Золото Приамурья

Павел Афанасьев
Золото Приамурья

По-разному складывались судьбы золотопромышленников, неодинаковы были и пути, которые привели их к занятиям золотыми промыслами, а иногда и к богатству. Одни, сколотив на золоте огромные состояния, прославились тем, что тратили большую часть своих денег на благотворительность. Другие – на расширение бизнеса. Третьи – так и не сумели разбогатеть. Однако благодаря их трудам и усилиям шло развитие края, осваивались новые земли, приумножались богатства России в целом.

Светлой памяти моей мамы Люции Александровны Афанасьевой

© Афанасьев П. Ю., 2006

© Издательство им. Сабашниковых, 2006

От автора

История освоения Приамурья – это история освоения его природных богатств. Поиски месторождений серебра привели на Амур отряды Пояркова и Хабарова в семнадцатом веке. На поиски золота отправлялись сюда экспедиции в веке девятнадцатом.

Толчком к стремительному освоению новых земель послужило разрешение государством частной добычи золота в только что присоединённом к России Приамурье. Причиной такого разрешения стала необходимость срочного заселения территории русскими. Царское правительство беспокоил не столько соседний слабый Китай, сколько занятые поиском новых колоний Великобритания, Франция и североамериканские Соединённые штаты, чьи суда всё чаще стали появляться у восточной окраины Российской империи. В ответ для колонизации левобережья Амура правительство предприняло ряд мер, одной из которых и стало разрешение на добычу золота с участием частного капитала.

Когда царским указом в 1865 году путь был открыт, первыми сюда направили своих разведчиков крупные золотопромышленники, которые объединялись в компании. Они имели возможность вкладывать большие средства в оснащение приисков, зная, что только так смогут быстро извлечь выгоду из своего нового дела. И вскоре завизжали, заскрипели, загрохотали в амурской тайге бочечные машины, пропуская через свои сита десятки, сотни, тысячи кубометров породы, чтобы вознаградить своих хозяев десятками, сотнями, тысячами килограммов золота.

Способствовала золотодобыча и развитию инженерной мысли: прогрессивно мыслящие золотопромышленники, стремясь снизить себестоимость добываемого металла и увеличить его извлекаемость, внедряли на своих приисках передовые по тем временам технологии, использовали новые машины, механизмы и устройства.

Характерной чертой дальневосточной золотопромышленности является именно это стремление к механизации процесса, проявившееся на самом первом этапе разработки золотых промыслов. Ведь в старых золотопромысловых регионах технология золотодобычи эволюционировала медленно, используя подчас достаточно примитивные промывочные устройства и организацию труда. Совершенно иначе происходило на Амуре.

Как только последовало правительственное разрешение, в тайгу устремились поисковые отряды, снаряжённые на деньги сибирских золотопромышленников, уже давно и с нетерпением ожидавших этого царского указа. И вскоре на левых притоках Амура одна за другой стали появляться золотопромышленные компании: Верхнеамурская (в 1867 году), Среднеамурская (1873), Ниманская (1875), Зейская (1877), Верхнезейская (1877), Моготская (1880), Джалонская (1883), Иликанская (1886), «Ельцов и Левашов» (1886), Амгунская (1890)…

Изначально добыча золота на приисках Приамурья сопровождалась новым общим подходом к освоению близлежащих территорий. Крупные золотопромышленники не жалели средств, зная, что только в этом случае можно ожидать максимальную прибыль. И в дремучей тайге стали строиться дороги, по которым на прииски доставлялись от речных пристаней части бочечных машин, локомобили, станки и оборудование для механических мастерских, обустраиваемых на приисковых станах, а на берегах судоходных рек начали обустраиваться склады – перевалочные базы и резиденции. Эти склады зачастую впоследствии приобретали очень важное экономико-географическое значение и вокруг них образовывались крупные поселения. Такие, как, например, город Зея, ведущий свою летопись от Зейского склада Верхнеамурской золотопромышленной компании. Или бывший одно время районным центром Зейско-Учурского района посёлок Бомнак – в прошлом Бомнакский склад той же компании. Или современный посёлок Новобурейский, райцентр Бурейского района, появившийся также вблизи склада Ниманской золотопромышленной компании.

На золото, которое добывалось в недрах Приамурья, строились не только храмы, усадьбы и дворцы – фабрики и заводы, училища и университеты, театры и музеи. Золотодобыча кормила массу народа. Причём не только тех, кто непосредственно занимался извлечением золота из недр, но и сельскохозяйственных производителей, чья продукция была востребована на таёжных приисках. Правительство разрабатывало и внедряло программы колонизации присоединённой к империи территории, но эти программы потеряли бы всякий смысл, если бы переселенцам из западных губерний некому было продавать свою продукцию. Благодаря золотодобыче крестьяне могли не беспокоиться о рынках сбыта: и на хлеб, и на фураж, и на мясомолочную продукцию спрос был не просто постоянным, а постоянно высоким. Особенным успехом пользовались лошади – основной транспорт для доставки грузов в глухие таёжные уголки и основная рабочая сила на приисках.

Постоянная потребность приисков в продуктах, инструментах и одежде способствовала развитию торговли. В свою очередь торговцы, чей оборотный капитал начинал превышать потребности развития торговли, вкладывали свободные средства в приобретаемые прииски и сами становились золотопромышленниками.

Деятельность этих компаний описана многими исследователями. Так, профессор Благовещенского педагогического университета В. М. Ступников в своей известной работе «Горнодобывающая промышленность Приамурья (1868–1914 гг.)» [160] приводит следующие данные о золотодобывающих компаниях в Амурском горном округе в 1888 г.

Эта таблица в целом отражает то положение, которое сохранялось все двадцать лет с начала золотодобычи в округе: золото здесь в этот период добывалось исключительно крупными компаниями, применявшими хозяйственный (или хозяйский) способ и производительную технику. Подобная же картина наблюдалась и в Приморском горном округе. Это было время прогрессивно мыслящих предпринимателей, время Бенардаки, Бутиных, Сабашниковых и Шанявских.

Но золотой промысел – не самый надежный бизнес. Площади с высоким содержанием золота постепенно вырабатывались, стали вводиться в эксплуатацию гораздо более бедные прииски. Хозспособ стал постепенно вытесняться золотничным, когда вместо рабочих по найму хозяева вынуждены были пускать на свои участки артели старателей, которые, промывая породу с помощью примитивных американок, бутар, лотков, обязаны были сдавать владельцу прииска по договорной цене лишь определённую часть добываемого золота, а остальным распоряжались по своему усмотрению. При такой постановке дела владелец прииска не тратился на приобретение, доставку, монтаж и эксплуатацию дорогостоящих промывочных машин, на строительство и содержание приисковых станов, дорог. Однако и прибыль существенно сокращалась.

И всё же некоторые золотопромышленники остались верны не только хозспособу, но и вере в технический прогресс. Именно поэтому здесь, на приисках Амура, в конце 1880-х золотопромышленник А. Л. Шанявский первым сделал попытку применить для разработки россыпей экскаваторы. А несколько лет спустя на своих приисках Верхнеамурская компания опробовала первую в России драгу. Еще через несколько лет П. В. Мордин, основатель Амурского золотопромышленного общества, стал владельцем целого дражного флота. Отсюда же, с амурских приисков, стал распространяться по стране и гидравлический способ золотодобычи.

К концу XIX века запасы золота на наиболее крупных из открытых месторождений золота стали заметно уменьшаться, и это стало одной из основных причин появления большого количества средних и мелких золотопромышленников, как правило, бывших служащих крупных золотопромышленных компаний, местных купцов. Они, не имея достаточных средств для организации крупного предприятия, отдавали свои участки на откуп артелям золотничников.

В этих условиях и крупные компании, требующие больших затрат на ведение дел, либо не выдерживали конкуренции и рассыпались, либо отказывались от хозспособа при разработке приисков, предпочитая отдавать их в аренду. Лишь некоторые из таких компаний, имевшие крепкую базу, внедрявшие новые технологии добычи и продолжавшие вести поисковые работы, как, например, Верхнеамурская золотопромышленная компания, благополучно дожили до советской власти. Ещё меньше было таких, которые, как Амурское золотопромышленное общество, сумели в этот период не только появиться на свет, но и успеть заявить о себе.

Ещё некоторое время после установления на Дальнем Востоке советской власти частная добыча продолжала существовать, хотя и в значительно усечённом виде: все прииски стали собственностью государства, которое, не имея возможности вести добычу силами специально созданных трестов, сдавало их в аренду мелким золотопромышленникам, уцелевшим после гражданской войны.

Вообще этот пласт истории в советское время почти не изучался: всё, что касалось золота, считалось секретным. Сейчас положение изменилось. Архивы стали доступны для исследователей, с огромной массы документов снят гриф «секретно». Соответственно значительно больше стало появляться в печати публикаций, которые содержат достоверные исторические данные.

Вместе с тем и современные исследования зачастую грешат некоторой безликостью: в них обычно говорится об истории золотопромышленности вообще, а о тех, кто творил эту историю, упоминается лишь в контексте.

Так, имя основателя Верхнеамурской золотопромышленной компании Дмитрия Бенардаки если и встречается в публикациях дальневосточных историков, занимающихся исследованиями в области истории золотопромышленности, то сведения о нём ограничиваются, как правило, лишь перечнем принадлежавших ему приисков да указаниями на то, что до этого он занимался винными откупами. А ведь созданная им Верхнеамурская компания в короткое время стала крупнейшим золотодобывающим предприятием России.

Сам Бенардаки был при этом незаурядной личностью и оставил после себя добрую память не только в золотопромышленности. Чего стоит только перечисление созданных им благотворительных обществ и выстроенных на его средства православных храмов. Неспроста Александр II пожаловал Дмитрию Егоровичу Бенардаки звание потомственного дворянина.

Не так часто, как следовало бы, вспоминаются дальневосточниками фамилии Сабашниковых, Шанявских и других замечательных во всех отношениях людей.

Предлагаемая на суд читателя книга призвана в какой-то степени восполнить этот пробел.

Золотопромышленники были людьми очень разными, как разными бывают люди вообще. По-разному складывались их судьбы, неодинаковы были и пути, которые привели их к занятиям золотыми промыслами, а иногда и к богатству. Одни, сколотив на золоте огромные состояния, прославились тем, что тратили большую часть своих денег на благотворительность. Другие – на расширение бизнеса. Третьи – большая часть – так и не сумели разбогатеть. Однако благодаря их трудам и усилиям шло развитие края, осваивались новые земли, приумножались богатства России в целом.

Дмитрий Егорович Бенардаки
(1799–1870)

Наш первый рассказ – о Дмитрии Егоровиче Бенардаки, основателе первой на Амуре и некоторое время самой крупной в России золотопромышленной компании – Верхнеамурской, чьи прииски были открыты на небольших речках системы Верхнего Амура, в долине Верхней Зеи и на её притоке реке Уркан. И поныне в Соловьёвске, одном из старейших поселений Амурской области, упоминают урочища – названия бывших приисков: Верхнедмитриевский, Нижнедмитриевский, Николаевский… А на всех торжественных собраниях современного золотодобывающего предприятия «Прииск Соловьёвский» обязательно упоминается фамилия бывшего хозяина этих приисков Бенардаки.

В XIX веке имя предпринимателя и мецената Дмитрия Бенардаки было весьма известно. Не только в Санкт-Петербурге, где у него были дома и завод, но по всей России, буквально от берегов Балтийского моря и до Тихого океана. Да и за пределами страны его тоже знали. Один из первых русских миллионеров, потомственный дворянин, заводчик, пароходовладелец, золотопромышленник, коллекционер, обладатель замечательной коллекции картин западноевропейских художников… Считается, что именно Бенардаки стал прототипом «новых русских»: помещика Костанжогло^[1] во втором томе «Мёртвых душ» и другого героя гоголевского романа – помещика Афанасия Муразова. Однако сегодня найти достоверные сведения о некогда широко известном Дмитрии Бенардаки оказалось нелегко.

Родился Дмитрий Егорович (он же – Георгиевич) Бенардаки в июле 1799 года в Таганроге, провинциальном российском городке на берегу Азовского моря^[2] [41]. Его отец, грек Георгий (Егорий) Никифорович Бенардаки, ко времени рождения Димитриоса уже полтора десятка лет (с 1784 года) был подданным русского царя.

Надо заметить, что греки – купцы и военные – в многонациональном Таганроге в то время были весьма заметны. Они иммигрировали сюда после русско-турецкой войны 1768–1774 гг., в которой сражались на стороне русских. Однако война не привела к ожидаемому крушению господства Турции в Средиземноморье.

Георгий Бенардаки позже также участвовал в одной из военных кампаний. В 1790 году он командовал судном «Феникс», которое вместе с другими греческими судами встало под знамёна адмирала Сенявина. И после окончания боевых действий и службы в российском флоте Бенардаки в чине майора в отставке (по другим сведениям – в чине капитан-лейтенанта) поселился в окрестностях Таганрога, где был в числе 22 других греков-дворян наделён 261 десятиной земли, получив их в безвозмездное пожизненное пользование.

Дочери отставного поручика по достижении брачного возраста были удачно выданы замуж. Младшие стали графинями: Вера после замужества стала носить известную фамилию Талейран-Перигор, а Елизавета стала называться графиней Перхенштейн. Мужем Александры стал будущий министр финансов А. А. Абаза. Екатерина, носившая после первого замужества не менее известную фамилию Бенкендорф, овдовев, вторично вышла замуж и стала маркизой д'Аш.

Но вернёмся к нашему герою. В 1805 году Дмитрий поступил в гимназию. После неё – на военную службу, став гусаром, однако уже 18 января 1823 года в возрасте 24 лет и в чине поручика был уволен не то «по неприятности» [41], не то «по домашним обстоятельствам» [71]. Отставка оказалась очень своевременной: в том же году были вновь разрешены винные откупы. Молодой отставной гусарский поручик «с капиталом в 30 или 40 тысяч рублей» принимает участие в торгах по винным откупам, проходивших в Петербурге. И неожиданно для других выигрывает эти торги, приобретая право торговать водкой своего производства.

Здесь нужно пояснить, что представлял собой винный откуп. Вообще откуп – право, дававшееся частному лицу на сбор различных платежей. «Откупная система, распространившаяся с 17-го в., включала передачу на откуп таможенных, кабацких, проезжих, пролубных, лавочных, конских пошлин, а также сбор с мельниц, бань, харчевен, солодовен и пр. Наиболее крупными откупными статьями были таможенные и кабацкие сборы, а с отменой в середине 18-го в. внутренних таможен винные откупа становятся основой откупной системы… Широкое распространение практики винных откупов было вызвано также появлением в Сибири и на Урале частных винокуренных заводов, владельцы которых… стремились к получению откупов, так как могли в откупных местах реализовывать без торгов часть вина, производившегося на их заводах» [137].

В 1817 году правительство Александра I сделало попытку отказаться от практики винных откупов, передав оптовую продажу спиртного казённым чиновникам и оставив частникам лишь розничную торговлю. Однако в результате этого поступления в казну резко снизились. Чиновники оказались больше заинтересованы в пополнении своих кошельков, чем государственного. И после восхождения на престол Николая I по инициативе министра финансов Е. Ф. Канкрина винный откуп был вновь разрешён. Вскоре это положительно сказалось на государственном бюджете.

«Поступления в казну до начала 1860-х гг., согласно официальной статистике, непрерывно возрастали, увеличившись почти в два раза: с 64,6 млн руб. в 1825 г. до 126,4 млн руб. в 1861 г.» [40].

И Дмитрий Бенардаки, уволившийся с военной службы накануне разрешения винных откупов, попал с корабля на бал. Уже через шесть лет после победы на первых торгах Дмитрию Егоровичу принадлежит весь винный промысел и вся торговля спиртным в столице, её винные магазины и склады. А ещё через некоторое время он становится одним из наиболее крупных откупщиков Сибири.

Новая прослойка откупщиков-разночинцев стала быстро выделяться в обществе. Среди откупщиков были представители разных конфессий и сословий: и купцы (И. Мясников, А. Попов, старообрядец В. Кокорев), и дворяне (князья Долгоруков, Гагарин, Куракин, А. Голицын, граф П. Шувалов), и такие, как сын личного дворянина, отставной гусарский поручик, православный грек Дмитрий Бенардаки или выходец из небогатой семьи витебский иудей Евзель Гинцбург (в некоторых источниках Гинсбург или Гинзбург).

Впрочем, для откупщиков было характерно стремление «поравняться», и большие деньги позволяли им осуществить желаемое. Так, Гинцбург, например, «чудесным образом превратился в барона, купив себе это звание по сходной цене у герцога Гессен-Дармштадского» [186]. Статус потомственного дворянина получил и Бенардаки.

Зачастую откупщики объединялись, образуя своеобразные синдикаты. Так было проще диктовать свои условия на винном рынке и вытеснять с него конкурентов. Бенардаки, как отмечается в газете «Невское время» [147], создал такой синдикат вместе с другим известным откупщиком того времени, будущим банкиром Василием Кокоревым.

Винный откуп был весьма доходным занятием, и занимавшиеся им сколотили немалый «первоначальный капитал», который впоследствии стал источником инвестиций в другие бурно развивавшиеся отрасли производства. Многие просто гнались за наживой, не брезгуя обманом, подкупом, откровенной спекуляцией.

С одной стороны, откупщиков обвиняли в том, что они незаконно повышали цены на спиртное и ухудшали его качество. «Излюбленным способом обмана стала продажа разбавленной водкой воды… Чтобы придать напитку «крепость», добавляли в него всякие «ядовитые» и дурманящие вещества и даже медную окись» [186]. Хотя, конечно, вполне вероятно, что повышением цен и изготовлением «зелья» на самом деле занимались не сами откупщики, а их приказчики и кабатчики.

С другой стороны, откупщики, всегда зависящие от многочисленных чиновников, стремились сами поставить их в зависимость, давая взятки. «Взяв откуп, откупщик прежде всего старался задобрить чиновников: одних угощал пирами, другим высылал деньги и водку. Существовала целая система взяток, подкупов и дарений… В записке, поданной министру финансов в январе 1853 года, говорилось: «Получать жалованье из откупа считается теперь не взяткою, но жалованьем безгрешным, прибавочным к казённому жалованью» [186].

Бенардаки, конечно, не стал бы одним из наиболее богатых откупщиков, если не смог бы приспособиться к этой системе, если не стремился бы поставить чиновников в зависимость от денег, которые им давал. Новосибирский историк Н. П. Матханова [99], рассказывая о слывшем честным губернаторе И. С. Жиркевиче, приводит такие слова самого Дмитрия Бенардаки: «Мы, откупщики, имеем коренное правило – ежемесячно часть нашей прибыли уделять начальству, и я смею просить вас оказать мне такую же благосклонность, как и предместники ваши допускали: дозволить, в случае нужды, предлагать от души пособие».

В другом случае о сложных взаимоотношениях между откупщиками и властью в письме графу Л. А. Перовскому рассказал сам генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьёв. 21 января 1850 года он писал из Иркутска:

«На днях я слышал, что известный Бенардаки имеет большие поставки по Военному Министерству. Я знаю, как ценятся эти услуги, и едва ли мне предстоит надежда успевать в личных объяснениях о делах Восточной Сибири, когда он ворочает капиталами Военного Министерства, ибо нельзя забыть, что он в то же время откупщик Восточной Сибири, и здесь издревле признано существование двух властей, т. е. откупщика и генерал-губернатора. Было время, что это сравнение мне казалось обидным, но опыт – великое дело; теперь я сознаюсь, что власть Бенардаки больше моей; он имеет даже власть или влияние на меня лично, а я на него не имею» [17].

Дмитрий Егорович Бенардаки. Портрет работы Карла фон Штейбена

Впрочем, влияние на откупщиков генерал-губернатор всё же имел. Это видно из другого его письма, написанного в Иркутске 26 января 1859 года М. С. Карсакову.

«Бенардаки затеял <на Амуре> столько непригодных дел по всем своим ведомствам, т. е. 1-е по откупу, 2-е – золотопромышленности и 3-е – Амурской компании, что я вынужден дать ему … урок и, разумеется, ни к какой награде представлять не могу» [17].

Против откупов и откупщиков были очень многие, и в итоге в 1863 году система винных откупов была отменена.

Но, как отмечает М. Л. Гавлин [40], «чрезмерная монополия» откупщиков содействовала формированию у них целого ряда специфических черт. С одной стороны, способность проводить масштабные хозяйственные, торговые и финансовые операции, умение вовремя мобилизовать крупные денежные средства, сформировать деятельный персонал для обслуживания откупа. При этом откупщики проявляли удивительную энергию и организационный размах, открытость, контактность, умение приобретать нужные связи и использовать их к своей выгоде». И ко времени отмены откупной системы «бывшие откупщики уже были готовы к переключению своей энергии на новые направления деятельности. Период первоначального накопления для них закончился, и все свои силы и капиталы многие из них направляют на грюндерство, на поиск новых источников обогащения».

Заметим, однако, что ко времени начала реформы состояние Дмитрия Бенардаки оценивалось в 20 млн рублей, и что у него уже были и другие источники обогащения. Деньги, полученные от доходов с откупа, Бенардаки вкладывал в другие виды бизнеса.

Так, в 1860 году в Оренбургской губернии он имел 620 тысяч десятин земли и 10 тысяч душ крепостных. «Слава о хозяйственности помещика Бенардаки гремела по всей России» [80]. А ещё у него было 16 заводов в 6 губерниях. И не случайно, видимо, прототип «раздвоился» в «Мёртвых душах»: обе ипостаси Дмитрия Бенардаки – помещик и капиталист-заводчик – были настолько яркими, что Гоголю запросто хватило на двух героев.

Мне не удалось выяснить, когда именно у Д. Е. Бенардаки появились первые заводы. Возможно, что первыми были Верхне– и Нижне-Троицкий и Усень-Ивановский медеплавильные заводы, основанные И. Г. Осокиным в 1754, 1760 и 1761 году соответственно. Бенардаки купил их в 1837 году, через 10 лет после начала своей предпринимательской деятельности. Но заводы, по всей видимости, оказались убыточны. В 1853–1854 году они перешли в казну и были закрыты. Любопытно, что на Башкирском суконном комбинате сегодня утверждают, что это старое предприятие, известное раньше под названием «Нижне-Троицкая суконная фабрика», было основано на базе медеплавильного завода «царским министром» (!) Д. Бенардаки.

Но если Дмитрий Егорович Бенардаки помимо прочих своих предприятий и занимался лёгкой промышленностью, то всё же не она, по всей видимости, сделала его известным фабрикантом. В 1859 году Бенардаки купил Верхне-Авзянопетровский чугуноплавильный и железоделательный и Нижне-Авзянопетровский железоделательный заводы. Оба этих завода, основанные столетием раньше графом П. Шуваловым на притоке р. Белой в Башкирии и работавшие как единый комплекс, к тому времени уже не раз поменяли владельцев. От Шувалова они перешли к К. Матвееву, затем заводы купил Е. Н. Демидов, а после его смерти унаследовал В. С. Демидов. Следующим хозяином заводов стал М. П. Губин, за ним – Н. Е. Тимашов.

Став новым собственником Авзянопетровских заводов, Бенардаки сразу же приступил к их модернизации. Установил на обоих заводах пудлинговые печи, прокатные станы, паровые машины и паровые молоты. что позволило довести в 1861 году выпуск чугуна до 190 тысяч пудов. Однако после смерти Дмитрия Егоровича его наследники были объявлены несостоятельными, и с 1870-х годов эти заводы были взяты в казённую опеку.

Ещё одним крупным металлургическим заводом из числа принадлежавших Дмитрию Бенардаки был медно-чугунный завод, основанный шотландцем Чарлзом Бердом на Гутуевском острове Санкт-Петербурга. Бенардаки купил завод после смерти основателя (в 1843 году) у его сына Фрэнсиса.

Однако и производство чугуна, стали и проката не было, скорее всего, главной целью Бенардаки-заводчика. Скорее, он занялся этой деятельностью, желая иметь дешёвые материалы для того же судостроения. Ведь он был ещё и судовладельцем, а по совместительству – корабелом.

А. Корин рассказывает, как это начиналось: «В 1849 году в Петербурге была создана «Компания Нижегородской машинной фабрики и Волжского буксирного и заводского пароходства». Сначала Бенардаки был одним из трёх её владельцев. Но когда Дмитрий Егорович предложил вложить деньги в строительство металлургического завода в Сормове, все партнеры по-тихому отползли со своими отцовскими капиталами куда-то в сторону от этого рискованного проекта»[80].

Так вскоре после основания Сормовского завода Дмитрий Бенардаки стал единственным его владельцем и главным руководителем.

«Он оказался прекрасным топ-менеджером своего собственного проекта. Его видели и в цехах, и на территории завода, и в затоне, и в конторе управляющего. Это при Бенардаки на заводе – впервые в нашей стране – появились паровые машины, токарные станки, подъёмный кран. Это Дмитрий Егорович разглядел и поверил в гениального русского молодого инженера Износкова, и тот соорудил для завода первую в России мартеновскую печь» [80].

Уже в 1850 году на Сормовском заводе был построен небольшой колёсный пароход с деревянным корпусом «Ласточка». И почти сразу вслед за ним с заводского стапеля спустили на воду двухтрубный кабестан «Астрахань».

Кабестанами называли большие деревянные суда, предназначенные для транспортировки барж. Пришедшие на смену волжским бурлакам, они переняли «таскательную» технологию своих предшественников. Хотя внутри кабестанов и устанавливались паровые машины, их задачей было вращение не винта или колеса, а ворота, на который наматывался трос. А другой конец этого троса цеплялся к якорю, который предварительно завозился маленьким буксиром метров на 300–400 вверх по течению. То есть кабестан представлял собой по сути мощную плавучую лебёдку с паровым приводом.

Буксировка барж с помощью кабестанов была дорогостоящим предприятиям, да и времени на транспортировку грузов таким способом уходило много. Поэтому довольно скоро кабестаны уступили место пароходам-буксирам. Но принципиальной разницы в строительстве пароходов и кабестанов, в общем-то, не было, и Сормовский завод продолжал развиваться и набирать силы, приобретая всё большее значение в промышленном развитии как Поволжья, так и всей России.

Начав строить пароходы на Волге, Бенардаки не остановился. Вслед за первым байкальским судостроителем откупщиком и енисейским золотопромышленником Никитой Мясниковым он построил и спустил на байкальскую воду два парохода. Одно из судов получило имя «Граф Муравьёв-Амурский», а второе – «Дмитрий Бенардаки». В 1859 году, после смерти Мясникова, Бенардаки стал единственным на Байкале судовладельцем. Но оставался им здесь не долго, уже на следующий год он продал свои пароходы купцу Василию Рукавишникову.

А в 1871 году, уже после смерти самого Дмитрия Егоровича, открылась первая на Амуре частная пароходная компания «Бенардаки и K°», предназначенная для почтово-пассажирского сообщения.

Что же касается откупов, то Бенардаки, как и его товарищи по цеху, до последнего предпринимал всё, чтобы сохранить этот бизнес, и надеялся расширить его. Он хотел стать винным монополистом и в землях, которые лишь недавно стали считаться принадлежащими Российской Империи (Айгуньский договор с Китаем был подписан в 1858 году). Вопрос решался на самом высоком уровне. В дневнике великого князя Константина от 28 декабря 1859 года есть даже запись по этому поводу:

«Ездил в Сибирский комитет. Было замечательное канальское откупное дело Бернадаки, где он хотел себе достать Амурскую область, да чтоб казна ему подарила 4 миллиона. Настаивал, чтобы ему наотрез отказали…» [187].

«Канальское откупное дело», по всей видимости, так и не состоялось. Но у Бернадаки были в запасе и другие проекты. Ещё 14 ноября 1857 года (то есть до заключения Айгуньского договора!) Дмитрий Бенардаки вместе с купцом Василием Рукавишниковым представил в Сибирский комитет^[3] устав Амурской компании, которая ставила целью занятия китобойным промыслом и рыбной ловлей в Тихом океане, добычей полезных ископаемых, торговлей, намеревалась содержать пароходы на Амуре. Устав компании был утверждён 11 января 1858 года. Кстати, в организации Амурской компании и в её делах активное участие принял адмирал Г. И. Невельской [4], а автором идеи называли даже самого Н. Н. Муравьёва-Амурского [44].

Последнее, впрочем, вызывает сомнения, если вспомнить, что сам граф Муравьёв-Амурский называл это предприятие Бенардаки «третьим непригодным делом». И действительно, дело оказалось не слишком удачным, хотя и по иной причине. Вложенные миллионные средства не окупились: потребности коренного населения были ничтожны и торговля с ними не принесла ожидаемых доходов, так же как и торговля с колонистами, при том, что затраты на транспортировку товаров были высоки. Неудачными были и рыбный, и китобойный промыслы. Да к тому же потонули три судна с грузом, отправленные из-за границы в. Николаевск. В результате всех этих неудач компания, потерпев убытки, через семь лет после своего возникновения была ликвидирована.

И всё же Дмитрию Бенардаки удалось внедриться в Приамурье своим «вторым непригодным делом» – он начал добывать здесь золото. Бенардаки стал организатором и владельцем первой золотопромышленной компании, которая вскоре оказалась самой крупной золотопромышленной компанией в России и просуществовала полвека, вплоть до прихода сюда власти Советов.

Ко времени начала золотодобычи на Амуре у Дмитрия Егоровича Бенардаки был немалый опыт ведения горных работ, ведь он уже тогда считался одним из наиболее крупных золотопромышленников Енисея. Вместе с известными купцами-старообрядцами Якимом и Аникой Рязановыми он был совладельцем Удерейской компании.

Д. Н. Мамин-Сибиряк [93] писал о том, что компаньонами по золотопромышленному бизнесу у Д. Е. Бенардаки были генерал-майор П. П. Ушаков, граф В. А. Адлерберг и почётный гражданин Я. И. Расторгуев. А в списке крупнейших золотопромышленных фирм М. Бисарнова [22] мы находим, что Дмитрий Бенардаки был пайщиком «Рязановых, Баландиных и лиц компании», прииски которой находились в Бирюсинском горном округе.

Однако стать зачинателем золотопромышленности в регионе, совсем уж удалённом от столицы, помог случай, даже целая цепочка случаев, благоприятных для предпринимателя.

Накануне отмены откупов Бенардаки встретился с молодым, но уже известным своими удачами в открытии золотых месторождений в Забайкалье и Приамурье горным инженером Николем Аносовым. Он рассказал ему о своих находках в бассейне реки Амур.

Ожидалось, что в ближайшем будущем для привлечения на Амур русских на вновь приобретённых землях будет разрешена частная золотодобыча. Предложения Аносова, сулившие немалую выгоду, заинтересовали Дмитрия Бенардаки, и в январе 1862 года он заключил с Н. П. Аносовым договор о том, что инициативный горный инженер на деньги Бенардаки организует поиск и разведку золота в наиболее перспективном районе.

В итоге последовавших затем переговоров в марте 1862 года Бенардаки договорился с другим откупщиком, коллежским регистратором В. С. Каншиным и купцом И. А. Иконниковым об организации совместных поисково-разведочных работ. В 1865 году правительство разрешило частную добычу золота в Приамурье, и компаньоны подали заявки на несколько золотоносных площадей. В 1867 году их заявки были утверждены, и золотопромышленники, собравшись, подписали договор о создании Верхнеамурской компании, первого частного золотопромышленного предприятия на Амуре, слава которого не померкла до сих пор.

Сам договор, отпечатанный типографским способом, сохранённый в Российском государственном историческом архиве и Государственной публичной библиотеке, очень интересен. Он, с одной стороны, свидетельствует о том, как оформлялись в то время документы об учреждении компаний, с другой – доносит до нас имена тех, кто стоял у истоков амурской золотопромышленности, рассказывает о степени их участия в этом рискованном деле. Этот договор – своего рода свидетельство культуры договорных отношений XIX века, культуры, надолго впоследствии утраченной и возродившейся совсем недавно. Кроме того, в нём мы встречаем географические названия, которые «на слуху» у тех, кто и поныне занимается добычей золота в некогда совершенно глухих таёжных районах Приамурья.

Не имея возможности привести здесь документ полностью, воспроизведем большую его часть для всех, кому могут быть интересны такие подробности.

«Договор Д. Е. Бенардаки, В. С. Каншина, А. В. Каншина (по доверенности Н. Д. Бенардаки), А. В. Лубкина и И. А. Иконникова об учреждении

Компании на Вере под наименованием

Верхне-Амурская золотопромышленная компания.

Тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года

Августа тридцатаго дня мы,

нижеподписавшийся Поручик Дмитрий Егорович Бенардаки, Коллежский Регистратор Василий Семёнов Каншин, Подпоручик Андрей Васильев Каншин, по доверенности Надворного Советника Николая Дмитриева Бенардаки, засвидетельствованной в С.-Петербургской Палате Гражданскаго Суда 12-го Июня 1867 года за № 194, Коллежский Секретарь Александр Валерианов Лубкин и Потомственный Почётный Гражданин Иван Алексеев Иконников, заключили сие условие в нижеследующем:

Первое. Поисковыми партиями в Амурской области открыты на законном основании заявлены и отведены нижепоименованные золото-содержащие прииски: А. Заявленные на имя Дмитрия Егоровича Бенардаки: а) Верхне-Дмитриевский, – по правой вершине речки Джалинды, текущей с правой стороны в р. Уркан или Ур, правый приток реки Зеи; б) Вознесеновский по речке Малому Янкану или Перевальной, впадающей с левой стороны в Большой Янкан… в) Нижне-Дмитриевский по речке Джалинде… В. Заявленные на имя Надворного Советника Николая Дмитриевича Бенардаки: Успенский…, Николаевский…, Николаевский… Заявленные на имя Коллежского Регистратора Василия Семёнова Каншина, из коих им продано в собственность сыну своему Подпоручику Андрею Васильевичу Каншину три пая или тридцать третья и одна треть части: а) Петропавловский… б) Васильевский… D. Заявленные на имя Потомственного Почётного гражданина Ивана Алексеева Иконникова: а) Троицкий – по речке Больдыжак… б) Нижне-Ивановский… в) ВерхнеИвановский… Для правильной и успешной разработки этих приисков мы согласились между собою составить компанию и признавать общею нашею собственностию вышеупомянутые одиннадцать приисков.

Второе. Учреждаемая нами Компания, есть Компания на Вере под наименованием «Верхне-Амурская Золотопромышленная К°».

Третье. Вышеозначенное компанейское предприятие наше делится нами на сто равных частей или паев, из числа оных сорок три пая принадлежит Дмитрию Егоровичу Бенардаки <…>

Четвёртое. Деньги для производства ежегодных золотопромышленных работ вносятся каждым компанионом пропорционально числу принадлежащих ему паёв, в размерах и сроки, большинством компанионов утверждёнными. Если же кто из компанионов не внесёт в срок причитающиеся на его часть суммы, то оная может быть внесена другими компанионами и возвращается из золота, следующего к выдаче компаниону оказавшемуся неисправным с причислением к сумме, за него внесённой, полупроцента на капитал и полупроцента неустойки, считая и то и другое за каждый месяц.

Пятое. Каждый из компанионов может продать стороннему лицу своё участие в настоящей компании, только с согласия большинства голосов остальных компанионов… Лицо, купившее паи, получает право решительнаго голоса в Главном Управлении только в том случае, когда им будет приобретено не менее десяти паёв…

Шестое. Главное распоряжение делами Компании принадлежит Главному Управлению, которое составляется из компанионов, имеющих право решительнаго голоса, или из их представителей, и должно находиться в С.-Петербурге…

Седьмое. …Товарищ-распорядитель заведует всеми делами Компании на основании доверенности и от имени всех компанионов…

Восьмое. По отдалённости приисков, Главное Местное Управление делами в Амурской области вверяется особому Главноуправляющему, который назначается и увольняется большинством голосов членов Главного Управления и получает надлежащую доверенность, а также инструкцию за подписями всех компанионов…

Девятое. Каждый из компанионов имеет право посылать на компанейские прииски или куда признает нужным доверенных от себя лиц для обзора правильности ведения золотопромышленных дел и для ревизии всех хозяйственных отраслей оных, посему для таковаго довереннаго должны быть открыты Главноуправляющим все счётныя и хозяйственныя книги и документы…

Десятое. Определение размера приисковых работ на каждый золотопромышленный год производится Главным Управлением, заключения котораго сообщаются для исполнения Главноуправляющему делами в Амурской области…

Одиннадцатое. Главноуправляющий делами в Амурской области представляет в С.-Бургское Главное Управление: о промывке песков и добыче золота еженедельные сведения; о приходе, расходе и остатке сумм – ежемесячные сведения; о ходе работ – ежемесечные сведения; по прошествии же промысловаго года, непременно к первому числу Февраля месяца следующаго года, представляется им полный годовой отчёт.

Двенадцатое. Из денег, получаемых Товарищем Распорядителем от добытаго на компанейских приисках золота, прежде всего должны быть им покрыты все расходы, потребности и сметы, утверждённые на основании сего условия постановлениями Главнаго Управления, и только остающиеся за таковыми уплатами свободныя денежныя суммы могут быть отчислены в дивиденд, по постановлению большинства голосов компанионов, пропорционально их участиям.

Тринадцатое. Продолжение поисков в Амурской области золота, посредством людей, служащих Компании и на ея капиталы, допускается лишь с тем, что все такими способами открытые золотосодержащие прииски поступают в полную собственность Компании.

Четырнадцатое. Условие сие не обязывает нас иметь общие дела ни в настоящее, ни на будущее время, и каждый из нас пользуется правом отдельно, на свои собственные капиталы, и людьми, не принадлежащими к Компании, открывать, приобретать и разрабатывать прииски…

Пятнадцатое. Согласно обязательствам, до учреждения настоящей Компании данным каждым из нас открывателю наших приисков в Амурской области, Горному Инженер-Капитану Николаю Павловичу Аносову, о предоставлении ему попудных денег, назначаем выдавать ему, г. Аносову, за общий наш счёт, по четыреста рублей серебром с каждаго пуда шлиховаго золота, добытаго на следующих приисках, им открытых: по речке Джалинде: 1) с Нижне-Дмитриевскаго; 2) Нижне-Ивановскаго; 3) Васильевскаго и Верхне-Ивановскаго; по речке Болдыжаку с Троицкаго; по речке Малому Якану с Петро-Павловскаго; кроме сего, назначаем выдавать г. Аносову, за общий же наш счёт, по двести рублей серебром с каждаго пуда шлиховаго золота, добытаго на приисках Успенском при р. Малому Якану; Николаевском по левой вершине речки Джалинды и Верхне-Дмитриевском по правой вершине речки Джалинды…

Шестнадцатое. Для поощрения Компанейских служащих к открытиям в пользу Компании золотосодержащих розсыпей, Главноуправляющему делами в Амурской области предоставляется право назначать в виде награды от пятидесяти до ста пятидесяти рублей серебром с каждаго пуда шлиховаго золота открывателям тех приисков, которые будут заявлены и отведены на имя Компании и по пробным разведкам окажутся благонадёжными и будут Компаниею разрабатываться…

Семнадцатое. Если в последствии по делам Компании возникнут между Компанионами споры, то таковые должны быть разбираемы не иначе, как в С.-Петербургском Окружном Суде…

Восемнадцатое. Условие сие нам и наследникам нашим хранить и исполнять свято и ненарушимо. Подлинный акт передать для хранения Товарищу Распорядителю, а засвидетельствованныя копии сего условия представить к Г. Генерал Губернатору Всточной Сибири, в Горный Департамент и в Алтайское Горное Правление, для надлежащих с их стороны распоряжений…

К сему условию Поручик

Дмитрий Егорович Бенардаки руку приложил.

К сему…»

В новое дело компаньоны Верхнеамурской компании вложили очень крупные суммы, ведь прииски эти располагались в удалённом от каких бы то ни было дорог районе. И первое, что сделала компания, – построила дорогу от Амура, от пристани Джалинда, до верховий впадающей в р. Уркан Джалинды-реки. По этой дороге были перевезены и смонтированы на месте бочечные машины – чудо золотодобывающей техники того времени. Бенардаки вообще знал толк в технике!

И деньги умел считать. «Поиски в Амурском крае в течении 6 лет стоили Бенардаки до семидесяти тысяч; хотя эта сумма и значительна, но она всегда вполне окупится, даже 20 саженями протяжения его пятивёрстной площади по реке Джалинде», – писал в своё время Н. Аносов [64].

Уже в 1868 году прииск Васильевский, первый из открытых на Джалинде и один из наиболее богатых амурских приисков, стал возвращать затраченные капиталы. Верхнеамурская компания продолжила поиски новых золотоносных районов, и вскоре у неё появились прииски на р. Зее, в новом золотопромышленном районе, который позже назовут Центральным. А ниже по течению реки на её берегу компания обустроила базу для перевалки грузов, Зейский склад. (Впоследствии вблизи с Зейским складом Верхнеамурской компании возникло поселение, ставшее затем городом Зея).

Дела компании быстро шли в гору, и на Амур устремились другие золотопромышленники. Одни занялись поисками новых золотопромышленных районов, стараясь успеть застолбить новые площади, другие – искали пути стать пайщиками Верхнеамурской компании, поскольку быть совладельцем её считалось престижно, а паи сулили богатство…

Но сам Дмитрий Бенардаки, так много усилий и средств затративший на освоение новой территории, так и не увидел результатов этих вложений. Он умер, и с его смертью раскрылось казавшееся невероятным: один из самых богатых людей России жил в долг и был близок к банкротству. При том, что его имущество было оценено в общую сумму более 18 млн рублей, задолженность кредиторам составила 17,7 млн. После погашения долгов в 1894 году оставшееся наследникам имущество оценивалось уже в 2 млн рублей [169].

В январе 1897 года издававшаяся в Хабаровске газета «Приамурские ведомости» опубликовала списки главнейших амурских золотопромышленных компаний и их владельцев.

В приведённом списке владельцев Верхнеамурской компании, насчитывающем около полусотни имён, не было уже ни Лубкина, ни Иконникова. А. В. Каншин ещё оставался членом Главного управления компании, но ему принадлежали 1,5 пая из ста, Марии Августовне Бенардаки (мне не удалось выяснить степень её родства с основателем компании) – 2 пая, прочим наследникам – 10 паёв. Правда, достаточно крупные паи имели дочери Д. Е. Бенардаки Вера Дмитриевна Талейран-Перигор (12 паёв) и Елизавета Дмитриевна Перхенштейн (11), но общий капитал семьи Бенардаки в Верхнеамурской компании значительно уменьшился. В составе её владельцев появились другие имена: В. И. Базилевский, В. А. Ратьков-Рожнов, Г. Е. Гинцбург…

У Дмитрия Егоровича Бенардаки как и у других удачливых людей было много недругов. Кто-то попрекал его успехами в откупном бизнесе, кто-то тем, что он задёшево скупал земли у разорявшихся помещиков, кто-то эксплуатацией крестьян в деревнях, рабочих на заводах и приисках. Возможно, что какая-то часть упрёков имела под собой основания. Но думается, что большая их часть всё же была рождена завистью. Недоброжелатели не могли или не хотели понять, что Бенардаки попросту имел талант в предпринимательстве, что он – замечательный экономист-практик, который мог найти выгоду там, где другие её не видели, или видели с опозданием, или видели, но боялись риска.

Даже те, кто был достаточно близок к миллионеру, на людях словно стыдились этого знакомства. Так, Бенардаки был единственным среди коммерсантов в Санкт-Петербурге, кто разглядел талант Николая Гоголя и почитал за честь быть знакомым с ним. А между тем гоголевский Костанжогло, чей портрет написан с живой модели (Гоголь всегда утверждал, что описывает лишь то, что видел или знал), выглядит не слишком-то симпатичным: «Лицо (его) было очень замечательно. В нём было заметно южное происхождение. Волосы на голове и бровях темны и густы, блеску сильного. Ум сверкал во всяком выражении лица, и уж ничего в нём сонного. Но заметна, однако же, была примесь чего-то желчного и озлобленного» [47].

И Сергей Аксаков, занимавший у Бенардаки деньги, чтобы дать их Гоголю, тоже замечает недостаток, говоря о нём: «Очень умный, но без образования». А ведь Бенардаки разговаривал на пяти языках и прекрасно понимал необходимость образования, основав «Общество вспомоществования нуждающимся учащимся Второй Петербургской мужской гимназии». По меньшей мере одна из построенных им школ – в башкирском посёлке Авзян – и по сей день существует. А в Екатеринбурге золотопромышленная компания, в которой он был совладельцем, в 1863 году подарила купленный ею дом женскому училищу [93]. Школы для детей служащих строились и на приисках Верхнеамурской компании.

Вообще благотворительность, как отмечает А. Корин [80], была «одной из основных забот вечно занятого Бенардаки». Он основал и содержал «Общество земледельческих колоний и ремесленных приютов», которое работало с детьми, осужденными за мелкие преступления, общество «Помощь детям», при котором были ясли-приют, и множество других благотворительных, как бы сейчас сказали, фондов. Как известно, именно за благотворительность император Александр II пожаловал Дмитрию Егоровичу звание потомственного дворянина.

Стремление к благотворительности, по-видимому, было присуще всем носителям фамилии. Константин Бенардаки был одним из соучредителей благотворительного общества по оказанию помощи нуждающимся, в 1865 году пожертвовал 4 тысячи рублей на постройку в Таганроге оперного театра [105]. А его жена Елизавета Ивановна завещала «внести в Государственный банк 10 тысяч рублей с тем, чтобы проценты с этого капитала выдавались один раз в год пяти бедным девицам-невестам в городе Таганроге, преимущественно из греков» [42]. Когда в Москве сооружался музей изящных искусств, на два его зала, предназначенные для памятников греческой архаики, пожертвовала деньги осташковская помещица М. К. Бенардаки.

Николай Дмитриевич Бенардаки упоминается в числе жертвователей денежных средств на постройку ремесленного училища в Петербурге [115] и среди вносивших деньги в Лондонский фонд, финансировавший издание герценовского «Колокола», запрещённого в России.

Кстати, Николай Дмитриевич, сын «необразованного» Бенардаки, перевёл на английский «Горе от ума», выпустил в 1850 году совместно с библиографом и экономистом Ю. М. Богушевичем «Указатель статей серьёзного содержания, помещённых в русских журналах», и был автором слов популярных романсов «Цветник» (С. Кашеваров), «В душе моей» (В. Врангель), «Судьба нас разлучила» (Ю. Капри), «Люблю тебя» (Донауров).

О том, что Дмитрий Бенардаки был знаком с писателями Гоголем и Аксаковым, мы уже упоминали. Известно, что он общался также с Лермонтовым и Жуковским, одалживал М. Достоевскому, помогал П. Нащокину.

Но вот любопытное совпадение: ещё один русский писатель, Иван Бунин, родился в воронежской усадьбе, которая ранее принадлежала именно Дмитрию Бенардаки!

Другой его дом (Санкт-Петербург, Невский пр., 86) использовался Филармоническим обществом, которое давало в его парадных залах концерты. А ещё в залах дома Бенардаки устраивались вернисажи, в которых иногда показывали свои новые работы художники-передвижники.

Известно, что он заказывал полотна Брюллову, покупал работы у других художников и «имел прекрасное собрание живописи». В Эрмитаже хранится портрет самого Дмитрия Бенардаки кисти немецкого художника Карла фон Штейбена, его жены Анны и дочери Екатерины [59].

Дмитрий Бенардаки и поныне почитаем в Греции, где на его средства в Афинах были построены Национальный музей, Национальная библиотека и университет.

В Греции он поддерживал русский Свято-Пантелеймонов монастырь, а строил православные храмы едва ли не повсюду: каменный православный храм при русской дипломатической миссии в Афинах, каменный православный храм в башкирском посёлке Авзян. Верхнеамурская компания построила деревянные церкви на Зейской пристани, на стане Васильевского прииска, и неизвестно, сколько ещё на других приисках.

Не все из этих храмов дожили до наших дней. Но наиболее трагична судьба храма во имя великомученика Дмитрия Солунского в Санкт-Петербурге, известного также под названием «Греческая посольская церковь».

А. Я. Капасакалидис подробно описывает, как выглядел этот храм, который сохранился лишь на фотографиях.

«При закладке в стену южной пристройки к алтарю была вделана доска с надписью: «Православный храм сей во имя святого Димитрия Солунского заложен во славу Божию 25 мая 1861 года усердием и иждивением отставного поручика Димитрия Егоровича Бенардаки в бытность полномочным министром греческого короля в Санкт-Петербурге князя И. М. Суццо при сотрудничестве греческого генерального консула И. Е. Кондоянаки по проекту, составленному строителем сего храма профессором архитектуры Р. И. Кузьминым…

…Крестообразное здание в греческом стиле, увенчанное массивным куполом… имело хорошую акустику; равномерный свет сквозь окна с матовыми стеклами освещал настенные изображения. Со стороны восточного фасада были возведены пристройки для диаконника и ризницы, к западной апсиде примыкал притвор с возвышающейся звонницей. В подвальном этаже были устроены отопительные пневматические печи. По примеру греческих церквей под куполом вместо паникадила был укреплен обруч (хорос) для свечей, изготовленный из оксидированного серебра. Интерьер был отделан красным мрамором, пол – белым. Роспись и орнаментику церкви исполнили соответственно художники П. М. Шамшин и Бремсон. Живописные изображения были расположены ярусами, все надписи выполнены на греческом языке. Росписи южной апсиды и купола были посвящены Христу, северной – Богоматери. Алтарную апсиду украшала «Тайная вечеря». Резной иконостас орехового дерева имел два яруса (по некоторым источникам – одноярусный), образа писаны маслом по золотому фону. Царские врата украшала сцена Благовещения, северные двери – изображение архангела Гавриила, южные – святого Стефана первомученика» [71].

… Когда 28 мая 1870 г. в Висбадене умер Дмитрий Бенардаки, его тело забальзамировали и отправили для захоронения в Санкт-Петербург. Император Александр II, издавший высочайший указ о захоронении тела Бенардаки под алтарём Греческой церкви, лично встретил поезд, доставивший гроб. И 21 июня того же года состоялись похороны.

В Санкт-Петербурге похоронили только тело. Сердце Дмитрия Бенардаки согласно его завещанию было похоронено в Греции…

В 1938 г. после того как почти все петербургские греки, в основном адвокаты, врачи и преподаватели, были сосланы в лагеря и расстреляны, храм закрыли.

Во время войны купол храма пробила авиабомба, которая почему-то не взорвалась, и храм уцелел. После войны бомбу извлекли и попытались вывезти за город, но она взорвалась в грузовике, когда он отъехал метров на двести.

А в 1962 году всё же был взорван и разобран сам храм: культовое место уже предназначалось для нового храма культуры – концертного зала «Октябрьский».

Во время разборки развалин взорванного храма рабочие наткнулись на гранитную плиту с отверстием, прикрытым пластиной. Под плитой оказался металлический гроб, а в нём – деревянный. Когда гроб вскрыли, то присутсвовавшие были поражены, увидев в нём мумию в богатой одежде. Из похоронной записки, найденной в находившейся рядом с телом свинцовой банке, стало ясно, что мумия принадлежит Дмитрию Егоровичу Бенардаки, на чьи средства был возведён тот самый храм, под алтарём которого он был похоронен.

Строителям имя покойного ничего не сказало, и тело ещё сутки простояло под открытым небом, под моросящим ленинградским дождичком, пока его не отправили в 1-й городской судебно-медицинский морг. Что с ним стало потом, установить не удалось…

Михаил Дмитриевич Бутин
(1835–1907)

Одна из центральных улиц Читы, столицы Забайкалья, названа именем, которое здесь до сих пор произносят с уважением. Промышленник Михаил Бутин оставил в Восточной Сибири добрую память. Его жизненный путь во многом был похож на путь Дмитрия Бенардаки. Так же, как Бенардаки, Бутин занимался винокурением и продажей спиртного. Так же, как он, был владельцем металлургических заводов и строил пароходы. Так же занимался добычей золота, причём его прииски открывались на Амуре в одно время с приисками Бенардаки. Так же прослыл коллекционером и покровителем искусств.

Но если Дмитрий Бенардаки был космополитом, гражданином двух государств, то Михаил Бутин – патриотом Забайкалья, посвятившим свою жизнь процветанию малой родины, населённой свободолюбивыми казаками, староверами, ссыльными…

Существует множество публикаций обо всех сторонах его жизни, да и сам Михаил Бутин позаботился о том, чтобы легче было его биографам, написав и издав несколько книг, в которых почти вся его жизнь.

О том, как в Забайкалье появился род Бутиных, известно из исследования самого Михаила Дмитриевича «Сибирь, её дореформенные суды и условия ведения торговых и промышленных дел» [27].

«В 1696 г. по распоряжению Императора Петра I была послана в Нерчинский край первая рудоискательская партия… В 1704 году построен первый в этом крае сереброплавильный завод, отстоящий в 250 верстах от г. Нерчинска. Среди русского поселения значились и Бутины. Так, в хранящейся в Московском архиве Министерства Юстиции «книге Великого Государя, Царя и Великого Князя Петра Алексеевича, всея великия, малыя и белыя России Самодержавца, 1711 г., Нерчинским посадским людям», значится Тимофей Бутин, с окладом в семь гривен… Из указа Иркутской Казённой Палаты, от 16 апреля 1789 г. за № 1509, видно, что сын Тимофея Бутина, Киприан, с сыном Леонтием и внуками Петром и Михаилом… зачислены в Нерчинские купцы. Затем метрическая книга Торгинской Знаменской Церкви за 1793 г. свидетельствует, что у Михаила Леонтьевича Бутина и жены его Натальи родился сын Дмитрий»…[27].

А затем по прошествии ещё некоторого времени, а именно 6 ноября 1835 года, у нерчинского купца третьей гильдии Дмитрия Михайловича Бутина и его второй жены Асинефы Егоровны родился сын Михаил Дмитриевич.

Нерчинск, где прошло детство Михаила Бутина, был купеческим городом. И не случайно, видимо, с пятнадцати лет начал осваивать науку торговать и Михаил, устроившийся вслед за старшим братом Николаем приказчиком на службу к известному нерчинскому купцу Хрисанфу Кандинскому.

Однако Кандинский, который не брезговал и разбоем и на которого жаловались снабжавшие купца пушниной охотники, уличая его в стяжательстве и нечестности, был разорён. По распоряжению генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва-Амурского все кабальные сделки Кандинского и шести его сыновей были объявлены незаконными, в результате чего после миллионных оборотов через два года еле набралось 62 тысячи рублей. Имущество Кандинских, их магазины пошли с торгов, а братья Бутины открыли своё дело.

Для начала они купили по дешёвке магазин Кандинского в Нерчинске. И уже к концу 1850-х годов молодые купцы Николай и Михаил Бутины значительно потеснили своих многочисленных конкурентов и выдвинулись на передовые позиции в нерчинской торговле. 23 апреля 1866 г. они совместно с зятем Михаилом Капараки основали золотопромышленное товарищество «Братья Бутины и Капараки», а вскоре, 22 сентября того же года, – «Торговый дом братьев Бутиных» [27]. Распорядителем обеих фирм пайщики избрали молодого Михаила Дмитриевича Бутина.

М. Д. Бутин в молодости

По-видимому, именно Михаил стал инициатором основания товарищества и торгового дома. После того как в 1863 году был разрешён частный золотой промысел на «кабинетных»^[4] землях, Михаил Дмитриевич лично занялся поиском золота, в результате чего на имя будущих участников товарищества в 1864 и в 1865 годах было отведено тринадцать площадей на забайкальских реках Дарасун, Жерча и Нарака.

Летом 1866 года добавилось ещё три прииска в Узур-Малахае, которые открыл для товарищества доверенный Бутиных Иннокентий Котельников, шурин Николая Дмитриевича. В самом начале своей деятельности товарищество постоянно нуждалось в кредитных средствах на открытие приисков и постановку работ на них. Деньги требовались на снаряжение поисковых отрядов, на строительство дорог и приисковых станов, оснащение приисков, наём приисковых рабочих. Золото первого сезона добычи почти целиком ушло на развитие предприятия. И Михаил Капараки, разуверившись в успехе дела, решил продать свои прииски и выйти из товарищества. Его прииски были выкуплены братьями. А вскоре они почувствовали отдачу: за первые четыре года добыча золота на Дарасунских приисках возросла с 5 до 30 пудов.

В то время как товарищество только начинало свою деятельность, в 1865 году вышло разрешение на частную золотодобычу в недавно присоединённой Амурской и Приморской областях. Ставшие золотопромышленниками братья Бутины не могли не понять, что недра новых, ещё никем не занятых территорий сулят ещё большие перспективы, чем давно уже эксплуатируемые забайкальские. Тем более, что чисто географически Нерчинск был ближе к Приамурью, чем даже Кяхта или Чита. И на Амур были отправлены поисковые отряды товарищества братьев Бутиных, которые возглавили В. С. Труфанов, С. С. Шадрин, И. А. Котельников…

Не известно, каким образом получали сведения о перспективности тех или иных районов бутинские поисковики, но только их первые заявки были поданы на участки как раз в тех районах Верхнего Амура, которые лишь недавно успел обследовать Н. П. Аносов, руководитель поисковых отрядов совладельца Верхнеамурской компании Дмитрия Бенардаки. Один за другим были открыты прииски Вознаграждающий (в 1868 г.) и Тимофеевский (1869) в долине р. Монголи, Остаточный (1869) на р. Джалинда, Капитолининский, Прибрежно-Амурский и Александроневский (все в 1870 г.) на р. Бургали…

Впрочем, братья Бутины не ограничились только Верхним Амуром. Снаряжаемые ими поисковые отряды подавали заявки в пользу товарищества братьев Бутиных на золотосодержащие площади в системе Нимана, одного из притоков Верхней Буреи (Средний Амур). Здесь товарищество получило 12 отводов, поделив таким образом влияние с Ниманской золотопромышленной компанией в открытом Аносовым приисковом районе. А на Нижнем Амуре, в тогдашней Приморской области, братья и вовсе стали пионерами золотодобычи. Здесь, на реке Керби, притоке р. Амгунь, один за другим появились их прииски Находка, Трёхсвятительский, Узкополосный, Уступный, Утёсный, Медвежий, Гольцовый.

К тому времени в нижнем течении Амгуни на ее притоке р. Херпучи с начала 1870-х уже велась добыча золота, свои прииски здесь открыл благовещенский купец Х. П. Тетюков [66]. Труднодоступные верховья реки оставались практически неисследованными. Первые заявки на разработку золота в долинах рек Сивак и Верхний Сулак поисковая партия, руководимая А. И. Нерпиным, оформив их на имя соучредителя Верхнеамурской компании А. В. Кашина в июле 1876 г. Но, получив приисковые отводы, Верхнеамурская компания не смогла организовать там добычу золота: кроме того, что она вела добычу золота в Джалиндинском приисковом районе, ей требовались материальные и людские ресурсы для освоения Дамбукинского приискового района, в котором уже начали открывать свои прииски конкуренты – В. Н. Сабашников и супруги Шанявские.

В верховья Амгуни отправили своих разведчиков и братья Бутины. И в начале мая 1878 г. на компаньонов бутинского товарищества было подано десять заявок для разработки золота в долинах Верхнего и Нижнего Сулаков и в системе р. Нилан. Получив отводы, Бутины завезли сюда бочечные машины и вскоре на открытых приисках приступили к добыче золота…

Михаила Бутина не устраивали примитивные методы, которыми большей частью велась добыча на енисейских, да и на забайкальских приисках. Для дальнейшего наращивания производства в условиях невысокого содержания золота в песках и при использовании ручного труда требовались значительные людские ресурсы, в результате возрастали и затраты, а себестоимость добытого металла повышалась. Для механизации добычи он переманил из Верхнеамурской компании на свои дарасунские прииски механика-самоучку М. П. Коузова, который смастерил высокопроизводительную золотопромывательную машину.

Бутин вообще старался подбирать к работе на своих предприятиях людей знающих и ответственных, таких, кому он мог доверять, и всячески подчёркивал своё уважительное отношение к таким служащим. Так, в 1865 г. он взял на службу в качестве приискового управляющего отставного инженер-полковника О. А. Дейхмана, судимого военным судом и уволенного с должности начальника Нерчинских заводов за послабление больному ссыльнокаторжному М. И. Михайлову. При этом Бутин назначил Дейхману жалованье большее, чем тот получал, находясь на казённой службе. Другим его управляющим стал пострадавший по тому же делу о послаблениях инженер-поручик П. И. Михайлов. А нерчинской сельскохозяйственной фермой Бутина успешно управлял нечаевец А. К. Кузнецов, который впоследствии стал виднейшим забайкальским краеведом и основателем краеведческих музеев в Забайкалье.

В 1872 году Бутин отправился за опытом в страну передовых технологий – Америку.

В Америке Бутину было интересно всё: природа, торговля, транспорт, промышленность, общественная жизнь. Он посетил несколько штатов, побывал на золотых, серебряных и железных рудниках в штатах Невада, Колорадо, Утаха, Калифорния… Свои впечатления Михаил Дмитриевич описал очень подробно, издав по возвращении книгу «Письма из Америки». И одно из главных мест в путевых заметках золотопромышленника Бутина заняла, естественно, золотодобыча.

«…Попасть к американцам на рудники вообще весьма трудно, – писал Бутин, – принято никого не впускать из опасения, чтобы посторонний глаз не подметил способа ведения работ или истинного содержания руды… С чувством особенной признательности вспоминаю я при этом г. Фера, обладателя громадного состояния и главного владельца рудника Hall et Noroross, и никогда не забуду, как он, переодевшись в рабочее платье простого рудокопа, запачканное глиною, с факелом в руках пошёл нам показывать производящиеся работы. Затем с замиранием сердца летел я в проволочной зыбке на ужасную глубину 1400 фут<ов>, и тут, в страшных подземельях, видел я ту же кипучую деятельность американца, которая поражала и на поверхности земли. В местах особенно суженных, там, где ещё только пробиваются жилы, нам приходилось двигаться ползком или взбираться по лестницам, ежеминутно подвергаясь опасности оборваться или быть задавленным.

Но не одних людей встречали мы в этих туннелях: местами, где температура не особенно возвышенна, мы видели лошадей и ослов, спущенных на работу в это далёкое царство мрака и ужаса для непосвящённого. Зато в самом низу, т. е. на глубине 1600 фут<ов>, не смотря на усиленную вентиляцию, температура так высока, что работают только люди в костюмах прародителей, да бегают вагоны, движимые силой сжатого воздуха» [24].

Вернувшись в Нерчинск, Михаил Бутин активно занялся внедрением технических новшеств. Но, в отличие от скрытных американцев, он не делает тайны из своих технологических открытий. Напротив, стремится широко распространить свой опыт: в 1882 г. в Москве выходит бутинское «Описание привилегированного (т. е. запатентованного) устройства передвижения по рельсам и <с> цепным подъемом торфов и золотосодержащих песков». Подробное описание снабжено рисунками и фотографиями этого устройства, применённого на дарасунских приисках товарищества братьев Бутиных.

Описывая устройство, Бутин старается убедить восприемников, приводя экономические доводы.

«Вместимость груза в вагон… равняется вместимости четырёх таратаек… Таким образом, при подаче песков обыкновенным способом в таратайках потребовалось бы для поднятия 120 пудов 4 лошади и 2–4 проводника, тогда как вагон с таким же количеством груза движется на машину без лошади и человека.

По расчёту при промывке 100 кубических сажен получается сбережение: при добыче и подаче песков на машину и отвозки гальки и эфеля в отвалы, смотря по расстоянию, не менее 50 человек рабочих и столько же лошадей.

Для привлечения в действие 2-х золотопромывательных бочек, подачу песков на машину и отвозку гальки и эфеля в отвалы, где нет воды, достаточно 20 паровых сил. Таким образом при промывке 15000 кубических сажен песков сберегается 7500 подёнщин людей и столько же подёнщин лошадей. Что стоит каждая подёнщина на приисках, каждому золотопромышленнику хорошо известно» [25].

Впрочем, вряд ли можно утверждать, что предприимчивый золотопромышленник, стремившийся внедрить механизацию на приисках конкурентов, был альтруистом. Ведь золотые промыслы были не единственным, чем занимались братья Бутины. В 1874 г. торговый дом «Братья Бутины» купил у иркутского купца Лаврентьева Николаевский металлургический (или, как его тогда называли, железоделательный) завод. Потребность в таком заводе была очевидной: на техническое оснащение приисков были нужны прокат, литьё, механизмы, и собственное металлургическое производство существенно снижало затраты.

После существенной модернизации ранее убыточный завод стал приносить Бутиным прибыль. Выплавка чугуна с 60 тыс. пудов в год была доведена до 200 тыс. пудов. Кроме выплавки чугуна, стали и производства стального проката завод производил горные буры, паровые котлы и даже локомобили. А в 1878 году за изделия завода М. Бутин получил Большую серебряную медаль Парижской выставки.

Объёмы производства Николаевского завода превышали собственные потребности торгового дома и товарищества братьев Бутиных, естественно, что нужны были рынки сбыта. И, вероятно, публичные выступления М. Бутина о необходимости технического прогресса на приисках и его активное продвижение технических устройств были связаны именно с поиском рынков сбыта для продукции своих (позднее Бутины приобрели ещё один, Лучихинский, завод) металлургических заводов.

Но заводская деятельность не была самоцелью процветающей фирмы. Кроме машин и инструментов, на прииски требовались и одежда, и обувь, и продовольствие. Но если на близлежащие дарасунские прииски всё это доставлялось без особых проблем, то регулярная доставка грузов на амурские прииски уже представляла собой достаточно сложную задачу.

«Амурские прииски нашего товарищества и вообще развитие торговли по Амуру и его притокам вызывали необходимость иметь своё пароходство, которое было построено на Николаевском заводе и состояло из четырёх пароходов и семи барж, – писал позднее М. Бутин. – Самый большой пароход, «Нерчуган», в 120 сил с четырьмя баржами предназначался для плавания по Амуру, три меньших строились для хождения по притокам Амура – Зее, Бурее, Амгуни и должны были доставлять на прииски необходимые припасы и материалы» [27].

Пароходство братьев Бутиных начало оперировать на Амуре в 1881 г. «Нерчуган» был собран в селе Бянкино, а суда поменьше, «Соболь» и «Тарбаган», спустили на воду Нерчи в родном Нерчинске, где находилась контора фирмы.

Среди разнообразных товаров, которые торговый дом братьев Бутиных доставлял преимущественно из Москвы, были и товары собственного производства, в частности, продукция винокуренных заводов.

«Приобретённый в 1879 г. торговым домом братьев Бутиных Ново-Александровский винокуренный завод… построен в 1865 году… В 1879 г. наша фирма приобрела в Нерчинском округе Борщевский винокуренный завод… Владея указанными двумя винокуренными заводами и доведя их операционную производительность до 330 т<ысяч> вёдер, наш торговый дом занял первое место среди винокуренных заводчиков не только по количеству, но и по качеству своего вина», – с гордостью писал потом Бутин [27].

Предметом гордости его был, наверное, и солеваренный завод, построить который тоже заставила нужда. Цена на соль плохого качества, продаваемую в регионе монополистами из Усолья-Сибирского, была чрезмерно высока, и М. Д. Бутин построил и механизировал в Иркутской губернии свой завод, выпускающий качественную поваренную соль. Хотя сам Бутин, говоря о солеваренном заводе, называет его «весьма скромным, по сравнению с винокуренным, делом».

Михаил Бутин, которому частенько приходилось наведываться по торговым делам в Петербург и Москву, хорошо представлял значение транспорта для развития территории и был активным сторонником строительства Транссибирской железной дороги. В «Письмах из Америки», например, он писал:

«Только продолжение рельсового пути по всей длине нашего сибирского края может создать солидную колонизацию из наших внутренних губерний и преимущественно тех уездов, где бедность населения является ближайшим последствием недостатка земель для обработки и сельскохозяйственных занятий. Только при этом условии можно пробудить к жизни обширную и богатую, но вместе с тем почти безлюдную территорию… Устройство железной дороги в Сибири тем более нужно, что Китай с его переполненным населением… по-видимому близок к тому, чтобы начать жить иною жизнью, и скоро такое соседство, не отделяемое никакими непроходимыми преградами, может сделаться для нас далеко не безопасным» [24].

Может быть, мнение крупного сибирского предпринимателя сыграло свою роль, когда принималось решение о строительстве Транссиба?

Вообще интересы Бутина, казалось, касались всего, что его окружало. Он, например, «натерпевшись… от неисправностей и задержек местных казённых типографий, работавших крайне неудовлетворительно и по высоким ценам», открыл в Нерчинске собственную типографию. Затем, видя «необходимость обеспечить медикаментами многочисленных служащих фирмы», открыл здесь аптекарский склад и аптеку. Бутинской аптекой, кстати, в конце 1880-х руководил известный ботаникам коллектор Фердинанд Каро, собравший несколько гербарных коллекций забайкальских и приамурских растений. А ещё на деньги купцов Бутиных в Нерчинске было открыто училище для девочек, ставшее позже

Павел Афанасьев Золото Приамурья

От автора

Дмитрий Егорович Бенардаки (1799–1870)

Михаил Дмитриевич Бутин (1835–1907)

Павел Афанасьев
Золото Приамурья

Дмитрий Егорович Бенардаки
(1799–1870)

Михаил Дмитриевич Бутин
(1835–1907)