холла гостиницы.

Надо отметить, что паники совсем не было, никто не шумел, не кричал и не толкался, все старались не мешать друг другу, рассаживаясь на полу, на ступеньках. Тут же образовалась вполне организованная очередь к телефонным автоматам, которые в такой экстренной ситуации сделали абсолютно бесплатными для всех. Люди терпеливо дожидались, пока каждый сообщит своим близким, где он находится и что с ним все в порядке. По телевизору транслировали страшные кадры разрушенных районов, цунами и затопленного аэропорта. На момент обучения японскому языку я не планировала оказаться в такой ситуации, поэтому не делала акцента на изучение таких слов, как цунами, пожары, землетрясения, атомные электростанции, радиация и т. д., поэтому я мало что понимала из новостей. Я присела на диван рядом со стойкой регистрации и, потеряв ощущение времени, просидела так, вероятно, довольно долго, потому как, когда ко мне подошла девушка метрдотель, я обратила внимание, что уже стемнело.

Она присела передо мной на колени и успокаивающим тоном заговорила так, будто извиняется за то, что случилось чуть ли не по ее вине.

Д.: — Здравствуйте, вы, наверное, очень переволновались, тем более что вы одна, так как проживаете в одноместном номере. В данный момент небезопасно возвращаться в номер, но если вам что-нибудь оттуда нужно, наш человек поднимется туда и принесет, вы можете объяснить ему, что именно.

Я: — А ему разве не опасно подниматься?

Д: — Ну что вы, это его работа, он будет только рад.

Я: — Да нет, спасибо, мне ничего не нужно.

Д: — Тогда вы, наверное, проголодались, если вам чего-нибудь захочется, пройдите в ресторан и можете за счет отеля выбрать и заказать себе ужин.

Я: — Спасибо, конечно, но мне ничего не хочется. А что там с цунами?

Д: — Да вы не переживайте, это далеко от нас, на севере страны.

Я: — Кажется, я вчера уже это слышала.

Д: — Если что-нибудь понадобится, будем рады помочь и просим извинить за доставленные неудобства.

Наконец я пришла в себя, в холле уже готовились к массовому ночлегу, транспортное сообщение не работало, что вообще было граничащим с фантастикой событием для точной и дотошной во всем Японии.

В независимости от того, кого и где застало это бедствие, люди оставались на ночь. Я ненадолго вышла на улицу, подышать воздухом. Осознание серьезности всего происходящего в виде обломков, которые как ни в чем не бывало прибирали рабочие, трещин на дорогах и поврежденных автомобилей не укладывалось с тем, насколько спокойно и выдержанно это воспринималось жителями. На больших цифровых экранах по всему городу передавали последние новости, люди, останавливаясь, спокойно смотрели их, изредка переговариваясь между собой, в продуктовых магазинах пустели полки, но при этом в них строго соблюдалась организованная очередь. Ни у кого и в мыслях не было паниковать. Я вернулась в отель, постояльцам уже разрешили подняться в номера. Нужно было позвонить домой, но у меня никак не получалось собраться с духом. Мне казалось, что это может быть последним звонком, а прощаться я не люблю и не умею. Постоянно расшатывало и без того подорванную нервную систему непрекращающееся покачивание стен, звук предупреждающей сирены и кадры плавающих домов вперемешку с автомобилями и самолетами. Нужно было выбираться. Мысль о том, чтобы все-таки остаться и переждать, окончательно умерла где-то глубоко во мне вместе с уже кажущимся мифическим контрактом. Я вновь обратилась к стойке регистрации, которая ни на минуту не прекращала своей работы.

Я: — Подскажите, как я могу попасть в аэропорт в настоящий момент?

Р: — Мы можем вызвать вам такси, так как больше никакой транспорт не работает, но дороги повреждены, и машин намного меньше, чем желающих воспользоваться их услугами пассажиров. У стойки консьержа люди уже образовали очередь и ждут по несколько часов.

Я: — Ничего, я подожду.

Р: — Но есть еще одна сложность…

Я: — Какая?

Р: — Аэропорт сейчас закрыт, и пока неизвестно, когда он возобновит свою работу.

Я: — То есть как — закрыт?

Р: — Он не работает, ни один самолет еще не вылетел с момента землетрясения.

Я: — Хорошо, мне все равно нужно туда попасть, когда-нибудь же он откроется.

Р: — А вы уже обращались за помощью в свое посольство? Многих своих граждан уже в эвакуационном порядке вывезли многие консульства, может, и вам стоит обратиться?

Я: — Да вы что, серьезно? Я же в России живу! Даже не стоит пробовать. И номера я не знаю.

Р: — Я сейчас его найду для вас.

Он так старательно пытался мне помочь, что было неудобно отказывать, хотя исход этой попытки был мне известен. Через несколько минут метаний в поисках нужного номера он, набрав его, протянул мне трубку. В трубке раздался сонный, явно недовольный тем, что его потревожили, голос:

К: — Посольство Российской Федерации, чем могу помочь?

Я: — Здравствуйте, меня интересует, производится ли оказание какой-либо помощи оказавшимся в Токио на момент землетрясения в настоящий момент?

К: — Нет, никаких распоряжений не было, справляйтесь своими силами.

Я: — Неужели даже транспортом нельзя обеспечить?

К: — Я вам еще раз повторяю: у меня приказа сверху никого эвакуировать не было, либо ждите, либо сами добирайтесь. А вы, собственно, вообще, кто?

Этот вопрос окончательно выбил меня из колеи. Действительно, а кто я? И какую ценность вообще представляет моя жизнь? И почему кто-то должен меня спасать, ведь сама потащилась в такую даль?

Но почему так цинично? Ведь этот ленивый голос сейчас лишь сидит в уютном кабинете и лишь наблюдает по телевизору за происходящим, будто смотрит кино, но я-то в этом кино участвую. Неужели нельзя как-то помягче ответить, подсказать, как выбраться? Хотя о чем это я, что за утопия, я ведь не в канадское посольство позвонила.

Я: — Я, к сожалению, учитывая то положение, в котором оказалась, гражданка той же страны, что, полагаю, и вы. Спасибо за помощь.

И передала трубку работнику отеля, который, довольный тем, что оказал хоть какую-то помощь, с надеждой в глазах спросил:

— Ну что, вам помогут?

Я: — Обязательно помогут, спасибо.

А про себя подумала: «В другой жизни и с другим гражданством». Поднявшись в номер за чемоданом, я с удивлением заметила, что в нем уже успели прибраться и замести следы недавнего происшествия. На минуту присела в раздумьях, позвонить ли домой, но злополучная сирена и раскачивающиеся пустые вешалки заставили меня, как по команде, подпрыгнуть и быстренько эвакуироваться из номера. Внизу у стойки консьержа скопилась небольшая группа людей, подъехало такси, и в него стали загружаться трое парней азиатской внешности. Предположив, что они, возможно, едут в том же направлении, что и я, поскольку чемоданы говорили сами за себя, я спросила:

— Вы едете в аэропорт?

П: — Да, в аэропорт.

Я: — У вас еще одно свободное место, возьмете меня? Расходы пополам.

П: — Конечно, возьмем, садитесь.

И, только радостно усевшись и загрузив свой чемодан в багажник, мы выяснили, что едем в разные аэропорты. Пришлось мне выходить, они были первыми в очереди. Ко мне подошла девушка азиатской внешности, как позже выяснилось, кореянка, лет тридцати и предложила разделить с ней такси до нужного мне аэропорта. Учитывая то, что в очереди она была следующей, хорошо говорила по-английски и ехала в нужном мне направлении, это было просто подарком судьбы. Мы прождали следующее такси где-то около часа, загрузились и поехали. Таксист сообщил, что все основные дороги закрыты из-за неисправности, а те, что не закрыты, стоят из-за огромного потока машин. Таким образом, за два с половиной часа мы продвинулись километров на пять.

Моя попутчица на чистом японском общалась с водителем, а мне переводила на английский.

К: — Мы так не доедем и за сутки, водитель сказал, что он может нас везти, сколько угодно, счетчик-то включен, но ему нас жалко.

Я: — А что, разве у нас есть выбор?

К: — Он говорит, что посмотрел на карте и здесь недалеко есть станция поездов дальнего следования, она со сбоями, но все же работает, и мы сможем с пересадкой добраться до самого аэропорта.

Я: — Ну хорошо, поехали на эту станцию.

Иногда было забавно, когда она забывала, с кем и на каком языке нужно говорить, и, активно жестикулируя, трещала мне что-то на японском. Она часто приезжала в Японию по работе, но в такой ситуации предпочла вернуться домой и переждать. В свою очередь, для любого японца было глубочайшим оскорблением спросить, не хочет ли он уехать из страны на время стихийного бедствия.

Такой вариант ими даже не рассматривался, ну а к нашему побегу они относились с пониманием. Мы расплатились, вышли у станции, но не знали, куда двигаться дальше, и потому решили зацепиться прицепом за одного, такого же как мы, беглеца, но знающего маршрут в мелочах. Ожидающих спасительный поезд было больше, чем вмещал в себя перрон, но это не помешало людям выстроиться в очередь к каждому вагону. Часа через полтора поезд прибыл, и по мере заполнения вагонов становилось слышно даже, как хрустят чьи-то руки и отдавленные ноги, но все молча, понимая серьезность ситуации, замерли в неестественных и неудобных позах, буквально вдавленные друг в друга. Впереди кто-то упал в обморок от тесноты, духоты и давки, просто повиснув на рядом стоящих пассажирах, так как падать было некуда. Его тут же растормошили, он пришел в себя, и уже без жертв в дальнейшем мы добрались до пункта назначения. Поблагодарив попутчиков и распрощавшись, я направилась к окошку японских авиалиний, чтобы поменять свой билет. Дорога, которая обычно занимает 20–30 минут, растянулась почти на сутки, и к тому времени аэропорт уже открыли.

Оплатив штраф за изменения в билете, я подумала, что теперь меня вряд ли что-то сможет удивить. Но девушка — сотрудница авиалиний с искренним удивлением вдруг спросила:

— А почему вы летите раньше? Ваш обратный вылет ведь должен быть значительно позже?

Я: — Как это, почему? Потому что, мягко говоря, я некомфортно себя чувствую при землетрясении.

Д: — Вы уверены, что хотите поменять билет? Это единственная причина?

Я: — Да, уверена. (И подумала: «Еще я давно не видела «рыбьих глаз».) Ближайший рейс до Москвы был обозначен на табло как вылетающий уже через час. Не помню, чтобы я еще когда-то так быстро бегала по аэропорту. Но на все мои попытки поторопить службу досмотра, потому что я опаздываю на рейс, я только слышала:

— Не переживайте так, не создавайте панику.

Я: — Значит, меня подождут, если я немного задержусь?

С: — А вы опаздываете на посадку?

Я: — Возможно.

С: — Значит, не подождут.

Я: — Но как? Ведь неизвестно, когда будет следующий рейс и вообще будет ли?

С: — Зачем же вы тогда опаздываете?

Ну, вот что тут ответить? Как будто только у меня одной земля под ногами постоянно вытанцовывала, или только я добиралась по полуразрушенным магистралям, чтобы усложнить себе жизнь.

Я: — Да я и сама не знаю. Наверное, я просто катастрофически безответственная!

Когда я все же добралась до нужного мне выхода на посадку, оказалось, что вылет задерживается еще на два часа. Поначалу меня это обрадовало. Соотечественники в количестве примерно 9–12 человек — все, кто смог добраться в аэропорт, ждали спасительной посадки. Но потом вылет снова перенесли, затем опять и опять. Уже стемнело, подтянулись еще несколько человек. На все наши вопросы представители авиакомпании отвечали, что пока нет возможности вылететь. Нам выдали купоны на горячее питание и предложили покинуть зону вылета, вернувшись в основное здание аэропорта, так как вылет перенесен на утро. Люди стали заметно нервничать и отказались покидать свое маленькое пространство, с которого, как луч надежды, можно было наблюдать стоящий рядом самолет.

Масло в огонь и без того бушевавшей паники и нервозности подливали пассажиры американских авиалиний, которые по соседству с нами устроили целый скандал, требуя немедленно посадить их в самолет, потому что они не хотят умирать вместе со всеми японцами. Дети плакали, взрослые кричали, представители авиакомпаний не знали, что им предпринять. Такое поведение пассажиров повергало их в глубочайший шок. Я попыталась предпринять еще пару попыток что-то изменить. Для начала узнала, есть ли возможность улететь любым другим рейсом в любом направлении.

Оказалось — нет. Ни один самолет не мог вылететь из-за погодных условий. Затем от лица всех пассажиров позвонила консулу РФ в Японии. Он лишь попросил, чтобы мы составили список всех присутствующих и передали представителю авиакомпании. Все единогласно отказались составлять этот список, потому как он навевал на мысль, что станет посмертным для отчета правительству.

Реальной помощи не предлагалось. Американцев все-таки посадили в самолет, а нас перевели в ВИП зал ожидания, предварительно собрав паспорта, с которыми особо буйные и уже успевшие как следует успокоиться алкоголем граждане расставаться совсем не хотели. Ночь, проведенная в красивом зале в золотых тонах, показалась невероятно долгой. Спать не получалось, лишь только задремать на несколько минут, что не трясло. Но с каждым толчком мы открывали глаза и молча переглядывались в каком-то зловещем ожидании неизвестного. Наконец настало утро, и в тот момент, когда встало солнце, мне захотелось, чтобы этот рассвет никогда не заканчивался, но и чтобы он не был последним. Я раньше никогда не замечала, насколько красивым и завораживающим может быть восход, а ведь он случается каждый день. Долгожданная посадка была, наконец, объявлена, и мы потянулись к своему выходу, ставшему уже родным. Было ощущение, что мы все пережили какую-то войну и, сплотившись, тоже стали родными. Перед выходом на посадку к нам вышли первый и второй пилоты и, раскланявшись, долго извинялись, что не смогли в срок добраться в аэропорт ввиду сложившихся непредвиденных обстоятельств. Просто для заметки — российская авиакомпания Аэрофлот подняла цены на билет до Москвы как минимум в три раза, цена доходила до пяти тысяч долларов в один конец. Наши соседи по выходу на посадку — американцы — так и провели ночь в самолете, до сих пор не вылетев. А мы в составе 15-ти — максимум 20-ти человек расселись в огромном боинге и, набрав скорость, взлетели. Утро было ясным и солнечным, олицетворяющим новую страницу жизни. По возвращению домой я обнаружила на почте электронное письмо от представителя языковой школы и адвоката с извинениями о том, что встреча не состоялась по причине невозможности добраться до места назначения. Вот такая вежливость.

Возможно, после столь неудачной попытки, когда сама судьба вмешалась в планы по достижению цели, нужно было отступить и отказаться от столь смелых решений в дальнейшем. Но такие эпизоды лишь закаляют. Как сказал когда-то Мао Цзэдун, «то, что мыслимо, то осуществимо. И человек, который почувствовал ветер перемен, должен строить не щит от ветра, а ветряную мельницу».

Для меня это стало еще одной причиной, по которой не стоит бояться идти к своим целям: если даже этому не суждено сбыться, судьба сама вернет на исходную позицию, дав понять, что была выбрана ошибочная цель.

Конечно, далеко не сразу, но мысль вернулась. Ожидание решения по канадскому вопросу затягивалось и обрастало все новыми требованиями. Необходимо было сдавать языковые тесты. Но даже после того, как необходимые сертификаты с высокими баллами были получены, тишина все равно не прекращалась. Решение найти временную работу в стране с высоким уровнем жизни и желательно теплым климатом привело к тому, что я остановила свой выбор на ОАЭ. Естественно, прежде чем оформлять рабочую визу, нужно было присмотреться к перечню требующихся услуг на рынке труда, как и к стране в целом. Самостоятельно оформив через интернет визу сроком на месяц, я вылетела в Дубай. Мне приходилось и раньше бывать в этом городе, но я никогда не смотрела на него глазами жителя. К слову, коренное население составляет совсем небольшой процент от числа всех проживающих в этом городе людей. В основном это наемные рабочие и обслуживающий персонал, который и работает непосредственно на это самое коренное население. Мне не была близкой ни культура, ни история, ни религия этого народа, мне даже не были симпатичны их ценности и взгляды на жизнь.

Но поскольку вариант длительного пребывания в стране мной не рассматривался, я решила подыскать или хотя бы присмотреть какой-нибудь временный вариант. Вообще, ничего выдающегося в их культуре и истории развития я для себя не обнаружила и уж точно проникнуться глубоким уважением, как к Японии, к этой стране у меня при всем желании бы не получилось. Было множество различных противоречий в поведении людей, в их мыслях и убеждениях, ни у кого не было никаких четких позиций, вся их жизнь была какой-то праздной и в тоже время смертельно скучной.

Очень явно ощущался целый набор комплексов и некая ущербность, прикрываемая сводом различных правил. Единственным плюсом для меня был порядок в этой неспешной арабской жизни.

И так как одно из правил гласило о том, что днем Бог неустанно следит за грешниками, а с заходом солнца всем можно абсолютно все, включая походы в клуб, азартные игры (пусть даже только посредством интернет-ресурсов) и алкоголь, то я решила пройтись по нескольким клубам в поисках работы. Удивительно, но полные снобизма и напускной надменности люди, приходя в клуб, становились абсолютно нормальными людьми, с которыми даже иногда было интересно поговорить. Работу я нашла, но меня сразу предупредили, что, не имея рабочей визы, я могу, опираясь лишь на свой собственный страх и риск, работать до тех пор, пока не нагрянет какая-нибудь проверка. И в таком случае меня никто не знает и видит в первый раз. Я решила выйти на один вечер, чтобы присмотреться и оценить соотношение риска с возможной выгодой. Несмотря на то что таких заведений для такой строгой мусульманской страны было в городе предостаточно, все же посещаемость оставляла желать лучшего. Но тем не менее зарабатывать получалось неплохо. С одной стороны, имея возможность длительного пребывания без риска быть пойманной за работу по туристической визе, можно было бы неплохо заработать. С другой, даже если получить все необходимые документы, огромное давление чужой культуры обуславливало нешуточный дискомфорт. Так, например, ко мне подошел один человек и сделал весьма недвусмысленное предложение.

Ч: — Возможно, вас заинтересует предложение о работе?

Я: — Возможно. Что за работа?

Ч: — Я — доверенное лицо одного весьма уважаемого человека, шейха по имени… (не удосужилась запомнить). И он был бы крайне счастлив, если бы вы своим обществом скрасили его досуг.

Я: — Спасибо за предложение, но передайте ему, пожалуйста, что я не работаю организатором досуга, пусть даже и весьма уважаемых шейхов.

Ч: — Но вы даже не представляете, от чего отказываетесь.

Я: — Я вас прекрасно поняла и ответ тот же.

Ч: — Как вам будет угодно.

Моя поездка подходила к концу, но я могла продлить ее, отодвинув дату вылета еще на 10 дней. Но меня одолевали сомнения. Кроме того, какое-то тревожное чувство никак не отпускало. Я даже просыпалась от него по ночам. Урок о том, что таким вещам все же нужно доверять, для меня не прошел бесследно, и я решила обратиться за советом.

Я: — Как ты считаешь, пап, остаться еще на 10 дней или не стоит оно того?

П: — Однозначно не стоит. Цель не оправдывает средства в данном случае.

Я: — Можно просто немного заработать.

П: — Любую сумму, которую ты планируешь там заработать за эти 10 дней, я удваиваю и гарантирую, что заработаем ее здесь, пусть это и займет больше времени.

Я: — Откуда такая категоричность?

П: — Неоправданный риск, невзвешенное решение, и мне приснилось, что ты вернулась без зубов.

Я: — А, ну так сразу бы и сказал, а то удвою, заработаем… Зубы-то важнее! Ладно, еду домой.

Таким образом напряжение спало, чувство тревоги ушло, и была поставлена еще одна галочка напротив пункта «попробовала, но не подошло».

Канада все молчала, постоянно отодвигая сроки рассмотрения иммиграционного дела, на этот раз проведением масштабной реформы в иммиграционном законодательстве. Состояние ожидания и неопределенности, особенно когда от тебя ничего не зависит, неизбежно съедает меня изнутри. Поэтому неудивительно, что я наметила себе дальнейший план действий.

Следующей моей «жертвой» стал Париж. Во-первых, посещение этого города было еще детской мечтой, во-вторых, все же менталитет жителей европейского города был мне ближе и понятнее, чем, к примеру, азиатов или арабов. Как сказал один писатель, «быть парижанином не означает родиться в Париже. Это означает — родиться там заново». Я скептически относилась к такого рода высказываниям до тех пор, пока не посетила этот город и в самый же первый день не пала жертвой его невообразимого обаяния. В него невозможно было не влюбиться и вряд ли можно словами описать ту атмосферу безграничного очарования и романтичной таинственности, которую он дарит всем своим существом. С самого утра в воздухе воцаряется непередаваемый запах свежей выпечки и кофе. Парижане спешат по своим делам, захватив в охапку горячий, свежеиспеченный хрустящий багет, кто-то напротив наслаждается утренним кофе, лениво потягивая его за столиком одного из уютных уличных кафе.

И только я ношусь в поисках газеты с объявлениями о работе, то и дело засматриваясь на зачаровывающие городские пейзажи. За последующие двое суток я столько раз потерялась и нашлась в этом городе волшебной энергетики, что вполне могла уже проводить пешие экскурсии самостоятельно. Завязались многие знакомства, которые впоследствии мне очень пригодились. Вообще, не стоит никогда целенаправленно искать нужных людей, все нужные люди всегда появляются в судьбе сами и чаще всего неожиданно. Так я столкнулась с человеком, который в дальнейшем во многом помог мне не потеряться, растворившись в городе грез и сказочных иллюзий. На одном из светофоров я, засмотревшись на величественно — изящное здание оперного театра, неосмотрительно преградила путь человеку, стоящему сзади.

И, когда загорелся зеленый свет, я так и простояла, разинув рот, разглядывая этот архитектурный шедевр, а он учтиво обошел меня и, вместо того чтобы выразить свое недовольство, произнес: «Vous etes tres mignon!»

Слово «mignon» означает в переводе с французского что-то вроде «лапочки» или «милашки» и звучит как «миньон». Я не придала этому особого значения, пока не услышала рядом сдавленный хохот, который перешел в заливистый смех, как только я бросила на его обладателя вопросительный взгляд.

Я: — Что так рассмешило?

Он: — Ой, ты говоришь по-английски?

Я: — И не только, так что смешного-то?

Он: — Как что, мужик только что сказал, что ты — филе миньон!

Тут уже и меня прорвало, такого перевода я, и прикладывая усилия, не смогла бы придумать… А он продолжал:

— Подумаешь, перекрыла светофор, это же не повод называть тебя мясным стэйком, да и твоя фигура не позволяет. Прости, ну, правда, очень смешно.

Я: — Да с тем, что смешно-то, вообще не поспоришь, вот только переводчика бы из тебя не вышло…

Он: — Я как-то и не стремлюсь. Я здесь по контракту с танцевальной труппой, отработаем и уедем обратно домой, в Лос-Анджелес.

Я: — Танцор, значит… с рабочей визой… Слушай, не поможешь парочкой советов?

Он: — Да не вопрос! Если, конечно, ты закончила пялиться на это позолоченное здание.

Я: — Конечно, закончила! К тому же, это оказывается чревато тем, что можно запросто прослыть куском мяса, что не самый приятный комплимент для девушки в Париже.

Так постепенно все стало прорисовываться с работой. Поначалу я умалчивала о том, что у меня нет рабочей визы и меня принимали на испытательный срок. Так было с несколькими клубами. Но впоследствии, когда меня просили принести документы для подписания контракта, мне просто было нечем крыть. Посещение Иммиграционного центра не обнадежило, получить рабочую визу во Франции было равносильно получению Нобелевской премии, и неудивительно, что сами работодатели не горели желанием брать на себя всю эту бумажную работу и ответственность. Работы не хватало даже высококлассным специалистам, что уж говорить о рабочем месте для человека с туристической визой на руках, который вряд ли мог принести хоть сколько-нибудь весомую и ощутимую пользу государству. Очередь из таких, как я, можно было выстроить из нескольких Эйфелевых башен, наставленных одна на другую. Но все же до самого последнего дня я не оставляла попыток найти свое место в этом городе. Ведь если оно там есть, никто бы его не занял, ну а если нет, то и расстраиваться глупо. От одной из своих парижских приятельниц, которая заботливо предложила мне пожить в своей квартире на выходных, поскольку сама уезжала за город прыгать с парашютом, я узнала, что совсем недавно в знаменитом парижском кабаре «Мулен Руж» на бульваре Клиши был объявлен конкурс на место танцовщицы. Терять мне было нечего, а попробовать свои силы в чем-то новом всегда интересно.

По ходу проведения кастинга было отобрано пять девушек, в том числе и я. Нам было предложено посещать репетиции в течение нескольких дней, после чего было бы вынесено решение о принятии в штат двух из нас. Учитывая, что претенденток изначально было намного больше, я даже не рассчитывала попасть в эту пятерку, но раз уж так случилось, то мое любопытство заставило меня промолчать об отсутствии визы, чтобы посмотреть, что будет дальше. А дальше было собеседование.

С: — Как вы уже, наверное, заметили, мы остановили свой выбор на вас, так как ваш рост, комплекция, типаж и физическая подготовка удовлетворяют нашим требованиям. Мы заинтересованы во взаимовыгодном сотрудничестве, а потому должны быть уверены в том, что и наши условия вам подходят. Готовы ли вы их обсудить?

Я: — Конечно, мне это было бы весьма интересно.

С: — Контракт заключается минимум на один год, два месяца из которых вы будете находиться на испытательном сроке.

Я: — Хорошо.

С: — У нас есть свод правил, которые должны строго соблюдаться на протяжении действия заключенного контракта. Иначе действуют штрафные санкции.

Я: — А можно поподробнее об этом?

С: — Это, к примеру, несоблюдение весовой категории, так как мы стараемся следить за тем, чтобы все наши танцовщицы находились в идеальной форме, при этом еще и идентичной. За каждый лишний набранный, равно как и потерянный, килограмм по итогам еженедельного взвешивания мы штрафуем.

Я: — Ну, вроде с этим не должно быть проблем. Что еще?

С: — Еще большинство номеров из программы нашего кабаре требуют частичного либо полного обнажения.

Я: — Вот с этим уже сложнее.

С: — Поэтому мы и проводим с вами предварительную беседу. Так же основным условием является наличие у вас официального разрешения на работу на территории Франции. Оформлением рабочих виз мы не занимаемся, каким бы ценным работником вы для нас ни оказались.

Я: — Ух ты, а вот с этим вообще труба…

С: — Что, пардон?

Я: — Да ничего, я хотела сказать, что, кажется, мне пора. Всего хорошего и оревуар.

На улице меня уже ждали мои новые знакомые из американской балетной труппы, гастролирующие по миру, естественно, по рабочим визам, в отличие от меня. И мы, водрузившись на байки, поехали ужинать, после чего я была приглашена на одно из уже вошедших для них самих в рутинную привычку выступлений. В тот момент, когда мы неслись со скоростью по Елисейским полям, обгоняя машины, я открыла шлем и, наслаждаясь встречным ветром, подумала: «Как же все-таки здорово мечтать, познавая себя через призму собственных желаний».

На этот счет более точно сказал один, на мой взгляд, талантливейший современник, практически мой ровесник, родившийся со мной в один день, — Аль Квотион: «Способность мечтать — это в первую очередь акт творения самого себя. И дело не в том, что, если ты будешь мечтать о чем-то конкретном, это непременно сбудется. Мысль материальна, но воплощается несколько иначе, не так прямолинейно, как многим хотелось бы. Дело в том, что, мечтая, ты создаешь свои черты, прообраз того человека, которым в итоге неминуемо становишься».

Это — далеко не все, что выпадало и еще выпадет мне на моем жизненном пути, этот список реализованных и неосуществленных желаний и свершений еще будет расти с течением жизни. Но урок, который должен, по моему мнению, усвоить каждый человек — это то, что не стоит бояться делать шаги навстречу своим желаниям, искать себя, пробовать все, что интересно. Не надо бояться совершать собственные ошибки, их все равно не избежать, но чем раньше они будут пережиты, тем больше будет времени на то, чтобы оправиться, подняться и, с учетом собственного опыта, с успехом двигаться вперед.

А еще очень важно не ошибиться на одном из перекрестков, которые часто встречаются нам на дороге под названием жизнь. Ведь иногда, свернув не туда, очень сложно бывает вернуться обратно на свою дорогу, которая должна идти лишь в гору, а не обрываться, не петлять и уж тем более не стоять на месте. Очень часто бывает, что из-за одного, когда-то неправильно принятого, решения вся жизнь идет не так, как хотелось бы, не всегда возможно это решение исправить, так как она всего одна, ее нельзя переписать. Поэтому не стоит отталкивать возможности, которые попадаются на жизненном пути, их может больше и не быть. А мечта, она стоит ровно столько, сколько сил, времени и терпения, а уж только потом и денег, мы готовы на нее затратить.

С материальным воплощением мечты все несколько проще хотя бы потому, что в конечном итоге все сводится к четко сформулированной цене и крайне редко здесь примешиваются какие-либо глубокие эмоции или переживания, за исключением тех случаев, когда некая материальная цель трансформируется непосредственно в цель всей жизни и все остальное отходит на второй план. К мечтам эмоционального характера чаще всего относится, конечно же, личная жизнь, а значит, у каждого она связана с определенным человеком. И вот здесь уже законы денег не работают, хоть кому-то во многом и помогают. Не существует в отношении другого человека никаких правил, формул и законов, по которым можно было бы вычислить, насколько он подходит, что он может привнести собой в нашу жизнь, нужен ли он. В связи с этим невозможно не согласиться с высказыванием Л.Н.Толстого о том, что «одно из самых обычных заблуждений состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Человек течет, и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр, и наоборот. В этом величие человека. И от этого нельзя судить человека. Какого? Ты осудил, а он уже другой». Но, возможно, тем и интереснее погоня за мечтой в лице другого человека. Ведь это всегда загадка, интрига, тайна.

Тем не менее всем нам свойственно строить иллюзии относительно других, отсюда и все разочарования. Но все же иногда игра стоит свеч, и даже иллюзию можно при большом желании воплотить в реальность. Моя мечта в лице конкретного человека не исключала множества подводных камней, но это меня не испугало.

Не могу о себе сказать, что когда-либо испытывала дефицит внимания со стороны мужского пола, но разборчивости мне это не добавляло. Я, наверное, как и многие, четко разграничивала для себя всех представителей противоположного пола на «есть симпатия» и «неинтересен». Есть ли в этом случае симпатия ко мне, меня интересовало в последнюю очередь, так как я всегда была уверена, что при любых обстоятельствах можно добиться расположения абсолютно любого человека. Проблемой как раз таки было то, что категория «есть симпатия» неутомимо пустовала. При всем при этом не было каких-то завышенных требований, я просто знала, что сразу пойму, если вдруг встречу, ведь искала я саму себя. Потому как это такая редкость, когда можешь молчать с человеком, как с самим собой, или вместе идти по одной дороге, глядя в одну сторону, вместе расти над собой и достигать поставленных целей. Нет, мне не нужен был близнец или моя точная копия, но близкий по духу человек без компромиссов и оговорок.

Я никогда не торопилась с поисками своего человека и уж тем более не готова была размениваться на промежуточные отношения и уступать самой себе в своем выборе. В общем, я на этом не зацикливалась.

Конечно, в свою очередь присматриваясь к тем, кто меня окружал, и прислушиваясь к мнению тех, кто мне дорог. И хоть советов я никогда не спрашивала, желающих ими поделиться всегда хватало.

Мама часто говорила в свойственной ей манере:

— Нет такого человека на земле, который был бы настолько сумасшедшим, чтобы терпеть все твои выходки и закидоны. Просто не существует таких идиотов, тебе идентичных. Поэтому спускайся с небес и давай уже не выделывайся, а то будешь с нами всю жизнь жить. Хотя мне почему-то думается, что нам тебя еще обратно вернут и уговаривать будут, чтоб забрали. Вот только если решишь уходить, хорошо подумай, потому что я тебя обратно не возьму! Еще и сама твои вещи на порог выставлю, может, тогда повзрослеешь.

А папа всегда повторял:

— Смотри и оценивай только по поступкам. Слова — пустое.

Говорят, что мысль обладает очень могущественной невидимой силой, но не у всех получается правильно ей пользоваться. Я верю в силу мысли, потому как она помогает мне в достижении моих целей. «Берегись своих желаний» — это как раз про меня. Иногда я даже записываю их на бумагу, чтобы не забыть то, что мне хотелось бы успеть сделать в своей жизни. Как-то я составила целый список таких желаний. Я разделила его на три колонки. В первой были те, которые, по моему мнению, я должна была обязательно осуществить, во второй то, чего могла бы добиться при определенном стечении обстоятельств, желания и прилагаемых к этому усилий, а в третьей — те, о которых обычно говорят: «Не ожидал, что это со мной когда-нибудь произойдет, но здорово, что это все же было в моей жизни». Среди них было немало смешных и сумасбродных, например таких как: собственноручно достать с пальмы кокос, выучить японскую письменность, побывать в кабине пилота, усыновить ребенка из Азии. Были и более приземленные: получить гражданство другой страны, написать книгу, завести французского бульдога, купить квартиру на берегу моря и еще много-много других.

Я даже не запомнила, куда убрала его после того, как составила, но однажды, разбирая бумаги в ящике, случайно наткнулась на этот список. Прошло не так много времени, но я уже могла вычеркнуть из него десяток тех, что исполнились к тому моменту. Конечно, оставалось еще много, но и жизнь у меня на этом не заканчивалась. В тот день я решила добавить в свой список еще один пункт.

Я написала всего одно слово: «Влюбиться». Затем я вновь убрала список в тот же ящик, но не переставала думать о том, что все это действительно работает, и даже те пункты, что вычеркивать еще было рано, так или иначе уже маячили на горизонте, обещая сбыться если не в ближайшем будущем, то чуть позже, как только появится возможность.

Через пару дней, немного подумав, я дописала в этот же пункт еще одно слово «взаимно» и теперь уже надолго забыла о нем. Это желание оказалось для меня судьбоносным, но осуществилось ли? Ответа я не знаю до сих пор.

Моя первая встреча с ним произошла задолго до нашего знакомства. Это была скорее даже не встреча, а мимолетный обмен взглядами, о котором я тут же и забыла. В голове только промелькнуло: «Я вроде его уже знаю. Откуда? Да нет, ерунда, показалось». Но что-то упорно продолжало меня с ним сталкивать с разными промежутками времени и в самых неожиданных местах. И каждый раз меня охватывало это странное чувство, будто я знала его всегда. Я сразу гнала от себя эти мысли, они казались мне тогда высшей степенью абсурда.

Я твердо не верила тогда в случайности и весьма скептически относилась к такого рода вещам, но чем упорнее я избегала мыслей об этих странных совпадениях, тем яростнее и чаще они меня настигали. Каждый раз при случайной встрече он смотрел как будто сквозь меня, как на тысячу других случайных прохожих, но в то же время пристально, как бы вглядываясь в мой образ, задерживая взгляд, хоть и происходило это как-то подсознательно. Мне было забавно от этого и одновременно интересно, насколько все же все это было случайным. Мы были совершенно из разных миров, с разными интересами и кругом общения, но в какой-то момент я смогла разглядеть в нем частичку себя самой, и мне захотелось проверить, так ли это.

Наша первая встреча, подразумевающая уже официальное знакомство, прошла нейтрально, даже, можно сказать, стандартно в одном из городских кафе. Для меня до сих пор символичен небольшой эпизод, предшествующий этой встрече. Когда я подошла ко входу в кафе и сквозь стеклянные двери увидела его сидящим ко мне спиной, буквально за долю секунды я ощутила, что если сейчас войду в эти двери, будет запущен какой-то необратимый процесс, который я уже не смогу ни изменить, ни остановить, это будет уже не в моей власти. Далее последовали несколько секунд раздумий и сомнений, после чего моя самоуверенность, как обычно, победила и я вошла. Я села напротив, и меня вновь пронзило какое-то странное чувство, будто я пришла на встречу к старому знакомому, которого уже знаю всю жизнь. Конечно, волнение было и с той, и с другой стороны, но в целом атмосфера была теплой и спокойной. Все вопросы казались какими-то пресными и ненужными, ведь глупо расспрашивать о различных жизненных мелочах человека, которого и так хорошо знаешь. Даже четко осознавая то, что это наша самая первая встреча наедине, лицом к лицу, невозможно было прогнать ощущение того, что на каком-то подсознательном уровне мы уже были знакомы ближе, чем на физическом, равно как и уверенность в том, что эта встреча не последняя. Из всей беседы мне почему-то запомнились только два вопроса: какой у меня рост и что я не ем.

Мне до сих пор любопытно, какой внутренний портрет можно было бы составить, опираясь на мои ответы, а именно: что мой рост 173 сантиметра и то, что я не ем блины… Но все, что нужно было узнать мне, я прочитала по его глазам, они тогда сказали мне гораздо больше.

Я никогда не была сторонницей того, что первый шаг непременно должен делать мужчина. Это неважно. Скорее, это просто должен быть человек со здоровой самооценкой, эмоционально готовый к любому повороту. У меня даже есть своя безотказная теория о том, что судьба толкает на первый шаг того, кто к этому более готов эмоционально и кто в моральном плане сильней. В нашем случае она изо всех сил подталкивала меня к нему и спустя какое-то время я уступила. Моя уверенность в том, что все это лишь нелепая череда случайностей и совпадений, рассеялась сразу, как только мы стали общаться. Мы совершенно не знали друг друга, но он часто говорил моими словами, заканчивал недосказанные мной фразы, мыслил так же, а я чувствовала его настроение даже на расстоянии.

Но, конечно, не все было так безоблачно, и мое стремление все идеализировать в который раз играло против меня. Когда встречаются две сильные личности, уступок ждать приходится очень долго, даже если их цели и желания совпадают. Именно здесь я допустила свою роковую ошибку: мой первый шаг превратился в длинную, нескончаемую дорогу, состоящую исключительно из моих же последующих шагов. Я назначала встречи, организовывала совместный досуг, продумывала до мелочей различные сюрпризы и, наконец, просто всегда первая шла на контакт. Мне следовало насторожиться еще тогда, когда на мой незамысловатый вопрос «Что дальше?» от него в ответ несколько раз прозвучала фраза:

«Сделай сама что-нибудь ради отношений». Я тогда расшифровала ее как: «Я не знаю, в каком направлении идти, подскажи, я пойду за тобой». Но эта удивительная женская способность находить оправдания и уважительные причины ужасного отношения к себе там, где их никогда и не было, скрыла от меня истинный смысл его слов, а именно: «Сделай что-нибудь, чтобы расположить меня к себе, а я буду наблюдать со стороны, самоутверждаясь и посмеиваясь над тем, как забавно ты это делаешь, а потом, может быть, снизойду до более уважительного к тебе отношения». Именно в этом месте мне необходимо было развернуться в противоположном направлении и бежать со всех ног, не оглядываясь, но тогда, как мне казалось, все было бы весьма заурядно и предсказуемо. Мне был брошен вызов, на который из собственного любопытства я не смогла не ответить. Он мило улыбался, но его глаза говорили: «Я здесь главный! И даже не пытайся со мной соперничать! Все будет так, как я захочу, так что расслабься и наслаждайся моим обществом, пока я позволяю».

А я улыбалась в ответ и думала: «Мы еще посмотрим, в чьих руках окажется пальма первенства… А пока я позволю тебе думать, что ты руководишь процессом».

Мне довольно четко судьбой был сформулирован и преподнесен урок о том, что нельзя упускать своих возможностей, нельзя отпускать и терять ценных для себя людей, ведь найти «своего» человека — огромное счастье и подарок, который выпадает далеко не каждому, за который нужно быть готовым бороться. Какой-то внутренний голос, перекрикивая разум, твердил, что я нашла «своего» человека.

Так я придумала себе мечту о близком по духу человеке и стремительно побежала ей навстречу. Но все было сложнее, чем мне казалось изначально, я или переоценила свои силы, или недооценила его, либо слишком увлеклась и зациклилась на том результате, который был мне нужен. Я натолкнулась на препятствие, с которым раньше не сталкивалась. Привыкнув добиваться всего в одиночку, мне не приходилось считаться с мнением другого человека, но он заставил меня это сделать, причем в довольно грубой и жесткой форме.

Он стал терпеливо и непринужденно приучать меня к системе отношений «твой поступок — мое внимание». Какое-то время мне это даже нравилось, потому как я смотрела на это с другой стороны — «до тех пор, пока мне самой это будет нужно и интересно, я всегда смогу привлечь твое внимание, потому что знаю, как это сделать».

Но в какой-то момент я перестала замечать, что те кирпичики, которые я раз за разом закладывала в его самооценку, ко мне не только не возвращались, но он стал постепенно забирать и те, что уже имелись в моей прочно построенной стене самолюбия, тем самым разрушая ее. Каждый раз все более нелепыми были объяснения его беспринципных поступков и напускного игнора в мою сторону.

Я: — Почему, чем лучше я к тебе отношусь, тем хуже относишься ты?

Он: — Просто такое стечение обстоятельств, поверь, я не специально это делаю.

Каждый раз, чем больше я шла ему навстречу, тем больше он отдалялся. Я прекрасно понимала, что этого делать нельзя, но просто не могла по-другому. Заставляла себя ждать, запрещала себе даже думать о нем, гнала его из снов, но все равно рано или поздно срывалась. А он снова и снова принимал мою инициативу, не выражая при этом своей. Отговорки с его стороны становились все более нелепыми, и я даже предпочла бы услышать что-нибудь вроде «марсиане забрали меня на опыты; у меня воспалился клапан легочной артерии; мой кот очень нуждается в поддержке после недавно перенесенной кастрации; по лунному календарю стрижек мне именно в этот день необходимо посетить своего парикмахера». Я бы даже прониклась глубочайшим пониманием к любой из этих причин.

Но вместо этого я только слышала: «Я хочу увидеться, но пока не получается. Созвонимся».

Ему важно было держать все под контролем, под своим контролем. Все равно, каким способом, но он должен был быть хозяином положения, пусть даже и всего лишь в собственных глазах.

Ни разу я не уличила его в попытке прибегнуть к различного рода приемам манипуляции, хотя все они были на поверхности. Что-то постоянно мешало ему полностью раскрыться. Но мне было интересно наблюдать за ходом его мыслей. Даже тогда, когда эти приемы перерастали в откровенную ложь, я закрывала на это глаза и подыгрывала ему. Просто иногда они казались мне такими милыми и безобидными…

Например, один из самых моих любимых: когда ему было нечего больше сказать или нечего ответить на мою реплику, возникал совершенно беспроигрышный маневр в виде фразы: «У меня садится батарея, осталось всего 3 %». Идеальный способ закончить разговор, в котором кроются сразу три преимущества: во-первых, это дает возможность первым закончить разговор, опять-таки сделав акцент на своем превосходстве; во-вторых, это способ, направленный на то, чтобы, избегая лишних встречных вопросов, выудить основную важную информацию в кратчайшие сроки, и наконец, в-третьих, эта причина сама по себе неоспоримо уважительная, на нее невозможно обидеться или оспорить. Конечно, можно сделать вывод, что это всего лишь совпадение, ведь со всеми случается. Но не в том случае, когда это из раза в раз повторяющееся явление, приходящееся исключительно на те моменты, когда бывает нечем крыть. Так что на этот прием я купилась только в самый первый раз, все остальные я многозначительно замолчала.

Как ни странно, но именно его театральное равнодушие толкало меня на все более безумные поступки, которых он, вероятно, и ждал. Но это вредило моей вполне устоявшейся и зрелой внутренней гармонии.

Тем не менее я поступательно шла к своей цели, которую сама для себя тогда еще толком не определила. Мне очень хотелось какой-то определенности: от него, от себя, я была бы рада любой. Ничто так не выводило меня из равновесия, как неопределенность, подвешенное состояние, когда не знаешь, чего ждать, но ждешь, ждешь, сам не зная чего, потому что от тебя ничего не зависит. Он знал об этом, ведь я сама сказала ему об этой своей слабости. Знал и умело этим пользовался. Словно из ниоткуда, пришел очень нужный в тот период времени совет, который помог мне по-другому взглянуть на эту проблему. Один человек сказал мне: «Никогда не требуй ни от кого определенности. Даже от себя. Это большая роскошь в наше время». И я задумалась: действительно, ведь это непозволительная роскошь, и как я могу от кого-то ее требовать, если даже от себя самой не всегда могу ее добиться.

Несколько раз мне даже хотелось все бросить и отступить, но это было бы проявлением слабости с моей стороны, а значит, проигрышем, которого мне не хотелось бы допускать даже не из страха быть побежденной им, а потому что я бы начала заниматься самоедством, что было для меня гораздо страшнее. Тогда однажды я решила устроить небольшую проверку, итогом которой стало бы выявление его истинного ко мне отношения. И не дожидаясь того, когда же, наконец, он соизволит назначить встречу, я устроила эту встречу сама.

Я: — Я уезжаю.

Он: — Куда?

Я: — Из твоей жизни.

Он (усмехнувшись): — Почему?

Я: — Потому что у нас не получается договариваться и мы не слышим друг друга.

Больше на эту тему не было сказано ни слова. Мы говорили на разные отвлеченные темы, и лишь в конце встречи он, улыбнувшись, сказал:

— Я не прощаюсь.

Я: — Очень зря.

Он: — Посмотрим.

На самом деле я и не собиралась уходить, я лишь пыталась договориться, найти компромисс, понять, что я имею какую-то ценность в его жизни. Я ждала поступков. Ведь когда принимаешь взвешенное решение уйти, то не объявляешь об этом, как о событии года, не бросаешься громкими заявлениями, просто тихо уходишь, потому что перегорело, потому что нечего больше сказать. Он этого не понял. Спустя месяц молчания, я своим появлением обозначила свою позицию коротким, но емким сообщением:

«Нужен мне». Он сразу откликнулся и повел себя так, словно ничего и не было, будто он все это время был рядом, своим молчанием давая мне возможность успокоиться.

Мне не хотелось верить в то, что я так и не смогу найти отклика на свое искреннее отношение к нему, и я сама себя все больше затягивала в эту игру, постепенно привязываясь к нему больше, чем это было позволительно с моей стороны. Как-то одна моя знакомая, не без доли сарказма, крася ногти на руках, спросила меня: «Вот как ты думаешь, в каком случае мужчины больше бы нас ценили? Если бы мы им готовили, обстирывали, были бы им лучшими друзьями, сестрами и женами в одном лице? Или если бы плевали на них, искали бы личную выгоду в общении с ними, заботились только о себе, в свою очередь позволяя им проявлять о нас заботу, и красили бы ногти вместо готовки? Никогда даже не задумывайся! Только второй вариант правильный! Веришь?»

Судя по всему, к ответу на этот вопрос каждый должен рано или поздно прийти самостоятельно, а мой путь тогда еще только начинался. У меня просто в голове не укладывалось: как можно отвечать столь пренебрежительным равнодушием на искренние, добрые поступки, идущие от сердца. Все было просто. Еще Фридрих Ницше сказал: «…Надо учиться любить себя — любовью здоровой и святой, чтобы оставаться верным себе и не терять себя». Но я даже заметить не успела, как окончательно себя потеряла. Из человека, который всегда знал, чего хотел и как добиться желаемого, я превратилась в загнанного зверька, чьи убеждения вмиг перевернулись с ног на голову и оттого потеряли свою былую значимость. Даже едва знакомые люди, не говоря уже о близких, в голос твердили, что никогда еще не видели меня такой потерянной, а я никак не могла прийти в себя и признать свою ошибку. В отличие от материальных задач и желаний, в отношениях всегда приходится платить эмоциями, чувствами, самолюбием.

До встречи с ним инициатива в любых делах всегда была моим основным двигателем, лучшим помощником во всем, за что бы я ни бралась. Но в этих отношениях она превратилась в моего злейшего врага.

Наказуема ли женская инициатива в отношениях? В моем случае — сполна! Во многом потому, что моя инициатива воспринималась им не как готовность идти навстречу, а как слабость, как сигнал того, что я больше в нем нуждаюсь, и проигранная мной борьба за лидерство. Скорее всего, еще в детстве его самолюбие было изранено постоянными стычками со сверстниками или даже ребятами постарше в попытках доказать свое превосходство, потребностью в постоянном соревновании за право быть первым, необходимостью всегда и всем доказывать, что он — лучший. Это все глубоко проникло во все сферы его жизни и подсознания, и от этого даже в личной жизни он с трудом разделял партнерские отношения с лидерскими замашками.

Я: — Ты когда-нибудь катался на лошади?

Он: — Нет, не приходилось.

Я: — Ну, значит, хоть в чем-то тебя смогу опередить.

Он: — Я ведь не играю в то, во что не умею. И потом я скорее разобьюсь, чем проиграю! Я все выжму из лошади!

Я: — Хорошо, если не наоборот. И ты мне нужен живым. Зачем мне такой грех на душу?

Он: — Я пошутил. Проигрывать тоже нужно уметь.

Прозвучало убедительно, но это было лишь в теории, на практике же проигрывать он не умел, как и уступать, да и особо не скрывал этого. И всегда злился, если что-то шло не по его сценарию, даже если это было справедливо и закономерно. Казалось, будто в его сознании еще с рождения было заложено утверждение: уступки и компромиссы — проявление слабости. «Проиграть» — да нет такого слова в лексиконе, проигрывать и уступать должны все остальные, желательно мне.

Соответственно, проявление инициативы с моей стороны говорило ему чуть ли не о моем ему поклонении, благодаря чему он не видел смысла в том, чтобы вкладываться в отношения, которые и так уже, по его мнению, были под его полным и строжайшим контролем. Вот только я никогда и не собиралась с ним ничего делить, а если даже между нами и проскальзывал какой-то соревновательный момент, то для меня это была, скорее, игра, развлечение, а для него — сигнал к действию, а именно к немедленному и беспрекословному отвоевыванию своей лидерской позиции, на которую я вдруг осмелилась посягнуть.

Я: — Я люблю спать у окна или у стенки, подальше от двери. Знаешь, я себя там чувствую как-то защищенно. И потом, если вдруг ночью на нас нападут какие-нибудь монстры, то первой жертвой станет тот, кто ближе, — ты, а я успею убежать…

Он: — Я сам всегда сплю у окна.

Я: — Ну, может, в порядке исключения ты уступишь мне мое привычное место? Или мне придется тебя столкнуть…

Я еще не успевала договорить, как он уже одним прыжком заскакивал на кровать и устраивался на своем привычном месте, вцепившись в подушку.

Бывало, он и по — другому проявлял свои диктаторские качества.

Он: — Может, ты приедешь ко мне сейчас?

Я: — Но ведь это далеко, и у меня еще есть незаконченные дела.

Он: — Но я хочу тебя видеть!

Я: — Я не приеду, но не потому, что не хочу, а потому, что просто у меня сейчас не получается. Неужели ты считаешь, что все всегда должно быть по — твоему?

Он: — Да, я хочу, чтобы все было так, как я скажу! Но если не получается, то я все понимаю.

И я цеплялась за эти «но» и «понимаю», как за спасательный круг. Даже в бытовых мелочах чаще приходилось уступать мне.

Я: — Выключи, пожалуйста, телевизор. Спать хочется.

Он(не отрывая головы от подушки): — Но я же его не включал. Вот ты и выключай.

Я: — Ну, как хочешь, я могу и с телевизором уснуть.

Он: — Я тоже.

Я: — Хорошо, тогда эти правила пусть распространяются и на все остальное. К примеру, я приготовила обед — я его и ем.

Он: — Нет, эти правила у нас распространяются только на телевизор, ну, еще пускай на радио.

Интересно было бы почитать какой-нибудь свод законов, составленный под его началом.

И даже сидя на пассажирском сидении моего автомобиля, он безоговорочно пытался мной командовать.

Он: — Сейчас поворачивай направо!

Я: — Но я не знаю этой дороги.

Он: — Ты просто поворачивай и все! Я дальше скажу, куда ехать.

И ведь будь кто-то другой на его месте, я бы даже ухом не повела, выбрав свой маршрут. Но ведь слушаюсь, еду, следуя его указаниям, пока он невозмутимо роется в моем бардачке.

Глупо отрицать, что мне нравилось такое очаровательное мальчишество. Я не видела какой-то угрозы для себя в его руководительских замашках, хотя, безусловно, они всегда присутствовали в наших отношениях.

Игра в одни ворота без какой-либо отдачи однозначно выматывает, и со временем начинаешь ощущать потребность в глотке свежего воздуха, чтобы восполнить эмоциональные потери. И, казалось бы, когда находишь такой источник, нужно, воспользовавшись этим, зарядиться, отдохнуть и идти дальше. Для меня таким источником новых эмоций были путешествия. Ничто так не стимулировало меня к постоянным разъездам, как его равнодушие. Но и в поездках, находясь вдалеке от него, мысли предательски стремились к образу ставшего уже близким человека. И любые расстояния стирались. Я делилась с ним всем, что со мной происходило, а он нравоучительно надо мной посмеивался.

Я: — Меня сегодня ограбили. Всегда считала, что в Дубае со мной такого уж точно не случится.

Он: — И что ты сделала?

Я: — Съездила в полицейский участок. Как-то же надо защищать свои права.

Он: — И что, ты в надежде, что их найдут?

Я: — Конечно, нет. Но лучше сделать что-нибудь, чем думать потом, что ничего не предприняла.

Он: — Успокоило тебя это?

Я: — Немного. А ты что бы сделал?

Он: — Ну, во — первых, сделал бы так, чтобы меня не ограбили, а если бы это и случилось, то подумал бы: какие молодцы, что смогли такое провернуть.

Я: — Может, еще догнал бы и расцеловал их за это?

Он: — Если бы мог догнать, тогда в полицейский участок точно не пришлось бы идти.

Я: — Ну, мне-то в платье и на каблуках не очень удобно бегать, хотя представляю, как повеселились бы прохожие.

Он: — Я бы тоже хотел на это посмотреть. Долго бы смеялся…

Но второй моей серьезной ошибкой было то, что, набираясь новых эмоций, со свежей головой и мыслями я снова чувствовала в себе достаточно энергии, чтобы повернуть ситуацию в нужное мне русло, тем самым наступала в очередной раз на те же грабли, вновь истощая себя до изнеможения и упадка сил. Мне никогда не хватало терпения, ведь, возможно, единственное, что нужно человеку, чтобы понять и по достоинству оценить другого человека, — это время. Нужно учиться ждать, ждать столько, сколько придется, возможно, целую жизнь, но только в этом случае можно добиться результата. Один человек как-то сказал мне:

— Если бы можно было сравнить тебя с автомобилем, то ты, несомненно, была бы спортивной гоночной моделью с сумасшедшими мощностями. Но при этом тебе в первую очередь было бы полезно научиться управлять своими скоростями и еще тормозами, чтобы не заносило на поворотах, тогда ты просто горы свернешь!

Я: — Спасибо, приму это как комплимент.

Ч: — Да не за что. И вообще-то, я тебя только что поругал.

Видимо, этим качествам мне предстоит еще учиться всю мою жизнь. Но мне безумно нравится, что каждый раз, как меня заносит на одном из таких поворотов, он не осуждает, а с легкостью меня подхватывает.

От этого в каждый свой новый поворот я вхожу с еще большей скоростью. Но в критический момент на одном из таких виражей он меня не поймал, он просто отвернулся. Ему просто так было легче. Мне нужна была поддержка, он же не видел необходимости затрачивать свои эмоции на то, чтобы тушить мои. И я больно уколола его незаслуженным обвинением.

Он: — Зачем такая грубая оценка? Что за обвинения?

Я: — Это на эмоциях. Может, мне просто нужна была поддержка, не ощутив которой, мне захотелось задеть тебя за живое…

Он: — Я тоже признаю и понимаю свои ошибки, я не знаю, что со мной происходит и почему все так получается. Я ждал чего-то подобного с твоей стороны, я это заслужил. Но не в такой форме.

Я: — Я так на самом деле и не думаю, но и я не ждала от тебя такой реакции — полного отстранения. Я ждала хоть какой-то поддержки.

Он: — Конечно, я поддержал бы, если имел бы к этому отношение.

Я: — Хорошо, извини, надеюсь, со временем сможешь хоть немного меня понять.

Он: — И ты извини. Все, ничего не было.

Это был тяжелый разговор. Так рухнула моя иллюзия о том, что я не одна. Оказалось, еще как одна. Я вылетела в кювет, и выбираться оттуда мне предстояло без чьей-либо помощи. К этому я привыкла, но обида все равно кольнула, хотя на этот раз уже где-то глубоко и глухо. И еще промелькнула мысль: «Смогла бы я так поступить? Нет… Я бы поддержала».

Извиняться нам обоим всегда было невыносимо тяжело, поэтому каждое «извини» было на вес золота и наполнено действительно глубоким, осознанным раскаянием и признанием собственной ошибки.

По — моему, нам легче было убить друг друга, чем извиниться. Мы просто не умели этого делать, поэтому всегда старались избегать таких моментов, сглаживая острые углы, если это было в наших силах.

Он был со мной во всем на одной волне. Но, к сожалению, часто только до тех пор, пока это были ничем не обременяющие моменты, приносящие в первую очередь положительные эмоции ему самому. Я никогда не просила о помощи, ведь с любой ситуацией всегда можно справиться самостоятельно, но в те моменты, когда мне нужна была поддержка, его не оказывалось рядом. Все мои пустяковые просьбы оставались либо не услышанными, либо тут же забытыми. Это не столько настораживало, сколько огорчало. И я упрямо не хотела в это верить.

Так парадоксально, но даже когда он лежал рядом, он мог буквально раствориться во мне, а мог находиться в этот момент неизмеримо далеко, в другом пространстве и времени. И каждый раз, когда мы были одним целым, я, не имея ни единого аргумента, просто чувствовала, что так и должно быть, что это единственное, что правильно в моей мчащейся на сумасшедшей скорости жизни. И мне хотелось научиться управлять временем, чтобы уметь останавливать его в эти моменты. Но, как назло, они пролетали еще стремительней. А иногда он отдалялся, находясь при этом на расстоянии ладони. Просто отворачивался и отгораживался невидимой стеной. Тогда я смогла увидеть себя со стороны, так как вела себя точно так же, если вдруг возникало желание побыть наедине с собой. И тогда, хоть мы оба знали, что уснем еще не скоро, мы просто закрывали глаза и погружались в тишину, каждый в свою, и спустя какое-то время засыпали, как два «гордых и независимых одиночества». Несомненно, те мгновения, когда он, словно соскучившийся по ласке котенок, сворачивался у меня на коленях и, полностью расслабившись, умиротворенно дремал, были значительно приятнее. Но со временем я научилась принимать и другую его потребность во временном отстранении. Хотя некоторые попытки сдвинуть эту невидимую стену я поначалу все же предпринимала.

Я: — Знаешь, я хотела тебе кое — что сказать…

Он: — Ты почему не спишь-то еще?! Спи давай!

Я: — Ну вот! Хотела с тобой поговорить, а ты не в настроении…

Он: — Мне сейчас лень разговаривать, но ты говори, я послушаю, усну быстрее…

Я: — Класс! Я что, похожа на бесплатное радио?

Он: — Ну, ты почему такая-то?!

А иногда он уходил в себя настолько глубоко, будто искал путь к себе через какие-то тайные, только ему известные приемы медитации. Пару раз мне даже хотелось хорошенечко щелкнуть его по носу, отрезвить легким подзатыльником или просто укусить за плечо, чтобы только он подал хоть какие-нибудь признаки жизни. Но я сдерживалась. В конце концов, мне и самой бы не понравилось, если бы кто-нибудь таким варварским способом вторгся в мое личное пространство, в то время как я размышляю о вечных ценностях. И совсем не важно, о каких именно: будь то футбол, новая машина соседа, баня или кусок отборного мяса на вертеле под баночку пива. Ведь каждый имеет право на то, чтобы несколько минут побыть в обществе самого дорогого, любимого и всецело понимающего человека — самого себя.

Он не был щедрым на ласковые слова, возможно, поэтому они так врезались в мою память. Хоть он и не придавал этому большого значения, для меня они были очень значимы. И неважно, было ли это мое имя, произнесенное вскользь, или просто «милая», я уже чувствовала себя особенной. Но даже в такие моменты он в собственных глазах не мог не подчеркнуть свое «я».

Он: — У тебя такая тонкая талия, что ее можно обхватить двумя руками.

Я: — А что, разве было бы лучше, если бы вокруг моей талии можно было хороводы водить?

Он: — Мы просто не были бы вместе.

Но он всегда говорил искренне, и я жадно собирала все его слова, произнесенные с нежностью в мой адрес, и запирала их где-то глубоко — глубоко в специальной копилочке на самом дне сердца.

Одним солнечным утром, сидя в одном из уличных кафе Парижа, допивая свой кофе, мне вдруг до жути захотелось его энергетики, его всепоглощающей, преодолевающей любые расстояния невидимой силы и власти надо мной. Но я не знала, как ее выманить у него так, чтобы не проявить и не обнаружить свою слабость. Он понял все без лишних слов, и телефон вздрогнул от пришедшего сообщения. Из этого сообщения я выделила всего одно слово: «Соскучился». Больше и не нужно было, моих эмоций и энергии уже хватило бы, чтобы посоревноваться в мощности с любым ядерным реактором.

В тот день я встречалась за обедом с одним знакомым из танцевальной труппы. Он, увидев меня, еще издалека стал шутливо прикрывать руками лицо.

З: — Ты сегодня ослепляешь! Солнце просто меркнет. Что случилось? В чем секрет?

Я: — Никакого секрета, просто все хорошо.

З: — Да нет, это у меня просто все хорошо, а ты сияешь!

Я: — Ну, тогда просто завидуй молча.

З: — И все — таки, откуда такой мощный внутренний свет?

Я: — Вот скажи, когда ты в последний раз говорил или писал своей девушке что-нибудь приятное?

З: — Не помню, а что?

Я: — Да ничего, возьми и прямо сейчас напиши.

З: — Нет, не буду. Она не ответит, а я буду думать об этом постоянно.

Я: — А ты не думай. Неужели просто знать, что поднял человеку настроение, мало для того, чтобы всего лишь написать пару слов.

З: — Да не люблю я эти сантименты. Она и так должна знать, как я к ней отношусь.

Я: — Во-первых, никто тебе ничего не должен. А во-вторых, даже если знает, ну что тебе стоит? И почему с мужской точки зрения всегда все так категорично: если один раз сказал, значит, должна запомнить на всю жизнь и больше не спрашивать?

З: — Потому что это логично.

Я: — Возможно. Но не стоит путать мужскую логику с женской. Нам важно постоянно получать новые подтверждения тому, что мы нужны. Любые. Мы так устроены. Так что давай пиши.

З: — Ну, если это зарядит ее хотя бы на 10 процентов от того состояния, которое ты сейчас излучаешь, тогда, конечно, напишу.

Обед подошел к концу, а мой знакомый продолжал нервно сжимать в руке телефон.

З: — Ну вот, она не отвечает! Это все ты! Заразила меня своим счастьем, а я теперь из хозяина положения превратился в ведомого.

Я: — Какая чушь! Засунь свой эгоизм подальше от моих глаз и не разочаровывай меня! А я тебе гарантирую, что в эту минуту она улыбается. И вообще, смотри, какой волшебный день!

З: — Да уж, если гарантируешь, то, конечно, пускай радуется, мне не жалко. И все-таки какие же вы, женщины, сумасшедшие существа. С вами — хочется стреляться, без вас — скучно!

Я: — Научишься ценить, стреляться перехочется.

Я провела небольшую аналогию с нашей ситуацией и пришла к выводу, что разгадала для себя еще одну загадку. Каждый раз, когда мы были наедине и мне казалось, что он наконец подпустил меня поближе, было совершенно очевидно, что это искреннее проявление нахлынувших чувств. Спадали маски хладнокровия и невозмутимости. И каждый раз я радовалась тому, что он открылся, стал настоящим. Но каждый раз это длилось совсем недолго. Буквально на следующий день его будто переклинивало, и он запирался уже на десять замков вместо одного, резко отдаляясь. На самом деле для него просто важно было не терять в своем собственном представлении состояние хозяина положения, способного контролировать любую ситуацию. Для него подобно смерти было ощутить себя «ведомым», это вызывало в нем животный страх. А когда он давал волю чувствам, он терял над собой контроль, путая слабость с искренностью. И он отдалялся, чтобы восстановить внутри себя некий баланс мужественности.

Тогда я впервые сформулировала сама для себя то, что же именно меня в нем так цепляло.

Это как раз и была та грань, которая была видна только мне: грань между его искренней простотой, какой-то по — детски наивной ранимостью и стальной завесой мужественности и брутальности.

Довольно часто он выводил меня на эмоции. Иногда у меня получалось сдерживаться, но иногда я все-таки срывалась и давала себе волю в довольно жестких высказываниях. Самый главный урок, который я вынесла из этой, иногда болезненно ощутимой, разницы между игрой на проявление самоконтроля и отношений, сравнимых с американскими горками, — это то, что неважно, кто и каким образом пытается вывести нас из себя, только мы сами ответственны за то, что в конечном итоге поддаемся на провокацию.

Я: — Давай встретимся во вторник, у меня будет свободное время.

Он: — Я пока не знаю, но вроде у меня тоже.

Дальше несколько дней молчания и тишины. В понедельник:

Я: — Ну так что насчет встречи?

Он: — А я уже и забыл. Так когда ты хотела встретиться? Во вторник, что ли?

Я: — Ты что, специально меня доводишь или пьяный?

Он: — Пьяный.

Я: — В запое, что ли?

Он: — Ну, не могу выйти.

Я: — Ты убиваешь меня.

Он: — Давай я тебе завтра позвоню.

Я: — Хорошо.

Вторник, вечер.

Я: — Ты прямо человек слова: обещал и — не позвонил.

Он: — Да не получилось у меня, на тренировке был.

Я: — Я понимаю, но мне ведь тоже нужно заранее вечер планировать, какие-то планы строить…

Он: — Ну, ты строй их пока без меня, мне тут нужно с друзьями съездить кое — куда, может, потом созвонимся.

Я: — Понятно, не стоит, приятного вечера.

В каждый из таких моментов мне было очень сложно сдержаться и не наговорить кучу грубостей, которые, в свою очередь, пусть и частично, но были бы справедливыми. У меня даже закралось подозрение, что в попытках укрепить собственную самооценку он экзаменовал и мою, параллельно прощупывая, где же все-таки находится моя точка кипения. Одна из таких его попыток все же увенчалась успехом.

Я: — Как насчет понедельника?

Он: — Давай! Во сколько?

Я: — В 12 сможешь?

Он: — Да, как раз будет перерыв между тренировками. А где?

Я: — Пока не решила, скину тебе в сообщении в воскресенье. Идет?

Он: — Идет.

Сидя в такси в назначенное время в назначенном месте я почему-то была уверена, что отпускать машину не стоит, поэтому ждала прямо в ней. Терпения хватило аж на целых полчаса, после того, как оно закончилось и у меня, и у водителя такси, меня охватило состояние, смешанное из удивления, непонимания, гнева и отчаяния. Призрачная надежда на то, что причиной такого поступка стали форс-мажорные обстоятельства, разбилась о бодрое чавканье в телефонной трубке:

Я: — Тебя, видимо, уже не ждать?

Он: — А ты где?

Я: — Что значит — где? Я же отправила тебе сообщение.

Он: — Я просто даже не знаю, где это.

Я: — Ты что, живешь в другом городе? Что за несуразицу ты придумываешь?

Он: — Да я, если честно, не очень хорошо себя чувствую, тренировка позже закончилась, а еще вечером одна, и я хотел между ними поспать. Давай созвонимся вечером?

Даже не помню, что я тогда ответила, но совершенно точно не то, что думала. А думала я тогда несколько килограммов мыслей в минуту, среди которых не было ни одной хорошей. И все же у меня не получилось удержать их при себе, в результате чего я выдала весьма нелицеприятную оценку как этому поступку, так и его хозяину. Но, как оказалось, кроме меня, эта оценка никого не тронула, так как отношение ко мне в конечном счете не поменялось, что совсем не радовало. Он был уверен в своей неотразимости, а мне не хотелось становиться стервозной только лишь для того, чтобы меня наконец-таки начали ценить. Ведь «всегда кажется, что нас любят за то, что мы хороши. А не догадываемся, что любят нас оттого, что хороши те, кто нас любит», как сказал Толстой. Но хорошее во мне он видеть отказывался, а значит, и причин дальше быть такой у меня не оставалось.

Такими поступками он вызывал во мне щемящее чувство жалости к самой себе, так почему же я позволяла так с собой поступать? Это, скорее, похоже на самообман, но мне казалось, что я на каком-то другом уровне чувствую его, чувствую, что за этой напускной агрессией и кричащим равнодушием он намеренно прячет теплые чувства, пытаясь скрыть их даже от самого себя.

Чувствую, что он не хочет ранить, но не умеет по-другому, просто не знает, как себя вести со мной, и получается все так смазанно. Но даже в те моменты, когда мы находились далеко друг от друга и совершенно очевидным казалось то, что нет больше видимых причин быть вместе, у меня даже мысли не возникало, что я могу его больше не увидеть, не смогу обнять и слегка взъерошить волосы на затылке, а он больше не заглянет мне в глаза и не обнимет меня сзади своей сильной и уверенной рукой, которая только со мной могла быть такой нежной. Даже когда мы расходились, внутри меня что— то всегда поддерживало непоколебимую уверенность в том, что это всего лишь пауза, а конца нашей истории не будет никогда. И дело даже не в том, что я никогда не отступаюсь от того, чего действительно хочу добиться, не боясь идти напролом за своей мечтой. Это невозможно объяснить, но я еще до момента знакомства уже с одного только взгляда поняла, что он будет в моей жизни, а может, и всегда был. С первой встречи я знала, что его присутствие в моей судьбе не случайно, а с первым поцелуем пришло осознание того, что пути назад уже нет.

Даже в те моменты, когда ничто со стороны не давило и не мешало открыться друг другу, он не подпускал меня к себе ближе, чем мне хотелось бы, оставаясь всегда наполовину закрытым. Как будто однажды, а может, и неоднократно раньше, он уже впускал в свое личное пространство кого-то, кто больно ранил его, нарушил его гармонию, разрушив внутренний мир, и теперь его защитный барьер стал непробиваемым. Все мои попытки хоть как-то растормошить его, вызвать на какие-то откровения, натыкались на непреодолимый щит из упрямого нежелания стать ближе.

Я: — Скажи, что дальше? Каким ты видишь развитие «нас»?

Он: — Пожалуйста, ну только не эти вопросы опять…

Я пробовала заходить с разных сторон, но все упиралось в ту же стену.

Я: — Лучше было бы, чтобы я была или меня не было?

Он: — Я не понимаю, о чем ты.

Я: — Я не хочу заполнять собой все твое личное пространство, я просто хочу, чтобы у меня было свое место… в твоем сердце…

Он: — Я понял тебя. Шикарный ответ, не правда ли?

Все это как-то напомнило мне принцип работы электронного шлагбаума: он нажимает на кнопочку — шлагбаум приподнимается, но только я пытаюсь пройти, как в этот момент он резко опускает его, и я получаю этим увесистым шлагбаумом прямо по голове. Столько раз уже неизменно срабатывал этот механизм, по одной и той же схеме, но каждый раз было больно и обидно, как в первый.

Я: — Ну почему хоть тебя постоянно перемыкает? Убери ты свой шлагбаум дурацкий! Как выключить его?

Он: — У меня нет его, со мной все в порядке.

Я: — Я, что ли, больная?!

Он: — Никто не больной!!!

Я: — Значит, это просто уже какое-то «горе от ума».

Он: — Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.

Чехов когда-то очень точно описал состояние влюбленности: «Когда любишь, то такое богатство открываешь в себе, столько нежности, ласковости, даже не верится, что так умеешь любить».

Так может быть, все дело было в том, что проявление нежности свойственно только тому, кто действительно любит, и, наоборот, чуждо или даже пугает того, кто лишь позволяет себя любить?

Или, быть может, это несколько против мужской природы — проявлять свои чувства так же, как это делают женщины, даже если любят оба? Ведь, в конце концов, мужчины с благодарностью и с удовольствием эту нежность и ласку принимают… В этом отношении, наверное, сколько пар, столько и вариаций относительно проявления чувств, но то, что было у нас, скорее, напоминало бесконечно ласкающиеся у подножия скалы волны, разбивающиеся о ее неприступные выступы.

Бывало, он звонил мне пьяным, а потом говорил, что даже не помнил этого или, что еще нелепее, что это был не он. Конечно, романтики в этом мало, но мне хочется думать, что в такие моменты ослабевали его безупречно патрулируемые границы чувств и эмоций и он готов был впустить меня на свою территорию, но это были лишь порывы.

Однажды в компании одного из его коллег мы разговорились за чаем и не заметили, как прошло время. Немного погодя он появился и всем своим видом продемонстрировал, что его совершенно не устраивает такое положение вещей. Усевшись рядом со мной, он претензионным тоном начал что-то выговаривать своему коллеге. У меня это скорее вызвало добрую усмешку, чем насторожило, и я попыталась как-то разрядить обстановку.

Я: — Мы просто пьем чай и разговариваем.

На что, не удосужившись сделать даже поворот головы в мою сторону, он презрительно фыркнул, после чего мне была брошена фраза:

— Пока два орла разговаривают, курица молчит!

Тот факт моей биографии, говорящий о том, что до этого за всю мою жизнь никто и никогда еще не называл меня курицей, заставил меня растеряться и выпасть из разговора. В голове крутилось огромное множество вариантов ответа на эту реплику, начиная с того, что «фазану не подобает так разговаривать с лебедем», заканчивая тем, что «в таком случае яйца курицу не учат». Но, как это обычно бывает, все хорошие и нужные мысли приходят позже. Так или иначе, я снова была в его руках и, словно под гипнозом, опять шла за ним. Безусловно, у нас были и положительные моменты.

Часто у меня сами собой возникали различные идеи о том, как удивить его и как выжать максимум эмоций из того, что между нами происходило. Собственно, ничего сверхъестественного выдумывать и не нужно было, нам достаточно было находиться в одном помещении, чтобы все вокруг искрило. Но стоило всего лишь приложить к этому немного желания и фантазии, и эмоции уже зашкаливали до такой степени, что мы могли утопить в них целый город, а может, и весь мир. Одной из таких идей в моей голове родился сюрприз в виде танца для моего единственного и самого важного зрителя. Поскольку одной из моих слабостей всегда было красивое и утонченное женское белье, выбор был сделан довольно быстро в пользу кружевного корсета, чулок, платья в тон и средней высоты каблуков. С музыкой тоже все сложилось само собой, и выбранная мной композиция Кристины Агилеры вполне соответствовала моему внутреннему состоянию на тот период времени. В общем, дело было за малым — представить все это на суд моего непредсказуемого в своих реакциях на мои выходки зрителя, который еще даже не подозревал какая «участь» ему уготована. Для того чтобы в корне убить зарождающееся волнение, я предварительно потренировалась на подружке, которая вынесла свой вердикт: «Если бы я была мужиком, я бы на тебя набросилась… И я даже в какой-то момент захотела им стать!» Примерно такая реакция мне и была нужна. Волнение окончательно ушло. Но, как только мой зритель уселся в свое кресло в первом ряду импровизированного зрительного зала, оно вернулось уже в стократном размере.

Никогда до этого я и представить не могла, что для одного-единственного человека мне будет так невероятно сложно танцевать. В тот момент мне казалось, что вокруг многотысячный стадион, мощнейшее светодиодное освещение и сотни камер, направленных на меня одну. Даже несмотря на то что я приглушила свет и мне не было четко видно выражение его лица, я ощущала каждой клеточкой своего тела его прожигающий до основания, жадный взгляд на себе. Напряжение между нами можно было сравнить по мощности с разрядом тока при ударе молнии. Иногда мне начинало казаться, что от всего этого невидимого электричества мои ноги вот-вот окончательно перестанут меня слушаться. Я боялась, что он начнет вдруг меня смешить, и я не смогу удержаться, но вместо этого он был неподвижен и предельно сосредоточен. Я даже на секунду задумалась: «А все ли с ним в порядке?» — как тут же ноги предательски заплелись и я чуть не оступилась. В общем, неважно, как все это выглядело со стороны, но эти яркие и незабываемые четыре минуты навсегда останутся в моей памяти светлым и волнительным воспоминанием.

Он очень часто приходил ко мне во снах, и я всегда была ему рада. Но даже когда пыталась прогнать его, он говорил: «Это же всего лишь сон. Что тебе, жалко?» — и я смягчалась, позволяя ему остаться.

Говорят, что сны — это наше подсознание, которое никогда не лжет и часто знает о нас самих больше, чем мы сами. И если мечты — это желания сознательные, то сны — бессознательные. И только во сне мы всегда можем отважиться на то, чего, возможно, никогда бы не сделали, и побывать там, где и не мечтали. Но бывают такие сны, когда осознаешь, что просто спишь, а бывают сны настолько глубокие и реалистичные, что, даже проснувшись, не сразу понимаешь, что это был всего лишь сон. В один из таких снов он пришел ко мне, чтобы подарить мне мою мечту, которая, возможно, когда— нибудь станет явью, а может, просто будет согревать меня как очередное приятное воспоминание о нем.

Все происходило на одном из тысячи маленьких островов в Индийском океане, с голубыми лагунами, песчаным пляжем, ярким солнцем и неповторимой по красоте природой. Мы были только вдвоем в нашей маленькой вилле на берегу океана. Он как бы в шутку сделал мне предложение, и я, не раздумывая, согласилась. Мы оба знали, что за пределами этого маленького острова наш союз не будет иметь никакой юридической силы, да это было и неважно. Я никогда не мечтала о традиционной свадьбе с гостями и застольем. Мне всегда хотелось, чтобы это был праздник только для двоих, торжество одной любви, зародившейся в сердцах двух близких людей, скрытое от чужих глаз. На нашем празднике не было никого, кроме нас и распорядителя свадебной церемонии. Он уже ждал нас, облаченный в светлый костюм, скорее напоминающий платье, когда мы босиком, держась за руки, по дорожке из пальмовых листьев подошли к арке, сплетенной из тропических цветов. Шелест волн, пение птиц и легкий бриз переплетались со словами ведущего церемонии, который обращался к трем главным стихиям: Земле, Воде и Воздуху, чтобы они стали свидетелями важных клятв любви. Он стоял напротив в белых льняных брюках и свободной рубашке, которые слегка развевались на ветру, и пристально и нежно смотрел мне в глаза. А я была в простом легком платьице с белым цветком в волосах и светилась от его любящего взгляда ярче, чем лучи тропического солнца. Когда ведущий церемонии предложил скрепить наш союз поцелуем, я обхватила его голову руками и чуть слышно прошептала: «Любимый мой…», а он привлек меня к себе за талию и сказал: «Только моя. Навсегда». Затем наклонился и поцеловал. В тот момент для нас ничего больше не имело значения, и мы растворились в ярких красках этого бесконечно очаровательного острова, своих чувствах и друг в друге. Потом мы долго сидели на берегу, обнявшись, наблюдая за закатом. Нам было приятно просто молчать вдвоем. А после ужина, уединившись на своей маленькой вилле, мы стали дурачиться, играя в догонялки и прыгая на кровати, как двое маленьких детей, оставшихся без присмотра родителей. Я выскочила на веранду и побежала к воде, чтобы ничего, кроме золотого песка и океана, не ограничивало нашего пространства, но уже на полпути пожалела об этом. Было уже темно и по песку кроме меня бегало еще огромное множество маленьких крабов, раков отшельников и ящериц. Но в то время как я решительно устремилась обратно, он с улыбкой до ушей, со словами: «Ну, вот ты и победила! Теперь поиграй в догонялки с крабиками!» — закрылся изнутри. Но сдаваться я не собиралась и, переборов свой страх, я, осторожно маневрируя между жителями ночного острова, бегающими по песку, незаметно обежала виллу и спряталась на другой стороне острова. Там был небольшой подвесной деревянный мостик, соединяющий наш островок с еще более маленьким, на котором располагался СПА-комплекс. Пройдя по раскачивающемуся подо мной мостику где-то до середины, я присела и, слегка покачиваясь на нем, словно на качели, смотрела на отражение полной луны и ярких звезд в воде. Спустя некоторое время он нашел меня и, неспешно приблизившись, сел сзади и обнял. Я сказала: «А я-то думала, что надежно спряталась». Тогда он, еще крепче прижав меня к себе, уткнулся носом в мои волосы и ответил: «Глупенькая, мы ведь на маленьком острове, а ты и на большой земле от меня никуда не денешься». И я расплакалась. Оттого, что не бывает так хорошо, и оттого, как страшно все это потерять. Потерять его.

В то утро я проснулась со слезами на глазах и еще долго не могла прийти в себя. Я перепутала сон с реальностью, и мне казалось, что чувство тревоги выпрыгнуло за мной из сна и прочно вцепилось в мои мысли. Это был обычный будний день, его не было рядом, поэтому я отправила ему сообщение: «Ты есть у меня?» Он ответил: «Конечно!» И я успокоилась.

Поначалу, как только я впустила его в свою жизнь, мне казалось, что он не представляет собой опасности для меня и я могу контролировать ситуацию, в любой момент прервав историю, если что-то вдруг пойдет не так. Но в какой-то момент я заигралась и не заметила, как эта невинная игра переросла для меня в тяжелую форму зависимости от него, от которой я, как ни пыталась, так и не смогла освободиться.

Я понимала, что, взвалив на себя все обязанности по принятию любых решений за двоих в наших отношениях, не стоит ждать от него того единственного, серьезного и взвешенного решения, которое так мне было нужно, а именно — быть вместе, быть рядом, быть взаимодополняющей частичкой друг друга. Ему больше по вкусу был пьедестал почета с разделением мест на первое и второе, где он гордо, величественно и бесспорно занимал первое, а мне отводилось лишь… третье. Опять же, зная себя саму, зная, что в любой момент я могла обозначить перед собой куда более масштабные цели и начать их добиваться, я нашла в себе силы на принятие непростого решения. К сожалению, сколько я ни ждала, он не предоставил мне выбора, не сказал: «Ты будешь со мной! Я так решил!

Никаких возражений!» — он лишь растерянно молчал, ожидая от меня решительных действий. Но у меня оставалось только два варианта, ни один из которых мне не нравился, ведь в том случае, если бы я поставила перед собой более значимую цель и у меня получилось бы ее добиться, я, возможно, сломала бы чью-то судьбу, ну а если не получилось бы, то я неминуемо сломала бы себя… изнутри. Поэтому я решила уехать. Уехать далеко, туда, где я смогу быть свободной от его властного гнета, туда, где он не сможет давить на все мои болевые точки разом, просто потому, что заучил их наизусть, туда, где я смогу расправить крылья, не терзаясь мыслями о том, что он, едва заметив мой полет, одним взмахом своего крыла подсечет оба моих. Я никогда не смогла бы и не смогу быть той, столь привычной для него, «курицей», хоть, может, это и единственная приемлемая для него категория женщин.

Я всего лишь хотела стать летящей рядом орлицей, чтобы вместе брать любые высоты. Видимо, я хотела слишком многого…

Так и не дождавшись ответа от неприлично затягивающего процесс Канадского консульства, я решила поменять направление и перенаправить все свои силы на получение австралийской визы. Спустя месяц, который ушел на сбор документов, а затем еще один мучительный и бесконечный месяц ожидания, виза была у меня в руках. Мне хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Просто мне не верилось, что я наконец выбираюсь из затянувшего меня по пояс болота, что скоро мне снова станет легче дышать и появится блеск в глазах. Я не знала, как он отреагирует, но надеялась, что он порадуется вместе со мной.

Но его реакция была неоднозначной.

Я: — Уже через два месяца я уеду. И уеду надолго.

Он: — Зачем? Почему?

Я: — Я просто хочу быть собой и не срываться от собственной беспомощности в те минуты слабости, когда ты мне нужен.

Он: — Но ведь, пока я рядом, эти моменты всегда можно уладить.

Я: — Вот именно, уладить по-твоему.

Он: — А может, просто тебе уехать куда-нибудь поближе? Скажем, в какое-нибудь стационарное учреждение здравоохранения, где условия, как в санатории, и как раз помогают людям с такими проблемами?

Я: — Мне это не поможет, я с рождения не такая, как все, это не диагноз.

Он: — Я не понимаю, зачем так далеко уезжать.

Я: — Я и не прошу. Не нужно пытаться меня понять, я сама себя не всегда понимаю. Просто прими как есть.

Он: — Хорошо.

Некоторая раздражительность и едва заметная паника во взгляде выдавала его растерянность и неприятие моего решения. Но даже тогда он не противопоставил мне своего увесистого слова, не стукнул кулаком по столу, а спокойно допил чай и окончательно закрепил на своем лице маску хладнокровия и безразличия. Во всех более или менее серьезных ситуациях он предпочитал занимать беспроигрышную позицию: «Реши все сама, и в том случае, если все сложится удачно, то я тоже буду иметь к этому отношение, а если нет, то я ни при чем, решение принимала ты». Конечно, это удобно — никакой ответственности.

Но с другой стороны, неужели бороться за свою точку зрения, за свою правду, за свое счастье — это так страшно? Да, тот, кто борется, может проиграть, но тот, кто отказывается бороться, уже проиграл.

Свое какое-то слишком уж раненое, почти убитое самолюбие он пытался оживить за счет подавления моего. До тех пор пока у меня его было достаточно, я проглатывала все его выпады, направленные на собственное самоутверждение путем втаптывания меня в эмоциональную яму. Я наивно полагала, что если подыграю, притворюсь слабой и глупой, он перестанет вести себя, как капризный ребенок, почувствует себя сильнее и уверенней и успокоится. Но если я переставала поддаваться его игре и разоблачала его во лжи, все более едкими и бесчувственными становились замечания в мой адрес и наступали моменты, когда было просто невыносимо спокойно разговаривать.

Он: — Я вчера уснул рано, поэтому не смог прийти.

Я: — Если не умеешь врать, так лучше и не ври.

Он: — Ой-ой, обиделись. В чем я соврал? Мне что, нельзя отдохнуть?

Я: — Да сколько влезет. Просто так и скажи об этом и не надо меня за дуру принимать.

Он: — Слушай, ты почему меня отчитываешь, как мальчика?! Я почему должен оправдываться?! Сказал уснул — значит, уснул!

Я: — Я тебя никогда не отчитываю, у меня есть поинтереснее дела. Я просто понять не могу, ты себя от этого чувствуешь неким победителем, что ли?

Он: — Все, я не хочу об этом больше говорить, я зверею просто!

Я тогда подумала: «Лучше бы тебе никогда и не узнать, что сейчас происходит у меня внутри!»

Но несмотря ни на что, со временем, перешагнув через все наши сложности и стену непонимания, мы научились думать одинаково, точнее, думать друг за друга, стали терпимее. Я научилась черпать силу из наших отношений, вместо того чтобы становиться слабой под напором его властной требовательности. А самое главное, что моя мечта осуществилась, пусть и пришлось заплатить за нее столь высокую цену: я смогла достучаться до его сердца и занять в нем свое место. И мне этого больше чем достаточно.

Но вместе с тем моя теория о собственном счастье разбилась вдребезги. Я всегда была уверена, что в союзе двух людей один должен уравновешивать другого, будучи его противоположностью. К примеру, с моим характером, который вряд ли можно подогнать под рамки семьи в ее классическом понимании, со мной рядом должен был быть человек, на котором бы семья и держалась. И если вдруг мне взбрело бы в голову поехать организовывать приют для домашних животных где-нибудь на Аляске или открыть ночной клуб в Кейптауне, он бы не стал давить и запрещать, а просто ждал бы меня дома, отнесясь с пониманием к моим выходкам, просто потому, что знал бы, что со мной по-другому не ужиться. Ценил и принимал бы меня такой какая я есть, не пытаясь менять, живя от встречи к встрече. Но только сейчас я понимаю, что эта теория чудовищно ошибочна. По-настоящему счастливыми мы можем быть только с похожими людьми. Да, говорят, что противоположности притягиваются, это действительно так. И поначалу им даже может быть вместе интересно, ну а потом затягивает страшная зависимость от вымышленного комфорта и удобства, который создается за счет взаимодополняющих качеств, и просто не хочется ничего менять. А зачем?

Ведь всем удобно, и всех все устраивает. Лишь иногда закрадывается мысль: «Ну разве это счастье? Не слишком ли все предсказуемо, просто и скучно?» Но эта мысль тут же отметается усилием воли, потому что все так живут, так должно быть, это нормально. Но это не аргумент. Теперь я точно знаю, что это жестокий самообман. Человек должен жить эмоциями, а не просто существовать. Это возможно только с таким же, близким по духу, человеком, который, не пытаясь тебя менять, будет просто делать тебя лучше и сам тоже будет расти, потому что идти вместе — не то же самое, что идти одной дорогой. Да, возможно, эти эмоции не всегда будут только положительными или нейтральными, но зато они гарантированно будут сильными, яркими и настоящими. Только благодаря таким эмоциям человек по-настоящему может чувствовать себя «живым». И он никогда не отпустит, не оттолкнет и никому не отдаст, он будет рядом. И тогда никому не захочется ехать на Аляску за новыми эмоциями, а если и захочется, то сразу двоим.

Мой человек читает меня в главном, при этом не всегда угадывая в мелочах. Мне хочется просыпаться и видеть его рядом, потому что мне безумно интересно просто знать, что он скажет и в каком он будет настроении.

А он знает, о чем я хочу сказать, даже когда молчу. Но он видит лишь вершину айсберга, ту, что я позволяю ему видеть, точно так же, как и я вижу лишь те его стороны, которые он считает нужным приоткрыть.

В остальном мы просто чувствуем друг друга. Значит ли это, что мы похожи? Возможно. Хотела бы я знать больше, чем он сам хочет рассказать мне? Скорее, нет. Есть ли будущее у мечты, зародившейся в иллюзии и основанной на сходстве характеров? Время покажет…

Л.Н.Толстой сказал: «Без любви жить легче. Но без неё нет смысла». От себя бы я еще добавила, что начинать всегда нужно с любви к себе.

А мечтать надо обязательно и неважно, сколько стоит твоя мечта, ведь она, исполнившись, может наполнить счастьем твою жизнь. Для такой мечты и целая жизнь — ничтожная цена. В знаменитом романе американского писателя Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби» есть замечательные строки, описывающие веру и стремление главного героя к своей мечте, к своей любви, живущей на расстоянии, разделяющем их символичным зеленым огоньком маяка в ночи: «Гэтсби верил в зеленый огонек, свет неимоверного будущего счастья, которое отодвигается с каждым годом. Пусть оно ускользнуло сегодня, не беда — завтра мы побежим еще быстрее, еще дальше станем протягивать руки… И в одно прекрасное утро…»

Так спроси себя: не боишься ли ты так же самоотверженно мечтать, верить и бороться за свое счастье?

Дарья Лав Сколько стоит мечта?

Дарья Лав
Сколько стоит мечта?