Генерал Бичерахов и его Кавказская армия

Алексей Юрьевич Безугольный
Генерал Бичерахов и его Кавказская армия. Неизвестные страницы истории Гражданской войны и интервенции на Кавказе. 1917–1919

Посвящаю сыну Олегу

Как мы исполнили свой долг – скажет история.

Л.Ф. Бичерахов

От автора

«В вихре страстей разных изданий от периода Бичерахова осталось пустое место», – написал еще в 1930-х гг. соратник Лазаря Федоровича Бичерахова Б.В. Никитин. Спустя восемь десятков лет мало что изменилось. Имя одного из ярких и самобытных персонажей Гражданской войны в России остается в полном забвении. А те штампы, что кочуют из книги в книгу и по сей день, лучше бы и не появлялись на свет вовсе, поскольку порочат Бичерахова необоснованно, незаслуженно и несправедливо, что не достойно памяти любого человека, а памяти человека, оставившего след в истории Отечества, – особенно.

Замысел этой монографии родился случайно. Работая в архивах над совершенно другой темой из истории Гражданской войны на Кавказе, я то там, то здесь наталкивался на имя Лазаря Бичерахова. Первые, касательные знакомства с его судьбой и деятельностью вызывали прежде всего чувство удивления: необычными поступками, неординарным складом ума, широким благородством и щедростью и в то же время совершенным забвением этой фигуры в историографии Гражданской войны. Приняв решение написать биографию Л.Ф. Бичерахова и углубившись в архивный и мемуарный материал, связанный с его именем, я лишь убеждался в верности своих первых впечатлений.

Советская историческая наука обходилась хлестким жупелом «бичераховщина», имея в виду заодно и политическую деятельность его родного брата Георгия, возглавившего в 1918 г. антибольшевистское политическое движение казаков в Терской области. В термин «бичераховщина» вкладывался только негативный смысл, реакционная и «контрреволюционная» деятельность, не достойная ни одного доброго слова. Сотрудничество войскового старшины Л. Бичерахова с большевистским Бакинским совнаркомом в последние недели его существования в июле 1918 г. стало удобным поводом для списания на него краха большевиков в этом важнейшем нефтедобывающем и промышленном регионе. В то же время связь с Бакинской коммуной во многом стала причиной того, что Бичерахов не был принят ни Белым движением, ни белоэмигрантской средой, ни зарубежной русской историографией – здесь он прослыл «красным».

Между тем исторический масштаб деятельности Бичерахова и подчиненных ему войск (партизанского отряда, позднее развернутого в Кавказскую армию и флот) в первый период Гражданской войны (1918 – начало 1919 г.) на обширных территориях Северного Ирана, Восточного Кавказа и Закаспия – в Азербайджане, Дагестане, на Тереке и в Закаспийской области – исключительно велик. На некоторое время он стал фактическим правителем обширных прикаспийских территорий, был признан в этом качестве Временным Всероссийским правительством (прообразом будущего колчаковского правительства) и непрерывно расширял сферу своего влияния. На ранних этапах развития Добровольческого движения на Юге России под предводительством генералов М.В. Алексеева, Л.Г. Корнилова и А.И. Деникина Л.Ф. Бичерахов составлял им реальную конкуренцию на антибольшевистском фронте.

В настоящей книге на обширном архивном материале, в том числе и на впервые вводимых в научный оборот документах фонда отряда Бичерахова, а также большого пласта современной событиям прессы, мемуарной литературы, дневников, писем свидетелей эпохи, предпринята попытка реконструировать жизненный путь Лазаря Бичерахова и оценить роль его партизанского отряда (Кавказской армии и флота) в Гражданской войне в Баку, Дагестане и на Тереке в 1918 г.

Не стоит удивляться тому, что ставится вопрос об исторической роли в Гражданской войне командира «какого-то» отряда. Нужно помнить, что в тех условиях, особенно в первый, самый сложный период гражданского противостояния в России, любая воинская часть, сохранявшая организованность и воинский облик, могла претендовать на важную историческую роль. Как не вспомнить, что Добровольческая армия времен 1-го Кубанского (Ледяного) похода представляла собой лишь небольшой отряд. Стойкость, упорство и высокий моральный дух горстки добровольцев способствовали притоку в их ряды новых и новых контингентов, усилению союзнической помощи и развертыванию в последующем многотысячной боеспособной армии.

Герой этой книги принадлежит к многочисленной плеяде военачальников Гражданской войны, вышедших из небогатых дворянских, казачьих семей или социальных низов. В.Л. Покровский и СМ Буденный, А.Г. Шкуро и Ф.К Миронов, Р.ф. Унгерн и М.Н. Тухачевский, А.Н. Гришин-Алмазов и Б.М. Думенко. Ряд сопоставлений можно продолжать долго. Вчерашние подполковники, поручики, вахмистры и просто «нижние чины» становились командующими фронтами и армиями, народными комиссарами и военными министрами. Гражданская война вбрасывала их в свой стремительный круговорот, заменявший им годы университетов и военных академий.

История сама находила и выдвигала таких людей, способных в короткий срок мобилизоваться и в сложной обстановке найти свой путь, часто неверный и гибельный, но свой. Взять на себя ответственность и повести за собой людей. Сами себя они к такой роли совсем не готовили. Лазарь Бичерахов еще до мировой войны, в мирное для Российской империи время, служа в Персии, был неоднократно ранен, стал инвалидом и совсем еще молодым человеком в невысоком чине ушел на пенсию – «залечивать старые раны». С началом войны он вновь оказался в строю. Командуя в 1917 г. партизанским отрядом в бесконечно далекой от главных театров военных действий Персии, Бичерахов совсем не мог предполагать ни того, что через несколько месяцев окажется главнокомандующим Кавказской армией и флотом, главой правительства Кавказско-Каспийского союза, ни того, что в один момент потеряет все, что было создано его руками.

То, что Бичерахов не стал в конечном итоге известным персонажем истории Гражданской войны (а в разное время он имел шансы стать как красным, так и белым вождем) и рано, еще в начале 1919 г., покинул Россию – следствие стечения объективных и субъективных обстоятельств, нисколько не извиняет наше полное незнание о нем. Сам он вполне понимал изменчивость собственной судьбы в то изменчивое для его родины время. В одном из писем генералу А.И. Деникину он пророчески писал: «Вначале благодаря случайности у меня был отряд, затем случайно я собрал армию, затем случайно присоединился ко мне флот. И такая же простая случайность все смоет из моих рук, и я останусь без единого солдата»¹.

Далее, дабы быть более убедительным, считаю нужным перейти к научному повествованию.

Выражаю искреннюю благодарность своим коллегам по Научно-исследовательскому институту (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ, оказавшим ценную помощь советами и рекомендациями при написании этой книги: В.В. Изонову, В.И. Жуматию, В.А. Авдееву, С.А. Иванову, Д.Г. Мартиросяну, а также сотрудникам Института востоковедения РАН А.К. Аликберову, А.Ю. Скакову и художнику издательства «Центрполиграф» Ю.Г. Клименко.

Предисловие

Братья Лазарь и Георгий Бичераховы упоминаются в специальной литературе по истории Гражданской войны на Северном Кавказе и в Закавказье часто. Однако подбор и интерпретация фактов, связанных с их военно-политической деятельностью, получившей нарицательное имя «бичераховщина», совершенно неудовлетворительны и не отвечают требованиям исторического исследования. Сказанное касается не только популярной публицистической литературы, но и научных трудов, претендующих на широкий охват темы и глубину выводов.

В советской литературе трактовка «бичераховщины» сложилась еще в историографии сталинского периода в 1930-х гг. и с тех пор не претерпела серьезных изменений. Лазарь Бичерахов – полковник (подполковник, войсковой старшина, генерал-майор – в его чине советские историки так и не разобрались) царской армии, английский наймит, поступивший на службу англичанам в Персии, добровольно присоединившийся к войскам Бакинской коммуны, а затем предавший ее по наущению англичан. В последующем Л. Бичерахов – душитель революции в Дагестане и на Тереке. Его брат Георгий – меньшевик, лидер контрреволюционного казачьего движения на Тереке.

Более полного раскрытия темы контрреволюции в советской историографии не требовалось. Готовый набор негативных ярлыков тем более делал излишним внимание к личности «контрреволюционера» Бичерахова. Отсюда полное пренебрежение любыми биографическими деталями: военными чинами, служебной карьерой и другими жизненными вехами. Понятно, что его ценности, взгляды, идеи при таком подходе вообще не могли стать предметом научного интереса. «Бичераховщина» выродилась в жупел, фигуру речи, обрамляющую и оправдывающую революционную борьбу большевиков на Кавказе.

Справедливости ради надо сказать, что если бы кто-то из историков и проявил интерес к личности Лазаря Бичерахова, то наверняка натолкнулся бы на стену секретности и цензуры, которой весь советский период были «защищены» архивные источники по теме (фонды отряда Бичерахова, ВСЮР, русских экспедиционных войск в Персии, казачьих органов власти на Тереке, партийно-советских органов Баку, Дагестана, Терека).

Традиция упоминать о бичераховщине мимоходом, не предпринимая усилий разобраться в сущности этого явления, в полной мере сохранилась и в новейшей литературе. Что можно узнать о нем в новейших академических изданиях по тематике Гражданской войны на Кавказе? В материалах научной конференции, посвященной дагестанскому революционному и государственному деятелю Д. Коркмасову, Л.Ф. Бичерахов безапелляционно назван «английским ставленником»². В работе С.М. Исхакова «Российские мусульмане и революция» отряд Бичерахова назван «белоказачьим»³, хотя к Белому движению он не относился, да и термин такой в начале Гражданской войны еще не употреблялся. Для защитившего в 2008 г. докторскую диссертацию о дагестанском политическом и религиозном деятеле Н. Гоцинском М.М. Доного политическая позиция Л.Ф. Бичерахова (в частности, в отношении Дагестана) осталась полной загадкой⁴. А в фундаментальной монографии В.Л. Гениса о революционном движении в Персии в конце 1910-х – начале 1920-х гг. перепутаны инициалы Бичерахова⁵.

Между тем, как представляется, игнорирование этой фигуры приводит к искаженному пониманию многих событий Гражданской войны на Кавказе, таких как падение Бакинской коммуны, казачье восстание на Тереке второй половины 1918 г., революционные процессы в Дагестане, турецкая оккупация Азербайджана и Дагестана, история интервенции в регионе и т. д.

В последние годы появляются первые биографии Л.Ф. Бичерахова⁶, авторами которых являются прежде всего региональные историки, что отражает общий подъем краеведческой науки и интенсивный процесс национальной самоидентификации, сопровождающийся поиском знаковых фигур в национальной истории. Как всегда в начале пути, научный уровень таких работ не высок, они компилятивны и публицистичны. Зачаточный научно-справочный аппарат не позволяет оценить источниковую базу, а значит, и объективность таких работ.

Первая и, пожалуй, единственная на сегодняшний день действительно научная работа была опубликована в 2005 г. в Нумизматическом сборнике Государственного исторического музея. В своей небольшой (0,5 авторского листа) статье «Бичераховские награждения (К вопросу о наградной политике генерала А.И. Деникина)» А.С. Кручинин вышел далеко за рамки заявленной темы, сделав ряд существенных выводов о масштабах, политической эволюции бичераховского движения в Гражданской войне и о личных качествах и моральном облике и мотивации самого Л.Ф. Бичерахова. Собственно «наградная» часть статьи А.С. Кручинина значительно слабее, вследствие того что автор недостаточно полно изучил архивный материал, а с мемуарным наследием по теме знаком лишь касательно. Например, очень осторожно высказанное предположение о том, что «Бичерахов жаловал офицерам и Георгиевские награды, но это вопрос очень спорный…»⁷, на деле подтверждается десятками страниц поименных списков георгиевских кавалеров, сохранившихся в фонде отряда Бичерахова в РГВА и доступных любому желающему. А заявленное в подзаголовке статьи уточнение деникинской наградной системы и вовсе не раскрыто.

В настоящее время в связи с фактически исчерпывающей доступностью источников по истории Гражданской войны (в том числе прежде закрытых архивных материалов, опубликованного и рукописного наследия Русского зарубежья) появляется возможность достаточно полно реконструировать биографию нашего героя. По архивным данным и весьма многочисленным свидетельствам современников с большой точностью можно отследить жизненный путь Л.Ф. Бичерахова в самые главные годы его жизни и в переломную для нашей страны эпоху – период Первой мировой и Гражданской войн. Но его жизненный путь до и после указанного периода реконструируется лишь по очень ограниченному кругу источников.

Сразу оговоримся, что сам Лазарь Бичерахов, несмотря на то что прожил в эмиграции долгую жизнь, к сожалению, не пожелал взяться за перо и оставить потомкам собственную версию своих похождений, порой походящих на сюжет приключенческого фильма. Об этом можно лишь сожалеть, поскольку, судя по многочисленным документам, написанным его рукой (заметим, красивым, стремительным почерком и весьма грамотно), хранящимся ныне в Российском государственном военном архиве, автор обладал острым умом, четким слогом и хорошими литературными задатками, хотя и не имел столь блестящего общего образования, которым щеголяли многие офицеры Русской императорской армии. Думается, что неожиданный и полный крах, который Л.Ф. Бичерахов потерпел в начале 1919 г. – и не на поле боя, а от союзников-англичан и добровольцев, – вселил в него желание забыть и не вспоминать более своего участия в Гражданской войне. Что мог он описать в своей книге: как много раз протягивал руку помощи то одним, то другим силам, ведущим борьбу с большевиками, они высокомерно эту помощь принимали, а затем без тени сомнения разрушили его детище – Кавказскую армию и флотилию, именовавшуюся современниками «флотом»? Сводить счеты на страницах мемуаров Бичерахов, очевидно, посчитал для себя недостойным. Возможно, по этой причине он не принимал участия и в деятельности многочисленных эмигрантских офицерских организаций, а предпочел тихую жизнь частного человека.

Отсутствие у главного героя книги мемуарного наследия или воспоминаний, зафиксированных в иной форме, кроме двух малозначительных интервью^[1], несколько компенсировали изыскания первого его биографа – русского офицера-артиллериста Б.М. Кузнецова, присоединившегося к бичераховскому отряду в Дагестане в 1918 г., а в эмиграции тесно общавшегося с ним в течение нескольких лет. В числе других русских офицеров, составлявших остатки гарнизона крепости Хунзах, летом 1918 г. он оказался пленником прибывших в Дагестан турок. Бичерахов стал для него избавителем, и благодарность об этом Кузнецов пронес через всю жизнь. Позднее он собрал биографические данные о Бичерахове у его жены, однокашников по военному училищу, присовокупил к ним собственные наблюдения и скупые откровения самого Л.Ф. Бичерахова (именно скупые: «Встречаясь с ним ежедневно, я не мог добиться от него откровенности о прошлом», – сетовал Кузнецов⁸). Все собранное им вылилось в небольшой очерк о Бичерахове, изданный в Нью-Йорке в 1959 г. и ставший в нашей стране чрезвычайной библиографической редкостью⁹. За неимением иных источников, биографы Бичерахова XXI в. вынуждены воспроизводить его буквально дословно, иногда почему-то выдавая это за результаты своих разысканий¹⁰ и обильно разбавляя их собственными домыслами¹¹.

Дополнить данные о Бичерахове, относящиеся к его довоенной молодости и периоду эмиграции, приведенные Б.М. Кузнецовым, действительно сложно. Скрупулезный архивный поиск в центральных архивах Российской Федерации дал лишь случайные находки: несколько писем его однокурсника Льва Жиромского, оказавшегося в 1918 г. в положении просителя и использовавшего теплые юношеские воспоминания, чтобы растопить сердце всесильного тогда вождя Кавказской армии¹². Удалось обнаружить и краткую автобиографию, написанную самим Бичераховым в феврале 1919 г., незадолго перед отъездом из страны¹³. Эти и некоторые другие архивные материалы дополняют и уточняют сведения, собранные Б.М. Кузнецовым. Нельзя не сказать о том, что пока не удалось обнаружить послужной список Л.Ф. Бичерахова, позволивший бы уточнить многие вехи его биографии, чинопроизводство и награждения. В фондах послужных списков (фонд 409) и штаба Кавказского военного округа (фонд 1300) Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) он отсутствует. Возможно, послужной список «белогвардейца» и эмигранта Бичерахова был изъят советскими специальными органами для какой-то оперативной работы.

Что касается самого важного периода в жизни Лазаря Бичерахова – времени Гражданской войны, – он документирован хорошо, хотя материал о герое этой книги приходится искать в самых разнообразных источниках.

Первый и главный среди них – фонд отряда Бичерахова, поступивший после расформирования его Кавказской армии в начале 1919 г. в делопроизводство Вооруженных сил Юга

России (ВСЮР), а затем отложившийся в знаменитом Пражском архиве (Русском заграничном историческом архиве). Ныне он хранится в Российском государственном военном архиве (фонд 39779). Фонд отряда Бичерахова представляет собой редкий случай почти полной сохранности документации воинской части, относимой к «белогвардейским» (хотя бичераховское движение, строго говоря, не являлось таковым). В пылу сражений, разгромов и драматических отступлений белые войска потеряли значительную часть своей документации. Нормальной является ситуация, когда фонды большинства белогвардейских отрядов, полков, дивизий, корпусов и даже армий, находящиеся на хранении в РГВА, насчитывают от нескольких единиц до нескольких десятков единиц хранения. Да и само делопроизводство в период Гражданской войны велось далеко не идеально.

В этой связи 234 дела бичераховского отряда, сгруппированные в три описи, – случай, несомненно, уникальный, и обязаны ему историки тем, что длительное время отряд не испытывал финансовых затруднений и имел возможность вести делопроизводство в полном объеме. В фонде содержатся сведения о боевой численности отряда, боевом пути, его финансировании. Имеется обширная переписка Бичерахова с его братом Георгием, лидерами Добровольческого движения, Временного Всероссийского правительства и т. д. Имеется и определенный комплекс личных документов Лазаря Бичерахова, в том числе и крайне любопытный блокнот его «памятных заметок» – лаконичных записей, сохранивший процесс размышлений и принятия решений.

Кроме фонда отряда Бичерахова, важное значение имеют документы Добровольческой армии, в той или иной степени отражающие контакты добровольцев с Бичераховым, оценки состояния его отряда (Кавказской армии и флотилии) и проч. (фонды 40308, 39540 и др.). Кроме того, в работе использованы материалы советского происхождения, в которых Бичерахов представлен и союзником и противником большевиков (фонды 1, 2, 108, 25895).

В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) особый интерес представляют обширные материалы государственной исторической комиссии по подготовке многотомной «Истории Гражданской войны в СССР», отложившиеся в фонде Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (фонд 71). В 1930-х гг. сотрудниками ведущих научно-исторических учреждений была сделана огромная работа по выявлению и систематизации архивных документов, сбору полевого материала (интервью и письменных воспоминаний участников событий – как большевиков, так и их противников), поиску иммигрантских воспоминаний и переводу книг интервентов об их участии в Гражданской войне. Лишь малая толика этих материалов после жесткого сита цензуры была использована в первых томах фундаментального труда, а публикация самого труда из-за внутренних и внешних потрясений, произошедших с нашей страной в конце 1930-х – первой половине 1940-х гг., так и не была закончена. В описях 34 и 35 указанного фонда содержится обширный материал по истории Гражданской войны в Закавказье и в юго-восточной части Северного Кавказа в 1918 г., в которой не последнюю роль играл Л.Ф. Бичерахов. Особенно интересны личные наблюдения о нем ряда британских и французских генералов. В фонде содержатся переводы мемуаров П. Сайкса, Ф.Дж. Ф. Френча, У. Маршалла, изданные ими в первые годы после окончания мировой войны. Большой массив документов относится к Гражданской войне в Дагестане.

В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) особую ценность для разработки темы представляет фонд рукописей представителей Русского зарубежья (фонд 5881), в котором отложились рукописи по истории Гражданской войны на Тереке, в Дагестане, в Закавказье. В составе фондов Русского зарубежного исторического архива в Праге после окончания Великой Отечественной войны они были вывезены в СССР. Наиболее интересны среди них воспоминания члена войскового правительства Терского казачьего войска Д.С. Писаренко, казачьих офицеров Г.С. Хутиева, Б. Нартова и ряда других, в которых подробно показана роль братьев Бичераховых в бурных событиях 1918 г. в Терской области.

В ГАРФ также изучены фонды белых правительств на Юге России и на востоке страны (фонды 439 и 180), с которыми Бичерахов имел отношения как руководитель созданного и возглавляемого им государственного образования – Кавказско-Каспийского союза (прежде всего имеются в виду его контакты с Временным Всероссийским правительством в Уфе, признавшим верховную власть Бичерахова в Кавказско-Каспийском регионе).

Кроме архивного материала в работе использовались опубликованные документы. В советский период, особенно в годы «оттепели», был издан целый ряд добротных сборников, в которых в той или иной мере освещался и интересующий нас вопрос. Это общие сборники по истории Гражданской войны (Директивы командования фронтов Красной армии (1917–1922 гг.): Сборник документов. Т. 1–4. М., 1971–1978; Из истории Гражданской войны в СССР. 1918–1922. В 3 т. М., 1957–1961), а также региональные издания (Борьба за установление и упрочение советской власти в Дагестане. 1917–1921 гг. Махачкала, 1958; Большевики в борьбе за победу социалистической революции в Азербайджане, 1917–1918 гг. Баку, 1957). Чрезвычайно важны для понимания тенденций развития революционного процесса на Тереке материалы съездов трудовых народов Терека, которых в течение 1918 г. состоялось пять. Особенно ценен сборник стенограмм, в которых деятельное участие от фракции казаков принимал Г.Ф. Бичерахов. Материалы съездов отражают развитие политической борьбы на Тереке, дискуссии по различным вопросам: земельному, военному, государственного устройства и прочим¹⁴. К сфере публичной политики относятся и сборники речей, статей, писем видных большевистских деятелей на Кавказе (Г.К. Орджоникидзе, С.Г. Шаумяна, П.А. Джапаридзе, А. Шерипова)¹⁵.

Ряд ценных мемуаров, в которых разносторонне показана ситуация на Кавказе в первый период Гражданской войны, а также место в ней Л.Ф. Бичерахова, оставили представители британской армии, за короткий срок превратившиеся из союзников в интервентов-агрессоров. Например, автор интересных и содержательных мемуаров британский генерал-майор Л. Денстервилль несколько месяцев очень тесно общался с Лазарем Бичераховым и оставил о нем множество красноречивых наблюдений. Нельзя не отметить и ряда ценных мемуаров других участников интервенции – британских офицеров полковника А. Роулисона, подполковников В.С. Остина, Дж. В. Уордена и др.¹⁶

Воспоминания советских участников Гражданской войны тоже, как правило, небезынтересны. Сложные взаимоотношения между руководством Бакинской коммуны и Бичераховым показаны в книге воспоминаний сына Степана Шаумяна Сурена, активного участника событий 1918 г.¹⁷

Однако в целом воспоминания советских партийно-государственных и военных деятелей о «бичераховщине» отличаются негативными оценками, умолчаниями и прямым искажением фактов. В любом случае личных впечатлений в таких работах было не много, да и не могло быть, поскольку бичераховцы и большевики в основном находились по разные стороны фронта. То время, когда они были заодно, – период Бакинской коммуны весной и летом 1918 г. – вспоминалось советскими авторами неохотно. Ведь в то время они предпочитали договариваться с этим «отъявленным врагом советской власти» и «английским наймитом», чем воевать с ним. Чаще всего можно встретить воспоминания о том, что Бичерахова «командировали» на Кавказ из Персии англичане, что он «выполнял прямые распоряжения» англичан и т. п. Самый главный «грех» Бичерахова подчеркивают и все советские мемуаристы: в критическую минуту он оставил бакинский фронт и «обрек на поражение» советский строй в важнейшем нефтедобывающем и нефтеперерабатывающем регионе молодой советской республики¹⁸.

Те авторы, которые не брали на себя ответственность открыто фальсифицировать исторические факты, предпочитали замалчивать скользкие для большевистской власти эпизоды, связанные с Бичераховым. Характерный пример – мемуары А.И. Микояна, бывшего комиссара бригады Бакинской Красной армии, соратника чрезвычайного комиссара СНК РСФСР по делам Кавказа С.Г. Шаумяна. У него Бичерахов появляется уже накануне крушения коммуны, только лишь затем, чтобы сразу же «исчезнуть», «подло обманув» коммунаров и «оголив наш правый фланг»¹⁹. Вся сложная, многоходовая история с приглашением Бакинским совнаркомом Бичерахова в Баку для обороны города от наступающих турок, переговоры с Лениным и Сталиным по этому поводу, самые лестные характеристики Бичерахову со стороны вождей коммуны опущены.

В постсоветский период, после открытия спецфондов библиотек, в научный оборот был вовлечен целый комплекс мемуаров и дневников, авторы которых при различных обстоятельствах пересекались с Л.Ф. Бичераховым и его братом и оставили личные впечатления о них и их эпохе. Из сослуживцев Бичерахова кроме упомянутого Б.М. Кузнецова нужно отметить Б.В. Никитина, А.Г. Шкуро, Ф.И. Елисеева, К.Г. Кромиади, Н.Н. Лишина²⁰. Достаточно обширно число свидетелей деятельности Л.Ф. Бичерахова в Персии, Азербайджане, Дагестане и на Тереке²¹.

Отдельно следует сказать о воспоминаниях капитана русской армии В.А. Добрынина²². В составе отряда пограничников, не принявших, как и герой настоящей книги, революции, он в течение многих месяцев оборонял от всевозможных врагов небольшую хлебородную область на юге Бакинской губернии, населенную преимущественно русскими староверами, – Мугань. Взгляд Добрынина на события Гражданской войны предельно субъективен; крайний реакционер по своим политическим убеждениям, он ненавидит революционеров всех мастей и очень пристрастен в описании революционных будней Закавказья. Однако в интересующем нас вопросе – похождениях отряда Лазаря Бичерахова – Добрынин оказывается неожиданно хорошо осведомлен. Факты и даже мелкие детали, приводимые им, нередко подтверждаются архивным материалом. В то же время крайний субъективизм автора наложил свою печать и на облик Бичерахова, невероятные зигзаги судьбы которого представляются Добрынину дальновидным и хитроумным расчетом казачьего предводителя.

Ценные штрихи к портрету Л.Ф. Бичерахова содержатся в воспоминаниях полковника М. Джафарова. Воспоминания, написанные им в 1937 г., в заключении, незадолго до расстрела, обнародованы только недавно²³. Джафаров был офицером 1-го Дагестанского полка Российской армии, существовавшего в 1918 г. в значительной мере уже формально, но еще представлявшего собой некую вооруженную силу, которую старались привлечь на свою сторону многие. В силу этого Джафаров поддерживал тесные отношения фактически со всеми политическими силами в Дагестане – князем Н. Тарковским, представителями Социалистической группы, имамом Н. Гоцинским, представителями турецкого командования. В этом сугубо местном противостоянии «роль и значение появления отряда Бичерахова в Дагестане мне долго были непонятны, да и до сих пор неясны», признавался М. Джафаров²⁴. Джафарову пришлось много раз тесно общаться с Бичераховым (они были знакомы еще до Первой мировой войны), и воспоминания об этом он в подробностях передал в своих записках.

Очень интересное описание и редкое свидетельство «позднего» бичераховского периода, если можно так сказать, относящегося ко времени вторичной оккупации его войсками Баку в самом конце 1918 и начале 1919 г., и обстоятельств, вынудивших его покинуть свою армию и Россию, принадлежит перу генерал-майора (полковника царского производства) Г.Д. Ивицкого. Он стал первым после ухода бичераховцев из Порт-Петровска (нынешней Махачкалы) комендантом города и служил под началом генерала от инфантерии М.А. Пржевальского, который по настоянию английского командования принял руководство остатками бичераховцев. С самим Бичераховым Ивицкий встретился лишь однажды, но не мог не оказаться очарованным этим человеком и оставил о нем яркие замечания²⁵.

Нельзя не сказать и об оценке Бичерахова генерал-лейтенантом А.И. Деникиным, которую он дал в своих «Очерках русской смуты». Не будучи знакомым с Бичераховым лично, но настроенный к нему как к узурпатору и самозванцу, Деникин аккумулировал и транслировал лишь негативные оценки Бичерахова, базировавшиеся как на данных его разведки, так и искаженных сведениях и слухах, доходивших до Екатеринодара из бесконечно далеких в 1918 г. Баку и Петровска.

Чрезвычайный разброс мнений о Лазаре Бичерахове, огромный и разнородный массив документов, в подавляющем числе впервые вводимых в научный оборот, ставят перед автором сложную задачу написания взвешенной, объективной работы, опирающейся на анализ источников. Думается, решению этой задачи поможет широкий охват событий Гражданской войны, установка на написание не просто портрета Л.Ф. Бичерахова, а «портрета в интерьере» – интерьере Истории.

Все даты в книге приведены по новому стилю.

Для удобства читателя работа снабжена комментированными документальными приложениями и научно-справочным аппаратом.

Осколок несуществующей армии

Лазарь Федорович Бичерахов относится к многочисленной плеяде казачьих генералов и старших офицеров осетинского происхождения. Хотя в составе Терского казачьего войска было лишь две осетинские станицы (Новоосетинская и Черноярская), благодаря льготам в чинопроизводстве, высочайше предоставленным казакам-осетинам еще в начале XIX в., осетинские офицеры всегда занимали заметное место среди терского казачества Это способствовало культурному и языковому сближению русских и осетин. Большая часть казаков-осетин из Новоосетинской и Черноярской были крещеными. К началу Первой мировой войны из приблизительно 400 генералов и офицеров-терцев каждый четвертый был осетином по происхождению²⁶. Двенадцать уроженцев этих двух станиц дослужились до генеральских чинов (восемь из них, в числе которых и Л.Ф. Бичерахов^[2], относились к генералам производства Гражданской войны).

Лазарь Федорович Бичерахов родился 15 ноября 1882 г., по одним данным – в родной станице, по другим – в Петербурге, где его отец служил в конвое его императорского величества. По обычаю императорского двора Лазарь был крестником вдовствующей императрицы Марии Федоровны. В раннем детстве он сошелся со своим сверстником великим князем Михаилом Александровичем и его сестрой великой княгиней Ольгой Александровной и проводил лето с ними в Царском Селе.

Он был определен в интернат Санкт-Петербургского реального училища. В училище он считался хорошим товарищем и отличался большой физической силой, которой, впрочем, не злоупотреблял. В то же время в учебе большими успехами он не отличался.

После этого Лазарь Бичерахов поступил в Московское (в последующем – Алексеевское) военное училище, основанное в 1864 г. и расположенное в Красных казармах в Лефортове. Это военно-учебное заведение дало Российской, а затем и Советской армии ряд ярких талантов – М.В. Алексеева, А.М. Василевского, Б.М. Шапошникова, А.Е. Снесарева, С.А. Пугачева, И.Е. Петрова..

Об отроческих годах Бичерахова сохранились лишь отрывочные сведения. Известно, например, что в военном училище у него было прозвище Бичи, что он увлекался борьбой на поясах – традиционным видом единоборства, популярным у тюркских народов. При выпуске из училища Бичерахов и его друзья дали друг другу клятву в том, «что если кто из нас выдвинется, то должен помочь, без всяких, другому»²⁷.

Училище Лазарь окончил по первому разряду. 22 апреля 1905 г. он был произведен в хорунжии^[3] и начал служить в 1-м Горско-Моздокском полку.

Судя по его автобиографической записке, он успел проучиться один год в университете²⁸. Но в каком, когда и на каком факультете – неизвестно. Так или иначе, окончательный выбор был сделан в пользу военной профессии.

В 1909–1912 гг. в составе 1-го Горско-Моздокского полка Л.Ф. Бичерахов участвовал в боевых действиях в Персии, где русские части, выделенные из состава Кубанского, Терского и Семиреченского казачьих войск, по договору с шахским правительством принимали участие в подавлении мятежников. Страна фактически находилась в состоянии анархии. Первоначально, до осени 1911 г., им приходилось действовать в основном против племен турок-шахсеван и туркмен-иомудов, с которыми не справлялась слабая армия персидского шаха. После этого мятежники совершили ряд нападений на русские отряды и консульства в Тавризе и Реште, на севере Персии. Теперь персидские проблемы в глазах царского правительства стали «нашим делом». В Персию на выручку казакам было отправлено более двух десятков гренадерских, пехотных и стрелковых полков, саперы и артиллерия²⁹.

С переменным успехом русские войска вели боевые действия до конца 1912 г., а фактически русские части оставались в Персии до начала Первой мировой войны, после чего начался новый этап оккупации страны.

Лазарь Бичерахов, сотник 1-го Горско-Моздокского полка, получил несколько боевых ранений и заслужил орден Святого Владимира 4-й степени. Казакам часто выпадала задача конвоирования российских консульских колонн. 27 октября 1911 г. сотник Бичерахов с двадцатью казаками, сопровождая в армию иеромонаха Григория, подвергся обстрелу не менее ста конных курдов. Бичерахов приказал казакам спешиться и рассыпаться в цепь. Пятеро казаков были отправлены в тыл курдам. Бичерахов был ранен в этом бою трижды – в обе ноги и в грудь навылет, – но оставался в сознании и продолжал командовать цепью через урядника до подхода подкрепления³⁰. После излечения Бичерахов остался инвалидом: одна рука стала сохнуть, кроме того, на одну ногу он остался хром.

Военная карьера Л. Бичерахова могла неожиданно оборваться: по возвращении в Россию он принял участие в драке, за что офицерским судом чести был уволен из армии на пенсию. По сведениям полковника Ф.И. Елисеева, причиной конфликта стало увлечение Бичерахова женой сослуживца-осетина, вследствие чего брак последнего распался³¹. Позднее, в марте 1916 г., Бичерахову было отказано в прикомандировании к 1-му Кубанскому полку как раз ввиду «исключения его из полка судом чести»³². Правда, Б.М. Кузнецов, находившийся в дружеских отношениях с Бичераховым, утверждает, что причиной увольнения, причем добровольного, стала его инвалидность³³.

Так или иначе, увольнение состоялось 5 августа 1914 г. – уже после начала Первой мировой войны, поэтому менее чем через три недели Л.Ф. Бичерахов вновь оказался в рядах рус34

ской армии³⁴.

До мая 1915 г. он командовал сотней 2-го Горско-Моздокского полка, сражавшегося в Карпатах. После этого Л.Ф. Бичерахов состоял в распоряжении великого князя Михаила Александровича, стоявшего в тот период во главе Кавказской Туземной конной дивизии, более известной как Дикая дивизия.

5 января 1916 г. Бичерахов уже в чине войскового старшины был направлен на Кавказский фронт, где ему в июне 1917 г. было поручено сформировать отряд для самостоятельных рейдовых действий на коммуникациях противника, «ночных поисков, непрестанного тревожения тыла противника и добывания языков»³⁵. По традиции того времени, такой отряд именовался партизанским. Отряд входил в состав 1-го Кавказского (Экспедиционного) кавалерийского корпуса в Персии, северная часть которой по соглашению с британским командованием на Ближнем Востоке поздней осенью 1915 г. была оккупирована русскими войсками для предотвращения выступления персидского правительства на стороне центральных держав. Корпус под командованием генерала Н.Н. Баратова на момент его отправки в Персию в октябре 1915 г. состоял из 39 сотен казаков, двух батальонов пехоты, двух дружин ополчения и 20 орудий³⁶.

Формирование отряда было вызвано известиями о том, что весной 1917 г. за рекой Диала (левый приток Тигра), разделявшей зоны контроля русских и турок, появился 3-тысячный турецкий конный отряд (впоследствии оказалось, что это отряд персидской жандармерии на турецкой службе, руководимый германскими офицерами), за которым могли показаться и более крупные силы. Для корпуса Н.Н. Баратова, отрезанного от источников снабжения, не имеющего собственных средств и находившегося среди голодающих персов, столкновение с турками могло окончиться гибелью. Поэтому он решил пробиваться в направлении на Багдад на соединение с англичанами, где можно было рассчитывать стать на довольствие союзников. Англичанам целостность русского корпуса была не менее важна, поскольку он оттягивал с месопотамского фронта немалые силы турецкой армии³⁷.

Тактика партизанских действий по тылам противника небольших отрядов была достаточно широко распространена в годы Первой мировой войны. Правда, не все в Российской армии считали опыт их использования удачным, утверждали, что царская Ставка чрезмерно «увлекается партизанщиной». Наблюдавший на Юго-Западном фронте за действиями партизанского отряда есаула А.Г. Шкуро (Шкуры) генерал П.Н. Врангель составил о нем и о партизанской тактике в целом негативное впечатление: «Партизанские отряды, формируемые за счет кавалерийских и казачьих полков, действовали на фронте как-то автономно, подчиняясь непосредственно штабу походного атамана. За немногими исключениями, туда шли главным образом худшие элементы офицерства, тяготившиеся почему-либо службой в родных частях. Отряд есаула Шкуро во главе со своим начальником, действуя в районе 18-го корпуса, в состав которого входила и моя Уссурийская дивизия, большей частью болтался в тылу, пьянствовал и грабил и, наконец, по настоянию командира корпуса генерала Крымова, был с участка корпуса отозван»³⁸.

Но в Персии, с ее огромными пространствами и отсутствием линии фронта, партизанские действия напрашивались сами собой. Предусмотрев сложность поддержания должного уровня дисциплины в рейдирующих, оторванных от основных войск отрядах, генерал Баратов предписал формировать отряды «из самых лучших и смелых казаков», а начальниками назначить «самых предприимчивых и отважных офицеров из числа желающих»³⁹. Для стимулирования храбрых поступков были назначены крупные денежные премии за каждого плененного неприятельского солдата и офицера, и это – «кроме заслуженной боевой награды – Георгиевского креста или медали»⁴⁰. Отряд Бичерахова, как и несколько других, был сформирован уже в Персии из отборных полусотен от нескольких казачьих полков корпуса.

Обстановка в Персии в тот момент была сложной: шахское правительство практически не контролировало огромную территорию государства. Здесь промышляли десятки разноплеменных вооруженных группировок, соперничавших друг с другом и достаточно умело использовавшихся в своих интересах турками. В Персии также действовали регулярные турецкие войска и турецкая конница, укомплектованная курдами и персами.

В начале августа 1917 г. формирование отряда было завершено и после напутствия командира корпуса, пожелавшего его скорейшего возвращения, он выступил из города Керманшах навстречу невероятным приключениям, которые и послужили причиной появления этой книги. Численность отряда к этому времени достигала 30 офицеров и до 1000 казаков при орудиях, пулеметах и транспорте⁴¹, что значительно превышало штат обычного казачьего полка, приближаясь к бригаде. Совершив сложный переход по безводной гористой местности, отряд Бичерахова вышел к реке Диале в районе персидского города Касри-Ширин, где занял оба берега реки, ожидая неприятеля. Подошедшая к Диале персидская жандармерия не могла ни напиться, ни отправиться восвояси в пустыню на верную гибель. 25 октября, в день, когда в Петрограде бушевала революция, в Персии противнику ничего не оставалось, как сдаться на милость победителя. 2500 человек персидской жандармерии были последними пленными, взятыми русскими войсками во время Первой мировой войны⁴².

Таким образом, угроза Экспедиционному корпусу со стороны турецких войск была снята. Но теперь требовалось установить его прочную связь с англичанами. Отряд двинулся в направлении Мендели. Через несколько дней совершенно закончились продукты, на исходе была вода, поскольку казакам пришлось взять на довольствие и многочисленных пленных. Изможденным людям и лошадям приходилось преодолевать крутые горные хребты Южной Персии. Им «не было конца и стоило преодолеть один, как перед глазами вырастал другой», вспоминал К.Г. Кромиади⁴³.

Через неделю тяжелого похода, во время которого были и смертельные случаи от жажды и желтухи, отряд вышел на соединение с британским Индусским кавалерийским полком, который его уже ожидал. Англичане встретили союзников оркестром и дали в честь него парад войск⁴⁴. Логично, что отряд был немедленно зачислен на довольствие английской армии и к штабу отряда был прикомандирован английский офицер для связи – полковник Клатербек⁴⁵.

После отдыха отряд Бичерахова занял крайний правый фланг английских войск и из района города Кизил-Рабат повел совместное с союзниками наступление против турок. Только на участке наступления отряда удалось прорвать оборону турок, отбросить их к Диале, переправиться через реку и настичь отступавших у крепости Кара-Тепе. Однако, поддержанный лишь силами Индусского кавалерийского полка, бичераховский отряд отступил на английские позиции.

Этот бой произошел поздней осенью 1917 г., после чего наступило затишье. Отряд Бичерахова зимовал в лагере у города Шаропаны, развлекаясь лишь тем, что временами группы казаков и офицеров выезжали в сказочный для русского глаза Багдад.

Между тем связь со штабом Экспедиционного корпуса был прервана. Партизанские отряды – а их в корпусе было несколько – оказались предоставленными сами себе.

Автономность и свобода действий, которыми в течение длительного времени пользовались командиры отрядов в составе Экспедиционного корпуса, способствовали их дальнейшему выдвижению в последующем, в годы Гражданской войны. Самым известным из них стал А.Г. Шкуро, именовавший себя «белым партизаном». Правда, судьбы отрядов Шкуро и Бичерахова сложились различным образом. Шкуро вступил в Персию значительно позже, в мае 1917 г. Своим небольшим отрядом он успешно командовал еще на Юго-Западном фронте. Разложение войск русской армии шло уже полным ходом, и бравый вид кубанских сотен производил большое впечатление на местных жителей, уже привыкших «за последнее время видеть лишь банды буйных и недисциплинированных «товарищей» – так в то время именовали революционно настроенных солдат⁴⁶. Отряд Шкуро хорошо проявил себя на персидском фронте. По словам генерала Баратова, «небольшую численность он восполнял доблестью и отвагой», так что его 2,5 сотни «заменяли целый 6-сотенный полк»⁴⁷.

Но революционные события 1917 г. не оставили в стороне ни отряд, ни его командира. Поздней осенью 1917 г. А.Г. Шкуро отправился делегатом на Кубанскую Раду и, возвратившись, застал свой отряд не в столь блестящем состоянии: казаки «немного разболтались», в прикомандированных к отряду армейских командах шло брожение⁴⁸. А в рождественскую ночь Шкуро был тяжело ранен кем-то из революционно настроенных солдат, надолго потерял связь со своими казаками, которые постепенно разбрелись по домам. Возвращался Шкуро на Северный Кавказ в начале 1918 г. из иранского порта Энзели одетым в персидский халат, с выкрашенными волосами и поддельным паспортом⁴⁹. Уже дома, в верховьях Кубани, по свидетельству современников, он «скитался по полям, ночуя по кочевкам и пасекам, как и все такие люди, питался тем, что удавалось выпросить у казаков, и компанию ему составил всего лишь один кубанец, да и тот безоружный»⁵⁰.

Оптимизм вернулся к Шкуро, жившему на нелегальном положении в Кисловодске, много позже, когда окрепла и стала на ноги Добровольческая армия.

В бичераховском отряде все было по-другому. Командир отряда ни на минуту не покидал его, скрепляя и цементируя своей волей воинский коллектив. А 28 ноября 1917 г., уже после издания первых декретов советской власти и объявления перемирия с Германией, Бичерахов направил генералу Баратову телеграмму: «Я решил: 1) остаться на фронте; 2) продолжать воевать; 3) не участвовать в перемирии; 4) считать все переговоры предательскими… Это решение мое, и я один отвечу за него перед Россией». На этой телеграмме Баратов оставил надпись: «Молодец, Бичерахов!» ⁵¹

В декабре 1917 г. генерал Баратов вызвал к себе Бичерахова. На английском аэроплане он вылетел в Хамадан. Через две недели он прилетел, по воспоминаниям К.Г. Кромиади, «в самом мрачном настроении»⁵². Собрав отряд, он заявил, что по приказу командира корпуса отряд должен вернуться домой. Оказывается, к моменту приезда Бичерахова части корпуса уже начали эвакуацию из Персии. То же происходило и на других фронтах. Распропагандированные солдаты уходили домой.

Конечно, его отряда тоже коснулась революционная волна. Первоначально в отряде был организован комитет, сфера деятельности которого, однако, была ограничена хозяйственными вопросами⁵³. Одновременно стала резко падать дисциплина. Непосредственно наблюдавший отряд в эти дни морской офицер Н.Н. Лишин отмечал: «Это была русская часть, в достаточной мере подходившая под понятие дикой вольницы. На регулярную воинскую часть они не походили. Кое-какая дисциплина у них была, так сказать, революционного порядка. Мы. несколько сторонились всей этой дикой вольницы, красочных, с умыслом неоднородных нарядов, пьяного дебоширства и нарочитого отсутствия скромности, в которой воспитывается морская братия…»⁵⁴

Большинство казаков приняли революцию именно как вольницу, вседозволенность, возможность стать равными офицерам, поэтому собственно революционная, социальная пропаганда не оставляла в их сознании серьезного следа. Попытки большевистских агитаторов выяснить их взгляды на советскую власть терпели крах «благодаря отсутствию таковых». «Отряд безнадежно не мыслит», – заключал большевик из Баку С. Буданцев⁵⁵. Другой опытный агитатор, пытавшийся «расколоть его отряд», в казачьи казармы проникнуть смог и сумел даже, как ему показалось, «кое-чего» добиться, но на третий вечер был предупрежден, что его убьют, если он еще раз появится⁵⁶. Красноармейцев бичераховцы презирали за их неприглядный внешний вид, называли их «красными индусами», «считая себя в положении англичан» по отношению к ним^57.

В то же время отряд Бичерахова оставался вполне боеспособной единицей. Тот же Лишин признавал, что первые его впечатления о бичераховцах оказались ошибочными: «Впоследствии этот отряд, несмотря на все его недостатки, зарекомендовал себя в боевом отношении довольно хорошо, и в действиях дисциплина была хорошая»⁵⁸. Английский генерал Л. Денстервилль, в ближайшем будущем тесно связавший свою судьбу с бичераховцами, писал о них: «Его часть была единственной имевшей еще какое-то уважение к закону и порядку»⁵⁹. Генерал Г.Д. Ивицкий, в свою очередь, отмечал феномен бичераховского отряда: «Его войска представляли собой типичную вольницу, послушную своему вождю в битвах, но в мирной обстановке… надо было особенное умение, чтобы вольница окончательно не распоясалась»⁶⁰.

Таковыми качествами Лазарь Бичерахов, несомненно, обладал. Заслуга того, что отряд сохранил боеспособность, принадлежит исключительно ему. Храбрый боевой офицер, экзальтированная, харизматичная личность, инвалид, опиравшийся на трость, служившую ему и оружием в бою, Бичерахов обладал огромным авторитетом среди своих казаков. «Преданность Бичерахову, в особенности среди офицеров, граничит со своеобразным обожанием, вызванным личной храбростью Бичерахова…» – писал один из свидетелей⁶¹. Генерал Г.Д. Ивицкий так описал этого «во всех отношениях колоритного человека»: «Передо мной был очень молодой генерал с веселым взглядом, в котором отражалась какая-то уверенность и отвага. Бичерахов был среднего роста. Фигура сухая и подвижная…»⁶² Ивицкий отмечает увечье Бичерахова: «Сухожилия пальцев правой руки попорчены в боях, и генерал подавал левую руку»⁶³. Другие свидетели отмечали комичную манеру почти всех офицеров отряда ходить опираясь на палку и подавать для приветствия левую руку, как это делал командир⁶⁴.

В начале исследования следует также сказать несколько слов и о другом человеке, пережившем с Лазарем Бичераховым все его военные приключения вначале в Персии, а затем и на просторах пылающей Родины, но по характеру его должности остававшемся в основном в тени. Это – неизменный начальник штаба, «мозг» партизанского отряда, а затем и организованной Бичераховым Кавказской армии Алексей Евгеньевич Мартынов. Мартынов был младше Бичерахова и по возрасту, и по званию, однако успел еще до войны получить хорошее образование. Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище (1908 г.). Служил в 4-м Уральском казачьем полку. В 1913 г. поступил в Николаевскую императорскую военную академию (Академию Генерального штаба). В 1914 г. был переведен на старший курс академии, но разразилась война. В связи с объявлением мобилизации Мартынов был откомандирован в свой полк. За боевые отличия был награжден Георгиевским оружием. В 1917 г. Мартынов продолжил обучение в академии. Окончил старший класс по первому разряду ускоренных курсов и был произведен в капитаны. В июне 1917 г. он был причислен к Генеральному штабу, в сентябре 1917 г. переведен в Генеральный штаб, после чего получил должность старшего адъютанта штаба 6-й Сибирской стрелковой дивизии⁶⁵, а вскоре был переведен в 1-й Кавказский кавалерийский корпус. По воспоминаниям современников, Мартынов отличался уравновешенным характером и хладнокровием, что выгодно отличало его от его непосредственного начальника Л.Ф. Бичерахова – человека горячего и вспыльчивого. Профессионально Мартынов был подготовлен гораздо лучше своего начальника, признавшегося однажды, что он «простой рядовой офицер армии» и «по своей специальности – и то мало обучен»⁶⁶.

Ничья земля

Весной 1918 г. отряд Бичерахова еще подчинялся штабу Экспедиционного корпуса в Хамадане, являясь, по существу, единственной организованной единицей в его составе. Британский генерал Денстервилль, побывавший в Хамадане в конце февраля 1918 г., констатировал, что генералу Баратову и его начальнику штаба генералу Ласточкину оставалось только «глубоко сочувствовать», поскольку войска их все более разлагались и «виды на восстановление дисциплины были весьма проблематичны»⁶⁷. Хамадан, по его словам, был переполнен русскими, которые из праздности ночами непрерывно палили в воздух. Англичанами это воспринималось как выражение «русского веселья», «хотя это звучало как жестокий бой в самом разгаре»⁶⁸. Закрытие перевалов из-за необычно сильных снегопадов в начале марта 1918 г. задержало эвакуацию русских войск. Она продолжилась только в середине марта. Замыкать колонну и обеспечивать эвакуацию имущества было поручено отряду Бичерахова. Перезимовав в расположении английских войск, отряд отправился в обратный поход через Ханикен, Миантагское ущелье, Керинд, Керманшах, куда прибыл в конце февраля 1918 г. и где задержался надолго.

Между тем положение английских войск на Ближнем Востоке в связи с революцией в России и крушением Кавказского фронта ухудшилось. Теоретически для центральных держав открылся путь в британские индийские владения по линии Баку – Красноводск – Ташкент. Многие в британском Военном кабинете были обеспокоены сложившейся ситуацией и искали выхода, которого, казалось, не было: в Северной Персии, которая могла послужить воротами для вражеского вторжения, англичане не имели ни одного солдата. В довершение ко всем бедам, считалось, что немецким агентам удастся вооружить и организовать 100-тысячный корпус австрийских и немецких военнопленных, содержавшихся в русском плену в Туркестане (по русским сведениям, таковых на 1 сентября

1917 г. числилось в Кавказском военном округе 80 тыс. человек, в Туркестанском военном округе – 41,2 тыс. человек⁶⁹). «Положение было почти безнадежным», – констатировал британский бригадный генерал сэр Перси Сайкс в своих воспоминаниях⁷⁰.

Конечно, во всем этом была большая доля лукавства. Были и те, кто считал возможность марша германцев и турок через Кавказ и Среднюю Азию в Индию плодом «слишком живого воображения» некоторых представителей британского Военного кабинета⁷¹. Как замечал британский министр иностранных дел А. Бальфур, «каждый раз. участвуя в обсуждении этого вопроса с интервалом, скажем, в 5 лет, – узнаю, что появляется новая территория, которую мы должны охранять, т. к. предполагается, что она защищает подступы к Индии. Эти подступы уходят все дальше и дальше от Индии, и я не представляю себе, как далеко на запад они будут отнесены Генеральным штабом»⁷². Военный министр А. Милнер, в свою очередь, в одной из служебных телеграмм в июле 1918 г. оценивал германо-турецкую угрозу достаточно призрачной «в течение длительного времени»⁷³.

Впрочем, и те, кто не видел для Индии никакой опасности, вовсе не считали, что на Ближнем Востоке и Кавказе ничего предпринимать не нужно. Крушение России открывало для Великобритании (как и для ее противников) невероятные перспективы овладения самым богатым на тот момент нефтеносным районом с самой развитой в мире добывающей и перерабатывающей промышленностью. В рекордный для Бакинского региона 1916 г. отсюда было вывезено 408,8 млн пудов нефтепродуктов всех видов⁷⁴. Владея бакинской нефтью, англичане рассчитывали «занять ключевые позиции в экономике России», какой бы общественный строй в результате гражданской войны там ни победил⁷⁵.

В военно-стратегическом плане Великобритания придавала первостепенное значение установлению своего господства над Каспием, который служил бы прикрытием ее завоеваний в Месопотамии, опорным пунктом для контроля над Кавказом, Персией, Средней Азией, отрезал бы Баку от России. Великобритания имела в виду надолго закрепиться на Каспии. В телеграмме Милнера от 28 июня 1918 г. в Багдад, командованию английских войск в Месопотамии, подчеркивалось: «Правительство е. в. придает… важное значение овладению постоянным контролем над Каспием». Великобритания намеревалась превратить в свои военно-морские базы персидский порт Энзели и закаспийский Красноводск. Последний рассматривался ею как ворота в Туркестан и Среднюю Азию. В телеграмме Военного министерства Денстервиллю от 14 августа 1918 г. выделялась задача «постоянной оккупации Красноводска»⁷⁶.

Чтобы формулировать и проводить политику на «новых» для Британской империи землях, в конце марта 1918 г., по настоянию военного министра А. Милнера, при военном кабинете был образован Восточный комитет, который стал координирующим центром всей военной и политической деятельности Англии в огромном районе, охватывавшем Ближний и Средний Восток, Кавказ и Среднюю Азию. Состав Восточного комитета варьировался, но почти неизменно в его заседаниях участвовали председатель тайного совета Д. Керзон, министр иностранных дел А. Бальфур, его заместитель лорд Сесиль, начальник имперского Генштаба Г. Вильсон, начальник военной разведки генерал-майор Дж. Макдонэ и др. Председателем комитета стал Д. Керзон⁷⁷.

Одна проблема стояла на пути осуществления столь грандиозных планов стратегического масштаба: у англичан не было войск, чтобы совершить дерзкие походы на ставшие «бесхозными» бывшие внутренние колонии Российской империи. Добыча лежала у ног Англии, но взять ее не было сил.

Еще до создания Восточного комитета, в декабре 1917 г., было решено снарядить несколько немногочисленных экспедиций на Кавказ и в Среднюю Азию для выяснения обстановки на месте, а также, по возможности, оккупации территорий бывшей Российской империи. Экспедиции имели большой запас денежных средств, чтобы в случае удачи навербовать «туземных» войск и хотя бы так решить проблему оккупации. Непосредственное осуществление интервенции в Закавказье и Туркестане возлагалось на отряд генерала Денстервилля, который получил задание «следовать по маршруту Багдад – Баку – Бухара»⁷⁸, и на отряд генерала У. Маллесона, следовавшего в Мешхед для дальнейшего продвижения в Среднюю Азию.

Фигура руководителя кавказской экспедиции генерал-майора Лайонела Чарльза Денстервилля весьма любопытна, она в чем-то схожа с Л. Бичераховым. Большая часть военной службы Денстервилля прошла в имперских колониях. В годы Первой мировой войны он служил в Индии и лишь на ее исходе, в конце 1917 г., был переведен в Персию с присвоением генеральского чина. Здесь этот «очень способный солдат»⁷⁹ смог дать выход кипучей энергии, оставшись в истории британских вооруженных сил генералом, которому довелось воевать на одном из самых экзотических театров военных действий Первой мировой войны и в очень необычных условиях.

По свидетельствам сослуживцев Денстервилля, он был «на редкость способным лингвистом». «О нем рассказывают, – сообщал британский генерал Ф.Дж. Ф. Френч, – как на одном из многих митингов, на котором он обращался с речью к местной знати, он говорил последовательно на четырех различных языках»⁸⁰. Прежде он бывал в России, и английские современники (в частности, командующий английскими войсками в Месопотамии генерал Маршалл) настаивали на том, что Денстервилль обладал «прекрасным знанием как самих русских, так и русского языка»; «по-русски говорил бегло»⁸¹(генерал Френч). Впрочем, степень владения его русским языком могла быть и преувеличена его коллегами. По крайней мере, не раз общавшийся с ним лично русский офицер Н.Н. Лишин сообщал, что Денстервилль лишь «немного понимал русский язык»⁸².

Так или иначе, к языковым способностям следует прибавить недюжинное личное обаяние, дипломатический дар и особую сибаритскую манеру поведения, выработанную за годы восточной службы. Денстервилль умел и любил «производить впечатление», держал себя как «знатный господин»⁸³, быстро нашел подход к чувствительной к лести персидской аристократии, «расточая дары своего красноречия перед представителями знатных персидских родов, стараясь убедить этих последних в том, что приход англичан в Персию вполне соответствует их интересам»⁸⁴.

Аристократизм с авантюрным оттенком проявлялся и в отношении Денстервилля к собственным офицерам. Бригадный генерал Перси Сайкс, которому также довелось оказаться в 1918 г. в Персии, вспоминал, что Денстервилль своей властью произвел в контр-адмиралы руководителя английской флотилии на Каспии коммодора Дэвида Норрисса, несмотря на справедливое сопротивление последнего⁸⁵. Авантюрная жилка – одна из главных черт характера Денстервилля, которая был присуща ему всю жизнь. Не случайно Денстервилль стал прообразом героя одного из лучших романов его однокашника Редьярда Киплинга «Старки и компания», в котором Старки – хулиган и хитрец⁸⁶. Возможно, это способствовало его сближению с Бичераховым.

Надо отметить, что офицеры, включенные в состав отряда Денстервилля, а среди них оказались не только англичане, но и жители отдаленных провинций Британской империи – канадцы, южноафриканцы, австралийцы и даже новозеландцы, – были под стать своему командиру. Многие из них прибыли с Западного фронта в поисках новых ощущений, их «сладко манил риск неизвестного»⁸⁷.

Первое свое предприятие Денстервилль начал, самонадеянно рассчитывая только на собственные силы. «Генерал Денстервилль решился на дерзкую авантюру: проследовать с миссией в Тифлис – столицу Кавказа, для того чтобы объединить армян, казаков и лояльных русских против наступления турок», – вспоминал П. Сайкс⁸⁸. Нужно отметить, что генерал Маршалл был категорически против как продвижения на север Персии, так и проникновения в Закавказье. Однако особая миссия Денстервилля была инициирована и контролировалась Восточным комитетом Военного кабинета и финансировалась отдельно от прочих расходов британских войск на Ближнем Востоке. Маршаллу оставалось только пассивно следить за редкими донесениями о передвижениях Денстервилля⁸⁹.

На пути англичан к бескрайним просторам бывшей Российской империи лежала узкая прибрежная полоса в Северной Персии – провинция Гилян. С начала 1910-х гг. русские войска без особого успеха вели борьбу с гилянскими повстанцами, объединенными в достаточно мощное войско (в разное время – от 3 до 5 тыс. штыков и сабель) под руководством персидского революционера Мирзы Кучук-хана. Провинция Гилян лежала в узкой долине между Каспийским морем и Эльбрусским хребтом и разительно отличалась от остальной Персии климатом и природой – здесь господствовали густые влажные субтропические леса, очень удобные для действий партизан, которых именовали дженгелийцами (от слова «дженгель» – лес, джунгли). Кучук-хан был очень популярен не только в народе, но и среди многих высоко – поставленных шахских чиновников, несогласных с засильем иностранцев в стране. «Его считали спасителем Персии, который выгонит отсюда иностранцев и вернет стране ее прежний золотой век»⁹⁰. Поэтому Кучук-хан получал помощь практически повсеместно и быстро восстанавливал силы после разгромов, которые ему учиняли русские войска⁹¹.

Через Гилян пролегала единственная дорога из внутренних персидских провинций к порту Энзели, через который осуществлялось снабжение русского экспедиционного корпуса во время Первой мировой войны, а с начала 1918 г. – шла эвакуация его частей и имущества. Русские караваны подвергались бесчисленным грабежам со стороны дженгелийцев, нередко сопровождавшимся убийствами.

Все это было хорошо известно Денстервиллю, однако он решился на путешествие в Энзели, для которого, по его собственному признанию, он имел лишь «несколько офицеров, несколько броневиков и сколько угодно денег». Его маленький отряд получил наименование «Данстерфорс»⁹². Неудивительно, что марш-бросок к Энзели в феврале 1918 г. едва не окончился для англичан плачевно, поскольку, не имея реальной военной силы, их колонна в каждый момент своего движения оказывалась окруженной повстанцами Кучук-хана. Добравшись в конце концов до Энзели, англичане сразу оказались в плену у безраздельно господствовавшего здесь Военно-революционного комитета Восточно-Персидского района Кавказского фронта, координировавшего свои действия с Бакинским совнаркомом⁹³. Едва вырвавшись из плена, Денстервилль вернулся в Хамадан, где и встретился с бичераховским отрядом.

Бичерахов и генерал Денстервилль: «Сердечное согласие» в частном порядке

Теперь стало ясно, что деньги придется тратить не в Закавказье, а уже сейчас, иначе англичане едва ли могли сдвинуться с места. Наем местных персидских воинов-добровольцев провалился, поскольку персы не устроили англичан ни по своим боевым качествам, ни по уровню мотивации. Необходим был мощный отряд, способный защитить англичан.

И такая сила в Персии имелась. С осени 1917 г. отряд Бичерахова действовал в британской зоне ответственности и поэтому находился в оперативном подчинении командующего британскими войсками в Месопотамии генерала Маршалла, подчиняясь одновременно командиру 1-го Кавказского кавалерийского корпуса Н.Н. Баратову. Фактически же регулярный контроль за его действиями ни тот ни другой осуществлять не мог. Отряд в это время прекратил получать финансирование из корпуса и находился на распутье. Бичерахов планировал организованно отвести его на Кубань и Терек, где распустить казаков по домам.

На Денстервилля первое знакомство с «поистине замечательной фигурой» полковником Бичераховым и его «живописными казаками» произвело большое впечатление. 3 февраля 1918 г. в своем дневнике он записал: «Встретился также с полковником Бичераховым, командующим горсткой верных ему казаков – около 300 человек. Он кавказец, прекрасный парень; тяжело ранен»⁹⁴. Как и другие наблюдатели, он отметил особую харизму Бичерахова и то, что «его люди его боготворят, как бесстрашного командира»⁹⁵. В дальнейшем, несмотря на принципиальные разногласия, между ними установились достаточно теплые отношения, причем, как предполагал генерал Маршалл, «Денстервилль, по-видимому, находился под большим влиянием Бичерахова»⁹⁶.

Несмотря на взаимную нужду друг в друге, переговоры между Бичераховым и Денстервиллем шли сложно. Каждая из сторон преследовала собственные цели: Бичерахов настаивал на немедленном движении на север Персии и возвращении отряда на Кавказ, а Денстервилль хотел дождаться подкреплений в виде частей 39-й бригады королевских войск. На момент переговоров в распоряжении последнего имелись лишь 12 офицеров, два писаря и 41 шофер на сорока автомобилях и одном броневике⁹⁷.

26 марта, после «долгих препирательств по разным пунктам», стороны пришли к следующему соглашению: 1) Бичерахов обязывался не выводить своих войск из Персии до тех пор, пока их место не займут англичане; 2) английская сторона брала на себя оплату жалованья казакам и покрытие расходов на военные операции; 3) все военные операции должны были согласовываться с английским командованием; 4) отряд Бичерахова должен был направить свои усилия против повстанческих войск Кучук-хана, с тем чтобы пробиться к Каспийскому морю и в дальнейшем быть готовым к совместным операциям на Кавказе⁹⁸.

Как уже отмечалось во введении, в литературе за Бичераховым прочно закрепился ярлык «английского наймита», «отрабатывавшего английские деньги». Факт содержания отряда на средства английской миссии в Персии действительно неоспорим. Однако вся политическая и военная деятельность Бичерахова говорит о том, что эти отношения обеими сторонами длительное время (а Бичераховым до конца) понимались как союзнические, равноправные, взаимовыгодные и ни о каком наемничестве не могло быть и речи. Бичерахов неизменно и до конца отстаивал перед англичанами русские интересы, как он их понимал.

Ранее, в ноябре 1917 г., когда суть и перспективы Октябрьской революции в России были еще совершенно неясными, отряд Бичерахова официально передавался в оперативное подчинение британскому командованию для ведения совместных действий. Никому в голову не придет называть это «наймитством». В начале 1918 г. генерал Баратов, не располагавший уже дисциплинированными частями, потребовал отряд обратно и генерал Маршалл, по его выражению, дал такое «разрешение».

Следует отметить, что на этот момент английское правительство имело обязательство субсидировать содержание всего корпуса генерала Баратова. И это тоже не было «наймитством». Это были партнерские отношения: одна сторона имела средства, а другая силу. Однако, по мере того как корпус таял физически и терял боеспособность, естественным образом падала и заинтересованность в нем англичан. Корпус был обременен огромными долгами перед персидскими крестьянами, торговцами и органами власти, и английское правительство не желало брать эти долги на себя. Воспользовавшись похищением дженгелийцами нескольких английских офицеров и обвинив русские войска в бездействии, начиная с апреля 1918 г. английское правительство приостановило и без того скудное финансирование корпуса. Баратов выезжал в Тегеран к английскому послу, вел переговоры с генералом Денстервиллем, однако, кроме обещаний, ничего не получил.

Поиск средств на погашение долгов составил существо деятельности генерала Баратова в последний период его пребывания на должности командира 1-го Кавказского кавалерийского корпуса. Тон его посланий англичанам, большевикам в Энзели и всем, от кого он зависел, становился все более заискивающим. В середине апреля он ездил в Тегеран и нанес визит британскому посланнику, который обещал ходатайствовать перед своим правительством о выделении корпусу 8 млн рублей, однако решение было предоставлено командующему английскими войсками в Месопотамии генералу Маршаллу, к которому Баратову и пришлось отправиться, убедив Маршалла, что «долг чести» русской армии перед «ни в чем не повинным персидским населением» должна уплатить именно английская казна⁹⁹. Нетрудно предположить реакцию на это прижимистого английского генерала. Баратов вел аналогичные переговоры и с генералом Денстервиллем, предложив британской стороне в счет долгов. дороги, телеграфное имущество и прочие объекты, которые были сооружены русскими руками. Разумеется, Денстервилль не согласился покупать то, чем мог располагать и так.

Между тем в последних числах марта Бичерахов продвинулся от Хамадана до Казвина. Далее он планировал в полной мере использовать содействие англичан, намереваясь, согласно донесению присутствовавшего на его переговорах с Денстервиллем представителя российской миссии в Казвине Р. Жуковского, «в самом ближайшем будущем двинуться на автомобилях с отрядом достаточной силы, с двумя английскими броневиками, несколькими аэропланами, артиллерией и пулеметами из Казвина на Решт. Дорога будет очищена от шайки Кучук-хана, и отряд займет Решт, который будет очищен от большевиков». Далее отряд должен был внезапным ударом овладеть портом Энзели и принять меры к «закрытию выезда в Персию для германских агитаторов и большевиков»¹⁰⁰.

Но в Казвине отряду пришлось задержаться надолго. Во исполнение договора он вынужден был ожидать подхода английских сил. По словам Денстервилля, ему пришлось «кормить обещаниями» Бичерахова целых десять недель, которые «отнюдь не были приятными для нас обоих»¹⁰¹. Бичерахов неоднократно был готов разорвать соглашение с Денстервиллем, ставя интересы скорейшего возвращения отряда на родину выше его содержания англичанами.

Еще одна причина, которая удерживала Бичерахова от дальнейшего движения вперед, – это неоконченная эвакуация имущества Экспедиционного корпуса в Россию. Задачу охраны колонн русских обозов возложил на его отряд, как на последнюю организованную часть корпуса, командир корпуса Н.Н. Баратов. Бичерахов не отказался заняться этим, хотя подчинялся Баратову уже лишь формально. По всему Кавказскому фронту русские войска целыми полками и дивизиями снимались с передовой и уезжали по железной дороге в Россию, нисколько не заботясь ни о фронте, ни об имуществе (конечно, кроме того имущества, которое уместилось в солдатские мешки). И только в далекой Персии, в то время когда вся Кавказская армия уже разъехалась и разбрелась по городам и весям, два человека – генерал от кавалерии Н.Н. Баратов и войсковой старшина Л.Ф. Бичерахов – организовали вывоз имущества русской армии. В письме поручику С. Альхави, который еще не раз появится на страницах этой книги, 1 апреля 1918 г. Бичерахов отмечал: «Моя задержка не зависит от движения англичан. Я задерживаюсь благодаря тому, что моя задача – прикрыть всю эвакуацию корпуса»¹⁰². К первым числам апреля полностью были эвакуированы русские войска и имущество из Керманшаха, и было обещано, что в Хамадане в первые же дни апреля «не останется ни одного человека и ни одного патрона»¹⁰³.

К началу апреля большая часть русского имущества была сосредоточена в Казвине, уже совсем недалеко от морского порта Энзели, однако, по признанию Бичерахова, для его переброски требовался еще месяц. Работа очень серьезно затруднялась постоянными нападениями на колонны партизан Кучук-хана, которые с некоторых пор обзавелись официальными бумагами «борцов с контрреволюцией» и ссылались на русские революционные комитеты.

Вынужденный простой пагубно сказывался на состоянии дисциплины в отряде. Очевидцев казвинского «стояния» бичераховского войска поражал его неповторимый колорит: «совершенно неправдоподобный грязный вид» и пьянство казаков¹⁰⁴. «Развращенные высокими окладами, полной безнаказанностью, отсутствием дисциплины. бездельем, обеспеченные возможностью широко пользоваться услугами голодающих персов, солдаты лихо скачут со стрельбой и употреблением холодного оружия по улицам, и даже понятное стремление домой. совершенно незаметно и в разговорах отсутствует»¹⁰⁵.

Между тем весной 1918 г. силы гилянских повстанцев быстро росли. Агенты Кучук-хана вели антибританскую пропаганду далеко за пределами Гиляна – в Казвине, Хамадане, других городах. Поэтому двухсоткилометровый переход от Казвина до Решта – административного центра Гиляна – и далее до Энзели, чудом удавшийся англичанам в самом начале 1918 г., уже весной едва ли был возможен без серьезного сопровождения.

В этот же период гилянцы вошли в активный контакт с Бакинским советом народных комиссаров. Последний пытался воспользоваться революционной энергией персидских повстанцев, с тем чтобы задержать дальнейшее продвижение на север англичан. Помогавший англичанам Бичерахов был объявлен бакинцами «контрреволюционером», «врагом Родины и Персии». Была достигнута договоренность о блокаде бичераховцев и англичан. Им не продавалось продовольствие и фураж, задерживался отправляемый из Энзели бензин¹⁰⁶.

Впрочем, гилянцы и без революционного антуража готовы были к ставшему уже привычным разбойничьему промыслу.

Бичерахов, со своей стороны, старался не провоцировать повстанцев: «Уступаю Кучук-хану и терплю их насилие и издевательства»¹⁰⁷.

В связи с этими обстоятельствами Денстервилль в своем донесении вышестоящему руководству от 5 мая 1918 г. мог сообщить, что союз с Бичераховым «явился необычайной удачей». «Бичерахов достиг Казвина 28 марта, примерно в тот день, когда Кучук-хан готов был уже занять город без всякого сопротивления. Если бы Кучук-хан сумел это сделать, то Тегеран поднял бы знамя дженгелийцев и на следующий день вся Северная Персия ускользнула бы от нас»¹⁰⁸.

В этом же донесении Денстервилль пояснял: «Бичерахов требует довольно много денег, и Военное министерство спрашивает меня, стоит ли он того. Конечно, стоит. Я вовсе не считаю его требования чрезмерными, особенно если принять во внимание то, что он для нас делает, и еще то обстоятельство, что только он один может это делать. У нас нет выбора»¹⁰⁹. 19 апреля Денстервилль получил наконец подкрепление в виде офицеров и сержантов Новозеландской стрелковой бригады в количестве 178 человек¹¹⁰, но для развертывания активных самостоятельных действий этого по-прежнему было недостаточно.

Суммы, выдаваемые Бичерахову, действительно были немалыми. Первый платеж англичан составил 1 млн персидских кран (около 30 тыс. фунтов стерлингов). Для сравнения можно привести порядок оплаты строителей объездной дороги вокруг города Хамадана из числа местных жителей, которым англичане в это же время платили по три крана в день. Стол офицера английской армии обходился в 30 кран в день¹¹¹.

В дальнейшем выплаты отряду Бичерахова значительно выросли. По агентурным данным лидера бакинских комиссаров Степана Шаумяна, ежемесячно на текущие нужды Бичерахов получал по 9 млн рублей¹¹². За полный 1918 г. отрядом было израсходовано 75,1 млн рублей и 10,2 млн иранских кран (в мае 1918 г. 5 кран обменивались на один николаевский рубль)¹¹³.

Интересно отметить, что российские деньги, которыми английское командование оплачивало как услуги Бичерахова, так и прочие свои расходы, возможно, печатались в Великобритании, то есть были фальшивыми. Этот ход существенно экономил средства британской казны. В тех критических условиях никто не ставил под сомнение их подлинность. Н.Н. Лишин, поступивший на службу в отряд Денстервилля весной 1918 г.^[4], вспоминал, что «в Персии все получали деньги в персидской валюте, но со времени прибытия в Баку их заменили русские деньги (речь идет об осени), бумажные, так называемые «царские», в отличие от «керенских» и бакинских денежных бонов. Вид у «царских» кредитных билетов был чрезвычайно новый, настолько, что они не только хрустели, но и в пачках чуточку склеивались. До того, как они к нам попадали, в употреблении они не были». Лишин, между прочим, спросил у одного британского старшего офицера, откуда эти деньги. «Из Басры, конечно», – последовал ответ. «Очень подмывало спросить, как они попадают в Басру и. где они печатаются», – вспоминал Лишин свои ощущения¹¹⁴. Слухи о том, что англичане расплачиваются фальшивыми деньгами, были распространены по всему Кавказу. 14 декабря 1918 г. газета «Народная власть» писала о том, как англичане расплатились с председателем антибольшевистского Атагинского совета в Чечне Чуликовым, выдав ему «полтора миллиона «николаевских» денег издания английской скоро-печати»¹¹⁵.

Следует отметить, что производство российских денег царского образца действительно было налажено в Великобритании. Летом 1918 г. заказы на их изготовление разместило руководство белого Севера – Верховное управление Северной области (ВУСО). А в конце осени британский генерал-майор Ф. Пуль, который имел дело с ВУСО, предложил командованию Добровольческой армии «в видах облегчения изготовления денежных знаков для Добровольческой армии» способствовать доставке соответствующих машин из Англии либо помочь «принятием соответствующего заказа на отпечатание потребных денежных знаков в Лондоне по образцу изготовляемых английским правительством для Северной армии, оперирующей на Мурмане»¹¹⁶. Особое совещание при главнокомандующем Добровольческой армией, испытывавшее острейший дефицит бумажных денег¹¹⁷, 7 декабря 1918 г. постановило разместить в Англии заказ на печатание 500 млн рублей «по точному образцу романовских (царских) денег»¹¹⁸. Для английской стороны это было не ново.

На протяжении всего 1918 г. «николаевские» деньги ценились гораздо выше, чем пресловутые керенки, многочисленные региональные боны и прочие суррогаты платежных средств, в изобилии появившиеся в период Гражданской войны. Поэтому летом 1918 г. Бичерахов способен был оплатить любые расходы. Если что-то не продавалось за деньги, он предлагал двойную оплату¹¹⁹.

В период с апреля по июнь 1918 г. отряд Бичерахова честно выполнял союзнические обязательства перед англичанами, которые, впрочем, исчерпывались бесполезным времяпрепровождением в Казвине и его окрестностях. Англичане ожидали подхода подкреплений, чтобы оставить в Казвине гарнизон. Эвакуация русского имущества приостановилась. Отношения между Бичераховым и Денстервиллем медленно, но верно портились. 1 июня большая часть английской миссии перебралась из Хамадана в Казвин, и здесь союзники имели возможность встречаться значительно чаще. Денстервилль пытался увлечь Бичерахова обсуждением планов совместного похода на Кавказ. Однако никаких официальных полномочий для этого английский генерал не имел. По воспоминаниям Денстервилля, Бичерахов часто восклицал в сердцах: «Как я могу о чем-либо сговариваться с вами, когда у вас нет войск и вы даже не можете обещать мне, что они у вас будут!»¹²⁰ В отряде среди казаков также утвердилось твердое недоверие англичанам за их манеру «воевать в тылу отряда и на автомобилях»¹²¹.

Наконец, в начале июня Денстервилль получил известие о подходе достаточно крупных сил британских королевских сил: част

Алексей Юрьевич Безугольный Генерал Бичерахов и его Кавказская армия. Неизвестные страницы истории Гражданской войны и интервенции на Кавказе. 1917–1919