Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла,
Консультации специалистов:
Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; В гостях у астролога; Дыхательные практики; Гороскоп; Цигун и Йога Эзотерика


Е. Готтендорф

ГЕРМАН ГЕРИНГ



Глава 1
«Родители должны воспитывать детей,
дети должны быть достойны своих родителей»

В те годы всякая уважающая себя европейская страна считала необходимым обзавестись где-нибудь за морем хотя бы куском песчаного пляжа или пустоши и водрузить там свой флаг, чтобы войти в круг великих колониальных держав.

Э. Хобсбаум. Век Империи.

Что ни говори, а в XIX веке Земля была более приятным местом для обитания, чем теперь. Многие леса еще были не вырублены, из многих рек еще можно было пить воду — просто так, зачерпнув ладонью, и человечество еще не запятнало себя двумя мировыми войнами, после которых каждый из нас (если он об этом задумается) может почувствовать себя то ли жертвой истории, то ли возможным участником будущих еще более неблаговидных событий.

Но тогда, сто лет назад, никто не ожидал от приближавшегося нового века того, что он с собой потом принес. Люди XIX столетия были полны надежд: они верили в то, что технический прогресс обеспечит всем счастье и процветание и что будущие времена непременно окажутся лучше, чем все, что человечество пережило в прошлом. Возможно, они были лучше нас, потому что у них были идеалы и они верили в добро.

В конце XIX века Германия была добропорядочной европейской страной, в биографии которой еще не было такого темного пятна, как фашизм. И никто еще не знал, кто такой Гитлер, хотя Гитлер уже родился, в 1889 г. В 1893 г. родился Геринг, но эти имена еще никому и ни о чем не говорили. Германия была известна в мире как родина Канта, Шиллера и Гете, как «страна философов и поэтов». Путешественники, побывавшие в Германии, отзывались о немцах как о «добродушном и приветливом народе» и хвалили немецкие города за их опрятность и особый патриархальный уют. Известный русский писатель XIX века (читатели легко вспомнят его имя) так описывал один из небольших немецких городов: «Городок этот мне понравился своим местоположением у подошвы двух высоких холмов, своими дряхлыми стенами и башнями, вековыми липами и крутым мостом над светлой речкой, — а главное, своим хорошим вином. По его узким улицам гуляли вечером, тотчас после захождения солнца, прехорошенькие белокурые немочки и, встретясь с иностранцем, произносили приятным голоском: «Гутен абенд!» — а некоторые из них не уходили и тогда, когда луна поднималась из-за острых крыш стареньких домов и мелкие каменья мостовой четко рисовались в ее неподвижных лучах…»

Примерно таким (а может быть, и в точности таким) был городок Розенгейм, в Баварии, где 12 января 1893 г. родился Герман Вильгельм Геринг, герой нашего повествования. Его мать Франциска приехала в Розенгейм на роды из Америки, с острова Гаити, где ее муж работал (или, как тогда говорили, «служил») генеральным консулом Германии.

Переселению супругов Геринг на Гаити и рождению у них сына Германа предшествовала довольно длинная и достаточно романтическая история. Отец Германа, доктор Генрих Эрнст Геринг, происходил из прусской дворянской семьи, закончил в молодости университет (поучившись, как тогда было принято, в двух городах — в Бонне и Гейдельберге) и участвовал в войне против Франции в 1870—71 гг. в качестве кавалерийского офицера. Ему было тогда тридцать два года.

После войны он состоял членом Верховного суда Пруссии и, как образованный человек и убежденный германский патриот, интересовался вопросами колониальной политики. То было великое время в истории Германии: страна под руководством «железного канцлера» Отто Бисмарка укрепляла внутреннее единство, утверждала свои позиции в центре Европы и приступала к престижному и выгодному делу обзаведения «заморскими территориями» (попросту говоря — колониями), в котором она, надо сказать, изрядно поотстала от других европейских государств, например от Англии, ставшей к тому времени великой колониальной державой, владычицей мировой империи. Да что говорить об Англии, если даже маленькая Голландия, значительно уступавшая Германии по численности населения, владела за морем богатыми землями, превышавшими по площади и ее саму и даже Германию! Знатные люди и руководители Германии с беспокойством наблюдали за тем, как более удачливые и расторопные соседи их страны быстро прибирают к рукам последние «ничейные» земли, хранившие в своих недрах и лесах огромные богатства и населенные простодушными аборигенами, готовыми платить втридорога за европейские товары.

Примерно такие мысли волновали уважаемого доктора Геринга, и он изложил их в меморандуме (памятной записке), который и направил канцлеру Бисмарку. Канцлер, озабоченный укреплением недавно созданного Второго рейха, сначала отверг идеи Геринга, не желая наживать себе лишних врагов, с которыми неизбежно пришлось бы столкнуться в ходе приобретения колоний, но вскоре его взгляды переменились. Германия провозгласила свою власть над обширной территорией на юго-западе Африки (теперь эта страна называется Намибией), и доктор Геринг, которому тогда исполнилось сорок шесть лет, был назначен губернатором новой колонии.

Итак, Генриху Герингу предстояло оставить милые сердцу лесные и озерные пейзажи Пруссии и отправиться на край земли, в далекую Юго-Западную Африку. Сказать по правде, землица, принятая под свою руку его страной, была не Бог весть каким удачным приобретением. Почти всю ее площадь занимали пустыни и каменистые безводные пустоши; жара, пыль и лихорадка — вот и все, чем пока славилась новая колония — в отличие от сказочно богатых земель, располагавшихся к северу и к югу от нее и уже захваченных пронырливыми португальцами и настырными англичанами. Там, в Анголе и за рекой Оранжевой, находили золото и алмазы, а в этих местах сразу от морского побережья начиналась безжизненная пустыня Намиб, где и вода считалась ценностью — но что было делать? Германский гений и прилежание помогли и здесь немногочисленным колонистам устроиться совсем неплохо; во всяком случае, новый знакомый семьи Геринг, доктор Эпенштейн, сколотил в Намибии весьма приличное состояние, торгуя с местными племенами; но об этом — позже.

Пока что предстояло добраться до нового места назначения. Доктор Геринг был холост: его жена умерла в 1879 г. В 1884 г., отдыхая на юге Германии, он познакомился с девицей Франциской Тифенбруннер, служащей гостиницы, с которой вместе поехал в Лондон в том же году, отправившись, по поручению канцлера Бисмарка, перенимать у англичан опыт управления колониями; и там же, в Лондоне, состоялась в 1884 г. свадьба доктора Геринга и Франциски. Франциска была моложе своего супруга на двадцать шесть лет.

Родив в Лондоне сына Карла, Франциска приехала вместе с ним к мужу в Виндхук, в Намибию, куда он прибыл еще раньше.

Доктор Геринг показал себя на посту губернатора колонии как умный и дальновидный правитель. Он примирил между собой враждующие племена гереро, дамара и намагуа и подружился с их вождями, наладив также мирные отношения между аборигенами и белыми поселенцами; его методы правления отличались гуманностью и тактом, и все годы его пребывания в Намибии прошли в обстановке мира и всеобщего уважения к губернатору. После его отъезда на родину одна из улиц столицы страны, города Виндхук, была названа его именем.

Отправляя Геринга в колонию, канцлер Бисмарк подарил ему свой личный экипаж — прекрасную прочную карету, в которой он объезжал фронт во время франко-прусской войны 1870—71 гг. Доктор Геринг проехал в этой карете по всей вверенной ему колонии, побывав во многих глухих ее уголках, и Франциска неизменно сопровождала мужа, даже в самых дальних и опасных путешествиях. Поездки по стране приносили много впечатлений и сами выглядели живописно: внушительный экипаж губернатора, украшенный имперским гербом, сопровождал эскорт из семи немецких кавалеристов и сотни вооруженных воинов племени аскари в ярких местных нарядах. Воинственные кочевые охотники, с вожделением наблюдавшие за диковинной повозкой из-за холмов и кустов, иногда не выдерживали соблазна и нападали на отряд, но дело обходилось обычно без серьезного кровопролития: несколько винтовочных залпов рассеивали нападавших и обращали их в бегство.

Будучи в Африке, доктор Геринг встречался и подружился со знаменитым англичанином Сесилем Родсом, осуществлявшим там гигантский проект: он создавал сплошной пояс британских колоний, протянувшихся через весь континент, от Кейптауна до Каира, и объединенных железной дорогой, постройка которой была уже начата. По сравнению с этими чрезвычайно богатыми землями германская Юго-Западная Африка, занятая пустынями Намиб и Калахари, выглядела жалкой Золушкой, на которую англичане не позарились, уступив ее немцам; немцы, понятное дело, завидовали англичанам, но те относились к ним достаточно дружески и снисходительно.

Там же, в Африке, семья Геринг обзавелась еще одним знакомым, сыгравшим в судьбе супругов выдающуюся и роковую роль. Это был доктор Эпенштейн, еврей из Германии, проживший в Африке много лет и разбогатевший на торговле с туземцами. Эпенштейн, врач по профессии, принимал у Франциски роды ее второго ребенка. В тот раз фрау Геринг родила дочь, Ольгу, в которой молодой врач из Берлина принял самое горячее участие. Он стал другом супругов Геринг; с доктором Генрихом он вел беседы о политике и делах колонии, а с Франциской — о детях, о родине и, наверное, о любви, потому что довольно скоро они стали самыми пылкими любовниками. Франциска была женщиной смелой, жизнерадостной и привлекательной; она нравилась мужчинам и знала, как с ними обращаться (в молодости она работала одно время официанткой в одной из мюнхенских пивных, пользовавшейся не слишком высокой репутацией), а жизнь в африканском захолустье, в тесном кругу местных белых, была такой скучной и однообразной… Герман Эпенштейн превратился для семьи Геринг в совершенно необходимого человека; но довольно скоро, обзаведясь достаточным состоянием, он уехал в Европу.

Вслед за ним стали собираться на родину и супруги Геринг. Генрих Геринг прослужил в Африке шесть лет и почувствовал, что его здоровье заметно ухудшилось. Вскоре прибыл его преемник, получивший от Геринга обширную и законопослушную колонию, протянувшуюся от мыса Фриа на севере до реки Оранжевой на юге. Новый губернатор изменил методы управления: он решил править «железной рукой», что привело к смуте и беспорядкам; но это было уже после отъезда семьи Геринг на родину.

Подлечившись в Германии, Генрих Геринг получил новое назначение — на пост германского консула на Гаити. Его жена последовала за ним вместе с тремя детьми, младшей из которых, Пауле, было всего шесть месяцев.

Жизнь на Гаити оказалась нелегкой и беспокойной: однажды дом семьи Геринг подвергся нападению грабителей, от которых пришлось отбиваться и спасаться бегством на лошадях; Франциска проявила настоящую отвагу, защищая себя и своих детей.

Когда пришла пора рожать четвертого ребенка, Франциска поехала в Германию. Там она снова встретилась с Эпенштейном, который снял для нее квартиру на курорте Мариенбад, в пригороде Розенгейма. Здесь, 12 января 1893 г., у нее и родился сын Герман. Герман Эпенштейн стал его крестным отцом.

После родов фрау Геринг собралась снова ехать на Гаити, но не рискнула подвергать новорожденного сына опасностям путешествия и решила оставить его на попечении фрау Граф, близкой подруги своей матери, жившей в городе Фюрт, во Франконии (область в Баварии). Так маленький Герман, потомок прусского дворянского рода, оказался подданным Баварского королевства. Заботами фрау Граф он был крещен в протестантскую веру и приобрел благодаря ей мелодичное франконское произношение, которое так резко контрастировало впоследствии с сухой и отрывистой речью Гитлера, характерной для жителей Верхней Австрии.

Супруги Геринг покинули Гаити в 1896 г. и возвратились в Германию. Сначала они поселились в Берлине, в богатом буржуазном районе Фриденау, в доме на Фреденштрассе, принадлежавшем не кому иному, как их старому знакомому Герману Эпенштейну, сделавшемуся теперь крупным богачом и весьма известным человеком.

Доктор Геринг, поистративший здоровье на государственной службе, не сумел сколотить приличного состояния и должен был содержать семью на пенсию, получаемую от государства. Он плохо выглядел и часто болел.

Доктор Эпенштейн, здоровый и крепкий мужчина (правда, невысокий и излишне полный), мог, напротив, позволить себе все, чего желал. В то время он пожелал Франциску, и они снова зажили любовниками, не таясь от мужа. Франциска, выросшая в простой крестьянской семье, теперь почувствовала себя знатной дамой и полюбила роскошь. Эпенштейн не жалел для нее денег и взял на себя все ее расходы, в том числе и содержание всей ее семьи; он покупал ей наряды и не брал денег за квартиру.

Так они стали жить. Франциска и Эпенштейн были довольны друг другом, муж не протестовал, махнув на все рукой (перестав ходить на службу, он заскучал и пристрастился к бутылке), а дети — ну а что дети? О них принято думать, что они ничего не понимают.

Помимо дома в Берлине, Эпенштейн владел также замком Маутерндорф в Австрии, который он купил обветшавшим и восстановил во всем первозданном средневековом великолепии, как того требовала мода нового времени. После этого ему захотелось иметь еще и приличное загородное поместье в Германии, и он приобрел замок Фельденштайн близ Нюрнберга. Это тоже была старинная постройка, стоявшая на фундаменте разрушенной франконской крепости XI века, на высоком берегу реки Пегниц. Из замка открывался прекрасный вид на реку, на обширный лес, протянувшийся за ней, и на синевшую за лесом горную гряду Франконская Юра. В это романтическое место Герман Эпенштейн перевез семью Геринг в 1897 г. и здесь же стал жить сам. Во дворе замка стоял красивый как игрушка дом в стиле «бидермейер», в котором доктору Генриху отвели комнатку на первом этаже, а Эпенштейн и Франциска поселились в просторных апартаментах наверху. «Друг семьи» опять все устроил наилучшим образом: любимая женщина жила рядом, ее супруг сидел в своей комнатке, никого не беспокоя, а детишки резвились в саду и на реке.

Историки потом все гадали: откуда в характере Геринга эта двойственность и противоречивость, проявившаяся, например, в том, что он, отпрыск прусского дворянского рода, не побрезговал связать свою судьбу с нацистами. Возможно, что разгадка кроется как раз в детстве: двусмысленная обстановка в семье, конечно, не могла не оказать влияния на развитие его личности. Дети если и не могут описать словами такое явление, как супружеская измена, то отношения между взрослыми они чувствуют очень хорошо и бессознательно усваивают их как модель своего будущего поведения. Франциска не посчиталась с законами морали (в то время довольно строгими); вполне естественно, что и ее дети могли впоследствии воспринимать законы общества как достаточно условные.

Впрочем, тогда Герман Геринг был еще мал и вряд ли забивал себе голову подобными мыслями; он с завистью наблюдал за тем, как его старший брат Карл и сестры Ольга и Паула разъезжают по саду на пони или катаются в лодке по реке.

Потом, примерно в 1900 г., его отправили учиться в начальную школу все в тот же город Фюрт (где он когда-то воспитывался в чужой семье), находившийся неподалеку от Фельденштайна. Школа сразу же вызвала у него отвращение, а Фюрт он возненавидел и говорил, что хотел бы его поджечь, чтобы он сгорел дотла.

Он отводил душу, бывая дома, в Фельденштайне, где чаще всего пропадал в лесу, играя со сверстниками «в англо-бурскую войну». В то время Англия, решив округлить свои колонии в Южной Африке, воевала с бурами (белыми переселенцами из Голландии), чтобы подчинить их республики — Трансвааль и Оранжевую. Дети сочувствовали бурам и были настроены против англичан. Отец подарил Герману красивую форму «генерала буров», выглядевшую совсем как настоящая, и он стал предводителем отряда «отважных защитников республики Трансвааль». В те годы он научился командовать и хорошо усвоил себе правило, гласившее, что подчиняются тому, кто силен и богат. Друзья слушались его беспрекословно не только потому, что он был крепче и сильнее многих из них, но и потому, что за ним стоял его отец, доктор Геринг, а главное — его могущественный крестный, богач и владелец замка (хотя кое-какие обидные намеки насчет своих родителей и крестного ему приходилось слышать).

Крестный занимал мысли Германа. Он был богат, его все боялись, он объехал весь мир и мог всё! Иногда он перевозил всю семью Геринг в свой великолепный замок Маутерндорф, находившийся в Австрии, среди высоких гор. Там было столько красивой мебели, и картин, и старинного оружия! Крестный устраивал в большом зале богатые обеды, одевался в старинные одежды и командовал слугами как настоящий феодал.

Здесь, в Маутерндорфе, проявилась еще одна черта личности Геринга: дерзкое желание рискнуть, пойти напролом к цели, не думая об издержках и возможности неудачи. Он уходил в горы и забирался на недоступные вершины, на которые не всегда отваживались подниматься и опытные альпинисты. Людей такого типа называют «эгооптимистами»: они полностью сосредоточены на своей личности и своих желаниях и идут к цели прямым путем; мысль о том, что с ними может произойти несчастье, просто не приходит им в голову.

Когда Герману исполнилось одиннадцать лет, отец послал его в школу-пансион в Ансбахе, известную своими строгими порядками, чтобы приучить сына к дисциплине, но эта попытка не имела успеха. Герман вел себя плохо, не слушался учителей, а потом подговорил товарищей не ходить на занятия в знак протеста против плохой еды. Говорят, что у него были неприятности с товарищами по учебе: он хвалился перед ними своим крестным, а они дразнили его тем, что его любимый крестный — еврей. В Германии уже тогда была заметна неприязнь к евреям, хотя до открытых преследований дело не доходило. В конце концов Герман убежал из Ансбаха и настоял, чтобы ему позволили остаться в Фельденштайне, где он проводил дни, пропадая в лесу и играя в войну. Кажется, нигде в мире мальчишки так не любили играть в войну, как в Германии времен кайзера Вильгельма Второго. Каждый из них имел у себя дома набор оловянных солдатиков и с увлечением разыгрывал на столе сражения, атаки и засады или же поединки рыцарей, описанные в древнем германском эпосе «Песнь о Нибелунгах». Таков был дух времени: не так уж много лет оставалось до начала Первой мировой войны, когда нации, преисполненные воинственного патриотизма, бросились с невиданным рвением истреблять друг друга.

Все же с родительским домом пришлось расстаться. В возрасте двенадцати лет отец отправил Германа в Карлсруэ, в кадетскую школу. Здесь пришлось надеть форму и волей-неволей подчиняться дисциплине. Когда кадету Герингу исполнилось шестнадцать лет, его перевели в главную военную школу в Лихтерфельде, близ Берлина. Здесь он получил полное среднее образование. Учился он хорошо, ему понравилось быть военным, и он стал мечтать о военной карьере; жизнь ему улыбалась и будущее казалось безоблачным.

Школа в Лихгерфельде славилась прекрасной организацией учебного процесса и высоким уровнем преподавания; кадеты, успешно закончившие учебу, могли рассчитывать на столь же успешную офицерскую карьеру. Герман учился на «отлично» и закончил школу с наивысшей возможной суммой выпускных оценок, за что получил похвалу от самого кайзера Вильгельма, лично поздравившего его с окончанием школы. Так юный лейтенант Геринг стал, нежданно-негаданно, гордостью семьи. Отец подарил ему к выпуску 1000 марок, что составляло в те дни немалую сумму; во всяком случае ее вполне хватило на то, чтобы совершить летом поездку в Италию. После этого лейтенант Герман Геринг отправился к своему месту службы: в 113-й пехотный полк «Принц Вильгельм», стоявший в городе Мюлузе, в Эльзасе.

В 1910 г. крестный Германа Геринга, Герман Эпенштейн, получил от кайзера дворянский титул (говорили, что он купил его за большие деньги) и стал именоваться «господин барон фон Эпенштейн»; теперь он стал вхож в дома людей, принадлежащих к высшему обществу, куда раньше доступ для него был закрыт. С этого времени его чувства к Франциске Геринг стали охладевать, и в 1913 г. их отношения претерпели полный разрыв. Барон фон Эпенштейн влюбился в другую женщину, а супруги Геринг оставили Фельденштайн и переехали в Мюнхен. Здесь между ними часто происходили ссоры, здоровье доктора Генриха совсем ухудшилось, и 6 декабря 1913 г. он скончался.

Герман Геринг был отпущен из полка на похороны отца и провел вечер накануне похорон, разбирая, от нечего делать, заметки, фотографии и другие бумаги покойного. Пожалуй, впервые он всерьез задумался над личностью отца и над своей родословной. Он узнал, что его отец был другом Бисмарка и хорошо послужил своей стране, воплотив в жизнь идеи канцлера и приумножив богатство и могущество кайзера Вильгельма Второго. Оказалось, что один из представителей рода Геринг был военным советником короля Пруссии Фридриха Великого и пользовался в свое время немалой славой.

Впоследствии, разбогатев, Геринг заказал специалистам составление родословной своего отца. Она была опубликована и дает возможность заключить, что хотя в роду Геринга было много не слишком знатных людей, но существовали вполне определенные, хотя и отдаленные связи его рода почти со всеми семьями верховных правителей стран средневековой Европы. Исследователи упустили, однако (скорее всего, намеренно), что среди его предков был некий Грюнцвейг, ростовщик из Базеля, перешедший из иудаизма в христианство в XV веке. Согласно «генеалогическому дереву», Геринги состояли также в родстве с такими известными личностями, как граф Адольф фон Цеппелин, изобретатель дирижабля; Гертруда ле Форт, известная романистка; Герман Гримм, писатель и биограф, и Карл Буркхардт, швейцарский историк, писатель и дипломат.

Впрочем, все эти подробности выяснились позже, много позже, а тогда, в декабре 1913 г., лейтенант Герман Геринг чувствовал себя одиноким. На похоронах отца он не смог сдержать слез, хотя и знал, что такая чувствительность не к лицу офицеру германской армии. Герману было жаль отца и жаль себя: он лишился обоих своих покровителей и теперь должен был сам бороться с жизненными трудностями. Жаль было и своей юности, которая теперь казалась такой беззаботной: было ясно, что она закончилась и ушла навсегда.


Глава 2
На службе его величества
кайзера Вильгельма Второго

…Да, Европа… «Цивилизованная», «колыбель культуры»!.. А что было 50 и 100 лет назад? Вся Европа — сплошное кладбище; скелет на скелете — под каждым метром этой лучшей земли мира.

Современный русский автор


1. Командир взвода разведки

…Впереди, на грязном осеннем поле, поднялись редкие цепи наступающих, и сразу же стал слышен отчетливый хрипловатый смешок немецких пулеметов, перерабатывающих этих живых потных людей в трупы…

По М. А. Шолохову

113-й пехотный полк, в котором выпало служить Герингу, был известен своими старыми традициями; он состоял, главным образом, из уроженцев Пруссии, и Герман почувствовал себя среди своих; но, к несчастью, после смерти отца он не унаследовал никакого состояния, и в его жизни началась полоса финансовых затруднений. В те дни офицеру регулярной армии требовались, помимо жалованья, определенные дополнительные средства, чтобы поддерживать традиционно высокий общественный статус, соответствующий его званию. Опять, и не раз, молодому лейтенанту приходилось пожалеть о том, что его отец умер, а барон фон Эпенштейн женился не на его матери, а на другой женщине, и позабыл о своем крестном сыне.

Летом 1914 г., к моменту начала войны, Герман Геринг был командиром пехотного взвода. Его полк входил в состав 7-й армии, считавшейся самой слабой среди германских войск, действовавших на Западном фронте. Дело в том, что по плану ведения войны, разработанному генералом Шлиффеном, немецкие войска наносили свой главный удар севернее, на правом фланге фронта; поэтому полк, где служил Геринг, сразу же отвели за Рейн, где он и занял оборонительные позиции.

Чувствуя, что скоро начнутся бои, Герман решил написать письмо в Мюнхен, матери и сестрам. Он не стал рассказывать об отступлении за Рейн и о приближении боев, просто попрощался с родными, припомнив чудесные дни, проведенные в Фельденштайне и Маутерндорфе, которые теперь казались совсем далекими.

Пока полк, где служил Геринг, пополнялся и укомплектовывался на правом берегу Рейна, французы заняли почти все левобережье, в том числе и город Мюлуз, где прежде стоял 113-й полк. В это время германская армия наступала в Бельгии; 7 августа войска генерала Людендорфа взяли Льеж. Чтобы прикрыть их фланг, 7-я армия тоже перешла в наступление, форсировала Рейн и двинулась к Мюлузу. 9 августа взвод лейтенанта Геринга был отправлен вперед, на разведку французских позиций. Они беспрепятственно достигли окраин Мюлуза, а затем, двигаясь с осторожностью, направились к центру города, срывая по пути листовки французского коменданта, объявлявшие о введении военного положения. На улицах не было ни души, но на центральной площади разведчики увидели небольшую группу французских драгун, спешно готовившихся покинуть город. Завязавшийся короткий бой окончился в пользу немцев; французы отступили, бросив несколько лошадей и велосипеды, а взвод Геринга с триумфом вернулся в полк, забрав трофеи с собой.

На следующий день взвод снова двинулся в город во главе основных сил. Геринг посадил своих солдат на лошадей и на велосипеды, и они быстро достигли центральной площади, где снова пришлось вступить в бой, который, впрочем, быстро закончился с подходом основных сил полка. Геринг едва не захватил в плен французского командующего, собиравшегося выступить на площади перед гражданами Мюлуза, но эта авантюра сорвалась; все же ему, со своим взводом, удалось взять в плен несколько французских солдат; а потом и весь город оказался в руках у немцев. Это была победа, которую в Германии встретили с ликованием. Лейтенант Геринг был награжден «Железным крестом» второй степени. Он проявил храбрость, граничившую с безрассудством, — как когда-то в детстве, карабкаясь по отвесным горным склонам и рискуя сорваться; зато он доказал в первых же боях, что умеет действовать смело и самостоятельно, не спрашивая командиров о каждой мелочи. Он оставался таким же упрямым и своевольным, как в детстве, но теперь у него на плечах были погоны лейтенанта, а на груди красовался «Железный крест». В своем полку Герман Геринг оказался первым из офицеров, получившим боевой орден.

Тем временем германские армии, наступавшие на северном участке фронта, быстро продвигались к Парижу, но в сентябре 1914 г. проиграли решающее сражение на Марне и были остановлены французами. Седьмая германская армия, воевавшая в Эльзасе, прекратила наступление еще раньше. Началась долгая окопная война, солдаты мерзли в холодных сырых траншеях. Лейтенант Геринг простудился, заболел ревматизмом и был отправлен в госпиталь во Фрейбург, где его долго не могли вылечить, так что пришлось задуматься: не закончится ли на этом его армейская служба? И что делать дальше? Было ясно, что воевать в пехоте он уже не сможет. Положение казалось безнадежным, но выручили друзья из 113-го полка, подсказавшие выход, причем совершенно неожиданный.


2. «Воздушный цирк» на «летающей этажерке»

В 1914 г., впервые в истории, начались боевые действия в воздухе. Военная авиация Германии насчитывала 264 боевых машины, из которых было сформировано 32 эскадрильи полевого базирования (по 6 машин в каждой эскадрилье) и 8 эскадрилий аэродромного базирования (по 4 машины в эскадрилье). В качестве боевых машин использовались самолеты-монопланы «румплер» и несколько типов бипланов: «альбатрос», «авиатик» и другие, а также дирижабли «цеппелин». Но самым лучшим самолетом вскоре стал моноплан «фоккер», на котором немецкие летчики Иммельман и Бельке одержали первые победы в воздушных боях. Этот самолет создал авиаконструктор Антон Фоккер, перебравшийся в Германию из Голландии перед Первой мировой войной. Швейцарский конструктор Шнейдер изготовил для него пулемет, из которого можно было стрелять вперед, прямо сквозь вращающийся пропеллер (конечно, не задевая его, потому что стрельба пулемета была синхронизирована с работой двигателя). Это позволяло пилоту прицельно стрелять по вражеским машинам и сбивать их.

Авиация сразу нашла себе работу на войне. Фронт стабилизировался на долгих четыре года, и самолеты оказались совершенно незаменимым средством для ведения разведки и для корректировки огня артиллерии. В этих целях применялись двухместные машины: пилот управлял самолетом и выдерживал курс, а наблюдатель отмечал на карте все, что удавалось увидеть; потом они садились на полевой аэродром и передавали данные по назначению. Вскоре такие разведывательные эскадрильи появились в каждой армии и в каждом армейском корпусе. Все же самолетов было мало, они редко появлялись над полем боя и еще реже вступали в бой с самолетами противника. Воздушные бои велись «один на один» и напоминали, пожалуй, дуэли средневековых рыцарей, а не быстротечные схватки скоростных машин, характерные для современной авиации.

Герман Геринг начал свою летную карьеру весной 1915 г., сначала в качестве воздушного наблюдателя. Ему помог в этом его друг, лейтенант Лерцер, которого командование перевело из 113-го полка в летную часть. Лерцер посетил Геринга в госпитале и пригласил его на тренировки на аэродром, находившийся там же, под Фрейбургом. Поднявшись в первый раз высоко в воздух и увидев сверху знакомые холмы и долины, пересеченные траншеями, в которых продолжали воевать его товарищи и где он сам был не так давно, Геринг с волнением подумал, что жизнь еще не кончена и что ему еще найдется место в строю. Потом, оказавшись на земле и выслушав восторженный рассказ друга о новом роде войск, Геринг тут же написал рапорт командиру батальона резерва с требованием о зачислении его в летную школу во Фрейбурге. Командиру не понравился вызывающий тон рапорта, и он вернул его обратно, но Геринг уже ходил на занятия и тренировался с Лерцером. Как ему удалось это устроить, осталось неясным (он подвергал себя серьезному риску, так как дело пахло нарушением воинской дисциплины), но он остался-таки в школе, успешно закончил курс и был зачислен, вместе со своим другом, в 25-ю эскадрилью, входившую в 5-ю армию, которой командовал кронпринц Вильгельм.

Эскадрилья базировалась на аэродроме в Стенау, в 25 км севернее Вердена. Вскоре от командира резервного батальона пришел приказ, требовавший «посадить лейтенанта Геринга под арест на три недели за самовольный переход в другую часть», но все как-то обошлось, и ни Геринг, ни его друг Лерцер не пострадали.

Геринг быстро освоился на новом месте службы. Он удачно сфотографировал вражеские укрепления вокруг Вердена, заслужив похвалу командования, которое стало ценить его как мастера своего дела. Крепость Верден представляла собой центр французской обороны, и сфотографировать ее батареи было совсем не просто. Самолеты, пытавшиеся к ним приблизиться, попадали под убийственный огонь с земли и отворачивали с курса, не достигнув цели, либо гибли. Только Лерцеру и Герингу удалось справиться с задачей, маневрируя и заходя на цель с разных сторон. Но этим они не ограничились: каждый раз, закончив разведку и фотографирование, они снижались над линией фронта и, пролетая над окопами на бреющем полете, бомбили и обстреливали французские позиции. Биплан Лерцера не был вооружен авиапулеметом, но Геринг брал с собой в кабину пехотный ручной пулемет и стрелял из него по наземным целям.

Надо сказать, что в те времена и фотографирование, и стрельба с самолета были отнюдь не легким делом. Конечно, самолеты были тихоходными, но нижнее крыло биплана (прозванного в войсках «летающей этажеркой») закрывало обзор, и поэтому наблюдателю приходилось далеко высовываться из накренившейся кабины, удерживая в руках громоздкий фотоаппарат или пулемет, сотрясавшийся от выстрелов. Как удавалось Герингу, с его довольно плотной фигурой, удерживаться в кабине, не выпадая из нее на виражах, — оставалось загадкой даже для его друга Лерцера. Работа фотографа-разведчика напоминала номера воздушной акробатики, выполняемой над вражескими окопами, откуда в это время велась отчаянная стрельба — любому пехотинцу было лестно сбить вражеский самолет! Командование 5-й армии не осталось безучастным к подвигам друзей: за фотографирование укреплений Вердена Лерцер и Геринг были награждены, каждый, «Железным крестом» 1-й степени.

Война — тяжелая и неприятная работа, но иногда и на фронте случаются яркие эпизоды. Штаб принца Вильгельма располагался неподалеку от аэродрома, где стоял самолет Лерцера. Однажды на фронт, в гости к кронпринцу, приехала его жена, принцесса Цецилия. Французские летчики, прилетевшие разведать аэродром, заметили непривычное оживление у штаба и стали назойливо кружить над этим местом, снижаясь и сбрасывая бомбы, чем до смерти напугали принцессу. Геринг и Лерцер решили проучить невежд и постоять за честь гостьи. Взлетев (без приказа), они умудрились сбить вражеский самолет, пилота которого Геринг подстрелил из револьвера, а потом сбросили несколько мелких бомб на французский аэродром. Все это происходило на глазах у множества зрителей, и подвиг двух друзей получил шумную известность, а лейтенант Геринг заработал право быть лично представленным императорской семье. Геринга и Лерцера стали приглашать на заседания штаба кронпринца; так как они подробно изучили весь участок фронта близ Вердена, то их советы выслушивали со вниманием. Это было и лестно, и почетно. Кажется, госпожа Фортуна решила проявить благосклонность к молодому лейтенанту: два «Железных креста» на груди и знакомство с императорской семьей были неплохим началом военной карьеры; но Геринг не собирался на этом останавливаться.


3. Истребители

…Я испытываю возбуждение, когда враг, лицо которого я только что видел, падает, объятый пламенем, с высоты трех тысяч метров и разбивается о землю, так что ни от человека, ни от аэроплана почти ничего не остается.

Барон фон Рихтгофен

Геринг решил оставить работу наблюдателя и стать настоящим летчиком, пилотом-истребителем. В этом он последовал примеру друга, который передал свой тихоходный разведывательный самолет молодому летчику из пополнения и перешел в истребительную эскадрилью. Осенью 1915 г. Геринг прошел курс обучения в летной школе во Фрейбурге, получил диплом и в октябре был зачислен в 5-ю эскадрилью истребителей, где уже служил лейтенант Лерцер.

Их направили на самый северный участок фронта, где пришлось столкнуться с новым противником — британскими королевскими ВВС. Сразу же выяснилось, что английские летчики дерутся умело и упорно. У англичан было больше истребителей, а среди бомбардировщиков попадались новые двухмоторные машины «хендли» — настоящие махины по тем временам. Их было трудно сбить, потому что они были защищены броней и вооружены пулеметами.

Однажды, совершая патрульный полет над фронтом, Геринг, вместе с двумя другими летчиками своей эскадрильи, встретился с этими неуклюжими на вид машинами и подбил одну из них. Его тут же атаковали английские истребители прикрытия, повредившие его самолет и ранившие его самого, так что ему едва удалось дотянуть до своей территории. Он сел прямо за окопами, истекая кровью, но был быстро доставлен в госпиталь, и это его спасло. В самолете насчитали шестьдесят пробоин, а пилот Геринг, с глубокой раной в бедре, надолго застрял на лечении. Рана заживала плохо и сильно болела, пули задели кость, которая срасталась медленно и с трудом.

Война воспитала немало летчиков, оттачивавших свое мастерство в полетах над фронтом и воздушных боях; имена таких асов, как Иммельман, Бельке и Рихтгофен, были широко известны на фронте и в Германии. Геринг с завистью читал об их победах, находясь в госпитале, а потом — в замке Маутерндорф, куда его пригласил на отдых барон фон Эпенштейн.

Герману Герингу исполнилось 23 года, он пользовался успехом в обществе как герой войны и крестный сын известного богача барона Эпенштейна. Вскоре у него возник роман с красавицей Марианной Маузер, дочерью богатого фермера из Маутерндорфа, и дело начало склоняться к свадьбе, но родители невесты отказали бравому жениху, рассудив, что денег у него нет, а от его «железных крестов» будет мало проку, если его собьют (что было весьма вероятной возможностью).

После этой неудачи жизнь в тылу Герингу сразу опротивела; у него было направление в резервную летную часть, стоявшую в местечке Боблинген, под Штутгартом, но он туда не поехал (нахально написав в рапорте, что не смог найти Боблинген ни на карте, ни в расписании поездов); вместо этого он отправился прямо в Мюлуз, где раньше стоял его 113-й полк и где теперь служил его друг Лерцер.

Лерцер был уже командиром 26-й истребительной эскадрильи, в которой стал служить и Геринг. Положение на фронте было трудным, просто отчаянным. Авиация противника сильно выросла численно, и жестокие воздушные бои происходили ежедневно. Едва ли не в первой же схватке Герингу пришлось спасать своего друга, сбитого двумя французскими истребителями и совершившего вынужденную посадку; потом они даже перестали считать такие случаи. В ноябре 1916 г. погиб Бельке, лучший воздушный ас Германии, служивший примером многим летчикам, Любившим повторять, как девиз: — «Я хочу быть таким, как Бельке!» Начальник штаба военно-воздушных сил сказал на похоронах летчика прощальную речь, закончив ее словами из песни «Вахта на Рейне», популярной в Германии в те дни: «Пока у отечества есть такие сыновья…» Лица летчиков были угрюмы, многие из них думали про себя: «Да, вот именно — пока они есть!»

В 1917 г. эскадрилью, где служил Геринг, перебросили во Фландрию. Там, за подвиги в воздушных боях, он получил новые награды: «Рыцарский крест Гогенцоллернов», «орден Льва» и «орден Карла-Фридриха», а в мае 1917 г. его назначили командиром 27-й эскадрильи истребителей, боевая репутация которой была не слишком высокой. Геринг быстро исправил положение, догнав по всем показателям 26-ю эскадрилью своего друга Лерцера, стоявшую на том же аэродроме. Вместе с ними воевала во Фландрии и 11-я эскадрилья Манфреда фон Рихтгофена, нового героя Германии, лучшего воздушного аса тех дней.

Чтобы лучше противостоять авиации держав Антанты, немецкое командование объединило эскадрильи истребителей в авиаполки. Первым из боевых летчиков, получившим под свое командование авиаполк, стал Рихтгофен; Лерцер и Геринг остались командирами эскадрилий, и тогда же прославился пилот-истребитель Эрнст Удет, догнавший их по количеству сбитых самолетов противника.

В мае 1918 г., одержав двадцатую победу в воздушном бою, Геринг был награжден орденом «За заслуги», который ему вручил сам кайзер Вильгельм. Этот нарядный крестик с белой окантовкой, прикрепленный к голубой с золотом ленте, надеваемой на шею, представлял собой высшую военную награду Германии, которую считали за честь носить и царствующие особы (среди кавалеров ордена были, например, канцлер Бисмарк и русский царь Николай Первый). Ее присуждали и летчикам, но только тем, кто сбил не менее 25 самолетов противника; для Геринга же сделали исключение, учтя, как было сказано, его «выдающийся боевой опыт».

В апреле 1918 г. Манфред фон Рихтгофен был сбит и погиб в воздушном бою; командиром 1-го авиаполка, получившего название «Рихтгофен», стал капитан Рейнхардт, тоже вскоре погибший на испытаниях нового самолета… Так старший лейтенант Геринг стал командиром 1-го авиаполка истребителей имени Рихтгофена. Летчики передали ему жезл с зарубками, отмечавшими число сбитых вражеских самолетов, который барон Рихтгофен брал с собой в воздух как талисман.

Тем временем превосходство авиации Антанты становилось все более ощутимым. Чтобы сдерживать натиск противника, летчикам Геринга приходилось совершать по пять вылетов в день. Он с тревогой сообщал командованию, что ни машины, ни пилоты не выдержат такой нагрузки. Самолеты союзников, казалось, заполонили все небо. Английские истребители летали целыми соединениями, строясь друг над другом в несколько слоев («эшелонов»), чтобы прикрывать один другого и сверху, и снизу; они смело атаковали и мастерски вели воздушный бой, используя свое численное превосходство. Французские летчики-истребители, летавшие поодиночке, редко отваживались залетать за линию фронта и старались не ввязываться в воздушные бои, защищая свои бомбардировщики, которые «бессовестно» (по выражению Геринга) утюжили немецкие окопы, засыпая их бомбами. Германские истребители ничего не могли с ними поделать, потому что пулеметы не пробивали их броню и их приходилось атаковать по многу раз.

В июле 1918 г. Геринг одержал свою 22-ю победу в воздушном бою, и на этом список сбитых им самолетов был закрыт. Командование отправило его в отпуск, передав эскадрилью Лотару Рихтгофену, брату погибшего аса.

Геринг вернулся в свою часть, когда она находилась на аэродроме в Бельгии. К этому времени на счету авиаполка числилось уже 500 сбитых самолетов противника, но положение на фронте было тяжелым; германские войска отступали, Германия проигрывала войну. В довершение всех бед в стране назревала революция.


4. «Ненавижу красных!»

Полк Геринга получил приказ перелететь в Германию, на аэродром под Дармштадтом, отправив туда наземное оборудование на грузовиках, но плохая погода не позволила самолетам взлететь. Скоро пришел новый приказ: ожидать прихода американских войск и сдать им самолеты. 11 ноября 1918 г. пришло известие о подписании перемирия с Антантой, и офицер штаба приказал Герингу при первом же улучшении погоды направить авиаполк в Страсбург и там сдаться французам. Геринг понял, что нужно как можно скорее убираться из Бельгии. Разумеется, он не собирался сдаваться ни американцам, ни французам и хотел сохранить самолеты для Германии. Все, что было можно отправить по земле, уже находилось на пути В-Дармштадт; наконец, 12 ноября, туман над аэродромом рассеялся и самолеты поднялись в воздух.

Большая часть авиаполка во главе с Герингом благополучно приземлилась в Дармштадте, но часть самолетов отстала из-за неполадок и совершила вынужденную посадку в Маннгейме. В Маннгейме уже действовал солдатский Совет, приказавший разоружить летчиков и взять самолеты под стражу. Геринг, узнавший об этом по телефону, срочно вылетел в Маннгейм с несколькими самолетами: прилетев, он дал несколько предупредительных очередей и стал кружить над аэродромом, угрожая расстрелять и разбомбить здание, где заседал Совет. Солдаты, испугавшись, вернули задержанным летчикам оружие и самолеты и отпустили их, и Геринг, со всеми самолетами, вернулся в Дармштадт.

Настало время подвести итоги войны. На день подписания перемирия полк «Рихтгофен» имел на своем счету 644 победы в воздушных боях; погибло 56 офицеров и 6 рядовых, получили ранения 52 офицера и 7 рядовых. Раненые и больные были отправлены по домам. Многие офицеры, в том числе и Геринг, были повышены в звании: он стал капитаном авиации. 19 ноября авиаполк был распущен и формально перестал существовать.

Это был унизительный, бесславный конец — после нескольких лет тяжелых сражений и многих побед, доставшихся дорогой ценой. Офицеры полка собрались вместе в винном погребке, чтобы проститься друг с другом и отметить конец войны. Геринг выступил с речью перед подчиненными (бывшими подчиненными!). Он вспомнил бои и победы и погибших друзей, не пожалевших жизни ради Германии, и проклял революционеров и солдатские Советы, захватившие власть, нарушившие воинскую присягу и дисциплину и предавшие и Германию, и своих командиров. Он не мог смириться с мыслью, что его подразделение, храбро сражавшееся и вполне боеспособное, теперь распущено и не сможет больше служить своей стране. Офицеры, выпив «за Германию», разбили бокалы о стену в знак памяти по погибшим. Их командир призвал их быть стойкими и готовиться к новой борьбе: «Мы возродим авиаполк «Рихтгофен!» — провозгласил он, и присутствовавшие поддержали его дружными криками одобрения.

Тем временем на улице, у входа в погребок, собралась толпа солдат и горожан, громко ругавших и бесчестивших офицеров. Когда те стали выходить наружу, солдаты набросились на них, срывая с них погоны и ордена. Герингу еле удалось спастись, сохранив в целости эполеты и награды. С этого дня он возненавидел «красных», не простив им своего унижения и позора, выпавшего на долю товарищей. Его переполняла обида: эти люди, такие же немцы, как и он сам, оказались хуже врагов — они подняли руку на его боевые награды, которые он заработал кровью! Это было невыносимо, это невозможно было забыть!


5. «Нас предали, нанеся удар в спину!»

В те дни Германия стояла на пороге гражданской войны. Большинство социал-демократов поддерживали Фридриха Эберта и сформированное им правительство, а меньшинство, объявившее себя «независимым», выступало за создание нового правительства из представителей Советов, созданных по русскому образцу. Шли долгие переговоры, которые, благодаря осторожной, но твердой политике Эберта, увенчались успехом: «независимые» согласились войти в правительство и отказались от идеи «советской республики». Эберт договорился также с верховным командованием армии, и гражданской войны удалось избежать.

Во время этих событий Геринг находился в городе Ашаффенбург, недалеко от Дармштадта. Мир, в котором он жил до сих пор, завоевав себе место под солнцем, теперь рушился у него на глазах, не оставляя ему никаких надежд на будущее. Ему было 25 лет, он был блестящим офицером, капитаном авиации, награжденным многими наградами, врученными ему кайзером, но теперь сам кайзер, которому он присягал на верность, отрекся и от власти, и от своих подданных. Больше служить было некому, присягать новой власти казалось бессмысленным. Геринг так и не обратился в свой 113-й пехотный полк, где за ним сохранялось его законное место, полученное при распределении из военной школы, хотя другого пути у него, кажется, и не было. Как назло, стала беспокоить рана в бедре: боли иногда бывали такими сильными, что приходилось принимать уколы морфия. Все шло к тому, что бывшему капитану авиации предстояло разделить печальную участь многих демобилизованных офицеров, послуживших Отечеству, но вдруг оказавшихся лишними в своей стране.

Все же оставался один верный шанс, которым стоило воспользоваться: ведь он, Герман Геринг, был, как-никак, первоклассным летчиком, он хорошо знал самолеты, а на людей, связанных с авиацией, сохранялся спрос и в Германии, и за рубежом. Посоветовавшись с друзьями, он пришел к мысли, что еще не все потеряно. И надо было выполнять клятву, данную бывшим сослуживцам на их последней встрече, когда он пообещал, что не успокоится, пока не возродит снова германскую авиацию или хотя бы достигнет успехов на этом пути.

Хотя, сказать по правде, тогда, в 1918 г., казалось почти невероятным, что Геринг сможет когда-нибудь исполнить свою клятву. Ведь он не пошел служить в рейхсвер (как стали называться германские вооруженные силы в Веймарской республике), а потому и не был допущен к секретной деятельности по возрождению военной авиации, которая продолжалась, несмотря на все запреты, но была скрыта от посторонних глаз. Французские и бельгийские войска еще стояли в Руре, а генерал фон Зеект уже занимался реорганизацией армии.

Герман Геринг сам отрезал себе этот путь. В декабре 1918 г. он приехал вместе со своим другом Эрнстом Удетом в Берлин, в поисках работы, и был приглашен на собрание Общества защиты демобилизованных офицеров, на котором выступил, по поручению правительства, генерал Рейнхардт, военный министр Пруссии. Генерал призвал собравшихся не порывать связей с армией и постараться пережить тяжелые времена; для начала он пообещал принять желающих в военизированные формирования, создававшиеся для защиты правительственных зданий от мятежников и экстремистов. Многие из офицеров были рады и этому. Когда зашла речь об униформе для новых отрядов, было решено принять ее в упрощенном варианте, отменив эполеты, которые заменялись скромными голубыми нашивками на рукаве. Рейнхардт пришел на собрание уже в новой форме. Обращаясь к офицерам, он сказал, что эти нашивки ему не очень-то по душе, но придется потерпеть какое-то время.

В этот момент слова попросил Геринг и, не дожидаясь приглашения, вышел на сцену. Он был в полной офицерской форме кайзеровской армии, с белыми эполетами, на которых сияли капитанские звезды, с орденом «За заслуги», повязанном на голубой с золотом ленте вокруг шеи, с полным набором «железных крестов» и другими наградами. При общем молчании публики, застывшей от неожиданности, он сказал, обращаясь к Рейнхардту: «Ваше превосходительство, эти голубые нашивки вам не к лицу! Лучше бы вы повязали черную ленту в знак скорби по германской армии; впрочем, вам неплохо подойдет и революционный красный цвет! Сделайте себе красные нашивки на рукаве, господин генерал!»

Такая дерзость со стороны капитана по отношению к генералу, да еще и военному министру, была неслыханным нарушением традиций германской армии, тем более непростительным, что генерал пришел просить помощи у нижестоящих по званию. Собравшиеся застыли в растерянности, а потом разразились аплодисментами. Генерал Рейнхардт, не найдя, что сказать, молча сошел со сцены и покинул зал.

Геринг, дождавшись тишины, продолжал: «Мы, офицеры, выполнили свой долг на войне! Долгих четыре года мы рисковали жизнью ради отечества, а теперь они плюют на нас и лишают нас последнего, что у нас осталось — наших званий и наград! Позвольте мне заявить, что не народ виноват в нашей беде. На войне мы все были вместе и все делили трудности — и солдаты, и офицеры! Винить надо тех, кто нанес удар в спину нашей славной армии — тех людей, которые думают только о захвате власти и о том, чтобы обогатиться за счет народа!» Так впервые был введен в обращение миф об «ударе в спину» («дольхштосс»). согласно которому германская армия проиграла войну не на полях сражений, а из-за предательства левых внутри страны.

Затем Геринг сказал, что день расплаты придет и предатели будут изгнаны из Германии; он призвал всех трудиться ради этого дня и готовиться к нему. Потом он покинул зал вместе с друзьями.

Не всем офицерам понравилась речь Геринга. Более здравомыслящие были готовы служить в армии и при республике и досадовали на Геринга за то, что он оттолкнул руку помощи, протянутую правительством. Другие, не вдаваясь в суть разногласий, про себя осудили его за то, что он позволил себе дерзко обойтись (в присутствии публики!) с вышестоящим по званию, заслуженным генералом и министром; они сочли, что Геринг совершил тем самым поступок, недостойный офицера.

Как бы то ни было, но своим выступлением Геринг окончательно лишил себя возможности продолжать службу в армии. Хотя, как-никак, во всем этом нашлась и привлекательная сторона. Своим смелым выступлением Геринг привлек к себе внимание общественности и показал, что он не просто демобилизованный офицер, один из многих, оказавшихся не у дел, но и человек, думающий о судьбах своей страны и не лишенный к тому же таланта оратора. Он выделился из общей массы и призвал к борьбе за будущее, выразив мысли многих, разделявших его взгляды, но не имевших смелости (или умения) сказать об этом.

Так ли, иначе ли, но приходилось думать о том, как выжить. Сколько ни говори смелых речей, но рано или поздно приходится браться за дела. Геринг оставил Берлин и для начала поехал в Мюнхен, к матери, чтобы попытаться найти работу в столице Баварии.


Глава 3
Странствующий рыцарь,
старинный замок и прекрасная дама

Маргарита (про себя, задумчиво):

Я, право б, дорого дала

Когда бы я узнать могла,

Кто этот видный господин.

Должно быть, это дворянин:

Так благородно он глядел

И так уверен был и смел.

И. В. Гете. Фауст

Приехав в Мюнхен, Герман Геринг встретил там старую знакомую, Марианну Маузер, дочку фермера из Маутерндорфа. Красавица Марианна опять завладела его мыслями, снова зашла речь о женитьбе, и снова отец девушки задал Герману свой роковой вопрос: «На какие средства ты будешь содержать семью?» — на который капитан авиации (как и в первый раз, когда он еще был скромным лейтенантом) не смог дать вразумительного ответа. Так этот роман и закончился ничем; видно, не суждено было бравому летчику обрести счастье в сельской глуши. Фермер Маузер проявил недальновидность и не разгадал выдающийся хозяйственный талант будущего экономического диктатора Германии.

В то время Версальский договор еще не был подписан, и авиационные предприятия Германии продолжали работать. В Мюнхене находился завод фирмы «Фоккер», на котором Геринга, бывшего командира авиакрыла «Рихтгофен», приняли как дорогого гостя. Здесь он повстречал еще одного знакомого времен войны, английского летчика капитана Фрэнка Бьюмонта, находившегося в Мюнхене по поручению своего правительства: он осуществлял здесь надзор за расформированием подразделений германской военной авиации. Бьюмонт немного говорил по-немецки, и бывшие военные летчики быстро нашли общий язык, тем более что им было о чем поговорить. Во время войны Бьюмонт, сбив два немецких самолета, был тоже подбит и попал в плен. Геринг тогда зашел побеседовать с пленным англичанином, отнесся к нему по-дружески, угостил обедом с шампанским и после принимал участие в его судьбе. Теперь, когда бывшие противники встретились вновь, настала очередь Бьюмонта помочь Герингу, и он не замедлил это сделать. В то время в Мюнхене происходили волнения: там была объявлена Баварская советская республика и начались преследования офицеров. Бьюмонт помог Герингу укрыться в одной из воинских частей, стоявших на окраине Мюнхена и готовившихся к подавлению мятежа.

Геринг не принимал участия в освобождении города. Когда все улеглось, Бьюмонт еще раз пришел на помощь Герингу. Фирме «Фоккер» был нужен хороший летчик для демонстрации ее самолетов за границей. Война окончилась, нужно было искать рынки сбыта, и в первую очередь — в нейтральных странах, где, по разным причинам, прекратили свою работу многие крупные фирмы, действовавшие там прежде. Весной 1919 г. в Копенгагене устраивалась большая авиационная выставка, с демонстрацией новых типов самолетов. По рекомендации Бьюмонта, Геринг представлял там фирму «Фоккер», совершая демонстрационные полеты на новейшем самолете «фоккер Д-7». Самолет имел успех, фирма «Фоккер» заключила столько контрактов, что, расщедрившись, подарила Герингу самолет, который он рекламировал. Это, во всех смыслах, окрылило летчика. Он завязал на выставке много новых знакомств и нашел работу: ему предстояло участвовать в авиационных шоу и совершать развлекательные полеты с туристами. Желающих нашлось предостаточно: за 50 датских крон они получали удовольствие не только взглянуть на Данию с высоты, но и пообщаться с мужественным ветераном великой войны, прославленным асом и командиром авиакрыла «Рихтгофен», ощутив грозную атмосферу воздушных боев, о которых они слышали и читали в газетах.

Самолет Геринга базировался на аэродроме иод Копенгагеном. Дела шли хорошо; ему было только 26 лет. Он прекрасно выглядел, отлично питался и не отказывал себе в удовольствии провести вечер в ресторане за бутылкой хорошего вина. В датской столице встречалось немало красивых женщин, с интересом останавливавших свой взгляд на подтянутой фигуре бравого летчика. Вести, приходившие из Германии, вызывали у Геринга отвращение, он не хотел и думать о возвращении на родину.

Некоторое время он поддерживал связь с одной замужней женщиной, журналисткой, которой позже, в 1933 г., прислал свою фотографию с подписью и номером домашнего телефона. В 1940 г., когда немцы оккупировали Данию, к ней на квартиру нагрянуло гестапо; но, найдя на столе фотографию рейхсмаршала с его личной подписью, люди Гиммлера сразу стали вежливыми и тут же ретировались.

Весной 1919 г., находясь в Копенгагене, Геринг узнал о подписании Германией Версальского договора, который «комитет четырех» (в составе президента США Вильсона и премьер-министров Великобритании, Франции и Италии) готовил в течение десяти месяцев. Одна из статей договора запрещала Германии «иметь и развивать свои военно-воздушные силы», и Геринг принял это особенно близко к сердцу. На приеме, состоявшемся в Копенгагене в честь подписания договора, он гневно заявил журналистам: «Мы еще вернемся, и тогда Будет подписан совсем другой договор!»

В Германии большинство населения тоже отвергло Версальский договор как «несправедливый и унизительный». Державы Антанты, чтобы усилить для немцев горечь поражения, провели церемонию подписания договора в Зеркальном зале Версальского дворца, где в 1871 г., после победы Германии над Францией, был провозглашен Второй германский рейх. Высказывание Геринга показало, что он не забыл о родине и имел перед собой определенную политическую цель. В те годы он не думал о военном ответе и мести бывшим противникам Германии, понимая, что у его страны просто нет для этого сил. Он хотел только ослабления давления со стороны западных держав и замены их диктата более приемлемыми отношениями, и в этом его позиция едва ли отличалась от настроений многих немцев.

Парламент Веймарской республики ратифицировал Версальский договор 9 июля 1919 г., а через три дня после этого западные державы отменили блокаду Германии. За этим последовала ратификация договора Англией, Италией и Францией. США отказывались утвердить договор до 1920 г., и только после их согласия все германские военнопленные получили возможность вернуться домой. Казалось, что жизнь начинает налаживаться, но Геринг не видел причин для возвращения в Германию. Хотя гражданская авиация в его стране и продолжала развиваться, но шансы найти работу оставались очень низкими.

«Правила поведения», определенные Германии по Версальскому договору, оказались еще более жесткими, чем те, которые были записаны в договоре о перемирии в 1918 г.; это вызвало сильное недовольство населения, способное, рано или поздно, привести страну к новой войне.

В 1920 г. Геринг перебрался в Швецию. Там открывалась новая авиалиния, и хозяева транспортной фирмы были готовы предоставить работу молодому летчику, однако он не сумел сдать экзамен и не прошел собеседование, и после этого ему пришлось опять работать самостоятельно, совершая показательные полеты и чартерные рейсы с аэродрома в Стокгольме. Кроме того, он подрядился продавать парашюты фирмы «Хейникен», предназначавшиеся для летчиков небольших самолетов.

Тогда же, в 1920 г., Геринг побывал в Германии. Фирма «Свенска люфтграфик» наняла его для осуществления пробного полета по новой авиалинии «Мальме — Копенгаген — Варнемюнде». Полет (выполнявшийся на гидросамолете) прошел успешно. Сохранилась фотография, на которой Геринг, в кожаной куртке нараспашку, стоит, широко расставив ноги, на пристани в Мальме, в окружении солидных джентльменов в штатском, почтительно слушающих его пояснения.

Тем временем в Германии происходили события, в которые человеку, оторванному от родины, было трудно поверить. Страны Антанты объявили кайзера Вильгельма военным преступником, и он бежал в Голландию, которая предоставила ему убежище. В начале 1920 г. французский поверенный в делах вручил канцлеру Бауэру список, содержавший 895 фамилий людей, подлежавших выдаче за совершенные военные преступления: это были наследники трона, командующие армий, командиры подводных лодок, офицеры и гражданские служащие разных рангов. В ответ в Германии тоже собрались было составить подобный список, но потом передумали и отказались от этой затеи. В марте 1920 г. произошел «Капповский путч» — попытка захвата власти генералами, решившими свергнуть республиканское правительство и установить диктатуру, но путч провалился, потому что его не поддержало население страны; была объявлена всеобщая забастовка, в которой приняло участие 12 млн человек. Армия подверглась жестоким сокращениям; по требованию союзников она должна была насчитывать не более ста тысяч человек и отказаться от танков, авиации и тяжелой артиллерии; эти рода войск в Германии полностью запрещались.

В то же время жизнь в Швеции была вполне сносной. Многие сочувствовали Германии и немцам; в стране проводились кампании по сбору средств для населения Германии и для голодающих немецких детей. Бурно развивалась промышленность, стремившаяся освоить рынки, освободившиеся от конкурентов, и овладеть последними достижениями техники. Герингу, как и многим его бывшим сослуживцам, хватало работы.

Зимой 1921 г. Геринг познакомился с молодым шведским графом Эриком фон Розеном. Граф попросил Геринга доставить его из Стокгольма домой на самолете, потому что он опоздал на поезд. Нужно было лететь в замок Рокелстад, находившийся не слишком далеко от Стокгольма, но короткий зимний день уже заканчивался, и поднималась метель. Все же Геринг, взглянув на карту, решил рискнуть, подумав, что нужно будет всего лишь пролететь вдоль железной дороги, которая и приведет его к замку; к тому же граф Розен обещал хорошо заплатить.

Поначалу, когда взлетели и вышли на курс, все как будто шло гладко, но скоро путешественники поняли, в какой кошмар они ввязались по собственной воле. Сильный ветер бросал и наклонял самолет, как пушинку, так что Геринг едва мог удерживать штурвал; струи снега секли кабину, затрудняя видимость, и, в довершение всего, Розена одолела «воздушная болезнь»: он побледнел, взгляд его помутился, и было видно, что он вот-вот лишится чувств. Железная дорога скоро пропала из вида, и под самолетом проносились только озера, покрытые льдом, и заснеженные леса, выглядевшие пустынно и дико. Каким-то чудом Герингу, не потерявшему самообладания, удалось сориентироваться по карте и посадить самолет на озеро, на берегу которого стоял замок.

Друзья по несчастью еле выбрались из самолета и добрели, проваливаясь в снег, до берега; там, на верхней ступеньке каменной лестницы, их ожидала — ну кто бы мог подумать! — жена Розена Мэри. Она была сильно встревожена звонком мужа, сообщившим ей из Стокгольма о предстоящем полете, и не находила себе места, пока не увидела самолет, неожиданно вынырнувший из-за леса и тут же севший на озеро.

Мэри провела мужчин в замок, где в уютной гостиной уже горел камин и были готовы напитки, быстро согревшие их и заставившие забыть все неприятности этого дня. К тому же в замке было на что посмотреть! Просторный холл, увешанный старинным оружием и красочными картинами и гобеленами на темы древних скандинавских сказаний, напоминал уютный сказочный чертог, суливший приют и покой усталому путешественнику; но, самое интересное, — здесь были женщины, нарядные и изящные, блиставшие утонченной красотой — хозяйка дома и ее сестра, и их появление в этой лесной глуши казалось не меньшим чудом, чем приземление самолета на заснеженном озере, затерявшемся среди диких скал.

Стоя у камина и протягивая руки к огню, Геринг заметил на кованой каминной решетке незнакомый орнамент: в нем была свастика, которую он впервые увидел именно здесь, в Швеции, а вовсе не на собраниях нацистов в Германии. Граф Розен объяснил гостю, что это — древний символ, известный в разных местах Земли с самых далеких времен; у северных народов он обозначал «огненное колесо» — Солнце с подломившимися лучами, катящееся по горизонту, — как это можно увидеть в приполярных странах в пору белых ночей.

Едва Геринг успел задуматься над словами графа, как его внимание привлекло новое явление: на верхней ступеньке лестницы, спускавшейся в холл со второго этажа, показалась стройная фигурка женщины, сразу приковавшая к себе его взгляд и заставившая забыть и о чудесах древности и, наверное, обо всем окружающем. Это была Карин, сестра хозяйки замка. Приостановившись, она серьезно посмотрела в глаза гостю, а потом стала медленно спускаться по ступенькам, двигаясь плавно и высоко неся красивую головку, увенчанную пышной прической. Никогда в жизни, ни в плохую, ни в хорошую минуту, не мог он потом забыть взгляд этих глубоких синих глаз! Он сразу почувствовал себя легко и спокойно, как будто всегда знал и хозяев замка, и эту молодую темноволосую красавицу. Кажется, даже чучело медведя (охотничий трофей графа Розена), стоявшее у лестницы, дружески подмигнуло пришельцу, когда она сошла с последней ступеньки и протянула руку для приветствия.

В тот вечер и хозяева замка, и их гость надолго засиделись за столом. Разговор шел о прошедшей войне, о воздушных боях и о судьбе молодого поколения немцев, честно воевавших, но пострадавших из-за унижения их родины. Гость, чувствуя внимание хозяев, говорил откровенно; те слушали его, захваченные рассказом о гигантских событиях, происходивших далеко от этих тихих мест. Им открылся характер Геринга: было ясно, что перед ними — человек незаурядный, смело стремящийся к большим целям и не боящийся трудностей, не выносящий низости и предательства. (Наверное, таким и был тогда Герман Геринг, молодой человек 28 лет, согревавший себя теплом камина и мечтами о будущем. К сожалению, немногим удается сохранить этот жар в своей душе и не предать себя самого, каким ты был всего десять или двенадцать лет назад!)

Вряд ли кто из людей, собравшихся в тот вечер в уютной гостиной замка, мог представить себе ожидавшее их (не слишком далекое) будущее и ту роль, которую предстоит сыграть в нем, например, их гостю. Все просто сидели и разговаривали, пили хорошее вино, доставленное из Германии. Хозяин предложил тост за здоровье гостя и за процветание его страны, которая, конечно, справится со всеми потрясениями и снова займет достойное место в кругу других держав. В конце речи все встали и пожали Герингу руки, пожелав ему счастья. Потом граф Розен играл на лютне. Музыка, написанная на мелодии народных песен, звучала простодушно, но была под стать этой северной стране; в ней оказалось много общего с сентиментальными мелодиями Германии.

Вечер прошел, как волшебная сказка. Герман и Карин не говорили друг с другом; всем было легко и приятно вместе и слов не требовалось.

Хозяева пригласили Геринга побыть у них в гостях, и он согласился. Он чувствовал себя в замке вполне свободно, как дома. Ожили лучшие воспоминания детства, когда он бродил по Маутерндорфу, разглядывая такие же старинные доспехи и картины. Но там он был один, наедине со своими мечтами, а здесь он встретил свою «прекрасную даму» из детских сказок, синеглазую Карин — мечту, воплотившуюся в жизнь. Они сидели у камина, беседовали, иногда пили вино и пели песни под лютню; их разговорам и пению внимали головы оленей на стенах и медведь, стоявший на часах у лестницы. Так пришла к ним любовь — волшебное чувство, захватившее их с первого взгляда.


Глава 4
Два пути из трех

Люди заблуждаются, полагая, что следуют в жизни своим желаниям. На самом деле они слепо устремляются по пущ, назначенному им судьбой.

Неизвестный автор


1. История Карин

Давным-давно, далеко за морем, в одном старинном городе жила девушка. Она была хороша собой, но счастья ей не было…

Из сказки

Бракосочетание Германа Геринга, студента Мюнхенского университета, и Карин фон Кантцов, урожденной баронессы фон Фок, состоялось 23 февраля 1922 г., и вокруг этого события было сложено впоследствии много легенд. Они возникли потому, что романтическая любовь окончилась трагедией, а в поведении Геринга после ранней смерти жены произошли резкие перемены, замеченные многими. К тому же он никогда не мог ее забыть и установил в своей жизни нечто вроде культа умершей, которому настойчиво следовал, стараясь сохранить многие, даже незначительные вещи, напоминавшие о ней. Карин оказывала на Геринга сильное и благотворное влияние, утрата которого (как говорят) коренным образом изменила и его жизненные взгляды, и его роль в политике. Он был готов разбиться в лепешку, стараясь приобрести власть и деньги, чтобы обеспечить достойную жизнь вместе с ней, но когда он получил все это — она умерла; власть и деньги были у него в руках, но никто не мог дать ему доброго и умного совета, как следует с ними обойтись, чтобы не запачкаться в грязи политической и повседневной жизни. Милая скромность и внутреннее достоинство Карин всегда служили ему примером — и вот ее не стало… Говорили также, что Карин проницательно и безошибочно разбиралась в политике и в людях, что злобная жестокость нацистов вызывала у нее отвращение, и что будь она жива, вряд ли ее муж оказался бы замешанным в их преступления.

Карин родилась и воспитывалась в Швеции. Ее родителями были барон Карл фон Фок, происходивший из древнего шведского аристократического рода, и Гульдин Бимиш, вышедшая из старинной английской семьи, имевшей родственников в Швеции. Предки барона Фока были рыцарями и солдатами. Многие поколения этой семьи, известной со времен средневековья, сражались за королей и владели землями сначала в Германии, потом в Прибалтике (которую завоевали, сражаясь за Тевтонский орден) и, наконец, осели в Швеции. Их девизом было: «Верная служба — наша профессия!» Что касается Гульдин, то среди ее предков, живших и владевших поместьями и в Ирландии, и в Англии, и в Швеции, было немало людей, известных своим интеллектом и художественным вкусом. Ее мать (т. е. бабушка Карин) имела поместье близ Стокгольма и была хозяйкой литературного и общественного салона, известного в шведской столице.

Гульдин Бимиш и Карл фон Фок (в то время лейтенант шведской гвардии) сочетались браком в Стокгольме в сентябре 1880 года. После этого у них родилось пять дочерей: Фанни (которая вышла замуж за графа фон Моллендорф), Эльза, оставшаяся незамужней, Мэри, ставшая женой графа Эрика фон Розена, известного путешественника и исследователя, владевшего замком Рокелстад; Карин, вышедшая замуж за лейтенанта Нильса фон Кантцов, а затем расставшаяся с ним по обоюдному согласию, и Лили, ставшая женой художника.

Старшая из сестер, Фанни, писала в своих воспоминаниях, что Карин (родившаяся 23 октября 1888 года) с детства отличалась редкой способностью: она «чувствовала» душевное состояние других людей, особенно их озабоченность и плохое настроение, умела разгадывать недобрые замыслы и планы и иногда точно предсказывала события, происходившие потом через много дней. Видимо, эти знания, которыми она редко делилась, лежали у нее на душе тяжелым грузом и стали со временем причиной серьезной сердечной болезни, первые признаки которой проявились еще в молодости.

Через два года после брака с Нильсом фон Кантцов у Карин родился сын Томас, и вскоре они всей семьей переехали в Париж, где муж стал учиться в прославленной французской военной академии Сен-Сир, куда его направило посольство Швеции. После окончания учебы семья вернулась в Стокгольм; это произошло как раз накануне начала Первой мировой войны.

Что-то случилось во время пребывания супругов в Париже, какое-то событие омрачило их жизнь и стало причиной отчуждения. По словам Фанни, Карин была рада оказаться снова вместе с родителями, а между тем в ее поведении стало все сильнее проявляться беспокойство, внутренняя неустроенность и чувство одиночества. Она начала выезжать в свет, завела много знакомств, но было заметно, что в душе она страдает от одиночества. Она попыталась отвлечься, занявшись искусством; известные художники и писатели стали гостями в ее доме, посвящали ей стихи, картины и музыку, прославляя как одну из самых красивых женщин Швеции. Действительно, ей была свойственна незаурядная, одухотворенная красота, освещаемая ожиданием удивительного и великого озарения или события, которое обязательно должно произойти. Такое бывает с некоторыми людьми; их надежды кажутся иллюзорными, а между тем они имеют под собой некую совершенно реальную, хотя и необъяснимую основу и глубоко укореняются в душе. Карин не выглядела несчастной, но ее терзали одиночество и ощущение внутренней пустоты. В этот период жизни она и встретила Германа Геринга. К тому времени ее брак с Нильсом фон Кантцов превратился в пустую формальность; они стали просто партнерами по совместной жизни и относились друг к другу с полным безразличием. Любовь Геринга и его обаяние (пока что — не более того!) привлекли ее возможностью изменить судьбу и разорвать узы, связавшие ее с посредственным и неинтересным человеком.

Что касается Геринга, то здесь нужно вспомнить особенности его детства: он тогда не знал нежной материнской любви и был долгое время разлучен со своей матерью, воспитываясь у чужих людей. Хотя он и относился к матери с должным уважением, но и это чувство было омрачено впечатлениями от любовного романа, который Франциска и фон Эпенштейн разыгрывали в течение пятнадцати лет на глазах у детей. Теперь, встретив Карин и полюбив ее, Геринг бессознательно искал в ней черты женственности и ласкового материнства, по которым соскучилась его душа. Его восхищала красота Карин, его очаровывала ее страстность, присутствовавшая и в нем; благодаря этому они быстро сблизились и легко поняли друг друга. Ему льстила возможность породниться с ее знатной семьей (имевшей, к тому же, германские корни). Но он поставил Карин одно условие: чтобы она развелась с мужем. Вся его душа восставала против повторения ситуации, существовавшей когда-то между его матерью и Эпенштейном; он хотел простых и ясных отношений. Карин согласилась бы жить с ним, и не получая развода, так как по закону ее сын Томас, при любых обстоятельствах, оставался с ее мужем, а не с ней, но Герингу совсем не нравилась мысль об очередном «любовном треугольнике», оскорблявшая его представления о чести. Пример унизительной «дружбы», существовавшей между его отцом и Эпенштейном, навсегда врезался в его память, и теперь он не желал повторения роли одного из них. Позже, после прихода нацистов к власти, Геринг пользовался в германском обществе репутацией верного семьянина, и это отличало его от других фигур из окружения Гитлера (например, от Геббельса), не считавших для себя обязательным придерживаться моральных ценностей, существовавших до 1933 г.; пожалуй, это способствовало популярности Геринга среди немцев, склонных прощать ради этого «толстяку Герману» многие другие его слабости.

Но вернемся к Карин: ее родители не были богатыми людьми; хорошим состоянием владели только сестры Фанни и Мэри, удачно вышедшие замуж. Поэтому невеста не принесла Герингу большого приданого, но его это не огорчило. Все же вопрос о том, как жить дальше, возникал сам собой: теперь появилось множество причин, по которым Геринга уже не могла устроить судьба профессионального летчика, работающего на заштатных шведских авиалиниях; например, нужно было учитывать то, что увлечение Карин отставным германским офицером (который был моложе ее на пять лет), не имевшим ни гроша в кармане, произвело неприятное впечатление на общество, поставив под угрозу репутацию ее семьи.

Карин жила с мужем и сыном в небольшом доме на одной из тихих улиц Стокгольма; Геринг как-то получил приглашение к ним на обед. Это событие запомнилось Томасу, сыну Карин, вспоминавшему о нем так: «Отец был совершенно захвачен рассказами гостя, а мать не сводила с него глаз; чувствовалось, что она в него влюблена!»

Говоря о своих отношениях с Герингом, Карин сказала своей сестре Фанни: «Мы — как Тристан и Изольда, опьяненные любовным напитком!» Да, любовь опьянила Карин. Чтобы быть вместе со своим возлюбленным, ей пришлось уйти от мужа. Геринг снял небольшую квартиру, в которой они поселились; временами там было страшно холодно, и денег — не то чтобы не хватало, но вечно было в обрез, так что пришлось отказаться от многих привычек и слабостей. Пришлось расстаться с сыном, который только изредка приходил к ним в гости, меньше встречаться со знакомыми, не одобрявшими ее поведение, — и Карин все это терпела! Ради чего, спрашивается? Ради любви… Стоит сказать, что ее муж, Нильс фон Кантцов, не проявил ни злобы, ни гнева в связи с ее уходом и продолжал выплачивать ей ежемесячно немного денег. Так что «любовный треугольник» все-таки возник, помимо воли его участников. Теперь уже никто не может сказать, что именно переживал каждый из них. Карин не зря упомянула героев Вагнера, эмоциональная музыка которого волновала послевоенное поколение немцев, столкнувшихся с ужасами войны, но не пожелавших расстаться со своими идеалами. Геринг тоже любил творчество Вагнера, и это была, наверное, единственная черта, роднившая его с Гитлером. Гитлер любил оперу «Риенци», полную мотивов общественной борьбы, а Герингу нравилась опера «Тристан и Изольда», рисовавшая страдания влюбленных, отвергнутых обществом. Судьба уготовила обоим будущим нацистским вождям мрачный конец, вполне в духе Вагнера, хотя композитор, создавая бессмертный финал «Гибель богов», конечно, не имел в виду ни Геринга, ни Гитлера, живших после его смерти; он только провозгласил идею великого предназначения германской нации, которую они развили и истолковали по-своему. Печальной была и судьба любви Карин к своему «германскому рыцарю».


2. Эдельвейс — цветок гор

…Надо только не оглядываться, а идти прямо, — мало-помалу чудовища исчезают, и открывается перед тобой тихая и светлая поляна, среди которой цветет зеленый мирт. Но беда, если сердце дрогнет и обернешься назад!

Т. Тассо. Освобожденный Иерусалим

Впрочем, тогда, в 1921 г., до финала было еще далеко. Геринг представлял собой, с точки зрения людей света, ничтожного выскочку, собравшегося жениться на красивой, интеллигентной и достойной женщине, — даме из благородного шведского общества, которая, как это ни странно, не отвергла его наглые притязания и даже занялась его культурным воспитанием. Они посетили вместе множество музеев и выставок — и не для того только, чтобы поглазеть на картины и скульптуры. Карин сумела пробудить в своем возлюбленном понимание настоящей красоты, попутно научив его отличать дорогие и прославленные произведения от претенциозных копий и подражаний. После этих уроков у Геринга навсегда осталась склонность к творениям великих мастеров прошлого, которая нашла потом достаточно уродливое выражение в коллекционировании предметов искусства, добытых сомнительными путями.

Знакомство с высоким искусством имело и другое важное значение: Геринг понял, что для него теперь недостаточно оставаться просто бравым летчиком, настроенным против несправедливостей Версальского договора. Он и раньше, бывая в замке барона Эпен-штейна, восхищался предметами искусства, а теперь Карин открыла ему глаза, показав, почему они действительно достойны восхищения. Ее рассказы нашли живой отклик в его душе: он легко увлекался тем, что ему нравилось, и смело шел к цели, не боясь препятствий, уверенный в себе и в том, что для него «все закончится хорошо»; он был законченным «эгооптимистом», игравшим эту роль до конца жизни.

Геринг и Карин иногда бывали в доме ее родителей. При доме был сад, а в нем — небольшая скромная церковь, принадлежавшая совершенно незначительной христианской секте, основанной бабушкой Карин. И секта, и церковь назывались одинаково — «Эдельвейс». В Швеции любят этот цветок, растущий в горах, у кромки снегов, и обозначают его именем все «высокое» и «передовое». Карин и Геринг находили в церкви уединение; здесь можно было побыть в тишине и послушать музыку. Постепенно они познакомились с «сестрами» ордена «Эдельвейс», одной из которых оказалась принцесса Мари-Элизабет цу Вид; она сочувственно отнеслась к влюбленным и оказала им покровительство, представив Геринга некоторым влиятельным людям из общества. В памяти Геринга маленькая церковь Эдельвейс осталась как место тишины и умиротворения, надежный приют от трудов и опасностей мира.

Общаясь с Карин, Геринг остро почувствовал пробелы в своем образовании, и влюбленные решили расстаться — временно, пока Герман будет учиться в Мюнхенском университете. Разлука должна была стать испытанием для их чувств; кроме того, жених должен был определиться, какую же профессию он изберет в жизни. Так Геринг снова оказался в Мюнхене, в доме матери, но прошло совсем немного времени, как там же очутилась и Карин: ей стало одиноко, она почувствовала, что не может жить без возлюбленного.

Матери Геринга понравилась невестка из Швеции, и она сразу посоветовала ей оформить развод с первым мужем: она знала по собственному опыту, что в Германии без этого невозможно создать новую семью — не то что в Швеции, где люди не придают этому значения. Пришлось Карин отправиться обратно в Стокгольм, чтобы оформить развод с Нильсом, который и не думал возражать; но сын Томас остался у него. Тем временем Геринг, как заправский студент, стал посещать лекции по истории и политологии; одним из первых учебных курсов, которые ему пришлось одолеть, стала история освободительной войны против Наполеона в 1813–1815 годах.

И вот, 23 февраля 1922 г., в Мюнхене, состоялась эта свадьба. Со стороны жениха присутствовали его мать, сестры и братья; со стороны невесты — старшая сестра Фанни (графиня Моллендорф) с дочерью Дагмар. По ее словам, праздник прошел в чинной, но сердечной обстановке. Был обед; выпили за Германию, положение которой никак не улучшалось; спели песню про «Дойчланд». Взоры всех были прикованы к Карин, выглядевшей как принцесса из сказки в своем белом подвенечном платье и в венке из белых роз. Перед ней стоял свадебный букет из темно-красных гвоздик, перевитых бело-зеленой (цвета рода фон Фок) и бело-красной (цвета рода Геринг) лентами. Молодой летчик, знакомый Геринга, зачитал поздравление от фронтовых друзей, содержавшее слова: «Мы всегда знали, что наш командир взлетит выше всех!» Потом бывший адъютант Геринга, Карл Боденшатц, служивший теперь в рейхсвере, спел романтическую песню под аккомпанемент лютни. У жениха в петлице был цветок эдельвейса — память о Стокгольме.

Молодожены провели медовый месяц в Альпах, в охотничьем домике в местечку Гохкройт, близ австрийской границы, и это были счастливейшие дни в их жизни, когда они забыли обо всех неприятностях и опасностях мира, прошлых и будущих. Так хорошо было карабкаться по горам и любоваться восхитительными горными видами. Геринг и Карин полюбили свой домик в горах и решили сохранить его за собой, хотя бы на время.

Занятия в университете не слишком увлекали Геринга, но утешало то, что он завел там себе новых друзей — среди тех, кто, как и он, не смирился с существованием Веймарской республики и мечтал о возвращении Германии ее былой славы. Он оставался монархистом, но в душе таил недовольство кайзером, покинувшим своих солдат и удалившимся в ссылку. Так или иначе, но книги валились у него из рук: ведь Карин оставалась в Гохкройте, и ему приходилось одному коротать свободные часы.

Странно, но он не вступил ни в одну из нацио-нал-патриотических организаций, которых возникло множество и в Мюнхене, и по всей Баварии. Было бы вполне естественно, если бы он проводил время среди бывших фронтовиков, вспоминая прошедшее и готовясь к будущему, когда их снова позовут служить своей стране. Да они и так не теряли времени даром, добившись права ходить (в определенные часы) в форме, а потом — и при оружии. Так что хотя рейхсвер и стал малочисленным, в стране существовал немалый резерв вооруженных людей в виде милиции (которую называли «черный рейхсвер») и национал-патриотических организаций.

Но Геринг пока что оставался один, не испытывая желания исполнять чужие приказы и маршировать с винтовкой на плече. Вот если бы ему предложили занять официальный пост — тогда другое дело! Но кто мог ему это предложить? Вокруг слонялось без дела предостаточное количество героев прошедшей войны, и никто не спешил использовать их таланты.

В это время в Мюнхене стало упоминаться имя Гитлера, но оно не вызвало сначала интереса у Геринга. Да и с какой стати мог его заинтересовать бывший ефрейтор, какой-то австриец, служивший добровольцем в баварской армии! Правда, он был награжден «Железным крестом» 1-й степени, но что такое «железный крест» ефрейтора для бывшего командира авиакрыла «Рихтгофен», награжденного высшими орденами страны! Гитлер был главой партии, называвшейся «НСДАП» — но в Мюнхене было полно таких партий и националистических организаций!

Геринг мог бы пойти служить в «Добровольческий корпус» — полувоенную организацию бывших офицеров, придерживавшихся правых взглядов. Отряды корпуса выступали против «изменников родины» — социал-демократов и коммунистов, а также воевали за целостность Германии, когда Польша, при содействии западных держав, хотела отторгнуть от нее ряд территорий. Геринг слышал обо всех этих событиях, находясь за границей; разлад и неурядицы, одолевавшие Германию, причиняли ему страдания, но постепенно он как-то отдалился от этих распрей и не испытывал желания вмешаться в борьбу. Карин открыла ему новый мир, казавшийся заманчивым: мир семейных радостей, красоты и искусства, и он был не прочь в него вступить. Наверное, он мог бы достигнуть многого, посвятив себя авиации: ведь он уже имел в этой области и опыт, и международную известность; он не сомневался, что найдет способ разбогатеть, и вполне вероятно, что он обеспечил бы себе благополучие, и не вступая в союз с Гитлером. Вот только власть, которой наделил его Гитлер, не могла быть завоевана в одиночку. Встреча с Гитлером в ноябре 1922 г. изменила жизнь Геринга, направив ее по новому пути.


3. В путь за «огненным колесом»

Свастика — символ грома и огня у древних арийских магов. Гитлер видел в свастике символ движения и знак превосходства арийцев над другими народами.

Энциклопедия Третьего рейха

В то время правительство Баварии проводило независимую (и даже оппозиционную) политику по отношению к центральному правительству Германии, находившемуся в Берлине. Бавария входила в состав Германии, но называлась «Свободное государство Бавария». Весной 1919 г. там была провозглашена «Баварская советская республика», но она просуществовала недолго, так как была разгромлена отрядами Добровольческого корпуса, прибывшими из других частей страны. Утвердившееся после этого правительство республики Бавария вело переговоры о союзе с Берлином, но разногласия так и не были устранены.

Осенью 1922 г. в Германии существовало немало политиков, призывавших «очистить страну от предателей» (т. е. от центристов и левых, принявших В 1918 г. условия мира, продиктованные Западом), а затем свергнуть Веймарскую республику и провозгласить монархию. Подобные настроения были сильны в Баварии, и Гитлер являлся одним из тех, кто особенно рьяно призывал сделать Мюнхен «цитаделью для защиты национальных интересов».

Чтобы захватить власть, Гитлер предполагал использовать «штурмовые отряды» («штурмабтайлунген» или «СА») нацистской партии, созданные на базе нескольких подразделений Добровольческого корпуса. Их численность достигала тогда нескольких тысяч человек, но военная подготовка была слабой. Нацистам был нужен авторитетный и опытный военный руководитель, способный возглавить отряды СА и превратить их в серьезную военную силу. Герман Геринг как нельзя лучше подходил для этого поста.

Геринг впервые увидел Гитлера на одном из митингов в Мюнхене, которые в то время возникали по всякому поводу и были обычным явлением. Ораторы от разных партий произносили гневные речи, толпа слушала, потом все расходились. В тот раз в конце митинга все стали требовать, чтобы выступил Гитлер, но Гитлер отказался. «Он прошел мимо меня, — вспоминал потом Геринг, — и сказал кому-то из своих спутников: «Что толку выкрикивать протесты, если нет ни малейшей возможности претворить их в жизнь!» Эти слова меня поразили: я чувствовал то же самое и был готов сказать об этом вслух».

После этого случая Геринг пришел на митинг, организованный НСДАП, и там услышал, как Гитлер повторил эти слова с трибуны. На следующий день он явился в штаб-квартиру нацистов и имел разговор с Гитлером. Они сразу же сошлись в том, что «Версальский договор — это позор для Германии, и его нужно отменить!» После этого Гитлер сделал предложение бывшему капитану авиации: заняться реорганизацией СА. Он сразу нашел ключ к сердцу Геринга, сказав, что уже давно ищет на этот пост такого умелого руководителя, как бывший командир прославленного подразделения «Рихтгофен». Геринг не стал вникать в особенности политической программы НСДАП; ему была нужна работа, соответствующая его способностям и знаниям, и он ее получил. На всякий случай он сказал, что подумает и посоветуется с женой; Карин не возражала. Они купили небольшой дом в пригороде Мюнхена и обставили его новой мебелью. Наконец-то они могли жить вместе.

Через два месяца Геринг приступил к работе, заключавшейся в том, чтобы «превратить орду дикарей (по определению Гитлера) численностью в 11 тысяч человек в организованную и боеспособную воинскую часть, беспрекословно выполняющую приказы своих командиров и Адольфа Гитлера». «Сначала я комплектовал отряды из молодых и честолюбивых членов партии, готовых отдавать военной подготовке все свое свободное время. Затем я попытался искать добровольцев среди рабочих», — вспоминал Геринг позже. Вскоре его работа пошла быстрее, потому что стали поступать финансовые пожертвования.

Так прошел год, наметились первые успехи. Геринг отчитывался за все сделанное перед Гитлером, чувствуя себя во многом с ним на равных. Первый марш вновь обученных частей состоялся в январе 1923 г. Отряды, уверенно держа строй, прошли по улицам Мюнхена и прибыли на Марсово поле, где Гитлер выступил с речью и вручил знамена подразделениям; потом, с песней и под знаменами, штурмовики промаршировали через центр города. 1923 г. принес с собой новые потрясения. В стране началась жесточайшая инфляция, грозившая привести экономику к полному крушению. Стало нечем платить репарации странам-победительницам, были сорваны поставки угля из Рурского бассейна во Францию, и тогда французское правительство объявило о решении оккупировать Рур, чтобы обеспечить поставки в счет погашения долга. Франция и Бельгия ввели в Рур свои войска, и это вызвало огромное возмущение во всей Германии, давно не переживавшей такого унижения. Немцы, позабыв о внутренних раздорах, с редким единодушием проклинали французов и готовились отразить их интервенцию. На этом фоне роль Геринга и его отрядов СА резко возросла. Эти формирования, уже представлявшие собой реальную военную силу, Гитлер был готов двинуть на поддержку рейхсвера, если французы выйдут за пределы Рура.

Сохранилась фотография Геринга, сделанная в то время (она потом получила широкое распространение в Германии как почтовая открытка). На ней командир СА изображен в блестящем черном плаще, перетянутом офицерским ремнем с портупеей; на левом рукаве — повязка со свастикой, на голове — стальной шлем с белой кокардой, на шее — орден «За заслуги» на ленте. Он стоит в уверенной и свободной позе, заложив руки в карманы, как человек, умеющий руководить и отдавать приказы. Когда-то в детстве он представлял себя «генералом буров», и вот его мечты начали сбываться: у него под ружьем находилось не меньше людей, чем у некоторых генералов рейхсвера; формирования СА также превосходили по численности и выучке военизированные отряды других националистических организаций. В Германии их все узнавали по их коричневой форме (заимствованной у Добровольческого корпуса) и круглым фуражкам-каскеткам со свастикой; фуражки напоминали о форме австрийской императорской армии, а свастика стала символом НСДАП, введенным по предложению поэта и журналиста Дитриха Эккардта, автора призыва «Германия, пробудись!», ставшего боевым кличем нацистов. Так состоялось второе явление свастики в жизни Геринга.

Командование рейхсвера, считая отряды СА своим резервом, наблюдало за их деятельностью и поддерживало с ними связь. В штабе Баварского военного округа за связь со штурмовиками отвечал капитан Эрнст Рем, желавший полностью подчинить СА рейхсверу (и своему командованию), назвав их «милицией»; но Гитлеру эта идея не понравилась, и он ее отверг.

Геринг без устали тренировал штурмовиков, выводя их в леса, окружавшие Мюнхен; вот когда ему пригодились выучка и опыт, полученные в военной школе и в 113-м пехотном полку! Он не особенно вникал в политическую деятельность Гитлера; он ставил себе целью сделать военную карьеру, и его манила власть, возможности которой он почувствовал. Что же касается Гитлера, то для него Геринг стал настоящим «даром небес», потому что он легко и уверенно создал надежную военную основу для достижения его политических целей.

Геринг и Карин неплохо устроились в своем небольшом домике на окраине Мюнхена. На втором этаже были владения Карин, изящная мебель, картины, китайские вышивки, ковры и белая фисгармония придавали комнатам неповторимое очарование. Первый этаж занимал рабочий кабинет Геринга и небольшая уютная спальня. Красивые окна зеркального стекла в свинцовых переплетах, выходившие в сад, наполняли комнаты веселым блеском. Отдельная лестница вела наверх, в мансарду, где был устроен камин и стояла простая прочная мебель — стол и стулья. Именно эта «верхняя гостиная» в доме Геринга и стала местом, где Гитлер проводил совещания со своими ближайшими соратниками. Здесь бывали: Дитрих Эккардт, Герман Эссер, Эрнст Ханфштенгль, Макс Аманн, Рудольф Гесс и даже Альфред Розенберг. Эти весьма колоритные (хотя и достаточно одиозные, а то и зловещие) фигуры еще появятся на последующих страницах; пока скажем только, что Эккардт был издателем газеты «Фолькишер беобахтер» («Народный наблюдатель») — главного печатного ордена нацистской партии; ему помогал Розенберг — выходец из Прибалтики, считавшийся идеологом национал-социализма. Ханфштенгль, совладелец известной в Мюнхене издательской фирмы, закончивший Гарвардский университет в Америке, был личным другом Гитлера и его советником по связям с прессой; Гесс, «фолькс-дойче» (немец, родившийся за границей), учился в Мюнхенском университете, как и Геринг; Аманн служил в Первую мировую войну вместе с Гитлером и был тогда его командиром.

Вот что писал позднее Ханфштенгль о своих встречах с Герингом: «Геринг и Гесс были близкими помощниками Гитлера. Я очень скоро понял, что Геринг является, пожалуй, самой любопытной фигурой из окружения нашего «вождя». Он прибыл в Баварию не так давно, найдя здесь самое безопасное убежище для таких националистов, каким был он сам. Он не был интеллектуалом, но поступил в Мюнхенский университет и посещал лекции Карла фон Мюллера, читавшего курс «Освободительная война против Наполеона». Гесс тоже был слушателем этого курса, и оба они, как и я, стали сторонниками Гитлера, прослушав одну из его речей.

Геринг по характеру был законченный «кондотьер» — настоящий «солдат удачи», увидевший в нацистской партии средство, дающее возможность преуспеть в жизни и удовлетворить свое тщеславие. Тем не менее, он привлекал к себе своей общительной и открытой манерой поведения, и я сразу почувствовал себя с ним «на дружеской ноге». Мы очень скоро перешли на «ты», во многом благодаря женам. Карин Геринг, у которой мать была ирландка, происходила из состоятельной шведской семьи и представляла собой настоящую леди, очаровательную и образованную; она и моя жена Хелен сразу сблизились и нашли много общих тем для разговоров.

Геринг с юмором и не без легкого презрения отзывался о группе баварцев, окружавших Гитлера, считая их ограниченными провинциалами, шайкой любителей накачиваться пивом и таскаться с рюкзаком по городу. Он прибыл сюда из «большого мира», повидал войну, получил от кайзера орден «За заслуги», и это давало ему право судить кое о чем свысока.

Они с Карин жили душа в душу, несмотря на то, что большую часть денег для семейного бюджета давала она; у них был дом в пригороде Мюнхена, Оберменциге, неподалеку от дворца Нимфенбург; там, в мансарде, Геринг устроил нечто вроде «приюта заговорщиков», украшенного и обставленного в «готическом» и «германском» стиле, разумеется, с батареей громадных оловянных пивных кружек в шкафу у стены.

Геринг был любителем покрасоваться и напустить на себя важный вид. Помню, однажды я увидел его в одном из мюнхенских кафе: он сидел за столом и старательно вправлял себе монокль под бровь, а преуспев в этом, оглянулся вокруг с видом напыщенного и глупого превосходства, который эта штука обычно придает любителям пользоваться ею. Я еще верил тогда в «идеалы партии» и упрекнул его: «Дорогой Герман, — сказал я ему, — ведь ты — член партии, выступающей, по идее, за рабочий класс; если ты будешь строить из себя прусского «юнкера», то от нас разбегутся все рабочие!» К моему удивлению, он меня не обругал, а молча, с пристыженным и смущенным видом, снял монокль и поспешно сунул его в карман.

Гитлер находил Геринга полезным, но к его поведению и домашним порядкам относился с легким цинизмом. Однажды вечером он заехал к нам прямо из Оберменцига и, рассказывая о визите к Герингам, не удержался и передразнил их разговоры. «У них там — настоящее любовное гнездышко, — сказал он Хелен с гримасой и ловко передразнил ласковое воркование Карин. — Милый Герман — то, да милый Герман — это! Вот у меня никогда не было такого дома, и никогда не будет!» — заключил он и, перейдя на шутливо-сентиментальный тон, повторил слова героя из оперы «Риенци»: «У меня одна любовь — Германия!»

Скажу еще, что у Герингов был садовник по имени Грейнц, неприятного вида субъект, которого я сразу невзлюбил и который вел себя подозрительно. Он изображал из себя преданного члена партии, не к месту выкрикивая лозунги и тараща глаза с видом глубокого усердия. Я ему не доверял. «Слушай, Герман, — сказал я Герингу однажды, — готов поставить хоть сто марок, но этот парень, Грейнц, подослан полицией!» — «Ну что вы, Путци, — вмешалась Карин, — он такой милый, старательный, и такой отличный садовник!» — «Потому он и старательный, что он — шпик!» — ответил я и оказался прав.

Геринг и Гесс не выносили друг друга, между ними установились отношения соперничества, которые Гитлер использовал, искусно натравливая одного на другого. Это были люди совершенно противоположного темперамента, и хотя они оба служили летчиками во время войны, это их не сблизило, а наоборот, обострило их неприязнь. Геринг был человеком действия и не любил партийных «теоретиков», таких как Гесс, Розенберг и Геббельс».

Говорят, что наши недостатки — продолжение наших достоинств. Ханфштенгль подметил и достоинства, и недостатки Геринга: его целеустремленную деловитость, ограниченную соображениями практической пользы, и его честолюбие, переходящее в тщеславие. Но наиболее интересен в приведенном рассказе пример с Карин и садовником: оказывается, Карин утратила в Германии свой редкий дар «угадывать злые намерения людей», который приписывала ей сестра Фанни. Бедная Карин, очаровательная любительница китайских вышивок, мечтательница и идеалистка! Никого она не разгадала: ни шпиона, укрывшегося под маской садовника, ни Гитлера, сосредоточившего в себе все мировое зло и ставшего причиной гибели ее мужа.

О самом Геринге нечего и говорить: он с готовностью стал под знамя Гитлера, объявив себя его преданным помощником. Через несколько дней после встречи с Гитлером, состоявшейся в штаб-квартире НСДАП, он принес ему клятву верности (таков был порядок, принятый у нацистов и роднивший их то ли с бандитской шайкой, то ли с тайным орденом посвященных) и стал полноправным членом партии. Он поверил Гитлеру и проникся его идеями (хотя и ставил на первый план сугубо практические цели). Как и многих немцев, Геринга увлекло то, что Гитлер не ограничивался громкими призывами и проклятиями в адрес врагов, а предложил программу реальных действий, включавшую насущные и очевидно необходимые требования, обеспечивавшие строительство «новой Германии». Какой должна была стать в действительности «новая Германия», знал, наверное тогда только сам творец программы, но его речи звучали убедительно и увлекали многих.

Для Геринга настало время выбора дальнейшего жизненного пути. В те годы он встретил двух людей, повлиявших на всю его судьбу, и оказался на распутье (подобно кому-то из своих давних предков, прусских рыцарей, отправившемуся странствовать в поисках счастья и остановившемуся в раздумье перед вещим камнем, от которого расходились три дороги).

Он мог бы продолжить карьеру профессионального летчика, и это был бы совсем неплохой выбор — но он отказался от него ради Карин. Карин открыла перед ним новый мир — мир семейных радостей, любви к искусству и к знаниям. В таком случае можно было попытаться закончить университет. Это была хорошая возможность изменить себя, но менять себя — дело совсем не легкое; решиться на это иногда труднее, чем надумать изменить мир. Геринг, повинуясь честолюбию и обстоятельствам, выбрал третий путь — путь верного последователя Гитлера, за которым после этого он шел послушно, не осмеливаясь протестовать, до самого конца жизни. Как истинный «солдат удачи», он положился на судьбу, не представляя себе, куда приведут его безумные идеи «фюрера», сделавшего своим символом свастику — зловещее «огненное колесо», древний знак неистовых и недобрых сил.


Глава 5
Неудавшийся путч

Завтра мы победим и будем править Германией, или же нас всех повесят на фонарях!

Гитлер (накануне путча)

В январе 1923 г. канцлер Германии обратился к населению с призывом оказывать пассивное сопротивление оккупационным властям в Руре, которые в ответ стали преследовать и арестовывать «саботажников». Некоторые из них (например, Лео Шлагетер), обвиненные во взрывах мостов и железных дорог, были приговорены к смерти, и это вызвало негодование и новые вспышки насилия. Французские власти стали поощрять сепаратистов, чтобы с их помощью отделить от рейха некоторые территории. Командование рейхсвера начало срочно увеличивать численность войск за счет добровольцев, чтобы дать отпор возможному наступлению французов и их союзников поляков.

Когда стало ясно, что политика «пассивного сопротивления» потерпела провал, к власти в Германии пришло новое правительство, сформированное на основе четырех партий: Германской народной партии, Партии католического центра, Демократической партии и Социал-демократической партии Германии. Канцлером стал Густав Штреземанн, начавший последовательно выполнять все условия Версальского договора и попытавшийся достигнуть соглашения с французским правительством. Тем не менее, французские войска оставались в Руре вплоть до лета 1925 г.

В это время в правительстве Баварии взяла верх группировка сепаратистов, которую возглавил Густав фон Кар, ярый монархист и сторонник автономии Баварии. Когда центральное правительство, стремясь подавить выступления и левых, и правых экстремистов, ввело в стране чрезвычайное положение, фон Кар провозгласил себя «Генеральным комиссаром Баварии», с правом отдавать приказы местным частям рейхсвера. Его поддержали генерал фон Лоссов, командующий Баварским военным округом, и начальник баварской полиции фон Шайссер.

Осенью 1923 г. в разных частях Германии — в Саксонии, в Тюрингии, в Гамбурге — произошли выступления коммунистов, призвавших пролетариат к «вооруженному восстанию»; дело дошло до кровопролитных уличных боев, но, поскольку эти выступления происходили разрозненно и не получили поддержки извне, они были подавлены полицией и рейхсвером, которым пришлось напрячь для этого все силы.

За год до этих событий Муссолини в Италии совершил свой знаменитый «поход на Рим» во главе «чернорубашечников» и захватил власть; его пример вдохновил националистов в Германии, мечтавших совершить нечто подобное. На очередном совещании нацистов Гитлер предложил генералу фон Лоссову возглавить «поход на Берлин», пообещав ему поддержку своих штурмовиков и других вооруженных отрядов, но генерал отказался, и это привело Гитлера в сильное беспокойство: он решил, что Лоссов и Кар смогут добиться независимости Баварии и будут тогда править сами, лишив его всякого влияния. Гитлер вступил в переговоры с генералом Людендорфом, героем Первой мировой войны, лидером крайне правых контрреволюционных кругов. В конце концов они договорились о совместном выступлении с целью захвата власти. Переговоры велись в доме Гитлера и в загородном доме Людендорфа, и планы путча составлялись при незначительном участии Геринга, которому отвели роль старательного «солдата», командира штурмовиков, и не более того.

Геринг не смог уделить намечавшимся событиям большого внимания, потому что был занят свалившимися на него несчастьями. В августе 1923 г., в возрасте 57 лет, умерла его мать, Франциска Геринг, которую похоронили на кладбище Вальдфридгоф в Мюнхене, рядом с мужем, Генрихом Герингом. Во время похорон Карин Геринг сильно простудилась и слегла с воспалением легких. Совещания в «верхней гостиной» дома Герингов прекратились, а сам он, занятый болезнью Карин, стал редко встречаться с Гитлером и его помощниками. Карин осталась в полном неведении насчет планов путча и участия в нем мужа.

Согласно этим планам, штурмовики и отряды националистов должны были вступить в Мюнхен и склонить части армии и полиции на свою сторону. Захватив власть в Мюнхене, Гитлер собирался двинуться на Берлин, чтобы совершить переворот по примеру Муссолини; впрочем, поход на Берлин не был продуман в деталях; полагались на Людендорфа, который должен был стать командующим рейхсвером и всеми вооруженными формированиями. Заговорщикам приходилось спешить, потому что правительству Штреземанна удалось неожиданно быстро справиться с выступлениями коммунистов и теперь оно могло повернуть свои силы против Баварии. Гитлер назначил начало восстания на 10–11 ноября 1923 г.

Фон Кар, фон Лоссов и Шайссер, к которым примкнул премьер-министр правительства Баварии фон Книллингер, опередили Гитлера, назначив на 8 ноября собрание всех ведущих политических деятелей Баварии, пообещав им рассказать об отношениях с центральным правительством и о своих планах. Собрание было намечено провести в пивном зале Бюргербройкеллер (по которому последующие события и получили название «Пивной путч», вошедшее в историю). Население Мюнхена было взбудоражено: все гадали, провозгласит ли фон Кар независимость Баварии или нет?

Гитлер, узнав о намеченном политическом собрании, оказался в затруднении: все его планы подготовки восстания были нарушены, потому что штурмовики не успевали прибыть в Мюнхен в полном составе. Все же он решил выступить, когда выяснилось, что организаторы собрания не собираются (по непонятным причинам) стягивать к пивному залу большие силы полиции. Гитлер приказал Герингу привести в Мюнхен передовой отряд штурмовиков на грузовиках, надеясь обойтись этими силами. Геринг, занятый сбором войск, едва успел сообщить Карин, что назревают важные события: «Сегодня кое-что должно произойти; у нас большие планы в связи с собранием в Бюргербройкеллер, возможно, я задержусь, но ты не беспокойся!» — сказал он ей. Карин, которая только начала выздоравливать, и подумать не могла, что ее муж ввяжется в столь серьезное дело, имея под руками всего горстку штурмовиков.

Геринг прибыл к пивному залу во главе своих «коричневых солдат», когда собрание уже началось. Здание было быстро оцеплено, а сам Геринг, с охраной, вошел в зал, где уже сидели в задних рядах Гитлер и его помощники, и доложил, что штурмовики прибыли. Гитлер поспешно прошел на сцену и, выстрелив в потолок из пистолета, потребовал внимания, а затем обратился к собравшимся с речью, заявив, что Кар, Лоссов и Шайссер пользуются его доверием и что он вместе с ними сформирует новое правительство, которое «будет работать для блага Германии». Послышались крики одобрения, публика стала успокаиваться, наблюдая за происходящим, как за спектаклем, и ожидая, что же последует дальше.

Кара, Лоссова и Шайссера отвели в комнату за сценой, где Гитлер повел с ними переговоры, не убирая пистолета; в это время Геринг оставался на сцене, держа сидевших в зале под прицелом ручного пулемета. «Не надо беспокоиться! — призывал он наиболее взволнованных участников собрания. — Мы — ваши друзья и не сделаем вам ничего плохого!»

Кар, Лоссов и Шайссер, придя в себя, отказались сотрудничать с Гитлером; тогда он, оставив их под охраной Гесса и штурмовиков, снова вышел на сцену и объявил, что «национальное правительство сформировано» и что утром национальная армия, в составе рейхсвера, штурмовиков и националистических отрядов, двинется, под командой генерала Людендорфа, в поход на Берлин. «Завтра национальное правительство утвердится у власти, либо мы все погибнем!» — заключил он свою речь.

К этому моменту прибыл, наконец, Людендорф, в полной генеральской форме и при всех наградах. Он уговорил Кара, Лоссова и Шайссера объявить о поддержке Гитлера в присутствии собравшихся. Удовлетворенная публика, посчитав представление оконченным, стала расходиться по домам. Было уже за полночь. Кар и его товарищи, дав Людендорфу честное слово в том, что не нарушат обещания, тоже были отпущены домой. Некоторых участников собрания все же оставили в качестве заложников под охраной Гесса и его команды. Геринг, довольный тем, что все прошло гладко, послал записку Карин с обещанием, что скоро будет дома. Гитлер, тоже удовлетворенный ходом событий, занялся составлением планов на следующий день; он уже представлял себя канцлером.

Весть о мятеже в ту же ночь дошла до Берлина, где правительство собралось на экстренное заседание. Все зависело от того, какую позицию займет генерал фон Зеект, командующий рейхсвером. Тот испытывал двойственное чувство по отношению к мятежу. Он симпатизировал монархистам, но нацисты, обругавшие его, назвав «лакеем Веймарской республики и пешкой в руках зловещих еврейско-масонских элементов», не вызывали у него доверия. Поколебавшись, генерал принял предложение президента Германии взять в свои руки всю исполнительную власть и послал распоряжение генералу фон Лоссову в Мюнхен «принять все необходимые меры для подавления мятежа». Лоссов не осмелился противоречить вышестоящему начальству (германская армия всегда отличалась строгой дисциплиной и уважением к старшим по званию) и заявил, что согласился сотрудничать с мятежниками «под угрозой оружия».

Фон Кар поспешил уехать из Мюнхена. Наутро на улицах города появились листовки с его подписью, в которых говорилось, что никакие соглашения с Гитлером не могут иметь места и что НСДАП должна быть распущена, а все путчисты должны быть арестованы.

Гитлер, Геринг и Людендорф провели ночь в здании пивного зала. Утром они послали связных к фон Лоссову с предложением начать действовать, но те были арестованы. Посовещавшись, главари путча приняли предложение генерала Людендорфа: идти колонной в центр города и попытаться захватить штаб военного округа, где укрепился капитан Рем со своими помощниками.

Все это начинало походить на любительский спектакль, поставленный неумелым режиссером. Не заручившись поддержкой армии и полиции, не было никаких шансов захватить город, и Геринг это прекрасно понимал, но ничего не мог поделать — здесь командовал не он. Он только попытался кое-как организовать колонну, выдвинув вперед грузовик с личной охраной Гитлера, вооруженной пулеметами, и это было почти все: из трех тысяч участников марша лишь немногие были вооружены винтовками.

Вскоре колонна двинулась. Людендорф, Гитлер и Геринг шли во главе, телохранитель Гитлера Ульрих Граф нес знамя со свастикой. Первый пост полиции, охранявший мост через реку Изар, удалось пройти без боя, но колонна смешалась, и грузовик с пулеметами оказался где-то в хвосте. Командир второго поста, стоявшего у входа на центральную площадь, приказал колонне остановиться, а затем дал команду полицейским открыть огонь. Геринг приказал штурмовикам стрелять, но тут же получил две пули: в бедро и в бок, и свалился на землю. Все смешалось. Генерал Людендорф, не обращая внимания на выстрелы, пошел вперед вместе с адъютантом; полиция пропустила их сквозь свои ряды и арестовала. Гитлер, кричавший полицейским: «Сдавайтесь, сдавайтесь!», был увлечен на землю своим телохранителем, который тут же погиб, получив пулю в голову. Участники марша бросились спасаться кто куда.

Геринг лежал на земле, истекая кровью; потом два штурмовика вынесли его с места боя и доставили в дом к торговцу мебелью Баллину, еврею. Жена и сестра Баллина промыли и перевязали ему раны, а потом его отвезли в частную клинику; никто не выдал его полиции.

Так бесславно закончился «Пивной путч». Погибли 19 человек: трое полицейских и шестнадцать членов НСДАП.

Утром Карин, все еще больная, пришла к Герингу в клинику, сопровождаемая своей сестрой Фанни. Геринг потерял много крови и лежал без движения, бледный, весь в бинтах, терзаемый болью. Впрочем, его раны оказались не слишком опасными, хотя одну из них он получил от пули, выпущенной почти в упор, когда лейтенант, командовавший полицейскими, вырвал винтовку из рук рядового, не решавшегося стрелять, и сам выстрелил в Геринга, не целясь, чтобы остановить колонну. Геринг страдал не только физически, но и духовно: он чувствовал себя обманутым и преданным и проклинал себя за то, что сыграл роль марионетки в чужих неумелых руках. Он понял, что расплачивается за собственную политическую наивность, и поклялся, что больше не позволит себе таких ошибок — если, конечно, останется жив, в чем у него пока что не было твердой уверенности.


Глава 6
Горькая участь неудачника

Гитлер провел в тюрьме Ландсберг 9 месяцев. Он жил в удобной камере, напоминавшей квартиру, завтракал в постели и гулял в саду. Здесь он продиктовал Рудольфу Гессу первый том своего сочинения «Майн кампф».

Энциклопедия Третьего рейха

«Пивной путч» хотя и потерпел поражение, но принес ощутимую выгоду нацистам, особенно Гитлеру: его партия и он сам за одну ночь приобрели широкую известность в Германии и в мире, тогда как до этого о них мало кто знал. Это был весомый политический капитал, который теперь следовало приумножить другим способом, обратившись к легальным методам борьбы: нужно было, в первую очередь, заручиться поддержкой влиятельных финансовых и промышленных кругов, а затем привлечь на свою сторону широкие массы избирателей. Путь к вершинам власти приобретал реальные очертания, но идти по нему предстояло тем, кто сумел уцелеть после кровавого марша в Мюнхене; неудачникам же, в число которых попал и Геринг, приходилось испить всю горечь поражения.

Спустя три дня после путча, 13 ноября 1923 г., Карин писала матери в Стокгольм из Инсбрука (в Австрии): «Вы, наверное, уже знаете из газет о том, что здесь произошло, но это только официальная версия, одобренная властями. У Германа раздроблена кость ноги; пуля прошла насквозь, в сантиметре от артерии, и в ране остались мелкие осколки и грязь, постепенно выходящие наружу. Рана (она — в верхней части бедра) сильно гноится и болит, сохраняется общее лихорадочное состояние. Да и опасность сильного кровотечения не миновала, потому что лечение запоздало. Из Мюнхена мы направились в Гармиш, на машине, одолженной у друзей (до этого мы прожили у них несколько дней в загородном доме). Там было неплохо, но когда стало известно о местонахождении Германа, у дома стала собираться толпа людей, выражавших ему свою поддержку; начались демонстрации, и мы посчитали за лучшее уехать. Мы решили перебраться в Австрию, но на границе нас арестовали, и полицейский, не убирая револьвера, доставил нас обратно в Гармиш. Там у нас отобрали паспорта, и Герман был помещен в больницу, охраняемую германской полицией. Нас спасло чудо (не могу писать подробно): ночью Германа, в одной ночной рубахе, удалось вынести из больницы, мы положили его в машину, укрыли одеялами и через два часа были уже в Австрии».

Побег из Гармиш-Партенкирхена удалось устроить благодаря помощи полицейских и штурмовиков (переодетых полицейскими); Карин пришлось также убедить мужа, давшего слово фон Кару оставаться в Гармише, что Кар не относится к его обещанию всерьез: ведь он сам нарушил такое же обещание, данное им в Мюнхене. В это время стало известно об аресте Гитлера, скрывавшегося несколько дней в доме Ханфштенгля.

Сам Ханфштенгль, целый и невредимый, тоже спасался от ареста в Австрии и делился с друзьями впечатлениями о «великих исторических событиях», в которых ему довелось поучаствовать как советнику и другу Гитлера:

«Пивной зал Бюргербройкеллер, — вспоминал он позже, — представлял собой весьма респектабельное заведение, посещавшееся, в основном, «приличной публикой», людьми из верхних классов общества; он был расположен не в центре Мюнхена, а на другом берегу реки Изар, по Розенгеймштрассе. Я приехал туда рано, часов в семь вечера, и увидел, что все место уже оцеплено полицией; полицейские, стоявшие у входа, не пустили в здание ни меня, ни иностранных журналистов, столпившихся перед дверью. Так мы и стояли, пытаясь как-нибудь проникнуть в холл и ожидая Гитлера, который и не думал появляться. Наконец, где-то через полчаса, показался его красный «бенц», который он недавно приобрел, и из машины вылезли Аманн, Розенберг, Ульрих Граф (телохранитель Гитлера) и сам Гитлер. «Эти господа — со мной!» — сказал он полицейскому тоном, не допускающим возражений, и мы все, гуськом, прошмыгнули вслед за ним мимо полицейских. На свою беду я и одна американская журналистка немного замешкались у двери, которая захлопнулась перед самым нашим носом. Я стоял с глупым видом, не зная, что предпринять, и, наконец, собравшись с духом, обратился к полицейскому: «Эта дама — из американской газеты, — воскликнул я с жаром, — и будет еще тот скандал, если речь господина фон Кара не попадет к ним вовремя!» — но он, не слушая меня, принюхивался с жадностью к запаху американской сигареты, которую закурила журналистка. Этот роскошный аромат, такой редкий в обедневшей Германии, сразу поднял наши акции, и нас пропустили; навстречу нам уже спешил охранник Гитлера, пославшего узнать, что там с нами стряслось.

Коридор был пуст, но гардероб был до отказа заполнен шляпами, шпагами и форменными шинелями; чувствовалось, что в зале собрались все сливки общества «пивной столицы». Гитлер уже занял удобное место за столиком возле колонны и сидел, переговариваясь вполголоса с Аманном, покусывая ноготь и поглядывая на сцену, где находились Кар, Лоссов и Шайссер. Кар, стоя, читал монотонным голосом какую-то нудную речь. Послушав немного и ничего не поняв, я сказал себе: «Да, скучновато, надо немного освежиться!» — и пошел в бар, где мне налили три литровых бокала пива, взяв за каждый по миллиону марок. Я сделал хороший глоток из одного, а остальные отнес в зал, нашим. Гитлер стал задумчиво потягивать пиво, и у меня мелькнула мысль: «Вот и хорошо, в Мюнхене никто не станет подозревать человека в чем-то дурном, если у него в руках кружка с пивом!»

Кар все бубнил свою речь, так что многих уже начало клонить в сон. Но вот он, повысив голос, произнес: «Вследствие этого я полагаю, что…» — и в это время дверь за моей спиной с шумом распахнулась, и в зал, звеня орденами, ворвался Геринг, стремительный и неукротимый, как Валленштейн, поднявшийся в атаку, а вслед за ним ввалились человек 25 штурмовиков в коричневой форме, выставив перед собой револьверы и пулеметы.

Дальнейшее произошло в один миг. Гитлер ринулся к сцене, расталкивая тех, кто поднялся со своих мест, а мы всей толпой устремились за ним, переворачивая столики и опрокидывая кружки с пивом. Краем глаза я заметил, как один из министров баварского правительства полез под стол, ища укрытия.

Гитлер вскочил на стул и выстрелил вверх несколько раз. Потом говорили, что он хотел напугать публику, но, клянусь, он сделал это, чтобы разбудить собравшихся, половина которых сладко похрапывала на стульях, усыпленная речью Кара!

Когда Гитлер начал читать свой манифест, я заметил, какой взгляд бросил на него Лоссов. В нем было столько брезгливого презрения, что я понял: этот человек — не с нами! Я повернулся к Герингу и сказал: «Герман, будь начеку! Лоссов хочет нас предать!» — «Откуда ты знаешь?» — спросил он. «Вижу по его лицу!» — ответил я.

С таким же пренебрежением смотрела на Гитлера и большая часть публики, но постепенно на их лицах стало проглядывать вожделение, когда он стал рисовать им заманчивую картину могущества, которое обретет Бавария. Со времен Бисмарка Баварское королевство было заштатной провинцией, а тут вдруг объявился случай утереть нос презренным пруссакам и утвердить главенство Мюнхена над Берлином. Среди публики было много женщин, почтенных провинциальных матрон в тяжелых неуклюжих мехах, и они стали бурно аплодировать Гитлеру, повернув симпатии зала в его пользу.

Когда вожди удалились на совещание, на сцену вспрыгнул Геринг и бесцеремонно объявил: «Всем оставаться на местах! Кто хочет, может пить пиво!», и в его голосе явственно прозвучало презрение северянина, полагающего, что если у баварца в руках кружка с пивом, то больше ему ничего и не нужно!

В это время Гесс и его молодчики стали вытаскивать из публики членов баварского правительства и заталкивать их в отдельную комнату, подгоняя пинками и подзатыльниками. Какой-то истеричный фанатик предложил было расстрелять их всех, «к чертовой матери!», но его не поддержали.

Последующие события прошли, как в тумане, было много разговоров и суеты.

Утро следующего дня выдалось холодным; налетал ветер со снегом, и штурмовики, ничего не евшие со вчерашнего дня, дрожали в своих рубашках. Начали спорить, что делать дальше. Людендорф твердо настаивал на том, чтобы идти колонной в центр города. Геринг предложил отступить в Розенгейм, собрать там все отряды штурмовиков, а потом начать все сначала, но генерал оборвал его, заявив: «Не к лицу нам прятаться по деревенским переулкам и канавам!»

Меня отправили посмотреть, что творится в городе. Побывав дома и направившись обратно, я неожиданно встретил знакомого штурмовика, неуверенно пробиравшегося краем улицы; он был в полном расстройстве. «Ради Бога, что случилось?!» — спросил я его. «О, господин Ханфштенгль, — закричал он, — все погибли — и Гитлер, и Геринг, и Людендорф! Это настоящая бойня, солдаты всех покосили из пулемета!»

Позже я узнал, что было убито и ранено несколько десятков человек. Полиция большей частью стреляла в землю, но многие пострадали от пуль и осколков гранитной мостовой, отлетавших рикошетом.

Гитлер укрылся у нас в доме. В субботу после обеда к нам пришел Грейнц, садовник Герингов, и стал допытываться, нельзя ли поговорить с Гитлером. Мы отправили его прочь, сказав, что Гитлера здесь нет, но вскоре после этого на нашу улицу въехали два грузовика с солдатами, которые быстро окружили наш дом.

Жена бросилась на чердак, где прятался Гитлер, и нашла его в состоянии безумной паники. Он размахивал револьвером и кричал: «Это конец! Я не позволю этим свиньям меня схватить! Я лучше застрелюсь!» Я как-то показывал жене прием джиу-джитсу, с помощью которого можно выбить пистолет из рук нападающего; оказалось, что она его запомнила и теперь успешно применила против Гитлера, у которого была повреждена рука. Хелен выбила у него пистолет, подобрала и бросила в кадку с мукой, запасенной нами на черный день».

Гитлера арестовали и отвезли в тюрьму Ланлсберг, где уже находились многие участники мятеж «другие, и среди них Геринг, укрылись за границей, в Австрии. Карин писала матери: «Нам было тяжело, но Бог нам помог. Просто удивительно, как многие люди помогали нам, проявляя любовь и самопожертвование, это невозможно забыть! Все говорят, что дело, начатое Гитлером, не пропало, напротив, восстание пробудило во многих новую энергию. Я чувствую, что это не конец, и что мы выиграем!»

Помощь и забота Карин спасли Геринга, находившегося в отчаянии. Она искренне верила, что все будет хорошо, все наладится; ее вдохновляла помощь людей, пришедших к ним на выручку в тяжелую минуту. Сама она еще не оправилась от болезни, а Геринг и вовсе был совершенно беспомощен.

В больнице Герингу сняли повязки, наложенные еще в Германии, и рана опять открылась; ее почистили, но тогда поднялась температура и возобновились боли. 21 ноября Карин сообщала в Стокгольм: «Рана выглядит получше, и температура упала, но Герман совершенно обессилел из-за потери крови, и переживания его измучили: он почти не спит по ночам».

В следующем письме, 30 ноября, она продолжила: «Состояние Германа ухудшилось, боль в ноге стала невыносимой, рана, которая уже начала заживать, открылась вновь, и из нее вышло много гноя. Сделали рентген и обнаружили, что внутри еще остались осколки пули и каменной крошки с мостовой, которые и вызывают воспаление. Пришлось делать операцию под наркозом, и после этого он три дня был без сознания, кричал, командовал уличным боем и стонал от ужасной боли. Вся нога у него опутана трубками, по которым выходит гной».

В больницу, проведать Геринга, пришли Ханфштенгль и Боденшатц, рассказавшие об арестах, происходивших в Германии. Карин узнала, что и на нее полиция выписала ордер на арест.

Чтобы снять боль и дать больному поспать, доктора прописали уколы морфия, которые делались два раза в день, но потом отменили их, боясь, что организм привыкнет к наркотику. 8 декабря Карин писала: «Рана сильно гноится, воспалено все бедро. Боль такая сильная, что Герман не может говорить, только мычит и кусает подушку, уже и морфий не помогает». Карин чувствовала себя разбитой. Ей пришлось переехать жить в больницу: несколько раз по пути из дома ее встречали коммунисты, ругавшие ее и бросавшие камни; один из камней сильно зашиб ей ногу.

Все же лечение имело успех: 24 декабря 1923 г. Геринга выписали из больницы, и они с Карин перебрались в отель «Инсбрук»; Геринг передвигался на костылях. «Я попыталась придать комнате хоть какой-то уют, — писала Карин, — но ничего не получилось: эта плюшевая мебель и яркий свет, режущий глаза, беспокоят и напоминают о случившемся. Местные штурмовики подарили нам елочку с игрушками. Герман целый день ковыляет на костылях, не находя себе места. Я не стала покупать ему подарок к Рождеству, чтобы его не расстраивать: я знаю, он захочет подарить что-то в ответ, а ему нельзя выходить. Вечером, когда стемнело, я почувствовала, что не могу больше все это терпеть, накинула пальто и вышла на улицу подышать воздухом. Там были сильный ветер и метель, но из открытого окна на первом этаже доносилась негромкая рождественская музыка, и я успокоилась. «Тихая ночь, святая ночь!» — пел чистый детский голос, и мне стало хорошо. Я поплакала, потом вернулась к Герману, чтобы его подбодрить. На следующий день я не смогла встать с постели: я простудилась, и у меня поднялась температура. Дорого пришлось мне заплатить за рождественскую песню!»

28 декабря она написала в письме: «Герман сильно изменился, как будто стал другим, он подавлен предательством и все переживает в себе, едва произнося несколько слов в день».

Болезнь Карин затянулась и дала осложнение на сердце, она стала нетрудоспособной и осталась такой до конца жизни. Геринг проклинал себя за страдания, которые он на нее навлек, он возненавидел своих политических противников за те несчастья, которые они причинили ему и Карин. Он продолжал принимать уколы морфия, чтобы снять боль в бедре и в паху, и скоро уже не мог обходиться без наркотика. Его жена с удивлением и ужасом наблюдала за тем, как он меняется у нее на глазах; ему исполнился всего 31 год, а перед ней был совсем не тот человек, за которого она выходила замуж два года назад: он не только изменился внешне, но и вел себя по-другому; и все же она продолжала его любить и оставалась с ним.

Геринг начал быстро прибавлять в весе, а его жена становилась все более хрупкой; все, кто видел ее в те годы, запомнили ее как тонкую северную красавицу с лихорадочно блестевшими глазами. Ей очень хотелось поехать весной в Швецию, но она не надеялась, что это удастся сделать: у нее болело сердце, и она не могла обходиться без сиделки.

Геринг решил вернуться в Баварию и сдаться властям, но Гитлер его отговорил, предложив остаться в Австрии и поработать над укреплением местного нацистского движения. Гитлер и Гесс сидели в тюрьме и ждали суда, они надеялись, что приговор не будет слишком суровым и что их освободят по амнистии; остальные участники путча тоже рассчитывали на помилование. Те, кто не попал под арест, разъехались по разным местам в поисках работы и денег.

Геринг решил задержаться в Инсбруке до окончания суда над Гитлером, а потом, в зависимости от обстоятельств, вернуться в Германию, либо уехать в Швецию, чтобы поискать там работу. «Мне нравится Швеция, — писал он теще, баронессе фон Фок, — ведь я германец и чувствую себя там среди своих. Я мог бы вернуться и в Германию, но именно в настоящую Германию для немцев, а не в эту еврейскую республику!»

В апреле 1924 г. состоялся суд над участниками путча. Людендорфа освободили, а остальных приговорили к разным срокам тюремного заключения. Гитлер был осужден на шесть лет, но просидел только еще шесть месяцев; он отбывал наказание в тюрьме Ландсберг, где жил в отдельной камере вдвоем с Гессом. Охранники относились к нему с почтением: стучались, заходя в камеру, и приветствовали узников возгласом «Хайль Гитлер»; поклонницы передавали в тюрьму цветы и шоколад. Эти полгода Гитлер потратил с толком: поправился и написал первую часть книги «Майн кампф»: он диктовал, а Гесс печатал на машинке.

После суда Геринг обратился к баварским властям с просьбой о помиловании, надеясь, что его, обладателя высшего ордена «За заслуги», избавят от наказания, как и Людендорфа, но правительство отвергло его прошение.

Обстановка в Германии стабилизировалась: был отменен закон о военном положении, и на 4 мая 1924 г. назначили выборы в рейхстаг. Геринг решил использовать этот шанс, выставив свою кандидатуру от Национальной партии свободы (действовавшей вместо запрещенной НСДАП), но в тот раз ему не повезло: его партия сумела завоевать всего несколько мест. Все же он не оставил эту мысль и преуспел 4 года спустя, когда нацисты впервые получили в рейхстаге 12 мест, одно из которых отдали ему.

В середине апреля Карин одна, без Геринга, поехала в Мюнхен. Ее банковский счет растаял, съеденный инфляцией; ей пришлось продать машину и мебель, которую приобрели знакомые Геринга, местные члены НСДАП. Она посетила Людендорфа; старый генерал держался бодро, топорщил усы и проклинал Гитлера, втянувшего его «в этот дурацкий путч, выставив на посмешище всем немцам». Затем Карин навестила Гитлера в тюрьме Ландсберг, где он подарил ей свою фотографию с надписью: «На память фрау Карин Геринг в день визита в крепость Ландсберг 15 апреля 1924 г.». Ханфштенгль, тоже побывавший у Гитлера в то время, так описывал место его заключения: «Камера Гитлера и Гесса напоминала кондитерский магазин: здесь были конфеты, шоколад, цветы, вина и фрукты. Эти подарки приходили со всей Германии; Гитлер заметно потолстел на бесплатных деликатесах, но не справлялся сам с потоком подношений; часть их он отдавал тюремному начальству и надзирателям. «Вам надо заняться спортивными играми!» — сказал я ему, глядя на его округлившееся брюшко, и услышал ответ, который и ожидал услышать: «О нет, это не для меня! Вождь не может позволить, чтобы его обыгрывали те, кем он руководит!»

В начале мая 1924 г. Геринг и его жена уехали в Италию. Их принял у себя хозяин отеля в Венеции, немец, симпатизировавший национал-социалистам, получивший рекомендательное письмо от владельца гостиницы «Инсбрук»; тот не взял с Геринга денег за проживание в его отеле, но посоветовал ему уехать из-за угроз австрийской полиции.

Так разошлись пути Геринга и Гитлера, который, выйдя из тюрьмы, даже не вспомнил о своем бывшем командире штурмовиков.

Жизнь в Германии постепенно налаживалась. Министр иностранных дел Штреземанн проводил линию на дружбу с Западом, и Веймарская республика, получив кредиты, начала восстанавливать экономику.

Командование рейхсвера тоже не теряло времени даром, установив сотрудничество с Красной армией; на секретной базе под Липецком стали проходить обучение пилоты германской военной авиации, которую было решено возродить.

Герман Геринг и его жена находились в это время в Швеции. Геринг пристрастился к морфию и потерял всякие надежды на возвращение в авиацию. Только Карин могла бы ему помочь, но у нее просто не было сил: болезнь тяжким грузом легла ей на сердце. Геринг с тоской и разочарованием вспоминал свою неудачную вылазку в политику; никто из окружающих не верил, что он еще сможет вернуться в Германию и принять участие в возрождении страны.


Глава 7
В поисках несчастья

История учит нас тому, что она никого и ничему не учит.

Аксиома социальной психологии


1. Макароны, приправленные морфием

Поселившись в Швеции, Карин и Геринг часто вспоминали свое недавнее путешествие по Италии: прекрасные пейзажи этой страны, дружелюбный и легкий нрав ее жителей помогали забыть о несчастьях и болезнях. Хозяин отеля в Венеции брал с них по 65 лир с человека, вместо положенных 100 лир. «Там была замечательная еда, — вспоминала Карин, — омары, суп, омлеты, цыплята с салатом, баранина со спагетти и сколько угодно фруктов! А какие там были магазины и ювелирные лавочки! Приходилось обходить их по другой стороне улицы, чтобы не расстраиваться при мысли о своем безденежье». Зато они вдвоем обошли все музеи и художественные салоны, как когда-то в Стокгольме. «Нам не хватило бы и миллиона, чтобы купить все, что хотелось, но, увы, денег не доставало и на самое необходимое!»

Из Венеции супруги отправились в Рим через Сиену и остановились в столице Италии в дешевом пансионе, где кормили одними макаронами. Геринг поглощал их в неимоверных количествах и начал быстро полнеть.

В Риме они встретили знакомого, принца Филиппа Гессе, представившего их Муссолини. Геринг рассказал о путче и о трагическом марше в Мюнхене, но ему не удалось тронуть сердце дуче, который не оказал соратнику Гитлера никакой финансовой помощи (на что Геринг сильно надеялся). Пришлось залезть в долги, чтобы купить морфий (стоивший ужасно дорого), так как обычные болеутоляющие таблетки уже не давали облегчения. Геринг стал думать о самоубийстве, но ему было жаль оставлять Карин, которой он и так принес слишком много бед.

Сообщения об амнистии не поступало, и нужно было ехать в Швецию. Друзья помогли деньгами, и супруги отправились в путь весной 1925 г. Это было долгое путешествие: через Австрию, Чехословакию и Польшу, а затем — морем от Данцига до Стокгольма. Родные встретили их с радостью. Всех поражала красота Карин, но в ее облике ясно проявлялись страдание и тревога, внушавшие беспокойство родителям. Геринг делал уже по четыре укола морфия в день (вместо двух, которыми он обходился год назад).

Сыну Карин, Томасу, было уже 13 лет, и встреча с ним ее подбодрила, но ее болезнь все усиливалась: сердце работало плохо, стали случаться головокружения и обмороки. Геринг и Карин сняли квартиру в Стокгольме и стали жить на деньги, полученные от продажи дома в Мюнхене, но этих средств хватило ненадолго. Требовалось подыскать работу, но работы не было: страну захлестнула волна беженцев из Прибалтики и России, да и своих безработных было достаточно; Геринг ничего не смог найти. Родные Карин не разделяли его политических взглядов и не захотели ему помочь; только мать Карин, баронесса фон Фок, проявляла сочувствие, но была не в силах решить их проблемы.

Летом 1925 г. в состоянии Геринга, принимавшего морфий уже полтора года, наступил кризис; его положили на обследование в клинику, а оттуда он попал в психиатрическую лечебницу с диагнозом «наркоман, опасный для окружающих». Лечение было несложным: ему просто перестали давать наркотики и принудительно держали в лечебнице три месяца, предоставив самому справляться с мучительными болями, сопровождающими процесс отвыкания («ломки»), а потом выпустили, но продолжали сохранять под наблюдением. После этого он еще два раза попадал в «психушку», но это было уже все: он излечился и перестал принимать морфий. Позже ему приходилось прибегать к обычным болеутоляющим таблеткам, которые к тому времени стали более эффективными.

Раны продолжали его беспокоить, и это длилось до конца жизни. Позже он лечился у лучших докторов, сетовавших на его «повышенную чувствительность и недостаток моральной стойкости». Это звучит странно, если принять во внимание обстоятельства его жизни, полной опасностей и борьбы, но, видимо, запасы «моральной стойкости» человека не безграничны; возможно, что Геринг израсходовал их целиком в попытках победить боль и привычку к морфию. Тот примитивный способ лечения, который к нему применяли, мог бы сломить любого; он выстоял, но последующие события (относящиеся к периоду его пребывания у власти) показали, что ему действительно не хватало иногда подлинной моральной стойкости — той, которая и является высшей формой мужества.

Однако в тот раз его стойкость была вознаграждена: летом 1926 г. он нашел работу, подрядившись продавать парашюты, а затем — авиадвигатели фирмы «БМВ» («Байерише моторен верке»). Он сразу же получил выгодный заказ от шведского правительства на 12 двигателей, но, прибыв в Германию за комиссионными, едва не остался ни с чем: ему заявили, что его 30000 марок уже получил кто-то другой. Только после обращения к главе фирмы деньги были выплачены.

В это время Гитлер уже был на свободе, но ему не разрешали выступать публично. С его партии был снят запрет, однако она не имела широкой поддержки у населения. Большую часть его сторонников составляли люди среднего класса; в то же время ни рабочие, ни подлинно богатые люди не хотели иметь с ним ничего общего. У штурмовиков появился новый командир, фон Саломон; Герингу же правительство Баварии по-прежнему отказывало в амнистии. Он продолжал жить в Швеции, и никто в Германии не проявлял желания помочь ему снова оказаться дома.

Но тут произошли важные события: в феврале 1925 г. умер президент Германии Эберт, а его место занял престарелый фельдмаршал фон Гинденбург, которому в октябре 1927 г. исполнилось 80 лет. Юбилей был широко отмечен по всей стране, а рейхстаг единодушно (от крайне правых до коммунистов) проголосовал за всеобщую политическую амнистию: политзаключенные получили свободу, а политэмигранты могли теперь вернуться на родину.


2. В ту же ловушку, на ту же приманку

Кому суждено быть повешенным, тот сам сует голову в петлю.

Еще одна аксиома социальной психологии

Геринг прибыл в Германию в октябре 1927 г. и сразу же отправил телеграмму Гитлеру в Мюнхен с просьбой подыскать ему какую-либо партийную должность, но был встречен весьма холодно. Гитлер не собирался брать его снова к себе на службу, а Герингу, кроме нацистов, не на кого было опереться. Пришлось просить фирму «БМВ» о продолжении сотрудничества, и он получил пост торгового представителя в Берлине, что было не так уж плохо само по себе и давало возможность поискать другие источники доходов. Плохо было другое: Карин, прикованная к постели, оставалась в Швеции.

Геринг решил стать депутатом рейхстага. Очередные выборы намечались на май 1928 г., и он снова обратился к Гитлеру, попросив включить его в список кандидатов от НСДАП («Национал-социалистише дойче арбайтер-партай»). Гитлер обещал подумать. Ему были нужны влиятельные представители в Берлине (самому ему было запрещено появляться в Пруссии), поэтому он предложил Герингу для начала постараться приобрести положение в столице Германии.

Геринг поселился в отеле недалеко от Курфюрстендамм и снял небольшое помещение под офис, где устроился вместе с известным инженером Виктором Зибелем, создателем платформы для транспортировки тяжелых крупногабаритных машин и агрегатов, которую он поставлял для флота. Зибель помог новому знакомому дельными советами, а Бруно Лерцер (старый друг, успевший разбогатеть благодаря удачной женитьбе) представил Геринга кое-каким влиятельным людям. Дела пошли в гору. Геринг получил работу в фирме «Хейнкель» и стал представителем шведской фирмы «Торнблад», изготовлявшей парашюты, а также завязал сотрудничество с компанией «Люфтганза», где работал директором-управляющим его знакомый Эрхард Мильх. Вскоре он уже приобрел репутацию серьезного независимого специалиста и торгового представителя, занятого в авиационной промышленности. Рождество он встречал в Стокгольме, вместе с Карин. К нему вернулась уверенность в своих силах, он надеялся, что сможет хорошо жить в Берлине.

Встретившись в январе 1928 г. с Гитлером, он поставил перед ним вопрос ребром: будет он включен в список кандидатов в рейхстаг от НСДАП или нет? Гитлер, поколебавшись, согласился, и Геринг занял место в партийном списке под номером «7». Так он снова связал свою судьбу с Гитлером и с нацистами.

Теперь трудно понять этот шаг Геринга, оказавшийся, несомненно, решающим в его жизни. Ведь он уже имел опыт сотрудничества с Гитлером, завершившийся полным фиаско, и у него было достаточно возможностей устроить свою карьеру самостоятельно. Но, видимо, Гитлер умел убеждать своих последователей, а может быть, их и не требовалось особенно убеждать. Мало кто хотел задумываться над будущим, напуганный недавним прошлым; устроиться в настоящем — и то считалось удачей! Немногие всерьез задавались вопросом о том, что представляет собой Гитлер и его движение и куда они могут привести своих сторонников, а если бы даже и задавались — то кто же мог дать достоверный ответ? Вот что ответила на подобные упреки Лени Рифеншталь, известная постановщица фильмов о нацистской Германии: «Это было начало. Тогда никто не мог знать, что из всего этого выйдет!» Но Геринг, в отличие от многих других немцев, своих современников, успел познакомиться с Гитлером и мог догадываться, «что из этого выйдет». Похоже, что он сделал свой шаг вполне сознательно, руководствуясь своей обычной решимостью «смело идти вперед, напролом, не думая об опасностях», с надеждой на судьбу, которая сама устроит все наилучшим образом. Его последующие поступки отчасти проясняют мотивы его действий и говорят в пользу этого предположения.

Так или иначе, но он стал активным участником предвыборной кампании и начал выступать на митингах перед избирателями. Он показал себя неплохим оратором: его внушительная внешность и мощный командирский голос с металлическим оттенком понравились публике, и он скоро научился играть на чувствах слушателей, используя приемы, заимствованные у Гитлера и другого выдающегося нацистского оратора — доктора Геббельса, ставшего его соперником в борьбе за влияние в партии. Положение Геббельса было более предпочтительным: он был гауляйтером (административным руководителем от НСДАП) Берлина, т. е. занимал в партии достаточно высокий пост, тогда как Геринг был ее рядовым членом; Геббельс, конечно, превосходил Геринга и умом и образованием, но далеко уступал ему в личном обаянии и умении нравиться публике: доктор Геббельс был циником, а Геринг искренне верил в свои убеждения, отличаясь при этом любовью к комфорту, выглядевшей как вполне понятная и простительная слабость. Геббельс не любил евреев, Геринг же ничего не имел против евреев. Будучи торговым представителем фирмы «БМВ», он служил на предприятии, принадлежавшем еврею. В апреле 1933 г., после первой кампании бойкота еврейских магазинов в Берлине, он писал своему работодателю: «Это было недоразумение, вспышка страстей, которая никогда не повторится. Господин Кастильони, моими лучшими друзьями с юности были евреи; они всегда относились ко мне хорошо, и я ничего не имею против них!» — «Но ведь Гитлер — антисемит!» — ответил Кастильони, и Геринг сказал на это: «Я добьюсь того, что он все это прекратит, можете мне поверить!» Так проявилась двойственность в характере Геринга (или — его беспринципность?): он не испытывал такой ненависти к евреям, как Гитлер и Геббельс, но он же сказал в 1924 г., что не желает «возвращаться в Веймарскую республику, где правят евреи»! Подобное лавирование не пошло ему на пользу, и не только в моральном плане.

Незадолго перед выборами 1928 г. Карин приехала в Берлин. Геринг жил в доме № 16 на Берхтесгаденерштрассе. Прибыв, Карин писала матери в Стокгольм: «Герман встретил меня на вокзале. Мы выпили кофе в кафе «Нордланд», а потом поехали домой на машине. У него тут такая большая угловая комната на втором этаже, с балконом, она вся залита солнцем, а под балконом цветет сирень! Весь Берлин сошел с ума перед этими выборами, они состоятся в воскресенье. Как бы все не начали стрелять друг в друга! Каждый день коммунисты с красными флагами, на которых нарисованы серп и молот, проходят по улицам и встречаются с людьми Гитлера, которые тоже несут красные флаги, но со свастикой; начинаются столкновения и бывают раненые и убитые. И чем все это только закончится! Надеюсь, что для Германа все пройдет благополучно, и тогда установится мир, надолго! Герман выглядит прекрасно, но он ужасно загружен работой! Как замечательно, что у нас есть автомобиль, «мерседес», его одолжил Герману один его друг.

28 мая 1928 г. Карин послала телеграмму в Стокгольм: «Германа выбрали, все хорошо, Карин». В рейхстаг прошли 12 национал-социалистов, и среди них — Геринг. Депутатами рейхстага стали также Геббельс, Грегор Штрассер и Вильгельм Фрик. За нацистов проголосовало 800 тысяч избирателей. В зале заседаний Герингу досталось место в переднем ряду, среди «правых», рядом с генералом фон Эппом, тоже сторонником Гитлера. Он стал получать депутатское жалованье — 500 марок в месяц, и мог пользоваться правом бесплатного проезда по железной дороге в вагоне 1-го класса. Многие известные люди (например, бывший кронпринц Вильгельм, под командой которого Геринг служил на фронте во Франции) вспомнили о нем и прислали свои поздравления.

Вот что рассказывал обо всех этих событиях Ханфштенгль: «В конце 1927 г. мне пришлось снова заняться делами нацистской партии, и толчком к этому послужило возвращение в Германию Геринга. Осенью была объявлена всеобщая амнистия, и он прибыл в Берлин, где жил (как я понял) кое-как, изворачиваясь, на деньги, получаемые от двух шведских фирм: одна выпускала парашюты, а другая — детали самолетов, а Геринг был их торговым представителем. Вскоре он объявился в Мюнхене, и я был искренне рад его видеть. Я уже и не надеялся, что он вернется из Швеции и будет жить здесь, с нами. Он выглядел заметно более упитанным и стал судить о жизни как материалист. Мы с ним переписывались, пока он находился в ссылке; время от времени я посылал ему немного денег, так что теперь мы встретились по-дружески. Партийные функционеры отнеслись к нему настороженно, а Гитлер и вовсе оказал ему явно холодный прием. Весной 1928 г. должны были состояться выборы в рейхстаг, и Геринг хотел занять место в верхней части партийного списка. Он поставил себе целью стать депутатом рейхстага, чтобы иметь солидное положение и кое-какой оклад, а также находиться под защитой закона о парламентской неприкосновенности, на случай, если политические противники припомнят ему его прежние прегрешения.

Но Гитлер его отверг и начал было искать оправдания своего отказа, так что Геринг в конце концов вышел из себя. У них состоялся разговор на повышенных тонах, завершившийся ультиматумом Геринга: «Так не поступают с человеком, получившим две пули в живот во время марша в Мюнхене. Либо вы проводите меня в рейхстаг, либо мы расстанемся — но уже как враги!» Это подействовало, и Гитлер согласился, хотя и без большой охоты; старые члены партии ворчали, что Геринг — «чуждый элемент» и что он проник в ряды руководства, шантажировав Гитлера.

Результаты выборов оказались не слишком радостными: нацисты получили в рейхстаге всего 12 мест, потому что за них проголосовало меньше миллиона избирателей. Нацистская партия оставалась организацией местного, провинциального значения и увлекала за собой только ярых националистов. Положение Геринга в партии было непрочным: старые партийцы возмущались его быстрым выдвижением и говорили, что он, со своей тучной фигурой, позорит партию, выступающую от имени рабочего класса. Гитлер тоже сомневался в его способностях. «Не знаю, справится ли Геринг с ролью депутата рейхстага!» — сокрушался он однажды в разговоре со мной. Но Геринг оставил их всех в дураках: он сделался заядлым оратором, научившись копировать манеру выступлений Гитлера и повторяя его фразы, но по-своему, со своей решительной командирской интонацией. Гитлеру это понравилось: он посчитал такое поведение проявлением верности и стал благоволить Герингу, в отличие, например, от Эссера, который тоже ему подражал, но стараясь проявить независимость и придать своим речам интеллектуальную окраску.

Геринг был в восторге от своих успехов. Как-то после выборов я встретил его на вокзале: он был одет в блестящее кожаное пальто (такие носили летчики) и в альпийскую шляпу с короткими полями, украшенную значками и цветком эдельвейса. Он был избран от Баварии и теперь хотел походить на баварца. «Зря ты не захотел присоединиться к Гитлеру! — сказал он мне. — Мы теперь все время будем выигрывать, и он согласился бы включить тебя в список кандидатов на следующих выборах. Как член рейхстага ты мог бы разъезжать всюду в первом классе, как я!» — и он хвастливо помахал у меня перед носом железнодорожным билетом. Я посмотрел на него с глупым видом простака. Передо мной стоял человек, преуспевший в жизни и в бизнесе: остряки шутили, что он сотворил чудо, «обеспечив себе подъем с помощью парашюта».


3. Легкая улыбка Фортуны

Общее количество депутатов рейхстага, избранных в тот раз, составило 491 человек, среди них «правых» (к которым относился и Геринг) было немного, большинство же состояло из представителей «левых» партий, которые и сформировали правительство «большой коалиции». Самую крупную фракцию образовала Социал-демократическая партия Германии, получившая в рейхстаге 153 места. Канцлером (председателем правительства) был утвержден Герман Мюллер.

В качестве депутата рейхстага Геринг сосредоточился на вопросах транспорта и транспортных перевозок. Еще до своего избрания он работал по контракту в фирме «Дойче люфтганза» в качестве консультанта. Теперь, после выборов, он получил от «Дойче банк» чек на 10000 марок, оплаченный компанией «Люфтганза». Таких же «консультантов» фирма имела и в других фракциях рейхстага.

Геринг познакомился с промышленным магнатом Фрицем Тиссеном. Тиссен, основатель и владелец сталелитейного концерна «Ферайнигте штальверке», поддерживал нацистов, считая, что Гитлер — «единственный человек, способный спасти Германию от крушения и позора». Он регулярно жертвовал крупные суммы денег в фонд нацистской партии. Побывав в гостях у Геринга, Тиссен оценил его деловые способности и проникся расположением к Карин, которая, по его словам, была «совершенно очаровательной женщиной и пользовалась исключительным влиянием на мужа». Тиссен стал оказывать Герингу финансовую поддержку, благодаря которой он и Карин смогли переехать в новую пятикомнатную квартиру, находившуюся в доме № 7 по Баденшенштрассе, в хорошем районе города, где жили зажиточные люди. Они поселились там осенью 1928 г., захватив на новое место остатки мебели, вывезенной ими еще из своего первого дома в Мюнхене; сохранилась и фисгармония, на которой Карин, как и прежде, любила играть по вечерам. Некоторые предметы мебели, проданные ими в Мюнхене в тяжелые времена, теперь удалось выкупить обратно. В доме имелся большой подземный гараж, что оказалось очень кстати: по вечерам к ним съезжалось много гостей, а оставлять машины на улице было опасно из-за неспокойной обстановки в городе. В доме был и лифт, что в те времена встречалось не так уж часто.

Дом супругов Геринг стал фактически представительством Гитлера в Берлине. Гитлер принимал здесь важных гостей: от руководящих деятелей своей партии до своих политических оппонентов, с которыми требовалось переговорить в спокойной неофициальной обстановке. Карин создала в доме атмосферу приветливого уюта, в которой гости чувствовали себя непринужденно и могли без помех поговорить с глазу на глаз. Муж нередко прибегал к ее советам: она лучше него разбиралась в людях высшего общества и могла сразу сказать, с кем удастся найти общий язык, а на кого не стоит тратить силы.

Геринг смог расплатиться с долгами. Он получал теперь больше 2000 марок в месяц — примерно столько же, сколько министр правительства. 500 марок ему платило государство как депутату рейхстага, 800 марок выплачивала партия за представительство в рейхстаге (оплачивая также и дополнительные расходы) и еще 1000 марок переводила ежемесячно компания «Люфтганза». Его дела шли на подъем, он становился авторитетной и уважаемой фигурой. Карин писала родным в Швецию: «Сегодня днем Герман впервые выступил в рейхстаге с программной речью, а вечером он будет встречаться со студентами Берлинского университета. Половина из них уже вступили в члены НСДАП; надеюсь, ему удастся склонить к тому же и остальных. Завтра у него речь в Нюрнберге, а потом он отправится в десятидневную поездку по Восточной Пруссии, где будет участвовать в презентациях. Наш дом вечно полон политиками; от этого можно было бы сойти с ума, если бы все это не было так безумно интересно!»

Так свершилось это удивительное превращение: за короткий срок забытый всеми молодой летчик, не имевший устойчивого материального и общественного положения, стал преуспевающим специалистом в области авиации, уважаемым депутатом рейхстага и благородным господином. Времена нужды и лишений ушли в прошлое.


Глава 8
«Какая она странная, эта жизнь…»

Маргарита: «Люблю тебя всем сердцем, милый мой!»

И. В. Гете. Фауст

В 1929 г. исполнилось 10 лет со дня подписания Версальского договора. Все это время Германия выплачивала репарации державам-победительницам согласно «Плану Дауэса», который теперь было решено заменить «Планом Юнга», составленным группой международных экспертов и названным по имени американского банкира Оуэна Юнга; план имел целью обеспечить полное претворение в жизнь условий Версальского договора.

Новый план несколько снижал ежегодные выплаты репараций, но обязывал Германию уплатить гигантскую сумму в 34, 5 млрд золотых марок, срок внесения которой растягивался на 59 лет, то есть до 1989 г. Это вызвало ярость всего населения страны; никто из немцев не хотел смириться с мыслью о том, что за войну, окончившуюся 10 лет назад, будут расплачиваться дети и внуки людей послевоенного поколения. Впрочем, союзники соглашались на кое-какие уступки, обещая, например, досрочно вывести войска из Рейнской области — разумеется, при условии, что рейхстаг быстро одобрит «План Юнга»; предусматривались также послабления режима санкций и контроля за их исполнением.

«План Юнга» стал предметом острой политической борьбы; правые партии и националисты поспешили использовать ситуацию для давления на правительство и для завоевания власти. Газеты подняли невероятный шум насчет «вечного закабаления германской нации». Был образован «Комитет по проведению референдума», собравший подписи 10 % избирателей, что позволяло провести всенародное голосование. В этой напряженной обстановке Геринг, ставший видной фигурой среди правых, приобрел большой политический вес, далеко превосходивший значение представителя мелкой политической партии. Гитлер редко появлялся в Берлине, поэтому Геринг (наряду с Геббельсом) стал в столице Германии одним из самых видных нацистских деятелей. Доктор Геббельс, гауляйтер Берлина, укрепил свое положение благодаря успехам в борьбе с коммунистами: 1 мая 1929 г. в восточном районе Берлина произошло настоящее побоище между штурмовиками и отрядами «ротфронта», погибло 19 человек и свыше 40 получили ранения.

Гитлер поставил цель: одолеть коммунистов в уличной борьбе. На улицах Берлина разыгрывались кровавые стычки между «красными» и «коричневыми», и это стало серьезно беспокоить не только простых горожан, но и влиятельных деловых людей, полицию и рейхсвер. Герингу обострение обстановки оказалось на руку: он выступал теперь (в отличие от Геббельса) как «гарант стабильности», и это позволяло ему укреплять связи с высшими кругами общества, а заодно и насолить сопернику, возвысившись над ним.

Летом 1929 г. состоялись дебаты, посвященные развитию гражданской авиации. Геринг выступил против грошовой экономии, призвав признать особую важность этой отрасли и учредить пост министра авиации. Он не забыл переживаний, связанных с расформированием подразделения «Рихтгофен», и теперь лелеял надежду стать первым министром авиации Германии.

Германская авиация успешно развивалась. В 1929 г. самолет фирмы «Хейнкель» впервые совершил взлет с палубы корабля «Бремен» и перелетел через Атлантику, поставив рекорд скорости и перевезя заодно коммерческий груз. Дирижабль «Граф Цеппелин» впервые в мире облетел вокруг Земли. Германский пилот-спортсмен Вольф Гирт выиграл международные гонки на дистанцию 4000 км. Фирма «Дорнье» построила гидросамолет, бравший на борт 169 пассажиров и открывший эру крупномасштабных трансатлантических перевозок пассажиров и грузов. Ученый Герман Оберт выступил с книгой «Методы космических путешествий». Фирма «Юнкере» сконструировала и построила первый в мире дизельный авиадвигатель. В летных школах шла полным ходом подготовка пилотов будущей военной авиации.

Возрождение авиации обещало Герингу хорошие возможности для роста, как в качестве технического специалиста, так и в области политики. Его вдохновлял пример отца, утверждавшего влияние рейха на неизведанных землях Юго-Западной Африки. Теперь он решил продолжить семейную традицию смелых первооткрывателей, укрепляя воздушную мощь Германии и увеличивая заодно свое собственное влияние. Тут сразу же возникло одно препятствие: партия, которую он представлял в рейхстаге, была слишком незначительной. Нужно было ускорить ее развитие, и именно на этом Геринг сосредоточил свои усилия. В его уме созрел план: он помогает партии, а партия помогает ему занять важный государственный пост, связанный с авиацией, предназначенный ему самой судьбой. Так интересы Геринга совпали с интересами Гитлера, желавшего стать канцлером Германии.

Гитлер заключил союз с Германской национальной народной партией, и это привлекло на его сторону избирателей-националистов, которые прежде поддерживали президента Гинденбурга, а теперь разочаровались в нем, поскольку он собирался принять «План Юнга». Благодаря этому Геринг стал представителем националистических и монархистских кругов общества в парламенте, и это тоже добавило ему авторитета и влияния.

Политические бои, развернувшиеся вокруг «Плана Юнга», дали Гитлеру возможность для прорыва в «большую политику». В октябре 1929 г. умер один из главных сторонников «Плана Юнга», министр иностранных дел Германии Густав Штреземанн, а потом, после событий «черного понедельника», случившихся на бирже Нью-Йорка, разразился мировой экономический кризис, и это стало предвестием скорого конца Веймарской республики, зависевшей от американских кредитов. Тем не менее, когда состоялся референдум по вопросу о «Плане Юнга», только 6 млн немцев проголосовали против, а 21 млн избирателей высказались за принятие «Плана». Весной 1930 г. «План Юнга» был утвержден рейхстагом, несмотря на то, что коммунисты, национал-социалисты и националисты голосовали против. В это время дом семьи Геринг стал главным центром притяжения для всех влиятельных деятелей политики и экономики, желавших быть в курсе событий и иметь контакты с Гитлером и его партией. Даже члены бывшей императорской семьи начали оказывать поддержку Гитлеру; принц Август-Вильгельм (известный под именем «принц Ауви») вступил в СА и стал помощником Геринга, сопровождая его в поездках по стране.

Напряженная светская жизнь и общественная деятельность в пользу НСДАП, которую семья Геринг вела в Берлине, оказалась для Карин не по силам: ее здоровье ухудшилось, и ей пришлось отправиться на лечение в санаторий в Баварию. Похоже было, что на ее самочувствие влияла не только физическая слабость, но и душевное беспокойство. Ее представление о Гитлере и его целях вначале сильно грешило идеализмом, она верила, что его партия работает для блага и величия Германии. Со временем она стала судить о Гитлере более объективно. Она узнала кое-что о том, какие низкие интриги плетутся в недрах нацистской партии, ей приоткрылись и темные стороны натуры самого «фюрера» нацистов, жестоко расправлявшегося с теми, кто был ему неугоден.

В то время Геринг был представителем правого крыла НСДАП, и к нему тяготели монархисты и националисты, пришедшие в партию в конце 20-х годов. Вождем левого крыла был Отто Штрассер, выступавший против Гитлера и отстаивавший идеи революционной борьбы. Геббельс некоторое время сочувствовал Штрассеру, но в конце концов тоже примкнул к Гитлеру. Гитлер решительно подавил разногласия: приехал в Берлин, сместил с должности командира штурмовиков Саломона Пфеффера и объявил командующим себя, а Штрассера (которого называл «салонным большевиком») исключил из партии. Тот не смирился с поражением и основал свою собственную организацию — «Союз революционных национал-социалистов», объединившую сторонников социалистического пути развития Германии. Штаб-квартира «Союза» разместилась в Праге. Штрассер и его сторонники объявили себя «истинными носителями национал-социалистических идеалов» и повели борьбу против диктата Гитлера.

В 1930 г. положение в экономике резко ухудшилось в связи с начавшимся мировым экономическим кризисом. Количество безработных достигло почти 4 млн человек. Правительство Мюллера ушло в отставку, канцлером стал Генрих Брюнинг, представивший на утверждение рейхстагу ряд чрезвычайных законов (о снижении уровня зарплаты, о введении новых налогов и др.). Рейхстаг их отклонил, и тогда президент распустил рейхстаг и назначил новые парламентские выборы на сентябрь 1930 г.

Геринг активно работал в рейхстаге, защищая интересы «Люфтганзы» и своих сторонников, а потом включился в предвыборную борьбу. Опять начались выступления на митингах. Похудевший, подтянутый и энергичный, с орденом «За заслуги» на коричневом галстуке, он вдохновлял своих сторонников и завоевывал себе популярность.

Результаты выборов, состоявшихся 14 сентября 1930 г., стали сенсацией: за НСДАП проголосовало 6,4 млн избирателей, и нацисты получили в рейхстаге 107 мест из 577, образовав вторую по величине парламентскую фракцию (уступив только социал-демократам, за которых проголосовало 8,5 млн человек). Коммунисты набрали 4,6 млн голосов и получили 77 мест.

Геринг, приписавший себе основную заслугу в победе нацистов на выборах, стал главным политическим представителем и советником Гитлера, которого его сторонники теперь именовали не иначе как «фюрер». «Фюрер» поставил Герингу задачу: подготовить завоевание власти нацистами с помощью политических средств. Одновременно продолжалось укрепление «штурмовых отрядов». Для этой цели Гитлер вызвал к себе Рема, которого судьба забросила за океан, в Боливию, и назначил его начальником штаба СА, сохранив за собой пост «командующего».

13 октября 1930 г. состоялось открытие рейхстага нового созыва, на которое все делегаты от НСДАП пришли, одетые в коричневую партийную форму. Вечером того же дня на улицах Берлина впервые произошли нападения на евреев и погромы еврейских магазинов. И в тот же вечер в доме Геринга состоялся большой прием, на который пришло много почетных и знатных гостей: Гитлер, Геббельс, Гесс, принц Август-Вильгельм, граф Гессе, принц и принцесса фон Вид и другие. Среди них впервые появился и Эрхард Мильх, директор-управляющий компании «Люфтганза», бывший капитан авиации. Он, как и другие гости, был очарован «скромностью и дружелюбием Гитлера».

Канун Рождества супруги Геринг отмечали дома, по-семейному; в гостях у них были только Томас Кан-тцов (сын Карин, приехавший из Швеции) и Геббельс, еще остававшийся холостяком. Геббельс пришел с подарками. Был простой ужин из ветчины, холодных закусок и фруктов, а потом Геббельс сел за фисгармонию и сыграл рождественские гимны: «Тихая ночь» и «Ты моя радость»; все подпевали по-немецки и по-шведски. Памятная мелодия «Тихой ночи», напомнившая Карин о скитаниях в Австрии после провала «Пивного путча», глубоко расстроила ее, она разволновалась, и у нее поднялась температура; пришлось вызывать врача. Несколько дней ее мучили приступы лихорадки и держалась температура под 40°, потом стало легче. 5 января 1931 г. у них на обеде были Гитлер, Шахт, Тиссен и другие важные и влиятельные персоны, и Карин сама встречала и угощала гостей, которым подали гороховый суп со свининой и шведский яблочный пирог с ванильным соусом.

В начале 1931 г. количество безработных в стране превысило 4,5 млн человек. Канцлер Брюнинг решил принять срочные меры и предложил внести поправки в конституцию, чтобы восстановить монархию. Он хотел заручиться поддержкой Гитлера, но Гитлер отказался, ответив, что не заинтересован в разрешении кризиса. «Пусть назначаются все новые и новые выборы, пока мы не получим большинство в рейхстаге!» — сказал он.

В январе 1931 г. состоялись беседы Геринга с кайзером Вильгельмом Вторым, отрекшимся от престола и жившим в Голландии. Кайзер пригласил его прибыть вместе с Карин и два дня вел с ним то деловые переговоры, продолжавшиеся до поздней ночи, то светские беседы в узком семейном кругу. Сошлись на том, что Геринг будет содействовать возвращению кайзера в Германию, и на этом расстались. Геринг приезжал в Голландию еще раз, после совещания с Гитлером, который тоже собирался навестить кайзера, но потом передумал: он хотел власти лично для себя и не собирался делиться ею ни с кем.

Странно, но чем успешнее развивалась политическая карьера Геринга, тем больше ухудшалось здоровье его жены. У нее часто случались обмороки, во время которых она подолгу лежала без сознания, и Геринг решил повезти ее летом на курорт в Силезию. Гитлер подарил ему «мерседес» (за успехи в проведении выборов!), купленный, как он сказал, «на гонорар за книгу «Майн кампф», и супруги Геринг отправились в путешествие на машине вместе с сестрой Карин, Фанни Моллендорф. За две недели они побывали в Дрездене, где встречались с Гитлером и где их приветствовали толпы народа, потом в Австрии, у сестры Геринга Паулы (на крестинах ее дочери) и вернулись в Берлин в конце сентября 1931 г., где их ждало известие о смерти матери Карин. На похороны в Швецию они тоже поехали вдвоем, и эта поездка погубила Карин. Ей стало плохо, она не вставала с постели, и доктора опасались за ее жизнь.

Геринга срочно вызвали в Германию, на встречу с президентом Гинденбургом, намеревавшимся решить вопрос об участии НСДАП в правительстве. Перед нацистами открылась, наконец, заветная цель, к которой они так долго стремились: президент собирался либо включить Гитлера в правительство Брюнинга, либо поручить ему самому формирование нового кабинета. Геринг и Гитлер преисполнились самых радужных надежд, но увы: встреча с президентом не принесла им успеха. «Старый господин» (как с презрительной иронией именовал Гинденбурга Гитлер) оказался совсем не прост: он легко разглядел в Гитлере замашки будущего диктатора и с большим трудом согласился предоставить ему пост министра почт и телеграфа — и не более того! («Пусть он облизывает марки с моим изображением, возможно, это умерит его честолюбие!» — сказал будто бы Гинденбург о Гитлере.) Такое решение отнюдь не соответствовало амбициям фюрера, и нацисты остались ни с чем: формирование нового кабинета было поручено Брюнингу. 16 октября его правительство было утверждено рейхстагом, а 17 октября 1931 г. Геринг получил из Стокгольма известие о смерти Карин. Он опять отправился в Швецию, где и простился с женой в последний раз в той самой церкви Эдельвейс, где они когда-то беседовали в тишине и слушали музыку. 21 октября состоялись похороны, и в тот же вечер он возвратился в Берлин. В памяти у него снова и снова возникала сцена похорон, звучали выражения сочувствия и голос Карин, повторявший слова, которые он вычитал в каком-то из ее писем: «Какая она странная, эта жизнь! Она оказалась совсем не такой, какой я ее себе представляла…»

Геринг не захотел жить в своей квартире и остановился в отеле «Кайзергоф», располагавшемся напротив рейхсканцелярии; там же занимал номер и Гитлер.

Все, что осталось теперь у Геринга, — это его карьера, завоевание власти. Правда, он потерял ту, ради которой хотел завоевать богатство и власть, но цель казалась уже близкой, и он продолжал к ней стремиться, не в силах ни остановить движение, ни свернуть с избранного пути.


Глава 9
Герман Геринг —
президент рейхстага Германии

После провала «Пивного путча» Гитлер объявил, что будет добиваться власти только законными методами. За это он получил в народе прозвище «Адольф-законник».

Энциклопедия Третьего рейха

В сентябре 1931 г., незадолго до смерти Карин, умерла Гели Раубаль, племянница и любовница Гитлера, застрелившаяся в его квартире в Мюнхене в его отсутствие. Ее похоронили в Вене, куда ездили, в качестве представителей Гитлера, Рем и Гиммлер. Так у Геринга и Гитлера появились одинаковые причины для скорби об утраченных незаменимых близких людях, вызвавшие у них взаимное сочувствие. Геринг упрекал себя за недостаточную заботу о жене и за то, что вовлек ее в свою политическую деятельность; Гитлер переживал скандал, связанный с неясными обстоятельствами смерти его племянницы.

А для Геббельса началась полоса везения. Он женился на красавице-аристократке Магде Квандт и поселился в ее роскошной квартире на Рейхсканцлер-платц, которая теперь и стала сборным пунктом для всей команды сподвижников и помощников Гитлера, окружавших его в дни его пребывания в Берлине.

Геринг оставил свою квартиру в доме № 7 по Баденшенштрассе и переехал в дом № 34 на улице Кайзердамм, находившийся неподалеку от места, где жил Геббельс. Его домашнее хозяйство вела домработница Цилли, нанятая еще при Карин. Квартира, располагавшаяся на третьем этаже, имела 9 комнат, ванную и два туалета, под домом был подземный гараж, и за все это Геринг платил 250 марок в месяц. (Во время войны дом разбомбили, уцелел только гараж. Теперь на этом месте стоит автозаправочная станция.) Главным центром встреч с Гитлером стала теперь квартира Геббельса; здесь трио нацистских единомышленников разработало в 1932 г. план «Махтэрг-райфунг», предусматривавший завоевание парламентского большинства, формирование правительства и захват власти мирным путем, на основе существовавших законов.

Заканчивался срок пребывания Гинденбурга на посту президента, и все гадали, будет ли престарелый фельдмаршал баллотироваться во второй раз. Канцлер Брюнинг хотел восстановить в Германии монархию и намеревался с этой целью продлить срок пребывания Гинденбурга у власти, проведя для этого поправку к конституции, но для этого ему требовалась поддержка Гитлера и националистов, которых возглавлял Гугенберг. Роль Геринга во всех этих интригах была значительной: он являлся главным представителем Гитлера на политических переговорах и, надо сказать, вел их с большим умом. Когда Гинденбург решил переизбираться на второй срок, именно Геринг убедил Гитлера тоже выставить свою кандидатуру на президентских выборах.

Гинденбург без большой охоты согласился участвовать в выборах. Он пошел на это только ради того, чтобы не допустить ожесточенных столкновений между левыми и правыми, которые в борьбе за президентский пост могли допустить любые крайности.

Гитлеру не хотелось обрекать себя на поражение, выступая на выборах против Гинденбурга. Он даже не имел права выставлять свою кандидатуру, поскольку не был гражданином Германии (у него было австрийское гражданство). Но тут, по совету Геринга, ему помогли националисты, назначившие Гитлера правительственным служащим в Брунсвике (район в Германии). Этот пост автоматически обеспечил ему получение германского паспорта, и он принял участие в борьбе за президентское кресло.

Кроме него и Гинденбурга (которого поддерживали социал-демократы и центристы) в выборах принимали участие еще два кандидата: Эрнст Тельман от коммунистов и Теодор Дустерберг (глава организации «Стальной шлем») — от националистов.

Геринг принял активное участие в предвыборной кампании. Он быстро сделался любимцем публики, восторженно приветствовавшей его импровизации с трибуны. Помимо этого, он убедил многих правых (и в их числе — видных монархистов и промышленников) поддержать Гитлера, и это принесло свои плоды. На выборах, состоявшихся в марте 1932 г., Гитлеру отдали голоса более 11 млн избирателей. Гинденбург получил 18,6 млн, Тельман — 5 млн, Дустерберг — 2,5 млн. Затем состоялся второй тур, в котором победил Гинденбург, набравший 19,4 млн голосов и ставший президентом, но и доля Гитлера оказалась внушительной: 13,4 млн голосов, что сразу сделало его политиком общенационального масштаба и претендентом на самые высокие государственные посты. Геринг тоже грелся в лучах славы своего фюрера, как его верный помощник и любимец масс, но его роль этим не ограничивалась: став вскоре президентом рейхстага (в августе 1932 г.), он превратился в третьего по значению руководителя государства — после президента Германии и канцлера правительства. Он получил в свое распоряжение (в качестве официальной резиденции) роскошный дворец, располагавшийся напротив здания германского парламента. Пост президента рейхстага оставался после этого за ним до конца жизни.

С этого времени за Герингом укрепилась слава «независимого» соратника Гитлера, обладающего собственной властью и способного действовать самостоятельно. Он приобрел широкую популярность по всей стране, потому что, как председатель рейхстага, получил право (в числе немногих политиков) выступать по общегосударственному радио; его речи, отличавшиеся грубоватой прямотой и резкостью, имели успех у немцев.

Геринг использовал свое влияние в рейхстаге, чтобы добиться отставки военного министра Тренера. После этого Гинденбург отправил в отставку все, правительство канцлера Брюнинга и утвердил «промежуточный» кабинет, назначив затем новые выборы в рейхстаг. Это стало крупной победой Геринга, потому что обстановка благоприятствовала нацистам и они могли увеличить свое представительство в рейхстаге на новых выборах.

Опять началась предвыборная кампания. Геринг разъезжал по стране, убеждая слушателей в том, что режим многопартийной демократии исчерпал себя и что нужно голосовать за нацистов и за Гитлера, который «послан самим Богом и будет спасителем Германии».

В те дни, весной 1932 г., произошла встреча Геринга с актрисой Эмми Зоннеманн. Первым ее приметил Гитлер, он познакомился с ней и имел с ней беседу, а потом порекомендовал ее Герингу. Геринг и Эмми встретились в кафе в Веймаре, долго разговаривали и гуляли вместе по парку. В следующий приезд Геринга в Веймар они встретились снова, и Эмми, по ее словам, «почувствовала, что моя судьба решена!»

Эмми уже побывала замужем, за актером, но их жизнь не сложилась, и они развелись. Она не выглядела такой «воздушной», как Карин; крепкая здоровая блондинка из Гамбурга, она воплощала в себе тип «северогерманской красоты», «нордический идеал», к которому всегда стремился Геринг. Она получила хорошее образование и была на отличном счету в Национальном театре в Веймаре, где выступала в амплуа «романтической героини». Ей было в то время 39 лет, как и Герингу.

Почувствовав на себе заботливую женскую опеку, Геринг приободрился и обрел душевное спокойствие; в его доме на Кайзердамм появилась хозяйка, приветливо встречавшая многочисленных гостей и сразу облегчившая ему исполнение светских обязанностей, являвшихся необходимой частью его беспокойной политической деятельности. До этого «первой дамой» в кругу нацистских руководителей была Магда Геббельс, теперь у нее появилась достойная соперница. Эмми продолжала выступать в театре, но вскоре поняла, что действительность, в которой она очутилась, затмевает своим блеском и драматичностью сюжеты, разыгрываемые на сцене. Ей пришлось иметь дело с настоящими принцами и принцессами, могущественными промышленниками, ловкими и влиятельными политиками.

«В первый же вечер, когда мы с Германом приехали к нему в Берлин, — вспоминала Эмми, — мне пришлось быть хозяйкой на большом приеме, который он у себя устраивал. Все прошло удачно. Красивая обстановка квартиры превосходила, пожалуй, своим богатством даже тот уровень, который ему обеспечивали его доходы. Он признался мне, что тратит к тому же массу денег на ведение судебных дел против своих политических противников и обидчиков. Необычная личность! Человек несгибаемой воли, сражавшийся за идеи Гитлера, не щадя здоровья, настоящий прусский офицер, воин со стальным взглядом, умеющий зажечь массы своими призывами! И при этом — человек, способный на нежное чувство, на любовь, которую трудно было от него ожидать. Он не забыл свою первую жену и устроил в одной комнате настоящий музей, напоминавший ему о Карин. Там стояла ее фисгармония, висели ее портреты и лежали разные мелкие безделушки. В первый же вечер я встретила многих знаменитостей, среди которых мне особенно запомнились принц Филипп Гессе, племянник кайзера Вильгельма, и его брат, принц Кристоф, с женой, принцессой Софи.»

Выборы в рейхстаг состоялись 31 июля 1932 г. и принесли партии Гитлера новую сенсационную победу: она завоевала 230 мест в рейхстаге и образовала самую крупную парламентскую фракцию. Теперь Гитлер мог на законной основе требовать для себя поста канцлера (премьер-министра) правительства. Однако Гинденбург не собирался предоставлять Гитлеру этот пост: он составил себе вполне определенное мнение о «фюрере» нацистов за время президентской предвыборной кампании и теперь принял решение сохранить пост канцлера за Папеном. Гитлеру же был предложен пост вице-канцлера (заместителя премьер-министра), а Герингу — пост министра внутренних дел Пруссии. Геринг был рад такому предложению: он мог бы, впервые в жизни, стать министром, получив к тому же право командовать значительными силами полиции; что же касается Гитлера, то он с негодованием отверг предложение президента, заявив, что не собирается становиться чьим-либо заместителем и требует для себя всех положенных ему полномочий. Рем, бывший в это время командиром штурмовиков, тоже затаил обиду на Гинденбурга (прослышавшего о его гомосексуальных наклонностях); теперь Рем предложил Гитлеру применить силу, использовав для захвата власти отряды СА, но Геринг отсоветовал это делать, надеясь решить проблему политическими средствами. В конце концов Гитлер, оставив Геринга своим представителем в Берлине, уехал в Берхтесгаден на отдых.

Этот эпизод, как и последующие действия Геринга, показал, что он вполне усвоил методы политической борьбы и стал мастером в этой области. Как видим, в качестве первого шага он вывел из игры Рема, являвшегося его личным врагом и соперником в борьбе за влияние на Гитлера. Затем он обеспечил себе избрание на пост президента рейхстага, мобилизовав для этого три фракции: НСДАП, центристов и Баварскую народную партию. Став президентом рейхстага, опирающимся на парламентское большинство, Геринг получил возможность начать процесс смещения кабинета фон Папена и формирования нового правительства; он был уверен, что сумеет привести Гитлера к власти.

Действуя по этому плану, Геринг посетил президента Гинденбурга в его поместье, где предложил отправить правительство Папена в отставку, но получил ясный и недвусмысленный отказ. Гинденбург заявил, что рейхстаг может (если пожелает) выразить недоверие правительству, но он, президент, все равно останется на стороне кабинета. Это могло значить только одно: что у Папена уже имеется на руках указ о роспуске рейхстага, подписанный президентом, в котором канцлер мог сам поставить нужную ему дату.

Геринг уже научился разбираться в подобных тонкостях. Решающее заседание рейхстага состоялось 12 сентября 1932 г. Сразу же был поставлен на голосование вопрос о недоверии правительству (выдвинутый коммунистами). Фон Папен попросил предоставить ему слово, намереваясь объявить о роспуске рейхстага, но Геринг ему слова не дал и объявил о голосовании по вопросу о недоверии кабинету, которое и было подтверждено большинством голосов (92 %). Так фон Папен оказался первым канцлером в истории Германии, которому рейхстаг не дал слова для выступления; вместо этого он был отправлен в отставку, а его подпись под указом о роспуске рейхстага оказалась недействительной. Правда, Гинденбург все равно распустил рейхстаг своей властью, но Геринг добился главного: он отправил в отставку правительство фон Папена, показав его полную несостоятельность (ведь за него проголосовали всего 42 депутата из 421). Заодно Геринг продемонстрировал общественности слабость демократического строя Веймарской республики, в которой парламент ничего не мог сделать (даже при полном своем единодушии!) против воли президента. Новые выборы в рейхстаг были назначены на ноябрь 1932 г. Противники Гитлера рассчитывали, что нацисты не смогут победить, поскольку они уже истратили все свои партийные деньги на предыдущих выборах, но они недооценили Гитлера и его команду, которые, сумев прорваться к власти, отнюдь не собирались с ней расставаться. НСДАП хотя и потеряла на новых выборах 34 места, все равно осталась самой крупной фракцией в рейхстаге и продолжала претендовать на право формирования правительства.

После выборов произошло важное для нацистов событие: ведущие промышленники и финансисты Германии обратились с письмом к президенту Гинденбургу, высказав пожелание, чтобы новое правительство было сформировано «лидером ведущей партии (или группы партий), с целью обеспечить ему как можно более полную национальную поддержку». Под письмом стояли такие известные фамилии, как Шахт, Шредер, Тиссен и другие; еще ряд деятелей того же калибра — Крупп, Сименс, Бош — хотя и не подписали письмо (под предлогом нежелания вмешиваться в политику), но выразили ему поддержку на словах. Укрепление доверия между деловыми кругами Германии и нацистами было во многом результатом стараний Геринга и его влияния на Гитлера. Геринг был понятен и близок богатым, влиятельным и знатным представителям общества, страшившимся непредсказуемости Гитлера и радикализма Геббельса, ненавидевшего не только евреев, но и «буржуазию и филистеров». Геринг поддерживал и укреплял в обществе свой образ умеренного и добропорядочного деятеля правого толка, отмежевываясь от крикливой «революционности» Геббельса (названного им в частной беседе «националистом-большевиком») и указывая на свою «независимость» от Гитлера. «Всякий раз, когда мне удается смягчить этого прусского упрямца (Гинденбурга), — говорил Геринг своему другу Зоммерфельдту, одному из представителей высшего общества Германии, — вмешивается Юпп (Йозеф Геббельс), и все мои старания летят к черту!» Зоммерфельдт, принимавший Геринга в своем охотничьем домике, стоявшем в заповедных лесах Бранденбурга, провел с ним немало часов в беседах на разные темы и сумел составить о нем достаточно полное представление. Он сразу отметил заметную двойственность (возможно — двуличие) в характере Геринга: «Этот человек живет противоречивой жизнью. Днем, облачившись в коричневую форму и выступая среди своих друзей-нацистов, он ведет себя как истый «штурмовик» и «революционер», шумит и скандалит, отстаивая смелые планы завоевания власти; а вечером, надев прекрасно сшитый фрак, принимает своих знатных гостей и чинно беседует с ними о политике. Он любит прикинуться «рубахой-парнем» и вспомнить о фронтовой дружбе, но в душе он мечтает о необъятной власти. Его политическая программа основана на простой идее — стать (по меньшей мере) «вторым человеком в рейхе», чтобы при первом же возможном случае превратиться в «первого»! Несмотря на свою тучность, он полон энергии и живости и выглядит крепким и сильным. Он откровенно противопоставляет себя другим партийным «вождям» и гордится своим происхождением из «хорошей семьи», своим офицерским прошлым и славой командира истребительного авиаполка «Рихтгофен».

В ноябре 1932 г. правительство фон Папена (представлявшего правое крыло католической «партии центра») ушло в отставку (поскольку оно не пользовалось поддержкой большинства депутатов рейхстага), и президент Гинденбург снова начал переговоры с лидерами партий о формировании нового кабинета. Геринг подготовил две встречи Гитлера с Гинденбургом, состоявшиеся 19 и 21 ноября. Условия Гитлера были жесткими (если не сказать — наглыми). Он потребовал, чтобы президент утвердил сформированное им (Гитлером) правительство, но в дальнейшем не вмешивался в его работу; это положение предлагалось закрепить специальным указом, получившим название «Эрмахтунггезетц» («Положение о полномочиях»), который фактически давал Гитлеру диктаторские права. Он хотел также, чтобы и рейхстаг не ограничивал его деятельность, чтобы одобрение рейхстага не было для него обязательным и чтобы такой порядок гарантировался президентом. Гинденбург твердо отверг все эти притязания.

Гинденбург решил поручить формирование правительства Курту фон Шлейхеру (известному как сторонник военной диктатуры), бывшему военному министру в правительстве фон Папена. Шлейхер предложил Гитлеру несколько постов в своем кабинете, которые могли бы занять члены НСДАП. Он задумал таким путем расколоть партию Гитлера, противопоставив «фюреру» других нацистских «вождей», и это ему едва не удалось. Шлейхер предложил пост вице-канцлера Грегору Штрассеру, чтобы с его помощью заручиться поддержкой профсоюзов, сам же он опирался на поддержку вермахта. Штрассер был готов принять предложение Шлейхера, но Гитлер отвергал его, настаивая на принципе «Все — или ничего!», а Геринг, не желая порывать с Гинденбургом, предложил промежуточный вариант: чтобы ему, Герингу, отдали посты министра авиации и премьер-министра Пруссии. Споры закончились ничем, а тем временем Шлейхер сформировал свое правительство, в котором нацистам не досталось никаких постов.

Это вызвало среди них растерянность и раздоры. Грегор Штрассер отказался от всех партийных должностей и уехал из Берлина. Гитлер, боясь раскола в партии, собрал 9 декабря в Берлине всех нацистских руководителей и восстановил партийное единство, угрожая застрелиться, если ему откажут в повиновении. Партийная казна была пуста, и на проведение новых выборов не было средств. Нацистам пришлось смириться и с правительством Шлейхера, и с положением в рейхстаге, в котором они, впрочем, сохранили большинство, поддерживая союз с центристами и правыми, тогда как социал-демократы и коммунисты находились в оппозиции.


Глава 10
Мрачный час торжества

…Жертвы будут огромны. Города превратятся в руины, замечательные памятники архитектуры исчезнут навсегда. Это время не пощадит и нашу священную землю. Но я не страшусь этого!

Гитлер о будущем Германии

1933 г., в котором Геринг отметил свое сорокалетие, стал переломным в истории Веймарской республики. Партии, выступавшие за парламентский образ правления, утратили большинство в рейхстаге, которое перешло к партиям тоталитарного, диктаторского толка: национал-социалистам и коммунистам. Так были созданы предпосылки для утверждения в Германии диктаторской власти, и такое положение создалось по воле самих избирателей, а не в результате происков какого-нибудь любителя авантюр.

Многие задавались вопросом: что же случится с рейхом? Утвердится ли вместо него государство «диктатуры пролетариата», вроде того, которое уже существовало в России? Или же установят «коричневую диктатуру» нацисты во главе со своим непредсказуемым вождем Адольфом Гитлером, взявшим за образец для подражания фашистскую Италию? А может быть, наступит власть военных? Но этот путь не обещал достижения долговременной стабильности, наоборот, он мог привести к гражданской войне, против которой предостерегал престарелый президент Гинденбург (ему исполнилось уже 85 лет). Наконец, был еще и четвертый путь — путь восстановления монархии. Ведь корона, оставленная кайзером Вильгельмом, пылилась без дела и, казалось, только ждала нового владельца — лишь бы у него достало смелости протянуть к ней руку! Может быть, она ждала Геринга? Не зря же он считался монархистом, вторым по влиянию человеком после Гитлера, и был постоянно окружен принцами и принцессами!

Хотя, рассуждая здраво, последние две возможности развития событий (установление военной диктатуры или монархии) можно было бы отбросить как маловероятные. Больше всего правителей Германии страшила, конечно, перспектива прихода к власти коммунистов, и, чтобы не допустить этого, они, наверное, были готовы пойти на союз не то что с Гитлером, но и с самим дьяволом! 4 января 1933 г. произошла тайная встреча Гитлера с фон Папеном, на которой эти два деятеля договорились о создании такого кабинета, в котором Гитлер был бы канцлером, а ключевые министерские посты заняли бы сторонники фон Папена. Они согласились также, что необходимо устранить с политической сцены коммунистов, социал-демократов и евреев; Гитлер пообещал отказаться от социалистических установок своей программы, а Папен посулил в ответ, что добьется крупных субсидий от промышленников.

Итак, решался вопрос о власти, и ответ на него был найден отнюдь не путем народного волеизъявления. По свидетельству историка фон Плеве, «наиболее поразительным в ситуации последних дней существования Веймарской республики было то, что ни народ, ни политические партии, ни даже влиятельные общественные группировки не были допущены к решению проблемы власти; политики отодвинули их в сторону, не думая об их существовании!»

Гитлер хотел стать канцлером, и вопрос об этом был решен в тиши богатых загородных вилл, за плотно закрытыми дверями и опущенными занавесками, на тайных совещаниях, участники которых спорили и ссорились, но в конце концов позволили увлечь себя на тот путь, который подготовил фюрер. Геринг играл на этих закулисных торгах отнюдь не последнюю, а, скорее, ведущую роль. Он понимал важность момента, он, вероятно, мысленно и сам примерялся к власти, но шансы Гитлера были предпочтительнее.

Главной политической фигурой, без которой было невозможно решить вопрос о передаче власти законным путем, оставался президент Гинденбург. Он не желал нарушать клятву верности конституции Веймарской республики и хотел найти такого преемника, который тоже принес бы такую же клятву. И Гитлер дал заверения в верности конституции на совещании с фон Папеном, состоявшемся 4 января на вилле банкира Шредера близ Кельна.

После этого все старания Шлейхера расколоть НСДАП потеряли смысл, тем более что Геринг был снова избран президентом рейхстага и опирался на широкую коалицию партий, включавшую правых, центристов, Баварскую народную партию и небольшую Государственную партию; сам же Шлейхер такой поддержки не имел.

22 января 1933 г. на вилле Риббентропа состоялось решающее совещание Гитлера с представителями Гинденбурга — его сыном Оскаром и государственным секретарем Мейсснером. Гитлер сделал некоторые уступки: он согласился с тем, что Гинденбург сам назначит военного министра и министра иностранных дел и что фон Папен войдет в его правительство как вице-канцлер и личный представитель президента. Этот шаг Гитлера решил дело, у президента не осталось возражений против его назначения канцлером.

Шлейхер попробовал сопротивляться. Он попытался получить у президента чрезвычайные полномочия на роспуск рейхстага и отсрочку выборов, но Гинденбург ему отказал, решив, что правительство Гитлера — фон Папена будет ему надежной опорой, а потому и нет никакой нужды идти на обострение обстановки. Военные попытались помочь Шлейхеру. Они попросили Гинденбурга включить Шлейхера в правительство Гитлера в качестве военного министра, но президент отверг их просьбу. Тогда они пригрозили поднять по тревоге потсдамский военный гарнизон и разогнать «весь этот свинарник на Вильгельмштрассе» — рейхсканцелярию и министерство иностранных дел, помогавшие вести переговоры с Гитлером, но Шлейхер отказался от услуг военных, опасаясь гражданской войны. 28 января 1933 г. правительство Шлейхера было отправлено в отставку, а 29 января Геринг доложил Гитлеру, что все препятствия с его пути к власти устранены и вопрос о назначении его канцлером правительства Германии решен.

В тот день Геббельс записал в своем дневнике:

«Это, несомненно, день большой удачи для Геринга. Он годами вел изнурительные переговоры и теперь создал основу для нового развития политической и дипломатической карьеры фюрера. Надо отдать должное его воле, осторожности и верности делу Гитлера — они действительно достойны восхищения! Он непоколебимо довел дело до конца, показав себя верным оруженосцем фюрера. Возможно, все это звучит слишком напыщенно, но это так!»

Во всем этом деле Геринг заработал и кое-что для себя лично, получив пост государственного уполномоченного по делам авиации и пост министра-президента Пруссии, и теперь он чувствовал потребность поделиться с кем-нибудь своим торжеством. Он послал автомобиль в Веймар за Эмми, и она приехала к нему в Берлин вечером того же дня. «Мы не могли долго разговаривать, так как смертельно устали, — писала потом Эмми в своих воспоминаниях. — Герман только сказал мне: «Утром поезжай к Гитлеру и подари ему цветы. Я думаю, он будет рад!»

Теперь Геринг мог взяться за выполнение обещания, данного когда-то друзьям-сослуживцам по авиаполку «Рихтгофен», — заняться восстановлением германской авиации. Он встретился с Мильхом, директором-управляющим компании «Люфтганза», и предложил ему пост государственного секретаря в министерстве авиации; после некоторых раздумий Мильх согласился, спросив под конец разговора: «Скажи, Герман, ты все еще принимаешь наркотики?» — на что Геринг, не колеблясь, ответил: «Нет! С этим давно покончено!»

Начались приятные хлопоты по вхождению в должности. Днем 30 января Гитлер и Геринг поехали в рейхсканцелярию, где встретили и Гинденбурга, и всех министров нового правительства. Президент Гинденбург принял присягу нового кабинета, во время которой Гитлер коротко повторил свою клятву верности конституции. После этого президент благословил новых министров на труды, сказав: «Ну что же, вперед, господа, и да поможет вам Бог!» С этим напутствием фельдмаршал когда-то посылал войска в сражение; знал бы он, кого и на какие подвиги благословил в этот раз!

Тут же была сделана фотография нового правительства в полном составе, обошедшая все газеты. Гитлер сидит на диване между фон Папеном и Герингом. Геринг весь сияет от счастья и удовлетворения. Он получил посты государственного уполномоченного по делам авиации и министра (без портфеля), сохранив за собой должность исполняющего обязанности министра внутренних дел Пруссии. Теперь по количеству занимаемых государственных должностей он догнал своего отца. Правда, отца в свое время называли «Ваше превосходительство», но то было при кайзере, а теперь не осталось ни кайзера, ни короля — а жаль! Впрочем, можно было еще многого ожидать от будущего! Геринг твердо уверовал в то, что взлетит еще выше, если будет хранить верность Гитлеру. Ведь фюрер вполне может стать президентом в случае смерти Гинденбурга! И монархия еще может быть восстановлена! Может быть, Гитлер сделает себя кайзером, а его, Геринга, — королем, например королем Пруссии? Ведь полученные ими посты вполне соответствуют званиям кайзера и короля, разве что они заняли их от имени народа, а не унаследовали от предков!

Первое заседание нового кабинета открылось в 17 часов 30 января 1933 г.; Геринг прибыл на него прямо с пресс-конференции для иностранных журналистов, проводившейся в правительственном здании на Унтер-ден-Линден. На заседании обсудили вопросы отношений с рейхстагом и одобрили разрешение, выданное начальником городской полиции, на проведение вечером того же дня факельного шествия штурмовиков в районе правительственных зданий.

Прежде чем отправиться на заседание правительства, Геринг заехал домой, чтобы снять костюм и переодеться в коричневую форму; обращаясь к Эмми, он сказал: «Довольно странно чувствуешь себя в тот момент, когда давно задуманное дело оказывается выполненным!» Он пригласил жену приехать вечером в отель «Кайзергоф», где заказал ей номер, из которого она могла полюбоваться на факельное шествие; на всякий случай, в целях безопасности, он дал ей заряженный револьвер. Эмми отправилась в отель вместе с экономкой Цилли, которой отдала револьвер, так как боялась держать его при себе.

Гитлер, Геринг и Гесс любовались вечерним парадом штурмовиков, стоя у открытого окна рейхсканцелярии. Геббельс установил здесь же микрофон и повел, впервые в истории, прямой репортаж о празднике, который передавали все радиостанции Германии. Геринг не упустил случая завладеть микрофоном и обратился с приветствием к гражданам страны, сказав, что в Берлине наблюдается всеобщее ликование, сравнимое с энтузиазмом, охватившим нацию в августе 1914 г., в день начала Первой мировой войны. Увы, это было рискованное сравнение, вызвавшее у многих неприятные ассоциации и прозвучавшее как пророчество. Геринг поступил опрометчиво, заняв место у микрофона; лучше бы он уступил его доктору Геббельсу, который, несомненно, нашел бы для такого случая более обтекаемые формулировки! Действительно, назначение Гитлера канцлером правительства Германии стало первым шагом в цепи роковых событий, которые привели нацию к новому тяжкому поражению. Впрочем, если у кого-то из собравшихся посмотреть на торжество и промелькнули тревожные мысли, то они постарались их отогнать. Зрители (и сам президент Гинденбург, тоже любовавшийся зрелищем) были увлечены прекрасной выправкой маршировавших штурмовиков и праздничным блеском факелов в их руках.

Геринг сказал, что 30 января 1933 г. навсегда войдет в историю Германии как день «махтюбернаме» («захвата власти») — и в этом он опять-таки оказался полностью прав — и поздравил с великим событием престарелого фельдмаршала, ветерана Первой мировой войны, и его молодого преемника, «фюрера германского народа». Геринг провозгласил в заключение лозунг дня: «Хлеб и работу — каждому немцу, свободу и честь — всей нации!»

После окончания шествия Эмми и Цилли возвратились домой, на Кайзердамм, и стали ждать своего хозяина, но он явился только в четвертом часу утра и принялся объяснять: сначала, мол, отмечали создание правительства, а потом — день рождения принца Ауви… «Не мог же я отказаться от приглашения принца!» — оправдывался Геринг, всю жизнь испытывавший почтение к членам императорской семьи. Но Эмми не стала сочувствовать его трудностям: она была обижена тем, что он не взял ее с собой на банкет по случаю победы Гитлера и не повез на прием к кронпринцу. Эмми объявила, что немедленно уезжает в Веймар, в свой театр, на репетиции «Фауста», где ей дали роль Гретхен. Напрасно Геринг убеждал ее, что она и так хорошо знает роль и что ему будет одиноко без нее — Эмми была непреклонна. Она уехала и не появлялась после этого в Берлине целых три недели. Таковы женщины! Внимание к себе они ставят превыше самых важных государственных дел и ухитряются отравить ядом своей ревности минуты самого возвышенного торжества! И все же Эмми была права: за время знакомства с Герингом она успела поближе присмотреться к нацистам, и некоторые особенности их поведения внушали ей смутную тревогу, так что их приход к власти скорее поразил ее, чем обрадовал.

В начале февраля состоялся ежегодный праздник Германского аэроклуба; это событие отмечали в Доме оперы, располагавшемся напротив рейхстага, и на празднике присутствовало все высшее берлинское общество. Геринг, явившийся во фраке, встретил там многих своих бывших фронтовых друзей, «горных орлов» из истребительной авиации кайзера. Теперь у него были все основания напомнить им о прощальном вечере в Ашаффенбурге и о своем обещании возродить германскую авиацию. Все блестящее общество слушало его речь с глубоким вниманием, но когда он объявил, что первая вновь созданная истребительная эскадрилья будет носить имя «Рихтгофен», его голос прервался от волнения, и Эрнст Удет, чтобы выручить друга, поспешил выкрикнуть тост и, выпив шампанское, бросить на пол пустой бокал — как когда-то в Ашаффенбурге! Геринг справился с волнением и закончил свою речь под звон разбиваемых бокалов и приветственные крики друзей, поверивших в возвращение удачи и не ведавших, что пройдет не так уж много лет, и их самолеты будут с такой же легкостью разбиваться о землю, как эти бокалы из-под шампанского. Удет встретил свою смерть раньше многих из них, покончив с собой в 1941 г.


Глава 11
Поджигатели

Враги Германии — твои враги! Ты должен ненавидеть их всем сердцем! Будь готов на все, не зная стыда, если речь идет о судьбе Новой Германии!

Йозеф Геббельс. Заповеди национал-социалиста


1. Господин и. о. министра

Чтобы осуществить построение тоталитарного режима, нужно иметь контроль над полицией. Геринг получил такой контроль, когда стал (30 января 1933 г.) исполняющим обязанности министра внутренних дел Пруссии. Вот что он писал в своей книге «Строительство нации», вышедшей в 1934 г.:

«Прежде всего мне нужно было установить жесткий контроль над полицией, и я взялся за это дело со всей энергией. Из 32 начальников полиции разных городов Пруссии я сразу же уволил 22 человека. Потом за ними последовали еще сотни офицеров и тысячи рядовых полицейских, места которых заняли верные мне люди из СА».

Старый знакомый Геринга Мартин Зоммерфельдт, ставший его пресс-секретарем, так писал о событиях того периода в своем дневнике:

«До июля 1932 г. правительство Пруссии существовало только на бумаге, а на самом деле оно не было сформировано; Пруссией управляли чиновники центрального правительства Германии, занимаясь ее делами изредка, когда находилось время. Когда Герман Геринг стал и. о. министра внутренних дел Пруссии, его начальником оставался фон Папен, как министр-президент этой крупнейшей германской провинции. Геринг прекрасно понимал ее значение и взялся за исполнение своих обязанностей с огромным желанием. Меня он назначил на должность директора по делам прессы, и я принял присягу, поклявшись в верности конституции Пруссии, написанной еще Бисмарком. Приказ о моем назначении утвердил фон Папен. Когда Геринг принял свою должность, большую часть постов в министерстве, как и вообще в администрации Пруссии, занимали католики, демократы и социал-демократы, а национал-социалистов было совсем немного: сам министр Геринг, его помощник Пауль Кернер и капитан полиции Якоби, вся работа которого заключалась в том, что он сидел за столом в приемной и охранял свой собственный пистолет, лежавший перед ним; там же сидела секретарша Геринга, фройляйн Грундтман, которая тоже была членом НСДАП».

Геринг получил полную власть в пределах своих полномочий и мог сам решать, что ему надлежит делать; он не собирался получать указания от фон Папена, хотя тот и являлся его прямым начальником. Своим подчиненным Геринг напомнил, что является продолжателем дела своего отца, который был в свое время старшим государственным чиновником в администрации Пруссии и верно служил Второму рейху.

«Что касается меня, — вспоминал позже фон Папен, — то я допустил одну важную ошибку, недооценив наглую напористость национал-социалистов, с которой они стали воплощать в жизнь свою «Новую идею», адресуясь при этом не к буржуазии, все еще мыслившей категориями XIX века, а к широким массам, и в первую очередь — к их инстинктам, а не к их рассудку. Нацисты стали использовать методы, которые мы считали совершенно неприемлемыми; мы и подумать не могли о чем-нибудь подобном!»

Так оно и происходило на самом деле. Геринг начал осуществлять «национал-социалистическую революцию», отрабатывая в Пруссии методы и средства, распространенные потом на всю Германию. Он распустил прусский ландтаг (местное законодательное собрание), запретил коммунистам проводить массовые митинги и уволил многих государственных чиновников, не проявивших должной лояльности к нацистскому режиму. Он ввел и еще одно новшество, получившее скоро зловещую известность, создав (декретом от 26 апреля 1933 г.) «государственную тайную полицию» («гехайме штаатсполицай») — гестапо, которая начала следить за образом мыслей граждан, выявляя политических противников нацизма и преследуя их с изуверской жестокостью. Начальником гестапо был назначен Рудольф Дильс, ставший ближайшим помощником Геринга и не жалевший сил, чтобы угодить своему шефу: он составлял для него досье не только на коммунистов и социал-демократов, но и на видных деятелей НСДАП и министров правительства, и этот «взрывчатый материал», примененный в нужную минуту, давал сокрушительный эффект, сметая с пути Геринга его противников и завистников; кроме того, Дильс, имевший хорошие связи на бирже, помогал Герингу спекулировать ценными бумагами, чтобы пополнять свои личные средства и тем поддерживать блестящий статус министра, президента рейхстага и просто любителя пожить на широкую ногу.

Геринг приказал завести так называемые «черные списки», куда включали всех противников национал-социализма. Все, кто в период существования Веймарской республики занимал в Пруссии выдающееся политическое, административное или общественное положение, теперь стали подвергаться преследованиям, и вскоре этот пример был подхвачен по всей Германии.

Здесь просто невозможно не воскликнуть: вот что делает с людьми власть, да еще и свалившаяся неожиданно! Эмми Геринг писала об этом периоде в жизни мужа: «Что-то непоправимо изменилось в нем после дня 30 января 1933 г., когда свершился этот их «махтюбернаме» — захват власти. До этого, находясь в оппозиции, он выглядел более беззаботным, теперь же я часто видела его насупленным, погруженным в мрачную задумчивость».

Действительно, какая перемена, и притом — не в лучшую сторону! Командир боевой эскадрильи — и составитель «черных списков» инакомыслящих; кавалер высших орденов рейха, отмеченный самим кайзером, — и биржевой спекулянт, использующий незаконно добытую информацию; сын прусского государственного деятеля — и жестокий преследователь граждан Пруссии, распустивший прусский ландтаг. Где же «кодекс чести прусского офицера», где «дворянская честь» и «фамильные традиции»? Да, такое было не в правилах «наивного XIX века», о котором упоминал фон Папен; это приметы людей «нового времени», отбросивших «химеру совести» и действующих по «логике революционной борьбы», согласно «революционной необходимости»!

Так поступал теперь, в 1933 г., и Герман Геринг, получивший долгожданную власть и одержимый желанием «отомстить за позор 1918 г.». Он распорядился вооружить всех прусских полицейских пистолетами, вместо резиновых дубинок, и заявил на предвыборном митинге в Дортмунде: «Теперь никто не станет жаловаться на то, что полиция забивает людей до смерти дубинками! И пусть все помнят, что каждая пуля, выпущенная полицейским, — это моя пуля! Пусть попробуют назвать меня убийцей!»

Так, в считанные недели, Геринг, мастер политических игр, любитель тактических ходов и дипломатии, превратился в авторитарного властителя, открыто утверждавшего режим единоличного правления в доверенной ему провинции. Теперь он говорил так: «Всякий мой подчиненный, исполняющий свой долг согласно моим указаниям и выступающий против врагов государства в самой резкой и жесткой форме, используя без колебаний вверенное ему оружие, — может быть уверен в моей поддержке и защите!» Теперь Пруссией правил один человек, которому подчинялись все! Молва окрестила его «ужасный Геринг», и это прозвище вызывало у него самодовольную ухмылку.

Заработав такую репутацию, можно было обращаться за вознаграждением к подлинным «хозяевам жизни». В феврале 1933 г. Геринг принял, с согласия президента, членов Общества германских промышленников: Круппа, (который был председателем Общества) и других, столь же видных деятелей. Гитлер произнес речь, а Геринг выступил с просьбой о деньгах — и получил их: промышленники пожертвовали в фонд НСДАП 3 млн марок.

22 февраля Геринг издал приказ о создании «вспомогательных полицейских сил»: это были отряды СА и СС, бойцы которых носили нацистскую форму и белые нарукавные повязки, говорившие об их принадлежности к полиции; они были вооружены винтовками и пистолетами. Все это оправдывалось «необходимостью защиты от коммунистов»: Геринг говорил, что «левые» не будут спокойно терпеть пребывание Гитлера на посту канцлера и попытаются силой захватить власть. Сам он почти не выходил из своего министерства, откуда управлял Пруссией: там у него был оборудован «командный пункт», вроде тех, что у него были на аэродроме во время войны. Его энергичные действия очень нравились Геббельсу, который с удовлетворением записывал в дневнике: «Геринг смело взялся за расчистку «авгиевых конюшен»!»

24 февраля Геринг приказал полиции устроить обыск в штаб-квартире коммунистов в Берлине, а затем объявил, что «были найдены изобличающие материалы, свидетельствующие о том, что коммунисты готовили мятеж против правительства». Все это явно было шито белыми нитками: никто не стал бы хранить такие документы в течение месяца после прихода нацистов к власти, да и Геринг, найдя «изобличающие планы», не принял никаких мер предосторожности; ясно, что его целью было только запугивание избирателей, сочувствовавших коммунистам.

Этот случай показал, что нацисты готовы на многое, чтобы добиться убедительной победы на выборах в рейхстаг, назначенных на март 1933 г. В умах их главарей уже созрел план грандиозной провокации, которая должна была склонить на их сторону колеблющихся избирателей и позволить провести им «революцию сверху».


2. Кто зажег мировой пожар

Немцы, сограждане! Новая революция открыла путь к торжеству германского духа! Прошлое сгорает в пламени, будущее нарождается в наших сердцах!

Йозеф Геббельс. Речь в «День сожжения книг»

Надо сказать, что Геринг, несмотря на все допущенные крайности, все еще был близок к буржуазным деятелям правого толка и продолжал сотрудничать с ними. Он гордился (по словам его пресс-секретаря Зоммерфельдта) своей общепризнанной репутацией «лидера правого крыла НСДАП» и противопоставлял себя Геббельсу, считавшемуся «левым радикалом» среди нацистов и отличавшемуся особенно экстравагантными политическими выходками. Например, в один из дней перед выборами по радио должны были транслировать на всю Германию выступление Гитлера, и Геббельс потребовал, чтобы Геринг выпустил распоряжение, предписывающее всем гражданам в день выступления фюрера открыть окна, выставить на них радиоприемники и включить их на полную громкость, «чтобы все могли послушать предвыборную речь вождя»! Геринг отмахнулся от этой затеи, назвав ее «пустяковой» и заметив, что от подобной директивы не будет пользы. «У нас в Берлине достаточно шума и без радио!» — сказал он Зоммерфельдту.

Геббельс уже давно был недоволен умеренной позицией Геринга, которая теперь начинала ему мешать. Он обвинял Геринга в «приверженности к буржуазии и к капитализму» и в том, что тот «готов пожертвовать священными идеалами партии, лишь бы спокойно жиреть, обеспечив себе личное благополучие». Главной причиной этих нападок было желание Геббельса сохранить влияние на Гитлера и придать развитию событий «правильное», «революционное» направление. По словам Зоммерфельдта, Геббельс с беспокойством наблюдал за тем, как Гитлер, несмотря на свой независимый характер, начинает прислушиваться к советам умудренного опытом президента Гинденбурга. «Доктор Йозеф Геббельс, этот радикал, способный на самые крайние и даже преступные поступки, обладавший дьявольски изощренным и проницательным умом, пытался противодействовать влиянию Гинденбурга на Гитлера, но наталкивался всякий раз на противодействие Геринга, не видевшего ничего плохого в буржуазии и капитализме», — писал Зоммерфельдт после войны. И вот произошло событие, втянувшее в свою орбиту многих: нацистов, коммунистов и все германское общество и повлиявшее на всю историю Германии. Этим событием стал пожар рейхстага, случившийся в ночь с 27 на 28 февраля 1933 г.

Пожар рейхстага стал историческим фактом особого, рокового и знаменательного характера: подобно пожару библиотеки в Александрии или сожжению Дворца юстиции в Вене, он стал символом своей эпохи и обозначил поворот в историческом развитии. Поджигатели не просто причинили вред зданию: они разрушили существовавший порядок жизни и изменили судьбы многих людей.

То, что это был не просто пожар, а поджог, стало очевидно сразу же и ни у кого не вызывало сомнений. Мало кто в Германии, как и в других странах, сомневался и в том, что поджог рейхстага осуществили нацисты, хотя они и подняли шумную (поистине — оголтелую) пропагандистскую кампанию, обвинив во всем коммунистов. Со временем были выявлены и конкретные организаторы и исполнители «акции» и установлен, достаточно подробно, весь порядок их действий. Неясным остался, пожалуй, только один вопрос: кто именно из высших нацистских руководителей — Гитлер, Геббельс или Геринг — разработал этот «дьявольски изощренный» план и отдал исполнителям приказ о претворении его в жизнь.

Многие указывали на Геринга, против которого, действительно, накопилось порядочное количество улик. Геринг, как президент рейхстага, распоряжался дворцом, стоявшим отдельно от главного здания и связанным с ним подземным переходом. В этом дворце, который так и назывался — «Дворец президента рейхстага», проводились пресс-конференции и устраивались приемы, но кабинет Геринга находился в самом здании рейхстага, и там, среди обстановки, было много вещей, представлявших для него большую ценность как предметы искусства и семейные реликвии: гобелены, портреты членов семьи, старинный письменный стол — и все это сгорело во время пожара. На Нюрнбергском процессе в ответ на вопрос судьи о том, кто же все-таки был виновником поджога, Геринг ответил: «Я не собираюсь лгать перед лицом смерти. Я не имел никакого отношения к поджогу рейхстага!»

Расследование, проведенное после войны, установило, что командой поджигателей руководил группенфюрер СА Карл Эрнст, ближайший помощник Рема и командир всех штурмовых отрядов Берлина. Эрнст и его люди действительно проникли в рейхстаг через подземный переход, подожгли здание во многих местах (полиция установила более 60 очагов возгорания) и благополучно скрылись тем же путем, оставив в «зале Бисмарка» некоего Маринуса ван дер Люббе, голландца, бывшего члена компартии, который в момент задержания не мог связать и двух слов, так как был то ли пьян, то ли находился под действием наркотиков. Тем не менее на суде именно он был признан главным виновником случившегося, а затем казнен. Группенфюрер Эрнст был позже расстрелян по приказу Гитлера после «Ночи длинных ножей»; были ликвидированы, кто раньше, кто позже, и остальные свидетели и участники поджога. Но кто отдал приказ Эрнсту?

По версии Зоммерфельдта, это мог быть только Геббельс, с его дьявольской способностью разрабатывать и осуществлять самые хитроумные провокации, решительно изменяющие ход событий. Для Геббельса это была не только возможность повлиять на настроение избирателей. Свалив вину на коммунистов, он, как опытный психолог, повлиял на поведение Гитлера и Геринга, дав им в руки такой козырь, от которого они просто не могли отказаться. Этим он заставил их принять ряд далеко идущих решений, имевших непоправимые последствия. Так был изменен ход истории. Вот что рассказывали очевидцы: о «Примерно в десять часов вечера в полицию города Берлина поступил звонок от неизвестного свидетеля, сообщившего, что горит здание парламента. Когда пожарные прибыли к рейхстагу, огромная постройка уже была охвачена огнем, бушевавшим на всех этажах. Толпы берлинцев высыпали на улицы, со страхом наблюдая за происходящим. Когда обрушился, с треском и грохотом, стеклянный купол рейхстага, по толпе прокатился возглас горя и сожаления. Символ германской демократии был разрушен, свободная либеральная Германия рухнула».

В ночь, когда произошел пожар, Геринг работал в своем кабинете в министерстве внутренних дел на Унтер-ден-Линден. Он приехал в рейхстаг спустя полчаса после первого сообщения о несчастье. Вслед за ним прибыли Гитлер и Геббельс, которые в этот вечер вместе ужинали; потом появился фон Папен. Гитлер был явно взволнован, кто-то слышал, как он пробормотал: «Это — знак свыше!» Геббельс сразу же заявил о «преступлении коммунистов». Зоммерфельдт писал в воспоминаниях:

«Геринг стоял в фойе, полном дыма, в окружении офицеров полиции и пожарных. Я подошел и отдал рапорт. Он выслушал меня с полным спокойствием, видно было, что он сильно огорчен случившимся, но не придавал событию слишком большого значения. Спокойно и в кратких выражениях он приказал мне собрать всю информацию о причинах возгорания и о размерах ущерба, поговорив для этого с пожарными и полицией, и подготовить отчет для прессы, представив его дня проверки в министерство.

Я опросил всех и в заключение обратился к начальнику политической полиции Дильсу, спросив его о причинах пожара. Он ответил, что подозревают заговор коммунистов и что скоро все выяснится на допросе арестованных.

В это время Геринг отправился в рейхсканцелярию к Гитлеру, который, в присутствии Геббельса, дал ему указание «подавить восстание коммунистов».

Потом я прибыл в министерство, вошел в кабинет к Герингу и подал ему свой отчет. Он сидел за столом, заваленным бумагами, и выглядел крайне возбужденным, меня поразила полная перемена в его поведении. Бегло просмотрев то, что я написал, он стукнул кулаком по столу, разметав сложенные бумаги, и закричал: «Что за ерунду вы мне суете! Это какой-то нескладный полицейский рапорт, а не политический отчет для прессы!» Его тон меня задел, раньше он такого себе не позволял, и я с обидой возразил: «Это не ерунда, а точная информация, подтвержденная пожарными и полицией. Это и есть материал для прессы, о котором вы меня просили!» Но он, не слушая, завопил: «Чушь, чушь собачья! Какие 50 кг горючего материала?! Да там было десять, а то и сто центнеров горючего!» — «Но это невозможно, господин министр! — возразил я. — Вам никто не поверит: ведь один человек не унесет столько горючего!» — «Да какой один человек! — продолжал он орать. — Их было там десять или двадцать человек! Это же коммунисты, они подожгли рейхстаг, чтобы дать сигнал к восстанию! Восстание уже началось!»

Но Зоммерфельдт продолжал стоять на своем, и Геринг сам продиктовал отчет секретарше. «Там говорилось, что рейхстаг подожгли коммунисты, дав сигнал к восстанию, и что «для предотвращения насилия» полиция уже производит аресты коммунистов и закрывает коммунистические газеты, выход которых отныне запрещен. Диктуя секретарше, Геринг все время заглядывал в какую-то бумагу, лежавшую перед ним на столе. Он использовал цифровые данные из моего отчета, но увеличил их все в десять раз».

«Я попросил Геринга подписать то, что он продиктовал: ведь это был уже не отчет о пожаре, а политический документ, способный вызвать весьма серьезные последствия. Геринг поставил в конце размашистую подпись, и я направился в отдел по связям с прессой; там доктор Гайссманн, редактор, буквально выхватил бумагу у меня из рук, воскликнув с досадой: «Где это вы пропадаете?! Тут все как будто с ума посходили, из-за границы вое время звонят и требуют информации!» — «Но ведь пожар уже потушен, — простодушно возразил я, — и все вроде бы успокаивается». — «Да при чем тут пожар! — продолжал шуметь редактор. — Дело ведь не в рейхстаге, а во всех этих арестах и запретах газет! Иностранные журналисты хотят знать причины!»

«Ничего не пойму! — вскричал я, тоже начиная волноваться. — Откуда иностранным журналистам стало известно об арестах, ведь они только что начались?!»

«Из моего сообщения, — спокойно сказал, поднимаясь из-за стола, незнакомый молодой человек. — Я пришел сюда два часа назад». Доктор Гайссманн поспешил представить мне незнакомца: «Это господин Берндт, представитель доктора Геббельса, он теперь будет работать с нами постоянно».

Теперь до меня дошло, я понял все: и перемену в настроении Геринга, и появление в его речи жаргонных словечек и ругательств, и то, что за документ лежал перед ним на столе, когда он диктовал свой отчет секретарше. Доктор Геббельс был предусмотрительным человеком и позаботился обо всем!»

Позже было установлено, что нацистское руководство заранее подготовило весь набор законов о чрезвычайном положении (они уже были подписаны министрами), которые сразу же после пожара были представлены на утверждение президенту и ночью 28 февраля немедленно вступили в силу. Были отменены (разумеется, «временно» и, конечно же, «для защиты народа и государства от заговорщиков») все гражданские права и свободы, которые после этого так и не были восстановлены. Нацисты потом говорили, что эти законы были подготовлены «на всякий случай»: они, мол, опасались покушения на Гитлера и восстания коммунистов.

На коммунистов и пал первый удар. Были арестованы все руководители компартии; 3 марта штурмовики и полицейские обнаружили квартиру, где скрывался Эрнст Тельман, арестовали и избили его. Геринг, узнав об избиении вождя коммунистов (который еще оставался кандидатом в депутаты рейхстага), приказал привести его к себе в кабинет, поздоровался за руку и, извиняясь перед ним (или оправдываясь перед собой), сказал: «Дорогой Тельман, если бы к власти пришли вы, то меня не стали бы избивать, но ваши люди сразу же снесли бы мне голову!» Это была война — война не на жизнь, а на смерть, и Геринг открыто заявлял, что не даст пощады своим противникам. Геббельс, подшучивая как-то над Герингом, сказал о нем: «У нашего «стального солдата» — сердце ребенка!» Теперь «стальной солдат фюрера» демонстрировал свою твердость и верность своему вождю, объявляя коммунистам беспощадную войну: «Око — за око, зуб — за зуб!» — провозгласил он, подражая своему изворотливому сопернику.


3. Поджигатели греют руки

Выборы в рейхстаг состоялись 5 марта. Несмотря на все чрезвычайные меры, предпринятые нацистами, они не принесли им той политической победы, которой они добивались, желая завоевать в рейхстаге абсолютное большинство. Правда, они получили 288 мест, сохранив за собой положение самой крупной политической фракции в парламенте, и еще 52 места получила Германская национальная народная партия, которой руководил Гугенберг. Коммунисты потеряли 19 мест, но выиграли 6 мест на выборах в ландтаг Пруссии, происходивших одновременно. Самые ощутимые потери они понесли в Берлине, завоевав там только 24 % голосов и уступив нацистам, получившим 35 % голосов.

Вечером 5 марта нацисты, заранее празднуя победу, веселились и гуляли напропалую. «Роскошную квартиру Геринга на Кайзердамм заполнила самая изысканная публика, все поздравляли и хозяина, и друг друга, — писал Зоммерфельдт. — Предсказывали, что НСДАП завоюет абсолютное большинство, может быть даже — две трети мест, а уж при поддержке националистов Гугенберга — и вообще «оккупирует» почти весь рейхстаг. Вокруг Геринга группировался кружок его близких друзей, но он старался уделять внимание всем гостям и всем расточал любезности. К полуночи квартира превратилась в подобие дорогого ресторана, где знатная публика веселилась, забыв об условностях, а люди в коричневой форме тем временем не отходили от столов, наедаясь, благодаря удобному случаю, самыми изысканными кушаниями. Промышленники, среди которых выделялся Фриц Тиссен, аристократы во главе с принцем Ауви и бывшие военные летчики, украшенные боевыми орденами — все были полны радужных надежд и строили смелые планы на будущее.

«Когда по радио стали передавать первые данные о результатах выборов, мы с Мильхом отправились к нам в министерство и засели за подсчеты, — продолжает Зоммерфельдт. — Общий итог был уже ясен, когда к нам в комнату вошли Геринг и Гитлер. Оба пребывали в превосходном настроении: Геринг потирал руки, а Гитлер заливисто смеялся над какой-то шуткой, что случалось с ним крайне редко. «Не беспокойтесь, мы вам не помешаем!» — сказал нам Гитлер дружеским тоном. «Да мы уже закончили. — ответил Мильх. — Никаких серьезных изменений больше не произойдет.» — «И что же, каков итог?» — спросил Гитлер, и в наступившей тишине все взгляды обратились ко мне, так как у меня в руках был листок с результатами подсчетов.

— НСДАП не хватает 50 мест, чтобы иметь большинство!

— Какое большинство? — с некоторым недоверием спросил Гитлер.

— Простое большинство! — ответил я. Гитлер нахмурился, поджал губы и забарабанил пальцами по столу.

— А Гугенберг? — спросил он.

— Около 50 мест, господин рейхсканцлер! — ответил я.

— Хорошо, прочтите, пожалуйста, общий итог! — попросил Гитлер, стараясь показать полное спокойствие, в то время как его пальцы выбивали быструю дробь по моему столу. Я медленно прочел:

— НСДАП — 288 мест, националисты — 52 места, буржуазные консерваторы — 33, центристы — 73, социал-демократы — 121, коммунисты — 81 место.

— Благодарю вас! — сказал Гитлер и, резко повернувшись, пошел к выходу. Мы услышали, как он сказал Герингу у двери:

— Пока жив «старый господин», мы не избавимся от этой проклятой шайки!»

После выборов Эрхард Мильх, ставший заместителем Геринга в министерстве авиации, переехал в здание бывшего Национального банка на Беренштрассе, освободившееся после краха банка в 1931 г. Uh занял апартаменты Ялмара Шахта, ставшего президентом Государственного банка Германии. Теперь в этих помещениях расположилось вновь созданное министерство авиации. Одну из самых больших комнат отвели для Геринга, но он пока заглядывал туда крайне редко.


Глава 12
«Молчать! Фюрер сам
призовет вас к ответу!»

…Мы должны быть безжалостными! Концентрационные лагеря — это не исправительные учреждения, а инструмент террора, который является самым эффективным средством. Я не собираюсь выглядеть благодетелем только ради того, чтобы не задеть этих ничтожных буржуазных неженок!

Гитлер (из беседы с публицистом Германом Раушнингом)

Идея создания в Германии концентрационных лагерей, безусловно, принадлежала Герингу, которому, как говорят, она понравилась еще в детстве. Его отец, уполномоченный по делам рейха в Юго-Западной Африке, рассказывал ему, что англичане во время англо-бурской войны устраивали такие лагеря для пленных буров. Юному Герману запомнился рассказ отца, и спустя много лет этот достойный наследник традиций прусского дворянского рода, бережно хранивший в душе воспоминания о детских играх в лесу Фельденштайн (когда он изображал из себя защитника свободы, генерала буров), став во главе министерства внутренних дел, устроил такие лагеря в Пруссии, поместив туда противников режима, в первую очередь — коммунистов и других инакомыслящих, а другие провинции Германии быстро подхватили его начинание. Скоро в лагерях оказались тысячи несчастных, среди которых были профсоюзные деятели, пацифисты, социал-демократы и даже члены самой НСДАП, уличенные в неблагонадежности. Все эти люди, попавшие в лагеря без суда и следствия, подвергались там унизительному и жестокому обращению. Надзор за лагерями Геринг поручил шефу гестапо Дильсу, уже имевшему опыт по этой части: его подчиненные держали своих узников в больших подвалах на окраине Берлина, где пытали и убивали их, а потом, когда подвалов стало не хватать, устроили для них лагеря предварительного заключения за городом. Как видим, мысль о создании концлагерей зародилась одновременно в умах многих людей (людей?), и это еще раз подтверждает ту истину, что если общество испытывает потребность в каком-либо изобретении, то оно тут же и появляется, причем сразу в нескольких местах. Геринг если и не был первооткрывателем концентрационных лагерей, то явился их первым учредителем в Германии; в дальнейшем у него нашлись способные ученики и последователи, вместе с которыми он значительно усовершенствовал свое нововведение, поставив дело преследования и истребления людей на промышленную основу.

В 1933 г., в период его деятельности во главе министерства внутренних дел, на территории Пруссии возникло сразу множество концентрационных лагерей, среди которых были так называемые «официальные», т. е. учрежденные самим Герингом, и «дикие», т. е. заведенные его подчиненными из СС и СА без ведома своего шефа; если они и различались между собой по степени бесчеловечности обращения с узниками, то незначительно.

Главной заботой Геринга стало расширение и укрепление собственной власти, которую он получил, сотрудничая с Гитлером; но тут у него нашлось много соперников, с которыми пришлось бороться и за власть, и за влияние на фюрера. Гитлер, оберегая собственное могущество, ревниво следил за тем, чтобы ни один из его приближенных не получил слишком больших полномочий; он неуклонно следовал принципу «разделяй и властвуй», наделяя нескольких человек одновременно одинаковой властью и подталкивая их к соперничеству между собой. Эта склонность фюрера доставляла Герингу много беспокойства; чтобы укрепить свое положение, он стремился захватить как можно больше государственных постов, должностей, чинов и званий, вытесняя и уничтожая конкурентов, но и его поистине безграничные аппетиты все-таки имели свой предел. Как ни старался он выглядеть всегда «человеком из железа», окружающие все чаще стали подмечать в нем слабости, называя за глаза разными нелестными прозвищами, среди которых «толстый Герман» было не самым обидным. Геринг хотел казаться воплощением образа «идеального прусского офицера», не отступающего перед трудностями и не боящегося ответственности; пользуясь этим, он достиг популярности, но все же не мог сравниться с Гитлером, заворожившим своими призывами многих немцев. Герингу приходилось действовать в тени у Гитлера и на вторых ролях, ожидая удобного момента, когда тот не сможет удержать нелегкое бремя власти. Терпеть было нелегко, некоторые случаи больно ранили его самолюбие. Например, 21 марта 1933 г., когда отмечался традиционный «День Потсдама», Герингу не дали выступить с трибуны. Этой чести удостоились только Гинденбург и Гитлер, приветствовавшие публику, собравшуюся у могил двух прусских королей.

23 марта 1933 г. Геринг был переизбран президентом рейхстага, и в этот же день рейхстаг принял закон, предоставивший Гитлеру чрезвычайные полномочия сроком на 4 года. Поскольку президент Гинденбург был еще жив и исполнял свои обязанности, Гитлер пока не мог сделаться диктатором, но рейхстаг почти утратил свое значение. Фактически это был конец парламентаризма в Германии и конец Веймар-декой республики. «Тихо! Фюрер сам спросит у вас все, что нужно, в свое время!» — приказал Геринг одному из «левых» депутатов, попытавшихся выступить с протестом после голосования.

И вот это время «держать отчет» перед фюрером и перед нацистами настало для всей Германии. Гитлеровцы провозгласили концепцию «Гляйхшалтунг», утверждавшую необходимость подчинения всех сфер жизни страны идеям национал-социализма и интересам нацистского режима. Эта политика не оставляла никакого места оппозиции, и весь существовавший до этого государственный строй рассыпался, как карточный домик. Тогда же, в марте, произошел массовый рост численности НСДАП; это новое пополнение получило в народе насмешливую кличку «мэрц-гефаллене» — «павшие в марте» (по «аналогии» с революционерами, погибшими на баррикадах в марте 1848 г.). Среди этих людей были государственные служащие, которым раньше не разрешалось вступать в НСДАП, но большинство составляли те, кто решил примкнуть к победителям из житейских соображений: ведь в стране насчитывалось 6 млн безработных. Среди «примкнувших» были и коммунисты, раскаявшиеся в своих «заблуждениях»; таких стали дразнить «бифштексами» («коричневые снаружи и красные внутри»).

13 марта главный соперник Геринга, доктор Геббельс, был назначен государственным министром просвещения и пропаганды, и Геринг почувствовал беспокойство. Хотя должность, оказавшаяся в руках Геббельса, и не сулила, казалось бы, особых выгод своему владельцу, но все же: он получил под свое министерство целый дворец на Вильгельмштрассе, напротив рейхсканцелярии. И фюрер к нему благоволил! Геринг решил, что пора бы и ему занять пост мини-стра-президента Пруссии, которого он добивался еще с 1930 г. Ведь он работал, не щадя сил, подорвал здоровье! Он и в самом деле плохо выглядел: стал много есть (правильнее сказать — слишком много!), сильно прибавил в весе, мало спал. Его беспокоила обстановка, сложившаяся в партии: всех, кажется, охватило неудержимое стремление воспользоваться моментом и занять теплое местечко! Каждый старался спихнуть с насиженного места своего коллегу или начальника, доносы и анонимные письма шли потоком. Геринг пытался урезонить своих товарищей по партии, издал два строгих приказа «не рассматривать анонимные письма» — но все было напрасно: действительность брала свое, и красноречивый пример руководителей (в первую очередь — самого Геринга!) был у всех перед глазами.

Вскоре нацистский «зверь из бездны» явил миру еще один свой страшный лик. 30 марта 1933 г. газета «Дойче алльгемайне» сообщила о новой инициативе рейхсканцлера: «взять под организованную государственную защиту народ Германии, страдающий от вредоносной еврейской пропаганды, приходящей из-за рубежа», в противном случае «разгневанные массы начнут действовать стихийно, и процесс выйдет из-под контроля».

Первой «организованной акцией» такого рода стал общегерманский бойкот магазинов и предприятий, принадлежащих евреям, проведенный 1 апреля 1933 г. Перед этим по стране прокатилась волна погромов еврейских магазинов, которые подверглись нападениям штурмовиков и эсэсовцев. Погромами и бойкотом руководил Юлиус Штрайхер, гауляйтер Франконии, назначенный «фюрером ЦК по защите от еврейского террора»; в Берлине «акцию» возглавил доктор Геббельс, гауляйтер столицы. Геринг в этот раз уклонился от активного участия в «мероприятии», опасаясь, что оно подорвет его престиж за рубежом. Вскоре после 1 апреля он пригласил к себе на завтрак американских корреспондентов и попытался убедить их в том, что всё случившееся было «не более чем недоразумением, которое в будущем никогда не повторится». Геббельс, выступивший инициатором бой-*куга, тоже пошел на попятный, заявив, что «оружие бойкота нельзя применять слишком часто, чтобы его не опозорить», и что влияние евреев нужно подрывать «настойчиво, но постепенно». Действительно, такие «постепенные меры» были продолжены: евреев стали изгонять из университетов и запретили им работать государственными служащими.

Все это начало порядком беспокоить Геринга, понимавшего, какими последствиями для Германии (и для него лично) могут обернуться преследования евреев. Пожалуй, он не испытывал к евреям такой ненависти, которой был одержим его фюрер, да и вопросы «расовой чистоты германцев» его, кажется, не слишком волновали. Его жизнь сложилась так, что евреи сыграли в ней значительную роль, и ему не раз приходилось прибегать к их помощи и покровительству. Его крестный отец, барон фон Эпенштейн, которым он восхищался, был евреем. После неудавшегося «Пивного путча» Геринга, истекавшего кровью от ран, спасла еврейская семья. Наконец, его ближайший (и очень ценный!) помощник по министерству авиации, Эрхард Мильх, тоже оказался «запятнанным»: выяснилось, что его отец был евреем, и это создало ситуацию, совершенно нетерпимую при нацистском режиме. Над Мильхом нависла угроза отправки в концлагерь, а Геринга «товарищи по партии» стали упрекать в том, что он покрывает и защищает евреев. Геринг легко решил проблему: он получил от матери Мильха подписанный ею лично и заверенный у нотариуса документ, удостоверявший, что Эрхард Мильх является ее внебрачным сыном, и что ее муж (еврей) не был его отцом. Так, благодаря дипломатическому таланту Геринга, был найден выход из положения, казавшегося безнадежным: он сохранил для себя работника и не поставил под сомнение «расовую теорию», горячим поклонником которой был фюрер.

Оценив ситуацию, Геринг решил на время отстраниться отдел и отдохнуть в Италии. Он рассудил, что сделал для фюрера достаточно, и попросился в отпуск, «для поправления здоровья». Гитлер, верный себе, использовал поездку Геринга в своих целях, превратив ее в деловой государственный визит. Он дал ему в помощь фон Папена и поручил решить в Ватикане вопрос о соглашении с папой, чтобы успокоить католиков в Германии, критиковавших нацистский расизм и возмущенных преследованиями христианства. Гитлер хотел подписать с папой специальный договор — «Конкордат», и тем привлечь на свою сторону такого сильного союзника, как Ватикан. Герингу пришлось взять на себя эту миссию.

Когда самолет Геринга приземлился в римском аэропорту, ему сразу же вручили телеграмму фюрера, содержавшую поздравление с прибытием в Италию и сообщение о назначении на пост министра-президента Пруссии. Вступление в должность было назначено на 20 апреля — день рождения Гитлера. Это был желанный и ценный подарок, преподнесенный в духе имперских традиций: Гитлер, как верховный правитель, жаловал своего вассала целым королевством. Геринг почувствовал себя королем Пруссии и на радостях здесь же, по дороге из аэропорта, назначил своего друга Пауля Кернера государственным секретарем.

Вечером того же дня состоялась аудиенция у Муссолини, принявшего посланника фюрера в Палаццо Венеция. Среди прочих вопросов дуче, наслышанный о событиях 1 апреля, попросил Геринга убедить фюрера «отставить в сторону весь этот антисемитизм, который может испортить все дело». Помимо этого они договорились о проведении тренировок германских военных летчиков в Италии, поскольку соответствующее соглашение с русскими об использовании авиабазы в Липецке заканчивалось в 1933 г. Мильх договорился с «итальянскими друзьями», что они не будут возражать против намерения Германии построить у себя мощную бомбардировочную авиацию.

Но не авиация занимала мысли Геринга в те дни. На него нахлынули воспоминания о первой поездке в Италию вместе с Карин, о трудных днях в Австрии, о переживаниях и злоключениях в Риме в 1924 г., когда тот же дуче принял его как бедного изгнанника и не оказал никакой помощи. Теперь Геринг знал, что стоит на пороге настоящего могущества и подлинного богатства, которое прежде мечтал разделить с Карин, — но Карин с ним не было!

Обратный перелет из Милана в Мюнхен оказался на редкость трудным. «Юнкерс-52», на котором летела немецкая делегация, заблудился в облаках и, пытаясь перевалить через Альпы, набрал слишком большую высоту, так что пассажиры начали задыхаться от недостатка кислорода. Всех страшно укачало, Геринг улегся на полу в проходе между сиденьями и громко стонал: у него разболелись раны, впервые после возвращения из Швеции. Катастрофа казалась неминуемой, но, проблуждав над горами больше четырех часов, самолет все же выбрался из облачности и приземлился в Германии.

Путешественников, вышедших из самолета еле живыми, поздравляли со счастливым избавлением от опасности и называли героями. Нацистская пресса сделала из этой истории героическую легенду, прославив Геринга как мужественного пилота и командира, который, несмотря на качку и удушье, не растерялся и вывел самолет на правильный курс; именно так и было написано в его официальной биографии, выведшей в 1940 г. Геринг, когда его спрашивали, так ли все было на самом деле, отделывался шутками, но настроение у него было мрачным; боль в ноге не затихала, так что пришлось опять прибегать к лекарствам; он стал ходить, прихрамывая, оберегая больную ногу, что было нелегко при его полноте. Он пытался успокоить себя мыслями о своем новом могуществе, думал о том, как построит себе богатую резиденцию, заведет двор, наподобие королевского, и станет жить вместе с Эмми Зоннеманн, собиравшейся перейти на работу в Берлин. Хотелось семейного счастья, домашнего уюта, и мысли его снова возвращались к Карин, которая порадовалась бы вместе с ним его возвышению и придала бы его жизни достойный и глубокий смысл. Увы, Карин ушла навсегда, и с ее уходом многое стало другим: и жизнь, и он сам.


Глава 13
«Это все мое! И это тоже!
И остальное давайте сюда!»

Имеешь силу — так и прав! Лишь был бы наш карман набит.

И. В. Гете. Фауст


1. Орел люфтваффе —
хищник, взращенный в тайне

С 1933 г. под руководством Геринга началось создание, в новом виде, германской военной авиации — люфтваффе. Впрочем, правильнее будет сказать, что он продолжил эту работу, начатую за десять лет до него министерством вооруженных сил Германии. В 1922 г. Германия и Россия подписали договор в Рапалло, содержавший секретные статьи о сотрудничестве между рейхсвером и Красной армией. Генерал фон Зеекг, командующий вооруженными силами Веймарской республики, принял твердое решение возродить военную авиацию, несмотря на запрет, установленный Версальским договором о мире с западными державами, и это решение еще больше укрепилось после оккупации Рура в 1923 г. французскими и бельгийскими войсками. С 1924 г. начались тренировки германских офицеров и курсантов военных училищ на секретной авиабазе под Липецком, севернее Воронежа. База принадлежала Красной армии, но находилась в полном распоряжении немцев. Германские военные прибывали туда под видом гражданских лиц, имевших соответствующие документы. Не менее напряженная работа шла и в самой Германии, где офицеры рейхсвера проходили тренировки в гражданских авиашколах. Они тоже (как и их друзья в Липецке) оформлялись как спортсмены и ходили в штатской одежде, а по окончании курса тренировок снова зачислялись в армию. Все эти мероприятия осуществлялись непрерывно и целенаправленно, с ведома канцлера и министра финансов, независимо от того, какая партия одерживала верх в рейхстаге. Полковник фон Шлейхер из военного министерства отвечал за политическое прикрытие этой деятельности.

Союзники запретили Германии выпускать на своих заводах военные самолеты, но и эту трудность удалось обойти: компания «Юнкере» из Дессау построила в 1923 г. в городе Фили, под Москвой, филиал своего завода, где изготовлялись двигатели и основные части корпуса истребителей. Председатель Совнаркома Ленин был в курсе всех этих дел и принял на себя политическую ответственность за сотрудничество с Германией, необходимое для укрепления обороны его страны: в те годы Советская Россия находилась в международной изоляции и встречала враждебное отношение со стороны западных держав. Существовал также совместный русско-германский проект по производству артиллерийских орудий крупного калибра и созданию полигонов для обучения германских офицеров этого рода войск. К 1933 г. в Липецке прошли подготовку 120 летчиков-истребителей и около 100 воздушных наблюдателей-разведчиков, многие из которых стали впоследствии офицерами люфтваффе и получили громкую известность.

Наконец, была широко развернута работа по привлечению молодежи в авиацию. Для этого существовала сеть спортивных аэроклубов, располагавших аэродромами, с которых осуществлялись полеты на планерах.

Все эти меры дали свои плоды: к 1933 г. военное министерство могло (в случае необходимости) быстро укомплектовать 4 полка истребителей (каждый «полк» состоял из нескольких эскадрилий и насчитывал около 40 самолетов) и три полка бомбардировщиков и самолетов разведки.

Таким образом, к тому моменту, когда Геринг возглавил министерство авиации, основа для развития германских ВВС уже была создана и можно было двигаться дальше.

Своим главным помощником Геринг сделал Эрхарда Мильха, которому поставил задачу: в ближайшее время создать военно-воздушные силы, содержащие в своем составе не менее 1000 боевых самолетов. Это количество было определено из политических соображений как необходимое воздушное прикрытие для сухопутной армии, способной защитить Германию от возможной интервенции. Таким образом, главной целью авиации считалась в то время оборона собственной территории и своих войск, и для решения этой задачи требовались в первую очередь истребители. Геринг отдавал предпочтение этому виду авиации, исходя из собственного боевого опыта, полученного в Первой мировой войне. Напротив, Эрхард Мильх и начальник штаба люфтваффе генерал Вефер считали необходимым создать в первую очередь крупные силы бомбардировочной авиации большого радиуса действия, полагая, что она гораздо более необходима, чем избыточное количество истребителей.

Пилотов бомбардировочной авиации готовили в летной школе компании «Люфтганза», под руководством Эрнста Бранденбурга, командовавшего во время Первой мировой войны соединением тяжелых бомбардировщиков, совершавших налеты на Лондон.

В марте 1933 г. вся гражданская авиация, находившаяся ранее в ведении министерства транспорта, была передана государственному комиссариату авиации, в составе которого имелись также отдел противовоздушной обороны и отдел обучения и спорта; ему подчинялась Германская ассоциация воздушного спорта, президентом которой стал Бруно Лерцер, старый фронтовой друг Геринга. Вскоре были созданы и боевые самолеты, которыми Геринг начал комплектовать люфтваффе.

В составе министерства вооруженных сил существовал секретный «отдел авиации»; теперь он был преобразован в «командный штаб авиации» и передан министерству авиации, по специальному указу президента. Эго означало, что создаваемые люфтваффе не будут входить в состав армии, а будут существовать как самостоятельный род войск, наряду с сухопутными силами (которые коротко назывались «армией») и военно-морским флотом («кригсмарине»). 15 мая 1933 г. стало, таким образом, «днем рождения» люфтваффе.

Распоряжение о закупке 1000 самолетов для люфтваффе (среди которых предусматривалось иметь значительное количество бомбардировщиков) было составлено Мильхом еще 6 мая. В качестве бомбардировщика предполагалось использовать модификацию гражданского пассажирского самолета «Ю-52», который, собственно, и создавался с учетом этой цели. Все эти меры осуществлялись пока что в полной секретности: офицеры и служащие министерства авиации, перешедшие из рейхсвера, ходили на работу в гражданской одежде.


2. Герман Геринг — «Король Пруссии»,
«Глава прусских лютеран»,
покровитель охотников и исследователей

Всеми делами в министерстве авиации стал руководить Эрхард Мильх, которому Геринг предоставил полную свободу действий. Сам он уделял главное внимание исполнению обязанностей министра-президен-та Пруссии. У него была теперь официальная резиденция в доме № 11-а по Лейпцигерштрассе, где он и поселился, оставив квартиру на Кайзердамм. Кроме того, в его распоряжении оказалась охотничья вилла Шорфгейде, располагавшаяся в крупнейшем государственном заповеднике недалеко от Берлина; раньше она принадлежала кайзеру, приезжавшему туда поохотиться.

9 мая 1933 г. государственное общество охотников (которое, как и другие ассоциации и клубы, приняло к руководству нацистскую идеологию согласно концепции «Гляйхшалтунг») предложило Герингу, известному своей любовью к охоте, стать своим председателем. Геринг принял предложение, сказав, что станет также покровителем и главой всех охотников Германии. В Пруссии находились крупнейшие лесные угодья страны, и министр-президент имел все возможности развивать здесь охотничье дело. «Эта отрасль имеет выдающееся значение, и я разработаю закон, регулирующий охоту, который станет образцом для всего рейха. Охота, как старинное и почетное занятие германцев, будет восстановлена в нашей стране». Так охота в Пруссии получила государственную поддержку, и был принят ряд законов об охране природы, необходимость в которых давно назрела.

В мае 1933 г. вышел также закон, утвердивший существование гестапо как государственной организации; ею руководил начальник прусской полиции Дильс, а затем она была передана в ведение Гиммлера.

Геринг создал также так называемый «Центр исследований», расположившийся в Шарлоттенбурге (пригороде Берлина), в строго охраняемом здании на берегу озера Литцензее. Здесь занимались прослушиванием телефонных разговоров и передавали достойную внимания информацию государственному секретарю Паулю Кернеру, другу и доверенному помощнику Геринга, который ее обрабатывал и давал шефу.

Герингу служил дворецкий, Альфред Кропп, бывший моряк, остававшийся с ним до 1945 г., когда Геринг попал в плен. Адъютантом Геринга стал полковник Боденшатц, служивший у него на этой должности еще в подразделении «Рихтгофен».

Некоторое время Геринг носился с идеей создания в Пруссии «новой аристократии», вроде той, которой окружил себя когда-то Наполеон Бонапарт; но ему отсоветовали это делать. Тогда он учредил «Прусский государственный совет» — консультативный орган при своей особе, членов которого он назначал лично, наделяя высокими окладами и привилегиями. Они хоть и не имели титулов, но фактически служили ему «придворными». Он также задумал стать официальным главой прусской лютеранской церкви и помирить лютеран и католиков, надоедавших ему своими спорами и жалобами.

Все эти фантазии имели явно выраженную «роялистскую» окраску, и Геринг сожалел, что их нельзя было осуществить в полном объеме до тех пор, пока во главе Германии находился демократически избранный президент Гинденбург.


3. Герман Геринг — кавалер многих орденов

Ведь привлекает не то, что у тебя есть, а то, чего у тебя нет, черт возьми!

М. Веллер

Аппетит, с которым Геринг прибирал к рукам все новые и новые должности, был поистине гигантским; расширяя свою власть, он радовался, как ребенок, стараясь тут же переложить на кого-нибудь скучные и неприятные служебные обязанности, чтобы самому наслаждаться привилегиями, которые давал новый пост. Вокруг было сколько угодно людей, с радостью хватавшихся за любую работу, особенно если она давала возможность занять теплое местечко возле такой важной персоны. Гитлер отказался принимать ордена и медали, он носил только «Железный крест», которым его наградили в Первую мировую войну; но возникало много случаев, когда награда полагалась ему по протоколу официального мероприятия, и тогда она доставалась Герингу, как второму лицу в государстве; скоро он стал коллекционировать награды, стараясь заполучить самые дорогие и экзотические экземпляры (и непременно с условием, чтобы его награждали ими с соблюдением всех правил). Вот что рассказывал об этом его друг Ханфштенгль:

«Геринг переживал период процветания. Он пользовался доверием Гитлера и мог позволить себе изобретать для себя сколько угодно красивых мундиров и фуражек и разъезжать по Берлину в эполетах неимоверной величины и яркости, похожих на клубничный торт. Он коллекционировал ордена так, как другие коллекционируют марки, и приставал к знакомым из семьи кайзера с просьбами устроить ему награждение «Большим крестом за заслуги». Принц Виндишгрец, сильно нуждавшийся в деньгах, поддался на его шантаж и «устроил» ему крест за 150 фунтов стерлингов.

По характеру Геринг был совершенное дитя, но отнюдь не дурак. Он никогда не позволял собой пренебрегать, но чувствовал в глубине души, что все его величие — показное, и что он может его сохранять, только непрерывно блефуя. Он погряз в роскошной жизни, которую устроил себе сам, и Гитлер знал, что он готов на все, лишь бы не расстаться со своим положением».

Надо сказать, что Геринг в своем стремлении к богатству и почестям не был исключением среди нацистов. Страна переживала подъем, нацисты захватили себе всю власть (вскоре они стали единственной легальной политической партией в Германии) и стремились ею воспользоваться; каждый старался обогатиться любым возможным способом, не противоречившим официальным установкам.

Для Геринга власть была важна в первую очередь тем, что открывала доступ к деньгам. Он сразу завладел огромным богатством и, конечно, не благодаря государственным окладам, оказавшимся довольно скромными по сравнению с его претензиями, а в силу возможностей распоряжаться фондами, к которым он получил доступ согласно своим многочисленным должностям. Деньги теперь как будто сами текли ему в карман: многие были рады услужить могущественному министру-президенту. Например, он построил себе большой бревенчатый дом в Шорфгейде, и это не стоило ему ни пфеннига: все было оплачено из казны Пруссии; но главным источником обогащения стали подарки, точнее — дань, потому что дарение стало обязанностью для тех, кто хотел иметь с ним дело.

«Прошел всего год пребывания Геринга «на прусском престоле», — писал Мартин Зоммерфельдт, — и этот «стальной солдат с сердцем ребенка» превратил-ля в одну из самых странных и удивительных фигур эпохи Гитлера. Его натура всегда была двойственной, и вот теперь, за короткое время, он как будто повернулся ко всем своей незнакомой стороной, остававшейся до этого в тени. Перед глазами изумленной публики явились те его черты, которые до этого он обнаруживал редко и лишь в очень узком кругу близких людей; теперь же эти запоздалые игривые фантазии подростка вдруг открылись на всеобщее обозрение, повергая в неловкость его друзей». О Геринге ходило много анекдотов, он стал излюбленной мишенью для ядовитых шуток доктора Геббельса, не упускавшего случая опорочить своего соперника перед фюрером.


4. Поклонник и покровитель театра

Весной 1933 г. Эмми Зоннеманн получила предложение на выступления в Берлине. Директор театра в Веймаре, где она до этого работала по контракту, Франц Ульбрихт, и главный драматург театра, Ганс Йост, были приняты в СС и получили высокие посты в Прусском государственном театре. Йост, знавший, что Эмми — возлюбленная Геринга, предложил актрисе роль в своей пьесе «Шлагетер», премьера которой была намечена на март.

О своем прибытии в Берлин Эмми писала так:

«В Берлинском государственном театре меня встретили ледяными улыбками; многие старались не смотреть мне в глаза, мне давали понять, что я здесь — незваный и нежеланный гость. Атмосфера была гнетущей: все считали, что я «направлена в театр по указанию партии», так как знали, что я — подруга Геринга. Я никак не могла понять, в чем тут дело, но потом до меня «дошло», и я перестала обижаться на сотрудников театра за их отношение ко мне. Ведь Герман, как министр-президент Пруссии, мог сделать с театром все, что пришло бы ему в голову, и все боялись, что я стану доносить ему обо всем, что здесь делается и происходит».

Эмми сняла квартиру на Бендлерштрассе, и Геринг стал ее навещать. Он был явно обрадован ее появлением в Берлине, но не заговаривал о будущем их отношений. Оказавшись на вершине власти, он опасался неприятностей и не хотел привлекать к себе внимание каким-либо опрометчивым поступком.

Прусский государственный театр (включавший в себя, помимо большого драматического театра, также оперный театр на Унтер-ден-Линден и драматический театр на Жандарменмаркт) находился в ведении министра-президента Геринга, сумевшего успешно отбить все попытки Геббельса, желавшего подчинить себе это крупнейшее театральное учреждение Германии. Доктор Геббельс, став министром пропаганды, решил заполучить в свое ведение все учреждения культуры: он точно так же стремился расширить и укрепить свою власть, как и Геринг. Ссора из-за театра стала причиной еще большего отчуждения между двумя давними соперниками, повлияв на весь ход их дальнейшей борьбы за власть. Немалую роль сыграло и то, что Геббельс не сумел поладить с Эмми Зоннеманн, хотя она и была милой и привлекательной женщиной, разве что слишком преданной театру, ставшему для нее важной частью жизни. Раньше Геббельс любил вести долгие интеллектуальные беседы с Карин Геринг, показавшей себя пылкой почитательницей Гитлера, которого она считала «борцом за идею», но с Эмми министр пропаганды так и не смог найти общего языка; когда же Геринг возвысился и приобрел огромное влияние, Эмми заметила, что Геббельс относится к ней с явной враждебностью. Он, как и Гиммлер, весьма не одобрял ее свободных и дружеских отношений с евреями, которых еще не успели изгнать из труппы Прусского государственного театра.


5. Генерал Герман Геринг

30 мая 1933 г. Геринг созвал в министерстве авиации промышленников и специалистов и сообщил им, что новое правительство собирается размещать крупные заказы на изготовление новых самолетов и авиадвигателей, на строительство авиабаз и авиазаводов. Теперь ему все чаще приходилось вести дела с военными, и ему стало мешать то, что, при всех его высоких постах, у него не было соответствующего воинского звания. Он постарался довести свое желание до Гинденбурга, и тот, подумав, спросил: «Наверное, капитан Геринг хочет получить звание майора?» Президенту сказали, что министр-президент Геринг хотел бы стать генералом. «Генерал-майором?» — переспросил Гинденбург. «О нет, полным генералом какого-нибудь рода войск!» — ответили ему.

Так Геринг получил звание генерала пехоты, поскольку он служил когда-то в 113-м пехотном полку в Мюлузе. Повышение сразу на шесть рангов стало неслыханным нарушением традиций германской армии, но Геринг отвечал критикам, что его друзья, имевшие, как и он, звание капитана в 1918 г., уже давно стали генералами, поэтому и нет никаких причин, чтобы с ним обошлись по-другому. Последующие события показали, что капитан не становится генералом только оттого, что его «осыпали звездами». Геринг не служил на командных должностях в рейхсвере и не работал в Генеральном штабе, а значит, и не получил профессиональных знаний и опыта, соответствующих его новому высокому рангу. Руководя министерством авиации и командуя люфтваффе, он так и остался бравым капитаном авиации времен Первой мировой войны и допустил ряд дилетантских ошибок, дорого обошедшихся его стране. Но зато какой мундир, какие эполеты! Став генералом, Геринг не отказал себе в удовольствии, надев новую форму и ордена, посетить пехотный полк в Потсдаме и покрасоваться перед знакомыми.

Президент Гинденбург, с большой неохотой согласившийся на присвоение Герингу генеральского звания, забыл о своем недовольстве, когда получил «в подарок от правительства Пруссии» крупное имение Лангенау — «в благодарность за победу при Танненберге и за заслуги». Лангенау было родовым поместьем семьи Гинденбург, которое предки президента когда-то продали государству; теперь, получив его в подарок, он был растроган и уже не жалел, что выполнил желание Геринга. Вместе с Герингом они объехали новое поместье и имели долгую беседу о сельском хозяйстве и лесоводстве. Гинденбург был приятно удивлен познаниями Геринга в этих областях и его заботой о лесах Пруссии. 27 августа 1933 г. в Восточной Пруссии (где находилось поместье Лангенау), на месте былых сражений, состоялся праздник в честь победы при Танненберге. Геринг, прибывший на торжество в генеральской форме и в стальном шлеме, обратился к ветеранам и войскам, собравшимся у монумента, с призывом «приветствовать фельдмаршала Гинденбурга троекратным «ура» (как в «доброе старое время», когда еще не было в ходу нацистское приветствие «хайль»). Тут уж Гинденбург просто вынужден был признать, что хотя он и не любил нацистов, но Геринг, пожалуй, единственный из них, кто заслуживает уважения. Возможно, что президент, знавший, что дни его сочтены, увидел в Геринге защитника монархии, способного оказать благотворное влияние на Гитлера.

Чествование Гинденбурга происходило неподалеку от города Алленштейн, где в 1914 г. фельдмаршал одержал победу над русскими армиями. Геринг, узнав, что Гинденбург является почетным гражданином Алленштейна, тоже пожелал получить это звание, и мэру города был сделан соответствующий намек. Как ни отказывался мэр, говоря, что в казне города нет денег на золотой знак почетного гражданина, ему пришлось согласиться, услышав слова: «То, что приказано, должно быть выполнено!» Герингу не понадобилось ни о чем беспокоиться, за него все сделали его «слуги».


Глава 14
Кого судила история

Не судите — да не судимы будете!

Библейское изречение

Устанавливая в Пруссии «новый порядок», Геринг имел целью его распространение на весь рейх, для которого Пруссия должна была послужить образцом. Он вполне ясно понимал, что рейх, руководимый национал-социалистами, станет, рано или поздно, централизованным государством, в котором самостоятельности провинций (даже таких, как Пруссия) будет положен конец. В свое время Пруссия собрала вокруг себя германские земли и создала империю; теперь наступало время, когда она сама должна была раствориться в рейхе.

Геринг полагал, что после ликвидации системы парламентской демократии, существовавшей в Веймарской республике, нужно будет вместо парламента учредить Государственный совет, действующий при верховном правителе рейха; поэтому он создал такой совет у себя в Пруссии, чтобы продемонстрировать правильность этой концепции Гитлеру. Членов совета он подбирал сам, по своему усмотрению, и назначил туда людей, которые ему нравились или от которых он хотел что-либо получить. Все они находились под его защитой и могли быть арестованы только с его согласия или же им самим, лично, — немалая привилегия во времена нацистского беззакония! Каждый член совета получал по 12000 марок в год — «на расходы»; для тех, кто жил в Берлине, эта сумма была уменьшена вдвое. Каждый имел в своем распоряжении автомобиль и двух адъютантов в чине майора, назначавшихся из состава люфтваффе. Совет заседал в правительственном здании, где раньше собирался ландтаг (в так называемом «Доме Пруссии»). Геринг имел звание «Президента совета» и был председателем на его заседаниях; жил он неподалеку, в министерской вилле, перестроенной и обновленной по его указаниям.

Членами Совета были министры, государственные секретари министерств, деятели партии, СС и СА, представители церкви, деловые люди, ученые и люди искусства. В день открытия Совета в Берлине, на Лейпцигерштрассе, состоялся парад, которым командовал сам министр-президент. Это был день его торжества и демонстрации его личной власти: Гитлер не появился на празднике, а его представители Рем и Гиммлер разместились где-то на задней трибуне. Общество истолковало это по-своему, и к Герингу стали обращаться за помощью те, у кого возникали проблемы в отношениях с НСДАП. Некоторым он даже помогал.


1. Призрак виселицы

Не будите призраков, ибо они обратятся против вас!

Старинное изречение

Высокое положение Геринга казалось непоколебимым, но тут, совершенно неожиданно, ему был нанесен удар, показавший всю непрочность его позиции. Это случилось через неделю после великолепного парада на Лейпцигерштрассе, когда в городе Лейпциге начался суд по делу о поджоге рейхстага. Геринг и Геббельс были вызваны в суд в качестве свидетелей обвинения. Геринг согласился выступить, хотя и знал, что достаточно веские улики имеются только против голландца Маринуса ван дер Люббе. Остальные обвиняемые — Эрнст Торглер, депутат рейхстага от КПГ, и три болгарских коммуниста: Димитров, Танев и Попов, были арестованы необоснованно; нацисты сфабриковали все «дело», чтобы создать «основания» для запрета компартии. Самой яркой фигурой среди обвиняемых был Георгий Димитров, член Коминтерна, ставший после войны председателем правительства Болгарии. Суд (проходивший с 21 сентября по 23 декабря 1933 г.) вызвал интерес не только в Германии, но и во всем мире; германское радио вело непрерывные прямые репортажи о судебных заседаниях, длившиеся по нескольку часов.

Геринг был вызван в суд 4 ноября 1933 г., когда шел уже второй месяц разбирательства. Он явился на заседание в костюме для верховой езды, подчеркивая своим видом, что прибыл ненадолго и вообще не придает большого значения судебной процедуре: мол, вина арестованных доказана, и говорить тут особенно не о чем. Но его беззаботное настроение быстро рассеялось, когда ему пришлось вступить в словесный поединок с Димитровым, который легко спровоцировал его на глупую выходку, выставив на смех перед многочисленными иностранными журналистами, присутствовавшими на суде. Димитров вовлек Геринга в спор об отношениях между Германией и Советским Союзом, к которому всесильный министр-президент был явно не готов, и вскоре все присутствующие увидели, что Геринг чувствует себя загнанным в ловушку, из которой не находит выхода. В конце концов, доведенный до бешенства вежливыми вопросами Димитрова, Геринг, вскочив с места, закричал на него, потрясая кулаками: «Ты лжец! Твое место — на виселице! Вот выйдешь отсюда, и я прикажу тебя схватить — тогда заговоришь по-другому!» Эта вспышка поразила публику; в зале повисла тягостная тишина, а затем возник невероятный шум, сквозь который прорывались крики одобрения в адрес Геринга, звучавшие, однако, не слишком уверенно. Судья пришел на помощь Герингу, обвинив Димитрова в ведении «коммунистической пропаганды» и приказав удалить его из зала, но было поздно: событие уже состоялось, и многочисленные журналисты поспешили передать сенсационные сообщения в разные страны мира о «поединке характеров» между представителями двух идеологий и о конфузе, случившемся с «наци № 2».

Здание суда в Лейпциге уцелело во время войны, и в 1947 г. в нем был открыт музей в память о знаменитом процессе; в зале, где проходило заседание, для туристов теперь включают магнитофонную запись спора, происходившего между Герингом и Димитровым, и их голоса снова и снова разносятся под старинными сводами, как будто предлагая решить, кто же был прав в той яростной исторической борьбе, ареной которой стал суд.

Впрочем, мир уже тогда сделал свои выводы. Неуклюжее поведение Геринга показало, что он с пренебрежением относится к суду, а его чудовищная угроза расправиться с подсудимым открыла многим истинное лицо нацистов. Даже Гитлер остался им недоволен, потому что он чуть не поссорил его с Советским Союзом в неподходящий момент, когда время для такой ссоры еще не наступило.

Торглер, Димитров, Танев и Попов были оправданы, а ван дер Люббе приговорен к смерти, но приговор суда так и не прояснил вопрос: кто же в действительности был виновен в поджоге рейхстага? Тем не менее несчастный голландец был обезглавлен 10 января 1934 г. (нацисты широко применяли этот средневековый вид казни; сохранились фотографии, показывающие, как двое эсэсовцев держат приговоренного, выкручивая ему руки сзади и пригибая к плахе, а третий отрубает ему голову топором). Димитров же покинул Германию 28 февраля на специальном самолете, присланном из России. Он улетал из Кенигсберга, и чтобы попасть на самолет, ему пришлось проделать путь через всю Германию, во время которого его жизнь висела на волоске: Геринг, взбешенный унижением, перенесенным в суде, поклялся, что убьет его, представив его гибель как результат дорожного инцидента или недоразумения, возникшего при проверке документов.

Однако в Германии нашлись люди, решившие предотвратить убийство — и не потому, что им было жаль Димитрова, а потому, что они не хотели нового ущерба для престижа страны (как и для самого Геринга). Ханфштенгль, секретарь Гитлера по связям с иностранной прессой, и Зоммерфельдт, пресс-секретарь Геринга, представили дело так, что «слухи об убийстве» распространяются иностранными журналистами, и выпустили опровержение, в котором официально заявлялось, что Геринг, «джентльмен и солдат», никогда не унизится до трусливого убийства из-за угла и что он «вообще не такой, как другие нацистские вожди». Опровержение тут же перепечатали ведущие европейские газеты, и на другое утро Геринг имел удовольствие прочесть в лондонской «Таймс», что он — «настоящий джентльмен». Похвала англичан значила для него гораздо больше, чем судьба «какого-то Димитрова», и он незамедлительно выступил с резким заявлением о том, что «слухи о подготовке покушения — это выдумки его врагов», и что он не замышлял ничего подобного. Позже до него дошла правда о проделке Ханфштенгля, но в это время Димитров находился уже далеко от Германии.

Последствия неудачного выступления Геринга в суде (прозвучавшего в прямом эфире на всю страну) еще долго сказывались на его престиже и заметно пошатнули его авторитет среди нацистского руководства. До этого случая многие восторгались его проницательностью и умением быстро реагировать на «происки врагов» — и вот, надо же, такой конфуз, да еще в разгар кампании по проведению референдума, когда решался вопрос о том, быть ли в Германии однопартийному правлению нацистов, или нет. До этого пропаганда Геббельса искусно подводила население к мысли, что «многопартийная система — это зло»; той же цели служил и-суд по делу о пожаре рейхстага, который теперь оказался «скомканным», не сумев убедительно доказать, что поджог — «дело рук коммунистов, замышлявших вооруженное восстание», — как утверждали Гитлер и особенно Геббельс, а вслед за ними — и Геринг. История (уже не в первый раз!) мрачно подшутила над ним, сделав из его слов пророчество, обратившееся против него самого. Всего через 13 лет призрак виселицы, который он так опрометчиво потревожил, возник перед ним как реальная и страшная угроза для него самого.


2. Третье явление свастики

Христианская любовь — глупость, потому что любовь парализует человека. Свастика, преемница меча — вот символ германского христианства.

Гитлер. Догматы германского христианства

Накануне референдума с речью к населению страны обратился президент Гинденбург, которому исполнилось уже 86 лет. Он сказал:

«Я и правительство рейха едины в нашем стремлении вывести Германию из полосы внутренних потрясений и безволия послевоенного периода. Теперь мы призываем немцев решить судьбу страны и сказать миру О поддержке нашей политики. Благодаря смелому, решительному и уверенному руководству канцлера Гитлера и действиям его коллег, назначенных мною указом от 30 января этого года, Германия обрела веру в себя и нашла свой путь к возвращению национальной чести и светлому будущему!»

Неудивительно, что после такой речи президента, пользовавшегося доверием и уважением населения. 95 % голосовавших сказали «Да» на референдуме, одобрив таким образом деятельность НСДАП, ставшей с этого времени единственной разрешенной законом политической партией в стране. Так менялась Германия. Она действительно вступила на новый путь, который отнюдь не стал для нее «путем к обретению национальной чести». Это был путь к тоталитаризму и войне, и события 1933 г., ставшие его роковыми вехами, красноречиво говорили об этом:

3 сентября 1933 г. — Гитлер заявил: «Ведя войну с большевизмом, Германия выполняет европейскую миссию!»

14 октября — Германия вышла из Лиги Наций: Гитлер не захотел связывать себя обязательствами по разоружению.

12 ноября — референдум по однопартийной системе; 95 % голосовавших одобрили деятельность НСДАП.

На этом фоне в жизни Геринга произошел эпизод, который хотя и имел значение только для него лично, но был тесно связан с происходившими историческими событиями. \1 октября 1933 г. исполнилось два года со дня смерти Карин. Геринг побывал в Швеции и посетил ее могилу, на которой оставил венок с лентой; на ленте была изображена свастика. На другой день обнаружилось, что лента со свастикой сорвана и куда-то исчезла; на могиле была оставлена записка со словами: «Не потерпим нацистской пропаганды!» Видимо, это сделали местные антифашисты. Геринг сначала ничего не понял: ведь он впервые увидел свастику именно здесь, в Швеции, в 1920 г.; это была часть орнамента, украшавшего каминную решетку в доме графа Розена, известного путешественника и ученого. Тогда свастика воспринималась как старинный символ и экзотическое украшение, не лишенное оттенка тайны — но и только! Да, так было тогда — но не теперь! Теперь, в 1933 г., свастика стала символом нацизма, и случай на могиле показал, что она вызывает у людей совсем не добрые чувства.

Все это значило только одно: что времена изменились, и изменился сам Геринг, во многом ставший после смерти Карин другим человеком. Не заметить этого было просто невозможно. Со смертью Карин из его жизни ушли любовь и молодость и многие добрые чувства, согревавшие и смягчавшие душу. Остались: погоня за властью и жажда обогащения, превратившиеся в самоцель, а символ свастики стал обозначать не Швецию и Карин, а нацистов и Гитлера.

Случай на кладбище потряс Геринга: он был огорчен не только оскорблением, нанесенным памяти жены, но и тем, что это произошло в милой его сердцу Швеции, где он когда-то нашел приют после бегства с родины; теперь ему дали понять, что он здесь — нежеланный гость.

Он решил, что перевезет останки Карин в Германию и похоронит ее в бывшем охотничьем заповеднике прусских королей Шорфгейде. Там, на высоком берегу озера Дольнзее, будет построен мавзолей, и там она будет покоиться в тишине, в свинцовом гробу, и никто не нарушит ее уединение. Там же, неподалеку, он решил поселиться и сам, в новом доме, построенном в виде шведской фермы; он решил назвать его «Каринхалле» («Дом имени Карин»).

Все эти планы были быстро воплощены в жизнь. Лучшие архитекторы возвели дом и мавзолей (под который было перестроено старое военное укрепление), все расходы были оплачены из бюджета Пруссии, и поместье Шорфгейде было взято под охрану государства как природный заповедник.


3. Затишье перед грозой

1 декабря 1933 г. вышел закон «О единстве партии и государства», согласно которому НСДАП стала «государственной партией», единственной в стране. Тогда же Эрнст Рем и Рудольф Гесс были назначены министрами рейха, и Геринг с беспокойством увидел, что его оттесняют от фюрера и что он уже не является вторым лицом в государстве, а представляет собой всего лишь одного из деятелей в окружении Гитлера, личным и самым близким другом которого стал Рем. В то же время Геббельс, его самый ловкий и опасный соперник, продолжал методично расширять свою сферу влияния, учредив «Государственную палату культуры», взявшую под контроль всех деятелей искусства, и издав «Закон о редакторах», с помощью которого подчинил себе все газеты.

Геринг утешался тем, что в его распоряжении оставались все леса и всё воздушное пространство Германии; он имел доступ ко всем секретам немцев через свой «Центр исследований»; наконец, ему подчинялись оперные и драматические театры Пруссии! Под Рождество он сделал широкий жест: выпустил на волю по амнистии многих узников концлагерей, решив укрепить свою популярность и воспользоваться для этого властью, пока она еще была у него в руках.

После 12 ноября 1933 г. его должность президента рейхстага почти утратила свое значение, потому что в рейхстаге заседала только одна партия — НСДАП; зато теперь можно было не беспокоиться по поводу выборов в рейхстаг — успех был обеспечен надолго.

Подобным же образом вскоре обесценилось и главное достижение его жизни — пост министра-президента Пруссии. 30 января 1934 г. был принят закон «О реорганизации рейха», по которому приостанавливалось существование суверенитета государств, входивших в состав Германии, как и деятельность местных парламентов (ландтагов). Правда, сам пост министра-президента не был упразднен, но он превратился в чистую «синекуру» — почетную должность, не требовавшую от ее обладателя никаких трудов. Казалось бы, можно было наслаждаться жизнью — но… Какое-то неясное беспокойство не давало расслабиться и обрести уверенность.

Теперь он жил во дворце, который прежде служил официальной резиденцией министра торговли Пруссии. Там было множество маленьких комнат, стены которых были обиты темным бархатом; окна с мелкими стеклами пропускали внутрь мало света. Везде стояла тяжелая старинная мебель, и всюду были изображения свастики: на стенах, на полу и на потолке. Все это производило, по словам Альберта Шпеера, впечатление «какого-то мрачного ритуального праздника». Гитлер, тоже бывавший здесь, назвал дом «унылым» и посоветовал Герингу обратиться к Шпееру, чтобы тот его перестроил.

Геринг последовал совету, и за зиму дворец принял совершенно новый вид. По словам Шпеера, «это был замечательный заказ: деньги для Геринга не имели значения, и он тратил их, не считая!» Все перегородки на первом этаже были сломаны, и вместо множества маленьких комнат получилось всего четыре просторных зала. Один из них, самый большой (площадью в 140 кв. метров) был отведен под кабинет, лишь немного уступавший кабинету Гитлера. Мебель была крупной, под стать самому хозяину. Огромный стол в стиле «ренессанс» поражал размерами, а кресло у стола напоминало массивный трон, спинка которого поднималась много выше головы. На столе стояли две тяжелые серебряные лампы с широкими абажурами из пергамента, а на стене висел большой фотопортрет Гитлера. Фюрер подарил Герингу обычную фотографию, но она показалась ему недостаточно внушительной. Он ее увеличил и повесил на стену, чтобы каждый, кто приходил в гости, видел, что фюрер особо благоволит хозяину: ведь Гитлер дарил своим соратникам только небольшие настольные фотографии — всем одного размера и в одинаковых серебряных рамках, изготовленных для этой цели по специальному заказу. В просторной гостиной висела картина Рубенса «Диана на охоте», «позаимствованная» Герингом из музея короля Фридриха; она была так велика, что закрывала окошко, за которым стоял проекционный киноаппарат, поэтому во время показа фильмов картину поднимали к потолку.

Пока шла перестройка дома, Геринг жил во дворце президента рейхстага, стоявшем напротив главного здания, где шел ремонт после пожара. Помимо этой резиденции у него была еще и вилла на Штреземаннштрассе (переименованной, по его настоянию, в Герман Герингштрассе). Здесь он отмечал день рождения 12 января 1934 г., когда ему исполнился 41 год. В тот раз он получил особенно богатые подарки. Дарить подарки стало «хорошим тоном», и каждый (кто мог) старался при случае перещеголять другого. Заметим, что Гитлер отказывался принимать ценные подарки и ордена и всегда подчеркивал свое отличие от Геринга в этом вопросе, хотя и не слишком его осуждал, снисходительно называя «человеком эпохи Возрождения». Геринг же, получая очередную ценную вещь, прямо-таки светился от счастья, как ребенок, завладевший новой игрушкой, и подношения текли к нему рекой со всей Германии.

Президент Гинденбург был еще жив; в январе 1934 г. в его дворце состоялся новогодний праздник и прием, последний в его жизни. Мартин Зоммерфельдт писал: «Он стоял, опираясь на трость, как памятник самому себе, такой массивный и крупный, со снежно-белыми волосами и ярко-голубыми глазами, глядевшими то по-детски простодушно, то со старческой мудростью. Рейхсканцлер Гитлер стоял сзади, внимательно вглядываясь в гостей. Сразу бросалась в глаза разница между этими двумя людьми — бывшим фельдмаршалом и бывшим ефрейтором: между ними пролегла целая историческая эпоха, и старик казался уже пришельцем из прошлого, его ожившей легендой и последним предостережением. Он был последним препятствием на пути к диктатуре».

Биограф Гинденбурга Вольфганг Руге писал о нем: «Зиму 1933–1934 годов президент провел в своем дворце, живя спокойно и уединенно. У него не осталось никаких государственных занятий, и не было вопросов, требовавших его решения, поэтому все его бывшие помощники и приспешники разлетелись кто куда. Имена прежних идеологов: Людендорфа, Тренера, Штрайхера — находились теперь под запретом; нацисты не хотели их даже упоминать. Гинденбурга изредка навещали только фон Папен и Ольденбург-Янушау. Прочие старые друзья и соратники ослабли здоровьем и сидели, как и он, в своих отдаленных поместьях, забытые всеми, а сын Оскар скитался по стране в поисках работы, потому что нацисты не хотели доверить ему сколько-нибудь высокий пост. Единственным из всех, еще пытавшимся сохранять активность, был государственный секретарь Мейсснер, озабоченный тем, как бы удержаться на плаву после смерти Гинденбурга, которая была уже не за горами».

Пока был жив Гинденбург, Геринг оставался «промежуточным звеном» между ним и Гитлером; многие связывали его и с тем и с другим, и это укрепляло его положение. Геринг сохранял связи и с бывшей императорской фамилией, представители которой все еще питали надежды на восстановление монархии после смерти президента: ведь дуче в Италии хотя и был диктатором, но сохранил короля и его двор, почему бы и Гитлеру не поступить так же? Однако прежней близости в отношениях Геринга с династией Гоген-цоллернов уже не было; он утратил почтение к кайзеру, полагаясь больше на Гитлера, который, конечно, сам решит, кто будет занимать высший пост в стране после смерти президента. Геринг высоко ценил свои шансы в этой области; впрочем, при любых событиях он собирался оставаться верным последователем Гитлера.


Глава 15
Комедианты неведомо для себя


1. Герман Геринг — поборник «прусской морали»

Зимой 1933—34 гг. в Потсдаме, близ Берлина, шло полным ходом строительство подземного командного пункта люфтваффе. Геринг был доволен быстротой и качеством работ, в результате которых под холмом Эренфортен создавалась разветвленная система штабных помещений и переходов; но с еще большим увлечением он занимался в ту зиму делами прусских государственных театров. Это была часть его «феодального владения», полученного из рук фюрера, которую он ревниво оберегал от поползновений со стороны министра пропаганды Геббельса, подчинившего себе всю культурную жизнь страны. Могущество Геббельса настолько расширилось, что без его ведома никто из людей искусства не смел сказать и слова, но перед Герингом ему пришлось отступить: «толстый Герман» не только сохранил под своей властью лучшие театры Германии, но и распорядился присвоить (не спрашивая Геббельса!) Эмми Зоннеманн звание «государственной актрисы» за исполнение роли Гретхен в спектакле «Фауст». Более того, Геринг запретил ставить в «своих» театрах пьесы драматурга Йоста, известного как «человек Геббельса», и возвысил актера Г. Грюндгенса, про которого говорили, что он «симпатизирует коммунистам». Герингу очень нравилось исполнение Грюндгенсом роли Мефистофеля, и он назначил его художественным руководителем театра на Жандарменмаркт, предоставив полную свободу действий. Сторонники Геббельса попытались опорочить нового руководителя, обвинив его в «покровительстве евреям» (потому что многие актеры его театра были женаты на еврейках); когда эти пересуды дошли до Геринга, он сказал знаменитую фразу, ставшую в Германии пословицей: «Здесь я решаю, кто еврей, а кто — нет!»

Надо сказать, что нацисты придавали большое значение театральному искусству. Национал-социализм стал официальным мировоззрением, находившим выражение в форме многочисленных фестивалей, торжественных шествий, многолюдных юбилейных праздников, оформлявшихся все более пышно. Народ «Великой Германии» получил возможность зарабатывать на хлеб, но нацистские руководители не забывали и о том, что массам требуются зрелища, прославляющие режим и отвлекающие от посторонних мыслей.

Постепенно между тремя главными нацистскими вождями образовалось своеобразное «разделение труда» в области искусства: Гитлер любил музыкальную драму и оперетты, особенно ему нравилась музыка Вагнера, повергавшая его в состояние мрачной эйфории. Геринг, будучи (как истый пруссак) сентиментальным по натуре, предпочитал классическую драму; некоторые спектакли трогали его до слез. Геббельс выше всего ценил искусство кино, в первую очередь за его богатые пропагандистские возможности. Германское кино стало «вотчиной» Геббельса, в которой он распоряжался как хотел, «казня и милуя» актеров, актрис и режиссеров по своему усмотрению.

Как бы то ни было, но за всеми этими увлекательными хлопотами, связанными с театром, Геринг не забывал и об авиации. Здесь у него был надежный помощник — Эрхард Мильх, которому (по распоряжению Гинденбурга) присвоили звание генерал-майора. Мильх умело руководил крупной строительной программой по созданию инфраструктуры люфтваффе: аэродромов, заводов, ремонтных мастерских и военных баз. Такое огромное строительство (сравнявшееся по бюджету с программой создания национальной сети первоклассных автодорог, тоже осуществлявшейся в те годы) было невозможно скрыть от посторонних глаз (хотя оно и маскировалось под гражданские проекты, например, для компании «Люфтганза»), но правительства Англии и Франции предпочитали делать вид, что не замечают ничего особенного.

В январе 1934 г. был подписан договор о ненападении сроком на 10 лет между Германией и Польшей. Германия получила безопасную границу на Востоке, а Геринг извлек из ситуации личную выгоду: он стал частым гостем маршала Пилсудского, приглашавшего его поохотиться в польских заповедниках. К тому времени Геринг уже имел звание «рейхсегермейстера» («государственного уполномоченного по делам охоты») и возглавлял созданное в 1934 г. министерство по делам охоты, так что у него было достаточно полномочий, чтобы выходить против любого крупного зверя (поляки уверяли его, что в их лесах еще сохранились медведи).

Министерство авиации стало весьма желанным местом для честолюбивых офицеров армии и резерва, которых привлекала как сама летная профессия, так и возможность быстрого продвижения по службе. Впрочем, те, кто хотел получить повышение, должны были успешно пройти обязательную летную подготовку.

По настоянию начальника штаба люфтваффе генерала Вефера были созданы специальные подразделения воздушной разведки, получившие тактическую самостоятельность (т. е. не входившие в состав бомбардировочных и истребительных соединений).

В марте 1934 г. Герингу пришлось расстаться с постом министра внутренних дел Пруссии. Весь штат его министерства был включен в состав министерства внутренних дел рейха, во главе которого стоял Гиммлер, получивший в подчинение также и прусское гестапо, основанное Герингом, а заодно и все прусские концентрационные лагеря. Герингу пришлось довольствоваться тем, что в его ведении осталось министерство авиации, которое непрерывно расширялось. Он ввел для личного состава светло-голубую форму с эполетами (для пилотов — эполеты на обоих плечах, для наземного персонала — на одном) и прибыл на церемонию передачи министерства внутренних дел Гиммлеру в новом голубом мундире с эполетами и при шпаге. Некоторое время в его ведении еще оставалась обычная полиция, но затем она была расформирована: лучшие кадры вошли в части «личной охраны», а остальной состав пополнил ряды армии и люфтваффе.

Тем временем были расформированы и другие прусские министерства, полномочия которых перешли к соответствующим общегерманским учреждениям. Осталось нетронутым только министерство финансов Пруссии, которое Гитлер счел за лучшее не перестраивать, чтобы не нарушить его хорошо отлаженную и ответственную работу. Это оказалось на руку Герингу, для которого прусская казна так и осталась источником для оплаты всех личных расходов. Прусское правительство приобрело до смешного куцый вид: оно состояло теперь только из министра-президента и министра финансов, но Геринга это не смущало; он сказал: «Это не важно, что Пруссия как государство исчезла с карты Европы, зато осталась «прусская идея» и «прусская мораль», ставшие идеологией всего рейха. Государства приходят и уходят, а народ остается!» Наверное, под народом он подразумевал себя, а под «прусской моралью» — возможность беспрепятственно залезать своей рукой в государственную казну и черпать из нее столько, сколько захочется.

В руках Геринга осталось еще одно ценное учреждение: его «Центр специальных исследований», который он не захотел передать Гиммлеру. Каждое утро ему давали для прочтения обзор материала, поступившего за сутки, а самые важные записи доставляли немедленно со спецпочтой. «Исследователи» прослушивали телефоны послов иностранных государств, министров, командиров СА и лиц, подозревавшихся в оппозиционных настроениях по отношению к правительству и партии; например, прослушивался телефон генерала Шлейхера (но и телефон Эмми Зоннеман, говорят, тоже был под контролем). В отделе использовалась самая современная техника, и жертвы слежки не подозревали о том, что находятся «под колпаком». В этом море информации Геринг чувствовал себя как сказочный Гарун-аль-Рашид, знавший до мелочей все, что происходило в его обширной империи; разумеется, наиболее важные сведения передавались Гитлеру. Это было сильное оружие, делавшее Геринга опасным для его противников даже после того, как он утратил контроль над гестапо, и он, не задумываясь, пускал его в ход, в полном согласии с правилами «прусской морали», которыми он руководствовался.


2. Постановки на фоне мавзолея

Гинденбург был еще жив, но в апреле 1934 г. у него начались осложнения со здоровьем, связанные с возрастом, и все, кто так или иначе зависел от его пребывания на посту президента, начали гадать о будущем и строить расчеты. Сразу же выросло значение армии, от поддержки которой зависела прочность положения главы государства; но кроме армии в стране существовала и другая военная сила — отряды СА, во главе которых стоял Эрнст Рем, министр рейха и начальник штаба СА. Рем задумал подчинить себе армию, объединив ее с СА и создав новые вооруженные силы по типу милиции.

Гитлер, желая стать главой государства после Гинденбурга, должен был, конечно, заранее обеспечить себе поддержку армии. Военный министр генерал-полковник фон Бломберг и его начальник канцелярии генерал Рейхенау были готовы признать Гитлера главой государства, потребовав за это, чтобы вермахт оставался единственной вооруженной силой в стране. Так было положено начало конфликту между Гитлером и Ремом, который считался его близким другом.

Между тем отряды штурмовиков, которыми руководил Рем, представляли собой внушительную силу; это были полувоенные соединения, возглавляемые местными командирами, преданными Рему и ожидавшими его приказа, чтобы совершить «вторую, социалистическую революцию». Третьей силой в стране были «правые»: монархисты, желавшие восстановления власти кайзера, промышленники и финансисты, не хотевшие и слышать о «социализме», и просто зажиточные добропорядочные граждане, которым надоели социальные потрясения. Монархисты не возражали против пребывания Гитлера на посту канцлера, но не хотели, чтобы он стал главой государства, зная, что тогда он превратится в диктатора и их надеждам на возвращение кайзера придет конец.

Чтобы утихомирить страсти, фон Папен, вице-канцлер в правительстве Гитлера, попросил Гинденбурга составить свое политическое завещание. Этот документ был готов к 11 мая 1934 г.; Гинденбург составил его по черновику, написанному фон Папеном. Завещание состояло из двух частей: первая представляла собой обращение к германскому народу, а вторая — письмо канцлеру Гитлеру. Обращение к нации заканчивалось словами: «Мой канцлер Адольф Гитлер и его движение предприняли решающие меры исторического значения, обеспечив достижение внутреннего единства германской нации, вопреки всем различиям политического и классового характера. Я надеюсь, что процесс, обеспечивший создание правительства 30 января 1933 г., приведет к полному достижению целей развития и совершенствования германской нации».

Письмо к Гитлеру никогда не было опубликовано. После Второй мировой войны появились сведения о том, что там содержалось пожелание о восстановлении монархической формы правления, но подтвердить это не удалось, потому что подлинный документ так и не был найден.

После составления завещания Гинденбург уехал в начале июня на летний отдых в свое имение в Восточной Пруссии.

В это время было закончено строительство летнего дома и мавзолея в имении Геринга в Шорфгейде. Поместье располагалось у двух озер, на краю обширного лесного массива, известного со времен глубокой старины. Здесь еще сохранились огромные древние дубы, составлявшие когда-то славу и богатство этих мест. Теперь тут располагался заповедник, на территории которого и было устроено поместье «главного охотника». Это было прекрасное место, где можно было вести уединенную жизнь среди природы, а отличные постройки обеспечивали комфорт и позволяли принимать самых высоких и взыскательных гостей. Гитлер устроил себе такое же гнездышко на юге Германии, в Оберзальцберге, неподалеку от Берхтесгадена.

Дом, выстроенный в Каринхалле (в заповеднике Шорфгейде), был обставлен так, чтобы напоминать Герингу замок Рокелстад, где он впервые встретился с Карин в 1920 г. В просторной гостиной на полу были постелены медвежьи шкуры, на стенах висели охотничьи трофеи, недалеко от входа был устроен большой камин. У окна стояло массивное кресло-трон с фамильным гербом Геринга: рука в стальной рыцарской перчатке, сжатая в кулак, в обрамлении венка из дубовых листьев. На огромном дубовом столе стояли два высоких подсвечника; большая изразцовая печь и дубовая скамья завершали убранство.

К гостиной примыкал кабинет, украшенный картинами Рубенса и портретом Карин на фоне Баварских Альп. Дом стоял в самом центре обширного имения; так как хозяину часто приходили в голову новые идеи, то здесь все время что-нибудь строилось, и такое строительство продолжалось даже во время войны.

Поместье находилось к северу от Берлина, в районе городка Гросс-Шенебек. Нужно было проехать около 70 км по шоссе на Пренцлау, а затем, миновав контрольно-пропускной пункт, еще около 12 км по отличной новой боковой дороге.

Геринг пригласил на праздник по случаю новоселья (состоявшегося 10 июня 1934 г.) 40 человек гостей, среди которых был и посол Англии в Германии сэр Эрик Фиппс. Хозяин встретил гостей на окраине заповедника и проехал с ними по лесу, показав растения и животных, среди которых имелся настоящий бизон; Геринг объяснил, что его хотели скрестить с коровой, чтобы получить потомство, но эта попытка, к сожалению, не удалась.

Затем гоночный автомобиль Геринга обогнал кавалькаду машин гостей, и он встретил их на пороге дома, одетый в другой костюм: белую фланелевую рубаху и в кожаную зеленую куртку без рукавов, белые брюки с поясом, на котором висел охотничий кинжал, и белые туфли. Он представил гостям Эмми Зоннеманн, назвав ее своей секретаршей, а потом все осмотрели дом и мавзолей.

Мавзолей был устроен в старом военном укреплении из камня и бетона, стены которого имели толщину около двух метров. Сэр Фиппс написал в отчете своему министру (после сообщения о печальной участи бизона), что никогда не видел до этого такой оригинальной и красиво оформленной постройки.

…Свинцовый гроб с телом Карин привезли из Швеции по железной дороге. На станциях по пути следования были вывешены флаги с траурными лентами и стояли женщины и дети, встречавшие и провожавшие поезд. На церемонии похорон присутствовали Гитлер, члены семьи фон Фок и графов Розен и сын Карин, Томас Кантцов. 19 июня 1934 г. останки Карин были похоронены в земле Германии.

За два дня до этого вице-канцлер фон Папен выступил с речью в университете города Марбург, в которой осудил попытки НСДАП подавить другие националистические партии, указал на ошибочность политики притеснений католической церкви и на опасность превращения Германии в гетто, изолированное от других стран Европы. Он упомянул также о преследованиях интеллигенции, о попытках заткнуть рот газетам, о терроре. Он назвал абсурдными призывы к «непрерывной революции снизу», ведущие к насилию и несправедливости, и выразил надежду, что германский народ сумеет распознать опасность такой политики. «Нельзя заставлять весь народ жить по законам воинской дисциплины, как в казарме, это противоречит человеческой натуре, и это я говорю вам с полной уверенностью, как старый солдат!» — заключил Папен свою речь.

Нацисты поспешили принять меры. Доктор Юнг, составитель речи, был арестован, а на Папена пожаловались президенту, который тут же подписал указ о его смещении, сказав: «Раз ему не нравится дисциплина, пусть он почувствует на себе, что это такое!»

Смелая речь фон Папена, выступившего от лица правой оппозиции, произвела большое впечатление в Германии. Геринг узнал об этом из донесений своего «Центра исследований» и предупредил членов Прусского государственного совета: «Не стоит верить этим слухам о «второй революции»! Первую революцию осуществил фюрер, он же проведет и вторую, если сочтет нужным. Если же нет — мы должны быть готовы выступить против любого, кто попытается противостоять его воле!»


Глава 16
«Ночь длинных ножей»

Гитлер пнул ногой один из трупов расстрелянных и сказал: «Эти люди были не так уж и виноваты!»

Энциклопедия Третьего рейха

30 июня 1934 г. произошла решающая схватка за власть, окончившаяся в пользу Гитлера, в которой Геринг с самого начала стал на сторону фюрера. Для этого у него имелись достаточно веские причины. «Центр исследований» донес ему, что вожди СА называют его «жирным боровом» и уже решили «убрать его в нужную минуту». Помимо опасений за свою жизнь и благополучие, у него имелся и трезвый политический расчет, подсказывавший ему, что в назревавшем конфликте нужно примкнуть к Гитлеру. Ведь руководство рейхсвера открыто заявило о своей поддержке канцлера, и Гитлер пообещал за это генералам, что армия будет единственной вооруженной силой в стране; более того, он подтвердил свое обещание публично, выступив 4 июня 1934 г. с заявлением «О профессиональном поведении германского солдата»; таким образом, все говорило за то, что вооруженное восстание СА (если оно состоится) потерпит неудачу. Зыбкое согласие, установившееся между «правыми реакционерами» и «просоциалистическим» руководством СА, могло быть нарушено в любое время, еще до смерти Гинденбурга.

Надо сказать, что Гитлеру очень не хотелось выступать против Рема, и он долго колебался, прежде чем пойти на крайние меры. Рем был его давним другом, немало сделавшим для нацистского движения. «Я благодарю Всевышнего, — сказал ему однажды Гитлер, — что он послал мне такого верного товарища по оружию!» Но политическая необходимость взяла верх. Гитлер не мог обойтись без финансовой поддержки промышленников, в которых вселяли ужас буйные соратники Рема, грозившие совершить в Германии «социалистическую революцию»; Гитлеру была нужна и поддержка армии, офицеры которой с презрением относились к надеждам Рема включить свое разношерстное воинство в состав регулярных войск. Поколебавшись, Гитлер принял решение, попытавшись, правда, еще раз уговорить Рема отказаться от своих «левых» взглядов. Но фюреру пришлось считаться и с мнением других своих сподвижников — Геринга, Гиммлера и Геббельса, ненавидевших Рема.

Когда Геринг вернулся в Берлин с траурной церемонии в Шорфгейде, у его статс-секретаря Пауля Кернера уже лежал в сейфе список лиц (сторонников Рема), подлежавших аресту и ликвидации. 10 июня газета «Фолькишер беобахтер» опубликовала приказ Рема, отданный штурмовым отрядам, в котором говорилось: «Если враги СА питают надежду, что мы, находясь в отпуске, не сможем стать в строй, то они заблуждаются. Ответ будет дан в свое время и в надлежащей форме. СА есть и будут надеждой Германии и средством решить ее судьбу!» Этот приказ показал, что Рем не оставил своих замыслов о захвате власти и после беседы с Гитлером.

Летний отпуск личного состава СА начинался с 1 июля, а 24 июня генерал-полковник фон Фрич отдал войскам приказ «подготовиться, соблюдая осторожность, к отражению атаки штурмовиков, которая обязательно последует». Здесь стоит отметить, что регулярная армия сильно уступала отрядам СА по численности (почти в шесть раз). К тому же Рем и его командиры вовремя узнали о мерах, предпринятых генералами, и собрались на совещание в городе Бад Висзее (где отдыхал Рем), чтобы договориться об ответных шагах. Некоторые штурмовые отряды были подняты по тревоге и переведены на военный режим службы.

В это время Гитлер совершал поездку по Рейнской области, где вел переговоры с представителями местных финансовых и деловых кругов, но Геринг нашел возможность сообщить ему о результатах прослушивания телефонных разговоров. Потом они имели краткую встречу в Берлине, во время которой договорились, что Гитлер возьмет под контроль ситуацию в Баварии, а Геринг — в Берлине и в Пруссии. Рейхсвер же просто стоял в готовности, ожидая приказа своего командующего; поэтому для выполнения активных действий можно было использовать только отряды СС и полицию, все еще находившуюся в подчинении у Геринга.

Рем медлил с выступлением, на 30 июня он не планировал никаких новых шагов. Утром 29 июня газета «Фолькишер беобахтер» напечатала заявление министра вооруженных сил фон Бломберга «О лояльности армии», начинавшееся словами: «Позиция вооруженных сил ясна и недвусмысленна. Мы служим государству, охраняя его от внутренних потрясений, и поддерживаем его руководителей, гарантирующих армии роль единственной вооруженной силы в стране, как и признание и доверие со стороны народа и государства». Это выступление послужило Гитлеру сигналом для начала решительных действий. 30 июня он предпринял активные меры в Баварии, а Геринг — в Берлине. Гиммлер и Гейдрих взяли на себя грязную работу по «ликвидации нежелательных элементов».

Первым делом Геринг отдал приказ отрядам полиции и СС оцепить район правительственных зданий в Берлине и сам, в сопровождении эскорта полицейских, направился в штаб-квартиру СА, находившуюся на Вильгельмштрассе. Штурмовики, застигнутые врасплох, не оказали сопротивления, и полицейские беспрепятственно произвели аресты и изъятие оружия, которого оказалось довольно много. После этого Геринг засел на своей правительственной вилле (на Штреземаннштрассе), откуда стал руководить дальнейшими действиями своих подчиненных.

Прежде всего он созвал «Исполнительный совет по подавлению мятежа», в который кроме него вошли Гиммлер, генерал фон Рейхенау и государственный секретарь Кернер (который вел протокол и все другие записи). На заседании совета присутствовал Мильх, прибывший с докладом о развертывании подразделений люфтваффе. По его словам, Гиммлер, сидя за столом, медленно читал вслух список арестованных, а Геринг и Рейхенау, услышав очередную фамилию, либо кивали в знак согласия, либо отрицательно качали головой; если оба соглашались, то Гиммлер диктовал фамилию Кернеру со словами: «Поступить согласно утвержденной инструкции!» Все это напоминало какую-то зловещую игру, но, судя по количеству важных персон, заполнивших кабинеты виллы, дело приняло самый серьезный оборот. В разгар заседания раздался телефонный звонок из Мюнхена: это был Гитлер, приказавший Герингу и Гиммлеру «закончить дело до утра».

В список приговоренных к смерти было включено 150 высших руководителей СА, обвиненных в измене; их отвезли в полицейские казармы в районе кадетской школы в Лихтерфельде (где когда-то учился Геринг) и посадили в угольный подвал, из которого стали выводить по четыре человека и расстреливать во внутреннем дворе. Многие, не зная, за что их арестовали, пытались протестовать; эсэсовцы срывали с них рубашки и, поставив к стене, стреляли в упор, залпами, потом подходил офицер и добивал раненых выстрелом в голову. Бойня продолжалась несколько часов, к утру все было закончено, все трупы вывезли за город в закрытых грузовиках.

Расправы происходили и в Мюнхене, где арестованных свозили в городскую тюрьму и там расстреливали. Казнью руководил Йозеф Дитрих, командир отряда личной охраны Гитлера. Среди арестованных было много его друзей по прежней службе в Добровольческом корпусе; когда один из них воскликнул: «Зепп, дружище, что происходит? Ведь мы ни в чем не виноваты!» — Дитрих ответил: «Вы приговорены к смерти фюрером! Огонь!»

Группенфюрер СА Карл Эрнст (который, как выяснилось после войны, руководил поджогом рейхстага) был схвачен по пути в Бремен (куда он отправился с невестой, чтобы совершить свадебное путешествие), избит, отправлен самолетом в Берлин и там расстрелян. Всего за несколько дней до этого Гитлер и Геринг присутствовали на его свадьбе и поздравляли молодых, желая им долгой жизни и здоровья.

Вместе со штурмовиками нашли свою смерть многие политические противники Гитлера, Геринга и Гиммлера: генерал фон Шлейхер (презиравший Рема и его «банду» и не имевший отношения к их заговору) был застрелен у себя дома вместе с женой во время завтрака, на глазах у дочери-подростка; Грегора Штрассера, руководителя левого крыла НСДАП, застрелили в тюрьме; так же, в тюрьме, убили Эдгара Юнга, написавшего знаменитую «Марбургскую речь» для Папена; Густава фон Кара, подавившего «Пивной путч» в 1923 г., забили прикладами до смерти (ему было уже 75 лет).

Создалась порядочная неразбериха: некоторые из палачей воспользовались возможностью и стали убивать не «по приказу фюрера», а чтобы свести личные счеты. Музыкальный критик Вилли Шмид был застрелен по ошибке, вместо штурмовика Вилли Шмидта, включенного в список смертников. Подобные случаи были названы в приказе Геринга «досадными ошибками, неизбежными в период чрезвычайных мер по подавлению путча». Лица, допустившие их, не подлежали наказанию согласно соответствующему декрету фюрера.

Эрнст Рем был застрелен в тюремной камере, после того как отказался покончить жизнь самоубийством. (Его убил Теодор Эйке, назначенный после этого главным инспектором концлагерей и командиром охранных подразделений СС.)

Точных сведений о количестве казненных не сохранилось, потому что все документы были сожжены по приказу Геринга и Гиммлера. По некоторым данным, всего погибло около 1000 человек.

2 июля 1934 г. Геринг получил телеграмму от президента Гинденбурга с поздравлением по поводу «успешно проведенной акции против изменников родины».

3 июля состоялось заседание правительства, на котором никто из присутствовавших, в том числе и министр юстиции Гюртнер (бывший личным другом многих казненных) не осудил расправы. Действия Гитлера были единодушно одобрены как «справедливые, направленные на защиту государства».

На заседании рейхстага, состоявшемся 13 июля, Гитлер обвинил штурмовиков в заговоре и попытке мятежа и сказал, что принятые им меры совершены «ради высшей справедливости». Депутаты рейхстага выразили фюреру свое полное одобрение.

Так был подавлен «путч», который, собственно говоря, и не был путчем. Гитлер совершил свою «вторую революцию». Геринг сохранил себе жизнь и привилегии, расправившись с политическими противниками. В душе он, наверное, понимал, что прошедшие события не прибавили ему чести, во всяком случае, с этого времени он перестал заявлять, что «проливал свою и чужую кровь только как солдат, воюя на фронте». Теперь, выполняя волю Гитлера, он всегда был готов скомандовать: «Так приказал фюрер! Огонь»!

Геринг сыграл одну из главных ролей в разгроме штурмовиков и снова подтвердил, что является ведущей фигурой в окружении Гитлера. В июле 1934 г. он энергично взялся за дела военной авиации, занимавшей важное место в планах перевооружения Германии. Он одобрил программу строительства военно-воздушных сил, предусматривавшую создание 4021 самолета к сентябрю 1935 г. Эта армада должна была включать 822 бомбардировщика (типов «юнкерс-52», «дорнье-11» и «дорнье-13»), а также истребители и учебные самолеты. Гитлера, однако, не удовлетворило и это количество: он хотел создать мощный «воздушный кулак», чтобы грозить западным державам, не давая им возможности помешать планам наращивания германских вооруженных сил.

2 августа 1934 г. умер президент Гинденбург. Перед смертью он, находясь в полубессознательном состоянии, называл Гитлера «Ваше Величество» и сказал, что не сможет больше исполнять обязанности президента. В тот же день вышел закон «Об отмене поста рейхспрезидента» и Гитлер был объявлен «канцлером правительства и вождем германского народа», объединив в одном лице звания главы правительства и главы государства. Подразделения вермахта, выведенные из казарм и построенные как для парада, приняли присягу на верность фюреру.

Геринг собрал персонал министерства авиации и, вытащив шпагу, громко прочел вслух текст присяги, волнуясь и едва сдерживая слезы: «Клянусь перед Богом, что буду оказывать безусловное повиновение фюреру германского государства и народа и верховному главнокомандующему вермахта, Адольфу Гитлеру, для которого я готов пожертвовать жизнью в любое время!» Эту клятву повторяли в тот день солдаты и офицеры по всей Германии; многим ее слова казались странными, не похожими на текст официальной воинской присяги, но возражать никто не посмел.

Так Гитлер осуществил захват власти, к которому он приступил 30 января 1933 г. Он достиг всех своих целей, а главное: вермахт оказался, наконец, под его командованием, он стал диктатором. 19 августа 1934 г. был проведен референдум, на котором 90 % голосовавших одобрили передачу власти Гитлеру. Первым шагом нового главы государства стало утверждение расходов на перевооружение армии в размере 10,5 млрд марок.

Геринг снова занял положение «второго лица в государстве» после Гитлера. Обретя новую огромную власть, оба они стали бояться покушения. Гитлер назначил Геринга своим преемником на случай смерти или непредвиденных обстоятельств, а Геринг попросил Гитлера назначить министром авиации Мильха, если что-нибудь случится с ним самим. Как это бывает, несчастье, которого опасаются, не заставило себя ждать. В конце августа, когда Геринг и Эмми направлялись в Оберзальцберг, их автомобиль столкнулся на горной дороге со встречной машиной; Эмми ушибла голову, а Геринг поломал себе несколько ребер, ударившись о рулевое колесо. Это произошло недалеко от Розенгейма, места рождения Геринга, и навело его на

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно