Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; В гостях у астролога; Дыхательные практики; Гороскоп; Цигун и Йога Эзотерика

Александр Ильюшечкин, Максим Мосягин
Варшавское шоссе – любой ценой. Трагедия Зайцевой горы. 1942–1943

Вцепились они в высоту, как в свое,

Огонь минометный шквальный,

А мы все лезли толпой на нее,

Как на буфет вокзальный.

И крики «ура» застывали во рту,

Когда мы пули глотали.

Семь раз занимали мы ту высоту,

Семь раз мы ее оставляли

В. Высоцкий. Высота

Введение

Некоторые военные кампании вспоминают как выдающиеся примеры военного искусства. Но существуют и страницы, которые вызывают гораздо меньше энтузиазма. Одной из них является операция, которая длилась целый год – с февраля 1942 года по март 1943 года. Части и соединения Красной армии вели тогда сражение, которое стало одним из самых забытых эпизодов Великой Отечественной войны. Это бои в районе Зайцевой Горы, расположенной в Барятинском районе Калужской области. Бои закончились успехом Красной армии. Однако этот успех потребовал много времени и жертв. В этом противостоянии имело место одно из самых кровавых столкновений за время всей войны, причем в самых тяжелых погодных и природных условиях. Сражение под Зайцевой Горой не отличалось блестящими идеями командования Красной армии. Военные действия не развивались стремительно. Но были случаи, когда командиры с обеих сторон проявляли мастерство, вполне сравнимое с храбростью сражавшихся солдат, которыми они руководили. Сражение под Зайцевой Горой оставило потомкам много достойных воспоминания моментов и эпизодов.

Для начала хотелось бы объяснить читателю, что же на самом деле такое и где расположена эта печально известная Зайцева Гора. Деревня Зайцева Гора расположена на 268-м километре Варшавского шоссе между городами Юхновом и Спас-Деменском. Территория данного населенного пункта совпадает с самой высокой точкой Калужской области, которая на картах обозначена как высота 275,6 (именуемая Зайцева гора). Зимой 1941/42 года здесь была развернута цепь немецких опорных пунктов для удержания Варшавского шоссе, которое являлось ключевой артерией снабжения юхновской группировки вермахта. Центр обороны противника, прикрывавшего подходы к Зайцевой Горе, находился в 5–6 километрах юго-западнее, на высоте 269,8 с прилегающими к ней деревнями Фомино-1 (ныне Цветовка) и Фомино-2 (ныне Зубровка). В этом месте и развернулась та трагедия, которую принято называть битвой за Зайцеву Гору, хотя здесь имеется некоторое допущение. Эти две высоты (275,6 и 269,8) имели огромное стратегическое значение в обороне немцев. С них шоссе и окружающая местность контролировались на десятки километров. Противник в районе Зайцевой Горы имел развитую сеть опорных пунктов, построенных по системе флангового огня, насыщенных различного вида вооружением, с многочисленными инженерными сооружениями. Опушки леса и проходы в болотах были заминированы и опоясаны проволочными заграждениями. Кроме того, гребень высоты 269,8 создавал крайне тяжелые условия для штурма ее советскими частями. Именно в боях за Зайцеву Гору многие тысячи бойцов и командиров Красной армии полегли, выполняя безумные приказы командования.

В течение месяца (с 26 марта по 30 апреля 1942 года) части 50-й армии на пятнадцатикилометровом участке фронта (от деревни Лощихино до Зайцевой Горы) вели атаки на опорные пункты немцев. За этот месяц наши части понесли ужасные потери. При изучении данных о потерях в Центральном архиве Министерства обороны мороз идет по коже. Сколько же солдат погибло у подножия высоты 269,8, непосредственно на высоте и при штурме близлежащих деревень: Зубровка, Сининка, Прасоловка…

Занимаясь на протяжении нескольких лет поиском пропавших без вести бойцов в этом районе, мы столкнулись с тем, что сколь-нибудь достоверная информация об этом сражении в литературе отсутствует. Есть лишь скупые замечания в мемуарной и краеведческой литературе да воспоминания ветеранов, которых, к сожалению, с каждым годом становится все меньше. Во многом при создании данной работы помогли материалы Центрального архива Министерства обороны в городе Подольске, добытые в результате многолетней работы, и фонды музея «Зайцева Гора». В настоящее время появилась возможность использования зарубежных источников, и прежде всего немецких. Это дает возможность оценить картину боевых действий на данном участке фронта с обеих сторон. При изучении боевых действий в районе Зайцевой Горы и высоты 269,8 нами были использованы следующие немецкие источники: журнал боевых действий 267-й пехотной дивизии (NARA, KTB 267ID, T. 315Roll 1844); August Schmidt. «Die Geschicte der 10 infanterie-Division», Dorfler, 2005; Rolf Hinze. «Bug – Moskwa – Beresina (Die 260 ID wird in diesem Buch oft erwahut da sie ais Nachbardivision der 267 ID eingesetzt)». 1978.

Мы ставим своей целью подробно и детально, насколько это позволяют источники, восстановить эту несправедливо забытую страницу Великой Отечественной войны.

Глава 1
Накануне

5 декабря 1941 года началось контрнаступление советских войск под Москвой. К началу января 1942 года советские войска успешно выполнили стоявшие перед ними задачи, разгромив ударные соединения группы армий «Центр», прорвавшиеся к Москве с севера и юга. Они отбросили противника от Москвы на 100–150 километров. За период наступления советские войска освободили более 11 тысяч городов и деревень, в том числе Калинин и Калугу, ликвидировали угрозу Туле. В конце декабря 1941 года фланги группы армий «Центр» затрещали по швам. Если на севере покатилась назад 9-я армия с подчиненной ей 3-й танковой группой, то на юге не удержали позиции 2-я танковая армия с подчиненной 2-й армией и правый фланг 4-й армии. Соединения советских 49-й армии и 50-й армии продвинулись на запад и северо-запад в направлении Калуги. 21 декабря 1941 го да советские части уже ворвались на окраины этого старинного русского города (окончательно Калуга была освобождена 30 декабря). В результате этого удара образовалась брешь между 2-й танковой и 4-й полевой армиями. Для ее ликвидации по приказу штаба группы армий «Центр» 27 декабря была образована группа «Штумме». Эта группа (командир – генерал танковых войск Штумме, командный пункт – Сухиничи) подчинялась штабу 4-й армии и включала в себя управление 40-го корпуса, части 216-й пехотной дивизии, 234-го пехотного и 156-го артиллерийского полков. Главными задачами группы являлись «охрана железнодорожных путей у Сухиничи, восстановление связи с северным флангом 2-й ТА и южным флангом 4-й А…»^[1].

Однако скорого улучшения ситуации на этом участке фронта группы армий «Центр» не произошло. Советские войска продолжали продвижение вперед. 31 декабря 1941 го да в оперативном донесении группы армий «Центр» в Генштаб ОКХ отмечалось, что на фронте 40-го корпуса «противник с юга и востока на широком фронте начал наступление на Сухиничи, численностью до дивизии…». Констатировалось, что началась эвакуация немецких сил из населенного пункта Гатен, а также то, что «неприятель расширил прорыв между внутренними флангами 2-й ТА и 4-й А и атаковал германские войска в направлении к западу и северо-западу… Противник атаковал Сухиничи с востока и с юга численностью до дивизии, а кавалерийские части противника продвинулись в направлении Юхнова, к северу»^[2]. Войска группы армий «Центр» в ноябре – декабре 1941 го да понесли очень большие потери, были измотаны, утратили весьма значительное количество тяжелого вооружения, танков и другой техники и имели низкую боеспособность. Почти во всех частях отмечались случаи заболевания сыпным тифом, увеличивались потери от обморожения. В танковых частях ощущалась острая нехватка материальной части и подготовленных танковых экипажей. Огромные потери были в офицерском составе строевых частей. По состоянию на 5–6 января 1942 года во многих пехотных батальонах противника насчитывалось по 90—100 человек, в батареях – по 1–2 орудия, в танковых полках и даже дивизиях – по 10–14 танков^[3].

Падение морального духа гитлеровских войск вызывало среди них почти повальное мародерство, грубые нарушения дисциплины. Наблюдались частые случаи паники и даже дезертирства.

Несмотря на такое тяжелое состояние отступавших войск, высшее германское командование требовало от них упорного сопротивления, так как дальнейший отход явно грозил полной катастрофой. В приказе Гитлера от 3 января 1942 года указывалось:

«Цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на шаг, обороняться до последнего солдата, до последней гранаты – вот чего требует текущий момент. Каждый занимаемый нами пункт должен быть превращен в опорный пункт, сдачу его не допускать ни при каких обстоятельствах, даже если он обойден противником. Если все же, по приказу вышестоящего начальства, данный пункт должен быть нами оставлен, необходимо все сжигать дотла, печи взрывать…»^[4]

В результате экстренно предпринятых мероприятий, в том числе расстрелов и других репрессий, немецко-фашистскому командованию удалось с помощью подходивших из глубины отдельных резервных соединений навести относительный порядок в своих войсках и на основных направлениях организовать оборону. На Ржевском и Вяземском направлениях она имела завершенный вид и состояла из ротных опорных пунктов и батальонных узлов сопротивления, созданных главным образом вокруг населенных пунктов и узлов дорог. Промежутки между ними, как правило, прикрывались фланкирующим и перекрестным артиллерийским и пулеметным огнем. Глубокий снег способствовал созданию такой оборонительной системы, так как позволял наступающему передвигаться по снежной целине только на лыжах. Основу вражеской обороны составлял взаимодействующий огонь всех видов оружия с подготовленным сосредоточением его на тактически важных направлениях и участках. Наибольшее сопротивление советским войскам немецко-фашистское командование рассчитывало оказать в главной тактической полосе обороны глубиной 6–8 километров. За месяц советского наступления общие потери только сухопутных войск вермахта составили более 168 тысяч человек.

Но и потери Красной армии были велики. Снабжение войск в связи с увеличением коммуникаций и острым недостатком автотранспорта на ряде направлений стало затруднительным. Недостаток дорог ограничивал подвоз всех видов снабжения на передовую. Особенно тяжело обстояло дело со снабжением войск винтовками, автоматами и некоторыми видами боеприпасов, прежде всего 120-мм минами и 76-мм артиллерийскими снарядами. В некоторых армиях в начале января вообще не было снарядов ни для полковой, ни для противотанковой артиллерии. На армейских складах Западного фронта имелось всего 1–1,5 суточной дачи продовольствия и фуража, при этом некоторых видов продовольствия (мясо, концентраты) не было совершенно. Отсутствовало на складах и горючее. Укомплектованность частей и соединений личным составом оставалась явно недостаточной. Средняя численность стрелковых дивизий Калининского и Западного фронтов колебалась в пределах 3–5 тысяч человек. Некоторые дивизии (например, 247-я и 251-я и др.) имели в среднем не более 2 тысяч солдат и командиров^[5]. Только отдельные дивизии насчитывали до 6–7 тысяч человек. Войска Северо-Западного фронта, не участвовавшие в контрнаступлении (382, 358, 334 и 360-я дивизии 4-й ударной армии), а также четыре дивизии Калининского фронта (379, 363, 359, 355-я), в которых имелось до 10 тысяч человек в каждой, находились в лучшем положении.

Войска, особенно Калининского и Западного фронтов, испытывали острый недостаток в танках и орудиях. В танковых бригадах имелось по 15–20 танков (из них 80–90 процентов легких), а в артполках – по 11–13 орудий. В 112-й танковой дивизии Западного фронта на 8 января 1942 года имелся всего один танк Т-34 и пять танков Т-26^[6].

Нельзя не отметить также и то, что к началу 1942 года значительно сократились возможности противовоздушной обороны войск.

В начале января 1942 года на западном направлении у противника продолжала действовать в воздухе оперативная группа «Восток», в составе которой насчитывалось примерно 615 истребителей, бомбардировщиков и других самолетов. В качественном отношении эти силы были слабее тех, которые участвовали в наступлении на Москву осенью и в начале зимы 1941 года. Значительная часть кадровых летчиков, а также самолетов была потеряна в борьбе с советской авиацией и от огня зенитной артиллерии противовоздушной обороны фронтов и Москвы в период ноябрьско-декабрьских сражений и налетов на советскую столицу. Но при всем этом авиация врага все еще представляла серьезную силу и в ряде случаев активно содействовала своим наземным войскам.

В советских ВВС, по сравнению с декабрем 1941 года, особых изменений не произошло. По общему количеству самолетов на всем западном направлении они превосходили авиацию противника, но только формально, ибо по мере удаления наступавших войск от Москвы количество истребительной авиации (в частности, самолетов 6-го истребительного корпуса ПВО Москвы), предназначенной для прикрытия войск, быстро сокращалось. Поэтому фронты в дальнейшем могли в основном рассчитывать лишь на свои собственные ВВС. Силы же эти, особенно в части истребителей, были весьма невелики и уступали количественно и качественно противнику. Если вычесть из общего количества 1422 самолета 320 истребителей ПВО Москвы и 548 небоевых машин (У-2, Р-5), то для поддержки фронтов оставалось всего 554 боевых единицы^[7]. Таким образом, противник по числу самолетов превосходил авиацию Северо-Западного, Калининского и Западного фронтов. С учетом же качественного превосходства материальной части немецких самолетов и того, что советские бомбардировщики устаревших типов могли выполнять боевые задания только ночью, общее превосходство врага в воздухе становилось еще более внушительным. Фактически противник превосходил нашу авиацию примерно в два раза.

Военно-воздушные силы действовали в очень сложных условиях. На авиацию возлагалась задача прикрывать обширные районы, поддерживать наземные войска, вести борьбу с вражескими самолетами в воздухе и на аэродромах, не допускать подхода резервов противника к линии фронта, проводить разведку, а впоследствии поддерживать войска и снабжать их в тылу противника.

Тем не менее, перехватив стратегическую инициативу на главном направлении и расширив фронт активных действий, Красная армия перешла в общее наступление, задачи которого были изложены Ставкой Верховного главнокомандования в директиве от 7 января 1942 года. В соответствии с этим было приказано:

войскам Калининского фронта нанести удар из района западнее Ржева в общем направлении на Сычевку, Вязьму с задачей перехватить железную и шоссейные дороги Гжатск – Смоленск западнее Вязьмы и лишить противника основных коммуникаций. В дальнейшем совместно с войсками Западного фронта окружить, а затем разгромить всю можайско-гжатско-вяземскую группировку противника;

войскам Западного фронта нанести главный удар силами группы генерала Белова и 50-й армии на Вязьму и завершить окружение можайско-гжатско-вяземской группировки противника с юга во взаимодействии с войсками ударной группировки Калининского фронта. Одновременно с этим силами 20-й армии прорвать фронт противника и нанести удар в направлении на Шаховскую, Гжатск, направив часть сил армии в тыл группировки противника, оборонявшейся в районе Лотошино, где совместно с 30-й армией Калининского фронта окружить и уничтожить ее;

войскам Северо-Западного фронта нанести левым крылом удар из района Осташкова в общем направлении на Торопец, Велиж, Рудня и, взаимодействуя с войсками Калининского фронта, отрезать пути отхода противнику, не дав ему закрепиться для обороны на рубеже Андреаполь, западный берег реки Западная Двина, Ярцево; после этого ударом на Рудню перехватить дороги западнее Смоленска.

Замысел Ставки Верховного главнокомандования в целом учитывал общую стратегическую обстановку и определял новые, весьма обширные задачи трем фронтам, исходя из оперативного положения каждого из них. Ставка рассчитывала, что одновременными ударами с севера, юга и востока на Вязьму противник будет разбит войсками Калининского и Западного фронтов, а наступлением армий левого крыла Северо-Западного фронта ему будут отрезаны пути отхода на запад. При этом считалось, что первые два фронта будут выполнять главную задачу, а третий (Северо-Западный) – вспомогательную.

Однако существенным недостатком этого замысла являлась именно его обширность: он не обеспечивался в тогдашних условиях достаточными силами и средствами. Отсутствие крупных оперативных резервов для необходимого по обстановке усиления наступавших фронтов не сулило нового крупного стратегического успеха. В рамках данной работы нас будут интересовать события, происходившие в первой половине 1942 года в полосе левого крыла Западного фронта. Поэтому необходимо подробнее остановиться на директивах Западного фронта, определявших его задачи в целом и левого крыла в частности.

Военный совет Западного фронта задачу своих войск, нацеленных на окружение можайско-гжатско-вяземской группировки противника с юга, конкретизировал в директиве от 8 января 1942 года. Согласно ей, часть сил фронта (правое крыло – 1-я ударная, 20-я и 16-я армии) должна была наступать из района Волоколамска на Гжатск; часть сил центра (5-я и 33-я армии) – в обход Можайска с юга; остальные силы фронта (43, 49, 50-я армии и группа Белова) после разгрома кондрово-юхновско-медынской группировки противника должны были нанести удар в северо-западном направлении на Вязьму с целью окружения и разгрома можайско-гжатско-вяземской группировки противника совместно с Калининским фронтом. 10-я армия должна была обеспечить этот удар с запада и юго-запада.

Главный удар на Волоколамско-Гжатском направлении наносила 20-я армия, на Юхновско-Вяземском направлении – 50-я армия и группа генерала Белова. Таким образом, решения командования Западного фронта отвечали замыслу и директиве Верховного главнокомандования. Однако для нанесения сокрушающих ударов противнику на Ржевском и Вяземском направлениях необходимо было иметь сильные ударные группировки, способные взломать оборону противника и обеспечить быстрое продвижение в глубину, чего фронты без дополнительного усиления сделать не могли. Фактическое соотношение сил в полосах действий главных в операции – Калининского и Западного – фронтов было таково, что их войска лишь незначительно превосходили противника по личному составу в боевых частях (1,1:1) и по количеству танков (1,3:1). По артиллерии в целом они находились в равном положении с противником, но уступали ему, как и прежде, в противотанковой артиллерии (1:2,8) и орудиях крупных калибров (1:1,7). Противник все еще превосходил авиацию наших фронтов почти в два раза.

В таких условиях рассчитывать на полный успех можно было только с учетом деморализации вражеских войск или допущении противником крупных оперативных ошибок.

Наступление советских войск на Западном направлении развернулось без оперативной паузы. Так, 8 января 1942 года начался завершающий период битвы под Москвой.

Глава 2
Начало (январь 1942 года)

Наступление войск левого крыла Западного фронта в январе 1942 года охватывает действия его 43, 49, 50 и 10-й армий, группы генерала Белова, а также 61-й армии, переданной из Брянского в Западный фронт в середине января, уже в ходе наступления.

«14 января Военный совет Западного фронта частными директивами № К-41, К-42 и К-43 поставил очередные задачи перед правым крылом, центром и левым крылом фронта в развитие осуществляемого плана действий. Левому крылу фронта было указано:

1 Кондрово-юхновская группировка противника, упорно обороняясь, стремится удержать Варшавское шоссе и прикрыть направление Гжатск, Вязьма и Рославль.

2 Ближайшая задача армий левого крыла Западного фронта – завершить разгром кондрово-юхновской группировки противника и в дальнейшем ударом на Вязьму окружить и пленить можайско-гжатско-вяземскую группу противника во взаимодействии с армиями Калининского фронта и армиями центра Западного фронта»^[8].

Таким образом, намечалось провести окружение и разгром главных сил центральной группы немцев концентрическими ударами двух фронтов, нацеливая эти удары в общем направлении на Вязьму с севера, северо-востока, востока и юго-востока.

«Соотношение в живой силе, артиллерии и танках по армиям левого крыла Западного фронта было следующим:

49-я армия:

в живой силе – 2:1 (в пользу наших войск);

в артиллерии – 1,55:1 (в пользу наших войск);

в танках – 0.

50-я армия и 1-й гвардейский кавалерийский корпус:

в живой силе – 3,5:1 (в пользу наших войск);

в артиллерии – около 2:1 (в пользу наших войск);

в танках – 2:1 (в пользу наших войск).

10-я армия:

в живой силе – около 3,5:1 (в пользу наших войск);

в артиллерии – 1,16:1 (в пользу наших войск);

в танках – 1:0 (в пользу противника)».

Приведенный расчет показывает, что мы имели в живой силе по всему левому крылу превосходство (в среднем) немногим более чем в два раза, в артиллерии – в полтора раза. В танках на Юхновском направлении мы имели превосходство почти в два раза, а на Сухиническом превосходство оставалось за противником. Однако, по словам Б.М. Шапошникова, «в описываемый период боевых действий танков у обеих сторон было мало, и они сколько-нибудь значимой роли не играли»^[9].

Наступление этих войск велось в более сложных условиях, чем на правом крыле и в центре. В конце декабря 1941 – начале января 1942 года в результате успешного удара войск левого крыла Западного фронта между флангами 4-й полевой и 2-й танковой армий на участке Юхнов, Белев был создан и последовательно расширялся далее (до 100–150 км) оперативный прорыв, где вначале сплошного фронта уже не было ни у противника, ни у наступавших советских войск. Вот почему боевые действия в полосе прорыва для наших войск приобрели форму наступления на отдельных направлениях, а для противника – форму «очаговой» обороны. Особенно сложной оказалась обстановка в полосах действий 10-й армии и группы генерала Белова.

Главные усилия 43-й армии (17, 53, 415-я стрелковые дивизии, 5-й воздушно-десантный корпус, 26-я танковая бригада) после овладения ею Малоярославцем были направлены в основном на захват Медыни – важного опорного пункта противника на Варшавском шоссе. Бои за Медынь начались 8 января 1942 года. Наступление 1-го гвардейского кавкорпуса генерал-майора Белова через Мосальск в направлении Варшавского шоссе создавало угрозу ликвидации пути снабжения 4-й полевой и 4-й танковой армий через Рославль и Спас-Деменск на Юхнов.

В этих условиях генерал-полковник Гепнер (командующий 4-й танковой армией), не видя возможностей для дальнейшего удержания позиций, отдал 8 января 1942 года приказ об отводе 20-го армейского корпуса. Но уже в 23 часа 35 минут того же дня он был поставлен в известность, что отстранен от командования. На его место был назначен генерал пехоты Рихард Руофф (бывший командир 5-го армейского корпуса). Еще через 25 минут Генштаб ОКХ передал в войска новое решение фюрера, в котором все же разрешался отвод соединений 4-й полевой армии на «промежуточный укрепленный рубеж по линии Зубово – Товарково – Медынь». Отход частей мог осуществляться только «под давлением противника таким образом, чтобы не допускать тяжелых потерь…». В телеграмме штабу группы армий «Центр» указывалось также, что «задача укрепления шоссе от Рославля через Юхнов на Медынь может быть выполнена силами 4-й А лишь относительно. Пока в нашем распоряжении не будет иметься по-настоящему боеспособных соединений 4-й А не только северо-восточнее, но и юго-западнее Юхнова, угроза со стороны противника может превратиться в серьезную опасность этой важной для всей 4-й А коммуникации…»^[10]. Чтобы улучшить положение дел в районе Юхнова и Медыни, Гитлер приказал снять часть сил 4-й армии с участка севернее Калуги для восстановления связи между 19-й танковой и 137-й пехотной дивизиями и последующего контрудара на Зубово.

Восстановить положение и задержать продвижение советских войск на запад немецкое командование тогда не смогло. Части 50, 49 и 43-й советских армий наступали на Юхнов с трех направлений. 43-я армия атаковала также и Медынь. Чуть севернее в районе Вереи активно действовали соединения 33-й армии генерал-лейтенанта М.Г. Ефремова. Выход этой армии на оперативный простор создавал угрозу основным коммуникациям группы армий «Центр» и непосредственно городу Вязьме – важнейшему транспортному узлу в тылу немецких войск.

12 января 1942 года из штаба 4-й армии в группу армий «Центр» поступила следующая радиограмма: «Медынь окружена с севера и северо-запада. Имеющиеся там слабые силы не могут удержать город. В случае прорыва под Медынью, что практически неизбежно, противник по шоссе дойдет до Юхнова; и нет возможности выставить против него ни одного немецкого солдата. В результате будет разбита вся 4-я А…»^[11]

Лишь после долгих переговоров фон Клюге удалось вырвать у Гитлера разрешение на отвод части сил 4-й армии на укрепленный рубеж по реке Шаня (западнее Медыни). Однако общая ситуация на фронте группы армий «Центр» оставалась сложной. Прорывы фронта в районе Волоколамска и Вереи делали невозможным удержание немецких позиций по реке Руза. 9 января 1942 года штаб дивизии СС «Райх» (оборонявшейся на этом участке) отдал предварительное распоряжение об отходе на тыловые позиции. Командование дивизии констатировало: «Рузские позиции, вероятно, в ближайшее время будут оставлены…»^[12] При проведении отступления намечалось полностью уничтожить все населенные пункты, находящиеся на пути отхода немецких частей. Поджоги, разрушение всех очагов и печей объявлялись необходимым условием для проведения операции. 14 января город был освобожден советскими войсками.

Овладение Медынью являлось крупным успехом советских войск и создавало возможность развить удар во фланг юхновской группировке противника. Но враг очень упорно оборонялся вдоль Варшавского шоссе, а наступавшие войска армии были малочисленными. Поэтому только 16 января удалось захватить опорный пункт Кошняки и передовыми частями выйти в район Износки. Остальные силы армии к этому времени вели бои на рубеже реки Шаня.

Здесь завязались ожесточенные бои. Лишь к 29 января войскам армии удалось преодолеть оборону противника, овладеть Мятлево и выйти на рубеж реки Изверь.

На этом продвижение 43-й армии, по существу, закончилось. В дальнейшем она вела затяжные бои в районе Износки, Извольск и в районе юго-западнее Мятлево. Охват юхновской группировки противника с севера для 43-й армии оказался непосильным. Эта группировка врага по-прежнему продолжала упорно обороняться, причем в ее составе появились части 57, 23, 12 и 43-го армейских корпусов 4-й полевой армии. Ликвидация врага в районе Юхнова продолжалась до марта 1942 года.

49-я армия (5-я гвардейская, 60, 133, 173, 194, 238-я стрелковые дивизии, 19, 26, 30, 34-я стрелковые бригады, 18-я и 23-я танковые бригады) вела наступление в общем направлении Детчино, Кондрово, Юхнов. Наибольшее сопротивление противник оказывал вначале на рубеже реки Суходрев. Соединения армии на 8 января занимали следующее положение: 5-я гвардейская стрелковая дивизия, 34-я и 30-я стрелковые бригады наступали на Мотякино, которым и овладели в этот день; 133-я стрелковая дивизия и 19-я стрелковая бригада готовились к наступлению на Детчино; 173-я стрелковая дивизия готовилась к наступлению на Лисенки; 238-я стрелковая дивизия отражала контратаки противника из районов Мызги и Николаевки^[13].

В связи с успехом нашего наступления в полосах соседних армий (43-й и 50-й) 9 января сопротивление противника на участке 49-й армии было преодолено, и он начал отход на запад под прикрытием арьергардов. Войска армии, сломив сопротивление этих арьергардов, овладели Детчино, рядом других населенных пунктов и начали преследование. Однако 15–16 января противник вновь оказал упорное сопротивление на рубеже Кондрово, Полотняный Завод. После напряженных боев войска армии 18 января овладели Полотняным Заводом, а 19 января – Кондрово, откуда продолжали наступление, отбрасывая противника на запад, к Варшавскому шоссе.

К концу января 49-я армия вплотную подошла к рубежу Руденка, Федюково и другим населенным пунктам восточнее Варшавского шоссе, где вновь встретила упорную оборону противника на подготовленных позициях.

В итоге с 8 по 31 января 49-я армия продвинулась с рубежа реки Суходрев до Варшавского шоссе северо-восточнее Юхнова на 55–60 километров. Это продвижение к Юхнову с востока хотя и было замедленным, но все же существенно способствовало наступлению 43-й армии на Медынско-Мятлевском направлении и 50-й армии на Калужско-Юхновском направлении, оперативно составляя с ними единое целое.

50-я армия (154, 217, 258, 290, 340, 413-я стрелковые дивизии, 31-я кавалерийская дивизия, 112-я танковая дивизия, 32-я танковая бригада) наступала в сложных условиях. Выполняя поставленную ей задачу – удар на Юхнов с юго-востока – и встречая при этом упорное сопротивление вначале южнее Полотняного Завода, на восточном берегу реки Угра, а затем – западнее и южнее этой реки, войска армии в ходе операции последовательно перегруппировывались к левому флангу с целью охвата правого фланга оборонявшегося перед ними противника. Перегруппировка проводилась во взаимодействии с войсками группы генерала Белова, наступавшей вначале на Юхнов, а затем на Мосальск.

Уже к 8 января фронт 50-й армии и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса между Калугой и Юхновом был обращен в основном к северу.

9 января группа генерала Белова, находившаяся в районах Зубово, Давыдово, Прудищи, приступила к выполнению новой задачи: с занимаемого рубежа ее войска начали перегруппировку в направлении на Мосальск, который они должны были захватить во взаимодействии с правофланговыми дивизиями 10-й армии. Левофланговые войска 50-й армии должны были принять район, который занимали до того войска группы генерала Белова, и вести наступление на Юхнов также и с юга (вдоль дороги Мосальск – Юхнов).

Противник упорно сопротивлялся, и наступление левофланговых войск 50-й армии (290, 413 и 173-я стрелковые дивизии) развивалось медленно. Лишь правый ее фланг с утра 10 января успешно продвигался вперед вдоль южного берега реки Угра и одновременно с войсками 49-й армии приближался к Юхнову.

К середине января стало очевидным, что наступление 50-й армии на Юхнов затормозилось. Опорные пункты противника Кудиново, Зубово, Прудищи и др. продолжали упорно сопротивляться. Положение войск армии к концу месяца (30 января) изменилось лишь за счет некоторых перегруппировок и сохранилось, по существу, до марта, так как все попытки захватить Юхнов обходом с юга успеха не имели. Как и в других армиях фронта, достаточных сил для развития наступления в 50-й армии не хватало.

Группа генерала Белова в начале января быстрее всех выдвинулась к Юхнову и завязала бои на южных подступах к нему еще до подхода 50-й армии. Но здесь наша конница столкнулась с сильной группировкой противника, закрепившейся в опорных пунктах и оборонявшейся при поддержке отдельных групп танков. Дальнейшая задержка группы южнее Юхнова являлась нецелесообразной, поэтому командование фронта после выхода левофланговых соединений 50-й армии в район действия конницы приняло решение направить ее на Мосальск.

«Успешно выполнив новую задачу и овладев этим городом, войска группы генерала Белова повели наступление на Людково, Соловьевку, прорываясь через Варшавское шоссе в направлении на Вязьму»^[14]. Однако и здесь противник успел организовать сильную оборону, преодолеть которую конница, хотя и усиленная небольшим количеством танков и пехотой, с ходу не смогла. Группе Белова были поставлены действительно масштабные задачи. Вполне логично было бы предположить, что для выполнения масштабных задач должны быть соответствующими обеспечение и поддержка войск, но вот с этим-то и возникли первые трудности. Сама группа войск генерала Белова, предназначенная для прорыва обороны противника, на первый взгляд выглядит достаточно внушительной: 1-й гвардейский кавалерийский корпус (1-я и 2-я гвардейские кавалерийские дивизии), 41, 57 и 75-я кавалерийские дивизии, 239-я и 325-я стрелковые дивизии, 2-я гвардейская танковая бригада, 15-й полк гвардейских минометов (36 установок М-13), 152-й дивизион малокалиберной зенитной артиллерии (16 орудий калибром 25 мм), 191-й пульбат и пять лыжных батальонов. Но, по словам самого Белова, «несмотря на большое количество соединений, из-за больших потерь в предшествующих боях в группе насчитывалось около 28 тысяч личного состава, немногим более 500 орудий и минометов (из них калибром 76 и 122 мм – только 126), 8 танков Т-60»^[15]. К началу прорыва в соединениях группы имелось менее одной суточной дачи продовольствия и фуража, от 0,5 до 1,5 заправки горючесмазочных материалов и не более 0,5 боекомплекта боеприпасов. Наступление группы осложнялось бездорожьем, сильными морозами, слабой поддержкой авиации. Несмотря на это, по словам П. Белова, «инициатива была в наших руках, мы были полны энтузиазма и горячо верили в успех».

Наступление группы началось, по существу, без подготовки, что признает и сам Белов: «Слишком малы были те силы, которые выделялись для действий по окружению сильной вражеской группировки». И как результат: «Из-за недостаточной подготовки к прорыву, слабости средств подавления оборона противника не была подавлена». Пока 50-я армия вела позиционные бои под Юхновом, 1-й гвардейский кавалерийский корпус сражался за Варшавское шоссе. В течение 13–16 января группа Белова пыталась пересечь шоссе и продвинуться к Вязьме, но, по его воспоминаниям, «все мои попытки оканчивались неудачно» и далее: «Я менял тактику, пытаясь нанести удар то в одном месте, то в другом, наступая то днем, то ночью. Моя разведка проникала в тыл противника, но успеха все же не было»^[16]. Дело осложнялось еще и тем, что командование фронта постоянно требовало от генерала ускорить ход операции.

«Приказ командующего войсками Западного фронта от 20 января 1942 г. командующему оперативной группой генерал-майору П.А. Белову на ввод в прорыв на Вяземском направлении

Белову.

Строжайше запрещаю переходить где-либо к обороне. Если есть щель, гоните все в эту щель и развертывайте эту щель ударом к флангам.

Десанту поставлена задача к исходу 21.1 занять Ключи.

Итак, в щель ввести 2 сд, 5 кд и 5 лыж. батальонов. Будет блестящий успех.

Юхнов будет взят 21.1 войсками 43, 49 армии

Болдин оскандалился.

Можайск взят Говоровым. Противник бежит по всему фронту. Давайте скорее к Вязьма. Горин в 25 км. от Вязьма.

20.1.42 20.10 Жуков».

Об этом мы находим неоднократные замечания в походном дневнике П.А. Белова:

«27 января 1942 года. У меня уже несколько дней находится заместитель командующего фронтом генерал Г.Ф. Захаров. Он прислан в качестве «толкача», чтобы заставить нас скорее выполнить задачу и наступать на Вязьму. С первых же дней он стал угрожать отдельным офицерам расстрелом»^[17]. Более подробную информацию о данном эпизоде мы можем найти в книге Ф.Д. Свердлова «Ошибки Г.К. Жукова (год 1942)», основанной на воспоминаниях начальника разведки 1-го гвардейского кавалерийского корпуса А.К. Кононенко, которые тот не смог в свое время опубликовать по цензурным соображениям. Мы заранее просим у читателя извинения за пространную выдержку из книги, но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Тем более что данный эпизод более подробно и живо нигде больше не освещается. Итак, обратимся к работе Ф.Д. Свердлова:

«Вечером в домик начальника разведки корпуса А.К. Кононенко вошел начальник связи полковник Буйко и сказал:

– Приехал заместитель Жукова генерал Г.Ф. Захаров. Он у Белова. Ехал на санях от самой Калуги, видно, боялся лететь на У-2. Вызывает тебя с докладом.

Когда Кононенко вошел в домик Белова, там за столом стоял ниже среднего роста, с широким, угрюмым лицом, незнакомый генерал. Он молча показал ему на стол рукой, давая понять, где тот должен развернуть свою карту для доклада, Кононенко доложил, что на участке Варшавского шоссе, где корпус безуспешно пытался прорваться, оборонялась 10-я мотодивизия немцев, а правее и левее – 34-я, а также 216-я пехотные дивизии. Все указанные соединения входили в состав 4-й немецкой армии. Глубина обороны немцев была небольшой. За шоссе их части располагались в населенных пунктах, приспособив их, как правило, к круговой обороне. Дороги между такими пунктами были расчищены, и по ним патрулировали танки и бронетранспортеры. Генерал слушал, не перебивая, но пальцы на его руках и коленки дрожали. Он тихо с каким-то шипением спросил: «Что ж, перед вами обороняется одна паршивая дивизия немцев, а вы целым корпусом топчетесь на месте и не можете прорваться через ее слабенькую оборону?» Он замолчал, глубоко вдохнул воздух, задержал выдох и снова сказал: «Кроме того, у вас две стрелковые дивизии, а вы…» и он грязно выругался, с трудом сдерживая гнев. Генерал, видно, не знал, что легкие кавалерийские дивизии, да и две стрелковые дивизии насчитывали менее трех тысяч человек каждая, что основная тяжесть боя ложилась на две гвардейские кавалерийские дивизии. Но они шли в атаку на танки и укрепления немцев почти с голыми руками, несли огромные потери.

«Нет, товарищ генерал, – ответил Кононенко, – без танков, без артиллерии через шоссе нам не прорваться. Мы положим всех людей, а успеха не будет. И дивизия немцев не так уж паршива, как вы сказали, у нее почти десять тысяч человек, есть достаточно танков, в неограниченном количестве боеприпасы, ее солдаты обогреваются в населенных пунктах и в специально оборудованных блиндажах, она не ощущает недостатка в продовольствии, а мы? Мы воюем почти голыми руками и вдобавок впроголодь, у нас даже лошади часто остаются без фуража, а что толку от кавалериста, если его конь голоден?»

Несчастье Кононенко, как оказалось, заключалось в неумении кривить душой.

Захаров резко сдвинул его отчетную карту, давая понять, что доклад окончен, сел на стул и, часто дыша, спросил: «А почему же у вас нет танков, артиллерии, снарядов, мин?» Он глубоко вздохнул, сделал паузу, вскочил и пискливо выкрикнул: «Почему-у-у? Где продовольствие?! Где ваши тылы?!» И опять грубо выругался. Вопрос был задан явно не по адресу. Кроме того, на такие вопросы ответ следовало держать самому. Тыл фронта явно не справлялся со своими обязанностями по обеспечению и снабжению войск. Он работал в диссонанс с задачами, которые ставил войскам командующий фронтом. А может, в диссонанс с возможностями тыла действовал командующий?

Кононенко с удивлением смотрел на Захарова. Тот вспотел, его глаза, вылезавшие из орбит, ничего и никого не видели. Он бросился к Кононенко, перед лицом которого зачернело дуло пистолета «Вальтер», и закричал фальцетом: «Застрелю, мерзавец, кто тебе должен расчищать дороги, я, да?! Я сам ехал к вам на санях! Я – замкомфронта!» В то же мгновение между ними появился представитель авиации генерал Николаенко. Он легко, левой рукой отстранил пистолет Захарова, а в правой руке держал раскрытую коробку папирос «Казбек». Поднеся коробку почти к самому лицу разбушевавшегося генерала, он спокойно и настойчиво твердил: «Не волнуйтесь, закурите папиросу, закурите, закурите!» Одновременно левой рукой за своей спиной он сделал знаки Кононенко – уходи.

Вернувшись в свой домик, Кононенко застал там Буйко и начальника особого отдела корпуса Кобернюка. В нескольких словах рассказал им о «докладе».

«Не обращай внимания, – сказал Кобернюк, – я знаю этого ненормального еще с довоенного времени, он и тогда откалывал «номерочки», словом, мы тебя в обиду не дадим. Приедет Белов, мы с ним поговорим по этому вопросу».

К вечеру приехали генерал Белов и начальник штаба полковник Грецов. Замкомфронта после бурного скандала крепко спал, и генерал Николаенко подробно рассказал им о происшедшем.

Генерал Белов позвонил Кононенко и спросил: «Ну, как тебе понравился новый «бомбардировщик»?» С легкой руки Белова все в штабе корпуса стали называть генерала Захарова «бомбардировщиком». Но он принес корпусу куда больше несчастья и жертв, чем мог бы принести бомбардировщик.

Лишь позже, внимательно присматриваясь к поступкам, словам и действиям Захарова, Кононенко, как он пишет, понял, какой страшной злобой заполнено было все его существо, как дико ненавидел он людей. Злоба туманила его и так не весьма ясный рассудок. В его старой записной книжке о Захарове написано: «…он так обильно и плотно заполнен злобой, что никакие другие качества уже не могут в нем вместиться».

Поздно вечером Кононенко был вызван к Белову. В его домике находилось все командование корпуса. После неприятного и довольно продолжительного молчания заговорил Захаров. Он сказал:

«Поставленная фронтом задача вам ясна, вы должны прорваться через Варшавское шоссе в тыл врага или умереть. И я вам скажу прямо: или героическая смерть на шоссе и герои в тылу врага, или позорная смерть здесь. Повторяю, такова задача Жукова, фронта, Ставки и самого Сталина. Меня прислали сюда, чтобы я заставил выполнить задачу любыми средствами, и клянусь, я заставлю вас ее выполнить, я протолкну вас в тыл к немцам, хотя бы мне пришлось для этого перестрелять половину вашего корпуса. Вы должны прорваться в тыл врага с теми средствами, которыми сейчас располагаете. Вот почему здесь, на нашем Совете может идти речь лишь о том, как выполнить задачу, а не о том, что необходимо для ее выполнения».

Наступила опять тяжелая и продолжительная пауза, во время которой Захаров, тяжело дыша, переводил взгляд своих свинцово-холодных глаз на каждого по очереди.

Но вот он заговорил снова: «Я созвал вас сюда на Военный совет. Каждый должен обдумать решение и обоснованно доложить его. Помните: никаких дополнительных средств усиления. У нас с вами нет времени заниматься ерундой. Даю пятнадцать минут на обдумывание и принятие решения. Можете курить!»

Он говорил, то повышая тон, то снижая его до шепота, с каким-то змеиным присвистом, злоба кипела и клокотала в нем, он захлебывался ею. Стало ясно, что он приехал сюда не помогать, не организовывать снабжение, не предлагать какие-либо решения, способствующие улучшению проведения боя и операции, а «проталкивать», грозить, расстреливать, посылать людей на верную гибель. Он и в мыслях не имел тщательную подготовку прорыва обороны немцев с последующим прочным закреплением образовавшейся бреши для обеспечения действий корпуса в тылу врага.

Через 15 минут Захаров сказал: «Товарищи командиры, время кончилось, разведчик, докладывайте ваше решение».

Глубоко вздохнув и смотря в глаза Захарову, Кононенко начал: «Товарищ генерал, я не верю в успех и возможность прорыва через Варшавское шоссе без танков и артиллерии, тем более я не могу поверить, что после нашего прорыва можно будет закрепить образовавшуюся брешь и удерживать ее продолжительное время. Но поскольку вы поставили перед нами определенные условия, то у нас есть лишь одна возможность – прорваться в тыл врага, используя лесной массив на правом фланге восточнее деревень Лаврищево и Подберезье. Ночью в лесу немцы значительно ослабляют свою оборону, выводя часть сил для обогрева в ближайшие населенные пункты и в опорные пункты, расположенные у моста через реку Пополта и в лесу 2–3 км северо-восточнее. Днем же противник значительно усиливает здесь свою оборону. Есть также основание полагать, что лесной массив является местом стыка флангов 10-й моторизированной и 34-й пехотной дивизий. Исходя из сказанного, предлагаю следующее решение: силами 325-й и 239-й стрелковых дивизий с наступлением темноты прорваться через слабую оборону немцев в лесу и, выйдя на шоссе, закрепить фланги прорыва, перебросив сюда противотанковую артиллерию, производя минирование и завалы. Одновременно гвардейские кавалерийские дивизии корпуса, следуя во втором эшелоне за пехотой, используя лесной массив, завершат прорыв обороны противника севернее шоссе и быстро выйдут в тыл врага. Наши боевые порядки в настоящее время…»

Но Захаров не дал Кононенко закончить. Он закричал: «Да ты, сволочь, хочешь пройти в тыл противника за счет крови пехоты! Вон! Мерзавец! Застрелю! Вон!»

И снова Кононенко увидел в его руке «Вальтер», но Грецов поспешно вытолкнул его за дверь.

Утром стало известно, что на проходившем уже без Кононенко «Военном совете» под давлением Захарова было принято именно то решение, которое меньше всего обещало успех: прорыв осуществить с утра, по открытой местности, там, где корпус ближе всего подошел к Варшавскому шоссе. Действия и поступки Захарова становились странными и неоправданно свирепыми. Он по очереди вызывал к телефону командиров полков и дивизий, атаковавших шоссе, и, оскорбляя их самыми отборными ругательствами, кричал: «Не прорвешься сегодня через шоссе – расстреляю, мерзавец!» Он приказал судить и немедленно расстрелять пять человек командиров, бойцы которых не смогли прорваться через шоссе. Трагедия была потрясающая.

Захаров, выполняя роль толкача, всеми силами старался «протолкнуть» корпус в тыл противника, совершенно не думая о том, что будет после этого. Он не думал о том, как закрепить образовавшуюся брешь в обороне немцев. Ничего не сделал и для того, чтобы за корпусом прошли артиллерия и танки, палец о палец не ударил для того, чтобы наладить и обеспечить дивизии боеприпасами, продовольствием и фуражом. Он явно сам не верил в возможность успешных действий корпуса в рейде по тылам противника»^[18].

Вот такая «помощь» была предоставлена генералу П.А. Белову командованием Западного фронта для выполнения задачи.

Сам прорыв войск Белова через Варшавское шоссе в тыл противника проходил в несколько этапов с 24 по 30 января 1942 года. Попытки прорыва 24 и 25 января успеха также не принесли.

Наконец в ночь на 25 января одному из лыжных батальонов группы удалось захватить участок шоссе у моста через реку Пополта. А вот как описывает эти же события сам П.А. Белов: «В ходе боев выяснилось, что тянувшаяся вдоль восточного берега реки Пополта узкая полоска леса была не занята противником. Было решено использовать этот лес с тем, чтобы через него ночью прорваться к шоссе. В ночь на 26 января приданный 57-й кавалерийской дивизии 115-й лыжный батальон перешел через реку Пополту и прорвался к шоссе. За ним выдвинулись части 57-й кавалерийской дивизии и 1092-й стрелковый полк 325-й стрелковой дивизии»^[19]. Немедленно сюда были подтянуты главные силы группы. В ночь на 27 января без больших потерь шоссе удалось пересечь трем войсковым соединениям (2-я гвардейская, 57-я и 75-я кавалерийские дивизии). Через двое суток – 29 января – в тыл противника прорвалась 1-я гвардейская дивизия, а в ночь на 30 января при наступившей метели, без единого выстрела удалось проскочить через шоссе штабу группы и еще нескольким частям. Все прорвавшиеся части сосредоточились в районе Стреленки. Таким образом, в тыл к противнику вышли почти все части пяти кавдивизий (около 6500 человек) и три лыжных батальона, в которых было до 900 человек. На прежнем месте остались обе стрелковые дивизии, танковая бригада и вся дивизионная артиллерия двух гвардейских кавдивизий, что в последующем тяжело сказалось на действиях группы. О трудностях прорыва свидетельствует и участник похода И.Г. Фактор:

«Наше наступление развертывалось в очень тяжелых условиях. Морозы доходили до 30–40 градусов. Но главная беда для конницы – глубокий снег, покрывавший поля Смоленщины и сильно затруднявший передвижение. Двигаться вне дорог было почти невозможно.

В беспрерывных боях с противником мы понесли большие потери в людях. Вместо четырех эскадронов у нас теперь было три, да и те укомплектованы рядовым и сержантским составом менее чем на 50 процентов»^[20].

В результате контратак противника участок прорыва, по которому прошли кавалерийские дивизии, оказался закрытым.

Так начался знаменитый марш-маневр группы П.А. Белова на Вязьму. Дальнейший успех группы зависел от быстроты ее действий.

10-я армия (322, 323, 324, 326, 328, 330-я стрелковые дивизии), как и прежде, находилась на заходящем фланге Западного фронта, что придавало особый характер ее действиям. Непрерывно ведя бои в течение месяца в условиях зимнего бездорожья, армия наступала по отдельным направлениям. Ее дивизии, опрокидывая врага, двигались на запад, в основном – вдоль дорог, вне локтевой связи друг с другом на интервалах 20–30 километров и более. 8 января они находились в 6–8 километрах восточнее линии Киров – Людиново – Жиздра. Общая ширина полосы наступления армии (от Мосальска до Жиздры) стала достигать к этому времени 110–120 километров. В директиве от 9 января 1942 года командование Западного фронта приказало армии овладеть Кировом и выйти на железную дорогу Вязьма – Брянск между Занозной и Людиново, а затем иметь в виду обеспечение и содействие развитию удара на Вязьму. Армия была весьма близка к выполнению поставленных перед ней задач: 9 января ее войска заняли Людиново, 11 января – Киров и наступали правым флангом на Чипляево, а левым – на Жиздру.

В этом положении начались упорные бои с противником, стремившимся не допустить дальнейшего развития нашего наступления в направлении Чипляево, Занозная и западнее города Киров. Особое упорство противник проявлял на рубеже Людиново, Жиздра, Зикеево. Он по-прежнему удерживал в тылу армии блокированный город Сухиничи.

Начиная с 12 января войска противника приступили к «прощупыванию» левого фланга армии, контратакуя наши войска пехотой с танками, особенно в районе Зикеево и в направлении на Сухиничи. Его авиация группами самолетов бомбила и обстреливала боевые порядки войск армии, а окруженный в Сухиничах гарнизон противника начал активную разведку на нескольких участках, отыскивая наиболее слабые места в расположении частей 324-й дивизии.

Было очевидно, что противник, учитывая глубокий выход войск 10-й армии к западу (в район Кирова), ее растянутое по фронту положение, а также слабо прикрытый уступ между флангами Западного и Брянского фронтов, готовил контрудар.

Разрыв между этими фронтами беспокоил не только командование Западного фронта, но и Ставку Верховного главнокомандования. По ее распоряжению 61-я армия Брянского фронта, которой командовал генерал-лейтенант М.М. Попов, с 13 января 1942 года была передана в состав Западного фронта. Однако задача армии по уничтожению белевско-болховской группировки противника не была изменена Ставкой, в то время как ее части следовало направить на заполнение разрыва между фронтами.

На левом фланге 10-й армии развернулись напряженные бои. Нанося сосредоточенный удар вдоль железной дороги Зикеево – Сухиничи, противник оттеснил растянутые по фронту части 322-й стрелковой дивизии к северо-востоку и стал продвигаться вперед. 19 января части дивизии были вытеснены из Людиново, и немецко-фашистские войска вновь овладели этим пунктом. Таким образом, за одну неделю обстановка на левом фланге армии сильно осложнилась. «Было установлено, что со стороны противника на Сухиничи ведет наступление 208-я пехотная дивизия, усиленная частями 4-й танковой дивизии»^[21].

За первые 7–8 дней наступления сосредоточенные в «кулак» войска противника, используя свое фланговое положение и промежутки в расположении наших войск, продвинулись вперед от 10 до 45 километров. Это было началом типичного немецкого контрудара, на этот раз в основание «клина» наступавших войск левого фланга 10-й армии. Наше наступление здесь приостановилось. Растянувшиеся по фронту и попавшие под сильный фланговый удар противника части 10-й армии вынуждены были отойти к северу от Людиново, к северо-западу и северо-востоку от Жиздры и перейти к обороне.

Штаб армии некоторое время не смог еще полностью разобраться в обстановке и, надеясь справиться самостоятельно, особо тревожных донесений в штаб фронта пока не представлял. Ввиду этого проведенные командованием фронта мероприятия также несколько запаздывали.

Направленная в район событий из резерва фронта 12-я гвардейская стрелковая дивизия 20 января находилась на марше в районе Горбенки (25 км северо-западнее Калуги), а 22 января дошла до Изьялово (5 км восточнее Мещовска), будучи, таким образом, от места кризиса еще в 50 километрах. Крупным мероприятием фронта являлась переброска управления 16-й армии с правого на левое крыло фронта, чтобы образовать там за счет перегруппировок новую армию для надежного обеспечения левого фланга фронта с юго-запада и юга. Но эта переброска началась только 21 января и заняла почти неделю.

Командование 10-й армии только к 22 января закончило перегруппировку своих войск для отражения контрудара. Оно сосредоточило предназначенные для этого силы в районах Шипиловка, Игнатовка, Крутая (323-я стрелковая дивизия) и Лутовня, Будские Выселки, Чернышино (322-я стрелковая дивизия), намереваясь окружить прорвавшегося противника. «Для этого 323-й стрелковой дивизии предстояло нанести удар в восточном направлении на Маклаки во взаимодействии с 328-й стрелковой дивизией, которая вела бой на рубеже Хлуднево, Гульцово; 322-й стрелковой дивизии – наступать на Дубровку, Усты и окружить противника в этом районе»^[22].

Противник не прекращал активных действий и после упорных боев с переменным успехом в районе Думиничей продолжал рваться в сторону Сухиничей для деблокады своих окруженных войск. Завязались бои в районах Хлуднево, Гульцово, Усты.

23 января войска 10-й армии приступили к ликвидации контрудара противника; 323-я стрелковая дивизия начала наступление в направлении Маклаки, Брынь, 322-я дивизия – на Думиничи, Брынь. Одновременно 328-я стрелковая дивизия во взаимодействии с подошедшей 12-й гвардейской стрелковой дивизией наступала в направлении Усты (8 км северо-восточнее Думиничей). Однако противник всюду упорно оборонялся, и завязались упорные бои.

В это же время ударом на Михалевичи начала прорыв из окружения сухиническая группировка противника (в целом силой до дивизии под командованием генерала фон Гильза). Части 324-й стрелковой дивизии в этом районе не смогли отразить ее сосредоточенной атаки и лишь задержали дальнейшее распространение противника, но ненадолго. 25 января ему удалось занять Николаево, южнее Михалевичей, а затем и Воронеты. Бой на этом направлении продолжался до 27 января. В этот день группировка противника соединилась в районе Николаева с войсками наступавшей с юга жиздринской группировки. Сил для ликвидации окруженного в районе Сухиничей противника у 10-й армии не хватало, так как блокада осуществлялась одной лишь 324-й стрелковой дивизией, понесшей к тому же значительные потери в предшествующих боях.

С 24 часов 27 января в районе Сухиничей была создана новая, 16-я армия во главе с прибывшим сюда с правого крыла фронта управлением этой армии. В ее состав были переданы из 10-й армии пять стрелковых дивизий (323, 328, 324, 322 и 12-я гвардейская стрелковые дивизии), одна танковая бригада (146-я) и два лыжных батальона^[23]. 10-я армия с оставшимися у нее двумя дивизиями и вновь переданной в ее состав 385-й стрелковой дивизией продолжала удерживать ранее занимаемые ею рубежи к северо-западу от правого фланга 16-й армии.

Дальнейшие боевые действия на Жиздринском направлении вела уже 16-я армия, войска которой 29 января заняли город Сухиничи, а затем начали наступление в общем направлении на Жиздру. К исходу 30 января войска армии, оттеснив противника, занимали следующее положение: 323-я стрелковая дивизия, наступая с запада, вела бой за Слободку, Маклаки, Поляны; 328-я – за Хлуднево, Кишеевку; 12-я гвардейская – за Куклино, Пищалово; 324-я – за Казарь, Хомутово; 322-я – за Речицу, Лошево. Против войск армии действовали 216-я и 208-я пехотные и части 4-й танковой дивизий, упорно оборонявшие подступы к Жиздре^[24].

Контрударом из района Жиздры на Сухиничи противник значительно осложнил обстановку на фронте 10-й армии и даже в целом на левом крыле Западного фронта. Этот контрудар в конечном итоге был отражен, однако на первом его этапе противнику удалось продвинуться на север до 60 километров и более, приостановив тем самым дальнейшее продвижение на запад войск 10-й армии и выручив из окружения в городе Сухиничи группу генерала фон Гильза.

Сам по себе этот контрудар противника имел ограниченную цель. Но он подтвердил опасное положение левого крыла Западного фронта, создавшееся из-за уступа, о котором уже упоминалось, и даже разрыва между смежными крыльями Западного и Брянского фронтов, а также из-за общего недостатка наших сил. В данном случае цель противника была ограниченной, и советскому командованию удалось справиться с создавшимся частным кризисом. Но ничто не гарантировало от повторения вражеского контрудара более крупными силами и с более решительными задачами.

Таким образом, в январе 1942 года наиболее медленно наши войска продвигались в направлении на Калугу, Юхнов, вблизи стыка центра и левого крыла Западного фронта. Крупная группировка немцев упорно оборонялась в треугольнике Мятлево – Полотняный Завод – Юхнов, прикрывая Варшавское шоссе и железнодорожное направление Калуга – Вязьма. Несмотря на угрозу охвата с обоих флангов нашими наступавшими войсками центра и левого крыла (43, 49 и 50-й армиями и 1-м гвардейским кавалерийским корпусом) и постепенное сжатие кольца окружения, юхновская группировка немцев прочно удерживала занимаемый район. За Юхнов немцы держались особенно упорно, так как город на тот момент являлся ключевым опорным пунктом для прикрытия автострады Рославль – Юхнов, которая являлась единственной жизненной артерией для немецкой 4-й полевой армии.

Германское командование понимало всю важность удержания в своих руках шоссе, являвшегося «дорогой жизни» 4-й полевой армии, и принимало все меры для укрепления на подступах к нему системы многочисленных опорных пунктов и узлов сопротивления. Гитлеровцы буквально цеплялись здесь за каждый метр земли, оборудовали в деревнях и вдоль шоссе оборонительные укрепления, опоясали их окопами и колючей проволокой, сплошными минными полями. На 50-километровом участке от Юхнова до Милятина насчитывалось более тридцати таких узлов-крепостей. По обе стороны от шоссе немцы возвели снежные валы. В некоторых местах они были свыше трех метров. Облитые водой на многих участках и обледенелые, они оказались труднопреодолимым препятствием даже для танков. Круглые сутки по шоссе двигались так называемые подвижные группы – пехота на бронетранспортерах и машинах, мотоциклисты и танки. Все мосты тщательно охранялись полевыми караулами. В книге непосредственного участника тех событий Августа Шмидта описана одна из мер, принятая немцами по удержанию Варшавского шоссе в январе 1942 года:

«Так как вражеское давление в направлении шоссе постоянно усиливалось, для ведения боевых действий у шоссе были образованы три участка охранения: участок «Запад» под командованием капитана Хауса, участок «Центр» под командованием капитана Лангезее и участок «Восток» – полковник Вальтер. Эти силы охранения состояли почти исключительно из команд обоза и службы тыла, из штабов и артиллерийской роты. 41-й моторизованный полк получил 15 января приказ в качестве подвижного ударного резерва дивизии держать в готовности ударные группы непосредственно у шоссе и отбрасывать каждого прорвавшегося противника встречным ударом. Как исходные районы сосредоточения для каждого батальона были определены места Калугово – Долгое, Адамовка и Людково – Лиханово. Этот приказ ставил перед 41-м пехотным полком в течение следующих месяцев самые жесткие требования, но и принес ему известность как «пожарной команде шоссе». Где бы русским ни удавалось приблизиться к шоссе, весь 41-й полк или его подразделения – часто усиленные штурмовым оружием, артиллерией и военной авиацией – перебрасывались на находящиеся под угрозой места и благодаря четко организованному и гибкому командованию его командира и смелости его людей предотвращали опасность длительного блокирования путей подвоза 40-й армии. Множество боев может быть описано в рамках этой книги только в немногих чертах.

15 и 16 января батальон 41-го полка отвоевал днем раньше потерянную деревню Трушково. Деревней Макаровка 41-й полк вновь овладел при поддержке штурмового оружия.

17 января на сообщение о подходе длинной вражеской колонны к Калугово 41-й моторизованный полк, усиленный артиллерией и двумя штурмовыми самоходными орудиями, отлично поддержанный военной авиацией, атаковал из Долгое на юг и занял в ходе боев с переменным успехом деревни Реча, Василево и Чичково, лежащие южнее от района Варшавского шоссе.

Противник уклонился на юг. До преследования не дошло, так как к вечеру новый враг снова прорвался почти до Людково, и 41-й полк пришлось отвести назад для быстрого ввода в бой у шоссе в районе Зайцева Гора, Калугово, Кавказ»^[25].

Кстати, командование вермахта высоко оценило успехи командира 41-го моторизованного полка 10-й моторизованной дивизии полковника Траута. 23 января ему за выдающееся командование и отличные успехи полка были вручены дубовые листья к Рыцарскому кресту. Мы еще неоднократно будем обращаться к книге Августа Шмидта^[26], так как она крайне богата фактическим материалом по интересующим нас событиям и позволяет взглянуть на происходящее глазами противника.

Особое значение в обороне немцев имел населенный пункт с названием Зайцева Гора (высота 275,6) и опорный пункт на высоте 269,8, что юго-западнее. С этих укрепленных пунктов шоссе и окружающая местность просматривались на несколько десятков километров. Гитлеровцы под Зайцевой Горой имели развитую сеть опорных пунктов, построенных на системе флангового огня, с большой насыщенностью всеми видами огня; инженерные сооружения: оборудованные блиндажи, снежные и земляные окопы, минированные опушки лесов, проволочные заграждения, противотанковые и противопехотные минные поля на лесисто-болотистой местности. Оборону здесь держали части 40-го танкового корпуса противника, в составе которого была 19-я танковая дивизия, уже участвовавшая в боях за Рославль и Смоленск. Командовал ею кавалер Рыцарского креста генерал-лейтенант Густав Шмидт. На вооружении дивизии были в основном танки чешского производства Pz-38(t). Кроме того, в сражении с нашими войсками в данном районе принимали участие 10-я моторизованная дивизия под командованием кавалера Рыцарского креста генерала Августа Шмидта, а также 331-я и 267-я пехотные дивизии. Находившееся позади них шоссе позволяло быстро маневрировать резервами. Германская авиация господствовала в воздухе.

Беспокойство по поводу автострады начиная с 8 января 1942 года постоянно выражал в своем дневнике начальник немецкого Генерального штаба сухопутных сил Франц Гальдер. Так, в записи от 8 января 1942 года читаем: «Очень трудный день! Развитие прорыва противника у Сухиничей на запад начинает становиться для Клюге невыносимым. В связи с этим раздаются настойчивые требования об отходе 4-й армии, с тем чтобы высвободить силы для прикрытия автострады Рославль – Юхнов – Москва. Уже утром я разговаривал по этому вопросу с Клюге. У фюрера в данной связи снова возникла дискуссия. Никакого решения не принято, однако дано указание о необходимости энергично использовать вспомогательные средства для прикрытия автострады»^[27].

31 января Гальдер оставляет в дневнике следующую запись: «На центральном участке фронта по-прежнему отмечается напряженное положение в 4-й армии. На автостраде у Юхнова – серьезные бои. Через брешь между 4-й танковой и 4-й армиями противник продолжает вводить силы в западном направлении»^[28].

И немудрено, что к событиям у Юхнова приковано внимание начальника немецкого Генштаба. Ведь дело было не только в возможной потере жизненно важной автострады. Над немецкой армией нависла более серьезная угроза. Ее очень четко раскрывает в своей работе бывший начальник штаба 4-й полевой армии немецкий генерал Блюментрит:

«Намерения русских понятны. Они планировали двойное окружение 4-й армии путем нанесения ударов на севере и на юге. Их окончательной целью было окружение и уничтожение этой армии на ее позициях западнее Москвы. Немецкое командование почти не надеялось избежать окружения и разгрома огромной южной группировки. Русские медленно расширяли брешь между 2-й танковой и 4-й полевой армиями. У фельдмаршала фон Клюге не было резервов, чтобы ликвидировать опасность, нависшую над южным флангом. Более того, 4-ю армию связывала с тылом только одна дорога. Она проходила через Юхнов, Медынь, Малоярославец и Подольск… Если бы русские, наступая с юга, сумели захватить нашу единственную жизненную артерию, с 4-й полевой армией было бы покончено…»^[29] Таким образом, если в конце января – начале февраля 1942 года на северном фланге группы армий «Центр» (в районе города Ржев) кризис был в основном преодолен, то в полосе 4-й армии и 4-й танковой армии немецкий фронт едва держался. Ситуация вышла из-под контроля, когда в середине января 1942 года обозначился новый успех 33-й советской армии. Ставка ВГК и сам командующий армией генерал Ефремов рассчитывали на быстрое продвижение советских войск к Вязьме. Оперативная обстановка позволяла надеяться на выход крупных сил Красной армии в тыл группы армий «Центр» и соединение частей Западного фронта (конкретно – ударной группы 33-й армии во главе с командующим армией и группы Белова) с частями Калининского фронта, продвигавшимися к Вязьме с севера. Чтобы облегчить прорыв соединений Ефремова и Белова, с 18 по 21 января 1942 года в районе населенных пунктов Знаменка и Желанье десантировались части 250-го воздушно-десантного полка и 201-й воздушно-десантной бригады, которые должны были сковать немецкую оборону с тыла, а затем соединиться с главными наступающими силами Красной армии.

Удачно войдя в прорыв, советские ударные группы продвинулись далеко в тыл немецкой обороны, в результате чего между 4-й полевой и 4-й танковой армиями образовалась широкая брешь севернее Юхнова. Фюрер был разгневан. По его мнению, командующий 4-й армией А. Кюблер не справился со своими обязанностями и не оправдал возложенных на него надежд. 21 января он был заменен бывшим командиром 43-го армейского корпуса генералом пехоты Г. Хейнрици. Кюблер пробыл в должности командующего армией чуть больше месяца. Однако Хейнрици пока также не располагал силами, чтобы выполнить приказ Гитлера о соединении своих войск с 4-й танковой армией в районе Шанского Завода. Попытка создания сплошного фронта без предварительного отхода грозила немцам большими потерями. Поэтому Клюге принял решение все же отвести 4-ю армию примерно на 15–20 километров на запад и закрепиться в районе Износок. После этого должен был последовать удар навстречу друг другу соединений правого фланга 4-й танковой и левого фланга 4-й полевой армий.

27 января 1942 года, в тот же день, когда солдаты 9-й армии получали поздравления фюрера в связи с успешно выполненной задачей в районе Ржева, штаб группы армий «Центр» приказал: «4-й А: атаковать 29.01.42 всеми имеющимися в распоряжении силами сильный восточный фланг в направлении Желанье, Мелентьево… 20-й тд (4-й ТА): установить связь с частями 4-й А вдоль шоссе Егорье – Кулеши– Юхнов». 4-й армии предписывалось также осуществить отход на зимние позиции, причем главной ее целью являлось: «Повернув на восток, занять окончательные позиции в прежней бреши между обеими армиями»^[30]. Положение 4-й армии и 4-й танковой армии становилось близким к катастрофическому. Советские части находились уже на окраинах Вязьмы. Промедление с ответным ударом означало раскол немецкого фронта и возможное окружение значительных сил группы армий «Центр».

Утром 2 февраля 1942 года командующий 4-й танковой армией генерал Р. Руофф получил телеграмму из штаба группы армий «Центр», содержащую приказ на наступление. «Войскам 20-го армейского корпуса предписывалось силами 20-й танковой и 183-й пехотной дивизий рано утром 3 февраля 1942 года ударить с севера по частям 33-й армии, действующим в районе станции Угрюмово (50 км юго-восточнее Вязьмы, железнодорожная ветка Вязьма – Калуга)»^[31].

К вечеру 2 февраля несколько разрядилась обстановка непосредственно на окраинах Вязьмы. 5-му армейскому корпусу 4-й танковой армии удалось активными действиями сковать передовые части генерала Ефремова юго-восточнее города. 5-я танковая дивизия 5-го армейского корпуса контратаковала и остановила советские подразделения у деревни Дашковка. Однако бои здесь не затихали. Генерал Ефремов был полон решимости довести начатое дело до конца и взять Вязьму.

В ночь на 3 февраля 1942 года немецкие войска нанесли решительные удары по флангам 33-й армии и перерезали слабо защищенный коридор, через который группа Ефремова вошла в прорыв на Вязьму. Тем самым было положено начало резкому изменению оперативной обстановки на этом участке фронта группы армий «Центр». Одновременно был нанесен удар силами 4-й армии. 17-й пехотная дивизия, входившая в состав 12-го армейского корпуса, продвинулась в район Канашино и там установила связь с 4-й танковой армией. 17-я дивизия продолжала наступление в направлении деревни Фролово. Вскоре участок, где обозначился перевес сил на стороне немецких войск, был подкреплен отдельными частями из 268-й и 98-й пехотных дивизий вермахта.

Успех 20-й танковой и 17-й пехотной дивизий решил дело. Вечером 3 февраля 1942 года командование 4-й танковой армии доносило, что «в полосе 20-го ак, несмотря на тяжелые условия погоды, 20-я тд развивала наступление к югу, преодолевала сильное сопротивление противника, заняла Мамуши (западный берег реки Воря, примерно 10 км юго-западнее станции Угрюмово) и установила связь с 17-й пд в районе 2,5 км юго-восточнее Мамуши»^[32].

Брешь под Вязьмой была ликвидирована. В окружении юго-восточнее города оказались четыре дивизии 33-й армии во главе со своим командующим генерал-лейтенантом Ефремовым. Общая численность отрезанной группировки (с учетом проводившейся тогда в освобожденных районах Смоленщины мобилизации в армию новобранцев) доходила в феврале – апреле 1942 года до 10 тысяч человек.

Но вернемся к 50-й армии, части и соединения которой в скором времени станут главными участниками разыгравшейся трагедии в битве за Варшавское шоссе. Командовал армией генерал-лейтенант И.В. Болдин^[33].

После завершения Калужской операции боевые действия основной массы войск 50-й армии развивались на Юхновском направлении. Наиболее упорные бои происходили на фронте Кудиново – Зубово (юго-восточнее Юхнова), где была сосредоточена сильная группировка неприятеля. Против нее действовала ударная группа 50-й армии, состоявшая из 340, 154-й (без 437-го полка) стрелковых дивизий и 12-й танковой бригады со средствами усиления. Командование Западного фронта директивой № 269 от 9 января следующим образом определило задачу 50-й армии: «Командарму-50 – разгромить зубово-юхновскую группировку и не позднее 11.1.42 овладеть Юхнов; в дальнейшем взаимодействуя с группой Белова, главными силами наступать в общем направлении на Слободка (северо-западнее Юхнова 27 км), Вязьма. Правым флангом, взаимодействуя с 49-й армией, наступать в общем направлении на Пушкино (северо-восточнее Юхнова 15 км), имея в виду, что левый фланг армии обеспечивается выдвижением двух стрелковых дивизий в район ст. Чипляево, Занозная (восточнее Спас-Деменска)»^[34].

К 10 января в полосе действий 50-й армии разведкой отмечались части 260, 263 и 213-й (354-й пехотный полк) пехотных дивизий противника. В течение 7 и 8 января 50-я армия вела наступление на всем фронте. Немецко-фашистские войска, организовав в ряде пунктов круговую оборону, оказывали упорное сопротивление. Только на отдельных участках нашим войскам удалось несколько продвинуться. Затянувшиеся бои за Юхнов и неудавшаяся попытка 1-го гвардейского кавалерийского корпуса овладеть им с хода требовали сосредоточить внимание на задаче быстрейшего захвата Юхнова.

Произведя перегруппировку войск с правого фланга на левый, 50-я армия основные силы сконцентрировала на Юхновском направлении. Выходом группы генерала П.А. Белова (1-й гвардейский кавалерийский корпус) за Варшавское шоссе к западу от Юхнова и последующим его выдвижением на Вязьму мог быть достигнут охват группировки противника в районе Юхнова. Несмотря на энергичные действия наших войск, сопротивление противника продолжало нарастать.

«Данными разведки к 22 января было установлено, что перед фронтом 50-й армии действовало до 12 пехотных полков из состава 31, 131, 137, 213, 52-й пехотных и 19-й танковой дивизий немцев. В этих условиях командование 50-й армии направило основные усилия на свой левый фланг, где была сосредоточена главная группировка армии в составе: 344, 290, 413, 173-й (после 20 января передана из 49-й армии) и 340-й стрелковых дивизий, получивших общую задачу наносить удар в обход Юхнова с юга и юго-запада. Приказом командующего армией от 27 января, войскам 50-й армии были поставлены следующие задачи:

344-я сд должна была наступать из района Давыдово, Живульки в направлении Мочалово, Долина;

290-я сд – с фронта Чернево (севернее Живулек 1 км), Гороховка в направлении Лабеки с развитием в последующем удара на Шуклеево (западнее Юхнова);

413-я сд, блокировав частью сил опорные пункты противника Гороховку, Ситское, должна была главными силами выйти 28 января в район Марьино, Войтово, Крутое (все пункты западнее Юхнова);

173-я сд, дравшаяся за Барсуки, получила задачу блокировать этот пункт и продолжать наступление на северозапад, имея целью выйти 28 января в район Спорное, Жорновка, Семижо.

Если взглянуть на карту, то станет понятно, что части 50-й армии, обходя Юхнов с юго-запада, стараются прорвать оборону немцев вдоль шоссе, чтобы перерезать его и замкнуть кольцо блокады вокруг юхновского гарнизона противника.

В итоге к 31 января на левом фланге удалось овладеть Барсуками и перехватить в некоторых местах Варшавское шоссе. На правом фланге армии наступление должного развития не получило. Борьба за Юхнов продолжалась в последующий период и вылилась в ожесточенные бои на этом направлении»^[35].

Мы для того, уважаемый читатель, так подробно останавливаемся на январских боевых действиях 50-й армии, чтобы было понятно, что к тому моменту, как части 50-й армии, обходя Юхнов с юго-запада, подошли к району Зайцевой Горы, они были измотаны непрекращающимися двухмесячными боями. Позади были десятки освобожденных сел и деревень и потери, потери, потери. Постоянно наталкиваясь на отчаянно сопротивлявшихся немцев, солдаты 50-й армии, наступая вдоль шоссе, приближались к той трагической точке, которая и является целью нашего исследования, – Зайцевой Горе.

Глава 3
Проба сил (февраль 1942 года)

Для содействия войскам Западного фронта в окружении и разгроме юхновской группировки советское командование решило провести еще одну воздушно-десантную операцию. Под Юхновом гитлеровские войска оборонялись упорно. Они сковывали в этом районе значительные силы войск Западного фронта и не давали им возможности соединиться с войсками 33-й армии и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса. 10 февраля 4-й воздушно-десантный корпус получил задачу силами 9-й и 214-й бригад и батальона 8-й бригады десантироваться в районе западнее Юхнова, прорвать фронт обороны противника с тыла в направлении Ключей, в последующем выйти на Варшавское шоссе и соединиться с частями 50-й армии. Армии И.В. Болдина следовало наступать навстречу воздушному десанту^[36]. В ряду исследователей нет единства по вопросу о численности десанта, но, правда, имеющиеся разночтения невелики. Автор работы «Краткий курс истории Великой Отечественной войны: наступление маршала Шапошникова» А. Исаев приводит даже численность десантников побригадно, выброшенных с 19 на 20 февраля: «В ночь с 19 на 20 февраля в районе Большая Еленка был выброшен парашютный десант в составе 9-й (1350 человек) и 214-й (2239 человек) воздушно-десантных бригад 4-го воздушно-десантного корпуса»^[37]. Общая численность 4-го воздушно-десантного корпуса составляла порядка 10 тысяч человек, но не надо забывать, что одна бригада этого корпуса (8-я воздушно-десантная бригада) была десантирована еще в январе 1942 года, о чем говорилось ранее. При подготовке десантной операции и в ходе десантирования в феврале 1942 года имели место существенные недостатки: вместо трех ночей операция заняла неделю; фронтовые бомбардировщики и штурмовики не поддерживали воздушные десанты в районах высадки и в ходе боевых действий; точность выброски личного состава и грузов была недостаточно высокой; часть десанта выброшена вне намеченного района. Недостаточно четко было организовано взаимодействие между штабом 4-го воздушно-десантного корпуса и авиационной группой обеспечения. Путаницу и неуверенность в действия летчиков вносило большое количество костров и пожаров на земле, среди которых трудно было распознать «свои» сигналы. К тому же в дальнейшем сигналы подавал и противник, обозначая ложные площадки или места сбора. «Лучшим и единственно надежным средством обозначения площадок приземления ночью в то время были костры. Они и широко применялись. Однако в рассматриваемых условиях этот способ не всегда давал хорошие результаты. Стояли морозные ночи, костры жгли партизаны и наши части, сражающиеся в тылу врага. Зажигали костры и войска противника, чтобы согреться или в целях дезориентирования наших самолетов, которые не только выбрасывали десантников, но и снабжали всем необходимым партизанские отряды»^[38]. Общий вывод по воздушно-десантным операциям 1942 года делает исследователь В.И. Петров: «Опыт битвы под Москвой позволил сделать вывод о том, что для успешного применения воздушно-десантных войск необходимы: предварительная и тщательная разведка местности и группировки противника в районе десантирования; продуманный и детально разработанный план десантирования; точное определение времени и глубины выброски десанта, с тем чтобы взаимодействующие наземные части могли быстро к нему подойти и развить достигнутый успех; тщательный отбор людей в отряды и снабжение их всеми необходимыми боевыми и техническими средствами; достаточные силы военно-транспортной авиации для десантирования и боевой авиации для обеспечения десантирования; централизованное управление привлекаемыми силами»^[39].

20 и 21 февраля прошли в сборе десантников, имущества и разведке противника. Окончательно сбор десанта был осуществлен к исходу 23 февраля. Сам корпус перешел в наступление в ночь на 24 февраля. Через два дня части корпуса овладели рубежом Ключи – Иванцево и почти полностью выполнили свою задачу. Но встречное наступление войск 50-й армии успеха не имело.

Кстати, о 50-й армии, которая и является главным объектом нашего исследования. Согласно извлечению из оперативной сводки № 35 Генерального штаба Красной армии на 8.00. 4.02.42, «50-я армия занимала прежнее положение на достигнутых рубежах»^[40] и готовилась к продолжению наступательных действий в районе Варшавского шоссе. Ровно через сутки армия вела уже наступательные бои на всем своем фронте. В ночь на 7 февраля 1942 года и с утра 50-я армия ведет ожесточенные бои на всем фронте, противодействуя прорыву сильных групп противника из района города Юхнов в западном направлении.

Первой вступила в бой в районе Зайцевой Горы, как это ни покажется странным, не 50-я, а 10-я армия Западного фронта. Хотя на самом деле ничего странного в этом нет. Дело в том, что пока соединения и части 50-й армии с тяжелыми кровопролитными боями из района Юхнова продвигались вдоль Варшавского шоссе, пытаясь нащупать слабое место в обороне противника, чтобы вырваться на шоссе и окончательно перерезать его, 10-я армия, выполняя свою задачу, ушла далеко на запад. Освободив станцию Барятинская, города Киров и Людиново, соединения и части 10-й армии оказались ближе всех к Варшавскому шоссе в районе Зайцевой Горы.

Взломать оборону противника и выйти на шоссе в этом районе было приказано частям 385-й стрелковой дивизии. Сформированная в сентябре 1941 года в столице Киргизии городе Фрунзе дивизия имела следующий состав: 1266, 1268, 1270-й стрелковые полки, 948-й артиллерийский полк, 672-й отдельный зенитный дивизион, 403-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион, 665-й отдельный саперный батальон, 836-й отдельный батальон связи, 470-й медико-санитарный батальон, 447-я отдельная разведывательная рота и другие части. Командир дивизии – полковник Савин Илья Михайлович. 25 ноября 1941 года дивизия прибыла на фронт и 8 февраля 1942 года получила первый боевой приказ: овладеть деревней Лощихино, находящейся в 16 километрах юго-западнее Зайцевой Горы. Нашим частям здесь противостояли части 19-й немецкой танковой дивизии, входившей в 40-й танковый корпус 4-й полевой армии.

В ночь с 8 на 9 февраля 1268-й стрелковый полк под командованием И.Д. Резниченко начал наступление на деревню Лощихино со стороны населенных пунктов Высокая Гора и Шемелинки. Полк был сформирован в 1941 году в городе Фрунзе. Младший и рядовой состав полка был укомплектован составом 1900–1918 годов рождения. Тыловые части комплектовались более старшими возрастами. Полный состав полка на момент наступления насчитывал: командиры – 175 человек; младший начальствующий состав и рядовые – 2258 человек^[41].

Командир первого стрелкового батальона 1268-го стрелкового полка капитан Белов отдает приказ о наступлении первой и второй стрелковым ротам. В бой за Лощихино солдаты вступили прямо с марша при полном отсутствии разведки и артиллерийской поддержки. Уставшие от долгого перехода по занесенным снегом дорогам, бойцы дружно поднялись в атаку. Немцы встретили наступающих шквальным огнем, но в 12 часов дня двум нашим ротам удалось ворваться на северную окраину деревни. Однако остальные подразделения не смогли подойти к деревне из-за сильного огня противника. Полку пришлось отойти. В бою выбыло много строевых командиров; погибли командир первой роты лейтенант Кудельский, политрук Желенко и политрук первой пулеметной роты Подвальный. Вот и первые потери дивизии, которые будут с каждым днем расти как снежный ком. К концу мая 1942 года это полнокровное соединение в результате ожесточенных боев в районе Зайцевой Горы почти полностью потеряет боеспособность. Но об этом позже…

Третья стрелковая рота 1268-го стрелкового полка в это время была направлена к деревне Бельня для оказания помощи наступающим подразделениям 1101-го стрелкового полка 326-й стрелковой дивизии. Последующая судьба этой роты была печальной. Согласно журналу боевых действий 1268-го стрелкового полка, «связь с ними прервана, и рота полностью погибла в боях с немцами»^[42].

10 февраля по приказу комполка 1, 2 и 9-я роты вторично наступают на Лощихино. Из добровольцев была создана штурмовая группа из восьмидесяти человек под командованием командира минометного батальона старшего лейтенанта Самаркина и политрука Хомякова. Накануне атаки наши бойцы наблюдали, как по полю боя передвигались немцы и раздевали наших погибших бойцов. Враги снимали с шапок красноармейские звездочки в качестве трофеев. После увиденных гнусностей, творимых врагами над их боевыми друзьями, лежащими на поле боя, бойцы рванулись на штурм деревни и молниеносным ударом взяли ее. В руках фашистов осталось лишь несколько крайних домов^[43]. В ходе боя отличились бойцы 3-й пульроты – пулеметчики сержант Снориков и Мардиев, которые погибли в этом же бою в занятом ими доме, а сержант Баранов уничтожил гранатами вражеский дзот. Но потери были велики, особенно среди командного состава. В бою были ранены командир и политрук батальона – Белов и Баранов, комроты лейтенант Конкин и политруки Иванов и Ильин. Наибольшие потери понес младший командный состав батальона. Рядовые бойцы оказались в замешательстве. Воспользовавшись этим, немцы контратакой выбили наших из деревни.

На следующий день части 385-й стрелковой дивизии продолжили упорную борьбу за населенные пункты Лощихино и Сининка. В ночь с 10 на 11 февраля 1942 года в бой вступают подразделения 1266-го стрелкового полка с приказом атаковать из района Чумазово деревню Сининка, находящуюся на ближних подступах к Варшавскому шоссе. Подпустив атакующие советские части на расстояние 500 метров, немцы открыли сильный огонь. Плотность вражеского огня была столь велика, что все атакующие вынуждены были залечь. Пролежав весь день под огнем противника и неся потери, бойцы 1266-го стрелкового полка отступили на прежние рубежи. В этом бою погиб командир пульроты – лейтенант Жужов^[44].

Оперативная сводка № 43 Генерального штаба Красной армии на 8.00 12 февраля 1942 года дает нам следующую скупую информацию: «10-я армия частью сил вела наступательные бои и частями 385-й сд овладела районом Лощихино»^[45]. Но это только так сказать – «районом», – а бои за сам населенный пункт продолжались. На следующий день – 12 февраля – снова атака. 3-й стрелковый батальон 1268-го стрелкового полка в этот день вел бой за овладение деревней Яковлевская. В наступлении участвовали 7-я и 8-я роты 3-го батальона 1268-го стрелкового полка. Согласно планам командования, 2-й взвод 3-й пульроты с приданным стрелковым взводом должны были отвлечь внимание противника с фронта, в то время как роты ударят по врагу с флангов. Во время атаки прекрасно действовали пулеметчики Плюхин и Чернышев, прикрывая своим огнем наступавших. Несмотря на хитрость, сломить сопротивление немцев не удалось, и наступающие были вынуждены отойти^[46]. В это же время подразделения 1266-го стрелкового полка с боем взяли деревню Сининка, где у врага были захвачены большие трофеи и документы штаба батальона 557-го пехотного полка. В этом бою отличился старший лейтенант Н.В. Лазов, в ходе боя назначенный командиром 1-го батальона. Опытный офицер, участник Первой мировой и Гражданской войн, он грамотно спланировал план штурма деревни Сининка, что и позволило добиться цели атаки. В ходе боя отважный командир был ранен, но не покинул поле боя до тех пор, пока не была организована оборона в освобожденной деревне, за что впоследствии был награжден орденом боевого Красного Знамени. Потери наступающих составили 60 человек.

С 13 февраля части 385-й стрелковой дивизии вели наступление на деревню Прасоловка, которая являлась сильным опорным пунктом врага, а также хуторов Гореловский и Малиновский. Сводки Генштаба Красной армии подтверждают эти данные: «10-я армия частями 385-й сд вела наступление и во второй половине дня 13.2. овладела районом Гореловский, Малиновский, Марьино, Замошье и вела бой за овладение районом Яковлевка»^[47]. Из-за ураганного огня и больших потерь среди личного состава командование дивизии отводит свои части от этих населенных пунктов, занятых фашистами.

Об ожесточенности боев могут дать представление следующие цифры и факты. К 14 февраля в составе полков оставалось личного состава: 1270-й стрелковый полк – 372 человека; 1268-й стрелковый полк – 295 человек; 1266-й стрелковый полк – 407 человек^[48].

Но бои за данные населенные пункты не затихают. 14 февраля продолжаются бои за Яковлевскую, Прасоловку и Лощихино. 1266-й стрелковый полк пытается овладеть населенными пунктами Малиновский и Прасоловка. Немцы в это время получают подкрепление из населенного пункта Емельяновский – около 300 человек. В результате атаки полк понес большие потери и остался на достигнутом рубеже у Малиновского и Прасоловки, 100 и 400 метров соответственно. На следующий день – 15 февраля бойцы 1266-го стрелкового полка делают еще одну попытку овладеть хутором Малиновский, но из-за яростного противодействия противника вынуждены отойти к хутору Гореловский.

16 февраля 1268-й стрелковый полк получает приказ овладеть деревней Яковлевка. В 2.00 17 февраля 1-й и 2-й стрелковый батальоны полка перешли в наступление при поддержке 948-го артиллерийского полка. В результате встречного боя с противником выбыли из строя: комбат 3-го стрелкового батальона старший лейтенант Сакаев и политрук Холодилин. Подразделения полка, не сумев сломить сопротивление немцев, отходят на прежние позиции. 1266-й стрелковый полк 16 февраля согласно приказу безуспешно штурмует Прасоловку с западного направления. Немцы в районе Прасоловки подпускают советских бойцов на 100 метров и открывают ураганный огонь из всех видов оружия. Солдаты полка вынуждены залечь в 500 метрах от окраины населенного пункта.

Немцы тоже не сидят сложа руки и периодически предпринимают ответные действия против наступающих советских войск. Так, 16 февраля противник организует контратаку из Фомино-1 на деревню Сининка, занятую нашими войсками. Атаку удается отбить. Потери немцев – 100 человек, потери наших – 35 человек. В районе хутора Гореловский бойцами 1270-го стрелкового полка сбит немецкий самолет^[49]. Эти сухие строки из журнала боевых действий 385-й стрелковой дивизии вызвали у авторов живой интерес. Захотелось подробнее узнать об этом эпизоде в сражении за Зайцеву Гору и Варшавское шоссе. Ведь не каждый день на фронте пехотинцы сбивают немецкие самолеты. Этот героический поступок, а вернее сказать – подвиг совершил красноармеец – пулеметчик Алексей Савельевич Гончаров, первый номер станкового пулемета из состава 1270-го стрелкового полка.

15 февраля 1942 года расчет А.С. Гончарова прикрывал наступление 4-й роты на безымянную высоту в районе хутора Гореловский. В этом бою огнем своего пулемета Алексей Савельевич уничтожил 35 немецких солдат и двух офицеров, расстрелял орудийный расчет и сбил немецкий самолет. В самый разгар наступления отважный пулеметчик получил ранение, но наотрез отказался покинуть поле боя. Только к концу дня раненого пулеметчика, когда от потери крови он потерял сознание, отправили в госпиталь, который расположился в городе Серпейске. 17 февраля 1942 года от полученного ранения красноармеец А.С. Гончаров умер.

Командир 1270-го стрелкового полка капитан Мозалев буквально через несколько дней, как говорится, по горячим следам, написал представление о награждении отважного пулеметчика орденом боевого Красного Знамени. Командир 385-й стрелковой дивизии полковник Немудров, подписавший этот наградной лист 17.04.1942, в графе «заключение вышестоящих начальников» размашисто синим карандашом написал: «Вполне достоин награждения орденом Ленина и Золотой Звездой и присвоения звания Герой Советского Союза». Командующий 10-й армией генерал-майор Попов также посчитал, что подвиг, совершенный Гончаровым, достоин награждения орденом Ленина c присвоением звания Героя Советского Союза. К сожалению, красноармеец А.С. Гончаров был награжден лишь орденом Ленина – посмертно.

А что же немецкая сторона говорит по поводу сбитого самолета? Этот факт подтвержден документом, в нем говорится: «16.02.1942 самолет Ю-87 Д-1, № 0453, из состава штаба второй группы StG-1, пилотируемый капитаном Юлиусом Райхенбергером, в районе хутора Гореловский был сбит огнем пулемета с земли. При этом летчик погиб, а самолет поврежден на 100 %, то есть восстановлению не подлежит»^[50].

В сводке от 16 февраля немцы лаконично сообщают: «19 тд отбила атаку противника»^[51]. Сводки советского Генштаба не менее оптимистичны: «10-я армия частями 385-й сд к исходу 17.2. овладела районом Малиновский – Гореловский (22 км восточнее г. Спас-Деменск)»^[52].

После больших потерь у Прасоловки 1266-й стрелковый полк отходит к Сининке и Чумазово. И вновь извлечение из оперативной сводки группы армий «Центр» на 18 февраля: «19-я тд отбила крупную атаку противника на населенный пункт 2 км северо-восточнее населенного пункта Прасоловка»^[53]. Но это, так сказать, сводки из центра, а вот что, например, показывал в своем донесении непосредственный участник событий комполка капитан Мозалев: «13–17 февраля 1942 года Гореловский и Сининка взяты. Есть пленные. Лощихино, Яковлевка, Прасоловка – крепкие орехи. Много жертв, а дело до конца не доведено. Кто перед нами, огневые средства противника – все это неизвестно. Разведка запоздала, да ее, по-видимому, недооценивают. Взять «с хода» – это не только не серьезно, но и преступно. Артиллерия не подтянута, в результате дивизия тает, а Лощихино, Яковлевка, Каменка и пр. крепнут»^[54].

19 февраля солдаты 1268-го стрелкового полка проводят ночную разведку боем у деревни Яковлевская под командованием капитана Задорожного. В результате боя удалось ворваться в деревню, но закрепиться советские солдаты не смогли и были вынуждены отойти.

20 февраля советский Генштаб констатирует: «385-я сд в результате контратаки противника оставила район Малиновский и отошла на рубеж Сининка – Марьино»^[55]. Кровопролитные атаки успеха не принесли, а потери наши части понесли большие. Так, за период с 9 по 22 февраля 1942 года только 1266-й стрелковый полк понес следующие потери: убито – 502 человека; ранено – 937; пропало без вести – 170 человек. 22 февраля к 22.00 части 385-й стрелковой дивизии в результате контратак противника были вынуждены оставить район Гореловский. Причем в результате немецкой контратаки к ночи полностью погибла 1-я рота 1270-го стрелкового полка, которая обороняла Гореловский^[56].

Но борьба не прекращается. В ночь с 22 на 23 февраля 1268-й стрелковый полк проводит атаку на деревню Яковлевскую в составе двух неполных батальонов, и – опять неудача. Командование вынуждено отдать приказ блокировать деревню Яковлевская. Для атаки сил уже не хватает. В утреннем донесении группы армий «Центр» от 24 февраля 1942 года бодро сообщается о том, что 19-я танковая дивизия отбила боевую разведку противника против населенных пунктов 2 километра северо-восточнее и севернее населенного пункта Прасоловка. Части же 50-й армии в это время силами ударной группировки продолжают вести ожесточенные наступательные бои на подступах к Варшавскому шоссе. Вот как виделась обстановка на данном участке фронта немецкой стороне: «После пяти дней затишья снова начались бои за шоссе. 23 февраля, в День Красной армии, русские продвинулись широким фронтом к шоссе с юга, на этот раз к западу от долины Пополты. Скоро они стоят со своими танками на шоссе то под Людково, то под Адамовкой, то под Кавказом. Здесь противник в первый раз применил для перевозки своей пехоты мотосани. Но снова и снова он отбрасывался на юг атаками 41-го моторизованного полка 10-й мд, усиленного самоходными орудиями, 5-см противотанковыми пушками и четырьмя 8,8-см зенитными пушками. После 25 февраля можно было считать шоссе на этом участке свободным. Но уже становилось заметным новое давление со стороны противника, на этот раз с севера. Как было очевидно из трофейных карт, удар 50-й советской армии с юга преследовал цель соединиться с находящимися севернее шоссе силами противника и нанести удар в спину стоящих на Угре частей 4-й армии. Расположенное к северу от района Варшавского шоссе слабое охранение 31-й пехотной дивизии было выбито из Адамовки. Требовалось введение пехотного полка, чтобы до 28 февраля отбросить противника к Ключам (8 км севернее Адамовки).

28 февраля Гитлер утвердил, принимая во внимание предстоящий период распутицы, отвод Восточного фронта, предложенный уже в начале февраля главнокомандующими. Ночью с 3 на 4 марта начался отвод 4-й армии за участки Реса и Угра к западу от Юхнова. В начале марта также продолжались атаки русских с юга в направлении шоссе между Адамовкой и Кавказом. Оборона этого отрезка шоссе с севера и юга была поручена полковнику Трауту, которому придавались также части 31-й пехотной дивизии и 19-й танковой дивизии»^[57].

В результате боев с 9 по 22 февраля 1942 года 385-я стрелковая дивизия понесла огромные потери: 1266-й стрелковый полк – 502 человека убито, 170 пропало без вести; 1268-й стрелковый полк – 386 человек убито, 272 пропало без вести; 1270-й стрелковый полк – 369 человек убито, 24 пропало без вести; 948-й артиллерийский полк – 21 человек убит, 17 пропало без вести^[58]. Потери огромные, а продвижения в глубь линии фронта практически нет. Лишь на некоторых участках удалось продвинуться на 100–300 метров. За неумелое руководство войсками был снят с должности командир дивизии полковник И.М. Савин. Новым комдивом 23 февраля 1942 года был назначен полковник Г.М. Немудров. После смены командования дивизия продолжала вести наступление в районе населенных пунктов Прасоловка, Лощихино, Гореловский, Малиновский, неся при этом огромные, ничем не оправданные потери.

Глава 4
Бои в первой половине марта 1942 года

В марте значительных изменений на данном участке фронта не произошло. Подразделения 385-й стрелковой дивизии упорно пытались нащупать слабое место в немецкой обороне на подступах к Варшавскому шоссе. Каждая деревня, занятая немцами, была превращена в опорный пункт, приспособленный к круговой обороне. Судя по оперативным сводкам Генерального штаба Красной армии, на этом участке Западного фронта, вплоть до 6 марта, части 10-й армии занимали прежнее положение и боевых действий не вели. На самом деле это не так.

Так, не оправившись толком от понесенных в феврале потерь, 385-я стрелковая дивизия уже 2 марта получает приказ атаковать Яковлевскую и Лощихино. Наступающие подошли с северо– и юго-востока к окраинам на 100–150 метров, но были отбиты. 6 марта вновь атака все тех же населенных пунктов. Двум ротам 1270-го стрелкового полка удается ворваться в деревню Лощихино. Бой за овладение деревней ведется на протяжении всего дня, но, не получив подкрепления и поддержки, закрепившиеся в населенном пункте роты были практически истреблены контр атакующими немцами. В это же время 1266-й стрелковый полк пытается овладеть деревней Яковлевская. Наступающие были обнаружены противником, который открыл шквальный огонь из всех видов оружия. Атака сорвалась. Весь день по наступающим немцы ведут артиллерийский и минометный обстрел и наносят бомбовые удары с воздуха. Потери частей 385-й стрелковой дивизии страшные. 1266-й стрелковый полк потерял 86 человек убитыми и пропавшими без вести, 1268-й стрелковый полк – 342 человека, 1270-й стрелковый полк – 400 человек^[59]. Оперативные сводки Генерального штаба Красной армии оживляются:

Извлечение из оперативной сводки № 65 Генерального штаба Красной армии на 8.00 6.03.1942:

«10-я армия на правом фланге и в центре с утра 5.3. перешла в наступление и занимала положение: 385-я сд ворвалась в нп Яковлевка и Лощихино, где вела уличные бои с противником…»^[60]

Извлечение из оперативной сводки № 66 Генерального штаба Красной армии на 8.00 7.03.1942:

«50-я армия правофланговыми частями, наступая в северном направлении, овладела районом Труфаново, Гороховка, Красное (11–13 км юго-западнее г. Юхнов), а частями ударной группы продолжала вести упорный бой за овладение Московско-Варшавским шоссе.

10-я армия частями правого фланга и центра 5.3. вышла на рубеж Яковлевка, Лощихино, Бельня, Харинка, но, вследствие сильного артиллерийского огня и контратак пехоты противника, в первой половине дня 6.3. отошла в исходное положение»^[61].

11 марта немцы организовали контратаку на позиции 385-й стрелковой дивизии в районе населенных пунктов Филипково и Сильковичи. Бойцам 1266-го стрелкового полка удалось отбить вражеское наступление, в котором участвовало до пятисот человек пехоты при поддержке 203-мм батареи со станции Занозная. На следующий день полк, чтобы обезопасить свои позиции от подобных вторжений, занял населенные пункты Слобода и Ракитня. 17 марта дивизией было организовано наступление на занятые немцами деревни Студеное и Сильковичи, находившиеся в тылу у наступавшей на Варшавское шоссе дивизии. Атакующим бойцам удалось приблизиться только на 400 метров к окраинам данных деревень. Огонь немцев был настолько интенсивен, что наши бойцы залегли на достигнутом рубеже. В бою был смертельно ранен и скончался заместитель командира дивизии полковник Филимонов.

Тело погибшего было отправлено в тыл и захоронено в городе Мосальск. На следующий день повторной атакой бойцам 1266-го стрелкового полка удалось ворваться на северную окраину деревни Студеное, занять двенадцать домов и закрепиться в них. В этом бою погибли командир второго батальона 1266-го стрелкового полка капитан Щербинин и политрук Комаров. Для поддержки атаки на Студеное и развития успеха был выслан отряд лыжников – 80 человек под командованием начальника штаба 1266-го стрелкового полка капитана Терехина. Несмотря на поддержку, нашим бойцам продвинуться не удалось, залегшая на окраинах деревни под огнем противника пехота в атаку не поднялась. В этом бою потери 1266-го стрелкового полка составили 106 человек^[62].

25 марта, действуя на левом фланге дивизии, 1268-й стрелковый полк сковывает противника в районе Яковлевка – Каменка. Командир полка приказал 1-му стрелковому батальону демонстрировать наступление на Яковлевскую и перерезать дорогу Яковлевская – Каменка – Лощихино. Во время выдвижения на исходные для атаки позиции подразделения заблудились, так как на карте оказались неверно отмечены населенные пункты. Ошибка произошла из-за плохо поставленной и организованной разведки. До наступления бойцы сосредоточились в Чумазовском лесу. С наступлением темноты вышли, построившись следующим образом: впереди штурмовой отряд старшего лейтенанта Дудко, 3-й стрелковый батальон лейтенанта Кашера и 2-й стрелковый батальон старшего лейтенанта Панцевича. Марш проходил в условиях бездорожья по глубокому снегу. Бойцам пришлось пробивать дорогу обозам и артиллерии. К рассвету достигли рощи Сердце, что северо-восточнее Каменки. Проведя разведку, приняли решение наступать на Каменку, укрепленную дзотами и снежными окопами. Наступление проводилось без поддержки артиллерии, которая отстала во время ночного марша. В деревню удалось ворваться всего пятерым бойцам, которые там и погибли, остальные, прижатые плотным огнем противника, были вынуждены отступить^[63].

А каковы же результаты боев за эти населенные пункты, спросите вы? И опять же скрепя сердце мы ответим вам, читатель: несмотря на понесенные потери – никаких! Дивизия тает как снег, а результатов нет. Правда, и немцам, оборонявшим Варшавское шоссе от Юхнова до Милятино, приходилось, мягко говоря, не сладко: «После окончания этих боевых действий вечером 6 марта все действовавшие на южном фронте части боевой группы Траута были сменены 17-м и 82-м пехотными полками. За исключением 111/41 (моторизов.), действовавшего севернее шоссе, 7 марта подразделения 41-го мп расположились для отдыха вокруг Милятино. Следующие дни предназначались для отдыха после чрезвычайного физического и психического напряжения последних месяцев, приведения в порядок оружия, обмундирования и снаряжения и, прежде всего, обучения прибывших 18 марта недостаточно обученных пополнений, многие из которых никогда еще не стреляли боевыми патронами.

15 марта дивизией было приказано сформировать боевой батальон из расположенных в районе Милятино подразделений, чтобы при внезапных нападениях русских на шоссе немедленно иметь в распоряжении готовое к действиям подразделение.

В середине марта командир дивизии по причине физического переутомления получил отпуск. Полковник Траут снова стал заместителем командующего дивизией, сохраняя командование 41-м моторизованным полком.

В результате боев 10-я пехотная (моторизованная) дивизия была разорвана на пять частей, находившихся далеко друг от друга».

Далее автор воспоминаний сетует: «Это была судьба почти каждой моторизованной дивизии в этой войне: она полностью или с частями, как «пожарная команда», бросалась в особенно угрожаемые места. Для командования и войск такое применение было в равной степени невыгодным. Командованию часто ставились задачи, которые можно было бы выполнить только силами всей дивизии. Внезапные подъемы по тревоге и выступление к новому месту ставили командование, прежде всего зимой или в распутицу, перед часто неразрешимыми задачами и неимоверно обременяли, отягощали воинские части. О подразделениях, действовавших в других местах, дивизия не могла заботиться желаемым образом. Войска, переданные другим дивизиям, нередко использовались на особенно трудных боевых заданиях.

Требовались многомесячные ходатайства к вышестоящим инстанциям, вплоть до главного командования сухопутных войск, пока в конце мая командиру 10-й пехотной дивизии (моторизов.) удалось получить дивизию для единых действий под свое командование, но, впрочем, и на этот раз только на короткое время»^[64].

Ну, жалобы жалобами, а пополнение немецкая 10-я моторизованная дивизия все же получила. Необстрелянных новобранцев, находящихся в районе Милятино, коварные германцы в бой пускать никак не хотели, и поэтому 10-й моторизованной дивизии на участке ее обороны Екатериновка – Фомино – Зайцева Гора были подчинены части других дивизий в виде двух потрепанных пехотных полков и ряда других подразделений. А теперь давайте посмотрим, какая информация об этих боях содержится в сводках советского Генштаба и немецкого штаба группы армий «Центр»:

«40-й тк: 331-я пд овладела населенным пунктом 1 км севернее нп Песочня Верхняя и населенным пунктом севернее. Отбита атака на Силковичи и Студеново. Локализовано незначительное вклинение противника в районе севернее нп Яковлевская.

19-я тд отбила атаку вражеской разведгруппы в районе восточнее нп Прасоловка»^[65].

Извлечение из оперативной сводки № 77 Генерального штаба Красной армии на 8.00 18.03.1942:

«10-я армия на правом и левом флангах продолжала удерживать занимаемые позиции, в центре вела наступательные бои за овладение районом Студеново – Сильковичи, встречая сильное огневое сопротивление противника. Результаты боя уточняются»^[66].

Вот так-то: мы наступали, немцы нас отбивали. Вообще, при чтении сводок о действиях подразделений 385-й стрелковой дивизии в феврале – марте 1942 года складывается впечатление, что советское командование не знало точно, чего оно хочет. Полки и батальоны дивизии ведут нескончаемые атаки то в западном направлении, то в северо-западном, то развернувшись фронтом на 180 градусов. Мечутся, как пожарные команды во время катастрофы, и нигде не могут добиться успеха. Наступление ведется, как правило, без подготовки, без артиллерийской поддержки и «растопыренными пальцами», что приводит к неоправданно тяжелым потерям. Не помогла и смена командования дивизии. Шаблон наступления остался тот же. На примере 385-й стрелковой дивизии хорошо видно, как в результате бездарного командования со стороны дивизионного и армейского начальства от полнокровной стрелковой дивизии остался неполного состава полк. Какое тут Варшавское шоссе, когда за месяц кровопролитных боев результат почти нулевой.

Несмотря на то что еще 5 марта 1942 года войска 49-й армии после ожесточенного штурма освободили город Юхнов, немцы продолжали контролировать рокадную дорогу, что позволяло им свободно передвигаться, быстро маневрировать, перебрасывая подкрепления и боевую технику с одного участка на другой. Господствующая над местностью Зайцева гора давала возможность противнику контролировать позиции наших войск, простреливать их по фронту и с флангов. В связи с бесперспективностью дальнейших попыток перерезать Варшавское шоссе в районе Адамовки (Мосальский район) командующий Западным фронтом генерал армии Г.К. Жуков поставил войскам 50-й армии задачу прорвать полосу обороны противника на участке Фомино-1—Каменка и ударом в направлении Зайцева Гора – Новоселки овладеть Милятином (все населенные пункты Барятинского района Калужской области), установив взаимодействие с частями 1-го гвардейского кавалерийского и 4-м воздушно-десантным корпусами, действовавшими в районе железной дороги западнее Вязьмы.

В этой обстановке командующий 50-й армией И.В. Болдин решил сковать противника на его правом фланге и, нанеся главный удар левым флангом силами нескольких дивизий, прорвать вражескую оборону, перерезав Варшавское шоссе в районе Зайцевой Горы. Именно для этого сюда были направлены 116, 173, 239, 290 и 336-я стрелковые дивизии 50-й армии. К 25 марта соединения и части 50-й армии завершили передислокацию на направлении главного удара. Армия имела в своем составе девять стрелковых дивизий (около 53 тысяч человек) и три танковые бригады (более 100 танков), однако не имела необходимого количества боекомплектов снарядов и мин, а также не были подготовлены аэродромы для армейской авиации. К тому же толстый снежный покров сковывал действия войск. Однако тревога за судьбу западной группы 33-й армии, 1-го гвардейского кавалерийского и 4-го воздушно-десантного корпусов, сражавшихся в окружении, и начавшаяся весенняя распутица заставили советское командование начать операцию в намеченные сроки. Но участок прорыва Фомино-1—Каменка не был достаточно изучен. Почти сплошной лесисто-болотистый район имел узкий трехкилометровый коридор, ограниченный с одной стороны Шатиным болотом, с другой лесом и запиравшийся опорными пунктами Фомино-1 – высота 269,8 – Фомино-2 – Зайцева Гора. На подготовку операции – сосредоточение частей на исходных позициях, создание необходимого запаса боеприпасов, продовольствия и горючего – отводилось всего пять дней. 50-й армии предстояло наступать в полосе бездорожья; снаряды и продовольствие солдаты должны были нести на своих плечах со станции Барятинская. Из-за распутицы питание было крайне скудное: в течение февраля – марта 1942 года наши красноармейцы и командиры получали в день по одному сухарю и пачке супового концентрата. Приходилось использовать для питания мясо убитых лошадей, рожь и другие продукты, найденные в погребах близлежащих сожженных деревень. Были случаи, когда копали картофель на не убранных осенью полях.

Глава 5
Бесконечные атаки на опорные пункты врага (конец марта 1942 года)

Армия перешла в наступление 26 марта 1942 года. В первом эшелоне действовали части 336-й стрелковой дивизии, а во втором через несколько дней планировалось ввести 290-ю стрелковую дивизию для развития успеха. 336-я стрелковая дивизия была сформирована в городе Мелекессе Ульяновской области осенью 1941 года в составе 1128, 1130 и 1132-го стрелковых полков, 909-го артиллерийского полка, 254-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона, 478-го отдельного саперного батальона, 797-го отдельного батальона связи, 431-го отдельного медико-санитарного батальона, 408-й отдельной разведывательной роты. В начале 1942 года дивизия прибыла на Западный фронт и приказом командующего Западным фронтом с 1 февраля 1942 года передана в состав войск 50-й армии. Сразу после выгрузки с железнодорожных эшелонов на станции Калуга части дивизии выступили на марш. Дивизией в это время командовал полковник Н.Н. Соловьев, военный комиссар – старший батальонный комиссар И.С. Выборных, начальник штаба – майор В.С. Крюков, комиссар штаба – батальонный комиссар В.А. Бусаров, заместитель командира дивизии по артиллерии – майор А.Г. Добринский, начальник политического отдела дивизии – батальонный комиссар В.И. Сорокин, начальник разведки – старший лейтенант В.А. Базилевич. Полками командовали: командир 1128-го стрелкового полка – майор Н.Н. Мещеряков; 1130-го стрелкового полка – майор К.З. Федоров; 1132-го стрелкового полка – майор Ф.И. Кохов; 909-го артиллерийского полка – майор Н.А. Гнетковский^[67]. Согласно приказу, дивизия должна двигаться маршем по маршруту: Калуга – Утешево – Зубово – Тарасово – Мосальск и сосредоточиться к исходу 6 февраля в районе города Мосальск. Марш дивизии проходил в очень сложных условиях. Стояли морозы –30–35 градусов. К этому времени дивизия была укомплектована личным составом лишь на 50 процентов, также не хватало вооружения и транспорта, положенного по штату.

Дивизия была брошена в бои за населенные пункты Барсуки, Вышнее, которые привели к большим потерям личного состава.

В период небольшой передышки после наступательных боев было произведено перемещение старшего командного состава. Командир 1130-го стрелкового полка майор К.З. Федоров назначается командиром 1132-го стрелкового полка, а бывший командир этого полка майор Калитов принимает командование 1128-м стрелковым полком. Дальнейший путь дивизии пролегает, опять-таки с боями, через населенные пункты Савинки, Кавказ, Коровино, Узломка, Макаровка, Сафроново. Во время кровопролитного штурма деревни Макаровка был тяжело ранен командир 1128-го стрелкового полка майор Калитов. В командование полком вступает помощник командира этого полка по материальному обеспечению майор Г.А. Некрасов.

Последующие атаки, продолжавшиеся до 1 марта, успеха не имели, потому что наступать было некому. На 28 февраля в дивизии в строю было 3378 человек. В ночь с 19 на 20 марта 1942 года части дивизии отводятся в армейский резерв в район Князищево, Васильево, Павлово, Баранцы, Поляны. В этом районе дивизия пополняется личным составом. 24 марта прибыло 570 человек, 80 процентов которых – уроженцы Тульской и Горьковской областей, остальные из Орловской, Калининской, Ярославской и Московской областей. В 1130-й стрелковый полк на должность командира полка прибывает майор И.М. Хахай и на должность начальника штаба этого полка – старший лейтенант А.Д. Никитин. Оба поступили из военного госпиталя, где находились на лечении. В дивизионной учебной роте был проведен выпуск курсантов: 8 человек младшими лейтенантами и 43 человека – сержантами. Из-за начинающейся весенней распутицы резко ухудшилось снабжение личного состава продовольствием, а лошадей – фуражом. В этот период особо дает себя знать неукомплектованность дивизии конским составом. Особенно тяжело это отразилось на боевой деятельности 909-го артиллерийского полка и полковой артиллерии стрелковых полков. Из-за истощения лошадей в одно орудие приходилось впрягать по шесть – восемь лошадей, поэтому батареи на огневые позиции перемещались тремя-четырьмя эшелонами, то есть по-орудийно^[68].

В такой сложной и тяжелой обстановке, не закончив доукомплектование, дивизия вводится в бой в районе Зайцевой Горы и получает следующую задачу:

Боевой приказ № 22 штадив 336 Бряново 25.03.1942 13.00, карта 10000:

«1. Противник, прикрываясь узлами сопротивления на линии дороги Фомино-1—Сининка – Лесничий городок – Екатериновка – Александровка, обороняет Варшавское шоссе.

2. Справа 173-я сд уничтожает группировку противника в Фомино-1, перерезает Варшавское шоссе в направлении Святой Колодезь, озеро Милятинское, в дальнейшем уничтожает гарнизон противника в Фомино-2 и не допускает контратак противника с. Зайцева Гора. Граница с ней – иск. Пригородная, отм. 242,4, Екатериновка.

3. Слева 239-я сд уничтожает гарнизон противника в Гореловской, Бельская и далее Поделы, к исходу 26.03 закрепляет Варшавское шоссе и уничтожает гарнизон Поделы. Граница с ней – Листорки, иск. Сининка, выс. 235, Александровка, Милятино.

4. 336-я сд с 143-й тбр 21-й огвмд – ближайшая задача: овладеть Александровкой. В дальнейшем перерезать Варшавское шоссе, овладеть Екатериновка и, развивая наступление на южную окраину Милятино, совместными усилиями с 116-й сд уничтожить гарнизон в Милятино»^[69].

Вот такие почти наполеоновские планы. Да только, как говорится, гладко было на бумаге. Наступающие советские дивизии были истощены предыдущими боями и остро нуждались в пополнении личным составом, боеприпасами и матчастью. Противник же этот район готовил к обороне еще с осени 1941 года, защищая шоссе от ударов партизанских отрядов. Здесь было построено большое количество дзотов, блиндажей, землянок, а также вырыты глубокие, полного профиля окопы. В течение зимы они были соединены снежными валами. Варшавское шоссе здесь прикрывалось пятью-шестью линиями обороны, образовывавшими единую огневую систему. Атака, ввиду ограниченного количества артиллерийских снарядов и мин, была начата в ночь на 26 марта 1942 года. Первый узел сопротивления – безымянная высота на дороге Сининка – Фомино-1 в одном километре севернее Сининки – был атакован 1130-м стрелковым полком с фланга, и противник, оставив на поле боя 25 человек убитыми, отошел на вторую линию обороны, в рощу, что северозападнее Сининки. Но введенный с утра 1128-й стрелковый полк, совместно с танкистами 108-й танковой бригады, прорвал и эту линию обороны. Противник оставил здесь в траншеях более 80 человек убитыми и отошел в рощу с отметкой 235,7. 1128-й и 1132-й стрелковые полки, преследуя противника по глубокому мокрому снегу, ворвались в эту рощу. Немцы вынуждены были оставить и этот рубеж обороны, отойдя в лес южнее безымянного хутора и оставив на поле боя более ста человек убитыми. Развить успех дальше части 336-й стрелковой дивизии не смогли, так как сосед справа – 173-я стрелковая дивизия не смогла овладеть Фомино-1, и противник простреливал фланговым огнем боевые порядки полков дивизии. В целом за 26 марта 1942 года части дивизии уничтожили до 700 гитлеровцев. Было захвачено три противотанковых пушки, три станковых пулемета, 37 ручных пулеметов, 43 автомата, более 150 винтовок^[70]. Однако поставленная задача не была выполнена. Варшавское шоссе продолжало оставаться в руках противника. На основании приказа командующего 50-й армии командир дивизии вечером 28 марта отдает следующий боевой приказ:

Боевой приказ № 23 штадив 336 Пригородное 28.03. 1942 19.00, карта 10000:

«Перед фронтом дивизии противник продолжает оборонять восточную опушку леса 1 км юго-восточнее отдельных домиков. Его передний край проходит по юго-восточной и восточной опушке леса 1 км юго-восточнее отдельных домиков. Его резервы предположительно в районе отдельных домиков, Александровка.

Справа 290-я сд овладевает лесом 1 км юго-западнее Фомино-1, в дальнейшем овладевает Екатериновкой. Граница с ней: для 336-й сд – выс. 256, 5, выс. 253, 0, Маслово, Приволье, безымянная высота 1 км севернее Сининка, безымянный хутор 2 км юго-западнее Фомино-1, иск. Екатериновка. Слева 239-я сд овладевает Гореловский, в дальнейшем наступает на Бельскую. Граница с ней для 336-й сд: Гасная, Листорки, иск. Сининка, Александровка, Милятино.

336-я сд с 108-й тбр, 21-й огвмд наносит главный удар правым флангом в направлении отдельные домики, Александровка и во взаимодействии с 239-й сд уничтожает противника в районе отдельных домиков. В дальнейшем наступает на Александровку, перерезает Варшавское шоссе и выходит на южную окраину Милятино и прочно его удерживает. Атака в 5.00 29.03.42 года.

КП – Приволье. НП – 1 км западнее отм. 254,4.

Поставленная задача во что бы то ни стало должна быть выполнена, если потребуется командирам и комиссарам вести личный состав самим в атаку, то и это должно быть вами выполнено»^[71].

Это был последний боевой приказ, подписанный полковником Н.Н. Соловьевым. В разгар боя, при выполнении частями дивизии ближайшей задачи, он был убит на своем наблюдательном пункте осколком вражеского снаряда, разорвавшегося у наблюдательного пункта командира дивизии. Для дивизии это была, безусловно, очень тяжелая утрата. Об этом наглядно говорит приказ, отданный вечером 29 марта частям дивизии:

Приказ по 336-й стрелковой дивизии:

«29 марта 1942 года. № 47. Действующая армия.

В борьбе с немецкими оккупантами, за свободу, честь и независимость социалистической Родины пал смертью храбрых командир 336-й сд, полковник, орденоносец Николай Николаевич Соловьев.

Смерть вырвала из наших рядов боевого, храброго, талантливого командира, с чьим именем связаны боевые успехи нашей дивизии в борьбе с немецкими извергами.

Бойцы, командиры, политработники прекрасно знают в лицо полковника Соловьева, товарищеское чутье и заботу своего любимого командира, который показывал не раз в боях смелость и отвагу, воодушевлял на героические подвиги бойцов, командиров и политработников. Под его руководством выковалась целая плеяда мужественных командиров.

Над прахом любимого командира, склоняя боевые знамена, клянемся отомстить фашистской нечисти за смерть мужественного командира. Смерть немецким оккупантам!!!

Уничтожим за смерть любимого командира дивизии сотни и тысячи фашистов!!!

Вперед за Родину, за Сталина!!!

Врио командир 336-й сд майор Добринский

Военный комиссар 336-й сд полковой комиссар Выборных

начальник штаба 336-й сд майор Крюков»^[72].

В какой-то мере внезапная гибель командира дивизии сказалась на выполнении боевой задачи частями дивизии. 1130-й стрелковый полк достиг отдельных домиков, но развить успех не смог. Главное, было очень мало пехоты, а в артиллерии – строгий лимит расхода боеприпасов. Похороны полковника Н.Н. Соловьева состоялись 30 марта на городском кладбище города Мосальска. Решением Военного совета 50-й армии временное исполнение обязанностей командира дивизии было возложено на заместителя командира дивизии по артиллерии майора Александра Григорьевича Добринского.

Изучая ход боевых действий войск 50-й армии в районе Варшавского шоссе и Зайцевой Горы, нельзя обойти стороной действия нашей авиации. Конечно же в начале второго года войны немецкое господство в воздухе было неоспоримо. В марте – апреле 1942 года еще не были сформированы воздушные армии – многоцелевые авиационные соединения, боевая деятельность которых была бы более эффективной в сравнении с авиацией армейского подчинения. И тем не менее, хоть и малочисленная, на латаных-перелатаных крылатых машинах, советская авиация давала достойный отпор немецким асам.

Большая удаленность аэродромов базирования авиации 50-й армии позволяла нашим пилотам находиться над полем боя лишь ограниченное время. От 10 до 20 минут, а порой и того меньше они могли активно вести боевую работу. Масштабы противодействия советской авиации, пожалуй, можно сравнить с моралью басни Крылова: «Ай, Моська, знать, она сильна, что лает на слона». Боевой дух сталинских соколов был очень велик, они героически сражались меньшими силами с превосходящим врагом. В марте 1942 года в состав ВВС 50-й армии входили 20-й истребительный авиаполк, 54-й бомбардировочный авиаполк, 701-й легкий бомбардировочный авиаполк, а с 19 марта к ним присоединился 745-й истребительный авиаполк под командованием майора А.М. Кулинича, на вооружении которого были истребители ЛаГГ-3.

Начиная с 27 марта 1942 года (практически с начала наступления 50-й армии) полк имел конкретную боевую задачу «патрулировать в воздухе, прикрывать действия штурмовиков в районе населенных пунктов Калугово, Прасоловка, Зимницы, а также штурмовать скопления войск противника в районе Гореловского и леса северо-западней его^[73]». В этот же день пилоты полка вылетали на прикрытие штурмовиков в район деревень Калугово, Прасоловка, Зимницы. Во время полета встреч с авиацией противника не было, только в районе деревни Бельская наши самолеты были обстреляны зенитной артиллерией немцев.

28 марта 1942 года летчики 745-го истребительного авиаполка четыре раза вылетали на штурмовку поселка Малиновский, где по результатам штурмовки было зафиксировано несколько очагов пожара.

Командованием Западного фронта были даны указания о задействовании авиации соседних армий. Так, с 29 марта по 4 апреля 1942 года 615-й штурмовой авиаполк из состава 43-й армии, на самолетах Р-5 с аэродрома СпасЗагорье, что под Малоярославцем, производил бомбардировочные удары немецкой обороны практически на острие наступления 50-й армии в деревнях Фомино-2 и Зайцева Гора. Советские пилоты, как могли, старались помочь нашим наступающим войскам.

Но война есть война, и на ней без потерь не обходится. 30 марта был сбит самолет летчика Онуфриева. Пилот горящую машину посадил в расположении командного пункта 50-й армии. В этот же день не вернулись с боевого вылета летчики Анохин и В.И. Петухов.

31 марта 1942 года в журнале боевых действий 745-го истребительного авиаполка находим следующую запись: «Время: 7.55—8.55, пять самолетов ЛаГГ-3 прикрывали войска в районе Фомино-1, Калугово, Чумазово, Зимницы. В районе Калугово встретились с двумя Ме-109, обошлось без боя. В районе Чумазово воздушный бой с тремя Ме-109. В этот день не вернулись на аэродром мл. лейтенант Кузнецов и мл. лейтенант Трихин В.И. Самолет упал в 1 км севернее Иван-Дубрава, летчик погиб»^[74]. На 1 апреля 1942 года в строю 745-го истребительного авиаполка было пять исправных и четыре неисправных самолета. В этот же день летчики 701-го ночного бомбардировочного авиаполка из состава 10-й смешанной авиадивизии производили бомбардировку ближайших немецких тылов у поселков Даниловский и Жарковский, тем самым не давая возможности подтянуть вражеское пополнение к передовой. Такая активность советских ВВС не понравилась командованию люфтваффе, и оно предприняло ответные меры. Один из излюбленных тактических приемов летчиков люфтваффе – подкарауливать на взлете или посадке – вскоре был применен над аэродромом Васильевское. 5 апреля 1942 года немцы прямо над советским аэродромом сбили три ЛаГГ-3 и один Як-1. Погибло два наших летчика: лейтенант Ф.И. Старков и младший лейтенант Симонович из состава практически обескровленного 745-го истребительного авиаполка. На следующий день командование люфтваффе пытается повторить свой успех. Но не тут-то было. Отважный пилот лейтенант Кувшинов, дежуривший в небе над аэродромом, заметил приближающиеся самолеты противника. Он с хода вступил с ними в бой, в результате чего был сбит один немецкий Ме-109, который упал юго-западнее города Мосальска. Остальные посчитали, что не стоит рисковать, и повернули обратно на свою территорию.

Весенняя распутица сделала полевые аэродромы нашей авиации непригодными для боевой работы, поэтому и без того низкая активность нашей авиации в небе над Варшавкой практически сошла на нет. И немецкие штурмовики, и бомбардировщики с еще большей интенсивностью стали отыгрываться на наших наступающих войсках, которые изо дня в день пытались пробиться к шоссе.

А что же остальные соединения 50-й армии, переброшенные в этот район и участвовавшие в наступлении в это время? Сразу же оговоримся, что, несмотря на длительные поиски и работу в Центральном архиве Министерства обороны РФ города Подольска, нами практически не было найдено информации о действиях 173-й стрелковой дивизии в районе Зайцевой Горы весной 1942 года. По остальным соединениям, в том или ином объеме, информацию найти удалось. Итак, обо всем по порядку.

В это же время (с 26 по 30 марта 1942 года) части 385-й стрелковой дивизии продолжают вести бои за населенные пункты Прасоловка, Каменка и Яковлевская. Так, 1270-й стрелковый полк и 1-й стрелковый батальон 1268-го стрелкового полка 385-й стрелковой дивизии под командованием командира полка Сосновского в ночь с 27 на 28 марта провели очередную безуспешную атаку на деревню Прасоловка. Утром 28 марта подразделения 1268-го стрелкового полка продолжали блокировать немецкие гарнизоны в деревнях Каменка и Яковлевская. Штурмовой отряд восьмой роты 3-го стрелкового батальона 1268-го стрелкового полка получил приказ овладеть Каменкой с северо-запада. Утром 28 марта отряд обошел деревню и ударил с западной стороны. В результате стремительной и неожиданной для немцев с этой стороны атаки удалось захватить несколько домов. В бою был ранен командир штурмовой группы лейтенант Дудко. Отказавшись от эвакуации, этот офицер продолжал руководить действиями группы, пока еще раз не получил тяжелое ранение в живот, которое оказалось смертельным (посмертно награжден орденом Красного Знамени).

Бойцам 1266-го стрелкового полка 385-й стрелковой дивизии 28 марта удалось ворваться на северо-восточную окраину деревни Прасоловка, но далее продвинуться они не смогли. Не более удачным было и наступление солдат того же полка на Каменку с восточной стороны. Атака была остановлена восемью немецкими пулеметами. В результате этого атакующим пришлось залечь в 300 метрах от окраины деревни. 1266-й стрелковый полк в этих атаках потерял 150 человек. 29 марта наступление бойцов 1266-го стрелкового полка на северо-восточную окраину Прасоловки задержано огнем немецкого ДЗОТа, находившегося в 200 метрах от деревни. Советским артиллеристам удалось прямым попаданием его разрушить, но пулеметный расчет уничтожен не был и продолжал огнем сдерживать наступавшую советскую пехоту. 30 марта 1942 года 1270-й 1266-й стрелковые полки и 1-й батальон 1268-го стрелкового полка сосредоточились в роще Сердце^[75]. Если посмотреть на карту военного времени, то эта роща действительно выглядит как сердце. Расположена она между деревней Прасоловка и поселком Малиновский. Кругом поля, и только небольшой участок леса 500 на 800 метров, где и занимали оборону наши войска.

116, 239, 385-я стрелковые дивизии и танкисты 112-й танковой бригады отважно сражались в этой местности в марте – апреле 1942 года. Изучая документы названных частей в ЦАМО, нам удалось выяснить, что подразделения дивизий несли очень большие потери от артиллерийских обстрелов, бомбежек и контратак немцев. Наши части неоднократно пытались овладеть немецкими опорными пунктами: поселком Малиновский и деревней Прасоловка. В 5.00 31 марта подразделения 385-й стрелковой дивизии, стараясь использовать фактор внезапности, бросились в атаку на Прасоловку, но были обна ружены противником, с которым удалось сблизиться до 100–150 метров и завязать бой. Неприятным сюрпризом оказалось для наступавших бойцов наличие в 200–300 метрах от северо-восточной окраины Прасоловки зарытого немецкого танка, который поддерживал огнем оборонявшийся гарнизон противника^[76]. Правее наступающей на Прасоловку 385-й стрелковой дивизии находились части 116-й дивизии, но им под огнем противника пришлось отойти. 116-я стрелковая дивизия была сформирована в период с 10 декабря 1941 по 6 января 1942 года в составе Забайкальского военного округа в населенных пунктах Антипиха, Песчанка Читинской области. Командир дивизии – полковник В.А. Самсонов. Укомплектование рядовым и сержантским составом производилось из запаса Иркутской и Бурято-Монгольской АССР. Офицерский состав из Забайкальского военного округа. В состав дивизии входили 441, 548, 656-й стрелковые полки, 406-й артиллерийский полк, 264-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион, 231-й отдельный батальон связи, учебный батальон, 178-я отдельная разведывательная рота, 120-я зенитная батарея, 193-й медико-санитарный батальон, 540-я отдельная рота химической защиты, 745-я автотранспортная рота, 456-я полевая хлебопекарня, 921-й дивизионный ветеринарный лазарет, 1665-я полевая почтовая станция, 1098-я полевая касса Госбанка^[77].

Согласно приказу от 4 февраля 1942 года, дивизия из Забайкальского военного округа прибыла 3 марта 1942 года в Калугу. 25 марта 116-я стрелковая дивизия вступила в бой в составе 50-й армии, имея задачу овладеть укрепленными пунктами противника Малиновский и Гореловский и в дальнейшем выйти на Варшавское шоссе для соединения с кавалерийским корпусом генерала П.А. Белова.

27 марта с ходу вступил в бой 656-й стрелковый полк 116-й стрелковой дивизии, который к 8.00 стал сосредотачиваться в районе деревни Чумазово. 1-й батальон 656-го стрелкового полка с двумя орудиями 406-го артиллерийского полка начали занимать оборону в районе Чумазово, Высокая Гора. При занятии обороны бойцы были обстреляны минометчиками противника, в результате чего было убито 15 и ранено 28 человек^[78].

В этот же день 548-й стрелковый полк занял исходный рубеж у деревни Сининка, почти начисто сожженной немцами. Здесь, на пригорке, в подвале полусгоревшего дома, был оборудован командный пункт полка. Позади него, на обратном скате, расположился медпункт, а немного далее установила свои пушки полковая артиллерия – батарея Н.С. Войченко.

29 марта 116-я стрелковая дивизия, находясь на правом фланге 385-й дивизии, в течение дня ведет бой, наступая на поселки Малиновский и Гореловский. На протяжении дня 441-й стрелковый полк 116-й стрелковой дивизии в роще Сердце безрезультатно наступал на поселок Малиновский (убито 27 и ранено 58 наших бойцов), 548-й стрелковый полк в 7.00 находился в полукилометре северо-восточнее Гореловского (убито – 2, ранено – 11 человек). За сутки этому полку удалось продвинуться лишь на пару сотен метров, и к 24.00 30 марта 1942 года его бойцы залегли в 200–300 метрах восточнее Гореловского. 441-й стрелковый полк в это же время находится южнее поселка Малиновский, откуда под губительным огнем немцев пришлось отойти к деревне Марьино. В бою полк лишился своего командования. Был тяжело ранен командир полка – майор Кобзарь, а комиссар полка – батальонный комиссар Коблуков был убит. 656-й стрелковый полк 116-й стрелковой дивизии в это время находился в резерве 50-й армии. Потери 116-й стрелковой дивизии за два дня наступления (29–30.03.1942) были страшные: 548-й стрелковый полк: убито – 500, ранено – 459 человек; 441-й стрелковый полк: убито – 172, ранено – 206 человек; 656-й стрелковый полк: убито – 21, ранено – 27 человек; 406-й артиллерийский полк: убито – 1, ранено – 6 человек; минометный дивизион на окраине деревни Марьино: убито – 9, ранено – 3 человека; отдельный батальон связи: убито – 1, ранено – 3 человека^[79]. Не слишком ли высока цена за несколько сот пройденных за двое суток метров?!

Советские подразделения, штурмовавшие в марте поселок Гореловский, были поддержаны 112-й танковой бригадой под командованием А.Л. Гетмана. В ночь с 25 на 26 марта 112-й мотострелковый батальон танковой бригады сосредоточился возле восточной окраины деревни Сининка, а батальон танков Т-34 этой же бригады занял позиции в 2 километрах восточнее деревни Замошье. Еще две танковые роты, насчитывавшие в общей сложности девять танков Т-34, замерли на рубеже в 200 метрах восточнее Гореловского. Все ждали начала атаки, назначенной на 7.00 26 марта. Согласно приказу, части бригады должны были наступать в направлении Гореловский – Бельская. В назначенное время танки пошли в атаку, увлекая за собой пехоту. Встреченная огнем противника, пехота отстала, и на сборный пункт северо-западнее Гореловского танкисты 112-й танковой бригады вышли в одиночестве, где и простояли в течение трех часов, ведя огонь по врагу и ожидая пехоту под огнем противника. Немцы постоянно вели огонь по танкистам, которым к тому же пришлось пережить налет двенадцати вражеских пикирующих бомбардировщиков. В результате боя четыре Т-34 из 125-го танкового батальона и два Т-34 из 124-го танкового батальона были подбиты во время атаки, но все эвакуированы. 29 марта пять машин бригады вновь участвуют в ожесточенном бою севернее Гореловского. Потери бригады за этот день составили четыре машины: три из них удалось эвакуировать, а одна машина пропала без вести в неустановленном месте (командир танка А.К. Олейников)^[80]. Ремонт танков производился в 2 километрах восточнее деревни Замошье. Мотострелковый батальон бригады в этот день держал оборону в 1 километре северо-восточнее Гореловского, прикрывая фланг 239-й стрелковой дивизии. В апреле 1942 года 112-я танковая бригада была отведена на рубеж Замошье, Высокая Гора, высота 237,5, поселок 1 Мая, Рига, Коськово, где вместе с 656-м стрелковым полком 116-й стрелковой дивизии заняла оборону.

Вдумайся, читатель, три советские дивизии и танковая бригада, пусть уже и обескровленные предыдущими боями, несколько суток подряд штурмуют три населенных пункта, несут огромные потери, и – никаких результатов. В чем же дело, спросите вы? А дело все в том, что советские бойцы бросались в наступление на неподавленные огневые точки противника, часто даже не зная расположения его огневых средств. Немцы подпускали атакующих на 100–300 метров и расстреливали их практически в упор. Вполне закономерен следующий вопрос: а как же наша артиллерия, которая и должна поражать огневые точки и очаги сопротивления противника?

Что здесь ответить? Артиллерия была. Артиллерийский полк существовал в каждой стрелковой дивизии, придавались также и полки РГК. А вот с боеприпасами к этой самой артиллерии дела обстояли значительно хуже. Ветераны, особенно артиллеристы, единодушно вспоминают, что для тех, кто был в действующей армии в 1942 году, этот год был в плане обеспечения голодным годом. Заводы, эвакуированные на восток, в полную мощь еще не работали. Многие заводы на Урале, прибывшие с запада, работали под открытым небом, даже зимой, испытывая большие трудности во многом. Продукцию для фронта давали, но далеко от потребностей. Так, артиллеристам в 1942 году был положен паек, равный половине боекомплекта на орудие в день. Даже для противотанкистов артиллерийских полков РГК, которые стояли на прямой наводке, на переднем крае обороны не было исключения. Снаряды берегли для отражения в основном танковых атак противника. А противник очень часто, непрерывно, и днем и ночью, по нашим боевым порядкам вел или методический огонь, или делал огневые налеты по каким-либо нашим целям или районам. В боях под Зайцевой Горой в феврале – апреле 1942 года данная ситуация осложнялась, как мы уже неоднократно говорили, трудностями снабжения. Вот поэтому и бросались советские пехотинцы в атаки на неподавленную огневую систему врага. Снаряды экономили, а людей нет. Для примера приведем несколько оперативных сводок 447-го артиллерийского полка РГК за март 1942 года, который принимал непосредственное участие в боях за Зайцеву Гору. К 11.00 24 марта 447-й артиллерийский полк РГК без одной батареи (9-й) занял следующий боевой порядок: штаб размещался в деревне Красный Холм, НП 4-й батареи – деревня Сининка, НП 5-й и 6-й батарей – деревня Марьино, НП 7-й батареи – деревня Зимницы.

«Оперативная сводка № 232 от 27 марта

Части наступают на Фомино-1, Гореловский, Прасоловка

Поддержка частей 239-й сд и 173-й сд в течение суток огонь по огневым точкам и скоплению противника.

2/447-й ап. вел огонь:

4-й бат. – Гореловский (15 снарядов); Малиновский (4 снаряда);

5-й бат. – Бельская (15 снарядов); Куземки (10); Екатериновка (10);

6-й бат. – Прасоловка (22); Гореловский (5); Бельская (10);

4. 3/447-й ап вел огонь: 7-й бат. – Фомино-1, Фомино-2 (27); Зайцева Гора (40). Результат: уничтожено 2 склада с боеприпасами, раз

рушено и сожжено 3 дома, 3 сарая, много убитых и раненых солдат и офицеров».

«Оперативная сводка № 233 от 28 марта

Наши части ведут наступление на Фомино-1, Гореловский, Прасоловка. Подошли к Фомино-1 на 150–200 м и залегли.

7-я бат. вела огонь по Зайцевой Горе (62 снаряда) – подавлена 105-мм батарея, рассеяна пехота и обозы. Фомино-2 (45 снарядов) – рассеяно до эскадрона кавалерии и до роты пехоты».

«Оперативная сводка № 234 от 29 марта

2/447-й ап вел огонь: Малиновский (14 снарядов) – пехота рассеяна, убито и ранено до 35 человек. Подавлена зен. бат. в Бельское (12 снарядов), мин. бат. в районе Гореловский (14 снарядов);

5/447-й – в Прасоловке (43 снаряда) разбито 3 ДЗОТа, в Елисеевке подавлена батарея из 3-х орудий»^[81].

Надо признать, что результаты у наших артиллеристов при таком «рационе» боеприпасов были еще неплохие. Особенно если учесть, что вести им приходилось очень разноплановую деятельность: отражение атак противника, поддержка пехоты и контрбатарейная борьба.

Приказ о наступлении на поселок Малиновский и овладение высотой 226,5 с дальнейшим выходом на Варшавское шоссе и деревню Бельское получила 24 марта 1942 года и 239-я стрелковая дивизия, сформированная в марте 1942 года в городе Ворошиловск-Уссурийский Приморского края в составе: 239, 813, 817-го стрелковых полков, 688-го артиллерийского полка, 406-го отдельного саперного батальона, 388-го медико-санитарного батальона, 219-й отдельной роты химической защиты, 95-й автотранспортной роты, 497-й разведывательной роты, 614-го отдельного батальона связи^[82]. До мая 1942 года дивизия числилась как мотострелковая, но к августу была переформирована в стрелковую. 7 ноября 1941 года 239-я стрелковая дивизия принимает участие в праздничном параде в городе Куйбышеве. В эти дни ее посещают К.Е. Ворошилов и М.И. Калинин. С ноября 1941 года дивизия находилась в Рязани. Боевое крещение 239-я стрелковая дивизия приняла в районе станции Узловая. В течение недели ее 239, 813, 817-й стрелковые и 688-й артиллерийский полки вели ожесточенные бои с группировкой генерала Гудериана. Когда советские войска перешли в контрнаступление, 239-я стрелковая дивизия действовала с 7 декабря 1941 года на главном направлении удара 10-й армии. Затем была переведена в 5-ю армию. В январе 1942 года дивизия прибывает на рубеж Чумазово, Лощихино и в конце марта вступает в бой в районе Варшавского шоссе. Выполнить поставленные задачи дивизии не удалось. Потери соединения за март составили: командиры – 7 человек; младший командный состав – 48 человек; рядовые – 473 человека^[83].

Правофланговым соседом уже знакомой нам 336-й стрелковой дивизии была 290-я стрелковая дивизия, рождение которой состоялось в июле 1941 года в городе Калязине Калининской области. В ее состав вошли 878, 885, 882-й стрелковые и 827-й артиллерийский полки, 355-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион, 356-я отдельная рота химической защиты, 374-я разведывательная рота, 445-й автотранспортный батальон, 570-й отдельный саперный батальон, 429-й полевой хлебозавод, 723-й отдельный батальон связи, 291-й медико-санитарный батальон, 703-й дивизионный лазарет, 814-я полевая касса Госбанка, 950-я полевая почтовая станция, 288-й зенитно-артиллерийский дивизион, учебная рота, заградительный отряд^[84]. В августе 1941 года она была включена в состав 50-й армии. Принимала участие в боях под Брянском и Тулой, в освобождении городов Калуга и Юхнов. Первым командиром дивизии был Н.В. Рякин (12.07.1941 – 10.01.1942). С 11 января 1942 года командиром дивизии был полковник В.Д. Хохлов.

Части 290-й стрелковой дивизии сначала наступали во втором эшелоне, вслед за 336-й стрелковой дивизией, и были введены в бой через несколько дней для развития успеха. 29 марта 1942 года дивизия получает приказ – совместно с 336-й стрелковой, оставив один полк в резерве армии (885-й стрелковый полк), овладеть лесом, что в одном километре юго-западнее Фомино-1, далее наступать на Екатериновку, овладеть ею и, развернувшись фронтом на северо-восток, во взаимодействии с 173-й стрелковой дивизией овладеть Фомино-2 и развивать наступление на Зайцеву Гору^[85].

Каким близким в штабах казалось выполнение поставленной задачи. Ведь все вышеперечисленные пункты находятся в непосредственной близости от Варшавского шоссе. Казалось, всего один последний рывок отделяет наши войска от завершения этой операции.

Выполняя полученный приказ, части дивизии в 5.00 перешли в наступление, и к 17.00, несмотря на сильный огонь и контратаки немцев, 290-я стрелковая дивизия продвинулась и заняла: 882-й стрелковый полк – опушка леса в полукилометре юго-восточнее дома лесника; 878-й стрелковый полк – северо-западная опушка леса в километре южнее Фомино-1. В последующие дни (30 и 31 марта) удалось еще продвинуться вперед: 878-й стрелковый полк – южнее Фомино-1; 882-й стрелковый полк овладел юго-восточной и восточной опушкой леса^[86].

Вспоминает бывший командир взвода управления артиллерийского полка полковник в отставке В.П. Онищенко: «Много дней шли бои за деревни Фомино-1 и Фомино-2. В атаку ходили днем и ночью, но безуспешно. Противник заранее укрепил этот район и удерживал его всеми имеющимися силами. И немудрено: ведь шоссе являлось главной артерией немцев, по которой осуществлялось снабжение их войск всем необходимым. Боеприпасы мы доставляли за 20 километров со станции Барятино. Зимой возили на санях, а в весеннюю распутицу ездили на станцию верхом на лошадях. Снаряды в мешках навьючивали на лошадей, которых вели на поводу.

Ранним утром в конце марта наши пехотинцы закрепились в ста метрах впереди от огородов деревни Фомино-1. Вскоре по нашему переднему краю ударили вражеские минометы. Послышалась пулеметная стрельба – это немцы пошли в контратаку. Как только они достигли рубежа неподвижного заградительного огня, который был отработан заранее, была дана команда по телефону на нашу огневую позицию. Первый же залп нашей батареи накрыл цель, одновременно ударили орудия других подразделений. Потом поднялись солдаты батальона и отбросили гитлеровцев»^[87].

Артиллеристам в той обстановке пришлось изрядно потрудиться. Прямой наводкой разрушали вражеские доты орудийные расчеты сержантов Занина, Лебедева, Ольховского. Много вражеских огневых точек засек разведчик Ольховский. На поле боя он был ранен, но в санчасть идти отказался, выполняя свои обязанности до конца сражения. Расчет старшего сержанта П. Ломыкина оборудовал несколько ложных огневых позиций, а настоящую надежно замаскировал. Немецкий самолет-разведчик засек видимые позиции, и немцы не преминули по ним ударить, что позволило нашим артиллеристам уточнить координаты огневых точек противника и подавить их.

Но на этом успехи и закончились. С 28 по 31 марта 1942 года дивизия понесла следующие потери: 882-й стрелковый полк (убито – 130, ранено – 450 человек); 878-й стрелковый полк (убито – 107, ранено – 153 человека)^[88].

Ну а теперь давайте вновь посмотрим, как отражены эти напряженные бои в сводках высших штабов – советского и немецкого. А они в это время просто пестрят названиями интересующих нас населенных пунктов:

Извлечение из оперативной сводки № 86 Генерального штаба Красной армии на 8.00 27.03.1942:

«50-я армия на левом фланге силами ударной группы в

6.00 26.3 перешла в наступление в северо-западном направлении и продвинулась на 2–3 км. Упорные бои шли за овладение районом Фомино-1, Гореловский, Прасоловка, Каменка. Наступление продолжалось. Противник на участок наступления армии автотранспортом подбрасывал подкрепления по Московско-Варшавскому шоссе с северо-востока^[89].

Извлечение из оперативной сводки № 87 Генерального штаба Красной армии на 8.00 28.03.1942:

«50-я армия на правом фланге и в центре вела сковывающие бои с противником. На левом фланге ударной группировки с рассветом 27 марта продолжала наступление на фронте Фомино-1, Гореловский, Прасоловка. Противник огнем и контратаками сдерживал продвижение частей ударной группировки. В 11.30 27.3 перешел в контратаку с направления Малиновский на Прасоловку, из района Яковлевка на район Каменка, из района Занозная на Прасолово. Все контратаки противника были отбиты с большими для него потерями. Положение частей армии осталось без изменений»^[90].

Немецкие сводки, как всегда, лаконичны:

Утреннее оперативное донесение 28.3.1942 г.

«Штаб 4-й А докладывает:

40-й тк:

19-я тд: Повторная атака противника на передний край восточнее нп Прасоловка захлебнулась в сосредоточенном огне всех видов оружия. В настоящее время русские вновь атакуют»^[91].

Следующие оперативные сводки Генштаба Красной армии становятся более краткими, так как хвалиться пока на данном участке фронта нечем:

Извлечение из оперативной сводки № 88 Генерального штаба Красной армии на 8.00 29.03.1942:

«50-я армия силами ударной группировки вела бой за овладение опорными пунктами противника Фомино-1, Гореловский, Прасоловка, Каменка. Противник огнем и контратаками оказывал упорное сопротивление наступающим частям армии»^[92].

Извлечение из оперативной сводки № 89 Генерального штаба Красной армии на 8.00 30.03.1942:

«50-я армия силами ударной группировки в 5.00 29.3. возобновила наступление и, преодолевая сильное огневое сопротивление противника, медленно продвигалась вперед. На остальных участках фронта вела сковывающие бои на прежних рубежах»^[93].

Немцы остаются верны своему стилю сообщений:

Утреннее оперативное донесение 30.3.1942:

«Штаб 4-й А докладывает:

40-й тк:

19-я тд.: В течение ночи дивизия продолжала отражать атаки противника на участке включения»^[94].

И вот оно наконец-то свершилось. На пятый день наступления советская сводка скромно сообщает:

Извлечение из оперативной сводки № 90 Генерального штаба Красной армии на 8.00 31.03.1942:

«50-я армия частью сил ударной группы 30.3 овладела опорным пунктом противника Гореловский»^[95].

Немцы же в сводках эту потерю пока игнорируют:

Утреннее оперативное донесение 31.3.1942

Штаб 4-й А докладывает:

«40-й тк: с 4 час. 00 мин. противник атакует населенные пункты 2 и 2,5 км северо-восточнее нп Прасоловка. Атаки отбиты»^[96].

Глава 6
Апокалипсис апреля

В апреле 1942 года командование Западного фронта решило предпринять новую попытку пробиться силами 50-й армии в тыл противника, в районы, контролируемые нашими войсками и партизанами. 50-я армия должна была в очередной раз попытаться совершить прорыв через Варшавское шоссе, а 1-й гвардейский кавкорпус совместно с 4-м воздушно-десантным корпусом – помочь ей, нанеся немцам удар с тыла. Штабом 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала П.А. Белова командованию Западным фронтом было вынесено предложение, чтобы силами 50-й, а возможно, и 10-й армии желательно было бы овладеть Варшавским шоссе в районе Зайцевой Горы, после чего прочно закрепить данный участок^[97]. Но 10-й армии в это время было, мягко говоря, не до этого, так как большая часть ее дивизий была передана в соседние армии, и на 1 апреля 1942 года в составе армии насчитывалось всего две стрелковых дивизии: 326-я и 330-я. Кстати, уже знакомая нам 385-я стрелковая дивизия, которая начала безуспешные бои на подступах к Варшавскому шоссе еще в феврале месяце, была также передана в конце марта 1942 года из боевого состава 10-й армии в 50-ю армию. Так что прорываться на шоссе опять предстояло измотанным войскам 50-й армии. Причем прорыв к Варшавскому шоссе и соединение с 1-м гвардейским кавалерийским и 4-м воздушно-десантным корпусами должны были быть выполнены любой ценой. С 1 по 5 апреля 1942 года части, подчиненные генералу Болдину, продолжают вести позиционные бои на прежних рубежах, ведут огневую разведку противника и готовятся к возобновлению наступления. Задачи, поставленные перед соединениями 50-й армии, были следующими:

1) 336, 385, 239, 116-я стрелковые дивизии и 112-я танковая бригада должны были наступать на уже обильно политые нашей кровью укрепления противника в населенных пунктах Прасоловка, Малиновский и Гореловский, в общем направлении на Александровку.

2) 173, 290, 146, 298-я стрелковые дивизии, а также 108-я и 11-я танковые бригады – наступление на Фомино-1 и Фомино-2 в общем направлении на Зайцеву Гору^[98].

Конечной целью обоих направлений был конечно же выход на Варшавское шоссе с возможностью закрепиться на нем. Кроме девяти стрелковых дивизий 50-й армии в качестве усиления еще в конце марта в данный район были переброшены и три танковые бригады: 11, 108 и 112-я. А 11 апреля в состав 50-й армии вошли 58, 69, 146 и 298-я стрелковые дивизии, полнокровные и укомплектованные артиллерией и минометами.

Танковая бригада А.Л. Гетмана, сформированная на базе 112-й танковой дивизии, вела свою историю еще с августа 1941 года, когда данная дивизия была сформирована на Дальнем Востоке, на базе 112-го танкового полка 239-й моторизованной дивизии 30-го механизированного корпуса. Дислоцировалась в городе Ворошилове в составе 1-й Краснознаменной армии. В ноябре 1941 года дивизия прибыла на фронт в район Подольска (закончила разгрузку 7 ноября). В ноябре – декабре 1941 года 112-я танковая дивизия участвовала в ожесточенных боях с противником в районе Серпухова, Каширы и Тулы. Принимала непосредственное участие в освобождении Калуги. 2 января 1942 года 112-я танковая дивизия была реорганизована в 112-ю танковую бригаду. Танковая бригада в составе: 112-я отдельная рота управления, 112-й отдельный разведывательный батальон, 112-й моторизованный батальон автоматчиков, 112-й артиллерийский полк, 124-й и 125-й танковые батальоны – находилась в подчинении 50-й армии с 19 февраля по 27 апреля 1942 года. Всего в бригаде на тот момент насчитывалось 23 танка Т-34 и 1634 человека личного состава^[99].

108-я танковая бригада под командованием полковника С.А. Иванова была реорганизована 2 декабря 1941 года из 108-й танковой дивизии, которая была сформирована в июле 1941 года на базе 119-го танкового полка в подмосковной Кубинке. Бригада имела славную боевую историю: участвовала в августе 1941 года в танковом сражении под Трубчевском, в октябре – ноябре 1941 года – в обороне Карачева и Тулы. Под Зайцеву Гору бригада пришла, имея 38 танков и 1117 человек личного состава. Самой многочисленной была 11-я танковая бригада под командованием полковника Н.И. Лашенчука. Бригада имела 45 танков КВ и Т-34 и личный состав в 1150 человек^[100]. Правда, командовал в районе Зайцевой Горы Н.И. Лашенчук недолго. 9 апреля 1942 года во время рекогносцировки в 14.30 у изгиба дороги в 300 метрах восточнее отметки 236,2 немецким автоматчиком были ранены в грудь и бедро командир бригады Н.И. Лашенчук и командир 236-го танкового батальона капитан Яковлев. Их вынесли в рощу: капитан был отправлен в 193-й медсанбат, а Лашенчук в 15.30 от полученных ранений скончался. Бригадой стал командовать начальник штаба подполковник Б.Г. Лиопа. Несмотря на секретность, для немцев подготовка советского наступления на данном участке большим секретом не была, что видно из следующего документа:

Суточное оперативное донесение 4.04.1942:

«Штаб 4-й армии докладывает:

1) 40-й тк: огнем нашей артиллерии подбито 2 вражеских танка в районе Высокая Гора.

Перед участком 19-й тд происходит движение противника преимущественно в западном направлении. Следует ожидать атак противника в районе северо-восточнее Прасоловка»^[101].

Советские же сводки лишь сухо комментируют:

Извлечение из оперативной сводки № 95 Генерального штаба Красной армии на 8.00 5.04.1942:

«50-я армия занимала прежнее положение и готовилась к возобновлению наступления»^[102].

Рассмотрим боевые действия на данных направлениях.

В ночь с 31 марта на 1 апреля 1942 года 116-я стрелковая дивизия из-за больших потерь (ранено и убито 210 человек) была отведена на 2 километра северо-восточнее Гореловского. Противник, оставив Гореловский, вел упорные оборонительные бои за поселок Малиновский. В первый день апреля зенитчики 116-й стрелковой дивизии, прикрывавшие дивизионный штаб, сбили самолет противника Ю-87, который, объятый пламенем, упал в районе деревни Каменка. 2 апреля части дивизии занимали следующее положение: 548-й стрелковый полк вновь занял оборону на северной и восточной окраинах поселка Гореловский, 441-й стрелковый полк, понеся значительные потери в боях за Малиновский и полностью овладев рощей Сердце, оставив прикрытие из расчетов со станковыми пулеметами, отошел к деревне Марьино, где приводил себя в порядок.

Общие потери дивизии с 28 марта по 1 апреля 1942 года приведены в следующей таблице^[103]:

5—6 апреля бойцы 116-й стрелковой дивизии вновь наступали на Гореловский. Атаки 548-го стрелкового полка были остановлены противником в 100–150 метрах от северо-восточной окраины (убито – 129 человек, ранено – 90); 441-му стрелковому полку удалось ворваться в расположение противника. Солдаты полка вели бой за отдельные доты на окраине Гореловского и частью сил ворвались в траншею врага на юго-западной окраине поселка^[104]. Бои в районе Гореловского продолжались до 8 апреля, после чего наступила небольшая передышка. С 13 апреля части 116-й стрелковой дивизии совместно с 336-й и 385-й дивизиями вновь начинают наступление. На протяжении трех дней – 15, 16 и 17 апреля – боевые порядки дивизии подвергались сильной бомбежке противника через каждые 30–40 минут. И вновь бойцы и командиры 116-й дивизии, совместно с 112-й танковой бригадой, наступают на Гореловский, но успеха не имеют. Состав частей 116-й стрелковой дивизии к исходу дня 16 апреля выглядел следующим образом:

Приведенная таблица дает читателю понять, насколько велики были потери личного состава дивизий в боях за ничем не примечательный поселок Гореловский. Полнокровные стрелковые полки превратились в батальоны. Но командование 50-й армии вновь и вновь требовало взятия поселка. К 17 апреля в дивизии осталось только семьдесят гаубичных снарядов, а у дивизионной артиллерии их было на 94 выстрела. Осталась только тысяча снарядов для полковой артиллерии. Несмотря на это, 17 апреля началась подготовка к очередному штурму укрепленного пункта немцев у Гореловского.

Замысел нашего командования был таков. На левом фланге противника действовала отвлекающая группа из десяти автоматчиков, отделения противотанковых ружей и одного пулеметчика, чтобы создать видимость подготовки наступления. Всю ночь, при свете немецких осветительных ракет, автоматчики под прикрытием пулеметного огня демонстративно перебегали в сторону противника, будто бы накапливаясь для атаки. А как только ракеты гасли, все автоматчики, пользуясь темнотой, снова и снова возвращались на исходный рубеж. На правом фланге притаилась штурмовая группа в составе батальона пехоты, двух 45-мм пушек, взвода станковых пулеметов и взвода противотанковых ружей (ПТР). Сначала немцы демонстрацию наступления приняли за настоящее наступление и открыли по «демонстрантам» адский огонь. В это время штурмовая группа незаметно подобралась вплотную к траншеям противника. Затем внезапно, дружно открыв огонь из всех видов оружия, пехота пошла в атаку. Немцы разгадали наш маневр и перестроились. Они перенесли огонь по солдатам второго эшелона, отрезали от тылов советскую штурмовую группу. Но передовые цепи штурмующих в это время были уже в немецких траншеях. Фашисты не выдержали рукопашной схватки и обратились в бегство.

Однако победу праздновать было рано. Немцы стали контратаковать, стремясь любой ценой вернуть захваченную забайкальцами траншею. Бой разгорелся затяжной и жестокий. Обороной вновь захваченного рубежа руководил комиссар батальона 441-го стрелкового полка – политрук П.И. Петров, так как командный состав штурмового отряда полностью выбыл из строя. Штурмовую группу поддержала дивизионная артиллерия, другие подразделения 441-го полка, а также 548-й стрелковый полк, наступавший на поселок с востока. Это заставило немцев временно отойти. Перед рассветом штурмовой отряд заменили, отвели на отдых и пополнение. От отряда осталась горстка – 32 человека, из них большинство – раненые. Смертью храбрых погибли в этом бою командир пулеметной роты А.А. Зотов, политрук роты противотанковых ружей Н.П. Портных, командиры отделений П.Т. Астраханцев, С.М. Гамов и десятки других^[105]. Отбить деревню у противника целиком не удалось и в этот раз. 19 апреля командование 116-й стрелковой дивизии предпринимает еще одну атаку на Гореловский совместно с танкистами 112-й танковой бригады. В бою танкисты понесли ощутимые потери. Один танк сгорел у северо-восточной окраины Гореловского, второй – подбит у юго-западной окраины.

Ночью немцы под сильным прикрывающим огнем подобрались к подбитой машине и, заложив несколько ящиков взрывчатки, подорвали ее^[106]. К 20 апреля 1942 года после бесплодных кровопролитных атак на укрепленный пункт противника, когда части дивизии занимали оборону все у того же Гореловского, состав 116-й стрелковой дивизии (активных штыков) выглядел вот так:

656-й стрелковый полк – 95 человек;

441-й стрелковый полк – 12 человек;

548-й стрелковый полк – 106 человек^[107] .

Как весной тает снег, так на глазах у читателя «тает» и личный состав 116-й стрелковой дивизии. В двадцатых числах апреля дивизия предпринимает еще несколько атак на Гореловский. Так, в ночном бою 23 апреля 656-й стрелковый полк потерял убитыми и ранеными еще семьдесят человек, в этом же бою погиб командир 1-го батальона старший лейтенант Нефедов. 24–25 апреля дивизия перегруппировывается и впоследствии отводится к деревне Чумазово^[108]. С 29 апреля дивизия была отведена в резерв 50-й армии в город Мосальск.

На левом фланге 116-й стрелковой дивизии вели наступление на Прасоловку части 385-й стрелковой дивизии, которая 3 апреля получила пополнение в 423 человека и с 5 апреля возобновила наступление, поддержанное тремя танками 112-й танковой бригады^[109]. Танкисты начали наступление в 14.20 с рубежа 1,5 километра западнее Марьино. Развернулись и пошли на Прасоловку, но пехота была отсечена огнем немцев, а танки были обстреляны со стороны Каменки, в результате чего один танк был подбит (поврежден поддерживавший каток). На этом неприятности не закончились: в небе появилась группа немецких самолетов в количестве семи штук, атаковавшая позиции танкистов и повредившая еще один танк (повреждено орудие), но который остался на ходу. Двум танкам Т-34 (один с поврежденным орудием) пришлось отойти на исходную^[110].

Немцы не преминули отметить этот факт в своих донесениях:

Суточное оперативное донесение 5.04.1942:

«Штаб 4-й армии докладывает:

4-й тк:

19-я тд: Новая атака противника 4 танками на позиции восточнее нп Прасоловка была отбита массированным огнем всех видов оружия и при поддержке штурмовиков. 2 танка повреждены…»^[111]

На следующий день (6 апреля) наступление продолжается, и лишь в 5.00 7 апреля бойцы дивизии выводятся из-под огня, так и не выполнив боевую задачу. Предпринятая разведка расположения огневых средств и сил противника тоже не удалась, так как разведгруппа из сорока человек попала на немецкое минное поле в 800 метрах южнее Прасоловки и понесла потери (1 человек убит, 1 ранен)^[112]. В ночь с 8 на 9 апреля два стрелковых батальона 1266-го и 1268-го стрелковых полков попытались атаковать Прасоловку с юго-запада, но были прижаты к земле фланкирующим огнем немецких пулеметов из северной Каменки. Отойти удалось только с наступлением темноты. 3-й стрелковый батальон 1268-го стрелкового полка расположился на обратном скате высоты, что в 200–300 метрах восточнее Прасоловки, но к полуночи был обнаружен противником и утром обстрелян минометным огнем и вынужден был отойти. В суточном оперативном донесении штаба группы армий «Центр» этот эпизод описан лаконично, но вполне однозначно:

«19-я тд: атака противника (100 человек) на позиции под нп Прасоловка захлебнулась. Наша артиллерия обстреливала скопления войск и батареи противника»^[113].

К 10 апреля части 385-й стрелковой дивизии занимали положение в 200–300 метрах восточнее и юго-восточнее Прасоловки. По уточненным данным, потери дивизии за 9 апреля 1942 года составили 333 человека^[114] .

В ночь на 12 апреля в 3.30 силами 1266-го стрелкового полка и одним стрелковым батальоном 1268-го полка вновь начали наступление на Прасоловку. Атаку возглавил сам командир полка Сосновский. На пути к Прасоловке бойцам пришлось преодолеть два глубоких оврага с ледяной водой. Немцы подпустили атакующих на 400–500 метров и открыли огонь. Видя замешательство бойцов, комполка лично повел бойцов в атаку, увлекая собственным примером. Когда до позиций противника осталось совсем немного, майор Сосновский был тяжело ранен осколком бризантного снаряда. В рядах наступающих произошло замешательство, что позволило противнику удержать занимаемые рубежи. Проведенная 12 апреля разведка доложила, что роща Сердце, расположенная в треугольнике Прасоловка – Малиновский – Гореловский, занята противником. На следующий день командование дивизии предпринимает атаку двумя батальонами на рощу Сердце, а остальные части в это время ведут наступление на Прасоловку. Весь день шел бой, но, несмотря на две предпринятые атаки, успеха добиться не удалось. Солдаты второго батальона 1268-го стрелкового полка в 10.00 14 апреля нашли и вынесли с поля боя полуживого и замерзшего комполка Сосновского, которого считали погибшим во время атаки.

К 14 апреля состав и расположение частей дивизии, согласно журналу боевых действий 385-й стрелковой дивизии, были следующими: «1270-й сп (372 человека) – 11 стрелков, 42 пулеметчика, 92 артиллериста, 116 минометчиков; расположены 300–400 м северо-восточнее Прасоловки. 1268-й сп (295 человек): 80 стрелков, 33 пулеметчика, 59 минометчиков, 123 артиллериста; 400 м юго-восточнее Прасоловки. 1266-й сп (407 человек): 90 стрелков, 30 пулеметчиков, 186 минометчиков, 95 артиллеристов, 5 автоматчиков. Расположены 400 м юго-восточнее Прасоловки»^[115].

Полки дивизии перегруппировываются и получают задачу: 15 апреля 1942 года наступать на рощу Сердце и далее на Малиновский. Наступление развивается очень медленно, но уже в 16.00 16 апреля, ведя огневой бой, 1266-й стрелковый полк занимает северную и северо-восточную окраины рощи Сердце, остальные силы дивизии вытесняют противника из центра рощи. Разведка доложила местонахождение двух вражеских дзотов в 300 метрах севернее опушки рощи.

17 апреля дивизия двумя полками начинает наступление из рощи на Малиновский. Находясь в 150 метрах от северо-западной опушки рощи, наши бойцы ведут огневой бой с врагом. С 16 по 17 апреля дивизия потеряла убитыми и ранеными до двухсот человек. Боевая численность полков в это время составила:

1266-й стрелковый полк – 44 стрелка;

1268-й стрелковый полк – 90 стрелков;

1270-й стрелковый полк – 70 стрелков^[116] .

Ввиду малочисленности полков командир дивизии принимает решение пополнить полки за счет подготовки прибывшего пополнения по пятьдесят человек в каждый полк. С 18 по 20 апреля 1268-й и 1270-й стрелковые полки дивизии в количестве 114 человек наступают на Малиновский, но были задержаны сильным пулеметным, минометным огнем и авиацией противника. В результате атак отмечены три немецких танка, стоящие в 400 метрах юго-западнее Малиновского, и противотанковые орудия, расположенные в 100 метрах между ними.

На протяжении 21 апреля части 385-й стрелковой дивизии вели огневой бой с противником. 22 апреля в 2.00 штурмовые отряды атаковали совместно с 239-й стрелковой дивизией в направлении: отметка 235,2, безымянный хутор. На следующий день штурмовые отряды 1270-го стрелкового полка продолжали наступать совместно с танкистами 112-й танковой бригады. В результате боя один танк немцами был подбит – сорвана гусеница. Советские бойцы вместе с экипажем танка заняли круговую оборону на северо-западной окраине рощи. Немцы мелкими группами контратаковали в направлении танка. Потери 21–22 апреля 1942 года: убито – 32 человека; ранено – 135 человек^[117].

С 24 апреля 385-я стрелковая дивизия принимает полосу обороны от 239-й стрелковой дивизии и закрепляется в роще Сердце. Всего дивизия потеряла в боях в Барятинском районе 9793 человека убитыми, ранеными и пропавшими без вести.

Полки 239-й стрелковой дивизии, передвигавшейся в этом же направлении, перешли в наступление на высоту 226,5, как и все – 5 апреля в 6 часов 25 минут. Уже в 6.45 817-й стрелковый полк дивизии достиг лощины, где был атакован пятьюдесятью немцами из рощи севернее дома лесника. Отбив контратаку противника, полк к полуночи достиг первой стрелковой ротой восточной опушки леса в 2 километрах от Гореловского. К этому же времени другие полки дивизии охватили с севера и юго-запада рощу Круглая. На протяжении всего дня боевые порядки дивизии подвергались налету бомбардировщиков противника. В течение двух последующих дней советские части медленно продвигались вперед. 10 апреля, сдав свой участок 116-й стрелковой дивизии, полки 239-й стрелковой дивизии заняли новый рубеж в районе деревень Коськово, Высокая Гора, Шемелинки с задачей взять штурмом два очень сильных опорных пункта противника в деревнях Яковлевская и Лощихино.

14 апреля части 239-й стрелковой дивизии проводят наступление на деревню Яковлевская, но еще до выхода на рубеж атаки часть солдат погибла на минном поле, заложенном немцами (убито – 23 человека, ранено – 20 человек, пропало без вести – 10 человек)^[118].

Уже на следующий день 239-я стрелковая дивизия получила приказ сдать свой участок обороны 69-й стрелковой дивизии и сосредоточиться в районе деревни Каменка с задачей наступать на Елисеевку и Каменку. Развернувшись фронтом на северо-запад, дивизия 16 апреля начала наступление, которое развивалось очень медленно из-за больших потерь. Тем не менее 239-й стрелковый полк достиг рубежа 400 метров северо-восточнее Каменки, 817-й стрелковый полк – 300 метров восточнее, а 813-й стрелковый полк находился во втором эшелоне. Потери за день боя составили: младшие командиры – 11 человек, рядовые – 125 человек^[119].

17 апреля была организована повторная атака – и вновь безрезультатно. Нашим бойцам удалось захватить несколько крайних домов, но контратакой немцы их выбили. Бои за Каменку продолжались до 21 апреля, пока 239-я стрелковая дивизия не получила приказ: сдать свой участок обороны 69-й стрелковой дивизии и передислоцироваться в рощу Сердце, в направлении на поселок Малиновский. 22 апреля дивизия перешла в наступление на Малиновский, понесла очень большие потери и уже 23 апреля, после боя, сдала свой участок 385-й стрелковой дивизии в готовности наступать на Екатериновку. Но и здесь дивизии долго воевать не пришлось: 26 апреля дивизию отводят в район деревни Сининка, а 27 апреля она выводится в резерв в район станции Добужа. Общие боевые потери дивизии составили:

убито командиров – 653 человека; пропало без вести – 78 человек;

младших командиров: убито – 1138; пропало без вести – 364 человека;

рядовые: убито – 5479 человек; пропало без вести – 2311 человек^[120] .

В период с 30 марта по 24 апреля почти ежедневно вела наступательные действия в направлении Александровки и 336-я стрелковая дивизия. За этот период менялись только соседи. С 10 апреля соседом слева вместо 239-й дивизии становится 116-я, а с 18 апреля соседом справа вместо 290-й стала 58-я стрелковая дивизия. Несмотря на то что дивизия только в конце марта получила более 2500 человек пополнения, обучить их хотя бы начальным методам и приемам боя и владению оружием не было возможности из-за больших потерь в стрелковых подразделениях. Вести наступление в это время приходилось в крайне сложных не только погодных условиях, но и при полном господстве на данном участке фронта в воздухе авиации противника. Вот несколько примеров.

Из боевого донесения № 37 от 5 апреля 1942 года:

«Авиация противника группами 5—12 самолетов бомбила и штурмовала боевые порядки дивизии в течение всего дня. Тяжело ранен командир 1130-го сп майор Хахай. Исполнение обязанностей командира полка возложено на военного комиссара батальона Бабаева»^[121].

Выписки из политических донесений политотдела дивизии:

«12.04.42 г. Авиация противника проявляла большую активность. Группами пикирующих бомбардировщиков до 28 самолетов в каждой группе шесть раз в течение дня бомбила и штурмовала боевые порядки дивизии».

«17.04. Очень большая активность авиации противника, за день было 22 налета групп самолетов противника от 5 до 17 самолетов в каждой группе».

«20.04. В течение четырех дней авиация противника непрерывно бомбит боевые порядки дивизии».

«22.04. За семь дней от ударов авиации противника убито 48 человек, ранено 57 человек, уничтожено 4 орудия 76-мм, 2 тягача, 2 станковых пулемета»^[122].

В первой декаде апреля 1942 года началась распутица, вскрылись ручьи, в лощинах и низинах под талым снегом скопилась вода, грунтовые дороги были разбиты до такой степени, что даже гужевой транспорт двигался с трудом, а артиллерия наших насту павших частей была лишена возможности из-за бездорожья вый ти к переднему краю для поддержки пехоты. Из-за невозможности подвоза горючего и боеприпасов танковые части были отведены в тыл. Тысячи бойцов снимались с передовой, чтобы доставить по тридцатикилометровой трассе от станции Добужа до Зайцевой Горы все необходимое для боя. Бойцы в вещевых мешках за плечами вместе с концентратами и сухарями несли снаряды и мины, нередко преодолевая болота и ручьи по пояс в ледяной воде. С 9 по 15 апреля ни солдаты, ни офицеры совершенно не получали ни хлеба, ни сухарей, только два раза в эту тяжелую неделю варили кашу. Затрудняло ведение боевых действий и Шатино болото, огромная чаша которого (50 квадратных километров) заполнилась с началом весны водой. Соответственно, положение дивизии в районе Зайцевой Горы, и без того нерадостное, стало крайне тяжелым и сложным. Это наглядно видно из ответов временно исполняющего обязанности командира 336-й стрелковой дивизии майора Добринского офицеру Генерального штаба:

«Автотранспорт стоит. Конский состав истощен и его недокомплект – 70 %. Пополнение боеприпасами незначительное. К данному моменту дивизия по основным видам имеет не более 0,5 боевого комплекта. Во второй половине апреля большие перебои со снабжением даже хлебом. В последнее время армейские госпитали не принимают раненых. В медсанбате дивизии скопилось более 150 раненых, подлежащих эвакуации»^[123].

Политический отдел дивизии в это время докладывал политическому отделу 50-й армии:

«На 21.04.42 на ДОП (дивизионном обменном пункте) имеется всего консервов – 420 банок, комбижира – 5 кг, колбасы – 27 кг, мяса (конины) – 1061 кг, сахара – 61 кг, махорки – 3,4 кг, чая – 12,5 кг, водки – 237 литров, сухарей, муки и хлеба нет».

«От сильного истощения выбывает конский состав. Лошадей кормим соломой, снятой с крыш домов и сараев. Особенная тревога в 909-м ап, где из 678 лошадей осталось всего 253, из них 70 % крайне истощены и неспособны передвигаться. Полк может поднять всего 2–3 батареи. Получили наряд на получение в Мосальске 97 лошадей, 7 тонн овса и 17 тонн сена».

«Личному составу выдаем по 300 гр. хлеба на сутки»^[124].

В этот период положение с продовольствием, фуражом и боеприпасами было взято под ежедневный контроль Военного совета армии. О наличии запасов в дивизии, помимо докладов тыла, штаба, сообщали также политические отделы дивизий.

Но, несмотря на эти трудности, личный состав воевал с исключительным упорством и отвагой. Так, вторая стрелковая рота 1132-го стрелкового полка во главе с лейтенантом Шемякиным уничтожила узел сопротивления противника на дороге Сининка – Фомино-1. Выполняя эту задачу, 14 апреля рота ворвалась в траншеи противника и уничтожила 47 фашистов^[125].

«Метко продолжают разить врага расчеты 45-мм орудий батареи 1128-го сп лейтенанта Белько И.П. Особенно наводчик Черняев, заряжающий Федотов. За день боя 29.03 батарея уничтожила 10 фашистов, подавила 5 огневых точек противника, из них – два станковых пулемета».

«Санитар 1128-го сп Игонов за ночь с 22 на 23.4 вынес с поля боя 18 раненых с их оружием. А всего он вынес с поля боя и оказал первую помощь 130 раненым. Сдал на склад 70 винтовок и 6 пулеметов».

«14.04. подразделения 1128-го сп овладели высотой 229,8. Захватили трофеи: минометов – 1, станковых пулеметов – 2, противотанковых ружей – 3, ручных пулеметов – 19, автоматов – 6, орудий ПТО – 2, винтовок – 101».

«Захваченные пленные подтверждают, что противнику нанесены значительные потери. Их батальон 12.04 вступил в бой, имея 900 человек, и в первый день боя только их рота потеряла 91 человека убитыми и ранеными»^[126].

Однако эти успехи достигались большой ценой. На 15 ап реля в 1132-м и 1128-м стрелковых полках 336-й стрелковой дивизии оставалось по 35 активных штыков, в 1130-м стрелковом полку – 82. С 26 марта по 13 апреля медико-санитарный батальон принял 2271 человека раненых и 170 человек больных, из них восемь человек были больны тифом. Врачами было проведено 513 операций. Образцы самоотверженности показали врачи Худенцов, Рухлядев; медсестры Клочнева, Амельченко, Шарапова, Котельникова, Янина; санитары Фатеев, Королев, Яблоков, Акулин, Люлин, Петровичева^[127].

15 апреля в командование дивизией вступил генералмайор Владимир Степанович Кузнецов, участник Гражданской войны. Он прибыл с Дальнего Востока, где был помощником командующего Дальневосточным округом по запасным частям^[128].

24 апреля дивизия получила приказ перейти к обороне. В ночь на 25 апреля 1128-й стрелковый полк сдал свой участок частям 298-й стрелковой дивизии, а 1130-й стрелковый полк сменил 385-ю стрелковую дивизию. Соседом слева стала 69-я стрелковая дивизия. С переходом к обороне, ввиду малочисленности стрелковых подразделений, распоряжением командира дивизии они были сведены в полках в один стрелковый батальон. Освободившийся офицерский состав и часть младших командиров были отведены в тыл, где из прибывавшего пополнения формировали второй и третий стрелковые батальоны полков и организовывали боевую подготовку по их боевому слаживанию.

Особенно сложным для организации обороны оказался участок, принятый от 385-й стрелковой дивизии. Части этого соединения в ходе наступления овладели, как мы уже рассказывали, рощей Сердце. Эта роща вдавалась в оборону противника на глубину до 1,5 километра. Все подступы к ней простреливались с обоих флангов не только огнем пулеметов, но и автоматов. Пройти в рощу днем было невозможно. И в течение первых десяти суток, пока не были вырыты сплошные траншеи и ходы сообщений, а на болотистых участках не сделаны насыпи, продукты и боеприпасы личному составу, обороняющему эту рощу, доставлялись только ночью. Пришлось затратить много усилий и труда, чтобы сделать оборону в этой роще в полном смысле неприступной.

Теперь более подробно о боевых действиях на другом направлении, на котором были сосредоточены 58, 173, 290, 298, 146-я стрелковые дивизии и две танковые бригады: 11-я и 108-я. Против развернутых на данном рубеже советских частей оборонялись части не только 19-й танковой, но и 267-я пехотная и 10-я моторизованная дивизии противника, участвовавшие ранее в боях под Тулой и Калугой и имевшие к этому времени большой боевой опыт.

173-я стрелковая дивизия получила задачу овладеть населенными пунктами Фомино-1 и Фомино-2 еще 23 марта. В поддержку дивизии были выделены артполк РГК, отдельный минометный дивизион, 108-я танковая бригада и две гаубичные батареи 116-й стрелковой дивизии. Населенные пункты Фомино-1 и Фомино-2 расположены рядом с шоссе у подножия высоты, которая господствует над всей местностью. На картах эта высота обозначалась как 269,8. С нее немцы просматривали расположение наших частей на большую глубину и по всем мало-мальски важным целям тотчас же обрушивали шквал артиллерийского и минометного огня. Снарядов они не жалели. Все подходы к нашему переднему краю простреливались плотным огнем из пулеметов и автоматов. Поле перед высотой было пристреляно до последнего кустика, до последней болотной кочки.

Если верить воспоминаниям ветеранов, участвовавших в боях за Зайцеву Гору, то по крайней мере Фомино-1 бойцы 173-й дивизии занимали еще в конце марта 1942 года, но были выбиты контратаками немцев^[129]. Было ли это на самом деле, мы судить не беремся. Архивных данных, подтверждающих этот факт, пока нет. А вот то, что в начале апреля 1942 года Фомино-1 и Фомино-2 продолжали занимать немцы, – это факт.

В ночь с 5 на 6 апреля 173-я стрелковая дивизия во взаимодействии с 290-й стрелковой дивизией полностью очистили деревню Фомино-1 от противника и закрепились на занятых рубежах. Во время атаки был использован танковый десант. Часть 3-го батальона 878-го стрелкового полка 290-й стрелковой дивизии была посажена на танки, что позволило им ворваться на северную окраину деревни^[130].

Немцы начинают выражать озабоченность происходящим на данном участке фронта:

Суточное оперативное донесение 5.04.1942:

«Штаб 4-й армии докладывает:

4-й тк:

19-я тд. Во второй половине дня противник при поддержке тяжелой артиллерии продолжил атаки на Фомино. При поддержке 8 танков противник сумел ворваться в Фомино и оттеснить гарнизон на север. Принимаются контрмеры»^[131].

А в советских сводках, касающихся положения 50-й армии, звучат победные фанфары:

Извлечение из оперативной сводки № 97 Генерального штаба Красной армии на 8.00 7.04.1942:

«50-я армия силами ударной группировки в первой половине дня продолжала наступление в общем направлении на районы Александровка, Милятино.

173-я сд во взаимодействии с 290-й сд в 1.00 6.4 овладела районом Фомино-1 и продолжала наступать на Фомино-2»^[132].

Дальнейшие попытки развить успех наступлением на Фомино-2 ничего, кроме больших потерь, не принесли. Героизм наших воинов был настолько высок, что, невзирая на потери, они шли вперед. К этому времени численность 878-го стрелкового полка 290-й стрелковой дивизии составляла:

1-й батальон – 15 бойцов;

2-й батальон – 35 бойцов;

3-й батальон – 30 бойцов^[133].

Так, 6 апреля в атаку бросился с четырьмя оставшимися бойцами командир 878-го стрелкового полка 290-й дивизии Ю.О. Штивель, но все они погибли^[134]. Надо признать, что немцы в этих боях понесли тоже немалые потери.

Суточное оперативное донесение 8.04.1942:

«Штаб 4-й армии докладывает:

40-й тк: Артиллерийский и минометный беспокоящий огонь противника. В 19-й танковой дивизии – большие потери»^[135].

Немалые потери по немецким меркам понес и брошенный в бой на этом участке уже известный нам 41-й моторизованный полк 10-й моторизованной дивизии: «5 апреля (в пасхальное воскресенье) русские повторили и усилили свое наступление вновь прибывшими частями, чтобы до начала распутицы совершить прорыв к шоссе и соединиться с армией Белова. Когда 5 апреля произошло вклинение и советские танки появились на шоссе, в бой пришлось бросить состоящий только из двух батальонов 41-й моторизованный полк. Успешными контратаками 6 и 7 апреля полк отбросил упорно сопротивлявшегося врага под Фомино на север и снова обеспечил использование района Варшавского шоссе. Противник понес большие потери, но и потери 41-го пехотного полка (моторизов.) также были тяжелы. Только 7 апреля погибли командир 1-го батальона капитан Рейхард, один командир роты, а также 36 унтер-офицеров и рядовых. Это Фомино стало олицетворением высокой солдатской самоотверженности»^[136].

9 апреля остатки 173-й стрелковой сдают свои позиции вновь прибывшей 146-й стрелковой дивизии, которая начала наступление на Фомино-2, и крупнейший опорный пункт немцев на высоте 269,8, который многие ветераны и исследователи путают с Зайцевой Горой. 146-я стрелковая дивизия второго формирования в составе 512, 608, 698-го стрелковых полков, 280-го артиллерийского полка, 211-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона, 126-й отдельной разведывательной роты, 146-го отдельного саперного батальона, 246-го отдельного батальона связи, 171-го медико-санитарного батальона, 501-й отдельной роты химической защиты, была сформирована в Казани зимой 1941/42 года. Командиром дивизии был назначен генерал-лейтенант Ю.В. Новосельский. 23 марта 1942 года соединение было передано в состав 24-й армии и получило приказ отбыть на фронт, в район города Мосальска. 4 апреля 1942 года дивизия была переведена в состав 50-й армии и получила первый боевой приказ – сменить на переднем крае 173-ю стрелковую дивизию, которая вела боевые действия перед Варшавским шоссе. К утру 11 апреля 146-я дивизия сменила части 173-й и заняла боевой рубеж в районе деревни Фомино-1, Зимницы, фронтом на северо-запад, что и подтверждается следующим документом.

Из журнала боевых действий частей 146-й стрелковой дивизии:

«11 апреля

608-й сп к 24.00 11.4.42 г. сменил части 173-й сд в Фомино-1.

512-й сп сосредоточился 2 км западнее Зимницы.

698-й сп сосредоточился в районе отметки 242,2.

Штадив – лес в районе отметки 242,2»^[137].

С 12 апреля дивизия начала ожесточенные бои за Фомино-2 – Зайцеву Гору, с задачей перерезать Варшавское шоссе и, развивая успех на Ново-Аскерово, соединиться с частями 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майора П.А. Белова, действовавшего глубоким рейдом по тылам противника^[138].

Части дивизии в своей первой боевой операции находились в географически крайне невыгодном положении – в низинной болотистой местности, в условиях весенней распутицы. В результате этого наши подразделения лишились возможности возводить необходимой глубины защитные земляные укрытия для людей и боевой техники. Противник же занимал господствующее положение, с которого просматривал на большую глубину боевые порядки дивизии и подходы к ним. Боевая готовность частей дивизии значительно снизилась из-за недостатка положенного по штату вооружения и снаряжения. Танков, тяжелой артиллерии, зенитного и воздушного прикрытия у дивизии не было. 280-й артполк, состоящий из двух дивизионов, располагал лишь пятью пушечными и двумя гаубичными батареями. Не имела дивизия и специальных противотанковых артиллерийских подразделений. Радиосвязь в частях отсутствовала, кабельная же связь под непрерывным обстрелом рвалась и была ненадежной. Несмотря на все старания тыловой службы, возглавляемой полковником П.Э. Веселовским, обеспечение боепитанием и продовольствием в течение всей операции оставалось крайне неудовлетворительным. Дивизия не имела в достатке автотранспорта. Гужевой же транспорт противник уничтожил уже в первые дни боев более чем на три четверти^[139].

Бои под Зайцевой Горой носили ожесточенный и кровопролитный характер. Наступление сменялось обороной и снова наступлением. Авиация противника за две недели боев совершила на позиции дивизии более 4 тысяч самолето-вылетов и сбросила при этом до 10 тысяч авиабомб разного калибра^[140]. Бомбежки не прекращались круглосуточно. Немцы пускали самолеты группами до двадцати штук, которые методично, квадрат за квадратом, обрабатывали все расположение дивизии. Самолеты противника бомбили все живое, даже отдельных бойцов.

Вот в такой тяжелой обстановке, голодные и промокшие, в холодной апрельской воде, воины дивизии отчаянно бились, проявляя героизм и отвагу. «От разрывов мин то и дело рвался телефонный кабель. Под огнем противника дважды раненный красноармеец Блай неоднократно восстанавливал связь. Отважно сражался политрук Скопинцев, который с группой бойцов сдерживал натиск превосходящих сил противника, наступавшего при поддержке танков. Из 12 человек в группе осталось только трое, но они дрались до тех пор, пока не подошла помощь»^[141].

Художественно, но точно описывает события этого времени участник боев за Зайцеву Гору М.Д. Максимцов: «Бесконечные атаки гитлеровцев, поток танков. Они волнами ползли с высоты, врывались в расположение наших батальонов, теснили их к опушке леса. И так весь день. Но советские воины не сдаются.

Поредели ряды наших рот. Капитан Галимов не смыкает глаз. Он почернел, как и все его бойцы. Окопы полны воды от тающего снега. Уставшие солдаты и их командиры рубят валежник и устилают им дно траншей и окопов, чтобы хоть немного отдохнуть. Ведь завтра снова бой. Изнурительный и беспощадный…

И вновь поднимает в атаку свои полки генерал Новосельцев. Сколько раз за последние три дня врывались наши воины на фоминское кладбище (Фомино-2)! Но силы противника превосходили наши. Несем потери. Погиб капитан Галимов и много других отважных, горячих, молодых»^[142].

В 11.00 12 апреля 1942 года противник предпринял мощный налет авиации, артиллерийский и минометный обстрел и силами до полка пехоты перешел в атаку со стороны Фомино-2, высота 269,8 и отметка 223,3. К 13.30 12 апреля 1942 года части 146-й стрелковой дивизии, понеся большие потери, оставили Фомино-1. Кстати, если верить немецким данным, то нахождение на данных позициях подразделений 146-й стрелковой дивизии было для немцев крупным и неприятным сюрпризом: «Собственное наступление 12 апреля натолкнулось не просто на две вражеские дивизии, а на полнокровные и приведенные в боевую готовность две вновь прибывшие сибирские дивизии (146-ю и 298-ю стрелковые) и на 11-ю танковую бригаду»^[143].

Так что, дорогой читатель, немецкая разведка далеко не всегда была образцом пунктуальности и точности, как многие привыкли считать.

608-й стрелковый полк 146-й дивизии, оборонявший непосредственно Фомино-1, потерял в этом бою до 70 процентов личного состава и был отведен в лес севернее Маслово^[144].

Под Зайцевой Горой большую помощь пехоте оказали саперы 149-го отдельного саперного батальона. Рота саперов во время разминирования переднего края обороны противника 12 апреля 1942 года была атакована группой немцев при поддержке танков. Произошла короткая отчаянная схватка. Саперам удалось отбросить немцев назад. Однако и их потери оказались значительными: из роты вернулось только двенадцать человек. За мужество, проявленное в этом бою, рядовому Галееву было присвоено звание лейтенанта^[145].

Извлечение из оперативной сводки № 103 Генерального штаба Красной армии на 8.00 13.04.1942:

«50-я армия производила частичную перегруппировку сил.

Противник силою до двух пп с 9 танками перешел в наступление и к 13.30 12.4 овладел районом Фомино-1»^[146].

О накале и цене боев в те дни красноречиво свидетельствует следующее немецкое донесение:

Суточное оперативное донесение 12.04.1942:

«Штаб 4-й армии докладывает:

40-й тк:

10-я пд (мот.): Наша атака восточнее дороги Зимницы– Фомино была остановлена усилившимся противником. На участке к востоку от вышеназванной дороги до восточной окраины нп Фомино оборудуется фронт обороны. Огонь артиллерии по вражеским батареям и подходящему пополнению корректировался с воздуха. Взято в плен 650 человек, захвачено 40 пулеметов. Наши танки уничтожили 3 танка Т-34. Только на участке непосредственно южнее Фомино убито до 1000 солдат противника»^[147].

На следующий день, 13 апреля, бойцы 146-й стрелковой дивизии предприняли новую атаку и, совместно с воинами 11-й и 108-й танковых бригад, овладели Фомино-1, восстановили положение и продолжили наступление на Фомино-2 и юго-западные склоны Зайцевой Горы. Особенно тяжко пришлось воинам 698-го стрелкового полка 146-й дивизии, которые закрепились на юго-западных склонах высоты. Позади них, между Зайцевой Горой и рощей, далеко на восток простиралась безжизненная голая равнина, залитая талой водой. Немецкая пехота при поддержке танков контратаковала 512-й стрелковый полк, захвативший Фомино-1, но атака была отбита. Кстати, именно в это время, по данным разведки 50-й армии, в районе Фомино 19-я немецкая танковая дивизия готовила крупное наступление с задачей выйти на Мосур и разгромить тылы и коммуникации наших 10-й и 50-й армий^[148]. Так что положение было критическое.

Из журнала боевых действий частей 146-й сд:

«Апрель 1942 г.

512-й сп с 1 батальоном 698-го сп и 108-й тбр атаковал Фомино-1 и, овладев им, восстановил положение. Продолжая теснить противника, 512-й сп к исходу дня 13.4.42 г. атаковал Фомино-2, но успеха не имел. 698-й сп сосредоточился в роще 1 км восточнее Фомино-2 и к 24.00 вышел на исходное положение для наступления на Фомино-2»^[149].

Поддержка танкистов оказалась очень кстати. Хотя сами танкисты были не в восторге от действий артиллеристов стрелковых дивизий, так как те не смогли расстроить противотанковую и огневую систему немцев в районе Фомино-1. Наши танки были встречены огнем противотанковых вражеских орудий и пятью танками врага. Танкисты уничтожили две противотанковые пушки и три танка, чем помогли пехоте с малыми потерями овладеть Фомино-1. Немцы, бросив вооружение, отошли к высоте 269,8 и деревне Фомино-2. К 16.00 11-й танковый батальон овладел восточными скатами высоты 269,8, а 236-й танковый батальон, обходя высоту с запада, вышел на северо-западные скаты, где был встречен из леса севернее высоты шестнадцатью танками противника. В результате столкновения танкисты 11-й танковой бригады заявили об уничтожении пяти немецких танков. Не имея пехотной поддержки со стороны 298-й стрелковой дивизии, танки отошли на исходную позицию.

С 19.00 13 апреля танкисты 11-й танковой бригады продолжали выполнять задачу по овладению деревней Тычек совместно с одним стрелковым батальоном 298-й дивизии. Взяв деревню, танкисты удерживали ее в течение двух часов, а затем, так и не дождавшись пехоты и израсходовав весь боезапас, были вынуждены в 24.00 вернуться на исходную к своей пехоте. Возвратившись к пехоте и посадив на танки часть бойцов 298-й дивизии, танкисты десантом выбросили их на деревню Тычек. В деревне пехота отказалась сходить с танков, и 236-й танковый батальон, расстреляв остатки боезапаса, вернулся на исходную. Старший лейтенант Д.А. Карабан, командир роты из 236-го танкового батальона, подбил в этих боях два вражеских танка и одну тяжелую пушку; механик-водитель Т-34– старший сержант А.С. Рогов протаранил два танка (один из них сгорел), пушку, раздавил два пулемета и уничтожил до взвода пехоты противника. В результате боев на рубеже лес юго-восточнее Фомино-1—Фомино-1—деревня Тычек немцы потеряли пять танков, пять противотанковых орудий, две легкие пушки, два тяжелых орудия и два дота. Потери 11-й танковой бригады за этот день составили 12 танков: шесть КВ и шесть Т-34 (три Т-34 сгорело на поле боя)^[150].

Немного о 298-й стрелковой дивизии, чтобы читателю стало понятно, откуда взялось это воинское соединение и что собой представляло. Дивизия была сформирована в январе 1942 года в составе: 882-го, 885-го стрелковых полков, 280-го артиллерийского полка; 15-го отдельного минометного дивизиона, 356-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона, 571-го отдельного саперного батальона, 724-го отдельного батальона связи, 375-й отдельной разведывательной роты, 124-й отдельной зенитной батареи, 357-й отдельной химической роты, 446-й отдельной автотранспортной роты, 1693-й полевой почтовой станции, 290-го медико-санитарного батальона, 892-го дивизионного ветеринарного лазарета, 443-й полевой хлебопекарни, 1063-й полевой кассы Госбанка. Командиром дивизии был Н.А. Васильев, полковник, с августа 1942 года генерал-майор.

В период с 20 марта и до 6 апреля дивизия из района сосредоточения в Тульской области перемещается в район станции Киреевская, Дабужа, оставаясь в резерве главкома Западного направления. 8 апреля дивизия передается в состав 50-й армии и к 10 апреля выдвигается в лес севернее Приволье (Барятинский район Калужской области). В оперативной сводке штаба 50-й армии Западного фронта указывается, что 298-я стрелковая дивизия с 11-й танковой бригадой и 466-м инженерным батальоном из района сосредоточения отметка 242,4, Приволье, Масловка, отметка 242,2 в 24.00 12 апреля 1942 года начала выдвижение для занятия исходного положения. Дивизии предстояло решить сложнейшую задачу. Вместе с другими соединениями 50-й армии полки 298-й дивизии должны были выбить фашистов из леса около Фомино-1, овладеть деревнями Фомино-1 и Фомино-2, оседлать высоту, по которой проходило Варшавское шоссе, и, развивая наступление на Милятино, соединиться с войсками, оказавшимися в результате зимнего наступления в тылу врага.

Исходное положение дивизия заняла к 3.30 13 апреля, откуда в 4.50 перешла в наступление в общем направлении на высоту 269,8. В начале наступления три танка, приданные дивизии, попали под огонь замаскированных в лесу немецких бронированных машин. Темп наступления снизился. Расчистить путь для наших танков было приказано роте противотанковых ружей, где служил А.Г. Арнаутов, опытный воин, участник Гражданской войны. С противотанковым ружьем он вплотную подполз к замаскированным вражеским танкам и несколькими выстрелами сумел подбить две машины. Остальные, находившиеся дальше, развернулись и ушли в глубь своего расположения^[151]. В тяжелых условиях глубокого снега и весенней оттепели 298-я стрелковая дивизия с 11-й танковой бригадой, во взаимодействии справа с 146-й стрелковой дивизией, наступавшей на Фомино-1, и слева – с 290-й стрелковой дивизией, наступавшей на Екатериновку, прорвала оборону противника на скатах юго-западнее Фомино-1, развила успех и к исходу дня овладела высотой 269,8, угрожая основной коммуникации противника – Варшавскому шоссе.

Первой к немецким блиндажам на высоте прорвалась группа бойцов во главе с комиссаром третьего батальона 886-го стрелкового полка Иваном Ушаковым. Бойцы прокладывали себе путь огнем автоматов, а затем прикладами. В этом ближнем бою особенно отличились сержанты Федоров и Алексеев, рядовые Панков и Черкасов^[152]. Совместно с 11-й танковой бригадой дивизия отражала сильные контратаки танков и пехоты противника, пытавшегося сбросить наши части с высоты. Во время контратаки врага вновь отличился бронебойщик старший сержант Арнаутов, который подбил легкий танк врага. Воинское мастерство старшего сержанта было высоко оценено. Впоследствии он был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды, произведен в лейтенанты и назначен командиром роты.

В этот же день 173-я стрелковая дивизия через деревню Строенка ворвалась на Зайцеву Гору. Впереди атакующих шел полк майора Мельникова и саперы 5-го инженерного армейского батальона майора Дениденко. Красное знамя водрузил комсорг 1315-го стрелкового полка 173-й дивизии Анатолий Грибков. Нужно было закрепиться на высоте. Саперы возвели снежные валы, заминировали противотанковые участки. Пехотинцы тем временем в ожидании подкрепления оборудовали позиции для пулеметов и противотанковых орудий, хотя снег, пропитанный водой, делал их подход почти невозможным^[153]. В 10.30 13 апреля бойцы 146-й стрелковой дивизии и 108-й танковой бригады вновь овладели Фомино-1. 512-й стрелковый полк к исходу дня атаковал Фомино-2, но успеха не имел. В ночь на 14 апреля и в первой половине дня воины 173-й дивизии перехватили частью сил Варшавское шоссе в районе Зайцевой Горы. Казалось бы, задача выполнена. Но это только казалось. Захватить-то Зайцеву Гору захватили, но вот как удержать ее без снарядов, танковой, артиллерийской и авиационной поддержки? На этот вопрос вряд ли кто мог дать ответ. Утро 14 апреля началось массированной бомбежкой наших позиций на западном склоне Зайцевой горы. Советские истребители появлялись со стороны Калуги, завязывали воздушные бои с самолетами врага, но горючее быстро кончалось, и нашим самолетам приходилось возвращаться на аэродромы. В этот же день из штаба Западного фронта командиру оперативной группы войск П.А. Белову, которому, кроме кавалеристов, 11 апреля 1942 года были подчинены для совместных действий и десантники 4-го воздушно-десантного корпуса, было передано сообщение о том, что 50-я армия перешла в наступление и даже овладела районом Зайцевой Горы. В связи с этим командующий Западным фронтом потребовал от Белова ускорить наступление навстречу 50-й армии. П.А. Белову приходилось распылять свои силы, так как командование фронта приказывало также не ослаблять оборону в районе Дорогобужа, где Белову приходилось держать самую боеспособную 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию. Как ее не хватало во время этого наступления:

«Пришлось наступать силами лишь 4-го воздушно-десантного корпуса и 2-й гвардейской кавалерийской дивизии»^[154].

2-я гвардейская кавдивизия и 4-й воздушно-десантный корпус начали наступление довольно удачно, передовые части 9-й воздушно-десантной бригады достигли Ново-Аскерово. Отсюда до позиций 50-й армии оставалось всего около двух километров. Ярко и красочно живописует эти бои исследователь Туманов: «Кавалерийский корпус генерала Белова пробивает из немецкого тыла дорогу к Варшавке. Кавалеристы дерутся под Милятином и Спас-Деменском. От Вязьмы до Зайцевой горы горит тыл немецкой четвертой полевой. Парашютисты четвертого воздушно-десантного корпуса, отдельные части тридцать третьей армии, оставшиеся у немцев в тылу, партизанские отряды – все отвлекают на себя целые дивизии фон Клюге. Еще бы людей, боеприпасов, техники – и вся четвертая полевая была бы окружена от Вязьмы до Юхнова, от Юхнова до Зайцевой горы… Под Юхновом должен решиться вопрос о жизни или смерти четвертой немецкой полевой армии. Там кавалерийский и воздушно-десантный корпуса должны были замкнуть вокруг нее кольцо от Варшавки до Вязьмы. Но сил не хватило даже на то, чтобы кавалеристы пробились хоть сюда, к тысяча сто пятьдесят четвертому (стрелковому полку. – Примеч. авт.), на Варшавку. У них в полках гвардейских кавалерийских дивизий осталось уже в строю всего человек по двадцать»^[155]. Но это точка зрения скорее литератора, а нам лучше обратиться к горьким воспоминаниям участника тех событий, бывшего бойца 4-го воздушно-десантного корпуса М.Г. Зайцева, которые показывают весь трагизм происходившего: «Наступил апрель. Выполняя приказ, мы цепко удерживали занятые рубежи и были готовы в любую минуту начать совместные действия с войсками 50-й армии. Но для этого не было пока необходимых условий… Наш батальон, равный по численности роте мирного времени, ночью оставил Дубровку. Очень тяжело приходилось нам в те дни, а силы были на исходе» и далее: «Лес вскоре поредел, и мы выбрались на опушку, невдалеке от Зайцевой горы.

Подоспели вовремя. Наши наступали. Но не войска фронта, а конники генерала Белова, которые действовали в тылу врага еще с декабря. Беловцы, спешившись, атаковали фашистов с тыла, под частыми разрывами мин и снарядов…

Позднее я слышал, что советские бойцы, находившиеся по ту сторону фронта, уже видели нас. Казалось, еще одно усилие, и цель будет достигнута, мы прорвемся. Но тут словно огненный заслон поднялся перед нами. Ревя моторами, навстречу выскочили фашистские танки, а с воздуха обрушили удар самолеты. Наша атака захлебнулась. Неся потери, пришлось отойти в лес. Фашисты нас не преследовали»^[156]. Немцы, подтянув резервы со стороны Юхнова и Рославля, организовывали частями 131-й пехотной дивизии и 41-го моторизованного полка одну контратаку за другой. Командир 1315-го стрелкового полка 173-й стрелковой дивизии и комиссар погибли, да и от полка мало кто остался в живых. К концу дня горстка наших бойцов, не получив поддержки, вынуждена была оставить Варшавское шоссе и склоны Зайцевой горы^[157]. Противник отбил у 50-й армии Зайцеву гору, а к 20 апреля наступление конногвардейцев навстречу 50-й армии также стало явно затухать. А ведь передовые части находились всего в двух километрах друг от друга! И после войны П.А. Белов не переставал жалеть об этой упущенной возможности: «Мы очень сожалели, что не добились разрешения снять из района Дорогобужа сильную 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию, численность которой достигала 4500 человек»^[158]. После 14 апреля 1942 года ни одна из частей 50-й армии до 12 апреля 1943 года не была на Зайцевой горе!

Примерно в это же время – в 8.00 14 апреля 1942 года противник силою до батальона с семью танками из Фомино-2 контратаковал части 298-й стрелковой дивизии и несколько потеснил их. Советские полки (886-й и 888-й) отошли и закрепились на юго-восточных и южных скатах высоты 269,8. Ввод в бой 892-го стрелкового полка 298-й дивизии на правом фланге дивизии для развития наступления на Фомино-2 во взаимодействии с 146-й стрелковой дивизией к успеху не привел.

С утра 14 апреля 1942 года 698-й стрелковый полк безуспешно атакует Фомино-2^[159], 290-я стрелковая дивизия ведет тяжелые безуспешные бои в общем направлении на Екатериновку^[160]. Танкисты 11-й бригады в 7.00 14 апреля с одним батальоном 886-го стрелкового полка атакуют высоту 269,8, но, попав под сильный огонь врага из Фомино-2 и с северных скатов высоты 269,8, вынуждены отойти, прикрывая огнем отход пехоты. Итог боя следующий: один Т-34 сгорел на юго-западных скатах высоты, убито – восемь человек, ранено – пятнадцать человек, пропало без вести – пять человек^[161].

Согласно приказу командующего 50-й армией от 15 апреля 1942 года, 11-я танковая бригада и 298-я стрелковая дивизия должны наступать в направлении высоты 269,8, увязав свои действия с 108-й танковой бригадой. В 5.00 без артподготовки пошли в наступление из лощины, идущей от северной окраины Фомино-1 на запад. Атаковали высоту 269,8, но пехота ввиду сильного огня артиллерии, минометов и пулеметов противника со стороны Фомино-2 и Зайцевой Горы стала отходить, за ними, израсходовав горючее и боезапас, последовали и танки. В 11.15 последовал приказ заместителя командующего 50-й армии генерала Захарова танкистам 11-й и 108-й танковых бригад без пехоты стремительным броском самостоятельно атаковать Фомино-2, посадив на броню десант до роты из мотострелкового батальона бригады. Остальным бойцам мотострелковых батальонов следовало двигаться за танками. Атака была назначена на 12.00, но смогла начаться только в 18.00 из-за отсутствия горючего и боезапаса. Начавшаяся в 18.00 атака оказалась до боли похожей на предыдущую: попав под сильный огонь врага, пехота покинула танки и залегла. Уже в 20.50 танки без пехоты возвратились на исходную^[162]. 15 апреля у командующего 50-й армией И.В. Болдина состоялся очень неприятный телефонный разговор с Г.К. Жуковым.

Запись переговоров главнокомандующего войсками Западного стратегического направления с командующим 50-й армией 15 апреля 1942 года:

«У аппарата ЖУКОВ.

Генерал-лейтенант БОЛДИН у аппарата.

ЖУКОВ. Здравствуйте, доложите, что у вас происходит, почему получилась заминка?

БОЛДИН. Тов. главком, дополнительно к моему боевому донесению, докладываю:

в 13.00 14.4.42 г. противник (пехота с танками) перешел в наступление на выс. 269, 8 с трех направлений:

– из Фомино-2-е;

– из Тычек;

– от Екатериновка.

Одновременно открыл по частям, занимающим выс. 269, 8, сильный артиллерийский, минометный огонь. Наша пехота под воздействием танков и артиллерийско-минометного огня была потеснена на юго-западные скаты этой высоты, где весь день сдерживала наступление противника, не дав прорваться противнику на Фомино-1-е.

В 16.00 14.4.42 г. противник (пехота с танками) перешел в контратаку на Зайцеву Гору, контратака велась с трех направлений:

– из района Калугово;

– из района Нов. Аскерово и Стар. Аскерово.

Из Фомино-2-е танки противника контратаковали Фомино-1-е. По докладу командира дивизии, который находился непосредственно у Зайцева Гора, пехоты противника наступало до двух полков. Во время контратаки танков было два налета пикирующих бомбардировщиков на Зайцева Гора, группами 3–5 самолетов, которые сделали по несколько заходов на Зайцева Гора.

Части 173-й сд под сильным воздействием артиллерийско-минометного огня, бомбардировки авиации, от двух направлений на выс. 245, 5 отошли на ее южные скаты. В данное время в районе Зайцева Гора идет бой. Командир дивизии имеет задачу ночным боем снова овладеть Зайцева Гора и восстановить положение.

290-я сд ведет бой в лесу юго-зап. отм. 223,3.

336-я сд – оставив заслон у безым. хутора, что 1 км югозап. Фомино-1-е, воспользовалась продвижением 290-й сд наступает на выс. 229, 8.

116-я и 385-я сд за 14.4.42 г. продвижений не имели, были остановлены артиллерийско-минометно-пулеметным огнем на южн. опушке леса, что сев. Гореловский, Малиновский, а 385-я сд – южн. окраина Малиновский и вост. окраина Прасоловка.

146-я и 298-я сд, 11-я и 108-я тбр приводят себя в порядок и готовятся к удару на Фомино-2-е и Тычек.

58-я сд без одного сп сосредоточилась в лесах юго-зап. Зимницы, имея задачей развивать успех 298-й и 290-й сд ударом на Екатериновка, Александровка.

Противник в течение всего дня 14.4 подбрасывал резервы за счет 331-й пд, с юго-запада – за счет 10-й мотодивизии и 260-й пд с сев. вост. Подтверждение – имеются пленные.

Тов. главком, у меня продолжает оставаться острым положение с подвозом боеприпасов, горючим и продфуража. Дороги пришли в такое состояние, что для колесного автотранспорта стали почти непроезжими. Мною приняты…

ЖУКОВ. А для вас что, это новость, вы не ожидали, что дороги испортятся?

БОЛДИН. Решительные меры по восстановлению дорог по вашему приказу, член Военного Совета тов. Сорокин находится на дорогах, но принятые меры достаточного эффекта не дают, так как в полосе действий армии бездорожье, имеющиеся грунтовые, проселочные дороги не пригодны.

Связь с Беловым и Казанкиным шифром имею, знаю, где они вели бои к исходу дня 14.4.42 г. Вот те вопросы, т. главком, по которым дополнительно к моему боевому донесению считал необходимым вам доложить.

ЖУКОВ. С пленными вы разговаривали?

БОЛДИН. Нет, не разговаривал, а показания пленных мне докладывал начальник разведывательного отдела и командир 173-й сд.

ЖУКОВ. Что пленные показывали о 260-й дивизии, где, по их словам, дивизия находится и что показали пленные 10 и 331?

БОЛДИН. Докладываю: первое – по 10-й мотодивизии имею приказ, по которому они наступали на Фомино-1

14.4.42 г.

ЖУКОВ. По которому две роты выгнали вас из Фомино-1, мне известно. Меня интересует показание пленного 260.

БОЛДИН. Пленные 331-й пд, захваченные в лесу зап. Фомино-1-е, показали, что им было приказано наступать в середине дня 13.4, но наши части упредили их наступление.

2. В районе Зайцева Гора были подбиты две машины с пехотой, которые шли с сев. – востока на Зайцева Гора. Взят один пленный с этих машин, который показал, что они ехали из-под Юхнова в Зайцева Гора.

ЖУКОВ. Сколько противника наступало на выс. 269, 8 и сколько обороняло ее? Где были Ваши танки в это время, что делали артиллерия и минометы?

БОЛДИН. На выс. 269, 8 вел бой находившийся там полк 298-й сд. Противник, по докладу т. Захарова, из Фомино-2-е на выс. 269, 8 наступал силой до двух батальонов пехоты и 7–8 танков. Наши танки в это время находились на сев. окраине Фомино-1-е. Наша артиллерия и минометы вели огонь мало, ввиду ограниченного количества боеприпасов.

ЖУКОВ. Где же были 298-я и 290-я сд, когда ваш полк сталкивали с выс., или так же, как и танковая бригада, стояли, поджавши руки и безучастно наблюдали? Непонятная тактика и больше чем странная. Отвечайте.

БОЛДИН. 290-я сд в это время вела бой в лесу югозап. отметки 223,3; 298-я сд – один полк вел бой на юговост. выс. 269, 8, второй полк вел бой в районе отметки 223,3, то есть на юго-зап. скатах высоты 269,8, и третий полк выдвигался во втором эшелоне в направлении выс. 269, 8. По докладу командира 298-й сд полк, который занимал эту высоту, решением командира полка под сильным воздействием артиллерийско-минометного огня был отведен на юго-зап. скаты. выс. 269, 8.

ЖУКОВ. А вы? Вы где были?

БОЛДИН. Я потребовал, когда узнал об этом, от командира дивизии и от тов. Захарова решительными действиями 298-й, 146-й сд, 108-й и 11-й тбр восстановить положение и продолжать выполнять задачу.

ЖУКОВ. Почему у вас безнаказанно творятся такие преступления и вы не привлекаете виновных к ответственности?

БОЛДИН. Я приказал виновника оставления выс. 269, 8 расстрелять.

ЖУКОВ. Когда приказали?

БОЛДИН. Приказал тогда, когда мне стало известно о том факте, приказ отдал тов. Захарову.

ЖУКОВ. Пусть Захаров донесет исполнение лично мне. Вас я лично очень внимательно инструктировал о тактике действий, о руководстве частями, о требовательности и быстроте расправы с паникерами и не выполняющими боевых приказов, видимо, не все вами понято, так как я не вижу точного выполнения, в частности, из 15 соединений, которые вы имеете, у вас на сегодняшний день и вчерашний день активно дрались только три дивизии, а 10 действовали пассивно, оборонялись. Из 13 стрелковых дерутся только пять, остальные стоят на месте. Танковые бригады сегодня бездействовали, что же это за тактика, не понимаю.

Противник вас гонит с 7 танками, вы имеете 100 танков, то есть в 14 раз больше, что же это за тактика такая. Вы, видимо, читали доклад командира 10-й мотодивизии, как он одним полком все время отбивал наступление ваших семи дивизий. Такое поведение только дискредитирует Красную армию. Как же вы можете мириться с подобными фактами, дискредитирующими Красную армию? Вы все время жаловались на отсутствие танков, сейчас у вас в десятки раз их больше, чем у противника, но результаты все те же. Дискредитация Красной армии не понятна, почему вы узнаете об отходах тогда, когда это уже свершилось, значит, вы не руководите боем, не организовано у вас управление, нет у вас своих глаз на передовых позициях, а это значит, армия действует без руля и без ветрил. Я требую под вашу главную ответственность занятия: Зайцева Гора, Фомино-2-е, Тычек, Екатериновка, Бельская, Липовая роща. Я требую заставить 116-ю и 385-ю сд немедленно занять Малиновский и выйти в назначенные районы. Я требую для усиления удара завтра же ввести 58-ю сд. Танковые бригады – 11-ю и 108-ю держать с пехотой на шоссе, 112-ю бросить на помощь левому флангу; к левому флангу подтягивать 69-ю. Устройство тыла немедленно перекантовать на Барятинскую, откуда и производить подачу войскам. В неподготовленности дорог виноваты только вы. Проблагодушествовали, а сейчас пожинайте свои плоды. Шесть тракторов, что мы могли найти и оторвать временно от других частей, вам послано, больше у меня помочь вам нечем. Устраивайте тыл на Барятинскую. Прикажите 69-й, ее правому крылу приступить к энергичным, активным действиям, чтобы не дать противнику маневрировать своими резервами. Противник имеет четыре дивизии и ими маневрирует против ваших 15 соединений так, как ему хочется. Он играет с вами как кошка с мышкой. Почему вы не учитесь и не учите командиров искусству тактики у врага. Имейте в виду, что это не зазорно, наши предки всегда учились у врагов, а затем били их, своих учителей, а вы, видимо, не хотите позаимствовать у врага хорошие и полезные примеры. Рядовые люди обязаны всегда впитывать в себя все новинки и учить своих подчиненных. Поэтому у вас ничего не получается. Короче говоря, вы должны строго помнить наш последний уговор, я о нем докладывал, считаю, что я мягковато поступил, но я уверил, что если еще случится, то будет выдано в квадрате. Сейчас же передайте мои требования всем кому следует и организовывайте исполнение указаний. Тыл перекантовывать на Барятинскую, распоряжение нами дано, дорогу стлать фашинами, другой дороги для вас сейчас не сделаем. Как с продовольствием в войсках?

БОЛДИН. С продовольствием в войсках плохо. Вопрос исключительно упирается в подвоз со станции снабжения.

ЖУКОВ. С Барятинской сможете подавать. От Барятинской рядом. Какие у вас могут быть затруднения?

БОЛДИН. Приняты меры, чтобы брать с Барятинская.

Тов. Главком, к какому вопросу относится последний ваш вопрос, прошу уточнить?

ЖУКОВ. С доставкой с Барятинской.

БОЛДИН. Главные затруднения с поставкой – это раскисли все дороги. Станция Барятинская немного ближе, сокращает путь по вопросу обеспечения меня боеприпасами, горючим и продфуражем.

ЖУКОВ. Стелите дорогу фашинами, хворостом, прочим твердым материалом, завтра мне особым донесением донесите, что именно сделано во исполнение моего указания. До свидания.

БОЛДИН. Докладываю дополнительно:

– 58-я сд до сего времени не подтянула в район действий свой артполк. Мною приняты меры, как можно быстрее его подтянуть.

– 69-я сд, как я вам докладывал своими донесениями, и на сегодняшний день не готова. Обуви кожаной до сего времени не получила, тот, кто отправлял эту дивизию на фронт, отнесся крайне халатно, я бы сказал – преступно, в таком состоянии отправлять дивизию на фронт нельзя. В район, который имеете в виду для 69-й сд, она основными силами уже вышла.

– 112-я тбр задачу от меня имеет наступать в направлении, как вы требуете.

Дивизии правого крыла – 325, 344 и 413-я сд – от меня получили приказ, в соответствии с вашими указаниями, действовать – наступать, и они 13, 14-го действовали, сегодня будут продолжать действовать. Все вопросы и ваше указание мною поняты, немедленно приступаю к их выполнению. Болдин.

ЖУКОВ. Исполняйте приказ и действуйте как следует. До свидания»^[163].

Да уж, похвалиться Болдину было действительно нечем. И нагоняй он получил вполне заслуженно. 16 апреля бои возобновились с новой силой. Болдину необходимо было реабилитировать себя перед Ставкой. Накануне приказ наступать получили опять 11-я и 108-я танковые бригады с 298-й стрелковой дивизией на Фомино-2 и высоту 269,8. Всю ночь на 16 апреля полки 298-й дивизии готовились к решительному наступлению. А перед самым рассветом три наших танка с десантом вышли из временных укрытий и, ведя беглый огонь, двинулись на высоту. Преодолевая упорное сопротивление, батальоны достигли вершины высоты, а рота Сергея Федорищева вклинилась глубоко в расположение противника, чем вызвала среди вражеских солдат кратковременную панику. Немцы, подтянув резервы, начали контратаки, вытесняя советских бойцов с гребня высоты, а наши силы иссякали. Бойцы полка майора Косогорова закреплялись на скатах высоты, подтягивая минометы и противотанковые ружья. В этом наступлении отличилась военфельдшер А.А. Рябкова, которая, не жалея себя, спасала раненых. За эти дни она вынесла с поля боя более восьмидесяти бойцов и командиров вместе с их личным оружием, за что была награждена орденом Красного Знамени. Атака силами танкистов начинается в 16.30: 108-я танковая бригада наступает правее дороги Фомино-1—Фомино-2, 11-я танковая бригада – левее дороги. Танки, дойдя до лощины севернее Фомино-1, которая оказалась заполнена талой водой, потеряли около часа времени на ее преодоление. Подходя к южной окраине Фомино-2, из-за распутицы танки на подъем взобраться не смогли, ввиду чего командир 11-й танковой бригады принял решение обойти с тремя Т-34 Фомино-2 с юго-запада, через скаты высоты 269,8, занятой немцами. Оказавшись на скатах, танкисты подавили огнем некоторые огневые точки противника, уничтожили наблюдательный пункт врага на этой высоте и разрушили ДЗОТ на юго-западной окраине Фомино-2, что позволило пехоте овладеть скатами высоты 269,8. Потеряв на юго-западной окраине один танк, который сгорел от прямого попадания, и второй у наблюдательного пункта высоты 269,8, решили ворваться в Фомино-2, но сильный огонь немецкой артиллерии и наступление темноты не позволили осуществить эти планы. Потери за время атаки составили: один Т-34 сгорел, три танка – подбиты, убито – 22 человека, ранено – 53, пропало без вести – 7. К утру 17 апреля 1942 года все подбитые танки были эвакуированы в ремонт. В течение дня 16 апреля зенитная батарея 11-й танковой бригады сбила не мецкий самолет^[164]1. О действиях 146-й стрелковой дивизии 16 апреля лаконично говорит следующий документ.

Из журнала боевых действий частей 146-й стрелковой дивизии:

«16 апреля

512-й сп, 608-й сп, 698-й сп, выполняя приказ, атаковали Фомино-2. Атака успеха не имела. Боевую задачу по приказу 071 дивизия не выполнила»^[165].

А вот немцы об этих боях оставляют как никогда подробные донесения:

«Суточное оперативное донесение 16.4.1942 г.

Штаб 4-й армии докладывает:

40-й тк: Атаки противника по левому флангу 331-й пд и фронту 19-й тд захлебнулись в массированном огне всех видов оружия. Один вражеский танк уничтожен. После провала своих атак противник перед участком 19-й тд начал усиливаться. На участке 10-й пд (мот.) противник вел атаки во взаимодействии с танками и при поддержке артиллерии всех калибров. Контрударом удалось ликвидировать прорыв западнее Фомино. В настоящее время продолжается ожесточенный бой. Главный удар противник наносит под Фомино и западнее. За период с 12 по 16 апреля в боях за Фомино был уничтожен 31 вражеский танк»^[166].

Так что грозные окрики из Ставки Болдину не помогли. Солдаты и командиры 50-й армии честно выполняли свой воинский долг, поднимаясь в бесконечные атаки. Но переломить ситуацию в свою пользу без тщательной разведки, артиллерийской, танковой и авиационной поддержки, без боеприпасов, фуража и продовольствия они просто не могли.

После боев 15–16 апреля части 50-й армии на протяжении 17 апреля приводили себя в порядок: считали потери и зализывали раны. 18 апреля командир 298-й стрелковой дивизии полковник Васильев приказал частям дивизии наступать при поддержке двух танков Т-34 11-й танковой бригады. После двадцатипятиминутной артподготовки солдаты бросились в атаку на высоту 269,8. Наличие двух танков на поле боя позволило немцам сосредоточить на них весь огонь артиллерии, в результате чего один Т-34 сгорел, а другой был подбит на высоте 269,8^[167].

В ночь с 18 на 19 апреля в район Фомино-1 была переброшена 58-я стрелковая дивизия, которая до этого несколько дней вела бои в направлении Александровка – Екатериновка. Соединение, формировавшееся с конца ноября 1941 года в Приволжском военном округе (город Мелекесс) как 431-я стрелковая дивизия, стало именоваться 58-й стрелковой дивизией с 25 декабря 1941 года. В состав 58-й стрелковой дивизии вошли 170, 279, 335-й стрелковые полки, 244-й артиллерийский полк; 544-я отдельная разведывательная рота, 138-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион, 126-й минометный дивизион (до 10.11. 1942), 126-й (81-й) отдельный саперный батальон, 100-й отдельный батальон связи, 132-я автотранспортная рота, 114-й медико-санитарный батальон, 528-я отдельная рота химической защиты, 444-я полевая хлебопекарня. С 17 по 23 февраля 1942 года тринадцатью эшелонами дивизия, насчитывавшая 11 215 человек, была передислоцирована в район Тулы (в город Сталиногорск), а в начале апреля 1942 года вошла в число соединений 50-й армии. Командиром дивизии был полковник Н.Н. Шкодунович^[168].

Из журнала боевых действий частей 146-й стрелковой дивизии:

«19 апреля.

Боевой приказ № 03, штадив 146.

Активной обороной рощи 500 м восточнее Фомино-1, рощи 500 м юго-восточнее Фомино-1 не допустить прорыва противника на Фомино-1»^[169].

Выполняя приказ № 03, 608-й стрелковый полк занял оборону – роща 500 метров восточнее Фомино-1, 698-й стрелковый полк – роща юго-восточнее Фомино-1, 280-й артиллерийский полк – на огневых позициях в Зимницах. Оставшиеся активные штыки 512-го стрелкового полка по приказу комдива были переданы в 698-й стрелковый полк. Командование 512-го стрелкового полка, спецподразделения и тылы полка были отведены в район Маслова для подготовки базы к приему пополнения. 11-я танковая бригада в это время занимала прежний рубеж обороны и приводила себя в порядок. Занимались эвакуацией и ремонтом подбитых танков. В ходе боев с 13 по 19 апреля 1942 года бригада понесла большие потери. На 20 апреля на ходу в 11-й танковой бригаде из сорока пяти машин осталось:

– КВ – 1, Т-34 – 5, Т-60 – 15 шт.;

– требовали текущего ремонта: КВ – 6, Т-34 – 3 шт.;

– среднего ремонта: КВ – 2, Т-34 – 3 шт.;

– капитального ремонта: КВ – 1, Т-34 – 3, Т-60 – 1 шт.

– Сгорело: Т-34 – 6 штук.

В течение дня немецкая авиация бомбила порядки 11-й танковой бригады и 298-й стрелковой дивизии. В этот же день другие части 50-й армии продолжали вести бои за Строевку, Зайцеву Гору, Фомино-2 и т. д.^[170]

20 апреля у Болдина состоялся очередной неприятный разговор с Г.К. Жуковым.

«Запись переговоров Главнокомандующего войсками Западного стратегического направления с командующим 50-й армией 20 апреля 1942 г.

У аппарата ЖУКОВ. Здравствуйте, тов. Болдин.

У аппарата БОЛДИН. Здравствуйте, тов. главком.

ЖУКОВ. 112-я бригада у вас дерется на левом фланге и есть сведения, что она ворвалась в Гореловский, а 108-я и 11-я второй день бой не ведут, почему они не помогают ни 112-й бригаде, ни пехоте?

БОЛДИН. Докладываю. В 108-й танковой бригаде на

19.4 ни одного исправного танка КВ не было. 8 танков КВ находятся в парке, 2 из них ремонтируются, а к 6 танкам нужны запасные части; танки Т-34 исправных было только 2, 10 танков в парке, из них 2 ремонтируются, для 8 нужны запчасти. 11-я танковая бригада на 19.4 имела исправных танков КВ – 2, Т-34 – 5, Т-60 —16, в парке КВ – 9, из них 5 ремонтируются, Т-34 – в парке 10, из них 3 ремонтируются. Большая часть танков 108-й и 11-й танковой бригад бездействуют по технической неисправности. В 108-й танковой бригаде исправных имеется Т-60 – 12 штук.

112-я танковая бригада 19.4 тремя танками врывалась в Гореловский, но пехотным минометным, пулеметным огнем, а главным образом авиацией была отрезана от танков 112-й бригады и в Гореловский не ворвалась. 18.4 четыре танка 112-й бригады врывались в Малиновский, но пехота так же, как и 19.4, была отрезана от танков заградительным минометным и пулеметным огнем, бомбардировкой и штурмовкой авиации противника.

Ввод в действие 108-й и 11-й танковых бригад в направлении Фомино-2-е без сильного массирования артогня по северо-восточным скатам выс. 269, 8 и по южной окраине Фомино-2-е не представляется возможным, так как при выдвижении наших танков с Фомино-1-е в направлении Фомино-2-е противник открывает сильный артогонь и с южной окраины Фомино-2-е и с северо-восточных скатов выс. 269, 8, а главным образом беспрерывная бомбежка и штурмовка самолетами наносит большие потери танкам и пехоте.

Перекантовывать 11-ю и 108-ю танковые бригады в район Гореловский и Малиновский считаю нецелесообразным, так как в этом районе действие для танков весьма ограниченно, потому что танки могут проходить в этом районе только по одной дороге из Марьино на Гореловский и на Малиновский. Стеснен маневр для танков в этом районе разливом воды и торфяными болотами.

Привожу 11-ю и 108-ю танковую бригаду в порядок и готовлю продолжение удара в направлении Фомино-2-е, но на подготовку потребуется 3–4 дня. Мне нужно подвезти снаряды и мины на огневые позиции и продовольствие для войск в Барятинское.

С открытием станции снабжения Барятинское, положение с подвозом боеприпасов и продфуража стало немного улучшаться.

Противник тормозит нам подвоз по жел. дороге на ст. Барятинская. Авиация бомбит станцию и перегоны на отдельных участках.

Тов. главком, прошу учесть, дело с дорогами очень плохо и с каждым днем ухудшается. Дружное таяние снега; незначительные ручьи, лощины, низменности превратились в непроходимые места для транспорта всех видов, а на ровной местности сплошная грязь.

Днем 19.4 наблюдалась подброска пехоты противника с юго-запада и выгружалась с машин в районе Бельская, частично направляясь в район Малиновский, Гореловский.

В 22.00 19.4 противник повел наступление из Фомино-2-е на выс. 269, 8. Контратака к 02.00 20.4 отбита. Вот те вопросы, которые я считаю необходимым доложить вам.

ЖУКОВ. Мне многое непонятно с того, что вы мне говорите.

Во-первых, первый раз слышу, что 11-я, 108-я тбр растрепаны, это, кажется, будет по счету пять или шесть растрепанных бригад. Вы были обязаны, согласно приказу, производить тщательное расследование о каждом погибшем танке или выбывшем из строя и немедленно доносить факт, достойный сожаления, невыполнение приказа. Вынужден буду назначить следствие. Вы все время доносили о том, что выс. 269, 8 находится в ваших руках, а сейчас докладываете, что северо-восточные скаты в руках противника. Не пойму я вас, почему вам понадобилось вести танки на артиллерийский огонь. Непонятно, можно было танки подвести по юго-западным скатам. Но дело, видимо, не в том, где их вести, а главное, вести вам нечего, все растрепали. Если так легкомысленно будут бросаться танки, как до сих пор вы бросаете на нерасстроенную систему огня, ничего у вас не выйдет. Непонятно мне, для чего у вас врываются танки наподобие: ворвались в Гореловский, ворвались в Малиновский, а пехота оказывается отбита организованной системой огня. Азбучная истина обязывает: прежде чем бросить танки, нужно подавить систему огня, а тогда только бросать танки. А у вас делается наоборот. Вам об этом неоднократно давалось указание, но, видимо, до сих пор эти элементарные истины не поняты и танки продолжают гибнуть без всякой пользы. Бросание танков без подавления системы огня противника я считаю АВАНТЮРОЙ. Виновников гибели танков, танкистов, безусловно, надо судить. В отношении паники от авиации противника, могу только предложить одно, пресекать эту панику в корне. Никакой массовой гибели от бомбометания на протяжении всей войны не было и нет сейчас. Все это выдумывается для оправдания невыполнения приказа, для оправдания потерь, которые получились при панике в Фомино-1-е, о чем нас информировал Быстров, и массовых потерь от плохой организации боя, массовых потерь, от той вакханалии и беспорядка, который существует и творится в армии. Ваша авиация сейчас бездействует, об этом вы пишете в донесениях, но не отчитываетесь в невыполнении приказа, о подготовке аэродрома. А ведь был приказ, обязывающий Военный совет подготовить армейский аэродром, но вы этого приказа не выполнили, авиация ваша не летает сейчас. Могу только предложить вам выполнить приказ о быстрейшем введении в строй аэродрома. Истребительной авиации фронтовой я больше 20–25 самолето-вылетов вам дать не могу, и то они над полем боя, как показал опыт, могут быть не более 20–25 минут. Значит, прежде всего, я обязываю вас организовать настоящую зенитную оборону, средствами самих войск, твердой рукой бороться с паникерами и распространителями панических слухов, по существу агитирующих за немецкую авиацию, и навести в этой части полный порядок, чтобы войска стойко встречали авиацию и не разбегались бы, как об этом свидетельствует в донесении Быстров и о чем вы, к сожалению, до сих пор не донесли. В том, что случилось у вас Фомино-1-е, вы обязаны были без утайки правдиво донести.

Вы сейчас докладываете, что противник подбрасывает резервы. Что же, об этом я вас предупреждал неоднократно и лично и в документах. А вы как считали, противник будет мух ловить? Нет, ловить мух он не будет. Каждую вашу проволочку во времени он использует для маневра и постарается вас обыграть, а обыграть вас ему труда не составит потому, что ваши войска стоят на месте, не маневрируют огнем сами, стоят на месте, не двигаются, а такого противника бить не трудно. Если вы в течение двух ближайших дней не разобьете противника в районе действия ударной группы, противник подготовит вам большую неприятность, я бы сказал даже, крупную неприятность, от которой и вам, и нам придется краснеть, и отсюда делайте свои выводы и расчеты. Где сейчас находится Захаров, как он показывает свои способности?

БОЛДИН. Тов. Захаров находится на наблюдательном пункте в районе Зимницы. С моего НП, где находится тов. Захаров, организовано непосредственное управление войсками и боем правого крыла ударной группировки армии. Вместе с т. Захаровым находится начальник артиллерии армии и т. Мартынов. Они все втроем мне помогают управлять войсками и боем правого крыла ударной группировки армии. Тов. Захаров держит себя хорошо.

ЖУКОВ. Армией командовать может?

БОЛДИН. На вопрос, может ли командовать армией, в данное время ответ пока дать затрудняюсь, так как мало еще его изучил.

ЖУКОВ. Приведена ли в порядок 69-я?

БОЛДИН. 69-я для ввода в бой еще не готова. При вашей помощи за трое суток можно будет привести ее в боеготовность. До сего времени нет полностью кожаной обуви и не подошел колесный обоз. По вашему приказанию за две ночи самолетами подбросили около 4000 пар обуви. Командование к отправлению на фронт дивизии отнеслось безобразно, отправило дивизию небоеспособную.

ЖУКОВ. Я слышал это уже не раз, не повторяйте. Вы создали какие-то опергруппы, т. е. создали промежуточные станции. Это есть скрытый обход приказа наркома по ликвидации корпусов.

БОЛДИН. Тов. главком, докладываю: никакой оперативной группы я не создавал. Я возложил на т. Гетмана увязку взаимодействия пехоты с танками 116-й и 385-й сд с 112-й танковой бригадой. Тов. Гетман является из этих трех командиров самым сильным по подготовке и практической работе. В моей телеграмме т. Антонову я неудачно выразился.

ЖУКОВ. А как же ваша телеграмма Антонову о том, что Гетман командует опергруппой? Ваша телеграмма на имя Антонова прямо говорит, что Гетман командует опергруппой в составе трех соединений. Ну, тогда мне говорить больше нечего. Гетмана немедленно откомандируйте на более важную работу, не задерживая, ибо для нас каждая минута дорога.

БОЛДИН. Сегодня ваш приказ об откомандировании т. Гетмана будет выполнен.

ЖУКОВ. Хорошо, в заключение я хочу вас последний раз предупредить о самом важном. Вы должны противника разбить и прочно закрепиться на шоссе не позже исхода 21-го.

Вечером 22-го будет уже поздно. Все. Сегодня вы потратьте день на тщательную организацию боя. До свидания.

БОЛДИН. До свидания, тов. главком»^[171].

Вот так-то, хоть тресни, а на шоссе будь к исходу 21 апреля, и ни минутой позже. Разговор Г.К. Жукова с Болдиным не преминул сказаться на солдатах 50-й армии.

Из журнала боевых действий частей 146-й стрелковой дивизии:

«21 апреля

Боевой приказ № 04 штадив-146.

На основании боевого приказа № 72 штарма-50 от 20 апреля 1942 года, прорвать оборону противника на фронте Зай цева Гора, Фомино-2 и выйти на Варшавское шоссе.

Выполняя боевой приказ № 04, 698-й сп при поддержке мотострелковой роты 108-й тбр и 4 танков, имея соседом слева 58-ю сд, в 3.00 22.4.42 г. перешли в наступление на Фомино-2 и высоту 269,8. В 8.00 овладели высотой 235,5, где были встречены ураганным пулеметным и артиллерийским огнем и подвергнуты троекратному бомбометанию с самолетов. Не выполнив боевой задачи, понеся большие потери, отошли на исходное положение к Фомино-1»^[172].

В этот же день семь Т-34 и 11-й мотострелковый батальон 11-й танковой бригады сосредоточились западнее Фомино-1 с готовностью выполнять устное распоряжение заместителя командующего 50-й армии Г.М. Захарова. В 13.00 получен приказ № 72, на основании которого 11-я танковая бригада и 58-я стрелковая дивизия должны наступать с утра 22 апреля на юго-западную окраину Фомино-2 и высоту 269,8, перерезать на этом рубеже Варшавское шоссе и к исходу дня овладеть Старо-Аскерово^[173]. Наступавшим в качестве усиления были приданы 735-й артиллерийский полк РГК и 5-й инженерный батальон. К этому времени 224-й артиллерийский полк и минометные подразделения дивизии вышли на исходные для штурма рубежи. А в 290-й стрелковой дивизии день 21 апреля стал днем потери командного состава. При налете авиации противника на штаб дивизии прямым попаданием в блиндаж были убиты начальник штаба дивизии капитан Игонин и капитан Куткин^[174].

Позволим себе, читатель, небольшое отступление. Во время поисковых работ осенью 2006 года в воронке были найдены останки и медальон на имя старшего лейтенанта Игонина, который был отправлен по адресу погибшего. При более тщательном обследовании этого же места в 2007 году была найдена «шпала», что соответствует званию «капитан», остатки телефонного кабеля и телефонная трубка. При проверке по Объединенной базе данных «Мемориал» были установлены имена не только капитанов Игонина и Куткина, но и двух связистов, погибших вместе с ними.

Только 25 апреля 290-я стрелковая дивизия сдала свой участок обороны 298-й стрелковой дивизии. Потери 290-й дивизии в боях в основном за Фомино-1 составили 1856 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Все три командира стрелковых полков 290-й дивизии погибли в этих боях, лично поднимая солдат в атаки.

Утром 22 апреля части 58-й стрелковой дивизии начали атаку. В первом эшелоне находился 335-й стрелковый полк, взаимодействовавший с 11-й танковой бригадой, наступавшей на Фомино-2, и 270-й стрелковый полк, нацеленный на захват южных склонов высоты 269,8. В результате стремительной атаки передний край противника был прорван и были заняты южная окраина Фомино-2 и высота 269,8. Гитлеровцы, используя Варшавское шоссе, подбросили к месту прорыва до пятнадцати танков и до двух батальонов пехоты и после шестикратной бомбежки перешли в контратаку. Завязался упорный бой. Полковник Н.Н. Шкодунович был вынужден ввести в действие находившийся во временном резерве 170-й стрелковый полк. Несмотря на сильный артиллерийский и минометный огонь, бомбежки, контратаки танков и пехоты, полки 58-й дивизии успешно удерживали высоту до наступления темноты. Группа бойцов в составе двадцати семи человек, возглавляемая старшим лейтенантом Кулагиным и старшим политруком С.И. Стерликовым из 270-го полка, отразила четыре яростные контратаки и в рукопашных схватках уничтожила несколько десятков гитлеровцев. Под покровом ночи полки 58-й стрелковой дивизии смогли продвинуться еще на 100–150 метров^[175]. Юго-восточные скаты высоты 269,8 обороняли солдаты 298-й стрелковой дивизии. В атаке на Фомино-2 в этот день участвовал и 698-й стрелковый полк 146-й дивизии, который перешел в наступление в 3.00, но был встречен ураганным огнем и отступил к деревне Фомино-1. Для обороны Фомино-1, по приказу комдива Новосельского, из остатков всех полков был собран один батальон. В дни суровых боев в районе Зайцевой Горы большое мужество проявили и медицинские работники 171-го медико-санитарного батальона 146-й дивизии. Медсанбат расположился в селе Доброе на возвышенном, ничем не защищенном месте, в школе. Фашисты бомбили нещадно. В окнах школы не осталось ни одного стекла. Под постоянной бомбежкой днем и ночью они принимали раненых, без сна и отдыха оказывали пострадавшим помощь. Несмотря на рвущиеся бомбы, осыпающуюся штукатурку в операционной, ни один из врачей не дрогнул, не оставил операционного стола. Оперировать и обрабатывать раны приходилось в невероятно тяжелых условиях. В эти трудные дни все медработники, независимо от звания и специальности, стремились к одной цели – оказать помощь раненым.

С наступлением утра 23 апреля, подтянув резервы пехоты и танков, после двукратной бомбежки двадцатью самолетами фашисты вновь перешли в отчаянную контратаку на бойцов 58-й стрелковой дивизии. Неся значительные потери в живой силе, полки дивизии оставили гребень высоты 269,8 и отошли на исходные позиции. Немцы снова торжествуют: «В то время как на других участках фронта с начавшейся 18 апреля распутицей атаки советов крупными силами закончились, 10-й пехотной дивизии (моторизов.) пришлось с 19 по 22 апреля выдержать несколько критических ситуаций. Сильными атаками прибывшей 58-й стрелковой дивизии и одновременным наступлением группы Белова с севера противник еще раз предпринял отчаянные попытки все же осуществить прорыв. Благодаря действиям готовых к самопожертвованию командиров и войск вместе с превосходной поддержкой пикирующих бомбардировщиков и артиллерии удавалось отразить также и этот массовый штурм и таким образом сохранить жизненную артерию армии»^[176]. Лишь одному батальону 58-й дивизии удалось закрепиться на скатах высоты 269,8^[177]. Трудно объяснить, какой огромной ценой были захвачены южные скаты этой высоты, чтобы на них в траншеях разместился и основательно закрепился наш стрелковый батальон 58-й стрелковой дивизии. Тысячи отважных и смелых бойцов были убиты и ранены в боях за этот рубеж на южных скатах высоты 269,8, каждый метр у подножия которой ежедневно пропитывался кровью советских бойцов. Наши инженерные заграждения сблизились с заграждениями противника практически вплотную. Бои здесь шли буквально за каждый метр. Батальон 170-го стрелкового полка, несмотря на потери, держался непоколебимо, отбивая атаки гитлеровцев. «Полковой инженер Полтавец вложил все свои знания и смекалку, чтобы укрыть бойцов от непрерывно летящих с высоты ручных гранат противника, а мастерски установленными фугасами натяжного действия, управляемыми из траншеи, предостерегал от внезапных атак противника»^[178].

25 апреля гитлеровцы вновь безуспешно пытаются сбросить советские войска со склонов высоты 269,8. В этот же день Ставка издает приказ о прекращении наступления на Западном стратегическом направлении. Директивой Ставки № 236 с 26 апреля 1942 года войска переходят к обороне.

Начинается позиционный этап боев в районе Зайцевой Горы. В ночь с 27 на 28 апреля 146-я стрелковая дивизия передает свой участок боевых действий частям 58-й дивизии и отводится на рубеж Бочарово – Юрино – Доброе– Пилякино в резерв 50-й армии. Потери 58-й стрелковой дивизии в боях с 12 по 30 апреля 1942 года составили 7308 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести^[179]. Штаб 4-й армии вермахта оценил в своем рапорте бои с середины марта до середины апреля 1942 года на данном участке фронта следующим образом: «На Восточном фронте враг уже несколько недель как перешел к крупной наступательной операции. До начала распутицы непременно должен был решиться исход масштабной зимней битвы под Москвой. Второй главный удар должен был быть нанесен в глубь немецких позиций у шоссе. Русское командование надеялось отрезать немецкое снабжение и наряду с этим суметь протянуть руку отряду Белова, составленному из воздушно-десантного корпуса и гвардейского кавалерийского корпуса.

23 марта началось советское наступление под Зининкой. В этот и последующие дни сильные войска с большим количеством танков продвигались вперед на узком фронте. Было обнаружено шесть дивизий и одна танковая бригада… 29 и 30 марта стали кульминацией вражеских атак… 5 апреля противник возобновил свои атаки и танками прорвался к шоссе. Его отогнали назад. В дальнейшем развернулись ожесточеннейшие бои. Наша контратака позволила проникнуть на позиции приведенных в боевую готовность двух вновь прибывших сибирских дивизий армии.

13 апреля русские атаковали на широком фронте. Сам Сталин, по словам военнопленных, решительно потребовал удара через шоссе и соединения с кавалерийским корпусом Белова. Враг вторгся на Зайцеву гору. Тяжелые танки вторично достигли шоссе. Дорога была блокирована. На следующий день русские танки даже перешли через шоссе, в то время как с севера напирала группа Белова…

До 18 апреля они продолжали свои атаки свежими дивизиями. Положение казалось крайне напряженным. Но немецкая пехота все еще стояла непоколебимо… Ни превосходящий по численности противник, блестяще экипированный для зимы, ни неумолимость природы не смогли одолеть немецкого солдата… В ужасе зимних сражений, в саване бескрайних снежных пустынь России сыновья своих отцов, солдат Первой мировой войны, достойно проявили себя. По сообщению штаба 4-й армии, в начале мая 41-й моторизованный полк боевой численностью только 6 офицеров, 20 унтер-офицеров и 137 рядовых был отведен с позиций под Фомино, чтобы продолжить прерванное пополнение и получить несколько дней отдыха. В эти дни уважаемый всеми в дивизии командир генерал-лейтенант фон Лёпер был назначен на другой ответственный пост»^[180].

А что же наши войска? Очередная попытка частей Западного фронта соединиться со своими войсками, действовавшими в тылу противника, потерпела крах. Историк-публицист В. Бешанов констатирует: «Попытка 50-й армии прорваться через Варшавское шоссе снова оказалась безрезультатной. Группа Белова вернулась в прежний район и перешла к обороне»^[181]. В фундаментальном труде «Великая Отечественная война 1941–1945» операциям советских войск дается такая же оценка: «Операции всех армий Калининского и Западного фронтов оказались незавершенными. Основными причинами этого были недостаток сил, артиллерийских средств и боеприпасов, отсутствие бронетанковых подвижных соединений, то есть средств быстрого развития прорыва»^[182]. Два месяца упорных кровопролитных боев у Варшавского шоссе в районе Зайцевой Горы не прошли даром для численного состава советских соединений. Все дивизии, как вы видите, несли огромные, на наш взгляд, неоправданные потери. Утопая в снегу и в талой воде, бойцы и командиры день ото дня обреченно выполняли приказы командования, пытаясь перерезать Варшавское шоссе. Многие тысячи советских солдат и офицеров погибли у подножия неприступных Зайцевой горы, высоты 269,8 и деревень Фомино-1 и Фомино-2. Для чего все это было нужно, особенно такой большой ценой? Пожалуй, ответа нам не найти.

Глава 7
Позиционные бои вокруг Зайцевой горы

С мая 1942 года начинается позиционный этап боев в районе Зайцевой Горы. Период распутицы вступил в силу. Варшавское шоссе, контролируемое немцами, утопало в жидкой грязи. Гати мало помогали. Врагу пришлось вводить одностороннее движение, при котором в четные дни колонны с трудом продвигались вперед к фронту, а в нечетные дни происходило обратное движение. Советские войска, занимавшие позиции среди болот и низменностей, находились в еще худшем положении. Боевая деятельность до поры до времени ограничивалась местными разведывательными действиями и артиллерийским и минометным огнем.

В войсках вермахта, противостоявших советским частям на данном участке фронта, произошли кадровые перестановки. Так, 25 апреля 1942 года генерал-майор Шмидт, находившийся на излечении после ранения на Десне в августе 1941 года, был назначен командиром 10-й моторизованной дивизии. По пути на фронт 2 мая он представился главнокомандующему группой армий «Центр», фельдмаршалу фон Клюге, и был им подробно ориентирован о положении в 4-й армии (генерал-полковник Хейнрици) и в 10-й моторизованной дивизии. По его настоятельной просьбе командиру дивизии как от группы армий, так позже от 4-й армии был обещан скорый подвод частей его дивизии, действовавших в других местах. Одновременно ему сообщили, что ожидается передвижение дивизии на юг в течение последующих дней. Вечером 5 мая генерал-майор Шмидт после бесконечных трудностей пути прибыл на командный пункт дивизии в Милятино, где его встречали сотрудники штаба дивизии, которых он знал со времени своего командования полком. Полковник Траут был назначен командиром пехотной дивизии.

Последующие дни были посвящены приему действующих под Милятино подразделений дивизии, обходу позиций под Фомино и разведке нового участка между Студенкой и Прасолово. Подготовка для переброски дивизии на новый участок началась. Также началось сосредоточение частей дивизии, действовавших в других местах. Таким образом, дивизия собиралась в кулак для дальнейших боев. Но предоставим слово самому Августу Шмидту: «9 мая 41-й моторизованный полк дивизии был отведен с фронта Фомино на короткий отдых и доукомплектование и с помощью вновь прибывшего пополнения доведен до по крайней мере сносной численности боевого состава. Потрясенно приветствовал командир дивизии небольшую горстку когда-то такого гордого полка, которая предстала перед ним в составе только лишь 6 офицеров, 20 унтер-офицеров и 137 рядовых. Но все это были испытанные в боях, суровые люди, на которых можно было положиться. Похожим было положение с личным составом и материальной частью в других подразделениях дивизии.

12 мая командный пункт дивизии был перенесен в Марково на новый участок, который дивизия должна была оборонять вместе с 41-м мп и с 557-м и 558-м пехотными полками и соответствующей артиллерией до прибытия воюющих на другом месте подразделений.

Здесь стоит описать участок, который дивизия обороняла до апреля 1943. Ширина участка дивизии составляла примерно 30 километров. Ввиду незначительного боевого состава рот это был чрезвычайно широкий участок. У оборонительных сооружений находились лишь несколько блиндажей, оставшихся с зимних сражений. Таким образом, первоочередной задачей дивизии было создать сначала по возможности сплошной передний край с укрытиями, а затем – глубину обороны. Поистине сизифов труд из-за малочисленных рот и отсутствия каких-либо резервов.

С точки зрения рельефа местности участок в своей южной половине был открыт, и друг, и враг имели возможность наблюдать ближний тыл. Перед серединой участка протекала река Ужать, которая была, по меньшей мере, в распутицу преградой для танков.

Северная половина участка дивизии была отчасти покрыта заболоченными перелесками, так что здесь видимость была ограниченна, и движение от позиции и к ней было скрыто от вражеского наблюдения. В общем и целом позиции здесь были обустроены лучше. Однако частично их приходилось обустраивать, из-за болотистой почвы, на поверхности земли и личный состав размещать в блокгаузах. Засеки и минные поля защищали этот участок.

В трех местах противник располагался вплотную перед нашей линией: оборона под Лощихино, под Яковлевкой с высотой 244,6, за которую вскоре развязались горячие бои, и под Каменкой, где враг разместился в трех лежащих близко перед ней рощицах, впрочем, вражеские позиции были удалены от 300 до 800 метров и вследствие благоприятных возможностей для наблюдения легко просматривались.

Особенным преимуществом для снабжения позиции была одноколейная железная дорога, которая вела от станции Чипляево через станцию Занозная в юго-восточном направлении к русским. Под Лощихино она пересекала позиции обеих сторон и прерывалась на 100 метров. Другая ее ветка сворачивала под Занозной на юг, на Киров и проходила примерно в трех километрах по эту сторону наших позиций. По ней ночью могли даже проводиться товарные вагоны, а днем отдельные люди на маленькой дрезине могли приближаться вплотную к передовым позициям под Лощихино. Это было удобство, которое в распутицу нельзя было недооценить. Правда, станция Занозная часто оказывалась под артиллерийским огнем.

На долю командования выпадали наряду с важнейшей задачей – ведением боев – следующие обязанности.

1. Организация и обучение войск ведению позиционных боев. Неоценимым было то, что по крайней мере командиры полков и частично батальонов были еще участниками Первой мировой войны и могли передавать свой богатый опыт ведения позиционной войны войскам и молодым офицерам.

2. Развертывание позиционной обороны: в ближайшие месяцы необходимо было не только создать саму передовую позицию и защитить ее заграждениями и минными полями. Также нужно было создать глубину позиционной обороны путем устройства опорных пунктов всякого рода на территории между позициями. Позднее должна была возникнуть еще отсечная позиция. Ввиду напряженной службы, слабости боевых частей, чрезвычайной ширины участка и отсутствия резервов от каждого отдельного солдата требовался максимум отдачи.

Особенно трудной задачей для командования было восстановление дивизии как моторизованного соединения. Как известно, почти все автомобили во время зимних боев вышли из строя. Вся дивизия, за незначительными исключениями, стала пешим войском, которое передвигалось на лыжах и небольших деревянных повозках, медленно и с трудом. Теперь, очень постепенно, по каплям, приходило снабжение на автомобилях, и требовались тщательные организационные соображения, как его распределять.

В дальнейшем снабжение было особым предметом постоянных забот и тревог командования»^[183].

Подтянув в этот район свежие резервы, противник 2 мая предпринял попытку провести разведку боем. Из района Гореловского после сильной артиллерийской подготовки он перешел в атаку на позиции 336-й стрелковой дивизии силами до двухсот человек пехоты противника. Атака была отбита подразделениями 1130-го стрелкового полка с большими для наступавших потерями. «В целях повышения личной ответственности, за стойкость обороны и единого подчинения старшему воинскому начальнику всех военнослужащих, находящихся в тех или других районах, районы обороны полков, а также пункты дислокации специальных частей дивизии, приказом командира дивизии объявляются гарнизонами, а их командиры начальниками гарнизонов. В 1132-м сп – майор Федоров К.З., в 1130-м сп – батальонный комиссар Бабаев В.К., в 1128-м сп – майор Некрасов Г.А.»^[184]

Интересны выписки из дневника убитого немецкого солдата, найденные 4 мая у поселка Гореловский. «20.03. 1942 – прибыли в Мариенбург. 25.03 – переехали с батальоном в Мемель. 3–5.04 – тяжелые бои с партизанами.

9.04 – перебросили в Полоцк. 15.04 – прибыли в Смоленск, а 16.04 – в Рославль. 19.04 – в Юхнове. 22.04 – я на переднем крае. Русские все время наступают. 23.04 – под напором русских вынуждены отойти. Отдыхаю в Куземки. 25.04 – снова на переднем крае. Русские все время ведут огонь, кругом убитые и раненые. 27.04 – положение ужасное, пули и снаряды все время свистят над головой. 01.05 – мои нервы напряжены до предела. Как долго это будет? 03.05 – милая мама, меня назначили в разведку, иду скрепя сердце»^[185].

5 мая в район деревни Екатериновка противник подбрасывает более тысячи человек пехоты на 35 автомашинах. В 6.45 6 мая после бомбового удара семнадцатью самолетами Ю-87 противник переходит в наступление на 1132-й стрелковый полк и правый фланг 1130-го полка. Бой длится до 12.00. Атаки противника отбиваются с большими для него потерями (убито и ранено не менее шестисот человек). Захваченные пленные показали, что в атаке участвовали второй и третий батальоны 539-го пехотного полка 385-й пехотной дивизии, прибывшей недавно из Германии. В бою нашими войсками были захвачены трофеи: одно 75-мм орудие с тягачом и снарядами, три 37-мм орудия, один миномет, тринадцать ручных пулеметов, восемь автоматов и больше двухсот винтовок. Потери в наших частях составили 156 человек убитыми и ранеными.

Перед фронтом 58-й стрелковой дивизии с 3 по 5 мая противник проводил окопные работы и постройку блиндажей, главным образом на северных скатах высоты 269,8. Части же 58-й дивизии до начала вражеского наступления 5 мая занимали прочную оборону на рубеже: роща Палец, отметка 269,8, Фомино-1 и проводили инженерные работы согласно директиве командарма 50-й армии. Оборонительные работы частями 58-й стрелковой дивизии проводились в ночное время, так как днем весь район обороны подвергался обстрелу минометным огнем и огнем снайперов^[186]. Левый фланг оборонительной полосы являлся особенно невыгодным в том плане, что со стороны противника расстояние между окопами было не более 70 метров. Кроме того, пересеченная местность юго-западнее высоты 269,8 создавала угрозу обхода левого фланга 170-го стрелкового полка 58-й дивизии.

Бой начался 5 мая в 21.00. Противник открыл ураганный огонь из минометов по переднему краю обороны дивизии и ее огневым позициям. Артподготовка продолжалась полчаса. Основной огонь противник сосредоточил по частям 170-го полка 58-й стрелковой дивизии и правому флангу 298-й дивизии. В результате сильного натиска противника был утрачен гребень высоты 269,8. Оставление оборонительного рубежа объяснялось внезапностью нападения противника и применением огневых средств особой мощности – шестиствольных минометов. В результате упорных боев несколько групп фашистов, численностью до взвода каждая, просочились в тылы 298-й стрелковой дивизии и, подойдя к командному пункту 886-го стрелкового полка, окружили его. Обороной командного пункта руководил капитан К.М. Шухин. Мужественный и способный командир сколотил группу из трех-четырех десятков воинов и отдал приказ: не пропустить врага. Бой в районе командного пункта продолжался около двух часов. Потеряв надежду на успех, гитлеровцы отошли, оставив на месте схватки более шестидесяти трупов. В этой схватке особо отличились рядовой Михаил Мариненко, награжденный медалью «За отвагу» и телефонист Кузьма Панкратов, получивший медаль «За боевые заслуги».

8 мая в 3.10 после сильной артиллерийской подготовки противник силой до 250 человек атаковал правый фланг 336-й стрелковой дивизии, но был с потерями отбит. В этот же день в освобожденной деревне Чумазово в подвалах были обнаружены трупы двенадцати красноармейцев со следами зверских пыток^[187]. 11 мая 1942 года более полутора тысяч человек 69-й стрелковой дивизии вышли на ремонт дороги Чумазово – Барятино^[188].

А 12 мая 1942 года воинам 69-й стрелковой дивизии пришлось вести огневой бой с противником. Подразделения 237-го и 303-го полков провели разведку боем в направлении деревни Лощихино, а девятая рота 303-го стрелкового полка вела бои в районе деревни Каменка. Потери дивизии за день составили сорок человек.

Дивизия формировалась зимой 1941/42 года на территории Средне-Азиатского военного округа в городе Ташкент. В состав дивизии вошли: 120, 237, 303-й стрелковые полки, 118-й артиллерийский полк, 109-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион, 61-я отдельная зенитная батарея, 99-й отдельный саперный батальон, 161-й отдельный минометный дивизион, 41-й отдельный батальон связи, 105-я отдельная рота химической защиты, 102-я отдельная автотранспортная рота, 20-я отдельная разведывательная рота, 71-й отдельный медико-санитарный батальон, 45-я полевая хлебопекарня, 925-й дивизионный ветеринарный лазарет, 1706-я полевая почтовая станция. 1 апреля дивизия поступила в состав 50-й армии. Начиная с 12 апреля 1942 года и по 2 января 1943 года соединение занимало оборону во втором эшелоне 50-й армии на рубеже: Марьино – Замошье – Высокая Гора. Командовал дивизией генерал-майор М.А. Богданов. В конце апреля 1942 года дивизия находилась во втором эшелоне 50-й армии, обеспечивая стык с 10-й армией и прикрывая наступавшие части 50-й армии с юга^[189]. А вот оставлена была эта свежая дивизия во втором эшелоне, на наш взгляд, потому, что укомплектована она была преимущественно уроженцами Узбекистана, вследствие чего была плохо подготовлена для боевых действий в лесисто-болотистой местности. Возможно, сказывалось и слабое знание бойцами русского языка. В конце апреля части 69-й стрелковой дивизии перешли к строительству оборонительного рубежа. «Бойцы и командиры круглые сутки находились в воде. Ни обогреться, ни обсушиться было негде, так как фашисты сожгли все окрестные села. Из-за без дорожья дивизия оказалась отрезанной от баз снабжения»^[190]. И только в мае, когда основные бои закончились, а бойцы 69-й дивизии прошли соответствующую подготовку, дивизия оказалась на переднем крае.

С конца мая улучшается снабжение личного состава продовольствием. Для налаживания питания на подразделения, расположенные во вторых эшелонах и резервах, была возложена задача сбора дикорастущей зелени (щавеля, лебеды, крапивы и т. д.). Делались попытки организовать отдых личного состава, находящегося на переднем крае. После таяния снега в лесах и болотах был организован поиск и сбор отечественного оружия. Так, только воинами 336-й дивизии было найдено 700 винтовок, 135 ручных и 6 станковых пулеметов, 45 автоматов, что помогло разрешить проблему вооружения прибывшего пополнения и усилило стрелковые подразделения автоматическим оружием^[191]. Организуется и начинает регулярно проводиться командирская подготовка с офицерским составом. С прибывающим пополнением, прежде чем направить его в подразделения, по 12–14 часов в сутки организуются и проводятся занятия по боевой и политической подготовке. Особое внимание обращается на обучение мастерски владеть оружием и тактическим приемам ведения боя, особенно в ночных условиях. Кроме ведения боев, строительства оборонительных сооружений, личный состав ряда дивизий приводил в порядок дороги. Так, 15 июня 1942 года штаб 336-й стрелковой дивизии докладывал в штаб 50-й армии: «Ремонт дороги Шершнево – Чумазово– Сининка закончен на протяжении 5–8 километров. Дорога пригодна для движения автомобильного и гужевого транспорта. Построено два моста по 8 метров каждый грузоподъемностью 60 тонн. На работы затрачено 1480 человекодней, из них 840 рабочих человеко-дней отработано местным населением»^[192].

В условиях позиционной борьбы противоборствующие стороны начали использовать тактику разведывательных и штурмовых групп с целью сбора разведывательных данных. «В ночь с 4 на 5 июня противник силами одной роты предпринял разведывательный поиск против одного из батальонов 41-го моторизованного полка под Елисеевкой, но атака была отбита огнем из всех орудий. Противник потерял 25 человек убитыми и 16 пленными.

С немецкой стороны начались действия разведывательных и штурмовых групп. Их целью был поиск пленных на нейтральной территории или путем вторжения на наши позиции. Как раз это время, когда началось немецкое наступление на южном фланге советско-германского флота, командованию было исключительно важно узнать, не отводит ли противник силы с фронта, чтобы посылать подкрепления на юг. 17 июня солдаты 41-го полка ночью сбили пулеметным огнем летевший низко над позициями советский самолет и взяли в плен пилота, лейтенанта»^[193].

День и ночь противники наблюдали за передвижениями в расположении друг друга, за многочисленными позициями артиллерии и тяжелого вооружения.

Потерпев неудачу в попытке отбросить наши войска от подступов к Варшавскому шоссе, противник стремился достигнуть хотя бы небольшого успеха. Для этого он неоднократно предпринимал попытки уничтожить подразделения 1130-го стрелкового полка в роще Сердце. Особенно сильная атака противника состоялась 5 июня, когда немцы после сильного артиллерийского налета силой более двухсот человек наступали на рощу с трех сторон. Бой с крайним напряжением для подразделений 1130-го полка длился более часа. Организованным огнем атака была отбита. Противник потерял более восьмидесяти человек. Наши подразделения захватили 1 станковый пулемет, 2 ручных пулемета, 4 автомата, 12 винтовок, 23 гранаты, 15 тысяч патронов. У убитых немецких солдат были изъяты документы, показывающие, что атака была произведена 15-м резервным батальоном. В этом бою, кроме личного состава 2-й стрелковой роты 1130-го стрелкового полка, отличился взвод разведки этого полка под командованием младшего лейтенанта Белобородова. Он, несмотря на тяжелое ранение в грудь, не только не покинул поле боя, но организовал сбор оружия и документов у убитых немецких солдат и, прежде чем отправиться в медицинский пункт, с помощью одного разведчика взвода доставил документы в штаб полка^[194].

В ночь с 19 на 20 июня дивизия передала участок обороны 1132-му стрелковому полку 58-й дивизии, а 1130-й стрелковый полк – 69-й дивизии и была выведена во второй эшелон армии. В целом за три долгих весенних месяца (март, апрель, май) боев в районе Варшавского шоссе части дивизии уничтожили не менее 2,5 тысячи фашистов и вывели из строя не менее 4 тысяч человек. За этот же период дивизия потеряла 5075 человек убитыми и ранеными, из них 239 командиров^[195].

21 июня второй батальон 303-го стрелкового полка и 6-я рота 120-го стрелкового полка 69-й стрелковой дивизии начали разведку боем с целью захвата деревни Яковлевская и высоты 244,6. После непродолжительной артподготовки штурмовой отряд во главе с младшим лейтенантом Максимовым поднялся на штурм высоты. Противник обрушил на смельчаков шквальный пулеметный огонь. Бойцы залегли. Также не увенчалась успехом совместная атака подразделений двух полков на Яковлевку. Две роты 303-го стрелкового полка 69-й стрелковой дивизии на подступах к деревне вынуждены были остановиться перед проволочным заграждением, установленным на минном поле. 6-я рота 120-го стрелкового полка форсировала реку Ужать, сделала удачный бросок вперед, но у деревни попала под сильный огонь противника и вынуждена была залечь. Разведка боем не удалась. Многие бойцы проявили образцы мужества и героизма. За этот бой многие из них были награждены орденами и медалями^[196]. Для врага подготовка этой атаки не была секретом. Вот как выглядел этот бой со стороны противника:

«Воскресенье, 21 июня, было неспокойным днем для нашей дивизии. В первой половине дня советский лейтенант-перебежчик сообщил, что должно быть предпринято крупное наступление на Студеново при поддержке 14 танков. К полудню русские продвинулись до Ужати. Командование сразу предприняло все меры для обороны. Организация противотанковой обороны доставляла особенные трудности, так как и без того незначительное количество противотанкового оружия должно было быть перегруппировано в условиях непроезжих дорог и непроходимой местности. Сначала совместным огнем подчиненных дивизии батарей были подавлены готовившиеся к наступлению Советы. Противник также обстрелял участок под Яковлевкой исключительно сильным артиллерийским и минометным огнем, который сровнял с землей немецкие окопы и разрушил много укрытий. Затем началась атака двух русских полков (120-й и 303-й стрелковые полки 69-й советской стрелковой дивизии) против гарнизона, состоявшего едва ли из 150 человек. Оборонительным огнем всех орудий русское наступление было остановлено на исходе суток, в 100–200 метрах перед нашей собственной линией. Ночью оборона была организована снова, были пополнены личный состав, оружие и боеприпасы. Но ожидаемая на рассвете новая русская атака не состоялась. Сильный отпор и высокие потери отбили у противника охоту продолжать наступление. Примерно 150 мертвых русских насчитывалось непосредственно перед немецкими позициями.

Уже в районах исходных позиций русские – по сведениям военнопленных – понесли благодаря отличному огню артиллерии значительные потери в живой силе. 22 июня с немецких позиций было видно, как русские вывозили раненых в тыл. Но и собственные потери были существенными. Участвовавшие в бою храбрые батальоны 41-го моторизованного полка под командованием майора Рихтера и 558-го пехотного полка капитана Крашински вместе потеряли примерно 20 человек убитыми и 30 человек ранеными»^[197].

События июня 1942 года немцы на данном участке фронта оценивали следующим образом: «Несмотря на свое численное превосходство, противник не помешал смене немецких войск и вел себя весь месяц с точки зрения пехоты – не считая действий ударных и разведывательных групп и двух более крупных атак – в общем спокойно. Его боевая активность ограничивалась днем и ночью пулеметными обстрелами и деятельностью снайперов. Значительно оживленнее была вражеская артиллерия, которая интенсивно обстреливала днем и ночью как позиции, так и лежащие вблизи фронта населенные пункты, прежде всего станцию Занозная. Также советская авиация время от времени была очень деятельной. Ее особой целью было шоссе и станция Чипляево. «Шоссейные вороны» почти каждую ночь бросали свои маленькие бомбы вдоль шоссе, но тем не менее не могли помешать движению.

Собственное положение: 10-я пехотная дивизия (мот.) была подчинена 4-й армии (командующий генерал-полковник Хейнрици) и LVI корпусу (генерал танковых войск Шааль). К этому корпусу относились: 331-я пехотная дивизия (генерал-лейтенант доктор Байер), 131-я пехотная дивизия (генерал-лейтенант Майер-Бюрдорф), 10-я пехотная дивизия (мот.) и 267-я пехотная дивизия (генерал-майор Штефан). В первые дни июня прибыли в дивизию повторно командующий 4-й армией и командир LVI корпуса, чтобы познакомиться с подразделением, дать указания по ведению обороны и чтобы получить представление о противнике и местности»^[198].

Лето 1942 года было насыщено важными операциями в районе Зайцевой Горы, которые назывались в сводках Совинформбюро «боями местного значения». Одна из таких операций получила название «Освоение Шатина болота». Болото представляет собой огромную чашу площадью около пятидесяти квадратных километров, находящуюся на нейтральной территории и наполненную весенней водой. О том, чтобы отдать его немцам, не было и речи. Это значило бы отдать врагу несколько километров русской земли и потерять контроль за Варшавским шоссе на участке Сафроновка – Фомино-2. Командир 413-й стрелковой дивизии А.Д. Терешков, в полосе обороны которой находилось болото, выступил с инициативой составить в течение нескольких дней план занятия Шатина болота советскими частями. На разведку был отправлен дивизионный инженер капитан Малышко с несколькими бойцами. В конце мая 1942 года на болоте уже кое-где зазеленел кустарник, осока, а посередине болота чернела канава, оставшаяся от проводившихся до войны торфоразработок. Но чтобы дойти до центральной канавы, необходимо было пройти непролазную топь. На самодельных плоскодонках разведчики преодолели топь и начали разведку центральной канавы, изучая возможности выхода к деревне Чичково и захвата ее с тыла. Немцы не ожидали русских разведчиков с тыла, так как оборона деревни проходила по восточной и южной окраине Чичково. Нашим разведчикам удалось проникнуть на окраину деревни и засечь огневые точки противника. «Команда успешно завершила разведку Шатина болота. На основе полученных данных командир дивизии генерал Терешков вместе с начальником штаба и инженером разработали подробный план «освоения» болота, который был утвержден командующим армией»^[199]. В одном из боев с врагом погиб «первопроходец» Шатина болота, участник Гражданской войны, коммунист Николай Иванович Комаров. Так образовалась маленькая крепость, опорный пункт и база для диверсий советских воинов на Варшавском шоссе и снайперского движения. В честь Николая Ивановича плацдарм стал называться «бастионом имени Комарова». Разведчики не раз ходили с болота в тыл противника – Ельню и Дорогобуж – и приносили ценные сведения. Снайперы меткими выстрелами поражали движущиеся цели, машины с горючим, солдатами, снимали часовых. Кипела работа и на центральной канаве болота. Утопая по колено в грязи, наши солдаты днем и ночью возводили насыпные окопы, строили дзоты и блиндажи, ставили мины.

Немцы стали посылать в этот район свои разведывательные самолеты, которые подолгу с воздуха пытались разглядеть, что происходит на болоте. Но кустарник и осока маскировали советских воинов. Но как только болото замерзло, фашисты решили уничтожить «бастион Комарова». Немцы послали в бой своих лыжников, но операция врага не удалась, так как все подходы к болоту были заминированы по распоряжению инженера Малышко. Гитлеровцы решили пустить в ход авиацию. В качестве «новогоднего подарка» фашисты с пяти самолетов сбросили несколько бомб крупного калибра, а потом засыпали болото «крыльчатками» – бомбами нового образца. Жертвы среди защитников «бастиона» были, но и им удалось сбить один «Юнкерс». Осколками разорвавшейся бомбы был убит инженер Малышко. Его, как и Комарова, похоронили в деревне Камушки. А «бастион» продолжал жить и сражаться. Как и прежде, уходили оттуда в поиск разведчики, ползли к шоссе одетые в белые халаты снайперы, чтобы мстить за гибель своих боевых товарищей. На счету некоторых снайперов было от пятидесяти трех до ста уничтоженных фашистов^[200].

Заговорив о снайперах, нельзя умолчать имя Мухаммеда Мирясова, отважного сына башкирского народа. На фронт он попал в ноябре 1941 года, а к сентябрю 1942 года стал уже заправским снайпером. Когда фронт стабилизировался около Варшавского шоссе, «специальностью» Мухаммеда стала стрельба по двигающимся целям. И в этом сложнейшем виде стрельбы Мирясов достиг подлинных вершин снайперского искусства. Движущиеся цели он поражал из любого положения. И ни один его выход к шоссе не обходился без уничтоженных мотоциклистов или зажженных метким выстрелом вражеских цистерн с горючим. Скоро отважному бойцу было присвоено звание старшего сержанта. Командование, от имени Президиума Верховного Совета СССР, наградило его орденом. К концу года старший сержант и его ученики так пристрелялись к шоссе, что немцам пришлось соорудить вдоль него маскировочный забор высотой метра четыре. Мухаммед Мирясов дошел со своим батальоном до Берлина, стал офицером, за мужество и отвагу награжден многими правительственными орденами и медалями. 97 фашистов было на личном боевом счету снайпера^[201].

Август на данном участке фронта протекал достаточно спокойно. Периодически противники обменивались артогнем и одиночными действиями разведывательных и ударных групп. Головной болью для немецкого командования в это время является высота 244,6 в районе Яковлевки: «Предметом забот командования была и осталась господствующая высота 244,6 севернее Яковлевки. Против нее противник всегда вел прощупывание ударными группами и вел подкоп до 60 метров. Высота 244,6, с которой можно было далеко видеть немецкие тылы, была основной целью атак русских. Поэтому здесь находился центр тяжести оборонительных сооружений дивизии. Чтобы ускорить строительство позиции, дивизия получила две рабочие роты»^[202].

Наступила осень, а противостояние в районе Зайцевой Горы продолжалось. 6 сентября в районе деревни Чумазово член Военного совета 50-й армии полковой комиссар А.И. Рассадин вручил 69-й стрелковой дивизии боевое Красное Знамя. Через несколько дней, 10 сентября солдаты 58-й стрелковой дивизии провели разведку боем в районе деревни Чичково и Шатина болота с задачей прорыва обороны противника и захвата деревни Строевка, а подразделения 69-й стрелковой дивизии северо-восточнее Гореловского в бою с врагом понесли немалые потери – убито 8 командиров, около 50 солдат и 54 человека пропали без вести^[203].

Деревня Чичково (ныне не существует) считалась выгодным опорным пунктом в системе обороны противника. Этот пункт был важен и в тактическом отношении: с его потерей глубина обороны противника сократилась бы на 3–4 километра. Именно поэтому в сентябре 1942 года командование армии и уделяло данному населенному пункту такое пристальное внимание.

9 сентября 1942 года командир 58-й стрелковой дивизии Шкодунович принял решение двумя отрядами провести разведывательный бой с целью ворваться в Чичково, захватить там пленных, а по возможности и штабные документы. Для атаки на Чичково было сформировано два отряда: усиленная стрелковая рота под командованием старшего лейтенанта Цыбулова и комиссара Минакова должна была атаковать деревню с северо-восточной окраины, а со стороны Шатина болота должны были действовать разведрота дивизии и разведчики 270-го стрелкового полка под командованием старшего лейтенанта Баженова и комиссара Анисимова. К 4 часам утра 10 сентября отряды сосредоточились на исходных рубежах, а вскоре разгорелся жестокий бой. К 7 часам бойцы старшего лейтенанта Цыбулова с восточной стороны ворвались в деревню, взорвав гранатами дот и вступили с противником в рукопашный бой. Удалось захватить документы, а также одного пленного. Противник побежал из деревни. В этом бою было уничтожено немало фашистских солдат и офицеров, захвачено пять ручных пулеметов, много другого оружия и боеприпасов к нему. Наши бойцы также за хватили штабные документы и схемы инженерных сооружений противника. «Мужество и стойкость в этих боях проявил комсомолец Паврушин. Стремительным броском он напал на сопротивляющегося у блиндажа вражеского солдата, в рукопашной схватке уничтожил его, ворвался в блиндаж и там уничтожил еще несколько фашистов.

Командир отделения младший сержант Минин дерзко ворвался в расположение противника, гранатой уничтожил несколько гитлеровцев, захватил пулемет и одного пленного.

Разведчик комсомолец Гончаров подполз к вражескому доту, был встречен сильным пулеметным огнем. Однако смельчак все же проник в дот и захватил вражеского пулеметчика в плен.

При отражении контратаки противника лейтенанты Зражевский и Жмуков сами стали за трофейный миномет и выпустили из него по немцам 50 мин.

Старший лейтенант Баженов, увлекая за собой группу разведчиков и расстреливая уходящих из Чичково немцев, не дал возможности противнику сосредоточиться для нанесения контрудара. Группа Баженова уничтожила до 100 фашистов»^[204].

Немного позже советским солдатам пришлось отбить несколько контратак опомнившегося противника. Деревня Чичково осталась в наших руках. Во время проведения поисковых работ на местах боевых действий в районе деревни Бельская военно-мемориальный отряд «Поиск» из города Кирова Калужской области обнаружил в засыпанном блиндаже неучтенное воинское захоронение. Останки сорока двух бойцов и командиров были обнаружены в этой братской могиле. У одного из погибших была найдена медаль «За отвагу» № 79541. В наградном отделе Центрального архива Министерства обороны удалось установить, что медалью № 79541 был награжден красноармеец 544-й моторазведроты 58-й стрелковой дивизии Булгаков Яков Дмитриевич. Вот строки из наградного листа: «Участвуя в операции по захвату Чичково 10.09.42 года, проявил себя, как отважный боец, бросившись вперед и увлекая за собой других. Лично убил четырех немцев, захватил документы убитых и под огнём противника совместно с другими товарищами вынес с поля боя смертельно раненного командира роты ст. лейтенанта Баженова». Так благодаря медали был установлен один из героев боя за деревню Чичково. К сожалению, отважный разведчик погиб 19 марта 1943 года в наступательных боях у деревни Бельская. Останки Я.Д. Булгакова торжественно, с отданием всех воинских почестей, перезахоронены в братской могиле на высоте 269,8, на воинском мемориале «Подкоп» Барятинского района Калужской области.

За успешное проведение сложных разведывательных действий Военный совет 50-й армии объявил благодарность командованию дивизии и личному составу 270-го стрелкового полка, наградив сорок пять бойцов и командиров орденами и медалями. Так, артиллерист 240-го артиллерийского полка А.А. Лисицкий был награжден медалью «За отвагу» в связи с тем, что «10 сентября 1942 года в бою за д. Чичково находился на передовом наблюдательном пункте, корректировал огонь дивизиона, чем обеспечил продвижение и занятие нашей пехотой д. Чичково. При повторных контр атаках противника давал точную и быструю информацию об огневых средствах врага, чем обеспечил своевременный огонь дивизиона на подавление огневых средств и живой силы гитлеровцев. За все время боя держал непрерывную связь с пехотой, чем обеспечил хорошее взаимодействие огня артиллерии и наступающей пехоты»^[205]. Среди награжденных орденом Красного Знамени – командир полка Н.Я. Прядко, командир 1-го батальона старший лейтенант Цыбулов, политрук Акарцев, помощник начальника штаба полка по разведке капитан Н.А. Шабельник, полковой инженер В. Сидоров. Кстати, о Н.А. Шабельнике. За проведение разведки подступов к деревне Чичково, захват канцелярии роты противника, организацию сбора и доставку в штаб пленных, документов и трофеев капитан Шабельник был пред ставлен 5 февраля 1943 года командиром 270-го стрелкового полка подполковником Прядко к награждению орденом Суворова третьей степени. Ходатайствовал командир 58-й стрелковой дивизии Самсонов, командующий 50-й армией генерал-лейтенант Болдин, член Военного совета армии генерал-майор Чумаков. Однако скуповато оказалось командование Западного фронта на награды. Приказом войск Западного фронта от 12 февраля 1943 года за подписью командующего генерал-полковника Конева и члена Военного совета фронта генерал-лейтенанта Булганина помощник начальника штаба полка по разведке капитан Николай Александрович Шабельник был награжден, как уже го ворилось ранее, орденом Красного Знамени. Подробный разбор успешной разведки боем, проведенной частями 58-й стрелковой дивизии в районе Чичково, был дан в журнале Генерального штаба РККА «Опыт Отечественной войны» и в специальной брошюре, изданной политотделом 50-й армии^[206].

Захваченные пленные, штабные оперативные документы, глубокая разведка укреплений и огневой системы противника дали в руки советского командования сведения о характере и особенностях обороны гитлеровцев и сыграли огромную роль в подготовке войск 50-й армии к прорыву мощной, глубоко эшелонированной обороны врага на важном направлении в районе Зайцевой Горы с выходом на Варшавское шоссе. В сентябре 1942 года активизировались и немцы, которые, озаботившись очередными атаками советских войск на высоте 244,6, предпринимают ряд мероприятий тактического масштаба против системы обороны наших войск в этом районе.

«10 сентября противник силами до роты опять атаковал высоту 244,6, – пишет в своей «Истории 10-й пехотной дивизии» А. Шмидт. – Заградительный огонь артиллерии и тяжелого оружия сорвали эту атаку уже в зародыше. Только лишь в двух местах русские смогли выйти из своих окопов, но тотчас же были загнаны туда опять немецким пулеметным огнем.

14 сентября состоялось успешное мероприятие ударной группы 9-й роты 20-го моторизованного полка под командованием обер-лейтенанта Майксшпергера. Ряд русских блиндажей был разрушен, 25 русских убиты и взято 3 пленных.

15 сентября позиции дивизии были подвергнуты сильному артогню противника, который длился более часа. В 5.3 °Cоветы силами около 160 человек атаковали 1-й батальон 20-го моторизованного полка в Студеново. Совместным огнем всех видов оружия атакующие были расстреляны на подходах к немецким позициям, оставив около 30 убитых.

29 сентября 11-я рота 20-го моторизованного полка под руководством обер-лейтенанта Бранда проводила мероприятия ударной группы против вражеской системы обороны северо-восточнее Яковлевки. После предварительной артподготовки, руководимой лейтенантом Шенкелем, ударный взвод с большим воодушевлением ворвался в расположение противника, разрушил фугасными зарядами большинство гнезд, убил около 30 русских и привел наряду с бесчисленной добычей пять пленных.

Совместная работа с 1, 2, 3, 4 и 7-й батареей артполка 10-й дивизии с тяжелым вооружением 20-го моторизованного полка в этом бою была образцовой»^[207].

В начале октября командование 10-й моторизованной дивизии вермахта решило на этом участке предпринять атаку с ограниченными целями. Операция «Лесной мастер» первоначально должна была начаться 6 октября. Руководство атакой было поручено оберсту Вальтеру, командиру 20-го мотополка. В его распоряжение были предоставлены части: 3-й батальон 20-го мотополка, две резервные роты 1-го батальона 20-го мотополка, 2-я рота саперного батальона 10-й дивизии и часть противотанкового отделения^[208]. Вся имевшаяся в наличии артиллерия должна была поддерживать эту атаку. Также в первый раз на этом участке фронта должны были быть применены недавно полученные тяжелые минометы. Это были ракетные снаряды диаметром 30 сантиметров с чрезвычайно сильным фугасным и зажигательным зарядом. Но наши войска предотвратили эту атаку:

«4 октября около 14 часов противник силами стрелкового батальона около 400 человек неожиданно атаковал высоту 244,6 и укрепления в Яковлевке.

Противник внедрился в наши боевые порядки, что привело к ожесточенным и кровопролитным штыковым боям. Бегом противник приблизился резервами из глубины, которые поддерживались сильным артогнем по немецким позициям. Однако тотчас же нанесенный охватывающий контр удар экипажей 20-го мотополка, поддержанный эффективным артогнем, позволил отбросить врага на исходные позиции. 42 убитых русских и 10 пленных остались в немецких окопах. Еще 80 убитых и много раненых русских лежали в русских окопах и перед немецкими позициями. Были взяты многочисленные трофеи: оружие и припасы. Но и собственные потери были тяжелы. Дивизия оплакивала 29 убитых, 4 пропавших без вести и 57 раненых»^[209].

7 октября 1942 года, в рамках операции «Лесной мастер», немцы нанесли запланированный удар, который на долгое время определил положение высоты 244,6. В 16.24 последовал огневой налет 160 тяжелых минометов, а также заградительный огонь 10-го мотополка. Спустя четыре минуты 3-й батальон 20-го мотополка начал наступление. Советские войска были вынуждены отойти с тяжелыми потерями. За ночь немцы прочно окопались на новых позициях.

На следующий день последовал контрудар наших войск, который был сорван заградительным огнем немцев с новых позиций. Итогами этой небольшой операции немцы были полностью удовлетворены: «Русские позиции были значительно хуже оборудованы, чем немецкие. Убежища были едва обозначены. В окопах было насчитано около 150 мертвых русских. В немецких руках оказалось 45 пленных, среди них – 4 офицера. Они подтвердили, что советские части 4 октября хотели овладеть высотой 244,6. Также позднее они подтвердили страшное физическое и психическое воздействие реактивных минометов. В этих боях отличились обер-лейтенанты Бранд, Майкшпергер и лейтенант Шенкель»^[210].

В ночь с 24 на 25 октября 1942 года в расположение 50-й армии прорвались остатки партизанского отряда, действовавшего северо-западнее Спас-Деменска, – 28 человек. Перед переходом отряд в течение четырех дней и ночей вел непрерывную разведку обороны противника на участке Ново-Аскерово – Калугово, где предполагался прорыв. Выяснилось, что противник занимал сплошную оборону, сильно укрепленную огневыми точками и инженерными сооружениями, а на болотистой местности, где нельзя было расположить войска и технику, немцы создали сплошные минные поля, проволочные заграждения и простреливали эти участки перекрестным огнем из пулеметов и минометов. В ночное время местность усиленно освещалась. Дождавшись темной, ветреной и дождливой ночи, которая наступила 24 октября, партизаны двинулись через фронт. В 20.00, скрытно пройдя мимо вражеских артиллерийских позиций, партизаны вышли на торфяное поле, после пересечения которого к 24.00 оказались у Варшавского шоссе, между населенными пунктами Зайцева Гора и Калугово. Медленно продвигаясь вдоль немецких минных полей, отряд достиг переднего края обороны противника. При его пересечении несколько партизан подорвалось на минах, были убитые и раненые. Но, несмотря на это, тяжелый переход через вражескую оборону закончился в целом успешно. Отряд вышел на боевые позиции 270-го стрелкового полка 58-й стрелковой дивизии 50-й армии Западного фронта. Раненые партизаны были отправлены в госпиталь, а за остальными через несколько дней прибыл представитель штаба партизанского движения Западного фронта Полянский, который переправил партизан в город Брянск^[211].

В ноябре 1942 года советские разведчики производили поиск: 19 ноября его провели разведчики 120-го стрелкового полка в районе деревни Строевка, а 29 ноября разведку осуществили воины 303-го стрелкового полка в районе деревни Прасоловка.

В декабре 1942 года, когда 50-я армия отмечала годовщину разгрома фашистов под Москвой, в гости к воинам прибыла делегация из братской Монголии во главе с премьер-министром Монгольской Народной Республики (МНР), главнокомандующим Народно-революционной армией маршалом Чойбалсаном^[212]. Вот как описывает это событие М.Д. Максимцов в своей книге «И.В. Болдин»: «Морозное солнечное утро высветило поляну в сосновом лесу. Кругом – первозданная тишина. В сомкнутом строю застыли сотни солдат и офицеров: пехотинцы и танкисты, артиллеристы и саперы, прославившиеся в битвах под Москвой. Десять утра. В тишину ворвался сначала еле слышный, потом нарастающий гул моторов. Шеренги еще строже выровнялись и застыли. На поляну въезжают машины и останавливаются. Из первой выходят маршал Чойбалсан и командующий 50-й армией генерал-лейтенант И.В. Болдин. Вслед за ними – члены монгольской делегации: председатель Президиума Малого хурала Бумценбе, секретарь ЦК Монгольской народно-революционной партии Сурунжаб, герой халхин-гольских боев Гонгор, старый партизан Тохтохор, передовики скотоводства, писатели, поэты. Маршал Чойбалсан обходит строй, здоровается»^[213].

Несколько дней провела монгольская делегация в гостях у воинов 50-й армии. Гости побывали в частях, на артиллерийских позициях, в окопах и блиндажах. Побывали у зенитчиков в районе села Мосур и у танкистов 108-й танковой бригады. «Танкистам было приказано показать мощь советских машин. Взревели моторы, все вокруг окуталось сизым дымом. Танки пошли на высоту. Нефедцев впереди. Многотонная стальная машина летит со скоростью 70 километров в час. И вдруг впереди ров шириною в четыре метра. Но он был успешно форсирован. За высокий класс испытания техники командующий 50-й армией объявил танкистам благодарность»^[214]. Маршал Чойбалсан лично вручал награды танкистам. Майор Нефедцев – командир 63-го танкового батальона – из рук Чойбалсана получил кожаную куртку и шарф из козьей шерсти. Остальные танкисты получили овечьи полушубки. Делегаты вручали воинам подарки и письма из далекой Монголии. Маршал Чойбалсан раздал воинам награды, а Болдину прикрепил к груди высшую награду МНР – орден Красного Знамени. После прощального митинга у населенного пункта Котово высокая делегация покинула расположение войск 50-й армии.

Глава 8
Подкоп

Ключевой позицией на Варшавском шоссе была высота 269,8. Местные жители называют ее Глазовской горкой. Противник построил на высоте прочные деревянно-земляные сооружения, дзоты, блиндажи, а подходы к вы соте прикрыл колючей проволокой и минными полями. С падением этой высоты противник терял контроль над участком Варшавского шоссе от Зайцевой Горы до Юхнова. Неглубокая оборона советских войск просматривалась гитлеровцами с высоты насквозь. Лишь пятидесятиметровая полоса, сплошь увитая нашими и вражескими проволочными заграждениями и усеянная минами, отделяла солдат 58-й стрелковой дивизии от противника. Выше, за первой траншеей гитлеровцев, шли дзоты, противотанковые орудия, минометы, огневые точки, а еще дальше – прочные блиндажи.

На Военном совете 50-й армии было решено подорвать узел противника на высоте 269,8. Решение это предложил командующий 50-й армией И.В. Болдин: «Часто, рассматривая карту, занимавшую чуть не всю стену, я раздумывал о предстоящих нам наступательных операциях, и всякий раз при этом мой взгляд останавливался на высоте с отметкой 269,8, что расположилась вблизи Зайцевой Горы. Высота находилась на пути к Варшавскому шоссе и являлась ключевой позицией на этом участке. Захват ее сулил нам выгоды в будущем.

Несколько наших попыток взять ее с ходу не увенчались успехом. Прекрасно понимая значение высоты, противник основательно ее укрепил. Было ясно, что при переходе наших войск в наступление бой за нее потребует больших жертв и времени.

Я ломал голову, стараясь придумать способ взять высоту заблаговременно и с меньшими потерями. И однажды у меня мелькнула мысль: а что, если сделать под высоту подкоп и мощным взрывом уничтожить засевших там гитлеровцев? Решил поделиться своими раздумьями со специалистами инженерного дела»^[215].

Эту идею осуществили армейские саперы под командованием Михаила Даниловича Максимцова. Он составил схему и расчет подкопа, подобрал людей, бывших шахтеров. 23 августа 1942 года команда из сорока трех человек была сформирована и прибыла в лес, что в полукилометре южнее Фомино-1. Ядром группы стали старый шахтер из Донбасса Николай Стовбун, криворожский горняк Петр Наумов, молодой донецкий шахтер Сушко, калужский токарь Алексей Никитин, тульский слесарь комсомолец Майстренко, рабочие Казанского завода братья-близнецы Садыковы, сибиряк Потапов, москвичи Лобанов, Матюшенко, Мазай и другие. Старшим этой команды был назначен восемнадцатилетний лейтенант Владимир Новиков. Он прибыл в батальон из инженерного училища в марте 1942 года и сразу же попросился во взвод разведки, так как был уроженцем этих мест и хорошо знал окрестные леса, болота и подступы к Варшавскому шоссе. 23 августа 1942 года сорок три армейца-сапера начали вести подкоп. Грунт оказался тяжелым – плотная глина с галькой, а долбить необходимо было тихо. Породу в мешках вытаскивали лебедками и быстро рассыпали вдоль траншей и ходов сообщений, укрывая травой, чтобы к утру у колодца не оставалось никаких следов.

За первую ночь вырыли колодец глубиной более шести метров, со дна которого начали подкоп под высоту. Первую смену возглавил Николай Стовбун – потомственный шахтер из Донбасса. Он проработал четыре часа, сделав первые два метра выработки. И все-таки, несмотря на все предосторожности, немцы, по всей видимости, что-то заподозрили. В ночь на 14 сентября они предприняли разведку боем. После сильного артиллерийского обстрела началась атака. Саперам пришлось приостановить все работы в шахте и вместе с пехотинцами включиться в бой. Противник был отброшен, но в своей команде саперы недосчитались четырех человек, погибших при отражении вражеской атаки. Немецкое командование не оставляло попыток разгадать, что строят русские у подножия высоты 269,8. 18 сентября, подтянув резервы, немцы вновь провели атаку на позиции батальона. Саперам вновь пришлось прервать работу и пойти в бой. На этот раз бой не затихал до позднего вечера. Трижды гитлеровцы пытались ворваться в советские траншеи, и трижды наши солдаты отбрасывали их назад.

И действительно, инженерные работы советских саперов в районе высоты 269,8 были хоть и с опозданием, но замечены немецкими наблюдателями. Только вот их цель была врагу пока непонятна. Так, в работе Рольфа Хайнзе «Буг – Москва – Березина», изданной в Германии в 1978 году, находим:

«Однажды в районе Фомино наблюдатели сообщили о ведении земляных работ на советской стороне. В сентябре и в первых октябрьских днях они заметили вывоз светлого песка и его транспортировку из балки. Подразделения разведки стали вести звуковую разведку. Сначала предполагалось строительство блиндажей для личного состава. Но впоследствии появились сомнения, так как для них имелся более глубокий ход сообщения. На допросах пленных с вражеской стороны новой информации получено не было. Вся советская операция делалась втайне от располагавшегося там батальона. Не были также выяснены причины ночной доставки к месту крепежного лесоматериала на повозках и вывоз песка в мешках. Однако нас тревожила доставка примерно 150 стволов деревьев для штолен и набитых мешков, предположительно со взрывчаткой.

По приказу из штаба армии срочно были применены приборы для прослушивания. По ночам были слышны слабые шумы от производимых там работ, однако точно локализовать место не представлялось возможным. Русские показывали очень хорошую речевую дисциплину.

Устройство для прослушки находилось примерно в 40 метрах, перед нашей траншеей, тем не менее результатов оно не давало. Некоторые разговоры были похожи на отвлеченные беседы о каком-то взрыве или запланированном подрыве, но день и дата были не ясны. Русские на этом участке уже хотели осуществить прорыв прошлой зимой, отрезать подразделения, находившиеся в Фомино, и связаться с группами партизан под командованием Белова. Все их атаки были отбиты, и русские так и не продвинулись. Наши передовые позиции находились близко друг к другу».

Далее в этой же книге следует цитата из дневника наблюдателя 267-й пехотной дивизии вермахта: «Были слышны подозрительные шумы, отличные от шумов при строительстве обороны. Сильные земляные работы были слышны через микрофоны постоянно, с постов дозорных, через зонды 1, 2, 3, 4 напротив вражеской группы А1. Это были ясные шумы земляных работ. Удары киркой, царапающие звуки, удары от деревянных предметов, исходившие одинаково громко с зондов прослушки 2 и 3. Противник работал только с 2 до 4 ночи с многочисленными перерывами. После обстрела траншей врага шумы были еще сильнее.

С 25.09.1942 при наблюдении за врагом был виден необычно белый песок, который располагался в 50 метрах от траншей. На старом месте зондами 2 и 3 была поймана речь и оскорбления. Наши переводчики, из-за невнятности речи, ничего разобрать не смогли. 28.1942 в места зондов 1, 2, 3 были добавлены еще три зонда, но толку не было»^[216].

Работа шла в заданном ритме. Но когда выработка продвинулась за 70 метров и советские саперы были уже под оборонительной линией противника, на глубине 10 метров произошел обвал. В забой ворвался песок-плывун. Тонны сыпучего песка заполнили галерею, засыпая заживо солдат и грозя погубить все дело. Благодаря тяжелому глинистому слою почвы обвал не достиг наружной поверхности высоты – иначе замысел советского командования был бы раскрыт. Трое суток команда не выходила из забоя, устраняя последствия аварии. Кроме гибели людей, обвал отнял много времени, потребовались дополнительные стойки для крепления, мешки с глиной и другие материалы. На сотом метре галереи бойцов подстерегала новая опасность. Саперы вошли в пласт углекислого газа.

После нескольких минут работы люди теряли сознание. Пробовали работать в противогазах, но люди быстро уставали – драгоценное время уходило. Теперь под землей находились не по четыре часа, как прежде, а по 10–20 минут. Устроили примитивную вентиляцию из кузнечного меха, паровозных труб и противогазных мягких трубок. Когда установка была готова, свежий воздух пошел в стометровую галерею.

В одну из сентябрьских ночей саперы услышали стук. Значит, подкоп был уже рядом с расположением немецких блиндажей. Стовбун, Никитин, Сушко и Наумов заложили первый заряд. Но предстояло еще заложить взрыватели, вывести подрывную сеть, замуровать все это. И управиться необходимо было в срок. В ту же ночь уточнили расположение вражеских пушек и огневых точек. Затем от главной галереи повели подкоп в двух направлениях. Перед советскими саперами возникло новое препятствие. Противник на станцию Милятино перебросил тяжелые орудия, установленные на железнодорожных платформах, и начал обстрел обороны советских войск. Стоило снаряду разорваться вблизи заложенного заряда, как вся галерея рухнула бы, похоронив команду. Поэтому во время обстрела воины выходили на поверхность. В связи с этими задержками работа продвигалась медленно, и поэтому горняки просили командование дать разрешение на работы под землей и во время обстрела. На тридцать девятый день были заложены еще два заряда смертоносного гостинца для фашистов. Начали очень плотно забивать шахту землей, чтобы усилить силу взрыва. Вывели наверх провода и все замаскировали.

Долгое время после войны вокруг данного подкопа существовал устойчивый миф о том, что саперные работы наших бойцов были большой тайной и неожиданностью для немецких войск. Однако немецкие источники рисуют нам прямо противоположную картину: «3.10.1942. Разведка впервые от перебежчика получила данные о готовящемся взрыве. При допросе перебежчик давал очень хорошие показания. Он рассказал, что от приятеля услышал следующее: «Русские в самые кратчайшие сроки взорвут немецкие позиции расположенными в земле минами и после этого стремительной атакой уничтожат оставшихся в живых. В русских траншеях есть железная дверь с постоянным охранением, которое никого не пускает за дверь. За дверью на длину в 150 метров от хода сообщения находится штольня. Каждый вечер своды штольни продвигаются вперед. Перебежчик изобразил карандашом своды штольни. Примерно пятнадцать последних вечеров тяжелые мешки из бумажного материала были разгружены и отнесены в штольню».

Из данных разведки мы установили длину штольни – примерно 50 метров. Где и на какой длине штольни была установлена взрывчатка, выяснить не удалось. Также никаких шумов не было под траншеей дозора. Были использованы самые лучшие земляные зонды. Земляные зонды стало возможным устанавливать на более далеком расстоянии, но при этом ход сообщения должен был идти к вражеским траншеям. Сначала результаты прослушивания были незначительными, все переговоры были между выдвинутыми постами дозора, полком, батальоном. В это время мы подключились к двухпроводной линии связи русских и прослушивали переговоры там. Вражеская телефонная активность была незначительной. Самая большая и необычная активность была 4.10.1942. Велись переговоры тактического характера»^[217].

Наступило утро 4 октября 1942 года. Противник обнаружил скопление нашей пехоты. На скатах высоты сосредоточилась вся 58-я стрелковая дивизия. Частям 69-й стрелковой дивизии было приказано наступать на высоту 244,6, с тем чтобы отвлечь противника и способствовать успеху своего соседа.

«Серия красных ракет прочертила небо. Сигнал! Поворот рукоятки – и все задрожало, поднялось вверх, посыпался каменный дождь. На тысячу метров, вдоль фронта, огненная змея – это взорвались минные поля. Проволочные заграждения разорваны и отброшены. Образовалась широкая «зеленая улица». Наша пехота поднялась во весь рост и с криками «Ура!», «За Родину!» пошла в атаку, перевалила за высоту 269,8 и развернула наступление на шоссе. Мы с Новиковым вылезли из засыпанного окопчика и побежали к месту взрыва. Перед нами 90-метровая воронка в диаметре и до двадцати метров глубиной, сотни разорванных фашистов, нашедших себе «вечный покой» на высоте 269,8»^[218].

Из сорока трех человек, участвовавших в подкопе, в живых осталось двадцать шесть.

Фашистские пленные рассказывали, что немецкое командование издало приказ, в котором отмечалось, что русские якобы применили сверхмощное взрывчатое вещество. Согласно показаниям этих же пленных, при взрыве погибло более четырехсот немецких солдат и офицеров. «Мы, участники подкопа, подбежав к воронке, обнялись и расцеловались. Сорок дней и ночей, пробытых в подземелье, завершились победой советских саперов. Взрыв открыл путь нашим частям для овладения Зайцевой Горой»^[219]. Гибель от взрыва более четырехсот вражеских солдат и офицеров – известие, конечно, для наших ушей приятное, да вот только не подтверждается это немецкими данными. Во все той же книге Рольфа Хайнзе мы находим информацию, что немцы накануне взрыва сумели скрытно провести ряд мероприятий, позволивших им избежать больших потерь. В 11.45 по берлинскому времени солдаты противника были выведены из опорного пункта на высоте 269,8, оставив лишь передовые дозоры. Был подготовлен плотный огонь артиллерии и минометов по данному участку. Находившийся на переднем крае батальон был по тревоге незаметно отведен. Для контратаки после взрыва взвод пехоты был усилен саперами с огнеметами. Резервная рота тоже была задействована. Зенитные орудия с расчетами по тревоге были уже на марше. Подвижной резерв противотанковых орудий был установлен на заранее подготовленных позициях. Командный пункт 487-го пехотного полка и командный пункт дивизии были переведены на высоту 275,6 – в двух километрах северо-восточнее Фомино. Данная информация подтверждается записью из журнала боевых действий 267-й пехотной дивизии вермахта: «4.10.1942. Ночь прошла спокойно. В 08.45 о замысле врага о подрыве стало известно благодаря подразделению прослушки, перехватившему переговоры советских связистов. Командир 487-го пехотного полка и приданные ему для взаимодействия тяжелые вооружения, а также подразделения саперов-огнеметчиков, немедленно начали подготовлять соответствующие оборонительные мероприятия.

Командный пункт дивизии перенесли к выдвинутому вперед командному пункту полка на высоту 275,6 (Зайцева гора. – Примеч. авт.). На всем участке дивизии царит лихорадочное напряжение и озлобленное предвкушение радости сорвать противнику его коварный замысел, с которым мы впервые столкнулись на Восточном фронте. С некоторым опозданием, то есть в 14.00, мощный взрыв поднял столб пыли на 80 метров, а вместе с ним и выдвинутые позиции, которые заблаговременно и планомерно были оставлены.

Развертывание начала собственная оборона.

Наша артиллерия, тяжелые пехотные орудия и тяжелые минометы метким огнем приступили к уничтожению вражеской пехоты численностью до 170 человек, поднявшихся в атаку из опорного пункта русских. Им быстро удалось достичь края чудовищной воронки глубиной в 8—10 метров, шириной в 30 метров с отвалами земли до 2 метров. В течение рукопашного боя русские были повержены. Несмотря на немедленно открытый огонь из вражеских реактивных установок и артиллерии, южная часть воронки надежно оказалась в наших руках.

Огонь нашей артиллерии, корректируемый с самолета-разведчика, вынудил замолчать вражескую артиллерию или по крайней мере свести на нет ее точный огонь.

Согласно плану тревоги, части зенитной артиллерии и резервы истребителей танков, находившиеся вокруг Милятино, примкнули к действиям дивизии»^[220].

Генерал Болдин поблагодарил саперов за оправданное доверие и мужество, проявленное при выполнении боевого задания. В это же время 3-му батальону 120-го стрелкового полка 69-й дивизии смелой атакой удалось захватить высоту 244,6, но вскоре гитлеровцы опомнились и открыли по высоте ураганный огонь. Два часа воины батальона, неся значительные потери, удерживали отвоеванные позиции, но затем вынуждены были отойти на исходный рубеж. В это же время, в качестве отвлекающего маневра, советские войска при поддержке танков атаковали Прасоловку и Гореловский. Но все атаки на эти опорные пункты были отбиты вражескими войсками. Если наши источники описывают штурм высоты после взрыва скупыми фразами общего плана, то немецкие дают нам более подробную информацию по данному эпизоду.

Журнал боевых действий 267-й пехотной дивизии:

«5.10.42. Враг не продолжил начатые им вчера вечером атаки.

Он накрыл участок Фомино более чем двухстами выстрелами из легких и средних калибров, отчего появились потери. Наши потери убитыми и ранеными составили:

Раненые – 1 офицер, 6 унтер-офицеров и 51 солдат.

Убитые – 3 унтер-офицера и 17 солдат.

Пропали без вести – 1 унтер-офицер и 1 солдат.

По сравнению с вражескими потерями в количестве насчитанных 135 человек только из числа атаковавших потери можно считать незначительными.

Немедленное предоставление аэрофотосъемки участка облегчило подготовку к захвату опорного пункта русских. Необходимость в этом остается, так как опасность подобных подрывов продолжает быть высокой. К работе вновь призвана служба прослушивания. Итоги ее работы имеются налицо. А противник опять что-то подкапывает.

6.10.42. На участок Фомино прибыл главнокомандующий. Он очень удивлен масштабами подрыва и поздравил дивизию с таким явным прогрессом в обустройстве позиций.

Приготовления к проведению боевого дозора продолжаются. Артиллерия ведет пристрелку. Командный пункт дивизии предполагают перенести поближе к 1-му батальону 487-го пехотного полка. По высоте Фомино враг выпустил 110 выстрелов из легких и средних калибров. Наша артиллерия обстреляла вражескую артиллерийскую позицию, находящуюся в гребневидном лесу (Kronenwald), а также смену солдат в количестве 40 человек на юге Фомино.

Огнем пехотных орудий удалось попасть в окопы опорного пункта русских.

В тыловом районе дивизии после короткой перестрелки нашего дозора и группы из пяти партизан последняя скрылась в лесу севернее Дударевки. В район Тупицино для охранения простирающейся на запад границ корпуса был прислан взвод самообороны, состоящий из 2 немецких унтер-офицеров и 35 солдат.

7.10.42. Соприкосновение с вражеской пехотой в течение ночи ограничилось отражением одного вражеского разведдозора перед кратером. Вплоть до начала атаки по участку Фомино велся разрозненный артиллерийский огонь. Наша артиллерия вела огонь по позициям у квадратного леса (Kastenwald) и огневой позиции в гребневидном лесу.

Командный пункт дивизии в течение проведения полками наступательной операции перенесли к наблюдательному пункту 1-го батальона 487-го пехотного полка, находящегося на восточном краю лесной позиции; оттуда хорошо просматривается боевой район Фомино.

В 16.30, после огневой подготовки нашей артиллерии и минометов, наша атака, не встречая вражеского сопротивления, была перенесена в лес. Центральный участок атакующих внезапно натолкнулся на противника, открывшего сильный пулеметный огонь с короткого расстояния. Появились существенные потери. В 18.00, после того как удалось захватить 9 пленных, командование полка приказало оставить занятые площади.

Потеря 14 человек убитыми, 3 – пропавшими без вести и постоянно растущее число раненых, достигшее 48 человек, оказалась слишком высокой.

На левом участке дивизии атака протекала планомерно, благодаря очень меткому и ураганному огню нашей артиллерии и минометов, выпустивших по вражеским выдвинутым позициям более чем 600 снарядов.

Несмотря на ответный огонь вражеской артиллерии, вклинение в систему обороны врага удалось с ограниченными потерями. Оба внешних опорных пункта противника попали в наши руки.

Что касается центрального опорного пункта, то сведений пока что еще не поступало. Бывшая вражеская система окопов так перепахана, что на сделанной аэрофотосъемке лишь с трудом угадываются эти самые окопы. Занятая передовая линия противника быстро подготавливается к обороне. Из обнаруженных самолетами-корректировщиками 11 вражеских батарей две были с большим успехом накрыты огнем нашей артиллерии.

Расход боеприпасов в этот день составил: 976 снарядов для легкой полевой гаубицы (включая дымные снаряды) и 383 снаряда для тяжелой полевой гаубицы.

Особо отличились командир 3-й роты 487-го пехотного полка – старший лейтенант Маслов (Masslow), а также один из его командиров взводов – унтер-офицер Кнакмус (Knackmus). Они оба были представлены к награждению Немецким крестом»^[221].

Из боевого донесения 487-го пехотного полка:

«C 08.30. Систематические артиллерийские удары русских из легкой и тяжелой артиллерии по опорному пункту 11-й роты на гравийном карьере и кладбищенской высоте, напротив командного пункта 2-го батальона 487-го пехотного полка на Зайцевой Горе и Вольфсбурге.

9.00. Неустановленный взрыв.

10.00. Совет командования других батальонов, артиллерии, противотанковых орудий, саперов на командном пункте 2-го батальона 487-го пехотного полка.

11.00. 2-й батальон 487-го пехотного полка и резервная рота были готовы на высоте 275,6 к атаке с флангов в направлении прорыва. 3-я рота усилена взводом саперов.

11.30. Для возможной контратаки плацдарма с тыла часть 2-й роты с 11.45 до 12.00 отходила в правую сторону.

12.00. Наблюдатели заметили группы по 20 человек, которые были подавлены огнем артиллерии.

12.15. 5 танков противника замечены в направлении Зимницы.

Около 12.30 русские покинули опорный пункт в количестве 15 человек и вернулись в 12.55 с несколькими ящиками. Наша артиллерия и летчики подавили вражескую артиллерию в районе Сининки и восточнее Зимницы. Последовал удар вражеской артиллерии в район действия 2-го батальона 487-го пехотного полка и артиллерийские позиции в Новом Аскерово…

Сразу после взрыва 2-й взвод 487-го пехотного полка из второй линии траншей вернулся на старые позиции в передовой линии. Русская разведгруппа в составе 40–50 русских сразу после взрыва спрыгнула с отвалов воронки, напротив центральной части обороны 2-й роты, но была уничтожена огнем обоих взводов. Все 50 человек были расстреляны. Левый взвод 2-й роты одним махом занял южный край воронки и не дал занять край воронки 30–35 штурмующим русским. Затем последовал сильный русский артиллерийский и минометный огонь по воронке! Наша артиллерия и противотанковые орудия, вместе с минометами, вели огонь по вражескому опорному пункту и по движущимся врагам южнее опорного пункта».

Из донесения дивизии:

«Благодаря смелым действиям летчиков, было подавлено три русских батареи. Русские прекращали артиллерийский огонь при появлении нашей авиации, что облегчало действия нашей пехоте. Местность была планомерно задымлена».

Из донесения 487-го пехотного полка:

В 15.00 20–25 русских ворвались в траншею 11-й роты, к западу от гравийного карьера, но немедленной контратакой 11-й роты отбросили русских с наших позиций. 8 русских было убито. Захвачено 10 винтовок и магазины к автоматам. У русских не было при себе никаких документов. Русские продолжают тяжелый артиллерийский и минометный огонь беспрерывно с 16 до 18 часов. Атака русских численностью 40–50 человек к западу от воронки была отброшена нашим огнем.

Около 17 часов русские в количестве 60–70 человек к югу от гравийного карьера напали на опорный пункт, однако атака захлебнулась под нашим артиллерийским, минометным и пехотным огнем.

В 17.45 противник атакует широкой цепью в количестве до 100 человек в две волны из Фомино-Южное. Атака захлебнулась под нашим огнем. В панике русские бежали из опорного пункта и силами пулеметов 11-й роты были уничтожены.

В 20.00 еще несколько атак Советов! Все около воронки. Началось обустройство новых позиций. Удалось продвинуться примерно на 20 метров, теперь мы владели передним краем русского опорного пункта.

Наши потери – 43 раненых, 16 убито, 2 засыпано.

Потери русских: убито – 135, общие потери примерно 200 человек»^[222].

По окончании боев на данном участке фронта немцы с удовлетворением отметили: «После подрыва на Фомино, в дивизии (267-я пехотная дивизия. – Примеч. авт.) немного успокоились. Личный состав должен был выспаться, помыться и провести дезинфекцию. В Милятино держали лошадей, они использовались для прогулок и охоты. Начались учебные занятия по борьбе с танками в ближнем бою, курсы повышения квалификации для новобранцев и младшего командного состава. На позициях личный состав должен быть бдителен. Всегда надо быть готовым к неожиданностям со стороны советов»^[223].

Сегодня на вершине этой исторической высоты, на краю воронки, установлена мемориальная доска, где коротко рассказано о подвиге воинов 50-й армии: «Здесь на высоте 269,8 в течение 40 суток команда саперов под руководством майора Максимцова М.Д. произвела подкоп под фашистский узел обороны. На глубине 15 метров заложили 25 тонн взрывчатки и утром 4 октября 1942 года взрывом уничтожили 400 фашистских солдат и офицеров, артиллерийскую противотанковую батарею, пулеметные дзоты, блиндажи и другую технику противника».

Но вот что интересно, уважаемый читатель. Есть одна неувязочка в этом, казалось бы, известном вопросе. На мемориальной доске, в мемуарах М.Д. Максимцова и других работах фигурирует одна и та же масса подрывного заряда – 25 тонн. Все, как правило, берут за основу воспоминания участника подкопа М. Максимцова. Но вот берем в руки книгу Б.И. Загородникова, посвященную боевым действиям 58-й стрелковой дивизии, и находим следующую любопытную информацию: «На глубине 15 метров от поверхности были заложены четыре камерных заряда весом до 7 тонн взрывчатки и 2 тонны противотанковых мин»^[224]. Согласитесь, что разница между этими цифрами вполне существенная (25 и 9 тонн). Так что вопрос о массе заложенного заряда позвольте пока оставить открытым. Да и результат подрыва высоты 269,8 оказался намного более скромным, чем ожидалось. Мы ни в коем случае не пытаемся умалить героизм советских солдат, офицеров и участников подкопа, но факты, как говорится, вещь упрямая. Да, подразделения 58-й стрелковой дивизии после взрыва 4 октября 1942 года захватили высоту и пытались развить наступление дальше. Однако, получив подкрепление и используя авиацию, враг вынудил наших солдат оставить захваченные позиции. И недаром все тот же Б.И. Загородников обронил в своей работе такую фразу: «Взрыв был произведен 4 октября 1942 года, однако он не внес изменений в продвижение нашей дивизии»^[225]. Что было, то было.

Глава 9
Наступление

Конец 1942 года и начало 1943 года ознаменовались грандиозными победами Красной армии на южном участке советско-германского фронта. Начиналось массовое изгнание немецко-фашистских захватчиков с советской земли. В то время когда Донской фронт ликвидировал сталинградскую окруженную группировку врага, два других фронта успешно развивали наступление, изгоняя оккупантов с родной земли. Продолжая гнать фашистов на запад, войска Воронежского фронта освободили Курск, Белгород, Харьков. Противник, почувствовав нависшую угрозу над своей орловской группировкой, стал срочно ее усиливать. Немецким командованием была разработана операция «Бюффель» (нем. Bьffel – буйвол), которая проводилась с 1 по 30 марта 1943 года. Целью операции была эвакуация 9-й и части 4-й армии из района Ржевского выступа. В результате немецкому командованию удалось сократить линию фронта с 530 до 200 километров и высвободить резервы, которые были использованы на других участках. В военном отношении операция «Бюффель» была образцово спланированной и реализованной эвакуацией войск. Еще 6 февраля 1943 года Ставка ВГК издала директиву № 30043 о подготовке наступления на центральном участке советско-германского фронта: «С целью выхода в тыл ржевско-вяземско-брянской группировки противника советское командование планировало «подрезать» Ржевский выступ, провести окружение и уничтожение основных сил группы армий «Центр»^[226].

18 февраля отступление немецких войск обнаружила разведка Западного, а 23 февраля – Калининского фронта. В донесениях говорилось, что отдельные группы противника отходят в западном направлении, часть артиллерии подтягивается ближе к дорогам, а блиндажи, мосты, здания и железнодорожное полотно готовятся к подрыву.

2 марта 1943 года появилась директива Ставки ВГК № 30062, которой войскам Калининского и Западного фронтов предписывалось немедленно принять меры по преследованию отступающих войск противника. На интересующем нас участке Западного фронта немцы, понимая дальнейшую бесперспективность обороны высоты 269,8 и ряда населенных пунктов вдоль Варшавского шоссе, начали выравнивание своей линии фронта. В связи с чем, оставляя небольшие заслоны, в том числе на высоте 269,8 и на Зайцевой Горе, они начали отход на Куземки, где у них была новая подготовленная линия обороны. Так, в журнале боевых действий 344-й стрелковой дивизии, в записях конца февраля – начала марта 1943 года мы находим любопытную информацию: подразделения немецких пехотных дивизий на участке Проходы, Медвенка, Соловьевка, Макаровка, Кавказ, Сафоново, Климовка, Калугово, Строевка без боя отходят, оставляя усиленные заслоны. Несомненно, что эти известия, встреченные с великой радостью, подняли боевой энтузиазм советских солдат и офицеров.

50-я армия генерала И.В. Болдина входила в состав Западного фронта, обороняя в это время следующий рубеж: Девятовка, Дмитровка, Сычево, Трушково, Красная Гора, Узломка, Чичково, Строевка, Фомино-1, Марьино, Высокая Гора, Шемелинки. Этот 130-километровый рубеж войска армии обороняли триста дней и ночей. В состав 50-й армии в это время входили: 325, 344, 413, 58 и 69-я стрелковые дивизии, но в конце января 1943 года, когда на Курской дуге начались тяжелые бои, по приказу Ставки из района Мосальска 325-я и из района Барятино 69-я стрелковые дивизии срочно были переброшены под Курск. Поэтому к началу мартовских боев 1943 года 50-я армия была очень малочисленна. Как только 33-я и 49-я армии, оборонявшиеся на Юхновском направлении, перешли в наступление, дивизии 50-й армии покинули свои окопы и ударили по противнику.

Весть о том, что предстоит идти в наступление, пришла в предпраздничный день – 7 марта. Во всех полках и дивизиях шли собрания, командование вручало награды отличившимся в боях.

«Помню как сейчас, 7 марта 1943 года, в ознаменование Международного женского дня 8 марта, командующий армии генерал И.В. Болдин собрал в деревне Мосур девушек, служивших в рядах армии. Большое здание сельской школы было заполнено до отказа стройными, подтянутыми, красивыми бойцами – женщинами. Врачи и медицинские сестры, очевидно, впервые за время войны сняли белые халаты. Девушки-снайперы освободились от маскировочных халатов, поставив в пирамиду винтовки с оптическим прицелом.

Особым вниманием были окружены девушки, прибывшие в Мосур с передовой. Сняв с себя ватные брюки и телогрейки, они принарядились в новенькие гимнастерки и юбки. Ничего, что этот наряд не из шерсти и крепдешина, что вместо туфель на высоких каблуках на ногах кирзовые сапоги, но зато выправка, обветренные ледяным ветром лица придавали им неимоверную красоту. На груди у каждой сверкали ордена и медали, нашивки – красные и золотистые, указывающие на полученные ранения в боях с фашистскими захватчиками.

Звуки духового оркестра и девичий смех сразу оборвался, как только открылись двери школы. За столом президиума торжественного собрания появились: командующий войсками 50-й армии И.В. Болдин, член Военного совета армии К.Л. Сорокин, начальник политуправления армии Н.В. Александров, члены женской делегации города Калуги.

После короткого доклада, сделанного Александровым, командарм вручил ордена и медали девушкам, отличившимся в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Затем посланцы из Калуги вручили подарки и наказ девушкам и женщинам 50-й армии от калужанок, кующих своим самоотверженным трудом в прифронтовом городе победу»^[227].

344-я стрелковая дивизия, имея в первом эшелоне все три стрелковых полка (1152, 1154 и 1156-й стрелковые полки), перейдя в наступление на рассвете 8 марта 1943 года, встретилась с ожесточенным сопротивлением противника. Весь лес, овраги и дороги были заминированы. Оставленные блиндажи и отдельные жилые дома были начинены смертоносными сюрпризами. Страшную картину представляло Варшавское шоссе. Все мосты и дорожные трубы взорваны, вместо асфальта вздымались вверх взорванные исковерканные металлические конструкции. Немцы отходили, оставляя после себя выжженную и разоренную территорию. Операция «Бюффель» вступила в силу и на этом участке Западного фронта.

Боевое донесение 267-й пехотной дивизии по отводу войск в рамках операции «Бюффель»:

«11.03.1943 267-й пехотной дивизии было приказано начать отрыв от противника 11.03.1943. в 21.00. В качестве прикрытия выделяются: 267-й лыжный батальон, один батальон 487-го пехотного полка, лыжная рота 487-го пехотного полка, 1-я восточная рота 267-й пд, с приданной ротой 330-го пехотного полка (183-я пехотная дивизия). Под защитой лыжного батальона 267-й пд и собственного арьергарда, оставленного на прежней позиции, два батальона 487-го пп смогли беспрепятственно оторваться от противника. Враг преследовал нерешительно, постоянно неся большие потери, сдерживаемый проведенными саперами подрывами, заграждениями на местности. Атака численностью до одного батальона на старый передний край обороны северо-западнее Чичково была отражена арьергардом при успешной поддержке артиллерии с высокими потерями для противника еще перед его собственными проволочными заграждениями. Та же судьба постигла наступление вражеской роты юго-западнее Дарянки»^[228].

Несмотря на приподнятое настроение советских войск, преследование огрызающегося противника было нелегким делом.

К исходу 11 марта части 344-й стрелковой дивизии вышли на рубеж: Астапово, Грачевка, Гришино. Всю ночь с 11 на 12 марта шел бой за деревню Долгое. Подробности этого боя можно узнать из журнала боевых действий все той же 267-й пехотной дивизии вермахта, которая держала оборону на данном участке:

«При Долгом противнику силой до одного взвода удалось пробиться до западной окраины этого местечка. Но контратакой одного взвода 1-й восточной роты 267-й пд он был полностью уничтожен. Было насчитано 27 убитых вражеских солдат, среди них – командир взвода, доставлен один пленный 1322-го стрелкового полка 413-й стрелковой дивизии. 1-я восточная рота 267-й пд, которая впервые была введена в бой против регулярных войск Красной армии, вынесла тяжелое испытание. Она провела контратаку с большой удалью. Поведение отдельных солдат было отличным!

Постоянно наблюдая за противником разведывательными дозорами, арьергард после этого также отошел на подготовленную линию обороны»^[229].

К утру села Шибаново, Коровкино и Долгое были очищены от противника и советские части дивизии устремились к Зайцевой Горе, где уже третий день 413-я Дальневосточная стрелковая дивизия вела тяжелый кровопролитный бой. Ее 1324-й стрелковый полк начал наступление еще 8 марта, овладел Сафроновом, Дары, обошел Шатино болото с севера; 1322-й стрелковый полк 413-й стрелковой дивизии атаковал Зайцеву Гору от Строевки. 12 марта 1943 года 58-я стрелковая дивизия, прочно удерживая рубеж обороны, частью своих сил также перешла в решительное наступление. Арьергарды и заслоны противника продолжали ожесточенно и грамотно сопротивляться.

В результате многочасового боя 170-й стрелковый полк 58-й стрелковой дивизии, сломив сопротивление гитлеровцев, прорвал на правом фланге их мощную оборону и устремился в направлении населенных пунктов Строевка и Зайцева Гора, то есть вел наступление с юга. Уже ничто не могло остановить штурмующие батальоны 413-й и 58-й стрелковых дивизий. Особенно ожесточенным и упорным для воинов 58-й дивизии был бой в районе населенного пункта Зайцева Гора.

Ранним утром 12 марта 1943 года стрелковый батальон капитана Киреева подготовился к штурму, а еще ночью, пользуясь темнотой, две группы бойцов зашли с флангов и по сигналу стремительно перешли в атаку. «Фашисты открыли мощный артиллерийский и ружейно-пулеметный огонь, но красноармейцы, увлекаемые командирами и политработниками, смело и уверенно шли вперед, захватывая траншеи и блиндажи, блокируя и уничтожая огневые точки. Боец Банников обошел с тыла вражеский пулеметный расчет и гранатами забросал его, помогая тем самым наступающей пехоте, вступившей в рукопашную схватку с отчаянно сопротивляющимся противником»^[230]. В это время другие подразделения 170-го стрелкового полка наступали с фронта на левом фланге. Вскоре стрелковый батальон 58-й стрелковой дивизии капитана Киреева вышел на Варшавское шоссе и после непродолжительного боя включился в зачистку от врага Зайцевой Горы.

В 16 часов 12 марта 1943 года на вершине Зайцевой горы поднялся красный флаг^[231]. Казалось бы, вот оно, свершилось. Злополучная Зайцева гора после года боев в наших руках! Но не все так просто, как кажется на первый взгляд. Освобождение Зайцевой горы оставило нам, читатель, немало загадок. Загадка первая: какое же соединение первым ворвалось на Зайцеву гору? Эту честь оспаривают два соединения 50-й армии. В уже известной нам работе Б.И. Загородникова и находим: «170-й сп, сломив сопротивление гитлеровцев, прорвал на правом фланге их мощную оборону и штурмом овладел сильно укрепленными опорными пунктами Строевка, Зайцева Гора»^[232]. То есть Зайцеву Гору, судя по этим данным, заняло подразделение 58-й стрелковой дивизии. А вот выписка из журнала боевых действий 413-й стрелковой дивизии: «1324-й сп овладел Зайцевой Горой»^[233]. Причем приводятся и данные о потерях дивизии за этот бой – убито 30 человек, в том числе пять штабных офицеров, погиб замполит 1320-го стрелкового полка майор Л. Черидниченко.

Загадка вторая: кто освободил многострадальную деревню Фомино-2, в боях за которую в апреле 1942 года погибли тысячи советских бойцов? И опять-таки эту честь оспаривают между собой 58-я и 413-я стрелковые дивизии. У Загородникова: «Утром 13 марта 1943 года 170-й стрелковый полк овладел опорным пунктом врага: Строевка, Фомино-2, высота 269,8 и перерезал Варшавское шоссе»^[234]. Журнал боевых действий 413-й стрелковой дивизии, запись от 13 марта 1943 года: «1324-й сп занял Фомино-2 и Екатериновку. Весь день вел бои 1 км севернее Бельской»^[235]. Намек на разгадку можно найти в оперативных сводках 572-го пушечно-артиллерийского полка РГК под командованием подполковника О.Е. Савина, батареи которого поддерживали огнем наступление советских подразделений 12–13 марта 1943 года:

«12.03.43. После сильной артподготовки части 170-го сп переходят в наступление на Строевку и Зайцеву Гору.

Результат: 170-й сп занял д. Строевка, роща Зайцева Гора, высота и, встретив сильное огневое заграждение противника, закрепился на рубеже ю.-з. 300 м Зайцевой Горы. Справа 413-я сд, развивая успех, в 16.00 прошла высоту 275,6.

13.03.43. Подразделения 170-го сп при участии соседей справа занимают Фомино-2»^[236].

Соседи справа – это опять-таки части 413-й стрелковой дивизии. «Так кому же верить?» – спросите вы. А верить приходится все-таки документам, то есть и Зайцеву Гору, и Фомино-2 удалось освободить лишь совместными усилиями бойцов и командиров 58-й и 413-й стрелковых дивизий. И оспаривать первенство освобождения данных опорных пунктов – пустое и неблагодарное дело, так как подразделения обеих дивизий внесли свой посильный вклад в завершение этой кровавой эпопеи.

А что же с высотой 269,8, которая была обильно полита кровью наших воинов весной 1942 года? И здесь возникает загадка третья. Высота 269,8 на протяжении марта – мая 1942 года постоянно мелькала в журналах боевых действий советских дивизий, боевых донесениях, а позднее – и мемуарах ветеранов. Один знаменитый подкоп чего стоит! А в марте 1943 года про нее толком ни слова.

Есть только коротенькие фразы, смысл которых сводится к одному: «Заняли!» А где же кровопролитные бои в марте 1943 года за эту высоту и их описание? Нет, мы не кровожадны. Смертей за эту высоту и так с избытком. Но каким же образом ее заняли? Складывается впечатление, что никакого штурма высоты 269,8 в марте 1943 года и не было. Ее действительно заняли после стычек с арьергардами отступающего противника.

Преследование отступавшего врага продолжалось. В рамках операции «Бюффель» 13 марта немцы взорвали плотину Милятинского водохранилища, чтобы задержать продвижение советских войск: «Когда 13.03.1943 в 2.05 был отдан приказ о взрыве плотины, как собственные войска, так и войска левого соседа без помех со стороны противника смогли отойти без соприкосновения с противником»^[237].

Противник не перестает бдительно следить за наступавшими советскими войсками:

«Утром 13.03.1943 русские вывели войска из леса севернее Милятинского озера, отчасти по льду, и доставили туда на позицию легкие орудия. Одновременно 2 батальона от Липки двинулись туда и в направлении станции Милятинский Завод. Орудия, сани и автомобили следовали за маршевыми колоннами. Эти передвижения противника наблюдались на рассвете и были подавлены артиллерийским огнем.

В 3.00 началась вражеская атака силой батальона на позиции дивизии юго-западнее Милятино и южнее станции Милятинский Завод. Они были отбиты нами с большими потерями для противника. Еще один батальон перешел в 6.00 в наступление из Милятино в направлении Поделы. Под массированным огнем из всех видов оружия эта атака провалилась так же.

Постоянное наблюдение за противником показало, что он в значительном количестве проник в лес южнее Милятинского озера. Во второй половине дня там наметилась подготовка к атаке. Открытый по исходным позициям артиллерийский огонь нанес противнику, по показаниям пленных, значительный урон. Несмотря на это, он постоянно подводил подкрепления.

В 18.30 противник после артиллерийской подготовки перешел отсюда в наступление по обеим сторонам шоссе. Одновременно усиленным батальоном вдоль дороги Милятино – Бельская он провел удар по позициям учебного батальона 267-й пд. Несмотря на ожесточенное сопротивление и массированный огонь из всех видов оружия при таком двустороннем обходе, локальным вклиниваниям невозможно было препятствовать. Немедленно предпринятый местными резервами ответный удар увенчался полным успехом, несмотря на темноту и тяжелый лесной бой. Сначала часть леса южнее шоссе снова перешла в наши руки. После этого также северная часть леса в ходе тяжелого ближнего боя была освобождена. Около полуночи передний край обороны снова прочно был в наших руках.

Показания доставленных в этот день пленных позволили узнать, что 267-й пехотной дивизии противостояли две вражеские дивизии, а именно: на южном фланге – 58-я стрелковая дивизия, на левом фланге – 413-я стрелковая дивизия. 413-я стрелковая дивизия в последнее время большей частью находилась на отдыхе и получала пополнение. Эта свежая дивизия 13.03 вела наступление своими тремя полками. Пленные подтвердили, что она уже понесла большие потери».

14 марта, после артиллерийской подготовки, советские войска продолжают вести боевые действия в районе Варшавского шоссе с упорно сопротивляющимися немецкими арьергардами. Донесения 267-й пехотной дивизии вермахта скрупулезно фиксируют все атаки советских войск:

«В то время как перед южным участком фронта дивизии противник ограничился двумя атаками силой одной роты под Прасоловкой и Малиновским, а в остальном – деятельностью разведывательных дозоров, на северном фланге он постоянно наступал с 4.00 и до позднего вечера большими силами…

Около полудня, атакуя силами полка с обеих сторон от шоссе и такими же силами вдоль дороги Милятино – Бельская, противник все же добился, несмотря на ожесточенный контрудар, глубоких вклиниваний. Контрудары, предпринятые 2-й ротой 66-го танкового батальона особого назначения и 5-й противотанковой ротой (на самоходных установках) 3-го истребительно-противотанкового дивизиона 267-й пд, не принесли никакого успеха…»

Небольшое отступление. 66-й танковый батальон особого назначения был сформирован 30 мая 1942 года в составе двух рот. 2-я рота батальона была сформирована из трофейных советских танков КВ-1, КВ-2 и Т-34. Изначально данное подразделение планировалось использовать в операции на острове Мальта, но в связи с изменившейся обстановкой 2-я рота этого батальона оказалась в подчинении группы армий «Центр». Таким образом, в боях за Зайцеву Гору немецкие войска использовали против наступавших их же оружие.

Итог операции подведен немецким командованием следующим образом: «Операция «Буйвол» прошла полностью планомерно. Намерение противника помешать отходу не удалось. В общей сложности было отбито 34 атаки русских, из них 4 – силами полка, 9 – силами батальона и 21 – силой роты. Как бы тяжелы ни были собственные потери, потери противника во много раз превосходят их. Русская 58-я стрелковая дивизия понесла тяжелый урон. А 413-я стрелковая дивизия в ходе четырехдневных боев была и вовсе разбита»^[238].

Описание боев с 11 по 20 марта 1943 года дается немецкой стороной достаточно подробно и красочно. Единственное, что смущает, и довольно сильно, – так это наши потери, подсчитанные немецкой стороной после каждой атаки. Что ни советская атака, так с потерями не менее сотни убитых бойцов и командиров. Не смущают ли тебя, читатель, эти слишком «круглые» цифры? Да и разглядеть в бинокль, кто из наступавших был убит или ранен, довольно проблематично. Потери, конечно, наступавшие советские войска несли, но не такие, как указаны в немецком источнике. Так, например, громкое заявление врага о том, что советская 413-я стрелковая дивизия была полностью разбита, является, мягко говоря, сильно преувеличенным. По скрупулезным подсчетам немецкого командования, собственные потери 267-й пехотной дивизии вермахта в период с 11 по 16 марта 1943 года составили:

убитыми – 131 человек (из них 3 офицера);

ранеными – 519 человек (из них 7 офицеров);

пропавшими без вести – 12 человек^[239].

За данный период боевых действий советские войска, по данным ОБД «Мемориал», имели следующие безвозвратные потери:

58-я стрелковая дивизия – 533 человека;

413-я стрелковая дивизия – 410 человек;

114-й отдельный медико-санитарный батальон – 40 человек;

148-я отдельная штрафная рота – 54 человека.

Обращает внимание присутствие в наступлении 148-й отдельной штрафной роты 50-й армии. Использование штрафников практически во всех наступательных операциях Красной армии было обычной практикой. Не стала исключением и многострадальная Зайцева Гора. Даже беглый взгляд на эти данные показывает нам, что советские войска хоть и понесли потери, но не столь катастрофичные, как они представлены в немецких источниках. К тому же надо учитывать, что, во-первых, наступающая сторона несет потери большие, чем обороняющаяся, а во-вторых, наши войска штурмовали долговременную, глубокоэшелонированную оборону противника на одном из ключевых участков Западного фронта.

С боем захватив ряд населенных пунктов в районе Варшавского шоссе, советские части вплотную подошли к следующему важному узлу обороны фашистов – деревне Куземки, но это уже, как говорится, другая история, которая не входит в задачи данной работы.

Подведем итоги. В течение года с февраля 1942 по март 1943 года длились бои за Варшавское шоссе. На некоторых участках шоссе переходило из рук в руки по нескольку раз. И каждый бой сопровождался потерями с обеих сторон. Для нас было ясно, что ключами ко всем позициям являются высота 269,8 и Зайцева Гора. С падением этих позиций открывалась возможность уничтожения всей юхновской группировки врага. Понимало это и немецкое командование. Тем не менее так ли уж нужна нам была именно эта высота? Неужели нельзя было выйти на Варшавское шоссе и перерезать его в каком-либо другом месте? И невольно на ум приходят слова советского барда В. Высоцкого из песни «Высота»:

А можно ее стороной обойти,

И что мы к ней прицепились.

Но видно, уж точно, все судьбы, пути

Под этой высоткой скрестились.

Может быть, и можно было, но история, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Давайте попробуем определить причины того, почему годичное сражение за Зайцеву Гору, высоту 269,8, Фомино-1, Фомино-2 и другие населенные пункты этой местности далось нам такой большой ценой.

Уже общепризнанным является тот факт, что в конце большого успеха советского контрнаступления зимы 1941/42 года у нашего высшего командования появилась склонность приуменьшать имевшиеся трудности наших войск и недооценивать силы и возможности противника. Но это с высот общей стратегии. Что же касается наших неудач и больших потерь непосредственно под Зайцевой горой, то здесь можно назвать следующие причины:

– был выбран неудачный участок прорыва, почти сплошной лесисто-болотистый район. Трехкилометровый коридор ограничивался с одной стороны Шатиным болотом, с другой стороны – заболоченным лесом и запирался опорными пунктами противника высота 269,8, Фомино-2, Зайцева Гора;

– зная, что лесисто-болотистая местность не имеет дорог с твердым покрытием, и предвидя распутицу, необходимо было позаботиться о прокладывании жердевых дорог от станций Дабужа и Барятино. Но этого сделано не было. Очевидно, командование фронта и армии считало, что до наступления распутицы Варшавское шоссе от Юхнова до Милятино будет очищено от противника и снабжение войск пойдет по дорогам с твердым покрытием; – отсутствие господства в воздухе;

– тыловые части армии и фронта не справлялись с задачами обеспечения войск;

– недостаток положенного по штату вооружения в большинстве дивизий, отсутствие снарядов и мин;

– продвижение вперед без артиллерийской подготовки и поддержки под бомбежками и обстрелом врага изо дня в день, до тех пор, пока в наступающих подразделениях практически не оставалось людей.

Поэтому таким долгим и кровавым оказался путь советских войск на Зайцеву Гору, поэтому так много людей мы потеряли на этом пути.

Был ли кто-то наказан за эти во многом бездарные действия командования? Да, наказанные были, но, естественно, не в штабе фронта, а среди командования 50-й армии:

– был снят начальник штаба 50-й армии генерал-майор Аргунов (так до конца войны он больше этой должности не получил, как и новых званий);

– судили члена Военного совета по тылу Нарышкина и разжаловали в рядовые;

– приговорили к расстрелу начальника дорожного отдела армии – инженера первого ранга Суркова;

– был снят ряд командиров дивизий (69-й стрелковой дивизии генерал Богданов; 116-й стрелковой дивизии полковник Самсонов).

В вопросе о количестве потерь наших солдат в сражении за Зайцеву Гору единства нет и вряд ли когда будет. Называются разные цифры – от 60 до 120 тысяч человек. А почему бы в таком случае не назвать цифру 150 или 200 тысяч? В рамках своего исследования на основании работы с документами в ЦАМО и собственного опыта поисковой работы мы позволим себе назвать более скромную цифру – 60 тысяч убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Откуда мы берем эту цифру? Сейчас объясним. Непосредственно в боях за Зайцеву Гору участвовало десять стрелковых дивизий: 58, 69, 116, 146, 173, 239, 290, 298, 336, 385-я и три танковых бригады: 11, 108 и 112-я. Можно добавить сюда еще 344-ю и 413-ю стрелковые дивизии, которые участвовали в штурме в марте 1943 года. Ряд дивизий вступили в сражение, уже будучи сильно измотанными, понеся большие потери в контрнаступлении под Москвой, – это 173, 239, 290 и 336-я стрелковые дивизии. Их численный состав к интересующему нас моменту составлял в среднем около шести тысяч человек в каждой. Напротив, другие дивизии, такие как 58, 69, 116, 146, 298 и 385-я стрелковые, были абсолютно свежими и полностью укомплектованными, для большинства из них бои под Зайцевой горой были боевым крещением. Эти дивизии насчитывали в своем составе по 10–12 тысяч человек. В документах архива обозначено, что части, действовавшие на данном направлении, потеряли от 50 до 70 процентов личного состава. И так в каждой из десяти стрелковых дивизий и трех танковых бригад, не считая отдельных подразделений, которые сражались на данном участке фронта. Здесь не нужно быть математиком, чтобы подсчитать, сколько мы потеряли за это время солдат 50-й армии на пятнадцатикилометровом участке фронта. Итак, считаем: 4 дивизии по 6 тысяч человек плюс 6 дивизий по 11 тысяч. Получаем общую сумму в 90 тысяч человек. Возьмем опять-таки усредненный показатель потерь по архивным данным в 60 процентов и получим цифру потерь в 54 тысячи наших бойцов. Добавим сюда потери танковых бригад и других отдельных подразделений и получим заявленную нами цифру. Да, наши расчеты несколько грубы и условны, но позволяют заявить более или менее реальную цифру советских потерь противостояния под Зайцевой горой. Даже если мы возьмем за основу нашу цифру потерь, то все равно становится просто страшно, сколько людей погибло на небольшом участке фронта в боях, которые в сводках Совинформбюро именовались не иначе как бои местного значения. А закончить эту главу нам бы хотелось словами одного из участников этих боев О.М. Обухова:

«Да, с точки зрения солдата, я могу сказать, что здесь под Зайцевой Горой и Фомино-2 было проявлено массовое мужество. Мужество в том, что не изменили себе, когда остались ни с чем. Когда отдали все, а в ответ не получили ничего. Выдерживают только те, у кого есть воля и стремление к победе»^[240].

Глава 10
Слово выжившим участникам боев

В предыдущих главах мы представили характер боевых действий в феврале – апреле 1942 года, почерпнутый из официальных источников: Центрального архива Министерства обороны, фондов музея «Зайцева Гора», исторической, мемуарной и краеведческой литературы. Ну а сейчас нам хотелось бы познакомить читателей с воспоминаниями непосредственных участников, кому посчастливилось выжить в кошмаре этих боев и навечно сохранить их в памяти.

* * *

«Лес кончился, перед нами раскинулось огромное чистое поле, через которое протекал ручей. Вдали, на самом горизонте, синел другой лес, на его фоне неясно вырисовывались ред кие избы. Это деревня Фомино-2. Ручей сильно разлился (я даже принял его за реку), достигнув в ширину метров двадцати. Лед на ручье разбит, усеян трупами. Противоположный крутой берег до самого леса занят противником. На нашей стороне ручья когда-то стояла деревня Фомино-1, но сейчас ее нет: она полностью разрушена.

Уже апрель, солнце ласково припекает, и если в лесу еще полностью сохранился снег, то здесь, на открытом залитом солнцем просторе, его мало. Лыжи не нужны, их сняли и оставили в лесу. Командир взвода повел нас на отведенный участок обороны. Противник продолжал артиллерийский и минометный обстрел, но мы, не обращая внимания, шли по пашне, превратившейся от взрывов, тепла и тысяч солдатских сапог в липкое месиво из снега и земли. Всюду убитые, убитые, куда ни кинешь взгляд, – то наши, то немцы, а то и вперемешку, кучами. Тут же, в грязи ворочаются раненые.

Особенно мне запомнился один из них, мимо которого я пробегал. Это был солдат лет пятидесяти, превратившийся в ком сплошной грязи, только покрасневшие глаза блестели да зубы белели на черном фоне.

Перебежками мы достигли разрушенной деревни Фомино-1. Наше первое отделение разведвзвода расположилось у печки одного из разбитых домов. Разобрали завал из обгорелых бревен и кирпича, соорудили нечто вроде землянки с накатом из бревен. Вход прикрыли плащнакидкой.

Под вечер стало примораживать. Мы, промокшие, грязные, дрожим от холода, жмемся друг к другу, чтобы согреться.

Так прошла ночь. Утром, на рассвете, командир взвода поста вил задачу: всем быть в боевой готовности, следить за действия ми противника. Так началась жизнь на самой передовой, ставшая вскоре для нас обыденной и привычной» (Олег Андреевич Набатов, участник боев за Зайцеву Гору)^[241].

* * *

«Особенно запомнилось раннее утро 21 марта 1942 года. Задолго до рассвета мы с телефонистом Лебедевым пришли на наблюдательный пункт командира стрелкового батальона 885-го стрелкового полка в деревню Фомино. Я помнил строгий приказ командира батареи «поддержать оборону стрелкового батальона огнем батареи, но, учитывая, что снарядов мало, расходовать их только в случае крайней необходимости». У командира батальона, куда мы пришли, я бывал в гостях не один раз. Устроились мы рядом с его наблюдательным пунктом в воронке от разрыва бомбы. Местность отсюда просматривалась хорошо. Впереди нас в ста метрах за огородами находилась наша пехота. От деревни только и осталось, что огороды да улица, все постройки были сожжены и разрушены. Немцев выгнали отсюда три дня тому назад, и они уже дважды атаковали, пытаясь вернуться. Сегодня противник явно к чему-то готовился, но к чему? В утренних сумерках оборона врага просматривалась плохо, и разгадать его намерения было трудно. Сделав контрольный выстрел по рубежу неподвижного заградительного огня (НЗО), мы продолжали наблюдать, напряженно вслушиваясь в звуки, доносившиеся с той стороны. Рубеж НЗО был пристрелян заранее на тот случай, если противник будет атаковать наш передний край. Тогда на его пути в нужный момент должна стать стена артиллерийских разрывов, которая его остановит, заставит залечь или отойти.

– Накапливаются, гады, для атаки, – сказал командир батальона и не ошибся.

По нашему переднему краю и по деревне ударили вражеские минометы. Одновременно началась пулеметная и автоматная трескотня. Тяжело шурша, в небе пролетали снаряды крупного калибра, их глухие разрывы в нашем тылу были едва слышны. Послышались отрывистые звуки команды. Сомнений не было, немцы атаковали.

В преддверии боя я очень волновался: на батарее было только тридцать два снаряда. Это было все, что ценой больших усилий в течение двух дней смогли подвезти вьюками на лошадях со станции Барятино. К тому же батальон в последних боях понес большие потери, здесь в деревне на переднем крае было около сорока человек. Плотность огня противника все нарастала, все вокруг стонало от разрывов снарядов и мин. По звуку боя можно было определить, что немцы приближаются. И вот в утренней дымке в бинокль стало видно атакующих. Их было много, и они двигались ускоренным шагом плотной цепью. Скоро подойдут к тому месту, где был контрольный разрыв по рубежу заградительного огня. На батарее все было готово: гаубицы заряжены, орудийные, расчеты у орудий. Стараясь перекричать шум боя, передаю по телефону команду на огневую позицию. Тотчас же оттуда доложили: «Выстрел!» Все напряженно ждали разрывов. Первый батарейный залп и все последующие легли точно по цели. Огонь открыли и другие батареи. Стрельба со стороны противника на чала затихать, было очевидно, что ему нанесен большой урон. Но и нам досталось немало. Вся деревня была в дыму от разрывов снарядов и мин.

Когда дым рассеялся и совсем рассвело, перед нашим перед ним краем стали видны трупы вражеских солдат. В течение дня атаковать на этом участке немцы больше не пытались» (В.А. Онищенко, полковник, 1420-й артиллерийский полк)^[242].

* * *

«Беру 12 апреля. В этот день наш второй телефонный взвод участвовал в наступлении на Зайцеву Гору, на Фомино-1. Мы оставили свои шалаши накануне ночью. Вещмешки сложили в повозку старшины. Вышли из лесу и первое препятствие – овражек, полный воды: слышно, как она напористо журчит: заморозки не берут ее, не сковывают. Бросаем через воду жерди. При переходе двое поскользнулись на жердях и бултыхнулись в воду. Мы подумали, что их, наверное, вернут: ведь сейчас же на них все заледенеет…

Помню, вода сначала обожгла меня. Потом ноги стало ломить, и я почувствовал уже не холод, а боль. Стискиваю зубы. Вода выше колен. Под ней – осклизлые ледяные кочки и путаница хворостинного валежника. Спотыкаемся и если пока не падаем, то только потому, что идем цепочкой, держась друг за друга…

Лес впереди урчит. Похоже, что там – танки. Лес редеет, пошел густой кустарник. Слышны голоса – идем на них. Сбоку полянки чья-то палатка, вокруг снуют бойцы. Штаб батальона. Какого полка? Оказалось, что нашего, 608-го. Роты уже на исходном рубеже, на опушке кустарника. Штаб батальона снимается, переходит ближе к ротам.

Продираемся через кустарник. Он «живет»: чувствуется, что тут где-то передовая. Еще одна полянка. Около высыпанных на снег патронов узнаем командира нашего полка, майора Кузина. Он подозвал нас:

– Кто такие? Куда?

Говорим, что связисты, идем давать связь в роты.

– К черту! Берите патроны. Сейчас наступаем. Поняли?

Мы поняли одно: к черту катушки, что и сделали с удовольствием, сбросив их с себя. Набиваем подсумки и карманы патронами. Асташкин возражать старшему не стал. Тоже берет патроны.

По всей опушке – брустверы из снега. Не для защиты, а лишь для укрытия от глаз немца. Выглядываем: перед нами равнинное белое поле километра на полтора. На дальнем конце его изволоком тянется по горизонту возвышенность. Это и есть Зайцева гора. На ней различаем какие-то нагромождения. Очевидно, остатки домов. Ее надо взять, опрокинуть врага за Варшавское шоссе. Надо. Но мы вконец замерзаем в этих снежных окопах. И если сейчас, вот сию же минуту, не будет сигнальной ракеты, я не знаю, как мы разогнемся. На нас все задеревенело. Пальцы рук не сожмешь в кулак.

Сколько сидим? Уже больше часа. Я присел на кем-то брошенную тут до меня железную каску, сжался. Когда же? Никто не знает. Асташкин не смотрит на нас: он тоже не знает – когда.

Снова присматриваемся к полю. Оно испещрено протоптанными в снегу узкими дорожками, глубокими следами: по нему уже наступали до нас.

Ждем третий час… Мыслей нет. И они скованные холодом. Была ракета или не была, не помню. Не видел. Справа от нас вылезли из снега пехотинцы, пошли. Мы тяжело распрямляемся, шинели на нас коробятся, звенят, прикладами винтовок ломаем снежный бруствер. На открытом поле теплее: и оттого, что вышли на солнце, и оттого, что передвигаемся, разминаемся. Зайцева Гора молчит.

В небе начинается гул. Ползет черная муха, за ней – вторая.

– Бегом! – командуют справа у пехотинцев.

– Бегом! – повторяет Асташкин. Пробуем бежать, но бежать снег не дает, под ним – вода.

Немецкие самолеты снижаются. Слышим пулеметные очереди. Без команды падаем. Я намечаю себе впереди оттаявший бугорок-кочку, он будет маскировать меня.

Самолеты визжаще пронеслись над головами. Они словно подхлестнули нас. Вскакиваем. Справа, у пехотинцев, чей-то истошный крик.

Бросок – до нового рубежа. Грудью наваливаюсь на кочку, ноги в снежной воде.

Снова приближается гул.

– По самолетам, залпом! – Асташкин целится.

Залпа не получилось. Окостенелые пальцы еле шевелятся. Разрозненно, не в лад, стреляем в несущуюся на нас махину. Но и сквозь гул слышим чей-то отчаянно радостный голос:

– Танки! Наши танки!

Видим, из леска в низине, в направлении на Фомино, ползут три танка. Мы забываем о самолетах. Делаем еще одну перебежку.

Зайцева Гора – в трескотне и дыме. Над нами и сбоку свистяще шикают пули. Откуда-то из глубины, со стороны немцев – орудийный залп, потом – еще и еще.

Два первых наших танка в дыму. Подбиты? Кто-то матерно ругается. Танки горят. Стреляет лишь один, ползущий в обход двум первым. Лежим. Целимся в те места, где возникают белые язычки выстрелов. Немцы бьют из пулеметов.

Фомино

В центре России оно —

В Подмосковье

Прижалось к горе,

Как родинка к лицу.

Памятью каждый из нас

Прикован

К этому

Маленькому сельцу.

Мерой

Всех испытаний жестоких

Для нашей дивизии было оно.

У кого – Сталинград,

У кого – Севастополь,

У нас – Фомино.

Перевалить через Зайцеву гору!

Варшавское перерезать шоссе! —

Но кроме приказа был еще голод,

И был – промозглый

Болотный холод

В наступления полосе.

Встать бы

И смять эту гору в лепешку!

Но голой рукой попробуй возьми,

Когда на тебя – обвалом бомбежки…

Бомбежки,

Бомбежки с восьми до восьми.

Мы вылезали из ям осклизлых —

В свежих воронках посуше дно.

И вот уж

Взрывной волной слизан

Последний камень печной Фомино.

Теперь лишь на карте одним названьем

Осталось село.

И остался приказ.

Оледенелыми ветками ночью позванивал

Ветер, коробя шинели на нас.

Вторую неделю ознобный ветер

И грохот разрывов со всех сторон —

До исступленья!..

Свели на третью

Остатки полков в один батальон.

…Мы поднимаемся из-за столов.

Минута молчания сильнее слов.

Вот уже четверть века почти

Память павших товарищей чтим

Минутой молчанья.

В эту минуту

Нам, уцелевшим, видеть дано

Железным ветром

Насквозь продутое

Братское поле под Фомино.

В дни наступленья

За нами следом

Перемещалось вперед и оно.

И стало для нас

Плацдармом победы

Братское поле под Фомино.

Мы пробивались к Рейхстагу в апреле —

Было от дыма и днем темно.

Вплотную придвинулись к их цитадели

Братское поле под Фомино.

…Сейчас под Мосальском,

В центре России

Стоит монумент,

Как и должно.

Увековечить не мы просили:

Братское поле под Фомино.

Девять дивизий

Травой-повиликой

К свету, к людям пробились давно

На этом

Жертвенно-великом

Братском поле под Фомино.

Сколько же нас,

Погибших негромко,

Но жизнь за Отчизну отдавших равно?!

Да будут святы для наших потомков

По всей России поля Фомино!»

(А.А. Лесин, в 1942 году – рядовой роты связи)^[243]

* * *

«Прибежавший посыльный передал скороговоркой: «Срочно к комиссару полка». Нашел комиссара у штабного шалаша. Доложил.

Он приказал отделением срочно прибыть к нему, оставив одного человека с ружьями. Бегу обратно, строю отделение и веду.

– Сейчас первый батальон нашего полка выходит на передовую и начинает наступление, – сказал комиссар. – Ваша задача – действовать на стыке первой и второй рот. У немцев на передовой появились танки. Танки уничтожать огнем ПТР, выпрыгивающих танкистов уничтожать из винтовок. Через тридцать минут батальон выходит на дорогу. Быстро собирайтесь и занимайте свое место. Задача ясна? Вопросы есть?

Отвечаем хором: «Ясно!»

Мы давно ждали этого часа и внутренне были подготовлены к нему. И нам все ясно. Для этого мы прибыли на фронт. Сейчас будет решаться главный вопрос, во имя которого мы надели шинели, взяли в руки оружие и поклялись защищать Родину до последней капли крови.

Возбужденное воображение уже рисовало картину предстоящего боя, и я видел свое отделение в этом бою, видел и себя – то бесстрашно ползущего вперед под пулями и осколками, то бегущего впереди отделения.

Надеваем вещевые мешки, белые маскхалаты, разбираем ружья и винтовки и выходим на дорогу. Ждем, пока подойдет первая рота. И пристраиваемся к ее задним рядам.

Идем по лесной дороге. Сзади рев моторов и грохот гусениц – нас догнали танки, которые будут сопровождать и поддерживать нас в наступлении. В движении мощных КВ и Т-34 было столько грозной силы, что она обнадеживала и придавала нам уверенность в исходе наступления.

К гулу танковых моторов и скрежету гусениц примешивается гул немецких самолетов. Опять нас бомбят, танки на дороге, а достается нам. Вся округа заполнена ревом танковых и авиационных моторов, пронзительным воем сирен на самолетах, криком людей – раненых и испуганных.

От ведущего самолета отделилась продолговатая черная точка и с нарастающим свистом понеслась к земле. Бросаюсь на землю, и через мгновение меня подбрасывает и начинает засыпать землей. Закрываю голову руками – только не трахнуло бы большим мерзлым куском земли. Враз подумалось, что можно погибнуть вот так по-глупому, не совершив ничего. Вскакиваю и отбегаю от дороги метров на десять. Приступ ярости охватывает меня. Прислонившись спиной к стволу сосны, в просветах деревьев нахожу входящий в пике самолет и выпускаю из винтовки одну бронебойную пулю за другой. На какое-то время забываю об отделении, поглощенный стрельбой по самолетам.

Истошные человеческие вопли отвлекли от стрельбы. Рядом со мной плюхнулся на землю молодой парень, с вытаращенными глазами, от страха потерявший разум. Он орал так громко, что пришлось покрыть его многоэтажным матом, после чего не стало крика, и он дальше следовал за мной как привязанный. Пробегаем с ним вперед, залегаем при виде самолета, пикирующего на нас. Отлично видны отрывающиеся от самолета и летящие к земле бомбы.

Взрыв, еще взрыв, и сразу два на дороге, метрах в десяти от меня. На спину, ноги, каску падают комья земли.

Стихает рев пикирующих самолетов, вот и гул их постепенно затихает. Кажется, кончилась бомбежка.

Поднялся – вроде цел, в ушах стоит звон. В воздухе пахнет взрывчаткой. Метрах в десяти здоровенная воронка, где-то рядом с ней были Ширяев и Шайдуллин.

Где еще два расчета? Впереди автоматные очереди, выстрелы из винтовок, крики людей. Бегу вперед в окружении людей, бегущих в том же направлении. Перепрыгиваю через свежеотрытый окоп, в глаза бросается немецкое противотанковое ружье, стоящее на бруствере окопа. Выбегаем на опушку леса. Впереди заснеженное поле и деревня – это Фомино-1. Видны убегающие немцы, бегут группой к деревне.

Вижу роты, развернутые в цепь, идут вперед, впереди их два танка, вижу и свои расчеты. Вот, оказывается, где они. Они рядом со мной, но только два. Третьего не видно. Но все равно отлегло на душе, точно непосильный груз с себя сбросил.

Самолетов в небе нет, но мы уже знаем, что они скоро будут над нами. Перебежками движемся вперед, приближаемся к Фомино-1. Оттуда сильный пулеметный огонь. Залегли, стреляем из винтовок. Куда стреляем – противника не видно, он где-то за разрушенными домами и сараями. Главное, ответить на огонь. Поднялись, пошли вперед.

Никто уже не ложится, все бегут вперед, согнутые, будто перехваченные болью в животе. Вот и Фомино-1. Деревня разрушена. С левой стороны дороги, на обочине, а вернее, на левой стороне единственной улицы, стоит подбитый немецкий танк. Из него сочится негусто дымок. Он медленно, словно нехотя, отплывает в сторону, растворяясь в воздухе.

Впереди – заснеженное поле, и дальше пологие холмы. Там, на этих холмах, где-то деревня Фомино-2, а за ней Варшавское шоссе – цель нашего наступления.

Слева, справа, со всех сторон встает на дыбы земля – то в отдалении, то совсем близко, так близко, что осыпающиеся сверху комья земли падают прямо на нас.

Ложимся, поднимаемся. Бежим вперед. Пробегаем метров десять – пятнадцать. Потом еще и еще. Густо рвутся мины и снаряды. Тяжелые снаряды вздымают вверх землю высокими косматыми столбами, они встают впереди нас на склоне горы.

Крики и вопли раненых, в которых слышится мольба о помощи. Люди падают на землю так, будто случайно споткнулись или оступились, не удержавшись на ногах во время бега. Падают в снег с водой. И больше не поднимаются.

Мы лежим на склоне горы под плотным огнем пулеметов и не можем подняться и идти вперед, огонь не дает поднять головы. Артиллерия и пулеметы изливают лавину огня и раскаленного металла на нас. Лежим, уткнув головы в снежную кашу. В грохоте разрывов не слышно свиста пуль, только видно, как пулеметные и автоматные очереди немцев взвевают снежную поземку.

И люди не выдерживают. Мы отходим назад в кольце черных султанов разрывов мин и снарядов. Команды командиров, крики раненых о помощи никого не останавливают. Все хотят уйти из этого огня. Но куда от него денешься – он везде. Мы абсолютно беззащитны. Нужно скорее уходить с открытого места.

Еще не успели, озираясь, добежать до Фомино-1, когда привычный слух уловил тягучий гул моторов. Опять летят самолеты. Наверное, те же, что бомбили нас утром при выходе из леса. Они вытягиваются в цепочку, заходят в хвост друг другу. Знакомое построение, сейчас начнут падать бомбы, а затем пулеметный обстрел. Вот самолет: стремительно входит в пике, от днища его отрываются черные точки и стремительно несутся к земле. Близкие разрывы бомб сотрясают землю и воздух.

Казалось, что день бесконечен и вечера уже никогда не будет» (О.М. Обухов, полковник в отставке, в 1942 году – рядовой бронебойщик)^[244].

* * *

«Наша 146-я стрелковая дивизия была направлена на Западный фронт. В конце февраля 1942 г. дивизия прибыла на станцию Сухиничи. Дивизия и полки ее последний раз были вместе.

Поступив в распоряжение командования 50-й армии, дивизия двинулась в район г. Мосальск и сразу же начала участвовать в наступательных боях. Раненых было много. Наш медсанбат располагался в Мосальском районе в деревне Пасконь. Постоянное поступление раненых из полков и батальонов. Медико-санитарная служба дивизии, кроме ОМСБ, включала и полковые медпункты. Санитарные условия личного состава полков и батальонов были крайне тяжелыми. Продукты доставлялись в мешках по снегу вручную (хлеб и вареная гречневая каша), возможности помыться и сменить промокшее обмундирование не было. Личный состав размещался в окопах и воронках. Появилась вшивость. Деревни были разрушены или сгорели дотла. И ночью и днем были обстрелы и бомбежки, невозможно было добежать до леса и спрятаться. Особенно жестокие бои были в районе Зайцевой горы – самой высокой точки Калужской области. Высота Зайцева гора имела большое стратегическое значение. С нее просматривалось шоссе и все населенные пункты на 25 км. В медсанбате находилось постоянно до 200–250 раненых.

12 апреля 1942 г. после артподготовки наша дивизия и 173-я дивизия повели наступление на деревню Фомино, расположенную в нескольких километрах от Варшавского шоссе. Целью нашего наступления было перерезать Варшавское шоссе и дать возможность выйти из окружения оставшейся части конного корпуса генерала Белова, находившегося в Смоленской области. Наступление не дало желаемого результата, шоссе осталось в руках фашистских войск, раненых было много: тяжелые травмы конечностей вплоть до отрыва их, сопровождавшиеся тяжелыми кровотечениями, черепно-мозговые травмы, проникающие ранения грудной клетки и брюшной полости. В приемно-сортировочное отделение, где оформляется специальная карта, поступали раненые в бессознательном состоянии или с залитыми кровью документами. Невозможно было установить, кто они и откуда. Из приемно-сортировочного отделения они поступали во взвод, где делались все виды оперативных вмешательств, в т. ч. иммобилизация конечностей, полостные операции. Раненые в бессознательном состоянии и в шоке поступали сразу в госпитальный взвод.

Я работала в госпитальном взводе. Сутками мы стояли у операционных и перевязочных столов. Эваковзвод был наготове для отправки транспортабельных раненых на ПЭП. Все годы войны я занималась выведением раненых из шока, ушиванием пневмоторакса. Раненые, нуждавшиеся в длительном лечении, эвакуировались через ПЭП в полевые госпиталя. Удельный вес раненых с легкими ранениями был небольшим. Доставка в медсанбат из ДОП продовольствия, перевязки, белья, медикаментов была затруднена. Медицинский персонал не отходил от раненых сутками. В связи с тем, что много деревень было разрушено полностью, медсанбат размещался в палатках ДП (палатка длиной в 12 метров в три намета), печки возились медсанбатом с собой. Нетранспортабельные раненые при передвижении дивизии вслед за передислоцирующимися полками оставались в палатках, в лесу. С ними оставался врач, два фельдшера, две медсестры, четыре санитара и охрана. По прошествии неопределенного срока госпитальный взвод накрывался ППГ (полевой подвижной госпиталь), а мы, медицинский персонал, как правило, пешком догоняли дивизию, иногда нас забирали машины, везущие снаряды к полкам. Медсанбат командование дивизии стремилось расположить в лесах (хоть как-то укрыть от бомбежек), в лесу также проще сделать нары для носилок. Целесообразно было учесть и близость деревень, для того чтобы пользоваться водой из колодцев.

После неудачи в боях в феврале – марте 1942 года, получив пополнение и боеприпасы, 12–13 апреля полки дивизии начали повторное наступление в сторону деревни Фомино. В ответ на наше наступление фашистские войска начали артобстрел и бомбежку. Наши полки понесли огромные потери. Деревня Фомино была сожжена и разрушена, осталась одна стена… Был убит командир 608-го сп Шепелев, награжденный орденом Красного Знамени еще в Испании. В этом же бою были убиты начальник штаба, командир минометной роты Жаворонков. Всего из 608-го полка были убиты 28 офицеров и очень много солдат, а многих так и не нашли.

512-й сп также участвовал в этих боях. Наступление было прекращено, все убитые в этих боях похоронены в Фомино.

17 апреля 1942 года вновь наша дивизия ведет наступление, опять потери огромны! В ночь на 19 апреля 1942 года внезапно потеплело: бурно начал таять снег, вода стала заливать наши окопы и площадки артиллерии, вода заполнила бесчисленные воронки, из которых очень трудно было выбраться по скользкой грязи. Огромные массы воды хлынули в наши окопы. Раненые не могли выбраться и тонули – это было связано с тем, что правая сторона шоссе была ниже левой, а немцы занимали более высокую левую сторону. Медсанбат находился в деревне Сининка, раненых было огромное количество, дороги были размыты, раненых вывезти было крайне трудно. Мы, врачи и сестры медсанбата, работали по двое суток без отдыха, продукты питания волокли по мокрому снегу и воде, все были голодными, горячей пищи не было.

Наши потери были огромными: 7892 человека. 30 апреля 1942 года дивизия перешла в резерв армии и была отведена из района боев» (И. Михайлова, майор медицинской службы в отставке, в 1942 году – врач госпитального взвода 146-й стрелковой дивизии)^[245].

* * *

«В моей горькой памяти осталась навсегда ночь с 12 на 13 апреля, когда батальоны занимали траншеи на переднем крае. Батальоны ушли, а мы остались в лесу, на КП. Это был штабной блиндаж, вовнутрь которого все время подтекала вода, и было очень грязно. Мы, НШ полка, ПНШ 1, 2 и 3 начхим, начразведки, писаря и телефонисты, находились на берегу Шатина болота, а немцы – на высоте. Связи пока не было. Не было командира и комиссара полка.

Мы старались обогреться и тихо прислушивались к доносящемуся с переднего края гулу боя. Появившийся вскоре командир полка майор Прядко распорядился всем нам отправиться на передний край – найти батальоны, установить связь и доложить по телефону. Я и начхим пошли по проводу третьего батальона. Остальные – 1-му и 2-му батальонам.

Ночь, темень, грязь, разрывы мин и снарядов, а мы бежим, падаем, держа в руках провод. Я угодил в яму с грязью и водой и выкупался почти до пояса. Наконец нашли разрыв линии, соединили и пошли дальше к траншее. Немцы вели беглый огонь из всех видов оружия. Навстречу нам несли убитых и тяжелораненых, а легкораненые шли сами.

Где-то к утру наша артиллерия начала обстреливать передний край немцев, но они не отвечали. Затем был совершен шквальный артналет, и, когда огонь перенесли в глубь обороны, пехота пошла в атаку. На переднем крае начался страшный бой, от разрывов снарядов и мин стало светлее, а чья берет – неизвестно. Внезапно прервалась связь с двумя батальонами. Прядко сейчас же послал людей восстановить линию. Когда она была восстановлена, мы узнали, а потом с рассветом и увидели, что немцы ввели в бой танки, и наши откатились на свои позиции.

Танков с нашей стороны не было. Они все застряли в болоте.

Кровопролитные бои шли несколько дней, мы несли неслыханные потери, а успеха не имели. Дивизия таяла, как весенний снег. На возвышенности, под горой, лежали трупы наших товарищей. Впоследствии мы увидели еще тысячи трупов, накрытых шинелями. Они лежали там с осени 1941 года. И только весной 1943 года под крики журавлей они были захоронены на ближайших погостах.

Перелома в боях мы не добились и вынуждены были перейти к обороне (В.И. Башинский, помощник начальника штаба 270-го стрелкового полка 58-й стрелковой дивизии)^[246] .

* * *

«7 апреля 1942 года 170-й стрелковый полк в составе 58-й стрелковой дивизии железнодорожными эшелонами прибыл на станцию Дабужа Мосальского района Смоленской (ныне Калужской) области. Затем пешими колоннами отправились в район боевых действий.

Во время передвижения мы видели вместо деревень торчавшие из-под снега печные трубы. На подходе к боевым позициям в лесу противник открыл по еще не развернувшимся колоннам полка мощный артиллерийский минометный огонь. Это было ужасное первое боевое крещение. По всему лесу раздавались стоны и крики о помощи.

Еще не заняв боевых позиций, 170-й стрелковый полк в первый день понес колоссальные потери убитыми и ранеными. В условиях весенней распутицы, болотистой местности и бездорожья обозы и кухни отстали. Наступил голод, который мы испытывали все время. Мы стали поедать дохлых и убитых лошадей. Было ужасно противно есть эту конину без соли. Пили болотную воду и воду из луж растаявшего снега, где нередко лежали трупы. У нас были пробирки с таблетками хлора, но пить воду с хлором было еще противней.

После кратковременной обороны в лесу мы заняли деревню Фомино-1, откуда стали вести атаки на противника, с целью овладеть сильно укрепленным пунктом Фомино-2 и высотой 269,8, и в дальнейшем перерезать Варшавское шоссе у деревни Зайцева Гора. В упорных боях с большими потерями нам удалось занять южный склон высоты 269,8. Немцы занимали выгодные позиции на большей части этой высоты. С гребня высоты вся наша оборона просматривалась на всю глубину болотистого луга. А за обратным склоном у противника были сильно укрепленные позиции. Особенно выгодными позициями у немцев были Зайцева Гора и высота 269,8. В полном распоряжении у них было Варшавское шоссе. Лесистый участок позволял беспрепятственно скрытно маневрировать, быстро перебрасывать живую силу и технику по шоссе. Мы же занимали подножие южного склона высоты 269,8. Позади простиралось болото Шатинский мох. Мы были всегда на виду у немцев. Каждый день, с утра до наступления темноты наши позиции непрерывно подвергались артиллерийским и минометным обстрелам, которые точно корректировались висящим над нами самолетом-корректировщиком «рама». Почти каждый день происходили массированные авиационные налеты. После сильной бомбежки из самолетов на бреющем полете открывался пулеметный обстрел наших окопов. На кладбище Фомино-2 расположились немецкие снайперы, которые не давали высунуть голову из окопов. Нам приходилось иногда справлять большую нужду на саперную лопатку и выбрасывать ее за бруствер окопа.

Ночью мы не спали, занимались укреплением обороны. В это же время была возможность вынести тяжело раненных и принести к нам на передовую жидкую водичку горохового концентрата и 1–2 сухаря на человека. Численный состав батальона на передовой из нескольких сотен за 2–3 недели сократился до нескольких десятков человек. Радиосвязь на передовой отсутствовала из-за того, что немцы ее четко пеленговали, тем самым обнаруживалось расположение наших командных и наблюдательных пунктов. Проводная телефонная связь, несмотря на постоянные обрывы из-за артиллерийских и минометных обстрелов, работала нормально. Мне пришлось установить телефонную связь с уцелевшим заброшенным домом на нейтралке, из которого три наших солдата корректировали артиллерийский огонь. Немцы их обнаружили, и они геройски погибли. Воевать пришлось при постоянном голоде. У многих появился кровавый понос. Я на ногах перенес гепатит, солдаты обратили внимание на то, что я пожелтел. У меня распухли ноги от голода.

И вот настал день Первомая 1942 года. День выдался безоблачным. Ночью на передовую доставили для каждого продуктовый набор: водка, краковская колбаса (целый кружок), сухари и консервы. Только подумал, что сейчас выпью, хорошо поем и лягу спать после бессонной ночи, вдруг небо потемнело от вражеских самолетов, и все мои предвкушения рухнули. Дали бы хоть утолить животный голод, а там что будет, то будет. Увидел, как из самолетов вывалились огромные тюки, которые я принял за фугасные бомбы. Они могли разворотить все наши позиции. В тюках оказались листовки. Все вокруг побелело от их несметного количества. В отличие от немецких листовок, наши листовки были на дешевой желтовато-серой газетной бумаге с надписью «Прочти и передай товарищу». Геббельсовская пропаганда меня поразила. Листовки были большого формата на толстой мелованной бумаге. Несмотря на запрет читать вражеские листовки, не читать их было невозможно. Они заполнили все наши окопы. На листовках в ярких красках был нарисован Дед Мороз в генеральской форме. Борода была изображена в виде мелких тающих сосулек, с которых капала вода, и был текст: «РУССКИЙ ГЕНЕРАЛ-МОРОЗ тает. Мы готовим летнее наступление для взятия Москвы. Русские солдаты, сдавайтесь. Мы воюем не против русского народа, а против коммунистов и жидов, против правительства Сталина – Кагановича. Мы хотим освободить вас от колхозного крепостного права».

Невзирая на такую красочную агитку, я не заметил, чтобы эти листовки на кого-то подействовали. Несмотря на ту обстановку, в которой находились, мы были уверены, что все равно победа будет за нами. А может быть, не у всех была такая уверенность? Я слышал, что только в очень редких случаях бывали от отчаяния самострелы. На самом деле было известно, что немецкие фашисты, после полного уничтожения ненавистных им евреев и коммунистов, хотели превратить славянские народы в рабочий скот. Они на оккупированных территориях для этого сохраняли колхозы. Их основной девиз был «Deutschland "uber alles» («Германия превыше всего»). Как известно, в 1942 году летнего наступления на Москву не было. А мы к этому готовились, и большие силы были сосредоточены на Западном фронте. На самом деле немцы готовили наступление на юге, с походами на Сталинград и на Кавказ.

5 мая, когда начало темнеть к нам на весь батальон принесли мешок сухарей и две канистры желтой водички горохового концентрата. В большой воронке от фугасной бомбы рядом с передним краем обороны я и несколько солдат собрались делить еду, при этом громко разговаривали. Может быть, мы были услышаны немцами. Вдруг со стороны немецких позиций раздался необычный рев. Вслед за этим загорелась земля, на некоторых солдатах загорелась одежда. Сразу немцы в полный рост пошли на нас в атаку и повели неприцельный автоматный огонь. Отстреливаясь на бегу, я дал команду отходить лощиной ближе к лесу. Отступили до траншей второго эшелона.

Нас оказалось в траншее только четверо: исполняющий обязанности командира батальона лейтенант Минаков, его ординарец, комиссар батальона и я. На опушке леса в конце траншей на наблюдательном пункте находился со своим ординарцем командир 170-го стрелкового полка майор Мартынов. Лейтенант Минаков на доклад о произошедшем к командиру полка пойти не захотел, а послал меня, заявив при этом: «Ты только командир взвода связи, и тебе ничего не будет». Я доложил майору Мартынову, что противник уничтожил нашу оборону огнеметом. Майор Мартынов обругал меня отборным матом и сказал, что это был не огнемет, а новое немецкое оружие – шестиствольный миномет «Ванюша», и приказал взять высоту. Я ответил, что нас осталось только четверо. Снова последовал мат и приказ взять высоту.

Однако тут ж майор Мартынов передумал и принял решение отправить на исходную позицию свою роту автоматчиков. Командир полка доложил обстановку вышестоящему командованию. Мы вышли на исходную позицию и вдруг услышали далеко со стороны леса необычный гул и увидели, как огненный смерч обрушился на высоту. Это, я впервые увидел, был залп «Катюши». Мы пошли в атаку и заняли прежние рубежи уже другим батальоном. Исполняющий обязанности комбата лейтенант Минаков (впоследствии майор Минаков, командир 170-го стрелкового полка) убыл с передовой для формирования нового батальона из маршевых рот. Я остался в прежней должности на передовой, на южном склоне высоты 269,8 с другим взводом связи другого батальона. Поступил приказ перейти к жесткой обороне. Командный пункт батальона находился у подножия высоты в начисто разбитой деревне Фомино-1.

В ночь с 17 на 18 мая я вышел вместе с начальником штаба батальона на передовую, с целью проверки состояния обороны и телефонной связи. Я вырыл на всякий случай окоп для отдыха, который перекрыл немецкими винтовками и шинелями, засыпав сверху землей. Перед рассветом начальник штаба покинул передовую. Я до рассвета задержался и уйти не успел. В вырытом мною окопе расположился на отдых дежурный телефонист, я к нему прилег поспать. В 12 часов 18 мая немцы открыли минометный огонь. Первая мина попала в перекрытие моего окопа. Мы оказались заживо погребенными. Когда я очнулся от резкой боли, то почувствовал, что оторвана левая нога. Минометный обстрел продолжался, и я очень хотел, чтобы еще одна мина добила меня. Было ясно, что с оторванной ногой в такой обстановке мне не выжить, кроме того, немцы сразу могут пойти в атаку. Станковый пулеметный расчет был рядом с моим окопом. Пулеметчики услышали наш крик и нас откопали. Рядом лежащий со мной связист вскочил и с криком бросился бежать. Немцы открыли по нему автоматный огонь. Будучи контуженным, он успел добежать до основных траншей.

После того как нас откопали, я увидел, что моя нога цела. Оказался закрытый перелом бедра, и нога стала значительно короче. Кроме того, я получил контузию и многие мелкие осколочные ранения. Командир стрелковой роты по телефону сообщил в штаб полка о моем состоянии. Я с тревогой ждал наступления темноты. В это время года день длинный, ночь короткая. Санитары могли вынести меня только в темное время суток. Наступил тревожный рассвет, а санитары не пришли. Тревога усиливалась тем, что немцы в любую минуту могут пойти в атаку. Я в таком состоянии, еврей по национальности с комсомольским билетом, предпочел бы сразу быть убитым. Эта тревога все время не покидала меня. Я лежал в пяти – семи десятках метров от немецкой передовой, была слышна немецкая речь и игра на губных гармошках.

Прошел еще день. Как потом мне стало известно, в первую ночь санитары были обстреляны. Они вернулись и сказали, что меня не нашли. Мой помкомвзвода сержант Иванов, бывший уголовник, пришел в медсанроту полка и пригрозил автоматом, если в следующую ночь меня не вынесут. В ночь на 20 мая санитары пришли. Когда они меня несли, немцы освещали местность ракетами и вели огонь трассирующими пулями. Санитары резко бросали носилки и залегали. Я испытывал невыносимую боль. Когда начало светать, на опушке леса нас встретил сержант Иванов.

Ноги от голода опухли, и сапоги пришлось разрезать. Меня на повозке повезли в медсанбат. Дорога пролегала через болотистую местность по гатям (дорога устлана поперек бревнами), и перебитые кости тряслись, как барабанная дробь. В медсанбате наложили шины. Далее повезли на грузовой автомашине в армейский госпиталь в село Воронино. Носилки лежали в кузове грузовика и по ухабистой дороге подпрыгивали, причиняя мне невыносимую боль. При армейском госпитале был аэродром, откуда раненых отправляли самолетами У-2 в Москву или в Калугу.

В этот день самолет с двумя ранеными, летевший на Москву, был сбит немецким самолетом. Я пробыл в армейском госпитале одни сутки, и меня самолетом У-2 отправили в Калугу…

…Теперь хотелось бы взглядом ветерана войны, которому за восемьдесят, более объективно самокритично осветить некоторые особо памятные события военных лет и поразмыслить о самых важных эпизодах, оставшихся неизгладимо в моей памяти. Самое незабываемое и страшное, что мне пришлось пережить, – это кошмарный ад в апреле – мае 1942 года под Зайцевой горой. На памятном знаке 58-й краснознаменной стрелковой Одерской дивизии на обратной стороне написано: «Зайцева гора – Корсунь-Шевченковский – Берлин – Прага». Это говорит о том, что совершенно неизвестная маленькая деревушка по боевым действиям приравнивается к таким известным городам и битвам. Потери нашей дивизии под Зайцевой горой на сравнительно небольшом участке фронта были больше, чем во всех дальнейших операциях, вместе взятых. Такого напряжения, которое я пережил под Зайцевой горой, не было даже в штрафном батальоне. Кроме кровавой мясорубки, пришлось пережить страшный голод. В моей памяти и в памяти всех солдат, проливших кровь за этот клочок земли, бои под Зайцевой горой остались трагедией и непонятной загадкой. Вот как это подтверждает в своих воспоминаниях рядовой 170-го стрелкового полка П.А. Кузнецов: «В ходе «наступательных» боев я – лучший спортсмен школы, как многие другие бойцы, был доведен до полного физического и нравственного истощения. Кому я обязан своему головокружительному падению, при котором не способен был даже реагировать на опасности бомбежек, артиллерийских обстрелов и другие угрозы жизни? Кто гнал нас на бессмысленную смерть, пренебрегая даже примитивной стратегией? Бои под Зайцевой Горой в апреле – мае 1942 года – одна из бесславных страниц летописи Великой Отечественной войны…»

Кто задумал и осуществлял это такой дорогой ценой? Командовал тогда Западным фронтом Жуков. В военной литературе и в мемуарах самого Жукова о Зайцевой Горе не упоминается. Позор тех поражений лежит на совести Верховного командования, в том числе и Жукова. Даже командующий 50-й армией генерал-полковник Болдин был только исполнителем этой бойни, судя по тому, что еще в то время позицию под Зайцевой Горой он назвал «мышеловкой». Правда, он организовал неоправданный подкоп под высотой 269,8.

На нашем участке фронта, как в мышеловке, уничтожались одна дивизия за другой. Наша дивизия прибыла на смену почти полностью уничтоженной 146-й стрелковой дивизии, а та в свою очередь сменила также почти полностью уничтоженную 173-ю стрелковую дивизию. Все это произошло в течение одного месяца, за апрель – начало мая 1942 года. Перед отправкой на фронт все эти дивизии были полностью укомплектованы, их численность была 11–12 тысяч. Уничтожались наши дивизии сравнительно небольшими силами противника, сумевшего после отступления от Москвы занять командные высоты. Не помог и подкоп длиной 100 метров и глубиной 15 метров. Под опорным пунктом немецкой обороны было заложено большое количество взрывчатки. После взрыва изменений в продвижении дивизии не произошло. Подкоп производился ночью, совершенно секретно. Немцы узнали о подкопе и своевременно отошли, а после взрыва вернулись. Об этих кровавых боях знали в госпиталях и видели, что опять и опять везут раненых с Зайцевой горы. Тогда ее называли «горой смерти». Знают и помнят об этой бойне жители окрестных сел и деревень. Они ежегодно 9 мая собираются на 275-м километре Варшавского шоссе почтить память погибших. Здесь органы власти Калужской области, при содействии ветеранов, создали мемориальный музей, с величественным памятником, где горит вечный огонь…

P. S. 22 июня 2002 года, в день 61-й годовщины начала войны, мне исполнилось 80 лет и почти 60 лет, как меня вынесли с поля боя под Зайцевой горой. Такой знаменательный день рождения я со своей женой и младшим 14-летним внуком отметили в мемориальном музее «Зайцева Гора» на 275-м километре Варшавского шоссе. Посетили место боев, возложили цветы к монументу на братской могиле, где горит вечный огонь, и к мемориалу славы 58-й Краснознаменной стрелковой дивизии» (А. Аллер, 58-я стрелковая дивизия).

Все это, уважаемый читатель, слова участников тех тяжелых событий, происходивших в районе Зайцевой Горы весной 1942 года, поистине «окопная правда». Но наиболее интересными, на наш взгляд, являются воспоминания И.М. Романова «Это было», машинописная рукопись которых попала в наши руки при подготовке данной работы. Работа эта основана на личных воспоминаниях, письмах с фронта и рассказах ветеранов. Малая часть этих воспоминаний в сильно урезанном виде (причину этого вы поймете, ознакомившись с нижеприведенными отрывками) была опубликована в сборнике «Во имя отчизны», подготовленном Казанским университетом в 1975 году. Будем надеяться, что когда-нибудь эти, может быть, для кого-то неудобные воспоминания все-таки увидят свет. Чтобы понять, насколько близок был этот автор к описываемым событиям, необходимо ознакомиться с основными вехами его биографии.

Романов Игорь Михайлович, русский, родился в 1915 году в Казани в семье служащих. После окончания школы работал монтером Казанской телефонной станции, затем учился на физико-математическом факультете Казанского университета, который окончил с отличием в 1937 году. Во время учебы в университете прошел высшую вневойсковую артиллерийскую подготовку, сдал экзамены на звание командира взвода артиллерии. За время учебы, сборов и маневров получил хорошую теоретическую и практическую подготовку по ведению артиллерийского огня и руководству артиллерийским подразделением, а также высокие навыки в верховой езде, рубке, стрельбе из личного оружия, самбо. С началом Великой Отечественной войны И.М. Романов был направлен в Казань в 28-й запасной артиллерийский полк, в котором служил до ноября 1941 года на должности первого помощника начальника штаба. После неоднократных рапортов о посылке на фронт получил направление в 280-й артиллерийский полк 146-й стрелковой дивизии, формировавшейся в Татарии. С апреля 1942 по март 1943 года И.М. Романов принимал активное участие в тяжелых боях на Западном фронте на должности ПНШ-2 (начальник разведки) 280-го артиллерийского полка 146-й стрелковой дивизии 50-й армии (воинское звание – младший лейтенант, капитан). Участвовал в тяжелейших боях в апреле 1942 года на участке Фомино – Зайцева Гора. За хорошую организацию разведки в полку и личную храбрость в 1942 году был награжден солдатской медалью «За отвагу». В период с мая 1942 по март 1943 года участвовал в боях севернее Мосальска. С 23 марта 1943 года И.М. Романов командовал вторым дивизионом 280-го артиллерийского полка 146-й стрелковой дивизии уже в звании майора. Участвовал в боях на ближних подступах к Спас-Деменску и вместе с разведчиками одним из первых вошел в город. 13 сентября 1943 года во время наступательных боев получил тяжелое осколочное ранение обеих ног и контузию головного и спинного мозга. Как инвалид Отечественной войны в августе 1944 года был демобилизован и уволен в отставку в звании майора. После войны продолжил работу в Казанском университете. Всего до сентября 1968 года И.М. Романовым выполнено и опубликовано 137 научных работ. В июне 1972 года защитил докторскую диссертацию. Занимался научной и военно-патриотической работой. Неоднократно удостаивался высоких наград. Итак, слово И.М. Романову:

«– И то верно, товарищ лейтенант. Я тут такого насмотрелся и наслушался… – многозначительно сказал Файнлейб (старшина, зав. делами), склоняясь к столу и понижая голос.

Уже тогда, когда наш полк формировался, я знал, что Файнлейб обладает удивительной способностью многие новости узнавать раньше других, а по некоторым, конечно, не основным вопросам он порой был проинформирован, по-видимому, не хуже начальника оперативного отдела штадива.

– Мне рассказывали, как наш 608-й стрелковый полк сменял Московскую дивизию (173-ю сд) в Фомино-1. Наши шли ночью. Кругом темно… Кругом мелкий лес… А в лесу раненые и убитые… Много-много… Когда 608-й пришел в Фомино-1, там и сменять было некого. Либо уже ушли, либо немцы поубивали… И немцы не стреляли. Вот наш генерал и хотел с ходу, ночным броском захватить высоту 269,8. Вывели полк на исходные позиции и доложили командующему Болдину, а тот штурм и не разрешил, говорит:

– Как же атаковать без артподготовки, без поддержки соседей, а потом как вы будете удерживать и отбивать немецкие контратаки без артиллерии и боеприпасов. Так и не разрешил штурмом взять высоту. – Но почему же?

– А потому, что не его штаб разрабатывал план операции, и приказал Болдин полк отвести назад в Фомино-1. Вот тут наш генерал очень рассердился.

– А ты откуда все это знаешь? Ты что, во время разговора у Новосельского (комдив 146-й сд) на КП под столом сидел?

– Ну зачем так, товарищ лейтенант? Просто мне об этом знакомый телефонист из штадива рассказывал. Да и капитан Козлов в это время в штадиве был. Хоть у него спросите, только не говорите, что я об этом рассказывал… Так вот, стал наш генерал говорить с Болдиным и кричит в трубку: – Нельзя полк отводить в Фомино-1 и начинать атаку утром, ведь сверху немцам все Фомино видно как на ладони. Весь полк уничтожат еще до подхода к высоте…

Что Новосельскому ответил Болдин, мне не сказали, сказали только, что после болдинского ответа выпрямился наш генерал и говорит в телефонную трубку:

– Преступный приказ выполнять не буду. Лучше расстреляйте меня, но сохраните жизни тысячам комсомольцев. Вот рядом стоит особист дивизии, я ему передаю трубку, прикажите ему арестовать меня… – и передал трубку капитану Козлову, который в это время был неподалеку…

– Ну и что же ответил Болдин?

– А этого мне не сказали. Однако Новосельский Ю.В. до сего времени дивизией командует, а 608-й стрелковый полк уже вторые сутки лежит в Фомино-1 без провианта, без табаку, мерзнет на снегу, да от немецкого огня большие потери несет».

«…Вскоре мы спешились в овражке. Мимо двое бойцов с автоматами провели командира в гимнастерке без ремня. На петлицах две шпалы.

– Кто это? – задал я вопрос.

– Бывший комиссар 608-го полка Глумов. Допустил сдачу Фомино-1 и во время боя не находился в полку. Ведем в трибунал».

«…Нужно было продолжать рекогносцировку, хотя бы ориентировочно разобраться в структуре немецкой обороны. Должен же начальник разведки полка иметь свое собственное мнение об обороне противника!

Даже в короткий срок, пользуясь биноклем и глазомером, я убедился в том, что присланная из штаба армии бывшая со мной схема обороны немцев на высоте 269,8 и на Зайцевой Горе значительно отличается от реального расположения. В частности, с того места, где я находился, почти не просматривались нижние скаты высот, но на верхних скатах число огневых точек стало значительно больше, и расположение их несколько изменилось. То ли копировщик преднамеренно или непреднамеренно исказил схему, или схема, быть может, устарела, тем не менее она требовала исправлений».

«…По-видимому, немцы отлично знали оперативные замыслы 50-й армии, знали о предстоящем наступлении. Чем, кроме этого, объяснить то, что ровно за полчаса до начала нашей артподготовки как бы в ответ на выстрел нашей пушки где-то грохнул далекий взрыв и затем над нами «зашуршали» немецкие снаряды и сзади, и в районе Зимниц послышались взрывы. Немцы методично били по определенным площадям, захватывая все новые и новые районы, стараясь накрыть огнем нашу артиллерию и резервы. Разрывы переместились ближе и левее, еще левее.

– Это в районе танковой дороги, – говорю я вслух, имея в виду просеку, расположенную в 300 метрах левее КП 512-го.

– Это, товарищ младший лейтенант, не танковая дорога, это «дорога смерти», – отзывается пожилой связист, – нынче ночью так называл эту дорогу один парень и сказал, что по этой дороге проходят только один раз – вперед, назад только выносят, да и то не всех».

«…Еще правее Котомин, слегка высунувшись из соседнего окопчика, вел огонь из автомата. Сознание, медленно возвращавшееся ко мне, заставило взглянуть прямо вперед – в сторону нараставшего гула и треска. Там, ярко выделяясь черно-желтыми крестами на побеленных машинах, на наши позиции шли немецкие танки, за ними пехота в маскхалатах. Они уже совсем близко. Немецкая пехота при поддержке танков контратаковала 512-й сп, захвативший Фомино-1.

Вот из соседнего окопчика, слева, выскочил и наискосок, наперерез танку, побежал наш боец с высоко поднятой противотанковой гранатой. Вдруг он упал, но тут же поднялся и, припадая на левую ногу, снова побежал. Я заметил, что вместо левого ботинка на снег опускалось что-то блестящее, белое. «Ведь это же кость! Как же это он?» – подумал я. Тут боец, как мне показалось, бросился с гранатой под гусеницы танка. Раздался взрыв. Машина встала…

Мы поднялись и пошли назад к нашим окопчикам. Недалеко стоял недавно подбитый танк. Из открытого верхнего люка свесился убитый немец – танкист. Около танка несколько наших бойцов склонились над героем, подбившим этот танк. Мы подошли ближе – молодое скуластое, татарское лицо было забрызгано кровью. Боец был мертв. Один из окружающих тихо сказал:

– Я его знаю. Мы вместе в Высокой Горе призывались… Его зовут Валеем…

Горынин вынул финку и крупными печатными буквами на лобовой броне танка нацарапал «ТАНК ВАЛЕЯ». Затем мы пошли дальше и спрыгнули в наш окопчик».

«…Затем Андронов (начхимслужбы 280-го ап) сказал, что он через штадив направил в штаб армии рапорт, в котором предложил армейскому начальству поставить завесу дымовыми шашками или кострами и под прикрытием завесы штурмовать Фомино-2, однако ни в дивизии, ни в армии, ни в ее тылах не оказалось дымовых шашек в нужном количестве, а из штаба армии по телефону дали такой совет:

– Пошлите вы этого Эдисона на передовую. Посидит в Фомино и перестанет своими фантазиями мутить голову вам и нам. И как только таких дураков в штабе армии держат? – возмущенно закончил Андронов свой рассказ».

«…Еще 10 апреля замкомандира 149-го осб Рындин рассказал, что особист Михайлов ранен противотанковой пулей в живот и остался на месте боя…

Особист, пять суток пролежавший на «ничейной» земле, был в полном сознании, передал Козлову полевую сумку с документами, пистолет ТТ и сказал, что последним патроном он «уничтожил вон того гада», указав на убитого солдата, лежавшего от него в 10 метрах, и тут же, в присутствии саперов, рассказал о следующем: «Перед вечером я увидел ползущего красноармейца с полотенцем в руке, я его окликнул и выругался, тогда он пригрозил мне гранатой, я этого не выдержал и решил израсходовать последний патрон, который берег для себя». Саперы заинтересовались убитым, подползли к нему и вытащили красноармейскую книжку на имя Рыбальченко, а также две карты с нанесенными боевыми порядками нашей части. Бесспорно, убитый был немецким агентом, и материалы на расследование были переданы в 58-ю стрелковую дивизию, в которой, судя по документам, значился на службе убитый»^[247].

Глава 11
Зайцева гора в наши дни

На 238-м километре Варшавского шоссе все машины замедляют ход. Могучие ели охраняют покой братской могилы; монумент, возвышающийся на вершине Зайцевой горы, не дает потомкам забыть о страшных событиях, происходивших здесь с февраля 1942 по март 1943 года.

Музей «Зайцева Гора» является филиалом Калужского областного краеведческого музея. В том далеком 1943 году на Зайцевой горе было организовано братское захоронение советских воинов, погибших при штурме укрепленных высот. После войны, вплоть до 60-х годов, собирались останки погибших и проводились перезахоронения павших бойцов. В 1959 году был воздвигнут памятник – монументальная фигура советского воина. Авторы – скульптор А.Г. Писаревский и архитектор В.П. Федоров. Прообразом фигуры солдата стал старший лейтенант 698-го стрелкового полка 146-й стрелковой дивизии Ф.В. Клименко, умерший в 1987 году в звании генерал-майора. Когда-то на этом монументе была мраморная плита с надписью: «Вечная память солдатам, сержантам и офицерам 58, 146, 173, 290, 413-й стрелковых дивизий, 108, 145-й танковых бригад, 447, 572, 593, 688 и 2-го гвардейского артиллерийского полков, 5-го отдельного инженерного батальона, 21-го гвардейского отдельного минометного дивизиона и 541-го гвардейского минометного полка, павших в боях за освобождение нашей Родины от фашистских захватчиков». Затем эта плита «магическим» образом исчезла, а на ее место поставили новую, с безликим текстом. Площадку мемориального комплекса украшают: танк Т-34 и 76-мм орудие ЗИС-3.

Музей «Зайцева Гора» демонстрирует экспонаты военной тематики времен Великой Отечественной войны и доносит до нас суровую правду тех лет. А начиналась история музея следующим образом.

Когда фронтовик Григорий Ромашин возвращался после войны домой, то ему совершенно не думалось о том, что война для него никогда не закончится. Да, он еще будет к ней настолько близок, что ночами нет-нет да и приснятся кошмары. Его передовой стала огромная военно-патриотическая работа. Дело в том, что те места, где начнется его мирная жизнь, все еще долго не смогут отойти от недавнего лихолетья. А эта израненная фоминская земля, где осколков, может быть, не меньше, чем на Мамаевом кургане, а в лесах и лощинах еще недавно находили остатки военного снаряжения, то здесь, то там находятся незахороненные останки бойцов и командиров Красной армии. Молодой заведующий фоминской школой считал делом всей своей жизни привести в порядок поле жестокой брани. Вместе со школьниками в свободное время он отправлялся на поиски погибших. В найденных полевых сумках он отыскивал адреса, переписывался с родными погибших, помогал жителям Фомино производить перезахоронения в братскую могилу. Так постепенно Григорий Васильевич накопил большой материал для музея боевой славы. Он собрал много наград, личных вещей и документов погибших воинов, вел обширную переписку с непосредственными участниками событий у Зайцевой Горы^[248].

В июле 1966 года Калужский облисполком по представлению Барятинского райкома и райисполкома принял решение о выделении средств на строительство на Зайцевой горе музея боевой славы. Музей был построен в кратчайшие сроки. 9 мая 1972 года он принял своих первых посетителей, ими стали ветераны 146-й Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии, которые и открыли своей записью книгу отзывов. На его открытие в День Победы сюда съехались десятки тысяч людей. Причем не только из районов Калужской, Смоленской и других близлежащих областей, но из самых дальних уголков Советского Союза. Многие участники боев за Зайцеву Гору в тот день вновь встретились со своими товарищами, с которыми шли в атаки на гитлеровские позиции. А к подножию памятника были возложены сотни венков. Впоследствии такие встречи и торжества станут традиционными. С каждым годом в музее увеличивалось число экскурсий. Так, в 1972 году была проведена 141 экскурсия, в 1973-м – уже 382.

В сентябре 1978 года на Зайцевой горе состоялся торжественный митинг, посвященный 35-летию со дня освобождения Калужской земли от немецко-фашистских захватчиков. Открыл митинг первый секретарь Барятинского райкома КПСС Н.Н. Премудров. После его выступления зазвучал гимн Советского Союза и показался почетный кортеж, а за ним – бронетранспортер с факелом Вечного огня. «Медленно приближаются они к памятнику. Герой Советского Союза, полковник в отставке И.И. Ладутько, которому было доверено доставить факел, передает его депутату Верховного Совета РСФСР, второму секретарю обкома КПСС Н.Н. Гусеву. Вместе с ним, генералами в отставке Х.М. Джелауховым, Ф.В. Клименко, с ветеранами, участниками боев за Зайцеву Гору, он с факелом в руке медленно поднимается по ступенькам к памятнику. Николай Николаевич подходит к постаменту Вечного огня, опускает факел. И вот вспыхнуло пламя. Вечный огонь Славы зажжен! Звучит салют»^[249]. После окончания митинга и небольшой паузы нескончаемым потоком понесли люди венки и букеты цветов. И среди этого людского моря легко было отличить тех, чьи сыновья, братья и мужья остались лежать в районе этой высоты.

Первым директором музея стала Лидия Петровна Любимова. Она обратилась к Ромашину, и он безвозмездно передал музею все, что собрал в течение нескольких лет. Огромную помощь при комплектовании фондов музея оказали учителя сельских школ, местные жители и советы ветеранов городов Калуга и Москва. Л.П. Любимова отдала музею двадцать три года своей жизни. В музее в честь нее открыта мемориальная доска, на которой написано: «Лидия Петровна Любимова (1946–1995) руководила музеем «Зайцева Гора» с 1972 по 1995 г. За большую военно-патриотическую работу награждена орденом «Знак почета».

Начатое ею дело живет. В настоящее время музей располагает 425 квадратными метрами экспозиционной площади и выставочным залом, общее количество экспонатов – более пяти тысяч. Экспонаты музея лишены привычного музейного глянца. Потому что они – сама история. Огромная впечатляющая сила заключена в каждом таком экспонате. Мимо них никто не может пройти равнодушно. Они обжигают своей конкретной принадлежностью людям, которые воевали здесь и погибли во имя Родины и нашей Победы. В 2012 году музей отметил свое 40-летие. За эти годы он принял 785 тысяч посетителей, сотрудники музея провели около 14 тысяч экскурсий, в книгах отзывов насчитывается 3 тысячи благодарностей от экскурсантов. За эти долгие годы каких только заморских делегаций здесь не было. У витрин благоговейно замирали немцы, датчане, канадцы, французы, американцы, австралийцы, монголы.

Огромную патриотическую работу выполнял и продолжает выполнять музей. Читаем книгу отзывов. Сотни записей, тысячи проникновенных волнующих строк! Вот одна из первых страниц: «С большим волнением мы ступили на землю, на которой наши отцы и деды отдали свою жизнь за свободу Родины, за светлое будущее человечества. И мы, молодое поколение, клянемся всегда быть преданными нашей великой Родине и никогда не забывать великий подвиг наших отцов. Май 1972 года».

В 1995 году директором военно-исторического музея «Зайцева Гора» стала Тамара Ивановна Рокаш, которая продолжила огромную патриотическую работу, начатую ее предшественниками. Тамара Ивановна – человек творческий, инициативный, коммуникабельный, хороший организатор и очень гостеприимный. Она является автором всех выставочных проектов военно-исторического музея «Зайцева Гора», под ее руководством проведена частичная реэкспозиция музея. Директор координирует работу музея с советами ветеранов города Москвы, Калуги, поисковым движением Калужской области.

В 2005 году на юбилей Победы на Зайцевой Горе собрались около 1,5 тысячи гостей. Ветеранов было всего двадцать человек. Годы идут, и ничто на земле не вечно. И с каждым годом, к огромному сожалению, все меньше и меньше остается ветеранов, вынесших на своих плечах непомерный труд великой войны. На празднике было все как всегда – торжественный митинг, концерт, военный парад, салют, полевая кухня и фронтовые сто грамм.

Среди гостей-ветеранов присутствовала и друг музея Михайлова Ирина Сергеевна – ветеран 146-й стрелковой дивизии, прибывшая на торжественную встречу в сорок восьмой раз. Эта во многом уникальная женщина, капитан медицинской службы запаса, заслуженный врач РСФСР родилась в Москве 2 декабря 1919 года в семье русских интеллигентов. Росла как все, училась в школе, потом поступила в мединститут, где и познакомилась со своим будущим мужем Евгением Петровичем Михайловым. После замужества Ирина Сергеевна жила с мужем в Ленинграде, где и закончила с отличием мединститут. Первый военный опыт врача она получила в период финской войны. Студентки мединститута два-три раза в неделю добровольно работали в госпитале, ухаживали за ранеными.

Война, начавшаяся 22 июня 1941 года, разом перечеркнула все жизненные планы. Евгений Петрович назначается командиром медсанбата 7-й армии народного ополчения города Ленинграда. Вскоре, в качестве военврача третьего ранга, уходит на фронт и Ирина Сергеевна в составе 5-й армии народного ополчения. Страшным стал для них май 1942 года: во время бомбежки в Ленинграде погиб их маленький сын, а Евгений Петрович потерял брата. В Москве взрывом был разрушен дом, где до войны жили мать, отец и брат.

В январе 1942 года в Казани формируется 146-я стрелковая дивизия. Евгений Петрович Михайлов назначается старшим врачом 608-го стрелкового полка. В эту же дивизию получила направление и Ирина Сергеевна, став врачом госпитального взвода 171-го медсанбата дивизии.

Супруги Михайловы были в первых рядах защитников Родины и с честью выполнили свой долг. Дорогами войны вместе прошли путь от Зайцевой Горы до Берлина.

В 1945–1946 годах они вместе служат в Группе советских войск в Германии. С 1947 года Михайловы уже в Монгольской Народной Республике. После Монголии один год они проводят в Ленинграде, а затем переезжают в Москву, у них растет сын. И.С. Михайлова 30 лет отработала главным врачом туберкулезного диспансера. В 1971 году ей было присвоено почетное звание «Заслуженный врач РСФСР». В 2005 году она отметила свое восьмидесятипятилетие и, несмотря на столь преклонный возраст, продолжает работать врачом в одной из клиник Москвы. Ирина Сергеевна имеет два ордена, семнадцать медалей, два почетных нагрудных знака.

Заговорив о друзьях музея, нельзя обойти стороной еще одного выдающегося человека, который на протяжении нескольких десятилетий оказывает помощь музею «Зайцева Гора», – это Петр Тихонович Рыбалкин, отец которого погиб при освобождении Барятинского района Калужской области. Сам Петр Тихонович является достойным примером для молодежи благодаря своим заслугам в производственной и научной деятельности. Родился П.Т. Рыбалкин 22 июля 1937 года. В 1945 году пошел в александровскую семилетнюю школу № 29. После окончания семи классов в 1952 году поступил в Бутурлиновский механико-технологический техникум и окончил его в 1956 году. После окончания был призван в ряды Военно-морского флота в электромеханическое училище города Владивостока, по окончании которого, в 1958 году, получил специальность механика флота. После училища участвовал в испытаниях новых боевых кораблей. При выполнении военного государственного задания получил серьезную травму и был списан по инвалидности. Несмотря на тяжелейшее состояние здоровья, уехал работать в Сибирь, где был в 1959 году назначен механиком, а через год и главным механиком комбината производственных предприятий Тюменьоблстроя, где проработал до 1961 года. Одновременно поступил на вечерний факультет Уральского политехнического института, который окончил в 1966 году. В 1961–1963 годах – начальник отдела Главного механика и энергетика Тюменского областного управления местной промышленности. 1963–1967 годы – директор крупнейшего завода строительных материалов Тюменской области. 1967–1969 годы – директор завода строительных материалов Управления Главмосстройматериалов в городе Зарайск Московской области. 1969–1972 годы – главный инженер – первый заместитель управляющего треста Главмосстройматериалов Мособлисполкома города Москва. 1972–1986 годы – директор Щербинского завода электроплавленых огнеупоров Министерства строительных материалов РСФСР. 1986–1989 годы – заместитель министра Министерства строительных материалов РСФСР. 1989–1993 годы – генеральный директор крупнейшего в СССР Центрального научно-исследовательского института Госстроя СССР. 1993–2000 годы – генеральный директор ОАО «Московский деревообрабатывающий комбинат № 7». С 2000 года по настоящее время – директор собственной строительной компании Maxim Australia PTY LTD. Параллельно производственной и общественной деятельности занимался научной, изобретательской и рационализаторской работой. Имеет все научные звания от кандидата технических наук до академика, многие почетные звания общественных и государственных организаций и правительства. Избирался делегатом IV, V, VI, VII съездов Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов, делегатом съездов и конференций партийных, профсоюзных и общественных организаций. 30 лет избирался депутатом районных и городских советов. В 1991–1995 годах был избран депутатом Моссовета. Является автором 85 изобретений и 4 книг.

Награжден орденом Ленина, орденом Октябрьской Революции, орденом Трудового Красного Знамени, орденом Дружбы Народов, орденом «Знак Почета», орденом «За заслуги перед Отечеством» второй степени, многочисленными медалями и знаками отличия Российской Федерации.

Вот такие люди, как и множество других, оказывают свою помощь музею, помогают в сборе экспонатов и дарят свое душевное тепло.

В 1995 году музеем была заложена новая добрая традиция – посадка на Аллее памяти и братских могилах цветов, деревьев и кустарников. В 2002 году на тридцатилетний юбилей музея было посажено тридцать туй. Правда, не все они прижились, а часть из них вообще была украдена^[250]. И это горькая правда нашей повседневности. К сожалению, молодое поколение, не заставшее тягот военного и послевоенного времени, не всегда умеет достойно чтить память погибших. Несмотря на то что работники музея, по мере сил, борются с различными негативными действиями некоторых посетителей, нет-нет да и происходят хамские выходки отдельных представителей рода человеческого на территории священного мемориала. И успокаивает пока только то, что не приняли они еще, слава богу, массовый характер. 9 мая 2005 года на Аллее памяти гостями, ветеранами и воспитанниками детского дома «Китеж», было посажено пятнадцать кустов сирени, две яблони, туя, бук, липа и сосенка. И есть на аллее еще место, которое постепенно будет засаживаться новыми деревьями.

Прошло уже более шестидесяти лет со дня окончания войны, а ветераны продолжают помнить все то, что было, и в музей все еще приходят вот такие письма:

«Давно, сразу же после войны, возникло во мне томительное ожидание апреля, которое сохранилось до сих пор. Это Зайцева Гора в эту пору подает свой голос и будоражит душу, и прошлое встает с ошеломляющей ясностью. Не отпускает Зайцева Гора ветеранов 146-й стрелковой дивизии.

Прошло 60 лет, как дивизия приняла свое первое боевое крещение под Зайцевой Горой. Бегут годы. Никто и ничто на земле не вечно. И ничего не поделаешь с этим печальным обстоятельством, что вместе с годами уходят ветераны, вернувшиеся с войны победителями германского фашизма. Они завершают свой жизненный путь с осознанием выполненного долга и естественным желанием, чтобы память о фронтовых сражениях и павших товарищах не заросла травой забвения. Чтобы большой и малый опыт, добытый потом и кровью, не остался невостребованным, но послужил во благо Родины. Поэтому ветераны дивизии, в силу своих физических возможностей, проводят в школах и других учебных заведениях беседы и уроки мужества.

Когда приходится рассказывать о боях под Зайцевой Горой, где погибшие, разбросанные боями в апреле 1942 года от Фомино-1 до Зимниц, сошлись теперь в огромной братской могиле на Зайцевой Горе под бронзовым солдатом, задумываешься: какой ценой может быть оплачен долг оставшихся в живых перед погибшими? Для погибших уже ничего нельзя сделать. Это они заставляют нас задумываться о происходящем в стране и о своей жизни, которая испытана Зайцевой Горой. Никуда от нее не денешься. Ты начал здесь войну, увидел здесь же ее наяву и постоянно к ней мысленно возвращаешься. Нет на земле другого места, от которого постоянно находишься в какой-то мистической зависимости.

Ветераны дивизии знают и понимают, что бои под Зайцевой Горой, конечно, только эпизод огромной битвы. У каждого фронтовика свои счеты с войной. У каждого, кто ее прошел, есть свои, вонзившиеся в их души Горки и Горы, Малые Земли, Мясные Боры, Зеленые Бармы и Долины Смерти. Для нас Зайцева Гора – наша боль, она как оставшаяся на всю жизнь душевная рана.

В первые, послевоенные поездки ветеранов на места боевого крещения дивизии мы внимательно рассматривали, нет, ощупывали глазами каждый бугорок, ложбину, оплывшие воронки от бомб и снарядов, каждый предмет на этой искалеченной земле. И они воскрешали воспоминания. Перед глазами возникали события тех дней и ночей апреля 1942 года. И нас нисколько не удивили рассказы жителей Фомино-1 в первый наш послевоенный приезд. Они удивлялись, когда, вскапывая свои огороды, находили засыпанные землей полуистлевшие трупы погибших. Для нас это было не в новость. В самые последние дни апреля 1942 года нас сменяла новая дивизия. И нам была дана команда: с наступлением вечеров, когда впереди стоящая гряда холмов не просматривалась, закапывать убитых. Мы перетаскивали их в бомбовые воронки и глубокие танковые колеи на бывших огородах. И так было несколько вечеров подряд, а затем мы ушли в лес, передав свои окопы сибирякам.

Наше поколение обладает одним горьким преимуществом – мы увидели слишком много смертей. Поэтому остались от этой войны незаживающие душевные раны. И голос Зайцевой Горы притягивает к себе сильнее с каждым прожитым годом.

О, эти рубежи невзятые…

Ознобное дрожание осин…

Зато в апреле сорок пятого

От нашего огня дрожал Берлин.

Мы ворвались в их дьявольское логово,

Врага крушили силой громовой.

Мы предъявили счет ему за многое —

И в том числе

(Я снова память трогаю)

За всех, кто пал под Зайцевой Горой.

Это слова поэта-однополчанина А. Лесина. И на исходе своего бытия мы завещаем внукам и правнукам свято беречь память о фронтовых свершениях нашего поколения и погибших товарищах» (О. Обухов, участник боев под Зайцевой Горой)^[251].

Глава 12
«Поиск» всегда в поиске

Во всей Калужской области, пожалуй, нет места более печально известного, чем Зайцева гора. Поэтому и раньше, и теперь поисковые отряды из разных городов нашей страны время от времени приезжают на нее. Конечно, ознакомиться с музейными экспонатами и экспозицией военно-исторического музея «Зайцева Гора» очень интересно и познавательно, но для поисковиков более значимо самим прикоснуться к этим страницам истории. Вот почему с весны до осени отряды проводят поисковые работы в окрестностях Зайцевой Горы. Не стал исключением и наш отряд «Поиск» из города Кирова Калужской области. Впервые мы побывали там во время Вахты Памяти, которую проводило наше калужское патриотическое объединение «Память» с 23 по 25 июня 1989 года. Работали мы тогда в районе деревни Сининка, ходили и к Шатину болоту. Итогом работы стало захоронение в поселке Барятино останков восьмидесяти двух бойцов. Был в этом количестве захороненных и наш скромный вклад – три бойца. Вот с этого все и началось. Тогда же мы нашли новое место для своей поисковой работы в районе Зайцевой Горы – оно называлось «кварталом». В октябре 1989 года вновь приезжаем сюда и обследуем так называемый «утятник». У разбитого танка находим двух бойцов. На следующий год, опять в октябре, работаем в окрестностях деревни Сининка. Поиск успешный – нами были подняты останки сорока советских бойцов. 27 ноября 1990 года проводим сбор и поиск останков на «кварталах». Всего были найдены пятьдесят один боец и, впервые в тех местах, два медальона, один из которых был прочитан:

Старостин Андрей Иванович, 1921 г. р., красноармеец, Алтайский край, г. Барнаул.

Бойцы попадались как «верховые», так и закопанные в воронки и ячейки. Много всевозможных личных вещей и предметов экипировки. 3 декабря 1989 года, вновь в том же месте. Итог – девять бойцов. У одного из погибших было найдено портмоне с военным билетом и часами. В мае 1991 года уже традиционно приезжаем на Зайцеву гору. Тогда наш отряд сдружился с поисковым отрядом фоминской школы, которым руководил Владимир Семенович Симкин. Школьники со своим руководителем оказывали нам огромную помощь в поиске. Итогом совместной работы стало захоронение в мае 1991 года останков 124 солдат и командиров Красной армии в братскую могилу деревни Чумазово. Пятнадцать бойцов из этого числа подняли наши юные помощники. Весь 1992 год работали в окрестностях Зайцевой Горы, Сининки, Фомино, в роще Сердце.

Здесь нужно немного отступить и дать пояснение по поводу рощи Сердце. Действительно, на картах военного времени этот участок леса выглядит как сердце. В этом лесу в марте и апреле 1942 года соединения 50-й армии несли очень большие потери. Не одна тысяча сердец наших бойцов и командиров перестала биться именно в этой роще. Изучив по архивным данным весь ход боевых действий в этой роще, наш отряд решил тщательно обследовать небольшой по площади лес.

По карте и компасу, через болота, пробились мы к роще. Весь лес изрыт мелкими траншеями и воронками. Всюду на поверхности земли советские солдатские каски, в основном все пробиты пулями и осколками. Это первый признак того, что в земле должны быть солдаты. Спустя некоторое время после начала поисковых работ стали поднимать очень много бойцов: здесь и верховые, и прикопанные в воронках и траншеях. Нашли мы и разбитый танк. Башня с вырванным куском брони, рядом пушка с рваной дырой на конце ствола, передняя часть танка с люком механика-водителя, и вокруг – верховые останки наших бойцов. Все так, как описано в документах архива. Первый читаемый медальон нашли позже, когда год за годом стали прочесывать рощу с юга на север и с запада на восток. В воронке лежало шесть бойцов. Один был пулеметчиком, у него в карманах шинели лежали запчасти к ручному пулемету (шомпол, ключи), другой – санитар – несколько индивидуальных пакетов, ампулы с йодом, ножницы, пинцет, ихтиоловая мазь. И вот латунная трубочка, очень уж она подозрительно тяжелая. Раскупориваем ее, а там бланк медальона, заполненный графитовым карандашом:

Муравьев Алексей Иванович, 1909 г. р., рядовой, уроженец Кировской обл., Даровский р-н, д. Горка.

В каждый приезд в рощу Сердце старались обследовать каждую воронку и ямочку. Вот неприметное углубление, копаем – есть останки. На рукаве сохранившегося обмундирования большая шитая золотыми нитками звезда, три кубика в петлицах – это политрук. А рядом с ним боец, кости перебиты осколками, в нагрудном кармане медальон, но он разбит, бланк не сохранился. Немного дальше в воронках – три бойца, чуть дальше – шесть и еще дальше – два. Вот лежат останки: один на одном, всего пятеро, у одного на груди на обрывках гимнастерки значок «Ворошиловский стрелок» и вновь медальон:

Пономарев Сергей Иванович, 1901 г. р., рядовой, уроженец г. Калининска Саратовской обл. Призван Балашовским РВК.

Земля нашпигована осколками, гильзами, патронами. Металлоискатель звенит не переставая. В основном работаем щупами и копаем шурфы. В одном месте видны следы мины, ударившей в бруствер траншеи. При обследовании воронки находим в ней останки и бархатные черные парадные петлицы, на них два кубика – лейтенант, и эмблема – скрещенные топорики – значит, сапер.

В документах архива удалось отыскать запись о том, что в боях за овладение поселком Малиновский принимала участие 1-я рота саперного батальона 116-й стрелковой дивизии. Потери роты составили: один офицер и четверо рядовых. По всей видимости, это и есть тот убитый офицер.

Копаем воронку рядом, в ней останки двух бойцов, все кости перебиты осколками, и, когда надежда найти медальон угасает, вдруг, с последним ударом лопаты о край воронки, из-под нее выкатывается черный граненый футляр – смертный медальон. Записка заполнена чернилами, от влаги они расплылись, но текст читается: «Записка от мужа Кирилла Гр. своей многоуважаемой супруге Анне Куз. с детками. Зоя, Леня, Коля и Сережа, шлю я вам свой последний привет и целую я вас последний раз. До свидания Ваш родитель, мне конец жизни, а вы живите счастливо, до свидания». На обороте: «Адрес на родину: Т. С. Ж. Д. станция Бурное, Джуваланский район, Алексеевское почтовое отделение, село Алексеевка. Получить Анне Кузьминичне Вишнивецкой. Вложил четвертого января 1942 г.» и подпись. Вот такая очень необычная находка, можно сказать, предсмертная записка. Боец даже не принимал еще участия в боевых действиях, но, уже двигаясь к линии фронта в эшелоне, прочувствовал, что, по всей видимости, погибнет и, поддавшись эмоциям, написал такую записку – обращение к жене и детям. Вот полные данные этого бойца:

Вишневецкий Кирилл Григорьевич, 1900 г. р., пулеметчик 1270-го сп 385-й сд, погиб 27 апреля 1942 года в роще Сердце.

После полугодовой переписки с Киргизией удалось выяснить, что все дети Кирилла Григорьевича живы и здоровы. А старшая дочь, Зоя Кирилловна, из далекого Ташкента приезжала на место захоронения отца. Она рассказала нам, что всю жизнь они искали место, где похоронен их отец. Десятки писем – в архив и, как всегда, один и тот же ответ: «Не значится». И вот в 1997 году пришло наше письмо, из которого они узнали, что их отец погиб и захоронен на высоте 269,8.

Найти всех погибших в роще практически невозможно. Но каждый наш выезд в эту местность дает результат. Земля понемногу отдает останки бойцов и раскрывает свои тайны. Несколько лет мы не выезжали в рощу, но однажды вновь решили провести в ней поиск. Тянет туда какая-то сила. И вновь находки: за два дня мы нашли останки восемнадцати бойцов, но, к сожалению, они были без медальонов, все безымянные.

И вот результат – сто сорок бойцов и восемь медальонов, по которым установлены четыре фамилии. 8 мая 1993 года мы произвели перезахоронение на высоте 269,8 останков 193 бойцов и командиров. С этого момента и была образована братская могила непосредственно рядом с воронкой от известного подкопа. То есть наш отряд стал первым, кто произвел перезахоронение на высоте 269,8. Установили скромный памятник, изготовленный своими руками, с табличкой, на которой были обозначены фамилии пяти известных на тот момент бойцов:

Муравьев Зарипов Бусенович Макаренков Китаев

В том же году поисковики из Калуги перезахоронили туда останки 260 солдат, которые были перенесены с кладбища в деревне Замошье. В 1994 году вновь работаем по старым местам и находим останки. 9 июня 1995 года произвели захоронение останков 131 бойца, из них удалось установить три фамилии. И так, из года в год, наш отряд производит перезахоронения останков бойцов и командиров Красной армии на высоте 269,8. Вот статистика этих мероприятий:

26 сентября 1996 г. – захоронено 73 бойца

6 мая 1997 г. – захоронено 67 бойцов

21 октября 1998 г. – захоронено 78 бойцов

7 сентября 1999 г. – захоронено 134 бойца

22 июня 2001 г. – захоронен 51 боец

13 августа 2003 г. – захоронен 51 боец

22 июня 2004 г. – захоронено 46 бойцов 22 июня 2005 г. – захоронен 61 боец 13 августа 2005 г. – захоронен 41 боец Совместно с нашим отрядом стали перезахоранивать на высоте 269,8 останки бойцов и поисковики из Барятино, которыми руководил Владимир Гапонов. Свои впечатления, полученные во время поисковой работы в районе Зайцевой Горы, он выразил в следующем стихотворении.

Высота

Рассвет, дорога серой лентой вьется,

Туман окутал придорожные кусты,

А сердце каждый раз тревожно бьется,

И под колеса убегают последние версты.

И вот высотка, не сказать большая,

Таких в России тысячи высот.

Да, нагулялась тут «косая»,

И тысячи ребят легли у Шатиных болот.

Бои здесь страшные гремели,

Все полыхало день и ночь.

Полки солдатские редели,

И Бог не смог бы им помочь.

Все пересилили ребята

Молоденькие, только жить.

Не пожалела их «косая»,

Нам приказали долго жить.

Кругом «колючка» ржавая желтеет,

Вокруг окопы, блиндажи и доты,

Деревья редкие, изранены, с войны стоят,

Как поредевшие комбатовские роты.

Противогазы, каски и осколками

Исковерканная взрывами земля,

И павшие бойцы, мы ведь не знаем, сколько

Оставила минувшая война.

И мы хотим вернуть им имена

И не считать их без вести пропавшими,

Всем их обделила та война,

Но хоть имя-то вернуть свое опять имеет право павший.

А сколько их погибших, неизвестных

Лежать осталось, сразу и не счесть.

И нашим долгом хоронить бессмертных —

Не зря девиз наш: «Память, долг и честь».

(Владимир Гапонов, поисковик, пос. Барятино)

В 2007 году в районе всем известного «подкопа» проходила Вахта памяти, на которую съехались поисковики из Калуги, Москвы, Мордовии, Нижнего Новгорода. Итогом вахты стало захоронение останков 352 бойцов. Поиск продолжается.

Приложения

Приложение 1

ИЗ ДОКЛАДНОЙ ЗАПИСКИ ИНСПЕКТОРОВ НАРКОМАТА ГОСУДАРСТВЕННОГО КОНТРОЛЯ СССР ЗОТОВА И ОРЛОВА НА ИМЯ ЧЛЕНА ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ МИКОЯНА А.И. «О ПОЛОЖЕНИИ С ПРОДОВОЛЬСТВИЕМ В 50-Й АРМИИ»

№ 01694

21 в ночь на 22 апреля на этой станции [Барятинское] скопилось около 600 раненых и отсутствие этих дополнительных паровозов создавало такое положение, что раненых частично размещали по уцелевшим домам селения Барятинское в ожидании, когда подойдет вертушка. Были уже случаи, когда раненые в ожидании вертушки подвергались бомбардировке авиацией противника и артиллерии. Этим объясняется и тот факт, что легкораненые – в голову, в руки идут по полотну жел. дороги пешком, вразброд и неорганизованно по направлению к Сухиничам.

Обращает внимание тот факт, что большое количество раненых, которые нам встречались, были ранены, подавляющая масса в левую, меньше в правую руки и, что характерно, что это, главным образом, пулевые ранения. Позднее мы уточнили, оказалось, что с 1 по 20 апреля в левую руку было ранено 1495 человек, в правую – 764, всего 2259 человек, или 18 % от общего количества раненых.

Тыловые районы дивизий находятся в крайне антисанитарном состоянии. При нашем посещении тылов армии, дивизий нами наблюдалось, что на 23 апреля имеют место непохороненные трупы красноармейцев; на дорогах и в лесах, которые нам пришлось проходить, большое количество трупов убитых и павших лошадей. Уборка их не организована, что с наступлением тепла грозит эпидемиями в этом районе, на что Военному Совету и Управлению тыла нами обращено внимание.

Состояние санитарной службы поставлено неудовлетворительно в частях и дивизиях армии. Так, например, с 1 по 15 апреля по частям армии из 19 254 человек осмотренных выявлено вшивых 5429 человек, причем санобработка идет крайне неудовлетворительно: всего они обработали 51 366 человек, из 150 тыс. человек. Неблагополучно с тифозными заболеваниями: в частях армии за март был 121 случай заболевания тифом и за апрель за 20 дней – 97 человек.

Это обстоятельство усугубляется и тем, что в частях армии отсутствует необходимое количество нательного белья. На сегодняшний день не хватает 30 000 пар, по заявлению т. Скворцова.

Невзирая на то, что приказ Зам. Наркома т. Хрулева определил о сдаче теплого обмундирования – полушубков и валенок к 1 апреля, в частях армии до сегодняшнего дня наблюдается большой процент бойцов в валенках и полушубках, что производит крайне удручающее впечатление, когда бойцы ходят с мокрыми ногами и все валенки вываляны в грязи. Армейский интендант не сумел организовать своевременной замены теплого обмундирования на шинели и кожаную обувь.

Так, например, по заявлению командующего армией, генерал-лейтенанта БОЛДИНА, необходимо армии, чтобы одеть в шинели и кожаную обувь, 25 тыс. пар кожаной обуви и 15 тыс. шинелей для бойцов передовых позиций.

О СЛУЖБЕ ПРИКРЫТИЯ

20 и 21 апреля, в дни нашего проезда на участке Москва – Сухиничи – Барятинское были подвергнуты со стороны авиации противника бомбардировке следующие станции – Балабаново – разбито несколько помещений и повреждено полотно жел. дороги и связь; ст. Сляднево – разбит санпоезд и санлетучка, разбито 18 вагонов боеприпасов, разрушен путь и связь, на 12 часов было прекра щено движение, Тихонова Пустынь – нарушена связь; Кудринское – нарушена связь и частично повреждены пути и разрушено станционное помещение службы; Сухиничи – в день нашего проезда были разрушены пути, связь и побит весь находящийся на станции порожняк; Добужи – разрушена связь и складское помещение с фуражом; Барятинское – разрушены пути, станция связи и частично вагоны с продовольствием и продовольственный склад.

Учитывая, что эта линия является единственной артерией, питающей три армии – 16, 10 и 50-ю и что противник придает этой линии исключительное значение с точки зрения подвоза к фронту, необходимо усилить вопрос прикрытия этой важнейшей коммуникации, как зенитными средствами, так и авиацией. 22 апреля достаточно было появиться двум нашим истребителям, как в этот день работа авиации противника была значительно сокращена.

Обращает на себя внимание, что на всем протяжении пути, начиная от Мал. Ярославца до Барятинское путь усеян разбитыми вагонами, а также разрушены все станционные здания, за исключением Суходрева.

Невзирая на то, что со стороны командования армии и Управления тыла давались сигналы в Управление тыла Западного фронта о неблагополучии с продовольственным и фуражным обеспечением, тем не менее, эти сообщения не имели должного воздействия, и командование Управления тыла фронта своевременно не обратило достаточного внимания на продовольственное и фуражное обеспечение частей фронта.

По заявлению Члена Военного Совета т. Сорокина и Нач. тыла генерал-майора СУРКОВА, они неоднократно обращались письменно, или лично докладывали о неблагополучии с продовольственным и фуражным обеспечением частей армии Управлению тыла фронта генералмайору ВИНОГРАДОВУ и комиссару Управления тыла ИВАНОВУ, но своевременных оперативных мер помощи армии оказано не было.

О ПОЛИТИКО-МОРАЛЬНОМ СОСТОЯНИИ 50-й АРМИИ

Из лично нами опрошенных бойцов и командиров, политотделов и Военного Совета армии нами установлено, что политико-моральное состояние бойцов, командиров и политработников 50-й армии здоровое, боеспособное, несмотря на трудности продовольственного порядка, несмотря на трудности с подвозом боеприпасов, несмотря на непрерывное воздействие вражеской авиации, непрерывные бомбежки. Войска упорно стоят на своих позициях и ежедневно отражают по несколько контратак, не уступая ни одной пяди завоеванных позиций.

Так, например, высота Заячья Гора, которая седлает Варшавское шоссе, 4 раза нашими войсками бралась, но под сильным воздействием авиации противника и из-за отсутствия возможности действий наших танков ее не удалось закрепить.

ВЫВОДЫ И ПРЕДЛОЖЕНИЯ

1) Необходимо отправить из Калуги маршрут, присвоив ему литер К-200, с продовольствием со склада 50-й армии, из запасов 50-й армии:

Муки 15 ваг.

Соли 2 ваг.

Комбижира 2 ваг.

Картофеля 4 ваг.

табака и махорки 2 ваг.

сборн. продовольствия 2 ваг.

Колбасы 1 ваг.

Овса 12 ваг.

раст. масла 2 цист.

Водки 4 ваг.

2) Отгрузить из Москвы маршрут с продовольствием:

Сухарей 25 вагонов

Концентратов 15 вагонов

Крупы 5 вагонов

Шоколада 1 вагон

красного вина 1 вагон

шпига 1 вагон

мясных консервов 5 вагонов

3) Обязать Начальника Упродснабжения Западного фронта бригадного интенданта Захарова в ближайшие дни отгрузить маршрут овса и сена.

4) Отгрузить в апреле 25 тыс. пар кожаной обуви и 15 тыс. шт. шинелей и в первую очередь 10 тыс. пар нательного белья.

5) Предложить Начальнику ВОСО Западного фронта немедленно организовать комендантскую службу на участке Кудринское – Сухиничи – Барятинское.

6) Снять с работы коменданта участка Сухиничи майора Кузьмина, как неспособного организовать службу движения на этом участке.

7) За слабую организацию и управление тылом, отсутствие контроля и оперативного руководства в тыловых частях генерал-майора интендантской службы Зам. Командующего – начальника тыла 50-й армии т. Суркова и комиссара Управления Тыла старшего батальонного комиссара Нарышкина с работы снять. Военному Совету 50-й армии своим решением укрепить тыловой аппарат 116-й дивизии.

Начальнику ВОСО 50-й армии за срыв своевременной подачи грузов для действующих частей 50-й армии объявить выговор.

Начальнику ВОСО Зап. фронта своим решением установить, способен ли начальник ВОСО 50-й армии в дальнейшем обеспечить нормальную службу ВОСО армии.

9) Отмечаем, что Военный Совет 50-й армии мало занимается вопросами тыла. Вопросы продовольственного снабжения находятся «на откупе», в руках мало опытных работников тыла. Эти вопросы продснабжения недостаточно контролировались со стороны Военного Совета, что и привело к перебоям в продснабжении.

Военный Совет Западного фронта также неглубоко отнесся к сигналам, исходящим из 50-й армии, о неблагополучии с продовольственным снабжением частей армии, на письменные и на устные доклады своевременно не реагировал.

ЗОТОВ

ОРЛОВ

Приложение 2

ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР О НЕУДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНОЙ РАБОТЕ УПРАВЛЕНИЯ ТЫЛА 50-Й АРМИИ И ПЕРЕБОЯХ В СНАБЖЕНИИ ВОЙСК АРМИИ

№ 0362

9 мая 1942 г.

Проверкой 50-й армии Западного фронта установлено, что соединения и части армии в апреле 1942 года не имели установленных подвижных запасов продовольствия и фуража и снабжались со значительными перебоями в то время, когда на складах армейской базы и в распоряжении фронта имелись запасы продфуража.

Некоторые части армии не были обеспечены кожаной обувью и шинелями.

В результате преступной бездеятельности работников тыла и снабжения армии многие соединения и части 50-й армии, находившиеся в непрерывных боях с противником, оказались в исключительно тяжелом положении со снабжением.

Произошло это потому, что начальник тыла армии генерал-майор интендантской службы Сурков и военный комиссар Управления тыла армии старший батальонный комиссар Нарышкин не подготовили тыл и снабженческие органы армии к выполнению оперативно-снабженческих задач в сложной боевой обстановке, они не приняли своевременных мер к созданию запасов продфуража в войсках, не привели дороги в армейском тылу в проезжее состояние, не организовали подвоз средств снабжения в условиях весенней распутицы и ничего не сделали по маневрированию продфуражными запасами, имевшимися в армии.

Начальник военных сообщений армии полковник Пристром проявил бездеятельность в организации подвоза продовольствия и фуража к районам войскового тыла по железнодорожной магистрали Москва – Сухиничи – Барятинское.

Начальник отдела продовольственного снабжения армии (до 15 апреля с. г. арминтендант Захарьев) также бездействовал в ликвидации перебоев со снабжением частей и соединений продфуражем и не принял мер к своевременному завозу частям армии обмундирования и обуви.

Произошло это далее потому, что Военный совет армии (тт. Болдин и Сорокин) мало уделял внимания делу организации тыла армии и бесперебойного снабжения войск.

Руководство тыла Западного фронта также мало интересовалось работой аппарата тыла 50-й армии и, зная о перебоях в питании частей армии, своевременно не помогло армии в период создавшихся затруднений в снабжении.

Приказываю:

1) Начальника тыла 50-й армии генерал-майора Суркова и военного комиссара Управления тыла армии старшего батальонного комиссара Нарышкина за бездеятельность и несвоевременное обеспечение войск армии средствами снабжения, повлекшие серьезные последствия, предать суду.

2) Начальника военных сообщений той же армии полковника Пристром снять с должности, как не справившегося со своими обязанностями.

3) Начальника продовольственного отдела армии Захарьева за допущенные перебои в снабжении продовольствием и за срыв обеспечения бойцов и командиров обмундированием отдать под суд.

4) Обращаю внимание Военного совета 50-й армии – генерал-лейтенанта тов. Болдина и бригадного комиссара тов. Сорокина на неудовлетворительное руководство с их стороны Управлением тыла и службами снабжения армии.

5) Начальнику тыла Западного фронта генерал-майору интендантской службы Виноградову и военному комиссару Управления тыла фронта Иванову за отсутствие должного контроля за работой Управления тыла 50-й армии и начальнику Управления продовольственного снабжения того же фронта бригинтенданту Захарову за несвоевременное обеспечение армии продфуражем объявляю выговор.

6) Военному совету 50-й армии и Военному совету Западного фронта в 5-дневный срок навести должный порядок в хозяйстве и снабжении 50-й армии и доложить мне о проделанной работе по укреплению тыла и упорядочению снабжения армии.

Народный Комиссар Обороны И. СТАЛИН № 0362

Приложение 3

ИЗ ДОКЛАДНОЙ ЗАПИСКИ ИНСПЕКТОРОВ НАРКОМАТА ГОСУДАРСТВЕННОГО КОНТРОЛЯ СССР ЗОТОВА И ОРЛОВА НА ИМЯ ЧЛЕНА ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ МИКОЯНА А.И. «О ПОЛОЖЕНИИ С ПРОДОВОЛЬСТВИЕМ В 50-Й АРМИИ»

№ 01694

23 апреля 1942 г.

Нами проверена выдача продуктов в 116-й стрелковой дивизии на месте. Эта проверка показала следующие данные о выдаче продуктов по отдельным соединениям и полкам в течение первой половины апреля, причем 656-й полк с 10 по 15 апреля ни хлеба, ни сухарей, ни крупы, ни жиров не получал, получив только в эти дни по 150 граммов мяса и 35 граммов сухофруктов.

В день нашего посещения – 22.IV – 116-й дивизии в батареях артиллерийского полка хлеба выдавалось только по 400 граммов.

Капитан Хотеев и лейтенант Васильев – [из] 886-го стрелк. полка 298-й дивизии, жаловались, что 12, 13 и 14 апреля они получили только по 40–50 граммов муки.

В беседе с нами красноармеец ФОМИН – 548-го полк[а] 45-мм батареи, рассказал, что 12 дней они питались очень плохо, что им почти ничего не давали, кроме небольшого количества сухарей и хлеба, а последние 4–5 дней питание значительно улучшилось – «конина нас поддерживала».

По заявлению самого командира дивизии, полковника Самсонова, бойцами съедено 170 голов лошадей. По заявлениям же командиров и бойцов нами опрощенных, это количество съеденных лошадей, безусловно, больше, так как бойцы заявляют, что раненых и убитых лошадей они использовали для питания. Из общего количества 2400 лошадей с 1 по 20 апреля убито 359.

Положение в этой дивизии дошло до того, что 116-я дивизия стала нарицательной в частях армии. Так, например, в 10-й армии в 385-й сд лейтенант Бычков в нашей беседе о возможности переезда в распоряжение 50-й армии заявил: «Будьте осторожны, лошадей не оставляйте, ибо «самсоны» их сейчас же съедят». Мы поинтересовались, что за «самсоны» – название это взято по фамилии командира этой дивизии, полковника Самсонова.

Старшина СТОЛЯРОВ – 9-й роты 548-го полка рассказывает, что кроме хлеба и сухарей – неполной нормы – они получали очень мало продуктов, а с 9 по 14 включительно апреля их рота ни хлеба, ни сухарей не получала и других продуктов также никаких не получала, за исключением 150 граммов мяса.

Это систематическое недополучение продуктов, при беспрерывных боях, привело к тому, что бойцы его роты обессилели, не могли рыть окопов и сделать необходимых укрытий, вынуждены были лежать в легких шалашах, следствием чего во время боя было выведено из строя убитыми и ранеными 42 человека. Ослабевших 5 человек красноармейцев он вынужден был отправить в медсанбат, а красноармеец Ивачев умер в роте. Проверить причины смерти Ивачева не удалось, так как он похоронен на месте боя вместе с другими бойцами.

Указанные в шифротелеграмме т. Холезова 8 случаев смерти от истощения проверить все не представлялось возможным, так как трупы умерших были похоронены в разных местах, совместно с умершими от ран. Вскрытие трупа Бузина А.В. – рядового 606-го стрелкового полка, погибшего 13.IV c. г. показало, что Бузин умер от бронхопневмонии, но истощение, вызванное на почве нерегулярного питания и большого напряжения за время последних боев, активизировало процесс.

В рапорте от 22.IV ст[арший] врач 441-го стрелкового полка сообщает: «Довожу, что 14.IV.42 г. в ПМП 441-го сп обратился красноармеец Морозов с явлениями крайнего истощения. Врачом Акимовым Морозову был поставлен 3-дневный отдых в тылу части. 15.IV.42 г. Морозов скончался. По заключению врача Акимова и моему Морозов умер от крайнего истощения, явившегося причиной голодания в течение двух недель и предшествовавшего недоедания. Установлено также, что красноармеец Морозов, будучи уже немолодым, вообще отличался слабым здоровьем. 12.IV.42 г. на ПМП поступил красноармеец Фарин (минометный батальон) с резким отеком ног. 5.1V.42 г. на ПМП поступил красноармеец Посухин с явлением отека ног и резкого истощения. Оба случая отека конечностей по заключению врача т. Бондарь представляют собою – голодные отеки. Оба красноармейца имели явления общего исхудания и упадка сил».

В рапорте от 20.IV старш. врач 548-го полка сообщает:

«За период совершения марша от ст. Жердево и боев с немцами, т. е. примерно с 14 марта, личный состав 548-го сп получал крайне нерегулярное питание. В марте по несколько дней не получали ни грамма хлеба и приварка, даже в период боев в апреле был перерыв в снабжении хлебом 5 дней. Много раз выдавалось хлеба или сухарей 150–200 грамм[ов]. Люди, чтобы не умереть с голоду, ели конину (павших лошадей на дороге), вследствие этого большая часть людей была крайне обессилена и неполноценна».

Обращает на себя внимание следующее обстоятельство: в 50-й армии месяц тому назад было около 30 тыс. лошадей, на 23 апреля осталось только 20 тыс. лошадей.

Хлебоснабжение дивизии не было организовано так, как это предусматривается приказом т. Хрулева, т. е. за основу должны быть взяты дивизионные подвижные пекарни с напольными печами. В армии же до сих пор продолжают эксплуатироваться 2 ПАХА, установленные в районе Мосальска, причем мука в условиях бездорожья со станции Добужи завозится на эти хлебозаводы и оттуда готовым хлебом подвозится к дивизии. Это привело к тому, что в дни нашего посещения дивизии хлеба в отдельных частях не было, а 50 автомашин с мукой застряли в поселке Серпейск и стоят там пятый день, завязши в грязи. Между тем была полная возможность организовать эти пекарни непосредственно в дивизионном тылу. Несвоевременная выдача хлеба вызвана большим удалением хлебопекарни от войск. Совершенно бесхозяйственно относятся к эксплуатации хлебозаводов, и нет никакой необходимости эксплуатировать и изнашивать материальную часть хлебозаводов.

Следствием неблагополучия в вопросах продснабжения армии является плохая работа и неудовлетворительная организация тыла армии, которую возглавляют генерал-майор интендантской службы СУРКОВ, комиссар тыла армии старший батальонный комиссар НАРЫШКИН.

Фактически 116-я дивизия 23 марта с. г. была передана из 16-й армии в 50-ю армию. Работники Управления тыла не побеспокоились о своевременном получении продовольственного аттестата, что вызвало задержку и перебои в питании дивизии.

Аналогичное положение было и в других дивизиях, как, например, 58-й, 298-й, 146-й и 69-й.

Генерал-майор Сурков докладывал начальнику тыла фронта ВИНОГРАДОВУ о неблагополучии с продовольствием, но не довел этого дела до конца.

Организация тыла построена неверно. Например, станция снабжения – в Калуге, Управление тыла армии находится в Мосальске, в 8 км от переднего края фронта, станция выгрузки находится на ст. Барятинское, Добуже. Единого централизованного руководства Управления тыла по сути дела нет, это особенно усиливается теперешним бездорожьем и отсутствием надлежащей связи.

Такая неорганизованность подтверждается еще и таким положением, что при первом эшелоне штаба армии находится Начальник оргпланового отдела Управления тыла, подполковник КОМЛЕВ – один, без средств связи, который, при таком положении не может знать состояние и работу всего тыла. При штабе армии ячейка управления тыла отсутствует.

Работа ВОСО не организована. Так, например, Начальник ВОСО армии находится сам с аппаратом в Калуге, в то время как станция выгрузки находится Кудринская – Добужи – Барятинское.

Служба движения не регулируется и по сути дела предоставлена самотеку. Капитан МИГАЧЕВ, которому поручено это дело, способный, но один не в силах охватить весь этот огромный участок работы – Кудринское – Барятинское. Станция Барятинское является станцией выгрузки и местом близлежащим к фронту. На ней совершенно отсутствует служба комендантского надзора. Станция Барятинское обезличена, так как 50-я армия ссылается, что Барятинское должна обслуживаться 10-й армией. На этой станции, которая находится в непосредственной близости от переднего края – в 5 км, – требуется особая четкость, так как все операции там проходят только ночью. В день нашего посещения этой станции, по сути дела, команду взял на себя старший политрук, комиссар штаба 385-й дивизии ШЕБЕКА.

На этом же участке Сухиничи – Барятинское работает всего один паровоз. Между тем, по характеру операций там необходимо иметь 2–3 паровоза, так как вся работа проходит исключительно ночью, так как в дневное время противник не дает возможности работать и простреливает эту станцию артиллерийским огнем и [ударами] авиацией. Поэтому нужно было бы там иметь 2–3 паровоза с тем, чтобы можно было бы подвозить продлетучки и производить эвакуацию раненых.

Приложение 4

Штаб корпуса LVI танкового корпуса

штаб-квартира корпуса, 1.04.1943

Сегодня 10-я пехотная дивизия (мот.) уходит из соединения/формирования LVI танкового корпуса, в состав которого она входила уже почти год. Я теряю вместе с тем дивизию, которая отличалась решительным наступательным духом и высочайшей готовностью действовать и которую я могу причислить к одной из лучших из до сих пор подчиненных мне дивизий. Действуя в направлении главного удара фронта корпуса по обе стороны от высоты 244,6, дивизия отразила активной обороной бесчисленные удары противника, завоевала хорошо подготовленным и смело проведенным наступлением господствующую высоту и причинила противнику этой и многими стремительными операциями большие потери в живой силе. Помимо этого подразделения 10-й пехотной дивизии (мот.) хорошо зарекомендовали себя в многочисленных операциях вне района действий дивизии, а также в тяжелейших боях при 9-й армии. Дивизия решительно защищала в этом году, как и в тяжелых зимних боях, жизненно важное шоссе от врага.

Успехи дивизии в труде по созданию позиций были великолепны. Она построила особенно в позиционной системе вокруг высоты 244,6 укрепление, которое создает условия для сопротивления любому наступлению противника.

Надежное и активное командование вашего дивизионного командира – господина генерал-лейтенанта Шмидта, поддержанное его 1-м офицером Генерального штаба и его отличными командирами, делали мне и моему штабу сотрудничество в радость.

Я благодарю всех офицеров, унтер-офицеров, служащих и рядовой состав за ваши постоянные геройские действия и ваши большие успехи. Высказывая дивизии свое полнейшее признание, я выражаю свои искренние пожелания, чтобы и в дальнейшем знамена дивизии украшали слава и честь.

Почетная задача пополнения даст дивизии также материальную возможность успешно доказать свою репутацию моторизованного наступательного войска. Я с глубоким уважением чту память всех тех, кто отдал жизнь и кровь, верных своей воинской присяге.

Да здравствует наше отечество!

Подписано: Шааль

Приложение 5

Главнокомандующий 4-й армии

штаб-квартира армии, 26.04.1943

С выходом 10-й пехотной дивизии (мот.) из 4-й армии наше боевое содружество, которое началось в январе 1942 в самые тяжелые моменты зимнего сражения и с тех пор продолжалось, заканчивается. Целые месяцы дивизия тогда при жестоком морозе и ледяных метелях, как подвижное соединение 4-й армии, удерживала шоссе на широчайшем фронте и при частых вражеских наступлениях снова и снова путем контратак освобождала его. Уничтожение 75-й кавалерийской дивизии под Дубровкой, зимние бои в долинах рек Пополты и Лидии, бои под Кавказом, Адамовкой и на высоте Фомино – это непреходящие страницы славы в целом ряду храбрых дел дивизии. Если снабжение передовой армии по единственному пути подвоза – шоссе – вообще стало возможным, то это в значительной мере благодаря постоянным, безоговорочным действиям 10-й пехотной дивизии. На все более широких участках дивизия непоколебимо удерживала тогда свои линии на важном месте до апреля 1943 года и участвовала, как всегда, так и в марте 1943 года по-товарищески в действиях при уничтожении прорвавшегося у соседей противника.

Командованию и войскам 10-й пехотной дивизии (мот.) за их замечательные успехи я высказываю свою благодарность и свое особенное признание. Ваши дела зай мут в истории 4-й армии почетное место. Если прекрасно зарекомендовавшая себя дивизия выбывает теперь из армейского соединения, я знаю, что она и дальше будет выполнять свой долг. Мои лучшие пожелания сопровождают ее. Пусть ей не изменяет солдатское счастье!

Подписано: Хейнрици

Приложение 6

Командующему 50-й армией

Генерал-лейтенанту

Болдину

Члену Военного Совета армии

Полковнику Рассадину

Делегация трудящихся нашей республики и я лично уносим самые лучшие, неизгладимые впечатления от нашего пребывания у Вас. Мы были искренне тронуты теплым приемом, оказанным Вами и личным составом армии.

Прошу Вас передать бойцам, командирам и политработникам 50-й армии, что монгольский народ будет и впредь крепить дружбу с советским народом и нашей родной Красной Армией, будет с каждым днем усиливать помощь фронту борьбы с гитлеровскими мерзавцами до полного их уничтожения. Наш народ никогда не сомневался в исходе этой борьбы. Посетив ряд воинских частей Вашей армии, мы смогли еще раз убедиться в несокрушимой мощи ГЕРОИЧЕСКОЙ КРАСНОЙ АРМИИ, в беззаветной преданности бойцов, командиров и политработников своей Родине и готовности в любой момент идти в бой.

Прошу Вас вручить привезенные наши подарки личному составу армии, пожать от нас мужественные руки героям ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ и передать им заветные чувства монгольского народа, его любовь к Красной Армии и преданность нашему общему делу.

Руководитель делегации МНР,

Премьер-министр, Главком,

Герой и Маршал МНР Чойбалсан

16 декабря 1942 года

Приложение 7

КРАСНАЯ АРМИЯ РАЗГРОМИТ ВРАГА

Беседа с руководителем делегации трудящихся МНР Премьер-министром, Главкомом, Героем и Маршалом ЧОЙБАЛСАНОМ

В беседе с корреспондентом газеты «Разгромим врага» руководитель делегации трудящихся МНР Премьер-министр, Главком, Герой и Маршал Чойбалсан заявил:

– На всем протяжении нашей дороги нам стало совершенно ясным и очевидным разрушение и уничтожение советских городов и сел. Эти следы кровавого пути гитлеровцев видны с 60-го километра от Москвы до фронта.

Прибыв на фронт, делегация Монгольской Народной Республики провела в ваших действующих частях несколько дней. Правда, за это время мы не все части посетили, а побыли лишь в незначительном количестве частей и на небольшом участке боевых действий. За время пребывания мы познакомились с руководством частей и отдельными бойцами.

Наша делегация, я лично еще раз убедились в могуществе и величии силы Красной Армии. По примеру ваших частей и подразделений, в которых побывала делегация МНР, мы представляем силу и могущество частей остальных армий. Мы поняли, что для таких бойцов и командиров не может и не должно быть никаких преград и препятствий в успешной борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

Нужно сказать, что Красная Армия, руководимая величайшим полководцем, гениальным вождем всего прогрессивного человечества товарищем Сталиным, несомненно и скоро одержит полную победу над ненавистным врагом.

Я был и раньше убежден в силе, в победе Красной Армии. А теперь, увидев фронт, у меня еще больше окрепла уверенность в том, что Красная Армия в ближайшем будущем разгромит врага и очистит свою родную землю от гитлеровской нечисти.

По возвращении на Родину я подробно ознакомлю свой народ с жизнью, героизмом, могуществом и храбростью воинов Красной Армии, организую свой народ на то, чтобы он в дальнейшем значительно усилил, удесятерил свою помощь героической Красной Армии.

Список сокращений

А – армия

ак – артиллерийский корпус

ап – артиллерийский полк

ап РГК – артиллерийский полк Резерва Главного командования

атр – автотранспортная рота

д. – деревня

выс. – высота

вдк – воздушно-десантный корпус

ГА – группа армий

гв. – гвардейский

ДОП – дивизионный обменный пункт

ДВЛ – дивизионный лазарет

дот – долговременная огневая точка

дзот – дерево-земляная огневая точка

зенбат – зенитная батарея

КА – Красная армия

КП – командный пункт

кавкорпус – кавалерийский корпус

кк – кавалерийский корпус

комсостав – командный состав

мд – моторизованная дивизия

мл. – младший

МНР – Монгольская Народная Республика

мп Моторизованный полк

мсб – медико-санитарный батальон

НП – наблюдательный пункт

НШ – начальник штаба

нп – населенный пункт

оиптд – отдельный истребительно-противотанковый дивизион

осб – отдельный саперный батальон

обс – отдельный батальон связи

омсб – отдельный медико-санитарный батальон

орр – отдельная разведывательная рота

орхз – отдельная рота химической защиты

оминдн – отдельный минометный дивизион

огвмд – отдельный гвардейский минометный дивизион

пхп – полевая хлебопекарня

пульрота – пулеметная рота

ППС – полевая почтовая станция

ПЭП – полевой эвакуационный пункт

ПНШ – помощник начальника штаба

ПТР – противотанковое ружье

ПТО – противотанковая оборона

пд – пехотная дивизия

пос. – поселок

с. – село

сд – стрелковая дивизия

сп – стрелковый полк

сб – стрелковый батальон

ср – стрелковая рота

ТА – танковая армия

тк – танковый корпус

тд – танковая дивизия

тбр – танковая бригада

тбн – танковый батальон

уч. б-н – учебный батальон

ЦАМО – Центральный архив Министерства обороны

х. – хутор

Источники и литература

1. Амелин В.Я. Сквозь весь огонь. Барнаул: Алтайское книжное издательство, 1975. 272 с.

2. Алексейчук В., Сычев Г. Бессмертен их ратный подвиг // Ленинец. 1983. 17 мая.

3. Алексейчук В. Праздник на Зайцевой Горе // Ленинец. 1978. 21 сентября.

4. Белов П.А. Пятимесячная борьба в тылу врага // Военно-исторический журнал. 1962. № 8.

5. Белов П.А. Походный дневник // ВИА. 2005. № 3.

6. Бешанов В.В. Год 1942 – «учебный». Минск: Харвест, 2004.

7. Брянск—Тула – Берлин – Эльба. Боевой путь 290-й стрелковой дивизии / Под ред. Базова В.В. М., 1996. 408 с.

8. Барятино 1898–1998. Киров, 1998. 217 с.

9. Битва под Москвой / Под ред. Жилина В.А. М.: Олма-Пресс, 2002. Кн. 2. 1022 с.

10. Битва под Москвой / Под ред. Хаметова М.И. М., 1989.

11. Болдин И.В. Страницы жизни. М.: Воениздат, 1961. 248 с.

12. Бекасов А. Смотрит солдат… М., 2000.

13. Во имя отчизны / Под ред. Ионенко И.М. Казань: Издательство Казанского университета, 1975. 318 с.

14. Гальдер Ф. Военный дневник 1941–1942 гг. М.: АСТ, 2003. 893 с.

15. Гора смертников: Сборник. М.: Микрон-принт, 2001. 46 с.

16. Джелаухов Х. Все-таки победили // Ленинец. 1975. 5 апреля.

17. Днепров В. Зайцева Гора // Знамя. 1975. 30 января.

18. Г.К. Жуков в битве под Москвой: Сборник документов / Под. ред. Золотарева В.А.; сост. Гуров А.А. и др. М.: Мосгосархив, 1994. 212 с.

19. Загородников Б.И. 58-я стрелковая Одерская дивизия. М., 1995.

20. Зайцев А.Е. Земля Мосальская. Калуга, 1997. 108 с.

21. Зайцев М.Г. Прыжок в ночь // На земле, в небесах и на море. М.: Воениздат, 1983.

22. Зуева Л. Закаленная в боях // Ленинец. 1977. 25–27 января.

23. Зуева Л. Я снова память трогаю // Ленинец. 1977. 26 июля.

24. Ильюшечкин А.А. Зайцева Гора в 1942–1943 гг.: неизвестная великая битва или ошибка полководцев? // Песоченский историко-археологический сборник. Киров, 1997.

25. Ильюшечкин А.А. Танкисты в боях на Зайцевой Горе // Песоченский историко-археологический сборник. Киров, 2000.

26. Исаев А. Солнце над Зайцевой Горой. б. м., б. г.

27. Исаев А. Краткий курс истории Великой Отечественной войны: наступление маршала Шапошникова. М.: Яуза; Эксмо, 2005.

28. Исаев А. Антисуворов. Десять мифов Второй мировой. М.: Яуза; Эксмо, 2005.

29. Короновский Н.В. Неоконченная война: Юхнов 1941–1943 гг. М.: ЛКИ, 2007. 80 с.

30. Луньков Н. Зайцева Гора // Знамя труда. 1976. 13 ноября.

31. Луньков Н. Высота № 269,8 // Ленинец. 1975. 28 июня.

32. Литвиненко А. Сквозь огненное кольцо // Новая жизнь. 1967. 24 июня.

33. Лисицына Л. Жизнь, отданная народу // Ленинец. 1983. 12 февраля.

34. Любимова Л. Хроника памятных дней // Ленинец. 1977. 15 января.

35. Максимцов М.Д. Дорогами мужества. Тула: Приокское книжное издательство, 1966. 236 с.

36. Максимцов М.Д. И.В. Болдин. Саранск: Мордовское книжное издательство, 1983. 176 с.

37. Максимцов М. Время было грозное // Ленинец. 1982. 12 января.

38. Максимцов М. Мартовское наступление // Ленинец. 1973. 10 марта.

39. Маслов В.Е. Юхнов. Калуга: Стожары. 1995. 172 с.

40. Мягков М.Ю. Вермахт у ворот Москвы. 1941–1942 годы. М.: ОЛМА-Пресс, 2005.

41. Петров В.И. Советское военное искусство в битве под Москвой // Победа под Москвой. М.: Воениздат, 1982.

42. Победоносцев А.В. 116-я Забайкальская. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1980. 144 с.

43. Разгром немецко-фашистских войск под Москвой / Под ред. В.Д. Соколовского. М.: Воениздат, 1964.

44. Рязанский В.И. Варшавское шоссе. Смоленск: Смядынь, 2001. 152с.

45. Ратное поле: Сб. / Сост. Бауэр А.А. Калуга: Полиграф-Информ, 2007. 140 с.

46. Рокаш Т. Остров памяти // Сельские зори. 2002. 30 апреля.

47. Рокаш Т.И. Этот день победы // Губерния. 2005. № 3.

48. Свиридов А. Зайцева Гора // Новая жизнь. 1975. 4 марта.

49. Свиридов А. Салют героям Зайцевой Горы // Знамя. 1974. 10 декабря.

50. Советские воздушно-десантные. 2-е изд. / Под ред. Маргелова В.Ф. М.: Воениздат, 1986.

51. Тимошин В.С. Барятинская земля. Калуга: ООО Полиграф-Информ, 2005. 256 с.

52. Торжества на Зайцевой Горе // Ленинец. 1976. 12 мая.

53. Туманов Ю.В. Десант. Тула: Приокское кн. изд-во, 1988.

54. Фактор И.Г. Ты помнишь, товарищ // На земле, в небесах и на море. М.: Воениздат, 1981.

55. Хроника военных дней // Ленинец. 1982. 12 января.

56. Чойбалсан Хорлогийн // Новая жизнь. 1975. февраль.

57. Шапошников Б.М. Битва за Москву. Версия Генерального штаба. М.: Яуза, Эксмо, 2005. 640 с.

58. Великая Отечественная война на территории Спас-Деменского, Барятинского, Мосальского, Юхновского районов 1941–1943 гг. / Сост. Любимова Л.П., Юшина Т.А. Материал для экскурсий военно-исторического музея «Зайцева Гора». 1983.

59. ВИМЗГ (военно-исторический музей «Зайцева Гора»). Воспоминания ветеранов 50-й армии 1941–1945 гг. (приложение к альбому: История боевого пути 50-й армии). Брянск, 1991.

60. ВИМЗГ. Калужский край в годы II мировой войны (материал для лекций).

61. ВИМЗГ. Альбом «Зайцева Гора – боль воспоминаний» (воспоминания участника боев Обухова О.М). 1989.

62. ВИМЗГ. Воспоминания врача госпитального взвода 146-й сд. Михайловой И.С.

63. ВИМЗГ. Копии архивных материалов и воспоминаний о 413-й Брестской Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова дивизии, подобранные ветеранами И.П. и М.В. Лаптевыми.

64. ВИМЗГ. Боевой путь 336-й стрелковой дивизии.

65. ВИМЗГ. Романов И.М. Это было (машиноп. рукоп.).

66. ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 2. Д. 3. Л. 1—22.

67. ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 60. Л. 270, 259.

68. ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 4. Л. 112, 117, 118, 120.

69. ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 1. Л. 3, 4.

70. ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 2. Д. 13. Л. 1—20.

71. ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 8. Л. 5—12.

72. ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 62. Л. 41, 43, 45, 49, 58, 70, 71, 74, 84, 104, 124, 146, 166, 242, 251.

73. ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 9. Л. 49, 65, 66, 75.

74. ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 10. Л. 18, 63, 88, 89.

75. ЦАМО. Ф. 1202. Оп. 1. Д. 1. Л. 27.

76. ЦАМО. Ф. 3195. Оп. 1. Д. 1, 3. Л. 37, 39.

77. ЦАМО. Ф. 3081. Оп. 1. Д. 5. Л. 7—12.

78. ЦАМО. Ф. 3136. Оп. 1. Д. 5. Л. 1—10; 69–93.

79. ЦАМО. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 2. Л. 1—12, 14, 26.

80. ЦАМО. Ф. 1520. Оп. 1. Д. 4. Л. 18–21.

81. ЦАМО. Ф. 1588. Оп. 1. Д. 2. Л. 2.

82. ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

83. ЦАМО. Ф. 1268. Оп. 69773. Д. 4. Л. 1—20.

84. ЦАМО. Ф. 1735. Оп. 1. Д. 20. Л. 35–41.

85. ЦАМО. Ф. 447. Оп. 801701. Д. 1. Л. 111–155.

86. Schmidt A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005.

87. Hinze R. Bug – Moskwa – Beresina (Die 260 ID wird in die-sem Buch oft erwahut da sie ais Nachbardivision der 267 ID einge-setzt). 1978.

88. NARA. KTB 267ID. T. 315. Roll. 1844.

Послесловие

Выражаем глубочайшую признательность всем, кто помог нам в создании книги.

Александру Андреевичу ПОДМАРКОВУ – за предоставление копий материалов Бундесархива.

Александру Владимировичу БУРАКОВУ – за предоставление материалов фондов Российской государственной библиотеки.

Дмитрию Павловичу КЛЕВЕНСКОМУ – за авторский перевод текстов с немецкого.

Тамаре Ивановне РОКАШ – за предоставление материалов из фондов военно-исторического музея «Зайцева Гора».

Андрею Анатольевичу БАУЭРУ – за предоставленные материалы, здравую критику и дружескую поддержку.

Примечания

1

Мягков М.Ю. Вермахт у ворот Москвы. 1941–1942 годы. М.: ОЛМА-Пресс, 2005. С. 156.

(обратно)

2

Там же.

(обратно)

3

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой / Под ред. В.Д. Соколовского. М.: Воениздат, 1964. С. 312.

(обратно)

4

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. С. 312.

(обратно)

5

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. С. 314.

(обратно)

6

Там же.

(обратно)

7

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. С. 316.

(обратно)

8

Шапошников Б.М. Битва за Москву. Версия Генерального штаба. М.: Яуза; Эксмо, 2005. С. 462–463.

(обратно)

9

Шапошников Б.М. Указ. соч. С. 462–463.

(обратно)

10

Мягков М.Ю. Указ. соч. 165.

(обратно)

11

Мягков М.Ю. Указ. соч. С. 165.

(обратно)

12

Там же. С. 166.

(обратно)

13

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. С. 351.

(обратно)

14

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. С. 353.

(обратно)

15

Белов П.А. Пятимесячная борьба в тылу врага // Военно-исторический журнал. 1962. № 8. С. 57.

(обратно)

16

Белов П.А. Походный дневник // Военно-исторический архив. 2005. № 3. С. 55.

(обратно)

17

Белов П.А. Походный дневник. С. 56.

(обратно)

18

Свердлов Ф.Д. Ошибки Г.К. Жукова (год 1942). М.: Монолит, 2002. С. 37.

(обратно)

19

Белов П.А. Пятимесячная борьба в тылу врага. С. 58.

(обратно)

20

Фактор И.Г. Ты помнишь, товарищ // На земле, в небесах и на море. М.: Воениздат, 1981. С. 111–112.

(обратно)

21

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. С. 356.

(обратно)

22

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. С. 357.

(обратно)

23

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. С. 358.

(обратно)

24

Там же.

(обратно)

25

Schmidt A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005. S. 35.

(обратно)

26

Август Шмидт (Schmidt) (3.11.1892, Фюрт – 17.01.1972, Мюнхен) – командир соединений сухопутных войск, генерал-лейтенант (1.01.1943). Участник Первой мировой войны. После демобилизации армии оставлен в рейхсвере, служил в пехоте. С 1.05.1939 – командир 20-го пехотного полка 10-й пехотной дивизии (с ноября 1940 г. – мотопехотной). Участник Польской и Французской кампаний, а также боев на советско-германском фронте. 6.10.1940—5.09.1941 – командир 21-го пехотного полка. 31.01—1.03.1942 – исполняющий обязанности командира 50-й пехотной дивизии. С 25.04.1942 по 13.06.1943 – генерал-майор, командир 10-й моторизованной дивизии. Зимой 1943/44 г. отличился в боях под Киевом и Кировоградом. С сентября 1944 г. переведен в резерв. 8.04.1945 взят в плен советскими войсками в Чехии. 30.07.1948 военным трибуналом приговорен к 25 годам лагерей. 7.10.1955 репатриирован в ФРГ.

(обратно)

27

Гальдер Ф. Военный дневник 1941–1942 гг. М.: АСТ, 2003. С. 647.

(обратно)

28

Там же. С. 675.

(обратно)

29

Вестфаль З., Крейпе В., Блюментрит Г., Байерлейн Ф., Цейтцлер К., Циммерман Б., Мантейфель X. Роковые решения / Под ред. П.А. Жилина. М.: Военное издательство Министерства обороны, 1958. С. 114.

(обратно)

30

Мягков М.Ю. Указ. соч. С. 174.

(обратно)

31

Там же. С. 176.

(обратно)

32

Мягков М.Ю. Указ. соч. С. 177.

(обратно)

33

Болдин Иван Васильевич (3(15) августа 1892 – 28 марта 1965) – советский военачальник. На военной службе с 1914 г., участвовал в Первой мировой войне в чине старшего унтер-офицера. В 1917 г. избирался членом полкового и дивизионного солдатских комитетов. После революции на различных должностях в РККА. С июля 1928 и по июнь 1929 г. – командир 19-й стрелковой дивизии. С мая 1930 г. работал преподавателем в Военно-политической академии РККА. С 1937 г. – командир 18-й стрелковой дивизии. В 1938 г. – командир 17-го стрелкового корпуса. С августа 1938 г. – командующий войсками только что созданного Калининского военного округа. В 1939 г. И.В. Болдин командовал конно-механизированной группой во время похода советских войск в Польшу. В сентябре 1940 г. переведен в Западный Особый военный округ на должность первого заместителя командующего войсками. Начало Великой Отечественной войны встретил в той же должности.

В конце июня 1941 г. получил приказ организовать контрудар по немецким войскам силами конно-механизированной группы (КМГ), в состав которой были включены четыре танковые и две моторизованные дивизии, кавалерийский корпус, а также отдельный гаубичный полк, с задачей окружить и уничтожить превосходящими силами противника в районе Гродно – Меркино. Однако КМГ Болдина с поставленными задачами не справилась, сама вскоре была окружена и разгромлена в районе Белостока, а спустя месяц И.В. Болдин вышел с остатками войск из окружения. С октября 1941 г. – командующий 19-й армией, а с ноября 1941 по февраль 1945 г. – командующий 50-й армией. В апреле 1945 г. Болдин был назначен заместителем командующего 3-м Украинским фронтом. После войны Болдин командовал 8-й гвардейской армией (с 1946 г.), войсками Восточно-Сибирского военного округа (с марта 1951 по апрель 1953 г.), был 1-м заместителем командующего войсками Кавказского военного округа (с октября 1953 и по май 1958 г.). С 1958 г. Болдин находился в Группе генеральных инспекторов Министерства обороны СССР.

(обратно)

34

Шапошников Б.М. Указ. соч. С. 510.

(обратно)

35

Шапошников Б.М. Указ. соч. С. 515–516.

(обратно)

36

Бешанов В.В. Год 1942 – «учебный». Минск: Харвест, 2004. С. 105.

(обратно)

37

Исаев А. Краткий курс истории Великой Отечественной войны: наступление маршала Шапошникова. М.: Яуза; Эксмо, 2005. С. 139–140.

(обратно)

38

Советские воздушно-десантные. 2-е изд. / Под ред. Маргелова В.Ф. М.: Воениздат, 1986. С. 103.

(обратно)

39

Петров В.И. Советское военное искусство в битве под Москвой // Победа под Москвой. М.: Воениздат, 1982. С. 29.

(обратно)

40

Битва под Москвой / Под ред. В.А. Жилина. М.: Олма-Пресс, 2002. Кн. 2. С. 476.

(обратно)

41

ЦАМО. Ф. 1735. Оп. 1. Д. 20. Л. 35–41.

(обратно)

42

ЦАМО. Ф. 1735. Оп. 1. Д. 20. Л. 35–41.

(обратно)

43

Ильюшечкин А.А. Зайцева Гора в 1942–1943 гг.: неизвестная великая битва или ошибка полководцев? // Песоченский историко-археологический сборник. Киров, 1997. С. 37.

(обратно)

44

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

45

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 529.

(обратно)

46

ЦАМО. Ф. 1268. Оп. 69773. Д. 1. Л. 1—20.

(обратно)

47

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 540.

(обратно)

48

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

49

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

50

Gent. Gen. Qu. 6 Abt.?1240/42g Kdos, 17. 2. 1942, Lfg Nr. 5.

(обратно)

51

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 560.

(обратно)

52

Там же. С. 572.

(обратно)

53

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 573.

(обратно)

54

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

55

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 577.

(обратно)

56

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

57

Schmidt A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005. S. 40.

(обратно)

58

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

59

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

60

Битва под Москвой. Кн 2. С. 664.

(обратно)

61

Там же. С. 671.

(обратно)

62

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

63

Там же. Ф. 1268. Оп. 69773. Л. 1—20.

(обратно)

64

Schmidt А. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005. S. 45.

(обратно)

65

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 731.

(обратно)

66

Там же. С. 736.

(обратно)

67

Фонды военно-исторического музея «Зайцева Гора» (ВИМЗГ). Боевой путь 336-й стрелковой дивизии.

(обратно)

68

ЦАМО. Ф. 1651. Оп 1. Д. 60. Л. 259, 270.

(обратно)

69

Там же. Д. 4. Л. 112, 117, 118, 120.

(обратно)

70

ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 1. Л. 3, 4.

(обратно)

71

ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 4. Л. 112, 117, 118, 120.

(обратно)

72

ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 4. Л. 112, 117, 118, 120.

(обратно)

73

ЦАМО. Ф. 835. Оп. 12403. № 5. № кор. 11805.

(обратно)

74

ЦАМО. Ф. 835. Оп. 12403. № 5. № кор. 11805.

(обратно)

75

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

76

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

77

Там же. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 2. Л. 1—12, 14, 26.

(обратно)

78

ЦАМО. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 2. Л. 1—12, 14, 26.

(обратно)

79

Там же.

(обратно)

80

ЦАМО. Ф. 3136. Оп. 1. Д. 5. Л. 1—10; 69–93.

(обратно)

81

ЦАМО. Ф. 447. Оп. 801701. Д. 1. Л. 111–155.

(обратно)

82

ЦАМО. Ф. 1520. Оп. 1. Д. 4. Л. 28–34.

(обратно)

83

Там же.

(обратно)

84

ЦАМО. Ф. 1588. Оп. 1. Л. 2.

(обратно)

85

Там же.

(обратно)

86

Там же.

(обратно)

87

Брянск—Тула – Берлин – Эльба. Боевой путь 290-й стрелковой дивизии / Под ред. Базова В.В. М., 1996. С. 153–154.

(обратно)

88

ЦАМО. Ф. 1588. Оп. 1. Л. 2.

(обратно)

89

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 790.

(обратно)

90

Там же. С. 794.

(обратно)

91

Там же. С. 796.

(обратно)

92

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 800.

(обратно)

93

Там же. С. 807.

(обратно)

94

Там же. С. 809.

(обратно)

95

Там же. С. 813.

(обратно)

96

Там же.

(обратно)

97

Ратное поле: Сборник / Сост. Бауэр А.А. Калуга: Полиграф-Информ, 2007. С. 42.

(обратно)

98

ВИМЗГ. Романов И.М. Это было (машинописная рукопись).

(обратно)

99

ЦАМО. Ф. 3136. Оп. 1. Д. 5. Л. 1—10; 69–93.

(обратно)

100

Там же. Ф. 3195. Оп. 1. Д. 1. Л. 3.

(обратно)

101

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 849.

(обратно)

102

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 854.

(обратно)

103

ЦАМО. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 2. Л. 1—12, 14, 26.

(обратно)

104

ЦАМО. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 2. Л. 1—12, 14, 26.

(обратно)

105

Победоносцев А.В. 116-я Забайкальская. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1980. С. 12.

(обратно)

106

ЦАМО. Ф. 3136. Оп. 1. Д. 5. Л. 1—10; 69–93.

(обратно)

107

Там же. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 2. Л. 1—12, 14, 26.

(обратно)

108

Там же.

(обратно)

109

Там же. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

110

Там же. Ф. 3081. Оп.1. Д. 5. Л. 36.

(обратно)

111

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 856.

(обратно)

112

ЦАМО. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 2. Л. 1—12, 14, 26.

(обратно)

113

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 881.

(обратно)

114

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

115

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

116

ЦАМО. Ф. 1707. Оп. 1. Д. 1. Л. 27–35.

(обратно)

117

Там же.

(обратно)

118

ЦАМО. Ф. 1520. Оп. 1. Д. 4. Л. 41.

(обратно)

119

Там же.

(обратно)

120

ЦАМО. Ф. 1520. Оп. 1. Д. 4. Л. 41.

(обратно)

121

Там же. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 8. Л. 37–42.

(обратно)

122

ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 62. Л. 41, 43, 45, 49, 58, 70, 71, 74, 84, 104, 124, 146, 166, 242, 251.

(обратно)

123

ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 10. Л. 18, 63, 88, 89.

(обратно)

124

Там же. Д. 62. Л. 41, 43, 45, 49, 58, 70, 71, 74, 84, 104, 124, 146, 166, 242, 251.

(обратно)

125

Там же.

(обратно)

126

ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 62. Л. 41, 43, 45, 49, 58, 70, 71, 74, 84, 104, 124, 146, 166, 242, 251.

(обратно)

127

ВИМЗГ. Боевой путь 336-й стрелковой дивизии.

(обратно)

128

ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 2. Д. 13. Л. 1—20.

(обратно)

129

Брянск – Тула – Берлин – Эльба. Боевой путь 290-й стрелковой дивизии / Под ред. Базова В.В. М., 1996. С. 74.

(обратно)

130

ЦАМО. Ф. 1588. Оп. 1. Д. 2. Л. 2.

(обратно)

131

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 856.

(обратно)

132

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 866.

(обратно)

133

ЦАМО. Ф. 1588. Оп. 1. Д. 2. Л. 2.

(обратно)

134

Ильюшечкин А.А. Указ. соч. С. 37.

(обратно)

135

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 875.

(обратно)

136

Schmidt А. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005. S. 150.

(обратно)

137

ВИМЗГ. Альбом «Зайцева Гора – боль воспоминаний» (воспоминания участника боев Обухова О.М.). 1989.

(обратно)

138

Гора смертников: Сборник. М.: Микрон-принт, 2001. С. 6.

(обратно)

139

Зуева Л. Я снова память трогаю // Ленинец. 1977. 26 июля.

(обратно)

140

Во имя отчизны / Под ред. Ионенко И.М. Казань: Издательство Казанского университета, 1975. С. 112.

(обратно)

141

Зуева Л. Я снова память трогаю // Ленинец. 1977. 26 июля.

(обратно)

142

Максимцов М. Время было грозное // Ленинец. 1982. 12 января.

(обратно)

143

Schmidt А. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005. S. 160.

(обратно)

144

ВИМЗГ. Альбом «Зайцева Гора – боль воспоминаний» (воспоминания участника боев Обухова О.М). 1989.

(обратно)

145

Зуева Л. Я снова память трогаю // Ленинец. 1977. 26 июля.

(обратно)

146

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 907.

(обратно)

147

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 901.

(обратно)

148

Во имя отчизны. С. 160.

(обратно)

149

ВИМЗГ. Альбом «Зайцева Гора – боль воспоминаний» (воспоминания участника боев Обухова О.М.). 1989.

(обратно)

150

ЦАМО. Ф. 3081. Оп. 1. Д. 5. Л. 56.

(обратно)

151

Амелин В.Я. Сквозь весь огонь. Барнаул: Алтайское книжное издательство, 1975. С. 22.

(обратно)

152

Там же. С. 26.

(обратно)

153

Великая Отечественная война на территории Спас-Деменского, Барятинского, Мосальского, Юхновского районов 1941–1943 гг. / Сост. Любимова Л.П., Юшина Т.А. Материал для экскурсий военно-исторического музея «Зайцева Гора», 1983.

(обратно)

154

Белов П.А. Пятимесячная борьба в тылу врага // Военно-исторический журнал. 1962. № 8. С. 68.

(обратно)

155

Туманов Ю.В. Десант. Тула: Приокское кн. изд-во, 1988. С. 76–81.

(обратно)

156

Зайцев М.Г. Прыжок в ночь // На земле, в небесах и на море. М.: Воениздат, 1983. С. 182–185.

(обратно)

157

Там же.

(обратно)

158

Белов П.А. Пятимесячная борьба в тылу врага. 1962. С. 68.

(обратно)

159

ВИМЗГ. Альбом «Зайцева Гора – боль воспоминаний» (воспоминания участника боев Обухова О.М.). 1989.

(обратно)

160

ЦАМО. Ф. 1588. Оп. 1. Д. 3. Л. 2.

(обратно)

161

Там же. Ф. 3081. Оп. 1. Д. 5. Л. 14.

(обратно)

162

Там же.

(обратно)

163

Г.К. Жуков в битве под Москвой: Сборник документов / Под ред. Золотарева В.А.; сост. Гуров А.А. и др. М.: Мосгосархив, 1994.

(обратно)

164

ЦАМО. Ф. 3081. Оп. 1. Д. 5. Л. 26.

(обратно)

165

ВИМЗГ. Альбом «Зайцева Гора – боль воспоминаний» (воспоминания участника боев Обухова О.М.). 1989.

(обратно)

166

Битва под Москвой. Кн. 2. С. 925.

(обратно)

167

ЦАМО. Ф. 3081. Оп. 1. Д. 5. Л. 8.

(обратно)

168

Загородников Б.И. 58-я стрелковая Одерская дивизия. М., 1995. С. 12.

(обратно)

169

ВИМЗГ. Альбом «Зайцева Гора – боль воспоминаний» (воспоминания участника боев Обухова О.М.). 1989.

(обратно)

170

ЦАМО. Ф. 3081. Оп. 1. Д. 5. Л. 18.

(обратно)

171

Г.К. Жуков в битве под Москвой: Сборник документов / Под ред. Золотарева В.А.; сост. Гуров А.А. и др. М.: Мосгосархив, 1994.

(обратно)

172

ВИМЗГ. Альбом «Зайцева Гора – боль воспоминаний» (воспоминания участника боев Обухова О.М.). 1989.

(обратно)

173

ЦАМО. Ф. 3081. Оп. 1. Д. 5. Л. 27.

(обратно)

174

ЦАМО. Ф. 1588. Оп. 1. Д. 4. Л. 2.

(обратно)

175

Загородников Б.И. Указ. соч. С. 11.

(обратно)

176

Schmidt A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005. S. 168.

(обратно)

177

Загородников Б.И. Указ. соч. С. 12.

(обратно)

178

Максимцов М. Время было грозное // Ленинец. 1982. 12 января.

(обратно)

179

Загородников Б.И. Указ. соч. С. 21.

(обратно)

180

Schmidt A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005. S. 169.

(обратно)

181

Бешанов В.В. Год 1942 – «учебный». Минск: Харвест, 2004. С. 122.

(обратно)

182

Великая Отечественная война 1941–1945 / Под ред. Жилина П.А. М., 1970. С. 231.

(обратно)

183

Schmidt A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005. S. 151–152.

(обратно)

184

ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 9. Л. 49, 65, 66, 75.

(обратно)

185

ВИМЗГ. Боевой путь 336-й стрелковой дивизии.

(обратно)

186

Тимошин В.С. Барятинская земля. Калуга: ООО Полиграф-Информ, 2005. С. 97.

(обратно)

187

Любимова Л. Хроника памятных дней // Ленинец. 1977. 15 января.

(обратно)

188

Зуева Л. Закаленная в боях // Ленинец. 1977. 25–27 января.

(обратно)

189

ЦАМО. Ф. 1202. Оп. 1. Д. 1. Л. 27.

(обратно)

190

Зуева Л. Закаленная в боях // Ленинец. 1977. 25–27 января.

(обратно)

191

ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 1. Л. 3, 4.

(обратно)

192

Там же. Д. 10. Л. 18, 63, 88, 89.

(обратно)

193

Schmid A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005. S. 153.

(обратно)

194

ЦАМО. Ф. 1651. Оп. 1. Д. 62. Л. 41, 43, 45, 49, 58, 70, 71, 74, 84, 104, 124, 146, 166, 242, 251.

(обратно)

195

ВИМЗГ. Боевой путь 336-й стрелковой дивизии.

(обратно)

196

Зуева Л. Закаленная в боях // Ленинец. 1977. 25–27 января.

(обратно)

197

Schmidt A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005.

(обратно)

198

Schmidt A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005.

(обратно)

199

Максимцов М.Д. Дорогами мужества. Тула: Приокское книжное издательство, 1966. С. 54.

(обратно)

200

Великая Отечественная война на территории Спас-Деменского, Барятинского, Мосальского, Юхновского районов 1941–1943 гг. / Сост. Любимова Л.П., Юшина Т.А. Материал для экскурсий военно-исторического музея «Зайцева Гора». 1983.

(обратно)

201

Там же.

(обратно)

202

Schmidt A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005. S. 158.

(обратно)

203

ЦАМО. Ф. 1202. Оп. 1. Д. 1. Л. 27.

(обратно)

204

Тимошин В.С. Указ. соч. С. 99.

(обратно)

205

Загородников Б.И. Указ. соч. С. 108.

(обратно)

206

Загородников Б.И. Указ. соч. С. 14.

(обратно)

207

Schmidt A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005.

(обратно)

208

Ibid.

(обратно)

209

Schmidt A. Die Geschicte der 10 infanterie-Division. Dorfler, 2005.

(обратно)

210

Schmidt A. Die Geschicte der 10 nfanterie-Division. Dorfler, 2005.

(обратно)

211

Литвиненко А. Сквозь огненное кольцо // Новая жизнь. 1967. 24 июня.

(обратно)

212

Чойбалсан Хорлогийн (1895–1952) – один из основателей Монгольской народно-революционной партии (МНРП) и народного государства. Сын бедного арата. В 1921 г. он, вместе с Сухэ-Батором и другими монгольскими революционерами, участвовал в создании МНРП, боролся за освобождение родины от иноземных захватчиков, сражался против войск барона Унгерна. Сухэ-Батор и Чойбалсан первыми установили связь монгольского народа с Советской Россией и заложили основы советско-монгольской дружбы. После смерти СухэБатора в 1923 г. Чойбалсан оставался руководящим деятелем МНРП, занимал ряд ответственных государственных постов, с 1939 г. был премьер-министром МНР. Чойбалсан являлся крупным военным деятелем, одним из создателей Монгольской народной армии. Под командованием маршала Чойбалсана монгольские войска участвовали в боях против японских агрессоров на Халхин-Голе, внесли свой вклад в разгром Японии в годы Второй мировой войны.

(обратно)

213

Максимцов М.Д. И.В. Болдин. Саранск: Мордовское книжное издательство, 1983. С. 177.

(обратно)

214

Лисицына Л. Жизнь, отданная народу // Ленинец. 1983. 12 февраля.

(обратно)

215

Болдин И.В. Страницы жизни. М.: Воениздат, 1961. С. 131.

(обратно)

216

Hinze R. Bug – Moskwa – Beresina (Die 260 ID wird in diesem Buch oft erwahut da sie ais Nachbardivision der 267 ID eingesetzt). 1978. S. 323.

(обратно)

217

Hinze R. Bug – Moskwa – Beresina (Die 260 ID wird in diesem Buch oft erwahut da sie ais Nachbardivision der 267 ID eingesetzt). 1978. S. 324.

(обратно)

218

Максимцов М.Д. Дорогами мужества. Тула: Приокское книжное издательство, 1966. С. 187.

(обратно)

219

Там же.

(обратно)

220

NARA. KTB 267ID. T. 315. Roll. 1844.

(обратно)

221

NARA. KTB 267ID. T. 315. Roll. 1844.

(обратно)

222

Hinze R. Bug – Moskwa – Beresina (Die 260 ID wird in diesem Buch oft erwahut da sie ais Nachbardivision der 267. ID eingesetzt). 1978. S. 334.

(обратно)

223

Ibid. S. 335.

(обратно)

224

Загородников Б.И. Указ. соч. С. 15.

(обратно)

225

Загородников Б.И. Указ. соч. С. 15.

(обратно)

226

Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК: Документы и материалы. 1943 год. М.: Терра, 1999. Т. 16.

(обратно)

227

Максимцов М. Мартовское наступление // Ленинец. 1973. 10 марта.

(обратно)

228

NARA. KTB 267ID. T. 315. Roll. 1844.

(обратно)

229

NARA. KTB 267ID. T. 315. Roll. 1844.

(обратно)

230

Загородников Б.И. Указ. соч. С. 16–17.

(обратно)

231

Максимцов М. Мартовское наступление // Ленинец. 1973. 10 марта.

(обратно)

232

Загородников Б.И. Указ. соч. С. 27.

(обратно)

233

ЦАМО. Ф. 1735. Оп. 1. Д. 20. Л. 35–41.

(обратно)

234

Загородников Б.И. Указ. соч. С. 28.

(обратно)

235

ЦАМО. Ф. 1735. Оп. 1. Д. 20. Л. 35–41.

(обратно)

236

Там же. Ф. 572. Оп. 1690. Д. 1. Л. 104–109.

(обратно)

237

NARA. KTB 267ID. T. 315. Roll. 1844.

(обратно)

238

NARA. KTB 267ID. T. 315. Roll. 1844.

(обратно)

239

NARA. KTB 267ID. T. 315. Roll. 1844.

(обратно)

240

ВИМЗГ. Альбом «Зайцева Гора – боль воспоминаний» (воспоминания участника боев Обухова О.М). 1989.

(обратно)

241

Брянск—Тула – Берлин – Эльба. С. 217.

(обратно)

242

Брянск—Тула – Берлин – Эльба. С. 221.

(обратно)

243

Гора смертников: Сборник. М.: Микрон-принт, 2001. С. 8—12.

(обратно)

244

Гора смертников. С. 16–19.

(обратно)

245

ВИМЗГ. Воспоминания врача госпитального взвода 146-й сд Михайловой И.С.

(обратно)

246

Загородников Б.И. Указ. соч. С. 32.

(обратно)

247

ВИМЗГ. И.М. Романов. Это было (машинописная рукопись).

(обратно)

248

Рокаш Т. Остров памяти // Сельские зори. 2002. 30 апреля.

(обратно)

249

Алексейчук В. Праздник на Зайцевой Горе // Ленинец. 1978. 21 сентября.

(обратно)

250

Рокаш Т.И. Этот день победы // Губерния. 2005. № 3.

(обратно)

251

ВИМЗГ. Альбом «Зайцева Гора – боль воспоминаний» (воспоминания участника боев Обухова О.М.). 1989.

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава 1 Накануне

Глава 2 Начало (январь 1942 года)

Глава 3 Проба сил (февраль 1942 года)

Глава 4 Бои в первой половине марта 1942 года

Глава 5 Бесконечные атаки на опорные пункты врага (конец марта 1942 года)

Глава 6 Апокалипсис апреля

Глава 7 Позиционные бои вокруг Зайцевой горы

Глава 8 Подкоп

Глава 9 Наступление

Глава 10 Слово выжившим участникам боев

Фомино

Глава 11 Зайцева гора в наши дни

Глава 12 «Поиск» всегда в поиске

Высота

Приложения

  Приложение 1

  Приложение 2

  Приложение 3

  Приложение 4

  Приложение 5

  Приложение 6

  Приложение 7

  Список сокращений

  Источники и литература

Послесловие

• Реклама на сайте

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно