Юлий Цезарь. Политическая биография

А.Б. Егоров
ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ
Политическая биография

ВВЕДЕНИЕ

Сюжетом этой книги станет политическая биография Гая Юлия Цезаря, представленная на фоне истории Рима. Роль этого выдающегося полководца и политического деятеля в истории римской цивилизации действительно трудно переоценить. Именно с Цезарем был связан переход от республики к монархии и от римского полиса к политической системе Империи, именно с ним связано и превращение римского государства в гигантскую сверхдержаву, владения которой простирались от Британии до Африки и от Евфрата до побережья Атлантики. Эта огромная Империя создала ту высочайшую цивилизацию, которая, вне всякого сомнения, оказала определяющее влияние на последующую историю вплоть до относительно недавнего прошлого и даже современного периода. Победа Цезаря была не просто сменой формы власти, это был переход римской цивилизации и культуры на новый, качественно иной уровень своего развития.

Политическая биография Цезаря стала весьма популярной темой исследований в западной историографии. Ставшие широко известными биографические исследования М. Гельцера, Ж. Каркопино, А. Феррабино, Дж. Бальсдона, Л. Радитцы и многих других ученых^{1} представляют собой необычайно широкий спектр мнений, суждений и информации о, вероятно, крупнейшем представителе римской истории. С другой стороны, как показывают примеры Т. Моммзена, К.В. Нича, Эд. Мейера, а также — двух изданий «Кембриджской античной истории», французской серии «Всемирной истории» Г. Глотца и гигантского международного издания «Aufstieg und Niedergang der R"omischen Welt»,^{2} тема Цезаря занимает одно из центральных мест в общих трудах по истории гражданских войн 1 в. до н.э., истории римской республики, а иногда и истории Рима вообще. Цезарь, несомненно, стал, быть может, главным символом Рима, что связано не только с его исторической ролью, но и с его яркой и многогранной личностью, которая, возможно, как никакая другая, отражает суть римской цивилизации и римской ментальности.

Наверное сейчас, во введении, нет необходимости говорить о значении Цезаря и его личности, рано как и о том разнообразии мнений, которое существует в мировой историографии. Мы наметим лишь некоторые общие принципы, которым намерены руководствоваться в последующем изложении. Впрочем, перед тем, как это сделать, отметим наличие достаточно значительной разработки темы и в отечественной науке. Прежде всего, это общие труды по истории Рима и исследования о гражданских войнах и раннем принципате (СИ. Ковалев, Р.Ю. Виппер, Н.А. Машкин и др.)^{3}. Единственной специально монографией, посвященной биографии Цезаря, является книга С.Л. Утченко «Юлий Цезарь»^{4}. Хотя речь об историографии (в том числе — монографии С.Л. Утченко) еще впереди, заметим, что несмотря на ряд достаточно существенных различий и разногласий, мы высоко ценим труд своего непосредственного предшественника, ставший первым в отечественной науке серьезным исследованием по данной теме, выполненным в биографическом жанре.

Теперь о нескольких исходных принципах последующего изложения. Особенностью нашего подхода, впрочем, вполне характерного и для предшествующей традиции, является намерение рассмотреть деятельность главного героя на широком историческом фоне. Политическую карьеру, реформы и итоги деятельности Цезаря невозможно понять без общего представления о том, что представляло собой римское республиканское государство и так называемая римско-италийская федерация, ставшая ядром последующей Империи. Перемены, происшедшие в связи с превращением римского полиса в огромную территориальную державу, что позднее стало, наверное, главным делом Цезаря, также нельзя понять без хотя бы суммарного обзора итогов 2 Пунической войны и завоеваний II века до н.э., с которых начался этот процесс. «Наследие Ганнибала»^{5} во многом определило последующее развитие римской истории. Наконец, вся деятельность Цезаря была направлена на выход из глобального кризиса, начавшегося в 40–30-е гг. II века и достигшего кульминации в катастрофе 80-х гг. I века, что делает необходимым достаточно подробный обзор этих событий. Вопреки расхожему мнению, представляющему Рим этого времени как республиканское государство с развитым принципом разделения властей и могущественную всемирную державу, в указанный период от представлял собой слабое, развалившееся и раздираемое противоречиями общество с разоренными, ненавидящими римлян провинциями, грозящей отовсюду внешней опасностью, пустой казной, обнищанием граждан и невероятным богатством олигархов. Это был Рим диктатуры Суллы и восстания Спартака, заговора Каталины и движений популяров, Рим военных переворотов и вторжений Митридата, разгула пиратства и восстаний рабов и провинциалов, республика «нищих и миллионеров», как определил его Т. Моммзен^{6}. К этой характеристике выдающегося немецкого историка можно добавить, что это было общество немногих миллионеров и множества нищих, еще ниже которых стояли миллионы бесправных союзников и провинциалов, а еще ниже — миллионы совершенно бесправных рабов, лишенных даже права на собственную личность. Кризис завершился тем, чем он и должен был завершиться, страшной бойней гражданских войн, унесших сотни тысяч жизней и поставивших общество на грань полного уничтожения.

Войны завершились победой человека, ставшего олицетворением этой «республики» и, быть может, главным символом того, с чем Цезарь боролся всю свою жизнь, Луция Корнелия Суллы.

В силу этих причин, мы сочли целесообразным не сразу перейти к описанию биографии Цезаря, а дать хотя бы суммарную характеристику становления Рима и его империи и показать ход и обстоятельства кризиса, уделив достаточно большое внимание диктатуре Суллы и постсулланской власти. В двух первых главах Цезарь еще не появляется, в них характеризуется обстановка, сформировавшая его как личность и как политическое явление, тесно связанное и с уходящей в глубокую древность политической и культурной традицией Рима, и с завоеванной им Империей, и с постигшим ее кризисом, едва не приведшим к гибели не только республики, но и самой римской цивилизации. С другой стороны, две первые главы служат как бы собранием информации, которая призвана способствовать пониманию последующего изложения. Невозможно понять политическое восхождение Цезаря по лестнице магистратур (от военного трибуна до консула и диктатора) без знания сути этих должностей, описать Галльские войны без знания о том, что представляли из себя галльские племена, как складывались их отношения с Римом и какова была суть этих войн. Рассмотрение ожесточенных столкновений и дебатов в сенате, на форуме и в судах невозможно без хотя бы краткого экскурса о том, что представляли собой римский сенат и народное собрание, и каковы были основные принципы действия римской законодательной, исполнительной и судебной власти. Говоря о борьбе Цезаря с оптиматами и Помпеем, надо иметь хотя бы общее представление об этих последних, а, отмечая вклад Цезаря в римскую культуру, дать хотя бы суммарные заключения относительно ее специфики. Такого рода предварительные разъяснения помогут далее говорить об этих реалиях как о достаточно известных вещах и избежать обширных пояснений, способных разрушить цельность биографического повествования.

Переходя к самой биографии, мы считаем нужным уделить особое внимание детским и юношеским годам Цезаря. Хотя сами античные авторы ограничиваются несколькими фразами, а современные биографы уделяют им максимум несколько страниц, именно это время определило его будущую деятельность. Ребенком, мальчиком, а затем — юношей Цезарь стал очевидцем, наверное, самого страшного и трагического периода римской истории, собственными глазами увидев Союзническую и гражданскую войны, серию военных переворотов и конечную победу Суллы с ее вакханалией террора. Он находился не только в гуще событий, но и в гуще людей, вершивших историю. Его ближайшими родственниками были те кто, определял судьбы государства, Марий и Цинна, Секст и Луций Цезари, круг Крассов-Сцвевол. Сам мальчик рос как «наследный принц» правящей марианской партии. Разумеется, попытка реконструкции всего того, что мог чувствовать и переживать юный и молодой Цезарь, скорее является задачей писателя, чем историка (последний должен иметь дело только с установленными, а не с гипотетическими фактами), но рассмотрение той обстановки, о которой известно достаточно много, особенно важно и для понимания последующих событий. Поворот наступил с победой Суллы, лишившей Цезаря всего, что у него было. Это был не только личный крах, это было уничтожение его партии, когда один за другим буквально на его глазах умирали и гибли его покровители. Сам Цезарь с трудом избежал смерти, а самым безопасным для него место стала действующая армия. Перспектива гибели в бою была предпочтительнее смерти от рук сулланских палачей и вплоть до смерти Суллы в 78 г. до н.э., жизнь молодого племянника Мария оставалась постоянной дуэлью со смертью и бесчестием.

Уход Суллы, вызванный перспективой неизбежного краха его политики, стал временем низшей точки падения для республики, однако низшая точка может стать и начальной точкой подъема. Пришедшая к власти постсулланская элита прекратила террор и пошла на уступки, при этом сохраняя и свою личную власть и суть сулланской системы. После смерти диктатора, Рим продолжал жить по его законам, а сулланская аристократия господствовала до конца 60-х гг. I века. Именно на борьбу с наследием и наследниками Суллы и ушла большая часть жизни Цезаря.

Исследователи достаточно редко обращают внимание на то, что его деятельность началась с нравственной оппозиции режиму и правозащитной деятельности. Собственно, действия Цезаря достаточно трудно назвать политикой в собственном смысле этого слова. Будучи сам жертвой сулланских репрессий, молодой популяр сосредоточил свою деятельность на помощи людям, пострадавшим от террора диктатора и беззакония и произвола его последователей, восстановлении прав и юридической защите репрессированных, реабилитации памяти погибших, защите жертв сфабрикованных процессов. Это сочеталось с попытками (пока еще в чисто конкретных случаях) показать суть сулланской и постсулланской политики с ее террором, подавлением, коррупцией и круговой порукой, равно как и ее полную неэффективность. То, что объявлялось «государственной необходимостью» или «восстановлением устоев общества» находило в этих процессах новое истинное определение как элементарные уголовные преступления (убийства, взяточничество, подлог и подкуп, превышение власти) совершаемые в особо крупных размерах и с особой жестокостью. Фактически в 60-е гг. Цезарь добился того, что сулланские палачи стали подвергаться ответственности в соответствии с общепринятыми нормами уголовного права.

Именно это сделало Цезаря одним из лидеров оппозиции и привело к его небывалой популярности, гарантировавшей успех на любых выборах. От критики конкретных лиц и ситуацией он переходит к борьбе с системой как таковой, начиная формировать позитивную часть программы. В 4 главе мы проследим его постепенное восхождение по ступеням политической лестницы (от квестора до претора), постаравшись показать, что эти успехи были не результатом какой-то особо ловкой политической игры, а истинной волей народа, выражавшего свой протест против сулланской системы и надежду на новую политику. Деятельность Цезаря проходит на широком фоне антисулланского движения, вобравшего в себя самые различные силы, от испанских повстанцев Сертория до либерально настроенных сенаторов. Оно все больше соединялось с теми силами в сулланском лагере, которые были готовы в той или иной степени пойти на смягчение режима. «Мирная революция» 70 года была первой победой этих сил, она же фактически завершила Союзническую войну. Это были серьезные уступки, на которые система пошла ради сохранения в своих руках основных рычагов власти. Символом этой политики реформ, проводимых при сохранении основных элементов сулланского порядка и успешной внешней политики, был Гней Помпеи, ставший в это время влиятельнейшим политиком и полководцем Рима.

В 70–60-е гг. из молодого правозащитника Цезарь превращается в лидера популяров, все больше и больше становящихся реальной политической оппозицией постсулланской власти и выдвигающих конструктивную и всеобъемлющую программу общественных преобразований. От защиты жертв Суллы и обвинений его преемников и его «дела» Цезарь переходит к борьбе с системой в целом. Программа реформ в уже достаточно завершенном виде предстает в период, непосредственно предшествующий его консульству и триумвирату.

Вопреки достаточно общему убеждению, триумвират не был чисто личным «союзом трех властителей» с целью захвата личной власти. Это был альянс оппозиции во главе с Цезарем с теми умеренными просулланскими силами, которые были готовы на продолжение преобразований. Их символом стал Помпеи, а отчасти и Красе, причем последний все больше сближался с антисулланскими кругами. Хотя союз сформировался в 60–59 гг., он имел достаточно длительную предысторию, вероятно, восходя к «мирной революции» 70 года. Консульство Цезаря в 59 г. стало вторым актом этой революции, временно сделав оппозицию правящей партией и создав на будущее равновесие сил, просуществовавшее в течение 50-х гг. Оказавшись не только несомненным лидером народа, но и блестящим мастером «аппаратной борьбы», Цезарь начал процесс медленного завоевания сената оппозиционными силами.

Впрочем, наступал новый этап, когда демократические, электоральные возможности общества оказывались исчерпанными. Для продолжения слома сулланской системы и избежания ее реставрации, было необходимо создание мощной силовой структуры, способной стать гарантом успеха революции. Это, несомненно, было одной из причин галльских кампаний Цезаря и создания им галльской армии, бывшей, по всей вероятности, одной из лучших армий Рима за всю его историю. Впрочем, было бы ошибочным считать внутренние причины и личные цели Цезаря единственными или главными причинами этих войн. Галльские войны (58–50 гг. до н.э.) были связаны с, вероятно, самой серьезной внешнеполитической проблемой Римской державы на протяжении большей части ее истории. Нашествия с севера оставались вполне реальной угрозой. Итогом кампаний в Галлии стало создание мощного буфера, надолго обезопасившего западные провинции Рима от этих вторжений.

Назревало решающее столкновение. Помпеи сделал выбор в пользу своего сулланского прошлого, новых и старых союзников из числа сулланской и постсулланской элиты и собственных диктаторских амбиций. В борьбе с Цезарем были задействованы все силовые рычаги. Несмотря на последующую неудачу, это была тщательно подготовленная попытка фактически полной реставрации сулланской системы во главе с Помпеем. У нее не было будущего: альтернативой победе Цезаря была не победа Помпея или Катона, а всеобщий крах и распад. Система была ранена, но в своей агонии она могла увлечь с собой в пропасть и общество. Теряя перспективы мирной борьбы, Помпеи и оптиматы пошли на силовой вариант. В 50–49 гг. главным образом посредством неправовых действий постсулланское окружение Помпея пошло на откровенный государственный переворот, нарушив общественное равновесие, а выигравшая тяжелейшую в истории Рима войну армия, от командующего до простых солдат, оказалась под угрозой роспуска и неминуемых репрессий. Готовилась расправа над победителями.

В этой ситуации Цезарь взял власть на себя. Изображаемый как насильственный захват власти поход Цезаря в Италию (январь-март 49 г.) был фактически бескровной «бархатной революцией», поддержанной практически всеми слоями италийского населения и солдатами собственных армий Помпея. Как ни парадоксально, Помпеи учел и этот вариант. Его план предполагал мобилизацию всех стоявших в провинциях армий и флотов и активное привлечение к борьбе вассальных царей и разнообразных антиримских сил. Это был план затяжной войны и морской блокады Италии, похожий на план Ганнибала, показавший выдающиеся полководческие качества его создателя и вызвавший ужас даже у верных сторонников последнего. Помпеи проиграл, и его проигрыш был вызван, прежде всего, тем, что это была война против собственного народа, решительно вставшего на сторону Цезаря. Серия бескровных побед завершилась Фарсальским сражением, определившим исход борьбы за власть.

Нам представляется целесообразным разделить военную стабилизацию, проводимую Цезарем, и его глобальные политические преобразования (главы 8 и 9). Став теперь единственной законной властью, Цезарь покончил со всеми силами, защищавшими сулланско-помпеянскую «республику». Последними «борцами» за «дело» Помпея были не только его сыновья и Катон Утический, но и ловкие интриганы, взявшие власть в распадающемся Птолемеевском Египте, уничтожавшая все на своем пути конница нумидийского царя Юбы, набранные из уголовных преступников помпеянские легионы в Испании и иллирийские пираты. Общим было то, что все они уже не вписывались в новую систему. Эти союзники нисколько не смущали «борцов за республику» и нетрудно представить, что стало бы итогом их победы. Возможно, именно в это время Цезарь пошел на нарушение принципов своей «политики милосердия», которую он неуклонно проводил на первом этапе гражданской войны и к которой вернулся после победы.

Главным было другое. Победивший Цезарь начал глобальные политические реформы, целью которых было создание новой Империи, основанной на глобальной системе внешней и внутренней безопасности, экономическом росте и принципиальной реформе римского гражданства. История отвела ему мало времени, но сделанное за два последние года (46–44 гг. до н.э.) заложило основу для стремительного цивилизационного скачка и будущего двухсотлетнего процветания Рима. Заговор и убийство приостановили этот процесс, но он был уже необратим, к власти пришли те силы, которые продолжили его политику, хотя и замедлив ее темпы и пойдя на ряд компромиссов. В продолжающейся уже много десятилетий дискуссии о соотношении диктатуры Цезаря и принципата Августа мы твердо придерживаемся мнения об их глубокой преемственности. Рим I–II вв. н.э., а отчасти и далее, с его системой внешней безопасности, устойчивым экономическим процветанием и правовой реформой был Римом Цезаря.

Вопреки установившейся традиции, мы поместим обзор источников и историографии не в начале, а в конце изложения. Это не только позволит избежать дублирования структуры труда нашего предшественника, С.Л. Утченко, но и будет иметь дополнительный смысл. Последние главы будут посвящены как бы «посмертной жизни» Юлия Цезаря. Это исход борьбы с последней оппозицией, которую довели до конца уже его наследники, и установление той системы, которая стала итогом его победы. Это также образ Цезаря в античной традиции, как правило, поздней, и потому отражавшей отношение к нему новой эпохи созданной им Империи I-II вв. н.э., а затем уже и поздней античности. Наконец, это его образ в научной историографии 18–20 вв., постоянно являющийся предметом полемики и переоценок и показывающий степень созвучия этой темы уже современной или близкой к современной истории. Предварительное изложение фактов, предшествующее оценочной части, может оказаться полезным для выбора подходящего читателю мнения, а чтобы традиция все же не была нарушена до конца, мы поместим в начальной части другой обзор историографии, посвященный характеристике кризиса I в. до н.э.

Разумеется, сейчас не время и не место для анализа мнений о Цезаре, но, быть может, имеет смысл закончить наше введение одним из вопросов, ответ на который мы попытаемся дать позже. Исследователи много занимались приходом Цезаря к власти и самой его властью, гораздо реже пытаясь ответить на вопрос о цели, ради которой он ее взял. Когда речь идет о политиках, принятие и захват власти часто воспринимается как самоцель, однако трудно представить, что все политические деятели стремятся к ней только ради позолоченного трона, громкого титула, коллекции наград и всеобщего раболепия, равно как и ради возможности диктовать свои условия, обогащаться или расправляться с реальными и мнимыми противниками. Какова была та более высокая задача, ради которой Цезарь стремился к власти всю свою жизнь? Власть как цель, или власть как средство — этот вопрос вполне уместен и в данном случае. В зависимости от принятия той или иной позиции, мы должны по-разному взглянуть и на его деятельность, и на его личность, и на саму природу его власти. Встает и другой вопрос: к интереснейшей, хотя далеко не бесспорной идее С.Л. Утченко о «мифе о Цезаре»^{7} можно добавить и вопрос о другом мифе, созданном его противниками, а отчасти и сторонниками, а затем ставшим популярным в последующей традиции. Это был миф о «свободной республике» свергнутой «военным диктатором».

Глава I.
РИМ И ЕГО ДЕРЖАВА

1. Рождение Рима

Имя Цезаря во многом символизирует процесс превращения Римской Республики в Римскую, а затем и в Средиземноморскую державу, а потому несколько изменив традиционную схему, мы рассмотрим основные принципы, по которым строилось римское общество, основы государственной системы Рима и путь превращения маленького италийского государства в крупнейшую сверхдержаву античной древности. Это был тот фон, на котором позже будет проходить деятельность Цезаря, его родственников, друзей и врагов, а его рассмотрение поможет понять многие события жизни будущего диктатора.

Политическая, экономическая и правовая система Римской республики складывалась с древнейших времен. Восходя еще к царскому периоду (VIII–VI вв. до н.э.) и ранней республике (V–IV вв. до н.э.), она в основном, сформировалась к III в. до н.э. По своей сути республика была полисным государством со всеми основными признаками этого общества: замкнутая система гражданства, противостоящая массам неполноправного населения, республиканский принцип управления и особые, характерные для полиса сознание и культура^[1].

Становление римско-италийского государства было длительным и сложным процессом. Сами римские писатели постоянно подчеркивали, что гигантская сверхдержава возникла фактически «с нуля», с маленького поселения на холмах, расположенных в устье Тибра, основанного горсткой колонистов из латинского города Альба-Лонги, которых возглавлял Ромул, внук альбанского царя Нумитора (Liv. prooem; Eutr., I, 1). Легенда о Ромуле, дошедшая до нас в сочинениях многих писателей, зачастую в очень разных вариантах, стала своеобразным символом римской истории^{8}. Свержение законного царя Альбы Нумитора его братом Амулием, убийство сына Нумитора, вынужденное безбрачие дочери царя Реи Сильвии и тайное рождение близнецов, Ромула и Рема, таинственное спасение мальчиков, их воспитание, раскрытие тайны и свержение узурпатора — таковы основные вехи этой легенды, сходной с историями многих великих героев древности. Вероятно, впервые такого рода легенда возникла в далекой Месопотамии и была связана с основателем Царства Шумера и Аккада Саргоном Древним (2684–2630 гг. до н.э.). Аналогичные мотивы можно обнаружить в историях о рождении основателя Персидского царства Кира Великого, индийского божественного героя Кришны, библейского Моисея и греческих героев, Персея, Тесея и Эдипа.

Легенда о Ромуле подвергалась сомнению даже в древности, а Плутарх приводит большой список альтернативных версий основания города (Plut. Rom., 2), еще больше сомнений вызвала она у современных историков. Кроме нахождения сказочных, «бродячих» мотивов, ученые пытались доказать позднее (не ранее V в. до н.э.) появление легенды и эпонимический характер главного героя. Они подчеркивали обилие собственно античных версий и их разночтений, равно как и наличие этрусских и греческих мотивов и ономастики^{9}. Хотя сам миф, несомненно, имеет древнее происхождение, многие из этих аргументов нельзя не учитывать, однако, не вдаваясь с детали, заметим, что легенда была и остается главной официальной версией основания города, в которую верили римляне и которую изучали в римских школах.

Ромула считали основателем римского государства. По традиции, он правил 37 лет (753–717 гг. до н.э.). Ромул укрепил Палатин, главное место поселения древнейших римлян, построил крепость на Капитолии и объединил свой город с поселениями сабинян, живших на двух соседних холмах, Эсквилине и Квиринале. При Ромуле начались первые войны с латинами, сабинянами и этрусками. Он же учредил главные общественные и государственные институты: разделил весь народ на три трибы (Рамны, Тиции и Луцеры) и 30 курий, создал римское ополчение (легион) из 3000 человек и римскую конницу (300 цел еров), набиравшуюся по куриям и трибам, разделил население города на патрициев и плебеев и учредил сенат из 100 человек. Преемнику Ромула, второму царю Рима Нуме Помпилию (715–672 гг.), традиция приписывает прекращение войн, создание римской религиозной организации и завершение преобразований Ромула (Peut. Numa, 6–7; Liv., I, 18–21). Согласно легенде, Нума построил храмы древнейших римских богов, Януса, Фидес (Верности) и Термина, и учредил главные римские жреческие коллегии, понтификов, фламинов и салиев, а, возможно, и ввел в Риме культ Весты и коллегию весталок. Римляне считали Нуму основателем древнейших ремесленных коллегий (флейтистов, золотых дел мастеров, плотников, красильщиков, сапожников, дубильщиков кожи, медников, гончаров), добавившим к ним общую коллегию всех остальных ремесленников. Завершение политического развития раннего периода связано с двумя следующими царями, Туллом Гостилием (672–640 гг.), завоевавшим Альбы-Лонгу (Liv., 1,22–31), и Анком Марцием, развернувшим наступление вдоль Тибра и переселившим в Рим множество латинов (Ibid., I, 32–34).

Несмотря на красочные описания первых побед римлян, Рим эпохи царей представлял собой примитивное карликовое государство, площадь которого не превышала 150 км² при Ромуле и несколько больше при Анке Марции с населением 10–15, а позже — 25–30 000 человек^{10}.^[2] Его границы отстояли на 4–8 миль от города. Вместе с тем, новый город имел множество особенностей географического, экономического и этнического характера, которые сказались как в этот, так и в последующие периоды.

Латинская равнина была одной из самых плодородных и населенных частей Италии, относительно защищенной от внешней угрозы. С севера Лациум был защищен от этрусков рекой Тибр, крупнейшей судоходной рекой Апеннинского полуострова, с востока и юга — горами, населенными сабинянами, эквами и вольсками, а на юге почти переходил в другую плодородную равнину, Кампанскую. Другим соседом Лациума были этруски, создавшие самую высокую цивилизацию Италии, сопоставимую с греческой. Впрочем, и греки были не так далеко. На Кампанскои равнине находилась одна из крупнейших и древнейнщх колоний, Кумы (осн. 754 г. до н.э.), и, как полагали римляне, многие религиозные культы, право, письменность и архитектура пришли к ним отсюда. Легенды рассказывают о посещении Лациума греческими героями, начиная с микенских времен, причем, по крайней мере трое из них были связаны с древнейшей историей римлян. По преданию, древнейшее поселение на Палатине основал аркадянин Эвандр^{11},^[3] троянец Эней и его сын Асканий стали основателями Альбы-Лонги, а с Гераклом был связан один из наиболее популярных римских культов (Liv., I, 7).

Латинская равнина была одним из самых населенных районов центральной Италии, в котором перекрещивались самые различные этнические взаимовлия ния. Уже в 1800–1500 гг. до н.э. здесь распространилась культура террамар, здесь был и один из центров культуры Вилланова. Из сообщений античных авторов вырисовывается крайне сложная и пестрая этническая картина. В числе жителей упоминаются сикулы и сиканы, неизвестный народ, именуемый аборигенами (по разным версиям — греки, протосабины, латины, лигии, пеласги), греки Эвандра и троянцы Энея (Dion Hal., 1. 16; 17; 19; 31–32; 34; 40; 45; 56; 60; 89; И. 1–2; Liv. L; 9–10; Flor, I, 1, 9; Tac. Ann., II, 54; 55; IV, 9; 43; VII, 58; Or. gent. Rom., 1–23)^{12}.^[4] Позже участие в этногенезе Лация приняли этруски и сабиняне, эквы и вольски.

Особенности этногенеза во многом определили менталитет народа. В римской истории было немало примеров упорного нежелания делиться своими привилегиями с «инородцами», политического, экономического и национального самоограничения, а иногда и подлинного шовинизма и ксенофобии, и, вместе с тем, изначально римлянам гораздо больше, чем грекам, была присуща идея открытости. Римляне сознавали себя как «сборный» народ и даже патрицианские роды царского периода включали в себя не только «коренных» латинов, но и сабинов (Валерии, Аврелии, Помпилии, Ветурии, Клавдии) и этрусков (Сергии, Лицинии), а некоторые возводили себя к троянцам (Юлии, Навтии) и грекам (Эмилии)^{13}. Возникает представление, что римляне достигли своих успехов потому, что заимствовали от других все лучшее и соединили в себе лучшие силы и достижения разных народов. Позже эту идею выразил Саллюстий (что интересно — устами Цезаря) (Sail. Cat., 51, 38–9), а затем — император Клавдий (Dess., 212; Tac. Ann., ХШ, 42). Наряду с этим, Рим приобретает образ защитника гонимых. Уже Ромул открыл убежище для всех обездоленных и ищущих защиты (Liv., I, 8, 4). Великая Империя, покоряющая и побеждающая, но и готовая защитить обиженного, создающая из разных народов новую историческую общность римлян — таков был образ римской сверхдержавы, созданной маленьким народом на Тибре. Одним из главных символов этой идеи позже было суждено стать Юлию Цезарю.

Рим занимал особое место в Лации. В области были две группы холмов, Альбанские и Римские. Первые были более ранним политическим центром Лация, и именно здесь находились такие города, как Лавиний, Лаврент и Альба-Лонга, откуда и произошли римляне. Группа римских холмов (Палатин, Эсквилин, Виминал, Квиринал, Целий, Авентин) имела более выгодное стратегическое положение. Холмы были прекрасно защищены, владеющий ими контролировал устье Тибра, рядом находился брод, позже появился мост, здесь проходила Соляная дорога (Via Salaria). Военному развитию Рима способствовала близость этрусской границы. Уже в конце «эпохи царей» соперничество Рима и альбанского союза стало склоняться в пользу римлян.

Первый серьезный поворот в истории Рима приходится на рубеж VII–VI вв. до н.э. Три последних царя, Тарквиний Приск (616–578 гг.), Сервий Туллий (578–534 гг.) и Л. Тарквиний Суперб (534–510 гг.), условно именуются «этрусской династией». Два Тарквиния были этрусками, версии происхождения Сервия Туллия различны, но и он был тесно связан с правящей семьей (Liv., I, 39). Хотя традиция показывает мирный приход к власти этих правителей, сам факт наличия царей-этрусков вызвал появление теории «этрусского завоевания».

Еще более важным является то, что Рим, так или иначе, попал в «этрусскую зону». На VII век приходится активная этрусская экспансия. Традиция и данные археологии показывают расширение «зоны» от Кампании на юге до Альп на севере. На территории Рима заметно резкое увеличение числа предметов этрусской материальной культуры и искусства. В Риме появился этрусский квартал (vicus Tuscus), резко растет число этрускизмов в языке, ономастике и топонимике.

Вхождение в «этрусскую зону» способствовало резкому скачкообразному развитию Рима, римского общества и римской материальной и духовной культуры. Именно цари-этруски создали Рим как город. По мнению Э. Гьерстада, на 800–700 гг. до н.э. приходится так называемый догородской период, характерный существованием изолированных поселений на Палатине, Эсквилине, Квиринале и Велии с постепенным заселением долин и Форума^{14}. С 700г. начинается «городской период», когда Рим все больше и больше превращается в единую агломерацию. К началу правления царей-этрусков город становится единым целым, а весь процесс завершается примерно к 575 г. до н.э.^{15} По традиции, все три царя много строили (Liv., I. 38, 5–7; 45; 55–56). Происходит и качественное изменение облика города. Площадь Рима выросла с 66 до 132 га, а город обносится мощной стеной (т. наз. стена Сервия Туллия). Тарквиний Приск начал рыть дренажные канавы, ставшие прообразом будущего водопровода (Cloaca Maxima). Создаются новые храмы: Тарквиний строят храм Юпитера Капитолийского, а Сервий Туллий сооружает на Авентине храм Дианы, главного божества Латинского союза.

Расширение Рима сопровождается наступлением римлян в Лации. Тарквиний Приск развернул наступление в области т. наз. Prisci Latini, расширяя господство Рима на Тибре и Анио, отодвинув границы на 10–16 миль и подчиняя латинские города (Корникул, Коллация, Номент, Медуллия, Америола и др.) (Liv., I, 38). При Сервий Туллии происходит важная военно-политическая реформа, а претензии на лидерство в Латинском союзе отражает строительство храма Дианы. Еще больших успехов добился Тарквиний Гордый, захватив Габии, Ардею и Арицию. Рим стал гегемоном Латинского союза, римский царь заключил договор с правителем Тускула Октавием Мамилием. Создавался тот мощный римско-латинский союз, который станет главным механизмом римских завоеваний (Liv., I. 52–55). К концу этрусского периода ager Romanus увеличился до 850 км^{16}.

Не менее радикальными были и перемены в социально-политической жизни общества. По справедливому замечанию Э. Гьерстада, «этрусский период» можно считать известным аналогом «старшей тирании» в Греции^{17}. Характер царской власти существенно изменился, и из патриархального древнего царя, сочетавшего сакральные функции с ролью военного и гражданского лидера и верховного судьи, римский реке превращается в полновластного монарха. Нарушается принцип выборности царя, а новые властители все меньше считаются с правами сената и народа. Конечным этапом этого развития стало тираническое правление Тарквиния Гордого, решавшего все вопросы практически единолично и жестоко подавляющего оппозицию. Вместе с тем, этрусские правители стали проводить и более глубинные преобразования, заложившие основу римского полиса.

Первые реформы провел уже Тарквиний Приск, добавивший к старым сенаторам 100 человек из так называемых «младших родов» (gentes minores), что стало шагом к превращению сената в царский совет. (Liv., I, 34). Вторым важным шагом было увеличение числа всаднических центурий до 6, что стало предпосылкой последующей реформы триб (Liv., I, 34).

Радикальные преобразования связаны с так называемой реформой Сервия Туллия. По преданию, шестой царь Рима упразднил родовые трибы и разделил город и его владения на 4 городские и, видимо, 17 сельских триб, построенных по территориальному принципу. Вторым этапом было деление всего населения, патрициев, плебеев и клиентов, по имущественному принципу на 5 классов. Нижним уровнем для 1 класса было 100 000 ассов, 75 000 — для второго, 50 000 — для третьего, 25 000 — для четвертого и 12, 5 или 11 000 ассов — для пятого. Люди, имевшие меньше 11 000 ассов (римская «черта бедности»), именовались capite censi («оцененные головой») или пролетарии (Liv., I, 42–43; Dion Hal., IV, 15).

Реформы были настолько радикальной социальной революцией, что многие ученые высказывают сомнения в их историчности^{18}. Хотя многие реалии (напр., деление на 5 классов и денежный ценз) могли появиться только в IV в. до н.э., основа реформы несомненно, подлинна. Плебеи, составлявшие основную массу населения, были допущены в легион, что намного увеличило численность армии и стало основой их последующего равноправия. Реформа впервые установила принцип равенства граждан, сделав определяющим денежный ценз. Это было первое массовое расширение гражданского коллектива, беспрецедентное для греческих полисов.

Реформа изменила характер армии и народного собрания. Каждый класс выставлял определенное количество центурий: 1 класс — 80 центурий пехоты, 2, 3 и 4 — по 20 центурий, 5–30. Кроме того, к ним присоединились 18 центурий всадников (самая богатая часть 1 класса), 2 центурии ремесленников, 2 центурии музыкантов и 1 центурия пролетариев. Общее число центурий составляло 193, большую часть из которых имел 1 класс (98 центурий) (Dion Hal., IV, 15–18; Liv., I, 42–3). Основой практически удвоенной или утроенной армии стала фаланга гоплитов.

Наряду со старым собранием по куриям (куриатные комиции), видимо, имевшим чисто патрицианский характер, появляются центуриатные комиции, основой которых стали центурии. Каждая из центурий имела один голос, а результат подсчитывался по их соотношению. Хотя в центуриях преобладал 1 класс (98 голосов), это был значительный шаг вперед по сравнению со старыми собраниями. Вплоть до III века до н.э., центуриатные комиции были главной формой народного собрания в Риме, большое значение они имели и во II–I вв. до н.э.

Противоречия между царской властью и аристократией нарастали. По традиции, в конце VI в (509 г. до н.э.) произошел переворот, когда группа аристократов, получив поддержку народа, свергла власть Тарквиния. Царь и его семья были изгнаны из Рима. Царская власть была упразднена, а вместо царей стали избирать двух ежегодно сменяемых консулов. Эти события приобрели для римлян знаковый характер, не меньший, чем само основание города, и считались началом римской республики и римской свободы (libertas), а лидеры восстания, Л. Юний Брут и П. Валерий Публикола, которых скептически настроенные ученые склонны считать легендарными фигурами, стали отцами-основателями свободного государства.

Легенда о свержении царей, окрашенная в яркие тона, стала одной из центральных в римской анналистике, а ее персонажи, несгибаемый первый консул республики Юний Брут, талантливый политик и полководец Валерий Публикола, чистая и благородная Лукреция, которая предпочла смерть позору, герои войны, Гораций Коклес и Муций Сцевола, мужественная и изобретательная заложница Клелия, были теперь знаковыми фигурами «римского мифа». Столь же знаковыми стали и фигуры тирана Тарквиния, его сына, насильника Секста, и «благородного врага», этрускского царя Порсены, пришедшего на помощь Тарквинию, но затем отказавшегося воевать с получившим свободу народом. Миф о перевороте неизменно играл охранительную роль, защищая Рим и его строй. Даже во времена Цезаря он был опасным оружием в руках политиков, стремившихся повернуть вспять развитие истории.

Важнейшим итогом переворота было обретение Римом национальной независимости и начало республики. За это пришлось заплатить дорогую цену. Как это часто бывает, плодами этих событий могли воспользоваться только последующие поколения.

2. Италийская республика

Первые десятилетия после свержения царей, как, впрочем, и почти весь V в. до н.э., стали временем спада и потери практически всех завоеваний царской эпохи. Согласно традиции, Тарквиний бежал к царю Клузия Ларсу Порсене, с которым римляне выдержали тяжелую войну. Патриотическая традиция (Ливии, Дионисий Галакарнасский) сообщает о почетных условиях мира (Liv., 1, 13-4), но, вероятно, она выдает желаемое за действительное. Многие ученые полагают, что Рим попал под власть этрусков. Положение спасли греки. Наступление Порсены на Рим было частью большого наступления этрусков в Кампании, остановленного греками под руководством правителя Кум Аристодема. В 524 г. до н.э. Аристодем разбил этрусский флот при Кумах, а в 507 г. греки одержали победу под Арицией. Римляне, согласно Ливию, дали убежище остаткам побежденной армии, после чего Порсена принял их условия (Liv., I, 15). Дело было не только в благодарности, этруски, вероятно, уже не могли удержать Рим под своим контролем.

Так или иначе, в V в. до н.э. Рим вышел из «этрусской зоны», что имело не только позитивные последствия. Итогом стал упадок экономики, прогрессирующая аграризация общества, ослабление торговых связей, исчезновение большого числа предметов этрусского импорта, быта и искусства, упадок строительства. Вероятно, только в IV веку, Рим достиг прежнего экономического и культурного уровня. В отличие от Рима Тарквиниев, Рим этого периода не был заинтересован в морской торговле, денежная система возродилась только к IV веку, исчезли предметы богатого этрусского искусства.

Не менее серьезны были внешнеполитические последствия. Ухудшилось положение на границе с этрусками. Главным врагом Рима стал большой город Вейи. Положение на юге и востоке также резко изменилось не в пользу римлян. С Апеннинских гор спустились племена эквов и вольсков. Вместе с сабинянами они постоянно атаковали ослабевшее римское государство. Особых успехов достигли вольски, занявшие юг Латинской равнины. В 491 г. они впервые заявили о себе, заняв ряд городов и дойдя до Рима, что отразилось в римской легенде о Марции Кориолане (Liv., I, 39–40). Фактически рухнула и римская гегемония в Латинском союзе. Волнения начались уже в 501 г., когда латины во главе с Октавием Мамилием поддержали Тарквиния, выступив против Рима, Лидером антиримской коалиции стал Тускул, к которому присоединились Ариция, Лаврент, Ланувий, Тибур, Помеция, Ардея и другие города. В 499 (или 496 г.) римляне одержали одну из своих самых больших побед, победу при Регилльском озере. В 493 г. был заключен новый альянс (договор Спурия Кассия), но с гегемонией пришлось распрощаться, союз был абсолютно равноправен (Liv., II, 19; 33).

Свержение царей имело еще одно последствие, начало борьбы между патрицианской знатью и массами плебса. Этрусские цари делали немало популистских жестов, а реформа Сервия Туллия заложила основу прав плебеев. Хотя народ поддерживал восстание, ликвидация царской власти скорее усиливала сословные противоречия. Еще больше их усилило общее падение уровня жизни, вызванное внешним и внутренним упадком.

Переворот привел к власти группу знатных и могущественных патрицианских родов, опиравшихся на сильные клиентелы (Валерии, Лукреции, Горации, Постумии, Сульпиции, Юлии, Фабии, Клавдии и др.). Именно они фактически монополизировали должности консулов и диктаторов и места в сенате. Царский совет начал превращаться в реальное правительство.

Основная масса плебеев оказалась в крайне тяжелом положении. В Риме V века существовал острейший аграрный голод, который усиливался из-за постоянных войн, неурожаев, эпидемий и внутренних смут. Аграрный кризис был тесно связан с массовой задолженностью плебса и крайне суровым долговым правом. Закон XII Таблиц позволял кредитору казнить несостоятельного должника (Leg. XII Tab., Ill, 1–8), но римские кредиторы, исходя из экономических интересов, предпочитали продажу должника за деньги или отработку на положении раба или крепостного. Долговое рабство становилось подлинным бичом римского общества.

Все это и определило требования плебеев. Они стремились получить хотя бы какие-то средства к существованию и вырваться из долговой кабалы. С другой стороны, плебеи требовали элементарной правовой защиты (auxilium) от произвола магистратов и расширения прав народного собрания. Богатая и знатная элита плебса (при республике в плебс зачисляли все пришлое население, включая богатых людей и местную знать) шла дальше, требуя правового паритета сословий.

Первые две трети V века были одним из самых тяжелых периодов в истории Рима. Отступление этрусков и договор Спурия Кассия остановили политический кризис. В 486 г. до н.э. к союзу присоединились герники. Вместе с тем, 90–50-е гг. V века прошли под знаком непрерывных бесплодных войн с вольсками, эквами и сабинянами. Только к 40-м гг. наступает некоторое затишье. На севере шли войны с этрусками. Две большие войны с Вейями пришлись на 479–474 и 437–425 гг. до н.э. Римская традиция сообщает о непрерывных победах над врагами, но эквы и вольски, возрождаясь словно феникс из пепла, с новыми силами атаковали римлян.

Внутренняя борьба была столь же ожесточенной и бесперспективной. Волнения вокруг аграрного вопроса, раздела добычи и задолженности фактически не прекращались до середины V века. Вместе с тем, конфликты не принимали вооруженного характера и самым эффективным методом плебса был отказ от участия в войне, превращавшийся иногда в массовые уходы из города (сецессии) и ставивший власти в сложнейшее положение.

И все же Рим выстоял. Обе стороны стали приходить к сознанию необходимости компромисса. Процесс шел медленно, патриции и плебеи проходили тяжелый путь осознания себя как единого народа. Первая сецессия плебеев (495–4 гг.) привела к известному признанию их как правового субъекта. Плебеи получили право избирать своих магистратов, народных трибунов, бывших представителями сословия, числом 2 и 5 (Liv., II, 33). Это было и косвенным признанием прав неформальных плебейских сходок, постепенно превращавшихся в новый тип собрания. К 457 г. трибунов стало 10 (Liv., Ill, 30). Первые трибуны обладали, вероятно, только ius auxilii, т.е. правом индивидуальной защиты плебеев. Вероятно, к середине V в. до н.э. из него выросло право интерцессии (вето) на решения магистратов. Именно трибунат стал руководящим органом борьбы плебеев за свои права, часто играя роль «второй власти», и именно на его основе формируется новая элита плебейских лидеров, которая рано или поздно потребует свою долю в управлении. Практически все сколь-нибудь значимые выступления плебса возглавлялись трибунами^[5].

К середине V века плебеи добились первого перелома. Итогом длительного противостояния стало появление римского законодательства, знаменитых Законов XII Таблиц, составленных двумя комиссиями децемвиров в 451–450 гг. Значение события выходит за рамки борьбы сословий. Это был важный акт создания государства и гражданского общества, оказавший огромное влияние на развитие римского права, а Ливии назвал XII Таблиц «источником всего государственного и частного права» (fons omnis publici privatique iuris).

Традиция придает огромное значение этому событию, делая его третьим узловым блоком повествования после основания Рима и свержения царской власти (Liv., III, 32–55). Законодательный орган едва не стал тиранией, а децемвиры во главе с Аппием Клавдием были свергнуты совместными усилиями народа и сенатской оппозиции во главе с М. Валерием и Л. Горацием (Liv., III, 56–58). Символом национального примирения стали законы Валерия-Горация (449 г.), признавшие правомочность плебисцитов (постановлений плебейских собраний), незыблемость права провокации (апелляция к народу на смертный приговор) и неприкосновенность (sacrosanctitas) трибунов (Liv., III, 55). Закон Дуиллия подтвердил обязательность их выборов (Liv., III, 55). В 445 г. закон Канулея разрешил браки патрициев и плебеев (Liv., IV, 1–2), а с 444 г. появляется новая должность военных трибунов с консулярной властью (tribuni militum consulare potestate), которых могли выбирать вместо консулов. Хотя бы в теории должность была доступна плебеям^{19}. Происходит известное «дробление» высшей власти. В 443 г. до н.э. из компетенции консулов изымаются полномочия, связанные с переписью граждан, которые были переданы цензорам (Liv., IV, 8), а с 447 г. квесторов, бывших помощниками консулов, стал избирать народ.

Последняя треть V века стала временем первых внешнеполитических успехов. В 431 г. до н.э. диктатор А. Постумий Туберт в большом сражении на р. Альгид разбил соединенные силы эквов и вольсков (Liv., IV, 27–29). Значение Альгидской битвы показывает и то, что мы знаем ее точную дату (16 июня) (Ovid. Fast., VI, 727). Римляне развернули наступление, сопровождаемое выводом колоний. В 418 г. выводится колония в Лабик, в 414 г. — в Болы (Liv., IV, 47; 49). Еще раньше некоторые плебеи получили землю по закону Ицилия (456 г.), а в 446 г. появилась Скаптиева триба (Ibid., III, 31–32; 71–72). На севере Вторая война с Вейями (437–425 гг.) прошла с явным преимуществом римлян.

Впрочем, главный успех был впереди. В 406 г. Рим начал осаду Вей, превратившуюся в войну с большинством городов юга Этрурии. Тяжелая война завершилась в 396 г. до н.э., когда диктатор М. Фурий Камилл взял город при помощи подкопа. Захват территории Вей был беспрецедентным расширением римских владений, во многом решившим проблему земельного голода. В руки римлян попало 75 000 га земли, а в 387 г. на этой территории появились 4 новые трибы: Стеллатина, Троментана, Сабатина и Арниенсис (Liv., VI, 5). Римляне развернули наступление, в 395 г. сдались Капены и Фалерии, в 392 г. был заключен мир с Вольсиниями. Весь юг Этрурии оказался под властью Рима, а основными форпостами стали две новые колонии, Сутрий и Непете.

В 390 г. произошло новое знаковое событие — первое нашествие галлов. Разгром при Аллии (18 июля) был одним из самых больших поражений римской армии, за которым последовал захват Рима и семимесячная осада Капитолия, после чего галлы ушли, получив большой выкуп. Рассказ римских историков об их разгроме на обратном пути, видимо, по меньшей мере, сильно преувеличен (Liv., V, 36–49).

Последствия галльского разгрома были значительны. Рим получил нового страшного врага, угрожавшего ему на протяжении всей истории республики. Набеги галлов терроризировали северную и центральную Италию, особенно усилившись в середине IV века (367, 361, 360, 358, 350, 349 гг. до н.э.) (Liv., VI, 42; VII, 9–11; 12–15; 23–26) и продолжая тревожить римлян в III и даже II вв. до н.э. Галлы были не только самостоятельной угрозой, они активно участвовали во всех крупных войнах против Рима, включая Самнитские войны и поход Ганнибала. Большие войны с галлами приходятся на 285–282, 227–223 и 200–197 гг. до н.э., они играли большую роль в страшном нашествии кимвров и тевтонов в конце II века. Черту под этим противостоянием, наверное, самым опасным в истории республики, подвел Цезарь.

Последствия погрома были драматичны. Активизировались все старые противники Рима, эквы, вольски, этруски, сабиняне. Город был разрушен набегом, начался кризис, рост задолженности, долговые волнения, выросла социальная напряженность. Вместе с тем, поражение заставило римлян мобилизовать все свои усилия. В рекордный срок был отстроен город (Liv., V, 50–55), появились новые стены. Происходит военная реформа, которую, равно как и победы 90–70-х гг., связывают с именем одного из крупнейших полководцев Рима, М. Фурия Камилла. Легионы стали строиться не по цензовому, а по возрастному принципу в три линии (гастаты, принципы и триарии), кожаный шлем сменился металлическим.

С 80-х гг. IV века римляне перешли в новое наступление, прерванное галльским погромом. В 389 г. Камилл разбил эквов у Бол, а в 388 г. этот противник был надолго выведен из строя (Liv., VI, 2–3). К середине 80-х гг. римляне восстановили положение на юге Этрурии (Liv., VI, 4–5). Особенно тяжелой была война с вольсками, завершившаяся лишь к 377 г. до н.э. (Liv., VI, 6–32). Союзниками вольсков были латинские города (Тибур, Пренесте, Приверны). На помощь последним пришли галлы, не раз вторгавшиеся в Лациум и прорывавшиеся к Риму. Только в 358 г. новый договор сделал Рим гегемоном Латинского союза (Liv., VII, 12). К середине IV века Рим был уже сильнейшей державой центральной Италии, утвердившей свой контроль над Лациумом и подчинившей юг Этрурии, области герников и аврунков, а отчасти — эквов и вольсков. Цензы показывают значительный рост числа граждан: со 103 000 в 474 г. (Dion. Hal., IX, 36) до 152 573 в 392 г. (Liv., V, 31–36) и 160 000 — в 340 г.^{20}

Чуть позже наступил перелом в борьбе патрициев и плебеев. После непрерывного кризиса в 80-е гг., в 376 г. до н.э. два народных трибуна, Г. Лициний Столон и Л. Секстий, предложили три законопроекта, объединивших все основные требования плебеев. Первый закон ликвидировал долгосрочные долговые обязательства и отменял большие проценты, второй ограничивал земельные владения нормой в 500 югеров, а количество скота — 100 головами крупного и 500 — мелкого. Третий закон упразднял должность трибунов с консулярной властью и закреплял одно из консульских мест за плебеями, создавая паритет высшей власти (Liv., VI, 35). Патриции яростно сопротивлялись, что вызвало десятилетний политический кризис. С 375 по 371 г. патриции не могли избрать консулов, а плебеи избирали трибунами Лициния и Секстия. Только к 367 г. законы были приняты (Ibid., VI, 38–41), а Л. Секстий стал первым консулом-плебеем. Законы не решали всех проблем, но это был несомненный прорыв. В последующее столетие патриции постепенно сдают одну позицию за другой.

Начался период решающих успехов в борьбе за Италию. Продвижение римлян в Кампании столкнуло их с самнитами. В это длительное противостояние были вовлечены многие крупные народы Италии: этруски, умбры, луканы, народы Абруццо. Участвовали в нем и галлы. Первая Самнитская война (343–341 гг. до н.э.), несмотря на победные реляции римских анналистов (Liv., VIII, 32–7), вероятно, была относительно небольшим столкновением с довольно скромными результатами. Римляне были вынуждены прервать ее в условиях начавшегося восстания латинских союзников, к которым присоединились вольски и кампанцы.

Более важной оказалась Латинская война (340–338 гг. до н.э.). После ряда тяжелых сражений (у Минтурн, Трифана и Педа) (Liv., VIII, 12) Рим победил. Вскоре прекратили сопротивление вольски. Воспользовавшись победой, римляне провели новое устройство Лация. Латинский союз был распущен. Ряд крупнейших городов (Тускул, Арция, Ланувий, Пед, Номент и др.) получили римское гражданство, некоторые (Тибур, Пренесте) лишились части земель, в другие (Велитры) выводились колонии. Колония выводится и в крупнейший город вольсков, Анций. Многие города Кампании (Капуя, Кумы, Суэссула, Фунди, Формии) получили права гражданства без политических прав (ius civitatis sine suffragio). На месте Латинского союза возникло фактически унитарное Римское государство. Цензы отмечают беспрецедентно резкий рост числа граждан: 160 000 в 340 г. и 250 000 в 332 г. (Veil., 11, 2; 82; Liv., III, 17, 11).^{21} Это число мало изменилось до середины II века до н.э.

Решающим столкновением между Римом и самнитами была 2 Самнитская война (328–304 гг.). После тяжелой войны в Самний (327–322 гг.), римляне потерпели серьезное поражение. В Кавдинском ущелье римская армия была блокирована самнитами, разоружена и проведена под ярмом. После Кавдия римляне долго не решались атаковать Самнитские горы. Теперь пришлось полностью изменить тактику. В 320–317 гг. римляне закрепились в Апулии, а в 316–313 гг. операции были перенесены в Кампанию, где обе стороны пытались вырвать инициативу друг у друга. К 311 г. римляне выиграли борьбу за Капую, с 311 г. началось медленное наступление на Самний, тогда же открылся новый фронт на севере. Этруски атаковали римские колонии. Впрочем, уже в 310 г. талантливый римский полководец Кв. Фабий Руллиан заставил этрусков заключить мир, а в 308 г. сдались главные противники Рима, Тарквинии и Вольсинии. В 310–306 гг. римские армии постепенно углублялись вглубь Самния, а самниты несколько раз прорывались в Кампанию и Лаций. В 305 г. пала столица самнитов Бовиан, а в 304 г. война закончилась. Хотя римляне заняли только область верхнего Лириса, военная мощь самнитов была сломлена.

После победы над самнитами, римляне продолжили уже мирное наступление. Небольшие народы сдавались без боя или вступали в союз с Римом. В 304 г. римляне разгромили восставших эквов, тогда же сдались пелигны, союзниками Рима стали марруцины, френтаны и марсы, в 302 г. был заключен союз с вестинами, в 299 г. — с пицентами. Римское продвижение в Лукании вызвало 3 Самнитскую войну (298–290 гг.). Преимущество Рима было бесспорно. Уже в первый год консул Гней Фульвий вторгся в Самний, разбил противника и взял Бовиан. Походы римских армий под командованием двух выдающихся полководцев, Кв. Фабия Руллиана и П. Деция Муса, привели к опустошениям Самния и поставили самнитов на грань разгрома. В 295 г. в Италии появились галлы, к ним присоединились этруски, на соединение выступили главные силы самнитов во главе с Гелием Эгнацием. Против них двинулась римская армия во главе с Фабием и Децием. Битва при Сентине была самым большим сражением Самнитских войн. Силы коалиции были разбиты, немалые потери понесли и римляне, но остановить их было уже невозможно. В 293 г. самниты были снова разбиты при Аквилонии. Римские вторжения в Самний продолжались, а в 290 г. консул Маний Курий Дентат заставил самнитов капитулировать.

Римские армии продолжали триумфальный марш по Италии. Одновременно с Самнитскими войнами была занята большая часть Этрурии, союзниками Рима стали Вольсинии, Перузия и Арреций. Победитель самнитов, Курий Дентат, подчинил сабинян. Римляне вышли к галльским границам, на севере появились колонии Сена и Адрия. Это была первая война с галлами, где наступающей стороной были римские легионы. В 284 г. Курий Дентат разбил сенонов и занял их территорию, в 283 г. с севера вторглось войско бойев, однако у Вадимонского озера консул Корнелий Долабелла нанес им сокрушительное поражение. В течение двух последующих десятилетий римляне вышли к долине Пада и закрепились в Этрурии.

На юге римляне вышли к греческим городам юга Италии. Страдая от набегов луканов и бруттиев, некоторые колонии были готовы признать покровительство нового гегемона, другие, во главе с Тарентом, готовились к борьбе. В качестве союзника они пригласили эпирского царя Пирра, одного из лучших полководцев раннеэллинистической эпохи. Это была первая война нового типа, которую вели римляне. Пирр прибыл в Италию с 20 000 гоплитов, 2000 стрелков и 3000 всадников, пополнив войско за счет местных ополчений и наемников. Риму противостояла эллинистическая армия, качественно превосходящая всех его прежних противников. Особую-опасность представляли 20 слонов. Летом 280 г. у Гераклеи Пирр разбил римлян. Греческие города встали на сторону эпирского царя. Через Самний и Кампанию победитель двинулся на Рим, но был вынужден отступить. В 279 г. при Аускуле Пирр снова одержал победу. На его сторону перешли самниты, луканы и бруттии. Вместо «легкой прогулки», Рим получил тяжелую войну.

Римляне по обыкновению, перешли к затяжной войне. Большая часть италийских союзников осталась верна Риму, наоборот, коалиция Пирра оказалась достаточно аморфной. В этой ситуации Пирр совершил стратегическую ошибку, приняв предложение сицилийских греков возглавить их в борьбе против карфагенян. Осенью 278 г. Пирр с 10-тысячным корпусом переправился в Сицилию и начал теснить карфагенян к западной части острова. Война развивалась по «италийскому» сценарию: карфагеняне упорно оборонялись, а среди греческих союзников царя росли разногласия и недовольства. Получив передышку, римляне восстановили свое господство над луканами и бруттиями и подходили к греческим городам. Теряя позиции в Сицилии, Пирр вернулся в Италию. В 275 г. произошло сражение при Беневенте, закончившееся победой римлян. Поражение имело скорее политический характер, Пирр сохранил ядро армии, однако, потеряв надежду на успех, покинул Италию (275 г.). В 272 г. римские войска заняли Тарент, в 270 г., взяв Регий, они вышли к Мессанскому проливу.

Эпоха Самнитских войн стала временем завершения борьбы патрициев и плебеев и создания той политической системы, которая просуществовала вплоть до кризиса конца II в. до н.э. и обычно считается римской республикой.

Завоевание Италии решило аграрную проблему. Если до 80-х гг. IV века римляне вывели всего 11 сравнительно небольших колоний, то в период 379–241 гг. до н.э. появились еще 23. Среди них были такие крупные города, как Велитры, Сора, Аримин, Беневент, Брундизий. Как полагают исследователи, землю в колониях получили около 50 000 человек (1/4 и 1/5 всех граждан). После Латинской войны, Рим отнял крупные земельные массивы у латинов и кампанцев, в 332 г. появились Мециева и Скапциева трибы, в 318 г. — трибы Уфентина и Фалерна. В 299–241 гг. возникли еще 4 трибы: Арниенсис, Терентина, Квирина и Велина. Общее число триб достигло 35. Аграрные волнения прекратились до II века, а площадь ager Romanus составила около 1/3 площади Италии. В руки римлян попало такое количество земли, что ее освоение растянулось на весь III век.

Решение долговой проблемы началось в 50–40-е гг. IV века, а в 326 г. (или 313 г.) появился закон Петелия-Папирия, запретивший рабство за долги и провозгласивший, что за них должно отвечать только «имущество должника, а не его тело» (Liv., VIII, 29; Varro De 1. lat., 105). Ливии назвал закон «вторым началом римской свободы» и отныне любой римский гражданин получал гарантии своего свободного статуса.

Видимо, следствием этих перемен стало изменение статуса народного собрания. Рим все больше переходит к новой комициальной системе, когда наряду с центуриатным собранием, набирали силу неформальные собрания плебеев по трибам. Закон Валерия-Горация (449 г.), признавший их статус, вероятно, не соблюдался. Потребовались новые законы. В 339 г. диктатор Кв. Публилий Филон провел три закона. Два из них создавали новый статус комиций. Плебисциты приобретали силу закона (lex). Второй закон ликвидировал утверждение со стороны patres (сената или куриантных комиций), которое теперь давалось до голосования. Народное собрание стало суверенным органом (Liv., VIII, 12). В 287 г. происходят волнения должников, возможно, вышедшие за рамки долгового вопроса. Новый диктатор Квинт Гортензий фактически подтвердил закон Публилия.

Медленно, но верно делал свое дело и закон Канулея о браках. Вероятно, в течение нескольких поколений создается значительная прослойка людей смешанного происхождения, ставших частью правящей элиты. Деление на патрициев и плебеев в римских верхах приобретало все более формальный характер. Как показывает пример самого Цезаря, представитель древнейшего рода Юлиев, Корнелиев или Фабиев мог принадлежать к плебейскому роду через мать, бабушку или жену и, наоборот, в жилах человека, носящего скромную плебейскую фамилию, могла течь кровь древнего рода, восходящего к царской эпохе. В IV веке это слияние еще не закончилось, но именно тогда плебейская знать потребовала своей доли власти.

Переломом стал закон Лициния-Секстия, по которому один из консулов должен был быть плебеем. Добиться реального соблюдения закона было сложнее, только с 342 г. в фастах регулярно появляются консулы-плебеи. Второе место не было регламентировано, но неписаным правилом стало оставление его за патрицием. После этого доступ к должностям был открыт. В 356 г. двоекратный консул Г. Марций Рутил стал первым плебеем-диктатором, в 351 г. он же первым из плебеев добился цензуры (Liv., VII, 17; 22). В 339 г. по закону Публилия одно место цензора сохранялось за плебеями, в 337 г. плебей впервые стал претором (Liv. VIII, 15). В 300 г. пал последний бастион патрицианской власти. По закону Огульниев плебеи получили половину мест в двух главных жреческих коллегиях, авгуров и понтификов (к 4 авгурам и 4 понтификам-патрициям было добавлено 4 авгура и 5 понтификов-плебеев).

Эти события положили начало созданию смешанной патрицианско-плебейской знати, нобилитета. К патрицианской знати постепенно присоединялись семьи плебейской верхушки из числа трибунских семей, италийской знати и людей, выдвинувшихся в победных войнах. Плебейские роды Лициниев, Генуциев, Марциев, Публилиев, Дециев, Плавтиев, Юниев, Фульвиев, Семпрониев, Цецилиев и др. заняли место рядом с древними патрицианскими родами Корнелиев, Фабиев, Эмилиев, Юлиев, Валериев, Клавдиев. Из родовой аристократии знать становилась служилой, а ее положение определялось должностью и заслугами, хотя тенденция к наследственности и замкнутости сохранялась и далее.

Итак, к III веку сложилась та политическая, социальная и правовая система римского общества, которая с относительно небольшими изменениями сохранилась до времени Цезаря. Сложилась и другая основа римского могущества, объединенная Италия.

3. Римская политическая система

Само понятие res publica содержит в себе известную двойственность. Это слово означало государство вообще, не будучи привязяно к конкретному политическому строю^{22}. Вместе с тем, в нем содержится тот оттенок, который привел слово к современному значению, т.е. государству, власть в котором принадлежит выборному органу и имеет коллегиальный характер. Цицерон связывает res publica с властью народа и свободой (libertas) (Cic. De re p., I, 36; 42; 44; 48).

Основой римской системы была система гражданства. Составными частями status civitatis были следующие: (ius connubii) право вступать в квиритский брак, дети от которого становились гражданами по рождению; (status libertatis) личная свобода; ius commercii (имущественная правоспособность и защита ее государством); право иметь долю на общественной земле; активное и пассивное избирательное право (ius suffragii ius honorum); право провокации (апелляции к народному собранию) и право носить особую одежду (тогу). Первоначально полные права гражданства имели только патриции, к концу IV века плебеи стали полноправными гражданами.

После завоевания Италии Рим ставил разные народы на разный уровень подчинения, зависящий от обстоятельств завоевания. Часто эту сложную организацию именуют Римско-италийской федерацией, что, видимо, верно по сути, но не отражает ее правовой статус. Новый союз сочетал принципы полиса, гегемониальной симмахии, федерации, конфедерации, союзного и даже унитарного государства. Единого федерального договора не было, его заменяла совокупность договоров между Римом и каждым отдельным членом союза. Не было и союзных органов власти, их место занимали римские властные структуры.

Наиболее привилегированной частью населения Италии были римские граждане. Это были жители Рима, римских колоний и территории римских триб. Кроме того, римское гражданство получили некоторые народы Италии, в основном — латины. Ядром этой территории были области Лациума, юга Этрурии, области сабинов и ряд приморских городов. Римские колонии были форпостами римской власти и средством обеспечения граждан землей. К категории римских граждан относились и так называемые муниципалы, жители самоуправляемых городов. Муниципий имел самоуправление по типу Рима с народным собранием, сенатом (курией) и магистратами (дуумвиры, эдилы, квесторы и др.). Муниципии делились на две категории: с правом голоса (cum suffragio) и без права голоса (sine suffragio). Первые имели все политические и имущественные права римских граждан, вторые, обладая всеми имущественными и личными правами, не имели права голоса. Права первого типа впервые получил Тускул (381 г.), позже они распространились на многие города Лация. Категория sine suffragio в большом количестве появилась в начале Самнитских войн (аврунки, Капуя, Цере, Неаполь и др.). Римские граждане составляли около трети населения Италии. В основном, это были области, контролируемые Римом накануне Самнитских войн.

Промежуточную категорию составляли латины. Еще со времен царской эпохи члены Латинского союза имели ряд привилегий. Они не были римскими гражданами, но служили в особых легионах и имели ius commercii и ius connubii (их браки с римлянами считались равноправными). Латинские города имели положение, сходное с муниципиями, сохраняли самоуправление, но были обязаны давать Риму войска и платить налоги. После 338 г. большинство собственно латинских городов получили статус римских граждан, однако статус латинов стал распространяться на выводимые римлянами колонии. К III веку их было около 30, в т.ч. Аримин, Адрия, Венузия, Луцерия, Сора, Брундизий, Эзерния. В случае переселения в Рим, латины получали гражданство, чуть позже возникли некоторые ограничения. Гражданство получали и члены местных сенатов и магистраты.

Большинство городов и общин Италии считались союзниками (socii). В основном это были народы, попавшие под власть Рима после Самнитских войн: самниты, луканы, умбры, этруски, апулийцы, группа небольших народов центральной Италии (народы Абруццо) и др. Формально союзники были независимы и имели самоуправление, реально это были вассалы Рима. Они должны были поставлять римлянам военные контингенты, составлявшие около половины римской армии, платить дань и нести другие повинности. Отношения римлян и союзников регулировались договорами, фактически лишавшими союзников самостоятельной внешней политики. К категории «морских союзников» (socii navales) относились и греческие полисы, поставлявшие Риму флот. Небольшая часть италийцев (напр. бруттии) были поданными (дедитициями), прямо подчиненными римской администрации.

Согласно Полибию, в 227 г. перед лицом угрозы войны с галлами, римские власти отдали приказ провести по всей Италии перепись боеспособного населения. Римские граждане составили 273 000 человек, жители латинских колоний — 85 000, союзники — (без греческих городов)- 350 000. Из последних 20 000 составили умбры, 54 000- этруски, 77000 — самниты, 66 000 — апулийцы и мессапы, 33 000 -луканы, 24 000 — народы центральных Апеннин. Если военнообязанных мужчин было около 800 тысяч (Polyb., II, 27), то общее население достигало 2, 5–3 млн. Эта картина мало изменилась вплоть до Союзнической войны 90–88 гг. до н.э.

К III в. до н.э. сложилась и политическая система республики, состоящая из трех элементов: народного собрания, магистратов и сената. В Риме существовали три типа политических собраний народа (conto, concilia, comitiae). Contio представляло собой любое собрание народа, не имевшее формального характера и напоминавшее современный митинг. Concilia применялось к собранию какой-либо части народа (concilia plebis), тогда как comitiae были правомочными народными собраниями, принимавшими правовые нормы, обязательные для римских властей. От царского периода республика унаследовала три типа комиций: куриатные, центуриатные и калатные^[6], в процессе борьбы патрициев и плебеев появился четвертый тип, трибутные комиции. Общим для всех видов собрания была инициатива магистрата. Последний созывал собрание, председательствовал в нем, выступал сам и определял, кому дать слово. Магистрат закрывал собрание и делал ренунциацию, т.е. объявлял результаты голосования. На комициях не должно было быть дискуссий, народ только голосовал.

Куриатные комиции были самым древним видом собрания. Народ собирался по куриям (всего 30), каждая из которых имела один голос. К III веку архаичное и, по сути, патрицианское собрание стало оттесняться на второй план собраниями центурий и триб. За куриями оставалось право пополнения патрициата и принятие lex curiata de imperio, т.е. утверждения империя магистратов. К I веку они почти перестали собираться, а формальные процедуры выполняли 30 ликторов.

Наоборот, центуриатные комиции, созданные Сервием Туллием, стали в V–III вв. до н.э. главным видом собрания, сохраняя большое значение и во II–I вв. Собрание имело военный характер. Собирать его мог магистрат, наделенный военной властью (империем). Это были консулы, преторы или аналогичные экстраординарные магистраты (диктатор, децемвир, интеррекс, начальник конницы). Комиции собирались на Марсовом поле, а на Яникуле поднимали красный флаг.

После сбора народа, магистрат совершал гадания (ауспиции) и начинал собрание, целью которого было голосование. До середины III века сервианская система сохранялась, серьезная реформа происходит в эпоху Пунических войн, когда центуриатные комиции приводятся в соответствие с трибутной системой. Каждая триба выставляла по 10 центурий, а каждый класс имел по 2 центурии в каждой трибе. Число центурий значительно выросло. К 350 основным центуриям (2 центурии х 5 классов х 35 триб) прибавлялись прежние центурии всадников, ремесленников, музыкантов и пролетарием (всего 23). Новая система уравнивала в правах все имущественные классы, сохраняя и известное преобладание имущих слоев.

Главными сферами деятельности комиции были принятие законов, выборы и юрисдикция. Судя по всему, центурии принимали все основные законы, сохраняя эту монополию вплоть до законов Филона и Гортензия. Более конкретная компетенция центурий была связана с военными вопросами. Собрание решало вопросы войны и мира, вопросы раздела военной добычи и выбирало магистратов с империем (консулы, преторы, военные трибуны с консулярной властью) и цензоров. Возможно, их прерогативой было принятие конституционных законов, например, законов XII Таблиц (Liv., III, 34). К центуриям апеллировали на смертные приговоры, иногда они выступали как высшая судебная инстанция.

Трибутные комиции возникли из стихийных сходок плебеев. После законов Филона и Гортензия, эти собрания стали полностью правомочными. Строго говоря, существовали два собрания, concilia plebis и comitia tributa. Первые сохранили чисто плебейский состав и теперь использовались только для выборов народных трибунов и плебейских эдилов, вторые включали и патрициев. Голосование в трибутных комициях проходило по трибам, каждая из которых имела 1 голос. К III веку число триб достигло 35 и далее не менялось, 31 считалась сельской, 4 — городскими. Трибы были бессословны, в них входили патриции, плебеи, либерты и клиенты, для вхождения в них не требовалось имущественного ценза. Процедура была проще, трибутные комиции мог созывать любой магистрат, народ собирался в части Форума, именуемой Комицием. Постепенно законодательство стало переходить к трибам. Наоборот, в области выборов они уступали центуриатным комициям, выбирая низших магистратов (квесторы, курульные эдилы, военные трибуны). На concilia выбирались трибуны и плебейские эдилы.

Формально народное собрание было суверенным органом^{23}. Оно принимало все основные законы, избирало всех магистратов и было последней инстанцией в криминальном процессе. Закон, принятый комициями, имел преимущество перед любой другой правовой нормой. С другой стороны, ученые полемизирующие с этой идеей Т. Моммзена, отмечают множество факторов, ограничивающих идею суверенитета (особая роль магистрата, предварительное обсуждение и утверждение со стороны сената, неравноценность голосов и манипуляции властей)^[7]. Только в конце II века до н.э. римляне перешли к тайному голосованию.

Развитие принципа народовластия в Риме претерпело определенную эволюцию. Уже в царский период наряду с патрицианскими собраниями по куриям появилась центуриатная система, вначале отражавшая интересы богатой части общества, а затем — зажиточного военнообязанного населения. «Демократия» римских центурий была «умеренной демократией» среднего класса, которую идеализировали Платон и Аристотель. Другую систему олицетворяли трибы, бывшие собранием народа, основу которого составляли низы общества.

Магистратская система создавалась постепенно. В V веке появились консулы, а возможность временного восстановления единоличной власти давала диктатура, ограниченная 60-дневным, а затем — 6 месячным сроком. Ограничение консульской власти началось с середины V века. С 444 г. консулов стали заменять военными трибунами с консулярной властью. В 433 г. появились цензоры, в 427 г. выборной стала должность квестора. С 366 г. консульская система установилась окончательно, тогда же появилась претура. К концу IV века доступ ко всем этим должностям получили плебеи. В почти неизмененном виде эта система просуществовала до конца республики. Большинство магистратов избирались в народном собрании большинством голосов, назначались только некоторые чрезвычайные должностные лица, в т.ч. диктаторы и начальники конницы.

С IV века начались два параллельных процесса, установление магистратской иерархии и ограничение занятия должности одним лицом. В 342 г. закон Генуция запретил занятие двух магистратур в один год и переизбрание на одну и ту же должность в течение 10 лет. В 180 г. это правило было подтверждено законом Виллия, установившим возрастной ценз и последовательность должностей (cursus honorum). Основными этапами карьеры были квестура, претура и консульство, между которыми должно было пройти два года. Минимальным возрастом для квестора было 28 лет, для претора — 31 год, для консула — 34 года. Закон Виллия стал основной для магистратской иерархии. Молодой политик начинал карьеру с коллегии 26-ти, должности военного трибуна и квестуры, затем он становился эдилом и (если он был плебеем) народным трибуном, после чего следовали претура и консульство. Только консуляр мог стать диктатором и цензором. Экстраординарные должности были необязательны.

Магистратуры имели ряд признаков различия. Они делились на ординарные, избираемые постоянно и на определенный срок, как правило — на год, и чрезвычайные (экстраординарные), избираемые или назначаемые в особых ситуациях. Ординарными были консулы, цензоры, преторы, народные трибуны, эдилы, квесторы, экстраординарными — интеррексы, диктаторы, начальники конницы, члены различных особых комиссий. Другими делением было деление на магистратов с империем (cum imperio) и без империя (sine imperio). Империй давал военную власть и сильную степень независимости от власти коллегиальной. Империй был у консулов, преторов и диктаторов, остальные его не имели.

Сложная система магистратур дополняла друг друга. С одной стороны, практически все они выбирались народом, будучи независимы друг от друга, с другой стороны, логика требовала наличия определенной вертикали власти. Сочетание этих принципов вызвало деление на старших (maiores) и младших (minores) магистратов, соединенных отношениями субординации и интерцессии. Субординация, впрочем, понимаемая достаточно неопределенно, заключалась в обязанности младших магистратов подчиняться приказам старших. Интерцессия была правом высшего или равного по рангу наложить запрет (вето) на решение младшего. Интерцессия была не только признаком старшинства, но и, в известной мере, демократическим институтом. «Запрещающий» (intercessor) был всегда сильнее «предлагающего» (lator), а меньшинство коллегии могло таким образом сопротивляться решениям большинства. Наивысшей была интерцессия народного трибуна, действующая против любого магистрата (в том числе — консула) и даже против сената и самой коллегии трибунов. Ветви власти во многом дополняли друг друга. Консулы и преторы выполняли управленческие функции, цензоры комплектовали состав общины и ее правящих органов, трибуны были органами контроля. Младшие магистраты, эдилы и квесторы, имели особые сферы полномочий.

Консулы были высшими магистратами республики. Они ежегодно избирались на центуриатных комициях под предводительством консула, диктатора или интеррекса, были эпонимами и имели царские инсигнии, курульное кресло и 12 ликторов. Имена консулов записывались в специальные списки (фасты). Консулы вступали в должность 1 марта (позже — 1 января).

Можно признать правомерность точки зрения Т. Моммзена и его школы, считавшей власть консула универсальной и не ограниченной какой-либо определенной компетенцией^{24}. Консул руководил всей жизнью государства, играя роль президента или премьер-министра. В V–III вв. до н.э. именно консулы командовали армиями. Обычно один консул оставался в Риме, а второй отправлялся на войну, часто военная необходимость требовала участия обоих консулов, которые могли действовать во главе собственных армий или (реже) — объединенных сил. Находясь в Риме, консулы руководили работой комиций и сената. Особое значение имела консульская интерцессия, действующая против любого магистрата, кроме трибуна.

Власть римских магистратов, как правило, представляется в научной литературе, как нечто постоянное, однако перемены постепенно происходили. В первой половине V в. до н.э. консул отвечал за все, будучи верховным главнокомандующим, председателем сената и народного собрания и главой гражданской администрации, наделенным, к тому же цензовыми функциями. В IV–III вв. консулы еще сохраняли функции командующих и глав гражданского управления, но после 2 Пунической войны они все больше и больше подчиняются сенату и теряют военную власть, превращаясь в сенатских спикеров и глав исполнительной власти. Дальнейшее падение их власти приходится на I век.

Согласно традиции, сразу после закона Лициния-Секстия (367 г.) была создана должность претора, который вначале считался младшим коллегой консулов. В 242 г. до н.э. появился второй претор, что означало создание коллегии. Преторы имели консульские функции в ограниченных рамках. У них был империй, они командовали армиями меньших размеров, помогали консулам в гражданском управлении, имели право созыва комиций и сената. Постепенно главной функцией преторов становятся судопроизводство и частное право. Именно такими «министрами юстиции» стали два первых претора, один из которых, «городской претор» (praetor urbanus), руководил юрисдикцией между гражданами, а второй, «иностранный» (peregrinus) разбирал дела между гражданами и негражданами. В более раннее время претор чаще играл роль прямого судьи, теперь он все больше становится координатором между различными судебными коллегиями. Претор отвечал и за исполнение приговоров. Новые преторы имели иные функции. В 227 г. после захвата Сицилии и Сардинии были созданы две новых преторские должности, в 197 г. до н.э. появились еще два претора для управления испанскими провинциями.

Другая ветвь власти, цензоры, появились в 433 г. до н.э. Цензоры выбирались раз в 5 лет. Вскоре диктатор Мамерк Эмилий провел закон об ограничении власти цензоров полутора годами. Три с половиной года их не было (Liv., IV, 24). Принцип коллегиальности проводился здесь особенно жестко. В случае смерти или отставки цензора, второй снимал власть. В 265 г. перевыборы в цензоры были запрещены по закону, впрочем, их не было и ранее. С III века цензорами могли быть только консуляры, а цензура считалась summus honos.

Цензоры избирались на центуриатных комициях. Империя у них не было, цензоры не имели законодательной инициативы и исполнительной власти. Основной функцией было проведение переписи населения: составление списков триб и центурий и списков военнообязанных. Любой гражданин мог лишиться прав по воле этих магистратов. Римские цензы играли важнейшую роль в жизни общества, позволяя реально учитывать возможности Рима^{25}. С этой функцией были связаны две другие, более частные, но крайне важные: составление списков сената (lectio senatus) и перепись всадников (recognitio equitum).

Не имея криминальной юрисдикции, цензоры контролировали нравственность граждан. Эта функция называлась cura legum et morum или сига morum и стала своеобразным судом чести римлян в отношении проступков, не наказуемых в уголовном порядке, но неприемлемых с точки зрения морали (непочтение к родителям, дурное отношение к детям и рабам, пьянство, моральная распущенность и т.п.). Наказания были разными: от замечания (notatio) до ущемления прав и даже лишения прав гражданства.

Цензоры получили важные финансовые функции. Именно они сдавали на откуп различные повинности: сбор налогов, строительство дорог, построек и акведуков, им же принадлежал верховный контроль за ведением крупных общественных работ, в том числе — больших дорог (Аппиевой, Фламиниевой, Эмилиевой и др.).

Народный трибунат, возникший уже как революционная магистратура, долгое время противостоял официальным властям и выделялся из общей властной системы. Трибуны были лидерами плебса и долго оставались особыми плебейскими должностными лицами, лишь позже вписавшись в структуру государства. Трибуны избирались на concilia plebis, а должность мог занимать только плебей. Трибуны вступали в должность 10 декабря и избирались на год. Они не имели империя, а их власть действовала только в черте города и радиусе 1,5 миль.

Трибуны имели sacrosanctitas (неприкосновенность), защищавшую их, вероятно, более других магистратов.

Первоначальным правом трибуна было ius auxilii, право помощи отдельным плебеям. Двери дома трибуна были открыты и любой нуждавшийся человек находился под его защитой. Трибуны также были защитниками сословия в целом, и из этой функции появилась и трибунская интерцессия. Трибун имел право созывать народное собрание и сенат. Именно от них исходила инициатива аграрных законов и других мер по демократизации политического строя, а большинство реформ V–IV вв. проводилось трибунами. После законов Лициния-Секстия, трибунат стал вписываться в общую систему магистратур.

Видимо, одновременно с трибунами появились и их помощники, плебейские эдилы (aediles plebes), числом двое, первоначально бывшие хранителями плебейских храмов Цереры, Либера и Либеры. В 367 г. патриции создали должность курульных эдилов, но уже в 366 г. она стала доступна плебеям (Liv. VI, 42; II, 1). Две коллегии эдилов имели разнообразные функции. К ним относились cura urbis (надзор за порядком в городе), наблюдение за городскими храмами и постройками и состоянием дорог. Другой функцией эдилов была полицейская, и эдил играл роль главного полицмейстера города. Эдилы контролировали цены на рынке и правила поведения в общественных местах. После завоевания Сицилии, им были поручены раздачи хлеба. Наконец, в круг обязанностей эдила входила cura ludorum (устройство общественных игр).

Квесторы появились рано, возможно, еще в царский период, как лица, расследовавшие уголовные преступления (quaestor от глагола quaeror — «расследовать»). Другой функцией была охрана эрария. После 421 г. до н.э. к двум квесторам добавились еще два военных квестора и теперь должность была доступна плебеям (Liv., VI, 42). В 246 г. до н.э. появились четыре новых квестора для управления Италией (в Остии, Кампании, Циспаданской Галлии и Лилибее в Сицилии). Новые перемены были связаны уже с Суллой и Цезарем.

Реальным правительством Рима был сенат. Согласно традиции, к началу республики число сенаторов достигло 300 человек. Оно более или менее сохранялось вплоть до реформ Суллы, а затем — Цезаря. Бывший вначале царским советом, а затем — органом владык рода, сенат уже с IV века становится советом экс-магистратов. Особенностью Рима было отсутствие прямых выборов в сенат со стороны народного собрания, что сближает его скорее с афинским Ареопагом, чем с выборным Советом 500. В царский период сенат назначали рексы, затем — консулы, с 443 г. до н.э. — цензоры. Ревизии списков проводились раз в 5 лет. Кроме цензоров, пополнением сената занимались диктаторы.

В царский период устанавливается деление на «отцов старших родов» (patres maiorum gentium) и «отцов младших родов» (patres minorum gentium), а ранние цари ориентировались, прежде всего, на родовую знать. Принцип сохранялся и далее, хотя цари-этруски пополнили сенат своими сторонниками и превратили его в царский совет. При ранней республике аристократический принцип был полностью восстановлен. С IV века сенат состоял из экс-магистратов, и только в случае их нехватки, цензоры включали в список самых богатых всадников. Это определяло и внутрисенатскую иерархию: верхушку сената составляли бывшие цензоры и консулы (цензории и консуляры), далее шли бывшие преторы, трибуны, эдилы и квесторы (претории, трибуниции, эдилиции и квестории). В нижней части этой иерархии находились так называемые педарии, сенаторы, не занимавшие магистратур^{26}.^[8]

Республиканский сенат обязательно созывался магистратом, имевшим ius agendi cum patribus. Это были консул и претор, а также — диктатор и начальник конницы, позже право получили народные трибуны. Примерно с III–II вв. до н.э. консул окончательно приобретает функции спикера сената, руководящего его работой. В понятие ius agendi cum patribus входило много функций: собирать сенат (vocare), председательствовать в нем (senatum habere), делать доклад (геferre), проводить опрос мнений сенаторов (consulere) и принимать решение (senatusconsultum facere). В отличие от большинства государственных советов, сенат не имел определенного места сбора, выбирая различные места, чаще всего — храмы. В эпоху республики это, как правило, были Капитолий (крепость или подножие холма), храм богини Верности (Fides), храм Диоскуров, курия Гостилия, храм Сатурна и другие места.

Вопрос о правовой и политической власти сената представляет особую сложность. Согласно теории Т. Моммзена, сенат, в принципе, был консультативным органом при магистратах, а его реальная власть была результатом фактического положения, т.е. узурпации^{27}. Другие исследователи (П. Виллемс, А. Хойсс, В. Кункель и др.) считают, что сенат имел ряд самостоятельных полномочий, будучи реальным правительством Рима^{28}.^[9] Есть все основания присоединиться к этому мнению.

Consilium считается одной из главных функций сената^{29}. В IV–III вв. до н.э. это совещательное право превращается в фактический арбитраж между магистратами. Сенат начинает распределять их обязанности и давать прямые поручения (Liv., XXII. 8; XXXIII, 24), а также — решать их разногласия. Хотя между магистратом и сенатом могли возникать правовые коллизии, правилом становится то, что магистрат подчиняется воле «отцов», воспринимая ее как прямой приказ. Во время войны сенат становится генеральным штабом римской армии, а письма Цицерона и комментарии Цезаря показывают регулярность донесений, идущих в сенат, и постоянные отчеты командующих армиями и провинциальных наместников. Из consilium вырастает всеобъемлющее право контроля над общественной жизнью.

Сенат играл большую роль в регламентации выборов, временами играя роль избирательной комиссии. Между 444 и 367 гг. он решал вопрос о выборе консулов и военных трибунов. Сенат решал вопрос о назначении диктатора и продлении власти магистратов разного уровня. Он всегда рассматривал вопросы, идущие на народное голосование, а до 339 г. (законы Публилия Филона), вероятно, даже утверждал итоги последнего. Возможно, это сенатское утверждение было свидетельством того, что выборы прошли без нарушений. Обращение в комиции без санкции сената не было противозаконным (по крайней мере, до Суллы), но явно считалось «аномальным явлением». Функцией сената было и interregnum^{30}, восходящее к царской эпохе выдвижение «междуцарей» (интеррексов) в периоды между выборами высшей власти.

Говоря об особых функциях сената, Полибий отмечает управление финансами и государственным имуществом, контроль за государственной безопасностью, надзор за религией и культом и дипломатическую деятельность (Polyb., VI, 13). Согласно Полибию, сенат ведал всеми приходами и расходами казны, контролировал государственный бюджет, устанавливал характер и сумму налогов. От сената зависели все военные расходы. Хотя решение о войне и мире принимали комиции, а войну вели магистраты, сенат принимал решение о наборе войск, их количестве и распределении, он же решал все финансовые вопросы кампании. В руках сената было награждение полководцев и солдат, назначение триумфов и оваций (Liv., IX, 40; X, 37), решение судьбы пленных (Liv., XXII, 59).

Сенат отвечал за государственную безопасность. В критические моменты жизни Рима (сецессии плебеев, войны V–IV вв., 1 и 2 Пунические войны и др.) он фактически брал на себя прямое управление. Сенат решал вопросы о введении чрезвычайного положения, до 123 г. до н.э. в руках сенаторов находились суды, иногда функции суда брал на себя сенат. Через сенат проходили все отношения с союзниками, включая предоставление им прав гражданства. Ливии упоминает об изменении статуса общины, заключении договоров, текущих переговорах с союзниками (Liv., IX, 20; X, 12; VI, 21). Особое значение сенат приобретал в периоды кризисов в отношениях с зависимыми народами (Polyb., VI, 13). Позже именно через сенат проходила деятельность римской дипломатии.

Религиозная жизнь определялась многочисленными жреческими коллегиями (понтифики, авгуры, фециалы, салии, весталки, гаруспики), но и здесь полномочия сената были весьма велики. Сенат определял бюджет и осуществлял общий надзор за религиозной жизнью, решал вопросы о разрешении и запрете культа.

Сенат достаточно уверенно управлял Римом. Хотя закон народного собрания был высшей волей общины, а власть магистратов имела сильную тенденцию к автономии, народ вмешивался в дела только в поворотных ситуациях, а магистраты все больше и больше становились просто исполнительной властью. Формально решение сената (сенатус-консульт) было мнением сената, реально это было решение правительства. Власть сената чаще обозначалась как auctoritas, освященная древним правом и обычаями и основанная на огромном моральном авторитете полурелигиозная санкция, а сам сенат считался воплощением коллективного гения Рима и республики.

Древние были склонны идеализировать римскую систему. Римские историки создали картину жизни великого народа, проделавшего путь от «самых скромных начал» (Liv., I, 1) до великой державы, оплота цивилизованного мира и всеобщего мирового порядка, защитника всех гонимых и грозы преступников и тиранов. Теоретики государства и права, особенно Полибий и Цицерон, считали римский государственный строй идеальным, основанным на балансе трех форм государственного строя, монархии, аристократии и демократии (Polyb., VI, 2).

Тезис античных авторов подвергся очень тщательному разбору в историографии^{31}. Ученые приходят к разным выводам относительно его правомерности^[10], но, не вдаваясь в подробности дискуссии, заметим, что и политическая система римского государства и система управления Италией, при всех их проблемах, оказались достаточно сбалансированными и жизнеспособными, что не раз было проверено на практике. Опасность была в другом: «идеальная» римская политическая система была приспособлена для небольшого государства, и с его расширением все более и более оказывалась системой для меньшинства, а все большее и большее число людей оставалось вне нее, то есть вне права, государства и элементарной защиты. В III веке Рим и его «федерация» проявили поразительную жизнестойкость. Во II–I вв. до н.э. они оказались на грани катастрофы.

4. «Наследие» Ганнибала

Римско-италийский союз был готов выйти за пределы Италии. Ему предстояло столкновение с другой сверхдержавой, Карфагеном. Основанная в 825 (или 814 г.) маленькая финикийская колония проделала сходный путь с Римом, оказавшись в итоге гегемоном западного Средиземноморья. К III веку Карфаген владел большой территорией в Африке (совр. Тунис и северное побережье Алжира), южной Испанией и почти всей Сицилией, а карфагенский военный и торговый флот, вероятно, превосходил силы любой другой морской державы. Необычайное богатство Карфагена, созданное эксплуатацией поданных и морской торговлей, позволило ему создать мощную наемную армию, в которой служили наемники из практически всех стран Средиземноморья (испанцы, ливийцы, галлы, италики, греки). Хотя ресурсы римско-италийского союза превосходили войска карфагенян, последние компенсировали это качеством армии, общим более высоким уровнем цивилизации и господством на море.

Первая Пуническая война (264–241 гг. до н.э.) стала первым большим столкновением двух держав. На ее начальном этапе Рим, казалось, добился быстрого успеха. В 263 г. римляне взяли Мессану и осадили Сиракузы, сделав своим союзником сиракузского правителя Гиерона II, в 262 г. был взят второй по величине город Сицилии Акрагант, под стенами которого римляне разбили карфагенскую армию. К 260 г. вся восточная и центральная Сицилия была в руках римлян. Карфагеняне отступали к своим форпостам в западной части острова, Дрепане и Лилибею, готовясь к затяжной войне. Тем не менее, главной проблемой оставалось господство карфагенян на море, сводившее на нет любой успех сухопутных армий.

Римляне сделали невероятное, в рекордный срок, видимо, при активном содействии греческих полисов, возник римский флот из нескольких сотен судов. В 260 г. римляне одержали первую победу при Милах, в 259–258 гг. овладели Сардинией и Корсикой, а в 256 г., окрыленные успехами, решили закончить войну решающим ударом по Карфагену. Огромный римский флот из 330 судов, на борту которых находилось 100 тысяч гребцов и 40 тысяч солдат, взял курс на Африку. У мыса Экном произошло генеральное сражение с основными силами карфагенского флота (350 кораблей и 150 000 солдат и гребцов), закончившееся полной победой римлян. Римляне подошли к Африке и высадили армию консула Регула. Казалось война уже закончена.

В это время наступил поворот. Собрав все силы, карфагеняне разбили корпус Регула. Впрочем, римляне столкнулись с новым, еще более опасным врагом, морской стихией. В 255 г. у мыса Пахин римский флот попал в бурю, погибло 284 корабля и около 100 000 гребцов и солдат. В 253 г. катастрофа повторилась, римляне потеряли еще 150 кораблей. Война переместилась в Сицилию. Невероятными усилиями римляне восстановили флот. В 250 г. они одержали победу у Панорма, захватив почти всех вражеских слонов, а затем со 100-тысячной армией и 240 кораблями осадили Лилибей. Осада затянулась, возле Дрепаны римляне потерпели неудачу в морском сражении, остатки римского флота уничтожил шторм. В 247 г. в Сицилию прибыл новый командующий карфагенян Гамилькар Барка, начавший позиционную войну. Казалось, все предыдущие успехи сошли на «нет», римляне были на грани истощения, впрочем, и противник сражался из последних сил. Исход решило последнее усилие, римляне снова построили флот, а в 241 г. они разбили вражескую эскадру у Эгатских островов. Гамилькар, отрезанный от Африки с моря, пошел на переговоры.

Успех был значительным. Карфагеняне оставляли Сицилию, вскоре ставшую римской провинцией, и платили контрибуцию в 3 200 талантов. Рим стал морской державой, но обрел смертельного врага, готового к войне на уничтожение. Цена победы была необычайно высока: Карфаген потерял около 500, Рим — около 700 кораблей (Polyb., I, 53). Римские цензы показали спад населения с 292 334 человек в 265 г. до н.э. до 241 212 в 247 г. (Liv. Epit., 19)^{32}, что означало потерю более 1/5 граждан. Потери морских союзников были, видимо, еще больше.

Короткий период между 1 и 2 Пуническими войнами стороны использовали для подготовки к новой войне. Карфагеняне готовились к глобальному конфликту, создавая базу в Испании, римляне использовали передышку для войны с галлами (226–223 гг.), укрепления своих позиций в Иллирии и на Адриатике, а также — в Сицилии и Сардинии, в известной мере, готовясь к предыдущей войне. Они оказались бессильны перед лицом той концепции «мировой войны», которую навязал им Ганнибал. Создав мощную базу в Испании и набрав сильную армию из карфагенян и испанских наемников, карфагенский полководец принял решение перенести войну в Италию, рассчитывая поднять против Рима галлов и италийских союзников. В его планы входило восстание в Сицилии, позже возникли перспективы альянса с Филиппом V Македонским. Тактическое превосходство карфагенян и особенно — их конницы должны были способствовать успеху предприятия. Над Римом нависла серьезная опасность.

В 218 г. Ганнибал перешел из Испании в Италию, форсировав Пиринеи и Альпы и сорвав римские планы удара по Испании и Карфагену. Первый этап войны отмечен серией тяжелейших поражений римлян при Тицине, Треббии (218 г.), Тразименском озере (217 г.) и Каннах (216 г.). В сражениях пало более 100 000 римлян (видимо, около 1/3 их ресурсов). После первых побед к Ганнибалу присоединились галлы, после Канн на его стороне оказалось большинство городов и племен южной Италии (самниты, луканы, бруттии, часть кампанских греческих городов и др.). Глобальная стратегия Ганнибала стала реализовываться: в Испании шли военные действия, летом 215 г. отпала Сицилия, тогда же в войну вступил Филипп Македонский.

Римляне смогли выйти из кризиса путем мобилизации всех своих ресурсов и изменения тактики, перейдя к долгой изнурительной позиционной войне. В 215 г. римляне мобилизовали 14, в 214 г. — 20 легионов, в 213–212 гг. — 25. Напряжение сохранялось до конца войны, когда в поле оставалось 18–20 легионов.

В 215–213 гг. они остановили продвижение противника, перейдя в наступление в Кампании и Самнии. В 212 г. консулы осадили Капую, ставшую главным союзником карфагенян в Италии, в 211 г. Капуя пала. Началось наступление и на других театрах. К 213 г. римляне сумели нейтрализовать Филиппа путем союза с этолийцами и, хотя война продлилась до 205 г., она не причиняла римлянам особых хлопот. В 214 г. римляне высадились в Сицилии и после двухлетней осады взяли Сиракузы. В 210 г. война в Сицилии закончилась.

Римские успехи стоили им крайне дорого: Ганнибал и карфагеняне не раз одерживали новые победы, а в 212 г. в Испании карфагеняне разбили действующую там армию Сципионов. Решающие успехи римлян были связаны с именем Публия Сципиона. В 210 г. он высадился в Испании и взял Новый Карфаген, к 206 г. римляне очистили Пиринейский полустров от карфагенян. К этому времени римские армии в Италии оттеснили Ганнибала в Бруттий. В 204 г. Сципион высадился в Африке, громя карфагенян и склоняя на свою сторону нумидийские племена. Оказавшись в критическом положении, власти Карфагена отозвали из Италии Ганнибала. В 202 г. знаменитый полководец был разбит в сражении при Заме, а в 201 г. был заключен мир, реально означавший капитуляцию Карфагена.

Вторая Пуническая война кардинально изменила ситуацию во всем Средиземноморье. Карфаген перестал существовать как великая держава. Он лишился всех внеафриканских владений, независимость получили ряд ливийских племен, а рядом с владениями карфагенян появилось сильное агрессивное царство Масиниссы. В битвах Второй Пунической войны погибли карфагенские армии. У Карфагена не было денег, более того, по условиям договора он платил 10 000 талантов и выдавал все военные корабли и слонов. Карфагеняне не могли вести войну без разрешения Рима.

Напротив, Рим стал великой державой, заняв место Карфагена. В ходе войны закрепилось его положение в Италии, римляне переходили к глобальной политике, приобретая новые интересы в Африке, Галлии, Испании и Греции. Римская армия стала лучшей армией мира, более не имея равного соперника, а флот господствовал на море. Война принесла огромную добычу: сумму, внесенную в казну Сципионом, Ливии оценивает в 134 000 фунтов серебра (13,4 млн. денариев или 53, 6 млн. сестерциев) (Liiv., XXX, 46). Это примерно равнялось карфагенской контрибуции.

Цена победы была невероятно велика. Людские потери были огромны, ценз 236/4 гг. показал 270 213 человек, а ценз 194 г. — 143 703 человека^{33}. Чтобы компенсировать эти чудовищные потери, римляне резко снизили имущественный ценз 5 класса (с 11 до 2 тыс. ассов). В 204–179 гг. они вывели 14 колоний, а многие латины, кампанцы и другие италики получили римское гражданство^{34}.^[11]

В 80–70 гг. II века число граждан вернулось к уровню 250–260 000 человек.

Можно было формально восстановить гражданский коллектив, но нельзя было вернуть людской и материальный ущерб. Италийское крестьянство понесло непоправимый урон и так и не возродилось после него^{35}, южная Италия была опустошена, центральная разорена войной. Как следствие этого, начались масштабные деформации, в числе которых был рост латифундиального хозяйства, развитие рабства и экономические диспропорции, заставлявшие грабить заморские территории.

Последние также понесли огромные потери. Многие области Испании, Галлии, Сицилии или Африки были опустошены не в меньшей степени, чем Италия, а боеспособные ресурсы взяты Ганнибалом и другими карфагенскими полководцами. В войне были разграблены многие процветающие города (Тарент, Сиракузы, Новый Карфаген, Капуя). Рим стал зависеть от привозного хлеба. «Наследие Ганнибала» стоит у истоков будущих завоеваний Рима, равно как и у истоков будущих кризисных явлений в его развитии. Эти процессы продолжились во II веке до н.э.

5. Великие завоевания

II век отмечен становлением римской державы. Войны I половины II века стали стремительным продвижением римлян во всех направлениях. В ходе 2 Македонской войны (200–197 гг.) было разгромлено Македонское царство, уже никогда не сумевшее возродиться. Новая, Сирийская война (193–189 гг.) привела к разгрому Селевкидской державы. После 3 Македонской войны (171–168 гг.) Македония перестала существовать как единое государство и греческой мир оказался под властью Рима.

В Испании римляне закрепились в бывших владениях Карфагена, а в 90–70-е гг. после тяжелых войн установили контроль над Кельтиберией и Лузитанией. Наступило затишье, и только в 50–30-е гг. началось новая полоса войн в Лузитании и Кельтиберии. К 30 г. II века большая часть Пиринейского полуострова оказалась в руках римлян, хотя военные действия продолжались до времени Августа. В 90-е гг. шло наступление на севере. К 196 г. римляне завершили завоевание Цизальпийской Галлии, к 50-м гг. II века была подчинена Лигурия. В 181–177 гг. было подавлено восстание в Сардинии.

В 40-е гг. II века Рим завершил первый этап покорения южного и восточного. Средиземноморья. В 149–146 гг. в результате 3 Пунической войны был взят и разрушен Карфаген, а его владения стали провинцией Африка. В 148 г. провинцией стала Македония, в 146 г. (после разгрома Ахейского союза) под власть римлян попала Греция. В 133–129 гг. после смерти пергамского царя Аттала III и восстания Аристоника, на месте Пергамского царства появилась провинция Азия.

К 30-м гг. II века Рим стал огромной территориальной державой. Он владел почти всей Испанией, Северной Африкой, Сицилией, Сардинией и Корсикой, Грецией, Македонией и частью Малой Азии. Эти области в 4–5 раз превышали Италию по территории. Население восточных провинций Рима могло достигать 10–15 млн. человек, население Испании и Африки — около 10 млн.^[12] Эта масса поданных приходилась на 1 млн. граждан и 2–3 млн. латинов и союзников, что создавало опаснейшую диспропорцию.

На II век пришелся и спад военных усилий. В 90–70-е гг. римская армия насчитывала 8–12 легионов, в 70–50-е гг. — 7–8, а затем — 4–6.^{36} Потери были невелики, это было почти мирное время.

Новым фактором был приток денег и развитие рабства. Огромные денежные средства дали войны 90–60-х гг. Триумф Фламинина принес не менее 10 млн. денариев (Liv., XXXIX, 52), а на Филиппа была наложена контрибуция в 1000 талантов. Добыча после войны с Антиохом превысила македонскую в 2–3 раза, а контрибуция составила 15 000 талантов (19, 8 млн. денариев) (Liv., XXX, 45). Публий Сципион, бывший организатором побед над Карфагеном и Антиохом, едва ли преувеличивал, когда говорил, что внес в римский эрарий 200 млн. сестерциев (Liv., XXXVIII, 50). Огромные деньги давали и другие кампании: испанский триумф Катона в 194 г., триумф Г. Манлия над галатами в 187 г. (Liv., XXXIX, 7; 46). В руки римлян попали испанские рудники, которые только в 206–197 гг. дали 130 000 фунтов серебра и 4 000 фунтов золота^{37}. Последняя из больших войн 90–60 гг., 3 Македонская (171–168 гг.), завершилась трехдневным триумфом, давшим римской казне 120 млн. сестерциев (30 млн. денариев) и освобождение от налогов всего римского населения вплоть до 43 г. до н.э. В 60–40 гг. II века происходит дефляция.

Следствием денежного бума вскоре становятся концентрация богатства и рост неравенства, некоторое время сдерживаемые властями. Впрочем, происходили и другие процессы. 2 Пуническая война нанесла особенно сильный удар по мелкому хозяйству. В ряде областей происходит переход от земледелия к скотоводству. Число рабов, захваченных в войнах 90–70-х гг., было относительно невелико, массовые захваты начались позже. В 179 г. до н.э. в рабство было продано 80 000 сардинцев, в 181 г. в Самний было выселено 40 000 лигуров, в 168 г. Эмилий Павел захватил в Эпире 150 000 невольников. Новые притоки рабов давали испанские войны 50–30-х гг. и разрушение Карфагена и Коринфа, а затем — появление провинций. Рим втягивается в развитую систему восточной работорговли, а разгром карфагенского, селевкидского и пергамского флотов стимулировали небывалый рост пиратства. К 40–30 гг. растет рабство в Сицилии, примерно в это время Рим переходит к системе вилл и латифундий, что дало определенный экономический эффект. По различным подсчетам число рабов и свободных в Италии соотносилось от 1:2 (У. Уэстерманн) до 1:1 (А. Валлон)^{38}, что означало, что только в Италии появилось от 1 до 3 млн. рабов. Рабство проникало в экономику, которой катастрофически не хватало рабочих рук после Ганнибаловою разгрома. Рабы были на рудниках, на тяжелых работах, в сельском хозяйстве, ремесле, домашнем хозяйстве, при обслуживании богатых людей. Среди рабов выделяется своеобразная элита, включавшая как руководящий персонал, так и людей, близких к персоне хозяина. Многие из них становились вольноотпущенниками (либертами).

Процесс был достаточно опасен. Рабовладельческое хозяйство обеспечивало значительный экономический подъем, вызванный широким внедрением рабства, ростом товарности и переходом от мелкого хозяйства к крупному. Рабство закрыло брешь в италийской экономике, образовавшуюся в результате Ганнибаловой войны. Вместе с тем, рабская экономика могла быть эффективной только при условии низких цен и жестокой эксплуатации. Следствием этого были тяжелые условия труда, массовая смертность и эксплуатация на износ. Необходимость постоянного массового пополнения числа рабов требовала постоянных войн и порабощения провинциалов, что неизбежно влекло за собой ненависть, восстания и кризисы. С другой стороны, рабский труд вытеснил немалую часть свободного, что привело к разорению мелких собственников и люмпенизации свободного населения. Экономическими последствиями последнего стало нарушение имущественного равновесия внутри римского общества, и нарушение товарообмена, политическим — разрушение костяка армии, недовольство городского плебса и народного собрания и рост эгоизма знати.

Оценка экономических и политических перемен этого периода вызвала серьезную дискуссию. Одним из ее пунктов стала оценка самой римской экспансии, и если сторонники теории «защитного империализма» Т. Моммзена объясняют ее в основном соображениями обороны или вынужденными действиями^{39}, то другие исследователи (Г. Бенгтсон, Т. Франк, У. Отто, М. Гельцер, Г. Фолькманн и др.)^{40} видят в ней чисто империалистскую политику, проводимую римской знатью, мало считавшейся с интересами собственного народа, не говоря уже о других. Рассматривается и вопрос об этапах формирования и развития римской имперской доктрины от принципа обороны и ограниченных завоеваний к принципу региональной, а затем — глобальной экспансии и формированию идеологии великой державы^{41}. Истина, видимо, лежит где-то посередине, и особенностью римской политики было сложное сочетание прямолинейной агрессии и постепенной интеграции покоренных народов в единую Империю, а исследователи отмечают как жестокость и агрессию римского империализма, так и его эластичность, конструктивность и толерантность^{42}. Было бы слишком прямолинейно видеть в римлянах чистых агрессоров, а в их противниках — слабые и невиновные жертвы. Существует достаточно серьезная полемика вокруг проблемы виновности Рима и его противников в Пунических^{43}, Македонских^{44}, и Сирийских^{45} войнах, исследователи часто видят в действиях Рима отсутствие продуманного плана завоевания и полагают, что греческий мир предпочитал римское господство власти Филиппа V и Антиоха III^{46}. Эта теория «двух правд» постепенно исчезает и в античной, и в современной историографии, когда речь идет о событиях после битвы при Пидне, когда агрессивный империализм Рима выступил в наиболее откровенном виде, обнаружив свои самые неблагоприятные черты.

Другой темой дискуссии стали характер и глубина перемен, вызванных великими завоеваниями. Историография XIX века показывает глубину и остроту социального и политического кризиса республики, упадок ее военной системы, неэффективность управления, кризис сословия мелких собственников, разрушение общественных структур и основ римской идеологии^{47}. В принципе эту точку зрения разделяют и многие ученые XX века^{48}.

Вместе с тем, именно историография XX века поставила под сомнение как сам кризис, так и его конкретные проявления. Достаточно общим местом является то, что в плане чисто экономических показателей (производительность труда, технический прогресс, использование новых методов в сельском хозяйстве и индустрии, урожайность, освоение новых культур) экономика поздней республики переживает не кризис, а подъем^{49}. Подвергается сомнению и мнение о полном исчезновении мелкой собственности и широком внедрении в сельское хозяйство римлян крупных латифундий^{50}.

Эти исследования вполне обоснованно показывают, что кризис носил, прежде всего, военно-политический и социальный характер и показал скорее не неэффективность римской экономики, а неспособность римской управленческой системы обеспечить защиту прогрессивных экономических тенденций. Отсутствие такой системы защиты едва не привело Рим к гибели, а ее создание уже было делом Цезаря.

Рост государства сопровождался сохранением традиционных форм управления, результатом чего стали трансформация римской армии, кризис комициальной системы и упадок господства аристократии. Одним из сложнейших вопросов кризиса эпохи гражданских войн является проблема особенностей римской идеологии, морали и общественно-политического сознания. Для иллюстрации можно привести как заключение Хр. Мейера о фактически всеобщем осознании необходимости и неизбежности перемен и столь же всеобщем их нежелании^{51}, так и мнение Г.С. Кнабе о стремлении общества к минимальным переменам и восприятии новых тенденций как чего-то внешнего и чуждого по сравнению с римской стариной^{52}. Для Хр. Мейера общество оказалось в идейном тупике «кризиса без альтернативы»^{53}, однако другие исследователи полагают, что оно было вполне подготовлено к будущим переменам, а традиция о древней республике была не только тормозом развития, но и фактором стабильности^{54}. Так или иначе, Римская держава II века, созданная буквально на глазах одного-двух поколений, была уже совсем иным государственным образованием, чем италийская республика IV–III вв. до н.э. Теперь ей было суждено вступить, вероятно, в самый сложный период своей истории.

Глава II.
КРИЗИС
(133–82 гг. до н.э.)

1. Начало кризиса

50–30-е гг. II века отмечены всеобщим усилением антиримских настроений. Военная напряженность нарастала. В 154 г. началось восстание лузитан, нападавших на Дальнюю Испанию. В 151 г. была разбита армия претора Гальбы, на помощь выступили войска претора Лициния Лукулла из Ближней Испании. Обманув повстанцев, Гальба вероломно перебил их во время перемирия. После этого во главе лузитан встал талантливый вождь Вириат. В 147 г. он нанес поражение претору Ветилию, а со 146 по 143 г. римляне терпели одно поражение за другим. Одновременно началось восстание кельтиберов, охватившее всю центральную и западную Испанию. В 141 г. Вириат разгромил армию консула Кв. Фабия Сервилиана, после чего объявил себя царем. Только в 138 г. римляне подкупили нескольких приближенных Вириата, которые закололи его во время сна.

Одновременно римляне вели не менее тяжелую войну с кельтиберами. В 153 г. консул Фульвий Нобилиор атаковал Нуманцию, один из главных опорных пунктов кельтиберов, но попал в засаду и потерпел поражение, в 152 г. его преемник Клавдий Марцелл заключил с испанцами мир. В 151 г. консул Л. Лициний Лукулл подчинил ваккеев в области верховий Дуэро, но затем отступил. Затишье длилось до 143 г. до н.э. Возобновление военных операций стимулировалось успехами лузитан и лишь к 141 г. консул Л. Цецилий Метелл Кальв сумел добиться полного подчинения восставших племен.

Дальнейшая борьба сосредоточилась вокруг Нуманции. С 143 г. до 138 г. испанцы отражали римское наступление. В 137 г. консул Гостилий Манцин попал в окружение. Тиберий Гракх, квестор Манцина и сын одного из покорителей Испании, заключил договор с нумантинцами. Сенат расторг соглашение и выдал Манцина испанцам, которые отказались его принять. В 134 г. в Испанию был послан победитель Карфагена Сципион Эмилиан. 60-тысячная римская армия блокировала Нуманцию. Только в 133 г., когда голод достиг крайнего предела, нумантинцы сдались. Многие защитники города покончили с собой. Нуманция была сожжена, а оставшиеся жители проданы в рабство.

В 50-е гг. продолжались войны в Лигурии и Далмации, после чего римляне вышли к двумя крупным массивам варварского мира, галльско-германскому и балкано-фракийскому. Тяжелые войны шли в Африке, Македонии и Греции. В 149–146 гг. в Африке шла 3 Пуническая война. В 148 г. началось восстание Андриска в Македонии, разгромленное претором Кв. Цецилием Метеллом, а на 147–146 гг. приходится тяжелая Ахейская война, закончившаяся разгромом Ахейского союза и фактическим покорением Греции. В 133 г. римская аннексия Пергама вызвала восстание Аристоника, подавленное только в 129 г. В 136–132 гг. в Сицилии длилось восстание рабов, создавшее трудности со снабжением Рима продовольствием.

Кампании 50–30-х гг. были первыми серьезными симптомами кризиса. Резкое увеличение числа граждан в 189 г. было достигнуто путем искусственного прироста — 258 318 (Liv. XXXVIII, 36, 10)^{55}. Увеличение продолжалось до 159 г. до н.э., особенно прогрессируя в относительно мирные 70–60-е гг., что, быть может, и стало одной из причин идеализации римлянами эпохи Сципиона Африканского и Катона Старшего. В 179 до н.э. ценз дал 263 294 граждан (Liv. Epit., 41), в 174 г. — 269 015 (Liv., XLI, 27, 1; XLII, 10, 1), в 169 г. — 312 895 (Liv., Epit., 45)^{56}; в 164 г. — 327 022 (Liv. Epit., 46), в 159 г. — 338 314 (Liv. Epit, 47)^{57}. После 154 г. динамика пошла вниз: 324 000 в 154 г. (Liv. Epit., 48); 322 000 в 147 г.; 328 448 в 142 г. (Liv Epit., 54); 317 933 в 136 г. (Liv. Epit, 56), 317 823 в 131 г. (Liv. Epit., 59)^{58}. Наоборот, другая кривая пошла вверх: в 160–157 гг. римская действующая армия достигла самого низкого возможного уровня в 4 легиона, в 157–145 гг. она удвоилась до 8 легионов, а в 144–134 гг. достигла уровня 8–10 легионов^{59}. Потери, особенно в Испании и при осаде Карфагена, были весьма велики.

Именно в 40–30-е гг. II века появились новые провинции, Лузитания, Африка, Македония, Азия, что привело к росту денежных доходов, тогда же римляне разграбили Коринф, Карфаген и Нуманцию. Впрочем, новые успехи обернулись и новыми проблемами. Захват северной Италии вывел римлян к границам Галлии, после захвата Пергама Рим столкнулся с полуэллинизированным миром Малой Азии, а к 129 г. парфяне заняли Месопотамию и вышли к Сирии. В Африке Нумидия из союзника превращалась в противника, а в Киликии и на Кипре активизировались пираты.

Новая ситуация требовала постоянной дислокации войск за пределами Италии, что требовало профессионализации армии и ее отрыва от италийской территории. Возникала и проблема управления.

Большая часть провинциалов имела статус дедитициев, подданных Рима, находящихся под прямым контролем римских властей и платящих дань. Некоторые были «свободными общинами» (civitates liberae), не платящими налоги, и союзниками (socii). Римских граждан и провинциалов отделяла друг от друга непроходимая стена, и лишь очень немногие из последних имели римское гражданство. Возникала угроза массового порабощения жителей провинций, а восстания, как это показывает пример Вириата, часто были тесно связаны с внешними войнами.

Рим пытался контролировать своих наместников. Одним из таких механизмов были учрежденные в 149 г. до н.э. судебные комиссии по делам о вымогательствах (quaestio repetundarum) и система провинциальной клиентелы, но реально система защиты провинциального населения от произвола власти была создана только во времена Цезаря.

Это время было отмечено ростом экономики. Под влиянием более передовых обществ происходит развитие новых отраслей сельского хозяйства (виноградарства, оливководства, разведения плодовых растений и др.), замена овса и полбы качественной пшеницей, рост уровня скотоводства и птицеводства^{60}.^[13] Вместе с тем, сама экономика создавала свои проблемы: концентрацию собственности и разорение крестьянства и мелких арендаторов. Возникал и приоритет более доходных и дорогостоящих отраслей, и уже Катон отмечал, что виноград и оливки считались гораздо более доходными, чем выращивание хлеба (Cato, De agr., 6). Росли города, что создавало проблему их снабжения. Началась конкуренция более дешевого сицилийского хлеба.

Еще более опасными были социальные и военно-политические последствия: упадок мелкой собственности и связанный с ней кризис армии, вытеснение труда многих горожан и крестьян рабским трудом и обострение социальных противоречий на всех этажах общества (между знатью и деловыми кругами, знатью и римским плебсом, римлянами и союзниками, римлянами и провинциалами, свободными и рабами).

Конец III-II вв. стали периодом сильной культурной эллинизации. В руках римлян оказались самые старые и развитые области греческого мира. После Пирровой войны под власть Рима попали греческие города юга Италии, I Пуническая война дала ему Сицилию, к середине II века римляне стали хозяевами Македонии, Греции и Малой Азии. В Риме появилось много греческих предметов искусства и предметов роскоши. Римляне в огромном количестве вывозят скульптуры, вазы, изделия из драгоценных металлов, библиотеки. В триумфах несли бронзовые и мраморные изваяния, чеканные серебряные сосуды, изделия из меди, слоновые клыки, кистофоры, статуи, картины, образцы оружия (Liv., XXXIV, 52; XXXVII, 59; XXXIX, 7; Plut. Aen., 32).

В Риме появилось множество греков: дипломатов, иммигрантов, заложников, рабов. В Рим приезжали ораторы, философы и ученые из формально независимых греческих городов. Греками были почти все педагоги, актеры, музыканты и врачи. Широко распространяется знакомство с греческим языком. Римляне читают произведения греческой литературы, а многие нобили в совершенстве знали греческий и писали на нем. Эллинофильство, охватившее значительную часть элиты, часто вырождалось в полиную грекоманию, вызывавшую насмешки самих греков и негодование ревнителей римской старины. Зарождается римская литература и театр. II век стал временем Ливия Андроника и Гнея Невия, Энния и Плавта, Теренция Афра и Марка Пакувия, Фабия Пиктора и Порция Катона. Было бы неверно недооценивать значение греческого воздействия на Рим, но оно никогда не было бы столь плодотворным, если бы последний не достиг собственного, относительно высокого уровня.

Рим воспринимал греческую культуру достаточно творчески, выбирая наиболее подходящие для себя области. Здесь так и не прижился театр и, наоборот, получили развитие историческая проза и ораторское искусство. Среди римлян существовала сильнейшая реакция на эллинизацию, а Катон Старший стал одним из символов старой морали. Из синтеза римской старины и греческого влияния возникает оригинальная новая культура Рима.

Идеология римлян во многом была ориентирована в прошлое. Теперь старая римская мораль рушилась: растет богатство, эгоизм в политике, уход в частную жизнь. В семейной жизни ослабевает власть отца семейства, начинается женская эмансипация и новое греческое воспитание молодых поколений. Новая ситуация нанесла удар по римскому благочестию (pietas), вызвав если не откровенно атеистические идеи, то, по крайней мере, пренебрежение к обрядовой стороне религии, крайне важной для древних римлян. Ухудшается надзор за местами поклонения богам (храмами и алтарями), в Рим попадают чуждые римской идеологии экстатические культы.

Меняется быт, особенно быт правящих слоев. Традиционный римский дом перестраивается по греческому образцу. Дома аристократов стали дворцами, переполненными штатом домашних рабов. Развивается кулинарное искусство. Римская знать живет окруженная роскошью, проводя время в пирах и попойках с играми и танцами.

Римские писатели не строили иллюзий относительно времени, в котором они жили. Саллюстий считал разрушение Карфагена рубежом «золотого века» республики (Sail. Cat, 10), то же самое позже писал Веллей Патеркул (Veil., II, 1; Liv. Epit., 52). У Флора можно найти резкую критику как успешной Ахейской войны, так и трудных испанских кампаний (Flor, II, 16–20), в эпитомах Ливия негативные характеристики римских политиков и военачальников начинаются со 146 г. до н.э. Историческая традиция постоянно сообщает о поражениях и некомпетентности властей, коррупции и грабежах, несправедливом распределении и упадке морали.

2. Гракхи (133–122 гг. до н.э.)

Первая попытка выйти из кризиса была связана с деятельностью Гракхов. В 133 г. народный трибун Тиберий Семпроний Гракх предложил аграрный закон, ограничивающий размеры аренды на ager publicus 500 югерами земли (1000 югеров при наличии двух взрослых сыновей). Излишки изымались (видимо, за компенсацию) и раздавались неимущим гражданам наделами по 30 югеров. Отчуждение наделов запрещалось, а для проведения реформы назначалась комиссия из трех человек^[14].

Предложение вызвало яростное сопротивление богатой верхушки и поддержку народа. Хотя сенат, видимо, отверг законопроект, Гракх предложил его комициям. Трибуна-реформатора поддержала группа нобилей во главе с П. Муцием Сцеволой, М. Лицинием Крассом и тестем Тиберия Аппием Клавдием Пульхром, принадлежащими к наиболее образованной части римской элиты. Очевидной целью закона было восстановление земельного паритета в римской общине. Опасаясь, что предложение будет принято, противники использовали единственное доступное им средство — интерцессию другого трибуна, Октавия. После неудачных переговоров, Гракх предложил собранию сместить коллегу с должности. В результате голосования Октавий был отстранен, а аграрный закон принят. Аграрными триумвирами стали сам Тиберий Гракх, его брат Гай и Аппий Клавдий.

Комиссия столкнулась с рядом практических трудностей, главной из которых была неупорядоченность документации, зачастую вызванная сознательными действиями. Вставал вопрос о постройках и вкладах капитала, начинались проблемы с долгами. Нехватка денег заставила Тиберия Гракха провести через комиции решение об использовании на нужды реформы казны пергамского царя Аттала, что вызвало раздражение сената. Срок пребывания Гракха в должности заканчивался, и Тиберий заявил о своем желании баллотироваться в трибуны на новый срок. Враждебная традиция объясняет это страхом перед судебными процессами, но более вероятно, что главным мотивом была необходимость продолжить работу комиссии.

Обстановка в народном собрании была сложной и нервозной. Если Гракха поддержали тем, кто получил землю или намеревался получить ее в будущем, то группы населения, не связанные с реформой (зажиточные крестьяне и городской плебс), отнеслись к ней достаточно прохладно или даже негативно. Во время голосования на Капитолии заседал сенат. Верховный понтифик Сципион Назика с толпой сенаторов и их клиентов бросился на гракханцев. Народ расступился, началось побоище, в котором погибло около 300 человек, включая самого Тиберия Гракха. В 132 г. консул Попилий Ленат отправил в изгнание ряд сторонников Гракха, впрочем, репрессии не затронули лидеров группировки.

Реформа дала определенные результаты. Численность граждан выросла с 317 823 человек в 131 г. до н.э. до 390 736 в 125 г. (Liv. Epit, 59; 60), что, как мы увидим далее, имело огромное значение для судеб Рима. Кризис пошел на спад: в 133 г. Сципион закончил войну в Испании, а консул П. Рупилий подавил восстание в Сицилии, в 129 г. в Азии было подавлено восстание Аристоника. После 133 г. численность армии снова сокращается: в период 132–113 гг. она колеблется между 3 и 8 легионами^{61}.

В 129 г., воспользовавшись жалобами союзников, Сципион Эмилиан сумел заморозить деятельность аграрной комиссии. Вскоре последовала таинственная смерть Сципиона. Хотя официальной версией было самоубийство, стороны обвиняли друг друга. Проблема италиков требовала решения, ив 125 г. консул М. Фульвий Флакк, один из гракханских лидеров, предложил свой вариант. Латины получали права римского гражданства, а союзники — латинское право с перспективой получения полных прав (Арр. В. С, 1, 21). Закон был провален не только сенатом, но и народным собранием, а первым откликом союзников было восстание во Фрегеллах, с невероятной жестокостью подавленное римлянами.

В 124 г. началась новая волна гракханского движения. Ее лидером был младший брат Тиберия, Гай Семпроний Гракх, блестящий и эмоциональный оратор, и, несомненно, один из самых выдающихся политиков Рима. Программа, предложенная Гаем, касалась практически всех сфер жизни римского общества.

Первые законы Гракха касались демократизации римской политической жизни. Один ужесточал наказание магистрату, казнившему или отправившему в изгнание гражданина без апелляции к народу (провокации). Жертвой этого закона стал Попилий Ленат, еще раньше в добровольное изгнание ушел инициатор расправы над Тиберием, Сципион Назика (Cic. De or., II, 235; Strabo, XIV, 148; Plut. Т. Gr., 21). Согласно второму закону, любой человек, лишившийся должности по воле народа, не имел права занимать другие должности. Закон был настолько необычным для Рима и в такой мере устанавливал реальный контроль народа над избираемой им властью, что даже сам Гракх пошел на компромисс, сняв его по просьбе матери (Plut. G. Cr., 4).

Далее следовал блок экономических законов, аграрный, хлебный и судебный. Первый закон, видимо, продолжал закон Тиберия и восстанавливал полномочия аграрной комиссии^[15]. С другой стороны, в известной мере, аграрная реформа исчерпала себя (ценз 115 г. показал лишь небольшой прирост до 394 336 человек — Liv. Epit., 63) и немалая часть народа, особенно городское население, стремилось к другим способам решения проблемы. Хлебный закон (lex frumentaria) устанавливал продажу хлеба с государственных складов по сниженной цене (6 и 1/3 асса за модий — 8,7 л) для беднейшего населения. Косвенным следствием закона стало интенсивное строительство складов и дорог, давшее работу многим жителям Италии. Военный закон (lex militaris) запретил призыв в армию лиц моложе 17 лет, ограничил телесные наказания в войсках и определил, что снабжение армии обмундированием должно производиться за счет государства (Plut. G. Gr., 5). Особое значение имели два закона, касающиеся всадничества и делового мира. Судебный закон предполагал передачу судебных комиссий о вымогательствах в руки всадников, что стало первым примером независимого суда в истории Рима. Возможно, готовился и более смелый законопроект, добавлявший к прежним сенатором 300 (Plut. Ibid.) или даже 600 (Liv. Epit., 60) новых из числа всадников. Другой закон Гракха закон о провинции Азия, сдавал на откуп сообществам публиканов сбор налогов с провинции.

Конец 123 г. стал пиком влияния реформатора. Гракха поддерживали практически все слои населения, он безоговорочно господствовал в народном собрании и имел поддержку всадничества и делового мира. Казалось, в Риме происходит мирная революция, и Гай Гракх мог чувствовать себя всенародно поддерживаемым демократическим лидером. На 122 г. он без всяких помех прошел в трибуны.

122 год был отмечен продолжением реформ и нарастающим сопротивлением консерваторов. Гракх предложил обширный проект колонизации: Плутарх пишет о выводе колоний в Италию, в т.ч. — в Капую и Тарент (Plut. G. Gr., 8; De v. ill., 65). Другим важнейшим пунктом программы был вывод колонии Юнонии рядом с разрушенным Карфагеном. По инициативе Гракха и его коллеги Рубрия в Юнонию было послано около 6 000 колонистов. Начиналось освоение провинций и возрождение крупных провинциальных центров.

Противники использовали против Гая сочетание жесткой консервативной политики и тактики контрреформ, однако главными оставались силовые методы. Обвинения в тирании звучали все чаше и чаще, а в борьбе вокруг Юнонии разыгрывалась «пунийская карта», когда действия Гракха объявлялись национальной изменой и нарушением воли богов. Коллега Гракха по должности, Ливии Друз, действовал по-другому, представив себя более последовательным реформатором, чем Гай, и предложив огромную программу колонизации в Италии и отмену телесных наказаний в армии (Plut. G. Gr., 9). Часть плебса, видимо, предпочла нового кумира. На сторону консерваторов стали переходить многие лидеры сената, включая друга Гракха, консула 122 г. Г. Фанния. В этот момент Гай предложил свой центральный законопроект, закон о союзниках. Существуют две версии закона: согласно одной, это было повторение закона Фульвия, согласно другой — гражданство получали и латины, и союзники. Трудно сказать, было ли это тактической ошибкой или же у Гая Гракха не было иного пути, кроме как предложить свою главную реформу, но кризис начался именно теперь. Закон был провален.

На новых выборах трибунов (на 121г.) Гай потерпел поражение. Консулами 121 г. стали Кв. Фабий Максим Сервилиан и Л. Опимий, бывшие врагами Гая. Фабий отправился на большую войну в Галлии, а Опимий начал подготовку к подавлению движения. Полномочия Гракха истекли в декабре 122 г., с 1 января 121 г. в должность вступили новые консулы. Почти сразу трибун Минуций Руф предложил ликвидировать Юнонию и после заранее спланированного конфликта, сенат принял «крайнее решение» (senatuconsultum ultimum). Гай и Фульвий с отрядом вооруженных сторонников заняли Авентин, атакованный правительственными силами. Во время побоища погибли Гай Гракх и Фульвий, а также -3 000 их сторонников.

Движение было потоплено в крови, а реформы провалены. Не решаясь тронуть всадников, оптиматы оставили судебный закон и закон об Азии, сохранил силу и хлебный закон. Аграрная программа была заморожена. В 119 г. прекратила свое существование аграрная комиссия, а закон 111 г. под видом сохранения статус кво, объявил частной собственностью как гракханские наделы, так и еще неразделенные земли. Создавалась возможность реставрации.

Гракхи — одни из самых сложных персонажей римской истории. Античная традиция и историография Нового и Новейшего времени дают крайне различные, а подчас и диаметрально противоположные оценки их деятельности. Спор идет вокруг целого ряда вопросов: общие и конкретные причины выступления, намерения реформаторов, сущность почти каждого закона, их хронология и последовательность и наконец, общие итоги деятельности Гракхов.

Враги Гракхов обвиняли их в демагогии, личном честолюбии и чрезмерных амбициях, нарушавших нормальные отношения между сенатом и народом и ввергнувших государство в пучину кризиса. Несмотря на свои собственные, достаточно резкие оценки положения в 40–30-х гг. II в. до н.э., эти авторы перелагают вину за последовавшие события именно на реформаторов. Достаточно часто звучали прямые обвинения в тирании и стремлении к единоличной власти. Это мнение, вероятно, преобладало в современной Гракхам традиции, попав в текст Аппиана и Плутарха и в полной мере сохранившись у Веллея Патеркула, Флора, Ливия и автора сочинения «О знаменитых мужах» (Veil., II, 3, 6; Liv. Epit., 58–59; De v. ill., 64–65; Plut. T. Gr., 9)^[16]. Интересно, что историография принципата продолжала обвинять Гракхов в развязывании гражданской войны^{62}.

Более сложный анализ представлен Цицероном. Возможно, он восходит к более раннему прототипу, вероятно, мнению круга Сципиона Эмилиана. Гракхи для Цицерона — это образ врага, они — виновники начавшейся смуты и раскола государства (Cic. De re p., III, 9, 26; De off., 33, 80), мятежники и демагоги, возбудившие народ, потрясшие основы общества (Cic. de orat., I, 38; pro Sest., 48, 103; 49, 104) и начавшие собой ряд мятежных трибунов, заканчивающийся смертельным врагом Цицерона Клодием. Именно они внесли в жизнь общества произвол и насилие (Cic. de rep. III. 29, 41), а убийство их было неизбежно и оправдано (Cic. de leg., III, 9, 2).

Вместе с тем, Цицерон признает их несомненную одаренность, твердость в достижении целей, собственное достоинство и ораторские таланты (Cic. de har. resp., 19, 41). Оправдание убийства сочетается с сожалением, что столь выдающиеся люди принесли обществу вред (Cic. de orat., III, 226), и признанием их личной честности и благих намерений (Cic. pro Sest, 49, 104–105).

Сказанное выше показывает неконкретность, гипертрофию и необъективность контрпропаганды и отсутствие попыток диалога с реформаторами, к которому последние постоянно призывали. Возникает достаточно частая в истории ситуация, когда одна сторона пытается действовать убеждением, тогда как основным оружием второй становятся демагогия, передергивание, запреты и силовые методы. Похоже, что «аргументы» противоположной стороны, как правило, сводились к запретам и рассуждениям о пользе и вреде для государства, делавшимся в самом общем плане. Более того, и здесь последняя не могла быть последовательна до конца. Флор признает «известную справедливость» раздела земель (Flor, III, 13; Veil. II, 7), а у Веллея есть нотки осуждения жестокой расправы.

Было и другое. В народе возникает спонтанный культ Гракхов, а в массовом сознании они стались борцами за дело простых людей и мучениками. «Народ открыто поставил и торжественно освятил их изображения и благоговейно чтил места, где они были убиты, даруя братьям первинки плодов… а многие ходили туда, словно в храмы богов, ежедневно приносили жертвы и молились» (Plut. G. Gr., 18). Саллюстий пишет, что Гракхи хотели вернуть народу свободу (vindicare in libertatem), но нобилитет жестоко подавил восстание, убийство вызвало жажду мести и привело к губительной войне партий (Sail. Cat., 41,1; 42).

Если Саллюстий еще отдает дань идее «двух правд», то Плутарх полностью остается на стороне реформаторов. Его Гракхи — благородные идеалисты, стремящиеся к благу страны и народа, пытавшиеся сделать свои необходимые и морально оправданные реформы максимально безболезненными. Он отвергает обвинение Гракхов в начале междоусобиц и считает виновными их противников (Plut. Сотр. Cum Agis et Cleom., 4). У Плутарха, а отчасти и у Аппиана, намечается мысль, что именно срыв реформ стал причиной опасного развития событий. Несколько особняком стоит версия Аппиана. Целью Тиберия было возрождение военной мощи Рима, а не создание благополучия беднейших слоев (Арр. В. С, I, 11). Вместе с тем, ради осуществления своего разумного плана, Гракхи прибегли к насилию, что вызвало последующий конфликт (1,2; 17).

Столь же различны оценки в историографии. Историография XIX века, особенно немецкая, следуя за античными авторами, отнеслась к Гракхам достаточно негативно (Т. Моммзен, К.В. Нич, Эд. Мейер и др.). Т. Моммзен, вероятно, наиболее полно выражающий эту позицию, дает уничтожающую характеристику положению в Риме того времени^{63}. Вместе с тем, он не сочувствует Гракхам, считая Тиберия благонамеренным патриотом и консерватором, вставшим на путь демагогии и тирании и оказавшимся жертвой начатой им революции^{64}. Его дело продолжил Гай, стремящийся свергнуть власть аристократии и установить неограниченную личную власть вплоть до положения монарха^{65}.^[17] Аналогичную позицию занимает и Э.Д. Гримм^{66}.

С другой стороны, у Гракхов оказалось немало сторонников. Симпатии к ним были особенно сильны среди революционеров, начиная с Великой Французской революции и заканчивая советской историографией. В последней Гракхи предстают лидерами демократического движения, стремившимися к осуществлению масштабных реформ вплоть до превращения Рима в подлинную демократию (СИ. Протасова, С.И. Ковалев, Н.А. Машкин, С.Л. Утченко, отчасти — Я.Ю. Заборовский)^{67}. В более крайних вариантах этой концепции Гракхов сближают со Спартаком или Аристоником, в более умеренных (С.Л. Утченко) их деятельность считается прологом италийской революции, кульминацией которой стала Союзническая война^{68}. При всей справедливости оценки Гракхов как демократических деятелей, эта точка зрения приписывает им слишком много утопизма в политике, зачастую игнорируя ее социально-экономический и военный аспекты.

Большинство исследователей (особенно западных) придерживаются «аппиановской» оценки, рассматривая всю деятельность Гракхов именно в плане экономических преобразований и военных реформ (Кл. Николе, Г. Борен, Д. Эрл, А. Кэри, Е. Бэдиан, Хр. Мейер; сходна позиция Я.Ю. Заборовского)^{69}. Ученые этого направления дают более или менее разные общие оценки, но общим для них является отрицание серьезного влияния на Гракхов каких-либо утопических идей и признание их политиками-реалистами, стоящими на твердой практической почве.

Достаточно различны и конкретные оценки. Многие исследователи (Кл. Николе, Г. Борен, М. Кэри, Е. Бэдиан и др.) видят у Гракхов разумный конструктивный план преобразований, другие склонны подвергать критике конкретные положения реформ и программу в целом. В качестве критики реформ Тиберия отмечается создание сложной ситуации, связанной с нарушением договоров с италиками в 129 г., вызвавшей первый кризис этих отношений, бескомпромиссность в деле Октавия и бесцеремонное распоряжение казной Аттала, отчасти вызвавшее восстание Аристоника^{70}. Отмечается, что лидер демократов был столь же безразличен к проблемам италиков и провинциалов, как и представители знати.

Из реформ Гая особой критике подвергается хлебный закон, вызвавший, по мнению многих ученых, рост социального паразитизма плебса и огромные расходы, разорявшие казну и экономику Сицилии (Т. Моммзен, Э.Д. Гримм, А. Гринидж и др.)^{71}. Другой критикуемый блок — всаднические суды, которые были не менее коррумпированными, чем сенатские. Однозначна и критика закона об Азии, отдавшего провинцию в руки публиканов и создавшего сильнейшую напряженность, итогом которой стали события 88 года до н.э. (Т. Моммзен, К.В. Нич, X. Лэст, Э.Д. Гримм)^{72}. Наконец, отмечается, что аграрная реформа была невыгодна не только латифундистам, но и владельцам катоновских вилл и даже зажиточным крестьянам, не попавшим под передел, но лишившимся наемных рабочих^{73}. Развивая менее рентабельное сельское хозяйство, Гракхи ставили общество перед угрозой расходов, а, возможно, и экономического спада. Все эти обстоятельства (а не только эгоизм знати и крупных посессоров) и были причиной острой борьбы вокруг реформ, позиции Сципиона Эмилиана и критических замечаний Цицерона.

И все же, при всех возможных недостатках или ошибках Гракхов, их реформы спасли Рим. Увеличение числа граждан фактически позволило государству выстоять в условиях страшных потерь Кимврской, Митридатовой, Союзнической и гражданской (83–82 гг.) войн. Меры Гракхов были недостаточны, потребовалось новое массовое расширение прав гражданства и радикальные правовые реформы Цезаря. Вместе с тем, реформаторы шли именно в этом направлении, и реализация их планов могла бы предотвратить Союзническую и гражданскую войны и ослабить воздействие внешнеполитических катастроф. Программа Гракхов была эффективным выходом из того социально-политического кризиса, к которому шло римское общество, причем, Гракхи предлагали ее тогда, когда было еще не поздно. Провал реформ (а можно говорить именно о нем) имел негативные последствия в событиях 100–80 гг. и едва ли справедливо возлагать вину на реформаторов. Именно сопротивление римской элиты завело Рим в тупик, едва не приведший к полному краху римской цивилизации. Цезарь, отзывавшийся о Гракхах достаточно сдержанно (Caes. В. С, I, 7), фактически продолжал их политику.

3. «Принципат» Мария (111–100 гг. до н.э.)

Неизвестно, предвидел ли Гай Гракх то, что случится спустя 10 лет после его смерти, но озабоченность Гракхов боеспособностью римской армии оказалась пророческой. Степень развала стала видна уже в ходе так называемой Югуртинской войны (111–105 гг.), хотя кризис начался даже раньше.

После разгрома Карфагена ранее дружеские отношения с Нумидией должны были перейти в противостояние. В 149 г. умер старый друг римлян, царь Масинисса, дружеские отношения сохранялись и при его сыне Миципсе (149–118 гг.). После смерти Миципсы остались три наследника, сыновья царя, Адгербал и Гиемпсал, и племянник Югурта. В 118 г. по просьбе умирающего Миципсы консул М. Порций Катон, сын Катона Цензора, разделил между ними царство.

В 117–113 гг. Югурта устранил Гиемпсала, разбил Адгербала и фактически установил контроль над страной. Два римских посольства возглавляемые лидерами сената, Л. Опимием и М. Эмилием Скавром, не смогли остановить этот процесс. Трудно сказать, насколько это было реально, и какова была степень вины римского правительства, но римское общественное мнение было уверено в том, что новый кризис был вызван некомпетентностью и прямой коррупцией сенатской верхушки.

В 113 г. Югурта напал на Цирту, столицу Адгербала, и несмотря на недовольство римлян, взял город, перебил все взрослое население, среди которого были и римские всадники, и казнил самого Адгербала. Это вызвало негодование в Риме, всадники жаждали мести, а народ, наконец, получил возможность выразить свое недовольство после гибели Гракхов. Выразителем этих настроений стал народный трибун Г. Меммий. Народное собрание объявило войну Югурте, и консул 111 г. Л. Кальпурний Бестия начал военные операции. С помощью подкупа, Югурта, еще не готовый к войне, заключил выгодное перемирие. Последнее вызвало новое недовольство демократических кругов. Меммий вызвал царя в Рим, потребовав ответа прямо в комициях, но другой трибун, Бебий, велел ему молчать. Находясь в Риме, Югурта сумел устранить еще одного претендента на престол, Массиву, что окончательно привело к конфликту.

Даже войны 40–30-х гг. II века не были столь сильным оскорблением римского общественного мнения. Ведение войны было поручено консулу 110 г. Сп. Постумию Альбину, который передал армию своему легату, брату Авлу. Возле Сутула войско Авла Постумия было окружено, римлянам пришлось сдаться, армия прошла под ярмом, что было самой позорной формой капитуляции, и должна была очистить Нумидию.

Антиаристократическая кампания нарастала. По предложению трибуна Г. Мамилия Лиметана создается комиссия для суда над виновникам поражения. Главными осужденными были Опимий, Постумий и Кальпурний Бестия. В 109 г. командующим стал Квинт Цецилий Метелл, принадлежащий к одному из самых влиятельных кланов и не связанный с делом Югурты. После победы римлян на р. Мутул, Югурта стал отступать в пустынные районы Нумидии, ведя партизанскую войну. Метелл медленно продвигался вглубь страны. Народное недовольство продолжалось, и на его гребне выдвинулся новый лидер, Гай Марий.

Этот человек был уже самым тесным образом связан с Цезарем, и на его биографии мы остановимся более подробно. Марий родился в Арпине, в небогатой, видимо, всаднической семье. Согласно Плутарху, в год смерти (87 г.) ему было 70 лет (Plut. Mar., 45), что дает 157 год в качестве года рождения. В 134–3 гг. Марий служил под Нуманцией под началом Сципиона Эмилиана, удостоившись похвал и покровительства полководца (Ibid., 3). Кроме Сципиона, Марий имел покровителей в лице Метеллов, будучи их потомственным клиентом (Ibid., 4). В 119 г. он стал народным трибуном и предложил закон о судах «уменьшающий значение знати». Консул Л. Аврелий Котта оказал сопротивление, но Мария поддержали Метеллы (Plut. Mar., 4). Вскоре он выступил против хлебного закона, а в 118 г. провалился на выборах в эдилы (Plut. Mar., 5. Примерно в это же время Марий женился на одной из представительниц рода Юлиев Цезарей, тете будущего диктатора (Plut. Mar., 6) В 115 г. он с большим трудом стал претором, а затем был обвинен в подкупе избирателей и исключен из сената, хотя сам процесс кончился оправдательным приговором (Plut. Mar., 5). Карьеру Мария трудно назвать успешной, как «новый человек» он испытал особые трудности. Теперь его выдвинула война.

В 114 г. Марий отличился в качестве пропретора Дальней Испании (Plut. Mar., 6), а в 109 г. Метели взял Мария в Африку в качестве легата. Марий отличился при Мутуле и стал правой рукой командующего и кумиром солдат. На волне критики Метелла Марий делает решающий шаг: он получил консульство на 107 г. и стал преемником Метелла в качестве командующего армией. Вокруг Мария объединились разные антисенатские силы. Его поддержали солдаты африканской армии и деловые круги, вначале в Африке, а затем — в Риме (Sail. lug., 63–65; 85). Вскоре его поддержали популяры и массы городского и сельского плебса (Ibid., 73; Plut. Mar., 8–9). Антисенатские силы, представлявшие значительное большинство населения, нашли теперь лидера в «вышедшем из народа» популярном военачальнике.

Отправляясь в Африку, Марий пополнил армию, совершив новшество, именуемое «военной реформой Мария». Саллюстий сообщает, что Марий стал набирать воинов «не по обычаю предков» (non more maiorum) из числа входящих в классы (ex classibus), но из числа добровольцев, в том числе — пролетариев (Sail. lug., 86; Plut. Mar., 9). Многие ученые видят в реформе политическую революцию, создавшую особую профессиональную армию из пролетариев, которая и стала носителем монархического строя^{74}. Другие (Р. Смит, Э. Габба, С.Л. Утченко) склонны считать ее скорее концом достаточно длительного процесса, начавшегося со времен 2 Пунической войны^{75}. Наконец, для некоторых исследователей истории римской армии (П. Брюнт, Ж. Арман, Й. Фогт, В. Шмиттенер)^{76}, это было, скорее, начало пути.

Собственно говоря, это был все тот же поиск новых ресурсов. Проблема возникает и ранее, особенно в ходе 2 Пунической войны, когда после Канн римляне шли на любые экстраординарные меры вплоть до вербовки заключенных и рабов (Liv., XXII, 57; XXIII, 14а), а черта бедности снизилась с 11 до 4 000 сестерциев. На поиск новых ресурсов были направлены и гракханские реформы. Реформа Мария пока еще не приняла значительных размеров, африканская армия насчитывала всего 2 легиона^{77}, но она «открыла все шлюзы, через которые и хлынули в армию различные слои неимущего населения»^{78}. Массовые армии последующих войн втянули в себя почти все население.

Тактика Мария мало отличалась от тактики Метелла. Как и его предшественник, Марий медленно теснил Югурту вглубь пустыни. Царь отступал в Мавретанию, оказавшись во власти царя этой страны, Бокха, вступившего в переговоры с римлянами. Их вел квестор и будущий враг Мария, Луций Корнелий Сулла. Молодой аристократ из ветви Корнелиев Руфинов, Сулла был беден в молодости (Plut. Sulla, 1), а после смерти прадеда, консула 290 и 277 гг. П. Корнелия Руфина, несколько поколений Сулл не занимали высоких должностей. В молодости будущий диктатор много вращался в кругах артистической богемы и имел успех у женщин полусвета, благодаря которым в немалой степени составил свое состояние. Известно, что одним из его «спонсоров» была гетера Никопола, другое состояние оставила собственная мачеха (Plut. Sulla, 1). Ранняя биография будущего диктатора известна крайне плохо, и впервые он появляется в 107 г. до н.э. как квестор Мария в возрасте 31 года, что было довольно поздно для потомственного аристократа и патриция. Впрочем, это был действительно неожиданный взлет. Сулла, командуя кавалерией, отличился в боях с нумидийцами и теперь блестяще выполнил сложную дипломатическую миссию (Sail, lug., 89–94; 97–101). После колебаний Бокх заключил мир с римлянами и выдал Югурту Сулле, который доставил его в римский лагерь. Война закончилась.

Победа вызвала новое возвышение Мария, сделав его самым популярным полководцем Рима. Это положение тем более поддерживалось перспективой предстоящей тяжелой войны. Югурту провели в триумфе Мария и казнили, Нумидия была разделена на две части, западную получил Бокх, а восточную — брат Югурты Гауда. Нумидия перестала быть соперником Рима в Африке, по крайней мере, так полагали римляне. Рим вышел из этой непрестижной, «грязной» войны. Впрочем, Марий был не единственным героем, пропаганда оптиматов стала противопоставлять ему Метелла, реально выигравшего войну, и Суллу, ставшего героем ее заключительного этапа (Veil. II, 12; Plut. Mar., 10; Sulla, 3; 6).

Еще более опасная ситуация возникла на севере. На протяжении 60–30-х гг. здесь наступило затишье и только в последней трети II века происходит активизация римской, а затем и «варварской» политики. В 135 г. римляне предприняли экспедицию в Далмацию, в 129 г. консулу Тудитану пришлось воевать с племенем япудов, а в 119 г. один из представителей рода Метеллов, Кв. Цецилий Метелл, получивший прозвище Далматик, победил далматов и скордисков и сделал Салоны главной базой римлян. Войны со скордисками продолжались до 107 г. и завершились захватом областей современной Боснии и Герцеговины. Римляне оттеснили скордисков за Дунай и заключили договоры с соседними племенами.

В 20-е гг. 2 века римляне начали наступление в Галлии. Военные действия начал гракханский лидер, консул 125 г. Кв. Фульвий Флакк. В 122 г. римляне двинулись на алоброгов. Война вовлекла в конфликт два крупнейших племенных союза южной Галлии, эдуев и арвернов. Эдуи предпочли союз с Римом, арверны поддержали аллоброгов. В 121 г. в двух сражениях консул Кв. Фабий Максим разбил галлов. Итогом этой войны стало присоединение области к югу от Севенн и верхнего течения Гаронны до Тулузы (Толоса), которая превратилась в провинцию Нарбонская Галлия. Войны велись относительно небольшими силами. В 128–128 гг. римская армия насчитывала 5 легионов, в 125 г. она выросла до 6–7, а в 120–119 гг. упала до рекордной цифры в 3–4 легиона. Новое увеличение начинается со 115 г. с начала кимврской, а чуть позже — Югуртинской войны^{79}.

Со 113 г. с севера нависла новая опасность. Германские племена кимвров и тевтонов двинулись из района побережья Балтийского моря в поисках мест для поселения. К ним примкнуло множество кельтов, и вся огромная кочующая орда подошла к альпийским проходам. Последовала цепь поражений. В 113 г. была разбита армия М. Юния Силана, в 107 г. гельветы (племенной союз в совр. Швейцарии) уничтожили армию Л. Кассия Лонгина. Поражение потерпел и его легат Л. Кальпурний Пизон.

Готовясь к более серьезным столкновениям, оптиматы нанесли удар по внутреннему противнику. В 106 г. консулом стал один из их лидеров, Кв. Сервилий Цепион, который провел закон о судах, аннулирующий закон Гая Гракха и возвращающий суды сенаторам. Новая неудача изменила все.

В 105 г. против германцев выступили армии консула Гн. Маллия Максима и ставшего проконсулом Сервилия Цепиона. На помощь подошли войска Эмилия Скавра. 6 октября 105 г. при Араузионе произошла битва, закончившаяся разгромом римлян. Современники сравнивали ее с битвой при Каннах, согласно Плутарху, в сражении пало 80 000 римлян (Veil., 11,12; Liv. Epit., 67; Plut. Mar., 9). Ливии дает еще более значительные цифры — 80 000 легионеров и 40 000 обозной прислуги.

Цифры Плутарха и Ливия явно преувеличены, но, несмотря на это, значение поражения и масштабы войны трудно переоценить. По подсчетам П. Брюнта, в 109 г. армия выросла до 8, а в 105 — до 11 легионов. Фактически вся она была уничтожена при Араузионе, и Марию, видимо, пришлось воссоздавать ее заново. В 104–100 гг. армия насчитывала 11–13 легионов^{80}. Плутарх и Ливии вполне правомерно полагают, что со времен 2 Пунической войны римляне никогда не были в таком тяжелом положении.

Араузион был поворотным пунктом в римской политической жизни. Консулом 104 г. стал Марий. Одновременно происходит выдвижение двух лидеров популяров, Л. Апулея Сатурнина и Г. Сервилия Главции. 1 января 104 г. состоялся триумф над Югуртой (Sail. lug., 114; Plut. Mar., 12; Veil., 11, 12), что должно было поднять дух римлян и оттенить успех «нового человека» на фоне неудач полководцев-аристократов. Весь год Марий занимался подготовкой к войне, тем же самым он занимался и в 103 году, ставшем годом его третьего консульства. Начинал складываться своеобразный «принципат» Мария, вокруг которого собирается мощная «личная партия» и все силы, враждебные оптиматам. Среди верхушки марианцев было немало представителей знати, Корнелиев Сципионов, Юниев Брутов, Марциев, Валериев Флакков, Антониев. Видное место в этом окружении заняли и Юлии Цезари. С другой стороны, среди марианского руководства было много «новых людей», которые, как и сам Марий, добились успеха благодаря собственным заслугам и покровительству лидера: Г. Флавий Фимбрия, Маний Аквилий, Г. Норбан, Кв. Серторий и др. Бросается в глаза концентрация вокруг Мария представителей подчас весьма знатных родов, которые однако, утратили позиции в верхних эшелонах власти.

Превращению марианцев в правящую партию способствовали и другие обстоятельства. Волна процессов, начатая по инициативе Сатурнина и Главции, сильно сократила число консуляров, большинство из которых составляли оптиматы. Жертвами комиссии Лиметана были Г. Порций Катон (консул 114 г.)^[18], Л. Кальпурний Бестиа (консул 111 г.) и Сп. Постумий Альбин (консул 110 г.). В 103 г. по инициативе Сатурнина был принят закон об оскорблении величия, направленный против виновников поражения в войне с германцами. Центральными фигурами процессов стали Сервилий Цепион, главный виновник араузионского поражения, которого обвиняли Сатурнин и Г. Норбан (Liv. Epit., Licin. p. 13 Flemish), и Г. Маллий. Жертвами войны стали другие консуляры: осужденный Гн. Папирий Карбон (113 г.) и погибший Л. Кальпурний Пизон (112 г.), возможно на войне погибли консул 107 г. Г. Кассий Лонгин и консул 109 г. М. Юний Силан. Интересным, быть может, не случайным симптомом времени, стали частные смерти должностных лиц: во время пребывания в должности умерли знаменитый противник Гая Гракха, консул 112 и цензор 109 г. М. Ливии Друз, сын убийцы Тиберия Гракха, консул 110 г. П. Корнелий Сципион Назика и один из коллег Мария Л. Аврелий Орест (103 г.). В 104 г. умерли два лидера аристократов, консул 122 г. Л. Домиций Агенобарб и консул 119 г. Метелл Далматик.

Поредевшую элиту сената составляли теперь несколько представителей рода Метеллов: Кв. Цецилий Метелл Капрарий (113 г.), Метелл Нумидийский (109 г.) и, возможно, Метелл Диадемат (117 г.) и М. Цецилий Метелл (115 г.) и оптиматов — принцепс сената М. Эмилий Скавр (115; suff. 108), Г. Атилий Серран (106 г.), П. Рутилий Руф (105 г.) и бывший гракханец М. Минуций Руф (110 г.). К этим 8 или 10 консулярам, из которых Марию противостояли только Метеллы, добавились несколько марианцев — Г. Флавий Фимбрия (104 г.), Маний Аквилий (101 г.) и Л. Валерий Флакк (100 г.). За время «принципата Мария» оптиматы сумели провести только одного своего кандидата — Кв. Лутация Катула (102 г.).

Если на верхних этажах существовало шаткое равновесие, то на нижних позиции марианцев были гораздо сильнее. Всадники и плебс почти полностью поддерживали Мария, а многие исследователи вообще считают знаменитого полководца ставленником всаднического сословия^{81}. Позже, в 88 г. Сульпиций окружил себя «антисенатом» из 600 молодых всадников, а Сулла уничтожил 1600 представителей этой части общества (Арр. В. С, 1, 95). Наконец, Марий имел сильные позиции среди средних классов и низов общества, особенно — безземельной части армии и ветеранов, число которых постоянно росло. Он был и кумиром плебса, ожидавшего от Мария решения всех своих проблем.

Решающая фаза войны началась в 102 г. Германцы, наконец, вторглись в Италию. Тевтоны шли вдоль Лигурийского побережья, кимвры пытались прорваться через альпийские проходы в северо-восточной части хребта. Консулы разделились, Марий встал против тевтонов, Катул защищался от нашествия кимвров. Первым ударом Марий разбил амбронов, бывших авангардом тевтонского войска. Основная масса тевтонов обошла его лагерь в районе пересечения Изары и Роны, но Марий пошел за нами и вновь перекрыл путь у Секстиевых вод (Аквы Секстиевы) недалеко от Массалии. В сражении армия Мария одержала полную победу, остатки германцев были проданы в рабство. Полиэн оценивает силы тевтонов в 100 000 человек (Polyaen, VIII, 10, 1–3), что может быть достаточно близко к реальности, поскольку племя шло полным составом, а по пути к нему примкнуло множество галлов. Плутарх дает то же число для потерь германцев (Plut. Mar., 21). Невероятные цифры, 200 000 убитых и 90 000 пленных, дает Ливии (Liv. Epit., 68). Армия Мария насчитывала 32 000 солдат.

Более слабая армия Катул а (20 300 человек) отступала, не решаясь вступить в сражение с кимврами. Одним из его легатов был Сулла. Он снова начал службу в 104 г. будучи легатом у Мария, а затем — военным трибуном 103 г. Поссорившись с Марием, Сулла служил легатом в армии Катула в 102–101 гг., вероятно, сыграв немалую роль в кампании (Plut. Sulla, 3). Другим офицером, отличившимся в этой войне, был Квинт Серторий (Plut. Sert., 4). После Акв Секстиевых, войска Мария и Катула соединились. В 101 г. при Верцеллах (в верховьях По) произошла новая битва. После жестокого сражения, германцы были разбиты. Наступление римлян остановили германские женщины. Легионерам пришлось выдержать вторую битву, в которой погибла большая часть кимвров, их остатки были проданы в рабство. Плутарх оценивает силы кимвров в 100 000 человек (Plut. Mar., 26). Согласно Орозию, у них было 60 000 убитых и 60 000 пленных (Oros., V, 16, 66). Полиэн оценивает потери в 160 000 воинов (Polyaen., VIII, 10, 1–3). Ливии снова дает огромные цифры в 140 000 убитых и 100 000 пленных (Liv. Epit., 68).

Опасность с севера перестала существовать. В ходе войны завершились перемены, начатые во время войны с Югуртой. Происходит окончательный переход к когортной тактике, отказ от римской конницы и легкой пехоты, переход на иноземные контингента, и введение метательного копья (пилума). Четырехлетнее консульство Мария сделало его фактически независимым от сената главой государства. Налицо было его стремление сохранить свою власть, равно как и нарастающее опасение общества перед лицом военной диктатуры. Особенно важным для Мария была необходимость расплатиться с армией. В самой марианской партии активизировались радикальные силы во главе с Сатурнином и Главцией.

В ходе новой предвыборной кампании Марий и его союзники одержали победу. Марий в шестой раз стал консулом на 100 год до н.э. вместе с Валерием Флакком (Plut. Mar., 28), Сатурнин вторично стал народным трибуном, а Главция — претором (Plut. Маг., 29; Арр. В. С, I, 28; Flor, И, 16). Марианцам пришлось прибегнуть к подкупу (Plut. Mar., 28), особенно трудной была кампания Сатурнина, пошедшего на убийство своего соперника Нония (Plut. Mar., 29; Арр. В. С, I, 28; Liv. Epit., 69; Val. Max., IX, 7, 3; Flor, III, 16; Oros., V, 17, 3).

Главным пунктом программы Мария и Сатурнина стал аграрный закон. Согласно Аппиану, предполагалась раздача земель в захваченной части Галлии (Арр. В. С, I, 29). По другим данным, предполагалось раздать по 100 югеров земли воинам Мария в Африке, а также — вывести колонии в Сицилию, Ахайю и Македонию (De v. 111., 73). К закону было добавлено, что в случае его принятия, сенат должен был дать клятвенное обязательство привести закон в исполнение под угрозой штрафа в 20 талантов и исключения из сената (Арр. В. С, I, 30; Plut. Mar., 29). Скрывая сговор с Сатурнином, Марий обещал сенаторам противодействовать принятию закона (Plut. Mar., 29).

Закон Апулея продолжал гракханские традиции, сочетая аграрный закон, колонизацию и частичное привлечение италиков, которых было немало среди марианских солдат^{82}. Было и новое. Марий во многом реализовал мечты Гракхов об обеспечении обороноспособности Рима, но как военный, он явно сделал крен в эту сторону, обеспечивая солдат и ставя наделение землей в зависимость от военной службы^{83}. Видимо, именно это опасение перед военной диктатурой и грубой силой способствовало росту антимарианской оппозиции. С другой стороны сам Марий чувствовал себя достаточно неуютно в борьбе на форуме, которая предстояла ему с наступлением мирного времени (Plut. Mar., 28).

Законопроект встретил поддержку сельского плебса, среди которого было много марианских солдат^[19]. Напротив, городской плебс, не связанный с землей и армией и охваченный клиентелами знати, оказал сопротивление. Сатурнин специально рассылал гонцов, призывая марианских ветеранов (Арр. В.С. I, 29). В день голосования несколько трибунов наложили вето. Городская толпа требовала роспуска собрания под предлогом грома. В завязавшейся схватке сторонники Мария и Сатурнина силой прогнали противников с форума (Арр. В. С, I, 30).

После этого «принятия закона» Марий потребовал присяги сената, использовав ее как предлог для разгрома «партии Метеллов». Метелл Нумидийский демонстративно отказался присягнуть и ушел в изгнание (Арр. В. С, I, 31; Plut. Mar., 28–9; De v. ill., 73; Flor, III, 16). Риторика «К Гереннию» упоминает хлебный закон Сатурнина (1,21), но молчание Аппиана и Плутарха вызывает известные сомнения.

К концу 100 г. Марий начинает исчерпывать кредит доверия. Демагогия и насилия Сатурнина шокировали общественное мнение. Марианский блок начал распадаться. Подходил срок новых выборов, и Марий не решился выставить свою кандидатуру. Популяры поддерживали Главцию. Сатурнин в третий раз стал трибуном, а его коллегой был Л. Эквитий, выдававший себя за сына Гая Гракха (Арр. В.С. I, 32; Flor, III, 16; 30). Против Главции выступили сильные кандидаты, выдающийся оратор Марк Антоний и Гай Меммий. Обоих выдвинула «центристская группировка». Антоний родился в 143 г. (Cic. Brut., 161), был квестором 113 г. и претором 102 г. (Liv. Epit., 68), после чего стал пропретором Киликии. Известный как один из лучших римских ораторов, он оказывал услуги обеим сторонам: в 113 г. обвинил в измене Гн. Папирия Карбона, открыв серию процессов, связанных с поражениями в войне с германцами, в 99 г. выступил против трибуна П. Тиция, а в 98 г. защищал от обвинения в вымогательствах друга Мария, Мания Аквилия. Другой кандидат, Гай Меммий, был лидером популяров в 111 г. и центральной фигурой антиартистократической кампании в период войны с Югуртой. Одержать победу над такими противниками было нереально, и Сатурнин организовал убийство Меммия (Liv. Epit., 69; Арр. В. С, I, 32; De v. ill., 13 Cic. Cat., IV, 4). Это и вызвало ответный удар.

Гибель Меммия вызвала взрыв народного возмущения. Воспользовавшись этим, сенат решил расправиться с Сатурнином. Было принято «крайнее решение» (senatusconsultum ultimum), оптиматы, центристы и марианцы выступили единым фронтом. Противники Сатурнина, вероятно, действуя по заранее подготовленному плану, вышли на форум. Во главе их стояли консуляры: консул 115 и цензор 109 гг. М. Цецилий Метелл, консул 117 г., известный правовед Кв. Муций Сцевола, консул 117 г. Л. Цецилий Метелл Диадемат, консуляры Г. Ати-лий Серран (106 г.), бывший легат Метелла П. Рутилий Руф (105 г.), консул 102 г. Кв. Лутаций Катулл (Cic. pro Rab., 21). Особенно широко было представлено молодое поколение оптиматов и «центристов», ставшее в два последующих десятилетия правящей элитой республики. Цицерон называет будущих консулов 96 г. Гн. Домиция Агенбарба и Г. Кассия Лонгина, консулов 95 г. знаменитого оратора Л. Лициния Красса и его коллегу, правоведа Кв. Муция Сцеволу, консула 94 г. Л. Домиция, консула 92 г. Г. Клавдия Пульхра, знаменитого реформатора, трибуна 91 г. М. Ливия Друза и его будущего противника, Кв. Сервилия Цепиона, сына виновника Араузионского поражения и, наконец, консула 76 г. Г. Скрибония Куриона. События 100 г. стали и политическим дебютом будущего сулланского руководства: здесь были будущий консул 87 г. Гн. Октавий, народный трибун 100 г. и консул 88 г. Кв. Помпеи Руф, его коллега по трибунату Л. Порций Катон (консул 89 г.), дядя Катона Утического, консул 79 г. П. Сер-вилий Ватия и консул 78 г. Кв. Лутаций Катул. Здесь были и такие деятели как Л. Марций Филипп (консул 91 г.), Л. Корнелий Сципион (консул 83 г.), М. Эмилий Лепид (консул 78 г.) и Д. Юний Брут (консул 77 г.). Восторженно перечисляя громкие имена аристократов, Цицерон заявляет, что против мятежников выступили «все» Октавии, Метеллы, Юлии, Кассии, Катоны, Помпеи (Cic. pro Rab., 7, 21). Сенаторов поддержали все преторы и трибуны (Cic. Ibid.). Оптиматы добились поддержки большого числа всадников, и исследователи говорят о восстановлении союза всадников и сената^{84}. На стороне правительства была и народная поддержка. Под давлением общественного мнения Марий был вынужден возглавить правительственные силы, за ним последовала и марианская партия в сенате во главе с Валерием Флакком (Cic. pro Rab., 7, 20; Арр. В. С., I, 32; De v. ill., 67; Veil., ll, 12).

Развязка была неизбежна, правительство использовало вооруженные отряды. Небольшая группа сторонников Сатурнина вместе с Главцией и Г. Сауфеем была загнана на Капитолий. Марий перерезал водопровод и вынудил Сатурнина сдаться, возможно, дав ему гарантии личной безопасности, однако он уже не был хозяином положения. Противники Сатурнина разобрали крышу курии, где находились арестованные, и перебили всех, кто находился в здании (Арр. В. С, I, 32; Plut. Mar., 30; Liv. Epit., 69). Согласно Аппиану и Веллею, убийство произошло в курии Гостилия, согласно Плутарху — на форуме.

События 100 г. примечательны в ряде отношений. Это была первая неудачная попытка военного переворота, когда военные попытались взять власть при помощи трибунов-популяров, движение которых приобретало все более насильственный и демагогический характер. Можно согласиться и с Т. Моммзеном: со времени Гракхов правительственная партия никогда не одерживала столь полной победы, и, возможно, никогда ранее ей не удавалось найти столь массовую поддержку.

Популяры были уничтожены. Марий потерял значительную часть своего ореола победителя германцев. В 99 г. оптиматы добились возвращения Метелла Нумидийского, превратившегося в подлинный триумф. Сопротивляющийся его реабилитации трибун П. Фурий был растерзан толпой (Plut. Mar., 31; Арр. В. С, 1, 32). Наоборот, Марий покинул Рим под предлогом исполнения религиозного обета (Plut. Mar., 31).

4. Катастрофа (99–81 гг. до н.э.)

Было бы не совсем правильно считать события 100 г. только победой оптиматов. Наряду с их успехами происходит выдвижение группы умеренных реформаторов, в данный момент поддержавших аристократию, но в целом стремящихся проводить «средний курс», сочетавший опору на традиционные ценности и ограниченные, но своевременные реформы. Основой этой группы стал политико-интеллектуальный ораторский кружок^{85}, центром которого были три знаменитых оратора: консул 95 г. Лициний Красе, его дальний родственник, правовед Кв. Муций Сцевола и оратор Марк Антоний. Род Муциев Сцевол имел репутацию выдающихся знатоков права, а три представителя рода, Красе Муциан (131–130 гг.), П. Муций Сцевола (130–115 гг.) и П. Муций Сцевола (89–82 гг.), занимали в указанное время должности великого понтифика. К ним примыкает и консул 117 г. П. Муций Сцевола (Сцевола-авгур), у которого учился праву Цицерон (Cic. Lael., 1; Plut. Cic, 3). Репутацию выдающихся правоведов и ораторов имели Крассы. Достаточно видное место, о чем будет сказано далее, занимал и род Юлиев Цезарей. Старшее поколение клана Крассов-Сцевол было тесно связано с Гракхами. Тиберий Гракх и Красе Муциан были женаты на сестрах, дочерях принцепса сената, Аппия Клавдия Пульхра, консула 143 г. Гай Гракх был женат на дочери Красса Муциана.

Младшие представители кружка Крассов-Сцевол также представлены громкими именами, которые не раз появятся в дальнейшем изложении. Это трибун 91 г. М. Ливии Друз, П. Сульпиций Руф и Г. Аврелий Котта, который, как и его братья, стали крупными реформаторами. Практически все реформаторы периода от Гракхов до Суллы были так или иначе связаны с этим кругом.

Равновесие сил и преобладание «умеренных» показывает список консулов 99–91 гг. Из 20 консулов 99–91 гг. шестеро представляли группу Крассов-Сцевол: М. Антоний (99 г.), П. Лициний Красе (97 г.), оратор Л. Лициний Красе и Кв. Муций Сцевола (95 г.), С. Юлий Цезарь (91 г.), Л. Юлий Цезарь (90 г.). Шесть человек можно отнести к оптиматам, в основном, умеренным. Это Кв. Цецилий Метелл Непот (98 г.), Гн. Домиций Агенобарб (96 г.), Л. Домиций Агенобарб (94 г.)., Г. Клавдий Пульхр (92 г.) и, возможно, А. Постумий Альбин (98 г.) и Г. Кассий Лонгин (96 г.). Третью группу (7 человек) составляли умеренные марианцы и «новые люди»: Т. Дидий (98 г.), Г. Целий Кальд (94 г.), Г. Валерий Флакк и Г. Геренний (93 г.), М. Перперна (92 г.), Л. Марций Филипп (91 г.) и П. Рутилий Луп (90 г.).

90-е гг. были достаточно спокойным периодом. В 99–96 гг. армия насчитывала всего 4 легиона (в основном — армия Дидия в Испании), в 95–92 гг. — 5–6.^{86} Государство стояло перед лицом трех проблем: союзнического вопроса, положения на востоке и «всаднических законов».

В конце II века на востоке происходят важные перемены. Два главных эллинистических царства, Селевкидское и Птолемеевское, были ослаблены, превратившись по второстепенные державы. В 129 г. парфяне разбили Антиоха VII Сидета и завладели Месопотамией, оттеснив Селевкидов в Сирию. Царю Парфии Митридату II (123–88 гг. до н.э.), одному из крупнейших правителей страны, удалось разбить туранских кочевников и создать огромную державу, включавшую Иран и Месопотамию. В 90-е гг. усилилось Армянское царство. В 94 г. царь Тигран II объединил страну и начал расширять свои владения. В 82 г. он даже завоевал Селевкидское царство, на некоторое время став прямым преемником династии (до 69 г.) и претендуя на положение главы новой великой державы.

Впрочем, непосредственная угроза исходила от третьего эллинистического властителя, Митридата VI Евпатора (115–62 гг. до н.э.). Пройдя через перипетии борьбы за власть, царь начал создавать новую империю. В первые годы правления он присоединил Боспор, Колхиду и Малую Армению, тем самым установив контроль над Причерноморьем. В 101 г. Митридат захватил Галатию и Пафлагонию, а в 92 г. до н.э. попытался захватить Каппадокию, чему помешал бывший пропретором Киликии Сулла. Это было первое столкновение римлян с великими державами востока, сыгравшее немалую роль в возвышении Суллы как «полководца оптиматов». Прославившись в югуртинской и кимврской войне, он без особого успеха продвигался на политическом поприще, не будучи популярен в народных массах. В 95 г. он провалился на выборах в преторы, Плутарх, ссылаясь на мемуары диктатора, пишет, что причиной провала было желание народа избрать его эдилом и увидеть травли африканских зверей, но странность объяснения очевидна и самому историку (Plut. Sulla, 5). Претуру Сулла получил только в 93 г., в 92 г. он стал пропретором Киликии. По возвращении Сулла был обвинен в вымогательствах, но обвинитель, Л. Марций Цензорин взял обвинение обратно (Plut., Ibid.), что, впрочем, не спасло его от уничтожения в период сулланской диктатуры (Cic. Brut., 237; 311).

Тем не менее, обстановка накалялась. Партия Крассов-Сцевол пыталась решить обе сложнейшие проблемы: проблему союзников и проблему всаднических судов и публиканов. В первом случае их союзниками были марианцы, во втором они оказывались главным противником. Напротив, оптиматы были за возвращение судов, но против предоставления прав гражданства союзникам. Более того, со времени поездки Мария в Азию, марианцев интересовала перспектива войны с Митридатом, которая могла снова выдвинуть стареющего победителя германцев.

С 94 г. этот узел противоречий приобрел опасный характер. Будучи проконсулом Азии, Муций Сцевола, обеспокоенный положением в провинции и настроениями местного населения, начал энергичную борьбу с публиканами, деятельное участие в которой принял его легат П. Рутилий Руф. Рутилий происходил из незнатной сенаторской семьи, и его жизненный путь был чем-то сходен с судьбой Мария. Волею судеб они оказались в разных лагерях. Рутилий родился около 154 г. до н.э., служил у Сципиона под Нуманцией и также сблизился с полководцем (Арр. Iber, 88). Через брак с Ливией, дочерью М. Ливия Друза, он породнился с противником Гракхов (Val. Max., VIII, 13, 6). В 109 г. он был легатом Метелла в Африке (Sail. lug., 50; 52–3) и, сохранив лояльность командующему, взял на себя неприятную миссию передачи войск Марию (Ibid., 86), после чего вернулся в Рим. В 105 г. Рутилий был консулом, а в 100 г. оказал сопротивлению Марию во время его шестой консульской кампании (Plut. Mar., 28) и участвовал в разгроме Сатурнина (Cic. pro Rab., 21).

В 92 г. публиканы обвинили Рутилия в вымогательствах и, несмотря на очевидную невиновность, всаднические суды признали его виновным. Рутилий демонстративно удалился в «ограбленную» им провинцию и прожил там до конца жизни, написав сочинение мемуарного характера (Cic. de orat., 1,229; Dio, 28. fr. 97; Flor, III, 17). Дело Рутилия обычно считается примером конфликта сенаторов и всадников^{87}, но за кулисами интриги, видимо, стоял Марий. Растет и интерес последнего к восточному вопросу.

С 90 г. наместником Азии стал Маний Аквилий, жесткими действиями взявший курс на войну с Митридатом (Plut. Mar., 30). Впрочем, последующие события спутали все карты.

Скандальный процесс Рутилия стал толчком к выступлению реформаторов. Непосредственным инициатором стал трибун 91г. Марк Ливии Друз, сын трибуна 122 г. до н.э. и брат жены Рутилия. Вероятно, основными пунктами программы Друза были закон об италиках, видимо, присутствующий в ней изначально (Арр. В.С. I, 35), и закон о судах. Понимая необходимость привлечения народных масс, Друз заимствовал некоторые пункты программы Гракхов. Некоторые исследователи видят в нем еще одного продолжатели дела Гракхов^{88}, для других он продолжал деятельность отца, а близость с гракханскими реформами была вызвана объективной ситуацией^{89}. По мнению С.И. Ковалева, Друз стремился к реставрации старого порядка, но, понимая необходимость поддержки народа, создал консервативно-демократическую программу, соединив лозунги демократии с просенатской реформой судов^{90}, Хр. Мейер полагает, что Друз подошел к идеям Гракхов с другой стороны и теперь оптиматы решили заменить «твердолобое» сопротивление реформам гибкой контрреформой сверху, перехватив инициативу в свои руки^{91}. По мнению Э. Габбы, Друз был сенатским реформатором, не чуждым демагогии популяров^{92}.

Попытки контрреформ, несомненно, были. Друза подержали центристские силы во главе с Крассом и Сцеволой. Но было и другое — осознание неизбежности близкого кризиса и желание его предотвратить. Эта перспектива теперь становилась ясной для любого здравомыслящего и честного политика, будь он оптиматом или популяром.

Первым законом Друза был судебный. Согласно Аппиану, Друз предложил добавить к примерно 300 сенаторов еще столько же всадников, чтобы довести общее число до 600 (Арр. В. С, 1, 35; Liv. Epit., 70; Flor, III, 17). В руки нового сената и предполагалась передать суды. Закон встретил сопротивление с двух сторон. Многие сенаторы, прежде всего, оптиматы, не желали включения в сенат всадников, наоборот, публиканы, марианцы и всадническое «лобби» в сенате были недовольны потерей судов. Лидерами оппозиции стали Кв. Сервилий Цепион, бывший шурином Друза и претором 91 г., и консул того же года Л. Марций Филипп, вероятно, и олицетворявший это всадническое «лобби». Филипп начинал как популяр, предложив в качестве народного трибуна аграрный закон 104 г., но затем перешел на сторону нобилитета. В 100 г. он участвовал в подавлении восстания Сатурнина, а в 93 г. неудачно баллотировался в консулы, вступив в конфликт с Кв. Сервилием Цепионом, обвинившим его в ambitus (Flor, 11,5). Теперь обе оппозиции фактически объединились.

Встретив сильную оппозицию в сенате, Друз обратился к народному собранию, используя гракханские методы. Судебный закон шел в «пакете» с аграрным и хлебным. Детали аграрного закона не совсем ясны (De v. III., 66). Аппиан пишет о намерении вывода колоний (Арр. В. С, I, 36), согласно Флору, Друз возбуждал народ «гракханскими разделами» и заявил, что не оставит для раздела ничего, «кроме неба и топей болот» (Flor, III, 17, 7). Хлебный закон только упоминается авторами и, вероятно, предполагал снижение цен (De v. 111., 66; Liv. Epit., 71). Нарушив закон Цецилия-Дидия от 98 г. до н.э., Друз поставил все три закона на единое голосование (Fior, III, 17). Он действовал жестко, пригрозив Цепиону сбросить его с Тарпейской скалы (De v. ill., 66), а консул Филипп был жестоко избит (Ibid.; Val. Max., IX, 2; Flor, III, 18, 8). Все три закона были приняты.

Вскоре позиции Друза стали ослабевать, а в сентябре 91г. противники перешли в наступление: Филипп резко выступил против законов в сенате (Cic. De or., I, 24; III, 3–5; Val. Max. IV, 8, 2), многие сенаторы и всадники стали отходить от Друза (Арр. В. С, I, 36), наконец, недовольство аграрным законом стали проявлять италики, особенно — этруски и умбры (Ibid.). Вскоре сенат отменил законы на основании закона Цецилия-Дидия, запрещающего такого рода «пакетные» предложения.

Друз обратился ко второму пункту своей программы, закону об италиках. Согласно Аппиану и Ливию, он сделал это еще до отмены остальных (Арр. В. С, I, 35; Liv. Epit., 71), по Веллею и Флору — после (Veil., И, 14; Flor., III, 17). Мы так и не знаем, был ли закон внесен, или Друз только собирался это сделать. Как и закон Гракха, закон Друза предполагал предоставление прав римского гражданства всем жителям Италии. Как и во времена Гракха, народ поддержал сенаторов, выступивших против закона. Друз установил связи с италиками, которые готовились к решительным действиям (Veil, II, 14; Liv: Epit. 71). Реформатор активно готовился к дискуссиям. Вечером, возвращаясь с народной сходки и прощаясь с избирателями, он получил смертельный удар кинжалом. Одним из подозреваемых в организации убийства был Марций Филипп.

Противники перешли к ответным действиям. Трибун Квинт Варий внес законопроект о привлечении к суду тех, кто «тайно или явно» помогал союзникам (Арр. В.С. I, 37). Несмотря на сопротивление других трибунов, всадники настояли на принятии закона. Началась истерия преследований, Жертвами закона стали консул 111 г. Л. Кальпурний Бестиа, уже пострадавший от комиссии Лиметана, и Гай Аврелий Котта, близкий друг Друза, обвинению подверглись Эмилий Скавр и Л. Антоний (Cic. Tusc, II, 57; pro Sest, 101), а также — Л. Муммий, сын или внук знаменитого консула 146 г., разрушившего Коринф. Вскоре под давлением как знати, так и народа, процессы прекратились, а сам Варий был осужден по собственному закону (Cic. Brut., 89; 305). Провал реформ Друза имел катастрофические последствия. Началось наверное, самое трудное десятилетие римской истории.

Восстание охватило практически всю южную и центральную Италию. Начавшись в конце 91 г. в городе Аускуле, где римляне обнаружили нити разветвленного заговора союзников, оно перекинулось на другие города и области страны. Вскоре появились два главных очага: южный, ядро которого составляли Самний, Лукания и север Апулии, и северный, где восстали небольшие племена центральной Италии (марсы, вестины, пицены, пелигны и др.). Перед началом войны союзники предъявили римлянам ультиматум, потребовав предоставления гражданства. Отказ римлян вызвал начало военных действий. Достаточно быстро создается организация повстанцев. Столицей стал город Корфиний, переименованный в Италию. Здесь находился сенат из 500 человек, народное собрание и должностные лица, 2 консула и 12 преторов.

Союзническая война (91–89 гг.) стала одной из самых опасных войн Рима. Ценз 227 г., приводимый Полибием, дает примерно равное соотношение сил. Согласно цензу, римские граждане насчитывали 300 000 военнообязанных, 134 000 приходятся на латинов. В районах, охваченных восстанием, обнаруживается около 320 000 человек (123 000 самнитов, 52 800 луканов, 89 600 апулийцев, 54 400 жителей Абруццо; 76 000 пришлось на колеблющихся этрусков и умбров)^{93}. Хотя численность, видимо, несколько выросла, пропорции примерно сохранялись. Италия испытала на себе невероятное военное напряжение. П. Брюнт оценивает число римских легионов в 30–32 (больше, чем в худшие годы Ганнибаловой войны), т.е. около 150 000 человек. Примерно такими же силами располагали союзники^{94}. Операции проходили в непосредственной близости от Рима, в Лации и Кампании.

И все же Рим имел ряд преимуществ. За ним была долгая традиция, а италики были разнородны и раздроблены. В их тылу находились римские колонии. Римляне имели возможность политического маневра. В движении италиков сочетались две тенденции, старый сепаратизм, направленный на ограничение или даже свержение римского господства, и новые тенденции получения гражданства и занятия места в римской системе^{95}.^[20]

В 90 г. против Кампании и Самния действовала армия консула Л. Юлия Цезаря. Второй армией, прикрывающей Рим с севера, командовал консул П. Рутилий Луп. В качестве легатов служили лучшие военачальники Рима, Марий, Сулла, Помпеи Страбон и др. Тем не менее, 90 год отмечен серией поражений римлян. На южном фронте самниты взяли Эзернию и Венафр. Самнитский командующий Папий Мутил развернул наступление в Кампании, занял Нолу и один за другим захватывал римские центры, Стабии, Минервий, Фалерн, Ацерры. Собрав значительные силы, в том числе — нумидийскую конницу, Луций Цезарь атаковал противника. В сражении у Ацерр погибло 6 000 самнитов. Согласно Ливию, после этой победы римляне сменили военную одежду на гражданскую, однако отступить пришлось не самнитам, а римлянам. В Апулии Гай Видацилий занял Канузий, Венузию и другие города, а римляне почти потеряли эту область (Арр. В. С, I, 41; Liv. Epit., 73).

Еще хуже обстояли дела на севере. Союзники атаковали консула Рутилия Лупа при переправе через реку Толен. Римляне были разбиты, среди павших оказался сам консул (Арр. В. С, I, 43), командование армией приняли Марий и Сервилий Цепион. Марсийский военачальник Кв. Попедий Силон заманил в засаду войска Цепиона и разбил его. Марий, командовавший оставшейся армией, считал успехом то, что ему удалось вывести ее из под удара (Арр. В.С. I, 43; Liv. Epit., 73). Недалеко от Теана армия одного из Юлиев Цезарей (консула Луция или проконсула Секста) попала в засаду, понесла большие потери и так и не добралась до города (Арр. В.С. I, 45). Успехов добились и римляне: Марий и Сулла, действуя против пиценов, нанесли поражение марсам, а Сервий Сульпиций Руф успешно воевал против пелигнов (Арр. В.С. I, 46; Liv. Epit., 73). Возможно, самых больших успехов добился Помпеи Страбон, разбивший союзников у Фалерна и Фирма. Союзническая армия Г. Видацилия отступила в Аускул, где и была блокирована Помпеем (Арр. В.С. I, 46; Liv. Epit, 74). По большому счету, год закончился поражением Рима.

Бессмысленная бойня уничтожала римскую боевую мощь, а производительные силы Италии подвергались невероятному перенапряжению. Сенат был вынужден пойти на массовую вербовку вольноотпущенников (Liv. Ibid.; Арр. В. С, I, 49). Возникала опасность, что восстание охватит Этрурию и Умбрию. В Риме четко обозначились две политические линии: одни требовали немедленного мира, реформ и выхода из кризиса, другие стремились лишь использовать различные маневры, чтобы потопить восстание в крови и «решить» союзнический вопрос путем уничтожения союзников. К первому варианту склонялись умеренные реформаторы и марианцы, известную дань этому варианту отдавал и Помпеи Страбон. Силы, стремившиеся покончить с союзниками, все больше и больше делают ставку на Суллу. Мария выдвинула война с германцами, Сулла сделал свое имя на подавлении восстания союзников. Часть союзников также зашла слишком далеко, ставя своей задачей полный разгром римлян.

В конце 90 г. по инициативе Л. Юлия Цезаря римское гражданство получали те союзники, которые еще не отложились от Рима (Арр. В.С. 1, 49), а в самом начале 89 г. по инициативе трибунов М. Папирия Карбона Арвины и Л. Плавтия Сильвана, был принят новый закон, по которому любой союзник, в течение 2-х месячного срока сложивший оружие и падавший заявление претору, мог получить гражданские права. Наконец, по закону Помпея Страбона (89 г.) латинское право было дано жителям Цизальпийской Галлии, а латинские колонии в этой области получили права римского гражданства. Перемены, которые могли бы вывести Рим из кризиса, в условиях последующих событий привели к трагическим последствиям.

В 89 г. римляне перешли в наступление. Армиями командовали новые консулы, Гн. Помпеи Страбон и Г. Порций Катон. Закон Юлия имел последствия, этруски и умбры приняли приглашение из Рима и отказались присоединиться к повстанцам. Посланный туда 15-тысячный отряд союзников был перебит Помпеем Страбоном (Арр. В.С. I. 49–50). В Этрурию и Умбрию все же прибыли римские войска, но серьезных операций там не было (Liv. Epit., 74). Сложнее шли операции против марсов, где воевали Марий и Помпеи Страбон, а затем и павший в бою Порций Катон. Только к концу года после гибели Поппедия Силона, марсы прекратили сопротивление (Ibid., 75–76; Арр. В.С. 1, 50). Так или иначе, после предложений из Рима, силы северного союза стали ослабевать. Помпею Страбону сдались вестины, пелигны и марсы (Liv. Epit., 76), теперь он нанес свой главный удар, осадив Аускул, где находились главные силы Видацилия, ранее прорвавшиеся на помощь городу, но снова попавшие в римский капкан. После долгой осады, город сдался римлянам, а Видацилий покончил с собой (Арр. В.С. I, 47; Liv. Epit^ 75–76). Северная конфедерация перестала существовать.

Командование на юге перешло к Сулле и именно здесь развернулись самые жестокие и кровопролитные бои. Согласно Аппиану, в нескольких сражениях у Нолы Сулла перебил около 50 000 самнитов и их союзников (Арр. В.С. I, 50), а затем по очереди разбил гирпинов и луканов. После этого Сулла повернул в Самний, атаковал Папия Мутила и занял главный город самнитов Бовиан (Арр. В.С. I, 51–52). Другая армия Гая Коскония вторглась в Апулию и заняла эту область, одержав большую победу неподалеку от Канн (Ibid., I, 52; Liv. Epit., 75). Войска Сульпиция Руфа подчинили марруцинов, а Кв. Цецилий Метелл Пий, сын Метелла Нумидийского, занял Япигию (Liv. Epit. 78; Арр. В. С, I, 53). К началу 88 г. сопротивление продолжалось только в Самний и Лукании, что отчасти было связано и с жестокостью римских армий.

Переломный характер Союзнической войны отмечают многие исследователи^[21]. Как правило, они акцентируют внимание на конструктивной стороне, превращении Рима — полиса в италийскую унитарную державу. Но война — это деструктивное явление, несущее потери и разрушения, а эта война имела и особые последствия. Флор замечает, что такого разорения Италии не было ни при Пирре, ни при Ганнибале (Flor, III, 18), а согласно Веллею Патеркулу, обе стороны потеряли 300 000 человек (Veil, II, 15–6). В полной мере экономику Италии удалось восстановить только во времена Цезаря и Августа. Война ослабила Рим и повлекла за собой неудачи в другой войне, Митридатовой, а показателем разрухи и кризиса стали долговые волнения 89 г., жертвой которых стал претор Семпроний Азеллион (Арр. В.С. I, 54).

С другой стороны, решение вопроса было половинчатым. Даже те италики, которые получили полные права гражданства, были зачислены только в 8 или 10 новых триб (Veil., II, 20). Предстояла огромная практическая работа, растянувшаяся до 70 г. до н.э. Дело было и в прямом противодействии. В 90–88 гг. гражданских прав не получили самниты и луканы, составлявшие почти половину инсургентов. Часть союзников еще продолжала сражаться. Наконец, что было особенно опасно, в Риме набирали силу круги, готовые выиграть войну даже ценой уничтожения союзников и римлян.

Победы Суллы способствовали небывалому росту его авторитета. В 88 г. он стал консулом вместе с Кв. Помпеем Руфом (Veil., II, 17–18; Flor, III, 21; Арр. В. С, I, 55). В качестве консула он должен был завершить подавление восстания союзников, а затем (или вместо этого) — получить командование в войне с Митридатом. Символом окончательного союза Суллы и отпиматов стал его брак с Цецилией Метеллой, дочерью консула 115 г. Метелла Далматика, ставшего теперь великим понтификом (Plut. Sulla, 6).

Конфликт с Митридатом начался в 90–89 гг. В 88 г., разбив вифинцев, царь вторгся в Малую Азию и, одержав победу над слабой римской армией, быстро овладел провинцией. Опасения Сцеволы и Рутилия полностью оправдались, а разжигаемая марианцами война началась в самый неподходящий момент. По приказу Митридата произошла страшная резня, в которой погибло 80 000 римлян и италиков. Население Малой Азии признало царя: Митридата поддержали народные массы, в интересах которых он провел сокращение недоимок и освобождение рабов на волю, частично выполняя программу Аристоника. Пергам стал столицей нового царства Митридата, пропагандировавшего себя как лидера эллинистического мира в борьбе с Римом. Рим получил нового врага, сопоставимого с Пирром или Ганнибалом и готового вести глобальную войну.

Понтийское наступление развивалось стремительно. Флот царя в союзе с киликийскими пиратами захватывал города Эгейского моря. Пал Делос, родосцы оказали стойкое сопротивление. Армии Митридата вторглись в Грецию, где их главным союзником стали Афины, власть над которыми захватил тиран Аристион. В Пирее высадились войска лучшего полководца Митридата, Архелая. К нему стали присоединяться греческие города. Пергам и Греция были потеряны, под угрозой оказались Македония и даже собственно италийское побережье. Война с Митридатом стала вопросом номер один, и сенат принял решение направить на восток армию Суллы, осаждавшую Нолу.

В этот момент на политической арене появился Марий, выдвинувший претензии на командование в войне против Митридата (Арр. В. С, I, 55; Plut. Mar., 34; Sulla, 7; Flor, III, 21,6; Veil., 11, 18). Кроме личных претензий, его подталкивала личная вражда с Суллой. С другой стороны, народный трибун 88 г. П. Сульпиций Руф, выдвинул законопроект о записи италиков во все 35 триб, предоставив им равные права гражданства (Арр. В.С. I, 55; Liv. Epit., 77). Дополнительным требованием Сульпиция, бывшего ранее близким другом Друза, стало возвращение изгнанников, ставших жертвами комиссии Вария (Liv. Epit., 77). Две оппозиции, марианская и друзианская, объединились.

Неясно, когда произошло решающее столкновение, вероятно, связанное с законом об италиках (Арр. В.С. I, 55). Проект поддержали новые граждане, наоборот, старые были в оппозиции. Опасаясь за исход голосования, консулы и сенат объявили юстиции (временную приостановку ведения дел), рассчитывая хотя бы затянуть время. (Арр. В. С, I. 55; Plut. Sulla, 8). Сторонники Сульпиция требовали отмены запрета. В народном собрании произошло столкновение. Погиб сын Помпея Руфа. Под угрозой расправы Сулла отменил юстиции, и Сульпиций провел все свои законопроекты. Марианцы одержали победу, а Марий занял пост командующего. Традиционные методы борьбы были исчерпаны (Арр. В. С, I, 56; Peut. Mar., 35; Sulla, 10; Liv. Epit., 77; Veil., II, 18).

Сулла направился к Ноле, где стояла его армия, и повернул ее против Рима. Практически все офицеры, кроме квестора Л. Лициния Лукулла, отказались за ним следовать, но солдатская масса поддержала полководца. Шесть легионов шли на Рим (Арр. В. С, I, 57; Plut. Mar., 35; Sulla, 9; Liv. Epit., 77; Veil., II, 19). Марианцы тщетно пытались вступить в переговоры. Сулла подходил все ближе и ближе. Поставив по одному легиону у Коллинских и Эсквилинских ворот и деревянного моста, он ввел оставшиеся войска в город. Наспех собранные отряды Сульпиция и Мария были рассеяны, в городе начался пожар. Рим был захвачен войсками, и Сулла расставил свои караулы (Арр. В. С, I, 58–59; Plut. Mar., 36; Sulla, 9; Flor, III, 21). Это был первый в истории Рима военный переворот.

Законы Сульпиция отменялись (Cic. Phil., VIII, 7; Liv. Epit., 77). Марий, Сульпиций и еще 10 лидеров марианцев были объявлены вне закона, а их имущество конфисковывалось (Арр. В. С, 1,61; Veil., И, 19; Plut. Sulla, 10). Согласно Аппиану, Сулла запретил вносить в народное собрание законы без санкции сената, что было фактической отменой законов Филона (339 г.) и Гортензия (287 г.) (Арр. В.С. I, 59). Аппиан пишет и о пополнении сената на 300 человек (Ibid.), а Ливии даже сообщает о выводе колоний (Liv. Epit., 77). Все это маловероятно, и относится уже ко времени сулланской диктатуры.

Положение победившего Суллы было достаточно сложным. Армия господствовала в Риме, но она ждала вознаграждения в виде восточного похода. Общественное мнение, и без того негативно относящееся к Сулле, было шокировано его методами (Plut. Sulla, 10; Арр. В. С, I, 63.). Конкретная ситуация складывалась не в его пользу. Из изгнанников погиб только Сульпиций. Марий и другие бежали, а оппозиция настоятельно требовала их возвращения (Арр., Ibid.). Собственную игру начал Помпеи Страбон: когда Сулла послал на смену лояльного Помпея Руфа, солдаты убили преемника, сохраняя верность Страбону (Ibid.; Liv. Epit., 77; Veil., II, 80). Неудачей стали и консульские выборы на 87 год. Кандидаты Суллы, его племянник Нонний и П. Сервилий Ватия, были провалены (Plut. Sulla, 10). Консулами стали Гней Октавий и Л. Корелий Цинна, и если первый был оптиматом, то рассчитывать на Цинну было довольно сложно.

Ранняя биография будущего лидера марианцев и тестя Цезаря известна плохо. Цинна происходил из младшей, недавно появившейся ветви Корнелиев, а его отец, консул 127 г. Л. Корнелий Цинна, был первым консулом из своего рода. Исследователи даже сомневаются в патрицианском происхождении Цинн^{96}. О его связях с Марием и популярами, равно как и с оптиматами, ничего не известно, как практически не известно и о каком-либо участии в политике. Цинна был претором в 90 или 89 гг. и участвовал в Союзнической войне, а в 88 г. вместе с Метеллом Пием воевал против марсов (Liv. Epit., 76). Уже в ходе предвыборной кампании он заявлял о враждебности Сулле (Арр. В. С, I, 63; Plut. Sulla, 10; Flor, III, 31). Перед отъездом Сулла взял с Цинны клятву не противодействовать его реформам, но не успел Сулла покинуть Италию, как Цинна начал против него процесс, действуя через народного трибуна Вергиния (Cic. Brut., 179; Plut. Sulla, 10).

Отъезд Суллы стал сигналом к действию. Цинна вернулся к программе Друза и Сульпиция, предложив закон о равном распределении италиков по всем 35 трибам (Cic. Phil., VIII, 7; Veil., II, 20; Арр. В. С, I, 54) и возвращении изгнанников. Против Цинны выступил второй консул, Октавий. Группа трибунов наложила вето, а когда сторонники Цинны стали им угрожать, сторонники Октавия устроили нападение. Новое побоище превзошло все, что было ранее. Погибло 10 000 человек. Цинна был изгнан, а сенат лишил его власти и гражданских прав (Арр. В. С, I, 64–65; Plut. Mar., 41; Sert., 4; Veil., П., 20; Liv. Epit., 79; Licin. 15 Flemish).

Цинна фактически повторил действия Суллы. Он бежал в Капую к армии Аппия Клавдия, сменившей войска Суллы, и повел ее на Рим. К Цинне стали перебегать многие сенаторы, в том числе — 6 народных трибунов (Licin. P. 15 Flemish). На его сторону переходят союзные города (Арр. В. С, I, 66; Liv. Epit., 79). Мятежного консула поддержали многие новые граждане, ему удалось договориться с самнитами и заключить союз с прибывшим из Африки Марием (Cic. Brut., 79; Phil., VII, 7; pp. В. С, I, 6–7). Высадившись в Этрурии с отрядом рабов и изгнанников, Марий собрал 6-тысячное войско (Арр. В. С, I, 68). Наконец, четыре армии марианцев во главе с Марием, Цинной, Папирием Карбоном и Серторием осадили город (Арр. В. С, I, 69; Liv. Epit., 79).

Оптиматы также собрали значительные силы. На помощь Октавию были вызваны армии Метелла Пия, воевавшая против самнитов (Арр. В. С, 1,65; Plut. Mar., 42), а затем и войска Помпея Страбона (Арр. Ibid.; Plut. Pomp., 1; Licinian p. 18 Flemish.). По подсчетам П. Брюнта, у Октавия было 16 когорт, у Метелла — 3 легиона, а пиценская армия Помпея насчитывала 6 легионов^{97}, у Цинны было 150–180 000 человек^{98}, что, видимо, является преувеличением, но марианцы имели явное превосходство. Перед уходом Метелл пытался договориться с самнитами, но не смог этого сделать, хотя после ухода Суллы военные действия пошли на спад. Вскоре самниты заключили договор с марианцами (Арр. В. С, I, 69; Liv. Epit., 80).

Марианцы начали осаду города. Положение становилось все более сложным. Помпеи Страбон и его армия были ненадежны (Plut. Pomp., 1; Veil. II, 21), тем более, что полководец пытался вести сепаратные переговоры с Цинной. Октавий был непопулярен в армии, солдаты предлагали власть Метеллу, но тот отказался (Plut. Mar., 42). Марий атаковал Яникул, но Октавий и Помпеи вытеснили его из города. По данным Ливия марианцы потеряли около 7000 человек, а осажденные — 1700 (Арр. В. С, I, 68; Veil. II, 2; Liv. Epit., 80; Licin. p. Flemish).

He сумев взять столицу штурмом, Марий и Цинна попытались взять ее измором. Марий захватил Остию, были взяты Анций, Ариция и Ланувий, где находились запасы продовольствия, которыми снабжался Рим (Арр. В. С, I, 69; Plut. Mar., 42; Flor, III, 21, 12). Это привело к массовому дезертирству, тем более, что вскоре после сражения погиб Помпеи Страбон (Арр. В.С. I, 68; Plut. Pomp., 1; Veil., II, 21). После его смерти дезертирство усилилось. Солдаты отказывались воевать, и сенат был вынужден пойти на переговоры и принять условия марианцев. Цинна был восстановлен в правах, решение об изгнании Мария отменялось (Арр. В. С, 1,10; Plut. Mar., 43; Liv. Epit., 80), часть правительственных войск сдалась, другая ушла вместе с Метеллом (Plut. Mar., 42; Diod. 38. fr. 2.).

Марий, Цинна и их сторонники вошли в город. Победа сопровождалась резней политических противников. Традиция единогласно считает инициатором террора Мария, а ударной силой — отряд рабов, именуемых бардиеями (Арр. В. С, I, 73–74; Plut. Mar., 43; Sert., 5; Veil., II, 22). Среди жертв террора были многие высокопоставленные оптиматы, особый удар наносился по группе Крассов-Сцевол. Одним из первых погиб Октавий, покончили с собой Корнелий Мерула, назначенный на место Цинны, и Лутаций Катул, коллега Мария по консульству 102 г. Погибли известный оратор Г. Юлий Цезарь Страбон (Cic. Brut., 207; de or., III, 9), его брат, консул 90 г. Л. Юлий Цезарь, консул 99 г. М. Антоний, один из руководителей обороны, консул 97 г. П. Лициний Красс (Licin. p. 19; Flemish; Арр. В.С. I, 69). Жертвами репрессий были П. Корнелий Лентул, Гай Нумиторий, М. Бебий, претор 88 г. Квинт Анхарий, погибли другие сенаторы и всадники. Аппиан сообщает об изгнаниях, смещениях с должностей, конфискациях и репрессиях против друзей Суллы (Арр. В.С. I, 73). Согласно Диону Кассию, повальная резня длилась 5 дней (Dio, 30–35. fr. 103). Евтропий сообщает о гибели около 200 сенаторов в гражданской войне (Eutr., V, 9). Аппиан пишет, что в гражданской войне 83–82 гг. (Арр. В. С, I, 95) погибли 90 сенаторов, 40 из которых стали жертвами сулланских проскрипций. Если учесть потери в Союзнической войне, также, вероятно, входящие в список Евтропия, то жертвами марианцев стали несколько десятков сенаторов. Из сопоставления данных Аппиана о всадниках (Арр. В.С. I, 95) видно, что около 1000 из них стали жертвами войны и марианского террора.

Последний отличался особой жестокостью и публичным характером, а головы казненных выставляли на форуме (Арр. В. С, 1,71; Plut. Mar., 43–4). Волна репрессий прекратилась только тогда, когда Цинна и Серторий, видимо, прежде всего, по инициативе последнего, перебили вышедших из-под контроля марианских бардиеев (Plut. Mar., 43–4; Sert., 4; Арр. В. С, I, 74).

Консулами 86 г. стали Марий и Цинна. 70-летний диктатор осуществил мечту о семикратном консульстве. Он умер в январе 86 г., а консульское место занял посланный в Азию Л. Валерий Флакк (Арр. Ibid.; Liv. Epit, 81; Veil, II, 23). Место Мария занял Цинна. Он был консулом 86, 85 и 84 гг. (Арр. В.С. I, 75; 76; 83), а регулярное переизбрание делало его фактическим диктатором Рима. Древние авторы именуют его режим dominatio (Veil., И, 28; De v. ill., 67; Tac. Ann., I, 1), regnum (Sail. Cat., 47);

А.Б. Егоров ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ Политическая биография