Гетманы Украины

Татьяна Таирова-Яковлева
Гетманы Украины. Истории о славе, трагедиях и мужестве

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

В книге использованы архивные фотографии, предоставленные автором

Книга подготовлена на базе исследований, выполненных автором при поддержке фонда Gerda Henkel

ОТ АВТОРА

К началу IX века в районе Приднепровья формируется территория Древней Руси, объединившая земли многих славянских племен. Ее столицей становится Киев. Тесную связь с Киевом имела и Новгородская земля, и другие восточнославянские княжества. Своеобразная и высокоразвитая культура восточного древнеславянского государства послужила базой для дальнейшего развития Украины, России и Белоруссии. Татаро-монгольское нашествие уничтожило тесные связи и изменило дальнейший ход истории. Более всего пострадали земли центрального Приднепровья. В наиболее выгодной ситуации оказалась западная Галицко-Волынская Русь. На фоне разрушения старых восточных центров начинается возвышение Москвы.

В XIV веке центральные приднепровские княжества освобождаются от татаро-монгольского ига и входят в состав Литвы. С прекращением династии Романовичей она объединяется с Галицко-Волынским княжеством и образуется Великое княжество Литовское. Долгое время литовские князья опирались на традиции Киевской Руси, принимали православие, внедряли в делопроизводство старославянский язык. Но уже в 1385 году заключается Кревская уния и начинается долгий, но неуклонный процесс объединения Великого княжества Литовского с Польшей. В 1569 году он завершается Люблинской унией и созданием единого государства Речь Посполитая.

Практически сразу же после Люблинской унии начинается административное, юридическое и экономическое перекраивание украинских земель на польский лад. Проводником этой политики становится польская шляхта, которая с энтузиазмом двинулась в богатые новые восточные земли, получив право приобретать владения в любых территориях Речи Посполитой. Главным отличием польской шляхты¹ от литовской аристократии были воинствующий католицизм и открытое презрение, с коим они относились к населению украинских земель и его исконной культуре. Активная политика польской шляхты, насаждавшей свои экономические законы (прежде всего, неизвестную до тех времен в Украине панщину²), захватывавшей лучшие украинские земли, притеснявшей православие и пренебрежительно обращавшейся с украинской шляхтой, стала одной из главных причин массового протеста населения. Чаще всего протест принимал форму ухода в «вольные края». Географическое и геополитическое положение Украины, граничившей с бескрайними и незаселенными в те времена просторами Дикого поля³, создавали для этого самые благоприятные условия.

Украинское гетманство. Административное деление по И. Крипякевичу

Нарастание конфликтов в религиозной, культурной и экономической сферах стимулирует на украинских землях в конце XVI – начале XVII веков процесс духовного возрождения и формирования национальной идентичности. Борьба за сохранение православия проходила на фоне формирования новой политической элиты Украины, тесно связанной с казачеством. Стремление управлять собственным краем, жить по своим правам и свободам приводит к ряду кровавых столкновений с властями Речи Посполитой.

В результате восстания Богдана Хмельницкого, начавшегося в 1648 году, большая территория Украины становится свободной, формируется Украинское гетманство с собственной административной, судебной и налоговой системой. Тяжелая военная ситуация заставляет Б. Хмельницкого в 1654 году принять подданство Русского государства, однако, автономное положение гетманства было сохранено. Процесс «притирания» проходил болезненно, часто доходя до кровавых конфликтов. Украинское гетманство скатилось в пучину Руины, гетманы менялись очень часто, искали различные внешние комбинации, Украина пустела, на ней хозяйничали вражеские армии. Только к 80-м годам XVII века наметился выход из кризиса.

В настоящем издании представлены биографии одиннадцати украинских гетманов, начиная от Петра Сагайдачного и заканчивая Кириллом Разумовским. Их власть и влияние были различными. При выборе персоналий я руководствовалась прежде всего вкладом того или иного гетмана в историю Украины и возможностью наиболее полно и подробно воссоздать хронологию событий. Биография Ивана Мазепы изложена мной в отдельном издании и поэтому не включена в данную книгу. Так как в книге излагаются биографии людей, живших в близкий временной период, а зачастую – участвовавших в одних и тех же событиях, неизбежными являются некоторые повторения.

Из выбранных мною исторических фигур Иван Богун и Остафий Гоголь не вполне соответствуют заявленной теме: первый собственно гетманом никогда не был, но неоднократно становился наказным гетманом (т. е. командующим походом) и вообще являлся столь яркой личностью в истории Украины, что не рассказать о нем нельзя. Имя потомка Остафия Гоголя, Николая Васильевича Гоголя, так много значит для отечественной и мировой литературы, что читателю будет небезынтересно узнать о его пра-пра-пра-прадеде – человеке весьма примечательном и своеобразном, хотя и остававшемся гетманом лишь небольшой промежуток времени на совсем маленькой территории.

Для более легкой ориентации в тексте предлагаю читателю кратко ознакомиться с основными понятиями и реалиями, связанными с украинским казачеством.

Украинское казачество⁴ возникло в конце XV века и сформировалось к середине XVI века. Разделялось казачество на «запорожское» (они же: запорожцы, сечевики, низовики) и «реестровое» (они же: реестровые, городовые). Запорожское казачество – вольница, селившаяся за порогами в низовье Днепра (отсюда название – Запорожье, Низ). Средства к существованию запорожцы получали от «промыслов» (рыбалка, охота и т. д.) и от набегов на татар, в которых они, собственно, и прославились. Запорожцы жили по собственным законам, придерживаясь своеобразной демократии, и не подчинялись ни польскому королю, ни русскому царю, даже когда это предписывалось международными отношениями. Женщинам было категорически запрещено посещать Запорожье. Возглавляли запорожцев выбранные кошевые атаманы (от слова «кош»⁵). Вплоть до восстания Богдана Хмельницкого Запорожье олицетворяло собой центр украинского казачества и именно там принимались все важнейшие решения, касавшиеся заключения военных союзов, предстоящих походов, раздела добычи и т. д.

Совершенно иным было реестровое казачество (от слова «реестр», т. е. включенные в список и получавшие согласно ему жалованье). Польские короли пытались использовать в собственных целях растущее влияние казачества на Украине. Еще в 1558 году король Польши Сигизмунд II издал указ, призывавший казаков пойти к нему на службу за денежное вознаграждение. В результате собралось примерно триста казаков, которые получали из королевской казны жалованье деньгами и сукном. Но окончательно реформа была завершена при польском короле Стефане Батории, давшем реестровым казакам особые привилегии: они были освобождены от уплаты налогов и не подлежали никакому суду, кроме суда своего старшего. Таким образом, реестровые казаки стали привилегированной частью украинского общества. В реестровые мечтали попасть все казаки, а сами реестровые стремились расширить свои привилегии на всю территорию Украины. Поэтому сразу после возникновения реестрового казачества по Речи Посполитой прокатилась волна казацких восстаний, продолжавшихся с небольшими перерывами вплоть до восстания Б. Хмельницкого.

Слово «гетман» (нем. «hauptmann» – «главный человек») на Украине означало лидера украинского реестрового казачества. Позднее (начиная с Б. Хмельницкого) гетманами называли правителей Украинского гетманства⁶. Гетманы избирались на всеобщей (генеральной) раде⁷ казаков и обладали всей полнотой военной и гражданской власти: они возглавляли армию, административную и судебную систему Украины (в отличие от Польши и Литвы, где гетман – великий коронный и польный – только командующий войском).

Впервые гетманом украинских казаков польский король назвал в 1576 году командира реестровых Богдана Ружинского и пожаловал ему знаки гетманской власти (клейноды). Они включали знамя, бунчук, булаву, печать, литавры и каламар.

Традиция клейнодов имеет восточное происхождение. Бунчук (крымско-татарское слово) использовался в Османской империи как знак сана и власти паши, оттуда он был заимствован в Польше, а затем – на Украине. Бунчук представлял собой длинный деревянный шест с металлическим шаром на конце, из-под которого свисали конские хвосты. Булава (лат. Bulla) – ударное оружие, служившее на Украине символом гетманской власти. Булаву вручали гетману после его избрания. Получал булаву и наказной гетман, которого назначали исполнять обязанности гетмана во время похода или битвы. Наказных (от слова «наказ», назначенные) обычно назначали сами гетманы или в чрезвычайных случаях их избирали на казацкой раде. Печать Войска Запорожского скрепляла все важнейшие документы, издаваемые гетманами. Литавры – род барабанов, железных или серебряных, обтянутых кожей. Их также использовали на официальных мероприятиях в присутствии гетмана. Каламар – чернильница, бывшая клейнодом писарей Войска Запорожского. Символом власти полковников были перначи (шестигранная разновидность булавы).

В административном плане Украинское гетманство делилось на полки, занимавшие определенную (фиксированную) территорию Украины. Полковые города являлись резиденцией полковников, обладавших высшей административной, военной и судебной властью на территории своих полков. Полки, в свою очередь, делились на сотни (с сотенными городами, резиденциями сотников).

Высшим органом власти Украинского гетманства была Генеральная рада, на которой представители всех полков избирали гетмана и решали другие основополагающие вопросы (заключение иностранных договоров и т. д.). Гетман управлял всеми делами, советуясь со Старшинской⁸ радой, чьи властные полномочия с течением времени претерпели некоторую эволюцию. Изначально вся старшина избиралась казаками на радах. Впоследствии старшину стали назначать гетманы, а в XVIII веке – российские власти. В состав Старшинской рады входили полковники и генеральная старшина: обозный, писарь, судья, подскарбий, есаул и хорунжий. Генеральный обозный считался важнейшим после гетмана, он отвечал за артиллерию, участвовал в Генеральном суде, а в Генеральной канцелярии заведовал всеми войсковыми делами. Генеральный писарь, по сути, играл роль канцлера. Он был хранителем печати и заведовал Генеральной канцелярией, вел всю гетманскую переписку, включая дипломатическую, участвовал в заседаниях Генерального суда. Генеральный судья (обычно их было два) возглавлял Генеральный суд и заведовал всеми земельными тяжбами. Генеральный подскарбий заведовал налогами, определял их размеры и возглавлял Генеральную канцелярию казны (Скарбовая канцелярия). Генеральный есаул (их тоже обычно было двое) отвечал за порядок в полках, ведение реестра, подготовкой к походам. Генеральный хорунжий оберегал гетманскую хоругвь (знамя), возглавлял личную охрану гетмана.

Высшим административным (исполнительным) органом Украинского гетманства была Генеральная канцелярия. В канцелярии осуществлялся контроль над всеми денежными операциями и земельными делами, велось все делопроизводство. Там же хранился архив. Генеральная канцелярия исполняла функции одновременно министерства иностранных и внутренних дел. Высшим судебным органом Украинского гетманства был Генеральный суд. Все доходы шли в Войсковую Казну.

Разумеется, характер и особенности гетманской власти на протяжении веков менялись. Каждая эпоха вносила свои коррективы. Но гетманы оставались лидерами казачества, государства и народа, будучи при этом очень разными людьми, со своими талантами, достоинствами и человеческими слабостями.

В заключение хотелось бы отметить, что данная книга рассчитана, прежде всего, на российского читателя и не является сугубо научным исследованием. Но при составлении биографий автором были учтены все новейшие данные по истории Украины. Кроме того, занимаясь украинским казачеством более четверти века, автор берет на себя смелость представить собственные концепции и видение происшедших событий. Надеюсь, что и специалисты найдут для себя в этой книге что-то новое и небезынтересное.

Примечания

¹ Шляхта – польское дворянство.

² Панщина – то же, что барщина, т. е. рабочая повинность крестьян по отношению к владельцу, обязательные работы.

³ Дикое поле – степи Южной Украины, незаселенные оседлым населением. Представляло собой плодородные земли с богатой флорой и фауной, но любые промыслы там были весьма опасны из-за постоянного кочевья татар. Дикое поле занимало территории современных Кировоградской, Николаевской, Донецкой, частично Днепропетровской и Харьковской областей.

⁴ Казак – слово тюркского происхождения и означает отважный, вольный человек. Казачество образуется на пограничьях Великого княжества Литовского, Речи Посполитой и России, но только на украинских землях в силу ряда факторов и политической ситуации казачество начинает добиваться участия в управлении страной и превращается в политическую элиту общества, которая возглавляет национальную и религиозную борьбу Украины.

⁵ Кош – от татарского «кхогп», большая отара овец. Кош у запорожцев означал центр, столицу Запорожской Сечи, а также все товарищество и администрацию Сечи.

⁵ Украинское гетманство – это наиболее распространенный в настоящее время в российской исторической науке термин, обозначающий то государственное образование, а затем – автономию, которое было создано при Б. Хмельницком и существовало вплоть до 1781 года. В украинской литературе принят термин «Гетманщина». Самоназвание было «Войско Запорожское», обозначавшее не войско, а территориально-политическое образование (с городами, народом и т. д.) – и не должно вводить в заблуждение современного читателя.

⁷ Рада (укр.) – совет, общее собрание казаков.

⁸ Старшина – офицерские чины украинского казачества.

Глава 1
ПЕТР КОНАШЕВИЧ-САГАЙДАЧНЫЙ

Петр Конашевич (Сагайдачный) стал первым украинским гетманом в полном смысле этого слова. То есть он был не просто вождем реестрового казачества, но и играл видную роль в политической жизни Украины. Он отстаивал общенациональные и религиозные интересы в условиях жесткого противодействия со стороны Речи Посполитой, а зачастую выступал, как совершенно самостоятельный лидер. Петр Сагайдачный мало известен в России, как и вся эпоха до Богдана Хмельницкого. Между тем он был одной из самых выдающихся, ярких и знаковых фигур в истории Украины XVII века.

Не случайно звание гетмана приобрело важное политическое значение именно при Сагайдачном. Он получил прекрасное для своего времени образование, позволявшее ему обсуждать серьезные философские и гуманистические темы и задумываться о проблемах Речи Посполитой и Украины начала XVII века. Сагайдачный не довольствовался военными походами (хотя и преуспел в них), не ограничивался получением богатой добычи, а тянулся к философскому осмыслению современных ему реалий. А может быть, как раз эпоха украинского духовного возрождения выдвинула такого лидера казачества, который смог приобрести общенациональное значение.

Родился будущий гетман примерно в 1570 году в селе Кульчица Самборского повета воеводства Руського в Галиции¹. Сагайдачный (это его прозвище) происходил из семьи украинского шляхтича² Конона из рода Конашевичей-Попелей герба «Побуг»³ и Пелагеи⁴. Прозвище свое он получил позже, уже на Запорожье: «сагайдаком» татары называли колчан для лука и стрел.

Гетман П. Конашевич-Сагайдачный. Портрет XVII в.

После обычного в те времена домашнего образования юноша поступил в знаменитый Острожский коллегиум, основанный на собственные средства князем К. Острожским. В годы обучения Сагайдачного это был крупнейший в Украине научно-образовательный православный центр, собравший лучших педагогов и богословов. Школа создавалась на основе заимствованного из античных времен и модного тогда в Европе принципа «семи искусств»: «тривиум» (грамматика, риторика, диалектика) и «квадривиум» (арифметика, геометрия, музыка, астрономия). При этом в отличие от западноевропейских и польских школ в Остроге преподавание базировалось на активном использовании греко-византийской традиции. В школе преподавали церковнославянский, греческий и латинский языки, что давало студентам возможность знакомиться с античными подлинниками.

Именно в Острожской школе Сагайдачный встретился со своим соратником и будущим Киевским митрополитом Иовом Борецким.

Конашевич-Сагайдачный оказался талантливым студентом. Он окончил полный курс коллегиума и даже написал в свои студенческие годы полемический труд «Пояснения про унию», вызвавший большой отклик. В частности, о нем упоминал литовский канцлер Лев Сапега в своем письме к Полоцкому архиепископу Иосифу Кунцевичу.

Из Острога Сагайдачный переехал в Киев, где некоторое время работал домашним учителем у городского судьи Яна Аксака. Затем по не известным нам обстоятельствам Петр бросил свою работу и уехал в Запорожье, навсегда связав свою судьбу с казачеством. Произошло это примерно в 1601 году⁵.

Надо сказать, что начало XVII века было тревожным временем для Украины. Брестская церковная уния 1696 года юридически поставила православную церковь вне закона на территории Речи Посполитой. Началось повсеместное наступление на православие со стороны униатов и католиков при серьезной поддержке Ватикана и фанатичного католика польского короля Сигизмунда III (знаковой фигуры времен русской Смуты). Казачество, выступившее под руководством Северина Наливайко в 1695 году против унии и польских порядков, потерпело поражение. Наливайко был казнен, а реестровые были резко ограничены в своих правах и численности. В рядах казаков начались разброд и шатание. На протяжении десяти лет сменилось пятнадцать различных «гетманов», что никак не способствовало объединению и сплочению казаков.

Гетман П. Конашевич-Сагайдачный. Гравюра XVII в.

Король Сигизмунд III Ваза. Портрет XVII в.

Ослабление казачества сделало положение униатов и поляков на Украине еще более вольготным. Часть казаков ушла в Запорожье, другие разбрелись по городам. Именно к тем, кто, не желая покоряться, жил в вольной Сечи, и примкнул Сагайдачный.

Зимовник, то есть постоянный лагерь запорожцев, в то время располагался в устье речки Чортомлык (старая Базавлуцкая Сечь). Добираться туда приходилось через тринадцать коварных порогов Днепра. Быт запорожцев в лагере был неприхотливым, жильем служили шалаши, сделанные из хвороста и покрытые от дождя лошадиными кожами⁶. Запорожский край до сих пор хранит память о знаменитом гетмане в названиях «Попелище Сагайдака» и «Кресла Сагайдака»⁷.

Первое боевое крещение Сагайдачный получил во время походов в Молдавию (1600 год), а затем – против шведов в Ливонию. В этих предприятиях, организованных поляками, казаками командовал Самойло Кишко, в Ливонии и погибший⁸.

Примерно в 1606 году казаки избирают Сагайдачного гетманом. Надо заметить, что он значительно выделялся из казацкой среды. Образованный, по всей вероятности знакомый с античными образцами военной тактики, имевший в своих планах гораздо более широкие горизонты помимо сиюминутной добычи, он сумел увлечь и повести за собой казаков. Как писал современник событий Якоб Собеский, «вообще этот человек великого духа, который искал опасность, не дорожил жизнью, в бой шел первым, выходил последним, всегда расторопный, всегда деятельный. В таборе был настороже, мало спал и не напивался, как оно водилось у казаков. На советах был осторожный и во всяких разговорах малословный»⁹.

Это удивительное сочетание интеллектуала и гибкого политика, с одной стороны, и дерзости смелого воина и полководца – с другой, сделали Сагайдачного выдающейся фигурой своего времени, перед которой преклонялись даже враги.

Казацкий табор. Гравюра XVII в.

Понимая, что в противостоянии польскому правительству нужно иметь весомые аргументы, и в то же время осознавая необходимость занять казаков войной, Сагайдачный активно организует походы на юг¹⁰. Борьба с «неверными» всегда была одним из главных занятий запорожцев. Эти походы приносили добычу, славу, укрепляли авторитет и увеличивали роль казачества в глазах польского правительства. Росла популярность казаков и среди украинского населения.

Хотя подлинных свидетельств о ранних морских походах сохранилось немного, они характеризуют гетмана как талантливого и дерзкого полководца, значительно опередившего свое время.

Еще в 1606 году гетман по просьбе поляков совершил поход в Молдавию. Вернувшись, Сагайдачный разместил свои войска в королевских имениях Брацлавщины, претендуя на административную власть на данной территории. Дальнейшие походы он осуществлял без всякого разрешения или координации со стороны польских властей.

В 1607 году Сагайдачный опустошил турецкие крепости Очаков и Перекоп. В 1609 году его казаки сожгли Измаил и Килию¹¹. В 1613 году гетман со своими казаками дважды ходил на Черное море, где опустошил ряд населенных пунктов на полуострове Таврия. Против казаков турецкий султан направил эскадру, состоявшую из галер и чаек¹². Однако казаки не только не испугались, но, наоборот, ночью напали на турок, стоявших в Очаковском порту, и разгромили их, захватив много чаек и шесть больших галер.

Сагайдачный не преминул послать сообщение о своей славной победе польскому сейму и лично коронному гетману Станиславу Жолкевскому. Это был не жест верного подданного, а скорее дерзкий вызов казака, желавшего жить по собственным законам. Ведь Речь Посполитая категорически запрещала такие походы.

В том же 1613 году Сагайдачный напал на вторгшихся в Запорожье татар и одержал блестящую победу над ними на берегу реки Самары¹³.

1614 год начался для казаков неудачно. Выйдя очередной раз в море, они попали в сильную бурю. Чайки разметало в разные стороны. Многие казаки утонули, других выбросило на берег, где их перебили турки.

Это не смутило Сагайдачного, и в конце августа он во главе двух тысяч казаков снова вышел в море. В качестве лоцманов выступали турецкие пленные («рабы-отступники», под страхом смерти принявшие мусульманство, но сумевшие вырваться из неволи). Они прекрасно знали все подходы к прибрежным турецким городам, особенности их укреплений, типографию местности и т. д. Казаки вышли в открытые воды на сорока чайках, пересекли Черное море, достигли Малой Азии и неожиданно пристали к Синопу – хорошо укрепленной, многолюдной и сказочно богатой гавани.

Это было как гром среди ясного неба, ибо до Синопа никто из врагов не добирался более 250 лет – «с тех пор, как турки Азией завладели, никогда там не было тревоги и опасности». К тому же «город любовников», как называли Синоп за прекрасное местоположение, прелестные окрестности и великолепный климат, охраняла неприступная крепость, построенная из камня, с железными двухстворчатыми воротами, имевшая 6100 бойниц и цитадель с несколькими башнями. Синоп был мощной военно-морской базой в Османской империи, крупнейшей черноморской верфью.

Нападение на Синоп было спланировано и исполнено совершено блестяще. Его предприняли ночью, и оно стало полной неожиданностью для турок. Внезапное появление отрядов Сагайдачного вызвало панику среди солдат местного гарнизона, экипажей судов и населения. С помощью приставных лестниц казаки ворвались в крепость, захватили цитадель, верфь, галеры и город, разрушили синопский замок и сожгли его цейхгауз, нанеся туркам огромный материальный урон. Они их именно сожгли! Сгорело также несколько мечетей и частных домов. Гарнизон был почти полностью уничтожен, захвачены большие запасы оружия, корабли, освобождены многочисленные христиане-невольники, чья радость не поддавалась описанию. Добыча казаков, по оценке современников, достигала сорока миллионов злотых. Погрузив трофеи и освобожденных пленников на чайки, запорожцы вышли из Синопской гавани и скрылись из виду.

Гетман С. Жолкевский. Портрет XVII в.

Как писал известный историк XIX века И. Каманин о набегах Сагайдачного, «смелость, быстрота и разрушительность... набегов превосходят всякие описания; такой силы они не имели ни до, ни после Сагайдачного и должны быть приписаны его военному гению. Они подняли на ноги всю Турцию».

Реакция турецкого правительства на такую дерзость со стороны казаков была предсказуемой. Султан избил буздыханом¹⁵ своего великого визиря, а затем приказал его повесить. Визиря спасло только заступничество жены и дочери¹⁶. После этого султан отправил в море своего наместника Ахмет-пашу с приказом вешать всех встретившихся на его пути казаков. Кроме того, было принято решение построить крепости в устье Днепра на Черном море для предотвращения подобных нападений.

Ахмет-паша собрал до четырех тысяч янычар, посадил их на галеры и направился в устье Днепра, поджидая возвращавшихся из похода казаков. Одновременно он приступил к строительству новых крепостей. При этом Ахмет-паша потребовал от польского короля, чтобы тот во время этой работы снабжал его войско продовольствием и необходимыми строительными материалами. Стоит отметить, что поляки сочли такие действия турок угрожающими безопасности Речи Посполитой. Вместо исполнения требований Ахмет-паши коронный гетман Станислав Жолкевский выступил на южную границу Польши, силой давая таким образом понять, что Речь Посполитая вполне способна защитить свои рубежи.

Возвращение казаков домой из Синопа было печальным. Узнав о поджидающей их в устье Днепра турецкой эскадре, Сагайдачный приказал пристать к берегу, не доходя до засады. Там они вытащили чайки на сушу и намеревались волоком миновать турок по берегу, а затем снова спустить свои суда на воду. Но турки настигли их, в жестоком бою убили около двухсот человек и захватили в плен двадцать казаков. Остальные, кинув в воду часть добычи, все-таки успели спустить чайки и уплыть с наиболее ценным добром. Попавшие в плен казаки были казнены в Царьграде¹⁷.

Из этого печального случая Сагайдачный сделал правильные выводы и в дальнейших походах не позволял туркам заставать себя врасплох на обратном пути.

Намерения турок выступить войной в казацкие земли и покончить с этой вольницей, приносящей столько неприятностей султану, натолкнулись на твердую позицию польского правительства, обещавшего лично разобраться с казаками, но выступавшего категорически против вторжения турок в пределы Речи Посполитой.

Не обращая внимания на угрозы со стороны Османской империи и Речи Посполитой, Сагайдачный весной 1615 года напал на восьмидесяти чайках на Константинополь. Там он сжег в окрестностях турецкой столицы порты Мизевна и Архиока, опустошил местность, полную дворцов османских сановников, торговых лавок и складов, и ушел с богатейшей добычей, перепугав самого султана, охотившегося поблизости и видевшего «из своих покоев дымы».

Опомнившись, турецкий флот погнался за казаками, догнал их возле устья Дуная, но казаки под прикрытием темноты бросились в атаку и в лучших традициях настоящих пиратов взяли галеры на абордаж Произошел ожесточенный и кровавый рукопашный бой. Но уже с того момента, как казаки ворвались на палубы турецких судов, их победа была предопределена. Часть турецких кораблей потопили. Другие галеры казаки отвели под Очаков и там «в насмешку» сожгли их на глазах у турецкого гарнизона (увести их в Запорожье не представлялось возможным). Во время боя у Дуная попал в плен командующий турецким флотом. Победители на этот раз благополучно вернулись в Запорожье с богатой добычей и славой.

Не меньшую удачу в том же году принесла и сухопутная акция запорожцев. Большими силами они напали на окрестности Очакова, добрались до самого городского замка, увели много скота и успешно вернулись домой¹⁸.

Походы 1615 года казались безумной дерзостью, осуществленной практически под носом у самого султана. Но все было исполнено столь филигранно и профессионально, что их успех стал скорее закономерностью, чем простой удачей.

В следующем году Сагайдачный опять одержал победу на Днепровском лимане, напав на нового турецкого начальника флота Али-пашу. Эту флотилию выслал султан в отместку за Босфорский поход 1615 года. Не испугавшись, Сагайдачный вышел навстречу флоту и полностью уничтожил его. Были захвачены десятки галер и около сотни мелких судов. После этого гетман, не встречая на своем пути препятствий, напал и сжег Корфу – один из крупнейших невольничьих рынков Черноморья. Все пленники были освобождены и присоединились к казацкой флотилии. Константинополь пребывал в смятении и бешенстве.

Не остановившись на достигнутом, осенью 1616 года Сагайдачный направился к Минеру и Трапезунду, взяв приступом оба города и получив бесценную добычу. Против него была выслана турецкая эскадра, состоявшая из шести больших галер и множества мелких судов. Но казаки разбили и ее, потопив при этом три галеры.

На обратном пути турки во главе с Ибрагим-пашой по своему обыкновению поджидали казаков в устье Днепра, но гетман обманул их, пройдя устьем Дона, и затем, перетащив суда по суше, успешно вернулся в Запорожье¹⁹.

Там его ожидало неприятное известие: во время его отсутствия, не дождавшись казаков в устье Днепра, Ибрагим-паша ворвался в Запорожскую Сечь. Она была почти пустой, так как запорожцы большей частью находились в походе или разошлись ввиду осеннего времени по городам. Гарнизон, состоявший из нескольких сотен казаков, отступил, а Ибрагим-паша довольствовался тем, что сжег зимовники, захватил пушки, лодки и взял в плен часть казаков.

Сагайдачный немедленно предпринял молниеносный маневр, у речки Конские воды догнал турок, перебил их и освободил всех пленных. Весьма характерный для гетмана эпизод!

Блестящие победы Сагайдачного на Черном море не имели себе равных практически на протяжении всей остальной истории Запорожья. Казацкое имя стяжало славу во всей Европе. Нанести столь ощутимые удары Порте казалось невероятным.

Турецкая угроза в начале XVII века имела для Европы первостепенное значение. Взятие Константинополя сделало Оттоманскую Порту могущественной державой. Это была уже не орда, а государство, способное выставить армию в 250 000 человек. В 1459 году ею была завоевана и обращена в турецкий пашалык (область, подвластная паше. – Т. Т.) вся Сербия. В 1460 году турки покорили Афинское герцогство и вслед за ним почти всю Грецию, за исключением некоторых приморских городов, оставшихся во власти Венеции. В 1462 году были завоеваны остров Лесбос и Валахия, в 1463 году – Босния. Затем турки опустошили Молдавию и поставили ее в вассальную зависимость. К XVI веку Порте принадлежал весь Балканский полуостров до Дуная и Савы, почти все острова архипелага и Малая Азия до Трапезунда, а также Валахия и Молдавия. Везде управляли или непосредственно турецкие чиновники, или местные правители, утверждавшиеся султаном и находившиеся у него в полном подчинении. В 1521 году турецкие войска взяли Белград, на следующий год захватили остров Родос. По перемирию 1547 года вся южная часть Венгрии обратилась в турецкую провинцию. В войне с Персией Порта заняла в 1536 году Багдад, в 1553 году – Грузию. После этого был захвачен Кипр, а в 1574 году – Тунис. Алжир и Триполи уже ранее признали свою зависимость от султана. Этим Порта достигла апогея своего политического могущества. Турецкий флот свободно курсировал по всему Средиземному морю вплоть до Гибралтара, а на Индийском океане нередко грабил португальские колонии. Галеры турок появлялись даже на Темзе.

К борьбе Венеции против Оттоманской Порты подключились другие мощные европейские державы. Сам христианский цесарь возглавлял борьбу против турок. В течение 1593 – 1606 годов шла война между Портой и Священной Римской империей (в ней принимали участие и запорожские казаки). Война закончилась перемирием, но никто не питал иллюзий в отношении дальнейших планов турок.

На фоне побед европейского масштаба влияние казаков в Речи Посполитой резко возросло. Они все больше превращались в силу, с которой приходилось считаться даже королю. Польский сейм неоднократно с тревогой отмечал, что казаки сами устанавливают себе законы, сами избирают командиров, сами управляют подвластными себе территориями и практически создают в рамках Речи Посполитой собственную республику.

Главным противником казачества выступал великий коронный канцлер и гетман Станислав Жолкевский (участник русской Смуты). Собрав в Житомире осенью 1614 года представителей магнатов и шляхты, он настоял на принятии «Ординации», практически ликвидировавшей все казацкие свободы и привилегии. Казацкого гетмана должен был назначать сам Жолкевский с согласия короля, располагаться казаки должны были исключительно в Запорожье и не селиться в украинских городах, не предпринимать походов на Османскую империю, подчиняться юрисдикции государственных, духовных и частных судов, а не собственному войсковому и т. д.²⁰

Казаки эту «Ординацию» проигнорировали, и, как мы уже отмечали, Сагайдачный продолжил свои успешные морские походы.

Однако следует заметить, что негативное отношение к казачеству со стороны польских властей не было беспочвенным. Нельзя идеализировать запорожцев и представлять их всех благородными борцами за православную веру. Среди казачества были и те, кто мало интересовался борьбой с унией и защитой православия, а тем более идеями национальной идентичности и просвещения. Грабежи и добыча – вот что привлекало многих авантюристов в казацком звании, и им было совершенно безразлично, кого грабить – турок, поляков, русских или своих же украинцев.

В условиях наступления польских властей на казацкие вольности именно такие авантюры на некоторое время стали популярными среди казаков. Они отстранили Сагайдачного (после его возвращения из похода) и избрали гетманом Дмитрия Барабаша. Конфликт с поляками вследствие этого только обострился. В конце 1616 года Жолкевский снова запретил походы на турок. В Запорожье нельзя было отправлять запасы из городов и местечек Украины.

Но весной 1617 года Речь Посполитую потряс слух о планировавшемся походе Алимазор-баши на пограничные города и замки. Спешно собирая войска, Жолкевский требовал присоединения казаков к польским отрядам для обороны страны, заявляя, что они «сами это пиво наварили». Казаки не пришли, дав злой и категоричный ответ. Моральные ценности, необходимость защищать родной край – все это было чуждо авантюристам.

Правда, и поход турок не состоялся. Более того, полякам удалось заключить под Яругою договор с Османской империей о мире. Первым пунктом стоял запрет «разбойникам-казакам» ходить на Черное море. Покончив с турецкой угрозой, Жолкевский намеревался расправиться и с казачеством. Но внешнее положение Речи Посполитой и ограниченные военные силы поляков делали такую задачу весьма проблематичной. Поэтому Жолкевский, узнав о разногласиях между казаками, решил воспользоваться ситуацией²¹.

Противостояние в среде казаков между старшиной и чернью уже тогда набирало силу. Это был не просто конфликт социальных слоев – богатые, бедные. «Бедными» запорожцы становились обычно по причине пьянства, азартных игр или трусости, не позволявшей им претендовать на добычу. Зато их голоса громко и яростно звучали на радах. Не признавая никаких ценностей, кроме «вольности», трактуемой в данном случае как свобода от всякой власти и порядка, они представляли собой страшную и темную силу. Что касается старшины, то она была озабочена юридическим статусом казачества, получением уступок от короля, расширением своего влияния на Украине, защитой православия и т. д. – вещами совершенно чуждыми, непонятными и лишними в представлении «черни».

Учитывая разногласия в казацкой среде, Жолкевский отправил в сентябре 1617 года письмо казакам, предлагая прислать комиссаров на переговоры. Вместо этого все казацкое войско выступило навстречу полякам. К Жолкевскому подоспели личные отряды магнатов Волыни, и они вместе приблизились к Белой Церкви. Непросто было объяснить буйным головам выгоды политики компромисса вместо открытой войны. В итоге казаки прислали своих депутатов, объявивших, что они не хотят воевать с Жолкевским. Гетманом снова избрали Сагайдачного.

Готовясь к переговорам, поляки составили еще более суровую декларацию, чем в 1614 году. По ее условиям число реестровых ограничивалось до тысячи, а всех непослушных предлагалось карать смертью. Этот абсурд постеснялись озвучить даже сами польские комиссары. Только для обороны границ требовалось гораздо большее число казаков. Что касается ежегодного жалованья и подтверждения казакам их вольностей, «данных прежними королями», то решили, что после ближайшего сейма казаки вышлют делегатов с этими просьбами к королю, причем комиссары обещали поддержать эти просьбы. В результате толком ничего не решили, и все соглашения имели расплывчатые формулировки.

Из числа реестровых должны были исключить разных отщепенцев, примкнувших к казачеству за последние годы. «Ремесленников, купцов, шинкарей, войтов, бурмистров, кафанников, болтунов, скотобойцев, портных и других неприкаянных от себя выгнать и исключить из реестров („выписать"), а также и всех новоприбывших мещан, которые в последние годы, выйдя из урядовой юрисдикции, пристали к нашему войску – чтобы уже больше казаками не назывались и на будущее без воли короля его милости и пана гетмана коронного таких в войско принимать не будем». Это положение, по сути очищавшее и укреплявшее ряды казачества, очень устраивало Сагайдачного. Отныне реестровым казаком мог стать только земельный собственник²³. Кроме того, казаки упорно настаивали на том, чтобы гетмана сперва избирало все войско на раде («свободными голосами»), а уже потом утверждал король.

Тайные мечты поляков заключались в превращении казаков в сторожевую охрану числом до тысячи человек, живущую к тому же за пределами Речи Посполитой, в Запорожье. Такая упрямая и негибкая позиция польского правительства остро ставила перед казаками вечный вопрос: «Что делать?» Не предавать значения планам поляков, надеясь, что это «как-нибудь уляжется»? Активно участвовать во внешних походах польской короны и стараться перетянуть на свою сторону сильных мира сего? Или же сразу пойти на открытый конфликт и потребовать от правительства признания вольностей? К последнему были не готовы – слишком неравны еще силы, чтобы противостоять военной и экономической мощи польско-литовского государства. Но не приходилось надеяться и на добровольный отказ польских кругов от основных идей Речи Посполитой. Даже спустя полвека, в гораздо более тяжелые для себя времена, идя на уступки казачеству, польская шляхта все равно надеялась на реванш и жестокую расплату. В конечном счете такая негибкость и привела Речь Посполитую к гибели. Но тогда еще до этого было далеко.

Для развития казачества, усиления его влияния, требовалась большая и успешная война в интересах Польши. А для расширения влияния казачества среди населения следовало не допускать «выписчиков» до погромов. В этом смысле казачество было заинтересовано, чтобы поляки постоянно участвовали в военных конфликтах, а значит, испытывали потребность в казаках.

Понимая, что только сильная профессиональная армия, свободная от авантюристов и анархистов, станет серьезной силой в глазах поляков, Сагайдачный уделял огромное внимание реорганизации реестрового казачества.

Это был непростой процесс. Еще в 1604 – 1612 годах украинские казаки принимали самое активное участие в событиях русской Смуты, только с Дмитрием Самозванцем в 1604 году на Москву ходило двенадцать тысяч казаков. Эти походы имели и обратную сторону. В войне приняли участие десятки тысяч «показаченных», а включить их по возвращении из похода в реестр, понятно, не представлялось возможным. В результате по окончании военных действий все они остались без доходов и средств к существованию. Начались грабежи и разбои, не приносившие славы казацкому имени. Сагайдачному предстояло прекратить анархию в казацкой среде и создать регулярную армию, которая стала бы грозной военной и политической силой в Речи Посполитой.

Начал Сагайдачный свою деятельность по реорганизации войска с того, что использовал некоторые положения соглашения с поляками 1617 года, постаравшись избавиться от всех «приблудных». Он включил в экипировку реестровых ружье, заменив им луки, требовал наличия у каждого казака коня. Начинаются регулярные смотры войска. Поддерживалась строгая дисциплина, виновных наказывали вплоть до смертной казни. Поляки отмечали, что, укрепляя дисциплину, гетман пролил немало крови. Но результата он добился²⁴.

В результате реформы вместо пятидесяти-шестидесяти тысяч своевольников, согласно реестру 1619 года, осталось десять тысяч шестьсот человек регулярного войска. По мере надобности Сагайдачный мог увеличивать это число. Так, в Московском походе 1618 года принимало участие двадцать тысяч казаков, а в Хотинском 1621 года – сорок одна тысяча пятьсот. Но ядро отныне составляли реестровые полки – дисциплинированные, обученные. Они задавали тон всему войску и не позволяли своевольству возобладать над порядком.

Усиление роли казачества стало решающим фактором в решении религиозного вопроса, а именно – в юридическом восстановлении православия, лишенного после Брестской унии всех прав.

Понимая значение казачества для своих внешнеполитических планов, польское правительство было вынуждено пойти на некоторые уступки в отношении православия. Еще в 1607 году на съезде под Сандомиром украинская шляхта постановила просить короля об уничтожении унии, лишении униатов епископских должностей и замещении их православными. Король обещал, но своего обещания не исполнил. Однако в конституцию варшавского сейма 1607 года была внесена особая статья «о религии греческой», в ней давалось обещание не нарушать прав украинского народа в отношении веры и не запрещать ему свободное отправление церковных обрядов. Этим послаблением не замедлили воспользоваться сторонники православия.

Центром борьбы против унии становится Киев. Именно там объединяются усилия гетмана Петра Сагайдачного и архимандрита Киево-Печерской лавры Елисея Плетеницкого, видного ученого богослова-полемиста, одного из лидеров украинского духовного возрождения. Сочетание военной силы казаков и материальных возможностей лавры, крупнейшего и богатейшего монастыря Украины, дало прекрасные плоды. Плетеницкий купил старую киевскую типографию, переоборудовал ее и в 1616 году выпустил там первую книгу. В Киев приезжают и другие известные православные полемисты – Захарий Копистенский, Иосиф Курцевич-Булига. Вместе они организуют кружок просвещенных борцов за православие.

В 1615 году вдова Мозырского маршала Гальшка Гулевич подарила «правоверным и благочестивым христианам» воеводств Киевского, Волынского и Брацлавского участок в Киеве. На дарованных Гальшкой землях планировалось построить монастырь, гостиницу для духовных странников, а также школу для шляхетских и мещанских детей. В конце 1615 года было учреждено Киевское братство, в которое вступили местное духовенство, мещане и шляхта, а также весь кружок Плетеницкого. В братство вступил и Сагайдачный со всем своим войском. Так у Киевского братства появился могущественный покровитель и защитник.

Основанный на земле Гулевич Богоявленский монастырь превратился в патрональный монастырь братства, а первым ректором начавшей работу в 1617 году братской школы стал однокурсник Сагайдачного по Острожской школе Иов Борецкий. В школе обучали греческому, латинскому, польскому, церковнославянскому и украинскому²⁵ языкам, а также грамматике, риторике, философии, арифметике, истории, музыке, геометрии и астрономии. Для преподавания этих предметов Борецкий приглашал выдающихся ученых, писателей, общественных деятелей. Учениками школы были дети киевских мещан, духовных лиц и украинской шляхты.

Братский Богоявленский монастырь в Киеве. Изображение XIX в.

Интересно, что именно с Киевской братской школой времен Сагайдачного связывают возникновение одного из наиболее ярких театральных действий Украины – вертепа Так назывался походный театр, в котором разыгрывалось Рождество Христово. Устраивали его студенты Киевской школы, они либо пользовались куклами, либо сами становились артистами²⁶. Текст пьесы был написан кем-то из православных иерархов и был направлен на поддержание в простом народе православной веры. В вертепе наряду с библейскими персонажами действовали ангелы, сатана, смерть и пр. Представление сопровождалось звуковыми эффектами, дымом и огнем.

Киевское братство постепенно крепло, разрасталось. Православные под защитой казаков все более уверенно чувствовали себя в Киеве, что не могло не вызвать неудовольствия со стороны униатов. Их митрополит Иосиф Рутский считал новое Киевское братство наибольшим препятствием для распространения унии в Киеве. Однако попытки начать наступление на православие в Киеве закончились провалом. Когда в 1618 году униатский игумен Выдубицкого монастыря А Грекович начал чинить препятствия православному духовенству, к нему ворвались казаки, схватили его и утопили в Днепре.

Внешнеполитическая ситуация тоже не благоприятствовала униатской церкви, так как польские власти все больше нуждались в услугах казачества и соответственно шли им на уступки в религиозном вопросе.

Сейм должен был собраться осенью 1618 года и рассмотреть, в частности, вопросы о православии и о реестровом казачестве. Но пока Рутской боролся с Киевским братством, а Жолкевский вел переговоры с казаками под Росью, королевич Владислав шел с небольшим войском на Смоленск, подтверждая свои претензии на московский престол. Польско-литовское войско, которому не заплатили, взбунтовалось, объявило конфедерацию²⁷, и Владиславу пришлось зазимовать в Вязьме. Возникала объективная необходимость привлечь к походу казаков, причем в значительном количестве (уж явно не «тысячу»).

Поляки оказались перед дилеммой: обидеть казаков, на которых была единственная надежда в связи с походом на Москву, или уступить им в каком-нибудь серьезном пункте. И того, и другого делать не хотелось. В конечном счете было решено создать новую комиссию для переговоров с казаками. А пока потребовали от запорожцев сжечь челны и даже постановили заплатить им за это компенсацию в шесть тысяч злотых.

Сейм по инициативе Льва Сапеги ассигновал казакам двадцать тысяч злотых, и в Украине началась вербовка казацких полков. Собрав двадцатитысячное войско, Сагайдачный выступил в поход.

Московский поход – это малоизвестная в России страница истории украинского казачества. Прежде всего, Сагайдачный осадил и взял города Путивль и Ливны, пленив в последнем воеводу князя Никиту Черкасского. Затем хитростью взял Елец. Во время битвы погиб воевода Андрей Полев, а его жена попала в плен. Там же казаки взяли в плен и московское посольство, направляемое в Крым, со Степаном Хрущевым и подьячим Семеном Бредихиным.

Второй отряд казаков прошел через рязанские и тамбовские земли, взяв Данков, Скопин и Ряжск, вырезав в них немало жителей, включая женщин, детей и даже младенцев.

Единственный город, где войско Сагайдачного встретило упорное сопротивление, был Михайлов. Осада города продолжалась два дня и две ночи. Несмотря на то что гетман был крайне раздосадован неудачей, он не мог более задерживаться под небольшим местечком, так как надо было спешить на соединение с Владиславом²⁸.

К тому же навстречу Сагайдачному царь Михаил Романов направил из Пафнутьего монастыря освободителя Москвы князя Дмитрия Пожарского и Григория Волконского. Но в русском войске произошел разлад, солдаты занялись грабежом. Донские казаки, бывшие в войске, разбежались. Князь Пожарский серьезно заболел и по приказу царя возвратился в Москву, а Сагайдачный при переправе через Оку одержал победу над московским войском князя Волконского и беспрепятственно шел к Москве по Каширской дороге. 17 сентября он был уже в Бронницах. Оттуда передовые отряды казаков достигли Донского монастыря и появились под самой Москвой²⁹.

Двадцатого сентября Сагайдачный под Тушино соединился с остатками польского войска, находившимся в семи верстах от Москвы³⁰. Сын польского короля был спасен. Владислав осыпал подарками казацких послов, сообщивших о приближении гетмана, а Сагайдачному послал щедрые дары, булаву, знамя и литавры. На следующий день, «на утренней заре», поляки к своей радости увидели густо движущийся лес копий. Это были казаки. Во время торжественной аудиенции гетман передал королевичу взятых в плен московских комендантов Ельца и Ливен и перехваченных по дороге московских послов, направлявшихся с письмами в Крым. Возможно, именно с этого момента Владислав на всю жизнь сохранил теплые чувства к украинским казакам.

Осаду Москвы поручили Сагайдачному. Генеральный штурм назначили на 1 октября, в ночь перед Покровом Пресвятой Богородицы. Положение царя и его столицы было крайне тяжелым. Войск не хватало, измены бояр в годы Смуты стали делом обычным, а молодость и неопытность самого Михаила Романова не позволяли ему контролировать ситуацию.

В полночь Сагайдачный подошел к Москве и остановился возле Арбатских ворот. Уже прозвучал приказ о штурме, были выломаны Острожские ворота, но неожиданно гетман прекратил всякие действия и отступил³¹.

В историографии существует много различных объяснений этого события, в том числе вполне идиллических: мол, религиозные казаки, услышав церковный звон в честь праздника Покрова, прекратили кровопролитие православных³². Скорее всего, истина была прозаичнее. Сагайдачный, равно как и его казаки, считал себя подданным польского короля (которому они присягали). Московское государство, несмотря на единство веры, было им весьма чуждым. Но, с другой стороны, гетман опасался чрезмерного усиления Речи Посполитой в случае падения Москвы. Он хорошо знал чванство польских панов и мог предвидеть их реакцию в случае столь значительной победы – прежде всего, пострадали бы сами казаки, точнее их вольности и церковь. Православное Московское государство являлось хорошим сдерживающим фактором непомерных амбиций католической Польши, хотя возможности такой защиты со стороны Москвы тогда, в 1618 году, были еще весьма призрачны. Это политические причины отступления. С военной точки зрения отступление тоже выглядело логично. Быстро овладеть Москвой было невозможно, а длительная осада города не входила в планы украинского гетмана³³.

Сагайдачный предпочел status quo. Он отступил на Калугу и завладел ею, равно как и Серпуховым³⁴.

Владислав тоже отступил от Москвы и начал мирные переговоры с царем. В результате Московский поход поляков закончился Деулинским перемирием, заключенным 1 декабря 1618 года на четырнадцать лет и шесть месяцев. По этому перемирию Владислав отказывался от притязаний на московский престол, должен был возвратить из плена митрополита Филарета (отца царя Михаила Федоровича), Шеина и других пленных русских дворян. За это Польша получала украинские города Чернигов, Стародуб, Новгород-Северский, а также Смоленск, Дорогобуж, Рославль и др.

По окончании Московского похода казачество потребовало от польского правительства выполнения обещаний. Переговоры проходили с большим трудом. Как уже не раз бывало, после успешного завершения войны поляки поспешили отказаться от своих посулов. С большим трудом казаки получили в виде компенсации тридцать тысяч злотых и семьсот свертков сукна. Что касается всех остальных условий, они выполнены не были. Наоборот, выражая на словах благодарность гетману за его участие в походе и за политику сдерживания в отношении «своевольцев», на деле Жолкевский вынашивал план расправы с казачеством. Тайное недолго оставалось таковым: казаки перехватили письма Жолкевского в Османскую империю и узнали о его планах репрессий.

Сагайдачный собрал под Белой Церковью почти десятитысячное войско, угрожая полякам с оружием в руках защищать казацкие вольности. В ответ коронное войско подошло к Паволочи. До столкновения дело не дошло. Начались непростые переговоры, тянувшиеся целую неделю. Соглашение, заключенное между сторонами, явно не могло удовлетворить гетмана: оно предусматривало запрет морских походов и уничтожение челнов. Зато значительным достижением стало получение права проживать в «королевских владениях», где казаки могли пользоваться своими «вольностями», т. е. не подчиняться ничьей юрисдикции. Таким образом, они на законном основании могли находиться на Украине, а не быть отрезанными в Запорожье. Жить в духовных и частных владениях казакам запрещалось. Всех, примкнувших к казакам за последние пять лет, надлежало вычеркнуть из списка. Но точная цифра реестра не называлась – ее должен был позже объявить сам король. Жолкевский получал право назначать гетмана (этот пункт в реальности не исполнялся). Годовой заработок увеличивали в четыре раза, до сорока тысяч злотых помимо сукна³⁵.

Желая произвести соответствующее впечатление на поляков, Сагайдачный пригласил польских комиссаров к себе и на их глазах провел смотр войска. Одиннадцать полков, все с ружьями, с собственной артиллерией и обслуживавшей ее пехотой. Всего десять тысяч шестьсот человек.

Многие казаки были недовольны политикой компромисса. В конце 1619 года гетманом реестровых был избран соперник Сагайдачного, лидер анархичного крыла и «выписчиков» Яков Бородавка. Впрочем, у власти он продержался недолго.

Дальнейшие события показали, что и сам Сагайдачный не собирался придерживаться условий соглашений с поляками. Уже в конце 1619 года пять тысяч казаков совершили набег на Крым и разбили татар под самой стеной Перекопа. Они уничтожили и увели в плен до пяти тысяч человек. Оттуда запорожцы добрались до европейского побережья Порты и опустошили город Варну³⁶.

Воспользовавшись этим предлогом, Сагайдачный, снова став гетманом, отправил в конце февраля 1620 года своего атамана Петра Одинца в Москву. Посольство должно было сообщить царю об удачных действиях казаков против турок и предложить служить ему против общего врага христианства³⁷. Казацкие послы приехали в Москву с гетманской грамотой и двумя татарскими языками. Двадцать шестого февраля казаков торжественно приняли глава Посольского приказа думный дьяк Иван Грамотин и дьяк Савва Романчуков. На приеме казаки объявили о своем желании «служить великому государю». Одинец напомнил, что запорожцы и раньше служили московским царям, и рассказал о недавнем походе казаков против крымских татар. Выслушав послов, Грамотин похвалил их за стремление служить государю и обещал доложить о результатах встречи Боярской думе. Спустя некоторое время запорожцев приняли в Боярской думе, где их приветствовали князь Дмитрий Пожарский, а также думный посольский дьяк Иван Курбатов и Савва Романчуков. Правда, к царю казаки не попали. Им объяснили, что на дворе Масленица, скоро пост, а во время поста царь не принимает послов и иноземцев. Казаков одарили деньгами, тафтой, сукном, шапками и дали небольшое жалованье в триста рублей на Войско Запорожское. Соглашение заключено не было, более того, путивльские воеводы, пропустившие посольство в Москву, получили строгий выговор и приказ «впредь таких великих дел без указу не дерзать» и «так не глупить»³⁸.

Отношение царского двора к украинским казакам вообще и к Сагайдачному в частности после Московского похода было однозначно отрицательным. Идеи защиты христиан и православного единства в то время еще совершенно не вписывались во внешнеполитическую доктрину Московского государства. Недавние события Смуты не позволяли рисковать нарушением Деулинского соглашения.

Наоборот, патриарх Филарет на соборе 1620 года установил практику перекрещивания украинцев, выходящих из Польши и Литвы, не считая их истинно православными³⁹. В 1627 году начались гонения на украинские книги, обращавшиеся в русских церквах.

Но, возможно, Сагайдачный, посылая посольство, и не рассчитывал на многое. Ему было достаточно того, что его посланцев приняли и наградили в Москве. Этим он повышал собственный авторитет среди казаков, а что еще более важно – давал полякам недвусмысленный сигнал, куда он пойдет, если репрессии станут чрезмерными.

Оставив на время борьбу за казацкие вольности, гетман сосредоточился на проблемах православной церкви⁴⁰.

Учитывая, что после Брестской унии король раздавал высшие духовные должности только униатам, православное духовенство редело, епископов не было, для рукоположения священников приходилось обращаться к Львовскому епископу Иосифу Тиссаровскому. Постепенно у лидеров Киевского братства созревает идея восстановления православной иерархии.

Сагайдачный и Борецкий разработали смелый и дерзкий план. Они решили воспользоваться приездом в Москву иерусалимского патриарха Феофана по случаю посвящения митрополита Филарета в сан Московского патриарха. Из Москвы Иов Борецкий пригласил Феофана в Киев. В феврале 1620 года патриарх пересек границу Московского государства и доехал до Густинского монастыря вблизи Прилук, где его встретил Сагайдачный с полком казаков⁴¹.

Двадцать второго марта 1620 года патриарх прибыл в Киев и был поселен в Братском Богоявленском монастыре, где его тоже охраняли казаки «как пчелы матку свою»? по выражению Густинской летописи. Такие меры предосторожности объяснялись подозрительным отношением к Феофану в польских кругах. У поляков были даже намерения арестовать патриарха.

Со всех концов Украины и Белоруссии, от церквей, монастырей и братств прибывали делегаты, которым патриарх раздавал благословения и грамоты. Гетман объявил патриарху о своем желании посвятить митрополита и епископов. Сначала Феофан отказывался, опасаясь гнева польского короля, но казаки пообещали предоставить ему полную безопасность. Гарантии, данные казачеством и шляхтой, стали решающими. 13 августа патриарх обратился к православным Речи Посполитой, прося их выбрать себе епископов⁴². Затем начался процесс посвящения избранных иерархов.

Шестого октября 1620 года в Богоявленской церкви был посвящен на Перемышльское и Самборское епископство игумен Братского Богоявленского монастыря Исая Копинский. 9 октября посвятили в Киевские митрополиты Иова Борецкого. Совершалось это с большими предосторожностями, ночью. Окна церкви были заколочены досками и завешены, чтобы свет не привлек чьего-либо внимания, а снаружи здание окружали казаки. Затем на Туровское и Пинское епископство был поставлен грек Авраамий, прибывший в Киев вместе с Феофаном. Архиепископом Полоцким, Витебским и Мстиславским стал Мелентий Смотрицкий⁴³.

Патриарх Феофан. Гравюра XVII в.

В конце своего пребывания в Украине патриарх посетил церкви и монастыри Киева, побывал в Белой Церкви (там состоялось посвящение Исаака Борискевича в епископы Луцкие и Острожские), в казацком монастыре в Терехтемирове (где посвятил князя Курцевича в епископы Владимирские и Брестские). Епископом Холмским и Вельским стал Паисий Ипполитович. Особой грамотой Феофан дал Киевскому братству права ставропигии⁴⁴ и подтвердил создание братской школы для «наук эллино-славянского и латино-польского письма».

Восстановление православной иерархии было встречено польскими и униатскими властями с крайним негодованием. Феофан был объявлен турецким шпионом. Двадцать второго марта 1621 года Сигизмунд III подписал универсалы к властям Великого княжества Литовского с повелением переловить и предать суду посвященных Иерусалимским патриархом епископов.

Однако воплощение в жизнь этих универсалов столкнулось с большими сложностями. Лев Сапега, канцлер Великого княжества Литовского, долго колебался, прежде чем поставить государственные печати на упомянутые универсалы. Свое промедление канцлер мотивировал перед королем опасением «поголовного возмущения и большого кровопролития, которое могут произвести в Польше и на Литве православные обыватели, а в особенности казаки, у которых сила много значит»⁴⁵.

Правда, и сам Сигизмунд III вынужден был изменить свое враждебное отношение к восстановленной православной иерархии ввиду грядущей войны с Османской империей, в которой ему, как никогда, требовалась помощь казаков. Это понимал и Сагайдачный и спокойно выжидал удобное время для обращения к королю. Его не смущал даже тот факт, что к власти среди казаков опять пришло анархическое крыло, избравшее гетманом Бородавку.

Предположение Сагайдачного, что польскому правительству скоро понадобятся услуги казаков, оказались верными. Султан начал военные действия против Речи Посполитой. Гетман великий коронный С. Жолкевский, по-прежнему непримиримый к казакам и мечтавший поймать Феофана, возвращавшегося с Украины, не желал идти ни на какие уступки, несмотря на предупреждения со стороны Сагайдачного. В результате Жолкевский был вынужден выступить против турок с небольшим польским войском и маленьким отрядом казаков. Седьмого октября 1620 года он был разбит в битве под Цецорой и погиб. В этой же битве был убит отец Богдана Хмельницкого, а сам будущий великий гетман попал в турецкий плен.

Разгром польского войска и гибель прославленного полководца вызвали в Польше панику. Татарские загоны появились в Подолии, Галиции и Волыни. Крайняя ситуация снова заставила короля обратиться к казакам. Сигизмунд обратился к патриарху Феофану (которого ранее называл шпионом и самозванцем) с просьбой повлиять на казаков, чтобы те помогли Польше. Он даже был готов назначить православного иерарха на пустующую кафедру епископа Луцкого!

Удерживая казаков от участия в походе, Сагайдачный созвал 15 июня 1621 года большую раду в урочище Сухая Дуброва. Туда направились Сагайдачный и Иов Борецкий в сопровождении трехсот священников и пятидесяти монахов. Рада продолжалась три дня. Борецкий произнес пламенную речь о насилии и издевательствах, творимых польским правительством над верой и православным духовенством. Митрополит зачитал сообщение о погроме православных, учиненном униатами в Вильно. Речь вызвала огромное воодушевление со стороны казаков. Они обещали защищать веру, не жалея жизни. Было решено направить Сагайдачного и епископа Курцевича (выпускника Падуанского университета) к королю, чтобы просить о признании прав духовенства, посвященного Феофаном⁴⁶.

Посланцы прибыли в Варшаву и на сейме заявили свои условия. Многие выступавшие на сейме поляки призывали решить религиозный вопрос, дабы обеспечить военную поддержку казаков. Сагайдачный имел и личную встречу с королем. Помимо требования признать посвященных митрополита и епископов, он настаивал на распространении власти казацкого гетмана на всю Украину, на получении населением свободы вероисповедания и т. д. Только когда Сигизмунд пообещал выполнить эти условия, Сагайдачный вернулся в Киев.

Однако, не дождавшись Сагайдачного, казаки под начальством Бородавки выступили на войну. Головорезов-авантюристов не занимали духовные проблемы и задачи восстановления церковной иерархии. Перспектива большого военного похода под флагом короля привлекала их гораздо больше. Это, безусловно, ослабило позицию Сагайдачного в переговорах с Сигизмундом. Не теряя времени, он сам выехал к войску.

Султан Осман II угрожал разграбить Краков, древнюю столицу польских королей, уничтожить католическую веру и растоптать конскими копытами их святых. Огромная армия султана состояла из ста пятидесяти тысяч турок (с учетом всех слуг эта цифра удваивалась) и нескольких десятков тысяч татар. Поляки смогли противопоставить этому только тридцать пять тысяч человек, поэтому участие казаков становилось решающим.

Официально возглавлял Хотинский поход королевич Владислав, которого казаки уже однажды спасли под Москвой. Его помощником был новый коронный гетман Карл Ходкевич, сменивший Жолкевского. Двадцать второго июля поляки перешли Днестр и расположились недалеко от Хотина. С Бородавкой пришло более сорока тысяч казаков (сорок одна тысяча пятьсот двадцать человек согласно сохранившемуся реестру). Артиллерия состояла из двадцати двух орудий.

Когда Сагайдачный прибыл в польский лагерь, он обнаружил, что казаков там еще нет. Поляки встретили его с радостью, наградили подарками и отправили с двумя отрядами навстречу казакам. По дороге в табор Сагайдачный ошибочно принял турецкий лагерь за запорожский. С простреленной рукой, потеряв много крови, он чудом ушел от погони, укрылся в ближайшем лесу и уже ночью добрался до казацкого стана.

Его прибытие сразу изменило расстановку сил. Сообщение о переговорах с королем, о полученных обещаниях сильно ослабили позицию Бородавки, против которого и без того росло недовольство.

В конечном счете 8 сентября Бородавка был арестован, а затем по приказу Сагайдачного казнен. Так Сагайдачный снова стал гетманом. Заметим, что этот эпизод неоднозначно трактуется историками. Все современники высказывались о Бородавке как о беззастенчивом авантюристе, стремившемся только к грабежам и добыче. Тем не менее сам Сагайдачный, хотя и прославился своими крутыми мерами по отношению к нарушителям дисциплины, видимо, переживал казнь Бородавки. Об этом свидетельствует тот факт, что, умирая, он оставил в своем завещании распоряжение о поминальных службах по Бородавке⁴⁷.

Ю. Бранд. Битва под Хотином. XIX в.

Не теряя времени, Сагайдачный принял на себя командование и выступил маршем через турецкие позиции. Первого сентября казаки достигли польского лагеря и встали на расстоянии «выстрела из лука», построив боевой табор. Это была их обычная тактика, которая, как считается, пришла к ним от гуннов и прочих кочевников. Нечто подобное использовали и дружины киевских князей. Для укрепления своего табора казаки использовали обоз. Обычно в поход брали из расчета один воз фуража, провианта и боезапасов на каждые пять – десять человек. Для маневренности возы делались таким образом, чтобы в них можно было запрягать лошадей с любой стороны. При создании табора возы ставили в несколько рядов, сцепляя их цепями. Все это обносилось валом и сетью соединенных окопов. На подступах рыли волчьи ямы и другие ловушки. При долгой обороне в возы насыпали землю, а колеса закапывали. Возы прекрасно предохраняли от турецко-татарских стрел и к тому же создавали безопасную позицию для ответной стрельбы по противнику.

Начались жестокие схватки под Хотином. Султан вознамерился покончить с польско-казацким войском. Он поклялся ничего не есть, «пока не отправит в пекло на ужин всех поляков до последнего». Не дав отдыха своим людям, он сразу с марша бросился в бой. Основной удар пришелся на казацкие отряды, укрепившиеся в таборе. Сагайдачный предпринял смелый маневр, практически оголив центральные позиции, по которым пришелся огонь артиллерии, и расставив казацкую пехоту с обоих флангов. В результате турки не смогли нанести противнику серьезного урона артиллерийским обстрелом, но сами попали под шквальный оружейный огонь с флангов.

Во главе казаков постоянно был Сагайдачный. Проявляя чудеса храбрости и героизма, он врывался в табор врага. В подарок Ходкевичу он прислал пленного пашу.

Лишь вечером бой приостановился. Казаки добыли богатые трофеи – коней со сбруей, одежду, оружие, боеприпасы. У турок было много убитых, ими овладела паника, многие готовы были бежать. Поговаривали, что султан плакал от злости.

На рассвете 8 сентября янычары вновь бросились в атаку. Казаки в окопах выжидали, когда враг приблизится, и лишь тогда по команде открыли ответный огонь. В результате во рву перед табором погибло более трех тысяч янычар, а потери казаков были незначительными.

Сагайдачный не только успешно организовывал оборону, но и постоянно досаждал туркам вылазками. Особенно успешной была казацкая вылазка в ночь на 12 сентября, когда казаки ворвались в турецкий обоз. Они забили пушки, собрали добычу и захватили пленных. В рядах турецкого войска началась паника, погибло более шестисот янычар. Сам султан с мурзами бежал. Однако развить успех не удалось, так как Ходкевич не прислал вовремя подкрепления.

После этой ночи деморализованные турки прекратили бои и перешли к осаде табора. Но в польско-казацком лагере тоже было неспокойно. Казаки открыто заявляли свое возмущение действиями поляков, не поддержавших их во время атаки. Владислав приказал провести расследование, успокоившее казаков. Однако беды на этом не закончились. Тяжело заболели лихорадкой королевич Владислав и Ходкевич. Коронный гетман скончался 24 сентября.

Поднимая настроение казаков, Сагайдачный предпринял очередную вылазку. Они побили турок, пленили нескольких пашей. Бывший визирь Гусейн-паша тоже чуть было не попал в плен, но он бежал в лес и, умирая от страха, всю ночь пролежал в яме. Его соболью шубу казаки с триумфом принесли в лагерь.

Польский шляхтич-современник И. Ерлич писал о Хотинской войне, что Сагайдачный «взвалил все военные тягости на себя и во всем руководил. А как он советовал, так их милости паны гетманы и королевич его милость и поступали».

Турки некоторое время не предпринимали никаких действий. Только 28 сентября, после прибытия подкрепления, Осман II дал новый бой, продолжавшийся целый день. И снова все дело решил Сагайдачный, который, ударив с тыла, вынудил турок бежать.

Долгое военное противостояние, продолжавшееся тридцать девять дней, завершилось 8 октября 1621 года заключением мира между Османской империей и Речью Посполитой⁴⁸.

На блестящем банкете в честь победы Владислав выставил для казаков сорок восемь бочек меда, двадцать четыре куфы (одна куфа – сорок ведер) горилки и двадцать пять бутылок молдавского вина. Лично Сагайдачный получил от королевича яства, сласти, семь анталов (один антал – пять ведер) лучшего венгерского вина, бочку рейнского вина, бутылку катнарского и дюжину золочено-серебряных фляжек с лекарственными горилками. Но Сагайдачный смог воспользоваться только одним подарком Владислава – прекрасным шатром кармазинового сукна. Гетман лежал тяжело больной, страдая от полученных ран.

Восемь дней длился банкет, а затем есаулы ударили в казаны, и войско стало собираться домой. Перед отъездом Владислав зашел к Сагайдачному. Гетман с трудом встал на ноги, и королевич повесил ему на шею золотое украшение с королевским портретом, украшенным рубинами, и польский герб с орлом, усыпанным сапфирами. Увидев приготовленную для Сагайдачного простую повозку, Владислав приказал подать свою коляску с балдахином. Прислал он и собственного врача-француза.

Король послал гетману драгоценную булаву и знамя, четыре тысячи червонцев и золотую цепь, а также сорок тысяч битых талеров (один талер – один серебряный рубль).

Польское правительство не могло не понимать, что казаки спасли страну от тяжелой войны. Казаки вернулись героями, получили награды. Их подвиги воспевали, сам папа Римский заказал торжественную мессу в честь Хотинской победы. Но выполнить главное условие казаков – восстановить православную церковь – поляки не желали. Что касается Сагайдачного, то он приехал в Киев смертельно больным⁴⁹.

На примере Сагайдачного – человека, многого раз спасавшего Речь Посполитую в прямом смысле этого слова, достигшего вершин славы и богатства, – особенно ярко заметна бездна пренебрежения, отделявшая польскую шляхту от украинской шляхты и казачества. Якуб Собеский, прекрасно знавший гетмана по Московскому и Хотинскому походам и искренне восхищавшийся им, все равно пишет о «простом происхождении» Конашевича. Между тем сам Собеский был польским шляхтичем, хотя и занимавшим высокие посты в Речи Посполитой (это только много позже его сын, Ян Собеский, благодаря воинским заслугам станет польским королем). Но, несмотря на «шляхетскую демократию», Якуб все равно считал православного украинского шляхтича человеком, стоящим много ниже себя на социальной лестнице. А другой современник Хотинской эпопеи, хронист Петрций вообще высказывал удивление, как Сагайдачный мог давать столь ценные военные советы, когда был «в науках неученый»⁵⁰. Это про выпускника-то Острожской школы, публиковавшего полемические труды! Как же должны были тогда надменные паны смотреть на обычных казаков или православную шляхту?

В начале 1622 года в Варшаву отправилось казацкое посольство, просившее о ликвидации унии и об «успокоении православных». Тяжело больной Сагайдачный лично отправил к королю письма, прося прекратить преследования казаков и распространение униатства в украинских землях.

Оставалась нерешенной и вторая проблема – что делать с участниками похода. Сагайдачный предложил демобилизационный план, по которому Речь Посполитая должна была выплачивать сто тысяч злотых в год на содержание двадцати тысяч реестровых казаков, то есть почти половины участников Хотинского похода. С целью предотвращения стычек и насилия гетман предлагал назначить места для расположения казаков. План предусматривал также увеличение сумм на содержание госпиталя и разрешение казакам наниматься на иностранную службу, что в условиях Тридцатилетней войны в Европе было особенно актуально.

Взятие Кафы. Гравюра XVII в.

Разочарованный Сагайдачный не дождался последнего удара – провала казацкого посольства и умер от полученных под Хотином ран 10 апреля 1622 года. За несколько дней до смерти, находясь еще «при доброй памяти и здравом уме», в присутствии митрополита Иова Борецкого и своего преемника по гетманскому званию Олифера Голуба Сагайдачный завещал пятнадцать тысяч злотых Львовской братской школе, а также крупные суммы Киевскому братству, церквям, монастырям и школам.

Условия его последней воли, согласно которой он оставил лишь небольшую часть своего состояния жене (она встречала его в Киеве по возвращении из Хотинского похода), дают основания полагать, что семейная жизнь не принесла славному гетману счастья. История не сохранила нам имя его супруги. Детей у него, видимо, не было. Казацкая песня донесла нам из глубины веков упоминание, что Сагайдачный «промінял жінку на тютюн та люльку⁵¹». Вероятно, он действительно любил свободу и опасность больше жены⁵².

Хоронили гетмана на кладбище Богоявленского братства «с великим плачем Войска Запорожского и всех людей православных». Могила его просуществовала до 30-х годов ХХ века, до уничтожения Братского монастыря и церкви большевиками.

На смерть Сагайдачного ректор Киевской братской школы Касьян Сакович написал знаменитый панегирик, ставший образцом украинского поэтического барокко. Панегирик был украшен первой украинской гравюрой гражданского содержания с портретом гетмана и изображением взятия Кафы. На похоронах Сагайдачного панегирик читали двадцать студентов Киевской школы. «И умер боронячи мира ойчистого…» («И умер, защищая отечество…». – Т. Т.).

Примечания

¹ Історія України в особах. Литовсько-польска доба. К, 1997. С. 231.

² Даже современные польские исследования высказывают некоторые сомнения в шляхетском происхождении Конашевича (Hetmani zaporoscy w sluzbie kr'ola i Ryeczypospolitej. Warszawa, 2010. S. 130.). Между тем портрет гетмана, сделанный его современником, изображает Конашевича-Сагайдачного с гербом «Побуг», что, безусловно, свидетельствует о его шляхетском происхождении.

³ Герб «Побуг»: в красном поле серебряная опрокинутая подкова, увенчанная кавалерским крестом.

⁴ Аукомский В.К., Модзалевский В.А. Малороссийский гербовник. К, 1993. С. 159.

⁵ Яворнгщький Д.I. Гетьман Петро Конашевич Сагайдачний. Днепропетровьск, 1991. С. 27.

⁶ Лассота Э. Путевые записки. СПб., 1873. С. 167.

⁷ Яворницький Д.I. Гетьман Петро Конашевич Сагайдачний. С. 28.

⁸ Історія українського війська. Львів, 1936. С. 179.

⁹ Грушевський М.С. Істория України-Руси. К, 1995. Т. VII. С. 371–372.

¹⁰ Предположения, высказанные современными польскими исследователями, что Сагайдачный участвовал в походах Самозванцев, не подтверждены источниками.

¹¹ Історія України в особах. С. 232.

¹² Галера – весельно-парусное военное судно, имела в длину от 40 до 50 м, ширину 6 м и осадку 2 м. Имела от 26 до 30 весел, по три гребца на каждом. Экипаж состоял из 450 человек. Чайка – легкое весельно-парусное военное судно, длинной 60 м, шириной 10–12 м. Экипаж 40–50 человек.

¹³ Яворницький Д.І. Гетьман Петро Конашевич Сагайдачний. С. 29.

¹⁴ Королев В.Н. Босфорская война. Ростов-на-Дону, 2002. С. 167–169.

¹⁵ Род булавы.

¹⁶ Королев В.Н. Босфорская война. С. 171.

¹⁷ Грушевський М.С. Істория України-Руси. Т. VII. С. 347.

¹⁸ Королев В.Н. Босфорская война. С. 174–181.

¹⁹ Там же. С. 182–187.

²⁰ Грушевський М.С. Істория України-Руси. Т. VII. С. 351.

²¹ Там же. С. 358–359.

²² Под «вольностями» в данном случае подразумевалось освобождение от налогов, а также от любого судебного преследования кроме суда казацкого гетмана.

²³ Грушевський М.С. Істория України-Руси. Т. VII. С. 363–365.

²⁴ Історія українського війська. С. 181–183.

²⁵ имеется в виду «проста мова», на которой велась вся переписка украинской шляхты и старшины, делопроизводство Войска Запорожского, а также создавались поэтические и драматические произведения украинского барокко.

²⁶ Маркевич Н.А. Обычаи, поверья, кухня и напитки малороссиян // Українці: народні вірування, повирiя, демонологія. К., 1992. Вид. 2.

²⁷ В Речи Посполитой: союз с целью выражения протеста.

²⁸ Повесть об осаде г. Михайлова гетманом Сагайдачным в 1618 г. // Киевская старина, 1885. № XII. С. 685.

²⁹ Максимович М. Сказание о запорожском гетмане Петре Конашевиче Сагайдачном. М., 1850. С. 5.

³⁰ Печегина Е. Московский поход П. Сагайдачного // Ucrainica Petropolitana. Вып. 2. СПб., 2008. С. 31–37.

³¹ Муханов П.А. Подлинные свидетельства о взаимных отношениях России и Польши. М., 1834. С. 66.

³² Максимович М.А. Сказание о запорожском гетмане Петре Конашевиче Сагайдачном // Максимович М.А. Собрание сочинений. К., 1876. Т. I. С. 6.

³³ Сас П. Гетман Петро Сагайдачний // Володарi гетманськоi булави. К., 1994. С. 107.

³⁴ Печегина Е. Московский поход П. Сагайдачного // Ucrainica Petropolitana. СПб., 2008. Вып. 2. С. 31-37.

³⁵ Грушевський М.С. Істория України-Руси. Т. VII. С. 380–387.

³⁶ Яворницький Д.I. Гетьман Петро Конашевич Сагайдачний. С. 43.

³⁷ Речь шла именно о наемной службе, а не о подданстве.

³⁸ ВУсР. М., 1953. Т. I. № 1. С. 4–15.

³⁹ Православных в Украине крестили обливанием, в то время как в Московском государстве – окунанием.

⁴⁰ В современных польских исследованиях этой стороне деятельности Сагайдачного уделяется удивительно мало внимания. История Киевского братства практически вообще ими не освещается.

⁴¹ Участие запорожских казаков в восстановлении (иерусалимским патриархом Феофаном) православной южно-русской церковной иерархии в 1620 году // Киевская старина. К., 1905 г. Октябрь. С. 136.

⁴² По традиции, сложившейся в Украине и Белоруссии, в избрании церковных иерархов принимали участие и миряне.

⁴³ Максимович М.А. Собрание сочинений. Сказание о гетмане Петре Сагайдачном. К., 1876. С. 367.

⁴⁴ То есть братство, впрямую подчиняющееся патриарху.

⁴⁵ Участие запорожских казаков в восстановлении… С. 139.

⁴⁶ Грушевський М.С. Істория України-Руси. Т. VII. С. 459–461.

⁴⁷ Яворницький Д.І. Гетьман Петро Конашевич Сагайдачний. С. 49–50 и др.

⁴⁸ Грушевський М.С. Істория України-Руси. Т. VII. С. 469–479.

⁴⁹ «На том пляцу тот наш гетман постреленій

Пріихал до Кіева наполі умерлій.

Где розмаитіх лекарств довгій час заживал,

На докторі от кроля самого кошт метал».

Панегирик К. Саковича.

⁵⁰ Оба источника цитированы нами по: Грушевський М.С. Істория України-Руси. К., 1995. Т. VII. С. 371–372.

⁵¹ То есть на табак и трубку.

⁵² Правда, поляки приписывали Конашевичу «чрезмерное служение Венере».

Глава 2
БОГДАН ЗИНОВИЙ ХМЕЛЬНИЦКИЙ¹

Богдан Хмельницкий происходил из семьи украинской православной шляхты (скорее всего, с Западной Украины), тесно связанной с судьбой казачества.

Его отец Михаил служил при дворе великого коронного гетмана² Станислава Жолкевского, прославившегося борьбой с турками и участием в русской Смуте. Молодой энергичный шляхтич, видимо, принял участие в одном из «наездов» (т. е. нападении на соседей), столь распространенных в те времена и, не имея особых покровителей, был осужден на изгнание («инфамию»³)⁴. Ему не оставалось ничего другого, как податься в вольные казацкие края. Так получилось, что как раз в это время приятель С. Жолкевского, Ян Данилович (впоследствии в 1605 году женившийся на дочери Жолкевского Софье⁵), получил должность Корсунско-чигиринского старосты. Он и взял (вероятно, по протекции Жолкевского) Михаила Хмельницкого с собой в эти приграничные края⁶. Произошло это в 1594 году⁷.

Даниловичи – это старинный галицкий род, который вел свою родословную от Даниила Галицкого. Они были ярким примером старинных украинских фамилий, сильно ополячившихся к началу XVII века, однако сохранявших дружественные отношения с казаками. Другим таким магнатом был князь Константин Острожский, основатель православной академии, противник унии и союзник казаков. В этом ряду можно вспомнить и Дмитрия Вишневецкого – еще одного представителя старинного княжеского рода, ставшего основателем Запорожья и посвятившего всю свою жизнь казачеству.

И. Вишневецкий. Портрет XVII в.

К началу XVII века тесная связь представителей магнатских и шляхетских родов с казачеством становится нормой. Князья набирали отряды казаков, устраивали походы на татар и в Молдавию. Особенности пограничной жизни, необходимость постоянно быть готовым к опасности (это относилось не только к казакам, но и к мещанам, крестьянам, шляхте) создавали совершенно особый менталитет и сглаживали все различия между шляхетской элитой и простыми казаками. В конечном счете на Киевщине трудно было найти шляхетскую семью, которая так или иначе не была бы связана с казачеством – напрямую или через родственников⁸.

Все это было особенно верно для Чигиринщины, представлявшей собой в конце XVI века безлюдный пограничный край, постоянно подвергавшийся татарским набегам и находившийся в тревожной близости от Дикого поля. Хотя именно эта близость к вольным местам и делала Чигиринщину центром казачества.

Михаил Хмельницкий получил от Даниловича должность «осадчего», т. е. устроителя новых поселений. Он должен был расчищать и измерять участки под поселения, привлекать переселенцев, обустраивать их. Обычно в новых слободках жили беглые крестьяне, которые не вынесли гнета в западных областях Украины и искали новой жизни в «вольных краях». Михаил, впрочем, как и местные магнаты, смотрел на это сквозь пальцы.

Хмельницкий-старший проявил себя талантливым организатором и в награду вскоре был назначен подстаростой новосозданного Чигиринского староства. Это была высокая должность, так как в отсутствие старосты (редко посещавшего свои владения) подстароста управлял замком, возглавлял суд, командовал войском и т. д. С помощью Хмельницкого Ян Данилович основал местечки Крылов (1616 год) и Лысянку (1622 год).

Днепровские пороги. Начало ХХ в.

Став влиятельным и состоятельным человеком, Михаил построил собственный хутор Субботов под Чигириным, а также слободку Новосельцы.

Заведя хозяйство, Михаил женился на казачке Анастасии, еще теснее связав себя с казацкой судьбой. Примерно 30 октября 1595 года (ст. ст.) у них родился сын, названный Богданом (народная форма церковного имени Федор – Богом данный). По традиции того времени ему дали и второе имя – Зиновий⁹.

Начальное образование Богдан предположительно получил в какой-то украинской школе – о чем свидетельствует его почерк. Затем он поступил в иезуитский коллегиум во Львове, которому покровительствовал С. Жолкевский. Там он закончил классы грамматики, риторики и поэтики и таким образом получил хорошее по тем временам образование. Он свободно владел польским и латынью, а в будущем к этим языкам добавились турецкий и татарский.

Иезуиты, безусловно, старались привить своим ученикам любовь к католической вере, но в случае с Хмельницким данное ему образование впоследствии обернулось для них только крупными неприятностями. Наука иезуитов очень многое дала Богдану и легла на благодатную почву природных способностей будущего дипломата и политика. Без этих знаний он не смог бы с легкостью общаться с иностранными государями, вмешиваться в европейскую политику и строить собственную политическую игру.

А еще иезуиты научили Хмельницкого разбираться в людях и владеть психологией толпы. Ни одному из его преемников (даже П. Дорошенко) не удавалось так искусно управлять казацкой массой, как это делал Богдан. Когда было нужно, он превращался в «доброго батька», в других ситуациях – представал грозным и жестким вождем. Его речи увлекали и захватывали. Безусловно, человек, перекроивший всю политическую карту Восточной Европы и сумевший заставить повиноваться сотни тысяч восставших крестьян, обладал незаурядными способностями.

После коллегиума Богдан вернулся домой и с головой окунулся в атмосферу тревожной, но вольной жизни приграничья.

Не стоит удивляться приятельски-патронажным¹⁰ отношениям его отца с украинскими и польскими магнатами. Это был недолгий период, когда многие лидеры казацкого движения (такие, как П. Сагайдачный) выступали за компромисс и сотрудничество с польской королевской властью. Во времена Сагайдачного даже борьба за православие практически не выходила за легитимные рамки. Организуя посвящение православных иерархов иерусалимским патриархом вопреки воле Сигизмунда III, Сагайдачный все равно оставался верным королевским подданным. Именно в этом духе воспитывался и Богдан, для которого приятельские отношения с магнатами и даже королем были явлением естественным, а положение казака казалось ничуть не менее достойным, чем статус польского шляхтича. Долгие годы он будет считать Речь Посполитую своей отчизной, а себя – королевским подданным.

В 1620 году отец и сын Хмельницкие приняли участие в походе С. Жолкевского против турок. В трагичной для поляков битве под Цицорой Михаил был убит, а Богдан попал в плен¹¹.

Турецкий плен коренным образом изменил жизнь Богдана. Ему повезло, он не попал на галеры, но два года провел в Константинополе у одного из офицеров султанского флота. За это время он сумел завести знакомства среди многих влиятельных пашей, близких к султану. Тем не менее он вспоминал это время, как «лютую неволю». Из плена его выкупила мать.

Субботов. Реконструкция ХХ в.

Усадьба Б. Хмельницкого в Субботове. Реконструкция ХХ в.

Вернувшись домой, Богдан поселился в отцовском имении Субботове, но избрал себе казацкую карьеру, а не должность администратора на службе у магнатов. Он вступает в только что созданный Чигиринский реестровый полк.

Для Богдана служба в регулярной армии была прекрасной школой. Никаких точных данных об этих годах жизни Богдана не сохранилось. Но доподлинно можно сказать, что он был известным и уважаемым казаком, храбрым и умелым воином. Правда, никакой выдающейся роли в войске он в эти годы не играл.

Но времена менялись. В войне с турками погиб С. Жолкевский, от ран умер П. Сагайдачный, в 1628 году скончался Ян Данилович. Старые обычаи панибратских отношений казаков с украинскими магнатами тоже отходили в прошлое. Угасали украинские княжеские рода, на вольную Восточную Украину все больше проникали польские магнаты. Старинные отношения, представлявшие из себя смесь патроната и противостояния, заменялись открытой национальной и социальной враждой¹².

Польские магнаты не понимали и не желали понимать особенностей приграничного края. В казаках они видели только бунтовщиков, зазнавшихся «холопов», к тому же схизматиков, упорно придерживавшихся своей религии. В сенате и сейме тоже все большую силу набирали сторонники «жесткого» обращения с казаками. В 1635 году на Правом берегу Днепра возле первого порога по решению польского правительства была построена крепость Кодак. Ее главной функцией являлся контроль над Запорожьем. Такое положение дел в конечном счете не могло не привести к взрыву.

Но пока Богдан пытался вести старый образ жизни. Он во многом был человеком своей эпохи, с огромным, но еще не реализованным потенциалом. Его можно считать последователем Сагайдачного (с которым он наверняка встречался), т. е., имея свои идеалы и принципы, он оставался сторонником компромисса. Неизвестно, как сложилась бы жизнь Хмельницкого, не вмешайся в нее сильный личный фактор. Впрочем, его судьба стала отражением всей ситуации в Украине, а личный толчок, заставивший начать восстание, ничуть не принижает его заслуги.

Овдовевшая мать Богдана вышла замуж за шляхтича Василия Ставецкого (у них родился сын Григорий)¹³ и оставила все хозяйство в Субботове на попечение сына. Он вскоре женился на Ганне Сомко, сестре переяславского мещанина Якима Сомко (впоследствии претендента на гетманскую булаву)¹⁴. Сам по себе выбор невесты говорит о том, что Хмельницкий не слишком ценил «шляхетство». От этого брака родились четыре дочери (известны две старшие – Елена¹⁵ и Степанида) и два сына – Тимош (род. около 1634 года) и Юрий (около 1642 года)¹⁶.

Унаследовав от отца недюжинные организаторские и хозяйственные способности, Богдан расширял свое хозяйство, одновременно активно участвуя в делах казачества. Не смог он остаться в стороне и в 1637 году, когда Чигиринщину охватило очередное казацкое восстание под руководством Павла Бута (Павлюка)¹⁷. Казаки добивались от поляков соблюдения своих вольностей и привилегий, расширения реестра (т. е. увеличения числа признанных правительством и обладающих привилегиями казаков¹⁸), принятия в него «выписчиков» (т. е. исключенных из списка).

Генеральное сражение восставших с поляками произошло под Кумейками 6 декабря 1637 года. Полякам удалось пробить брешь в таборе, Павлюк отступил и не предпринимал никаких усилий, чтобы организовать оборону. Казаки свергли его с гетманства и начали переговоры, с польской стороны их вел украинский православный магнат Адам Кисель. Он дал письменное заверение сохранить жизнь всем, кто сложит оружие.

После капитуляции Павел Бут и его четыре соратника были выданы, а на казацкой раде казаки сдали знамя, гетманскую булаву и бунчук, присягнули на верность королю и назначили новых реестровых старшин. Писарем был избран Богдан Хмельницкий. Ему пришлось подписать акт капитуляции Войска Запорожского.

Но, к великому огорчению Хмельницкого, никакие уступки не помогли казакам¹⁹. Польская армия огнем и мечом прошла по Украине, зверски казня восставших (их сажали на кол). Казакам была навязана унизительная «Ординация Войска Запорожского», по ее условиям реестр сократили до шести тысяч, вместо гетмана главой реестровых теперь становился комиссар, которого назначали польские власти, а места полковников получали польские офицеры. Казакам разрешалось жить только в пределах Черкасского, Корсунского и Чигиринского староств. Возобновленный Кодак преграждал путь в Запорожье, куда казаки не могли ездить без специальных паспортов от начальства. На Украине расквартировали польские войска, следившие за «благополучием» в крае.

Король Владислав IV. Портрет XVII в.

На фоне этих трагических событий и апатии, овладевшей многими, авторитет Богдана растет. Его избирают Чигиринским сотником – высшая должность, на которую могли назначить «не поляка». Он входит в состав казацкой делегации на переговорах с королем Владиславом IV. Встреча произошла в Вильно в начале 1639 года²⁰. Хотя король и отказался удовлетворить просьбы казаков о послаблении условий Ординации, но личное знакомство с Владиславом стало весьма важным в жизни Богдана.

Казаки снова включают его в состав делегации, отправляющейся на сей раз для участия в сейме. В течение осени 1639 года Хмельницкий находился в Варшаве и опять встречался с королем. Знакомство с польским двором, сенаторами и наблюдение за работой сейма в дальнейшем очень пригодились Богдану.

Между тем начинался «золотой век польской шляхты», которая после подавления казацких восстаний поверила в свою вседозволенность. Католицизм наступал по всем фронтам. Анна Ходкевич, в девичестве Острожская, перенесла прах своего отца, последнего православного Острожского, в иезуитский монастырь и там перекрестила останки по католическому обряду. Это вызвало в среде православного населения массовые выступления протеста, жестоко подавленные поляками. В 1640 году по решению воеводского суда был казнен студент Киевского коллегиума – по несправедливому обвинению, с единственной целью запугать его соучеников. Не меньшим репрессиям подвергалось и казачество, все руководство которого было теперь поляками и католиками.

Похоже, что в этих условиях Богдан на некоторое время дистанцировался от политики. У него родился второй сын. В январе 1644 года вместе с четырьмя тысячами казаков Хмельницкий принял участие в битве с татарами под Охматовым. Это был совместный поход с польской армией, возглавлял ее коронный гетман Станислав Конецпольский. Любопытный факт: татарами командовал перекопский мурза Тугай-бей, будущий друг и соратник Богдана.

Весной того же года было принято решение нанять запорожских казаков на службу к французскому королю. Переговоры по приказу кардинала Мазарини в Варшаве вел французский посол де Брежи. Он встречался с Хмельницким и записал в своем отчете, что «это человек образованный, разумный, силен в латинском языке»²¹. Именно Богдан вместе с двумя другими казацкими старшинами был отправлен в 1645 году во Францию, и там в Фонтенбло вел переговоры о найме двух тысяч казаков²². Путешествие по Европе не могло не расширить кругозор нашего героя.

Вернувшись домой, Хмельницкий, разумеется, стал еще более уважаемым и влиятельным человеком в среде казаков. Между тем в Речи Посполитой вынашивали далеко идущие планы войны с Османской империей. Активным сторонником этих планов являлись сам король Владислав IV, а также канцлер Ежи Оссолинский и гетман великий коронный Станислав Конецпольский. Было решено использовать поддержку венецианцев и папского двора, а также привлечь казаков. С этой целью организовали приезд в Варшаву делегации старшин, в ее состав вошел и Хмельницкий. В начале марта 1646 года ночью состоялась тайная встреча казаков с королем. Владислав обещал увеличить реестр до двадцати тысяч, вернуть старые «вольности» и даже выделить на Украине «казацкую территорию». В свою очередь, казакам надлежало готовиться к походу на Порту. Для изготовления шестидесяти челнов им выдали шесть тысяч талеров. Правда пока все эти планы следовало держать в тайне²³.

Дальше все пошло совсем не по плану. Умер Станислав Конецпольский, и Владислав лишился своего основного союзника. Возникла сильная магнатская оппозиция, которая боялась любых послаблений казакам, опасаясь, что король использует их в борьбе за абсолютную власть.

Эти масштабные события наложились на значительно более мелкие, произошедшие с Хмельницким, но на самом деле явившиеся их следствием. Экспансия польских магнатов на Восточную Украину достигла Чигиринщины. Огромные владения в этом издавна казацком и вольном регионе получили Конецпольские. Сын покойного Станислава, Александр, стал Корсунским и Чигиринским старостой, что облегчило реализацию его территориальных претензий. Конецпольский стал активно присоединять к своим и без того огромным владениям все соседние слободки. В частности, дело коснулось и Субботова, находившегося по соседству. Предлогом послужило полное отсутствие у Богдана бумаг, подтверждавших права наследования этого имения.

Чигирин. Рисунок Т. Шевченко

Вероятно, чванливый молодой магнат Александр Конецпольский, презиравший казаков и ненавидевший Украину, не стал бы особенно возиться из-за маленького Субботова. Но нашлись люди, начавшие активно претворять в жизнь волю своего пана. Не бескорыстно, разумеется. Таковым был подстароста Чигиринский, поляк Даниил Чаплинский (занимавший такую же должность, как в свое время отец Хмельницкого).

Теперь, по прошествии трех с половиной веков, трудно сказать, что в большей степени подталкивало Чаплинского: желание самому завладеть Субботовым, стремление выслужиться перед Конецпольским или зависть к благополучию Хмельницкого. В любом случае, исключительное благополучие православного казака – шляхетного, состоятельного, счастливого, встречающегося с самим королем – страшно раздражало поляка.

Примерно в начале 1646 года Чаплинский выпросил у Конецпольского грамоту на Субботов. Не желая сдаваться, Богдан отправился в Варшаву и после личной встречи с королем получил от Владислава жалованную грамоту на Субботов с лесами, сенокосами и мельницами («шляхетному Богдану Хмельницкому, сотнику чигиринскому»)²⁴. Казалось, можно на этом деле поставить точку. Но не тут-то было! Конфликт за маленький Субботов стал символом противостояния за влияние в Украине польских магнатов с одной стороны и казаков с украинской шляхтой – с другой. То, что король покровительствовал вторым, еще больше подливало масла в огонь.

В ноябре 1646 года магнаты в борьбе за власть одержали на сейме полную победу над Владиславом. После этого коронный гетман Николай Потоцкий обратился с универсалом к казацкой старшине, приказывая отменить планы турецкого похода и уничтожить приготовленные челны. Ни о каких уступках казачеству речь уже не шла. Большинство реестровых старшин решило покориться.

Челядь Конецпольского сочла эти события сигналом к действию. В конце того же года татары предприняли набег на Чигирин. Когда Хмельницкий участвовал в ответном рейде и ехал возле своего полковника, некто Дашевский, поляк, подъехал к нему сзади и ударил его саблей по голове. Он размозжил бы ему череп, если бы не железный шлем. Потрясенному этим поступком Богдану поляк издевательски ответил: «А я думал, брат, что ты татарин». Когда Хмельницкий повез в резиденцию к Н. Потоцкому пленных татар, то в его отсутствие по приказу Чаплинского забрали его лучшего серого боевого коня. Чаплинский объяснял, что это сделано в счет уплаты налога, так называемой «поволовщины», но казаки были освобождены от этого налога²⁵. Наверняка имелись и другие, не дошедшие до нас случаи притеснения.

Наконец, примерно в марте 1647 года с благословения Конецпольского Чаплинский совершил наезд на Субботов. Наняв «шайку голодных людей» и пользуясь отсутствием Богдана, они завладели гумном, где хранились большие запасы зерна, сожгли хатки поселенцев, вытоптали посевы. Увез Чаплинский и «прекрасную Елену».

Эта загадочная женщина сыграла, безусловно, значительную роль в жизни Богдана и, скорее всего, была единственной его любовью. К моменту наезда на Субботов первая жена Хмельницкого умерла, и он взял в дом некую «сироту», она жила на правах воспитанницы и была немногим старше Тимоша²⁶. Когда после нападения на Субботов Богдан обратился в суд и к королю, Чаплинский женился на Елене по католическому обряду. Был ли он тоже влюблен, или просто спасал себя от неприятностей – неизвестно.

Пристроив семью в Чигирине, Хмельницкий отправился к Н. Потоцкому просить управы на А. Конецпольского, а затем уехал в Варшаву. Но в сенате магнаты посмеялись над Богданом. Видимо, на его примере они хотели указать всем казакам на их реальное место в иерархии Речи Посполитой. Так на обвинения в похищение возлюбленной, ему отвечали: «Охота тебе, пане Хмельницкий, жалеть о такой женщине! На белом свете много красавиц получше. Поищи себе другую, а эта пусть останется с тем, к кому привязалась» (т. е. с Чаплинским)²⁷.

Там же в Варшаве в мае 1647 года состоялась последняя встреча Хмельницкого с королем. Владислав признал, что своеволие сенаторов перешло всякую меру, но лично вмешиваться в спор за Субботов не стал. Согласно легенде, король намекнул Богдану на возможность решить вопрос силой: «Ты казак, и у тебя есть сабля». Владислав думал отвлечь стороны от конфликта, вернувшись к проекту турецкого похода, и предложил Хмельницкому возглавить его. Король написал и письмо к Конецпольскому, призывая его сдерживать своеволие своих наместников²⁸.

Но это только озлобило магнатов. Хмельницкого, не таясь, спрашивали: «Да разве вам поможет король, такой-растакой сын?»²⁹. Чаплинский поймал на Чигиринском рынке сына Богдана и приказал высечь его плетьми. А зять Чаплинского, напившись в корчме, божился принародно, что если им не удастся засудить Богдана, то они непременно сами убьют его или прикажут убить³⁰.

На Украину выехал канцлер Е. Оссолинский и в июне 1647 года тайно встретился с Хмельницким. Речь шла все о том же плане похода на турок, но на этот раз Богдану передали грамоту и булаву, назначив его старшим на время этого похода.

Киев. Гравюра XVII в.

Но было уже поздно: поляки перешли черту. Своеволие магнатов загнало Хмельницкого в угол. Из верного и трудолюбивого подданного он уже превратился в бунтаря. Полученные королевские клейноды он и не собирался использовать по назначению. Богдан проводит серию тайных совещаний, в которых участвуют многие из старшин. На встречах с казаками Хмельницкий горячо и страстно говорил о бесправии в собственной стране, о своеволии магнатов («Урядники берут все, что им понравится в доме казака. Жены, дочери казацкие принуждены плясать, когда они заиграют»). Вот когда стал проявляться его выдающийся талант оратора!

В считанные месяцы имя Богдана было на устах всей Украины. И те истины, которые были известны всем, те обиды, которые случались ежедневно, наполнились новой болью и гневом отозвались в казацких сердцах.

Осенью 1647 года напряжение достигло апогея, но когда восстание уже было готово вспыхнуть, на Украину напали татары. Казаки и поляки выступили для отражения противника. И в это время Чигиринский есаул Роман Пешта написал на Богдана донос. Чаплинскому этого только и надо было. Он приказал арестовать Хмельницкого и бросить в чигиринскую тюрьму. Пешта выгнал семью Богдана из Чигирина и в истерике кричал: «Уж если и теперь Хмельницкий живым останется, то тогда можно будет поверить, что люди воскресают».

Гетман Б. Хмельницкий. Рисунок ХХ в.

Но случилось то, чего никто не ожидал. Богдана спасла его «прекрасная Елена». В своем письме к Потоцкому Богдан писал, что Чаплинский, «пьяница и безрассудный человек, тяжко обесчестил меня четырехдневным содержанием в тюрьме между заключенными злодеями, и если бы Чаплинская, добродетельная и милосердная к гибнущим людям Естер, не помогла мне в той тюремной неволе своими просьбами, не знаю чтобы стало с моей головой от вражеских науськиваний Чаплинского»³¹.

Все-таки далеко не простые отношения объединяли Елену и Богдана еще до восстания, раз она решилась защищать его от собственного мужа, всем известного своей жестокостью. Судьба Чигиринского сотника была Елене явно не безразлична. С другой стороны, слова Богдана весьма напоминают пылкие выражения влюбленного.

Хмельницкого выпустили, а затем его кум, Чигиринский полковник Станислав Кричевский, взял его на поруки и поселил у себя в доме. Больше искушать судьбу Богдан не стал: взяв с собой Тимоша, он бежал в Запорожье. Вместе с ним уехало примерно пятьсот реестровых казаков. На дворе стоял декабрь 1647 года. В истории Украины начиналась новая эра.

Вначале Богдан с друзьями поселился ниже Сечи, на острове Буцке. Очевидец событий, польский шляхтич, писал в эти дни своему приятелю из Подолии: «Хмельницкий сильно укрепляется на неприступном острове Буцке. Провианту у него в изобилии, есть и пороховой завод. Вот что наделала жадность шляхты и тиранское обращение с казаками! Прибавлю, что по всему видно – будет продолжительная и трудная война».

Богдан занимался агитацией, принимал в свою армию всех желающих – в основном это были вольные казаки, занимавшиеся промыслом³², и беглые крестьяне. Хмельницкий не преминул воспользоваться и врученными ему королем клейнодами. Фактически начинавшееся с ведома Владислава восстание поднималось против своевольных магнатов.

К концу января 1648 года у Хмельницкого уже имелось достаточно сил, чтобы двинуться на Запорожскую Сечь, находившуюся под контролем поляков. Охранявший ее польский полковник Гурский бежал. Был разбит и присланный на подмогу Чигиринский полк, причем многие реестровые перешли на сторону восставших.

После этого Богдан Хмельницкий был избран казаками гетманом. Начался новый этап борьбы. Его посланцы отправлялись в Киевщину и Брацлавщину готовить восстание. Призыв бороться против поляков находил живой отклик у тысяч казаков и крестьян. Последнее десятилетия «золотого века польской шляхты» накалило страсти до предела, достаточно было искры, чтобы вспыхнул настоящий пожар.

Маленькая трагедия маленького человека получила такой эффект, потому что почти у каждого жителя Украины в своей семье, семье друга или соседа тоже случилось нечто подобное. И в трагедии Хмельницкого, как в капле воды, все видели собственную судьбу.

Началась массовая подготовка к восстанию. По селам ходили кобзари, в своих песнях воспевавшие казацкую вольность, в церквях священники говорили о бесчинствах униатов и католиков, о необходимости с оружием в руках защищать православие. Попытки поляков конфисковывать оружие только еще больше накаляли ситуацию.

Но дальнейшие события не стали развиваться по знакомому сценарию казацких восстаний. Богдан был по натуре скорее искусным дипломатом, прошедшим прекрасную иезуитскую школу, нежели шальным казацким атаманом. Прекрасно понимая всю силу военной машины Речи Посполитой, он не довольствовался сбором добровольцев, а решил заручиться союзниками, и прежде всего военной поддержкой Крыма. Опереться на татар казацкие лидеры пробовали и до Богдана, но только ему, во многом благодаря знаниям и контактам, приобретенным в годы плена, удалось добиться от хана реальной помощи. Привлечение на свою сторону татар стало совершенно нестандартным шагом гетмана, адекватного ответа которому поляки долго не могли найти.

Кобза. XVII в.

В феврале были отправлены посольства к турецкому султану и к крымскому хану. Тогда же отослали письма и к донским казакам. Судьба благоприятствовала Богдану. Голод и массовый падеж скота в Крыму подтолкнули хана Ислам-Гирея к союзу с казаками. В конце февраля был заключен союз, а в марте прибыли первые татарские чамбулы (отряды)³³. После прихода войска перекопского мурзы Тугай-бея (того самого, с которым еще недавно воевал Богдан) должен был прибыть и сам хан. Татары обещали грабить и убивать только поляков, не трогая украинские города и села. Заложником в Крыму остался Тимош Хмельницкий.

В это же время Полторакожух по приказу Богдана вел пропаганду среди реестровых казаков.

Богдан настаивал на возвращении старых «вольностей», на отставке поляков с должностей полковников, на автономии казацкого края. Но польские власти еще не до конца осознали всю серьезность ситуации. Войско, предназначенное для похода на Запорожье, собиралось медленно, раздавались голоса, чтобы разрешить морские походы и этим успокоить казаков. Об этом, в частности, в марте 1648 года писал король. Именно запрет походов считали корнем всех проблем канцлер Е. Оссолинский и брацлавский воевода А. Кисель. И только коронный гетман Н. Потоцкий настаивал на немедленных военных действиях. Он практически блокировал все попытки мирных переговоров с казаками, и в гневе писал Хмельницкому: «Скорее попадете на кол, чем дождетесь вольностей». На это Богдан отвечал философски: «Будет, пан гетман, так, как Бог даст».

Хан Ислам-Гирей. Гравюра XVII в.

Потоцкий не собирался ждать. Он не знал, что король издал указ, запрещавший поход на Запорожье. Впрочем, он вряд ли бы ему подчинился. Двадцать первого апреля Потоцкий отправил в поход своего сына Стефана с отрядом в четыре с половиной тысячи человек (вместе с вооруженной челядью, которую польская шляхта всегда брала с собой в поход, силы достигали семи тысяч³⁴) и десятью пушками. В составе отряда были реестровые казаки Переяславского и Белоцерковского полков, а также польские хоругви (т. е. полки). В их задачу входил захват Запорожья. Через некоторое время с главными силами должен выступить и сам Потоцкий.

План был хорош. Поляк знал – казаки чаще всего прибегали к обороне в таборе (в чем были очень сильны). Ему и в голову не приходило, что Хмельницкий может выйти из Запорожья и броситься в лобовую атаку. Это противоречило всей логике казацких действий. Но в этом и была сила Богдана: он не собирался оглядываться назад. Не ожидая подхода поляков, он выступил им навстречу.

Вечером 28 апреля отряд сына Потоцкого расположился в урочище Княжие Байраки (около Желтых Вод). Хмельницкий, имея около пяти тысяч казаков и пяти тысяч татар, выступил из Запорожья и 29 апреля осадил лагерь поляков. В это время второй отряд, отправленный Н. Потоцким, состоявший из реестровых казаков, на челнах подошел к Запорожью. Сторонники Хмельницкого подняли среди реестровых мятеж, казнили пропольски настроенных старшин и избрали старшим Ф. Джалалию. Двенадцатого мая они подошли к Княжим Байракам, после чего реестровые казаки Белоцерковского и Переяславского полков тоже перешли на сторону восставших. Оказавшись перед лицом многократно превосходящего противника, С. Потоцкий попробовал отступать под прикрытием табора, но 16 мая казаки и татары прорвали оборону и разгромили поляков. В плен попало около трех тысяч человек, Стефан Потоцкий умер от полученных ран.

Одержав первую блестящую победу под Желтыми Водами, Хмельницкий предпринял быстрый марш, чтобы не допустить объединения Н. Потоцкого с силами Левобережных магнатов, и прежде всего – с И. Вишневецким. Правда, личное соперничество поляков играло ему на руку: Иеремия не спешил к Потоцкому, желая ослабления своих соперников.

Двадцать четвертого мая Хмельницкий уже переправился через реку Тясмин, направляясь к Корсуни. Н. Потоцкий, получив страшное известие о разгроме, пытался отступить к Белой Церкви. В его распоряжении было пять с половиной тысяч конницы и одна тысяча шестьсот пехоты (вместе с вооруженной челядью – почти четырнадцать тысяч). Однако Потоцкий задержался, позволив своим солдатам разграбить Корсунь. Утром 25 мая появилась украинская конница и татары. Хмельницкий приказал перекрыть (и даже перекопать) все дороги, отрезая тем самым путь полякам к отступлению. Потоцкий решил отступать, но в глубокой балке попал в засаду. После четырех часов страшной битвы польское войско прекратило существование. Н. Потоцкий и польный гетман М. Калиновский попали в плен.

Ф. Задорожный. Б. Хмельницкий оставляет сына Тимоша в заложники хану. XX в.

В эти же дни от приступа мочекаменной болезни умер король Владислав IV. Смерть совпала с крушением всех его надежд на союз и мир с казачеством. Речь Посполитая, еще совсем недавно казавшаяся могучей европейской державой, вдруг оказалась на грани краха. Поляков охватил такой ужас, что, как отмечал современник событий, казаки, если бы захотели, могли бы захватить Варшаву и Краков безо всякого сопротивления.

Огромный военный успех первых дней восстания стал сигналом для всеобщего выступления. К тому же Хмельницкий разослал универсалы, извещая об одержанных победах и призывая подниматься на борьбу. На территории Украины началось массовое изгнание поляков. Отряды под руководством новоявленных атаманов брали штурмом города и замки.

В этих трагических событиях погибло немало невинных. Поляки, католические ксендзы и евреи стали для крестьян олицетворением всех жестоких несправедливостей, которые обрушивались на них в последние десятилетия. Польская шляхта, не успевшая бежать, подвергалась безжалостному истреблению. По словам очевидца, «такой ужас охватил всех, что все живое бежит, утикает и едва кто сотый остается». Восставшие не щадили женщин и детей, разрушали костелы и убивали ксендзов. Не меньшим объектом мести стали евреи, они, будучи арендаторами и шинкарями, в глазах украинцев являлись исполнителями политики польских властей. Историки разнятся в оценке жертв еврейских погромов, но, в любом случае, речь шла о тысячах человек.

Восставшие крестьяне объявляли себя казаками и, расправившись с местными панами, присоединялись к армии Хмельницкого. Уже в конце мая подчаший коронный (сенаторское звание в Речи Посполитой. – Т. Т.) в письме к коронному канцлеру в ужасе восклицал: «...и с нашим воеводством Руським Бог знает, что станет, так как тут что ни холоп – тот казак...» и добавлял, что к войску казаков «все живое присоединяется»³⁵. В июне поляки писали: «Восстала целиком Заднепровская Украина, Киевская и Брацлавская; там не пашут, не сеют, только ходят вооруженные...»³⁶.

За глобальными социальными изменениями в Украине со страхом и недоверием следили русские воеводы: «...а которые де их были крестьяне Потоцкого и Вишневецкого и Киселевы, и те де с ними стали в казаки ж...»³⁷. Причем все современники отмечали, что в казацкие полки стали объединяться и те, «кто никогда казачества не знал»³⁸.

Единственный, кто организовал сопротивление восставшим, был князь иеремия Вишневецкий, представитель известного украинского рода³⁹, принявший католичество. Собрав шляхту и собственных вооруженных слуг, летом 1648 года он выступил походом из Левобережья по пути Лубны – Переяслав – Чернигов – Погребыще – Староконстантинов, «огнем и мечом» уничтожая всех, заподозренных в сочувствии восставшим. Вишневецкий сотнями сажал на кол, жег и убивал. Чтобы противостоять ему, Хмельницкий отправил в Подолию и Волынь Максима Кривоноса, крестьянского вождя, отличавшегося непримиримостью и яростью по отношению к полякам (видимо, у него на то были личные причины). При участии Кривоноса восстание перекинулось на Правобережье. В июне запылали Уманщина и Брацлавщина. Были захвачены Винница, Брацлав, Немиров. 10 августа был взят Бар – резиденция коронных гетманов в Украине.

Незадолго до этого, в середине июня, Богдан прибыл в Чигирин, где ему была устроена восторженная встреча. Среди тех, кто радовался прибытию Хмельницкого, находилась и красавица Елена. Ее муж Чаплинский заблаговременно бежал из Чигирина.

Соперничество за Елену между казаком и поляком, в какой бы форме оно не выражалось, явно имело место. И теперь одним из первых шагов Хмельницкого, после одержанных им побед под Желтыми Водами и Корсунем, становится его романтический брак с Еленой.

Современники сообщали, что Хмельницкий «женился на некой Чаплицкой (Чаплинской. – Т. Т.), шляхтянке, которая потеряла мужа в этой нынешней заварухе»⁴⁰. Под свадьбой подразумевался гражданский обряд, распространенный тогда в Украине. При этом Елена формально оставалась женой Чаплинского, с ним она была обвенчана по католическому обряду. Как мы увидим далее, церковный брак с Еленой Хмельницкий оформит позже.

Личное счастье на фоне военных триумфов – лишь внешняя сторона весьма сложной ситуации, в которой на самом деле оказался Хмельницкий. Он был в положении человека, зажегшего страшный пожар и теперь не знавший, что с ним делать. Поднимая восстание, он руководствовался прежде всего эмоциями, желанием мести и ненавистью к магнатам и их приспешникам. Совершенно по-другому относился он королю и к самой Речи Посполитой. Не сразу и не вдруг вырабатывался план глобальных социальных и политических перемен, в конечном счете осуществленный Богданом. Вплоть до зимы 1649 года он оставался верным подданным, желавшим лишь добиться уступок. Да и не осознавал он всей своей власти, не мог поверить в слабость Речи Посполитой.

Но самой главной бедой оказался кардинальный раскол самого украинского общества. С одной стороны – «показаченные», не желавшие никаких переговоров и рвавшиеся вперед – до конечного уничтожения «ляхов». С другой – позиция верхушки реестровых, усиленная требованиями хана приступить к переговорам и выставить Варшаве определенные условия. Но была еще и третья сила – это православная шляхта и духовенство Украины. Пожалуй, самый трагичный раскол происходит во время восстания Хмельницкого именно в этой части общества. Кто не с нами, тот против нас. Никогда раньше эта формула не звучала так актуально.

Следовало быть настоящим политическим гением, чтобы, оказавшись между трех огней, не только выжить, удержать власть, но и сплотить все передовые силы общества и повести их за собой. Именно эта сверхзадача стояла перед Хмельницким летом 1648 года. И с этой задачей он справился. Он успокоил «чернь», выступив с убедительной речью на раде. Он начал переговоры с Варшавой. Он написал Киевскому митрополиту Сильвестру Косову с просьбой о поддержке, а встретив недоверие и даже враждебность, добился союза с православной церковью, издав целый ряд универсалов, защищавших ее собственность от грабежей и посягательств «показаченных». Такие же «охранные грамоты» получили и многие монастыри.

А. Кисель. Портрет XVII в.

Воевода А. Кисель писал: «…хлопство гору берет. Чего же другого ожидать, как ни страшного бунта и начала войны с рабами?»⁴¹. И активно вел переписку с пограничными русскими воеводами, чтобы те ввели в Левобережную Украину войска в поддержку польской администрации⁴². Возможность вторжения русских было главной угрозой для Украины. Летом 1648 года Богдан предпринимает смелый дипломатический шаг. Вместо того чтобы уговаривать Алексея Михайловича не нападать на Украину, он пишет ему письмо, в котором предлагает воспользоваться «бескоролевьем» и на саблях казаков занять польский престол.

Под влиянием сообщений о победе под Желтыми Водами и Корсунью отношение к восставшим в Москве стало меняться. Способствовало этому и известие о том, что союзные с Хмельницким татары не собираются нападать на российские территории. К этому добавились домашние смуты – крестьянские восстания, они еще больше отбили у русских воевод охоту воевать с казаками.

Призывая русских на войну с Речью Посполитой, Хмельницкий не прерывал и своих переговоров с Варшавой. Трудно сказать, насколько он верил в возможность их благополучного завершения. Бои с Вишневецким оставляли мало надежд на мирный исход.

Богдан занимается сбором припасов. В конце июля он выступает на Запад. Он еще разыгрывал верного подданного, желающего мира. И даже приказал приковать Кривоноса к пушке, демонстрируя свое негативное отношение к радикально настроенным элементам. Но на самом деле, для того что сохранять контроль над шальными головами, Богдан должен был плыть по течению, не останавливаясь и не ведя никаких переговоров с поляками.

Впрочем, и вести переговоры было не с кем. Магнаты во главе с Вишневецким выступали решительно против любых уступок «черни», а те, кто высказывался за перемирие (тот же Кисель), предлагали такие условия, на которые ни за что не согласились бы «показаченные». Богдан уже начинал понимать, что компромисса и возврата к старому быть не могло. Рубикон давно уже перейден. Слишком много крови пролилось, и слишком пьянило чувство свободы.

В сентябре 1648 года происходит третье генеральное сражение, на этот раз под Пилявой. В Речи Посполитой для спасения отечества было объявлено посполитное рушение⁴³. Командующими этого ополчения назначили нерешительного Д. Заславского, известного своей ученостью Н. Остророга и запальчивого молодого А. Конецпольского. Хмельницкий прозвал их «периной», «латиной» и «детиной». Войско насчитывало сорок тысяч шляхетского ополчения, восемь тысяч немецкой пехоты. Вместе с челядью силы поляков достигали девяноста тысяч⁴⁴. В их распоряжении имелись около ста пушек и огромный обоз, насчитывавший пятьдесят тысяч возов.

Шляхта, в большинстве своем в глаза не видавшая казаков, бахвалилась, обещала разогнать «чернь» нагайками. У Хмельницкого общая численность войска тоже достигала почти ста тысяч, но из них только чуть более половины были должным образом вооружены. Остальные – «крестьяне от плуга».

Сильной стороной казаков была их пехота, под защитой обоза не знавшая себе равной в Европе. У поляков, наоборот, славилась конница, прежде всего тяжелые гусары и легкие драгуны. Противостоять им в открытом поле казаки не могли, поэтому Хмельницкий решил сразу занять такую позицию, которая нейтрализовала бы преимущество польской конницы. Болотистая местность под Пилявой на берегу реки иквы как раз соответствовала этим требованиям.

Лагерь поляков растянулся на восемь километров, его никто не укреплял. Единоначалие у них отсутствовало, распоряжения не выполнялись, план действий так и не был разработан. Двадцать первого сентября начались бои за переправу. На следующий день казаки укрепляли табор, а к вечеру подошел отряд татар около шести тысяч человек. Двадцать третьего сентября казакам удалось захватить переправу и оттеснить поляков к их лагерю. К вечеру в польском войске все больше проявлялись панические настроения, особенно подогретые слухом о приходе всей орды. Поздно вечером военоначальники тайно покинули лагерь вместе с конницей. Попытки организовать отход ни к чему не привели. Тысячи обезумевших от ужаса людей бросали оружие и бежали куда глаза глядят. На долгие десятилетия презрительное прозвище «пилявчики» стало синонимом трусости и позора. Казакам достался весь обоз с артиллерией, огромным запасом пороха, десятки тысяч возов и прочая добыча. Путь за Запад был открыт.

Шляхта убегала за Вислу. Еще никогда в истории казакам не удавалось поставить под свой контроль столь огромную территорию. Появляется идея распространения казацкой власти не только на узкую территорию вокруг Чигиринщины, но и на все украинские территории.

На казацкой раде обсуждали дальнейшие шаги. Во многом подчиняясь мнению большинства, Хмельницкий принимает решение идти дальше, на Запад. Об этом говорил и Тугай-бей: либо до полной победы, либо до устраивающего всех мира. Главной надеждой был начинавшийся элекционный сейм (сейм, на котором избирали короля. – Т. Т.). Богдан собирался поддержать того претендента на польский престол, который изъявит готовность пойти на перемирие с Войском Запорожским.

Хмельницкий не спешил воспользоваться выигрышной ситуацией. Шестого октября войска казаков подошли ко Львову, но гетман умышленно затягивал осаду города. Многие объясняют это сентиментальными чувствами по отношению городу, где он учился и где прошла его юность. Действительно, есть свидетельства, что Богдан прослезился, слушая, какие трудности испытывает город во время осады⁴⁵. Но это не мешало ему твердо настаивать на контрибуции, а в ответ на все просьбы «отцов города» отсылать их к Тугай-бею.

Именно в обозе подо Львовом Хмельницкий через своего бывшего учителя иезуита Андрея Мокрского начинает переговоры с королевичем Казимиром, недвусмысленно высказавшись в пользу его кандидатуры на выборах короля. Правда, и другому кандидату, трансильванскому князю Юрию I Ракочи (Георгий, Дьердь, Дарий. – Т. Т.), Богдан давал ясные сигналы поддержки. Но венгр в разгар элекционной кампании умер.

Удовлетворившись небольшим выкупом в двести двадцать тысяч злотых, Хмельницкий оставил Львов. Некоторые историки считают это серьезным промахом Богдана, недооценившего значение города как центра западно-украинских земель и не оставившего там гарнизона⁴⁶.

Между тем военные успехи по-прежнему были на стороне казаков. В октябре капитулировал гарнизон крепости Кодак – символа польского владычества над Запорожьем. Возы с захваченной в Кодаке утварью и имуществом офицеров «передали гетманше», т. е. Елене⁴⁷. Саму крепость разрушили.

В ноябре уже на польской территории Хмельницкий начинает явно безнадежную осаду прекрасно укрепленной крепости З амостье. Правда, в этой крепости укрылись многие его враги, а разосланные отряды казаков тем временем приводили к повиновению западные территории, выбивая последние гарнизоны поляков. Казацкие полки действовали в Каменец-Подольском, Луцком и Владимирском уездах. К осени восстание охватило Теребовлянский повет Руського воеводства, староства Галицкой земли.

Тем не менее, вместо того чтобы идти на Варшаву, как требовал Кривонос, Хмельницкий предпочтет дожидаться результатов элекционного сейма. Единственной уступкой радикальному крылу стал генеральный штурм Замостья 28 октября, в котором казаки (в основном «показаченные») понесли тяжелые потери, а генеральный обозный Чарнота (один из лидеров «радикалов») был серьезно ранен.

Продолжение военной кампании в условиях начинавшейся зимы на территории противника было бы не только рискованным, но и опрометчивым, тем более при острой нехватке коней, осадной артиллерии, боеприпасов. К этим проблемам добавилась чума. Потому-то Хмельницкий благосклонно встретил известие об избрании Яна Казимира и охотно выполнил первый приказ короля – распустить войска и отступить в Украину. Это происходит 24 ноября 1648 года. Правда, не обошлось и без инцидентов. Радикальное крыло отказывалось верить королевскому письму, обвиняло посла в измене и т. д. Богдану пришлось использовать все свое умение уговаривать толпу, чтобы успокоить всех и спасти жизнь польского посла Я. Смяровского.

Крепость Замостье. Гравюра XVII в.

Сохранились подробные описания переговоров, в которых Хмельницкий предстает любезным хозяином и верным подданным (во время обеда, каждый раз, когда пили за здоровье короля, по его приказу стреляли из пушек). Поляк передает речь гетмана: «Как предки мои самоотверженно и с пролитием крови служили королям польским, так и я, не изменяя им, с подчиненным мне рыцарством, хочу верно служить его величеству королю, моему милостивому государю, и Речи Посполитой и по приказу его королевского величества сейчас же отступлю с войском на Украину»⁴⁸. Наступает перемирие.

Казацкие войска возвращаются в Украину. В начале января 1649 года перед самым Рождеством Хмельницкий победоносно въехал в Киев. Жители древнего города устроили ему триумфальную встречу. Казаки, мещане, духовенство – все поджидали победителя. Гетманский кортеж Волынским шляхом приблизился под вечер к Киеву. Современники писали, что собрались огромные толпы людей, «весь Киев». Гостивший в Киеве иерусалимский патриарх Паисий вместе с Киевским митрополитом встретил Хмельницкого с тысячью всадников и приветствовал напыщенной речью, величая его «пресветлым государем»⁴⁹. Жители Киева приветствовали гетмана и старшину, в замке и городе стреляли из пушек. Студенты Киево-Могилянской академии встречали Хмельницкого стихами, приветственными речами и кантами, прославляя как Моисея – спасителя и избавителя от польского рабства. В самом имени «Богдан» видели хорошее предзнаменование, полагая, что он Богом дан Украине⁵⁰.

Король Ян-Казимир. Гравюра XVII в.

Небывалый триумф не мог не поразить Хмельницкого, заставить его задуматься о достигнутом, той власти и влиянии, которое он теперь имел в Украине. В декабре 1648 года от эпидемии чумы умер Максим Кривонос, и теперь у Хмельницкого не было серьезных соперников. Большое значение для формирования новых взглядов Богдана имела и встреча с Паисием. Этот греческий патриарх видел в украинском гетмане борца против засилия католической церкви. Он открыто именовал Богдана «светлейшим князем», оказывал ему всевозможные почести и предлагал помощь в переговорах с Москвой, куда направлялся патриарх.

Видимо, именно беседы с Паисием, триумфальная встреча на Украине казацких войск и, наконец, мирная передышка, позволившая осмыслить происшедшие события, кардинально меняют позицию Богдана. Он начинает понимать, что может выступать не с позиции просящего подданного, а как самовластный правитель.

Безусловно, сильным ударом, развеявшим последние иллюзии о возможности компромисса, стало коварное нарушение поляками перемирия. В Подолии и Киевском воеводстве начались расправы возвращавшихся поляков над мирными жителями, которых обвиняли в пособничестве казакам. Пленных казаков сажали на кол, не щадили ни мещан, ни крестьян. Польские и литовские войска доходили до Бара.

Польские комиссары еще не успели прибыть в Переяслав, где были назначены переговоры, а Хмельницкий уже отправил С. Мужиловского вместе с Паисием в Москву и второе посольство – к трансильванскому князю Ракочи.

Поляки были ошеломлены переменой, произошедшей с Хмельницким. На переговорах он впервые назвал себя «единовладцем и самодержцем руським», заявив: «Теперь достаточно земли в княжестве моем по Львов, Холм и Галич». Совершенно неожиданно для польских послов Богдан предстал не послушным вассалом короля, а главой независимой державы.

Комиссары оставили злые и негодующие записки о своих переговорах с Хмельницким. Они называли его «зверем», обвиняли в пьянстве⁵¹. У них не укладывалось в голове, что трезвый казак мог вести себя таким образом. Богдан отклонил статьи договора, значительно превосходившие его собственные требования еще лета 1648 года. Он прямо сказал, что теперь уже поздно договариваться: «Теперь уже нет времени, уже доказал, о чем никогда и не мыслил, докажу и дальше, что надумаю: выбью с ляшской неволи народ весь украинский»⁵². А на предложение включить в реестр десять – двенадцать тысяч казаков, отрезал: «Зачем их так мало писать, когда их может быть сто тысяч. Столько их будет, сколько я захочу»⁵³. А. Кисель, православный деятель либерального толка, оказался на этих переговорах очень далеким от идей, уже овладевших Украиной. Единственное, чего смогли добиться оскорбленные комиссары, это заключение перемирия и установления разделительной линии между казацкой Украиной и Речью Посполитой: на Волыни по реке Горынь и на Подолии по Каменец-Подольск⁵⁴.

Любопытно, что Богдан, прекрасно знавший польский и латынь, нарочно говорил с комиссарами по-украински. Что это было? Опьянение свободой и властью или нарочитая игра на устрашение? Очевидно одно: Хмельницкий больше не тешил себя иллюзиями о возможном мирном разрешении конфликта. Он собирал армию, искал новых союзников.

Большие изменения произошли и в личной жизни Богдана. Патриарх Паисий обвенчал его с Чаплинской, «заочно, так как она была в то время в Чигирине». Почему бракосочетание состоялось в такой спешке? Вероятно, на это, в первую очередь, настоял Паисий, желавший превратить Хмельницкого в лидера православного движения, чей нравственный облик должен был соответствовать этому высокому призванию. Отказ Киевского митрополита венчать Богдана и необходимость скорейшего отъезда Паисия в Москву, видимо, не позволяли ждать, когда невеста приедет из Чигирина.

Этот брак породил еще одну семейную проблему: старший сын Богдана Тимош явно был настроен враждебно к мачехе. Весть о законном браке Богдана стала неожиданным и весьма неприятным сюрпризом для молодого человека. Паисий послал в Чигирин своего монаха, передав с ним для Елены «разрешение грехов» и акт бракосочетания... Его посланец, монах, был дурно принят. Сын Хмельницкого Тимош, сущий разбойник, напоив его водкой, спалил ему бороду»⁵⁵. Факт этот тем более интересен, что именно Тимош стал в дальнейшем виновником гибели Елены.

В условиях тревожного перемирия и сохранения казацкого контроля над огромными территориями Левобережной и Правобережной Украины актуальной становилась задача формирования новой системы власти. Именно в этот период создаются основы государственного устройства, получившего в научной литературе название Украинское гетманство. Созданное Б. Хмельницким и его соратниками казацкое государство из-за особенностей внутренней и внешней ситуации, в которой оказалась Украина, представляло собой военизированное образование. При его формировании сотенно-полковая система казацкой армии была механически перенесена на административно-территориальную. В принципе, формирование полков по административному принципу было введено еще в реестровом казачестве, а в 1649 году просто получило свое логическое завершение. На Правобережье появляются Чигиринский, Черкасский, Корсунский, Лисянский, Белоцерковский, Паволоцкий, Уманский, Кальницкий, Каневский, Брацлавский полки. На Левобережье – Переяславский, Нежинский, Черниговский, Прилуцкий, Лубенский, ирклеевский, Миргородский, Кропивенский, Гадячский, Полтавский и Зеньковский.

В Украинском гетманстве все политические институты власти выросли из аналогичных военных, а высшие и средние казацкие чины составили соответственно верхушку и привилегированную часть новой социальной структуры общества. Гетман из командующего реестровыми казаками превратился в лидера государства, писарь из секретаря – в канцлера и т. д. Войсковая рада все больше играла роль парламента, решавшего все основополагающие вопросы существования Украинского гетманства.

В конце апреля 1649 года тайная рада приняла решение о начале мобилизации распущенной по домам армии. Речь шла уже об огромной силе. Как писал летописец, «Усе, що живо, поднялося в козацтво». К июню сторонники Хмельницкого, по его собственным словам, насчитывали триста шестьдесят тысяч⁵⁶ человек⁵⁷. Ранее было направлено посольство в Крым с просьбой о присылке военной помощи. Тогда же в Чигирин прибыла первая русская делегация во главе с Г. Унковским. Речь шла уже о возможном принятие гетманом «высокой руки» царя.

На переговорах с русскими Хмельницкий объявил, что не считает себя подданным короля(!), они-де крест целовали Владиславу IV, а он умер: «Короля мы не обирали и не короновали и креста ему не целовали… и мы волею Божиею тем от них (поляков. – Т. Т.) стали свободны»⁵⁸. На вопрос, какие задачи он ставит в грядущей войне, Хмельницкий отвечал, что хочет, чтобы поляки уступили ему Украину и Белоруссию по границам, «как владели благочестивые великие князи»⁵⁹. Понятия очень расплывчатые, но крайне знаменательные.

Стороны ограничились первым знакомством, но царь через Унковского пообещал не предоставлять полякам военной помощи и объявил о разрешении украинским купцам беспошлинно торговать на территории Московского государства. Вскоре в Москву направилось очередное посольство, на этот раз во главе с полковником Ф. Вешняком.

Однако эти переговоры 1649 года не означали, что Хмельницкий выбрал курс на Москву. Не менее активно гетман добивался союза и с Трансильванией, при этом не собираясь порывать с Крымом. И вообще, он искал такую политическую комбинацию, при которой вассалитет к «далекому» суверену был бы как можно более номинальным, а автономия казацких областей – как можно более полной.

Гетман Б. Хмельницкий. Портрет XVII в.

В Варшаве от шпионов знали о переговорах Хмельницкого с русскими и с трансильванцами. В свою очередь, В. Кисель написал в Москву, убеждая русских прислать на помощь полякам войска. Богдан узнал об этом и очень сердился. Когда к нему прибыл польский посол Смяровский, он в гневе бросил королевскую грамоту через стол своему писарю, и та упала на пол. Кроме того, до него постоянно доходили известия о нарушениях перемирия на Подолии, где поляки предпринимали военные действия против казацких полков.

Кисель, видимо, считая невозможным договориться с гетманом, посылал секретные письма, подстрекая казацких полковников к бунту против Богдана. В таком направлении действовал и посланник Киселя – Смяровский, находившийся при гетмане в Чигирине. Он пробовал даже отравить гетмана. Когда открылась правда о действиях «резидента», у него был проведен обыск и в шкатулке нашли пятьдесят грамот на пожалования без вписанных имен. Старшина бросилась на него и зарубила саблями⁶⁰. Сам Богдан был страшно разозлен коварными действиями поляков. Иезуитский монах отец иероним Ласка, находившийся в Чигирине в тот момент, писал: «Все послы наши взяты к пушкам. Из челяди, которая была при конях, одних убили, других утопили. Моему товарищу пану Залесскому... досталось... булавой от гетмана, а напоследок били его обухами и потащили в посольский постоялый двор». Только заступничество молодой жены Хмельницкого («самой пани») спасло Ласка⁶¹.

После расправы над Смяровским Богдан уехал в войско и выступил из-под Умани в поход. Вскоре к нему присоединилась белгородская орда, а затем и сам хан ислам-Гирей с сорокатысячной ордой. На совещании было решено наступать на Збараж, куда отступила армия иеремии Вишневецкого. Началась почти месячная осада Збаража.

Королева Мария Людовика. Гравюра XVII в.

В это же время против литовской армии Богдан выслал подольского полковника Станислава Кричевского (своего кума, перешедшего на сторону восставших).

Ситуация стала складываться не в пользу Богдана. Небольшая армия Вишневецкого, воодушевленная своим фанатичным вождем, оказывала в маленьком Збараже ожесточенное сопротивление. Татары, непривычные к штурмам, несли большие потери, хан злился. На выручку Вишневецкому двинулся сам новый польский король Ян Казимир. Этот король, брат покойного Владислава IV, оказался неудачным выбором для казаков. Фанатичный католик, он до вступления своего на польский престол не только был монахом, но и носил звание кардинала. Для вступления на престол он получил личное разрешение папы снять с себя сан, после чего женился на вдове своего брата Владислава IV Марии Людовике. После неудачи мирных переговоров с Хмельницким Ян Казимир посчитал своей обязанностью покарать тех, кто восстал против католической церкви. Перед походом он получил благословение папского нунция Джованни де Торреса, освятившего ему меч и хоругвь.

В конце июля стало известно, что полк Кричевского был разгромлен великим литовским гетманом Я. Радзивиллом, а сам полковник попал в плен и вскоре скончался от ран. По требованию хана казаки предприняли генеральный штурм Збаража, но он был отбит. Между тем король Ян Казимир издал указ, согласно которому назначал казацким гетманом Семена Забусского и отстранял Хмельницкого. Кроме того, за голову Богдана была объявлена награда в десять тысяч злотых.

На самом деле это была нешуточная угроза. В истории казацких восстаний не раз бывали случаи, когда «чернь» выдавала вождей и заключала договор с поляками.

Хмельницкий с отрядом в сорок тысяч казаков и двадцать тысяч татар вместе с ханом вышел из табора под Збаражем и двинулся навстречу королю. Расположившись 14 августа под Зборовом, Ян Казимир начал переправу. В его распоряжении имелась двадцатитысячная армия, достигавшая вместе с челядью тридцати пяти тысяч человек⁶². Не догадываясь о приближении Хмельницкого с татарами, король выступил 15 августа к переправе. Поляк-современник сообщал, что Богдан лично выехал на разведку под Зборов, залез на высокий дуб и следил за переправой, подсчитав силы поляков и осмотрев поле боя⁶³.

Король был атакован казацкой конницей. Попытки дать отпор успеха не имели, началась паника, и поляки бежали к Зборову. Ян Казимир метался по лагерю, кричал, чтобы его не бросали, иначе погубят отечество. Но когда победа была в уже полушаге от казаков, битва остановилась, так как хан ислам-Гирей начал переговоры с поляками. Это не позволило казакам победоносно завершить сражение.

Скорее всего, хан не желал допустить падения королевской власти и чрезмерного усиления гетмана. Хмельницкий со своей стороны опасался, что сепаратный мир будет заключен в ущерб украинских интересов и тоже начал переговоры.

Несмотря на неблагоприятные для казаков обстоятельства, Зборовский договор, заключенный 18 августа 1649 года, стал де-факто признанием нового государства – Украинского гетманства, с полной автономией казацкой территории в составе Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств, с официальной столицей в Чигирине и лишь номинальным подчинением короне. Польские войска не имели права располагаться на этих территориях. В областях Войска Запорожского привилегированное положение занимала православная религия, все должности в трех воеводствах могли получать только представители православной шляхты. Киевский митрополит получал право заседать в сенате и напрямую ставился вопрос о ликвидации унии. Иезуиты лишались права находиться в городах Украины, где имелись православные школы. В Украинское гетманство не допускались евреи. Страна делилась на шестнадцать полков, причем старшина в условиях де-факто ликвидации польской администрации получала не только военную власть, но и права высших гражданских чиновников. По условиям Зборовского договора реестр казаков был увеличен до небывалых размеров – сорок тысяч человек.

Магнат и польская шляхта. Рисунок XVIII в.

Заключение договора проходило в очень непростых для Хмельницкого условиях. По сути дела, он вынужден был соглашаться на то, о чем уже договорились хан с королем. Но даже в этих обстоятельствах он сумел сохранить достоинство, собственную власть и настоять на наиболее приемлемых условиях.

После того, как поляки прислали заложников, он и его сын Тимоша, роскошно одетые, верхом на белых арабских богато убранных лошадях в сопровождении ста казаков личной охраны прибыли к королю. Их сопровождал Адам Кисель в карете. Магнат напрасно уговаривал Богдана скакать не спереди, а сзади кареты согласно этикету.

Ян Казимир, изображая добродушного отца, сказал: «Хватит тебе уже быть нашим неприятелем, мы тебе даем нашу милость и все вины тебе и всему Войску Запорожскому отпускаем, а тебе приличествует нам и Речи Посполитой отплатить услугами своими»⁶⁴. На эти речи Хмельницкий, как заметил современник, не вдаваясь в дипломатические любезности, с которыми он был, безусловно, знаком, лишь кратко отвечал: «Верно, король, говоришь!»⁶⁵.

Принимая Зборовский договор, стороны не питали особых иллюзий. Для Яна Казимира это был счастливый исход из катастрофической ситуации, для Хмельницкого – не худший компромисс в условиях измены хана. Поляки не возвращали имущество православных церквей, а паны спешили в свои имения, чем вызывали яростный протест оставшихся вне реестра «показаченных». Король называл Хмельницкого «заклятым врагом Речи Посполитой, который поклялся ее погубить»⁶⁶.

Исполнение статей Зборовского договора проходило непросто. Обе стороны не были готовы к новым реалиям. Многие казаки были недовольны границами, не желая отдавать полякам такие города, как Острог, Бар и др.

Но главная проблема была с тысячами «показаченных», которые явно не укладывались в рамки сорокатысячного реестра. Во многих поветах Подольского воеводства доходило до вооруженного сопротивления. Другие тысячами переселялись на территорию Украинского гетманства. Многие по решению старшинской рады остались при реестровых в качестве обозных и слуг.

Зборовский договор наглядно показал, что внутри самого казачества имелись совершенно разные представления об идеалах «казацкой вольности». Богдан и его единомышленники стремились к созданию жесткой административной системы нового государства. Для «показаченных» и ряда «вольных атаманов» Украинское гетманство представлялось ограничением вольностей и изменой казацкому делу. Эти настроения становились объективным тормозом на пути развития украинской государственности.

Таким образом, уже через год после начала восстания Богдан оказался в плену у собственных достижений. Освободившиеся благодаря ему массы, те самые «загоны» (загоны – отряды вольных казаков. – Т. Т.), принесшие ему славу и власть, теперь грозили превратиться в серьезное противодействие его государственным планам.

Перед Богданом стояла дилемма: или добиваться исполнения условий Зборовского договора и оттолкнуть от себя «показаченных», или сознательно идти на новый конфликт с польскими властями. События под Зборовом, назначение Забусского гетманом, вероятно, убедили его, что при первой возможности польские власти поспешат с ним расправиться, видя в нем своего главного и самого опасного врага. Поэтому, видя именно в «показаченных» свою опору, Хмельницкий довольствовался изданием грозных универсалов, иногда казнил отдельных повстанцев, но избегал прибегать к массовым репрессиям⁶⁷. Гетман понимал неизбежность новой войны, в которой ему снова понадобилась бы огромная армия. В результате Ян Казимир констатировал, что «выписчики и реестровые казаки имели равные свободы»⁶⁸.

Даже из сложностей Богдан умел извлекать для себя выгоду. В октябре 1649 года он распорядился о составлении реестра. В него были включены все лучшие, самые опытные и испытанные за время восстания старшины и казаки. Одновременно эта старшина становилась новой администрацией казацкого края.

В декабре произошли события, не оставлявшие сомнений в планах поляков. Ян Казимир вручил булаву коронного гетмана (т. е. командующего польской, коронной армией) заклятому врагу казачества иеремии Вишневецкому, а вслед за этим во время встречи с Киевским митрополитом Семеном Косовым отверг требование о ликвидации унии. Вскоре вернулись в Польшу выкупленные из плена польские гетманы Николай Потоцкий и Мартин Калиновский. Первому вернули звание великого коронного гетмана, и он приступил к своим обязанностям, пылая жаждой мщения. Потоцкий возглавил популярную среди польской верхушки партию войны и стал добиваться выведения казацких войск из Брацлавщины, что противоречило условиям Зборовского договора⁶⁹.

В январе 1650 года сейм утвердил Зборовский договор, и это стало сигналом к массовому возвращению поляков в Украину. Практически сразу же на Запорожье началось восстание низов, возглавленных Худолеем. Восставшие обвиняли Хмельницкого в измене. В этих условиях в марте Богдан собрал старшинскую раду, которая обсуждала шаги по исполнению Зборовского договора. Было решено разрешить возвращение только православной шляхты, а также запретить сбор подымного и иных налогов с крестьян.

Несмотря на все эти тревоги и проблемы «мирного года», он был самым счастливым в жизни Богдана. Тимош Хмельницкий руководил строительными работами в Субботове, превратившемся в укрепленную усадьбу гетмана, тогда как Чигирин стал его официальной столицей.

Все недолгие свободные дни Хмельницкий проводил в Субботове, где к тому же имелись пасеки, на которых гетман любил «гулять». Богдан очень любил черемуху, и шесть этих деревьев росло под окнами дома. Иностранцы отмечали простоту домашнего уклада гетмана, не желавшего отрываться от своих корней.

Воспользовавшись военной передышкой, полученной по Зборовскому договору, Хмельницкий занялся укреплением внешнеполитического авторитета и влияния Украинского гетманства. Он ведет усиленные переговоры с Москвой, Трансильванией, Молдавией, Валахией, Османской империей и Крымом.

Человек, контролировавший огромную территорию Киевского, Брацлавского и Черниговского воеводств, располагавший армией, превышавшей сто тысяч человек, автоматически превращался в крупную фигуру европейской политики. Но с другой стороны, имея в основе своего успеха союз с Крымом, он становился заложником этого альянса.

Польское правительство решило использовать казаков против Москвы в совместном с татарами походе. В свою очередь, хан требовал тысячу казаков для похода на Кавказ. Эти планы крайне встревожили донских казаков, и они прислали к гетману свои делегации. В Варшаву прибыли русские послы, обвинившие польскую сторону в нарушении написания титулов царя в официальных польских грамотах. Русские требовали казнить Потоцкого с Вишневецким, а также претендовали на Смоленск, Стародуб и Могилев. Поляки были потрясены такой переменой в позиции царя⁷⁰. С большим трудом им удалось в июле добиться подтверждения условий Поляновского мирного договора⁷¹.

В июне 1650 года в Чигирин прибыл венецианский посол Альберто Вимина, он пытался уговорить казаков принять участие в войне с Османской империей. Вимина оставил интересные описания жизни чигиринского двора. Про Хмельницкого он писал: «Роста он скорее высокого, нежели среднего, широк в кости и крепкого сложения. Речь его и способ управления показывают, что он обладает зрелым суждением и проницательным умом. Хотя и случается, что он чрезмерно предается напиткам, но тем не менее он не оставляет заботы о делах… В обращении он мягок и прост, чем привлекает к себе любовь воинов, но, с другой стороны, он держит их в дисциплине строгими взысканиями. Всем, кто входит в его комнату, он пожимает руку и всех просит садиться, если они казаки». Венецианца поражала простота обстановки гетманского дома. «В этой комнате нет никакой роскоши, стены лишены всяких украшений, за исключением мест для сидения. В комнате находятся лишь грубые деревянные лавки, покрытые кожаными подушками… Стол отличается не большей роскошью, чем прочая сервировка и утварь, ибо едят без салфеток и не видно другого серебра, кроме ложек и бокалов… Однако гетманский стол не скуден добрыми и вкусными яствами и обычными в стране напитками: водкой, пивом, медом. Вино, которым мало запасаются и редко пьют, подается к столу лишь в присутствии важных иноземцев. Как я имел случай убедиться, за столом и при выпивке нет недостатка в веселости и остроумных выходках»⁷².

Весьма интересно, что «прекрасная Елена» участвовала в официальных дипломатических приемах. В частности, Вимина упоминает следующий эпизод: «Хмельницкий произнес за столом некий тост, адресуя его к жене, понизив при этом голос, чтобы сидящие поодаль не услышали, а меня он в расчет не принял, думая, что я не понимаю его языка. „За здоровье великого короля!“ – слова вполне ясные, в которых звучит презренье. Жена отвернула взгляд и надулась, он же усмехнулся и выпил свой бокал»⁷³.

Летом 1650 года хан решает предпринять поход на российские территории и вынуждал Богдана принять в этом участие. Хмельницкий находился в крайне тяжелой ситуации, так как и отказать он не мог, и поссориться с Москвой не хотел. Судьба избавила его от тяжкого выбора. Потоцкий арестовал нескольких сотников в Брацлавском полку, Хмельницкий вмешался, начались ссоры, выяснения отношений. Поход был сорван. Чтобы не возвращаться без добычи, калга-султан решил напасть на соседнюю Молдавию, господарь которой Василий Лупу занимал в 1648–1649 годах пропольскую позицию.

Богдан решает принять участие в этом походе. Формально это было сделано по требованию хана. Но на самом деле это был уже не только акт своеволия по отношению к польскому королю, но и первый пример вмешательства в дела соседнего государства.

Официально казаки мстили за лояльное отношение молдаван к полякам и поддержку их в войне с гетманом. Для Богдана быстрый, успешный поход был прекрасной возможностью отвлечь казаков и особенно «показаченных», бунты которых постоянно вспыхивали в различных регионах Украинского гетманства. В условиях, когда поляки неприкрыто готовились к войне (канцлер Ежи Оссолинский – один из немногих в Варшаве сторонников мира с казаками к тому времени умер), Хмельницкому необходимо было сохранить свою армию. В результате в этой быстрой и внезапной операции помимо татар приняли участие около пятидесяти тысяч казаков, и в конце августа казацкие полки под руководством полковника Данилы Нечая захватили столицу Молдавии Яссы.

При этом Богдан преследовал и династические планы. Посылая казацкие войска на Яссы, он добивался от молдавского господаря Лупу согласия на брак его дочери Розанды со своим старшим сыном Тимофеем. Таким образом он рассчитывал заручиться влиянием в этом регионе. В казацкой думе, написанной в этот период, подчеркивалось: «Так-то Хмельницкий хорошо сделал: Польшу победил, Волощину засмутил, Гетьманщину взвселил».

Поляки были взбешены молдавским походом. Они добивались от Богдана, чтобы он выслал несколько полков для подавления восстаний крестьян. В ответ в середине сентября он распорядился вписать в реестр часть «выписчиков», причем из Подольского воеводства, которое, согласно условиям Зборовского договора, не входило в состав Украинского гетманства⁷⁴.

Продолжал он принимать и русские посольства, что тоже возмущало поляков. Так, осенью 1650 года прибыл В. Унковский, в своих пространных речах он объяснял отказ царя оказать военную помощь казакам существующим Вечным миром с Речью Посполитой. Хмельницкий в ответ рассказывал, что не пошел с татарами в поход на «московские города», и обещал в будущем также удерживать татар от таких планов⁷⁵. Унковский ничего не обещал, но зато щедро раздавал подарки, в том числе передал «гетманове жене» пару соболей⁷⁶.

Царя крайне беспокоило появление в Украине самозванца Т. Анкундинова⁷⁷, объявившего себя внуком Василия Шуйского. Унковский уговаривал Богдана выдать самозванца, но тот, сославшись на казацкий обычай, отказал.

Надо сказать, что Богдан был крайне рассержен на Москву за отказ в военной помощи. Сердили его и постоянные приезды русских лазутчиков. Но когда в ноябре прибыл московский архидьякон А. Суханов с Назаретским митрополитом, которые привезли письмо патриарха Паисия с просьбой выдать Анкундинова, Хмельницкий все-таки издал универсал, запрещавший самозванцу жить на территории Украины.

А. Суханов в своем донесении описывал обед у Хмельницкого, данный в честь посетившего Чигирин Коринфского митрополита: «Гетман велел сести всем за столом: по конец стола сел митрополит Коринфский, с левой руки у митр(ополита) сидела жена гетманская, в лавке сидел митрополит Назаретский (живший в Субботове), а против его сидел гетман в креслах; подле митрополита сидел в лавке строитель Арсений, а против его в скамье сидел посланец князя Доминика Григорей Заруцкой»⁷⁸.

Понимая, что отношения с поляками накалены до предела и желая какой-то ясности в ситуации, Богдан направил на сейм депутацию с «Прошением», которое в том числе предусматривало ликвидацию унии и возвращение всего имущества православной церкви.

В ноябре 1650 года состоялась старшинская рада, обговорившая вопросы укрепления обороны и начала мобилизации. Ситуация накалялась. Сейм отклонил «Прошение», послы Лупу приехали с сообщением о перенесении даты свадьбы на более поздний период. Поляки выслали послов к императору Фердинанду III с просьбой предоставить военную помощь против Хмельницкого. В конце года король дал распоряжение своим гетманам в течение шести недель разгромить казаков.

То, что должно было произойти, свершилось. В феврале 1651 года, нарушив Зборовский договор, польские войска под командованием М. Калиновского и С. Лянцкорунского вторглись в Брацлавщину. Они сумели незамеченными перейти «линию», разделявшую казацкую и польскую территории согласно Зборовскому договору, и напали на мирные украинские местечки. Знаменитый Брацлавский полковник Д. Нечай оказался не готовым к военным действиям. Он слишком легкомысленно отнесся ко всем предупреждениям Хмельницкого. Возможно, годы сравнительно легких побед ослабили его бдительность. В результате Нечай погиб при обороне местечка Красное. После упорной обороны местечко было сожжено поляками, а все жители, включая женщин и детей, убиты.

После неожиданной и нелепой гибели любимого полковника жителями Брацлавщины овладел ужас. Поляки устроили настоящий террор, огнем и мечом проходя через непокорную территорию. Единственным способным организовать отпор оказался Иван Богун – один из самых знаменитых полководцев Украины периода Украинского гетманства. Ему удалось нанести психологический удар полякам. Сымитировав паническое бегство передового отряда, выставленного на льду Буга перед Винницей, Богун заманил поляков в прорубленные им заранее полыньи. Десятки солдат погибли, их командир едва выбрался из проруби⁷⁹. Вся уверенность поляков в своих силах после победоносного похода куда-то улетучилась, а казаки, наоборот, воспрянули духом.

На фоне вяло текущих военных действий обе стороны готовились к генеральному сражению.

К тому же у Богдана начались домашние неприятности. Отношения его старшего сына Тимоша с мачехой давно не складывались. А теперь, возможно, на фоне неясной перспективы женитьбы на молдавской княжне резко обостряются его отношения и с отцом. Поляк, бывший в Чигирине зимой 1651 года, писал, что Богдан приказал привязать Тимоша «к пушке и крепко бить, пока тот не поклялся ему, что будет хорошим, степенным и только тогда приказал отвязать его»⁸⁰.

Вероятно, Елена и ее все возраставшее влияние при чигиринском дворе играли не последнюю роль в обострении отношений между Хмельницкими. Что в конечном счете толкнуло Тимоша на убийство мачехи – ненависть к ней, ревность или желание досадить отцу, – мы уже никогда не узнаем. Однако его роковая роль в судьбе чигиринской красавицы бесспорна.

Трагедия случилась в момент, когда Богдан находился в таборе, готовясь к генеральному сражению весенней кампании 1651 года. Елену обвинили то ли в супружеской неверности, то ли в контактах с Чаплинским (были перехвачены какие-то его письма к ней⁸¹). Обо всем этом из Чигирина Богдану написал Тимош. Хмельницкий, поддавшись приступу ярости (они с ним случались), приказал повесить жену⁸². Поляки-современники считали, что произошло это из-за подстрекательства Тимоша⁸³. Но когда к Хмельницкому пришла весть, «что не стало жены ево», «гетман зело был кручинен» и «впал в тоску». Такая реакция, безусловно, подтверждает, что Богдан был действительно влюблен в Елену. Тяжесть утраты была велика, и чтобы забыться Хмельницкий постоянно пил горькую на протяжении всего похода вплоть до самой битвы под Берестечко. Польские источники утверждали, что когда к казакам прибыл для соединения хан, Богдан лежал мертвецки пьяный и именно этот факт якобы сыграл свою негативную роль в отношении ислам-Гирея к походу вообще и к Хмельницкому в частности⁸⁴.

Тимош, прекрасно зная характер отца, избавился от ненавистной мачехи. А поляки, возможно, подстроившие всю эту ситуацию, были в восторге и открыто смеялись над горем своего врага. Так, имеются свидетельства, что историю гибели чигиринской красавицы, со множеством неприличных подробностей и злословия, рассказывал шляхтичам сам король Ян Казимир, «весьма потешаясь этим происшествием»⁸⁵.

Князь Януш Радзивилл. Портрет XVII в.

Как бы там ни было, Богдан очень любил Елену, и эта страшная трагедия на некоторое время деморализовала его. К тому же он потерял драгоценное время, ожидая подхода хана. Только в конце июня казацкие войска подошли к Берестечко. В распоряжении Хмельницкого имелось более ста тысяч казаков, но из них не более половины составляли опытные и соответствующим образом вооруженные. У хана ислам-Гирея было около сорока тысяч.

В разгар сражения татары отступили и захватили с собой пытавшего их остановить Хмельницкого. Вместе со своим верным помощником, генеральным писарем и. Выговским он более десяти дней находился в плену у своих бывших союзников, и дальнейшие события битвы разворачивались уже без них.

В ночь на 10 июля во время очередной вылазки в казацком таборе началась паника, спровоцированная «показаченными». Они кричали, что старшины их бросили. Люди начали беспорядочно отступать через болото, построенные на нем плотины проломились, и множество казаков утонуло.

Страшные дни плена, когда имелась реальная угроза быть выданным польскому королю, не прошли для Хмельницкого даром. У него было время продумать свои дальнейшие шаги. Вероятно, он вспоминал прошлое, анализировал настоящее. В любом случае, он вырвался от татар полный энергии и жизненных сил. Правда, он еще не мог представить себе весь масштаб случившихся бед.

Поляк-современник описывал встречу Богдана с полковником Хмелецким. «А табор где?» – «Уже у дьявола табор! Бежали мы с табора». – «Почему?» – «Молодцы биться не захотели». – «А как же хоругви?» – «И хоругви пропали». – «А пушки?» – «И пушка». – «А шкатулка с золотыми червонцами?» – «Про нее не знаю»⁸⁶.

Неприятности сыпались со всех сторон. Хмельницкий не успел вернуться из плена, как пришло известие о вторжении литовского гетмана Я. Радзивилла в Черниговщину. Литовцы разгромили казацкий полк М. Небабы, который погиб, и 6 августа захватили Киев. Киевский митрополит Косов и архимандрит Киево-Печерской лавры заняли предательскую позицию, пригласив Радзивилла в Киев и устроив ему торжественную встречу. Но их надежды остаться в стороне от борьбы рухнули. Литовские солдаты начали грабить не только мещан, но также киевские церкви и монастыри.

Катастрофическое положение ухудшало то, что казацкие полки после Берестечко были рассеяны. Однако многими овладело ожесточение и стремление скорее погибнуть, нежели покориться наступающим полякам. Полковнику Ивану Богуну удалось организовать сопротивление на Брацлавщине, формируя полки и направляя их к Хмельницкому⁸⁷. Массовым антипольским восстаниям придавали особый импульс универсалы Хмельницкого, рассылаемые им по всей Украине.

Пожалуй, наиболее сильной стороной Богдана было его умение владеть собой в самых тяжелых ситуациях. И именно так он проявил себя осенью 1651 года. А еще назло судьбе Хмельницкий в третий раз женился. Это было своеобразным символом того, что жизнь продолжается. Его супругой стала Ганна Золоторенко, сестра состоятельных братьев-мещан из Нежина и вдова полковника Пилипа. Видимо, это была умная зрелая женщина, она смогла стать подругой великого гетмана, поддержать и утешить его.

Оказавшись в критической ситуации, Богдан отправил посольство в Москву для ведения переговоров о принятии протекции царя. Но в августе случились и благоприятные для Хмельницкого события. Во-первых, от дизентерии умер фанатичный враг казаков иеремия Вишневецкий. А во-вторых, на помощь Богдану прибыл первый отряд татар Карач-бея.

Основные силы Богдана собрались под Белой Церковью. Укрепленный казацкий табор представлял собой мощную крепость, к которой подошла объединенная польско-литовская армия. Как признавал сам коронный гетман Н. Потоцкий, «добыть их табор было невозможно»⁸⁸. Силы казаков уже насчитывали около сорока тысяч.

Брацлавщина была в огне, на Черниговщине успешно действовал С. Подобайла, захвативший Любеч. В условиях начавшегося в Польше крестьянского восстания под руководством Костки Напирского⁸⁹, Яну Казимиру пришлось пойти на подписание нового Белоцерковского договора. Поляк-современник писал: «Вследствие того что враги успели собрать значительные силы и получить помощь от татар, наше войско, углубившись в страну, столь отдаленную, очутилось как бы в осаде. Враги захватили все дороги и пути сообщения, прервали все сношения, беспокоили наших частыми стычками и произвели в войске нестерпимый голод, не допуская в лагерь подвоза припасов. Хлопы в селах и местечках везде насмехались над нашими, восклицая: «Ляхи отрезали нас от Днепра, а мы их от Вислы!»⁹⁰.

Но поляки еще храбрились, требовали выдать Хмельницкого и капитулировать. Переговоры с польскими комиссарами во главе со стольником галицким С. Маховским шли трудно. Полякам пришлось признать Богдана гетманом, но он отказывался разорвать союз с ордой, на чем настаивали комиссары. Бунты черни, не соглашавшейся принять условия поляков, вынудили Богдана настаивать на Зборовском договоре. В ответ поляки прервали переговоры и начали наступление на Белую Церковь. Дошло до военного столкновения, правда, не слишком кровопролитного. После этого переговоры возобновились.

Белоцерковский мирный договор был подписан 18 сентября 1651 года. По этому соглашению территория Украинского гетманства сократилась до размеров Киевского воеводства, реестр сокращался вдвое – до двадцати тысяч человек. Однако гетманская власть хоть и в урезанном виде, но сохранялась, что давало основания надеяться на ее расширение в недалеком будущем. После заключения договора казацкие войска были распущены.

Условия Белоцерковского договора внедрялись в жизнь еще сложнее, чем Зборовского. Хмельницкий издал универсал, чтобы казаки, желающие попасть в реестр, отправлялись в Киевское воеводство. Казаки Брацлавского, Кальницкого и Уманского полков сопротивлялись расформированию. Население Черниговского воеводства в массовом порядке переселялись в Мигрородский, Полтавский и другие поветы, остававшиеся под казацким контролем.

Во многом повторялась ситуация Зборовского договора, с той лишь разницей, что на этот раз гнев изливался не только на поляков, но и на самого гетмана. Толпы недовольных готовы были приходить даже под Чигирин. Пошатнувшийся авторитет гетмана нашел отражение и в думе того времени:

Эй чи гаразд, чи добре наш гетман Хмелницький учинив,

Що з ляхами, з мостивими панами, у Бiлий Церкви замирив?

Да велiв ляхам, мостивим панам, по казаках,

по мужиках стацiею стояти...

Поляки рвались в Брацлавщину. Возвращавшиеся на Украину польские паны пытались возобновить все повинности, имевшие место до восстания. Кроме того, жители облагались постоянными поборами на содержание польской армии, расквартировавшейся на Брацлавщине. Хмельницкий сдерживал поляков как мог. На самом деле никто не собирался долго сохранять мир. В конце ноября Богдан уже открыто обращался к мещанам и крестьянам Брацлавского воеводства с просьбой терпеливо переносить «неволю», из которой он их освободит весной⁹¹.

Осенью 1651 года Богдан возобновил дипломатическую активность. Он контактировал с русскими, намекая на возможность принятия протектората царя, и в те же дни писал к султану, прося ускорить принятие Украины под власть Османской империи⁹². В ближайшем окружении гетмана все большую роль начинали играть ученые шляхтичи и. Выговский, П. Тетеря, и. Нечай, зажиточные мещане братья Золоторенко.

Богдан обязан был занимать твердую позицию по отношению к Варшаве, иначе мог лишиться своего авторитета и влияния на Украине, и так уже подорванных последними событиями. Положение было шатким. Вспыхнул бунт в Миргородском полку, где полковник М. Гладкий стал именоваться «гетманом». Нарастал отток переселенцев в пределы Российского государства. Всеобщее недовольство условиями договора создавало новую угрозу власти Хмельницкого. Ряд полковников подняли восстание. Оно охватило Корсунский и Белоцерковский полки. На подавление бунта был отправлен генеральный есаул Демка Лисовец. И опять сложнейшую ситуацию Хмельницкий сумел повернуть в свою пользу. Под предлогом наказания полковников, противившихся возвращению поляков в свои прежние имения, он начал борьбу со старшиной, выступавшей против усиления его власти. В начале года сопротивление восставших было сломлено. Корсунская рада вынесла смертный приговор целому ряду старшин.

В январе 1652 года был составлен реестр. Тогда же Хмельницкий отправил посольство на польский сейм с наказом добиваться утверждения вольностей Войска Запорожского. Он просил подтверждения прав православной церкви, разрешения «нереестровым» казакам оставаться в составе Войска Запорожского.

Поляки не желали понимать всей сложности ситуации. Даже условия Белоцерковского договора казались им слишком большими уступками казакам. В результате сейм не только не удовлетворил просьбы казацкой делегации, но даже не утвердил Белоцерковский договор, без чего тот переставал быть юридическим документом. Разногласия польских магнатов зашли так далеко, что в итоге сейм был сорван польским шляхтичем Сицинским (ему, видимо, заплатили Радзивиллы), который впервые воспользовался правом Liberum Veto, т. е. «свободного запрета»⁹³. Именно эта практика в конечном счете приведет Речь Посполитую к полному упадку.

Для Хмельницкого и казаков отказ сейма утвердить Белоцерковский договор стал сигналом к действию. Богдан начинает усилия по мобилизации армии и активизирует контакты с Крымом. Возобновление войны в условиях всеобщей ненависти к Белоцерковскому миру было для него равнозначно возможности сохранить свою власть и единство Украинского гетманства. Правда, к войне он готовился в строжайшем секрете от поляков, прикрываясь организацией морского похода, на котором настаивал король⁹⁴. Лишь немногие поляки предчувствовали недоброе⁹⁵.

В апреле вернулось посольство из Москвы с обещанием царя не оказывать военной помощи Речи Посполитой. Развязав себе руки и обеспечив тылы, Богдан выступает с войсками из Чигирина.

Предлогом был поход на Молдавию Тимоша Хмельницкого, намеревавшегося поторопить господаря Лупу со свадьбой. По дороге в конце мая 1652 года Богдан и Тимош разбили под Батогом коронного польного гетмана М. Калиновского. В этом блистательном сражении, которое современники сравнивали с победой Ганнибала под Каннами, погибли тысячи поляков. Сам Калиновский, упрямо не желавший оставлять табор и отступать к Каменцу, был убит, а его голову принесли Богдану⁹⁶.

Перепуганный Лупу, не дожидаясь появления казаков в Яссах, согласился на свадьбу. В августе 1652 года Тимош Хмельницкий женился на Розанде, дочери молдавского господаря, что означало укрепление внешнеполитического влияния Украинского гетманства.

Однако все было далеко не безоблачно. Татары, возвращаясь домой, как обычно, пограбили Поднестровье и Брацлавщину. Такова была стандартная расплата за союзнические услуги орды, и Богдан ничего не мог с этим поделать. С другой стороны, в Порте все больше задумывались о реальном превращении гетмана в своего юридического вассала.

Победа под Батогом стала началом ликвидации условий ненавистного Белоцерковского договора. В Брацлавском, Подольским, Черниговском и Киевском воеводствах вспыхнуло массовое восстание. Поляков, вернувшихся было в свои имения, избивали и изгоняли. Через два месяца вся территория снова полностью находилась под контролем казацкой администрации. Как рассказывали казаки русским послам, у них больше не было ни воевод, ни старост. Полковники исполняли функции воевод, сотники – старост, а городовые атаманы – судей⁹⁷.

Богдан оказался талантливым учеником иезуитов, чью школу он успешно закончил. Но главной причиной хитрой и изворотливой политики Хмельницкого была политическая ситуация в Украине, включая сильную оппозицию со стороны анархического казацкого крыла и постоянную военную угрозу со стороны Речи Посполитой. Хмельницкий и его сторонники (среди которых на первых ролях всегда был Выговский) стремились создать сильную административную систему, подчиненную гетману и казацкой старшине. Для достижения этой цели Богдану порой приходилось перед оппозицией разыгрывать из себя «простого казака», перед Москвой выступать лидером притесненных православных, а перед поляками – польским шляхтичем, поневоле связавшимся с восставшими. Считая поляков своими главными врагами, Хмельницкий с первых дней войны был занят поиском потенциальных союзников. Но татары многократно ему изменяли, Москва имела свои собственные цели, шведы искали случая вторгнуться в Речь Посполитую. Сложные внутренняя и внешняя ситуации Украины заставляли ее лидеров искать различные комбинации и играть в сложные дипломатические игры.

В январе 1652 года прибыли послы от Алексея Михайловича, сообщившие о намерении царя помирить казаков с поляками. Речь шла о возвращении к условиям Зборовского договора. Только на этих условиях русские послы готовы были исполнять роль посредников. Тем более что в Москве уже почти решились принять казаков «под высокую руку», и только добрая воля поляков могла еще остановить такой ход событий⁹⁸. Активизировались контакты Хмельницкого с трансильванским князем Дарьем II Ракочи. Кроме того, Богдан отослал сорок тысяч ефимок к хану, чтобы заручиться его военной поддержкой.

Военные действия начались в конце марта 1653 года наступлением пятнадцатитысячного польского отряда под командованием С. Чарнецкого. Имея огромный численный перевес, поляки вторглись в Брацлавщину и безжалостно вырезали местечки Погребыще, Борщаговку, Самгородок, Прилуки, Немиров, Кальник и др. Оборону организовал и. Богун, имея около пяти тысяч войска, он заперся в Монастырище. В решительный момент Богун с казаками, переодевшись татарами, ударили в тыл полякам, вызвав страшную панику. Войско Чарнецкого, бросив убитых, бежало из-под Монастырища, а затем отступило и с Брацлавщины.

Блестящая победа открывала путь к контрнаступлению. В планах Хмельницкого было изгнание поляков с Правобережной Украины, включая Подольское и Руськое воеводства.

В марте, когда разворачивались события на Брацлавщине, прибыли послы из Трансильвании с выражениями дружбы и предложениями совместных военных действий. В то же время Богдан выслал очередных послов в Москву, с сообщением о нападении поляков и с просьбой о военной помощи. Послы, помимо всего прочего, должны были добиваться разрешения проехать в Швецию. Но в Москве послам ехать дальше запретили, и в тот раз украино-шведские переговоры не состоялись.

Богдану приходилось балансировать в очень непростых условиях. С одной стороны, русские по-прежнему не шли на решительные шаги. В апреле они выслали посольство в Варшаву, добиваясь примирения поляков с Украиной на условиях Зборовского договора. Что касается Порты, то Хмельницкий продолжал просить там военную помощь, но отказывался принимать протекторат. А делать это было все труднее, так как в мае посол султана привез уже булаву, бунчук, саблю и кафтан с абсолютно конкретными намерениями относительно протектората⁹⁹. На раде предложения султана отвергли, хотя многие из старшин поддерживали идею протектората Порты. С другой стороны, среди окружения Хмельницкого росло понимание необходимости внешней поддержки¹⁰⁰.

Некоторые современные историки считают ошибкой Хмельницкого то, что еще в 1651 году он не принял турецкого протектората, поставив тем самым Украинское гетманство под удар. Как нам представляется, в условиях, когда все восстание проходило под знаменем борьбы с гнетом католиков, за православную веру, принятие протектората мусульман не могло встретить поддержки у населения. Опыт гетмана П. Дорошенко впоследствии показал, как любая красивая идея разбивалась о реалии союза с мусульманами¹⁰¹.

Усугубляло обстановку и то, что гетман опрометчиво снова дал завлечь себя в молдавские дела. Молдавский господарь Лупу был весной 1653 года свергнут с престола, и Тимош Хмельницкий с казацкой армией вопреки мнению части старшины отправился ему на выручку.

Усиление роли Украинского гетманства в Центрально-Восточной Европе пугало многих соседей, так как изменяло расклад политических и военных сил в регионе. Несмотря на все свои заверения, трансильванский князь согласился оказать военную помощь Речи Посполитой против казаков. В результате против казацкой армии в Молдавии соединяются Речь Посполитая, Валахия и Трансильвания. Тимош терпит поражение при Тарговиште от союзнических войск.

В этих условиях Хмельницкий, согласившись с решением старшинской рады, предпринял попытку заключить новый договор с Речью Посполитой на условиях Зборовского соглашения. Но там возобладали радикально настроенные силы, которые полагали примирение возможным только на условиях отставки Хмельницкого, сокращения реестра до шести тысяч, а также ликвидации Украинского гетманства. Польское правительство направило к Богдану письмо, в котором отказывалось признавать его гетманство и отвергало его предложение мира.

Летом в Москве стало известно о намерении Хмельницкого принять подданство Порты. Это становится толчком, вынудившим Алексея Михайловича приступить к решительным действиям. Но важную роль сыграла и позиция нового патриарха Никона, который активно поддерживал идею помощи Украине и лично переписывался с Хмельницким. К тому же в августе были прерваны русско-польские переговоры об Украине, так как поляки заняли жесткую позицию на ликвидацию Украинского гетманства и возврат к ситуации 1638 года.

Тучи сгущались над Украиной и на юге. Турецкий султан утвердил Стефана Георгицу, соперника Лупу, в качестве молдавского господаря, что выглядело явно недружественным шагом по отношению к гетману. Решение рады и Богдана поддержать Лупу в таких обстоятельствах выглядит как стратегическая ошибка, так как сделало невозможным дальнейшие переговоры с Портой о сохранении союзнических отношений.

В результате казаки потерпели новое поражение в Молдавии, из-за чего жена молдавского господаря Лупу вместе с Тимошем была осаждена в Сучаве валашско¹⁰²-венгерско-татарско-польскими союзными войсками¹⁰³. Тимош был тяжело ранен (12 сентября н. с.) и через несколько дней скончался. Казакам удалось только вывезти тело своего предводителя.

Еще не зная о гибели сына и только получив письмо о его ранении с просьбой о помощи, Богдан срочно начал собирать войска для похода. И тут впервые в его карьере казаки отказались ему повиноваться. В ответ на приказ идти на помощь Сучаве полковники заявили: «Непотребно де нам чюжой земли оборонять, а свою без остереганья метать...»¹⁰⁴. Хмельницкий взбеленился, выхватил саблю и рубанул черкасского полковника по руке. Но затем, успокоившись, Богдан прибег к своей обычной уловке, играя в панибратство с казаками: «И придя к казакам гетман поклонился трижды в землю, и велел дать им бочку меда, и говорил им: детки де мои, напейтесь и меня не бросайте. И казаки гетману сказали: пан гетман, твоя воля, а быть мы с тобою все готовы»¹⁰⁵.

Но было поздно. Тимош к этому времени уже умер. Гибель Тимоша и падение Сучавы разрушили все честолюбивые планы Богдана, видевшего в старшем сыне наследника своего дела. Хмельницкий тяжело переживал потерю сына. Он заказывал поминальные обедни, а когда тело Тимоша привезли в Субботов, не велел его хоронить до своего прибытия из похода.

Между тем тучи все больше сгущались над Украинским гетманством. Польское войско во главе с Яном Казимиром вступило в Подолию и 8 октября 1653 года расположилось под Жванцем. Силы поляков вместе с вооруженной челядью достигали шестидесяти тысяч человек. Хмельницкий со своим войском в конце октября встал табором под Шаргородом. У него начались сложные переговоры с крымским ханом ислам-Гиреем, который настаивал на принятии Украинским гетманством турецкой протекции. Гетман надеялся сохранить условия военного союза 1648 года, но без принятия протектората добиться согласия татар на начало военных действий против поляков не сумел.

В этой ситуации Хмельницкий решает не идти на генеральное сражение, но осадить лагерь поляков в надежде взять их измором. В соответствии с этим планом казаки перекрыли подвоз провианта и лишили поляков возможности отступления. В конце ноября положение короля и его войска стало невыносимым. От холода и голода умирали тысячи солдат. Видя неминуемую катастрофу, король начал сепаратные переговоры с ханом, которые завершились 15 декабря 1653 года заключением польско-татарского договора. Он предусматривал прекращение военных действий, уплату поляками дани и участие в совместном походе против России. Что касается Украины, то договор сохранял число реестровых казаков согласно условиям Зборовского соглашения, но все положения относительно автономии Украинского гетманства и привилегированного положения православия игнорировались. К тому же в секретных статьях польско-татарского соглашения шла речь об отстранении Хмельницкого от гетманства.

После этого, возвращаясь в Крым, татары предприняли опустошительный набег на Украину. Хмельницкому ничего не оставалось, как отдать приказ войску вернуться на территорию Украинского гетманства. Необходим был новый, сильный союзник. Единственным реальным вариантом на тот момент являлось только Московское государство.

Несмотря на то что Хмельницкий уже долгие годы вел дипломатические игры с русским царем, Алексей Михайлович не спешил принимать окончательное решение. Украинское гетманство со своим социальным и политическим устройством было чуждо Российскому государству с его жесткой централизацией и бюрократической системой. История отношений русских с украинским казачеством была далеко не простой. Украинское гетманство, основанное на казацкой вольности, причудливо переплетенной со шляхетской демократией, казалось Москве, несмотря на «единую» православную веру, слишком «западной» и чужой. Поэтому окружение Алексея Михайловича заняло выжидательную позицию, благосклонно принимая казацкие посольства, отказывая польскому королю в военной помощи против восставших и внимательно наблюдая за тем, как будут развиваться события.

Только осенью 1653 года, когда возникла реальная возможность принятия Хмельницким турецкого подданства, Алексей Михайлович под нажимом Никона изменил позицию. Первого октября 1653 года Земский собор решил принять Украину «под высокую руку» царя. Известие это Богдан получил в тяжелую для себя минуту. Он хоронил Тимоша, наступали поляки и татары, войска волновались. Принятие протектората Москвы было единственным выходом и возможностью спасти Украинское гетманство.

На Украину отправилось посольство во главе с В. Бутурлиным, оно должно было объявить гетману решение Земского собора и привести казаков к присяге. С собой они везли царские подарки гетману – знамя, булаву, ферязь¹⁰⁶ и шапку. Богдан выслал им навстречу полковника и. Богуна и велел ждать себя в Переяславле. Город этот вблизи российской границы был выбран не случайно. В крайнем случае (при наступлении поляков и татар) казаки могли уйти за границу под защиту царя (так уже случалось в 1638 году).

В дороге русские послы получили ложные сведения, что Хмельницкий заключил мир с польским королем. С трудом удалось уговорить их продолжить путь, уверив в скором прибытии гетмана в Переяславль. Но только 7 января 1654 года (н. с.), спустя полтора месяца (!), когда стало известно про польско-татарский сепаратный договор, Богдан вернулся в Чигирин, а оттуда выехал в Переяславль. Вечером 16 января он уже встретился с Бутурлиным.

Утром 17 января 1654 года (н. с.) состоялась тайная рада узкого круга старшин, решивших принять протекторат царя. После этого решение было объявлено в присутствии казаков (в Переяславле не имелось представителей всех полков, чтобы проводить собственно генеральную раду)¹⁰⁷. На следующий день Хмельницкий в сопровождении старшин и русских воевод отправился в соборную церковь Переяславля принести там присягу.

Однако в церкви произошел конфликт. Богдан вынуждал воеводу присягнуть от имени царя, что великий государь не выдаст Войско Запорожское польскому королю и сохранит все вольности – шляхетские и казацкие. Однако Бутурлин отказался сделать это, ибо такого «николи не бывало и впредь не будет», чтобы кто-нибудь от имени царя давал клятву. Напрасно гетман ссылался на опыт подобных присяг от имени польского короля. Бутурлин предложил изложить свои просьбы в письменном виде и отослать их к царю¹⁰⁸.

В результате Хмельницкий и его сподвижники сначала присягнули на верность царю, а лишь потом начали обсуждать с московскими воеводами конкретные условия договора. Было выслано посольство в Москву, и в ответ на поданные «статьи» царь утвердил документ, получивший название «Мартовских статей» (их утвердили в марте).

Украина получила широкую автономию – она не только сохранила независимость в решении внутренних вопросов, но и обрела официальное право на внешнеполитические связи (за исключением польского короля и турецкого султана). Реестр казаков составил шестьдесят тысяч человек, сохранялось право свободного выбора гетмана. Царь получал право контроля за дипломатическими контактами Войска Запорожского, а также за избранием гетмана. В Киеве должен был находиться русский воевода с «ратными людьми».

Собственно, при жизни Богдана зависимость Украинского гетманства от Москвы определялась лишь двумя формальными признаками – уплатой налогов в царскую казну и необходимостью отчитываться о приезде иностранных посольств. В реальности даже эти положения никогда не выполнялись. С этим компромиссом могли мириться лишь во время войны и при условии выполнения других обязательств – прежде всего, союзнических. Единственным реальным проявлением зависимости от Москвы стало появление в Киеве русских воевод. Но в период гетманства Хмельницкого их значение не было велико.

Договариваясь в Переяславле, каждая из сторон преследовала различные цели и смотрела на договор совершенно по-разному. Для Хмельницкого это был разумный выход из конкретной критической ситуации. В его дальнейшие планы входили расширение границ Украинского гетманства и укрепление его положения – с помощью русских войск, а о последствиях влияния «высокой руки царя» он в январе 1654 года, скорее всего вообще не задумывался, руководствуясь своим традиционным принципом «что будет, то будет, а будет то, что Бог даст». Москва же, наоборот, в течение пяти лет оценивала выгоды принятия под свое покровительство мятежного гетмана. Для нее важнейшим являлось возвращение Смоленщины, распространение своего влияния на Белоруссию. Украина для нее хотя и являлась лакомым кусочком, но оставалась лишь инструментом для достижения других целей.

С началом Русско-польской войны украинские войска участвовали в военных действиях на двух направлениях: украинском и белорусском. В Белоруссию отправляется наказным гетманом шурин Хмельницкого Иван Золоторенко во главе двадцатитысячного войска. Восемнадцатого мая 1654 года Алексей Михайлович во главе русской армии лично выступил в поход. Перед отправкой он совершил паломничество к Троице и в Саввин монастырь. Летом войска Золоторенко захватили Гомель, Новый Быхов, Пропойск. После сдачи Смоленска 23 сентября царь уехал в Вязьму.

Весной 1655 года состоялся новый поход. В начале 1655 года был взят Бобруйск. Летом 1655 года русско-украинские войска захватили Минск, Лиду и Новогрудок. Тридцатого июля царь совершил торжественный въезд в Вильну, затем были взяты Ковно и Гродно. В ноябре царь возвратился в Москву.

Белоруссия практически сразу стала узлом противоречий в русско-украинских отношениях. Русские и казацкие войска в совместных операциях очистили Белоруссию от польско-литовских войск. Царь установил в новых землях воеводское правление, а гетман назначил мужа своей дочери Ивана Нечая белорусским полковником. Царь считал Белоруссию новой территорией в составе своего государства, а Хмельницкий – с не меньшим упорством – новой административной единицей Украинского гетманства. Как оказалось, и Алексей Михайлович, и Богдан Хмельницкий хотели оставить Белоруссию под своей властью. Ситуацию осложняло то, что белорусское крестьянство охотно вливалось в ряды казацких войск.

Конфликт особенно обострился, когда царское правительство, желая заручиться поддержкой местной шляхты, разрешило сохранить ее владения и, не желая оставлять Белоруссию под властью гетмана, стало жестоко карать стремления крестьян к показачиванию¹⁰⁹. Но если литовско-белорусские магнаты поспешили признать власть Алексея Михайловича, стремясь таким образом сберечь собственность, то крестьяне, напротив, предпочитали стать подданными украинского гетмана (и показачиться), нежели русского царя (и оставаться крепостными).

Одновременно с началом войны в Литве и Белоруссии не менее упорные сражения завязались на территории Украины. Во второй половине марта 1654 года польское двадцатитысячное войско под командованием С. Потоцкого вторглось в Брацлавщину. Огнем и мечом он уничтожил двадцать местечек, и только смелые действия и. Богуна, защищавшего Умань, смогли остановить наступление.

Вступление в войну Московского государства никак не изменило ситуацию в собственно украинских землях. Они снова и снова подвергались опустошениям «огнем и мечом» со стороны поляков. И это стало большой и неприятной неожиданностью для Богдана.

К тому же в июле 1654 году польским властям удалось заключить «вечный договор» с крымским ханом, а осенью коронный гетман С. Потоцкий во главе огромной армии, достигавшей вместе с татарами шестидесяти тысяч человек¹¹⁰, снова двинулся в Брацлавщину. Казаки и местные жители оказывали отчаянное сопротивление. Маленькое местечко Буша три дня отбивало во много раз превосходившие силы противника. Даже женщины и дети предпочитали смерть сдаче. Жена полковника Гавратенко после гибели мужа села на бочонок с порохом и взорвала себя вместе с десятками поляков.

Опустошение Брацлавщины продолжалось до конца года. Погибло более тридцати тысяч жителей, десятки тысяч бежали в Молдавию. В январе, объединившись с ордой, С. Потоцкий подступил к Умани, где заперся и. Богун. Все приступы были отбиты. Узнав о приближении Хмельницкого, поляки отступили.

В это время после многочисленных просьб Хмельницкого к нему наконец прибыл русский двенадцатитысячный отряд во главе с В.Б. Шереметевым. Совместные русско-украинские силы достигали сорока двух тысяч человек и располагались в районе Охматова. Ошибка казацкой разведки позволила полякам 29 января 1655 года неожиданно напасть во время марша. Несмотря на начавшуюся панику, Хмельницкому удалось построить казаков в боевой порядок и скрепить табор. Поляки смогли пробить оборону и ворваться в табор, но удар Богуна, вышедшего со своими казаками из Умани, спас положение. Построив вал из возов, саней и трупов, казаки три дня отбивали атаки поляков. Стояли страшные морозы, поэтому сражение вошло в историю как «Дрижиполе» (т. е. «поле дрожи»). Воспользовавшись пассивным поведением татар, Хмельницкий построил обоз из четырех рядов возов, скрепленных цепями, и пробился через польские войска, перейдя затем в наступление.

Зимний поход завершился еще одной трагедией. Не желая платить татарам, поляки рассчитались с ними жителями Брацлавщины. Было уничтожено двести семьдесят городов и местечек, татары угнали в плен десятки тысяч человек. Трагедия Брацлавщины показала всю опасность, которую представлял союз Речи Посполитой с Крымом и неэффективность военной поддержки Московского государства.

Богдан был недоволен стратегией русских. Она оказалась направленной на занятие литовско-белорусских земель, тогда как гетман рассчитывал с помощью русских войск быстро расправиться с Речью Посполитой. Именно с этой целью он принимал «высокую руку». Теперь, после всех «коварных» нарушений договоренностей поляками, после их ожесточенного и упорного нежелания признать за казаками права на автономию, Хмельницкий не видел другого выхода для Украины, как окончательное уничтожение Речи Посполитой. Он прошел непростой путь от верного подданного короля до лютого врага всех «ляхов».

С другой стороны, элита Речи Посполитой после весенней кампании 1655 года приходит к выводу о невозможности военным путем вернуть Украину. Поляки меняют тактику и переходят от прямой военной агрессии к дипломатическим интригам. Однако их цель – возвращение Украины – оставалась неизменной.

Отношения с Московским государством, Речью Посполитой и Швецией стали определяющими во внешней политике Украинского гетманства конца второй половины правления Богдана Хмельницкого. Но к этому добавлялись и другие внешние факторы. Активную политику проводил трансильванский князь Юрий II Ракочи, выступавший с притязаниями на польский престол, а также сын цесаря. Для обоих важнейшим залогом успеха было соглашение с казаками, а значит – разрыв их союза с Москвой. Порта и Крым тоже не хотели примириться с возникновением русско-украинского союза, который мог стать реальной угрозой их влиянию в Европе. Наконец, возможность ликвидации или, по крайней мере, ограничения униатской церкви заставила активизироваться Ватикан.

Главным и во многом неожиданным союзником Богдана становится Швеция. Королева Христина, охотнее покровительствовавшая искусству, чем войнам, уступила трон молодому и честолюбивому Карлу Густаву. Его притязания на польскую корону превратили казацкую державу для Швеции из абстрактного понятия в очень важного союзника.

С весны 1655 года начинаются тесные контакты Хмельницкого с королем шведским. Такой поворот событий стал явной неожиданностью для Москвы. Хотя она тоже находилась в состоянии войны с Речью Посполитой, но сильная Швеция, продвинувшаяся к украинской границе, была для нее гораздо опаснее, чем ослабленная Речь Посполитая. Для начала царские дипломаты постарались прервать зарождавшиеся отношения шведского короля с украинским гетманом, не пропуская в Швецию казацких посланцев. Объяснение этому приводилось следующее: между Московским государством и Швецией шел обмен «великими посольствами», и пока он не завершится, до этого времени гетману непристойно посылать своих посланцев¹¹¹.

Это был яркий пример того, как по-разному трактовали Переяславские соглашения обе стороны. Хмельницкий видел общую задачу в разгроме Речи Посполитой и считал естественным вести самостоятельную внешнюю политику с целью расширения их коалиции. Москва явно была озадачена, она никак не ожидала такого поворота событий и всячески, хотя и осторожно, чтобы не сорвать едва заключенный договор, старалась не допустить самовольных действий гетмана. В наказе царя воеводе В.В. Бутурлину приказывалось «отговаривать» гетмана и Выговского от сношений со Швецией «всякими мерами», но так «чтоб они того себе в оскорбленье не ставили, что мы посланцов в Свею отпустить не указали».

В результате этих действий Москвы военный союз Украины со Швецией в тот момент заключен не был. Двадцать первого июля 1655 года начинается Польско-шведская война, ставшая явной неожиданностью для Москвы. В считанные дни огромные территории Речи Посполитой оказались захваченными шведскими войсками. Карл X завладел Познанью, Варшавою и Краковом, что полностью изменило ход военных действий в Украине.

Януш Радзивилл, великий гетман литовский¹¹² и потомственный кальвинист, заключил с Карлом Густавом в Кейданах договор, который привел к замене унии Польши и Литвы на унию Литвы со Швецией. Это практически сводило на нет все успехи русских войск в Русско-польской войне за белорусско-литовские земли, так как Карл Густав взял на себя обязательство восстановить Великое княжество Литовское в его прежних границах.

В Москве стали всерьез опасаться усиления Швеции за счет Речи Посполитой, и в сложившейся ситуации угрозу с севера сочли более серьезной с точки зрения своих внешнеполитических интересов.

Именно внешнеполитические задачи, как их понимали царское правительство и гетманская администрация, привели к конфликту в русско-украинских отношениях. В условиях шведского натиска Москва начала вести мирные переговоры с литовцами и поляками, а Богдан, не желавший никаких соглашений с Речью Посполитой, наоборот, в лице Карла Густава видел нового военного союзника в борьбе против поляков. Хмельницкий начинает активные дипломатические контакты с Карлом X, а также с трансильванским князем Ракочи¹¹³.

Переговоры казацких послов с Трансильванией проходили в Терговиштах, при участии валашского и молдавского господарей. Правда, в тот раз переговоры еще не привели к заключению союза Украины с Трансильванией. Венгерский посол Барош (он представлял в Терговиштах Ракочи) предупреждал князя, что казаки сильно разгневаны на Трансильванию за события 1653 года, когда позиция венгров, по сути, привела к гибели Тимоша Хмельницкого в Сучаве. Казаки, обозленные заносчивостью Ракочи и тем, что тот не давал волохам заключить с ними договор, предупреждали, что у трансильванского князя «еще нога поскользнется» – лишь бы Бог дал здоровья московскому царю (при этом переговоры велись практически за спиной Москвы). Тем не менее постоянные контакты с Трансильванией со времени переговоров в Тарговиштах не прерываются.

В начале сентября 1655 года Хмельницкий предпринимает поход на западные украинские земли. Этого требовало как московское правительство, так и новый потенциальный союзник – шведы. Теперь царские дипломаты уже не могли перехватывать его посланцев к шведскому королю, так как Карл Густав был в Варшаве. Король в письме к гетману просил не отказываться от намерения «воевать Польшу» и держать связь с его генералами¹¹⁴.

Вместе с казаками на запад шло русское войско под руководством воеводы В. Бутурлина. Заняв десятки местечек, русско-украинские войска подошли 25 сентября ко Львову. Одновременно отряд под командой Данилы Выговского захватил западные города, включая Ярослав, Люблин и др.

Под Львовом начались переговоры, на которых Хмельницкий настаивал, чтобы весь западный край перешел под казацкое управление. Эти требования были весьма своевременными: Речь Посполитая, сражавшаяся на три фронта, находилась в катастрофическом положении.

Но удар по планам Богдана пришел с неожиданной стороны. Карл Х, уверовав в свою победу над поляками и не нуждаясь более в поддержке казаков, неожиданно приказал ему отступить, не желая оставлять за Украинским гетманом западные земли (воеводство Руськое со Львовом и Подолию). Несомненно, что шведский король, практически без всяких военных усилий добывший всю Польшу, почувствовал себя хозяином положения и в гораздо меньшей степени нуждался в казацкой помощи, чем раньше. Кроме того, он опасался территориальных претензий украинского гетмана. Польский сторонник шведов и. Радзеевский передавал Хмельницкому просьбу шведского короля, чтобы «не велели гумен жечь, а ни подданных казнить»¹¹⁵. А сам Карл Густав практически требовал от гетмана освободить Львов от осады¹¹⁶.

Богдан оказался в очень непростой внешнеполитической ситуации. Сохраняя хорошую мину при плохой игре, Богдан в своем письме к шведскому королю просил его не тревожить русских «без причины, ибо мы получили от них большую помощь, имея много врагов... почему союз с ними оказался весьма полезным». При этом он схоластично уверял, что «если же москвитяне без справедливой причины не перестанут действовать против вашего величества, то мы обещаем быть на вашей королевской стороне»¹¹⁷. К тому же татары, не желавшие и боявшиеся гибели Речи Посполитой, предприняли набег на Украину вплоть до Львова, забирая жителей в полон.

В результате, взяв со Львова выкуп, Хмельницкий отступил, но, возвращаясь, русско-казацкое войско потерпело серьезное поражение от татар под Озерной. Начавшиеся переговоры между Хмельницким и ханом завершились миром. Заключенный договор предусматривал всяческое содействие в возвращении трона Яну Казимиру¹¹⁸ и обещание выступать в защиту татарских интересов по первому требованию хана. Кроме того, гетман должен был потребовать от запорожцев воздерживаться от походов на Черное море. Самое неприятное в этом вынужденном военном союзе состояло в том, что от казаков потребовали помощи полякам в войне со Швецией¹¹⁹.

Таким образом, осенью 1655 года проявилась вся сложность внешнеполитической ситуации, в которой оказалась Украина. Разочарование Москвой, поиск новых союзников для решительного удара по Речи Посполитой привели к соглашению со Швецией и Трансильванией. Но военные удачи шведов сделали их слишком надменными для роли союзников. Пока Хмельницкий находился под Львовым, татары опустошили Украину и заставили гетмана принять крайне невыгодные условия соглашения. Вместо желаемой войны с Речью Посполитой – войны до конца – Хмельницкий, напротив, должен был теперь помогать ей или оказаться перед лицом турецко-татарской агрессии. Неудивительно, что в начале 1656 года происходит первый приступ болезни, сведший в конце концов Богдана в могилу, – у него случился инсульт. И без того вспыльчивый характер гетмана портится еще больше, что отразилось и на его внешнеполитических контактах.

Отношения Украины с Россией тоже неуклонно ухудшались. Москва была очень недовольна отступлением от Львова и миром с ханом. А Хмельницкий вовсе не спешил объяснить царю свои действия. Наоборот, он стремился уверить хана, что всерьез намеревался придерживаться букве договора под Озерной. Турецкому султану он писал о хане: «Теперь до самой смерти братьями останемся, будем мирно жить и в верности поклялись навеки...» Гетман также заверял турок, что «от нас ни по земле, ни по Дунаю, ни по морю ни одна чайка не пойдет на земли нашего могущественного султана»¹²⁰. Поляки тоже с нетерпением ждали осуществления соглашения под Озерной.

В начале 1656 года возобновились переговоры с Трансильванией, откуда был прислан посол Луц. Он присягнул за своего князя, что тот никакому неприятелю казаков ни войском, ни деньгами помогать не будет и не заключит с ними никакого противного Украине союза¹²¹. Правда, все еще рассчитывая на договор со Швецией, гетман весьма сдержанно относился к союзу с Трансильванией. В свою очередь в переписке с Карлом Х Богдан уклончиво сообщал о событиях при Озерной: «Заключивши прочный мир с ханом Крымским и со всеми ордами, двинулись (мы) с войском на Украину для отдыха»¹²².

Крайне тяжелое военное положение заставляло поляков искать новые пути соглашения с казаками и Москвой, а в Московском государстве очень опасались усиления Швеции. К тому же послы императора предупреждали русских, что Хмельницкий хочет «поддаться под Шведскую Корону»¹²³.

Между тем ситуация менялась. Военное счастье отворачивается от шведов. В Тишовцах была создана конфедерация¹²⁴ польской шляхты, не пожелавшей признавать Карла Густава. В Польшу вернулся Ян Казимир, провалом завершилась осада шведами знаменитого католического монастыря Ченстохова, умер Януш Радзивилл – главный союзник шведов в Литве. Становилось ясно: кто заключит союз с казаками – Швеция или Речь Посполитая, – тот и победит в Польско-шведской войне.

Поляки прибыли в Чигирин, стараясь добиться от Хмельницкого выполнения соглашения под Озерной. В инструкции польским комиссарам прямо говорилось: «Вести переговоры с самими казаками, а не с Москвой, так как цель трактатов – оторвать казаков от Москвы» и поссорить их с ней, чтобы крепче связать их с татарами¹²⁵. Поляки, как ни странно, очень надеялись на выполнение Богданом условий соглашения под Озерной. Секретарь польской королевы сообщал: «Хмельницкий прислал письменное ручательство, что он придет под Львов, посылает еще 6 тысяч войска, а весной придет с остальными»¹²⁶.

Гетман, видимо, старался как можно дольше скрывать от поляков свои истинные намерения. С ханом он тоже сохранял внешне дружественные отношения, соблюдая условия перемирия, но на деле просто тянул время, желая уклониться от военной помощи польскому королю. Ведь это означало бы расстаться с мечтой об уничтожении Речи Посполитой и укреплении Украинского гетманства.

Полякам военная помощь была необходима, но в том, что они ее получат от казаков, имелись все основания сомневаться. Поляки с тревогой и надеждой сообщали: «Хан каждый день ждет известий от Хмельницкого, после чего вместе с войском двинется под Каменец»¹²⁷.

Для того чтобы договориться с Богданом, поляки были готовы на многие уступки. Канцлер Речи Посполитой предлагал Яну Казимиру дать Хмельницкому место в сенате и титул воеводы запорожского¹²⁸. Пожалуй, в этот период имелась самая благоприятная ситуация для заключения казацко-польского мира – гораздо более выгодная для казаков, чем даже в 1658 году, когда преемник Богдана и. Выговский подписал с поляками Гадячский договор.

Но Хмельницкий видел возможность укрепления Украинского гетманства не в выгодном союзе с Речью Посполитой, а в ее гибели.

Надо отметить, что в течение всего этого периода Хмельницкий не только не советовался с Москвой, но даже не сообщал ей о своих переговорах и намерениях. В лучшем случае он довольствовался отписками, что «у него с Венгерским и с Мутьянским и с Волоским и с Крымским ханом учинен договор, что им быть с ним в приязни...»¹²⁹. Де-юре Хмельницкий в этот период, конечно, нарушал условия Переяславского соглашения. Ни переговоры со Швецией, ни попытки заключить военный союз с Трансильванией, ни уж тем более договор под Озерной (хотя это и был вынужденный шаг) явно не вписывались в рамки вассальных отношений.

Недовольный политикой царя Богдан вел себя как глава независимого государства. При этом формально он не порывал с Москвой, заверял в своих письмах в «верноподданстве» царю и не желал лишаться его поддержки.

Как упрямый, но опытный охотник, Хмельницкий ждал благоприятного для себя развития шведско-польского конфликта, чтобы в подходящий момент разорвать соглашение под Озерной и вернуться к своему плану уничтожения Речи Посполитой. Его дипломатическая игра была направлена на то, чтобы выиграть время и заставить шведов пойти на уступки.

В апреле 1656 года состоялась старшинская рада, обсудившая сложившуюся ситуацию. После этого Богдан окончательно сделал ставку на Швецию с Трансильванией, надеясь с их помощью разделаться с Речью Посполитой. При этом он не предпринял никаких мер, чтобы сохранить благосклонность Москвы и своего давнего союзника – Крыма. Правда, спасти мир с татарами было крайне непросто. Это означало балансирование на грани пропасти. Союз с Крымом означал для Богдана соглашение с поляками – т. е. разрыв с Москвой, шведско-трансильванскими союзниками и отказ от планов укрепления Украинского гетманства за счет Речи Посполитой.

В этой ситуацией польская дипломатия постаралась возбудить татар против гетмана, а затем пошла на переговоры с Москвой. Оба эти шага были направлены на ослабление позиций Хмельницкого и на создание условий для возвращения украинских территорий.

Начались русско-польские мирные переговоры. Гетман отнесся к ним весьма скептически. Хмельницкий заверял, что он, в принципе, не против переговоров. При этом в письмах в Москву он перечислял несчастья Украины и православных, случившиеся за девять лет, и заявлял, что «всего причиною немилосердные и прегордые ляхи»¹³⁰. Богдан не желал компромисса с поляками. Касаясь установления возможных границ между Московским государством и Речью Посполитой, гетман настаивал: пусть будет «рубеж по Вислу реку... аж до венгерские границы».

Одновременно гетман продолжал переговоры со Швецией и Трансильванией, в том числе с Богуславом Радзивиллом (братом умершего Януша Радзивилла), литовским магнатом, перешедшим на шведскую сторону. В Чигирин приехал Ф. Шебеши, посланец трансильванского князя Ракочи. В июле появилось «Заявление Войска Запорожского», подписанное гетманом и старшинами и скрепленное печатью. В этом документе говорилось, что, убедившись в дружественных чувствах Ракочи, казаки заверяют своей христианской верой, что ни в коем случае не будут врагами князю, наследникам и союзникам его. «Мы не поднимем оружия и не дадим помощи против них... Мы не позволим набирать или записывать воинов и не дадим врагам, которые идут на них, переходить через наши владения. Мы никогда не заключим им во вред договор, трактат или соглашение...»¹³¹.

Но ситуация опять меняется. Семнадцатого мая 1656 года начинается Русско-шведская война. В этих условиях мир с Речью Посполитой становится жизненно необходимым Алексею Михайловичу.

В августе 1656 года Хмельницкий отправил своих послов для участия в русско-польских переговорах¹³². Гетман высказал только одно пожелание: чтобы царь «защищал благочестивую веру, православные церкви и весь православный народ Российский... чтобы оного ж в руки неприятельские не выдавал, но под свою великою и крепкою рукою держал». Хмельницкий также просил Алексея Михайловича приказать своим великим послам, «чтоб тем нашим послом на том съезде любов свою показали»¹³³.

Своему послу Гапоненко Богдан дал наказ добиваться от поляков широких свобод и привилегий для православной церкви: возвращения владений, отнятых у нее униатами и католиками; свободы православным совершать свои обряды; возможности православной шляхте получать уряды, а православным мещанам – места в магистрате. Король и сенат должны присягнуть, что они не пойдут на Войско Запорожское войной и никаким образом войску вреда делать не будут. Понимая, что Ян Казимир вряд ли захочет помириться на таких условиях, Хмельницкий как настоящий ученик иезуитов предлагал: если поляки не согласятся, пусть его царское величество даст нам немедленно знать, а мы со своим войском будем готовы¹³⁴.

Но Хмельницкого ждала неприятная неожиданность. На переговоры казацких послов не пустили. Поляки – члены посольства – со злорадством отмечали: «Казакам очень не понравилось, что москвитяне приказали им вытти из комнаты»¹³⁵. А в ноябре 1656 года было подписано Виленское перемирие между Российским государством и Речью Посполитой. По его условиям поляки должны были избрать русского царя польским королем (после смерти Яна Казимира).

Пока копии подлинных соглашений не дошли до Чигирина, поляки поспешили распространить слухи о возможном возвращении Украины под власть Речи Посполитой. С не меньшим усердием польские комиссары представляли русским в черном свете Хмельницкого. В частности, они сообщили им, что гетман якобы объявил о своей готовности служить Яну Казимиру. Поляки сопровождали это саркастическим замечанием: что это за человек – то Москве, то шведам, то полякам хочет служить и так своим обманом поворачивается, как «ветряк» на каждый ветер. Да это и не удивительно – добавляли они – ведь в молодости он научился таким штукам у иезуитов¹³⁶. В результате, в ходе русско-польских переговоров у бояр проскользнуло такое мнение: «Царь не может уступить казаков, потому что это такой народ, который ни с вами, ни с нами не может в мире жить, и заблаговременно ищет себе нового покровителя, или Шведа, или Рагоция, соединясь с которым нибудь из них, они могут быть опасны и нам и вам, от них нужно бегать, как от бешеной собаки...»¹³⁷.

Узнав о Виленском перемирии, Богдан отреагировал сразу и однозначно. Он пишет царю: «...мы, яко верные вашого царского величества слуги, о неправдах и хитростях ляцких ведомо чиним, что они того договору... николи не додержат...». В доказательство этого гетман извещал Алексея Михайловича о переговорах поляков с братом цесаря и с трансильванским князем Ракочи об избрании одного из них королем: «...а то все знаком есть явным неправды ляцкой, что они того договору не додержат»¹³⁸.

Источники сохранили еще более колоритные подробности. Когда до Богдана дошли слухи, что Украину возвращают полякам, он вскочил, как безумный, который ума лишился, и закричал: «Уж, дети, об этом не печальтесь! Я знаю, что надо делать: нужно отступить от руки царского величества. А пойдем туда, где вышний Владыка повелит быть, – хоть под христианского государя, хоть под бусурманина¹³⁹».

Предсказание Богдана, что поляки не сдержат слова, вскоре стало оправдываться. В польском правительстве почти сразу после подписания созревает план срыва Виленского перемирия. Однако, порывая с Москвой, они, с одной стороны, не хотели терять Украину, а с другой – не могли воевать на два фронта. Поэтому магнаты предпринимают усилия для заключения сепаратного соглашения с казаками и начинают официальные переговоры с Богданом. Впрочем, это было не так просто. В письмах к литовским магнатам Хмельницкий клялся, что желает мира, но одновременно заявлял протест по поводу пограничных грабежей польских жолнеров¹⁴⁰.

Богдан также не оставлял своих усилий выставить поляков в невыгодном свете перед царем. Он писал Алексею Михайловичу о пограничных стычках под Каменцом и тут же добавлял: «Ляхи прежние свои хитрости и неправды оставить не хотят»¹⁴¹.

Начало расхождения с Москвой, шведские военные неудачи толкают гетмана в сторону его бывшего врага, трансильванского князя Юрия Ракоци, и Хмельницкий подписывает с ним союзный договор¹⁴². В свою очередь, Карл Густав, потеряв почти все свои военные приобретения в Польше, теперь тоже заявлял, что «убедился в дружественных чувствах казаков» и отправил к ним посольство «с надлежащими полномочиями и соответственными условиями»¹⁴³.

В литературе, даже в популярной, существует устойчивое заблуждение, будто впервые со шведами договорился Иван Мазепа. На самом деле эта традиция была положена еще Богданом Хмельницким (а затем продолжена его преемником и. Выговским).

Любопытно посмотреть, что именно предлагали шведы Богдану. В наказе шведскому послу говорилось: «В высшей степени желательно... чтобы всех вообще врагов королевского величества разъединить с Хмельницким и убедить последнего помогать королевскому величеству и Швеции против всех и каждого, с кем его величество ныне находится в войне или впредь воевать будет». С этой целью предлагалось убедить казаков образовать «совершенно свободное, ни от кого независимое» государство, но находящееся под протекторатом Швеции¹⁴⁴. Территория Войска Запорожского ограничивалась тремя воеводствами (Киевское, Черниговское и Брацлавское). Правда, независимое казацкое государство планировалось образовать лишь после того, как шведский король «овладеет Польшей, а казаки помогут ему в этом»¹⁴⁵.

Хотя договор со Швецией подписан не был, но, выполняя соглашения с их союзником, трансильванским князем, Хмельницкий принял участие в войне на стороне шведского альянса. В январе 1657 года казацкие полки под командованием А. Ждановича и и. Богуна (до двадцати тысяч человек) отправились на помощь Ракочи, который выступал в союзе со шведами против Речи Посполитой. Вместе с войском Ракочи казаки дошли вплоть до Кракова, мстя за недавнее разорение Брацлавщины, и 28 марта 1657 года взяли древнюю польскую столицу¹⁴⁶.

Эти события в условиях Русско-шведской войны и Виленского перемирия с Речью Посполитой практически означали разрыв Переяславских соглашений Украинского гетманства с Россией. Москва предпочла отреагировать не сразу. Однако русское посольство, отправленное на Украину летом 1657 года, ясно дало понять, что царь был очень недоволен гетманом. Об этом речь пойдет далее.

Военная помощь казаков венграм и шведам против Речи Посполитой вызвала резко отрицательную реакцию и в Крыму. В начале 1657 года секретарь польской королевы писал, что «татары... напали и погромили Уманский полк... и угрожали, что они опустошат и выжгут Украину, если Хмельницкий пошлет какую-нибудь помощь против Польши»¹⁴⁷. Переговоры в Порте не дали желаемых результатов, а по-иному быть и не могло, если учитывать политический курс Хмельницкого.

К сложной внешнеполитической обстановке добавились внутренние проблемы. Незаконченность административной системы Украинского гетманства давала о себе знать в первые же относительно мирные периоды, особенно когда после 1655 года арена военных действий переносится на запад, а Киевщина и Черниговщина остаются незатронутыми. Отсутствие реестра и наличие огромного числа «показаченных», не имевших в мирное время средств к существованию, создавали социальную базу для взрывов недовольства. Повторялась ситуация времен Сагайдачного. Впрочем, подобное явление наблюдается во все времена в любых регионах, где в армию мобилизуются широкие слои населения. Впоследствии всегда требуется много времени и сил, чтобы вернуть их к прежней жизни.

Очагом напряженности и центром недовольных становится Запорожье. Тут сказывалась вражда, существовавшая между запорожцами и реестровыми казаками – как между рядовыми, так и среди старшины. Старшина Запорожской Сечи не допускалась до управления казацким государством, а тем более до внешней политики.

Только авторитет и твердость Богдана удерживали ситуацию от взрыва. Но в любом случае, она требовала разрешения или могла обернуться катастрофой.

В апреле 1657 года в Чигирине появляется посол польского короля каштелян волынский Станислав Казимир Беневский. Хотя официально речь шла только о заключении перемирия, соответствовавшего духу Виленского договора, Хмельницкий уведомлял Алексея Михайловича, что Беневский хочет «нас от вашей царского величества высокие и крепкие руки отлучить и чтобы мы с Ляхами учинились одним словом попрежнему в совете и в соединенье»¹⁴⁸. Впрочем, по условиям Переяславских соглашений гетман вообще не мог иметь сношений с поляками и должен был задерживать их посланников. Делать это он, конечно, не собирался.

Беневский беспрепятственно уезжает в Польшу, а летом 1657 года приезжает еще раз¹⁴⁹. При этом польский король Ян Казимир (который продолжал войну со шведами и венграми) давал согласие, «чтобы Украина была отдельным княжеством и было в нем только два воеводы – киевский и черниговский, и урядники должны быть как в Литве»¹⁵⁰.

Хмельницкий не отталкивал поляков, заигрывал с ними, но и не заключал каких-либо конкретных соглашений. Его позиция в отношении Речи Посполитой полностью зависела от ситуации на польско-шведском фронте, а также от результатов войны с трансильванским княжеством, участие в которой приняла и Украина.

В эти же дни июня 1657 года в Чигирин приезжает шведское посольство во главе с Г. Лильекроном. Как оказалось, оно опоздало, по крайней мере, на полгода. Хмельницкий уже далеко не так был заинтересован в союзе с ними. И прежде всего – из-за шведских военных неудач. В июне венгерский посол Шебеши в своем дневнике писал: «Антон, казацкий генерал... прислал гетману жалобу на нашего пана, и гетман был ею взволнован. Во-первых, что венгры плохо с ним обращаются... они их (казаков. – Т. Т.) грабят и бьют. Гетман сказал: Если они так обращаются с моим войском, я уже знаю, что должен делать!.. я пошлю туда 50 тысяч казаков, и все семигорцы за один день будут уничтожены. Вторым пунктом он (Жданович. – Т. Т.) написал... что князь ведет переговоры с поляками и Москвой, и гетман этим очень огорчился, и так выразился, что уже не знает друг ему (Ракочи. – Т. Т.) или изменник?»¹⁵¹.

По словам очевидцев, Хмельницкий был так разгневан на венгров, что собирался отзывать обратно корпус Ждановича. «Едва его (гетмана. – Т. Т.) утихомирили. Ваша светлость должен все время перед чертом свечку держать»¹⁵².

Находившийся при шведском после немецкий пастор оставил очень любопытные описания жизни чигиринского двора этого периода. Посла пригласил на обед Хмельницкий, принимал в своем доме в Чигирине. В «светлице», где происходил прием, стояла и кровать гетмана, возле которой лежал бунчук. За столом кроме шведов была старшина и «на минутку» возле гетмана присела его жена Анна. Богдан не соблюдал пост, ел мясо и пил горилку из небольшой серебряной чарки. После ужина гетман велел подать себе цитру¹⁵³, побренчал на ней немного и вернул. Сказал: «Хлопцы, где же люлька?» Слуга подал ему длинную турецкую трубку, и он закурил табак¹⁵⁴.

Тогда же в июне в Чигирин прибыл русский воевода Ф. Бутурлин. Главной причиной посольства было недовольство Москвы внешними сношениями гетмана, а также его политикой в Белоруссии¹⁵⁵. Когда Бутурлина пригласили к Хмельницкому, воевода прямо объявил гетману мнение царя о его внешних сношениях: «И то ты чинишь забыв страх Божий и присягу свою перед святым евангилием и верное подданство»¹⁵⁶. Гетман отвечал с гневом, что от шведского короля он никогда не отступит, так как у них давняя дружба и любовь. «А царского величества они верные подданные, и идут на войну на врагов его царского величества на татар. Он, гетман сам в поход идет, хотя при его нынешней болезни с ним в дороге может и смерть случиться, оттого мы с собой и гроб везем»¹⁵⁷.

Русские еще не были привычны к таким выходкам гетмана и очень удивлялись. Окружение Богдана успокаивало их, ссылаясь на болезненное состояние Хмельницкого. Скорее всего, после первого инсульта, случившегося с ним в 1656 году, Богдан постоянно страдал от высокого давления. От этого его и без того вспыльчивый характер становился еще более невыносимым.

К разногласиям в области внешней политики впервые добавляется спор о воеводах. По сути, речь шла о том, кто будет контролировать административную власть в Украинском гетманстве, а соответственно – о степени автономии. Бутурлин, ссылаясь на заявления находившейся недавно в Москве делегации старшины, настаивал, чтобы русские воеводы были в Чернигове, Переяславле и Нежине (по Переяславским соглашениям они должны были находиться только в Киеве). Хмельницкий с жаром возражал, что никогда такого не предлагал (у него такого «и в мысли... не бывало»)¹⁵⁸.

Даже недовольство царя и присутствие русских воевод в Чигирине не прервало других дипломатических контактов Украины. Бутурлин в своем статейном списке (т. е. официальном отчете царю) записывал: шведский посол был у гетмана на дворе, а после того был посланец Ракочи¹⁵⁹.

В такой нервной обстановке стычки происходили по разному поводу. Трансильванский посол Шебеши, бывший в тот момент в Чигирине, описывал следующий случай: «Недавно, когда московский посол стоял перед гетманом, а тот лежал на кровати. Посол потребовал, чтобы гетман встал и принял царское письмо стоя. Гетман ответил, что он уже не встанет и перед Богом, а не только перед ним (послом)»¹⁶⁰. Шебеши также в своем дневнике передает ответ Хмельницкого царю: «Я поддался не для того чтобы делать то, что скажешь... Я с польским королем уже перед этим бился, чтобы вернуть свободу мне и казакам, чтобы они не были холопами, но носили казацкое имя»¹⁶¹.

Даже смертельно больной гетман не желал смиряться, а продолжал отчаянно балансировать. Но балансировать можно лишь до поры до времени.

В июле 1657 года шведский посол Г. Лильекрон доносит о вторжении татар на Украину: «Они неожиданно напали на его (Хмельницкого. – Т. Т.) страну, разорили и сожгли 18 городов и захватили множество пленников и скота... Казацкое войско ничего особенного не предприняло против татар вследствие соперничества между полковниками и, несмотря на то, что гетман Хмельницкий послал туда своего сына, нового гетмана, его присутствие отнюдь не могло устранить несвоевременных капризов, почему враги и приобрели силу...»¹⁶². Реальная угроза внешней агрессии и слабость новых союзников делает невозможным для Хмельницкого продолжать независимую внешнюю политику. Ему снова приходится обратиться за помощью к Москве. Гетман был вынужден срочно просить царя послать на Крым астраханцев и донцев¹⁶³.

Окончательно разрушили все планы Хмельницкого два удара: бунт в казацком войске и измена трансильванского князя. Ракочи, потерпев поражение от поляков, предпочел заключить постыдный мир с Речью Посполитой. По требованию султана он был низложен, и трансильванским князем стал Редей.

В те же дни, чтобы отразить новое наступление татар, Хмельницкий отправил войско, во главе которого он поставил своего юного (16-летнего) сына Юрия. И вот тогда произошел первый открытый бунт. Присутствие в войске русского воеводы и. Желябужского придало этому бунту особый характер. Старшин обвинили в попытке «воевать Польшу» без «государева указу». При этом русский воевода благодушно слушал доводы «своевольной черни» и с удовольствием наблюдал, как был сорван поход. Такое развитие событий было на руку царскому правительству, не на шутку боявшемуся независимой внешней политики гетмана.

Смерть Б. Хмельницкого. Рисунок Т. Шевченко

Хмельницкий был взбешен. Социальная напряженность, недовольство рядового казачества, не попавшего в реестр, не имевшего средств к существованию и не желавшего возвращаться к прежней жизни, впервые серьезно сказались на внешней политике украинского гетмана.

Известие о бунте в войске вызвало у Богдана удар, и он умер через несколько дней после этого, 6 августа 1657 года (н. ст.). Шведский посол Лильекрон сообщал: «Вероломство казаков до того поразило гетмана Хмельницкого, что, приказав вызвать к себе Антония¹⁶⁴, он столь сильно разгневался, что был сражен ударом, пролежал пять дней без языка, а затем на шестой день 27 июля (ст. ст.) в Бозе почил...»¹⁶⁵.

Смерть Богдана горем отозвалась по всей Украине. Любимого «батько» оплакивали тысячи людей. Его похоронили почти через месяц (видимо, поджидали, пока съедется вся старшина) в воскресенье, 23 августа (ст. ст.). Как сообщала казацкая летопись, в Чигирине прощалось с гетманом множество народу, особенно казаков¹⁶⁶. Похоронили Богдана в ильинской церкви в любимом Субботове, рядом с могилой Тимоша.

Однако уже в 1664 года польский полководец С. Чарнецкий захватил Субботов и велел выкинуть прах великого человека. Правда, местные краеведы уверены, что казакам удалось спрятать от поляков прах Богдана. И очень хочется верить в эту красивую легенду, которую пока не могут ни опровергнуть, ни подтвердить археологи.

Об удивительной судьбе Богдана Хмельницкого мало задумывались современники. Одни его ненавидели, другие боялись. Он пережил десятки покушений и бунтов. Поляки назначали вознаграждение за его голову, мятежная чернь обвиняла в предательстве. Он сумел пошатнуть могущество Речи Посполитой, победить и создать новое государственное образование, властно и решительно вмешавшись в европейскую политику. История практически не знает подобных примеров. Когда вся геополитическая обстановка была против него, когда Украину разрывали противоречия, он сохранял Украинское гетманство, укрепляя его единство и веру в победу.

Возможно, он поднял восстание, во многом руководствуясь личными обидами. Но с этого самого момента судьба казачества, народа, православной веры и Украины стала целью всей его жизни. Ни предательства старшин (завидовавших его власти и славе), ни злобная оппозиция верхушки украинского духовенства, ни мятежи черни не могли поколебать его решимости. Десятки гетманов, сменяя друг друга, на протяжении тридцати лет не могли вернуть Украинское гетманство на ту высоту, на которую его поднял Хмельницкий.

Тот, кого ненавистники называли «зверем», умел любить и быть любимым. Не стеснялся проявлять сентиментальность и человечность. Он играл на музыкальных инструментах и сочинял думы, на равных переписывался с иностранными государями и, добившись огромной власти и материального богатства, оставался простым и доступным в общении казаком. Немногие сильные мира сего, взлетевшие так же высоко, смогли сохранить такую же душевную открытость.

Удивительный гений политика и дипломата позволил Богдану Хмельницкому создать сильную команду единомышленников, которая за короткое время построила пусть и не идеальную, но эффективную административную и судебную систему, объединила разрозненные «загоны» восставших в победоносную армию, вела сложную дипломатическую работу, словом, построила то, что просуществовало без малого сто пятьдесят лет.

Примечания

¹ Следует отметить, что биография Богдана Хмельницкого в отличие от всех других гетманов является наиболее изученной. И, что еще более важно, имеются, по крайней мере, три монографии о Хмельницком, которые автор считает удачными. Это работа и. Крипякевича (написанная в 50-е годы ХХ века) и современное исследование В.А. Смолия и В.С. Степанкова. Нельзя забывать и о монографии Н.и. Костомарова (которая в свое время привила интерес автора к истории Украины), хотя за прошедшие 150 лет она уже во многом устарела из-за введенного в научный оборот большого количества новых источников. К тому же все работы Костомарова были безбожно порезаны цензурой. В силу этих обстоятельств автор уделяет больше внимания не событийной стороне дела (прекрасно изученной за последние десятилетия), а психологическому портрету героя. Автор уже почти три десятилетия занимается историей Украины этого периода и берет на себя смелость вынести на суд читателя собственное видение событий.

² Командующий польской (коронной) армией.

³ инфамия – осуждение на изгнание, применявшееся в Речи Посполитой.

⁴ Крип'якевич I.П. Богдан Хмельницький. К, 1954. С. 62–63.

⁵ Внуком Яна Даниловича и Софьи Жолкевской был выдающийся польский полководец и король Ян Собеский.

⁶ Kochowski W. Pamietniki do panowania Zydmunta III, Wladislawa IV i Jana Kazimirza Warszawa, 1846. T. I. S. 273.

⁷ Яковенко Н.М. Українська шляхта з кінця XIV до середини XVII ст. (Волинь і Центральна Україна). К., 2008. С. 239.

⁸ Яковенко Н.М. Українська шляхта з кінця XIV до середини XVII ст. (Волинь і Центральна Україна). К., 1993. С. 268.

⁹ Крип’якевич I.П. Богдан Хмельницький. С. 64–66; Мицик Ю. Чигирин гетьманська столиця. К., 2007. С. 8–9.

¹⁰ имеется в виду система патроната, распространенная в эпоху Средневековья.

¹¹ Kochowski W. Pamietniki do panowania… S. 273.

¹² Яковенко Н.М. Українська шляхта з кінця XIV до середини XVII ст. С. 268.

¹³ Кривошия В. Генеалогія українського козацтва. К., 2002. С. 102.

¹⁴ Кривошея называет ее Гафией, не называя источника и противореча всей сложившейся традиции.

¹⁵ и. Крипякевич считал, что ее звали Екатериной. Между тем есть запись в Книге коронной метрики, в которой говорится о жене Данилы Выговского, урожденной Елене Хмельницкой Архив ЮЗР. Ч. VIII. T. II. C. 388. То же самое и в решении сейма – Volumina legume. T. IV. S. 359.

¹⁶ Вероятно, были еще два сына, умершие в младенчестве.

¹⁷ Участие Б. Хмельницкого в более ранних казацких восстаниях, в частности Т. Федоровича, пока не находит документального подтверждения.

¹⁸ Реестровый казак получал жалование, был освобожден от уплаты налогов и не подлежал королевской и магнатской судебной власти.

¹⁹ «Но ничего нам не помогло: при сухом дереве и мокрому досталось. Виновный, невиновный – мечом и огнем одинаково уничтожены, сколько на свете живем и в чужих краях не видели такого пролития крови басурманской, как теперь нашей, христианской и уничтожения невинных детей». (Крип’якевич I.П. Богдан Хмельницький.) С. 73.

²⁰ Смолий B.C., Степанков B.C. Богдан Хмельницький. Хроніка життя та діяльності. К., 1994. С. 53.

²¹ Крип’якевич I.П. Богдан Хмельницький. С. 76.

²² историки спорят, участвовали ли казаки в результате этих переговоров в осаде Дюнкерка, а если да – то кто. Но факт переговоров Б. Хмельницкого сомнению не подвергается.

²³ Крип’якевич I.П. Богдан Хмельницький. С. 76–77; Смолий B.C., Степанков B.C. Богдан Хмельницький. Соціально-політичний портрет. К, 1993. С. 58–59.

²⁴ Карпов Г. Начало исторической деятельности Б. Хмельницкого. М, 1873. С. 40–43.

²⁵ ПКК. Изд. 1. К., 18 . Т. I. С. 3–4.

²⁶ В данном случае не могу согласиться с В.А. Смолием и В.С. Степанковым, что «Матрона», как называют ее некоторые летописи, была уже немолодой особой. Те описания, которые оставили о ней иностранные послы в 1649–1650 гг., как мне кажется, безусловно свидетельствуют, что речь шла об очень молодой особе.

²⁷ Костомаров Н.И. Богдан Хмельницький // Актуальная история России. М., 1994. С. 173.

²⁸ Смолий В.С., Степанков В.С. Богдан Хмельницький. Соціально-політичний портрет. С. 62–63.

²⁹ Там же. С. 63.

³⁰ ПКК. Изд. 1-е. Т. I. С. 2.

³¹ Szajnocha K. Dziela. Lwow, 1877. T. IX. S. 142.

³² Под казацким промыслом обычно понимали ловлю рыбы и охоту.

³³ Смолий В.С., Степанков В.С. Богдан Хмельницький. Хроніка життя та діяльності. С. 56–57.

³⁴ Смолій В.А., Степанков В.С. Українська національна революція XVII ст. // Україна крізь віки. К., 1999. Т. 7. С. 83.

³⁵ Szajnocha K. Dziela. T. IX. № 20. S. 27.

³⁶ ВУсР. М., 1953. Т. II. № 18. С. 47.

³⁷ ВУсР. Т. II. № 16. С. 41.

³⁸ Лiтопис Самовидця. К., 1971. С. 51.

³⁹ Его предком был Дмитрий Вишневецкий, основатель Запорожской Сечи, а мать – Раина Могила, сестра знаменитого Киевского митрополита Петра Могилы, которая была активной и щедрой участницей православного движения.

⁴⁰ Жерела. Львів, 1898. Т. IV. № IX. С. 41.

⁴¹ Смолий В.С., Степанков В.С. Богдан Хмельницький. Соціально-політичний портрет. С. 91.

⁴² В 1647 году между Московским государством и Речью Посполитой был заключен договор о совместной обороне.

⁴³ Всеобщее ополчение шляхты, которое объявлялось в случае угрозы Речи Посполитой.

⁴⁴ Споры о численности польских и казацких войск велись и ведутся. Академическое издание «Воссоединение Украины с Россией» приводило данные о 40 тысячах поляков, «а вместе с вооруженной прислугой их было в 3 раза больше». (ВУсР. Т. II. С. 499.) Общую цифру в 90 тысяч приводит современная энциклопедия украинского казачества. Українське козацтво. Мала енциклопедія. К.-Запоріжжя, 2002. С. 377.

⁴⁵ Заметим, что в те времена слезы мужчин были явлением распространенным и считавшимся не слабостью, но искренним выражением чувств.

⁴⁶ Смолий В.С., Степанков В.С. Богдан Хмельницький. Соціально-політичний портрет. С. 138.

⁴⁷ Документы об Освободительной войне Украинского народа (далее – Док. ОВУН). К., 1965. № 76. С. 206.

⁴⁸ Краусгар А. Поспольство Яна Смяровского к Богдану Хмельницкому во время осады Замостья в 1648 году // Киевская старина. 1894. Т. 47. С. 454.

⁴⁹ Illustrissimus princeps.

⁵⁰ ВУсР. Т. II. № 47. С. 118. Грушевський М. Історія України-Руси. T. VIII. C. 124–125.

⁵¹ «Много еще разъяренный зверь говорил с таким бешенством, что вскакивал со скамьи, рвал на себе волосы, топал ногами так, что мы все, слушая его, онемели». ВУсР. Т. II. № 47. С. 118–119.

⁵² «Тепер вже часу нема, вже доказав о чом ніколи не мислив, докажу й далі, що умислю: виб’ю з лядської неволі народ весь руський». Там же.

⁵³ «Нащо їх так мало писати, коли їх може бути на сто тисяч; тильки їх будет, колько захочу». Там же.

⁵⁴ Смолий В.С., Степанков В.С. Богдан Хмельницький. Хроніка життя та діяльності. С. 83.

⁵⁵ ВУсР. Т. II. № 47. С. 118–119.

⁵⁶ Вопрос о реальном числе казаков и «показаченных» в армии Хмельницкого вызывает резкие споры. То, что речь шла как минимум о ста тысячах и более – сомнения не вызывает. Литовский магнат А.С. Радзивилл писал в своем дневнике весной 1648 года: «...не только казаки бунт подняли, но и все подданные наши на Руси к ним пристали, и войска казакам увеличили на 70 000, и все больше к нам приходило руських холопов...» (Pamietnik A.S. Radziwilla. Poznan, 1839. II. S. 292.) 1/11 декабря 1649 года путивльские воеводы извещали Москву: что «гетман... Богдан Хмельницкий...Черкасом... велел быть готовым на лежи в городех сту тысечам». (Акты ЮЗР. Т. III. № 295. С. 378.)

26 июля 1654 года (н. ст.) старшина заявила русским воеводам: «... ныне де их есть в сборе со сто тысячь и болши», и этим объяснила невозможность составить реестр в шестьдесят тысяч человек, установленный условиями Мартовских статей. (Акты ЮЗР. Т. X. № 15. С. 694.)

⁵⁷ Крип’якевич I.П. Богдан Хмельницький. С. 161. Поляки говорили, что у Хмельницкого уже в июне 1649 года было 150 тысяч. – Ojczyste Spominki w pismach do dziej'ow dawnej Polski. Diaryusze, Relacye, Pamietniki i t p., zeb. A. Grabowski. Krak'ow, 1845. T. II. S. 43.

⁵⁸ ВУсР. Т. II. № 59. С. 152.

⁵⁹ Там же. С. 154.

⁶⁰ Грушевський М.С. Істория України – Руси. К., 1995. Т. VIII. C. 178.

⁶¹ Док. об ОВУН. № 87. С. 231.

⁶² Смолгй В.А., Степанков B.C. Українська національна революція XVII ст. // Україна крізь віки. Т. 7. К., 1999. С. 133.

⁶³ Крип’якевич I.П. Богдан Хмельницький. С. 165–166.

⁶⁴ «Досыть тебе бытии нам неприятелем; и до ласки нашей тебя припущаем и все вины твои тебе и всему Войску Запорожскому отдаем, и тебе то годитца нам и Речи Посполитой заплатить услугою своею».

⁶⁵ «Горазд, кролю, мовишь!» ВУсР. Т. II. № 133. С. 305; Смолий B.C., Степанков B.C. Богдан Хмельницький. Соціально-політичний портрет. С. 195–196.

⁶⁶ Крип’якевич I.П. Богдан Хмельницький С. 175.

⁶⁷ Степанков B.C. Социальная политика гетманской администрации в годы Освободительной войны украинского народа (1948–1954 гг.) и борьба против нее крестьянства и казацкой голытьбы // история СССР. 1979. № 3. С. 82.

⁶⁸ Jakuba Michalowskiego, wojskiego lubelskiego a pozniej kasztelana bieckiego ksiega pamietnicza (далее – Ksiega pamietnicza). T. I. Krak'ow. 1864. S. 602.

⁶⁹ Крип’якевич I.П. Богдан Хмельницький. С. 174 и др.

⁷⁰ Смолий B.C., Степанков B.C. Богдан Хмельницький. Хроніка життя та діяльності. С. 218 – 219.

⁷¹ Поляновский мирный договор 1634 г. между Речью Посполитой и Московским государством, установивший новые границы.

⁷² Вимин А. Донесение // Киевская Старина. 1900. С. 73–74.

⁷³ Письма А. Вимина // ЗНТШ. Т. LXXVIII. С. 88.

⁷⁴ Смолий B.C., Степанков B.C. Богдан Хмельницький. Хроніка життя та діяльності. С. 116–117.

⁷⁵ ВУсР. Т. II. № 181. С. 428–434.

⁷⁶ Там же. Т. II. № 181. С. 441.

⁷⁷ Тимофей Анкундинов был сыном стрельца, подьячий Приказа Новой чети, в 1643 году бежал через Польшу в Константинополь, где объявил себя царевичем Иваном.

⁷⁸ ВУР. Т. II. № 76. С. 187.

⁷⁹ Подробнее об этом см. в главе Иван Богун.

⁸⁰ Док. ОВУН. № 142. С. 380.

⁸¹ Там же. № 184. С. 468.

⁸² Jerlicz J. Lаtopisiec albo kroniczka. Warszawa, 1853. T. I. S. 120.

⁸³ Док. ОВУН. № 178. C. 453.

⁸⁴ Kubala L. Szkice historyczne. Cz. I. S. 266.

⁸⁵ Освецим С. Дневник. К., 1883. С. 58.

⁸⁶ А табор де? – Уже у дябла табор! Утікли ми з табору. – Чому-ж? – Бо молодці битися не хотіли. – А як же корогви? І корогви пропали. – А гармати? А шкатулка з червоними золотими? – Про неї не знаю. Грушевський М.С. Істория України – Руси. К., 1996. Т. IX. С. 309.

⁸⁷ Подробнее об этом см. в главе «Иван Богун».

⁸⁸ Крип’якевич І.П. Богдан Хмельницький. С. 185.

⁸⁹ Ходили слухи, что Хмельницкий заранее условился с ним о начале восстания.

⁹⁰ Освецим С. Дневник. С. 128.

⁹¹ Смолий В.С., Степанков В.С. Богдан Хмельницький. Хроніка життя та діяльності. С. 143.

⁹² Там же.

⁹³ Этот закон формально позволял любому шляхтичу, присутствующему на сейме, наложить вето и распустить сейм. Другое дело, что такие выступления обычно организовывались и исполнялись по воле магнатов.

⁹⁴ Смолий В.С., Степанков В.С. Богдан Хмельницький. Соціально-політичний портрет. С. 307–308.

⁹⁵ Как писал один шляхтич: «Хмельницкий молчит, как волк в яме лежит».

⁹⁶ Ходили слухи, что сам М. Калиновский, человек уже немолодой, выступал одним из женихов Домны Розанды и таким образом соперничал с Тимошем Хмельницким.

⁹⁷ Смолий В.С., Степанков В.С. Богдан Хмельницький. Соціально-політичний портрет. С. 311. «А тепер у нас за ласкою божою… тут у всім краю северском ні воєводи, ні старости, ані судьї, ані писаря нет… А пан полковник у нас тепер за воєводу, а пан сотник за старосту, а отоман городовий за судью».

⁹⁸ Грушевський М. С. Істория України – Руси. К., 1996. Т. IX. Ч. I. C. 488.

⁹⁹ Смолий В.С., Степанков В.С. Богдан Хмельницький. Хроніка життя та діяльності. С. 161.

¹⁰⁰ Степанков В. Проблема вибору протекції між Московською державою і Османською імперією у 1648–1654 роках // Переяславська рада та українсько-російська угода 1654 р. К., 2005. С. 32–33.

¹⁰¹ См. главу «Петр Дорошенко».

¹⁰² То есть жителями Валахии – исторической области Румынии между Дунаем и Карпатами.

¹⁰³ Rudawskij J. Historja Polska od smierci Wladislawa IV az do pokoju oliwskiego, czyli dzieje panowania Jana Kazimierza od 1648 do 1660. T. I. Petersburg-Mohylow, 1855. S. 231.

¹⁰⁴ «И пришед де гетман х казакам, поклонился трижды в землю, и велел им дать бочку меда, и говорил им: детки де мои, напейтеся и меня не подайте. И казаки де гетману сказали: пане де гетман, в том воля твоя, а быть мы с тобою все готовы».

¹⁰⁵ ВУсР. Т. III. № 208. С. 493.

¹⁰⁶ Ферязь – мужской верхний наряд с длинными рукавами без воротника. Обычно изготавливался из дорогих тканей.

¹⁰⁷ Хрестоматийное описание Переяславской рады, на которой Хмельницкий предложил народу выбрать повелителя между русским царем, польским королем, крымским ханом и турецким султаном на самом деле известно лишь со слов генерального писаря и. Выговского, в его пересказе события русским. Что было на самом деле, кто присутствовал на раде и что говорил Богдан – неизвестно. Во всяком случае, на соборной площади Переяславля физически не могли вместиться представители всех полков и старшины. Генеральные рады обычно проводили в Масловом Стане на реке Росаве – в урочище, позволявшем проводить подобное собрание.

¹⁰⁸ ВУсР. Т. III. 205. C. 464–465.

¹⁰⁹ Первые сведения о конфликтах русских воевод с белорусским населением, попавшим под влиянием идей Украинского гетманства, относятся к лету 1656 года, когда минский воевода Ф. Арсеньев в отписке сообщал, что местные «крестьяне шляхетцкие по-казачились...». (Гiсторыя Белорусi у документах i матерыялах. Менск, 1936. № 62. Т. 1. С. 525.) В 1657 году это явление уже приобрело массовый характер. В статейном списке воеводы К. Иевлева говорилось, что крестьяне «службы его, государевой, служити не хотят, а хотят быть при полку Нечаеве (полковника Белорусского. – Т. Т.)». (Документы эпохи Хмельницкого. Ч. 1. С. 107.) Тогда же русские воеводы сообщали, что шкловские крестьяне перешли к казакам и восстали. (ЦГАДА. Разряд. Столбцы Московского стола. № 272. Лл. 250–253.) От августа 1657 года мы имеем отписку воеводы С. Змеева «о наказании в Могилевском уезде вместо кнута батогами нещадно пашенных крестьян, приписавшихся в казаки...». (Акты ЮЗР. Т. IV, № 12. С. 15–16.)

¹¹⁰ Kochowski W. Historya panowania Jana Kazimierza. Poznan, 1859. T. I. S. 199.

¹¹¹ РГАДА. Сибирский приказ. 1636. Л. 488–498.

¹¹² То есть командующий армией Великого княжества Литовского, которое являлось составной частью Речи Посполитой по Люблинской унии 1569 года.

¹¹³ В последнее время вышли две прекрасные монографии на эту тему: Флоря Б.Н. Русское государство и его западне соседи (1655–1661 гг.). М.: индрик, 2010; Федорук Я. Віленський договір 1565 року. Східноєвропейська криза і Україна у середині XVII століття. К., Видавничий дім «Києво-Могилянська академія», 2011.

¹¹⁴ AGAD. Teki Naruszewicza. № 148. List 589.

¹¹⁵ Акты ЮЗР. Т. XIV. № 41. Ч. III. С. 891.

¹¹⁶ Kubala. Ser. III. S. 437.

¹¹⁷ Архив ЮЗР. Ч. III. Т. VI. № XXX. С. 89–90.

¹¹⁸ Польский король был вынужден бежать под натиском шведов в Силезию и Карл Густав провозгласил себя польским королем.

¹¹⁹ Архив ЮЗР. Ч. III. Т. VI. № XXXVI. С. 101; № XXXVII. С. 102; Monumenta Hungariae Historica, Diplomatoria. T. XXIII: Okmantar II Rakoczy diplomacziai ossrekotte tesiher (далее – Monumenta Hungariae). Budapeste, 1874. № CLVII. 260–267.

¹²⁰ Документы Богдана Хмельницкого. // изд. Крипякевич и. // (далее – Док. Б. Х.). К., 1961. № 345. С. 463; Monumenta Hungariae. Т. XXIII. 254–257.

¹²¹ Transsylvania et bellum boreo-orientalie. // Szilagyi Sandor // T. III. Budapest. 1890–1891 (далее – Transsylvania) Т. II. Р. 69.

¹²² ПКК. Изд. 1-е. Т. III. № XXX. С. 129; Док. Б. Х. № 346. С. 465.

¹²³ Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. СПб., 1854. Т. III. Ч. I. C. 416.

¹²⁴ Конфедерация – в Речи Посполитой военный союз шляхты с какой-то политической целью.

¹²⁵ Документы эпохи Хмельницкого 1656–1657 гг., извлеченные из Архива министерства иностранных дел. Собр. И. Каманиным. СПб., 1911. С. 26.

¹²⁶ Lettres de Pierre des Noyers, secretaire de la Reine de Pologne MarieLouise de Gonzagne de Nanten et de Nevers pour servie a I histoire de Pologne et de Suede de 1655 a 1659. Berlin, 1859. (Далее – Lettres de Pierre.) № XXV. S. 79.

¹²⁷ Kubala. Ser. IV. S. 481.

¹²⁸ Ibid. S. 479–480.

¹²⁹ Акты ЮЗР. T III. № 367. C. 551.

¹³⁰ Док. Б. Х. № 380. C. 501.

¹³¹ Там же. № 393. C. 518; Monumenta Hungariae. T. XXIII. № 245. S. 416– 417.

¹³² Там же. № 397. C. 524.

¹³³ Там же. № 394. C. 519.

¹³⁴ Там же. № 395. C. 520–521.

¹³⁵ Бростовский П.К. Дневник дороги на комиссию в Вильну 1655 г. с самого Акта комиссии наскоро списанного// Сб. Муханова. Изд. 2-е. СПб., 1866 (далее – Дневник дороги на комиссию). № 254. С. 529.

¹³⁶ Грушевський М.С. Істория України – Руси. Т. IX. Ч. 2. C. 1243.

¹³⁷ Дневник дороги на комиссию. C. 518.

¹³⁸ Док. Б.Х. № 421. C. 549.

¹³⁹ «…гетман Богдан Хмельницкой яко шаленый, которой ума уступився, заволал и молвил: уж, дети, о том не печалтеся! я то ведаю о том учинить: треба отступить от руки царского величества, а пойдемо там, где вышний Владыко повелит быть, – не томко под хрисианином государем, хотя под бусурманом». Акты ЮЗР. T. III. № 369. C. 556.

¹⁴⁰ Док. Б. Х. № 424. C. 555–556.

¹⁴¹ Акты ЮЗР. T III. № 46. C. 395; Док. Б.Х. № 423. C. 552.

¹⁴² Там же. № 361. C. 546–547.

¹⁴³ Там же. Ч. III. Т. VI. № LX. C. 136.

¹⁴⁴ Архив ЮЗР. Ч. III. Т. VI. № LXIV. С. 155–56.

¹⁴⁵ Там же. С. 157.

¹⁴⁶ Черниговская летопись. Изд. Белозерским // Южнорусские летописи. К., 1856. Т. I. С. 25.

¹⁴⁷ Lettres de Pierre. № CII. 296.

¹⁴⁸ Акты ЮЗР. Т. III. № 377. С. 598; Док. Б.Х. № 434. С. 566.

¹⁴⁹ ПКК. Изд.1-е. Т. III. С. III. № XXXVI; изд. 2-е. Т. III. № XLII.

¹⁵⁰ Грушевський М. С. Істория України – Руси. Т. IX. Ч. 2. С. 1364.

¹⁵¹ Monumenta Hungariae. T. XXIII. № CCCIX. S. 532.

¹⁵² Transsylvania. II. Р. 421–422.

¹⁵³ Цитра – музыкальный инструмент с металлическими струнами, похожий на гитару.

¹⁵⁴ Опис подорожі шведського посла на Україну 1656–1657 р. // ЗНТШ. Т. 154. 1937. С. 57–58.

¹⁵⁵ Акты ЮЗР. T. III. № 369. C. 575–579.

¹⁵⁶ Там же. C. 568–569.

¹⁵⁷ «И гетман говорил сердитуя: от Свейского де короля николи он отлучен не будет, потому что у них дружба и приязнь и згода давняя... А ныне де мы царского величества от высокие руки неотступны, яко верные его царского величества подданные, и идем на войну на неприятелей его царского величества на бусурманов; хотя де будет в той моей нынешней скорби в дороге случится смерть, и мы де для того везем с собою и гроб».

¹⁵⁸ Акты ЮЗР. Т III. № 369. C. 569.

¹⁵⁹ «Свейский посол был у гетмана на дворе; а после того был Ракоцы Венгерского посланец». Там же. C. 573–574.

¹⁶⁰ Monumenta Hungariae. T XXIII. № CCCIV. 540.

¹⁶¹ Акты ЮЗР. Т III. № 369. С. 538.

¹⁶² Архив ЮЗР. Ч. III. Т. VI. С. 313.

¹⁶³ Акты ЮЗР. Т. XI. Прил. 2. С. 716.

¹⁶⁴ Имеется в виду Антон Жданович, один из руководителей похода.

¹⁶⁵ Архив ЮЗР. Ч. III. Т. VI. С. 321.

¹⁶⁶ Лiтопис Самовидця. С. 75.

Глава 3
ИВАН ВЫГОВСКИЙ

Иван Выговский – противоречивая фигура в истории Украины. В российской и советской историографии его традиционно считают «изменником», совершенно не принимая во внимание тот факт, что погиб он в борьбе за возобновление союза Украины с Россией и на протяжении значительного периода своей деятельности имел тесные и плодотворные связи с Москвой. Забывают об Иване Выговском и как о ключевой фигуре в жизни Украины в течение всего гетманства Богдана Хмельницкого.

Именно Выговский являлся тем человеком, совместно с которым Богдан Хмельницкий создавал Украинское гетманство. Именно Выговский при жизни великого гетмана стоял во главе внешней политики Украины, и при его непосредственном участии заключались Зборовский и Переяславский договоры, ставшие юридической базой для создания нового государства. Именно он был преемником булавы (символа власти Войска Запорожского) после Хмельницкого, став вторым гетманом нового государственного формирования – Украинского гетманства.

Среди украинских гетманов Выговский представляется нам наиболее живой и привлекательной фигурой. Возможно, это связано с тем, что о нем сохранилось много записей в личных дневниках его современников. В этих свидетельствах Иван Остафьевич предстает мягким, талантливым, крайне честолюбивым человеком, профессиональным юристом, далеким от «казацкой среды», властолюбивым, но при этом способным на необдуманные, спонтанные и искренние поступки. Переплетение, казалось бы, столь несочетаемых качеств делает его персону особенно интересной.

Гетман и. Выговский. Портрет XVII в.

По историографической традиции начиная с XVIII века, Выговский считается изначальным сторонником Польши и противником Москвы. На самом деле источники не позволяют нам судить с достоверностью о личных симпатиях Выговского. Можно допустить, что «шляхетские вольности» Речи Посполитой нравились ему, как и многим другим старшинам, гораздо больше самовластья Москвы или диктатуры турок. Но все же в первую очередь он был воспитанником украинского православного возрождения, а Речь Посполитая для Восточной Европы (по крайней мере, в допетровскую эпоху) являлась окном в европейскую культуру. То есть речь идет не о политических, а скорее о гуманитарных симпатиях.

Украинские писатели негативно относились к Выговскому со времен политического памфлета начала XIX века «История Русов»¹. Как это ни странно, они не видели, что писарь в основном просто следовал правилам политической игры, начатой Хмельницким. Сложная внешняя и внутренняя ситуация принуждала гетманов вести хитрую и изворотливую политику, весьма схожую с политикой господарей Валахии и Молдавии. Другое дело, насколько такая политика соответствовала характеру Хмельницкого или Выговского.

Выговский происходил из шляхетского православного рода, довольно известного в Украине с конца XV века. Его родоначальник – выходец из орды времен великого князя литовского Витовта (1350–1430). К XVI веку Выговские-Лучичи были боярским родом Киевщины, освобожденным от службы грамотой Стефана Батория². К середине XVI века Сигизмунд I пожаловал овруцким боярам Выговским-Лучичам Скачковские земли на Киевщине (эту грамоту и более поздние королевские подтверждения представил и. Выговский в 1631 году)³.

Выгов в Овруцком повете был их родовым гнездом. Герб Выговских-Лучичей – весьма распространенный на Украине «Абданк».

Отец Ивана, Остафий Выговский, владел рядом имений на Киевщине⁴, но ему приходилось бороться за свои владения с более состоятельными родственниками. Остафий служил у Киевского митрополита Петра Могилы, а также имел тесные контакты с другим активным защитником православия магнатом Адамом Киселем. Сам он являлся членом Крестовоздвиженского луцкого братства. Тетка Ивана, Александра, была игуменьей Свято-Михайловского монастыря. Выговские, таким образом, деятельно участвовали в украинском духовном возрождении начала XVII века. Мать Ивана, Елена Ласко, происходила из православного шляхетского рода герба «Лелива».

Иван закончил знаменитый Киево-Могилянский коллегиум (в период, когда его возглавлял сам Петр Могила⁵). Впоследствии Выговский часто выступал благодетелем и меценатом своей alma mater и, в частности, ходатайствовал за нее перед царем Алексеем Михайловичем⁶. Именно при Выговском коллегиум получил от Речи Посполитой статус академии. Иван в совершенстве владел латынью наряду с украинским, польским, старославянским и русским. Современники не раз отмечали его ученость.

Получив образование, Выговский работал юристом в Луцком братском монастыре и (как минимум, с 1627 года) в городской канцелярии Луцка⁷. С 1629 года он замещал должность наместника подстароства Луцкого, а в 1636 года сам занимал этот пост. В те же годы в Луцке работал Павел Тетеря, будущий полковник, а затем и гетман Украины (женившийся на сестре Выговского), а также Станислав Казимир Беневский (в дальнейшем он стал известнейшим польским дипломатом).

Хотя эти факты довольно часто приводятся в биографиях Выговского, но как-то совершенно забывается то, что он не просто служил мелким юристом, но и играл активную роль в жизни православной церкви, переживавшей тогда нелегкие времена. Он, как и его отец, стал членом Луцкого православного братства и весьма успешно защищал интересы братства. Например, Иван представлял интересы братчиков в судебных тяжбах против польской шляхты, не стеснявшейся публично оскорблять монахов братского монастыря. Выговский был знаком с выдающимся украинским богословом Мелентием Смотрицким. По поручению последнего он готовил послание членам Виленского православного братства, призывавшее рассмотреть вопрос о возвращении униатов в лоно православной церкви.

Выговский и в дальнейшем проявил себя ревностным защитником веры. Когда он достиг высокого положения писаря в Войске Запорожском, то построил прекрасную церковь и монастырь недалеко от Чигирина. Во время своего гетманства он постоянно раздавал собственность православным монастырям и добивался ликвидации унии по условиям Гадячского договора 1658 года с поляками.

Примерно в середине 30-х годов XVII века Выговский в первый раз женился на представительнице мелкого украинского шляхетского рода Киевщины, панне Яблонской герба «Ясенчик». От этого брака у него было шестеро сыновей и дочь⁸.

Современник событий, польский историк В. Коховский, приводит данные, что уже перед самым восстанием Б. Хмельницкого, когда Выговский работал в Киеве, его обвинили в утере городских книг и приговорили к смертной казни. Заступничество православных магнатов (вероятно, А. Киселя) спасло его, но карьера юриста была безвозвратно погублена⁹. Видимо, из-за безысходности Иван вступил в ряды польского войска, посланного на борьбу с Хмельницким, – трудно предположить, что туда его влекла ненависть к восставшим. Он просто не имел выбора. Его семья переживала финансовые трудности (им пришлось даже заложить родовое гнездо Выгов за 200 злотых), а работать юристом он больше не мог.

Так или иначе, но когда началось восстание, Выговский, по одним сведениям, служил секретарем у посла к казакам от Речи Посполитой¹⁰, по другим – находился под командой Каневского полковника Голубя.

Выговский совершенно не был военным человеком, он не стал им до конца жизни, даже будучи гетманом. Однако уже тогда Иван проявил необыкновенное упорство, умение бороться до конца и отстаивать то, что он считал правым делом. В первом же сражении под Желтыми Водами поляки оказались в безвыходном положении. Иван бился, пока под ним не убили коня, затем сражался пеший, пока не потерял сознание от полученных ран. В беспамятстве он попал в плен к одному запорожцу. Тот продал его татарину, но пленнику удалось бежать. Он был пойман и опять отдан татарину в обмен на какую-то клячу. С маниакальным упорством, не желая подчиняться такой жалкой судьбе, Выговский, не имея сил и денег, снова бежал. Его опять поймали и на этот раз отдали самому хану ислам-Гирею, который приковал его к пушке. После этого он был освобожден Б. Хмельницким, выкупившим его у хана за кобылу. Гетман взял Выговского себе в писари и заставил его присягнуть на верность повстанцам¹¹.

История эта, хотя и выглядит совершенно невероятной, не вызывает сомнений. В 1649 году во время обороны Збаража польский посол Яницкий вел переговоры с Выговским (которого он называл «шляхтичем воеводства киевского писарем Войска Запорожского»). Провожая посла после переговоров, Иван сам объяснил Яницкому, почему стал «изменником». По его словам, он попал в плен под Желтыми Водами и Хмельницкий выкупил его за «одну кобылу». Так как у Выговского имелись дети, отец, братья, сестры и т. д., то он оказывался заложником благополучия своей семьи – в случае измены Хмельницкий приказал бы их всех казнить. Как писал поляк, со слов Выговского, «его преданность семье и естественная любовь к родственникам привели к тому, что он был вынужден остаться» у казаков¹². Рассказ об истории с лошадью устами самого Ивана является очень важным, так как представляется маловероятным, чтобы Выговский выдумал такую унизительную подробность собственной судьбы. Не менее примечательно и сделанное тогда же замечание поляка: «...этот Выговский как всегда был не простак, так и теперь у них имеет свое значение». Видимо, Яницкий не слишком верил сетованиям Ивана о «необходимости» примкнуть к восставшим. Нет оснований верить этому лукавству и нам.

То, что Хмельницкий спас своего единоверца, которого наверняка знал по делам в Киеве, поступок естественный и понятный. Скорее всего, ему было известно, что Выговский очень образованный (для своего времени) человек и блестящий профессиональный юрист. Таких в окружении гетмана в 1648 году не хватало. Спасая православную душу, Хмельницкий наверняка рассчитывал использовать профессиональные качества Ивана. Согласно преданию, Богдан взял с Выговского клятву верности. Гетман не ошибся. Его протеже оказался способным составлять международные договоры, на должном уровне вести переговоры с искусными польскими послами вроде Станислава Беневского.

Оказавшись у Хмельницкого, Выговский сделал головокружительную карьеру. Через несколько месяцев после пленения он получает одну из высших должностей в Войске Запорожском. Мало того, он становится одним из ближайших к гетману людей.

Если мы хотим получить полное и истинное представление о Выговском, его личность ни в коем случае нельзя рассматривать вне контекста событий на Украине. Иначе нам трудно будет ответить на следующие вопросы: что руководило Выговским, когда он, служа в армии Николая Потоцкого на стороне поляков, перешел служить писарем к Богдану Хмельницкому? Как он сумел заслужить доверие гетмана? Только знание всей картины украинского общества того периода, его реалий, а также судьбы других шляхтичей и казацких лидеров может помочь нам в понимании поведения Выговского.

Что было более естественным для православного шляхтича в начале восстания Хмельницкого – служить в польской армии или делать карьеру у казаков? Даже если не верить в патриотические чувства Выговского, он все равно должен был предпочесть вторую по значению после гетмана должность писаря в Войске Запорожском службе у католиков-поляков, презиравших бедных православных шляхтичей.

На самом деле он сделал точно такой же выбор, как сам Богдан Хмельницкий. Тот тоже до восстания служил (и присягал) польскому королю и даже имел доступ в высочайшие структуры Речи Посполитой. Так же поступили полковник Станислав Кричевский и множество других украинских шляхтичей, большинство из которых (добровольно или в силу обстоятельств) вступило в ряды казаков, будучи до этого на службе у Речи Посполитой: Богун, братья Нечаи, Гуляницкий, Гоголь и др. Однако влияние Выговского на украинские события оказалось значительно сильнее, чем влияние большинства других казацких лидеров.

Что касается Хмельницкого, то хорошо известно из источников, как он старался привлечь в свои ряды шляхту и просто хорошо образованных людей, собирая их вокруг себя и создавая противовес анархическому крылу казацкого движения, которое возглавляли лидер «показаченных» Максим Кривонос и генеральный обозный Иван Чернята.

В самый первые месяцы его сотрудничества с гетманом, осенью 1648 года во время осад Львова и Замостья, Выговский был одним из немногих сторонников плана Хмельницкого, предлагавшего вести переговоры с новым польским королем, а не вступать в пределы Польши. Разумная позиция хладнокровного писаря, способного противостоять опытным польским дипломатам (таким, например, как Гунцель Мокрский – старый иезуит, бывший учитель Хмельницкого), была по нраву гетману. В ноябре 1648 года Хмельницкий посылает его на переговоры к трансильванскому князю с целью установить «вечную дружбу»¹³.

Уже во время переговоров с польскими комиссарами в Переяславле в феврале 1649 года поляки обращались к Выговскому с просьбой «повлиять на Хмельницкого»¹⁴ (впрочем, учитывая давнее знакомство главы польской миссии Адама Киселя с Выговскими, это вполне понятно). Принимал он весной участие и в переговорах с русскими послами.

Выговский присутствовал при осаде Збаража летом 1649 года, где опять вел переговоры с поляками. Согласно реестру Войска Запорожского, составленному по условиям Зборовского договора осенью 1649 года, Иван Остафьевич Выговский числился писарем войсковым и стоял шестым в списке, сразу после Богдана и Тимоша Хмельницких, обозного и. Черняты и есаулов М. Лученко и Демко¹⁵.

На протяжении 1649–1650 годов писарь был единственным человеком на Чигиринском дворе (за исключением жены Богдана, прекрасной Елены), кто отваживался спорить с гетманом, когда тот бывал пьян или в ярости. Как писал современник, польский историк В. Коховский, уже зимой 1649 года Выговский удерживал Хмельницкого от пьянства, управлял его «шальной головой», держал в своих руках нити всех походов и давал много здравых советов¹⁶. Похоже, Богдан ценил эту смелость своего писаря и его способность сдерживать и сглаживать его выходки. В некотором смысле он играл роль Меншикова при Петре, только гораздо более образованного и значительно менее алчного.

Укрепляя свое влияние в создающемся казацком государстве, Выговский, конечно, не забывал и о собственной материальной выгоде. В годы перемирия, в 1649 году, с помощью казаков Овруцкого сотника В. Железки он расправился со своим родственником Лукой Выговским, «наносил ему побои» и «заграбил все его имущество»¹⁷. Можно только гадать, что руководило им в тот момент: желание решить земельный вопрос, стремление продемонстрировать свою власть перед заносчивыми родственниками или же он пытался осуществить свою давнюю мечту – вести себя как могущественный магнат, совершающий наезды на слабых соседей.

Среди украинских гетманов Выговский отличался глубокими и искренними чувствами по отношению к своей семье. Как только Иван получил должность писаря, он сразу же стал помогать своему отцу вернуть их прежние имения. Он приложил все усилия, чтобы подобрать подходящие должности в Войске Запорожском своим братьям Данилу, Константину и Василию. Данила, женатый на дочери Хмельницкого Катерине¹⁸, стал полковником Быховским, Константин – полковником Пинским и Туровским, потом (с 1658 года) – обозным генеральным, Василий с 1658 года был полковником Овруцким. На протяжении всего гетманства Хмельницкого мы постоянно встречаем отца Выговского на Чигиринском дворе (с 1650 года он занимал должность наместника замка киевского), а когда Выговский сам стал гетманом, там появилась даже его мать. Уже с сентября 1649 года послом на переговорах с Ракочи становится его зять, Павел Тетеря (женатый на его сестре), а затем тот получает должность писаря в Переяславском полку.

Скорее всего, именно эти две отличительные черты Выговского – его образованность и сильная привязанность к своим шляхетским корням – сделали его непопулярным среди простых казаков («черни»). А возможно – рассудительность и осторожность, стремление решать конфликты дипломатическим путем.

В мирный 1650 год генеральная канцелярия Украинского гетманства начинает издавать универсалы (т. е. государственные акты, регулировавшие в том числе вопросы землевладения). На некоторых из них стояли подписи и Хмельницкого, и Выговского, на других – только одна подпись писаря. Выговский постоянно участвовал и в дипломатических переговорах гетмана: с венецианским послом А. Виминой, молдавскими боярами, русскими воеводами.

К январю 1651 года Выговский уже имел в своей канцелярии двенадцать писарей из числа польской шляхты¹⁹. Гетман настолько доверял Ивану, что тот часто сам составлял текст универсалов или писем, а Хмельницкий только ставил свою подпись. Именно Выговскому принадлежит заслуга по превращению канцелярии в исполнительный орган Украинского гетманства, соединившей в себе функции министерств внутренних и иностранных дел. Сюда стекалась вся информация военно-политического характера со всех концов страны и из-за рубежа, здесь принимались посольства, здесь подготавливались основные решения, которые чаще всего лишь формально выносились на обсуждение генеральной рады.

За годы работы Выговского писарем была создана юридическая система делопроизводства, выработаны формы государственных актов (универсалов) и т. д. Интересно, что при создании универсалов были использованы юридические формулировки из грамот польских королей. Это был не просто плагиат, тем самым подчеркивался полновластный статус гетмана на территории Украинского гетманства. Статус, равный королевскому.

Иван проявил недюжинный талант администратора, став из писаря фактическим канцлером нового государственного формирования. Руководя украинской дипломатией, он вместе с Хмельницким формировал внешнюю политику. И как результат, внес свой решающий вклад в создание казацкого государства – Украинского гетманства, которое де-факто впервые было признано Зборовским договором с поляками в 1649 году.

Представляется естественным, что Выговский, являясь одним из главных создателей новой структуры, имел некие родительские чувства по отношению к своему детищу. Кроме того, Украинское гетманство принесло ему власть и благосостояние, а они играли не последнюю роль в жизни честолюбивого писаря.

Видимо, он активно участвовал в создании разведывательной сети, которую так успешно использовал в эти годы Б. Хмельницкий²⁰. Среди агентов Выговского был, в частности, переводчик великого визиря Сефера Кази-аги. Разведчиками являлись греки и сербы, сообщавшие информацию о событиях в Молдавии, Османской империи и Венгрии. Агентом был и Василь Верещага, секретарь польского короля Яна Казимира. Хмельницкий и его писарь получали достоверные сведения о замыслах султана, польского короля, крымского хана и т. д. Агенты гетманства имелись во всех крупнейших городах Речи Посполитой, включая Варшаву, Краков, Львов, Каменец-Подольский и др.

Тот факт, что Выговский являлся центральной фигурой на Чигиринском дворе, подтверждает и эпизод во время битвы под Берестечко в 1651 году. Выдвигая условия сдачи казаков, поляки требовали выдачи Хмельницкого, его семьи и Выговского.

Именно Берестечская битва стала переломным моментом, после нее положение писаря стало действительно исключительным и он добился полного доверия гетмана.

Во время битвы крымский хан, не выдержав напора поляков, отступил с поля боя. Хмельницкий и Выговский приехали к нему в стан, уговаривая вернуться. Хан ссылался на то, что на его татар «от огненного бою неведомо какой великий страх напал». Получив известие о приближении поляков, хан бросил стан и бежал еще дальше, захватив с собой заложниками гетмана с писарем. Какое-то время Хмельницкий с Выговским находились в ужасном положении, ожидая выдачи польскому королю. То, что писарь разделил с гетманом все унижения, отчаяние и ужас крушения всех планов и надежд, безусловно, необыкновенно сблизило их. Потом Выговский добился, чтобы его отпустили с отрядом в десять тысяч ордынцев для сбора выкупа. Но по дороге крымцы бросили Выговского. Он остался, по собственному выражению, с двумя татарами и тремя казаками. Добравшись до Павлочи, писарь организовал оборону против отрядов Орды, грабивших край²¹. Одновременно он носился по Украине, собирая деньги для выкупа гетмана. В конечном счете хан «с честью» отпустил Хмельницкого.

Вместе с писарем они вернулись в Украину, пережили трагедию взятия Киева литовскими войсками, вместе снова начали с нуля, вместе организовывали сопротивление польской армии. Понимая, что в условиях начинавшейся осени продолжать военные действия невозможно, поляки в начале сентября предложили начать переговоры. Хмельницкий настаивал на том, чтобы вел их Выговский.

Перемирие в тот момент означало спасение казацкой державы. Нужно было сбить поляков с их победного марша. Переговоры с польскими комиссарами во главе с Маховским шли трудно. Хмельницкий отказывался разорвать союз с Ордой, на чем настаивали поляки. Раздосадованный польский комиссар А. Мястковский намеревался уже покинуть лагерь, но его задержал Выговский и три часа спорил с ним. В своем дневнике поляк отмечал, что писарь «душа и ум Хмельницкого и руководит им как отец сыном». На самом деле у поляков ситуация тоже была не из легких, шляхтичи разбегались из армии, а зима катастрофически приближалась. Маховский обещал Выговскому всяческие блага, лишь бы гетман согласился на мир. Выговский заперся наедине с Хмельницким, долго его уговаривал, дошло даже до ссоры. Писарь вышел из комнаты разгневанный, но Богдан вскоре снова его позвал. Поляки настаивали, чтобы гетман и писарь приехали к ним в обоз, казаки наоборот хотели, чтобы комиссары прибыли в Белую Церковь. Теперь уперся Маховский, и Выговскому (по выражению очевидца, «почти что на коленях») пришлось упрашивать его уступить²².

На следующем этапе переговоров в Белой Церкви своевольная чернь попыталась убить польских комиссаров. Туда приехали A. Кисель, воевода смоленский Глебович и стольник литовский B. Гонсевский. Когда начался бунт, Выговский «себя за чуб рвал» и кричал: «ошалели вы что ли, панове, в огонь к холопам приехали? и мы, вас защищая, погибнем». С оружием в руках старшина отбила поляков у черни²³.

Со времени Берестечка и вплоть до смерти Хмельницкого гетман и его писарь выступали как единая команда. Уже осенью 1651 года польские дневники сообщали, что «без Выговского, войскового писаря, ничего не происходит»²⁴. Он принимал участие в победном сражении под Батогом в июне 1652 года, после которого осенью Хмельницкий поручил ему исполнить почетную миссию – возглавить свадебный поезд его старшего сына Тимофея в Молдавию.

Хмельницкий рассматривал этот династический брак как очень важный шаг в упрочнении внешнеполитического влияния Украинского гетманства. Прекрасный воин, Тимош Хмельницкий вовсе не отличался большими дипломатическими способностями. Бракосочетание, устроенное на штыках, не могло проходить гладко, и Выговскому приходилось немало изворачиваться, чтобы сгладить впечатление о «сватах». Так, когда молдавский господарь Василий Лупу обратился к Тимошу с приветственной речью, «тот на это не ответил ни слова, только стоял как вкопанный и кусал себе губы, – за него отвечал Выговский»²⁵.

Трудно переоценить влияние и то особое положение, которое занимал Выговский у гетмана. Позднее он сам признавался русскому стольнику В.П. Кикину, что нередко использовал свое положение писаря, вольно трактуя челобитные к Хмельницкому. «Кто будет ему недруг, а пишет о чем к гетману, и он читал не то, что писано, – читал, чем бы разсердитовать на того, кто о чем пишет»²⁶.

В историографии укрепилось совершенно необоснованное представление о Выговском как о стороннике «пропольской партии» (в противоположность «прорусским» сторонникам). На самом же деле на протяжении долгих лет, пока Хмельницкий вместе со своим писарем долго и упорно вел успешные войны против Речи Посполитой, Выговский поддерживал неформальные и тесные контакты с Москвой. Любому, кто просматривал отчеты русских послов, трудно представить Выговского «тайным польским шпионом».

Еще осенью 1649 года русские послы на Украине Г. Неронов и Г. Богданов дали Выговскому две пары соболей «сверх тое пары, что ему прислано государева жалованья». Это была «доплата» писарю за переданную русским копию статей Зборовского договора²⁷. В августе 1650 года русский посол В.В. Унковский тоже вручил ему пару соболей сверх положенного – тайно, «до приезду гетманова», «чтоб государю служил»²⁸. В этот период писарь выказал себя большим поборником интересов царя, он содействовал нейтрализации и даже высылке из Украины Тимофея Анкундинова, очередного самозванца, чрезвычайно беспокоившего царя напоминанием о Смутном времени.

Выговский имел секретные контакты и с пограничными Путивльскими воеводами, которые обращались к Выговскому «для проведования всяких вестей»²⁹. Когда в феврале 1652 года назначили нового Путивльского воеводу, ему было приказано писать к Выговскому «тайно без имян», так же как до этого делал его предшественник. Новому воеводе было поручено секретно послать писарю пару соболей³⁰.

Не довольствуясь такими контактами, Выговский сам направлял своих посыльных в Москву – с письмами и вестями. Например, в июне 1651 года он использовал с этой целью грека и. Мануйлова и серба В. Данилова. Причем в Москве подозревали, что про этих посланцев «не ведает и гетман Хмельницкий»³¹. Писарь передавал с ними копии писем польского короля, крымского хана и т. д.

И до, и особенно после Берестечко (когда гетманство было в весьма тяжелой ситуации) Выговский обещал «служити государю, сообщая о всех сношениях Хмельницкого». При этом во время своих контактов с русскими Выговский был «добре того опасен, чтоб гетману про то не донеслось». Он заявлял, что если «про то от кого ведомо учинитца гетману», тот «велит его за то карать». И как бы, между прочим уговаривал царя «принять их под свою руку».

В июне 1652 года на Украину приехал русский посол В. Унковский. Он виделся с Выговским, и тот отдал ему списки с иностранных грамот, присланных к Хмельницкому, говорил о вестях и на образе клялся в верности царю. Он даже высказывал свою «мечту»: приехать в Москву, увидеть царя «с отцом своим, и з братьеми, и с иными приятели»³².

Писарь всегда был не чужд некоторого бахвальства. Он и русскому воеводе заявлял: «А меня де и венгерский король зовет к себе и власть мне, и жалованье великое дает. И показал грамоту за рукою венгерского короля написана: как де приедешь ко мне, стану тебе давать по полутаре тысечи золотых червонных на год да городы дам немалые и учиню великим начальником над войском своим». Демонстрируя такие щедрые предложения от венгров, Выговский тут же подчеркивал: «Я де не мышлю мимо великого государя никуда ехати»³³.

В преддверии заключения Переяславского соглашения с Москвой, в июне 1653 года, в Украине находились очередные русские послы А. Матвеев и и. Фомин. При встрече с Выговским они объявили ему государеву похвалу, возвратили грамоту султана, тайно посланную писарем в Москву, и наградили его тремя сороками соболей (сор'oк соболей – комплект на шубу. – Т. Т.). Выговский снова клялся в верности и сообщил русским различные важные сведения. За это кроме ста двадцати соболей, врученных официально на приеме, писарю дали еще пять пар соболей – «послано к нему на двор тайно, чтоб гетман Богдан Хмельницкий про то и нихто б не ведал»³⁴. В августе история повторилась. В декабре русские послы Р. Стрешнев и М. Бредихин привезли писарю очередное государево жалование – четыре сорока «добрых» соболей. Причем Выговский попросил «при гетмане дать небольшое» жалование, утверждая, что Хмельницкий рассердился, когда казацким послам в Москве сказали про него «похвальные слова»³⁵.

Насколько важную и конфиденциальную информацию предоставлял он русским воеводам? Встречалось ли в его сообщениях русским такое, что могло бы повредить Хмельницкому или дискредитировать его?

По мнению украинского историка Ю. Мыцыка, подобное поведение Выговского вписывается в общую концепцию внешнеполитической игры Украинского гетманства эпохи Хмельницкого. Пожалуй, с этим мнением можно согласиться. Гетман изображал «злого», бескомпромиссного политика, а писарь – уступчивого и сговорчивого, всегда готового сыграть роль «буфера» в переговорах с Богданом. Этот прием использовался и с поляками, и с русскими. Причем такая игра как нельзя более подходила Выговскому – честолюбивому и неравнодушному к внешним атрибутам власти. Он с удовольствием принимал дорогие подарки, взятки, раздавал обещания походатайствовать перед гетманом, повлиять на принятие решений и т. д. А заодно – узнавал намерения «противной» стороны, ее тайные желания и планы. Скорее всего, такая игра была заранее спланирована и срежиссирована при активном участии самого Богдана.

Конечно, даже в этих безоблачных отношениях случались срывы и проблемы. Это было неизбежно при вспыльчивом характере Хмельницкого, только ухудшавшемся с годами и от пережитых личных трагедий. Но эти конфликты никогда не касались вопросов политики или профессиональной деятельности Выговского. Так, летом 1653 года произошла ссора Павла Тетери с младшим братом Ивана Данилой. В результате войсковая рада приказала Данилу казнить. За него вступился брат – генеральный писарь, но и сам чуть не поплатился головой. К тому же как раз в этот момент слуга Выговского побил гетманских челядников, и Хмельницкий в гневе приказал казнить самого писаря. В результате не без вмешательства остальных старшин все улеглось³⁶. Возможно, эта вспышка была обусловлена личными бедами Богдана – гибелью его сына Тимоша и неудачами на молдавском фронте.

Что касается активных контактов Выговского с Москвой в 1653 году, то они были не случайны. За ними стояло обострение внешнеполитической ситуации вокруг Украинского гетманства. Особенно резко это проявилось осенью 1653 года, после провала миссии Тимоша Хмельницкого в Молдавии и создания грозного польско-венгерско-турецкого союза, направленного против казаков. Генеральный писарь лично возглавил переговоры, проходившие под Каменцом-Подольским с представителями Речи Посполитой и Крыма. Однако в их ходе стала окончательно ясна измена хана и необходимость предпринимать срочные шаги для спасения гетманства.

Выговский лично встречает прибывших на Украину российских послов. Именно он уведомил их о прошедшей старшинской Переяславской раде. Кстати, его слова – единственный источник об этом событии. Только от Выговского мы знаем о речи Богдана и «единодушном» желании казаков «под царя восточного»³⁷.

Надо отметить, что русские считали писаря одним из главных своих сторонников в окружении Хмельницкого. Отправлявшемуся в Украину В. Бутурлину приказывалось дать писарю шесть сорока соболей официально и три сорока – тайно³⁸.

Такие отношения Выговского с Москвой продолжались и после Переяславской рады 1654 года (т. е. принятия Украинского гетманства «под высокую руку» царя). В августе 1654 года русский посол и. Ржевский тайно от гетмана наградил Выговского за то, «что ты ему великому государю служишь и работаешь во всяких мерах», пожаловав сорок соболей³⁹.

Принимал участие писарь и в дальнейших военных событиях, в частности в знаменитой битве под Охматовым в январе 1655 года. Там он командовал авангардом казаков и принял на себя первый удар орды. Как всегда, когда наступил критический момент, писарь не потерял голову и в тяжелейшей для русско-украинского войска ситуации точными действиями артиллерии выиграл время для перегруппировки основных сил Хмельницкого.

После этого, в августе 1655 года, казацкие войска под командованием Выговского захватили Чортков, где находился сын Брацлавского воеводы П. Потоцкий и множество польской шляхты. Затем он вместе с Хмельницким принял участие в осаде Львова. Во всех этих действиях писарь проявил себя как жесткий последователь антипольской линии Хмельницкого. Во время переговоров с представителями львовского магистрата он придерживался тех же требований, что и русский воевода В.В. Бутурлин. Ударяя кулаком по столу «с большой злостью» при каждой своей фразе, писарь сказал, что погибель ждет Речь Посполитую, ибо уже сам Бог от нее отступил и соответственно надеяться полякам не на что. Не ограничиваясь этим, он заявил: «Куда казацкая сабля дотянулась, там и казацкая власть быть должна»⁴⁰.

Получив огромный выкуп от Львова, казацкая армия отступила, а отряд Данилы Выговского, родного брата писаря, направился дальше в Польшу и даже захватил Люблин.

Начиная с 1655 года Хмельницкий вел весьма независимую политику, ее цель состояла в полном уничтожении Речи Посполитой. Именно в этом гетман видел залог безопасности для гетманства. Основные усилия украинской дипломатии этого периода были направлены на создание союза со Швецией и Трансильванией с целью продолжения войны с Речью Посполитой для ее окончательного уничтожения.

Казак в степи. Рисунок С. Васильковского

Швеция летом 1655 года вторглась в пределы Речи Посполитой (знаменитый «потоп») и тем самым коренным образом изменила европейский расклад сил. Польскому королю Яну Казимиру пришлось бежать в Силезию. Литва заключила с Карлом Х Кейданский договор, по которому признала власть шведского короля. Но тем самым были поставлены под угрозу все военные успехи русско-украинских сил в Белоруссии.

Во всех действиях украинской дипломатии Выговский принимал самое активное участие. Он переписывался со шведским королем, постоянно поддерживал связь с их сторонником польским канцлером и. Радзиевским и с трансильванским князем Ракочи. При чем вел себя также, как и с русскими. Он заверял иностранных монархов в своей преданности (например, к Ракочи он писал, что «готов обязательно исполнить то, что будет воле вашего светлейшего высочества»⁴¹). Во время переговоров с венграми в августе 1655 года писарь давал конфиденциальные указания послу Ракочи, как наилучшим образом вести себя с гетманом: «Выговский сказал мне в секрете, чтобы я засвидетельствовал гетману свою добрую волю, послав немного провианту» русским. При этом он нелестно отзывался о воеводах, называя их «жидами», из чего венгр заключил, что казаки «не слишком хорошо» настроены к русским⁴².

Словом, отношения Выговского со всеми иностранными послами и государями строились таким образом, чтобы убедить их в исключительно конфиденциальном характере этих отношений и в особой расположенности Выговского именно к данной партии. Например, шведский король Карл Густав в январе 1655 года благодарил Выговского за помощь в установлении дружественных отношений между Швецией и Войском Запорожским⁴³. Другой вопрос, доверял ли в действительности кто-нибудь из дипломатов льстивым речам всемогущего писаря и что на самом деле стояло за сладкими обещаниями Выговского.

В январе 1656 года произошло событие, еще больше укрепившее положение Выговского. Его младший брат Данило женился на любимой дочери Богдана Хмельницкого Катерине. Родственные связи имели огромное значение в Украинском гетманстве, и такой брак доказывал наивысшее доверие гетмана к семье Выговского. Венчал молодых сам Киевский митрополит Сильвестр Косов⁴⁴. Эта свадьба была тем более значима, что в начале 1656 года случается первый приступ болезни гетмана (инсульт). Соответственно вопрос о наследнике уже витал в воздухе.

А осенью 1656 года разыгрались трагические события вокруг подписания русско-польского Виленского перемирия. Хмельницкий считал его ошибкой, предательством и пребывал в полном неистовстве. Выговский во многом разделял мнение своего патрона.

В ноябре 1656 года посланец воеводы Андрея Бутурлина не был допущен к гетману, а когда он «лист подал писарю Ивану Выговскому; и писарь лист рванул из рук сердитым обычаем». Сам Бутурлин, докладывая в Москву об украинской реакции на Виленский договор, писал: «...гетман и писарь... в большом сумненье, и опасаясь де тово (договора. – Т. Т.), посылал посланцов своих к венгерскому Ракоце и к волоскому и к мултянскому владетелям и к крымскому хану, чтоб они все были с ним в соединенье»⁴⁵.

В этих тревожных условиях осенью 1656 года Выговский лично проводил переговоры с послами Ракочи в Чигирине. Хмельницкий, видимо, плохо себя чувствуя, передал все на откуп своему писарю, приказав послам Ракочи «говорить о всех вопросах... с паном Выговским». Писарь занял весьма жесткую позицию. Он явился вместе с полковниками к венгерским послам и они «не сажаясь, категорично заявили: „Скажите, хотите вы нашей дружбы или нет? Гетман не хочет больше тянуть с этим вопросом... он не может дольше задерживать полковников“». Послы просили дать им время посоветоваться с Ракочи, но Выговский «на это ответил, что ни гетман, ни полковники далее ждать не будут, если вы не хотите, можете взять свои письма и возвращаться как сюда приехали»⁴⁶. Переговоры завершились подписанием договора Украины с Трансильванией.

Болезнь гетмана не только усилила позицию писаря, но впервые поставила вопрос о преемнике. В этих условиях Выговский начинает мечтать о гетманской булаве. И хотя иностранные послы постоянно докладывали своим государям, что «канцлер не стремится к власти»⁴⁷, некоторые события выдавали сокровенные мысли писаря. Так, осенью 1656 года Выговский пригласил Хмельницкого на открытие основанного им монастыря. Когда после пиршества Богдан пошел спать, один из гостей поднял тост за Выговского, чтобы тот стал гетманом. Хмельницкий проснулся, услышал эти слова и, как описывал очевидец, «велел седлать коней, приехал с 30 казаками, напал на Выговского и уже наполовину обнажил саблю, приговаривая: хочешь быть гетманом! Кровь все же не пролилась, оба поехали в Чигирин, гетман слез с коня у дома Выговского, и там они начали ругаться. Выговский незаметно распорядился, чтобы пришли его солдаты. Он плакал перед гетманом, а сам поглядывал через дверь, нет ли там кого, а уж тогда набрался духа, как увидел своих людей. Тогда гетман сел на коня и поехал домой»⁴⁸.

Это был первая, но не последняя ссора Ивана с Хмельницким из-за своих тайных мечтаний. Почему ему так хотелось булавы? Вероятно, одна из причин заключалась в непрестижности титула писаря. Несмотря на то что этот пост принес реальную власть, влияние и деньги, польские и ополяченные украинские шляхтичи смотрели на писаря с презреньем. Самый яркий пример тому – обстоятельства второй женитьбы Выговского.

Он овдовел еще в 1651 году и долго не решался на повторный брак. Но затем влюбился как мальчишка в Елену Стеткевич, дочку минского воеводы Богдана Стеткевича и княгини Елены Соломирецкой. Род был очень именитый, сенаторский, рядом с которым простые шляхтичи Выговские, к тому же примкнувшие к казакам, казались чуть ли не плебеями. Надменный Стеткевич, считая брак дочери с писарем мезальянсом, отказал Ивану. Но Елена, видимо, имела другое мнение относительно перспектив брака с честолюбивым писарем (прямо как Мотря Кочубей). Наверняка не без ее согласия Выговский решился на дерзкий поступок: несколько тысяч его слуг выкрали девушку и с почестями привезли в Киев. Там писарь сделал официальное предложение руки и сердца, осыпал Елену богатыми подарками и обещал в случае отказа вернуть ее к родителям. Красавица дала согласие, которое получило благословение самого Киевского митрополита Сильвестра Косова. Брак был заключен⁴⁹. Можно не сомневаться, эти события стали дополнительным стимулом для Выговского, чтобы добиваться гетманской булавы.

После провала военного похода казаков на помощь Ракочи весной 1657 года Хмельницкий и Выговский предприняли попытку договориться с поляками. Писарь (как и гетман) написал письма польскому канцлеру Стефану Корыцинскому и польскому послу Станиславу Беневскому, своему старинному знакомому еще по работе в Луцке. Иван не преминул в своей обычной манере выказать себя усердным сторонником польской партии. Он писал в апреле 1657 года польскому королю: «Изустное донесение его милости, пана Беневского... покажет... как много старался я об устранении и совершенном прекращении домашних смут, напрягая все свои силы, чтобы перемена в статьях... могла быть согласна с благом обеих сторон»⁵⁰.

Поляки не обольщались относительно лояльности писаря. Они слишком хорошо помнили события под Люблиным. Криштоф Перетяткович, ездивший на Украину вместе с Беневским, описал в своих записках, как ему пришлось тайно уговаривать Павла Тетерю, чтобы тот «склонял сначала писаря Выговского, есаулов, полковников, а потом и самого гетмана, к тому, чтобы его милость пан Беневский, приехав, мог безопасно от имени Речи Посполятой вести переговоры о мире»⁵¹.

Надо отдать должное Выговскому, несмотря на все его честолюбивые мечты, он никогда не пользовался своим положением, чтобы очернить Богдана в глазах русских или иностранных послов, хотя ему часто предоставлялась такая возможность. Находясь в очень близких отношениях с Хмельницким и играя ведущую роль при его дворе, Выговский мечтал о булаве – однако, не вместо, но после своего патрона.

Во время посольства Ф. Бутурлина летом 1657 года резко проявились русско-украинские разногласия. Москва была недовольна походом казаков на помощь Ракочи, а уже смертельно больной Хмельницкий говорил раздраженно и резко. Выговский при этом прикладывал все усилия, чтобы смягчить конфликт, и всячески старался оправдать и выгородить своего патрона. После официального приема русских послов Иван пришел к Бутурлину и уговаривал его не предавать большого значения гневу гетмана. «И писарь Иван Выговской говорил, взирая на образ Спасов, перекрестя лице свое и великие клятвы поднося, говорил окольничему и дьяку: гетман его царского величества Войска Запорожского Богдан Хмельницкий и он, писарь, и все Войско Запорожское великому государю нашему, его царскому величеству, во всем истинны слуги и подданные без всякие шатости…»⁵².

Через несколько дней, после очередной ссоры гетмана с русскими, Выговский снова приходит к Бутурлину и уговаривает не гневаться на неудачные переговоры с гетманом: «...дескать, и вы бы на это не сердились, потому что гетман сильно болен. А что он в тяжкой своей болезни запальчиво говорил, то это ему следовало бы простить. В несчастье своем ныне на всех сердится, нрав у него такой, и нас всех бранит, почти и подойти к нему нельзя»⁵³.

Оправдывая Хмельницкого, Выговский продолжал и свои неформальные отношения с русскими. Так, Бутурлин попросил его показать дипломатические письма к Хмельницкому. И писарь ответил на это: что даже если он от гетмана в чем-нибудь пострадает, но все равно готов великому государю служить. И в тот же день «принес к окольничему девять подлинных писем, да копию посланий к гетману Богдану Хмельницкому римского цесаря, шведского короля, венгерского князя Ракочи, молдавского и валашского господарей, крымского хана и Сефер Газы-аги»⁵⁴.

Информация Выговского была для русских бесценна. Когда Бутурлин пытался получить от подписков (помощников) Выговского детали шведско-украинских переговоров, они объяснили, что все эти переговоры вел лично писарь тет-а-тет, на латыни.

Но было бы неверно преувеличивать лояльность Выговского к Москве. Бутурлин был очень раздражен из-за заключенного Хмельницким без уведомления Москвы договора со Швецией и Трансильванией. Писарь на это заметил: «...как царь в своей земле царь, так гетман в своей земле князь или король, он свою страну саблей добыл и из ярма освободил... Если хотите – сохраняйте дружбу и живите с нами по-доброму, если нет – будем бороться и нашлем на вас татар, шведов и венгров»⁵⁵. Правда, об этой словесной перебранке мы знаем только от венгерского посла, а в официальных отчетах русских послов она отсутствует…

События 1656–1657 годов давали отличную возможность Выговскому доказать свою преданность Москве и попытаться сместить Хмельницкого. Это был тот реальный путь получения булавы, путь, который впоследствии с успехом использовали Пушкарь, Брюховецкий и многие другие украинские политические деятели. Но Выговский никогда не доносил в Москву о планах военного похода против Польши или о негативной реакции Чигиринского двора на Виленский договор. Наоборот, всегда активно поддерживал действия гетмана.

Честолюбивый, порывистый Выговский никогда в своей жизни не опускался до того, чтобы, делая карьеру, пресмыкаться перед сильными мира сего. Наоборот, часто вел себя гордо и вызывающе, чем вызывал злобу у многих русских воевод, а позднее – ненависть поляков. Вплоть до смерти Богдана Хмельницкого он предпочитал оставаться верным лично гетману и его политике в целом (включая независимую дипломатию), нежели с помощью Москвы (или какой-нибудь другой «третьей» партии) добиваться булавы.

С точки зрения царского правительства Хмельницкий и Выговский, оказались далеко не самыми удобными лидерами Украины. Вместо того чтобы слепо следовать воле царя и помогать в решении внешнеполитических задач, довольствуясь внутренней автономией, они вели собственные независимые дипломатические игры, которые подчас нарушали планы Москвы и соответственно нервировали ее.

Не удивительно, что постепенно русские послы перестали делать различие между своевольным гетманом и его писарем, о влиянии и роли которого они были прекрасно осведомлены. Москва была неприятно шокирована независимой и своевольной политикой Украинского гетманства.

В первый раз недовольство Москвы Выговским проявилось, когда он обратился с просьбой к царю передать ему белорусские имения его жены Елены Стеткевич. Дело в том, что его сварливый тесть умер, и жена Ивана Елена становилась единственной наследницей богатых поместий. Еще в июне 1657 года в разговоре с воеводой Ф. Бутурлиным Остафий Выговский (отец Ивана) осторожно намекал, что его сын женился на дочери Богдана Статкевича, «у которых маетности в Оршанском повете», и они-де «хотят бити челом... чтоб его царское величество пожаловал, велел маетности их дати им так же, как его царское величество милость и жалованье и к иным шляхтичем». Он имел в виду поляков, которым разрешили вернуться в их бывшие белорусские владения. Двумя неделями позже уже сам Иван Выговский повторил свою просьбу, подчеркнув при этом, что сам всегда преданно служил царю, а польские шляхтичи получили от царя имения в Белоруссии «вовсе ему не служа»⁵⁶.

Трудно сказать, почему в царском окружении решили отказать влиятельному писарю в его вполне законной просьбе. Возможно, из-за попыток гетманской администрации распространить свою власть на Белоруссию (чему Алексей Михайлович категорически противился). А может быть, сказалась досада на слишком независимое от Москвы поведение Выговского.

К лету 1657 года здоровье Хмельницкого резко ухудшилось, и уже отчетливо встал вопрос о преемнике. Всегда адекватно мысливший гетман, поддавшись родительским чувствам, пожелал, чтобы булава досталась его младшему сыну Юрию Хмельницкому. Кандидатура была совершенно неподходящей. Болезненный, слабый и юный (ему было всего 16 лет) Юрий был скорее склонен к монашеству, чем к правлению. Понимал это и Выговский, понимали это и другие старшины. Тем не менее, на раде в середине мая преемником избрали Юрия.

До нас дошел эпизод, относящийся к лету 1657 года. Хмельницкий узнал, что часть казацкой старшины желала отдать булаву не его сыну, а Выговскому. Тогда Богдан «писаря перед собою велел росковать по рукам лицом к земле, и держать его не мало не целой день, покаместа у него гетмана Богдана Хмельницкого сердце ушло. А он де Иван, лежа на земле, все плакал, и гетман де его простил»⁵⁷. Возможно, этим гетман хотел напомнить писарю, как тот был прикован к татарской пушке в 1648 году и кому он был обязан своим спасением и высоким положением.

Но даже тяжкое, унизительное наказание и страх, который испытывали перед Богданом все в его окружении, не истребили желания Выговского стать гетманом. Он четко понимал реальную возможность, открывавшуюся перед ним в связи с болезнью гетмана, а его честолюбие (возможно – и жена) еще больше подталкивало его к булаве. Справедливости ради надо признать, что в 1657 году Выговский объективно был практически единственной кандидатурой, способной стать достойным преемником Хмельницкого, поддерживать высокий уровень дипломатических отношений и сохранять силу и единство Украинского гетманства. По крайней мере, будущее показало, что Юрий Хмельницкий таковой фигурой не стал.

В июле 1657 года Богдан умер, и Выговским овладело лихорадочное желание прорваться к верховной власти. Не скрывая амбиций и намекая на серьезную поддержку, писарь говорил венгерскому послу, что если после похорон его выберут правителем, он примет это, только если вся старшина ему присягнет. Московский царь также писал ему, что отдаст Украину Выговскому в руки – чтоб он ею распоряжался⁵⁸.

Пятого сентября 1657 года (н. ст.), сразу после похорон Богдана Хмельницкого, Выговского избрали на Чигиринской раде гетманом – правда, «до тех мест, покамест взмужает сын гетманской Юрья Хмельницкой». Выговский кокетливо уверял русских, что он «от того уряду отговаривался», «де того и не хотел, да не мог де ослушатца войска»⁵⁹. А 6 сентября (н. ст.) он уже подписывает универсал как «гетман Войска его царского величества Запорозким»⁶⁰.

В литературе широко распространено глубокое заблуждение, что Выговский принял от Богдана Хмельницкого цветущее и успешное гетманство, которое затем своим правлением довел до Руины. На самом деле булава досталась Ивану в крайне тяжелый для Украинского гетманства момент. Смерть Богдана практически совпала с крахом его внешней политики. Заключение невыгодного Украине русско-польского Виленского перемирия, участие в войне на тороне Трансильвании и резкое ухудшение отношений с Москвой, военное поражение союзников Хмельницкого шведов и венгров – все это привело гетманскую дипломатию к сложно преодолимому тупику. К тому же мирная передышка (прекращение военных действий на собственно украинских землях) обострила проблемы с оставшимися не у дел «показаченными», т. е. примкнувшими к казакам в ходе восстания Хмельницкого крестьянами.

На протяжении ряда лет они время от времени создавали проблемы гетманской администрации. Авторитет и популярность Богдана Хмельницкого сглаживали конфликты. Но еще при его жизни летом 1657 года произошел первый открытый бунт «показаченных», которые отказались слушаться своей старшины.

Яркая, но противоречивая личность нового гетмана могла только усилить смуту на Украине. Его ненавидели старые «боевые» полковники Пушкарь и Джеджалий, считавшие себя обойденными в притязаниях на булаву. Его не признавало Запорожье, оскорбленное за неучастие в выборах. Массы «показачившихся» считали его чуть ли не «ляхом» и постоянно припоминали, что Богдан в свое время выкупил его за лошадь у татар. Негативно отзывался о нем и лидер прорусской партии Нежинский протопоп Максим Филимонович⁶¹: «...только себе и своему роду чинит добро»⁶². Украинская дума оставила также крайне негативный отзыв о Выговском: «...серьдце мов камень, а розум бисовський». Знаменитый запорожский атаман Иван Сирко называл его собакой. Длительные доверительные отношения Выговского с Хмельницким и его влияние на гетмана должны были вызывать ревность коллег и ненависть врагов. В результате его ненавидели все: поляки и их сторонники, равно как русские и их Левобережная партия.

В свою очередь, Выговский не любил и боялся масс «показачившихся». В этом была трагедия и парадокс Выговского. С одной стороны, в условиях, когда Украина все еще вела войну за национальное возрождение, не мог стать признанным всеми лидером корыстолюбивый писарь, не «природный казак», а купленный у татар за лощадь «лях», вдобавок женатый на дочери польского магната. Но с другой стороны, Выговский был по образованию юристом, с 1648 года служил генеральным писарем и будучи ближайшим к Хмельницкому доверенным лицом, являлся единственным человеком на Украине, посвященным во все внутренние и внешние политические проблемы Украинского гетманства. Безусловно, Выговский со своими знаниями был незаменим на должности гетмана.

Таким образом, уже само избрание Выговского гетманом вызывало много споров и не могло способствовать единению Украины. Очень ярко охарактеризовал ситуацию казак Киевского полка Иван Прокофьев. На вопрос, кого изберут гетманом, он ответил: «...называется писарь Иван Выговский и полковников добрит за то, чтоб его учинили гетманом; только де войском его не хотят... А про гетманскова сына говорят, что не сдержать гетманства»⁶³.

Стремясь к сильной власти, Выговский сам, отстранив Юрия, создал прецедент, нарушив установившийся закон и волю гетмана – пусть и умершего. Он приоткрыл сосуд, и оттуда уже через два месяца вырвался джинн своеволия и анархии. Джинн, который погрузил Украинское гетманство в пучину Руины, бушевавшей долгие десятилетия.

Разногласиями в украинском обществе сразу же воспользовались внешние силы. Поляки начали активно распускать слухи о якобы планировавшихся русскими нововведениях: назначении русских воевод во все украинские города, сборе налогов в царскую казну (никакие налоги «на царя» так с 1654 года и не взимались), переформировании казацких полков в драгунские и пр. Говорили, что всех заставят ходить в лаптях, а Московский патриарх будет жить в Киеве. Хотя в Посольском приказе посланцев Выговского уверяли, что «у его царского величества, и в мысли не бывало» ничего подобного, но казаки русским не верили.

К проблемам в стране добавились и личные невзгоды. В октябре Выговский похоронил в Киеве свою сестру, жену П. Тетери⁶⁴.

На фоне всех слухов, а их активно обсуждали все слои населения, в октябре в Корсуни состоялась новая всеобщая рада. Выговский отказался от булавы, объясняя это присылкой от великого государя «пунктов», в которых «написано, что прежние их вольности отнять; и он де гетман в неволе быть не хочет»⁶⁵. Однако рада булаву ему вернула, и решили за вольности «стоять все вместе заодно, чтоб ничего у них не отнять». На этот раз старшина и казаки избрали Выговского «совершенным гетманом» (а не «временным»), отметив, что в такой трудной ситуации главой не может быть слабый «хлопец», т. е. Юрий Хмельницкий. Было решено требовать от царя исполнения прежних соглашений, заключенных в 1654 году.

Так началось гетманство Ивана Выговского, которого часто обвиняют в пропольской политике и развале Украинского гетманства. Между тем Выговский не делал ничего принципиально нового – он лишь следовал основным направлениям политики Хмельницкого. Почему? Во-первых, потому что он был хорошим и талантливым учеником. Во-вторых, потому что он сам был одним из творцов и проводников этой политики. Хитрая и изворотливая дипломатия Выговского-гетмана, его стремление для достижения своих целей опираться на различные иностранные державы – было прямым продолжением политики Хмельницкого. Команда Выговского, на которую он опирался во время своего гетманства, была практически та же самая, что и у Богдана Хмельницкого – Богун, Тетеря, Нечай, Гуляницкий и др.

Каковы были основные цели внешней политики Хмельницого в последние годы его гетманства? Союзнические отношения с Трансильванией, достижение соглашения со Швецией. Хмельницкий крайне негативно относился к Речи Посполитой, и в последние годы жизни имел весьма формальные отношения с Московским государством, сохраняя их лишь на крайний случай. В конце жизни из-за неудач на дипломатическом фронте Богдан был вынужден начать переговоры с польскими послами о перемирии.

Теперь посмотрим на первые шаги нового гетмана. Сразу после смерти Хмельницкого и даже еще до своего формального избрания Выговский имел встречу с венгерским послом Шебеши. Он заявил ему: «Мы сохраним договор с венграми, так как у нас союз не с одним князем, но с государством»⁶⁶. Семнадцатого августа, сразу после избрания регентом при Ю. Хмельницком, Выговский подписывает «Декларацию Войска Запорожского». Она подтверждала украино-трансильванский союз и обязанность казаков защищать венгров от «татар, турок и других врагов». Кроме того, Выговский выслал послов в Крым. Он продолжил переговоры с польским посланцем Беневским (они начались еще при жизни Хмельницкого) и подписал перемирие с поляками вплоть до Пасхи. Но как отмечали сами поляки, после смерти Хмельницкого Беневского «очень плохо принимали… был как в плену, каждый час ожидая смерть от безбожных тиранов»⁶⁷.

Наконец, в октябре 1657 года, сразу после Корсунской рады, окончательно утвердившей булаву за Выговским, он подписал Корсунский договор со Швецией. Это соглашение говорило о «взаимной любви, дружбе, помощи и военном союзе против общих врагов и тех, кто помогает врагам другой стороны за исключением великого князя московского («Magno Duce Moschouiae»), с ним Войско Запорожское связано тесным союзом и будет сохранять верность ему нерушимо». Но, несмотря на этот последний пункт, касавшийся царя, Московское государство не могло примириться с тем, что вассал самовольно становился союзником Швеции, страной, с которой русские вели войну. Этот договор с Карлом Х был главной целью внешней политики Хмельницкого на протяжении 1655–1657 годов. И факт его заключения осенью 1657 года дает нам еще одно подтверждение того, что Выговский был достойным преемником своего учителя и друга.

Продолжая политику Хмельницкого, Выговский вел себя практически как глава независимого государства. Он завершил усилия Богдана, направленные на заключение договора с Трансильванией и Швецией, но, как и у Хмельницкого, это еще не означало желания разорвать союз с Москвой. Находившийся в начале осени 1657 года в Чигирине венгерский посол Шебеши считал, что Выговский «хочет оставаться царским подданным… хочет завоевать Польшу для царя». Новый гетман даже пытался примирить Россию со Швецией. Полковнику Артамону Матвееву он предлагал написать шведскому королю, чтобы тот «поискал мира правдою и помирился по его царского величества воле»⁶⁸. С русскими он продолжал общение в своей обычной манере и, в частности, передал в сентябре Кикину копии писем молдавского господаря, польского короля и Беневского.

Но как оказалось, Выговский сам навлекал на себя несчастья. Его стремление к булаве стало гибельным для него, а попытки продолжать своевольную политику Хмельницкого, выступать в роли главы независимого государства еще более усложнили его положение. Если во время гетманства Хмельницкого Выговский был созидателем, который внес большой вклад в украинскую политику и государственное строительство, то во время собственного гетманства ему приходилось лишь плыть по течению, подчиняясь обстоятельствам.

Изменился не Выговский, а окружавший его мир. Швеция, столь успешно вторгнувшаяся в Речь Посполитую в 1655 году, к осени 1657 года потерпела поражение и теперь была уже не в состоянии не только помогать украинскому гетману, но и вообще играть сколько-нибудь серьезную роль в Восточной Европе. Шведского короля заботил поиск путей приемлемого мира с Московским государством и Речью Посполитой, а не союз с Войском Запорожским.

Трансильванский князь Ракочи, другой потенциальный военный союзник Украины в войне против Речи Посполитой, был разбит татарами с поляками и свержен. Его преемник, назначенный Портой, предпочитал вести гораздо более осторожную политику. Москве теперь нужен был не военный союзник в лице Украины, но послушный гетман, помогающий в достижении ее военных задач, смирившийся с московской политикой относительно Белоруссии и позволяющий русским воеводам контролировать внутреннюю украинскую ситуацию. А вот для Речи Посполитой жизненно необходимым становился союз с Украиной. Это было для польских магнатов единственной возможностью сорвать план Москвы относительно назначения царя наследником польского престола.

Попытки Выговского противостоять неблагоприятной внешней обстановке были сведены на нет резким ухудшением внутренней ситуации. Оппозиция, выступающая против гетмана и казацкой старшины, против административной системы гетманства, против сильной власти и жесткого порядка, всегда существовала в Украине. Эти анархические тенденции, своеволие и бунтарство возглавлялись запорожцами, не признававшими ничьей власти. Сторонники этих анархических тенденций преобладали среди так называемых «новых казаков», т. е. тех, кто стал казаками во времена восстания Хмельницкого, приняв в нем участие. В большинстве своем это были бывшие вольные и крепостные крестьяне, поддерживавшие гетмана, пока война приносила им хорошую добычу, и готовые растерзать своих лидеров после первых же неудач. Хмельницкому (как в свое время Сагайдачному) приходилось бороться с этой напастью на протяжении почти всего своего гетманства, особенно в мирные периоды, когда остро вставал вопрос о содержании «показаченных». Жесткая политика Богдана, с одной стороны, и его огромный личный авторитет – с другой, не позволили этим бунтам перерасти в серьезную угрозу гетманской власти⁶⁹.

Теперь все изменилось. Недовольство «черни» (или, как ее еще называли в Запорожье, сиромахи⁷⁰) становится благодатной почвой для политических авантюристов, которые играют на популистских лозунгах с целью достижения гетманской власти. Уже в октябре 1657 года в Запорожье начался бунт, возглавил его кошевой атаман Яков Барабаш. Выговский организовал экономическую блокаду Запорожья, и вскоре Барабаша свергли. Но в декабре того же года Полтавский полковник Мартин Пушкарь начал восстание на территории своего полка⁷¹.

Восставшие обвиняли Выговского в «измене» за его сношения с Речью Посполитой и Крымом, за то, что он не был «природным казаком», но «литвином»⁷², к тому же женатым на польской шляхтянке. Они посылали письма и депутации в Москву, доказывая свою верность царю и прося о свержении Выговского. Правда, они не могли привести никаких веских доказательств его вины, но Москва, как оказалось, с большой симпатией отнеслась к гетманской оппозиции. Царское правительство, всегда жестоко подавлявшее любые бунты на своей территории, неожиданно сочувственно отнеслось к Пушкарю и Барабашу. В Москве принимали их послов, выслушивали их жалобы и уговаривали обе стороны жить в мире.

Москва ждала и наблюдала. Сильная оппозиция мешала гетману вести независимую политику и должна была заставить его стать гораздо более уступчивым. Вероятно, к тому времени в Москве еще окончательно не определились, кого они в итоге предпочли бы видеть в качестве гетмана – Выговского или Пушкаря. С одной стороны, там, безусловно, хотели иметь гетманом человека, в чьей верности они были абсолютно уверены, но с другой – испытывали естественные опасение и недоверие к бунтарям.

Эта выжидательная политика провоцировала разрастание бунта. Восставшие были убеждены в поддержке Москвы, а позиция гетмана становилась день ото дня все более шаткой. В конечном счете ситуация вышла из-под контроля всех участников конфликта. В начале февраля 1658 года происходит первое открытое столкновение восставших с войсками Выговского, и территория Полтавского и Миргородского полков превращается в арену для братоубийственной войны. Гетманская власть держится на волоске, а Москва, успокоенная клятвенными заверениями восставших в своей верности, по-прежнему колеблется, чью сторону занять⁷³.

Ситуацию могли изменить встреча и весьма откровенный разговор Выговского с Путивльским воеводой Н. Зюзиным, которые состоялись в январе 1658 года. Выговский жаловался на М. Стрынжу, обвинявшего его в измене. По его словам, эти наветы делаются «чтоб меня и иных полковников убить и выбрати им гетмана и полковников по своим нравам». Гетман клялся, что он «ничему желатель ни чести, ни богатству, толко желатель государевой милости». Опасаясь, что, приехав в Москву для «всякого исправления», он будет сослан в Сибирь, Выговский высказывал предложение, чтобы царь лично вместе с патриархом Никоном прибыл в Украину и таким образом положил бы конец всем смутам. Зюзин же уверял Выговского в царской милости и советовал гетману поехать в Москву, «видеть государевы очи» и получить благословение патриарха⁷⁴. Гетман, похоже, поверил Зюзину и сказал: «Еду я ко государю отложа все, уверяясь на твою дружбу во всем, и будет мне что случися какое дурно и в том ты дашь ответ на страшном суде Христове»⁷⁵.

Воодушевление и эмоциональный подъем, вызванные данным разговором, вскоре сменились у Выговского разочарованием. Зюзин попал в опалу и уже не мог служить посредником между гетманом и царем. Выговский даже написал Алексею Михайловичу письмо, прося простить «оклеветанного» Зюзина⁷⁶. Но это могло только еще больше ухудшить и без того непростую ситуацию. Писал он и к Никону. Лишь в мае поступил холодный ответ, объясняющий, почему «великий государь положил свою царскую опалу» на Зюзина. Воевода стал жертвой начавшегося падения Никона (как и близкий и доверенный ему человек), и никакого отношения это к Выговскому не имело. Но на деле все получилось по-другому. Выговский испугался, в Москву не поехал и все меньше доверял русским.

В конце марта 1658 года запорожцы снова избирают Якова Барабаша кошевым. В то же время к Пушкарю присоединяется Миргородский полк, в котором новым полковником избирают Довгаля.

Весной 1658 года, в наиболее опасный для власти Выговского период, царское правительство предприняло попытку получить контроль над административным управлением гетманства, и отправило в города Белую Церковь, Корсунь, Нежин, Полтаву, Чернигов и Миргород своих воевод. Это было нарушением Переяславского договора 1654 года, согласно которому воевода должен был находиться только в Киеве. Выговский и его сторонники (особенно и. Богун) встретили воевод крайне неприязненно. Выговский раздраженно сетовал Скуратову на приезд воевод. Он-де просил ратных людей «и на Москве… тому ево писму бутто смеютца»⁷⁷.

Политика гетмана и его единомышленников, сторонников «государственной» группировки⁷⁸, коренным образом отличалась от политики Пушкаря и его последователей. Посланцы Пушкаря в Москву еще в декабре 1657 года заявляли: «...тому ради всею чернью и мещаня, чтоб царського величества воеводы у них в городех были, да не допускают де того полковники для своих корыстей»⁷⁹. Впоследствии за передачу административного управления в руки воевод будет выступать гетман и. Брюховецкий, лидер «анархического» крыла. Закончится, правда, это очень плохо.

Теперь уже в какие-то моменты Выговский даже жалел о своем избрании гетманом. Так, в личном письме к Богуну в марте 1658 года, в разгар восстания Пушкаря, у него вырывается: «На кручину то старшинство мне осталось... Ах, Боже наш! Тем бесчинником веровать, а нам, вижу, и слова не дадут доброго за наши услуги верные! Да судит Творец всем!»⁸⁰.

В этих условиях гетман вынужден предпринимать некие шаги, чтобы обеспечить собственную безопасность и безопасность своих сторонников. Казацкие войска не были особенно надежными в условиях гражданской войны, и Выговский начинает переговоры с Крымом. В апреле за хорошее вознаграждение он получает в помощь сорок тысяч татарских войск. Швеция и Трансильвания физически не могли поддержать Украину, да и не были заинтересованы в этом. Россия предпочла роль стороннего наблюдателя событий. Потому-то Выговский и обратился к старому союзнику Хмельницкого. И такой шаг представляется логичным продолжением политики казацких гетманов, хотя появление татарских войск резко ухудшили и без того непростые отношения гетмана с Москвой.

Соединившись с татарами, в начале июня 1658 года Выговский подступил к Полтаве и запер там Пушкаря. Осада проходила довольно вяло, а тут еще на сторону восставших перешел старый соратник Хмельницкого полковник Филон Джеджалий. Еще в 1648 году он привел к Богдану реестровых казаков и, возможно, считал себя обойденным в притязаниях на булаву. Джеджалий условился с Пушкарем «живьем выдать Выговского»: ночью восставшие ударят по Выговскому, и в это время Джеджалий перейдет на их сторону. Так и произошло. В ночь на воскресенье Пушкарь сделал вылазку с большим отрядом, достигавшим тридцати тысяч, и стал красться по лесу, где располагалось войско Выговского. Джеджалий со своими казаками «дал улицу», т. е. освободил проход пушкаревцам, и они вместе направились к шатру Выговского.

Но, как оказалось, гетман был наготове. Он спал одетым и, услышав шум, бросился бежать, схватил коня и ускакал к татарам Карачбея, стоявшим в миле от них. Не застав Выговского в шатре, Пушкарь обвинил Джеджалия в измене и тут же своей рукой прямо в шатре Выговского убил его. Началось замешательство, темная ночь не позволяла разобрать, в кого стрелять. Носач и Богун, организовавшие оборону, проявили необыкновенную стойкость. На рассвете подоспели татары вместе с Выговским. Когда казаки увидели гетманский бунчук, они перешли в наступление и ударили по пушкаревцам. Те, оказавшись между двух огней, были разгромлены. В бою сам Пушкарь погиб, а его голову принесли Выговскому⁸¹.

После разгрома под Полтавой казаки и мещане попросили пощады, и желавший примирения Выговский даровал им жизнь. Но после его отъезда казаки и татары Полтаву «разграбили и выжгли, и людей многих татаровя поймали в полон...». Русский стольник В.П. Кикин сообщил об этом Выговскому: «и гетман... ездил в город Полтаву, сам козаков и татар выбивал, и посылал к Карашбею мурзе отобрать у татар полон, который в Полтаве татарова взяли»⁸². Впоследствии гетман простил и главного соратника Пушкаря С. Довгаля. А наказным полковником покоренного полтавского полка он назначил самого популярного в народе полковника Ивана Богуна.

Дальнейшие отношения Выговского с русскими развивались по законам комедии ошибок. Только эти ошибки обернулись трагедией для обеих сторон.

В середине июля второй зачинщик восстания, запорожец Яков Барабаш, приехал к воеводе Г.Г. Ромодановскому⁸³. И сразу же распространяется слух, что Ромодановский Барабашу «булаву и бунчук дал и людем его твое государево жалованье». Барабаш принялся рассылать универсалы к казакам, «велит им к себе сбиратца»⁸⁴. Слухи распространялись как снежный ком. Уже через неделю Киевский воевода В.Б. Шереметев сообщал царю, якобы во всех городах «по ту сторону Днепра страх и боязнь великая и из всех городов бегут з женами и з детьми боясь Барабаша… а сказывают что Барабаш збираетца с людми да... от тебя великого государя многие ратные люди» присланы для разоренья Украины⁸⁵.

Разумеется, Выговский очень болезненно реагировал на появление таких «новостей». С крайним неудовольствием он говорил посланцу Шереметева Я. Крекшину, что Барабаш «пишет от себя универсалы свои во все городы и называет себя гетманом, а сказывает что бутто ему дана булава и бунчук». Гетман огорчался этими слухами, говорил «з болшим серцем и ножем себя хотел резать»⁸⁶. Как назло, в это же время на Украину был прислан подьячный Я. Портомоин, обычный русский разведчик, в наказе ему приказывалось не отвечать казакам ни на какие вопросы, все записывать, а сам наказ выучить наизусть и с собой не брать⁸⁷. Выговскому стало известно о цели приезда Портомоина. Того «привели на тюремный двор и поковали… в койданы»⁸⁸.

Раздражение Выговского объяснялось тем, что русские воеводы по-прежнему не выдавали Якова Барабаша, который, пользуясь этим, разыгрывал из себя «гетмана». Между тем еще в мае Г.Г. Ромодановскому был дан наказ, в нем предписывалось выдать бунтовщиков⁸⁹. Но Г.Г. Ромодановский и Киевский воевода В.Б. Шереметев выдавать Барабаша не спешили, чем, безусловно, еще больше подталкивали Выговского к конфликту. Именно Портомоину в 1658 году Выговский в гневе заявил, что если русские будут защищать бунтовщиков (последователей Пушкаря), «он де, гетман, молчать не будет; а к Киеву де пошлет он брата своего Данила с войском же и с татары, чтоб из Киева боярина и воевод выслать вон, а будет не вышлют, и ево в Киеве осадить»⁹⁰.

Через неделю под Киевом действительно появились полковники Белоцерковский и. Кравченко, Брацлавский и. Сербин, Подольский О. Гоголь и Паволоцкий и. Богун. Они заявили, что ждут Данилу Выговского и татар, а «под Киев де они пришли… для договору всяких дел»⁹¹. Но когда под Киев подошел Данило Выговский, он немедленно начал штурм города⁹². Русский гарнизон штурм отбил, но последствия военного конфликта были необратимыми.

Между тем все пленники в один голос твердили, что, посылая Данилу к Киеву, гетман не велел ему биться, а в бой Данило вступил по собственной инициативе⁹³. По их утверждениям, гетман приказал брату идти под Киев и требовать, чтобы Шереметев ушел в Москву, а если откажется – осадить. Данила же начал битву без указа⁹⁴.

Скорее всего, Данила действительно штурмовал Киев самовольно. Возможно, ввиду нестабильного положения брата и будучи женатым на дочери Б. Хмельницкого, он сам начал задумываться о гетманской власти⁹⁵. Тем временем этот эпизод стал еще одним обстоятельством, вынудившим и. Выговского заключить договор с Речью Посполитой.

Другой причиной были, безусловно, действия русских воевод, по-прежнему покровительствовавших мятежникам. В течение августа 1658 года Выговский трижды писал к Г.Г. Ромодановскому, чтобы тот отдал ему Барабаша⁹⁶. Это сделано не было (несмотря на наличие у него, как уже упоминалось, царского указа), но в конце августа Барабаш под конвоем был отправлен из Белгорода в Киев к В.Б. Шереметеву⁹⁷. По дороге в селе Гоголеве на них напал отряд казаков, Барабаша отбили и привезли к Выговскому.

Кошевого атамана под пыткой спрашивали, кто приказал ему назывался гетманом. Он ответил, что «ему о том повеленья великого государя… нет и грамот не присылано, гетманом назывался собою, хотел своего счастья отведать»⁹⁸. Но на этом Барабаш не успокоился и заявил, что в Киев его послали не для выдачи гетману, а чтобы заманить в город Выговского, которого В.Б. Шереметев должен был схватить⁹⁹. Издеваясь, Барабаш уверял Выговского, что у Ромодановского «ратных людей богато да... изготовлено сто тритцать (воевод), которым быти в городех Малые России»¹⁰⁰. При всей нелепости этих утверждений Выговский не мог не злиться. Он не воспринимал здравый вопрос воеводы Кикина: разве можно верить «вору и изменнику», осужденному на смерть?¹⁰¹

Двойственная позиция русских воевод в ситуации с Пушкарем оттолкнула от них Выговского. На фоне полного взаимонепонимания и множества мелких конфликтов 16 сентября 1658 года под Гадячем был заключен договор с Речью Посполитой.

Соглашение являлось выдающимся образцом юридической мысли Украинского гетманства и совместным плодом усилий и. Выговского и Ю. Немирича (украинского магната и авантюриста). Оно включало в себя создание триединого государства Речи Посполитой в составе Польши, Великого княжества Литовского и новообразованного княжества Руського. В состав последнего должны были входить Брацлавское, Киевское и Черниговское воеводства. Предусматривался выпуск собственной монеты, создание сейма, уничтожение унии и предоставление широких привилегий православию, реестр казаков в шестьдесят тысяч человек, свободное избрание гетмана и даже сохранение союза с Москвой. Отдельные статьи оговаривали учреждение академий, школ, библиотек и типографий¹⁰².

В своем манифесте европейским державам Выговский подчеркивал, что, принимая протекцию царя в 1654 году, он и Хмельницкий думали только о том, «чтобы сохранить и приумножить для себя и потомства нашего свободу нашу».

Несмотря на заключение Гадячского договора, было бы большим преувеличением полагать, что поляки считали Выговского «своим». На самом деле они, мягко говоря, недолюбливали нового гетмана. Литовский магнат Павел Сапега называл его «восковой нос» и зло добавлял: «Пусть гордится, как хочет, своим счастьем; настанет время, когда он вынужден будет укротить свою непреодолимую злость, недоступную ни для каких убеждений»¹⁰³. Беневский, старый знакомый Выговского и комиссар от Речи Посполитой на переговорах с Украиной, в своем отчете подчеркивал: «Я как не ручался за верность Выговского, так и теперь не ручаюсь, т. к. у него ложь, клятвопреступничество – постоянный принцип и письма его сами себе противоречат»¹⁰⁴.

В свою очередь, не доверяя полякам, Выговский, несмотря на подписание Гадячского договора, продолжал свои контакты с русскими, предлагая собрать всеобщую раду для решения всех спорных вопросов и даже обещая отказаться от булавы «для успокоения междоусобия». Но гетман зачастую сам вредил своему положению. Так, в январе он забрал имущество Богдана Хмельницкого, настроив против себя Юрия. В ответ тот увез из Чигирина пушки и начал собирать вокруг себя оппозиционно настроенных казаков.

Между тем началось наступление русских войск на Левобережье под лозунгом наказания «изменника» Выговского. Цветущий край был опустошен «огнем и мечом». Кровавые бои между русскими и украинцами продолжались до февраля 1659 года, когда боярину и наместнику А.Н. Трубецкому был дан тайный наказ начать переговоры с Выговским на условиях Гадячского договора. Наказ этот лично редактировал царь Алексей Михайлович, придавая ему особое значение. В документе говорилось, что если в статьях польского короля Выговскому обещано гетманство и воеводство Киевское, а полковникам и старшине пожалованы шляхетство и имения в Украине, то договор следует составить на тех же условиях¹⁰⁵.

Позиция Алексея Михайловича создавала весной 1659 года реальный шанс к примирению с Выговским. Дело в том, что к этому времени в Речи Посполитой уже наметилась яростная оппозиция Гадячскому договору в лице католического духовенства и польской шляхты, они не желали идти ни на какие уступки казакам. Выговский это знал, и если бы Трубецкой придерживался данного ему тайного наказа, союз мог быть возобновлен.

Однако русские воеводы предпочитали переговорам войну¹⁰⁶. Они даже дали вождю радикальных элементов запорожскому кошевому атаману и. Беспалому титул гетмана Войска Запорожского, открыв трагическую череду «многогетманства» в украинской истории.

Между тем война шла с переменным успехом. В феврале Выговский взял Миргород, а в апреле его сторонники были осаждены в Конотопе. Семьдесят дней казаки отражали все штурмы. Не дождавшись помощи от поляков, на выручку к ним отправился сам гетман с казаками и нанятыми им татарами. Их силы достигали пятидесяти пяти тысяч человек¹⁰⁷. Битва произошла 8 июля 1659 года под Конотопом. Выговский атаковал русские войска, а затем спешно отступил, имитируя бегство. Татары и казаки, сидевшие в засаде, ударили в тыл русским, началась паника. Казаки перекопали дорогу, разобрали мост и отрезали таким образом все пути к отступлению. А.Н. Трубецкой потерял тысячи убитыми, ранеными и взятыми в плен¹⁰⁸.

Эта битва стала редким примером, где Выговский проявил личную храбрость (он всегда был больше дипломатом и политиком, чем воином и казаком). Находясь в гуще боя, Выговский был сброшен со своего коня Шелеста пушечным выстрелом¹⁰⁹.

Но даже победа и заключенный после этого союз с ханом уже не могли спасти Выговского. Под влиянием польской общественности и сильного диктата Ватикана сейм в мае 1659 года принял Гадячский договор в более чем урезанном виде. Идея Княжества Руського и триединого государства вообще была убрана из текста, равно как и положение о сохранении союза с Москвой. Отменялись и ликвидация унии и целый ряд других важнейших для Украинского гетманства статей. Решение сейма стало крахом гетманства Выговского.

Сам он это хорошо понимал. Когда гетман получил от польского комиссара К. Перетятковича окончательный текст договора, утвержденного на сейме, он сказал: «Ты со смертью приехал и смерть мне привез! и сев на кровать, он заплакал». Поляк в своих записках описывает яркую и характерную сцену, разыгравшуюся после этого в доме Выговского. Статьи договора были зачитаны старшине. Прослушав их, отец гетмана и брат Данила «немедленно встали из-за стола и пошли в комнату, где была мать. Немного спустя, мать вышла из комнаты и сказала гетману: „Иван, мы поехали“. Выговский с гневом отвечал: „идите хоть к черту! Вы были бы рады меня в ложке воды утопить за то, что я из вас панов сделал“»¹¹⁰. Не ожидая обеда и не простившись с гетманом, они уехали.

После их отъезда гетман пригласил на обед старшину – некоторые были, а другие ушли. Перетяткович засвидетельствовал почтение Даниле и просил у него конвоя. Ответ был резкий и недоброжелательный: «„Я бы дал конвой, подарил бы тебе и коня доброго, если бы ты не стал из русина ляхом. Однако прошу на обед“». Сказав это, он ушел в церковь, так что я один остался в избе... Между тем из комнаты выходит жена Данилы, дочь Хмельницкого, и говорит: «„Не жди, лях, ни обеда, ни подвод“»¹¹¹ и заперла за собой дверь. По мне будто мороз прошел. Быстро побежал я на квартиру и сел с прислугой на коней… поспешил в Корсунь...»¹¹².

Так встретили окончательную редакцию Гадячского договора самые близкие к Выговскому люди. Не приходится удивляться тому, что остальные его соратники были крайне разочарованы и решили свергнуть своего лидера, дискредитированного принятием Гадячского договора. На созванной старшинской раде на реке Росаве в сентябре 1659 года казацкие старшины, поддерживавшие Выговского во время его гетманства, отдали булаву Юрию Хмельницкому.

Иван, который даже не присутствовал на раде, тяжело переживал крах. После приезда депутатов от войска поляки долго уговаривали Выговского добровольно отказаться от булавы. Потоцкий докладывал Яну Казимиру: «После продолжительных переговоров в пане гетмане Запорожском наконец взяло верх усердие к вашей королевской милости; он объявил, что для сохранения мира отдаст бунчук и булаву», после чего отправил их со своим братом Даниилом¹¹³. Там же на раде было дано обещание отпустить жену Выговского, остававшуюся в качестве заложницы в руках мятежной старшины.

Выговский опасался самого худшего. В своем письме к королю он заявлял, имея в виду старшин: «Сомневаюсь, чтоб они исполнили свои обещания»¹¹⁴. У него были серьезные основания сомневаться. Девятая статья заключенного вскоре Юрием Хмельницким с Москвой нового Переяславского договора требовала выдачи и. Выговского с семьей.

Лишившись булавы, Выговский присоединяется к отряду Андрея Потоцкого, именуя себя «великим коронным гетманом» – титул, который он присвоил по собственной инициативе и который не слишком соответствовал его реальному положению. Впрочем, у него оставались и вполне законные титулы – воеводы Киевского (согласно Гадячскому договору) – звание, пожалованное ему Речью Посполитой пожизненно, а также ранг сенатора (наконец-то с точки зрения поляков он стал формально ровней своей жене Стеткевич из сенаторского рода – но в каких обстоятельствах!).

В тяжелейший момент своей жизни, лишившись власти, богатства, не зная о судьбе собственной семьи, Выговский в очередной раз продемонстрировал недюжинные способности противостоять року. Он снова ведет себя не как прямолинейный военный, а как политик. Он очень быстро забывает обиду на бывших соратников и начинает новые контакты со старшинами, только что лишившими его булавы.

Кроме того, Выговский постоянно клянется в верности полякам и умоляет прислать коронные войска. Он, конечно, надеялся, опираясь на польскую силу привлечь к себе казацких полковников. Но главная причина была в том, что в Чигирине с отрядом поляков, всей артиллерией и запасом золота осталась горячо любимая супруга Выговского. Хотя ему и дали уверение за подписью нового гетмана Юрия Хмельницкого и старшин, что доставят Елену к нему под Котельню, Выговский по-прежнему в этом сомневался и желал вернуть жену с помощью польского оружия. В середине октября поляки из обоза под Котельной сообщали, что «Пани Воеводина Киевская сидит в Чигиринском замке, ее из Чигирина не выпускают, что пана воеводу очень волнует»¹¹⁵.

Трудно сказать, думал ли в тот период Выговский о возвращении своего гетманства. Возможно, он еще не успел отойти от пережитого разочарования и пока занимался только спасением собственной жены и имущества. Но при этом он оставался верен себе. Не слишком считаясь и советуясь со своими союзниками поляками, он принимал турецкого посла, вел переговоры с ханом. Независимое поведение Выговского даже в таких тяжелых для него условиях не могло не вызывать глухого раздражения у поляков. Они должны были особенно остро реагировать на обвинения Выговского в промедлении, учитывая собственную беспомощность. Ведь начавшаяся в коронном войске конфедерация сделала невозможными любые военные действия.

Станислав Беневский, главный эксперт по украинским делам среди поляков, описывая ситуацию, прямо говорил: «Парализованная отчизна, когда наиболее требовалось рук, тогда их и не имела, чем мы погубили Выговского…»¹¹⁶.

Устав ждать, Выговский решает перейти к решительным действиям. Двенадцатого ноября он написал коронному гетману Потоцкому: «Опасаясь, чтоб оборонительное Чигиринское войско, ослабленное осадою, не погибло, я отправляюсь… в степи, чтобы усилить гарнизон людьми и продовольствием, и вместе с тем спасти жену». Понимая, что может погибнуть, Выговский поручал заботам короля своих родителей и сына Евстафия, находившихся в Польше. Впрочем, даже решившись на крайность, Выговский не изменил свой вызывающий тон. Его просьбы звучат скорее как требования, которые не могли не злить Яна Казимира: «Довольно работал я и проливал своей крови за честь вашей королевской милости. А что возникло возмущение, то это не моя вина. Единственною причиною было то, что не скоро пришли вспомогательные войска вашей королевской милости…»¹¹⁷.

Наконец, во второй половине ноября польские войска и Выговский со своими «новобранцами» соединились под Хмельником, где вскоре произошло сражение с отрядом Киевского воеводы В.Б. Шереметева. По словам поляка, участника битвы, казаки проникли в лагерь к полякам и зажгли его. Русские начали наступать на этот сигнал, но сбились с пути, заблудившись в воде и болоте Буга¹¹⁸. Сражение длилось с обеда до сумерек. В результате поляков, «драгунов и возной челяди погибло до 400 человек, а Москвы с 4000»¹¹⁹. Несмотря на успех, А. Потоцкий приказал отступить, опасаясь прихода казаков, и поляки ушли к Ляховцу. После этого Потоцкий распустил свои войска на зимние квартиры на пять недель.

Выговский был крайне раздосадован и склонен винить поляков во всех своих неудачах. В письме к королю он горестно восклицал: «Здесь я теперь только жалкий изгнанник, потому что, бежав из Чигирина верхом, в одной сермяге, я не только лишился всего имущества, но и потерял любезную подругу жизни, не имея никакой надежды возвратить ее, потому что нет у меня никакого войска»¹²⁰.

Но к его чести надо признать, что период апатии у бывшего гетмана длился недолго. Ему удалось связаться с ордой, и хан дал указ готовиться к войне по весенней траве. Выговский опять был полон энергии и оптимизма. Он тешил себя иллюзиями, что некоторые старшины перейдут на его сторону, как только он вступит на Украину во главе войска.

Выговский еще не догадывался, какие несчастья обрушатся на его голову через пару дней. Между тем в плен к русским войскам попали братья Выговского Василий, Юрий, илья и Данила. Пленение любимого брата Данилы стало страшным ударом для Ивана. Пикантность ситуации заключалась в том, что женой Данилы была Елена, родная сестра гетмана Юрия Хмельницкого и дочь Богдана. Ее сестра Степанида, бывшая замужем за Иваном Нечаем, попала в плен в Быхове, и, «имея в виду заслуги… отца и брата»¹²¹, воеводы повелели отменить смертную казнь и отпустить ее с детьми к брату¹²². Казнь и. Нечая была заменена ссылкой в Сибирь, а Данила умер по дороге в Москву от допросов с пристрастьем.

Мертвого Данилу Выговского привезли в Субботов. Как описывал очевидец, все тело его было порезано в куски кнутами, глаза выколоты и залиты серебром, уши сверлом вывернуты и тоже залиты серебром. Пальцы перерезаны. Бедра в куски по жилам разобраны. Когда тело увидела вдова, Елена Хмельницкая, то так о гроб ударилась, что рассекла себе голову. Прибежал Юрий Хмельницкий и, увидев тело, горько плакал. Сестра «великим кляла его проклятьем», и когда Юрий хотел войти к ней в избу, она запустила в него поленом¹²³. Многие поляки со злорадством встретили известие о мученической смерти Данилы, который в свое время сжег Люблин¹²⁴. А польский посол С. Беневский не замедлил обратиться к Юрию Хмельницкому с провокационными вопросами: «Почему же замучил человека? Не только жалость, но и позор всему войску прислать замученного зятя гетмана, славного и заслуженного человека, а вашей милости шурина»¹²⁵.

Примерно в те же дни отряды Юрия Хмельницкого взяли Чигирин. Там нашли двести пушек, несколько тысяч центнеров пороха и несколько миллионов польских денег. Среди прочих сокровищ находилась и жена Выговского. Ее Юрий отправил в свое родовое имение Субботов.

Это были тяжелые удары для Выговского. Он лишился близких ему людей, в чьем присутствии он особенно нуждался в момент, когда старшина отвернулась от него. Потерял он и большую долю из накопленных за годы восстания Хмельницкого средств. В эти дни он пишет горькое письмо королю: «…крепость Чигиринская, со всею артиллериею, досталась неприятелю, а жена моя досталась со всем имуществом в руки Хмельниченка… я доказал свое усердие утратою избранного на всю жизнь друга…»¹²⁶.

На какой-то момент Выговским опять овладело отчаяние, и в его письме к Пражмовскому вырвалась униженная мольба: «Покорно прошу вашу милость, моего милостливого пана и благодетеля, не дай мне погибнуть до конца, потому что я и то уже погиб совершенно, все потерял, будучи предан в жертву завистникам»¹²⁷.

Но московские воеводы, желая отомстить Ивану Выговскому за его «измену», допустили серьезную ошибку, как некогда поляки по отношению к Богдану Хмельницкому. Они довели бывшего гетмана до крайности: убили брата и добивались выдачи его жены. Однако Выговского, несмотря на его отставку, было еще рано списывать со счетов. Поляки понимали это лучше и хотя терпеть его не могли и ожидали от него лишь всяких неприятностей, тем не менее, величали «воеводой киевским».

Юрий Хмельницкий тоже считал себя обиженным русскими и всячески затягивал выполнение их требования – не отсылал Елену Выговскую в Москву и сам туда не спешил.

Смерть Данилы еще больше подтолкнула Выговского к активным действиям. Похоже, теперь он одинаково ненавидел и поляков, и русских. Неудовлетворенный действиями польских войск, он старается привлечь на свою сторону Крым.

Весной 1660 года усилия Киевского воеводы начали наконец давать плоды. Хотя Крымский хан сам на Украину не пошел, но послал туда пятьдесят тысяч человек. Планы Выговского встать с татарами на границе с Валахией, равно как и сами эти переговоры, проводившиеся без всякой санкции или координации с поляками, не могли не вызвать их раздражения и опасения. О них с тревогой писали даже представители папского двора¹²⁸. Выговскому приходилось оправдываться, что он собирался «до весны остановиться с Каябеем лагерем на границах Валахии», однако «завистливые люди» начали объяснять этот план превратно, и ему пришлось отступить¹²⁹.

Все лето Выговский продолжал переписку с Крымом: ханом, великим конюшим Батыр-агой, подскарбием надворным Ахмет-агой, вождем будулацких войск Шабалат-агой, нурадин султаном, перекопским мурзой Карачбеем и визирем великих орд Сефер Газыагой. Один этот список наглядно демонстрирует масштаб контактов Выговского с татарами. Хан лично занимался розыском попавшей в полон жены писаря Юрия Хмельницкого Семена Глуховского, сестры Золоторенко, на которую Выговский надеялся выменять свою жену. Хан с сожалением сообщал ему в июле: «Бог есть свидетелем нашим, что в Кафе того лета поветреем умерла; когда б была жива, хотя б же было нам дать за нее 10 000 ефимков, учинили б мы на прошенье ваше для того самого, что есте нам много во всяком деле услуживали и много с нами в дружбе пребывали и ныне пребываете. Для лутчей вам подлинности то извещаем словом нашим ханским, что сей невесты живой нет»¹³⁰.

В августе Выговский торжественно, в сопровождении большой свиты (в двести всадников), прибыл во Львов, где находился польский король и присягнул на воеводство киевское. Он теперь не только официально стал сенатором, но и значительно (неясно, каким путем) укрепил свое материальное положение. К полякам он привел четырнадцать хоругвей и двести драгунов общей численностью две тысячи человек, нанятых на собственные средства¹³¹.

Выговский, а он, как мы знаем, вовсе не был военным, принял самое активное участие в битве под Чудновом. В ней, с одной стороны, участвовали поляки (двадцать тысяч конницы и десять тысяч пехоты) и татары (пятьдесят тысяч), а с другой – огромная русская армия, достигавшая сорока тысяч человек, и тридцать тысяч Левобережных казаков Т. Цицуры¹³². По дороге к русским должен был присоединиться Ю. Хмельницкий (сорок тысяч)¹³³.

«Пан воевода киевский» был послан в числе авангарда и успешно напал на казаков Т. Цицуры, многих из которых «в пень высекли»¹³⁴. Именно Цицуру Выговский считал виновником своего свержения с гетманства и теперь злорадно сводил с ним счеты.

Шестнадцатого сентября Иван непосредственно командовал своими хоругвями во время польской атаки на Ю. Хмельницкого под Слободищами. Казакам удалось отбиться, но Выговский с его дивизией в две тысячи человек и татарами остался охранять В. Хмельницкого¹³⁵. Видимо, именно с подачи «киевского воеводы» Юрий и старшина предпринимают попытку договориться с татарами.

По словам участника событий П. Гордона, большинство казаков стояло за договор с татарами. К султану Нурадину был послан уполномоченный с письмом и обещанием больших сумм денег, но султан, «за коим хорошо следил» польский гетман, не осмелился соединиться с казаками¹³⁶.

Затем начались сепаратные украино-польские переговоры, в которых Ю. Хмельницкий пытался за счет отказа от союза с Москвой выговорить себе наиболее выгодные условия. В статьи заключенного Чудновского договора вошло положение о выдаче Выговскому его жены, слуг и имущества.

После заключения мира и капитуляции русского войска (сам В.Б. Шереметев попал в плен), на Украине начинается новый виток смуты и Руины. Большинство Левобережных полковников Чудновский мир не признали, равно как и отказались подчиняться власти Юрия Хмельницкого. Не пошел за ним даже его родной дядя Я. Сомко, ставший главой оппозиции (правда, как оказалось, на свою погибель). Молодой гетман, устав от всех проблем, мечтал отказаться от булавы. В этих условиях на авансцене появился другой реальный претендент на гетманскую власть – Иван Выговский.

Настроение у Ивана было преотменное. Сразу после Чуднова в Чигирин для освобождения его жены по приказу Юрия Хмельницкого были отправлены архимандрит Тукальский и полковник Иван Сербин¹³⁷.

Возвращаясь после похода, Выговский даже позволил своим полкам пограбить польских панов из Брацлавского воеводства, прямо как в старые добрые времена при жизни Б. Хмельницкого¹³⁸. Говорили о его намерении в качестве воеводы Киевского идти под Киев и пытаться добыть его силой.

Желание Юрия Хмельницкого отказаться от булавы (тот заявлял, что «молод, несчастлив и немощен») привело поляков в ужас. Они прекрасно понимали, что наибольшие шансы получить булаву в этих условиях имел Выговский, и были готовы остановить его «даже посредством… смерти»¹³⁹. Татары предупредили польских магнатов, «что Выговский готов к измене», хочет получить Княжество Руськое. По сообщению татар, он снова собрал казаков и «пытается привлечь их (татар. – Т. Т.) на свою сторону с помощью подарков, желая с помощью недозволенных приемов получить Руськое княжество»¹⁴⁰.

Если бы Выговскому удалось добиться булавы, то при союзе с татарами он мог бы гораздо настойчивее добиваться от поляков принятия изначального Гадячского договора. Но поляки предприняли все меры, чтобы не дать Юрию Хмельницкому отказаться от булавы, а Выговский никогда особенно не был популярен среди старшины и казаков – и проиграл. Его могло утешить лишь то, что в результате огромных усилий в организации польского похода он отомстил Цицуре, а также вернул из плена любимую жену.

Обиженный Выговский покинул Украину и уехал в свои владения, напоследок предупредив Юрия, «чтобы он от ляхов берегся и ни в чом им не верил»¹⁴¹. В марте 1661 года он уже как мирный обыватель принимал участие в работе Житомирского сеймика. Депутаты сеймика просили сейм подтвердить Ивану Выговскому, «воеводе и генералу земель киевских», пожалование ему Бара и Любомля. При этом заявлялось, что «только враг отечества не признает, что ясновельможный его милость пан Ян на Баре и Любомле Выговский, воевода киевский, староста чигиринский – главная причина успокоения казаков и возвращения их к прежнему подданству, что есть огромный успех Речи Посполитой»¹⁴².

Кипучая натура Выговского не могла долго оставаться без дела и безразлично взирать на смуты, раздиравшие его детище – Украинское гетманство. Его стараниями в инструкцию на сейм попали требования, «чтобы религия греческая стародавняя, не униатская, имела полную свободу в землях коронных и Великого княжества Литовского по правам и свободам стародавним», чтобы от униатов были отобраны монастыри, церкви, имущество, епископства и архимандритства и возвращены православным. Кроме того, под его давлением была написана грамота к царю с просьбой освободить Ивана Нечая, соратника Выговского, сосланного в Сибирь¹⁴³.

Поляки побаивались, что Выговский «замышляет уже вступить на гетманство Запорожское: чтобы он не задумал образовать для себя удельного владения из Украйны, под покровительством Турции»¹⁴⁴. Уже в январе 1662 года Выговскому приходилось оправдываться перед поляками за свои контакты с казаками. Тем не менее летом Выговский провел ряд встреч с Юрием Хмельницким.

Надо признать, что «Ян на Баре и Любомле Выговский», воевода Киевский и сенатор Речи Посполитой, имел все возможности жить безбедной жизнью польского магната. Мог, но не воспользовался этим. Конечно, честолюбие всегда было побудительной силой его поступков. Однако эти амбиции заставили его вернуться к активной украинской политике в самый сложный для Украинского гетманства период, в момент, когда Украина раскололась на две части, каждую из которых возглавляли эгоистичные авантюристы-гетманы: Тетеря (сменивший в январе 1663 года Ю. Хмельницкого и выбравший Варшаву в качестве патрона) и Брюховецкий (избравший Москву).

Эта трагическая ситуация не могла оставить равнодушными старых соратников Хмельницкого, и они попытались изменить ее. В данных условиях они просто обязаны были объединиться, забыв разногласия и взаимные обиды. Все патриотично настроенные старшины приняли деятельное участие в попытках спасти творение Хмельницкого – единое Украинское гетманство, и большинство из них погибло в этой борьбе. Все, начиная с Выговского, что, безусловно, делает ему честь.

Восстание спланировали на тот момент, когда вся польско-литовская армия во главе с королем должна была вступить в пределы Левобережной Украины, начиная поход на Москву. Союзное полякам Правобережное казацкое войско шло под предводительством Ивана Богуна, знаменитого полковника периода восстания Хмельницкого, друга и сторонника Выговского. Левобережные города с готовностью сдавались Богуну, который оставлял в этих городах лишь небольшие польские гарнизоны. Как только польско-украинские войска завязли в осаде Глухова, по всему Левобережью вспыхнули восстания, а польские гарнизоны были уничтожены. Богун имел контакты с Левобережным гетманом и. Брюховецким и командующим русскими войсками Г.Г. Ромодановским.

Другой мятеж начался на Правобережье. Восставшие Правобережные старшины разгромили польские гарнизоны в Лисянке, Ставищах и Белой Церкви. В их распоряжении имелось до тридцати тысяч казаков. Правобережные повстанцы находились в тесном контакте с запорожским атаманом Иваном Сирко, а через него с Левобережным гетманом и. Брюховецким и Москвой.

И все это происходило под именем Выговского, которого прочили на роль нового гетмана. Восставшие даже попытались взять Чигирин и свергнуть Правобережного гетмана П. Тетерю. Когда полякам удалось поймать некоторых казацких лидеров, все они подтвердили лидерство Выговского и его тесный контакт с Запорожьем.

Сирко представлял собой третью часть движения (наряду с казаками Богуна и Правобережными повстанцами). Он и его запорожские казаки, следуя указаниям Выговского, занимались активными нападениями на южные границы Польши. Утверждали даже, что посланцы Сирко имели аудиенцию с Выговским, и тот поклялся на Евангелии бороться за веру и «воевать ляхов»¹⁴⁵.

В ряды восставших были вовлечены многие известные со времен Богдана казацкие лидеры: П. Дорошенко, О. Гоголь, Г. Гуляницкий, Киевский митрополит Иосиф Тукальский. Юрий Хмельницкий оставил монастырь и вел активные действия с казацкими полковниками. Не осталась в стороне даже Елена, дочь Богдана Хмельницкого, женщина с сильным характером, выступившая против собственного мужа, гетмана Тетери¹⁴⁶.

Почему все они, восставшие лидеры казаков, снова рассматривали Ивана Выговского как кандидата на пост единого гетмана Украины? Это после его свержения в 1659 году, провала на выборах в 1660? Видимо, в 1664 году, в период разгара Руины, после того как Украина претерпела жестокие опустошения от польских и от русских войск, только фигура лучшего друга и советника Богдана Хмельницкого могла объединить два берега, две части гетманства.

В любом случае, Выговский покинул свой обжитой, уютный и безопасный Бар и выступил в район Белой Церкви. Он отправился в район, где происходили главные события восстания. Вероятно, именно в тот момент Выговский и произнес свою знаменитую фразу: «Продам Бар и Руду, i заграю Ляхам в дуду – будуть вони плясати i Виговського вспоминати»¹⁴⁷. Дошло до того, что поручик его хоругви вписывал в «казацкий реестр» крепостных крестьян польских владельцев, возрождая времена восстания Хмельницкого.

Пожалуй, это был единственный случай в жизни Выговского, когда он действовал не как политик и дипломат, но как настоящий казацкий лидер. Он не лукавил и не притворялся. Сломя голову, с каким-то отчаянным задором он рванулся в бой. Это, как оказалось, было ошибкой. Выговский не был силен в военных предприятиях и поэтому потерпел поражение.

Стремясь в корне задушить восстание, поляки 7 января 1664 года учредили инквизицию во главе с «комендантом Правобережья» С. Маховским. Польскому королю и гетманам от изменников стало известно о деятельности Богуна. Во время попытки его ареста на военном совете он был убит в деревне Комань под Новгород-Северском 27 февраля 1664 года.

Маховский (под предлогом совещания) вызвал Выговского в Корсунь и там его арестовал. Несколько дней ему обещали отправить его на «суд пана короля и Речи Посполитой», но затем, не имея на это никакого права, Маховский сам приговорил Выговского к смертной казни.

Сохранился уникальный документ – духовное завещание Ивана Выговского, составленное им лично в день смерти. Выговский еще надеялся, что приговор не будет приведен в исполнение. Он писал, если «в невинности своей уйдет с этого света из-за зависти людской и ошибочной несправедливости», то «каждый несправедливый на этом и на том свете не будет иметь прощения во веки». Опекунами своей матери, жены и малолетних детей Выговский назначил несколько человек, включая канцлера великого коронного Николая Пражмовского и канцлера Великого княжества Литовского Кшистофа Паца¹⁴⁸. Он подробнейшим образом расписал, кому и как владеть его имениями (почти все оставалось жене – вплоть до ее смерти или замужества). Жене он оставил французскую карету, рыдван, драгоценности и соболей. Выговский тщательно расписал, кому из слуг сколько выдать денег, от кого из должников сколько нужно получить опекунам и сколько доплатить по кредитам. Не менее подробно перечислены в завещании шубы (с описанием материи, цвета, меха и т. д.), сабли, лошади (с указанием масти). В завещании не были забыты не только близкие знакомые, но и друзья, соседи и слуги¹⁴⁹. Можно только удивляться безупречной памяти писаря и его великолепному знанию своего немалого хозяйства. Ведь описывал он все это по памяти, находясь вдали от своих книг. Вероятно, здесь сказались именно профессиональные навыки Выговского – так как бывший писарь вел учет всех расходов Украинского гетманства, включая реестры казаков.

Смерть и. Выговского. Рисунок XX в.

Как описывает Черниговская летопись, Выговский в избе читал акафист¹⁵⁰ Пресвятой Богородицы, когда утром за ним пришли польские солдаты. В страшной спешке 26 марта 1664 года (н. ст.) он был расстрелян простым польским полковником, несмотря на свое сенаторское достоинство и титул воеводы Киевского. Когда Елена Выговская получила известие о гибели мужа, то умерла на месте от разрыва сердца¹⁵¹. Похоже, Выговские были действительно счастливой семейной парой.

Вероятно, на смертной казни Выговского особенно настаивал Правобережный гетман Павел Тетеря, видевший в нем грозного соперника. Поляки ненавидели бывшего гетмана и даже во времена Гадячского договора не считали его своим искренним союзником. Интересно, что пока Выговский оставался под арестом, за него просил турецкий султан. Возможно, именно это обстоятельство ускорило казнь.

В своем завещании Выговский приказал похоронить себя «в Ските большом, в склепе каменном, в Церкви Вознесения Святого Креста»¹⁵². Дал он и подробные инструкции, какие службы за упокой его души служить на протяжении четырех лет, в каких церквях и на какие средства.

Здесь можно вспомнить слова современника Выговского, поляка Юзефовича: «Таков был конец главного советника Богдана Хмельницкого, его неразлучного друга в течение всех кровавых войн»¹⁵³. Что бы ни говорил и ни писал Выговский, кого бы он ни называл врагами, какие бы маски он ни использовал и как бы честолюбив он ни был, он всегда, с момента своей клятвы на верность Войску Запорожскому в 1648 году, действовал как соратник, а позже как преемник планов, целей и мечтаний Богдана Хмельницкого.

Примечания

¹ «История Руссов» была очень популярна в России XIX века. Ею зачитывались А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь и даже Т.Г. Шевченко.

² Кривошия В. Генеалогія українського козацтва. К., 2002. С. 149–150.

³ Архив ЮРЗ. Ч. III. T. I. № LXXXVI. C. 314–320.

⁴ Акты ЮЗР. СПб., 1892. Т. XV. № 1. С. 2.

⁵ Акты ЮЗР. СПб., 1878. Т. X. № 16. С. 734.

⁶ Акты ЮЗР. Т. Х. С. 733 – 734.

⁷ Архив ЮЗР. К., 1883. Ч. I. Т. VI. № CCLXXXVIII; № CCXXXV; № CCLV.

⁸ Мицик Ю. Гетьман Іван Виговський. К., 2004. С. 9.

⁹ Kohowski W. Historya panowania Jana Kazimierza przez nieznajomego autora. Poznah, 1840. I. S. 23; Kohowski W., Pamietniki do panowania Zydmunta III, Wladislawa IV i Jana Kazimirza. Warszawa. 1846. T. I–II. S. 29.

¹⁰ Летопись событий в Юго-Западной России в XVII веке. Составил Самоил Величко, бывший канцелярист канцелярии Войска Запорожского. К., 1848. Т. 1. С. 303.

¹¹ Мыцык Ю.А. Анализ архивных источников по истории освободительной войны украинского народа (1648–1654). Днепропетровск, 1988. С. 34–35.

¹² Jakuba Michalowskiego, wojskiego lubelskiego a p'ozniej kasztelana bieckiego ksiega pamietnicza. Krak'ow, 1864. T. II. № 150. S. 453.

¹³ Исторические связи народов СССР и Румынии в XV – нач. XVIII вв. / Док. и мат. М, 1968. Т. II. С. 215

¹⁴ Kochowski. Historya panowania Jana Kazimierza. S. 43.

¹⁵ Реєстр Війська Запорозького 1649 року. К., 1995. С. 27.

¹⁶ Kohowski W. Historya panowania Jana Kazimierza. S. 23.

¹⁷ Архив ЮЗР. Ч. III. Т. IV № ССIV, С 507–510.

¹⁸ Крипякевич I. Богдан Хмельницький. К, 1954. C. 93.

¹⁹ Док. ОВУН. К, 1965. № 142 С. 379–380

²⁰ Надо отметить, что сильная разведка всегда была отличительной чертой украинских гетманов. Наибольшего успеха она достигала при Б. Хмельницком и при и. Мазепе. Во времена последнего ее услугами пользовался сам Петр I, в течение 17 лет всецело полагаясь на знания и умения гетмана в этой области.

²¹ ВусР. M., 1953. Т. III. № 52. C. 111–112.

²² Starozytnosci historyczne polskie czyli pisma i pamietniki do dzijow dawnej Polski z rekopisrrow zebral A Grabowski Krak'ow, 1840 T. I. S. 298–299

²³ Там же. S. 302–303.

²⁴ Ojczyste Spominki w pismach do dziej'ow dawnej Polski. Diaryusze, Relacye, Pamitniki i t. p, zeb A. Grabowski. T I. Krak'ow, 1845. T. I. S. 298, 354.

²⁵ Шайноха. Домна-Розанда // Русская мысль. 1881. Кн. IV. С. 281.

²⁶ Акты ЮЗР. Т. IV № 79. С. 163.

²⁷ ВУсР. Т. II. № 118. С. 279.

²⁸ Там же. Т. II. № 181. С. 441.

²⁹ Там же. Т. III. № 21. С. 60.

³⁰ Там же. № 84. С. 184.

³¹ Там же. № 34. С. 81–82.

³² Там же. Т. II. № 181. С. 441.

³³ Там же. Т. III. № 115. C. 221.

³⁴ ВУсР. Т. III. № 166. С. 302–308, 310.

³⁵ Там же. № 195. С. 394.

³⁶ Там же. № 166. С. 301.

³⁷ и как только некоторые авторы-патриоты верят словам «изменника»?

³⁸ ВУсР. Т. III. № 200. С. 418.

³⁹ Акты ЮЗР. Т. XIV № 1. С. 14.

⁴⁰ Жерела. Т VI. Львів, 1895–1924.

⁴¹ Мыцык Ю.А. Анализ архивных источников по истории освободительной войны украинского народа (1648–1654). С. 65.

⁴² Грушевський М.С. Істория України – Руси. Т. IX. Ч. 2. К., 1997. С. 1106.

⁴³ Архив ЮЗР. Ч. III Т. VI. № XXI. С. 74.

⁴⁴ Грушевський М.С. Істория України – Руси. Т. IX. Ч. 2. С. 1163.

⁴⁵ Акты ЮЗР. Т. III. С. 552.

⁴⁶ Monumenta Hungariae Historica, Diplomatoria (далее – Monumenta Hungariae). T. XXIII: Okmantar II Rakoczy diplomacziai ossrekotte tesiher. Budapeste, 1874. Р. 485–486.

⁴⁷ Архив ЮЗР. Ч. III. Т. VI. С. 194–195.

⁴⁸ Monumenta Hungariae. Р. 541.

⁴⁹ Мицик Ю. Гетьман Іван Виговський. С. 10.

⁵⁰ ПКК. Изд. 2-е. К., 1898. Т. III. С. 136–137.

⁵¹ Там же. № XCIV. С. 344.

⁵² «…и вам бы о том зле не иметь, потому что гетман добре был болен... А что в тяжкой своей болезни запалчиво то говорил, чтоб ему то пребачять в скорби своей ныне на всех сердитует, нрав такой имеет, и нас всех бранит, и за мало нечто подойтить нелзе».

⁵³ Акты ЮЗР. Т. III. С. 562, 571–572.

⁵⁴ «И писарь говорил: хотя будет от гетмана в чем пострадать, однако готов великому государю нашему, его царскому величеству, служити. И того ж дни принес к окольничему и к дьяку писарь Иван Выговской 9 листов подлинных, да список, о чем писали к гетману к Богдану Хмельницкому цесарь римский, и свейской король, и Ракоца венгерской, и волоской и мултьянской владетели, и крымскяй хан, и Сефер Газы ага».

⁵⁵ Monumenta Hungariae. T. XXIII. 538 – 539.

⁵⁶ Акты ЮЗР. Т. III. С. 557, 573.

⁵⁷ Там же. Т. VII. С. 189.

⁵⁸ Monumenta Hungariae. T. XXIII. 543.

⁵⁹ Акты ЮЗР. Т. XI. № 3. С. 802–804.

⁶⁰ Універсали українських гетьманів від Івана Виговського до Івана Самойловича (1657–1687). Київ; Львів, 2004. № 6. С. 51.

⁶¹ Эта яркая фигура времен украинской Руины, политический авантюрист много и активно интриговавший и мечтавший стать Киевским митрополитом. В конечном счете при Д. Многогрешном сам стал жертвой доноса и был выслан в Россию под строгим надсмотром.

⁶² Акты ЮЗР. Т. XV. № 8. С. 377.

⁶³ Русская историческая библиотека, издаваемая Археографическою комиссею. Т. 8. С. 1267–1268.

⁶⁴ Акты ЮЗР. Т. IV. № 36. С. 44.

⁶⁵ Там же. № 26. С. 35.

⁶⁶ Monumenta Hungariae. T. XXIII. 545. Имелось в виду, что Юрий Ракочи капитулировал перед поляками и лишился правления Трансильванией.

⁶⁷ Jerlicz J. Latopisiec albo kroniczka. Warszawa; Petersburg, 1853. T. II. S. 5.

⁶⁸ Акты ЮЗР. Т. IV. № 15. С. 22–23.

⁶⁹ Подробнее: Яковлева Т. Богдан Хмельницький i рядове козацтво // УІЖ. 1995, № 4. С. 56–67.

⁷⁰ Сиромаха – сирома, голота. Беднейшая часть казаков, которые не имели своего хозяйства. Называлась так из-за своей бедной одежды.

⁷¹ Полк в Украинском гетманстве не только военная единица, но и административная.

⁷² Видимо, имелось в виду Великое княжество Литовское. Впрочем, вся Украина входила в его состав.

⁷³ Подробнее: Яковлева Т. Гетьманщина в другий половині 50-х років XVII століття, причини i початок руїни. К., 1998.

⁷⁴ «…и ты поедь ничто не сомневаяся засовесть, и получив от них государей великую милость чего не чаешь. А что тебя устрашивают всячески и ты тому не верь, то тебе вносят все ложно, хотя тебя от их государской милости отлучить по зависти».

⁷⁵ РГАДА. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. № 602. Л. 6–15.

⁷⁶ Акты ЮЗР. Т. IV. № 56. С. 92.

⁷⁷ Там же. № 69. С. 128.

⁷⁸ О составе и целях «государственной группировки» старшины см: Яковлева Т. Гетьманщина в другий половині 50-х років XVII століття, причини i початок руіни. К., 1998; Pyїнa Гетьманщини: від Переяславської ради-2 до Андрусівської угоди (1659–1667 гг.). К., 2003; Украинская шляхта и государственная идея в годы освободительной войны // Национально-визвольна війна украінського народу середини XVII століття. К., 1998. С. 131–141.

⁷⁹ Акты ЮЗР. Т. VII. № 68. С. 188.

⁸⁰ Там же. Т. IV. № 59. С. 105.

⁸¹ Матеріали до історії козаччини XVII віку. Львів. 1994. № 75. С. 98–99.

⁸² Синбирский сборник. Часть историческая. М., 1844. Т. 1. С. 15.

⁸³ РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. № 602. Л. 155.

⁸⁴ Акты ЮЗР. Т. V. № 144. С. 315.

⁸⁵ РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. № 602. Л. 169.

⁸⁶ Там же. Л. 166–167.

⁸⁷ Акты ЮЗР. Т. IV. № 73. С. 135–136.

⁸⁸ Там же. Т. IV. № 95. С. 192.

⁸⁹ РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. № 602. Л. 58–60.

⁹⁰ Акты ЮЗР. Т. IV. № 95. С. 189–190.

⁹¹ Там же. Т. XV. № 6. С. 255.

⁹² Там же. Т. VII. № 84. С. 251.

⁹³ Там же. Т. IV. № 79. С. 145. «битца де ему не велел, то де он Данилка, пришед из Киева, учинил собою, великого государя с ратными людми бился и к городу приступать велел без гетманского веленья».

⁹⁴ Там же. Т. XV. № 6. С. 267.

⁹⁵ Это мнение недавно высказал польский историк П. Кроль.

⁹⁶ Акты ЮЗР. Т. IV. № 79. С. 148.

⁹⁷ Там же. № 76. С. 141.

⁹⁸ Там же. № 79. С. 155.

⁹⁹ Там же. С. 157. А в Киев якобы он, Барабаш, был послан «не для того, что его отдати в Войско Запорожское, а для того, чтоб гетману Ивану Выговскому приехать в Киев, а боярину бы... Шереметеву с товарищи гетмана ухватить».

¹⁰⁰ Там же. С. 158.

¹⁰¹ «Мочно то и простому человеку разсудить, какое добро говорить вору и изменнику и осуженнику на смерть?»

¹⁰² Подробнее: Яковлева Т. Г. Гадячский договор – легенда и реальность // исследования по истории Украины и Белоруссии. М., 1995. Вып. 1. С. 62–78; она же. Гадячский договор от подписания до утверждения сеймом // Істория, icтopioгpaфія, джерелознавство. Істop. 36 ip. К., 1996. С. 60–80; она же, Гадяцька угода – текстологічний аналіз // Гадяцька унія 1658 року. К., 2008. С. 31–46.

¹⁰³ КК. Изд. 1-е. К., 1898. Т. III. С. 210–211.

¹⁰⁴ AGAD. Libri Legationum, № 33. List 82.

¹⁰⁵ Акты ЮЗР. Т. IV. № 107. С. 204–206. «статьи Польского короля, а в статьях будет написано ему гетманство и воеводство Киевское, а полковником и иным начальным людем шляхетства и вольности шляхецкие и маетности им в Малой Росии. ...и на тех статьях договор учинить…».

¹⁰⁶ С этим моим выводом согласны ведущие ученые Украины: Смолій В.А., Степанков В.С. Українська національна революція XVII ст. (1648– 1676 рр.) // Україна крізь віки. К., 1999. Т. 7. С. 232–233.

¹⁰⁷ Данные из «обоза под Конотопом». Татар было 40 тысяч. См. Мицик Ю.А. Гетьман Iван Виговський. К., 2004. С. 70–71.

¹⁰⁸ В настоящее время битва под Конотопом совершенно незаслуженно раздута и политизирована. Ей посвящены десятки работ как украинских, так и российских историков. На самом же деле для политической истории Украины и судьбы и. Выговского она не имела серьезного значения.

¹⁰⁹ Записки Перетятковича. К вопросу о сношениях Польши с казаками в 1657–1659 гг. К., 1873. С. 10.

¹¹⁰ «Ивахну, уже ж мы поiдемо». «Iдьте хоть до чорта! Радi би мене в ложцi воды утопити за то, что я вас панами починив».

¹¹¹ «Ляшейку, не чекай обiда, а нi подвод».

¹¹² ПКК. 1-е. Т. III. С. 350.

¹¹³ Там же. № LХХХVI . С. 379.

¹¹⁴ Там же. № LXXX. С. 353.

¹¹⁵ Kubala L. Szkice historyczne. Wojny dunskie i pokoj Oliwski. Lwow, 192. Dodatek № LXXIV, s. 626.

¹¹⁶ ЦНБ. Отд. Рукописей. Теки Нарушевича. № II–13707. Л. 10. – письмо Беневского – Тжебицкому, 28.10.59 г. н.ст.

¹¹⁷ ПКК. 1-е. Т. III. № LXXXVII. С. 389–391.

¹¹⁸ Там же. № LXXXVIII. С. 395.

¹¹⁹ Jerlicz. II. S. 35.

¹²⁰ ПКК. 1-е. Т. III. № LXXXVIII. С. 395.

¹²¹ «…дать вместо смерти живот, сказавши государево жалованье, отпустить ее и з детми к брату».

¹²² РГАДА. Столбцы Белгородского стола. № 418. Л. 697–698.

¹²³ Kubala L. Woina Dunska. Dodatek N LXXV. S. 627.

¹²⁴ Jerlicz J. Latopisiec albo kroniczka. Т. II, s. 37–38.

¹²⁵ Kubala W. Woina Dunska. Dodatek № LXXVI, s. 629. Некоторые российские историки не хотят признавать факт трагической гибели Данилы. Тем не менее мы имеем свидетельство поляка-очевидца, свидетельство – нарратив (нарратив – источник личного происхождения / дневник, письмо/) современника и официальное письмо С.К. Беневского. Первый и третий документ были опубликованы польским историком Л. Кубалей в XIX в. Заявлять, что это фальшивка – безосновательно, пока кто-нибудь не сделал новый археографический анализ данных документов в польском архиве. Что касается того, что следы пыток не свойственны «рукам русских палачей», то вряд ли польские дипломаты были достаточно подготовлены с медицинской точки зрения, чтобы сделать точное описание. Различия в описании ран Данилы у двух поляков как и говорят о том, что достоверен сам факт пыток, а уже фантазия авторов донесений дорисовывала детали.

¹²⁶ ПКК. 1-е. Т. III. № XCII. С. 415.

¹²⁷ Там же. № LXXXIX. С. 402.

¹²⁸ Litterae Nuntiorum. T. X. № 4760, 100.

¹²⁹ ПКК, Т. IV, № IV. С. 10–11.

¹³⁰ Акты ЮЗР. Т. V. № 14. II. С. 29.

¹³¹ Wojna polsko-moskiewska pod Cudnowem, odprawiona za panowania kr'ola Jana Kazimierza pod wodza Stanislawa Potockiego, wojewody Krakowskiego i Jerzego Lubomirskiego, marszalka koronnego w roku Panskim 1660 // Biblioteka historiczno-wojskowa. Warszawa, 1922. T. III. S.30.

¹³² Подробности битвы под Чудновым, анализ источников и оценка численности сторон рассмотрены в: Яковлева Т. Pyїнa Гетьманщини: від Переяславської ради-2 до Андрусівської угоди (1659–1667 гг.). К., 2003. С. 89–138.

¹³³ Подробнее: Яковлева Т. Гетьманщина в другий половині 50-х років XVII століття, причини i початок руіни. К., 1998.

¹³⁴ Wojna pols.-mosk. S. 35–36.

¹³⁵ J'ozefowicz T.J. Kronika miasta Lwowa od roku 1634 do 1690 obejmuajca w ogplonsci dzieje dawnej Rusi Czerwonej a zwlaszcza Historya arcybiskupstwa Lwowskiego w tejze epoce. Lwow, 1854. S . 2 4 8 .

¹³⁶ Гордон П. Дневник 1659–1667. М., 2003. С. 68.

¹³⁷ НБУ им. Вернадского. Институт рукописей. Коллекция грамот университета Св. Владимира. Л. 780.

¹³⁸ Архив ЮЗР. Ч. VI. № XXII. С. 66.

¹³⁹ Extract eines gewissen Schreibens von hoher Hand aus Krakau den 20 November 1666. 3–4.

¹⁴⁰ Там же. 4.

¹⁴¹ Акты Московского государства. СПб., 1894. Т. III. № 340. С. 319.

¹⁴² Архив ЮЗР. Ч. II. Т. II. № XVIII. С. 117.

¹⁴³ Там же. C. 110–114.

¹⁴⁴ ПКК. 2-е. Т. IV. № XXХIV. С. 155.

¹⁴⁵ Подробнее об этом: Яковлева Т. Гетьманщина в другий половині 50-х років XVII століття, причини i початок руіни. К., 1998.

¹⁴⁶ После гибели своего первого мужа Д. Выговского, она вышла замуж за П. Тетерю, усилив таким образом его притязания на булаву.

¹⁴⁷ Darowski A. Przyslowia polskie. Poznan, 1874. S. 116–118.

¹⁴⁸ Это позволяет сделать вывод, что его отца уже не было в живых.

¹⁴⁹ Архив ЮЗР. К., 1894. Ч. VIII. Т. II. № LX. C. 116–123.

¹⁵⁰ Церковная хвалебная песнь и молитвы.

¹⁵¹ Черниговская летопись / Южнорусские летописи. К., 1856. С. 29.

¹⁵² Архив ЮЗР. Ч. VIII. Т. II. С. 118.

¹⁵³ J'ozefowicz T.J. Kronika miasta Lwowa od roku 1634 do 1690 obejmuajca w ogplonsci dzieje dawnej Rusi Czerwonej a zwlaszcza Historya arcybiskupstwa Lwowskiego w tejze epoce. Lwow, 1854. S. 2 7 8 .

Глава 4
ИВАН БОГУН-ФЕДОРОВИЧ

Иван Богун – выдающаяся фигура эпохи Украинского гетманства Это был человек яркий и неординарный, обладавший огромной внутренней силой, непреклонностью, дерзостью и отчаянной смелостью. Он поражал воображение современников, историков и писателей, народная память из поколения в поколение передавала рассказы о нем. В документах эпохи Хмельницкого постоянно встречаются упоминания о Богуне. Ни одному другому деятелю того времени не удавалось удерживать полковничий пернач в течение почти пятнадцати лет. Никто не одержал столько блистательных побед.

Он не раз публично высказывал собственное мнение по поводу решений, принимавшихся в гетманстве, и при этом не поплатился за это головой, как многие другие. Пожалуй, только Богун мог померяться славой с самим Богданом Хмельницким. И лишь он, один из немногих, не стремился использовать свою популярность для получения высшей власти – гетманской булавы. Идея «воли казацкой и веры старинной» была для него самодостаточной. Правда, так получалось, что к этому у него сами по себе приложились слава и богатство. А власть и титулы не привлекали его. Благородный шляхтич, отважный рыцарь и отчаянно смелый казак, соединив в себе эти качества, он стал легендой еще при жизни¹.

Как ни странно, но все дошедшие до нас наиболее яркие и восторженные отзывы о Богуне были написаны поляками – теми, с кем он всю свою жизнь вел непримиримую борьбу. Отчасти это объясняется скудостью сохранившихся украинских источников, отчасти тем, что враги бывают более объективными, чем завистливые друзья-соратники.

Иван Богун. Рисунок XIX в.

Польский историк середины ХVII века, современник Богуна В. Коховский, писал о нем с восторгом: «...на всех поворотах судьбы человек отважный и, что редко бывает в одном человеке – смелый, умный и удачливый», «необычайно популярный, умеющий как никто другой удачно действовать», «сильный и храбрый как лиса», «человек удалой и предприимчивый»².

Самый поэтический отзыв о Богуне принадлежит другому поляку – историку ХIХ века Л. Кубале: «Отвага льва, хитрость змеи, осторожность лиса и легкомыслие ветра заключались в каждой его жиле. Свобода, степь, война были его стихией и ничем другим он не занимался. Военный гений и женский каприз породили этого казака, которому не было равных»³.

Не меньше восхищалась Богуном и русский историк А.Я. Ефименко: «...на территории Винницы польский гетман встретил достойного противника в лице Богуна, одного из самых замечательных деятелей эпохи Хмельницкого, не только по уму, энергии и военным дарованиям, но и по чистоте мотивов, которые как бы выделяют из ряда остальных восьмидесяти, отмеченных историею, украинских деятелей Хмельнищины»⁴. Отдавал должное ему и русский Биографический словарь: «Отличаясь отвагой и находчивостью, Богун выходил победителем даже при самых неблагоприятных для него стечениях обстоятельств, единственно при помощи военных хитростей, сбивавших с толку неприятеля»⁵.

На самом деле наши знания о Богуне весьма ограничены. Мы не знаем, когда он родился, нет данных о его семье. Имеются лишь скупые сведения о сыне и племяннике. О нем не написано ни одной сколько-нибудь значительной работы. Никто не занимался изучением его политических взглядов, довольствуясь яркой, но поверхностной характеристикой дерзкого казака и смелого полководца. Остается спорным даже такой первостепенный вопрос: полковник Винницкий Иван Богун и полковник Кальницкий Иван Федорович – одно и то же лицо или два разных?

Обратимся к фактам. В состав Кальницкого полка по реестру 1649 года входил город Винница⁶, а в состав Винницкого полка согласно присяге 1654 года входил Кальник⁷. Эти неоспоримые факты делают невозможным существование одновременно «Кальницкого полковника Федоровича» и «Винницкого полковника Богуна». Это был один полк, и полковник у него в одни и те же годы мог быть только один. Но по странному стечению обстоятельств в период между 1649 и 1655 годами полковником Кальницким и Винницким выступают то Иван Богун, то Иван Федорович (Федоренко). Причем в хронологии появления либо одного, либо другого имени явно отсутствует хоть какая-нибудь логика⁸.

Первое предположение о тождественности этих двух личностей было высказано известным украинским историком, величайшим экспертом генеалогии старшины В. Липинским⁹. Его поддержал и мэтр украинской историографии М.С. Грушевский¹⁰. Но затем, в годы советской власти, их доводы стали отвергать. Скорее всего, тезис о шляхетном «Иване Федоровиче Богуне» просто никак не вписывался в соответствующий канон, когда имя «народного героя Богуна» носил прославленный в годы Гражданской войны полк Н. Щорса, в его честь были названы десятки улиц и т. д.

Автор в своих статьях приводила множество доказательств тому, что речь на самом деле идет об одном человеке¹¹, поэтому и в данной работе исходит из того, что Богун и Федорович – это одно и то же лицо.

Скорее всего, Иван происходил из старинного украинского православного рода Федоровичей, но, находясь среди казаков, получил прозвище Богун. Точно так же, как Конашевич – Сагайдачный, Вишневецкий – Гайда, искра – Остряница, Тимофей Шкамат – Носач. Этот ряд можно продолжить.

Мне кажется, что весьма достоверной выглядит и версия, что Федорович – это отчество. Ведь в этом случае объясняются и формы: «Федоренко» (ср. Яненко, Янович), «Федорович» и «Федоров». Кроме того, Богуны – действительно распространенная на Украине фамилия. Имеется свидетельство поляка-современника, автора «Рифмованной хронички», что фамилия Богуна происходила от реки Буг (Bohun – Boh). С другой стороны, фамилия «Федорович» переводится со старогреческого как «Богом данный», а отсюда могло идти и прозвище «Богун», более подходящее для казака, ведь на Украине было очень широко распространено имя «Богдан» вместо «Федор» (в переводе с греческого Федор – «богом данный»).

Возможно, «Богун» – это наследственное прозвище. Если же это фамилия, тогда возникает вопрос, почему сам Иван Федорович Богун именует себя во всех официальных документах по отчеству – «Иван Федорович», а не по фамилии «Иван Богун»? интересно, что ни на одном официальном документе той эпохи нет подписи Богуна. В реестре 1649 года, в присяге 1654 года, под Корсунским договором со Швецией 1656 года, на нобилтации (т. е. подтверждении шляхетства) на сейме 1661 года он постоянно выступает как Федорович. «Богун» же он – для казаков и врагов.

Как уже говорилось, мы не знаем года рождения Богуна. Скорее всего, его отцом был Федор Богун («прибывший с Литвы»)¹², имя которого упоминается в документах 20-х годов ХVII века. Федор Богун арендовал местечко Бубнов (в воеводстве Киевском, под Каневом, недалеко от Черкасс) и вел весьма независимую для православного шляхтича жизнь, временами совершая «наезды» на соседей-поляков¹³. Одним из таких соседей-соперников был Александр Олекшич, с сыном которого Павлом впоследствии переписывался Иван Богун. Согласно «Малороссийскому гербовнику», Богун имел герб «Ястржембец»: на голубом поле золотая подкова с золотым кавалерским крестом. Название гербу дал ястреб, изображенный в нашлемнике¹⁴.

Мы не знаем, где Богун учился. Возможно, в одной из братских школ или в польском коллегиуме. Но прекрасный почерк Богуна-Федоровича, отвечающий всем достоинствам украинского барокко, не оставляет сомнений в его образованности.

Тревожные годы «золотого века польской шляхты» (1638–1647 годы) Богун провел в Диком поле на Северном Донце, получая великолепную школу «загонщика», как называли на жаргоне того времени атаманов, воевавших с татарами. «Загонщики», или «вожди половы», равно не признавали ни польского короля, ни русского царя. Уходя от преследований поляков-католиков, запорожские «воровские черкасы» (так их называли русские) проникали на Северный Донец в поисках добычи и развлечений.

Универсал с подписью и. Богуна

Богун мог быть одним из тех, кто во времена казацкого восстания Остряницы поселился в Чугуеве, на Слободской Украине. Эта группа украинских казаков некоторое время успешно существовала в порубежном городе, но, поссорившись с русскими властями в 1641 году, ушла оттуда, и часть их них превратилась в не подчиняющуюся никому вольницу. Среди чугуевских казаков упоминается полковник Василий Богун, возможно, родственник Ивана¹⁵.

Во всяком случае, именно после событий в Чугуеве, в 1642 году, атаман Иван Богун командовал отрядом казаков на Боровском перевозе через Северный Донец. Про него русским воеводам было известно, что он «служит польскому королю на Кодаке» и получает весьма значительное по меркам того времени жалованье в сто двадцать злотых в год¹⁶. Кодак – польская крепость на границе Дикого поля, служившая защитой от татарских набегов, равно как и от запорожцев.

Богун хотя и выполнял поручения поляков (прежде всего, связанные с обороной от татар), но часто действовал на свой страх и риск, уходя «на промыслы». Так, в 1643 году он напал со своими казаками на русский отряд В. Струкова, построивший «городок» на Казацком перевозе. Укрепление это предназначалось (как и Кодак) в равной мере для ограничения движений татарских и запорожских отрядов. Богун предпринял попытку уничтожить «городок». В столкновении девятнадцать русских воинов было убито. В связи с этим в Варшаве русскими чрезвычайными и полномочными послами была подана жалоба в официальной переписке царского двора с Речью Посполитой¹⁷. После столкновения на Казацком перевозе отряд Богуна перешел Северный Донец и направился в Крым, чтобы пограбить татар.

Весной 1644 года Богун с загоном в пятьдесят человек был отмечен под Святогорском монастырем. Вероятно, на этот раз ему удалось достигнуть Среднего Поволжья, где он устраивал рейды на мордву¹⁸.

Видимо, эти походы принесли ему большую славу и популярность среди казаков. Во всяком случае, весной 1645 года в донесениях русского воеводы П. Костовского мы встречаем нашего героя как «атамана ивашку Богуна», который возглавлял большой поход «воровских черкас» наравне со знаменитым «загонщиком» Семеном Забусским¹⁹, а он к тому времени уже командовал отрядом в тысячу человек. Богун и Забусский совершили в 1645 году нападение на Святогорский монастырь. За это царь велел «тех воров побивать и за воровство их вешать»²⁰. Возможно, именно этот эпизод вспоминала десять лет спустя французская газета «Газета» (это название, отсюда и пошел сам термин. – Т. Т.), когда в конце апреля 1654 года сообщала, что Богун не будет присягать русскому царю «из опасения, что Московиты захотят отомстить дурное дело, которое он совершил в их стране»²¹.

Вероятно, Богун оставался на Северном Донце вплоть до 1648 года, потому он и не принял участия в начальных эпизодах восстания Хмельницкого. Мы не встречаем его ни в сражениях при Желтых Водах, ни при Корсуни, ни под Пилявой, нет его и среди удалых атаманов, множество которых прославилось летом 1648 года. Первое упоминание о нем относится только к октябрю, но из записок львовских доминиканцев мы знаем, что Федорович уже «один из важнейших полковников Хмельницкого» и принимает деятельное участие в операциях под Львовом, заняв Рогатин²². Поляки отмечали гораздо более лояльное обращение полковника с захваченным местечком, нежели грабежи и бесчинства, которые устраивали многие другие казацкие «ватажкИ» (атаманы. – Т. Т.).

С февраля 1649 года мы видим Богуна полковником Подольским. Именно с этим пограничным регионом оказалась связанной вся дальнейшая судьба Ивана. Как раз к этому периоду относится практически единственное известное нам письмо Федоровича. В дерзко-изысканной форме он выражал в нем протест старосте Скальскому С. Лянцкорунскому по случаю занятия его отрядом Бара. Из этого письма мы узнаем, что Богун присутствовал при заключении перемирия под Замостьем. По его словам, после этого он прибыл в Подолию по приказу Хмельницкого «для порядка и успокоения бедных людей, чтобы уже больше крови пролито не было». Тон его письма категоричен: «Приказываю, чтобы никто не смел впредь на Подолию к Каменцу войска заводить». Богун был готов покарать любых нарушителей границ, но все же полагал, лучше «чтобы мы в доверии жили, как предки наши волей Божьей». Он не довольствовался угрозами. Разбив поляков под Ивановцами, Богун снова захватил Бар²³.

В течение всей весны 1649 года Богун вместе со своими союзниками полковниками Д. Нечаем и расстригой Степкой, имея до тридцати тысяч человек, вел хитрую дипломатическую игру с поляками, не нарушая перемирия, но и не позволяя им укрепиться в Подолии²⁴. И лишь после окончательного срыва перемирия поляками в конце мая казаки начали наступление на западные территории Украины, собираясь уничтожить само «имя католическое»²⁵. Их совместными усилиями была взята хорошо укрепленная крепость Меджибож. Когда староста Каменецкий П. Потоцкий попытался отбить Меджибож, Богун с казаками сжег неукрепленный город («на глазах» у поляков) и укрепился в замке. Видимо, именно там он впервые применил свой излюбленный прием – «фортель», как выражались современники. Казаки распустили слух о приближении войск Б. Хмельницкого. Это посеяло панику среди поляков, и они отступили²⁶.

Богун принял активное участие в осаде Збаража. Во время штурма 16 июля, пытаясь запугать поляков, он приказал казакам завязать тюрбаны на голове, имитируя подход янычар²⁷ (подобные «фортели» с переодеванием он будет использовать и в дальнейшем). Во время предпринятой им дерзкой ночной вылазки 17 июля 1649 года он был тяжело ранен²⁸. Сам Б. Хмельницкий сильно волновался за его здоровье²⁹. Богун не смог участвовать ни в Зборовском сражении, ни в заключении Зборовского мира 1649 года. Но по реестру, составленному сразу после перемирия, он становится Кальницким полковником, одним из шестнадцати фактических губернаторов Украины³⁰.

Начинается полуторагодовой мирный период в жизни Федоровича. В отличие от многих пограничных полковников, и в частности от своих бывших союзников Д. Нечая и Степы, Богун не принял участия в бунте недовольных Хмельницким. Он не встал в оппозицию к гетману, а, видимо, стремился воспользоваться некоторыми статьями Зборовского договора, чтобы укрепить свою полковничью власть. В 1650 году решался весьма важный вопрос: какая администрация окажется действенной в Украине – гетманская или польская.

О том, насколько напряженной была ситуация, мы можем судить по «гарантии», выданной королем Яном Казимиром шляхте Брацлавского воеводства. В ней король обещал, что приложит все усилия, дабы не допустить казаков в Винницу и соседние районы. Несмотря на высочайшую поддержку, все попытки поляков добиться установления своей администрации провалились.

В 1650 году Богун имел уже такое влияния при Чигиринском дворе, что польский посол Адам Кисель с досадой писал о нем Яну Казимиру: он «моей близости к запорожскому гетману так помешал, что я едва мог снова ее возобновить»³¹. Вмешательство Богуна произошло как раз в момент переговоров польских комиссаров с Б. Хмельницким. Его доклад о ситуации в Брацлавщине стал поводом для разрыва.

Во время обороны Винницы в марте 1651 года и мещане, и шляхта города, не говоря уже о других категориях населения, поддержали своего полковника. Богун не только устоял против многократно превосходившего его в численном отношении неприятеля, но и изгнал его, одержав блистательную победу.

Оборона Винницы 1651 года – один из первых известных нам в подробностях эпизодов, где в полной мере проявился полководческий талант Богуна. Возобновление военных действий поляками весной 1651 года началось с нападения польного гетмана М. Калиновского на Брацлавского полковника Данилу Нечая. В результате Нечай был убит, а его казаки разгромлены. Украину поразили ужас и отчаяние. Любимый народный герой Нечай погиб глупо и бездарно. Теперь, казалось, ничто уже не могло остановить наступление поляков. Калиновский решил «провести остаток зимы в Виннице», но там, по выражению Д. Бантыш-Каменского, он встретил «не пьяного Нечая, а хитрого и искусного полководца Богуна»³².

В распоряжении нашего героя было всего три тысячи казаков. Он понимал, что ему предстоит иметь дело с упоенными победой шляхтичами, и поэтому решил сразу нанести ощутимый удар по их самолюбию.

Одиннадцатого марта 1651 года поляки выслали к Виннице разведывательный отряд под командованием Ляндцкорунского. За день до этого Богун приказал прорубить в Буге (реке, протекавшей через город) проруби и после того, как они за ночь немного подмерзли, забросал их соломой. Когда появились поляки Ляндцкорунского, Богун выстроил на реке перед служившим крепостью монастырем своих казаков, а при приближении врага изобразил паническое бегство. Увидев отступающего противника, Ляндцкорунский бросился за ним, увлекая своих солдат на лед Буга. Неожиданно поляки стали проваливаться в замаскированные полыньи. Так как никто не понимал, что происходит, то задние ряды напирали на передние, еще больше усугубляя ситуацию. Утонуло более двухсот шляхтичей, в том числе брат Киевского воеводы А. Киселя староста черкасский Григорий, новогрудский стольник Н. Мелешко и др. Самого Ляндцкорунского, тоже провалившегося в ледяную воду, с трудом выловили из-под обломков льда и уложили в сани. Казакам досталось личное знамя воеводы и две хоругви. Побитые поляки отступили в брошенный винницкий замок. Вечером к ним подошел польный гетман³³ М. Калиновский³⁴.

В рядах казаков царил необыкновенный подъем. Военная репутация поляков оказалась сильно подмоченной в прямом и переносном смысле этого слова. Враг, еще накануне казавшийся непобедимым, был посрамлен. По приказу Богуна казаки сожгли город и затворились в хорошо укрепленном монастыре, где находились также мещане и прочие жители Винницы.

Обозленный Калиновский, кляня на чем свет стоит неосторожность Ляндцкорунского, начал штурм монастыря. Несмотря на большие потери, он продолжался почти двое суток. Затем во вторник начались переговоры, происходившие под казацкими валами. Поляки требовали отдать пушки, а также знамена и лошадей, захваченные во время стычек у прорубей. Казаки, чтобы выиграть время, для вида соглашались. Но со своей стороны добивались, чтобы поляки отступили за милю от города. Калиновский, готовивший ловушку, отказался. Переговоры были прерваны и казаки объявили, что «все готовы погибнуть в бою».

Передышка, предоставленная переговорами, была полностью использована Богуном. Он укрепил свои позиции, окопав монастырь тремя рядами валов.

Как только переговоры были прерваны, Богун ночью предпринял вылазку, лично возглавив триста казаков. «При слабом ночном свете» они успешно переправились через Буг, но нарвались на разъезд пана Стижиговского. Наибольшая опасность в этом столкновении угрожала самому полковнику, так как поляки узнали его «по блеску панциря в свете луны». Стремясь захватить дерзкого полковника, поляки набросились на него. Уже хорунжий Рогальский «бил его, склонившегося на спину коня, древком знамени», другой поляк держал его рукой, но Богун вырвался, «стряхнув» с себя врагов (одного из них сбросила лошадь) и поскакал к своим. Монастырь был уже совсем близко, когда конь Богуна провалился в сделанную его казаками прорубь. «Окруженный водоворотами, ударяемый обломками льда и коченея от холода» Богун выбрался на берег благодаря «отменным качествам несравненного коня»³⁵.

Несмотря на столь страшную опасность и ледяное купание, полковник на рассвете возглавил вылазку, а днем был снова на валах. Повсюду поляки видели Богуна «несомым тем же самым конем», с которым он прошел «огонь и воду». Он вызывал восхищение не только своих, но и врагов. Поляки насмешливо спрашивали, здоров ли он. Богун отвечал: «Вы угостили меня той же баней, что и я вас»³⁶.

Именно тогда участник событий под Винницей звенигородский староста Хулевич оставил в своих записках восторженный отзыв о Богуне – «...настоящий рыцарь, причем необычайно дерзкий», «сверх возможного честный»³⁷. Хулевич принимал участие в переговорах с казаками и имел возможность лично познакомиться со славным полковником.

Поляки продолжали осаждать монастырь, но Богун придумывал все новые хитрости. Так, зная алчность польской челяди, он приказал выгнать из монастыря лошадей, которых все равно было невозможно прокормить. Слуги бросились ловить лошадей и стали отличной мишенью для казаков, перестрелявших их.

Защищая Винницу, Богун впервые применил тактику, принесшую ему впоследствии огромную славу: он изматывал врага ожиданием какой-нибудь своей новой выдумки, нарочито создавая образ смертельно опасного и непобедимого хитреца. Как писал поляк – участник событий, «мы ничего не могли сделать. Между тем войско наше выбилось из сил, так как все время солдаты и лошадей не расседлывали, и сами не оставляли оружия»³⁸.

Получив известие о приближении Б. Хмельницкого, Калиновский решил отступать. Напоследок поляки устроили еще один штурм. В ответ казаки предприняли вылазку, нанеся врагу ощутимые потери. На рассвете к Виннице подошел Уманский полковник Иосиф Глух, его появление вызвало страшную панику среди поляков. Не слушая распоряжений, солдаты прорвали боевой строй и бросились бежать. С трудом удалось кое-как восстановить порядок и более или менее организованно отступить к Бару. Как писал поляк-очевидец, «на прощание казаки, выбежав на валы, провожали наших обычными криками, прилагая к „ляхам“ различные оскорбительные эпитеты: „Цыгане, беглецы, безмозглые, пилявчики, – кричали они, – утикайте дальше за Вислу, не тут ваше дiло!“»³⁹.

Наступление поляков было сорвано, их армия деморализирована. В беспорядке они прибыли в Бар. Блестящий успех под Винницей принес Богуну небывалую славу и авторитет, его личная отвага и гений полководца стали легендарными. Именно тогда была сложена первая казацкая дума о Богуне:

Як у Вынницы, на граныци

Над Бугом рекою,

Там стояв Иване Богуне Кальныцький…⁴⁰

Это был расцвет его славы. Однако не все складывалось гладко в жизни Богуна. Некие личные недоразумения с Б. Хмельницким привели к тому, что неожиданно после победы под Винницей командование войсками, преследовавшими поляков, поручили не ему, а бездарному генеральному есаулу Демке. В результате казаки осадили Каменец-Подольский, но действовали крайне неуверенно, что позволило полякам перейти в контрнаступление. Их вылазка крупными силами сорвалась только благодаря решительности Богуна (что отмечали поляки-очевидцы). Иван не только «отлично командовал», но и сам находился в такой гуще боя, что под ним убили коня выстрелом из замка⁴¹.

В тяжелейший момент генерального сражения под Берестечко, когда Б. Хмельницкий и и. Выговский остались заложниками у отступивших татар (30 июня 1651 г.), Богуну удалось вселить в казаков уверенность и сдерживать натиск поляков. В отличие от партии «умеренных» (Ф. Джеджалия) и партии «переговорщиков» (Крыса) он считал необходимым продолжать военные действия. Ночью 2 июля казаки ползком пробрались к польскому окопу, убили восемь пехотинцев, нескольких ранили, и только залаявший пес прервал вылазку⁴². Вечером 3 июля, когда польские хоругви сходили с поля, на них напали казаки, убили более десятка всадников, а затем заняли гору, возвышавшуюся над табором. Только на рассвете Калиновский заставил их отступить⁴³. Противостояние за гору продолжилось и на следующий день, а ночью казаки беспрестанно тревожили поляков, изображая приготовления к наступлению. В результате поляки не спали, находясь ежеминутно наготове. Не смогли они уснуть и всю следующую ночь, ожидая очередной вылазки. Хоругви мокли под проливным дождем, так и не осмелившись покинуть до утра свои позиции из опасения получить очередную неприятность от казаков⁴⁴.

В результате, как писал Освецим, «осаждавшие оказались более павшими духом и угнетенными, чем осажденные… среди праздности, продолжавшейся в течение 10 дней, силы наши ослабевали, войско стало испытывать нужду, многие солдаты в иностранных и польских региментах (т. е. полках. – Т. Т.) умирали от недостатка пищи, мужество и пыл улеглись, и среди нас воцарился беспорядок»⁴⁵. Бесконечные казацкие нападения изматывали неприятеля, заставляли все время быть начеку. И наоборот, они поднимали дух в казацком войске. Роль Богуна в организации вылазок отмечали как польские, так и украинские источники. Поэтому неудивительно, что после того как переговоры были прерваны и партия сторонников соглашения с поляками проиграла, в ночь на 10 июля Богун был впервые в своей жизни избран наказным гетманом⁴⁶.

Наибольшую опасность для казаков представлял отряд Ляндцкорунского, высланный поляками в тыл, чтобы отрезать их от фуража. Поэтому Богун сам с отрядом конницы и двумя пушками отправился против своего давнего противника. На рассвете 11 июля он вышел из табора. Но паника, начавшаяся без всякого повода в казацком лагере, привела к катастрофе. Все бросились бежать, попытки Богуна остановить бегущих ни к чему не привели, и ему с трудом удалось отступить, выведя часть войск.

Это был критический момент в истории Украинского гетманства. Хмельницкий в татарском плену, Киев сожжен Радзивиллом, а тут еще поражение под Берестечко, распад армии. В этих условиях ситуацией пытались воспользоваться не только поляки, но и те, кто мечтал о гетманской булаве. Имеются сведения, что поднестряне собирались избрать нового гетмана.

Хмельницкий, освободившись из плена, приказал полковникам собраться в Корсуни. Согласно его указу, Богун должен был состоять под началом Белоцерковского полковника. Однако Иван развивает независимую активную деятельность, собирая разрозненные отряды казаков, разрушая мосты, переправы и отрезая полякам путь. В начале августа поляки постоянно передавали новости, что Богун «под правковыми лесами» и идет с подкреплениями из Буговой Украины к Белой Церкви⁴⁷.

К концу августа у него уже было десять тысяч (по некоторым данным – пятнадцать тысяч⁴⁸) «боевых казаков», кроме того, он принимал в свой полк желающих крестьян, но с каждого брал по талеру для привлечения орды, которая ему была обещана ханом в количестве сорока тысяч⁴⁹.

Поступая так на свой страх и риск, Федорович мог опасаться не только поляков, но и Хмельницкого, обычно жестоко расправлявшегося с конкурентами. Но усилия Богуна были не напрасны. Вот как оценивал их современник событий С. Освецим: «Самые упорные волнения и бунты своевольных холопов происходят по обыкновению в Брацлавщине, вследствие подстрекательства Богуна, здесь на берегах Днестра скопища бесчинствующих разбойников не дозволили возвратиться никому из наших»⁵⁰. Именно в это время в польских источниках к Богуну уже стали применять эпитеты «страшный» и «сам».

Воссоздание сильной казацкой армии заставило поляков пойти на уступки и переговоры. И в этом была огромная заслуга Винницкого полковника. К Белой Церкви он пришел со значительной (до пятнадцати тысяч человек) армией и там принял активное участие в мирных переговорах с поляками. Когда кое-то из «непреклонно» настроенной «черни» попытался сорвать соглашение и даже напасть на польских комиссаров, то, понимая жизненную необходимость для гетманства мира, Хмельницкий, Выговский и Богун буквально своими телами защищали перепуганных поляков. Они сами били «чернь» обухами и нагайками. Богун даже разрубил саблей одного своевольца, с вызовом спросившего: «А что, теперь мы будем давать полякам содержание?»⁵¹.

Но неприязнь в отношениях с Хмельницким, наметившаяся весной 1651 года, не ослабевает. Федорович не подписывает Белоцерковский договор. А уже в марте 1652 года мы видим его одним из лидеров оппозиции Хмельницкому. Русские послы, прибывшие с Украины, сообщали: «В Брясловском воеводстве черкаской (т. е. казацкий. – Т. Т.) полковник Богун збирает войско… и хотят битца с Хмельнитцким за то, что де Хмельнитцкой помирился с поляки под Белого Церковью не против прежнего Зборовского миру, а учинил мир на том, что быть рейстровым казакам только 20 000»⁵². Такое отношение к Белоцерковскому договору более чем понятно, ведь тот практически сводил на нет все достижения четырех лет борьбы и уничтожал казацкую державу, де-факто созданную Зборовским договором. К тому же согласно новому договору, Брацлавщина, а соответственно и Винницкий полк, выходили из-под юрисдикции гетмана и должны были снова подчиниться польской администрации. Правда, после битвы под Батогом Белоцерковский договор уже не исполнялся.

С. Чарнецкий. Портрет XVII в.

Открыто находясь в политической оппозиции, Богун не пытался воспользоваться ситуацией в личных целях и не добивался власти. Вплоть до конца 1652 года он оставался в оппозиции Хмельницкому⁵³, но, несмотря на это, его не постигла судьба других мятежников. А ведь как раз в это время гетман казнит выступивших против него полковников Мозырю, Гладкого, Хмелецкого и Гурского.

Трудно сказать, почему Богун не разделил их судьбу. Спасла ли его огромная слава? или то, что он не претендовал на булаву? или в их отношениях с гетманом государственные дела не приносились в жертву личным мотивам?

Так или иначе, Федорович остался в своем звании полковника и жил по-прежнему в Кальнике. Именно туда устремился Стефан Чарнецкий, предводитель нового польского похода весной 1653 года, прервавшего мирный период в жизни Украинского гетманства.

Чарнецкий был в то время, безусловно, одним из самых выдающихся полководцев Речи Посполитой. Он отличался военным талантом, жестокостью и неумолимостью. В распоряжении Чарнецкого было пятнадцать тысяч человек.

Началась страшная, жестокая борьба. Поляки вырезали беззащитные местечки. Более десятка городов были сожжены. Как писал Богдан Хмельницкий, «людей невинных християн, так мужеского, как и женского полу, великих и малых вырубали, церкви восточные до основания искоренили, а напосле ж де и духовных до смерти мукою нестерпимою замучили»⁵⁴. Гетман призывал население сжигать хлеб и сено и уходить в укрепленные города.

Богун снова организует отпор превосходящим силам противника. Чарнецкий рассчитывал сразиться с ним в открытом поле, но полковник прекрасно понимал, что при таком соотношении сил он не может дать генеральное сражение. Он укрепился в деревянном замке местечка Монастырище с горсткой (несколько тысяч человек) казацкой пехоты с самопалами. Защищенный практически только валами и рвами, среди огня и дыма, Богун проявлял чудеса храбрости и изобретательности.

Чарнецкий рвался вперед, чтобы покончить с легендарным казаком. Поляки били в барабаны, котлы, играли в трубы. Помимо регулярных хоругвий Чарнецкий бросил на штурм так называемую «лужную челядь⁵⁵», т. е. вооруженных слуг польских шляхтичей. С криком и гамом, стремясь устрашить казаков, челядь устремилась в атаку. Им почти удалось захватить вал. Сотник Дрозденко пал в бою, замок загорелся.

Но в критическую минуту Богун (как выразился поляк-современник, «человек предприимчивый и неленивый») выскочил с друзьями по подземному ходу и, переодевшись татарами, ударил в тыл Чарнецкому. Несмотря на то что переодевание в условиях боя наверняка носило условный характер, поляки попались на эту уловку. Решив, что подоспели союзные казакам татары и сам Хмельницкий, они, охваченные паникой, бросились бежать⁵⁶.

Чарнецкий во время штурма носился на коне, не имея на себе ни шлема, ни панцыря. В результате пуля из самопала попала ему в лицо, выбив небо (по некоторым данным, он был ранен из нарезного мушкета)⁵⁷. Он стал захлебываться кровью, что только усилило неразбериху.

Эпизод под Монастырищем вошел в историю мировой медицины, так как польскому предводителю впервые была вставлена трахеотомическая трубка, которая не позволила ему задохнуться. Впоследствии взамен выбитого неба ему сделали серебряную пластину.

«Фортель» Богуна⁵⁸ с переодеванием в татары принес ему еще б'oльшую славу. Она усиливала безоговорочную веру казаков в удачливость их полковника и наводила почти суеверный ужас на поляков. С 1653 года начинается длительное противостояние Богуна и Чарнецкого.

Между тем Хмельницкий, воспользовавшись устранением угрозы польской агрессии, завяз в противоречивых молдавских делах. С весны 1653 года его старший сын Тимош был вынужден защищать своего тестя, молдавского господаря Лупу, от его конкурентов: венгров, волохов и поляков одновременно. Хотя некоторые историки и считают, что Богун принял участие в первом молдавском походе, нам это мнение все-таки представляется ошибочным. Достоверно известно – летом 1653 года Богун вместе со своими казаками стоял в Оратове, одном из городов Кальницкого полка, и не вмешивался в разыгрывавшиеся политические события.

Впоследствии Богун, скорее всего, был все-таки втянут в молдавские события. Это наиболее спорный момент его биографии, поэтому следует рассмотреть его более подробно. В конце августа Хмельницкий отправил Богуна к югу от Винницы для добычи языков⁵⁹. Современник событий Л. Рудавский прямо сообщал, что Богун был послан на помощь Т. Хмельницкому и жене молдавского господаря Лупу, осажденным в Сучаве валашско⁶⁰-венгерско-татарско-польскими войсками⁶¹. На этом известия о Богуне, связанные с Сучавой, прекращаются.

Зато, по сообщению современного польского историка В. Коховского, в этот город прибывает «главная надежда» казаков, полковник Николай Федорович. После того как Тимоша тяжело ранили (12 сентября н. ст.), именно этого Федоровича казаки избрали наказным гетманом. Под его руководством они мужественно защищались в течение месяца (до 9 октября н. ст.) против объединенных войск. Королевский секретарь П. Дони в письме к папскому нунцию называл Федоровича полковником, «человеком наиболее уважаемым в народе»⁶². Другой поляк-современник, Голинский, в своих записях говорит о Федоровиче, «шляхтиче литовском»⁶³. Украинская летопись С. Величко пишет про «полковника Федоренко»⁶⁴. Молдавский господарь Стефан называл его «Федоровичем, казацким гетманом». А в тексте присяги этого «некто», когда казаки согласились сдаться на почетных условиях ввиду безнадежности положения, имеются следующие слова: «Я, Николай Федорович, на этот час старший войска Запорожского, с коллегами и полковниками…»⁶⁵.

Однако никакого другого «знаменитого» «шляхтича» «полковника» Федоровича, кроме Ивана Федоровича-Богуна украинская история не знает. И скорее всего, речь идет об одном и том же человеке. Николаем же его называют либо по ошибке (текст подлинной присяги не сохранился), либо это было его второе имя (как у Хмельницкого Богдан Зиновий), которое Богун вспомнил в неприятный для себя момент поражения.

Еще одно очень интересное свидетельство имеется у московского посла в Польше – что после ранения Тимоша казаки выбрали двоих: Ходовича и Ковалька. Скорее всего, имелся в виду «Федорович из Кальника».

Вышел Федорович из Сучавы хотя и уступив полякам, но по-богунски, с распущенными знаменами, барабанным боем и почетной гвардией. Как писал очевидец, казаки маршировали с особым старанием и тщательностью. Впереди полковника вели шесть лошадей в знак особого к нему уважения. На повозке медленно везли гроб с телом умершего Тимоша, покрытый длинным куском полотна с черными и красными крестами⁶⁶.

Однако на этом злоключения Федоровича, т. е. Богуна, не закончились. Из отписки русских послов от 19 ноября мы узнаем, что Л. Капусте было приказано поймать его и казнить, ибо он «Тимофеева скарбу взял себе, а… после… учел сбирать казаков и зло мыслить над гетманом и над всем войском запорожским»⁶⁷. Русские утверждали, что Федоровича казнили, но тут они явно что-то напутали и в свой статейный список эти сведения уже не включили.

Сохранилось донесение ректору Краковской академии, якобы Богун «с подстрекательства и побуждением тех казаков, которые были в Сучаве» готовил заговор с целью убить Б. Хмельницкого⁶⁸. В письме молдавского господаря Стефана венгерскому военачальнику Я. Кемени сообщалось, что Лупу обвинял Федоровича в присвоении сокровищ Сучавы⁶⁹.

Как бы то ни было, Богуну удалось опровергнуть обвинения, возводимые на него Лупу. Пленный поляк Суловский рассказал Хмельницкому о тайных действиях Лупу против Тимоша. Гетман перестал доверять бывшему молдавскому господарю и отдал его татарам⁷⁰. Богун был награжден Хмельницким почетной миссией – встречей русских послов во главе с боярином В.В. Бутурлиным, прибывших в Украину объявить решение царя «взять ее под свою высокую руку».

Тринадцатого декабря (н. ст.) Федорович прибыл в Путивль к московским послам с письмом от Хмельницкого и в сопровождении тридцати казаков⁷¹. Приехал он прямо из-под Бара, района боевых действий, и рассказал, что польский король Ян Казимир стоит в укрепленном лагере под Жванцем, а Б. Хмельницкий с войском – в восьми милях от него. Крымский хан расположился посередине между двумя враждебными лагерями. Богун также рассказал о своем рейде (за три недели до этого), когда ему вместе с татарами удалось захватить подстаросту каменецкого Хростовского и четыре тысячи пленных, которых он привел к Хмельницкому.

Гетман поручил полковнику проводить русских в Переяслав. Во время этой непростой дипломатической миссии Богун проявил находчивость и настойчивость. Получив ложные сведения, будто Хмельницкий заключил мир с польским королем на условиях пребывания в украинских городах польских урядников, послы передумали ехать в Переяславль и остановились на дороге. Тогда Федорович примчался «за 4 часа до света» и уговорил их продолжать путь, уверяя, что гетман скоро будет в Переяславле. Утром 22 декабря 1653 года послы вместе с Богуном продолжили путь, и в Корибутове их встретил сын Ивана – Тимоша, а с ним сто конных казаков, которые, спешившись, приветствовали боярина.

Это единственное упоминание об этом ребенке Богуна. То, что в русских отписках он зовется «Тимошей», может свидетельствовать, что речь идет о ребенке, скорее всего, недожившем до зрелого возраста. По крайней мере, никаких других данных о Тимофее Федоровиче (Богуне) мы не имеем.

В Переяславле Богун присягнул на верность царю⁷². Однако его разногласия с Хмельницким не остались незамеченными современниками и породили множество слухов. Например, в начале 1654 года французская «Газета» писала, что Федорович отказался присягнуть московитам «под тем предлогом, что не может принести присягу, противную той, которую он уже принес перед тем, как выйти из Сучавы»⁷³.

Поляки тоже решили, что Богун не присягал, и всячески в этот период стремились переманить его на свою сторону. К нему написали польский великий коронный гетман Станислав Потоцкий, знаменитый поручик А. Окунь, перешедший к полякам бывший сотник Брацлавского полка Я. Ямпольский, приятель детства П. Олекшич (в своем письме он ссылался на старое знакомство и совместные годы жизни с Богуном)⁷⁴. В частности, Олекшич, напоминая о единой с полковником вере, призывал «чтобы ваша милость имели презрение на народ православный и толь суровыми войнами и замешаньем междоусобным его не искореняли… а поклоняясь пану своему природному (т. е. польскому королю. – Т. Т.), под которым нам Бог изволил породитися и под которым мы в той же вере с вами безстрашно и при волностях наших жили»⁷⁵. Поляки от лица короля обещали Богуну все: «гетманство запорожское, шляхетство и староство, которое твоей милости в Украйне полюбитца», иными словами – власть и богатство. Сенаторы готовы были подтвердить эти обещания присягой, а король – грамотами.

Но стремление к власти никогда не было движущей силой в поступках Богуна. Видимо, он довольствовался своей необыкновенной славой, а доходов ему вполне хватало тех, которые приносили ему война и звание полковника. Однако такие предложения поляков опять могли поставить Федоровича под удар. Наверное, поэтому он немедленно переслал полученные письма к Хмельницкому, за что заслужил «похвалу» и «милостливое слово» от царя⁷⁶.

Но Богун не был бы Богуном, если бы ограничился таким демаршем. Несмотря на то что он был занят боями с татарами, возвращавшимися в Крым с добычей⁷⁷, полковник, по сообщению летописи Величко, «задумал фортель». Прикинувшись, что переходит на сторону поляков, он пригласил Потоцкого приехать к нему⁷⁸. Федорович рассчитывал на приход небольших сил поляков, которых удастся разбить. План не удался: то ли Потоцкий не поверил полковнику, то ли поляка предупредили. Отряды Потоцкого вступили крупными силами на Брацлавщину, и начался очередной карательный поход. Были спалены Немиров, Ягубец, а их улицы «покрыты трупами».

Богун, имея, по данным польских языков, в своем распоряжении десять тысяч казаков, встретил поляков в Умани. В городе укрылось большое количество крестьян из соседних слобод и это не упрощало ситуацию, хотя у полковника имелись немалые припасы. Поляков возглавляли старые «приятели» Богуна: польный гетман Станислав Ляндцкорунский (которого он «искупал» под Винницей) и обозный коронный Стефан Чарнецкий (который со времен Монастырища ходил с «серебряным горлом»). Оба они пылали жаждой мести и рвались в бой.

Воевода брацлавский Петр Потоцкий напрасно пытался остудить их пыл, предлагая не ходить всеми силами, а послать под Умань только несколько полков. Поскольку застать Богуна врасплох не удалось, Потоцкий предлагал отказаться от штурма, справедливо подчеркивая, что у них отсутствовали пушки и пехота. Поляк – участник событий писал в своем дневнике: «Хорош был совет, потому что мы отступили бы без посрамления и не понесли бы такой потери». Но Потоцкого не послушались, и 3 апреля, в Страстную пятницу (по католическому календарю), поляки всеми силами подошли к Умани.

На предложение сдаться казаки ответили стрельбой из пушек. Затем по приказу Богуна они оставили Новый город и заперлись в Старом. Их отделяла от поляков река, по льду которой казаки весь день предпринимали вылазки. После небольшой передышки поздно вечером Богун открыл оружейный огонь и вывел конницу, она выскочила «с великим криком и покрыла поле под валами». Пока поляки организовывали сопротивление, казацкая пехота, перейдя через пруд, ударила им в тыл. Шляхтичи в панике покидали свои только что занятые квартиры в Новом городе. В конечном счете Новый город остался за казаками. Там они захватили возы со шляхетским добром и с награбленным в Брацлавщине, а также немало лошадей.

В тревоге и ругани обобранные поляки провели ночь в поле, а ветер гнал им в лицо огонь от зажженного казаками Нового города. Потеряв под Уманью до семи тысяч человек, Ляндцкорунский был вынужден бесславно отступить⁷⁹.

После этого на польско-украинском направлении наступило временное затишье, а в белорусско-литовских сражениях Богун участия не принимал. Летом он находился в Лиловце – в одном из городов своего полка.

Осенью 1654 года поляки, имея в своем распоряжении сильную армию⁸⁰, предприняли еще одну попытку силой вернуть Украину в состав Речи Посполитой. Началась кровавая резня, в которой погибали без разбору и женщины, и дети.

В декабре польские войска под командованием все того же Стефана Чарнецкого устремились к Брацлаву, где находился Богун с двенадцатью тысячами казаков. Изумленных поляков ожидала необычная картина: все городские ворота распахнуты, на стенах города не видно стражи, не было и людей на валах. Казалось, в Брацлаве нет ни одной живой души.

Чарнецкий, в третий раз столкнувшись с Богуном, не полез на рожон и напряженно ожидал какого-нибудь «фортеля». Он так и заявил своим офицерам: «Это хитрость Богуна. Он нарочно представляется беспечным и ленивым, но, скорее всего, спрятал где-нибудь свое войско и готовит нам какую-нибудь ловушку». Восемь раз обходил Чарнецкий вокруг Брацлава, с ужасом ожидая появления Богуна. Но ворота были по-прежнему открыты и никто не появлялся. Поляки не могли понять хитрости противника, терялись в догадках и панически боялись попасть впросак⁸¹.

Наконец 8 декабря 1654 года Богун молниеносно вывел свои войска из города и построил их в боевом порядке над Бугом. Поляки устремились на них. Казаки дали сильный залп, затем сожгли мост и спокойно ушли по дороге на Умань на глазах многочисленного польского войска. Никто не решился их преследовать, зная, что в небольшом отряде был «сам Богун».

Между тем к полякам подошла орда в количестве тридцати тысяч человек⁸². И без того сильная польская армия увеличилась и представляла собой грозную силу. Двадцатого января 1655 года соединенные войска устремились к Умани, где заперся дерзкий Богун со своим небольшим отрядом.

Там поляков снова ждали сюрпризы. Город был укреплен тремя высокими валами и тремя сухими рвами. Богун распорядился полить валы водой, и на морозе они покрылись ледяной коркой, сияя в лучах солнца как катальные горки и отбивая у поляков охоту к штурму. На предложение сдаться Богун ответил пальбой из пушек. Тогда на следующий день назначили генеральный штурм.

Польский генерал артиллерии Гродецкий прилагал все усилия, чтобы зажечь город, а богунцы, в свою очередь, изощрялись в выдумках, чтобы этого не допустить. Так, они покрывали крыши домов мокрыми кожами и полостями. Польские артиллеристы сетовали на высокую влажность, в душе проклиная «богунские штучки». Зажечь город полякам не удалось.

С отчаянья они пошли на безнадежный штурм, с трудом преодолели первый вал и достигли рва. Но тут на них обрушился Богун, лично возглавивший вылазку. Одного его вида уже было достаточно, чтобы поляки толпой устремились в бегство.

В это время к району Охматова подошли соединенные силы Хмельницкого и русских. Поляки напали на них, и завязался легендарный бой под Дрыжиполем (т. е. «поле дрожи»). В самый сложный для Богдана момент Богун, выйдя из Умани, ударил со своими казаками в тыл полякам и спас положение. Его казаки положили более тысячи поляков. Внезапное появление «страшного Богуна» совершенно поразило польских воинов. Ночью, в темноте, было невозможно определить величину прибывшего войска. Поляки устремились на Богуна, оставив Хмельницкого. Но полковник, имея «очень выученное» войско, сумел разрезать ряды противника и соединиться с основными казацкими частями. Гетман за это время успел укрепить обоз и соорудить вал из трупов врагов. Положение было спасено.

И вот тут произошел крайне интересный эпизод. Командовавший русскими войсками В.Б. Шереметев в резкой форме стал выговаривать Богуну за то, что тот ушел из Брацлава, оставив край на разграбление. На это полковник якобы ответил: «Когда приманивают птиц, им бросают что-либо привычное на корм, чтобы легче было заманить в сети»⁸³. Со времен Северного Донца это было первое враждебное столкновение Богуна с русскими властями. Шереметев славился своим надменным и крутым нравом. Местнические амбиции боярина были чужды и неприятны казацкой старшине, воспитанной на огнеопасной смеси казацкой вольности и шляхетской демократии. Да и, кроме того, объяснить в двух словах воеводе военную тактику, наработанную поколениями казаков, было невыполнимой задачей. Впоследствии даже Петр Великий не смог избежать поражения во время Прутского похода, недооценив особенностей войны на юге.

В трехдневных тяжелых боях на Дрыжиполе в условиях страшного мороза, без воды и дров, русско-украинское войско, построив казацкий табор из телег, скрепленных цепями, вырвалось из окружения многократно превосходивших их по численности польско-татарских сил⁸⁴.

Не успев отдохнуть после Охматова, Богун с десятитысячным отрядом свежих войск был отправлен Хмельницким громить татар, вторгнувшихся в пределы Украины для сбора ясыра (добыча, обычно пленники. – Т. Т.). Как писал казацкий летописец, Богун, досконально зная украинские тропы, занял все нужные места, чтобы перехватить возвращавшиеся с добычей татарские загоны. Опыт «загонщика», полученный в молодости, ему очень пригодился. Из десяти тысяч татар лишь пятьсот вернулось домой, лишившись всей добычи. Две тысячи пятьдесят шесть татар попали в плен к Богуну, который отослал их к Хмельницкому в Белую Церковь. Пятьсот пленников были отправлены в виде подарка в Москву, пятьдесят Богдан оставил себе, а остальные были отданы богунцам. Честь, слава и богатство сопутствовали удалому полковнику⁸⁵.

Пасху Богун отпраздновал уже в родных местах, в Немирове (Винницкая область). А в апреле 1655 года Богуна постигла тяжелая утрата – от эпидемии умер его друг и соратник, Уманский полковник Иосиф Глух.

В августе Иван уже участвовал в новом походе против поляков. С двадцатью тысячами человек он направился под Острог и Олыку.

Кампания эта, как известно, завершилась миром с ханом под Озерной. Вынужденное соглашение с Крымом вызвало весьма неоднозначную реакцию в окружении царя, и отношения Украины с Московским государством стали заметно ухудшаться.

Зимой-весной 1656 года Польша, находившаяся после начала войны со Швецией (т. н. «потоп») в тяжелейшей военной ситуации, начала мирные переговоры с Москвой и Чигирином. Царское правительство, желавшее предъявить претензии Швеции и опасавшееся роста ее влияния, склонялось к миру, Хмельницкий же был категорически против и начал сепаратные переговоры со Швецией и Трансильванией.

Что же касается Богуна, то он оказался в оппозиции к гетману. Восемнадцатого июня 1656 года папский нунций в Варшаве Видони сообщал в Ватикан: «…ходят в тех краях письма, что казаки раскололись между собой, и одна их часть якобы избрала некого Богуна, славного воина, себе в командиры»⁸⁶. Это подтверждает и письмо и. Радзеевского к шведскому королю: «Кроме того, по сообщению высочайшего лица Хмельницкий находился во вражде с полковником Богуном, который присоединился к польской партии и пытается принудить к этому Хмельницкого»⁸⁷.

И на этот раз Богун не добивался гетманской власти, хотя, имея в виду его популярность среди казаков, такие притязания могли бы стать очень серьезными. При этом открытое выступление против Хмельницкого опять сходит Богуну с рук. Видимо, даже всесильному гетману приходилось считаться с авторитетом дерзкого полковника. Удивительный факт!

Хмельницкий решает принять участие в совместном шведско-трансильванском походе против Польши. Наказным гетманом идет А. Жданович, но вскоре ему на помощь прибывает отряд под командованием Богуна. Сам по себе поход был нарушением условий Переяславского договора, так как казаки своевольно отправились воевать с Речью Посполитой в момент, когда Москва заключила с ней Виленское перемирие.

Как объяснить тот факт, что Федорович, заклятый враг поляков, летом 1656 года выступал за мир с ними, а уже в январе 1657 года участвовал в походе против них? Убедился ли он в правоте Богдана, подчинился ли его приказу, или же счел союз со Швецией и Трансильванией наиболее выгодным для Украины? Скорее всего – последнее. Тем более что поляки совсем не спешили выполнять условия Виленского договора, и, в частности, избирать царя своим королем. Поход был ярким примером независимой политики гетмана, а именно такой политики добивался Богун.

Факт участия Богуна в походе на поляков бесспорен. Как сообщали польские источники: «Хмельницкий послал в Польшу Богуна, своего славного полковника, с несколькими полками…», чтобы они соединились с частями А. Ждановича⁸⁸. Поляки говорили русскому послу К. Иевлеву, что Хмельницкий «полковника своего Онтона и Богуна прислал к Ракоци с войском…»⁸⁹. Из немецкого летучего листка (аналог газеты, печатная информация. – Т. Т.) следует, что армия казаков насчитывала шесть тысяч (русские воеводы сообщали о двенадцати тысячах казаков). «Их генерал Антон киевский. Богун был генерал-квартиммейстер и вел одновременно один полк»⁹⁰. Наконец, то, что Хмельницкий отправил к Ракочи «целый полк… с польным гетманом Антоном и Богуном, другим военачальником», обсуждали в своей переписке русский царь Алексей Михайлович и польский король Ян Казимир⁹¹.

Помимо собственных казаков у Богуна имелись и многочисленные «охотники», стремившиеся «показачиться». Насколько многочисленна была толпа этих желающих, свидетельствует дневник Гильдебранта, члена шведского посольства на Украине. Он ехал из Чигирина с казацким полковником (скорее всего, с и. Богуном), имевшим от Хмельницкого патент на набор войска. Стремившихся записаться к нему в отряд было много. Полковник их кормил и поил, а они «молились на этого полковника, благодаря Бога и полководца (Хмельницкого. – Т. Т.) за хлеб-соль». Правда, Богун отобрал из всей этой толпы только двадцать человек, но это объясняется не отсутствием выбора, а его требовательностью⁹².

Двигаясь на запад, казацко-венгерское войско захватило Люблин и Брест. В Белоруссии Жданович с Богуном продолжили политику Богдана Хмельницкого, стремившегося подчинить ее своей власти. Жданович приводил к присяге пинскую шляхту, распространяя казацкие порядки. Апофеозом похода стал захват Варшавы, казаки ее «чисто разграбили». Многие всерьез верили, что с проклятыми «ляхами» наконец покончено.

Однако на самом деле все обстояло далеко не так безоблачно. Между казаками и венграми постоянно возникали недоразумения. Вскоре Ракочи начал сепаратные переговоры с поляками, но у казаков произошел бунт, и войска разошлось. Хмельницкий был взбешен и отдал приказание, чтобы «Антоний и прочие военачальники были казнены». Как это часто случалось, приказ исполнен не был (или Хмельницкий поостыл и передумал). Да и казнить Богуна было не так-то просто даже самому гетману. Хотя полк у Ивана, видимо, в этот момент все-таки отобрали.

Но 6 августа 1657 года Богдан умирает, наступает небольшой период междуцарствия, и затем на Чигиринской раде избирают гетманом Ивана Выговского. Тот, конечно, хотел заручиться благосклонностью знаменитого во всей Украине человека. Богун становится доверенным лицом Выговского и начинает активно заниматься политикой.

На Корсунской раде в октябре 1657 года Богун заявил: «Быть нам у царского величества нельзе потому: хотя он, государь, к нам и милостив, только начальные ево люди к нам не добры и наговорят государя на том, что привесть нас во всякую неволю и пожитки наши у нас отнять»⁹³. Шестнадцатого октября 1657 года он от лица Украинского гетманства подписывает Корсунский договор со Швецией, что после его участия в походе Ракочи можно расценивать как закономерный шаг⁹⁴.

Следует отметить, что статьи Корсунского договора предусматривали сохранение союза с Москвой и лишь давали Украине некоторые гарантии сохранения автономии. Однако шведы уже к тому времени проиграли войну с Польшей и перестали активно влиять на восточноевропейскую политику. Ракочи свергли, и он оказался в плену. Выговскому волей-неволей приходится искать новые приоритеты. Он признает подписанное еще Хмельницким перемирие с поляками, которое соответствовало Виленскому соглашению, и ведет переговоры с прибывшими в Чигирин польскими послами С.К. Беневским и Д. Вороничем.

Текст Корсунского договора со Швецией с подписью и. Федоровича

Начавшееся против гетмана восстание Пушкаря и Барабаша, подозрения Москвы в неверности – все это делает положение Выговского очень непростым и заставляет искать пути выхода из создавшейся ситуации. Вопреки мнению советской историографии, Богун не только не был в оппозиции, но, наоборот, выступал преданным соратником Выговского. В феврале, во время первого открытого столкновения с войсками Пушкаря на Ворксле, он командовал отрядом со стороны Выговского. Гетман, по-видимому, отправил Богуна на переговоры с восставшими, рассчитывая на его популярность и авторитет. Испугавшись, Пушкарь не допустил этих переговоров, а предпочел напасть. Почему-то в распоряжении славного полковника были не его «богунцы», а наемные волохи, сербы и янычары – всего тысяча пятьсот человек⁹⁵. Похоже, что гражданская война вызывала у Богуна протест – он отступил, не применяя своих излюбленных хитростей.

Однако он продолжает оставаться верным сторонником Выговского. Например, Богун присутствовал вместе с гетманом на важной встрече с русским воеводой Н. Зюзиным в январе 1658 года, когда была предпринята попытка преодолеть наметившийся раскол в русско-казацких отношениях.

Весной Выговский отправляет Богуна в Москву. Имеется интересное, очень откровенно написанное письмо гетмана к Федоровичу от 20 марта: «Имею надежду, что моя, как и вашей милости, невинность объявится совершенно приездом вашим счастливым и приездом до его царского величества…»⁹⁶.

Первого мая 1658 года (н. ст.) Богун находился на переговорах в Москве. Посольству надлежало убедить Москву в верности ей гетмана и создать неблагоприятное мнение о восставших. Богун был противником мятежников. При этом он желал сохранения союза с Москвой, но не разделял позицию второго члена посольства Г. Лесницкого, готового поступиться автономией гетманства ради получения из Москвы помощи в борьбе с «чернью». Вопреки наказу Выговского Лесницкий просил царя прислать на Украину воевод, на что русские охотно согласились.

Однако появление воевод вызвало резкий протест. Одним из самых яростных противников установления на Украине власти московской администрации был Богун. В присутствии Выговского он кричал стольнику П. Скуратову: «Нам де воеводы ненадобны; жон да детей наших переписывать приехали? ...ты де к нам в Чигирин воеводою едешь? Не здоров де от нас выедешь!»⁹⁷. В вопросе о воеводах позиции Выговского и Богуна совпадали, а это был принципиальный момент. Речь шла о недопущении ограничения гетманской власти и сохранении автономии, закрепленной Мартовскими статьями 1654 года.

Мятеж Пушкаря – Барабаша создавал огромную опасность для единства Украинского гетманства, подрывая его силы изнутри. Поэтому Богун активно боролся с восставшими. Он принял участие в сражении под Полтавой (11 июня 1658 года) и, видимо, оказал большую услугу Выговскому в разгроме Пушкаря, так как гетман именно его назначил Полтавским полковником⁹⁸. Но Богун не остался в этом звании. Скорее всего, Левобережный край был ему чужд, и в августе 1658 года он выступает уже как Паволоцкий полковник, сохраняя это звание в течение ряда лет.

В августе 1658 года Богун появляется под Киевом вместе с полковниками Белоцерковским и. Кравченко, Брацлавским и. Сербиным и Подольским О. Гоголем. Они заявили, что ожидают Данилу Выговского и татар, а «под Киев де они пришли… для договору всяких дел»⁹⁹. Но когда появился Данила, он сразу начал штурм города. В эти сложные и неоднозначные события был таким образом вовлечен и Богун. Сражение под Киевом, которое возглавил брат гетмана Данило Выговский, было еще не окончательным разрывом с Москвой, а выступлением лично против Киевского воеводы В.Б. Шереметева, с ним, как известно, Богун сталкивался и раньше.

Реальные военные действия между русскими и приверженцами Выговского начались лишь в феврале 1659 года, после вторжения Г.Г. Ромодановского. В этот период Богун по-прежнему был среди войск, преданных гетману. Но Гадячский договор с Речью Посполитой он не подписал и никаких активных действий не предпринимал. Осажденный в Конотопе наказной Северский гетман Г. Гуляницкий послал ему паническое письмо, упрекая Богуна, что тот не оказывал ему «жадной помочи»¹⁰⁰. В выжидательных действиях прославленного полковника могло проявляться недовольство гражданской войной, а возможно – Гадячским договором.

Он остался с Выговским, но стал одним из лидеров «государственной группировки» старшин. Так, во время Конотопской битвы с русскими Богун вместе с другими старшинами предпринимает попытку объединить Украину. Они направляют свои послания царю, ставленнику русских Беспалому и Трубецкому. В своих посланиях старшины призывали Беспалого задуматься о судьбе своего отечества: «Уродився с нами вместе волным народом и скормився заодно в Малой Росии, отчине нашей»¹⁰¹. Перепуганный Выговский тогда срочно пустил в бой татар, и произошла Конотопская битва.

Но прошла неделя, и те же полковники пишут сразу два письма Трубецкому и царю, сообщая, что «далнего не желаем кровопролития». Поэтому они предлагали вести переговоры, а для начала – поменять пленных. Они открыто упрекали царя, что «чрез колко сот лет не узнали таковаго в краях своих испустошенья, какое ныне от православных ратей» происходит.

В сентябре 1659 года В.Б. Шереметев сообщал уже об оформившейся оппозиции: «А к переяславскому и к нежинскому и к черниговскому и к Киевскому полковником пристали полковники и присягали меж себя на том, что тебе великому государю служить и быть в соединенье на изменника ивашка Выговского и на поляков: умонской, паволоцкой, Багун каневской, белоцерковской… а умонской полковник и Серик из Запорог, сказывают, государь, что идут к Юрью Хмелницкому»¹⁰². Необходимость принести в жертву непопулярного Выговского приводит к тому, что группа Правобережной старшины при активном участии Богуна смещает гетмана и вручает булаву Ю. Хмельницкому. Новый гетман сразу же обещал «стараться успокоить… своеволие заднепровское», иначе говоря, продолжать борьбу Выговского с последователями Пушкаря – Барабаша.

Многие историки повторяют друг за другом, что смена гетмана произошла в результате «народного восстания под руководством Богуна». На самом же деле никакого «народного восстания», возглавленного Богуном, не было – это чистый миф, лишенный какой-либо опоры на факты. Просто имел место успешный, быстрый и тихий старшинский переворот. Богун вообще никогда не апеллировал к «черни», а все свои решения принимал в самом тесном кругу, что и приводило к острому эффекту неожиданности.

Действия Богуна по недопущению раскола Украинского гетманства были весьма своевременны, поскольку в сентябре 1659 года начался массовый переход на сторону русских недовольных Гадячским соглашением Левобережных полковников. В Переяславле местный полковник Т. Цицура устроил А.Н. Трубецкому торжественную встречу, уже подготавливая почву для получения булавы. Но тут прибыл гонец с известием о раде на Росаве, на которой Правобережные полковники скинули Выговского и избрали Юрия Хмельницкого. Это было как гром среди ясного неба, и спутало все карты Левобережных полковников. Русские власти сразу же отказались от планов вручения булавы одному из Левобережных лидеров, предпочитая иметь дело с Ю. Хмельницким.

В свою очередь, Выговский был так зол на своего бывшего соратника, что отдал приказ, «чтобы, поймав Богуна, бунтовщика посадили на кол»¹⁰³. Именно на кол и именно Богуна. Такое распоряжение Выговского становится понятным, только если тот на самом деле руководил действиями оппозиционных полковников.

Почему Богун, противник русских воевод как символа ограничения гетманской власти и установления крепостнических порядков, пошел на мир с Москвой? На самом деле, свергнув Выговского, старшина еще не определилась, к кому склониться – к царю или королю. Но неудачная попытка договориться с Польшей и нежелание польской шляхты пойти на условия, устраивавшие Украину, заставили Ивана летом 1659 года выбрать Москву как наименьшее зло.

По сообщению одного участника, на старшинской раде «некоторые вольнодумцы говорили, а особенно Богун, полковник Паволоцкий, против царя московского. Что мы под царем не думаем оставаться, когда знаем, что царь не даст нам таких вольностей, которые мы имели от короля его милости…»¹⁰⁴. В результате старшина во главе с Богуном предложила Москве Жердовские статьи, по которым они хотели объединиться с русским царем.

Это был не просто проект хорошего договора с Россией. Мысль сторонников украинской государственности шла в этом документе гораздо дальше – можно сказать, что Жердовские статьи по заключавшейся в них степени независимости Украинского гетманства превосходили даже первую редакцию Гадячского договора, хотя и не имели эффектных фраз вроде «Княжества Руського». По сути, речь шла о полной независимости от Москвы и сведению вассалитета до минимума. В Жердовских статьях наиболее ярко проявились основные устремления сторонников «государственной группировки»: твердая власть гетманской администрации, свобода назначений и полный приоритет старшинского управления на территории гетманства, отсутствие русских воевод, свободные внешние сношения, самостоятельная церковь, распространение старшинской власти на территорию Белоруссии.

Но самые активные полковники, составлявшие «костяк» государственной группировки, – К. Андреев. И. Кравченко, В. Бутримов, М. Ханенко, М. Зеленский, О. Гоголь, не приняли участия в Переяславской раде, где происходили решающие переговоры с русскими. Официально они были оставлены на границе для защиты от поляков и татар. Не принял в ней участие и Богун. Скорее всего, это произошло из-за нежелания полковников встречаться с русскими воеводами, которых они недолюбливали. Однако это оказалось серьезной ошибкой.

На второй Переяславской раде Ю. Хмельницкий присягнул царю. Но русские воеводы, воспользовавшись моментом, изменили статьи так, что они значительно уступали договору 1654 года. Воеводы должны были теперь находиться во всех крупнейших городах Украины, гетману и казакам запрещалось вступать в Белоруссию, Киевский митрополит должен был подчиняться Московскому патриарху, а не Константинопольскому. Резко и серьезно урезались полномочия казацкой администрации в решении внутренних проблем.

Когда старшина ознакомилась с этим документом, «особливе полковники Богун, Ханенко, Гоголь и иньшие… крепко нарекали за неисправление на старшину, в Переясловле при Хмелниченку бывшую»¹⁰⁵.

Недовольство Богуна стало известно полякам. Потоцкий писал королю, что «полковники Уманский и Богун совершенно преданы вашей королевской милости и теперь не поехали присягать в Переяславль¹⁰⁶». А Выговский, еще совсем недавно желавший посадить Богуна на кол, писал о нем королю уже совсем по-другому: «Полковник паволоцкий принужден был отстать от нас»¹⁰⁷.

В январе 1660 года Богун участвовал в операциях против армии короля и Выговского, в чьем распоряжении имелось восемнадцать тысяч поляков, пушки и татары. Вместе со своими соратниками последних лет О. Гоголем, М. Ханенко и и. Сирко он отражал польский поход на Брацлавщину. Великий коронный гетман С. Потоцкий намеревался захватить Могилев-Подольский, Умань и Брацлав. Богуну с товарищами удалось не только сорвать этот план, отбив Могилев, но и взять Бар¹⁰⁸.

Летом Богун находился в Умани для обороны от татар. Осенью 1660 года он был вместе с Ю. Хмельницким под Чудновым, где произошло генеральное сражение русско-украинских и польско-татарских войск. Как известно, в решающий момент Хмельницкий заключил мирный договор с Речью Посполитой. Богун лично участвовал в переговорах под Слободищами вместе с полковниками Зеленским, Гоголем, Кравченко и Ханенко – все с той же группой «государственников», настаивая на принятии условий Гадячского договора¹⁰⁹. В результате был заключен Чудновский договор с поляками. Русские войска, оставшись без союзников, потерпели сокрушительное поражение, а В.Б. Шереметев попал в плен.

После заключения мира Богун по-прежнему сохранил за собой звание Паволоцкого полковника. Но Чудновский договор, сильно уступавший даже урезанному варианту Гадячского, никак не мог его удовлетворить. Это один из самых малоизвестных и спорных периодов его жизни. Многие историки считали, что он даже был арестован и заключен в Мальборкскую крепость. Однако документальных подтверждений этому нет.

На протяжении всего 1662 года Богун весьма активно принимает участие в походах Юрия Хмельницкого. В марте он был назначен наказным гетманом, после чего вместе со своим полком (четыре тысячи), с полковником Бережицким (две тысячи) и татарами Девлет Келдея (шесть тысяч) отправился на Левобережье. Против него был выслан Г.Г. Ромодановский с двадцатью четырьмя тысячами человек¹¹⁰.

Под Жолвиным на реке Суле у боярина был с Богуном бой. Казаки напали на русских во время переправы. Когда их атаку отбили, они окопались и выдержали штурм. Во время этих стычек в плен попал племянник Богуна Кузьма¹¹¹. После этого Богун выручил осажденного в ирклееве Бережицкого, и они вместе укрепились в этом городе, рассылая по окрестностям загоны татар¹¹².

После отступления на Правый берег в августе 1662 года Богун передает в Жолкве королю письма Юрия Хмельницкого. В них объяснялось, что казаки не могли собственными силами противостоять мощной армии Ромодановского, а обещанная помощь от поляков и татар так и не пришла. Хмельницкий посылает Богуна и на сейм, проходивший во Львове¹¹³. Именно тогда Богун позволяет себе резкую выходку против короля (как некогда против русских воевод) и попадает в немилость. Возможно, именно этот инцидент описывает знаменитая польская «Рифмованная хроника». В ней говорится, что Богун, едучи рядом с королем, кричал толпе крестьянских детей: «Дети, дети украинские! Своего пана короля ударьте по великому носу, милостивому!»¹¹⁴. Хотя поляки приняли это за шутку, но, по выражению автора хроники, «король свистнул носом», а «с Богом и королем нужно начинать шутку осторожно»¹¹⁵.

Но Богун был нужен Украине. После сложения Ю. Хмельницким гетманской булавы и его ухода в монастырь новым гетманом Правобережья стал Павел Тетеря. Едва получив булаву, Тетеря дает направлявшемуся к королю Г. Гуляницкому наказ, в нем он «просит Запорожское войско, дабы Богун, оскорбивший Величество, был выпущен со всем имуществом его и освобожден, и вместе с Г. Гуляницким, послом, возвратился к Запорожскому войску»¹¹⁶.

Заступничество Тетери не понадобилось, Богун возвращается в Украину еще до приезда Гуляницкого. Уже 26 февраля 1663 года (н. ст.) Тетеря благодарит короля «за освобождение Богуна, который не нахвалится за это перед Войском…»¹¹⁷. Дату подтверждает и письмо королевской канцелярии от 2 марта (н. ст.), где говорится, что король «приказал совершенно освободить Богуна, который в это время должен быть в войску»¹¹⁸.

В феврале Богун приехал на Украину, а вскоре поляки доверили ему ответственнейшую должность наказного гетмана во время похода короля на Левобережье осенью 1663 года. Похода, в котором сам гетман Тетеря не участвовал и таким образом вся ответственность за казацкие полки ложилась на Богуна. Польская «новина» от октября 1663 года писала: «Богун верно к нам относится, по его уговорам сдаются города и приносят присягу королю. А на его имя прибывает все больше войска»¹¹⁹.

Брюховецкий был в настоящей панике, объясняя царю, что хоть с королем идут и малые силы, но это «…не Гуляницкий, а не Выговский…»¹²⁰, а сам Богун. Опасения Брюховецкого оправдались.

Левобережные города охотно сдавались знаменитому полковнику – Борисполь, Воронков, Гоголево, Заволоча, Остр, Ромны, Борзна. В результате их никто не разорял, а жителей не уничтожали. Во многих случаях казацкие гарнизоны сдавшихся городов присоединялись к войскам Богуна. Так, про Борисполь поляки писали: «Этот гарнизон увеличил армию под командованием Богуна, генерала казаков, который следует с королем»¹²¹. Только под Монастырищем дело дошло до столкновения, ибо там были казаки враждебного Богуну Киевского полковника Дворецкого и русский отряд. Пришлось брать город штурмом – еще до прибытия поляков и татар. Зато когда татары захотели забрать пленников себе, Богун им этого не позволил.

По сообщениям поляков, «Богун, генерал казаков, находится с королем, продолжая давать новые доказательства более чем своей верности. В основном благодаря его деятельности возвращены… города, и благодаря ему прибывают новые казаки из каждого места, увеличивая количество его войска, которое возросло до 20 тысяч солдат»¹²². К тому же Богун постоянно находился «рядом с королем».

Вскоре, однако, оказалось, что вовсе не Брюховецкому и русским следовало его опасаться. Отважный полковник, а ныне наказной гетман действовал в соответствии со своим тайным планом. Уговаривая города сдаваться, он оставлял в них лишь небольшие гарнизоны поляков. Как только польское войско завязло под Глуховым, последним городом перед московской границей, все Левобережье уничтожило поляков и запылало огнем восстания. Крайне интересен тот факт, что среди руководителей восстания на Правобережье были Семен Высочан, известный полковник времен восстания Хмельницкого, прославившийся в том числе обороной Винницы вместе с Богуном в 1651 году, а также Василь Вареница – бывший сотник полка Богуна еще по реестру 1649 года.

Во время осады Глухова Богун действовал особенно дерзко. Будучи членом военного совета, он знал все замыслы поляков. Современник, поляк и. Ерлич, потом с негодованием писал, что Богун извещал защитников Глухова о времени штурма, местах подведения мин, указывал наиболее удобные места для вылазок, передавал порох и т. д. Двадцать девятого января 1664 года (н. ст.) состоялся первый штурм города¹²³. После нескольких дней обстрела поляки сделали траншеи, подвели мины. Но взорвавшись, мины не произвели должного эффекта, а попытка штурма окончилась для поляков большим уроном. Польские пехота и кавалерия бросилась в разбитые артиллерией ворота, но внутри натолкнулись на прекрасно устроенную баррикаду с заряженными картечью пушками, бившими вдоль насыпи. Причем мушкетный огонь был так верно направлен, что, как писал очевидец, «тут были убиты на месте 500 человек, а остальные настолько потеряли боеспособность, что нужно было помышлять об отступлении». Атака левого фланга оказалась столь же неудачной. Поляки устремились было по льду в сделанную в стене брешь, но под многими из них лед провалился (прямо как под Винницей в 1651 г.!), «что причиняло большой беспорядок и вселяло ужас»¹²⁴.

В своих письмах все участники осады Глухова, еще не догадываясь о замыслах Богуна, в один голос отмечали пассивность его казаков и даже обвиняли их в неудаче штурма. Например, участник сражения А. Незабитовский писал: «Казаки нам ничем не помогали и даже сильно мешали»¹²⁵, а Ш. Потоцкий прямо видел причину неудачи «из-за неохотного войска казацкого, которые на штурм не шли»¹²⁶. Другой участник штурма, и.М. фон Орхар, писал: «Казаки, которые пришли с Богуном в королевский обоз, штурмовать не хотели: что за причина, знать не могу». Он отмечал, что у поляков погибло сто сорок старших и двести младших офицеров, а также около двух тысяч солдат¹²⁷.

Второй штурм был 8 февраля. Мины не только не помогли, но взорвались в направлении польских солдат, покрыв их землей¹²⁸. В шесть утра полки ворвались в бреши, поддерживаемые кавалерией, некоторые офицеры были уже в городе, считая, что одержали победу. Но защитники Глухова, оказавшись в этом месте со всем гарнизоном, успешно сбросили их с высоты пролома вниз, «с трудно передаваемой стойкостью овладев брешью и открыли… убийственный огонь», убив такое количество, что атакующим пришлось отступить¹²⁹. Фон Орхар писал после второго штурма: «Теперь здоровых офицеров в полку больше нет, кроме двух поручиков и трех хорунжих… другие пристрелены и забиты»¹³⁰. Все офицеры в своих письмах отмечали, что взрыв мины скорее причинил полякам ущерб, чем способствовала успеху («из-за неосторожного заложения пороха»¹³¹).

Рискуя головой, Богун действовал, несомненно, в координации с и. Выговским, Ю. Хмельницким, О. Гоголем, М. Ханенко, Ф. Коробко, Г. Лесницким и другими старшинами, которые в то же время подняли восстание на Правобережье.

Осада Глухова ничего не дала. Польское войско задержалось на целый месяц. За это время Брюховецкий успел собрать войска и вместе с Ромодановским приблизился к полякам. В польской армии царили голод, болезни. В тылу были либо разоренные (там, где шло польское войско), либо поднявшие восстание местечки (где шли казаки Богуна).

В это время у Федоровича рождается новый замысел – он посылает к командующему русскими войсками Г.Г. Ромодановскому казака с предложением, чтобы тот шел на поляков, а он, в свою очередь, во время сражения ударит со своими казаками в тыл полякам¹³². Именно о таком замысле Богуна пишет и польская «Рифмованная хроника»¹³³.

Когда действия Богуна открылись через показания пленных и изменников-казаков, поляки были в настоящем шоке. Так, в польской «новине» говорилось: «Богун, забыв множество милостей, полученных от его величества, подавал очевидные знаки ребеллии…»¹³⁴. «Богун – самый злобный человек на свете!»¹³⁵ – гневно писал обычно сдержанный король Ян Казимир в письме к своей жене. А немецкая хроника ХVII века «Театрум Европеум» отмечала: «Богун показал большую неблагодарность благосклонной милости короля. Этого забыть нельзя»¹³⁶.

Обстоятельства гибели Богуна долгое время оставались неизвестными. О них не писала ни одна из ведущих украинских летописей. Богун словно исчез для своих современников. Только в конце ХIХ века, когда были опубликованы польский дневник и. Ерлича и ряд других польских записок, историки узнали, как погиб Богун. Но и в этих источниках мы видим лишь полунамеки и недоговоренности относительно обстоятельств его смерти. Кто оказался предателем – до сих пор неизвестно. Хотя не исключено, что это был М. Ханенко, которого поляки сразу назначили на место Богуна¹³⁷. Ханенко и в более поздние годы проявил себя как один из наиболее беспринципных деятелей Руины.

Итак, рано утром 27 февраля 1664 года (н. ст.) литовская армия переправилась через Десну и расположилась под Новгород-Северским, где уже находился король. Днем все старшины были вызваны на совет к Яну Казимиру, расположившемуся в маленькой деревушке Комань. И в этот же день участники похода Я.А. Храповицкий¹³⁸ и Я.В. Почобут-Одланицкий пишут в своих дневниках об аресте (оба объясняют это «открывшейся изменой»), а последний и о смерти Ивана Богуна.

Король в своем письме к жене сообщал, что ему доложили об измене Богуна казацкие офицеры. Арестовать его могли только на совете – в единственном месте, где отсутствовали преданные ему казаки.

Долгое время считалось, что Богун был казнен (расстрелян). Но два источника опровергают такую версию. Ян Казимир писал своей жене о Богуне: «Я приказал его арестовать с намерением наказать рукой палача… но Бог покарал его по-другому»¹³⁹. А «Театрум Европеум» сообщала следующее: «7 марта вся казацкая старшина пришла к великому коронному канцлеру и попросила передать их просьбу королю, что они хотят наказать Богуна. Им было отвечено, что если бы этот офицер был очень болен, но сумел поправиться, они отдали бы его в их распоряжение, чтобы они исполнили то наказание, которое предписано законом для изменников. Однако они были избавлены от этих хлопот своевременной смертью их генерала (Богуна. – Т. Т.), который погиб, направляясь в тюрьму»¹⁴⁰.

То, что о смерти Богуна знала лишь верхушка поляков (об этом не пишут украинские летописи), доказывает, насколько глубока была тайна обстоятельств его гибели. По словам и. Ерлича, лучше других знавшего этот эпизод от С. Чарнецкого, Богуна расстреляли. Непонятна фраза в дневнике Почобут-Одланицкого: «Открылась измена Богуна, которого тотчас взяли под стражу, а потом сразу приказали убить»¹⁴¹. Польская «Рифмованная хроника», написанная в 1682 году анонимным и весьма информированным участником похода, сообщает следующее: «Богун был тихо казнен и поплыла кровь тайным бродом»¹⁴².

Зная характер Богуна, можно предположить, что при аресте он оказал серьезное сопротивление и был убит, возможно, самими же членами совета¹⁴³. Таким образом, деревушка Комань под Новгород-Северским, место, где проходил совет, хранит тайну гибели и захоронения Богуна¹⁴⁴. Теперь там установлен памятник славному полковнику.

Поступок Богуна стал полной неожиданностью для польской верхушки, и это говорит о полном незнании ими этого человека. Казалось бы, король в 60-е годы осыпал Богуна милостями, он получал высокие посты в войске. Большинство на его месте превратились в преданных сторонников поляков. Но, как мы видим, в решающий момент Богун вновь показал себя непримиримым к врагам Украины. Его действия как наказного гетмана внесли неоценимый вклад в провал польского похода 1663–1664 годов. После его гибели король уже практически не мог рассчитывать на помощь Правобережных казаков. Окруженные Брюховецким и Ромодановским поляки с большими потерями возвратились в Польшу.

Богуну, как справедливо писала немецкая хроника, удалось даже избежать позорной казни, или, иначе говоря, снова победить своих врагов.

Гибель Богуна была окружена всевозможными мистификациями. К примеру, у официального биографа Яна Казимира, современника событий В. Коховского (многократно приводившего на страницах своей хроники восторженные отзывы о нашем герое), при описании событий под Новгород-Северским Богун внезапно почему-то превратился в «Дуню».

Вообще, образ Ивана Богуна, возможно, из-за своей необыкновенной удачливости и лютой ненависти к нему поляков, оброс легендами. Так, Т. Юзефович, современник событий, описывая поход Яна Казимира 1664 года, в котором погиб Богун, сообщал: «Во время этого похода погиб, как рассказывают, в борьбе с нашими славный вождь казаков Шолодивый Буняк, поляков наибольший неприятель и подстрекатель ненависти, страшилище, дьявол в человеческом образе»¹⁴⁵. И далее следовала страшная легенда об упыре, пожиравшем людей.

Происхождение имени «Шолодивый Буняк» ясно: оно принадлежало жестокому половецкому князю, известному по «Повести временных лет». Понятно и то, почему такие жуткие и отталкивающие легенды поляки придумывали о своем непримиримом и непобедимом враге. Интересно, что в Кальнике, его полковом городе, сохранилось предание, что Богуна «не брали пули» и убить его можно было только освященным образком (как и «Шолодивого Буняка»)¹⁴⁶. Ни об одном другом современнике Богуна мы не слышали ничего подобного.

Скупость сведений о Богуне не позволяет нам установить ни дату его рождения, ни подробности семейной жизни. «Малороссийский гербовник» считал его сыном знатного войскового товарища Григория Богуна и внуком войскового товарища Леонтия¹⁴⁷. Но возможно, его предком был Даниил Федорович, известный вождь украинских казаков на службе у Яна Собеского.

Скорее всего, Богун был значительно моложе своих коллег Б. Хмельницкого, и. Выговского и др. Поэтому и булаву ему вручали неохотно, только в крайних ситуациях, – ведь у казаков возрастное старшинство всегда играло главенствующую роль. В исторической украинской традиции (портретах и литературе) он всегда изображался молодым и красивым («белыми руками от себя писал», говорится в «Думе о Иване Богуне», созданной в XVII веке). Можно вспомнить даже оперу «Богдан Хмельницкий» К. Данькевича, где партия тенора отдана Богуну.

Скупые сведения, почерпнутые из дневников современников, свидетельствуют, что Богуну было не чуждо желание одеваться как шляхтич. Будучи уверенным в себе, он гордо и высокомерно говорил с русскими воеводами и польскими магнатами. Полководец от Бога, он резко выделялся среди множества «атаманов» и «полковников», рожденных бурной эпохой казацких войн. Непросто сохранять человеческий облик в нечеловеческих условиях, но Богуну это удавалось, что не может не вызывать уважения.

Среди огромного количества романов, рассказов и пьес, в которых фигурировал Богун, особое место занимал роман знаменитого польского писателя XIX века Генриха Сенкевича «Огнем и мечом», где роль главного злодея была отведена Винницкому полковнику (в романе нет ничего от истинной судьбы Богуна). Несмотря на все усилия талантливого пера Сенкевича, негодяем Богун у него так и не получился. Неудивительно, что польская аудитория, особенно женская ее часть, попала под обаяние Богуна (в исполнении Александра Домогарова) в прекрасной экранизации этого романа, осуществленной польским режиссером Ежи Гофманом.

Образ рыцаря-казака, не запятнавшего себя напрасным кровопролитием в бесконечной череде приключений, битв и стычек, всегда был очень популярен в народе. О нем пели кобзари, о нем писали прозаики и поэты. Именем Богуна названы десятки улиц в Украине. Во времена Гражданской войны имя Богуна, славного полководца, боровшегося за независимость Украины, обрело особую популярность. У Центральной рады имелся Сердюцкий полк имени Богуна, а у большевиков – Богунская дивизия Николая Щорса. В настоящее время имя Богуна носит военный Киевский лицей¹⁴⁸, продолжая славные традиции и сохраняя историческую память.

Примечания

¹ Основные работы автора Т.Г. Таировой-Яковлевой о Богуне: Деятельность Ивана Богуна, героя Освободительной войны Украины в 1651 г. Л., 1985. Рукопись; Загибель Івана Богуна // УIЖ. К., 1991. № 5. С. 139–142; иностранные источники о винницком полковнике Иване Богуне. Л., 1989. Рукопись; Іван Богун // Радянська Полісся. 1989. № 102, 24 серпня. С. 3; Іван Богун: проблеми біографії // УIЖ. 2000. № 2. С. 147–157. № 4. С. 144–152; Іван Богун-Федорович// Київська Старовина. К., 1992, № 5. С. 43–53; К биографии и. Богуна // Новгород-Северскому 1000 лет. Тезисы докладов. Чернигов-Новгород-Северский, 1989. С. 63–65; Памятники и памятные места в Украине, связанные с и. Богуном // IV республіканська наукова конференція з історичного краезнавства: Тези доповідей i повідомлень. К., 1989. С. 492.

² Kochowski W. Pamietniki do panowania Zydmunta III, Wladislawa IV i Jana Kazimirza Warszawa 1846. T. II. S. 156, 188–189, 213.

³ Kubala L Szkice historyczne. Ser. I. Lwow, 1880. S. 293–294.

⁴ Ефыменко А.Я. История украинского народа. СПб., 1906. С. 233.

⁵ Русский дипломатический словарь. СПб., 1908. Т. III. С. 154.

⁶ Реестр Вiйська Запорозького. К., 1995. С. 282.

⁷ ВУсР. М, 1953. Т. III. С. 540.

⁸ С осени 1648 г. и на протяжении 1649 г. мы постоянно видим полковника Федоренко (Федоровича) – под Львовом, в Баре, под Междибожем, под Збаражем. Он достаточно известен и совершенно естественно становится Кальницким полковником по реестру 1649 г. Но сразу после этого он неожиданно исчезает со сцены, а уже в августе 1650 г. появляется отсутствующий в реестре «какой-то полковник Богун», который имел уже такое влияние при Чигиринском дворе, что польский посол Адам Кисель с досадой писал о нем Яну Казимиру: он «моей близости к запорожскому гетману так помешал, что я едва мог снова ее возобновить». С января 1651 г. Богун – Кальницкий и Винницкий полковник, который отличается под Винницей, Берестечком и т. д. – вплоть до осени 1653 г., когда вновь появляется Иван Федоренко, полковник Кальницкий, который встречает посольство Бутурлина, а затем присягает в Переяславле и снова исчезает на несколько лет – до 1657 г., когда подписывает Корсунский договор со Швецией, опять же как полковник. В промежутке – на протяжении бесконечных сражений с поляками 1654–1655 гг. – постоянно выступает Кальницкий-Винницкий полковник Иван Богун, который в 1657 году участвует в знаменитом походе на помощь Ракочи. А Федорович опять исчезает – вплоть до Чудновского договора 1660 г., снова уступив место Богуну.

⁹ Lipinski W. Z dziejow Ukrainy, Stanislaw ich. Krzyczewski, z dziejow walki szlachty ukrainskiej, Kijow; Krakow, 1912. S. 144–149.

¹⁰ Грушевський M. Icторiя Украiни – Руси. К., 1995. Т. VIII. С. 277 и др.

¹¹ Подробнее об этом: Яковлева Т. Іван Богун: проблеми біографії // УIЖ. 2000. № 2. С. 147–157. № 4. С. 144–152.

¹² Zr'odla dziejowe. Warszawa, 1894. T. XII. S. 690.

¹³ Ibid. T. XI. S. 293, 320–321, 329.

¹⁴ Лукомский B.K., Модзалевский В.А. Малороссийский гербовник. К, 1993. С. 13, XL.

¹⁵ ВУсР. М, 1953. Т. I. № 145. С. 248–252; Материалы для истории колонизации и быта. Харьков, 1886. С. 16–17.

¹⁶ Флоря Б. Молоді роки Івана Богуна // Україна в минулому. Київ; Львів, 1992. Вип. 2. С. 71.

¹⁷ Там же. С. 72–73.

¹⁸ Там же. С. 75.

¹⁹ Во время восстания Б. Хмельницкого в 1649 г. Забусский изменил Богдану и был назначен поляками гетманом.

²⁰ РГАДА. Ф. 79. Сношения России с Польшей. Оп. 1. 1645. Л. 228, 231.

²¹ Gazetta de France. Повседневные новости за 25 апреля 1654 г. С. 393.

²² Жерела до iсторii Украiни – Руси. Львiв, 1903. Т. VI. С. 188, 190.

²³ Опубліковано в: Lipinski W. Z dziej'ow Ukrainy. // Ksiega pamiatkowa. Kij'ow; Krak'ow, 1912. S. 492.

²⁴ Док. Б. Х.. К., 1961. № 54. С. 110; ВУсР. Т. II. C. 159.

²⁵ Мыцык ЮЛ. Анализ архивных источников по истории освободительной войны украинского народа (1648–1654). Днепропетровск, 1988. С. 33–34.

²⁶ Ojczyste Spominki w pismach do dziej'ow dawnej Polski. Diaryusze, Relacye, Pamietniki i t p. Zeb. A Grabowski. T. II. Krak'ow, 1845. 30. S. 50.

²⁷ Jakuba Michalowskiego, wojskiego lubelskiego a pozniej kasztelana bieckiego ksiega pamietnicza (далее – Ksiega pamietnicza). T. II. Krak'ow. 1864. № 150. S. 452.

²⁸ Kochowski W. Pamietniki do panowania Zydmunta III. T. I. S. 60; Ksiega pamietnicza. T. II. Krak'ow, 1864. С. 150. S. 459.

²⁹ Ksiega pamietnicza. T. II. № 150. S. 459.

³⁰ Реєстр Війська Запорозького 1649 року. К, 1995. С. 267.

³¹ ВусР. Т. II. № 170. С. 388.

³² Бантыш-Каменский Д.Н. История Малой России. К., 1993. С. 165.

³³ В Речи Посполитой были две высшие военные должности, командовавшие собственно польскими (коронными) войсками: великий коронный гетман и польный гетман (т. е. заместитель). То же самое имелось и Литовском войске – великий литовский гетман и польный.

³⁴ Kochowski W. Ук. Соч. T. II. S. 156–157; Он же. Annalium Poloniae ab obity Vladislavi IV. Climactercs scriptore Vespasiane a Kochova Kochowski. T. I. Crakowioe, 1683. S. 227–228; Ksiega pamietnicza. С 221. S. 619; Wojew'odzkie pa

Татьяна Таирова-Яковлева Гетманы Украины. Истории о славе, трагедиях и мужестве

ОТ АВТОРА

Примечания

Глава 1 ПЕТР КОНАШЕВИЧ-САГАЙДАЧНЫЙ

Примечания

Глава 2 БОГДАН ЗИНОВИЙ ХМЕЛЬНИЦКИЙ1

Примечания

Глава 3 ИВАН ВЫГОВСКИЙ

Примечания

Глава 4 ИВАН БОГУН-ФЕДОРОВИЧ

Примечания

Татьяна Таирова-Яковлева
Гетманы Украины. Истории о славе, трагедиях и мужестве

Глава 1
ПЕТР КОНАШЕВИЧ-САГАЙДАЧНЫЙ

Глава 2
БОГДАН ЗИНОВИЙ ХМЕЛЬНИЦКИЙ¹

Глава 3
ИВАН ВЫГОВСКИЙ

Глава 4
ИВАН БОГУН-ФЕДОРОВИЧ