Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла,
Консультации специалистов:
Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; В гостях у астролога; Дыхательные практики; Гороскоп; Цигун и Йога Эзотерика


Виктор Суворов, Алексей Исаев, Михаил Барятинский и др.
Гитлер-победитель. Мог ли фюрер выиграть войну?


Алексей Исаев В поисках утраченного «шверпункта» [1]

Чем дальше в прошлое уходят те или иные исторические события, тем больше нам кажется, что по-другому и быть не могло. Однако под лозунгом «история не знает сослагательного наклонения» мы начинаем забывать, что в 1941 г. речь шла о физическом выживании СССР и его жителей. Угроза военного поражения была вполне реальной, и только титанические усилия народа и цепочка правильных решений со стороны руководства страны позволили СССР выстоять. Если об этом хотя бы на минутку забыть, то на поле забвения сразу же вырастают сорняки типа «СССР спасли ошибки Гитлера» и «блицкриг был поглощен территорией». То есть И.В. Сталину, Г.К. Жукову, С.К. Тимошенко и многим другим можно было сесть на завалинке и ждать, когда немецкий «блицкриг» будет поглощен бескрайними просторами европейской части СССР.

Задача разгрома развернутой и мобилизованной французской армии в 1940 г. при численном превосходстве союзников была не менее сложной, чем разгром неотмобилизованной и недоразвернутой Красной Армии в 1941 г. Однако среди германских штабистов нашелся такой человек, как Манштейн, который придумал, как застать союзников врасплох и разгромить их. Однако разработка Манштейна была отнюдь не первым вариантом плана «Гельб». Если бы была реализована одна из этих предыдущих разработок, война на Западе вполне могла закончиться для фюрера провалом. Точнее, вместо «блицкрига» получилась бы затяжная война на истощение. Мы вполне могли никогда не узнать о существовании идеи броска через Арденны к Ла-Маншу.

Точно так же у нас нет гарантии, что было невозможно придумать план войны с СССР столь же эффективный, как предложенный Манштейном для Франции «удар серпом». Это ни в коей мере не умаляет заслуг Красной Армии в срыве «Барбароссы». Оказавшись в изначально невыгодных условиях, советское командование смогло сопротивляться достаточно энергично, чтобы недостатки немецкого плана войны с СССР вылезли наружу.


«Шверпункт»

Почему план «Гельб» привел к падению Франции, а план «Барбаросса» не привел к краху СССР? Версию о том, что французы не хотели воевать, оставим на совести французских военачальников, которые, собственно, стали первоисточником этой незатейливой точки зрения. Их можно понять: в противном случае обвинение в провале было бы предъявлено им самим. В действительности Франция была вчистую разгромлена на поле боя. Произошло это как вследствие стратегических и тактических ошибок французского командования, так и в результате правильной стратегии и тактики немцев. Немцы сосредоточили крупные танковые силы и ударили там, где их не ждали. Французы не смогли организовать оперативного контрудара во фланг и тыл прорывающейся к Ла-Маншу танковой группе.

Помимо промахов в ведении операции, французское командование вступило в нее в невыгодной конфигурации сил. Собственно, стратегическая ошибка, подобная выдвижению крупных сил французской армии (включая элитные соединения) на рубеж реки Диль, имела место и в случае с СССР. Советским политическим руководством не была нажата «красная кнопка», запускающая процесс мобилизации и развертывания РККА. То есть свой вклад в возможное поражение СССР с советской стороны был уже сделан. Однако нельзя сказать, что немецкое командование в полной мере воспользовалось этим очень серьезным промахом.

Одним из ключевых моментов германской военной доктрины было понятие «шверпункта» – точки приложения основных усилий. Немецкий военачальник Гинденбург в свое время сказал: «План без «шверпункта» – это все равно что человек без характера». Если мы проследим эволюцию плана «Гельб», то увидим, что он постепенно эволюционировал в направлении ярко выраженного «шверпункта». В директиве от 29 октября 1939 г. было два «шверпункта». В директиве от 30 января 1940 г. было аж три «шверпункта». Только в директиве от 24 февраля 1940 г. появился один ярко выраженный «шверпункт». Это был удар танковой группы Клейста в составе пяти танковых дивизий. План «Гельб» получил свой «характер» в том смысле, в котором его понимал Гинденбург.

В мае 1940 г. во Франции тоже было три группы армий: «А», «Б» и «Ц». Семь из девяти танковых дивизий были в группе армий «А», оставшиеся две – в группе армий «Б». Причем последние были позднее переданы в группу армий «А». Группа армий «Ц» Лееба, стоявшая перед линией Мажино, вообще не имела ни одной танковой дивизии. В реальной «Барбароссе» в группе армий «Север» было три танковых дивизии, в группе армий «Центр» – девять танковых дивизий, в группе армий «Юг» – пять танковых дивизий. При этом следует учесть, что из трех танковых дивизий в группе армий «Север» две были на чешских танках, а в группе армий «Юг» не было ни одной танковой дивизии, вооруженной танками чехословацкого производства. Таким образом, несмотря на то что группа армий «Центр» была сильнее своих соседей, ярко выраженного «шверпункта» все же не наблюдается.

Разумеется, географические условия СССР заставляли задумываться о нескольких изолированных направлениях, каждое из которых имело свой «шверпункт». Поэтому с точки зрения учета географических условий план «Барбаросса» был достаточно разумным. Но блистательности плана Манштейна в нем все же не было. План «Барбаросса» был хорош для обычной войны. Германии же нужен был план быстрого сокрушения противника с максимальным использованием момента внезапности.

В случае с Францией «шверпунктом» был удар крупных масс танков через Арденны к Ла-Маншу, отрезающий войска союзников в Бельгии от главных сил французской армии. Это была достаточно прозрачная и понятная цель. В случае с СССР тоже вполне определенно просматривается ряд «шверпунктов», на которых возможно сосредоточить все усилия. Первым из них можно назвать собственно Красную Армию. Быстрый, молниеносный разгром ее главных сил вполне мог сделать поход на Восток очередным «блицкригом». Уже на одном из первых совещаний у главнокомандующего сухопутных войск Германии по вопросу планирования войны с СССР (22 июля 1940 г.) было сказано: «Необходимо разбить русскую сухопутную армию или, по крайней мере, занять такую территорию, чтобы можно было обеспечить Берлин и Силезский промышленный район от налетов авиации противника». Однако Красная Армия была трудной целью. Советское руководство обладало незаурядным умением накапливать резервы и восстанавливать силы после тяжелых поражений. Командующий 3-й танковой группой Герман Гот позднее писал: «Приходилось довольствоваться следующим заключением: несмотря на все победы, нельзя предотвратить восстановления русской армии». Тем самым Гот косвенно указывал на возможности советской «перманентной мобилизации», которая в итоге похоронила «Барбароссу».

Еще одним очевидным «шверпунктом» была Москва. Чем же была Москва для СССР? Обычно на первое место ставится политическое значение советской столицы. Безусловно, потеря Москвы была бы серьезным ударом по престижу советской власти и лично И.В. Сталина. В отличие от 1812 г., когда Москва была просто важным и крупным городом, в 1941 г. здесь была столица страны. Сообщение о потере Москвы, скорее всего, привело бы в уныние значительную часть населения СССР.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что государственный аппарат вряд ли бы остановился просто ввиду захвата столицы. Как известно, на случай потери Москвы предусматривалась эвакуация правительства в Куйбышев. Столицу, впрочем, можно было разместить хоть в Вологде. Однако Москва была для СССР не просто городом, в котором располагались министерства и сидел Сталин, это был центр коммуникаций. Причем следует отметить, что германское командование это прекрасно осознавало. Так, в директиве № 21, т. е. плане «Барбаросса», прямым текстом указывалось: «Захват этого города означает как в политическом, так и в экономическом отношении решающий успех, не говоря уже о том, что русские лишатся важнейшего железнодорожного узла».

Если мы посмотрим на карту железных дорог СССР образца 1941 г., то увидим, что крупные магистрали сходятся к Москве. На практике это означает, что перевозки из портов на севере страны, куда приходили арктические конвои, осуществлялись через Москву. Волховский фронт под Ленинградом также снабжался через Москву. Танки с Урала для войск Волховского и Северо-Западного фронтов везли опять же через Москву. Легкие танки и автомашины из Горького везли через Москву. Более того, даже если Ленинград не будет блокирован, перевозки танков КВ для остальных фронтов будут сопряжены с большими трудностями. Не меньшие трудности составит снабжение Кировского завода сырьем для производства тяжелых танков. То же самое можно сказать об автомагистралях Страны Советов. Более того, к Москве сходились основные ВАД, т. е. военные автомобильные дороги, по которым шло снабжение войск. Обходные маршруты по шоссе и железным дорогам существовали, но их пропускная способность была намного ниже, чем магистралей, сходившихся к Москве. Поэтому захват немцами Москвы существенно ухудшил бы условия снабжения всех фронтов вооружением и техникой.

Несмотря на эти достаточно очевидные соображения, германское военное планирование колебалось относительно места Москвы в кампании против СССР. Начальник отдела обороны страны OKW Вальтер Варлимонт описал их так: «Если ОКХ (Главное Командование сухопутных войск. – А.И. ) считало критерием успеха всего похода направление главного удара на Москву, так как здесь будут разбиты развернутые на этом направлении основные силы противника, то Гитлер потребовал, чтобы центральная группа армий после уничтожения советских войск в Белоруссии сначала повернула бы часть своих сильных подвижных группировок на север, имея в виду во взаимодействии с северной группировкой уничтожить войска противника, сражающегося в Прибалтике, и далее, после овладения Ленинградом и Кронштадтом, наступала бы на Москву» [2] . Таким образом, изначально в «Барбароссу» закладывались метания в направлении флангов.

При этом нельзя сказать, что немецкие военачальники не задумывались о значении Москвы. Констатировав сложность задачи уничтожения Красной Армии, Герман Гот делал следующий вывод: «Не гнаться за экономическими целями, а точно определить политическую цель – настолько ослабить военную и политическую мощь России, чтобы ее повелитель вынужден был пойти на переговоры. Тогда целью войны и целью операции была бы Москва».

Действительно, экономические цели «Барбароссы» были актуальны скорее для периода после завершения войны с СССР или хотя бы ее активной фазы. Во всяком случае, захват Донецкого бассейна вряд ли бы оказал немедленное влияние на обстановку на фронте. Соответственно, немедленное решение задачи захвата Донбасса представляется избыточным условием для военного плана быстрого сокрушения Советского Союза. Столь же переоцененным является необходимость вывода из-под удара советской авиации целей на территории Германии и ее союзников. Нужно просто задать себе вопрос: будет ли у образования, оставшегося на месте СССР, достаточно политической воли для производства и применения стратегической авиации?

Собственно, в ходе своего броска к Ла-Маншу танковая группа Клейста в мае 1940 г. никакие экономические цели не преследовала. Решение Французской кампании было найдено в оперативной плоскости. Был разработан план, позволяющий решить исход войны одной операцией. Можно даже сказать, что это была операция со стратегическими целями. При этом план «Гельб» в том виде, в котором он был реализован, появился далеко не сразу. Блистательное решение было разработано Манштейном после того, как уже была подготовлена череда более тривиальных решений. Ввод в действие плана «Гельб» в том виде, в котором он впервые был проработан осенью 1939 г., вряд ли бы привел к такому оглушительному успеху, какой имел место в реальном мае 1940 г. Такое же смелое решение требовалось для плана «Барбаросса».

Конечно, следует признать, что Красная Армия была более энергичным и деятельным противником, чем французы. Чрезмерная медлительность и методичность французских генералов при подготовке контрударов чаще всего приводили к их безнадежному запаздыванию. Напротив, РККА демонстрировала энергичный и агрессивный стиль ведения боевых действий. Германские плацдармы чаще всего атаковывались с неукротимой энергией. Этот стиль был продемонстрирован еще Г.К. Жуковым на Баин-Цагане в начале июля 1939 г. Впрочем, на этапе планирования войны с СССР немцы еще об этом активном характере РККА не знали и делали выводы преимущественно по итогам «зимней войны».

Вообще говоря, именно скудные сведения о Красной Армии были главным препятствием к тому, чтобы сделать советские Вооруженные силы «шверпунктом» «Барбароссы». Одной из слабостей германского военного планирования в период подготовки войны с СССР были весьма размытые представления о численности и возможном характере действий противника. Эти вопросы встали с особой остротой после того, как от общего замысла германское военное планирование перешло к постановке конкретных задач группам армий. Так на совещании, состоявшемся в Берлине 31 января 1941 г., главнокомандующий германских вооруженных сил фельдмаршал фон Браухич информировал командующих группами армий, что германский план базируется на предположении, что Красная Армия даст сражение к западу от линии Западной Двины и Днепра.

Уже тогда, в январе – феврале 1941 г., этот тезис вызывал сомнения в среде высшего германского командования. Вскоре после совещания фон Бок скептически отметил в своем дневнике: «Когда я спросил Гальдера, есть ли у него точная информация относительно того, что русские будут удерживать территорию перед упомянутыми реками, он немного подумал и произнес: «Такое вполне может быть». Таким образом, германское планирование с самого начала исходило из некоего предположения, основанного на самых общих рассуждениях. В действительности, как мы знаем, это предположение оказалось ложным. Красная Армия оказалась упреждена в развертывании, и советское командование, даже если бы захотело, не могло бы дать сражение к западу от Западной Двины и Днепра. В район к западу от этих рек попали только армии особых округов. Соответственно, в реальном июле 1941 г. Смоленское сражение развернулось на рубеже Западной Двины и Днепра, а также к востоку от него. Одним словом, в реальности Красная Армия дала бой совсем не там, где предполагал фон Браухич.

Произошло это вовсе не потому, что советское командование переиграло фон Браухича. Никакой мифический Штирлиц на совещании 31 января 1941 г. не присутствовал, пространную шифровку он не составлял и о взглядах Браухича не докладывал. Собственно, с точки зрения реальных советских предвоенных планов предположение Браухича вполне соответствовало действительности. Красная Армия действительно собиралась сосредоточить главные силы в трех приграничных округах и дать бой к западу от Западной Двины и Днепра. Однако, ввиду упреждения РККА в мобилизации и развертывании, эти планы не были реализованы. Предвоенное планирование было похоронено, и планы действий разрабатывались на ходу сообразно сложившейся катастрофической обстановке.

Все то же самое можно сказать о немецких оценках численности Красной Армии. Так, на начальном этапе планирования операции «Барбаросса», в августе 1940 г., силы Красной Армии оценивались следующим образом. Предполагалось, что советские Вооруженные силы на Западе насчитывают 96 стрелковых, 23 кавалерийских дивизии и 28 танковых бригад. В действительности Красная Армия в августе 1940 г. насчитывала на западе (в европейской части страны) 143 стрелковых, 10 кавалерийских, 7 моторизованных и 16 танковых дивизий, а также 15 танковых бригад. При таких грубых ошибках в численности войск противника трудно делать его армию «шверпунктом» операции. К тому же началом боевых действий все эти оценки вообще потеряли всякую ценность ввиду раскручивания советским руководством маховика «перманентной мобилизации». Мне могут возразить: «Но ведь немцы тогда не знали реальной численности войск противника!» На это можно заметить, что немецкая разведка сталкивалась со значительными трудностями при работе в СССР. Сами по себе сложности в процессе добычи информации об армии противника заставляли задуматься: а стоит ли ее делать главной целью операции?

Из анализа германского предвоенного планирования приходится сделать парадоксальный с точки зрения сложившихся стереотипов вывод: план «Барбаросса» вовсе не рассчитывался на упреждение Красной Армии в мобилизации и развертывании. Разумеется, германским военным и политическим руководством предпринимались титанические усилия по сохранению в тайне своих планов. Однако реальный эффект от кампании дезинформации оказался выше ожидаемого. 5 декабря 1940 г., представляя фюреру план операции «Отто» (первоначальное название плана войны с СССР), Гальдер отмечал, что вряд ли удастся сохранить в тайне от противника немецкие приготовления после начала или середины апреля 1941 г. Тогда войну с СССР предполагалось начать в мае 1941 г. То есть примерно за месяц до завершения сосредоточения германских войск для удара по СССР советское руководство должно было начать принимать контрмеры. В итоге план «Барбаросса» предполагал разгром развернутой Красной Армии у границ, к западу от пресловутой линии Западной Двины и Днепра.

Напомню, что замысел плана «Барбаросса» был сформулирован так: «Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено» [3] . Обращаю внимание на формулировки «основные силы» и «отступление боеспособных войск». Определение «основные силы» не очень подходит к сосредоточенным в особых округах советским войскам. Да, в Прибалтийском, Западном и Киевском особых округах было немало танков и самолетов. Но в расчете на число соединений они не были «основными силами». Это определение в большей степени применимо к войскам особых округов и армиям внутренних округов, взятым в совокупности. Достаточно посмотреть на число соединений. В трех особых округах на реальное 22 июня было 75 стрелковых дивизий, в армиях резерва Ставки (т. е. армиях внутренних округов) было 42 стрелковых дивизии. Еще 59 стрелковых дивизий было в военных округах и недействующих фронтах на Дальнем Востоке.

Задача разгрома «основных сил русских сухопутных войск» не только в прилегающих к границе областях, но и в глубине территории была, прямо скажем, нетривиальной. Она требовала прорыва на большую глубину германских танковых соединений. Операции танковых сил на большую глубину были бы явно неоднозначно восприняты германским командованием. Это уже потом, после нескольких успешных «блицкригов», германскому командованию оптом были приписаны прогрессивные взгляды. В действительности далеко не весь высший командный состав Вермахта осознавал реальные возможности того инструмента, который оказался у них в руках. Возможности «панцерваффе» сплошь и рядом недооценивались, особенно на этапе планирования операций.

В подготовительный период «Барбароссы» имели место такие же споры, какие предшествовали Французской кампании. 18 марта 1941 г. фон Бок записывает в своем дневнике:

«Подключение к первой фазе наступления 3-й танковой группы представляет известные сложности. Гот забегает вперед, изначально устремляя свой взгляд на позиции русских за Двиной и Днестром, и уделяет недостаточно внимания сражениям, которые могут развернуться на подступах к этим водным рубежам. Армейское командование, однако, считает, что первейшей задачей бронетанковых групп является оказание помощи полевым войскам в разгроме русских армий, дислоцирующихся на границе. И хотя я во многом солидарен с Готом, мне придется поубавить ему прыти. Но он свои позиции без борьбы не уступит. По этой причине я отрядил Трескова в Берлин, чтобы он там выяснил, насколько твердо армейское командование в своих намерениях».

Перед Французской кампанией эти сомнения относительно возможностей танковых соединений к самостоятельным действиям были преодолены. В ходе подготовки к «Барбароссе» ситуация была сложнее.

Складывается впечатление, что германское командование совершенно не было готово к упреждению противника в развертывании. Даже после того, как выяснилось, что на границе не так много советских войск, инерция предвоенного планирования не позволила модернизировать планы. Точнее даже будет сказать, что немцы словно не замечали очевидного. Так, 2 июля Гальдер докладывал Гитлеру состояние дел на Востоке и, в частности, освещал ситуацию в районе Минска. Начальник германского Генерального штаба бодро сообщил, что в результате достигнутого ГА «Центр» успеха противнику не удастся создать на этом участке организованного фронта. Фюрер отнесся к этому заявлению скептически и задал сакраментальный вопрос: «Где, в таком случае, пленные?» Фон Боку пришлось оправдываться, что 100 тыс. человек пленных, взятых в «котле» у Белостока и Волковыска, это тоже неплохо.

Решения по-прежнему принимались, исходя из предположения, что большая часть Красной Армии на Западном ТВД находится к западу от Днепра и Западной Двины. В сущности, советский Западный фронт Д.Г. Павлова был не самой достойной жертвой для двух танковых групп. Даже заявленная немцами в реальности цифра в 300 тыс. человек пленных заметно отстает от других операций, в которых в бой шли сразу две танковые группы на одном направлении. Удары 1-й и 2-й танковых групп в сентябре 1941 г. привели к крупнейшему окружению в истории войн – киевскому «котлу». По советским данным, в этот «котел» попало 530 тыс. человек. Наступление 3-й и 4-й танковых групп под Вязьмой в октябре 1941 г. привело к разгрому Западного и Резервного фронтов, в окружение попало почти 600 тыс. человек. В действительности же цифра 300 тыс. пленных под Белостоком и Минском представляется сильно завышенной. По советским данным, только окружено было около 270 тыс. человек, причем значительная часть, около 30–50 тыс. человек, сумела вырваться на свободу.

В истории Второй мировой войны есть операции без крупных окружений, приносившие тем не менее большое количество пленных. Так, в ходе Висло-Одерской операции в январе 1945 г. советские войска взяли почти 140 тыс. пленных, хотя ударов по сходящимся направлениям и «котлов» в ней не было. Точнее, окружения были, но скорее тактические. Более того, в 140 тыс. пленных не попали пробившиеся к своим «блуждающие котлы» из организованно пробивавшихся к своим немецких подразделений. Наиболее известным примером является «блуждающий котел» из остатков корпуса Неринга. Такие «котлы» даже снабжались по воздуху. Реализация «блуждающих котлов» частями и соединениями Красной Армии летом 1941 г. представляется почти невероятной. Хотя бы ввиду отсутствия технической возможности снабжать их по воздуху. Немцы в условиях превосходства советских ВВС в воздухе привлекали для сброса парашютных контейнеров самолеты-истребители. Контейнер с боеприпасами, топливом или продовольствием подвешивался на «мессершмит» на держатель для 250-кг бомбы. Связавшись по радио с «блуждающим котлом», командование назначало точку рандеву, в которой сбрасывались парашютные контейнеры.

Масштабы снабжения по воздуху в Красной Армии 1941 г. были значительно меньшими. Попытки перебрасывать самолетами боеприпасы, топливо и другие предметы снабжения носили эпизодический характер. К тому же так пытались снабжать статичные «котлы» типа Могилева. О снабжении групп пробивающихся к своим окруженцев речи не было. Им приходилось рассчитывать только на свои силы. Соответственно, недостаток боеприпасов мог означать быстрый разгром в столкновении даже с небольшим отрядом противника. Отсутствие топлива заставляло бросать любой транспорт, в том числе машины с рациями. Поэтому общий развал фронта и глубокий прорыв танковых соединений по модели Висло-Одерской операции создавали условия для попадания в плен даже без крупного окружения. Отходящие по лесам группы неизбежно напарывались на заслоны в узлах дорог и на переправах. Не имея возможности нести на себе запас боеприпасов и тяжелое оружие, такие отряды если и прорывались, то с большими потерями.

Может возникнуть закономерный вопрос: а не злоупотребляет ли автор послезнанием? Раз в действительности германской разведкой не были вскрыты армии резерва Ставки, то почему они должны возникнуть как цель еще на ранних этапах планирования операции против СССР? Допущение здесь делается несколько в другой плоскости. В поисках лучшего решения за немцев мы обращаем внимание на правильную формулировку целей войны. Вооруженные силы противника – это, конечно, достойная цель. Но Москва как столица и центр коммуникаций представляет собой более заманчивую и реалистичную цель для Вермахта. Все остальное должно быть подчинено этой главной цели. Разгром «основных сил» Красной Армии – это лишь один из этапов на пути к Москве. Если советскую столицу будет некому защищать, она будет захвачена.

Сужение целей кампании до захвата Москвы одновременно сужает ту область, в которой требуется уничтожать «основные силы». Ей становится московское, западное направление, т. е. Белоруссия и район Смоленска и Вязьмы. В сущности, если Москва будет достаточно быстро захвачена, ничто не мешает развернуться в сторону флангов. Точно так же в 1940 г. после плана «Гельб», в результате которого были отрезаны и прижаты к морю крупные силы французской армии и английских экспедиционных сил, последовал план «Рот», в результате реализации которого Франция была окончательно разгромлена. В результате разгрома под Дюнкерком из рядов французской армии были вырваны крупные силы, в том числе подвижные. Это создало благоприятное соотношение сил между немецкими войсками на Западе и оставшейся частью французской армии.

Вообще говоря, слова о Москве как цели № 1 прозвучали уже на самых ранних стадиях планирования войны с СССР. Еще 26 июля 1940 г. Гальдер записывает в своем дневнике:

« Кинцель (4-й обер-квартирмейстер): Доклад об основных данных о противнике для операции против России. Из доклада явствует, что наиболее выгодное решение – наступление на Москву (сохраняя примыкание к Балтийскому морю), после чего – обход с севера русской группировки, находящейся на Украине и Черноморском побережье, которая будет вынуждена действовать с перевернутым фронтом».

Интересно отметить, что эти слова прозвучали вскоре после Французской кампании, в которой был реализован простой, но красивый и эффективный план. Столь же красивой и эффективной представляется высказанная Гальдером идея: сильный удар на Москву из района Варшавы и Восточной Пруссии и последующий поворот в тыл Юго-Западного фронта. Уже осенью план «Барбаросса» стал обрастать изменениями и дополнениями, которые в итоге привели к ускользанию из него «шверпункта». План получился в целом разумным, но в терминах Гинденбурга «бесхарактерным».


Перманентная мобилизация

Недооценка численности Красной Армии германским командованием существенно повлияла на результаты летней кампании 1941 г. Однако этот промах был усугублен сильным ответным ходом советского руководства, сделанным на том же поприще строительства Вооруженных сил. Самым сильным решением советского руководства летом 1941 г. стала так называемая «перманентная мобилизация». Именно формирование новых соединений позволяло не только раз за разом восстанавливать фронт после «котлов», но и перейти в контрнаступление в ноябре 1941 г. под Тихвином и Ростовом, а в декабре 1941 г. – под Москвой.

Собственно, вопрос заключается в том, сколько эшелонов соединений, поднятых по «перманентной мобилизации», Вермахт способен перемолоть и не потерять при этом боеспособность. В реальности немцам пришлось столкнуться с тремя эшелонами «перманентной мобилизации». Первым были дивизии, формирование которых начали вскоре после начала войны. Некоторые из этих дивизий пошли в бой уже в конце июля 1941 г. Второй эшелон составили дивизии летнего формирования, попавшие на фронт осенью 1941 г., в том числе танковые бригады, создание которых началось в августе. Наконец, большой жирный крест на «блицкриге» поставили соединения формирования осени 1941 г., которые образовали костяк войск, перешедших в контрнаступление под Москвой в декабре месяце.

Без вливания свежих сил войска трех групп армий на Востоке могли справиться с одним эшелоном «перманентной мобилизации», т. е. дивизиями летнего формирования, вступившими в бой в июле – сентябре 1941 г.


Новый план: дьявол в мелочах

Для начала альтернативному плану нужно придумать название. «Барбаросса» тут явно не годится, т. к. это название привязано к вполне определенной реальной операции. Чтобы не вносить путаницы, альтернативный план должен иметь свое название. У немцев была традиция «цветных» кодовых наименований. Так, план войны с Польшей получил наименование «Белый» (Fall Weiss), план наступления мая 1940 г. на Западе – «Желтый» (Fall Gelb). Незанятых цветов в этой линейке осталось немного, но позволю себе выбрать «Серый» (Fall Grau). Итак, предположим, что немецкое военное планирование сохранило ту идею, которая была выдвинута в июле 1941 г., т. е. «наступление на Москву (сохраняя примыкание к Балтийскому морю), после чего – обход с севера русской группировки, находящейся на Украине и Черноморском побережье». Это означает, что Москва станет «шверпунктом» плана «Грау».

Трудно, конечно, точно просчитать, как распределили бы силы германские штабисты в результате проработки этого плана. Разделение на три группы армий, скорее всего, состоится. Францию атаковали три группы армий. Было бы странно, если бы большее число соединений отправилось в Восточный поход под управлением всего двух групп армий, как это предполагалось в разработке Маркса лета 1940 г. Несомненно также, что две танковые группы на московском направлении будут существенно усилены.

В том случае, если новый план не потребует радикального увеличения танковых сил, количество танковых соединений в Вермахте остается неизменным. Собственно, создание, например, пятой танковой группы представляется утопией. К тому же решение о реорганизации танковых войск последовало задолго до подписания Директивы № 21. Это означает, что можно и нужно оперировать теми соединениями, которые имелись в реальном 1941 г. Усиление группы армий на московском направлении означает, что три моторизованных корпуса вряд ли окажутся в составе группы армий «Юг». Соответственно, можно допустить, что XXXXVIII танковый корпус Кемпфа и XIV танковый корпус [4] фон Виттерсгейма окажутся в группе армий «Центр». Пусть первый будет состоять из 16-й и 13-й танковых дивизий и 25-й моторизованной дивизии, а второй – 9-й танковой дивизии и моторизованной дивизии СС «Викинг». В группу армий «Юг» попадает только III танковый корпус в составе 11-й и 14-й танковых дивизий и 16-й моторизованной дивизии. Выделять один танковый корпус в танковую группу бессмысленно, поэтому танковых групп в плане «Грау» должно быть только три: 1-я в Прибалтике в составе группы армий «Север», 2-я и 3-я – в группе армий «Центр». Соответственно, 2-я танковая группа получает в качестве резерва XXXXVIII танковый корпус, 3-я танковая группа – XIV танковый корпус. Таким образом, силы 2-й танковой группы возрастают до семи танковых дивизий в четырех корпусах, силы 3-й танковой группы – до пяти танковых дивизий в трех корпусах.

Одним из важнейших элементов планирования и подготовки здесь является кадровый вопрос. При подготовке «Барбароссы» команда, успешно сокрушившая Францию в 1940 г., была разбросана по разным группам армий. Наиболее опытный командующий объединением класса «танковая группа» – Эвальд фон Клейст – был направлен на Украину. С одной стороны, Киевский особый военный округ был крепким орешком. Для его сокрушения требовался опыт человека, который еще в 1940 г. командовал танковой группой из нескольких танковых (моторизованных) корпусов. Уже будучи в советском плену, Клейст охарактеризовал свойства этого объединения любопытным и даже где-то поэтическим сравнением: «Танковую группу, как средство оперативного управления армейской группировкой, можно сравнить с охотничьим соколом, который парит над всем оперативным районом армейской группировки [5] , наблюдает за участком боя всех армий и стремительно бросается туда, где уже одно его появление решает исход боя» [6] . Однако на Украине сильный командующий Клейст был буквально подмят под двух харизматичных лидеров – командующего 6-й армией Вальтера фон Рейхенау и командующего группой армий «Юг» Герда фон Рундштедта. С последним Клейст бился за независимость танковой группы еще в мае 1940 г. во Франции. Тогда у него была поддержка Гудериана. В июне 1941 г. Клейст в какой-то мере оказался в одиночестве. Откровенно говоря, ему было уже тесно в роли командующего танковой группой, которую подчиняли армии Рейхенау.

С другой стороны, в Белоруссии и под Смоленском в июле 1941 г. командовать танковой армией довелось такому человеку, как фон Клюге. Этот командующий, как его называли, «клюгер Ханс» (умный Ганс), был неплохим военачальником, но он не слишком подходил для руководства крупными мотомеханизированными соединениями. Командуя 4-й танковой армией, он попросту не справлялся с Готом и Гудерианом одновременно. Был даже момент, когда Клюге слег в постель после очередной битвы с энергичными танковыми командирами. Понятно, что страдали в этом случае в первую очередь интересы дела. Довольно странно, что командовать 4-й танковой армией назначили командующего 4-й полевой армией Клюге. В сущности, штаб обычной пехотной армии был просто переименован. Ему только придали больше подвижных средств связи, в том числе связные «шторхи». Соответственно, для управления пехотными соединениями, вышедшими из подчинения 4-й армии Клюге, вводился еще один «пехотный» штаб – управление 2-й армии Вейхса.

Создание танковой армии стало необходимым в реальной «Барбароссе», тем более оно будет необходимо в плане «Грау». Хотя бы ввиду возрастания количества танковых соединений на направлении главного удара. Очевидно, что для руководства танковой армией нужен был особый человек. Кто это был? Ответ, на мой взгляд, очевиден – Эвальд фон Клейст. Соответственно, наиболее разумным решением для германского Верховного командования является формирование штаба танковой армии заранее, еще до начала кампании. Она просто должна будет выйти на сцену в нужный момент. В реальном 1941 г. танковая армия унаследовала номер от полевой армии. В плане «Грау» можно изначально присвоить новому объединению номер один, т. е. будет создан штаб 1-й танковой армии.

Сообразно заранее назначенному командующему танковой армией также имеет смысл назначить командующих танковыми группами, наступающими в центре, на московском направлении. Представляется, что лучшими кандидатурами тут являются Георг Рейнгардт (вступивший в Восточную кампанию командиром XXXXI танкового корпуса) и Гейнц Гудериан (действительно назначенный с командира танкового корпуса командующим танковой группой). Эти два танковых командира действовали одной командой во Франции в 1940 г. Рейнгардт позднее, уже осенью 1941 г., был назначен командующим танковой группой. В 1942 г. он стал командующим танковой армией, а к 1944 г. дорос до командующего группой армий «Центр». Собственно, это стало его последним назначением. В сущности, толковый танковый командир большую часть войны прокомандовал пехотными соединениями.

Напротив, для методичного Германа Гота более подходящим назначением является командование 1-й танковой группой на вспомогательном направлении. Для него не было бы столь болезненным подчинение танковой группы полевой армии. В реальном 1941 г. он проявил себя энергичным, но лояльным командиром. Итак, у нас выстраивается альтернативный состав командующих:

– 1-я танковая группа – Г. Гот;

– 2-я танковая группа – Г. Гудериан;

– 3-я танковая группа – Г. Рейнгардт.

Также в тылу группы армий «Центр» по новому плану кампании формируется особый штаб – 1-я танковая армия Э. фон Клейста. Ему же до начала операции подчиняются резервы танковых групп, XXXXVIII и XIV танковые корпуса. Сама же армия будет введена в действие после первых боев, которые покажут реальную группировку и силу сопротивления Красной Армии в Белоруссии. Гудериан же получит возможность использовать все три своих танковых корпуса в первом ударе.

Имея такого сильного союзника, как Клейст, танковые командиры смогли бы отстоять самостоятельность своих соединений. Схема ввода в бой танковых групп могла быть оптимизирована под задачу глубокого прорыва через неплотно занятые пограничные укрепления. Соответственно, наилучшим вариантом представляется следующий. Полоса наступления обеих танковых групп занимается одной-двумя пехотными дивизиями, которые лишь оказывают содействие в прорыве. Исключение составляет только Брестская крепость, для штурма которой будет выделена пехотная дивизия. Остальные пехотные дивизии в полосах наступления танковых групп остаются в глубине. Они втягиваются на советскую территорию только после ухода танковых групп в прорыв. В реальном 1941 г. совместное наступление пехоты 9-й армии и 3-й танковой группы привело к сужению полос наступления и сокращению числа используемых для наступления танковых соединений дорог. Если же из двух левофланговых пехотных корпусов 9-й армии оставить только по одной дивизии, то 3-я танковая группа сможет прорываться на широком фронте к Неману. После преодоления приграничных укреплений и прорыва в глубину построения советских войск в Белоруссии танковые группы под управлением штаба танковой армии устремятся дальше на восток.

Может возникнуть вопрос: а в чем выигрыш? Ведь в действительности Смоленское сражение началось, когда не все части дивизий 22, 20 и 21-й армий заняли назначенные им позиции. Однако есть существенная разница между неприбывшим батальоном и неприбывшим полком. Обстановка летом 1941 г. могла существенно измениться буквально в считаные дни. Например, Полоцкий УР стал в реальном 1941 г. «крепким орешком». Попытки взять его штурмом силами 3-й танковой группы потерпели неудачу. Сопротивление занимавших этот укрепрайон частей Красной Армии было сломлено немцами только с подходом пехотных дивизий. Однако приказ занять доты 174-я дивизия Зыгина получила только 29 июня. Он предписывал «к рассвету 30.6 занять все ДОТы гарнизонами, приведя их в боевую готовность». Соответственно, если бы 28–29 июня даже чехословацкие танки 38(t) 3-й танковой группы подошли к Полоцкому УРу, у них были все шансы на его быстрое преодоление. Без полевого заполнения доты бы продержались недолго.

Как нетрудно догадаться, это не единственный пример. Так, 117-я стрелковая дивизия полковника С.С. Чернюгова прибыла в район Жлобина только 3 июля 1941 г. Она заняла оборону по восточному берегу реки на фронте аж 25 км с сохранением небольшого плацдарма на западном берегу реки в районе собственно Жлобина. То есть до 3 июля 1941 г. оборонять рубеж Днепра под Жлобином было почти некому. Командовавший в 1941 г. 186-й стрелковой дивизией 22-й армии генерал Н.И. Бирюков вспоминал, что «3 июля 170-я стрелковая дивизия закончила прием от нас укрепленного района». До этого, как писал Бирюков в статье в ВИЖе, ему пришлось «Себежский УР до прибытия 170-й стрелковой дивизии оборонять 238-м стрелковым полком». Себежский УР – это 65 км по фронту. Пусть даже полк 186-й дивизии занимал не весь этот фронт. Плотность обороны до первых дней июля, как мы видим, была просто чудовищно низкая. При таких плотностях вытянутые в линию части армий внутренних округов были бы просто разорваны в клочья подошедшими с запада танковыми корпусами.

Как мы видим, даже несколько дней могли радикально изменить обстановку. Между тем командующий 3-й танковой группой Гот поставил вопрос о рывке к Западной Двине еще 23 июня 1941 г. Тогда его предложение отклонили, перенацелив 3-ю танковую группу на Минск. Минский УР передовые части Гота атаковали уже во второй половине дня 25 июня. Так что оценка времени прорыва к Полоцкому и Себежскому УРам как 27–28 июня не представляется чересчур оптимистичной. Задержка немецких танковых соединений под Минском в реальном июне 1941 г., по большому счету, сыграла на руку советскому командованию. Было выиграно время на сосредоточение армий внутренних округов на рубеже Днепра. В свою очередь, они дали бой на рубеже Днепра и под Смоленском и выиграли время на формирование новых соединений. Если же вместо Минска танковые дивизии устремятся дальше на восток, сценарий развития событий будет совсем другим. В сущности, это будет классическая операция вторжения, нацеленная на срыв мобилизации и развертывания противника, о которой грезили многие генштабисты с момента появления массовых армий.

По какому же сценарию могли бы развиваться события в случае принятия к исполнению немецким руководством гипотетического плана «Грау»? Мы можем их смоделировать, опираясь на историю реального 1941 г. Бои того страшного лета дают нам достаточно материала для расчета возможного хода боевых действий в несколько измененных условиях. Представьте, что нижеследующие строки – это текст из книги по истории, которую написали бы по итогам альтернативного развития событий.


Катастрофа, которая могла случиться

Район Брестской крепости был «ахиллесовой пятой» Западного особого военного округа, да и всей линии армий прикрытия. В Брестской крепости были сосредоточены части сразу двух стрелковых дивизий, предназначавшихся для занятия обороны в районе Бреста. Утром 22 июня эти части оказались в мышеловке: их не успели вывести из крепости к началу боевых действий. Если на других участках границы дивизии армий прикрытия подтягивались из глубины и вступали в бой с вторгнувшимся на территорию СССР противником, то под Брестом позиции остались практически незанятыми. Одна пехотная дивизия заперла в мышеловке старой крепости те войска, которые могли оказать противодействие удару танков Гудериана. Поэтому на пути самой мощной танковой группы оказались только пульбаты [7] Брестского УРа и разрозненные части стрелковых дивизий 4-й армии. Они не смогли даже воспользоваться теми преимуществами, которые давала им местность.

Одним из преимуществ атаки крупной массой является распределение шансов на удачу между несколькими игроками. Один из них может вытянуть выигрышный билетик, даже если двое других останутся ни с чем. Именно по такому сценарию развивались события под Брестом. Форсировавший Буг «ныряющими» танками XXXXVII танковый корпус завяз на переправах к северу от города. Труднопроходимая местность сильно замедлила переправу танков. Лесисто-болотистая местность также существенно задержала XXIV танковый корпус к югу от Бреста. Однако XXXXVI танковый корпус успешно прорвался в районе Бреста на шоссе Брест – Минск и продвинулся вперед сразу на 30 км.

Столь же успешным было наступление 3-й танковой группы Рейнгардта на левом фланге группы армий «Центр». Ставка на прорыв приграничных укреплений силами танковой группы оказалась верной – их защищали только отдельные батальоны из состава стрелковых дивизий 11-й армии. Несмотря на тяжелые условия местности, 3-я танковая группа на широком фронте вышла к Неману, захватив сразу несколько переправ. Силы советской 5-й танковой дивизии были распылены в контратаках против нескольких целей, и уже к вечеру 22 июня главные силы танковых дивизий Рейнгардта переправились через Неман. По решению командующего 1-й танковой армией Клейста уже в первый день войны 3-я танковая группа получила из резерва XIV танковый корпус. Танки Рейнгардта на широком фронте двинулись на восток, в направлении Лиды и Молодечно.

Наступление 2-й танковой группы Гудериана 23 июня заметно ускорилось. XXXXVI корпус вышел к Слониму. Самый сильный резерв Западного фронта, 6-й механизированный корпус, был разделен на две группы – Болдина и Хацкилевича. Частично он был задействован для прикрытия линии Нарева, частично введен в бой под Гродно, и еще два танковых полка контратаковали во фланг 17-ю и 18-ю танковые дивизии. Эта отчаянная контратака задержала наступление XXXXVII танкового корпуса. Здесь танкисты Гудериана впервые столкнулись с новыми советскими танками. В тяжелых боях советские атаковавшие без поддержки Т-34 и КВ были остановлены. Их расстреливали 88-мм зенитками, немецкие «панцеры» подкрадывались и стреляли в упор подкалиберными снарядами из своих короткоствольных 50-мм пушек.

Однако временная остановка одного из трех танковых корпусов Гудериана не могла принципиально изменить ситуацию. Две танковые группы на московском направлении перешли под управление штаба 4-й танковой армии Клейста уже вечером третьего дня кампании. Исключение составил только XXXXVIII танковый корпус Вернера Кемпфа. В его состав была включена застрявшая на Зельвянке 29-я моторизованная дивизия. Вместо нее Гудериан получал 16-ю моторизованную дивизию. Задачей корпуса Кемпфа становилось содействие 4-й и 9-й армиям в разгроме окружаемых под Белостоком советских войск. Однако изъятие одного корпуса было компенсировано мощным воздушным «кулаком». 1-я танковая армия получала поддержку VIII авиакорпуса Вольфрама фон Рихтгофена.

После короткого выпада в направлении Минска днем 25 июня стало понятно, что укрепления на подступах к городу заняты частями Красной Армии. После недолгой проверки на прочность позиций в Минском УРе подвижные соединения 3-й танковой группы развернулись и начали продвижение дальше на восток, вдоль Минского шоссе и на Витебск. Город Борисов оборонялся только отрядом танкового училища. Считалось, что фронт еще очень далеко. Тревожные предчувствия появились, только когда 26 июня с запада к Борисову подошли несколько групп солдат и командиров Красной Армии. Они сообщили, что немцы уже под Минском. Им поначалу просто не поверили и арестовали как дезертиров. Вечером того же дня было видно зарево и слышались звуки далекого боя. Уже ночью к Борисову подъехали танк БТ и полуторка с несколькими перевязанными бойцами и командиром с танкистскими петлицами. На все расспросы они отвечали скупо, сказав только, что они из 5-й танковой дивизии и вели бой с немецкими танками. Было видно, что они подавлены и словно оглушены.

Несмотря на все предупреждения о надвигающейся грозе, появление на рассвете 27 июня, всего лишь на пятый день войны, перед бетонным мостом на шоссе Минск – Москва немецких танков и броневиков стало шоком. Усугубилась ситуация внезапной атакой немецких диверсантов в форме Красной Армии. Однако мост еще не был толком подготовлен к взрыву, и эта предосторожность немецкого командования оказалась излишней. Первая попытка отбить мост была предпринята курсантами училища, но она потерпела неудачу. Более того, севернее Борисова Березина была форсирована еще одним отрядом немцев. Под угрозой окружения отряд Борисовского училища отошел дальше на восток.

Следующей жертвой немецкого наступления стал эшелон, подошедший к Борисову от Смолевичей. Он был немедленно остановлен и расстрелян немецкими танками. Перехват шоссе сразу же привел к тому, что отходившие от Минска разрозненные группы красноармейцев натыкались на немецкие засады и сдавались в плен. Та же судьба постигла кавалькаду машин партийных чиновников из Минска, ехавших вместе с семьями.

Одновременно с прорывом к Борисову еще один моторизованный корпус 3-й танковой группы наступал через Лепель и Бешенковичи на Витебск. Корпуса 2-й танковой группы Гудериана наступали на Бобруйск, Могилев и Жлобин. «Быстрого Гейнца» пока раздражало только то, что шоссе Минск – Москва осталось в полосе его соседа Рейнгардта. Он лелеял надежду быстрее своего соседа выйти к Минску и потребовать перенарезки разделительных линий. Но, ввиду упорного сопротивления советской пехоты под Барановичами, к Минску он опоздал. Также Гудериан с нетерпением ждал подтягивания XXXXVIII танкового корпуса.

В то время как подвижные соединения 1-й танковой армии Клейста быстро продвигались к Двине и Днепру, под Белостоком еще гремело сражение на окружение. Использование XXXXVIII танкового корпуса в промежутке между Зельвянкой и Щарой позволило немецкому командованию перехватить основные пути отхода 3-й и 10-й армий. Несмотря на трудные условия местности, немецкой 16-й танковой дивизии генерала Хубе удалось прорваться к Неману и соединиться в районе города Мосты с передовыми частями 9-й армии Штрауса.

На занявшие оборону фронтом на запад немецкие части сразу же обрушился настоящий шквал атак. В попытках прорваться на восток использовалось большое количество советских танков новых типов. 16-я танковая дивизия немцев понесла большие потери в людях и технике. Иногда немецкий фронт давал трещины. Некоторым группам советских окруженцев удалось прорваться за Щару, к Новогрудку и Минску.

Тем временем в штабе Западного фронта лихорадочно размышляли над мерами противодействия германским прорывам. Командующего Западным фронтом Д.Г. Павлова, хорошо знакомого с танковыми войсками и их оперативным использованием, было трудно удивить глубокими прорывами. Однако даже он был шокирован рывком германских моторизованных соединений к Днепру и Западной Двине. Части 2-го стрелкового корпуса в Минском УРе отразили первый натиск немецких танков, после которого наступила звенящая тишина. Бойцы всматривались в залитые ослепительным солнечным светом поля, но немцы словно сквозь землю провалились. Вскоре стало понятно, что они прорвались дальше, к Борисову, далеко в тыл Западного фронта. Поначалу их сочли выброшенным противником десантом. Павлов отправил к Борисову на автомашинах отряд из 100-й стрелковой дивизии. Однако отряд напоролся на немецкие танки, был разбит и отошел обратно в Минск. По дороге ему, правда, удалось разгромить штабную колонну и захватить портфель с документами. Они заставили крепко задуматься: судя по карте, на восток, к Лепелю и Толочину, двигались три танковые и две моторизованные дивизии.

Генерал Павлов оказался перед дьявольски трудным выбором. Главные силы фронта были окружены далеко к западу от Минска, под Белостоком. В его руках оставалось несколько пехотных дивизий. Во-первых, это были четыре стрелковые дивизии под Минском, объединенные управлением 13-й армии. Летавшие на разведку летчики докладывали, что Минск с двух сторон обходят огромные колонны техники, включая танки, грузовики и моторизованную артиллерию. Во-вторых, это был 21-й стрелковый корпус под Лидой. Он также столкнулся с танковыми частями немцев, которые, однако, вскоре ушли дальше на восток. Наконец, где-то к югу от Минска находились остатки 4-й армии. Просматривались три возможных варианта действий:

1) атаковать в западном направлении, пытаясь вызволить из «котла» 3-ю и 10-ю армии;

2) атаковать во фланг и тыл прорывающиеся к Днепру и «смоленским воротам» немецкие танки;

3) отходить на рубеж Днепра, стремясь сохранить его для прибывающих из глубины страны войск;

4) остаться в районе Минска и занять круговую оборону.

Любой из первых трех вариантов грозил потерей Минска. Для сбора ударного кулака потребовалось бы снимать дивизии из Минского УРа. Контрудар был наиболее осмысленным вариантом действий, но нужно было ответить себе на вопрос о его задачах и перспективах. Сосед справа, Северо-Западный фронт, попросту исчез, словно его никогда и не было. Летавшие на разведку в Прибалтику летчики видели только немцев в пеших колоннах и на автомашинах. Можно было бы бить на юг, но без танков такое контрнаступление было обречено. Отступление на восток тем более вынуждало оставить столицу Советской Белоруссии. Павлов был реалистом и понимал, что потери Минска ему не простят. К тому же отступление стрелковых частей пешком в окружении танков противника грозило превращением отхода в бегство и разгромом в маршевых колоннах.

Генерал Павлов принял решение остаться в районе Минска и вести бой до конца, даже если придется это делать в полном окружении. Не в последнюю очередь это решение объяснялось тем, что он хотел дать спасительный островок тем, кто сумеет вырваться из окружения под Белостоком. Туда, где гремели бои в окружении, было отправлено несколько самолетов, сбросивших вымпелы с приказом отходить на Минск. Как ни странно, в войсках решение Павлова обороняться было воспринято с энтузиазмом. Солдаты и младшие командиры верили, что позади, под Оршей и Смоленском, развернутся и мобилизуются главные силы Красной Армии. Они смогут их вызволить, главное, не сдавать Минск. Западный фронт «крепости Минск» образовали позиции Минского УРа. К северу, югу и востоку от города была быстро возведена полевая оборона.

Приказ на отход к Минску получили далеко не все. Потерявшие связь с командованием остатки разбитых армий Западного фронта отходили на юг, в лесисто-болотистую Припятскую область. Они отступали в район Гомеля. Это часто были довольно многочисленные группы, по нескольку тысяч человек, но без тяжелого оружия. В лучшем случае они выносили с собой станковые пулеметы и минометы. Злые и энергичные окруженцы накапливались на левом крыле созданного заново Западного фронта. Это были уже опытные бойцы, которые знали, что немцев можно бить.

Окруженные в районе Минска войска вскоре получили наименование «группа Павлова». Называть несколько стрелковых дивизий «фронтом» уже не имело никакого смысла. Предложение вылететь в Смоленск из Минска на присланном самолете Павлов отклонил. Западный фронт стал формироваться заново. Новым командующим Западным фронтом стал нарком обороны маршал С.К. Тимошенко. К моменту, когда Тимошенко вылетел из Москвы в Смоленск в штаб формирующегося заново Западного фронта, ситуация еще казалась контролируемой. Из внутренних округов на рубеж Западной Двины и Днепра прибывало несколько свежих армий. Кроме того, Тимошенко был доволен ходом боевых действий на Украине, где войска Юго-Западного фронта пока держались и сохраняли целостность фронта.

Однако ситуация на Юго-Западном фронте казалась стабильной лишь в сравнении с оглушительной катастрофой под Минском. Оборона 5-й и 6-й армий на линии границы под Сокалем и Львовом была быстро сокрушена наступлением 6-й и 17-й армий группы армий «Юг». Крупных масс танков здесь немцами в бой не вводилось. Пехотные дивизии наступали при поддержке штурмовых орудий. Однако в полосе немецкой 6-й армии под Сокалем и Новоград-Волынском были введены две танковые дивизии – 11-я и 14-я. Они были эшелоном развития успеха и наступали вдоль шоссе на Житомир и Бердичев соответственно. Осторожный командующий группой армий «Юг» постоянно одергивал командиров обеих дивизий, не позволяя им намного отрываться от пехоты 6-й армии. Тем не менее их успехом стал захват плацдармов на реке Стырь под Дубно и Луцком. Заболоченная пойма реки могла стать серьезным препятствием, но благодаря броску вперед танковых дивизий она была преодолена до подхода советских резервов. Серьезно ухудшилась обстановка с началом наступления 11-й армии из Румынии. Командование Юго-Западного фронта было вынуждено принять решение об отходе на рубеж старой границы.

Тем не менее положение советских войск на Украине в конце июня 1941 г. внушало Верховному командованию осторожный оптимизм. Поэтому развернутые первоначально на Украине 16-ю и 19-ю армии из Забайкалья и с Северного Кавказа было приказано отправить на север, на московское направление. Некоторые эшелоны этих двух армий попросту разворачивались в пути. Выгрузившиеся под Острогом части 16-й армии вначале получили сообщение о прорыве немецких танков, но вскоре выяснилось, что оно ложное. До Острога немецкие танки не добрались. Контрудары механизированных корпусов Юго-Западного фронта вынудили немецких танкистов остановиться и занять оборону.

Перенаправлением под Смоленск 16-й и 19-й армий дело не ограничилось. Несмотря на сложную обстановку на Юго-Западном фронте, Генштаб Красной Армии без колебаний санкционировал переброску на Западный фронт 8-го и 16-го механизированных корпусов. Вслед за ними отправился 7-й стрелковый корпус.

Верховное командование безжалостно выкачивало из Юго-Западного фронта все резервы, ввиду необходимости восстановления фронта на московском направлении. Однако еще до прибытия войск с Украины под Смоленск Западный фронт получил еще один мощный и неожиданный удар. Тимошенко считал, что у него еще есть время на организацию обороны. Но стремительное изменение обстановки опрокинуло все его расчеты. Выход немецких танковых соединений на рубеж Западной Двины и Днепра застал сосредотачивавшиеся на этом рубеже 22, 20 и 21-ю армии еще в процессе выгрузки из эшелонов. Большая часть эшелонов к моменту прорыва немцев была еще в пути.

Соединения 3-й танковой группы Рейнгардта действовали в строгом соответствии с планом. Набирая скорость, все три корпуса группы устремились к Полоцку и Витебску. На ближних подступах к Полоцку танковая колонна неожиданно напоролась на бетонные укрепления. Некоторые из них были замаскированы под жилые постройки. Несколько танков было подбито, на грузовики с пехотой обрушился шквал огня артиллерии. Пришлось немедленно разворачиваться в боевые порядки, выводить на позиции артиллерию и вызывать пикирующие бомбардировщики. Однако первый же бой показал, что полевая оборона вокруг дотов осталась полупустой. Штурмовые группы блокировали один дот за другим. Несмотря на ожесточенное сопротивление гарнизонов, через несколько часов все было кончено. Боевая группа 7-й танковой дивизии снова свернулась в боевые порядки и продолжила наступление на восток. Вечером передовая боевая группа дивизии остановилась для дозаправки и пополнения боезапаса. Однако в разгар заправки танков от боевого охранения поступило донесение о приближающемся советском эшелоне с войсками. Немцам пришлось спешно вводить в бой успевшие заправиться танки. Паровоз был подбит уже на первых минутах боя. Уже под огнем советские пехотинцы спрыгивали на железнодорожную насыпь и принимали бой. Однако силы были неравны, и вскоре на месте эшелона стояла груда дымящихся остовов вагонов. Захваченные пленные говорили, что они прибыли с Урала. Эшелон начал выдвижение к границе еще в середине июня. Он должен был выгрузиться в Полоцке.

Позднее выжившие будут называть те бои «битвами в эшелонах», «вагонными баталиями» и «рельсовой войной». Вагоны становились казармами, штабами и фортами на колесах. Железнодорожная насыпь превращалась в крепостную стену, и рельсы становились бруствером. Выдвигавшиеся на запад эшелоны с войсками части иной раз вступали в бой буквально в вагонах. Часто орудия открывали огонь прямо с платформ. Почти легендарным стал случай, когда зенитная батарея из 76-мм пушек прямо с платформ расстреляла несколько немецких танков. Однако перевозимые в эшелонах орудия чаще всего имели малый запас снарядов. Здесь многое зависело от смелости и решительности командиров, которые волей случая оказывались во главе групп бойцов из разных частей, оказавшихся в одном или нескольких эшелонах. Общую сумятицу усиливали постоянные бомбардировки с воздуха.

Наиболее ожесточенным было «вагонное сражение» за Витебск. На вокзале и железнодорожных путях под городом скопилась сразу большая группа не добравшихся до мест назначения эшелонов. В них были перемешаны части разных дивизий. Что самое важное, в Витебске и под ним застряли эшелоны с боеприпасами. Поэтому оказавшиеся здесь части не испытывали проблем ни с патронами, ни со снарядами. У защитников Витебска был даже бронепоезд и несколько танков. Возглавил оборону энергичный комбриг Зыгин. Именно по его инициативе после получения известий о приближении немцев к городу части спешно выгрузились из вагонов и начали строить оборону. Бои за город шли несколько дней. Несколько раз Витебск подвергался ожесточенной бомбардировке пикировщиками VIII авиакорпуса. Город огрызался шквальным огнем зенитных автоматов невесть откуда взявшегося и застрявшего в Витебске зенитного полка. Город фактически оказался под ударом сразу двух танковых корпусов противника. Один корпус атаковал через Полоцк, второй – от Бешенковичей.

Однако во многих случаях сценарий боя «эшелонной войны» был проще и страшнее. Затерянный между перегонами эшелон, потерявший связь с командованием, оказывался под ударом немецких танков. Далеко не все командиры высылали разведку на лошадях и мотоциклах, чтобы узнать, что происходит. В этом случае атака немецких танков развернутым строем имела просто убийственный эффект. В наихудшем положении были тыловые части, саперы, связисты. Они не имели ни опыта, ни средств борьбы с танками противника.

Благодаря тому что 3-я танковая группа не задерживалась под Минском, она вышла к Березине на лепельском направлении уже 27 июня [8] . Мощным артиллерийским огнем немцы вынудили к отходу пограничный отряд, охранявший переправы в районе Березино (западнее Лепеля). Сам Лепель тогда прикрывался сводным отрядом курсантов минометного училища, Виленского пехотного училища и 103-го противотанкового дивизиона. Мосты в Лепеле были взорваны. Однако, как это чаще всего случалось, взорванные мосты не стали для немцев причиной длительной задержки. 28 июня немецкая мотопехота форсировала Березину юго-западнее Лепеля, и к исходу дня город был оставлен советскими войсками.

Все три моторизованных корпуса новой 3-й танковой группы практически одновременно преодолели Березину и вышли на подступы к Витебску и Орше. Этот район издавна получил наименование «Смоленские ворота». Действительно, здесь русло Днепра изгибается у Орши и словно пропускает идущие с запада полчища захватчиков на восток, к Смоленску. Изгиб Западной Двины также открывает путь для движения на восток без ее форсирования. Пока два корпуса группы Рейнгардта оказываются втянуты в бой за Витебск, еще один атаковал в направлении Орши. Здесь он был встречен огнем только что выгрузившихся из эшелонов частей из 20-й армии. От штурма Орши немцам пришлось отказаться.

Нельзя сказать, что советскому командованию было нечего противопоставить противнику. Сгинувшими в огне приграничного сражения мехкорпусами список самостоятельных механизированных соединений Красной Армии не ограничивался. 7-й механизированный корпус получил приказ на выдвижение на запад уже 24 июня 1941 г. Соответственно, к 28 июня это элитное соединение из Московского военного округа уже сосредоточилось в район Орши. Здесь он получил некоторое количество танков новых типов, т. е. Т-34 и КВ. До этого в корпусе не было ни одной «тридцатьчетверки» или «Клима Ворошилова». В тот же день он получил приказ на контрудар [9] . Собственно, у командования нового Западного фронта не было бы выбора. Стрелковые соединения 20-й армии в конце июня еще только сосредотачивались в «смоленских воротах», и о сплошном фронте не было и речи.

Задачей 7-го механизированного корпуса стал прорыв к Витебску, где вели бои в окружении части 22-й армии. Поначалу атака советских танков имела успех. Продвигавшуюся практически в пустоте 3-я танковую группу практически никто не контратаковал. Поэтому контрудар крупной массы танков оказался неожиданностью, тем более что авиация не смогла вскрыть сосредоточение нескольких сотен танков 7-го мехкорпуса. Они были надежно спрятаны в лесах. Советским танкам удалось сбить фланговые заслоны и выйти на ближние подступы к Витебску. Танкисты видели зарево и слышали шум «эшелонного сражения». Однако для того, чтобы прийти в себя, немцам понадобилось всего несколько часов. На боевые порядки 7-го мехкорпуса была перенацелена авиация VIII авиакорпуса. «Штуки» обрушились на тылы, артиллерию и мотопехоту. Также корпус был атакован во фланг и тыл. Кроме того, в обход Витебска дальше на восток двинулся XIV моторизованный корпус. Этот маневр заставил Тимошенко срочно выводить из боя 7-й мехкорпус и оттягивать его назад к Смоленску. В Смоленск тем временем прибывали эшелоны с войсками 16-й армии и 5-го мехкорпуса.

Контратаки, постоянные бомбардировки и приказ на отход дезорганизовали 7-й мехкорпус. Потеряв большое количество танков и автомобилей, он откатывался к Смоленску. По пятам его преследовал LVII танковый корпус группы Рейнгардта. К моменту отхода к Смоленску мехкорпус почти полостью потерял боеспособность. На оставленном поле боя немцами был найден и опознан труп Якова Сталина. Он был убит бомбой на позициях своего артиллерийского полка. Обезображенный труп сразу же стал сюжетом для пропагандистских листовок.

Вводом в бой буквально «с колес» прибывающих соединений 16-й армии и 5-го мехкорпуса Тимошенко удалось предотвратить немедленный захват Смоленска ударом с севера. Однако одновременно командующий Западным фронтом получил тревожные донесения о прорыве немцев через Днепр в районе Могилева и Жлобина. Последние эшелоны 16-й и 19-й армий вступили в ряд ожесточенных «эшелонных сражений» к югу от Смоленска. Немецкие танки упорно продвигались дальше и дальше на восток. Уже 10 июля они прорвались к Ельне. Тем самым танковая группа Гудериана углубилась в расположение 24-й армии, которая была растянута на широком фронте от Белого до Ельни. За спиной вытянутых в нитку соединений 24-й армии боеспособных войск Красной Армии практически не было.

Надежду на изменение ситуации в лучшую сторону дали прибывшие с Украины 8-й и 16-й механизированные корпуса. Вместе с тремя стрелковыми и одной танковой дивизией группы Качалова они нанесли контрудар в районе Рославля. Двум мехкорпусам удалось глубоко вклиниться во фланг 2-й танковой группы. Немецкому командованию удалось разрешить эту кризисную ситуацию сосредоточением крупных сил авиации и контрударом XXIV и XXXXVIII танковых корпусов. Танковое сражение в районе Рославля закончилось окружением главных сил группы Качалова.

В то время как основная масса группы армий «Центр» ушла далеко на восток, в ее тылу продолжало греметь сражение за «крепость Минск». Здесь советским войскам удалось сковать значительные силы немецкой пехоты. Тем самым она была исключена из состава тех войск группы армий «Центр», которые торопливо продвигались вперед, стремясь нагнать вырвавшиеся вперед танковые соединения. Бои за Минск завершились только в середине июля. Группа Павлова исполнила свой долг до конца, надолго сковав два армейских корпуса немцев.

В середине июля 1941 г. произошли события, которые позднее вызвали ожесточенные споры среди историков. Начальник Генерального штаба Красной Армии Г.К. Жуков на совещании в Кремле предложил отвести главные силы Юго-Западного фронта на Днепр и высвободить 6-ю и 12-ю армии [10] . Сталин поначалу встретил это предложение в штыки и раздраженно бросил Жукову: «Хватит нести чушь!» Однако Жукова поддержал Шапошников. На следующий день прилетевший из Киева начальник штаба Ю-ЗФ Пуркаев предложил детально разработанный план отхода за Днепр, позволяющий сохранить войска и высвободить резервы. Обстановка под Смоленском с каждым часом становилась все более угрожающей, и Сталин после долгих раздумий принял план отвода войск на Украине за Днепр.

Отход с «линии Сталина» был начат ночью и проходил как по часам. Главные силы немецкой авиации были задействованы под Смоленском, и 4-й воздушный флот не смог эффективно воздействовать на отходящие советские войска. Две танковые дивизии группы армий «Юг» к тому моменту уже были выведены в тыл. Почти без потерь Юго-Западный и Южный фронты отошли на Днепр. Были высвобождены 6, 12 и 18-я армии. Незамедлительно их начали грузить в эшелоны и через Москву выдвигать к Вязьме. Однако, ввиду разгрома группы Качалова, 18-ю армию пришлось перебросить в район Гомеля. Здесь немецкая 2-я армия начала наступление на Киев силами пехотных дивизий. Потрепанная 5-я армия и остатки переживших «войну на рельсах» соединений 21-й армии с трудом сдерживали натиск немецкой пехоты. Устойчивость ее положения сохранялась лишь за счет постоянного притока пополнений из выходящих из припятской области голодных, но понюхавших пороху окруженцев.

Позднее историки спорили, положительную или отрицательную роль сыграл этот отвод. Одни утверждали, что, если бы Юго-Западный фронт не отошел за Днепр, немцы бы ни за что не решились наступать на Москву, имея на фланге гигантский «украинский балкон». Другие говорили о том, что, если бы не снятые с Юго-Западного фронта войска, Москва бы пала уже в первых числах августа. За этот эпизод также было подвергнуто жесткой критике немецкое командование. Командующий группой армий «Юг» был обвинен в преступном бездействии, позволившем советскому командованию вывести в резерв несколько армий. Считалось, что настойчивое преследование и немедленный ввод в бой танковых дивизий могли привести к окружению и разгрому отступающих армий Юго-Западного фронта. Вместо этого Рундштедт ждал санкции Верховного командования на передачу ему III танкового корпуса, формально перешедшего в подчинение OKH. Из-за этого танковый корпус Маккензена вступил в бой с большим опозданием и сумел лишь пощипать советские арьергарды.

Тем временем немецкое командование готовилось к последнему броску на «шверпункт» Восточного похода – Москву. К началу августа немецкие пехотные дивизии были подтянуты на рубеж, достигнутый танковыми соединениями 1-й танковой армии. Одновременно был выведен с Украины и перевезен по железной дороге в район Смоленска III танковый корпус. 1-я танковая группа Гота, проложившая путь к Луге и Новгороду пехотным дивизиям группы армий «Север», также была выведена в резерв. На московском направлении сосредоточивалась мощная ударная группировка, включавшая почти все танковые дивизии, имевшиеся в тот момент в распоряжении германского командования на Восточном фронте. Из резерва OKH были выведены 2-я и 5-я танковые дивизии. Была также сформирована 4-я танковая группа, которую возглавил Э. Гёпнер. Все эти мероприятия позволили немцам сформировать 4-ю танковую армию, основой для которой стал штаб 4-й полевой армии Клюге.

Операция несколько раз откладывалась в ожидании благоприятных погодных условий. Немецкое командование рассчитывало в полной мере использовать авиацию 2-го воздушного флота, усиленного перегруппировкой нескольких авиасоединений из 1-го и 4-го воздушных флотов на флангах советско-германского фронта. Для прикрытия готовящегося наступления на московском направлении группы армий «Север» и «Юг» начали частные операции под Новгородом и Гомелем. Эти выпады действительно дезориентировали советское командование. Несколько свежесформированных дивизий и противотанковых полков были переданы Северо-Западному и Юго-Западному фронтам.

Наконец, в яркий солнечный день 10 августа 1941 г. на фронте под Вязьмой загремела артиллерийская подготовка. Советское командование ожидало прямого удара на Москву вдоль шоссе Смоленск – Москва или же продолжения наступления в тыл Юго-Западного фронта. Однако вместо этого была взломана оборона войск Западного фронта к северу и югу от шоссе. На каждом из этих направлений была введена танковая армия. После прорыва обороны каждая их них разделилась надвое. По одной танковой группе устремилось на Москву, а две других двинулись на Вязьму, замыкая кольцо окружения за спиной армий Западного фронта. 12 августа Гитлер вышел на трибуну в берлинском Спортпаласе и бросил, выкрикнул толпе: «В эти часы на Восточном фронте происходят грандиозные события. Уже 48 часов ведется новая операция гигантских масштабов. Она приведет к окончательному уничтожению врага на Востоке!»

Москва была окружена через две недели после начала немецкого наступления. Однако еще долгие две недели на фронте стояла звенящая тишина. Изолировав советскую столицу, танковые группы остановились и стали ждать подхода пехоты полевых армий. Несмотря на все уговоры, Сталин остался в Москве. Он был подавлен гибелью сына и все еще надеялся, что удастся отстоять столицу. Когда начались уличные бои за город, Сталин лично руководил, впоследствии ставшей легендарной, контратакой у Белорусского вокзала. Здесь он и был убит шальной миной. Труп так и не опознали – немцы приняли невысокого рябого человека в френче за одного из многочисленных ополченцев. Несколько человек из ближайшего окружения советского вождя сумели ночью покинуть горящий город на спрятанном в одном из московских парков «Дугласе». Именно от них стало известно, что произошло со Сталиным.

Катастрофа с потерей столицы и гибелью вождя вызвала разброд и шатание в партийной верхушке. Произошла попытка государственного переворота. Путчисты стремились заключить новый «брестский мир». Однако путч соглашателей был безжалостно подавлен. Новым генеральным секретарем стал Вячеслав Молотов. Он произнес речь, в которой прозвучали слова: «Мы никогда не сдадимся…»


C Виктором Суворовым беседует Дмитрий Хмельницкий Мог ли Гитлер выиграть войну?

– Виктор, традиционно считается, что, напав на СССР, Гитлер совершил ошибку и проигрыш Германии был запрограммирован. Но дальше этого обсуждение обычно не заходит. Вопрос о том, были ли у Гитлера реальные шансы выиграть войну со Сталиным, как правило, остается за скобками.

Итак, вопрос, точнее, вопросы – мог ли Гитлер победить Сталина, в каком случае это могло произойти и к чему бы это привело?

– Да, Гитлер мог выиграть войну со Сталиным, никаких сомнений в этом нет. Для подтверждения этой мысли я обращаюсь к протоколу допроса генерал-лейтенанта Лукина в немецком плену. Михаил Федорович Лукин в 1941 г. командовал 16-й армией, которая была выдвинута из Забайкалья перед немецким нападением. Потом он героически сражался в районе Шепетовки, куда была выведена 16-я армия. Потом ее перебросили в Белоруссию, она отступала к Смоленску. В смоленском окружении Лукин принял на себя командование всеми окруженными войсками и держался там. Если бы он не держался, Москва пала бы очень быстро. Эта задержка под Смоленском в конце лета 1941 г. дала Сталину возможность собраться с силами и перевести дыхание. То есть Лукин – это герой, спасший Москву и, возможно, Советский Союз. И вот он попадает в плен. Немцы кладут его в офицерский госпиталь, где ампутируют ногу. У него была раздавлена нога, началась гангрена.

И вот в ходе допроса Лукин говорит немцам: «Дайте русскому мужику землю, и он ваш». Это говорит герой, спасший Москву.

Это значит, что после коллективизации любой, кто освободил бы людей от колхозов, кто припомнил бы коммунистам все их преступления против народа, был бы освободителем. Гитлеровцев встречали с цветами в Эстонии, Литве, Латвии, в Украине – не только Западной, в Белоруссии – не только Западной. И в Киеве тоже. Есть свидетельства, что на Крещатике старики вышли навстречу немецким колоннам с хлебом-солью.

В недавнем фильме Виктора Правдюка о войне есть страшные кадры: после окружения под Вязьмой (это после смоленского окружения, все тот же фронт гибнет снова) гонят наших радостных пленных солдат, а они все в новеньких шинелях. То есть это те, кто только прибыл на фронт, в окопах они не пачкались, так прямо и сдавались… Возможность выиграть была грандиозная.

– Об этом же пишет Борис Бажанов в своих мемуарах… – Да, конечно. У меня есть мемуары рядовых власовцев, которые приходили к немцам и говорили: «Запишите меня в вермахт». А немцы этого просто не понимали, говорили: «Как же ты будешь воевать против своего народа?», а те отвечали: «Да не против народа! Запишите меня в вермахт, я буду против коммунистов воевать».

– Что произошло бы, если бы Гитлер объявил о создании русской антикоммунистической армии? – Начался бы распад Красной Армии. Сдавались бы большими массами, не желая воевать. И все бы посыпалось. Немцы бы вышли к Волге, и вся эта власть рухнула бы…

– А без этого, чисто военными средствами победить – шансы были? – Пожалуй, что нет. Это была роковая политическая ошибка – воевать против русского народа, украинцев, молдаван… Шло уничтожение народа, а народ не хотел уничтожаться. После этого любые военные усилия были бесполезны.

– А в чем состояла изначальная ошибка немецкого военного планирования?

– Ошибка немецкого военного планирования в самом начале состояла в том, что силы Советского Союза были колоссально недооценены. План «Барбаросса» в принципе не план, это директива. Это очень странный документ, некая декларация о намерениях, и ничего больше.

Вообще план совершенно дикий. Там, например, написано, что вот выйдем к Волге, а последние советские промышленные центры на Урале можно будет разрушить дальней авиацией. Которой у них нету!

Да и на Урале совсем не последние центры. За Уралом и Алтай, и Новосибирск, и Комсомольск-на-Амуре (самый мощный авиационный завод мира), и Омск, и чего там только нет… С военной точки зрения план «Барбаросса» – это какая-то чепуха.

Даже и в стратегическом плане тоже сомнителен. Наносится удар тремя группами армий, и эти три группы армий идут по РАСХОДЯЩИМСЯ направлениям! Группа армий «Север» на Ленинград, на северо-восток, и отходит от группы армий «Центр». Между ними образуется колоссальный разрыв. А группа армий «Юг» устремляется на юг, к Днепропетровску, Запорожью, Херсону, форсирует Днепр и т. д. Действовать по расходящимся направлениям – это ошибка, за которую бьют даже командиров взводов.

– То есть немцы просто не планировали серьезное сопротивление? – Да, эта дикая недооценка Красной Армии была признана Гитлером на совещании в Борисове, когда он сказал, что, если бы заранее знал, что у Советского Союза есть столько танков, он бы войну не начинал. Это было жутким шоком для присутствующих генералов. Не ведая того, он сам ляпнул: «Братцы, я просчитался».

– Это ошибка абвера?

– Да. Разведка работала из рук вон плохо. Но недооценка возникала не только на уровне разведки, но и на уровне политического руководства. Мы сидим в имперской канцелярии, мы знаем, что там живут недочеловеки, и мы не тратим много средств на добывание сведений, потому что и так все ясно. Если бы государственные мужи полностью понимали бы опасность, то они сами бы уделяли больше внимания разведке.

Вот, например, такой дикий момент. Танки Т-34 были впервые показаны на параде 1 мая 1941 года. Это был танк будущего, уже по одной своей форме. Немецкие танки казались по сравнению с ними ящиками, сделанными из досок, с плоскими вертикальными поверхностями. А тут появляется танк с совершенно удивительными формами. Для того времени это был танк футуристический. И эта форма, и длина орудия, и ширина гусениц – все это давало как минимум пищу для размышлений. Но никто над этим не размышлял, пока война не началась. А ведь работа разведки – это не только на параде смотреть. Прежде чем оказаться на параде, танки разрабатывались, испытывались, потом шли в производство, поступали в войска… Это длинная цепь событий, которую разведка должна была отследить.

Где-то в Харькове был построен колоссальный завод дизельных двигателей с алюминиевым блоком цилиндров. Для разведки это безумно важно. Там работают десятки тысяч людей, и завод потребляет колоссальное количество алюминия почему-то. Запорожье туда поставляет алюминий. Что это такое? Авиационное производство? Нет. В Харькове есть другой авиационный завод, который строит Су-2, он тоже пожирает алюминий. А тут есть еще какой-то завод двигателей… Авиационных? Нет, не авиационных. А каких?

Вот когда разведка докапывается до таких совсем простых вещей, это сразу заставляет выстраивать цепочку. Кому нужен мощный дизельный двигатель с алюминиевым блоком цилиндров? Для каких-то новых танков… Ага, давайте искать новые танки.

– Предположим, Гитлер ударяет не растопыренными пальцами, а кулаком. Предположим, ему удается взять Москву, что в принципе не исключено. Что дальше? – Если бы политика в отношения населения СССР продолжалась, ничего бы у Гитлера все равно не получилось.

– План Гитлера был – отогнать Сталина до Урала?

– Нет, не до Урала. Планом предусматривалось выйти на линию А – А, Архангельск – Астрахань. Дойти до Волги. А дальше – выбомбить всю оставшуюся промышленность стратегической авиацией, которой у Гитлера не было.

Они ждали зиму русскую как спасения. Надеялись, что начнется зима и прекратятся боевые действия. Гитлер писал Муссолини, что для оккупации России придется выделить какое-то количество дивизий… Полный бред.

Захват Москвы не решал ничего. Да и взять ее было трудно, хотя теоретически и можно. Но была запасная столица в Куйбышеве. И был опыт.

В 1918 г. немцы угрожали Питеру, и большевики убежали в Москву. Никто никогда бы не подумал, что Москва может быть столицей. А большевики ее там выстроили.

Народ живет не символами. Вот стоит за тобой заградотряд и стреляет в затылок, а где в этот момент товарищ Сталин – в Куйбышеве или еще где – это мало кого колышет.

Помимо прочего, если бы немцы вышли к Волге, то нефть Баку перестала поступать вверх по Волге. И еще, в этом случае другой нефтяной район – Куйбышев, Казань, Башкирия – оказался бы в зоне досягаемости тактической авиации. Тогда СССР очень плохо пришлось бы в смысле снабжения нефтью. Но поднялась бы дубина народной войны. Война стала бы затяжной, это было бы похоже на Афганистан, Вьетнам или на Северную Ирландию…

– Предположим, немцы дошли до линии А – А. Встали. Красная Армия – четвертый, пятый, шестой эшелоны, которые к этому времени сколотили, – скапливается за этой линией. Если Гитлер меняет восточную политику, дает землю крестьянам и прекращает террор, там разваливается все… А если нет – то это ничего не решает?

– Кроме того, за нами была Америка. Я недавно нашел очень интересные сведения. В апреле 1941 г. Америка начала в Басре (в Ираке) строить завод по производству «Студебекеров». По-моему, это подготовка к ленд-лизу.

Итак, немцы вышли к Волге, война стала затяжной, а тут начинаются поставки американского бензина, автомобилей… Рано или поздно, если бы Америка вмешалась в войну, начались бы американские бомбардировки городов и все затянулось бы года до 1948-го…

– А если бы у Гитлера все-таки хватило ума в 1941 г. сообразить, что к чему, уступить требованиям собственных генералов, изменить восточную политику и дать землю крестьянам?

– Тогда бы крестьяне не пошли в Красную Армию. Тогла бы крестьяне не поддерживали партизан. Их бы ловили и вешали. Но, кроме всего этого, было еще требование по организации русского правительства. Вот эпизод, когда Андрей Андреевич Власов пришел к Михаилу Федоровичу Лукину и сказал: «Михаил Федорович, давайте вы будете главнокомандующим Русской освободительной армии, а я у вас буду замом». Лукин спрашивает: «Андрей Андреевич, а вы уверены, что, когда мы победим, а мы победим, Гитлер нам позволит создать независимую Россию?»

Власов говорит: «Нет, я в этом не уверен». – «Ну тогда, – говорит Лукин, – я остаюсь здесь и буду сидеть в лагере». Он сидел в лагере до конца, вышел, фильтрацию прошел очень быстро, потому что знали, что он герой защиты Москвы. Как Власов был героем защиты Киева.

Так вот, требованием русских людей, которые действительно могли возглавить войну против Сталина и коммунизма, была независимая Россия, хотя бы и усеченная. А это значит независимая Украина, которую, кстати, бандеровцы провозгласили, как только немцы вошли во Львов. Их всех после этого посажали, и Бандера всю войну просидел в немецком концлагере. Можно вспомнить Локотскую республику, можно вспомнить самоуправление Смоленска при немцах… Народ в то время еще был способен к самоорганизации. Красные партизаны в Локотскую республику нос боялись сунуть, народ их уничтожал беспощадно.

Так называемая «Великая Отечественная война» носила в себе все элементы войны гражданской. Если бы самостоятельная независимая Россия до Волги включительно образовалась бы, то она стала бы барьером для коммунистической России, которая, возможно, сохранилась бы за Волгой.

– А что при этом происходило бы на Западе? Война бы заглохла?

– Гитлер постоянно обращался к британским властям с предложениями о мире. Это были публичные обращения. Но за Великобританией стояли Соединенные Штаты Америки. Я думаю, что Великобритания на мир никогда бы не пошла, а США в войну все равно ввязались бы.

Западная и Центральная Европа – это колоссальные индустриальные и интеллектуальные возможности, но без сырьевых ресурсов. Есть уголь, но нет железной руды. Руда поступала из Советского Союза и Швеции. Нет нефти, по большому счету, нет марганца, никеля, олова, вольфрама, молибдена, без которых воевать нельзя. Если бы Гитлер правильно поставил оккупацию этих стран, то что-то можно было бы сделать. Но и в отношении прочих оккупированных стран все было сделано неправильно.

– То есть если бы на Востоке стабилизировалась ситуация, то на Западе Гитлера это все равно бы не спасло? – Если бы на Востоке стабилизировалось противостояние «Московской Руси» и «Уральской Руси», то Гитлера могла бы спасти только атомная бомба. Если бы Германия сделала бомбу, то тогда получилась бы ситуация, которая описана в романе Джорджа Орвелла «1984», когда существуют три супердержавы, которые друг против друга воюют. Бесконечное бодание, как у коров без рогов.

– Это значит, что у Гитлера единственной возможностью спасения, если бы на Востоке возникли две России, было не просто предложить мир Англии, а втянуться обратно в границы рейха. Тогда мир был бы принят? – Может быть, да, а может быть, и нет.

– То есть даже победа на Востоке не могла гарантировать Германию от вторжения союзников на Западе. Шансов у нее и в этом случае не было? – Да, наверное.

– Последний, «концептуальный», как сейчас принято говорить, вопрос. Предположим, Гитлер вовремя осознал опасность нападения на Советский Союз и не решился бы это сделать. Что было бы дальше?

– Дальше, Советский Союз нанес бы удар, и Германия была бы разгромлена очень быстро.

Гитлер не смог бы отразить этот удар, и получается, что его единственный шанс на спасение был бы все тот же мир с Англией на условиях возвращения в прежние границы рейха и заключение военного союза, потому что устоять против СССР и не отдать ему Европу можно было только совместными усилиями.

– В «Майн кампф» Гитлер писал, что выиграть войну против Советского Союза можно только вместе с Англией….

– И еще он там писал, что выиграть войну против Англии можно только с помощью Советского Союза. Сдуру выбрал в 1939 г. именно этот вариант. И попался.

Спасибо за беседу.


Михаил Барятинский

Упущенная победа Гитлера

Войну начинают, чтобы побеждать. Трудно представить себе главу государства или правительство, решившихся атаковать соседа без уверенности в победе. Другое дело, что по самым разным причинам эта победа далеко не всегда достигается. Вот тут-то и начинаются разглагольствования типа «если бы знали заранее» или «если бы могли предугадать». Словом, знали бы, где упадем, подстелили бы рогожку. В полной мере все это относится ко Второй мировой войне, к Германии, к Гитлеру. Совершенно очевидно, что фюрер Третьего рейха, начиная войну, был абсолютно уверен в успехе, чего нельзя сказать о его генералах. В отличие от Гитлера все они были людьми образованными, а значит, сомневающимися. Гитлер, с трудом сдавший выпускные школьные экзамены и более нигде не учившийся, в этом отношении имел явное преимущество. Как говорится, меньше знаешь – крепче спишь.

Справедливости ради надо сказать, что уверенность Гитлера существенно подогревалась извне. Сначала немцы оккупировали Рейнскую область, не встретив не только никакого сопротивления, но и никаких серьезных протестов со стороны держав бывшей Антанты. Потом под Германию покорно и довольно охотно легла Австрия. Сей факт опять-таки никого не возмутил. Более того, Коминтерн (читай – Советский Союз), например, по этому поводу разродился резолюцией, приветствовавшей аншлюс и право немецкого народа на объединение. Что было дальше, в общем-то, хорошо известно: по Мюнхенскому пакту Германии отдали Чехословакию – лишь бы не связываться. В такой обстановке у Гитлера не могла не расти уверенность в победе. Хотя в 1938 году реальная война с Чехословакией могла закончиться для Германии плачевно. Вермахт в то время был элементарно не готов даже к войне локального масштаба. Впрочем, судя по воспоминаниям немецких генералов, не слишком он был готов к войне и в сентябре 1939-го. Немцам повезло, что Польша была готова еще хуже. Однако сводить все к везению применительно к начальному этапу Второй мировой войны будет несправедливо. Гитлер реально переиграл своих явных и возможных противников сначала политически, сумев разобщить их (а СССР и вовсе на время выключить из игры), а потом и в военном отношении, разбив их поодиночке.

Для достижения своих целей в военном отношении Гитлер располагал теорией молниеносной войны – блицкрига. Обычно о блицкриге говорят применительно к периоду Второй мировой войны, а точнее – ее начального этапа. Это не совсем правильно, так как теория эта возникла в начале ХХ века, незадолго до начала Первой мировой. Тогда тоже никто не собирался обороняться и уж тем более – отступать. Все собирались наступать, причем наступать быстро и решительно, чтобы завершить войну в течение нескольких недель, в крайнем случае – месяцев. Но ничего из этого не получилось. Противоборствующие стороны, как известно, начали с нуля. Войну ждали, но к конкретной дате никто не готовился и армии свои не отмобилизовывал. Боевые действия начались со стычек патрулей с постепенным затягиванием в них все больших масс войск. Процесс этот с обеих сторон шел практически одновременно, и противники не получали почти никаких преимуществ. Попыткой ускорить процесс на начальном этапе войны стало использование больших масс кавалерии. Но огонь скорострельных пушек и пулеметов поставил крест на перспективах этого рода войск. Война быстро перешла в позиционную фазу, а для Германии вылилась к тому же в войну на два фронта – смертельную для немцев.

Совершенствуя теорию блицкрига применительно к новым условиям, германский Генеральный штаб исходил из двух главных постулатов: ни при каких обстоятельствах война не должна переходить в затяжную фазу; ни при каких обстоятельствах война не должна вестись на два фронта. Последнее требование, кстати, полностью соответствовало завету, данному немцам канцлером Бисмарком. Правда, другой завет мудрого старика – никогда не воевать с Россией – последующие поколения немцев проигнорировали. Впрочем, к России мы еще вернемся.

Просчитанный военными скелет блицкрига Гитлер залил известной долей политического авантюризма. Наглость, как известно, второе счастье. До известной степени наглецам везет. Особенно когда с ними никто не хочет связываться. Так что же такое блицкриг в том виде, в каком его взял на вооружение Гитлер? Если отталкиваться от определения, то блицкриг – это способ ведения войны, основанный на внезапности и стремительности действий, обеспечивающих разгром противника в кратчайшие сроки, до того, как он сумел отмобилизовать и развернуть свои вооруженные силы. Строго говоря, под такое определение подпадает только Польская кампания. Франция и Великобритания успели все отмобилизовать и развернуть – у них для этого было восемь месяцев. Успела отмобилизовать свою армию и Греция, которая к моменту германского нападения уже находилась в состоянии войны с Италией. Так что же, кампании мая – июня 1940 года и апреля 1941 года – это не блицкриг? Безусловно, блицкриг! Надо только отойти от хрестоматийного определения и разобраться, что важнее – сам способ боевых действий, «основанный на внезапности и стремительности», или результат, который достигается с помощью этого способа. Ответ тут очевиден: грош цена способу без конечного результата.

Надо сказать, что в течение 1,5 года у немцев все неплохо сходилось: и способ, и результат. Правда, на Западе им не удалось, как в Польше, разгромить вражескую армию в целом. Но они отрезали от основных сил и заставили капитулировать ее лучшую, наиболее боеспособную часть, включая почти все подвижные войска. Они исключили из борьбы Британские экспедиционные силы, вынудив англичан спасаться бегством и оставить французов в одиночестве. При этом следует подчеркнуть, что, вопреки теории блицкрига, они разгромили отмобилизованную и полностью развернутую армию, считавшуюся лучшей в Европе. Разгромили красиво, можно даже сказать, изящно! Однако Франция оказалась слишком велика, чтобы «съесть» ее в один присест. И в этом уже тогда обозначился главный кризис блицкрига. Уже тогда, избегая последующих ошибок, немецкое командование могло сделать вывод, что стремительного успеха в ограниченные сроки можно добиться лишь на ограниченном пространстве. Поэтому для нанесения окончательного поражения Франции потребовалась пауза, перегруппировка сил и второй этап наступления в июне 1940 года. Отсутствие у противника ярко выраженной воли к сопротивлению лишь облегчило немцам выполнение задачи.

Ограниченное пространство стало решающим фактором быстрого разгрома Югославии и Греции. Продвижение немецких моторизованных соединений на 100–200 км обрушивало вражеский фронт, практически лишало противника тыла и делало организованное сопротивление невозможным. Отсюда можно сделать вывод: блицкриг – это европейская война, то есть война, ведущаяся на ограниченном как по ширине, так и по глубине пространстве. Война, в ходе которой подчас один-единственный глубокий прорыв мог решить (и решал!) все!

Ну а состоялся или нет блицкриг в рамках операции «Барбаросса»? Как способ ведения боевых действий – да, а как средство для достижения конкретной цели – нет. Вернее, он ничего немцам не дал, этот способ, им все равно пришлось вести совсем другую, не европейскую войну – на огромном растянутом фронте, с растянутыми же по гигантской территории коммуникациями. Войну против численно превосходящего, ожесточенного и совершенно не по-европейски не считавшегося с собственными потерями противника. Попытка Германии проглотить кусок значительно больше ее самой закончилась катастрофой.

На этом можно было бы поставить точку, если не пытаться ответить на вопрос: неужели у Германии изначально не было никаких шансов одержать победу в Восточной кампании? В чем ошиблись немцы в стратегическом планировании войны с Советским Союзом? Использовали ли они все возможности для достижения успеха? Попробуем разобраться.

Первая стратегическая ошибка немцев была заключена в самом плане «Барбаросса». Как известно, план этот предусматривал ведение наступления по трем главным стратегическим направлениям, одно из которых было самым главным. Такое растроение усилий ни к чему хорошему привести не могло, тем более что наступление предполагалось вести не просто по трем направлениям, а по трем расходящимся направлениям! Однако такая ситуация сложилась не сразу.

Первый вариант плана операций на Востоке был готов к 5 августа 1940 года. По этому плану немецкое командование предполагало, что Советский Союз будет вести оборонительные действия вдоль всей западной границы, за исключением румынского участка, где ожидался переход Красной Армии в наступление с целью захвата румынских нефтепромыслов. Считалось, что советские войска не будут уклоняться от решительных сражений в приграничных районах и не смогут сразу отойти в глубь своей территории и повторить маневр русской армии в 1812 году.

Исходя из такой оценки, главный удар сухопутных сил намечалось нанести из Северной Польши и Восточной Пруссии в направлении на Москву. Поскольку сосредоточение немецких войск в Румынии по состоянию на лето 1940 года было невозможно, южное направление не принималось в расчет. Исключался и маневр севернее московского направления, поскольку он удлинял коммуникации войск и в конечном счете выводил их в труднопроходимую лесистую область северо-западнее Москвы.

Главной группировке ставилась задача уничтожить основные силы Красной Армии на западном направлении, овладеть Москвой и северной частью Советского Союза; в дальнейшем – повернуть фронт на юг, чтобы во взаимодействии с южной группировкой занять Украину. В итоге предполагалось выйти на рубеж Ростов, Горький, Архангельск.

Для нанесения главного удара намечалось создать группу армий «Север» из трех армий (всего 68 дивизий, из них 15 танковых и 2 моторизованные). Северный фланг ударной группировки должен был прикрываться одной из армий, которой на первом этапе предстояло, перейдя в наступление, форсировать Западную Двину в нижнем ее течении и продвигаться в направлении Псков, Ленинград.

Вспомогательный удар мыслилось нанести к югу от Припятских болот группой армий «Юг» в составе двух армий (всего 35 дивизий, в том числе 5 танковых и 6 моторизованных) с целью захвата Киева и переправ на Днепре в его среднем течении. В резерв Главного командования сухопутных войск выделялось 44 дивизии, которым надлежало продвигаться за группой армий «Север».

Итак, мы видим, что первоначальному плану наступление должно было вестись только по двум направлениям, одно из которых было главным, а другое – вспомогательным. Следует подчеркнуть, что Московское направление в качестве главного было выбрано немцами абсолютно правильно (в этом свете ожидание советским командованием главного удара немцев на Юго-Западном направлении можно считать грубым просчетом Генерального штаба Красной Армии). Мощный рассекающий удар с последующим быстрым захватом Москвы был единственным вариантом, полностью соответствовавшим стратегии блицкрига в целом, поскольку ставил противника в условия, делавшие сопротивление почти невозможным. Этот удар давал немцам колоссальные стратегические преимущества. И морально-политический фактор тут не главный, хотя, безусловно, захват противником Москвы для значительной части населения СССР был равносилен поражению. В свое время Наполеон (а аналогии здесь уместны) справедливо полагал, что, захватив Москву, он поразит Россию в самое сердце. Тем не менее существенно более важной была роль Москвы как крупнейшего промышленного и особенно транспортного центра. В последнем случае речь, конечно же, идет о железнодорожном транспорте. Автомобильный можно почти не принимать в расчет, как по причине малочисленности автопарка, так и по качеству дорог. Шоссе с твердым покрытием были редкостью. Причем под твердым покрытием в то время понималось не асфальтобетонное (их было ничтожно мало), а булыжное и щебеночное. Наиболее же распространенным видом автомобильной дороги в СССР в то время был грейдер – спрофилированное и выровненное одноименной дорожной машиной грунтовое шоссе. Львиная доля (до 90 %, а на большие расстояния – все 100 %) всех грузовых и пассажирских перевозок осуществлялась железнодорожным транспортом. При этом не менее половины всей железнодорожной сети европейской части СССР было замкнуто на Москву. Минуя Москву, с севера на юг шла практически только одна железнодорожная магистраль: Ленинград – Витебск – Киев. Но и она в случае продвижения немецких войск на восток неминуемо разрывалась. Захват же Московского железнодорожного узла приводил к неминуемому коллапсу всей транспортной системы страны.

В результате рассекающего удара на Москву, разгрома советских войск на Западном направлении (при большей концентрации немецких войск его последствия были бы еще более катастрофическими, чем в действительности) и разрыва всех рокадных коммуникаций силы Красной Армии разделялись на две крупные, но практически полностью изолированные друг от друга группировки – северную (в районе Ленинград – Новгород) и южную (на Украине). Обе эти группировки мало чем могли бы помочь войскам на Московском направлении, так как сами находились бы под давлением войск Вермахта и его союзников, пусть не таком сильным, как в центре, но тем не менее существенным. Фланги группы армий «Север», наступавшей на Московском направлении, таким образом, без прикрытия не оставались. Более того, по мере продвижения немецких войск к Москве они все больше нависали бы «балконом» над южной группировкой Красной Армии, принуждая ее к отходу на восток. Против советской группировки на северо-западе первоначальный план кампании на Востоке предусматривал также наиболее целесообразный вариант действий – постепенное выдавливание советских войск все дальше на север и оттеснение их в уже упоминавшуюся труднопроходимую лесистую местность. Надо сказать, что эта северная группировка советских войск находилась бы в более благоприятной ситуации, чем южная, и еще по одной причине. С востока в центральную часть страны, по большому счету, вели три железные дороги, являвшиеся ответвлениями Транссиба. Захват немцами Московского железнодорожного узла обрывал их, оставляя тем не менее не очень прямой, но реальный путь, связывавший Урал и Сибирь с Ленинградом. А вот такого пути в южные районы европейской части страны попросту не было. Самый южный железнодорожный мост через Волгу был в Сызрани (имелся еще один мост в Саратове, но дорога эта вела в Астрахань и заканчивалась тупиком), и через него с востока можно было попасть в Рязянь, уже оттуда южнее – в Воронеж, Курск, Ростов, Харьков и т. д. Но это при условии, что Рязань не занята немцами или не разбита немецкой авиацией. Никаких других железных дорог из Заволжья на Украину просто не было. В результате советские войска на Украине оказывались изолированными не только от северной группы, но и от восточных районов СССР.

Возможно, у читателя возникнет вопрос: не слишком ли автор сгущает краски? Ведь в случае глобального прорыва немецких войск на Московском направлении можно было нанести удар, и не один, во фланг растянувшимся коммуникациям группы армий «Север». Серьезных ударных сил у нашего Северо-Западного фронта не было, но вот Юго-Западный располагал же значительным количеством механизированных корпусов! Не будем обольщаться. Что представляли собой наши механизированные корпуса – хорошо известно. При отсутствии достаточного уровня подготовки, материально-технического снабжения, при весьма невысоком уровне командования в реальных-то условиях 1941 года не удалось организовать ни одного мало-мальски успешного контрудара. Более того, типичным для 1941 года является не сражение танков с танками, а сражение советских танков с немецкой пехотой и артиллерией. Показательным в этом отношении является пример 6-го механизированного корпуса.

В ночь на 23 июня 1941 года командующий Западным фронтом генерал армии Д.Г. Павлов в соответствии директивой Наркомата обороны № 3 принял решение создать конно-механизированную группу и нанести мощный контрудар по наступающим немецким войскам в общем направлении Белосток – Гродно с целью уничтожить противника на левом берегу Немана и не допустить выхода его частей в район Волковыска. Говоря проще, контрудар наносился во фланг 3-й немецкой танковой группе. В конно-механизированную группу должны были войти 6-й и 11-й механизированные корпуса и 36-я кавалерийская дивизия из 6-го кавкорпуса. Возглавить эту группу войск командующий фронтом поручил своему заместителю генерал-лейтенанту И.В. Болдину.

Следует оговориться, что принятие подобного решения свидетельствовало о полном незнании командующим фронтом сложившейся обстановки. 11-й механизированный корпус был уже втянут в ожесточенные оборонительные бои северо-западнее Гродно. 6-й мехкорпус находился юго-западнее Белостока примерно в 60–70 км от района предстоящих боевых действий, а 36-я кавдивизия – в районе Волковыска, в 80 км юго-восточнее Гродно. К тому же отсутствие связи не просто затрудняло, а в ряде случаев совершенно исключало возможность согласовывать усилия соединений ударной группы и даже управлять ею. Так, не было связи между механизированными корпусами, между генералом Болдиным и штабом 3-й армии. Тем не менее приказ надо было выполнять.

В течение всей ночи и первой половины дня 23 июня соединения 6-го мехкорпуса под командованием генерал-майора М.Г. Хацкилевича, выполняя поставленную задачу, выдвигались из района сосредоточения в район Гродно. Движение большой массы танков было немедленно обнаружено авиацией противника, которая начала наносить бомбовые удары по боевым порядкам частей. Несколько раз они подверглись воздушным атакам и несли при этом тяжелые потери в личном составе и боевой технике. Только одна 7-я танковая дивизия за день на марше потеряла 63 танка, были уничтожены полковые тылы.

Тяжелые потери понесла и 36-я кавалерийская дивизия, которая должна была поддерживать правый фланг корпуса. Сосредоточение 6-го механизированного корпуса в лесном районе Супрасль, Валилы было в основном закончено к 14 часам 23 июня 1941 года. Однако противника в этом районе обнаружено не было. Почти одновременно с завершением сосредоточения в районе Валилы корпус получил новую задачу – двигаться на Гродно. 4-я танковая дивизия перемещалась в направлении Индура – Гродно, а 7-я танковая дивизия – Сокулка – Кузница – Гродно.

Беспрерывные марши (до 90 км), совершенные 23 июня, в значительной степени подорвали боеспособность частей и соединений корпуса. Сказывалась усталость личного состава, особенно механиков-водителей, но самое главное – корпус начал испытывать затруднения в снабжении горюче-смазочными материалами и, по различным причинам, понес ощутимые потери в материальной части.

Немецкие войска находились в 20–30 км от исходного рубежа атаки корпуса и получили некоторое время для перехода к обороне и подтягивания на направления движения советских танков своей противотанковой артиллерии. Населенные пункты по линии Кузница – Подлипки – Старое Дубовое были спешно превращены в опорные узлы обороны. 24 июня 1941 года на пути лавины советских танков, устремившихся на Гродно, оказалась одна 256-я пехотная дивизия 20-го армейского корпуса 9-й немецкой армии.

Утром 24 июня части 6-го мехкорпуса развернулись в боевой порядок и перешли в наступление, но практически сразу же натолкнулись на сильное противодействие немецкой противотанковой артиллерии. Кроме того, для отражения наступления 6-го мехкорпуса противник привлек 8-й авиакорпус пикирующих бомбардировщиков. Немецкие самолеты ожесточенно атаковали советские танки, причем кроме бомб применялась специальная фосфорная смесь. Командир корпуса генерал-майор Хацкилевич вынужден был выводить части из-под ударов авиации. О накале боев и силе авиационных ударов по советским войскам, не имевшим никакого прикрытия с воздуха, можно судить по докладу командира действовавшего рядом 11-го мехкорпуса Д.К. Мостовенко: «24 июня части корпуса продолжали вести бои с наступающим противником. К исходу дня 24 июня противник, заняв Гродно, стал продвигаться на юг и выходить в тыл 29 тд. Мной было приказано отвести 29 тд на рубеж Гурница, Полотково (в дивизии оставалось около 60 танков, и из них Т-34 10 штук, остальные Т-26). 204 мд с тремя ротами мотоциклетного полка отойти и удерживать рубеж Комионка, Бакуны. 33 тд отходить на Кузница. Мой командный пункт – лес в 6 км севернее Индура.

Наступление 6 мк успеха не имело. 4 тд продвинулась до Кужница и стала отходить. 29 тд и 204 мд с утра 26 июня сдерживали наступление противника из района Гродно, Коробчице и Струпка. Попытки противника форсировать р. Неман в районе Мигово, Комятово были отбиты. Особенно усиленную бомбардировку производила в этот день авиация и артиллерия противника, и уцелевшие от предыдущих дней тылы были уничтожены. Ни одна машина не могла показаться на открытом месте, не будучи уничтоженной. Расположение частей так же подвергалось беспрерывной бомбежке и обстрелу авиацией. Индура, Кужница, Соколка, Радзевичи, Зарубичи, Новоселки, Новик и другие населенные пункты были подожжены и горели. КП в лесу в течение 24 и 25 июня бомбился и обстреливался в течение 6–8 часов ежедневно. Была попытка зажечь лес термитными снарядами, но возникшие пожары были потушены».

25 июня бои продолжились. Из-за отставания артиллерии артиллерийская подготовка перед атакой и сопровождение огнем наступающих танков не производились. Противотанковая оборона противника уничтожалась танками, которые несли при этом большие потери. Практически не применялись обходные маневры, а атаки в лоб на немецкие опорные пункты успеха не приносили. Небольшие тактические вклинения в оборону противника заканчивались налетом вражеской авиации и отводом танков из-под удара с воздуха. 29-я моторизованная дивизия своим правофланговым 128-м полком в районе Кузницы вступила в бой с подошедшей 162-й пехотной дивизией противника. Не выдержав немецкой атаки, полк попятился. За левым флангом 29-й дивизии в лесу сосредоточивалась 6-я кавалерийская дивизия 6-го кавкорпуса. Однако с утра 25 июня кавалеристы подверглись сильной бомбардировке с воздуха, продолжавшейся до 12 часов дня, были рассеяны и в беспорядке начали отходить. Правее моторизованной дивизии вел бой 13-й танковый полк 7-й танковой дивизии генерал-майора С.В. Борзилова. В районе с. Старое Дубовое пытался атаковать 14-й танковый полк этой же дивизии. Имея всего четверть заправки, соединение к исходу дня перешло к обороне. Его командир впоследствии писал: «В частях дивизии ГСМ были на исходе, заправку производить не представлялось никакой возможности из-за отсутствия тары и головных складов, правда, удалось заполучить одну заправку из сгоревших складов Кузница и м. Кринки (вообще ГСМ добывали, как кто сумел)».

Командир 6-го мехкорпуса генерал-майор М.Г. Хацкилевич в тот же день погиб в боевых порядках своих войск. После его гибели управление частями и соединениями корпуса нарушилось. С этого момента дивизии вели бои, не связанные единым замыслом, без связи с вышестоящими штабами и соседями по фронту. Штаб конно-механизированной группы, не имея собственных средств связи, не смог взять управление в свои руки. Под ударами подошедших резервов противника, а также почти при полном отсутствии боеприпасов и горючего контрудар конно-механизированной группы Болдина захлебнулся, и фронт наступающих советских войск под Гродно был разорван. Понеся большие потери, наши войска были вынуждены прекратить наступление и вскоре начали отходить.

Нет никаких оснований сомневаться, что в случае нанесения этими корпусами контрудара в моделируемом нами варианте немецкого наступления на Москву результат был бы иным.

Все это только подтверждает, что именно первоначальный план Восточной кампании делал ее наиболее катастрофичной для Советского Союза. Впрочем, план этот просуществовал недолго. В большинстве источников сообщается, что немецкое командование решило улучшить его, поскольку он якобы недооценивал возможную силу сопротивления Красной Армии. Все это довольно странно, так как в основу нового плана была заложена та же оценка Красной Армии, что и в первом случае. Улучшения же не получилось, план скорее ухудшился, так как стал более соответствовать русской пословице: «За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь». В нашем случае немцы решили погнаться за тремя зайцами.

По новому проекту планировалось вести боевые действия на трех стратегических направлениях: Киевском, Московском и Ленинградском. На каждом из них намечалось развернуть: от сухопутных войск – группу армий и от военно-воздушных сил – воздушный флот. Предполагалось, что главный удар нанесет южная группа армий (так она была названа в проекте) из района Варшавы и Юго-Восточной Пруссии в общем направлении Минск, Москва. Ей придавалась основная масса танковых и моторизованных соединений. «Южная группа армий, – говорилось в проекте, – перейдя в наступление, направит главный удар в промежуток между Днепром и Двиной против русских сил в районе Минска, а затем поведет наступление на Москву». Северная группа армий должна была наступать из Восточной Пруссии через нижнее течение Западной Двины в общем направлении на Ленинград. Предполагалось, что в ходе наступления южная группа армий сможет в зависимости от обстановки на какое-то время повернуть часть своих сил с рубежа восточнее Западной Двины на север, чтобы не допустить отступления Красной Армии на восток.

Для ведения операций южнее Припятских болот предлагалось сосредоточить третью группу армий, боевой состав которой был бы равен трети немецких войск, предназначенных для действий севернее Полесья. Этой группе ставилась задача в ходе двойного охватывающего удара (из района Люблина и с рубежа севернее устья Дуная) разгромить войска Красной Армии на юге и захватить Украину.

К войне против СССР привлекались союзники Германии – Финляндия и Румыния. Финские войска вместе с немецкими, переброшенными из Норвегии, должны были образовать отдельную оперативную группу и наступать частью сил на Мурманск, а основными силами – севернее Ладожского озера – на Ленинград. Румынской армии предстояло прикрывать действовавшие с территории Румынии немецкие войска.

Этот вариант плана неоднократно уточнялся. Возникали и новые разработки, пока в середине ноября 1940 года ОКХ не представило детального плана войны с СССР, первоначально получившего условное наименование «Отто». 19 ноября Гальдер доложил его главнокомандующему сухопутных войск Браухичу. Тот не внес в него каких-либо существенных изменений. План предусматривал создание трех групп армий – «Север», «Центр» и «Юг», которые должны были наступать на Ленинград, Москву и Киев. Основное внимание уделялось Московскому направлению, где сосредоточивались главные силы. 5 декабря план «Отто» был представлен Гитлеру. Фюрер одобрил его, подчеркнув при этом, что важно воспрепятствовать планомерному отходу советских войск и добиться полного уничтожения военного потенциала СССР. Гитлер потребовал вести войну так, чтобы уничтожить максимальное количество сил Красной Армии еще в приграничных районах. Он дал указание предусмотреть окружение советских войск в Прибалтике. Группе армий «Юг», по мнению Гитлера, следовало начать наступление несколько позже, чем группам армий «Центр» и «Север». Завершить кампанию намечалось до наступления зимних холодов. «Я не повторю ошибки Наполеона, – заявил фюрер. – Когда пойду на Москву, я выступлю достаточно рано, чтобы достичь ее до зимы». По плану «Отто» с 29 ноября по 7 декабря под руководством генерала Паулюса была проведена военная игра. 13 и 14 декабря 1940 года в штабе ОКХ состоялась дискуссия, которая, по словам Гальдера, способствовала выработке единой точки зрения на основные вопросы ведения войны против СССР. Участники дискуссии пришли к выводу, что для разгрома Советского Союза потребуется не более 8–10 недель. Вечером 18 декабря 1940 года Гитлер подписал директиву на развертывание военных действий против СССР, которая получила порядковый номер 21 и условное название «Барбаросса».

Нет необходимости разбирать план «Барбаросса» подробно. Совершенно очевидно, что он был хуже первоначального плана и значительно меньше учитывал пространственно-временной фактор. Для выполнения поставленных задач – воспрепятствования планомерному отходу советских войск, максимального уничтожения сил Красной Армии в приграничных районах, да еще и полного уничтожения военного потенциала СССР – немцам нужно было вдвое больше войск, чем они имели. Во всяком случае, для того, чтобы решить эти задачи в отведенном месте и в отведенное время. Размазав силы по советской границе, немцы нанесли удар не кулаком, а растопыренными пальцами и в итоге поставленных задач не решили. Добиться победы за 8–10 недель было возможно, только сконцентрировав сверхусилия на одном стратегическом направлении – Московском. Но Гитлеру этого показалось мало, он хотел превзойти Наполеона и овладеть и Киевом, и Ленинградом, и Москвой. Но он не учел, а европейская ментальность и не позволяла ему учесть факта, известного и понятного каждому русскому: Россия – это не страна, это часть света! Сначала немцы «утонули» в пространстве, а затем – во времени. И то и другое – основные факторы в реализации стратегии блицкрига. И что интересно: если разделить Восточный фронт на отдельные участки, то практически на каждом блицкриг удался вполне. С окружением и полным разгромом в Белоруссии, с глубоким прорывом и параллельным вытеснением на Украине и в Прибалтике. И все было бы неплохо, если бы, например, Белоруссия была независимым государством, а не частью Советского Союза. Тогда кампания была бы завершена в две недели, как в Польше. А на деле что получилось? Разгромив Западный фронт, немцы вышли к Днепру и на что наткнулись? На Западный фронт. Под Вязьмой разгромили и его, казалось бы – вот она, Москва, вот он, конец кампании! Но нет, на их пути вновь встал Западный фронт.

Тут налицо явная недооценка противником как военных ресурсов, так и мобилизационных возможностей Советского Союза, приведшая к непониманию того факта, что окончательно и бесповоротно разгромить Красную Армию в приграничном сражении нельзя. На смену разбитой все равно придет еще одна Красная Армия. Это в Европе разгром армии означал одновременный захват всей или почти всей территории страны. В России такой номер не проходил, вне зоны боевых действий оставалась гигантская территория со значительным населением и незатронутыми войной промышленными центрами. Для ее захвата было необходимо время. А его, в рамках стратегии блицкрига, у немцев было очень мало. Время работало против них. К тому же – и, судя по всему, неожиданно для немцев (что удивительно, ведь именно немцам уже не раз приходилось наступать на эти грабли) – у русских обозначилась ярко выраженная воля к сопротивлению, и блицкриг с самого начала стал давать сбои. На шестой день войны генерал Гальдер сделал в своем дневнике показательную запись: «Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволить себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это уже недопустимо». Совершенно ясно, что бой по всем правилам требует несколько больше времени, чем с известными вольностями и отступлениями от них.

Итак, первый шанс одержать быструю победу немцы упустили еще при планировании войны с Советским Союзом. Но возникали ли у них такие возможности в дальнейшем? Да, возникали. И тут мы вплотную подходим к обсуждению роли личности в истории. Отвечая на вопрос: мог ли Гитлер победить, следует сказать – мог, если бы Гитлеру не мешал сам Гитлер. Ну, приняли не очень удачный план, так выполняли бы его хотя бы! Но тут как чертик из табакерки выскакивает Гитлер со своим приказом от 21 августа 1941 года, в котором говорится буквально следующее:

«Предложение ОКХ от 18 августа о развитии операций в направлении на Москву не соответствует моим планам. Приказываю:

1. Важнейшей целью до наступления зимы считать не захват Москвы, а захват Крыма, индустриального и угольного района Донбасса и лишение русских доступа к кавказской нефти; на севере важнейшей целью считать блокирование Ленинграда и соединение с финнами.

2. Исключительно благоприятная оперативная обстановка, которая сложилась благодаря достижению нами линии Гомель, Почеп, должна быть использована для того, чтобы немедленно предпринять операцию, которая должна быть осуществлена смежными флангами групп армий «Юг» и «Центр». Целью этой операции должно явиться не простое вытеснение 5-й армии русских за линию Днепра только силами нашей 6-й армии, а полное уничтожение противника до того, как он достигнет линии р. Десна, Конотоп, р. Суда. Это даст возможность группе армий «Юг» занять плацдарм на восточном берегу Днепра в районе среднего течения, а своим левым флангом во взаимодействии с группой армий «Центр» развить наступление на Ростов, Харьков.

3. Группа армий «Центр» должна, не считаясь с дальнейшими планами, выделить для осуществления указанной операции столько сил, сколько потребуется для уничтожения 5-й армии русских, оставляя себе небольшие силы, необходимые для отражения атак противника на центральном участке фронта.

4. Овладеть Крымским полуостровом, который имеет первостепенное значение для беспрепятственного вывоза нами нефти из Румынии…»

Здорово, не правда ли? 22 июня главной целью была Москва, а спустя два месяца, когда до Москвы осталось чуть более 300 км, приоритеты поменялись. В голове у Гитлера что-то явно перещелкнуло, иначе объяснить эту смену настроений никак нельзя. Впрочем, голова Гитлера – объект изучения психиатров, а не историков. Тем не менее во исполнение его приказа 2-я танковая группа Гудериана была развернута на юг, а на центральном участке фронта немецкие войска простояли больше месяца в ожидании момента, когда у Гитлера перещелкнет опять. После взятия Киева фюрер несколько успокоился и решил возобновить наступление на Москву. Однако и тут удивляет непоследовательность в принятии решений. Так, в состав группы армий «Центр» передали только 4-ю танковую группу из группы армий «Север». Логика же подсказывает, что нужно было передать и 1-ю танковую группу, которая могла начать наступление из района Глухова, то есть оттуда, откуда его начала 2-я танковая группа. Этим самым обеспечивался бы фланг группы армий «Центр». 2-ю же танковую группу следовало бы переместить севернее, поставив во второй эшелон для развития успеха. В дальнейшем немцы не раз будут наступать на эти грабли, стремясь совсем по-европейски одержать победу ограниченными силами и выдыхаясь под самый конец.

Но все было как было – 30 сентября войска 2-й танковой группы генерала Гудериана нанесли удар по левому флангу Брянского фронта, прорвали оборону и к концу дня продвинулись на 15–20 км. Попытка организовать контрудар закончилась неудачей – контратаковавшие части были смяты и отброшены. К вечеру глубина прорыва достигла уже 80 км. Утром 2 октября дивизии 3-й и 4-й танковых групп прорвали оборону Западного и Резервного фронтов и продвинулись к концу дня на 20–40 км. Для восстановления положения на участках прорыва командующие фронтами ввели в бой свои резервы, в числе которых были и танковые части. Но поправить ситуацию не удалось. Уже 3 октября глубина продвижения немцев в полосе Западного фронта составила 50 км, Резервного – 80 км и Брянского – почти 200 км. Самое поразительное, что о прорыве немецких войск в полосах Западного и Резервного фронтов Верховное командование Красной Армии ничего не знало. Вот как описал складывавшуюся в те дни ситуацию генерал-лейтенант К.Ф. Телегин, занимавший тогда должность члена Военного совета Московского военного округа и Московской зоны обороны:

«2–4 октября никаких тревожных вестей с Западного фронта не поступало, и все внимание штаба округа и оперативной группы можайской линии обороны было сосредоточено на обеспечении тульского направления. Правда, 3 октября наша проводная связь со штабом Западного фронта прервалась, что мы объясняли действиями авиации противника. Военный совет два-три раза в сутки получал информацию о положении на фронтах от оперативного и разведывательного управлений Генерального штаба, но ни 3-го, ни 4 октября ничего особо тревожного в сообщениях не было.

5 октября истребители, как обычно, вылетали на барражирование. Командующий округом в этот день находился в Туле. Часов в 8 утра мне позвонил из Малоярославца находившийся там начальник оперативного отдела оперативной группы штаба МВО полковник Д.А. Чернов и доложил, что перед рассветом начали появляться отходившие мелкие группы тылов Резервного фронта, от которых стало известно, что гитлеровцы начали наступление, и части Резервного фронта отступают.

Это было расценено как паникерство отдельных тыловиков, ибо о начавшемся наступлении врага против Западного и Резервного фронтов никаких данных не поступило.

Было около 12 часов дня, когда командующий ВВС округа полковник Н.А. Сбытов доложил, что возвратившиеся с барражирования летчики видели колонну танков и мотопехоты противника, протяженностью до 25 км, двигавшуюся по направлению к Юхнову. Сообщение показалось настолько невероятным, что понадобилось дважды проверить этот факт, прежде чем решиться доложить о нем начальнику Генерального штаба. Одновременно начальником штаба округа было отдано распоряжение о немедленном приведении в боевую готовность Подольских пехотного и артиллерийского училищ и выдвижении их на Малоярославец для занятия обороны. Генерал И.С. Белов приказал выслать передовой отряд на автомашинах с артиллерией на Юхнов с задачей задержать противника и не допустить его прорыва на Малоярославец. По боевой тревоге были подняты и высланы на можайскую ЛИНРПО также училище имени Верховного Совета РСФСР, Военно-политическое училище имени В.И. Ленина, сводный батальон Военно-политической академии имени В.И. Ленина, сводный танковый батальон Академии бронетанковых войск, 108-й запасной стрелковый полк и некоторые артиллерийские части. В Москве оставались две дивизии войск НКВД и 25 истребительных батальонов, несших охрану центральных партийных и советских органов, важнейших объектов и патрульную службу.

Через несколько минут после доклада Б.М. Шапошникову позвонил И.В. Сталин. Он спросил, кто докладывал начальнику Генерального штаба о движении противника на Юхнов. Я ответил.

Сталин осведомился о надежности этих данных. После моих заверений последовал вопрос о принятых округом мерах. В заключение разговора Сталин сказал: «Хорошо, продолжайте действовать решительно, собирайте все силы, которые могут быть брошены на можайский рубеж, надо выиграть время, а там будут подведены необходимые силы. Докладывайте обо всем происходящем через Генштаб».

Как впоследствии рассказывали офицеры штабов соединений Западного и Резервного фронтов, на рассвете 2 октября авиация противника нанесла сильный удар по основным и запасным узлам связи фронтов и армий, большинство самолетов связи было уничтожено на аэродромах. Вслед за этим танки и мотопехота прорвались в тыл, и связь с Москвой полностью нарушилась. Этим объяснялось отсутствие у Генерального штаба сведений о противнике».

6 октября 1941 года войска Западного фронта получили приказ на отход, но было уже поздно – на следующий день танки Гота и Гёпнера соединились в Вязьме, замкнув кольцо окружения. В общей сложности в «котле» оказались 64 советских дивизий, 11 танковых бригад и другие войска. Какой-то их части удалось вырваться из вражеского кольца, большинство же погибло или попало в плен.

Путь на Москву был открыт. Достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть, что разрыв в линии фронта достигал примерно 150 км, а с учетом участка Брянского фронта – все 250 км. К 10 октября немецкие танки достигли Гжатска (ныне – Гагарин), Медыни и Калуги и после короткой паузы возобновили наступление. Пауза понадобилась, чтобы подтянуть пехоту, поскольку наступать одними танками немцы не практиковали (и правильно делали). А пехота была занята ликвидацией окруженных в Вяземском «котле» советских войск. Отсюда и задержка, пусть небольшая, но существенная, так как за эти 5–6 дней советское командование сумело перебросить на Можайскую линию обороны 14 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад, более 40 артполков и другие части. Остановить совсем немецкое наступление они, конечно, не могли, но вот замедлить – вполне. И им это удалось: за первые 10 дней наступления немецкие войска прошли 150 км, а за последующие 15 – только 50 км! Исключение составило только калининское направление, тут немцы продвигались довольно быстро. Только вот непонятно зачем?

Если посмотреть на схему оборонительного сражения под Москвой, можно увидеть то же самое, что и на схеме операции «Барбаросса», – растопыренную пятерню вместо кулака. Три танковые группы наступали почти по параллельным направлениям. Две по замыслу должны были осуществить охват Москвы с севера и юга, а одна – наступать с запада. Удивительно, но, судя по воспоминаниям немецких генералов, все они считали такой план реальным. Увы, реальным он был бы где-нибудь в Бельгии, которая по площади меньше Московской области, но не в России. Помимо всего прочего, отличие Бельгии от Московской области заключается еще и в том, что за Бельгией – море, а за Московской областью – Владимирская, за ней – Горьковская, и так почти до бесконечности (по европейским меркам, разумеется). Окружить Москву было невозможно, для этого у немцев просто не хватило бы сил. А вот на удар всеми силами с запада или с северо-запада хватило бы. Особенно если бы одна танковая группа была в резерве. В этом случае немцам не потребовалась бы упомянутая выше пауза – танки Гудериана заняли бы Можайский рубеж до подхода советских дивизий. Тем более что готовность этого рубежа составляла на разных участках от 40 до 70 %. Нетрудно подсчитать, что резервные соединения Красной Армии вступали бы в бой немецкими танками уже где-то в районе Одинцово и вряд ли смогли бы их удержать.

С учетом всех обстоятельств – от ментальности нашего народа до географических особенностей страны – немцы могли взять Москву только с налета – либо летом, либо осенью, но с налета. То есть очень быстро, не давая опомниться, осмотреться и окопаться. Если русский солдат окопался, то все, сдвинуть его с места очень трудно. А окапывались русские, по свидетельству тех же немцев, очень быстро.

Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и возможность взятия Москвы в ноябре 1941 года, в рамках второго немецкого наступления на столицу. Для этого, правда, немцам все равно потребовались бы дополнительные силы, чтобы «дожать» те 26 км, которые они так и не сумели преодолеть.

Представим себе, что эти силы нашлись. Ну, скажем, действительно взяли и перебросили под Москву танковую группу Листа. Вводить ее в бой целесообразнее всего было на стыке 16-й и 5-й армий Западного фронта, чтобы ворваться в Москву с запада. Вполне вероятно, танкам Листа удалось бы прорвать фронт. Но вот что дальше? Дальше им пришлось бы преодолеть оборонительные полосы Московской зоны обороны. Таких полос было четыре:

1. Полоса обеспечения, идущая параллельно внешнему поясу.

2. Основная оборонительная полоса в виде полукольца в направлении от Москвы-реки, в районе села Крылатское, через западную окраину Кунцева, Аминьево, Раменки, Никольское, совхоз Воронцово, Беляево, Деревлево, Зюзино, Волхонку, Сабурово, Царицыно.

3. Вторая оборонительная полоса в виде кольца, замкнутого вокруг Москвы.

4. Оборона внутри города в виде кольцевых (включая Садовое и Бульварное кольца) и радиальных заграждений и укреплений.

Естественные, экономические и стратегические условия способствовали созданию такой глубокоэшелонированной обороны. Так, в полосе внешнего пояса обороны и основной оборонительной полосы имелось много водных рубежей – водохранилища, реки, а также большое количество оврагов, которые оборудовались в противотанковом отношении путем устройства эскарпов и контрэскарпов. Здесь было много лесов, которые при устройстве завалов служили противотанковыми и противопехотными препятствиями. Наличие высот, господствующих над впереди лежащей местностью, позволяло использовать их для устройства огневых точек. Подмосковье изобиловало населенными пунктами со строениями, которые могли быть оборудованы как огневые точки и опорные пункты.

Особенностью второй оборонительной полосы являлось наличие сплошных каменных строений, пригодных для оборонительных целей. От Окружной железной дороги начинались улицы, ведущие внутрь города. Поэтому входы в город надо было заградить искусственными препятствиями.

Строительство подмосковных оборонительных рубежей – окопов, противотанковых рвов, эскарпов, контрэскарпов, надолб, противотанковых ежей, командных и наблюдательных пунктов, пулеметных и пушечных огневых точек и других сооружений – началось летом и продолжалось до конца 1941 года. По неполным данным, на подмосковных рубежах и в самой Москве было создано 325 км противотанковых препятствий (не считая минных полей), 256 км противопехотных препятствий; устроено до 3700 огневых точек, из них 1500 железобетонных и 1275 дзотов; установлено 37 500 металлических ежей.

В начале декабря 1941 года войска Московской зоны обороны располагали следующими силами:

а) на внешнем поясе обороны – 60-я армия в составе 329-й стрелковой и 11-й кавалерийской дивизий, шести стрелковых бригад, 323-го пулеметного батальона, 2-й Московской стрелковой дивизии; 24-я армия в составе двух стрелковых дивизий и восьми стрелковых бригад; 40-й стрелковой бригады;

б) на основной оборонительной полосе – 3, 4 и 5-я Московские стрелковые, 332-я стрелковая дивизии, девять артиллерийских полков, восемь артиллерийских дивизионов, пять пулеметных батальонов, семь огнеметных рот, три роты собак – истребителей танков;

в) резерв – две стрелковые дивизии, четыре стрелковые бригады, особый отряд моряков, стрелковый батальон Военного совета Московской зоны обороны, кавалерийский эскадрон, мотоциклетный батальон, три бронепоезда.

В этих частях и соединениях насчитывалось около 200 тыс. человек, 850 орудий различных калибров (не считая зенитной артиллерии), 870 минометов, 1450 станковых и 2500 ручных пулеметов. В составе 1-го корпуса ПВО, обеспечивавшего противовоздушную оборону Москвы, насчитывалось 1044 орудия средних и малых калибров и 336 пулеметных установок.

К чему приводятся все эти данные? Да к тому, что штурмовать Москву было непросто. По мере приближения немецких войск к городу ожесточенность сопротивления советских войск все больше возрастала. Скорее всего, части Вермахта завязли бы уже в пригородах, даже не добравшись до кольцевой железной дороги (в то время граница Москвы). Даже в случае проникновения в собственно городские кварталы продвижение немецких войск было бы очень медленным и ограничилось бы Москвой-рекой. Ареной наиболее ожесточенных боев стали бы, безусловно, Воробьевы горы – главная московская высота, главенствующая абсолютно над всем городом. В этом плане наиболее выгодным (если, конечно, в этом случае применимо такое понятие) для защитников было северо-западное направление. Помимо удобного для обороны рельефа местности, здесь, в районе подмосковных деревень Строгино, Мякинино и Троице-Лыково, было сосредоточено большое количество батарей зенитной артиллерии в основном средних калибров. Дело в том, что это направление совпадало с маршрутом, по которому немецкая авиация совершала налеты на Москву. Думается, что в случае прорыва в этот район немецких танков им пришлось бы несладко. Тем более что обучать московских зенитчиков стрелять по танкам начали еще в сентябре 1941 года. В условиях конца ноября немцам не удалось бы взять Москву с ходу. Волей-неволей они втянулись бы в затяжные уличные бои, теряя свои преимущества в маневре, в слаженности родов войск и т. д. Ситуация усугублялась наступившей зимой, к которой русские были готовы, а немцы – нет. Но отступить им не позволил бы Гитлер, отступить из Москвы для него было равносильно самоубийству.

Вам эта ситуация ничего не напоминает? Правильно, Сталинград. Только в другом месте и в другое время. И с последствиями едва ли не худшими для немцев. Сколько можно было штурмовать Москву? Да практически бесконечно, бросая в эту мясорубку все новые и новые войска. Но у русских войск было все равно больше, а любая стабилизация фронта, пусть даже такой ценой, чрезвычайно выгодна. Можно только гадать, где были бы нанесены контрудары помимо реально состоявшихся под Тихвином и Ростовом. Наверняка по-иному сложилось бы и контрнаступление под Москвой. В том, что оно началось бы, не стоит сомневаться. Увязая в городе, немцы сами подставлялись по полной – точно так же, как это происходило в Сталинграде. Получается парадокс – войди немцы в Москву, их последующий разгром был бы куда страшнее реально состоявшегося. Возможно, в 1942-м немцы уже не дошли бы до Сталинграда.


Владимир Бешанов Гитлер-победитель. Мог ли фюрер выиграть войну? Упущенный шанс Гитлера: операция «Блау»

«Летом 1942 года победа могла быть желанной, но весьма далекой перспективой. Не только Великобритания, но и ее американские, русские и китайские союзники вынуждены были ограничиваться в своих планах ближайшей задачей – избежать поражения от врагов, сила которых, как тогда казалось, возрастала и походила на лавину, получившую толчок…»

М. Говард. «Большая стратегия»

28 марта 1942 года в Ставке Адольфа Гитлера, фюрера германской нации, Верховного Главнокомандующего Вермахта, главнокомандующего сухопутных сил, «величайшего полководца всех времен» и прочее, состоялось совещание, на котором был принят план летней кампании. Исход войны, вопреки железной воле «аккумулятора германского народа», по-прежнему решался на Востоке. Поэтому главными задачами, поставленными перед Вермахтом, было перехватить инициативу у недобитой по недоразумению Красной Армии, подло использовавшей в свою пользу стихийные силы природы – грязь, мороз, дороги, комиссаров, – окончательно уничтожить ее живую силу и лишить Советский Союз важнейших экономических центров.

Поскольку для наступления на всех стратегических направлениях, заложенных в бесславно почившем плане «Барбаросса», сил и средств уже не хватало, фюрер, руководствуясь прежде всего экономическими соображениями, решил сосредоточить усилия на южном крыле Восточного фронта. Здесь в ходе «главной операции» планировалось полностью захватить индустриальный Донецкий бассейн, пшеничные поля Кубани, нефтеносные районы Кавказа и перевалы через Кавказский хребет. На севере, «как только позволит обстановка», предстояло овладеть Ленинградом и установить связь с финнами, на центральном участке фронта – вести сковывающие действия минимальными силами. Москва, как цель наступления, пока отпадала.

Считалось, что в случае успеха никакая англо-американская помощь не возместит И.В. Сталину утраченных ресурсов. В дальнейшем Гитлер предполагал создать против русских «Восточный вал» – гигантскую оборонительную линию, – чтобы затем через Ближний Восток и Северную Африку нанести удар по Англии. В захваченной части России следовало приступить к выполнению 30-летней программы колонизации «жизненного пространства», всемерно поощряя у арийцев стремление к переселению на Восток, «желание к увеличению деторождаемости», чувства своей расовой исключительности и исторической роли, ясного понимания примитивности «ненордической биологической массы», обреченной на частичное уничтожение, онемечивание, выселение в Сибирь.

Появление на Европейском ТВД американских войск ожидалось не ранее чем через год, поскольку все понимали: «Соединенные Штаты пребывали в начальной стадии мобилизации своих огромных ресурсов и занимались решением таких вопросов административного, экономического и политического характера, которые были совершенно незнакомы для народа США».

5 апреля 1942 года фюрером была подписана директива ОКВ № 41. Согласно этому документу, основной комплекс операций предстоящей кампании слагался из ряда последовательных взаимосвязанных и дополняющих друг друга глубоких ударов с обеспечением каждый раз «максимальной концентрации на решающих участках». Целью первой операции, получившей 7 апреля кодовое наименование «Блау», являлся прорыв из района Орла на Воронеж, откуда танковые и моторизованные дивизии должны были повернуть на юг и во взаимодействии с войсками, наступающими от Харькова, уничтожить силы Красной Армии между реками Дон и Северский Донец. Затем должно было последовать наступление двумя группами армий на Сталинград с взятием противника в «клещи» с северо-запада (вниз по течению Дона) и с юго-запада (вверх по течению Дона). Параллельно с продвижением подвижных войск для прикрытия их левого фланга из района Орла к Воронежу и далее по берегу Дона предстояло оборудовать мощные, насыщенные противотанковыми средствами позиции, для удержания которых предназначались соединения союзников Германии. И, наконец, поворот на Кавказ – к вожделенной нефти и маячившим на горизонте «индиям». Конечная цель «главной операции» 1942 года состояла в завоевании кавказских нефтяных промыслов.

Операция «Блау» должна была начаться в июне. До этого с целью создания благоприятных условий предполагалось провести наступательные операции с ограниченной целью – в Крыму и на Изюмском направлении.

Получалась рискованная многоходовая комбинация, требовавшая постоянного маневрирования силами, организации их непрерывного взаимодействия и бесперебойного снабжения на большом удалении от «отечественной базы». Реализовать столь сложный план в тот период было под силу только Вермахту, да и у него «не срослось». Хотя, по мнению британского военного теоретика Б. Лиддел-Гарта, «это был тонкий расчет, который был ближе к своей цели, чем принято считать после его окончательной и катастрофической неудачи».

Добавим, что для Третьего рейха это был последний шанс выиграть или, по крайней мере, не проиграть Вторую мировую войну.

В советской Ставке после поражения немцев под Москвой партийный и военный генералитет был преисполнен самых решительных намерений. В первомайском приказе № 130 товарищ Сталин, «гениальный вождь и учитель партии, великий стратег социалистической революции, мудрый руководитель Советского государства и полководец», поставил перед Красной Армией конкретную задачу: «Добиться того, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев». Замысел на весенне-летнюю кампанию состоял в том, чтобы последовательно осуществить ряд стратегических операций на разных направлениях, заставляя противника распылять свои резервы, не позволяя ему создать сильную группировку ни в одном из пунктов, бить его «могучими ударами» и гнать на Запад без остановки. Начало разгрому Вермахта должны были положить намеченные на май удары Юго-Западного фронта на Харьков – Днепропетровск и вышибание немцев с Крымского полуострова. После этого на льговско-курском направлении переходили в наступление войска Брянского фронта. Затем наступала очередь Западного и Калининского фронтов ликвидировать ржевско-вяземскую группировку противника. В завершение – деблокада Ленинграда и выход Карельского фронта на линию государственной границы СССР: «Инициатива теперь в наших руках, и потуги разболтанной ржавой машины Гитлера не могут сдержать напор Красной Армии. Недалек тот день, когда на всей советской земле снова будут победно реять красные знамена».

В Ставке правильно подсчитали, что Вермахт уже не способен вести крупные наступательные операции на всех направлениях, но ошибочно полагали, что главной целью Гитлера остается Москва. Даже после войны, имея на руках документы германского Генштаба, советские историки не посмели усомниться в прогнозах самого товарища Сталина: «Вопреки урокам зимней кампании, своей центральной и решающей задачей немецкое командование так же, как и в 1941 году, поставило захват Москвы с тем, чтобы вынудить Красную Армию к капитуляции и добиться таким образом окончания войны на Востоке». Поэтому большая часть сил действующей армии сосредоточивалась на московском направлении, а 10 резервных армий были равномерно распределены по всему советско-германскому фронту.

Успехи военной промышленности позволили приступить к формированию танковых корпусов, а в мае началось создание таких мощных оперативных объединений, как танковые и воздушные армии. Однако именно май ознаменовал собой начало серии катастрофических поражений. Крупной неудачей обернулась Ржевско-Вяземская операция Калининского и Западного фронтов (от 29-й и 33-й армий остались одни лишь номера), в любанской «бутылке» началась агония 2-й ударной армии, войска Крымского фронта были разбиты стремительным контрнаступлением генерала Манштейна (44, 47, 51-я армии потеряли более 70 % личного состава и всю материальную часть). Войска Юго-Западного фронта (6, 57, 9-я армии), наступая на Харьков, сами влезли в «мешок» как раз тогда, когда немцы затеяли его ликвидацию. Общие людские потери Красной Армии в первом полугодии 1942 года составили более 3,2 миллиона командиров и красноармейцев, то есть 60 % ее среднесписочной численности, причем 1,4 миллиона – потери безвозвратные. Потери Германии убитыми и пропавшими без вести на всех театрах за этот же период достигли 245,5 тысячи солдат и офицеров; сухопутные силы, согласно записям в дневнике начальника штаба ОКХ генерал-полковника Ф. Гальдера, потеряли на Восточном фронте 123 тысячи человек убитыми и 346 тысяч ранеными – 14,6 % от средней численности 3,2 миллиона.

Таким образом, к середине июня германское командование сумело создать благоприятные предпосылки для стратегического наступления Вермахта.

Для достижения намеченных целей Германия и ее союзники сосредоточили на южном крыле Восточного фонта 94 дивизии, в том числе 10 танковых и 8 моторизованных. В их составе имелось 900 тысяч человек, 1260 танков и штурмовых орудий, более 17 000 орудий и минометов, поддерживаемых 1200 боевыми самолетами 4-го воздушного флота. Из них 15 дивизий находились в Крыму.

Армейская группа под командованием генерала фон Вейхса в составе 2-й полевой и 4-й танковой немецких, а также 2-й венгерской армий во взаимодействии с 6-й армией генерала Паулюса были нацелены на проведение операции «Блау». Ее замысел сводился к нанесению двух ударов по сходящимся направлениям на Воронеж. В результате предполагалось окружить и разгромить советские войска западнее города Старый Оскол, выйти к Дону на участке от Воронежа до Старой Калитвы, после чего 4-я танковая и 6-я армии должны были повернуть на юг, в сторону Кантемировки – в тыл главным силам Юго-Западного фронта маршала С.К. Тимошенко (21, 28, 38-я, остатки 9-й и 57-й армий).

Второй ударной группе – 1-я танковая и 17-я полевая армии – из района Славянска предстояло прорвать советский фронт и ударом на Старобельск, Миллерово завершить окружение войск Юго-Западного и Южного фронтов.

В 600-км полосе от Орла до Таганрога группе армий «Юг» фельдмаршала фон Бока противостояли войска Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов, в составе которых насчитывалось 74 дивизии, 6 укрепленных районов, 17 стрелковых и мотострелковых, 20 отдельных танковых бригад, 6 танковых корпусов – 1,3 миллиона человек, не менее 1500 танков. Авиационное прикрытие обеспечивали 1500 самолетов 2, 8 и 4-й воздушных армий и двух дивизий АДД.

Решающая партия Гитлер – Сталин началась 28 июня 1942 года.

Согласно плану, который, кстати, случайно попал в руки советского командования, но был воспринят им как преднамеренно подброшенная дезинформация, группа «Вейхс» при поддержке 8-го авиакорпуса нанесла внезапный удар из района Щигры в стык 13-й и 40-й армий Брянского фронта. В центре, вдоль железной дороги Курск – Воронеж, рвалась к Дону 4-я танковая армия генерала Гота, имевшая в своем составе 3 танковые (9, 11, 24-я) и 3 моторизованные (3-я, 16-я и «Великая Германия») дивизии. Южнее 2-я венгерская армия – 9 пехотных и 1 танковая дивизии – наступала на Старый Оскол. Северный фланг ударной группировки прикрывал 55-й армейский корпус 2-й немецкой армии.

В первый же день немцы вклинились в советскую оборону на 15 км; на второй «панцеры» разгромили штаб 40-й армии, полностью дезорганизовав ее управление, и вышли на оперативный простор. С 29 июня командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант Ф.И. Голиков пытался ликвидировать прорыв фланговыми ударами пяти танковых корпусов (1, 4, 24, 17, 16, 24-й) и отдельных танковых бригад, но действовал в лучших традициях лета 1941 года. Корпуса вступали в сражение с ходу, по частям, несогласованно по времени, без разведки, без взаимодействия с другими родами войск, без связи друг с другом и вышестоящими штабами. Поодиночке они и были разбиты.

30 июня перешедшие в наступление из района Волчанска войска 6-й армии генерала Паулюса, имевшей в составе 40-го танкового корпуса две танковые (3-ю, 23-ю) и 29-ю моторизованную дивизии, при поддержке 4-го авиакорпуса «неожиданно быстро» прорвали советскую оборону на стыке 21-й и 28-й армий Юго-Западного фронта и за три дня продвинулись до 80 км. 3 июля они встретились у Старого Оскола с венгерскими частями, замкнув кольцо окружения вокруг шести советских дивизий. После этого главные силы Вейхса устремились к Воронежу, Паулюса – на Острогожск, охватывая правый фланг 28-й армии генерал-лейтенанта Д.И. Рябышева.

5 июля 6-я армия левым крылом форсировала реку Тихая Сосна, а дивизия «Великая Германия» и 24-я танковая дивизия ворвались в Воронеж. Вечером того же дня из Ставки фюрера последовал категорический приказ приостановить штурм города, вывести подвижные соединения из уличных боев и направить их на юг, в коридор между Доном и Северским Донцом.

В то время как Гитлер заявил на совещании, что взятие Воронежа для него не имеет значения, Сталин, опасаясь, что немцы начнут отсюда обходное движение в тыл Москвы, именно этому направлению уделял особое значение. Из резерва Ставки к Дону выдвигались 3-я и 6-я резервные армии, переименованные соответственно в 60-ю и 6-ю (13 свежих стрелковых дивизий). Одновременно готовился мощный контрудар силами 5-й танковой армии (2, 11, 7-й танковые корпуса, 19-я отдельная танковая бригада, 340-я стрелковая дивизия). В район Ельца была передислоцирована 1-я истребительная авиационная армия резерва Ставки (230 самолетов). Для «оказания помощи в организации обороны Воронежа» из Москвы примчались начальник Генерального штаба А.М. Василевский, его заместитель Н.В. Ватутин, начальник Главного автобронетанкового управления Я.Н. Федоренко.

Утром 6 июля 5-я танковая армия попыталась ударом с севера перехватить коммуникации Гота и сорвать переправу противника через Дон. К этому времени 4-я танковая армия уже поворачивала на юг, а на ее месте фронтом на север окапывалась инфантерия 2-й полевой армии. Как и прежде, советские корпуса вводились в бой поочередно, с ходу, без подготовки, на широком фронте. Немецкая пехота при содействии 9-й и 11-й танковых дивизий неорганизованные атаки русских успешно отбила. На этом 5-я танковая армия, на четыре дня задержавшая соединения Гота, прекратила свое существование и была расформирована.

Брешь между Брянским и Юго-Западным фронтами достигла 300 км в ширину и до 170 км в глубину. 7 июля был образован Воронежский фронт, в состав которого вошли 60, 40, 6-я общевойсковые, 2-я воздушная армии, 4, 17, 18, 24-й танковые корпуса, получившие задачу «прочно закрепиться» и во что бы то ни стало удержать восточный берег Дона. На противоположном берегу с аналогичными намерениями занимали оборону венгры.

Ближайшая задача наступления была выполнена. За девять дней сражения советские потери составили 162 тысячи человек. По немецким данным, было захвачено в плен 73 тысячи красноармейцев и уничтожено 1200 танков.

Группа армий «Юг» 7 июля разделилась на две части. Фельдмаршал фон Бок принял группу «Б», в состав которой вошли 4-я танковая, 2-я и 6-я полевые, 2-я венгерская и 8-я итальянская армии. Они должны были продолжить наступление, одновременно организовав оборону на рубеже реки Дон. Вновь созданное командование группы «А» приняло под свое начало 17-ю полевую и 1-ю танковую армии. На фельдмаршала Листа возлагалось руководство операциями по наступлению на Сталинград с юго-запада.

Первая половина июля 1942 года прошла под звуки фанфар в честь побед германского оружия.

В Северной Африке немецко-итальянские войска нанесли поражение 8-й британской армии и захватили Тобрук. Танковый корпус генерала Роммеля, пройдя по пустыне 600 км, вышел к Эль-Аламейну – железнодорожной станции, расположенной в 100 км от Александрии. Сражение за Египет достигло своей наивысшей точки. Английский флот вынужден был уйти в Красное море. В английских штабах уже были отработаны планы отступления 8-й английской армии в Палестину в случае, если ей не удастся удержать дельту Нила.

1 июля пал Севастополь, в немецких руках оказался весь Крымский полуостров – база для флота, аэродром для авиации и плацдарм для прыжка на Кавказ. Соответственно, для участия в боевых действиях на юге высвободилась 11-я армия Манштейна, которому по такому случаю было присвоено звание фельдмаршала. После отдыха и пополнения армию предполагалось перебросить через Керченский пролив на Таманский полуостров (операция «Блюхер»).

В Атлантике «волчьи стаи» гросс-адмирала Денница ежемесячно топили союзнических судов на 700–800 тысяч тонн.

На Севере немецкие подводные лодки и авиация разгромили конвой PQ-17. Из 34 транспортов, следовавших из Исландии в порт Архангельск, было потоплено 23. На дне Баренцева моря оказалось 3350 автомашин, 430 танков, 210 самолетов и около 100 тысяч тонн грузов. Уничтожение конвоя в Берлине расценили как крупную победу, эквивалентную разгрому 100-тысячной армии. Последствия были еще более тяжелыми: по требованию британского Адмиралтейства поставки военных материалов в СССР по Северному пути, связанные с «неоправданным риском», были приостановлены почти на полгода. Попытки организовать снабжение Советского Союза через Персидский залив срывались ввиду низкой пропускной способности южных портов, отсутствия на Среднем Востоке хоть чего-нибудь похожего на дорожную сеть, нехватки транспортных средств, а также необходимости обеспечивать потребности находившихся в Иране и Ираке английских войск. 15 тысяч тонн грузов в месяц – это все, что перепадало русским летом 1942 года.

На южном крыле Восточного фронта тем временем разворачивался второй этап летнего наступления Вермахта.

Вечером 7 июля 40-й танковый и 8-й армейский корпуса армии Паулюса, развивая наступление вдоль правого берега Дона, заняли Россошь, перерезали железную дорогу Москва – Ростов, а на следующий день овладели плацдармами на южном берегу реки Черная Калитва. Сюда же, за реку, откатывались «слабоуправляемые части» 21-й и 28-й армий Юго-Западного фронта. 8 июля 1-я танковая армия генерала фон Клейста нанесла удар из района Славянска через Северский Донец в общем направлении на Миллерово, а 17-я генерала Руоффа от Артёмовска – на Ворошиловград.

Штаб Тимошенко не ориентировался в обстановке и все больше терял управление войсками. 9 июля командарм-38 генерал-майор К.С. Москаленко, не имея связи с вышестоящим командованием, принял самостоятельное решение завернуть правый фланг армии фронтом на север, чтобы организовать оборону в районе Кантемировки, но 40-й танковый корпус фон Швеппенбурга уже обходил Кантемировку с востока. К исходу 11 июля основные силы Юго-Западного фронта, охваченные с северо-востока и востока и атакованные с запада танковой армией Клейста, оказались вынуждены вести тяжелые бои южнее и юго-западнее Кантемировки. Передовые части 40-го танкового корпуса достигли станицы Боковская на реке Чир. Сутки спустя 1-я танковая армия, имея в авангарде группу Маккензена (16, 22, 14-я танковые, 60-я моторизованные дивизии), на широком фронте переправилась через реку Айдар южнее Старобельска и устремилась на Миллерово, где наметилась встреча с частями 4-й танковой армии, 17-я армия своим левым флангом приблизилась к Ворошиловграду.

Юго-Западный фронт, перед началом операции «Блау» имевший численность 610 тысяч человек, потерял 233 тысячи, был расчленен на отдельные группы войск и фактически развалился. 12 июля Ставка приняла решение о его упразднении. Части 28, 38, 9-й армий передавались Южному фронту генерал-лейтенанта Р.Я. Малиновского (37, 12, 18, 56, 24-я армии), которому ставилась задача остановить наступление противника. Правда, передавать было нечего, да и не получилось – разбитые вдребезги армии под давлением обстоятельств перемещались по собственным траекториям, а маршал Тимошенко ничего не мог ответить на вопрос Москвы: «Куда девались эти дивизии?» Обескровленные соединения 28-й и 38-й армий «неорганизованной и неуправляемой массой» прорывались на северо-восток, 9-я армия откатывалась на юг. Одновременно началось формирование Сталинградского фронта, в состав которого должны были войти 63, 62, 64-я (бывшие 5, 7, 1-я резервные – 19 дивизий, более 200 тысяч человек), 21-я армии, а также 28, 38 и 57-я, от которых остались одни штабы. Новый фронт получил задачу: прочно оборонять рубеж по реке Дон от Павловской до Клетской, далее по линии Клетская, Суровикино, Суворовский, Верхнекурмоярская и не допустить выхода противника к Волге.

Командующий Южным фронтом генерал-лейтенант Р.Я. Малиновский первоначально решил остановить немецкие войска на рубеже Миллерово, Петропавловск, Черкасское, но поздно… поздно… Противник опережал в темпе. Генерал Гальдер 12 июля с удовлетворением записывал: «В полосе операций на юге складывается вполне соответствующая замыслам картина».

Однако уже на следующий день Гитлер начал импровизировать и ломать без того хрупкий план. Решив, что главные силы Тимошенко, спасаясь от германских «клещей», отступают на юг, фюрер задумал устроить грандиозный «котел» севернее Ростова. С этой целью 13 июля он приказал обеим танковым армиям ускоренным маршем двигаться к устью реки Северский Донец и поворотам на запад вдоль Дона отрезать русских от переправ, а затем уничтожить противника совместно с 17-й армией. При этом 1-й танковой армии предстояло еще раз форсировать Донец. 4-я танковая армия была переподчинена группе армий «А». Таким образом, наступление танковых и моторизованных дивизий на Сталинград откладывалось, на восток продолжала продвигаться лишь 6-я полевая армия, у которой к тому же в пользу Гота отобрали 40-й танковый корпус. Одновременно был смещен со своего поста фельдмаршал Бок, а на его место назначен генерал Вейхс.

15 июля немецкие танковые корпуса встретились восточнее Миллерово. Соединения 24-й армии генерал-лейтенанта И.К. Смирнова, выдвигаемой из резерва Южного фронта, пытались разомкнуть внешнее кольцо окружения, но были разбиты и отброшены к Каменску ударами подвижных частей. В этот день Ставка приказала немедленно отвести войска Южного фронта за Дон и во взаимодействии с 51-й армией Северо-Кавказского фронта организовать прочную оборону по южному берегу реки на участке от Батайска до Верхнекурмоярской. Оборона Ростовского укрепрайона с севера была поручена 56-й армии генерал-майора А.И. Рыжова. 17 июля войска Руоффа взяли Ворошиловград, танкисты Клейста форсировали Северский Донец в обратную сторону и заняли плацдарм в районе Каменска-Шахтинского. Моторизованные дивизии Гота достигли Дона восточнее устья Донца. Они должны были форсировать реку, чтобы затем, повернув на запад, выйти по южному берегу в тыл Ростовской позиции. В это время в лесу под Винницей, куда вместе с Гитлером переместился Генеральный штаб, Гальдер, сомневаясь в наличии крупных сил русских в уготовленной ловушке, решительно возражал против «бессмысленного сосредоточения сил вокруг Ростова» и предлагал, не теряя дорогого летнего времени и драгоценного топлива на пустые маневры, перейти, наконец, к Сталинградской операции. Чуть позже генерал напишет: «Даже дилетанту становится ясно, что под Ростовом стянуты все подвижные силы, неизвестно зачем…»

20 июля 1-я танковая армия Клейста нанесла удар от Каменска на Новочеркасск. Через сутки из района севернее Таганрога в наступление на Ростов перешел 57-й танковый корпус генерала Кирхнера. Армия Гота захватила плацдармы на южном берегу Дона в районах Константиновской и Цимлянской. Атака Ростовского укрепленного района началась 22 июля; 23-го дивизии 3-го танкового корпуса ворвались в город. Но показательного «котла» не получилось – армии Малиновского, где планомерно, а где и бегом, ушли за Дон.

Войска трех советских фронтов избежали окружений, подобных киевскому или харьковскому, но начиная с 28 июня потеряли 568 тысяч человек (из них 370 тысяч безвозвратно), 2436 танков, 13 716 орудий и минометов, 783 боевых самолета, почти полмиллиона единиц стрелкового оружия. Безвозвратные потери Вермахта за месяц боев на всех ТВД составили 37 тысяч солдат и офицеров (на всем Восточном фронте – 22 тысячи), 393 танка и штурмовых орудия.

Стратегический рубеж Красной Армии на юге оказался прорванным на глубину 150–400 км, что позволяло противнику развернуть наступление в большой излучине Дона на Сталинград. Однако в этот момент, как гром среди ясного неба, грянула директива № 45 «О продолжении операции «Брауншвейг».

Гитлер убедил самого себя, что теперь уж русские точно находятся на пределе своих сил, и счел возможным изменить план кампании.

Основополагающим пунктом операции «Блау» (с 30 июня – «Брауншвейг») являлось стремительное наступление групп армий «Б» и «А» на Сталинград и окружение отступающих советских войск. Вслед за этим должно было начаться наступление на Кавказ. Однако Гитлер так торопился захватить грозненскую и бакинскую нефть, что решил провести эти операции одновременно. Вопреки возражениям Гальдера фюрер перенацелил обе танковые армии на южное направление и забрал у Паулюса 40-й танковый корпус. Из подвижных соединений в 6-й армии осталась только одна моторизованная дивизия.

Гитлер опасался, что, бросив основные силы на Сталинград, он нанесет удар по пустому месту и зря потеряет время. В подписанной 23 июля директиве он утвердил «роковое решение»: вместо первоначально предусмотренных эшелонированных операций приказал провести два одновременных наступления по расходящимся направлениям – к Волге и на Кавказ.

Войска получили новые задачи, новые сроки и никаких подкреплений. Более того, посчитав, что имеющихся сил вполне достаточно для окончательного разгрома русских на южном крыле, фюрер две моторизованные («Адольф Гитлер» и «Великая Германия») и две пехотные дивизии из состава группы армий «А» перебросил во Францию и группу армий «Центр», две танковые дивизии (9-ю и 11-ю) – в группу армий «Центр». Армия Манштейна отправлялась штурмовать Ленинград. Всего к концу июля с главного направления было снято 11 немецких дивизий. Наконец, командованию армии резерва надлежало как можно быстрее укомплектовать и направить на Запад три новые пехотные дивизии – в ущерб пополнению Восточного фронта.

Если 28 июня в составе группы армий «Юг» на фронте протяженностью 800 км было сосредоточено 68 немецких дивизий и 26 дивизий союзников, то к 1 августа для выполнения новых задач имелось 57 немецких и 36 союзных дивизий. Линия фронта на этот момент составляла уже около 1200 км. Номинально общее число соединений осталось неизменным, однако сами немцы вполне резонно считали боевую мощь итальянской, румынской или венгерской дивизии равной половине немецкой. Этим силам предстояло теперь захватить и удержать полосу в 4100 км. Не говоря о трудностях подвоза и снабжения, которые должны были неизбежно возникнуть, стратегическая цель уже никоим образом не соответствовала наличным средствам.

«23 июля, – пишет генерал Дёрр, – по-видимому, можно считать днем, когда главное командование германской армии ясно показало, что оно не следует классическим законам ведения войны и вступило на новый путь, который был в большей степени продиктован своеволием и нелогичностью Гитлера, чем рациональным реалистическим образом мыслей солдата».

Генерал Гальдер открыто выступил против очередного «гениального озарения». Взаимоотношения между Верховным Главнокомандующим и начальником Генерального штаба ОКХ накалились до предела. Как всякий диктатор, Гитлер не доверял генералам, имевшим привычку самостоятельно мыслить и «не обученным безоговорочному повиновению», особенно в таком важном деле, как ведение войны. Конкретно Гальдера, постоянно встревавшего в большую стратегию со своими предостережениями и академическими суждениями, он за глаза обзывал тупицей, а его штаб – «гнездом заговорщиков и предателей». Гальдер стойко ненавидел фюрера и не раз мысленно примерял на него «деревянный бушлат». В конце концов генерал высказал все, что думал об умении фюрера руководить военными действиями, а Гитлер в бешенстве велел ему заткнуться. Повышенную раздражительность участников спора придворный доктор Морель объяснял вредным для здоровья континентальным климатом Винницы.

Итак, основные усилия были нацелены на завоевание Кавказа. Но уже 26 июля армия Паулюса в первый раз завязла в обороне Сталинградского фронта. Еще через пять дней Гитлер приказал вернуть 4-ю танковую армию группе армий «Б». С этого момента две примерно одинаковые немецкие группировки наступали под прямым углом друг к другу. В дальнейшем фюрер перебрасывал войска по своему усмотрению. Словно буриданов осел, он никак не мог сделать выбор между двумя «охапками сена». Перманентные изменения утвержденных планов дезорганизовывали и без того нелегкую работу служб снабжения.

Дальнейшее известно: немецких сил, вкупе с союзниками, не хватило ни на одном из направлений. Гитлеру пришлось бросать все новые дивизии под Сталинград, но русские делали это быстрее. В итоге Паулюс втянулся во «всепоглощающую воронку», в которой погибла вся его армия. Клейст застрял на Кавказе, а чуть позже еле унес оттуда ноги. Русские выиграли гонку за время, хотя все висело на волоске.

Но, честно говоря, непонятно, как можно было продуть Сталинградскую битву. Можно предположить, что фюрер был агентом влияния Коминтерна. Ведь все было просчитано до мелочей, просчитано верно, это подтвердили три безукоризненно проведенных этапа летней кампании. Сталинград лежал буквально на блюдечке. Надо было только продолжать выигрывать в темпе или, как сформулировал Гальдер еще в период планирования, «русские должны бросать свои силы вдогонку нашим». Все могло быть совсем по-другому. Примерно так.

14 июля в пятом часу пополудни Гитлер допил любимый ромашковый чай с кнедликами, откинулся на спинку стула и очень интеллигентно сказал: «Знаете, Франц Максимилианович, вы меня убедили. Давайте не будем форсировать события».

Утром 15 июля 4-я танковая армия (24-й, 48-й танковые, 4-й армейский корпуса), вернув 40-й танковый корпус в подчинение генерала Паулюса, из района северо-восточнее Миллерово начала движение на восток, к Сталинграду. Впереди до самого горизонта лежала выгоревшая степь, изрезанная балками и речушками, – и никаких признаков русских. Севернее, в том же направлении, не встречая сопротивления, прикрываясь с левого фланга Доном и заслонами 29-го армейского корпуса, со средним темпом 30 км в сутки, пылили колонны 6-й полевой армии. «Сегодня 50 градусов жары, – записывал унтер-офицер артполка 297-й пехотной дивизии Алоиз Хеймессер. – Вдоль дороги в обмороке лежат пехотинцы, на протяжении километра я насчитал 27 человек». Танковый корпус Швеппенбурга, втихомолку поругивая штабных стратегов, снова развернулся на 90 градусов. 1-я танковая армия (3-й танковый, 44-й, 51-й армейские корпуса) продолжала катиться на юг, глубоко охватывая правое крыло Малиновского. В левое крыло, от Таганрога, ударили 57-й и 14-й танковые корпуса.

В ночь на 16 июля войска Южного фронта начали отход на указанный Ставкой рубеж. Днем армия Клейста заняла Тацинскую. Альфред Риммер, солдат мотопехотного полка 16-й танковой дивизии, писал в дневнике: «В 6 часов выступили. Проехали 170 километров. Дорога отступления русских, по которой мы ехали, ясно показывает бесплановое дикое бегство их. Все, что было для них обузой в бегстве, они бросили: пулеметы, минометы и даже «адское орудие» с 16 зарядами калибром в 10 см, которое заряжается и стреляет электричеством». 40-й танковый корпус (3-я, 23-я танковые, 29-я моторизованная, 100-я егерская дивизии) форсировал реку Чир у станиц Боковская и Чернышевская и вступил в бой с передовыми отрядами русских. Сутки спустя 48-й (24-я танковая, мотодивизия «Великая Германия») и 24-й (14-я танковая, 3-я, 16-я моторизованные дивизии) корпуса 4-й танковой армии достигли реки Цимла в ее верхнем течении.

К этому времени в излучине Дона, совершив от Сталинграда 100-км марш в пешем строю, успела развернуться только 62-я армия под командованием генерал-майора В.Я Колпакчи. Рубеж обороны для нее был выбран неудачно: на открытой танкодоступной местности без учета естественных преград, которые можно было бы усилить инженерными заграждениями и сделать их труднодоступными для наступающей стороны, «позиции были размещены в голой степи, открыты для наблюдения и просмотра их как с земли, так и с воздуха». Впрочем, ни мин, ни иных средств заграждения в наличии не имелось, потому бойцы просто копали в чистом поле ямки, называемые одиночными стрелковые ячейками. В состав армии, имевшей общую численность 81 тысяча человек, входили 6 стрелковых дивизий, 4 курсантских полка военно-пехотных училищ, 6 отдельных танковых батальонов (250 танков), восемь артиллерийских полков РГК. Пять дивизий первого эшелона растянулись в нитку с севера на юг от Клетской до Нижнесолоновского на фронте почти в 130 км, далее – до Верхнекурмоярской зияла 50-км дыра. Одна стрелковая дивизия находилась во втором эшелоне у железной дороги на Сталинград. По одному стрелковому полку со средствами усиления было выделено от каждой стрелковой дивизии в передовые отряды, выдвинутые на удаление 60–80 км от главных сил с целью найти и «прощупать» противника.

64-й армия, которая перебрасывалась из района Тулы (отчего-то без сформировавшего ее командарма), едва приступила к выгрузке на нескольких станциях вдали от линии фронта. Как вспоминает заместитель командующего В.И. Чуйков, 17 июля он получил от штаба фронта директиву в течение двух суток развернуть армию на фронте от Суровикино до Верхнекурмоярской, сменив здесь левофланговые дивизии генерала Колпакчи, и встать в жесткую оборону:

«Задача, поставленная директивой, была явно невыполнимой, так как дивизии и армейские части еще только выгружались из эшелонов и направлялись на запад, к Дону, не боевыми колоннами, а в том составе, как они следовали по железной дороге. Головы некоторых дивизий уже подходили к Дону, а их хвосты были на берегу Волги, а то и в вагонах. Тыловые же части армии и армейские запасы вообще находились в районе Тулы и ждали погрузки в железнодорожные вагоны.

Войска армии нужно было не только собрать после выгрузки из эшелонов, но и переправить через Дон, преодолев пешим маршем 120–150 километров…

Я зашел к начальнику оперативного отдела штаба фронта полковнику Рухле и, доказав невозможность выполнить директиву в установленный срок, попросил его доложить Военному совету фронта о том, что 64-я армия может занять оборонительный рубеж не раньше 23 июля.

Срок занятия оборонительного рубежа был исправлен с 19 на 21 июля.

Но и к 21 июля войска 64-й армии занять линию обороны, указанную штабом фронта, не могли».

При такой плотности построения у советской стороны не было никаких шансов выдержать сильный удар противника, тем более удар подвижных соединений. Абсолютное большинство личного состава резервных армий не имело боевого опыта. Тем не менее «настроение в штабе 62-й армии было приподнятое». Дело в том, что командование Сталинградского фронта, довольно оптимистично оценивая ближайшие перспективы, полагало свое направление вспомогательным и в донесении в Генштаб прогнозировало, что главный удар «противник будет наносить в нижнем течении р. Дон с целью прорыва на Северный Кавказ».

С утра 18 июля корпус фон Швеппенбурга из района Перелазовский нанес удар по правому флангу 62-й армии. Сутки спустя танки разгромили штабы 192-й и 184-й стрелковых дивизий в районе Верхне-Бузиновки и вышли к Дону у Каменской. Немецкая авиация, обеспечивая действия наземных войск, абсолютно господствовала в воздухе. На левом фланге соединения 4-й танковой армии развеяли по ветру 196-ю стрелковую дивизию, вышли к устью реки Чир и захватили плацдарм на северном берегу. 20 июля «клещи» сомкнулись, западнее Калача образовался «котел» для четырех советских дивизий и 40-й танковой бригады. Их остатки, бросая артиллерию и технику, мелкими группами просачивались из окружения на восток.

Путь на Сталинград фактически был открыт. Однако дальнейшее продвижение затруднялось нехваткой горючего и значительным отставанием пехоты. Следующие четыре дня немцы потратили на зачистку территории в малой излучине Дона, накопление запасов и перегруппировку сил.

В полосе группы армий «А» армия Руоффа 17 июля захватила Ворошиловград и развивала наступление на Ростов. Пехотные корпуса Клейста отразили деблокирующий удар 24-й армии на рубеже Северского Донца, а 3-й танковый корпус (22-я, 16-я танковые, 60-я моторизованная дивизии) генерала Маккензена 20 июля переправился через Дон южнее Цимлянской. 24 июля пал Ростов, 26-го, форсировав реку, 125-я и 73-я пехотные дивизии после ожесточенных боев захватили Батайск, рядом, у Аксайской, еще один плацдарм создали 13-я танковая и 198-я пехотная дивизии.

На южном крыле советско-германского фронта назревала новая катастрофа. До Сталинграда немцам оставалось пройти по прямой примерно 70 км. На этом пути не было ни серьезных естественных преград, ни организованной обороны. На 200-км участке от Сиротинской до Верхнекурмоярской по левому берегу Дона у советского командования имелось шесть изрядно потрепанных, потерявших половину состава стрелковых дивизий 62-й армии, во главе которых был поставлен генерал-лейтенант А.И. Лопатин, а также четыре дивизии, две морские стрелковые и 137-я танковая бригады 64-й армии генерал-лейтенанта В.И. Чуйкова. В качестве средства оперативного реагирования их оборону «подпирал» восстановленный в новом составе 13-й танковый корпус (157 танков) полковника Т.И. Танасчишина – благо СТЗ продолжал бесперебойно поставлять на передовую новенькие «тридцатьчетверки». Северную дугу донской излучины от устья реки Медведица прикрывала завеса из шести дивизий 64-й армии генерал-лейтенанта В.И. Кузнецова, растянувшихся на 300 км (с шириной полос для каждой дивизии от 40 до 100 км), южную – четыре стрелковые и две кавалерийские дивизии 51-й армии генерал-майора Н.Я. Кириченко.

В резерве фронта имелись две стрелковые дивизии (18-я и 131-я), две танковые бригады (133-я, 131-я) и 3-й гвардейский кавалерийский корпус. 22 июля было принято решение о формировании на базе управлений 38-й и 28-й общевойсковых армий двух танковых армий смешанного состава – 1-й под командованием генерал-майора К.С. Москаленко и 4-й под командованием генерал-майора В.Д. Крюченкина, – в состав которых должны были войти 13, 28, 22, 23-й танковые корпуса, отдельные танковые бригады и стрелковые соединения. В городе находилось на переформировании еще 6 танковых бригад. Под Сталинград спешно перебрасывались резервы Ставки. В Саратове, Вологде, Горьком грузились войска 8, 2, 9-й резервных армий. С Дальнего Востока мчались эшелоны с 204, 126, 205, 321, 399, 422-й кадровыми стрелковыми дивизиями, правда, их прибытие ожидалось не ранее 27–28 июля. В связи со стремительно ухудшающейся ситуацией городской Комитет обороны принял постановление о подготовке к проведению спецмероприятий – минированию и уничтожению промышленных предприятий, узлов связи, энергетического хозяйства, водопровода и других объектов.

Поражения и бесконечные отступления деморализовывали советские войска, подрывали их веру в победу, в способность военачальников дать отпор немцу. Особые отделы и отделения военной цензуры фиксировали рост пораженческих настроений и антисоветских высказываний со стороны бойцов и командиров: «Командовать не умеют, дают несколько приказаний, а потом их отменяют…», «Нас предали. Пять армий бросили немцам на съедение. Кто-то выслуживается перед Гитлером. Фронт открыт, и положение безнадежное», «Немецкая армия культурнее и сильнее нашей армии. Нам немцев не победить», «Тимошенко плохой вояка, и он гробит армию». 23 июля маршал С.К. Тимошенко, которого с мая 1942 года преследовали сплошные неудачи, был отстранен от командования Сталинградским фронтом. Его место не вовремя и не по способностям занял генерал-лейтенант В.Н. Гордов, прославившийся своим «матерным управлением». В этот же день появился сталинский приказ № 227: «Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн стали в ход. У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону…»

Тем временем Паулюс основные силы 6-й армии (40-й танковый, 8-й, 17-й армейские корпуса) сосредоточил у Вертячего, для форсирования Дона в самой восточной части излучины. Справа, у Калача, должна была наносить вспомогательный удар 71-я пехотная дивизия. Главные силы 4-й танковой армии (48-й, 24-й танковые, 4-й армейский корпуса) изготовились к атаке в районе Верхнечирской, южнее железной дороги на Сталинград, на стыке 64-й и 62-й армий. План действий группы армий «Б» был прост: обе армии – 4-я танковая южнее, а 6-я армия севернее Сталинграда – наносили удар в направлении Волги, у реки поворачивали соответственно налево и направо и брали в «клещи» весь район Сталинграда с оборонявшимися в нем войсками.

Но первой 24 июля с плацдарма у Цимлянской перешла в наступление 1-я танковая армия, имевшая в своем составе две танковые, одну моторизованную и 6 пехотных дивизий. Главный удар Клейст наносил восточнее железной дороги Сальск – Сталинград с задачей выйти к Волге в районе Красноармейска. Немцы с легкостью разметали оборону 51-й армии и двинулись на северо-восток. Одновременно на линии Романовская – Ремонтная фронтом на юго-запад разворачивались четыре пехотные дивизии 6-го румынского корпуса. Уже 25 июля 22-я танковая дивизия овладела станцией Котельниково, а сутки спустя вышла к реке Аксай у станции Жутово. На юго-западном фасе Сталинградского оборонительного обвода советские части отсутствовали.

Для защиты этого направления было принято решение выдвинуть 13-й танковый корпус и две стрелковые дивизии со штабом 57-й армии. Танковые армии Москаленко и Крюченкина получили приказ нанести мощный контрудар в общем направлении на Верхнебузиновку, разгромить левое крыло армии Паулюса и отбросить его за Чир.

Однако 25 июля, при поддержке всего 4-го воздушного флота, немцы начали генеральное наступление. Пехота 6-й армии форсировала Дон по обе стороны от Вертячего, 4-й армейский корпус генерала Шведлера наладил переправу у Нижнечирской. В течение суток на плацдармы были переброшены значительные силы, а 27 июля в прорыв ринулись танковые корпуса. Неорганизованные контратаки советских танковых армий были отбиты с большими для них потерями. Все эти корпуса, бригады, дивизии, формально объединенные в армии, были разбросаны на значительном пространстве, не имели связи между собой, не были готовы к слаженным боевым действиям. У новоиспеченных командармов не было времени даже познакомиться с войсками, не говоря об отработке взаимодействия и управления. Механики-водители танков имели по 3–5 часов вождения, а сами танки, собираемые в спешке и с нарушением технологии, ломались еще до выхода на боевой рубеж. Оснащенность войск противотанковой и зенитной артиллерией можно назвать символической, гаубиц не было вообще, катастрофически не хватало стрелковых частей, и совершенно не видно было в воздухе «сталинских соколов». С.К. Москаленко с горечью вспоминает: «Вражеская авиация действовала группами по два-три десятка самолетов, появлявшихся над нами каждые 20–25 минут. Им, к сожалению, ничего не противопоставила наша 8-я воздушная армия, занятая, видимо, на других направлениях». Посему всякое передвижение советских войск в дневное время охватывал паралич «из-за сильного воздействия вражеской авиации».

К вечеру 28 июля передовые батальоны 3-й танковой дивизии пересекли междуречье и вышли к Волге в районе поселков Рынок, Латошинка севернее Сталинграда. Подходившие к городу с севера и северо-запада железнодорожные линии были перерезаны, река с этого момента не могла больше использоваться как водная магистраль. Немецкий капитан записывал в дневнике: «Мы смотрели на простиравшуюся за Волгой степь. Отсюда лежал путь в Азию, и я был потрясен».

В то же время танковые корпуса 4-й танковой армии взломали советскую оборону в центре и, отбивая контратаки со стороны Калача, достигли среднего городского обвода на реке Червлёная; 24-й танковый корпус фон Кнобельсдорфа повернул на север, 48-й танковый корпус Геймера нацелился на Бекетовку.

Танки Клейста после 150-км броска к Аксаю сутки простояли в ожидании горючки, но уже 28 июля они ворвались на станцию Абганерово, где снова были остановлены бригадами 13-го танкового корпуса. Справа веером на юго-восток разворачивались дивизии 51-го армейского корпуса фон Зейдлитца.

В эти дни авиация Рихтгофена неоднократно совершала массированные налеты на Сталинград, причалы и переправы. Город пылал, как гигантский костер. Были разрушены промышленные предприятия и жилые кварталы. На деревянные дома юго-западной окраины обрушился град зажигательных бомб, здесь все выгорело дотла. Коробки многоэтажек устояли, но перекрытия рухнули. Полыхали нефтехранилища и нефтеналивные суда. Нефть и керосин потоками стекали в Волгу и горели на ее поверхности.

Точно так же пылал и рушился Сталинградский фронт.

29 июля 14-й танковая дивизия встретилась в районе Гумрак с наступавшей с севера 23-й танковой дивизией, 48-й танковый корпус занял Бекетовку. На южном фасе танковые дивизии Маккензена, прикрывшись мотопехотой, ударили на Плодовитое и далее на север. К вечеру они ворвалась в Красноармейск. Отсюда, с крутояра, возвышавшегося на 150 метров над уровнем реки, хорошо просматривался весь Сталинград, изгиб Волги с островом Сарпинский и Калмыцкие степи. Приказ генерала Гордова отходить из «мешка» на внутренний рубеж был отдан слишком поздно. Штаб фронта эвакуировался на левый берег Волги, в район хутора Ямы, а западнее и южнее Сталинграда образовалось сразу два «котла», в которых методично перемалывались войска четырех советских армий. С севера к ним безуспешно пытались пробиться и восстановить связь с городом дальневосточные дивизии, атаковавшие с ходу, по мере прибытия, без артиллерийской и авиационной поддержки – их подчинили штабу 21-й армии. Из письма рядового Я.А. Трушкова в родимый Уссурийский край: «Опишу бездарное наше положение. До фронта доехали с горем пополам, по приезде на второй день вступили в бой с немецкими танками и пехотой, и мы были разбиты вдребезги, немного осталось от дивизии…»

В принципе Паулюс свою задачу уже выполнил. Сталинград перестал играть роль крупного транспортного узла и кузницы оружия. Остановился тракторно-танковый СТЗ, завод «Красный Октябрь» прекратил давать броневую сталь, была пресечена транспортировка по Волге бакинской нефти. Немецкая авиация забросала реку минами на протяжении 400 км от Капмышина до Никольского. Окончательно закупорить водную артерию должны были батареи 88-мм пушек, разворачиваемые на западном берегу. При остром желании русских оборонять оставшиеся после бомбардировок развалины Сталинград можно было и не брать. Германское радио и так раструбило на весь мир о падении «знаменитого города на Волге, носящего имя Сталина». Но в том-то и дело, что оборонять его было некому. В городе, кроме почти 400 тысяч гражданского населения, остались 10-я стрелковая дивизия НКВД, вооруженные отряды рабочих и милиции, а самым старшим воинским начальником – полковник А.А. Сараев. Заблаговременно город к обороне подготовлен не был: укрепления, заграждения, огневые точки отсутствовали, наспех сложенные на улицах баррикады выглядели несерьезно, боеприпасы и медикаменты были вывезены. 30 июля последовал решительный штурм с трех направлений, окончившийся прорывом дивизии «Великая Германия» к паромной переправе у Красной Слободы.

1 августа Паулюсу было присвоено звание генерал-фельдмаршала. Доктор Геббельс разразился речью о всемирно-историческом значении победы на Волге и путеводной звезде национал-социализма. Москва отозвала генерала Гордова, дальнейшая его судьба неизвестна.

В качестве асимметричного ответа Красная Армия попыталась, действуя по собственному плану, разгромить группу армий «Центр» или, на худой конец, 9-ю немецкую армию в Ржевско-Сычевском выступе. Однако серия наступательных операций, проведенных с 5 июля по 29 августа войсками Калининского, Западного, Брянского фронтов, закончилась потерей 300 тысяч бойцов, в том числе гибелью 39-й армии. На юге 30 июля были образованы два новых фронта: Донской под командованием К.К. Рокоссовского и Юго-Восточный, который возглавил генерал А.И. Еременко. Последний должен был организовать оборону по восточному берегу Волги и линии озер южнее Сталинграда. На долю Рокоссовского выпала задача преградить врагу путь на север.

«Мудрый полководец, с именем которого на устах шли в бой советские воины», по-прежнему полагал, что германская армия, наступая на Сталинград, совершала «сложный обходной маневр» с целью окружения Москвы. Немцы ударными темпами оборудовали глубокоэшелонированные позиции с учетом предстоящей зимовки, но им все равно «не верили»:

«Тов. Сталин своевременно разгадал план германского командования, пытавшегося создать впечатление, будто главной, а не второстепенной целью летнего наступления немецких войск является занятие нефтеносных районов Грозного и Баку. На самом деле главная цель состояла в том, указывал тов. Сталин, чтобы обойти Москву с востока, отрезать ее от волжского и уральского тыла и потом ударить на Москву и тем самым закончить войну в 1942 году. По приказу Верховного Главнокомандующего тов. Сталина советские войска преградили врагу путь на север, в тыл Москве».

Советский Генштаб вводило в заблуждение наращивание сил противника в районе Сталинграда и его активные действия по улучшению своих позиций. В течение августа к Дону выдвинулась 8-я итальянская армия генерала Гарибольди. Итальянцы заняли участок от Павловская до устья реки Хопер. Не слишком надеясь на боеспособность союзников, германское командование не сняло занимавшие этот рубеж дивизии 29-го армейского корпуса, а включило их в состав итальянской и расположившейся выше по течению реки 2-й венгерской армий. Подтягивались румыны, которые должны были взять под охрану берег Волги, из резерва ОКХ на усиление 6-й армии передавался 11-й корпус генерала Штрекера. Кроме того, в начале августа Паулюс провел частную операцию в северном направлении с целью отодвинуть линию фронта от Сталинграда. В результате были заняты позиции на внешнем обводе, проходившие по рекам Иловая и Бердия, захвачены Дубовка и десятки тысяч голов скота, скопившиеся у советских переправ. Немецкий десант высадился на острове Сарпинский, что позволило полностью взять под контроль движение по Волге.

Генерал Рокоссовский, как было заведено в советской военной науке, оборону вел активно. Из резерва в состав Донского фронта были переданы 24-я, 66-я, 1-я гвардейская армии, которые бросались с ходу в бой и поочередно, и все вместе. Однако рвать правильную оборону красные командиры еще не умели. Особый отдел фронта докладывал в столицу: «Руководящие работники штаба не верят в реальность своих же приказов и считают, что войска при теперешнем их состоянии не смогут прорвать оборону противника». Руководящие работники, в свою очередь, доносили: «Люди не обучены и совершенно не подготовлены, многие совершенно не умеют владеть винтовкой. Прежде чем воевать, надо новую дивизию хотя бы месяц обучать и подготовить. Командный состав, как средний, так и старший, тактически безграмотный, не может ориентироваться на местности и теряет управление подразделениями в бою». К вышесказанному остается только добавить, что красноармейцы Донского фронта пухли и умирали от голода. Бесплодные атаки продолжались до середины октября.

В Лондоне и Вашингтоне положение Советского Союза считали близким к краху. Впрочем, и над Британской империей небо было далеко не безоблачным. Танки Роммеля стояли на расстоянии одного броска от Александрии. Поражение Красной Армии создавало угрозу Ближнему и Среднему Востоку с севера. Уже 5 июля средневосточный комитет обороны докладывал в Лондон:

«Если кампания в России обернется для русских плохо, а вы не сможете направить нам своевременно необходимое количество подкреплений, то мы окажемся перед дилеммой:

а) либо наши войска или возможно большее количество наших баз и сооружений придется перевести из Египта на северный фланг, чтобы прикрыть иранские нефтепромыслы (а это означало бы потерю Египта);

б) либо нам нужно будет продолжать нашу нынешнюю политику и идти на риск потери иранских нефтепромыслов.

У нас нет сил, чтобы оборонять и то и другое, и если мы попытаемся выполнять обе эти задачи, то не выполним ни одной…

В наихудшем для нас случае следует ожидать возникновения угрозы для Северного Ирана к 15 октября, а если противник изменит свои планы и начнет движение через провинцию Анатолия, то нам нужно быть готовыми встретить эту опасность в Северной Сирии и Ираке к 10 сентября».

На этот доклад премьер ответил письмом, в котором сообщил, что подкрепления могут появиться только после разгрома Роммеля в Западной пустыне, а серьезная угроза Ираку вряд ли возникнет ранее весны 1943 года. 29 июля комитет начальников штабов еще раз подтвердил, что безопасность Среднего Востока обеспечивается в Киренаике. В случае непредвиденного развития ситуации следовало до последней возможности удерживать Абадан, «даже рискуя потерять район дельты Нила в Египте». Потерю Абадана можно было возместить только дополнительными поставками 13,5 миллиона тонн нефти, для чего требовалось найти 270 танкеров. В докладе комитета по контролю топливных ресурсов указывалось: «Потеря Абадана и Бахрейна привела бы к пагубным последствиям, так как вызвала бы резкое сокращение всех наших возможностей продолжать войну и, возможно, вынудила бы оставить ряд районов». Причем для защиты Ирана и Ирака имелись лишь три пехотные и одна моторизованная дивизии. Основные силы 9-й британской армии с июля 1941 года дислоцировались в Сирии в готовности отразить вражеские удары через Турцию.

Турецкое правительство отчаянно лавировало, пытаясь остаться вне мирового конфликта, сохранить суверенитет и независимость страны. В Анкаре вызывали беспокойство как притязания Рима на господство в Средиземном море, так и стремление Москвы контролировать Черноморские проливы. В 1940 году, несмотря на наличие британско-франко-турецкого союза, Турция объявила себя «невоюющим государством». Быстрый разгром Югославии и Греции, захват острова Крит германскими войсками весной 1941 года вывел их к границам Турции, создав реальную угрозу вторжения. В Берлине вдумчиво прорабатывались планы продвижения в Иран и к Суэцкому каналу через территорию Турции, с которой, кстати, был подписан договор о дружбе, независимо от ее согласия: «В случае если Турция не перейдет на нашу сторону даже после поражения Советской России, удар на юг через Анатолию будет осуществлен против ее воли». Летом 1942 года в правящих кругах Турции неуклонно росло влияние прогерманской фракции, призывавшей «не упустить момента» и принять участие в дележе Советского Закавказья. Идеологи «Великой Турции» озаботились судьбой «азербайджанских тюрков» и прочих тюркских народов, живущих к востоку от Волги. Начиная с середины июля турецкие войска начали концентрироваться на восточной границе. Начальник Генштаба маршал Чакмак считал «вступление Турции в войну почти неизбежным».

Что касается арабских стран, то их население традиционно видело в англичанах колонизаторов, а в Гитлере – естественного союзника национально-освободительного движения. Стремясь обеспечить прочный тыл, в формально независимых Ираке, Иране, Сирии, Ливане англичане вынуждены были установить оккупационные режимы с марионеточными правительствами. На территории Палестины и Трансиордании «несознательные» бедуины развернули настоящую партизанскую войну, создавая угрозу стратегическому нефтепроводу Киркук-Хайфа. На северо-западе Ирана разгорался мятеж курдских племен. Антибританские настроения подогревала германская агентура. Для непосредственного вторжения на Средний Восток в штабе ОКВ было принято решение о развертывании корпуса особого назначения «Ф».

Нарастала угроза и с юга. Захват японцами в марте 1942 года Андаманских островов и Рангуна укрепил положение их войск в Бирме и создал угрозу вторжения в Индию. В первой половине апреля 1-й воздушный флот под командованием вице-адмирала Нагумо стремительным рейдом пяти авианосцев сорвал судоходство в Бенгальском заливе, разрушил портовые сооружения Коломбо и Тринкомали, потопил все попавшиеся на пути английские корабли, в том числе авианосец «Гермес» и два тяжелых крейсера. Командующий Восточным флотом адмирал Сомервилл вынужден был отказаться от использования баз на Цейлоне и Мальдивских островах и отвести свои силы к восточному побережью Африки, чтобы сохранить контроль хотя бы за западной частью Индийского океана, через которую проходили конвои на Средний Восток. В начале июля японцы начали вторжение на Цейлон. Морское сражение у острова Мадагаскар закончилось уничтожением Восточного флота, в качестве основных боевых единиц имевшего в своем составе два авианосца и пять линкоров времен Первой мировой войны. Захват Цейлона позволял японцам установить господство в Индийском океане и нарушить коммуникации Великобритании, причем не только с Австралией и Индией, но и со Средним Востоком.

12 августа в Москву прилетел Уинстон Черчилль, чтобы лично сообщить товарищу Сталину пренеприятнейшее известие: второго фронта в Европе в 1942 году ожидать не следует. Военных поставок тоже пока не предвидится. 13 августа Сталин вручил британскому премьеру меморандум, в котором обвинил правительство Великобритании в том, что оно нанесло «моральный удар всей советской общественности» и разрушило планы советского командования, построенные из расчета на «создание на Западе серьезной базы сопротивления немецко-фашистским силам и облегчения таким образом положения советских войск». Далее утверждалось, что именно сейчас сложилась наиболее благоприятная ситуация для высадки союзников на континент, поскольку Красная Армия отвлекла на себя все лучшие силы Вермахта. Верховный прямо признал – Советский Союз стоит на грани поражения. Черчилль развел руками и убыл в Каир организовывать оборону британских владений. А советский Вождь окончательно убедился, что англо-американские империалисты желают лишь ослабления и гибели «первого в мире пролетарского государства».

Гитлер еще не получил кавказской нефти, но уже лишил ее Сталина. Оставалось только «наложить руку на район нефтепромыслов».

Еще 23 июля фюрер подписал директиву № 45 на продолжение операции «Брауншвейг». Главная роль на этот раз отводилась группе армий «А», в состав которой передавалась 4-я танковая армия Гота, 11-я полевая армия Манштейна, итальянский альпийский корпус. Ближайшая задача фельдмаршала Листа состояла в окружении (путем захождения моторизованного левого крыла) и уничтожении советских войск южнее и юго-восточнее Ростова. В дальнейшем предстояло разделиться на три группировки. Одна должна была нанести удар вдоль Черноморского побережья, другая, усиленная горными частями, – на Армавир, Майкоп и кавказские перевалы. Конечная цель заключалась в выходе в районы Тбилиси, Кутаиси, Сухуми и овладении всем восточным побережьем Черного моря. Одновременно еще одна группировка, составленная из танковых и моторизованных соединений, прорывалась на Грозный, Махачкалу с тем, чтобы в последующем ударом вдоль Каспийского моря овладеть Баку.

С выходом в Закавказье немцы захватывали последние базы Черноморского флота, которому оставалось только в очередной раз героически утопиться, устанавливали непосредственную связь с турецкой армией. В дальнейшем Гитлер надеялся вовлечь Турцию в войну на стороне Третьего рейха, а также создать условия для вторжения на Ближний и Средний Восток. После прорыва Терского рубежа германское командование планировало также развернуть военно-морские операции на Каспийском море с целью нарушения коммуникаций противника.

На долю группы армий «Б» выпадали более «скромные» задачи: организовать прочную оборону по реке Дон, а подвижными соединениями совершить экспедицию в Астрахань.

К началу нового наступление в группе армий «А» имелось 63 дивизии, в том числе 6 танковых, 4 моторизованные.

Войска Южного фронта генерала Р.Я. Малиновского (18, 12, 37, 9, 56-я общевойсковые, 4-я воздушная армии), прикрывавшие Кавказское направление, занимали на южном берегу Дона полосу шириной 320 км – от Батайска до Романовской. В составе номинально шести армий насчитывалось 27 стрелковых дивизий, 8 стрелковых, 5 танковых бригад, 2 укрепрайона и 14-й танковый корпус. При этом 56-я армия была выведена во второй эшелон для доукомплектования. Перед фронтом стояла задача ликвидировать прорвавшегося на левый берег противника и, восстановив положение, прочно удерживать занятые рубежи. После отхода фронта создалось весьма напряженное положение с материально-техническим обеспечением войск. Поспешное отступление потребовало срочной эвакуации материальных ценностей из угрожаемых районов. Железнодорожные пути были забиты эшелонами. По грунтовым дорогам от Дона до Кубани двигалось огромное количество автомобильного и гужевого транспорта, угоняемого скота, беженцев. Это в большой степени осложняло нормальное снабжение действующей армии, в которой остро ощущался недостаток боеприпасов и горючего.

Оборону от устья Дона по восточному берегу Азовского моря, Керченского пролива и по побережью Черного моря до Лазаревской обеспечивал Северо-Кавказский фронт маршала С.М. Буденного (47-я армия, 1-й отдельный стрелковый и 17-й кавалерийский корпуса, 5-я воздушная армия). Войска Закавказского фронта под командованием генерала армии И.В. Тюленева (44, 46, 45-я армии, 15-й кавалерийский корпус) обороняли побережье от Лазаревской до Батуми и далее по советско-турецкой границе. Часть сил фронта находилась в Северном Иране.

Оборона Кавказа с севера была подготовлена слабо. Несмотря на ряд ценнейших указаний из центра, никаких подготовленных рубежей создать не успели. Более-менее, используя передышку, окопались армии Малиновского. Во всей полосе Южного фронта моторизованные и танковые соединения врага под прикрытием и при поддержке авиации настойчиво расширяли захваченные плацдармы, сосредоточивая ударные группировки для дальнейшего наступления.

Наконец, 10 августа 17-я немецкая армия (57-й танковый, 5-й и 52-й армейские, 49-й горно-стрелковый корпуса), отбив все попытки противника ликвидировать плацдарм у Батайска, перешла в наступление в общем направлении на Краснодар. Ожесточенные бои в полосе обороны 18-й армии генерал-лейтенанта Ф.В. Камкова продолжались весь день. Впрочем, для немцев они носили скорее сковывающий характер. Начальник оперативного отдела штаба ОКХ генерал Хойзингер специально напоминал начальнику штаба группы армий «А», чтобы генерал Руофф не нажимал на русских слишком сильно, «чтобы не принудить противника к отступлению прежде, чем он будет окружен продвигающимся вперед левым флангом группы армий».

11 августа с плацдарма у Константиновской нанесла удар на юг 4-я танковая армия Гота (24-й, 14-й танковые, 4-й армейский корпуса), а из района Ремонтная вдоль железной дороги на Тихорецк, – 1-я танковая армия Клейста (3-й танковый, 44-й, 51-й армейские корпуса). У Батайска на стыке двух советских армий в дело был пущен 57-й танковый корпус (13-я танковая дивизия и дивизия СС «Викинг») Кирхнера. В один день оборона Южного фронта была взломана во всей полосе, сутки спустя немецкие подвижные соединения продвинулись на глубину до 80 км. Генерал Малиновский принял решение в ночь на 13 августа отвести войска левого крыла фронта на рубеж, проходивший по южному берегу реки Кагальник и Манычскому каналу. Однако планомерного отступления не получилось, дивизии не смогли оторваться от противника и организованно отойти на указанные рубежи. К тому же, как указывает история 18-й армии, «этот рубеж в инженерном отношении не был подготовлен, а пересохшая степная речушка Кагальник не представляла серьезной преграды для наступавших дивизий противника. Советским войскам пришлось занимать оборону под ударами врага, поспешно строить оборонительные сооружение под его огнем». Маневр дезорганизовал войска, нарушил систему управления и связи. К концу дня 13 августа фронта уже не было, между советскими армиями образовались большие разрывы, войска оказались неспособными сдержать немецкий натиск и продолжали откатываться на юг. На ряде участков отступление превратилось в бегство. Танки Гота в это время овладели Егорлыкской, Клейста – захватили Пролетарскую.

Выход германских танковых и моторизованных соединений в Задонские и Сальские степи и на просторы Краснодарского края создал непосредственную угрозу их прорыва в глубь Кавказа. С целью объединить усилия советских войск Ставка решением от 14 августа подчинила все армии на этом направлении С.М. Буденному. Маршал, в свою очередь, разделил войска на две оперативные группы: Донскую на правом крыле и Приморскую на левом крыле Северо-Кавказского фронта. Донская группа, которую возглавил Р.Я. Малиновский, в составе 9, 37 и 12-й армий прикрывала ставропольское направление. Приморская группа генерала Я.Т. Черевиченко в составе 18, 56, 47-й армий, 1-го стрелкового и 17-го кавалерийского корпусов прикрывала краснодарское направление и Таманский полуостров. Фактически разгромленным, слабоуправляемым, испытывающим острую нехватку боеприпасов войскам Семен Михайлович поставил задачу разгромить и отбросить врага, во что бы то ни стало вернуть Батайск и восстановить положение по южному берегу Дона.

Немцы советских контрударов ждать не стали и продолжали наступление. К середине августа они вышли на рубеж Сальск, Белая Глина, Павловская. Отсюда 4-я танковая армия быстро продвигалась по двум направлениям: 14-й танковый корпус наносил удар на Тихорецк, Краснодар, 24-й танковый корпус – на Кропоткин, Армавир. 1-я танковая армия рвалась через степь к Ворошиловску, который пал 20 августа. Через день войска 4-й танковой армии форсировали Кубань, захватили Армавир и продолжали наступление на Майкоп. Моторизованные части Клейста развернули активные действия на рубеже Невинномысск – Минеральные Воды – Георгиевск. На этом Донская оперативная группа генерала Масленникова прекратила свое существование. От 9-й армии осталось только управление, от 37-й армии – разрозненные и деморализованные подразделения, 12-я армия оказалась отброшена на юго-запад и включена в состав Приморской группы войск, которая находилась в не менее тяжелом положении.

Основной удар армии Руоффа приняли на себя ослабленные 18-я и 56-я армии. Уже к моменту ликвидации Южного фронта лишенные управления дивизии Камкова беспорядочно отступали, не оказывая противнику серьезного сопротивления. Наиболее боеспособная, полностью укомплектованная 47-я армия Приморской группы находилась на Таманском полуострове в ожидании вражеского морского десанта, части 1-го отдельного стрелкового корпуса передислоцировались для занятия Краснодарского оборонительного обвода. Краснодар был захвачен немцами 24 августа. В этот же день советские части оставили Майкоп, а это уже первая нефть, к которой так стремился Гитлер. Начальник Генерального штаба итальянской армии маршал Кавальеро писал в дневнике: «За армиями Листа следуют 10 тысяч специалистов, которые должны после взятия Майкопа восстановить нефтяные скважины. Согласно подсчетам, для того чтобы снова пустить их в эксплуатацию, потребуется от 4 до 5 месяцев». На самом деле времени потребовалось меньше. Хотя запасы нефти и бензина были русскими заблаговременно вывезены, буровые скважины забиты, демонтированное оборудование удалось вывезти лишь частично, а минирование нефтепромыслов не производилось. Поэтому прошло чуть больше месяца до того момента, когда немцы начали качать майкопское «черное золото». Впрочем, нефть – это еще не топливо.

Из района Сталинграда фельдмаршал Паулюс, пока Рокоссовский преграждал ему путь на север, 16 августа ударил в диаметрально противоположном направлении – начался поход на Астрахань 40-го танкового и 8-го армейского корпусов. Закрывавшая путь на юг 57-я армия генерал-лейтенанта Ф.И. Толбухина состояла на тот момент из двух стрелковых дивизий и одной истребительной бригады, поэтому прорвать оборону немцам, имевшим две танковые и две моторизованные дивизии, труда не составило. После чего предстояло просто преодолеть походным маршем 400 км солончаковой степи. До самой Астрахани советских войск больше не было, не было их и в самом городе. Астраханский оборонительный обвод, созданный в спешке еще зимой и переданный под охрану местных органов власти, после весенних дождей и паводков находился в плачевном состоянии.

Операция «Эдельвейс» развивалась по плану с незначительным отставанием от графика, вызванным трудностями снабжения боевых частей. 26 августа дивизии Гота прорвались в район Ходыженской. Ударная группа 17-й армии – 57-й танковый и 52-й армейский корпуса – наступала на Горячий Ключ, 5-й армейский корпус – на Анапу, Новороссийск. Восемь пехотных дивизий 11-й армии Манштейна (54-й, 30-й армейские корпуса) приступили к форсированию Керченского пролива. Еще через три дня 16-я моторизованная дивизия вошла к морю у Туапсе, отрезав тем самым войска Северо-Кавказского фронта – 47, 56, 12, 18-ю армии. В окружении оказались 12 советских дивизий и 8 бригад – около 200 тысяч командиров и красноармейцев. Черноморский флот лишился своей передовой базы. Пока Манштейн и Руофф занимались ликвидаций «котла», генерал Гот повернул на юго-восток – вдоль шоссейной дороги Туапсе – Сочи – Сухуми.

Для защиты Грозного и Баку по приказу Ставки была сформирована Северная группа войск Закавказского фронта под командованием генерал-лейтенанта И.И. Масленникова, занявшая оборону по рекам Терек и Баксан. В группу вошли 44-я, 37-я и созданная заново 9-я армия – 11 стрелковых, 2 кавалерийские дивизии, 8 стрелковых, 1 танковая бригады. Против них действовала 1-я танковая армия Клейста (3-й, 14-й танковые, 44-й, 51-й армейские корпуса), в состав которой входили 3 танковые, 2 моторизованные, 7 пехотных дивизий. Проблемой Масленникова и его командармов являлось также наличие большого количества национальных формирований, из которых красноармейцы сотнями разбегались по домам или переходили к противнику. Среди немецких солдат распространялась инструкция об особом отношении к местному населению: «Особенности проживающих на Кавказе народов заставляют предупредить о недопустимости перегибов в отношении местного населения. Жители Кавказа в большинстве своем враждебны большевизму и стремятся освободиться от коммунистического насилия. Они видят в германском солдате естественного союзника, и разрушать их веру является преступление перед германским народом».

Оборона Главного Кавказского хребта от Мамисонского перевала до побережья Черного моря была возложена на войска 46-й армии, которой командовал генерал-майор В.Ф. Сергацков – 5 стрелковых, 1 кавалерийская дивизии, 2 стрелковые и 1 танковая бригады. Против нее разворачивались восемь дивизий 49-го горно-стрелкового и итальянского альпийского корпусов.

45-я армия генерал-лейтенанта Ф.Н. Ремезова и 15-й кавалерийский корпус прикрывали государственную границу с Турцией и коммуникации в Иране. В районе Махачкалы спешно формировалась 58-я армия генерал-майора В.А. Хоменко в составе 4 стрелковых дивизий и 1 стрелковой бригады.

Дальнейший немецкий план сводился к тому, чтобы после небольшой перегруппировки приступить к непосредственному штурму Кавказа одновременно на трех направлениях. 17-я армия получила задачу во взаимодействии с 11-й армией захватить побережье Черного моря от Анапы до Поти и затем наступать на Батуми и Тбилиси. 4-я танковая армия должна была выйти вдоль побережья к Сухуми и далее продвигаться на Тбилиси. 49-му горно-стрелковому и итальянскому альпийскому корпусам предстояло преодолеть перевалы Главного Кавказского хребта. 1-я танковая армия получила задачу нанести удар из района Пятигорска на Орджоникидзе, Грозный, Махачкалу, Баку.

В конце августа сражение вспыхнуло с новой силой. Армия Клейста, захватив Моздок, форсировала Терек в полосе 9-й армии и прорвалась в Эльхотовские ворота – долину шириной 4–5 км, через которую пролегали дороги на Грозный и Орджоникидзе. Егеря генерала Конрада «неожиданно» заняли перевалы, большинство из которых оказались просто не заняты советскими войсками. Как вспоминает А.А. Гречко: «Существовала какая-то беспечность, порожденная, очевидно, неверием в способность немецких войск сколько-нибудь значительными силами просочиться через высокогорные перевалы в Закавказье… Все это привело к тому, что, хотя время и местность позволяли сделать оборону непреодолимой, она оставалась слабо оборудованной. Даже некоторые ключевые высоты оказались не укрепленными и не занятыми…»

Дивизии Гота и Манштейна продвигались на юг вдоль Черноморского побережья к Сухуми. «Экспедиционный корпус» Паулюса захватил Астрахань, немецкая мотопехота оседлала железную дорогу на Кизляр, авиация приступила к бомбардировкам Гурьева и свободной охоте за любой плавающей в Каспийском море посудиной.

1 сентября Стамбул разорвал советско-турецкий Договор о дружбе и нейтралитете. Турецкая армия двинулась через Иранское нагорье на помощь «азербайджанским братьям».

В пылающий Грозный 3-й танковый корпус Маккензена ворвался 8 сентября, в конце месяца победоносные германские войска вступили в Баку.

14 октября Гитлер подписал приказ о переходе к стратегической обороне. У его генералов все большие опасения вызывал вопрос, насколько реально удержать захваченные территории. На этой почве вновь вышла размолвка с Гельдером, и его пришлось отправить на пенсию. Новым начальником Генштаба сухопутных сил стал фельдмаршал Паулюс. Но и он, ознакомившись с ситуацией, пришел к выводу: «Территория, захваченная на Востоке, больше не соответствует размерам оккупирующей армии. Другими словами, слишком мало солдат находится на таком огромном пространстве». Однако Гитлер верил, что под его руководством Вермахт способен штурмовать небеса. И действительно, своевременная переброска подвижных соединений на север и создание новой группы армий «Дон» позволили отразить последнее контрнаступление Красной Армии, которое состоялось в ноябре 1942 года. Правда, в Северной Африке полузабытый корпус Роммеля потерпел серьезное поражение от англичан, но ничего непоправимого пока не случилось. В зимнюю кампанию германские войска вступали «с гордым сознанием достигнутых успехов, с твердой верой в свои силы, с непоколебимой волей разбить противника везде, где бы он только ни попытался прорвать наш фронт».

На пороге 1943 года Третий рейх обеспечил себе захватывающие перспективы.

Во-первых, предстояло освоение территория и ресурсов в интересах германского народа, и можно было не сомневаться, что под управлением немецких специалистов кавказские нефтепромыслы очень скоро снова начнут качать «кровь войны».

Во-вторых, Советский Союз был практически выведен из борьбы. Потеряв треть ВВП, кавказскую нефть, половину запасов угля, железа и марганцевой руды, лишенная заграничной помощи, советская экономика была на грани коллапса. Сталин вполне созрел для заключения сепаратного мира с Германией.

В-третьих, японские друзья, оккупировав Цейлон, обеспечив себе господство в Индийском океане, получили возможность атаковать британские нефтяные промыслы в Персидском заливе, Аден и Абадан, через которые снабжалась горючим 8-я британская армия, а это значительно повышало шансы Роммеля.

В-четвертых, настало, наконец, время вытащить из сейфов заветные планы прорыва в страны Ближнего и Среднего Востока под лозунгом освобождения их от ига плутократов-колонизаторов.

Имея в своих руках нефтяные скважины Кавказа и Ирана, можно было всерьез заняться умиротворением Англии и поспорить на равных с Соединенными Штатами.

«Великая Германия», о которой писал Гитлер в книге «Майн кампф» в выражениях настолько фантастических, что их, как правило, игнорировали, отныне стала реальностью…


Сергей Кремлёв

«Русский» крах Рейха был неизбежен

Даже сегодня появляются исторические и псевдоисторические исследования, где основным оказывается вопрос: «Мог ли Гитлер победить в войне с Россией?»

Есть авторы – по причине их достаточной многочисленности не буду приводить никаких конкретных ссылок, – которые считают, что Гитлер вполне имел шансы если не на полную военную победу, по крайней мере, в 1941 году, то хотя бы на серьезный и устойчивый военно-политический и геополитический успех в виде аннексии тех или иных советских территорий, принуждения СССР к прогерманской политике и т. д. Иногда современные «исследователи», особенно англосаксы, видят шанс для фюрера даже в ситуации чуть ли не 1945 года!

Что ж, по поводу всего этого можно лишь улыбнуться! Я даже не буду строить свой анализ так, чтобы постепенно подвести читателя к нужному выводу, а сразу скажу, что у фюрера и Рейха не было никаких шансов на победу над СССР.

И у меня, в 2010 году, есть все основания говорить так, в том числе и потому, что уже в 1941 году компетентные аналитики, хорошо знающие и Россию, и Германию, полностью отдавали себе отчет в том, что у Гитлера был только один шанс не свернуть с пути успеха и триумфов – обеспечить прочный мир с СССР с перспективами на всестороннее, равноправное и взаимно выгодное стратегическое партнерство.

Что поразительно – это понимал, вообще-то, и сам Гитлер! Так, бывший советник германского посольства в Москве Густав Хильгер – фигура в тогдашней германской дипломатии по знанию России почти уникальная – утверждал в своих мемуарах, что Гитлер в первый период после заключения советско-германского пакта рассматривал его как прочный базис для многолетних взаимовыгодных отношений и объявлял свое сближение с Советским Союзом величайшим политическим событием.

Хильгер подчеркивал, что Гитлер делал эти заявления перед своим ближайшим окружением, и обстоятельства, при которых фюрер высказывался подобным образом, не оставляли сомнений в том, что он действительно верил в то, что говорил.

Я расцениваю сообщение Хильгера как важнейшее. Но не подлежит сомнению и то, что Гитлер – по причинам, рассмотрение которых я здесь вывожу за скобки, но о которых писал в своих книгах неоднократно, – к концу апреля 1941 года принял окончательное решение о превентивном ударе по СССР летом 1941 года.

Ответ на вопрос, почему Гитлер пошел на это, действительно перерастает рамки и тему небольшой статьи. И я лишь отмечу, что решение Гитлера воевать с Россией одной причиной не объяснишь, а среди значащих причин можно назвать, в частности, такие, как серьезное открытое антисоветское и антирусское давление на Гитлера в рейхе и извне; открытое антинацистское и антигерманское давление на Сталина в СССР; недооценку Сталиным потенциала так и не состоявшейся личной его встречи с Гитлером; неопределенная линия в действиях СССР по отношению к Германии и ее англосаксонским противникам; неумная советская политика весны 1941 года на Балканах; открытое и скрытое провоцирование Сталина и Гитлера силами, порой антагонистическими по отношению друг к другу, но сходящимися в своем желании стравить две потенциально ведущие державы мира.

То есть причин, не только субъективных, но и объективных, для нападения в 1941 году у Гитлера хватало. Однако при любой обоснованности мотивации к нападению немцы и фюрер могли бы понять, что вся она нейтрализуется одним принципиальным соображением: в оборонительной войне Россия непобедима. Непобедима при любом, даже самом удачном для агрессора, первоначальном развитии событий.

В таком заявлении нет ни мистики, ни фатальной предопределенности, ни недооценки силы Германии. Для того чтобы эта истина была осознана как истина, народам СССР пришлось приложить гигантские усилия на полях битв и в тылу. То есть окончательная победа России не была автоматически запрограммирована так, что нашим отцам и дедам не требовалось героически и самоотверженно действовать самим. Противник был не слаб, а силен, и одолеть его можно было только еще большей силой. Однако из всестороннего анализа ситуации объективный аналитик мог сделать один вывод. Тот, который давно сделал и оставил в наследство немцам «железный» канцлер Бисмарк: Германии с Россией надо не воевать, а дружить, если Германия не хочет потерпеть поражение.

По свидетельству (уже послевоенному) генерала Гюнтера Блюментрита, фельдмаршал фон Рундштедт в мае 1941 года сказал:

«Война с Россией – бессмысленная затея, которая, на мой взгляд, не может иметь счастливого конца. Но если по политическим причинам война неизбежна, мы должны согласиться, что ее нельзя выиграть в течение одной лишь летней кампании…»

Далее Рундштедт рассуждал о русских пространствах, о необходимости подготовиться к длительной войне и т. д., но коль уж он был таким прозорливым стратегом, то мог бы со спокойной совестью заключить, что, поскольку за одно лето Советский Союз не разобьешь, а ко второму лету, а уж тем более – к третьему ни о каких шансах на победу Германии говорить не приходится, то надо сразу – еще до войны – отставить в сторону как нереальные все планы вторжения в Россию и думать над тем, как обеспечить с Россией прочные дружественные отношения.

Впрочем, спокойной совесть у Рундштедта, Блюментрита, Манштейна, Гальдера, Браухича и прочих высших генералов Рейха была бы лишь в том случае, если бы они – коль уж они были такими стратегами – четко и согласованно, все вместе, заявили бы фюреру о невозможности их участия в походе на Россию, поскольку они не хотят и не могут принимать на себя ответственность за будущий крах Рейха.

Никого бы за такие заявления Гитлер не расстрелял, а вот от планов войны, столкнувшись с открыто заявленной оппозицией генералитета, мог бы и отказаться.

Тот же генерал Блюментрит, перед войной начальник штаба 4-й армии, дислоцировавшейся в Польше, пишет, что до января 1941 года ни командующий армией фельдмаршал фон Клюге, ни его штаб не получали никаких указаний о подготовке войны с Россией. Лишь затем из штаба группы армий «Б» был получен некий приказ «с весьма осторожными формулировками, в которых намекалось на возможность кампании на Востоке, и было много туманных фраз и общих положений».

С другой стороны, полезно знать мнение англосакса С.Л.А. Маршалла, официального главного историка Европейского театра военных действий, который писал:

«Мнение Гитлера было решающим в Военном совете лишь потому, что большинство профессиональных военных поддерживало его и соглашалось с его решениями. Наиболее рискованные решения Гитлер принимал отнюдь не против воли большинства немецких военных руководителей – многие разделяли его взгляды до конца….»

Что ж, тут сложно с чем-то не согласиться. Но, так или иначе, Гитлер решил воевать с Россией. И именно в 1941 году. Тот же Хильгер пишет, что германский посол Шуленбург, вернувшись 30 апреля 1941 года из Берлина после встречи с Гитлером, уже в аэропорту шепотом сообщил: «Жребий брошен. Война с Россией – решенное дело!»

При этом Шуленбург и Хильгер понимали, что это, скорее всего, означает начало конца Рейха. Однако их шеф, глава германского МИДа (аусамта) Иоахим фон Риббентроп, тоже, пожалуй, это понимал. Если бы было иначе, то почему тогда во время беседы с советским послом Деканозовым, когда Риббентроп сообщал ему об объявлении войны, с шефа аусамта градом катился холодный пот, а в глазах стояли слезы? Это сообщал сам Деканозов, причем в обстановке неофициальной.

Да и редко цитируемое «записными» историками письмо Гитлера Муссолини от 21 июня 1941 года выдает огромные колебания фюрера относительно успешного исхода Восточного похода. Гитлер и сознавал, что испытывает судьбу, и не видел для себя иного выхода в ситуации, которая сложилась к лету 1941 года. Увы, можно лишь сожалеть, что Сталин не дал тогда Гитлеру четких доказательств возможности иного – устойчиво мирного, «седлового», – варианта. А ведь мог, мог в 1941 году реализоваться германо-советский вариант Тильзитского мира, когда Сталин и Гитлер, посмотрев друг другу в глаза, спросили бы друг друга: «А из-за чего мы собираемся воевать?»

Реально вышло иначе, и, возвращаясь в преддверии войны и к мемуарам Хильгера, напомню также, что в мае 1941 года Хильгер имел разговор на тему возможной войны с помощником военного атташе полковником Кребсом – знатоком потенциала России. Хильгер сказал Кребсу, только что возвратившемуся из Германии, что если в слухах о войне есть доля истины, то обязанность военных – объяснить Гитлеру, что война против СССР приведет к крушению Рейха. Кребс в ответ пожаловался, что фюрер больше не слушает офицеров Генерального штаба, которые отговаривали его от Французской кампании.

Последующие успехи Вермахта летом 1941 года привели многих сомневающихся в мажорное настроение, однако даже тогда – не всех. Ведь итоги объективного анализа – если это объективный анализ – не зависят от текущей конъюнктуры. Он потому и является объективным, что учитывает все факторы, в том числе и долговременные. И вот как раз всесторонний анализ не мог не убеждать компетентных экспертов в неизбежном конечном «русском» крахе Третьего рейха. При этом надо помнить, что основная масса полностью адекватных экспертов находилась в то время в СССР и в Германии. Сталин, безусловно, входил в число таких экспертов, и поэтому его уверенность в конечной победе, как и непреходящий скепсис того же Шуленбурга в отношении самых блестящих германских побед 1941 года, базировалась на точном знании и умении делать выводы, а не только на чувстве патриотизма Сталина и якобы недостатке такового у Шуленбурга.

Сталин был советским патриотом, Шуленбург любил Германию, но в стратегической оценке начавшегося советско-германского военного противостояния и в прогнозировании его конечных результатов Сталин и Шуленбург не расходились, потому что оба хорошо понимали ситуацию и знали возможности обеих держав.

В принципе Гитлер, как глава государства, их тоже мог и даже обязан был знать. Компетентный лидер, оценивая шансы своей страны на победу в войне с другой страной (или блоком стран), должен взвесить ряд моментов, но прежде всего характер социума и устойчивость социального строя противника; его экономический потенциал; его сырьевые, ресурсные возможности; географические и климатические особенности будущего театра военных действий.

Кроме того, надо было оценить уровень вооруженности противника, качество его вооружений и войск, его возможности по обретению союзников.

Надо было оценить также силу взаимных связей всех этих факторов, совокупность которых определяла успех в войне или поражение.

Так вот, все значащие факторы в конечном счете работали на победу России, а не Германии.

Отдельно надо сказать о моральном факторе, который, по оценке Наполеона, соотносится с материальным фактором на войне в отношении три к одному. Но о нем – позже.

Если кратко рассмотреть упомянутые выше факторы, начиная с экономического, то станет ясно, что даже к 22 июня 1941 года, когда в орбиту Германии была вовлечена почти вся Европа, общее соотношение экономического и сырьевого потенциала Германии и СССР – если брать их долговременные возможности – складывалось в пользу СССР.

Я не буду приводить в подтверждение сказанного вереницы цифр – они сегодня при желании вполне доступны и без обращения к Интернету, где сведения нередко сомнительны, а то и принципиально не точны. Более надежно обращаться к серьезным печатным источникам, среди которых могу назвать заинтересованному читателю два, например, коллективных труда – «Начальный период войны» (Воениздат, 1974, под общей редакцией генерала армии С.П. Иванова) и монографию 1977 года «Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» под общей редакцией генерала армии С.К. Куркоткина.

Анализ этих и ряда других весьма информативных книг издания 60–80-х годов позволяет лишний раз убедиться в том, что у РККА уже в 1941 году имелись такие возможности и резервы, которые даже при самом неблагоприятном развитии обстановки – как оно реально и произошло – обеспечивали масштабные боевые действия и сдерживание наступления Вермахта.

Обращение к архивным данным подтверждает это еще более убедительно, но, повторяю, достаточно знакомства с классическими советскими источниками, вполне достоверными по части сравнительных данных по потенциалу Рейха и СССР перед войной, чтобы все стало на свои места.

Да, Германия по многим показателям была уже к 1939 году второй промышленной и научно-технической державой мира после США, особенно если иметь в виду удельные цифры. Однако общий потенциал Рейха, в том числе и обеспеченность энергоресурсами и сырьем, не мог все же обеспечить успешного исхода войны с СССР. К тому же СССР к 1941 году занимал ряд ключевых вторых мест в мире и первых в Европе по валовым показателям.

Даже с учетом подключения к подготовке и ведению войны с СССР всего экономического потенциала континентальной Европы возможности Советской России, благодаря форсированным, проведенным за полтора десятка лет , индустриализации, коллективизации и культурной революции обеспечивали устойчивость при любых испытаниях новой России на прочность.

Мне приходилось слышать рассказы фронтовиков о том, что, например, после наших успехов в Закавказье в 1942 году, когда были потрепаны германские «эдельвейсы», можно было видеть колонны новеньких немецких армейских грузовиков, стоящих на обочине дороги, мимо которых пешком проходили советские пехотные части – не было шоферов, способных сесть за руль. Однако в целом, в отличие от старой, царской России, новая социалистическая Россия была уже в состоянии не только вести «войну моторов», но и обеспечить в ней конечное превосходство. Наш общий, комплексный, потенциал был принципиально весомее. Особенно – в длительной войне.

Да, Гитлер рассчитывал на молниеносную операцию, на блицкриг и быстрый развал РККА, и в этой мысли его утверждал – по мере сил – англосаксонский агент влияния Канарис и другие подобные фигуры. Однако расчет на блицкриг в России был изначально авантюрой, что реальная история и подтвердила.

Вот, например, фактор географический. Послевоенные ссылки германского генералитета на неблагоприятные обстоятельства в этом отношении, включая жалобы на протяженность советской территории, плохую сеть дорог и т. д., нельзя оценить иначе как смехотворные. Что, в обоих германских Генеральных штабах – ОКВ и ОКХ – не были знакомы с географией России, как общей, так и экономической, а также – с военной?

Если не были знакомы – чего совались в Россию?

А если были знакомы – почему не учли?

С началом войны Гитлер очень рассчитывал на быстрый развал СССР по социальным и национальным причинам, но ведь и здесь для оптимизма у фюрера не было никаких оснований. В СССР не было ни одного народа, который бы зримо не повысил уровень жизни социума за «советские» годы. На этот счет можно рассказывать много противоположных злых сказок, но ведь есть же, простите, и статистика. И хотя я сам же предупреждал читателя, что не буду ею здесь увлекаться, кое-что привести, пожалуй, надо.

Возьмем темпы роста общего объема промышленности и роста валовой продукции сельского хозяйства по союзным республикам к 1940 году, приняв 1913 год за единицу. Вырисовывается, надо заметить, интересная картина.

Цифры – прежде всего по промышленному росту – впечатляющие, особенно по Грузии, которой, к слову, до лета 1938 года руководил Л.П. Берия.

Резко выделяются в худшую сторону скромным приростом промышленного производства (для Латвии – даже сокращением его) только три прибалтийские республики, но ведь их «советский» стаж в 1940 году только начинался.

Чисто социальная национальная статистика была еще более убедительной. Скажем, в части роста численности учащихся, студентов высших учебных заведений, числа массовых библиотек, численности врачей и обеспеченности населения врачами.

По числу студентов ВУЗов и тут вне конкуренции была Грузия Берии – там был обеспечен рост с трехсот студентов в 1915 году до 28,5 тысячи в 1940 году. Причем в 1915 году, кроме грузин, своих студентов имели только русские, украинцы, белорусы, латыши и эстонцы. В 1940 году ВУЗы были во всех союзных республиках. Узбекистан имел 19,1 тысячи студентов, и даже Туркмения – 3 тысячи.

Врачей тот же Узбекистан в 1913 году имел сто сорок человек – одна треть (!) врача на десять тысяч населения. В 1940 году показатели выросли до трех тысяч двухсот врачей в республике, и на десять тысяч населения приходилось 4,7 врача. В Грузии обеспеченность врачами выросла к 1940 году до 13,3 врача на десять тысяч населения против 1,8 врача в 1913 году при росте числа врачей с пятисот до четырёх тысяч девятисот.

С чего же, спрашивается, национальным республикам было восставать против Москвы? Отщепенцы имелись, но это ведь отщепенцы, а не народ в целом.

Также не были учтены немцами, но реально-то существовали и работали в нашу пользу факторы военно-экономический и военно-технический.

Мы сумели наладить всевозрастающее производство вооружений и вообще материально-техническое обеспечение войны даже после утраты в 1941 году почти всей европейской части территории страны и многих элементов экономики, разрушенных и оставшихся на оккупированной территории. И уже этот очевидный и бесспорный факт реальной истории логически – без привлечения статистики – доказывает экономическое преимущество СССР над Германией.

То же можно сказать и о военно-технической стороне дела. Массовые советские вооружения были эффективнее германских по ряду параметров уже к началу войны. Конечно, научно-технический задел Рейха не может не восхищать специалистов. Ракетная и реактивная техника, реактивная авиация, радиолокация, атомные исследования получили в Германии во время войны поразительное развитие, причем атомные работы велись исключительно национальными силами, в отличие от интернационального «Манхэттенского проекта» США.

Но все это не отменяет того факта, что по наиболее существенным компонентам военно-технического оснащения войск СССР имел в ходе войны – пусть и не сразу – или равенство с Германией, или преимущество. Конструктивно тот же «Мессершмит-109» был внушительнее, чем, скажем, тот же «Як-3», но в боевом отношении советские истребители даже превосходили его и другие германские машины и позволили к середине войны обеспечить нашей авиации превосходство в воздухе.

Тяжелый танк Т-VI «тигр», а тем более «королевский тигр», чаще всего выигрывал прямые дуэли с «тридцатьчетверками», но в целом советские бронетанковые войска уже к 1943 году превосходили германские, в том числе и по стратегии и тактике применения.

Советские войска были лучше оснащены всем – танками, артиллерией, автоматическим оружием. Так, во время войны СССР произвел автоматов раз в десять больше, чем Германия, хотя типичный «киношный» образ пехотинца Вермахта предполагает распахнутый ворот мундира, закатанные рукава и «шмайссер» в руках. Реально в руках чаще была винтовка.

К слову, под «шмайссером» обычно подразумевают пистолет-пулемет (автомат) МР40 (МР38/40), но вообще-то конструктор оружия Шмайссер был автором пистолета-пулемета МР43/44, который в декабре 1944 года был переобозначен как «штурмовая винтовка StG44». Но, так или иначе, с начала боевых действий на Востоке до их конца пистолеты-пулеметы серии МР были, как правило, штатным оружием не рядового, а унтер-офицерского состава пехотных частей Вермахта, а также элитных частей Третьего рейха, в том числе Ваффен-СС. На рядовых полноценного автоматического оружия перманентно не хватало.

А у нас автоматами во второй половине войны были вооружены миллионы. Вот две цифры. На 1 января 1942 года в войсках фронтов имелось 54,3 тысячи автоматов (при 2113,6 тыс. винтовок), а на 1 января 1943 года – 556,2 тысячи (при 3151,4 тыс. винтовок). И насыщенность войск автоматическим оружием все возрастала.

Бо^льшими, чем у Рейха, были и наши людские ресурсы, хотя надо помнить, что, с одной стороны, не один десяток миллионов советских граждан длительное время находился на оккупированной территории, а с другой стороны, в распоряжении Рейха было – в той или иной мере – все население континентальной Европы плюс «восточные рабочие» из оккупированных областей СССР. Это уравнивало возможности, но преимущество имели все же мы. В том числе и потому, что производственная эффективность и трудовой энтузиазм токаря-«остарбайтера» на заводе Круппа и токаря-стахановца в советском Танкограде были, конечно, несоизмеримы.

Во внешнеполитическом и военно-политическом отношении Гитлер с самого начала войны с СССР тоже оказывался в проигрышном положении. Начав войну с нами, он не приобрел ни одного реально нового союзника – финны были настроены против СССР изначально и жаждали реванша после поражения 1940 года, итальянцы, румыны и венгры и до 22 июня 1941 года находились на положении сателлитов Рейха.

Зато СССР, оказавшись жертвой агрессии, сразу же приобрел не только моральное преимущество и поддержку всех антинацистских и антигерманских сил в мире, но и быстро вошел в число официальных союзников Англии и США.

При этом главный расчет немцев на вовлечение в войну против СССР Японии не оправдался.

Не был выигрышным для Германии и геополитический фактор. Логичная для Германии (как, впрочем, и для России) геополитическая парадигма – это тройственный блок Германия – Россия – Япония. Напав на Россию, Гитлер исключил для себя возможность использования всех выгод такого блока, зато оказался в той заведомо проигрышной ситуации, от которой немцев всячески предостерегал еще Бисмарк – в ситуации войны на два фронта.

Не учел Гитлер и геополитического, так сказать, коварства англосаксов. Сегодня известен ряд сходных высказываний, не оставляющих сомнений на сей счет, начиная со знаменитой формулы сенатора Трумэна: мол, надо помогать немцам против русских и русским против немцев до тех пор, пока они друг друга взаимно не обессилят.

Но чего другого могли ожидать немцы и русские от тех, кто давно рассматривал мир как «Великую шахматную доску»?

В августе 1939 года в санкционированной самим же Гитлером записке германского аусамта (МИДа) советскому Наркомату иностранных дел, направленной в Москву в рамках подготовки пакта Молотова – Риббентропа, был дан прекрасный обзор геополитической ситуации и было сказано, что внешние силы всегда были рады столкнуть две наши державы. Тем не менее Гитлер, вопреки обнаруженному им пониманию сути проблемы, пошел на столкновение.

А ведь схема англосаксов работала. Вначале они поощряли в 30-е годы перевооружение Германии, без чего не могло быть новой крупной европейской войны, затем они совместно с Лондоном провоцировали Гитлера против Сталина и Сталина против Гитлера, а когда Гитлер пошел на Восток и увяз там, англосаксы стали помогать России.

Ничего иного от них Гитлер получить в итоге не мог. Гитлер, победивший Россию и тем неизмеримо укрепивший свою мощь, янки был не нужен. Ведь США был опасен не столько большевизм – янки уже тогда замышляли «перестройку», отрабатывали методы поиска и селекции будущих горбачевых, ельциных, собчаков и кравчуков. Янки был опасен взаимный союз России и Германии, исключающий их столкновение и, значит, исключающий давно запланированное возвышение США. Не нужны были Соединенным Штатам ни могучая Россия, ни могучий Рейх.

Так что русская авантюра фюрера была обречена на крах и с этой стороны.

Наконец, моральный фактор…

Как уже было сказано, Наполеон определял соотношение морального и материального фактора на войне, как три к одному. Но такое соотношение было характерно, пожалуй, для времен Наполеона и войн типа первой русской Отечественной войны 1812 года. В начавшейся Великой Отечественной войне советского народа против немецко-фашистских захватчиков моральный фактор соотносился с материальным, пожалуй, в еще более высокой пропорции даже в первые дни и недели войны – несмотря на все наши поражения и отступление.

В ходе работы над этой статьей я получил письмо от одного из руководителей издательства «Яуза» Александра Кошелева, где он высказал весьма интересное мнение, которое я с удовольствием процитирую: «Россия проиграла Крымскую и Русско-японскую войны лишь потому, что власть струсила и смирилась с поражением. В тех случаях, когда правители решали лучше умереть, чем подписать капитуляцию (1812, 1941 гг.), даже неудачно начавшаяся война заканчивалась победой России. Если бы Сталин сбежал из Москвы осенью 1941 года (под любым, даже самым благовидным предлогом), немцы взяли бы столицу со всеми вытекающими катастрофическими последствиями, но Иосиф Виссарионович был не чета Александру II и Николаю II».

Мнение Александра Дмитриевича является хорошей отправной точкой для рассуждений, почему я его здесь и привел. Однако оно нуждается в ряде уточнений, которые я ниже сделаю, потому что это полезно для темы 1941 года.

В своей основе подобная мысль абсолютно верна и восходит к формуле Наполеона: «Моральный фактор относится к материальному, как три к одному». При этом надо помнить, что, хотя роль адекватного политического и военного лидера в любой стране имеет огромное значение – тот же Наполеон Бонапарт дал блестящие примеры подтверждения этой мысли, для России фактор адекватного политического и военного лидера имеет качественно более значимое, чем для других стран, значение.

При этом лучшие военные вожди русского народа давно не только теоретически осмыслили значение морального духа войск, но и сделали его одним из реально действующих факторов победы.

Наполеон дал блестящую формулу, но что, еще до Наполеона не понимали значения морального фактора фельдмаршал Суворов и адмирал Ушаков? Или это не понимал Петр, бросивший в гущу русских войск свое пламенное: «Не за Петра, а за Отечество, Петру врученное»?

Одновременно с Наполеоном умело пользовался мощным моральным оружием Кутузов, а после него – Ермолов, Корнилов, Нахимов…

Кто-кто, а русские значение морального фактора и моральной стойкости для обеспечения конечной победы сознавали исстари.

Так уж нас учила наша история.

А теперь – немного о причинах поражений в наиболее неудачных для русского оружия Крымской и «японской» войнах. Некоторые сравнения будут, на мой взгляд, вполне уместными в разговоре о 1941 годе. Да и, к слову, не только о 1941-м, но и о 1991-м, и о 2010 годе…

Конечно же, Россия потерпела поражение в обеих войнах не только потому, что власть смирилась с поражением. Для Крымской войны существенным фактором стала уже четко наметившаяся отсталость России в общетехническом, военно-техническом и экономическом отношении. Один тот факт, что юг России не был связан с центром современными коммуникациями, то есть железными дорогами, в результате чего не стала возможной быстрая переброска войск, вооружений и т. п., говорит сам за себя.

Но почему в России не было тогда железных дорог? К тому были серьезные основания, но все они были субъективными внешне, хотя глубоко объективными по сути.

Вот эти причины – без приоритетов:

1. Развитию железнодорожной сети на юг противились крупные производители товарного экспортного зерна, то есть помещики, поскольку появление в южных портах большого количества зерна привело бы к снижению экспортных цен и доходов помещиков и оптовых перекупщиков (сплошь и рядом, к слову, еврейских).

2. Развитию железнодорожной сети в России противились могущественные консервативные силы, то есть те же помещики-дворяне, высшее дворянское чиновничество, столичная аристократия, поскольку в усилении коммуникативной подвижности населения им виделось развитие революционных настроений.

3. Развитию железнодорожной сети в России противился лично министр финансов Канкрин, которого многие (но, слава богу, не все) «записные» историки числят чуть ли не добрым финансовым гением России и который на самом деле был из той же вороньей стаи, что и недоброй памяти канцлер Нессельроде. Эта стая, и до того немалая, особенно всерьез закружила над Россией с самого начала XIX века, с марта 1801 года, с убийства императора Павла.

Все три причины были объективно порождены устаревающим самодержавным и нарождающимся частнособственническим строем жизни в России. И все три были субъективными в том смысле, что за всеми тремя причинами стояли весьма узкие круги, состоящие из вполне определенных, антигосударственно действующих лиц.

Как и в 1904 году во время Русско-японской войны.

Как и в 1991 году на пике «перестройки», завершившейся ельциноидным государственным переворотом…

Как и в 2010 году, который, надо полагать, ознаменуется новыми предательствами России ее якобы элитой.

Остановимся, однако, немного на одной только Русско-японской войне. Во всех отношениях она была бездарной – как и Крымская война, но бездарной лишь на высших этажах государственного и военного управления. «Рядовой», так сказать, генералитет, боевые офицеры и солдатская и матросская масса даже в «японской» войне 1904 года не провалились, не говоря уже о Крымской войне, давшей нам выдающиеся образцы русской воинской доблести, да и воинского умения в виде знаменитой и величественной обороны Севастополя и полузабытой, но волнующей обороны Петропавловска-Камчатского.

На фоне доблести масс и напрямую связанных с ней военачальников лишь рельефнее проявлялись гнилость, подлость и антиобщественная суть «элиты» во главе с обоими Николаями.

Возьмем для сравнения Отечественную войну 1812 года. Неудачный начальный период войны, однако высшее военное руководство с самого начала относительно компетентно – Барклай-де-Толли если и не подготовил соответствующую возможностям России армию, то, по крайней мере, не загубил ее и сумел вывести из-под удара. Затем хватило не то что готовности умереть, но всего лишь готовности Александра I заранее, без боя, не сдаваться в сочетании с готовностью передать высшую военную власть адекватному Кутузову, чтобы пожар Москвы стал маяком на пути русских в Париж.

А в Крымскую и «японскую» войны высшая российская власть даже не струсила – для того не было особых причин, – и даже не смирилась с поражением (которого ни в 1855-м, ни в 1905 году не было!), а оказалась полностью неспособной на разумные, диктуемые ситуацией решения. Есть точная ленинская оценка дворянских революционеров-декабристов: «Страшно далеки они были от народа». Но декабристы, по крайней мере, смотрели, пусть и издали, но – в сторону народа. А царская власть после Петра, за редчайшими исключениями, была постоянно или повернута к народу и его нуждам спиной, или бросала свой взгляд поверх согнутой народной головы.

Сталин и большевики оказались и в этом отношении полной противоположностью старой власти. Недаром Сталин в одной из своих речей сравнил большевистских руководителей с Антеем, который сохранял свою силу до тех пор, пока был неразрывно связан с землей. Вот так и большевики, говорил Сталин, непобедимы постольку, поскольку они не теряют связи с массой. И это была не фраза, это было нормой государственного управления в СССР Сталина. Нормы власти соблюдаются не всегда даже представителями самой власти, но тем не менее характер этих норм определяет успех или неуспех Власти.

Сталин это понимал прекрасно. Здесь будет, пожалуй, уместно сказать вот о чем… Несомненно, ошибочны попытки сравнить Сталина даже с такой яркой фигурой, как Петр. Так, один из российских экономистов – профессор Ханин из Сибири, если не ошибаюсь, – десять лет назад писал: «Далеко не все поняли социально-экономический смысл сталинского периода российской экономики. Жесточайшими, часто варварскими методами (подобно эпохе Петра I) в кратчайшие сроки совершился переход от аграрной цивилизации к индустриальной. То, чего не успел сделать российский капитализм, сделала командная экономика».

Это – пример очень показательного заблуждения. Сталинская экономика, как и вообще сталинская эпоха, во-первых, не была ни варварской, ни командной – ее подкреплял постоянно совершенствующийся механизм планирования и управления.

Во-вторых, экономика сталинского СССР сделала то, чего российский капитализм не «не успел» сделать, а не сумел бы сделать, поскольку после Первой мировой войны России, опутанной внешними и внутренними долгами, была уготована судьба полуколонии Запада.

В-третьих, в сталинском СССР совершился переход не от «аграрной» цивилизации к «индустриальной», а переход от цивилизации полуфеодально-полубуржуазной к основам цивилизации социалистической.

И уже поэтому сравнение Сталина с Петром, а петровской России – со сталинским СССР абсолютно неверно. Ведь здесь различно все: движущие силы, приоритетные интересы, конечные цели и методы их реализации.

Лично Петром двигали интересы государства, Отечества, но в своих реформах он был ограничен тем, что исполнителями его реформ могли быть и были представители и выразители воли и интересов имущих слоев России. Целью Петра было развитие и укрепление экономического, военно-политического и технологического потенциала государства. Социальные реформы в интересах трудящегося большинства не были даже отдалённой его целью.

Ленин же, Сталин и большевики проводили преобразование России со вполне ясной целью: создание равноправного общества, организуемого и управляемого в интересах массы выборными представителями этой массы. Уже в силу этого различались и методы. Петр не мог широко действовать методом убеждения, потому что это – в его случае – ни к чему не привело бы. Как и чем можно было убеждать крепостных людишек фельдмаршала Шереметева или работных людей Демидова?

А для Сталина методы убеждения, агитации, пропаганды, культурного строительства и просвещения являлись основополагающими. Принуждение же во всех его формах было вынужденной – крайней и временной – мерой.

В конечном счете именно в этом – в полном единстве всех творческих сил России с Высшей Властью, – и крылись истоки неизбежной победы новой России над любым внешним агрессором. Соответственно, в непобедимости новой власти крылись и истоки неизбежного «русского» краха Рейха, коль уж агрессором оказалась Германия.

При этом личностным залогом неизбежности Победы был сам Сталин. Вот позднейшая оценка личности Сталина, относящаяся уже к нашему веку: «Сталин был несомненным патриотом исторической российской государственности, он имел огромную волю, большое трудолюбие и немалый интеллект»… Это – не апологеты Сталина, это – из книги Жореса и Роя Медведевых «Неизвестный Сталин», изданной в 2001 году издательством «Права человека». Впрочем, эти же забавные – как на мой вкус – авторы определяют Сталина как «вождя, диктатора и тирана». Что ж, вождем Сталин действительно был. Но вот диктатором, и уж тем более тираном?..

Тут уж, пожалуй, извините!

Диктатор и тиран не может выиграть войну, носящую всенародный характер. Выиграть такую войну диктатор и тиран не сможет потому, что народные войны выигрывают народы, ведомые к Победе не диктаторами, а вождями.

Сталин, безусловно, отвечал всем требованиям политического гения – начиная с незаурядной памяти и способности быстро и точно входить в новые для него вопросы и заканчивая тонким умением вести самые сложные переговоры. Интересна его характеристика, оставленная нам Александрой Львовной Толстой, уехавшей из Советской России в 1929 году. То, что она написала о своей единственной встрече со Сталиным, ценно психологической подлинностью: «По внешности Сталин мне напомнил унтера из бывших гвардейцев… Густые, как носили только такого типа военные, усы, правильные черты лица, узкий лоб, упрямый, энергичный подбородок, могучее сложение и совершенно не большевистская любезность. Когда я уходила, он опять встал и проводил меня до двери».

Именно с таким вождем Советская Россия была обречена на успех и действительно обрела его в считаные годы с 1929-го по 1940-й. Начиная с 22 июня 1941 года полоса успехов по ряду причин прервалась, но – лишь на время.

Неизбежность возобновления успехов подтверждается и некой оценкой России Сталина и самого Сталина, которую я приводил в своих книгах уже не раз, но которую не откажу себе в удовольствии напомнить читателю вновь. Как говорил булгаковский Воланд, хорошую полночь приятно и продлить. Так почему бы нам лишний раз не вчитаться в признания германского генерал-майора Фридриха Вильгельма фон Меллентина?

Он воевал в Польше, во Франции, на Балканах, в Африке, на Восточном фронте, а затем опять во Франции, в Арденнах и в самой Германии, и закончил войну начальником штаба 5-й танковой армии в Рурском «котле». В изданной в 1956 году в Лондоне книге «Panzer battles 1939–1945» (переведена у нас в 1957 году) он писал:

« Русский солдат любит свою «матушку Россию», и поэтому он дерется за коммунистический режим, хотя, вообще говоря, он не является политическим фанатиком. Однако следует учитывать, что партия и ее органы обладают в Красной Армии огромным влиянием. Почти все комиссары являются жителями городов и выходцами из рабочего класса. Их отвага граничит с безрассудством; это люди очень умные и решительные. Им удалось создать в русской армии то, чего ей недоставало в Первую мировую войну – железную дисциплину… Дисциплина – главный козырь коммунизма, движущая сила армии. Она также явилась решающим фактором и в достижении огромных политических и военных успехов Сталина… …Умелая и настойчивая работа коммунистов привела к тому, что с 1917 года Россия изменилась самым удивительным образом. Не может быть сомнений, что у русского все больше развивается навык самостоятельных действий, а уровень его образования постоянно растет…»

Генерал Меллентин писал, что русская пехота «полностью сохранила великие традиции Суворова и Скобелева», что русская артиллерия «является очень грозным родом войск и целиком заслуживает той высокой оценки, какую ей дал Сталин», что танкисты Красной Армии «закалились в горниле войны», что «их мастерство неизмеримо возросло» и что «такое превращение должно было потребовать исключительно высокой организации и необычайно искусного планирования и руководства».

При этом Меллентин констатировал: «Русское высшее командование знает свое дело лучше, чем командование любой другой армии».

Мог ли Гитлер победить армию и страну, о которой так написал – пусть и после поражения – один из толковых генералов Гитлера?

Нет, к 1941 году новая социалистическая Россия под руководством Сталина и сталинского ядра Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) была непобедима – в принципе. Такой уж эта Россия сформировала себя всего за два десятка лет.

Впрочем, этим двум советским десятилетиям предшествовало не менее двух десятков веков формирования русской цивилизации. Недаром генерал Меллентин, говоря о Красной Армии, помянул Суворова и Скобелева. И недаром Великая Отечественная война советского народа дала нам полководческие ордена Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого, флотоводческие ордена Ушакова и Нахимова, офицерский орден Александра Невского и матросскую медаль Ушакова.

Архимеду нужна была точка опоры, чтобы перевернуть мир. Социалистическая реконструкция, то есть индустриализация, коллективизация и культурная революция, стали той точкой опоры, которая позволила Сталину и народам СССР в срок двух, по сути, пятилеток перевернуть Россию. Причем перевернуть не так, как это сейчас делают ельциноиды, – с ног на уши, опутанные дезинформационной «лапшой». Социализм, напротив, поставил Россию с непутевой головы на прочные индустриальные ноги. И главной базой любых побед новой России стали новые люди.

На кремлевском приеме в честь металлургов 26 декабря 1934 года Сталин сказал:

«У нас было слишком мало технически грамотных людей. Перед нами стояла дилемма: либо начать с обучения людей в школах технической грамотности и отложить на десять лет производство и массовую эксплуатацию машин, пока в школах не выработаются технически грамотные кадры, либо приступить немедленно к созданию машин и развить массовую их эксплуатацию в народном хозяйстве, чтобы в самом процессе производства и эксплуатации машин обучать людей технике, выработать кадры. Мы избрали второй путь. Мы пошли открыто и сознательно на неизбежные при этом издержки и перерасходы, связанные с недостатком технически подготовленных людей, умеющих обращаться с машинами. Правда, у нас наломали за это время немало машин. Но зато мы выиграли самое дорогое – время и создали самое ценное в хозяйстве – кадры. За три-четыре года мы создали кадры технически грамотных людей как в области производства машин всякого рода (тракторы, автомобили, танки, самолеты и т. д.), так и в области их массовой эксплуатации. То, что было проделано в Европе в течение десятков лет, мы сумели проделать вчерне и в основном в течение трех-четырех лет. Издержки и перерасходы, поломка машин и другие убытки окупились с лихвой».

4 мая 1935 года в речи в Кремлевском дворце на приеме в честь выпускников академий РККА Сталин говорил и так:

«Мы получили в наследство от старого времени отсталую технически и полунищую, разоренную страну… Разоренная четырьмя годами империалистической войны, повторно разоренная тремя годами Гражданской войны, страна с полуграмотным населением, с низкой техникой, с отдельными оазисами промышленности, тонувшими среди моря мельчайших крестьянских хозяйств, – вот какую страну получили мы в наследство от прошлого…»

В подобной оценке не было ни малейшего преувеличения – Сталин еще и не все вспомнил. Но сказанное о прошлом лишь предваряло основное, насущное, о чем сказал тогда Сталин:

«Задача состояла в том, чтобы эту страну перевести с рельс… темноты на рельсы современной индустрии и машинизированного сельского хозяйства… Вопрос стоял так: либо мы эту задачу разрешим в кратчайший срок… либо… наша страна… растеряет свою независимость и превратится в объект игры империалистических держав… Надо было создать первоклассную индустрию… А для этого надо было пойти на жертвы и навести во всем строжайшую экономию, надо было экономить на питании, и на школах, и на мануфактуре, чтобы накопить необходимые средства для создания индустрии… Понятно, что в таком большом и трудном деле… успехи могут обозначиться лишь спустя несколько лет. Необходимо было поэтому вооружиться крепкими нервами, … выдержкой и упорным терпением, чтобы преодолеть первые неудачи и неуклонно идти вперед…»

Прошло два года. Год 1937-й был последним годом второй пятилетки. Страна крепла. За пять лет промышленный потенциал СССР где – удвоился, где – утроился. Теперь мы выплавляли стали и чугуна почти столько же, сколько и Германия, а электростали – на уровне США. Мы вышли на третье место в мире по выплавке алюминия, выплавив его 37 тысяч тонн, но США и Германия были тут пока вне конкуренции – 132 и 127 тысяч тонн.

Соединенные Штаты в 1937-м произвели 121 миллиард киловатт-часов электроэнергии, немцы – 49, англичане – 17, а Союз – 36. Да, мы еще отставали от янки и немцев, но в 1932 году мы имели только 13 миллиардов киловатт-часов – столько же, сколько и Франция. У Франции за пять лет прибавилось пять миллиардов, а у нас – двадцать три! И к концу второй пятилетки Союз имел электроэнергии столько же, сколько Франция, Италия и Бельгия, вместе взятые.

Вот что новая Россия готовилась противопоставить будущим танковым «клиньям» Гота и Гудериана.

28 апреля 1937 года Молотов подписал постановление Совнаркома о третьем пятилетнем плане. И это был план, выполнение которого давало нам окончательно непобедимую Россию к лету 1942 года!

Но мы имели ее уже, собственно, и к 1941 году, иначе мы не имели бы 1945 года. Причем эта новая Россия была воплощена не только в харьковских турбогенераторах и тбилисском трикотаже, но и, повторяю, прежде всего в новых людях. Историк-эмигрант Георгий Федотов в своем «моментальном снимке России» от 1 января 1936 года признавал:

«…Сталин широко распахнул дверь в жизнь практикам-профессионалам… Подлинная опора Сталина – это тот класс, который он сам назвал «знатными» людьми… Партийный билет и прошлые заслуги значат теперь немного; личная годность… – все. В этот новый правящий слой входят… чекисты, командиры Красной Армии, лучшие инженеры, техники, ученые и художники страны… Новый советский патриотизм есть факт, который бессмысленно отрицать. Это есть единственный шанс на бытие России…»

И этот «русский» шанс полностью зачеркивал малейший шанс фюрера и Рейха на победу над Россией.

Между прочим, несмотря на один из наиболее устойчивых прогерманских мифов о якобы предельной организованности немцев, высшее государственное управление в СССР было организовано тоже качественно лучше, чем в Рейхе, в чем главную заслугу надо по справедливости отдать прежде всего, конечно, Сталину, но также в немалой мере и такому выдающемуся управленцу, как Берия.

К слову, немного о тщательности немцев…

Когда я сталкиваюсь с дифирамбами немецкой пунктуальности, я всегда вспоминаю малоизвестный эпизод германо-польской кампании 1939 года. Когда дело шло к концу и гнилое якобы «государственное» «здание» панской Польши почти обрушилось, в Польшу прибыл Гитлер. До него в зоне боевых действий уже находился Геринг, руководивший Люфтваффе, и личный поезд Геринга стоял в степи на специально сооруженных железнодорожных путях. К приезду фюрера рядом была протянута еще одна подъездная «нитка», на которую должны были принять поезд Гитлера.

Поскольку дело было в степи, а оставаться в этом месте фюрер после встречи с Герингом и генералитетом не собирался, специальной платформы сооружать не стали, а для того, чтобы Гитлер и его сопровождение могли спокойно сойти на землю с лестницы вагона, нижняя ступенька которой отстояла от земли чуть ли не на метр, было решено поставить у вагона огромную саперную корзину, а чтобы дно под ногами не провалилось, насыпать и утрамбовать земляную горку, на которой корзину и утвердить.

Так и было сделано. Поезд фюрера подъехал в нужное место, опытный машинист остановил состав так, что выходной тамбур салона-вагона фюрера пришелся как раз напротив корзины. Дверь вагона открылась, в ней показался Гитлер, которого снизу приветствовали Геринг и генералы.

Гитлер ступил на дно корзины и…

И рухнул вниз головой, потому что саперы в суматохе забыли подсыпать под корзину грунт. Все обошлось, и фюрер, у которого с чувством юмора дела обстояли неплохо, обратил инцидент в шутку. Тем не менее этот эпизод доказывает, что даже немцы не всегда и не во всем были педантично тщательными.

Однако и русские ведь, воспитанные новой Россией, тоже не всегда были такими уж безалаберными разгильдяями. Достаточно вспомнить умницу генерала Руссиянова, командира 100-й стрелковой дивизии, позднее преобразованной в 1-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

Дивизия Ивана Руссиянова начала войну как и положено – в боевой форме, а не в кальсонах. И так начала ту войну не одна она. Вот же и пограничники Берии встретили врага в окопах и блиндажах, уже готовые к бою. И так их ориентировал сам нарком!

Нет, немцы были сильным и умелым противником, но и русские не все лаптем щи хлебали. И против неброского русского крестьянского парня Ивана Руссиянова, ставшего генералом Страны Советов, и против его бойцов потомок прусских помещиков, блестяще воспитанный Гейнц Гудериан и его по-европейски раскованные белокурые танкисты не имели никаких шансов на конечную победу.

К тому же и верховный вождь у Ивана Руссиянова и его бойцов был покрепче и поосновательнее, чем у Гудериана и его мастеров танковых атак.

Ну, допустим, вошел бы Гитлер в Москву поздней осенью 1941 года и там завязались бы бои… Ну, пришлось бы Сталину покинуть Москву – для продолжения руководства войной. Оперативная обстановка тогда не исключала такого варианта.

Ну и что?

В результате Советский Союз не рухнул бы, а вот Гитлер получил бы не крупнейшую в мировой истории по длительности и ожесточенности Сталинградскую битву 1942 года, а такую же по характеру, но, скорее всего, менее затяжную, Московскую битву конца 1941 – начала 1942 года.

Подобная битва в условиях огромного города перемолола бы такое количество и так уже измотанных частей и соединений Вермахта, что, не взяв лежащую в руинах Москву так же, как они не взяли разрушенный Сталинград, немцы оказались бы перед фактом стратегического истощения и скорого краха не к осени 1943 года, а уже к лету 1942-го.

Войти в Москву немцы могли – как вошли они в Сталинград. Они могли разрушить Москву – как они разрушили Сталинград. Но взять Москву немцы не смогли бы при любом «раскладе» – как это произошло под Сталинградом.

В апреле 1940 года на Совещании при ЦК ВКП(б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии Сталин говорил:

«Вот с этой психологией, что наша армия непобедима, с хвастовством, которые страшно развиты у нас …надо покончить… Надо вдолбить нашим людям правила о том, что непобедимой армии не бывает. Надо вдолбить слова Ленина о том, что разбитые армии или потерпевшие поражение армии очень хорошо дерутся потом. Надо вдолбить нашим людям, начиная с командного состава и кончая рядовым, что война – это игра с некоторыми неизвестными, что… в войне могут быть и поражения. И поэтому надо учиться не только как наступать, но и как отступать».

Вот на что ориентировал армию Сталин, сам учась на уроках поражений и осмысляя эти уроки. Он прямо говорил: «С этой психологией – шапками закидаем – надо покончить, если хотите, чтобы наша армия стала действительно современной армией».

А Гитлер оценивал Россию как колосса на глиняных ногах и как раз рассчитывал закидать русских если не шапками, так бомбами с пикировщиков «Юнкерс-87», как он это сделал с «гоноровыми» польскими панами.

Но мог ли этот номер пройти в России?

Конечно, нет!

С любой точки зрения.

И дело не только в отличии русских пространств от польских. По мнению некоторых, одни только огромные пространства и спасли Россию в 1941 году от окончательного разгрома. Но так ли это?

Да, протяженность европейской части русских пространств в 1941 году была действительно немалой – (не то что в году 2010-м). Но это что, было заранее кому-то неизвестно?

Понятное дело, если бы Россия имела такие природные богатства и тучные земли, какие имела, а по протяженности территории была бы чуть побольше Люксембурга, но чуть поменьше Бельгии, то уж эту-то Россию Рейх завоевал бы в два счета. Тут и спорить не о чем.

Но рассуждающие на тему о том, что Россию, мол, спасли только огромные пространства, напоминают мне Агафью Тихоновну из «Женитьбы» Гоголя, которая хотела «губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…» и т. д., чтобы получился идеальный жених.

Безусловно, богатая и полная лакомых кусков для завоевателя Россия размером с Люксембург была бы наиболее подходящим объектом для завоеваний, но, как говорится, чего нет, того нет!

Да ведь и общий потенциал у Советской России был в 1941 году побольше, чем у Люксембурга. И идейная база у советского народа была покрепче, чем у, например, французов или англичан. Уже упоминавшийся мной главный историк Европейского театра военных действий С.Л.А. Маршалл является автором показательного для западных экспертов заявления. В 1956 году он писал:

«В битвах за Англию, Эль-Аламейн, Сталинград, Москву, Нормандию и Арденны немцы потерпели жестокое поражение, и не столько из-за сопротивления тех, кто поднялся против Гитлера, сколько из-за чрезмерного растяжения линии фронта…»

В одной фразе главному тогдашнему англосаксонскому военному историку удалось выразить многое – и скрытую неприязнь к Советскому Союзу, и попытку поставить на одну доску борьбу русских и англосаксов, и желание уравнять значение падения Эль-Аламейна с обороной Сталинграда, и невольное признание в том, что не очень-то англосаксы рвались покончить с германским Рейхом, не очень-то в деле его разгрома надсаживались.

Утверждение Маршалла относительно того, что немцы потерпели жестокое поражение в битвах за Англию, Эль-Аламейн, Нормандию и Арденны не столько из-за сопротивления тех, кто поднялся против Гитлера, сколько из-за чрезмерного растяжения линии фронта, действительно отражает истинное положение вещей. Ни англичане вкупе с вовлеченными ими в водоворот войны индусами, канадцами, австралийцами и прочими подданными Британской империи, ни янки в ходе той войны особо не напрягались – для очень многих из воевавших англосаксов она была чем-то вроде рискованного приключения. Подчеркиваю: не особо напрягались даже англичане – уже хотя бы потому, что германские бомбежки английской территории носили локальный характер, ограничиваясь налетами на Лондон и ряд крупных центров военного производства типа Ковентри.

Но вот заявление англосаксонского военного историка насчет того, что немцы потерпели жестокое поражение в битвах за Москву и Сталинград якобы не столько из-за сопротивления тех, кто поднялся против Гитлера, сколько из-за чрезмерного растяжения линии фронта, абсолютно не соответствует исторической истине и является для нас просто оскорбительным. В двух крупнейших наших битвах первого периода войны – Московской и Сталинградской, как и в оборонах Смоленска, Одессы, Севастополя, Ленинграда, Новороссийска, решающим фактором была не растянутость фронта и коммуникаций. Решающим фактором стало героическое сопротивление тех, кто поднялся против Гитлера. Ну и, конечно, плюс такая военно-техническая оснащенность обороняющихся, которая позволяла им вести борьбу.

А коммуникации? А широкий фронт?

Но фронт у нас был растянут точно так же, как у немцев, – не меньше и не больше. Коммуникации же…

Удивительно, но почему-то обычно упускают из виду, что уже к 1944 году растянутость фронта и протяженность коммуникаций для Красной Армии были как минимум не меньшими, чем для Вермахта в 1941 году. При этом состояние коммуникаций – разбитых войной дорог Великороссии, Украины, Белоруссии, Прибалтики и полных грязи дорог Польши – крайне осложняло работу тыловых структур РККА. Приведу лишь одну, хотя и обширную, цитату из упоминавшейся мной монографии «Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»:

«В операциях на Правобережной Украине условия работы тыла были в целом неблагоприятные. Операции начались сразу же после завершения летне-осенней кампании 1943 г., то есть без стратегической паузы. После почти пятимесячного беспрерывного наступления ( вспомним, что немцы в 1941 году непрерывно наступали менее четырех месяцев. – Прим. С.К .) тыл фронтов растянулся на сотни километров… Автомобильный транспорт отечественного производства, работавший всю войну, износился …а машины …полученные по ленд-лизу и импорту от наших союзников, не могли покрыть потребности фронтов. Тыл 2-го Украинского фронта, например, имел на ходу только 641 машину из 1272, числящихся по списку. Остальные требовали ремонта. Примерно такая же картина наблюдалась и на других фронтах. К тому же слишком рано наступившая даже для этих мест (в середине января) распутица и бездорожье еще более усложнили подвоз…»

Но советские генералы в своих мемуарах не сетовали на «генерала Распутицу», не позволившего им дать жару Вермахту на рубеже 1943–1944 годов в полной мере. Хотя уже во втором и тем более в третьем периоде войны всеувеличивающаяся растянутость коммуникаций РККА при всесокращающейся (не забудем!) протяженности коммуникаций Вермахта представляла для советского Верховного командования все более усложняющуюся проблему, особенно с того момента, как мы вступили на территорию Польши, Венгрии, Германии с Австрией…

Нет уж, причина неуспеха Гитлера в 1941 году – не растянутость фронта и коммуникаций, а принципиальная несоразмерность возможностей Рейха, как материальных, так и нравственных, и способности Рейха разгромить Советское государство.

Иными словами, весь комплекс тех факторов, которые характеризуют страну и общество в целом, начисто исключал шанс для Гитлера на победу.

Он мог, допустим, прислушаться в августе 1941 года к Браухичу и Гальдеру и не отвлекаться на наращивание удара по Украине, сосредоточив все силы на Московском направлении. За счет этого немцы, возможно, и подошли бы к Москве на месяц-полтора раньше.

Но это означало бы, что у нас сохранялся бы промышленный потенциал Днепропетровска, Харькова, Запорожья, Николаева, Донбасса. У нас сохранялись бы соединения Юго-Западного фронта.

А это означало бы создание благоприятной возможности для фланговых ударов по немецким тылам и коммуникациям, после которых немцы от Москвы так или иначе, но все равно откатились бы – во все том же 1941 году и примерно в те же сроки, если не раньше.

Гитлер мог ударить всеми силами по Украине – как это вначале предполагал Сталин. Но немцев здесь, во-первых, ждали, так что и встретили бы соответственно. Да, собственно, их здесь и встретили! Оглушительно провалился только Западный фронт Павлова, а Юго-Западный фронт Кирпоноса сразу оказал врагу в целом достойное сопротивление.

И если бы основной первый удар пришелся по Кирпоносу, немцы не получили бы тех огромных брешей на обоих флангах Западного фронта, через которые в первую же неделю войны хлынуло на Россию новое нашествие двунадесяти языков.

Как ни поворачивай, а общий итог даже 1941 года не мог быть для Германии в России успешным. Германия могла к исходу этого года в России лишь надорваться, что в действительности, в реальной истории, и произошло.

Я не только не противник альтернативных методов исследования истории, но, напротив, считаю, что современное историческое исследование, не рассмотревшее тот или иной исторический период, кроме реального его течения также в виртуальном аспекте, не может считаться полноценным. Однако и виртуальный анализ должен быть исторически состоятельным, перебирая нереализовавшиеся варианты с учетом реальных возможностей, факторов и обстоятельств. И когда приходится сталкиваться с виртуальными экзерсисами англосаксонских военных «историков», лихо оперирующих немецкими танковыми массами в 1941 году в районе Арзамаса, Горького и т. д., остается лишь удивляться тому, что подобные «исследования» могут кем-то на Западе расцениваться как серьезные и профессионально состоятельные.

Да, можно лишь удивляться тому, как примитивно по сей день на Западе рассматривают Россию образца 1941 года. Похоже, что сегодня средне интересующийся историей Второй мировой войны русский парень знает о ней намного больше, чем западный эксперт-профессионал. Во всяком случае, мы сегодня намного лучше представляем себе ход и обстоятельства войны за Западе, чем внешний, якобы цивилизованный, мир представляет себе ход и обстоятельства войны на Востоке.

Вот в целом небезынтересная и вполне «свеженькая», изданная в Англии в 2006 году книга Энтони Такер-Джонса «Великий танковый грабеж», переведенная у нас в 2008 году и изданная издательством «Яуза». В той части, где говорится о Красной Армии и ее боевых действиях, этот труд ведущего британского специалиста по истории бронетехники полон самых нелепых несуразиц по части причин наших поражений в 1941 году, размеров потерь и т. д. Энтони Такер-Джонс исчисляет наши потери в советско-финской войне 1939/40 года в миллион человек (при реальных потерях в 126 875 человек убитыми, пропавшими без вести и умершими от ран), а уж относительно танков и бронеавтомобилей называет вовсе умопомрачительную цифру в 2300 единиц, якобы уничтоженных финнами «при помощи пресловутого «коктейля Молотова».

Примеры, подобные приведенному выше, можно продолжить. Ведь плохо знает историю нашей войны не только Энтони Такер-Джонс.

Но знаем ли ее мы сами, если по сей день позволяем кормить себя байками относительно того, что вот если бы фюрер не ошибся там да не промахнулся бы вот с этим, то все было бы как надо и уже осенью 1941 года на Красной площади состоялся бы не парад красных войск русского Московского гарнизона, а парад частей победившего Вермахта?

После войны группа германских генералов – Зигфрид Вестфаль, Гюнтер Блюментрит, Фриц Байерлейн, Курт Цейцлер, Бодо Циммерман, Хассо фон Мантейфель и Вернер Крейпе, – сидя в комфортном американском плену, разродилась коллективным трудом с характерным названием «Роковые решения». Что ж, название достаточно точное. Но вот фельдмаршал Манштейн дал своим мемуарам название «Утерянные победы». Сегодня они, как и «Роковые решения», – один из классических источников по истории войны, но их название тоже классически неточно. «Мнимые победы», «Непрочные победы», «Призрачные победы» – вот верные названия для труда германского фельдмаршала.

Можно было бы назвать его, впрочем, и «Пирровы победы» – от имени Пирра, царя Эпира. Он так «разбил» римлян в двух битвах при Гераклее и Аускуле, что через несколько лет ему, полностью истощившему свои силы и разбитому в битве при Беневенте, пришлось убираться из Италии восвояси.

Как Гитлеру из Советской России.

На тему, поднятую в этой статье, можно написать еще много. Но тогда это будет уже не статья, а книга, написание которой пока в мои планы не входит. Поэтому в завершение сообщу еще вот что…

17 апреля 1940 года на Совещании при ЦК ВКП(б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии Сталин говорил:

«А что такое современная война? Интересный вопрос, чего она требует? Она требует массовой артиллерии. В современной войне артиллерия – это Бог… артиллерия решает судьбу войны, массовая артиллерия… Как пишут финские солдаты, они на протяжении четырех месяцев не могли выспаться, только в день перемирия выспались. Вот что значит артиллерия. Артиллерия – первое дело.

Второе – авиация, массовая авиация… И вот кто хочет вести войну по-современному, тот не может говорить, что нужно экономить бомбы… Больше снарядов, больше патронов давать, меньше людей будет потеряно…

Дальше, танки, третье. Тоже решающее, нужны массовые танки. Танки, защищённые броней, – это все. Если танки будут толстокожие, они будут чудеса творить при нашей артиллерии, при нашей пехоте…

Минометы – четвертое, нет современной войны без… массовых минометов… Это очень эффективная и дешевая артиллерия. Замечательная штука, миномет. Не жалеть мин! Вот лозунг. Жалеть своих людей!..

Дальше – автоматизация ручного оружия… Люди, которые живут традициями гражданской войны, хотя они и хорошие люди, дураки, когда говорят: «А зачем нам самозарядная винтовка?» Боец с самозарядной винтовкой равняется трем бойцам… Значит, пехота, ручное оружие с полуавтоматом-винтовкой и автоматический пистолет (то есть автомат. – Прим. С.К .) – обязательны…»

Если вдуматься, это была краткая программа уже скорой Большой войны. И это была программа того, кому предстояло будущую Войну обязательно выиграть – несмотря ни на что. Ведь Сталин тогда говорил и так:

«Наша армия, как бы вы ее ни хвалили, и я ее люблю не меньше, чем вы, но все-таки она – молодая армия, необстрелянная. У нее техники много, у нее веры в свои силы много, даже больше, чем нужно. Она пытается хвастаться, считая себя непобедимой, но она все-таки молодая армия. …Наша современная Красная Армия обстреливалась на полях Финляндии – вот первое ее крещение. Что тут выявилось?..»

Да, а что же в преддверии Большой войны выявилось в Красной Армии, по мнению Сталина, ее будущего Верховного Главнокомандующего? Что ж, Сталин и тут бил «в точку»:

«Что тут выявилось? То, что наши люди – это новые люди. Несмотря на все их недостатки, очень быстро, в течение каких-либо полутора месяцев, преобразовались, стали другими, и наша армия вышла из этой войны почти вполне современной армией, но кое-чего еще не хватает. «Хвосты» остались от старого. Наша армия стала крепкими обеими ногами на рельсы новой, настоящей советской современной армии…»

Через год с небольшим молодой Красной Армии предстояли испытания не чета «финским». Но ведь это была армия новой России, это была армия новых людей!

И уже в первые дни Великой Отечественной войны выявилось, что бойцы и командиры Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Рабоче-Крестьянского Красного Флота в лучшей массе своей – действительно новые люди, воспитанники эпохи социализма, эпохи Сталина. И, несмотря на все их недостатки, они весьма быстро, в течение каких-то четырех месяцев, преобразовались, стали другими, и к концу 1941 года Красная Армия была уже во многом современной армией. Конечно, тогда ей кое-чего еще не хватало, «хвосты» остались от старого. Однако уже к концу 1941 года наша армия начала крепко становиться на рельсы настоящей советской современной армии.

Как об этом и говорил товарищ Сталин в апреле 1940 года.

И это означало, что Красная Армия будет лишь крепнуть и крепнуть, превращаясь в армию неизбежной конечной Победы.

Причем обычно упускают из виду и еще одно важное обстоятельство.

Если мы возьмем уровень боевой подготовки бойцов РККА, особенно пехоты, то средний пехотинец начала 1945 года – тот, кто в середине января 1945 года шел в последнее наступление Красной Армии в той войне, был по боевым качествам ниже тех своих старших товарищей, которые наступали в 1943 году, в 1944 году и которые в большинстве своем к зиме 1945 года погибли.

Удивительного здесь ничего нет – огромные людские потери, вызванные почти непрерывным нашим наступлением, при котором соотношение потерь наступающих в три раза выше, чем у обороняющихся, вынуждали ставить в строй недостаточно обученных призывников. К тому же призывной контингент конца 1944 – начала 1945 года в значительной степени состоял из молодых ребят, два-три года находившихся на оккупированной территории. И это не могло не сказываться как на их образовательном уровне, так и моральной стойкости.

Немецкие мемуаристы отмечают, кстати, этот факт, но они же признают, что некоторое снижение боевых качеств советских пехотинцев с избытком компенсировалось возросшим количеством и качеством советской боевой техники и воинского мастерства наших артиллеристов, танкистов, авиаторов и уровня командования.

В этом ведь тоже сказалось то исходное преимущество Советской России над Рейхом, которое исключало для немцев и их вождя конечный победный результат войны.


Андрей Буровский Мог ли Гитлер победить?

Государства гибнут, если закрывают глаза на недочеты, увлекаются своими успехами, почивают на лаврах.

И.В. Сталин

Глупая политика Гитлера превратила народы СССР в заклятых врагов нынешней Германии.

Сталин И.В.О Великой Отечественной войне. (М., 1949. С. 59.)

Людская молва нарекла Гитлера и Сталина великими политическими деятелями. Если измерять величие количеством убитых людей, все верно. Большего величия, чем эта парочка, не достигли ни ассирийские цари, ни римские или китайские императоры, ни даже всякая степная кривоногая сволочь типа Атиллы или Чингисхана. В этом смысле их уровня величия и правда никто не превзошел.

Но вообще-то трудно найти политических деятелей более неудачливых, нелепых и бездарных. Для начала Сталин решил завоевать мир, что само по себе напоминает попытку пешком дойти до Луны или поселиться на дне Тихого океана. Будь ему 13 лет или живи он в дикой монгольской степи времен Батыги Джучиевича, еще что-то можно было бы объяснить. Но для взрослого дяденьки, который жил в XX веке и почти окончил духовную семинарию, такой бред не простителен в принципе.

Потом Иосиф Виссарионович тщательно организовывал войну, которая просто не могла быть не успешной. Все организовал, все устроил, все подготовил… Но затянул, не уложился в отпущенное ему время, и блестяще подготовленный план не удался: в последний момент не он напал, а на него напали.

Бо^льшим неудачником, чем Иосиф Виссарионович Джугашвили, может считаться только Адольф Алоизьевич Шикльгрубер. Он ухитрился проиграть войну, которую вообще проиграть было невозможно абсолютно никаким способом. Но Гитлер – гений неуспеха, выкормыш революции, родной брат бездарности. Этот – сумел!

Писать статью о том, как Гитлер мог выиграть кампанию 1941 года, очень легко – потому что проиграть ее надо было очень постараться. Только такой маниакально болтливый придурок, надутый спесью самовлюбленный болван, как Гитлер, мог проиграть войну с СССР.

Можно долго приводить примеры словесного поноса Гитлера. Ограничусь двумя яркими примерами: это хотя бы смешно.

«Персы были великим народом, пока не вступили в контакт с евреями. После этого они влачат жалкое существование на задворках Дальнего Востока в качестве армян».

«Жаба – это дегенерировавшая лягушка. Почему она дегенерировала? Наверное, употребляла в пищу вредные для нее элементы».

Только спаситель персов и армян с задворок Дальнего Востока, любитель дегенеративных жаб мог ухитриться проиграть кампанию 1941-го. Но даже этой жертве варварских способов прерывания беременности потребовались титанические усилия для проигрыша войны. Трудно сказать, чего только не делал Гитлер для того, чтобы провалить собственные планы, погубить свое государство и в конце концов скушать крысиного яду.


О планах Гитлера

Гитлер вообще гений неисполнимых планов. Практически все, что он придумывал, было совершенно абсурдно. И даже самые здравые идеи он ухитрялся подавать так, что они превращались в какой-то болезненный бред.

Судите сами: он вполне серьезно полагал, что расовая принадлежность людей определяет и их политические взгляды, и политические интересы. Судя по всему, он вполне искренне считал, что англичане, шотландцы, жители Скандинавии – это такие арийцы, которые с невероятным нетерпением ждут, когда к ним придет Адольф Алоизьевич и спасет их от ужасов демократии.

Сами англичане и шведы ничего подобного никогда не говорили и не думали, но Гитлер много раз утверждал сие и устно, и письменно. Не раз и не два он пытался предлагать англичанам мирные конференции. При этом совершенно не принимались во внимание реальные планы, интересы, убеждения англичан. Важно было, что у многих из них были светлые волосы, голубые или серые глаза.

Даже воевал Гитлер не с реально существующей Британской империей, а с высосанной из пальца арийско-нордической Англией, которая существовала исключительно в его воображении.

Вот Третий рейх силами 135 дивизий вторгается в Бельгию, Люксембург, Нидерланды 10 мая 1940 года. 15 мая Нидерланды капитулируют, потому что 1-я группа танковых армий союзников просто не успевает прийти к ним на помощь. Группа армий «Б» Третьего рейха стремительным броском охватывает Южную Голландию и уже 12 мая захватывает Роттердам.

В Бельгии немецкие десантники 10 мая, в первый же день активных боевых действий, захватывают мосты через Альберт-канал. Нацистские танки с крестом на броне идут через мост, вырываясь на Бельгийскую равнину раньше союзников. 17 мая Брюссель пал.

Одновременно танковый корпус Гота движется через Северные Арденны. Для союзников прорыв через Арденны кажется чем-то невероятным, они не ждали ничего подобного.

16 мая Гудериан форсирует Уазу, 20 мая выходит на побережье Па-де-Кале. От города Абвиля нацисты заходят в тыл союзным армиям. 28 англо-франко-бельгийских дивизий оказываются в «котле». 23 мая нацистские танки рычат уже в 10 км от последнего оплота союзников – порта Дюнкерк.

Вот и все. Война практически окончена. Блестящий блицкриг, воплощенная мечта генералов Первой мировой. Остается только молотить союзников до полного их истребления или (если уж Гитлер их так любит) предлагать немедленную безоговорочную капитуляцию.

Но танки нацистов внезапно остановились. Союзники буквально не в силах ничего понять. Дюнкерк – единственный порт, из которого англо-французские войска еще могут эвакуироваться с материка… И союзники судорожно эвакуируются. Бросая технику, оружие и снаряжение, британские солдаты под взглядами, чуть ли не под дулами винтовок лезут на корабли. Это скопище людей все меньше похоже на армию, раздавить его совершенно нетрудно. Корабли плохо защищены, их легко утопить с воздуха. Ничто не делается, британцы уходят: 224 тысячи солдат эвакуировались. Может, британцы и были нордическими типами и невероятно благородными арийцами, но вот французов и бельгийцев они как-то «позабыли» взять с собой. Никто толком не считал, сколько французских солдат сели на корабли… Называют цифры от 25 до 114 тысяч. Если верна даже последняя цифра, то около 200 тысяч – остались. А британских солдат осталось «всего» 20 тысяч человек.

Почему же Гитлер велел Гудериану стоять неподвижно двое суток?

Пусть мне предложат другой ответ… Но только нацисты были очень упорны в своем нежелании воевать с Британией.

Не случайно же ровно через год после «чуда под Дюнкерком» случится еще одно «чудо»: над свинцовым Северным морем, держа курс на Шотландию, полетит второй человек в Третьем рейхе, Рудольф Гесс.

О миссии Гесса до сих пор мало что известно. Но все известное заставляет предположить с высокой степенью уверенности: Гесс вез верхушке Британской империи предложения о мире и сотрудничестве… Не реальной верхушке, конечно, а вымышленной. Той, которая не существовала в правительстве Британской империи, но «зато» жила в воображении нацистов, обсуждалась на их сходках вместе с «островом Туле», нордическими буддистами из Тибета, гигантами из Атлантиды и прочей мистикой.

Что характерно – Гесс полетел только через год после того, как нацисты обрели на берегу Северного моря под Дюнкерком артиллерию, бронетехнику, снаряжение, машины… После того, как Британия сохранила своих солдат, но оказалась практически безоружной. В войне многое решают недели, дни, чуть ли не часы. Гитлер ждал невообразимо много – ГОД!

Неужели и правда ждал, что в Берлин прилетит Черчилль, вынет сигару изо рта и произнесет что-то вроде: «Мир-дружба, прекратить огонь, ариец арийцу глаз не выклюет?» Видимо, ждал. Вот и получается – сначала дал англичанам уйти, а потом еще год давал им возможность подняться. За несравненно меньшую помощь врагу в военное время расстреливают, не задумываясь.


Второй симптом повернутости Гитлера

Вторым по идиотизму планом Гитлера была его маниакальная борьба с евреями. Сама по себе эта ловля зеленых жидомасончиков под собственной кроватью у сердобольных людей вызывает желание вызвать «Cкорую помощь». А тут еще дикая путаница… Кого, собственно, намеревался ловить Гитлер под кроватью? Евреев? Но он ловил вовсе даже не евреев, а людей «семитской расы». Если учесть, что семиты – языковая группа и что арабы и ассирийцы тоже семиты, становится вообще непонятно, кого и зачем он преследовал.

Если учесть, что живущие в Европе иудаисты со времен Римской империи законно и незаконно перероднились со всей нашей частью света, то великая тайна сие есть: каким образом он отличал людей «семитской расы» от людей «нордической расы»? Не существует ни одного антропологического признака, который можно однозначно и надежно считать «немецким» или «еврейским». «Специалисты» по «расовой гигиене» задумчиво изучали ушные раковины «подозреваемых в расовой нечистоте», глубокомысленно приподнимали карандашом волосы на лобке, щелкали штангенциркулями и жутковатого вида приборчиками для измерения длины ногтей и фаланг пальцев. Оч-чень «научно»! Но в своих определениях руководствовались не столько «наукой», сколько «заказами» нацистских бонз. Кто «должен был» оказаться арийцем, тот и оказывался. А кто должен был стать «семитом», того таковым и объявляли.

Может, Гитлер хотел бороться с иудаизмом? Но, во-первых, зачем? Такая борьба тоже была бы ярким примером сумеречного состояния души, культивирования параноидальных идей и другой симптоматики маниакально-депрессивного психоза.

Но Гитлер вовсе не боролся с иудаизмом. Он не велел обижать ни секту субботников, ни караимов. А вот евреев очень боялся – в том числе и евреев-атеистов.

Может, он хотел бороться с феноменом еврейских общин? А то ведь и правда безобразие: существует такое полугосударство внутри государства и считает себя вправе то подчиняться, то не подчиняться собственному правительству и администрации. Когда сионисты провозгласили свою (тоже вполне бредовую) идею двойного гражданства, это не обрадовало правительства старушки Европы. Многие государства потребовали от евреев определиться, кто же они такие. Честные подданные своего короля или президента или иностранцы, временно проживающие на территории страны? Внесите ясность, ребята!

В Турции Энвер-паша, по рассказам знающих людей, во время встреч с еврейскими лидерами не только активно предлагал им переходить в ислам. Он не меньше специалистов по расовой теории интересовался их антропологическими признаками… В основном, правда, толщиной шеи, и сопровождал это изучение комментариями: со скольких ударов саблей можно снести именно эту голову. Нервные люди эмигрировали, храбрые начинали ответно изучать антропологию Энвера-паши…

Но Гитлер никогда не проделывал ничего подобного. Он ничего не имел против того, чтобы евреи жили отдельно от немцев, своими самоуправляющимися средневековыми общинами. А идею создания Израиля поддерживал самым горячим образом. Будь на свете справедливость, ему бы давно поставили памятник в Тель-Авиве.

К тому же Гитлер верил, что все евреи думают одинаково. Что «все они» ненавидят и презирают Германию и что «все они» проделывают это в силу своих расовых особенностей. Им до конца жизни владела шизофреническая мысль, что форма носового хряща или ушей может иметь отношение к политическим убеждениям носо– и ушевладельца. Более того, он был уверен – все владельцы ушей одной формы – политические единомышленники. Партайгеноссен по ушам и по стоящим дыбом волосам на лобке.

Заводя расовые законы и тщательно выясняя, кто тут «мулат», «мишлинге первой степени», кто «квартерон», «мишлинге второй степени», Гитлер не столько убивал евреев, сколько пугал, оскорблял, возмущал и в конце концов превращал в своих врагов.

Множество немецких евреев были величайшими патриотами Германии. Трудно поверить, но упорно рассказывают: первыми Гитлеру денег на партийное строительство дали берлинские раввины. Патриоты и немецкие националисты, они хотели поддержать политическую силу, которая может обеспечить реванш после поражения в мировой войне….

Многие евреи оставались немецкими националистами вопреки всему – даже уже в своей вовсе не добровольной эмиграции. В декабре 1941 года в Нью-Йорке устроили митинг с участием последних спасшихся из Германии евреев. Устроителям очень хотелось, чтобы евреи порассказали бы про ужасы нацизма, подогрели бы антинемецкие настроения. Уж эти-то нам помогут! – потирали ручки устроители. А поучилось с точностью до наоборот. «Кучка негодяев устроила все это безобразие, а мы все теперь будем расплачиваться!» – кричали на митинге евреи, сурово осуждая «кучку негодяев», но оставались не способны ни отделить свою судьбу от судьбы Германии, ни проклясть «мерзких тевтонов».

Малоизвестная деталь: далеко не все пережившие Холокост немецкие евреи выехали из Германии. Не говоря о том, что некоторые (по разным данным, от 10 до 30 тысяч человек) вернулись на родину из эмиграции [11] , примерно 20 тысяч евреев, освобожденных из лагерей армиями союзников, не уехали ни в США, ни в Палестину, а остались в Германии навсегда. Немцы даже немного гордятся этим, я же задаюсь вопросом: ну, и чего добился Гитлер?!

Если б не этот подонок, сегодня в Германии еврея встретить было бы труднее, чем пакистанца, и большинство из них были бы даже не «немцами Моисеева закона», а «немцами с примесью еврейской крови».

Мне много раз приходило в голову, что либералы – это и есть самые злейшие антисемиты. От их политики евреи тают, как снег под лучами мартовского солнца… А те, кто называет себя антисемитом, как раз очень любят евреев и стараются, чтобы их осталось на земле побольше.

К невероятной путанице – еще и полный кретинизм методов. Взять тот же Бабий Яр. Если Адольф Алоизьевич хотел поймать и уничтожить еврейских банкиров, то где он собирался их искать? На территории Советской Украины? Если он так боялся евреев, то ведь очевидно: почти все боеспособные мужчины Киева и его окрестностей давно были в Красной Армии. Никого опасного в городе просто не осталось.

Адольф Алоизьевич убил множество стариков и женщин с детишками. Если бы он держал их в заложниках, в этом был бы хоть какой-то смысл. Но этот подонок убивал местечковых дедов, которые уже и двигались-то еле-еле, которым остались, может, считаные месяцы; во рву оказывались и трехлетние дети, еле научившиеся говорить.

Подобное убийство, во-первых, само по себе было отвратительным и вызывающим законный гнев преступлением. Оно отвращало от нацистов даже их горячих сторонников.

Во-вторых, этот поступок делал любого еврея непримиримым врагом Гитлера и превращал во мстителя.

Что рабочего парнишку, призванного в Красную Армию за считаные дни до вступления Вермахта в Киев, что пресловутого банкира из Нью-Йорка. Эти люди просто вынуждены были воевать с Гитлером, если хотели называться мужчинами. А все народы Европы сочувствовали евреям и помогали им, чем могли.

Трудно придумать что-то и более аморальное, и более идиотическое, чем клинический антисемитизм «мистического фюрера немецкой нации».


С кем воевал Гитлер?

Задолго до нападения на СССР Гитлер воевал не с реальностями, а с фантомами. Не с Британской империей, а с заблудшими арийцами. Не с реальными немецкими евреями, а со своими собственными устрашающими выдумками. И СССР он представлял себе в духе фантасмагорических выдумок. «Народ рабов»? «Неисторическая нация, неспособная собой распорядиться»? Такого рода тезисы вызывают желание разве что сунуть кулак под легендарные усики: «А вот этого ты, дядя, не видал?!»

«Народ, покоренный жидами и стонущий под их игом»? Ну уж коммунистов Гитлер не мог не видеть! Германия после России была вторым кандидатом на социалистическую революцию. В Германии жили буквально миллионы своих коммунистов, а русские коммунисты им помогали, и в Германии самым замечательным образом знали и русских коммунистов. В том числе и этнических русских.

У Ивана Солоневича есть восхитительный пассаж о том, что Третий рейх погубило слишком хорошее знакомство с русской классической литературой. Немец мог идти в Россию с искренним желанием спасти от самих себя народ несчастных неврастеников и болтунов. А вместо обломовых и раскольниковых обнаруживал совершенно других людей, которые вполне в состоянии управлять своей страной без «отеческого» руководства «высшей» расы. Несчастный ученик Достоевского и Чехова буквально не знал, что ему делать и как себя вести с этими непостижимыми «другими русскими».

Гитлер выдумывал русских даже без помощи русской классики. Просто высасывал из пальца, и все. Причем, если бы он этого хотел, Гитлер в любую минуту мог выяснить, как устроены русские.

Во время Мюнхенского путча 9 ноября 1923 года погиб Макс-Эрвин фон Шейбнер-Рихтер, боевой офицер Русской Императорской армии и бывший фрайкоровский боец из Прибалтики, офицер «Железной дивизии» фон дер Гольца. Он отвечал за связи германских нацистов с правой русской эмиграцией, и в том числе с великим князем Кириллом Владимировичем. А самого Гитлера прикрыл своим телом от пуль русский генерал В.В. Бискупский.

Кто мешал Гитлеру поговорить с этими людьми? Да и вообще в любом эмигрантском клубе Гитлера охотно накормили бы борщом, пельменями под водку, спели бы ему русские песни и подробно рассказали бы, чего хотят. И пельмени, и сами русские могли бы ему не понравиться, но это ведь уже другой вопрос.

Но Гитлер не хотел ничего слушать. Он только говорил и говорил, доводя до морока несчастных слушателей. Говорил про лягушек и жаб, персов и армян, прозябающих то ли в горах Цибайшань, то ли на островах Пэнхулидао [12] . Часами длился словесный понос про русских недочеловеков и про их еврейских «хозяев».

Гитлер воевал с СССР? С тем же успехом можно сказать, что он воевал с владыкой Мордора, с великанами из Нарнии или с песьеглавцами из летописей Средневековья.


Безумный план, обреченный на успех

План нападения Третьего рейха на СССР начали разрабатывать 21 июля 1940 года. Окончательный вариант плана «Барбаросса», разработанный под руководством генерала Ф. Паулюса, 18 декабря 1940 года утвержден директивой Верховного Главнокомандующего Вермахта № 21. Теперь это важный правительственный документ, подлежащий не обсуждению, а неукоснительному исполнению.

В директиве указывалось, что срок начала боевых действий будет назначен фюрером «в надлежащее время – за восемь недель ДО НАЧАЛА ОПЕРАЦИИ». При этом «подготовка к боевым действиям должна быть завершена к 15 мая 1941 года». Именно завершение подготовки! А после этого – ждать, когда армии скомандуют «вперед». Хоть 16 мая, а хоть в середине июля. Вообще-то, начинать войну против СССР 15 мая 1941 года было просто неразумно из-за весенней распутицы. Распутица же в разные годы продолжалась разные сроки. Жарким летом 1941 года дороги не просохли до начала июня.

Реализуя на практике план «Барбаросса», главнокомандующий Вермахта 31 января 1941 года подписал директиву по сосредоточению войск.

Окончательный приказ начать боевые действия 22 июня 1941 года отдан 17 июня.

По плану «Барбаросса» основные силы Красной Армии должны были разгромить западнее Днепра и Западной Двины. Не оттесняя, уничтожить. На восьмые сутки нацисты должны были выйти на рубеж Каунас – Барановичи – Львов – Могилев – Подольский.

На двадцатые сутки войны нацисты должны были выйти к Днепру южнее Киева, южнее Пскова и на линию Рогначев – Орша – Витебск – Великие Луки.

После этого следовало дать войскам двадцатидневный отдых, сосредоточить и перегруппировать соединения, протянуть новые коммуникации. На сороковой день войны должна была начаться вторая фаза наступления. В ходе ее намечалось взять Москву, Ленинград и Донбасс. Особенно важно взять Москву: «Захват этого города означает как в политическом, так и в экономическом отношении решающий успех, не говоря уже о том, что русские лишатся важнейшего железнодорожного узла».

Командование Вермахта считало, что на защиту столицы Красная Армия бросит все свои силы, все резервы. Это даст возможность разгромить последние силы СССР в одном решающем сражении.

Через 2–3 месяца войска Третьего рейха должны были выйти на линию Архангельск – Волга – Астрахань. Эта часть кампании планировалась уже менее подробно.

И все, и конец войне. Большевики пусть сидят за Волгой, там даже можно оставить им свое государство.

При обсуждении первого варианта плана войны генерал-майор Маркс полагал, что остатки большевиков могут сохраняться только к востоку от Иртыша. Главной причиной, по которой Паулюс передвинул разделительную линию на запад, до Волги, были расстояния. До Волги – 2 тысячи километров. Такое расстояние даже церемониальным маршем за 2 месяца пройти не просто. А до Иртыша так и все 4 тысячи километров, а зима за Уралом наступает раньше. До холодов точно не успеть.

Выполнить этот план было физически невозможно. Невозможно никак, невозможно при любых обстоятельствах, невозможно в принципе. Невозможно потому, что Красная Армия была намного сильнее Вермахта.


Лом, против которого нет приема

На границе к 22 июля 1941 года стояли, по Мельтюхову, такие силы [13] :

Советские войска посильнее. При этом тяжелых танков (более 40 т) у нацистов вообще не было, а в Красной Армии – 564 машины (504 новейших КВ и 59 Т-35); средних танков (более 20 т) у нацистов было 990, а у Красной Армии – 1373, в том числе 892 новейших Т-34 и 481 Т-40. Но ведь и нацистские войска стоят наготове. Как встали в 1939-м, так два года и стоят… задолго до плана «Барбаросса». Знал ли Гитлер, какая сила ему противостоит? Или разведка сообщала Адольфу Алоизьевичу только те сведения, которые он хотел слышать? Если не знал – то какова цена всей политической системе Третьего рейха?! Если знал… Впрочем, перлы Адольфа Алоизьевича про армян и лягушек мы уже слышали.


Невероятная удача

Успех Вермахта в первые недели войны – плод невероятной, неправдоподобной удачи. Невозможно было ждать чего-либо подобного, но невероятное сделалось очевидным: Красная Армия побежала при первом столкновении с противником, а часто и при одном слухе о его приближении.

Все потери Вермахта на Восточном фронте к 30 июня 1941 года составили 8886 человек.

Громадная, могучая Красная Армия вовсе не собиралась воевать!


Провал «молниеносной войны»

В первые месяцы Вермахт продвигался даже успешнее, чем ожидалось. Но все же разгромить СССР в ходе одной кампании, до холодов, не удалось. Детально расписанная операция «Барбаросса» закончилась неудачей. Почему?

Во-первых, самого Вермахта не хватало. Выяснилось, «что наличных сил недостаточно. Особенно тяжелая ситуация складывалась с резервами. Фактически Восточный поход предстояло выигрывать одним эшелоном войск. Таким образом, было установлено, что при успешном развитии операций на театре военных действий, «который расширяется к востоку наподобие воронки», немецкие силы «окажутся недостаточными, если не удастся нанести решающее поражение русским до линии Киев – Минск – Чудское озеро» [14] .

Во-вторых, география… Даже в сухое и жаркое лето 1941 года нацистов удручали в России расстояния и скверные (по их понятиям) дороги. Немцам, выросшим в прохладном климате, было жарко в континентальное лето. У нацистских солдат в кинохрониках расстегнуты мундиры не от небрежности, а рукава засучены не от палаческого усердия. Им очень жарко…

Зимой этим же солдатам стало холодно. Не от хорошей жизни и не от природного зверства нацисты стали реквизировать теплые вещи у населения. Просто летняя форма даже в ноябре как-то не очень хорошо греет, а подвоза ведь не было.

Коммуникации растягивались, каждый килограмм грузов становился золотым, если везти его военными эшелонами через всю Европу, защищая и спасая от бандеровцев и Армии Крайовой.

А фронт расходился к востоку «наподобие воронки», требуя все новые контингенты войск. Которых не было.

Группы армий наносили удары по расходящимся направлениям (на Ленинград, Москву, на юг), все хуже удавалось поддерживать взаимодействия между ними. Командованию Вермахта пришлось проводить частные операции по защите флангов группы «Центр». Это были удачные операции, но приводили к потере времени и трате ресурсов моторизованных войск.

К тому же куда важнее идти? На Ленинград или на Ростов? Генералы спорили, делили невеликие ресурсы. Когда против советского Юго-Западного фронта бросили только одну танковую группу, она уже не смогла взять в «котел» войска противника, как под Белостоком, Минском и Киевом.

Значит, все с самого начала было безнадежно?! Вовсе нет. Но, чтобы завоевать такую громадную страну, нужно было больше войск. А для войны в стране с континентальным климатом нужны были те, кто в состоянии его если не любить, то хотя бы спокойно переносить.

Сами нацисты из идейных соображений отказались от пополнения армии, не захотели увеличить ее в два-три раза. Это было безумное, самоубийственное решение.

Но самый серьезный просчет: нацисты недооценили ресурсные возможности СССР.


О ресурсах

Для любой европейской страны разгром лета 1941 года стал бы полным крахом всей политической и экономической системы. В СССР не стал по трем причинам:

1) СССР получал поставки от англосаксов, то есть присосался к их колониальным империям.

2) СССР сам себе колония. Урал, Казахстан, Дальний Восток и Сибирь – кладовая всего, что только возможно. В них уже до войны стали расти новые промышленные районы, причем и КАТЭК, и Магниторгорск, и Кузбасс по своему потенциалу сравнимы с Руром или Манчестером.

Нацисты захватили территории, на которых находилось 70 % промышленного потенциала СССР? Так эвакуировать промышленность на восток! В те места, где нацисты ее никогда не достанут. Туда, куда они и сами не собирались дойти, например за Иртыш.

Станки эвакуированного завода прибывали на станцию, их сгружали прямо в снег… подводили энергию… И тут же начиналась работа. А уже потом над станками делали хоть какую-то крышу.

3) Сверхцентрализация власти и экономических ресурсов в руках правительства позволила СССР очень быстро создавать новые предприятия. «Подвиг тыла» достигался чудовищной эксплуатацией людей, невозможной ни в какой другой стране, кроме Китая и колоний Британии и Голландии.

Нигде больше нельзя было переместить такие же массы людей на нужное властям расстояние, в нужное место и заставить их делать то, что нужно властям. У нас до сих пор воспевается и поэтизируется поведение 14-летних рабочих, которые ложились спать тут же, в цеху, а через несколько часов опять вставали к станкам. Но китайские кули и индусские рабочие на плантациях хотя бы пытались восставать. В СССР война списывала все, в том числе чудовищную норму эксплуатации. А кто протестовал – попадал в ГУЛаг и там тоже работал так же, но уже подневольно.


Мобилизационные ресурсы

К октябрю 1941 года от кадрового состава Красной Армии осталось лишь 8 %. Она существовала лишь за счет ежедневного пополнения вновь призванными новобранцами и запасниками.

Нацисты ожидали, что к третьему месяцу войны они встретят не более 40 новых дивизий Красной Армии. На самом деле только летом 1942 года на фронт направлено 102 новые дивизии Красной Армии (плюс к уже развернутым 222).

Уже под Москвой, в ноябре 1941 года, нацисты столкнулись с совершенно новой для них психологией советских. Во многом это и правда были «другие русские». Это были и те, кто с самого начала хотел воевать с ними. И русские из совсем других частей страны.


Откуда шло пополнение

В России до сих пор любят старую советскую сказку: что ни одна страна не пострадала больше, чем СССР. Эта психология «самого бедного Буратино на свете» очень опасна. Давно известно, что, чтобы стать палачом, сначала нужно осознать себя жертвой.

А теперь вдумаемся. Во всей Европе ходили армии и падали бомбы. Везде. В Британии армии не ходили, и в этом ее счастье. Но и в Британии падали бомбы.

А в СССР к востоку от Москвы и армии не ходили, и бомбы не падали.

Самый дальний на восток полет самолетов противника – попытка бомбежки Сызранского моста, в 100 км от Куйбышева-Самары. Еще в июле 1941 года Красная Армия могла бомбить Берлин. А весь Урал находился вне зоны бомбежек.

60 % населения СССР не знало, как выглядит вражеский солдат: разве что пленный. Они не слышали свиста бомб, грохота разрывов, рева танковых двигателей. Символом «глухого тыла» стал «хлебный город Ташкент». Но ведь и все города СССР, начиная с Перми и Челябинска, были такими «ташкентами».

Война шла в 500 км к западу от Свердловска, в 3 тысячах км от Новосибирска, в 3 тысячах км к северо-западу от Ташкента и Алма-Аты.

Жители востока СССР не имели возможностей выбора. Жители Брянской и Орловской областей – имели, и часть из них выбрала Локотскую республику. А жители Сибири не могли при самом пылком желании выбрать Ачинскую или Томскую республику.

К тому же психология… Жители дальней восточной глубинки привыкли доверять властям и выполнять их приказы. На восток вывозили промышленность, с ней ехали инженеры и рабочие – те, кто хотел служить советской власти или, по крайней мере, ничего не имел против.

На восток ехали вузы и та часть профессуры, которая не осталась в оккупации.

На востоке располагались госпиталя. Раненые солдаты не были агентами Третьего рейха. Даже если им доводилось послужить в Вермахте или в РОНА, они помалкивали об этом.

Восток СССР был местом, где не совершался или почти не совершался выбор. Дивизии отсюда были надежные, солдаты из них реже дезертировали и сдавались в плен. А попадая в плен, реже шли на сотрудничество с нацистами.

А можно было бы и предвидеть…

Собственно говоря, такого поворота войны нужно было ожидать. Его и ожидал всякий, кто давал себе труд хоть немного узнать русскую историю… В нашей истории много раз решающим оказывалось именно обилие природных ресурсов. Страна была «распахнута» на восток: к Заволжью, Уралу, Сибири с их почти неограниченными возможностями. Колоссальные просторы лесов и степей давали возможность быстро восстановить разрушенное и потерянное.

В 1571 году крымский хан Девлет-Гирей нападает на Русь, захватывает Москву. Татары – это далеко не литвины и не поляки! Число убитых называют разное – от 50 тысяч до 500. Колоссальное различие в оценках доказывает одно – никто, как всегда, не считал. Москва выгорела полностью, город на какое-то время исчез.

Для любой другой страны это стало бы окончательной катастрофой. Ни Лондон, ни Милан, ни Париж не восстановились бы десятилетиями, а то и захирели бы навсегда. Любое государство исчезло бы с политической карты как реальная сила.

Но в верховьях Москвы-реки еще полно не вырубленных лесов. Срубы сплавляют по реке на плотах, и через считаные годы город восстановлен. Обилие свободных земель позволяет быстро компенсировать потери за счет того, что есть чем кормить нарождающихся детишек. Считаные годы – и колоссальные потери компенсированы.

Так же и в XVII веке Украинская война выиграна за счет перевооружения армии – ценой истребления сибирского соболя. И в XIX веке Москва, спаленная пожаром в 1812-м, полностью отстроена к 1818-му.

Мало освоенный, диковатый восток порождал и другую психологию. В 1612 году русские с востока страны, из Поволжья, шли против русских же людей из Западной Руси, из Великого княжества Литовского и Русского. У них было разное отношение к жизни… Как сейчас модно говорить, «другой менталитет». Русские из Поволжья, голодранцы Минина и Пожарского, вломились в Москву 4 ноября 1612 года, устроив в ней польский и немецкий погром. Они истребляли с чудовищной жестокостью русских из Западной Руси, шедших под знаменами русских православных князей Вишневецких.

Нацисты плохо знали историю. Очень плохие аналитики. Они не предвидели ни громадности ресурсных возможностей СССР, ни появления армий с совершенно другой психологией, чем у жителей западной части страны.

Они смутно понимали, скорее даже чувствовали, что у них есть только один шанс: блицкриг, завершение войны к зиме 1941 года. Все, буквально все было «заточено» именно под такую задачу. Это показывает уже отсутствие в Вермахте теплой одежды и зимней смазки для техники. Третий рейх самоубийственно не готовился к зимней кампании… и вообще к продолжению военных действий после ноября 1941 года. Так дуэлянт сбрасывает шубу и идет к барьеру с двумя запасными патронами в кармане легкого кителя: ему не нужно ни теплой одежды, ни большого запаса боеприпасов. Через несколько минут он будет, лежа на спине, смотреть невидящими глазами снизу вверх на зимние тучи или сядет в теплые сани, накрывшись медвежьей дохой.


Почему русские сначала бежали и сдавались?

В любых гражданских войнах всякая политическая сила легко идет на сотрудничество с внешним врагом. Так и революционеры легко сотрудничают с иностранными разведками и с внешним врагом государства: ведь они воюют с собственным правительством, а враг твоего врага – всегда если не друг, то уж по крайней мере союзник.

Так большевики брали деньги у японцев в 1905-м и у немцев в 1917-м. Так немецкие коммунисты в 1918–1934 годах брали деньги у коммунистов из СССР, а потом бежали в СССР. Так евреи бежали из Третьего рейха кто в СССР, кто в Британию, кто во Францию, а кто в Италию.

В Российской империи состояние Гражданской войны началось в начале 1917-го и вовсе не прекратилось к 1941-му. В этой Гражданской войне были свои приливы и отливы, свои этапы и особенности каждого этапа.

В 1918-м на всей территории Российской империи царил неимоверный хаос. К началу 1919 года политические силы в основном поделили территорию бывшей Российской империи и создали на ней свои государства. К осени 1920 года коммунисты победили основные Белые государства в европейской части России. В 1921–1924 годах они воевали с белыми на Дальнем Востоке, с «зелеными» крестьянскими повстанцами и с возникшими на территории Российской империи национальными государствами.

Одновременно продолжалась война между красной Советской республикой и белыми, ушедшими за границу. Эта война велась в основном террористическими и шпионскими методами, взрывами и убийствами. Коммунисты выигрывали: они отравили барона Врангеля в Бельгии, похитили и убили Кутепова и Миллера в Париже. А рейды белых в СССР были намного менее удачны. Кутепов планировал убийство Бухарина, нападение на Сталина… Но у него не получилось, а у красных все время получалось.

Если бы коммунисты воевали только со «своими» белыми и «зелеными», жить было бы проще, жить было бы веселее. Но коммунисты изначально планировали вовсе не только революцию в бывшей Российской империи, а Мировую революцию.

Российская империя была вовсе не единственной страной, где сцепились разные политические силы. Везде были свои белые и красные. По крайней мере, до 1926 года всю Европу трясло и подбрасывало. По всей Германии, Польше, Италии, странам Восточной Европы и Балкан носились Красные армии разного масштаба, под командованием коммунистов, троцкистов, анархистов и прочих революционных… чудаков.

Эти революционные радикалы, строители «светлого будущего» из разных, но всегда кровавых и категоричных партий были «своими» для коммунистов из России, и они их всячески поддерживали. А коммунисты стран Европы считали «своими» коммунистов из СССР, а сам СССР – своей второй родиной. Не где-нибудь, а в чешском парламенте глава чешских коммунистов Клемент Готвальд говорил в высшей степени откровенно, что чешские коммунисты учатся у российских, как сворачивать шеи своим политическим врагам.

Но точно так же и враги коммунистов были «своими» для русских антикоммунистов, как белых, так и «зеленых», и демократов. В эмиграции это происходило в высшей степени непосредственно.

Когда белая армия Испании нанесла поражение красным, великий князь Константин Николаевич писал:

Как первая наша победа,

Как первый ответный удар,

Да здравствует наше Толедо!

Да здравствует наш Альказар!

Но уже в Испании белые воевали не самостоятельно, а как волонтеры-добровольцы в составе армии генерала Франко.

К концу 1930-х годов много белых готовы были поддержать нацистов именно потому, что они воевали с большевиками. Это было для них способом продолжать Гражданскую войну.

А для жителей СССР тоже не утихала Гражданская. Коммунистам было мало захватить Россию и другие страны СССР. Им было «необходимо» воплотить в них свою утопию – то есть радикально переделать и перевернуть существующее общество. Им мало было политической власти. Пользуясь ею, они стремились создать совершенно другой экономический и социальный строй. Естественно, это порождало новый виток Гражданской войны.

Иногда говорят, что индустриализация и коллективизация проводились вовсе не с целью радикальных преобразований общества, а для подготовки СССР к неизбежной войне с империалистическими хищниками. Якобы выхода другого не было, а создание качественно другого общества – следствие необходимого отъема хлеба и столь же необходимого создания гигантов индустрии.

Насколько тут дело в железной необходимости, можно поспорить. Есть и такое мнение, что «искалеченное коллективизацией сельское хозяйство потребовало огромной перекачки средств из промышленного сектора…. Не будь коллективизации, плоды сельского хозяйства были бы существенным вкладом в развитие страны. Не было бы общего упадка жизненного уровня… так что достижения промышленности могли бы только улучшаться, что, в частности, отразилось бы и на способности страны противостоять нацистскому вторжению» [15] .

Примерно о том же писали и Гордон и Клопов по эту сторону границы – как только это стало возможно [16] .

Борис Пастернак писал и раньше, только его не печатали: «Я думаю, коллективизация была ложной неудавшейся мерой, и в ошибке нельзя было признаться. Чтобы скрыть неудачу, надо было всеми средствами устрашения отучить людей судить и думать и принудить их видеть несуществующее и доказывать обратное очевидности» [17] .

Даже если целью было в первую очередь изымать на нужды индустриализации, а потом ведения войны огромную часть людских и материальных ресурсов деревни, мужикам от этого было не легче. Самостоятельный крестьянин переставал быть субъектом истории. Сталин с удовольствием писал, что после коллективизации «крестьяне требуют заботы о хозяйстве и разумного ведения дела не от самих себя, а от руководства колхоза» [18] .

Уточним только – не от руководства колхоза, а от высшей партийной бюрократии: решения принимала только она.

Относительно масштабов чудовищного голода, «вызванного насильственной коллективизацией», существует официальная оценка, подготовленная Государственной Думой РФ в изданном 2 апреля 2008 года официальном заявлении «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР». Согласно заключению комиссии при ГД РФ, на территории Поволжья, Центрально-Черноземной области, Северного Кавказа, Урала, Крыма, части Западной Сибири, Казахстана, Украины и Белоруссии «от голода и болезней, связанных с недоеданием» в 1932–1933 годах, погибло около 7 миллионов человек, причиной чему были «репрессивные меры для обеспечения хлебозаготовок», которые «значительно усугубили тяжелые последствия неурожая 1932 года» [19] .

Известна и цифра раскулаченных. Согласно справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛА Га ОГПУ, за 1930–1931 годы было отправлено на спецпоселение 381 026 семей общей численностью 1 803 392 человека. За 1932–1940 годы в спецпоселения прибыло еще 489 822 раскулаченных.

Уже это – цифры, характеризующие потери населения в ходе войны, которую ведет с населением правительство СССР в 1929–1933 годах.

Но были и настоящие мятежи и сражения. В январе 1930 года было зарегистрировано 346 массовых выступлений, в которых приняли участие 125 тыс. человек, в феврале – 736 (220 тыс.), за первые две недели марта – 595 (около 230 тыс.), не считая Украины, где волнениями было охвачено 500 населенных пунктов.

В марте 1930 года в целом в Белоруссии, Центрально-Черноземной области, в Нижнем и Среднем Поволжье, на Северном Кавказе, в Сибири, на Урале, в Ленинградской, Московской, Западной, Иваново-Вознесенской областях, в Крыму и Средней Азии было зарегистрировано 1642 массовых крестьянских выступления, в которых приняло участие не менее 750–800 тыс. человек. На Украине в это время волнениями было охвачено уже более тысячи населенных пунктов [20] .

800 тысяч «зеленых» повстанцев?! Их не было столько даже в 1921–1922 годах.

В Казахстане голод уничтожил, по разным данным, от 40 до 50 % всех живущих на Земле казахов. С осени 1929-го по 1932 год в Казахстане произошло «около 380 восстаний, крестьянских волнений», охвативших не менее 80 тысяч участников. В 1932 году в Казахстане действовало 80 «бандформирований», то есть повстанческих отрядов, объединивших 3192 человека.

«Только за участие в крупных восстаниях был осужден решением тройки ОГПУ 5551 человек, из них 883 расстреляно». В 1929–1931 годах повстанцами в Казахстане убито 460 партийных и советских работников. К числу жертв репрессий еще можно отнести 883 расстрелянных, но 460 советских работников к чис-лу жертв «жестких сталинских репрессий» никак не отнесешь… Вот к числу жертв Гражданской войны – отнести их можно вполне.

Характеризуя ситуацию в Казахстане, современные авторы приходят к выводу, что республика, по существу, находилась в состоянии гражданской войны» [21] .

Такой серьезный исследователь, как О.В. Хлевнюк, полагает, что в масштабах всей России курс на форсированную индустриализацию и насильственную коллективизацию «фактически вверг страну в состояние гражданской войны» [22] .

До 1941 года на советских границах задержано до 932 тысяч нарушителей. А сколько НЕ задержано? По крайней мере, в 1930 году из СССР откочевало 12 200 казахов. В 1931-м – уже 1074 тысячи. До сих пор в Казахстане принимают «оралманов», то есть «вернувшихся» и потомков вернувшихся.

В 1930-е годы на советской границе задержали 30 тысяч шпионов, диверсантов и террористов. Пограничные войска ликвидировали до 1319 вооруженных банд, в которых было до 40 тысяч боевиков.

Уничтожено 7 тысяч нарушителей, погибло 2443 пограничника. Если это не гражданская война, то о чем вообще идет речь?

Победители в Гражданской войне легко обвиняют в «предательстве» проигравших: ведь они и правда прибегали к помощи внешних сил. А что победители делали то же самое, они предпочитают забыть.

В СССР 1940 года были и убежденные коммунисты… Не очень много. Но большинство населения, по крайней мере западных районов СССР, вовсе не считало коммунистическую власть «своей». Интеллигенты, городское мещанство, даже если и грешили участием в революционных партиях в царское время или в годы Гражданской войны, искренне хотели быть «освобождены».

Казаков рассказывает замечательную историю о том, как некий старичок-экскурсовод водил по Эрмитажу немецкую делегацию… Он выбрал момент, когда вокруг никого не было, и быстро вполголоса произнес: «Реттен зи унс!» – «Спасите нас!» [23] .

Крестьяне в СССР не беседовали на немецком языке. Но и воевать с внешним врагом они не рвались. Страна устала от состояния хронической гражданской войны, а что сама не сможет сбросить коммунистов – было очевидно. Кто бы помог… Добавьте к этому традицию всех сословий России – преувеличивать немецкий «орднунг» и считать немцев очень хорошими, порядочными и справедливыми людьми.

«…в самом начале войны… почти все пленные были готовы сражаться против большевизма даже в рядах немецкой армии» [24] .

Так же полагал и выходец из Российской империи барон Каульбарс. В Третьем рейхе он сделался доверенным лицо адмирала Канариса и всего абвера в российских вопросах. Барон Каульбарс уверял, что 80 % советских военнопленных 1941 года выступали «за национальную русскую добровольческую армию в русской форме для борьбы против большевизма».

Он полагал, что стоило провозгласить Русскую освободительную армию, враждебную Сталину, но стоящую на патриотических позициях, и она бы одним своим появлением, единственно посредством пропаганды, без всякой борьбы, потрясла бы до самых основ всю сложную систему советского государственного аппарата.

Генерал Власов и его ближайшие сотрудники не раз высказывали уверенность, что даже в 1943 году радикальное изменение курса немецкой политики на Востоке сразу привело бы к крушению сталинского режима.

Доподлинно известно, что Сталин панически боялся самой мысли о возможности появления на немецкой стороне русского правительства.


Почему русские перестали бежать и сдаваться?

Реальное положение вещей таково, что Гитлер вел против Советского Союза войну какую угодно, но не освободительную. А колониальная, захватническая, эксплуататорская война порождала и другое отношение.

Россияне постепенно разочаровались в «союзниках». Им стало ясно – не будет гражданской войны. Немцы – вовсе не те немцы, которых ждали. Это нацисты, у них нет ни малейшего желания освобождать Россию.

Нацисты вели политику, оскорбительную для национальных чувств русского народа. Благодаря этому Сталин и получил возможность поставить национальную идею на службу самому себе: для укрепления своего режима и для борьбы против иноземной угрозы.

А сам по себе Вермахт уже к ноябрю 1941 года не смог выполнить задач плана «Барбаросса». На московском направлении двигалось редеющее, усталое войско, совершенно неготовое к зимней кампании. Идиотская политика оккупантов уже отталкивала от Рейха миллионы людей. А в СССР начиналась совершенно другая война… которая для части граждан СССР, всех населявших его народов была Великой Отечественной.

Выбор был простой: или вести реальную политику, не выдумывая, как нордические типы захватывают расово неполноценную Россию. То есть окончательно признать, что война Третьего рейха и СССР – это Гражданская война. Та война, которую выигрывают не движением танковых колонн, а политическими решениями.

Или приходилось, независимо от бредней сладчайшего фюрера, переходить от блицкрига к жесточайшей тотальной войне… Против совсем другого противника. Несравненно более сильного и лучше готового к такой войне, чем Третий рейх.

Тотальная война еще больше ожесточала россиян, Гитлер окончательно проваливал собственную политику.


Хильфсвиллиге

И тем не менее есть множество примеров готовности россиян служить нацистам. Одними двигала вера в то, что немцы идут «спасать Россию». Другие верили, что, каковы бы ни были цели нацистов, России они все равно не покорят, волей-неволей согласятся с созданием русского правительства, и Россия воспрянет, избавившись от коммунистов, в союзе с Германией.

Коммунисты писали о коллаборационистах, как о совершенно разложившихся нравственно, убогих и отвратительных людях. У них было для них только слово: «предатели». Таков «предатель» у Симонова: жалкий, маниакально трусливый мужичонка, вызывающий буквально отвращение. Симонов рассуждает, что вот если бы «предателями» были люди, готовые ценой службы нацистам свергнуть советскую власть… А так – какая-то мразь [25] .

Ох, лукавит многопочтенный Константин Михайлович! Лукавит… потому что не мог не видеть и не знать как раз множества людей, служивших нацистам никак не по трусости.

Осенью 1941-го многие немецкие командиры на Остфронте стали по собственной инициативе брать во вспомогательные части или на вспомогательные должности советских дезертиров, освобожденных пленных и добровольцев из местного населения. Их называли сначала «наши Иваны», просто «Иваны», потому что официального названия не было. Это ведь была инициатива «снизу», политическое руководство ничего подобного не предусматривало.

Потом уже появилось протокольное Hilfswillige (желающие помогать), или, сокращенно, Хиви.

Они использовались как охранники тыловых объектов, водители, конюхи, повара, кладовщики, грузчики и проч. Этот эксперимент дал результаты, которые превзошли все ожидания нацистов. Весной 1942-го в тыловых подразделениях германской армии служило не менее 200 тысяч хиви, а к концу 1942 года, по некоторым оценкам, их было до миллиона.

Десятки тысяч русских военнопленных были включены в расчеты тяжелых зенитных орудий калибра 88–122 мм в системе ПВО Рейха, в том числе Берлина. Кстати, зачастую русские расчеты немецких ПВО вели огонь из наших же трофейных 85-мм пушек образца 1939 г.

Русские пушки держали под контролем западную часть Ла-Манша до полудня 8 мая 1945 года. Русские пушки помогали отбить британскую авиацию под Дрезденом. Они очень ценились: только русские трофейные 85-мм пушки доставали до «Летающих крепостей».

В конце 1942-го хиви составляли почти четверть личного состава Вермахта на Восточной фронте. Во время Сталинградской битвы в 6-й армии Паулюса их было почти 52 тысячи (ноябрь 1942-го). В трех немецких дивизиях (71, 76, 297-й пехотных) в Сталинграде «русские» (как немцы называли всех советских граждан) составляли примерно половину личного состава.

Даже в таких элитных дивизиях войск СС, как «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Тотенкопф» и «Райх», в июле 1943-го (Курская битва) советские граждане составляли 5–8 % личного состава.

Это – люди, сражавшиеся на стороне нацистов в составе обычных частей Вермахта. «Служившие нацистам». А ведь было много и русских национальных частей.


Дружина Гиль-Родионова

Владимир Владимирович Гиль-Родионов, подполковник Красной Армии, начальник штаба 229-й стрелковой дивизии. В плен попал раненым, в бессознательном состоянии. В концлагере завоевал доверие нацистов, стал комендантом лагеря, позднее окончил разведшколу СД в Берлине. В концлагере Заксенхаузен из русских военнопленных Гиль-Родионов создал «Боевой союз русских националистов» (БСРН).

«Союзников» выпускали из лагерей, вооружали. Ходили они в чешской форме (из захваченных в 1938 году запасов) с самодельными знаками различия.

«Дружина» Гиля с 1942 года действовала сначала на территории Польши, затем переведена в Белоруссию. В 1943 году она насчитывала около 2000 человек. Гиль поддерживал в формировании жесткую дисциплину.

На протяжении 1943 года 1-я русская национальная бригада СС «Дружина» под командованием оберштурмбаннфюрера СС Владимира Гиль-Родионова действовала в районе Глубокого и Лепеля. В августе 1943 года в результате неудачного наступления против партизан «Дружина» понесла большие потери. Тогда Гиль установил контакты с партизанами и, получив личные гарантии, вместе с большей частью БСРН перешел на их сторону. При этом свой собственный штаб, и особенно работавших в нем этнических немцев, он расстрелял.

Вместе с орденом Красной Звезды Гиль-Родионов получил звание полковника Красной Армии, действовал против Вермахта в Лепельском районе Белоруссии. 14 мая 1944 года он получил тяжелое ранение и умер от ран. «Дружину» расформировали [26] 1.


РННА

В конце 1941 года в группе армий «Центр» началось формирование Русской Национальной Народной Армии (РННА). По немецкой номенклатуре это формирование проходило как «Ostindorf Brigade», названное по имени города Остиндорф, где она дислоцировалась. Набор добровольцев в бригаду осуществлялся в лагерях военнопленных, расположенных в Борисове, Смоленске, Рославле и Вязьме.

1 сентября 1942 года командующим РННА был назначен В.И. Боярский (бывший советский полковник, командир дивизии). Соединение, к тому времени насчитывающее 1500 человек, стало называться «бригадой Боярского». В основном она воевала с партизанами. В конце 1943 года, из-за частых случаев перехода на сторону партизан, соединение было расформировано, а часть батальонов направлена в различные немецкие тыловые гарнизоны.

Вообще, переход на сторону победителя – типичное явление всякой Гражданской войны. Для очень многих русских Вторая мировая была гражданской. В 1943 году Гитлер, которому доложили о многочисленных переходах бойцов «восточных частей» на сторону Советов, приказал перевести всех восточных добровольцев во Францию, Данию, Норвегию и Италию, заменив при этом национальных офицеров немецкими. Приказ приказом, но вот выполнен этот приказ никогда не был.


РНА

В июле 1941 года. в составе группы армий «Север» началось формирование русского учебного батальона, состоявшего из белоэмигрантов. Его организатором и командующим стал Б.А. Смысловский (зондерфюрер-К абвера фон Регенау). В конце 1942 года Смысловский получил чин подполковника и назначение на должность начальника «Зондерштаба Р» (Особый штаб Россия). В состав «Зондерштаба Р» входила, кроме 1000 сотрудников, «Особая дивизия Р» (12 учебно-разведывательных батальонов), задачей которой, помимо разведывательно-диверсионной деятельности, была борьба с партизанами. Численность дивизии составляла 10 тысяч человек.

В декабре 1943 года Смысловский был арестован по подозрению в «работе на Советы» и в подготовке независимой от Вермахта армии. «Зондерштаб Р» расформировали.

Через полгода Смысловского оправдали и предложили возглавить организацию партизанской войны в советском тылу, а также сформировать на основе учебно-разведывательных батальонов 1-ю Русскую национальную дивизию (РНД). В ее состав вошел личный состав разведшкол и добровольцы из лагерей военнопленных. 12 февраля 1945 года дивизия была переименована в «Зеленую армию особого назначения», а 4 апреля 1945 года – в 1-ю Русскую национальную армию (РНА).


РОНА

Русская Освободительная Народная армия (РОНА) выросла из отрядов Народной милиции Локотской республики. Сама по себе Локотская республика – явление уникальное и необычайно интересное. Началась она с того, что, как и во многих местах, Красная Армия уже подрапала на восток, а Вермахт еще не пришел. На ничейной территории тут же воцарились анархия, грабежи и убийства. И тогда в Локте собрались сельские и деревенские старосты, выбранные населением. Они решили выбрать «губернатором Локтя и окрестной земли» инженера местного спиртзавода Константина Воскобойника, а заместителем – Бронислава Каминского.

4 октября 17-я танковая дивизия нацистов вошла в поселок городского типа Локоть Орловской (ныне Брянской) области… Обалдевшие танкисты увидели над зданием Совета не красный кумачовый флаг, символизирующий кровь, а исторический русский флаг. А под флагом стояли хмурые люди в форме с самодельными погонами.

Командующий 2-й танковой армией Гудериан, сменивший его генерал-полковник Рудольф Шмидт, командующий группой армий Центр фельдмаршал Г. фон Клюге поддержали идею создания русского автономного района. Партийное руководство в Берлине весьма неохотно позволило «самодеятельность» генералам. «Под их личную ответственность».

С 15 ноября под русским самоуправлением существовала Локотская волость, потом она была преобразована в Особый Локотский уезд со значительным приращением территории. С июля 1942-го был образован Особый Локотский округ в составе восьми районов Орловской, Курской и Брянской областей. По своим размерам Локотский округ превышал территорию Бельгии.

История этого автономного полугосударства сама по себе увлекательнее всякого детектива и лучше всего описана у Сергея Веревкина [27] . Здесь только внесем ясность: Локотский округ никогда не был территорией Рейха. Штабом 2-й танковой армии Вермахта был выпущен приказ, запрещающий любым немецким органам власти вмешиваться во внутренние дела «Локотской волости», оставляя за ними только право «советов и помощи».

Подло врут современные «историки», называющие главу Локотского округа Воскобойника «бургомистром». Локотская республика была самостоятельным государственным образованием. Таким же, как Франция, Хорватия или Словакия. Она находилась в таких же союзнических отношениях с Рейхом: союзное государство. У нее был флаг: российский триколор с Георгием Победоносцем на красном щите в центре.

Вся полнота власти на местах принадлежала здесь не немецким комендатурам, а органам местного самоуправления. На территории округа, несмотря на то что это была оккупированная территория, действовал свой Уголовно-процессуальный и Уголовный кодекс. Сам же К.П. Воскобойник – законно избранный, легитимный президент Локотской волости.

В дни безвременья, «между армиями», отряд Народной милиции составлял всего 20 человек. Он и вырос в Русскую Освободительную Народную армию (РОНА). К концу 1942 года, через год после рождения республики, в составе только регулярных частей РОНА имелось 14 стрелковых батальонов, зенитная батарея, бронетанковый дивизион, имевший 8 танков (1 КВ, 2 Т-34, 3 БТ-7, 2 БТ-5), 2 танкетки, 3 бронемашины и несколько десятков автомашин и мотоциклов, а также элитная истребительная рота и охранный взвод при обер-бургомистре округа: «комендантский взвод», в 1943 году развернутый в Гвардейский батальон.

В начале 1943-го численность РОНА составила 12–15 тысяч человек, а к лету – до 20 тысяч человек.

В основном среди командиров полков и батальонов преобладали бывшие младшие командиры РККА в звании лейтенантов и младших лейтенантов, можно было встретить среди командиров и бывших старших сержантов РККА. РОНА остро не хватало командного состава.

Помимо регулярных частей, в каждом населенном пункте Особого Локотского округа имелись также отряды полиции порядка, составленные из жителей мужского пола данного населенного пункта, которые назывались в народе народоармейцами.

С 5 июля по 23 августа 1943 года восточнее и юго-восточнее этих мест произошло одно из крупнейших сражений в истории человечества: Курская битва. В эту битву с обеих сторон было втянуто более 4 миллионов человек, свыше 69 тысяч орудий и минометов, более 13 тысяч танков и самоходных орудий, до 12 тысяч боевых самолетов. В заключительной фазе Орловской операции к 18 августа линия фронта противостоящих сторон как раз проходила по восточной оконечности деревни Любощь.

После провала летней операции немецких войск в районе Курско-Орловской дуги «Цитадель» началось поспешное отступление германского Вермахта от Курска, Орла, Брянска – с Локотщины.

РОНА успешно обеспечила прикрытие отхода 2-й танковой армии Вермахта и прикрывала проведение плановой эвакуации Локотской республики. В первую очередь эвакуации подлежали жители Локотской республики – члены семей военнослужащих РОНА и сотрудники местных государственных организаций и предприятий. Во вторую очередь – войсковое имущество. В третью очередь – все желающие. Завершив эвакуацию, сотрудники городской администрации взяли оружие и встали плечом к плечу с бойцами четвертого полка РОНА. Многие бойцы РОНА из местных жителей не захотели эвакуироваться. Они решили остаться на родной земле и разделить ее смертный час. По ним пришелся сокрушительный удар нахлынувшей Красной Армии.

Полк добровольцев и местная администрация в течение восьми часов обороняли город Севск, ведя кровопролитные уличные бои, сдерживая наступление, пока основные силы РОНА, обремененные десятками тысяч беженцев, стремились покинуть район наступления. Одновременно по РОНА ударили красные партизаны.

Участь четвертого полка и присоединившихся к нему добровольцев была решена. В своем последнем бою на горящих развалинах Севска они были почти полностью уничтожены.

Удалось уцелеть только тем, кто выдавал себя за красных партизан и вступал в Красную Армию.

28 августа 1943 года разбитый и сожженный Севск был взят. Командир четвертого полка РОНА майор Райтенбах достался красным живым. Они привязали его стальным тросом к танку Т-34 и таскали по улицам горящего города до тех пор, пока майор Райтенбах не превратился в грязный окровавленный кусок мяса.

После прихода Красной Армии народ бывшей Локотской республики потянулся в леса. Наиболее сильные отряды сопротивления сформировались в Мглинском и Суражском районах. Здесь образовалась и оперировала Зеленая армия, отряды которой подчинялись командиру по фамилии Раздымахо. Против объединенных повстанческих отрядов Мглинского и Суражского районов было брошено несколько отдельных карательных батальонов НКВД, усиленных танками, орудиями и бронемашинами.

Сам Раздымахо погиб в одном из боев при выходе из очередного окружения. Остатки Зеленой армии воевали с красными и в 1944-м и в 1945 годах. Отдельные очаги сопротивления оставались на территории бывшей Локотской республики до 1951 года.

Например, в 1951 году, во время ликвидации повстанческого отряда (из жителей села Лагеревки Комаричского района), со стороны сотрудников МГБ было убито и ранено несколько десятков человек, включая начальника отделения госбезопасности района – капитана Ковалева [28] .


Идея комбрига Бессонова

Командир бригады Иван Георгиевич Бессонов (1904–1946), начальник отдела боевой подготовки пограничных и внутренних войск НКВД, сдался в плен в июле 1941 года.

В апреле 1942 года в лагере для высшего командного состава в Хаммельсбурге (Бавария) Иван Бессонов создал Политический центр борьбы с большевизмом (ПЦБ). Будущее России Бессонов представлял так: «Тяжелая промышленность, транспорт, почта и телеграф будут находиться у государства. Колхозы ликвидируются, вводится частная собственность на землю и допускается частная инициатива; при этом внешняя торговля тоже должна находиться под контролем государства. Россия должна сохранить полную территориальную, экономическую и политическую независимость. После свержения Советской власти до окончания войны вводится военная диктатура, осуществляемая руководителями Освободительных сил, а затем – всеобщие выборы».

Он предложил германскому командованию смелый план: сформировать парашютно-десантное подразделение из нескольких мобильных штурмовых отрядов. Забросить их в район сплошного расположения исправительно-трудовых лагерей НКВД от Северной Двины до среднего течения Оби. Десантники ликвидируют охрану лагерей. Они вооружат и поднимут на антисталинское восстание в глубоком советском тылу заключенных и спецпоселенцев. Район планируемых действий разбивался на три оперативные зоны: Северную (правый берег течения Северной Двины), Центральную (бассейн реки Печоры) и Восточную (от Оби до Енисея).

Сотрудник НКВД, он хорошо знал, о чем говорит. В Комилаге тогда содержалось порядка 200 тысяч зэков, в основном «политических», «сидевших» по 58-й статье.

VI управление РСХА на базе «СС– Зондерлагеря Бухенвальд» к лету 1943 года подготовило к действиям две десантно-штурмовые группы по 50–55 человек каждая, группу радистов в 20–25 человек и женскую группу в 20 человек. Это была группа из числа военврачей и медсестер, находившихся в женском лагере военнопленных в Бреслау (нынешний Вроцлав, Польша). Политический отдел ПЦБ к тому времени подготовил большое количество листовок, воззваний, плакатов и несколько номеров газет с характерными названиями: «Уральский рабочий», «Путь сибиряка», а также программные брошюры «Что делать» и «СССР и мировая революция». Все это парашютисты должны были транспортировать с собой в качестве агитационных материалов.

Судя по всему, именно эти агитационные материалы и планы возрождения России больше всего «помешали» осуществлению плана. Нацисты видели, что русские готовы воевать – но вовсе не за торжество идей сладчайшего фюрера, а за свои национальные идеи.

Именно поэтому вместо массового десанта они отправляли только отдельные группы десантников. С 14 июня 1942 года по 23 июня 1943 года было заброшено 25 групп численностью от 3 до 12 человек. Десантники приземлялись в форме НКВД с большим количеством оружия.

Отмечу, что с 1942 по 1944 год в северных лагерях от Двины до Печоры происходило восстание за восстанием. Восставали зэки вне всякой связи с деятельностью людей Бессонова, они и не знали, что такой есть. Но эти восстания показывают – план Бессонова был реален. Только зачем нужна была нацистам «совершенно независимая» Россия?

Все эти соединения суммарно именовали «власовцами», но все они не имели к генералу Власову совершенно никакого отношения.


Русская Освободительная Армия (РОА)

Не говоря ни о чем другом, РОА создана намного позже других объединений. Вероятно, «власовцы» появились именно потому, что уж очень интересной, воистину легендарной личностью был Андрей Андреевич Власов (1901–1946), прошедший в РККА весь путь от рядового до генерала. Личный друг Василия Блюхера, Константина Рокоссовского и Чан Кай-ши, он вызывал ненависть серых, как церковные мыши, «сталинских соколов», включая мясника Жукова.

Даже советские историки были вынуждены признать, что нацисты впервые получили сильный отпор именно от механизированного корпуса генерала Власова. Остатки корпуса отступили к Киеву.

Сталин, по личной рекомендации Н. Хрущева, приказал генералу Власову собрать в Киеве отступившие части, сформировать 37-ю армию и оборонять Киев.

Оборонял он Киев героически и блестяще. Чем опять вызывал ненависть других генералов: «Шибко умный».


«Спаситель Москвы»

В ноябре 1941 года Сталин вызвал Власова из госпиталя и велел сформировать 20-ю армию для прикрытия Москвы.

Именно А.А. Власов 5 декабря 1941 года остановил 4-ю танковую армию Вальтера Моделя под самой Москвой, у деревни Красная Поляна. По прямой до московского Кремля оставалось 27 километров. Нацистов, которые уже готовились к параду на Красной площади Москвы, он отбросил на 100 километров.

О роли генерала Власова в защите столицы говорится в статье «Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы» в газетах «Комсомольская правда», «Известия» и «Правда» от 13.12.1941. В войсках генерала называют не иначе как «спаситель Москвы».

А частушка в ноябре 1941-го пелась такая:

Говорили пушки басом,

Гром военный грохотал,

Генерал товарищ Власов

Немцу перцу задавал!

После войны официальная пропаганда рассказывала, что генерал-изменник А. Власов добровольно сдался в плен. Со всеми вытекающими отсюда последствиями…

Внесем ясность: не добровольно. И не сдался.

Когда генерал Власов оказался у нацистов, НКВД и СМЕРШ по поручению Сталина провели тщательное расследование ситуации, сложившейся со 2-й ударной армией. Результаты были положены на стол Сталину, который пришел к выводу – признать несостоятельность обвинений, выдвинутых против генерала Власова, в гибели 2-й Ударной армии и в его военной неподготовленности [29] . Любопытно… Чтобы замазать генерала Власова черной краской, современным фальсификаторам истории приходится быть большими сталинистами, чем сам гражданин И.В. Сталин.

Когда судьба 2-й ударной стала очевидной, Сталин прислал за Власовым самолет. Но Андрей Андреевич отказался от эвакуации, отправив в самолете раненого военврача. Эта женщина жива и поныне.

Очевидцы этого случая говорят, что генерал бросил сквозь зубы: «Какой же полководец бросает свою армию на погибель». Командиры Красной Армии чаще всего как раз бросали… Как же им было после этого любить Андрея Андреевича?

Генерал Власов с горсткой бойцов решил прорываться к своим…

Ночью 12 июля 1942 года Власов и горстка сопровождающих его солдат вышли к старообрядческой деревне Туховежи. Они укрылись в сарае. Ночью в сарай ворвались самодеятельные партизаны. По одной из версий, это были вооруженные местные жители во главе с церковным старостой. В ту же ночь сильно избитый генерал Андрей Власов и сопровождающие его бойцы были переданы регулярным немецким войскам.


Русский националист

А. А. Власова поместили в концлагерь под Винницей для старшего командного состава РККА. Много в советской прессе писалось о том, что Власов, мол, струсил, потерял контроль над собой, готов был на любую гадость для спасения жизни. Странно, что сами нацисты этого не заметили.

В лагере он вел себя как раз очень независимо. Чего стоит случай, когда пьяные охранники концлагеря решили устроить «парад» плененных красноармейцев. Во главе колонны решили поставить Власова. Сорокалетний генерал… побил «организаторов» парада. Физически. Буквально пинками «понес» нескольких молодых сильных мужиков. Трудно сказать, чем бы все кончилось, но тут на страшный шум прибежал комендант лагеря…

Советник германского посольства в Москве Хильгер в протоколе допроса плененного генерала Власова от 8 августа 1942 года характеризовал его так: «…производит впечатление сильной и прямой личности. Его суждения спокойны и взвешенны». Геббельс встретился с Власовым 1 марта 1945 года, после чего записал в своем дневнике: «Генерал Власов в высшей степени интеллигентный и энергичный русский военачальник; он произвел на меня очень глубокое впечатление» [30] .

И те, с кем Власов работал, люди не мелкие.

Ближайшие сподвижники генерала Власова были высокопрофессиональными военачальниками, которые в разное время отмечались высокими наградами советского правительства за свою профессиональную деятельность. Так, генерал-майор В.Ф. Малышкин был награжден орденом Красного Знамени и медалью «XX лет РККА». Генерал-майор Ф.И. Трухин – орденом Красного Знамени и медалью «XX лет РККА». Жиленков Г.Н, секретарь Ростокинского райкома ВКП(б) г. Москвы, – орденом Трудового Красного Знамени [31] .

Полковник Мальцев М.А. (генерал-майор РОА), командующий Военно-воздушными силами КОНР, был в свое время летчиком-инструктором легендарного Валерия Чкалова [32] . А начальник Штаба ВС КОНР полковник Алдан А. Г. (Нерянин) удостоился высокой похвалы при выпуске из Академии Генерального штаба в 1939 году. Тогдашний начальник Генштаба генерал армии Шапошников назвал его одним из блестящих офицеров курса, единственного, окончившего Академию на «отлично» [33] .

Предложение выступить против Сталина Власов получил почти сразу. Но он и тут оригинален. Не делая никаких высказываний в адрес СССР, его порядков и лично Сталина, он дает понять, что готов начать сотрудничество… Только для того ему надо увидеть Россию. Поговорить с людьми…

В марте и апреле 1943-го Власов совершает две поездки по Смоленской и Псковской областям и выступает с критикой… немецкой политики перед большими аудиториями. После этого он убеждается, что освободительное движение находит отклик в народе.

За «бесстыдные» речи перепуганные нацисты отправляют его под домашний арест. В апреле 1943-го фельдмаршал Кейтель издал приказ, которым предписывалось вернуть Власова в лагерь военнопленных – за его «наглые высказывания». В случае их повторения – передать Власова гестапо. Как написал в приказе Кейтель, «фюрер не желает слышать имени Власова ни при каких обстоятельствах, разве что в связи с операциями чисто пропагандного характера, при проведении которых может потребоваться имя Власова, но не его личность».


Власов и Паулюс

Вот только с именем Власова получалось у нацистов намного хуже, чем в СССР – с использованием имени популярнейшего фельдмаршала Паулюса.

Спаситель Москвы Власов и покоритель Парижа Паулюс были как бы зеркальными отражениями друг друга и бриллиантами в пропагандистских войнах каждой из сторон.

Но Паулюс считал: Германия проиграла войну и погибла. Когда фельдмаршал вошел в комитет «Свободной Германии», сам факт его вхождения в антигитлеровское движение уже был грандиозным успехом советской антигитлеровской пропаганды.

А вот генерал-лейтенант Власов упорно не хотел, чтобы противник использовал его имя! Он не считал, что «Россия капут», и стремился создать Русскую Освободительную Армию для борьбы с большевиками за независимую Россию. Независимую, в числе прочих, и от нацистов. Из-за этого нацисты и не позволяли ему сделать этого.


Русская Освободительная Армия (РОА)

Для начала в 1943 году нацисты от имени генерала Власова призывали бойцов и командиров Красной Армии переходить к немцам и записываться в Русскую Освободительную Армию. Но создавать ее не собирались.

Пока нацисты «разбираются» с Власовым, уже существуют многие и многие русские части в составе Вермахта. А РОА нет и нет, хотя создать ее давно предложено. Единственное, что разрешили нацисты, – с 1943 года носить русским, служившим в Вермахте, нарукавные нашивки в виде Андреевского флага (военно-морского флага царской России) – белый щиток с диагональным синим крестом. Почему Андреевского? А потому, что бело-сине-красный государственный флаг России нацисты запрещали. РОНА в эпоху Локотской республики нарушала их правила. При этом прочие иностранные добровольцы в Вермахте и войсках СС (украинцы, азербайджанцы, грузины, армяне, хорваты, фламандцы… кто угодно) имели нарукавные нашивки в виде национальных флагов.

На нашивках с Андреевским флагом также были буквы РОА, но генерал Власов в то время не командовал ни одним из солдат с этими нашивками.

РОА начала создаваться только к середине 1944-го. И только потому, что идиотская политика Гитлера клонила Третий рейх к полному проигрышу. 16 сентября 1944 года рейхсфюрер СС Гиммлер приглашает на аудиенцию генерала Власова. После этой встречи Власов говорит своему окружению, что Гиммлер позволил сформировать ему 10 русских дивизий. Однако вскоре Власов получил телеграмму от Гиммлера, в которой говорилось о формировании только трех дивизий.

Формирование этих дивизий РОА началось в ноябре 1944 года – за полгода до окончания войны.

Подведем итог: пусть против СССР на стороне Вермахта воевало до 2 миллионов советских граждан, но собственно «власовцы» сыграли в этом самую скромную роль. Они участвовали только в одном бою против Красной Армии, и то неудачно.

Почему же именно «власовцы» стали нарицательным? И почему именно Власов сделался символом «предательства»? Могу дать только одно объяснение: нужен был известный всем символ. А Власова знали все.


Гражданская война народов СССР

Вторая мировая война стала гражданской войной для каждого из народов СССР, которых лизнул ее огонь.

Гитлер категорически возражал против создания союзных Германии войск из русских. Но он легко одобрил формирование войск из тюрков и кавказцев. Некоторые историки считают, что эта патологическая ненависть фюрера к русским, большое число которых желало воевать против советской власти, и стала одной из причин его поражения в войне против СССР.

Уже 30 декабря 1941 года Верховное командование приказало сформировать Туркестанский легион (из добровольцев туркменов, узбеков, казахов, киргизов, каракалпаков и таджиков), Кавказско-магометанский легион (из азербайджанцев, дагестанцев, ингушей и чеченцев), Грузинский легион (помимо грузин – из осетин, абхазов), Армянский легион. В январе 1942 года был создан Волго-татарский легион.

При этом подразделения легионов, батальоны и роты, всегда использовались по раздельности.


Остгруппен

13 декабря 1942 года германское Главное командование сухопутных сил учредило пост Инспектора Восточных войск (Osttruppen). В его ведении находились все воинские формирования, созданные из нерусских граждан СССР. К маю 1943 года в Восточных войсках было 10 полков, из них 6 казачьих, 2 калмыцких, 1 туркестанский, 1 восточный. Еще 170 батальонов, из них 63 восточных, 30 туркестанских, 21 казачий, 12 азербайджанских, 12 грузинских, 10 украинских, 9 армянских, 5 северокавказских, 4 волго-татарских, 4 эстонских. 224 роты, из них 104 восточных, 45 туркестанских, 18 грузинских, 12 азербайджанских, 11 армянских, 11 казачьих, 9 украинских, 6 северокавказских, 4 волго-татарских, 2 латышских, 1 эстонская, 1 литовская.

Всего в этих частях в мае 1943 года служило около 200 тысяч граждан СССР. При этом хиви, служившие в дивизиях Вермахта, войск СС, а также служившие в частях вспомогательной полиции, к войскам Osttruppen не относились.

Забавная деталь: «восточными» наименовались полки, батальоны и роты, сформированные из русских и белорусов. Такое наименование было выбрано, чтобы не раздражать Гитлера.


Казаки

Большинство русских до сих пор считают казаков тоже русскими, только своеобразными. Сами казаки думают иначе. Когда в 1917 году Российская империя стала разваливаться, Область Великого Войска Донского отделилась от России и сделалась самостоятельным государством.

Казаки заявили, что не хотят продолжать начатую «москалями» войну и воевать с Германией не станут. И обещали зерна. В обмен на поставки немцы щедро вооружали казаков – причем с русских же оружейных складов. Эти склады достались им на Украине.

Немцев вполне устраивал такой союзник, который отделял их и от большевиков, и от деникинской Добровольческой армии, и от буйных красных армий Кубано-Черноморской советской республики.

Проблемы в отношениях с белыми у казаков возникли потому, что белые-то считали себя в союзе с Антантой! И считали необходимым продолжать войну до победного конца…

Это противоречие стояло между казаками и добровольцами до самой осени 1918-го, до полного поражения Германии.

Донские казаки воевали с большевиками сильно и жестоко. В мае 1919 года они в очередной раз соединились с белыми и тут же погнали большевиков. Это вызывало у Троцкого приступы поистине «зоологической» ярости. Если Свердлов не переваривал крестьянства, то Троцкий так же неистово ненавидел именно казаков.

Приказ Троцкого № 100 от 25 мая 1919 года требовал: «Гнезда бесчестных изменников и каинов должны быть разорены. Каины должны быть истреблены». По отношению к кому были бесчестны казаки и кого они предали – это особый вопрос.

Отступая, красные оставляли после себя выжженную пустыню. При отступлении Красной Армии истребляли казаков обоего пола. Одинаковыми способами, поголовно. Ровно за то, что казаки. В точности, как нацисты истребляли евреев на Бабьем Яру в Киеве 1941-го.

До Второй мировой войны казаки считались очень нехорошими людьми, принадлежность к ним могла стать причиной несделанной карьеры, отказа от поступления в вуз и даже ареста.

При отступлении Красной Армии в 1941 году специальные отряды врывались в казачьи станицы: расстреливали все мужское население старше 12 лет [34] . Что это доказывает? Что события 1941 года для коммунистов были продолжением Гражданской войны 1917–1922 годов. Коммунисты не доверяли казакам и ждали, что они будут воевать на стороне Вермахта.

Что и логично. Не успели подойти нацисты, как из подполья вышел старый атаман Кулаков, которого считали погибшим еще в 1919 году. В сопровождении сотен казаков Кулаков на коне с триумфом въехал в Полтаву. Тысячи казаков, находившихся в лагерях военнопленных, добровольно шли служить против советской власти. Генерал Кёстринг, хорошо знавший Россию, в августе 1942 года был назначен правителем Кавказа. Генерал говорил, что ему кажется, что он смотрит грандиозный исторический фильм.

Некоторые казаки связывают истребление казаков старше 12 лет коммунистами с переходом на сторону нацистов майора Кононова 22 августа 1941 года. Казак Кононов был ветераном финской войны, кавалером ордена Красного Знамени, выпускником Академии имени Фрунзе и членом партии большевиков с 1927-го.

Генерал Шенкендорф разрешил ему сформировать казачий эскадрон из перебежчиков и пленных. Кононов 30 августа посетил лагерь пленных в Могилеве. Там на его призыв к борьбе со сталинизмом положительно откликнулось более четырех тысяч пленных. Однако в часть было зачислено только 500 из них (80 % – казаки). Остальным было сказано ждать. О судьбе их ничего не известно. Потом Кононов посетил лагеря в Бобруйске, Орше, Смоленске, Пропойске и Гомеле, везде с таким же успехом.

К 19 сентября 1941 года казачий полк насчитывал 77 офицеров и 1799 бойцов (из них 60 % – казаки). Полк именовался 120-м казачьим. Однако в январе 1943-го полк был переименован в 600-й казачий батальон, хотя состоял из двух тысяч бойцов и ожидал прибытия еще тысячи в следующем месяце. Из этого пополнения создали 17-й казачий батальон, который в составе 3-й армии воевал на фронте.

В апреле 1942-го Гитлер официально разрешил создание казачьих частей в составе Вермахта. Его удалось убедить, что казаки не славяне, а потомки восточных готов, остготов. Как правило, офицерам Вермахта было глубоко плевать на расовую принадлежность казаков, крымских татар или балкарцев, но они играли по правилам, принятым в Рейхе. Как правило, гестапо и СС ничего не могли поделать с армией.

Сохранились фотографии есаула в форме казачьих войск Вермахта, на груди которого красуются Георгиевский крест и Знак 1-го Кубанского (Ледяного) похода. На другой фотографии запечатлены А.Г. Шкуро, П.Н. Краснов и Гельмут фон Паннвиц, командующий 15-м Казачьим кавалерийским корпусом [35] .

С нацистами совершенно сознательно шел такой известный казачий лидер времен Гражданской войны, как Григорий Михайлович Семенов. Он полагал (без всякого Суворова), что борьба с большевизмом будет завершена в двух случаях: «а) если большевики будут вырваны из почвы, их питающей, то есть из России, и б) если власть Красного Интернационала распространится на все государства мира» [36] .

Г.М. Семенов полагал, что русские националисты должны сознательно идти на стороне нацистской Германии и Японии, причем идти, что называется, до конца. В частности, японцы вынашивали идею создания в Сибири «независимого» государства «Сибирь-Го», и Семенов уже ковал кадры для этого государства, под прямым патронажем японской разведки [37] .

Летом 1942-го нацисты заняли почти всю бывшую Область Войска Донского. Сразу же к ним потек ручеек добровольцев-казаков. Сначала казаки сторожили пленных красноармейцев. Затем казачий эскадрон включили в состав 40-го танкового корпуса Вермахта.

Летом 1943-го германское Верховное командование сформировало 1-ю казачью дивизию под командованием полковника фон Паннвица. Она состояла из 7 полков – 2 полка донских казаков, 2 кубанских, 1 терских, 1 сибирских и 1 смешанный резервный. Оснащены и обмундированы они были по-немецки, но отличались нарукавными нашивками.

В сентябре 1943 года Верховное немецкое командование отправило дивизию в Югославию на борьбу с партизанами. Там, кстати, уже сражался против югославских партизан-коммунистов Русский Охранный Корпус численностью 15 тысяч бойцов, сформированный белой эмиграцией.

В декабре 1944-го 1-я казачья дивизия фон Паннвица была преобразована в 15-й казачий корпус в составе двух кавалерийских дивизий – примерно 25 тысяч бойцов, который был формально введен в состав войск СС. Казаки носили форму, похожую на традиционную казачью. Ни казаки, ни немецкие офицеры казачьего корпуса не носили эсэсовских знаков различий.

26 декабря 1944 года в районе хорватско-венгерской границы бойцы 15-го казачьего кавалерийского корпуса войск СС впервые с 1943-го вступили в бой с советскими войсками.

К концу войны численность корпуса (две кавалерийские дивизии, пластунская бригада и корпусные части) составляла примерно 35 тысяч.

С 1943-го существовали также казачьи части так называемого Казачьего Стана, в середине 1944 года размещенные на севере Италии – две казачьи пешие дивизии и два конных полка. К концу войны в них было около 18 тысяч бойцов.

Помимо этого, ряд казачьих частей (от эскадронов до полков) дислоцировались в 1943–1945 годах в Белоруссии, на Украине и во Франции.

Всего на стороне нацистов в различных частях воевало около 250 тысяч лиц, называвших себя казаками. Казаки не хотели оставаться под Советами. С одной Кубани с нацистами в 1943 году добровольно отошло 20 тысяч казаков. С Дона – не меньше 50 тысяч.

Читатель, если ему так удобнее, может считать казаков, служивших нацистам, отвратительными и нелепыми предателями. Как вам угодно! Но казаки эти – были. Они оказались в ситуации выбора между советской империей Сталина и нацистской империей Гитлера. И они сделали свой выбор в пользу нацистской империи.

В целом же казачество и на Кубани, и на Дону оказалось в ситуации политического раскола и гражданской войны; казаки из одной станицы, односельчане, вполне могли стрелять друг в друга, разделенные линией фронта.


Крымские татары

Такая же ситуация гражданской войны сложилась у крымских татар.

Крым был для нацистов особой землей – и как теплый, благоприятный для жизни полуостров, сплошной курорт. И как место, куда переселились остготы – восточные готы, где в Средневековье шумели их города.

На конференции 16 июля 1941 года, в которой участвовали Розенберг, Кейтель, Геринг, Ламперс и Борман, решено было считать Крым «имперской землей», присоединить непосредственно к Рейху и германизировать. Розенберг предполагал даже переименовать Симферополь в Гетебург, а Севастополь – в Теодориксхафен (в честь короля Теодориха).

Планы планами, а Генеральный комиссариат «Таврида» под началом нациста из Австрии А. Фрауэнфельда развил бешеную деятельность, чтобы доказать принадлежность Крыма Германии.

Конечно же, нацисты хотели прийти в Крым как освободители. Если читатель хочет, пусть считает, что у татар не было оснований встречать немцев как освободителей. Только вот среди татар некоторые люди полагали совершенно иначе и стремились любой ценой освободиться от жизни в СССР.

Нацисты начали с того, что дали татарам самоуправление – «мусульманские комитеты». В пропаганде говорилось, что эти комитеты – прямые преемники «магометанских комитетов» времен Гражданской войны, когда в 1918 году татары пытались провозгласить свое государство, опираясь на немецкую оккупацию.

Татарам разрешен был свободный проход и проезд по всему полуострову, печать на татарском языке, театр, создание культурных учреждений. Впрочем, тут же оговаривалось, что «уступки не предвосхищают решений, которые будут приняты по поводу татар после окончательной победы».

Была, впрочем, и идея создать в Крыму независимое государство Татарстан. Вдохновителем этой политики был в Германии посол в Турции фон Папен, а с турецкой – генералы Ф. Эрден и Х. Эркилет. Осенью 1941 года они посетили Крым для изучения немецкой тактики на Южном фронте.

В апреле 1942 года турецкий премьер Сараджоглу сообщил Папену, что официально поддержать пантюркизм его правительство не может, но дало разрешение лицам, не занимающим официального положения, вступить в контакт с немцами по этому поводу.

Крымско-татарская эмиграция в Турции съездила в Берлин, а потом была допущена в Крым. Они «выразили заинтересованность» в создании в Крыму независимого татарского государства.

Заигрывания с Турцией кончились, когда нацисты убедились: Турция не пропустит их войска на Передний Восток через свою территорию.

Одновременно нацисты давили на татар, требуя как можно больше добровольцев. Шла война, и слишком важно было пополнять тающие на фронте части.

Всего татарских добровольцев было, по разным данным, от 8 до 20 тысяч человек. Учитывая общую численность крымских татар, и 8 тысяч – это очень много.

С историей формирования этих частей связана история, которую трудно и подтвердить, и опровергнуть. Сначала нацисты запретили формировать татарские части. Комендант Крыма генерал Гельмут Вейдлинг заявил, что они – потомки остготов. Из Берлина выехала комиссия специалистов по «расовому вопросу». Специалистов принимали просто прекрасно. В разгар банкета в зал вошел генерал Вейдлинг. Он вынул пистолет и приставил его ко лбу главного «специалиста-расоведа». То же самое сделали офицеры из его свиты с остальными членами комиссии. После чего Вейдлинг внятно сообщил, что вот на этой самой бумаге комиссия сейчас изложит свое заключение, что татары – потомки остготов. Нет, не потом… Не завтра, а именно сейчас.

Бумага была тут же написана и отправлена в Берлин. Члены комиссии сидели под арестом. Их поили допьяна и кормили на убой, к ним водили женщин и услаждали их слух игрой оркестра. Но не выпускали никуда, пока из Берлина не прислали разрешение на формирование татарских частей Вермахта.

В эту историю я верю, потому что слышал о ней из уст участников событий. Но доказать ее подлинность не могу.

Впрочем, нацисты отмечали, что не видят от татарских добровольцев особого энтузиазма. Большая часть из них шла в отряды для того, чтобы получить оружие и защищать от любых «лихих людей» свои села. И вовсе не рвались на фронт.

Число татарских партизан называют разное, но красных партизан было порядка 3–5 тысяч человек, а «зеленых» – не меньше 7–8 тысяч. Эти цифры вполне сопоставимы с числом «добровольцев», служивших во вспомогательных частях Вермахта.

Некоторые татарские села и целые группы сел выступали против нацистов. 128 татарских сел были сожжены нацистами как центры партизанского движения.

Основная причина, по которой все татары поголовно были объявлены «предателями» и несли коллективную «вину», – это противостояние русских и татар на самом полуострове Крым. Большая часть красных партизан Крыма были русские. Руководители партизан были частью местные, частью присланные из Москвы, но тоже все поголовно русские.

В июле 1942 года руководители крымских партизан А.Н. Мокроусов и А.В. Мартынов направили С.М. Буденному записку, в которой писали: «Подавляющее большинство крымских татар горной и предгорной частей (Крыма. – А.Б .) пошли за фашистами». Одновременно П.К. Пономаренко, начальнику Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования, доносили, что в апреле 1942 года в Симферополе прошли обучение 15 тысяч татарских добровольцев.

Было и другое мнение. Бывшие партизаны и фронтовики в 1957 году написали в ЦК КПСС коллективное письмо: «Мокроусов и Мартынов, чтобы скрыть свою личную беспомощность в борьбе с оккупантами и свалить вину на местных жителей, неоднократно обращались к командованию с просьбами выслать боевые самолеты для бомбардировки мирных татарских сел и деревень Стиля, Кучук-Озенбаш и других. Одновременно они отдавали приказы по партизанским отрядам сжечь и стереть с лица земли татарские деревни и уничтожить их ни в чем не повинных жителей» [38] .

«Сотни патриотов-татар, бежавших от оккупантов и стремившихся бороться против них с оружием в руках, Мокроусов выгонял из леса, отдавал на расправу гитлеровцам».

Эмоции? Нет, в письме приводятся очень конкретные факты, имена многих людей, убитых красными партизанами. Например, в деревне Мамут-Мазар партизаны убили все население за то, что татары помогали татарам-партизанам, взорвавшим немецкий бронетранспортер.

«…партизаны ворвались в мирную деревню Меркур и открыли огонь в окна и двери крестьян. К подходам от Фоти-Сала и Уркусты был поставлен заслон. Более часа партизаны стреляли из автоматов и бросали в окна мирных жителей гранаты… В дер. Коуш группа партизан …в пьяном виде учинила погром, не разбираясь, кто свои, кто враги…» [39] .

О фактах сожжения татарских деревень партизанами писал и партизанский командир И. Вергасов, который после войны стал писателем [40] .

Даже в ходе событий раздавались трезвые голоса. Было, например, постановление крымского обкома ВКП (б) от 18 ноября 1942 года – о том, что «…утверждение о якобы враждебном отношении большинства татарского населения Крыма к партизанам и что большинство татар перешло на службу к врагу, является необоснованным и политически вредным» [41] .

Почему власти слышали одних своих слуг и не слышали, что говорят другие? Наверное, очень уж власти не хотели разбираться, выяснять – кто и почему стал врагом советской власти. Нельзя же было признать, что стоило уйти Красной Армии, и тут же вспыхнула гражданская война среди татар! Лучше не поднимать этот неудобный вопрос.

Отправить в ссылку весь народ и было способом «не поднимать». К тому же ссылка татар помогала довести до конца русификацию Крыма. А то чуть ли не название каждого ущелья, горы или урочища свидетельствует – это не русская земля. Нехорошо!

21 августа 1944 года вышел не подлежащий опубликованию Указ Президиума Верховного Совета РСФСР (№ 619\3) о переименовании сельсоветов Крыма. 20 октября 1944 года принято постановление Крымского обкома ВКП (б): «Переименовать населенные пункты, реки и горы, названия которых связаны с татарским, греческим и немецким происхождением…»

К. Паустовский, которого трудно объявить антисоветским элементом, считал, что «этот случай с переименованиями свидетельствует об отсутствии элементарной культуры, пренебрежении к народу, к стране…» [42] . Но кто его слушал, Паустовского?


Кавказ

Еще в самом начале войны нацистам предложили свои услуги два чеченских эмигранта: внук имама Шамиля, Саид Шамиль из эмигрантской парижской организации «Прометей», и издатель журнала «Кавказ» в Берлине Али-хан Кантемир. Оба предложили свои услуги. Нацисты выбрали Шамиля за происхождение, но его программа после обсуждения показалась нацистам слишком независимой. Осенью 1942 года Шамиль прервал переговоры и уехал в Турцию. Кантемир на сотрудничество пошел и вместе с нацистами выработал политическую программу:

«1. Германская империя рассматривает кавказские народы как дружественные.

2. Германские вооруженные силы берут на себя защиту кавказских народов и освобождают их от большевистского ига.

3. Без немецкой помощи невозможно вести наступление на большевистский, русский и английский империализм, которые так долго угнетали народы Кавказа.

4. Национальные, культурные и хозяйственные силы Кавказа будут развиваться. Их самостоятельное национальное и культурное развитие нуждается в германской защите… Кавказские народы будут пользоваться родным языком и иметь собственные школы.

5. Будет предоставлено самоуправление под немецкой гарантией.

6. Ликвидируются колхозы.

7. Предпринимательство и торговля получают неограниченную свободу.

В управлении «Остланд» были выработаны лозунги: «Переходите к немцам и поддержите немецкие войска, в рядах которых уже сражаются ваши братья», «Да здравствуют свободные кавказцы в союзе и под защитой Великой германской империи Адольфа Гитлера!».

Во время оккупации Северного Кавказа здесь не вводился принудительный труд, власть осуществляло военное руководство – ведь Кавказ оставался зоной ведения военных действий. А Вермахт всегда относился к населению завоеванных областей лучше, чем любые политизированные управления. Командующий 1-м танковым корпусом фон Клейст приказом от 15 декабря 1942 года приказывал «…относиться к кавказцам как к друзьям», «добиваться доверия народа» путем «примерного управления» и особенно «уважать честь женщин Кавказа».

Одной из причин, по которой народы Кавказа были лояльны к Вермахту, был естественный страх карачаевцев и балкарцев перед ассимиляцией. В Карачаевской области в 1926 году русских было 2916 человек, а карачаевцев – 57 801 человек. В 1939-м карачаевцев стало 70,9 тысячи, но русских – уже 119,8 тысячи человек.

Число карачаевцев, которые пошли служить Гитлеру, называют очень разное – от 3 до 10 тысяч человек. Во всяком случае, «Карачаевский национальный комитет» был в доверии у гитлеровцев и приложил много сил для формирования карачаевских частей в Вермахте. От балкарцев в Бергхоф, резиденцию Гитлера, был даже послан белый конь – подарок балкарского народа своему другу.

Только не надо представлять себе безоблачной нацистско-балкарскую идиллию. В Кабардино-Балкарии действовали 13 партизанских отрядов общей численностью 12 000 человек. За 5 месяцев оккупации карателями было убито 9 тысяч человек, в том числе много детей.

Эти обстоятельства нисколько не помешали провести в ноябре 1943 года поголовное выселение карачаевцев. В том числе тех, кто прямо пострадал от нацистов и кто принимал участие в войне на стороне СССР.


Чечня

В 1939 году в Чеченской автономной республике (АССР) проживало 380 тыс. чеченцев, 56,5 тыс. ингушей, 258 тыс. русских, 10 тыс. украинцев и 8,6 тыс. армян. При этом в 1937 году в городе Грозном на предприятиях работало всего 5535 чеченцев и ингушей [43] . Чеченцы оставались преимущественно сельским населением.

Чечня относилась к областям СССР, в которых Гражданская война реально никогда не прекращалась.

Коллективизацию в Чечне провели, хотя частного землевладения в Чечне отродясь не было, понятие «кулак» для нее теряло смысл.

В числе несогласных, расстрелянных красными, было 150 бывших красных партизан. Впрочем, многие из красных партизан времен Гражданской войны вели военные действия не против Деникина, а против казаков, принимавших то одну, то другую политическую «расцветку».

К началу 1938 года в Чечне создали 490 колхозов, объединивших 69 400 дворов. У них было три четверти всей пахотной земли. При этом часть карликовых колхозов по 20–30 дворов реально остались тейпами, просто «сменили вывеску». В других случаях колхозы оставались камуфляжем, а за этой ширмой существовали частные хозяйства до 19 гектаров, и много вообще нигде не учтенной земли, что «давало возможность некоторым элементам, проникшим в руководство отдельных колхозов, нарушать закон о земле, продавать ее, сдавать в аренду, иметь скрытые посевы» [44] .

К этому надо добавить, что в личной собственности находились стада скота, включая лошадей, которыми частным лицам советская власть запрещала владеть. А в то же время 53 % колхозов вообще не имели скота.

Стоит ли удивляться, что в 1931–1933 годах совершено 69 террористических актов против работников НКВД, активистов, советских и партийных работников? Что весной 1932 года в Ножай-Юртовском районе вспыхнуло вооруженное восстание?

В 1937 году мулла Берсанов в селе Атаги принял присягу на Коране, что люди не вступят в колхоз. В селе Валерик колхозники присягали на Коране «вредить сколько могут колхозному производству».

Периодически в горы предпринимались военные экспедиции НКВД. Предлогом служили единичные убийства, носившие часто не политический, а личный характер.

Одна из экспедиций на рубеже 1929–1930 годов организована была потому, что прошел слух: в горах скопилось много кулаков. Военная экспедиция, в состав которой вошли курсанты Владикавказской пехотной школы среднего комсостава, кавполк кавказских национальностей, части 28-й городской стрелковой дивизии, до двух дивизионов ГПУ, попросту не нашла никакого противника. Только в Осиновском ущелье нашли «врагов», числом 14 человек (кстати, кто были эти 14 человек, мне не удалось установить – может быть, вполне случайные люди).

Комиссар кавказского нацполка Х.-У.Д. Мамсуров (дослужился до генерал-полковника и Героя Советского Союза) вечером слышал, как представитель ОГПУ диктует донесение в Ростов: «Преодолевая ожесточенное сопротивление многочисленных банд, экспедиция достигла…»

Во Владикавказе Мансуров рассказал об этом главе экспедиции, начальнику Владикавказской пехотной школы А.Д. Козицкому. Тот не удивился и ответил, что в таких случаях сотрудники ОГПУ всегда лгут, преувеличивая сопротивление и численность «врагов».

На очередной партконференции Северо-Кавказского военного округа Мамсуров, делегат этой конференции, рассказал об этой истории – в зале стоял гомерический хохот. Но вскоре Мамсурова вызвали в Москву и сделали ему строгое внушение – за дискредитацию органов ГПУ…

Отеческая политика ЦК ВКП (б) в Чечне свелась к тому, что полномочным представителем ОГПУ на Северном Кавказе сделали Евдокимова, широко известного своей жестокостью.

В 1938 году по Чечне ударили массовые репрессии. 14 из 18 директоров МТС, все заведующие районными земельными отделами, 22 секретаря райкома «оказались» «врагами народа».

В 1939 году прошла новая волна арестов: снова репрессированы 33 зав. районными земельными отделами.

В 1934 году в парторганизации Чечни состояло 11 966 членов, в 1937 году осталось 6914, а уже в 1938-м нашли еще 822 «врага», из них 280 «троцкистов».

В 1940 году сменено 129 председателей колхозов, 130 секретарей сельсоветов, 19 председателей и 23 секретаря райкомов.

Можно сказать, что ведь и во многих районах России делалось примерно то же самое. Верно! Но в Чечне коллективизацию, массовые репрессии, фиктивные «операции против кулаков» (фиктивная-то фиктивная, а 14 человек погибли) – все это проводили русские. Русские против чеченцев. А принимали присягу на Коране и совершали «террористические акты» именно чеченцы против русских.

В СССР чеченцев долгое время не призывали в армию – опасались их нелояльности. Стереотип горца, который не только «дикий», но еще и «изменник Родины», восходил еще к XIX веку [45] . В 1858–1865 годах, после Кавказской войны, в Турцию переселилось до 50 тысяч горцев. Судьба их сложилась гораздо хуже, чем у крымских татар. Татары-то все же приспособились, а вот треть чеченцев, в основном женщины и дети, были проданы в рабство. Половина погибла от голода и болезней в пути. Большая часть уцелевших чеченцев вернулись в Российскую империю после войны 1877–1878 годов. К туркам и к Турции чеченцы относятся… ну, скажем так, настороженно. Потому что Турция подстрекала чеченцев к войне с Россией, клялась на Коране в том, что поможет чем сможет… Но ничем не помогла и фактически предала. А использовав, просто отвернулась.

Но, конечно же, обвинять чеченцев в «измене» было проще, чем вникать в их обстоятельства и вообще шевелить мозгами.

Точно так же и в СССР – проще было удивленно констатировать: «Да они же нас ненавидят!», – чем попытаться понять, чем вызвана устойчивая ненависть. И к кому, кстати, эта ненависть – к Российскому государству, советской власти или к русскому народу?

Чеченцев стали призывать в конце 1930-х годов, и в Красной Армии служило несколько тысяч чеченов.

В начале войны, в 1941 году, военкоматы гребли всех, включая стариков и подростков. Но и тут проявилась некая странность: людей словно нарочно старались довести до крайности. Призванных держали на казарменном положении, но на фронт не отправляли, оружия не давали и не кормили. Многие самовольно уходили домой, просто чтобы поесть. Масштаб дезертирства «за супом» сделался такой, что в марте 1942 года призыв чечен и ингушей в Красную Армию был прекращен – еще до оккупации Чечни нацистами.

В августе 1942 года провели добровольную мобилизацию, в январе – феврале 1943-го – вторую, в марте третью. Что самое удивительное – добровольцами в Красную Армию ушло 18 500 человек. Это – после искусственно созданной волны дезертирства, после непрекращавшейся войны…

Специальная комиссия Закавказского фронта дала высокую оценку поведению призванных добровольцев, отметила их стойкость, мужество и бесстрашие. Несколько сот чечен и ингушей были в составе гарнизона Брестской крепости в июле – августе 1941 года. Все они наверняка стали бы Героями Советского Союза, если бы не это прискорбное обстоятельство – они родились чеченами. Вероятно, с их стороны это было нехорошо…

В Чечне было очень слабое движение красных партизан – так, буквально несколько сотен человек. Но примерно 25 тысяч чеченцев сражались в рядах Красной Армии – при общей численности народа порядка 400 тысяч человек.

Нацистам служило, на их стороне воевало не более 15–20 тысяч человек. Другой вопрос, что со многими красными чеченцы расправились, пользуясь временем хаоса, когда одна армия еще не пришла, а другая уже ушла. И во время оккупации они убивали самых преступных «коллективизаторов» – и чеченцев, и русских.

Если сравнить соотношения воевавших на стороне Третьего рейха и СССР, то окажется – чеченцы были даже «меньше виноваты», чем крымские татары или чем карачаевцы. Третьему рейху служил меньший процент чеченцев, нежели процент крымских татар. К тому же чеченцы очень хорошо показали себя, как солдаты Красной Армии.

Видимо, в судьбе чечен сыграла роль их «скверная репутация» в СССР. Представилась слишком удобная возможность «окончательно решить» вопрос этого неудобного народа.

23 февраля 1944 года был зачитан Указ Президиума Верховного Совета о выселении и чечен, и ингушей за измены, за сотрудничество с врагом. Разрешается взять с собой по 20 кг багажа на семью. Для депортации чечен потребовалось 40 200 вагонов. Какие последствия имело это для ведения военных действий и для снабжения фронта – понятно. Но власти пошли на эти неудобства, чтобы заняться любимым делом.

Чеченцы и ингуши были депортированы и из других районов СССР, и из городов. Только в Москве уцелело два чеченца.

Тогда же, точно так же как в Крыму, был издан указ о переименованиях районов и райцентров. Даже Эльбрус переименовали в Иалбузи. Тогда же провели массовое переселение в Чечню русских, украинцев, осетин, аварцев, даргин.

По воспоминаниям современников, «в горах осталось 2000 ослушников. Они кочевали с места на место. За ними охотились, их убивали, но они не сдавались. Горы скрыли многих из них». О судьбе этих «ослушников» и о судьбе русских переселенцев есть неплохая повесть А. Приставкина [46] .


Калмыкия

Бывает очень поучительно наблюдать совершенно советские интонации в книгах советских эмигрантов, написанных и изданных на Западе. Вроде бы пишет убежденный антикоммунист, носитель каких-то иных ценностей… А вот поди ж ты:

«Весьма сложным было положение Калмыкии после Октябрьской революции, так как калмыки оказались в центре Белого движения, за которым пошла часть населения, прежде всего из зажиточных слоев. Кульминационным пунктом стало восстание 1919 года во главе с националистическими элементами. После ликвидации восстания в Калмыкии наступила политическая стабилизация и началось хозяйственное восстановление» [47] .

Или: «Во время коллективизации в Калмыкии грубо нарушалась законность и совершались насилия» [48] . Можно подумать, хоть где-то не совершались насилия!

В 1920 году образована Калмыцкая автономная область, в 1936-м – АССР. В 1939 году население Калмыкии достигло 220 тысяч человек, из них калмыков – 107 тысяч. Но угли все тлели под пеплом: ведь со времени зверств казаков над калмыками в 1939-м прошел всего 21 год. Со времени калмыцких набегов – 20 лет.

В глазах властей калмыки были ненадежны, до 1927 года в армию не призывались. По данным калмыцкого историка М.И. Кичикова, в Красной Армии до 1939 года служило порядка 5 тысяч калмыков.

Враждебные советской власти слухи распространялись задолго до прихода нацистов. Гелюнг (гелюнги – ламаистское духовенство) М. Базиров (А. Некрич называет его «бывший гелюнг») рассказывал, что в 1942 году победит Гитлер, а иначе весь калмыцкий народ погибнет (что интересно, он был почти прав, этот «бывший гелюнг»!).

Другие рассказывали, что некоммунистам и некомсомольцам нечего бояться, к ним немцы лояльны, что победа Германии неизбежна и принесет калмыкам только хорошее.

В августе 1941 года секретарь улускома сообщал, что в совхозе № 4 возник пожар и было еще восемь степных пожаров. В пожарах обвинялся бухгалтер Бабенко – «пожары произошли из-за его влияния», потому что он сын помещика и «открыто выражал свои антисоветские настроения». Как видно, русские объединялись с калмыками в борьбе с советской властью.

Далеко не все калмыки хотели идти в Красную Армию. Они дезертировали – кто с оружием, кто без. Обратного пути для них не было – в СССР они однозначно рассматривались как «предатели», и пощады им не было. Дезертиры и их «банды» (термин Некрича) ждали нацистов, а если могли – воевали с Советами, вредительствуя и убивая. При этом таки «банды» могли насчитывать по 70, по 90 человек, как, например, «банда» Бассанга Огдонова.

В августе 1942 года немцы вошли в Калмыкию, и «поздней осенью 1942 года установилось сотрудничество банд с оккупантами» [49] .

Оккупанты же оказались людьми и неглупыми, и образованными – как бывало почти каждый раз, когда Вермахту не мешали идеологические придурки из ведомства Геббельса. Контакты с калмыками налаживал Отто Доль (Рудольф Верба, или Врба) из Судет. В прошлом кавалерийский офицер в армии Петлюры, он свободно владел русским языком. Теперь, как офицер абвера, он отправлен в Калмыкию для установления контактов.

При штабе 16-й моторизованной пехотной дивизии, стоявшей в Калмыкии, были люди, владевшие калмыцким языком, например обер-лейтнант Хальтерманн, барон фон Рихтгофен.

Нацисты обещали создать «свободное калмыцкое государство», и в Калмыкию въехало много эмигрантов из этих мест, в основном калмыков, но есть и русские имена. Князь Н. Тундутов был представлен в Элисте как будущий глава этого калмыцкого государства. Лозунг будущего правительства был прост: «Мы за то, чтобы у каждого было по 100 овец и по 20 коров».

В связи с этим А. Некрич осудительно говорит и об «оживлении кочевых инстинктов» [50] . Видимо, бывший коммунист, а ныне борец за демократию А. Некрич знает, как можно не поддерживать инстинктов собственности у крестьян (в Калмыкии – «кочевых инстинктов») и при этом каждый день обедать. Господин Некрич! Поделитесь рецептом!

Иоахим Гоффман считает, что большинство калмыков сотрудничало с нацистами. Патрик фон Мюллер называет более скромную цифру – треть.

Во всяком случае, красных партизан в Калмыкии почти не было, и потери населения от операций нацистов за всю оккупацию не превышают 2 тысяч человек.

Нацисты легко создали Калмыцкий добровольческий легион из 10 кавалерийских эскадронов, примерно 1500 человек. По данным Гоффмана, численность легиона достигла сначала 2200 человек, а к моменту ухода из Калмыкии при отступлении Вермахта – порядка 3000 человек и 92 немцев.

После ухода из Калмыкии корпус достиг даже числа в 5000 человек, но ведь после его ухода из Калмыкии в него влилось много некалмыков.

В январе 1943 года Калмыцкий кавалерийский корпус (ККК) прикрывал отступление с Кавказа. На Украине зверствовал вовсю, причем особенно отличался жестокостью Огдонов. В Люблине калмыки разбойничали так, что немцы стали думать о расформировании ККК, но не успели. В январе 1945 года ККК был разгромлен советскими и польскими войсками в районе Радом-Кельце, его остатки эвакуировались в Баварию. Огдонов участвовал в диверсионных группах в тылу советских войск, убит при выполнении одного из заданий своего командования.

Вместе с ККК шли и семьи личного состава, другое население (только из Элисты бежало больше 4 тысяч человек). После войны в Мюнхене эти люди создали «Калмыцкий комитет по борьбе с большевизмом».

В самой Калмыкии борьба с «бандами» продолжалась до осени 1943-го. 27 декабря 1943 года было сообщено о депортации всего калмыцкого народа и об упразднении Калмыцкой АССР.

При этом к 1943 году в Красной Армии служило 23 тысячи калмыков, из них 2000 ушли добровольцами (цифра неправдоподобно большая, учитывая численность народа). Когда в начале 1944 года был приказ о снятии с фронта солдат и офицеров-калмыков, находились офицеры, которые быстро меняли национальность подчиненных и так оставляли их в строю. По некоторым данным, до конца войны в Советской Армии довоевало до 4 тысяч калмыков. Несколько сотен из них награждены орденами и медалями, известно несколько Героев Советского Союза.

Так что и здесь было не поголовное служение нацистам, а происходило нечто более сложное – разделение народа по принципу политического выбора.

Что интересно, в Калмыкии коммунисты проводили проверку индивидуального поведения коммунистов во время оккупации! В Чечне этого не делали, из чего тоже хорошо видно, как различалось отношение к разным народам советской империи.

Выяснилось: из 5574 коммунистов 78 расстреляны нацистами, 125 ушли с немцами, 478 остались на месте, остальные «сменили место жительства».

Приведу еще высказывание Сталина: «Стоит допустить маленькую ошибку в отношении маленькой области калмыков, которые связаны с Тибетом и Китаем, и это отзовется на нашей работе гораздо хуже, чем ошибки в отношении Украины» [51] .

По-видимому, массовые депортации калмыков Иосиф Виссарионович, по здравом размышлении, все-таки не считал даже и маленькой ошибкой. Все нормально.


Позиция вермахта и партийной верхушки рейха

Как мы видим, у всех армий коллаборационистов из СССР примерно одна судьба: их создают спонтанно и в основном очень поздно.

1) Гитлер ждал, что его генералы положат к его сапогам весь СССР к первым метелям 1941-го. Неважно, что сил Вермахта заведомо не хватит. Неважно, что дойти до Волги к ноябрю 1941-го невозможно даже церемониальным маршем, без боев. План «Барбаросса» чем-то неуловимо напоминал «Хроники Нарнии» или похождения Фродо из «Властелина колец». «Мистический фюрер» требовал мистических побед. Вероятно, магическими средствами.

2) Изначально вовсе не предполагалось использовать ни военнопленных, ни переходящие на сторону Третьего рейха части Красной Армии. О такой возможности просто не думали. Такая необходимость никак не рассматривалась и не учитывалась.

Абсолютное большинство красноармейцев, числом до 4 миллионов человек, плененных летом – осенью 1941 года, не дожили до весны 1942-го. Нацисты просто не знали, что с ними делать.

3) К нерусским народам СССР, а также казакам отношение нацистских бонз было все же более лояльным. Им позволялось то, что категорически запрещалось русским.

Но и нерусские части коллаборационистов создавались поздно и спонтанно. Создавались в основном Вермахтом и лишь в слабой степени – политическим руководством.

4) Все армии русских коллаборационистов создавались Вермахтом в сильнейшем противодействии политического руководства Третьего рейха и лично Гитлера.

5) Все русские коллаборационисты хотели не просто «помогать вермахту», а воевать против Сталина и за национальную Россию. Они готовы были превратить (и фактически превращали) Вторую мировую войну в Гражданскую войну СССР.

К 5 мая 1943 года добровольческие объединения в рамках германского Вермахта насчитывали 90 русских батальонов, 140 боевых единиц, по численности равных полку, 90 полевых батальонов восточных легионов и не поддающееся исчислению количество более мелких военных подразделений, а в немецких частях находилось от 400 до 600 тысяч добровольцев. Под германским командованием состояло несколько крупных «русских» формирований (1-я казачья дивизия, несколько самостоятельных казачьих полков, калмыкский кавалерийский полк).

Получается поразительная вещь – русские люди упорно хотят вести Гражданскую войну: войну против коммунистов и Сталина. Коммунисты и лично товарищ Сталин панически боятся именно этой Гражданской войны.

Если бы нацистское руководство дало такую возможность, тем более если бы оно пошло на создание Русского национального правительства, число бойцов в Русских Освободительных армиях было бы в десятки раз больше.

Что интересно: генералы много раз предлагали Гитлеру и партийной верхушке создать альтернативное Сталину правительство СССР или одной отдельно взятой России. То есть сыграть со Сталиным в игру, в которую он сам играл постоянно, создавая то эстонское, то финское «правительство» на своей территории.

Так, 1 декабря 1939 года в поселке Терийоки (ныне Зеленогорск), к северу от Петербурга, создали финское «Народное правительство». «Возглавил» его старый член Коминтерна большевик Отто Куусинен.

2 декабря советское правительство подписало с «правительством Куусинена» Договор о взаимопомощи и дружбе. Статья 8 договора обещала ратификацию «в возможно более короткий срок в столице Финляндии – городе Хельсинки».

3–4 декабря 1939 года Молотов официально заявил представителям Швеции и США, что правительство Финляндии во главе с Р. Рюти бежало, «неизвестно куда», и, следовательно, страной более не руководит. СССР заявил в Лиге Наций, что отныне будет вести переговоры только с новым правительством [52] .

На многие предложения генералов создать Русское национальное правительство Гитлер сперва отвечал, что не нуждается в их советах. Он хочет, чтобы они Россию завоевали, а не освободили (запомним эту формулировку). Освобождение пленных, начатое по решению Вермахта, 13 ноября 1941 года было запрещено руководством Третьего рейха. Потом Гитлер вообще перестал что-либо отвечать на просьбы и вопросы генералов.

Фельдмаршал фон Бок, командующий группой армий «Центр», отправил в Берлин проект создания «русской освободительной армии» в 200 тысяч человек. И формирования русского правительства в Смоленске. Его доклад был возвращен в ноябре 1941 года с пометкой Кейтеля: «Такие идеи не могут обсуждаться с фюрером».

Но уже в декабре 1943 года появляется документ абвера с потрясающим названием: «О необходимости превращения Восточного похода в гражданскую войну» [53] .

Вермахт понимал, что он сам не может победить, что сил не хватит. Вермахт хотел иметь как можно больше «восточных легионов» и как можно больше русских добровольцев. Точно так же Вермахт понимал, что, если нацисты хотят Россию завоевать, им «придется» ее все-таки «освободить».

Многие историки считают причиной поражения Гитлера именно его маниакальную славянофобию и русофобию. Действительно, ну кто мешал ему вести политику таким образом, чтобы русские шли даже не за ним… а против Сталина? Никто не мешал, кроме идиотской идеологии и собственной тупой упертости. Самого Гитлера она привела к порции крысиного яда. Народы Европы – к более сложным последствиям.


Оттяжка поражения, а не выигрыш

Совершенно очевидно, что было поздно создавать РОА в конце 1944 года. Почти так же очевидно, что поздно было создавать любые русские части в 1943-м, даже в 1942 году.

Шанс у Гитлера был ровно один: начать войну внезапным нападением и завершить ее блицкригом к зиме 1941-го. Любая затяжка войны – это неизбежная победа СССР. Скорее всего, СССР победил бы, даже не будь поставок англосаксов по ленд-лизу.

Введение в войну любых новых контингентов войск оттягивало поражение Третьего рейха, но начало этого поражения – не Сталинградская битва, а скорее сражение под Москвой в ноябре 1941 года. Проиграв это сражение, Вермахт оказался в ситуации затяжной войны. Делая ее «тотальной», применяя все более свирепые методы подавления и устрашения, втягивая все новые национальные войска в уже безнадежную войну, Третий рейх оттягивал свой конец – и только.

Все сложившиеся в реальности национальные части, все попытки начать в СССР гражданскую войну – только неуклюжие намеки на то, что могло быть.

Третий рейх мог победить СССР, только превратив Восточный поход в гражданскую войну всех народов СССР. Но заботиться о таком повороте Восточного похода надо было заранее, а не судорожными телодвижениями уже в ходе ведения военных действий.


Что было нужно Гитлеру, чтобы стать сильнее?

Третий рейх мог начать войну с СССР намного более сильным. Для этого следовало вести реальную политику в реальном историческом и географическом пространстве, а не заниматься причудливыми изысканиями про «нордические расы» и стихийных союзников в Англии.

Несколько конкретных жестких акций:

1) Прекратить (лучше бы и не начинать) шизофреническую «борьбу» с евреями Германии и всего мира. Если уж расовая теория так дорога сердцу Гитлера – ну, выдавать «сертификаты крови» желающим, признавать их «арийцами». Предложить то же самое и евреям других стран, по их желанию.

Это сразу ослабит и накал гражданской войны в самой Германии, и накал международных страстей.

В реальности десятки тысяч немецких евреев воевали на стороне США и Британии (а что им еще оставалось делать?). В такой виртуальности это десятки тысяч патриотов, в основном хорошо образованных и грамотных. То есть потенциальных танкистов, артиллеристов, летчиков, инженеров, квалифицированных рабочих.

А в условиях войны с СССР – поток пленных, опять же с квалификацией и интеллектом, новый виток коллаборационизма.

2) Под Дюнкерком нацисты могли пленить десятки, а то и сотни тысяч британцев. После этого они могли могучим рывком броситься на Британские острова. Не было плавсредств? Были.

Высадка даже небольшого десанта, огромные контингенты пленных – заложников и предложение военного и политического союза: не устами Гесса, а устами правительства Третьего рейха.

Да, усиление Германии, превращение ее в гегемона Европы противоречило британской политике «сдерживания» и поддержания «баланса сил» на материке.

Да, любой мир и любое перемирие были неустойчивыми. Но даже не завоевывая Британии, можно было получить хотя бы перемирие и при войне с СССР не иметь в тылу такого страшного врага.

Нейтральная Британия – это еще и отсутствие поставок по ленд-лизу, то есть невозможность для СССР получать огромные по масштабам поставки стратегических материалов. СССР без ресурсов колоссальной Британской империи несравненно слабее.

3) На территории Польши вполне можно было создать союзное государство. Хоть «Государство Польшу», хоть «Национал-социалистическую республику Польша». То есть превратить хотя бы часть поляков в союзников, а для всего польского народа создать ситуацию гражданской войны. В реальности земля Польши горела у нацистов под ногами. В такой виртуальности – не горит.

4) А украинцам с самого начала обещать (а потом дать) собственное национальное государство. Признать «Украинскую республику» во главе с Бандерой. ОУН сотрудничала со спецслужбами Германии с 1929 года, с момента своего создания. Вот и не отталкивать от себя союзников, а привлекать.

Большая часть Украины входит в состав СССР? Но это и к лучшему, если готовить войну с СССР. Союзник волей-неволей будет воевать вместе с Вермахтом. Это сотни тысяч отчаянных и смелых вооруженных людей.


Что надо было для победы в СССР?

Еще ДО начала войны с СССР следовало быть готовым к тому, чтобы Россию не завоевывать, а освобождать. Или «освобождать» – как вам будет угодно, читатель.

Опять же несколько конкретных жестких акций:

1) Провозгласить независимость Украины во главе с С. Бандерой. В обмен – украинские части в войне с СССР. Правительство во Львове.

Если восточные украинцы хотят отдельного государства – то еще одна украинская республика с центром в Киеве.

Что бы это дало? Не менее 600 тыс. человек украинцев на трофейной советской технике идут на восток, на Москву. А главное – коммуникации, в первую очередь железные дороги, будут в безопасности. В нашей реальности в Польше и на Украине каждый четвертый эшелон уходил под откос, а чтобы не «уходили» все четыре, приходилось тратить невероятные усилия. Избежать же этого было вполне можно… Если быть разумным.

2) Распустить всех военнопленных по домам. Всех, у кого дом по эту линию фронта. Еще толпы добровольцев в Вермахт, сотни тысяч и миллионы сторонников.

3) Тех, у кого дом еще за линией фронта, призывать добровольцами и создавать из них Русскую освободительную армию. Это еще порядка 3 млн солдат.

4) Немедленно распустить колхозы.

5) Торжественно обещать распустить ГУЛАГ и изменить законодательство сразу после победы. Принять предложение Бессонова и десантировать на самые крупные «острова» «архипелага ГУЛаг» большие контингенты русских военнослужащих Вермахта.

6) Создать альтернативное русское правительство. Скажем, в Смоленске или во Пскове. А можно – и два разных русских правительства. Одно – «Русское национальное правительство» во Пскове. Другое – «Национал-социалистическую республику» в Смоленске.

Эти меры не только позволили бы увеличить Вермахт примерно в полтора-два раза, но и создавали бы совершенно другую политическую ситуацию. Одно дело воевать с внешним врагом, совершенно другое – с Русской освободительной Армией: с погонами, под трехцветным национальным флагом, под национальными лозунгами.


Хроника виртуальной Гражданской

23 июня 1941 года создается Русское правительство в Смоленске.

24 июня во Пскове создается Русское национальное социалистическое правительство.

17 июня члены обоих правительств встречаются в Минске и создают Русское государство. Это государство, союзник Третьего рейха, имеет свою символику, восходящую к исторической символике Российской империи, и свои вооруженные силы (до 5 млн штыков и сабель).

Что тогда? Дальше все решается уже не столько военными, сколько политическими средствами.

Даже в военном смысле тогда проиграть войну почти невозможно… И в нашей реальности тот, кто нападал первым, почти гарантированно выигрывал военную кампанию. В этом смысле Гитлер просто удивительное ничтожество.

А в такой виртуальности выбор у коммунистов невелик: или немедленно заключать мир, сохраняя остатки своего государства и своей власти, или «героически» погибать. У них даже нет шансов бежать на Урал или в Сибирь. Ведь если воюют национальные армии, есть смысл уйти подальше от линии фронта. Так, с 15 октября 1941-го по указу Государственного Комитета Обороны в Куйбышев-Самару эвакуированы из Москвы Правительство СССР, Верховный Совет, дипломатические представительства, крупные учреждения культуры (Большой театр, Мосфильм). Для Верховного Главнокомандующего Сталина был построен специальный бункер. Ставка Верховного Главнокомандования и Государственный Комитет Обороны оставались в Москве, но в случае сдачи Москвы гитлеровцам Куйбышев должен был стать столицей СССР.

В случае если война гражданская, это не действует: русские Сталина и в Куйбышеве выковыряют из бункера, и в Сибири, если надо, найдут. Тем более Русское правительство и в Сибири найдет себе поддержку.

Итак, о хронике: тут два варианта.

1) 1 октября правительство СССР начинает переговоры о мире с Гитлером. Тот пожимает плечами: мы не имеем дело с правительством Сталина. Оно бежало куда-то – то ли в Сибирь, то ли в Куйбышев… И вообще мы с Россией не воюем, мы только помогаем русским людям, арийцам нордической расы из Русского правительства, что в Минске.

И приходится Сталину, чтоб уцелеть, вести переговоры с людьми, которых он долго и старательно учил ненавидеть и коммунизм, и себя лично.

2) 20 ноября 1941 года в 27 км от Кремля встречаются генералы Андрей Власов и Главнокомандующий Русской освободительной армии Иван Богданов. Наблюдатель Вальтер Модель взял с собой представителя Русского Северного правительства Ивана Бессонова.

Высокие договаривающиеся стороны решают, какова должна быть судьба территории и народа СССР, членов его правительства, определяют порядок парада на Красной площади, а 25 ноября входят в город почти без выстрелов. Сопротивляется группка коммунистов, по-собачьи преданных своим вождям. Ее сминают, почти не заметив. Население не может встретить входящих хлебом-солью – за отсутствием хлеба. Хлеб подыхающим с голоду москвичам еще предстоит раздавать. Но криками «ура» и киданием в воздух шапок население свою армию и союзников своей державы встречает.

У Сталина выбор простой: сожрать крысиного яду тут же, непосредственно в Кремле. А Берия и Судоплатов обольют керосином и сожгут его труп возле Архангельского Собора (есть там подходящий закуток).

Или он может бежать в Куйбышев и ждать уже там, продлив свою жизнь еще на неделю или две.


Перспектива Гражданской войны 1941–1943

Разумеется, есть шанс и крепкой обороны Москвы. Часть тех ополченцев, которые в нашей реальности почти поголовно полегли, задерживая движение Вермахта, и в виртуальности будет готова воевать за советскую власть. Часть солдат и особенно офицеров РККА тоже будут принимать активное участие в военных действиях. Вряд ли Москву придется брать с таким же напором и ожесточением, с каким брали Берлин в 1945-м. Вряд ли она будет разрушена в сравнимой с Берлином степени. Тем не менее нельзя сбрасывать со счетов вероятное «Московское сражение» и «Штурм Москвы».

А ведь Сталин и правда может бежать в Куйбышев, а в перспективе – и в Новосибирск. Да и не в одном Сталине дело. Как только всерьез запахнет жареным, его же ближайшие «соратники» (а точнее – подельщики) легко отрекутся от него, убьют его и начнут воевать уже за свою собственную власть. Или договариваться с победителями.

Вермахт вполне может не пойти дальше Москвы. Кампания выиграна. В Москве или на ее развалинах заседает союзное Русское правительство. Доступ к ресурсам России, включая хлеб с юга, металл из Донбасса, нефть из Азербайджана, лес и уголь, получен. Вермахт может грузиться в вагоны и уезжать домой, на Родину.

Но в России все равно остаются разные правительства! Правительство Русской национал-социалистической республики волей-неволей будет вести войну с уменьшившимся в несколько раз СССР. Возьмут Куйбышев? Правительство СССР перебирается в Новосибирск.

В «Правде» сообщили, что в Москве восстанавливают власть царя, а землю отдают помещикам, фабрики и заводы – капиталистам. Что дорогой товарищ Сталин объелся отравленных врагами народа грибов, но не менее дорогой товарищ Берия, верный сын трудового народа, возглавил борьбу трудящихся за светлое будущее и идеалы коммунизма.

Сколько придется воевать с коммунистами? Уже Русской Национал-социалистической республике (РНСР)? Или до полной победы, до уничтожения или бегства за границу всех коммунистов. Повторение событий 1919–1922 годов, только в роли коммунистов теперь – русские националисты.

Тем более весьма вероятно, что и народы СССР, и наши по заслугам любимые соседи захотят сыграть свою игру в этом развале. Радуясь перспективе поражения коммунистов, сторонники такой виртуальности как-то забывают, что победа над Сталиным предполагает взлет не только русского национализма.

Если в конце 1941 – начале 1942 года от России отделяются народы Кавказа, заявляют о своей независимости Грузия и Азербайджан, Третий рейх это спокойно принимает. Какая ему разница, с каким правительством договариваться? Лишь бы были союзники. Разбираться с ними будет РНСР сама, без союзного Вермахта.

Более чем вероятно, начнется взлет мусульманского сепаратизма в Средней Азии. Тем более в нашей реальности пресекли басмачество англичане: союзники СССР, они с 1942 года запретили басмачам «ходить» в СССР. В нашей виртуальности они уж, во всяком случае, не станут удерживать басмачей, а скорее начнут снабжать их оружием и снаряжением. Да и на бакинскую нефть попытаются наложить руку. И Турция может попытаться «объединиться» с Азербайджаном.

В Сибири, и особенно на Дальнем Востоке активизируется Япония… Союзник она Рейху или не союзник, а сыграть собственную игру вполне может. Перспектива: появление на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири буферных государств, типа Дальневосточной Республики и Забайкальского казачьего войска атамана Семенова, более чем вероятно. Присоединять их – особая и не очень легкая задача.

Американцы вполне могут захватить северо-восток Сибири и север Дальнего Востока, вплоть до Камчатки. Тем более Япония воюет с США, союзником Третьего рейха. РНСР – друг Рейха, друга Японии. Почему же США не создать еще и Республику Якутия или Республику Камчатка? Не говоря о Республике Чукотка?

Можно, конечно, и отказаться от восстановления Российской империи… но насколько готовы к этому сами русские? Скорее всего, победа националистов в России – только начало большой и жестокой внутренней войны на территории всего бывшего СССР. А с англосаксами воевать тоже придется. Уже для установления своей власти в Средней Азии и в Закавказье.

Я написал о гражданской войне 1941–1943… но она может затянуться и до 1950-го…


Перспектива сепаратного мира

В нашей реальности осенью 1941 года Сталин и Берия изо всех сил наводили мосты для заключения сепаратного мира с Третьим рейхом. Условия были жесткие, крайне тяжелые. Предполагалось отдать нацистам все, что они уже захватили: Украину, Прибалтику, Белоруссию, Крым, Причерноморье, область Дона.

Зная то, что нам известно, странно выглядит позиция нацистов, которые отказались.

Впрочем, широкого обсуждения ни самой идеи сепаратного мира с СССР, ни его возможных условий никогда не вели. Решения принимала узкая верхушка нацистских бонз – идейных сторонников расовой теории.

Если бы обсуждение состоялось, в пользу сепаратного мира высказались бы многие генералы Вермахта и даже часть партийных чиновников.

В нашей реальности «умного Гитлера» такой сепаратный мир вполне возможен. А если с Британией перемирие или мир, то и слово «сепаратный» неуместно. Разве что Третий рейх заключит мир с СССР без консультаций с РНСР. Тогда для русских националистов он получится сепаратным.


Что могло быть?

Сепаратный мир Третьего рейха и СССР… Русская национал-социалистическая республика со столицей в Москве. А СССР со столицей в Куйбышеве – подобие Франции Виши под командованием Петена. CCCР в масштабе даже не Московского княжества, а Казанского и Сибирского ханств, которому запретили бы иметь танки, авиацию, военно-морской флот, военные училища. Не более 10 пехотных дивизий. Право формировать добровольческие части Вермахта. Обязательные поставки сырья и продовольствия. В остальном – полное самоуправление.

То есть и тут сосуществуют два русских государства. Полная аналогия сосуществования Московии и Великого княжества Литовского и Русского в XV веке. Между ними совершенно неизбежна война. Последствия войны прямо зависят от размеров СССР и его возможностей.


Ближняя перспектива

Например, могло быть примерно так… Лето 1943 года. Тихая речка, дальше впадающая в Волгу, и сидят на ее бережку однополчане, Ваня Иванов и Фриц Иоганнов. Сушат портянки на кустиках, варят уху, остужают в водах реки заветную бутылочку шнапса. Сидят, прикидывают, что скоро уже по домам. Лейтенант Фарид из Тюркского легиона СС говорит, что после восстания татар ни одного живого коммуниста в CCCР все равно не осталось, там теперь Заволжская республика. Татары выращивают хлеб и мясо, отстраивают города, взорванные коммунистами при отступлении. Скоро они установят дипломатические отношения с Русской республикой, а война и так уже закончилась.

Лето, тихо, птички поют.

Фриц рассказывает Ване, как хорошо в горах Гарца слушать соловьев. Ваня уверяет, что на родной Брянщине еще лучше… Тихая ночь, лунный свет, девки поют… А еще девки купаются в речке, и за ними можно там подглядывать.

– Там у вас коммунистов полно!

– Было полно, всех давно перевешали…

– Так уж и всех?

– Перевешали не всех… Брат писал, топтали одного, два часа выл, паскуда.

Фриц зябко передергивает плечами. Ваня невольно смеется. Нервные они, немцы, нежные какие-то. Не видали настоящего зла, вот и добрые. Нельзя их брать на всякие жестокие дела.

Когда-то Ваня рассказал Фрицу, как в его деревне проводили коллективизацию. Вся казарма очень обижалась, сердилась на Ваню, потому что Фриц после этого рассказа каждую ночь по нескольку раз просыпался с ужасными криками.

Ваня улыбается, достает из водички бутылку… И тут захрустело в кустах! Прямо на костер, на котелок с варевом, идет из лесу какой-то грязный, одичалый старик с жуткими безумными глазами. Подлетел, выхватил ложку. Не обращая внимания ни на кого, принялся хлебать из котелка. Фриц с Ваней сочувственно переглядываются: что война с людьми делает… Одичал дед, оголодал, пока бегал от коммунистов по лесам. И страшно подумать, что погнало его в леса… Фрицу точно рассказывать нельзя, опять вся казарма спать не будет.

Но тут старик покусился на самое ценное, что может быть у солдата… на водку!!! Старик цепко хватанул бутылку…

– Эй, дед! Ты это зря тут расхватался!

Ваня попытался отнять емкость. Дед извернулся, деловито двинул Ваньке в ухо.

– Ах ты, гад! Осторожнее, Фриц! Он дерется!

Святые сыновние чувства сами собой поостыли. Солдаты навалились на деда, отняли бутылку, отпихнули. Жутко ухая, дедок прыгнул, с невероятной силой поволок бутылку на себя.

– Ку-у-да…

Дед несколько раз лягнул Фрица по ногам, чувствительно двинул Ваню в живот, пока двое молодых его скрутили. Уже связанный солдатским ремнем, уложенный на землю, он продолжал ухать, визжать и лягаться. Ладно, пускай полежит, придет в себя… Потом еще ему ухи дадим…

Солдаты обсуждали происшествие, разливали шнапс в железные кружки, когда затарахтел мотоцикл. Приехал шарфюрер СС венгерских войск, интереснейший, таинственный человек неведомой расы, живое порождение Российской империи, донской казак Исаак Оттович Кызыл-бей.

Дедушку Исаака Оттовича, офицера армии Деникина, штабс-капитана Исаака Кауфмана красные сгноили в лагерях. Бабушка Ядвига Станиславовна свято хранила память о муже, и маленький Изя назван был в его честь. Другой дед, Мухаммед Кызыл-бей, тоже погиб, отстреливаясь от красных во время Великого голода. Погиб, но спасенное им зерно дало не умереть Марте Генриховне и маленькому Отто.

Исаак Оттович славился в войсках СС логикой, либерализмом, нежной любовью к кошкам, детям и польской бабушке Ядвиге Станиславовне. Не меньше славился он утробной ненавистью к клопам, вшам, коммунистам и другим кровососущим паразитам.

Особенно же славен был Исаак Оттович тем, что ни один специалист не мог правильно определить его расовую принадлежность. Определяя расовое происхождение Кызыл-бея, его даже в Берлин отправляли, на показ виднейшим специалистам по расовой теории. Те месяцами проверяли, из готов происходит его дедушка Исаак, из саксов или из вандалов. Но и лучшие специалисты Европы не поведали, кто же такой в расовом смысле Кызыл-бей. Очень загадочная и очень незаурядная личность.

– Кто тут у вас? Диверсант?!

– Да тут… Да вот… Из лесу прибежал. Вроде не диверсант… просто дед… Мы ему рыбки…

Шарфюрер взглянул… И вдруг подтянулся… напрягся…

– Та-ак!!!! Сюда его! Немедленно сюда!!

Старика сунули в коляску, привязали ремнем. Он плевался, пинался и ухал.

– Господин шарфюрер… Исаак Оттович… Да что… Да кто же…

– Молчите, ребята… потом!

Шарфюрер крякнул, засадил стакан и увез деда. Даже скучно стало после этого приключения… Плыл над речкой туман, плескала рыба, вяло переругивались Ваня и Фриц, выясняя, куда потом поедут…

А назавтра обоих вызвал гауляйтер фон Мюлльаймер и произвел обоих в капралы. Фриц и Ваня с некоторым страхом следили за руками фон Мюлльаймера, потому что на левой руке у него всего два пальца, а на правой – три. На левой руке пальцы откусил ему анархист Ганс Хайматфукер, еще когда фон Мюлльаймер в составе отряда «Штурм-5» гонял по Берлину красную сволочь. Пальцы на правой откусил ему комиссар Хаим Дибман. А все по доброте… Стал фон Мюлльаймер увещевать Хаима, что убивать и грабить нехорошо, а тот выбрал момент, да и цапнул.

Своими страшными руками фон Мюлльаймер извлек из коробочек высокие награды Русской республики и Третьего рейха. Правда, перепутал: Георгиевский крест приколол к френчу Фрица, а Железный крест – к куртке Вани. Что поделать, похожи они…

Заулыбался гауляйтер еще страшнее и объяснил, назидательно подняв пока не откушенный палец, за что награждает: за поимку бежавшего в леса и одичавшего, уже два месяца ловимого и остававшегося временно неуловимым Генерального секретаря ЦК ВКП(б), Председателя Совета Народных Комиссаров, Председателя Государственного Комитета Обороны, наркома обороны, Верховного Главнокомандующего, генералиссимуса Советского Союза, гениального теоретика и супергениального практика, Иосифа Виссарионовича Джугашвили, известного еще под кличкой «Сталин».

…Жаль, что это всего только сказка.


Дальние перспективы

Перспективы могут быть очень разными, потому что зависят от политики сразу трех государств: Третьего рейха, Русской Национал-социалистической республики и СССР. И от того, как сложатся отношения с англосаксами. Эти перспективы позволяют построить три модели: хорошую, плохую и очень плохую.


Самая хорошая модель

Третий рейх и РНСР победили. До Урала простирается Национал-социалистическая республика Россия, неизменный союзник и сателлит Третьего рейха. Эта республика в перспективе – такая же дикая и застойная, как и весь остальной Рейх.

В 1943 году в СССР на Урале поднялось восстание против коммунистов… А Вермахт и РОА на подходе. Вот-вот ворвутся в Сибирь…

Поддерживая восстание, англо-американцы выбросили десант, прикрыли Сибирь от нашествия Вермахта. Впрочем, и особой необходимости не было, нацисты туже не собирались. Но теперь и Русская освободительная армия туда не пройдет.

Так что теперь, с 1943-го, за Уралом лежит Федеративная Республика Россия. Обычнейшая демократическая страна, с динамичной экономикой и очень богатая за счет обилия природных ресурсов. Представление о том, какой могла бы стать ФРР, дает опыт Русской Маньчжурии: страны не богатой, но очень образованной и культурной. Для России вообще типично сочетание невысокого уровня жизни с высоким интеллектуальным уровнем.

ФРР динамично развивается, в РНСР и в 1980-м пугают детей комиссарами и живут понятиями 1940-х. Как это было в СССР и в ГДР. Из РСНР в ФРР все время течет живой поток беженцев. В 1960-м пришлось построить стену, чтобы меньше бежало.

В 1989 году в Рейхе начинается Перестройка. Народные массы высыпают на улицы, требуя демократических реформ. От Рейха отваливаются Судетская область Республики Польша, Украина, Словакия, Тироль, Франция, Богемия, Голландия, а также Лихтенштейн, Бельгия, Эльзас и Лотарингия.

А Русская Национал-социалистическая республика в 1990-м отделяется от гибнущего Рейха и присоединяется к Федеративной Республике Россия. Все лучезарно – только еще долго будут сказываться бытовые и психологические различия между «западными» и «восточниками».


Вторая хорошая модель

СССР подписал сепаратный мир с Рейхом. Граница СССР и РНСР прошла по реке Урал. В 1945-м в СССР убивают Сталина, и Берия проводит реформы: отстраняет от власти ВКП (б), допускает в ограниченных масштабах частную собственность, распускает колхозы…

Постепенно политический и экономический строи двух русских государств сближаются, вплоть до полного слияния друг с другом. В 1980 году народы двух государств приходят к выводу, что уже пора объединяться… Что и происходит.


Плохая модель виртуальности

СССР и РНСР, разделенные рекой Урал, ведут войны за территорию СССР образца 1940 года. В СССР благодаря реформам Берии устанавливается приемлемый для населения режим. Чей Казахстан? Чей Узбекистан? Каждая страна отвечает – наш! «Не… – отвечают из Казахстана и Узбекистана. – Мы не ваши, мы сами по себе…» Затяжная война друг с другом и с народами других стран бывшего СССР. Естественно, полный развал экономики, все большее погружение обоих государств в хаос, уход их в историческое небытие.

Во всем мире еще идут какие-то события, но Россия к 1945-му оказывается в состоянии, в котором она находилась в 1920 году. И без перспективы быстрого подъема.


Совсем плохая модель

Сосуществуют разделенные рекой Урал СССР и РНСР. При этом РНСР – союзник Рейха, а СССР – союзник Британии и тем самым – и США. Стоит Рейху начать войну с Британией – и оба государства оказываются втянуты в эту войну. Да еще союзник Рейха, Япония, пытается утвердиться на Дальнем Востоке.

Легко пофантазировать и о вторжении Красной Армии в Индию, и о об участии РНСР в десанте в Британию… Для обоих государств (уже страшно истощенных и уставших) это война на несколько фронтов. Последствия таковы, что о них просто страшно писать.


К вопросу о нравственности

На мою статью мне привычно возразят, что «так даже думать нельзя». Ведь победители во Второй мировой войне создали набор устрашающих мифов про побежденных. Мифологично уже название «Великая Отечественная война». Лишь совсем недавно ее назвали так, как давно следовало назвать: «Советско-нацистская война» [54] .

Но, простите, чем одни лучше других? И чем выигрыш одной силы высоконравственнее другой победы?

В нашей реальности Сталин победил, и в немецких городах поставили памятники Ленину и Сталину, Терезиенштадт переименовали в Карл-Маркс-Штадт. Коммунисты создали ГДР в Германии и всю систему социализма в Восточной Европе. Немцев научили ненавидеть и презирать нацистов вообще, а Гитлера персонально. В 1985 году школьникам в Германии задали вопрос: что бы они сделали, будь у них «машина времени»? 80 % не сомневались: они убили бы Гитлера.

Если бы победил Гитлер, в России появился бы Геббельсград или Гиммлерград. Памятники Власову и Бессонову стояли бы в городах. Детишек в организации «Власовские скауты» учили бы, что Сталин был негодяй и идиот, а коммунисты – сплошь евреи, продавшиеся американским миллиардерам (тоже евреям). В школьных сочинениях они мечтали бы о «машине времени», чтоб убить Сталина.

Так что получается – политическая разница результатов каждой победы есть. А вот моральной разницы нет никакой.

Действительно, и СССР, и Третий рейх только что вместе делили мир. А теперь они активно готовят войну друг против друга. Готовят не потому, что у одного из них пробудилась совесть, а потому, что они никак не могут поделить мир. Два разбойника готовятся, готовят войну, нагнетают военную истерию, а потом схватываются друг с другом.

Можно спорить о том, кто из них хитрее, умнее, сильнее, изворотливее, удачливее… Но вот кто из них «лучше» – спорить не имеет ни малейшего смысла.

Если бы Сталин напал на Гитлера 15 июля, это ничуть не оправдывало бы Гитлера.

То, что Гитлер напал на Сталина 22 июня, совершенно не оправдывает Сталина.

Возможность победы Гитлера вместе с русскими националистами не создает «лучшей» истории. Она создает совершенно другую историю – быть может, с еще более драматичными последствиями.

Могло ли быть…

История вполне могла бы пойти иначе… Если бы Гитлер был в состоянии выполнить то, о чем я писал выше: проводить реальную политику, а не реализовывать собственный бред. Если бы он из, простите за выражение, революционера сделался таким же хитрым, умным, двуличным и страшным, как Сталин. Если бы он стал или, по крайней мере, убедительно притворился бы другом исторической России.

Та личность, которая в нашей реальности возглавляла Третий рейх, напоминала не Сталина, а Троцкого. А люди этого типа на реальную политику не способны. Как Троцкий и в 1940-м призывал Мировую революцию, так и Гитлер, даже принимая яд в 1945-м, продолжал духовно жить на острове Туле, в компании с нордическими типами. Больной человек…

Так политику не делают. Так в историю войти невозможно. Разве что влипнуть в историю.


Александр Больных «Festung Moskau»

Совсем недавно в Екатеринбурге проходил ежегодный фестиваль фантастики «Аэлита-2010», лауреатом которого стал один из зачинателей жанра альтернативной истории в России питерский писатель Андрей Лазарчук. В то время, когда историки еще только рассуждали на тему: а допустимы ли в принципе какие-то альтернативные построения, содрогаясь от мысли о возможных победах Гитлера (сильны были кандалы ГлавПура и 5-го управления КГБ СССР), писатели-фантасты уже вовсю строили эфемерные дворцы разнообразных альтернатив. Но было в этих альтернативах что-то, что всегда заставляло рассматривать их как некую игру ума, а не как реальную альтернативу , как бы парадоксально ни звучало подобное определение. Вот и сейчас мы с Андреем заспорили на извечную тему: а могла ли Германия победить СССР? Он утверждал, что летом 1942 года это было более чем реально. Когда я попросил изложить логическую цепочку, которая привела к подобному выводу, он бодро начал: «Весной 1942 года немецкие войска повернули из Москвы на юг…» Стоп! Вот тут все и закончилось, не успев начаться. Это общая беда всех альтернатив – одно фантастическое допущение объясняют с помощью другого, еще более фантастического. То есть победа Гитлера в 1942 году начиналась с того, что еще в 1941 году он занял Москву. Приехали.

Словом, он меня не сумел убедить, потому что я принадлежу к тем, кто уверен, что Россию/СССР/ Россию невозможно победить военными средствами. Поражение этой страны может быть лишь результатом внутреннего политического краха, как в XIII веке, когда русские князья наперебой приглашали татарские орды, чтобы устранить брата-конкурента, и пример этому подал Александр Батыгович Невский, с помощью темника Неврюя превративший в пепелище половину Руси, только чтобы отобрать княжеский венец у родного брата Андрея. Дело в том, что Россия представляет собой идеальный пример одного из постулатов диалектики: переход количества в новое качество. Ее колоссальная территория лишает завоевателя возможности победить как на западный манер (заняв столицу), так и на восточный (прирезав очередного деспота). Занять столицу (не обязательно Москву) сложно, однако вполне возможно, но что делать с остальной территорией страны?! Ну, а гоняться за очередным лидером нации по одной шестой земного шара и вовсе бессмысленно, жизнь потратишь, но не догонишь. В Москву враги приходили, хотя лучше бы они этого не делали, мы ведь помним, чем это кончилось хотя бы для Бонапарта, не говоря уже о том, что к этому времени Россия превратилась в нечто невообразимое. Помните выражение «русский медведь»? Так вот, это «легендарное чудище, крылатое такое, с двумя головами. Оно налетает и похищает прекрасных юношей, а рыцари их потом освобождают. Говорят, когда-то оно во множестве водилось. Потом пропало». По крайней мере, так утверждает другой фантаст – Александр Бушков. И если отрубить медведю московскую голову, это ничего не решает, еще торчит голова питерская. Подошедшие к Москве осенью 1941 года гитлеровские генералы этого не понимали, они надеялись, что после взятия Москвы все закончится. И действительно, оно там бы и закончилось, правда не так, как это видели фон Бок, Гудериан и иже с ними.

Причем достижение политической победы осложняло еще одно обстоятельство. Немцы получали какие-то шансы на успех лишь в одном случае – если бы они объявили, что целью Восточного похода является только уничтожение большевизма. Собственно, многие немецкие генералы и предлагали это Гитлеру, однако фюрер не был бы фюрером, если бы не потребовал немедленно приступить к реализации свой расовой политики на просторах Остланда. Ну и, разумеется, сразу появились разнообразные территориальные претензии. После этого говорить о политической победе на Востоке было просто смешно. Несколько утрируя, можно сказать, что Бабий Яр поставил крест на завоевательных планах Гитлера. Народы СССР убедились, что ничего хорошего немецкая армия не несет, и осенью 1941 года война начала постепенно превращаться в Отечественную . Теперь гитлеровцев встречали уже не хлебом-солью, а только пулями.

Но ведь и столицу СССР еще требовалось взять, с этим у немцев тоже не получилось решительно ничего. Снова сказались бескрайние русские просторы, и к стенам Москвы Вермахт не дошел, а дополз на последнем издыхании. Для войны с Россией требовалась гораздо более крупная армия, что до немецкого командования дошло только к лету 1942 года, когда все было уже кончено бесповоротно. Ведь в 1941 году Германия даже не начала перестраивать свою промышленность на военный лад, а формирование новых дивизий шло в рамках реорганизации уже существующих, когда вокруг высвобождающихся избыточных полков строилась новая структура. Давайте сделаем минимальное допущение: немцы оказались чуточку более предусмотрительными, чем были на самом деле, и сделали кое-какие шаги в правильном направлении. Однако предполагать, что – сим-салабим! – из ниоткуда в декабре 1941 года под стенами Москвы возникла 6-я танковая армия СС, мы все-таки не будем. Несерьезно это, господа, ей-ей, несерьезно.

Итак, попробуем последовать совету А. Лазарчука и посмотрим, что у нас получится после взятие Москвы немцами. Исходная точка 30 сентября 1941 года, начало операции «Тайфун», 2-я танковая группа генерала Гудериана переходит в наступление на московском направлении. Гудериан сразу добился больших успехов, взял Орел, но под Мценском продвижение немецких танков затормозилось. Вообще после блестящего рывка на юг в России главному панцер-генералу сильно не везло, как ни странно, генералы Гёппнер, Гот и Клейст добились более заметных успехов.

Однако немецкие войска продолжали наступление. 6 октября были захвачены Брянск и Карачев, в результате чего Брянский фронт оказался в окружении, в «котел» попали силы 3, 13 и 15-й советских армий: 27 дивизий, 2 танковые бригады, 19 артиллерийских полков РГК и управления 50, 3 и 13-й армий Брянского фронта. Но на этом неприятности Красной Армии не завершились.

Группа армий «Центр» добилась заметных успехов и на других участках фронта. 4 октября были захвачены Спас-Деменск и Киров, 5 октября – Юхнов, немецкие танки вышли в район Вязьмы. Для флангового контрудара по наступающей группировке была создана фронтовая группа генерала Болдина, однако в результате танкового боя в районе южнее Холм-Жирковского советские войска потерпели поражение. И уже на следующий день 7 октября образовался новый крупный «котел» в районе Вязьмы, в который попали войска Западного и Резервного фронтов. Это были 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк РГК и управления 19, 20, 24 и 32-й армий (управление 16-й армии, передав войска 19-й армии, успело выйти из окружения).

Потери советских войск были колоссальными – только в плен попало около 700 тысяч человек. Однако странным образом все эти успехи никак не приближали немцев к их конечной цели – захвату Москвы. Более того, к концу октября появились первые признаки того, что немецкие войска выдыхаются. Начала сказываться недоукомплектованность дивизий, в особенности танковых. Во всяком случае, немцы еще сумели выдавить Красную Армию с Можайской оборонительной линии, однако при этом глубокие прорывы обескровленным танковым соединениям уже не удавались. Вдобавок в самый неподходящий момент вспыхнули споры в немецком Верховном командовании, причем сразу образовались целых три фракции, так сказать, лебедь, рак и щука. Первую скрипку в этих склоках играло командование Люфтваффе.

Командование группы армий «Центр» обвинило летчиков в том, что они в недостаточной степени поддерживают наступательные операции сухопутных войск. Командующий 2-м Воздушным флотом генерал Кессельринг, который уже держал в кармане приказ о назначении командующим Южным театром, вообще настаивал на немедленной переброске главной ударной силы флота – II авиакорпуса – на Средиземное море, полностью потеряв интерес к наступлению на Москву. В результате Геринг получил серьезный нагоняй от Гитлера и приказал Кессельрингу «показать, на что способны доблестные германские летчики». Кессельринг, в свою очередь, приказал спешно подготовить и провести операцию «Доннершлаг» – серию массированных налетов на Москву, постаравшись при этом не заметить заявок того же Гудериана на поддержку наступления на Тулу. Правда, вмешалась погода, которая вынудила отложить начало операции.

Оно совпало с новым рывком Вермахта: 13 октября пала Калуга, 16 октября – Боровск, 18 октября – Можайск и Малоярославец. И все-таки немцы были остановлены на рубеже рек Протва и Нара. 16 октября началось генеральное наступление Вермахта на волоколамском направлении, где отличилась 316-я стрелковая дивизия генерал-майора Панфилова. Как раз в этот день и состоялся первый налет немецкой авиации на Москву.

Кессельринг выделил для этого самолеты KGr 100, KG 2, KG 3, KG 53 и также только что сформированную KG 4 из состава 1-го Воздушного флота, временно переданную ему Герингом. И хотя налету недоставало мощи лондонского блица, тем не менее центральные районы города серьезно пострадали.

Этот налет и распространяющиеся слухи о якобы стремительном продвижении немецких войск вызвали в Москве настоящую панику. Говорили, что немецкие танки уже ворвались в Москву с севера и ведут бои в районе речного вокзала. Еще 15 октября Государственный Комитет Обороны СССР принял решение об эвакуации Москвы. На следующий день началась эвакуация из Москвы (в Куйбышев, Саратов и другие города) управлений Генштаба, военных академий, наркоматов и других учреждений, а также иностранных посольств. Осуществлялось минирование заводов, электростанций, мостов. Это еще больше усугубило воцарившийся хаос. Толпы людей в панике покидали город, не обращая внимания на заградительные заставы. По шоссе Энтузиастов на восток так просто валили валом. Начались грабежи и мародерство.

Военное командование, столкнувшись с совершенно неожиданным вариантом развития событий, окончательно растерялось. Началось судорожное обучение оставшихся жителей ведению уличных боев. Просто представьте на минутку: вот вам, граждане, граната, вот бутылки с зажигательной смесью, вот винтовка, а вот патроны. Ваш дом угловой. Обороняйте его, товарищи жильцы, стойко. Да следите, чтобы сигнальщики вражеские по ночам фонариками не светили, а то всех бомбами закидают. Сигнальщиков пускайте в расход сразу. А слухи, что, мол, товарищи из числа членов партии и правительства пятки смазывают, пресекайте немедленно. Хотя как раз правительство к этому времени уже покинуло Москву. Началась эвакуация в Куйбышев и Саратов Генштаба и военных академий, наркоматов и иностранных посольств.

Степень паники и растерянности лучше всего характеризует предложение Берии, который вдруг выдвинул идею посыпать мостовые толченым тротилом, а когда появятся немецкие танки, взорвать его.

К сожалению, никто не знал, что в этот момент и немецкая армия находилась, что называется, «на последнем издыхании». К Москве она не подошла, а просто подползла из последних сил. Хотя 3-я танковая группа генерала Гота и сумела взять Калинин, она уперлась в спешно сформированный Калининский фронт генерала Конева, и дальнейшее продвижение ее застопорилось.

В этот момент Красная Армия получила неожиданную передышку – 18 октября пошли проливные дожди. В журнале боевых действий штаба Группы армий «Центр» 19 октября было записано: «В ночь с 18 на 19 октября на всем участке фронта группы армий прошли дожди. Состояние дорог настолько ухудшилось, что наступил тяжелый кризис в снабжении войск продовольствием, боеприпасами и особенно горючим. Состояние дорог, условия погоды и местности в значительной мере задержали ход боевых операций. Главную заботу всех соединений составляет подвоз материально-технических средств и продовольствия».

Оказалось, эту передышку лучше использовали немцы, и благодарить за это они должны были генерала Йодля. Еще в конце лета 1941 года он настоятельно потребовал начать формирование новых дивизий, как он тогда объяснил: «Для ведения боевых действий на новых театрах». В результате во Франции началось формирование 22-й и 23-й танковых дивизий на основе выведенных с фронта 204-го и 201-го танкового полков соответственно. Кроме того, он добился переформирования 141, 143 и 147-й резервных дивизий в настоящие пехотные дивизии. К осени 1941 года эти пять недоформированных дивизий и составляли все «стратегические резервы» Вермахта. Понимая, что битва под Москвой складывается далеко не так, как хотелось бы германскому командованию, Йодль добивается их отправки на Восточный фронт, куда они прибывают как раз в момент этого вынужденного затишья.

Кстати, во время этой передышки немцы затеяли совсем неуместную организационную перестройку, танковые группы были переименованы в танковые армии, а генерала Гота сменил генерал Рейнхардт. Зачем это было сделано, вряд ли кто сумеет объяснить.

22-я танковая и 141-я пехотная дивизии были переданы 3-й танковой армии генерала Рейнхардта, который немедленно направил их в район Клина, где его войска были остановлены на самых подступах к Москве. Остальные дивизии получил Гудериан, который в этот момент уже завяз в кровопролитных и безрезультатных боях в районе Тулы. Это жалкие подкрепления позволили командующему Группой армий «Центр» фельдмаршалу фон Боку отменить уже отданный было приказ о приостановке наступления к северу от Москвы.

Но не все немецкие генералы смотрели в будущее оптимистически. Генерал Кессельринг открыто заявил: «Налеты на Москву вызвали у меня большую тревогу. Сбитые экипажи приходилось списывать, эффективность русских зениток и прожекторов производит впечатление даже на летчиков, участвовавших в налетах на Англию. Настало время, когда русские истребители стали появляться все в больших количествах, к счастью, пока только в дневное время. Результаты не полностью оправдали мои ожидания, однако, с учетом размеров цели следует признать, что наши силы были недостаточно велики». Результат не замедлил себя ждать. 25 октября Кессельринг сдает командование 2-м воздушным флотом командиру II авиакорпуса генералу Лёрцеру и отправляется на Средиземноморский театр, но без своих самолетов. Поговаривали, что он еще легко отделался, так как вполне мог попасть под трибунал за пораженческие настроения.

4 ноября наконец ударил мороз, период распутицы закончился, и увязающий в грязи транспорт перестал быть сдерживающим фактором для войск обеих сторон. Германское командование подтянуло резервы и произвело перегруппировку. Для возобновления наступления на Москву Вермахт развернул 56 дивизий, в том числе 15 танковых и 7 моторизованных. По замыслу немецкого командования Группа армий «Центр» должна была разбить фланговые части обороны советских войск и окружить Москву. Вести бои в самом городе не планировалось.

Наступление немецких войск на Москву возобновилось с северо-запада 15 ноября, с юго-запада – 18 ноября. На севере 3-я и 4-я танковые группы наступали в направлении Клин – Дмитров. В конце ноября немцы сумели захватить Клин, Солнечногорск, Истру и выйти к каналу Москва – Волга, они заняли Красную Поляну всего в 27 км от Москвы. У советского командования еще оставалась надежда остановить противника на рубеже канала, но именно в этот момент Гот ввел в бой свежие дивизии. Они одним ударом форсировали канал в районе Дмитрова, и наспех сформированная 1-я ударная армия не сумела их остановить. 50-я и 44-я стрелковые бригады были смяты и рассеяны, и немецкие танки устремились к Загорску, где Гот намеревался повернуть на юго-восток к Ногинску, чтобы замкнуть кольцо окружения.

Хотя советское командование намеревалось взорвать водоспуски Истринского, Иваньковского водохранилищ и водохранилищ канала имени Москвы, чтобы сбросить воду в канал, после чего форсировать его было бы невозможно, но сделать это не удалось. Немцы получили информацию об этих планах из источника, до сих пор остающегося неизвестным, и выбросили на плотины диверсионные группы из состава полка «Бранденбург».

На юге наступление Гудериана развивалось менее успешно. Его войска сумели прорвать фронт 50-й армии, однако на этом успехи самого знаменитого панцер-генерала и завершились. В советском фронте образовалась брешь между 50-й и 3-й армиями, но это привело лишь к несоразмерному растягиванию фронта 2-й танковой группы. Главной проблемой Гудериана оставалась Тула, взять которую он никак не мог. Все атаки XXIV моторизованного корпуса были отбиты, а ведь Гудериана уже поторапливали, так как он должен был наступать на Каширу – Раменское – Ногинск, чтобы встретиться с Готом. Поэтому у него просто не оставалось иного выхода, кроме как бросить все силы вперед, не слишком заботясь о флангах. Он страшно рисковал, так как над его правым флангом нависала только что сформированная 10-я армия генерала Голикова.

В этот момент Гудериан вспомнил о своем успешном опыте взаимодействия с авиацией, который принес ему успех во Франции. Он лично отправился в штаб VIII авиакорпуса, чтобы договориться с генералом Рихтгофеном об авиационном ударе по позициям Красной Армии в Туле. Дело в том, что с помощью населения вокруг города были созданы три оборонительных рубежа, прорвать которые немцы пока так и не сумели. Одновременно ему пришлось договариваться с командующим 4-й армией фельдмаршалом Клюге, чтобы тот выделил войска для штурма Тулы, так как собственные силы Гудериана должны были двигаться на север, чтобы сохранить хоть какую-то надежду на успех операции.

Совещание проходило очень нервно, Рихтгофен доказывал, что оставшихся у него самолетов совершенно недостаточно для сокрушительного удара, подобного тому, что был нанесен под Седаном. II авиакорпус поддерживал наступление к северу от Москвы, и у Рихтгофена осталась только одна пикировочная эскадра StG 2 «Иммельман». Попытка найти еще хоть какие-то самолеты привела лишь к новой перепалке, в которую были вовлечены фельдмаршал фон Бок и генерал Гот, который заявил, что не позволит забрать ни одного самолета со своего участка фронта.

В результате орлам Рихтгофена пришлось обходиться своими силами. Пикировщики 18 ноября совершили по 6 вылетов и сумели-таки взломать оборону города на западном фасе, куда и нанесли удар моторизованный полк «Гросс Дойчланд» и 131-я пехотная дивизия. Немецкая 3-я танковая дивизия имитировала атаку с востока и отвлекла на себя часть сил обороняющихся, внеся свой вклад в успех штурма. Тулу удалось захватить, и нарыв на левом фланге танковой группы Гудериана был вскрыт. Однако немцы дорого заплатили за это, потому что 732-й зенитно-артиллерийский полк нанес такие потери вражеской авиации, что StG 2 в дальнейших боях участия не принимала. Во многом это и определило исход битвы за Москву.

Но пока что ход сражения складывался не в пользу Красной Армии, советское командование поставило задачу: «Остановить теперь противника на подступах к нашей столице, не пустить его, перемолоть в боях гитлеровские дивизии и корпуса… Московский узел является сейчас решающим… Пройдет еще немного времени, и наступление врага на Москву должно будет захлебнуться. Нужно во что бы то ни стало выдерживать напряжение этих дней». Однако ценой огромных потерь немцы продолжали продвигаться вперед.

Гудериан ввел в бой полученные свежие дивизии и к 25 ноября сумел захватить Каширу. Одновременно немецкий ХХ корпус нанес удар в направлении Апрелевки, фон Бок направил туда 339-ю пехотную дивизию из резерва группы армий, а XXXIII корпус после захвата Тулы повернул на север в общем направлении на Серпухов, и южный фланг Московского оборонительного рубежа начал рушиться.

Советское командование усилило опасные участки фронта резервами и пополнениями. Ставка ВГК приказала, кроме переданных Западному фронту из резерва Ставки 1-й ударной, новых 10-й и 20-й армий, включить в состав Московской зоны обороны 24-ю и 60-ю армии. Однако остановить набравшие ход немецкие танки не удалось, 23-я и 17-я танковые дивизии сумели захватить Раменское и форсировать Москву реку.

После этого Западный фронт фактически рассыпался. При этом 16-я и 5-я армии просто оставили позиции и начали стремительный отход на запад, несмотря на грозные приказы Ставки. 43-я армия также отошла на запад, она даже проскочила в тылу у наступавших танковых дивизий Гудериана, не попытавшись нанести им удар в спину. 50-я и 33-я армии растаяли, словно кусок сахара в стакане кипятка. 49-я армия, державшая оборону севернее Тулы, оказалась в «мешке» в районе Серпухова. Ей удалось оттянуть на себя части немецкого XIII корпуса, который не смог принять участие в общем наступлении.

После развала Западного фронта судьба Москвы была решена, и 7 декабря практически одновременно в нее вошли с севера 11-я танковая дивизия из 4-й танковой группы генерала Гёппнера, а с юга – 29-я моторизованная дивизия из 2-й танковой группы Гудериана. Немцы очень опасались того, что советские войска втянут их в затяжные уличные бои и Москва превратится в некий «красный Верден», но этого не произошло. Сталин и Ставка покинули город еще накануне, войска прошли через город, не задерживаясь, и все свелось к нескольким хаотичным перестрелкам с милицией и отставшими бойцами.

Немцы ликовали, им казалось, что долгожданная цель Великого Восточного похода достигнута – победа в их руках. Берлинское радио торжественно оповестило весь мир, что отныне флаг со свастикой развевается на Спасской башне Кремля, а фельдмаршал фон Бок принимает парад немецких войск на Красной площади, но именно этот самый парад вызвал у фон Бока самые нехорошие предчувствия. Дело в том, что дивизии, принимавшие в нем участие, находились в самом наиплачевном состоянии. Та самая 11-я танковая сейчас превратилась в пехотный полк неполного состава, так как не имела танков вообще. Генерал Гёппнер доложил командующему группой армий «Центр», что имеет в своем распоряжении не более 90 танков, то есть его танковая группа превратилась в обычный танковый полк. Группы Рейнхардта и Гудериана выглядели немного лучше, но лишь потому, что получили недавно свежие дивизии и общая численность танков в них не превышала 20 процентов штатной. Хуже того, совершенно катастрофическим было положение с горючим. Именно из-за нехватки топлива сорвался план окружения советских армий в районе Москвы. Когда дивизии Рейнхардта и Гудериана кое-как доползли до Ногинска, выяснилось, что образовавшийся «котел» к этому времени был совершенно пуст. Более того, следовавшая в арьергарде советской 16-й армии 1-я гвардейская танковая бригада в коротком бою разгромила и фактически полностью уничтожила 204-й танковый полк последней из боеспособных дивизий Рейнхардта – 22-й танковой. Причина была простой – оставшиеся без топлива немецкие танки были вынуждены действовать как стационарные огневые точки и стали легкой добычей советских танкистов. Учитывая все это, фон Бок сумел убедить Гитлера не прилетать в Москву на торжественный парад, заявив, что город еще не очищен от диверсантов и он, фон Бок, не может гарантировать безопасность фюрера. В общем, победа была одержана, теперь следовало разобраться, что же делать с этой самой победой.

А сейчас посмотрим, какая ситуация сложилась на московском участке Восточного фронта к середине декабря 1941 года. Положение немецкой армии было на самом деле гораздо более опасным, чем могло показаться на первый взгляд. Если перед началом операции «Тайфун» немцы имели сплошную линию фронта, то теперь она была лишь обозначена, войска располагались отдельными группировками, причем связь между ними была почти символической. В наиболее опасном положении находились LVI и XLVI моторизованные корпуса, которые оказались в районе Ногинска и Орехова-Зуева, так как между ними и остальными силами Группы армий «Центр» имелся разрыв около 50 км. 3-я танковая армия Рейнхардта пыталась организовать оборону на фронте от Калинина до восточных окраин Москвы, так как фон Бок, не дожидаясь приказов из Берлина, своей властью распорядился прекратить все наступательные операции и перейти к обороне. 4-я танковая армия и 4-я армия дислоцировались в треугольнике Москва – Серпухов – Волоколамск, причем командиры корпусов практически утратили контроль над своими дивизиями. Наиболее опасным было положение Гудериана. Его XXIV танковый корпус все еще торчал в районе Тулы, XLVII стоял в Москве, ХХХV держал связь со 2-й армией генерала Вейхса, а самый слабый, ХХХIV корпус, состоявший всего из двух дивизий, был растянут на фронте около 200 км от Орехова-Зуева на юг до Сталиногорска. Это было самым слабым местом немецкого фронта.

Положение Красной Армии к этому моменту было ничуть не лучше. Катастрофа Западного фронта открыла зияющую брешь, сквозь которую немцы могли двинуться дальше, если бы только были в состоянии хотя бы просто пошевелиться. Эту брешь прикрывали такие же разрозненные группировки войск, и требовалось время, чтобы организовать сплошную линию фронта. Однако советское командование не собиралось делать этого, а предпочло сразу перейти в контрнаступление, благо к этому времени были подтянуты свежие резервы. Эта идея принадлежала маршалу Шапошникову, который резонно ссылался на опыт Гражданской войны, а также на успешные действия Вермахта. В условиях маневренной войны этим можно было пренебречь, пока не образуется кольцо окружения вокруг вражеской группировки.

Правда, оставалась проблема: кто именно будет командовать наступлением? Разумеется, после катастрофы (размеры которой, между прочим, оказались меньше, чем представлялось сначала) были приняты меры. Сдачу Москвы простить было нельзя, поэтому никто не удивился аресту и расстрелу бывшего командующего генерала Жукова. Под раздачу попали командовавшие армиями генералы Власов, Говоров, Ефремов, как последыши Тухачевского, участники военно-фашистского заговора и наймиты гестапо. Однако логику сталинских решений не мог постичь никто и никогда, поэтому командующий 16-й армией генерал Рокоссовский не только не был наказан, хотя его армия отступала бок о бок с 5-й армией генерала Говорова, но даже был назначен командующим московским фронтом, образованным вместо Западного. Перед ним была поставлена предельно ясная и конкретная задача – в кратчайший срок вернуть Москву. Рокоссовский сомневался в реальности этой задачи, но при этом понимал совершенно отчетливо: цена успеха или неуспеха – это его голова.

Но в то же самое время Рокоссовский видел, что предпосылки для успеха имеются, он решил попытаться нанести серию ударов, чтобы окончательно расчленить рыхлые боевые порядки группы армий «Центр» и уничтожить по частям окруженные группировки. Первой жертвой были намечены вырвавшиеся вперед LVI и XLVI моторизованные корпуса. Между прочим, фон Бок предложил было ОКХ отвести их немного назад, к окраинам Москвы, однако Гитлер и Кейтель дружно запретили делать это, ведь на крайнем южном фланге Восточного фронта немецкие войска уже потерпели первое поражение под Ростовом и были вынуждены оставить город, отступив на рубеж реки Миусс. После этого какие-либо разговоры об отступлении стали просто невозможны, более того, Кейтель приказал выдвинуть вперед XLVII корпус, чтобы готовить наступление на Куйбышев. Это был полный бред, но фон Бок выполнил приказ.

Линия фронта на южном фасе Московского выступа проходила от Орехова-Зуева на Коломну и далее, к Серебряным Прудам, Епифани, Ефремову. Как мы уже упоминали, там находилось всего 2 пехотные дивизии немцев. Лучше всего было поручить операцию Юго-Западному Фронту генерала Тимошенко, однако Рокоссовский убедил Ставку в том, что руководство первым этапом операции лучше сосредоточить в одних руках, и лишь позднее, когда речь пойдет непосредственно об освобождении Москвы, в котором будет участвовать Калининский фронт, следует привлечь генерала Конева. Более того, Рокоссовский добился того, что ему передали из состава Брянского фронта 61-ю армию в составе 5 стрелковых и 1 кавалерийской дивизий, а также танковую бригаду. Впрочем, это не освобождало генерала Черевиченко от обязанности нанести вспомогательный удар, чтобы не дать возможности немецкому XXXV корпусу прийти на помощь.

Наступление началось 12 декабря, причем немцы к этому времени не успели не то что укрепить свои позиции, но хотя бы просто обозначить их. Растянувшиеся более чем на 50 км завесы 45-й пехотной дивизии были прорваны в первые же часы наступления. 61-я армия наносила удар от Егорьевска на Раменское с тем, чтобы там повернуть на север и в районе Ногинска соединиться с 30-й армией. Предстоящее наступление получило название «Операция «Минин».

Этот удар застал немцев врасплох, после падения Москвы они совершенно не могли представить, что противник немедленно нанесет ответный удар. Из допросов пленных немецких офицеров выяснилось, что все буквально со дня на день ожидали капитуляции Сталина и были уверены в успешном окончании очередной войны. А этих пленных оказалось более чем достаточно, так как панцер-генералы окончательно потеряли осторожность. Как позднее выяснилось, командир XXXIV корпуса генерал Метц пропал без вести, он отправился на фронт, пытаясь выяснить, что же происходит, и более его никто не видел. По всей вероятности, машина генерала просто подорвалась на мине.

Немцы не слишком верили в серьезность угрозы, но все-таки отреагировали на нее достаточно быстро: командир XLVIII корпуса генерал Кемпф приказал своей 9-й танковой дивизии нанести встречный удар прорвавшимся русским частям и уничтожить их. Но к этому времени от дивизии фактически остались 2 танковые роты с очень ограниченным запасом топлива, поэтому исход боя с 2 стрелковыми дивизиями и танковой бригадой предсказать было несложно. Дивизия прекратила существование, а сам Кемпф, также отправившийся в район боя, попал в плен. Он стал первым немецким генералом, попавшим в плен к советским солдатам.

Не менее успешным оказался и северный удар. В распоряжение командующего 20-й армией генерала Короля (он заменил расстрелянного Власова) были переданы свежие части – 3 стрелковые дивизии и 2 бригады. Умело организовав артиллерийскую подготовку наступления, он нанес удар от Загорска на Ногинск и также сразу прорвал немецкую оборону, хотя здесь ему противостояли 23-я пехотная и 6-я танковые дивизии. Однако танков в дивизии генерала Рауса осталось ровно 6 штук, поэтому их можно было не принимать в расчет. Не выдержав удара, немцы начали отступать, из-за нехватки топлива уцелевшие танки и автомобили были взорваны.

В результате этих двух ударов уже 15 января войска 20-й и 61 армий встретились в Ногинске, а в образовавшемся «котле» оказались остатки 10 немецких дивизий, причем если армия Рейнхардта еще сохранила свой XLI корпус, то все до единой танковые дивизии Гудериана попали в ловушку. Более того, там очутился и сам командующий 2-й танковой армией, который привычно руководил действиями своих солдат прямо из боевых порядков. И теперь многое зависело от того, сумеет ли Красная Армия быстро ликвидировать образовавшийся «котел» и развить первоначальный успех.

По приказу Ставки лобовой удар по немецким позициям вокруг Орехова-Зуева нанесла 5-я армия, командование которой принял генерал Пронин. Неподготовленность позиций, нехватка топлива и боеприпасов, а также жесткий приказ Сталина, который можно было сформулировать двумя словами: «Любой ценой!», привели к тому, что уже через 3 дня «котел» был ликвидирован. Правда, Гудериан еще сумел организовать прорыв части сил на Ногинск – Люберцы, поставив во главе колонны сводную танковую роту. На большее просто не удалось найти топлива. Но спастись удалось не более чем пяти или шести тысячам человек. В «котле» были фактически уничтожены 3, 4, 7, 17, 18, 23-я танковые, 10, 14 и 29-я моторизованные, 129-я пехотная дивизии. Погибли командиры LVI моторизованного корпуса генерал Шааль и XXIV танкового генерал Гейр фон Швеппенбург, в плен попал командир XLVII танкового корпуса генерал Лемельсен. Сам Гудериан, руководивший короткой и безуспешной обороной Орехова-Зуева, отказался бросить своих солдат и, когда русские приблизились к дому, где находился его штаб, застрелился. В его предсмертной записке говорилось: «Наше наступление провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение, которое из-за упрямства Верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям. В немецком наступлении наступил кризис, силы и моральный дух немецкой армии надломлены». Слова Гудериана оказались пророческими.

Уже 13 декабря, когда обрисовались первые успехи Красной Армии, фельдмаршал фон Бок спешно вылетел в Берлин, чтобы убедить Гитлера в необходимости срочного отвода войск от Москвы. Результат оказался вполне предсказуемым. Фюрер устроил ему страшный разнос и прямо тут же отстранил от командования. Запланированное награждение «победителя Москвы» Бриллиантами к Рыцарскому кресту так и не состоялось. Новым командующим был назначен фельдмаршал Клюге, который получил приказ любой ценой удержать в руках немцев Москву. Фельдмаршал был достаточно умен, чтобы понимать нереальность поставленной задачи, но спорить не посмел.

Самую большую опасность для немцев представлял огромный разрыв в линии фронта южнее Москвы, образовавшийся после гибели 2-й танковой армии. Единственный уцелевший XXXV корпус продолжал отходить на юг, постепенно загибая левый фланг, так как генерал Кемпфе не хотел терять связь со 2-й армией генерала Вейхса, видя в этом единственный шанс на спасение своих солдат. Но в результате брешь продолжала расширяться.

В общем-то, ничуть не лучше было положение и самой Москвы, которую занимал только IX корпус генерала Гейера. Клюге должен был как-то укрепить позиции в ключевом пункте, не допустить образования разрыва между 3-й танковой армией в районе Калинина и 4-й армией у Москвы, но главное – любой ценой закрыть брешь. Это он приказал сделать 4-й танковой армии Гёппнера, тыловые службы получили распоряжение любой ценой обеспечить ее топливом. Но это было проще сказать, чем сделать, к тому же мы не должны забывать о плачевном состоянии дивизий Гёппнера.

И все-таки генерал-оберсту удалось сформировать боевую группу «Штумме» (Kampfgruppe Stumme), поставив во главе ее командира XL моторизованного корпуса. Фактически это был не более чем усиленный танковый полк, максимум сводная бригада, которой предстояло остановить две советские армии. Дело в том, что Рокоссовский, не желая терять темп наступления, бросил в прорыв 49-ю и 10-ю армии, которые начали продвигаться на запад, не встречая сопротивления.

Положение немцев ухудшалось буквально с каждым часом. 19 декабря перешли в наступление войска Калининского фронта, 30-я и 31-я армии атаковали немцев в районе Дмитрова, успешно форсировали канал им. Москвы и начали продвижение в направлении Солнечногорска. Потрепанные дивизии 3-й танковой армии не сумели их остановить и начали откатываться на запад. 23-я пехотная дивизия, находившаяся в полосе наступления, просто исчезла. Увы, в дальнейшем ее судьбу разделили слишком многие немецкие дивизии.

К 20 декабря положение на фронте окончательно запуталось. Начались бои на восточных подступах к Москве, так как после ликвидации Орехово-Зуевского «котла» советские 5, 16, 20 и 61-я армии возобновили наступление. Конечно, они также понесли ощутимые потери, во многих дивизиях насчитывалось не более 3000 человек, но состояние немецкой 4-й армии, которую теперь возглавил генерал Герман Гейер, не оставивший командования своим IX корпусом, было заметно хуже. Многие ее дивизии теперь насчитывали по 3–4 сводных батальона, укомплектованных артиллеристами, шоферами, тыловыми обозниками. И все-таки Гейер начал энергичную подготовку к обороне, дома на окраинах города превращались в опорные пункты, рылись траншеи, хотя зимой это было очень нелегко. Гейер приказал VII корпусу своей армии также войти в город, тогда как ХХ корпус должен был обеспечить безопасность тылов на линии Волоколамск – Наро-Фоминск. Там же находились остатки танковой армии Гёппнера, который и принял командование войсками.

Наступление Калининского фронта вынудило немецкий V корпус против его воли также отойти к Москве. Таким образом, гарнизон города формально состоял теперь из 3 армейских корпусов (12 пехотных дивизий) и разрозненных танковых рот и взводов 3-й и 4-й танковых армий. Но общая численность гарнизона не превышала 30 тысяч человек, а обеспеченность боеприпасами, продовольствием и топливом была совершенно неудовлетворительной. И все-таки немцы не собирались сдаваться без боя. В этом их укрепляли обещания Клюге прислать подкрепления, но надо заметить, что сам фельдмаршал при этом предусмотрительно перенес свою ставку в Гжатск, который пока находился в глубоком тылу.

А сейчас мы посмотрим, что получилось из единственной попытки немцев активно противодействовать советскому плану – контрудара группы «Штумме». 21 декабря она столкнулась с 342-й и 346-й стрелковыми дивизиями в районе Алексина. Первый натиск батальоны Штумме отбили, несмотря на численное превосходство русских. Противотанковые орудия немцев сумели уничтожить около двух десятков танков, казалось бы, этому следовало радоваться. Но ведь задачей Штумме было не отражение русского наступления, а восстановление линии фронта в районе Каширы – Венева, поэтому после некоторых колебаний он приказал возобновить движение на восток. Это стало роковой ошибкой, хотя Георг Штумме прекрасно понимал грозящие ему опасности. В результате группа, не пройдя и 10 км, натолкнулась на импровизированную оборонительную позицию и при попытке штурмовать ее оказалась в «мешке», так как теперь ей противостояли уже 4 стрелковые дивизии. А когда мобильная группа полковника Бахарова, сформированная на основе его 150-й танковой бригады, вышла в тыл немцам, все тут же и закончилось.

Однако, как выяснилось, неприятности группы армий «Центр» только начинались. 23 декабря замкнулось кольцо окружения вокруг Москвы, но советское командование, прекрасно осознавая слишком малую мобильность окруженных корпусов, не стало останавливаться на этом, а продолжило развивать наступление на запад, не дав немцам времени закрепиться на планируемом рубеже. К наступлению подключился Северо-Западный фронт, который нанес два удара по расходящимся направлениям. В нормальной обстановке это было бы рискованно, но когда немецкая армия разваливалась буквально на глазах, это было не просто правильно, но даже необходимо. В результате полетели клочья от немецкой 9-й армии, которая до сих пор сохраняла относительную боеспособность, потому что последнее время не участвовала в активных операциях. В районе города Демянск образовался еще один «котел», в который попали 6 немецких дивизий, а южнее, совместно с войсками Калининского фронта, были уничтожены остатки 3-й танковой армии. После этого можно было с уверенностью сказать, что Восточного фронта как такового больше не существовало. Немецкая армия сохранила некое подобие порядка лишь на двух его участках: в Прибалтике и Центральной России на северном участке фронта группы армий «Юг». В результате нервы командующего группой армий «Север» фельдмаршала фон Лееба не выдержали, и он приказал начать общий отход, так как его южное крыло теперь не имело никакой опоры, а советские армии выходили в тыл группы армий.

Попытка Гёппнера остановить русское наступление также провалилась с треском. Если в районе Ржева и Волоколамска советские войска удалось кое-как остановить, то на юге, пусть совершенно случайно, 49-я и 10-я армии Московского фронта вместо штурма Наро-Фоминска нанесли удар южнее, на Медынь и Юхнов, обойдя слишком короткий оборонительный рубеж, и снова оказались в тылу у немцев. Вдобавок в этот момент Рокоссовский предпринял нестандартный ход – выбросил в тылу Гёппнера крупный парашютный десант – 4-й воздушно-десантный корпус. Причем, опять же по случайному стечению обстоятельств, районом высадки был назначен Гжатск, где находился штаб группы армий «Центр». Фельдмаршал Клюге успел спастись, но управление войсками было окончательно нарушено. Уничтожение импровизированной группы Гёппнера не затянулось, и советские армии рванулись дальше, хотя к этому времени они тоже полностью исчерпали свой наступательный потенциал. Поэтому примерно к 7 января 1942 года наступление завершилось само собой с выходом Красной Армии на линию Великие Луки – Издешково – Сухиничи – Мценск. Немецкая Группа армий «Центр» перестала существовать.

Ах да, мы забыли об окруженных в Москве трех немецких корпусах генерала Гейера. Вопрос об отходе из Москвы даже не возникал, хотя фронтовые офицеры понимали, что надежд на спасение практически не осталось. Впрочем, в Берлине смотрели на ситуацию иначе. Гитлер высокопарно заявил, что германский флаг будет вечно развеваться над бывшей еврейско-большевистской столицей, объявил Москву городом-крепостью – Festung Moskau, присвоил Гейеру звание генерал-оберст, но это никак не могло помочь осажденным удержать город. Сначала Сталин потребовал было освободить столицу к Новому Году, но первые попытки штурма с востока немцы сумели отразить, хотя при этом израсходовали остатки боеприпасов. Обрадованный Гитлер прислал поздравительную радиограмму:

«Мой генерал-оберст Гейер! Уже теперь весь немецкий народ в глубоком волнении смотрит на этот город. Как всегда в мировой истории, и эта жертва будет не напрасной. Заповедь Клаузевица будет выполнена. Только сейчас германская нация начинает осознавать всю тяжесть этой борьбы и принесет тягчайшие жертвы.

Мысленно всегда с вами и вашими солдатами.

Ваш Адольф Гитлер».

Но на этом помощь осажденным завершилась. Люфтваффе попытались было наладить снабжение гарнизона по воздуху, но плохая погода свела эти попытки почти к нулю. Поэтому оставались нерешенными только два вопроса: как долго продержатся немцы и какие разрушения при этом получит город? Гейер еще мог попытаться уничтожить исторический центр Москвы, во многом обесценив любые успехи русских. Собственно, Гитлер и приказал ему сделать это, в штаб 4-й армии пришла радиограмма с требованием приступить к планомерному подрыву зданий Кремля. Однако эту проблему Сталин разрешил быстро, жестко и эффективно. На город были сброшены листовки, в которых говорилось, что, если пострадают Кремль и другие важные объекты, пленных брать не будут. Но если город будет сдан в сохранности, всем пленным гарантировался нормальный уход и медицинская помощь. Немцы ни на секунду не усомнились в том, что Сталин выполнит свои обещания, поэтому особого желания сражаться до последнего патрона ни у кого не возникло. И все-таки Гейер отверг предложение советского командования о капитуляции, но в то же время на совещании командиров устно приказал командирам V корпуса генералу Руоффу и VII корпуса генералу Фармбахеру только обозначать сопротивление и при малейшем усилении натиска русских сразу капитулировать. Поэтому, когда 6 января 20-я и 43-я армии начали второй штурм Москвы, он развивался неожиданно успешно. Вместо тяжелых боев имели место лишь вялые перестрелки, и уже 9 января в здании НКВД на Лубянке генерал-оберст Гейер со своим штабом сдался командиру 352-й стрелковой дивизии полковнику Прокофьеву. Битва за Москву завершилась, впереди был неизбежный полный разгром Германии.

Какие же выводы можно сделать на основе всех этих событий? Они лишь подтвердили то, что было известно заранее, – материальные ресурсы любой европейской армии недостаточны для военной победы над Россией. Вермахту следовало бы иметь вдвое больше дивизий, танков и самолетов, прежде чем вторгнуться на территорию СССР. Хорошо известна фраза Гитлера: «Если бы я только знал, сколько у них танков, я бы еще подумал, начинать ли войну». Но это уже второй аспект проблемы: абсолютно неадекватная оценка мобилизационных возможностей СССР. И опять-таки, винить в этом немцы должны лишь самих себя. Вообще, оценивая в исторической перспективе все попытки вражеского вторжения в Россию, можно с твердой уверенностью сказать, что российские расстояния являются важнейшим стратегическим фактором в таких войнах, и этот фактор не сумел правильно оценить никто из врагов. Любая победа любого агрессора к востоку от линии Днепр – Двина совершенно объективно становилась шагом в пропасть, а занятие Москвы является смертным приговором захватчику, исходя из этого и следует рассматривать исторические альтернативы.


Валентин Рунов

Мог ли Гитлер победить Советский Союз?

Более сорока лет вопрос о том, мог ли А. Гитлер победить в Великой Отечественной войне (1941–1945), не вставал на повестку дня, как совершенно безнравственный и не допускающий другого ответа, чем тот, который дала история в мае 1945 года. Но позже за рубежом, а затем и в самой России появились люди, которые начали задавать этот вопрос. Дошло до того, что известный российский демократический политик и первый мэр Москвы Г. Попов в канун 65-летия Великой Победы выступил со статьей, в которой Великую Отечественную войну назвал гражданской войной на том основании, что в рядах фашистских войск также сражались и граждане СССР. Прочитав статью господина Попова, становится непонятно, за какую победу он ратует?

Победа одних государств над другими – это очень многоплановое явление, которое измеряется не только заключенными договорами и достигается не только в результате войны. Это результат вечной борьбы, которая ведется также и в мирное время, но цели которой практически те же, что и в военное. Человечество продолжает жить в любых условиях, как в состоянии мира, так и в состоянии войны, решая свою главную задачу – создание условий для продолжения жизни. Правда, параллельно с чисто физиологическими потребностями у человека развилась тяга к власти и накопительству, которую с незапамятных времен начали решать войной.

Война – это социально-политическое явление, представляющее собой крайнюю форму решения различных задач средствами вооруженного насилия. Основу средств вооруженного насилия составляют оружие, войска и резервы, кадры и господствующие военные теории. Это объективные факторы будущей победы, которые проявляются в ходе конкретных сражений и операций.

Рассмотрим сначала только объективные факторы, важнейшим из которых являются средства вооруженной борьбы, то есть оружие и военная техника. Сегодня уже хорошо известно, что к началу войны Красная Армия располагала средствами вооруженной борьбы, которые количественно превосходили противника.

Соотношение сил сторон к началу Великой Отечественной войны на советско-германском фронте

Кроме того, во внутренних военных округах и в резерве Главного Командования Советский Союз на 22 июня 1941 года имел еще 8,4 тысячи танков, 63,9 тысячи орудий и минометов, 10,8 тысячи боевых самолетов, большую часть из которых он имел возможность уже в первые месяцы войны бросить против противника. В тылу немецких войск, которые были вынуждены воевать на два фронта, таких резервов, естественно, не было. Источники свидетельствуют, что на 22 июня 1941 года на всех других фронтах и в резерве они имели 2,4 тысячи танков, 43,1 тысячи орудий и минометов, 7,8 тысячи самолетов, но на советско-германский фронт могло быть направлено менее 30 % этих средств. Поэтому можно смело говорить о том, что к началу Великой Отечественной войны Советский Союз превосходил противника по артиллерии – в 2 раза, по боевым самолетам – в 4 раза, по танкам – в 5 раз {1} . Россия и СССР в войнах ХХ века. М., 2001. С.220–221, 468.)

Начавшаяся война потребовала развернуть новые мощности по производству средств вооруженной борьбы и предъявила новые, более высокие требования к качеству вооружения и боевой техники воюющих сторон. Появилась настоятельная необходимость увеличивать огневую мощь и броневую защиту танков, развивать средства борьбы с танками противника. Необходимо было повышать огневые и мобильные возможности артиллерии. Потребовалось улучшить качества боевых самолетов, особенно истребителей, предназначенных для решения главной задачи – завоевания господства в воздухе.

Немцы сами признавали, что советские танки КВ и Т-34 были лучше их танков Pz-III и Pz-IV. Так, реакция немецких войск на Т-34 в 1941 году граничила с паникой – даже было принято решение не вступать с ними в единоборство. Но затем было предложено разработать новые немецкие модели танков: Pz-V «Пантера» весом 35 тонн и Pz-VI «Тигр» весом до 60 тонн, а также самоходное орудие «Фердинанд», которые успешно могли вести борьбу с советскими танками Т-34.

Советский Союз также был занят созданием новых танков и самоходных установок. В годы войны было налажено производство танков КВ и Т-34 с орудием калибра 85 мм, а также новых ИС-2, самоходных установок Су-76, Су-85, Су-100, Су-122, Су-152. Всего в период 1942–1945 годов в СССР было создано 72 опытных образца новых танков и САУ, из которых 29 образцов были освоены в серийном производстве. Новые танки и практически все самоходные артиллерийские установки ничем не уступали новым немецким танкам, а некоторые из них даже превосходили боевые машины противника по мощности орудия, толщине брони и маневренным показателям.

Также Советский Союз победил противника в количестве и качестве разработки новых артиллерийских систем. Так, кроме массовых довоенных орудий образца 1935/37 г., в 1942 и 1943 годах были приняты на вооружение новые 45-мм противотанковые пушки, 76-мм полковые и дивизионные пушки, 152-мм гаубицы, 82, 120 и 160-мм минометы. Для борьбы с танками противника началось производство новых 45, 57 и 100-мм противотанковых пушек. Новые орудия обладали большей дальностью стрельбы, маневренностью и точностью ведения огня. Кроме того, был налажен массовый выпуск реактивных систем залпового огня калибра 82 мм (БМ-8), 132 мм (БМ-13), 300 мм (БМ-30).

Особенно впечатляющей была победа Советского Союза в вопросе создания в годы войны новых боевых самолетов. Так, кроме имевшихся у нее самолетов старых конструкций, ВВС начали получать новые самолеты Як-3, Як-7, Як-9, Ла-5, Ла-7, Ил-10, Ту-2. За все годы войны в СССР было освоено и запущено в серийное производство 25 новых типов самолетов (включая модификации) и 23 типа авиационных моторов. Возросли вооруженность, бомбовая нагрузка, бронезащита, потолок, дальность полета и скорость новых самолетов. В результате этого если в 1941 году ВВС Германии практически по всем образцам превосходили советские самолеты, то уже в 1943 году этот недостаток был ликвидирован.

Кроме того, в годы Великой Отечественной войны в СССР велись напряженные работы в области создания реактивной авиации. Летом 1943 года были возобновлены исследования в области расщепления урана, для чего была создана специальная лаборатория во главе с академиком И.В. Курчатовым. В 1944 году С.П. Королев с группой конструкторов приступил к созданию баллистических ракет. Широким фронтом велись исследования в области радиолокации, полупроводников и полимеров, маскировочных средств, боеприпасов, горюче-смазочных материалов.

Объемы производства основных видов вооружения и техники в Советском Союзе постоянно были высокими, а в ответственные периоды войны значительно возрастали.

Объемы производства основных видов вооружения и техники в Советском Союзе в годы Великой Отечественной войны

Из таблицы видно, что советская промышленность с началом войны в высоком темпе наращивала выпуск средних и тяжелых танков, самоходно-артиллерийских установок, противотанковых пушек, истребителей и штурмовой авиации. Это позволяло, несмотря на большие потери, на достаточно высоком уровне обеспечивать потребность действующей армии в тяжелом вооружении и боевой технике, быстро восстанавливать боеспособность войск, восполнять их потери в ходе операции. Количество основной боевой техники, состоявшей на вооружении Красной Армии в различные периоды войны (в тыс. шт.)

Возможности военно-промышленного комплекса Германии были не слишком высокими, в мае 1940 года доля оборонной продукции была всего 15 %. Но затем эта цифра начала постоянно расти. Так, в 1941 году она выросла до 19 %, в 1942 году – до 26 %, в 1943 году – до 38 %, в 1944 году – до 50 %. Таким образом, доля оборонной продукции в общем производстве Германии за годы войны увеличилась более чем в 3 раза.

Тем не менее в количестве произведенных средств ведения вооруженной борьбы Германия сильно проигрывала Советскому Союзу. Одной из причин этого было то, что промышленники Германии (частные владельцы заводов) с некоторой опаской вкладывали средства в расширение своего производства и тем более в его техническую реконструкцию. Производство организовывали представители родов Вооруженных сил, при этом часть предприятий находились в ведении Военного министерства, а часть – гражданского Министерства экономики, отсутствовала единая система военно-экономического планирования.

Гитлер осознавал недостатки германской экономики и постоянно требовал увеличения производства нового оружия и военной техники. После Сталинградской катастрофы, завершившейся в начале 1943 года, он понял, что шансов на победу практически нет, и начал бороться за «ничью». С этой целью начался более организованный выпуск вооружения и военной техники, прежде всего новых конструкций. Но уже с 1944 года в Германии начало происходить значительное сокращение военного производства. Возможности страны оказались ограниченными. Государственный долг Германии с конца 1939-го до весны 1945 года увеличился почти в 10 раз и достиг астрономической на то время цифры в 387 млрд марок.

Со второй половины 1943 года Германия начала терять оккупированные территории в Советском Союзе (доступ к источникам сырья). Массированные бомбардировки Германии союзниками стали наносить ущерб ее военному производству, замедляя его рост и производя большие разрушения. Параллельно постоянно росли потери в вооружении и боевой технике, возмещать которые уже не было сил.

Таким образом, в ходе войны Германия проиграла СССР по количеству и качеству производства всех основных средств вооруженной борьбы. Надежды гитлеровского руководства на «чудо-оружие» – ядерное оружие, ракеты «Фау-1» и «Фау-2», реактивные истребители «Ме-262» и новейшие подводные лодки, способные по несколько недель оставаться под водой, себя не оправдали.

Другой существенной составляющей победы в любой войне являются войска и резервы противоборствующих сторон. Как известно, комплектование РККА накануне и в годы Великой Отечественной войны происходило за счет населения СССР. На 1 января его численность оценивалась в 167,6 млн человек. В составе армии и флота на 22 июня насчитывалось 4,8 млн человек личного состава. Кроме того, в военизированных формированиях других ведомств, состоявших на довольствии НКО, находилось еще почти 75 тыс. человек, а на учебных сборах – 805,3 тыс. человек. Всего же к началу войны в СССР под ружьем находилось почти 5,7 млн человек {2} .

К началу нападения на СССР в Германии проживало 64,5 млн человек, а под ружьем стояло 8,5 млн человек, из которых в Восточной группировке – 5,5 млн человек. Население союзных Германии стран (Венгрия, Румыния, Италия, Финляндия) в общей сложности достигало 80 млн человек, однако под ружье они поставили всего 0,9 млн человек. Восполнять эти потери для Германии, с ее ограниченными человеческими ресурсами, с каждым годом становилось все труднее. Постоянно объявлялся призыв дополнительных возрастов, под ружье ставились подростки, практически дети.

Людские потери Вермахта в период его побед составили в общей сложности около 1,8 млн человек: в 1941 году – 753,3 тыс. человек, в 1942 году – 1018,3 тыс. человек. В последующем численность потери Вермахта постоянно возрастала. Так, уже в первой половине 1943 года Вермахт потерял свыше 800 тыс. человек, во второй – более 1,3 млн.

Советские войска также несли огромные потери. В период с 22 июня 1941 года по 18 ноября 1942 года (с начала войны до завершения обороны под Сталинградом) советские войска потеряли 11 162 тыс. человек (безвозвратные и санитарные потери). Со временем потери снижались. Так, во втором периоде войны (с ноября 1942-го по конец 1943 года) они потеряли 8 538 тыс. человек, в 1944 году – 6870 тыс. человек. Несмотря на эти огромные цифры потерь, мобилизационные ресурсы страны были такими большими, что понесенные потери не только восполнялись, но и происходило наращивание численности Вооруженных сил СССР. Если на конец 1941 года списочная численность действующей армии немногим превышала 3 млн человек, то по состоянию на конец 1942 года в ней насчитывалось 5,3 млн человек, на конец 1943 года – 6,4 млн, на конец 1944 года – 6,55 млн.

Наличие вооружения, боевой техники и человеческих ресурсов заставляло как Германию, так и Советский Союз постоянно изменять организационно-штатную структуру своих соединений, частей и подразделений.

Организационно-штатная структура немецких войск в годы войны изменялась по линии создания новых формирований при ослаблении боевой возможности.

Танковые войска Вермахта состояли из танковых дивизий, в составе которых на июнь 1941 года по штату насчитывалось 209 танков. Для ведения операций на решающих направлениях все танковые дивизии были сведены в четыре танковые группы по 5 танковых дивизий каждая. В среднем танковая группа насчитывала до одной тысячи танков.

В приграничных боях в июне – первой половине июля 1941 года немецкие танковые дивизии понесли существенные потери, в результате чего численность танков в них уменьшилась почти вдвое.

Гитлер, вместо того чтобы усиливать соединения за счет резервов, приказал создавать новые дивизии. Эта недальновидная политика распространилась и на Панцерваффе. Танки, выбывшие из строя в ходе боев, не успевали восстанавливать. В результате этого танковые дивизии «усыхали» до размеров полка и даже батальона. Так, известно, что на 19 ноября 1942 года, когда советские войска начали контрнаступление под Сталинградом, в 14-й танковой дивизии оставалось всего 5 боевых машин, в 16-й – 28, в 24-й – 55.

Осенью 1942 года было сформировано 11 новых танковых батальонов, которые получили на вооружение танки «Тигр». Но часть этих батальонов пришлось отправить в Северную Африку. В сражении под Курском немцы потеряли почти 1500 танков, что окончательно подорвало их ударную мощь.

В 1944 году был введен новый штат танковых дивизий Вермахта. Каждая танковая дивизия имела менее 100 танков. По штату 1945 года танковая дивизия состояла из одного танкового и одного моторизованного полка. Танки были только в танковом полку, который, в свою очередь, состоял из одного танкового и одного моторизованного батальонов. В танковом батальоне было всего 40 танков, в моторизованном – 6 боевых машин.

Советские войска также совершенствовали свою организационно-штатную структуру, которая развивалась в направлении повышения боевых возможностей частей, соединений и объединений за счет штатных и приданных средств. Прежде всего это выражалось в повышении огневых возможностей войск.

Потеря большого количества артиллерии в начале войны и развертывание новых воинских формирований привели к ее недостатку. Поэтому было принято решение всю имевшуюся артиллерию собирать в масштабе дивизии и делить на две группы: группы поддержки пехоты и группы дальнего действия. В первые входила относительно слабая артиллерия (калибр 76 мм), которая предназначалась для поражения противника на переднем крае. Вторая (калибр 122 и 152 мм) – для контрбатарейной борьбы. Плотности артиллерии были небольшими. Так, в период контрнаступления советских войск под Москвой общие плотности составляли около 10 орудий и минометов (калибра 76 мм и выше) на 1 километр фронта, а на участке прорыва – до 40.

В последующем картина начала меняться. Количество артиллерии в полках и дивизиях увеличилось, появилась корпусная артиллерия. В армию, кроме артиллерийских частей РГК, начали поступать части реактивной артиллерии. Ставкой были развернуты вначале артиллерийские дивизии, а затем артиллерийские корпуса прорыва. Благодаря этому отпала необходимость создавать артиллерийские группы по целевому назначению, их начали создавать по штатному принципу: в полку, в дивизии, в корпусе, в армии. Каждая группа могла решать огневые задачи в полном объеме. Плотность артиллерии постоянно возрастала. Так, в период контрнаступления под Сталинградом она уже достигала 90 орудий и минометов на 1 км участка прорыва, в Белорусской операции 1944 года – 180–220 орудий и минометов на 1 км участка прорыва, в Берлинской операции – 286 орудий и минометов на 1 км участка прорыва.

Благодаря повышению плотности артиллерии советские войска от ведения огня по выборочным целям в ходе войны перешли к плановому поражению противника по трем периодам: огневая подготовка атаки, огневая поддержка атаки и артиллерийское сопровождение наступления войск в глубине. Огневую поддержку атаки начали планировать и проводить методом одинарного, а затем двойного огневого вала. Для введения противника в заблуждение в отношении начала атаки начали практиковать перекрывающий огневой налет. Все огневое поражение в комплексе получило название артиллерийского наступления.

В годы войны в стрелковых полках, дивизиях и корпусах не было своих танков. Разгром механизированных корпусов в начале войны привел к тому, что все уцелевшие танки по приказу Ставки от 15 июля 1941 года попытались собрать в отдельные танковые дивизии в составе двух танковых полков, но на практике это не удалось сделать. Поэтому по приказу от 1 января 1942 года было решено сформировать 120 отдельных танковых бригад по 101 танку (7 танков КВ, 20 танков Т-34 или Т-50 и 64 танка Т-60). В последующем численность танков в бригаде была сокращена до 46 единиц, а затем – до 27 единиц. Параллельно для усиления стрелковых дивизий, действующих на главном направлении, было решено начать формирование отдельных танковых батальонов по 36 боевых машин. Всего к концу 1941 года в Красной Армии имелось 7 танковых дивизий (4 из них – на Дальнем Востоке), 76 отдельных танковых бригад и 100 отдельных танковых батальонов {3} .

Все это в комплексе, при катастрофической недостаче танков, привело к их распылению по фронтам, армиям и дивизиям. Так, плотности танков в наступательных операциях советских войск под Москвой были очень низкими и даже на направлениях главных ударов не превышали 1–2 боевые машины на 1 км фронта.

Опыт боевых действий, полученный зимой 1941/42 года, показал, что отсутствие в составе фронтов и армий крупных танковых соединений не позволяет в ходе наступления обеспечить развитие тактического успеха в оперативный. И уже в марте 1942 года за счет поступления новых танков начинается формирование первых четырех танковых корпусов по 100 танков в каждом.

По приказу наркома обороны от 29 мая 1942 года численность танков в корпусе была доведена до 183 единиц. Одновременно началось формирование танковых армий, которые должны были иметь по штату 431 боевую машину. Так, 5-я танковая армия, участвовавшая в контрнаступлении под Сталинградом в составе Юго-Западного фронта, смогла обеспечить общую плотность танков до 14 единиц на 1 км фронта, а на направлении главного удара – до 40 единиц.

К концу Великой Отечественной войны в составе Красной Армии действовало шесть танковых армий и около десятка отдельных танковых и отдельных механизированных корпусов. В составе танковой армии могло находиться до двух танковых и механизированных корпусов. В составе отдельного танкового корпуса – 257–270 танков и САУ, в составе механизированного корпуса – до 246 танков и САУ.

В состав подвижных войск были включены части самоходных орудий (СУ), которые наступали в едином боевом порядке с танками. В результате этого плотность танков и СУ на 1 км фронта наступления в завершающих операциях Великой Отечественной войны выросли до 70 единиц.

Большое значение имело инженерное обеспечение боевых действий войск. Во время войны инженерные войска получили на вооружение различные машины военно-инженерной техники, позволявшие механизировать часть работ по укреплению местности, прокладке дорог, сооружению мостов, устройству заграждений.

В организационном плане, начиная со второго периода, начали формироваться саперные, инженерно-саперные, инженерно-штурмовые, понтонно-мостовые бригады. Для возведения тыловых оборонительных рубежей даже создавались саперные армии. К началу 1942 года имелось 10 саперных армий. В составе каждой армии было до пяти саперных бригад, отряд механизации и автотракторный батальон. Осенью 1942 года саперные армии были упразднены, а саперные бригады подчинены армиям и фронтам как бригады резерва ВГК.

Великая Отечественная война выдвинула особые требования в противовоздушной обороне. Накануне войны в войсках ПВО имелось такое оперативное объединение, как зона ПВО. Всего территория СССР была разбита на 13 таких зон, но возможности их по защите от ударов авиации противника были ограничены. В 1942 году началось формирование армий ПВО, и к концу войны было создано шесть таких армий. В состав армии ПВО обычно входили 2–3 истребительные авиационные дивизии, 2–3 зенитные артиллерийские дивизии, 5–8 отдельных зенитных артиллерийских полков, 2–3 прожекторных полка, до 3 полков аэростатов заграждения.

Воздушные армии в Военно-воздушных силах РККА начали создаваться в мае – июне 1942 года. Каждый фронт стал располагать, как правило, одной воздушной армией, в состав которой входили истребительные, штурмовые и бомбардировочные дивизии, а также отдельные специальные авиационные части. Состав воздушной армии фронтовой авиации постоянно увеличивался, и если в 1942 и 1943 годах в ней насчитывалось порядка 400–600 боевых самолетов, то к 1944 году их численность выросла до 1000–1500 единиц. Всего в годы войны было сформировано 17 воздушных армий.

Хорошо известно, что наличие только средств вооруженной борьбы еще само по себе не гарантирует победы. Нужно уметь владеть имеющимся оружием, а в масштабах Вооруженных сил нужно уметь готовить и проводить крупномасштабные стратегические операции, фронтам и армиям – проводить операции на своих направлениях (районах), корпусам и дивизиям – вести бои. То есть все упирается в военное искусство сторон, умение войск качественно наступать или обороняться.

В предвоенные годы, в связи с массовым появлением танков и авиации, в области военного искусства произошли большие перемены. Появилась теория глубокой наступательной операции, сущность которой сводится к одновременному поражению обороны противника на всю оперативную глубину за счет нанесения сильного первоначального удара артиллерией и пехотой и стремительного его развития в глубину крупными формированиями танковых войск в сочетании с массированными ударами авиации и высадкой воздушных десантов.

Эту операцию первыми на практике освоило немецкое командование, и его наступательные операции 1941-го и первой половины 1942 года отличались большими размахом, глубиной, темпами наступления войск. В них умело сочетались действия пехотных и танковых соединений, производилась высадка тактических воздушных десантов, осуществлялся смелый маневр на новые направления, применялись такие эффективные способы ведения наступления, как параллельное преследование, выход во фланги и тыл противника, окружение.

Нужно признать, что советские войска в начале войны словно совершенно не владели искусством обороны. На многих направлениях они вели отступление, порой напоминавшее бегство. Практически без боя были оставлены выгодные природные рубежи по рекам, линия укрепленных районов по старой границе СССР. Казалось, напрочь забыт опыт позиционной обороны времен Первой мировой войны и положения боевых уставов и наставлений межвоенного времени.

В качестве критериев военного искусства можно назвать размах (ширина и глубина), время проведения операции, а также количество потерь сторон. Причем надо понимать, что, по логике военного искусства, обороняющаяся сторона, которая широко использует местность и различные инженерные заграждения, должна нести меньше потери, чем наступающая.

В военном дневнике начальника Генерального штаба Сухопутных войск Германии генерал-полковника Ф. Гальдера указано, что на 13 июля 1941 года общие потери Сухопутных войск Вермахта на Восточном фронте составили 92,1 тыс. человек {4} .

В ходе стратегической оборонительной операции в Прибалтике за 18 суток советские войска отошли на 400–450 км, потеряв при этом 88,5 тыс. человек. В ходе оборонительной операции в Белоруссии они за 18 суток отошли на 450–600 км, потеряв 417,8 тыс. человек. В ходе оборонительной операции на Западной Украине они за 15 суток отошли на 300–350 км, потеряв 241,6 тыс. человек. Таким образом, только за первые 18 суток войны потери советских войск (не считая Заполярья) достигли почти 748 тыс. человек {5} .

Таким образом, в течение первых 18 суток войны советские войска потеряли значительную часть территории европейской части страны и в 8 раз больше личного состава, чем противник. Огромными были потери в боевой технике. Затем последовали неудачные операции на юге Украины, под Смоленском, в районе Киева, на Донбассе. По имеющимся данным, потери советских войск по состоянию на 31 декабря 1941 года составили: по личному составу – 2993,8 тыс человек, по артиллерии разных калибров – 101 тыс. штук, по танкам – 20,5 тыс. штук, по самолетам – более 10 тыс. штук, по кораблям и подводным лодкам – 325 штук.

«Опомнилось» высшее советское командование только под Москвой. В ходе тяжелых оборонительных сражений, длившихся 67 дней, Красная Армия, в процессе отхода на 700–1110 км, обескровила ударные группировки противника и, выиграв время, обеспечила сосредоточение крупных резервов на Московском направлении. Вражеская группировка оказалась растянутой на фронте более 1000 км, а ее тылы отстали от войск на 700–800 км. В Московской стратегической оборонительной операции (30 сентября – 5 декабря 1941 года) советские войска безвозвратно потеряли 514,3 тыс. человек, ранеными и обмороженными – 144 тыс. человек, а всего – 658,3 тыс. человек.

Точной цифры потерь фашистских войск под Москвой германское командование не дает. Но, опираясь на военный дневник Ф. Гальдера, мы видим, что общие потери Сухопутных войск Вермахта с 30 сентября по 12 декабря 1941 года немногим превысили 200 тысяч человек. Если даже предположить, что самые активные бои в это время проходили на Московском направлении, а на других – частные, то потери немцев в период оборонительной операции под Москвой можно оценить примерно в 150 тысяч человек {6} .

Известно, что первое серьезное поражение противнику было нанесено в контрнаступлении под Москвой, которое продолжалось с 5 декабря 1941 года по 7 января 1942 года. Оно продолжалось 34 суток. Общая ширина фронта боевых действий составила 1000 км, а глубина продвижения советских войск – 100–250 км. Среднесуточные темпы наступления стрелковых соединений равнялись 3–6 км.

В ходе этой операции был сорван план противника по овладению Москвой, нанесено поражение войскам группы армий «Центр». Был развеян миф о непобедимости германских войск. Цифру потерь в период наступления советских войск под Москвой командование Германии не публикует. Но, ссылаясь на военный дневник Ф. Гальдера, можно подсчитать, что с 10 декабря 1941 года по 10 февраля 1942 года Сухопутные войска Германии потеряли на Восточном фронте 191 тысячу человек. Значительная часть этих сил находилась под Москвой. В ходе операции советские войска безвозвратно потеряли 139,6 тыс. человек, ранеными и обмороженными – 231,4 тыс. человек {7} .

Таким образом, с конца 1941 года уже нужно говорить о советском военном искусстве, хотя и очень осторожно. Генеральный штаб РККА во главе с Маршалом Советского Союза Б.М. Шапошниковым начал планировать операции групп фронтов и добивался их проведения.

После битвы под Москвой активизировалась и советская военная наука. Начиная с зимы 1942 года в войска в массовом количестве начали поступать различного рода памятки и брошюры серии «Из боевого опыта фронтовика». Широкое распространение в войсках получила «Памятка танкистам по борьбе наших танков с танками врага», изданная летом 1942 года, брошюра Героя Советского Союза генерал-майора А.И. Лизюкова «Что надо знать воину Красной Армии о боевых приемах немцев» (январь 1942 года), сборник «Артиллерийское наступление» (апрель 1942 года). Для систематического и целенаправленного изучения и обобщения боевого опыта и распространения его в войсках в мае 1942 года в Генеральном штабе РККА был создан специальный отдел по исследованию опыта Великой Отечественной войны, который вместе с военно-историческим отделом значительно расширил сферу научного исследования боевого опыта действующих войск.

Однако ошибки советского командования, допущенные весной 1942 года, нельзя расценивать иначе как крупные недостатки советского военного искусства. В результате Воронежско-Ворошиловоградской оборонительной операции (28 июня – 24 июля 1942 года), которая велась на фронте до 900 км в течение 27 суток, советские войска отошли на 150–400 км, оставили Донбасс и отошли к Ростову-на-Дону. При этом их людские потери составили 568,3 тыс. человек. Потери немецких Сухопутных войск, если верить Ф. Гальдеру, за два месяца наступления по состоянию на 20 июля 1942 года составили 26,3 тыс. человек {8} .

Неудачи Красной Армии летом 1942 года также были тщательно изучены и проанализированы Генеральным штабом РККА. В результате появился приказ НКО № 306 от 8 октября 1942 года, который вводил новые боевые порядки для стрелковых войск в наступлении, и приказ НКО № 325 от 16 октября 1942 года, который обязывал использовать танковые и механизированные корпуса массированно в качестве эшелона развития успеха на направлении главного удара. Были разработаны новый Боевой устав пехоты до дивизии включительно (БУП-42).

Сталинградская оборонительная операция (17 июля – 18 ноября 1942 года) стала переломной в ходе Великой Отечественной войны. В это время были разработаны и изданы новые боевые документы по организации обороны, применению родов войск в этом виде боевых действий, вышел в свет известный приказ, получивший название «Ни шагу назад». Советские войска грудью стали на защиту города, носившего имя Сталина.

Операция велась на фронте 250–520 км в течение 125 суток. За это время советские войска были вынуждены отойти на 150 км, потеряв 643,8 тыс. человек. Но враг не смог достичь поставленной цели. 24 сентября 1942 года начальник Генерального штаба Сухопутных войск Германии генерал Ф. Гальдер был отправлен в отставку, в связи с чем прекратил учет потерь своих войск. Но он указывает, что с 20 июля по 10 сентября на советско-германском фронте они потеряли более 246 тыс. человек. Но впереди была еще основная фаза борьбы за Сталинград {9} .

Известно, что переломным моментом Великой Отечественной войны стало контрнаступление советских войск под Сталинградом (19 ноября 1942 года – 2 февраля 1943 г.). К тому времени советские войска окрепли физически, в их составе даже были созданы две танковые армии смешанного состава (несколько стрелковых и два танковых корпуса). И хотя такая армия насчитывала менее 400 танков (механизированный корпус 1941 года – 1031 танк), но она была способной развивать тактический успех в оперативный. Показатели операции: продолжительность – 76 суток, ширина фронта боевых действий – 850 км, глубина продвижения советских войск – 150–200 км, среднесуточные темпы наступления стрелковых соединений – 1,5–2,5 км, танковых и механизированных – 4–4,5 км. В результате проведения операции было положено начало коренному перелому в ходе Великой Отечественной войны. Окружение и уничтожение главных сил 4-й танковой и 6-й полевой армий противника, разгром 3-й и 4-й румынских армий, нанесен большой урон 8-й итальянской армии. Общие потери противника составили свыше 800 тыс. человек. В ходе операции советские войска безвозвратно потеряли 154,9 тыс. человек, ранеными и больными – 330,9 тыс. человек.

По итогам этой операции был разработан проект нового Полевого устава (ПУ-43) и переработаны уставы видов вооруженных сил и родов войск. Уставы разрабатывались с привлечением широкого круга специалистов и опытных командиров из войск. После чего они рассматривались на заседании Ставки, куда приглашались с фронтов командующие и командиры разных степеней.

Крупнейшей стратегической операцией решающего, 1943 года стала Курская битва (5 июля – 23 августа 1943 года). Ее главный итог – срыв планов противника переломить ход войны в свою пользу и нанесение поражения войскам группы армий «Центр». Операция продолжалась 50 суток и состояла из оборонительной фазы, встречного боя и двух наступательных операций. Ширина фронта боевых действий – 550 км. Глубина отхода советских войск – 12–35 км, последующего продвижения советских войск – 140–150 км. Среднесуточные темпы наступления стрелковых соединений – 4–7 км, танковых и механизированных – 7–15 км. Точной цифры потери своих войск германское командование не публикует. В ходе операции советские войска безвозвратно потеряли 254,4 тыс. человек, ранеными – 677,3 тыс. человек.

Итак, впервые в ходе операции советские войска понесли меньшие потери, чем противник. Центральный фронт (командующий К.К. Рокоссовский) не только принял удар на хорошо подготовленную оборону, но и сам провел артиллерийскую контрподготовку по изготовившемуся к наступлению врагу. Воронежский фронт заставил противника изменить наступление своего главного удара и ввязаться во встречное сражение в невыгодных для него условиях. Превосходство советского военного искусства налицо. Только степень этого превосходства несколько снижается из-за того, что советские войска в районе Курска численно превосходили противника, имели достаточно времени для организации своей обороны и частично знали планы врага. Но заставить неприятеля наступать в таких условиях – тоже победа.

Летом 1944 года советским командованием была подготовлена и успешно проведена Белорусская стратегическая наступательная операция (23 июня – 29 августа 1944 года). В ходе этой операции был осуществлен разгром войск стратегической группировки противника – группы армий «Центр», освобождены от оккупантов Белоруссия, часть Литовской и Латвийской ССР. Красная Армия вступила на территорию Польши.

Она продолжалась 68 суток. Ширина фронта боевых действий – 1100 км. Глубина продвижения советских войск – 550–600 км. Среднесуточные темпы наступления на первом этапе операции – 20–25 км, на втором – 13–14 км. Точную цифру потерь в период наступления советских войск в Белорусской операции командование Германии не публикует. В ходе операции советские войска безвозвратно потеряли 178,5 тыс. человек, ранеными и больными – 587,3 тыс. человек.

Белорусская операция характерна рядом моментов, которые без преувеличения можно отнести к области военного искусства. Это прежде всего окружение трех крупных группировок противника на различной глубине в районе Витебска, Бобруйска и Минска. Стремительно растут оперативные плотности сил и средств на участках прорыва. В отличие от Сталинграда создается подвижный внешний фронт окружения за счет танковых армий однородного состава, которые после выполнения ближайшей задачи без оперативной паузы начинали наступление в глубину. Задачу глубокого поражения противника, отсечения его резервов успешно выполняют партизаны.

Еще не успевает завершиться Белорусская операция, как на юге 20 августа начинается Ясско-Кишиневская стратегическая наступательная операция. Обе операции завершаются в один день – 29 августа 1944 года.

Ясско-Кишиневская операция несколько меньше по размаху. Ее продолжительность – 10 суток. Ширина фронта боевых действий – 500 км. Глубина продвижения советских войск – 300–320 км. Среднесуточные темпы наступления стрелковых соединений – 20–25 км, танковых и механизированных – 30–32 км. Но итоги ее впечатляющие – разгром в короткие сроки главных сил группы армий «Южная Украина», уничтожение 22 немецких и почти всех румынских дивизий. Освобождена Молдавия, Румыния вышла из фашистского блока. В ходе операции советские войска безвозвратно потеряли 13,2 тыс. человек, ранеными – 53,9 тыс. человек.

Новый, 1945 год был ознаменован блицкригом Красной Армии, которая в срок с 12 января по 3 февраля 1945 года провела Висло-Одерскую стратегическую наступательную операцию. Она продолжалась 23 суток и велась на фронте шириной около 500 км. За это время советские войска продвинулись на глубину до 500 км со среднесуточными темпами наступления стрелковых соединений – 20–22 км, танковых и механизированных – 30–35 км. Итогом операции стало уничтожение 35 немецких дивизий (еще 25 дивизий понесли тяжелые потери), освобождение большей части Польши. Советские войска вступили на территорию Германии. В ходе операции советские и польские войска безвозвратно потеряли 43,5 тыс. человек, ранеными – 150,9 тыс. человек.

Эта операция по многим показателям повторила самые успешные операции немецких войск лета 1941 года. Правда, противник, отступая, смог избежать крупных окружений своих войск, но не сумел спасти положение и организовать прочную оборону ни на одном из промежуточных рубежей.

Своеобразным венцом военного искусства Великой Отечественной войны стала Берлинская стратегическая наступательная операция (16 марта – 8 мая 1945 года). Он продолжалась 23 суток. Боевые действия велись на фронте до 300 км. Глубина продвижения советских войск составила 220 км, среднесуточные темпы наступления – 5–10 км. В итоге операции был достигнут разгром берлинской группировки противника, и овладение Берлином. Цифры потерь немецких войск в период Берлинской операции не опубликованы. В ходе операции советские и польские войска безвозвратно потеряли 81 тыс. человек, ранеными и больными – 280 тыс. человек.

Таким образом, советское военное искусство, которое было проявлено в годы Великой Отечественной войны, развивалось весьма динамично, с учетом передового боевого опыта и с опорой на военную науку. Оно, наряду с другими факторами, обеспечило победу Советского Союза над гитлеровской Германией.

Большую роль в обеспечении победы над врагом сыграло и партизанское движение, широко развернутое Москвой на оккупированной врагом территории. Подготовка этого движения была начата уже в 30-е годы и являлась составной частью подготовки командиров и штабов. Его организацией занималось IV управление Штаба РККА и специально созданные IV отделы штабов военных округов. По линии ОГПУ были созданы специальные школы, где готовили диверсантов и радистов. В предвоенные годы в ряде приграничных западных военных округов были проведены учения, в которых участвовали специальные партизанские подразделения. Поэтому было бы неправильно утверждать, что с началом Великой Отечественной войны партизанское движение в тылу врага возникло стихийно.

Все это дало себя знать в начале Великой Отечественной войны. Уже на седьмой день фашистской агрессии – 29 июня 1941 года – была принята директива СНК и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей, в которой содержались указания о развертывании подполья и партизанского движения.

В сентябре 1941 года Главным управлением формирования и комплектования войск Красной Армии (начальник – армейский комиссар 1 ранга Е.А. Щаденко) было создано Управление по формированию и руководству партизанскими отрядами во главе с генерал-лейтенантом В.И. Репиным.

Проведенная организационная работа дала о себе знать очень быстро. Уже 16 сентября 1941 года начальник штаба Верховного Главнокомандования Вермахта В. Кейтель в приказе по войскам отмечал, что на оккупированной Германией территории повсеместно вспыхнуло коммунистическое партизанское движение, «которое во всевозрастающей степени представляет угрозу немецкому руководству войной». Так, к концу 1941 года на оккупированной территории Ленинградской области действовало 287 партизанских отрядов и 125 подпольных организаций и групп, насчитывавших в общей сложности 18 тыс. человек. В период наступления немцев на Москву в их тылу действовало 273 партизанских отряда и 468 партизанских групп, в составе которых насчитывалось более 26 тыс. человек. Командующий группой армий «Центр» сообщал, что из-за разрушений на железных дорогах, совершаемых партизанами, группа армий «Центр» вместо 70 эшелонов, составлявших суточную потребность, получала только 23. {10}

В конце декабря 1941 года И.В. Сталин вызвал к себе первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии П.К. Пономаренко и предложил немедленно приступить к организации Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования и лично возглавить этот штаб. Пономаренко с большим энтузиазмом включился в эту работу, а в январе 1942 года было открыто несколько школ по подготовке партизанских кадров. Все это позволило развернуть в тылу врага новые партизанские отряды, более качественно руководить их деятельностью, используя ее в интересах фронтов и армий.

По данным германского командования, с ноября 1942-го по март 1943 года советские партизаны совершили более 2,5 тыс. диверсий на железных дорогах, выведя из строя около 750 паровозов, до 4 тыс. вагонов, более 100 км железнодорожных путей. В период развернувшегося сражения на Курской дуге партизаны подорвали 1200 вражеских эшелонов и повредили 1145 паровозов. Во время Белорусской операции партизаны в тылу врага развернули настоящую рельсовую войну, которая фактически сковала тылы противника и воспретила маневр силами и средствами за линией фронта.

Всего советские партизаны и подпольщики в годы Великой Отечественной войны пустили под откос более 20 тыс. воинских эшелонов, взорвали около 2 тыс. железнодорожных и свыше 9,5 тыс. шоссейных мостов, уничтожили около 65 тыс. автомашин, 4,5 тыс. танков, 1100 самолетов, 2900 складов и баз противника, вывели из строя в тылу противника 3369 км линий телефонно-телеграфной связи. Партизаны и подпольщики постоянно вели глубокую разведку противника, совершали диверсионные и террористические акты. Все это оказало очень существенную помощь действующим войскам Красной Армии, которые вели боевые действия на фронтах.

Таким образом, на поверку Великой Отечественной войной Советский Союз оказался достаточно монолитной, сплоченной и хорошо организованной силой, чтобы даже после тяжелых поражений 1941-го и начала 1942 года взять реванш над противником. Его внутренние ресурсы были намного большими, чем ресурсы Германии и ее сателлитов, а управление силами и средствами – более централизованным и гибким. Поэтому вопрос о победе СССР над Германией был только вопросом времени.

В то же время нужно признать, что существенный вклад в общую победу над фашизмом внесли и силы Сопротивления, которые действовали на территории оккупированных фашистами стран.

Во Франции с августа 1941 года началась серия покушений на представителей оккупированных властей, диверсии на железных дорогах. Создаются первые отряды «Франтиреров и партизан». Результатом этого было создание Национального совета Сопротивления, ставшего руководящим органом освободительной борьбы. В начале 1944 года отряды разных политических направлений объединились во Французские внутренние силы. Их крупнейшим военно-политическим успехом стало вооруженное восстание и освобождение Корсики. Широкий размах приобрели в это время и диверсии на железных дорогах.

Значительно активизировалась борьба патриотов после высадки англо-американских войск на северо-западе Франции в июне 1944 года. Своими силами они освободили десятки департаментов, оказывали помощь наступавшим союзным войскам. Участились саботажи и забастовки на предприятиях. Кульминационным пунктом французского Сопротивления стало победоносное вооруженное восстание в Париже в августе 1944 года.

Определенным своеобразием характеризовалось движение Сопротивления в Италии. Дело в том, что эта страна до лета 1943 года была основным европейским союзником Германии и сама принимала участие в оккупации Франции, Югославии, Греции, Албании, Эфиопии, Ливии, а также в военных действиях против СССР. После свержения фашистской диктатуры Муссолини северные и центральные районы Италии были оккупированы германскими войсками. Именно здесь и развернулось антифашистское освободительное движение Сопротивления. Был сформирован действенный орган политического руководства борьбой патриотов – Комитет национального освобождения Северной Италии. Постепенно создавалась партизанская армия.

В начале июня 1944 года все боевые формирования были сведены в Корпус добровольцев свободы с единым командованием. В ряде районов Северной Италии партизаны создали свободные зоны, наиболее крупные из которых именовались «партизанскими республиками». С июня 1944-го по март 1945 года партизанские силы провели около 6500 вооруженных акций, около 5600 актов саботажа, уничтожили не менее 16 тыс. оккупантов, захватили большие трофеи. В конце февраля 1945 года партизанские отряды стали спускаться с гор и действовать в густонаселенных районах. В апреле в Северной Италии вспыхнуло вооруженное восстание, внесшее существенный вклад в освобождение страны от оккупации.

В Бельгии до лета 1944 года основным видом антифашистской освободительной борьбы была подпольная деятельность патриотов, совершавших диверсии, саботаж, убийства представителей оккупационных властей, вооруженные нападения на небольшие группы полицейских.

Осенью 1940 года создается Бельгийская армия партизан, ядро которой составили бойцы интернациональных бригад, сражавшихся ранее в Испании. Второй боевой организацией партизанских сил стала Бельгийская армия, созданная бывшими офицерами в 1942 году. Движение Сопротивления значительно оживилось летом 1944 года в связи с высадкой союзников во Франции и под влиянием побед, одержанных советскими войсками. К этому времени Бельгийская армия партизан насчитывала до 50 тыс. человек, составляя серьезную военную силу. Был создан Фронт независимости, местные комитеты которого во многих районах, находившихся под контролем движения Сопротивления, стали фактическими органами власти.

В Дании движение Сопротивления состояло из двух основных течений. Одно из них ориентировалось на сотрудничество с Англией. Его представляли буржуазные круги, непосредственно связанные с английской разведкой. Второе течение, демократическое, имело свои корни в рабочем классе.

В сентябре 1943 года в стране создается руководящий центр национального Сопротивления – Совет свободы, который берет на себя функции координации действий боевых групп, насчитывавших более 42 тыс. человек, а также организации разведывательной деятельности в интересах союзных войск. Активизировалась боевая деятельность. Проводятся акты саботажа, массовые забастовки. 5 мая 1945 года в континентальную Данию вступили английские войска. 11 мая советские воины освободили датский остров Борнхольм. Отряды движения Сопротивления приняли участие в разоружении оккупантов.

В Норвегии движение Сопротивления первоначально носило характер организации забастовок и саботажа. В сентябре 1941 года создается объединенная боевая организация – Милорг. Зимой 1941/42 года в горах Центральной Норвегии организуется первый партизанский отряд. Создавались коммунистические лозунги о повсеместном переходе к вооруженной борьбе, которая приняла широкий размах в первые месяцы 1945 года. В начале мая отряды Милорга захватили ключевые пункты страны. В этот период подпольная армия Норвегии, насчитывавшая в своих рядах около 40 тыс. бойцов, блокировала германские гарнизоны. 9 мая 1945 года фашистские войска капитулировали. Вскоре было сформировано новое национальное правительство, в состав которого вошли и участники движения Сопротивления.

Разнообразные формы приобрело движение Сопротивления в оккупированных странах Центральной Европы, оказавшихся первыми жертвами германской агрессии.

В Польше основным направлением ее деятельности стало создание партизанских отрядов и подготовка народного вооруженного восстания. По ее инициативе создается военная организация – Гвардия Людова, первый отряд которой в мае 1943 года провел боевую акцию на железной дороге, положив начало «рельсовой войне». В следующем году Гвардия Людова провела 1208 боевых акций, ее отряды участвовали в 169 крупных схватках с оккупантами. В результате было убито 1545 и ранено 292 гитлеровца. Гораздо меньшую активность проявляла Армия Крайова, в которую вошли отряды, подчиненные эмигрантскому правительству. Правда, она, как и Армия Людова, оказала поддержку вспыхнувшему в апреле 1943 года восстанию в варшавском гетто.

1 января 1944 года демократические силы страны образовали Крайову Раду Народову и провозгласили создание Армии Людовой, насчитывавшей более 50 тыс. бойцов. Летом Польский комитет национального освобождения издал декрет о слиянии двух армий, боровшихся против фашизма – сформированной в СССР 1-й Польской армии (100 тыс. человек) и Армии Людовой (60 тыс. человек) – в единое Войско Польское.

1 августа 1944 года командование Армии Крайовой с согласия эмигрантского правительства подняло Варшавское восстание (командующий – генерал Т. Бур-Коморовский). Восстание было жестоко подавлено оккупантами. Лишь 17 января 1945 года советские войска совместно с 1-й армией Войска Польского принесли Варшаве освобождение.

Польское движение Сопротивления было одним из самых массовых в Европе. В его подпольных организациях боролось с захватчиками 500 тыс. патриотов. Непосредственно в боевых отрядах с оружием в руках сражалось около 100 тыс. человек. Оно принесло гитлеровцам немалый ущерб – они потеряли свыше 150 тыс. убитыми и многие тысячи ранеными. В разные периоды оккупации движение Сопротивления сковывало от 400 тыс. до миллиона вражеских солдат и офицеров, а также полицейских сил. Боевые организации провели около 10 тыс. акций. Ими было уничтожено 700 паровозов, 20 тыс. вагонов, взорвано около 100 мостов и виадуков.

В своеобразных условиях развивалось освободительное движение в Чехословакии. Объяснялось это тем, что страна была разделена захватчиками на две части: Чехия официально оккупирована и превращена в «протекторат Богемии и Моравии», на территории другой части страны было создано марионеточное «Словацкое государство».

Активизировалась деятельность патриотов среди словацких солдат, направленных на Восточный фронт, и антифашистов в чешских землях с весны 1942 года. Именно тогда подпольщиками был убит палач чешского народа Р. Гейдрих. В лесных районах Чехии возникли партизанские отряды. В Словакии антифашистские силы образовали Словацкий национальный совет. На ряде предприятий прошли забастовки. По мере приближения Красной Армии словацкие борцы Сопротивления вели подготовку к вооруженному восстанию. 29 августа 1944 года по просьбе фашистского правительства Тисо и Словакию были введены немецкие войска. В ответ на это народ поднялся на восстание. В освобожденных районах власть перешла в руки революционных национальных комитетов. Для подавления восстания гитлеровцы сосредоточили крупные силы – около 30 тыс. человек. Был нанесен ряд массированных авиационных ударов. Для месяца продолжались ожесточенные бои, завершившиеся не в пользу восставших.

Несмотря на поражение, патриоты не сложили оружие. Они ушли в горы и до прихода советских войск вели мужественную борьбу с оккупантами. В это же время активизировалось партизанское движение и в чешских землях. В начале мая 1945 года в Праге и других городах Чехии при поддержке советских войск произошли победоносные вооруженные восстания. В стране утверждалась революционно-демократическая власть народа.

Наиболее массовая освободительная борьба развернулась в Югославии, где одиночные акции против захватчиков имели место уже в первых числах мая 1941 года, то есть через несколько недель после начала оккупации. Массовая же организованная борьба началась в конце июня – начале июля 1941 года. Руководящей силой выступала Коммунистическая партия Югославии. Ее Центральный комитет создал Военный комитет во главе с И. Броз Тито. Вооруженное восстание охватило всю страну. Образовались освобожденные территории, на которых находилось 40 городов, многие сотни населенных пунктов. Тогда же создается Народно-освободительная армия Югославии, сражавшаяся совместно с партизанскими отрядами и поддерживающая связь с подпольщиками.

Весной 1944 года Народно-освободительная армия развернула наступательные действия по всей стране, что привело к освобождению еще более крупных территорий, на которых установилась власть Национального комитета освобождения Югославии – первого народного правительства страны. В октябре совместными усилиями советских и югославских войск были освобождены северо-восточные районы Югославии и ее столица Белград. В ходе ожесточенных боев с июля 1941-го по май 1945 года на территории Югославии было уничтожено около 450 тыс. вражеских солдат и офицеров, захвачено большое количество боевой техники и вооружения. В равное время Народно-освободительная армия сковывала от 30 до 50 дивизий противника. В четырехлетней борьбе за свободу Родины народы Югославии понесли немалые потери. Только убитыми они исчислялись в 1700 тыс. человек, что составляло 11,2 % населения страны.

Оккупированная Германией и Италией Греция включилась в движение Сопротивления уже летом 1941 года. Созданный в сентябре Национально-освободительный фронт (ЭАМ) развернул массовую борьбу против оккупантов. Организации Сопротивления, руководимые ЦК ЭАМ, стали функционировать на многих предприятиях, в городских кварталах, деревнях и отдаленных горных селениях. Вскоре была сформирована Народно-освободительная армия (ЭЛАС), которая впоследствии стала основной вооруженной силой греческого народа в его борьбе с захватчиками.

К осени 1943 года отряды ЭЛАС освободили одну треть территории страны. На ней закладывались основы народно-демократической власти, создавались народные советы, органы милиции, выборные суды. В апреле 1944 года состоялись выборы в Национальный совет – высший законодательный орган. К этому времени численность ЭЛАС превысила 130 тыс. человек, а в октябре ее бойцы освободили от фашистов всю материковую часть Греции.

Освободительная борьба велась и в Албании, оккупированной итальянскими войсками еще в апреле 1939 года и включенной в состав Италии. Весной 1942 года в горах появились первые партизанские отряды, которые вели успешные бои с итальянскими фашистами. В результате в некоторых населенных пунктах стали функционировать национально-освободительные советы. После вступления в Албанию германских войск летом 1943 года в стране создается регулярная Национально-освободительная армия (НОАА). Решающим фактором, способствовавшим успеху патриотических сил, стали победы Красной Армии на Балканском направлении. Используя эту обстановку, в сентябре 1944 года войска НОАА освободили ряд крупных городов Албании, а 29 ноября завершилось освобождение всей страны.

Таким образом, практически на территории всех европейских стран, оккупированных фашистами, было развернуто движение Сопротивления, которое отвлекало на себя значительные силы и наносило вред оккупантам. Уже к началу 1944 года стало ясно, что Германия и ее союзники обречены на поражение, и тогда настало время для Англии и США бросить в бой свои главные силы и открыть второй фронт в Европе, чтобы лишний раз показать всему миру свою роль во Второй мировой войне и достичь других крайне важных целей.

Выходит, что существуют и другие факторы, которые в вопросе победы или поражения страны или группы стран порой играют даже более значимую роль, чем средства вооруженной борьбы. Эти факторы носят политико-экономический характер и напрямую затрагивают интересы не только воюющих, но и, главным образом третьих стран. Не зря при расследовании любого уголовного дела следователи прежде всего задают вопрос: кому это было выгодно?

Почему же не применить это при изучении причин войны? Возможно, ответ на него и станет ответом на главный вопрос – почему Германия, имевшая горький опыт Первой мировой войны на два фронта, в 1941 году снова решилась на такой же шаг и, не покончив с противниками на Западе, вступила в войну с Советским Союзом?

В этом деле ясно только то, что над обычными логикой и математическими расчетами господствовало нечто высшее – экономика и политика.

Любой человек, проснувшись утром, прежде всего думает о пище насущной. Только удовлетворив голод и жажду, он может заниматься другими делами, в том числе и политического характера. В основе политики лежит борьба за власть. Власть – это прежде всего право распределения материальных ценностей: территорий, рынков, источников сырья, средств производства… куска хлеба насущного и глотка воды. Перемена власти – перераспределение материальных ценностей.

В начале XX века, когда развились международные экономические связи и появился международный банковский капитал, борьба за власть вышла далеко за пределы одного отдельно взятого государства. Ненасытность капитала обострила борьбу за источники сырья и рынки сбыта готовой продукции, которые к тому времени уже были в основном распределенными. Их нехватка приводила к острым экономическим кризисам и, как результат, к уменьшению прибылей и разорению. Этому были подвержены все капиталистические государства. Только Советский Союз, вследствие своей политической изоляции, несмотря на существовавшие международные экономические связи, в определенной степени сохранял свою независимость.

Из государств Западной Европы от недостатка источников сырья и рынков сбыта готовой продукции особенно страдала Великобритания, уровень развития производства в которой был очень высок. Ставка на рынки экономически отсталых колоний себя не оправдывала. Нужны были новые мощные потребители, способные потребить массу готового товара и заплатить за него большие деньги.

Во второй четверти XX века из всех европейских стран самой высокой динамикой развития экономики обладали две страны – Германия и СССР. Но планы лидеров этих стран превышали их экономические возможности, а личные амбиции не позволяли признать это. В результате в Германии утвердилась диктатура А. Гитлера, в СССР – диктатура И.В. Сталина. При этом каждый из диктаторов, выполняя свою программу развития страны, очень мало считался с мнением международного сообщества, которое, рассуждая о человеческих ценностях, никак не отказывалось от хлеба насущного.

Издавна практикуется такой способ удовлетворения своих потребностей, как применение силы. Сначала это были обычные драки, позже столкновения выросли до масштабов войны. Войны между двумя государствами на тысячи лет стали обычным явлением. В XX веке между собой начали сражаться группы государств и войны обрели мировой характер. Но цель этих войн оставалась прежней – борьба за источники сырья и рынки сбыта, а среди коалиции государств всегда какое-то является главным. Ему достается самая богатая доля захваченных богатств, за ним остается право распределения остальной добычи среди соратников. И в Первой, и во Второй мировых войнах этим государствам была Великобритания.

Но еще более высокой степенью международных отношений является та, которая позволяет одной из стран в начале схватки двух коалиций государств, оставаясь в стороне, превратиться в самого крупного международного поставщика товаров и заемщика капитала. Такая позиция всегда сулит безопасность, стремительное развитие собственных производственных сил и сверхприбыли. С начала Второй мировой войны по отношению ко всему, происходившему в Европе, такую позицию заняли Соединенные Штаты Америки. Вступление США в европейскую войну в августе 1944 года, когда в победе союзников уже никто не сомневался, стало очередным продуманным ходом на пути к экономическому мировому господству. После завершения Второй мировой войны Соединенные Штаты стали самым богатым государством мира, на многие десятилетия получили доступ к лучшим источникам сырья и рынкам сбыта произведенной продукции.

Теперь постараемся ответить на главный вопрос: почему А. Гитлер, несмотря на горький опыт Первой мировой войны и незавершенности вооруженного столкновения с Великобританией, в 1941 году решился начать войну с СССР и воевать на два фронта? Ответ напрашивается один – это было выгодно Великобритании и стоявшим за ее спиной Соединенным Штатам Америки, а еще точнее – международному капиталу, который находится в постоянных поисках новых источников сырья и рынков сбыта своей продукции. В этом плане вывод из строя двух самых динамично развивающихся государств, очередной передел мира, расчистка европейского пространства под свои задачи – итог крупнейшей политической борьбы за власть, о котором только можно мечтать. А в США и Великобритании было достаточное количество таких мечтателей.

Доказательством этого может служить письмо, которое днем 21 июня 1941 года А. Гитлер из своей новой подземной ставки «Вольфшанце», расположенной в мрачном лесу возле Растенбурга в Восточной Пруссии, и продиктовал Б. Муссолини. В частности, он писал:

«Дуче!

Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда месяцы тревожных размышлений и постоянного напряженного ожидания завершаются принятием мною самого трудного за всю мою жизнь решения.

Обстановка: Англия эту войну проиграла. Подобно утопающему, она хватается за любую соломинку. Тем не менее некоторые из ее надежд не лишены определенных оснований… Разгром Франции заставляет английских поджигателей войны обратить свои взгляды туда, откуда они пытаются начать войну: к Советскому Союзу.

Обе стороны – Советская Россия и Англия – в равной степени заинтересованы в Европе… обессиленной длительной войной. За этими двумя странами стоят Соединенные Штаты Америки, подстрекающие их…

…Все наличные силы русских находятся у нашей границы… Если обстоятельства заставят меня выставить немецкие военно-воздушные силы против Англии, то существует опасность, что Россия в таком случае прибегнет к стратегии шантажа и я буду вынужден молча уступить из-за ее превосходства в воздухе… Англия еще меньше будет готова к заключению мира, ибо тогда появится возможность связать свои надежды с русским партнером… А за всем этим стоят массированные поставки военных материалов из Америки, которые они надеются получить в 1942 году…

Обстановка в самой Англии плохая; снабжение продовольствием и сырьем все больше затрудняется. Настроение продолжать войну сохраняется главным образом лишь в мечтах. Эти мечты основаны на двух предпосылках: Россия и Америка. У нас нет никаких шансов устранить Америку, но в нашей власти устранить Россию…

Учитывая эти обстоятельства, я решил положить конец лицемерной деятельности Кремля….

Что касается воздушной войны против Англии, то мы пока будем находиться в обороне.

Что касается войны на Востоке, дуче, то она наверняка будет трудной, но я ни на минуту не сомневаюсь в огромном успехе. Я прежде всего надеюсь, что мы сможем получить общую базу продовольственного снабжения на Украине, которая обеспечит нас такими дополнительными поставками, какие могут понадобиться в будущем…

Что бы ни случилось, дуче, наше положение не может ухудшиться в результате этого шага, оно может только улучшиться… Партнерство с Советским Союзом, несмотря на искренность наших желаний прийти к окончательному примирению, оказалось для меня тем не менее нетерпимым, ибо так или иначе оно неприемлемо для меня из-за моего происхождения, моих концепций и моих прошлых обязательств, и теперь я счастлив, избавившись от этих душевных мук». {11}

В то же время известно, что А. Гитлер понимал всю опасность войны на два фронта и искал союза с Западом. О дипломатических играх того периода написано достаточно много, но еще больше скрыто в секретных архивах и едва ли в скором времени станет достоянием общественности. Тайны дипломатических интриг правительств, как правило, не имеют сроков давности. Но исторические факты налицо. Одним из них является факт окружения немцами английских экспедиционных войск и французских армий в район Дюнкерка в мае 1940 года. Тогда А. Гитлер, искавший союз с Англией, фактически помиловал ее войска, остановил приказом свои танковые армады и позволил противнику эвакуироваться морем. Но У. Черчилль не принял этого предложения. Англии и США, международному капиталу нужна была большая война в Европе. Поэтому 4 июня 1940 года, когда фактически все англичане были благополучно эвакуированы с континента, премьер прибыл в палату общин и произнес свою знаменитую речь:

«Даже если огромные части Европы и многие старые и знаменитые государства падут или попадут в лапы гестапо и всего одиозного аппарата нацистского правления, мы не расслабимся и не дрогнем. Мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться со всенарастающей уверенностью и усиливающейся мощью в воздухе, мы будем защищать наш остров, чего бы это нам ни стоило; мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в местах десантирования, мы будем сражаться в полях и на улицах; мы будем сражаться в горах; мы никогда не сдадимся… наша империя за морями, вооруженная и охраняемая британским флотом, будет сражаться до тех пор, пока по воле божьей Новый Свет (США. – Авт .) со всей мощью и могуществом не выступит на спасение и освобождения Старого Света (Англии. – Авт .).

Комментарии по поводу политического союза Великобритании и США излишни. В то же время на Западе хорошо знали о восточных планах А. Гитлера. Еще в своей книге «Майн кампф» он писал: «Итак, ныне мы, национал-социалисты, возвращаемся к тому, что было шесть столетий назад. Мы прекращаем бесконечное германское движение на юг и запад Европы и обращаем наши взоры в сторону земель на Востоке… Когда мы говорим сегодня о приобретении новых земель и нового пространства в Европе, то в первую очередь думаем о России и о подчиненных ей окраинных государствах. Кажется, будто сама судьба указывает нам дорогу туда… Эта колоссальная империя на Востоке созрела для ее ликвидации, и конец еврейского господства в России станет концом России как государства».

Оставалось только дождаться начала этой войны, позволить Германии и СССР обескровить себя в кровопролитных сражениях и пожать таким образом политические и экономические плоды при минимальной затрате сил и средств.

Итак, напрашивается вывод, что война между СССР и Германией 1941–1945 годов была подготовлена и спровоцирована третьими силами, во главе которых стоял международный капитализм, корни которого произрастали из США и Великобритании, а ветви находились в различных других странах мира. Война велась с целью передела мира, доступа к источникам сырья и рынкам сбыта.

Но Западу нужна была не скоротечная война в Европе, а длительная война на изнурение. Сокрушительные летние поражения Красной Армии 1941 года не на шутку испугали политиков в Лондоне и Вашингтоне. Возникло опасение, что либо Германия достигнет целей войны, либо советское правительство пойдет на переговоры с Берлином. Это грозило появлением на карте Европы новой сверхмогучей империи, которая сможет диктовать свои условия всему миру. Такое развитие событий международным капиталом не планировалось и не допускалось. Поэтому сразу же появилась идея материальной помощи Советскому Союзу, которая выразилась в форме ленд-лиза и обещания открыть второй фронт в Европе.

Безусловно, материальная помощь в то время была важна для Советского Союза, который был вынужден перестраивать свою экономику и временно сократить производство.

Техника и вооружение также поступали в действующую армию по ленд-лизу от союзников по антигитлеровской коалиции – США, Великобритании и Канады. Всего за время войны, начиная с ноября 1941 года, от них было получено 151,7 тыс. единиц стрелкового оружия, 9,4 тыс. орудий и минометов, 11,9 тыс. штук танков и САУ, 5 тыс. штук бронетранспортеров, 18,3 тыс. штук самолетов, 520 штук кораблей. Доля ленд-лиза в общем количестве техники и вооружения составляла: стрелкового оружия – 0,8 %, орудий и минометов – 1,8 %, танков и САУ – около 12,1 %, самолетов – около 15 %, автомобилей – 32,8 %. Для СССР это была существенная помощь.

Но надо понимать истинные цели этих поставок и помнить, что основная помощь СССР начала поступать только в 1943 и 1944 годах, когда Красная Армия уже продемонстрировала свою способность сопротивляться противнику, за полученные от союзников средства Советский Союз должен был расплачиваться золотом далеко не по самым низким ценам, поставка в СССР большого количества техники, вооружения и продовольствия позволяла западным странам избавиться от устаревших образцов и просроченных запасов, а главное – развить собственное производство на основе новейших технологий.

Но все это только рассуждения автора, которые имеют только косвенные подтверждения, но не доказаны и уже, видимо, никогда не будут доказаны учеными-историками. Зато хорошо известно другое – фашизм повержен странами антигитлеровской коалиции, ведущее место в которой занимали Советский Союз, Великобритания и США. И хотя о вкладе каждой из этих стран в достижение Победы все еще ведутся споры, но их совместная роль в этом великом деле неоспорима, так же как и неоспоримым является вопрос – мог ли Гитлер победить в Великой Отечественной, а точнее – во Второй мировой войне.

Вывод напрашивается один: и А. Гитлер, и И.В. Сталин стали своего рода марионетками в руках более опытных игроков и роли их были написаны заранее. В самой войне преследовались не только цели вооруженной борьбы, а политические и главным образом экономические цели. Пространство Европы должно было ослабиться до такой степени, чтобы стать свободной ареной для господства английского и американского капитала, который уже к концу 1945 года практически заполнил это пространство. Советскому Союзу же были отданы предельно разоренные войной территории, которые он вынужден был восстанавливать в ущерб собственному народу. В результате СССР оказался в большой экономической ловушке, из которой Российская Федерация не может выбраться и поныне.


Владислав Савин тотальная война в 1941-М – единственный шанс Германии

В качестве одного из объяснений поражений Красной Армии летом 1941 года обычно приводится превосходство экономических возможностей Германии. Например, в мемуарах Г.К. Жукова находим:

«Накануне войны Германия выплавляла вместе с оккупированными странами стали 31,8 миллиона тонн, сама добывала угля 257,4 миллиона тонн, а вместе с сателлитами – 439 миллионов тонн. Советский Союз, соответственно, стали – 18,3 миллиона тонн, угля – 165,9 миллиона тонн» [55] .

Начало войны не улучшило соотношения экономических возможностей СССР и Германии. Быстрое продвижение немецких войск привело к потере огромных материальных запасов, сосредоточенных в приграничной полосе, немцами было захвачено большое количество промышленного оборудования, которое попросту не успевали эвакуировать в условиях недостатка времени и неразберихи первых дней сражений (например, Минск был захвачен уже 28 июня – на седьмой день войны).

В последующем эвакуация запасов и оборудования проходила более организованно, однако далеко не все материальные ценности можно было вывезти на восток. Остались на оккупированной территории Криворожский железорудный бассейн, угольные шахты Донбасса, при отходе оставлялись врагу или взрывались доменные и мартеновские печи, коксовые батареи, плотины гидроэлектростанций. В результате к концу 1941 года добыча угля и выплавка стали в СССР резко упали по сравнению с довоенными показателями.

Кроме того, эвакуируемые промышленные предприятия вынуждены были на время перебазирования (обычно один-два месяца) сокращать или полностью прекращать производство.

Тем не менее производство вооружений в СССР во второй половине 1941 года превзошло производство вооружений Германии [56] :

Как же такое могло быть? Одним из объяснений могут служить изданные под впечатлением первых побед Вермахта на Востоке директивы Гитлера от 14 июля 1941 года, в которых, в частности, говорилось:

«Сухопутные силы. Немедленно осуществить сокращение производства вооружения и оснащения, а также производства новых партий оружия, боеприпасов и боевой техники в соответствии с предстоящим сокращением численности сухопутных сил» [57] .

Однако уже очень скоро настроение немецкого военного руководства резко меняется. Начальник немецкого Генерального штаба Сухопутных войск Ф. Гальдер 11 августа записал в своем дневнике:

«Общая обстановка все очевиднее и яснее показывает, что колосс-Россия, который сознательно готовился к войне, несмотря на все затруднения, свойственные странам с тоталитарным режимом, был нами недооценен. Это утверждение можно распространить на все хозяйственные и организационные стороны, на средства сообщения и в особенности на чисто военные возможности русских» [58] .

12 августа командующий немецкой группой армий «Центр» фон Бок констатировал:

«Противник, несмотря на огромные потери в людях и технике, ежедневно атакует меня в нескольких пунктах, так что говорить о перегруппировании или каком-либо маневре войсками по фронту пока не приходится. Если русская оборона не рухнет в ближайшее время в каком-нибудь месте, поставленная перед нами цель по уничтожению главных сил русской армии в зоне ответственности группы армий «Центр» до зимы вряд ли будет достигнута» [59] .

Поэтому перестройка немецкого военного производства фактически так и не произошла, а в январе 1942 года были внесены существенные коррективы в планы производства вооружений.

Между тем объяснить такое разительное несоответствие между экономическими возможностями Германии и ее военным производством довольно просто – экономика Германии не была полностью переведена на военные рельсы, в стране сохранялось значительное производство товаров для гражданских нужд. Это обосновывалось идеологически – считалось, что немецкий народ не должен испытывать тягот и лишений, связанных с войной.

Еще одной причиной побед Вермахта в приграничном сражении называется его преимущество в моторизации. Вот как об этом пишет Алексей Исаев:

«К моменту нападения на СССР в Вермахте было полмиллиона автомашин и полугусеничных тягачей. В 1941 году в Германии было произведено 333 тыс. автомашин, в оккупированных странах – 268 тыс., сателлиты Третьего рейха произвели еще 75 тыс. автомашин. А мы все танки высчитываем, их вес вымеряем. Вторая мировая война была войной моторов и маневра. Автотранспорт являлся не менее важным компонентом армии, чем танки» [60] .

Однако немецкое военное руководство оценивало положение с автотранспортом в Вермахте далеко не радужно. Приведу подборку цитат из дневника Ф. Гальдера:

29 сентября 1940 г.: «Положение с новыми формированиями. Автомашин недостаточно для удовлетворения даже самых необходимых потребностей РГК. Нам придется экономить автомашины, уменьшая подвижность дивизий 13-й и 14-й линий. Мы будем также вынуждены значительно ослабить противотанковую оборону оккупационных войск, остающихся на Западе» [61] .

3 апреля 1941 г.: «Положение с автомашинами вынуждает переоснащать ряд подвижных соединений французской матчастью. Решено провести это в отношении 20-й танковой, а также 14, 18, 25 и 36-й моторизованных дивизий. Чтобы избежать переоснащения еще одной моторизованной дивизии, оставшиеся пехотные дивизии подготовить лишь к 20.5» [62] .

21 мая 1941 г.: «Изменения в графике маршевых передвижений войск по плану «Барбаросса», вызванные задержкой поставок автомашин для вновь формируемых подвижных соединений» [63] .

31 мая 1941 г.: «Положение с автотранспортом в частях разведывательной авиации очень тяжелое» [64] .

Несоответствие между производством автотранспорта и его наличием в Вермахте объясняется также легко – автомашины использовались гражданским сектором, и изъять его оттуда без проведения тотальной мобилизации не представлялось возможным.

В Красной Армии после проведения мобилизации также должно было быть порядка пятисот тысяч автомобилей, причем в подавляющем большинстве это были грузовые машины – полуторатонные ГАЗ и трехтонные ЗИС. Парк автомашин Вермахта отличался пестротой и разнообразием: помимо немецких машин здесь были трофейные французские, чешские и т. д., причем почти половину парка составляли легковые автомобили.

А вот в гусеничной тяге после проведения мобилизации у Красной Армии должно было быть подавляющее превосходство. Против порядка 15 тысяч полугусеничных тягачей Вермахта в Красной Армии должно было быть около 90 тысяч тягачей и тракторов, большинство которых были обычными тихоходными сельскохозяйственными тракторами. В Вермахте использовать сельскохозяйственные трактора в качестве средства тяги никому до поры до времени в голову не приходило.

Поэтому так же, как преимущество Германии в выплавке стали не приводило к ее преимуществу в производстве танков, преимущество Германии в общем количестве автомашин не приводило к преимуществу Вермахта перед РККА в моторизации – в СССР, в отличие от Германии, в гражданском секторе к концу 1941 года осталось лишь несколько десятков тысяч автомобилей, практически весь автотранспорт был передан в Красную Армию.

Помимо автомобилей, у Германии были и значительные резервы вооружений. Например, в ходе кампании на Западе Германией было захвачено около 2 тысяч вполне современных французских танков B1bis, S-35, R-35 (и модификации R-39, R-40), H35 (и модификации H38, H39), большое количество танкеток и бронеавтомобилей. Однако захваченная бронетехника использовалась весьма ограниченно – некоторое количество танков применялось в качестве огнеметных, другая часть бронетехники использовалась как база для орудий ПТО или как тягачи. Большинство же французских танков использовались как учебные или попросту ржавели на складах.

Ставка на блицкриг и сохранявшееся значительное производство гражданских товаров сыграли с Германией злую шутку. Казалось бы, к концу октября 1941 года немцы добились впечатляющих успехов. В результате четырех последовательных операций на окружение (Киев, Брянск, Вязьма, Мелитополь), проведенных Вермахтом в конце сентября – начале октября, советский фронт на протяжении от Азовского моря до Калинина рухнул. В плен попало, по самым минимальным оценкам, более 800 тысяч человек, немцами было захвачено огромное количество советского вооружения и техники. Стабилизировать фронт удалось с огромным трудом с помощью военных училищ, только закончивших формирование танковых бригад и артиллерийских полков, а в последующем и с помощью переброшенных из Закавказья, из-под Ленинграда и из Сибири дивизий.

Однако воспользоваться результатами этих успехов Германии было не суждено. В решающий момент оказалось, что Вермахту постоянно чего-то не хватает – то прибывших в нужное время и в нужное место пополнений, то гусеничной техники, способной протащить войска через осеннюю грязь, то теплого обмундирования, то горючего, то смазки, не замерзающей на морозе, то паровозов, котлы которых не лопаются при –30°, то танков, гусеницы которых не вмерзали бы намертво в лед. И нельзя сказать, что это были какие-то неразрешимые проблемы, – просто руководство Германии после первых побед уже раздумывало над тем, куда дальше обратить свои взоры – на Иран, Англию или еще куда-нибудь, а думать над тем, как вести войну зимой 1941/42 года, оказалось некому.


Что же произошло под Москвой в декабре 1941-го

Огромные потери, понесенные Красной Армией в конце сентября – начале октября, не удалось восполнить даже к началу декабря 1941 года. К началу контрнаступления под Москвой сложилось следующее соотношение сил РККА и Вермахта:

В мемуарах Г.К. Жукова о соотношении сил к началу декабрьского контрнаступления Красной Армии под Москвой сказано следующее:

«Несмотря на передачу нам трех армий, Западный фронт не имел численного превосходства над противником (кроме авиации). В танках и артиллерии превосходство было на стороне врага. Это обстоятельство явилось главной особенностью контрнаступления наших войск под Москвой» [65] .

Однако сами немцы не замечали превосходства РККА в воздухе. Так, генерал Гюнтер Блюментрит писал о действиях советской авиации в битве под Москвой:

«До сих пор мы еще мало видели русских самолетов, хотя в то время линия фронта проходила всего в нескольких минутах полета от московских аэродромов» [66] .

За счет чего же советским войскам, значительная часть которых представляла собой вновь сформированные плохо обученные дивизии, другая часть – переброшенные с Дальнего Востока и из-под Ленинграда, не имеющие боевого опыта соединения, удавалось наступать против имевших превосходство в силах, получивших теперь уже реальный полугодовой опыт ведения войны немецких войск?

Объяснения этой «главной особенности» советского контрнаступления ни у Г.К. Жукова, ни в работах советских историков мы не найдем.

Дадим слово немецкой стороне. 7 декабря в дневниках начальника немецкого Генерального штаба Ф. Гальдера и командующего группой армий «Центр» фон Бока появляются первые тревожные записи. Фон Бок пишет:

«Трудный день. … К нынешнему серьезному кризису привели три обстоятельства:

1. Осенняя грязь.

Передвижения частей и подвоз припасов были фактически парализованы жидкой грязью, затопившей дороги.

В результате воспользоваться плодами победы под Вязьмой нам не удалось.

2. Провал с железными дорогами. Неадекватное обслуживание, нехватка вагонов, локомотивов и квалифицированного технического персонала. Неспособность локомотивов, оборудования и наскоро отремонтированных станционных сооружений функционировать в условиях русской зимы.

3. Недооценка способности противника к сопротивлению, а также его резервов в плане личного состава и материальной части» [67] .

То есть, говоря кратко, причины кризиса в провале снабжения и в настойчивых попытках наступать против уже пришедшей в себя Красной Армии.

Критическое положение на фронте обострило у фон Бока тяжелую болезнь желудка, и он оставил командование группой армий «Центр». Уже после отставки, в резюмирующей записи от 25 декабря, фон Бок запишет:

«Положение на фронте группы армий продолжает оставаться серьезным; наиболее болезненной является проблема с железнодорожным транспортом» [68] .

В послевоенных исторических работах и мемуарах можно найти подтверждение этим тезисам. Так, генерал Гюнтер Блюментрит после войны напишет:

«Со снабжением войск дело обстояло неважно. К нашему району боевых действий подходило всего несколько железных дорог, да и их часто перерезали партизаны. В паровых котлах паровозов, не приспособленных к условиям русского климата, замерзала вода. Каждый паровоз мог тащить только половину обычного количества вагонов. Многие из них, покрытые снегом и льдом, целыми днями простаивали в тупиках железнодорожных станций. Наша огромная потребность в артиллерийских снарядах удовлетворялась с трудом. В то же время, чтобы подбодрить солдат, из Франции и Германии доставлялись на Восточный фронт целые поезда с красным вином. Вы, конечно, представляете себе, какое отвратительное чувство возникало у солдат и офицеров, когда вместо снарядов, без которых войска буквально задыхались, им привозили вино. …

Суровый климат оказывал воздействие и на оружие. Смазка на оружии загустевала так, что часто невозможно было открыть затвор, а глицерина или специальных масел, которые можно было бы использовать в условиях низких температур, у нас не было.

Русские находились в лучших условиях. Самое главное, что сильный холод не был для них новинкой – они привыкли к нему. Кроме того, сразу же позади них находилась Москва. Следовательно, линии снабжения были короткими. Личный состав большинства русских частей был обеспечен меховыми полушубками, телогрейками, валенками и меховыми шапками-ушанками. У русских были перчатки, рукавицы и теплое нижнее белье. По железным дорогам у русских курсировали паровозы, сконструированные с учетом эксплуатации их в Сибири, при низких температурах. Русские грузовые автомобили и танки, как и наши, были неудобны, но не до такой степени. Они были лучше наших приспособлены к русским условиям» [69] .

То, что в Германии производилось больше, чем в СССР, качественных дорогих костюмов из чистой шерсти, хлопковых рубашек, галстуков, лакированных туфель, не очень помогало немецким солдатам, мерзнущим под Москвой, а вот преимущество СССР в производстве ватных телогреек и валенок хорошо ощущалось солдатами Красной Армии.

В классической работе Мюллер-Гиллебрандта находим:

«Выход из строя колесных автомашин из-за тяжелых дорожных условий и незнания водителями театра войны был значительным. В середине ноября 1941 г. возникла необходимость экономного расходования автотранспорта путем заблаговременного проведения ряда организационных мероприятий, например замена автомашин лошадьми, поскольку из общего числа 500 тыс. колесных автомашин, находившихся в составе сухопутных сил на Востоке, до конца года вышло из строя 106 тыс. При этом было потеряно только мотоциклов 38 500. О восполнении парка автомашин за счет текущего производства нельзя было и думать.

Не представлялось возможным также восполнить большие потери и в лошадях. Неизбежным стало ощутимое снижение маневроспособности войск и уменьшение транспортных возможностей служб снабжения и подвоза» [70] .

«Из-за недостатка обмундирования и специальной зимней одежды появились случаи обморожения. Оружие, автомашины и боевая техника отказывались служить на холоде, что влекло за собой чувствительные людские и материальные потери. Эти трудности еще больше увеличивались, так как пропускная способность железных дорог, соединяющих фронт с родиной, по которым доставлялось все снабжение, в течение зимы катастрофически упала. Причинами такого положения была суровая зима, к которой не были приспособлены немецкие паровозы и прочая немецкая техника, разрушения паровозных депо, водокачек и т. п., а также начавшаяся, пока еще в ограниченных масштабах, деятельность партизан» [71] .

Опять же, превосходство Германии в производстве губной помады и лака для паркета не очень помогало повысить темп стрельбы немецкого оружия, а вот превосходство СССР в производстве зимней смазки ощутимо сказывалось на боевых действиях в декабре 1941 года.

Нехватка боеприпасов и поломки оружия приводили к потере боеспособности немецких соединений. 11 декабря фон Бок запишет в дневнике:

«Прорывом на фронте 2-й армии мы обязаны не столько ударной мощи русских, сколько полной потере боеспособности наших войск. Считалось, что 45-я дивизия предпримет контратаку, но она не смогла этого сделать из-за нехватки амуниции и огромных потерь в личном составе. Боеспособность 134-й дивизии также упала до критического уровня» [72] .

Сложности усугублялись неспособностью отдельных немецких командующих перестроиться в соответствии с изменившимися обстоятельствами. Особенно в этом плане отличился Гудериан. 12 декабря Гальдер запишет в своем дневнике:

«11.30 – Разговор с фельдмаршалом фон Боком:

1. В обстановке наступила особо критическая стадия.

2. 134-я и 45-я пехотные дивизии вообще более не боеспособны. Снабжение отсутствует. Командование войск на участке фронта между Тулой и Курском потерпело полное банкротство» [73] .

Остается добавить, что имелось в виду командование 2-й танковой армии и 2-й армии группы армий «Центр» (Гудериан и Вейхс).

В ночь на 15 декабря застрелился командир 134-й пехотной дивизии генерал фон Кохенгаузен. Впоследствии бывший командир одного из полков 134-й дивизии Вильгельм Кунце вспоминал:

«Обрывистая, глубоко прорезанная долина р. Любовша стала роковой для многочисленных автомашин и повозок дивизии. Голодные и истощенные лошади просто не могли больше вытянуть орудия и остальную технику, которые были оставлены. Материальные потери были очень тяжелые: дивизия потеряла почти все машины, противотанковые орудия и аппаратуру связи» [74] .

В течение 15 декабря окруженные части 134-й и 45-й немецких пехотных дивизий были раздроблены на несколько частей, а 16 декабря уничтожены.

25 декабря битва под Москвой для Гудериана закончилась. В этот день «Гудериан, не считая нужным посоветоваться с командованием группы армий, также отходит на рубеж Оки и Зуши. В связи с этим командование группы армий потребовало сейчас же сменить Гудериана, что фюрер немедленно выполнил» [75] .

Этого отступления Гудериану не забыли. 31 марта 1945 года Геббельс запишет в своем дневнике:

«Положение на Востоке, разумеется, доставляет фюреру много забот. Он считает, что оно в значительной мере испорчено Гудерианом, который не обладает характером, необходимым для консолидации всех сил, и быстро теряет самообладание. Это он показал в качестве командующего войсками и на Западе, и на Востоке. На Востоке Гудериан в критическую зиму 1941/42 г. самовольно начал отступление и тем самым расшатал весь фронт» [76] .

Но в итоге немецкому командованию (в первую очередь новому командующему группой армий «Центр» фон Клюге) удалось взять ситуацию под контроль. Немецкие войска отходили организованно, им удалось избежать масштабных окружений.

Однако даже поражение под Москвой не мобилизовало Германию на ведение тотальной войны. Только после катастрофы под Сталинградом немецкое руководство наконец осознало, что для дальнейшего ведения войны необходимы действительно неординарные меры. Список необходимых мероприятий для перехода к тотальной войне был утвержден Гитлером в секретном приказе от 12 января 1943 года. В приказе подчеркивалось, что «тотальная война ставит задачи, выполнение которых имеет решающее значение для исхода войны».

Иозеф Геббельс в речи о тотальной войне 16 февраля 1943 года как бы оправдывался перед немецким народом:

«Я спрашиваю вас: полны ли вы и немецкий народ решимости, если фюрер приказывает это, ежедневно работать по десять, двенадцать, а если и нужно, то и четырнадцать часов и отдать для победы свои последние силы?

Я спрашиваю вас: хотите ли вы тотальной войны? Хотите ли вы вести ее, даже если надо вести ее еще тотальнее и радикальнее, чем мы сегодня вообще можем себе представить?

Я спрашиваю вас, в-восьмых: хотите ли вы, особенно женщины, чтобы правительство позаботилось о том, чтобы женщина смогла отдать для ведения войны все свои силы и всюду, где только можно, заменила мужчин, которые нужны фронту, тем самым высвободив мужчин для него?» [77] .

Разумеется, призрак надвигающейся катастрофы заставлял собравшихся в Спортпласте отвечать громогласным «да» на каждый из вопросов. Однако вспомним, что в СССР по десять, двенадцать, а то и четырнадцать часов в сутки работали уже в 1941 году, в том числе и женщины, и подростки…

Переход Германии к тотальной войне состоял в том числе в закрытии театров, кабаре, варьете, цирков, музыкальных и художественных учебных заведений, издательств. Количество кинотеатров уменьшилось с 2200 до 630. Кафе, пивные, рестораны сократили часы работы. Уменьшался управленческий аппарат и количество прислуги. В медицинские и штабные учреждения, войска связи стали широко привлекать женщин.

А теперь вспомним, сколько в СССР было кабаре, варьете и прочих развлекательных заведений уже в 1941 году? И как в СССР работали и воевали женщины и подростки?

Очевидно, что СССР перешел к тотальной войне уже с 22 июня 1941 года, а готов был к тотальной войне еще до ее начала.

Переход Германии к тотальной войне проходил не быстро и продолжался примерно год – до начала 1944 года. С начала 1942-го до середины 1944 года военное производство Германии выросло более чем в три раза. В первой половине 1944 года Германия в производстве вооружений догнала, а по ряду позиций и перегнала СССР. Численность Вермахта увеличилась и достигла максимального значения за всю войну. Но было уже поздно – высадка союзников в Нормандии и катастрофа группы армий «Центр» в операции «Багратион» поставили крест на попытках немецкого командования переломить ситуацию в свою пользу.

При каких же условиях был возможен переход Германии к тотальной войне? Генерал-полковник, начальник штаба Оперативного руководства Вермахта Альфред Йодль в докладе о положении Германии к началу пятого года войны на секретном совещании 7 ноября 1943 года отмечал:

«Решающую ясность вносит то, что наступательным продвижением в темень русского пространства мы определили не только возможности людских резервов противника, но и техническое состояние его вооружения. Это вынудило нас к проведению тотальной войны и к таким техническим контрдействиям, на которые мы по собственной инициативе едва ли были бы способны . Можно лишь с некоторым содроганием думать о том, что произошло бы, если бы мы выжидательно стояли перед лицом этой опасности и рано или поздно были бы сметены ею» [78] .

Главное я выделил жирным шрифтом.

Теперь выводы.

Если бы Германия уже летом 1941 г., перешла к тотальной войне, то при прочих равных условиях советское контрнаступление под Москвой было бы невозможно и, скорее всего, СССР потерпел бы поражение в войне. Но перейти к тотальной войне без серьезных внешних потрясений Германия была не способна.

Примечания

1

Schwerpunkt – центр тяжести, участок (направление) главного удара; главное направление; ударная группа. – Военный немецко-русский словарь. М.: ОГИЗ, 1945.

2

Проэктор Д.М. Агрессия и катастрофа. Высшее военное руководство фашистской Германии во Второй мировой войне 1939–1945. – М.: Наука, 1972. С. 252 со ссылкой на W. Warlimont Im Hauptquartier der deutschen Wehrmacht 1939–1945. Frankfurt a/M., 1962, S.152.

3

1941 г. Документы. С.452.

4

Я для простоты буду называть корпуса «танковыми» (PzK), несмотря на то что формально они были «армейскими моторизованными корпусами» (AK(mot.). Обозначение «танковые» достаточно часто встречается в немецких документах уже в июне 1941 г.

5

Вероятно, неудачный перевод, скорее всего, имеется в виду «группа армий». (Прим. автора).

6

Генералы и офицеры Вермахта рассказывают… Документы из следственных дел немецких военнопленных. 1944–1951. – М.: МФД, 2009. С.63.

7

Пулеметные батальоны.

8

В реальном 1941 г. 3-я танковая группа подошла к переправам через Березину только вечером 2 июля. В том случае, если танковая группа не будет ввязываться в бой за Минск, она сможет выйти к Лепелю на несколько дней раньше.

9

В реальном июле 1941 г. 7-й мехкорпус был брошен в контрнаступление против атакующего Витебск противника. Нет никаких сомнений, что в случае более быстрого прорыва германских танковых соединений он будет использован в том же духе.

10

В реальном 1941 г. 6-я и 12-я армии были окружены под Уманью 3 августа 1941 г.

11

Вот написал и сам задумался… Но ведь и правда – на родину! Гитлеры приходят и уходят, а остается своя земля. Своя просто по факту рождения на ней.

12

Я назвал острова и горы, которые, по моему мнению, соответствуют понятию «задворки Дальнего Востока». Китайцы могут не согласиться со мной в оценке именно этих пунктов.

13

Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. – М., 2000.

14

Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба сухопутных войск. Том III. – М., 1971.

15

Хантер Х. Если бы не коллективизация… Грани. № 136. – Франкфурт-на-Майне, 1985. С. 259.

16

Гордон Л. А., Клопов Э. В. «Что это было?» (Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30–40-е годы). – М.,1989.

17

Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. – М., 1989.

18

Сталин И.В. Вопросы ленинизма. 11-е издание. – Ленинград, 1952. С. 651.

19

Постановление ГД РФ от 2 апреля 2008 № 262–5 ГД «О заявлении Государственной Думы Российской Федерации «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР».

20

Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. – М., 1996.

21

Козыбаев М.К., Абылхожин Ж.Б., Алдажуманов К.С. Коллективизация в Казахстане: трагедия крестьянства. – Алматы, 1992.

22

Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. – М., 1996.

23

Казанцев А. Третья сила. – Франкфурт-на-Майне, 1974.

24

Терновский Ю., Бездетный Т. Лагерь надежд и раздумий.

25

Симонов К.М. Разные дни войны. Дневник писателя. 1942–1945 годы. – М., 1981.

26

Романько О.В. Коричневые тени в Полесье. Белоруссия 1941–1945. – М., 2008. С.185.

27

Веревкин С. Вторая мировая война: вырванные страницы. – М., 2006.

28

Феликс Дунаев, участник Великой Отечественной войны, почетный сотрудник госбезопасности. О преступлениях коллаборационистов. Сайт Администрации Брянской области.

29

Военно-исторический журнал. 1993. №. 5. С. 31–34.

30

Геббельс Й. Последние записи. – Смоленск, 1993. С. 57.

31

Военно-исторический журнал. 1993. № 2. С. 9, 12.

32

Голос Крыма. 1944. № 27. Послесловие редакции.

33

Плющов Б. Генерал Мальцев. – Сан-Франциско, 1982.

34

Само это действие показывало, что советская власть продолжает дело Троцкого и сводит счеты с целым народом по всем правилам Гражданской войны.

35

Цурганов Ю.С. Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во Второй мировой войне. – М., 2001. С. 97.

36

Семенов Г.М. О себе (воспоминания мысли и выводы). – М.: АСТ, 1999. С. 289.

37

Цурганов Ю.С. Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во Второй мировой войне. – М., 2001. С. 61.

38

Некрич А. Наказанные народы. – Нью-Йорк: «Хроника», 1978. С. 35.

39

Некрич А. Наказанные народы. – Нью-Йорк: «Хроника», 1978. C. 35–36.

40

Вергасов И.А. Крымские тетради. – М.: Советская Россия, 1971. C. 260–264.

41

Некрич А. Наказанные народы. – Нью-Йорк: «Хроника», 1978. С. 36.

42

Паустовский К.Г. Собрание сочинений в шести томах. Т.5. – М: Худлит, 1968. C. 566.

43

Очерки истории Чечено-Ингушской АССР, 1917–1970. Том 3. – Грозный, 1972. С. 175.

44

Филькин В.И. Чечено-ингушская партийная организация в годы Великой Отечественной войны. – Грозный: Чечено-ингушское книжное изд-во, 1960. С.18.

45

Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI–XIX веках. М., 1958.

46

Приставкин А. Ночевала тучка золотая… – Л., 1987.

47

Некрич А. Наказанные народы. – Нью-Йорк: «Хроника», 1978. С. 64.

48

Там же.

49

Некрич А. Наказанные народы. – Нью-Йорк: «Хроника», 1978. С. 67.

50

Некрич А. Наказанные народы. – Нью-Йорк: «Хроника», 1978. С. 69.

51

Сталин И.В. Собрание сочинений в тринадцати томах. Т. 5. – М., 1949. С. 272.

52

Семиряга М.И. Тайны сталинской дипломатии 1941–1945. – М., 1992. С. 129.

53

Военно-исторический журнал. 1994. № 9.

54

История России. ХХ век. 1939–2007. – М., 2009.

55

Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 2 т. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. Т. 2. С. 236.

56

Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. – М.: Вече, 2000. С. 605.

57

Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945 гг. – М.: Изографус, Эксмо, 2003. С. 308.

58

Гальдер Ф. Военный дневник, 1941–1942. – М.: АСТ, 2003. С. 306.

59

Бок Ф. фон. «Я стоял у ворот Москвы»: Дневник командующего группой армий «Центр» / Федор фон Бок; пер. с нем. А. Кашина. – М.: Яуза, Эксмо, 2009. С. 125.

60

Исаев А. Антисуворов. – М.: Яуза, Эксмо, 2006. С. 164.

61

Гальдер Ф. Военный дневник, 1940–1941. – М.: АСТ, СПб.: Terra Fantastica, 2003. С. 185.

62

Там же. С. 533.

63

Там же. С. 660.

64

Там же. С. 680.

65

Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 2 т. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. Т. 2. С. 39.

66

Роковые решения Вермахта. – Смоленск: Русич, 2001. С. 109.

67

Бок Ф. фон. «Я стоял у ворот Москвы»: Дневник командующего группой армий «Центр» / Федор фон Бок; пер. с нем. А. Кашина – М.: Яуза, Эксмо, 2009. С. 273.

68

Там же. С. 298.

69

Роковые решения Вермахта. – Смоленск: Русич, 2001. С. 107.

70

Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945 гг. – М.: Изографус, Эксмо, 2003. С. 286.

71

Там же. С. 293.

72

Бок Ф. фон. «Я стоял у ворот Москвы»: Дневник командующего группой армий «Центр» / Федор фон Бок; пер. с нем. А. Кашина – М.: Яуза, Эксмо, 2009. С. 282.

73

Гальдер Ф. Военный дневник, 1941–1942. – М.: АСТ, 2003. С. 584.

74

Исаев А. Краткий курс истории ВОВ. Наступление маршала Шапошникова. – М.: Яуза, Эксмо, 2005. С. 53.

75

Гальдер Ф. Военный дневник, 1941–1942. – М.: АСТ, 2003. С. 629.

76

Откровения и признания. Нацистская верхушка о войне Третьего рейха против СССР. Секретные речи. Дневники. Воспоминания./Пер. с нем. и сост. Г.Я. Рудой. – Смоленск: Русич, 2000. с. 525.

77

Откровения и признания. Нацистская верхушка о войне Третьего рейха против СССР. Секретные речи. Дневники. Воспоминания./Пер. с нем. и сост. Г.Я. Рудой. – Смоленск: Русич, 2000. С. 427.

78

Откровения и признания. Нацистская верхушка о войне Третьего рейха против СССР. Секретные речи. Дневники. Воспоминания./Пер. с нем. и сост. Г.Я. Рудой. – Смоленск: Русич, 2000. С. 424.

Комментарии

1

Россия и СССР в войнах ХХ века. – М., 2001. – С. 220–221, 468.

2

Архив оргуправления ГОМУ Генерального штаба. Оп. 2314, Т. 2.

3

50 лет Вооруженных Сил СССР. – С. 270.

4

Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Кн. 1. – С. 148.

5

Рассчитано на основании: Россия и СССР в войнах ХХ века. – С. 267–268.

6

Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Кн. 2. – С. 14, 120.

7

Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Ч. 2. – С. 120, 195; Россия и СССР в войнах ХХ века. – С. 275.

8

Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Ч. 2. – С. 280; Россия и СССР в войнах ХХ века. – С. 278.

9

Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Ч. 2. – С. 343; Россия и СССР в войнах ХХ века. – С. 279.

10

История партизанского движения в Российской Федерации в годы Великой Отечественной войны 1941–1945. —М., 2001. – С. 19, 60.

11

Ширрер У. Взлет и падение Третьего рейха. Т. 2. – М., 1991. – С. 239–240.


Оглавление

  • Алексей Исаев В поисках утраченного «шверпункта» [1]
  • «Шверпункт»
  • Перманентная мобилизация
  • Новый план: дьявол в мелочах
  • Катастрофа, которая могла случиться
  • C Виктором Суворовым беседует Дмитрий Хмельницкий Мог ли Гитлер выиграть войну?
  • Михаил Барятинский
  • Владимир Бешанов Гитлер-победитель. Мог ли фюрер выиграть войну? Упущенный шанс Гитлера: операция «Блау»
  • Сергей Кремлёв
  • Андрей Буровский Мог ли Гитлер победить?
  • О планах Гитлера
  • Второй симптом повернутости Гитлера
  • С кем воевал Гитлер?
  • Безумный план, обреченный на успех
  • Лом, против которого нет приема
  • Невероятная удача
  • Провал «молниеносной войны»
  • О ресурсах
  • Мобилизационные ресурсы
  • Откуда шло пополнение
  • Почему русские сначала бежали и сдавались?
  • Почему русские перестали бежать и сдаваться?
  • Хильфсвиллиге
  • Дружина Гиль-Родионова
  • РННА
  • РНА
  • РОНА
  • Идея комбрига Бессонова
  • Русская Освободительная Армия (РОА)
  • «Спаситель Москвы»
  • Русский националист
  • Власов и Паулюс
  • Русская Освободительная Армия (РОА)
  • Гражданская война народов СССР
  • Остгруппен
  • Казаки
  • Крымские татары
  • Кавказ
  • Чечня
  • Калмыкия
  • Позиция вермахта и партийной верхушки рейха
  • Оттяжка поражения, а не выигрыш
  • Что было нужно Гитлеру, чтобы стать сильнее?
  • Что надо было для победы в СССР?
  • Хроника виртуальной Гражданской
  • Перспектива Гражданской войны 1941–1943
  • Перспектива сепаратного мира
  • Что могло быть?
  • Ближняя перспектива
  • Дальние перспективы
  • Самая хорошая модель
  • Вторая хорошая модель
  • Плохая модель виртуальности
  • Совсем плохая модель
  • К вопросу о нравственности
  • Александр Больных «Festung Moskau»
  • Валентин Рунов
  • Владислав Савин тотальная война в 1941-М – единственный шанс Германии
  • Что же произошло под Москвой в декабре 1941-го
  • Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

    Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно