Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; В гостях у астролога; Дыхательные практики; Гороскоп; Цигун и Йога Эзотерика

АНАТОМИЯ

ИЗМЕНЫ

Но благословопию Высокопрооснященного ВЕНИАМИНА,

Архиепископа Владивостокского и Приморского

Рекомендовано к публикации Издательским Сонетом Русской Православной Церкви ИС 11-107-0723

УДК 271.2 ББК 86.372 К 55

к55 Кобылии В.

Анатомия измены. Император Николай II и Генерал-адъютант Алексеев. СПб.: «Царское Дело*, 2011. — 448с.

В противоположность многочисленно:'], зачастую недобросовестной, моли- тизированной и даже откровенно клеветнической литературе, посвященной Государю Императору Николаю II. книга Виктора Сергеевича Кобылина представляет собой один из наиболее фундаментальных и честных трудов на ’эту тему — груд, построенный на основании документов и фактов.

Впервые 7га книга под названном «Император Николай II и Генерал-адъютант М.В. Алексеев» увидела свет в Ныо-Иорке в 1970 году. Мы сочли небесполезным опубликовать предисловие к прижизненному изданию, составленное Всеславянским издательством, выпустившим кишу. Мы также сохранили некоторые ныне устаревшие правила правописания, которых придерживался автор.

Издание снабжено примечаниями, комментариями и поисковым ключом, которые послужат подспорьем всем, кто всерьез интересуется действительным, а не мифическим образом Святого Императора-Страстотерпца.

УДК 271.2 ББК 86.372

ISBN 978-5-9 П 02-030-9© Редакция, примечания, комментарии

и составление ключа - Л,Е. Болотин

® Издательство «Царское Дело», 2011

ВИКТОР КОБЫЛИН

АНАТОМИЯ ИЗМЕНЫ

ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ II и Генерал-адъютант М.В.Алексеев

Под редакцией Л.Е.БолотинаИздание третье

истоки антимонархического заговора

Санкт-Петербург* 2011

лур

запись в дневнике Государя Императора от 2/15 марта 1917 года

ОТ ВСЕСЛАВЯНСКОГО ИЗДАТЕЛЬСТВА

Староста Церкви имени иконы Казанской Божией Матери Сантиаго, в Чили, в своем докладе по случаю 35-летия \^со дня смерти Государя Императора Николая Александровича и Его Августейшей Семьи, заканчивая его, сказал:1

1

“...9-го марта вся Царская Семья была арестована.

Россия рухнула в бездну...

Прошло 35 лет от начала русской смуты. Много за это время пережито, и многое из того, что было тайным, становится явным. Сквозь туман взаимных обвинений, раздражения и злобы, вольной и невольной неправды истина пробивается на свет Божий. Раскрываются двери архивов, становятся доступными Тайны сношений, растут воспоминания, и у людей начинает говорить совесть. И по мере того, как с прошлого одна за другой ниспадают завесы, рушатся с ними и те злые вымыслы и сказки, на которых выросла, в злобе зачатая, русская революция. Как будто встав от тяжелого сна, русские люди протирают глаза и начинают понимать, что они потеряли.

И все выше и выше поднимается над притихшей толпой чистый образ Царственных Страдальцев за грехи всея России. Их кровь, Их страдания и смерть тяжким укором ложится на совесть всех нас, не сумевших Их уберечь и защитить, и с Ними защитить и Россию... Покорные воле Предвечного, с Евангельской кротостью несли Они поругание, храня в душе непоколебимую верность России, любовь к народу и веру в его возрождение. Они простили всеж, кто клеветал , на Них и кто Их предал.2

Но мы не имеем права этого делать. Мы обязаны всех виновных пригвоздить к столбу позора. Ибо нельзя извлечь из прошлого благотворных уроков для грядущих поколений, пока это прошлое не исчерпано до дна.

Старое, доброе, хорошее погибло и примолкло, придавленное обвалившейся на него громадой злобы и звериных страстей, но Она жива — это бесконечно трогательная душа православной сердобольной России. Под грубой корой предрассудков, под грязью и гноем, хлынувшими из трещин истории, — продолжает жить нежное и сострадательное сердце народа. Оно — лучшая порука в том, что не все потеряно и погибло, что настанет день, когда из праха, из развалин и грязи встанет Россия, очистит себя покаянием, стряхнет с души своей инородное иго — и вновь явит изумленному миру беззаветную преданность исконным своим идеалам.

И умученный Царь-Праведник станет тогда первой святыней России”.

На такой же точке зрения стоит и наше издательство, что и заставило нас принять к изданию предлагаемый. читателю труд Виктора Сергеевича Кобыл и на.

ПОСВЯЩАЮ ПАМЯТИ МОЕЙ МАТЕРИ

Автор.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь.

(2 Фес. 2, 7)

С тяжелым чувством пишу я эти строки. Опять в памятиЩСг встают мучительные картины страшного времени. Опять '—-"встают недоуменные вопросы, на которые не находишь ответа. И все же продолжаю опять (в какой уж раз?) перечитывать все, что вышло из печати за последние пятьдесят лет. И не, только перечитывать, но разбирать подробно написанное, сравнивать с другими изданиями, проверять тексты, систематизировать накопленный материал и искать повсюду недостающие еще материалы.

Часто задаешь себе вопрос: почему всю свою сознательную жизнь я интересовался этими событиями, почему неотвязно эти образы сопровождали меня в течение всей моей жизни? И сперва подсознательно, а потом все с большей уверенностью приходил я к выводу, что в этих событиях, в событиях одного дня, находится ключ к пониманию всех последующих событий, включая наши дни.

Я принадлежу к “молодому” поколению нашей эмиграции. В событиях, о которых речь впереди, принимать участия никак не мог по причине “нежного” возраста. За границу попал ребенком в первые годы революции. Но сравнительно скоро, будучи любознательным от природы, стал задавать себе вопросы о причине оставления родины и возникновения того, что мы называем революцией. И уже в годы, когда мои сверстники увлекались литературой, свойственной юному возрасту, я читал с неослабным вниманием и напряжением “Русскую Летопись”, “Архив Русской Революции”, “Красный Архив”, воспоминания участников событий 1917-го года, статьи по этому вопросу в газетах и журналах различных направлений на нескольких языках. Сперва читал, как попало, без всякой системы. Затем стал весь материал систематизировать, делить на три части; на фактический материал (законы, указы, постановления, ленты прямого провода, телеграммы, приказы и так далее), на мемуарный материал (воспоминания участников и очевидцев) и монографии и работы, написанные на основании первых двух категорий. И тут, будучи еще мало искушенным во всех тонкостях этих передач, я еще совсем молодым часто поражался той, выражаясь очень осторожно, субъективной оценкой, которую давали авторы работ, будь это воспоминания или монографии.

Затем, входя в зрелый возраст, я уже во всем этом отлично разбирался и все понял. Как правило, все писавшие воспоминания всегда во всем были правы, все предвидели, все понимали и если бы их “послушались”, то все было бы в порядке и ничего плохого не случилось бы.

Далее во многих воспоминаниях я увидел много всяких неточностей, невольных ошибок и явных искажений. Часто в этих воспоминаниях люди касаются предметов, о которых не могли иметь никакого понятия. В местах, не поддающихся проверке (в разговорах с глазу на глаз) передаются, как факты, совершенно невероятные сообщения. Часто, не будучи свидетелями тех событий, о которых пишут другие, мемуаристы заявляют, что это было написано по злобе или что-нибудь в этом роде. Объективность почти, как правило, в этих воспоминаниях отсутствует. Часто мемуаристы оправдываются в том, что или было сказано или сделано; это всегда производит очень неприятное впечатление.

С годами я приобрел навык разбираться уже и в том, какие труды и статьи могут или не могут появляться в том или ином издательстве или периодических изданиях. Имея уже достаточный опыт, я из накопленного и систематизированного материала стал делать свои собственные выводы.

Военные события сороковых годов заставили меня расстаться со всем этим материалом. Больше всего жалею о потере вырезок газет и журналов, которых уже давно нет. Затем в течение целого ряда лет пришлось заниматься устройством личных дел, и только через продолжительное время я стал опять разыскивать интересующие меня материалы. Книги, выпущенные в двадцатых и тридцатых годах, стали редкостью, и пришлось платить за них большие деньги. Но зато вышло много новых, интересных трудов, и опять появились новые вырезки из газет и журналов.

Работая над этими трудами, я все более уделял внимание двум лицам. Они все больше меня интересовали, и я все больше приходил к выводу, что эти два лица были теми людьми, которые предопределили весь ход событий. Когда я это понял, я постарался "направить рефлектор” на них и осветить все малейшие подробности их поступков, малейшие переживания, “извилины души”, все их высказывания и1, как самое значительное, их моральный облик и мировоззрение.

Эти два лица — Государь Император Николай II и Его генерал-адъютант Михаил Васильевич Алексеев.

Но тут сразу возникал вопрос. Достаточно ли перечисления (хотя бы и самого подробного) всех событий, имевших место в те роковые дни, или нужно выяснить, осознать, прочувствовать все, что было “душой” этих событий, то есть причинами их возникновения.

Будучи юристом и филологом по образованию, я всю жизнь интересовался социологией и историей и часто, в ущерб своим профессиональным интересам, штудировал и исторические, и социологические труды. Но кроме социологического анализа, который я кладу в основу моего исследования, я считаю совершенно необходимым применить критерий нравственного начала, без которого все становится условным и, что гораздо хуже, возможно толкование происходившего так, как это нужно для того или другого автора.

Оговариваюсь еще, что, когда я говорю о нравственном начале, я имею ввиду религиозную основу этого начала, так как мне совершенно чужды “гуманистические” принципы материалистического мировоззрения. Как пример различного подхода к методу работы, приведу работы С. Мельгунова.

В своем капитальном труде, трилогии “Царь и революция’1, Мельгунов дает так много материала, часто совершенно не относящегося к развитию темы, что порой он загромождает свою работу ненужными повторениями, сбивает читателя с толку и чрезвычайно затрудняет изучение своих работ. Поневоле приходится согласиться с И. Солоневичем, когда он говорит:

“Такие усидчивые компиляторы, как С. Мельгунов, собирают горы цитат и показаний, и, как полагается усидчивым компиляторам, из-за деревьев не видят леса”.

О выводах же в некоторых работах С. Мельгунова мы поговорим в другом месте, скажу только уже сейчас, что они порой поражают своей наивностью, а иногда и предвзятостью.

Есть работы и другого стиля. Это, например, “Великая фальшивка февраля” И. Солоневича, или “Памяти последнего Царя” архимандрита Константина, или же “Император Николай II и революция” И. Якобия..

Работы И. Солоневича интересны тем, что несмотря на то, что местами они весьма спорны, они являются смелой попыткой дать ответ на то, что происходило, избегая тех штампов, которые так характерны для работ “компиляторов”.

Интереснейший психологический этюд архимандрита Константина дает совсем новое и очень вдумчивое толкование внутренней сущности тех сдвигов, которые произошли в сознании русского общества.

Работа И. Якобия, вышедшая в 1938 году, наделала в свое время много шума. Я проверил очень тщательно текст его работы и не нашел никаких искажений. Написана она на основании трудов Дитерихса, Соколова, Воейкова, Лукомского и др. Эмоционально повышенный тон этой книги и вызвал, как я думаю, нападки на эту работу Якобия.

Тут придется сказать несколько слов о вопросе деликатного свойства. В некоторых кругах нашей эмиграции существует мнение, что о вождях Белого движения можно писать только то, что пишется в официальных случаях в военной прессе (Приказ Р.О.В.С. № 7, например). Все, что пишется в разрез этому обыкновению, считается “клеветой”.

Есть и другая тенденция, которой придерживаются пишущие в периодической печати. Это стремление найти “измену” только у одних и тех же лиц. Я не буду говорить о той нетерпимости и недоброжелательстве, которые проявляются сторонниками этих крайностей. Вряд ли это нужно, убедительно и объективно. Впрочем, все высказывания почти всегда субъективны по той простой причине, что люди являются сторонниками разных мировоззрений. Безспорно, конечно, что, скажем, атеист или религиозный человек по-разному оценивают те или другие явления. Говоря о религиозном сознании, я имею ввиду только Русское Православие, которое помимо своего вероисповедного признака является в то же самое время и национальной доктриной. К сожалению, не все это понимают. Происходит это часто просто по незнанию предмета или же от стремления заменить это национальное самосознание какими- то суррогатами.

Все это я говорю к тому, чтобы объяснить свой подход к моей работе. Если бы я ограничился только перечислением того, что произошло, то вряд ли моя работа была бы нужна. На эту тему написаны уже сотни работ, и все же появляются все новые работы на разных языках. Не странно ли? Казалось бы, что события наших дней должны были бы заслонить то, что имело место полвека тому назад. Ан, нет! И это понятно. Люди как-то инстинктивно чувствуют (вряд ли понимают), что февраль 1917-го года является каким-то рубежом, после которого началась совсем новая жизнь, вернее существование.

Кончил я свою рукопись уже давно, но закончив, я не решался ее опубликовать по целому ряду причин. Зная всю “болезненность” этой темы, я не хотел вызывать какие бы то ни было нелады в нашей эмигрантской общественности, я не хотел, чтобы меня неправильно поняли. Я всегда очень высоко ценил Русскую Армию, я знаю, какую роль играла наша Армия в истории Русского Государства. Я всегда благоговейно относился к памяти тех, кто пал смертью храбрых в рядах Добровольческой Армии. Эти русские юноши в офицерских и солдатских шинелях, в гимназических и юнкерских мундирах отдали свои жизни в борьбе со злом, вырвавшимся на свободу в ужасные дни ужасного года. Несмотря на все ошибки, все промахи и оплошности, которые совершило Белое движение, как было бы ужасно, если бы его не было. Оно спасло честь Русской Нации.

Вот почему я много лет держал свою рукопись под спудом. Из этого положения меня вывел издатель моего труда С.В. За- валишин. Зная много лет о моей рукописи, Сергей Владимирович мне писал в одном из своих писем:

“...Не следует забывать, что нам с Вами уже много лет и после нашей смерти этого уже никто не напечатает. История и защита чести Государя требует опубликования Вашей рукописи уже теперь! А там, как знаете! Вы хозяин!”

Прочитав эти строки, я долго над ними думал и... решил опубликовать свой труд.

В приводимой мной библиографии, я, конечно, не смог указать всего, что было мной прочитано. Я не привожу ни трудов Соловьева, Ключевского, Платонова, Киреевского, Леонтьева, ни Тьера, Ленотра, Тойнби, ни всего того, что было прочитано на французском, немецком и английском языках, за исключением нескольких работ, которые я цитирую в своем труде. Изучение французской революции дало мне очень много для уразумения смысла февраля 1917-го года. Боже, какие параллели! Иногда просто кажется, что русские события являются просто копией того, что происходило за сто с лишним лет тому назад. Тут и “безвольный муж”, и “жена-немка”, и "коленопреклоненный” дядя, и “чудесное” законодательное собрание, и так далее и тому подобное.

Верю, что выпускаемый мной труд не приведет ни к каким недоразумениям в нашей зарубежной общественности. Единственная цель этойкниги- объяснить, почему Зло торжествует в нашей жизни, почему мы лишены той светлой радости, которая была на просторах земли, которуюкогда-тозвали Домом Пресвятыя Богородицы.

ГлаваI

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР ОТ АНДРЕЯ БОГОЛЮБСКОГО ДО АЛЕКСАНДРА II

У^^^^режде чем приступить к описанию непосредственных\.Я я событий, составляющих содержание моего исследова- Сгt-ния, я хочу предварить его небольшим историческим экскурсом в область общественно-политических отношений между властью и народом и их развитием на Московской Руси и в Российской Империи. Делаю я это для того, чтобы было понятно, какими принципами руководствовалась Верховная Власть в 1917-ом году, почему Она упорно стояла на охране этих принципов. Для того, чтобы понять и то глубокое нравственное падение русской, по преимуществу столичной общественности, придется кое-что сказать и о том, что происходило в это время и в Западной Европе. Только после этого мы вполне поймем и осмыслим события, которые произошли в феврале 1917-го года.

Идея единоличного Самодержавия на Руси все время крепла и, еще до татарского нашествия, Андрей Боголюбский был ее ярким представителем. Видя, какой вред приносят княжеские усобицы, Андрей Боголюбский начал ломать все старые порядки и сосредоточивать власть в своих руках, изгоняя при этом даже своих родных братьев, недовольных бояр и всех сторонников удельного порядка. Бояре ненавидели Андрея за умаление их власти и возвышение “мизинных” людей, т.е. разночинцев того времени. Бояре составили против Него заговор, но “Князь Андрейслышалраньше, что враги угрожают Ему убийством, но разгорался Духом Божественным и ни мало не обратил внимания”. Он был убит заговорщиками.3

Иоанн III уже писал:

“Иоанн, Божией милостью Государь всея Руси и Великий Князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тверский, и Югорский, и Пермский и иных”.4

Временами он называет себя “Царь всея Руси”.

Это время было как бы заключительным звеном в развитии идеи Царской Власти с удельных времен. Брак с Софией Палеолог давал Русским Царям право на наследство Византийской Империи.5 Освобождение от татарского ига укрепляло это сознание. При Иоанне III владетельные права удельных князей почти уничтожаются. У них остается только право собственности, вотчинного суда и “помирия”.

Но только Иоанн Грозный первый дал ясное определение Царской Власти. В своей переписке с князем Курбским, представителем аристократического начала, Грозный дает такую формулировку Верховной Власти:

"Еслиты праведен и благочестив, то почему не захотел от меня, строптивого владыки, пострадать и наследовать венец

ЖИЗНИ!*

Если Царь и поступает несправедливо, это его грех, но подданные обязаны ему повиновением. О шведском короле он говорит, что тот “точно староста в волости”, а о выборном польском короле Стефане Батории Грозный говорит его послам:

"Государю вашему Стефану в равном братстве с нами быть не пригоже”.7

О Себе он говорит:

“Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь всея Руси, по Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению”.*.

Таким образом, не от народа, а от Божией милости идет к народу Царское Самодержавие.

Грозный еще говорил:

“Российские Самодержцы изначала сами владеют всеми царствами, а не бояре и вельможи”.

“Верую, — говорит он, — яко о всех своих согрешениях, вольных и невольных, суд прияти ми яко рабу и не токмо о своих, но и о подвластных мне дать ответ, аще моим несмотрением согрешат".9

Так понимали тогда отношения Верховной Власти и народа и Царь, и народ. Тихомиров пишет:

“Вдумываясь в эту психологию, мы поймем, почему народ о своем Царе говорит в таких трогательных, любящих выражениях:

“Государь, батюшка, надежа, православный царь..."

В этой формуле все: и власть, и родственность, и упование, и сознание источника своего политического принципа.

...С таким миросозерцанием становится понятно, что

“Нельзя царству без царя стоять”.

“Без Бога свет не стоит, без царя земля не правится”, “Без царя земля вдова”.

Это таинственный союз, непонятный без веры, но при вере дающий и надежду, и любовь”.10

Система власти в Московском Царстве представлялась в то время в следующем виде: во главе государства стоял Великий Государь, Самодержец. Его власть была безгранична. Все принадлежало ведению Его власти — политические, нравственные, семейные, правовые и другие интересы Его подданных. Царь говорил, что за каждого подданного Он даст ответ Богу. Царь направляет всю историческую жизнь нации, печется об отдаленнейших судьбах народа.

"Царская власть — это как бы воплощенная душа нации, отдавшая свои судьбы Божией воле. Царь заведует настоящим, исходя из прошлого и имея в виду будущее нации”.11

“Грозные Государи Московские Иоанн III и Иоанн IV были самыми усердными утвердителями исконных крестьянских прав, и особенно Царь Иван Васильевич постоянно стремился к тому, чтобы крестьяне в общественных отношениях были независимы и имели одинаковые права с прочими классами русского общества”.12

При Государе высшим учреждением была Боярская Дума, которая в частых случаях усиливалась новыми членами и превращалась в Земский Собор. Соборы имели место при Иоанне Грозном, в которых участвовали духовенство, бояре, дьяки, дворяне, дети боярские, гости и купцы. Здесь были представлены все “чины” Московского Государства. На Соборе 1550 года Грозный каялся в промахах прошлого и обещал править, как подобает Самодержцу. В 1566 году Собор был созван по поводу войны с Польшей. В Соборе 1611 года участвовали уже и местные выборные власти, и “уездные люди”, то есть вольные крестьяне, и также казаки. Не участвовали только “холо- пи” и владельческие крестьяне. На Соборе 1613 года, когда избирали на Царство Михаила Романова, участвовало не менее 700 человек. Он продолжался более месяца. Свои решения выборные рассылали на опрос городов. В царствование Михаила Федоровича Соборы созывались пять раз. При Алексее Михайловиче Соборы созывались три раза. В 1649 году по поводу составления Судебного Уложения, в 1650 году из-за мятежа в Пскове и в 1653 году о принятии в подданство Малороссии. Последний Земский Собор был созван уже при Петре в 1689 году для суда над Софьей. Их решения имели совещательное значение.13

Связь Царской Власти с народом усиливали ее отношения с Церковью. Церковная жизнь в Московском Государстве зиждилась на правильных основах. Низшее духовенство избиралось мирянами. Среди монахов встречались как люди из боярских и княжеских слоев, так и люди из массы народа. Митрополиты, а затем Патриархи имели исключительно важное значение. Но центральная власть Церкви в важных случаях действовала соборне. При Василии был созван Собор для изгнания митрополита Исидора, принявшего Флорентийскую унию. В 1551 году был Стоглавый Собор, в 1660 и 1661 годах — по делу Патриарха Никона.

Митрополиты и Патриархи находились в самом тесном союзе с Царской Властью. Случай с Митрополитом Филиппом не был нормальным явлением. Это, конечно, был акт деспотизма Грозного, но твердость Митрополита в обличении Царя показывает право Церковной Власти на обличение Государственной Власти. Часто Церковная Власть принимала формы чрезвычайные, как, например, в случае Патриарха Гермогена, когда он стал единственным представителем нации. Так было и при Филарете и одно время и при Никоне. Но в общем отношения были самые тесные, проникнутые сознанием обоюдной необходимости и внутренней дополняемости. Представители Церкви участвовали также в совещаниях с боярами и в Земских Соборах, а также “печаловались” о всех обиженных и угнетенных.

"За Самодержавную Власть народ стоял твердо, как скала. Без Царя он не представлял себе своей страны. Народ вынес все казни Грозного, не только без протеста, но даже умел почувствовать в этом Царе то, чего и доселе не понимают многие ученые историки и юристы: действительно Великого Устроителя Земли Русской. Царской идее Верховной Власта народ не изменял с тех пор до сего времени никогда. Попытки явного ограничения Самодержавия у нас доселе никогда не удавались”.14

Первой трещиной в гармоническом сотрудничестве Государства и Церкви в Московском Государстве был раскол. Как мы видели, Самодержавная Власть имеет свой источник в вере, ее нравственной основой является вера, оформленная в Церкви. И как раз в этом основном мериле правды появилась рознь. Выходило так, что Церковь как бы раскололась — на одной стороне Царская Власть, Патриарх и верхние служилые слои, а на другой — народ. В. Соловьев по этому поводу говорит:

«Дело шло не о тех частных пунктах, которые выставлялись спорящими сторонами, а об одном общем вопросе весьма существенного значения. Чем определяется религиозная истина: решениями ли власти церковной или верностью народа древнему благочестию? Вот вопрос величайшей важности, из-за которого на самом деле произошла жестокая и доселе непримиренная распря между “никонианами" и староверами"».15

С этого времени началось время “шатания”. И это как раз накануне того поворотного в истории русского государства периода времени, когда на исторической сцене появился Петр. При Петре то, что раньше являлось незыблемой основой Самодержавия, то есть основа религиозная, стала меняться в сторону абсолютизма. Политическое самосознание вступило в опасный кризис — смешивания Самодержавия с абсолютизмом. По поводу реформ государственных и церковных я приведу мнение Л. Тихомирова:

«...В основной задаче своей Петр Великий был, безусловно, прав... Он понял, что как Монарх, как носитель царского долга имел обязанность бестрепетно взять на свои плечи тяжкую задачу: привести Россию возможно быстрее к возможно полному обладанию всеми средствами европейской культуры. Это составляло для России вопрос “быть или не быть”. Страшно даже подумать, что было бы, если бы мы не сравнялись с Европой до конца XVIII века. Мы и при Петровской реформе попали в доселе длящуюся кабалу к иностранцам, но без этой реформы, конечно, утратили бы национальное существование, если бы дожили в варварском беэсилии своем до времен Фридрихов Великих, Французской революции и эпохи экономического завоевания Европой всего мира.

...Но Петр был прав только для себя, своего момента и для своего дела. Когда же эта система закабаления народа государством возводится в принцип, она становится убийственной для нации, уничтожает все родники самостоятельной жизни народа. Петр же не обозначил никаких пределов установленному им всеобщему закрепощению государства, не принял никаких мер даже к тому, чтобы временная система не стала постоянной, не принял мер даже к тому, чтобы закрепощенная Россия не попала в руки иностранцам, как это и вышло тотчас после его смерти.

Петр стремился организовать самоуправление на шведский лад и с полнейшим презрением к своему родному, не воспользовался нашим общинным бытом, представлявшим все данные к самоуправлению.

Церковная политика Петра столь же или даже более характеристична, чем национальная.

...Значительная доля иерархии, без сомнения, была враждебна реформе Петра... Петр имел право как Самодержец принять меры к обузданию всякого сопротивления. Но он перешел в этом всякие границы. Он как Царь мог не слушать епископов или казнить их. Но перестраивать Церковь для подчинения ее государству — не имел ни малейшего права.

...Петр — в случае понимания своего царского принципа — мог бы вспомнить, что организация Церкви, вполне обезпечи- вающая порядок, установлена самой Церковью более 1000 лет до рождения его самого и что если следовало устроить Русскую Церковь, действительно весьма расшатанную самим же Петром и его нежеланием целых 20 лет допустить избрание нового Патриарха, — то для этого устроения не было надобности выдумывать “Духовный Регламент”, а следовало только избрать Патриарха и собрать обычный Собор, который, конечно, и сам установил бы все, что есть дельного в “Регламенте”. Впрочем, излишне лицемерить 200 лет после Петра. Само собою, что не о порядке в Церкви он думал, а о ее подчинении царской власти.

...Это не суть действия Монарха, хотя бы лично не верующего, а действия увлекающегося протестантствующего новатора. Между тем, дух мероприятий Петра, естественно, остался и после него, особенно при им подготовленном господстве немцев».16

Таким образом, начиная с Петра, когда взамен Патриарха, который был “совестью” народа, мы получаем Синод, как возглавление церковного управления, фактически высшей властью Церкви является обер-прокурор, который ведет все сношения с Верховной Властью. Он сделался посредником между Царем и Церковью. Обер-прокурор есть как бы министр церковных дел. Епископы занимают второстепенное положение, и Верховная Власть не имеет прямого общения с Церковью, как это было до учреждения Синода.

И все же надо сказать, что несмотря на то, что вся система управительных учреждений во всех ведомствах, особенно в XIX веке, была направлена к тому, чтобы отрезать Верховную Власть от народа, живые силы нации постоянно вносили в действия бюрократии социальные поправки. Несмотря на все европейские навыки в государственном управлении, различие между русской Верховной Властью и европейским абсолютизмом было значительно. Значение Православия для самодержавной идеи было особенно важно в этот период подражания

Европе.Православная вера, поскольку она была в сердцах людеЙ, подсказывала не абсолютистскую, а самодержавную идею. Митрополит Московский Филарет так это определяет:

‘‘Крепкая благочестием и Самодержавием Россия стоит твердо...

Царь, по истинному о нем понятию, есть глава и душа царства. Закон, мертвый в книгах, оживает в деяниях, а верховный государственный деятель и возбудитель и одушевитель подчиненных деятелей есть Царь”.17

ДляМонарха существуют известные принципы, которыми Он должен руководствоваться. Главные из них - это справедливость, законность и милосердие. Грозный о справедливости так говорит:

“Всегда царям подобает быть обозрительными: овогда кротчайшим, овогда же ярым; ко благим убо милость н кротость, ко злым же ярость и мучение. Аще ли сего не имеет — несть Царь”.1*

Принцип законности особенно важен для Самодержца. Верховная Власть, издав закон, должна ему подчиняться и его охранять, пока он не будет изменен или отменен в том же узаконенном порядке. Милосердие — неотъемлемое право Монарха. Таким образом, Царь ограничен содержанием своего идеала, осуществление которого составляет его долг. Монарх выражает дух народа. Он должен сознавать свою безусловную необходимость для нации. В этом Царь должен быть всегда уверен. Ни в каком случае, ни при каких опасностях, ни при каких соблазнах он не может упразднить своей Верховной Власти.

Карамзин писал Александру 1-му:

“.. .Россия пред святым Алтарем вручила Самодержавие Твоему предку и требовала, да управляет ею верховно, нераздельно.

Сей завет есть основание Твоей власти: иной не имеешь. Можешь все, но не можешь законно ограничить ее”.19

Катков пишет, что сам монарх не мог бы умалить полноту прав своих. Он властен не пользоваться ими, подвергая тем самым Себя и государство опасностям, но он не мог бы отменить их, если бы и хотел.20

Тихомиров пишет еще более ясно и точно:

"Монарх, по смыслу своей идеи, даже н при воле на то народа, не может ограничить своей власти, не совершая тем, вместе с народом, беззаконного (с монархической точки зрения)coupd'Etat3

. Ограничить Самодержавие — это значит упразднить Верховную Власть нравственно-религиозного идеала, или, выражаясь языком веры, упразднить Верховную Власть Божию в устроении общества. Кто бы это ни захотел, монарх или народ, положение дела от этого не изменяется. Совершается переворот,coupd'Etat. Но если народ, потерявши веру в Бога, получает, так сказать, право бунта против Него, то уж монарх ни в каком случае этого права не имеет, ибо он, в отношении идеала, есть только хранитель,depositaire" власти, доверенное лицо.

В отношении идеала монарх имеет не права, а обязанности. Если он, по каким-либо причинам, не желает более исполнять обязанностей, то все, что можно допустить, по смыслу принципа, есть отречение от Престола”.21

Дляпонимания того, что происходило накануне февраля 1917-го года, совершенно необходимо, хотя бы очень кратко, коснуться вопроса о русском дворянстве. Дворяне в допетровское время на Руси составляли, главным образом, военную и административную силу страны, были землевладельцами, стояли близко к народу, жили с ним, управляли им и никак не отличались по своему мировоззрению от него.

При Петре все это меняется.

“Служба дворянина делается постоянной: от нее избавляются только за дряхлость и увечья... До Петра служилый человек отбывал службу как бы за поместья, с Петра Великого он начинает нести ее, как член особого сословия — благородного дво-

II 22

рянства .

Таким образом, дворянство было в распоряжении государства, точно так же, как крестьянство у дворянства. При Петре путь к дворянству открывали чины, так что дворянство составлялось из разнообразных слоев, но у них быстро развивался сословный дух и сознание своего “благородства”. Дворянские земельные владения непрерывно возрастали от Петра до Александра I. Возрастало также и количество крепостных. До Петра крепостное состояние не было сословным.СПетра же дворянство получает исключительное право владеть крепостными. Дворянство, таким образом, являлось как бы представителем России перед Верховной Властью. Но все привилегии дворянства могли держаться только Царем. Крестьяне служили дворянам, а дворяне Царю. Лучшие дворяне проводили политику патриархальных отношений к своим крепостным. Но были, конечно, и другие отношения. По мере успехов просвещения вРоссииправа дворянстваиобязанности крепостных начинали всем казаться уже все более отжившими и рассматривались уже не как необходимость,азлоупотребление. Верховная Властьстоялана этой точке зрения.

Уже Александр I старался уничтожить крепостное право, а Николай I всю свою жизнь подготовлял освобождение крестьян. Произошло бы это освобождение значительно раньше, если бы дворянство не тормозило подготовку этого акта всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Дворянство просто не хотело отказаться от выгодного положения, созданного для него историей. А в распоряжении дворянства были средства весьма внушительные — вплоть до цареубийства. И величайшим подвигом Царского Самодержавия был 1861 год, когда Император Александр II после долгих лет оттяжек со стороны организованного дворянства обнародовал акт об освобождении крестьян от крепостной зависимости. С этого времени Россия вступила в новый период времени, период нового строя.

Кроме освобождения крестьян, Александр И дал стране целый ряд реформ, который совершенно изменил социальную структуру общества. И несмотря на все это, в стране начинается то движение, которое можно условно назвать конституционным. Стало распространяться мнение, что освобождение крестьян и другие реформы — только первый шаг к “окончательному” освобождению, каким считалось народное верховенство или суверенитет народа в государстве. Очень ходким выражением стало “увенчание здания”, то есть ограничение Самодержавия конституцией...23 Власть монарха казалась уже “отжившей”. И это движение проявилось с периода реформ со страшной силой и быстротой. Началась пропаганда отрицания религии. Это движение подрывало и Православие, и идею Царского Самодержавия, подрывало и психологическую настроенность к склонности к самодержавному царскому принципу. К этому движению присоединился социализм. Будучи вначале достоянием образованных слоев, он постепенно стал проникать и в народ, особенно в городах. Он совершенно отрицал религию и проповедовал идею социальной демократии. Появился новый общественный слой — интеллигенция. В этот слой входили как дворяне, так и разночинцы.

Тихомиров пишет:

«Новая "интеллигенция” унаследовала у старо-дворянской всю ее требовательность в отношении прав личности, но не имела ни силы, ни самостоятельности, ни тонкости личности стародворянского времени. Элементов устойчивости в ней поэтому было меньше, элементов самоуверенности и требовательности стало еще больше».24

Эта новая интеллигенция была слишком слаба как культурная сила, но сплачивалась на отрицании. Эта интеллигенция связала себя с новым космополитическим и революционным духом. В этой разношерстной интеллигенции появилось много нерусских элементов, которые стали захватывать влиятельную роль в областях, главным образом, либеральных профессий. Эта интеллигенция не только в своих крайних проявлениях, как социалисты, но и в умеренных, так называемых либеральных, отрицала державную силу, требовала не тех или иных мер, а просто устранения Верховной Власти и отдачи России им. Конечно, при таких условиях никакого сотрудничества быть не могло, оставалась борьба до полного уничтожения побежденного.

Верховная Власть не всегда это понимала, не могла представить, чтобы в стране с вековым укладом государственного устройства на религиозной основе могли существовать такие принципиальные ее враги. Зато эта самая интеллигенция, как “крайняя”, так и “либеральная”, прекрасно отдавала себе отчет в этом и систематически направляла все свои усилия к тому, чтобы всякий шаг развития страны обратить в безпощадную борьбу против существующего строя. Эта интеллигенция была и в рядах бюрократии и нередко стремилась к мероприятиям правительства, которые противоречили идее Самодержавия. Крайнее же крыло революционной интеллигенции перешло к системе политических убийств.

Что же происходило с народными массами после освобождения? Начиная с 1861 года, крестьяне стали терять свой прежний, крепко сложенный однообразный состав. С появлением заводской промышленности значительные массы крестьян устремились в города. Фабрика не давала в социальном отношении ничего, кроме деморализации. В скором времени фабричное население стало нести свое влияние и в деревню. На фабрике нашла себе почву отрицательная и социалистическая пропаганда.

Кто же остался около Верховной Власти в это время? Остались ее бюрократические служебные органы. Бюрократия, насаждаемая с Петра и, в особенности, усиленная с Александра II-го, разъединила Царя и народ в момент, когда их единение было совершенно необходимо. Что касается Земства, то участие крестьян в нем было минимально, а дворяне, в кем работавшие, на самом деле были политиканствующими интеллигентами. Земство больше думало о своем политическом укреплении, чем о своей работе. Правительство, в свою очередь, стало с недоверием смотреть на земство, вернее на его тенденцию расширить свою компетенцию.

На Московской Руси единению Царя с народом помогала Церковь. В Петербургский период Церковь сама была отрезана от Верховной Власти, с подчинением той же бюрократии, как и вся нация.

Широкие круги интеллигенции, требовавшие “увенчания здания”, требовали, конечно, парламентарного строя. Отвергая эти требования, власть давала только бюрократическую опеку и централизацию правительственных учреждений. Таким образом, бюрократическое всевластие соединяется с социальной расшатанностью. И это начало проявляться во всех сферах: и гражданских, и духовных. Наконец, началось движение, до сих пор незнакомое в России, - объединение нерусских народностей с русскими революционерами. Появляется коалиция сил, которая всеми силами старалась свергнуть Самодержавную Монархию.

Еще до убийства Императора Александра П-го Достоевский писал в своем дневнике:

“Безбожный анархизм близок — наши дети увидят его. Интернационал распорядился, чтобы европейская революция началась в России, и начнется, ибо нет у нас для нее надежного отпора ни в управлении, ни в обществе. Бунт начнется с атеизма и грабежа всех богатств, начнут низлагать религию, разрушать храмы и превращать их в казармы и стойла, зальют мир кровью и потом сами испугаются”.25

И затем:

"Да, новый дух придет, новое общество восторжествует. В этом не может быть никакого сомнения. И этот злой дух близок

• наши дети узрят его. Мир спасется уже после посещения его злым духом”.26

В этой цитате интересно одно выражение:

“...Интернационал распорядился".

Что же это такое этот интернационал? Одна ли это организация, или под этим словом надо понимать что-либо другое? Под этим словом надо понимать ту вековую ненависть, которую питал Запад в отношении России. В этой ненависти сплетаются религиозные, социальные, политические, экономические и расовые элементы этой вражды к государству с совершенно чуждым и непонятным Западу нравственным идеалом. Самодержавный Царь, Помазанник Божий, носитель Верховной Власти одной шестой части всей вселенной был ненавистен Западу, который свою политическую жизнь к тому времени устроил на совсем других началах. Ниспровергая “алтари и троны” или устраивая их так, что эти “алтари и троны” были послушными марионетками в руках тех сил, которые держали в своих руках уже все нужное для контроля над послушными исполнителями их воли, “они” не могли, конечно, допустить такого явления, как Русское Православное Царство. Действовали они и через социалистические партии, разжигая классовую ненависть, и через масонство, проникшее во все слои общества, не исключая членов Династии, и через продажную прессу; и использовали многолетнюю неприязнь Англии, и спровоцировали Германию для выступления против России, имея конечной целью уничтожение монархии в трех Империях, и торжество так называемой демократии, на самом деле ничего общего не имеющей с подлинными интересами закабаленных народов. Излишне, конечно, говорить, что интернациональный капитал принимал в этом самое живое участие. Остается только удивляться, как легко пошел русский народ во всех своих слоях на эту губительную приманку. Променять свои подлинные национальные интересы, свою идеологию такого самобытного государственного бытия, как Самодержавие, отказаться от нашего Русского Православия как национального мировоззрения в угоду совершенно несуществующему нигде в природе народовластию, когда от имени народов говорят и правят совершенно безпринципные и безнравственные лица, когда уничтожается вековой уклад и быт людей, когда от них отнимается вся радость жизни, все нравственные устои жизни нации и взамен дается только заведомо ложное утверждение о “свободе” человека. Какой свободе? Свободе от тех заветов, которые нам дал Сам Господь - “Люби Господа всем сердцем и всем помышлением”27 илюби ближнего своего, как самого себя (Лев. 19, 18), и заменой их ненавистью, ложью и торжествующим злом.

Глава II

АЛЕКСАНДР П. АЛЕКСАНДР III. ПЕРВЫЕ ГОДЫ ЦАРСТВОВАНИЯ НИКОЛАЯ II

жя ласто в жизни человека переживания детских и юныхf Щ/Ш лет налагают отпечаток на всю последующую жизнь.

В особенности это заметно обнаруживается, когда это касается носителей Верховной Власти. Так обиды, которые терпел Грозный от бояр, будучи ребенком, никогда не были Им забыты и привели в конце концов к Опричнине.

Малолетний Петр, присутствуя во время стрелецкого возмущения при смерти своего дяди Нарышкина, затаил недобрые чувства не только к стрельцам, но и к Москве. Эти недобрые чувства привели впоследствии к фатальному истреблению старого уклада жизни.

Нелюбовь Екатерины П-ой к своему сыну Павлу и постоянные обиды от ее фаворитов и от нее самой сделали Павла угрюмым и подозрительным.

Совершенно неправильное воспитание Александра I под руководством республиканца и масона Лагарпа создает тот двойственный характер этого Государя, который губительно отзывался на судьбах России.

Бунт декабристов, который всегда был так близок сердцу “прогрессивной” части нашей общественности, в первый день царствования Государя НиколаяI-го наложил неизгладимый отпечаток на характер его правления. И было от чего. Ведь в программе этих сторонников “гуманности и прогресса” первым пунктом числилось истребление всей Царской Семьи. Они были теоретическими, так сказать, предтечами убийц из Ипатьевского подвала. И несмотря на это, Император Николай I посылает в Сибирь Жуковского для того, чтобы дать сосланным всевозможные облегчения, но от имени самого Жуковского, строжайше запретив говорить, что эти льготы исходят от него. Но и Толстой, и Мережковский, и все “прогрессивные” люди называли Государя Николаем Панкиным. Кстати, как неприятно даже писать это слово.

“Прогрессивный блок” (о котором речь еще впереди), “прогрессивное человечество” (любимое выражение советской прессы) и "прогрессивный паралич” (садиста Ильича, 100-летний юбилей которого собираются отпраздновать Объединенные Нации), несомненно, имеют какую-то между собой внутреннюю связь. И это не только каламбур, а самая настоящая реальность.

Убийство Императора Александра П-го, Царя-Освободи- теля, давшего свободу миллионам русских людей, — одно из самых отвратительных преступлений, которое могли совершить только настоящие изуверы. Они такими и были. Как было искалечено сознание этих людей, как искажено представление о добре и зле! Конечно, это злодеяние не могло не оставить глубокого следа в сознании молодого Императора Александра III. И прав был, конечно, Победоносцев, когда он говорил Александру III, чтобы Государь повел вверенное Ему Богом Государство Российское по пути Самодержавия, а не западного парламентаризма.

Император Александр III своей властной рукой остановил революционное движение, спрятавшееся в подполье, и дал тринадцать лет спокойствия стране. Сейчас мы вспомним все нападки на Царскую Власть в ее кровожадности, насилии, жестокости и прочие измышления. А ведь после бунта декабристов, т.е. вооруженного восстания против существующего строя, было повешено только, пять человек, а после убийства Императора Александра П-го столько же. И после суда, который длился так долго, сколько нужно было для подлинного правосудия.2®

Во время убийства Александра II его внуку Николаю было тринадцать лет. Это возраст, когда уже человек отдает себе отчет в том, что происходит, что его окружает. И смерть деда, конечно, тоже осталась в памяти царственного юноши.

Император Николай II родился в мае 1868 года в день Иова Многострадального, и это обстоятельство значительно позже Государем рассматривалось, как Божие предопределение. Вопреки чрезвычайно некомпетентному, но весьма распространенному мнению русского “передового” общества, Государь получил очень тщательное образование. После общеобразовательного курса Наследник Престола получил высшее юридическое и военное образование. Среди его профессоров были такие известные авторитеты, как К. Победоносцев, Н. Бунге, Е. Замысловский, генералы М. Драгомиров и Г. Леер. Военный стаж проходил в гвардейских частях всех трех видов оружия. Принимал участие в заседаниях Государственного Совета и Комитета Министров.

Мировоззрение Государя, определившееся еще до восшествия на Престол, было таким же, как и у его отца. Основой его взглядов была незыблемая вера в Бога и в свой долг. Он, как и его самодержавные предки, полагал, что вся ответственность за судьбы государства лежит на нем, он отвечает перед Богом за них.

Государь обладал большим личным обаянием. Будучи тщательно воспитанным, он производил чарующее впечатление на своих собеседников, часто недоброжелательно к нему относившихся. Но была у Государя еще одна черта, которая сы фала решающую роль в конце его царствования — Государь не обладал властным авторитетом личности, в нем не было той внутренней мощи, которая заставляет людей безпрекословно повиноваться, иначе говоря, Государь не обладал даром повелевать. Это совсем не значит, что Государь был слабоволен, как это часто утверждают, отнюдь нет, он умел настоять на исполнении своих решений, которые оспаривались его министрами. Чтобы выразиться яснее, скажу, что Государя не боялись. А власть, в особенности Верховная, должна внушать это чувство. Надо правильно понять этот термин. Мы говорим часто, что “он Бога не боится”. Вот этот страх Божий можно сравнить с тем чувством, которое подданные должны испытывать к своему Государю. Император Николай II этого чувства своим подданным не внушал. Очень мягкий, добрый, чрезвычайно деликатный и чуткий, он казался многим или слабовольным, или безчувственным. Государя часто упрекали в том, что он, увольняя своих министров, не говорил им об этом, а извещал в письменной форме. Это происходило от особого свойства Государя избегать говорить неприятные вещи, и часто вело к ложному пониманию его характера. Мнение о слабоволии Государя не соответствовало действительности. Несмотря на сопротивление своих родителей, он настоял на своем браке с Принцессой Алисой Гессенской, хотя борьба эта продолжалась несколько лет.

По натуре очень скромный, Государь не любил пышных торжеств и этикета и любил семейную обстановку и спокойный уклад жизни. Уже с молодых лет он владел собой настолько, что казался, как уже было сказано раньше, безчувственным.

В первые годы царствования Государя большим влиянием на него пользовался обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев. Известный юрист, профессор гражданского права.

Победоносцев был ярым противником парламентского строя. В своем “Московском Сборнике 1896 г.” он пишет следующее:

“Парламентское правление ~~ великая ложь нашего времени. История свидетельствует, что самые существенные плодотворные для народа и прочные меры и преобразования исходили от центральной воли государственных людей или от меньшинства, просветленного высокой идеей и глубоким знанием; напротив того, с расширением выборного начала происходило принижение государственной мысли и вульгаризация мнения избирателей”.29

“Вместо неограниченной власти монарха мы получали неограниченную власть парламента с тою разницей, что в лице монарха можно представить себе единство разумной воли; а в парламенте нет его, ибо здесь все зависит от случайности, так как воля парламента определяется большинством... Такое состояние неотразимо ведет к анархии, от которой общество спасается одной лишь диктатурой, то есть восстановлением единой воли и единой власти в правлении”.10

Как уже было сказано раньше, Император Александр III за короткое свое царствование внес успокоение в стране. Как только на Престоле появился Император Николай II, сразу начались какие-то разговоры на тему “увенчания здания”, печатались статьи, как будто приветственные по адресу молодого Монарха, а вместе с тем зондировали почву по тому же самому поводу. Ведь наша интеллигенция (включая объединенное дворянство и земство) считало преимущества западных государственных форм совершенно безспорными и очевидными. Выступая и на земских собраниях, и повсюду, говорили на эту же тему. Государя как бы вызывали дать ответ на все эти по существу конституционные пожелания. Молодой монарх честно ответил, не желая вводить кого бы то ни было в заблуждение:

“Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся безсмыслен- ными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, Я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала Самодержавия также твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный родитель”.31

Сразу после этой речи интеллигенция начала свою революционную агитацию в тех или иных формах.

На кого же молодой Царь мог опереться? Бюрократия и на этот раз не дала сомкнуться силам, верным Престолу.

“Передовая” общественность сразу увидела, что Государь, не обладая той непреклонной волей, какая была у его отца, является тем лицом, который должен был, по их убеждению, уступить так или иначе их пожеланиям.

То время не могло создать подлинно патриотического движения, движения широких масс, на которое мог бы опереться Монарх. Идея Народной Монархии была тогда незнакома, за исключением единичных случаев, русской общественности. А как плодотворно могла бы развиться общественная жизнь, если бы эта идея проникла в сознание людей того времени! Проводя нужные реформы, превращая постепенно сословный характер Российской Империи в безсословное государство, уничтожая привилегии высших слоев общества и заменяя бюрократию молодыми талантливыми силами, Русская Православная Монархия была бы сильнейшим государством и никакие враги ей не были бы страшны.

И все же наши Государи шли по этой дороге. Уже реформы Александра П-го изменили значительно социальный облик России. Дворянство, как сословие, беднело с каждым годом. Крестьянству же, наоборот, уже к 1900 году принадлежало 160 миллионов десятин земли — более чем на три четверти удобной; дворяне имели 52 миллиона (около половины — леса и неудобные земли); а всем другим владельцам (купцам, иностранцам, городам, акционерным компаниям и т.д. и т.п.) - около 30 миллионов (преимущественно удобных земель).32

Но крестьянская “община”, как раковая опухоль на теле государства, тормозила все преобразования, которые исходили от Верховной Власти. Ее (общину) берегли как левые, так и правые круги по разным, конечно, причинам. Правые считали общину одним из устоев государства, левые рассматривали общину как практическое приложение социалистических принципов в русской деревне. Весь вред общины заключался в том, что земля считалась принадлежащей “миру”, который мог перераспределять ее между своими членами и устанавливать правила и порядок обработки земель. Общинное землепользование тормозило деятельность хозяйственных крестьян, оно способствовало уравнению, но препятствовало повышению общего благосостояния деревни. Кроме того, крестьянин, желавший выхода из общины, должен был получить согласие двух третей ее членов. И правильно подошел к этой проблеме только Столыпин, который появился на политической арене уже после 1905 года.

Государь много сделал для улучшения быта рабочих. При нем рабочий день с тринадцати часов вдень был сведен к 11,5 часам и 10 часам в субботы и предпраздничные дни. (В Европе в то время рабочий день равнялся 12 часам). Много сделал он в области просвещения. Я не буду приводить сейчас статистические данные, имеющиеся в моем распоряжении, так как это отвлекло бы от основной темы. Приведу только цитаты И. Со- лоневича по этому поводу. Они интересны для объяснения того факта, что все меры, исходившие от власти, принимались “в штыки” русской общественностью, не только крайне левой и либеральной, но и сравнительно умеренной.

«Россия до 1905 года задавалась в тисках сословно-бюрократического строя — строя, который "самодержавие” медленно, осторожно и с необычайной в истории настойчивостью вело к ликвидации и без всякой революции. Не надо забывать: Россия того времени была единственной из культурных стран мира, в которой не существовало никакого народного представительства, в которой существовала предварительная цензура печати, паспортная система, чисто сословная администрация и неполноправная масса крестьянства. Социально-административный строй России был отсталым строем. Эго положение никак не касается монархического принципа вообще, ибо монархи, как и генералы, “бывают разные”. В России до 1905 года существовала монархия, "ограниченная цареубийством” и сдавленная пережитками крепостничества.

Государь Император Николай Второй был, несомненно, лично выдающимся человеком, но “самодержавным” Он, конечно, не был. Он был в плену. Его возможности были весьма ограниченными — несмотря на Его “неограниченную” власть, и если при Императоре Николае Первом Россией правили “сто тысяч столоначальников”, то при Императоре Николае Втором их было триста тысяч. Правили нацией, по существу, они. По существу, страна боролось против них. Но против них же, правда, в других формах, боролось и “самодержавие”. Таким образом, обе линии совпадали — линия монархии и линия нации. И все шло более или менее гладко до военных катастроф Японской войны.

Страна была охвачена патриотическим подъемом. Потом он стал гаснуть. Ни одной победы. Нация, исключительно талантливая, энергичная и боеспособная, начала искать виновников. Генерал Куропаткин был результатом данного социального строя. Устарелый правящий слой страны не годился никуда.. Из установления этого — совершенно безспорного факта — был сделан, по меньшей мере, спорный вывод: долой самодержавие”. Спорный потому, что “самодержавие” не связано ни со слоем, ни со строем: монархия может быть и крепостническая, и социалистическая, а "самодержавие” в старой Москве означало — в переводе на нынешний язык — национально-суверенную Монархию, ограниченную и Церковью, и Соборами, и традицией. В Санкт-Петербурге 18-го века оно обозначало монархическую вывеску над диктатурой дворянства, и в 19-ом столетии оно означало центральную единоличную власть, “ограниченную цареубийством” и пытавшуюся вернуться к Московским истокам этой власти».33

Государь находился в чрезвычайно тяжелом положении. Он, конечно, понимал, что России нужны реформы почти во всех областях государства, и как умный и образованный человек, а главное, как человек кристаллической честности, он самоотверженно был предан исполнению того, что почитал своим царским делом. Среди министров Государя за все Его царствование были люди и умные, и исполнявшие свой долг в отношении Монарха и страны. Имена Сипягина, П. Дурново и, в особенности, П.А. Столыпина, говорят сами за себя. Меня могут спросить: а где же Витте, Коковцев, Кривошеин и другие? О всех этих сановниках я скажу в другом месте, упомяну только вскользь, что моральный облик одних и некоторые “высказывания” других не позволяют отнести их к той же категории, как вышеупомянутых лиц. Еще до Японской войны и событий 1905 года почти вся наша интеллигенция была охвачена болезненным состоянием опорочивания всего, что исходило от власти, критического отношения ко всем мероприятиям правительства из принципа. И каждый, кто осмеливался не разделять этих взглядов, заносился на “черную доску”. Писатели, художники, журналисты, профессора, земцы — все проходили через эту “общественную цензуру”.

Крайние течения в лице таких организаций, как “Союз Борьбы за Освобождение рабочего класса”, “Бунд” и другие, вели усиленную пропаганду среди рабочих. Будучи непримиримыми противниками существующего строя, они всякое недовольство стремились использовать в своих целях - устройства революции. Вызывая демонстрации, устраивая забастовки, они толкали рабочих на предъявление все более высоких требований. Они заражали атмосферу ненавистью и озлоблением невиданных до этих пор размеров. Наряду с рабочими кругами социалисты уделяли большое'внимание студентам. Ведя пропаганду в студенческих “землячествах", они пользовались любым случаем, чтобы дискредитировать, очернить Верховную Власть. Ходынская катастрофа, торжественный прием Государя во Франции — все было использовано для вызова волнений, запрещенных сходок, демонстраций, бойкота неугодных им профессоров и прочее.

"В пассивном сочувствии, — пишет С. Ольденбург, — значительного большинства русского образованного общества была главная сила студенческих волнений”.14

Да, “либеральная” и даже “умеренная” интеллигенция своим сочувствием толкали социалистов всех толков на все более радикальные эксцессы. Кстати, о “толках” социализма. Марксизм приобретал все больше сторонников, и не только в специфических кругах политиканов, но и в интеллектуальных кругах общественности. Целый ряд профессоров, как юристов, так и экономистов, признавали марксизм научной категорией, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

За границей было основано общество “Освобождение”, которое под эгидой вот этих господ начало ту отвратительную работу “изобличения” власти, которая, к превеликой радости извечных врагов России, свелась к обливанию грязью всех начинаний нашей Верховной Власти. Правда, значительно позже, уже в эмиграции, эти люди “раскаялись”. Из бывших марксистов мы знаем людей, которые стали впоследствии профессорами Богословия и даже священниками. Но, странное дело, уже “раскаявшись”, они продолжали писать странные вещи, в философии под именем русской идеи приписывать свои собственные шатания и отсутствие стойких взглядов всему русскому народу, в Богословии явно еретические измышления возводить чуть ли не в догматы, в периодической печати под видом “правых” вводить неискушенных читателей в заблуждение. И это уже здесь, в эмиграции, после всего того, что произошло!

Когда я стал интересоваться событиями русской катастрофы, я между другими занятиями стал усердно штудировать марксизм. Я дал себе труд проштудировать все труды К. Маркса, Энгельса, кроме них, Лассаля, Фейербаха и других. После них принялся за Плеханова, Ленина и даже Сталина. Я старался понять, почему люди с подлинным интеллектом и большой эрудицией становились марксистами, я старался найти этот магнит, который притягивал к себе всех этих людей, я старался понять и осознать “научность” этого учения. Читал все в подлинниках, чтобы избежать возможных неточностей в переводах, перечитал всех комментаторов марксизма и за, и против.

Чем больше я углублялся в изучение марксизма, тем больше я приходил к убеждению, что человек с неповрежденным сознанием, человек с твердым убеждением и верой, в силу нравственных категорий, не может быть последователем этого учения, не может признать “научности” и диалектического, и исторического материализма. Во всех выводах Маркса видна предвзятость, преднамеренность и стремление загнать настоящую действительность в свои искусственные формулировки.

О русских марксистах я и не говорю. Еще Плеханов пишет так, как полагается образованному человеку, если не считать, конечно, всей предвзятости его произведений. Но уже Ленин, этот “гуманист” (как легко теперь черное называть белым!) пишет так, что человек, который разбирается в философии и социологии, видит сразу, что все “научные" высказывания “Ильича” рассчитаны на людей несведущих или приемлющих его положения по причине, ничего общего с наукой не имеющие. Человек без законченного образования, прочитавший только то, что нужно было для демагогии, рассчитанной на полуинтеллигенцию (самый опасный слой общества!), считается одним из “гениальных” творцов “гуманитарной и прогрессивной” социологии! А язык! Все эти “помещичьи сынки”, “поповщина” — это же перлы непревзойденной пошлости, убогости мышления и отсутствия подлинного интеллекта! Зато сколько злобы, ненависти и безпредельной лжи! В этом он, конечно, гениален.

О “Вопросах Ленинизма” и прочих писаниях Сталина я говорить не буду — все это рассчитано на несчастных людей, которые должны это “принимать всерьез”. Без принуждения “изучать” эту макулатуру можно только в моем случае, когда я заставил себя все это прочесть, чтобы изучить совсем другой вопрос. И все же я до сих пор не могу понять, как все это можно принимать всерьез?! Точно так же, как не могу понять людей, которые всерьез изучают “розовые” и “голубые” периоды в “творчестве” Пикассо. А ведь изучают! И выпускают многотомные труды этих исследований.

Я отклонился от темы, желая показать, как увлекалась русская интеллигенция этими нерусскими учениями, забывая свои русские, подлинно духовные ценности, забывая свои подлинные обязанности русских людей, изменяя инстинкту того исторического сознания, которое тысячу лет строило русскую государственность. Но этому сознанию не изменял никогда и не изменил до конца Император Николай II.

2 Зяк, .)013

ГлаваIII

ОСНОВЫ САМОДЕРЖАВИЯ, ЧИН КОРОНОВАНИЯ.

предыдущей главе мы говорили о том, что Государь до\ Ж^самой своей мученической смерти остался верен прин- -^^ципам Православного Самодержавия. Сейчас я приведу выдержки из “Царской Власти” М. Зызыкина, который описывает Священное Коронование и Миропомазание Императора (статьи 57 и 58 Основных Законов) и которые являются основой того мировоззрения, которому Государь был всегда верен.

Уже в статье 1-ой говорится, что власти Самодержавного •Монарха повиноваться не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает, потому что подвиг его самодовлеющей власти освящен Церковью. Священное коронование производится, согласно статье 57 Основных Законов, по чину, установленному Православной Церковью. Этот чин заимствован из Византийской Церкви. Статья 58 упоминает, что перед Священным Коронованием Царь читает Исповедание Православной Веры. Без Священного Коронования и Миропомазания Царская Власть теряет свою основу и свой смысл, так как без них нет Царской Власти как священного чина, а только простая человеческая власть, ничем не отличающаяся от всякой другой человеческой власти.

Вот что описывает М. Зызыкин:

«Священное Коронование начинается молебном святителю Петру Митрополиту Московскому как виновнику объединения Руси во главе с Москвой и святому Сергию Радонежскому как освободителю от ига неверных. Перед приступлением к Коронованию, когда Государь всходит ка трон, венчающий иерарх становится перед Государем и вопрошает:

“Благочестивейший Великий Государь Наш, Император и Самодержец Всероссийский! Понеже благословением Божиим и действием Святаго и Всеосвящающаго Духа и Вашим изволением имеет ныне в сем первопрестольном храме совершиться Вашего Величества Коронование и от святаго мира помазание; того ради по обычаю древних христианских Монархов и Боговенчан- ных Ваших предков, да соблаговолит Величество Ваше в слух верных подданных Ваших исповедать Православную Кафолическую Веру. Како веруеши?”

По прочтении Государем исповедания Веры венчающий иерарх возглашает:

“Благодать Пресвятаго Духа да будет с Тобой”.

И начинает молебен с особыми прошениями в возглашаемой диаконом ектенни:

“О еже благословитися Царскому Его венчанию благословением Царя Царствующих и Господа Господствующих”».33 И так далее.

«После чтения Евангелия на Императора Патриарх возлагает порфиру со словами: “Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа", крестит преклоненную голову Государя, возлагает на нее крестообразно руки и читает молитву:

“Господи Боже наш, Царю царствующих и Господи господствующих...”»36 И так далее.

«Затем по возгласу диакона все преклоняют голову, и венчающий иерарх читает другую молитву:

“Тебе Единому Царю человеков подклони выю с нами, Благочестивейший Государь, Ему же земное царство от Тебе вверено: и молимся Тебе. Владыко всех, сохрани Его под кровом Твоим, укрепи Его царство, благоугодная Тебе деяти всегда Его удостой, воссияй во днех Его правду и множества мира, да в тихости Его кроткое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и честности. Ты бо еси Царь мира и Спас душ и телес наших, и Тебе славу воссылаем Отцу и Сыну и Святому Духу ныне и присно и во веки веков”.

Патриарх принимает корону и передает ее Императору, Который сам ее надевает при возгласе Патриарха:

“Во имя Отца и Сына н Святаго Духа. Аминь.”

После он читает молитву:

“Видимое сие и вещественное Главы Твоея украшение, явный образ есть яко Тебя, Главу Всероссийского народа венчает невидимо Царь славы Христос, благословением Своим благостным утверждая Тебе владычественную и Верховную Власть над людьми Своими”.

Затем Патриарх вручает в правую руку скипетр, а в левую жезл...

После коленопреклоненной молитвы Государя, ...Государь становится перед троном, а Патриарх и все присутствующие опускаются на колени и Патриарх от лица народа читает молитву:

“Боже великий и дивный, неисповедимою благостию и богатым промыслом управляй всяческая, Его же премудрыми, но неиспытанными судьбами...”37

Затем после приветственной речи венчающего иерарха начинается литургия, в течение которой Император сидит на троне в полном облачении, в известные моменты литургии вставая и снимая корону.

Перед причащением два архиерея подходят к Государю, и один из них возглашает:

“Благочестивейший Великий Государь Наш Император и Самодержец Всероссийский, Вашего Императорского Величества Миропомазание и Святых Божественных Таин приобщения при- ближися время: того ради да благоволит Ваше Императорское Величество сея Великия Соборныя Церкви к Царским Вратам”.

Там у алтаря совершается миропомазание на челе, на очах, ноздрях, устах, ушах, персях н руках с известным сакральным возгласом. Один из митрополитов затем вводит Императора внутрь алтаря для причащения Святых Христовых Тайн по Чину Царскому, то есть как и священнослужители. После Литургии Царь поклоняется праху предков в Архангельском соборе».31

“В молитве своей во время Священного Коронования за народ Царь внутренно соединяется с народом. В этом священнодействии заложена не идея личного блага, а идея веры в то, что только благодатной силой свыше может строиться Царство. Царь для народа — Помазанник Божий”.39

Сколько красоты и глубокого смысла в этом обряде! Какая благодатная идея заложена в нашем Русском Самодержавии! Невежды называют Самодержавие абсолютной монархией. Это не соответствует действительности. Монархия может быть: абсолютной, самодержавной, деспотией и конституционной.

В первом случае неограниченная власть монарха не признает для себя никаких высших обязательных начал и, сливая себя с государством, приписывает ему и себе всемогущество (L'etat —c'estmoi*).40

Во втором - монархическое начало есть выражение того нравственного начала православия — смирения перед промыс-

'L'etat-c’estmoi (фр.)-“Государство-этоя”(ред.),

лом Божиим, указующим носителя власти и подвига, которому народное миросозерцание усвояет значение верховного принципа жизни.

В третьем — рабская покорность без ясного представления о нравственном идеале.

И, наконец, в четвертом — власть монарха является номинальной: он является только представителем нации, подлинная же власть принадлежит парламенту, который в лице правительства, составленного из случайного большинства, правит страной. Излишне говорить, что это большинство может быть и национал-социалистическим (что имело место в Германии) и коммунистическим. Какие из этого получаются последствия, мы все хорошо знаем.

Пишу я подробно об этом потому, что надо выяснить, почему эти высокие принципы Государственной власти в России в концеXIX-го и начала XX-го века были в таком пренебрежении среди русской общественности. Мы знаем, что основой Верховной Власти в России было религиозное сознание народа. Что же произошло с этим религиозным сознанием народа в это время? В этом вопросе нам поможет разобраться Архимандрит Константин в своей “Памяти последнего Царя”.

«Профессор Киевской Духовной Академии В. Певницкий в своей статье “Об отношении к Церкви нашего образованного общества” пишет:

"Издревле Русь называлась Святой Русью, и охранение чистоты и целости Православия она считала своим призванием. А что ныне? Может ли Русь по-прежнему называться Святою Русью? Не потускнело ли это светлое титло, которым прежде украшалось наше отечество? Если бы восстали из гробов наши благочестивые предки и посмотрели бы на нынешнее шатание умов, на современное непочтительное отношение к Церкви и ее уставам нашего образованного передового общества, они удивились бы изменению наших нравов, и чувства их терзались бы от глубокой скорби при виде оскудения в нас духа благочестия...

Представьте себе святую православную веру, хранимую в Церкви, посланницею небес. Она — вера откровенная; она свыше, от Разума Божественного ниспослана нам, и ей, этой небесной посланнице, поручено освещать наше темное сознание и указывать нам путь спасения. Где же среди нас обиталище ее, и где ее принимают? Принимают ее люди простые, держащиеся руководства Церкви. Но нет ей благоприятного приема там, где,

по-видимому, должен быть особенно слышен н понятен голос ее. Она хотела бы занять и утвердить себе место среди руководителей общественного мнения, заправляющих печатным словом. Но многие ли здесь принимают ее и признают своей руководительницей? Едва ли не большинство сторонится от нее и ищет себе других руководителей, чуждых и даже прямо враждебных ей. Если и слышен инде голос ревнителей и чтителей веры, то он совершенно заглушается шумными голосами людей, знать не хотящих указаний веры и нередко подвергающих глумлению суждения, на ней основанные. Читайте и перелистывайте наши светские газеты и журналы: чувствуется ли в них такой тон, чтобы вы могли сказать, что это говорят люди воспитанные в православии? Редка, весьма редко”».

После целого ряда цитат Архимандрит Константин пишет:

«Достаточно на этом, бегло нами обрисованном фоне представить себе облик нашего последнего Царя, чтобы реально ощутить ту непроходимую пропасть, которая лежала между Государем Императором Николаем Александровичем и русской общественной средой.

Отчужденное одиночество — вот на что был обречен этот истинный и истовый православный христианин на Престоле Православного Царя. Теми именно свойствами своими, которые делали из него идеального Русского Царя, Он становился загадочным и непонятным ‘‘лучшим” людям своей Земли! Вот корень национально-общественной трагедии всего Его царствования, вот корень катастрофы, которая вырастала из этой траге-

41

дни».

Глава IV

ЯПОНСКАЯ ВОЙНА. ВИТТЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ МИРА. РЕВОЛЮЦИЯ 1905 ГОДА. МАНИФЕСТ 17 ОКТЯБРЯ. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА

политической системы, которая если и не исключала бы войн, то ограничила бы рост вооружений. Но обращение Государя к великим державам успеха не имело. Вильгельм II, например, заявил, что “в своей практике я и впредь буду полагаться и рассчитывать только на Бога и на свой острый меч”. В менее резкой форме так же высказались и государственные деятели других стран. И все же Гаагская конференция 1899 года сыграла свою роль в мировой истории. С. Ольденбург пишет: «Когда собралась9ноября1921года Вашингтонская конференция по вопросу о морских вооружениях, северо-американ-скийпрезидент Гардикг в своей вступительной речи вспомнил, кому принадлежал первый почин в этом деле.

“Предложение ограничить вооружения путем соглашения между державами — не ново, “ сказал американский президент. — При этом случае, быть может, уместно вспомнить благородные стремления, выраженные 23 года назад в Императорском рескрипте Его Величества Императора Всероссийского".

И процитировав почти целиком “ясные и выразительные” слова русской ноты 12 августа, президент Гардинг добавил:

“С таким сознанием своего долга Его Величество Император Всероссийский предложил созыв конференции, которая должна была заняться этой важной проблемой”».42

Значительным событием в царствование Императора Николая П-го была война с Японией и последовавшие после нее революционные события. Война эта была неизбежной. С самого почти начала своего царствования Государь уделял особое внимание вопросам Дальнего Востока или так называемой “большой азиатской программе”. Государь понимал, что такая Великая Держава, как Российская Империя, не может быть запертой на континенте и не иметь выхода к Тихому океану. И Государь сделал все возможное (это “безвольный" и “безха- рактерный”-то человек!), чтобы добиться своей цели - выходак океану. Но, как всегда, русское общество и здесь оказалось не на высоте.

Ольденбург пишет:

«Примечательно— и трагично, что “большая азиатская программа”, оцененная по достоинству иностранной дипломатией, встречала полное непонимание в русском обществе, которое что-то лепетало о “манчжурской авантюре" и готово было искать причины русской политики на Дальнем Востоке, единой в течение всего первого периода царствования Государя, в материальной заинтересованности каких-то "царских адъютантов”, ...в лесных концессиях на территории Корен. Это поняли задним числом и представители русского "марксизма”...

"Нет более убогого взгляда на вопрос, чем взгляд буржуазных (? —В.К.) радикалов, сводивших все дело к концессионной авантюре на Ялу”, — пишет коммунистический "Красный Архив” и повторяет в другом месте:

"Концепция об авантюризме различных придворных клик является не только недостаточной, но и убогой”»/3

И, конечно, Япония была главным препятствием на этом пути русского продвижения. Но Государь не хотел столкновения до того времени, когда будет закончен Великий Сибирский путь. Понимала это и Япония, которую всячески поддерживала Англия, и без объявления войны (обычная тактика Японии) она начала военные действия против России.

Военные неудачи вызвали кампанию против власти под флагом критики ведения войны.

Враги власти, пользуясь общим настроением недовольства, преувеличивали недочеты, извращали факты. А в Париже произошла в это время первая встреча “конституционалистов” с революционными партиями. С одной стороны — князь П. Долгоруков, П. Милюков, П. Струве, и с другой стороны — Чернов, Натансон и... Азеф. Какое трогательное единение! Впрочем удивляться нечему, как мы увидим позже, масонство объединяло и не только этих лиц. На совещании вынесли резолюции об “уничтожении самодержавия” и об его замене “свободным демократическим строем”, а также о “праве национального самоопределения” народностей, населяющих Россию. Здесь налицо все элементы государственной измены: и ниспровержение существующего строя, и раздел России, то есть все то, чего так страстно добивались интернациональные силы. Пусть не удивляет на этом совещании присутствие Рюриковича — позже мы увидим, как участвовали в гибели нашей Родины члены Династии.

С. Ольденбург пишет:

«Внутренние волнения в России были необходимы Японии, как воздух. Несомненно, она дорого дала бы, чтобы их вызвать. Имела ли она возможность это сделать и в какой мере она это делала?

...Следует различать два понятия: неверно было бы утверждать, что революцию делали за иностранные деньги. Люди, отдававшие все свои силы делу революции, готовые отдать за нее и жизнь, делали это не ради получения денег от кого бы то ни было. Но в известной мере революция делалась на иностранные деньги: внутренние враги русской власти (вернее — часть их) не отказывались от помощи ее внешних врагов. Об одном факте такого рода, относящемся к зиме 1904-1905 годов, открыто пишет в своих воспоминаниях руководитель Боевой организации (“Генерал БО" Р. Гуль —В.К.) социалист-революционер Б. Савинков.44

“Член финской партии активного сопротивления Конни Циллиакус сообщил Центральному Комитету, что через него поступило на русскую революцию пожертвование от американских миллионеров в размере миллиона франков, причем, американцы ставят условием, чтобы эти деньги пошли на вооружение народа и распределены были между всеми революционными партиями. Центральный Комитет принял эту сумму, вычтя 100.000 франков на Боевую организацию”.

«В “Новом Времени", — писал далее Савинков, — весною 1906 года утверждали, что это пожертвование сделано не американцами, а Японским правительством, но нет оснований сомневаться в словах Конни Циллиакуса”...

Английский журналист Дилон — определенный враг Царской Власти — написал в своей книге “Закат России”:

“Японцы раздавали деньги русским революционерам известных оттенков, и на это были затрачены значительные суммы. Я должен сказать, что это безспорный факт”.

Отом же свидетельствует в своих мемуарах бывший русский посланник в Токио барон Р. Розен».41

Так много описываемое “кровавое” 9-ое января было спровоцировано Талоном, который под влиянием Рутенберга (который позже его и “казнил”) и других вожаков социалистов повел тысячные толпы забастовавших рабочих ко Дворцу с заведомо невыполнимыми требованиями. Власть не могла допустить этой провокации, и в результате были убитые и раненые.46

Эго было как бы началом революции. Волнения возрастали, и дворянские собрания и земцы вели себя вызывающе, забыв, что страна ведет тяжелую войну с внешним врагом. В общем, это была генеральная репетиция февральской революции 1917 года, благополучно все же закончившаяся, не в пример 1917 году, когда не оказалось такого человека в армии, как Мин и Дубасов, и в управлении таких людей, как П.Н. Дурново. Вместо этих преданных Государю и Родине людей, в “армии на верхах была дыра” (по красочному выражению И. Солоне- вича), а в управлении и при Дворе то, что написал А. Суворин в своем дневнике:

“У нас нет правящих классов. Придворные — даже не аристократия, а что-то мелкое, какой-то сброд".47

Все военные неудачи на море и суше, как взятие Порт- Артура, Цусимская катастрофа, поражение при Мукдене, русское общество принимало с почти нескрываемым злорадством. Для Государя на первом плане было доведение до успешного -конца исторической борьбы, для общества — борьба против власти во имя коренных преобразований всего строя. Политическое возбуждение охватило самые разнообразные круги. Это было всеобщим помрачением. Был образован Союз Союзов, в который входил целый ряд свободных профессий. Одним из руководителей его был профессор П. Милюков.48 В земстве одержало победу левое крыло, которое тоже требовало конституции.

В это время по почину Вильгельма II, который вызвал американского посла и просил передать президенту Рузвельту предложить России свое посредничество, Государь согласился на переговоры, но только при условии, что и Япония предварительно согласится на эти переговоры. Государь ни в коем случае не желал, чтобы создалось представление, что Россия просит мира. В это время только Государь (как, впрочем, всегда) думал о чести России. Япония сейчас же согласилась, так как она достигла предела своих сил, в то время как Россия заметно оправлялась от нанесенных ей поражений.

Но безпорядки продолжались как в центральной России, так и в Царстве Польском и перекинулись во флот (броненосец “Потемкин”). За это время произошел целый ряд, политических убийств: Великого Князя Сергия Александровича (Московского Генерал-Губернатора), В.К. Плеве, Министра Внутренних Дел (оба еще до событий) и графа Шувалова, Московского Градоначальника. Государь и здесь заявил:

“Революционные проявления дольше не могут быть терпимы, вместе с тем не должны дозволяться самоуправные действия

” 49

толпы •

Подготовка к мирным переговорам, между тем, шла полным ходом, и русским уполномоченным был назначен бывший всесильный Министр Финансов С.Ю. Витте. После описания мирных переговоров и назначения его первым Председателем Совета Министров уже после манифеста 17-го октября мы коснемся более подробно этой “зловещей фигуры”.

“Между прочим, уже проезжая через Берлин, Витте виделся со своим другом, банкиром Мендельсоном, и говорил ему, что России, конечно, придется отдать Японии Сахалин и заплатить большую контрибуцию. Опасаясь сопротивления со стороны Государя, он просил устроить так, чтобы германский император повлиял на Него в сторону уступок".50

Еще раньше, в беседе с германским канцлером Бюловым, Витте говорил:

“Как политик, я боюсь быстрых и блестящих русских успехов; они бы сделали руководящие санкт-петербургские круги слишком заносчивыми... России следует еще испытать несколько военных неудач”.51

Это было сказано в начале июля 1904 года.

В то же время Государь на телеграммы, присылаемые группами русских людей с просьбой не заключать мира, недо- тоиного чести России, отвечал:

“Русские люди могут положиться на Меня. Я никогда не заключу позорного или недостойного Великой России мира".52

Зато заграничное “Освобождение”, сыгравшее позорнейшую роль с самого начала своей деятельности, все время твердило об уступках Японии. Земский съезд, собравшийся в Москве, устами Петрункевича заявил:

"...Революция — факт. Идти с петициями надо не к Царю, а к народу”.53

Государь увидел, что земские круги также заражены этим помрачением, каким была больна почти вся русская общественность.

Между тем начались совещания по поводу проекта Государственной Думы, о которой Государь говорил еще раньше 6 июня, заявив:

“Моя Воля — воля Царская — созывать выборных от народа — непреклонна. Пусть установится, как было встарь, единение между Царем и всею Русью, общение между Мной и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам”.54

Этот проект совещательного народного представительства получил прозвание “Булыгинской Думы”.

На Портсмутской конференции, которая открылась 27 июля, японцы предъявили свои условия. Они были в некоторых пунктах неприемлемы для Государя. Он заявил, что ни о контрибуции, ни об уступках территории не может быть речи. Витте настаивал на уступках. В конце концов Государь согласился отдать Южную часть Сахалина с обязательством не возводить на острове укреплений и, конечно, отказался окончательно от выплаты какой-либо контрибуции. И Рузвельт, и Вильгельм, и Витте были уверены в отказе Японии на эти условия. Япония согласилась на все предложения Государя.

“Присутствующие, и в том числе сам Витте, были ошеломлены. Никто не ожидал, что японцы откажутся от контрибуции и согласятся безвозмездно возвратить половину захваченного ими острова! Витте весьма быстро освоился с положением и уже в беседе с журналистами умело приписывал себе всю заслугу этого успеха”.ss

Но несмотря на окончание войны, после короткого перерыва начались опять волнения. На этот раз впервые была использована всеобщая забастовка. Забастовали железнодорожники почти всех дорог. Они прекращали работу, повинуясь своему руководящему центру, не предъявляя никаких требований. Уже через несколько дней была объявлена всеобщая забастовка, так что Москва была отрезана от внешнего мира. Затем железнодорожники явились к Витте и предъявили ему требования бастующих, которые сводились к Учредительному Собранию, отмене военного положения и свободе стачек, союзов и собраний, а также 8-часовому дню на железных дорогах. После этого Витте при помощи Гурлянда подал программную записку Государю. В этой записке он предлагал отмену всех исключительных положений, введение “свобод”, конституцию, расширение избирательного права, автономию Польши и Грузии и... экспроприацию частной земельной собственности. Он также добавил, что есть и другой исход — “идти против течения”, но сам он участвовать в этом не будет.

В это время бастующие начали устраивать уличные демонстрации. Происходили вооруженные столкновения толпы с войсками. Государь послал Витге телеграмму:

"Поручаю вам объединить деятельность министров, которым ставлю целью восстановить порядок повсеместно”.56

Трепову (Петербургскому генерал-губернатору) поручил поддержание внешнего порядка. Витте до принятия назначе-

1. ния настаивал на принятии его программы. Государь колебался, и тут появилась роковая для судеб России фигура Великого Князя Николая Николаевича, который всецело и решительно встал на сторону Витте. В Петербурге появился совет рабочих депутатов. 17 октября они выпустили “Известия Совета Рабочих Депутатов”.57 Государь в это время совещался с И. Горемыкиным, который составил Манифест, в котором, хотя и не было противоположностей к проекту Витте, были выражения:

“Даруемые Нами ныне населению Государства Нашего права народного представительства”.

После подписания Манифеста Государь записал:

"Это страшное решение, которое я принял тем не менее совершенно сознательно. После такого дня голова стала тяжелой и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, усмири Россию”.5’

Манифест 17-го октября начинался так:

“Великий обет Царского служения повелевает Нам всеми силами разума и власти Нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для Государства Смуты. Повелев подлежащим властям принять меры к устранению прямых проявлений беэпорядка, беэчинств и насилий, в охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга, Мы, для успешного выполнения общих преднамечаемых Нами к умиротворению государственной жизни мер, признали необходимым объединить деятельность высшего правительства.

На обязанность правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли:

1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив засим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку, и
3. Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы, и чтобы выборным от народа обезпечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей.

Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед Родиной, помочь прекращению сей неслыханной смуты и вместе с Нами напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле”.19

Но Государь не слагал, как это многие думали, с себя ответственности: Он сохранял за собой право последнего решения. Он оставил в своем ведении Военное, Морское и Иностранных Дел министерства. Но Витте он предоставил министров и широкие полномочия.

Манифест вызвал двоякие чувства - у революционных партий продолжать борьбу с еще большим ожесточением, у широких масс чувство радости, что пришел конец забастовкам и смуте. Появились демонстрации и с национальными, и красными флагами, и дело доходило часто до драки. По всей России прокатились безпорядки, спровоцированные левыми кругами, а навстречу им анти-революционные демонстрации как стихийное народное движение. Но кто оказался полным банкротом, - это Витте. На него возлагалось столько надежд, Государь оказал ему полное доверие, поручив сформировать первое правительство реформированного строя. Но он оказался совсем не сильным человеком, каким представлялся очень многим, он принимал земские делегации, которые уже настаивали на Учредительном Собрании, амнистии, удалении войск, организации народной милиции и прочих атрибутах подлинной революции.

Государь писал в своем дневнике:

“Странно, что такой умный человек ошибся в своих расчетах на скорое успокоение".60

Государь сам назначил управляющим Министерством Внутренних Дел П.Н. Дурново.

В это время Совет рабочих депутатов почувствовал себя “начальством” и безнаказанно печатал свои “Известия”. Появились новые газеты и журналы, где писали “корифеи”, как Горький, Белый, и даже столь любимый нашими интеллектуалами Бальмонт писал:

“Рабочий, только на тебя— Надежда всей России”.61

Послевведения военного положения в Польше,гдепроисходили крупные безпорядки, левые партии ответили опятьвсеобщейзабастовкой. Как же реагировал на это Витте? Он выпустил воззвание:

"Братцы рабочие, станьте на работу, бросьте смуту, пожалейте ваших жен и детей. Не слушайте дурных советов. Лайте время, все возможное для вас будет сделано. Послушайте человека, к вам расположенного и желающего вам добра. Граф Витте”.

«Пролетарии ни в каком родстве с графом Витте не состоят... Совет Рабочих Депутатов не нуждается в расположении царских временщиков”,— отвечал на это Петербургский Совет».62

Государь писал своей матери:

"...Ты мне пишешь, милая мама, чтобы я оказывал доверие Витте. Могу тебя уверить, что с моей стороны делается все, чтобы облегчить его трудное положение... Но не могу скрыть от тебя некоторого разочарования в Витте. Все думали, что он страшно энергичный и деспотичный человек и что он примется сразу за водворение порядка прежде всего... ” Между тем, действия кабинета Витте создают "странное впечатление какой-то боязни и нерешительности”.63

А Крыжановский, ставший впоследствии статс-секретарем, а в то время получивший поручения от Витте, пишет:

"В голове его был хаос, множество порывов, желание всем угодить, и никакого определенного плана действий. Вообще вся его личность производила впечатление, не вязавшееся с его репутацией. Может бьггь, в финансовой сфере, где он чувствовал почву под ногами, он и был на высоте, но в делах политики и управления производил скорее впечатление авантюриста, чем государственного деятеля”.64

Безпорядки продолжались; кроме военных бунтов в Севастополе (Шмидт), Кронштадте, начались “аграрные” безпорядки. Террористы убивали всех энергичных представителей власти для “торжества революции”. В Москве опять начались железнодорожные забастовки, и вожаки революции добивались перехода войск на сторону революции. По всему городу строили баррикады, и началась по существу “партизанская” война — подстреливали городовых, проходящих офицеров.

Тогда новый Московский генерал-губернатор адмирал Ду- басов обратился к Государю. Государь отправил в Москву Семеновский полк. Благодаря энергии Дубасова и генерала Мина попытка вооруженного восстания в Москве была сломлена. Генерал Меллер-Закомельский с отрядом только из двухсот человек навел порядок на протяжении всего Великого Сибирского Пути, где растерявшиеся и потерявшие голову Куропаткин и Линевич совершенно выпустили из рук командование. Эвакуация запасных проходила в атмосфере полного отсутствия дисциплины. Отряд Меллер-Закомельского расстрелял на двух станциях стачечные комитеты, повыгонял распоясавшихся солдат, рассевшихся в офицерских купе, и обстрелял революционную толпу, запершуюся в железнодорожном депо. Генерал Ренненкампф, в свою очередь, без боя взял Читу, где красные безчинствовали около трех месяцев. Революция была подавлена. Что же делал прославленный Витте? Государь писал своей матери:

“Теперь он (Витте —В.К.) хочет всех вешать и расстреливать. Я никогда не видел такого хамелеона... Благодаря этому свойству своего характера, почти никто ему больше не верит, он окончательно потопил себя в глазах всех... Дурново действует прекрасно... Остальные министры — людиsansimportance!”*65 Между прочим, принимая депутацию Иваново-Вознесенской самодержавно-монархической партии, Государь сказал: “Передайте всем, что реформы, Мною возвещенные 17 октября, будут осуществлены неизменно, и права, которые Мной даны одинаково всему населению, неотъемлемы; Самодержавие же Мое останется таким, как оно было встарь”.66

В это время образовалась партия к.д. (конституционные демократы). Она была образована из Союза Освобождения, земцев-конституционалистов и Союза Союзов. Когда происходили выборы вI-ую Государственную Думу, большинство голосов получили кадеты. Это было большим разочарованием и для власти, и для правых и умеренных партий. В Царском Селе происходило обсуждение проекта Основных Законов. Спорным вопросом была 4-ая с+атья:

"Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная Власть”.

Раньше в тексте было "самодержавная и неограниченная”. Но каждое слово имеет свой смысл, и тот факт, что в новом тексте слово “Самодержавная” осталось, говорит за то, что Государь остался Самодержцем.

Вскоре был уволен Витте. С ним ушел и весь кабинет (вернее, тоже был уволен), так как Государь хотел, чтобы с

'Sansimportance (фр.)-дословно:без значения(ред.).

Думой работал бы новый состав Правительства. О Витте Государьопять писал своей матери:

“Нет, никогда,пока Я жив,не поручу Я этому человеку самого маленького дела! Довольно с Меня прошлогоднего опыта”.67

Теперь несколько слов о Витге: безусловно умный и талантливый человек, он еще будучи министром финансов и проведя несколько, казалось, полезных реформ (золотое обращение, развитие промышленности), в то же самое время поставил впервые в истории России развитие наших финансов в зависимость от иностранного капитала, биржи; защищая развитие промышленности, он отказывал в финансовой помощи, нужной для сельского хозяйства, в своем трактате о “Самодержавии и земстве”, доказывая несовместимость выборного местного самоуправления с Самодержавным строем, он давал сильный довод в руки оппозиционным кругам, совершив в 1902 году поездку на Дальний Восток, он заявлял, что русское дело там проиграно и советовал крайние уступки, будучи уполномоченным Государя на Портсмутской конференции, он держал себя так, что можно было думать, что он представитель Японии, и, наконец, став главой Правительства в тяжелый момент русской смуты, он или не сделал ничего для ее подавления, или своим двусмысленным поведением поощрял революционные выступления. Мнение Государя о нем мы знаем. В своих воспоминаниях Витте говорит о Государе с нескрываемой злобой, называя его “маленьким полковником’*. Спрашивается, почему Витте почти за всю свою долголетнюю государственную деятельность проводил такую двойственную политику? И сейчас же напрашивается другой вопрос. Был ли он свободен в своей деятельности? Не был ли он связан чем-то, что шло вразрез с интересами России?

Позже мы увидим, что и другие сановники поступали не в интересах России, а кого-то или чего-то другого. И думается, что это не случайность, а принадлежность к тому сообществу, которое веками ниспровергало через своих членов и государственные, и моральные устои человечества. Когда придет последовательная очередь, будет указано в моем исследовании, как много было этих или безпринципных, или одураченных людей во всех слоях русского общества, когда уже разразилась настоящая катастрофа 1917 года и гибель исторической России.

Когда новые Основные Законы были опубликованы, Милюков на съезде конституционных демократов провел резолюцию:

“Накануне открытия Государственной Думы Правительство решило бросить русскому народу новый вызов. Государственную Думу, средоточие надежд исстрадавшейся страны, пытаются низвести на роль прислужницы бюрократического Правительства. Никакие преграды, создаваемые Правительством, не удержат народных избранников от исполнения задач, которые возложил на них народ".6*

Глава V

I-Я, И я И Ш-я ДУМА. СТОЛЫПИН.

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно