|
|
Эди Дриди
КАРФАГЕН
и Пунический мир
Памяти Халлуды
ПРЕДИСЛОВИЕПытаясь призвать к порядку расшалившихся детей, римские матроны эпохи Пунических войн произносили с угрозой в голосе: «Hannibal ad por-tas!» («Ганнибал у ворот!»). В наши дни имя Ганнибал мало что значит для наших детей, за исключением, может быть, Ганнибала Лектора, утонченного антропофага из «Молчания ягнят». Но между этими двумя персонажами есть и некое сходство: их имя по-прежнему внушает страх и ужас.
Хотя нужно признать очевидное: произведения некоторых классических авторов, пришедшие на смену основополагающему роману «Саламбо» Гюстава Флобера, окончательно сформировали образ Карфагена и в целом пунического мира. И можем ли мы в таком случае согласиться с тем, чтобы любой карфагенянин навсегда остался бы в нашем воображении либо жестоким воином, либо трусливым и алчным торговцем, либо религиозным фанатиком, готовым принести в жертву кровожадному божеству своих детей?
История города и самобытной цивилизации, развивавшейся на протяжении семи веков своего существования, не может быть сведена к лубочным картинкам Эпиналя. Впрочем, греки, как и римляне, не всегда пытались очернить карфагенян. Аристотель выражал свое восхищение политической системой Карфагена. Проживавшие на Сицилии греческие аристократы нашли убежище здесь, когда политическая ситуация на острове начала вызывать опасения. Что касается римлян, то они очень рано заимствовали некоторые термины и технологии карфагенян. И многие латинские выражения, содержащие дополнение «пунический», это подтверждают: пуническая похлебка, пунические кровати, пуническое яблоко, пунический плуг и т.д. Даже знаменитая латинская формула приветствия «Аве» происходит от пунического термина Hw' (произносится как «Хаве» или «Аве»), что означает «Здравствуй».
И не столько латинская или греческая литература, написанная победителями, то есть не беспристрастными людьми, сколько археология смогла предоставить нам самые объективные свидетельства о Карфагене и карфагенянах. И сколько же дорог уже пройдено с того момента, как Шатобриан и Флобер размышляли над руинами пунической метрополии! Раскопки, которые проводились, начиная с XIX столетия, в Карфагене, Керкуане (Тунис), на Мальте, Сицилии и Сардинии, в Алжире, Марокко и Испании, анализ, априори свободный от всяких предвзятостей классических и библейских источников, постоянно обновляемые исследования надписей, содержащих, кстати, весьма полезные сведения, позволили археологам, историкам и эпиграфистам очистить историю Карфагена от романтической мишуры и восстановить наиболее правдоподобный образ этого города и его культуры. Разумеется, отличающейся от греческой и латинской культур в силу своего средиземноморского и африканского окружения. И именно эту самобытную цивилизацию, кусочек Востока, расцветший на африканской земле, мы приглашаем еще раз посетить.
Но прежде, как нам кажется, необходимо уточнить значение некоторых терминов, которые нам предстоит употреблять.
Название этнического финикийца происходит от греческого слова Phoinikes, которым греки называли жителей сирийско-палестинского побережья (современные Сирия и Ливан). Его этимология не совсем ясна, но совершенно очевидно, что корень Phoinos обозначает на греческом языке красный цвет. Помимо этой, выдвигались многие другие идеи, хотя ни одна из них так и не получила права на существование. Так, этот термин связывали с пурпуром, принесшим финикийцам славу в античные времена, или с оттенком их кожи (рыжевато-коричневым или смуглым, в зависимости от той или иной гипотезы). Что касается Геродота, греческого путешественника V в., то, по его мнению, название, данное финикийцам, видимо, связано с местом их происхождения, а не с их внешностью. Вероятно, они происходили из региона, прилегающего к Индийскому океану, который греки называли Эритрейским морем, а Эритрея также переводится с греческого языка как «красная».
Термин Phoinikes, претерпев некоторые изменения, впоследствии перешел в латынь. Дальнейшие превратности истории привели к тому, что римляне начали различать западных финикийцев, которых они называли Poeni (искаженное латинское слово, образованное от Phoinikes, от которого и произошел современный термин «пунический»), и восточных финикийцев, которых они продолжали называть Phoinices. Впрочем, как и греки, называвшие финикийцев (в зависимости от исторических периодов) сидонийцами или тирийцами, римляне называли карфагенянином и жителя Карфагена, и пунийца, то есть любого человека, проживавшего в городах и районах Западного Средиземноморья, в ареале финикийской культуры.
Финикийцы, как и пунийцы, никогда не называли себя карфагенянами. Они называли себя в соответствии с городом их проживания (сидонийцами, тирийцами, арвадийцами, карфагенянами и т.д.), даже если в одном из отрывков Св. Августина они, как нам кажется, идентифицировали себя по региону происхождения — Ханаану.
Современное название Карфагена происходит от латинского слова Carthago, являющегося, в свою очередь, искажением финикийского Quarthadast (произносится как «Карфаген»). Это наименование не несет в себе ничего оригинального и обозначает «Новый город». И оно не является единственным, поскольку нам известны по крайней мере два других финикийских или пунических города, носящих то же название: первый находился на Кипре, что подтверждается одной из надписей, а второй нам известен достаточно хорошо, так как он является современным Карфагеном (Картахена), расположенным на востоке Испании. Следует, наконец, добавить, что этот обычай был свойственен не только финикийцам, поскольку греческий эквивалент Карфагена, Неаполис, мы встречаем в названиях многих современных городов и районов Центрального Средиземноморья: Неаполь в Италии, Набёль в Тунисе или Санта Мария ди Набули на западном побережье Сардинии.
* * *
Как во всех древних семитских языках, пунический алфавит содержал в себе исключительно согласные звуки (см. Язык, гл. VII). Гласные подразумевались, хотя они нам не всегда известны. Мы будем озвучивать пунические термины каждый раз, как это будет возможно.
N. В. Все даты в этом издании соотносятся с периодом до нашей эры, если не указано иное.
Карта западной части Средиземноморского бассейна и территорий Карфагена
I.
ИСТОРИЯНаписанная победителями, история Карфагена мрачна и жестока. Она способна погрузить в забвение целые нации и народы, отведя им второстепенную роль фона, на котором разворачивались исторические события. Именно так и произошло с Карфагеном, цивилизации которого не удалось завоевать тот престиж, который был свойственен греческому или египетскому мирам. Но Карфагену повезло в том смысле, что для большей части древних авторов он представлял собой образ идеального врага. Карфагенянин, наряду с финикийцем и персом, был жестоким варваром, угрожавшим свободам классического мира и его концепции общества. Благодаря этому, весьма незавидному, положению, в классических источниках сохранилось некоторое количество информации, относящейся к этой цивилизации, которая все еще остается очень ценной для нас, несмотря на то, что обращаться с ней следует с большой долей осторожности. Но даже если не принимать во внимание тот факт, что содержащиеся в них данные, как правило, являются неполными, поскольку они касаются внешней стороны истории Карфагена, то можно с полным основанием предположить, что некоторые авторы, такие, как Полибий (открыто это утверждающий) или Диодор Сицилийский, относились к Карфагену с нескрываемой предвзятостью.
Эти тексты, видимо, никогда не смогут компенсировать отсутствие прямых источников (надписи, переводы карфагенских произведений), которые являются единственной возможностью узнать точку зрения заинтересованных лиц об их собственной истории. Следует ли в таком случае игнорировать труды классических авторов? На самом деле их нельзя обойти вниманием, если мы не хотим свести историю Карфагена к скупым отчетам о проведенных раскопках и к изучению отдельных предметов. Именно по этой причине мы будем часто упоминать о них в этом издании. Хотя содержащаяся в них информация, на которую мы систематически будем ссылаться, по мере возможности будет сравниваться с данными археологии и эпиграфики.
ЭЛИССА, ИЛИ РОЖДЕНИЕ КАРФАГЕНАЛегенда о происхождении Карфагена была обнаружена нами в трудах различных древних авторов (Тимея из Тавромения, Менандра Эфесского и главным образом Юстиниана). В ней говорится, что Муттон / Маттан, царь Тира, завещал свое царство после смерти своим двум детям — Пигмалиону (чье финикийское имя было, вероятно, Пу-майатон), в то время достигшему возраста 14 лет, и Элиссе (имя которой писалось как ‘lst или ‘rst, видимо, Элишта или Эришта). Свергнутая с трона народом, отдавшим предпочтение ее брату, Элисса вышла замуж за своего богатого и могущественного дядю Сик(х)арбаса / Ашербаса, великого жреца Геракла (то есть Милькарта, главного божества Тира).
Впоследствии у Пигмалиона, превыше всего ценящего богатство, созрела идея завладеть сокровищами храма Милькарта. И для этого он без колебаний убивает своего дядю и зятя, полагая, что это принудит его сестру искать у него защиты и покровительства. Но Элисса, опираясь на поддержку тирской аристократии, недовольной действиями царя, разрушает его замыслы. Она в подробностях разработала хитрый план, чтобы не дать возможности своему алчному брату в полной мере насладиться богатством своего супруга и сокровищами храма, доверенными ему.
Она дает ему знать, что собирается прибыть к нему в его дворец. Пигмалион, очарованный грядущей перспективой, даже посылает ей своих слуг. Со своей стороны, Элисса велела погрузить на корабль крепко-накрепко завязанные мешки с песком, якобы содержащие сокровища. Как только они вышли в открытое море, она приказала слугам своего брата выбросить мешки в море и принялась вызывать манов своего мужа, умоляя их принять в качестве искупительного подношения «это золото», причинившее им столько горя. Затем она обратилась к слугам, чтобы предостеречь их от гнева царя, если он узнает, что они содействовали исчезновению столь вожделенных для него богатств. Последние, вне себя от ужаса, согласились ее сопровождать. К кораблю Элиссы впоследствии присоединились корабли поддерживающей ее аристократии, и флотилия, нагруженная сокровищами и предметами культа из храма Милькарта, взяла курс на Кипр.
Здесь великий жрец Юноны (Аштарт) вызвался сопровождать беглецов вместе со своей семьей при условии, что его потомкам будут предоставлены жреческие почести. Далее Юстиниан уточняет, что Элисса приказала похитить восемьдесят девушек, занимающихся священной проституцией, чтобы отдать их в жены своим компаньонам и обеспечить, таким образом, постоянным населением город, который она собиралась основать.
Взбешенный известием о бегстве своей сестры, Пигмалион все более укрепляется в своем решении пуститься вслед за ней. Но пророки отговаривают его от этого шага, напомнив ему, что «нельзя безнаказанно чинить препятствия при закладке нового города, который единственный во всем мире был отмечен благосклонностью богов».
Что касается беглецов, то они направились к побережью Африки. И именно здесь Элисса взяла себе имя Дидоны. Местные жители, оказав им сначала теплый прием, проявили сдержанность, когда Элисса/Дидона попросила у них внаем участок земли, где можно было бы обустроиться. Тирская принцесса, часто проявлявшая смекалку и сообразительность, попросила у них столько земли, сколько могла бы покрыть шкура быка. Африканцы, полагая, что они поставили ее в затруднительное положение, согласились. Разрезав шкуру быка (бирса на греческом языке) на тонкие полоски, Элисса очертила ими довольно обширное пространство, вполне достаточное для того, чтобы она могла на нем расположиться вместе со своими спутниками. Аборигены, попавшие в сети расставленной собственными руками ловушки, сдержали слово и предоставили столь необходимую ей территорию, потребовав взамен ежегодной уплаты дани. Обитатели Утики, соседней финикийской колонии, послали дары вновь прибывшим, одобряя и поддерживая их в стремлении основать город.
Когда Элисса/Дидона со своими соотечественниками начали копать землю под закладку будущего города в том месте, которое они выбрали, показалась голова быка. Они восприняли это как плохое знамение и переместились на другую часть территории, обнаружив здесь голову коня, знак будущих воинских доблестей и могущества нового города.
Позже, когда город окреп и набрал силу в результате пополнения новым населением (проживавшим до этого на сирийско-ливанском побережье и выходцами из Кипра) и, разумеется, коренных жителей, африканский царь Иарбант (Хиарбас), как гласит легенда, обратился к Элиссе/Дидоне с предложением выйти за него замуж. Она, желая сохранить верность своему почившему супругу, но отдавая себе отчет в тех опасностях, которым мог подвергнуться ее город в случае отказа, в который раз прибегла к уже последней хитрости: она сделала вид, будто бы согласилась на предложение Иарбанта (Хиарбаса), но попросила сначала принести жертву манам своего мужа. В конце церемоний, продлившихся три месяца, она бросилась в костер, избежав, таким образом, нового союза и отодвинув от своих товарищей угрозу войны. Это искупительное жертвоприношение, ознаменовавшее собой рождение Карфагена, нашло отражение в другом таком же жертвоприношении, описанном Аппием и означавшем конец этого города (см. Разгром Карфагена). Эта легенда вдохновила Вергилия на написание им «Энеиды», хотя он так перестроил сюжет, что между нашей героиней и Энеем, предполагаемым основателем династии Юлиев-Клавдиев, оставшимся в живых после Троянской войны, вспыхнула страсть.
В основе всех этих этиологических рассказов (то есть легендах об основании) лежит определенная доля действительно имевших место исторических фактов, и мы приведем четыре из них.
Во-первых, это связи, существовавшие между Карфагеном и Тиром. Во многих источниках говорится, что карфагеняне регулярно посещали Тир, в частности для того, чтобы привезти десятину, которую африканский город должен был платить храму Милькарта. Так, Арриан и Квинт Курций, авторы I столетия нашей эры, сообщают, что во время взятия в 332 году Тира Александр Великий обнаружил в городе карфагенских сановников, прибывших для осуществления жертвоприношения Милькарту. Позже, в начале II века, когда Ганнибал окончательно оставил Карфаген, отправляясь на восток, он, если верить Титу Ливию, прежде всего посетил Тир.
Во-вторых, было установлено, что основателями города были аристократы, и эта характерная черта явно отличает его от остальных городов. Об этом факте свидетельствует легенда, в которой уточняется, что обитатели Утики «старшей» практически подтвердили свою верность и лояльность по отношению к вновь прибывшим, преподнеся Элиссе и ее спутникам дары и поддержав их в решении возвести здесь город.
Оба эти факта приводят нас к мысли, что основание города произошло не вследствие разрыва, имевшего место внутри тирской аристократии, но что это было хорошо продуманное и взвешенное решение, сформировавшееся на самом высоком уровне государства: с согласия царя либо вопреки его воле, но в любом случае с благословения, иначе говоря, при явном пособничестве жрецов Милькарта.
В-третьих, мы отмечаем космополитический характер нового города. Тирские аристократы и, видимо, все мужчины избирали себе жен среди киприоток. Позже (в Африке) предложение руки и сердца, сделанное Иарбантом (Хиарбасом), свидетельствует, как нам кажется, о том, что смешанные браки между вновь прибывшими и африканцами были широко распространенным явлением.
И наконец, Карфаген возводился на уже заселенной территории. Его основателям пришлось вести переговоры с политическими властями о выборе места под строительство, его площади и о размерах уплачиваемой дани.
ДАТА ОСНОВАНИЯДовольно долго история становления Карфагена практически не отличалась от легенды. Это относится, в частности, и к дате его основания.
Проблема датировки вызвала к жизни много гипотез, и даже если не удалось добиться согласия относительно точной даты, последние данные археологических раскопок позволяют установить время основания города концом IX века. Но сколько еще предстоит сделать, сколько еще будет жарких дискуссий, прежде чем мы придем к окончательному выводу!
В античных источниках выдвигаются различные даты начала его строительства в зависимости от того или иного предания. Впрочем, установление времени основания такого города, как Карфаген, не может быть свободно от всякого рода политических подоплек. Так, некоторые латинские авторы, среди которых мы встречаем и Цицерона, пытались доказать, что пуническая метрополия была основана сразу же вслед за Римом!
Археологические раскопки Одеона в Карфагене
Как бы там ни было, труды хронографов античности передают нам два предания относительно даты основания Карфагена. В основе «восточного» предания лежат архивы Тира, на которые ссылался Менандр Эфесский. Некоторые факты из его произведений дошли до нас благодаря трудам Иосифа Флавия. Он установил относительную хронологию, упоминая о строительстве храма Соломона и основании Карфагена, датируемых последней третью IX века. Это предание мы можем сопоставить с более объективными данными, поскольку был обнаружен один текст, позволяющий сократить временной интервал: речь идёт о клинообразной надписи ассирийского царя Салманассара III, в которой говорится, что тот получил на восемнадцатый год своего правления дань от царя Баалманзора из Тира. Хронология ассирийских царей установлена благодаря упоминанию о затмении, которое имело место в 763 году. Таким образом, Салманассар III находился у власти с 858 по 824 год. Сопоставив эти данные с хронологией Иосифа Флавия, в которой сообщается, что Пигмалион наследовал Маттану, который в свою очередь сменил Баалманзора, мы пришли к выводу, что дата основания города выпадает на временной интервал между 825 и 820 годами до нашей эры.
Возведение Карфагена. Художник Уильям Тернер
Другое предание принято называть «классическим», поскольку описываемые в нем события разворачивались в греческом мире. В действительности Дионисий Галикарнасский (I, 74, 1) сообщает нам, что, по свидетельству Тимея из Тавромения, Карфаген был основан за 38 лет до первой Олимпиады. Зная, что первые Олимпийские игры имели место в 776 году, легко определить дату основания Карфагена 814 годом. Принимая во внимание все эти факты, именно с этой датой обычно соотносят основание пунической метрополии.
Существует, таким образом, очевидное совпадение между этими двумя преданиями: в них дата основания выпадает на последнюю четверть IX века. Но литературные источники часто трудно совместить с действительностью, ведь в течение многих лет историкам приходилось мириться с отсутствием результатов археологических исследований, дающих возможность подтвердить эту датировку. И только начиная с 1970 года, когда в некрополях и жилищах, расположенных на равнинах, были обнаружены обломки керамических изделий, датируемых VIII веком, а также благодаря повторному исследованию образцов керамики, найденных в некрополях и в тофете[1], удалось сократить разрыв между датами, предоставленными литературными источниками и полученными в ходе проведения археологических раскопок.
ФИНИКИЙСКИЙ КАРФАГЕНПо правде говоря, мы немного знаем о финикийском Карфагене. Вполне возможно, что первые жилища строились у подножия холма Бирса. Архаический порт, все еще не найденный, мог находиться на юге полуострова, на Тунисском озере (см. Карфаген, гл. II). Но не столько результаты раскопок исторического ядра города, сколько данные, полученные в ходе раскопок в тофете и в архаических захоронениях на холмах Дермеш, Юноны или Бирса (см. план Карфагена), предоставляют нам наиболее достоверную и убедительную информацию об этом все еще неясном для историков периоде.
Довольно быстро после своего основания и в течение всего VIII века Карфаген завязывает долговременные отношения, которые он всячески поддерживает, с греческими и финикийскими метрополиями Центрального Средиземноморья. Так, в расположенной на острове Искья эвбейской колонии Пифекуза, основанной во второй четверти VIII века, проживало смешанное население, состоящее из эвбейских и восточных купцов, среди которых должны были находиться и карфагеняне. И, видимо, точно так же эвбейцы проживали в Карфагене и в других финикийских центрах, о чем, как нам кажется, свидетельствуют керамические изделия, очертания и декор которых являются воплощением смешанных форм влияния.
Во второй половине VIII столетия растет количество колониальных городов: финикийских на Мальте, Сицилии (Мотия, Палермо), на юге Сардинии, в Андалузии и греческих в Кумах (Кампания), Таренте (Калабрия), в Сиракузах, Катане и Мегаре Гиблейской (Сицилия). Карфаген, разумеется, не мог не принимать участия в становлении торговых связей, и, как нам кажется, в этот период у пунического города были солидные деловые партнеры.
Особенно дружеские и тесные отношения сложились у него с этрусским миром. Начиная с середины VIII века в карфагенских захоронениях встречают этрусские керамические изделия в стиле буккеро[2]. А в одной из самых древних могил (датированной первой половиной VI века), обнаруженной на холме, носящем название Санта-Моника, была найдена пластина из слоновой кости, на которой была начертана этрусская надпись. Текст, который мог быть составлен в Вульчи, гласит: «mi puinel karthazie», что обычно переводят как: «Я пуниец из Карфагена». Подобная «визитная карточка» была, очевидно, изготовлена для одного жителя Карфагена, который, несомненно, должен был поддерживать дружеские и теплые взаимоотношения с этрусскими партнерами (см. Путешествия, гл. IX). Этим связям придавался священный характер, о чем свидетельствует факт строительства около 500 года в святилище Пирги (современная Санта Севера), расположенном в одном из портов города, Тефарием Велианой, царем Церветери (античный город-государство Цере), часовни, посвященной Аштарт-Уни. В ознаменование ее возведения была сделана двуязычная надпись на этрусском и финикийском языках, которая была выгравирована на золотой пластине, чудом обнаруженной в 1964 году (см. Надписи, гл. VII).
КАРФАГЕН — МОГУЩЕСТВЕННАЯ АВТОНОМНАЯ ДЕРЖАВАЕсли верить Диодору Сицилийскому (V, 16, 2—3), то через 160 лет после своего основания, то есть в 654 году Карфаген сам основал колонию в Ибице. Эта дата свидетельствует о становлении Карфагена как могущественной колониальной державы. Эта информация требует подтверждения убедительными археологическими данными, поскольку если некрополь в Пюиг де Молэн и предоставил нам свидетельства о семитском присутствии в VII веке, то не так просто определить происхождение обнаруженного в нем материала (восточно-финикийский или карфагенский). И поэтому совершенно правомерен вопрос, поставленный авторами «Финикийского мира»: Ибица — это первая карфагенская колония или (что вполне возможно) одна из последних финикийских колоний?
Если абстрагироваться от вопроса о происхождении Ибицы, то все согласны с тем, что Карфаген вошел в историю как автономная держава, сохранявшая этот статус в течение VI века. Судя по литературным источникам, именно в этот период африканский город начинает воспринимать интересы прежних финикийских колоний как свои собственные. И совершенно очевидно, что военные действия карфагенян на Сицилии, Сардинии и на севере западного бассейна Средиземного моря имели своей целью сдержать греческую экспансию, которая угрожала его интересам на Сицилии и в Тирренском море.
Столкнувшись с давлением, оказываемым греческими колонистами на финикийские поселения в Западной Сицилии, Карфаген посылает экспедиционный корпус, возглавляемый Малхом. И это явилось началом длинной серии войн, окончившихся в 241 году захватом римлянами Сицилии в ходе Первой пунической войны. Если верить Орозию (IV, 6, 9), эта интервенция вполне могла иметь место в правление персидского царя Кира II (559—529). Она также могла быть вызвана одной из многочисленных попыток со стороны греков заселить западную часть Сицилии.
Обеспечив карфагенское доминирование над этой частью острова, то есть над финикийскими поселениями на Сицилии, генерал Малх, видимо, отсюда в середине VI века направился на Сардинию. Здесь он, как нам кажется, столкнулся с сопротивлением местного населения острова, боровшегося против захвата финикийскими колонистами внутренней части страны, богатой природными ископаемыми. Юстиниан (XVIII, 7) и его комментаторы сообщают, что здесь Малх потерпел настолько жестокое поражение, что был вынужден искать убежища в чужих краях (см. Политические институты и осуществление власти, гл. III). Однако, изучая археологические данные, мы пришли к выводу, что в конце VI века карфагенское присутствие на Сардинии было вполне реальным. Именно в этот период крепость Монте Сираи, основанная веком ранее жителями Сульчиса для осуществления контроля над путями, ведущими в глубь страны, подверглась реорганизации. Плато, на котором она возвышалась, было впоследствии застроено гражданскими жилищами, которые защищал и охранял военный гарнизон (см. карту Сардинии). Святилище Цида в Антасе (см. Святилища и храмы, гл. VI) является еще одним примером закрепления карфагенян на этой территории, даже если факты, свидетельствующие в пользу этого, относятся к периоду не ранее V столетия.
Ближе к северу фокейцы[3], пытаясь избежать персидского давления в Малой Азии, обосновались в Алалии (современная Алерия), на Корсике, поблизости от другой фокейской колонии, Массалии (Марсель). Это новое поселение, выживающее в основном за счет пиратства, вскоре приняло угрожающий характер для карфагенян и прежде всего для их этрусских союзников. Таким образом, в Западном Средиземноморье возник первый крупномасштабный конфликт, о котором упоминается во многих источниках. Столкновение имело место в 540 году на подступах к Алалии. В сражении принимали участие, с одной стороны, корсиканские и марсельские фокейцы, а с другой — карфагеняне и этруски. Исход битвы нам неизвестен, поскольку сведения, предоставляемые отдельными источниками, разнятся. Но совершенно очевидно, что фокейцы были вынуждены покинуть Корсику, предоставив свои владения этрускам. В итоге именно этот конфликт ознаменовал собой первое появление Карфагена на международной арене.
В результате битвы при Алалии западный бассейн Средиземноморья обрел, по всей видимости, мир и спокойствие. В источниках больше не упоминается о каких-либо конфликтах между пунийцами и греческими колониями на северном побережье Средиземного моря в Массалии, Ампурии (Каталония), Никайе (Ницца). К концу VI века сферой влияния карфагенян в Центральном Средиземноморье охватывались Сардиния, западная часть Сицилии и Африка. И это подтверждается первым римско-карфагенским договором, заключенным в 509 году, когда, согласно источникам, произошло становление республики в Риме (см. Дипломатия и международные отношения, гл. III). И именно с этой датой принято связывать приход к власти во главе карфагенской олигархии династии Магонидов, получившей свое название от имени ее предполагаемого основателя Магона.
Это был очень хороший период не только для карфагенян, но и для их союзников. Как нам кажется, африканской метрополии удалось сформировать обширный «общий рынок», куда входили прежние финикийские колонии в Андалузии и на Сардинии, а также поселения на Балеарских островах и Североафриканском побережье, включая Мальту. Однако сопоставление данных, предоставляемых литературными источниками, с результатами археологических исследований ставят перед нами вопросы относительно степени независимости их союзников. Отмечается, что им предоставлялась полная свобода в отношении выбора торговых партнеров. Так, Мальта, например, постоянно обращала свои взоры на Восток. А экономика сицилийских колоний, как нам кажется, была теснее связана с греческими городами острова, чем с Карфагеном. Сульчис развивает только ему присущую иконографию на своих вотивных[4] стелах. Что касается городов, расположенных на побережьях пролива (Лике, Кадикс), они, видимо, поддерживали более тесные связи с Востоком, чем с Карфагеном.
СИЦИЛИЯ, ПОЛЕ БИТВЫНо в то время как pax poena, то есть карфагенский мир, воцарился на большей части Западного Средиземноморья, бряцание оружием не стихало на Сицилии. И именно в этом направлении разворачивались военные усилия Карфагена после урегулирования «фокейского конфликта».
Можно напомнить, что в литературных источниках сообщалось о попытках греков обосноваться в Западной Сицилии. Так, житель Книда Пантатл в 580 году безуспешно пытался основать греческую колонию на мысе Лилибей. А несколько позднее выходец из Спарты Дорией после безрезультатных усилий, затраченных им в Триполитании (см. Владения Карфагена, гл. II), организовал к концу VI века колонию поблизости от горы Эрике. Это поселение было вскоре разрушено карфагенянами, союзниками которых были элимы из Сегесты.
Начало V века было ознаменовано появлением влиятельных тиранов, стоящих во главе греческих городов на Сицилии. Гелон, тиран Гелы с 491/490 года, захватил власть в Сиракузах, где он и обосновался. Властелин большей части Восточной Сицилии с 485 года, он располагал мощной и хорошо вооруженной армией, многочисленным флотом и достаточными средствами, чтобы вести длительные военные действия.
Его союзник Ферон был тираном в Агригенте, также процветающем городе, обладающим обширными землями. Стремясь к расширению своих территорий, он атаковал Терилла, тирана Гимеры и союзника Карфагена, которого он изгнал из своей вотчины. Карфаген, полагая с полным основанием, что аппетиты обоих властителей, Сиракуз и Агригента, угрожали его собственному присутствию на острове, воспользовался этой возможностью и вступил в войну.
Пунический город готовился в течение трех лет. Были построены 200 военных кораблей, 3 тысячи транспортных судов, 300 тысяч человек, ливийцев, иберийцев, корсиканцев, лигурийцев, галлов, входили в армию Гамилькара, сына (или внука, это не совсем ясно из источников) Магона, основателя династии Магонидов. Даже если можно заподозрить античные источники в некотором преувеличении, все равно создается впечатление, что карфагеняне решили воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы раз и навсегда покончить с сицилийской проблемой.
Сражение состоялось в 480 году у стен Гимеры. Ферон, осажденный карфагенянами, обратился за помощью к Гелону, который пришел во главе 55-тысячной армии, в которой пять тысяч были всадниками. По словам Геродота (VII, 166—167), битва длилась целый день. Оставив свою армию без руководства, Гамилькар, видимо, был поглощен исполнением ритуалов и принесением жертвоприношений своим божествам в ожидании от них хороших предзнаменований. Но, видя неминуемый разгром своих войск в результате наступления армий Гелона и Ферона, он бросился в костер. Диодор Сицилийский (XI, 22—25), объективность которого оставляет желать лучшего, сообщает, что в этот день были истреблены 150 тысяч солдат и что остатки этой замечательной армии были обращены в рабство. Только одному судну удалось спастись и вернуться в Карфаген с известием о сокрушительном поражении. И тогда пунический город предложил мирный договор, который был подписан и который дал ему возможность сохранить сицилийские владения, за что ему пришлось выложить денежное возмещение за причиненный в результате военных действий ущерб в размере 2 тысяч талантов серебром (то есть более 50 тонн!).
Историки не преминули объединить победу тиранов Сиракуз и Агригента с победой, одержанной в битве при Саламине. Например, Геродот (VII, 166) говорит: «К этому можно добавить следующее: в тот же день, когда Гелон и Ферон победили на Сицилии карфагенян под предводительством Гамилькара, греки в битве при Саламине разбили персов». Представляемая таким образом победа греков над варварами воспринималась как результат столкновения двух цивилизаций. На самом деле все было далеко не так. Тот же самый Геродот сообщает нам, что мать Гамилькара, главнокомандующего карфагенской армией, была родом из Сиракуз. И, кстати говоря, Карфаген вступил в войну против тиранов Сиракуз и Агригента, но никак не против греков. Его союзниками, кроме элимов, местного населения, были в этом случае два греческих города: Селинунт и Региум (Реджио).
Экономические и политические последствия этого поражения по-разному оценивались историками Карфагена. Для некоторых этот сокрушительный разгром означал перераспределение зон влияния и исход с острова, продлившийся около столетия. Что касается других, то они полагали, что речь идет об одном из сражений в длинной череде битв, в ходе которых произошло столкновение интересов двух сторон на Сицилии, и ему не следует придавать слишком большого значения. Но что действительно правда, так это то, что это поражение ознаменовало собой поворот в мировоззрении карфагенян. Оно вызвало интерес пунийцев к внутренней территории их страны. В экономическом плане историки в течение многих лет поддерживали идею оставления ими Карфагена, которую обосновывали тем, что в V веке здесь редко встречались захоронения. Повторное изучение керамических изделий и получение в результате археологических раскопок новых данных свидетельствуют о том, что все обстояло несколько иначе. Во-первых, поставки аттических и греческих товаров не прекратились, а во-вторых, продолжала идти своим чередом муниципальная деятельность в нижней части города.
Невмешательство карфагенян в дела сицилийцев продлилось около 70 лет. В конце V века Афины под предлогом защиты интересов Сегесты попытались развязать вооруженный конфликт на Сицилии против Сиракуз. Крах этой экспедиции позволил Селинунту расширить свои территории за счет Сегесты. Не имея больше сил сопротивляться, жители этого города обратились за помощью к Карфагену. Находясь под властью все тех же Магонидов, пунический город не упустил возможности заявить о своих правах на Сицилию. И с этого момента начался долгий период наступлений и контрнаступлений, когда битвы между армиями греков и пунийцев разгорались то в одном конце острова, то в другом.
Ганнибал, внук Гамилькара, погибшего у стен Гимеры, быстро пришел на помощь Сегесте, которая была осаждена войсками Селинунта. Ради этого он даже высадился в 409 году в Мотии со своей армией, укрепленной войсками элимов. Разбив лагерь поблизости от Селинунта, он за девять дней взял ее приступом. Разграбленная и уничтоженная в пламени пожара, самая западная и самая открытая пуническому миру греческая колония на Сицилии (она дала приют Гискону, отцу Ганнибала, которого изгнали карфагеняне после разгрома армии его отца Гамилькара у стен Гимеры), она никогда больше не обретет прежнего блеска и великолепия. Перейдя окончательно под контроль Карфагена и будучи отчасти заселенной пунийцами, она просуществует до 250 года, когда Карфаген принял решение разобрать ее крепостные стены, а ее население депортировать в Лилибей. Впоследствии армия Ганнибала прошлась по всей Сицилии, разбив лагерь возле Гимеры. После небольшого сопротивления город был взят и окончательно разрушен. Желая отомстить за смерть своего деда, погибшего возле стен этого города, Ганнибал, по словам Диодора Сицилийского (XIII, 61—62), велел перерезать горло трем тысячам пленников. Таким образом, после проведенной им трехмесячной военной кампании Ганнибал полностью выполнил поставленные перед собой цели: восстановить военный престиж карфагенян на острове и изгнать греков. Однако на следующий год Гермократ, герой Сиракуз, опустошил западную оконечность острова, нанеся жителям Мотии и Палермо сокрушительное поражение, хотя впоследствии сложил свою голову, попав в западню, расставленную его же соплеменниками (Диодор Сицилийский. XIII, 63).
Через три года (407/406) карфагенская армия, еще более могущественная и величественная, чем армия 409 года, вернулась под руководством Ганнибала и Гимилькона, сына Ганнона, на Сицилию, разбив лагерь рядом с Агригентом. Защитники разрушили передвижные башни наступающих, которые раскопали агригентские захоронения, чтобы заполнить землей рвы и по образовавшимся террасам добраться до крепостных валов. Этот святотатственный акт вызвал эпидемию, опустошившую армию и стоившую жизни самому Ганнибалу. И тогда Гимилькон отдал приказ о прекращении разрушения гробниц и принес жертву богам. Диодор Сицилийский, являющийся нашим единственным источником, уточняет, что он даже принес в жертву Сатурну ребенка и погрузил в морскую пучину целую толпу людей, чтобы задобрить Нептуна. Однако почести, которые он воздал богам, не помешали ему продолжать осаду города. И через несколько месяцев, несмотря на прибытие в качестве подкрепления сиракузской армии, ему удалось взять город. Отдав его на разграбление и разрушив, он далее отправился в Гелу, которую он также взял в кольцо осады. Войска Сиракуз, возглавляемые теперь уже Дионисием Старшим, попытались разжать тиски блокады, но, несмотря на все их усилия, им не удалось потеснить пуническую армию. И тогда греки решили приступить к эвакуации города, и на следующий день его постигла та уже участь, что и Агригент. В источниках не сообщается, дошел ли Гимилькон до Сиракуз, но совершенно очевидно, что эта военная кампания навела ужас на греков. Кроме того, по ее окончании господство Карфагена признали не только в финикийских колониях, но и в городах, вновь завоеванных Гимильконом.
Относительный мир, который впоследствии воцарился на Сицилии, позволил Дионисию Старшему, союзнику Мессины, расширить свою территорию за счет греческих городов восточного побережья острова и подготовиться к наступлению. В 398 году, полагая, что его армия уже хорошо вооружена и оснащена, и зная, что карфагеняне были ослаблены эпидемией, бушевавшей в Африке, он направился к Мотии во главе огромной армии при поддержке 200 военных кораблей и 500 транспортных судов, примкнувших к нему со стороны южного берега. Гимилькон прибыл с сотней трирем, но, увидев сиракузскую армаду, отказался от любых попыток вступить в сражение. Он вернулся в Африку, оставив жителей Мотии наедине с постигшей их трагической судьбой. После многих дней ожесточенных битв город пал и в 397 году оказался под властью тирана. Кроме разграбления и обращения в рабство населения, он приготовил жестокую пытку для греческих защитников Мотии, велев распять их на кресте (Диодор Сицилийский, XIV, 53, 4).
На следующий год Гимилькон высадился в Палермо во главе многочисленной армии. Он вновь взял под свой контроль западную часть Сицилии и направился северным побережьем к Сиракузам.
Скульптурное изображение Деметры. V в. до н. э.
По дороге он занял, а затем разрушил Мессину. Возле Катаны его флот потопил около сотни греческих кораблей. Армия Гимилькона, усиленная поступлением в нее огромного количества добровольцев из числа местного населения, взяла в кольцо осады Дионисия и его столицу. Но вместо того чтобы начать наступление, Гимилькон довольствовался тем, что опустошил пригородные сиракузские деревни. В один из таких набегов его армия разграбила находящийся за пределами города храм Деметры и Коры, и, если верить древним авторам, этот святотатственный акт причинил много несчастий пунической армии. В более прозаическом смысле Гимилькон совершил большую ошибку, разбив лагерь в очень нездоровом месте, где с наступлением летней жары началась эпидемия. Дионисий, воспользовавшись ослаблением вражеской армии, решил предпринять контрнаступление одновременно со стороны суши и моря. И все это имело самые плачевные последствия для карфагенского флота. Находясь в подавленном состоянии, Гимилькон больше не помышлял о том, чтобы взять реванш. Заключив тайное соглашение с Дионисием, он смог вернуться в Африку, уплатив 300 талантов серебром (около 7,8 тонны), оставив свою армию тирану Сиракуз. Диодор Сицилийский сообщает нам, что, вернувшись к себе, он покончил жизнь самоубийством (XIV, 54—76). Его смерть ознаменовала собой конец династии Магонидов, правившей в Карфагене на протяжении полутора веков. Впоследствии в Карфагене, пытаясь заслужить прощение великих сицилийских божеств после их кощунственного поругания армиями Гимилькона, с большой помпой установили культ Деметры и Коры.
Военные действия возобновились в 393 году под руководством карфагенского предводителя Магона, который опустошил территорию Мессины, после чего его армия была разбита войсками Дионисия. На следующий год он вновь собрал большую армию и направился в страну сикулов, где его уже поджидал Дионисий, союзник тирана Агирона, местного города. Но столкновения между ними так и не произошло. Действующие стороны подписали мирный договор, который был расторгнут только в 383 году. В этот год Дионисий снова атаковал запад Сицилии. Карфаген и в этот раз набрал армию, главнокомандующим в которой был все тот же Магон. После первого сражения, стоившего жизни карфагенскому полководцу, пуническая армия перешла под командование его сына, которому удалось нанести поражение Дионисию, потерявшему в бою своего брата Лептимия. Все закончилось тем, что обе армии подписали перемирие, которое в целом не отличалось от предыдущих мирных договоров (Диодор Сицилийский, XV. 15—17).
В 367 году Дионисий возобновил военные действия. Он опустошил территорию, подчиненную пунийцам, и разбил лагерь возле Лилибея. Но сопротивление укрепленного города и высадка карфагенской армии вынудили его заключить временное перемирие. И оно было последним в жизни Дионисия. После 40 лет ожесточенной борьбы со своими заклятыми врагами тиран умер весной этого же года в Сиракузах. Его сын, Дионисий-младший, не решился возобновлять военные действия против карфагенян, которые, со своей стороны, не имели намерений, как нам кажется, нападать на него.
И только с наступлением в Сиракузах периода смут и борьбы за власть возобновились военные действия. В 346 году, после того как он был отстранен от власти, Дионисий-младший захватил Сиракузы. И тогда его личные враги обратились к Коринфу, метрополии Сиракуз. Коринф послала одного из своих именитых граждан Тимолеона. Став главой города, несмотря на бесплодные попытки карфагенян помешать этому, он принялся проводить политику своих знаменитых предшественников и направил войска, состоявшие из наемников, на территорию пунийцев. Карфаген выставил свою армию, и противники встретились в 342 году на берегу Кримиса, возле Сегесты. Воспользовавшись переходом войск Карфагена через реку, Тимолеон бросился в атаку и нанес пунийцам жестокое поражение. Этот новый разгром вынудил старейшин Карфагена вызвать из ссылки Гискона, сына Ганнона. Гискон восстановил карфагенян в их правах на остров и заключил мир с Тимолеоном, что произошло, вероятно, в 329 году. Вслед за заключением соглашения последовал относительно долгий мирный период, который закончился только лишь в 316 году, когда Агафокл, если верить Юстиниану (XXII, 2, 5, 6), захватил власть в Сиракузах с помощью, кстати говоря, одного из карфагенян.
ГРЕЧЕСКАЯ УГРОЗАЕдва обустроившись, этот амбициозный горшечник, выходец из города Термы Тиморские, расположенного на территории, подвластной пунийцам, пошел сначала войной на сикулов, потом на греческие города и, наконец, направил свои войска против карфагенян. Тем, отреагировавшим молниеносно и жестоко, удалось после битвы при Экноме в 311 году, заключить Агафокл а в Сиракузах, подвергнув город блокаде со стороны моря. Лишившись союзников и симпатии населения города, будь то греки либо аборигены, тиран Сиракуз принял весьма смелое для себя решение развязать в 310 году войну в Африке (впоследствии этот его шаг будет повторен римлянином Регулом). Разместив на 60 кораблях более 14 тысяч человек (среди которых были этрусские, самнитские и галльские наемники), он воспользовался суматохой, царившей в порту из-за прибытия продовольственного обоза, и незаметно отчалил. Он высадился в Латомиях, каменоломнях Эль Хауария, расположенных на тунисском мысе Бон. Протащив корабли по суше, он объявил общий сбор и доверительно сообщил своим солдатам, что во время перехода по морю он дал зарок Деметре и Коре, великим сицилийским богиням, принести в жертву им свои корабли. Подкрепляя слова делами, он сжег корабли, отрезав, таким образом, все пути к отступлению для своей армии (Диодор Сицилийский, XX, 7). К слову сказать, средневековые арабские хроникеры сообщают, что в 711 году нашей эры Тарик ибн Зияд, командующий мусульманскими войсками, брошенными на завоевание Испании визиготов, воспользовался тем же хитрым приемом.
Впоследствии Агафокл направился к Карфагену, взяв приступом город, который Диодор Сицилийский называет сначала Мегалополисом, а затем Тунисом или Белым городом. Карфагеняне, придя в ужас от этой внезапной угрозы, возникшей у их стен, быстро собрали армию и вышли, чтобы встретить лицом к лицу врага. Несмотря на их внушительную численность (которую Диодор Сицилийский, видимо, преувеличивает), они были наголову разбиты. Пунийцы, как нам сообщает все тот же Диодор Сицилийский (XX, 14), полагали, что их поражение было обусловлено тем, что они с недостаточным почтением относились к своим богам. И тогда они послали дары в храм Милькарта в Тир и восстановили обычай принесения в жертву богу Кроносу детей из знатнейших семей (см. Тофет и Молох, гл. VI). Что касается Агафокла, то, оставив гарнизон в Тунисе, он разгромил обитателей мыса Бон и Бизацену. Он также захватил Неаполис (Набёль) и Хадрумет (Сус). Но после того как карфагеняне вновь овладели Тунисом, ему пришлось вернуться и разбить лагерь поблизости от города. Тирану Сиракуз все сложнее становилось сдерживать осаду, его армия быстро теряла силы. Не хватало средств для оплаты солдат, и за неимением денег и людских ресурсов он не мог обеспечить свои войска свежими силами. И тогда он подумал о македонце Офеле, который контролировал греческие колонии в Киренаике. Лелея в связи с ним надежду на завоевание господства в Африке, Агафокл сумел вызвать Офелу с большой армией к себе, но усыпив его бдительность, он убил македонца и возглавил его армию.
Располагая сильной, почти вдвое увеличенной армией, Агафокл решил напасть на северную территорию современного Туниса. Он захватил храбро сопротивлявшуюся Утику, затем Иппу Акру (современную Бизерту, которая в римскую эпоху будет называться Гиппон Диарритус) и завладел, таким образом, большей частью побережья. Закрепив свое положение в Тунисе, он построил корабли и во главе двухтысячного войска отправился в направлении Сицилии, оставив свою армию на попечении своего сына Архагата.
Но Карфаген готовился к контрнаступлению. Сформировав три армии, сенат отправил первую на побережье, вторую — вглубь территории, а третью — на север. Победы, одержанные двумя последними армиями, вынудили Агафокла вернуться в Тунис с остатками своего войска. В ответ на призыв своего сына Агафокл прибыл в Тунис, где он нашел изголодавшихся и деморализованных солдат. Пытаясь поднять боевой дух и смирить их требования, он решил атаковать ближайший карфагенский лагерь. Но осторожные пунийцы отошли на высоты, откуда без труда перебили большую часть наступающих. Покинутый ливийцами и ослабленный, Агафокл решил вернуться на Сицилию, оставив армию на попечении собственный детей. После четырех лет, проведенных им в Африке в бесконечных сражениях, он в 307 году тайно сел на корабль и отправился в Сиракузы. Здесь вплоть до своей кончины в 289 году он больше не помышлял о том, чтобы прибрать к рукам владения карфагенян.
Смерть Агафокла открыла период междоусобных войн в Сиракузах. Карфаген воспользовался подходящим моментом, чтобы распространить свое господство на Липари. Карфагеняне также принимали участие в политических делах Сиракуз и, заключив союзное соглашение с мамертинцами, наемниками из Кампании, проживающими в Мессине, они уже были в двух шагах от того, чтобы контролировать весь остров в целом. Но Пирр, царь Эпира, призванный сначала в Италию жителями Тарента, высадился в Сиракузах в 278 году. Объединив под своими знаменами греческие города на Сицилии, он занял территорию мамертинцев, то есть почти полностью захватил владения пунийцев. Карфаген начал искать пути для переговоров, предлагая ему взамен Лилибей.
Несгибаемый воин отказался и заключил в кольцо осады этот город, но безуспешно. И тогда он вернулся в Сиракузы и начал приготовления, целью которых была военная экспедиция в Африку. Но его авторитарность по отношению к союзникам, с одной стороны, и воззвания о помощи, доносившиеся к нему из Италии, о возобновлении борьбы с римлянами — с другой, заставили его изменить планы. Он ступил на континент в 276 году, нанеся до этого поражение пришедшей из Африки пунической армии.
РИМ НА СИЦИЛИИИзбавившись от угрозы со стороны Пирра, Карфаген вновь занял большую часть Сицилии. Но длилось это недолго. Рим, которому удалось изгнать Пирра и стать полновластным хозяином «сапога», начал изыскивать способы, чтобы заявить о своих правах на Сицилию. И такой случай представился. В 264 году мамертинцы, осадившие Мессину, не желая больше мириться с присутствием карфагенского гарнизона, захватили в плен его командира, некоего Ганнона, которому они пообещали свободу при условии, что он эвакуирует солдат цитадели, что он и сделал. Сенат Карфагена, которого не устраивал подобный поворот событий, приговорил к распятию на кресте несчастного командира и послал армию для захвата города. И тогда мамертинцы обратились к римлянам. Легионерам Рима удалось пересечь Мессинский пролив, несмотря на превосходство Карфагена на море. Это явилось началом Первой пунической войны. Высадившись на острове, римляне освободили Мессину и заключили мирный договор с Гиероном Сиракузским. Впоследствии они захватили и разграбили Агригент, стойко обороняемый карфагенской армией. Первые успехи, обеспечившие им присутствие на острове, на которые они даже не могли рассчитывать, окрылили римлян. Отдавая себе отчет в превосходстве карфагенян на море, они внесли улучшения в тактику атаки, доведя до совершенства изобретенное ими техническое новшество (так называемый ворон), позволявшее им трансформировать морские битвы в сражения на суше. И именно оно дало возможность в 260 году консулу Г. Дуилию одержать первую победу римлян на море у южного побережья Сицилии. Поверив в свои силы, римляне начали военные действия сначала на Корсике, а затем и на Сардинии, хотя им так и не удалось захватить их.
Надеясь повторить «подвиги» Агафокла, Рим решил развязать войну в Африке. По словам По-либия (I, 29—36), на правивших в 256 году консулов Л. Манлия Вулсона и М. Атилия Регула было возложено командование армией численностью в 40 тысяч человек. Погрузившись на 330 кораблей возле мыса Экном, на востоке от Агригента, войска вышли в море, но путь им преградил карфагенский флот, который римляне разбили. Эта победа открыла им дорогу к Африке. Продвигаясь по следам Агафокла, римские консулы решили не высаживаться в Карфагене и избрали Аспис (на латыни Клупеа, которая впоследствии станет Келибией) для того, чтобы развернуть здесь операционную базу в Африке. Но поскольку население города, расположенного на мысе Бон, отказалось их принять, город был взят приступом. Опустошая эту территорию, консулы захватили большое количество военных трофеев, которые Л. Манлий вызвался сопровождать в Рим, оставив Регула в Африке. И тогда карфагеняне обязали двух генералов организовать их защиту, но им так и не удалось помешать Риму грабить их территорию. Римляне, как и их сиракузский предшественник, засели в Тунисе в ожидании предложения о мире со стороны карфагенян. А в самом Карфагене было принято решение послать в Грецию вербовщиков, которым удалось привести несколько тысяч наемников, а также одного весьма сведущего в военных делах спартанского «кондотьера» Ксантиппу. Он сразу же приступил к обучению войск и в результате собрал армию из 12 тысяч пехотинцев, 4 тысяч всадников и 100 слонов, которая двинулась навстречу захватчику и нанесла сокрушительное поражение римским войскам. И только одному корпусу, насчитывающему около 2 тысяч человек, удалось укрыться в Асписе. Консул и 500 его солдат были взяты в плен. Карфаген щедро вознаградил Ксантиппу, который поспешил вернуться домой. Однако в некоторых враждебных по отношению к Карфагену источниках сообщается, что пунийцы, после того как заплатили спартанцу, пытались якобы его убить, чтобы помешать ему бахвалиться тем, что он спас их город. Что касается Регула, то в нашем главном источнике — литературном наследии Полибия — о нем больше не говорится ни слова после его пленения. Вполне возможно, как полагает С. Лансель, что он закончил свои дни в карфагенских застенках (где с ним плохо обращались и подвергали пыткам). В других источниках сообщается, что в 251—250 годах Карфаген послал в Рим делегацию в целях проведения переговоров об обмене пленными и заключения мирного договора, куда входил и упомянутый консул. Регул, который дал обещание вернуться в Карфаген в случае провала переговоров, начал подстрекать своих сограждан к продолжению войны. Верный своему слову, он тем не менее вернулся в Карфаген, где умер в страшных мучениях. Диодор Сицилийский (XXIV, 12) говорит, что жена Регула и его сыновья вымещали на двух находившихся под их охраной пленниках всю свою ненависть за гибель мужа и отца и что только благодаря вмешательству трибунов одному из них удалось спасти жизнь.
На Сицилии римлянам удалось захватить и закрепиться в Палермо в 254 году, несмотря на контратаки карфагенян. Рим медленно, но верно устанавливал свое господство на Сицилии. И только Лилибей и Дрепана (Трапани) продолжали оказывать сопротивление. Многочисленная римская армия осадила Карфаген. Но ловкость и хитрость Гимилькона, командующего местным гарнизоном, не давали римлянам возможности взять город. Разуверившись в том, что они смогут его захватить, римляне организовали длительную блокаду. То же самое произошло и с Дрепаной, оказавшей в 249 году сопротивление войскам под командованием Клавдия Пульхера. Удерживая эти два плацдарма, небольшая армия под руководством Гамилькара Барки, молодого командующего, незадолго до этого присланного на Сицилию, заняла плато Эрике и неотступно преследовала римскую армию.
Весной 241 года в открытом море возле Эгадских островов произошла решающая битва. Рим выслал многочисленную флотилию, чтобы еще сильнее сжать кольцо блокады вокруг двух пунических городов. Карфаген, со своей стороны, также снарядил мощную флотилию, доверив командование ею некоему Ганнону. В заботах о поисках пропитания для осажденных и управляемая не имеющими опыта в морских сражениях моряками, флотилия вскоре была разбита, а сам Ганнон заплатил смертью на кресте за свое поражение. Не имея возможности на месте пополнить свои войска свежими силами и испытывая затруднения с продовольствием, Карфаген вынужден был отступить и окончательно сдал Сицилию. Обязанность проведения переговоров с консулом Лутацием Катулом была возложена на Гамилькара Барку. Путем уплаты скромного выкупа он добился для своих солдат, а также для воинов, оборонявших Лилибей, разрешения уйти свободными людьми с почестями и при оружии. Карфаген должен был уплатить Риму возмещение за нанесенный ущерб в результате военных действий в размере 2200 талантов серебром (около 57 тонн) с рассрочкой на десять лет и отказаться от всех своих претензий на Сицилию и Эоловы острова (Полибий, I, 63). Как отметил С. Лансель, Карфаген, проиграв Первую Пуническую войну, потерял гораздо больше, чем один из забытых богом уголков Сицилии: это была первая брешь в поясе, защищавшем пунический город. После Сицилии наступила очередь Сардинии, а через несколько лет и Мальты (218 год).
АФРИКАНСКИЙ КАРФАГЕНИнтерес Карфагена к своей «глубинке» зародился, как нам кажется, после поражения при Гимере в 480 году. Именно в этот период карфагенянам, по всей вероятности, удалось освободиться от уплаты ренты ливийцам, предоставившим им часть своей территории. Кроме земель, Карфаген распоряжался и местным населением, из которого он вербовал солдат для своих войск. Благодаря плодородию аннексированных территорий (см. Владения Карфагена, гл. II), Карфаген скоро стал могущественной сельскохозяйственной державой, исключающей любые бунты на своих землях. Но отношение карфагенян к ливийцам как к людям второго сорта нанесло ощутимый ущерб их репутации. И пунийцы, в противоположность ситуации, сложившейся с римлянами во время военной кампании Ганнибала, располагавшего верными союзниками в Италии, никогда не могли рассчитывать на поддержку африканцев. Об этом свидетельствует та быстрота, с которой они отвернулись от пунийцев, когда серьезный враг оказался на пороге их дома (Агафокл, а затем Регул). А прибытие в большом количестве сицилийских ветеранов предоставило ливийцам еще одну возможность попытаться сбросить иго Карфагена.
Благодаря роману Г. Флобера война с войсками наемников является одним из самых известных эпизодов всей внутренней истории Карфагена. В соответствии с договором от 241 года Карфаген должен был приступить к репатриации своей армии, состоявшей приблизительно из 20 тысяч человек, по большей части наемников, рекрутированных в странах Средиземноморья (иберийцев, балеарцев, галлов, греков, ливийцев и т.д.). Гискон, ведший переговоры о выводе карфагенских войск с Сицилии, благоразумно решил распределить их отправление во времени, чтобы избежать слишком большого скопления вооруженных людей у ворот города. Но, как сообщает Полибий, он просчитался и не учел некомпетентность и скупость членов карфагенского Сената (Совета старейшин). Эти последние, вместо того чтобы заплатить наемникам и по мере возможности отправлять их по домам, предпочли выплатить им общую сумму, что не таким тяжким бременем ложилось на государственную казну.
Разместив сначала лагерь наемников у ворот Карфагена, Сенат впоследствии решил переправить доставляющую много неудобств многочисленную армию наемников в Сикку Венерию (современный Кеф в Тунисе). Все закончилось тем, что Сенат обязал Ганнона, военного губернатора пунических владений в Африке, провести переговоры об оплате меньшей суммы, чем было согласовано ранее. Но наемные солдаты, готовые принести свои жизни задело Карфагена, сочли, что их предали. Осознавая свое численное превосходство, они двинулись на Карфаген. Их поход не мог не испугать членов Сената, которые поспешили заплатить наемникам. Но было уже поздно. Восставшие, разбившие свой лагерь в Тунисе, поставили новые условия. И тогда Карфаген направил Гискона в их лагерь, надеясь, что ему удастся закончить дело миром. Но Спендий, амбициозный уроженец Кампании, имевший, помимо храбрости и физической силы, чутье стратега и хорошо подвешенный язык, убедил Мато, командира ливийцев, что им вполне по силам атаковать Карфаген. Установив контроль над лагерем, они захватили в плен Гискона и его свиту. Они также обратились с воззванием к местным жителям, которые, не раздумывая, примкнули к восставшим, поскольку давно стремились избавиться от налогового бремени, возложенного на них Карфагеном, и предоставили наемникам продовольствие и пополнение свежими силами.
Если верить Полибию (I, 73, 3), армия восставших численностью 90 тысяч человек была поделена на три группы. Две первые направились в современную Бизерту (Гиппу Акра / Гиппон Диарритус) и Утику. Третий отряд встал лагерем в Тунисе, отрезав, таким образом, столицу от ее внутренних областей. После первой попытки Ганнона освободить Утику карфагенский Сенат поручил Гамилькару Барке подавить восстание, принимавшее масштабы гражданской войны. Собрав разношерстную армию численностью 10 тысяч человек (из наемников, перебежчиков и граждан), он пошел на Утику. Застав врага врасплох, он перебил несколько тысяч солдат и снял блокаду с города. Альянс с нумидийским командиром Нар Гавасом и его всадниками позволил ему нанести и другие поражения восставшим. Гамилькар благоразумно пощадил пленных, предложив им либо присоединиться к его армии, либо покинуть африканскую землю в обмен на обещание никогда больше не сражаться против Карфагена. Но вдохновители восстания, разгадав замысел Баркида (то есть представителя клана Барка. — Примеч. пер.), превратили мятеж в неминуемую войну: по инициативе вождя галлов Автарита они решили уничтожить Гискона и его свиту, которые все еще находились в их руках, испытывая страшные мучения. Те из восставших, которые принимали участие в их убийстве, были поставлены перед необходимостью и в дальнейшем принимать участие в мятеже. В Карфагене убийство Гискона вынудило Совет старейшин обратиться к Ганнону и Гамилькару с просьбой координировать их совместные усилия для окончательного подавления бунта. Но существующие между ними разногласия не могли привести к положительному результату, и тогда Совет предоставил армии право выбора командующего. Им стал Гамилькар.
Ему удалось в 238 году, то есть через три года после начала войны, загнать большую часть восставших в ущелье, которое Полибий (I, 85, 7) назвал «Пилой» в силу своего сходства с этим инструментом, а Флобер — «ущельем Топора». Изголодавшиеся и истощенные, окруженные слонами Гамилькара, наемники были перебиты, а их вожди, в частности Спендий, распяты перед крепостными стенами Карфагена. Матон, руководивший осадой Карфагена, был впоследствии схвачен и подвергся очень жестокому наказанию, сравнимому с теми муками, на которые он когда-то обрек пленных, и с тем ужасом, который он наводил на жителей Карфагена. Разгром восстания вынудил оставшееся африканское население склонить головы перед победителями.
Но даже если эта победа позволила Карфагену укрепиться в Африке, усилия, затраченные им в этой войне, обескровили его и лишили возможности вести военные действия на заморских территориях. В 238—237 годах, после подавления бунта, наемники, вернувшиеся на Сардинию, были оттуда изгнаны местными племенами. Они вынуждены были искать убежища в Италии и попросили помощи у Рима, который не преминул воспользоваться сложившимися обстоятельствами и выслал экспедиционный корпус с Титом Семпронием во главе. Он и завладел островом, а также аннексировал Корсику. Карфаген, силы которого после войн на Сицилии и с наемниками были на исходе, не мог противостоять Риму. И ему даже пришлось заплатить римлянам возмещение в размере 1200 талантов серебром (31 тонну).
ОТХОД НА ИБЕРИЙСКИЙ ПОЛУОСТРОВ[5]Карфаген, территория которого оказалась уменьшенной до размеров африканских владений, вполне мог утратить свое значение торговой морской державы. И, по всей вероятности, именно в этот период его стратеги, в частности Гамилькар Барка, обратили свои взоры в сторону Иберийского полуострова, остававшегося долгое время в стороне от их интересов и находившегося под контролем древних финикийский колоний, подчиненных, по крайней мере с моральной точки зрения, старейшему поселению Гадиру (современный Кадикс).
Сосредоточение в этом регионе большого количества полезных ископаемых должно было помочь Карфагену восстановить финансовое положение и могущество, пошатнувшееся вследствие долгих лет войн на Сицилии и в Африке. Полуостров давал еще одно преимущество — он далеко отстоял от Рима.
У историков нет единой точки зрения относительно значения и конечных целей этой операции. И возникает вопрос, чем же была она обусловлена: была ли она столь привычной для карфагенян кампанией, проведенной с попустительства правительства, или скорее это был результат хорошо продуманного правительственного решения, исполнение которого было поручено одному клану, а именно семейству Гамилькара Барки. Но не вызывает сомнения тот факт, что между высадкой Гамилькара Барки в Кадиксе в 237 году и захватом Карфагена в 209 году Сципионом, будущим Сципионом Африканским, прошло 28 лет, в течение которых Баркиды сформировали государство, чеканящее монеты, государственный механизм которого весьма отличался от организации метрополии, а его политическая система больше напоминала монархическую, чем республиканскую.
Проведение этой операции было доверено Гамилькару Барке. Его сопровождали его зять Гасдрубал и юный Ганнибал, которому в то время было всего лишь девять лет. Если верить Титу Ливию (XXI, 1, 4), то незадолго до того, как его армия вошла в Испанию, Гамилькар якобы заставил торжественно поклясться своего сына, что среди его друзей никогда не будет римлян. После высадки в Кадиксе Гамилькар в 231 году основал Акру Левке (вполне вероятно, что это современный Аликанте). Выбор местоположения столицы на испанском востоке, удаленном от финикийских колоний в Андалузии, свидетельствует о том, что речь шла не о захвате прежних финикийских колоний, но о мероприятии иного рода.
Прибегнув к практике заключения союзов и вербовки наемников и целых гарнизонов, что давало возможность защищать сторонников пунийцев от набегов кельтиберов, Баркиды сумели создать жизнеспособную «вотчину». Согласно преданию, Гамилькар погиб в 229 году, утонув при переправе через реку Юкар во время отступления в ходе военных действий с кельтиберами. Его дети Ганнибал и Гасдрубал-младший были еще очень малы и не могли ему наследовать. Армия выбрала командующим его зятя Гасдрубала. Он продолжил дело своего тестя, укрепляя карфагенские владения и женившись во втором браке на иберийской принцессе. Впоследствии Ганнибал последовал его примеру, взяв в жену местную девушку, уроженку Кастуло, небольшого местечка в высокогорьях Андалузии, где велись разработки полезных ископаемых (Силий Италик, III, 66, 97-107; IV, 774-807). Но самым впечатляющим свидетельством карфагенского возрождения на иберийской земле, бесспорно, является строительство Нового Карфагена (речь идет о том Карфагене, который римляне, в отличие от африканского города, назвали Carthago Nova). Город, основанный около 228 года, то есть немногим более чем через год после гибели Гамилькара, был расположен в идеальном месте и считался неприступным. Он и в наши дни является лучшим средиземноморским портом Испании. Благодаря тому, что в глубине его территорий сосредоточены залежи полезных ископаемых, город располагал значительными богатствами. Молодой Сципион Африканский, который восстановил свою репутацию взятием в 209 году Нового Карфагена, обнаружил здесь 18 300 ливров серебра, о чем нам поведал Полибий (X, 17, 9 и 19, 1—2). Посетив в 133 году город, он описал величественный дворец, построенный Гасдрубалом, а также корабельные верфи и арсеналы. К сожалению, до нас дошло мало материальных свидетельств существования этого пунического города, за исключением золотых, серебряных и бронзовых монет, когда-то чеканившихся в местной мастерской.
Убийство Гасдрубала в 222 году одним из представителей коренного населения (кельтибером) и приход к власти Ганнибала Барки ознаменовали собой переход к новому этапу: после фазы консолидации наступил период возврата к политике наступления Карфагена на Рим.
ГАННИБАЛ, ИЛИ РЕВАНШ БАРКИДОВБудучи изгнанными с юга Италии, карфагеняне вернулись туда с севера. После Александра Великого ни один из стратегов не осмелился предпринять такую широкомасштабную операцию. Отправившись с Иберийского полуострова, Ганнибал со своей армией пересек множество рек и гор, чтобы достичь оконечности итальянского «сапога».
Поход Ганнибала (см. карту маршрута Ганнибала) начался не позднее мая 218 года, когда в возрасте 25 лет или немногим менее он покинул иберийский Карфаген во главе своих войск (90 тысяч пехотинцев, 12 тысяч всадников и несколько дюжин слонов), доверив руководство городом своему брату Гасдрубалу-младшему. Его первым пунктом был Сагунт, иберийское поселение, расположенное на юге от реки Эбро, которое годом ранее заключило с римлянами союз. Осада, которой он подверг Сагунт, послужила поводом к войне для Рима, пославшего посольство в Карфаген с объявлением о начале военных действий. Так началась Вторая пуническая война.
На севере от Эбро Ганнибалу пришлось отражать атаки кельтиберского населения Каталонии. Но, несмотря на это, его взоры, с конца лета 218 года простирались к Роне. Как предположил С. Лансель, он, чтобы избежать первых столкновений с двумя римскими легионами под командованием П. Корнелия Сципиона, отца будущего Сципиона Африканского, высадившимися в Марселе (Массании), перешел реку, по всей вероятности, недалеко от Оранжа. С недоверием относясь к лигурийцам и предвидя возможные атаки римлян со стороны моря, он, перед тем как пересечь Альпы, шел вдоль левого берега реки на север. Если верить древним авторам, в частности Полибию, ему пришлось заплатить высокую цену, положив немало человеческих жизней за быстрый переход через Альпы. На подходе к Турину карфагенская армия насчитывала 20 тысяч человек пехоты и 6 тысяч всадников. Но Ганнибал вполне мог рассчитывать на присоединение к его армии цизальпинских галлов, чрезвычайно враждебно настроенных по отношению к Риму.
Первое столкновение между двумя армиями, пунической и римской, не заставило себя ждать. П. Корнелий Сципион, упустив Ганнибала в Трансальпийской Галлии, направился ему навстречу к Тессину, расположенному поблизости от Новары. Это была первая победа пунического полководца на итальянской земле, за которой последовали и другие. Отдавая себе отчет в том, что единственный способ подчинить себе Рим — это изолировать его от его же союзников, Ганнибал предоставлял последним льготы и послабления, когда они попадали к нему в руки. Он отсылал их по домам, не требуя выкупа и напоминая, что он прибыл в Италию, чтобы освободить их от римского ига. В конце 218 года второй консул Т. Семпроний Лонг испытал на собственной шкуре тактику пунического предводителя, попав в ловушку недалеко от реки Требии, в Эмилии, где он потерял 20 тысяч человек.
Маршрут Ганнибала из Карфагена в Зам (218-202 гг.)
Квинт Фабий Максим в Сенате Карфагена. Художник Дж.-Б. Тьеполо
После этой первой победы пуническая армия столкнулась зимой с враждебным и холодным климатом Северной Италии. И хотя войска были укреплены поступлением в них нескольких тысяч галлов, много иберийских и африканских солдат погибло. На животных также отразились холод и влажность. Кроме гибели большого числа мулов и лошадей, пали также почти все слоны, а сам Ганнибал лишился глаза на заболоченных берегах Арно.
С наступлением лета 217 года столкновения возобновились. Разграбляя тосканские деревни, чтобы вызвать на бой римскую армию под командованием консула Фламиния, Ганнибал схватил его на выходе из ущелья возле Тразименского озера. Тит Ливий (XXI, 6) сообщает, что всего лишь через три часа после начала сражения римская армия потеряла своего командира и 15 тысяч человек, тогда как пунийцы потеряли всего лишь 2500 человек. И в то время как Рим пребывал в страхе возможной осады, Ганнибал отвел свои войска и встал лагерем в Пицене, на побережье Адриатического моря. Долгое время историки задавались вопросом: по какой причине Ганнибал не пошел сразу на Рим? Но, как мы уже говорили, понесенные потери и некоторые специфические особенности его армии не давали возможности заключить в кольцо осады город, подобный Риму. И Ганнибал, отдавая себе в этом отчет, принял решение сплотить сначала вокруг себя коренных жителей Италии, представ перед ними как их освободитель и защитник от посягательств римлян.
После короткого периода пребывания в Кампании пуническая армия провела зиму в Апулии (217—216 годы). А в это время в Риме с появлением на политической арене Фабия Максима, прозванного Кунктатором, то есть «Медлительным», возрождалась надежда. Избранный диктатором, он придерживался тактики постепенного истощения пунийцев. В Испании, благодаря поддержке Марселя с тыла, был разбит и захвачен в плен пунический командующий Ханнон, который контролировал Каталонию. Римской армии удалось даже дойти до Сагунта, разбив здесь лагерь и отрезав, таким образом, Ганнибала от его базы. А в самой Италии вновь избранные консулы объявили широкомасштабную мобилизацию.
Были сформированы восемь легионов, готовые в любой момент «разобраться» с пунийцами.
Что же касается армии Ганнибала, то в начале лета 216 года она снялась с места и двинулась, направившись к Пуйи. Провоцируя соперника, Ганнибал захватил крепость Канны, расположенную на реке Офанто, на севере от современного города Барлетта. И именно в этом месте 2 августа 216 года произошла одна из самых знаменитых в истории битв. Противостоя вдвое большей армии (90 тысяч пехотинцев и 6 тысяч всадников), лишившись слонов, Ганнибал нанес римлянам сокрушительное поражение. Более 70 тысяч римских солдат сложили здесь свои головы. Среди них был один из двух консулов текущего года Павел Эмилий, а также оба консула, избранных в предыдущем году (см. Армия, гл. III).
По свидетельству Тита Ливия (XXII, 51, 2), по окончании битвы Махарбал, командир пунической кавалерии, якобы сказал генералу пунийцев, все еще не помышлявшему об осаде Рима: «Vincere scis, Hannibal, Victoria uti nescis» («Ты умеешь побеждать, Ганнибал, но ты не умеешь пользоваться плодами твоей победы»). Несмотря на блестяще проведенную военную операцию, Ганнибал не отказался от ранее намеченной им цели: изолировать Рим от его союзников, чтобы, ослабив его, возобновить переговоры по мирным договорам 241 и 226 годов на выгодных для Карфагена условиях. Впрочем, после победы на Тразименском озере его армия в военном плане не претерпела никаких качественных улучшений: она оставалась неприспособленной к позиционной войне.
И поэтому Ганнибал понимал, что его победа может принести ему плоды только на дипломатическом поприще. Он заключил соглашения с народами, населяющими юг итальянского «сапога»: апулиями, бруттами, луканцами и самнитами. Его внимание было сосредоточено главным образом на Капуе, жители которой оказали радушный прием пунической армии, и в этой связи уместно вспомнить Тита Ливия и его знаменитое описание «капуанской неги» (XXIII, 18, 10—15). Видимо, Ганнибал рассчитывал превратить этот город в столицу южно-италийской федерации типа карфагенского протектората, целью которого было бы блокирование продвижения римлян к югу. За пределами Италии Ганнибал заключил пакт с Филиппом V Македонским, который не имел продолжения (см. Дипломатия и международные отношения, гл. III). На Сицилию после смерти тирана Сиракуз Гиерона Ганнибал командировал своих эмиссаров, подписав соглашение, согласно которому часть острова должна была отойти Сиракузам.
Но, к несчастью для знаменитого карфагенянина, все эти усилия не могли свести на нет римскую оппозицию, сила которой заключалась в необычайной способности быстро приводить в боевую готовность свои вооруженные силы. И сиракузяне, проживавшие на Сицилии и находившиеся с конца 215 года в состоянии войны с римлянами, никак не могли ни добиться преимущества, ни снять блокаду, в которой римляне держали город, и это несмотря на поддержку со стороны Карфагена и использование военных машин, разработанных Архимедом. В 212 году, по истечении трех лет осады, город пал, а гениальный греческий ученый погиб от меча римского солдата. В Италии захват Тарента дал Ганнибалу возможность основать здесь порт, хотя это так и не помогло ему вновь обрести господство на море. Мало-помалу с падением в 211 году Капуи и взятием в 209 году Тарента Риму удалось остановить продвижение гениального Баркида, ограничив его границами Калабрии.
Одновременно с этим римляне взяли на вооружение политику Ганнибала, начав военные действия в самом центре державы Баркидов, в Карфагене. В 209 году Публий Корнелий Сципион высадился в Испании там, где двумя годами ранее его отец и дядя были убиты солдатами Гасдрубала-младшего. Имея 25 лет от роду, он уже участвовал в сражениях с войсками Ганнибала в Италии и в силу этого приобрел некоторый опыт и понимание тактики ведения войны Баркидами. Ему удалось захватить Карфаген, практически не встретив сопротивления, что дало ему возможность сконцентрировать здесь большое количество военных машин и кораблей и укрепить материально-техническую базу. Весной 208 года, поднимаясь по долине Гвадалквивира к золотым и серебряным рудникам, разработка которых велась Баркидами, он встретился с Гасдрубалом, одержавшим победу над его родными на востоке Кордовы. Он чуть было не разгромил его войска, но Гасдрубалу удалось вырваться и продолжить путь в Италию, на помощь своему брату. Повторяя маршрут Ганнибала и стремясь избежать столкновения с римскими войсками, стоявшими в Каталонии, он сначала пересек Пиренеи со стороны басков, а затем и Альпы. Риму, обеспокоенному возможностью воссоединения двух армий, удалось перехватить гонца с донесением, посланного Гасдрубалом, в котором он назначал Ганнибалу свидание в Умбрии. В то время как один из консулов, К. Клавдий Нерон, удерживал Ганнибала в Бруттии, второй, М. Ливии, разгромил войска Гасдрубала-младшего на подступах к реке Метавр, недалеко от Римини, на Адриатическом побережье.
Потеряв всякую надежду помочь своему брату и на поддержку Филиппа V, который в конечном итоге начал вести переговоры с Римом, Ганнибал оказался в изоляции. Вторая армия под командованием Магона, младшего брата Ганнибала, спешившая ему на помощь, оказалась парализованной в Лигурии, не имея возможности воссоединиться с войсками Ганнибала. Что же касается римлян, то им удалось в 204 году высадить в Африке армию под командованием Сципиона. После безуспешной попытки взять Утику, в 203 году Сципион напал на карфагенские и нумидийские войска в Кампи Магни, в среднем течении Меджерды[6]. Битва закончилась победой Сципиона, захватившего в плен царя нумидийцев Сифакса. У Карфагена, предчувствовавшего реальную опасность, не было другого выхода, кроме как обратиться за помощью к двум Баркидам. Но Магон, раненный в боях, не выдержал перехода и скончался.
В Африке в римско-карфагенской дуэли принимала участие еще одна, третья, сторона, полностью выполнившая выпавшую на ее долю роль, — нумидийцы. Эти последние распались в начале злоключений Ганнибала на два царства. На царство Масаэсил с Сифаксом во главе, которое простиралось от Сиги на западе (современный Та-кембрит в регионе Орана) до Сирты (Константина) на востоке, и на царство Массиль, меньшее по размерам, расположенное на стыке современной тунисско-алжирской границы. В 206 году, после кончины Гайи, царя Массиля, его сын Массинисса, воевавший в Испании на стороне пунийцев, должен был вернуться в Африку, чтобы вступить в права наследования. Но Сифакс, аннексировав его царство, вынудил его удалиться в изгнание, толкнув тем самым непосредственно в руки к римлянам.
Что касается Ганнибала, то, вернувшись в Африку после 25-летнего отсутствия, он решил высадиться не в Карфагене, где заправляли его политические противники и в двух шагах от которого находился лагерь Сципиона, разбитый в Тунисе, а в Лептисминор (современная Лампта в тунисском Сахеле), где у его семьи были владения.
В течение всей зимы обе армии простояли в бездействии, наблюдая друг за другом. Этот статус-кво мог бы продлиться и сколь угодно долго, поскольку карфагеняне были вовлечены в мирный переговорный процесс, который был начат еще до прибытия Ганнибала в Африку. Но ситуация разрешилась весной 202 года, когда карфагенские корабли атаковали судно, перевозившее переговорщиков Сципиона. Избежать битвы стало невозможно. Ганнибал отвел свою армию к Заму (современный Эль-Джам, в 30 км на север от тунисского Мактара). Сражение произошло в конце лета. Пехота Ганнибала превосходила по численности пехоту Сципиона, но его конница не могла соперничать с кавалерией Массиниссы, перешедшего на сторону врага. Следует отметить, что Сципион, обладая большим опытом ведения войны с пунийцами, смог ловко уклониться от атаки слонов, защитив проходы на своих рубежах. Доведенная до совершенства тактика, разработанная римлянами, принесла свои плоды, обеспечив им полную победу. Армия Ганнибала, захваченная с тыла римской и нумидийской кавалериями, была истреблена. Но пуническому полководцу в сопровождении очень небольшого эскорта удалось тем не менее пробраться в Хадрумет (современный Сус), где находилась его ставка.
Битва при Заме
Как Ганнибал по отношению к Риму, так и Сципион не имел ни намерений, ни, видимо, возможностей захватить Карфаген. Целью Рима было полное и безусловное подавление его соперника, чтобы он никогда больше не смог ему угрожать. Мирный договор, условия которого были очень тяжелыми и невыгодными для пунийцев, был подписан в 201 году. Возмещение за причиненный в ходе военных действий ущерб, установленный Римом, доходило до 10 тысяч талантов (то есть 258,5 тонны серебром; для сравнения — после Первой пунической войны было затребовано 57 тонн) с рассрочкой уплаты в 50 лет. Территория Карфагена отныне ограничивалась «Пуническими рвами» — Fossae Punicae (см. Африканская территория, гл. II). Пунийцы не имели права вести войну без согласования с Римом, они должны были возвратить своих слонов их прежним владельцам и никогда не приобретать других. Что касается их военного флота, то он был отведен в открытое море, где на глазах собравшихся на берегу карфагенян был сожжен. Рим оставлял за Карфагеном право иметь не более десяти кораблей.
Поражение при Заме не подорвало доверия, с которым некоторая часть населения Карфагена относилась к Ганнибалу. Он сохранил, если верить Корнелию Непоту (Ханнибал, VII, 1—4), командование армией, оставленной Римом, солдат которой он направил на сельскохозяйственные работы в Бизацену (см. Сельское хозяйство, гл. IV). А через пять лет, благодаря поддержке части населения, недовольной тем, как находящиеся у власти олигархи управляли делами города, он был избран суффетом на 196 год (см. Политические институты и осуществление власти, гл. III). Он также воспользовался предоставленными ему полномочиями, чтобы ограничить всевластие Сената, по отношению к которому он испытывал неприязненные чувства, и провел ряд реформ по оздоровлению карфагенской финансовой системы. Но его действия пришлись не по вкусу правящей верхушке, направившей на него жалобу в Рим. Предчувствуя опасность, Баркид тайно покинул Карфаген, направившись в Хадрумет. Отсюда он перебрался на остров Церцина (современная Керкена в Тунисе), затем в Тир, на прародину Карфагена. Его же собственный город решил как можно скорее забыть о нем, конфисковав его имущество и дочиста разграбив его дом. Оставшуюся часть своей жизни он провел в скитаниях, закончившихся в 183 году в Бифинии (Вифинии, Северо-Запад Малой Азии, на территории современной Турции), где преданный царем Прусием, готовым выдать его римлянам, он покончил жизнь самоубийством в 63-летнем возрасте. И в этом же году обрел смерть Сципион Африканский, еще одно действующее лицо драмы, разыгранной по воле Ганнибала.
КОНЕЦ КАРФАГЕНА: В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ, НО ПРОЦВЕТАЮЩИЙВ результате поражения при Заме Карфаген потерял свои заморские территории и лишился большей части африканских владений. И можно было бы предположить, что, оказавшись без продовольственных ресурсов и находясь под опекой римлян, эти полвека, прошедшие с момента разгрома при Заме до окончательной гибели города, должны были бы вылиться в медленную агонию. Но ничуть не бывало, и даже наоборот. Аппиан сообщает нам о вновь обретенном процветании и о приросте населения. Тит Ливий несколько раз упоминает о том, что Карфаген поставлял большое количество пшеницы в Рим и в его армии, ведущие военные действия в Македонии (Тит Ливий. XXXI, 19, 2; XXXVI, 4, 9). А через десять лет Карфаген даже предложил Риму досрочно погасить задолженность по возмещению ущерба в результате военных действий, в чем Сенат ему отказал (Тит Ливий. XXXVI, 4, 7). Археология полностью подтверждает эти сведения. Кроме того, город начал несколько широкомасштабных работ, которые порождают множество вопросов, сводящихся к одному: насколько реален был контроль, осуществляемый римлянами? Так, в дополнение к застройке южной стороны холма Бирса, начатой в эти полвека (откуда и происходит название, данное этому району археологами, «квартал Ганнибала»), заканчивалось оборудование двух портов, один из которых был военным. И может показаться удивительным, почему город, которому было предоставлено право иметь всего лишь десять кораблей, решился на возведение военного порта. Эти работы, как нам кажется, внушили некоторые опасения Гулуссе, одному из сыновей Массиниссы, который донес римлянам, что карфагеняне собираются построить большую флотилию, которую они якобы рассчитывают использовать в военных действиях против них. Материал, собранный археологами, ведущими раскопки в Карфагене, также свидетельствует о процветании города. Были обнаружены многочисленные родосские амфоры и керамические изделия, завозимые из Кампании, а в самом Риме и других регионах находили предметы карфагенского производства, датируемые II веком, что подтверждает динамизм карфагенских купцов, высмеянных и представленных в карикатурном виде в комедии «Пуниец» латинского автора III века Плавта. Несмотря на выпавшие на его долю испытания, пунический город оставался перекрестком, где сходились пути международной торговли.
На протяжении этого полувека римские посольства часто направлялись в Карфаген, чтобы контролировать проводимую им политику и главным образом чтобы на месте выносить решения по поводу многочисленных конфликтов, возникающих у него с нумидийским соседом. В соответствии с условиями мирного договора, подписанного с Римом, пунический город не имел полномочий регулировать их самостоятельно. Около 152 года Катон Старший оказался в Карфагене в качестве члена одного из таких посольств. Жизнеспособность города убедила его в том, что он по-прежнему представляет угрозу для Рима. И с этого момента он включал в каждое из своих выступлений в Сенате, вне зависимости от обсуждавшейся темы, следующие слова: «Delenda est Carthago», что означает «Карфаген должен быть разрушен» (Флор «Римская история». II, 15). А чтобы еще больше поразить воображение своих коллег, он, как гласит легенда, представил на курии свежую винную ягоду, утверждая, что она была сорвана тремя днями ранее в Карфагене. По его мнению, Рим не мог себе позволить иметь врага в двух шагах от своих ворот (Аппиан. Ливийская книга. 69; Плутарх. Катон Старший. 26).
РАЗГРОМ КАРФАГЕНАНесмотря на существование в римском Сенате партии, на все лады расхваливающей существующее положение в стране, верх взяла милитаристская группировка. Предстояло найти предлог. Им оказалось еще одно из целой череды вторжений Массиниссы на территорию Карфагена, который, будучи не в силах выносить его агрессию и не надеясь на справедливый и беспристрастный римский суд, решился применить оружие. Это произошло в 150 году, после выплаты последней части возмещения, причитающегося Риму, и вскоре после смерти Катона Старшего, возглавлявшего антикарфагенскую партию. Рим, приняв решение начать войну, не торопился с объявлением о ее начале. Римляне сначала подготовили почву для наступления, собрав войска на Сицилии. Карфагеняне, прознав о мобилизации, послали в Рим посольство с выражением своей преданности. Римский Сенат, не объявляя о своих намерениях, потребовал выслать на Сицилию 300 заложников сроком на 30 дней.
Утика, не испытывая по этому поводу никаких угрызений совести, поступила под покровительство Рима и в силу этого стала, начиная со 149 года, главной ставкой римского экспедиционного корпуса, куда прибыли оба консула текущего года Маний Манилий и Л. Марций Цензорин, потребовавшие от Карфагена, чтобы он сдал все свое оружие и военные машины. Не считаясь с мнением народа, карфагенский Сенат собрал представлявший весьма печальное зрелище обоз, состоявший из баллист, катапульт, личного оружия, который был направлен в Утику. Весной 149 года, как только город был полностью разоружен, консулы объявили о своих истинных намерениях: карфагеняне могли остаться свободными людьми при условии, что они согласятся покинуть город, который Рим собирался разрушить, и разумеется, по крайней мере в 80 стадиях от побережья, то есть в 15 км. Столкнувшись с подобным диктатом, напомнившим им, что «римская честность» (fides romana) мало в чем уступала пресловутой «честности пунической» (fides punica), обесславленной древними авторами, карфагеняне встали перед необходимостью сражаться, поскольку оставить Карфаген означало для них отречение от своих корней и самобытности. Морякам и купцам, которыми они были, предстояло стать крестьянами, состоящими на службе у Рима.
В самом Карфагене гнев народа, вызванный этой новостью, обрушился сначала на гонцов, принесших эту весть, а затем на тех из сенаторов, которых карфагеняне считали продажными. Они также истребили итальянских торговцев, устроившихся на площади со своими товарами.
В то время как народ строил баррикады на улицах, Сенат объявил о военном положении. Так началась Третья пуническая война. Были освобождены рабы, сразу же зачислявшиеся в армию, и вызван Гасдрубал Боэтарх, которого, чтобы доставить удовольствие Риму, когда-то приговорили к смертной казни, но которому удалось скрыться и избежать трагической участи. На него была возложена обязанность защиты внешней части города. Разбив лагерь в Загуане, он неотступно преследовал перемещавшиеся римские части, прервав их связь с городами, перешедшими под их контроль (Хадруметом, Тапсом, Лептисом и Ахоллой). Внутри же городских стен операцию возглавлял еще один Гасдрубал, родственник Массиниссы.
Охватившая карфагенян энергия отчаяния придала им невиданные силы. На местах они организовывали мастерские по производству оружия. Женщины также не остались в долгу: они отдавали свои золотые украшения и даже обрезали волосы, из которых изготавливали связующие элементы для военных машин.
Что касается римских консулов, то они упустили момент наступления на город, когда он был лишен необходимой защиты. И только летом 149 года они предстали перед крепостными валами. Недооценивая способность карфагенян к сопротивлению, оказавшихся без оружия в результате предательства, они даже не могли себе представить, что осада продлится целых три года!
Сразу же по прибытии Манилий предпринял безуспешную атаку со стороны тройной крепостной стены, пересекающей перешеек. Что касается Цензорина, то он во главе флотилии расположился на побережье Тунисского озера, в том месте, где эта самая тройная стена образовывала угол с простой крепостной стеной, защищающей юг полуострова (см. Карфаген, гл. II). После двух попыток, благодаря тарану, которым управляло 6 тысяч человек, ему удалось пробить брешь, но ввести и удержать войска внутри городских стен он так и не смог. Год закончился тем, что, несмотря на осаду, город для римских консулов все еще оставался неприступным.
В начале 148 года другой заклятый враг Карфагена, Массинисса, исчез, так и не увидев разрушения пунического города. Новые римские главнокомандующие, Л. Кальпурний Писон и его легат Л. Гостилий Манцин, приняли решение напасть на города, остававшиеся верными Карфагену, чтобы отрезать его от источников пополнения продовольствием и людскими ресурсами. Клупеа (Келибия) сопротивлялась, но Неаполис (Набёль) сдался и был разграблен.
Весной 147 года Манцин во главе флотилии попытался взять город приступом со стороны обрывистой скалы Сиди бу Сайд. Сначала ему удалось проникнуть за крепостные стены города, но отсутствие продовольствия и недостаточная подготовка наступавших чуть было не стоили им жизни, если бы не подоспевшая вовремя помощь молодого консула Сципиона Эмилиана, на чьи плечи было возложено руководство Африканской армией.
Разбив укрепленный лагерь перед тройной стеной, пересекающей перешеек, он преградил доступ к портам благодаря возведенной им плотины. Он хотел тем самым лишить Карфаген любых сношений с внешним миром. Пунийцы быстро нашли выход, пробив брешь ближе к северу. Прорыв канал, они вывели в море флотилию, состоящую из трирем и квинквирем, и застали врага врасплох. Но, по свидетельству Аппиана (Ливийская книга. 121), они так и не смогли в полной мере воспользоваться эффектом внезапности.
Благодаря сооружению плотины, Сципион Эмилиан смог захватить внешнюю гавань. Забрезжил конец Карфагена. В начале зимы 147/146 года, изгнав последних защитников с этого дебаркадера, он возвел фортификационные сооружения, которые охраняли 4 тысячи человек. Окончание зимы он провел в ликвидации последних очагов сопротивления карфагенян, продолжавших отчаянно сражаться на мысе Бон.
И только весной (март — апрель) он решил нанести последний удар.
Как об этом говорится в древних текстах, римская армия, без труда пройдя через круглый порт, расположилась на главной площади (Аппиан называет ее агорой). На следующий день несколько солдат блокировали, чтобы его разграбить, храм, выходящий на площадь. В этот раз их добычей стали золотые пластины, украшавшие часовню, посвященную божеству, отождествленному греками с Аполлоном, которые они отколупывали остриями мечей. Аппиан оставил нам впечатляющее по силе воздействия описание (на которое вдохновил его сам Полибий) о продвижении римских войск. Последнее каре сопротивляющихся, состоящее из женщин и детей, укрылось на вершине холма в «цитадели Бирса». Как говорит Аппиан, Сципион вел своих солдат по улицам, застроенным шестиэтажными домами. Автор приводит в деталях потрясающие по своей жестокости сцены, в которых мертвых и живых давили копытами лошадей и колесницами. В результате раскопок, проведенных французской миссией, были обнаружены останки карфагенян, нашедших смерть и погребенных под развалинами.
После шести дней и шести ночей кровавых сражений делегация осажденных вышла из крепости с просьбой о пощаде. Сципион Эмилиан оставил жизнь (но не свободу) 50 тысячам осажденных, которые предпочли сдаться в плен. Около тысячи непокорных, продолжавшие сопротивление, укрылись на вершине цитадели в храме Эшмуна. К Гасдрубалу Боэтарх присоединились лица из его ближайшего окружения. Вызывает недоумение тот факт, что, согласно источникам, мужественный защитник города дрогнул в последний момент и, держа в руках ветвь побежденного, простерся перед Сципионом, умоляя его о снисхождении. Его жена, чье имя не осталось в истории, потрясенная его низостью, одевшись в свои самые красивые наряды, на глазах у собственного мужа и Сципиона бросилась вместе со своими детьми с высокой стены храма в костер, разожженный осажденными, предпочтя пламя стыду, как гласит одна тунисская поговорка. Так, образом женщины, бросающейся в костер ради сохранения своей свободы, закончилась история Карфагена, с которого она, впрочем, и началась. И со времен античности историки не устают проводить параллель между этими двумя эпизодами (Флор. Эпитомы римской истории. I, 31; II, 15).
В ответ на этот костер римляне разожгли пожар, не сравнимый по масштабам, который охватил весь город. Если верить некоторым источникам, он не прекращался в течение десяти дней. А затем на место пожарища прибыла посланная римским Сенатом комиссия. Она отдала приказ стереть с лица земли все, что осталось от города, а его периметр объявила проклятым (Аппиан. Ливийская книга. 134). И, видимо, на основе этого события сформировался высосанный из пальца образ, сфабрикованный современными авторами, будто бы римляне прошлись плугом по земле Карфагена, предварительно обильно сдобренной солью. На самом деле ничего подобного не было, или этот акт имел чисто символическое значение. Разумеется, разрушения затронули весь город в целом, но нигде не отмечалось такого неуемного ожесточения, о котором сообщают некоторые историки. Раскопки французских исследователей, проведенные на южном склоне холма Бирса, свидетельствуют о том, что требование Сената сровнять город с землей не было исполнено буквально. И даже есть мнение, что захватчики нашли время для того, чтобы совершить погребение погибших, если только вывод, сделанный на основе изучения останков из общей могилы, обнаруженной отцом Делаттром, крупным археологом и исследователем Карфагена, верен. Найденные им трупы были сложены один на другой и ориентированы по вершине холма. А наличие монет среди останков говорит о том, что погребение могло быть совершено карфагенянами (пленными?).
Окончательное разрушение Карфагена римлянами. Художник А. Дадли
СЛЕД, ОСТАВЛЕННЫЙ КАРФАГЕНОМ В ИСТОРИИПо-настоящему посмертным реваншем для последних защитников «цитадели Бирса» мог бы стать тот факт, что спустя много веков институты, религия и главным образом язык Карфагена все еще продолжали свое существование в Африке.
Вид с холма Бирса
Еще в V веке нашей эры св. Августин объяснял своей пастве, что deus (то есть бог) на латыни означает то же самое, что theos на греческом или ylim на пуническом языках. А за два столетия до св. Августина пунический все еще оставался живым языком, и Септимий Север (193—211 годы нашей эры), римский император, родившийся в Лептис-Магне, древней тирской колонии, стыдился некоторых из своих родственников, которые говорили только на пуническом языке (Жизнеописания Августов. XXVI, 7). И о глубоком укоренении пунического языка на африканской почве свидетельствуют не столько тексты древних авторов, сколько результаты археологических находок: спустя более чем два века после гибели Карфагена, резчики по камню все еще продолжали выбивать на стелах надписи на пуническом языке. А в Триполитании были обнаружены стелы, датируемые IV веком нашей эры, на которых пунический текст был выгравирован латинскими буквами. Но долгая жизнь пунического языка отмечалась не только в Африке. На Сардинии, в Битийе, была найдена надпись, датируемая эпохой правления императора Марка Аврелия (161—180 годы нашей эры).
Что касается религии, то Карфаген так глубоко повлиял на мировоззрение африканцев, что ни его исчезновение, ни проникновение других народов в империю не смогли привести к забвению двух главных божеств Карфагена: Баал Хаммона и Тиннит. Разумеется, им присвоили другие наименования: африканский Сатурн и Юнона Каэлестис соответственно, кроме того, их черты претерпели эволюционные изменения, но их культ, в частности культ Сатурна, продержался вплоть до триумфа монотеизма.
Что же касается институтов, то по крайней мере соотносящиеся с ними пунические титулы: суффет, баалим или раб[7], заимствованные и впоследствии распространенные нумидийскими царями на контролируемые ими территории, а затем сохраненные иностранными городами, будут встречаться вплоть до эпохи правления Траяна (98—117 годы нашей эры).
II.
ГОРОД И ЕГО «ИМПЕРИЯ»
Карфаген. Современный вид
В отличие от западных греческих колоний, городские поселения которых были тесно связаны с их хорой, то есть с сельскохозяйственной глубинкой, и в противоположность главным образом Риму, который контролировал завоеванные территории посредством прокладывания дорог, охраняемых границ или устройства военных лагерей, Карфаген, как нам кажется, в большей степени был озабочен формированием торговых сетей, чем созиданием империи. До V века ни в редчайших археологических свидетельствах, ни в литературных источниках нет даже намека на существование у карфагенян подобных амбициозных замыслов.
В течение долгих лет их, рассчитывающих прежде всего на сформированную ими торговую сеть и соседей, поставляющих им продовольствие, вполне устраивала минимальная сельскохозяйственная площадь, удовлетворяющая первичным потребностям в пропитании.
КАРФАГЕНКарфаген находился в идеальном месте, расположенном на полуострове в форме стрелы, соединенном с сушей перешейком шириной 4440 метров (25 стадий). При закладке города соблюдались основные требования, встречающиеся при возведении финикийских городов, то есть наличие защиты со стороны моря и возможность контролировать отношения с периферией страны и ее населением. В наши дни аллювий реки Меджерды (Баграды древних) заносит песком Утику и, трансформируя залив того же названия в сабху (sabkha — соленое озеро), существенно изменил очертания побережья. Весь город, включающий центральную часть, порты, некрополи, сельскохозяйственные угодья, был защищен крепостной стеной, простирающейся в длину приблизительно на 33 км.
Начиная с XIX века удалось в общих чертах идентифицировать местонахождение городской агломерации. Карфаген занимал прибрежную равнину, одну сторону которой обнимало полукружье холмов с расположенными в них некрополями (плато Бордж-Джедид или «холм по соседству со святой Моникой», обнаруженный в ходе раскопок, проведенных отцом Делаттром, плато Одеон, холм носящий имя Юноны и холм Бирса или «святой Людовик»). С южной стороны город граничил с болотистой зоной под названием Саламбо.
Карта полуострова и Карфагена и предположительное местонахождение северной и южной крепостных стен (указаны линией «точка-тире», точками изображена древняя линия побережья, двойным пунктиром — рвы. — Примеч. пер.)
Это пространство, простирающееся в длину максимум на 1,5 км в направлении север-юг и на полкилометра в направлении восток-запад, занимало полезную площадь размером около 50 га. Но даже если городской периметр определился очень давно, у нас не хватало археологических подтверждений этому факту, и, кроме того, чередование периодов его развития нам также почти неизвестно. Хотя к этому можно добавить, что международная организация, осуществившая раскопки в 70-х и 80-х годах прошлого века, а также точечные раскопки, ведущиеся в наше время, дали возможность восполнить некоторые пробелы. Но чтобы ни у кого не возникало сомнений по этому поводу, скажем, что наши знания относительно пунической метрополии остаются весьма ограниченными, а некоторые детали, относящиеся к топографии города и к его застройке, упомянутые Аппианом и заимствованные им у Полибия, автора, который застал пунический Карфаген перед его закатом, не всегда подтверждаются документально. Так обстоит с агорой, которая в литературных источниках располагалась недалеко от портов, не подтверждается также факт мощения улиц и площадей и наличие шестиэтажных домов.
Наш
сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального
закона Российской федерации
"Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995
N 110-ФЗ, от 20.07.2004
N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения
произведений
размещенных на данной библиотеке категорически запрешен.
Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.
 |
|
Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно
