Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла,
Консультации специалистов:
Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; В гостях у астролога; Дыхательные практики; Гороскоп; Цигун и Йога Эзотерика


Сергей Юрьевич Нечаев
Бородинское побоище в 3D
«Непобедимые»


От автора

Предположим, в самом людном месте имело место преступление. И как должен вести себя профессиональный следователь? Он должен найти максимальное количество свидетелей, опросить их, на основании свидетельских показаний составить картину произошедшего… Но выводы он делать не имеет права, выводы сделает суд и только суд.

Или вот такой пример. Состоялся футбольный матч, и журналисту поручили написать об этом матче. Как должен себя вести профессиональный журналист? Конечно, он видел матч, и у него есть свое субъективное мнение об увиденном. Но кого оно интересует? Профессиональный журналист должен взять интервью у тренеров игравших команд, должен опросить игроков, болельщиков, специалистов. Если же он ограничится мнением кого-то одного, пусть даже очень уважаемого, то картина все равно получится субъективной. То же самое будет, если журналист опросит игроков и болельщиков только одной из игравших команд.

Удивительно, но работа профессионального историка во многом схожа с работой журналиста или следователя. Вот, например, Бородинское сражение. Это — как преступление, совершенное не одну сотню лет назад, или как матч, сыгранный, когда журналиста еще не было на этом свете. И что остается? Чтобы получить максимально объективную картину, нужно «опрашивать свидетелей». Но их уже давно нет в живых. Значит, нужно внимательно подобрать и проанализировать то, что они в свое время рассказали.

В случае с Бородинским сражением все одновременно и просто и сложно. Никого не интересуют рассуждения современного историка: он сам ничего не видел и мнения иметь не должен. Вернее, он может иметь свое мнение, но оно совершенно не обязательно будет иметь хоть какое-то отношение к тому, что происходило на самом деле. Чуть более интересны рассказы очевидца. Но они тоже субъективны. Он мог многого не знать, многого не видеть, мог приврать, в конце концов, исходя из каких-то своих соображений…

Как в случае с журналистом или со следователем, профессиональный историк должен «опросить» как можно большее количество свидетелей. Причем свидетелей разного уровня (командующих армиями, генералов, офицеров, простых солдат), ибо каждый из них даст свою картину происходившего. Конечно же, нужно «опросить» свидетелей с двух сторон — с французской и с русской. А для еще большей объективности следует привлечь и «третью сторону» — например, иностранцев, служивших в русской и в наполеоновской армии.

Собственно, таким вот историческим расследованием мы и попытаемся заняться.

Исходные данные: событие, имевшее место двести лет назад, и тысячи свидетелей, в той или иной форме оставивших свои «показания».

Условие: максимальная непредвзятость и соблюдение хронологической последовательности.

Что из этого получится, мы и сами пока не знаем, как не знает тот же следователь, только приступающий к расследованию. Ну, а выводы делать вам, дорогие читатели…


Предисловие

«Я думаю, что Бородинское сражение не лучше известно, чем известна Русская кампания, которой оно было самым замечательным деянием».

Жан-Жак Пеле-Клозо

Что мы знаем точно? Мы знаем, что Бородинское сражение в широком смысле этого слова длилось три дня: с 24 августа (5 сентября) по 26 августа (7 сентября) 1812 года. Знаем мы и то, что это сражение представляет собой одну из славных страниц русской истории, что оно было своеобразной «очистительной жертвой» за последовавшее потом оставление Москвы. В самом деле, отдать столицу без боя было невозможно. Это понимали все, и прежде всего это понимал М. И. Кутузов, хотя он принимал это сражение явно в угоду общественному мнению.

Об этом много писалось, и подтверждать сказанное «показаниями» свидетелей мы не будем.

Также много писалось и о том, что стратегия «скифской войны», предложенная М. Б. Барклаем-де-Толли, была основана на изнурении противника путем постоянного уклонения от генерального сражения и отступления в глубь страны до тех пор, пока с прибытием подкреплений русская армия не сделается сильнее наполеоновской армии.

Ход событий показал правоту Барклая, но именно он и стал главной причиной всеобщего недовольства. Отступление раздражало всех — от последнего солдата до генерала. Из-за этого, собственно, главнокомандующим и был назначен М. И. Кутузов. Мог ли он в такой ситуации не посчитаться с общественным мнением и не дать Наполеону сражения…

А вот то, что произошло потом, явно нуждается в обращении к свидетелям и в сопоставлении их «показаний».

В качестве свидетелей нами были выбраны следующие участники Бородинского сражения.


С русской стороны:

• Александр I (1777–1825), император и самодержец Всероссийский

• Кутузов Михаил Илларионович (1745–1813), генерал, главнокомандующий объединенной русской армии

• Барклай-де-Толли Михаил Богданович (1761–1818), генерал, командующий 1-й армии

• Багратион Петр Иванович (1765–1812), генерал, командующий 2-й армии

• Беннигсен Леонтий Леонтьевич (1745–1826), генерал, начальник штаба объединенной русской армии

• Платов Матвей Иванович (1751–1818), генерал, командир Летучего казачьего корпуса

• Уваров Федор Петрович (1773–1824), генерал, командир 1-го кавалерийского казачьего корпуса

• Багговут Карл Федорович (1761–1812), генерал, командир 2-го пехотного корпуса

• Лавров Николай Иванович (1761–1813), генерал, командир 5-го пехотного (гвардейского) корпуса

• Дохтуров Дмитрий Сергеевич (1756–1816), генерал, командир 6-го пехотного корпуса

• Раевский Николай Николаевич (1771–1829), генерал, командир 7-го пехотного корпуса

• Паскевич Иван Федорович (1782–1856), генерал, командир 26-й пехотной дивизии

• Коновницын Петр Петрович (1764–1822), генерал, командир 3-й пехотной дивизии

• Неверовский Дмитрий Петрович (1771–1813), генерал, командир 27-й пехотной дивизии

• Воронцов Михаил Семенович (1782–1856), генерал, командир сводно-гренадерской дивизии

• Вюртембергский Евгений (1788–1857), генерал, командир 4-й пехотной дивизии

• Горчаков Андрей Иванович (1779–1855), генерал, командовал отрядом, защищавшим Шевардино

• Ермолов Алексей Петрович (1777–1861), генерал, начальник штаба 1-й армии

• Сен-При Эммануил Францевич (1776–1814), генерал, начальник штаба 2-й армии

• Винценгероде Фердинанд Федорович (1770–1818), генерал, командир отдельного отряда, действовавшего в тылу Великой армии

• Толь Карл Федорович (1777–1842), генерал-квартирмейстер объединенной русской армии

• Ростопчин Федор Васильевич (1763–1826), генерал-губернатор Москвы

• Давыдов Денис Васильевич (1784–1839), подполковник Ахтырского гусарского полка (будущий генерал)

• Левенштерн Владимир Иванович (1777–1858), адъютант Барклая-де-Толли (будущий генерал)

• Липранди Иван Петрович (1790–1880), обер-квартирмейстер 6-го корпуса (будущий генерал)

• Радожицкий Илья Тимфеевич (1784–1861), поручик артиллерии (будущий генерал)

• Муравьев Николай Николаевич (1794–1866), офицер-квартирмейстер (будущий генерал)

• Муравьев Александр Николаевич (1792–1863), офицер-квартирмейстер (будущий генерал)

• Андреев Николай Иванович (1792–1870), офицер 50-го егерского полка

• Щербинин Александр Андреевич (1790–1876), офицер-квартирмейстер

• Норов Авраам Сергеевич (1795–1869), прапорщик гвардейской артиллерии

• Глинка Федор Николаевич (1786–1880), адъютант генерала Милорадовича

• Бутенев Аполлинарий Петрович (1787–1866), чиновник при штабе князя Багратиона

• Голицын Николай Борисович (1794–1866), ординарец при князе Багратионе

• Михайловский-Данилевский Александр Иванович (1789–1848), адъютант Кутузова (будущий генерал)

• Граббе Павел Христофорович (1789–1875), адъютант генерала Ермолова (будущий генерал)

• Голицын Александр Борисович (1792–1865), адъютант Кутузова

• Вяземский Петр Андреевич (1792–1878), адъютант генерала Милорадовича

• Митраевский Николай Евстафьевич, подпоручик 12-й легкой роты артиллерии 6-го корпуса


С французской стороны:

• Наполеон Бонапарт (1769–1821), император французов

• Гувион Сен-Сир, Лоран (1764–1830), маршал империи с 27 августа 1812 года

• Рапп, Жан (1771–1821), генерал, командир 5-й пехотной дивизии

• Коленкур, Арман де (1773–1827), генерал, обер-шталмейстер императора

• Сегюр, Филипп-Поль де (1780–1873), генерал-квартирмейстер при главном штабе Наполеона

• Пеле-Клозо, Жан-Жак Жермен (1777–1858), полковник штаба Молодой гвардии (будущий генерал)

• Марбо, Жан-Батист-Антуан-Марселен де (1782–1854), полковник легкой кавалерии (будущий генерал)

• Гриуа, Любен (1772–1839), полковник, начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса (будущий генерал)

• Лежён, Луи-Франсуа (1774–1848), полковник (будущий генерал)

• Вьонне де Марингоне, Луи-Жозеф (1769–1834), шеф батальона

• Лабом, Эжен (1783–1849), инженер-географ из корпуса Эжена де Богарне

• Тирион, Огюст (1787–1869), вахмистр 2-го кирасирского полка

• Франсуа, Шарль (1777–1853), капитан 30-го линейного полка

• Жиро де л’Эн, Феликс (1789–1874), капитан, адъютант генерала Дессэ

• Куанье, Жан-Рош (1776–1865), ординарец штаба императорской квартиры

• Ла Флиз, хирург 2-го гренадерского полка Старой гвардии


«Третья сторона»:

• Вильсон, Роберт Томас (1777–1849), британский генерал, состоявший наблюдателем при главной квартире М. И. Кутузова

• Клаузевиц, Карл фон (1780–1831), прусский офицер на русской службе, состоявший при штабе 1-го кавалерийского корпуса

• Ложье де Белькур, Чезаре (1789–1851), офицер итальянской гвардии

• Колачковский, Клеменс Юзеф (1793–1873), капитан инженеров (будущий генерал)

• Солтык, Роман (1791–1843), шеф эскадрона 6-го уланского полка, адъютант генерала Сокольницкого

• Лоссберг, Фридрих-Вильгельм фон (1776–1848), командир батальона 3-го (вестфальского) линейного полка

• Местр, Жозеф-Мари де (1753–1821), сардинский посол в России


«Показания» этих людей не всегда стыкуются, часто противоречат друг другу. Недаром же Ф. Н. Глинка, автор увлекательных «Очерков Бородинского сражения», написал: «Я хотел было описать Бородинское сражение по часам, но слишком разнообразные показания о ходе его не дозволили этого сделать. Всякий описывал со своей точки зрения, всякий рассказывал по-своему».

Общую картину исторического события, имевшего место двести лет назад, пришлось складывать, как «пазл». Faciant meliora potentes[1]


Конец отступления


Отход русской армии от Царево-Займища


19 (31) августа 1812 года соединенные русские армии под командованием М. И. Кутузова отошли от Царева-Займища. При этом к ним присоединились резервы во главе с генералом М. А. Милорадовичем, которые тут же были распределены по корпусам.

К этому времени главная квартира Наполеона находилась в Вязьме. Состояние его войск, как говорится, оставляло желать…

Британский генерал Роберт Вильсон:

«В пехоте еще сохранялся должный порядок, но кавалерия была в расстроенном состоянии, вследствие усталости и нехватки воды и пищи. Когда Мюрат упрекал Нансути за вялую атаку кавалерии, последний будто бы ответил: „У лошадей недостает патриотизма; солдаты сражаются без хлеба, но лошади требуют овса“».

Зато все были убеждены, что теперь-то Кутузов вынужден будет дать генеральное сражение.

В русской армии, морально подавленной долгим отступлением, все в этом тоже были убеждены.

Генерал Н. И. Лавров:

«По приезде князя Кутузова армия оживотворилась, ибо прежний [главнокомандующий. — Авт.] с замерзлой душой своей замораживал и чувства всех его подчиненных».

Несложно догадаться, что так говорилось о М. Б. Барклае-де-Толли, «вожде несчастливом» — человеке трагической судьбы, полководце с независимым характером, геройски храбром и в высшей степени честном. Такова была оценка человека, искусным отступлением спасшего армию и при этом не любимого в армии…

Другое дело — М. И. Кутузов. Во всяком случае, так думали многие.

Подпоручик Н. Е. Митраевский:

«С самого прибытия к армии фельдмаршала[2] Кутузова распространился слух, что будет генеральное сражение. Теперь не было никакого сомнения, что настала решительная минута, чего с нетерпением ожидали и желали все, от генерала до солдата, тем более что беспрестанное отступление наскучило до крайности. Все в один голос роптали: когда бы нас разбили — другое дело, а то даром отдают Россию и нас только мучат походами. Таков был общий голос».

И точно, русские войска были остановлены в районе Колоцкого монастыря.

Генерал А. П. Ермолов:

«В Колоцком монастыре князь Кутузов определил дать сражение. Также производилось построение укреплений, и также позиция оставлена. Она имела свои выгоды и не менее недостатков: правый фланг, составляя главнейшие возвышения, господствовал прочими местами в продолжение всей линии, но, раз потерянный, понуждал к затруднительному отступлению, тем паче, что позади лежала тесная и заселенная долина. Здесь оставлен был арьергард, но далее 12 верст позади, назначена для обеих армий позиция при селении Бородине, лежащем близ Москвы-реки».

В самом деле, позиция у Колоцкого монастыря при детальном осмотре была признана неудачной. 22 августа (3 сентября) М. И. Кутузов приказал сняться с этой позиции и продолжить отступление. На месте был оставлен арьергард генерала Коновницына, а армия пошла по направлению к деревне Бородино.

Кстати сказать, промежуточная позиция в 12 километрах от Бородино Кутузову не понравилась, ибо местность изобиловала лесами, мешавшими маневрировать пехоте и кавалерии.


Император Наполеон (худ. Э. Лассаль по оригиналу П. Делароша)


В результате русская армия остановилась у деревни Бородино, где солдаты тут же начали возводить укрепления.

Интересно отметить следующий факт — Бородино было родовым имением бригадира В. Д. Давыдова, отца знаменитого партизана-героя 1812 года Дениса Васильевича Давыдова.

Подполковник Д. В. Давыдов:

«Между тем мы подошли к Бородину. Эти поля, это село мне были более, нежели другим, знакомы! Там я провел и беспечные лета детства моего и ощутил первые порывы сердца к любви и к славе. Но в каком виде нашел я приют моей юности! Дом отеческий одевался дымом биваков; ряды штыков сверкали среди жатвы, покрывавшей поля, и громады войск толпились на родимых холмах и долинах. Там, на пригорке, где некогда я резвился и мечтал, где я с алчностию читывал известия о завоевании Италии Суворовым, о перекатах грома русского оружия на границах Франции, — там закладывали редут Раевского; красивый лесок перед пригорком обращался в засеку и кипел егерями, как некогда стаею гончих собак, с которыми я носился по мхам и болотам. Все переменилось! Завернутый в бурку и с трубкою в зубах, я лежал под кустом леса за Семеновским, не имея угла не только в собственном доме, но даже и в овинах, занятых начальниками. Глядел, как шумные толпы солдат разбирали избы и заборы Семеновского, Бородина и Горок для строения биваков и раскладывания костров… Слезы воспоминания сверкнули в глазах моих, но скоро осушило их чувство счастия видеть себя и обоих братьев своих вкладчиками крови и имущества в сию священную лотерею!»


Генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов-Смоленский, принимающий главное начальство над Российским воинством в августе 1812 г. Худ. И. И. Теребенев, 1813 г. Бумага, гравюра пунктиром


Для остальных в русской армии это была обыкновенная деревня, каких тысячи на просторах Российской империи. О наполеоновских солдатах и офицерах и говорить не приходится…

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Нам сообщили, что неприятель взрыл всю Бородинскую равнину, покрывая ее траншеями, и, по-видимому, решил там укрепиться, чтобы более не отступать».

В наполеоновской армии это известие было встречено с радостью. О решающем сражении мечтали все…

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Император пожелал тогда получить сведения о своем новом противнике. Ему описали Кутузова как старика, известность которого началась со странной раны, а затем уже он сумел искусно воспользоваться обстоятельствами. Поражение при Аустерлице, которое он предвидел, содействовало его репутации, а последние походы против турок еще более увеличили его славу. Его храбрость была бесспорна, но ему ставили в упрек то, что он соразмерял ее стремления со своими личными интересами, потому что всегда и во всем рассчитывал. Он обладал мстительным, малоподвижным характером и в особенности хитростью, — это был характер татарина! И он умел подготовить под покровом приветливой, уклончивой и терпеливой политики самую неумолимую войну.

Впрочем, он был еще более ловким царедворцем, нежели искусным генералом. Но он был опасен своей известностью и своим искусством увеличивать ее и заставлять других содействовать этому. Он умел льстить целой нации и каждому отдельному лицу, от генерала до солдата.

Уверяли, что в его внешности, в его разговоре и даже одежде, в его суеверных привычках и возрасте было что-то напоминающее Суворова, отпечаток древней московской Руси и национальных черт, делавших его особенно дорогим всем русским сердцам. В Москве известие о его назначении вызвало всеобщее ликование. Люди обнимались на улицах, считали себя спасенными!»


Выбор позиции для сражения

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«За отсутствием удобной позиции мы продолжали 20 августа (1 сентября) отступление по большой Московской дороге и подошли 22 августа (3 сентября) к Бородино».

Этот факт не нуждается в перепроверке. Именно 22 августа (3 сентября) 1812 года объединенная русская армия, отступавшая от Смоленска, расположилась у деревни Бородино, что в 125 километрах от Москвы. Там-то М. И. Кутузов и решил дать генеральное сражение, откладывать которое дальше уже не было никакой возможности.

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Кутузов, узнавший настроение народа и армии, решил тотчас дать неприятелю сражение и сделать все возможное для спасения Москвы».

Понимали, что теперь-то сражение неизбежно, и в наполеоновской армии.

Командир батальона 3-го (вестфальского) линейного полка Фридрих-Вильгельм фон Лоссберг:

«Что касается сражения, то все признаки указывают на то, что Кутузов <…> назначен главнокомандующим ввиду недовольства общественного мнения действиями Барклая, и что Кутузову дано поручение дать сражение для спасения Москвы; кроме того, говорят, что русская армия, находящаяся против нас, получила значительное подкрепление».

Обер-квартирмейстер 6-го корпуса И. П. Липранди:

«Дать битву до Москвы, по соображениям главнокомандующего, было необходимо».

Итак, позиция для генерального сражения была выбрана у деревни Бородино.

Считается, что 22 августа (4 сентября) М. И. Кутузов лично объехал эту позицию и одобрил ее. Впрочем, некоторые участники сражения утверждают совершенно другое.

Генерал И. Ф. Паскевич:

«В Можайске Кутузов встретил генерала Беннигсена, который, ничем не командуя, ехал позади армии. Назначив его начальником штаба армии, Кутузов поручил ему отыскать позицию, Беннигсен избрал Бородинское поле».

Выходит, позицию выбрал Л. Л. Беннигсен? Но начальник главного штаба М. И. Кутузова, со своей стороны, категорически отрицает это.

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«В представленном мною князю Кутузову донесении я не говорил о Бородино, как о выгодной позиции, но полковник Толь, назначенный главнокомандующим на должность генерал-квартирмейстера, избрал ее для сражения».


Л. Л. Бенингсен (худ. Дж. Доу)


Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Он [Кутузов. — Авт.] решил, так сказать, выполнить план генерала Барклая, но не счел удобным остаться на позиции при Царево-Займище; он искал более сильную позицию, и полковник Толь избрал таковую близ Можайска».

Получается, что выбрал позицию не главнокомандующий М. И. Кутузов, не генерал от кавалерии Л. Л. Беннигсен, а генерал-квартирмейстер главного штаба К. Ф. Толь, то есть человек, находившийся в тот момент в чине простого полковника.


К. Ф. Толь


Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Автор не раз беседовал на эту тему с полковником Толем, и он не сомневается, что русская армия под Бородино построилась главным образом по указаниям этого офицера».

Странный все же Кутузов полководец: под Аустерлицем диспозицию за него составлял Франц Вейротер, при Бородино — Карл Федорович Толь. А этот последний — что это был за человек?

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Служа продолжительное время по квартирмейстерской части, он приобрел тот навык, который эта служба дает всякому мало-мальски интеллигентному офицеру, чтобы руководить движением нескольких колонн; но она не дает ни надлежащей опытности, ни правильного взгляда относительно выбора позиции и ведения боя, в особенности при действии против такого врага, как Наполеон, и которые необходимы, чтобы нести столь видные и ответственные обязанности. При выборе позиции он удовольствовался тем, что его фронт был прикрыт жалкими речушками, которые везде можно было перейти вброд, оставив оба фланга без поддержки и не защитив их укреплениями, в предположении, что нескольких жалких укреплений, сооруженных наспех, будет достаточно, чтобы прикрыть их. Я должен заметить, кстати, что офицер не виноват, если у него нет верного взгляда на вещи, — это может дать ему только время, случай и опыт, если только он не обладает от природы выдающимися дарованиями, что бывает очень редко. Но я скажу, что офицер виноват, если самодовольство и самолюбие настолько ослепляют его, что он не хочет следовать мудрым советам и не желает поучаться опытом других лиц. Он виновен вдвойне, если он делает это из каприза, подвергая опасности судьбу армии во время тех уроков, какие ему дает неприятель и которые обыкновенно обходятся слишком дорого монарху и государству. Примером того может служить Бородинская битва».

Кстати сказать, человеку, о котором сказаны эти слова, в 1812 году было всего 35 лет.

А еще имеются свидетельства о том, что позицию у деревни Бородино выбрал и не К. Ф. Толь вовсе, а генерал М. С. Вистицкий, оттесненный Толем на второй план, и даже обер-квартирмейстер 3-го корпуса М. Н. Гартинг. Впрочем, реальных подтверждений этому нет.

Обер-квартирмейстер 6-го корпуса И. П. Липранди:

«Кто избрал позицию при Бородине? Конечно, Вистицкий, а Беннигсен и Толь ее одобрили. Может быть, Гартинг был употреблен для обозрения ее частностей».

А что же насчет того, что М. И. Кутузов лично объехал позицию?

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Полковник Толь овладел умом князя Кутузова, которому его тучность не позволяла самому производить рекогносцировку местности ни до сражения, ни после него».


Характеристика позиции

Если в двух словах, то позиция длиной более шести километров находилась на правом берегу реки Колочи, от деревень Доронино и Шевардино, через деревню Бородино, что на Новой Смоленской дороге, до деревни Маслово. Весь правый участок позиции (от деревни Бородино) шел по высокому (более 20 метров) правому берегу Колочи, доминировавшему над противоположным берегом, обрывистому и труднодоступному.

Выше Бородина в Колочу впадала с левой стороны речка Война, медленно текущая в болотистой долине, а еще выше Колоча принимала справа почти безводную речку Семеновку. Берега Семеновки в верхней части были плоски, а в нижней — довольно круты.

В центре позиции, у Семеновки, находились два холма, возвышающиеся над окружающей местностью. На них были возведены центральная батарея (батарея Раевского) и три Семеновские флеши[3]. На левом фланге (на высоте между Шевардином и Доронином) также был построен сильный редут.

В трех с небольшим километрах к югу от деревни Бородино находилась деревня Утица, окруженная с трех сторон обширными лесами. Через эти леса и через Утицу проходила Старая Смоленская дорога, шедшая из Ельни к Можайску. В лесу, позади Утицы, у самой дороги возвышался большой курган.

Все без исключения специалисты отмечают слабость выбранной позиции.

Особое недовольство вызывал ее левый фланг.

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Взгляните на план этого сражения. Обратите, прежде всего, внимание на огромное пространство, которое занимали наши войска (в этом заключалась величайшая ошибка, какую можно было сделать в ожидании атаки со стороны Наполеона, система действий коего хорошо известна и против которого можно было, следовательно, принять более действительные меры, как я это доказал во время кампаний 1806–1807 гг.). От последней батареи на нашем правом фланге до крайней батареи на левом фланге или до 3-го корпуса, находившегося под командой генерал-лейтенанта Тучкова, который стоял на Старой Смоленской дороге, было более десяти верст, так что войска или резервы, находившиеся на одном фланге, или хотя бы даже в центре, не могли подойти своевременно, чтобы поддержать другое крыло, — что и случилось 26 августа, несмотря на то что неприятель еще 24 августа (5 сентября) выказал намерение атаковать наш левый фланг. Я высказал свое мнение князю Кутузову, но все осталось по-старому».

Генерал И. Ф. Паскевич:

«Слабейшею частью позиции было левое крыло».

Генерал А. П. Ермолов:

«Слабость левого крыла в сравнении с прочими частями позиции была ощутительна, укрепления же на нем ничтожны и по краткости времени нельзя было успеть сделать их лучшими <…>

После боя 24 августа, с потерей Шевардинского укрепления, наш левый фланг был осажен на две версты, до деревни Утицы на Старой Смоленской дороге, в местность, покрытую кустарником и лесом, крайне неудобную для обороны».

Тем не менее за два дня до сражения М. И. Кутузов доносил в Санкт-Петербург императору Александру, что позиция, в которой он остановился при деревне Бородино, «одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно». Лишь единицы в армии были согласны с подобной трактовкой.

Обер-квартирмейстер 6-го корпуса И. П. Липранди:

«Что касается до позиции в общем смысле, то описывать ее подробно и исчислять ее недостатки и выгоды <…> было бы излишне. Замечу только одно, что на всем пространстве от Царева-Займища, куда прибыл Кутузов, до Москвы не было ни одной позиции, которая, после всех недостатков, приписываемых Бородинской, была бы для нас лучше».

Заявление И. П. Липранди выглядит несколько странно, ибо существовали мнения совершенно противоположные, в том числе и исходившие от людей весьма авторитетных.

Генерал П. И. Багратион:

«Все выбираем места и все хуже находим».

Но М. И. Кутузова это, похоже, совсем не смущало.

Главнокомандующий М. И. Кутузов:

«Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить искусством».

Как он это сделает, мы очень скоро увидим.

Местность же и в самом деле была неудобна для обороны, но кое-что все же русские успели сделать.

Генерал М. Б. Барклай-де-Толли:

«Прибыли мы, наконец, 22-го в позицию при Бородине. Она была выгодна в центре и правом фланге, но левое крыло в прямой линии с центром совершенно ничем не подкреплялось и окружено было кустарником; на расстоянии ружейного выстрела, для прикрытия некоторым образом сего фланга построен был редут».

Это имеется в виду Шевардинский редут, о котором речь пойдет ниже.

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Было приступлено к сооружению батарей».

Это имеются в виду батареи в Семеновских флешах (52 орудия) и батарея на Курганной высоте (18 орудий). Как ни странно, много батарей и укреплений М. И. Кутузов приказал построить и на защищенном от фронтального удара правом фланге, то есть в месте, удаленном от того, где будет проходить Бородинское сражение. Например, у деревни Горки и у деревни Маслово. Чтобы было понятно: первая находилась в километре от деревни Семеновское, в районе которой шли основные бои, а вторая — в четырех с лишним километрах.

Получается, что М. И. Кутузов, вместо того чтобы, ограничившись наблюдением течения реки Колочи, поставить сильные резервы за левым флангом, растянул армию вправо от деревни Горки. Из-за этого он начал сражение, лишив самого себя содействия целой трети своих войск.

Неужели Михаил Илларионович действительно ожидал нападения на свой правый фланг? Или он так хотел обмануть Наполеона? Но в чем тогда заключался смысл этого обмана?

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Повсеместно проходимый Колоцкий ручей, протекающий по глубокому оврагу, прикрывал фронт правого фланга и часть центра до самой деревни Бородино».

Левый фланг начинался у холмов выше Бородина, за селом Семеновским, на более открытой, но пересеченной глубокими оврагами и зарослями кустарника местности, что затрудняло наступление сомкнутым строем.

Справа от позиции, возле леса, были сооружены земляные укрепления.

На холмах перед Горками — в правом центре позиции — расположились два сильно укрепленных редута, господствовавшие над Бородином, Колочей и большой, так называемой Новой Смоленской, дорогой, которая, проходя через Бородино, Горки и центр армии, вела в Можайск. В четырехстах ярдах от батареи в Горках была выдвинута другая батарея, где находилось 1200 чел.

Наиболее слабым оказался левый фланг — бастионированная батарея с завесами, расположенная на высотах перед равниной. Эта батарея соединяла центр и левый фланг.

Село Семеновское, находившееся перед фронтом левого фланга, было сожжено, дабы не дать укрепиться в нем неприятелю. Здесь же предполагалось соорудить сильный редут, но укрепление сие оставалось лишь едва намеченным.

Перед руинами села проходил глубокий овраг, за которым располагались флеши, или реданы, предназначенные для поддержки передовых егерей, а около деревни Шевардино на холме между двумя перелесками было еще одно укрепление для защиты села Семеновского.

«Французская сторона» оценивает русские укрепления на Бородинском поле не слишком высоко.

Командир батальона 3-го (вестфальского) линейного полка Фридрих-Вильгельм фон Лоссберг:

«Для усиления позиции русские построили несколько не вполне законченных редутов и флешей <…> которые однако не допускали взаимной поддержки огнем, так как были построены слишком далеко друг от друга. Все эти препятствия не обладали достаточной силой для задержания Наполеона с его армией, привыкшей к победе».

Полковник Жан-Жак Пеле-Клозо:

«Укрепления русских были очень дурно расположены. Единственное их достоинство состояло в слепой храбрости тех, кто должен был их защищать».

Проблема заключалась еще и в том, что земляные работы на Бородинском поле затруднялись множеством камней. Это не давало никакой возможности придать достаточные размеры профилям укреплений. Кроме того, ощущался недостаток в фашинах[4]. Все скаты укреплений получились отлогими, а о других искусственных препятствиях на левом фланге и в центре позиции не могло быть и речи.


23 Августа
(4 Сентября)


Последние арьергардные бои


23 августа (4 сентября) 1812 года главные силы русской армии по-прежнему находились на позиции у деревни Бородино. А вот арьергарду генерала П. П. Коновницына в тот день пришлось выдержать два упорных боя.

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«23 августа Мюрат атаковал Коновницына, расположенного с арьергардом у Гриднева, в 15-ти верстах от Бородина. Коновницын долго не уступал ни шага, пока под вечер вице-король [Эжен де Богарне. — Авт.] не показался на его правом крыле. Тогда, пользуясь темнотою, он отошел к Колоцкому монастырю».

Рапорт П. П. Коновницына князю П. И. Багратиону:

«Неприятель в числе 40 эскадронов с 18 орудиями и двумя большими колоннами пехоты шел на центр; гораздо в превосходном числе обходил правый фланг, не желая завязать серьезного дела. Кавалерия наша, под прикрытием огня артиллерии, медленно отступала. Неприятель два раза бросался в атаку, но был кавалериею остановлен. В продолжение самого сильного действия с фронта, когда артиллерия наша, переходя с одной высоты на другую, вредила неприятелю, правый наш фланг был совсем обойден и казаки потеснены были к селению Гридневу. Тут располагалась пехота, и высоты заняты были артиллерией, огонь которой остановил приближение неприятеля, нанося самый сильный вред колоннам. В продолжение сей канонады кавалерия наша отступила в порядке и снова построена на высотах, тогда открылся огонь жестокий с обеих сторон. Несмотря на все усилия неприятеля овладеть нашею позицией, он был остановлен с большим пожертвованием. К концу дела кавалерия наша заняла снова позицию около деревни Валуево, и артиллерия снова с удачею действовала так, что неприятель не смел идти далее».

Подполковник Д. В. Давыдов:

«Неприятель усиливался всеминутно. Грозные тучи кавалерии его окружали фланги нашего арьергарда, в одно время как необозримое число орудий, размещенных пред густыми пехотными громадами, быстро подвигались прямо на него, стреляя беглым огнем беспрерывно. Бой ужасный! Нас обдавало градом пуль и картечей, ядра рыли колонны наши по всем направлениям… Кости трещали! Коновницын отослал назад пехоту с тяжелою артиллерией и требовал умножения кавалерии.

Уваров прибыл с своею и великодушно поступил под его начальство. Я сам слышал, как он сказал ему: „Петр Петрович, не то время, чтобы считаться старшинством; вам поручен арьергард, я прислан к вам на помощь, — приказывайте!“ <…> К славе нашего Отечества, это не один пример…»

Как видим, войска генерала Коновницына сражались отважно, и им удалось надолго задержать продвижение наполеоновской армии.

Генерал П. П. Коновницын:

«В продолжение десяти часов сражения мы уступили неприятелю не более девяти верст, останавливаясь в пяти позициях».

Умелые действия Коновницына дали возможность русским начать строить укрепления на основных позициях у деревни Бородино. В частности, был построен упомянутый Шевардинский редут, героическая оборона которого на следующий день позволила еще на сутки задержать наступление Наполеона.

После того как генералом Коновницыным было получено известие об обходном движении противника, он отвел свои войска за реку Колочу и присоединился к корпусам, занимавшим позицию в районе деревни Шевардино.


Численность двух армий

Данные о численности обеих армий очень сильно разнятся. Точные цифры называют многие участники сражения, но вот можно ли им верить?

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Русская армия имела 90 тыс. регулярного войска, 10 тыс. московских и смоленских ополченцев, подошедших за последние два дня, и 7 тыс. казаков».

Итого, по данным британского наблюдателя при русском главном штабе, в объединенной русской армии насчитывалось 107 000 человек. Как-то неприлично мало. Впрочем, называются и еще меньшие цифры.

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Подошли 22 августа (3 сентября) к Бородино с нашими двумя соединенными армиями, в которых насчитывали, однако, не более 90 000 человек».

Однако большинство участников событий все же говорит о гораздо большей численности русских войск.

Офицер-квартирмейстер Н. Н. Муравьев:

«Под Бородином пришел к нам генерал Милорадович с подкреплением, состоявшим из 8 или 10 тысяч пехоты. Еще пришло к нам тысяч до десяти Московского ополчения, но оно было дурно вооружено и во время сражения употреблялось только для уборки раненых. Всего с ополчением было у нас налицо около 110 тысяч человек и 750 орудий».

Генерал-квартирмейстер К. Ф. Толь:

«Российская армия имела под ружьем: линейного войска с артиллерией 95 000, казаков 7000, ополчения Московского 7000 и Смоленского 3000. Всего под ружьем 112 000 человек. При сей армии находилось 640 орудий».


Русский армейский драгун


Императорская гвардия — элитные гренадеры


Штаб-офицер и рядовой лейб-гвардии Уланского полка


Рядовой и унтер-офицер лейб-гвардии Казачьего полка


Оцицеры Гродненского и Лубенского гусарских полков


Урядник казачьего войска


Русская линейная пехота. Гренадер


Офицеры лейб-гвардии Финляндского полка


Вольтижер и карабинер французской легкой пехоты (худ. Белланже)


Трубач и канониры французской конной артиллерии (худ. Р. Кнётель)


Поручик артиллерии И. Т. Радожицкий:

«Русских сил, точно, было недостаточно: у нас считалось до 115 000 регулярного войска, 7000 казаков, 10 000 ополчения и 640 пушек».

На наш взгляд, более близка к действительности следующая оценка, существующая сегодня: русских было около 155 000 человек, в том числе около 11 000 казаков и 28 000 ратников ополчения, которые в основном строили укрепления и выносили раненых с поля сражения. Эту проблему, кстати, отмечают многие: Московское и Смоленское ополчения, присоединившиеся к армии, были плохо вооружены и не успели получить надлежащего тактического обучения.

Подпоручик Н. Е. Митраевский:

«Когда пролетали ядра, ратники мотали головами направо и налево, кланялись, крестились, а некоторые становились на колени. Это была большая потеха для солдат, и каких тут не было острот… „Кланяйся ниже, борода!.. Сними шапку!.. Крестись большим крестом!.. Бей поклоны, дурак!“ — и тому подобное».

Да и артиллерия у русских имела не 750, а все-таки 640 орудий.

Если численность своих войск русские склонны занижать, то численность армии Наполеона, напротив, сильно завышается. Это и понятно.

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Официальные цифры показывают общую численность неприятельской армии в 103 тыс. пехоты под ружьем и 31 тыс. конницы, а с учетом артиллерии, штабов и прочее, около ста сорока тысяч бойцов».

Офицер-квартирмейстер Н. Н. Муравьев:

«У французов считалось 160 тысяч и до 1000 орудий, а затем еще разные части, шедшие к ним на подкрепление».

Генерал-квартирмейстер К. Ф. Толь:

«В сей день неприятельская армия имела войск под ружьем, а именно: 5-й корпус князя Понятовского, состоявший <…> из двух пехотных дивизий и двух бригад кавалерии — 16 000 человек. 1-й — маршала Даву, из пяти дивизий пехоты и двух бригад кавалерии — 45 000 человек. 3-й — маршала Нея, из трех дивизий пехоты и двух бригад кавалерии — 25 000 человек. 8-й — маршала Жюно, из двух дивизий пехоты и одной бригады кавалерии — 10 000. 4-й — вице-короля итальянского Евгения, из трех дивизий пехоты и двух кавалерии — 24 000. Резерв из Молодой гвардии — 20 000, Старой гвардии с ее кавалерией — 10 000 человек. Четыре кавалерийских корпуса, состоявших каждый из трех дивизий, под командой короля Неаполитанского Иоахима, составляли 30 000 человек. К сему принадлежало более 1000 орудий артиллерии, что и составляет под ружьем всего войска с артиллерией более 185 000 человек».


Смотр кавалерии. Худ. Ф. де Мирбах


Типичный пример. Казалось бы, К. Ф. Толь приводит подробнейшие данные, однако все они весьма далеки от реальной действительности. Начнем с того, что Андош Жюно, герцог д’Абрантес, очень хотел стать маршалом, но так никогда и не был им. Но это, кстати сказать, достаточно типичная ошибка, не имеющая принципиального значения. Гораздо серьезнее обстоит дело с цифрами. Начнем с того (и это доказано современными исследованиями), что императорская гвардия при Бородино насчитывала не 30 000 человек, а около 20 000. В корпусе маршала Даву было не 45 000 человек, а 36 000, в корпусе маршала Нея — не 25 000 человек, а 10 000 и т. д.

Поручик артиллерии И. Т. Радожицкий:

«У французов было 190 000 лучшего войска и до 1000 орудий. Впрочем, наше неравенство сил заменялось любовью к Отечеству и жаждою мщения».

Как видим, «разброс» велик: 140 000, 160 000, 185 000 и даже 190 000…

Соответственно, «французская сторона» тоже не очень точна в своих оценках, но она все же и не доходит до совсем уж мифических цифр — как в одну, так и в другую сторону.


Худ. Дж. А. Уокер


Полковник Марселен де Марбо:

«Старый Кутузов был главнокомандующим всех войск, общая численность которых достигала 162 тысячи человек. Император Наполеон едва смог противопоставить русским 140 тысяч человек».

Полковник Жан-Жак Пеле-Клозо:

«Французская армия считала в своих рядах на примерно 10 тысяч менее, нежели армия ей противопоставленная: 84 тысячи пехоты, 27 тысяч кавалеристов, 15 тысяч артиллеристов и инженеров, 563 орудия».

Как видим, полковник Пеле-Клозо, служивший в 1812 году при главном штабе, оценивает армию Наполеона в 126 000 человек, а русскую — в 136 000 человек.

На наш взгляд, более близка к действительности следующая оценка численности наполеоновской армии: около 135 000 человек. И орудий у Наполеона было не 1000, не 563, а 587.

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«120 000 русских, из которых 30 000 казаков и ополченцев, противостояли на весьма посредственной позиции 130 000 французов с Наполеоном во главе».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Две одинаковые армии — приблизительно по 120 000 человек и 600 пушек с каждой стороны».

Подобных сравнений делалось множество, но все они также не соответствуют действительности.

Во-первых, русских было больше: 155 000 против 135 000 человек. И орудий у русских было больше: 640 против 587.


Французская линейная пехота. Фузилеры (худ. Л. Русело)


С другой стороны, в русской армии, как мы уже говорили, было много плохо вооруженных ополченцев, что, по логике, должно подразумевать добавление к регулярной наполеоновской армии многочисленных «некомбатантов», то есть всяких камергеров, шталмейстеров, чиновников, санитаров, инженеров-географов, маркитантов и т. д.

Сколько их было? Никто не знает, но иногда называют цифру до 15 000 человек.


Французская линейная пехота (худ. Л. Русело)


Впрочем, и с русской стороны численность ополченцев можно назвать лишь весьма приблизительно. Более того, никто точно не знает и численность казаков, а это были профессиональные военные, правда, не предназначенные для регулярного сражения в открытом поле.

Немаловажен и качественный состав обеих армий. Здесь наполеоновская армия вроде бы имеет превосходство, так как ее пехота состояла в основном из опытных солдат, тогда как у русских было много новобранцев. Кроме того, преимущество Наполеону давало значительное превосходство в тяжелой кавалерии.

С другой стороны, в рядах наполеоновской армии было множество испанцев, португальцев, вестфальцев и прочих «вояк», которые воевать, может быть, и умели, но явно не хотели. И как оценить качество этих войск?

А ведь еще надо оценить качество вооружения, качество позиции, качество главнокомандующих, в конце концов…

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«На стороне русских было преимущество: знание местности, общий язык, общая форма и то, что они представляли единую нацию, сражающуюся за общее дело. Но зато у них было много иррегулярных войск и рекрут. Численность французов была такая же, но солдат было больше».

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Чего же другого можно было ожидать? При равной храбрости войск обеих сторон, в бою на очень узком пространстве следовало ожидать только того, что произошло в действительности, а именно медленного опускания чаши весов к невыгоде русских».


Бой за шевардинский редут. Пролог бородинского сражения


24 августа (5 сентября) 1812 года на Шевардинском участке позиции стояли 27-я пехотная дивизия Д. П. Неверовского, а за ней 2-я гренадерская и 2-я кирасирская дивизия — и все это под общим начальством князя А. И. Горчакова, племянника А. В. Суворова.

Генерал А. И. Горчаков:

«Командовал я войсками, кои состояли: пехота — 27-я дивизия вся, 5-й егерский полк, три гренадерские полка и два сводные гренадерские батальона с достаточною артиллериею, а кавалерия — два драгунских полка и к вечеру — 2-я кирасирская дивизия, всего — около одиннадцати тысяч».


А. И. Горчаков (худ. В. Тропинин)


Считается, что под командованием А. И. Горчакова находилось примерно 11 000–12 000 человек и 46 орудий.

Наполеоновская армия подходила к Бородинскому полю тремя колоннами. Основные силы — три кавалерийских корпуса маршала Мюрата, 1-й и 3-й корпуса маршалов Даву и Нея, 8-й корпус генерала Жюно и гвардия — двигались по Новой Смоленской дороге. Чуть севернее наступали 4-й корпус Эжена де Богарне и кавалерийский корпус генерала Груши. По Старой Смоленской дороге продвигался 5-й корпус князя Понятовского.

Против защитников Шевардинского редута Наполеоном было направлено около 35 000 человек и 180 орудий. Вся эта масса войск, охватывая редут с севера и юга, пыталась окружить войска князя А. И. Горчакова.

Подавляющее большинство специалистов говорит о том, что Шевардинский редут был сооружен русскими как передовой опорный пункт Бородинской позиции. Его оборона должна была дать возможность русским войскам выиграть время для завершения земляных работ на Бородинских укреплениях, уточнить группировку сил наполеоновских войск и направление их главного удара.

Генерал А. П. Ермолов:

«Редут надлежало удерживать по необходимости, чтобы войскам дать время занять назначенную им линию, иначе мог неприятель препятствовать и даже привести войско в замешательство. По устроении их должно было тотчас оставить редут».

Капитан Эжен Лабом, инженер-географ из корпуса Эжена де Богарне:

«У русских около нашего крайнего правого фланга был редут, расположенный между двумя лесами над деревней Шевардино <…> Они устроили его для укрепления левого крыла, являвшегося слабой стороной их укрепленного лагеря. Наполеон понял это, и с этого момента вопрос был только в том, чтобы захватить этот редут».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Открылся первый русский редут. Слишком выдвинувшийся вперед и отдаленный от левого фланга русских позиций, он защищал их, но сам не был защищен. Условия местности вынудили изолировать его».

Шевардинский бой начался атакой польского корпуса князя Понятовского: его стрелки завязали перестрелку с русскими егерями, засевшими в кустах южнее редута.

Офицер 50-го егерского полка Н. И. Андреев:

«Весь полк был <…> в стрелках и много потерял, а 49-й еще и более нас: у них потеря была очень велика <…> У нас в бригаде едва ли осталось по 30 человек в роте».

Речь в данном случае идет о егерской бригаде, входившей в состав дивизии генерала Д. П. Неверовского. Как видим, эта бригада была почти полностью уничтожена в начавшейся перестрелке.

А затем по редуту открыла огонь артиллерия дивизии генерала Компана. Эта батарея находилась у деревни Фомкино, куда начала стягиваться и кавалерия маршала Мюрата.

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Командовавший на редуте князь Горчаков имел два полка пехоты, поддержанные с правого фланга двумя полками драгун и четырьмя орудиями конной артиллерии, а с левого — кирасирской дивизией и восьмью конноартиллерийскими пушками. Два полка драгун прикрывали отход егерей из деревень.

После тяжелой канонады, когда на редуте было разбито несколько пушек, неприятель штурмом захватил его, но русские, собравшись с силами, снова овладели им».


Д. П. Неверовский (худ Дж. Доу)


Капитан Эжен Лабом, инженер-географ из корпуса Эжена де Богарне:

«Честь захвата [Шевардинского редута. — Авт.] была вверена солдатам дивизии Компана (пятой дивизии первого корпуса). Эти храбрецы, построенные в колонну для атаки, шли на деревню с такой отвагой, которая обеспечила нам успех всего предприятия. В это время князь Понятовский с нашей кавалерией на правом фланге обходил позицию; поднявшись достаточно высоко, дивизия Компана окружила редут и взяла его после часового боя».


Репродукция фрагмента панорамы Бородинской битвы «Французская артиллерия» худ. Ф. А. Рубо. Холст, масло. 1910–1912 гг. Из Музея-панорамы «Бородинская битва»


Как известно, генерал Компан командовал 5-й пехотной дивизией в корпусе маршала Даву. Он направил свои 57-й и 61-й линейные полки для атаки левого фланга русских, а генерал Дюплен, командир одной из его бригад, с 25-м линейным полком атаковал правый фланг.

В обход правого фланга русских был двинут 111-й (пьемонтский) линейный полк. А еще две пехотные дивизии 1-го корпуса (генералов Морана и Фриана) пошли по направлению к деревне Шевардино, находившейся позади редута.

В конечном итоге, ружейная перестрелка перешла в ожесточенный штыковой бой. Естественно, перевес в силах был на стороне французов, и хотя русскими войсками было сделано все, что в человеческих силах, для удержания позиции, однако, в конце концов, дивизия генерала Компана все же захватила Шевардинский редут, а дивизия генерала Морана заняла деревню Шевардино.


Репродукция фрагмента панорамы Бородинской битвы «Русские кирасиры устремились в атаку» худ. Ф. А. Рубо. Холст, масло. 1910–1912 гг. Из Музея-панорамы «Бородинская битва»


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Компан ловко воспользовался неровностями почвы. Возвышения послужили платформой для его пушек, которые должны были стрелять в редут, а также убежищем для его пехоты, выстроившейся тремя колоннами к атаке. 61-й полк выступил первым. Редут был взят с первого натиска и при помощи штыков, но Багратион послал подкрепления, которые опять отняли его».

В самом деле, князь П. И. Багратион послал к редуту подкрепление.


П. И. Багратион


Британский генерал Роберт Вильсон:

«В восемь часов Багратион послал на помощь Горчакову гренадерскую дивизию и, самолично продвинувшись вперед для выяснения сил неприятеля, приказал гренадерам штурмовать оставленный редут».

Генерал А. П. Ермолов:

«Видно было решительное намерение неприятеля овладеть редутом, и не раз нами потерянный, был он возвращен штыками».

Но и французы, в свою очередь, тоже получили подкрепление и снова выбили русских из редута. Так что все усилия геройской гренадерской дивизии для спасения Шевардинского редута были подавлены массой французских войск.

Капитан Эжен Лабом, инженер-географ из корпуса Эжена де Богарне:

«Попытавшийся вернуться неприятель был наголову разбит».

Конечно же, «русская сторона» с подобным заявлением не согласна.


Генерал Компан


Британский генерал Роберт Вильсон:

«Воспользовавшись удачной своей диверсией, гренадеры овладели редутом и удерживали его до получения в десять часов приказа фельдмаршала отступить вследствие обходного маневра Понятовского через Ельню, тем паче, что и задача сего укрепления по задержанию неприятеля уже исполнена».

Итак, в 22 часа якобы поступил приказ М. И. Кутузова оставить Шевардинский редут. То есть русские были не разбиты, а сами оставили редут? Но с такой трактовкой уже не согласна «французская сторона».

Начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса полковник Любен Гриуа:

«Мы получили приказ двинуться на редут. Когда же мы подошли, он был уже взят, и мы остались на позициях до 9 часов вечера. Неприятель отступил в соседний лес. Он пытался даже отбить редут, но был отбит; все же он продолжал пальбу до полуночи, и снаряды падали на наш бивак».

То есть получается, что к девяти часам вечера редут все же был у русских отбит.

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Продвинувшись вперед, французы нашли редут не занятым <…> и на нем тысячу сраженных и раненых сотоварищей своих».

Как видим, «русская сторона» продолжает настаивать на своем: русские сами оставили редут. При этом в боях непосредственно в нем погибла тысяча наполеоновских солдат и офицеров. «Французская сторона» с последним согласна.

Капитан Эжен Лабом, инженер-географ из корпуса Эжена де Богарне:

«Тысяча наших солдат купила своею кровью эту важную позицию».

Этот же французский офицер уточняет:

«После десяти часов вечера он [противник. — Авт.] покинул соседний лес и в беспорядке бежал на большую возвышенность, чтобы соединиться с центром своей армии. Дивизия Компана, выйдя с честью из такого предприятия, поплатилась значительными потерями».

Многие участники сражения говорят о том, что дело при Шевардино было «весьма упорное», и длилось оно до темноты.

Генерал А. П. Ермолов:

«Оно продолжалось до глубокой ночи».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Три раза 61-й полк вырывал его у русских, и три раза они вновь отнимали его. Наконец, он там удержался, весь окровавленный и наполовину истребленный <…> Но дело этим не кончилось. Соседний лес кипел русскими стрелками. Они каждую минуту выходили из этого логовища и возобновляли свои атаки, поддерживаемые тремя дивизиями. Наконец, после атаки Морана на Шевардино и Понятовского на леса Ельни войска Багратиона прекратили свои вылазки, и кавалерия Мюрата очистила равнину».

Генерал А. П. Ермолов:

«Не раз взяты были у неприятеля орудия, но огонь сильнейших батарей исторгал их из рук, овладевших ими. Атака на батареи наших кирасир 2-й дивизии имела полный успех, и взято несколько пушек, но, обращаясь между лесом и высотами, сильно занятыми, дивизия подверглась чувствительному урону. Отчаянно оборонявшая редут пехота должна была, наконец, оставить его в руках неприятеля с малым числом орудий, и сражение прекратилось».


Памятник на Шевардинском редуте


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Этот редут, служивший неприятельским аванпостом, перешел в наши руки».

Спустились сумерки. Бой ослабел и, наконец, прекратился. На самом деле, лишь после этого М. И. Кутузов приказал князю А. И. Горчакову отвести остатки своих войск к главным силам — за Семеновский овраг.

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«Французские колонны неоднократно атаковали батарею этого редута, которая до четырех раз переходила из рук в руки. Наконец, с наступлением ночи она осталась во власти французов. Мы потеряли при этом три орудия, которые были подбиты, но отняли у них шесть во время нескольких блестящих атак, произведенных кавалерией 2-й армии».

Генерал-квартирмейстер К. Ф. Толь:

«Главнокомандующий приказал генерал-лейтенанту князю Горчакову 2-у, оставя редут в ночь, отступить со всеми войсками в главную позицию и занять свое место в линии».

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Когда бой окончился с наступлением сумерек, обе стороны потеряли несколько тысяч человек, мы потеряли пять орудий, а неприятель — восемь, и в его руках остались высоты позади деревни Шевардино, на которых он поставил часть своих сил».

Генерал А. И. Горчаков:

«Сражение было самое жаркое, до самой темноты <…> Я оставался в надежде и желании, что совершенная темнота ночи прекратит оное <…> Мы остались на своих местах до полуночи; тогда я получил повеление оставить сии места и идти на позицию, где готовились принять баталию и где оная была 26 августа».

Кстати сказать, в день Бородинского сражения князь А. И. Горчаков был тяжело ранен, а подчиненные ему при Шевардино войска были возвращены в состав 8-го пехотного корпуса (они защищали Семеновские флеши и были почти полностью уничтожены). Князь Горчаков во время сражения находился «при Багратионе», а награду — орден Святого Георгия 3-го класса — он получил лишь после окончания войны 1812 года, причем в наградной формулировке не было ни слова о героической обороне Шевардинского редута.

Казалось бы, почему? Неужели, М. И. Кутузов был чем-то недоволен? Или в очередной раз имела место какая-то интрига?

Генерал А. И. Горчаков:

«Когда я вылечился от раны и возвратился к армии в январе 1813 года, я князю Кутузову говорил об сем сражении, он мне сказал, что оное в большую честь мне и войскам, кои там сражались, но реляции об оном он не получил и не мог получить, потому что на другой день, 25 августа, мы все были в ожидании атаки неприятелем, а 26-го и я, и князь Багратион были ранены, и приказал мне реляцию написать, но при докладе государю добавил, что это сражение должно считать за единое с баталией 26-го».

Получается, не было написано реляции о сражении, не было и сражения с превосходящими силами противника, длившегося почти целый день…

Общие потери двух сторон в боях вокруг Шевардинского редута были весьма ощутимыми. Это выяснилось лишь на следующий день.

Разные источники называют разные цифры. Одни говорят, что наполеоновская армия потеряла в районе Шевардинского редута от 4000 до 5000 человек, а русская — от 7000 до 8000 человек. У Барклая-де-Толли урон русских показан в 6000 человек. А кто-то уверяет, что потери с обеих сторон были примерно одинаковыми.

Генерал Д. П. Неверовский:

«Страшный и жестокий был огонь; несколько раз брали у меня батарею, но я ее отбирал обратно. Шесть часов продолжалось сие сражение в виду целой армии, и ночью велено мне было оставить батарею и присоединиться на позицию к армии. В сем-то сражении потерял я почти всех своих бригадных шефов, штаб— и обер-офицеров <…> Накануне сего сражения дали мне 4000 рекрутов для наполнения дивизии; я имел во фронте 6000, а вышел с тремя. Князь Багратион отдал мне приказом благодарность и сказал: „Я тебя поберегу“».

Начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса полковник Любен Гриуа:

«После дождливой, холодной ночи 6 сентября был прекрасный день, и мы могли обстоятельно рассмотреть неприятельский лагерь, весь освещенный ярким солнцем. С утра я отправился на захваченный накануне редут. Множество лежавших кучами трупов свидетельствовало об энергичном сопротивлении и об усилиях наших солдат. Парапеты были во многих местах разрушены нашими пушками; русские орудия сзади были сброшены с лафетов и опрокинуты; артиллеристы, обслуживавшие их, лежали тут же мертвые. Особенно много убитых было во рвах и на внутренней стороне валов. На наружной их стороне лежали трупы французских солдат, которых во время приступа погибло еще больше, чем русских гренадер на противоположном конце вала, куда они несколько раз пытались взобраться, после того как мы заняли редут».

Капитан Эжен Лабом, инженер-географ из корпуса Эжена де Богарне:

«На другой день, делая смотр 61-му полку, наиболее пострадавшему, император спросил полковника, куда он девал один из своих батальонов. „Государь, — было ответом, — он в редуте“».

В самом деле, 61-й полк полковника Буржа, состоявший из пяти батальонов, потерял 13 офицеров и 272 солдата, а, например, 111-й полк полковника Жюйе — 19 офицеров и 793 солдата.


25 Августа
(6 Сентября)


День накануне сражения


25 августа (6 сентября) 1812 года обе армии употребили на подготовку к решающему сражению.

Удивительно, но находятся и иные утверждения.

Генерал А. П. Ермолов:

«25-го августа армии в полном бездействии обозревали одна другую».

Естественно, определение «в полном бездействии» никуда не годится.

Британский генерал Роберт Вильсон:

«День <…> прошел во взаимных приготовлениях к сражению, каковое, возможно, должно было решить судьбу не только России и самого захватчика, но и всей Европы».

Конечно же, британский наблюдатель при русском главном штабе прав. День перед генеральным сражением просто обязан проходить «во взаимных приготовлениях».

Наполеон в сопровождении генералов и маршалов целый день объезжал позиции и всматривался через подзорную трубу в расположение русских. Он боялся, как бы они опять не ускользнули от него, как это было под Витебском, под Смоленском и в других местах.

Опасались этого и многие другие.


Обер-офицер лейб-гвардии кирасирского полка. Худ. Краузе, 1810-е гг. Бумага, акварель


Полковник Жан-Жак Пеле-Клозо:

«Все боялись не найти назавтра неприятеля на позиции».

Командир батальона 3-го (вестфальского) линейного полка Фридрих-Вильгельм фон Лоссберг:

«Мои пожелания заключаются в том, чтобы Кутузов оставался постоянным и не повторял бы действий своего предшественника».

Конечно, вестфальцы не рвались в бой, но и они мечтали о генеральном сражении, которое, как все были уверены, раз и навсегда положит конец этой затянувшейся войне. В победе никто не сомневался, а она должна была доставить изобилие, спокойные квартиры, а потом и скорое возвращение на родину…

Полковник Марселен де Марбо:

«6 сентября император приказал объявить, что на следующий день состоится большое сражение. Армия с радостью ожидала этого великого дня, надеясь, что он положит конец ее трудностям, потому что уже целый месяц войска не получали ни нормальной пищи, ни снаряжения. Каждый жил как мог».

Чтобы еще больше воодушевить свои войска, Наполеон приказал выставить напоказ присланный ему накануне портрет его сына — двухлетнего Римского короля. Этот портрет работы художника Жерара доставил Луи де Боссе, один из дворцовых префектов Наполеона, прибывший из Парижа. Помимо этого, он привез Наполеону письма от императрицы Марии-Луизы.

Полковник Жан-Жак Пеле-Клозо:

«Поглядев на этот портрет глазами отца, он [Наполеон. — Авт.] обратил его к толпе окружавших его офицеров и выставил на несколько часов для жадных взоров армии. Вскоре более важные заботы потребовали внимания императора, взволнованного этими живыми ощущениями».

Войска встретили портрет и Наполеона, объезжавшего войска, с восторгом.

В русской армии настроение было серьезное; люди надевали чистое белье, готовясь к смерти. Вдоль фронта обносили в крестном ходе икону Смоленской Божией Матери, служили молебны и прикладывались к ней все, начиная с Кутузова и до последнего солдата.

Офицер-квартирмейстер А. Н. Муравьев:

«Князь Кутузов велел по нашим линиям пронести икону Божией Матери, спасенную войсками из Смоленска. Повсюду служили перед нею молебны, чем возбуждалось религиозное чувство в войсках».

Эта Чудотворная икона сопровождала наши войска со времени выступления их из Смоленска. Примерно так же, кстати говоря, готовились и предки нынешних русских солдат к Куликовскому побоищу. Священники в богатых ризах совершали молебны, и тысячи воинов падали на колени, творя крестное знамение. Сам главнокомандующий со всем своим штабом встретил икону и поклонился ей до земли.

А потом в продолжение дня Кутузов объезжал полки и говорил с солдатами.

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Не время было витийствовать. Огненная черта, означавшая шествие Наполеона, зарево пожаров, каждый вечер освещавшее небосклон, ясно свидетельствовали о злодействах врагов, красноречивее приказов говорили нам о мщении за оскорбленное Отечество».

Но Кутузов говорил, и простые слова старого генерала быстро передавались в армии и усиливали готовность всех пожертвовать собой ради защиты Москвы и России.

М. И. Кутузов (диспозиция):

«В сем боевом порядке намерен я привлечь на себя силы неприятельские и действовать сообразно его движениям. Не в состоянии будучи находиться во время сражения на всех пунктах, полагаюсь на известную опытность главнокомандующих и потому предоставляю им делать соображения действий на поражение неприятеля. Возлагая все упование на помощь Всесильного и на храбрость и неустрашимость российских воинов, при счастливом отпоре неприятельских сил, дам собственное повеление на преследование его, для чего и ожидать буду беспрестанных рапортов о действиях, находясь за 6-м корпусом. При сем случае не излишним считаю представить господам главнокомандующим, что резервы должны быть оберегаемы сколь можно долее, ибо тот генерал, который сохранит еще резерв, не побежден. На случай наступательного движения оное производить в сомкнутых колоннах к атаке, стрельбою отнюдь не заниматься, но действовать быстро холодным оружием. В интервалах между пехотными колоннами иметь некоторую часть кавалерии, также в колоннах, которые бы подкрепляли пехоту. На случай неудачного дела, генералом Вистицким открыты несколько дорог, которые он господам главнокомандующим укажет, и по коим армии должны отступать. Сей последний пункт единственно для сведения господ главнокомандующих».

На случай неудачного дела… Как видим, М. И. Кутузов учитывал и возможность неудачи в предстоящем сражении.

Полковник Марселен де Марбо:

«Обе стороны использовали вечернее время для того, чтобы занять окончательные позиции».

Считается, что замысел М. И. Кутузова состоял в том, чтобы путем активной обороны нанести наполеоновским войскам как можно большие потери и этим изменить соотношение сил, до этого всегда бывшее в пользу императора французов. При этом русский главнокомандующий хотел сохранить войска для дальнейших сражений и для полного разгрома противника.


Русские ополченцы


Как это у него получится, это уже другой вопрос, но в соответствии с этим якобы и был построен боевой порядок русских войск.

Начальная позиция русской армии выглядела как прямая линия, идущая от Шевардинского редута на левом фланге через батарею на Курганной высоте (позднее она была названа батареей Раевского) и деревню Бородино в центре к деревне Маслово на правом фланге.

Оставив противнику Шевардинский редут, русская армия отошла назад, и боевой порядок изогнулся, приняв форму тупого угла.

Правый фланг и центр были составлены из войск бывшей 1-й Западной армии М. Б. Барклая-де-Толли, а левый — из бывшей 2-й Западной армии П. И. Багратиона.

Генерал А. П. Ермолов:

«Расположение войск было следующее.

На конце правого фланга в лесу, в засеках и укреплениях находились три егерских полка под командой полковника Потемкина, которые по обстоятельствам не были в деле и имели от канонады весьма малый урон. Далее к центру — 2-й корпус Багговута из 2-й и 4-й пехотных дивизий. С ним в линии — 4-й корпус генерал-лейтенанта графа Остермана-Толстого, из 11-й и 23-й пехотных дивизий. Сими войсками начальствовал Милорадович. Центр составлял 6-й корпус из 7-й и 24-й пехотных дивизий под предводительством генерала Дохтурова; далее, к левому флангу расположен был 7-й корпус генерал-лейтенанта Раевского из 12-й и 26-й пехотных дивизий. Конечность левого крыла состояла из 27-й пехотной дивизии Неверовского и сводной гренадерской дивизии генерал-майора Воронцова. В резерве находились: 3-й корпус генерал-лейтенанта Тучкова (из 1-й гренадерской и 3-й пехотных дивизий), 5-й корпус, в котором состояла гвардия, коей командовал генерал-лейтенант Лавров, 2-я гренадерская дивизия и вся почти вообще кавалерия, состоящая при армии, ибо весьма небольшое количество оной расположено было в линии и на флангах. Резервная артиллерия была весьма сильная. Войска донских казаков находились на правом крыле. Двадцать тысяч человек прибывшего за два дня Московского ополчения разделены были по корпусам, сохраняя состав свой, в котором они образованы были, и употреблялись для принятия раненых и присмотра за ними, дабы не отлучать за тем людей из фронта».

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Полковник Бистром с полком гвардейских егерей занял деревню Бородино. На левом берегу маленькой речки Колочи осталось несколько казацких полков, чтобы прикрыть пространство между этой деревней и концом нашего правого фланга».

Адъютант Барклая В. И. Леверштерн:

«Наше правое крыло было очень сильно; левый фланг был слабее, хотя имел то преимущество, что он был в одно и то же время наступательным и оборонительным, тогда как правое крыло не имело этого преимущества».

В самом деле, левый фланг образовывала меньшая по численности армия князя П. И. Багратиона. Слабость этого фланга заключалась еще и в том, что он не имел таких сильных естественных препятствий перед фронтом, как правый фланг. Более того, после потери Шевардинского редута позиция левого фланга стала еще более уязвимой: она опиралась теперь только на недостроенные до конца Семеновские флеши.

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Во время Шевардинской битвы я поехал на левый фланг к командовавшему им князю Багратиону. Генерал вполне присоединился к моему мнению, что Наполеон атакует со своими главными силами наш левый фланг; он предвидел то, что могло случиться, если бы наша армия осталась долее на занятой ею позиции, так что наш левый фланг был бы оттеснен с уроном. Я обещал ему представить главнокомандующему, какой опасности подвергалась эта часть армии. Вернувшись, я дал князю Кутузову точный отчет всего мною виденного; и предложил ему то же, что и накануне, а именно укоротить наш левый фланг: но все осталось по-старому».

Понятно, что генерал Беннигсен не очень любил Кутузова, да и о себе он был очень высокого мнения. Но примерно то же самое говорят и другие участники сражения.

Генерал А. П. Ермолов:

«Беннигсен (главнокомандующий против французов в прошедшую войну, ныне при Кутузове — в должности начальника главного штаба всех действующих армий), увидя заблаговременно стремление неприятеля, предлагал сократить линию нашу и, оставя на правом фланге в лесу и засеках несколько егерских полков, два корпуса, бесполезно там пребывающие, тотчас переместить на левое крыло в составление резерва для 2-й армии. Предложение сие, не знаю почему, не исполнено и корпуса 25-го числа остались в прежних своих местах».

Удивительно, но в центре и на правом фланге М. И. Кутузов разместил свои основные силы пехоты, а также три кавалерийских корпуса и казачий корпус атамана М. И. Платова. По его замыслу, такая мощная группировка войск надежно прикрывала московское направление и одновременно позволяла при необходимости наносить удары во фланг и тыл французских войск.

С другой стороны, подобное расположение войск делало слабость левого фланга еще более очевидной.

Генерал И. Ф. Паскевич:

«Слабейшею частью позиции было левое крыло и потому требовало сильнейших укреплений».

Но «сильнейшие укрепления» до конца достроить не успели.

Офицер-квартирмейстер А. Н. Муравьев:

«Ошибок, по мнению моему, было довольно с нашей стороны; первая и важнейшая была та, что мы, не ожидая, надлежащим образом не приготовились к отпору отчаянной атаки главных сил неприятельской армии на наш левый фланг».

Впрочем, не совсем так, и об этом есть четкие свидетельства.

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Князь Багратион возвел на нашем левом фланге несколько редутов; один большой редут стоял в центре на довольно высоком холме позади деревни Бородино. Это был ключ позиции».

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«Надеялись, что <…> арьергард может задержать неприятеля еще в течение всего 24-го числа и дать время окончить укрепления. Но с 3 часов по полудни арьергард находился в полном отступлении, и успели лишь занять артиллерией высоты и разрушить деревню Семеновку, которую не могли укрепить за недостатком инструментов. Только три флеши левее этой деревни были окончены».

Тем не менее то, что Наполеон ударит именно по левому флангу, тоже было очевидно.

Генерал И. Ф. Паскевич:

«25-го числа Наполеон, убедясь, что слабейшей частью нашей позиции был левый фланг, сосредоточил силы свои в центре и на правом своем фланге».

Абсолютно точно. Наполеон, увидев во время рекогносцировки 25 августа (6 сентября) слабость левого фланга русской армии, решил нанести по нему свой главный удар. Сообразно с этим он разработал и план сражения. Прежде всего ставилась задача овладеть деревней Бородино. Этот маневр, по мнению Наполеона, должен был отвлечь внимание русских от направления главного удара.

Для выполнения поставленной задачи вечером 25 августа (6 сентября) император стал концентрировать свои основные силы в районе захваченного Шевардинского редута.


Ратники ополчения (худ. Н. Зарецкий)


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Император расположился позади итальянской армии, налево от большой дороги. Старая гвардия образовала каре вокруг его палаток».

Это факт: Наполеон приказал разбить свою личную палатку рядом с деревней Валуево, посреди расположения гвардии. Впереди стоял корпус его пасынка Эжена де Богарне.

Общая численность войск, нацеленных на левый фланг русских, достигала 115 000 человек. Для отвлекающих же действий в центре и против правого фланга противника Наполеон выделял не более 20 000 человек.

Генерал Жан Рапп:

«Наполеон, приказав произвести рекогносцировки, отдал приказания двинуться и приготовиться к следующему дню. Король Неаполитанский [Мюрат — Авт.] считал все эти распоряжения излишними: он овладел главным редутом, левая сторона позиции была обойдена. Он не думал, чтобы русские пожелали принять бой; он полагал, что за ночь они отступят. Но не таково было их намерение: они копали окопы, носили землю и укрепляли свою позицию. На следующее утро мы заметили, что все они были за работой. Было 11 часов, когда Наполеон послал меня на рекогносцировку: мне было поручено приблизиться, насколько возможно, к неприятельской линии. Я снял свои белые перья, надел солдатскую шинель и осмотрел все с наивозможной тщательностью; сопровождал меня один лишь гвардейский стрелок. В нескольких местах я проник за линию русских пикетов. Деревня Бородино отделялась от наших постов всего лишь одним узким и глубоким оврагом.

Я слишком далеко зашел вперед, и в меня два раза выстрелили из пушки картечью; я удалился и часам к двум вернулся к своим и явился к Наполеону с докладом обо всем виденном. Наполеон разговаривал с королем Неаполитанским и князем Невшательским [Бертье. — Авт.]. Мюрат изменил свое мнение: к удивлению своему, увидев на рассвете, что неприятельская линия была по-прежнему развернута, он решил, что предстоит бой, и приготовился к нему. Однако другие генералы продолжали утверждать, что русские не рискнут на битву; что касается меня, я думал противное; я заметил, что у русских много войска и довольно хорошая позиция; по моему убеждению, они должны были атаковать нас, если мы не предупредим. Наполеон сделал мне честь согласиться с моим мнением, которое разделял и Бертье. Он потребовал своих лошадей и лично произвел ту же рекогносцировку, что и я. Под Бородином его встретили так же, как и меня, картечный огонь заставил его удалиться. Все виденное им укрепило его в убеждении, что он не ошибся, и, вернувшись, он отдал соответствующие приказания».

Во второй половине дня 25 августа (6 сентября) вся наполеоновская армия стояла в районе деревни Валуево и вокруг захваченного Шевардинского редута, примыкая правым флангом к Старой Смоленской дороге, то есть против центра и левого фланга русской позиции. Заметив это, М. И. Кутузов приказал 3-у корпусу генерала Н. А. Тучкова 1-го и Московскому ополчению генерала И. И. Маркова (Моркова) перейти к деревне Утица, чтобы прикрыть Старую Смоленскую дорогу.

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«За нашим крайним левым флангом, в деревушке Утицы, на Старой Смоленской дороге, находился корпус Тучкова и Московское ополчение — всего 20 000 человек с артиллерией».

Генерал-квартирмейстер К. Ф. Толь:

«Главнокомандующий князь Голенищев-Кутузов приказал немедленно генерал-лейтенанту Тучкову 1-му с 3-м пехотным корпусом идти на левое крыло и положением своим прикрыть Старую Смоленскую дорогу. В подкрепление сему корпусу отряжено было 7000 человек Московского ополчения под командой генерал-лейтенанта Маркова и шесть донских полков с генерал-майором Карповым».

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Левое крыло было загнуто назад и оставалось открытым: поэтому оно было укреплено, а корпус генерала Тучкова был усилен Московским ополчением. Таким образом, масса в 15 000 человек была поставлена на Старой Смоленской дороге настолько далеко позади и так скрытно, что она сама могла ударить в правый фланг и в тыл неприятелю, который стал бы обходить левый фланг русский. По мысли это мероприятие, как мы полагаем, было весьма удачно, но оно не достигло цели».

Как видим, данные по численности расходятся. Но, в любом случае, это был большой отряд. Почему же данное хорошо задуманное «мероприятие» не достигло цели?

Принято считать, что Михаил Илларионович хотел расположить эти части скрытно, однако они были выведены из засады по приказу начальника штаба Л. Л. Беннигсена. В это трудно поверить, но они были выведены даже без согласования с главнокомандующим!

Офицер-квартирмейстер А. А. Щербинин:

«На плане этом надписано над 3-м корпусом и Московским ополчением: „Расположение скрытно“. План напечатан в нескольких экземплярах, из которых один достался мне».

Отметим, что этот участник сражения в 1812 году был прапорщиком и состоял при генерал-квартирмейстере К. Ф. Толе. Свидетельствам этого дворянина и сына полковника вполне можно доверять.

Офицер-квартирмейстер А. А. Щербинин:

«Беннигсен поехал к отряду Тучкова и велел ему двинуться, чтобы стать ближе к левому флангу Багратиона. Тучков возражал, что пространство, которое ему в таком случае занять бы должно, составляет отклон горы, с вершины коей неприятелю легко действовать к истреблению корпуса его; о назначении же оставаться скрытно от неприятеля он не заметил Беннигсену, вероятно, потому, что сам не ведал плана главнокомандующего. Беннигсен повторил с досадой приказание. Тучков тотчас начал выдвигать 3-й корпус».

Все это не может не вызывать недоумения.

Офицер-квартирмейстер А. А. Щербинин:

«Я не мог воображать, чтобы Беннигсену, начальнику главного штаба при Кутузове, не было известно о плане, о котором знал я, свитский прапорщик. Я полагал, что Кутузов отменил прежний план».

Но должны же быть подобному хоть какие-то объяснения?


Казак Московского ополчения (литография П. Ферлунда)


Генерал Л. Л. Беннигсен:

«25 августа (6 сентября) неприятель простоял неподвижно на занятых им накануне высотах, хотя его орудия могли обстреливать нашу линию; он выжидал прибытия своей тяжелой артиллерии, которая осталась позади, так как ее лошади находились в то время в самом жалком состоянии. Я отправился в тот день в конец нашего левого фланга, чтобы поставить на позицию корпус генерала Тучкова, находившийся на Старой Смоленской дороге, и предложил генералу графу Маркову передать под его команду 10 000 человек милиции, чтобы неприятель мог видеть их, — этим можно было внушить ему страх, так что он не решился бы двинуть все свои силы против князя Багратиона. Граф Марков охотно согласился на это, и я убедился, что все генералы и офицеры милиции были одушевлены желанием быть полезными и содействовать успеху предстоявшего нам большого сражения».


Л. Л. Беннигсен


Странно. Неужели вид одного-единственного корпуса и толпы бородатых ополченцев, вооруженных непонятно чем, должен был до такой степени внушить страх Наполеону, что он отказался бы от атаки на слабый левый фланг русских? Подобная логика непонятна. Но даже если бы она и была понятна, неужели начальник штаба имеет право производить подобные нарушения диспозиции без ведома главнокомандующего?

Считается, что стратегический замысел М. И. Кутузова был сорван генералом Беннигсеном, проявившим удивительное самовольство, объезжая позиции перед боем.

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Вернувшись к князю Кутузову, я снова настоятельно убеждал его принять боевой порядок, утверждая на основании произведенного мною осмотра позиции, что нашему левому флангу придется вынести на себе атаку главных сил Наполеона, тогда как правое крыло вовсе не подвергается атаке.

Поэтому я предложил опереть наш правый фланг на деревню Горки и двинуть все остальные войска нашего правого фланга на поддержку левого крыла. Мои убеждения остались и на этот раз безуспешны».

А может быть, вся эта, мягко говоря, «странная» история является лишь одним из подтверждений версии о том, что руководства сражением М. И. Кутузов практически не осуществлял, доверив диспозицию (а это — важнейшее условие победы) полковнику К. Ф. Толю?

Да и вообще, можно ли было всерьез рассчитывать на скрытное расположение войск генерала Тучкова 1-го? Неужели польский корпус Понятовского не обнаружил бы его, пойдя в наступление?

А что же Наполеон?

У того все было предельно четко. Вернувшись с вечерней рекогносцировки и очень довольный тем, что русские не уходят, он сделал такие распоряжения для атаки на следующий день: князю Понятовскому — овладеть деревней Утица и обходить левый фланг русской армии; трем дивизиям корпуса маршала Даву, маршалам Нею и Мюрату, а также генералу Жюно — атаковать Семеновские высоты; корпусу Эжена де Богарне с двумя дивизиями корпуса Даву и кавалерийским корпусом генерала Груши — овладеть деревней Бородино и потом обратиться на центр русской армии.

При этом Старая и Молодая гвардии (а это почти 19 000 человек и 109 орудий) были оставлены в резерве у деревни Шевардино.

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Никогда еще не было так спокойно, как в день, предшествовавший этой великой битве! Все было решено, зачем же было тревожить себя понапрасну? Разве завтрашний день не должен все решить? Притом же каждому надо было приготовиться. Различные корпуса должны были приготовить свое оружие, свои силы, свою амуницию. Им надо было восстановить тот порядок, который обыкновенно более или менее нарушался во время переходов. Генералам надо было просмотреть еще раз свои взаимные диспозиции относительно атаки, обороны и отступления, чтобы возможно ближе согласоваться друг с другом и с условиями местности и чтобы случаю было отведено наименьшее место.

Итак, прежде чем начать страшную борьбу, эти два колосса внимательно наблюдали друг за другом, измеривали друг друга глазами и в молчании приготовлялись к страшному столкновению».

Конечно же, все это никак не вяжется с утверждением генерала А. П. Ермолова о том, что 25 августа (6 сентября) «армии в полном бездействии обозревали одна другую».


Ночь накануне сражения

В ночь накануне сражения практически никто не спал.

Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«Всю эту ночь мы принуждены были провести на сырой земле, без огней. Дождливая и холодная погода резко сменила жару. Внезапная перемена температуры вместе с необходимостью обходиться без огня заставила нас жестоко страдать последние часы перед рассветом. Кроме того, мы умирали от жажды, у нас недоставало воды, хотя мы и лежали на влажной земле».

Командир батальона 3-го (вестфальского) линейного полка Фридрих-Вильгельм фон Лоссберг:

«Наступила совершенная темнота, когда мы расположились на ночлег, воткнувши около себя срубленный кустарник для защиты от холодного осеннего ветра. Со всех сторон виднеются бивачные огни».

В наполеоновском лагере царило веселье. Ярко пылали костры. Все (и солдаты, и офицеры) надеялись на близкое окончание своих невзгод, которое должно было последовать за победой, в которой никто не сомневался.

Офицер 50-го егерского полка Н. И. Андреев:

«С 25-го на 26-е в ночи, близко от нас, у неприятеля пели песни, били барабаны, музыка гремела…»

Однако это было какое-то нервное веселье. Отчаянное.

Начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса полковник Любен Гриуа:

«У нас царила шумная радость, вызванная мыслью о битве, исход которой никому не казался сомнительным. Со всех сторон перекликались солдаты, слышались взрывы хохота, вызываемые веселыми рассказами самых отчаянных, слышались их комически-философские рассуждения относительно того, что может завтра случиться с каждым из них. Горизонт освещали бесчисленные огни, довольно беспорядочно разбросанные у нас, симметрично расположенные у русских вдоль укреплений; огни эти напоминали великолепную иллюминацию и настоящий праздник. Мало-помалу шум стихает, огни бледнеют, потом гаснут, и людей охватывает сон, для многих — последний».

В русском лагере не было столь шумных восторгов, но не наблюдалось и уныния.

Прапорщик гвардейской артиллерии А. С. Норов:

«Мы поздно полегли спать не раздеваясь, не помышляя, что несколько сот жерл неприятельских орудий смотрят уже на нас с противной стороны, ожидая рассвета. Ночь была свежая и ясная».

Многие молились, готовясь к самому худшему, но большинство просто готовило оружие и амуницию.

Поручик артиллерии И. Т. Радожицкий:

«Все устраивалось для кровопролития следующего дня: московские ратники оканчивали насыпи на батареях, а артиллерию развозили по местам и приготовляли патроны. Солдаты чистили, острили штыки, белили портупеи и перевязи; словом, в обеих армиях 300 000 воинов готовились к великому страшному дню.

Наступила ночь; биваки враждующих сил запылали бесчисленными огнями, кругом верст на двадцать пространства; огни отражались на темных облаках багровым заревом: пламя в небе предзнаменовало пролитие крови на земле. Велики были собранные силы, велико предстояло побоище — знаменитое в летописях мира».

Подпоручик Н. Е. Митраевский:

«Артиллеристы и пехотные офицеры собирались в кружки и толковали о предстоящем деле. Все предполагали, что будет славное дело. Наполеон и его солдаты — не шутка! Ну, да какая надобность! Как будто мы и не видали их?.. Постоим и мы за себя… Бой под Витебском, бой под Смоленском, где мы сражались целый день, слухи о Валутинском деле невольно наводили на мысль: немного же взяли там французы, хотя всегда были в большем против нас числе; да и старик Кутузов, если бы не был уверен в успехе, то не дал бы сражения <…> С самого приезда Кутузова как будто все переродилось: водворилась какая-то надежда и уверенность. Притом мы сроднились с мыслью о смерти, мало кто думал из этой войны выйти целым: не сегодня, так завтра убьют или ранят. В подобных толках проходило время».

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Солдаты точили штыки, отпускали сабли, артиллеристы передвигали орудия, избирая для них выгоднейшие места, генералы и полковые начальники говорили солдатам о великом значении наступавшего дня. Один из них сказал: „Ведь придется же умирать под Москвою; так не все ли равно лечь здесь?“ Наступил вечер; поднялся ветер и с воем гудел по бивакам. С безупречною совестью русские дремали вокруг дымящихся огней. Сторожевые цепи протяжно пересылали одна другой отголоски. На облачном небе изредка искрились звезды. Все было спокойно в нашем лагере. Но ярче обыкновенного блистали огни неприятельские, и в стане их раздавались восклицания, в приветствие Наполеону, разъезжавшему по корпусам. Разноплеменная армия, завлеченная в дальние страны хитростями честолюбца, имела нужду в возбуждении. Нужно было льстить и потакать страстям. Наполеон не щадил ни вина, ни громких слов, ни лести…»

М. И. Кутузов перед сражением всячески подбадривал войска, а теперь сидел, глубоко погрузившись в свои мысли.

Подпоручик Н. Е. Митраевский:

«До этого времени я не видал Кутузова, а тут все мы насмотрелись на него вволю, хотя слишком близко и не смели подойти к нему. Склонивши голову, сидел он в сюртуке без эполет, в фуражке и с казачьей нагайкой через плечо. Генералы и штаб-офицеры из его свиты стояли по сторонам, ординарцы, вестовые и несколько спешившихся казаков расположились позади <…> Из престарелого вождя как будто исходила какая-то сила, воодушевлявшая смотревших на него».

С нагайкой через плечо? Этот факт не может не вызывать удивления.

Подпоручик Н. Е. Митраевский:

«Никак мы не могли разгадать, для чего у него нагайка, тем более что никогда не видали его верхом на лошади».

А что же Наполеон?

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Император спал мало. Генерал Коленкур вернулся из завоеванного [Шевардинского — Авт.] редута. Ни один пленный не попал в наши руки, и Наполеон, изумленный, забрасывал его вопросами. Разве его кавалерия не атаковала вовремя? Быть может, русские решили победить или умереть?.. Ему отвечали, что русские, фанатизированные своими начальниками и привыкшие сражаться с турками, которые приканчивают своих пленных, скорее готовы были умереть, нежели сдаться. Император глубоко задумался над этим фактом и, придя к заключению, что наиболее верной была бы артиллерийская битва, отдал приказание, чтобы поспешили подвезти парки, которые не явились».

Генерал Жан Рапп:

«Настала ночь. Я был дежурным и спал в палатке Наполеона. Отделение, где он спал, обычно было отделено полотняной перегородкой от другой, где спал дежурный адъютант. Император спал очень мало. Я будил его несколько раз, чтобы передать ему рапорты с аванпостов, которые все доказывали, что русские ожидали атаки. В три часа ночи Наполеон позвал камердинера и приказал принести себе пунша; я удостоился чести пить его вместе с ним. Он осведомился у меня, хорошо ли я спал; я ответил, что ночи стали уже свежими и что меня часто будили. Он сказал мне: „Сегодня нам придется иметь дело с этим пресловутым Кутузовым. Вы, конечно, помните, что это он командовал под Браунау. Он оставался в этом месте три недели, ни разу не выйдя из своей комнаты; он даже не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Генерал Беннигсен, хотя тоже старик, куда бойчее и подвижнее его. Я не знаю, почему Александр не послал этого ганноверца заместить Барклая“. Он выпил стакан пунша, прочел несколько донесений и продолжал: „Ну, Рапп, как ты думаешь, хорошо у нас пойдут сегодня дела?“ — „Без сомнения, Ваше Величество; мы исчерпали все свои ресурсы и должны победить по необходимости“. Наполеон продолжал свое чтение и потом заметил: „Счастье — самая настоящая куртизанка; я часто говорил это, а теперь начинаю испытывать на себе“. — „Как, Ваше величество, помните, вы сделали мне честь сказать под Смоленском, что дело начато и надо довести его до конца. Именно теперь это справедливо более, чем когда-либо; теперь уже некогда отступать. Кроме того, армия знает свое положение: ей известно, что припасы она может найти только в Москве, до которой ей осталось всего лишь 120 верст“. — „Бедная армия! Она сильно-таки поубавилась; но зато остались лишь хорошие солдаты; кроме того, и гвардия моя осталась неприкосновенной“. Он послал за Бертье и работал до половины шестого. Мы сели на лошадей. Трубили трубы, слышался барабанный бой. Лишь только войска заметили императора, раздались единодушные клики».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Он [Наполеон — Авт.] спрашивал Раппа, верит ли он в победу? „Без сомнения, — ответил Рапп, — но только в кровавую!“

— Знаю, — возразил Наполеон. — Но ведь у меня 80 000 человек, и я с 60 000 вступлю в Москву. Там присоединятся к нам отсталые и маршевые батальоны, тогда мы будем еще сильнее, чем перед битвой!

По-видимому, в эти расчеты не входили ни кавалерия, ни гвардия, но тут опять им овладело прежнее беспокойство, и он послал посмотреть, что делается у русских? Ему отвечали, что лагерные огни продолжают сиять по-прежнему, а количество подвижных теней, окружающих их, указывает, по-видимому, что тут находится не один арьергард, а целая армия. Присутствие неприятеля на том же месте успокоило императора, и он решил немного отдохнуть.

Однако переход, сделанный им с армией, утомление предшествующих дней и ночей, бесчисленные заботы и напряженное ожидание истощили его силы. На него подействовало охлаждение атмосферы. Его съедали лихорадка, вызванная чрезмерным возбуждением, сухой кашель и сильное недомогание. Ночью он тщетно старался утолить жгучую жажду, мучавшую его. Эта новая болезнь осложнялась у него припадками старого страдания. Со вчерашнего дня он страдал мучительными приступами той ужасной болезни, которая давно уже давала себя чувствовать, а именно — дизурией (затруднением мочеиспускания).

Наконец пробило 5 часов».


Бородинское сражение


Перед началом сражения


26 августа (7 сентября) 1812 года, на рассвете, обе армии стали в ружье. Но еще перед рассветом вдруг грянул случайный пушечный выстрел.

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Перед рассветом, 26-го, первый выстрел был пущен из русского тяжелого орудия, с батареи впереди Семеновского, когда во мраке показалось, что неприятель приближается. Но враги еще не двигались».

Когда ошибка разъяснилась, все смолкло.

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Услышав гул пушки, князь Кутузов, уже давно бодроствавший, не предупредив своей главной квартиры, только что пробудившейся ото сна, поехал один на батарею, за деревнею Горками. Остановившись на возвышении, он обозревал, при свете догоравших бивачных огней, поле битвы и армию, становившуюся в ружье».

Итак, М. И. Кутузов поехал на батарею к деревне Горки. Верхом, как на рисунке Теребенева? Нет, на лошадь Михаил Илларионович уже давно почти не садился из-за своей чрезмерной тучности.

Генерал А. П. Ермолов:

«Не всюду могли проходить большие дрожки, в которых его возили…»

Почти в то же самое время и Наполеон уже скакал к Шевардинскому редуту. Заря занималась, но утренний туман еще не рассеялся…

Прибыв на место, Наполеон первым делом спросил, что делается у русских, и, получив в ответ, что они остались на месте, император обрадовался.

Император Наполеон:

«Наконец, они попались! Идем открывать ворота Москвы!»

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Было пять с половиной часов утра, когда Наполеон подъехал к редуту, завоеванному 5 сентября. Там он подождал первых лучей рассвета и первых ружейных выстрелов Понятовского. Взошло солнце, император указал на него своим офицерам и воскликнул: „Вот солнце Аустерлица!“»

Офицер-квартирмейстер Н. Н. Муравьев:

«Слова сии вмиг сделались известными во всей его армии и еще более возбудили легкие французские головы, способные воспламеняться от одного красного слова, кстати сказанного. Он умел управлять пылким народом своим».

После этого было прочитано воззвание Наполеона, в котором говорилось:

«Солдаты!

Вот битва, которой вы так желали! Победа зависит от вас; нам она необходима: она даст нам обильные припасы, хорошие зимние квартиры и скорое возвращение на родину. Ведите себя, как под Аустерлицем, Фридландом, Витебском, Смоленском, чтобы самое отдаленное потомство приводило в пример ваше поведение в этот день. Пусть о вас скажут: он был в этой великой битве под Москвой!»

Так император решил еще больше возбудить настроение войск, уже и без того готовых ринуться в атаку. И слова Наполеона произвели впечатление.

Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«Тысячекратные возгласы: „Да здравствует император!“ были ответом на это лаконичное приглашение. Все удивляются выразительности, простоте и мощной силе императорской прокламации, которая так хорошо соответствовала теперешним обстоятельствам. „Она достойна главы армии“, — слышались замечания».


Русский гусар


Офицер-квартирмейстер А. Н. Муравьев:

«Он [Наполеон. — Авт.] издал приказ по своей большой армии, которым возбуждал свое войско к решительному на нас нападению <…> Этот гениальный полководец везде был сам, лично и деятельно готовил свои войска к кровопролитному сражению. Мы, со своей стороны, были довольно покойны; наши главнокомандующие Барклай и Багратион объезжали и поверяли также свое расположение и переставляли, где нужно оказывалось, разные части своих войск. Но разительно было расположение духа обеих сторон: неприятель, возбуждаемый прокламациями своего вождя <…> упивался чем кто мог и кипел против нас яростью; наши же, напротив, также озлобленные на французов и готовые наказать их за нашествие на Отечество наше и разорение, ими причиняемое, воздерживались, однако, от излишества в пище и питье, которого было у нас много поблизости от Москвы, и молили Бога о подкреплении их мужества и сил и благословения в предстоявшей отчаянной битве».

Что касается Наполеона, то он расположился около Шевардинского редута и не покидал того места до четырех часов дня.


Наполеон на Бородинском поле (худ. В. Верещагин)


Полковник Марселен де Марбо:

«Погода была пасмурная, и холодный ветер поднимал клубы пыли. Император, страдавший от ужасной мигрени, находился на небольшом возвышении, где и провел большую часть дня, ходя взад-вперед пешком. Из этого места он мог видеть лишь часть поля битвы, а чтобы разглядеть его целиком, должен был подняться на соседний холм, что он и сделал дважды во время сражения. Императора упрекают в недостаточной активности, однако следует признать, что из центрального пункта, где он находился вместе со своими резервами, он мог получать все необходимые донесения о том, что происходило по всей линии. Если бы он был то на одном, то на другом фланге, перемещаясь между ними по столь пересеченной местности, адъютанты со срочными донесениями не смогли бы его увидеть и не знали бы, где его найти. Не следует, впрочем, забывать, что император был болен, и ледяной ветер, который непрерывно дул, мешал ему держаться в седле».


Окончательное расположение войск

Каково же было окончательное расположение войск?

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Понятовский имел приказ двигаться по Старой Смоленской дороге и выйти в тыл левого фланга русских; Даву должен был атаковать левый фланг с фронта дивизиями Компана, Дессэ и Фриана, а корпуса Нея и Жюно — правое крыло и центр левого фланга от Шевардина до Алексинок. Вице-королю надлежало <…> сдерживать правый фланг русских и сосредоточиться на левом берегу Колочи, образуя тем самым левое крыло союзной армии.

Вся императорская гвардия оставалась в резерве справа от Фомкина.

Таким образом, для штурма редутов и укреплений, расположенных между Колочей и лесом у Старой Смоленской дороги, было собрано восемь корпусов».


Расположение войск перед началом сражения


Генерал Жан Рапп:

«Итальянцы и поляки стояли на флангах. Наполеон действовал против левого фланга неприятеля. Впрочем, никаких точных сведений мы не имели; женщины, дети, старики, скот — все исчезло; не оставалось никого, кто мог бы дать нам малейшие указания».

А что же русские?

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Деревню Бородино, находившуюся впереди русских порядков, занимали гвардейские егеря.

На самом краю левого фланга вплоть до Московской дороги, в тысяче ярдов от Москвы-реки, стояли корпус Багговута и резерв, составленный из Первого кавалерийского корпуса и семи казачьих полков Платова. Слева от него располагался Остерман, упираясь своим левым флангом в холмы над Колочей. Далее был Дохтуров, защищавший большую батарею между Бородином и Горками. Раевский занимал промежуток между этой батареей и Семеновским. Воронцов и Бороздин обороняли флеши перед Семеновским, имея во второй линии дивизию Неверовского.

Гренадеры принца Карла Мекленбургского оставались в резерве за Семеновским, а позади них стояла кирасирская дивизия в качестве резерва левого фланга.


Расположение войск перед сражением


Дивизии Коновницына и Строганова под командою Тучкова с тысячью ополченцев должны были оборонять Утицу и не дать неприятелю подойти к Псареву, что угрожало бы линии сообщения армии с Можайском.

Императорская гвардия располагалась позади центра и составляла резерв вместе с приданной ей кирасирской дивизией Депрерадовича.

Артиллерийский резерв находился в Псареве.

Кавалерия охраняла промежутки между линиями и колоннами пехоты.

Приданные различным корпусам казаки, располагались на флангах, а егеря по фронту, вдоль оврагов и зарослей кустарника.

Барклай командовал правым флангом, Багратион — левым, а Беннигсен — центром».


Начало сражения

В половине шестого утра 26 августа (7 сентября) 1812 года солнце начало рассеивать туман. И тут же со стороны захваченного Шевардинского редута раздался одинокий выстрел, звук которого пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Потом раздался второй, за ним третий выстрел, и вскоре огонь охватил все видимое поле сражения.

Стрельба началась, но очень скоро стало ясно, что огонь наполеоновских батарей, стоявших на позиции у деревни Шевардино, не достигает нужного результата, и орудия приказано было передвинуть вперед.

После этого огонь повели сразу сотни орудий. И все они обстреливали позиции русского левого фланга и центра.

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«С высот, занятых неприятелем, на которые им было поспешно поставлено большое число орудий, он мог обстреливать, вдоль и поперек, всю нашу линию до самого центра, то есть до батареи генерала Раевского, которую, согласно диспозиции Наполеона, атаковал вскоре вице-король Итальянский под защитой сильного огня, по меньшей мере, 200 орудий».

Когда наполеоновские колонны пришли в движение, батарея, которую защищали войска генерала Н. Н. Раевского, открыла встречный огонь.

В дальнейшем количество орудий, участвующих в сражении, только возрастало.

Полковник Луи-Франсуа Лежён:

«Триста наших пушек немедленно открыли пальбу по такому же приблизительно числу русских орудий, ядра которых с не поддающимся описанию шумом и свистом бороздили наши ряды. К несчастью, в этот роковой момент начала сражения наши резервы, даже кавалерии, стояли на слишком близкой позиции и, из гордости или, скорее, чтобы не подать повода к фальшивой тревоге, не захотели отступить хотя бы на несколько сотен шагов, где бы могли укрыться и избежать бесполезных потерь. Мы были свидетелями, как тысячи храбрых всадников и крайне нужных нам лошадей гибли без всякой пользы для армии».

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«Французы направили все свои силы на свой правый фланг и расположили на Шевардинской высоте более ста орудий, в числе которых было много 12-фунтовых. Артиллерийский огонь был очень силен, и, хотя у нас на левом фланге было только пятьдесят орудий, им отвечали энергично».

12-фунтовые пушки могли стрелять ядрами и картечью на 2500–2800 метров, и это было очень сильное оружие, особенно в руках опытных французских артиллеристов.


М. Б. Барклай-де-Толли (худ. Ф. Вендрамини)


Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«На восходе солнца поднялся сильный туман. Генерал Барклай в полной парадной форме, при орденах и в шляпе с черным пером стоял со своим штабом на батарее позади деревни Бородина. В тот момент, когда он обернулся ко мне, чтобы получить сведения о боевых снарядах, которые должны были доставить ему из Москвы, позади его была ранена ядром лошадь генерал-лейтенанта князя Бориса Голицына.

Князь, смущенный своим падением, подошел к генералу Барклаю и донес ему об этом; Барклай, не оборачиваясь, отвечал с величайшим хладнокровием:

— Прикажите подать другую лошадь.

Будучи сильно контужен, князь удалился. Он только что приехал из Петербурга и пока не имел еще случая командовать отдельной частью. Генерал Барклай окинул в это время своим орлиным взором всю линию.

Со всех сторон раздавалась канонада».

Так начиналось знаменитое Бородинское сражение…


Атака на деревню Бородино

В шесть часов утра на деревню Бородино под прикрытием утреннего тумана в атаку двинулась дивизия генерала Дельзона из 4-го корпуса Эжена де Богарне (его в русскоязычной литературе иногда не совсем правильно называют принцем Евгением).

Бородино оборонял лейб-гвардии Егерский полк под командованием полковника К. И. Бистрома 1-го.


Репродукция фрагмента панорамы Бородинской битвы «Гвардейцы отражают атаку французской кавалерии» худ. Ф. А. Рубо. Холст, масло. 1910–1912 гг. Из Музея-панорамы «Бородинская битва»


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Один из полков принца Эжена [де Богарне. — Авт.], 106-й, завладел деревней Бородино и ее мостом, который он должен был разрушить. Увлеченный этим успехом, он прошел мост, несмотря на крики своего генерала, и произвел нападение на высоты Горки, где русские истребили его огнем своего фронта и фланга. Сообщали, что генерал, командующий этой бригадой, был убит, и 106-й полк был бы совершенно уничтожен, если бы 92-й полк, сам поспешивший к нему на помощь, не собрал поспешно его остатков и не увел их с собой».

В данном случае речь идет о полках бригады генерала Плозонна. 106-й линейный полк полковника Бертрана, что называется, «зарвался». В этот момент генерал Луи-Огюст Плозонн действительно был убит прямым попаданием русского ядра. Он, кстати, открыл собою длинный список французских генералов, павших в Бородинском сражении. Полковник Бертран был ранен. Получили ранения и все батальонные командиры. Кроме того, был убит полковник артиллерии Деме.


Атака корпуса Эжена де Богарне на русские позиции у деревни Бородино


Генерал-квартирмейстер К. Ф. Толь:

«Французы, ободренные занятием села Бородина, бросились вслед за егерями и почти вместе с ними перешли по мосту, но гвардейские егеря, подкрепленные полками, пришедшими с полковниками Вуичем и Карпенко, вдруг обратились на неприятеля и, соединенно с ними ударив в штыки, истребили совершенно 106-й неприятельский полк, перешедший на наш берег. Мост на реке Колоче был уничтожен, несмотря на сильный неприятельский огонь».

В этом деле с русской стороны был убит полковник Я. П. Гавердовский, а полковник П. С. Макаров и многие другие офицеры ранены.

Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«В 6 1/2 часа вице-король дает приказ генералу Дельзону атаковать деревню Бородино, занятую егерским полком русской гвардии. В момент, когда 106-й полк, которому поручено было это дело, пробирался в деревню, стоявший во главе его генерал Плозонн падает смертельно раненный. Деревня взята, и русские стрелки отброшены по ту сторону Колочи.


Эжен де Богарне


Этим, собственно, ограничились инструкции, данные 106-му полку; но охваченный наступательным пылом, он быстро переходит мост, устроенный неприятелем на Колоче позади деревни, и двигается к неприятельским рядам.

Русские стрелки, подкрепленные двумя новыми полками, ставят себе задачей отразить 106-й полк. Последнему дорого пришлось бы заплатить за свой риск, но 92-й полк на звуки пушечных выстрелов устремляется на помощь к нему беглым шагом, атакует три неприятельских полка, освобождает 106-й и с триумфом возвращается в Бородино согласно полученным приказаниям».

Полковник Луи-Франсуа Лежён:

«Генерал Плозонн <…> приказал 106-му полку остановиться, выстроиться и приготовиться отразить нападение русской колонны, спускавшейся к нам сверху. Генерал Плозонн был в ту минуту убит. Немедленно среди его солдат произошло замешательство, которым и воспользовались русские, так что в живых остались лишь немногие из этих храбрецов».

Фактически атака 92-го линейного полка решила исход дела. После его вмешательства Бородино осталось за французами, несмотря на все старания русских его отбить.

Генерал А. П. Ермолов:

«Менее нежели в четверть часа лейб-гвардии Егерский полк был опрокинут и в замешательстве прогнан за реку».

При этом русские не успели уничтожить мост, что и дало французам возможность напасть на оборонявшую его батарею.

Генерал М. Б. Барклай-де-Толли:

«Я приказал полковнику Вуичу немедленно ударить в штыки на неприятеля с егерской своей бригадой; сей храбрый офицер отважно исполнил оное; так что неприятель был вскоре опрокинут, частью истреблен, а частью сбит в реку; малое число оного спаслось переходом моста, немедленно сожженного».

Офицер-квартирмейстер Н. Н. Муравьев:

«Между тем неприятель атаковал гвардейский егерский полк, который защищал село Бородино. К нему послали на подкрепление 1-й егерский полк, но войска сии не могли устоять против превосходных сил. После долгого сопротивления они, наконец, уступили мост через Колочу и отступили. В лейб-гвардии Егерском полку после нескольких часов перестрелки убыло 700 рядовых и 27 офицеров. Полк этот дрался с необыкновенною храбростью».

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Стычка продолжалась не более 15 минут, но эти четверть часа были самыми памятными в моей жизни. Лейб-гвардии Егерский полк потерял в этот промежуток времени половину людей, в том числе было убито и выбыло из строя тридцать офицеров <…> Таким образом, погиб безо всякой пользы один из лучших полков гвардии. День начался неудачей; к счастью, это не повлияло на дух войск».

Есть и другая версия произошедшего.

Обер-квартирмейстер 6-го корпуса И. П. Липранди:

«Гвардейские егеря, заняв Бородино, обрадовались, найдя в богатом селе этом пространные бани, и захотели воспользоваться ими по очереди. В то самое время, когда французы сделали нападение, целый батальон был в банях. Вот настоящая причина потери и тридцати офицеров и половины людей. Многие, выскочив из бани, успели надеть только суму и схватить ружье, и так вступили в бой. Несколько в таком виде найдены были убитыми».

После этого командующий 1-й армией М. Б. Барклай-де-Толли направил на помощь 1-й, 19-й и 40-й егерские полки (соответственно полковников М. И. Карпенко, Н. В. Вуича и Ф. В. Сазонова 2-го), которые контратаковали французов, сбросили их в Колочу и сожгли мост через реку.

Но это исправило положение лишь на незначительное время.

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Деревня Бородино осталась во власти французов, но с этой минуты перестала играть роль в великой драме, получившей, однако, от нее свое название».

Таким образом, отважный Эжен де Богарне захватил важную позицию, получив выгодный плацдарм для атаки на Курганную высоту. Впрочем, есть и другое мнение.


Маршал Ней


Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Нападение на Бородино было только ложное, предпринятое Наполеоном с целью скрыть его настоящее намерение обрушиться на левое крыло русской армии».


Первые атаки на Семеновские флеши

На левом же фланге русских позиций примерно в это время началась первая атака на Семеновские флеши (позднее их стали называть Багратионовыми). Там свои войска повел в атаку «железный маршал» Даву, и пошли они на флеши с левого их фланга. Накануне сражения флеши были заняты 2-й сводно-гренадерской дивизией под командованием генерала М. С. Воронцова. Эта дивизия входила в состав 8-го корпуса генерала М. М. Бороздина 1-го.

Завязался ожесточенный бой. Французы ворвались во флеши, но русские тут же выбили их оттуда и заставили отступить.

Примерно в семь часов утра развернулся 3-й корпус маршала Нея и повел вторую атаку на флеши тремя дивизиями — прямо с фронта.

Войска Нея поддержали полки Даву, и вся эта масса пехоты, свернутая в густые колонны, обрушилась на русские позиции при жестоком огне из 130 орудий.


Атака войск маршала Нея на Семеновские флеши (худ. К. Ланглуа)


Генерал Жан Рапп:

«Ней двинулся на неприятеля и прорвал его с той силой и стремительностью, которые он проявлял уже неоднократно».

Полковник Луи-Франсуа Лежён:

«Маршал был прекрасен: спокойно стоял он на парапете одного из редутов и командовал сражавшимися, толпившимися у его ног и терявшими его из виду лишь в те моменты, когда его заволакивали густые клубы дыма».

Через полчаса правее войск Даву начал развертываться для атаки 8-й корпус генерала Жюно.

Генерал Арман де Коленкур:

«В семь часов в этом пункте раздавалась такая канонада и ружейная пальба, какие редко можно услышать».

Прапорщик гвардейской артиллерии А. С. Норов:

«Самый сильный удар обрушился на князя Багратиона, на его дивизии графа Воронцова и Неверовского. Весь корпус маршала Даву, потом корпус маршала Нея и Жюно, подкрепляемые артиллерией, сверх тех орудий, которые были на позиции, рвались отчаянно овладеть флешами».

Теперь для русских стало совершенно очевидно, куда Наполеон направит свой главный удар. При виде готовившейся атаки корпуса маршала Нея (а это 27 батальонов пехоты), князь П. И. Багратион понял, что его сил недостаточно для ее отражения, и он взял несколько батальонов у генерала Н. Н. Раевского, а также 3-ю пехотную дивизию П. П. Коновницына из корпуса генерала Н. А. Тучкова 1-го. После этого он попросил еще подкреплений у главнокомандующего.

М. И. Кутузов послал к нему из общего резерва лейб-гвардии Измайловский, Литовский и Финляндский полки, сводную гренадерскую бригаду, 1-ю кирасирскую дивизию и в то же время приказал всему 2-му корпусу генерала К. Ф. Багговута идти с правого фланга на левый.

Впрочем, Кутузов ли сделал все это? Так принято считать, но это, как говорится, не факт.

Возьмем для примера тот же корпус генерала Багговута. Сам он утверждает, что его перевел на левый фланг не Кутузов, а Барклай.


Обер-офицер лейб-гвардии гусарского полка. Худ. Краузе, 1810-е гг. Бумага, акварель


Генерал К. Ф. Багговут:

«Когда неприятель повел атаку на наш левый фланг, я по приказанию Вашего Высокопревосходительства пошел с пехотными полками 2-го корпуса на подкрепление оного».

Это, между прочим, написано в донесении Багговута Барклаю, и это четко указывает на то, кто отдал приказ. В свою очередь, это доказывает и то, что в ходе сражения главнокомандующий, сидя весь день в районе Горок, отдал инициативу в принятии важнейших решений своим подчиненным.

Французы, выдержав жестокий огонь русских батарей, кинулись на укрепления, завладели одной флешью, но тотчас же были выбиты генералом Д. П. Неверовским.

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«Гренадерская дивизия графа Воронцова была почти совершенно уничтожена. Сам он был ранен и замещен генералом Коновницыным».


Маршал Даву


Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Граф Воронцов <…> должен был первый выдержать весь натиск неприятеля. Его сопротивление не могло быть продолжительно ввиду громадного числа нападавших; он сражался до тех пор, пока его дивизия не была истреблена».

М. С. Воронцов был тяжело ранен, и это вынудило его оставить поле боя. Между прочим, это был тот самый будущий генерал-фельдмаршал, губернатор Новороссии и наместник на Кавказе, о котором А. С. Пушкин неуважительно написал:

Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец…

Хотелось бы воспользоваться случаем и отметить, что этот «полу-невежда» получил блестящее образование в Лондоне, а в 1814 году, будучи командиром русского оккупационного корпуса во Франции, продал полученное по наследству имение, чтобы расплатиться с французскими кредиторами за кутежи русских офицеров и гусар, которые, как правило, за себя платить не считали нужным. И как, зная это, относиться к словам Пушкина?

В восьмом часу утра наполеоновские войска повторили атаку на Семеновские флеши.


М. С. Воронцов (худ. Дж. Доу)


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Вдруг, в этой спокойной и мирной долине, среди безмолвных холмов показались вихри огня и дыма, за которыми следовали множество взрывов и свист ядер в воздух в различных направлениях. Среди этого оглушительного грохота Даву с дивизиями Компана, Дессэ и тридцатью пушками во главе быстро двинулся на первый вражеский редут».

Вахмистр 2-го кирасирского полка Огюст Тирион:

«Поле сражения было слишком тесно для огромного количества стиснутых на нем войск; пришлось располагать войска в глубоком порядке нескольких линий, почему снаряды, перелетевшие первую линию, поражали вторую, а некоторые снаряды поражали несколько линий; побоище было ужасающее, и самое сражение явилось наиболее кровопролитным со времени употребления огнестрельного оружия».

В конечном итоге, флеши вновь были взяты и вновь отбиты. Французы оставили их, понеся при этом большие потери. Маршал Даву был контужен при падении с убитого коня, генералы Компан и Дессэ тяжело ранены. Были ранены и практически все полковые и бригадные командиры (генералы Тест и Дюпплен, полковники Ашар, Кутюр, Симмер).


Репродукция фрагмента панорамы Бородинской битвы «Семеновские флеши» худ. Ф. А. Рубо. Холст, масло. 1910–1912 гг. Из Музея-панорамы «Бородинская битва»


Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Даву упал с лошади, пробитой ядром, и получил сильную контузию. Он скоро оправился, но не мог заменить своих раненых дивизионных генералов. От убыли начальников произошло в его корпусе колебание, и атаки его были не совсем успешны».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Прибежал Рапп, чтобы заменить Компана, и с ним его солдаты, которых он увлек за собой. Они бросились, выставив штыки, вперед, беглым шагом, прямо на вражеский редут. Рапп первый приблизился к нему, но в эту минуту пуля настигла его. Это была его двадцать вторая рана. Третий генерал, который занял его место, тоже упал. Даву тоже был ранен».

Генерал Жан Рапп:

«Генерал Компан был ранен; я принял командование его дивизией. Она входила в состав корпуса маршала Даву. Она овладела одной из укрепленных окопами неприятельских позиций и сильно пострадала. По прибытии к ней я сговорился с маршалом Неем, на правом фланге которого я находился. Наши войска были в беспорядке; мы собрали их и, ринувшись на русских, заставили их дорого поплатиться за успех. Канонада, оружейный огонь не прекращались. Пехота, кавалерия с ожесточением бросались друг на друга в атаку из одного конца боевой линии в другой. Мне еще ни разу не приходилось видеть такой резни».

Генерал Арман де Коленкур:

«Замена раненых или убитых генералов происходила без малейшего шума, и передвижения войск не испытывали ни малейшей задержки, даже когда был ранен князь Экмюльский [Даву. — Авт.]».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Раппа отнесли к императору, который сказал ему: „Как, Рапп, опять? Но что же там делают наверху?..“ Адъютант ответил ему, что надо пустить гвардию, чтобы покончить с редутом. „Нет, — возразил Наполеон, — я не хочу, чтобы ее истребили, я выиграю битву без нее“».

Примерно к девяти часам к князю Багратиону начали подходить подкрепления, с которыми он и произвел контратаку, в очередной раз отбросив французов от флешей.

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Около девяти часов Даву и Ней двинулись вперед. Барклай успел за это время усилить свои войска кавалерией. В течение часа они сдерживали натиск, однако, понеся большие потери, были вынуждены оставить флеши вместе с пушками».


Наступление на Утицу

Отметим, что в это время шли бои и на правом фланге Наполеона — за Утицу. Там 5-й корпус наполеоновской армии, состоявший из поляков, двинулся в обход левого фланга русской позиции.

Адъютант генерала Милорадовича Ф. Н. Глинка:

«Генералу Тучкову даны войска: 3-й пехотный корпус, шесть донских полков с генералом Карповым и 7000 Московского ополчения с графом Марковым <…> Корпус Тучкова поставлен в четыре линии; высокий курган увенчан сильною батареею: донцы и ополчение скрыты в засаде».

Противники встретились перед Утицей около восьми часов утра.

Вообще-то 5-й корпус должен был атаковать Утицу с первыми выстрелами французских пушек, но он задержался в болотистом лесу.

Полковник Жан-Жак Пеле-Клозо:

«Польскому корпусу <…> следовало для достижения Утицы пройти не более двух с половиною верст. Он шел очень медленно, делал частые привалы и показался в виду неприятеля очень поздно. Вместо того чтобы атаковать стремительно, он завязал пушечную пальбу <…> Эти замедления пагубно повлияли на дела правого фланга».


Князь Юзеф Понятовский


Наполеон торопил Понятовского, но ничего не помогало, и реальная атака началась лишь в начале девятого, то есть в тот момент, когда генерал Н. А. Тучков 1-й по приказу князя Багратиона уже отправил в его распоряжение дивизию П. П. Коновницына.

Поляки князя Понятовского, выйдя из леса и оттеснив русских егерей от деревни Утицы, оказались на высотах.

Адъютант генерала Милорадовича Ф. Н. Глинка:

«Поляки приближаются, страшные батареи ревут перед ними. Вся окрестность обстреляна. Ядра снуют по воздуху; картечи вихрятся. Но вот стальная река штыков и сабель, вот радужная лента уланских значков склоняются вправо… Неприятель намерен обходить — и вдруг <…> высокий лес ожил и завыл бурею: 7000 русских бород высыпало из засады. Со страшным криком, с самодельными пиками, с домашними топорами, они кидаются в неприятеля, как в чащу леса, и рубят людей, как дрова!..»

Пожалуй, это перебор. Никого ополченцы особо не рубили. Их хотя и было много, но подготовка ратников была слишком поспешной, а вооружение — слишком примитивным. Таким образом, в атаки ополченцы не ходили. В основном, как мы уже отмечали, они занимались земляными работами и уносили с поля боя раненых.

Поляки относительно быстро вытеснили русских из Утицы. В этом им помогали вестфальцы генерала Жюно.

Командир батальона 3-го (вестфальского) линейного полка Фридрих-Вильгельм фон Лоссберг:

«5-й армейский корпус овладел Утицей благодаря поддержке 8-го корпуса».

Установив в Утице 24 орудия, поляки открыли ураганный огонь. В результате генерал Н. А. Тучков 1-й вынужден был отойти к Утицкому кургану, то есть к более выгодному для себя рубежу. Попытки князя Понятовского продвинуться и захватить курган успеха не имели. Пока не имели…


Первая атака на Курганную высоту

В девять часов, в самый разгар боя за Семеновские (Багратионовы) флеши, была произведена первая атака на Курганную высоту (батарею Раевского). Это было совершено силами 4-го корпуса Эжена де Богарне. В атаку пошла 14-я пехотная дивизия генерала Бруссье.

Генерал Н. Н. Раевский:

«Я имел в моем распоряжении только 16 батальонов, ибо два из моих полков, под командой графа Воронцова, как мне помнится, были посланы в лес, а два другие <…> отправлены были вовнутрь России для укомплектования. Отряд мой поставлен был в две линии: правое крыло опиралось на недоконченный редут, который после сохранил мое имя, а левое — по направлению к деревне Семеновское. Напрасно говорит генерал Бутурлин, что конница меня поддерживала: первая линия моя стояла в овраге, а вторая — на отлогости холма, на вершине коего находился корпус генерала Дохтурова. В редуте моем было место только для артиллерии, позади коей начинался овраг, означенный на карте, и в коем стояла моя первая линия. Получив, по собственной моей неосторожности, за несколько дней перед сражением, сильную рану в икру ноги штыком от ружья, лежавшего на телеге, я едва только в день битвы мог быть верхом, и то с несносной болью, которая принудила меня сойти, наконец, с лошади и стоять пешим в редуте».

Этой атакой на центр Наполеон рассчитывал затруднить переброску войск с правого фланга русской армии на левый. Тем самым он хотел обеспечить своим главным силам быстрый разгром левого крыла русской армии.

К моменту атаки практически вся вторая линия войск генерала Н. Н. Раевского по приказу князя Багратиона была снята и переведена на защиту флешей.


Бородинское сражение (литография по рисунку А. Адама)


Начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса полковник Любен Гриуа:

«Огонь все усиливался. Пули, ядра, гранаты и картечь градом сыпались на нас со всех сторон и делали большие борозды в рядах нашей кавалерии, простоявшей несколько часов неподвижно под огнем. Равнина была покрыта ранеными, направлявшимися к перевязочным пунктам, и лошадьми без всадников, скачущими в беспорядке. Недалеко от меня был полк Вюртембергских кирасир, на который как будто всего больше сыпалось снарядов; каски и латы, сверкая, взлетали над всеми рядами. Французские стрелки, поставленные впереди, тоже сильно пострадали, в особенности от ружейных выстрелов <…> Здесь был смертельно ранен в низ живота молодой Ларибуазьер, капитан этого корпуса, сын генерала от артиллерии. Моя артиллерия тоже очень потерпела; вскоре два орудия были сдвинуты с лафетов и убито много людей и лошадей».

Отметим, что наполеоновская артиллерия отвечала русской с еще большей эффективностью.


Битва под Москвой 7 сентября 1812 года


Вахмистр 2-го кирасирского полка Огюст Тирион:

«Нужно отдать справедливость французской артиллерии, что она превосходила артиллерии других государств живостью и меткостью огня, что признавалось всей Европой».

И все же первая атака на Курганную высоту не удалась, и войска генерала Бруссье были отброшены.

Адъютант генерала Милорадовича Ф. Н. Глинка:

«Дивизия Бруссье, переправясь за Колочу и не стерпя огня русского, спряталась в ров, залегла и лежала между Бородином и люнетом[5]».

Кстати сказать, батарею Раевского принято называть «большим редутом», но некоторые называют ее люнетом, что, строго говоря, правильно. Это укрепление не было закрыто с тыла, на что имеются четкие указания участников сражения.

Обер-квартирмейстер 6-го корпуса И. П. Липранди:

«Горжа же была пространна; она открывала совершенно всю внутреннюю часть укрепления».


Возмущение Барклая

К девяти часам положение в центре поля боя сложилось весьма серьезное.

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Генерал Барклай послал меня к генералу Лаврову, приказав сказать ему, чтобы он сомкнул ряды, ни под каким видом не отделял бы от своего корпуса ни одной части, дал бы войску отдохнуть, насколько это будет возможно, и был бы готов двинуться вперед по первому приказанию, так как ему придется идти в огонь первому.

Я передал это приказание генералу Лаврову, но нашел его в самом жалком состоянии: он был разбит параличом, почти не владел ногами, не мог ни ходить, ни ездить верхом. В физическом отношении это была олицетворенная немощь.


М. Б. Барклай-де-Толли


Генерал Лавров сказал мне, что он не в состоянии исполнить приказание генерала Барклая, так как полковник Толь, по приказанию Кутузова, только что взял у него два гвардейских полка, которым велено поддерживать князя Багратиона на левом фланге.

Я поспешил донести Барклаю об этом непредвиденном обстоятельстве».

Здесь адъютант Барклая рассказывает нам о генерале Н. Н. Лаврове, командовавшем 5-м (гвардейским) корпусом. И суть проблемы тут заключается в том, что М. И. Кутузов взял резервные части из армии Барклая и перебросил их на левый фланг к князю Багратиону. И сделано это было, получается, без ведома самого Барклая.

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Барклай вышел из своего обычного равнодушия: его глаза гневно засверкали, и он воскликнул:

— Следовательно, Кутузов и генерал Беннигсен считают сражение проигранным, а между тем оно едва только начинается. В девять часов утра употребляют резервы, кои я не предполагал употребить в дело ранее как в 5 или 6 часов вечера.

Сказав это, он пришпорил лошадь, приказал мне следовать за ним и поскакал к Кутузову.

Барклай понимал, что исход сражения зависит от хорошо употребленного резерва. Победа бывает всегда на стороне того генерала, который умеет воспользоваться резервом последний. Все зависит от решительного удара, нанесенного резервом, который должен быть грозен и употреблен вовремя, поэтому резервные части должны быть отборными.

Кутузов принял генерала Барклая, окруженный многочисленной и блестящей свитой. Он стоял верхом на большой дороге неподалеку от деревни Горки и подъехал навстречу Барклаю, который говорил ему что-то с жаром; я не мог расслышать того, что они говорили, но мне показалось, что Кутузов старался успокоить Барклая. Несколько минут спустя последний поехал обратно галопом и сказал мне по пути:

— По крайней мере, не разгонят остального резерва».


Ранение князя Багратиона

Тот факт, что П. И. Багратион получил ранение в ногу во время Бородинского сражения, хорошо известен. После этого он умирал в течение шестнадцати дней. Сначала его, истекающего кровью, повезли в Москву. Когда стало известно, что город будет сдан французам, князя отправили в имение его друга князя Б. А. Голицына в селе Сима Владимирской губернии. В результате врач по-настоящему осмотрел рану только через две недели, но время было упущено, и началась гангрена…


П. И. Багратион. Худ. Д. Дайтон, 1814 г. Бумага, офорт, раскрашенный акварелью


Удивительно, но обстоятельства ранения князя до сих пор остаются весьма туманными.

Чиновник при штабе князя Багратиона А. П. Бутенев:

«Адъютант сообщил нам, что еще утром князь Багратион, отражая неприятельский натиск, получил тяжкую рану: пушечным выстрелом раздробило ему ногу, так что он без памяти упал с лошади, весь в крови, к ужасу окружавших и своих солдат, привыкших считать его неуязвимым, так как, в течение почти четверти века участвуя в стольких сражениях, он никогда не был ранен. Доктора тотчас же окружили его; он очнулся, был осторожно положен на носилки, под неприятельским огнем вынесен вне выстрелов и перевязан. Доктора объявили, что антонов огонь и кончина неизбежны, буде тотчас же не отнять нижнюю половину ноги, которую почти совсем оторвало от колена. Несмотря на страшные мучения, князь отвергал все представления и твердил, что ему лучше умереть, нежели остаться искалеченным. Не внимая убеждениям и просьбам князя Кутузова и генералов, поспешивших, во время самого боя, лично выразить раненому герою удивление и соболезнование, он стоял на своем; а настаивать было невозможно, зная его неукротимый и настойчивый нрав. Уже было темно, когда подъехала к нам дорожная коляска, в которой везли князя <…>

На следующее утро он был провезен через Москву и скончался в ста верстах оттуда, в имении давнего своего приятеля, князя Голицына, селе Симе Владимирской губернии. Перед смертью доктора еще раз предлагали ему отнять ногу, но он опять не согласился».

Итак, по данным А. П. Бутенева, князь Багратион был ранен пушечным выстрелом в ногу. Но в какую? И пушечным ли выстрелом?

Ординарец при князе Багратионе князь Н. Б. Голицын:

«В 11 часов утра обломок гранаты ударил нашего возлюбленного генерала в ногу и сбросил его с коня».

Рапорт М. И. Кутузова императору Александру:

«Багратион ранен пулею в левую ногу».


Ранение князя П. И. Багратиона (худ. И. Жерен)


Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Черепок чиненого ядра ранил князя Багратиона в правую ногу и пробил переднюю часть берцовой кости».

Как видим, мнения разнятся: нога называется и правая, и левая, а в качестве причины ранения указывается и пуля, и черепок ядра, и обломок гранаты…

Письмо П. И. Багратиона императору Александру:

«Я довольно не легко ранен в левую ногу пулею с раздроблением кости; но ни малейше не сожалею о сем, быв всегда готов пожертвовать и последнею каплею моей крови на защиту отечества и августейшего престола…»

Как видим, князь Багратион снимает все вопросы: он был ранен в левую ногу, и ранен пулей.

Но вот когда это произошло?

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«В это время, около 9 часов утра, был ранен пулей в ногу князь Багратион».

Однако, как мы помним, Н. Б. Голицын говорил, что это произошло в одиннадцать часов…

Здесь, на наш взгляд, правильнее будет доверять свидетельству генерала Э. Ф. Сен-При, бывшего в 1812 году начальником штаба армии Багратиона. Он находился рядом в момент ранения князя и сам был ранен почти в ту же минуту.

Итак, согласно свидетельству генерала Сен-При, князь Багратион был ранен около девяти часов утра. Безусловно, выход из строя командующего 2-й армии в разгар сражения стал тяжелейшей потерей для русских. Но слава П. И. Багратиона не нуждается в том, чтобы прибавлять к ней лишних два часа пребывания на поле битвы.

К сожалению, Петр Иванович Багратион скончался 12 (24) сентября 1812 года. Причиной смерти стало заражение крови, и умер князь после долгой и мучительной агонии.

Генерал-губернатор Москвы граф Ф. В. Ростопчин:

«Многие из моих знакомых являлись ко мне просить карет для перевозки в Москву их близких родственников, раненых (в сражении). Часть их прибыла на третий день, и в том числе князь Багратион. Я поспешил к нему: он был в полном сознании, страдал ужасно, но судьба Москвы не давала ему ни минуты покоя. Кость его ноги была разбита повыше щиколотки; но сделать ему немедленную ампутацию не рискнули, так как ему было уже около 50 лет, и кровь у него была испорченная. Когда, утром того дня, в который Москва впала во власть неприятеля, я приказал объявить ему, что надо уезжать, он написал мне следующую записку: „Прощай, мой почтенный друг. Я больше не увижу тебя. Я умру не от раны моей, а от Москвы“».

Конечно же, ранение князя Багратиона само по себе не было смертельным.


Репродукция фрагмента панорамы Бородинской битвы «Раненного генерала П. И. Багратиона увозят с поля битвы» худ. Ф. А. Рубо. Холст, масло. 1910–1912 гг. Из Музея-панорамы «Бородинская битва»


Чиновник при штабе князя Багратиона А. П. Бутенев:

«Будь в то время известен хлороформ, может быть, еще на многие годы спасена была бы жизнь этого доблестного и наиболее любимого в русском войске генерала. Ему было всего каких-нибудь 50 лет от роду».


Памятник П. И. Багратиону в Москве


Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Его львиная храбрость, величавое спокойствие, быстрые соображения получали полное развитие в пылу сечи, составлявшей стихию Багратиона. С удалением главного начальника прекратилась общая необходимая связь в действиях, не направляемых более одною мыслью, одною волей».

Разумеется, речь в данном случае идет о 2-й армии, стоявшей на левом фланге. В 1-й армии такая «одна воля» осталась, и ею был М. Б. Барклай-де-Толли, кстати, много сделавший и для поддержки 2-й армии.


Новая атака на Семеновские флеши

В десять часов русские потеряли флеши в очередной раз; при этом ранены князь А. И. Горчаков и генерал Д. П. Неверовский.

Генерал Арман де Коленкур:

«Маршал Ней, подкрепленный частью корпуса вице-короля, поддерживал правый фланг, и к 10 часам неприятель потерял всю территорию, находившуюся впереди большого редута в центре. Он потерял, следовательно, позицию своего левого фланга и деревню, на которую опирался центр, но его резервы подходили».

В самом деле, подошли к месту боя 3-я дивизия П. П. Коновницына и четыре кирасирских полка. Они ударили во фланг французам, опрокинули их и снова заняли флеши.

В одиннадцатом часу, к очередной атаке на флеши, Наполеон сконцентрировал около 45 000 человек пехоты и кавалерии, а также почти 400 орудий.

Защитников флешей было приблизительно 20 000 человек. Завязался жестокий рукопашный бой, продолжавшийся более часа. К этому времени весть о ранении князя Багратиона уже распространилась по рядам русских войск и оказала на них огромное воздействие. Русские начали отступать.


Эпизод Бородинского сражения (худ. С. Федоров по рисунку Д. Скотти)


Вахмистр 2-го кирасирского полка Огюст Тирион:

«Тела убитых затрудняли движение сражающихся, они ходили по крови, которую насыщенная земля отказывалась поглощать».


Вторая атака на Курганную высоту

В это же время была проведена вторая атака на Курганную высоту (батарею Раевского). В ней войска Эжена де Богарне поддержала дивизия генерала Морана из корпуса маршала Даву.

Генерал Н. Н. Раевский:

«С самого утра увидел я колонны неприятельской пехоты против нашего центра, сливавшиеся в огромную массу, которая пришла потом в движение, отделила сильную часть от себя, направившуюся к моему редуту».

В одиннадцать часов, несмотря на плотный огонь, солдаты 30-го линейного полка из бригады генерала Бонами сумели ворваться на батарею.

Капитан Эжен Лабом, инженер-географ из корпуса Эжена де Богарне:

«Горячность сражающихся, железо и огонь, изрыгаемые сотней пушек, несли всюду опустошение и смерть; солдаты нашего корпуса, построенные в боевом порядке, с оружием в руках встречали смертельные удары и без замешательства смыкали ряды, как только ядро уносило нескольких товарищей».

Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«В данный момент 30-й полк под предводительством генерала Бонами бросается в атаку. Солдаты держат себя удивительно, и я не могу оторвать глаз от этой группы героев».

Капитан 30-го линейного полка Шарль Франсуа:

«Русская линия хочет нас остановить; в 30 шагах от нее мы открываем огонь и проходим. Мы бросаемся к редуту, взбираемся туда через амбразуры, я вхожу туда в ту самую минуту, как только что выстрелили из одного орудия. Русские артиллеристы бьют нас банниками, рычагами. Мы вступаем с ними в рукопашную и наталкиваемся на страшных противников. Много французов вперемешку с русскими падает в волчьи ямы. Я защищаюсь от артиллеристов саблею и убиваю нескольких из них. Солдаты были до того разгорячены, что перешли редут шагов на 50…»

При этом сам генерал Раевский лишь чудом не попал в плен.


Н. Н. Раевский (худ. Дж. Доу)


Генерал Н. Н. Раевский:

«По приближении неприятеля на выстрел моих орудий, пальба началась, и дым закрыл от нас неприятеля, так что мы не могли бы видеть ни расстройства, ни успехов его. После вторых выстрелов я услышал голос одного офицера, находившегося при мне на ординарцах и стоявшего от меня недалеко влево; он кричал: „Ваше превосходительство, спасайтесь!“ Я оборотился и увидел шагах в пятнадцати от меня французских гренадеров, кои со штыками вперед вбегали в мой редут. С трудом пробрался я к левому моему крылу, стоявшему в овраге, где вскочил на лошадь».


Пленение генерала Бонами

В русских войсках на время началась паника. К счастью, как принято считать, в это время поблизости оказался начальник штаба 1-й армии генерал А. П. Ермолов, который собрал первые попавшиеся под руку части, бросился на высоту и около полудня выбил оттуда французов. При этом израненный генерал Бонами был взят в плен.

Шарль-Огюст де Бонами, чтобы остаться в живых, назвался маршалом Мюратом, королем Неаполитанским.

Поручик артиллерии И. Т. Радожицкий:

«Но этот мнимый Мюрат был генерал Бонами. Когда русский гренадер хотел его колоть, то он для спасения своего вскричал: „Я Король!“ Тогда усач, взявши короля за шиворот, потащил его к главнокомандующему. Князь Кутузов тут же поздравил рядового унтер-офицером и наградил его знаком отличия военного ордена Святого Георгия».

Адъютант генерала Милорадовича Ф. Н. Глинка:

«Подскакал какой-то стройный гвардейский адъютант, с легкими рябинами на лице; левою сдержал коня, правою приподнял фуражку и, наклонясь к самому лицу главнокомандующего, доложил о чем-то тихо и стал наряду с другими. На лице Кутузова мелькнуло легкое сомнение. Но, после минутной задумчивости, он просиял, оборотился к своим, снял фуражку, перекрестился и сказал громко: „Мне донесли, что король Неаполитанский взят в плен!“ — прибавил: „Надобно подождать подтверждения“. Вот подъезжают два казака и между ними кто-то на маленьком крестьянском коньке <…> Этот кто-то малорослый, тучный, конечно, не сановитый король Неаполитанский! Это генерал Бонами. В порыве отчаянной храбрости, впереди 30-го линейного полка, он вскочил на большой редут и взят в плен, покрытый ранами. Солдаты, изумленные такою храбростью, почтили его, ошибкою, названием Мюрата. И вот он, в страшном растрепе, подъезжает, пошатываясь то на ту, то на другую сторону от ран или какой другой причины. „Доктора!“ — закричал Кутузов и, сказав несколько слов с пленным, велел его перевязать. Под мундиром французского храбреца нашли две фуфайки, а под ними — все тело, исцарапанное штыками. Раны были легки, но многочисленны: их насчитывали более двадцати».

Отметим, что Шарль-Огюст де Бонами был уроженцем Вандеи. Ему было 48 лет, и он пробыл в русском плену 22 месяца, после чего благополучно вернулся во Францию. Он умер 7 августа 1830 года.


Контратака русских

Кто же организовал эту контратаку? Принято считать, что это был генерал Ермолов, случайно проезжавший мимо. Но вот откуда пошла эта информация?

Генерал А. П. Ермолов:

«Когда послан я был во 2-ю армию, граф Кутайсов желал непременно быть со мною. Дружески убеждал я его возвратиться к своему месту <…> не принял он моего совета и остался со мною.

Приближаясь ко 2-й армии, увидел я правое крыло ее на возвышении, которое входило в корпус генерала Раевского. Оно было покрыто дымом и охранявшие его войска рассеянные. Многим из нас известно было и слишком очевидно, что важный пункт этот, по мнению генерала Беннингсена, невозможно оставить во власти неприятеля, не подвергаясь самым гибельным последствиям. Я немедленно туда обратился. Гибельна была потеря времени, и я приказал из ближайшего 6-гo корпуса Уфимского пехотного полка 3-му батальону майора Демидова идти за мною развернутым фронтом, думая остановить отступающих».

Как видим, генерал Ермолов в своих «Записках» сам написал, что именно он организовал эту блестящую контратаку. А генерал Кутайсов якобы оказался рядом просто случайно.

Интересно, а что говорили об этом другие участники сражения?

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Начальник штаба 1-й армии генерал-майор Ермолов и генерал от артиллерии граф Кутайсов стали во главе нескольких батальонов и, бросившись на неприятеля с примкнутыми штыками, взяли батарею обратно и в свою очередь захватили в плен французского генерала Бонами, который был ранен в голову».

Генерал Н. Н. Раевский:

«Генералы Ермолов и граф Кутайсов, прибывшие в сию минуту и принявшие начальство над батальонами 19-го егерского полка, ударили и совершенно разбили голову сей колонны, которая была уже в редуте. Атакованная вдруг с обоих флангов и прямо, французская колонна была опрокинута и преследуема до самого оврага, лесом покрытого и впереди линии находящегося. Таким образом, колонна сия понесла совершенное поражение и командующий ею генерал Бонами, покрытый ранами, взят был в плен. С нашей стороны граф Кутайсов убит, а Ермолов получил в шею сильную контузию».

Есть много свидетельств того, что генерал Ермолов был тяжело ранен в шею. Впрочем, есть и такие, кто с этим не очень-то и согласен.

Обер-квартирмейстер 6-го корпуса И. П. Липранди:

«К чему так часто и так напрасно ставить слово тяжело? Коль скоро пуля попала в шею, она могла ранить и легко и тяжело. Ермолову это прилагательное не нужно; рана была чувствительна, но не тяжела, так как был ранен Тучков 1-й и другие, коим это слово приложено».

В самом деле, А. П. Ермолов всего через несколько дней уже участвовал под Москвой в военных советах и ездил верхом. Так что, скорее всего, тут прав именно И. П. Липранди.

Ну, а что же контратака?

Адъютант генерала Милорадовича Ф. Н. Глинка:

«Вице-король выслал, со своей стороны, большие силы и, чрез совокупную атаку, захвачен большой люнет, важнейший пункт центра. Ермолов и Кутайсов, понимая всю важность серединного пункта, в котором вице-король хотел прорвать нашу линию, понимая всю опасность положения русской армии, не стерпели потери и, взяв один батальон Уфимского полка, идут и отбивают люнет».


А. П. Ермолов (худ. Дж. Доу)


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Русские, оправившись после первого испуга, сбежались со всех сторон. Кутайсов и Ермолов повели их сами с решительностью, соответствовавшей великому моменту; 30-й полк, один против армии, осмелился броситься в штыки. Но он был окружен, раздавлен и выброшен вон из редута, где оставил треть своих солдат и своего неустрашимого генерала, пронизанного двадцатью ранами. Русские, ободренные этим успехом, не ограничились только защитой: они стали нападать. И тогда на одном этом пункте объединились все старания, искусство и свирепость, какие только могут заключаться в войне».


Контратака А. П. Ермолова на батарею Раевского (фрагмент картины А. Сафонова)


Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«К этому пункту поспешил и генерал Ермолов со всем своим штабом, при нем находился дежурный генерал Кикин и командовавший артиллерией граф Кутайсов. Ему удалось под градом пуль сформировать пехоту и энергично поддержать дело, начатое храбрым батальоном Томского полка; успех был поддержан поспешным движением, совершенным генералом Паскевичем, который сделал удачную диверсию влево от большой батареи. Мы овладели, таким образом, снова важной позицией, которую чуть было не потеряли.


В. И. Левенштерн


В тот момент все признали за мою заслугу, что я увлек всех своим примером. Генерал Ермолов поцеловал меня на самой батарее и тут же поздравил меня с Георгием, который я, несомненно, должен был получить. Но впоследствии, когда этот эпизод был признан самым выдающимся событием дня, другие лица пожелали присвоить себе эту честь и пожалели о том, что они были слишком откровенны в выражении своих чувств, в тот момент, когда пролитая кровь заставила смолкнуть вражду.

Генерал Ермолов, Кикин и я были ранены; храбрый граф Кутайсов был убит».

Показания В. И. Левенштерна интересны тем, что в них, помимо Ермолова и Кутайсова, назван еще и генерал П. А. Кикин, исполнявший обязанности дежурного генерала 1-й армии, а также генерал И. Ф. Паскевич, командовавший одной из дивизий в корпусе генерала Раевского. Таким образом, получается, что не одни Ермолов с Кутайсовым повели русские войска в контратаку. Более того, В. И. Левенштерн прямо заявляет, что это именно он «увлек всех своим примером».

А вот еще одно свидетельство.

Подпоручик Н. Е. Митраевский:

«Это был момент, когда несколько наших генералов бросились отбивать люнет. С ними бросился и наш начальник артиллерии незабвенный граф Кутайсов, молодой, прекрасный, благородный».

Скорее всего так и было: контратаку русских организовали несколько генералов, а не кто-то один. В любом случае, 30-й линейный полк, не получивший должной поддержки, был полностью разгромлен.

Капитан 30-го линейного полка Шарль Франсуа:

«Другие полки, имевшие свои схватки с русскими, не последовали за нами, и нам помогает только один батальон 13-го легкого. Мы вынуждены отступить и пройти через редут русскую линию, успевшую оправиться, и через волчьи ямы. Полк наш разгромлен. Мы снова строимся позади редута, все под пулями неприятеля, и пытаемся сделать вторую атаку, но без поддержки нас слишком мало, чтобы иметь успех. Мы отступаем, имея 11 офицеров и 257 солдат, остальные убиты или ранены. Храбрый генерал Бонами, все время сражавшийся во главе полка, остался в редуте…»

В самом деле, из 4100 солдат и офицеров этого полка уцелело всего 300 человек. Были убиты шеф батальона Марлетт, 5 капитанов и 6 лейтенантов, ранены — полковник Бюке, шефы батальона Плэж и Вита, 13 капитанов (в том числе и сам Шарль Франсуа) и 7 лейтенантов.

А ведь это был решающий момент сражения.


Репродукция фрагмента панорамы Бородинской битвы «Контратака русских кирасир» худ. Ф. А. Рубо. Холст, масло. 1910–1912 гг. Из Музея-панорамы «Бородинская битва»


Полковник Жан-Жак Пеле-Клозо:

«Если бы Моран был поддержан; если бы он мог удержаться, сражение было бы вполне проиграно для русских».


Смерть генерала Кутайсова

Серьезные потери понесли и русские. В частности, погиб 28-летний генерал-майор Александр Иванович Кутайсов, командовавший в Бородинском сражении всей артиллерией русской армии.


А. И. Кутайсов (худ. Дж. Доу)


Адъютант генерала Ермолова П. Х. Граббе:

«Увидели скачущую полем лошадь графа Кутайсова. Ее поймали. Седло и стремя были окровавлены. Его давно уже отыскивали офицеры с разных частей армии, как начальника всей артиллерии. Не осталось сомнения в судьбе, его постигшей, но тело его не найдено, и обстоятельства последних его минут остались неизвестны. Верны только всеобщее о нем сожаление и вред для общего хода дел, от ранней его потери происшедший. Ему шел 29-й год жизни…»

Генерал А. П. Ермолов:

«Бесстрашный Раевский не взирал на слабое прикрытие батареи, на грозящую ей опасность, но истощились, наконец, снаряды его артиллерии, и хотя стоящие по сторонам батареи еще охраняли ее, но такое состояние долго не могло продлиться. В сие время находился я на правом фланге при Кутузове, на батарее, совершенно от опасности удаленной, которую неприятель до самого почти вечера не почтил ни одним выстрелом. Он запретил мне от него отлучаться, равно как и начальнику артиллерии 1-й армии генерал-майору графу Кутайсову, которого отличная храбрость увлекла уже в средину опасности, и он за то на него досадовал.

Уже время клонилось к полудню, атака на высоту, защищаемую Раевским, усилясь, охватила и часть войск 7-го корпуса, справа к ней прилежащего. Военный министр, всегда в опаснейших местах присутствующий, был свидетелем упорного сопротивления Раевского».

Подпоручик Н. Е. Митраевский:

«Он пал в общей свалке. Мы очень о нем жалели, потому что все его любили, и он любил нас не менее. Он, обыкновенно, говаривал: „Всеми я доволен своими артиллеристами, одна беда: как только ночной поход, ни одного офицера не видно — все спят и гнезда свили себе на орудиях“. Отчасти это была правда».

Тело генерала Кутайсова в самом деле так и не было найдено, и никто толком не знает, как он погиб. В любом случае, его смерть вызвала большой беспорядок в армии, ибо артиллерия лишилась общего командования, и на позиции не были вовремя доставлены столь необходимые боеприпасы.

Генерал А. П. Ермолов:

«Граф Кутайсов, бывший со мною вместе, подходя к батарее, отделился вправо, где, встретивши часть нашей пехоты, повел ее на неприятеля; но пехота сия была обращена назад, а он не возвращался!.. Вскоре прибежала лошадь его, и окровавленное седло давало подозрение о его смерти. Могло оставаться горестное утешение, что он ранен и в руках неприятеля. Погасла жизнь твоя, достойный молодой человек! Не одним ближним твоим оставлено сетование, отечество теряет величайшие в тебе надежды! Судьбою предоставлена мне была честь познакомить тебя с первыми опасностями войны; мне оставлена судьбою горесть видеть тебя жертвою оных. Около трех часов пополудни, получа картечью рану в шею, должен я был удалиться с батареи, сдав команду генерал-майору Лихачеву, которого полки были неподалеку, и я знал его храбрость».


Русская гвардейская тяжелая артиллерия


Некоторые свидетели событий выражают недоумение по поводу того, что совершил генерал Кутайсов. Право же, не его это была задача — водить солдат в контратаку. Говорят, что генерал Ермолов всячески отговаривал его от этого, но тщетно.

Обер-квартирмейстер 6-го корпуса И. П. Липранди:

«Ермолов понимал значение начальника артиллерии армии, которому предстояли заботы не для отбития батареи, ведя на нее батальон».

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Его смерть имела важные последствия на весь ход сражения, лишив 1-ю армию начальника артиллерии в такой битве, где преимущественно действовали орудия. Не зная сделанных Кутайсовым распоряжений, многие роты, расстреляв заряды, не имели понятия о том, откуда их пополнить <…> Когда впоследствии заходила речь о Бородинском сражении, князь Кутузов обыкновенно говаривал, что, если не одержан полный успех, на какой по своим соображениям он мог надеяться, тому причиною была смерть Кутайсова».


Продолжение боя за Семеновские флеши

После этого, прибыв на место боя, М. Б. Барклай-де-Толли сменил сильно расстроенные войска генерала Раевского 24-й дивизией генерала П. Г. Лихачева из 6-го корпуса Д. С. Дохтурова.

Адъютант генерала Ермолова П. Х. Граббе:

«Барклай-де-Толли и Милорадович в эти минуты были путеводными звездами в хаосе сражения: все ободрялось, устраивалось ими и вокруг них».

Кстати сказать, и генерал Л. Л. Беннигсен тоже появлялся в течение дня на разных участках битвы. Более того, в самый разгар боя за флеши он объявился на левом фланге, а потом вместе с Барклаем они, не обращая внимания на огонь, ободряли войска.

В это же время, около одиннадцати часов, маршал Мюрат, руководивший атакой на флеши после контузии маршала Даву, ввел в бой последнюю дивизию, бывшую в резерве, — дивизию генерала Фриана.


Бородинское сражение (худ. Л.-Ф. Лежён)


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Таков был Мюрат, этот театральный король по изысканности своего наряда и истинный монарх по своей необыкновенной отваге и кипучей деятельности! Он был смел, как удалая атака, и всегда имел вид превосходства и угрожающей отваги, что было самым опасным оружием наступления».

В это время генерал Жюно со своими вестфальцами в лесу между флешами и Старой Смоленской дорогой ввязался в бой с егерями генерала И. Л. Шаховского. Выйдя из леса, вестфальцы остановились.


М. А. Милорадович


Вахмистр 2-го кирасирского полка Огюст Тирион:

«Наконец, подошла вестфальская дивизия и стала позади нас, отделенная от русских двумя шеренгами наших лошадей, совершенно нами прикрытая, но когда поворотом „повзводно направо“ мы открыли интервалы между взводами, по которым пехота могла бы пройти вперед, стать перед нами и вступить в бой, то бедные вестфальцы, наполовину рекруты, изумленные подобной близостью орудий, а также и под впечатлением того обстоятельства, что мы собираемся отходить, начали кричать: „Wir bleiben nicht hier, wir bleiben nicht hier“[6], — и пожелали присоединиться к нашему отступательному движению.

Это обстоятельство вынудило нас вернуться, чтобы поддержать или, вернее, успокоить пехоту, по пятам которой шли наши лошади. Этим маневром мы продвинули пехоту эту к краю оврага, в который и заставили ее спуститься на несколько шагов, с расчетом укрыть людей от огня русской артиллерии… Эта пехота из оврага немедленно открыла огонь по артиллерии и прикрывающей ее кавалерии. Тогда русской артиллерии и кавалерии, очутившейся в 85 шагах под огнем пехоты вестфальцев, только и оставалось, что отойти назад и дать место своей пехоте, которая и завязала ружейный огонь с вестфальцами. Нас отодвинули назад, чтобы вывести из сферы ружейного огня».

Как видим, вестфальцы особо воевать не хотели, и вовсе не потому, что они были новобранцами. Просто им не нужна была эта война, на которую их загнали силой. Тем не менее вестфальские участники сражения отзываются сами о себе с нескрываемой гордостью.


Маршал Мюрат, король Неаполитанский


Командир батальона 3-го (вестфальского) линейного полка Фридрих-Вильгельм фон Лоссберг:

«Мы бились храбро. Ней оказывает нам честь и громко прославляет нас, а мы, вестфальцы, можем сказать с уверенностью, что заслужили его похвалу».

Более того, эти «вояки» позволяют себе критиковать своего французского командира — генерала Жюно.


Худ. М. Руа


Командир батальона 3-го (вестфальского) линейного полка Фридрих-Вильгельм фон Лоссберг:

«Я не питаю ни малейшего доверия к его способностям полководца…»

К сожалению, некоторые историки черпают свои характеристики генерала Жюно из воспоминаний таких вот вестфальцев. С точки зрения методологии, это примерно то же самое, что составлять мнение о преподавателе-профессоре по отзывам студентов-прогульщиков, отправленных этим профессором на переэкзаменовку.

В Бородинском сражении ни Жюно, ни другие французские командиры его корпуса так ничего и не смогли поделать со всеми этими Лоссбергами, Баэурмайстерами и Шульцами…

А тем временем более 400 наполеоновских орудий громили левый фланг русской армии; со стороны русских число орудий на этом участке было доведено до 300. Наступила самая кровопролитная сцена великой драмы!

Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«Более тысячи орудий сеют смерть. Пальба непрерывная, ужасная».

Вахмистр 2-го кирасирского полка Огюст Тирион:

«Неподвижно стоя перед русскими, мы отлично видели, как орудия заряжались теми снарядами, которые должны были лететь в нашу сторону, и как производилась наводка орудий наводчиками; требовалось известное хладнокровие, чтобы оставаться в этом неподвижном состоянии. К счастью, вследствие ли взволнованного состояния прислуги или плохой стрельбы или по причине близости расстояния, но только картечь перелетала наши головы в нераскрытых еще жестянках, не успев рассыпаться и рассеяться своим безобразным веером».


«Ура императору!». Худ. А. Дюпре


Ла Флиз, хирург 2-го гренадерского полка Старой гвардии:

«Перед нами расстилалось зрелище ужасного сражения, но ничего не было видно за дымом из тысячи орудий, гремевших непрерывно. В воздух подымались густые облака одни за другими, вслед за молниями выстрелов».

Полковник Луи-Франсуа Лежён:

«Я смотрел на всю эту картину еще и глазами живописца. Очень эффектно выделялись столбы пыли и серебристого дыма. Вот осколок гранаты разбил бочонок с дегтем, которым русские смазывают оси орудий и повозок, и немедленно багровое пламя полилось по земле, извиваясь, как рассерженная змея, и поднялось вверх, сливаясь с облаками и отбрасывая на землю темные пятна. Проживи я еще 100 лет, и то никогда не забуду этой трепетной картины».

Лежёну можно верить. Он серьезно занимался живописью и оставил нам немало батальных картин, часть которых выставлена теперь в Версальском музее.

Французы вновь ворвались во флеши, но снова были оттуда выбиты, причем при этом был ранен принц Карл Мекленбургский.

Генерал А. П. Ермолов:

«Приспевший со 2-й гренадерской дивизией принц Карл Мекленбургский в помощь к войскам, ослабевающим в защите укреплений, остановил успехи неприятеля, но вскоре был ранен. Изгнавши из рук неприятеля взятую им нашу батарею, полковник князь Кантакузен (командующий сводной бригадой гренадер) убит, но храбрая бригада его отомстила смерть любимого ею начальника! Неприятель, объятый удивлением, отступил поспешно. Поле покрылось его телами».

Все перемешалось — пехота, кавалерия, артиллерия. Люди бились штыками, прикладами, тесаками, орудийными банниками, служившими для очистки орудийных стволов. В этой резне не участвовали только общие резервы обеих армий, стоявшие в отдалении неподвижно.

Генерал Н. Н. Раевский:

«Генерал Коновницын приглашал меня в Семеновское <…> Я отвечал ему, что не могу отлучиться, не отразив прежде атаки, направленной против меня, и просил его действовать до прибытия моего сообразно с обстоятельствами, прибавив, что не замедлю явиться к нему в Семеновское. Действительно, это была решительная минута, в которую я ни под каким предлогом не мог оставить моего поста».


Окончательное взятие Семеновских флешей

Около половины двенадцатого русские окончательно уступили противнику Семеновские (Багратионовы) флеши. Потери с обеих сторон были ужасны.

Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«Решительно ни на одном поле сражения я не видел до сих пор такого ужасного зрелища. Куда ни посмотришь, везде трупы людей и лошадей, умирающие, стонущие и плачущие раненые, лужи крови, кучи покинутого оружия; то здесь, то там сгоревшие или разрушенные дома <…> Ясно видны те места, где разорвавшимся снарядом разбиты лафеты пушек, а кругом убиты все — люди и лошади. В некоторых местах битва была такой ожесточенной, что трупы нагромождены там кучами <…> Почти все изранены картечью. Трудно представить себе что-нибудь ужаснее <…> Кажется, что целые взводы были разом скошены на своей позиции и покрыты землей, взрытой бесчисленными ядрами».

Кстати сказать, факт оставления Семеновских флешей потом пытались связать с ранением князя П. И. Багратиона, но тот, как мы уже знаем, был ранен гораздо раньше.

После этого в боях за флеши было убито и ранено множество людей, в том числе был дважды контужен П. П. Коновницын, ранены генералы Карл Мекленбургский, М. С. Воронцов, Н. В. Кретов, убиты полковники И. Я. Шатилов, Ф. В. Дризен, И. М. Ушаков, И. Ф. Буксгевден и т. д.

Был ранен и В. И. Левенштерн. Уйдя с поля боя, он увидел истекающего кровью князя Багратиона.


П. П. Коновницын (худ. Дж. Доу)


Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«По дороге я с грустью увидел, что князь Багратион лежал на траве, окруженный хирургами, которые были заняты извлечением пули, засевшей у него в ноге, в кости.

Он узнал меня, осведомился о Барклае и сказал:

— Скажите генералу Барклаю, что участь армии и ее спасение зависят от него. До сих пор все идет хорошо, но пусть он следит за моей армией, и да поможет нам Господь.

Когда я сообщил генералу Барклаю об этом несчастном случае, то он был поражен».


Маршал Мюрат в бою за Семеновские флеши (литография Э. Эменже)


Отметим, что когда М. И. Кутузову донесли о ранении князя Багратиона, тот ахнул, покачал головой и тотчас же послал на его место герцога Александра Вюртембергского. Тот вскоре примчался обратно и стал просить подкреплений. В ответ на это Михаил Илларионович отправил на левый фланг всегда невозмутимого Д. С. Дохтурова, а герцога отозвал назад.


Русская пешая артиллерия


Генерал А. П. Ермолов:

«После Багратиона команду над 2-й армией и, вместе, над войсками, бывшими на левом фланге, принял Дохтуров. Холодность и равнодушие к опасности, свойственные сему генералу, не заменили, однако же, Багратиона. Не столько часто провождал Дохтуров войска к победам, не в тех войнах, которые удивляли вселенную славою нашего оружия, сделался он знаменитым не на полях Италии, не под знаменами бессмертного Суворова утвердил он себя в воинственных добродетелях».


Атака лейб-гренадерского полка


Офицер-квартирмейстер А. Н. Муравьев:

«Конечно, доколе командовал Багратион на левом фланге, Кутузов мог на него совершенно положиться, но по ранении его, казалось бы, что надеяться единственно на храбрость войск и посланных им подкреплений в столь важном и отдаленном месте было слишком малозаботно».

Д. С. Дохтуров «в слабом и малом теле имел душу, недоступную слабостям». Ему было 56 лет, и он по праву считался одним из самых старших по возрасту участников войны. Но…

Офицер-квартирмейстер А. Н. Муравьев:

«Дохтуров, заступивший место Багратиона, как ни хорош, но не Багратион».

До прибытия генерала Дохтурова П. П. Коновницын отвел войска за Семеновский овраг, занял артиллерией ближайшие высоты и задержал дальнейшее наступление наполеоновских войск.

Генерал Д. С. Дохтуров:

«Прибыв к оной [к армии П. И. Багратиона. — Авт.], нашел высоты и редуты, нашими войсками прежде занимаемые, взятые неприятелем, как равно и ров, от оного нас отделявший».


Продолжение наступления в районе Утицы

В бою в районе Утицы князю Понятовскому, как мы уже говорили, удалось овладеть деревней. После десяти он сбил русских и с высоты за деревней. Сделать это оказалось непросто.

Полковник Луи-Франсуа Лежён:

«Князь Понятовский, который, маневрируя слева, должен был обойти с польским корпусом левый фланг русских и произвести среди них замешательство, не мог этого сделать, так как встретил препятствие в слишком частом и болотистом лесу».

Генерал Н. А. Тучков 1-й запросил у М. И. Кутузова подкреплений. Тот был очень удивлен тем, что корпус Тучкова уже участвует в бою.

Офицер-квартирмейстер А. А. Щербинин:

«Кутузов, полагавший Тучкова в скрытом месте, удивлен был известием, что тот сделался предметом и скорою жертвою первого натиска французов. На бедного Тучкова пало даже подозрение в главной квартире, что он не умел держаться».

А тем временем Понятовский уже двинул своих людей на Утицкий курган.

Капитан Клеменс Колачковский:

«Трудно было стянуть в одно место нашу пехоту, раскинутую по кустам и зарослям, чтобы сформировать из нее колонну для атаки, а тем более в виду у неприятельских стрелков и под их огнем».

Генерал Н. А. Тучков 1-й попытался повести своих солдат в контратаку, но был смертельно ранен.

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Простреленный насквозь пулей, он скончался через три недели».

Также был убит и его брат А. А. Тучков 4-й, тело которого так потом и не удалось найти.

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Генерал-майор Тучков 4-й со знаменем в руке повел свой Ревельский полк на неприятеля, но, едва он ступил несколько шагов, пуля поразила его в грудь. Не знаем, найдется ли пример случившегося с Тучковыми. Три родных брата, достигнув до генеральских чинов, пройдя без вреда многие войны, почти в одно время кончили свое поприще; один, израненный, был взят в плен близ Смоленска; двое пали под Бородином. Мать их лишилась зрения от слез, а юная супруга одного из наших братьев соорудила на Бородинском поле обитель и удалилась в нее от света».


Спасо-Бородинский монастырь, основанный в 1839 году Маргаритой Тучковой


Генерал И. Ф. Паскевич:

«Понятовский, при помощи движения Нея, бросился на Тучкова и завладел было курганом на левом его фланге. Тучков собрал все силы, опрокинул поляков с кургана, но сам был смертельно ранен».

После этого на поддержку его войсками прибыл генерал К. Ф. Багговут со своим 2-м корпусом. Более того, он вступил в командование всеми войсками русского левого крыла.

Генерал А. П. Ермолов:

«Кутузов дал повеление 2-му и 4-му корпусам идти поспешнее на вспоможение левому крылу».

Кутузов? Не совсем так. И приказ 4-му корпусу генерала А. И. Остерман-Толстого тоже отдал Барклай. Он приказал ему занять пространство левее и позади батареи Раевского. А за 4-м корпусом стали лейб-гвардии Преображенский и Семеновский полки. Более того, за ними Барклай построил в две линии кавалерию.


Н. А. Тучков 1-й


Генерал М. Б. Барклай-де-Толли:

«Я сам прибыл ко 2-й армии для узнания позиции ее; я нашел оную в жарком деле и войска ее в расстройстве. Все резервы были уже в деле, я поспешил возвратиться, дабы немедленно привести с правого фланга из-за центра обеих армий 4-го корпуса, оставшегося еще в моем распоряжении с 6-м пехотным, 2-м кавалерийским и тремя гвардейскими полками».

Что касается Наполеона, то он, видя, что полякам Понятовского приходится очень тяжело, направил им на помощь 8-й вестфальский корпус генерала Жюно.


Памятник на Утицком кургане


Полковник Марселен де Марбо:

«Обычно столь доблестные поляки, особенно те, кто в течение пяти лет в Великом герцогстве Варшавском находились под командованием князя Понятовского, в этом сражении действовали так слабо и нерешительно, что император через своего начальника генерального штаба передал им упрек».


А. А. Тучков 4-й


Полковник Жан-Жак Пеле-Клозо:

«Поляки, силою до 12 000 человек, долженствовали быть сильнее противопоставленных им русских сил. Заняв Утицу, они ограничились канонадою по кургану, господствующему над равниною к востоку от селения. Действия поляков вовсе не доставили тех последствий, которых можно было ожидать от их храбрости и чувств, какие они питали к русским. Долго ждал Наполеон, чтобы этот корпус помог усилиям центра: он направил в эту сторону вестфальцев, бывших в не очень значительных силах и уже понесших большие потери. Они с живостью направились туда и не замедлили появиться перед дивизией Олсуфьева, прибывавшей с берегов Москвы реки. Поляки и вестфальцы совокупно атаковали русских: последние, продержавшись довольно долгое время, уступили».

Но перед этим удивительным образом «отличились» вестфальцы.


Генерал Жюно (гравюра Бадуро)


А. И. Остерман-Толстой (худ. Дж. Доу)


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Вестфальцы, которых Наполеон послал на помощь Понятовскому, проходили в это время через лес, отделявший Понятовского от остальной армии. Они увидали, среди пыли и дыма, наши отряды, которые отступали назад, и, приняв их — вследствие направления их движения — за неприятеля, начали в них стрелять. Эта ошибка, в которой они долго упорствовали, только усилила беспорядок».

В результате возобновить атаки князь Понятовский смог лишь после часа дня. Что же касается атаки корпуса Жюно, то его солдаты натолкнулись на корпус генерала Багговута, перемещение которого с правого фланга на левый Наполеон просмотрел. Это закончилось для вестфальцев плохо — они были отброшены.


К. Ф. Багговут (худ Дж. Доу)


Маршалы требуют подкреплений

Как видим, наполеоновские войска медленно, но верно продвигались вперед. Тем не менее «русская сторона» утверждает обратное.

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Наступил полдень, однако неприятель не только не достиг какого-либо явственного успеха, но даже не продвинулся на сколько-нибудь существенное расстояние.

Потери с обеих сторон были огромны, однако русские, находясь на своей земле, имели больше возможностей восполнить потери и облегчить участь раненых».

А что же в это время делал Наполеон?


Маршал Мюрат, король Неаполитанский


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Он только делал жест грустной покорности, когда ему докладывали ежеминутно о потере его лучших генералов. Он вставал, делал несколько шагов и снова садился.

Его окружающие смотрели на него с изумлением. До сих пор в таких серьезных столкновениях он всегда был деятелен и спокоен. Но теперь это было тяжелое спокойствие, вялая, бездейственная кротость. Многие готовы были видеть в этом упадок духа, обычное последствие сильных волнений. Другие же воображали, что он уже пресытился всем, даже сильными ощущениями битвы. Некоторые замечали по этому поводу, что спокойная твердость и хладнокровие великих людей в важных случаях с течением времени, когда годы возьмут свое и энергия истощится, переходят в равнодушие, в отяжеление. Самые ретивые объясняли эту неподвижность Наполеона необходимостью не слишком часто менять место, так как, когда командуешь на большом пространстве, надо знать, куда должны направляться донесения. Однако всего правильнее судили те, кто указывал на его пошатнувшееся здоровье, на тайное страдание и на начинающуюся серьезную болезнь».

Маршалы Ней и Мюрат настойчиво требовали подкреплений.


Маршал Бертье (худ. А. Аппиани)


Польская пехота в бою (худ. Белланже)


Вестфальские офицеры (худ. Р. Кнётель)


Гвардейские польские уланы


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Чувствуя себя слишком ослабленными, чтобы бросаться в это пустое пространство позади все еще грозной боевой линии, они стали громко звать гвардию: „Молодая гвардия! Пусть она издали следует за ними! Пусть она только покажется, заменит их на этих высотах! Тогда они в состоянии будут докончить!“»

Больше всех горячился по этому поводу король Неаполитанский. Он отправил к Наполеону своего начальника штаба генерала Бельяра с просьбой ввести в дело гвардию, но и тот вернулся обратно ни с чем.


Памятник генералу Бельяру в Брюсселе


Полковник Марселен де Марбо:

«Мюрат поручил генералу Бельяру умолять императора прислать часть своей гвардии для того, чтобы закрепить победу. Без этого для победы над русскими потребовалась бы еще одна битва! Наполеон готов был удовлетворить эту просьбу, но маршал Бессьер, командующий Императорской гвардией, сказал ему: „Я позволю себе возразить Вашему Величеству, ведь в данный момент гвардия находится в 700 лье от Франции“. Возможно, это возражение повлияло на решение императора, а может быть, он не счел, что битва зашла столь далеко, чтобы пускать в дело свой резерв. Император отказался. Две другие подобные просьбы ждала та же судьба».


Маршал Бессьер


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Огорченный Бельяр вернулся к Мюрату и сообщил ему о невозможности добиться от Наполеона его резерва. По словам Бельяра, император оставался на том же месте: он сидел с унылым, страдальческим выражением. Черты лица его осунулись, взгляд сделался тусклым, и свои приказы он отдавал каким-то вялым голосом, среди ужасного грохота войны, которая казалась ему чуждой. Когда этот рассказ передали Нею, он вышел из себя и под влиянием своего пылкого, необузданного темперамента воскликнул: „Разве мы для того пришли сюда в такую даль, чтобы удовольствоваться одним сражением? Что делает император в тылу армии? Там он слышит только о неудачах, а не об успехах нашей армии! Если он уже больше не руководит военными действиями, если он больше не генерал и хочет везде играть только роль императора, то пусть возвращается в Тюильри и предоставит нам быть генералами вместо него!“»

Тотчас же после Бельяра к Наполеону обратился начальник генерального штаба маршал Бертье. Он сказал императору шепотом, что со всех сторон уже просто кричат, что пора выдвигать гвардию. Однако Наполеон возразил на это:

— А если завтра будет вторая битва, то с чем я буду вести ее?

Бертье не настаивал больше, понимая, что это бесполезно. Он был очень удивлен тем, что Наполеон в первый раз сам отложил на завтра то, что можно было сделать сегодня…

Но потом Наполеон, еще немного подумав, все же решился двинуть на поддержку своим маршалам Молодую гвардию и Вислинский легион графа Клапареда.

Генерал Арман де Коленкур:

«Император казался озабоченным. Между полуднем и часом дня он приказал вице-королю возобновить наступление и поддержать левое крыло маршала Нея, которому помогал уже генерал Жюно. Правый фланг, подкрепленный Молодой гвардией, также получил приказ двинуться вперед. Неприятель, разгромленный пушечной пальбой, теснимый одновременно со всех сторон, сомкнул еще теснее свои массы и держался твердо, несмотря на все опустошения, производимые артиллерией в его рядах».


Рейд кавалерии Платова и Уварова

Положение к этому моменту и в самом деле было напряженнейшим. И вот в этот-то критический момент, как принято считать, М. И. Кутузов принял решение о рейде конницы генерала Ф. П. Уварова и атамана М. И. Платова в тыл и во фланг противника.

Произошло это примерно в полдень. 1-й кавалерийский корпус Ф. П. Уварова (2500 человек) и казаки Платова (8 полков) переправились через реку Колочу и пошли в обход левого фланга Наполеона.

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Уваров и Платов, перейдя Колочу и двигаясь к Бородину, внезапно натолкнулись на кавалерию вице-короля и, приведя ее в замешательство, отбросили с большим потерями на дивизию Дельзона, оставленную для охранения сей деревни. Пехота едва успела построиться в полковые каре, и сам вице-король со своей итальянской гвардией и кавалерией поспешил к угрожаемому месту, но ради собственной безопасности принужден был укрыться в одном из каре».


М. И. Платов


Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«Только что прибывшие полки королевской гвардии очутились лицом к лицу с неприятельской кавалерией. Разбившись на каре, мы устремились ей навстречу. Русские почти уже подступили к итальянским батареям и заставили их прекратить огонь; затем они опрокинули полки Дельзона. В этот-то момент они очутились перед королевской гвардией, поджидающей их со скрещенными штыками. После одной неудачной попытки русские в конце концов были отброшены сильным огнем с нашей стороны и побежали во всю прыть. Легкая кавалерия Орнано, которая перед тем должна была укрываться за нашими рядами, теперь желает взять свой реванш. С помощью драгун и отряда почетной стражи она вновь нападает на русских. Эти последние, страшно напуганные, спешно бегут через Войну и Колочу и не осмеливаются возвращаться».


Ф. П. Уваров (худ. Дж. Доу)


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Возник беспорядок. Вице-король бросился туда и с помощью генералов Дельзона и Орнано прогнал это более шумное, нежели опасное войско».

Как видим, с французской точки зрения рейд русской кавалерии выглядел несерьезно. На самом деле все происходило несколько иначе. Регулярная кавалерия генерала Уварова атаковала французский пехотный полк и итальянскую кавалерийскую бригаду генерала Орнано в районе переправы через реку Войну у деревни Беззубово. А вот атаман Платов со своими казаками переправился через реку Войну чуть севернее и, зайдя в тыл, вынудил противника сменить позицию.

Одновременное появление Уварова и Платова на какое-то время вызвало замешательство в тылах противника, и это заставило Наполеона оттянуть на левый фланг часть войск, которые штурмовали Курганную высоту.

Разобраться с тем, что происходит на левом фланге, было поручено Эжену де Богарне с Итальянской гвардией, а также кавалерийскому корпусу генерала Груши.


Гвардейские казаки. Атака генерала Уварова (фрагмент литографии С. Васильева)


Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Тем временем князь Кутузов согласился на сделанное ему предложение, чтобы генерал Платов с несколькими казацкими полками и генерал-лейтенант Уваров с кавалерией, бывшей на правом фланге, переправились через речку Колочу, против которой стоял наш правый фланг. Стрелки и часть неприятельской кавалерии, передвинувшаяся в эту сторону, чтобы наблюдать за движением войск нашего правого фланга, были оттеснены за деревню Горки и в ее окрестности; но так как тут были большие заросли, в которых неприятельские стрелки могли укрыться, и вдобавок атака кавалерии не могла быть поддержана пехотой, то она была вынуждена остановиться и вернуться на занятую нами позицию».

Получается, что М. И. Кутузову посоветовали предпринять этот рейд. Но кто? Генерал Беннигсен это не уточняет. В любом случае, окончательное решение принял Кутузов.

Итак, Ф. П. Уваров со своим корпусом, перейдя Колочу близ деревни Малое, двинулся к речке Войне и там опрокинул кавалерийскую бригаду генерала Орнано. Это произвело такое впечатление, что Эжен де Богарне даже приостановил атаку на Курганную высоту и начал переводить свои войска на левый берег Колочи.

В ответ Ф. П. Уваров двинулся на пехоту противника, но неподготовленная артиллерией атака была отбита.

А что в это время делал атаман Платов?

Он переправился через Войну севернее деревни Беззубово и появился в тылу неприятельской пехоты, которая и отступила от Беззубовской плотины. Это спровоцировало панику в дальних наполеоновских обозах.

Генерал А. П. Ермолов:

«1-й кавалерийский корпус генерал-адъютанта Уварова и полки войска Донского под личным начальством Платова с правого нашего фланга сделали атаку, которая хотя и ничего не имела решительного, но замечено было движение в прилежащих к сему пункту неприятельских войсках, а в других местах жестокость огня уменьшилась, из чего заключить можно, что полезно было левому крылу их угрожать нападением, что, по крайней мере, служило бы развлечением их сил; но как случается обыкновенно, что казаки в генеральных сражениях никакой не приносят пользы, то и в сем случае, встретивши некоторое препятствие, возвратились».

Получается, что атаман Платов не принес никакой пользы, то есть не поддержал генерала Уварова в его атакующих действиях?


Атаман М. И. Платов


Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«С высоты, на которой мы стояли, мы могли видеть, как было выполнено это движение: либо отданные приказания не отличались особенной точностью, либо генерал, которому было поручено произвести этот маневр, не был на высоте этого дела, как бы то ни было, движение было выполнено весьма неискусно. Генерал Уваров, руководивший им, выказал себя человеком малоспособным».

А что же все-таки М. И. Платов? Где в это время был он?

Офицер-квартирмейстер А. Н. Муравьев:

«На старой большой Можайской дороге расположились пять полков донских казаков под командой полковника Сысоева; остальные же донцы, под командой графа Платова, составляли особенный корпус, который по время сражения переправился через Колочу на нашем правом фланге и должен был действовать в тыл неприятеля. К сему летучему отряду присоединили легкую гвардейскую кавалерийскую дивизию под командой генерала Уварова; но от дурных распоряжений и нетрезвого состояния графа Платова войска сии, которые могли бы принести большую пользу, ничего не сделали. Кутузов отказал Платову в командовании в самое время сражения; способности же Уварова, который после Платова оставался старшим, довольно известны. Он расположил свою конницу подле леса, занятого неприятельской пехотой, и потерял много людей без всякой пользы. Уваров обладал даром выбирать для атаки такие места, где конница не могла действовать, и отряд его <…> в день Бородинского сражения ни к чему не послужил».


Гвардейские казаки


Офицер-квартирмейстер Н. Н. Муравьев:

«В то самое время Платов показался с 10 тысячами легкой конницы на левом фланге неприятеля, который обратил против этого неожиданного появления войск часть своей пехоты, и все его батареи на время умолкли. Но Платов был в тот день пьян и ничего не сделал, как и принявший после него команду Уваров ничего не предпринял. Внезапный удар этот мог бы решить участь сражения в нашу пользу».

Потрясающие свидетельства двух братьев, участвовавших в сражении! Оказывается, атаман Платов не только ничего не сделал, но и был в день сражения пьян. Генерал Уваров так ничего и не смог с ним поделать. Да и сам он проявил себя не самым лучшим образом.

Адъютант Кутузова А. Б. Голицын:

«Когда господин Уваров, имевший столь важное значение сделать диверсию на левый фланг французской армии, возвратился и стал опять в линию без всякого на то приказания, то Кутузов, выслушав от него рапорт, сказал ему: „Я все знаю. Бог тебя простит“».

Получается, что русская кавалерия, едва встретив сопротивление, тут же сама вернулась назад, так и не выполнив поставленной задачи.

И был ли смысл во всей этой операции?


Русские кирасиры


Британский генерал Роберт Вильсон:

«Уваров и Платов, не поддержанные пехотой, но все-таки отвлекшие часть войск вице-короля и обеспокоившие Наполеона, в самый критический момент баталии рассеялись. Благодаря их действиям атака на центр была задержана и выиграно время для того, чтобы перестроить русский левый фланг и поставить батареи на новую позицию, которая имела теперь фронт немногим более 3000 ярдов[7]».

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Возвращаюсь к генералу Уварову: движение, произведенное им, не удалось и лишило нас возможности перейти в наступление. Впрочем, оно принесло косвенно некоторую пользу: наступательное движение неприятеля было приостановлено, и мы могли вздохнуть».

Из сказанного можно сделать вывод о том, что рейд кавалерии Платова и Уварова был выполнен крайне непрофессионально. Однако и в таком виде он на некоторое время задержал решающую атаку Наполеона, что позволило русским перегруппировать свои войска. Более того, именно из-за этого рейда Наполеон так и не решился отправить в бой свою гвардию.

Этот рейд хотя и не нанес особого ущерба французам, однако вызвал у Наполеона некоторое чувство неуверенности за свои тылы. И это, следует признать, имело определенное воздействие на общий ход сражения.

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Решение относительно этой диверсии было принято между 8 и 9 часами утра. Сражение находилось еще в первой стадии своего развития. Не было никакой возможности предвидеть в какой-либо мере его конечный исход; еще предстоял длинный день в 12 часов, а при настойчивости и силе характера противника можно было до последнего мгновения ожидать от него все новых и новых усилий. Имелось полное основание сказать: „не хвались днем, пока не наступит вечер“. Диверсия, произведенная 2500 коней, никоим образом не могла бы изменить общее течение такого сражения, в котором принимает участие армия в составе 130 000 человек; самое большее — она могла вызвать частичную и переходящую задержку в выполнении плана противника, может быть, в большей или меньшей степени поразить его. Если бы это ошеломление наступило в тот момент, когда и без того решение уже назрело и когда при всеобщем утомлении обеих сторон каждый новый толчок сам по себе становится все более эффективным, то можно было бы надеяться достигнуть чего-нибудь этой диверсией. Но ранним утром неприятель, очевидно, имея достаточно времени для противодействия значительными силами этому разрозненному наступлению, смог бы наголову разбить генерала Уварова и затем вернуться к выполнению своего основного плана».

Итак, согласно Клаузевицу, принимавшему участие в рейде, решение о возможности такой операции было принято задолго до ее начала. Но в девять часов утра начинать рейд было еще не время. Точнее, приказы Уварову и Платову были посланы около девяти часов, но на их передачу, на передвижение кавалерии к реке Колоче и переход ее через глубокий овраг потребовалось около трех часов.

И как же при этом повел себя генерал Уваров?

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Он переправился через Колочу вброд <…> затем свернул налево и взял направление на Бородино, причем ему, однако, пришлось заметно принять вправо из-за нескольких болотистых ручьев, впадающих в Колочу. Слева от него была деревня Бородино, в которой прочно засели войска вице-короля, впереди его протекал по узкой, но топкой луговине вышеупомянутый ручей. По сию сторону ручья стояли несколько полков неприятельской кавалерии и густая масса пехоты, состоявшая из полка или батальона в сильном составе. Французская кавалерия тотчас же отступила через плотину, которая пересекает ручей приблизительно в 2000 шагов от Бородино; пехота же имела смелость остаться на этой стороне ручья и построиться в каре тылом к плотине. Генерал Уваров велел атаковать это каре».

Выходит, что не Уваров отбросил легкую кавалерию генерала Орнано, а она сама отступила.

У Орнано было два французских конно-егерских полка (6 эскадронов) и два итальянских (8 эскадронов). Всего примерно 1850 человек. В кавалерийский корпус Ф. П. Уварова входили Елизаветградский гусарский, лейб-гвардии Казачий, лейб-гвардии Драгунский, лейб-гвардии Уланский, лейб-гвардии Гусарский и Hежинский драгунский полки. Всего — 2500 человек. Так что отступление Орнано в этом случае выглядит вполне естественным. Но вот что последовало дальше?

А дальше пехота Эжена де Богарне построилась в каре.

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Лейб-гусарский полк был выдвинут и брошен на каре. Он произвел три безуспешные атаки. Итальянцы сохранили спокойствие и порядок и хладнокровно открыли огонь; гусары, как это обычно имеет место при таком поведении пехоты, приблизившись на 30 шагов к каре, поворачивали обратно и уходили из-под обстрела. Генерал Уваров приостановил эти неудачные попытки <…> На этом и закончилось все дело».

Сам Эжен де Богарне скрылся в каре 84-го линейного полка и оттуда руководил боем. При этом атаман Платов и не подумал поддержать генерала Уварова.


Русские гусары


Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«В селении Бородино виднелось несколько сильных колонн, а за центром французской армии, позади боевого фронта, совершенно спокойно стояли большие массы войска, — по-видимому, гвардия. Генерал Платов со своими 2000 казаков находился на расстоянии четверти часа от Уварова и разведывал переправу через топкий ручей».

Тут Карл фон Клаузевиц ошибается: у атамана Платова было не 2000 казаков, а значительно больше (по некоторым оценкам, до 5000 человек). При этом его казаки не имели ни малейшего желания драться с регулярной пехотой противника.

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Эти бойцы <…> юлили между массами неприятельской пехоты, не производя серьезной сомкнутой атаки».

Впрочем, казаки и не предназначены были для сомкнутой атаки против каре противника. Лейб-гвардии Казачий полк генерала Уварова, кстати, тоже.

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Лейб-гвардии Казачий полк, находившийся в корпусе Уварова, не мог дольше выдержать; как ракета с длинным хвостом, понеслись казаки к плотине, молниеносно оказались на другой стороне и присоединились в лесу к своим собратьям».

Итак, казаки Платова и казаки Уварова самовольно оставили поле боя. После этого остатки кавалерии Ф. П. Уварова тоже вынуждены были отступить, так ничего и не добившись.

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Около 3 часов Уваров получил от Кутузова приказание вернуться назад и снова занять прежнее место на позиции».

Да, нападение кавалерии генерала Уварова на левый фланг противника, произведенное на сильно пересеченной местности и без поддержки пехоты, не могло иметь важных последствий. Однако оно принесло русским определенную выгоду, заставив Наполеона приостановить наступление и потерять около двух часов, в течение которых Барклай успел усилить особо угрожаемые пункты войсками с правого фланга и из резерва.

Принято считать, что этот рейд кавалерии был чуть ли не «решающим мероприятием» сражения, блестяще задуманной операцией М. И. Кутузова. Однако многие участники сражения отзываются о нем весьма скептически.


Казак лейб-гвардии Казачьего полка и Донской казак (худ. Н. В. Зарецкий)


Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Отряду в 2500 коней было невозможно достигнуть такого успеха, который воздействовал бы на ход всего сражения <…> Автор с самого начала был убежден, что вся эта диверсия не будет иметь никакого успеха, а сейчас ясно сознавал, что если что-нибудь и могло получиться из подобного предприятия, то для этого во главе его должен был бы стоять какой-нибудь молодой сорвиголова, которому еще надо завоевывать себе репутацию, а отнюдь не генерал Уваров».

Естественно, сами руководители рейда отчитались о нем перед начальством «правильно».

Генерал Ф. П. Уваров:

«Атака была учинена в виду всей армии с неожиданным успехом: по встрече неприятель был опрокинут, батарея едва успела уйти, из которой два орудия были отбиты Елисаветградскими гусарами, ежели бы не такое невыгодное место, то были бы увезены непременно; неприятель был преследываем с большим уроном <…>

За сим неприятель, получив <…> подкрепление, стараясь всячески меня вытеснить с занятого тогда мной места, употребляя на сие кавалерию, пехоту и поставя на высотах батареи <…> Увидел я, что пехота неприятельская стремится перейти речку и напасть на оставшуюся нашу пехоту на правом фланге позиции; я решился и эту атаковать гусарами, хотя должно признаться, что по невыгодному месту для кавалерии совершенного успеха эта атака не имела».

Как видим, вполне «героический» рапорт: неожиданный успех, неприятель опрокинут, отбиты два орудия. Короче говоря, блестящая операция, которая, впрочем, «совершенного успеха» не имела, но и то — исключительно по объективным обстоятельствам…

Генерал М. И. Платов:

«В бывшем 26 числа <…> генеральном с неприятелем сражении находился я, по приказанию вашей светлости, с казачьими полками на правом фланге нашей армии, и каково происходило действие против неприятельского левого фланга, вашей светлости по личному присутствию вашему известно <…> Об отличившихся в оном сражении полковых командирах и полков их штаб— и обер-офицеров прилагая при сем именной список, покорнейше прошу о награждении их».

Выглядит скромнее, но зато с просьбой о награждении «особо отличившихся».

В свою очередь, Барклай в рапорте М. И. Кутузову написал о рейде совершенно нейтрально.

Генерал М. Б. Барклай-де-Толли:

«1-й кавалерийский корпус вашею светлостью отряжен был на левый берег Москвы реки и действовал на оном обще с иррегулярными войсками под начальством генерала от кавалерии Платова. Рапорт генерал-лейтенанта Уварова о действии сих войск в оригинал уже прежде сего имел честь представить вашей светлости».

И никаких комментариев: ни о храбрости, ни об опрокинутом неприятеле…

В результате, кто бы что ни говорил, Ф. П. Уваров и М. И. Платов оказались единственными русскими генералами, не получившими за Бородинское сражение вообще никакой награды. Это, как говорится, факт исторический, и в свете вышесказанного подобное решение выглядит объективным и справедливым.


Бой в районе деревни Семеновское

После взятия Семеновских флешей наполеоновские войска постарались развить свой успех.

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«Как только французская армия овладела флешами на левом фланге, она направила все свои усилия против деревни Семеновки и против центра».

Наполеон выставил у флешей сильные батареи, а затем в атаку на деревню Семеновское двинулась дивизия генерала Фриана.

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Солдаты Фриана, выстроившиеся против Семеновского, отразили первые атаки. Но на них обрушился такой град пуль и картечи, что они смутились. Один из начальников, устрашившись, скомандовал отступление. В этот критический момент к нему подбежал Мюрат и, схватив его за шиворот, крикнул:

— Что вы делаете?

Полковник, показав ему на землю, усеянную ранеными и убитыми, отвечал:

— Вы видите, что здесь больше нельзя держаться!

— А! — воскликнул Мюрат. — Но ведь я же остаюсь здесь!..

Эти слова остановили полковника, и, пристально посмотрев на короля, он холодно проговорил:

— Это правда! Солдаты, вперед! Дадим себя убивать!»


Генерал Фриан


Граф Луи Фриан командовал 2-й дивизией в корпусе маршала Даву. По всей видимости, речь в рассказе Сегюра идет о полковнике Пушлоне, командире 33-го линейного полка. Он был почти весь перебит. Сам Пушлон был ранен. Были ранены все батальонные командиры и еще шесть офицеров были убиты.

Что касается самого Фриана (кстати сказать, он был женат на Луизе Леклерк, сестре генерала Леклерка, а на другой его сестре был женат маршал Даву, так что Фриан и Даву были свояками), то ему пуля попала в грудь, но удар смягчил аксельбант. Несмотря на ранение, он продолжил руководить войсками, а ближе к вечеру его ранило второй раз — пулей в ногу навылет.


Репродукция фрагмента панорамы Бородинской битвы «Схватка русских гренадер с дивизией Фриана» худ. Ф. А. Рубо. Холст, масло. 1910–1912 гг. Из Музея-панорамы «Бородинская битва»


Бой в районе деревни Семеновское разгорался. Там, как мы уже говорили, генерал П. П. Коновницын, принявший командование 2-й армией, был вынужден окончательно оставить флеши за противником. Остатки его войск, почти потерявшие управление, были отведены через Семеновский овраг под прикрытие резервных батарей.

Потом М. И. Кутузов назначил командира 6-го корпуса генерала Д. С. Дохтурова начальником войск всего левого фланга, заменив им Коновницына.

Генерал М. Б. Барклай-де-Толли:

«2-я армия по отсутствии раненого князя Багратиона и многих генералов была опрокинута и в величайшем расстройстве».

Короче говоря, русские отступали. Но и маршалы Ней с Мюратом понесли огромные потери, а посему они вновь обратились к Наполеону с просьбами о подкреплении. Однако император, не понимая, как его лучшие маршалы с такими огромными силами не могут добить русских, подкреплений не дал.

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Мюрат и Ней были истощены. Они остановились и, собрав свои войска, потребовали присылки подкреплений. Тогда-то Наполеон испытал нерешительность, до сих пор ему неизвестную. Наконец, он отдал несколько приказаний своей Молодой гвардии, но тотчас же отменил их, решив, что присутствия сил Фриана и Латур-Мобура на высотах будет достаточно, так как, по его мнению, решительный момент еще не наступил».


Генерал Дохтуров у деревни Семеновское. Репродукция фрагмента панорамы Бородинской битвы «Командный пункт генерала Д. С. Дохтурова» худ. Ф. А. Рубо. Холст, масло. 1910–1912 гг. Из Музея-панорамы «Бородинская битва»


Полковник Луи-Франсуа Лежён:

«Довольный <…> успехом генерала Фриана и других дивизий маршала Даву, император решил, что наступил момент пустить в дело всю гвардию, чтобы завершить победу. Внутренний голос нашептывал ему, что Париж остался за 800 лье, что перед ним Москва. Мысль вступить в этот город с торжеством победителя, казалось, оживила его взор, и он сказал мне: „Отыщите Сорбье, пусть он поставит всю артиллерию моей гвардии на позицию, занятую генералом Фрианом, куда вы с ним поедете; он развернет 60 орудий под прямым углом над неприятельской линией, чтобы раздавить ее с фланга, а Мюрат его поддержит. Идите“. Я мчусь галопом к горячему генералу Сорбье. Он не верит мне, едва дает мне время объясниться и нетерпеливо отвечает: „Мы должны были это сделать более часу тому назад“».

Примерно в полдень маршал Мюрат направил южнее деревни Семеновское кавалерийские корпуса генералов Латур-Мобура и Нансути.

Одновременно с кирасирами атаковала польская уланская дивизия генерала Рожнецкого, построенная в две линии, а также саксонская конная гвардия и вестфальская конница генерала Лепеля. Они повели атаку на русские войска, истерзанные огнем артиллерии, но ничто не могло сломить их геройского духа.

Лейб-гвардии Измайловский и Литовский полки (пока нетронутые русские резервы), построившись в каре, отбили три атаки кавалерии Нансути батальным огнем. При этом доскакавшие до каре смельчаки умирали на штыках гвардейцев.


Французские драгуны


Генерал А. П. Ермолов:

«Генерал-лейтенант Тучков 1-й получил опасную рану, и корпус его перешел под команду Коновницына, которого храбрость в сей день явилась в полном блеске. Преткнулись шаги неприятеля к успехам. Стремительные атаки его кавалерии не произвели никакого действия! Лейб-гвардии Измайловский полк с бесстрашием противостал нескольким из них. Не с таковым хладнокровием лейб-гвардии Литовский полк встречал неприятельскую конницу, не равное к нему, как к другим войскам, имел неприятель уважение».

Генерал Н. Н. Раевский:

«Я был возле Барклая в то время, когда пьяные неприятельские кирасиры скакали между нашими каре без пользы и без цели; прогоняемые ружейным огнем, они то скрывались в овраг, то снова появлялись около каре».

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«Неприятельская кавалерия старалась обойти деревню, и, после многих попыток, нескольким полкам саксонских кирасир удалось пробраться по лощине между деревней Семеновкой и центральной батареей. Их внезапное появление распространило беспорядок в первой линии, но они были встречены в упор (залпами) гвардейскими полками, Литовским и Измайловским, и затем атакованы всей кавалерией, которая обратила их в бегство и многих изрубила. Тем не менее цель французов была достигнута, пехота их воспользовалась этой минутой беспорядка, чтобы овладеть деревней, из которой нам впоследствии уже невозможно их выбить вследствие недостатка зарядов и даже артиллерии».

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Такие подвиги не могли совершаться без больших потерь. В Литовском полку из 1783 человек убито, ранено и без вести пропало 953».

Литовский и Измайловский полки входили в состав 5-го гвардейского корпуса. В нем же еще были лейб-гвардии Преображенский и лейб-гвардии Семеновские полки — элита русской пехоты.

Многие специалисты отмечали слишком близкое расположение русских резервов, отчего они несли большие потери, даже еще не вступив в сражение.

Офицер-квартирмейстер А. Н. Муравьев:

«Неприятельские ядра долетали до двух гвардейских полков — Преображенского и Семеновского, — стоявших в резерве и которые без выстрела с их стороны потеряли много народа».

Офицер-квартирмейстер Н. Н. Муравьев:

«Французская Старая гвардия еще в дело не вступала, тогда как часть нашей гвардии потеряла уже довольно большое количество людей, и Преображенский и Семеновский полки, не сделав ни одного ружейного выстрела, понесли от одних ядер до 400 человек урона в каждом».

Это выглядело крайне неразумно, ведь это были лучшие русские войска.


Репродукция фрагмента панорамы Бородинской битвы «Атака саксонских кирасир» худ. Ф. А. Рубо. Холст, масло. 1910–1912 гг. Из Музея-панорамы «Бородинская битва»


Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Сражение перешло в рукопашную схватку: сражающиеся смешались, не было более правильных рядов, не было сомкнутых колонн, были только более или менее многочисленные группы, которые сталкивались одна с другой; люди дрались спереди, сзади: свои и враги смешались. Пехота, построенная в каре, едва не стреляла со всех фронтов одновременно. Личная храбрость и сообразительность имели полную возможность высказать себя в этот достопамятный день».

Не следует забывать, что одновременно велись атаки и на Курганную высоту (батарею Раевского).


Саксонские кирасиры


Генерал М. Б. Барклай-де-Толли:

«Генералу Дохтурову поручено было начальство над 2-ю армией: его пехота совершенно была разбита и рассеяна в малых кучках, оставленных уже за главной квартирой на большой Можайской дороге; три гвардейские полка отступили в изрядном устройстве и приближались к прочим гвардейским полкам, выстроенным мною в резерве с 2-м кавалерийским корпусом позади 4-го».

На самом деле, русская гвардия, выстроившись в каре, в течение нескольких часов отбивала атаки «железных всадников» Наполеона, то есть кирасир из корпусов генералов Нансути и Латур-Мобура.

Вахмистр 2-го кирасирского полка Огюст Тирион:

«Мгновенно развернутая, эта железная линия, предводимая Мюратом, понеслась в атаку. Ничто не устояло, все было опрокинуто, пройдено и взято».

Естественно, «русская сторона» не согласна с такой постановкой вопроса.

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Кавалерия Нансути и Латур-Мобура сделал отчаянную попытку прорваться через левый фланг русских, но лейб-гвардии Измайловский и Литовский полки, окруженные неприятельскими эскадронами, построились в каре и, несмотря на убийственный огонь, отбили французских кирасиров».

Генерал М. Б. Барклай-де-Толли:

«Храбрые сии войска не замешались, но приняли неприятеля с задних фасов своих каре; огонь, производимый ими и нашей конной артиллерией, привел в беспорядок неприятельские ряды».

Генерал П. П. Коновницын:

«Я, видя стремление всей неприятельской кавалерии, от коей тучи пыли от земли до небес столбом показывали мне ее ко мне приближение, я с Измайловским полком, устроя его в шахматные каре, решился выждать всю неприятельскую кавалерию, которая в виде вихря на меня налетела. Не буду заниматься счетом шагов от каре, в коих обложил неприятель мой карей, но скажу, что он был так близок, что каждая, можно сказать, пуля наша валила своего всадника <…> Такового рода были три неприятельские атаки, и все безуспешные. Измайловские гренадеры, не расстраивая строя, бросились на гигантов, окованных латами, и свергали сих странных всадников штыками <…> Литовский гвардейский полк был от меня левее на высоте и тут же невероятную стойкость и храбрость оказывал».

Потом на помощь гвардии были посланы: на юге — кирасирская бригада И. М. Дуки, на севере — кирасирская бригада Н. М. Бороздина и 4-й кавалерийский корпус графа К. К. Сиверса.

Этим наступление наполеоновских войск на левом фланге русских было окончательно остановлено.


Репродукция фрагмента панорамы Бородинской битвы «Русские резервы» худ. Ф. А. Рубо. Холст, масло. 1910–1912 гг. Из Музея-панорамы «Бородинская битва»


Тем не менее приходится констатировать: после ранения князя П. И. Багратиона Наполеону удалось отодвинуть левое крыло русской армии на расстояние почти километра. Однако этот успех не привел к тому решительному результату, на который рассчитывал император французов.

В этой боевой суматохе едва не погиб командующий 1-й армией.


Французские кирасиры


Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Барклай поспешил к тому пункту, где произошло замешательство, но так как его лошадь была ранена, хотя и продолжала скакать, то он очутился в большой опасности. Его преследовали несколько польских уланов. Мы сделали попытку спасти нашего генерала. Несколько кавалеристов разных полков, коих нам удалось собрать, помогли нам в этом; мы бросились на польских улан, из коих одни были нами изрублены, а другие обращены в бегство. Барклай был спасен. Он поскакал в галоп к Кутузову и застал его неподвижно на том же самом месте, окруженным многочисленной свитой.

В течение дня генерал Беннигсен и полковник Толь объехали, по приказанию Кутузова, поле битвы. Генерал Беннигсен остановился на некоторое время, чтобы переговорить с Барклаем; когда он отъехал, Барклай сказал мне:

— Этот человек все испортит: он завистлив. Самолюбие заставляет его думать, что он один способен давать сражения и вести их с успехом. Без сомнения, он талантлив, но он готов употребить свои способности только для того, чтобы удовлетворить свое честолюбие; к великому, священному делу он равнодушен. Я считаю его присутствие в армии настоящим бедствием. Кутузов разделяет мое мнение. Увидим, как он выполнит движение кавалерии на нашем крайнем правом фланге, на которое я рассчитываю, чтобы двинуться вперед со всеми моими резервами. Это должно нанести неприятелю решительный удар».


Атака французской кавалерии на Курганную высоту

В три часа дня, после упорнейшего боя, французская кавалерия ворвалась на Курганную высоту с тыла, и русские войска вынуждены были уступить столько часов доблестно обороняемый ими пункт позиции.

Происходило это так. Французы открыли по Курганной высоте перекрестный огонь с фронта и флешей. В этом было задействовано 150 орудий. Для атаки было сосредоточено более тридцати кавалерийских полков. Первым пошел в атаку 2-й кавалерийский корпус генерала Монбрена.

Полковник Марселен де Марбо:

«Командир 2-го кавалерийского корпуса генерал Монбрен в подзорную трубу заметил, что у входа в это укрепление его горжа (горловина) не была полностью закрыта, и что русские части входили туда повзводно. Он заметил также, что, обогнув высоту, можно было обойти валы этого укрепления и окружавшие его овраги и холмы, приведя эскадроны до самого входа в укрепление по совсем не крутому склону, проходимому для кавалерии. Исходя из этого, генерал Монбрен предложил проникнуть в это укрепление сзади со своей кавалерией, в то время как пехота будет атаковать спереди. Это весьма дерзкое предложение было одобрено Мюратом и императором, и Монбрену поручили его выполнить. Но пока этот бесстрашный генерал отдавал распоряжение о том, как следует действовать, он был убит пушечным выстрелом. Это была великая потеря для всей армии! Однако его смерть не привела к отказу от выполнения предложенного им плана».


Атака французской кавалерии на Курганную высоту


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Мюрат призвал кавалерию Монбрена. Но Монбрен был убит, и его заменил Коленкур. При виде адъютантов несчастного Монбрена, оплакивающих своего генерала, он закричал им: „Идите за мной! Не оплакивайте его, а отомстите за него!..“»

Красавец Луи-Пьер де Монбрен, герой сражения при Сомо-Сьерре, был поражен ядром с Багратионовых флешей. В армии его звали «Вторым Баярдом». Огюст де Коленкур, брат цитировавшегося нами Армана де Коленкура, был человеком не менее отважным. Он служил в кирасирах с 1792 года и отлично знал это ремесло.

Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«Все приняло вид какой-то горы из движущейся стали. Кирасы, каски, оружие — все это блестит, движется и искрится на солнце и заставляет нас забыть об остальном. Это — кирасиры Коленкура».

Капитан Эжен Лабом, инженер-географ из корпуса Эжена де Богарне:

«Только что генерал Монбрен во главе своей кавалерии закончил свою доблестную жизнь, как принадлежащая к тому же корпусу кирасирская бригада получила приказ атаковать бывшего налево врага и идти на приступ большого редута, который обстреливал все фланги нашей кавалерии. Эта бригада под командой генерала Коленкура сейчас же бросилась на редут, и мы были поражены представившимся нам изумительным зрелищем. Казалось, что вся возвышенность, господствующая над нами, обратилась в движущуюся железную гору: блеск оружия, касок и панцирей, освещенных солнечными лучами, смешивался с огнем орудий, которые, неся смерть со всех сторон, делали редут похожим на вулкан в центре армии».


Смерть генерала Коленкура

В результате генерал Коленкур прорвался сквозь адский огонь, обошел Курганную высоту слева и бросился на батарею Раевского. Встреченные с фронта, флангов и тыла активным огнем оборонявшихся, кирасиры были отброшены с огромными потерями. В этой «могиле французской кавалерии» погиб и Огюст де Коленкур.


Смерть генерала Коленкура (фрагмент литографии А. Адама)


Начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса полковник Любен Гриуа:

«Каждый следил глазами и хотел бы помочь руками этой кавалерии, когда она переправлялась через рвы, перескакивала через заграждения под картечью, и восторженные крики понеслись отовсюду, когда редут был взят. Эту атаку вел Коленкур, нашедший себе здесь славную смерть».

Генерал Жан Рапп:

«Двинулся вперед Коленкур, сея издали смятение и смерть. Он внезапно обрушился на редут и овладел им. Но один солдат, спрятавшийся в амбразуре, убил его наповал. Он почил сном храбрецов и не был свидетелем наших злоключений».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«— Вы меня увидите там тотчас же, живого или мертвого! — воскликнул Коленкур. Он бросился туда, повергая на своем пути все, что сопротивлялось ему, затем быстро повернул налево со своими кирасирами, проник первым в окровавленный редут. Там его настигла пуля и уложила на месте. Его победа была его могилой!

Императору тотчас же донесли об этой победе и об этой потере. Обер-шталмейстер, брат несчастного генерала, слышал это. Сначала он был сражен горем, но потом поборол себя, и если бы не слезы, которые тихо стекали по его лицу, то можно было бы подумать, что он отнесся к этому безучастно. Император сказал ему: „Вы слышали? Хотите уйти?“ При этом у него вырвалось восклицание глубокого огорчения. Но в этот момент мы уже двигались на врага. Обер-шталмейстер ничего не ответил императору, но не ушел, а только чуть-чуть приподнял шляпу в знак благодарности и отказа».


Атака французских кирасир на Курганную высоту. Смерть генерала Коленкура


Генерал Арман де Коленкур:

«Было, кажется, три часа дня, когда к императору примчался адъютант, чтобы донести ему, что большой редут только что взят моим братом и неприятель отступает на всех пунктах. Через мгновение адъютант моего несчастного брата Вольбер, который не оставлял его до конца, сообщил императору подробности этого боя и доложил, что мой брат был убит пулей, попавшей несколько ниже сердца, когда он покидал взятый редут, чтобы атаковать неприятеля, перестроившегося на некотором расстоянии оттуда и начавшего контратаку с целью отбить редут обратно. Я был рядом с императором, когда ему доложили об этом. Нет надобности говорить, что я при этом почувствовал.

— Он умер смертью храбрых, решив исход сражения, — сказал император. — Франция теряет одного из лучших своих офицеров».


Гибель генерала Коленкура


Полковник Марселен де Марбо:

«Коленкур бросился в атаку вместе с дивизией кирасир, во главе которой двигался 5-й кирасирский полк под командой бесстрашного полковника Кристофа. Все защитники редута были опрокинуты на подступах к нему. Французы подошли ко входу укрепления, проникли внутрь, и там Коленкур был убит пулей в голову!»

Впрочем, не все утверждают, что генерал Коленкур был убит пулей.


Русская тяжелая пехота (гренадеры)


Обер-квартирмейстер 6-го корпуса И. П. Липранди:

«Коленкур убит не пулею, а ядром».

Полковник Луи-Франсуа Лежён:

«Коленкур понял и прекрасно выполнил этот маневр, поразивший неприятеля. В мгновение ока внутренность этого огромного укрепления была заполнена кирасирами и артиллеристы неожиданно перебиты возле своих орудий кавалеристами; в то же время пехота проникла через амбразуры и парапеты.

Генерал Кутузов, считавший этот редут как бы ключом всей позиции, немедленно, чтобы нас оттуда вытеснить, велел направить на этот пункт 100 пушечных жерл, а значительная избранная колонна русских гренадер, спрятанная позади редута в овраге, полезла отбивать редут штурмом.

Тем временем войска Эжена де Богарне, воспользовавшись потрясающей атакой Коленкура, сковавшей действия 24-й дивизии генерала П. Г. Лихачева, ворвались на батарею с фронта и фланга».

Капитан Эжен Лабом, инженер-географ из корпуса Эжена де Богарне:

«Принц хладнокровно командовал атакой, объезжая ряды, и вел ее сам, ободряя дивизию Бруссье, в то время как генерал Нансути во главе первой дивизии кавалерии генерала Сен-Жермена мужественно атаковал все, что было направо от редута, и очищал равнину до оврага перед одной сожженной деревней. Вместе с ним во главе шла стрелковая бригада под начальством генералов Пажоля и Шуара, опрокидывая все, что встречалось ей на пути».


Пленение генерала Лихачева

После этого на батарее произошел кровопролитный бой, и израненный штыками генерал П. Г. Лихачев был взят в плен.

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Несмотря на энергичную защиту нашего храброго генерала Раевского и бывшего под его командой храброго генерала Паскевича, неприятель взял эту батарею штурмом; во время этой атаки взят в плен генерал-майор Лихачев».


П. Г. Лихачев (худ. Дж. Доу)


Адъютант генерала Милорадовича Ф. Н. Глинка:

«Генерал Лихачев, страдавший сильною ломотною болью в ногах и сверх того израненный, во все время обороны сидел в переднем углу редута на складном кожаном стуле и под тучею ядер и гранат, раздиравших воздух, спокойно нюхал табак и разговаривал с ближними солдатами: „Помните, ребята, деремся за Москву!“ Когда ворвались французы, и все падало под их штыками, генерал встал, расстегнул грудь догола и пошел прямо навстречу неприятелю и смерти. Но французы, заметя по знакам отличия, что это русский генерал, удержали штыки и привели его к вице-королю [Эжену де Богарне. — Авт.]».

Некоторые очевидцы этих событий указывают на то, что генерал Лихачев не был поражен штыками и вполне мог ходить.

Обер-квартирмейстер 6-го корпуса И. П. Липранди:

«Лихачев в это время действительно страдал, но не был лишен сил до той степени, как он тут описывается, сидящим на стуле в углу укрепления (а по некоторым, и нюхающим еще табак). Он мог и сидеть, и лежать, и прохаживаться, как это бывает в случаях, когда круг начальствования ограничивается несколькими шагами и все находится под глазами».

По некоторым данным, генерал Лихачев был повержен ружейными прикладами на землю.

Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«Командир батальона Дель-Фанте, из штаба вице-короля, обходит тогда слева редут во главе 9-го и 35-го полков и, несмотря на храбрую защиту отчаянно бьющихся русских, захватывает его. Осажденные не хотят сдаваться, и там происходит поэтому ужасная резня. Сам Дель-Фанте, увидав в схватке русского генерала — это был генерал Лихачев, — бросился к нему, обезоружил, вырвал его из рук освирепевших солдат и спас ему жизнь против его воли. „Ваше поведение, бравый Дель-Фанте, — сказал ему вице-король, — было нынче геройским!“ Он тут же, на поле битвы, назначил его адъютантом — награда, равно украшающая и принца и солдата».


Репродукция фрагмента панорамы Бородинской битвы «Кавалерийский бой во ржи» худ. Ф. А. Рубо. Холст, масло. 1910–1912 гг. Из Музея-панорамы «Бородинская битва»


Полковник Луи-Франсуа Лежён:

«В это время к нему [Наполеону. — Авт.] привели пленного русского генерал-лейтенанта. Поговорив с ним очень вежливо несколько минут, император сказал одному из свиты: „Принесите мне его шпагу“. Немедленно была принесена русская шпага, которую император любезно вручил генералу со словами: „Возвращаю вам вашу шпагу“. Случайно оказалось, что это не была шпага того генерала, и он, не понимая, что было почетного в предложении императора, отказался ее принять. Удивленный такой нетактичностью генерала, Наполеон пожал плечами и, обращаясь к нам, сказал настолько громко, чтобы тот слышал: „Уведите этого глупца“».

Петру Гавриловичу Лихачеву было 54 года, и он оказался единственным русским генералом, захваченным в плен в тот день. Говорят, когда Наполеон протянул ему шпагу, все произошло совсем не так, как рассказывает полковник Лежён. По некоторым сведениям, в этот момент генерал Лихачев сказал:

— Благодарю Ваше Величество, но эта шпага дана мне государем моим, и от него лишь могу принять ее обратно.

Есть и другая версия произошедшего, изложенная польским капитаном Солтыком, знавшим русский язык и служившим в данном случае переводчиком.

Адъютант генерала Сокольницкого Роман Солтык:

«Генерал Лихачев, человек среднего роста <…> и хрупкого телосложения, едва держался на ногах; его поддерживал адъютант, взятый в плен вместе с ним. Наполеон принял его любезно и велел подать ему чарку, полную вина. Выпив его, Лихачев несколько пришел в себя. Император хотел допросить его сам, но московит затряс головой, как бы давая понять, что он не понимает французского языка…»

По версии Романа Солтыка, Наполеон, желая выказать русскому генералу свое уважение, протянул ему захваченную шпагу. В ответ же П. Г. Лихачев затряс головой и начал отказываться.

Адъютант генерала Сокольницкого Роман Солтык:

«Тень омрачила лицо Наполеона и, обращаясь ко мне, он с живостью воскликнул: „Что это он говорит? Что это он говорит?“ Я, в свою очередь, попросил Лихачева объяснить его странное поведение. Он ответил, что это была не его шпага, а шпага его адъютанта. Я поспешил передать его слова императору. Но лицо Наполеона уже вновь приняло спокойное выражение. Он пренебрежительно улыбнулся, возвратил шпагу французскому адъютанту, у которого он ранее ее взял, и жестом приказал увести генерала московитов».

Позднее Роман Солтык узнал, что генерал Лихачев имел наградное оружие, а посему и не хотел брать обычную шпагу, принадлежавшую его адъютанту. А «патриотическая» версия, изложенная выше, появилась много позже…

Как бы то ни было, после сражения генерал Лихачев был отправлен во Францию, но в декабре 1812 года, в Кёнигсберге, его освободили русские войска.


Окончательное взятие Курганной высоты

Итак, в четвертом часу батарея Раевского пала.

Генерал И. Ф. Паскевич:

«Было три часа пополудни. Неприятель занял нашу главную батарею и флеши перед деревней Семеновской, но выгода его была еще незначительна».

Капитан Эжен Лабом, инженер-географ из корпуса Эжена де Богарне:

«Внутренность редута была ужасна; трупы были навалены друг на друга, и среди них было много раненых, криков которых не было слышно; всевозможное оружие было разбросано на земле. Все амбразуры разрушенных наполовину брустверов были снесены, и их можно было только различить по пушкам, но большинство последних было опрокинуто и сорвано с разбитых лафетов. Я заметил среди этого беспорядка труп русского артиллериста, у которого было три ордена в петлице, казалось, что храбрец еще дышит; в одной руке он держал обломок сабли, а другой крепко обнимал пушку, которой так хорошо послужил».


Атака французской кавалерии (худ. М. Руа)


Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«Взятие этого редута, воздвигнутого нашим противником с такими заботами, кажется, заканчивает в данный момент наши подвиги».

Начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса полковник Любен Гриуа:

«Каски и сабли наших храбрых кирасир сверкают уже на редуте, огонь которого сразу прекращается. Он взят! Трудно представить, что мы почувствовали при виде этого блестящего подвига, которому нет, может быть, равного в военных летописях народов».

«Русская сторона» в данном случае немногословна.

Генерал А. П. Ермолов:

«Невзирая на потерю сей высоты, господствующей всею окрестностью, войска наши остались весьма близко оной, и неприятель, опасаясь со стороны нашей усилий к ее возвращению, не решился поставить на ней артиллерии, которая, конечно, наносила бы нам вред. К концу дня войска на левом фланге потеряли много места, и неприятель до самой ночи усиливался обойти нас, но твердо защищаема была идущая в лесу дорога, и самая густота леса много ему препятствовала».

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Около трех часов, когда вся армия, кроме гвардии, находилась под огнем и ряды ее быстро таяли, Наполеон приказал прекратить активные действия; однако канонада и ружейная пальба продолжались до наступления темноты».

Прапорщик гвардейской артиллерии А. С. Норов:

«Батарея была взята, но окупленная огромной потерей неприятеля».

Нежелание «русской стороны» подробно комментировать это событие понятно. На самом деле, это был ключевой момент сражения, означавший, что наполеоновские войска взяли все главные опорные пункты русской армии, что является одним из признаков одержанной победы.

Кстати сказать, относительная легкость, с которой наполеоновская кавалерия действовала против батареи Раевского, объясняется тем, что она почти не была укреплена. Необходимые насыпь и ров так и не были закончены к началу сражения. Вал не достигал требуемой высоты, а амбразуры были приготовлены только для десяти орудий. В ходе атак вал ополз, и все укрепление, в конце концов, стало представлять собой лишь группу орудий на возвышении.

Соответственно, наполеоновские кирасиры ворвались на батарею одновременно со всех сторон.


Бой к востоку от Курганной высоты

После взятия Курганной высоты Наполеон бросил вперед массы своей кавалерии, но они были встречены русской конницей, преградившей им путь. Между батареей Раевского и деревней Семеновское произошел кровавый и упорный кавалерийский бой. Здесь были и польские уланы генерала Рожнецкого, и саксонские кирасиры, и вестфальские кирасиры, и карабинеры, и драгуны…

В контратаку была брошена русская конная гвардия.

В результате атака наполеоновской кавалерии так и не привела к прорыву русских линий. Русские продолжали отходить, но они не бежали.

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Груши при помощи повторных кровопролитных наступлений <…> закрепил победу и очистил эту долину. Но он не смог преследовать остатки русских, потому что ему снова мешали овраги, а позади них укрепленные редуты прикрывали отступление неприятеля».

Адъютант генерала Милорадовича Ф. Н. Глинка:

«Пять часов пополудни. Все наши реданты и большой люнет решительно и уже не в первый раз захвачены. Французы синим шарфом опоясали позицию от Утицы через Семеновское. Но две массы русских войск еще целы: одна на высотах Семеновских, другая за курганом Горецким».


Французская пешая артиллерия


Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Все, коим удалось уйти от этой бойни, искали спасения в овраге, над которым пролетали ядра и картечь неприятеля, не задевая их. Барклай послал меня туда с приказанием, чтобы они оставили овраг; но я увидел с грустью, что уже ничто не могло воодушевить этих людей: они слишком много пострадали, упали духом и предпочитали умереть в этой западне, нежели попытаться выйти из нее. Я оставил их в овраге; не знаю, какая участь их постигла, так как вскоре появились французы, которые окружили их со всех сторон; мне удалось ускакать только благодаря моей прекрасной лошади.

Я вернулся к генералу Барклаю и сообщил ему эту печальную весть. Потеря большой батареи, по-видимому, не особенно огорчила его.

— Это печально, — сказал он, — но мы возьмем ее обратно завтра, а, может быть, французы покинут ее сегодня ночью.

Когда французы овладели батареей — было уже довольно поздно. Барклай поехал к Кутузову, беседовал с ним четверть часа, затем отправился на холм, близ Горок, то есть на тот самый пункт, с которого он наблюдал за действиями войска в самом начале сражения. При нем было только три адъютанта: Закревский, Сеславин и я, — из коих двое последних были ранены, но могли еще нести свои обязанности; все прочие были убиты, ранены или потеряли своих лошадей; под некоторыми было убито по три лошади».


Несколько слов о роли М. И. Кутузова

О роли М. И. Кутузова в Бородинском сражении его участники высказывают немало критических слов. Причем, что характерно, делают это представители всех заинтересованных сторон.


М. И. Кутузов


Генерал Н. Н. Раевский:

«Нами никто не командовал».

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Кутузов показывался редко».

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Роль Кутузова в отдельных моментах этого великого сражения равняется почти нулю. Казалось, что он лишен внутреннего оживления, ясного взгляда на обстановку, способности энергично вмешаться в дело и оказывать самостоятельное воздействие. Он предоставлял полную свободу частным начальникам и отдельным боевым действиям. Кутузов, по-видимому, представлял лишь абстрактный авторитет. Автор признает, что в данном случае он может ошибаться, и что его суждение не является результатом непосредственного внимательного наблюдения, однако в последующие годы он никогда не находил повода изменить мнение, составленное им о генерале Кутузове <…> Таким образом, если говорить о непосредственно персональной деятельности, Кутузов представлял меньшую величину, чем Барклай, что главным образом приходится приписать преклонному возрасту».


Памятник в Горках. Отсюда М. И. Кутузов руководил сражением


Полковник Жан-Жак Пеле-Клозо:

«Престарелый русский генерал, держась постоянно у Горок, мог видеть только в весьма косвенном направлении, что делалось на его левом фланге. Он оставался там в продолжение всего дня, и никто не упрекнул его в этом. Самоотвержение генералов и непоколебимая храбрость солдат спасли Россию. Другие войска были бы разбиты и, может быть, уничтожены до полудня. Эта армия заслужила величайшие похвалы. Почему не сознаться в ошибках, с такою славою исправленных?»

Ошибок и вправду наделано было немало.

Офицер-квартирмейстер А. Н. Муравьев:

«Ошибок, по мнению моему, было довольно с нашей стороны: [в том числе. — Авт.] малая подвижность верховного главнокомандующего Кутузова, стоявшего все время у деревни Горки, откуда и давал он свои приказания, не обнимая зрением всего поля сражения».

Чтобы было понятно, напомним, что деревня Горки находилась на крайнем правом фланге русской позиции.

Жозеф де Местр:

«Кутузов находился в трех верстах от поля битвы. Конечно, главнокомандующий — это не простой гренадер, но все-таки надобно знать меру».

Боевых действий в районе Горок не было, а войск там Кутузов собрал огромное количество. Зачем? На этот вопрос никто так толком и не ответил…

Полковник Жан-Жак Пеле-Клозо:

«Потере сражения способствовали дурные распоряжения Кутузова».


А что же гвардия?

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Главнокомандующий Кутузов не сходил весь день с места. Наполеон точно так же оставался все время на одном месте; не знаю, была ли это простая случайность, или это зависело от того, что их позиции представляли много сходства. Эти два великих полководца решали на этом маленьком клочке земли судьбу Европы; стоя неподвижно, подобно двум маякам, они руководили более чем 400 000 сражающихся, движениям коих вторили выстрелы из 1200 орудий».

Относительно Наполеона — это не совсем так. Получив известие о взятии Курганной высоты, он примерно в пять часов двинулся в сторону центра русских войск.


Наполеон в Бородинском сражении


Генерал Арман де Коленкур:

«Император, чтобы лучше рассмотреть их передвижения, отправился вперед и прошел вплоть до самой линии стрелков. Пули свистели вокруг него; свою свиту он оставил позади. Заметив, что я нахожусь возле него, император сказал мне, чтобы я удалился.

— Дело кончено, — сказал он, — ждите меня в главной квартире.

Я поблагодарил и остался возле него. Император находился в этот момент в большой опасности, так как пальба сделалась настолько жаркой, что Неаполитанский король и несколько генералов примчались уговаривать и умолять императора удалиться.


Французская элитная пехота. Вольтижеры


Император отправился тогда к подходившим колоннам. За ним следовала Старая гвардия; карабинеры и кавалерия шли эшелонами».

Прибыв на Курганную высоту, Наполеон осмотрел положение русских войск.

Тяжелые чувства испытывал император французов. Он был уверен, что превосходит русских во всем, но, к его удивлению, окончательно сломить их сопротивление не получилось. Не было ни военных трофеев, ни множества пленных. А ведь так бывало везде в Европе, где Наполеон неизменно одерживал победы над армиями противника в генеральных сражениях.


Наполеон в окружении своих генералов


Собственно, и здесь, под Москвой, тоже была одержана победа. Наполеон не сомневался в этом. Но все равно, что-то было явно не так…

Сражение в этот день длилось уже двенадцать часов, русские везде отступили, но остатки их армии стояли позади Семеновского, готовые продолжать бой. И их орудия продолжали отстреливаться по всей линии.


Пешие гренадеры Императорской гвардии (худ. Белланже)


Маршал Лефевр, командующий Старой гвардией


Маршал Мортье, командующий Молодой гвардией


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Была одержана, наконец, последняя победа. В этот день было несколько таких побед. Каждый корпус последовательно побеждал то сопротивление, которое находилось перед ним, не извлекая пользы из своего успеха для решения судьбы битвы, потому что, не получая вовремя поддержки, каждый останавливался, истощив свои силы. Но, наконец, все первые препятствия рушились. Шум выстрелов ослабевал и удалялся от императора».


Императорская Старая гвардия


Генерал Арман де Коленкур:

«Все следовавшие одно за другим донесения говорили, что наши потери весьма значительны. Император принял решение. Он отменил приказ об атаке и ограничился распоряжением поддержать корпуса, еще ведущие бой, в случае, если бы неприятель попытался что-нибудь сделать, что было маловероятным, ибо он также понес громаднейшие потери».


Французская гвардейская конная артиллерия


Адъютант генерала Дессэ Феликс Жиро де л’Эн:

«Неприятель везде отступил. Мы все ожидали, что вот император со своей гвардией сойдет с площадки, на которой он пробыл все утро, и решительным движением завершит поражение русских. Но он не трогался с места».

Наполеон не только не трогался сам. Подумав, он пришел к выводу, что русские, несмотря на отступление и вопреки уверениям отдельных людей из свиты, далеко не разбиты. После этого он ответил отказом на просьбы ввести в сражение свой нетронутый резерв — императорскую гвардию.

Как правило, он всегда вводил ее в бой в самый последний момент, когда победа была подготовлена другими его войсками, и когда нужно было нанести по противнику завершающий мощный удар. Но сейчас он побоялся тронуть свой последний резерв.

Генерал Жан Рапп:

«Гвардия в бою не участвовала, за исключением тридцати орудий, сделавших прямо чудеса».

А ведь русские знали о существовании прославленной наполеоновской гвардии и опасались ее.

Адъютант генерала Ермолова П. Х. Граббе:

«Гвардия Наполеона стояла в глазах наших, как грозная туча, готовая разразиться и сокрушить всякий отпор».

По сути, в конце сражения введению в бой императорской гвардии М. И. Кутузову уже нечего было противопоставить. Если бы она пошла вперед, дело могло бы закончиться полным поражением русской армии. Но этого не произошло. Почему? Никто так и не смог четко ответить на этот вопрос.

Маршал Гувион Сен-Сир:

«Для меня очевидно, что если бы гвардия была введена вся в то время, когда только одна ее артиллерия была выставлена против колонн русской гвардии, то есть в минуту, когда неприятель производил последние усилия <…> она совершила бы чудеса; что тогда русская армия была бы не только побеждена, но опрокинута, приведена в расстройство, частью истреблена, а остатки ее рассеяны».

Командир батальона 3-го (вестфальского) линейного полка Фридрих-Вильгельм фон Лоссберг:

«Он [Наполеон. — Авт.] держал гвардию слишком далеко за остальной армией и сам все время находился при ней, что имело невыгодное последствие: все донесения из боевой линии доходили до него слишком поздно. Если бы он не щадил так гвардию, сражение дало бы более решительные результаты».

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Не подлежит сомнению, что неприятельский резерв, в котором находилась гвардия Наполеона, численностью до 30 000 человек, не принимавшая ранее участия в бою, получила также приказание двинуться вперед, чтобы продолжать атаку против нашего левого фланга. Наполеон отменил это приказание, и резерв не тронулся с места. Причина, в силу которой Наполеон не захотел в тот день упрочить достигнутые им успехи, осталась неизвестной».


Окончательное завершение сражения

Перестрелка продолжалась по всему Бородинскому полю до наступления темноты, но уже явно чувствовалось всеобщее утомление. Кое-где еще имели место отдельные попытки кавалерийских и пехотных частей броситься в атаку, но все это — без особой энергии и без решительного успеха. Выстрелы час от часу редели, и битва замирала.

Генерал Арман де Коленкур:

«Сражение закончилось только с наступлением ночи. Обе стороны были так утомлены, что на многих пунктах стрельба прекратилась без команды. Бойцы ограничивались тем, что наблюдали друг за другом».

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Изнурение обеих воевавших армий положило естественный предел их действиям».


Расположение войск в конце сражения


Генерал И. Ф. Паскевич:

«Наполеон, устрашенный ужасными уроками в его войсках, приказал прекратить нападение».

Наполеон чувствовал себя очень плохо. Это подтверждают многие.

Адъютант генерала Сокольницкого Роман Солтык:

«С поля сражения Наполеон отправился в бивак, в котором провел предшествующую ночь. Усталый и сильно страдая от насморка, он нуждался в отдыхе и уходе. Однако и эту ночь он провел в палатке, что увеличило его недомогание, и он совершенно потерял голос».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«День уже склонялся к вечеру, наши боевые припасы были истощены, и битва была кончена <…> Страдания Наполеона, по-видимому, усилились. Он с трудом сел на лошадь и медленно направился к высотам Семеновского».

Полковник Луи-Франсуа Лежён:

«Сравнивая это сражение с другими, бывшими при Ваграме, Эслинге, Эйлау, Фридланде, я удивлялся тому, что сегодня мы не видели, чтобы император проявлял, как раньше, ту энергию, которая решала нашу победу. Он только приехал на поле сражения и сел поблизости от своей гвардии, на холме, откуда ему все было видно и над которым пролетело много пуль.

Возвращаясь из всех своих поездок, я неизменно находил его на этом месте. Он сидел все в одной и той же позе, с помощью карманной зрительной трубы наблюдал за всеми движениями армии и с невозмутимым спокойствием отдавал свои приказания.

Мы не имели счастья видеть его таким, как прежде, когда одним своим присутствием он возбуждал бодрость сражающихся в тех пунктах, где неприятель оказывал серьезное сопротивление и успех казался сомнительным. Все мы удивлялись, не видя этого деятельного человека Маренго, Аустерлица и т. д., и т. д. Мы не знали, что Наполеон был болен и что только это не позволяло ему принять участие в великих событиях, совершавшихся на его глазах единственно в интересах его славы».

Наполеоновские войска заняли Семеновские флеши и Курганную высоту. На юге князь Понятовский захватил Утицу и Утицкий курган. Отойдя к Горкам, где оставалось еще одно укрепление, русские вроде бы начали готовиться к новому сражению.

Готовились к нему и в наполеоновской армии.

Полковник Луи-Франсуа Лежён:

«День клонился к вечеру. Дорогой ценой купили мы успех на всех пунктах, но не было никаких доказательств тому, чтобы и на следующий день бой не возобновился».

Еще раз отметим — на всех пунктах! Это, кстати, подтверждает и «русская сторона».


Конец Бородинского сражения


Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Наполеон прекратил атаку, но не увел своих войск; он удовольствовался тем, что мы были оттеснены на всех пунктах, на которые была произведена атака, и что он овладел всеми высотами и стоявшими на них батареями, которые он занял значительными силами, начиная с конца нашего левого фланга до нашего центра, тогда как на нашем правом фланге, как я и предвидел, и предсказывал неоднократно, последние четыре дня не было сделано ни одного ружейного выстрела. С отбитых у нас высот до наступления ночи продолжался перекрестный огонь неприятельских батарей».

Но в тот момент никто еще не знал, какова была истинная цена достижений обеих сторон.


Французская артиллерия. Завершение сражения (худ. О. Верне)


Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Вечером нам еще не было известно, какие крупные потери нами были понесены в течение дня, поэтому был момент, когда обсуждался вопрос о том, чтобы ночью взять обратно нашу батарею, находившуюся в центре, и снова принять на следующий день бой. Когда же мы узнали из донесения полковника Толя, какие силы мы могли противопоставить неприятелю, и что у нас уже не было достаточно пехоты, чтобы занять огромное протяжение хотя бы только первой линии занимаемой нами позиции, то было принято благоразумное решение отступить в ночь по Можайской дороге, — единственной, которой мы могли воспользоваться в этих критических обстоятельствах».

Адъютант генерала Ермолова П. Х. Граббе:

«Около пяти часов пополудни атаки прекратились. Продолжались только канонада с обеих сторон и перестрелка между цепями застрельщиков. Ясно было, что армии расшиблись одна об другую, и ни та, ни другая не могут предпринять в остальные часы дня ничего важного».

Удивительно, но некоторые представители «русской стороны» вдруг заявили, что наполеоновские войска к ночи отступили, оставив все то, что с таким трудом было завоевано в ходе сражения.

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«Наступила ночь, и русская армия осталась на своей позиции. Французы отступили на две версты назад от Семеновки и даже очистили центральную батарею».


Конец Бородинского сражения


Генерал И. Ф. Паскевич:

«В девять часов вечера еще раз французы вышли было из Семеновской, но были тотчас вытеснены гвардейским Финляндским полком и прогнаны обратно в деревню. С наступлением ночи французские войска возвратились в позицию, которую занимали в начале сражения».

Конечно же это не так. Точнее, какие-то части, безусловно, отошли, чтобы не ночевать «на трупах», но ни одной захваченной позиции наполеоновские войска не оставили. И на позиции, занимаемые в начале сражения (то есть на несколько километров назад), никто не возвращался. Так что подобные высказывания — это попытка выдать желаемое за действительное.


Бородинское поле после сражения. Худ. Х. Фабер дю Фор


После сражения


Первые итоги сражения


Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Русское войско исполнило свой долг, оно сражалось великолепно. Многие из наших генералов высказали в этот день выдающиеся способности; некоторые из них могли, без сомнения, быть поставлены наравне с лучшими генералами наполеоновской армии».

Адъютант генерала Ермолова П. Х. Граббе:

«Победа осталась нерешенная между обеими армиями. Если с одной стороны можно было считать перевесом успешное отражение всех усилий неприятеля, то сохраненный им резерв, важный по числу и составу, при новой борьбе, обещал ему почти верное преимущество. Если бы перевес с нашей стороны был значительнее (решительной победы над наполеоновой армией в тогдашнем состоянии нельзя было надеяться), Наполеон, может быть, отступил бы до Днепра, куда подоспели бы к нему корпуса Виктора, Ожеро и другие, между тем как наша армия, кровавой победой ослабленная, увлеклась бы, вероятно, в преследование, удаляясь от своих подкреплений. Война, вместо народной, приняла бы обыкновенные свои размеры и, без сомнения, не в нашу пользу, несмотря на непреклонную твердость Александра и усердную готовность России на всякую жертву».

Итак, победа осталась нерешенной. Или все-таки победил Наполеон?

Как бы то ни было, М. И. Кутузов повсюду стал говорить, что неприятель «отбит везде», и что на следующий день его погонят «из священной земли русской». Он даже приказал своему секретарю П. С. Кайсарову писать соответствующий приказ и послал адъютанта по войскам объявить, что завтра будет атака.

Генерал Н. Н. Раевский:

«С самого прибытия князя Кутузова в армию я не мог явиться к нему за раной в ноге <…> будучи же теперь свободным и без команды, я к нему отправился <…> Он принял меня ласковее обыкновенного, потому что за минуту до меня кто-то представил ему дела наши весьма с дурной стороны. Надобно сказать, что, быв еще гвардии поручиком, я начал военную мою службу в турецкую кампанию под начальством фельдмаршала князя Потемкина и находился при особе Кутузова, о чем он всегда вспоминал благосклонно и, во всяком случае, оказывал мне особое благорасположение. Он сказал мне: „Итак вы думаете, что мы не должны отступать“.

Я отвечал ему, что, напротив, мне кажется, нам должно атаковать завтра неприятеля: ибо в делах нерешенных упорнейший всегда остается победителем. Это было не хвастовство с моей стороны; может быть, я обманывался, но я именно так думал во время сего разговора. Князь Кутузов тогда же, в присутствии Его Высочества герцога Александра Вюртембергского, начал диктовать адъютанту своему Кайсарову план завтрашней атаки, а мне приказал немедленно пересказать об оной изустно генералу Дохтурову».

И эта весть, объявленная от имени главнокомандующего, которую каждому хотелось услышать, поднимала дух солдат и офицеров, придавала новые силы…


Потери двух армий

Горели желанием продолжить сражение и в наполеоновском лагере. Однако потом обе стороны начали считать свои потери. Картина у тех и у других получилась страшная.

Шеф батальона Луи-Жозеф Вьонне де Марингоне:

«При наступлении утра 8 сентября я прошелся по полю битвы; я увидел, что во многих местах трупы были навалены один на другой, текли ручьи крови; поле было все осыпано ядрами и картечью, точно градом после сильной бури; в местах, которые больше подверглись огню, особенно против нашей батареи, ядер, осколков <…> и картечи было такое множество, что можно было подумать, что находишься в плохо убранном арсенале <…> Я не мог постичь, каким образом хоть один человек мог уцелеть здесь».

Адъютант генерала Сокольницкого Роман Солтык:

«Утром Наполеон сел на лошадь и в сопровождении многочисленной свиты, среди которой был и я, отправился на поле вчерашней битвы и сделал смотр разным корпусам, так храбро на нем сражавшимся. Я заметил значительное уменьшение в составе наших батальонов, так что некоторые, на мой взгляд, не насчитывали в своих рядах и 100 человек. Эта громадная потеря не может быть приписана исключительно гибели солдат в сражении; многие из солдат были посланы подбирать раненых и относить их в госпитали, другие были отправлены добывать припасы по окрестным деревням.

Подъехав к маленькой, дотла сожженной деревне, мы увидели, что земля была сплошь покрыта убитыми; попадались целые ряды московских гвардейцев — это были полки Семеновский и Литовский, совершенно разгромленные.

Оттуда мы направились к Бородино вдоль высот, где была выстроена русская армия. Они также были покрыты трупами. Мы заметили, что по всей линии в общем на одного убитого француза приходилось трое русских, и это может дать понятие о пропорциональности потерь обеих армий, тем более что мертвых еще не успели похоронить и они лежали там, где пали. Что касается наших раненых, то под центральный госпиталь был приспособлен Колоцкий монастырь. Этот обширный монастырь, расположенный всего в 8 верстах от поля сражения, мог вместить большое их число».


Бивак французской армии вечером после сражения (худ. Б. Зис)


Ординарец штаба императорской квартиры Жан-Рош Куанье:

«Ночь мы провели на поле битвы, а на другой день император приказал подобрать раненых. Зрелище, которое мы увидали, привело нас в дрожь».

Офицер-квартирмейстер Н. Н. Муравьев:

«Иные полки почти совсем исчезли, и солдаты собирались с разных сторон. Во многих полках оставалось едва 100 или 150 человек, которыми начальствовал прапорщик. Вся Можайская дорога была покрыта ранеными и умершими от ран <…> Безногие и безрукие тащились, не утрачивая своей амуниции. Ночи были холодные. Те из раненых, которые разбрелись по селениям, зарывались от стужи в солому и там умирали».

Подпоручик Н. Е. Митраевский:

«Наша рота потеряла два целых орудия, два подбитых, два передка и несколько зарядных ящиков. Один подпоручик был убит, подполковник тяжело ранен, один офицер исколот палашами, два контужены. Остались невредимыми штабс-капитан и один подпоручик; людей и лошадей потеряли наполовину».

Начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса полковник Любен Гриуа:

«Эта битва, названная французами битвой на Москве, а русскими — Бородинской, началась в шесть часов утра и продолжалась до наступления ночи без перерыва. С обеих сторон огонь был ужасен. Обширное пространство, на котором шла битва, было во всех направлениях изрыто ядрами, и потери были громадны с обеих сторон».

Под этими словами, наверное, мог бы подписаться любой из участников сражения.

Численность потерь русской армии разные свидетели оценивают по-разному.

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«У нас выбыло из строя свыше 30 000 человек, в том числе было убито или ранено 9 генералов, притом самых видных, как, например, князь Багратион, который вскоре умер от полученных им ран».

Британский генерал Роберт Вильсон:

«С русской стороны из генералов погибли трое и семнадцать ранено; было убито и ранено 1800 офицеров».

Генерал И. Ф. Паскевич:

«С нашей стороны <…> убито до 15 тысяч, ранено более 30 тысяч, в плен попалось около 2 тысяч человек. В день сей Россия утратила князя Багратиона, генерала графа Кутайсова и Тучкова».

Генерал А. П. Ермолов:

«Сражение сие есть жесточайшее из всех, в последние войны происходивших; ему уподобляется одно Ваграмское (бывшее в 1809 году между французами и австрийцами): оно стоило нам более 20 генералов, до 1800 убитых и раненых штаб— и обер-офицеров и до 36 тысяч нижних чинов».

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Наша потеря убитыми, ранеными и без вести пропавшими, считая всех, выбывших из строя 24-го и 26-го августа, составляла более 55 000 человек».

Некоторые русские части было уничтожены практически полностью.

Офицер 50-го егерского полка Н. И. Андреев:

«В 7 часов вечера я <…> поехал вперед к деревне Семеновской, которая пылала в огне. На поле встретил я нашего майора Бурмина, у которого было 40 человек. Это был наш полк <…> В 11 часов была дивизия собрана, всего до 700 человек. В Одесском командовал поручик, в Тарнопольском — фельдфебель и так далее; в нашем — полковник и три офицера со мною».

Напомним: 50-й егерский, Одесский и Тарнопольский пехотные полки — это полки из славной дивизии генерала Д. П. Неверовского. От нее почти ничего не осталось.

Генерал Д. П. Неверовский:

«После генерального сражения у меня в дивизии 2000 человек, и офицеров весьма мало. Я получил в оном сражении жестокую контузию еще поутру от ядра в левую руку, но не мешало мне оставаться во фронте».

Не лучше обстояли дела и в других дивизиях, например, во 2-й сводно-гренадерской дивизии генерала М. С. Воронцова.

Генерал М. С. Воронцов:

«Дивизия не существовала. Из 4000 человек приблизительно на вечерней перекличке оказалось менее 300, из 18 штаб-офицеров оставалось только 3, из которых, кажется, только один не был хотя бы легко ранен. Эта горсть храбрецов не могла уже оставаться отдельной частью и была распределена по разным полкам».


Могила П. И. Багратиона на Бородинском поле


Генерал Н. Н. Раевский:

«Корпус мой так был рассеян, что даже по окончании битвы я едва мог собрать 700 человек. На другой день я имел также не более 1500. Впоследствии сей корпус в другой раз был укомплектован, но тогда нечем уже было действовать».

Но это все стало ясно лишь некоторое время спустя.

И все-таки, сколько же русских солдат и офицеров было убито и ранено?

Попробуем разобраться и начнем с генералов.

В Бородинском сражении были убиты русские генералы А. И. Кутайсов и А. А. Тучков 4-й; смертельно ранены — П. И. Багратион и Н. А. Тучков 1-й, ранены и контужены — Ф. П. Алексополь, А. Н. Бахметев 3-й, Н. Н. Бахметев 1-й, И. В. Васильчиков 1-й, А. И. Горчаков, С. В. Дятков, А. П. Ермолов, П. И. Ивелич, П. Г. Лихачев, М. С. Воронцов, П. П. Коновницын, В. Д. Лаптев, Б. В. Голицын, принц Карл Мекленбургский, Н. В. Кретов, Д. П. Неверовский, А. И. Остерман-Толстой, Э. Ф. Сен-При, К. К. Сиверс, И. И. Палицын, И. П. Росси и И. Д. Цыбульский.

Итого с русской стороны потери среди генералитета составили не 9 и не 20, а 26 человек.

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Наши войска понесли огромные потери; но начальником штаба Ермоловым были приняты меры к тому, чтобы эти потери были не слишком чувствительны для армии».

Что следует понимать под этим «были приняты меры», неизвестно.

Что же касается потерь среди солдат и офицеров, то они оцениваются разными авторами в диапазоне от 38 до 58 тысяч человек. Например, цифра «45 тысяч» выбита на Главном монументе на Бородинском поле, возведенном в 1839 году, а также указана на стене галереи воинской славы храма Христа Спасителя. Называются цифры 42 500 человек, 39 300 человек и т. д.


Памятник 1-му и 19-му егерским полкам на Бородинском поле


Генерал-квартирмейстер К. Ф. Толь:

«Потеря с нашей стороны убитыми и ранеными состоит из 25 000 человек, около 800 штаб— и обер-офицеров и 13 генералов».

Исходя из того, что потери среди генералов составляли не 13 человек, а вдвое больше, то и вся информация этого участника сражения не внушает к себе никакого доверия.

На наш взгляд, наиболее близка к действительности следующая оценка: около 45 000 человек убитых, раненых и пропавших без вести (примерно 29 % от начальной численности армии в 155 000 человек).

С потерями в наполеоновской армии тоже все обстоит весьма неоднозначно. Большая часть документации исчезла при отступлении, поэтому оценка ее потерь представляется чрезвычайно затруднительной. Во всяком случае, сейчас вопрос об общих потерях французов и их союзников остается открытым.

Генерал И. Ф. Паскевич:

«Потери французов в этот кровавый день простирались до 60 тысяч человек, в том числе 20 тысяч убитых и более 1 тысячи пленных».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Потери были громадны и не соответствовали результатам. Все вокруг него [Наполеона. — Авт.] оплакивали смерть кого-нибудь из близких, друга, родственника, брата. Роковой жребий в этой битве пал на самых значительных лиц. Сорок три генерала были убиты или ранены! В какой траур должен был одеться весь Париж! Какое торжество для его врагов! Какой опасный предмет для размышлений в Германии! И как в армии, так и в своей палатке Наполеон был одинок со своей победой, безмолвной и мрачной, даже не вызывавшей мести!»

Генерал Жан Рапп:

«Пятьдесят тысяч человек легли на поле битвы. Множество генералов было убито или ранено: их выбыло из строя около сорока <…> Мы захватили пленных, отняли несколько орудий, но этот результат не вознаграждал нас за потери, которых он нам стоил».

Полковник Марселен де Марбо:

«Обе армии понесли громадные потери, которые оцениваются в общем в 50 тысяч человек убитыми или ранеными! Французы потеряли убитыми или ранеными 49 генералов, всего же в их армии выбыло из строя 20 тысяч человек. Потери русских на одну треть превышали урон французских войск. Генерал Багратион, лучший из их генералов, был смертельно ранен. На земле осталось лежать 12 тысяч лошадей».

Британский генерал Роберт Вильсон:

«У неприятеля восемь генералов убиты, тридцать ранены».

Так все-таки 49 генералов, 43, около 40 или 38?


Памятник лейб-гвардии Егерскому полку и матросам гвардейского экипажа на Бородинском поле


Попробуем назвать их всех поименно. Были убиты дивизионный генерал Коленкур и бригадные генералы Дама, Компер, Марион, Плозонн и Юар. Были смертельно ранены дивизионные генералы Монбрен и Тарро, бригадные генералы Ланабер, Лепель, Ромёф, а также вюртембергский генерал фон Бройнинг. Итого погибло 12 генералов.

Кроме того, был ранен и взят в плен бригадный генерал Бонами.

Ранения и контузии получили маршал Даву, дивизионные генералы Брюйер, Груши, Дессэ, Дефранс, Компан, Ла Уссэ, Латур-Мобур, Моран, Нансути, Рапп, Сен-Жермен, Сокольницкий, Фриан и фон Шелер, бригадные генералы Альмера, Бессьер (брат маршала), Бордессуль, фон Борстель, Брюни, Буайе де Ребваль, Бюрт, Домманже, Дюпплен, Дюфур, Жанглу, Каттанео, Кёно, Красиньский, Легра, Мурье, Руссель д’Юрбаль, Сюберви, Тест, Тири, Триэр, фон Хаммерштейн и Шуар.

Итого с французской стороны погибло 12 генералов, было ранено и контужено 38 генералов и один маршал. Таким образом, общее число потерь среди генералитета составило 50 человек.

Что касается потерь среди солдат и офицеров, то наиболее распространенное во французской историографии число — это 30 000 человек, что основано на подсчетах французского офицера Деннье, служившего инспектором смотров при Главном штабе Наполеона. Он же определил общие потери наполеоновской армии за три дня сражения при Бородине в 49 генералов, 37 полковников и 28 тысяч нижних чинов, из них — 6550 убитых и 21 450 раненых.

Таким образом, часто приводимая в литературе цифра 30 000 была получена округлением данных Пьера-Поля Деннье.

На наш взгляд, данные Деннье сильно занижены.

Впрочем, есть и другие цифры.

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Французская армия, насчитывавшая 130 тысяч человек накануне великой битвы, потеряла около 40 тысяч в Бородине».

Но эта цифра, похоже, несколько завышена.

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Урон французов, как то доказывается частью рапортами, отбитыми у них во время войны, частью показаниями пленных генералов, простирался до 50 000 человек».

Генерал-квартирмейстер К. Ф. Толь:

«По вернейшим известиям, к нам дошедшим, через показания пленных и по перехваченным письмам нескольких дней после сего сражения неприятель потерял убитыми 9, а ранеными 30 генералов, более 1500 штаб— и обер-офицеров и до 50 000 рядовых».

Несмотря на всю абсурдность подобной информации, в российской литературе стало приводиться еще большее число наполеоновских потерь — например, 58 478 человек. Понятно, что это неправда, но именно эта цифра была подхвачена советскими историками.

На наш взгляд, более близка к действительности следующая оценка: около 35 000 человек убитых, раненых и пропавших без вести (примерно 30 % от начальной численности армии в 135 000 человек).

Генерал А. П. Ермолов:

«Под Бородином французская армия расшиблась об русскую».

«Битва генералов» или «Могила французской кавалерии» — так стали называть в Европе Бородинское сражение. А вот трофеи с обеих сторон были незначительны и почти равны: у противника было отбито 13 орудий, русские потеряли 15 орудий. Пленных не брали: их с каждой стороны было не более 1000 человек.

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Трофеи с обеих сторон почти равны. У неприятеля отбито 13 орудий; нами потеряно 15; сверх того, у нас подбито 37 пушек да взорванных и доставшихся неприятелю зарядных ящиков 111. В плен взято нами до 1000 человек и столько же — неприятелем. По ожесточению обеих воевавших сторон, пленных много быть не могло; даже безоружных прикалывали как у нас, так и у неприятеля. В самом пылу сражения Милорадович и Раевский давали червонцы тем из нижних чинов, которые не убивали пленных и приводили их живыми».

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«День 26 августа близ Бородина не был решительным ни для одной из двух сражавшихся там армий. Потеря с обеих сторон была приблизительно одинакова и для русской армии она была чувствительна только по числу офицеров, выбывших из строя, и вызванной вследствие этого кратковременной дезорганизацией большинства полков».

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Хотя потери, понесенные нами людьми и лошадьми, были огромны, но их можно было пополнить, тогда как потери французской армии были непоправимы; особенно пагубна для Наполеона, как это показали последствия, была дезорганизация его кавалерии. Бородинская битва довершила то, что Мюрату не удалось испортить, гоняя кавалерию на смотры по большим дорогам».

Это, кстати, немаловажный момент: потери Наполеона были безвозвратными, а вот русская армия, находясь на своей территории, могла в любой момент получить новые подкрепления.

А ведь у Наполеона некоторые части тоже были практически полностью уничтожены.

Генерал Арман де Коленкур:

«Не могу не рассказать об одном факте, который показывает, чего стоила эта кровавая битва французской армии. Подъехав ко второму редуту, который только что был взят, император нашел там 60–80 человек пехоты с четырьмя или пятью офицерами, которые продолжали стоять в боевом порядке перед редутом согласно приказу, полученному от начальства. Император, удивленный тем, что эта часть оставалась здесь, тогда как все другие уже прошли дальше, спросил офицера, командовавшего ею, зачем они здесь.

— Мне приказано здесь оставаться, — ответил он.

— Присоединитесь к вашему полку, — сказал ему император.

— Он здесь, — ответил офицер, указывая на валы и рвы редута.

Император, не понимая, что он хочет сказать, повторил:

— Я спрашиваю, где ваш полк. Присоединитесь к нему.

— Он здесь, — ответил офицер, снова указывая туда же, как бы раздосадованный тем, что император не понимает его.

Молодой офицер, стоявший возле, выдвинулся тогда вперед и объяснил императору, что полк, которому удалось взять редут лишь при второй атаке, ринулся туда с такой стремительностью и был встречен таким картечным и ружейным огнем, что от двух батальонов остался только этот отряд, а остальные, как он может видеть, выведены из строя. В самом деле, эти храбрецы, начиная с полковника, лежали все вокруг редута, на парапете и внутри редута, куда они проникли при первой атаке, но где они не смогли удержаться».


Памятник погибшим на Бородинское поле французским солдатам и офицерам


Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Император объехал тогда поле битвы. Никогда еще ни одно поле сражения не имело такого ужасного вида! Все способствовало угнетающему впечатлению: угрюмое небо, холодный дождь, сильный ветер, обгорелые жилища, разрытая равнина, усеянная развалинами и обломками, а на горизонте унылая и темная зелень северных деревьев. Везде виднелись солдаты, бродившие между трупами и искавшие какого-нибудь пропитания даже в ранцах своих убитых товарищей. Ужасные раны (русские пули были толще наших), молчаливые бивуаки, нигде — ни песен, ни рассказов, унылое безмолвие, царившее кругом, — вот что представляло это поле!

Около штандартов еще стояли уцелевшие офицеры и унтер-офицеры да несколько солдат, — едва столько, сколько нужно для защиты знамени. Одежда этих людей была изодрана в остервенении битвы, лица, испачканные кровью, почернели от порохового дыма, и все же в своих лохмотьях и среди окружающего их бедствия и разрушения они сохраняли прежний горделивый вид и при виде императора даже раздались крики торжества. Но крики все же были редкими и возбужденными, так как в этой армии, способной одновременно к анализу и к энтузиазму, каждый судил о положении всех».

Генерал Арман де Коленкур:

«Еще никогда мы не теряли в одном сражении столько генералов и офицеров. Успех оспаривался с таким упорством и огонь был такой убийственный, что генералы, как и офицеры, должны были платить своей жизнью, чтобы обеспечить исход атак».

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Это была одна из величайших битв революционной эпохи, часто ее сравнивали с Эйлау. Однако поражение при Эйлау, если взять в соображение относительные силы обеих армий, было значительно сильнее. На стороне русских, включая десять тысяч пруссаков, которые подошли лишь к концу дня, насчитывалось всего лишь семьдесят пять тысяч, из коих потеряли они сорок. Такими же были и потери французов, имевших девяносто тысяч. Эйлау являло собой парадное сражение — каждая армия выстраивалась на открытом пространстве, имея по фронту не более двух миль, по крайней мере, до вечера, когда предприняли попытку сбить левый фланг русских и выйти к их тылу, чему помешали пруссаки. Все противоборствующие силы оставались не только в пределах видимости друг друга, но едва на расстоянии половины пушечного выстрела. При Бородине, напротив, битва разделилась по отдельным местам и происходила на местности, пересекавшейся оврагами и возвышенностями, отчего вся армия являла собой раздробленный вид <…> При Эйлау земля была покрыта смерзшимся снегом, что чрезвычайно усиливало страдания раненых, хотя ночь после Бородинской битвы была тоже холодной. В обоих случаях не было съестных припасов ни людям, ни лошадям.

Но солдаты Эйлау были ветеранами, испытанными во многих битвах, которые научили их величайшему умению и дисциплине. В противоположность сему, армия Бородина состояла преимущественно из новобранцев. Тем не менее они выказали замечательную стойкость, находясь целый день под огнем <…> Впрочем, исход обеих битв оказался совершенно одинаков: каждая армия почитала себя победительницей».

О масштабе потерь, как мы уже говорили, стало известно несколько позднее, а пока же обе стороны горели желанием на следующий день возобновить сражение.

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Впоследствии мы узнали, что императором Наполеоном уже было отдано приказание и сделаны необходимые диспозиции для предполагаемой на следующий день, 27 августа (8 сентября), атаки, последствия которой легко было предвидеть. Пусть всякий военный рассмотрит план этого сражения и решит <…> которая сторона, — мы или неприятель, — должна была понести наиболее потерь».

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Превосходство сил французов, заметное и до сражения, еще возросло в результате сражения, так как потери русских были, безусловно, больше потерь французов; за время десятичасового боя чаши весов далеко не оставались в состоянии полного равновесия, а заметно склонились в ущерб русским; нельзя было ожидать лучшего результата при возобновлении боя; позиция русских совершенно сдвинулась и ставила под угрозу путь отступления. Следующим этапом неуспеха явилось бы полное поражение. Сейчас армия еще находилась в порядке и могла, не расстраиваясь, отойти. Кутузов решил отступить ночью, что, бесспорно, явилось единственным разумным выходом».

Крупный военный специалист утверждает, что потери русских должны были быть больше потерь французов? Да еще безусловно? Но почему? Ведь русская армия оборонялась и по определению должна была потерять меньше, чем сторона, атаковавшая ее боевые порядки и укрепления…

Этому есть несколько причин, и некоторые из них называют сами участники сражения.

Адъютант генерала Ермолова П. Х. Граббе:

«Французская артиллерия издержала 60 тысяч зарядов. Наша — только 20 тысяч. Первая употребляема была всегда массами, наша большей частью рассеяна на позиции».

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Кавалерия построилась в 300–400 шагах позади пехоты, а от нее до общего резерва оставалась едва 1000 шагов. В результате кавалерия и резервы жестоко страдали от неприятельского огня, не будучи чем-либо заняты. А если вспомнить, какое огромное количество артиллерии имелось в армии, и если учесть, что русская артиллерия вследствие многочисленности своих маленьких зарядных ящиков занимает больше места, чем какая-либо другая, то можно себе представить, как все было набито и наставлено друг на друге; автор до сих пор хранит в памяти яркое впечатление о загроможденности Бородинской позиции <…>

Если бы кавалерия держалась на удалении в 1000 шагов позади пехоты, то она могла бы в той же степени и даже более удачно противодействовать всякому крупному успеху французов. Гвардия же и генерал Тучков, отодвинутые за кавалерию на такое же расстояние, не имели бы потерь от неприятельского огня, раньше чем сами пустили бы в ход свое оружие. Они тем самым могли бы быть использованы более неожиданно и с большим во всех отношениях успехом».

Короче говоря, главная проблема заключалась в несовершенстве русской артиллерии и в неправильной расстановке войск. Прежде всего с точки зрения соотношения левый фланг — правый фланг (это заставило переводить уже во время боя с одного фланга на другой почти треть армии), а также с точки зрения слишком близкого расположения линий. В результате этого даже резервы, несколько часов стоявшие в бездействии, несли потери под перекрестным огнем наполеоновских батарей. Это, понятное дело, целиком и полностью — вина главнокомандующего.

Кроме того, среди причин огромных потерь с русской стороны называют недостаточную тактическую подготовку войск, в числе которых было много новобранцев, не умевших пользоваться местностью для прикрытия себя от огня противника.


Общие итоги сражения

Естественно, оба полководца (и Наполеон, и Кутузов) записали победу в Бородинском сражении на свой счет.

Император Наполеон:

«Московская битва — мое самое великое сражение: это схватка гигантов. Русские имели под ружьем 170 тысяч человек; они имели за собой все преимущества: численное превосходство в пехоте, кавалерии, артиллерии, прекрасную позицию. Они были побеждены! Неустрашимые герои, Ней, Мюрат, Понятовский, — вот кому принадлежала слава этой битвы. Сколько великих, сколько прекрасных исторических деяний будет в ней отмечено! Она поведает, как эти отважные кирасиры захватили редуты, изрубив канониров на их орудиях; она расскажет о героическом самопожертвовании Монбрена и Коленкура, которые нашли смерть в расцвете своей славы; она поведает о том, как наши канониры, открытые на ровном поле, вели огонь против более многочисленных и хорошо укрепленных батарей, и об этих бесстрашных пехотинцах, которые в наиболее критический момент, когда командовавший ими генерал хотел их ободрить, крикнули ему: „Спокойно, все твои солдаты решили сегодня победить, и они победят!“»

Эти слова были продиктованы Наполеоном уже в ссылке на острове Святой Елены, в 1816 году, а еще через год он оставил для потомков еще более невероятное «свидетельство».

Император Наполеон:

«Я атаковал с 80 тысячами русскую армию, которая была в 250 тысяч и вооруженной до зубов, и полностью разгромил ее. Семьдесят тысяч русских остались на поле боя. Они имели неосторожность сказать всем, что выиграли баталию, в то время как я маршировал на Москву».

Как видим, здесь нет ни слова правды, кроме утверждения «я атаковал русскую армию».

К подобным заявлениям можно и нужно относиться если не с юмором, то хотя бы с пониманием. Ну, хотелось человеку, все к тому времени потерявшему, так думать…

Не менее невероятные победные реляции отсылал императору Александру и русский главнокомандующий.

Рапорт М. И. Кутузова императору Александру:

«Баталия, 26 числа бывшая, была самая кровопролитнейшая из всех тех, которые в новейших временах известны. Место баталии нами одержано совершенно, и неприятель ретировался тогда в ту позицию, в которой пришел нас атаковать».

Очевидно, что это — тоже неправда, причем написанная не много лет спустя, в ссылке на затерянном в океане острове, а на следующий день после сражения. И говорилась она не своему верному камердинеру, ловившему каждое слово своего «хозяина», а императоёру, то есть непосредственному начальнику.

Конечно же «французская сторона» с этим категорически не согласна.

Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«Обе армии опять располагаются лицом к лицу, причем наша — на поле битвы, захваченном ценой таких героических усилий».

Итак, Великая армия осталась на поле битвы, захваченном у русских. Впрочем, с «русской стороны» шли совершенно противоположные «свидетельства».

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«К 5 часам огонь их, бывший весь день весьма сильным, очень ослабел и оживился только к 7 часам. Наступила ночь, и русская армия осталась на своей позиции. Французы отступили на две версты назад от Семеновки и даже очистили центральную батарею».

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Ночью неприятель отступил на прежние свои позиции, кои занимал перед баталией, оставив только передовые посты в Бородине, Утице и зарослях кустарника между ними».

Оставим информацию об «отступлении» противника на совести этих двух уважаемых генералов. Подавляющее же большинство участников сражения, несмотря ни на что, видели иную — более правдоподобную картину.

Поручик артиллерии И. Т. Радожицкий:

«С наступлением ночи наши войска отошли к опушке леса; французы оставались на занятых ими местах и не преследовали нас. Говорили, будто они отступили за четыре версты от места сражения, но этому немногие верили. Нельзя было ожидать, чтобы Наполеон отступил, не будучи сбит и отчасти потеснивши нас. Если бы это было справедливо, то князь Кутузов не пошел бы назад».

По сути, общие итоги сражения оказались малоприятными для русских.

Генерал Арман де Коленкур:

«Пленных было мало. Русские проявили большую отвагу; укрепления и территория, которые они вынуждены были уступить нам, эвакуировались в порядке. Их ряды не приходили в расстройство; наша артиллерия громила их, кавалерия рубила, пехота брала в штыки, но неприятельские массы трудно было сдвинуть с места; они храбро встречали смерть и лишь медленно уступали нашим отважным атакам. Еще не было случая, чтобы неприятельские позиции подвергались таким яростным и таким планомерным атакам и чтобы их отстаивали с таким упорством».

Тем не менее император Александр объявил о Бородинском сражении, как о победе русского оружия. Со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде наград и денежных вознаграждений. Почему он это сделал? Об этом мы поговорим чуть ниже. Пока же отметим, что с тех пор в российской, а за ней и в советской историографии укрепилось отношение к Бородинскому сражению как к фактической победе русской армии. По крайней мере, как битве с неопределенным исходом, в которой русская армия одержала «моральную победу».

И все же большинство историков во всем мире рассматривает Бородинское сражение как победу Наполеона, который занял все основные позиции и укрепления русской армии, сохранил при этом резервы, оттеснил русских с поля боя и, в конечном итоге, заставил их оставить Москву. При этом никто не спорит с тем, что русская армия, несмотря на огромные потери, сохранила боеспособность и высокий моральный дух.

Никого Наполеон в тот день не разгромил. Выиграл — да, но, если выражаться спортивным языком, «по очкам», а не «с явным преимуществом». Более того, главным итогом этого генерального сражения и стало именно то, что Наполеон не сумел разгромить русскую армию, и это отсутствие решающей победы предопределило его конечное поражение в войне.

По сути, Бородинское сражение стало важной вехой общего кризиса наполеоновской стратегии решающих генеральных сражений, в которых он привык решать все свои вопросы в Европе. В России схема «генеральное сражение — капитуляция — продиктованные условия мира» не сработала.


Чья победа?

Вопрос этот до сих пор остается открытым, и каждая из сторон считает победителем Бородинского сражения себя.

Генерал А. П. Ермолов:

«Российское войско в сей день увенчало себя бессмертною славою! Превосходство сил неприятельских по необходимости покоряло его действиям оборонительным, которые не сродны свойству русского солдата и мертвят дух его; потеря многих отличных начальников, все казалось согласующимся против его пользы; но, невзирая на то, конечно, не было случая, в котором бы оказано было более равнодушия к опасностям, более терпения и твердости, решительнейшего презрения смерти! Сомнительный успех долгое время всегда более льстивший неприятелю, не только не ослабил дух войск, но воззвал к напряжениям, едва силы человеческие не превосходящим. Все испытано в сей день, до чего может возвыситься достоинство человека: любовь к отечеству, преданность к государю никогда не имели достойнейших жертв, беспредельное повиновение, строгость в соблюдении порядка, чувство гордости быть защитником отечества не имели славнейших примеров!»

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Никто из нас не считал в душе этого сражения проигранным. Трофеи с той и другой стороны были одинаковы. Правда, главная батарея (Раевского) была в руках неприятеля, но Барклай не терял надежды взять ее обратно на следующий день точно так же, как овладеть снова местностью, потерянной нами накануне на крайнем левом фланге, совершив с этой целью наступательное движение».

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«День 26 августа близ Бородина не был решительным ни для одной из двух сражавшихся там армий. Потеря с обеих сторон была приблизительно одинакова и для русской армии она была чувствительна только по числу офицеров, выбывших из строя, и вызванной вследствие этого кратковременной дезорганизацией большинства полков».

Генерал Евгений Вюртембергский:

«Говоря по совести, не было причины — ни Кутузову доносить о победе императору Александру, ни Наполеону — извещать о ней Марию-Луизу. Если бы мы, воины обеих сторон, забыв на время вражду наших повелителей, предстали на другой день пред алтарем правды, то сама Слава, конечно, признала бы нас братьями».

Кстати, очень интересная точка зрения племянника русской императрицы, сразу после сражения получившего чин генерал-лейтенанта. Но вот многие с «французской стороны» придерживались совершенно иного мнения.

Полковник Марселен де Марбо:

«После неслыханных усилий французы одержали над русскими победу, а сопротивление русских было очень и очень упорным».

Командир батальона 3-го (вестфальского) линейного полка Фридрих-Вильгельм фон Лоссберг:

«В шесть часов вечера сражение повсюду было решено в нашу пользу, так как русские оставили поле сражения после многократных попыток вновь перейти в наступление».

Формально — да. Если русские оставили все свои позиции на поле сражения, значит, они проиграли. Но Наполеон, думавший одним ударом закончить войну, в этом сражении убедился, что разбить русскую армию у него не получилось. Ему стало очевидно, что вместо долгожданного отдыха его армии теперь предстоит ужасная, не обещающая ничего хорошего борьба, а при малейшей неудаче — гибель.

До этого в генеральных сражениях он всегда кончал дело прямой фронтальной атакой. Конечно, порой это стоило ему больших потерь, но он никогда не думал о цене своих побед, а главное, он даже не допускал мысли, что его великолепные войска могут не сломить сопротивление каких-то там русских, которым даже позиция для боя не давала никаких преимуществ. И вдруг такое разочарование…

Император Наполеон:

«Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми… Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано французами наиболее доблести и одержан наименьший успех».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Он видел поле битвы, и оно говорило красноречивее, чем люди! Эта победа, к которой так стремились и которая была куплена такой дорогой ценой, осталась неполной!»

Генерал Арман де Коленкур:

«Ночью было явно заметно, что неприятель начал отступление: армии был отдан приказ двигаться следом за ним. Назавтра днем можно было обнаружить уже только казаков и притом лишь в двух лье от поля битвы. Неприятель унес подавляющее большинство своих раненых, и нам достались только <…> 12 орудий редута, взятого моим несчастным братом, и три или четыре других, взятых при первых атаках.

С утра император объехал все поле сражения. Он приказал заботливо подобрать и перенести на перевязочные пункты всех раненых, как французов, так и русских. Никогда еще земля не была в такой мере усеяна трупами. На возвышенности за деревней, которая находилась в центре атаки, земля была покрыта трупами солдат Литовского и Измайловского гвардейских полков, на которые обрушился удар нашей артиллерии. Император тщательно обследовал все уголки поля сражения, позиции каждого корпуса, передвижения всех корпусов и те затруднения, которые им приходилось преодолевать. Он приказал подробно доложить ему обо всем, что происходило».

Далеко не все в его армии были в восторге от итогов сражения.

Полковник Луи-Франсуа Лежён:

«Мы были недовольны; суждения наши были суровы».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Французские солдаты не обманывались. Они изумлялись тому, что так много врагов было перебито, так много было раненых и так мало пленных! Не было даже восьмисот! А только по числу пленных судили о победе. Убитые же доказывали скорее мужество побежденных, нежели победу. Если остальные могли отступить в таком порядке, гордые и не упавшие духом, то какая польза была в том, что поле битвы осталось в наших руках? В такой обширной стране, как эта, может ли не хватить русским земли, чтобы сражаться?»

Генерал Э. Ф. Сен-При:

«Сам неприятель был так мало уверен в победе, что нашел возможным приписать ее себе только на следующий день, заметив, что мы очистили позицию, оставив на ней сильный арьергард. Справедливо, что нашим отступлением мы обеспечивали за ним успех, но если бы он вынужден был нас атаковать вторично на новой, более выгодной, нежели первая, позиции, весьма сомнительно, чтобы он был в состоянии это сделать».

Да, это была наполеоновская победа, но какая-то неполная…

Поручик артиллерии И. Т. Радожицкий:

«Таким образом кончилась знаменитая битва 26-го августа. Неприятели овладели всеми нашими редутами на левом фланге и по левую сторону большой дороги; они сдвинули нас с позиции только на одном фланге и заняли третью часть ее; посему они выиграли не более как вполовину. Победа их не была победою; русские не были разбиты, приведены в замешательство, нигде не бежали. Наши силы еще оставались сосредоточенными от села Горки по Семеновскому оврагу до Старой Смоленской дороги и стояли во всей готовности отражать дальнейшие покушения неприятелей. Они первые замолчали, посему первые признались в своем изнеможении <…> Наполеон позволил нам отступить к Можайску без всякого со своей стороны преследования; посему видно было, что он точно обломал зубы и, казалось, был доволен тем, что ему уступили поле сражения для удостоверения в несмешной потере, которую понесли его войска, особенно кавалерия, ибо лучшие полки кирасиров и драгунов были истреблены. Эта потеря осталась невозвратною: здесь-то впервые сокрушились грозные силы завоевателя Европы».

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Император тщетно старался создать себе какую-нибудь успокоительную иллюзию, заставляя пересчитывать оставшихся пленных и поднять несколько свалившихся пушек. От семисот до восьмисот пленных да около двадцати разбитых пушек — вот были единственные трофеи этой неполной победы!»

Сражение это по праву вошло в историю, и оно оставило больше вопросов, чем дало ответов.

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Мы никогда не могли понять, почему люди так жадно добивались какого-либо объяснения Бородинского сражения. Одни недоумевали, почему Кутузов отошел, раз он был победителем, другие — почему Наполеон не разгромил полностью русских».


Отступление русской армии

27 августа (8 сентября) 1812 года, в шесть часов утра, русская армия снялась с позиций и начала отступление.

Адъютант генерала Дессэ Феликс Жиро де л’Эн:

«Генерал Кутузов мог спокойно отступить, увозя с собой все орудия, экипажи и походные госпитали, оставляя только убитых и тех из раненых, которые пали на занятой нами территории, отбитой у него».

Генерал А. П. Ермолов:

«Армия наша провела ночь на поле сражения и с началом дня отступила за Можайск».

Многие в русской армии были крайне недовольны приказом отступать.

Генерал М. Б. Барклай-де-Толли:

«В полночь я получил предписание, по коему обеим армиям следовало отступать за Можайск. Я намеревался ехать к князю, дабы упросить его к перемене сего повеления, но меня уведомили, что генерал Дохтуров уже выступил. Итак, мне осталось только повиноваться с сердцем, стесненным горестью».

Барклай был уверен в том, что сражение будет возобновлено. Были уверены в этом и многие другие.

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«С наступлением ночи Кутузов удалился с поля битвы и пригласил к себе Барклая. Последний, с той заботливостью, с какой он относился к окружающим, когда его внимание не было поглощено серьезными соображениями, приказал мне пойти почиститься и переодеться. Во время сражения он не обращал никакого внимания на то, кого убивали или ранили возле него. Он был всегда спокоен и невозмутим.

Быть может, Барклай не был выдающимся стратегом, но не подлежит сомнению, что он был прекраснейшим боевым генералом. Кутузов это знал, поэтому он предоставлял ему полную свободу действий.

Мы были уверены, что сражение возобновится на следующий день; каждый из нас растянулся на соломе, вполне убежденный в том, и каждый хотел подкрепиться к завтрашнему дню. Поэтому велико было наше удивление, когда на рассвете было отдано приказание отступать».

Наполеон заметил отступление русских только в десять часов, когда на поле сражения остался только арьергард атамана М. И. Платова. Впрочем, и он надолго не задержался.

Генерал А. П. Ермолов:

«Платов с донским войском некоторое время оставался на месте и последовал за армией. Он мог бы остаться и гораздо долее, но никто более казаков не рассуждает об опасности, и едва ли кто видит ее с большим ужасом…»

По одной версии, французская кавалерия начала преследование русской армии.

Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:

«Отступление было совершено в порядке, без малейшей торопливости; неприятельская кавалерия начала преследовать нас только в десять часов утра; но преследовала настолько вяло, что мы останавливались везде, где считали это нужным».

По другой версии, французы не стали преследовать русских.

Генерал А. П. Ермолов:

«Утомленный неприятель, а паче удивленный стройностью отступления, не осмелился преследовать».

Что же произошло? И почему было принято решение об отступлении?

Генерал М. Б. Барклай-де-Толли:

«Причина, побудившая к сему отступлению, еще поныне от меня сокрыта завесою тайны».

На самом деле, как уже говорилось, многие в русской армии горели желанием продолжить сражение.

Генерал А. П. Ермолов:

«Победа пребыла обеим из противоборствующих сторон непреклонною. Неприятель мог достигнуть ее превосходством знатных сил, россияне остались непобежденными отчаянным сопротивлением, объявшим ужасом их врагов».

Были даже отданы распоряжения по подготовке продолжения кровопролития.

Генерал М. Б. Барклай-де-Толли:

«Я предписал приготовления к построению редута на высоте при деревне Горки; 2000 человек ополчения были на сие употреблены. Я донес обо всех сих мерах князю Кутузову, он объявил мне свою благодарность, все одобрил и уведомил меня, что приедет в мой лагерь для ожидания рассвета и возобновления сражения.

Вскоре потом объявлен также письменный приказ, одобряющий все мои распоряжения. Я предписал сделать рекогносцировку, дабы узнать, занимает ли неприятель высоту центра: на оной найдены только рассеянные команды, занимающиеся своим отступлением. Вследствие сего предписал я генералу Милорадовичу занять сию высоту на рассвете несколькими батальонами и одной батареей. Все утешались одержанной победой и с нетерпением ожидали следующего утра».

И все же поутру, когда стали более или менее ясны итоги предыдущего дня, решимости русских несколько поубавилось.

Адъютант генерала Милорадовича П. А. Вяземский:

«К утру приятная самоуверенность несколько ослабела и остыла. Мы узнали, что дано было приказание к отступлению. Помню, какая была тут давка; кажется, даже и не обошлось без некоторого беспорядка. Артиллерия, пехота, кавалерия, обозы — все это стеснилось на узкой дороге. Начальники кричали и распоряжались; кажется, действовали и нагайки. Между рядовыми и офицерами отступление никому не было по вкусу».

А может быть, М. И. Кутузову все было ясно еще накануне, и он и не собирался продолжать сражение?

Понятно, что Бородинское сражение было для Михаила Илларионовича очистительной жертвой за последовавшее вскоре оставление Москвы, и оно было дано им исключительно для удовлетворения общественного мнения. Мы уже видели, что выбранная позиция была слабая и плохо укрепленная. И войска были расставлены неправильно, из-за чего во время сражения значительную часть войск пришлось переводить с правого фланга к центру и к левому флангу. Да, рейд русской кавалерии помог выиграть какое-то время, но все-таки 2-я армия князя Багратиона, быстро лишившись своего командующего, не смогла сдержать превосходящие силы противника.

Несмотря на то что все это было искуплено небывалой доблестью русских солдат и офицеров, для Кутузова все было ясно, и ни о каком продолжении сражения не могло быть и речи.

Адъютант Кутузова А. Б. Голицын:

«Кутузов никогда не полагал дать сражение на другой день, но говорил это из одной политики».

В своем донесении императору Александру М. И. Кутузов не упомянул о потерях, но зато указал на упорство в битве, мужество русских войск и на взятые трофеи.

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Получив от всех частей донесения и рапорты, Кутузов решился на отступление, однако же в депеше к императору от 8 числа касательно происшедшего сражения он не сообщил о движении своем на Москву».

Рапорт М. И. Кутузова императору Александру:

«Батареи переходили попеременно от одной стороны к другой, вследствие чего неприятель нигде не продвинулся ни на один дюйм, и мы остались победителями на сем поле брани. После того как войска восполнятся рекрутами, а артиллерия боевым припасом, а также всеми прочими подкреплениями из Москвы, я решу, что может быть в дальнейшем предпринято против неприятеля».

Потрясающе! М. И. Кутузов докладывает, что наполеоновские войска нигде не продвинулись ни на дюйм!

В этом смысле совершеннейшим чудом выглядит следующая формулировка.

Генерал Д. С. Дохтуров:

«Все пункты почти удержаны, кроме некоторых мест, которые уступлены по необходимости отвести войска…»

То есть все удержаны, но почти. Все, но кроме некоторых мест, которые уступлены. И это было написано в рапорте М. И. Кутузову. Вроде бы полная нелепица, но зато — чистая правда. А вот в своем рапорте М. И. Кутузов торжественно доложил императору Александру о победе в Бородинском сражении, а потом тихо начал отступать с поля брани, на котором он «остался победителем»…

Что это было? Прямой обман императора? Хорошо рассчитанная придворная комбинация, в которых был так силен Михаил Илларионович? В любом случае, император на донесение Кутузова «купился»…

Британский генерал Роберт Вильсон:

«Сие донесение настолько убедило императора в полной победе, „спасшей Москву“, что он незамедлительно произвел Кутузова в фельдмаршалы и наградил ста тысячами рублей серебром, офицеры также получили соответствующее вознаграждение, а каждый солдат по пять рублей. Однако сообщение Кутузова своему государю было и не верно, и не чистосердечно».

А может быть, император Александр и не был введен в заблуждение донесением М. И. Кутузова? Может быть, он все прекрасно понял? Может быть, истинная картина открылась для него очень скоро, но он уже ничего не мог изменить? А может быть, он просто захотел не отменять «победу», а поддержать в народе надежду на успешное окончание войны с Наполеоном? И народ, кстати, встретил известие об итогах Бородинского сражения всеобщим восторгом. Что, собственно, и требовалось.

В некоторых источниках говорится о том, что М. И. Кутузов в своем донесении императору изобразил дело так, как оно ему представлялось. Он якобы искренне верил в то, что сражение им, по крайней мере, не проиграно.

Есть даже такая совершенно безумная версия: якобы донесение Кутузова было подделано, и это стало делом рук графа А. А. Аракчеева…

И все же многие из современников были тогда очень удивлены победными ликованиями.

Генерал-губернатор Москвы граф Ф. В. Ростопчин:

«Я написал записку министру полиции, что я не понимаю этой победы, потому что наши армии отступили к Можайску <…> Я уверен, что не так бы радовались этой победе, если бы император узнал своевременно о моей записке министру полиции».

Так знал ли правду император Александр?

В письме к своей сестре Екатерине Павловне, говоря о возможной поездке в Москву, он написал, что выехал бы немедленно, если бы в своем донесении М. И. Кутузов не сообщил о своем решении отступить на шесть верст. Эти шесть верст император назвал «фатальными», а потом заметил: «Впереди нас ждут одни бедствия».

Генерал Ф. Ф. Винценгероде:

«Что бы ни говорили, а последствия показывают, что сражение 26 августа было проиграно».

Кстати сказать, эти слова генерала Винцингероде были ответом недоумевавшему императору Александру. А тот, похоже, действительно недоумевал.

Император Александр:

«Я не могу постичь, что заставило генерала Кутузова отдать Москву врагу после победы, которую он одержал при Бородине».

Что же касается «французской стороны», то она и не пытается скрыть свое удивление.

Полковник Жан-Жак Пеле-Клозо:

«Он [Кутузов. — Авт.] осмелился объявить себя победителем: он объявил о мнимой победе не только жителям Москвы и царю <…> но и главнокомандующим других русских армий, введенных его депешами в заблуждение. Александр приказал служить молебен: он назначил своей армии большие награды, а побежденного генерала произвел в фельдмаршалы».

Полковник Марселен де Марбо:

«Хотя русские были побеждены и вынуждены покинуть поле битвы, их главнокомандующий Кутузов имел дерзость написать императору Александру, что он только что одержал над французами великую победу! Эта ложная новость достигла Санкт-Петербурга в день рождения Александра и вызвала там большую радость. Были отслужены молебны. Кутузова провозгласили спасителем родины и произвели в фельдмаршалы. Однако правда вскоре стала известна. Радость превратилась в траур. Но Кутузов уже стал фельдмаршалом! Именно этого он и хотел. Любой другой монарх, помимо робкого Александра, строго наказал бы нового фельдмаршала за его грубую ложь, но Кутузов был нужен, поэтому он остался во главе армии».

Таким вот человеком был Михаил Илларионович. И таким было Бородинское сражение…


Использованная литература

1812 год в воспоминаниях современников (под редакцией А. Г. Тартаковского). Москва, 1985.

Андреев Н. И. Воспоминания офицера 50-го егерского полка // Русский Архив. Том 3. 1879. С.174–202.

Бородино. Документы, письма, воспоминания (под редакцией Л. Г. Бескровного). Москва, 1962.

Бородино в воспоминаниях современников (составитель Р. А. Кулагин). Санкт-Петербург, 2001.

Давыдов Д. В. Замечания на некрологию Н. Н. Раевского, изданную при Инвалиде 1829 года, с прибавлением его собственных записок на некоторые события войны 1812 года, в коих он участвовал. Москва, 1832.

Давыдов Д. В. Дневник партизанских действий 1812 года.

Отечественная война 1812 года в воспоминаниях современников. Москва, 2011.

Клаузевиц, Карл фон. 1812 год. Москва, 1997.

К чести России. Из частной переписки 1812 года (составитель М. А. Бойцов). Москва, 1988.

Ла Флиз. Поход Наполеона в Россию в 1812 году. Москва, 2003.

Липранди И. П. Война 1812 года. Замечания на книгу «История Отечественной войны 1812 года, по достоверным источникам». Москва, 1869.

Лоссберг, Фридрих-Вильгельм фон. Письма вестфальского штаб-офицера. Москва, 2003.

Мемуары генерала барона де Марбо. Москва, 2003.

Местр, Жозеф де. Петербургские письма. Санкт-Петербург, 1995.

Михайловский-Данилевский А. И. Отечественная война. Санкт-Петербург, 1899.

Наполеон в России в воспоминаниях иностранцев (в 2 книгах). Москва, 2004.

Французы в России. 1812 год. По воспоминаниям современников-иностранцев (составители А. М. Васютинский, А. К. Дживелегов, С. П. Мельгунов). Части 1–3. Москва, 1912.


Примечания


1

Пусть сделает лучше, кто может.

(обратно)


2

М. И. Кутузов тогда еще не был генерал-фельдмаршалом.

(обратно)


3

Флеши — полевые укрепления, состоящие из двух фасов длиной 20–30 метров, образующих острый угол, повернутый вершиной в сторону противника. Если угол равен 90°, то такое укрепление называется реданом. Что касается Семеновских флешей, то северное и южное укрепление в них были, скорее, люнетами, и только центральное являлось флешью.

(обратно)


4

Фашина — связка прутьев, пучок хвороста. Фашины применялись в фортификации для укрепления высоких насыпей. Кроме того, ими заполняли рвы при штурме крепостей, заваливали топкие места и т. д.

(обратно)


5

Люнет (lunnette) — открытое с тыла полевое укрепление, состоявшее не менее чем из трех фасов: двух фланковых (прикрывающих фланги) и одного-двух напольных (обращенных непосредственно к противнику). Открытая тыльная часть называлась горжа. Если укрепление было закрыто с тыла, то это уже был редут.

(обратно)


6

«Мы не останемся здесь, мы не останемся здесь».

(обратно)


7

1 ярд = 0,9114 м.

(обратно)

Оглавление

  • От автора
  • Предисловие
  • Конец отступления
  •   Отход русской армии от Царево-Займища
  •   Выбор позиции для сражения
  •   Характеристика позиции
  • 23 Августа (4 Сентября)
  •   Последние арьергардные бои
  •   Численность двух армий
  • Бой за шевардинский редут. Пролог бородинского сражения
  • 25 Августа (6 Сентября)
  •   День накануне сражения
  •   Ночь накануне сражения
  • Бородинское сражение
  •   Перед началом сражения
  •   Окончательное расположение войск
  •   Начало сражения
  •   Атака на деревню Бородино
  •   Первые атаки на Семеновские флеши
  •   Наступление на Утицу
  •   Первая атака на Курганную высоту
  •   Возмущение Барклая
  •   Ранение князя Багратиона
  •   Новая атака на Семеновские флеши
  •   Вторая атака на Курганную высоту
  •   Пленение генерала Бонами
  •   Контратака русских
  •   Смерть генерала Кутайсова
  •   Продолжение боя за Семеновские флеши
  •   Окончательное взятие Семеновских флешей
  •   Продолжение наступления в районе Утицы
  •   Маршалы требуют подкреплений
  •   Рейд кавалерии Платова и Уварова
  •   Бой в районе деревни Семеновское
  •   Атака французской кавалерии на Курганную высоту
  •   Смерть генерала Коленкура
  •   Пленение генерала Лихачева
  •   Окончательное взятие Курганной высоты
  •   Бой к востоку от Курганной высоты
  •   Несколько слов о роли М. И. Кутузова
  •   А что же гвардия?
  •   Окончательное завершение сражения
  • После сражения
  •   Первые итоги сражения
  •   Потери двух армий
  •   Общие итоги сражения
  •   Чья победа?
  •   Отступление русской армии
  • Использованная литература
  • Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

    Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно